Гомер, Илиада

Перевод В.В. Вересаева (1949)

AP

Ἰλιάδος Α

λοιμός · μῆνις

Μῆνιν ἄειδε θεὰ Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
οὐλομένην, ἣ μυρί᾽ Ἀχαιοῖς ἄλγε᾽ ἔθηκε,
πολλὰς δ᾽ ἰφθίμους ψυχὰς Ἄϊδι προΐαψεν
ἡρώων, αὐτοὺς δὲ ἑλώρια τεῦχε κύνεσσιν

οἰωνοῖσί τε πᾶσι, Διὸς δ᾽ ἐτελείετο βουλή,
ἐξ οὗ δὴ τὰ πρῶτα διαστήτην ἐρίσαντε
Ἀτρεΐδης τε ἄναξ ἀνδρῶν καὶ δῖος Ἀχιλλεύς.
τίς τ᾽ ἄρ σφωε θεῶν ἔριδι ξυνέηκε μάχεσθαι;
Λητοῦς καὶ Διὸς υἱός· ὁ γὰρ βασιλῆϊ χολωθεὶς

νοῦσον ἀνὰ στρατὸν ὄρσε κακήν, ὀλέκοντο δὲ λαοί,
οὕνεκα τὸν Χρύσην ἠτίμασεν ἀρητῆρα
Ἀτρεΐδης· ὁ γὰρ ἦλθε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
λυσόμενός τε θύγατρα φέρων τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
στέμματ᾽ ἔχων ἐν χερσὶν ἑκηβόλου Ἀπόλλωνος

χρυσέωι ἀνὰ σκήπτρωι, καὶ λίσσετο πάντας Ἀχαιούς,
Ἀτρεΐδα δὲ μάλιστα δύω, κοσμήτορε λαῶν·
Ἀτρεΐδαι τε καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί,
ὑμῖν μὲν θεοὶ δοῖεν Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἐκπέρσαι Πριάμοιο πόλιν, εὖ δ᾽ οἴκαδ᾽ ἱκέσθαι·

παῖδα δ᾽ ἐμοὶ λύσαιτε φίλην, τὰ δ᾽ ἄποινα δέχεσθαι,
ἁζόμενοι Διὸς υἱὸν ἑκηβόλον Ἀπόλλωνα.
ἔνθ᾽ ἄλλοι μὲν πάντες ἐπευφήμησαν Ἀχαιοὶ
αἰδεῖσθαί θ᾽ ἱερῆα καὶ ἀγλαὰ δέχθαι ἄποινα·
ἀλλ᾽ οὐκ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι ἥνδανε θυμῶι,

ἀλλὰ κακῶς ἀφίει, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·
μή σε γέρον κοίληισιν ἐγὼ παρὰ νηυσὶ κιχείω
ἢ νῦν δηθύνοντ᾽ ἢ ὕστερον αὖτις ἰόντα,
μή νύ τοι οὐ χραίσμηι σκῆπτρον καὶ στέμμα θεοῖο·
τὴν δ᾽ ἐγὼ οὐ λύσω· πρίν μιν καὶ γῆρας ἔπεισιν

ἡμετέρωι ἐνὶ οἴκωι ἐν Ἄργεϊ τηλόθι πάτρης
ἱστὸν ἐποιχομένην καὶ ἐμὸν λέχος ἀντιόωσαν·
ἀλλ᾽ ἴθι μή μ᾽ ἐρέθιζε σαώτερος ὥς κε νέηαι.
ὧς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ ὁ γέρων καὶ ἐπείθετο μύθωι·
βῆ δ᾽ ἀκέων παρὰ θῖνα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης·

πολλὰ δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε κιὼν ἠρᾶθ᾽ ὁ γεραιὸς
Ἀπόλλωνι ἄνακτι, τὸν ἠΰκομος τέκε Λητώ·
κλῦθί μευ ἀργυρότοξ᾽, ὃς Χρύσην ἀμφιβέβηκας
Κίλλάν τε ζαθέην Τενέδοιό τε ἶφι ἀνάσσεις,
Σμινθεῦ εἴ ποτέ τοι χαρίεντ᾽ ἐπὶ νηὸν ἔρεψα,

ἢ εἰ δή ποτέ τοι κατὰ πίονα μηρί᾽ ἔκηα
ταύρων ἠδ᾽ αἰγῶν, τὸ δέ μοι κρήηνον ἐέλδωρ·
τίσειαν Δαναοὶ ἐμὰ δάκρυα σοῖσι βέλεσσιν.
ὧς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε Φοῖβος Ἀπόλλων,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων χωόμενος κῆρ,

τόξ᾽ ὤμοισιν ἔχων ἀμφηρεφέα τε φαρέτρην·
ἔκλαγξαν δ᾽ ἄρ᾽ ὀϊστοὶ ἐπ᾽ ὤμων χωομένοιο,
αὐτοῦ κινηθέντος· ὁ δ᾽ ἤϊε νυκτὶ ἐοικώς.
ἕζετ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε νεῶν, μετὰ δ᾽ ἰὸν ἕηκε·
δεινὴ δὲ κλαγγὴ γένετ᾽ ἀργυρέοιο βιοῖο·

οὐρῆας μὲν πρῶτον ἐπώιχετο καὶ κύνας ἀργούς,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ αὐτοῖσι βέλος ἐχεπευκὲς ἐφιεὶς
βάλλ᾽· αἰεὶ δὲ πυραὶ νεκύων καίοντο θαμειαί.
ἐννῆμαρ μὲν ἀνὰ στρατὸν ὤιχετο κῆλα θεοῖο,
τῆι δεκάτηι δ᾽ ἀγορὴν δὲ καλέσσατο λαὸν Ἀχιλλεύς·

τῶι γὰρ ἐπὶ φρεσὶ θῆκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη·
κήδετο γὰρ Δαναῶν, ὅτι ῥα θνήσκοντας ὁρᾶτο.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἤγερθεν ὁμηγερέες τε γένοντο,
τοῖσι δ᾽ ἀνιστάμενος μετέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη νῦν ἄμμε παλιμπλαγχθέντας ὀΐω

ἂψ ἀπονοστήσειν, εἴ κεν θάνατόν γε φύγοιμεν,
εἰ δὴ ὁμοῦ πόλεμός τε δαμᾶι καὶ λοιμὸς Ἀχαιούς·
ἀλλ᾽ ἄγε δή τινα μάντιν ἐρείομεν ἢ ἱερῆα
ἢ καὶ ὀνειροπόλον, καὶ γάρ τ᾽ ὄναρ ἐκ Διός ἐστιν,
ὅς κ᾽ εἴποι ὅ τι τόσσον ἐχώσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,

εἴτ᾽ ἄρ᾽ ὅ γ᾽ εὐχωλῆς ἐπιμέμφεται ἠδ᾽ ἑκατόμβης,
αἴ κέν πως ἀρνῶν κνίσης αἰγῶν τε τελείων
βούλεται ἀντιάσας ἡμῖν ἀπὸ λοιγὸν ἀμῦναι.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὧς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
Κάλχας Θεστορίδης οἰωνοπόλων ὄχ᾽ ἄριστος,

ὃς ἤιδη τά τ᾽ ἐόντα τά τ᾽ ἐσσόμενα πρό τ᾽ ἐόντα,
καὶ νήεσσ᾽ ἡγήσατ᾽ Ἀχαιῶν Ἴλιον εἴσω
ἣν διὰ μαντοσύνην, τήν οἱ πόρε Φοῖβος Ἀπόλλων·
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὦ Ἀχιλεῦ κέλεαί με Διῒ φίλε μυθήσασθαι

μῆνιν Ἀπόλλωνος ἑκατηβελέταο ἄνακτος·
τοὶ γὰρ ἐγὼν ἐρέω· σὺ δὲ σύνθεο καί μοι ὄμοσσον
ἦ μέν μοι πρόφρων ἔπεσιν καὶ χερσὶν ἀρήξειν·
ἦ γὰρ ὀΐομαι ἄνδρα χολωσέμεν, ὃς μέγα πάντων
Ἀργείων κρατέει καί οἱ πείθονται Ἀχαιοί·

κρείσσων γὰρ βασιλεὺς ὅτε χώσεται ἀνδρὶ χέρηϊ·
εἴ περ γάρ τε χόλον γε καὶ αὐτῆμαρ καταπέψηι,
ἀλλά τε καὶ μετόπισθεν ἔχει κότον, ὄφρα τελέσσηι,
ἐν στήθεσσιν ἑοῖσι· σὺ δὲ φράσαι εἴ με σαώσεις.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

θαρσήσας μάλα εἰπὲ θεοπρόπιον ὅ τι οἶσθα·
οὐ μὰ γὰρ Ἀπόλλωνα Διῒ φίλον, ὧι τε σὺ Κάλχαν
εὐχόμενος Δαναοῖσι θεοπροπίας ἀναφαίνεις,
οὔ τις ἐμεῦ ζῶντος καὶ ἐπὶ χθονὶ δερκομένοιο
σοὶ κοίληις παρὰ νηυσί βαρείας χεῖρας ἐποίσει

συμπάντων Δαναῶν, οὐδ᾽ ἢν Ἀγαμέμνονα εἴπηις,
ὃς νῦν πολλὸν ἄριστος Ἀχαιῶν εὔχεται εἶναι.
καὶ τότε δὴ θάρσησε καὶ ηὔδα μάντις ἀμύμων·
οὔ τ᾽ ἄρ ὅ γ᾽ εὐχωλῆς ἐπιμέμφεται οὐδ᾽ ἑκατόμβης,
ἀλλ᾽ ἕνεκ᾽ ἀρητῆρος ὃν ἠτίμησ᾽ Ἀγαμέμνων,

οὐδ᾽ ἀπέλυσε θύγατρα καὶ οὐκ ἀπεδέξατ᾽ ἄποινα,
τοὔνεκ᾽ ἄρ᾽ ἄλγε᾽ ἔδωκεν ἑκηβόλος ἠδ᾽ ἔτι δώσει·
οὐδ᾽ ὅ γε πρὶν Δαναοῖσιν ἀεικέα λοιγὸν ἀπώσει
πρίν γ᾽ ἀπὸ πατρὶ φίλωι δόμεναι ἑλικώπιδα κούρην
ἀπριάτην ἀνάποινον, ἄγειν θ᾽ ἱερὴν ἑκατόμβην

ἐς Χρύσην· τότε κέν μιν ἱλασσάμενοι πεπίθοιμεν.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὧς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
ἥρως Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἀχνύμενος· μένεος δὲ μέγα φρένες ἀμφιμέλαιναι
πίμπλαντ᾽, ὄσσε δέ οἱ πυρὶ λαμπετόωντι ἐΐκτην·

Κάλχαντα πρώτιστα κάκ᾽ ὀσσόμενος προσέειπε·
μάντι κακῶν οὐ πώ ποτέ μοι τὸ κρήγυον εἶπας·
αἰεί τοι τὰ κάκ᾽ ἐστὶ φίλα φρεσὶ μαντεύεσθαι,
ἐσθλὸν δ᾽ οὔτέ τί πω εἶπας ἔπος οὔτ᾽ ἐτέλεσσας·
καὶ νῦν ἐν Δαναοῖσι θεοπροπέων ἀγορεύεις

ὡς δὴ τοῦδ᾽ ἕνεκά σφιν ἑκηβόλος ἄλγεα τεύχει,
οὕνεκ᾽ ἐγὼ κούρης Χρυσηΐδος ἀγλά᾽ ἄποινα
οὐκ ἔθελον δέξασθαι, ἐπεὶ πολὺ βούλομαι αὐτὴν
οἴκοι ἔχειν· καὶ γάρ ῥα Κλυταιμνήστρης προβέβουλα
κουριδίης ἀλόχου, ἐπεὶ οὔ ἑθέν ἐστι χερείων,

οὐ δέμας οὐδὲ φυήν, οὔτ᾽ ἂρ φρένας οὔτέ τι ἔργα.
ἀλλὰ καὶ ὧς ἐθέλω δόμεναι πάλιν εἰ τό γ᾽ ἄμεινον·
βούλομ᾽ ἐγὼ λαὸν σῶν ἔμμεναι ἢ ἀπολέσθαι·
αὐτὰρ ἐμοὶ γέρας αὐτίχ᾽ ἑτοιμάσατ᾽ ὄφρα μὴ οἶος
Ἀργείων ἀγέραστος ἔω, ἐπεὶ οὐδὲ ἔοικε·

λεύσσετε γὰρ τό γε πάντες ὅ μοι γέρας ἔρχεται ἄλληι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε φιλοκτεανώτατε πάντων,
πῶς γάρ τοι δώσουσι γέρας μεγάθυμοι Ἀχαιοί;
οὐδέ τί που ἴδμεν ξυνήϊα κείμενα πολλά·

ἀλλὰ τὰ μὲν πολίων ἐξεπράθομεν, τὰ δέδασται,
λαοὺς δ᾽ οὐκ ἐπέοικε παλίλλογα ταῦτ᾽ ἐπαγείρειν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν τήνδε θεῶι πρόες· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
τριπλῆι τετραπλῆι τ᾽ ἀποτείσομεν, αἴ κέ ποθι Ζεὺς
δῶισι πόλιν Τροίην εὐτείχεον ἐξαλαπάξαι.

τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
μὴ δ᾽ οὕτως ἀγαθός περ ἐὼν θεοείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ
κλέπτε νόωι, ἐπεὶ οὐ παρελεύσεαι οὐδέ με πείσεις.
ἦ ἐθέλεις ὄφρ᾽ αὐτὸς ἔχηις γέρας, αὐτὰρ ἔμ᾽ αὔτως
ἧσθαι δευόμενον, κέλεαι δέ με τήνδ᾽ ἀποδοῦναι;

ἀλλ᾽ εἰ μὲν δώσουσι γέρας μεγάθυμοι Ἀχαιοὶ
ἄρσαντες κατὰ θυμὸν ὅπως ἀντάξιον ἔσται·
εἰ δέ κε μὴ δώωσιν ἐγὼ δέ κεν αὐτὸς ἕλωμαι
ἢ τεὸν ἢ Αἴαντος ἰὼν γέρας, ἢ Ὀδυσῆος
ἄξω ἑλών· ὁ δέ κεν κεχολώσεται ὅν κεν ἵκωμαι.

ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦτα μεταφρασόμεσθα καὶ αὖτις,
νῦν δ᾽ ἄγε νῆα μέλαιναν ἐρύσσομεν εἰς ἅλα δῖαν,
ἐν δ᾽ ἐρέτας ἐπιτηδὲς ἀγείρομεν, ἐς δ᾽ ἑκατόμβην
θείομεν, ἂν δ᾽ αὐτὴν Χρυσηΐδα καλλιπάρηιον
βήσομεν· εἷς δέ τις ἀρχὸς ἀνὴρ βουληφόρος ἔστω,

ἢ Αἴας ἢ Ἰδομενεὺς ἢ δῖος Ὀδυσσεὺς
ἠὲ σὺ Πηλεΐδη πάντων ἐκπαγλότατ᾽ ἀνδρῶν,
ὄφρ᾽ ἥμιν ἑκάεργον ἱλάσσεαι ἱερὰ ῥέξας.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ὤ μοι ἀναιδείην ἐπιειμένε κερδαλεόφρον

πῶς τίς τοι πρόφρων ἔπεσιν πείθηται Ἀχαιῶν
ἢ ὁδὸν ἐλθέμεναι ἢ ἀνδράσιν ἶφι μάχεσθαι;
οὐ γὰρ ἐγὼ Τρώων ἕνεκ᾽ ἤλυθον αἰχμητάων
δεῦρο μαχησόμενος, ἐπεὶ οὔ τί μοι αἴτιοί εἰσιν·
οὐ γὰρ πώποτ᾽ ἐμὰς βοῦς ἤλασαν οὐδὲ μὲν ἵππους,

οὐδέ ποτ᾽ ἐν Φθίηι ἐριβώλακι βωτιανείρηι
καρπὸν ἐδηλήσαντ᾽, ἐπεὶ ἦ μάλα πολλὰ μεταξὺ
οὔρεά τε σκιόεντα θάλασσά τε ἠχήεσσα·
ἀλλὰ σοὶ ὦ μέγ᾽ ἀναιδὲς ἅμ᾽ ἑσπόμεθ᾽ ὄφρα σὺ χαίρηις,
τιμὴν ἀρνύμενοι Μενελάωι σοί τε κυνῶπα

πρὸς Τρώων· τῶν οὔ τι μετατρέπηι οὐδ᾽ ἀλεγίζεις·
καὶ δή μοι γέρας αὐτὸς ἀφαιρήσεσθαι ἀπειλεῖς,
ὧι ἔπι πολλὰ μόγησα, δόσαν δέ μοι υἷες Ἀχαιῶν.
οὐ μὲν σοί ποτε ἶσον ἔχω γέρας ὁππότ᾽ Ἀχαιοὶ
Τρώων ἐκπέρσωσ᾽ εὖ ναιόμενον πτολίεθρον·

ἀλλὰ τὸ μὲν πλεῖον πολυάϊκος πολέμοιο
χεῖρες ἐμαὶ διέπουσ᾽· ἀτὰρ ἤν ποτε δασμὸς ἵκηται,
σοὶ τὸ γέρας πολὺ μεῖζον, ἐγὼ δ᾽ ὀλίγον τε φίλον τε
ἔρχομ᾽ ἔχων ἐπὶ νῆας, ἐπεί κε κάμω πολεμίζων.
νῦν δ᾽ εἶμι Φθίην δ᾽, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερόν ἐστιν

οἴκαδ᾽ ἴμεν σὺν νηυσὶ κορωνίσιν, οὐδέ σ᾽ ὀΐω
ἐνθάδ᾽ ἄτιμος ἐὼν ἄφενος καὶ πλοῦτον ἀφύξειν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
φεῦγε μάλ᾽ εἴ τοι θυμὸς ἐπέσσυται, οὐδέ σ᾽ ἔγωγε
λίσσομαι εἵνεκ᾽ ἐμεῖο μένειν· πάρ᾽ ἔμοιγε καὶ ἄλλοι

οἵ κέ με τιμήσουσι, μάλιστα δὲ μητίετα Ζεύς.
ἔχθιστος δέ μοί ἐσσι διοτρεφέων βασιλήων·
αἰεὶ γάρ τοι ἔρις τε φίλη πόλεμοί τε μάχαι τε·
εἰ μάλα καρτερός ἐσσι, θεός που σοὶ τό γ᾽ ἔδωκεν·
οἴκαδ᾽ ἰὼν σὺν νηυσί τε σῆις καὶ σοῖς ἑτάροισι

Μυρμιδόνεσσιν ἄνασσε, σέθεν δ᾽ ἐγὼ οὐκ ἀλεγίζω,
οὐδ᾽ ὄθομαι κοτέοντος· ἀπειλήσω δέ τοι ὧδε·
ὡς ἔμ᾽ ἀφαιρεῖται Χρυσηΐδα Φοῖβος Ἀπόλλων,
τὴν μὲν ἐγὼ σὺν νηΐ τ᾽ ἐμῆι καὶ ἐμοῖς ἑτάροισι
πέμψω, ἐγὼ δέ κ᾽ ἄγω Βρισηΐδα καλλιπάρηιον

αὐτὸς ἰὼν κλισίην δὲ τὸ σὸν γέρας ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ὅσσον φέρτερός εἰμι σέθεν, στυγέηι δὲ καὶ ἄλλος
ἶσον ἐμοὶ φάσθαι καὶ ὁμοιωθήμεναι ἄντην.
ὧς φάτο· Πηλεΐωνι δ᾽ ἄχος γένετ᾽, ἐν δέ οἱ ἦτορ
στήθεσσιν λασίοισι διάνδιχα μερμήριξεν,

ἢ ὅ γε φάσγανον ὀξὺ ἐρυσσάμενος παρὰ μηροῦ
τοὺς μὲν ἀναστήσειεν, ὁ δ᾽ Ἀτρεΐδην ἐναρίζοι,
ἦε χόλον παύσειεν ἐρητύσειέ τε θυμόν.
ἧος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
ἕλκετο δ᾽ ἐκ κολεοῖο μέγα ξίφος, ἦλθε δ᾽ Ἀθήνη

οὐρανόθεν· πρὸ γὰρ ἧκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
ἄμφω ὁμῶς θυμῶι φιλέουσά τε κηδομένη τε·
στῆ δ᾽ ὄπιθεν, ξανθῆς δὲ κόμης ἕλε Πηλεΐωνα
οἴωι φαινομένη· τῶν δ᾽ ἄλλων οὔ τις ὁρᾶτο·
θάμβησεν δ᾽ Ἀχιλεύς, μετὰ δ᾽ ἐτράπετ᾽, αὐτίκα δ᾽ ἔγνω

Παλλάδ᾽ Ἀθηναίην· δεινὼ δέ οἱ ὄσσε φάανθεν·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τίπτ᾽ αὖτ᾽ αἰγιόχοιο Διὸς τέκος εἰλήλουθας;
ἦ ἵνα ὕβριν ἴδηι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο;
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω, τὸ δὲ καὶ τελέεσθαι ὀΐω·

ἧις ὑπεροπλίηισι τάχ᾽ ἄν ποτε θυμὸν ὀλέσσηι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ἦλθον ἐγὼ παύσουσα τὸ σὸν μένος, αἴ κε πίθηαι,
οὐρανόθεν· πρὸ δέ μ᾽ ἧκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
ἄμφω ὁμῶς θυμῶι φιλέουσά τε κηδομένη τε·

ἀλλ᾽ ἄγε λῆγ᾽ ἔριδος, μηδὲ ξίφος ἕλκεο χειρί·
ἀλλ᾽ ἤτοι ἔπεσιν μὲν ὀνείδισον ὡς ἔσεταί περ·
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
καί ποτέ τοι τρὶς τόσσα παρέσσεται ἀγλαὰ δῶρα
ὕβριος εἵνεκα τῆσδε· σὺ δ᾽ ἴσχεο, πείθεο δ᾽ ἡμῖν.

τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
χρὴ μὲν σφωΐτερόν γε θεὰ ἔπος εἰρύσσασθαι
καὶ μάλα περ θυμῶι κεχολωμένον· ὧς γὰρ ἄμεινον·
ὅς κε θεοῖς ἐπιπείθηται μάλα τ᾽ ἔκλυον αὐτοῦ.
ἦ καὶ ἐπ᾽ ἀργυρέηι κώπηι σχέθε χεῖρα βαρεῖαν,

ἂψ δ᾽ ἐς κουλεὸν ὦσε μέγα ξίφος, οὐδ᾽ ἀπίθησε
μύθωι Ἀθηναίης· ἣ δ᾽ Οὔλυμπον δὲ βεβήκει
δώματ᾽ ἐς αἰγιόχοιο Διὸς μετὰ δαίμονας ἄλλους.
Πηλεΐδης δ᾽ ἐξαῦτις ἀταρτηροῖς ἐπέεσσιν
Ἀτρεΐδην προσέειπε, καὶ οὔ πω λῆγε χόλοιο·

οἰνοβαρές, κυνὸς ὄμματ᾽ ἔχων, κραδίην δ᾽ ἐλάφοιο,
οὔτέ ποτ᾽ ἐς πόλεμον ἅμα λαῶι θωρηχθῆναι
οὔτε λόχον δ᾽ ἰέναι σὺν ἀριστήεσσιν Ἀχαιῶν
τέτληκας θυμῶι· τὸ δέ τοι κὴρ εἴδεται εἶναι.
ἦ πολὺ λώϊόν ἐστι κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν

δῶρ᾽ ἀποαιρεῖσθαι ὅς τις σέθεν ἀντίον εἴπηι·
δημοβόρος βασιλεὺς ἐπεὶ οὐτιδανοῖσιν ἀνάσσεις·
ἦ γὰρ ἂν Ἀτρεΐδη νῦν ὕστατα λωβήσαιο.
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω καὶ ἐπὶ μέγαν ὅρκον ὀμοῦμαι·
ναὶ μὰ τόδε σκῆπτρον, τὸ μὲν οὔ ποτε φύλλα καὶ ὄζους

φύσει, ἐπεὶ δὴ πρῶτα τομὴν ἐν ὄρεσσι λέλοιπεν,
οὐδ᾽ ἀναθηλήσει· περὶ γάρ ῥά ἑ χαλκὸς ἔλεψε
φύλλά τε καὶ φλοιόν· νῦν αὖτέ μιν υἷες Ἀχαιῶν
ἐν παλάμηις φορέουσι δικασπόλοι, οἵ τε θέμιστας
πρὸς Διὸς εἰρύαται· ὁ δέ τοι μέγας ἔσσεται ὅρκος·

ἦ ποτ᾽ Ἀχιλλῆος ποθὴ ἵξεται υἷας Ἀχαιῶν
σύμπαντας· τότε δ᾽ οὔ τι δυνήσεαι ἀχνύμενός περ
χραισμεῖν, εὖτ᾽ ἂν πολλοὶ ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
θνήσκοντες πίπτωσι· σὺ δ᾽ ἔνδοθι θυμὸν ἀμύξεις
χωόμενος ὅ τ᾽ ἄριστον Ἀχαιῶν οὐδὲν ἔτισας.

ὧς φάτο Πηλεΐδης, ποτὶ δὲ σκῆπτρον βάλε γαίηι
χρυσείοις ἥλοισι πεπαρμένον, ἕζετο δ᾽ αὐτός·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἑτέρωθεν ἐμήνιε· τοῖσι δὲ Νέστωρ
ἡδυεπὴς ἀνόρουσε λιγὺς Πυλίων ἀγορητής,
τοῦ καὶ ἀπὸ γλώσσης μέλιτος γλυκίων ῥέεν αὐδή·

τῶι δ᾽ ἤδη δύο μὲν γενεαὶ μερόπων ἀνθρώπων
ἐφθίαθ᾽, οἵ οἱ πρόσθεν ἅμα τράφεν ἠδ᾽ ἐγένοντο
ἐν Πύλωι ἠγαθέηι, μετὰ δὲ τριτάτοισιν ἄνασσεν·
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὦ πόποι ἦ μέγα πένθος Ἀχαιΐδα γαῖαν ἱκάνει·

ἦ κεν γηθήσαι Πρίαμος Πριάμοιό τε παῖδες
ἄλλοι τε Τρῶες μέγα κεν κεχαροίατο θυμῶι
εἰ σφῶϊν τάδε πάντα πυθοίατο μαρναμένοιϊν,
οἳ περὶ μὲν βουλὴν Δαναῶν, περὶ δ᾽ ἐστὲ μάχεσθαι.
ἀλλὰ πίθεσθ᾽· ἄμφω δὲ νεωτέρω ἐστὸν ἐμεῖο·

ἤδη γάρ ποτ᾽ ἐγὼ καὶ ἀρείοσιν ἠέ περ ὑμῖν
ἀνδράσιν ὡμίλησα, καὶ οὔ ποτέ μ᾽ οἵ γ᾽ ἀθέριζον.
οὐ γάρ πω τοίους ἴδον ἀνέρας οὐδὲ ἴδωμαι,
οἷον Πειρίθοόν τε Δρύαντά τε ποιμένα λαῶν
Καινέα τ᾽ Ἐξάδιόν τε καὶ ἀντίθεον Πολύφημον

Θησέα τ᾽ Αἰγεΐδην, ἐπιείκελον ἀθανάτοισιν·
κάρτιστοι δὴ κεῖνοι ἐπιχθονίων τράφεν ἀνδρῶν·
κάρτιστοι μὲν ἔσαν καὶ καρτίστοις ἐμάχοντο
φηρσὶν ὀρεσκώιοισι καὶ ἐκπάγλως ἀπόλεσσαν.
καὶ μὲν τοῖσιν ἐγὼ μεθομίλεον ἐκ Πύλου ἐλθὼν

τηλόθεν ἐξ ἀπίης γαίης· καλέσαντο γὰρ αὐτοί·
καὶ μαχόμην κατ᾽ ἔμ᾽ αὐτὸν ἐγώ· κείνοισι δ᾽ ἂν οὔ τις
τῶν οἳ νῦν βροτοί εἰσιν ἐπιχθόνιοι μαχέοιτο·
καὶ μέν μευ βουλέων ξύνιεν πείθοντό τε μύθωι·
ἀλλὰ πίθεσθε καὶ ὔμμες, ἐπεὶ πείθεσθαι ἄμεινον·

μήτε σὺ τόνδ᾽ ἀγαθός περ ἐὼν ἀποαίρεο κούρην,
ἀλλ᾽ ἔα ὥς οἱ πρῶτα δόσαν γέρας υἷες Ἀχαιῶν·
μήτε σὺ Πηλείδη ἔθελ᾽ ἐριζέμεναι βασιλῆϊ
ἀντιβίην, ἐπεὶ οὔ ποθ᾽ ὁμοίης ἔμμορε τιμῆς
σκηπτοῦχος βασιλεύς, ὧι τε Ζεὺς κῦδος ἔδωκεν.

εἰ δὲ σὺ καρτερός ἐσσι θεὰ δέ σε γείνατο μήτηρ,
ἀλλ᾽ ὅ γε φέρτερός ἐστιν ἐπεὶ πλεόνεσσιν ἀνάσσει.
Ἀτρεΐδη σὺ δὲ παῦε τεὸν μένος· αὐτὰρ ἔγωγε
λίσσομ᾽ Ἀχιλλῆϊ μεθέμεν χόλον, ὃς μέγα πᾶσιν
ἕρκος Ἀχαιοῖσιν πέλεται πολέμοιο κακοῖο.

τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα γέρον κατὰ μοῖραν ἔειπες·
ἀλλ᾽ ὅδ᾽ ἀνὴρ ἐθέλει περὶ πάντων ἔμμεναι ἄλλων,
πάντων μὲν κρατέειν ἐθέλει, πάντεσσι δ᾽ ἀνάσσειν,
πᾶσι δὲ σημαίνειν, ἅ τιν᾽ οὐ πείσεσθαι ὀΐω·

εἰ δέ μιν αἰχμητὴν ἔθεσαν θεοὶ αἰὲν ἐόντες
τοὔνεκά οἱ προθέουσιν ὀνείδεα μυθήσασθαι;
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑποβλήδην ἠμείβετο δῖος Ἀχιλλεύς·
ἦ γάρ κεν δειλός τε καὶ οὐτιδανὸς καλεοίμην
εἰ δὴ σοὶ πᾶν ἔργον ὑπείξομαι ὅττί κεν εἴπηις·

ἄλλοισιν δὴ ταῦτ᾽ ἐπιτέλλεο, μὴ γὰρ ἔμοιγε
σήμαιν᾽· οὐ γὰρ ἔγωγ᾽ ἔτι σοὶ πείσεσθαι ὀΐω.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισι·
χερσὶ μὲν οὔ τοι ἔγωγε μαχήσομαι εἵνεκα κούρης
οὔτε σοὶ οὔτέ τωι ἄλλωι, ἐπεί μ᾽ ἀφέλεσθέ γε δόντες·

τῶν δ᾽ ἄλλων ἅ μοί ἐστι θοῆι παρὰ νηῒ μελαίνηι
τῶν οὐκ ἄν τι φέροις ἀνελὼν ἀέκοντος ἐμεῖο·
εἰ δ᾽ ἄγε μὴν πείρησαι ἵνα γνώωσι καὶ οἵδε·
αἶψά τοι αἷμα κελαινὸν ἐρωήσει περὶ δουρί.
ὧς τώ γ᾽ ἀντιβίοισι μαχεσσαμένω ἐπέεσσιν

ἀνστήτην, λῦσαν δ᾽ ἀγορὴν παρὰ νηυσὶν Ἀχαιῶν·
Πηλεΐδης μὲν ἐπὶ κλισίας καὶ νῆας ἐΐσας
ἤϊε σύν τε Μενοιτιάδηι καὶ οἷς ἑτάροισιν·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄρα νῆα θοὴν ἅλα δὲ προέρυσσεν,
ἐν δ᾽ ἐρέτας ἔκρινεν ἐείκοσιν, ἐς δ᾽ ἑκατόμβην

βῆσε θεῶι, ἀνὰ δὲ Χρυσηΐδα καλλιπάρηιον
εἷσεν ἄγων· ἐν δ᾽ ἀρχὸς ἔβη πολύμητις Ὀδυσσεύς.
οἳ μὲν ἔπειτ᾽ ἀναβάντες ἐπέπλεον ὑγρὰ κέλευθα,
λαοὺς δ᾽ Ἀτρεΐδης ἀπολυμαίνεσθαι ἄνωγεν·
οἳ δ᾽ ἀπελυμαίνοντο καὶ εἰς ἅλα λύματα βάλλον,

ἕρδον δ᾽ Ἀπόλλωνι τεληέσσας ἑκατόμβας
ταύρων ἠδ᾽ αἰγῶν παρὰ θῖν᾽ ἁλὸς ἀτρυγέτοιο·
κνίση δ᾽ οὐρανὸν ἷκεν ἑλισσομένη περὶ καπνῶι.
ὧς οἳ μὲν τὰ πένοντο κατὰ στρατόν· οὐδ᾽ Ἀγαμέμνων
λῆγ᾽ ἔριδος τὴν πρῶτον ἐπηπείλησ᾽ Ἀχιλῆϊ,

ἀλλ᾽ ὅ γε Ταλθύβιόν τε καὶ Εὐρυβάτην προσέειπε,
τώ οἱ ἔσαν κήρυκε καὶ ὀτρηρὼ θεράποντε·
ἔρχεσθον κλισίην Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος·
χειρὸς ἑλόντ᾽ ἀγέμεν Βρισηΐδα καλλιπάρηιον·
εἰ δέ κε μὴ δώηισιν ἐγὼ δέ κεν αὐτὸς ἕλωμαι

ἐλθὼν σὺν πλεόνεσσι· τό οἱ καὶ ῥίγιον ἔσται.
ὧς εἰπὼν προΐει, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·
τὼ δ᾽ ἀέκοντε βάτην παρὰ θῖν᾽ ἁλὸς ἀτρυγέτοιο,
Μυρμιδόνων δ᾽ ἐπί τε κλισίας καὶ νῆας ἱκέσθην,
τὸν δ᾽ εὗρον παρά τε κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι

ἥμενον· οὐδ᾽ ἄρα τώ γε ἰδὼν γήθησεν Ἀχιλλεύς.
τὼ μὲν ταρβήσαντε καὶ αἰδομένω βασιλῆα
στήτην, οὐδέ τί μιν προσεφώνεον οὐδ᾽ ἐρέοντο·
αὐτὰρ ὁ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ φώνησέν τε·
χαίρετε κήρυκες Διὸς ἄγγελοι ἠδὲ καὶ ἀνδρῶν,

ἆσσον ἴτ᾽· οὔ τί μοι ὔμμες ἐπαίτιοι ἀλλ᾽ Ἀγαμέμνων,
ὁ σφῶϊ προΐει Βρισηΐδος εἵνεκα κούρης.
ἀλλ᾽ ἄγε διογενὲς Πατρόκλεες ἔξαγε κούρην
καί σφωϊν δὸς ἄγειν· τὼ δ᾽ αὐτὼ μάρτυροι ἔστων
πρός τε θεῶν μακάρων πρός τε θνητῶν ἀνθρώπων

καὶ πρὸς τοῦ βασιλῆος ἀπηνέος εἴ ποτε δ᾽ αὖτε
χρειὼ ἐμεῖο γένηται ἀεικέα λοιγὸν ἀμῦναι
τοῖς ἄλλοις· ἦ γὰρ ὅ γ᾽ ὀλοιῆισι φρεσὶ θύει,
οὐδέ τι οἶδε νοῆσαι ἅμα πρόσσω καὶ ὀπίσσω,
ὅππως οἱ παρὰ νηυσὶ σόοι μαχέοιντο Ἀχαιοί.

ὧς φάτο, Πάτροκλος δὲ φίλωι ἐπεπείθεθ᾽ ἑταίρωι,
ἐκ δ᾽ ἄγαγε κλισίης Βρισηΐδα καλλιπάρηιον,
δῶκε δ᾽ ἄγειν· τὼ δ᾽ αὖτις ἴτην παρὰ νῆας Ἀχαιῶν·
ἣ δ᾽ ἀέκουσ᾽ ἅμα τοῖσι γυνὴ κίεν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
δακρύσας ἑτάρων ἄφαρ ἕζετο νόσφι λιασθείς,

θῖν᾽ ἔφ᾽ ἁλὸς πολιῆς, ὁρόων ἐπ᾽ ἀπείρονα πόντον·
πολλὰ δὲ μητρὶ φίληι ἠρήσατο χεῖρας ὀρεγνύς·
μῆτερ ἐπεί μ᾽ ἔτεκές γε μινυνθάδιόν περ ἐόντα,
τιμήν πέρ μοι ὄφελλεν Ὀλύμπιος ἐγγυαλίξαι
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης· νῦν δ᾽ οὐδέ με τυτθὸν ἔτισεν·

ἦ γάρ μ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἠτίμησεν· ἑλὼν γὰρ ἔχει γέρας αὐτὸς ἀπούρας.
ὧς φάτο δάκρυ χέων, τοῦ δ᾽ ἔκλυε πότνια μήτηρ
ἡμένη ἐν βένθεσσιν ἁλὸς παρὰ πατρὶ γέροντι·
καρπαλίμως δ᾽ ἀνέδυ πολιῆς ἁλὸς ἠΰτ᾽ ὀμίχλη,

καί ῥα πάροιθ᾽ αὐτοῖο καθέζετο δάκρυ χέοντος,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον τί κλαίεις; τί δέ σε φρένας ἵκετο πένθος;
ἐξαύδα, μὴ κεῦθε νόωι, ἵνα εἴδομεν ἄμφω.
τὴν δὲ βαρὺ στενάχων προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

οἶσθα· τί ἤ τοι ταῦτα ἰδυίηι πάντ᾽ ἀγορεύω;
ὠιχόμεθ᾽ ἐς Θήβην ἱερὴν πόλιν Ἠετίωνος,
τὴν δὲ διεπράθομέν τε καὶ ἤγομεν ἐνθάδε πάντα·
καὶ τὰ μὲν εὖ δάσσαντο μετὰ σφίσιν υἷες Ἀχαιῶν,
ἐκ δ᾽ ἕλον Ἀτρεΐδηι Χρυσηΐδα καλλιπάρηιον.

Χρύσης δ᾽ αὖθ᾽ ἱερεὺς ἑκατηβόλου Ἀπόλλωνος
ἦλθε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
λυσόμενός τε θύγατρα φέρων τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
στέμματ᾽ ἔχων ἐν χερσὶν ἑκηβόλου Ἀπόλλωνος
χρυσέωι ἀνὰ σκήπτρωι, καὶ λίσσετο πάντας Ἀχαιούς,

Ἀτρεΐδα δὲ μάλιστα δύω κοσμήτορε λαῶν.
ἔνθ᾽ ἄλλοι μὲν πάντες ἐπευφήμησαν Ἀχαιοὶ
αἰδεῖσθαί θ᾽ ἱερῆα καὶ ἀγλαὰ δέχθαι ἄποινα·
ἀλλ᾽ οὐκ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι ἥνδανε θυμῶι,
ἀλλὰ κακῶς ἀφίει, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·

χωόμενος δ᾽ ὁ γέρων πάλιν ὤιχετο· τοῖο δ᾽ Ἀπόλλων
εὐξαμένου ἤκουσεν, ἐπεὶ μάλα οἱ φίλος ἦεν,
ἧκε δ᾽ ἐπ᾽ Ἀργείοισι κακὸν βέλος· οἳ δέ νυ λαοὶ
θνῆισκον ἐπασσύτεροι, τὰ δ᾽ ἐπώιχετο κῆλα θεοῖο
πάντηι ἀνὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν· ἄμμι δὲ μάντις

εὖ εἰδὼς ἀγόρευε θεοπροπίας ἑκάτοιο.
αὐτίκ᾽ ἐγὼ πρῶτος κελόμην θεὸν ἱλάσκεσθαι·
Ἀτρεΐωνα δ᾽ ἔπειτα χόλος λάβεν, αἶψα δ᾽ ἀναστὰς
ἠπείλησεν μῦθον ὁ δὴ τετελεσμένος ἐστί·
τὴν μὲν γὰρ σὺν νηῒ θοῆι ἑλίκωπες Ἀχαιοὶ

ἐς Χρύσην πέμπουσιν, ἄγουσι δὲ δῶρα ἄνακτι·
τὴν δὲ νέον κλισίηθεν ἔβαν κήρυκες ἄγοντες
κούρην Βρισῆος τήν μοι δόσαν υἷες Ἀχαιῶν.
ἀλλὰ σὺ εἰ δύνασαί γε περίσχεο παιδὸς ἑῆος·
ἐλθοῦσ᾽ Οὔλυμπον δὲ Δία λίσαι, εἴ ποτε δή τι

ἢ ἔπει ὤνησας κραδίην Διὸς ἠὲ καὶ ἔργωι.
πολλάκι γάρ σεο πατρὸς ἐνὶ μεγάροισιν ἄκουσα
εὐχομένης ὅτ᾽ ἔφησθα κελαινεφέϊ Κρονίωνι
οἴη ἐν ἀθανάτοισιν ἀεικέα λοιγὸν ἀμῦναι,
ὁππότε μιν ξυνδῆσαι Ὀλύμπιοι ἤθελον ἄλλοι

Ἥρη τ᾽ ἠδὲ Ποσειδάων καὶ Παλλὰς Ἀθήνη·
ἀλλὰ σὺ τόν γ᾽ ἐλθοῦσα θεὰ ὑπελύσαο δεσμῶν,
ὦχ᾽ ἑκατόγχειρον καλέσασ᾽ ἐς μακρὸν Ὄλυμπον,
ὃν Βριάρεων καλέουσι θεοί, ἄνδρες δέ τε πάντες
Αἰγαίων᾽, ὁ γὰρ αὖτε βίην οὗ πατρὸς ἀμείνων·

ὅς ῥα παρὰ Κρονίωνι καθέζετο κύδεϊ γαίων·
τὸν καὶ ὑπέδεισαν μάκαρες θεοὶ οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔδησαν.
τῶν νῦν μιν μνήσασα παρέζεο καὶ λαβὲ γούνων
αἴ κέν πως ἐθέληισιν ἐπὶ Τρώεσσιν ἀρῆξαι,
τοὺς δὲ κατὰ πρύμνας τε καὶ ἀμφ᾽ ἅλα ἔλσαι Ἀχαιοὺς

κτεινομένους, ἵνα πάντες ἐπαύρωνται βασιλῆος,
γνῶι δὲ καὶ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἣν ἄτην ὅ τ᾽ ἄριστον Ἀχαιῶν οὐδὲν ἔτισεν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Θέτις κατὰ δάκρυ χέουσα·
ὤ μοι τέκνον ἐμόν, τί νύ σ᾽ ἔτρεφον αἰνὰ τεκοῦσα;

αἴθ᾽ ὄφελες παρὰ νηυσὶν ἀδάκρυτος καὶ ἀπήμων
ἧσθαι, ἐπεί νύ τοι αἶσα μίνυνθά περ οὔ τι μάλα δήν·
νῦν δ᾽ ἅμα τ᾽ ὠκύμορος καὶ ὀϊζυρὸς περὶ πάντων
ἔπλεο· τώ σε κακῆι αἴσηι τέκον ἐν μεγάροισι.
τοῦτο δέ τοι ἐρέουσα ἔπος Διὶ τερπικεραύνωι

εἶμ᾽ αὐτὴ πρὸς Ὄλυμπον ἀγάννιφον αἴ κε πίθηται.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν νηυσὶ παρήμενος ὠκυπόροισι
μήνι᾽ Ἀχαιοῖσιν, πολέμου δ᾽ ἀποπαύεο πάμπαν·
Ζεὺς γὰρ ἐς Ὠκεανὸν μετ᾽ ἀμύμονας Αἰθιοπῆας
χθιζὸς ἔβη κατὰ δαῖτα, θεοὶ δ᾽ ἅμα πάντες ἕποντο·

δωδεκάτηι δέ τοι αὖτις ἐλεύσεται Οὔλυμπον δέ,
καὶ τότ᾽ ἔπειτά τοι εἶμι Διὸς ποτὶ χαλκοβατὲς δῶ,
καί μιν γουνάσομαι καί μιν πείσεσθαι ὀΐω.
ὧς ἄρα φωνήσασ᾽ ἀπεβήσετο, τὸν δὲ λίπ᾽ αὐτοῦ
χωόμενον κατὰ θυμὸν ἐϋζώνοιο γυναικὸς

τήν ῥα βίηι ἀέκοντος ἀπηύρων· αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς
ἐς Χρύσην ἵκανεν ἄγων ἱερὴν ἑκατόμβην.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ λιμένος πολυβενθέος ἐντὸς ἵκοντο
ἱστία μὲν στείλαντο, θέσαν δ᾽ ἐν νηῒ μελαίνηι,
ἱστὸν δ᾽ ἱστοδόκηι πέλασαν προτόνοισιν ὑφέντες

καρπαλίμως, τὴν δ᾽ εἰς ὅρμον προέρεσσαν ἐρετμοῖς.
ἐκ δ᾽ εὐνὰς ἔβαλον, κατὰ δὲ πρυμνήσι᾽ ἔδησαν·
ἐκ δὲ καὶ αὐτοὶ βαῖνον ἐπὶ ῥηγμῖνι θαλάσσης,
ἐκ δ᾽ ἑκατόμβην βῆσαν ἑκηβόλωι Ἀπόλλωνι·
ἐκ δὲ Χρυσηῒς νηὸς βῆ ποντοπόροιο.

τὴν μὲν ἔπειτ᾽ ἐπὶ βωμὸν ἄγων πολύμητις Ὀδυσσεὺς
πατρὶ φίλωι ἐν χερσὶ τίθει καί μιν προσέειπεν·
ὦ Χρύση, πρό μ᾽ ἔπεμψεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
παῖδά τε σοὶ ἀγέμεν, Φοίβωι θ᾽ ἱερὴν ἑκατόμβην
ῥέξαι ὑπὲρ Δαναῶν ὄφρ᾽ ἱλασόμεσθα ἄνακτα,

ὃς νῦν Ἀργείοισι πολύστονα κήδε᾽ ἐφῆκεν.
ὧς εἰπὼν ἐν χερσὶ τίθει, ὁ δὲ δέξατο χαίρων
παῖδα φίλην· τοὶ δ᾽ ὦκα θεῶι ἱερὴν ἑκατόμβην
ἑξείης ἔστησαν ἐΰδμητον περὶ βωμόν,
χερνίψαντο δ᾽ ἔπειτα καὶ οὐλοχύτας ἀνέλοντο.

τοῖσιν δὲ Χρύσης μεγάλ᾽ εὔχετο χεῖρας ἀνασχών·
κλῦθί μευ ἀργυρότοξ᾽, ὃς Χρύσην ἀμφιβέβηκας
Κίλλαν τε ζαθέην Τενέδοιό τε ἶφι ἀνάσσεις·
ἦ μὲν δή ποτ᾽ ἐμεῦ πάρος ἔκλυες εὐξαμένοιο,
τίμησας μὲν ἐμέ, μέγα δ᾽ ἴψαο λαὸν Ἀχαιῶν·

ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν μοι τόδ᾽ ἐπικρήηνον ἐέλδωρ·
ἤδη νῦν Δαναοῖσιν ἀεικέα λοιγὸν ἄμυνον.
ὧς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε Φοῖβος
Ἀπόλλων. αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ εὔξαντο καὶ οὐλοχύτας προβάλοντο,
αὐέρυσαν μὲν πρῶτα καὶ ἔσφαξαν καὶ ἔδειραν,

μηρούς τ᾽ ἐξέταμον κατά τε κνίσηι ἐκάλυψαν
δίπτυχα ποιήσαντες, ἐπ᾽ αὐτῶν δ᾽ ὠμοθέτησαν·
καῖε δ᾽ ἐπὶ σχίζηις ὁ γέρων, ἐπὶ δ᾽ αἴθοπα οἶνον
λεῖβε· νέοι δὲ παρ᾽ αὐτὸν ἔχον πεμπώβολα χερσίν.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ μῆρε κάη καὶ σπλάγχνα πάσαντο,

μίστυλλόν τ᾽ ἄρα τἆλλα καὶ ἀμφ᾽ ὀβελοῖσιν ἔπειραν,
ὤπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.
αὐτὰρ ἐπεὶ παύσαντο πόνου τετύκοντό τε δαῖτα
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,

κοῦροι μὲν κρητῆρας ἐπεστέψαντο ποτοῖο,
νώμησαν δ᾽ ἄρα πᾶσιν ἐπαρξάμενοι δεπάεσσιν·
οἳ δὲ πανημέριοι μολπῆι θεὸν ἱλάσκοντο
καλὸν ἀείδοντες παιήονα κοῦροι Ἀχαιῶν
μέλποντες ἑκάεργον· ὁ δὲ φρένα τέρπετ᾽ ἀκούων.

ἦμος δ᾽ ἠέλιος κατέδυ καὶ ἐπὶ κνέφας ἦλθε,
δὴ τότε κοιμήσαντο παρὰ πρυμνήσια νηός·
ἦμος δ᾽ ἠριγένεια φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
καὶ τότ᾽ ἔπειτ᾽ ἀνάγοντο μετὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν·
τοῖσιν δ᾽ ἴκμενον οὖρον ἵει ἑκάεργος Ἀπόλλων·

οἳ δ᾽ ἱστὸν στήσαντ᾽ ἀνά θ᾽ ἱστία λευκὰ πέτασσαν,
ἐν δ᾽ ἄνεμος πρῆσεν μέσον ἱστίον, ἀμφὶ δὲ κῦμα
στείρηι πορφύρεον μεγάλ᾽ ἴαχε νηὸς ἰούσης·
ἣ δ᾽ ἔθεεν κατὰ κῦμα διαπρήσσουσα κέλευθον.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἵκοντο κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν,

νῆα μὲν οἵ γε μέλαιναν ἐπ᾽ ἠπείροιο ἔρυσσαν
ὑψοῦ ἐπὶ ψαμάθοις, ὑπὸ δ᾽ ἕρματα μακρὰ τάνυσσαν·
αὐτοὶ δ᾽ ἐσκίδναντο κατὰ κλισίας τε νέας τε.
αὐτὰρ ὁ μήνιε νηυσὶ παρήμενος ὠκυπόροισι
διογενὴς Πηλῆος υἱὸς πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

οὔτέ ποτ᾽ εἰς ἀγορὴν πωλέσκετο κυδιάνειραν
οὔτέ ποτ᾽ ἐς πόλεμον, ἀλλὰ φθινύθεσκε φίλον κῆρ
αὖθι μένων, ποθέεσκε δ᾽ ἀϋτήν τε πτόλεμόν τε.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐκ τοῖο δυωδεκάτη γένετ᾽ ἠώς,
καὶ τότε δὴ πρὸς Ὄλυμπον ἴσαν θεοὶ αἰὲν ἐόντες

πάντες ἅμα, Ζεὺς δ᾽ ἦρχε· Θέτις δ᾽ οὐ λήθετ᾽ ἐφετμέων
παιδὸς ἑοῦ, ἀλλ᾽ ἥ γ᾽ ἀνεδύσετο κῦμα θαλάσσης.
ἠερίη δ᾽ ἀνέβη μέγαν οὐρανὸν Οὔλυμπόν τε.
εὗρεν δ᾽ εὐρύοπα Κρονίδην ἄτερ ἥμενον ἄλλων
ἀκροτάτηι κορυφῆι πολυδειράδος Οὐλύμποιο·

καί ῥα πάροιθ᾽ αὐτοῖο καθέζετο, καὶ λάβε γούνων
σκαιῆι, δεξιτερῆι δ᾽ ἄρ᾽ ὑπ᾽ ἀνθερεῶνος ἑλοῦσα
λισσομένη προσέειπε Δία Κρονίωνα ἄνακτα·
Ζεῦ πάτερ εἴ ποτε δή σε μετ᾽ ἀθανάτοισιν ὄνησα
ἢ ἔπει ἢ ἔργωι, τόδε μοι κρήηνον ἐέλδωρ·

τίμησόν μοι υἱὸν ὃς ὠκυμορώτατος ἄλλων
ἔπλετ᾽· ἀτάρ μιν νῦν γε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἠτίμησεν· ἑλὼν γὰρ ἔχει γέρας αὐτὸς ἀπούρας.
ἀλλὰ σύ πέρ μιν τῖσον Ὀλύμπιε μητίετα Ζεῦ·
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώεσσι τίθει κράτος ὄφρ᾽ ἂν Ἀχαιοὶ

υἱὸν ἐμὸν τίσωσιν ὀφέλλωσίν τέ ἑ τιμῆι.
ὧς φάτο· τὴν δ᾽ οὔ τι προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς,
ἀλλ᾽ ἀκέων δὴν ἧστο· Θέτις δ᾽ ὡς ἥψατο γούνων
ὧς ἔχετ᾽ ἐμπεφυυῖα, καὶ εἴρετο δεύτερον αὖτις·
νημερτὲς μὲν δή μοι ὑπόσχεο καὶ κατάνευσον

ἢ ἀπόειπ᾽, ἐπεὶ οὔ τοι ἔπι δέος, ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδέω
ὅσσον ἐγὼ μετὰ πᾶσιν ἀτιμοτάτη θεός εἰμι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἦ δὴ λοίγια ἔργ᾽ ὅ τέ μ᾽ ἐχθοδοπῆσαι ἐφήσεις
Ἥρηι ὅτ᾽ ἄν μ᾽ ἐρέθηισιν ὀνειδείοις ἐπέεσσιν·

ἣ δὲ καὶ αὔτως μ᾽ αἰεὶ ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσι
νεικεῖ, καί τέ μέ φησι μάχηι Τρώεσσιν ἀρήγειν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν αὖτις ἀπόστιχε μή τι νοήσηι
Ἥρη· ἐμοὶ δέ κε ταῦτα μελήσεται ὄφρα τελέσσω·
εἰ δ᾽ ἄγε τοι κεφαλῆι κατανεύσομαι ὄφρα πεποίθηις·

τοῦτο γὰρ ἐξ ἐμέθεν γε μετ᾽ ἀθανάτοισι μέγιστον
τέκμωρ· οὐ γὰρ ἐμὸν παλινάγρετον οὐδ᾽ ἀπατηλὸν
οὐδ᾽ ἀτελεύτητον ὅ τί κεν κεφαλῆι κατανεύσω.
ἦ καὶ κυανέηισιν ἐπ᾽ ὀφρύσι νεῦσε Κρονίων·
ἀμβρόσιαι δ᾽ ἄρα χαῖται ἐπερρώσαντο ἄνακτος

κρατὸς ἀπ᾽ ἀθανάτοιο· μέγαν δ᾽ ἐλέλιξεν Ὄλυμπον.
τώ γ᾽ ὧς βουλεύσαντε διέτμαγεν· ἣ μὲν ἔπειτα
εἰς ἅλα ἆλτο βαθεῖαν ἀπ᾽ αἰγλήεντος Ὀλύμπου,
Ζεὺς δὲ ἑὸν πρὸς δῶμα· θεοὶ δ᾽ ἅμα πάντες ἀνέσταν
ἐξ ἑδέων σφοῦ πατρὸς ἐναντίον· οὐδέ τις ἔτλη

μεῖναι ἐπερχόμενον, ἀλλ᾽ ἀντίοι ἔσταν ἅπαντες.
ὧς ὁ μὲν ἔνθα καθέζετ᾽ ἐπὶ θρόνου· οὐδέ μιν Ἥρη
ἠγνοίησεν ἰδοῦσ᾽ ὅτι οἱ συμφράσσατο βουλὰς
ἀργυρόπεζα Θέτις θυγάτηρ ἁλίοιο γέροντος.
αὐτίκα κερτομίοισι Δία Κρονίωνα προσηύδα·

τίς δ᾽ αὖ τοι δολομῆτα θεῶν συμφράσσατο βουλάς;
αἰεί τοι φίλον ἐστὶν ἐμεῦ ἀπὸ νόσφιν ἐόντα
κρυπτάδια φρονέοντα δικαζέμεν· οὐδέ τί πώ μοι
πρόφρων τέτληκας εἰπεῖν ἔπος ὅττι νοήσηις.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·

Ἥρη μὴ δὴ πάντας ἐμοὺς ἐπιέλπεο μύθους
εἰδήσειν· χαλεποί τοι ἔσοντ᾽ ἀλόχωι περ ἐούσηι·
ἀλλ᾽ ὃν μέν κ᾽ ἐπιεικὲς ἀκουέμεν οὔ τις ἔπειτα
οὔτε θεῶν πρότερος τὸν εἴσεται οὔτ᾽ ἀνθρώπων·
ὃν δέ κ᾽ ἐγὼν ἀπάνευθε θεῶν ἐθέλωμι νοῆσαι

μή τι σὺ ταῦτα ἕκαστα διείρεο μηδὲ μετάλλα.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες;
καὶ λίην σε πάρος γ᾽ οὔτ᾽ εἴρομαι οὔτε μεταλλῶ,
ἀλλὰ μάλ᾽ εὔκηλος τὰ φράζεαι ἅσσ᾽ ἐθέληισθα.

νῦν δ᾽ αἰνῶς δείδοικα κατὰ φρένα μή σε παρείπηι
ἀργυρόπεζα Θέτις θυγάτηρ ἁλίοιο γέροντος·
ἠερίη γὰρ σοί γε παρέζετο καὶ λάβε γούνων·
τῆι σ᾽ ὀΐω κατανεῦσαι ἐτήτυμον ὡς Ἀχιλῆα
τιμήσηις, ὀλέσηις δὲ πολέας ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.

τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
δαιμονίη αἰεὶ μὲν ὀΐεαι οὐδέ σε λήθω·
πρῆξαι δ᾽ ἔμπης οὔ τι δυνήσεαι, ἀλλ᾽ ἀπὸ θυμοῦ
μᾶλλον ἐμοὶ ἔσεαι· τὸ δέ τοι καὶ ῥίγιον ἔσται.
εἰ δ᾽ οὕτω τοῦτ᾽ ἐστὶν ἐμοὶ μέλλει φίλον εἶναι·

ἀλλ᾽ ἀκέουσα κάθησο, ἐμῶι δ᾽ ἐπιπείθεο μύθωι,
μή νύ τοι οὐ χραίσμωσιν ὅσοι θεοί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι
ἆσσον ἰόνθ᾽, ὅτε κέν τοι ἀάπτους χεῖρας ἐφείω.
ὧς ἔφατ᾽ ἔδεισεν δὲ βοῶπις πότνια Ἥρη,
καί ῥ᾽ ἀκέουσα καθῆστο ἐπιγνάμψασα φίλον κῆρ·

ὄχθησαν δ᾽ ἀνὰ δῶμα Διὸς θεοὶ Οὐρανίωνες·
τοῖσιν δ᾽ Ἥφαιστος κλυτοτέχνης ἦρχ᾽ ἀγορεύειν
μητρὶ φίληι ἐπίηρα φέρων λευκωλένωι Ἥρηι·
ἦ δὴ λοίγια ἔργα τάδ᾽ ἔσσεται οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀνεκτά,
εἰ δὴ σφὼ ἕνεκα θνητῶν ἐριδαίνετον ὧδε,

ἐν δὲ θεοῖσι κολωιὸν ἐλαύνετον· οὐδέ τι δαιτὸς
ἐσθλῆς ἔσσεται ἦδος, ἐπεὶ τὰ χερείονα νικᾶι.
μητρὶ δ᾽ ἐγὼ παράφημι καὶ αὐτῆι περ νοεούσηι
πατρὶ φίλωι ἐπίηρα φέρειν Διί, ὄφρα μὴ αὖτε
νεικείηισι πατήρ, σὺν δ᾽ ἡμῖν δαῖτα ταράξηι.

εἴ περ γάρ κ᾽ ἐθέληισιν Ὀλύμπιος ἀστεροπητὴς
ἐξ ἑδέων στυφελίξαι· ὁ γὰρ πολὺ φέρτατός ἐστιν.
ἀλλὰ σὺ τὸν ἐπέεσσι καθάπτεσθαι μαλακοῖσιν·
αὐτίκ᾽ ἔπειθ᾽ ἵλαος Ὀλύμπιος ἔσσεται ἡμῖν.
ὧς ἄρ᾽ ἔφη καὶ ἀναΐξας δέπας ἀμφικύπελλον

μητρὶ φίληι ἐν χειρὶ τίθει καί μιν προσέειπε·
τέτλαθι μῆτερ ἐμή, καὶ ἀνάσχεο κηδομένη περ,
μή σε φίλην περ ἐοῦσαν ἐν ὀφθαλμοῖσιν ἴδωμαι
θεινομένην, τότε δ᾽ οὔ τι δυνήσομαι ἀχνύμενός περ
χραισμεῖν· ἀργαλέος γὰρ Ὀλύμπιος ἀντιφέρεσθαι·

ἤδη γάρ με καὶ ἄλλοτ᾽ ἀλεξέμεναι μεμαῶτα
ῥῖψε ποδὸς τεταγὼν ἀπὸ βηλοῦ θεσπεσίοιο,
πᾶν δ᾽ ἦμαρ φερόμην, ἅμα δ᾽ ἠελίωι καταδύντι
κάππεσον ἐν Λήμνωι, ὀλίγος δ᾽ ἔτι θυμὸς ἐνῆεν·
ἔνθά με Σίντιες ἄνδρες ἄφαρ κομίσαντο πεσόντα.

