Властители Земли

25 [137] 1884

Я пишу для еще не существующего человеческого вида: для «властителей земли».

34 [94] 1885

Вид современного европейца дает мне большую надежду: на весьма интеллигентном уровне стадной массы формируется смелая господствующая раса. Можно ожидать, что выходящие на передний план движения по обузданию этой массы будут множиться.

37[8] 1885

Неотвратимо, медленно и страшно, как судьба, приближается великая задача и вопрос: как должна управляться земля в целом? И для чего нужно выращивать и культивировать «человека» как целое — а не народ и не расу?

Главным средством, с помощью которого из человека можно вылепить все, что будет угодно созидающей и глубокой воле, служат законодательные морали — при условии, что такая художественная воля высшего ранга имеет в своих руках власть и может продолжительное время претворять в жизнь свою созидающую волю в форме законов, религий и обычаев. Таких людей великого созидания, поистине великих людей, какими их вижу я, сегодня и, вероятно, еще долгое время нельзя будет найти: их просто нет. Только после многих разочарований мы наконец-то начнем понимать, почему их нет: не существует более враждебной силы, стоящей на пути их появления и развития, нежели та, которую теперь в Европе называют «моралью», словно нет и быть не может никакой другой морали, кроме названной выше морали стадного животного, изо всех сил стремящейся к беззаботному всеобщему счастью на земле, к счастью зеленого пастбища, а именно к надежности, безопасности, удовольствию, легкости и в конечном счете, «если все пойдет хорошо», к тому, чтобы избавиться от разного рода пастухов и баранов-вожаков. Два наиболее часто проповедуемых ими учения гласят: «равенство в правах» и «сочувствие всему, что страдает», — причем само страдание воспринимается ими как нечто такое, что безусловно должно быть устранено. Что такие «идеи» все еще могут казаться современными, дает плохое представление о Но кто основательно задумывался над вопросом, где растение «человек» до сих пор сильнее всего росло в высоту, тот не может не понимать, что это происходило в прямо противоположных условиях [...]

Мораль с такого рода противоположными намерениями, которая будет возвышать человека, а не подталкивать его к удобствам и посредственности, мораль, призванную воспитывать правящую касту — будущих властителей земли, — нужно вводить в связи с существующим нравственным законом, используя его слова и внешние атрибуты. Однако, поскольку для этого необходимо изобрести множество переходных форм и средств обмана, а продолжительность жизни человека почти ничего не значит в сравнении с выполнением столь долгосрочных задач и планов, необходимо прежде всего воспитать новый вид человека, воля и инстинкты которого будут гарантированы многими поколениями, и подготовить новый тип и новую касту господ. Это столь же нетрудно понять, как и непростое для произнесения «и так далее» этой мысли.

Подготовка переоценки ценностей для определенного сильного вида людей высшей духовности и силы воли и с этой целью медленное и осторожное раскрепощение в них множества долгое время сдерживаемых и оклеветанных инстинктов: кто размышляет об этом, тот принадлежит к нам, к свободным духом, которые, правда, отличны от существовавших до сих пор «свободных духом», поскольку стремятся к примерно противоположному. Сюда, как мне кажется, можно причислить в первую очередь европейских пессимистов, поэтов и мыслителей возмущенного идеализма, в той мере, в какой их недовольство бытием в целом логически вынуждает их не удовлетворяться и современными людьми, — равно как и некоторых ненасытно-честолюбивых художников, которые смело и безусловно борются за особые права высших людей, против «стадного животного» и с помощью присущих искусству приемов искушения усыпляют в избранных умах все стадные инстинкты и опасения; в-третьих, сюда относятся все те критики и историки, мужественно продолжающие удачно начатое открытие древнего мира, — дело нового Колумба, немецкого духа (ибо мы все еще находимся в самом начале этого завоевания). В древнем мире и в самом деле царила иная, более властная, нежели сегодня, мораль, а античный человек, благодаря воспитывающему влиянию своей морали, был сильнее и глубже человека сегодняшнего дня, — это был до сих пор единственный «удавшийся человек».