ὧς φάτο, μείδησεν δὲ θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
μειδήσασα δὲ παιδὸς ἐδέξατο χειρὶ κύπελλον·
αὐτὰρ ὁ τοῖς ἄλλοισι θεοῖς ἐνδέξια πᾶσιν
οἰνοχόει γλυκὺ νέκταρ ἀπὸ κρητῆρος ἀφύσσων·
ἄσβεστος δ᾽ ἄρ᾽ ἐνῶρτο γέλως μακάρεσσι θεοῖσιν

ὡς ἴδον Ἥφαιστον διὰ δώματα ποιπνύοντα.
ὧς τότε μὲν πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης,
οὐ μὲν φόρμιγγος περικαλλέος ἣν ἔχ᾽ Ἀπόλλων,
Μουσάων θ᾽ αἳ ἄειδον ἀμειβόμεναι ὀπὶ καλῆι.

αὐτὰρ ἐπεὶ κατέδυ λαμπρὸν φάος ἠελίοιο,
οἳ μὲν κακκείοντες ἔβαν οἶκον δὲ ἕκαστος,
ἧχι ἑκάστωι δῶμα περικλυτὸς ἀμφιγυήεις
Ἥφαιστος ποίησεν ἰδυίηισι πραπίδεσσι·
Ζεὺς δὲ πρὸς ὃν λέχος ἤϊ᾽ Ὀλύμπιος ἀστεροπητής,

ἔνθα πάρος κοιμᾶθ᾽ ὅτε μιν γλυκὺς ὕπνος ἱκάνοι·
ἔνθα καθεῦδ᾽ ἀναβάς, παρὰ δὲ χρυσόθρονος Ἥρη.

Ἰλιάδος Β

ὄνειρος διάπειρα · Βοιώτεια ἢ κατάλογος νεῶν

Ἄλλοι μέν ῥα θεοί τε καὶ ἀνέρες ἱπποκορυσταὶ
εὗδον παννύχιοι, Δία δ᾽ οὐκ ἔχε νήδυμος ὕπνος,
ἀλλ᾽ ὅ γε μερμήριζε κατὰ φρένα ὡς Ἀχιλῆα
τιμήσηι, ὀλέσηι δὲ πολέας ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.

ἥδε δέ οἱ κατὰ θυμὸν ἀρίστη φαίνετο βουλή,
πέμψαι ἐπ᾽ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι οὖλον ὄνειρον·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
βάσκ᾽ ἴθι οὖλε ὄνειρε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν·
ἐλθὼν ἐς κλισίην Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο

πάντα μάλ᾽ ἀτρεκέως ἀγορευέμεν ὡς ἐπιτέλλω·
θωρῆξαί ἑ κέλευε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
πανσυδίηι· νῦν γάρ κεν ἕλοι πόλιν εὐρυάγυιαν
Τρώων· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἀμφὶς Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἀθάνατοι φράζονται· ἐπέγναμψεν γὰρ ἅπαντας

Ἥρη λισσομένη, Τρώεσσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπται.
ὣς φάτο, βῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὄνειρος ἐπεὶ τὸν μῦθον ἄκουσε·
καρπαλίμως δ᾽ ἵκανε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
βῆ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα· τὸν δὲ κίχανεν
εὕδοντ᾽ ἐν κλισίηι, περὶ δ᾽ ἀμβρόσιος κέχυθ᾽ ὕπνος.

στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς Νηληΐωι υἷι ἐοικώς
Νέστορι, τόν ῥα μάλιστα γερόντων τῖ᾽ Ἀγαμέμνων·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσεφώνεε θεῖος ὄνειρος·
εὕδεις Ἀτρέος υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο·
οὐ χρὴ παννύχιον εὕδειν βουληφόρον ἄνδρα

ὧι λαοί τ᾽ ἐπιτετράφαται καὶ τόσσα μέμηλε·
νῦν δ᾽ ἐμέθεν ξύνες ὦκα· Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι,
ὃς σεῦ ἄνευθεν ἐὼν μέγα κήδεται ἠδ᾽ ἐλεαίρει.
θωρῆξαί σε κέλευσε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
πανσυδίηι· νῦν γάρ κεν ἕλοις πόλιν εὐρυάγυιαν

Τρώων· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἀμφὶς Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἀθάνατοι φράζονται· ἐπέγναμψεν γὰρ ἅπαντας
Ἥρη λισσομένη, Τρώεσσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπται
ἐκ Διός· ἀλλὰ σὺ σῆισιν ἔχε φρεσί, μηδέ σε λήθη
αἱρείτω εὖτ᾽ ἄν σε μελίφρων ὕπνος ἀνήηι.

ὣς ἄρα φωνήσας ἀπεβήσετο, τὸν δὲ λίπ᾽ αὐτοῦ
τὰ φρονέοντ᾽ ἀνὰ θυμὸν ἅ ῥ᾽ οὐ τελέεσθαι ἔμελλον·
φῆ γὰρ ὅ γ᾽ αἱρήσειν Πριάμου πόλιν ἤματι κείνωι
νήπιος, οὐδὲ τὰ ἤιδη ἅ ῥα Ζεὺς μήδετο ἔργα·
θήσειν γὰρ ἔτ᾽ ἔμελλεν ἐπ᾽ ἄλγεά τε στοναχάς τε

Τρωσί τε καὶ Δαναοῖσι διὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
ἔγρετο δ᾽ ἐξ ὕπνου, θείη δέ μιν ἀμφέχυτ᾽ ὀμφή·
ἕζετο δ᾽ ὀρθωθείς, μαλακὸν δ᾽ ἔνδυνε χιτῶνα
καλὸν νηγάτεον, περὶ δὲ μέγα βάλλετο φᾶρος·
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα,

ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον·
εἵλετο δὲ σκῆπτρον πατρώϊον ἄφθιτον αἰεὶ
σὺν τῶι ἔβη κατὰ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
ἠὼς μέν ῥα θεὰ προσεβήσετο μακρὸν Ὄλυμπον
Ζηνὶ φόως ἐρέουσα καὶ ἄλλοις ἀθανάτοισιν·

αὐτὰρ ὁ κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κέλευσε
κηρύσσειν ἀγορὴν δὲ κάρη κομόωντας Ἀχαιούς·
οἳ μὲν ἐκήρυσσον, τοὶ δ᾽ ἠγείροντο μάλ᾽ ὦκα·
βουλὴν δὲ πρῶτον μεγαθύμων ἷζε γερόντων
Νεστορέηι παρὰ νηῒ Πυλοιγενέος βασιλῆος·

τοὺς ὅ γε συγκαλέσας πυκινὴν ἀρτύνετο βουλήν·
κλῦτε φίλοι· θεῖός μοι ἐνύπνιον ἦλθεν ὄνειρος
ἀμβροσίην διὰ νύκτα· μάλιστα δὲ Νέστορι δίωι
εἶδός τε μέγεθός τε φυήν τ᾽ ἄγχιστα ἐώικει·
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί με πρὸς μῦθον ἔειπεν·

εὕδεις Ἀτρέος υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο·
οὐ χρὴ παννύχιον εὕδειν βουληφόρον ἄνδρα,
ὧι λαοί τ᾽ ἐπιτετράφαται καὶ τόσσα μέμηλε·
νῦν δ᾽ ἐμέθεν ξύνες ὦκα· Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι,
ὃς σεῦ ἄνευθεν ἐὼν μέγα κήδεται ἠδ᾽ ἐλεαίρει·

θωρῆξαί σε κέλευσε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
πανσυδίηι· νῦν γάρ κεν ἕλοις πόλιν εὐρυάγυιαν
Τρώων· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἀμφὶς Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἀθάνατοι φράζονται· ἐπέγναμψεν γὰρ ἅπαντας
Ἥρη λισσομένη, Τρώεσσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπται

ἐκ Διός· ἀλλὰ σὺ σῆισιν ἔχε φρεσίν· ὣς ὁ μὲν εἰπὼν
ὤιχετ᾽ ἀποπτάμενος, ἐμὲ δὲ γλυκὺς ὕπνος ἀνῆκεν.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ αἴ κέν πως θωρήξομεν υἷας Ἀχαιῶν·
πρῶτα δ᾽ ἐγὼν ἔπεσιν πειρήσομαι, ἣ θέμις ἐστί,
καὶ φεύγειν σὺν νηυσὶ πολυκλήϊσι κελεύσω·

ὑμεῖς δ᾽ ἄλλοθεν ἄλλος ἐρητύειν ἐπέεσσιν.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὣς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο, τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
Νέστωρ, ὅς ῥα Πύλοιο ἄναξ ἦν ἠμαθόεντος,
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες

εἰ μέν τις τὸν ὄνειρον Ἀχαιῶν ἄλλος ἔνισπε
ψεῦδός κεν φαῖμεν καὶ νοσφιζοίμεθα μᾶλλον·
νῦν δ᾽ ἴδεν ὃς μέγ᾽ ἄριστος Ἀχαιῶν εὔχεται εἶναι·
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ αἴ κέν πως θωρήξομεν υἷας Ἀχαιῶν.
ὣς ἄρα φωνήσας βουλῆς ἐξῆρχε νέεσθαι,

οἳ δ᾽ ἐπανέστησαν πείθοντό τε ποιμένι λαῶν
σκηπτοῦχοι βασιλῆες· ἐπεσσεύοντο δὲ λαοί.
ἠΰτε ἔθνεα εἶσι μελισσάων ἁδινάων
πέτρης ἐκ γλαφυρῆς αἰεὶ νέον ἐρχομενάων,
βοτρυδὸν δὲ πέτονται ἐπ᾽ ἄνθεσιν εἰαρινοῖσιν·

αἳ μέν τ᾽ ἔνθα ἅλις πεποτήαται, αἳ δέ τε ἔνθα·
ὣς τῶν ἔθνεα πολλὰ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων
ἠϊόνος προπάροιθε βαθείης ἐστιχόωντο
ἰλαδὸν εἰς ἀγορήν· μετὰ δέ σφισιν ὄσσα δεδήει
ὀτρύνουσ᾽ ἰέναι Διὸς ἄγγελος· οἳ δ᾽ ἀγέροντο.

τετρήχει δ᾽ ἀγορή, ὑπὸ δὲ στεναχίζετο γαῖα
λαῶν ἱζόντων, ὅμαδος δ᾽ ἦν· ἐννέα δέ σφεας
κήρυκες βοόωντες ἐρήτυον, εἴ ποτ᾽ ἀϋτῆς
σχοίατ᾽, ἀκούσειαν δὲ διοτρεφέων βασιλήων.
σπουδῆι δ᾽ ἕζετο λαός, ἐρήτυθεν δὲ καθ᾽ ἕδρας

παυσάμενοι κλαγγῆς· ἀνὰ δὲ κρείων Ἀγαμέμνων
ἔστη σκῆπτρον ἔχων τὸ μὲν Ἥφαιστος κάμε τεύχων.
Ἥφαιστος μὲν δῶκε Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι,
αὐτὰρ ἄρα Ζεὺς δῶκε διακτόρωι ἀργεϊφόντηι·
Ἑρμείας δὲ ἄναξ δῶκεν Πέλοπι πληξίππωι,

αὐτὰρ ὁ αὖτε Πέλοψ δῶκ᾽ Ἀτρέϊ ποιμένι λαῶν,
Ἀτρεὺς δὲ θνήισκων ἔλιπεν πολύαρνι Θυέστηι,
αὐτὰρ ὁ αὖτε Θυέστ᾽ Ἀγαμέμνονι λεῖπε φορῆναι,
πολλῆισιν νήσοισι καὶ Ἄργεϊ παντὶ ἀνάσσειν.
τῶι ὅ γ᾽ ἐρεισάμενος ἔπε᾽ Ἀργείοισι μετηύδα·

ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
Ζεύς με μέγα Κρονίδης ἄτηι ἐνέδησε βαρείηι,
σχέτλιος, ὃς πρὶν μέν μοι ὑπέσχετο καὶ κατένευσεν
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι,
νῦν δὲ κακὴν ἀπάτην βουλεύσατο, καί με κελεύει

δυσκλέα Ἄργος ἱκέσθαι, ἐπεὶ πολὺν ὤλεσα λαόν.
οὕτω που Διὶ μέλλει ὑπερμενέϊ φίλον εἶναι,
ὃς δὴ πολλάων πολίων κατέλυσε κάρηνα
ἠδ᾽ ἔτι καὶ λύσει· τοῦ γὰρ κράτος ἐστὶ μέγιστον.
αἰσχρὸν γὰρ τόδε γ᾽ ἐστὶ καὶ ἐσσομένοισι πυθέσθαι

μὰψ οὕτω τοιόνδε τοσόνδε τε λαὸν Ἀχαιῶν
ἄπρηκτον πόλεμον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι
ἀνδράσι παυροτέροισι, τέλος δ᾽ οὔ πώ τι πέφανται·
εἴ περ γάρ κ᾽ ἐθέλοιμεν Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
ὅρκια πιστὰ ταμόντες ἀριθμηθήμεναι ἄμφω,

Τρῶας μὲν λέξασθαι ἐφέστιοι ὅσσοι ἔασιν,
ἡμεῖς δ᾽ ἐς δεκάδας διακοσμηθεῖμεν Ἀχαιοί,
Τρώων δ᾽ ἄνδρα ἕκαστοι ἑλοίμεθα οἰνοχοεύειν,
πολλαί κεν δεκάδες δευοίατο οἰνοχόοιο.
τόσσον ἐγώ φημι πλέας ἔμμεναι υἷας Ἀχαιῶν

Τρώων, οἳ ναίουσι κατὰ πτόλιν· ἀλλ᾽ ἐπίκουροι
πολλέων ἐκ πολίων ἐγχέσπαλοι ἄνδρες ἔασιν,
οἵ με μέγα πλάζουσι καὶ οὐκ εἰῶσ᾽ ἐθέλοντα
Ἰλίου ἐκπέρσαι εὖ ναιόμενον πτολίεθρον.
ἐννέα δὴ βεβάασι Διὸς μεγάλου ἐνιαυτοί,

καὶ δὴ δοῦρα σέσηπε νεῶν καὶ σπάρτα λέλυνται·
αἳ δέ που ἡμέτεραί τ᾽ ἄλοχοι καὶ νήπια τέκνα
εἵατ᾽ ἐνὶ μεγάροις ποτιδέγμεναι· ἄμμι δὲ ἔργον
αὔτως ἀκράαντον οὗ εἵνεκα δεῦρ᾽ ἱκόμεσθα.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·

φεύγωμεν σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν·
οὐ γὰρ ἔτι Τροίην αἱρήσομεν εὐρυάγυιαν.
ὣς φάτο, τοῖσι δὲ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε
πᾶσι μετὰ πληθὺν ὅσοι οὐ βουλῆς ἐπάκουσαν·
κινήθη δ᾽ ἀγορὴ φὴ κύματα μακρὰ θαλάσσης

πόντου Ἰκαρίοιο, τὰ μέν τ᾽ Εὖρός τε Νότος τε
ὤρορ᾽ ἐπαΐξας πατρὸς Διὸς ἐκ νεφελάων.
ὡς δ᾽ ὅτε κινήσηι Ζέφυρος βαθὺ λήϊον ἐλθὼν
λάβρος ἐπαιγίζων, ἐπί τ᾽ ἠμύει ἀσταχύεσσιν,
ὣς τῶν πᾶσ᾽ ἀγορὴ κινήθη· τοὶ δ᾽ ἀλαλητῶι

νῆας ἔπ᾽ ἐσσεύοντο, ποδῶν δ᾽ ὑπένερθε κονίη
ἵστατ᾽ ἀειρομένη· τοὶ δ᾽ ἀλλήλοισι κέλευον
ἅπτεσθαι νηῶν ἠδ᾽ ἑλκέμεν εἰς ἅλα δῖαν,
οὐρούς τ᾽ ἐξεκάθαιρον· ἀϋτὴ δ᾽ οὐρανὸν ἷκεν
οἴκαδε ἱεμένων· ὑπὸ δ᾽ ἥιρεον ἕρματα νηῶν.

ἔνθά κεν Ἀργείοισιν ὑπέρμορα νόστος ἐτύχθη
εἰ μὴ Ἀθηναίην Ἥρη πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη,
οὕτω δὴ οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
Ἀργεῖοι φεύξονται ἐπ᾽ εὐρέα νῶτα θαλάσσης,

κὰδ δέ κεν εὐχωλὴν Πριάμωι καὶ Τρωσὶ λίποιεν
Ἀργείην Ἑλένην, ἧς εἵνεκα πολλοὶ Ἀχαιῶν
ἐν Τροίηι ἀπόλοντο φίλης ἀπὸ πατρίδος αἴης·
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν κατὰ λαὸν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
σοῖς ἀγανοῖς ἐπέεσσιν ἐρήτυε φῶτα ἕκαστον,

μηδὲ ἔα νῆας ἅλα δ᾽ ἑλκέμεν ἀμφιελίσσας.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα·
καρπαλίμως δ᾽ ἵκανε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
εὗρεν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα Διὶ μῆτιν ἀτάλαντον

ἑσταότ᾽· οὐδ᾽ ὅ γε νηὸς ἐϋσσέλμοιο μελαίνης
ἅπτετ᾽, ἐπεί μιν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἵκανεν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη γλαυκῶπις Ἀθήνη·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ,
οὕτω δὴ οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν

φεύξεσθ᾽ ἐν νήεσσι πολυκλήϊσι πεσόντες,
κὰδ δέ κεν εὐχωλὴν Πριάμωι καὶ Τρωσὶ λίποιτε
Ἀργείην Ἑλένην, ἧς εἵνεκα πολλοὶ Ἀχαιῶν
ἐν Τροίηι ἀπόλοντο φίλης ἀπὸ πατρίδος αἴης;
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν κατὰ λαὸν Ἀχαιῶν, μηδ᾽ ἔτ᾽ ἐρώει,

σοῖς δ᾽ ἀγανοῖς ἐπέεσσιν ἐρήτυε φῶτα ἕκαστον,
μηδὲ ἔα νῆας ἅλα δ᾽ ἑλκέμεν ἀμφιελίσσας.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ ξυνέηκε θεᾶς ὄπα φωνησάσης,
βῆ δὲ θέειν, ἀπὸ δὲ χλαῖναν βάλε· τὴν δὲ κόμισσε
κῆρυξ Εὐρυβάτης Ἰθακήσιος ὅς οἱ ὀπήδει·

αὐτὸς δ᾽ Ἀτρεΐδεω Ἀγαμέμνονος ἀντίος ἐλθὼν
δέξατό οἱ σκῆπτρον πατρώϊον ἄφθιτον αἰεί·
σὺν τῶι ἔβη κατὰ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων.
ὅν τινα μὲν βασιλῆα καὶ ἔξοχον ἄνδρα κιχείη
τὸν δ᾽ ἀγανοῖς ἐπέεσσιν ἐρητύσασκε παραστάς·

δαιμόνι᾽ οὔ σε ἔοικε κακὸν ὣς δειδίσσεσθαι,
ἀλλ᾽ αὐτός τε κάθησο καὶ ἄλλους ἵδρυε λαούς·
οὐ γάρ πω σάφα οἶσθ᾽ οἷος νόος Ἀτρεΐωνος·
νῦν μὲν πειρᾶται, τάχα δ᾽ ἴψεται υἷας Ἀχαιῶν.
ἐν βουλῆι δ᾽ οὐ πάντες ἀκούσαμεν οἷον ἔειπε.

μή τι χολωσάμενος ῥέξηι κακὸν υἷας Ἀχαιῶν·
θυμὸς δὲ μέγας ἐστὶ διοτρεφέων βασιλήων,
τιμὴ δ᾽ ἐκ Διός ἐστι, φιλεῖ δέ ἑ μητίετα Ζεύς.
ὃν δ᾽ αὖ δήμου τ᾽ ἄνδρα ἴδοι βοόωντά τ᾽ ἐφεύροι,
τὸν σκήπτρωι ἐλάσασκεν ὁμοκλήσασκέ τε μύθωι·

δαιμόνι᾽ ἀτρέμας ἧσο καὶ ἄλλων μῦθον ἄκουε,
οἳ σέο φέρτεροί εἰσι, σὺ δ᾽ ἀπτόλεμος καὶ ἄναλκις
οὔτέ ποτ᾽ ἐν πολέμωι ἐναρίθμιος οὔτ᾽ ἐνὶ βουλῆι·
οὐ μέν πως πάντες βασιλεύσομεν ἐνθάδ᾽ Ἀχαιοί·
οὐκ ἀγαθὸν πολυκοιρανίη· εἷς κοίρανος ἔστω,

εἷς βασιλεύς, ὧι δῶκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω
σκῆπτρόν τ᾽ ἠδὲ θέμιστας, ἵνά σφισι βουλεύηισι.
ὣς ὅ γε κοιρανέων δίεπε στρατόν· οἳ δ᾽ ἀγορὴν δὲ
αὖτις ἐπεσσεύοντο νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων
ἠχῆι, ὡς ὅτε κῦμα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης

αἰγιαλῶι μεγάλωι βρέμεται, σμαραγεῖ δέ τε πόντος.
ἄλλοι μέν ῥ᾽ ἕζοντο, ἐρήτυθεν δὲ καθ᾽ ἕδρας·
Θερσίτης δ᾽ ἔτι μοῦνος ἀμετροεπὴς ἐκολώια,
ὃς ἔπεα φρεσὶν ἧισιν ἄκοσμά τε πολλά τε ἤιδη
μάψ, ἀτὰρ οὐ κατὰ κόσμον, ἐριζέμεναι βασιλεῦσιν,

ἀλλ᾽ ὅ τι οἱ εἴσαιτο γελοίϊον Ἀργείοισιν
ἔμμεναι· αἴσχιστος δὲ ἀνὴρ ὑπὸ Ἴλιον ἦλθε·
φολκὸς ἔην, χωλὸς δ᾽ ἕτερον πόδα· τὼ δέ οἱ ὤμω
κυρτὼ ἐπὶ στῆθος συνοχωκότε· αὐτὰρ ὕπερθε
φοξὸς ἔην κεφαλήν, ψεδνὴ δ᾽ ἐπενήνοθε λάχνη.

ἔχθιστος δ᾽ Ἀχιλῆϊ μάλιστ᾽ ἦν ἠδ᾽ Ὀδυσῆϊ·
τὼ γὰρ νεικείεσκε· τότ᾽ αὖτ᾽ Ἀγαμέμνονι δίωι
ὀξέα κεκλήγων λέγ᾽ ὀνείδεα· τῶι δ᾽ ἄρ᾽ Ἀχαιοὶ
ἐκπάγλως κοτέοντο νεμέσσηθέν τ᾽ ἐνὶ θυμῶι.
αὐτὰρ ὁ μακρὰ βοῶν Ἀγαμέμνονα νείκεε μύθωι·

Ἀτρεΐδη τέο δ᾽ αὖτ᾽ ἐπιμέμφεαι ἠδὲ χατίζεις;
πλεῖαί τοι χαλκοῦ κλισίαι, πολλαὶ δὲ γυναῖκες
εἰσὶν ἐνὶ κλισίηις ἐξαίρετοι, ἅς τοι Ἀχαιοὶ
πρωτίστωι δίδομεν εὖτ᾽ ἂν πτολίεθρον ἕλωμεν.
ἦ ἔτι καὶ χρυσοῦ ἐπιδεύεαι, ὅν κέ τις οἴσει

Τρώων ἱπποδάμων ἐξ Ἰλίου υἷος ἄποινα,
ὅν κεν ἐγὼ δήσας ἀγάγω ἢ ἄλλος Ἀχαιῶν,
ἠὲ γυναῖκα νέην, ἵνα μίσγεαι ἐν φιλότητι,
ἥν τ᾽ αὐτὸς ἀπονόσφι κατίσχεαι; οὐ μὲν ἔοικεν
ἀρχὸν ἐόντα κακῶν ἐπιβασκέμεν υἷας Ἀχαιῶν.

ὦ πέπονες κάκ᾽ ἐλέγχε᾽ Ἀχαιΐδες οὐκέτ᾽ Ἀχαιοὶ
οἴκαδέ περ σὺν νηυσὶ νεώμεθα, τόνδε δ᾽ ἐῶμεν
αὐτοῦ ἐνὶ Τροίηι γέρα πεσσέμεν, ὄφρα ἴδηται
ἤ ῥά τί οἱ χἠμεῖς προσαμύνομεν ἦε καὶ οὐκί·
ὃς καὶ νῦν Ἀχιλῆα ἕο μέγ᾽ ἀμείνονα φῶτα

ἠτίμησεν· ἑλὼν γὰρ ἔχει γέρας αὐτὸς ἀπούρας.
ἀλλὰ μάλ᾽ οὐκ Ἀχιλῆϊ χόλος φρεσίν, ἀλλὰ μεθήμων·
ἦ γὰρ ἂν Ἀτρεΐδη νῦν ὕστατα λωβήσαιο·
ὣς φάτο νεικείων Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν,
Θερσίτης· τῶι δ᾽ ὦκα παρίστατο δῖος Ὀδυσσεύς,

καί μιν ὑπόδρα ἰδὼν χαλεπῶι ἠνίπαπε μύθωι·
Θερσῖτ᾽ ἀκριτόμυθε, λιγύς περ ἐὼν ἀγορητής,
ἴσχεο, μηδ᾽ ἔθελ᾽ οἶος ἐριζέμεναι βασιλεῦσιν·
οὐ γὰρ ἐγὼ σέο φημὶ χερειότερον βροτὸν ἄλλον
ἔμμεναι, ὅσσοι ἅμ᾽ Ἀτρεΐδηις ὑπὸ Ἴλιον ἦλθον.

τὼ οὐκ ἂν βασιλῆας ἀνὰ στόμ᾽ ἔχων ἀγορεύοις,
καί σφιν ὀνείδεά τε προφέροις, νόστόν τε φυλάσσοις.
οὐδέ τί πω σάφα ἴδμεν ὅπως ἔσται τάδε ἔργα,
ἢ εὖ ἦε κακῶς νοστήσομεν υἷες Ἀχαιῶν.
τὼ νῦν Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν

ἧσαι ὀνειδίζων, ὅτι οἱ μάλα πολλὰ διδοῦσιν
ἥρωες Δαναοί· σὺ δὲ κερτομέων ἀγορεύεις.
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
εἴ κ᾽ ἔτι σ᾽ ἀφραίνοντα κιχήσομαι ὥς νύ περ ὧδε,
μηκέτ᾽ ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆϊ κάρη ὤμοισιν ἐπείη,

μηδ᾽ ἔτι Τηλεμάχοιο πατὴρ κεκλημένος εἴην,
εἰ μὴ ἐγώ σε λαβὼν ἀπὸ μὲν φίλα εἵματα δύσω,
χλαῖνάν τ᾽ ἠδὲ χιτῶνα, τά τ᾽ αἰδῶ ἀμφικαλύπτει,
αὐτὸν δὲ κλαίοντα θοὰς ἐπὶ νῆας ἀφήσω
πεπλήγων ἀγορῆθεν ἀεικέσσι πληγῆισιν.

ὣς ἄρ᾽ ἔφη, σκήπτρωι δὲ μετάφρενον ἠδὲ καὶ ὤμω
πλῆξεν· ὁ δ᾽ ἰδνώθη, θαλερὸν δέ οἱ ἔκπεσε δάκρυ·
σμῶδιξ δ᾽ αἱματόεσσα μεταφρένου ἐξυπανέστη
σκήπτρου ὕπο χρυσέου· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο τάρβησέν τε,
ἀλγήσας δ᾽ ἀχρεῖον ἰδὼν ἀπομόρξατο δάκρυ.

οἳ δὲ καὶ ἀχνύμενοί περ ἐπ᾽ αὐτῶι ἡδὺ γέλασσαν·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν ἐς πλησίον ἄλλον·
ὢ πόποι ἦ δὴ μυρί᾽ Ὀδυσσεὺς ἐσθλὰ ἔοργε
βουλάς τ᾽ ἐξάρχων ἀγαθὰς πόλεμόν τε κορύσσων·
νῦν δὲ τόδε μέγ᾽ ἄριστον ἐν Ἀργείοισιν ἔρεξεν,

ὃς τὸν λωβητῆρα ἐπεσβόλον ἔσχ᾽ ἀγοράων.
οὔ θήν μιν πάλιν αὖτις ἀνήσει θυμὸς ἀγήνωρ
νεικείειν βασιλῆας ὀνειδείοις ἐπέεσσιν.
ὣς φάσαν ἣ πληθύς· ἀνὰ δ᾽ ὁ πτολίπορθος Ὀδυσσεὺς
ἔστη σκῆπτρον ἔχων· παρὰ δὲ γλαυκῶπις Ἀθήνη

εἰδομένη κήρυκι σιωπᾶν λαὸν ἀνώγει,
ὡς ἅμα θ᾽ οἳ πρῶτοί τε καὶ ὕστατοι υἷες Ἀχαιῶν
μῦθον ἀκούσειαν καὶ ἐπιφρασσαίατο βουλήν·
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
Ἀτρεΐδη νῦν δή σε ἄναξ ἐθέλουσιν Ἀχαιοὶ

πᾶσιν ἐλέγχιστον θέμεναι μερόπεσσι βροτοῖσιν,
οὐδέ τοι ἐκτελέουσιν ὑπόσχεσιν ἥν περ ὑπέσταν
ἐνθάδ᾽ ἔτι στείχοντες ἀπ᾽ Ἄργεος ἱπποβότοιο
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι.
ὥς τε γὰρ ἢ παῖδες νεαροὶ χῆραί τε γυναῖκες

ἀλλήλοισιν ὀδύρονται οἶκον δὲ νέεσθαι.
ἦ μὴν καὶ πόνος ἐστὶν ἀνιηθέντα νέεσθαι·
καὶ γάρ τίς θ᾽ ἕνα μῆνα μένων ἀπὸ ἧς ἀλόχοιο
ἀσχαλάαι σὺν νηῒ πολυζύγωι, ὅν περ ἄελλαι
χειμέριαι εἰλέωσιν ὀρινομένη τε θάλασσα·

ἡμῖν δ᾽ εἴνατός ἐστι περιτροπέων ἐνιαυτὸς
ἐνθάδε μιμνόντεσσι· τὼ οὐ νεμεσίζομ᾽ Ἀχαιοὺς
ἀσχαλάαν παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν· ἀλλὰ καὶ ἔμπης
αἰσχρόν τοι δηρόν τε μένειν κενεόν τε νέεσθαι.
τλῆτε φίλοι, καὶ μείνατ᾽ ἐπὶ χρόνον ὄφρα δαῶμεν

ἢ ἐτεὸν Κάλχας μαντεύεται ἦε καὶ οὐκί.
εὖ γὰρ δὴ τόδε ἴδμεν ἐνὶ φρεσίν, ἐστὲ δὲ πάντες
μάρτυροι, οὓς μὴ κῆρες ἔβαν θανάτοιο φέρουσαι·
χθιζά τε καὶ πρωΐζ᾽ ὅτ᾽ ἐς Αὐλίδα νῆες Ἀχαιῶν
ἠγερέθοντο κακὰ Πριάμωι καὶ Τρωσὶ φέρουσαι,

ἡμεῖς δ᾽ ἀμφὶ περὶ κρήνην ἱεροὺς κατὰ βωμοὺς
ἕρδομεν ἀθανάτοισι τεληέσσας ἑκατόμβας
καλῆι ὑπὸ πλατανίστωι ὅθεν ῥέεν ἀγλαὸν ὕδωρ·
ἔνθ᾽ ἐφάνη μέγα σῆμα· δράκων ἐπὶ νῶτα δαφοινὸς
σμερδαλέος, τόν ῥ᾽ αὐτὸς Ὀλύμπιος ἧκε φόως δέ,

βωμοῦ ὑπαΐξας πρός ῥα πλατάνιστον ὄρουσεν.
ἔνθα δ᾽ ἔσαν στρουθοῖο νεοσσοί, νήπια τέκνα,
ὄζωι ἐπ᾽ ἀκροτάτωι πετάλοις ὑποπεπτηῶτες
ὀκτώ, ἀτὰρ μήτηρ ἐνάτη ἦν ἣ τέκε τέκνα·
ἔνθ᾽ ὅ γε τοὺς ἐλεεινὰ κατήσθιε τετριγῶτας·

μήτηρ δ᾽ ἀμφεποτᾶτο ὀδυρομένη φίλα τέκνα·
τὴν δ᾽ ἐλελιξάμενος πτέρυγος λάβεν ἀμφιαχυῖαν.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ τέκνα φάγε στρουθοῖο καὶ αὐτήν,
τὸν μὲν ἀρίζηλον θῆκεν θεὸς ὅς περ ἔφηνε·
λᾶαν γάρ μιν ἔθηκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω·

ἡμεῖς δ᾽ ἑσταότες θαυμάζομεν οἷον ἐτύχθη.
ὡς οὖν δεινὰ πέλωρα θεῶν εἰσῆλθ᾽ ἑκατόμβας,
Κάλχας δ᾽ αὐτίκ᾽ ἔπειτα θεοπροπέων ἀγόρευε·
τίπτ᾽ ἄνεωι ἐγένεσθε κάρη κομόωντες Ἀχαιοί;
ἡμῖν μὲν τόδ᾽ ἔφηνε τέρας μέγα μητίετα Ζεὺς

ὄψιμον ὀψιτέλεστον, ὅου κλέος οὔ ποτ᾽ ὀλεῖται.
ὡς οὗτος κατὰ τέκνα φάγε στρουθοῖο καὶ αὐτὴν
ὀκτώ, ἀτὰρ μήτηρ ἐνάτη ἦν ἣ τέκε τέκνα,
ὣς ἡμεῖς τοσσαῦτ᾽ ἔτεα πτολεμίξομεν αὖθι,
τῶι δεκάτωι δὲ πόλιν αἱρήσομεν εὐρυάγυιαν.

κεῖνος τὼς ἀγόρευε· τὰ δὴ νῦν πάντα τελεῖται.
ἀλλ᾽ ἄγε μίμνετε πάντες ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
αὐτοῦ εἰς ὅ κεν ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἕλωμεν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργεῖοι δὲ μέγ᾽ ἴαχον, ἀμφὶ δὲ νῆες
σμερδαλέον κονάβησαν ἀϋσάντων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν,

μῦθον ἐπαινήσαντες Ὀδυσσῆος θείοιο·
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ὦ πόποι ἦ δὴ παισὶν ἐοικότες ἀγοράασθε
νηπιάχοις οἷς οὔ τι μέλει πολεμήϊα ἔργα.
πῆι δὴ συνθεσίαι τε καὶ ὅρκια βήσεται ἥμιν;

ἐν πυρὶ δὴ βουλαί τε γενοίατο μήδεά τ᾽ ἀνδρῶν
σπονδαί τ᾽ ἄκρητοι καὶ δεξιαί, ἧις ἐπέπιθμεν·
αὔτως γὰρ ἐπέεσσ᾽ ἐριδαίνομεν, οὐδέ τι μῆχος
εὑρέμεναι δυνάμεσθα, πολὺν χρόνον ἐνθάδ᾽ ἐόντες.
Ἀτρεΐδη σὺ δ᾽ ἔθ᾽ ὡς πρὶν ἔχων ἀστεμφέα βουλὴν

ἄρχευ᾽ Ἀργείοισι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας,
τούσδε δ᾽ ἔα φθινύθειν ἕνα καὶ δύο, τοί κεν Ἀχαιῶν
νόσφιν βουλεύωσ᾽· ἄνυσις δ᾽ οὐκ ἔσσεται αὐτῶν·
πρὶν Ἄργος δ᾽ ἰέναι πρὶν καὶ Διὸς αἰγιόχοιο
γνώμεναι εἴ τε ψεῦδος ὑπόσχεσις εἴ τε καὶ οὐκί.

φημὶ γὰρ οὖν κατανεῦσαι ὑπερμενέα Κρονίωνα
ἤματι τῶι ὅτε νηυσὶν ἐν ὠκυπόροισιν ἔβαινον
Ἀργεῖοι Τρώεσσι φόνον καὶ κῆρα φέροντες
ἀστράπτων ἐπιδέξι᾽ ἐναίσιμα σήματα φαίνων.
τὼ μή τις πρὶν ἐπειγέσθω οἶκον δὲ νέεσθαι

πρίν τινα πὰρ Τρώων ἀλόχωι κατακοιμηθῆναι,
τίσασθαι δ᾽ Ἑλένης ὁρμήματά τε στοναχάς τε.
εἰ δέ τις ἐκπάγλως ἐθέλει οἶκον δὲ νέεσθαι
ἁπτέσθω ἧς νηὸς ἐϋσσέλμοιο μελαίνης,
ὄφρα πρόσθ᾽ ἄλλων θάνατον καὶ πότμον ἐπίσπηι.

ἀλλὰ ἄναξ αὐτός τ᾽ εὖ μήδεο πείθεό τ᾽ ἄλλωι·
οὔ τοι ἀπόβλητον ἔπος ἔσσεται ὅττί κεν εἴπω·
κρῖν᾽ ἄνδρας κατὰ φῦλα κατὰ φρήτρας Ἀγάμεμνον,
ὡς φρήτρη φρήτρηφιν ἀρήγηι, φῦλα δὲ φύλοις.
εἰ δέ κεν ὣς ἕρξηις καί τοι πείθωνται Ἀχαιοί,

γνώσηι ἔπειθ᾽ ὅς θ᾽ ἡγεμόνων κακὸς ὅς τέ νυ λαῶν
ἠδ᾽ ὅς κ᾽ ἐσθλὸς ἔηισι· κατὰ σφέας γὰρ μαχέονται.
γνώσεαι δ᾽ εἰ καὶ θεσπεσίηι πόλιν οὐκ ἀλαπάξεις,
ἦ ἀνδρῶν κακότητι καὶ ἀφραδίηι πολέμοιο.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·

ἦ μὰν αὖτ᾽ ἀγορῆι νικᾶις γέρον υἷας Ἀχαιῶν.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
τοιοῦτοι δέκα μοι συμφράδμονες εἶεν Ἀχαιῶν·
τώ κε τάχ᾽ ἠμύσειε πόλις Πριάμοιο ἄνακτος
χερσὶν ὑφ᾽ ἡμετέρηισιν ἁλοῦσά τε περθομένη τε.

ἀλλά μοι αἰγίοχος Κρονίδης Ζεὺς ἄλγε᾽ ἔδωκεν,
ὅς με μετ᾽ ἀπρήκτους ἔριδας καὶ νείκεα βάλλει.
καὶ γὰρ ἐγὼν Ἀχιλεύς τε μαχεσσάμεθ᾽ εἵνεκα κούρης
ἀντιβίοις ἐπέεσσιν, ἐγὼ δ᾽ ἦρχον χαλεπαίνων·
εἰ δέ ποτ᾽ ἔς γε μίαν βουλεύσομεν, οὐκέτ᾽ ἔπειτα

Τρωσὶν ἀνάβλησις κακοῦ ἔσσεται οὐδ᾽ ἠβαιόν.
νῦν δ᾽ ἔρχεσθ᾽ ἐπὶ δεῖπνον ἵνα ξυνάγωμεν Ἄρηα.
εὖ μέν τις δόρυ θηξάσθω, εὖ δ᾽ ἀσπίδα θέσθω,
εὖ δέ τις ἵπποισιν δεῖπνον δότω ὠκυπόδεσσιν,
εὖ δέ τις ἅρματος ἀμφὶς ἰδὼν πολέμοιο μεδέσθω,

ὥς κε πανημέριοι στυγερῶι κρινώμεθ᾽ Ἄρηϊ.
οὐ γὰρ παυσωλή γε μετέσσεται οὐδ᾽ ἠβαιὸν
εἰ μὴ νὺξ ἐλθοῦσα διακρινέει μένος ἀνδρῶν.
ἱδρώσει μέν τευ τελαμὼν ἀμφὶ στήθεσφιν
ἀσπίδος ἀμφιβρότης, περὶ δ᾽ ἔγχεϊ χεῖρα καμεῖται·

ἱδρώσει δέ τευ ἵππος ἐΰξοον ἅρμα τιταίνων.
ὃν δέ κ᾽ ἐγὼν ἀπάνευθε μάχης ἐθέλοντα νοήσω
μιμνάζειν παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν, οὔ οἱ ἔπειτα
ἄρκιον ἐσσεῖται φυγέειν κύνας ἠδ᾽ οἰωνούς.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργεῖοι δὲ μέγ᾽ ἴαχον ὡς ὅτε κῦμα

ἀκτῆι ἐφ᾽ ὑψηλῆι, ὅτε κινήσηι Νότος ἐλθών,
προβλῆτι σκοπέλωι· τὸν δ᾽ οὔ ποτε κύματα λείπει
παντοίων ἀνέμων, ὅτ᾽ ἂν ἔνθ᾽ ἢ ἔνθα γένωνται.
ἀνστάντες δ᾽ ὀρέοντο κεδασθέντες κατὰ νῆας,
κάπνισσάν τε κατὰ κλισίας, καὶ δεῖπνον ἕλοντο.

ἄλλος δ᾽ ἄλλωι ἔρεζε θεῶν αἰειγενετάων
εὐχόμενος θάνατόν τε φυγεῖν καὶ μῶλον Ἄρηος.
αὐτὰρ ὁ βοῦν ἱέρευσε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
πίονα πενταέτηρον ὑπερμενέϊ Κρονίωνι,
κίκλησκεν δὲ γέροντας ἀριστῆας Παναχαιῶν,

Νέστορα μὲν πρώτιστα καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Αἴαντε δύω καὶ Τυδέος υἱόν,
ἕκτον δ᾽ αὖτ᾽ Ὀδυσῆα Διὶ μῆτιν ἀτάλαντον.
αὐτόματος δέ οἱ ἦλθε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
ἤιδεε γὰρ κατὰ θυμὸν ἀδελφεὸν ὡς ἐπονεῖτο.

βοῦν δὲ περιστήσαντο καὶ οὐλοχύτας ἀνέλοντο·
τοῖσιν δ᾽ εὐχόμενος μετέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
Ζεῦ κύδιστε μέγιστε κελαινεφὲς αἰθέρι ναίων
μὴ πρὶν ἐπ᾽ ἠέλιον δῦναι καὶ ἐπὶ κνέφας ἐλθεῖν
πρίν με κατὰ πρηνὲς βαλέειν Πριάμοιο μέλαθρον

αἰθαλόεν, πρῆσαι δὲ πυρὸς δηΐοιο θύρετρα,
Ἑκτόρεον δὲ χιτῶνα περὶ στήθεσσι δαΐξαι
χαλκῶι ῥωγαλέον· πολέες δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
πρηνέες ἐν κονίηισιν ὀδὰξ λαζοίατο γαῖαν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα πώ οἱ ἐπεκραίαινε Κρονίων,

ἀλλ᾽ ὅ γε δέκτο μὲν ἱρά, πόνον δ᾽ ἀμέγαρτον ὄφελλεν.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ εὔξαντο καὶ οὐλοχύτας προβάλοντο,
αὐέρυσαν μὲν πρῶτα καὶ ἔσφαξαν καὶ ἔδειραν,
μηρούς τ᾽ ἐξέταμον κατά τε κνίσηι ἐκάλυψαν
δίπτυχα ποιήσαντες, ἐπ᾽ αὐτῶν δ᾽ ὠμοθέτησαν.

καὶ τὰ μὲν ἂρ σχίζηισιν ἀφύλλοισιν κατέκαιον,
σπλάγχνα δ᾽ ἄρ᾽ ἀμπείραντες ὑπείρεχον Ἡφαίστοιο.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ μῆρε κάη καὶ σπλάγχνα πάσαντο,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρα τἆλλα καὶ ἀμφ᾽ ὀβελοῖσιν ἔπειραν,
ὤπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.

αὐτὰρ ἐπεὶ παύσαντο πόνου τετύκοντό τε δαῖτα
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
τοῖς ἄρα μύθων ἦρχε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον,

μηκέτι νῦν δήθ᾽ αὖθι λεγώμεθα, μηδ᾽ ἔτι δηρὸν
ἀμβαλλώμεθα ἔργον ὁ δὴ θεὸς ἐγγυαλίζει.
ἀλλ᾽ ἄγε κήρυκες μὲν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
λαὸν κηρύσσοντες ἀγειρόντων κατὰ νῆας,
ἡμεῖς δ᾽ ἀθρόοι ὧδε κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν

ἴομεν ὄφρα κε θᾶσσον ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων.
αὐτίκα κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κέλευσε
κηρύσσειν πόλεμον δὲ κάρη κομόωντας Ἀχαιούς·
οἳ μὲν ἐκήρυσσον, τοὶ δ᾽ ἠγείροντο μάλ᾽ ὦκα.

οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀτρεΐωνα διοτρεφέες βασιλῆες
θῦνον κρίνοντες, μετὰ δὲ γλαυκῶπις Ἀθήνη
αἰγίδ᾽ ἔχουσ᾽ ἐρίτιμον ἀγήρων ἀθανάτην τε,
τῆς ἑκατὸν θύσανοι παγχρύσεοι ἠερέθονται,
πάντες ἐϋπλεκέες, ἑκατόμβοιος δὲ ἕκαστος·

σὺν τῆι παιφάσσουσα διέσσυτο λαὸν Ἀχαιῶν
ὀτρύνουσ᾽ ἰέναι· ἐν δὲ σθένος ὦρσεν ἑκάστωι
καρδίηι ἄλληκτον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
τοῖσι δ᾽ ἄφαρ πόλεμος γλυκίων γένετ᾽ ἠὲ νέεσθαι
ἐν νηυσὶ γλαφυρῆισι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.

ἠΰτε πῦρ ἀΐδηλον ἐπιφλέγει ἄσπετον ὕλην
οὔρεος ἐν κορυφῆις, ἕκαθεν δέ τε φαίνεται αὐγή,
ὣς τῶν ἐρχομένων ἀπὸ χαλκοῦ θεσπεσίοιο
αἴγλη παμφανόωσα δι᾽ αἰθέρος οὐρανὸν ἷκε.
τῶν δ᾽ ὥς τ᾽ ὀρνίθων πετεηνῶν ἔθνεα πολλὰ

χηνῶν ἢ γεράνων ἢ κύκνων δουλιχοδείρων
Ἀσίω ἐν λειμῶνι Καϋστρίου ἀμφὶ ῥέεθρα
ἔνθα καὶ ἔνθα ποτῶνται ἀγαλλόμενα πτερύγεσσι
κλαγγηδὸν προκαθιζόντων, σμαραγεῖ δέ τε λειμών,
ὣς τῶν ἔθνεα πολλὰ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων

ἐς πεδίον προχέοντο Σκαμάνδριον· αὐτὰρ ὑπὸ χθὼν
σμερδαλέον κονάβιζε ποδῶν αὐτῶν τε καὶ ἵππων.
ἔσταν δ᾽ ἐν λειμῶνι Σκαμανδρίωι ἀνθεμόεντι
μυρίοι, ὅσσά τε φύλλα καὶ ἄνθεα γίγνεται ὥρηι.
ἠΰτε μυιάων ἁδινάων ἔθνεα πολλὰ

αἵ τε κατὰ σταθμὸν ποιμνήϊον ἠλάσκουσιν
ὥρηι ἐν εἰαρινῆι ὅτε τε γλάγος ἄγγεα δεύει,
τόσσοι ἐπὶ Τρώεσσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
ἐν πεδίωι ἵσταντο διαρραῖσαι μεμαῶτες.
τοὺς δ᾽ ὥς τ᾽ αἰπόλια πλατέ᾽ αἰγῶν αἰπόλοι ἄνδρες

ῥεῖα διακρίνωσιν ἐπεί κε νομῶι μιγέωσιν,
ὣς τοὺς ἡγεμόνες διεκόσμεον ἔνθα καὶ ἔνθα
ὑσμίνην δ᾽ ἰέναι, μετὰ δὲ κρείων Ἀγαμέμνων
ὄμματα καὶ κεφαλὴν ἴκελος Διὶ τερπικεραύνωι,
Ἄρεϊ δὲ ζώνην, στέρνον δὲ Ποσειδάωνι.

ἠΰτε βοῦς ἀγέληφι μέγ᾽ ἔξοχος ἔπλετο πάντων
ταῦρος· ὁ γάρ τε βόεσσι μεταπρέπει ἀγρομένηισι·
τοῖον ἄρ᾽ Ἀτρεΐδην θῆκε Ζεὺς ἤματι κείνωι
ἐκπρεπέ᾽ ἐν πολλοῖσι καὶ ἔξοχον ἡρώεσσιν.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι·

ὑμεῖς γὰρ θεαί ἐστε πάρεστέ τε ἴστέ τε πάντα,
ἡμεῖς δὲ κλέος οἶον ἀκούομεν οὐδέ τι ἴδμεν·
οἵ τινες ἡγεμόνες Δαναῶν καὶ κοίρανοι ἦσαν·
πληθὺν δ᾽ οὐκ ἂν ἐγὼ μυθήσομαι οὐδ᾽ ὀνομήνω,
οὐδ᾽ εἴ μοι δέκα μὲν γλῶσσαι, δέκα δὲ στόματ᾽ εἶεν,

φωνὴ δ᾽ ἄρρηκτος, χάλκεον δέ μοι ἦτορ ἐνείη,
εἰ μὴ Ὀλυμπιάδες Μοῦσαι Διὸς αἰγιόχοιο
θυγατέρες μνησαίαθ᾽ ὅσοι ὑπὸ Ἴλιον ἦλθον·
ἀρχοὺς αὖ νηῶν ἐρέω νῆάς τε προπάσας.
Βοιωτῶν μὲν Πηνέλεως καὶ Λήϊτος ἦρχον

Ἀρκεσίλαός τε Προθοήνωρ τε Κλονίος τε,
οἵ θ᾽ Ὑρίην ἐνέμοντο καὶ Αὐλίδα πετρήεσσαν
Σχοῖνόν τε Σκῶλόν τε πολύκνημόν τ᾽ Ἐτεωνόν,
Θέσπειαν Γραῖάν τε καὶ εὐρύχορον Μυκαλησσόν,
οἵ τ᾽ ἀμφ᾽ Ἅρμ᾽ ἐνέμοντο καὶ Εἰλέσιον καὶ Ἐρυθράς,

οἵ τ᾽ Ἐλεῶν᾽ εἶχον ἠδ᾽ Ὕλην καὶ Πετεῶνα,
Ὠκαλέην Μεδεῶνά τ᾽ ἐϋκτίμενον πτολίεθρον,
Κώπας Εὔτρησίν τε πολυτρήρωνά τε Θίσβην,
οἵ τε Κορώνειαν καὶ ποιήενθ᾽ Ἁλίαρτον,
οἵ τε Πλάταιαν ἔχον ἠδ᾽ οἳ Γλισᾶντ᾽ ἐνέμοντο,

οἵ θ᾽ Ὑποθήβας εἶχον ἐϋκτίμενον πτολίεθρον,
Ὀγχηστόν θ᾽ ἱερὸν Ποσιδήϊον ἀγλαὸν ἄλσος,
οἵ τε πολυστάφυλον Ἄρνην ἔχον, οἵ τε Μίδειαν
Νῖσάν τε ζαθέην Ἀνθηδόνα τ᾽ ἐσχατόωσαν·
τῶν μὲν πεντήκοντα νέες κίον, ἐν δὲ ἑκάστηι

κοῦροι Βοιωτῶν ἑκατὸν καὶ εἴκοσι βαῖνον.
οἳ δ᾽ Ἀσπληδόνα ναῖον ἰδ᾽ Ὀρχομενὸν Μινύειον,
τῶν ἦρχ᾽ Ἀσκάλαφος καὶ Ἰάλμενος υἷες Ἄρηος
οὓς τέκεν Ἀστυόχη δόμωι Ἄκτορος Ἀζεΐδαο,
παρθένος αἰδοίη ὑπερώϊον εἰσαναβᾶσα

Ἄρηϊ κρατερῶι· ὁ δέ οἱ παρελέξατο λάθρηι·
τοῖς δὲ τριήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
αὐτὰρ Φωκήων Σχεδίος καὶ Ἐπίστροφος ἦρχον
υἷες Ἰφίτου μεγαθύμου Ναυβολίδαο,
οἳ Κυπάρισσον ἔχον Πυθῶνά τε πετρήεσσαν

Κρῖσάν τε ζαθέην καὶ Δαυλίδα καὶ Πανοπῆα,
οἵ τ᾽ Ἀνεμώρειαν καὶ Ὑάμπολιν ἀμφενέμοντο,
οἵ τ᾽ ἄρα πὰρ ποταμὸν Κηφισὸν δῖον ἔναιον,
οἵ τε Λίλαιαν ἔχον πηγῆις ἔπι Κηφισοῖο·
τοῖς δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.

οἳ μὲν Φωκήων στίχας ἵστασαν ἀμφιέποντες,
Βοιωτῶν δ᾽ ἔμπλην ἐπ᾽ ἀριστερὰ θωρήσσοντο.
Λοκρῶν δ᾽ ἡγεμόνευεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας
μείων, οὔ τι τόσος γε ὅσος Τελαμώνιος Αἴας
ἀλλὰ πολὺ μείων· ὀλίγος μὲν ἔην λινοθώρηξ,

ἐγχείηι δ᾽ ἐκέκαστο Πανέλληνας καὶ Ἀχαιούς·
οἳ Κῦνόν τ᾽ ἐνέμοντ᾽ Ὀπόεντά τε Καλλίαρόν τε
Βῆσσάν τε Σκάρφην τε καὶ Αὐγειὰς ἐρατεινὰς
Τάρφην τε Θρόνιον τε Βοαγρίου ἀμφὶ ῥέεθρα·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο

Λοκρῶν, οἳ ναίουσι πέρην ἱερῆς Εὐβοίης.
οἳ δ᾽ Εὔβοιαν ἔχον μένεα πνείοντες Ἄβαντες
Χαλκίδα τ᾽ Εἰρέτριάν τε πολυστάφυλόν θ᾽ Ἱστίαιαν
Κήρινθόν τ᾽ ἔφαλον Δίου τ᾽ αἰπὺ πτολίεθρον,
οἵ τε Κάρυστον ἔχον ἠδ᾽ οἳ Στύρα ναιετάασκον,

τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευ᾽ Ἐλεφήνωρ ὄζος Ἄρηος
Χαλκωδοντιάδης μεγαθύμων ἀρχὸς Ἀβάντων.
τῶι δ᾽ ἅμ᾽ Ἄβαντες ἕποντο θοοὶ ὄπιθεν κομόωντες
αἰχμηταὶ μεμαῶτες ὀρεκτῆισιν μελίηισι
θώρηκας ῥήξειν δηΐων ἀμφὶ στήθεσσι·

τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ Ἀθήνας εἶχον ἐϋκτίμενον πτολίεθρον
δῆμον Ἐρεχθῆος μεγαλήτορος, ὅν ποτ᾽ Ἀθήνη
θρέψε Διὸς θυγάτηρ, τέκε δὲ ζείδωρος ἄρουρα,
κὰδ δ᾽ ἐν Ἀθήνηις εἷσεν ἑῶι ἐν πίονι νηῶι·

ἔνθα δέ μιν ταύροισι καὶ ἀρνειοῖς ἱλάονται
κοῦροι Ἀθηναίων περιτελλομένων ἐνιαυτῶν·
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευ᾽ υἱὸς Πετεῶο Μενεσθεύς.
τῶι δ᾽ οὔ πώ τις ὁμοῖος ἐπιχθόνιος γένετ᾽ ἀνὴρ
κοσμῆσαι ἵππους τε καὶ ἀνέρας ἀσπιδιώτας·

Νέστωρ οἶος ἔριζεν· ὁ γὰρ προγενέστερος ἦεν·
τῶι δ᾽ ἅμα πεντήκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Αἴας δ᾽ ἐκ Σαλαμῖνος ἄγεν δυοκαίδεκα νῆας,
στῆσε δ᾽ ἄγων ἵν᾽ Ἀθηναίων ἵσταντο φάλαγγες.
οἳ δ᾽ Ἄργός τ᾽ εἶχον Τίρυνθά τε τειχιόεσσαν

Ἑρμιόνην Ἀσίνην τε, βαθὺν κατὰ κόλπον ἐχούσας,
Τροιζῆν᾽ Ἠϊόνας τε καὶ ἀμπελόεντ᾽ Ἐπίδαυρον,
οἵ τ᾽ ἔχον Αἴγιναν Μάσητά τε κοῦροι Ἀχαιῶν,
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης
καὶ Σθένελος, Καπανῆος ἀγακλειτοῦ φίλος υἱός·

τοῖσι δ᾽ ἅμ᾽ Εὐρύαλος τρίτατος κίεν ἰσόθεος φὼς
Μηκιστέος υἱὸς Ταλαϊονίδαο ἄνακτος·
συμπάντων δ᾽ ἡγεῖτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
τοῖσι δ᾽ ἅμ᾽ ὀγδώκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δὲ Μυκήνας εἶχον ἐϋκτίμενον πτολίεθρον

ἀφνειόν τε Κόρινθον ἐϋκτιμένας τε Κλεωνάς,
Ὀρνειάς τ᾽ ἐνέμοντο Ἀραιθυρέην τ᾽ ἐρατεινὴν
καὶ Σικυῶν᾽, ὅθ᾽ ἄρ᾽ Ἄδρηστος πρῶτ᾽ ἐμβασίλευεν,
οἵ θ᾽ Ὑπερησίην τε καὶ αἰπεινὴν Γονόεσσαν
Πελλήνην τ᾽ εἶχον ἠδ᾽ Αἴγιον ἀμφενέμοντο

Αἰγιαλόν τ᾽ ἀνὰ πάντα καὶ ἀμφ᾽ Ἑλίκην εὐρεῖαν,
τῶν ἑκατὸν νηῶν ἦρχε κρείων Ἀγαμέμνων
Ἀτρεΐδης· ἅμα τῶι γε πολὺ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι
λαοὶ ἕποντ᾽· ἐν δ᾽ αὐτὸς ἐδύσετο νώροπα χαλκὸν
κυδιόων, πᾶσιν δὲ μετέπρεπεν ἡρώεσσιν

οὕνεκ᾽ ἄριστος ἔην πολὺ δὲ πλείστους ἄγε λαούς.
οἳ δ᾽ εἶχον κοίλην Λακεδαίμονα κητώεσσαν,
Φᾶρίν τε Σπάρτην τε πολυτρήρωνά τε Μέσσην,
Βρυσειάς τ᾽ ἐνέμοντο καὶ Αὐγειὰς ἐρατεινάς,
οἵ τ᾽ ἄρ᾽ Ἀμύκλας εἶχον Ἕλος τ᾽ ἔφαλον πτολίεθρον,

οἵ τε Λάαν εἶχον ἠδ᾽ Οἴτυλον ἀμφενέμοντο,
τῶν οἱ ἀδελφεὸς ἦρχε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
ἑξήκοντα νεῶν· ἀπάτερθε δὲ θωρήσσοντο·
ἐν δ᾽ αὐτὸς κίεν ἧισι προθυμίηισι πεποιθὼς
ὀτρύνων πόλεμον δέ· μάλιστα δὲ ἵετο θυμῶι

τίσασθαι Ἑλένης ὁρμήματά τε στοναχάς τε.
οἳ δὲ Πύλον τ᾽ ἐνέμοντο καὶ Ἀρήνην ἐρατεινὴν
καὶ Θρύον Ἀλφειοῖο πόρον καὶ ἐΰκτιτον Αἰπὺ
καὶ Κυπαρισσήεντα καὶ Ἀμφιγένειαν ἔναιον
καὶ Πτελεὸν καὶ Ἕλος καὶ Δώριον, ἔνθά τε Μοῦσαι

ἀντόμεναι Θάμυριν τὸν Θρήϊκα παῦσαν ἀοιδῆς
Οἰχαλίηθεν ἰόντα παρ᾽ Εὐρύτου Οἰχαλιῆος·
στεῦτο γὰρ εὐχόμενος νικησέμεν εἴ περ ἂν αὐταὶ
Μοῦσαι ἀείδοιεν κοῦραι Διὸς αἰγιόχοιο·
αἳ δὲ χολωσάμεναι πηρὸν θέσαν, αὐτὰρ ἀοιδὴν

θεσπεσίην ἀφέλοντο καὶ ἐκλέλαθον κιθαριστύν·
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
τῶι δ᾽ ἐνενήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
οἳ δ᾽ ἔχον Ἀρκαδίην ὑπὸ Κυλλήνης ὄρος αἰπὺ
Αἰπύτιον παρὰ τύμβον ἵν᾽ ἀνέρες ἀγχιμαχηταί,

οἳ Φενεόν τ᾽ ἐνέμοντο καὶ Ὀρχομενὸν πολύμηλον
Ῥίπην τε Στρατίην τε καὶ ἠνεμόεσσαν Ἐνίσπην
καὶ Τεγέην εἶχον καὶ Μαντινέην ἐρατεινὴν
Στύμφηλόν τ᾽ εἶχον καὶ Παρρασίην ἐνέμοντο,
τῶν ἦρχ᾽ Ἀγκαίοιο πάϊς κρείων Ἀγαπήνωρ

ἑξήκοντα νεῶν· πολέες δ᾽ ἐν νηῒ ἑκάστηι
Ἀρκάδες ἄνδρες ἔβαινον ἐπιστάμενοι πολεμίζειν.
αὐτὸς γάρ σφιν δῶκεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
νῆας ἐϋσσέλμους περάαν ἐπὶ οἴνοπα πόντον
Ἀτρεΐδης, ἐπεὶ οὔ σφι θαλάσσια ἔργα μεμήλει.

οἳ δ᾽ ἄρα Βουπράσιόν τε καὶ Ἤλιδα δῖαν ἔναιον
ὅσσον ἐφ᾽ Ὑρμίνη καὶ Μύρσινος ἐσχατόωσα
πέτρη τ᾽ Ὠλενίη καὶ Ἀλήσιον ἐντὸς ἐέργει,
τῶν αὖ τέσσαρες ἀρχοὶ ἔσαν, δέκα δ᾽ ἀνδρὶ ἑκάστωι
νῆες ἕποντο θοαί, πολέες δ᾽ ἔμβαινον Ἐπειοί.

τῶν μὲν ἄρ᾽ Ἀμφίμαχος καὶ Θάλπιος ἡγησάσθην
υἷες ὁ μὲν Κτεάτου, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Εὐρύτου, Ἀκτορίωνε·
τῶν δ᾽ Ἀμαρυγκεΐδης ἦρχε κρατερὸς Διώρης·
τῶν δὲ τετάρτων ἦρχε Πολύξεινος θεοειδὴς
υἱὸς Ἀγασθένεος Αὐγηϊάδαο ἄνακτος.

οἳ δ᾽ ἐκ Δουλιχίοιο Ἐχινάων θ᾽ ἱεράων
νήσων, αἳ ναίουσι πέρην ἁλὸς Ἤλιδος ἄντα,
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε Μέγης ἀτάλαντος Ἄρηϊ
Φυλεΐδης, ὃν τίκτε Διῒ φίλος ἱππότα Φυλεύς,
ὅς ποτε Δουλίχιον δ᾽ ἀπενάσσατο πατρὶ χολωθείς·

τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς ἦγε Κεφαλλῆνας μεγαθύμους,
οἵ ῥ᾽ Ἰθάκην εἶχον καὶ Νήριτον εἰνοσίφυλλον
καὶ Κροκύλει᾽ ἐνέμοντο καὶ Αἰγίλιπα τρηχεῖαν,
οἵ τε Ζάκυνθον ἔχον ἠδ᾽ οἳ Σάμον ἀμφενέμοντο,

οἵ τ᾽ ἤπειρον ἔχον ἠδ᾽ ἀντιπέραι᾽ ἐνέμοντο·
τῶν μὲν Ὀδυσσεὺς ἦρχε Διὶ μῆτιν ἀτάλαντος·
τῶι δ᾽ ἅμα νῆες ἕποντο δυώδεκα μιλτοπάρηιοι.
Αἰτωλῶν δ᾽ ἡγεῖτο Θόας Ἀνδραίμονος υἱός,
οἳ Πλευρῶν᾽ ἐνέμοντο καὶ Ὤλενον ἠδὲ Πυλήνην

Χαλκίδα τ᾽ ἀγχίαλον Καλυδῶνά τε πετρήεσσαν·
οὐ γὰρ ἔτ᾽ Οἰνῆος μεγαλήτορος υἱέες ἦσαν,
οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ αὐτὸς ἔην, θάνε δὲ ξανθὸς Μελέαγρος·
τῶι δ᾽ ἐπὶ πάντ᾽ ἐτέταλτο ἀνασσέμεν Αἰτωλοῖσι·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.

Κρητῶν δ᾽ Ἰδομενεὺς δουρὶ κλυτὸς ἡγεμόνευεν,
οἳ Κνωσόν τ᾽ εἶχον Γόρτυνά τε τειχιόεσσαν,
Λύκτον Μίλητόν τε καὶ ἀργινόεντα Λύκαστον
Φαιστόν τε Ῥύτιόν τε, πόλεις εὖ ναιετοώσας,
ἄλλοι θ᾽ οἳ Κρήτην ἑκατόμπολιν ἀμφενέμοντο.

τῶν μὲν ἄρ᾽ Ἰδομενεὺς δουρὶ κλυτὸς ἡγεμόνευε
Μηριόνης τ᾽ ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι·
τοῖσι δ᾽ ἅμ᾽ ὀγδώκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Τληπόλεμος δ᾽ Ἡρακλεΐδης ἠΰς τε μέγας τε
ἐκ Ῥόδου ἐννέα νῆας ἄγεν Ῥοδίων ἀγερώχων,

οἳ Ῥόδον ἀμφενέμοντο διὰ τρίχα κοσμηθέντες
Λίνδον Ἰηλυσόν τε καὶ ἀργινόεντα Κάμειρον.
τῶν μὲν Τληπόλεμος δουρὶ κλυτὸς ἡγεμόνευεν,
ὃν τέκεν Ἀστυόχεια βίηι Ἡρακληείηι,
τὴν ἄγετ᾽ ἐξ Ἐφύρης ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος

πέρσας ἄστεα πολλὰ διοτρεφέων αἰζηῶν.
Τληπόλεμος δ᾽ ἐπεὶ οὖν τράφ᾽ ἐνὶ μεγάρωι εὐπήκτωι,
αὐτίκα πατρὸς ἑοῖο φίλον μήτρωα κατέκτα
ἤδη γηράσκοντα Λικύμνιον ὄζον Ἄρηος·
αἶψα δὲ νῆας ἔπηξε, πολὺν δ᾽ ὅ γε λαὸν ἀγείρας

βῆ φεύγων ἐπὶ πόντον· ἀπείλησαν γάρ οἱ ἄλλοι
υἱέες υἱωνοί τε βίης Ἡρακληείης.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἐς Ῥόδον ἷξεν ἀλώμενος ἄλγεα πάσχων·
τριχθὰ δὲ ὤικηθεν καταφυλαδόν, ἠδὲ φίληθεν
ἐκ Διός, ὅς τε θεοῖσι καὶ ἀνθρώποισιν ἀνάσσει,

καί σφιν θεσπέσιον πλοῦτον κατέχευε Κρονίων.
Νιρεὺς αὖ Σύμηθεν ἄγε τρεῖς νῆας ἐΐσας
Νιρεὺς Ἀγλαΐης υἱὸς Χαρόποιό τ᾽ ἄνακτος
Νιρεύς, ὃς κάλλιστος ἀνὴρ ὑπὸ Ἴλιον ἦλθε
τῶν ἄλλων Δαναῶν μετ᾽ ἀμύμονα Πηλεΐωνα·

ἀλλ᾽ ἀλαπαδνὸς ἔην, παῦρος δέ οἱ εἵπετο λαός.
οἳ δ᾽ ἄρα Νίσυρόν τ᾽ εἶχον Κράπαθόν τε Κάσον τε
καὶ Κῶν Εὐρυπύλοιο πόλιν νήσους τε Καλύδνας,
τῶν αὖ Φείδιππός τε καὶ Ἄντιφος ἡγησάσθην
Θεσσαλοῦ υἷε δύω Ἡρακλεΐδαο ἄνακτος·

τοῖς δὲ τριήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
νῦν αὖ τοὺς ὅσσοι τὸ Πελασγικὸν Ἄργος ἔναιον,
οἵ τ᾽ Ἄλον οἵ τ᾽ Ἀλόπην οἵ τε Τρηχῖνα νέμοντο,
οἵ τ᾽ εἶχον Φθίην ἠδ᾽ Ἑλλάδα καλλιγύναικα,
Μυρμιδόνες δὲ καλεῦντο καὶ Ἕλληνες καὶ Ἀχαιοί,

τῶν αὖ πεντήκοντα νεῶν ἦν ἀρχὸς Ἀχιλλεύς.
ἀλλ᾽ οἵ γ᾽ οὐ πολέμοιο δυσηχέος ἐμνώοντο·
οὐ γὰρ ἔην ὅς τίς σφιν ἐπὶ στίχας ἡγήσαιτο·
κεῖτο γὰρ ἐν νήεσσι ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
κούρης χωόμενος Βρισηΐδος ἠϋκόμοιο,

τὴν ἐκ Λυρνησσοῦ ἐξείλετο πολλὰ μογήσας
Λυρνησσὸν διαπορθήσας καὶ τείχεα Θήβης,
κὰδ δὲ Μύνητ᾽ ἔβαλεν καὶ Ἐπίστροφον ἐγχεσιμώρους,
υἱέας Εὐηνοῖο Σεληπιάδαο ἄνακτος·
τῆς ὅ γε κεῖτ’ ἀχέων, τάχα δ’ ἀνστήσεσθαι ἔμελλεν.

οἳ δ᾽ εἶχον Φυλάκην καὶ Πύρασον ἀνθεμόεντα
Δήμητρος τέμενος, Ἴτωνά τε μητέρα μήλων,
ἀγχίαλόν τ᾽ Ἀντρῶνα ἰδὲ Πτελεὸν λεχεποίην,
τῶν αὖ Πρωτεσίλαος ἀρήϊος ἡγεμόνευε
ζωὸς ἐών· τότε δ᾽ ἤδη ἔχεν κάτα γαῖα μέλαινα.

τοῦ δὲ καὶ ἀμφιδρυφὴς ἄλοχος Φυλάκηι ἐλέλειπτο
καὶ δόμος ἡμιτελής· τὸν δ᾽ ἔκτανε Δάρδανος ἀνὴρ
νηὸς ἀποθρώισκοντα πολὺ πρώτιστον Ἀχαιῶν.
οὐδὲ μὲν οὐδ᾽ οἳ ἄναρχοι ἔσαν, πόθεόν γε μὲν ἀρχόν·
ἀλλά σφεας κόσμησε Ποδάρκης ὄζος Ἄρηος

Ἰφίκλου υἱὸς πολυμήλου Φυλακίδαο
αὐτοκασίγνητος μεγαθύμου Πρωτεσιλάου
ὁπλότερος γενεῆι· ὁ δ᾽ ἅμα πρότερος καὶ ἀρείων
ἥρως Πρωτεσίλαος ἀρήϊος· οὐδέ τι λαοὶ
δεύονθ᾽ ἡγεμόνος, πόθεόν γε μὲν ἐσθλὸν ἐόντα·

τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δὲ Φερὰς ἐνέμοντο παραὶ Βοιβηΐδα λίμνην
Βοίβην καὶ Γλαφύρας καὶ ἐϋκτιμένην Ἰαωλκόν,
τῶν ἦρχ᾽ Ἀδμήτοιο φίλος πάϊς ἕνδεκα νηῶν
Εὔμηλος, τὸν ὑπ᾽ Ἀδμήτωι τέκε δῖα γυναικῶν

Ἄλκηστις Πελίαο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστη.
οἳ δ᾽ ἄρα Μηθώνην καὶ Θαυμακίην ἐνέμοντο
καὶ Μελίβοιαν ἔχον καὶ Ὀλιζῶνα τρηχεῖαν,
τῶν δὲ Φιλοκτήτης ἦρχεν τόξων ἐῢ εἰδὼς
ἑπτὰ νεῶν· ἐρέται δ᾽ ἐν ἑκάστηι πεντήκοντα

ἐμβέβασαν τόξων εὖ εἰδότες ἶφι μάχεσθαι.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήσωι κεῖτο κρατέρ᾽ ἄλγεα πάσχων
Λήμνωι ἐν ἠγαθέηι, ὅθι μιν λίπον υἷες Ἀχαιῶν
ἕλκεϊ μοχθίζοντα κακῶι ὀλοόφρονος ὕδρου·
ἔνθ᾽ ὅ γε κεῖτ᾽ ἀχέων· τάχα δὲ μνήσεσθαι ἔμελλον

Ἀργεῖοι παρὰ νηυσὶ Φιλοκτήταο ἄνακτος.
οὐδὲ μὲν οὐδ᾽ οἳ ἄναρχοι ἔσαν, πόθεόν γε μὲν ἀρχόν·
ἀλλὰ Μέδων κόσμησεν Ὀϊλῆος νόθος υἱός,
τόν ῥ᾽ ἔτεκεν Ῥήνη ὑπ᾽ Ὀϊλῆϊ πτολιπόρθωι.
οἳ δ᾽ εἶχον Τρίκκην καὶ Ἰθώμην κλωμακόεσσαν,

οἵ τ᾽ ἔχον Οἰχαλίην πόλιν Εὐρύτου Οἰχαλιῆος,
τῶν αὖθ᾽ ἡγείσθην Ἀσκληπιοῦ δύο παῖδε
ἰητῆρ᾽ ἀγαθὼ Ποδαλείριος ἠδὲ Μαχάων·
τοῖς δὲ τριήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
οἳ δ᾽ ἔχον Ὀρμένιον, οἵ τε κρήνην Ὑπέρειαν,

οἵ τ᾽ ἔχον Ἀστέριον Τιτάνοιό τε λευκὰ κάρηνα,
τῶν ἦρχ᾽ Εὐρύπυλος Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δ᾽ Ἄργισσαν ἔχον καὶ Γυρτώνην ἐνέμοντο,
Ὄρθην Ἠλώνην τε πόλιν τ᾽ Ὀλοοσσόνα λευκήν,

τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε μενεπτόλεμος Πολυποίτης
υἱὸς Πειριθόοιο τὸν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς·
τόν ῥ᾽ ὑπὸ Πειριθόωι τέκετο κλυτὸς Ἱπποδάμεια
ἤματι τῶι ὅτε Φῆρας ἐτίσατο λαχνήεντας,
τοὺς δ᾽ ἐκ Πηλίου ὦσε καὶ Αἰθίκεσσι πέλασσεν·

οὐκ οἶος, ἅμα τῶι γε Λεοντεὺς ὄζος Ἄρηος
υἱὸς ὑπερθύμοιο Κορώνου Καινεΐδαο·
τοῖς δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Γουνεὺς δ᾽ ἐκ Κύφου ἦγε δύω καὶ εἴκοσι νῆας·
τῶι δ᾽ Ἐνιῆνες ἕποντο μενεπτόλεμοί τε Περαιβοὶ

οἳ περὶ Δωδώνην δυσχείμερον οἰκί᾽ ἔθεντο,
οἵ τ᾽ ἀμφ᾽ ἱμερτὸν Τιταρησσὸν ἔργα νέμοντο
ὅς ῥ᾽ ἐς Πηνειὸν προΐει καλλίρροον ὕδωρ,
οὐδ᾽ ὅ γε Πηνειῶι συμμίσγεται ἀργυροδίνηι,
ἀλλά τέ μιν καθύπερθεν ἐπιρρέει ἠΰτ᾽ ἔλαιον·

ὅρκου γὰρ δεινοῦ Στυγὸς ὕδατός ἐστιν ἀπορρώξ.
Μαγνήτων δ᾽ ἦρχε Πρόθοος Τενθρηδόνος υἱός,
οἳ περὶ Πηνειὸν καὶ Πήλιον εἰνοσίφυλλον
ναίεσκον· τῶν μὲν Πρόθοος θοὸς ἡγεμόνευε,
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.

οὗτοι ἄρ᾽ ἡγεμόνες Δαναῶν καὶ κοίρανοι ἦσαν·
τίς τὰρ τῶν ὄχ᾽ ἄριστος ἔην σύ μοι ἔννεπε Μοῦσα
αὐτῶν ἠδ᾽ ἵππων, οἳ ἅμ᾽ Ἀτρεΐδηισιν ἕποντο.
ἵπποι μὲν μέγ᾽ ἄρισται ἔσαν Φηρητιάδαο,
τὰς Εὔμηλος ἔλαυνε ποδώκεας ὄρνιθας ὣς

ὄτριχας οἰέτεας σταφύλῆι ἐπὶ νῶτον ἐΐσας·
τὰς ἐν Πηρείηι θρέψ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ἄμφω θηλείας, φόβον Ἄρηος φορεούσας.
ἀνδρῶν αὖ μέγ᾽ ἄριστος ἔην Τελαμώνιος Αἴας
ὄφρ᾽ Ἀχιλεὺς μήνιεν· ὁ γὰρ πολὺ φέρτατος ἦεν,

ἵπποι θ᾽ οἳ φορέεσκον ἀμύμονα Πηλεΐωνα.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήεσσι κορωνίσι ποντοπόροισι
κεῖτ᾽ ἀπομηνίσας Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
Ἀτρεΐδηι· λαοὶ δὲ παρὰ ῥηγμῖνι θαλάσσης
δίσκοισιν τέρποντο καὶ αἰγανέηισιν ἱέντες

τόξοισίν θ᾽· ἵπποι δὲ παρ᾽ ἅρμασιν οἷσιν ἕκαστος
λωτὸν ἐρεπτόμενοι ἐλεόθρεπτόν τε σέλινον
ἕστασαν· ἅρματα δ᾽ εὖ πεπυκασμένα κεῖτο ἀνάκτων
ἐν κλισίηις· οἳ δ᾽ ἀρχὸν ἀρηΐφιλον ποθέοντες
φοίτων ἔνθα καὶ ἔνθα κατὰ στρατὸν οὐδὲ μάχοντο.

οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἴσαν ὡς εἴ τε πυρὶ χθὼν πᾶσα νέμοιτο·
γαῖα δ᾽ ὑπεστενάχιζε Διὶ ὣς τερπικεραύνωι
χωομένωι ὅτε τ᾽ ἀμφὶ Τυφωέϊ γαῖαν ἱμάσσηι
εἰν Ἀρίμοις, ὅθι φασὶ Τυφωέος ἔμμεναι εὐνάς·
ὣς ἄρα τῶν ὑπὸ ποσσὶ μέγα στεναχίζετο γαῖα

ἐρχομένων· μάλα δ᾽ ὦκα διέπρησσον πεδίοιο.
Τρωσὶν δ᾽ ἄγγελος ἦλθε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
πὰρ Διὸς αἰγιόχοιο σὺν ἀγγελίηι ἀλεγεινῆι·
οἳ δ᾽ ἀγορὰς ἀγόρευον ἐπὶ Πριάμοιο θύρηισι
πάντες ὁμηγερέες ἠμὲν νέοι ἠδὲ γέροντες·

ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
εἴσατο δὲ φθογγὴν υἷϊ Πριάμοιο Πολίτηι,
ὃς Τρώων σκοπὸς ἷζε ποδωκείηισι πεποιθὼς
τύμβωι ἐπ᾽ ἀκροτάτωι Αἰσυήταο γέροντος,
δέγμενος ὁππότε ναῦφιν ἀφορμηθεῖεν Ἀχαιοί·

τῶι μιν ἐεισαμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
ὦ γέρον αἰεί τοι μῦθοι φίλοι ἄκριτοί εἰσιν,
ὥς ποτ᾽ ἐπ᾽ εἰρήνης· πόλεμος δ᾽ ἀλίαστος ὄρωρεν.
ἤδη μὲν μάλα πολλὰ μάχας εἰσήλυθον ἀνδρῶν,
ἀλλ᾽ οὔ πω τοιόνδε τοσόνδέ τε λαὸν ὄπωπα·

λίην γὰρ φύλλοισιν ἐοικότες ἢ ψαμάθοισιν
ἔρχονται πεδίοιο μαχησόμενοι προτὶ ἄστυ.
Ἕκτορ σοὶ δὲ μάλιστ᾽ ἐπιτέλλομαι, ὧδε δὲ ῥέξαι·
πολλοὶ γὰρ κατὰ ἄστυ μέγα Πριάμου ἐπίκουροι,
ἄλλη δ᾽ ἄλλων γλῶσσα πολυσπερέων ἀνθρώπων·

τοῖσιν ἕκαστος ἀνὴρ σημαινέτω οἷσί περ ἄρχει,
τῶν δ᾽ ἐξηγείσθω κοσμησάμενος πολιήτας.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ οὔ τι θεᾶς ἔπος ἠγνοίησεν,
αἶψα δ᾽ ἔλυσ᾽ ἀγορήν· ἐπὶ τεύχεα δ᾽ ἐσσεύοντο·
πᾶσαι δ᾽ ὠΐγνυντο πύλαι, ἐκ δ᾽ ἔσσυτο λαὸς

πεζοί θ᾽ ἱππῆές τε· πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.
ἔστι δέ τις προπάροιθε πόλιος αἰπεῖα κολώνη
ἐν πεδίωι ἀπάνευθε περίδρομος ἔνθα καὶ ἔνθα,
τὴν ἤτοι ἄνδρες Βατίειαν κικλήσκουσιν,
ἀθάνατοι δέ τε σῆμα πολυσκάρθμοιο Μυρίνης·

ἔνθα τότε Τρῶές τε διέκριθεν ἠδ᾽ ἐπίκουροι.
Τρωσὶ μὲν ἡγεμόνευε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ
Πριαμίδης· ἅμα τῶι γε πολὺ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι
λαοὶ θωρήσσοντο μεμαότες ἐγχείηισι.
Δαρδανίων αὖτ᾽ ἦρχεν ἐῢς πάϊς Ἀγχίσαο

Αἰνείας, τὸν ὑπ᾽ Ἀγχίσηι τέκε δῖ᾽ Ἀφροδίτη
Ἴδης ἐν κνημοῖσι θεὰ βροτῶι εὐνηθεῖσα,
οὐκ οἶος, ἅμα τῶι γε δύω Ἀντήνορος υἷε
Ἀρχέλοχός τ᾽ Ἀκάμας τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
οἳ δὲ Ζέλειαν ἔναιον ὑπαὶ πόδα νείατον Ἴδης

ἀφνειοὶ πίνοντες ὕδωρ μέλαν Αἰσήποιο
Τρῶες, τῶν αὖτ᾽ ἦρχε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱὸς
Πάνδαρος, ὧι καὶ τόξον Ἀπόλλων αὐτὸς ἔδωκεν.
οἳ δ᾽ Ἀδρήστειάν τ᾽ εἶχον καὶ δῆμον Ἀπαισοῦ
καὶ Πιτύειαν ἔχον καὶ Τηρείης ὄρος αἰπύ,

τῶν ἦρχ᾽ Ἄδρηστός τε καὶ Ἄμφιος λινοθώρηξ
υἷε δύω Μέροπος Περκωσίου, ὃς περὶ πάντων
ἤιδεε μαντοσύνας, οὐδὲ οὓς παῖδας ἔασκε
στείχειν ἐς πόλεμον φθισήνορα· τὼ δέ οἱ οὔ τι
πειθέσθην· κῆρες γὰρ ἄγον μέλανος θανάτοιο.

οἳ δ᾽ ἄρα Περκώτην καὶ Πράκτιον ἀμφενέμοντο
καὶ Σηστὸν καὶ Ἄβυδον ἔχον καὶ δῖαν Ἀρίσβην,
τῶν αὖθ᾽ Ὑρτακίδης ἦρχ᾽ Ἄσιος ὄρχαμος ἀνδρῶν,
Ἄσιος Ὑρτακίδης ὃν Ἀρίσβηθεν φέρον ἵπποι
αἴθωνες μεγάλοι ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος.

Ἱππόθοος δ᾽ ἄγε φῦλα Πελασγῶν ἐγχεσιμώρων
τῶν οἳ Λάρισαν ἐριβώλακα ναιετάασκον·
τῶν ἦρχ᾽ Ἱππόθοός τε Πύλαιός τ᾽ ὄζος Ἄρηος,
υἷε δύω Λήθοιο Πελασγοῦ Τευταμίδαο.
αὐτὰρ Θρήϊκας ἦγ᾽ Ἀκάμας καὶ Πείροος ἥρως

ὅσσους Ἑλλήσποντος ἀγάρροος ἐντὸς ἐέργει.
Εὔφημος δ᾽ ἀρχὸς Κικόνων ἦν αἰχμητάων
υἱὸς Τροιζήνοιο διοτρεφέος Κεάδαο.
αὐτὰρ Πυραίχμης ἄγε Παίονας ἀγκυλοτόξους
τηλόθεν ἐξ Ἀμυδῶνος ἀπ᾽ Ἀξιοῦ εὐρὺ ῥέοντος,

Ἀξιοῦ οὗ κάλλιστον ὕδωρ ἐπικίδναται αἶαν.
Παφλαγόνων δ᾽ ἡγεῖτο Πυλαιμένεος λάσιον κῆρ
ἐξ Ἐνετῶν, ὅθεν ἡμιόνων γένος ἀγροτεράων,
οἵ ῥα Κύτωρον ἔχον καὶ Σήσαμον ἀμφενέμοντο
ἀμφί τε Παρθένιον ποταμὸν κλυτὰ δώματ᾽ ἔναιον

Κρῶμνάν τ᾽ Αἰγιαλόν τε καὶ ὑψηλοὺς Ἐρυθίνους.
αὐτὰρ Ἁλιζώνων Ὀδίος καὶ Ἐπίστροφος ἦρχον
τηλόθεν ἐξ Ἀλύβης, ὅθεν ἀργύρου ἐστὶ γενέθλη.
Μυσῶν δὲ Χρόμις ἦρχε καὶ Ἔννομος οἰωνιστής·
ἀλλ᾽ οὐκ οἰωνοῖσιν ἐρύσατο κῆρα μέλαιναν,

ἀλλ᾽ ἐδάμη ὑπὸ χερσὶ ποδώκεος Αἰακίδαο
ἐν ποταμῶι, ὅθι περ Τρῶας κεράϊζε καὶ ἄλλους.
Φόρκυς αὖ Φρύγας ἦγε καὶ Ἀσκάνιος θεοειδὴς
τῆλ᾽ ἐξ Ἀσκανίης· μέμασαν δ᾽ ὑσμῖνι μάχεσθαι.
Μήιοσιν αὖ Μέσθλης τε καὶ Ἄντιφος ἡγησάσθην

υἷε Ταλαιμένεος τὼ Γυγαίη τέκε λίμνη,
οἳ καὶ Μήιονας ἦγον ὑπὸ Τμώλωι γεγαῶτας.
Νάστης αὖ Καρῶν ἡγήσατο βαρβαροφώνων,
οἳ Μίλητον ἔχον Φθιρῶν τ᾽ ὄρος ἀκριτόφυλλον
Μαιάνδρου τε ῥοὰς Μυκάλης τ᾽ αἰπεινὰ κάρηνα·

τῶν μὲν ἄρ᾽ Ἀμφίμαχος καὶ Νάστης ἡγησάσθην,
Νάστης Ἀμφίμαχός τε Νομίονος ἀγλαὰ τέκνα,
ὃς καὶ χρυσὸν ἔχων πόλεμον δ᾽ ἴεν ἠΰτε κούρη
νήπιος, οὐδέ τί οἱ τό γ᾽ ἐπήρκεσε λυγρὸν ὄλεθρον,
ἀλλ᾽ ἐδάμη ὑπὸ χερσὶ ποδώκεος Αἰακίδαο

ἐν ποταμῶι, χρυσὸν δ᾽ Ἀχιλεὺς ἐκόμισσε δαΐφρων.
Σαρπηδὼν δ᾽ ἦρχεν Λυκίων καὶ Γλαῦκος ἀμύμων
τηλόθεν ἐκ Λυκίης, Ξάνθου ἄπο δινήεντος.

Ἰλιάδος Γ

ὅρκοι · τειχοσκοπία · Ἀλεξάνδρου καὶ

Αὐτὰρ ἐπεὶ κόσμηθεν ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν ἕκαστοι,
Τρῶες μὲν κλαγγῆι τ᾽ ἐνοπῆι τ᾽ ἴσαν ὄρνιθες ὣς
ἠΰτε περ κλαγγὴ γεράνων πέλει οὐρανόθι πρό·
αἵ τ᾽ ἐπεὶ οὖν χειμῶνα φύγον καὶ ἀθέσφατον ὄμβρον

κλαγγῆι ταί γε πέτονται ἐπ᾽ ὠκεανοῖο ῥοάων
ἀνδράσι Πυγμαίοισι φόνον καὶ κῆρα φέρουσαι·
ἠέριαι δ᾽ ἄρα ταί γε κακὴν ἔριδα προφέρονται.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἴσαν σιγῆι μένεα πνείοντες Ἀχαιοὶ
ἐν θυμῶι μεμαῶτες ἀλεξέμεν ἀλλήλοισιν.

εὖτ᾽ ὄρεος κορυφῆισι Νότος κατέχευεν ὀμίχλην
ποιμέσιν οὔ τι φίλην, κλέπτηι δέ τε νυκτὸς ἀμείνω,
τόσσόν τίς τ᾽ ἐπιλεύσσει ὅσον τ᾽ ἐπὶ λᾶαν ἵησιν·
ὣς ἄρα τῶν ὑπὸ ποσσὶ κονίσαλος ὄρνυτ᾽ ἀελλὴς
ἐρχομένων· μάλα δ᾽ ὦκα διέπρησσον πεδίοιο.

οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
Τρωσὶν μὲν προμάχιζεν Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
παρδαλέην ὤμοισιν ἔχων καὶ καμπύλα τόξα
καὶ ξίφος· αὐτὰρ δοῦρε δύω κεκορυθμένα χαλκῶι
πάλλων Ἀργείων προκαλίζετο πάντας ἀρίστους

ἀντίβιον μαχέσασθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος
ἐρχόμενον προπάροιθεν ὁμίλου μακρὰ βιβάντα,
ὥς τε λέων ἐχάρη μεγάλωι ἐπὶ σώματι κύρσας
εὑρὼν ἢ ἔλαφον κεραὸν ἢ ἄγριον αἶγα

πεινάων· μάλα γάρ τε κατεσθίει, εἴ περ ἂν αὐτὸν
σεύωνται ταχέες τε κύνες θαλεροί τ᾽ αἰζηοί·
ὣς ἐχάρη Μενέλαος Ἀλέξανδρον θεοειδέα
ὀφθαλμοῖσιν ἰδών· φάτο γὰρ τίσεσθαι ἀλείτην·
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε.

τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησεν Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
ἐν προμάχοισι φανέντα, κατεπλήγη φίλον ἦτορ,
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τε δράκοντα ἰδὼν παλίνορσος ἀπέστη
οὔρεος ἐν βήσσηις, ὑπό τε τρόμος ἔλλαβε γυῖα,

ἂψ δ᾽ ἀνεχώρησεν, ὦχρός τέ μιν εἷλε παρειάς,
ὣς αὖτις καθ᾽ ὅμιλον ἔδυ Τρώων ἀγερώχων
δείσας Ἀτρέος υἱὸν Ἀλέξανδρος θεοειδής.
τὸν δ᾽ Ἕκτωρ νείκεσσεν ἰδὼν αἰσχροῖς ἐπέεσσιν·
Δύσπαρι εἶδος ἄριστε γυναιμανὲς ἠπεροπευτὰ

αἴθ᾽ ὄφελες ἄγονός τ᾽ ἔμεναι ἄγαμός τ᾽ ἀπολέσθαι·
καί κε τὸ βουλοίμην, καί κεν πολὺ κέρδιον ἦεν
ἢ οὕτω λώβην τ᾽ ἔμεναι καὶ ὑπόψιον ἄλλων.
ἦ που καγχαλόωσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
φάντες ἀριστῆα πρόμον ἔμμεναι, οὕνεκα καλὸν

εἶδος ἔπ᾽, ἀλλ᾽ οὐκ ἔστι βίη φρεσὶν οὐδέ τις ἀλκή.
ἦ τοιόσδε ἐὼν ἐν ποντοπόροισι νέεσσι
πόντον ἐπιπλώσας, ἑτάρους ἐρίηρας ἀγείρας,
μιχθεὶς ἀλλοδαποῖσι γυναῖκ᾽ εὐειδέ᾽ ἀνῆγες
ἐξ ἀπίης γαίης νυὸν ἀνδρῶν αἰχμητάων

πατρί τε σῶι μέγα πῆμα πόληΐ τε παντί τε δήμωι,
δυσμενέσιν μὲν χάρμα, κατηφείην δὲ σοὶ αὐτῶι·
οὐκ ἂν δὴ μείνειας ἀρηΐφιλον Μενέλαον·
γνοίης χ᾽ οἵου φωτὸς ἔχεις θαλερὴν παράκοιτιν·
οὐκ ἄν τοι χραίσμηι κίθαρις τά τε δῶρ᾽ Ἀφροδίτης

ἥ τε κόμη τό τε εἶδος ὅτ᾽ ἐν κονίηισι μιγείης.
ἀλλὰ μάλα Τρῶες δειδήμονες· ἦ τέ κεν ἤδη
λάϊνον ἕσσο χιτῶνα κακῶν ἕνεχ᾽ ὅσσα ἔοργας.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
Ἕκτορ ἐπεί με κατ᾽ αἶσαν ἐνείκεσας οὐδ᾽ ὑπὲρ αἶσαν·

αἰεί τοι κραδίη πέλεκυς ὥς ἐστιν ἀτειρὴς
ὅς τ᾽ εἶσιν διὰ δουρὸς ὑπ᾽ ἀνέρος ὅς ῥά τε τέχνηι
νήϊον ἐκτάμνηισιν, ὀφέλλει δ᾽ ἀνδρὸς ἐρωήν·
ὣς σοὶ ἐνὶ στήθεσσιν ἀτάρβητος νόος ἐστί·
μή μοι δῶρ᾽ ἐρατὰ πρόφερε χρυσέης Ἀφροδίτης·

οὔ τοι ἀπόβλητ᾽ ἐστὶ θεῶν ἐρικυδέα δῶρα
ὅσσά κεν αὐτοὶ δῶσιν, ἑκὼν δ᾽ οὐκ ἄν τις ἕλοιτο·
νῦν αὖτ᾽ εἴ μ᾽ ἐθέλεις πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι,
ἄλλους μὲν κάθισον Τρῶας καὶ πάντας Ἀχαιούς,
αὐτὰρ ἔμ᾽ ἐν μέσσωι καὶ ἀρηΐφιλον Μενέλαον

συμβάλετ᾽ ἀμφ᾽ Ἑλένηι καὶ κτήμασι πᾶσι μάχεσθαι·
ὁππότερος δέ κε νικήσηι κρείσσων τε γένηται,
κτήμαθ᾽ ἑλὼν εὖ πάντα γυναῖκά τε οἴκαδ᾽ ἀγέσθω·
οἳ δ᾽ ἄλλοι φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ ταμόντες
ναίοιτε Τροίην ἐριβώλακα, τοὶ δὲ νεέσθων

Ἄργος ἐς ἱππόβοτον καὶ Ἀχαιΐδα καλλιγύναικα.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ αὖτ᾽ ἐχάρη μέγα μῦθον ἀκούσας,
καί ῥ᾽ ἐς μέσσον ἰὼν Τρώων ἀνέεργε φάλαγγας
μέσσου δουρὸς ἑλών· τοὶ δ᾽ ἱδρύνθησαν ἅπαντες.
τῶι δ᾽ ἐπετοξάζοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ

ἰοῖσίν τε τιτυσκόμενοι λάεσσί τ᾽ ἔβαλλον·
αὐτὰρ ὁ μακρὸν ἄϋσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ἴσχεσθ᾽ Ἀργεῖοι, μὴ βάλλετε κοῦροι Ἀχαιῶν·
στεῦται γάρ τι ἔπος ἐρέειν κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἔσχοντο μάχης ἄνεώι τ᾽ ἐγένοντο

ἐσσυμένως· Ἕκτωρ δὲ μετ᾽ ἀμφοτέροισιν ἔειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
μῦθον Ἀλεξάνδροιο, τοῦ εἵνεκα νεῖκος ὄρωρεν.
ἄλλους μὲν κέλεται Τρῶας καὶ πάντας Ἀχαιοὺς
τεύχεα κάλ᾽ ἀποθέσθαι ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,

αὐτὸν δ᾽ ἐν μέσσωι καὶ ἀρηΐφιλον Μενέλαον
οἴους ἀμφ᾽ Ἑλένηι καὶ κτήμασι πᾶσι μάχεσθαι.
ὁππότερος δέ κε νικήσηι κρείσσων τε γένηται
κτήμαθ᾽ ἑλὼν εὖ πάντα γυναῖκά τε οἴκαδ᾽ ἀγέσθω·
οἳ δ᾽ ἄλλοι φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ τάμωμεν.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι·
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
κέκλυτε νῦν καὶ ἐμεῖο· μάλιστα γὰρ ἄλγος ἱκάνει
θυμὸν ἐμόν, φρονέω δὲ διακρινθήμεναι ἤδη
Ἀργείους καὶ Τρῶας, ἐπεὶ κακὰ πολλὰ πέπασθε

εἵνεκ᾽ ἐμῆς ἔριδος καὶ Ἀλεξάνδρου ἕνεκ᾽ ἀρχῆς·
ἡμέων δ᾽ ὁπποτέρωι θάνατος καὶ μοῖρα τέτυκται
τεθναίη· ἄλλοι δὲ διακρινθεῖτε τάχιστα.
οἴσετε ἄρν᾽, ἕτερον λευκόν, ἑτέρην δὲ μέλαιναν,
Γῆι τε καὶ Ἠελίωι· Διὶ δ᾽ ἡμεῖς οἴσομεν ἄλλον·

ἄξετε δὲ Πριάμοιο βίην, ὄφρ᾽ ὅρκια τάμνηι
αὐτός, ἐπεί οἱ παῖδες ὑπερφίαλοι καὶ ἄπιστοι,
μή τις ὑπερβασίηι Διὸς ὅρκια δηλήσηται.
αἰεὶ δ᾽ ὁπλοτέρων ἀνδρῶν φρένες ἠερέθονται·
οἷς δ᾽ ὁ γέρων μετέηισιν ἅμα πρόσσω καὶ ὀπίσσω

λεύσσει, ὅπως ὄχ᾽ ἄριστα μετ᾽ ἀμφοτέροισι γένηται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἐχάρησαν Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
ἐλπόμενοι παύσασθαι ὀϊζυροῦ πολέμοιο.
καί ῥ᾽ ἵππους μὲν ἔρυξαν ἐπὶ στίχας, ἐκ δ᾽ ἔβαν αὐτοί,
τεύχεά τ᾽ ἐξεδύοντο· τὰ μὲν κατέθεντ᾽ ἐπὶ γαίηι

πλησίον ἀλλήλων, ὀλίγη δ᾽ ἦν ἀμφὶς ἄρουρα·
Ἕκτωρ δὲ προτὶ ἄστυ δύω κήρυκας ἔπεμπε
καρπαλίμως ἄρνάς τε φέρειν Πρίαμόν τε καλέσσαι·
αὐτὰρ ὁ Ταλθύβιον προΐει κρείων Ἀγαμέμνων
νῆας ἔπι γλαφυρὰς ἰέναι, ἠδ᾽ ἄρν᾽ ἐκέλευεν

οἰσέμεναι· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ οὐκ ἀπίθησ᾽ Ἀγαμέμνονι δίωι.
Ἶρις δ᾽ αὖθ᾽ Ἑλένηι λευκωλένωι ἄγγελος ἦλθεν
εἰδομένη γαλόωι Ἀντηνορίδαο δάμαρτι,
τὴν Ἀντηνορίδης εἶχε κρείων Ἑλικάων
Λαοδίκην Πριάμοιο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην.

τὴν δ᾽ εὗρ᾽ ἐν μεγάρωι· ἣ δὲ μέγαν ἱστὸν ὕφαινε
δίπλακα πορφυρέην, πολέας δ᾽ ἐνέπασσεν ἀέθλους
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
οὕς ἑθεν εἵνεκ᾽ ἔπασχον ὑπ᾽ Ἄρηος παλαμάων·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·

δεῦρ᾽ ἴθι νύμφα φίλη, ἵνα θέσκελα ἔργα ἴδηαι
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
οἳ πρὶν ἐπ᾽ ἀλλήλοισι φέρον πολύδακρυν Ἄρηα
ἐν πεδίωι ὀλοοῖο λιλαιόμενοι πολέμοιο·
οἳ δὴ νῦν ἕαται σιγῆι, πόλεμος δὲ πέπαυται,

ἀσπίσι κεκλιμένοι, παρὰ δ᾽ ἔγχεα μακρὰ πέπηγεν.
αὐτὰρ Ἀλέξανδρος καὶ ἀρηΐφιλος Μενέλαος
μακρῆις ἐγχείηισι μαχήσονται περὶ σεῖο·
τῶι δέ κε νικήσαντι φίλη κεκλήσηι ἄκοιτις.
ὣς εἰποῦσα θεὰ γλυκὺν ἵμερον ἔμβαλε θυμῶι

ἀνδρός τε προτέρου καὶ ἄστεος ἠδὲ τοκήων·
αὐτίκα δ᾽ ἀργεννῆισι καλυψαμένη ὀθόνηισιν
ὁρμᾶτ᾽ ἐκ θαλάμοιο τέρεν κατὰ δάκρυ χέουσα
οὐκ οἴη, ἅμα τῆι γε καὶ ἀμφίπολοι δύ᾽ ἕποντο,
Αἴθρη Πιτθῆος θυγάτηρ, Κλυμένη τε βοῶπις·

αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκανον ὅθι Σκαιαὶ πύλαι ἦσαν.
οἳ δ᾽ ἀμφὶ Πρίαμον καὶ Πάνθοον ἠδὲ Θυμοίτην
Λάμπόν τε Κλυτίον θ᾽ Ἱκετάονά τ᾽ ὄζον Ἄρηος
Οὐκαλέγων τε καὶ Ἀντήνωρ πεπνυμένω ἄμφω
ἥατο δημογέροντες ἐπὶ Σκαιῆισι πύληισι,

γήραϊ δὴ πολέμοιο πεπαυμένοι, ἀλλ᾽ ἀγορηταὶ
ἐσθλοί, τεττίγεσσιν ἐοικότες οἵ τε καθ᾽ ὕλην
δενδρέωι ἐφεζόμενοι ὄπα λειριόεσσαν ἱεῖσι·
τοῖοι ἄρα Τρώων ἡγήτορες ἧντ᾽ ἐπὶ πύργωι.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν εἴδονθ᾽ Ἑλένην ἐπὶ πύργον ἰοῦσαν,

ἦκα πρὸς ἀλλήλους ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευον·
οὐ νέμεσις Τρῶας καὶ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιοὺς
τοιῆιδ᾽ ἀμφὶ γυναικὶ πολὺν χρόνον ἄλγεα πάσχειν·
αἰνῶς ἀθανάτηισι θεῆις εἰς ὦπα ἔοικεν·
ἀλλὰ καὶ ὧς τοίη περ ἐοῦσ᾽ ἐν νηυσὶ νεέσθω,

μηδ᾽ ἡμῖν τεκέεσσί τ᾽ ὀπίσσω πῆμα λίποιτο.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, Πρίαμος δ᾽ Ἑλένην ἐκαλέσσατο φωνῆι·
δεῦρο πάροιθ᾽ ἐλθοῦσα φίλον τέκος ἵζευ ἐμεῖο,
ὄφρα ἴδηι πρότερόν τε πόσιν πηούς τε φίλους τε·
οὔ τί μοι αἰτίη ἐσσί, θεοί νύ μοι αἴτιοί εἰσιν

οἵ μοι ἐφώρμησαν πόλεμον πολύδακρυν Ἀχαιῶν·
ὥς μοι καὶ τόνδ᾽ ἄνδρα πελώριον ἐξονομήνηις
ὅς τις ὅδ᾽ ἐστὶν Ἀχαιὸς ἀνὴρ ἠΰς τε μέγας τε.
ἤτοι μὲν κεφαλῆι καὶ μείζονες ἄλλοι ἔασι,
καλὸν δ᾽ οὕτω ἐγὼν οὔ πω ἴδον ὀφθαλμοῖσιν,

οὐδ᾽ οὕτω γεραρόν· βασιλῆϊ γὰρ ἀνδρὶ ἔοικε.
τὸν δ᾽ Ἑλένη μύθοισιν ἀμείβετο δῖα γυναικῶν·
αἰδοῖός τέ μοί ἐσσι φίλε ἑκυρὲ δεινός τε·
ὡς ὄφελεν θάνατός μοι ἁδεῖν κακὸς ὁππότε δεῦρο
υἱέϊ σῶι ἑπόμην θάλαμον γνωτούς τε λιποῦσα

παῖδά τε τηλυγέτην καὶ ὁμηλικίην ἐρατεινήν.
ἀλλὰ τά γ᾽ οὐκ ἐγένοντο· τὸ καὶ κλαίουσα τέτηκα.
τοῦτο δέ τοι ἐρέω ὅ μ᾽ ἀνείρεαι ἠδὲ μεταλλᾶις·
οὗτός γ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων,
ἀμφότερον βασιλεύς τ᾽ ἀγαθὸς κρατερός τ᾽ αἰχμητής·

δαὴρ αὖτ᾽ ἐμὸς ἔσκε κυνώπιδος, εἴ ποτ᾽ ἔην γε.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ὁ γέρων ἠγάσσατο φώνησέν τε·
ὦ μάκαρ Ἀτρεΐδη μοιρηγενὲς ὀλβιόδαιμον,
ἦ ῥά νύ τοι πολλοὶ δεδμήατο κοῦροι Ἀχαιῶν.
ἤδη καὶ Φρυγίην εἰσήλυθον ἀμπελόεσσαν,

ἔνθα ἴδον πλείστους Φρύγας ἀνέρας αἰολοπώλους
λαοὺς Ὀτρῆος καὶ Μυγδόνος ἀντιθέοιο,
οἵ ῥα τότ᾽ ἐστρατόωντο παρ᾽ ὄχθας Σαγγαρίοιο·
καὶ γὰρ ἐγὼν ἐπίκουρος ἐὼν μετὰ τοῖσιν ἐλέχθην
ἤματι τῶι ὅτε τ᾽ ἦλθον Ἀμαζόνες ἀντιάνειραι·

ἀλλ᾽ οὐδ᾽ οἳ τόσοι ἦσαν ὅσοι ἑλίκωπες Ἀχαιοί.
δεύτερον αὖτ᾽ Ὀδυσῆα ἰδὼν ἐρέειν᾽ ὁ γεραιός·
εἴπ᾽ ἄγε μοι καὶ τόνδε φίλον τέκος ὅς τις ὅδ᾽ ἐστί·
μείων μὲν κεφαλῆι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο,
εὐρύτερος δ᾽ ὤμοισιν ἰδὲ στέρνοισιν ἰδέσθαι.

τεύχεα μέν οἱ κεῖται ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
αὐτὸς δὲ κτίλος ὣς ἐπιπωλεῖται στίχας ἀνδρῶν·
ἀρνειῶι μιν ἔγωγε ἐΐσκω πηγεσιμάλλωι,
ὅς τ᾽ οἰῶν μέγα πῶϋ διέρχεται ἀργεννάων.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειθ᾽ Ἑλένη Διὸς ἐκγεγαυῖα·

οὗτος δ᾽ αὖ Λαερτιάδης πολύμητις Ὀδυσσεύς,
ὃς τράφη ἐν δήμωι Ἰθάκης κραναῆς περ ἐούσης
εἰδὼς παντοίους τε δόλους καὶ μήδεα πυκνά.
τὴν δ᾽ αὖτ᾽ Ἀντήνωρ πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
ὦ γύναι ἦ μάλα τοῦτο ἔπος νημερτὲς ἔειπες·

ἤδη γὰρ καὶ δεῦρό ποτ᾽ ἤλυθε δῖος Ὀδυσσεὺς
σεῦ ἕνεκ᾽ ἀγγελίης σὺν ἀρηϊφίλωι Μενελάωι·
τοὺς δ᾽ ἐγὼ ἐξείνισσα καὶ ἐν μεγάροισι φίλησα,
ἀμφοτέρων δὲ φυὴν ἐδάην καὶ μήδεα πυκνά.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Τρώεσσιν ἐν ἀγρομένοισιν ἔμιχθεν

στάντων μὲν Μενέλαος ὑπείρεχεν εὐρέας ὤμους,
ἄμφω δ᾽ ἑζομένω γεραρώτερος ἦεν Ὀδυσσεύς·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ μύθους καὶ μήδεα πᾶσιν ὕφαινον
ἤτοι μὲν Μενέλαος ἐπιτροχάδην ἀγόρευε,
παῦρα μὲν ἀλλὰ μάλα λιγέως, ἐπεὶ οὐ πολύμυθος

οὐδ᾽ ἀφαμαρτοεπής· ἦ καὶ γένει ὕστερος ἦεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πολύμητις ἀναΐξειεν Ὀδυσσεὺς
στάσκεν, ὑπαὶ δὲ ἴδεσκε κατὰ χθονὸς ὄμματα πήξας,
σκῆπτρον δ᾽ οὔτ᾽ ὀπίσω οὔτε προπρηνὲς ἐνώμα,
ἀλλ᾽ ἀστεμφὲς ἔχεσκεν ἀΐδρεϊ φωτὶ ἐοικώς·

φαίης κε ζάκοτόν τέ τιν᾽ ἔμμεναι ἄφρονά τ᾽ αὔτως.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ ὄπα τε μεγάλην ἐκ στήθεος εἵη
καὶ ἔπεα νιφάδεσσιν ἐοικότα χειμερίηισιν,
οὐκ ἂν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆΐ γ᾽ ἐρίσσειε βροτὸς ἄλλος·
οὐ τότε γ᾽ ὧδ᾽ Ὀδυσῆος ἀγασσάμεθ᾽ εἶδος ἰδόντες.

τὸ τρίτον αὖτ᾽ Αἴαντα ἰδὼν ἐρέειν᾽ ὁ γεραιός·
τίς τὰρ ὅδ᾽ ἄλλος Ἀχαιὸς ἀνὴρ ἠΰς τε μέγας τε
ἔξοχος Ἀργείων κεφαλήν τε καὶ εὐρέας ὤμους;
τὸν δ᾽ Ἑλένη τανύπεπλος ἀμείβετο δῖα γυναικῶν·
οὗτος δ᾽ Αἴας ἐστὶ πελώριος ἕρκος Ἀχαιῶν·

Ἰδομενεὺς δ᾽ ἑτέρωθεν ἐνὶ Κρήτεσσι θεὸς ὣς
ἕστηκ᾽, ἀμφὶ δέ μιν Κρητῶν ἀγοὶ ἠγερέθονται.
πολλάκι μιν ξείνισσεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος
οἴκωι ἐν ἡμετέρωι ὁπότε Κρήτηθεν ἵκοιτο.
νῦν δ᾽ ἄλλους μὲν πάντας ὁρῶ ἑλίκωπας Ἀχαιούς,

οὕς κεν ἐῢ γνοίην καί τ᾽ οὔνομα μυθησαίμην·
δοιὼ δ᾽ οὐ δύναμαι ἰδέειν κοσμήτορε λαῶν
Κάστορά θ᾽ ἱππόδαμον καὶ πὺξ ἀγαθὸν Πολυδεύκεα
αὐτοκασιγνήτω, τώ μοι μία γείνατο μήτηρ.
ἢ οὐχ ἑσπέσθην Λακεδαίμονος ἐξ ἐρατεινῆς,

ἢ δεύρω μὲν ἕποντο νέεσσ᾽ ἔνι ποντοπόροισι,
νῦν αὖτ᾽ οὐκ ἐθέλουσι μάχην καταδύμεναι ἀνδρῶν
αἴσχεα δειδιότες καὶ ὀνείδεα πόλλ᾽ ἅ μοί ἐστιν.
ὣς φάτο, τοὺς δ᾽ ἤδη κάτεχεν φυσίζοος αἶα
ἐν Λακεδαίμονι αὖθι φίληι ἐν πατρίδι γαίηι.

κήρυκες δ᾽ ἀνὰ ἄστυ θεῶν φέρον ὅρκια πιστὰ
ἄρνε δύω καὶ οἶνον ἐΰφρονα καρπὸν ἀρούρης
ἀσκῶι ἐν αἰγείωι· φέρε δὲ κρητῆρα φαεινὸν
κῆρυξ Ἰδαῖος ἠδὲ χρύσεια κύπελλα·
ὄτρυνεν δὲ γέροντα παριστάμενος ἐπέεσσιν·

ὄρσεο Λαομεδοντιάδη, καλέουσιν ἄριστοι
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
ἐς πεδίον καταβῆναι ἵν᾽ ὅρκια πιστὰ τάμητε·
αὐτὰρ Ἀλέξανδρος καὶ ἀρηΐφιλος Μενέλαος
μακρῆις ἐγχείηισι μαχήσοντ᾽ ἀμφὶ γυναικί·

τῶι δέ κε νικήσαντι γυνὴ καὶ κτήμαθ᾽ ἕποιτο·
οἳ δ᾽ ἄλλοι φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ ταμόντες
ναίοιμεν Τροίην ἐριβώλακα, τοὶ δὲ νέονται
Ἄργος ἐς ἱππόβοτον καὶ Ἀχαιΐδα καλλιγύναικα.
ὣς φάτο ῥίγησεν δ᾽ ὁ γέρων, ἐκέλευσε δ᾽ ἑταίρους

ἵππους ζευγνύμεναι· τοὶ δ᾽ ὀτραλέως ἐπίθοντο.
ἂν δ᾽ ἄρ᾽ ἔβη Πρίαμος, κατὰ δ᾽ ἡνία τεῖνεν ὀπίσσω·
πὰρ δέ οἱ Ἀντήνωρ περικαλλέα βήσετο δίφρον·
τὼ δὲ διὰ Σκαιῶν πεδίον δ᾽ ἔχον ὠκέας ἵππους.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκοντο μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς,

ἐξ ἵππων ἀποβάντες ἐπὶ χθόνα πουλυβότειραν
ἐς μέσσον Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἐστιχόωντο.
ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
ἂν δ᾽ Ὀδυσεὺς πολύμητις· ἀτὰρ κήρυκες ἀγαυοὶ
ὅρκια πιστὰ θεῶν σύναγον, κρητῆρι δὲ οἶνον

μίσγον, ἀτὰρ βασιλεῦσιν ὕδωρ ἐπὶ χεῖρας ἔχευαν.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος χείρεσσι μάχαιραν,
ἥ οἱ πὰρ ξίφεος μέγα κουλεόν αἰὲν ἄωρτο,
ἀρνῶν ἐκ κεφαλέων τάμνε τρίχας· αὐτὰρ ἔπειτα
κήρυκες Τρώων καὶ Ἀχαιῶν νεῖμαν ἀρίστοις.

τοῖσιν δ᾽ Ἀτρεΐδης μεγάλ᾽ εὔχετο χεῖρας ἀνασχών·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε,
Ἠέλιός θ᾽, ὃς πάντ᾽ ἐφορᾶις καὶ πάντ᾽ ἐπακούεις,
καὶ ποταμοὶ καὶ γαῖα, καὶ οἳ ὑπένερθε καμόντας
ἀνθρώπους τίνυσθον ὅτις κ᾽ ἐπίορκον ὀμόσσηι,

ὑμεῖς μάρτυροι ἔστε, φυλάσσετε δ᾽ ὅρκια πιστά·
εἰ μέν κεν Μενέλαον Ἀλέξανδρος καταπέφνηι
αὐτὸς ἔπειθ᾽ Ἑλένην ἐχέτω καὶ κτήματα πάντα,
ἡμεῖς δ᾽ ἐν νήεσσι νεώμεθα ποντοπόροισιν·
εἰ δέ κ᾽ Ἀλέξανδρον κτείνηι ξανθὸς Μενέλαος,

Τρῶας ἔπειθ᾽ Ἑλένην καὶ κτήματα πάντ᾽ ἀποδοῦναι,
τιμὴν δ᾽ Ἀργείοις ἀποτινέμεν ἥν τιν᾽ ἔοικεν,
ἥ τε καὶ ἐσσομένοισι μετ᾽ ἀνθρώποισι πέληται.
εἰ δ᾽ ἂν ἐμοὶ τιμὴν Πρίαμος Πριάμοιό τε παῖδες
τίνειν οὐκ ἐθέλωσιν Ἀλεξάνδροιο πεσόντος,

αὐτὰρ ἐγὼ καὶ ἔπειτα μαχήσομαι εἵνεκα ποινῆς
αὖθι μένων, ἧός κε τέλος πολέμοιο κιχείω.
ἦ, καὶ ἀπὸ στομάχους ἀρνῶν τάμε νηλέϊ χαλκῶι·
καὶ τοὺς μὲν κατέθηκεν ἐπὶ χθονὸς ἀσπαίροντας
θυμοῦ δευομένους· ἀπὸ γὰρ μένος εἵλετο χαλκός.

οἶνον δ᾽ ἐκ κρητῆρος ἀφυσσόμενοι δεπάεσσιν
ἔκχεον, ἠδ᾽ εὔχοντο θεοῖς αἰειγενέτηισιν.
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε·
Ζεῦ κύδιστε μέγιστε καὶ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι
ὁππότεροι πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια πημήνειαν

ὧδέ σφ᾽ ἐγκέφαλος χαμάδις ῥέοι ὡς ὅδε οἶνος
αὐτῶν καὶ τεκέων, ἄλοχοι δ᾽ ἄλλοισι δαμεῖεν.
ὣς ἔφαν, οὐδ᾽ ἄρα πώ σφιν ἐπεκραίαινε Κρονίων.
τοῖσι δὲ Δαρδανίδης Πρίαμος μετὰ μῦθον ἔειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί·

ἤτοι ἐγὼν εἶμι προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν
ἄψ, ἐπεὶ οὔ πω τλήσομ᾽ ἐν ὀφθαλμοῖσιν ὁρᾶσθαι
μαρνάμενον φίλον υἱὸν ἀρηϊφίλωι Μενελάωι·
Ζεὺς μέν που τό γε οἶδε καὶ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι
ὁπποτέρωι θανάτοιο τέλος πεπρωμένον ἐστίν.

ἦ ῥα καὶ ἐς δίφρον ἄρνας θέτο ἰσόθεος φώς,
ἂν δ᾽ ἄρ᾽ ἔβαιν᾽ αὐτός, κατὰ δ᾽ ἡνία τεῖνεν ὀπίσσω·
πὰρ δέ οἱ Ἀντήνωρ περικαλλέα βήσετο δίφρον.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἄψορροι προτὶ Ἴλιον ἀπονέοντο·
Ἕκτωρ δὲ Πριάμοιο πάϊς καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς

χῶρον μὲν πρῶτον διεμέτρεον, αὐτὰρ ἔπειτα
κλήρους ἐν κυνέηι χαλκήρεϊ πάλλον ἑλόντες,
ὁππότερος δὴ πρόσθεν ἀφείη χάλκεον ἔγχος.
λαοὶ δ᾽ ἠρήσαντο, θεοῖσι δὲ χεῖρας ἀνέσχον,
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε·

Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε
ὁππότερος τάδε ἔργα μετ᾽ ἀμφοτέροισιν ἔθηκε,
τὸν δὸς ἀποφθίμενον δῦναι δόμον Ἄϊδος εἴσω,
ἡμῖν δ᾽ αὖ φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ γενέσθαι.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, πάλλεν δὲ μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ

ἂψ ὁρόων· Πάριος δὲ θοῶς ἐκ κλῆρος ὄρουσεν.
οἳ μὲν ἔπειθ᾽ ἵζοντο κατὰ στίχας, ἧχι ἑκάστωι
ἵπποι ἀερσίποδες καὶ ποικίλα τεύχε᾽ ἔκειτο·
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἐδύσετο τεύχεα καλὰ
δῖος Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο.

κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλάς, ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνεν
οἷο κασιγνήτοιο Λυκάονος· ἥρμοσε δ᾽ αὐτῶι.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον

χάλκεον, αὐτὰρ ἔπειτα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε·
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἰφθίμωι κυνέην εὔτυκτον ἔθηκεν
ἵππουριν· δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν·
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος, ὅ οἱ παλάμηφιν ἀρήρει.
ὣς δ᾽ αὔτως Μενέλαος ἀρήϊος ἔντε᾽ ἔδυνεν.

οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἑκάτερθεν ὁμίλου θωρήχθησαν,
ἐς μέσσον Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἐστιχόωντο
δεινὸν δερκόμενοι· θάμβος δ᾽ ἔχεν εἰσορόωντας
Τρῶάς θ᾽ ἱπποδάμους καὶ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
καί ῥ᾽ ἐγγὺς στήτην διαμετρητῶι ἐνὶ χώρωι

σείοντ᾽ ἐγχείας ἀλλήλοισιν κοτέοντε.
πρόσθε δ᾽ Ἀλέξανδρος προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Ἀτρεΐδαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσε ἴσην,
οὐδ᾽ ἔρρηξεν χαλκός, ἀνεγνάμφθη δέ οἱ αἰχμὴ
ἀσπίδ᾽ ἐνὶ κρατερῆι· ὁ δὲ δεύτερον ὄρνυτο χαλκῶι

Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἐπευξάμενος Διὶ πατρί·
Ζεῦ ἄνα δὸς τίσασθαι ὅ με πρότερος κάκ᾽ ἔοργε
δῖον Ἀλέξανδρον, καὶ ἐμῆις ὑπὸ χερσὶ δάμασσον,
ὄφρα τις ἐρρίγηισι καὶ ὀψιγόνων ἀνθρώπων
ξεινοδόκον κακὰ ῥέξαι, ὅ κεν φιλότητα παράσχηι.

ἦ ῥα καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλε Πριαμίδαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσε ἴσην·
διὰ μὲν ἀσπίδος ἦλθε φαεινῆς ὄβριμον ἔγχος,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο·
ἀντικρὺ δὲ παραὶ λαπάρην διάμησε χιτῶνα

ἔγχος· ὁ δ᾽ ἐκλίνθη καὶ ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ἀργυρόηλον
πλῆξεν ἀνασχόμενος κόρυθος φάλον· ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι
τριχθά τε καὶ τετραχθὰ διατρυφὲν ἔκπεσε χειρός.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ὤιμωξεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·

Ζεῦ πάτερ οὔ τις σεῖο θεῶν ὀλοώτερος ἄλλος·
ἦ τ᾽ ἐφάμην τίσασθαι Ἀλέξανδρον κακότητος·
νῦν δέ μοι ἐν χείρεσσιν ἄγη ξίφος, ἐκ δέ μοι ἔγχος
ἠΐχθη παλάμηφιν ἐτώσιον, οὐδ᾽ ἔβαλόν μιν.
ἦ καὶ ἐπαΐξας κόρυθος λάβεν ἱπποδασείης,

ἕλκε δ᾽ ἐπιστρέψας μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
ἄγχε δέ μιν πολύκεστος ἱμὰς ἁπαλὴν ὑπὸ δειρήν,
ὅς οἱ ὑπ᾽ ἀνθερεῶνος ὀχεὺς τέτατο τρυφαλείης.
καί νύ κεν εἴρυσσέν τε καὶ ἄσπετον ἤρατο κῦδος,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη,

ἥ οἱ ῥῆξεν ἱμάντα βοὸς ἶφι κταμένοιο·
κεινὴ δὲ τρυφάλεια ἅμ᾽ ἕσπετο χειρὶ παχείηι.
τὴν μὲν ἔπειθ᾽ ἥρως μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιοὺς
ῥῖψ᾽ ἐπιδινήσας, κόμισαν δ᾽ ἐρίηρες ἑταῖροι·
αὐτὰρ ὁ ἂψ ἐπόρουσε κατακτάμεναι μενεαίνων

ἔγχεϊ χαλκείωι· τὸν δ᾽ ἐξήρπαξ᾽ Ἀφροδίτη
ῥεῖα μάλ᾽ ὥς τε θεός, ἐκάλυψε δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι,
κὰδ δ᾽ εἷσ᾽ ἐν θαλάμωι εὐώδεϊ κηώεντι.
αὐτὴ δ᾽ αὖ Ἑλένην καλέουσ᾽ ἴε· τὴν δὲ κίχανε
πύργωι ἐφ᾽ ὑψηλῶι, περὶ δὲ Τρωιαὶ ἅλις ἦσαν·

χειρὶ δὲ νεκταρέου ἑανοῦ ἐτίναξε λαβοῦσα,
γρηῒ δέ μιν ἐϊκυῖα παλαιγενέϊ προσέειπεν
εἰροκόμωι, ἥ οἱ Λακεδαίμονι ναιετοώσηι
ἤσκειν εἴρια καλά, μάλιστα δέ μιν φιλέεσκε·
τῆι μιν ἐεισαμένη προσεφώνεε δῖ᾽ Ἀφροδίτη·

δεῦρ᾽ ἴθ᾽· Ἀλέξανδρός σε καλεῖ οἶκον δὲ νέεσθαι.
κεῖνος ὅ γ᾽ ἐν θαλάμωι καὶ δινωτοῖσι λέχεσσι
κάλλεΐ τε στίλβων καὶ εἵμασιν· οὐδέ κε φαίης
ἀνδρὶ μαχεσσάμενον τόν γ᾽ ἐλθεῖν, ἀλλὰ χορὸν δὲ
ἔρχεσθ᾽, ἠὲ χοροῖο νέον λήγοντα καθίζειν.

ὣς φάτο, τῆι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε·
καί ῥ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεᾶς περικαλλέα δειρὴν
στήθεά θ᾽ ἱμερόεντα καὶ ὄμματα μαρμαίροντα,
θάμβησέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
δαιμονίη, τί με ταῦτα λιλαίεαι ἠπεροπεύειν;

ἦ πήι με προτέρω πολίων εὖ ναιομενάων
ἄξεις, ἢ Φρυγίης ἢ Μηιονίης ἐρατεινῆς,
εἴ τίς τοι καὶ κεῖθι φίλος μερόπων ἀνθρώπων·
οὕνεκα δὴ νῦν δῖον Ἀλέξανδρον Μενέλαος
νικήσας ἐθέλει στυγερὴν ἐμὲ οἴκαδ᾽ ἄγεσθαι,

τοὔνεκα δὴ νῦν δεῦρο δολοφρονέουσα παρέστης;
ἧσο παρ᾽ αὐτὸν ἰοῦσα, θεῶν δ᾽ ἀπόεικε κελεύθου,
μηδ᾽ ἔτι σοῖσι πόδεσσιν ὑποστρέψειας Ὄλυμπον,
ἀλλ᾽ αἰεὶ περὶ κεῖνον ὀΐζυε καί ἑ φύλασσε,
εἰς ὅ κέ σ᾽ ἢ ἄλοχον ποιήσεται ἢ ὅ γε δούλην.

κεῖσε δ᾽ ἐγὼν οὐκ εἶμι· νεμεσσητὸν δέ κεν εἴη·
κείνου πορσανέουσα λέχος· Τρωιαὶ δέ μ᾽ ὀπίσσω
πᾶσαι μωμήσονται· ἔχω δ᾽ ἄχε᾽ ἄκριτα θυμῶι.
τὴν δὲ χολωσαμένη προσεφώνεε δῖ᾽ Ἀφροδίτη·
μή μ᾽ ἔρεθε σχετλίη, μὴ χωσαμένη σε μεθείω,

τὼς δέ σ᾽ ἀπεχθήρω ὡς νῦν ἔκπαγλ᾽ ἐφίλησα,
μέσσωι δ᾽ ἀμφοτέρων μητίσομαι ἔχθεα λυγρὰ
Τρώων καὶ Δαναῶν, σὺ δέ κεν κακὸν οἶτον ὄληαι.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ Ἑλένη Διὸς ἐκγεγαυῖα,
βῆ δὲ κατασχομένη ἑανῶι ἀργῆτι φαεινῶι

σιγῆι, πάσας δὲ Τρωιὰς λάθεν· ἦρχε δὲ δαίμων.
αἳ δ᾽ ὅτ᾽ Ἀλεξάνδροιο δόμον περικαλλέ᾽ ἵκοντο,
ἀμφίπολοι μὲν ἔπειτα θοῶς ἐπὶ ἔργα τράποντο,
ἣ δ᾽ εἰς ὑψόροφον θάλαμον κίε δῖα γυναικῶν.
τῆι δ᾽ ἄρα δίφρον ἑλοῦσα φιλομειδὴς Ἀφροδίτη

ἀντί᾽ Ἀλεξάνδροιο θεὰ κατέθηκε φέρουσα·
ἔνθα κάθιζ᾽ Ἑλένη κούρη Διὸς αἰγιόχοιο
ὄσσε πάλιν κλίνασα, πόσιν δ᾽ ἠνίπαπε μύθωι·
ἤλυθες ἐκ πολέμου· ὡς ὤφελες αὐτόθ᾽ ὀλέσθαι
ἀνδρὶ δαμεὶς κρατερῶι, ὃς ἐμὸς πρότερος πόσις ἦεν.

ἦ μὲν δὴ πρίν γ᾽ εὔχε᾽ ἀρηϊφίλου Μενελάου
σῆι τε βίηι καὶ χερσὶ καὶ ἔγχεϊ φέρτερος εἶναι·
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν προκάλεσσαι ἀρηΐφιλον Μενέλαον
ἐξαῦτις μαχέσασθαι ἐναντίον· ἀλλά σ᾽ ἔγωγε
παύεσθαι κέλομαι, μηδὲ ξανθῶι Μενελάωι

ἀντίβιον πόλεμον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι
ἀφραδέως, μή πως τάχ᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ δουρὶ δαμήηις.
τὴν δὲ Πάρις μύθοισιν ἀμειβόμενος προσέειπε·
μή με γύναι χαλεποῖσιν ὀνείδεσι θυμὸν ἔνιπτε·
νῦν μὲν γὰρ Μενέλαος ἐνίκησεν σὺν Ἀθήνηι,

κεῖνον δ᾽ αὖτις ἐγώ· πάρα γὰρ θεοί εἰσι καὶ ἡμῖν.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ φιλότητι τραπείομεν εὐνηθέντε·
οὐ γάρ πώ ποτέ μ᾽ ὧδέ γ᾽ ἔρως φρένας ἀμφεκάλυψεν,
οὐδ᾽ ὅτε σε πρῶτον Λακεδαίμονος ἐξ ἐρατεινῆς
ἔπλεον ἁρπάξας ἐν ποντοπόροισι νέεσσι,

νήσωι δ᾽ ἐν Κραναῆι ἐμίγην φιλότητι καὶ εὐνῆι,
ὥς σεο νῦν ἔραμαι καί με γλυκὺς ἵμερος αἱρεῖ.
ἦ ῥα, καὶ ἄρχε λέχος δὲ κιών· ἅμα δ᾽ εἵπετ᾽ ἄκοιτις.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἐν τρητοῖσι κατεύνασθεν λεχέεσσιν,
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ἐφοίτα θηρὶ ἐοικὼς

εἴ που ἐσαθρήσειεν Ἀλέξανδρον θεοειδέα.
ἀλλ᾽ οὔ τις δύνατο Τρώων κλειτῶν τ᾽ ἐπικούρων
δεῖξαι Ἀλέξανδρον τότ᾽ ἀρηϊφίλωι Μενελάωι·
οὐ μὲν γὰρ φιλότητί γ᾽ ἐκεύθανον εἴ τις ἴδοιτο·
ἶσον γάρ σφιν πᾶσιν ἀπήχθετο κηρὶ μελαίνηι.

τοῖσι δὲ καὶ μετέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι·
νίκη μὲν δὴ φαίνετ᾽ ἀρηϊφίλου Μενελάου,
ὑμεῖς δ᾽ Ἀργείην Ἑλένην καὶ κτήμαθ᾽ ἅμ᾽ αὐτῆι
ἔκδοτε, καὶ τιμὴν ἀποτινέμεν ἥν τιν᾽ ἔοικεν,

ἥ τε καὶ ἐσσομένοισι μετ᾽ ἀνθρώποισι πέληται.
ὣς ἔφατ᾽ Ἀτρεΐδης, ἐπὶ δ᾽ ἤινεον ἄλλοι Ἀχαιοί.

Ἰλιάδος Δ

ὁρκίων σύγχυσις · Ἀγαμέμνονος ἐπιπώλησις

Οἳ δὲ θεοὶ πὰρ Ζηνὶ καθήμενοι ἠγορόωντο
χρυσέωι ἐν δαπέδωι, μετὰ δέ σφισι πότνια Ἥβη
νέκταρ ἐοινοχόει· τοὶ δὲ χρυσέοις δεπάεσσι
δειδέχατ᾽ ἀλλήλους, Τρώων πόλιν εἰσορόωντες·

αὐτίκ᾽ ἐπειρᾶτο Κρονίδης ἐρεθιζέμεν Ἥρην
κερτομίοις ἐπέεσσι παραβλήδην ἀγορεύων·
δοιαὶ μὲν Μενελάωι ἀρηγόνες εἰσὶ θεάων
Ἥρη τ᾽ Ἀργείη καὶ Ἀλαλκομενηῒς Ἀθήνη.
ἀλλ᾽ ἤτοι ταὶ νόσφι καθήμεναι εἰσορόωσαι

τέρπεσθον· τῶι δ᾽ αὖτε φιλομειδὴς Ἀφροδίτη
αἰεὶ παρμέμβλωκε καὶ αὐτοῦ κῆρας ἀμύνει·
καὶ νῦν ἐξεσάωσεν ὀϊόμενον θανέεσθαι.
ἀλλ᾽ ἤτοι νίκη μὲν ἀρηϊφίλου Μενελάου·
ἡμεῖς δὲ φραζώμεθ᾽ ὅπως ἔσται τάδε ἔργα,

ἤ ῥ᾽ αὖτις πόλεμόν τε κακὸν καὶ φύλοπιν αἰνὴν
ὄρσομεν, ἦ φιλότητα μετ᾽ ἀμφοτέροισι βάλωμεν.
εἰ δ᾽ αὖ πως τόδε πᾶσι φίλον καὶ ἡδὺ γένοιτο,
ἤτοι μὲν οἰκέοιτο πόλις Πριάμοιο ἄνακτος,
αὖτις δ᾽ Ἀργείην Ἑλένην Μενέλαος ἄγοιτο.

ὣς ἔφαθ᾽, αἳ δ᾽ ἐπέμυξαν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη·
πλησίαι αἵ γ᾽ ἥσθην, κακὰ δὲ Τρώεσσι μεδέσθην.
ἤτοι Ἀθηναίη ἀκέων ἦν οὐδέ τι εἶπε
σκυζομένη Διὶ πατρί, χόλος δέ μιν ἄγριος ἥιρει·
Ἥρηι δ᾽ οὐκ ἔχαδε στῆθος χόλον, ἀλλὰ προσηύδα·

αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες·
πῶς ἐθέλεις ἅλιον θεῖναι πόνον ἠδ᾽ ἀτέλεστον,
ἱδρῶ θ᾽ ὃν ἵδρωσα μόγωι, καμέτην δέ μοι ἵπποι
λαὸν ἀγειρούσηι, Πριάμωι κακὰ τοῖό τε παισίν.
ἕρδ᾽· ἀτὰρ οὔ τοι πάντες ἐπαινέομεν θεοὶ ἄλλοι.

τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
δαιμονίη τί νύ σε Πρίαμος Πριάμοιό τε παῖδες
τόσσα κακὰ ῥέζουσιν, ὅ τ᾽ ἀσπερχὲς μενεαίνεις
Ἰλίου ἐξαλαπάξαι ἐϋκτίμενον πτολίεθρον;
εἰ δὲ σύ γ᾽ εἰσελθοῦσα πύλας καὶ τείχεα μακρὰ

ὠμὸν βεβρώθοις Πρίαμον Πριάμοιό τε παῖδας
ἄλλους τε Τρῶας, τότε κεν χόλον ἐξακέσαιο.
ἕρξον ὅπως ἐθέλεις· μὴ τοῦτό γε νεῖκος ὀπίσσω
σοὶ καὶ ἐμοὶ μέγ᾽ ἔρισμα μετ᾽ ἀμφοτέροισι γένηται.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·

ὁππότε κεν καὶ ἐγὼ μεμαὼς πόλιν ἐξαλαπάξαι
τὴν ἐθέλω ὅθι τοι φίλοι ἀνέρες ἐγγεγάασι,
μή τι διατρίβειν τὸν ἐμὸν χόλον, ἀλλά μ᾽ ἐᾶσαι·
καὶ γὰρ ἐγὼ σοὶ δῶκα ἑκὼν ἀέκοντί γε θυμῶι·
αἳ γὰρ ὑπ᾽ ἠελίωι τε καὶ οὐρανῶι ἀστερόεντι

ναιετάουσι πόληες ἐπιχθονίων ἀνθρώπων,
τάων μοι περὶ κῆρι τιέσκετο Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐϋμμελίω Πριάμοιο.
οὐ γάρ μοί ποτε βωμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης
λοιβῆς τε κνίσης τε· τὸ γὰρ λάχομεν γέρας ἡμεῖς.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
ἤτοι ἐμοὶ τρεῖς μὲν πολὺ φίλταταί εἰσι πόληες
Ἄργός τε Σπάρτη τε καὶ εὐρυάγυια Μυκήνη·
τὰς διαπέρσαι ὅτ᾽ ἄν τοι ἀπέχθωνται περὶ κῆρι·
τάων οὔ τοι ἐγὼ πρόσθ᾽ ἵσταμαι οὐδὲ μεγαίρω.

εἴ περ γὰρ φθονέω τε καὶ οὐκ εἰῶ διαπέρσαι,
οὐκ ἀνύω φθονέουσ᾽ ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐσσι.
ἀλλὰ χρὴ καὶ ἐμὸν θέμεναι πόνον οὐκ ἀτέλεστον·
καὶ γὰρ ἐγὼ θεός εἰμι, γένος δέ μοι ἔνθεν ὅθεν σοί,
καί με πρεσβυτάτην τέκετο Κρόνος ἀγκυλομήτης,

ἀμφότερον γενεῆι τε καὶ οὕνεκα σὴ παράκοιτις
κέκλημαι, σὺ δὲ πᾶσι μετ᾽ ἀθανάτοισιν ἀνάσσεις.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦθ᾽ ὑποείξομεν ἀλλήλοισι,
σοὶ μὲν ἐγώ, σὺ δ᾽ ἐμοί· ἐπὶ δ᾽ ἕψονται θεοὶ ἄλλοι
ἀθάνατοι· σὺ δὲ θᾶσσον Ἀθηναίηι ἐπιτεῖλαι

ἐλθεῖν ἐς Τρώων καὶ Ἀχαιῶν φύλοπιν αἰνήν,
πειρᾶν δ᾽ ὥς κε Τρῶες ὑπερκύδαντας Ἀχαιοὺς
ἄρξωσι πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσασθαι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶνντε·
αὐτίκ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

αἶψα μάλ᾽ ἐς στρατὸν ἐλθὲ μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς,
πειρᾶν δ᾽ ὥς κε Τρῶες ὑπερκύδαντας Ἀχαιοὺς
ἄρξωσι πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσασθαι.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε πάρος μεμαυῖαν Ἀθήνην,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα.

οἷον δ᾽ ἀστέρα ἧκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω
ἢ ναύτηισι τέρας ἠὲ στρατῶι εὐρέϊ λαῶν
λαμπρόν· τοῦ δέ τε πολλοὶ ἀπὸ σπινθῆρες ἵενται·
τῶι ἐϊκυῖ᾽ ἤϊξεν ἐπὶ χθόνα Παλλὰς Ἀθήνη,
κὰδ δ᾽ ἔθορ᾽ ἐς μέσσον· θάμβος δ᾽ ἔχεν εἰσορόωντας

Τρῶάς θ᾽ ἱπποδάμους καὶ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν ἐς πλησίον ἄλλον·
ἦ ῥ᾽ αὖτις πόλεμός τε κακὸς καὶ φύλοπις αἰνὴ
ἔσσεται, ἢ φιλότητα μετ᾽ ἀμφοτέροισι τίθησι
Ζεύς, ὅς τ᾽ ἀνθρώπων ταμίης πολέμοιο τέτυκται.

ὣς ἄρα τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε.
ἣ δ᾽ ἀνδρὶ ἰκέλη Τρώων κατεδύσεθ᾽ ὅμιλον
Λαοδόκωι Ἀντηνορίδηι κρατερῶι αἰχμητῆι,
Πάνδαρον ἀντίθεον διζημένη εἴ που ἐφεύροι.
εὗρε Λυκάονος υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε

ἑσταότ᾽· ἀμφὶ δέ μιν κρατεραὶ στίχες ἀσπιστάων
λαῶν, οἵ οἱ ἕποντο ἀπ᾽ Αἰσήποιο ῥοάων·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἦ ῥά νύ μοί τι πίθοιο Λυκάονος υἱὲ δαΐφρον.
τλαίης κεν Μενελάωι ἐπιπροέμεν ταχὺν ἰόν,

πᾶσι δέ κε Τρώεσσι χάριν καὶ κῦδος ἄροιο,
ἐκ πάντων δὲ μάλιστα Ἀλεξάνδρωι βασιλῆϊ.
τοῦ κεν δὴ πάμπρωτα παρ᾽ ἀγλαὰ δῶρα φέροιο,
αἴ κεν ἴδηι Μενέλαον ἀρήϊον Ἀτρέος υἱὸν
σῶι βέλεϊ δμηθέντα πυρῆς ἐπιβάντ᾽ ἀλεγεινῆς.

ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ὀΐστευσον Μενελάου κυδαλίμοιο,
εὔχεο δ᾽ Ἀπόλλωνι Λυκηγενέϊ κλυτοτόξωι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην
οἴκαδε νοστήσας ἱερῆς εἰς ἄστυ Ζελείης.
ὣς φάτ᾽ Ἀθηναίη, τῶι δὲ φρένας ἄφρονι πεῖθεν·

αὐτίκ᾽ ἐσύλα τόξον ἐΰξοον ἰξάλου αἰγὸς
ἀγρίου, ὅν ῥά ποτ᾽ αὐτὸς ὑπὸ στέρνοιο τυχήσας
πέτρης ἐκβαίνοντα δεδεγμένος ἐν προδοκῆισι
βεβλήκει πρὸς στῆθος· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἔμπεσε πέτρηι.
τοῦ κέρα ἐκ κεφαλῆς ἑκκαιδεκάδωρα πεφύκει·

καὶ τὰ μὲν ἀσκήσας κεραοξόος ἤραρε τέκτων,
πᾶν δ᾽ εὖ λειήνας χρυσέην ἐπέθηκε κορώνην.
καὶ τὸ μὲν εὖ κατέθηκε τανυσσάμενος ποτὶ γαίηι
ἀγκλίνας· πρόσθεν δὲ σάκεα σχέθον ἐσθλοὶ ἑταῖροι
μὴ πρὶν ἀναΐξειαν ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν

πρὶν βλῆσθαι Μενέλαον ἀρήϊον Ἀτρέος υἱόν.
αὐτὰρ ὁ σύλα πῶμα φαρέτρης, ἐκ δ᾽ ἕλετ᾽ ἰὸν
ἀβλῆτα πτερόεντα μελαινέων ἕρμ᾽ ὀδυνάων·
αἶψα δ᾽ ἐπὶ νευρῆι κατεκόσμει πικρὸν ὀϊστόν,
εὔχετο δ᾽ Ἀπόλλωνι Λυκηγενέϊ κλυτοτόξωι

ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην
οἴκαδε νοστήσας ἱερῆς εἰς ἄστυ Ζελείης.
ἕλκε δ᾽ ὁμοῦ γλυφίδας τε λαβὼν καὶ νεῦρα βόεια·
νευρὴν μὲν μαζῶι πέλασεν, τόξωι δὲ σίδηρον.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ κυκλοτερὲς μέγα τόξον ἔτεινε,

λίγξε βιός, νευρὴ δὲ μέγ᾽ ἴαχεν, ἆλτο δ᾽ ὀϊστὸς
ὀξυβελὴς καθ᾽ ὅμιλον ἐπιπτέσθαι μενεαίνων.
οὐδὲ σέθεν Μενέλαε θεοὶ μάκαρες λελάθοντο
ἀθάνατοι, πρώτη δὲ Διὸς θυγάτηρ ἀγελείη,
ἥ τοι πρόσθε στᾶσα βέλος ἐχεπευκὲς ἄμυνεν.

ἣ δὲ τόσον μὲν ἔεργεν ἀπὸ χροὸς ὡς ὅτε μήτηρ
παιδὸς ἐέργηι μυῖαν ὅθ᾽ ἡδέϊ λέξεται ὕπνωι,
αὐτὴ δ᾽ αὖτ᾽ ἴθυνεν ὅθι ζωστῆρος ὀχῆες
χρύσειοι σύνεχον καὶ διπλόος ἤντετο θώρηξ.
ἐν δ᾽ ἔπεσε ζωστῆρι ἀρηρότι πικρὸς ὀϊστός·

διὰ μὲν ἂρ ζωστῆρος ἐλήλατο δαιδαλέοιο,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο
μίτρης θ᾽, ἣν ἐφόρει ἔρυμα χροὸς ἕρκος ἀκόντων,
ἥ οἱ πλεῖστον ἔρυτο· διὰ πρὸ δὲ εἴσατο καὶ τῆς.
ἀκρότατον δ᾽ ἄρ᾽ ὀϊστὸς ἐπέγραψε χρόα φωτός·

αὐτίκα δ᾽ ἔρρεεν αἷμα κελαινεφὲς ἐξ ὠτειλῆς.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τ᾽ ἐλέφαντα γυνὴ φοίνικι μιήνηι
Μηιονὶς ἠὲ Κάειρα παρήϊον ἔμμεναι ἵππων·
κεῖται δ᾽ ἐν θαλάμωι, πολέες τέ μιν ἠρήσαντο
ἱππῆες φορέειν· βασιλῆϊ δὲ κεῖται ἄγαλμα,

ἀμφότερον κόσμός θ᾽ ἵππωι ἐλατῆρί τε κῦδος·
τοῖοί τοι Μενέλαε μιάνθην αἵματι μηροὶ
εὐφυέες κνῆμαί τε ἰδὲ σφυρὰ κάλ᾽ ὑπένερθε.
ῥίγησεν δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ὡς εἶδεν μέλαν αἷμα καταρρέον ἐξ ὠτειλῆς·

ῥίγησεν δὲ καὶ αὐτὸς ἀρηΐφιλος Μενέλαος.
ὡς δὲ ἴδεν νεῦρόν τε καὶ ὄγκους ἐκτὸς ἐόντας
ἄψορρόν οἱ θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἀγέρθη.
τοῖς δὲ βαρὺ στενάχων μετέφη κρείων Ἀγαμέμνων
χειρὸς ἔχων Μενέλαον, ἐπεστενάχοντο δ᾽ ἑταῖροι·

φίλε κασίγνητε θάνατόν νύ τοι ὅρκι᾽ ἔταμνον
οἶον προστήσας πρὸ Ἀχαιῶν Τρωσὶ μάχεσθαι,
ὥς σ᾽ ἔβαλον Τρῶες, κατὰ δ᾽ ὅρκια πιστὰ πάτησαν.
οὐ μέν πως ἅλιον πέλει ὅρκιον αἷμά τε ἀρνῶν
σπονδαί τ᾽ ἄκρητοι καὶ δεξιαὶ ἧις ἐπέπιθμεν.

εἴ περ γάρ τε καὶ αὐτίκ᾽ Ὀλύμπιος οὐκ ἐτέλεσσεν,
ἔκ τε καὶ ὀψὲ τελεῖ, σύν τε μεγάλωι ἀπέτισαν
σὺν σφῆισιν κεφαλῆισι γυναιξί τε καὶ τεκέεσσιν.
εὖ γὰρ ἐγὼ τόδε οἶδα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν·
ἔσσεται ἦμαρ ὅτ᾽ ἄν ποτ᾽ ὀλώληι Ἴλιος ἱρὴ

καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐϋμμελίω Πριάμοιο,
Ζεὺς δέ σφι Κρονίδης ὑψίζυγος αἰθέρι ναίων
αὐτὸς ἐπισσείηισιν ἐρεμνὴν αἰγίδα πᾶσι
τῆσδ᾽ ἀπάτης κοτέων· τὰ μὲν ἔσσεται οὐκ ἀτέλεστα·
ἀλλά μοι αἰνὸν ἄχος σέθεν ἔσσεται ὦ Μενέλαε

αἴ κε θάνηις καὶ πότμον ἀναπλήσηις βιότοιο.
καί κεν ἐλέγχιστος πολυδίψιον Ἄργος ἱκοίμην·
αὐτίκα γὰρ μνήσονται Ἀχαιοὶ πατρίδος αἴης·
κὰδ δέ κεν εὐχωλὴν Πριάμωι καὶ Τρωσὶ λίποιμεν
Ἀργείην Ἑλένην· σέο δ᾽ ὀστέα πύσει ἄρουρα

κειμένου ἐν Τροίηι ἀτελευτήτωι ἐπὶ ἔργωι.
καί κέ τις ὧδ᾽ ἐρέει Τρώων ὑπερηνορεόντων
τύμβωι ἐπιθρώισκων Μενελάου κυδαλίμοιο·
αἴθ᾽ οὕτως ἐπὶ πᾶσι χόλον τελέσει᾽ Ἀγαμέμνων,
ὡς καὶ νῦν ἅλιον στρατὸν ἤγαγεν ἐνθάδ᾽ Ἀχαιῶν,

καὶ δὴ ἔβη οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
σὺν κεινῆισιν νηυσὶ λιπὼν ἀγαθὸν Μενέλαον.
ὥς ποτέ τις ἐρέει· τότε μοι χάνοι εὐρεῖα χθών.
τὸν δ᾽ ἐπιθαρσύνων προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
θάρσει, μηδέ τί πω δειδίσσεο λαὸν Ἀχαιῶν·

οὐκ ἐν καιρίωι ὀξὺ πάγη βέλος, ἀλλὰ πάροιθεν
εἰρύσατο ζωστήρ τε παναίολος ἠδ᾽ ὑπένερθε
ζῶμά τε καὶ μίτρη, τὴν χαλκῆες κάμον ἄνδρες.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
αἲ γὰρ δὴ οὕτως εἴη φίλος ὦ Μενέλαε·

ἕλκος δ᾽ ἰητὴρ ἐπιμάσσεται ἠδ᾽ ἐπιθήσει
φάρμαχ᾽ ἅ κεν παύσηισι μελαινάων ὀδυνάων.
ἦ καὶ Ταλθύβιον θεῖον κήρυκα προσηύδα·
Ταλθύβι᾽ ὅττι τάχιστα Μαχάονα δεῦρο κάλεσσον
φῶτ᾽ Ἀσκληπιοῦ υἱὸν ἀμύμονος ἰητῆρος,

ὄφρα ἴδηι Μενέλαον ἀρήϊον Ἀτρέος υἱόν,
ὅν τις ὀϊστεύσας ἔβαλεν τόξων ἐῢ εἰδὼς
Τρώων ἢ Λυκίων, τῶι μὲν κλέος, ἄμμι δὲ πένθος.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα οἱ κῆρυξ ἀπίθησεν ἀκούσας,
βῆ δ᾽ ἰέναι κατὰ λαὸν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων

παπταίνων ἥρωα Μαχάονα· τὸν δὲ νόησεν
ἑσταότ᾽· ἀμφὶ δέ μιν κρατεραὶ στίχες ἀσπιστάων
λαῶν, οἵ οἱ ἕποντο Τρίκης ἐξ ἱπποβότοιο.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὄρσ᾽ Ἀσκληπιάδη, καλέει κρείων Ἀγαμέμνων,

ὄφρα ἴδηις Μενέλαον ἀρήϊον ἀρχὸν Ἀχαιῶν,
ὅν τις ὀϊστεύσας ἔβαλεν τόξων ἐῢ εἰδὼς
Τρώων ἢ Λυκίων, τῶι μὲν κλέος, ἄμμι δὲ πένθος.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε·
βὰν δ᾽ ἰέναι καθ᾽ ὅμιλον ἀνὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν.

ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι ξανθὸς Μενέλαος
βλήμενος ἦν, περὶ δ᾽ αὐτὸν ἀγηγέραθ᾽ ὅσσοι ἄριστοι
κυκλόσ᾽, ὁ δ᾽ ἐν μέσσοισι παρίστατο ἰσόθεος φώς,
αὐτίκα δ᾽ ἐκ ζωστῆρος ἀρηρότος ἕλκεν ὀϊστόν·
τοῦ δ᾽ ἐξελκομένοιο πάλιν ἄγεν ὀξέες ὄγκοι.

λῦσε δέ οἱ ζωστῆρα παναίολον ἠδ᾽ ὑπένερθε
ζῶμά τε καὶ μίτρην, τὴν χαλκῆες κάμον ἄνδρες.
αὐτὰρ ἐπεὶ ἴδεν ἕλκος ὅθ᾽ ἔμπεσε πικρὸς ὀϊστός,
αἷμ᾽ ἐκμυζήσας ἐπ᾽ ἄρ᾽ ἤπια φάρμακα εἰδὼς
πάσσε, τά οἵ ποτε πατρὶ φίλα φρονέων πόρε Χείρων.

ὄφρα τοὶ ἀμφεπένοντο βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον,
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώων στίχες ἤλυθον ἀσπιστάων·
οἳ δ᾽ αὖτις κατὰ τεύχε᾽ ἔδυν, μνήσαντο δὲ χάρμης.
ἔνθ᾽ οὐκ ἂν βρίζοντα ἴδοις Ἀγαμέμνονα δῖον
οὐδὲ καταπτώσσοντ᾽ οὐδ᾽ οὐκ ἐθέλοντα μάχεσθαι,

ἀλλὰ μάλα σπεύδοντα μάχην ἐς κυδιάνειραν.
ἵππους μὲν γὰρ ἔασε καὶ ἅρματα ποικίλα χαλκῶι·
καὶ τοὺς μὲν θεράπων ἀπάνευθ᾽ ἔχε φυσιόωντας
Εὐρυμέδων υἱὸς Πτολεμαίου Πειραΐδαο·
τῶι μάλα πόλλ᾽ ἐπέτελλε παρισχέμεν ὁππότε κέν μιν

γυῖα λάβηι κάματος πολέας διὰ κοιρανέοντα·
αὐτὰρ ὁ πεζὸς ἐὼν ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν·
καί ῥ᾽ οὓς μὲν σπεύδοντας ἴδοι Δαναῶν ταχυπώλων,
τοὺς μάλα θαρσύνεσκε παριστάμενος ἐπέεσσιν·
Ἀργεῖοι μή πώ τι μεθίετε θούριδος ἀλκῆς·

οὐ γὰρ ἐπὶ ψευδέσσι πατὴρ Ζεὺς ἔσσετ᾽ ἀρωγός,
ἀλλ᾽ οἵ περ πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσαντο
τῶν ἤτοι αὐτῶν τέρενα χρόα γῦπες ἔδονται,
ἡμεῖς αὖτ᾽ ἀλόχους τε φίλας καὶ νήπια τέκνα
ἄξομεν ἐν νήεσσιν, ἐπὴν πτολίεθρον ἕλωμεν.

οὕς τινας αὖ μεθιέντας ἴδοι στυγεροῦ πολέμοιο,
τοὺς μάλα νεικείεσκε χολωτοῖσιν ἐπέεσσιν·
Ἀργεῖοι ἰόμωροι ἐλεγχέες οὔ νυ σέβεσθε;
τίφθ᾽ οὕτως ἔστητε τεθηπότες ἠΰτε νεβροί,
αἵ τ᾽ ἐπεὶ οὖν ἔκαμον πολέος πεδίοιο θέουσαι

ἑστᾶσ᾽, οὐδ᾽ ἄρα τίς σφι μετὰ φρεσὶ γίγνεται ἀλκή·
ὣς ὑμεῖς ἔστητε τεθηπότες οὐδὲ μάχεσθε.
ἦ μένετε Τρῶας σχεδὸν ἐλθέμεν ἔνθά τε νῆες
εἰρύατ᾽ εὔπρυμνοι πολιῆς ἐπὶ θινὶ θαλάσσης,
ὄφρα ἴδητ᾽ αἴ κ᾽ ὔμμιν ὑπέρσχηι χεῖρα Κρονίων;

ὣς ὅ γε κοιρανέων ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν·
ἦλθε δ᾽ ἐπὶ Κρήτεσσι κιὼν ἀνὰ οὐλαμὸν ἀνδρῶν.
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἰδομενῆα δαΐφρονα θωρήσσοντο·
Ἰδομενεὺς μὲν ἐνὶ προμάχοις συῒ εἴκελος ἀλκήν,
Μηριόνης δ᾽ ἄρα οἱ πυμάτας ὄτρυνε φάλαγγας.

τοὺς δὲ ἰδὼν γήθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
αὐτίκα δ᾽ Ἰδομενῆα προσηύδα μειλιχίοισιν·
Ἰδομενεῦ περὶ μέν σε τίω Δαναῶν ταχυπώλων
ἠμὲν ἐνὶ πτολέμωι ἠδ᾽ ἀλλοίωι ἐπὶ ἔργωι
ἠδ᾽ ἐν δαίθ᾽, ὅτε πέρ τε γερούσιον αἴθοπα οἶνον

Ἀργείων οἳ ἄριστοι ἐνὶ κρητῆρι κέρωνται.
εἴ περ γάρ τ᾽ ἄλλοι γε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
δαιτρὸν πίνωσιν, σὸν δὲ πλεῖον δέπας αἰεὶ
ἕστηχ᾽, ὥς περ ἐμοί, πιέειν ὅτε θυμὸς ἀνώγοι.
ἀλλ᾽ ὄρσευ πόλεμον δ᾽ οἷος πάρος εὔχεαι εἶναι.

τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
Ἀτρεΐδη μάλα μέν τοι ἐγὼν ἐρίηρος ἑταῖρος
ἔσσομαι, ὡς τὸ πρῶτον ὑπέστην καὶ κατένευσα·
ἀλλ᾽ ἄλλους ὄτρυνε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
ὄφρα τάχιστα μαχώμεθ᾽, ἐπεὶ σύν γ᾽ ὅρκι᾽ ἔχευαν

Τρῶες· τοῖσιν δ᾽ αὖ θάνατος καὶ κήδε᾽ ὀπίσσω
ἔσσετ᾽ ἐπεὶ πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσαντο.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀτρεΐδης δὲ παρώιχετο γηθόσυνος κῆρ·
ἦλθε δ᾽ ἐπ᾽ Αἰάντεσσι κιὼν ἀνὰ οὐλαμὸν ἀνδρῶν·
τὼ δὲ κορυσσέσθην, ἅμα δὲ νέφος εἵπετο πεζῶν.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀπὸ σκοπιῆς εἶδεν νέφος αἰπόλος ἀνὴρ
ἐρχόμενον κατὰ πόντον ὑπὸ Ζεφύροιο ἰωῆς·
τῶι δέ τ᾽ ἄνευθεν ἐόντι μελάντερον ἠΰτε πίσσα
φαίνετ᾽ ἰὸν κατὰ πόντον, ἄγει δέ τε λαίλαπα πολλήν,
ῥίγησέν τε ἰδών, ὑπό τε σπέος ἤλασε μῆλα·

τοῖαι ἅμ᾽ Αἰάντεσσι διοτρεφέων αἰζηῶν
δήϊον ἐς πόλεμον πυκιναὶ κίνυντο φάλαγγες
κυάνεαι, σάκεσίν τε καὶ ἔγχεσι πεφρικυῖαι.
καὶ τοὺς μὲν γήθησεν ἰδὼν κρείων Ἀγαμέμνων,
καί σφεας φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε χαλκοχιτώνων,
σφῶϊ μέν· οὐ γὰρ ἔοικ᾽ ὀτρυνέμεν· οὔ τι κελεύω·
αὐτὼ γὰρ μάλα λαὸν ἀνώγετον ἶφι μάχεσθαι.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
τοῖος πᾶσιν θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι γένοιτο·

τώ κε τάχ᾽ ἠμύσειε πόλις Πριάμοιο ἄνακτος
χερσὶν ὑφ᾽ ἡμετέρηισιν ἁλοῦσά τε περθομένη τε.
ὣς εἰπὼν τοὺς μὲν λίπεν αὐτοῦ, βῆ δὲ μετ᾽ ἄλλους·
ἔνθ᾽ ὅ γε Νέστορ᾽ ἔτετμε λιγὺν Πυλίων ἀγορητὴν
οὓς ἑτάρους στέλλοντα καὶ ὀτρύνοντα μάχεσθαι

ἀμφὶ μέγαν Πελάγοντα Ἀλάστορά τε Χρομίον τε
Αἵμονά τε κρείοντα Βίαντά τε ποιμένα λαῶν·
ἱππῆας μὲν πρῶτα σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφι,
πεζοὺς δ᾽ ἐξόπιθε στῆσεν πολέας τε καὶ ἐσθλοὺς
ἕρκος ἔμεν πολέμοιο· κακοὺς δ᾽ ἐς μέσσον ἔλασσεν,

ὄφρα καὶ οὐκ ἐθέλων τις ἀναγκαίηι πολεμίζοι.
ἱππεῦσιν μὲν πρῶτ᾽ ἐπετέλλετο· τοὺς γὰρ ἀνώγει
σφοὺς ἵππους ἐχέμεν μηδὲ κλονέεσθαι ὁμίλωι·
μηδέ τις ἱπποσύνηι τε καὶ ἠνορέηφι πεποιθὼς
οἶος πρόσθ᾽ ἄλλων μεμάτω Τρώεσσι μάχεσθαι,

μηδ᾽ ἀναχωρείτω· ἀλαπαδνότεροι γὰρ ἔσεσθε.
ὃς δέ κ᾽ ἀνὴρ ἀπὸ ὧν ὀχέων ἕτερ᾽ ἅρμαθ᾽ ἵκηται
ἔγχει ὀρεξάσθω, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερον οὕτω.
ὧδε καὶ οἱ πρότεροι πόλεας καὶ τείχε᾽ ἐπόρθεον
τόνδε νόον καὶ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἔχοντες.

ὣς ὁ γέρων ὄτρυνε πάλαι πολέμων ἐῢ εἰδώς·
καὶ τὸν μὲν γήθησεν ἰδὼν κρείων Ἀγαμέμνων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὦ γέρον εἴθ᾽ ὡς θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι φίλοισιν
ὥς τοι γούναθ᾽ ἕποιτο, βίη δέ τοι ἔμπεδος εἴη·

ἀλλά σε γῆρας τείρει ὁμοίϊον· ὡς ὄφελέν τις
ἀνδρῶν ἄλλος ἔχειν, σὺ δὲ κουροτέροισι μετεῖναι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη μάλα μέν τοι ἐγὼν ἐθέλοιμι καὶ αὐτὸς
ὣς ἔμεν ὡς ὅτε δῖον Ἐρευθαλίωνα κατέκταν.

ἀλλ᾽ οὔ πως ἅμα πάντα θεοὶ δόσαν ἀνθρώποισιν·
εἰ τότε κοῦρος ἔα νῦν αὖτέ με γῆρας ὀπάζει.
ἀλλὰ καὶ ὧς ἱππεῦσι μετέσσομαι ἠδὲ κελεύσω
βουλῆι καὶ μύθοισι· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ γερόντων.
αἰχμὰς δ᾽ αἰχμάσσουσι νεώτεροι, οἵ περ ἐμεῖο

ὁπλότεροι γεγάασι πεποίθασίν τε βίηφιν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀτρεΐδης δὲ παρώιχετο γηθόσυνος κῆρ.
εὗρ᾽ υἱὸν Πετεῶο Μενεσθῆα πλήξιππον
ἑσταότ᾽· ἀμφὶ δ᾽ Ἀθηναῖοι μήστωρες ἀϋτῆς·
αὐτὰρ ὁ πλησίον ἑστήκει πολύμητις Ὀδυσσεύς,

πὰρ δὲ Κεφαλλήνων ἀμφὶ στίχες οὐκ ἀλαπαδναὶ
ἕστασαν· οὐ γάρ πώ σφιν ἀκούετο λαὸς ἀϋτῆς,
ἀλλὰ νέον συνορινόμεναι κίνυντο φάλαγγες
Τρώων ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν· οἳ δὲ μένοντες
ἕστασαν ὁππότε πύργος Ἀχαιῶν ἄλλος ἐπελθὼν

Τρώων ὁρμήσειε καὶ ἄρξειαν πολέμοιο.
τοὺς δὲ ἰδὼν νείκεσσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
καί σφεας φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὦ υἱὲ Πετεῶο διοτρεφέος βασιλῆος,
καὶ σὺ κακοῖσι δόλοισι κεκασμένε κερδαλεόφρον

τίπτε καταπτώσσοντες ἀφέστατε, μίμνετε δ᾽ ἄλλους;
σφῶϊν μέν τ᾽ ἐπέοικε μετὰ πρώτοισιν ἐόντας
ἑστάμεν ἠδὲ μάχης καυστείρης ἀντιβολῆσαι·
πρώτω γὰρ καὶ δαιτὸς ἀκουάζεσθον ἐμεῖο,
ὁππότε δαῖτα γέρουσιν ἐφοπλίζωμεν Ἀχαιοί.

ἔνθα φίλ᾽ ὀπταλέα κρέα ἔδμεναι ἠδὲ κύπελλα
οἴνου πινέμεναι μελιηδέος ὄφρ᾽ ἐθέλητον·
νῦν δὲ φίλως χ᾽ ὁρόωιτε καὶ εἰ δέκα πύργοι Ἀχαιῶν
ὑμείων προπάροιθε μαχοίατο νηλέϊ χαλκῶι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·

Ἀτρεΐδη ποῖόν σε ἔπος φύγεν ἕρκος ὀδόντων;
πῶς δὴ φὴις πολέμοιο μεθιέμεν ὁππότ᾽ Ἀχαιοὶ
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα;
ὄψεαι αἴ κ᾽ ἐθέληισθα καὶ αἴ κέν τοι τὰ μεμήληι
Τηλεμάχοιο φίλον πατέρα προμάχοισι μιγέντα

Τρώων ἱπποδάμων· σὺ δὲ ταῦτ᾽ ἀνεμώλια βάζεις.
τὸν δ᾽ ἐπιμειδήσας προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων
ὡς γνῶ χωομένοιο· πάλιν δ᾽ ὅ γε λάζετο μῦθον·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
οὔτέ σε νεικείω περιώσιον οὔτε κελεύω·

οἶδα γὰρ ὥς τοι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι φίλοισιν
ἤπια δήνεα οἶδε· τὰ γὰρ φρονέεις ἅ τ᾽ ἐγώ περ.
ἀλλ᾽ ἴθι ταῦτα δ᾽ ὄπισθεν ἀρεσσόμεθ᾽ εἴ τι κακὸν νῦν
εἴρηται, τὰ δὲ πάντα θεοὶ μεταμώνια θεῖεν.
ὣς εἰπὼν τοὺς μὲν λίπεν αὐτοῦ, βῆ δὲ μετ᾽ ἄλλους.

εὗρε δὲ Τυδέος υἱὸν ὑπέρθυμον Διομήδεα
ἑσταότ᾽ ἔν θ᾽ ἵπποισι καὶ ἅρμασι κολλητοῖσι·
πὰρ δέ οἱ ἑστήκει Σθένελος Καπανήϊος υἱός.
καὶ τὸν μὲν νείκεσσεν ἰδὼν κρείων Ἀγαμέμνων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

ὤ μοι Τυδέος υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο
τί πτώσσεις, τί δ᾽ ὀπιπεύεις πολέμοιο γεφύρας;
οὐ μὲν Τυδέϊ γ᾽ ὧδε φίλον πτωσκαζέμεν ἦεν,
ἀλλὰ πολὺ πρὸ φίλων ἑτάρων δηΐοισι μάχεσθαι,
ὡς φάσαν οἵ μιν ἴδοντο πονεύμενον· οὐ γὰρ ἔγωγε

ἤντησ᾽ οὐδὲ ἴδον· περὶ δ᾽ ἄλλων φασὶ γενέσθαι.
ἤτοι μὲν γὰρ ἄτερ πολέμου εἰσῆλθε Μυκήνας
ξεῖνος ἅμ᾽ ἀντιθέωι Πολυνείκεϊ λαὸν ἀγείρων·
οἳ δὲ τότ᾽ ἐστρατόωνθ᾽ ἱερὰ πρὸς τείχεα Θήβης,
καί ῥα μάλα λίσσοντο δόμεν κλειτοὺς ἐπικούρους·

οἳ δ᾽ ἔθελον δόμεναι καὶ ἐπήινεον ὡς ἐκέλευον·
ἀλλὰ Ζεὺς ἔτρεψε παραίσια σήματα φαίνων.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ὤιχοντο ἰδὲ πρὸ ὁδοῦ ἐγένοντο,
Ἀσωπὸν δ᾽ ἵκοντο βαθύσχοινον λεχεποίην,
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ ἀγγελίην ἐπὶ Τυδῆ στεῖλαν Ἀχαιοί.

αὐτὰρ ὁ βῆ, πολέας δὲ κιχήσατο Καδμεΐωνας
δαινυμένους κατὰ δῶμα βίης Ἐτεοκληείης.
ἔνθ᾽ οὐδὲ ξεῖνός περ ἐὼν ἱππηλάτα Τυδεὺς
τάρβει, μοῦνος ἐὼν πολέσιν μετὰ Καδμείοισιν,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἀεθλεύειν προκαλίζετο, πάντα δ᾽ ἐνίκα

ῥηϊδίως· τοίη οἱ ἐπίρροθος ἦεν Ἀθήνη.
οἳ δὲ χολωσάμενοι Καδμεῖοι κέντορες ἵππων
ἂψ ἄρ᾽ ἀνερχομένωι πυκινὸν λόχον εἷσαν ἄγοντες
κούρους πεντήκοντα· δύω δ᾽ ἡγήτορες ἦσαν,
Μαίων Αἱμονίδης ἐπιείκελος ἀθανάτοισιν,

υἱός τ᾽ Αὐτοφόνοιο μενεπτόλεμος Πολυφόντης.
Τυδεὺς μὲν καὶ τοῖσιν ἀεικέα πότμον ἐφῆκε·
πάντας ἔπεφν᾽, ἕνα δ᾽ οἶον ἵει οἶκον δὲ νέεσθαι·
Μαίον᾽ ἄρα προέηκε θεῶν τεράεσσι πιθήσας.
τοῖος ἔην Τυδεὺς Αἰτώλιος· ἀλλὰ τὸν υἱὸν

γείνατο εἷο χέρεια μάχηι, ἀγορῆι δέ τ᾽ ἀμείνω.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη κρατερὸς Διομήδης
αἰδεσθεὶς βασιλῆος ἐνιπὴν αἰδοίοιο·
τὸν δ᾽ υἱὸς Καπανῆος ἀμείψατο κυδαλίμοιο·
Ἀτρεΐδη μὴ ψεύδε᾽ ἐπιστάμενος σάφα εἰπεῖν·

ἡμεῖς τοι πατέρων μέγ᾽ ἀμείνονες εὐχόμεθ᾽ εἶναι·
ἡμεῖς καὶ Θήβης ἕδος εἵλομεν ἑπταπύλοιο
παυρότερον λαὸν ἀγαγόνθ᾽ ὑπὸ τεῖχος ἄρειον,
πειθόμενοι τεράεσσι θεῶν καὶ Ζηνὸς ἀρωγῆι·
κεῖνοι δὲ σφετέρηισιν ἀτασθαλίηισιν ὄλοντο·

τὼ μή μοι πατέρας ποθ᾽ ὁμοίηι ἔνθεο τιμῆι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
τέττα, σιωπῆι ἧσο, ἐμῶι δ᾽ ἐπιπείθεο μύθωι·
οὐ γὰρ ἐγὼ νεμεσῶ Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
ὀτρύνοντι μάχεσθαι ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·

τούτωι μὲν γὰρ κῦδος ἅμ᾽ ἕψεται εἴ κεν Ἀχαιοὶ
Τρῶας δηιώσωσιν ἕλωσί τε Ἴλιον ἱρήν,
τούτωι δ᾽ αὖ μέγα πένθος Ἀχαιῶν δηιωθέντων.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ νῶϊ μεδώμεθα θούριδος ἀλκῆς.
ἦ ῥα καὶ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε·

δεινὸν δ᾽ ἔβραχε χαλκὸς ἐπὶ στήθεσσιν ἄνακτος
ὀρνυμένου· ὑπό κεν ταλασίφρονά περ δέος εἷλεν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἐν αἰγιαλῶι πολυηχέϊ κῦμα θαλάσσης
ὄρνυτ᾽ ἐπασσύτερον Ζεφύρου ὕπο κινήσαντος·
πόντωι μέν τε πρῶτα κορύσσεται, αὐτὰρ ἔπειτα

χέρσωι ῥηγνύμενον μεγάλα βρέμει, ἀμφὶ δέ τ᾽ ἄκρας
κυρτὸν ἐὸν κορυφοῦται, ἀποπτύει δ᾽ ἁλὸς ἄχνην·
ὣς τότ᾽ ἐπασσύτεραι Δαναῶν κίνυντο φάλαγγες
νωλεμέως πόλεμον δέ· κέλευε δὲ οἷσιν ἕκαστος
ἡγεμόνων· οἳ δ᾽ ἄλλοι ἀκὴν ἴσαν, οὐδέ κε φαίης

τόσσον λαὸν ἕπεσθαι ἔχοντ᾽ ἐν στήθεσιν αὐδήν,
σιγῆι δειδιότες σημάντορας· ἀμφὶ δὲ πᾶσι
τεύχεα ποικίλ᾽ ἔλαμπε, τὰ εἱμένοι ἐστιχόωντο.
Τρῶες δ᾽, ὥς τ᾽ ὄϊες πολυπάμονος ἀνδρὸς ἐν αὐλῆι
μυρίαι ἑστήκασιν ἀμελγόμεναι γάλα λευκὸν

ἀζηχὲς μεμακυῖαι ἀκούουσαι ὄπα ἀρνῶν,
ὣς Τρώων ἀλαλητὸς ἀνὰ στρατὸν εὐρὺν ὀρώρει·
οὐ γὰρ πάντων ἦεν ὁμὸς θρόος οὐδ᾽ ἴα γῆρυς,
ἀλλὰ γλῶσσα μέμικτο, πολύκλητοι δ᾽ ἔσαν ἄνδρες.
ὄρσε δὲ τοὺς μὲν Ἄρης, τοὺς δὲ γλαυκῶπις Ἀθήνη

Δεῖμός τ᾽ ἠδὲ Φόβος καὶ Ἔρις ἄμοτον μεμαυῖα,
Ἄρεος ἀνδροφόνοιο κασιγνήτη ἑτάρη τε,
ἥ τ᾽ ὀλίγη μὲν πρῶτα κορύσσεται, αὐτὰρ ἔπειτα
οὐρανῶι ἐστήριξε κάρη καὶ ἐπὶ χθονὶ βαίνει·
ἥ σφιν καὶ τότε νεῖκος ὁμοίϊον ἔμβαλε μέσσωι

ἐρχομένη καθ᾽ ὅμιλον ὀφέλλουσα στόνον ἀνδρῶν.
οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐς χῶρον ἕνα ξυνιόντες ἵκοντο,
σύν ῥ᾽ ἔβαλον ῥινούς, σὺν δ᾽ ἔγχεα καὶ μένε᾽ ἀνδρῶν
χαλκεοθωρήκων· ἀτὰρ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
ἔπληντ᾽ ἀλλήληισι, πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.

ἔνθα δ᾽ ἅμ᾽ οἰμωγή τε καὶ εὐχωλὴ πέλεν ἀνδρῶν
ὀλλύντων τε καὶ ὀλλυμένων, ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα.
ὡς δ᾽ ὅτε χείμαρροι ποταμοὶ κατ᾽ ὄρεσφι ῥέοντες
ἐς μισγάγκειαν συμβάλλετον ὄβριμον ὕδωρ
κρουνῶν ἐκ μεγάλων κοίλης ἔντοσθε χαράδρης,

τῶν δέ τε τηλόσε δοῦπον ἐν οὔρεσιν ἔκλυε ποιμήν·
ὣς τῶν μισγομένων γένετο ἰαχή τε πόνος τε.
πρῶτος δ᾽ Ἀντίλοχος Τρώων ἕλεν ἄνδρα κορυστὴν
ἐσθλὸν ἐνὶ προμάχοισι Θαλυσιάδην Ἐχέπωλον·
τόν ῥ᾽ ἔβαλε πρῶτος κόρυθος φάλον ἱπποδασείης,

ἐν δὲ μετώπωι πῆξε, πέρησε δ᾽ ἄρ᾽ ὀστέον εἴσω
αἰχμὴ χαλκείη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν,
ἤριπε δ᾽ ὡς ὅτε πύργος ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι.
τὸν δὲ πεσόντα ποδῶν ἔλαβε κρείων Ἐλεφήνωρ
Χαλκωδοντιάδης μεγαθύμων ἀρχὸς Ἀβάντων,

ἕλκε δ᾽ ὑπ᾽ ἐκ βελέων, λελιημένος ὄφρα τάχιστα
τεύχεα συλήσειε· μίνυνθα δέ οἱ γένεθ᾽ ὁρμή.
νεκρὸν γὰρ ἐρύοντα ἰδὼν μεγάθυμος Ἀγήνωρ
πλευρά, τά οἱ κύψαντι παρ᾽ ἀσπίδος ἐξεφαάνθη,
οὔτησε ξυστῶι χαλκήρεϊ, λῦσε δὲ γυῖα.

ὣς τὸν μὲν λίπε θυμός, ἐπ᾽ αὐτῶι δ᾽ ἔργον ἐτύχθη
ἀργαλέον Τρώων καὶ Ἀχαιῶν· οἳ δὲ λύκοι ὣς
ἀλλήλοις ἐπόρουσαν, ἀνὴρ δ᾽ ἄνδρ᾽ ἐδνοπάλιζεν.
ἔνθ᾽ ἔβαλ᾽ Ἀνθεμίωνος υἱὸν Τελαμώνιος Αἴας
ἠΐθεον θαλερὸν Σιμοείσιον, ὅν ποτε μήτηρ

Ἴδηθεν κατιοῦσα παρ᾽ ὄχθηισιν Σιμόεντος
γείνατ᾽, ἐπεί ῥα τοκεῦσιν ἅμ᾽ ἕσπετο μῆλα ἰδέσθαι·
τοὔνεκά μιν κάλεον Σιμοείσιον· οὐδὲ τοκεῦσι
θρέπτρα φίλοις ἀπέδωκε, μινυνθάδιος δέ οἱ αἰὼν
ἔπλεθ᾽ ὑπ᾽ Αἴαντος μεγαθύμου δουρὶ δαμέντι.

πρῶτον γάρ μιν ἰόντα βάλε στῆθος παρὰ μαζὸν
δεξιόν· ἀντικρὺ δὲ δι᾽ ὤμου χάλκεον ἔγχος
ἦλθεν· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι χαμαὶ πέσεν αἴγειρος ὣς
ἥ ῥά τ᾽ ἐν εἱαμενῆι ἕλεος μεγάλοιο πεφύκει
λείη, ἀτάρ τέ οἱ ὄζοι ἐπ᾽ ἀκροτάτηι πεφύασι·

τὴν μέν θ᾽ ἁρματοπηγὸς ἀνὴρ αἴθωνι σιδήρωι
ἐξέταμ᾽, ὄφρα ἴτυν κάμψηι περικαλλέϊ δίφρωι·
ἣ μέν τ᾽ ἀζομένη κεῖται ποταμοῖο παρ᾽ ὄχθας.
τοῖον ἄρ᾽ Ἀνθεμίδην Σιμοείσιον ἐξενάριξεν
Αἴας διογενής· τοῦ δ᾽ Ἄντιφος αἰολοθώρηξ

Πριαμίδης καθ᾽ ὅμιλον ἀκόντισεν ὀξέϊ δουρί.
τοῦ μὲν ἅμαρθ᾽, ὁ δὲ Λεῦκον Ὀδυσσέος ἐσθλὸν ἑταῖρον
βεβλήκει βουβῶνα, νέκυν ἑτέρωσ᾽ ἐρύοντα·
ἤριπε δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτῶι, νεκρὸς δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
τοῦ δ᾽ Ὀδυσεὺς μάλα θυμὸν ἀποκταμένοιο χολώθη,

βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι,
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰὼν καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
ἀμφὶ ἓ παπτήνας· ὑπὸ δὲ Τρῶες κεκάδοντο
ἀνδρὸς ἀκοντίσσαντος· ὁ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἧκεν,
ἀλλ᾽ υἱὸν Πριάμοιο νόθον βάλε Δημοκόωντα

ὅς οἱ Ἀβυδόθεν ἦλθε παρ᾽ ἵππων ὠκειάων.
τόν ῥ᾽ Ὀδυσεὺς ἑτάροιο χολωσάμενος βάλε δουρὶ
κόρσην· ἣ δ᾽ ἑτέροιο διὰ κροτάφοιο πέρησεν
αἰχμὴ χαλκείη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε,
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.