2[13] 1885-1886

Я думаю, эта commedia umana для какого нибудь эпикурейского бога-наблюдателя заключается, должно быть, в том, что люди в силу своей растущей моральности с полною невинностью и тщеславием мнят, будто возвысились от уровня животного до ранга «богов» и до задач космического размаха, в то время как в действительности они опустились, то есть — благодаря развитию всех тех добродетелей, в силу коих процветает стадо, и благодаря оттеснению иных и противоположных, дающих начало новому, высшему и более сильному, господскому виду, развивают в человеке именно только стадное животное, а, может быть, тем самым и окончательно определяют человека как животное, — ибо до сей поры человек был «животным, не определенным окончательно» [...]

Не пришла ли пора — теперь, по мере все большего развития в Европе типа стадного животного, — попытать удачи в принципиальном, намеренном и сознательном выведении противоположного типа и его добродетелей? И разве не было ли бы это даже своего рода целью, спасением и оправданием демократического движения, если появится кто-то, кто им воспользуется, — дополнив, наконец, его новое и утонченное оформление в качестве рабства — а таковым некогда и предстанет венец европейской демократии, — тем высшим типом людей-господ, людей-цезарей, которые ведь тоже нуждаются в этом новом рабстве? Для новых, доселе несбыточных, для своих дальних замыслов? Для своих задач?

2[57] 1885-1886

Отныне для возникновения структур господства широкого масштаба, равных коим мир еще не видывал, будут благоприятные условия. А это еще и не самое главное; стало возможным возникновение международных родовых союзов, ставящих своей целью выведение расы господ, будущих «хозяев земли», — новой, неслыханной, зиждущейся на жесточайшей самодисциплине аристократии, в ней воля властвующих философов и художников-тиранов получит долговечность тысячелетий: высший тип людей, каковые благодаря своему превосходству в твердости, знании, богатстве и влиятельности воспользуются демократической Европой как своим очень послушным и гибким орудием, чтобы взять в руки судьбы мира, чтобы, словно художник, лепить сам вид «человек».

Короче говоря, приходит пора переучиваться в делах политических.

Георгу Брандесу в Копенгаген (черновик)

[Турин, начало декабря 1888]

Дружище, я считаю нужным сообщить Вам пару вещей первостатейной важности; дайте Ваше честное слово, что эта история останется между нами. Мы угодили в большую политику, даже в глобальную... Я подготавливаю событие, которое, по всей вероятности, расколет историю надвое - до такой степени, что у нас появится новое летоисчисление: до и после 1888 года [...]

Поскольку речь идет о сокрушительном ударе по христианству, очевидно, что единственная в мире сила, заинтересованная в уничтожении христианства — это евреи. Здесь — инстинктивная вражда, не мнимая, как у каких-нибудь «вольнодумцев» или социалистов — черт знает что сотворил бы я с этими вольнодумцами. Следовательно, мы должны твердо знать потенциальные возможности этой расы и в Европе, и в Америке — ведь ко всему прочему такому движению нужен большой капитал. Вот единственная естественно подготовленная почва для величайшей из войн истории; прочие союзники могут браться в расчет только после этой битвы. Эта новая власть, которая здесь возникнет, сумеет в два счета стать первой всемирной властью [...]

Если, наконец, Вы прочтете венчающий всё закон против христианства, подписанный «Антихристом», — кто знает, не затрясутся ли у Вас самого коленки [...]

Если мы победим, власть на земле будет в наших руках, и всеобщий мир тоже... Мы преодолели абсурдные границы между расами, нациями и классами: существует лишь иерархия личностей, но зато это иерархическая лестница немыслимой длины.

Вот Вам первая бумага всемирно-исторического значения: большая политика par excellence.