χώρησαν δ᾽ ὑπό τε πρόμαχοι καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ·
Ἀργεῖοι δὲ μέγα ἴαχον, ἐρύσαντο δὲ νεκρούς,
ἴθυσαν δὲ πολὺ προτέρω· νεμέσησε δ᾽ Ἀπόλλων
Περγάμου ἐκκατιδών, Τρώεσσι δὲ κέκλετ᾽ ἀΰσας·
ὄρνυσθ᾽ ἱππόδαμοι Τρῶες μηδ᾽ εἴκετε χάρμης

Ἀργείοις, ἐπεὶ οὔ σφι λίθος χρὼς οὐδὲ σίδηρος
χαλκὸν ἀνασχέσθαι ταμεσίχροα βαλλομένοισιν·
οὐ μὰν οὐδ᾽ Ἀχιλεὺς Θέτιδος πάϊς ἠϋκόμοιο
μάρναται, ἀλλ᾽ ἐπὶ νηυσὶ χόλον θυμαλγέα πέσσει.
ὣς φάτ᾽ ἀπὸ πτόλιος δεινὸς θεός· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς

ὦρσε Διὸς θυγάτηρ κυδίστη Τριτογένεια
ἐρχομένη καθ᾽ ὅμιλον, ὅθι μεθιέντας ἴδοιτο.
ἔνθ᾽ Ἀμαρυγκείδην Διώρεα μοῖρα πέδησε·
χερμαδίωι γὰρ βλῆτο παρὰ σφυρὸν ὀκριόεντι
κνήμην δεξιτερήν· βάλε δὲ Θρηικῶν ἀγὸς ἀνδρῶν

Πείρως Ἰμβρασίδης ὃς ἄρ᾽ Αἰνόθεν εἰληλούθει.
ἀμφοτέρω δὲ τένοντε καὶ ὀστέα λᾶας ἀναιδὴς
ἄχρις ἀπηλοίησεν· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι
κάππεσεν ἄμφω χεῖρε φίλοις ἑτάροισι πετάσσας
θυμὸν ἀποπνείων· ὁ δ᾽ ἐπέδραμεν ὅς ῥ᾽ ἔβαλέν περ

Πείροος, οὖτα δὲ δουρὶ παρ᾽ ὀμφαλόν· ἐκ δ᾽ ἄρα πᾶσαι
χύντο χαμαὶ χολάδες, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
τὸν δὲ Θόας Αἰτωλὸς ἀπεσσύμενον βάλε δουρὶ
στέρνον ὑπὲρ μαζοῖο, πάγη δ᾽ ἐν πνεύμονι χαλκός·
ἀγχίμολον δέ οἱ ἦλθε Θόας, ἐκ δ᾽ ὄβριμον ἔγχος

ἐσπάσατο στέρνοιο, ἐρύσσατο δὲ ξίφος ὀξύ,
τῶι ὅ γε γαστέρα τύψε μέσην, ἐκ δ᾽ αἴνυτο θυμόν.
τεύχεα δ᾽ οὐκ ἀπέδυσε· περίστησαν γὰρ ἑταῖροι
Θρήϊκες ἀκρόκομοι δολίχ᾽ ἔγχεα χερσὶν ἔχοντες,
οἵ ἑ μέγαν περ ἐόντα καὶ ἴφθιμον καὶ ἀγαυὸν

ὦσαν ἀπὸ σφείων· ὁ δὲ χασσάμενος πελεμίχθη.
ὣς τώ γ᾽ ἐν κονίηισι παρ᾽ ἀλλήλοισι τετάσθην,
ἤτοι ὁ μὲν Θρηικῶν, ὁ δ᾽ Ἐπειῶν χαλκοχιτώνων
ἡγεμόνες· πολλοὶ δὲ περὶ κτείνοντο καὶ ἄλλοι.
ἔνθά κεν οὐκέτι ἔργον ἀνὴρ ὀνόσαιτο μετελθών,

ὅς τις ἔτ᾽ ἄβλητος καὶ ἀνούτατος ὀξέϊ χαλκῶι
δινεύοι κατὰ μέσσον, ἄγοι δέ ἑ Παλλὰς Ἀθήνη
χειρὸς ἑλοῦσ᾽, αὐτὰρ βελέων ἀπερύκοι ἐρωήν·
πολλοὶ γὰρ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἤματι κείνωι
πρηνέες ἐν κονίηισι παρ᾽ ἀλλήλοισι τέταντο.

Ἰλιάδος Ε

Διομήδους ἀριστεία.

Ἔνθ᾽ αὖ Τυδεΐδηι Διομήδεϊ Παλλὰς Ἀθήνη
δῶκε μένος καὶ θάρσος, ἵν᾽ ἔκδηλος μετὰ πᾶσιν
Ἀργείοισι γένοιτο ἰδὲ κλέος ἐσθλὸν ἄροιτο·
δαῖέ οἱ ἐκ κόρυθός τε καὶ ἀσπίδος ἀκάματον πῦρ

ἀστέρ᾽ ὀπωρινῶι ἐναλίγκιον, ὅς τε μάλιστα
λαμπρὸν παμφαίνηισι λελουμένος ὠκεανοῖο·
τοῖόν οἱ πῦρ δαῖεν ἀπὸ κρατός τε καὶ ὤμων,
ὦρσε δέ μιν κατὰ μέσσον ὅθι πλεῖστοι κλονέοντο.
ἦν δέ τις ἐν Τρώεσσι Δάρης ἀφνειὸς ἀμύμων

ἱρεὺς Ἡφαίστοιο· δύω δέ οἱ υἱέες ἤστην
Φηγεὺς Ἰδαῖός τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
τώ οἱ ἀποκρινθέντε ἐναντίω ὁρμηθήτην·
τὼ μὲν ἀφ᾽ ἵπποιιν, ὁ δ᾽ ἀπὸ χθονὸς ὄρνυτο πεζός.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες

Φηγεύς ῥα πρότερος προΐει δολιχόσκιον ἔγχος·
Τυδεΐδεω δ᾽ ὑπὲρ ὦμον ἀριστερὸν ἤλυθ᾽ ἀκωκὴ
ἔγχεος, οὐδ᾽ ἔβαλ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ὕστερος ὄρνυτο χαλκῶι
Τυδεΐδης· τοῦ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἔκφυγε χειρός,
ἀλλ᾽ ἔβαλε στῆθος μεταμάζιον, ὦσε δ᾽ ἀφ᾽ ἵππων.

Ἰδαῖος δ᾽ ἀπόρουσε λιπὼν περικαλλέα δίφρον,
οὐδ᾽ ἔτλη περιβῆναι ἀδελφειοῦ κταμένοιο·
οὐδὲ γὰρ οὐδέ κεν αὐτὸς ὑπέκφυγε κῆρα μέλαιναν,
ἀλλ᾽ Ἥφαιστος ἔρυτο, σάωσε δὲ νυκτὶ καλύψας,
ὡς δή οἱ μὴ πάγχυ γέρων ἀκαχήμενος εἴη.

ἵππους δ᾽ ἐξελάσας μεγαθύμου Τυδέος υἱὸς
δῶκεν ἑταίροισιν κατάγειν κοίλας ἐπὶ νῆας.
Τρῶες δὲ μεγάθυμοι ἐπεὶ ἴδον υἷε Δάρητος
τὸν μὲν ἀλευάμενον, τὸν δὲ κτάμενον παρ᾽ ὄχεσφι,
πᾶσιν ὀρίνθη θυμός· ἀτὰρ γλαυκῶπις Ἀθήνη

χειρὸς ἑλοῦσ᾽ ἐπέεσσι προσηύδα θοῦρον Ἄρηα·
Ἄρες Ἄρες βροτολοιγὲ μιαιφόνε τειχεσιπλῆτα
οὐκ ἂν δὴ Τρῶας μὲν ἐάσαιμεν καὶ Ἀχαιοὺς
μάρνασθ᾽, ὁπποτέροισι πατὴρ Ζεὺς κῦδος ὀρέξηι,
νῶϊ δὲ χαζώμεσθα, Διὸς δ᾽ ἀλεώμεθα μῆνιν;

ὣς εἰποῦσα μάχης ἐξήγαγε θοῦρον Ἄρηα·
τὸν μὲν ἔπειτα καθεῖσεν ἐπ᾽ ἠϊόεντι Σκαμάνδρωι,
Τρῶας δ᾽ ἔκλιναν Δαναοί· ἕλε δ᾽ ἄνδρα ἕκαστος
ἡγεμόνων· πρῶτος δὲ ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἀρχὸν Ἁλιζώνων Ὀδίον μέγαν ἔκβαλε δίφρου·

πρώτωι γὰρ στρεφθέντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πῆξεν
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσε,
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἄρα Φαῖστον ἐνήρατο Μήιονος υἱὸν
Βώρου, ὃς ἐκ Τάρνης ἐριβώλακος εἰληλούθει.

τὸν μὲν ἄρ᾽ Ἰδομενεὺς δουρικλυτὸς ἔγχεϊ μακρῶι
νύξ᾽ ἵππων ἐπιβησόμενον κατὰ δεξιὸν ὦμον·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, στυγερὸς δ᾽ ἄρα μιν σκότος εἷλε.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Ἰδομενῆος ἐσύλευον θεράποντες·
υἱὸν δὲ Στροφίοιο Σκαμάνδριον αἵμονα θήρης

Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἕλ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι
ἐσθλὸν θηρητῆρα· δίδαξε γὰρ Ἄρτεμις αὐτὴ
βάλλειν ἄγρια πάντα, τά τε τρέφει οὔρεσιν ὕλη·
ἀλλ᾽ οὔ οἱ τότε γε χραῖσμ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα,
οὐδὲ ἑκηβολίαι ἧισιν τὸ πρίν γε κέκαστο·

ἀλλά μιν Ἀτρεΐδης δουρικλειτὸς Μενέλαος
πρόσθεν ἕθεν φεύγοντα μετάφρενον οὔτασε δουρὶ
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσεν,
ἤριπε δὲ πρηνής, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Μηριόνης δὲ Φέρεκλον ἐνήρατο, τέκτονος υἱὸν

Ἁρμονίδεω, ὃς χερσὶν ἐπίστατο δαίδαλα πάντα
τεύχειν· ἔξοχα γάρ μιν ἐφίλατο Παλλὰς Ἀθήνη·
ὃς καὶ Ἀλεξάνδρωι τεκτήνατο νῆας ἐΐσας
ἀρχεκάκους, αἳ πᾶσι κακὸν Τρώεσσι γένοντο
οἷ τ᾽ αὐτῶι, ἐπεὶ οὔ τι θεῶν ἐκ θέσφατα ἤιδη.

τὸν μὲν Μηριόνης ὅτε δὴ κατέμαρπτε διώκων
βεβλήκει γλουτὸν κατὰ δεξιόν· ἣ δὲ διαπρὸ
ἀντικρὺ κατὰ κύστιν ὑπ᾽ ὀστέον ἤλυθ᾽ ἀκωκή·
γνὺξ δ᾽ ἔριπ᾽ οἰμώξας, θάνατος δέ μιν ἀμφεκάλυψε.
Πήδαιον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπεφνε Μέγης Ἀντήνορος υἱὸν

ὅς ῥα νόθος μὲν ἔην, πύκα δ᾽ ἔτρεφε δῖα Θεανὼ
ἶσα φίλοισι τέκεσσι χαριζομένη πόσεϊ ὧι.
τὸν μὲν Φυλεΐδης δουρὶ κλυτὸς ἐγγύθεν ἐλθὼν
βεβλήκει κεφαλῆς κατὰ ἰνίον ὀξέϊ δουρί·
ἀντικρὺ δ᾽ ἀν᾽ ὀδόντας ὑπὸ γλῶσσαν τάμε χαλκός·

ἤριπε δ᾽ ἐν κονίηι, ψυχρὸν δ᾽ ἕλε χαλκὸν ὀδοῦσιν.
Εὐρύπυλος δ᾽ Εὐαιμονίδης Ὑψήνορα δῖον
υἱὸν ὑπερθύμου Δολοπίονος, ὅς ῥα Σκαμάνδρου
ἀρητὴρ ἐτέτυκτο, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι,
τὸν μὲν ἄρ᾽ Εὐρύπυλος, Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός,

πρόσθεν ἕθεν φεύγοντα μεταδρομάδην ἔλασ᾽ ὦμον
φασγάνωι ἀΐξας, ἀπὸ δ᾽ ἔξεσε χεῖρα βαρεῖαν·
αἱματόεσσα δὲ χεὶρ πεδίωι πέσε· τὸν δὲ κατ᾽ ὄσσε
ἔλλαβε πορφύρεος θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
ὣς οἳ μὲν πονέοντο κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην·

Τυδεΐδην δ᾽ οὐκ ἂν γνοίης ποτέροισι μετείη
ἠὲ μετὰ Τρώεσσιν ὁμιλέοι ἦ μετ᾽ Ἀχαιοῖς.
θῦνε γὰρ ἂμ πεδίον ποταμῶι πλήθοντι ἐοικὼς
χειμάρρωι, ὅς τ᾽ ὦκα ῥέων ἐκέδασσε γεφύρας·
τὸν δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ τε γέφυραι ἐεργμέναι ἰσχανόωσιν,

οὔτ᾽ ἄρα ἕρκεα ἴσχει ἀλωάων ἐριθηλέων
ἐλθόντ᾽ ἐξαπίνης ὅτ᾽ ἐπιβρίσηι Διὸς ὄμβρος·
πολλὰ δ᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ ἔργα κατήριπε κάλ᾽ αἰζηῶν·
ὣς ὑπὸ Τυδεΐδηι πυκιναὶ κλονέοντο φάλαγγες
Τρώων, οὐδ᾽ ἄρα μιν μίμνον πολέες περ ἐόντες.

τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱὸς
θύνοντ᾽ ἂμ πεδίον πρὸ ἕθεν κλονέοντα φάλαγγας,
αἶψ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδηι ἐτιταίνετο καμπύλα τόξα,
καὶ βάλ᾽ ἐπαΐσσοντα τυχὼν κατὰ δεξιὸν ὦμον
θώρηκος γύαλον· διὰ δ᾽ ἔπτατο πικρὸς ὀϊστός,

ἀντικρὺ δὲ διέσχε, παλάσσετο δ᾽ αἵματι θώρηξ.
τῶι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
ὄρνυσθε Τρῶες μεγάθυμοι κέντορες ἵππων·
βέβληται γὰρ ἄριστος Ἀχαιῶν, οὐδέ ἕ φημι
δήθ᾽ ἀνσχήσεσθαι κρατερὸν βέλος, εἰ ἐτεόν με

ὦρσεν ἄναξ Διὸς υἱὸς ἀπορνύμενον Λυκίηθεν.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος· τὸν δ᾽ οὐ βέλος ὠκὺ δάμασσεν,
ἀλλ᾽ ἀναχωρήσας πρόσθ᾽ ἵπποιιν καὶ ὄχεσφιν
ἔστη, καὶ Σθένελον προσέφη Καπανήϊον υἱόν·
ὄρσο πέπον Καπανηϊάδη, καταβήσεο δίφρου,

ὄφρά μοι ἐξ ὤμοιο ἐρύσσηις πικρὸν ὀϊστόν.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, Σθένελος δὲ καθ᾽ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε,
πὰρ δὲ στὰς βέλος ὠκὺ διαμπερὲς ἐξέρυσ᾽ ὤμου·
αἷμα δ᾽ ἀνηκόντιζε διὰ στρεπτοῖο χιτῶνος.
δὴ τότ᾽ ἔπειτ᾽ ἠρᾶτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·

κλῦθί μευ αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη,
εἴ ποτέ μοι καὶ πατρὶ φίλα φρονέουσα παρέστης
δηΐωι ἐν πολέμωι, νῦν αὖτ᾽ ἐμὲ φῖλαι Ἀθήνη·
δὸς δέ τέ μ᾽ ἄνδρα ἑλεῖν καὶ ἐς ὁρμὴν ἔγχεος ἐλθεῖν
ὅς μ᾽ ἔβαλε φθάμενος καὶ ἐπεύχεται, οὐδέ μέ φησι

δηρὸν ἔτ᾽ ὄψεσθαι λαμπρὸν φάος ἠελίοιο.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος· τοῦ δ᾽ ἔκλυε Παλλὰς Ἀθήνη,
γυῖα δ᾽ ἔθηκεν ἐλαφρά, πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
θαρσῶν νῦν Διόμηδες ἐπὶ Τρώεσσι μάχεσθαι·

ἐν γάρ τοι στήθεσσι μένος πατρώϊον ἧκα
ἄτρομον, οἷον ἔχεσκε σακέσπαλος ἱππότα Τυδεύς·
ἀχλὺν δ᾽ αὖ τοι ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν ἕλον ἣ πρὶν ἐπῆεν,
ὄφρ᾽ εὖ γιγνώσκηις ἠμὲν θεὸν ἠδὲ καὶ ἄνδρα.
τὼ νῦν αἴ κε θεὸς πειρώμενος ἐνθάδ᾽ ἵκηται

μή τι σύ γ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖς ἀντικρὺ μάχεσθαι
τοῖς ἄλλοις· ἀτὰρ εἴ κε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
ἔλθηισ᾽ ἐς πόλεμον, τήν γ᾽ οὐτάμεν ὀξέϊ χαλκῶι.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη γλαυκῶπις Ἀθήνη,
Τυδεΐδης δ᾽ ἐξαῦτις ἰὼν προμάχοισιν ἐμίχθη

καὶ πρίν περ θυμῶι μεμαὼς Τρώεσσι μάχεσθαι·
δὴ τότε μιν τρὶς τόσσον ἕλεν μένος ὥς τε λέοντα
ὅν ῥά τε ποιμὴν ἀγρῶι ἐπ᾽ εἰροπόκοις ὀΐεσσι
χραύσηι μέν τ᾽ αὐλῆς ὑπεράλμενον οὐδὲ δαμάσσηι·
τοῦ μέν τε σθένος ὦρσεν, ἔπειτα δέ τ᾽ οὐ προσαμύνει,

ἀλλὰ κατὰ σταθμοὺς δύεται, τὰ δ᾽ ἐρῆμα φοβεῖται·
αἳ μέν τ᾽ ἀγχιστῖναι ἐπ᾽ ἀλλήληισι κέχυνται,
αὐτὰρ ὁ ἐμμεμαὼς βαθέης ἐξάλλεται αὐλῆς·
ὣς μεμαὼς Τρώεσσι μίγη κρατερὸς Διομήδης.
ἔνθ᾽ ἕλεν Ἀστύνοον καὶ Ὑπείρονα ποιμένα λαῶν,

τὸν μὲν ὑπὲρ μαζοῖο βαλὼν χαλκήρεϊ δουρί,
τὸν δ᾽ ἕτερον ξίφεϊ μεγάλωι κληῗδα παρ᾽ ὦμον
πλῆξ᾽, ἀπὸ δ᾽ αὐχένος ὦμον ἐέργαθεν ἠδ᾽ ἀπὸ νώτου.
τοὺς μὲν ἔασ᾽, ὁ δ᾽ Ἄβαντα μετώιχετο καὶ Πολύειδον
υἱέας Εὐρυδάμαντος ὀνειροπόλοιο γέροντος·

τοῖς οὐκ ἐρχομένοις ὁ γέρων ἐκρίνατ᾽ ὀνείρους,
ἀλλά σφεας κρατερὸς Διομήδης ἐξενάριξε·
βῆ δὲ μετὰ Ξάνθόν τε Θόωνά τε Φαίνοπος υἷε
ἄμφω τηλυγέτω· ὁ δὲ τείρετο γήραϊ λυγρῶι,
υἱὸν δ᾽ οὐ τέκετ᾽ ἄλλον ἐπὶ κτεάτεσσι λιπέσθαι.

ἔνθ᾽ ὅ γε τοὺς ἐνάριζε, φίλον δ᾽ ἐξαίνυτο θυμὸν
ἀμφοτέρω, πατέρι δὲ γόον καὶ κήδεα λυγρὰ
λεῖπ᾽, ἐπεὶ οὐ ζώοντε μάχης ἐκνοστήσαντε
δέξατο· χηρωσταὶ δὲ διὰ κτῆσιν δατέοντο.
ἔνθ᾽ υἷας Πριάμοιο δύω λάβε Δαρδανίδαο

εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντας Ἐχέμμονά τε Χρομίον τε.
ὡς δὲ λέων ἐν βουσὶ θορὼν ἐξ αὐχένα ἄξηι
πόρτιος ἠὲ βοὸς ξύλοχον κάτα βοσκομενάων,
ὣς τοὺς ἀμφοτέρους ἐξ ἵππων Τυδέος υἱὸς
βῆσε κακῶς ἀέκοντας, ἔπειτα δὲ τεύχε᾽ ἐσύλα·

ἵππους δ᾽ οἷς ἑτάροισι δίδου μετὰ νῆας ἐλαύνειν.
τὸν δ᾽ ἴδεν Αἰνείας ἀλαπάζοντα στίχας ἀνδρῶν,
βῆ δ᾽ ἴμεν ἄν τε μάχην καὶ ἀνὰ κλόνον ἐγχειάων
Πάνδαρον ἀντίθεον διζήμενος εἴ που ἐφεύροι·
εὗρε Λυκάονος υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε,

στῆ δὲ πρόσθ᾽ αὐτοῖο ἔπος τέ μιν ἀντίον ηὔδα·
Πάνδαρε ποῦ τοι τόξον ἰδὲ πτερόεντες ὀϊστοὶ
καὶ κλέος; ὧι οὔ τίς τοι ἐρίζεται ἐνθάδε γ᾽ ἀνήρ,
οὐδέ τις ἐν Λυκίηι σέο γ᾽ εὔχεται εἶναι ἀμείνων.
ἀλλ᾽ ἄγε τῶιδ᾽ ἔφες ἀνδρὶ βέλος Διὶ χεῖρας ἀνασχὼν

ὅς τις ὅδε κρατέει καὶ δὴ κακὰ πολλὰ ἔοργε
Τρῶας, ἐπεὶ πολλῶν τε καὶ ἐσθλῶν γούνατ᾽ ἔλυσεν·
εἰ μή τις θεός ἐστι κοτεσσάμενος Τρώεσσιν
ἱρῶν μηνίσας· χαλεπὴ δὲ θεοῦ ἔπι μῆνις.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·

Αἰνεία Τρώων βουληφόρε χαλκοχιτώνων
Τυδεΐδηι μιν ἔγωγε δαΐφρονι πάντα ἐΐσκω,
ἀσπίδι γιγνώσκων αὐλώπιδί τε τρυφαλείηι,
ἵππους τ᾽ εἰσορόων· σάφα δ᾽ οὐκ οἶδ᾽ εἰ θεός ἐστιν.
εἰ δ᾽ ὅ γ᾽ ἀνὴρ ὅν φημι δαΐφρων Τυδέος υἱὸς

οὐχ ὅ γ᾽ ἄνευθε θεοῦ τάδε μαίνεται, ἀλλά τις ἄγχι
ἕστηκ᾽ ἀθανάτων νεφέληι εἰλυμένος ὤμους,
ὃς τούτου βέλος ὠκὺ κιχήμενον ἔτραπεν ἄλληι.
ἤδη γάρ οἱ ἐφῆκα βέλος, καί μιν βάλον ὦμον
δεξιὸν ἀντικρὺ διὰ θώρηκος γυάλοιο·

καί μιν ἔγωγ᾽ ἐφάμην Ἀϊδωνῆϊ προϊάψειν,
ἔμπης δ᾽ οὐκ ἐδάμασσα· θεός νύ τίς ἐστι κοτήεις.
ἵπποι δ᾽ οὐ παρέασι καὶ ἅρματα τῶν κ᾽ ἐπιβαίην·
ἀλλά που ἐν μεγάροισι Λυκάονος ἕνδεκα δίφροι
καλοὶ πρωτοπαγεῖς νεοτευχέες· ἀμφὶ δὲ πέπλοι

πέπτανται· παρὰ δέ σφιν ἑκάστωι δίζυγες ἵπποι
ἑστᾶσι κρῖ λευκὸν ἐρεπτόμενοι καὶ ὀλύρας.
ἦ μέν μοι μάλα πολλὰ γέρων αἰχμητὰ Λυκάων
ἐρχομένωι ἐπέτελλε δόμοις ἔνι ποιητοῖσιν·
ἵπποισίν μ᾽ ἐκέλευε καὶ ἅρμασιν ἐμβεβαῶτα

ἀρχεύειν Τρώεσσι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας·
ἀλλ᾽ ἐγὼ οὐ πιθόμην· ἦ τ᾽ ἂν πολὺ κέρδιον ἦεν·
ἵππων φειδόμενος, μή μοι δευοίατο φορβῆς
ἀνδρῶν εἰλομένων εἰωθότες ἔδμεναι ἄδην.
ὣς λίπον, αὐτὰρ πεζὸς ἐς Ἴλιον εἰλήλουθα

τόξοισιν πίσυνος· τὰ δέ μ᾽ οὐκ ἄρ᾽ ἔμελλον ὀνήσειν.
ἤδη γὰρ δοιοῖσιν ἀριστήεσσιν ἐφῆκα
Τυδεΐδηι τε καὶ Ἀτρεΐδηι, ἐκ δ᾽ ἀμφοτέροιιν
ἀτρεκὲς αἷμ᾽ ἔσσευα βαλών, ἤγειρα δὲ μᾶλλον.
τώ ῥα κακῆι αἴσηι ἀπὸ πασσάλου ἀγκύλα τόξα

ἤματι τῶι ἑλόμην ὅτε Ἴλιον εἰς ἐρατεινὴν
ἡγεόμην Τρώεσσι φέρων χάριν Ἕκτορι δίωι.
εἰ δέ κε νοστήσω καὶ ἐσόψομαι ὀφθαλμοῖσι
πατρίδ᾽ ἐμὴν ἄλοχόν τε καὶ ὑψερεφὲς μέγα δῶμα,
αὐτίκ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπ᾽ ἐμεῖο κάρη τάμοι ἀλλότριος φὼς

εἰ μὴ ἐγὼ τάδε τόξα φαεινῶι ἐν πυρὶ θείην
χερσὶ διακλάσσας· ἀνεμώλια γάρ μοι ὀπηδεῖ.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας Τρώων ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
μὴ δ᾽ οὕτως ἀγόρευε· πάρος δ᾽ οὐκ ἔσσεται ἄλλως,
πρίν γ᾽ ἐπὶ νὼ τῶιδ᾽ ἀνδρὶ σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν

ἀντιβίην ἐλθόντε σὺν ἔντεσι πειρηθῆναι.
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐμῶν ὀχέων ἐπιβήσεο, ὄφρα ἴδηαι
οἷοι Τρώϊοι ἵπποι ἐπιστάμενοι πεδίοιο
κραιπνὰ μάλ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα διωκέμεν ἠδὲ φέβεσθαι·
τὼ καὶ νῶϊ πόλιν δὲ σαώσετον, εἴ περ ἂν αὖτε

Ζεὺς ἐπὶ Τυδεΐδηι Διομήδεϊ κῦδος ὀρέξηι.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν μάστιγα καὶ ἡνία σιγαλόεντα
δέξαι, ἐγὼ δ᾽ ἵππων ἀποβήσομαι ὄφρα μάχωμαι·
ἠὲ σὺ τόνδε δέδεξο, μελήσουσιν δ᾽ ἐμοὶ ἵπποι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·

Αἰνεία σὺ μὲν αὐτὸς ἔχ᾽ ἡνία καὶ τεὼ ἵππω·
μᾶλλον ὑφ᾽ ἡνιόχωι εἰωθότι καμπύλον ἅρμα
οἴσετον, εἴ περ ἂν αὖτε φεβώμεθα Τυδέος υἱόν·
μὴ τὼ μὲν δείσαντε ματήσετον, οὐδ᾽ ἐθέλητον
ἐκφερέμεν πολέμοιο τεὸν φθόγγον ποθέοντε,

νῶϊ δ᾽ ἐπαΐξας μεγαθύμου Τυδέος υἱὸς
αὐτώ τε κτείνηι καὶ ἐλάσσηι μώνυχας ἵππους.
ἀλλὰ σύ γ᾽ αὐτὸς ἔλαυνε τέ᾽ ἅρματα καὶ τεὼ ἵππω,
τὸν δὲ δ᾽ ἐγὼν ἐπιόντα δεδέξομαι ὀξέϊ δουρί.
ὣς ἄρα φωνήσαντες ἐς ἅρματα ποικίλα βάντες

ἐμμεμαῶτ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδηι ἔχον ὠκέας ἵππους.
τοὺς δὲ ἴδε Σθένελος Καπανήϊος ἀγλαὸς υἱός,
αἶψα δὲ Τυδεΐδην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Τυδεΐδη Διόμηδες ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι,
ἄνδρ᾽ ὁρόω κρατερὼ ἐπὶ σοὶ μεμαῶτε μάχεσθαι

ἶν᾽ ἀπέλεθρον ἔχοντας· ὁ μὲν τόξων ἐῢ εἰδὼς
Πάνδαρος, υἱὸς δ᾽ αὖτε Λυκάονος εὔχεται εἶναι·
Αἰνείας δ᾽ υἱὸς μὲν ἀμύμονος Ἀγχίσαο
εὔχεται ἐκγεγάμεν, μήτηρ δέ οἵ ἐστ᾽ Ἀφροδίτη.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ χαζώμεθ᾽ ἐφ᾽ ἵππων, μηδέ μοι οὕτω

θῦνε διὰ προμάχων, μή πως φίλον ἦτορ ὀλέσσηις.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
μή τι φόβον δ᾽ ἀγόρευ᾽, ἐπεὶ οὐδὲ σὲ πεισέμεν οἴω.
οὐ γάρ μοι γενναῖον ἀλυσκάζοντι μάχεσθαι
οὐδὲ καταπτώσσειν· ἔτι μοι μένος ἔμπεδόν ἐστιν·

ὀκνείω δ᾽ ἵππων ἐπιβαινέμεν, ἀλλὰ καὶ αὔτως
ἀντίον εἶμ᾽ αὐτῶν· τρεῖν μ᾽ οὐκ ἐᾶι Παλλὰς Ἀθήνη.
τούτω δ᾽ οὐ πάλιν αὖτις ἀποίσετον ὠκέες ἵπποι
ἄμφω ἀφ᾽ ἡμείων, εἴ γ᾽ οὖν ἕτερός γε φύγηισιν.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·

αἴ κέν μοι πολύβουλος Ἀθήνη κῦδος ὀρέξηι
ἀμφοτέρω κτεῖναι, σὺ δὲ τούσδε μὲν ὠκέας ἵππους
αὐτοῦ ἐρυκακέειν ἐξ ἄντυγος ἡνία τείνας,
Αἰνείαο δ᾽ ἐπαΐξαι μεμνημένος ἵππων,
ἐκ δ᾽ ἐλάσαι Τρώων μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.

τῆς γάρ τοι γενεῆς ἧς Τρωΐ περ εὐρύοπα Ζεὺς
δῶχ᾽ υἷος ποινὴν Γανυμήδεος, οὕνεκ᾽ ἄριστοι
ἵππων ὅσσοι ἔασιν ὑπ᾽ ἠῶ τ᾽ ἠέλιόν τε,
τῆς γενεῆς ἔκλεψεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγχίσης
λάθρηι Λαομέδοντος ὑποσχὼν θήλεας ἵππους·

τῶν οἱ ἓξ ἐγένοντο ἐνὶ μεγάροισι γενέθλη.
τοὺς μὲν τέσσαρας αὐτὸς ἔχων ἀτίταλλ᾽ ἐπὶ φάτνηι,
τὼ δὲ δύ᾽ Αἰνείαι δῶκεν μήστωρε φόβοιο.
εἰ τούτω κε λάβοιμεν, ἀροίμεθά κε κλέος ἐσθλόν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,

τὼ δὲ τάχ᾽ ἐγγύθεν ἦλθον ἐλαύνοντ᾽ ὠκέας ἵππους.
τὸν πρότερος προσέειπε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
καρτερόθυμε δαΐφρον ἀγαυοῦ Τυδέος υἱὲ
ἦ μάλα σ᾽ οὐ βέλος ὠκὺ δαμάσσατο πικρὸς ὀϊστός·
νῦν αὖτ᾽ ἐγχείηι πειρήσομαι αἴ κε τύχωμι.

ἦ ῥα καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος
καὶ βάλε Τυδεΐδαο κατ᾽ ἀσπίδα· τῆς δὲ διὰ πρὸ
αἰχμὴ χαλκείη πταμένη θώρηκι πελάσθη·
τῶι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
βέβληαι κενεῶνα διαμπερές, οὐδέ σ᾽ ὀΐω

δηρὸν ἔτ᾽ ἀνσχήσεσθαι· ἐμοὶ δὲ μέγ᾽ εὖχος ἔδωκας.
τὸν δ᾽ οὐ ταρβήσας προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἤμβροτες οὐδ᾽ ἔτυχες· ἀτὰρ οὐ μὲν σφῶΐ γ᾽ ὀΐω
πρίν γ᾽ ἀποπαύσεσθαι πρίν γ᾽ ἢ ἕτερόν γε πεσόντα
αἵματος ἆσαι Ἄρηα, ταλαύρινον πολεμιστήν.

ὣς φάμενος προέηκε· βέλος δ᾽ ἴθυνεν Ἀθήνη
ῥῖνα παρ᾽ ὀφθαλμόν, λευκοὺς δ᾽ ἐπέρησεν ὀδόντας.
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν γλῶσσαν πρυμνὴν τάμε χαλκὸς ἀτειρής,
αἰχμὴ δ᾽ ἐξελύθη παρὰ νείατον ἀνθερεῶνα·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι

αἰόλα παμφανόωντα, παρέτρεσσαν δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε.
Αἰνείας δ᾽ ἀπόρουσε σὺν ἀσπίδι δουρί τε μακρῶι
δείσας μή πώς οἱ ἐρυσαίατο νεκρὸν Ἀχαιοί.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι βαῖνε λέων ὣς ἀλκὶ πεποιθώς,

πρόσθε δέ οἱ δόρυ τ᾽ ἔσχε καὶ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην,
τὸν κτάμεναι μεμαὼς ὅς τις τοῦ γ᾽ ἀντίος ἔλθοι
σμερδαλέα ἰάχων· ὁ δὲ χερμάδιον λάβε χειρὶ
Τυδεΐδης μέγα ἔργον ὁ οὐ δύο γ᾽ ἄνδρε φέροιεν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δέ μιν ῥέα πάλλε καὶ οἶος.

τῶι βάλεν Αἰνείαο κατ᾽ ἰσχίον ἔνθά τε μηρὸς
ἰσχίωι ἐνστρέφεται, κοτύλην δέ τέ μιν καλέουσι·
θλάσσε δέ οἱ κοτύλην, πρὸς δ᾽ ἄμφω ῥῆξε τένοντε·
ὦσε δ᾽ ἀπὸ ῥινὸν τρηχὺς λίθος· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ἔστη γνὺξ ἐριπὼν καὶ ἐρείσατο χειρὶ παχείηι

γαίης· ἀμφὶ δὲ ὄσσε κελαινὴ νὺξ ἐκάλυψε.
καί νύ κεν ἔνθ᾽ ἀπόλοιτο ἄναξ ἀνδρῶν Αἰνείας,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
μήτηρ, ἥ μιν ὑπ᾽ Ἀγχίσηι τέκε βουκολέοντι·
ἀμφὶ δ᾽ ἑὸν φίλον υἱὸν ἐχεύατο πήχεε λευκώ,

πρόσθε δέ οἱ πέπλοιο φαεινοῦ πτύγμα κάλυψεν
ἕρκος ἔμεν βελέων, μή τις Δαναῶν ταχυπώλων
χαλκὸν ἐνὶ στήθεσσι βαλὼν ἐκ θυμὸν ἕλοιτο.
ἣ μὲν ἑὸν φίλον υἱὸν ὑπεξέφερεν πολέμοιο·
οὐδ᾽ υἱὸς Καπανῆος ἐλήθετο συνθεσιάων

τάων ἃς ἐπέτελλε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης,
ἀλλ᾽ ὅ γε τοὺς μὲν ἑοὺς ἠρύκακε μώνυχας ἵππους
νόσφιν ἀπὸ φλοίσβου ἐξ ἄντυγος ἡνία τείνας,
Αἰνείαο δ᾽ ἐπαΐξας καλλίτριχας ἵππους
ἐξέλασε Τρώων μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.

δῶκε δὲ Δηϊπύλωι ἑτάρωι φίλωι, ὃν περὶ πάσης
τῖεν ὁμηλικίης ὅτι οἱ φρεσὶν ἄρτια ἤιδη,
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ὧν ἵππων ἐπιβὰς ἔλαβ᾽ ἡνία σιγαλόεντα,
αἶψα δὲ Τυδεΐδην μέθεπε κρατερώνυχας ἵππους

ἐμμεμαώς· ὁ δὲ Κύπριν ἐπώιχετο νηλέϊ χαλκῶι
γιγνώσκων ὅ τ᾽ ἄναλκις ἔην θεός, οὐδὲ θεάων
τάων αἵ τ᾽ ἀνδρῶν πόλεμον κάτα κοιρανέουσιν,
οὔτ᾽ ἄρ᾽ Ἀθηναίη οὔτε πτολίπορθος Ἐνυώ.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐκίχανε πολὺν καθ᾽ ὅμιλον ὀπάζων,

ἔνθ᾽ ἐπορεξάμενος μεγαθύμου Τυδέος υἱὸς
ἄκρην οὔτασε χεῖρα μετάλμενος ὀξέϊ δουρὶ
ἀβληχρήν· εἶθαρ δὲ δόρυ χροὸς ἀντετόρησεν
ἀμβροσίου διὰ πέπλου, ὅν οἱ Χάριτες κάμον αὐταί,
πρυμνὸν ὕπερ θέναρος· ῥέε δ᾽ ἄμβροτον αἷμα θεοῖο

ἰχώρ, οἷός πέρ τε ῥέει μακάρεσσι θεοῖσιν·
οὐ γὰρ σῖτον ἔδουσ᾽, οὐ πίνουσ᾽ αἴθοπα οἶνον,
τοὔνεκ᾽ ἀναίμονές εἰσι καὶ ἀθάνατοι καλέονται.
ἣ δὲ μέγα ἰάχουσα ἀπὸ ἕο κάββαλεν υἱόν·
καὶ τὸν μὲν μετὰ χερσὶν ἐρύσατο Φοῖβος Ἀπόλλων

κυανέηι νεφέληι, μή τις Δαναῶν ταχυπώλων
χαλκὸν ἐνὶ στήθεσσι βαλὼν ἐκ θυμὸν ἕλοιτο·
τῆι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
εἶκε Διὸς θύγατερ πολέμου καὶ δηϊοτῆτος·
ἦ οὐχ ἅλις ὅττι γυναῖκας ἀνάλκιδας ἠπεροπεύεις;

εἰ δὲ σύ γ᾽ ἐς πόλεμον πωλήσεαι, ἦ τέ σ᾽ ὀΐω
ῥιγήσειν πόλεμόν γε καὶ εἴ χ᾽ ἑτέρωθι πύθηαι.
ὣς ἔφαθ᾽, ἣ δ᾽ ἀλύουσ᾽ ἀπεβήσετο, τείρετο δ᾽ αἰνῶς·
τὴν μὲν ἄρ᾽ Ἶρις ἑλοῦσα ποδήνεμος ἔξαγ᾽ ὁμίλου
ἀχθομένην ὀδύνηισι, μελαίνετο δὲ χρόα καλόν.

εὗρεν ἔπειτα μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ θοῦρον Ἄρηα
ἥμενον· ἠέρι δ᾽ ἔγχος ἐκέκλιτο καὶ ταχέ᾽ ἵππω·
ἣ δὲ γνὺξ ἐριποῦσα κασιγνήτοιο φίλοιο
πολλὰ λισσομένη χρυσάμπυκας ἤιτεεν ἵππους·
φίλε κασίγνητε κόμισαί τέ με δός τέ μοι ἵππους,

ὄφρ᾽ ἐς Ὄλυμπον ἵκωμαι ἵν᾽ ἀθανάτων ἕδος ἐστί.
λίην ἄχθομαι ἕλκος ὅ με βροτὸς οὔτασεν ἀνὴρ
Τυδεΐδης, ὃς νῦν γε καὶ ἂν Διὶ πατρὶ μάχοιτο.
ὣς φάτο, τῆι δ᾽ ἄρ᾽ Ἄρης δῶκε χρυσάμπυκας ἵππους·
ἣ δ᾽ ἐς δίφρον ἔβαινεν ἀκηχεμένη φίλον ἦτορ,

πὰρ δέ οἱ Ἶρις ἔβαινε καὶ ἡνία λάζετο χερσί,
μάστιξεν δ᾽ ἐλάαν, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην.
αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκοντο θεῶν ἕδος αἰπὺν Ὄλυμπον·
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
λύσασ᾽ ἐξ ὀχέων, παρὰ δ᾽ ἀμβρόσιον βάλεν εἶδαρ·

ἣ δ᾽ ἐν γούνασι πῖπτε Διώνης δῖ᾽ Ἀφροδίτη
μητρὸς ἑῆς· ἣ δ᾽ ἀγκὰς ἐλάζετο θυγατέρα ἥν,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἐκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τίς νύ σε τοιάδ᾽ ἔρεξε φίλον τέκος Οὐρανιώνων
μαψιδίως, ὡς εἴ τι κακὸν ῥέζουσαν ἐνωπῆι;

τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα φιλομμειδὴς Ἀφροδίτη·
οὖτά με Τυδέος υἱὸς ὑπέρθυμος Διομήδης,
οὕνεκ᾽ ἐγὼ φίλον υἱὸν ὑπεξέφερον πολέμοιο
Αἰνείαν, ὃς ἐμοὶ πάντων πολὺ φίλτατός ἐστιν.
οὐ γὰρ ἔτι Τρώων καὶ Ἀχαιῶν φύλοπις αἰνή,

ἀλλ᾽ ἤδη Δαναοί γε καὶ ἀθανάτοισι μάχονται.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Διώνη, δῖα θεάων·
τέτλαθι τέκνον ἐμόν, καὶ ἀνάσχεο κηδομένη περ·
πολλοὶ γὰρ δὴ τλῆμεν Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἐξ ἀνδρῶν χαλέπ᾽ ἄλγε᾽ ἐπ᾽ ἀλλήλοισι τιθέντες.

τλῆ μὲν Ἄρης ὅτε μιν Ὦτος κρατερός τ᾽ Ἐφιάλτης
παῖδες Ἀλωῆος, δῆσαν κρατερῶι ἐνὶ δεσμῶι·
χαλκέωι δ᾽ ἐν κεράμωι δέδετο τρισκαίδεκα μῆνας·
καί νύ κεν ἔνθ᾽ ἀπόλοιτο Ἄρης ἆτος πολέμοιο,
εἰ μὴ μητρυιὴ περικαλλὴς Ἠερίβοια

Ἑρμέαι ἐξήγγειλεν· ὁ δ᾽ ἐξέκλεψεν Ἄρηα
ἤδη τειρόμενον, χαλεπὸς δέ ἑ δεσμὸς ἐδάμνα.
τλῆ δ᾽ Ἥρη, ὅτε μιν κρατερὸς πάϊς Ἀμφιτρύωνος
δεξιτερὸν κατὰ μαζὸν ὀϊστῶι τριγλώχινι
βεβλήκει· τότε καί μιν ἀνήκεστον λάβεν ἄλγος.

τλῆ δ᾽ Ἀΐδης ἐν τοῖσι πελώριος ὠκὺν ὀϊστόν,
εὖτέ μιν ωὐτὸς ἀνὴρ υἱὸς Διὸς αἰγιόχοιο
ἐν Πύλωι ἐν νεκύεσσι βαλὼν ὀδύνηισιν ἔδωκεν·
αὐτὰρ ὁ βῆ πρὸς δῶμα Διὸς καὶ μακρὸν Ὄλυμπον
κῆρ ἀχέων ὀδύνηισι πεπαρμένος· αὐτὰρ ὀϊστὸς

ὤμωι ἔνι στιβαρῶι ἠλήλατο, κῆδε δὲ θυμόν.
τῶι δ᾽ ἐπὶ Παιήων ὀδυνήφατα φάρμακα πάσσων
ἠκέσατ᾽· οὐ μὲν γάρ τι καταθνητός γε τέτυκτο.
σχέτλιος ὀβριμοεργὸς ὃς οὐκ ὄθετ᾽ αἴσυλα ῥέζων,
ὃς τόξοισιν ἔκηδε θεοὺς οἳ Ὄλυμπον ἔχουσι.

σοὶ δ᾽ ἐπὶ τοῦτον ἀνῆκε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
νήπιος, οὐδὲ τὸ οἶδε κατὰ φρένα Τυδέος υἱὸς
ὅττι μάλ᾽ οὐ δηναιὸς ὃς ἀθανάτοισι μάχηται,
οὐδέ τί μιν παῖδες ποτὶ γούνασι παππάζουσιν
ἐλθόντ᾽ ἐκ πολέμοιο καὶ αἰνῆς δηϊοτῆτος.

τὼ νῦν Τυδεΐδης, εἰ καὶ μάλα καρτερός ἐστι,
φραζέσθω μή τίς οἱ ἀμείνων σεῖο μάχηται,
μὴ δὴν Αἰγιάλεια περίφρων Ἀδρηστίνη
ἐξ ὕπνου γοόωσα φίλους οἰκῆας ἐγείρηι
κουρίδιον ποθέουσα πόσιν τὸν ἄριστον Ἀχαιῶν

ἰφθίμη ἄλοχος Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
ἦ ῥα καὶ ἀμφοτέρηισιν ἀπ᾽ ἰχῶ χειρὸς ὀμόργνυ·
ἄλθετο χείρ, ὀδύναι δὲ κατηπιόωντο βαρεῖαι.
αἳ δ᾽ αὖτ᾽ εἰσορόωσαι Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη
κερτομίοις ἐπέεσσι Δία Κρονίδην ἐρέθιζον.

τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
Ζεῦ πάτερ ἦ ῥά τί μοι κεχολώσεαι ὅττι κεν εἴπω;
ἦ μάλα δή τινα Κύπρις Ἀχαιϊάδων ἀνιεῖσα
Τρωσὶν ἅμα σπέσθαι, τοὺς νῦν ἔκπαγλα φίλησε,
τῶν τινα καρρέζουσα Ἀχαιϊάδων ἐϋπέπλων

πρὸς χρυσῆι περόνηι καταμύξατο χεῖρα ἀραιήν.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε,
καί ῥα καλεσσάμενος προσέφη χρυσῆν Ἀφροδίτην·
οὔ τοι τέκνον ἐμὸν δέδοται πολεμήϊα ἔργα,
ἀλλὰ σύ γ᾽ ἱμερόεντα μετέρχεο ἔργα γάμοιο,

ταῦτα δ᾽ Ἄρηϊ θοῶι καὶ Ἀθήνηι πάντα μελήσει.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,
Αἰνείαι δ᾽ ἐπόρουσε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης,
γιγνώσκων ὅ οἱ αὐτὸς ὑπείρεχε χεῖρας Ἀπόλλων·
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ οὐδὲ θεὸν μέγαν ἅζετο, ἵετο δ᾽ αἰεὶ

Αἰνείαν κτεῖναι καὶ ἀπὸ κλυτὰ τεύχεα δῦσαι.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἐπόρουσε κατακτάμεναι μενεαίνων,
τρὶς δέ οἱ ἐστυφέλιξε φαεινὴν ἀσπίδ᾽ Ἀπόλλων·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
δεινὰ δ᾽ ὁμοκλήσας προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων·

φράζεο Τυδεΐδη καὶ χάζεο, μηδὲ θεοῖσιν
ἶσ᾽ ἔθελε φρονέειν, ἐπεὶ οὔ ποτε φῦλον ὁμοῖον
ἀθανάτων τε θεῶν χαμαὶ ἐρχομένων τ᾽ ἀνθρώπων.
ὣς φάτο, Τυδεΐδης δ᾽ ἀνεχάζετο τυτθὸν ὀπίσσω
μῆνιν ἀλευάμενος ἑκατηβόλου Ἀπόλλωνος.

Αἰνείαν δ᾽ ἀπάτερθεν ὁμίλου θῆκεν Ἀπόλλων
Περγάμωι εἰν ἱερῆι, ὅθι οἱ νηός γε τέτυκτο.
ἤτοι τὸν Λητώ τε καὶ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα
ἐν μεγάλωι ἀδύτωι ἀκέοντό τε κύδαινόν τε·
αὐτὰρ ὁ εἴδωλον τεῦξ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων

αὐτῶι τ᾽ Αἰνείαι ἴκελον καὶ τεύχεσι τοῖον,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ εἰδώλωι Τρῶες καὶ δῖοι Ἀχαιοὶ
δήιουν ἀλλήλων ἀμφὶ στήθεσσι βοείας
ἀσπίδας εὐκύκλους λαισήϊά τε πτερόεντα.
δὴ τότε θοῦρον Ἄρηα προσηύδα Φοῖβος Ἀπόλλων·

Ἄρες Ἄρες βροτολοιγὲ μιαιφόνε τειχεσιπλῆτα,
οὐκ ἂν δὴ τόνδ᾽ ἄνδρα μάχης ἐρύσαιο μετελθὼν
Τυδεΐδην, ὃς νῦν γε καὶ ἂν Διὶ πατρὶ μάχοιτο;
Κύπριδα μὲν πρῶτα σχεδὸν οὔτασε χεῖρ᾽ ἐπὶ καρπῶι,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ αὐτῶι μοι ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος.

ὣς εἰπὼν αὐτὸς μὲν ἐφέζετο Περγάμωι ἄκρηι,
Τρωιὰς δὲ στίχας οὖλος Ἄρης ὄτρυνε μετελθὼν
εἰδόμενος Ἀκάμαντι θοῶι ἡγήτορι Θρηικῶν·
υἱάσι δὲ Πριάμοιο διοτρεφέεσσι κέλευεν·
ὦ υἱεῖς Πριάμοιο διοτρεφέος βασιλῆος

ἐς τί ἔτι κτείνεσθαι ἐάσετε λαὸν Ἀχαιοῖς;
ἦ εἰς ὅ κεν ἀμφὶ πύληις εὖ ποιητῆισι μάχωνται;
κεῖται ἀνὴρ ὃν ἶσον ἐτίομεν Ἕκτορι δίωι
Αἰνείας υἱὸς μεγαλήτορος Ἀγχίσαο·
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ ἐκ φλοίσβοιο σαώσομεν ἐσθλὸν ἑταῖρον.

ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ἔνθ᾽ αὖ Σαρπηδὼν μάλα νείκεσεν Ἕκτορα δῖον·
Ἕκτορ πῆι δή τοι μένος οἴχεται ὁ πρὶν ἔχεσκες;
φῆς που ἄτερ λαῶν πόλιν ἑξέμεν ἠδ᾽ ἐπικούρων
οἶος σὺν γαμβροῖσι κασιγνήτοισί τε σοῖσι.

τῶν νῦν οὔ τιν᾽ ἐγὼ ἰδέειν δύναμ᾽ οὐδὲ νοῆσαι,
ἀλλὰ καταπτώσσουσι κύνες ὣς ἀμφὶ λέοντα·
ἡμεῖς δὲ μαχόμεσθ᾽ οἵ πέρ τ᾽ ἐπίκουροι ἔνειμεν.
καὶ γὰρ ἐγὼν ἐπίκουρος ἐὼν μάλα τηλόθεν ἥκω·
τηλοῦ γὰρ Λυκίη Ξάνθωι ἔπι δινήεντι,

ἔνθ᾽ ἄλοχόν τε φίλην ἔλιπον καὶ νήπιον υἱόν,
κὰδ δὲ κτήματα πολλά, τὰ ἔλδεται ὅς κ᾽ ἐπιδευής.
ἀλλὰ καὶ ὧς Λυκίους ὀτρύνω καὶ μέμον᾽ αὐτὸς
ἀνδρὶ μαχήσασθαι· ἀτὰρ οὔ τί μοι ἐνθάδε τοῖον
οἷόν κ᾽ ἠὲ φέροιεν Ἀχαιοὶ ἤ κεν ἄγοιεν·

τύνη δ᾽ ἕστηκας, ἀτὰρ οὐδ᾽ ἄλλοισι κελεύεις
λαοῖσιν μενέμεν καὶ ἀμυνέμεναι ὤρεσσι.
μή πως ὡς ἀψῖσι λίνου ἁλόντε πανάγρου
ἀνδράσι δυσμενέεσσιν ἕλωρ καὶ κύρμα γένησθε·
οἳ δὲ τάχ᾽ ἐκπέρσουσ᾽ εὖ ναιομένην πόλιν ὑμήν.

σοὶ δὲ χρὴ τάδε πάντα μέλειν νύκτάς τε καὶ ἦμαρ
ἀρχοὺς λισσομένωι τηλεκλειτῶν ἐπικούρων
νωλεμέως ἐχέμεν, κρατερὴν δ᾽ ἀποθέσθαι ἐνιπήν.
ὣς φάτο Σαρπηδών, δάκε δὲ φρένας Ἕκτορι μῦθος·
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε,

πάλλων δ᾽ ὀξέα δοῦρα κατὰ στρατὸν ὤιχετο πάντηι
ὀτρύνων μαχέσασθαι, ἔγειρε δὲ φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν·
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπέμειναν ἀολλέες οὐδὲ φόβηθεν.
ὡς δ᾽ ἄνεμος ἄχνας φορέει ἱερὰς κατ᾽ ἀλωὰς

ἀνδρῶν λικμώντων, ὅτε τε ξανθὴ Δημήτηρ
κρίνηι ἐπειγομένων ἀνέμων καρπόν τε καὶ ἄχνας,
αἳ δ᾽ ὑπολευκαίνονται ἀχυρμιαί· ὣς τότ᾽ Ἀχαιοὶ
λευκοὶ ὕπερθε γένοντο κονισάλωι, ὅν ῥα δι᾽ αὐτῶν
οὐρανὸν ἐς πολύχαλκον ἐπέπληγον πόδες ἵππων

ἂψ ἐπιμισγομένων· ὑπὸ δ᾽ ἔστρεφον ἡνιοχῆες.
οἳ δὲ μένος χειρῶν ἰθὺς φέρον· ἀμφὶ δὲ νύκτα
θοῦρος Ἄρης ἐκάλυψε μάχηι Τρώεσσιν ἀρήγων
πάντοσ᾽ ἐποιχόμενος· τοῦ δ᾽ ἐκραίαινεν ἐφετμὰς
Φοίβου Ἀπόλλωνος χρυσαόρου, ὅς μιν ἀνώγει

Τρωσὶν θυμὸν ἐγεῖραι, ἐπεὶ ἴδε Παλλάδ᾽ Ἀθήνην
οἰχομένην· ἣ γάρ ῥα πέλεν Δαναοῖσιν ἀρηγών.
αὐτὸς δ᾽ Αἰνείαν μάλα πίονος ἐξ ἀδύτοιο
ἧκε, καὶ ἐν στήθεσσι μένος βάλε ποιμένι λαῶν.
Αἰνείας δ᾽ ἑτάροισι μεθίστατο· τοὶ δὲ χάρησαν,

ὡς εἶδον ζωόν τε καὶ ἀρτεμέα προσιόντα
καὶ μένος ἐσθλὸν ἔχοντα· μετάλλησάν γε μὲν οὔ τι.
οὐ γὰρ ἔα πόνος ἄλλος, ὃν ἀργυρότοξος ἔγειρεν
Ἄρης τε βροτολοιγὸς Ἔρις τ᾽ ἄμοτον μεμαυῖα.
τοὺς δ᾽ Αἴαντε δύω καὶ Ὀδυσσεὺς καὶ Διομήδης

ὄτρυνον Δαναοὺς πολεμιζέμεν· οἳ δὲ καὶ αὐτοὶ
οὔτε βίας Τρώων ὑπεδείδισαν οὔτε ἰωκάς,
ἀλλ᾽ ἔμενον νεφέληισιν ἐοικότες ἅς τε Κρονίων
νηνεμίης ἔστησεν ἐπ᾽ ἀκροπόλοισιν ὄρεσσιν
ἀτρέμας, ὄφρ᾽ εὕδηισι μένος Βορέαο καὶ ἄλλων

ζαχρειῶν ἀνέμων, οἵ τε νέφεα σκιόεντα
πνοιῆισιν λιγυρῆισι διασκιδνᾶσιν ἀέντες·
ὣς Δαναοὶ Τρῶας μένον ἔμπεδον οὐδὲ φέβοντο.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ἐφοίτα πολλὰ κελεύων·
ὦ φίλοι ἀνέρες ἔστε καὶ ἄλκιμον ἦτορ ἕλεσθε,

ἀλλήλους τ᾽ αἰδεῖσθε κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας·
αἰδομένων ἀνδρῶν πλέονες σόοι ἠὲ πέφανται·
φευγόντων δ᾽ οὔτ᾽ ἂρ κλέος ὄρνυται οὔτε τις ἀλκή.
ἦ καὶ ἀκόντισε δουρὶ θοῶς, βάλε δὲ πρόμον ἄνδρα
Αἰνείω ἕταρον μεγαθύμου Δηϊκόωντα

Περγασίδην, ὃν Τρῶες ὁμῶς Πριάμοιο τέκεσσι
τῖον, ἐπεὶ θοὸς ἔσκε μετὰ πρώτοισι μάχεσθαι.
τόν ῥα κατ᾽ ἀσπίδα δουρὶ βάλε κρείων Ἀγαμέμνων·
ἣ δ᾽ οὐκ ἔγχος ἔρυτο, διὰ πρὸ δὲ εἴσατο χαλκός,
νειαίρηι δ᾽ ἐν γαστρὶ διὰ ζωστῆρος ἔλασσε·

δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας Δαναῶν ἕλεν ἄνδρας ἀρίστους
υἷε Διοκλῆος Κρήθωνά τε Ὀρσίλοχόν τε,
τῶν ῥα πατὴρ μὲν ἔναιεν ἐϋκτιμένηι ἐνὶ Φηρῆι
ἀφνειὸς βιότοιο, γένος δ᾽ ἦν ἐκ ποταμοῖο

Ἀλφειοῦ, ὅς τ᾽ εὐρὺ ῥέει Πυλίων διὰ γαίης,
ὃς τέκετ᾽ Ὀρτίλοχον πολέεσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἄνακτα·
Ὀρτίλοχος δ᾽ ἄρ᾽ ἔτικτε Διοκλῆα μεγάθυμον,
ἐκ δὲ Διοκλῆος διδυμάονε παῖδε γενέσθην,
Κρήθων Ὀρσίλοχός τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.

τὼ μὲν ἄρ᾽ ἡβήσαντε μελαινάων ἐπὶ νηῶν
Ἴλιον εἰς εὔπωλον ἅμ᾽ Ἀργείοισιν ἑπέσθην,
τιμὴν Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
ἀρνυμένω· τὼ δ᾽ αὖθι τέλος θανάτοιο κάλυψεν.
οἵω τώ γε λέοντε δύω ὄρεος κορυφῆισιν

ἐτραφέτην ὑπὸ μητρὶ βαθείης τάρφεσιν ὕλης·
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἁρπάζοντε βόας καὶ ἴφια μῆλα
σταθμοὺς ἀνθρώπων κεραΐζετον, ὄφρα καὶ αὐτὼ
ἀνδρῶν ἐν παλάμηισι κατέκταθεν ὀξέϊ χαλκῶι·
τοίω τὼ χείρεσσιν ὑπ᾽ Αἰνείαο δαμέντε

καππεσέτην, ἐλάτηισιν ἐοικότες ὑψηλῆισι.
τὼ δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
σείων ἐγχείην· τοῦ δ᾽ ὄτρυνεν μένος Ἄρης,
τὰ φρονέων ἵνα χερσὶν ὑπ᾽ Αἰνείαο δαμείη.

τὸν δ᾽ ἴδεν Ἀντίλοχος μεγαθύμου Νέστορος υἱός,
βῆ δὲ διὰ προμάχων· περὶ γὰρ δίε ποιμένι λαῶν
μή τι πάθοι, μέγα δέ σφας ἀποσφήλειε πόνοιο.
τὼ μὲν δὴ χεῖράς τε καὶ ἔγχεα ὀξυόεντα
ἀντίον ἀλλήλων ἐχέτην μεμαῶτε μάχεσθαι·

Ἀντίλοχος δὲ μάλ᾽ ἄγχι παρίστατο ποιμένι λαῶν.
Αἰνείας δ᾽ οὐ μεῖνε θοός περ ἐὼν πολεμιστὴς
ὡς εἶδεν δύο φῶτε παρ᾽ ἀλλήλοισι μένοντε.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν νεκροὺς ἔρυσαν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν,
τὼ μὲν ἄρα δειλὼ βαλέτην ἐν χερσὶν ἑταίρων,

αὐτὼ δὲ στρεφθέντε μετὰ πρώτοισι μαχέσθην.
ἔνθα Πυλαιμένεα ἑλέτην ἀτάλαντον Ἄρηϊ
ἀρχὸν Παφλαγόνων μεγαθύμων ἀσπιστάων.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Ἀτρεΐδης δουρικλειτὸς Μενέλαος
ἑσταότ᾽ ἔγχεϊ νύξε κατὰ κληῗδα τυχήσας·

Ἀντίλοχος δὲ Μύδωνα βάλ᾽ ἡνίοχον θεράποντα
ἐσθλὸν Ἀτυμνιάδην· ὁ δ᾽ ὑπέστρεφε μώνυχας ἵππους·
χερμαδίωι ἀγκῶνα τυχὼν μέσον· ἐκ δ᾽ ἄρα χειρῶν
ἡνία λεύκ᾽ ἐλέφαντι χαμαὶ πέσον ἐν κονίηισιν.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἄρ᾽ ἐπαΐξας ξίφει ἤλασε κόρσην·

αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἀσθμαίνων εὐεργέος ἔκπεσε δίφρου
κύμβαχος ἐν κονίηισιν ἐπὶ βρεχμόν τε καὶ ὤμους.
δηθὰ μάλ᾽ ἑστήκει· τύχε γάρ ῥ᾽ ἀμάθοιο βαθείης·
ὄφρ᾽ ἵππω πλήξαντε χαμαὶ βάλον ἐν κονίηισι·
τοὺς ἵμασ᾽ Ἀντίλοχος, μετὰ δὲ στρατὸν ἤλασ᾽ Ἀχαιῶν.

τοὺς δ᾽ Ἕκτωρ ἐνόησε κατὰ στίχας, ὦρτο δ᾽ ἐπ᾽ αὐτοὺς
κεκλήγων· ἅμα δὲ Τρώων εἵποντο φάλαγγες
καρτεραί· ἦρχε δ᾽ ἄρα σφιν Ἄρης καὶ πότνι᾽ Ἐνυώ,
ἣ μὲν ἔχουσα Κυδοιμὸν ἀναιδέα δηϊοτῆτος,
Ἄρης δ᾽ ἐν παλάμηισι πελώριον ἔγχος ἐνώμα,

φοίτα δ᾽ ἄλλοτε μὲν πρόσθ᾽ Ἕκτορος, ἄλλοτ᾽ ὄπισθε.
τὸν δὲ ἰδὼν ῥίγησε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ἀπάλαμνος ἰὼν πολέος πεδίοιο
στήηι ἐπ᾽ ὠκυρόωι ποταμῶι ἅλα δὲ προρέοντι
ἀφρῶι μορμύροντα ἰδών, ἀνά τ᾽ ἔδραμ᾽ ὀπίσσω,

ὣς τότε Τυδεΐδης ἀνεχάζετο, εἶπέ τε λαῶι·
ὦ φίλοι οἷον δὴ θαυμάζομεν Ἕκτορα δῖον
αἰχμητήν τ᾽ ἔμεναι καὶ θαρσαλέον πολεμιστήν·
τῶι δ᾽ αἰεὶ πάρα εἷς γε θεῶν, ὃς λοιγὸν ἀμύνει·
καὶ νῦν οἱ πάρα κεῖνος Ἄρης βροτῶι ἀνδρὶ ἐοικώς.

ἀλλὰ πρὸς Τρῶας τετραμμένοι αἰὲν ὀπίσσω
εἴκετε, μηδὲ θεοῖς μενεαινέμεν ἶφι μάχεσθαι.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, Τρῶες δὲ μάλα σχεδὸν ἤλυθον αὐτῶν.
ἔνθ᾽ Ἕκτωρ δύο φῶτε κατέκτανεν εἰδότε χάρμης
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντε, Μενέσθην Ἀγχίαλόν τε.

τὼ δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰών, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλεν Ἄμφιον Σελάγου υἱόν, ὅς ῥ᾽ ἐνὶ Παισῶι
ναῖε πολυκτήμων πολυλήϊος· ἀλλά ἑ μοῖρα
ἦγ᾽ ἐπικουρήσοντα μετὰ Πρίαμόν τε καὶ υἷας.

τόν ῥα κατὰ ζωστῆρα βάλεν Τελαμώνιος Αἴας,
νειαίρηι δ᾽ ἐν γαστρὶ πάγη δολιχόσκιον ἔγχος,
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἐπέδραμε φαίδιμος Αἴας
τεύχεα συλήσων· Τρῶες δ᾽ ἐπὶ δούρατ᾽ ἔχευαν
ὀξέα παμφανόωντα· σάκος δ᾽ ἀνεδέξατο πολλά.

αὐτὰρ ὁ λὰξ προσβὰς ἐκ νεκροῦ χάλκεον ἔγχος
ἐσπάσατ᾽· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἄλλα δυνήσατο τεύχεα καλὰ
ὤμοιιν ἀφελέσθαι· ἐπείγετο γὰρ βελέεσσι.
δεῖσε δ᾽ ὅ γ᾽ ἀμφίβασιν κρατερὴν Τρώων ἀγερώχων,
οἳ πολλοί τε καὶ ἐσθλοὶ ἐφέστασαν ἔγχε᾽ ἔχοντες,

οἵ ἑ μέγαν περ ἐόντα καὶ ἴφθιμον καὶ ἀγαυὸν
ὦσαν ἀπὸ σφείων· ὁ δὲ χασσάμενος πελεμίχθη.
ὣς οἳ μὲν πονέοντο κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην·
Τληπόλεμον δ᾽ Ἡρακλεΐδην ἠΰν τε μέγαν τε
ὦρσεν ἐπ᾽ ἀντιθέωι Σαρπηδόνι μοῖρα κραταιή.

οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες
υἱός θ᾽ υἱωνός τε Διὸς νεφεληγερέταο,
τὸν καὶ Τληπόλεμος πρότερος πρὸς μῦθον ἔειπε·
Σαρπῆδον Λυκίων βουληφόρε, τίς τοι ἀνάγκη
πτώσσειν ἐνθάδ᾽ ἐόντι μάχης ἀδαήμονι φωτί;

ψευδόμενοι δέ σέ φασι Διὸς γόνον αἰγιόχοιο
εἶναι, ἐπεὶ πολλὸν κείνων ἐπιδεύεαι ἀνδρῶν
οἳ Διὸς ἐξεγένοντο ἐπὶ προτέρων ἀνθρώπων·
ἀλλ᾽ οἷόν τινά φασι βίην Ἡρακληείην
εἶναι, ἐμὸν πατέρα θρασυμέμνονα θυμολέοντα·

ὅς ποτε δεῦρ᾽ ἐλθὼν ἕνεχ᾽ ἵππων Λαομέδοντος
ἓξ οἴηις σὺν νηυσὶ καὶ ἀνδράσι παυροτέροισιν
Ἰλίου ἐξαλάπαξε πόλιν, χήρωσε δ᾽ ἀγυιάς·
σοὶ δὲ κακὸς μὲν θυμός, ἀποφθινύθουσι δὲ λαοί.
οὐδέ τί σε Τρώεσσιν ὀΐομαι ἄλκαρ ἔσεσθαι

ἐλθόντ᾽ ἐκ Λυκίης, οὐδ᾽ εἰ μάλα καρτερός ἐσσι,
ἀλλ᾽ ὑπ᾽ ἐμοὶ δμηθέντα πύλας Ἀΐδαο περήσειν.
τὸν δ᾽ αὖ Σαρπηδὼν Λυκίων ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
Τληπόλεμ᾽ ἤτοι κεῖνος ἀπώλεσεν Ἴλιον ἱρὴν
ἀνέρος ἀφραδίηισιν ἀγαυοῦ Λαομέδοντος,

ὅς ῥά μιν εὖ ἕρξαντα κακῶι ἠνίπαπε μύθωι,
οὐδ᾽ ἀπέδωχ᾽ ἵππους, ὧν εἵνεκα τηλόθεν ἦλθε.
σοὶ δ᾽ ἐγὼ ἐνθάδε φημὶ φόνον καὶ κῆρα μέλαιναν
ἐξ ἐμέθεν τεύξεσθαι, ἐμῶι δ᾽ ὑπὸ δουρὶ δαμέντα
εὖχος ἐμοὶ δώσειν, ψυχὴν δ᾽ Ἄϊδι κλυτοπώλωι.

ὣς φάτο Σαρπηδών, ὁ δ᾽ ἀνέσχετο μείλινον ἔγχος
Τληπόλεμος· καὶ τῶν μὲν ἁμαρτῆι δούρατα μακρὰ
ἐκ χειρῶν ἤϊξαν· ὁ μὲν βάλεν αὐχένα μέσσον
Σαρπηδών, αἰχμὴ δὲ διαμπερὲς ἦλθ᾽ ἀλεγεινή·
τὸν δὲ κατ᾽ ὀφθαλμῶν ἐρεβεννὴ νὺξ ἐκάλυψε.

Τληπόλεμος δ᾽ ἄρα μηρὸν ἀριστερὸν ἔγχεϊ μακρῶι
βεβλήκειν, αἰχμὴ δὲ διέσσυτο μαιμώωσα
ὀστέω ἐγχριμφθεῖσα, πατὴρ δ᾽ ἔτι λοιγὸν ἄμυνεν.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα δῖοι ἑταῖροι
ἐξέφερον πολέμοιο· βάρυνε δέ μιν δόρυ μακρὸν

ἑλκόμενον· τὸ μὲν οὔ τις ἐπεφράσατ᾽ οὐδὲ νόησε
μηροῦ ἐξερύσαι δόρυ μείλινον ὄφρ᾽ ἐπιβαίη
σπευδόντων· τοῖον γὰρ ἔχον πόνον ἀμφιέποντες.
Τληπόλεμον δ᾽ ἑτέρωθεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἐξέφερον πολέμοιο· νόησε δὲ δῖος Ὀδυσσεὺς

τλήμονα θυμὸν ἔχων, μαίμησε δέ οἱ φίλον ἦτορ·
μερμήριξε δ᾽ ἔπειτα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
ἢ προτέρω Διὸς υἱὸν ἐριγδούποιο διώκοι,
ἦ ὅ γε τῶν πλεόνων Λυκίων ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ὀδυσσῆϊ μεγαλήτορι μόρσιμον ἦεν

ἴφθιμον Διὸς υἱὸν ἀποκτάμεν ὀξέϊ χαλκῶι·
τώ ῥα κατὰ πληθὺν Λυκίων τράπε θυμὸν Ἀθήνη.
ἔνθ᾽ ὅ γε Κοίρανον εἷλεν Ἀλάστορά τε Χρομίον τε
Ἄλκανδρόν θ᾽ Ἅλιόν τε Νοήμονά τε Πρύτανίν τε.
καί νύ κ᾽ ἔτι πλέονας Λυκίων κτάνε δῖος Ὀδυσσεὺς

εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
δεῖμα φέρων Δαναοῖσι· χάρη δ᾽ ἄρα οἱ προσιόντι
Σαρπηδὼν Διὸς υἱός, ἔπος δ᾽ ὀλοφυδνὸν ἔειπε·
Πριαμίδη, μὴ δή με ἕλωρ Δαναοῖσιν ἐάσηις

κεῖσθαι, ἀλλ᾽ ἐπάμυνον· ἔπειτά με καὶ λίποι αἰὼν
ἐν πόλει ὑμετέρηι, ἐπεὶ οὐκ ἄρ᾽ ἔμελλον ἔγωγε
νοστήσας οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
εὐφρανέειν ἄλοχόν τε φίλην καὶ νήπιον υἱόν.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ,

ἀλλὰ παρήϊξεν λελιημένος ὄφρα τάχιστα
ὤσαιτ᾽ Ἀργείους, πολέων δ᾽ ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα δῖοι ἑταῖροι
εἷσαν ὑπ᾽ αἰγιόχοιο Διὸς περικαλλέϊ φηγῶι·
ἐκ δ᾽ ἄρα οἱ μηροῦ δόρυ μείλινον ὦσε θύραζε

ἴφθιμος Πελάγων, ὅς οἱ φίλος ἦεν ἑταῖρος.
τὸν δ᾽ ἔλιπε ψυχή, κατὰ δ᾽ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς·
αὖτις δ᾽ ἐμπνύνθη, περὶ δὲ πνοιὴ Βορέαο
ζώγρει ἐπιπνείουσα κακῶς κεκαφηότα θυμόν.
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπ᾽ Ἄρηϊ καὶ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι

οὔτε ποτὲ προτρέποντο μελαινάων ἐπὶ νηῶν
οὔτε ποτ᾽ ἀντεφέροντο μάχηι, ἀλλ᾽ αἰὲν ὀπίσσω
χάζονθ᾽, ὡς ἐπύθοντο μετὰ Τρώεσσιν Ἄρηα.
ἔνθα τίνα πρῶτον τίνα δ᾽ ὕστατον ἐξενάριξαν
Ἕκτωρ τε Πριάμοιο πάϊς καὶ χάλκεος Ἄρης;

ἀντίθεον Τεύθραντ᾽, ἐπὶ δὲ πλήξιππον Ὀρέστην,
Τρῆχόν τ᾽ αἰχμητὴν Αἰτώλιον Οἰνόμαόν τε,
Οἰνοπίδην θ᾽ Ἕλενον καὶ Ὀρέσβιον αἰολομίτρην,
ὅς ῥ᾽ ἐν Ὕληι ναίεσκε μέγα πλούτοιο μεμηλώς,
λίμνηι κεκλιμένος Κηφισίδι· πὰρ δέ οἱ ἄλλοι

ναῖον Βοιωτοὶ μάλα πίονα δῆμον ἔχοντες.
τοὺς δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
Ἀργείους ὀλέκοντας ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι,
αὐτίκ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη,

ἦ ῥ᾽ ἅλιον τὸν μῦθον ὑπέστημεν Μενελάωι
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι,
εἰ οὕτω μαίνεσθαι ἐάσομεν οὖλον Ἄρηα.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ νῶϊ μεδώμεθα θούριδος ἀλκῆς.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη.

ἣ μὲν ἐποιχομένη χρυσάμπυκας ἔντυεν ἵππους
Ἥρη πρέσβα θεὰ θυγάτηρ μεγάλοιο Κρόνοιο·
Ἥβη δ᾽ ἀμφ᾽ ὀχέεσσι θοῶς βάλε καμπύλα κύκλα
χάλκεα ὀκτάκνημα σιδηρέωι ἄξονι ἀμφίς.
τῶν ἤτοι χρυσέη ἴτυς ἄφθιτος, αὐτὰρ ὕπερθε

χάλκε᾽ ἐπίσσωτρα προσαρηρότα, θαῦμα ἰδέσθαι·
πλῆμναι δ᾽ ἀργύρου εἰσὶ περίδρομοι ἀμφοτέρωθεν·
δίφρος δὲ χρυσέοισι καὶ ἀργυρέοισιν ἱμᾶσιν
ἐντέταται, δοιαὶ δὲ περίδρομοι ἄντυγές εἰσι.
τοῦ δ᾽ ἐξ ἀργύρεος ῥυμὸς πέλεν· αὐτὰρ ἐπ᾽ ἄκρωι

δῆσε χρύσειον καλὸν ζυγόν, ἐν δὲ λέπαδνα
κάλ᾽ ἔβαλε χρύσει᾽· ὑπὸ δὲ ζυγὸν ἤγαγεν Ἥρη
ἵππους ὠκύποδας, μεμαυῖ᾽ ἔριδος καὶ ἀϋτῆς.
αὐτὰρ Ἀθηναίη κούρη Διὸς αἰγιόχοιο
πέπλον μὲν κατέχευεν ἑανὸν πατρὸς ἐπ᾽ οὔδει

ποικίλον, ὅν ῥ᾽ αὐτὴ ποιήσατο καὶ κάμε χερσίν·
ἣ δὲ χιτῶν᾽ ἐνδῦσα Διὸς νεφεληγερέταο
τεύχεσιν ἐς πόλεμον θωρήσσετο δακρυόεντα.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν
δεινήν, ἣν περὶ μὲν πάντηι Φόβος ἐστεφάνωται,

ἐν δ᾽ Ἔρις, ἐν δ᾽ Ἀλκή, ἐν δὲ κρυόεσσα Ἰωκή,
ἐν δέ τε Γοργείη κεφαλὴ δεινοῖο πελώρου
δεινή τε σμερδνή τε, Διὸς τέρας αἰγιόχοιο.
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἀμφίφαλον κυνέην θέτο τετραφάληρον
χρυσείην, ἑκατὸν πολίων πρυλέεσσ᾽ ἀραρυῖαν·

ἐς δ᾽ ὄχεα φλόγεα ποσὶ βήσετο, λάζετο δ᾽ ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρόν, τῶι δάμνησι στίχας ἀνδρῶν
ἡρώων, οἷσίν τε κοτέσσεται ὀβριμοπάτρη.
Ἥρη δὲ μάστιγι θοῶς ἐπεμαίετ᾽ ἄρ᾽ ἵππους·
αὐτόμαται δὲ πύλαι μύκον οὐρανοῦ ἃς ἔχον Ὧραι,

τῆις ἐπιτέτραπται μέγας οὐρανὸς Οὔλυμπός τε
ἠμὲν ἀνακλῖναι πυκινὸν νέφος ἠδ᾽ ἐπιθεῖναι.
τῆι ῥα δι᾽ αὐτάων κεντρηνεκέας ἔχον ἵππους·
εὗρον δὲ Κρονίωνα θεῶν ἄτερ ἥμενον ἄλλων
ἀκροτάτηι κορυφῆι πολυδειράδος Οὐλύμποιο.

ἔνθ᾽ ἵππους στήσασα θεὰ λευκώλενος Ἥρη
Ζῆν᾽ ὕπατον Κρονίδην ἐξείρετο καὶ προσέειπε·
Ζεῦ πάτερ οὐ νεμεσίζηι Ἄρηι τάδε καρτερὰ ἔργα
ὁσσάτιόν τε καὶ οἷον ἀπώλεσε λαὸν Ἀχαιῶν
μὰψ ἀτὰρ οὐ κατὰ κόσμον ἐμοὶ δ᾽ ἄχος, οἳ δὲ ἕκηλοι

τέρπονται Κύπρίς τε καὶ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ἄφρονα τοῦτον ἀνέντες, ὃς οὔ τινα οἶδε θέμιστα;
Ζεῦ πάτερ ἦ ῥά τί μοι κεχολώσεαι, αἴ κεν Ἄρηα
λυγρῶς πεπληγυῖα μάχης ἐξαποδίωμαι;
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·

ἄγρει μάν οἱ ἔπορσον Ἀθηναίην ἀγελείην,
ἥ ἑ μάλιστ᾽ εἴωθε κακῆις ὀδύνηισι πελάζειν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
μάστιξεν δ᾽ ἵππους· τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
μεσσηγὺς γαίης τε καὶ οὐρανοῦ ἀστερόεντος.

ὅσσον δ᾽ ἠεροειδὲς ἀνὴρ ἴδεν ὀφθαλμοῖσιν
ἥμενος ἐν σκοπιῆι, λεύσσων ἐπὶ οἴνοπα πόντον,
τόσσον ἐπιθρώισκουσι θεῶν ὑψηχέες ἵπποι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Τροίην ἷξον ποταμώ τε ῥέοντε,
ἧχι ῥοὰς Σιμόεις συμβάλλετον ἠδὲ Σκάμανδρος,

ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
λύσασ᾽ ἐξ ὀχέων, περὶ δ᾽ ἠέρα πουλὺν ἔχευε·
τοῖσιν δ᾽ ἀμβροσίην Σιμόεις ἀνέτειλε νέμεσθαι.
αἳ δὲ βάτην τρήρωσι πελειάσιν ἴθμαθ᾽ ὁμοῖαι
ἀνδράσιν Ἀργείοισιν ἀλεξέμεναι μεμαυῖαι·

ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι πλεῖστοι καὶ ἄριστοι
ἕστασαν ἀμφὶ βίην Διομήδεος ἱπποδάμοιο
εἰλόμενοι λείουσιν ἐοικότες ὠμοφάγοισιν
ἢ συσὶ κάπροισιν, τῶν τε σθένος οὐκ ἀλαπαδνόν,
ἔνθα στᾶσ᾽ ἤϋσε θεὰ λευκώλενος Ἥρη

Στέντορι εἰσαμένη μεγαλήτορι χαλκεοφώνωι,
ὃς τόσον αὐδήσασχ᾽ ὅσον ἄλλοι πεντήκοντα·
αἰδὼς Ἀργεῖοι κάκ᾽ ἐλέγχεα εἶδος ἀγητοί·
ὄφρα μὲν ἐς πόλεμον πωλέσκετο δῖος Ἀχιλλεύς,
οὐδέ ποτε Τρῶες πρὸ πυλάων Δαρδανιάων

οἴχνεσκον· κείνου γὰρ ἐδείδισαν ὄβριμον ἔγχος·
νῦν δὲ ἑκὰς πόλιος κοίληις ἐπὶ νηυσὶ μάχονται.
ὣς εἰποῦσ᾽ ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
Τυδεΐδηι δ᾽ ἐπόρουσε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
εὗρε δὲ τόν γε ἄνακτα παρ᾽ ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν

ἕλκος ἀναψύχοντα τό μιν βάλε Πάνδαρος ἰῶι.
ἱδρὼς γάρ μιν ἔτειρεν ὑπὸ πλατέος τελαμῶνος
ἀσπίδος εὐκύκλου· τῶι τείρετο, κάμνε δὲ χεῖρα,
ἂν δ᾽ ἴσχων τελαμῶνα κελαινεφὲς αἷμ᾽ ἀπομόργνυ.
ἱππείου δὲ θεὰ ζυγοῦ ἥψατο φώνησέν τε·

ἦ ὀλίγον οἷ παῖδα ἐοικότα γείνατο Τυδεύς.
Τυδεύς τοι μικρὸς μὲν ἔην δέμας, ἀλλὰ μαχητής·
καί ῥ᾽ ὅτε πέρ μιν ἐγὼ πολεμίζειν οὐκ εἴασκον
οὐδ᾽ ἐκπαιφάσσειν, ὅτε τ᾽ ἤλυθε νόσφιν Ἀχαιῶν
ἄγγελος ἐς Θήβας πολέας μετὰ Καδμείωνας·

δαίνυσθαί μιν ἄνωγον ἐνὶ μεγάροισιν ἕκηλον·
αὐτὰρ ὁ θυμὸν ἔχων ὃν καρτερὸν ὡς τὸ πάρος περ
κούρους Καδμείων προκαλίζετο, πάντα δ᾽ ἐνίκα
ῥηϊδίως· τοίη οἱ ἐγὼν ἐπιτάρροθος ἦα.
σοὶ δ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ παρά θ᾽ ἵσταμαι ἠδὲ φυλάσσω,

καί σε προφρονέως κέλομαι Τρώεσσι μάχεσθαι·
ἀλλά σευ ἢ κάματος πολυᾶϊξ γυῖα δέδυκεν
ἤ νύ σέ που δέος ἴσχει ἀκήριον· οὐ σύ γ᾽ ἔπειτα
Τυδέος ἔκγονός ἐσσι δαΐφρονος Οἰνεΐδαο.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρατερὸς Διομήδης·

γιγνώσκω σε θεὰ θύγατερ Διὸς αἰγιόχοιο·
τώ τοι προφρονέως ἐρέω ἔπος οὐδ᾽ ἐπικεύσω.
οὔτέ τί με δέος ἴσχει ἀκήριον οὔτέ τις ὄκνος,
ἀλλ᾽ ἔτι σέων μέμνημαι ἐφετμέων ἃς ἐπέτειλας·
οὔ μ᾽ εἴας μακάρεσσι θεοῖς ἀντικρὺ μάχεσθαι

τοῖς ἄλλοις· ἀτὰρ εἴ κε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
ἔλθηισ᾽ ἐς πόλεμον, τήν γ᾽ οὐτάμεν ὀξέϊ χαλκῶι.
τοὔνεκα νῦν αὐτός τ᾽ ἀναχάζομαι ἠδὲ καὶ ἄλλους
Ἀργείους ἐκέλευσα ἀλήμεναι ἐνθάδε πάντας·
γιγνώσκω γὰρ Ἄρηα μάχην ἀνὰ κοιρανέοντα.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
Τυδεΐδη Διόμηδες ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι
μήτε σύ γ᾽ Ἄρηα τό γε δείδιθι μήτε τιν᾽ ἄλλον
ἀθανάτων, τοίη τοι ἐγὼν ἐπιτάρροθός εἰμι·
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐπ᾽ Ἄρηϊ πρώτωι ἔχε μώνυχας ἵππους,

τύψον δὲ σχεδίην μηδ᾽ ἅζεο θοῦρον Ἄρηα
τοῦτον μαινόμενον, τυκτὸν κακόν, ἀλλοπρόσαλλον,
ὃς πρώιην μὲν ἐμοί τε καὶ Ἥρηι στεῦτ᾽ ἀγορεύων
Τρωσὶ μαχήσεσθαι, ἀτὰρ Ἀργείοισιν ἀρήξειν,
νῦν δὲ μετὰ Τρώεσσιν ὁμιλεῖ, τῶν δὲ λέλασται.

ὣς φαμένη Σθένελον μὲν ἀφ᾽ ἵππων ὦσε χαμᾶζε,
χειρὶ πάλιν ἐρύσασ᾽, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἐμμαπέως ἀπόρουσεν·
ἣ δ᾽ ἐς δίφρον ἔβαινε παραὶ Διομήδεα δῖον
ἐμμεμαυῖα θεά· μέγα δ᾽ ἔβραχε φήγινος ἄξων
βριθοσύνηι· δεινὴν γὰρ ἄγεν θεὸν ἄνδρά τ᾽ ἄριστον.

λάζετο δὲ μάστιγα καὶ ἡνία Παλλὰς Ἀθήνη·
αὐτίκ᾽ ἐπ᾽ Ἄρηϊ πρώτωι ἔχε μώνυχας ἵππους.
ἤτοι ὁ μὲν Περίφαντα πελώριον ἐξενάριζεν
Αἰτωλῶν ὄχ᾽ ἄριστον Ὀχησίου ἀγλαὸν υἱόν·
τὸν μὲν Ἄρης ἐνάριζε μιαιφόνος· αὐτὰρ Ἀθήνη

δῦν᾽ Ἄϊδος κυνέην, μή μιν ἴδοι ὄβριμος Ἄρης.
ὡς δὲ ἴδε βροτολοιγὸς Ἄρης Διομήδεα δῖον,
ἤτοι ὁ μὲν Περίφαντα πελώριον αὐτόθ᾽ ἔασε
κεῖσθαι ὅθι πρῶτον κτείνων ἐξαίνυτο θυμόν,
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰθὺς Διομήδεος ἱπποδάμοιο.

οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
πρόσθεν Ἄρης ὠρέξαθ᾽ ὑπὲρ ζυγὸν ἡνία θ᾽ ἵππων
ἔγχεϊ χαλκείωι μεμαὼς ἀπὸ θυμὸν ἑλέσθαι·
καὶ τό γε χειρὶ λαβοῦσα θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη
ὦσεν ὑπὲκ δίφροιο ἐτώσιον ἀϊχθῆναι.

δεύτερος αὖθ᾽ ὡρμᾶτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης
ἔγχεϊ χαλκείωι· ἐπέρεισε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη
νείατον ἐς κενεῶνα ὅθι ζωννύσκετο μίτρηι·
τῆι ῥά μιν οὖτα τυχών, διὰ δὲ χρόα καλὸν ἔδαψεν,
ἐκ δὲ δόρυ σπάσεν αὖτις· ὁ δ᾽ ἔβραχε χάλκεος Ἄρης

ὅσσόν τ᾽ ἐννεάχιλοι ἐπίαχον ἢ δεκάχιλοι
ἀνέρες ἐν πολέμωι ἔριδα ξυνάγοντες Ἄρηος.
τοὺς δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὸ τρόμος εἷλεν Ἀχαιούς τε Τρῶάς τε
δείσαντας· τόσον ἔβραχ᾽ Ἄρης ἆτος πολέμοιο.
οἵη δ᾽ ἐκ νεφέων ἐρεβεννὴ φαίνεται ἀὴρ

καύματος ἐξ ἀνέμοιο δυσαέος ὀρνυμένοιο,
τοῖος Τυδεΐδηι Διομήδεϊ χάλκεος Ἄρης
φαίνεθ᾽ ὁμοῦ νεφέεσσιν ἰὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν.
καρπαλίμως δ᾽ ἵκανε θεῶν ἕδος αἰπὺν Ὄλυμπον,
πὰρ δὲ Διὶ Κρονίωνι καθέζετο θυμὸν ἀχεύων,

δεῖξεν δ᾽ ἄμβροτον αἷμα καταρρέον ἐξ ὠτειλῆς,
καί ῥ᾽ ὀλοφυρόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ζεῦ πάτερ οὐ νεμεσίζηι ὁρῶν τάδε καρτερὰ ἔργα;
αἰεί τοι ῥίγιστα θεοὶ τετληότες εἰμὲν
ἀλλήλων ἰότητι, χάριν ἄνδρεσσι φέροντες.

σοὶ πάντες μαχόμεσθα· σὺ γὰρ τέκες ἄφρονα κούρην
οὐλομένην, ἧι τ᾽ αἰὲν ἀήσυλα ἔργα μέμηλεν.
ἄλλοι μὲν γὰρ πάντες ὅσοι θεοί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι
σοί τ᾽ ἐπιπείθονται καὶ δεδμήμεσθα ἕκαστος·
ταύτην δ᾽ οὔτ᾽ ἔπεϊ προτιβάλλεαι οὔτέ τι ἔργωι,

ἀλλ᾽ ἀνιεῖς, ἐπεὶ αὐτὸς ἐγείναο παῖδ᾽ ἀΐδηλον·
ἣ νῦν Τυδέος υἱὸν ὑπερφίαλον Διομήδεα
μαργαίνειν ἀνέηκεν ἐπ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσι.
Κύπριδα μὲν πρῶτον σχεδὸν οὔτασε χεῖρ᾽ ἐπὶ καρπῶι,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ αὐτῶι μοι ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος·

ἀλλά μ᾽ ὑπήνεικαν ταχέες πόδες· ἦ τέ κε δηρὸν
αὐτοῦ πήματ᾽ ἔπασχον ἐν αἰνῆισιν νεκάδεσσιν,
ἤ κε ζὼς ἀμενηνὸς ἔα χαλκοῖο τυπῆισι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς.
μή τί μοι ἀλλοπρόσαλλε παρεζόμενος μινύριζε.

ἔχθιστος δέ μοί ἐσσι θεῶν οἳ Ὄλυμπον ἔχουσιν·
αἰεὶ γάρ τοι ἔρις τε φίλη πόλεμοί τε μάχαι τε.
μητρός τοι μένος ἐστὶν ἀάσχετον οὐκ ἐπιεικτὸν
Ἥρης· τὴν μὲν ἐγὼ σπουδῆι δάμνημ᾽ ἐπέεσσι·
τώ σ᾽ ὀΐω κείνης τάδε πάσχειν ἐννεσίηισιν.

ἀλλ᾽ οὐ μάν σ᾽ ἔτι δηρὸν ἀνέξομαι ἄλγε᾽ ἔχοντα·
ἐκ γὰρ ἐμεῦ γένος ἐσσί, ἐμοὶ δέ σε γείνατο μήτηρ·
εἰ δέ τευ ἐξ ἄλλου γε θεῶν γένευ ὧδ᾽ ἀΐδηλος
καί κεν δὴ πάλαι ἦσθα ἐνέρτερος Οὐρανιώνων.
ὣς φάτο, καὶ Παιήον᾽ ἀνώγειν ἰήσασθαι.

τῶι δ᾽ ἐπὶ Παιήων ὀδυνήφατα φάρμακα πάσσων
ἠκέσατ᾽· οὐ μὲν γάρ τι καταθνητός γ᾽ ἐτέτυκτο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ὀπὸς γάλα λευκὸν ἐπειγόμενος συνέπηξεν
ὑγρὸν ἐόν, μάλα δ᾽ ὦκα περιτρέφεται κυκόωντι,
ὣς ἄρα καρπαλίμως ἰήσατο θοῦρον Ἄρηα.

τὸν δ᾽ Ἥβη λοῦσεν, χαρίεντα δὲ εἵματα ἕσσε·
πὰρ δὲ Διὶ Κρονίωνι καθέζετο κύδεϊ γαίων.
αἳ δ᾽ αὖτις πρὸς δῶμα Διὸς μεγάλοιο νέοντο
Ἥρη τ᾽ Ἀργείη καὶ Ἀλαλκομενηῒς Ἀθήνη
παύσασαι βροτολοιγὸν Ἄρη᾽ ἀνδροκτασιάων.

Ἰλιάδος Ζ

Ἕκτορος καὶ Ἀνδρομάχης ὁμιλία.

Τρώων δ᾽ οἰώθη καὶ Ἀχαιῶν φύλοπις αἰνή·
πολλὰ δ᾽ ἄρ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθ᾽ ἴθυσε μάχη πεδίοιο
ἀλλήλων ἰθυνομένων χαλκήρεα δοῦρα
μεσσηγὺς Σιμόεντος ἰδὲ Ξάνθοιο ῥοάων.

Αἴας δὲ πρῶτος Τελαμώνιος ἕρκος Ἀχαιῶν
Τρώων ῥῆξε φάλαγγα, φόως δ᾽ ἑτάροισιν ἔθηκεν,
ἄνδρα βαλὼν ὃς ἄριστος ἐνὶ Θρήικεσσι τέτυκτο
υἱὸν Ἐϋσσώρου Ἀκάμαντ᾽ ἠΰν τε μέγαν τε.
τόν ῥ᾽ ἔβαλε πρῶτος κόρυθος φάλον ἱπποδασείης,

ἐν δὲ μετώπωι πῆξε, πέρησε δ᾽ ἄρ᾽ ὀστέον εἴσω
αἰχμὴ χαλκείη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν.
Ἄξυλον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπεφνε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης
Τευθρανίδην, ὃς ἔναιεν ἐϋκτιμένηι ἐν Ἀρίσβηι
ἀφνειὸς βιότοιο, φίλος δ᾽ ἦν ἀνθρώποισι.

πάντας γὰρ φιλέεσκεν ὁδῶι ἔπι οἰκία ναίων.
ἀλλά οἱ οὔ τις τῶν γε τότ᾽ ἤρκεσε λυγρὸν ὄλεθρον
πρόσθεν ὑπαντιάσας, ἀλλ᾽ ἄμφω θυμὸν ἀπηύρα
αὐτὸν καὶ θεράποντα Καλήσιον, ὅς ῥα τόθ᾽ ἵππων
ἔσκεν ὑφηνίοχος· τὼ δ᾽ ἄμφω γαῖαν ἐδύτην.

Δρῆσον δ᾽ Εὐρύαλος καὶ Ὀφέλτιον ἐξενάριξε·
βῆ δὲ μετ᾽ Αἴσηπον καὶ Πήδασον, οὕς ποτε νύμφη
νηῒς Ἀβαρβαρέη τέκ᾽ ἀμύμονι Βουκολίωνι.
Βουκολίων δ᾽ ἦν υἱὸς ἀγαυοῦ Λαομέδοντος
πρεσβύτατος γενεῆι, σκότιον δέ ἑ γείνατο μήτηρ·

ποιμαίνων δ᾽ ἐπ᾽ ὄεσσι μίγη φιλότητι καὶ εὐνῆι,
ἣ δ᾽ ὑποκυσαμένη διδυμάονε γείνατο παῖδε.
καὶ μὲν τῶν ὑπέλυσε μένος καὶ φαίδιμα γυῖα
Μηκιστηϊάδης καὶ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἐσύλα.
Ἀστύαλον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπεφνε μενεπτόλεμος Πολυποίτης·

Πιδύτην δ᾽ Ὀδυσεὺς Περκώσιον ἐξενάριξεν
ἔγχεϊ χαλκείωι, Τεῦκρος δ᾽ Ἀρετάονα δῖον.
Ἀντίλοχος δ᾽ Ἄβληρον ἐνήρατο δουρὶ φαεινῶι
Νεστορίδης, Ἔλατον δὲ ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ναῖε δὲ Σατνιόεντος ἐϋρρείταο παρ᾽ ὄχθας

Πήδασον αἰπεινήν. Φύλακον δ᾽ ἕλε Λήϊτος ἥρως
φεύγοντ᾽· Εὐρύπυλος δὲ Μελάνθιον ἐξενάριξεν.
Ἄδρηστον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
ζωὸν ἕλ᾽· ἵππω γάρ οἱ ἀτυζομένω πεδίοιο
ὄζωι ἔνι βλαφθέντε μυρικίνωι ἀγκύλον ἅρμα

ἄξαντ᾽ ἐν πρώτωι ῥυμῶι αὐτὼ μὲν ἐβήτην
πρὸς πόλιν, ἧι περ οἱ ἄλλοι ἀτυζόμενοι φοβέοντο,
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο παρὰ τροχὸν ἐξεκυλίσθη
πρηνὴς ἐν κονίηισιν ἐπὶ στόμα· πὰρ δέ οἱ ἔστη
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἔχων δολιχόσκιον ἔγχος.

Ἄδρηστος δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα λαβὼν ἐλίσσετο γούνων·
ζώγρει Ἀτρέος υἱέ, σὺ δ᾽ ἄξια δέξαι ἄποινα·
πολλὰ δ᾽ ἐν ἀφνειοῦ πατρὸς κειμήλια κεῖται
χαλκός τε χρυσός τε πολύκμητός τε σίδηρος,
τῶν κέν τοι χαρίσαιτο πατὴρ ἀπερείσι᾽ ἄποινα

εἴ κεν ἐμὲ ζωὸν πεπύθοιτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἔπειθε·
καὶ δή μιν τάχ᾽ ἔμελλε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
δώσειν ὧι θεράποντι καταξέμεν· ἀλλ᾽ Ἀγαμέμνων
ἀντίος ἦλθε θέων, καὶ ὁμοκλήσας ἔπος ηὔδα·

ὦ πέπον ὦ Μενέλαε, τί ἢ δὲ σὺ κήδεαι οὕτως
ἀνδρῶν; ἦ σοὶ ἄριστα πεποίηται κατὰ οἶκον
πρὸς Τρώων; τῶν μή τις ὑπεκφύγοι αἰπὺν ὄλεθρον
χεῖράς θ᾽ ἡμετέρας, μηδ᾽ ὅν τινα γαστέρι μήτηρ
κοῦρον ἐόντα φέροι, μηδ᾽ ὃς φύγοι, ἀλλ᾽ ἅμα πάντες

Ἰλίου ἐξαπολοίατ᾽ ἀκήδεστοι καὶ ἄφαντοι.
ὣς εἰπὼν ἔτρεψεν ἀδελφειοῦ φρένας ἥρως
αἴσιμα παρειπών· ὁ δ᾽ ἀπὸ ἕθεν ὤσατο χειρὶ
ἥρω᾽ Ἄδρηστον· τὸν δὲ κρείων Ἀγαμέμνων
οὖτα κατὰ λαπάρην· ὁ δ᾽ ἀνετράπετ᾽, Ἀτρεΐδης δὲ

λὰξ ἐν στήθεσι βὰς ἐξέσπασε μείλινον ἔγχος.
Νέστωρ δ᾽ Ἀργείοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
μή τις νῦν ἐνάρων ἐπιβαλλόμενος μετόπισθε
μιμνέτω ὥς κε πλεῖστα φέρων ἐπὶ νῆας ἵκηται,

ἀλλ᾽ ἄνδρας κτείνωμεν· ἔπειτα δὲ καὶ τὰ ἕκηλοι
νεκροὺς ἂμ πεδίον συλήσετε τεθνηῶτας.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ἔνθά κεν αὖτε Τρῶες ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
Ἴλιον εἰσανέβησαν ἀναλκείηισι δαμέντες,

εἰ μὴ ἄρ᾽ Αἰνείαι τε καὶ Ἕκτορι εἶπε παραστὰς
Πριαμίδης Ἕλενος οἰωνοπόλων ὄχ᾽ ἄριστος·
Αἰνεία τε καὶ Ἕκτορ, ἐπεὶ πόνος ὔμμι μάλιστα
Τρώων καὶ Λυκίων ἐγκέκλιται, οὕνεκ᾽ ἄριστοι
πᾶσαν ἐπ᾽ ἰθύν ἐστε μάχεσθαί τε φρονέειν τε,

στῆτ᾽ αὐτοῦ, καὶ λαὸν ἐρυκάκετε πρὸ πυλάων
πάντηι ἐποιχόμενοι πρὶν αὖτ᾽ ἐν χερσὶ γυναικῶν
φεύγοντας πεσέειν, δηΐοισι δὲ χάρμα γενέσθαι.
αὐτὰρ ἐπεί κε φάλαγγας ἐποτρύνητον ἁπάσας,
ἡμεῖς μὲν Δαναοῖσι μαχησόμεθ᾽ αὖθι μένοντες,

καὶ μάλα τειρόμενοί περ· ἀναγκαίη γὰρ ἐπείγει·
Ἕκτορ ἀτὰρ σὺ πόλιν δὲ μετέρχεο, εἰπὲ δ᾽ ἔπειτα
μητέρι σῆι καὶ ἐμῆι· ἣ δὲ ξυνάγουσα γεραιὰς
νηὸν Ἀθηναίης γλαυκώπιδος ἐν πόλει ἄκρηι
οἴξασα κληῗδι θύρας ἱεροῖο δόμοιο

πέπλον, ὅς οἱ δοκέει χαριέστατος ἠδὲ μέγιστος
εἶναι ἐνὶ μεγάρωι καί οἱ πολὺ φίλτατος αὐτῆι,
θεῖναι Ἀθηναίης ἐπὶ γούνασιν ἠϋκόμοιο,
καί οἱ ὑποσχέσθαι δυοκαίδεκα βοῦς ἐνὶ νηῶι
ἤνις ἠκέστας ἱερευσέμεν, αἴ κ᾽ ἐλεήσηι

ἄστύ τε καὶ Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα,
ὥς κεν Τυδέος υἱὸν ἀπόσχηι Ἰλίου ἱρῆς
ἄγριον αἰχμητὴν κρατερὸν μήστωρα φόβοιο,
ὃν δὴ ἐγὼ κάρτιστον Ἀχαιῶν φημι γενέσθαι.
οὐδ᾽ Ἀχιλῆά ποθ᾽ ὧδέ γ᾽ ἐδείδιμεν ὄρχαμον ἀνδρῶν,

ὅν πέρ φασι θεᾶς ἐξέμμεναι· ἀλλ᾽ ὅδε λίην
μαίνεται, οὐδέ τίς οἱ δύναται μένος ἰσοφαρίζειν.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ οὔ τι κασιγνήτωι ἀπίθησεν.
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε,
πάλλων δ᾽ ὀξέα δοῦρα κατὰ στρατὸν ὤιχετο πάντηι

ὀτρύνων μαχέσασθαι, ἔγειρε δὲ φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν·
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπεχώρησαν, λῆξαν δὲ φόνοιο,
φὰν δέ τιν᾽ ἀθανάτων ἐξ οὐρανοῦ ἀστερόεντος
Τρωσὶν ἀλεξήσοντα κατελθέμεν, ὡς ἐλέλιχθεν.

Ἕκτωρ δὲ Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες ὑπέρθυμοι τηλεκλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ βείω προτὶ Ἴλιον, ἠδὲ γέρουσιν
εἴπω βουλευτῆισι καὶ ἡμετέρηις ἀλόχοισι

δαίμοσιν ἀρήσασθαι, ὑποσχέσθαι δ᾽ ἑκατόμβας.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
ἀμφὶ δέ μιν σφυρὰ τύπτε καὶ αὐχένα δέρμα κελαινὸν
ἄντυξ ἣ πυμάτη θέεν ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης.
Γλαῦκος δ᾽ Ἱππολόχοιο πάϊς καὶ Τυδέος υἱὸς

ἐς μέσον ἀμφοτέρων συνίτην μεμαῶτε μάχεσθαι.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντε,
τὸν πρότερος προσέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
τίς δὲ σύ ἐσσι φέριστε καταθνητῶν ἀνθρώπων;
οὐ μὲν γάρ ποτ᾽ ὄπωπα μάχηι ἔνι κυδιανείρηι

τὸ πρίν· ἀτὰρ μὲν νῦν γε πολὺ προβέβηκας ἁπάντων
σῶι θάρσει, ὅ τ᾽ ἐμὸν δολιχόσκιον ἔγχος ἔμεινας·
δυστήνων δέ τε παῖδες ἐμῶι μένει ἀντιόωσιν.
εἰ δέ τις ἀθανάτων γε κατ᾽ οὐρανοῦ εἰλήλουθας,
οὐκ ἂν ἔγωγε θεοῖσιν ἐπουρανίοισι μαχοίμην.

οὐδὲ γὰρ οὐδὲ Δρύαντος υἱὸς κρατερὸς Λυκόοργος
δὴν ἦν, ὅς ῥα θεοῖσιν ἐπουρανίοισιν ἔριζεν·
ὅς ποτε μαινομένοιο Διωνύσοιο τιθήνας
σεῦε κατ᾽ ἠγάθεον Νυσήϊον· αἳ δ᾽ ἅμα πᾶσαι
θύσθλα χαμαὶ κατέχευαν ὑπ᾽ ἀνδροφόνοιο Λυκούργου

θεινόμεναι βουπλῆγι· Διώνυσος δὲ φοβηθεὶς
δύσεθ᾽ ἁλὸς κατὰ κῦμα, Θέτις δ᾽ ὑπεδέξατο κόλπωι
δειδιότα· κρατερὸς γὰρ ἔχε τρόμος ἀνδρὸς ὁμοκλῆι.
τῶι μὲν ἔπειτ᾽ ὀδύσαντο θεοὶ ῥεῖα ζώοντες,
καί μιν τυφλὸν ἔθηκε Κρόνου πάϊς· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτι δὴν

ἦν, ἐπεὶ ἀθανάτοισιν ἀπήχθετο πᾶσι θεοῖσιν·
οὐδ᾽ ἂν ἐγὼ μακάρεσσι θεοῖς ἐθέλοιμι μάχεσθαι.
εἰ δέ τίς ἐσσι βροτῶν οἳ ἀρούρης καρπὸν ἔδουσιν,
ἆσσον ἴθ᾽ ὥς κεν θᾶσσον ὀλέθρου πείραθ᾽ ἵκηαι.
τὸν δ᾽ αὖθ᾽ Ἱππολόχοιο προσηύδα φαίδιμος υἱός·

Τυδεΐδη μεγάθυμε τί ἢ γενεὴν ἐρεείνεις;
οἵη περ φύλλων γενεὴ τοίη δὲ καὶ ἀνδρῶν.
φύλλα τὰ μέν τ᾽ ἄνεμος χαμάδις χέει, ἄλλα δέ θ᾽ ὕλη
τηλεθόωσα φύει, ἔαρος δ᾽ ἐπιγίγνεται ὥρη·
ὣς ἀνδρῶν γενεὴ ἣ μὲν φύει ἣ δ᾽ ἀπολήγει.

εἰ δ᾽ ἐθέλεις καὶ ταῦτα δαήμεναι ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ἡμετέρην γενεήν, πολλοὶ δέ μιν ἄνδρες ἴσασιν·
ἔστι πόλις Ἐφύρη μυχῶι Ἄργεος ἱπποβότοιο,
ἔνθα δὲ Σίσυφος ἔσκεν, ὁ κέρδιστος γένετ᾽ ἀνδρῶν,
Σίσυφος Αἰολίδης· ὁ δ᾽ ἄρα Γλαῦκον τέκεθ᾽ υἱόν,

αὐτὰρ Γλαῦκος τίκτεν ἀμύμονα Βελλεροφόντην·
τῶι δὲ θεοὶ κάλλός τε καὶ ἠνορέην ἐρατεινὴν
ὤπασαν· αὐτάρ οἱ Προῖτος κακὰ μήσατο θυμῶι,
ὅς ῥ᾽ ἐκ δήμου ἔλασσεν, ἐπεὶ πολὺ φέρτερος ἦεν,
Ἀργείων· Ζεὺς γάρ οἱ ὑπὸ σκήπτρωι ἐδάμασσε.

τῶι δὲ γυνὴ Προίτου ἐπεμήνατο δῖ᾽ Ἄντεια
κρυπταδίηι φιλότητι μιγήμεναι· ἀλλὰ τὸν οὔ τι
πεῖθ᾽ ἀγαθὰ φρονέοντα δαΐφρονα Βελλεροφόντην.
ἣ δὲ ψευσαμένη Προῖτον βασιλῆα προσηύδα·
τεθναίης ὦ Προῖτ᾽, ἢ κάκτανε Βελλεροφόντην,

ὅς μ᾽ ἔθελεν φιλότητι μιγήμεναι οὐκ ἐθελούσηι.
ὣς φάτο, τὸν δὲ ἄνακτα χόλος λάβεν οἷον ἄκουσε·
κτεῖναι μέν ῥ᾽ ἀλέεινε, σεβάσσατο γὰρ τό γε θυμῶι,
πέμπε δέ μιν Λυκίην δέ, πόρεν δ᾽ ὅ γε σήματα λυγρὰ
γράψας ἐν πίνακι πτυκτῶι θυμοφθόρα πολλά,

δεῖξαι δ᾽ ἠνώγειν ὧι πενθερῶι ὄφρ᾽ ἀπόλοιτο.
αὐτὰρ ὁ βῆ Λυκίην δὲ θεῶν ὑπ᾽ ἀμύμονι πομπῆι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Λυκίην ἷξε Ξάνθόν τε ῥέοντα,
προφρονέως μιν τῖεν ἄναξ Λυκίης εὐρείης·
ἐννῆμαρ ξείνισσε καὶ ἐννέα βοῦς ἱέρευσεν.

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ δεκάτη ἐφάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠὼς
καὶ τότε μιν ἐρέεινε καὶ ἤιτεε σῆμα ἰδέσθαι
ὅττί ῥά οἱ γαμβροῖο πάρα Προίτοιο φέροιτο.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ σῆμα κακὸν παρεδέξατο γαμβροῦ,
πρῶτον μέν ῥα Χίμαιραν ἀμαιμακέτην ἐκέλευσε

πεφνέμεν· ἣ δ᾽ ἄρ᾽ ἔην θεῖον γένος οὐδ᾽ ἀνθρώπων,
πρόσθε λέων, ὄπιθεν δὲ δράκων, μέσση δὲ χίμαιρα,
δεινὸν ἀποπνείουσα πυρὸς μένος αἰθομένοιο,
καὶ τὴν μὲν κατέπεφνε θεῶν τεράεσσι πιθήσας.
δεύτερον αὖ Σολύμοισι μαχέσσατο κυδαλίμοισι·

καρτίστην δὴ τήν γε μάχην φάτο δύμεναι ἀνδρῶν.
τὸ τρίτον αὖ κατέπεφνεν Ἀμαζόνας ἀντιανείρας.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἀνερχομένωι πυκινὸν δόλον ἄλλον ὕφαινε·
κρίνας ἐκ Λυκίης εὐρείης φῶτας ἀρίστους
εἷσε λόχον· τοὶ δ᾽ οὔ τι πάλιν οἶκον δὲ νέοντο·

πάντας γὰρ κατέπεφνεν ἀμύμων Βελλεροφόντης.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ γίγνωσκε θεοῦ γόνον ἠῢν ἐόντα
αὐτοῦ μιν κατέρυκε, δίδου δ᾽ ὅ γε θυγατέρα ἥν,
δῶκε δέ οἱ τιμῆς βασιληΐδος ἥμισυ πάσης·
καὶ μέν οἱ Λύκιοι τέμενος τάμον ἔξοχον ἄλλων

καλὸν φυταλιῆς καὶ ἀρούρης, ὄφρα νέμοιτο.
ἣ δ᾽ ἔτεκε τρία τέκνα δαΐφρονι Βελλεροφόντηι
Ἴσανδρόν τε καὶ Ἱππόλοχον καὶ Λαοδάμειαν.
Λαοδαμείηι μὲν παρελέξατο μητίετα Ζεύς,
ἣ δ᾽ ἔτεκ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα χαλκοκορυστήν.

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ καὶ κεῖνος ἀπήχθετο πᾶσι θεοῖσιν,
ἤτοι ὁ κὰπ πεδίον τὸ Ἀλήϊον οἶος ἀλᾶτο
ὃν θυμὸν κατέδων, πάτον ἀνθρώπων ἀλεείνων·
Ἴσανδρον δέ οἱ υἱὸν Ἄρης ἆτος πολέμοιο
μαρνάμενον Σολύμοισι κατέκτανε κυδαλίμοισι·

τὴν δὲ χολωσαμένη χρυσήνιος Ἄρτεμις ἔκτα.
Ἱππόλοχος δέ μ᾽ ἔτικτε, καὶ ἐκ τοῦ φημι γενέσθαι·
πέμπε δέ μ᾽ ἐς Τροίην, καί μοι μάλα πόλλ᾽ ἐπέτελλεν
αἰὲν ἀριστεύειν καὶ ὑπείροχον ἔμμεναι ἄλλων,
μηδὲ γένος πατέρων αἰσχυνέμεν, οἳ μέγ᾽ ἄριστοι

ἔν τ᾽ Ἐφύρηι ἐγένοντο καὶ ἐν Λυκίηι εὐρείηι.
ταύτης τοι γενεῆς τε καὶ αἵματος εὔχομαι εἶναι.
ὣς φάτο, γήθησεν δὲ βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ἔγχος μὲν κατέπηξεν ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
αὐτὰρ ὁ μειλιχίοισι προσηύδα ποιμένα λαῶν·

ἦ ῥά νύ μοι ξεῖνος πατρώϊός ἐσσι παλαιός·
Οἰνεὺς γάρ ποτε δῖος ἀμύμονα Βελλεροφόντην
ξείνισ᾽ ἐνὶ μεγάροισιν ἐείκοσιν ἤματ᾽ ἐρύξας·
οἳ δὲ καὶ ἀλλήλοισι πόρον ξεινήϊα καλά·
Οἰνεὺς μὲν ζωστῆρα δίδου φοίνικι φαεινόν,

Βελλεροφόντης δὲ χρύσεον δέπας ἀμφικύπελλον
καί μιν ἐγὼ κατέλειπον ἰὼν ἐν δώμασ᾽ ἐμοῖσι.
Τυδέα δ᾽ οὐ μέμνημαι, ἐπεί μ᾽ ἔτι τυτθὸν ἐόντα
κάλλιφ᾽, ὅτ᾽ ἐν Θήβηισιν ἀπώλετο λαὸς Ἀχαιῶν.
τὼ νῦν σοὶ μὲν ἐγὼ ξεῖνος φίλος Ἄργεϊ μέσσωι

εἰμί, σὺ δ᾽ ἐν Λυκίηι ὅτε κεν τῶν δῆμον ἵκωμαι.
ἔγχεα δ᾽ ἀλλήλων ἀλεώμεθα καὶ δι᾽ ὁμίλου·
πολλοὶ μὲν γὰρ ἐμοὶ Τρῶες κλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
κτείνειν ὅν κε θεός γε πόρηι καὶ ποσσὶ κιχείω,
πολλοὶ δ᾽ αὖ σοὶ Ἀχαιοὶ ἐναιρέμεν ὅν κε δύνηαι.

τεύχεα δ᾽ ἀλλήλοις ἐπαμείψομεν, ὄφρα καὶ οἵδε
γνῶσιν ὅτι ξεῖνοι πατρώϊοι εὐχόμεθ᾽ εἶναι.
ὣς ἄρα φωνήσαντε καθ᾽ ἵππων ἀΐξαντε
χεῖράς τ᾽ ἀλλήλων λαβέτην καὶ πιστώσαντο·
ἔνθ᾽ αὖτε Γλαύκωι Κρονίδης φρένας ἐξέλετο Ζεύς,

ὃς πρὸς Τυδεΐδην Διομήδεα τεύχε᾽ ἄμειβε
χρύσεα χαλκείων, ἑκατόμβοι᾽ ἐννεαβοίων.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς Σκαιάς τε πύλας καὶ φηγὸν ἵκανεν,
ἀμφ᾽ ἄρα μιν Τρώων ἄλοχοι θέον ἠδὲ θύγατρες
εἰρόμεναι παῖδάς τε κασιγνήτους τε ἔτας τε

καὶ πόσιας· ὁ δ᾽ ἔπειτα θεοῖς εὔχεσθαι ἀνώγει
πάσας ἑξείης· πολλῆισι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπτο.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Πριάμοιο δόμον περικαλλέ᾽ ἵκανε
ξεστῆις αἰθούσηισι τετυγμένον· αὐτὰρ ἐν αὐτῶι
πεντήκοντ᾽ ἔνεσαν θάλαμοι ξεστοῖο λίθοιο

πλησίον ἀλλήλων δεδμημένοι, ἔνθα δὲ παῖδες
κοιμῶντο Πριάμοιο παρὰ μνηστῆις ἀλόχοισι,
κουράων δ᾽ ἑτέρωθεν ἐναντίοι ἔνδοθεν αὐλῆς
δώδεκ᾽ ἔσαν τέγεοι θάλαμοι ξεστοῖο λίθοιο
πλησίον ἀλλήλων δεδμημένοι, ἔνθα δὲ γαμβροὶ

κοιμῶντο Πριάμοιο παρ᾽ αἰδοίηις ἀλόχοισιν·
ἔνθά οἱ ἠπιόδωρος ἐναντίη ἤλυθε μήτηρ
Λαοδίκην ἐσάγουσα θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην·
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον τίπτε λιπὼν πόλεμον θρασὺν εἰλήλουθας;

ἦ μάλα δὴ τείρουσι δυσώνυμοι υἷες Ἀχαιῶν
μαρνάμενοι περὶ ἄστυ· σὲ δ᾽ ἐνθάδε θυμὸς ἀνῆκεν
ἐλθόντ᾽ ἐξ ἄκρης πόλιος Διὶ χεῖρας ἀνασχεῖν.
ἀλλὰ μέν᾽ ὄφρά κέ τοι μελιηδέα οἶνον ἐνείκω,
ὡς σπείσηις Διὶ πατρὶ καὶ ἄλλοις ἀθανάτοισι

πρῶτον, ἔπειτα δὲ καὐτὸς ὀνήσεαι αἴ κε πίηισθα.
ἀνδρὶ δὲ κεκμηῶτι μένος μέγα οἶνος ἀέξει,
ὡς τύνη κέκμηκας ἀμύνων σοῖσιν ἔτηισι.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
μή μοι οἶνον ἄειρε μελίφρονα πότνια μῆτερ,

μή μ᾽ ἀπογυιώσηις μένεος, ἀλκῆς τε λάθωμαι·
χερσὶ δ᾽ ἀνίπτοισιν Διὶ λείβειν αἴθοπα οἶνον
ἅζομαι· οὐδέ πηι ἔστι κελαινεφέϊ Κρονίωνι
αἵματι καὶ λύθρωι πεπαλαγμένον εὐχετάασθαι.
ἀλλὰ σὺ μὲν πρὸς νηὸν Ἀθηναίης ἀγελείης

ἔρχεο σὺν θυέεσσιν ἀολλίσσασα γεραιάς·
πέπλον δ᾽, ὅς τίς τοι χαριέστατος ἠδὲ μέγιστος
ἔστιν ἐνὶ μεγάρωι καί τοι πολὺ φίλτατος αὐτῆι,
τὸν θὲς Ἀθηναίης ἐπὶ γούνασιν ἠϋκόμοιο,
καί οἱ ὑποσχέσθαι δυοκαίδεκα βοῦς ἐνὶ νηῶι

ἤνις ἠκέστας ἱερευσέμεν, αἴ κ᾽ ἐλεήσηι
ἄστύ τε καὶ Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα,
αἴ κεν Τυδέος υἱὸν ἀπόσχηι Ἰλίου ἱρῆς
ἄγριον αἰχμητὴν κρατερὸν μήστωρα φόβοιο.
ἀλλὰ σὺ μὲν πρὸς νηὸν Ἀθηναίης ἀγελείης

ἔρχευ, ἐγὼ δὲ Πάριν μετελεύσομαι ὄφρα καλέσσω
αἴ κ᾽ ἐθέληισ᾽ εἰπόντος ἀκουέμεν· ὥς κέ οἱ αὖθι
γαῖα χάνοι· μέγα γάρ μιν Ὀλύμπιος ἔτρεφε πῆμα
Τρωσί τε καὶ Πριάμωι μεγαλήτορι τοῖό τε παισίν.
εἰ κεῖνόν γε ἴδοιμι κατελθόντ᾽ Ἄϊδος εἴσω

φαίην κε φρέν᾽ ἀτέρπου ὀϊζύος ἐκλελαθέσθαι.
ὣς ἔφαθ᾽, ἣ δὲ μολοῦσα ποτὶ μέγαρ᾽ ἀμφιπόλοισι
κέκλετο· ταὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἀόλλισσαν κατὰ ἄστυ γεραιάς.
αὐτὴ δ᾽ ἐς θάλαμον κατεβήσετο κηώεντα,
ἔνθ᾽ ἔσάν οἱ πέπλοι παμποίκιλα ἔργα γυναικῶν

Σιδονίων, τὰς αὐτὸς Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
ἤγαγε Σιδονίηθεν ἐπιπλὼς εὐρέα πόντον,
τὴν ὁδὸν ἣν Ἑλένην περ ἀνήγαγεν εὐπατέρειαν·
τῶν ἕν᾽ ἀειραμένη Ἑκάβη φέρε δῶρον Ἀθήνηι,
ὃς κάλλιστος ἔην ποικίλμασιν ἠδὲ μέγιστος,

ἀστὴρ δ᾽ ὣς ἀπέλαμπεν· ἔκειτο δὲ νείατος ἄλλων.
βῆ δ᾽ ἰέναι, πολλαὶ δὲ μετεσσεύοντο γεραιαί.
αἳ δ᾽ ὅτε νηὸν ἵκανον Ἀθήνης ἐν πόλει ἄκρηι,
τῆισι θύρας ὤϊξε Θεανὼ καλλιπάρηιος
Κισσηῒς ἄλοχος Ἀντήνορος ἱπποδάμοιο·

τὴν γὰρ Τρῶες ἔθηκαν Ἀθηναίης ἱέρειαν.
αἳ δ᾽ ὀλολυγῆι πᾶσαι Ἀθήνηι χεῖρας ἀνέσχον·
ἣ δ᾽ ἄρα πέπλον ἑλοῦσα Θεανὼ καλλιπάρηιος
θῆκεν Ἀθηναίης ἐπὶ γούνασιν ἠϋκόμοιο,
εὐχομένη δ᾽ ἠρᾶτο Διὸς κούρηι μεγάλοιο·

πότνι᾽ Ἀθηναίη ἐρυσίπτολι δῖα θεάων
ἆξον δὴ ἔγχος Διομήδεος, ἠδὲ καὶ αὐτὸν
πρηνέα δὸς πεσέειν Σκαιῶν προπάροιθε πυλάων,
ὄφρά τοι αὐτίκα νῦν δυοκαίδεκα βοῦς ἐνὶ νηῶι
ἤνις ἠκέστας ἱερεύσομεν, αἴ κ᾽ ἐλεήσηις

ἄστύ τε καὶ Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχομένη, ἀνένευε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη.
ὣς αἳ μέν ῥ᾽ εὔχοντο Διὸς κούρηι μεγάλοιο,
Ἕκτωρ δὲ πρὸς δώματ᾽ Ἀλεξάνδροιο βεβήκει
καλά, τά ῥ᾽ αὐτὸς ἔτευξε σὺν ἀνδράσιν οἳ τότ᾽ ἄριστοι

ἦσαν ἐνὶ Τροίηι ἐριβώλακι τέκτονες ἄνδρες,
οἵ οἱ ἐποίησαν θάλαμον καὶ δῶμα καὶ αὐλὴν
ἐγγύθι τε Πριάμοιο καὶ Ἕκτορος ἐν πόλει ἄκρηι.
ἔνθ᾽ Ἕκτωρ εἰσῆλθε Διῒ φίλος, ἐν δ᾽ ἄρα χειρὶ
ἔγχος ἔχ᾽ ἑνδεκάπηχυ· πάροιθε δὲ λάμπετο δουρὸς

αἰχμὴ χαλκείη, περὶ δὲ χρύσεος θέε πόρκης.
τὸν δ᾽ εὗρ᾽ ἐν θαλάμωι περικαλλέα τεύχε᾽ ἕποντα
ἀσπίδα καὶ θώρηκα, καὶ ἀγκύλα τόξ᾽ ἁφόωντα·
Ἀργείη δ᾽ Ἑλένη μετ᾽ ἄρα δμωιῆισι γυναιξὶν
ἧστο καὶ ἀμφιπόλοισι περικλυτὰ ἔργα κέλευε.

τὸν δ᾽ Ἕκτωρ νείκεσσεν ἰδὼν αἰσχροῖς ἐπέεσσι·
δαιμόνι᾽ οὐ μὲν καλὰ χόλον τόνδ᾽ ἔνθεο θυμῶι,
λαοὶ μὲν φθινύθουσι περὶ πτόλιν αἰπύ τε τεῖχος
μαρνάμενοι· σέο δ᾽ εἵνεκ᾽ ἀϋτή τε πτόλεμός τε
ἄστυ τόδ᾽ ἀμφιδέδηε· σὺ δ᾽ ἂν μαχέσαιο καὶ ἄλλωι,

ὅν τινά που μεθιέντα ἴδοις στυγεροῦ πολέμοιο.
ἀλλ᾽ ἄνα μὴ τάχα ἄστυ πυρὸς δηΐοιο θέρηται.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
Ἕκτορ ἐπεί με κατ᾽ αἶσαν ἐνείκεσας οὐδ᾽ ὑπὲρ αἶσαν,
τοὔνεκά τοι ἐρέω· σὺ δὲ σύνθεο καί μευ ἄκουσον·

οὔ τοι ἐγὼ Τρώων τόσσον χόλωι οὐδὲ νεμέσσι
ἥμην ἐν θαλάμωι, ἔθελον δ᾽ ἄχεϊ προτραπέσθαι.
νῦν δέ με παρειποῦσ᾽ ἄλοχος μαλακοῖς ἐπέεσσιν
ὅρμησ᾽ ἐς πόλεμον· δοκέει δέ μοι ὧδε καὶ αὐτῶι
λώϊον ἔσσεσθαι· νίκη δ᾽ ἐπαμείβεται ἄνδρας.

ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἐπίμεινον, Ἀρήϊα τεύχεα δύω·
ἢ ἴθ᾽, ἐγὼ δὲ μέτειμι· κιχήσεσθαι δέ σ᾽ ὀΐω.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
τὸν δ᾽ Ἑλένη μύθοισι προσηύδα μειλιχίοισι·
δᾶερ ἐμεῖο κυνὸς κακομηχάνου ὀκρυοέσσης,

ὥς μ᾽ ὄφελ᾽ ἤματι τῶι ὅτε με πρῶτον τέκε μήτηρ
οἴχεσθαι προφέρουσα κακὴ ἀνέμοιο θύελλα
εἰς ὄρος ἢ εἰς κῦμα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης,
ἔνθά με κῦμ᾽ ἀπόερσε πάρος τάδε ἔργα γενέσθαι.
αὐτὰρ ἐπεὶ τάδε γ᾽ ὧδε θεοὶ κακὰ τεκμήραντο,

ἀνδρὸς ἔπειτ᾽ ὤφελλον ἀμείνονος εἶναι ἄκοιτις,
ὃς ἤιδη νέμεσίν τε καὶ αἴσχεα πόλλ᾽ ἀνθρώπων.
τούτωι δ᾽ οὔτ᾽ ἂρ νῦν φρένες ἔμπεδοι οὔτ᾽ ἄρ᾽ ὀπίσσω
ἔσσονται· τὼ καί μιν ἐπαυρήσεσθαι ὀΐω.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν εἴσελθε καὶ ἕζεο τῶιδ᾽ ἐπὶ δίφρωι

δᾶερ, ἐπεί σε μάλιστα πόνος φρένας ἀμφιβέβηκεν
εἵνεκ᾽ ἐμεῖο κυνὸς καὶ Ἀλεξάνδρου ἕνεκ᾽ ἄτης,
οἷσιν ἐπὶ Ζεὺς θῆκε κακὸν μόρον, ὡς καὶ ὀπίσσω
ἀνθρώποισι πελώμεθ᾽ ἀοίδιμοι ἐσσομένοισι.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ

μή με κάθιζ᾽ Ἑλένη φιλέουσά περ· οὐδέ με πείσεις·
ἤδη γάρ μοι θυμὸς ἐπέσσυται ὄφρ᾽ ἐπαμύνω
Τρώεσσ᾽, οἳ μέγ᾽ ἐμεῖο ποθὴν ἀπεόντος ἔχουσιν.
ἀλλὰ σύ γ᾽ ὄρνυθι τοῦτον, ἐπειγέσθω δὲ καὶ αὐτός,
ὥς κεν ἔμ᾽ ἔντοσθεν πόλιος καταμάρψηι ἐόντα.

καὶ γὰρ ἐγὼν οἶκον δὲ ἐλεύσομαι ὄφρα ἴδωμαι
οἰκῆας ἄλοχόν τε φίλην καὶ νήπιον υἱόν.
οὐ γὰρ οἶδ᾽ εἰ ἔτι σφιν ὑπότροπος ἵξομαι αὖτις,
ἦ ἤδη μ᾽ ὑπὸ χερσὶ θεοὶ δαμόωσιν Ἀχαιῶν.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη κορυθαίολος Ἕκτωρ·

αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκανε δόμους εὖ ναιετάοντας,
οὐδ᾽ εὗρ᾽ Ἀνδρομάχην λευκώλενον ἐν μεγάροισιν,
ἀλλ᾽ ἥ γε ξὺν παιδὶ καὶ ἀμφιπόλωι ἐϋπέπλωι
πύργωι ἐφεστήκει γοόωσά τε μυρομένη τε.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς οὐκ ἔνδον ἀμύμονα τέτμεν ἄκοιτιν

ἔστη ἐπ᾽ οὐδὸν ἰών, μετὰ δὲ δμωιῆισιν ἔειπεν·
εἰ δ᾽ ἄγε μοι δμωιαὶ νημερτέα μυθήσασθε·
πῆι ἔβη Ἀνδρομάχη λευκώλενος ἐκ μεγάροιο;
ἠέ πηι ἐς γαλόων ἢ εἰνατέρων ἐϋπέπλων
ἢ ἐς Ἀθηναίης ἐξοίχεται, ἔνθά περ ἄλλαι

Τρωιαὶ ἐϋπλόκαμοι δεινὴν θεὸν ἱλάσκονται;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ ὀτρηρὴ ταμίη πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ ἐπεὶ μάλ᾽ ἄνωγας ἀληθέα μυθήσασθαι,
οὔτέ πηι ἐς γαλόων οὔτ᾽ εἰνατέρων ἐϋπέπλων
οὔτ᾽ ἐς Ἀθηναίης ἐξοίχεται, ἔνθά περ ἄλλαι

Τρωιαὶ ἐϋπλόκαμοι δεινὴν θεὸν ἱλάσκονται,
ἀλλ᾽ ἐπὶ πύργον ἔβη μέγαν Ἰλίου, οὕνεκ᾽ ἄκουσε
τείρεσθαι Τρῶας, μέγα δὲ κράτος εἶναι Ἀχαιῶν.
ἣ μὲν δὴ πρὸς τεῖχος ἐπειγομένη ἀφικάνει
μαινομένηι ἐϊκυῖα· φέρει δ᾽ ἅμα παῖδα τιθήνη.

ἦ ῥα γυνὴ ταμίη, ὁ δ᾽ ἀπέσσυτο δώματος Ἕκτωρ
τὴν αὐτὴν ὁδὸν αὖτις ἐϋκτιμένας κατ᾽ ἀγυιάς.
εὖτε πύλας ἵκανε διερχόμενος μέγα ἄστυ
Σκαιάς, τῆι ἄρ᾽ ἔμελλε διεξίμεναι πεδίον δέ,
ἔνθ᾽ ἄλοχος πολύδωρος ἐναντίη ἦλθε θέουσα

Ἀνδρομάχη θυγάτηρ μεγαλήτορος Ἠετίωνος
Ἠετίων ὃς ἔναιεν ὑπὸ Πλάκωι ὑληέσσηι
Θήβηι Ὑποπλακίηι Κιλίκεσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἀνάσσων·
τοῦ περ δὴ θυγάτηρ ἔχεθ᾽ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι.
ἥ οἱ ἔπειτ᾽ ἤντησ᾽, ἅμα δ᾽ ἀμφίπολος κίεν αὐτῆι

παῖδ᾽ ἐπὶ κόλπωι ἔχουσ᾽ ἀταλάφρονα νήπιον αὔτως
Ἑκτορίδην ἀγαπητὸν ἀλίγκιον ἀστέρι καλῶι,
τόν ῥ᾽ Ἕκτωρ καλέεσκε Σκαμάνδριον, αὐτὰρ οἱ ἄλλοι
Ἀστυάνακτ᾽· οἶος γὰρ ἐρύετο Ἴλιον Ἕκτωρ.
ἤτοι ὁ μὲν μείδησεν ἰδὼν ἐς παῖδα σιωπῆι·

Ἀνδρομάχη δέ οἱ ἄγχι παρίστατο δάκρυ χέουσα,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
δαιμόνιε φθίσει σε τὸ σὸν μένος, οὐδ᾽ ἐλεαίρεις
παῖδά τε νηπίαχον καὶ ἔμ᾽ ἄμμορον, ἣ τάχα χήρη
σεῦ ἔσομαι· τάχα γάρ σε κατακτανέουσιν Ἀχαιοὶ

πάντες ἐφορμηθέντες· ἐμοὶ δέ κε κέρδιον εἴη
σεῦ ἀφαμαρτούσηι χθόνα δύμεναι· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἄλλη
ἔσται θαλπωρὴ ἐπεὶ ἂν σύ γε πότμον ἐπίσπηις
ἀλλ᾽ ἄχε᾽· οὐδέ μοι ἔστι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ.
ἤτοι γὰρ πατέρ᾽ ἁμὸν ἀπέκτανε δῖος Ἀχιλλεύς,

ἐκ δὲ πόλιν πέρσεν Κιλίκων εὖ ναιετάουσαν
Θήβην ὑψίπυλον· κατὰ δ᾽ ἔκτανεν Ἠετίωνα,
οὐδέ μιν ἐξενάριξε, σεβάσσατο γὰρ τό γε θυμῶι,
ἀλλ᾽ ἄρα μιν κατέκηε σὺν ἔντεσι δαιδαλέοισιν
ἠδ᾽ ἐπὶ σῆμ᾽ ἔχεεν· περὶ δὲ πτελέας ἐφύτευσαν

νύμφαι ὀρεστιάδες κοῦραι Διὸς αἰγιόχοιο.
οἳ δέ μοι ἑπτὰ κασίγνητοι ἔσαν ἐν μεγάροισιν
οἳ μὲν πάντες ἰῶι κίον ἤματι Ἄϊδος εἴσω·
πάντας γὰρ κατέπεφνε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
βουσὶν ἐπ᾽ εἰλιπόδεσσι καὶ ἀργεννῆις ὀΐεσσι.

μητέρα δ᾽, ἣ βασίλευεν ὑπὸ Πλάκωι ὑληέσσηι,
τὴν ἐπεὶ ἂρ δεῦρ᾽ ἤγαγ᾽ ἅμ᾽ ἄλλοισι κτεάτεσσιν,
ἂψ ὅ γε τὴν ἀπέλυσε λαβὼν ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
πατρὸς δ᾽ ἐν μεγάροισι βάλ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα.
Ἕκτορ ἀτὰρ σύ μοί ἐσσι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ

ἠδὲ κασίγνητος, σὺ δέ μοι θαλερὸς παρακοίτης·
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἐλέαιρε καὶ αὐτοῦ μίμν᾽ ἐπὶ πύργωι,
μὴ παῖδ᾽ ὀρφανικὸν θήηις χήρην τε γυναῖκα·
λαὸν δὲ στῆσον παρ᾽ ἐρινεόν, ἔνθα μάλιστα
ἀμβατός ἐστι πόλις καὶ ἐπίδρομον ἔπλετο τεῖχος.

τρὶς γὰρ τῆι γ᾽ ἐλθόντες ἐπειρήσανθ᾽ οἱ ἄριστοι
ἀμφ᾽ Αἴαντε δύω καὶ ἀγακλυτὸν Ἰδομενῆα
ἠδ᾽ ἀμφ᾽ Ἀτρεΐδας καὶ Τυδέος ἄλκιμον υἱόν·
ἤ πού τίς σφιν ἔνισπε θεοπροπίων ἐῢ εἰδώς,
ἤ νυ καὶ αὐτῶν θυμὸς ἐποτρύνει καὶ ἀνώγει.

τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
ἦ καὶ ἐμοὶ τάδε πάντα μέλει γύναι· ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
αἰδέομαι Τρῶας καὶ Τρωιάδας ἑλκεσιπέπλους,
αἴ κε κακὸς ὣς νόσφιν ἀλυσκάζω πολέμοιο·
οὐδέ με θυμὸς ἄνωγεν, ἐπεὶ μάθον ἔμμεναι ἐσθλὸς

αἰεὶ καὶ πρώτοισι μετὰ Τρώεσσι μάχεσθαι
ἀρνύμενος πατρός τε μέγα κλέος ἠδ᾽ ἐμὸν αὐτοῦ.
εὖ γὰρ ἐγὼ τόδε οἶδα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν·
ἔσσεται ἦμαρ ὅτ᾽ ἄν ποτ᾽ ὀλώληι Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐϋμμελίω Πριάμοιο.

ἀλλ᾽ οὔ μοι Τρώων τόσσον μέλει ἄλγος ὀπίσσω,
οὔτ᾽ αὐτῆς Ἑκάβης οὔτε Πριάμοιο ἄνακτος
οὔτε κασιγνήτων, οἵ κεν πολέες τε καὶ ἐσθλοὶ
ἐν κονίηισι πέσοιεν ὑπ᾽ ἀνδράσι δυσμενέεσσιν,
ὅσσον σεῦ, ὅτε κέν τις Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων

δακρυόεσσαν ἄγηται ἐλεύθερον ἦμαρ ἀπούρας·
καί κεν ἐν Ἄργει ἐοῦσα πρὸς ἄλλης ἱστὸν ὑφαίνοις,
καί κεν ὕδωρ φορέοις Μεσσηΐδος ἢ Ὑπερείης
πόλλ᾽ ἀεκαζομένη, κρατερὴ δ᾽ ἐπικείσετ᾽ ἀνάγκη·
καί ποτέ τις εἴπηισιν ἰδὼν κατὰ δάκρυ χέουσαν·

Ἕκτορος ἥδε γυνὴ ὃς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι
Τρώων ἱπποδάμων ὅτε Ἴλιον ἀμφεμάχοντο.
ὥς ποτέ τις ἐρέει· σοὶ δ᾽ αὖ νέον ἔσσεται ἄλγος
χήτεϊ τοιοῦδ᾽ ἀνδρὸς ἀμύνειν δούλιον ἦμαρ.
ἀλλά με τεθνηῶτα χυτὴ κατὰ γαῖα καλύπτοι

πρίν γέ τι σῆς τε βοῆς σοῦ θ᾽ ἑλκηθμοῖο πυθέσθαι.
ὣς εἰπὼν οὗ παιδὸς ὀρέξατο φαίδιμος Ἕκτωρ·
ἂψ δ᾽ ὁ πάϊς πρὸς κόλπον ἐϋζώνοιο τιθήνης
ἐκλίνθη ἰάχων πατρὸς φίλου ὄψιν ἀτυχθεὶς
ταρβήσας χαλκόν τε ἰδὲ λόφον ἱππιοχαίτην,

δεινὸν ἀπ᾽ ἀκροτάτης κόρυθος νεύοντα νοήσας.
ἐκ δ᾽ ἐγέλασσε πατήρ τε φίλος καὶ πότνια μήτηρ·
αὐτίκ᾽ ἀπὸ κρατὸς κόρυθ᾽ εἵλετο φαίδιμος Ἕκτωρ,
καὶ τὴν μὲν κατέθηκεν ἐπὶ χθονὶ παμφανόωσαν·
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὃν φίλον υἱὸν ἐπεὶ κύσε πῆλέ τε χερσὶν

εἶπε δ᾽ ἐπευξάμενος Διί τ᾽ ἄλλοισίν τε θεοῖσι·
Ζεῦ ἄλλοι τε θεοὶ δότε δὴ καὶ τόνδε γενέσθαι
παῖδ᾽ ἐμὸν ὡς καὶ ἐγώ περ ἀριπρεπέα Τρώεσσιν,
ὧδε βίην τ᾽ ἀγαθόν, καὶ Ἰλίου ἶφι ἀνάσσειν·
καί ποτέ τις εἴποι πατρός γ᾽ ὅδε πολλὸν ἀμείνων

ἐκ πολέμου ἀνιόντα· φέροι δ᾽ ἔναρα βροτόεντα
κτείνας δήϊον ἄνδρα, χαρείη δὲ φρένα μήτηρ.
ὣς εἰπὼν ἀλόχοιο φίλης ἐν χερσὶν ἔθηκε
παῖδ᾽ ἑόν· ἣ δ᾽ ἄρα μιν κηώδεϊ δέξατο κόλπωι
δακρυόεν γελάσασα· πόσις δ᾽ ἐλέησε νοήσας,

χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
δαιμονίη μή μοί τι λίην ἀκαχίζεο θυμῶι·
οὐ γάρ τίς μ᾽ ὑπὲρ αἶσαν ἀνὴρ Ἄϊδι προϊάψει·
μοῖραν δ᾽ οὔ τινά φημι πεφυγμένον ἔμμεναι ἀνδρῶν,
οὐ κακὸν οὐδὲ μὲν ἐσθλόν, ἐπὴν τὰ πρῶτα γένηται.

ἀλλ᾽ εἰς οἶκον ἰοῦσα τὰ σ᾽ αὐτῆς ἔργα κόμιζε
ἱστόν τ᾽ ἠλακάτην τε, καὶ ἀμφιπόλοισι κέλευε
ἔργον ἐποίχεσθαι· πόλεμος δ᾽ ἄνδρεσσι μελήσει
πᾶσι, μάλιστα δ᾽ ἐμοί, τοὶ Ἰλίωι ἐγγεγάασιν.
ὣς ἄρα φωνήσας κόρυθ᾽ εἵλετο φαίδιμος Ἕκτωρ

ἵππουριν· ἄλοχος δὲ φίλη οἶκον δὲ βεβήκει
ἐντροπαλιζομένη, θαλερὸν κατὰ δάκρυ χέουσα.
αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκανε δόμους εὖ ναιετάοντας
Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο, κιχήσατο δ᾽ ἔνδοθι πολλὰς
ἀμφιπόλους, τῆισιν δὲ γόον πάσηισιν ἐνῶρσεν.

αἳ μὲν ἔτι ζωὸν γόον Ἕκτορα ὧι ἐνὶ οἴκωι·
οὐ γάρ μιν ἔτ᾽ ἔφαντο ὑπότροπον ἐκ πολέμοιο
ἵξεσθαι προφυγόντα μένος καὶ χεῖρας Ἀχαιῶν.
οὐδὲ Πάρις δήθυνεν ἐν ὑψηλοῖσι δόμοισιν,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽, ἐπεὶ κατέδυ κλυτὰ τεύχεα ποικίλα χαλκῶι,

σεύατ᾽ ἔπειτ᾽ ἀνὰ ἄστυ ποσὶ κραιπνοῖσι πεποιθώς.
ὡς δ᾽ ὅτε τις στατὸς ἵππος ἀκοστήσας ἐπὶ φάτνηι
δεσμὸν ἀπορρήξας θείηι πεδίοιο κροαίνων
εἰωθὼς λούεσθαι ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
κυδιόων· ὑψοῦ δὲ κάρη ἔχει, ἀμφὶ δὲ χαῖται

ὤμοις ἀΐσσονται· ὁ δ᾽ ἀγλαΐηφι πεποιθὼς
ῥίμφά ἑ γοῦνα φέρει μετά τ᾽ ἤθεα καὶ νομὸν ἵππων·
ὣς υἱὸς Πριάμοιο Πάρις κατὰ Περγάμου ἄκρης
τεύχεσι παμφαίνων ὥς τ᾽ ἠλέκτωρ ἐβεβήκει
καγχαλόων, ταχέες δὲ πόδες φέρον· αἶψα δ᾽ ἔπειτα

Ἕκτορα δῖον ἔτετμεν ἀδελφεὸν εὖτ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλε
στρέψεσθ᾽ ἐκ χώρης ὅθι ἧι ὀάριζε γυναικί.
τὸν πρότερος προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
ἠθεῖ᾽ ἦ μάλα δή σε καὶ ἐσσύμενον κατερύκω
δηθύνων, οὐδ᾽ ἦλθον ἐναίσιμον ὡς ἐκέλευες;

τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
δαιμόνι᾽ οὐκ ἄν τίς τοι ἀνὴρ ὃς ἐναίσιμος εἴη
ἔργον ἀτιμήσειε μάχης, ἐπεὶ ἄλκιμός ἐσσι·
ἀλλὰ ἑκὼν μεθιεῖς τε καὶ οὐκ ἐθέλεις· τὸ δ᾽ ἐμὸν κῆρ
ἄχνυται ἐν θυμῶι, ὅθ᾽ ὑπὲρ σέθεν αἴσχε᾽ ἀκούω

πρὸς Τρώων, οἳ ἔχουσι πολὺν πόνον εἵνεκα σεῖο.
ἀλλ᾽ ἴομεν· τὰ δ᾽ ὄπισθεν ἀρεσσόμεθ᾽, αἴ κέ ποθι Ζεὺς
δώηι ἐπουρανίοισι θεοῖς αἰειγενέτηισι
κρητῆρα στήσασθαι ἐλεύθερον ἐν μεγάροισιν
ἐκ Τροίης ἐλάσαντας ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.

Ἰλιάδος Η

Ἕκτορος καὶ Αἴαντος μονομαχία ·

Ὣς εἰπὼν πυλέων ἐξέσσυτο φαίδιμος Ἕκτωρ,
τῶι δ᾽ ἅμ᾽ Ἀλέξανδρος κί᾽ ἀδελφεός· ἐν δ᾽ ἄρα θυμῶι
ἀμφότεροι μέμασαν πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
ὡς δὲ θεὸς ναύτηισιν ἐελδομένοισιν ἔδωκεν

οὖρον, ἐπεί κε κάμωσιν ἐϋξέστηις ἐλάτηισι
πόντον ἐλαύνοντες, καμάτωι δ᾽ ὑπὸ γυῖα λέλυνται,
ὣς ἄρα τὼ Τρώεσσιν ἐελδομένοισι φανήτην.
ἔνθ᾽ ἑλέτην ὁ μὲν υἱὸν Ἀρηϊθόοιο ἄνακτος
Ἄρνηι ναιετάοντα Μενέσθιον, ὃν κορυνήτης

γείνατ᾽ Ἀρηΐθοος καὶ Φυλομέδουσα βοῶπις·
Ἕκτωρ δ᾽ Ἠϊονῆα βάλ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι
αὐχέν᾽ ὑπὸ στεφάνης εὐχάλκου, λύντο δὲ γυῖα.
Γλαῦκος δ᾽ Ἱππολόχοιο πάϊς Λυκίων ἀγὸς ἀνδρῶν
Ἰφίνοον βάλε δουρὶ κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην

Δεξιάδην ἵππων ἐπιάλμενον ὠκειάων
ὦμον· ὁ δ᾽ ἐξ ἵππων χαμάδις πέσε, λύντο δὲ γυῖα.
τοὺς δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη
Ἀργείους ὀλέκοντας ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι,
βῆ ῥα κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα

Ἴλιον εἰς ἱερήν· τῆι δ᾽ ἀντίος ὄρνυτ᾽ Ἀπόλλων
Περγάμου ἐκκατιδών, Τρώεσσι δὲ βούλετο νίκην·
ἀλλήλοισι δὲ τώ γε συναντέσθην παρὰ φηγῶι.
τὴν πρότερος προσέειπεν ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
τίπτε σὺ δ᾽ αὖ μεμαυῖα Διὸς θύγατερ μεγάλοιο

ἦλθες ἀπ᾽ Οὐλύμποιο, μέγας δέ σε θυμὸς ἀνῆκεν;
ἦ ἵνα δὴ Δαναοῖσι μάχης ἑτεραλκέα νίκην
δῶις; ἐπεὶ οὔ τι Τρῶας ἀπολλυμένους ἐλεαίρεις.
ἀλλ᾽ εἴ μοί τι πίθοιο τό κεν πολὺ κέρδιον εἴη·
νῦν μὲν παύσωμεν πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα

σήμερον· ὕστερον αὖτε μαχήσοντ᾽ εἰς ὅ κε τέκμωρ
Ἰλίου εὕρωσιν, ἐπεὶ ὣς φίλον ἔπλετο θυμῶι
ὑμῖν ἀθανάτηισι, διαπραθέειν τόδε ἄστυ.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ὧδ᾽ ἔστω ἑκάεργε· τὰ γὰρ φρονέουσα καὶ αὐτὴ

ἦλθον ἀπ᾽ Οὐλύμποιο μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ἄγε πῶς μέμονας πόλεμον καταπαυσέμεν ἀνδρῶν;
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Ἕκτορος ὄρσωμεν κρατερὸν μένος ἱπποδάμοιο,
ἤν τινά που Δαναῶν προκαλέσσεται οἰόθεν οἶος

ἀντίβιον μαχέσασθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι,
οἳ δέ κ᾽ ἀγασσάμενοι χαλκοκνήμιδες Ἀχαιοὶ
οἶον ἐπόρσειαν πολεμίζειν Ἕκτορι δίωι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη.
τῶν δ᾽ Ἕλενος Πριάμοιο φίλος παῖς σύνθετο θυμῶι

βουλήν, ἥ ῥα θεοῖσιν ἐφήνδανε μητιόωσι·
στῆ δὲ παρ᾽ Ἕκτορ᾽ ἰὼν καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ υἱὲ Πριάμοιο Διὶ μῆτιν ἀτάλαντε
ἦ ῥά νύ μοί τι πίθοιο, κασίγνητος δέ τοί εἰμι·
ἄλλους μὲν κάθισον Τρῶας καὶ πάντας Ἀχαιούς,

αὐτὸς δὲ προκάλεσσαι Ἀχαιῶν ὅς τις ἄριστος
ἀντίβιον μαχέσασθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι·
οὐ γάρ πώ τοι μοῖρα θανεῖν καὶ πότμον ἐπισπεῖν·
ὣς γὰρ ἐγὼ ὄπ᾽ ἄκουσα θεῶν αἰειγενετάων.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ αὖτε χάρη μέγα μῦθον ἀκούσας,

καί ῥ᾽ ἐς μέσσον ἰὼν Τρώων ἀνέεργε φάλαγγας,
μέσσου δουρὸς ἑλών· οἳ δ᾽ ἱδρύνθησαν ἅπαντες.
κὰδ δ᾽ Ἀγαμέμνων εἷσεν ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
κὰδ δ᾽ ἄρ᾽ Ἀθηναίη τε καὶ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ἑζέσθην ὄρνισιν ἐοικότες αἰγυπιοῖσι

φηγῶι ἐφ᾽ ὑψηλῆι πατρὸς Διὸς αἰγιόχοιο
ἀνδράσι τερπόμενοι· τῶν δὲ στίχες εἵατο πυκναὶ
ἀσπίσι καὶ κορύθεσσι καὶ ἔγχεσι πεφρικυῖαι.
οἵη δὲ Ζεφύροιο ἐχεύατο πόντον ἔπι φρὶξ
ὀρνυμένοιο νέον, μελάνει δέ τε πόντος ὑπ᾽ αὐτῆς,

τοῖαι ἄρα στίχες εἵατ᾽ Ἀχαιῶν τε Τρώων τε
ἐν πεδίωι· Ἕκτωρ δὲ μετ᾽ ἀμφοτέροισιν ἔειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.
ὅρκια μὲν Κρονίδης ὑψίζυγος οὐκ ἐτέλεσσεν,

ἀλλὰ κακὰ φρονέων τεκμαίρεται ἀμφοτέροισιν
εἰς ὅ κεν ἢ ὑμεῖς Τροίην εὔπυργον ἕλητε
ἢ αὐτοὶ παρὰ νηυσὶ δαμείετε ποντοπόροισιν.
ὑμῖν δ᾽ ἐν γὰρ ἔασιν ἀριστῆες Παναχαιῶν·
τῶν νῦν ὅν τινα θυμὸς ἐμοὶ μαχέσασθαι ἀνώγει

δεῦρ᾽ ἴτω ἐκ πάντων πρόμος ἔμμεναι Ἕκτορι δίωι.
ὧδε δὲ μυθέομαι, Ζεὺς δ᾽ ἄμμ᾽ ἐπιμάρτυρος ἔστω·
εἰ μέν κεν ἐμὲ κεῖνος ἕληι ταναήκεϊ χαλκῶι,
τεύχεα συλήσας φερέτω κοίλας ἐπὶ νῆας,
σῶμα δὲ οἴκαδ᾽ ἐμὸν δόμεναι πάλιν, ὄφρα πυρός με

Τρῶες καὶ Τρώων ἄλοχοι λελάχωσι θανόντα.
εἰ δέ κ᾽ ἐγὼ τὸν ἕλω, δώηι δέ μοι εὖχος Ἀπόλλων,
τεύχεα σύλησας οἴσω προτὶ Ἴλιον ἱρήν,
καὶ κρεμόω προτὶ νηὸν Ἀπόλλωνος ἑκάτοιο,
τὸν δὲ νέκυν ἐπὶ νῆας ἐϋσσέλμους ἀποδώσω,

ὄφρά ἑ ταρχύσωσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοί,
σῆμά τέ οἱ χεύωσιν ἐπὶ πλατεῖ Ἑλλησπόντωι.
καί ποτέ τις εἴπηισι καὶ ὀψιγόνων ἀνθρώπων
νηῒ πολυκλήϊδι πλέων ἐπὶ οἴνοπα πόντον·
ἀνδρὸς μὲν τόδε σῆμα πάλαι κατατεθνηῶτος,

ὅν ποτ᾽ ἀριστεύοντα κατέκτανε φαίδιμος Ἕκτωρ.
ὥς ποτέ τις ἐρέει· τὸ δ᾽ ἐμὸν κλέος οὔ ποτ᾽ ὀλεῖται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἱ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι·
αἴδεσθεν μὲν ἀνήνασθαι, δεῖσαν δ᾽ ὑποδέχθαι·
ὀψὲ δὲ δὴ Μενέλαος ἀνίστατο καὶ μετέειπε

νείκει ὀνειδίζων, μέγα δὲ στεναχίζετο θυμῶι·
ὤ μοι ἀπειλητῆρες Ἀχαιΐδες οὐκέτ᾽ Ἀχαιοί·
ἦ μὲν δὴ λώβη τάδε γ᾽ ἔσσεται αἰνόθεν αἰνῶς
εἰ μή τις Δαναῶν νῦν Ἕκτορος ἀντίος εἶσιν.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς μὲν πάντες ὕδωρ καὶ γαῖα γένοισθε

ἥμενοι αὖθι ἕκαστοι ἀκήριοι ἀκλεὲς αὔτως·
τῶιδε δ᾽ ἐγὼν αὐτὸς θωρήξομαι· αὐτὰρ ὕπερθε
νίκης πείρατ᾽ ἔχονται ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσιν.
ὣς ἄρα φωνήσας κατεδύσετο τεύχεα καλά.
ἔνθά κέ τοι Μενέλαε φάνη βιότοιο τελευτὴ

Ἕκτορος ἐν παλάμηισιν, ἐπεὶ πολὺ φέρτερος ἦεν,
εἰ μὴ ἀναΐξαντες ἕλον βασιλῆες Ἀχαιῶν,
αὐτός τ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
δεξιτερῆς ἕλε χειρὸς ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
ἀφραίνεις Μενέλαε διοτρεφές, οὐδέ τί σε χρὴ

ταύτης ἀφροσύνης· ἀνὰ δὲ σχέο κηδόμενός περ,
μηδ᾽ ἔθελ᾽ ἐξ ἔριδος σεῦ ἀμείνονι φωτὶ μάχεσθαι
Ἕκτορι Πριαμίδηι, τόν τε στυγέουσι καὶ ἄλλοι.
καὶ δ᾽ Ἀχιλεὺς τούτωι γε μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
ἔρριγ᾽ ἀντιβολῆσαι, ὅ περ σέο πολλὸν ἀμείνων.

ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν ἵζευ ἰὼν μετὰ ἔθνος ἑταίρων,
τούτωι δὲ πρόμον ἄλλον ἀναστήσουσιν Ἀχαιοί.
εἴ περ ἀδειής τ᾽ ἐστὶ καὶ εἰ μόθου ἔστ᾽ ἀκόρητος,
φημί μιν ἀσπασίως γόνυ κάμψειν, αἴ κε φύγηισι
δηΐου ἐκ πολέμοιο καὶ αἰνῆς δηϊοτῆτος.

ὣς εἰπὼν παρέπεισεν ἀδελφειοῦ φρένας ἥρως
αἴσιμα παρειπών, ὁ δ᾽ ἐπείθετο· τοῦ μὲν ἔπειτα
γηθόσυνοι θεράποντες ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕλοντο·
Νέστωρ δ᾽ Ἀργείοισιν ἀνίστατο καὶ μετέειπεν·
ὢ πόποι ἦ μέγα πένθος Ἀχαιΐδα γαῖαν ἱκάνει.

ἦ κε μέγ᾽ οἰμώξειε γέρων ἱππηλάτα Πηλεὺς
ἐσθλὸς Μυρμιδόνων βουληφόρος ἠδ᾽ ἀγορητής,
ὅς ποτέ μ᾽ εἰρόμενος μέγ᾽ ἐγήθεεν ὧι ἐνὶ οἴκωι
πάντων Ἀργείων ἐρέων γενεήν τε τόκον τε.
τοὺς νῦν εἰ πτώσσοντας ὑφ᾽ Ἕκτορι πάντας ἀκούσαι,

πολλά κεν ἀθανάτοισι φίλας ἀνὰ χεῖρας ἀείραι
θυμὸν ἀπὸ μελέων δῦναι δόμον Ἄϊδος εἴσω.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
ἡβῶιμ᾽ ὡς ὅτ᾽ ἐπ᾽ ὠκυρόωι Κελάδοντι μάχοντο
ἀγρόμενοι Πύλιοί τε καὶ Ἀρκάδες ἐγχεσίμωροι

Φειᾶς πὰρ τείχεσσιν Ἰαρδάνου ἀμφὶ ῥέεθρα.
τοῖσι δ᾽ Ἐρευθαλίων πρόμος ἵστατο ἰσόθεος φὼς
τεύχε᾽ ἔχων ὤμοισιν Ἀρηϊθόοιο ἄνακτος
δίου Ἀρηϊθόου, τὸν ἐπίκλησιν κορυνήτην
ἄνδρες κίκλησκον καλλίζωνοί τε γυναῖκες

οὕνεκ᾽ ἄρ᾽ οὐ τόξοισι μαχέσκετο δουρί τε μακρῶι,
ἀλλὰ σιδηρείηι κορύνηι ῥήγνυσκε φάλαγγας.
τὸν Λυκόοργος ἔπεφνε δόλωι, οὔ τι κράτεΐ γε,
στεινωπῶι ἐν ὁδῶι ὅθ᾽ ἄρ᾽ οὐ κορύνη οἱ ὄλεθρον
χραῖσμε σιδηρείη· πρὶν γὰρ Λυκόοργος ὑποφθὰς

δουρὶ μέσον περόνησεν, ὁ δ᾽ ὕπτιος οὔδει ἐρείσθη·
τεύχεα δ᾽ ἐξενάριξε, τά οἱ πόρε χάλκεος Ἄρης.
καὶ τὰ μὲν αὐτὸς ἔπειτα φόρει μετὰ μῶλον Ἄρηος·
αὐτὰρ ἐπεὶ Λυκόοργος ἐνὶ μεγάροισιν ἐγήρα,
δῶκε δ᾽ Ἐρευθαλίωνι φίλωι θεράποντι φορῆναι·

τοῦ ὅ γε τεύχε᾽ ἔχων προκαλίζετο πάντας ἀρίστους.
οἳ δὲ μάλ᾽ ἐτρόμεον καὶ ἐδείδισαν, οὐδέ τις ἔτλη·
ἀλλ᾽ ἐμὲ θυμὸς ἀνῆκε πολυτλήμων πολεμίζειν
θάρσεϊ ὧι· γενεῆι δὲ νεώτατος ἔσκον ἁπάντων·
καὶ μαχόμην οἱ ἐγώ, δῶκεν δέ μοι εὖχος Ἀθήνη.

τὸν δὴ μήκιστον καὶ κάρτιστον κτάνον ἄνδρα·
πολλὸς γάρ τις ἔκειτο παρήορος ἔνθα καὶ ἔνθα.
εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι, βίη δέ μοι ἔμπεδος εἴη·
τώ κε τάχ᾽ ἀντήσειε μάχης κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὑμέων δ᾽ οἵ περ ἔασιν ἀριστῆες Παναχαιῶν

οὐδ᾽ οἳ προφρονέως μέμαθ᾽ Ἕκτορος ἀντίον ἐλθεῖν.
ὣς νείκεσσ᾽ ὁ γέρων, οἳ δ᾽ ἐννέα πάντες ἀνέσταν.
ὦρτο πολὺ πρῶτος μὲν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
τῶι δ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδης ὦρτο κρατερὸς Διομήδης,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Αἴαντες θοῦριν ἐπιειμένοι ἀλκήν,

τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Ἰδομενεὺς καὶ ὀπάων Ἰδομενῆος
Μηριόνης ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Εὐρύπυλος Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός,
ἂν δὲ Θόας Ἀνδραιμονίδης καὶ δῖος Ὀδυσσεύς·
πάντες ἄρ᾽ οἵ γ᾽ ἔθελον πολεμίζειν Ἕκτορι δίωι.

τοῖς δ᾽ αὖτις μετέειπε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
κλήρωι νῦν πεπάλασθε διαμπερὲς ὅς κε λάχηισιν·
οὗτος γὰρ δὴ ὀνήσει ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς,
καὶ δ᾽ αὐτὸς ὃν θυμὸν ὀνήσεται αἴ κε φύγηισι
δηΐου ἐκ πολέμοιο καὶ αἰνῆς δηϊοτῆτος.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ κλῆρον ἐσημήναντο ἕκαστος,
ἐν δ᾽ ἔβαλον κυνέηι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο.
λαοὶ δ᾽ ἠρήσαντο, θεοῖσι δὲ χεῖρας ἀνέσχον·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ ἢ Αἴαντα λαχεῖν, ἢ Τυδέος υἱόν,

ἢ αὐτὸν βασιλῆα πολυχρύσοιο Μυκήνης.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, πάλλεν δὲ Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ,
ἐκ δ᾽ ἔθορε κλῆρος κυνέης ὃν ἄρ᾽ ἤθελον αὐτοὶ
Αἴαντος· κῆρυξ δὲ φέρων ἀν᾽ ὅμιλον ἁπάντηι
δεῖξ᾽ ἐνδέξια πᾶσιν ἀριστήεσσιν Ἀχαιῶν.

οἳ δ᾽ οὐ γιγνώσκοντες ἀπηνήναντο ἕκαστος.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸν ἵκανε φέρων ἀν᾽ ὅμιλον ἁπάντηι
ὅς μιν ἐπιγράψας κυνέηι βάλε φαίδιμος Αἴας,
ἤτοι ὑπέσχεθε χεῖρ᾽, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔμβαλεν ἄγχι παραστάς,
γνῶ δὲ κλήρου σῆμα ἰδών, γήθησε δὲ θυμῶι.

τὸν μὲν πὰρ πόδ᾽ ἑὸν χαμάδις βάλε φώνησέν τε·
ὦ φίλοι ἤτοι κλῆρος ἐμός, χαίρω δὲ καὶ αὐτὸς
θυμῶι, ἐπεὶ δοκέω νικησέμεν Ἕκτορα δῖον.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ πολεμήϊα τεύχεα δύω,
τόφρ᾽ ὑμεῖς εὔχεσθε Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι

σιγῆι ἐφ᾽ ὑμείων ἵνα μὴ Τρῶές γε πύθωνται,
ἠὲ καὶ ἀμφαδίην, ἐπεὶ οὔ τινα δείδιμεν ἔμπης·
οὐ γάρ τίς με βίηι γε ἑκὼν ἀέκοντα δίηται
οὐδέ τι ἰδρείηι, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ νήϊδά γ᾽ οὕτως
ἔλπομαι ἐν Σαλαμῖνι γενέσθαι τε τραφέμεν τε.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ εὔχοντο Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε
δὸς νίκην Αἴαντι καὶ ἀγλαὸν εὖχος ἀρέσθαι·
εἰ δὲ καὶ Ἕκτορά περ φιλέεις καὶ κήδεαι αὐτοῦ,

ἴσην ἀμφοτέροισι βίην καὶ κῦδος ὄπασσον.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, Αἴας δὲ κορύσσετο νώροπι χαλκῶι.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντα περὶ χροῒ ἕσσατο τεύχεα,
σεύατ᾽ ἔπειθ᾽ οἷός τε πελώριος ἔρχεται Ἄρης,
ὅς τ᾽ εἶσιν πόλεμον δὲ μετ᾽ ἀνέρας οὕς τε Κρονίων

θυμοβόρου ἔριδος μένεϊ ξυνέηκε μάχεσθαι.
τοῖος ἄρ᾽ Αἴας ὦρτο πελώριος ἕρκος Ἀχαιῶν
μειδιόων βλοσυροῖσι προσώπασι· νέρθε δὲ ποσσὶν
ἤϊε μακρὰ βιβάς, κραδάων δολιχόσκιον ἔγχος.
τὸν δὲ καὶ Ἀργεῖοι μὲν ἐγήθεον εἰσορόωντες,

Τρῶας δὲ τρόμος αἰνὸς ὑπήλυθε γυῖα ἕκαστον,
Ἕκτορί τ᾽ αὐτῶι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι πάτασσεν·
ἀλλ᾽ οὔ πως ἔτι εἶχεν ὑποτρέσαι οὐδ᾽ ἀναδῦναι
ἂψ λαῶν ἐς ὅμιλον, ἐπεὶ προκαλέσσατο χάρμηι.
Αἴας δ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε φέρων σάκος ἠΰτε πύργον

χάλκεον ἑπταβόειον, ὅ οἱ Τυχίος κάμε τεύχων
σκυτοτόμων ὄχ᾽ ἄριστος Ὕληι ἔνι οἰκία ναίων,
ὅς οἱ ἐποίησεν σάκος αἰόλον ἑπταβόειον
ταύρων ζατρεφέων, ἐπὶ δ᾽ ὄγδοον ἤλασε χαλκόν.
τὸ πρόσθε στέρνοιο φέρων Τελαμώνιος Αἴας

στῆ ῥα μάλ᾽ Ἕκτορος ἐγγύς, ἀπειλήσας δὲ προσηύδα·
Ἕκτορ νῦν μὲν δὴ σάφα εἴσεαι οἰόθεν οἶος
οἷοι καὶ Δαναοῖσιν ἀριστῆες μετέασι
καὶ μετ᾽ Ἀχιλλῆα ῥηξήνορα θυμολέοντα.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήεσσι κορωνίσι ποντοπόροισι

κεῖτ᾽ ἀπομηνίσας Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν·
ἡμεῖς δ᾽ εἰμὲν τοῖοι οἳ ἂν σέθεν ἀντιάσαιμεν
καὶ πολέες· ἀλλ᾽ ἄρχε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Αἶαν διογενὲς Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν

μή τί μευ ἠΰτε παιδὸς ἀφαυροῦ πειρήτιζε
ἠὲ γυναικός, ἣ οὐκ οἶδεν πολεμήϊα ἔργα.
αὐτὰρ ἐγὼν εὖ οἶδα μάχας τ᾽ ἀνδροκτασίας τε·
οἶδ᾽ ἐπὶ δεξιά, οἶδ᾽ ἐπ᾽ ἀριστερὰ νωμῆσαι βῶν
ἀζαλέην, τό μοι ἔστι ταλαύρινον πολεμίζειν·

οἶδα δ᾽ ἐπαΐξαι μόθον ἵππων ὠκειάων·
οἶδα δ᾽ ἐνὶ σταδίηι δηΐωι μέλπεσθαι Ἄρηϊ.
ἀλλ᾽ οὐ γάρ σ᾽ ἐθέλω βαλέειν τοιοῦτον ἐόντα
λάθρηι ὀπιπεύσας, ἀλλ᾽ ἀμφαδόν, αἴ κε τύχωμι.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,

καὶ βάλεν Αἴαντος δεινὸν σάκος ἑπταβόειον
ἀκρότατον κατὰ χαλκόν, ὃς ὄγδοος ἦεν ἐπ᾽ αὐτῶι.
ἓξ δὲ διὰ πτύχας ἦλθε δαΐζων χαλκὸς ἀτειρής,
ἐν τῆι δ᾽ ἑβδομάτηι ῥινῶι σχέτο· δεύτερος αὖτε
Αἴας διογενὴς προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,

καὶ βάλε Πριαμίδαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην.
διὰ μὲν ἀσπίδος ἦλθε φαεινῆς ὄβριμον ἔγχος,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο·
ἀντικρὺ δὲ παραὶ λαπάρην διάμησε χιτῶνα
ἔγχος· ὁ δ᾽ ἐκλίνθη καὶ ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν.

τὼ δ᾽ ἐκσπασσαμένω δολίχ᾽ ἔγχεα χερσὶν ἅμ᾽ ἄμφω
σύν ῥ᾽ ἔπεσον λείουσιν ἐοικότες ὠμοφάγοισιν
ἢ συσὶ κάπροισιν, τῶν τε σθένος οὐκ ἀλαπαδνόν.
Πριαμίδης μὲν ἔπειτα μέσον σάκος οὔτασε δουρί,
οὐδ᾽ ἔρρηξεν χαλκός, ἀνεγνάμφθη δέ οἱ αἰχμή.

Αἴας δ᾽ ἀσπίδα νύξεν ἐπάλμενος· ἣ δὲ διαπρὸ
ἤλυθεν ἐγχείη, στυφέλιξε δέ μιν μεμαῶτα,
τμήδην δ᾽ αὐχέν᾽ ἐπῆλθε, μέλαν δ᾽ ἀνεκήκιεν αἷμα,
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς ἀπέληγε μάχης κορυθαίολος Ἕκτωρ,
ἀλλ᾽ ἀναχασσάμενος λίθον εἵλετο χειρὶ παχείηι

κείμενον ἐν πεδίωι μέλανα τρηχύν τε μέγαν τε·
τῶι βάλεν Αἴαντος δεινὸν σάκος ἑπταβόειον
μέσσον ἐπομφάλιον· περιήχησεν δ᾽ ἄρα χαλκός.
δεύτερος αὖτ᾽ Αἴας πολὺ μείζονα λᾶαν ἀείρας
ἧκ᾽ ἐπιδινήσας, ἐπέρεισε δὲ ἶν᾽ ἀπέλεθρον,

εἴσω δ᾽ ἀσπίδ᾽ ἔαξε βαλὼν μυλοειδέϊ πέτρωι,
βλάψε δέ οἱ φίλα γούναθ᾽· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐξετανύσθη
ἀσπίδι ἐγχριμφθείς· τὸν δ᾽ αἶψ᾽ ὤρθωσεν Ἀπόλλων.
καί νύ κε δὴ ξιφέεσσ᾽ αὐτοσχεδὸν οὐτάζοντο,
εἰ μὴ κήρυκες Διὸς ἄγγελοι ἠδὲ καὶ ἀνδρῶν

ἦλθον, ὁ μὲν Τρώων, ὁ δ᾽ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
Ταλθύβιός τε καὶ Ἰδαῖος πεπνυμένω ἄμφω·
μέσσωι δ᾽ ἀμφοτέρων σκῆπτρα σχέθον, εἶπέ τε μῦθον
κῆρυξ Ἰδαῖος πεπνυμένα μήδεα εἰδώς·
μηκέτι παῖδε φίλω πολεμίζετε μηδὲ μάχεσθον·

ἀμφοτέρω γὰρ σφῶϊ φιλεῖ νεφεληγερέτα Ζεύς,
ἄμφω δ᾽ αἰχμητά· τό γε δὴ καὶ ἴδμεν ἅπαντες.
νὺξ δ᾽ ἤδη τελέθει· ἀγαθὸν καὶ νυκτὶ πιθέσθαι.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη Τελαμώνιος Αἴας·
Ἰδαῖ᾽ Ἕκτορα ταῦτα κελεύετε μυθήσασθαι·

αὐτὸς γὰρ χάρμηι προκαλέσσατο πάντας ἀρίστους.
ἀρχέτω· αὐτὰρ ἐγὼ μάλα πείσομαι ἧι περ ἂν οὗτος.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Αἶαν ἐπεί τοι δῶκε θεὸς μέγεθός τε βίην τε
καὶ πινυτήν, περὶ δ᾽ ἔγχει Ἀχαιῶν φέρτατός ἐσσι,

νῦν μὲν παυσώμεσθα μάχης καὶ δηϊοτῆτος
σήμερον· ὕστερον αὖτε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε δαίμων
ἄμμε διακρίνηι, δώηι δ᾽ ἑτέροισί γε νίκην.
νὺξ δ᾽ ἤδη τελέθει· ἀγαθὸν καὶ νυκτὶ πιθέσθαι,
ὡς σύ τ᾽ ἐϋφρήνηις πάντας παρὰ νηυσὶν Ἀχαιούς,

σούς τε μάλιστα ἔτας καὶ ἑταίρους, οἵ τοι ἔασιν·
αὐτὰρ ἐγὼ κατὰ ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἄνακτος
Τρῶας ἐϋφρανέω καὶ Τρωιάδας ἑλκεσιπέπλους,
αἵ τέ μοι εὐχόμεναι θεῖον δύσονται ἀγῶνα.
δῶρα δ᾽ ἄγ᾽ ἀλλήλοισι περικλυτὰ δώομεν ἄμφω,

ὄφρά τις ὧδ᾽ εἴπηισιν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε·
ἠμὲν ἐμαρνάσθην ἔριδος πέρι θυμοβόροιο,
ἠδ᾽ αὖτ᾽ ἐν φιλότητι διέτμαγεν ἀρθμήσαντε.
ὣς ἄρα φωνήσας δῶκε ξίφος ἀργυρόηλον
σὺν κολεῶι τε φέρων καὶ ἐϋτμήτωι τελαμῶνι·

Αἴας δὲ ζωστῆρα δίδου φοίνικι φαεινόν.
τὼ δὲ διακρινθέντε ὁ μὲν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν
ἤϊ᾽, ὁ δ᾽ ἐς Τρώων ὅμαδον κίε· τοὶ δὲ χάρησαν,
ὡς εἶδον ζωόν τε καὶ ἀρτεμέα προσιόντα,
Αἴαντος προφυγόντα μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους·

καί ῥ᾽ ἦγον προτὶ ἄστυ ἀελπτέοντες σόον εἶναι.
Αἴαντ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
εἰς Ἀγαμέμνονα δῖον ἄγον κεχαρηότα νίκηι.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίηισιν ἐν Ἀτρεΐδαο γένοντο,
τοῖσι δὲ βοῦν ἱέρευσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων

ἄρσενα πενταέτηρον ὑπερμενέϊ Κρονίωνι.
τὸν δέρον ἀμφί θ᾽ ἕπον, καί μιν διέχευαν ἅπαντα,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρ᾽ ἐπισταμένως πεῖράν τ᾽ ὀβελοῖσιν,
ὄπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.
αὐτὰρ ἐπεὶ παύσαντο πόνου τετύκοντό τε δαῖτα,

δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης·
νώτοισιν δ᾽ Αἴαντα διηνεκέεσσι γέραιρεν
ἥρως Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
τοῖς ὁ γέρων πάμπρωτος ὑφαίνειν ἤρχετο μῆτιν

Νέστωρ, οὗ καὶ πρόσθεν ἀρίστη φαίνετο βουλή·
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἀριστῆες Παναχαιῶν,
πολλοὶ γὰρ τεθνᾶσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοί,
τῶν νῦν αἷμα κελαινὸν ἐΰρροον ἀμφὶ Σκάμανδρον

ἐσκέδασ᾽ ὀξὺς Ἄρης, ψυχαὶ δ᾽ Ἄϊδος δὲ κατῆλθον·
τώ σε χρὴ πόλεμον μὲν ἅμ᾽ ἠοῖ παῦσαι Ἀχαιῶν,
αὐτοὶ δ᾽ ἀγρόμενοι κυκλήσομεν ἐνθάδε νεκροὺς
βουσὶ καὶ ἡμιόνοισιν· ἀτὰρ κατακήομεν αὐτοὺς
τυτθὸν ἀπὸ πρὸ νεῶν, ὥς κ᾽ ὀστέα παισὶν ἕκαστος

οἴκαδ᾽ ἄγηι ὅτ᾽ ἂν αὖτε νεώμεθα πατρίδα γαῖαν.
τύμβον δ᾽ ἀμφὶ πυρὴν ἕνα χεύομεν ἐξαγαγόντες
ἄκριτον ἐκ πεδίου· ποτὶ δ᾽ αὐτὸν δείμομεν ὦκα
πύργους ὑψηλοὺς εἶλαρ νηῶν τε καὶ αὐτῶν.
ἐν δ᾽ αὐτοῖσι πύλας ποιήσομεν εὖ ἀραρυίας,

ὄφρα δι᾽ αὐτάων ἱππηλασίη ὁδὸς εἴη·
ἔκτοσθεν δὲ βαθεῖαν ὀρύξομεν ἐγγύθι τάφρον,
ἥ χ᾽ ἵππον καὶ λαὸν ἐρυκάκοι ἀμφὶς ἐοῦσα,
μή ποτ᾽ ἐπιβρίσηι πόλεμος Τρώων ἀγερώχων.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπήινησαν βασιλῆες.

Τρώων αὖτ᾽ ἀγορὴ γένετ᾽ Ἰλίου ἐν πόλει ἄκρηι
δεινὴ τετρηχυῖα, παρὰ Πριάμοιο θύρηισι·
τοῖσιν δ᾽ Ἀντήνωρ πεπνυμένος ἦρχ᾽ ἀγορεύειν·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.

δεῦτ᾽ ἄγετ᾽ Ἀργείην Ἑλένην καὶ κτήμαθ᾽ ἅμ᾽ αὐτῆι
δώομεν Ἀτρεΐδηισιν ἄγειν· νῦν δ᾽ ὅρκια πιστὰ
ψευσάμενοι μαχόμεσθα· τὼ οὔ νύ τι κέρδιον ἡμῖν
ἔλπομαι ἐκτελέεσθαι, ἵνα μὴ ῥέξομεν ὧδε.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὣς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη

δῖος Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο,
ὅς μιν ἀμειβόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀντῆνορ σὺ μὲν οὐκέτ᾽ ἐμοὶ φίλα ταῦτ᾽ ἀγορεύεις·
οἶσθα καὶ ἄλλον μῦθον ἀμείνονα τοῦδε νοῆσαι.
εἰ δ᾽ ἐτεὸν δὴ τοῦτον ἀπὸ σπουδῆς ἀγορεύεις,

ἐξ ἄρα δή τοι ἔπειτα θεοὶ φρένας ὤλεσαν αὐτοί.
αὐτὰρ ἐγὼ Τρώεσσι μεθ᾽ ἱπποδάμοις ἀγορεύσω·
ἀντικρὺ δ᾽ ἀπόφημι γυναῖκα μὲν οὐκ ἀποδώσω·
κτήματα δ᾽ ὅσσ᾽ ἀγόμην ἐξ Ἄργεος ἡμέτερον δῶ
πάντ᾽ ἐθέλω δόμεναι καὶ οἴκοθεν ἄλλ᾽ ἐπιθεῖναι.

ἤτοι ὅ γ᾽ ὣς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
Δαρδανίδης Πρίαμος, θεόφιν μήστωρ ἀτάλαντος,
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.

νῦν μὲν δόρπον ἕλεσθε κατὰ πτόλιν ὡς τὸ πάρος περ,
καὶ φυλακῆς μνήσασθε καὶ ἐγρήγορθε ἕκαστος·
ἠῶθεν δ᾽ Ἰδαῖος ἴτω κοίλας ἐπὶ νῆας
εἰπέμεν Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
μῦθον Ἀλεξάνδροιο, τοῦ εἵνεκα νεῖκος ὄρωρε·

καὶ δὲ τόδ᾽ εἰπέμεναι πυκινὸν ἔπος, αἴ κ᾽ ἐθέλωσι
παύσασθαι πολέμοιο δυσηχέος, εἰς ὅ κε νεκροὺς
κήομεν· ὕστερον αὖτε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε δαίμων
ἄμμε διακρίνηι, δώηι δ᾽ ἑτέροισί γε νίκην.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδ᾽ ἐπίθοντο·

δόρπον ἔπειθ᾽ εἵλοντο κατὰ στρατὸν ἐν τελέεσσιν·
ἠῶθεν δ᾽ Ἰδαῖος ἔβη κοίλας ἐπὶ νῆας·
τοὺς δ᾽ εὗρ᾽ εἰν ἀγορῆι Δαναοὺς θεράποντας Ἄρηος
νηῒ πάρα πρύμνηι Ἀγαμέμνονος· αὐτὰρ ὁ τοῖσι
στὰς ἐν μέσσοισιν μετεφώνεεν ἠπύτα κῆρυξ·

Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἀριστῆες Παναχαιῶν
ἠνώγει Πρίαμός τε καὶ ἄλλοι Τρῶες ἀγαυοὶ
εἰπεῖν, αἴ κέ περ ὔμμι φίλον καὶ ἡδὺ γένοιτο,
μῦθον Ἀλεξάνδροιο, τοῦ εἵνεκα νεῖκος ὄρωρε·
κτήματα μὲν ὅσ᾽ Ἀλέξανδρος κοίληις ἐνὶ νηυσὶν

ἠγάγετο Τροίηνδ᾽· ὡς πρὶν ὤφελλ᾽ ἀπολέσθαι·
πάντ᾽ ἐθέλει δόμεναι καὶ οἴκοθεν ἄλλ᾽ ἐπιθεῖναι·
κουριδίην δ᾽ ἄλοχον Μενελάου κυδαλίμοιο
οὔ φησιν δώσειν· ἦ μὴν Τρῶές γε κέλονται.
καὶ δὲ τόδ᾽ ἠνώγεον εἰπεῖν ἔπος αἴ κ᾽ ἐθέλητε

παύσασθαι πολέμοιο δυσηχέος εἰς ὅ κε νεκροὺς
κήομεν· ὕστερον αὖτε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε δαίμων
ἄμμε διακρίνηι, δώηι δ᾽ ἑτέροισί γε νίκην.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·

μήτ᾽ ἄρ τις νῦν κτήματ᾽ Ἀλεξάνδροιο δεχέσθω
μήθ᾽ Ἑλένην· γνωτὸν δὲ καὶ ὃς μάλα νήπιός ἐστιν
ὡς ἤδη Τρώεσσιν ὀλέθρου πείρατ᾽ ἐφῆπται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπίαχον υἷες Ἀχαιῶν
μῦθον ἀγασσάμενοι Διομήδεος ἱπποδάμοιο·

καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Ἰδαῖον προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
Ἰδαῖ᾽ ἤτοι μῦθον Ἀχαιῶν αὐτὸς ἀκούεις
ὥς τοι ὑποκρίνονται· ἐμοὶ δ᾽ ἐπιανδάνει οὕτως
ἀμφὶ δὲ νεκροῖσιν κατακαιέμεν οὔ τι μεγαίρω·
οὐ γάρ τις φειδὼ νεκύων κατατεθνηώτων

γίγνετ᾽ ἐπεί κε θάνωσι πυρὸς μειλισσέμεν ὦκα.
ὅρκια δὲ Ζεὺς ἴστω ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης.
ὣς εἰπὼν τὸ σκῆπτρον ἀνέσχεθε πᾶσι θεοῖσιν,
ἄψορρον δ᾽ Ἰδαῖος ἔβη προτὶ Ἴλιον ἱρήν.
οἳ δ᾽ ἕατ᾽ εἰν ἀγορῆι Τρῶες καὶ Δαρδανίωνες

πάντες ὁμηγερέες, ποτιδέγμενοι ὁππότ᾽ ἄρ᾽ ἔλθοι
Ἰδαῖος· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἦλθε καὶ ἀγγελίην ἀπέειπε
στὰς ἐν μέσσοισιν· τοὶ δ᾽ ὁπλίζοντο μάλ᾽ ὦκα,
ἀμφότερον νέκυάς τ᾽ ἀγέμεν ἕτεροι δὲ μεθ᾽ ὕλην·
Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐϋσσέλμων ἀπὸ νηῶν

ὀτρύνοντο νέκυς τ᾽ ἀγέμεν, ἕτεροι δὲ μεθ᾽ ὕλην.
Ἠέλιος μὲν ἔπειτα νέον προσέβαλλεν ἀρούρας
ἐξ ἀκαλαρρείταο βαθυρρόου Ὠκεανοῖο
οὐρανὸν εἰσανιών· οἳ δ᾽ ἤντεον ἀλλήλοισιν.
ἔνθα διαγνῶναι χαλεπῶς ἦν ἄνδρα ἕκαστον·

ἀλλ᾽ ὕδατι νίζοντες ἄπο βρότον αἱματόεντα
δάκρυα θερμὰ χέοντες ἀμαξάων ἐπάειραν.
οὐδ᾽ εἴα κλαίειν Πρίαμος μέγας· οἳ δὲ σιωπῆι
νεκροὺς πυρκαϊῆς ἐπινήνεον ἀχνύμενοι κῆρ,
ἐν δὲ πυρὶ πρήσαντες ἔβαν προτὶ Ἴλιον ἱρήν.

ὣς δ᾽ αὔτως ἑτέρωθεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
νεκροὺς πυρκαϊῆς ἐπινήνεον ἀχνύμενοι κῆρ,
ἐν δὲ πυρὶ πρήσαντες ἔβαν κοίλας ἐπὶ νῆας.
ἦμος δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ πω ἠώς, ἔτι δ᾽ ἀμφιλύκη νύξ,
τῆμος ἄρ᾽ ἀμφὶ πυρὴν κριτὸς ἔγρετο λαὸς Ἀχαιῶν,

τύμβον δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὴν ἕνα ποίεον ἐξαγαγόντες
ἄκριτον ἐκ πεδίου, ποτὶ δ᾽ αὐτὸν τεῖχος ἔδειμαν
πύργους θ᾽ ὑψηλούς, εἶλαρ νηῶν τε καὶ αὐτῶν.
ἐν δ᾽ αὐτοῖσι πύλας ἐνεποίεον εὖ ἀραρυίας,
ὄφρα δι᾽ αὐτάων ἱππηλασίη ὁδὸς εἴη·

ἔκτοσθεν δὲ βαθεῖαν ἐπ᾽ αὐτῶι τάφρον ὄρυξαν
εὐρεῖαν μεγάλην, ἐν δὲ σκόλοπας κατέπηξαν.
ὣς οἳ μὲν πονέοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοί·
οἳ δὲ θεοὶ πὰρ Ζηνὶ καθήμενοι ἀστεροπητῆι
θηεῦντο μέγα ἔργον Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων.

τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ζεῦ πάτερ, ἦ ῥά τίς ἐστι βροτῶν ἐπ᾽ ἀπείρονα γαῖαν
ὅς τις ἔτ᾽ ἀθανάτοισι νόον καὶ μῆτιν ἐνίψει;
οὐχ ὁράαις ὅτι δ᾽ αὖτε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
τεῖχος ἐτειχίσσαντο νεῶν ὕπερ, ἀμφὶ δὲ τάφρον

ἤλασαν, οὐδὲ θεοῖσι δόσαν κλειτὰς ἑκατόμβας;
τοῦ δ᾽ ἤτοι κλέος ἔσται ὅσον τ᾽ ἐπικίδναται ἠώς·
τοῦ δ᾽ ἐπιλήσονται τὸ ἐγὼ καὶ Φοῖβος Ἀπόλλων
ἥρωι Λαομέδοντι πολίσσαμεν ἀθλήσαντε.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·

ὢ πόποι ἐννοσίγαι᾽ εὐρυσθενές, οἷον ἔειπες.
ἄλλός κέν τις τοῦτο θεῶν δείσειε νόημα,
ὃς σέο πολλὸν ἀφαυρότερος χεῖράς τε μένος τε·
σὸν δ᾽ ἤτοι κλέος ἔσται ὅσον τ᾽ ἐπικίδναται ἠώς.
ἄγρει μὰν ὅτ᾽ ἂν αὖτε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ

οἴχωνται σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
τεῖχος ἀναρρήξας τὸ μὲν εἰς ἅλα πᾶν καταχεῦαι,
αὖτις δ᾽ ἠϊόνα μεγάλην ψαμάθοισι καλύψαι,
ὥς κέν τοι μέγα τεῖχος ἀμαλδύνηται Ἀχαιῶν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,

δύσετο δ᾽ ἠέλιος, τετέλεστο δὲ ἔργον Ἀχαιῶν,
βουφόνεον δὲ κατὰ κλισίας καὶ δόρπον ἕλοντο.
νῆες δ᾽ ἐκ Λήμνοιο παρέσταν οἶνον ἄγουσαι
πολλαί, τὰς προέηκεν Ἰησονίδης Εὔνηος,
τόν ῥ᾽ ἔτεχ᾽ Ὑψιπύλη ὑπ᾽ Ἰήσονι ποιμένι λαῶν.

χωρὶς δ᾽ Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
δῶκεν Ἰησονίδης ἀγέμεν μέθυ χίλια μέτρα.
ἔνθεν οἰνίζοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοί,
ἄλλοι μὲν χαλκῶι, ἄλλοι δ᾽ αἴθωνι σιδήρωι,
ἄλλοι δὲ ῥινοῖς, ἄλλοι δ᾽ αὐτῆισι βόεσσιν,

ἄλλοι δ᾽ ἀνδραπόδεσσι· τίθεντο δὲ δαῖτα θάλειαν.
παννύχιοι μὲν ἔπειτα κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
δαίνυντο, Τρῶες δὲ κατὰ πτόλιν ἠδ᾽ ἐπίκουροι·
παννύχιος δέ σφιν κακὰ μήδετο μητίετα Ζεὺς
σμερδαλέα κτυπέων· τοὺς δὲ χλωρὸν δέος ἥιρει·

οἶνον δ᾽ ἐκ δεπάων χαμάδις χέον, οὐδέ τις ἔτλη
πρὶν πιέειν πρὶν λεῖψαι ὑπερμενέϊ Κρονίωνι.
κοιμήσαντ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα καὶ ὕπνου δῶρον ἕλοντο.

Ἰλιάδος Θ

κόλος μάχη.

Ἠὼς μὲν κροκόπεπλος ἐκίδνατο πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν,
Ζεὺς δὲ θεῶν ἀγορὴν ποιήσατο τερπικέραυνος
ἀκροτάτηι κορυφῆι πολυδειράδος Οὐλύμποιο·
αὐτὸς δέ σφ᾽ ἀγόρευε, θεοὶ δ᾽ ὑπὸ πάντες ἄκουον·

κέκλυτέ μευ πάντές τε θεοὶ πᾶσαί τε θέαιναι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.
μήτέ τις οὖν θήλεια θεὸς τό γε μήτέ τις ἄρσην
πειράτω διακέρσαι ἐμὸν ἔπος, ἀλλ᾽ ἅμα πάντες
αἰνεῖτ᾽, ὄφρα τάχιστα τελευτήσω τάδε ἔργα.

ὃν δ᾽ ἂν ἐγὼν ἀπάνευθε θεῶν ἐθέλοντα νοήσω
ἐλθόντ᾽ ἢ Τρώεσσιν ἀρηγέμεν ἢ Δαναοῖσι
πληγεὶς οὐ κατὰ κόσμον ἐλεύσεται Οὔλυμπον δέ·
ἤ μιν ἑλὼν ῥίψω ἐς Τάρταρον ἠερόεντα
τῆλε μάλ᾽, ἧχι βάθιστον ὑπὸ χθονός ἐστι βέρεθρον,

ἔνθα σιδήρειαί τε πύλαι καὶ χάλκεος οὐδός,
τόσσον ἔνερθ᾽ Ἀΐδεω ὅσον οὐρανός ἐστ᾽ ἀπὸ γαίης·
γνώσετ᾽ ἔπειθ᾽ ὅσον εἰμὶ θεῶν κάρτιστος ἁπάντων.
εἰ δ᾽ ἄγε πειρήσασθε θεοὶ ἵνα εἴδετε πάντες·
σειρὴν χρυσείην ἐξ οὐρανόθεν κρεμάσαντες

πάντές τ᾽ ἐξάπτεσθε θεοὶ πᾶσαί τε θέαιναι·
ἀλλ᾽ οὐκ ἂν ἐρύσαιτ᾽ ἐξ οὐρανόθεν πεδίον δὲ
Ζῆν᾽ ὕπατον μήστωρ᾽, οὐδ᾽ εἰ μάλα πολλὰ κάμοιτε.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ καὶ ἐγὼ πρόφρων ἐθέλοιμι ἐρύσσαι,
αὐτῆι κεν γαίηι ἐρύσαιμ᾽ αὐτῆι τε θαλάσσηι·

σειρὴν μέν κεν ἔπειτα περὶ ῥίον Οὐλύμποιο
δησαίμην, τὰ δέ κ᾽ αὖτε μετήορα πάντα γένοιτο.
τόσσον ἐγὼ περί τ᾽ εἰμὶ θεῶν περί τ᾽ εἴμ᾽ ἀνθρώπων.
ὣς ἔφαθ᾽, οἱ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι
μῦθον ἀγασσάμενοι· μάλα γὰρ κρατερῶς ἀγόρευσεν.

ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ὦ πάτερ ἡμέτερε Κρονίδη ὕπατε κρειόντων
εὖ νυ καὶ ἡμεῖς ἴδμεν ὅ τοι σθένος οὐκ ἐπιεικτόν·
ἀλλ᾽ ἔμπης Δαναῶν ὀλοφυρόμεθ᾽ αἰχμητάων,
οἵ κεν δὴ κακὸν οἶτον ἀναπλήσαντες ὄλωνται.

ἀλλ᾽ ἤτοι πολέμου μὲν ἀφεξόμεθ᾽ ὡς σὺ κελεύεις·
βουλὴν δ᾽ Ἀργείοις ὑποθησόμεθ᾽ ἥ τις ὀνήσει,
ὡς μὴ πάντες ὄλωνται ὀδυσσαμένοιο τεοῖο.
τὴν δ᾽ ἐπιμειδήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
θάρσει Τριτογένεια φίλον τέκος· οὔ νύ τι θυμῶι

πρόφρονι μυθέομαι, ἐθέλω δέ τοι ἤπιος εἶναι.
ὣς εἰπὼν ὑπ᾽ ὄχεσφι τιτύσκετο χαλκόποδ᾽ ἵππω
ὠκυπέτα χρυσέηισιν ἐθείρηισιν κομόωντε,
χρυσὸν δ᾽ αὐτὸς ἔδυνε περὶ χροΐ, γέντο δ᾽ ἱμάσθλην
χρυσείην εὔτυκτον, ἑοῦ δ᾽ ἐπεβήσετο δίφρου,

μάστιξεν δ᾽ ἐλάαν· τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
μεσσηγὺς γαίης τε καὶ οὐρανοῦ ἀστερόεντος.
Ἴδην δ᾽ ἵκανεν πολυπίδακα μητέρα θηρῶν
Γάργαρον, ἔνθά τέ οἱ τέμενος βωμός τε θυήεις.
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε

λύσας ἐξ ὀχέων, κατὰ δ᾽ ἠέρα πουλὺν ἔχευεν.
αὐτὸς δ᾽ ἐν κορυφῆισι καθέζετο κύδεϊ γαίων
εἰσορόων Τρώων τε πόλιν καὶ νῆας Ἀχαιῶν.
οἳ δ᾽ ἄρα δεῖπνον ἕλοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
ῥίμφα κατὰ κλισίας, ἀπὸ δ᾽ αὐτοῦ θωρήσσοντο.

Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἀνὰ πτόλιν ὁπλίζοντο
παυρότεροι· μέμασαν δὲ καὶ ὧς ὑσμῖνι μάχεσθαι
χρειοῖ ἀναγκαίηι, πρό τε παίδων καὶ πρὸ γυναικῶν.
πᾶσαι δ᾽ ὠΐγνυντο πύλαι, ἐκ δ᾽ ἔσσυτο λαός,
πεζοί θ᾽ ἱππῆές τε· πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.

οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐς χῶρον ἕνα ξυνιόντες ἵκοντο
σύν ῥ᾽ ἔβαλον ῥινούς, σὺν δ᾽ ἔγχεα καὶ μένε᾽ ἀνδρῶν
χαλκεοθωρήκων· ἀτὰρ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
ἔπληντ᾽ ἀλλήληισι, πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.
ἔνθα δ᾽ ἅμ᾽ οἰμωγή τε καὶ εὐχωλὴ πέλεν ἀνδρῶν

ὀλλύντων τε καὶ ὀλλυμένων, ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα.
ὄφρα μὲν ἠὼς ἦν καὶ ἀέξετο ἱερὸν ἦμαρ,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός.
ἦμος δ᾽ Ἠέλιος μέσον οὐρανὸν ἀμφιβεβήκει,
καὶ τότε δὴ χρύσεια πατὴρ ἐτίταινε τάλαντα·

ἐν δ᾽ ἐτίθει δύο κῆρε τανηλεγέος θανάτοιο
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
ἕλκε δὲ μέσσα λαβών· ῥέπε δ᾽ αἴσιμον ἦμαρ Ἀχαιῶν.
αἳ μὲν Ἀχαιῶν κῆρες ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι
ἑζέσθην, Τρώων δὲ πρὸς οὐρανὸν εὐρὺν ἄερθεν·

αὐτὸς δ᾽ ἐξ Ἴδης μεγάλ᾽ ἔκτυπε, δαιόμενον δὲ
ἧκε σέλας μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν· οἳ δὲ ἰδόντες
θάμβησαν, καὶ πάντας ὑπὸ χλωρὸν δέος εἷλεν.
ἔνθ᾽ οὔτ᾽ Ἰδομενεὺς τλῆ μίμνειν οὔτ᾽ Ἀγαμέμνων,
οὔτε δύ᾽ Αἴαντες μενέτην θεράποντες Ἄρηος·

Νέστωρ οἶος ἔμιμνε Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν
οὔ τι ἑκών, ἀλλ᾽ ἵππος ἐτείρετο, τὸν βάλεν ἰῶι
δῖος Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο
ἄκρην κὰκ κορυφήν, ὅθι τε πρῶται τρίχες ἵππων
κρανίωι ἐμπεφύασι, μάλιστα δὲ καίριόν ἐστιν.

ἀλγήσας δ᾽ ἀνέπαλτο, βέλος δ᾽ εἰς ἐγκέφαλον δῦ,
σὺν δ᾽ ἵππους ἐτάραξε κυλινδόμενος περὶ χαλκῶι.
ὄφρ᾽ ὁ γέρων ἵπποιο παρηορίας ἀπέταμνε
φασγάνωι ἀΐσσων, τόφρ᾽ Ἕκτορος ὠκέες ἵπποι
ἦλθον ἀν᾽ ἰωχμὸν θρασὺν ἡνίοχον φορέοντες

Ἕκτορα· καί νύ κεν ἔνθ᾽ ὁ γέρων ἀπὸ θυμὸν ὄλεσσεν
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
σμερδαλέον δ᾽ ἐβόησεν ἐποτρύνων Ὀδυσῆα·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
πῆι φεύγεις μετὰ νῶτα βαλὼν κακὸς ὣς ἐν ὁμίλωι;

μή τίς τοι φεύγοντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πήξηι·
ἀλλὰ μέν᾽ ὄφρα γέροντος ἀπώσομεν ἄγριον ἄνδρα.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἐσάκουσε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς,
ἀλλὰ παρήϊξεν κοίλας ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
Τυδεΐδης δ᾽ αὐτός περ ἐὼν προμάχοισιν ἐμίχθη,

στῆ δὲ πρόσθ᾽ ἵππων Νηληϊάδαο γέροντος,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὦ γέρον ἦ μάλα δή σε νέοι τείρουσι μαχηταί,
σὴ δὲ βίη λέλυται, χαλεπὸν δέ σε γῆρας ὀπάζει,
ἠπεδανὸς δέ νύ τοι θεράπων, βραδέες δέ τοι ἵπποι.

ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐμῶν ὀχέων ἐπιβήσεο, ὄφρα ἴδηαι
οἷοι Τρώϊοι ἵπποι ἐπιστάμενοι πεδίοιο
κραιπνὰ μάλ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα διωκέμεν ἠδὲ φέβεσθαι,
οὕς ποτ᾽ ἀπ᾽ Αἰνείαν ἑλόμην μήστωρε φόβοιο.
τούτω μὲν θεράποντε κομείτων, τώδε δὲ νῶϊ

Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοις ἰθύνομεν, ὄφρα καὶ Ἕκτωρ
εἴσεται εἰ καὶ ἐμὸν δόρυ μαίνεται ἐν παλάμηισιν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ.
Νεστορέας μὲν ἔπειθ᾽ ἵππους θεράποντε κομείτην
ἴφθιμοι Σθένελός τε καὶ Εὐρυμέδων ἀγαπήνωρ.

τὼ δ᾽ εἰς ἀμφοτέρω Διομήδεος ἅρματα βήτην·
Νέστωρ δ᾽ ἐν χείρεσσι λάβ᾽ ἡνία σιγαλόεντα,
μάστιξεν δ᾽ ἵππους· τάχα δ᾽ Ἕκτορος ἄγχι γένοντο.
τοῦ δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτος ἀκόντισε Τυδέος υἱός·
καὶ τοῦ μέν ῥ᾽ ἀφάμαρτεν, ὁ δ᾽ ἡνίοχον θεράποντα

υἱὸν ὑπερθύμου Θηβαίου Ἠνιοπῆα
ἵππων ἡνί᾽ ἔχοντα βάλε στῆθος παρὰ μαζόν.
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ὑπερώησαν δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε.
Ἕκτορα δ᾽ αἰνὸν ἄχος πύκασε φρένας ἡνιόχοιο·

τὸν μὲν ἔπειτ᾽ εἴασε καὶ ἀχνύμενός περ ἑταίρου
κεῖσθαι, ὁ δ᾽ ἡνίοχον μέθεπε θρασύν· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτι δὴν
ἵππω δευέσθην σημάντορος· αἶψα γὰρ εὗρεν
Ἰφιτίδην Ἀρχεπτόλεμον θρασύν, ὅν ῥα τόθ᾽ ἵππων
ὠκυπόδων ἐπέβησε, δίδου δέ οἱ ἡνία χερσίν.

ἔνθά κε λοιγὸς ἔην καὶ ἀμήχανα ἔργα γένοντο,
καί νύ κε σήκασθεν κατὰ Ἴλιον ἠΰτε ἄρνες,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
βροντήσας δ᾽ ἄρα δεινὸν ἀφῆκ᾽ ἀργῆτα κεραυνόν,
κὰδ δὲ πρόσθ᾽ ἵππων Διομήδεος ἧκε χαμᾶζε·

δεινὴ δὲ φλὸξ ὦρτο θεείου καιομένοιο,
τὼ δ᾽ ἵππω δείσαντε καταπτήτην ὑπ᾽ ὄχεσφι·
Νέστορα δ᾽ ἐκ χειρῶν φύγον ἡνία σιγαλόεντα,
δεῖσε δ᾽ ὅ γ᾽ ἐν θυμῶι, Διομήδεα δὲ προσέειπε·
Τυδεΐδη ἄγε δ᾽ αὖτε φόβον δ᾽ ἔχε μώνυχας ἵππους.

ἦ οὐ γιγνώσκεις ὅ τοι ἐκ Διὸς οὐχ ἕπετ᾽ ἀλκή;
νῦν μὲν γὰρ τούτωι Κρονίδης Ζεὺς κῦδος ὀπάζει
σήμερον· ὕστερον αὖτε καὶ ἡμῖν, αἴ κ᾽ ἐθέληισι,
δώσει· ἀνὴρ δέ κεν οὔ τι Διὸς νόον εἰρύσσαιτο
οὐδὲ μάλ᾽ ἴφθιμος, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐστι.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα γέρον κατὰ μοῖραν ἔειπες·
ἀλλὰ τόδ᾽ αἰνὸν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἱκάνει·
Ἕκτωρ γάρ ποτε φήσει ἐνὶ Τρώεσσ᾽ ἀγορεύων·
Τυδεΐδης ὑπ᾽ ἐμεῖο φοβεύμενος ἵκετο νῆας.

ὥς ποτ᾽ ἀπειλήσει· τότε μοι χάνοι εὐρεῖα χθών.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ὤ μοι Τυδέος υἱὲ δαΐφρονος, οἷον ἔειπες.
εἴ περ γάρ σ᾽ Ἕκτωρ γε κακὸν καὶ ἀνάλκιδα φήσει,
ἀλλ᾽ οὐ πείσονται Τρῶες καὶ Δαρδανίωνες

καὶ Τρώων ἄλοχοι μεγαθύμων ἀσπιστάων,
τάων ἐν κονίηισι βάλες θαλεροὺς παρακοίτας.
ὣς ἄρα φωνήσας φύγαδε τράπε μώνυχας ἵππους
αὖτις ἀν᾽ ἰωχμόν· ἐπὶ δὲ Τρῶές τε καὶ Ἕκτωρ
ἠχῆι θεσπεσίηι βέλεα στονόεντα χέοντο.

τῶι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Τυδεΐδη περὶ μέν σε τίον Δαναοὶ ταχύπωλοι
ἕδρηι τε κρέασίν τε ἰδὲ πλείοις δεπάεσσι·
νῦν δέ σ᾽ ἀτιμήσουσι· γυναικὸς ἄρ᾽ ἀντὶ τέτυξο.
ἔρρε κακὴ γλήνη, ἐπεὶ οὐκ εἴξαντος ἐμεῖο

πύργων ἡμετέρων ἐπιβήσεαι, οὐδὲ γυναῖκας
ἄξεις ἐν νήεσσι· πάρος τοι δαίμονα δώσω.
ὣς φάτο, Τυδεΐδης δὲ διάνδιχα μερμήριξεν
ἵππους τε στρέψαι καὶ ἐναντίβιον μαχέσασθαι.
τρὶς μὲν μερμήριξε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,

τρὶς δ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ Ἰδαίων ὀρέων κτύπε μητίετα Ζεὺς
σῆμα τιθεὶς Τρώεσσι μάχης ἑτεραλκέα νίκην.
Ἕκτωρ δὲ Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς.

γιγνώσκω δ᾽ ὅτι μοι πρόφρων κατένευσε Κρονίων
νίκην καὶ μέγα κῦδος, ἀτὰρ Δαναοῖσί γε πῆμα·
νήπιοι οἳ ἄρα δὴ τάδε τείχεα μηχανόωντο
ἀβλήχρ᾽ οὐδενόσωρα· τὰ δ᾽ οὐ μένος ἁμὸν ἐρύξει·
ἵπποι δὲ ῥέα τάφρον ὑπερθορέονται ὀρυκτήν.

ἀλλ᾽ ὅτε κεν δὴ νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισι γένωμαι,
μνημοσύνη τις ἔπειτα πυρὸς δηΐοιο γενέσθω,
ὡς πυρὶ νῆας ἐνιπρήσω, κτείνω δὲ καὶ αὐτοὺς
Ἀργείους παρὰ νηυσὶν ἀτυζομένους ὑπὸ καπνοῦ.
ὣς εἰπὼν ἵπποισιν ἐκέκλετο φώνησέν τε·

Ξάνθέ τε καὶ σὺ Πόδαργε καὶ Αἴθων Λάμπέ τε δῖε
νῦν μοι τὴν κομιδὴν ἀποτίνετον, ἣν μάλα πολλὴν
Ἀνδρομάχη θυγάτηρ μεγαλήτορος Ἠετίωνος
ὑμῖν πὰρ προτέροισι μελίφρονα πυρὸν ἔθηκεν
οἶνόν τ᾽ ἐγκεράσασα πιεῖν, ὅτε θυμὸς ἀνώγοι,

ἢ ἐμοί, ὅς πέρ οἱ θαλερὸς πόσις εὔχομαι εἶναι.
ἀλλ᾽ ἐφομαρτεῖτον καὶ σπεύδετον ὄφρα λάβωμεν
ἀσπίδα Νεστορέην, τῆς νῦν κλέος οὐρανὸν ἵκει
πᾶσαν χρυσείην ἔμεναι, κανόνας τε καὶ αὐτήν,
αὐτὰρ ἀπ᾽ ὤμοιιν Διομήδεος ἱπποδάμοιο

δαιδάλεον θώρηκα, τὸν Ἥφαιστος κάμε τεύχων.
εἰ τούτω κε λάβοιμεν, ἐελποίμην κεν Ἀχαιοὺς
αὐτονυχὶ νηῶν ἐπιβησέμεν ὠκειάων.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, νεμέσησε δὲ πότνια Ἥρη,
σείσατο δ᾽ εἰνὶ θρόνωι, ἐλέλιξε δὲ μακρὸν Ὄλυμπον,

καί ῥα Ποσειδάωνα μέγαν θεὸν ἀντίον ηὔδα·
ὢ πόποι ἐννοσίγαι᾽ εὐρυσθενές, οὐδέ νυ σοί περ
ὀλλυμένων Δαναῶν ὀλοφύρεται ἐν φρεσὶ θυμός.
οἳ δέ τοι εἰς Ἑλίκην τε καὶ Αἰγὰς δῶρ᾽ ἀνάγουσι
πολλά τε καὶ χαρίεντα· σὺ δέ σφισι βούλεο νίκην.

εἴ περ γάρ κ᾽ ἐθέλοιμεν, ὅσοι Δαναοῖσιν ἀρωγοί,
Τρῶας ἀπώσασθαι καὶ ἐρυκέμεν εὐρύοπα Ζῆν,
αὐτοῦ κ᾽ ἔνθ᾽ ἀκάχοιτο καθήμενος οἶος ἐν Ἴδηι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη κρείων ἐνοσίχθων·
Ἥρη ἀπτοεπὲς ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.

οὐκ ἂν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι Διὶ Κρονίωνι μάχεσθαι
ἡμέας τοὺς ἄλλους, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐστιν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον·
τῶν δ᾽ ὅσον ἐκ νηῶν ἀπὸ πύργου τάφρος ἔεργε
πλῆθεν ὁμῶς ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν ἀσπιστάων

εἰλομένων· εἴλει δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
Ἕκτωρ Πριαμίδης, ὅτε οἱ Ζεὺς κῦδος ἔδωκε.
καί νύ κ᾽ ἐνέπρησεν πυρὶ κηλέωι νῆας ἐΐσας,
εἰ μὴ ἐπὶ φρεσὶ θῆκ᾽ Ἀγαμέμνονι πότνια Ἥρη
αὐτῶι ποιπνύσαντι θοῶς ὀτρῦναι Ἀχαιούς.

βῆ δ᾽ ἰέναι παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
πορφύρεον μέγα φᾶρος ἔχων ἐν χειρὶ παχείηι,
στῆ δ᾽ ἐπ᾽ Ὀδυσσῆος μεγακήτεϊ νηῒ μελαίνηι,
ἥ ῥ᾽ ἐν μεσσάτωι ἔσκε γεγωνέμεν ἀμφοτέρωσε,
ἠμὲν ἐπ᾽ Αἴαντος κλισίας Τελαμωνιάδαο

ἠδ᾽ ἐπ᾽ Ἀχιλλῆος, τοί ῥ᾽ ἔσχατα νῆας ἐΐσας
εἴρυσαν, ἠνορέηι πίσυνοι καὶ κάρτεϊ χειρῶν·
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
αἰδὼς Ἀργεῖοι, κάκ᾽ ἐλέγχεα, εἶδος ἀγητοί·
πῆι ἔβαν εὐχωλαί, ὅτε δὴ φάμεν εἶναι ἄριστοι,

ἃς ὁπότ᾽ ἐν Λήμνωι κενεαυχέες ἠγοράασθε,
ἔσθοντες κρέα πολλὰ βοῶν ὀρθοκραιράων
πίνοντες κρητῆρας ἐπιστεφέας οἴνοιο,
Τρώων ἄνθ᾽ ἑκατόν τε διηκοσίων τε ἕκαστος
στήσεσθ᾽ ἐν πολέμωι· νῦν δ᾽ οὐδ᾽ ἑνὸς ἄξιοί εἰμεν

Ἕκτορος, ὃς τάχα νῆας ἐνιπρήσει πυρὶ κηλέωι.
Ζεῦ πάτερ, ἦ ῥά τιν᾽ ἤδη ὑπερμενέων βασιλήων
τῆιδ᾽ ἄτηι ἄασας καί μιν μέγα κῦδος ἀπηύρας;
οὐ μὲν δή ποτέ φημι τεὸν περικαλλέα βωμὸν
νηῒ πολυκλήϊδι παρελθέμεν ἐνθάδε ἔρρων,

ἀλλ᾽ ἐπὶ πᾶσι βοῶν δημὸν καὶ μηρί᾽ ἔκηα
ἱέμενος Τροίην εὐτείχεον ἐξαλαπάξαι.
ἀλλὰ Ζεῦ τόδε πέρ μοι ἐπικρήηνον ἐέλδωρ·
αὐτοὺς δή περ ἔασον ὑπεκφυγέειν καὶ ἀλύξαι,
μηδ᾽ οὕτω Τρώεσσιν ἔα δάμνασθαι Ἀχαιούς.

ὣς φάτο, τὸν δὲ πατὴρ ὀλοφύρατο δάκρυ χέοντα,
νεῦσε δέ οἱ λαὸν σόον ἔμμεναι οὐδ᾽ ἀπολέσθαι.
αὐτίκα δ᾽ αἰετὸν ἧκε τελειότατον πετεηνῶν,
νεβρὸν ἔχοντ᾽ ὀνύχεσσι τέκος ἐλάφοιο ταχείης·
πὰρ δὲ Διὸς βωμῶι περικαλλέϊ κάββαλε νεβρόν,

ἔνθα πανομφαίωι Ζηνὶ ῥέζεσκον Ἀχαιοί.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν εἴδονθ᾽ ὅ τ᾽ ἄρ᾽ ἐκ Διὸς ἤλυθεν ὄρνις,
μᾶλλον ἐπὶ Τρώεσσι θόρον, μνήσαντο δὲ χάρμης.
ἔνθ᾽ οὔ τις πρότερος Δαναῶν πολλῶν περ ἐόντων
εὔξατο Τυδεΐδαο πάρος σχέμεν ὠκέας ἵππους

τάφρου τ᾽ ἐξελάσαι καὶ ἐναντίβιον μαχέσασθαι,
ἀλλὰ πολὺ πρῶτος Τρώων ἕλεν ἄνδρα κορυστὴν
Φραδμονίδην Ἀγέλαον· ὁ μὲν φύγαδ᾽ ἔτραπεν ἵππους·
τῶι δὲ μεταστρεφθέντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πῆξεν
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσεν·

ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
τὸν δὲ μετ᾽ Ἀτρεΐδαι Ἀγαμέμνων καὶ Μενέλαος,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Αἴαντες θοῦριν ἐπιειμένοι ἀλκήν,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Ἰδομενεὺς καὶ ὀπάων Ἰδομενῆος
Μηριόνης ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι,

τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Εὐρύπυλος Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός·
Τεῦκρος δ᾽ εἴνατος ἦλθε παλίντονα τόξα τιταίνων,
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπ᾽ Αἴαντος σάκεϊ Τελαμωνιάδαο.
ἔνθ᾽ Αἴας μὲν ὑπεξέφερεν σάκος· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
παπτήνας, ἐπεὶ ἄρ τιν᾽ ὀϊστεύσας ἐν ὁμίλωι

βεβλήκοι, ὁ μὲν αὖθι πεσὼν ἀπὸ θυμὸν ὄλεσσεν,
αὐτὰρ ὁ αὖτις ἰὼν πάϊς ὣς ὑπὸ μητέρα δύσκεν
εἰς Αἴανθ᾽· ὁ δέ μιν σάκεϊ κρύπτασκε φαεινῶι.
ἔνθα τίνα πρῶτον Τρώων ἕλε Τεῦκρος ἀμύμων;
Ὀρσίλοχον μὲν πρῶτα καὶ Ὄρμενον ἠδ᾽ Ὀφελέστην

Δαίτορά τε Χρομίον τε καὶ ἀντίθεον Λυκοφόντην
καὶ Πολυαιμονίδην Ἀμοπάονα καὶ Μελάνιππον,
πάντας ἐπασσυτέρους πέλασε χθονὶ πουλυβοτείρηι.
τὸν δὲ ἰδὼν γήθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
τόξου ἄπο κρατεροῦ Τρώων ὀλέκοντα φάλαγγας·

στῆ δὲ παρ᾽ αὐτὸν ἰὼν καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπε·
Τεῦκρε φίλη κεφαλή, Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν
βάλλ᾽ οὕτως, αἴ κέν τι φόως Δαναοῖσι γένηαι
πατρί τε σῶι Τελαμῶνι, ὅ σ᾽ ἔτρεφε τυτθὸν ἐόντα,
καί σε νόθον περ ἐόντα κομίσσατο ὧι ἐνὶ οἴκωι·

τὸν καὶ τηλόθ᾽ ἐόντα ἐϋκλείης ἐπίβησον.
σοὶ δ᾽ ἐγὼ ἐξερέω ὡς καὶ τετελεσμένον ἔσται·
αἴ κέν μοι δώηι Ζεύς τ᾽ αἰγίοχος καὶ Ἀθήνη
Ἰλίου ἐξαλαπάξαι ἐϋκτίμενον πτολίεθρον,
πρώτωι τοι μετ᾽ ἐμὲ πρεσβήϊον ἐν χερὶ θήσω,

ἢ τρίποδ᾽ ἠὲ δύω ἵππους αὐτοῖσιν ὄχεσφιν
ἠὲ γυναῖχ᾽, ἥ κέν τοι ὁμὸν λέχος εἰσαναβαίνοι.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσεφώνεε Τεῦκρος ἀμύμων·
Ἀτρεΐδη κύδιστε τί με σπεύδοντα καὶ αὐτὸν
ὀτρύνεις; οὐ μέν τοι ὅση δύναμίς γε πάρεστι

παύομαι, ἀλλ᾽ ἐξ οὗ προτὶ Ἴλιον ὠσάμεθ᾽ αὐτοὺς
ἐκ τοῦ δὴ τόξοισι δεδεγμένος ἄνδρας ἐναίρω.
ὀκτὼ δὴ προέηκα τανυγλώχινας ὀϊστούς,
πάντες δ᾽ ἐν χροῒ πῆχθεν ἀρηϊθόων αἰζηῶν·
τοῦτον δ᾽ οὐ δύναμαι βαλέειν κύνα λυσσητῆρα.

ἦ ῥα καὶ ἄλλον ὀϊστὸν ἀπὸ νευρῆφιν ἴαλλεν
Ἕκτορος ἀντικρύ, βαλέειν δέ ἑ ἵετο θυμός·
καὶ τοῦ μέν ῥ᾽ ἀφάμαρθ᾽, ὁ δ᾽ ἀμύμονα Γοργυθίωνα
υἱὸν ἐῢν Πριάμοιο κατὰ στῆθος βάλεν ἰῶι,
τόν ῥ᾽ ἐξ Αἰσύμηθεν ὀπυιομένη τέκε μήτηρ

καλὴ Καστιάνειρα δέμας ἐϊκυῖα θεῆισι.
μήκων δ᾽ ὡς ἑτέρωσε κάρη βάλεν, ἥ τ᾽ ἐνὶ κήπωι
καρπῶι βριθομένη νοτίηισί τε εἰαρινῆισιν,
ὣς ἑτέρωσ᾽ ἤμυσε κάρη πήληκι βαρυνθέν.
Τεῦκρος δ᾽ ἄλλον ὀϊστὸν ἀπὸ νευρῆφιν ἴαλλεν

Ἕκτορος ἀντικρύ, βαλέειν δέ ἑ ἵετο θυμός.
ἀλλ᾽ ὅ γε καὶ τόθ᾽ ἅμαρτε· παρέσφηλεν γὰρ Ἀπόλλων·
ἀλλ᾽ Ἀρχεπτόλεμον θρασὺν Ἕκτορος ἡνιοχῆα
ἱέμενον πόλεμον δὲ βάλε στῆθος παρὰ μαζόν·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ὑπερώησαν δέ οἱ ἵπποι

ὠκύποδες· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε.
Ἕκτορα δ᾽ αἰνὸν ἄχος πύκασε φρένας ἡνιόχοιο·
τὸν μὲν ἔπειτ᾽ εἴασε καὶ ἀχνύμενός περ ἑταίρου,
Κεβριόνην δ᾽ ἐκέλευσεν ἀδελφεὸν ἐγγὺς ἐόντα
ἵππων ἡνί᾽ ἑλεῖν· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ οὐκ ἀπίθησεν ἀκούσας.

αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο χαμαὶ θόρε παμφανόωντος
σμερδαλέα ἰάχων· ὁ δὲ χερμάδιον λάβε χειρί,
βῆ δ᾽ ἰθὺς Τεύκρου, βαλέειν δέ ἑ θυμὸς ἀνώγει.
ἤτοι ὁ μὲν φαρέτρης ἐξείλετο πικρὸν ὀϊστόν,
θῆκε δ᾽ ἐπὶ νευρῆι· τὸν δ᾽ αὖ κορυθαίολος Ἕκτωρ

αὐερύοντα παρ᾽ ὦμον, ὅθι κληῒς ἀποέργει
αὐχένα τε στῆθός τε, μάλιστα δὲ καίριόν ἐστι,
τῆι ῥ᾽ ἐπὶ οἷ μεμαῶτα βάλεν λίθωι ὀκριόεντι,
ῥῆξε δέ οἱ νευρήν· νάρκησε δὲ χεὶρ ἐπὶ καρπῶι,
στῆ δὲ γνὺξ ἐριπών, τόξον δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.

Αἴας δ᾽ οὐκ ἀμέλησε κασιγνήτοιο πεσόντος,
ἀλλὰ θέων περίβη καί οἱ σάκος ἀμφεκάλυψε.
τὸν μὲν ἔπειθ᾽ ὑποδύντε δύω ἐρίηρες ἑταῖροι
Μηκιστεὺς Ἐχίοιο πάϊς καὶ δῖος Ἀλάστωρ
νῆας ἔπι γλαφυρὰς φερέτην βαρέα στενάχοντα.

ἂψ δ᾽ αὖτις Τρώεσσιν Ὀλύμπιος ἐν μένος ὦρσεν·
οἳ δ᾽ ἰθὺς τάφροιο βαθείης ὦσαν Ἀχαιούς·
Ἕκτωρ δ᾽ ἐν πρώτοισι κίε σθένεϊ βλεμεαίνων.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τε κύων συὸς ἀγρίου ἠὲ λέοντος
ἅπτηται κατόπισθε ποσὶν ταχέεσσι διώκων

ἰσχία τε γλουτούς τε, ἑλισσόμενόν τε δοκεύει,
ὣς Ἕκτωρ ὤπαζε κάρη κομόωντας Ἀχαιούς,
αἰὲν ἀποκτείνων τὸν ὀπίστατον· οἳ δὲ φέβοντο.
αὐτὰρ ἐπεὶ διά τε σκόλοπας καὶ τάφρον ἔβησαν
φεύγοντες, πολλοὶ δὲ δάμεν Τρώων ὑπὸ χερσίν,

οἳ μὲν δὴ παρὰ νηυσὶν ἐρητύοντο μένοντες,
ἀλλήλοισί τε κεκλόμενοι καὶ πᾶσι θεοῖσι
χεῖρας ἀνίσχοντες μεγάλ᾽ εὐχετόωντο ἕκαστος·
Ἕκτωρ δ᾽ ἀμφιπεριστρώφα καλλίτριχας ἵππους
Γοργοῦς ὄμματ᾽ ἔχων ἠδὲ βροτολοιγοῦ Ἄρηος.

τοὺς δὲ ἰδοῦσ᾽ ἐλέησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
αἶψα δ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος οὐκέτι νῶϊ
ὀλλυμένων Δαναῶν κεκαδησόμεθ᾽ ὑστάτιόν περ;
οἵ κεν δὴ κακὸν οἶτον ἀναπλήσαντες ὄλωνται

ἀνδρὸς ἑνὸς ῥιπῆι, ὁ δὲ μαίνεται οὐκέτ᾽ ἀνεκτῶς
Ἕκτωρ Πριαμίδης, καὶ δὴ κακὰ πολλὰ ἔοργε.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
καὶ λίην οὗτός γε μένος θυμόν τ᾽ ὀλέσειε
χερσὶν ὑπ᾽ Ἀργείων φθίμενος ἐν πατρίδι γαίηι·

ἀλλὰ πατὴρ οὑμὸς φρεσὶ μαίνεται οὐκ ἀγαθῆισι
σχέτλιος, αἰὲν ἀλιτρός, ἐμῶν μενέων ἀπερωεύς·
οὐδέ τι τῶν μέμνηται, ὅ οἱ μάλα πολλάκις υἱὸν
τειρόμενον σώεσκον ὑπ᾽ Εὐρυσθῆος ἀέθλων.
ἤτοι ὁ μὲν κλαίεσκε πρὸς οὐρανόν, αὐτὰρ ἐμὲ Ζεὺς

τῶι ἐπαλεξήσουσαν ἀπ᾽ οὐρανόθεν προΐαλλεν.
εἰ γὰρ ἐγὼ τάδε ἤιδε᾽ ἐνὶ φρεσὶ πευκαλίμηισιν
εὖτέ μιν εἰς Ἀΐδαο πυλάρταο προὔπεμψεν
ἐξ Ἐρέβευς ἄξοντα κύνα στυγεροῦ Ἀΐδαο,
οὐκ ἂν ὑπεξέφυγε Στυγὸς ὕδατος αἰπὰ ῥέεθρα.

νῦν δ᾽ ἐμὲ μὲν στυγέει, Θέτιδος δ᾽ ἐξήνυσε βουλάς,
ἥ οἱ γούνατ᾽ ἔκυσσε καὶ ἔλλαβε χειρὶ γενείου,
λισσομένη τιμῆσαι Ἀχιλλῆα πτολίπορθον.
ἔσται μὰν ὅτ᾽ ἂν αὖτε φίλην γλαυκώπιδα εἴπηι.
ἀλλὰ σὰ μὲν νῦν νῶϊν ἐπέντυε μώνυχας ἵππους,

ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ καταδῦσα Διὸς δόμον αἰγιόχοιο
τεύχεσιν ἐς πόλεμον θωρήξομαι, ὄφρα ἴδωμαι
ἢ νῶϊ Πριάμοιο πάϊς κορυθαίολος Ἕκτωρ
γηθήσει προφανέντε ἀνὰ πτολέμοιο γεφύρας,
ἦ τις καὶ Τρώων κορέει κύνας ἠδ᾽ οἰωνοὺς

δημῶι καὶ σάρκεσσι, πεσὼν ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη.
ἣ μὲν ἐποιχομένη χρυσάμπυκας ἔντυεν ἵππους
Ἥρη πρέσβα θεὰ θυγάτηρ μεγάλοιο Κρόνοιο·
αὐτὰρ Ἀθηναίη κούρη Διὸς αἰγιόχοιο

πέπλον μὲν κατέχευεν ἑανὸν πατρὸς ἐπ᾽ οὔδει
ποικίλον, ὅν ῥ᾽ αὐτὴ ποιήσατο καὶ κάμε χερσίν,
ἣ δὲ χιτῶν᾽ ἐνδῦσα Διὸς νεφεληγερέταο
τεύχεσιν ἐς πόλεμον θωρήσσετο δακρυόεντα.
ἐς δ᾽ ὄχεα φλόγεα ποσὶ βήσετο, λάζετο δ᾽ ἔγχος

βριθὺ μέγα στιβαρόν, τῶι δάμνησι στίχας ἀνδρῶν
ἡρώων, τοῖσίν τε κοτέσσεται ὀβριμοπάτρη.
Ἥρη δὲ μάστιγι θοῶς ἐπεμαίετ᾽ ἄρ᾽ ἵππους·
αὐτόμαται δὲ πύλαι μύκον οὐρανοῦ ἃς ἔχον Ὧραι,
τῆις ἐπιτέτραπται μέγας οὐρανὸς Οὔλυμπός τε

ἠμὲν ἀνακλῖναι πυκινὸν νέφος ἠδ᾽ ἐπιθεῖναι.
τῆι ῥα δι᾽ αὐτάων κεντρηνεκέας ἔχον ἵππους.
Ζεὺς δὲ πατὴρ Ἴδηθεν ἐπεὶ ἴδε χώσατ᾽ ἄρ᾽ αἰνῶς,
Ἶριν δ᾽ ὄτρυνε χρυσόπτερον ἀγγελέουσαν·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα, πάλιν τρέπε μηδ᾽ ἔα ἄντην

ἔρχεσθ᾽· οὐ γὰρ καλὰ συνοισόμεθα πτόλεμον δέ.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
γυιώσω μέν σφωϊν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,
αὐτὰς δ᾽ ἐκ δίφρου βαλέω κατά θ᾽ ἅρματα ἄξω·
οὐδέ κεν ἐς δεκάτους περιτελλομένους ἐνιαυτοὺς

ἕλκε᾽ ἀπαλθήσεσθον, ἅ κεν μάρπτηισι κεραυνός·
ὄφρα ἰδῆι γλαυκῶπις ὅτ᾽ ἂν ὧι πατρὶ μάχηται.
Ἥρηι δ᾽ οὔ τι τόσον νεμεσίζομαι οὐδὲ χολοῦμαι·
αἰεὶ γάρ μοι ἔωθεν ἐνικλᾶν ὅττί κεν εἴπω.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δὲ Ἶρις ἀελλόπος ἀγγελέουσα,

βῆ δ᾽ ἐξ Ἰδαίων ὀρέων ἐς μακρὸν Ὄλυμπον.
πρώτηισιν δὲ πύληισι πολυπτύχου Οὐλύμποιο
ἀντομένη κατέρυκε, Διὸς δέ σφ᾽ ἔννεπε μῦθον·
πῆι μέματον; τί σφῶϊν ἐνὶ φρεσὶ μαίνεται ἦτορ;
οὐκ ἐάαι Κρονίδης ἐπαμυνέμεν Ἀργείοισιν.

ὧδε γὰρ ἠπείλησε Κρόνου πάϊς, ἧι τελέει περ,
γυιώσειν μὲν σφῶϊν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,
αὐτὰς δ᾽ ἐκ δίφρου βαλέειν κατά θ᾽ ἅρματα ἄξειν·
οὐδέ κεν ἐς δεκάτους περιτελλομένους ἐνιαυτοὺς
ἕλκε᾽ ἀπαλθήσεσθον, ἅ κεν μάρπτηισι κεραυνός·

ὄφρα ἰδῆις γλαυκῶπι ὅτ᾽ ἂν σῶι πατρὶ μάχηαι.
Ἥρηι δ᾽ οὔ τι τόσον νεμεσίζεται οὐδὲ χολοῦται·
αἰεὶ γάρ οἱ ἔωθεν ἐνικλᾶν ὅττι κεν εἴπηι·
ἀλλὰ σύ γ᾽ αἰνοτάτη κύον ἀδεὲς εἰ ἐτεόν γε
τολμήσεις Διὸς ἄντα πελώριον ἔγχος ἀεῖραι.

ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
αὐτὰρ Ἀθηναίην Ἥρη πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος, οὐκέτ᾽ ἔγωγε
νῶϊ ἐῶ Διὸς ἄντα βροτῶν ἕνεκα πτολεμίζειν·
τῶν ἄλλος μὲν ἀποφθίσθω, ἄλλος δὲ βιώτω,

ὅς κε τύχηι· κεῖνος δὲ τὰ ἃ φρονέων ἐνὶ θυμῶι
Τρωσί τε καὶ Δαναοῖσι δικαζέτω, ὡς ἐπιεικές.
ὣς ἄρα φωνήσασα πάλιν τρέπε μώνυχας ἵππους·
τῆισιν δ᾽ Ὧραι μὲν λῦσαν καλλίτριχας ἵππους,
καὶ τοὺς μὲν κατέδησαν ἐπ᾽ ἀμβροσίηισι κάπηισιν,

ἅρματα δ᾽ ἔκλιναν πρὸς ἐνώπια παμφανόωντα·
αὐταὶ δὲ χρυσέοισιν ἐπὶ κλισμοῖσι κάθιζον
μίγδ᾽ ἄλλοισι θεοῖσι, φίλον τετιημέναι ἦτορ.
Ζεὺς δὲ πατὴρ Ἴδηθεν ἐΰτροχον ἅρμα καὶ ἵππους
Οὔλυμπον δὲ δίωκε, θεῶν δ᾽ ἐξίκετο θώκους.

τῶι δὲ καὶ ἵππους μὲν λῦσε κλυτὸς ἐννοσίγαιος,
ἅρματα δ᾽ ἂμ βωμοῖσι τίθει κατὰ λῖτα πετάσσας·
αὐτὸς δὲ χρύσειον ἐπὶ θρόνον εὐρύοπα Ζεὺς
ἕζετο, τῶι δ᾽ ὑπὸ ποσσὶ μέγας πελεμίζετ᾽ Ὄλυμπος.
αἳ δ᾽ οἶαι Διὸς ἀμφὶς Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη

ἥσθην, οὐδέ τί μιν προσεφώνεον οὐδ᾽ ἐρέοντο·
αὐτὰρ ὁ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ φώνησέν τε·
τίφθ᾽ οὕτω τετίησθον Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη;
οὐ μέν θην κάμετόν γε μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
ὀλλῦσαι Τρῶας, τοῖσιν κότον αἰνὸν ἔθεσθε.

πάντως, οἷον ἐμόν γε μένος καὶ χεῖρες ἄαπτοι,
οὐκ ἄν με τρέψειαν ὅσοι θεοί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι.
σφῶϊν δὲ πρίν περ τρόμος ἔλλαβε φαίδιμα γυῖα
πρὶν πόλεμόν τε ἰδεῖν πολέμοιό τε μέρμερα ἔργα.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δέ κεν τετελεσμένον ἦεν·

οὐκ ἂν ἐφ᾽ ὑμετέρων ὀχέων πληγέντε κεραυνῶι
ἂψ ἐς Ὄλυμπον ἵκεσθον, ἵν᾽ ἀθανάτων ἕδος ἐστίν.
ὣς ἔφαθ᾽, αἳ δ᾽ ἐπέμυξαν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη·
πλησίαι αἵ γ᾽ ἥσθην, κακὰ δὲ Τρώεσσι μεδέσθην.
ἤτοι Ἀθηναίη ἀκέων ἦν οὐδέ τι εἶπε

σκυζομένη Διὶ πατρί, χόλος δέ μιν ἄγριος ἥιρει·
Ἥρηι δ᾽ οὐκ ἔχαδε στῆθος χόλον, ἀλλὰ προσηύδα·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
εὖ νυ καὶ ἡμεῖς ἴδμεν ὅ τοι σθένος οὐκ ἀλαπαδνόν·
ἀλλ᾽ ἔμπης Δαναῶν ὀλοφυρόμεθ᾽ αἰχμητάων,

οἵ κεν δὴ κακὸν οἶτον ἀναπλήσαντες ὄλωνται.
ἀλλ᾽ ἤτοι πολέμου μὲν ἀφεξόμεθ᾽, εἰ σὺ κελεύεις·
βουλὴν δ᾽ Ἀργείοις ὑποθησόμεθ᾽ ἥ τις ὀνήσει,
ὡς μὴ πάντες ὄλωνται ὀδυσσαμένοιο τεοῖο.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·

ἠοῦς δὴ καὶ μᾶλλον ὑπερμενέα Κρονίωνα
ὄψεαι, αἴ κ᾽ ἐθέληισθα, βοῶπις πότνια Ἥρη
ὀλλύντ᾽ Ἀργείων πουλὺν στρατὸν αἰχμητάων·
οὐ γὰρ πρὶν πολέμου ἀποπαύσεται ὄβριμος Ἕκτωρ
πρὶν ὄρθαι παρὰ ναῦφι ποδώκεα Πηλεΐωνα,

ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἂν οἳ μὲν ἐπὶ πρύμνηισι μάχωνται
στείνει ἐν αἰνοτάτωι περὶ Πατρόκλοιο θανόντος·
ὣς γὰρ θέσφατόν ἐστι· σέθεν δ᾽ ἐγὼ οὐκ ἀλεγίζω
χωομένης, οὐδ᾽ εἴ κε τὰ νείατα πείραθ᾽ ἵκηαι
γαίης καὶ πόντοιο, ἵν᾽ Ἰάπετός τε Κρόνος τε

ἥμενοι οὔτ᾽ αὐγῆις Ὑπερίονος Ἠελίοιο
τέρποντ᾽ οὔτ᾽ ἀνέμοισι, βαθὺς δέ τε Τάρταρος ἀμφίς·
οὐδ᾽ ἢν ἔνθ᾽ ἀφίκηαι ἀλωμένη, οὔ σευ ἔγωγε
σκυζομένης ἀλέγω, ἐπεὶ οὐ σέο κύντερον ἄλλο.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη λευκώλενος Ἥρη.

ἐν δ᾽ ἔπεσ᾽ Ὠκεανῶι λαμπρὸν φάος ἠελίοιο
ἕλκον νύκτα μέλαιναν ἐπὶ ζείδωρον ἄρουραν.
Τρωσὶν μέν ῥ᾽ ἀέκουσιν ἔδυ φάος, αὐτὰρ Ἀχαιοῖς
ἀσπασίη τρίλλιστος ἐπήλυθε νὺξ ἐρεβεννή.
Τρώων αὖτ᾽ ἀγορὴν ποιήσατο φαίδιμος Ἕκτωρ

νόσφι νεῶν ἀγαγὼν ποταμῶι ἔπι δινήεντι,
ἐν καθαρῶι ὅθι δὴ νεκύων διεφαίνετο χῶρος.
ἐξ ἵππων δ᾽ ἀποβάντες ἐπὶ χθόνα μῦθον ἄκουον
τόν ῥ᾽ Ἕκτωρ ἀγόρευε Διῒ φίλος· ἐν δ᾽ ἄρα χειρὶ
ἔγχος ἔχ᾽ ἑνδεκάπηχυ· πάροιθε δὲ λάμπετο δουρὸς

αἰχμὴ χαλκείη, περὶ δὲ χρύσεος θέε πόρκης,
τῶι ὅ γ᾽ ἐρεισάμενος ἔπεα Τρώεσσι μετηύδα·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι·
νῦν ἐφάμην νῆάς τ᾽ ὀλέσας καὶ πάντας Ἀχαιοὺς
ἂψ ἀπονοστήσειν προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν·

ἀλλὰ πρὶν κνέφας ἦλθε, τὸ νῦν ἐσάωσε μάλιστα
Ἀργείους καὶ νῆας ἐπὶ ῥηγμῖνι θαλάσσης.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μὲν πειθώμεθα νυκτὶ μελαίνηι
δόρπά τ᾽ ἐφοπλισόμεσθα· ἀτὰρ καλλίτριχας ἵππους
λύσαθ᾽ ὑπὲξ ὀχέων, παρὰ δέ σφισι βάλλετ᾽ ἐδωδήν·

ἐκ πόλιος δ᾽ ἄξεσθε βόας καὶ ἴφια μῆλα
καρπαλίμως, οἶνον δὲ μελίφρονα οἰνίζεσθε
σῖτόν τ᾽ ἐκ μεγάρων, ἐπὶ δὲ ξύλα πολλὰ λέγεσθε,
ὥς κεν παννύχιοι μέσφ᾽ ἠοῦς ἠριγενείης
καίωμεν πυρὰ πολλά, σέλας δ᾽ εἰς οὐρανὸν ἵκηι,

μή πως καὶ διὰ νύκτα κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
φεύγειν ὁρμήσωνται ἐπ᾽ εὐρέα νῶτα θαλάσσης.
μὴ μὰν ἀσπουδί γε νεῶν ἐπιβαῖεν ἕκηλοι,
ἀλλ᾽ ὥς τις τούτων γε βέλος καὶ οἴκοθι πέσσηι
βλήμενος ἢ ἰῶι ἢ ἔγχεϊ ὀξυόεντι

νηὸς ἐπιθρώισκων, ἵνα τις στυγέηισι καὶ ἄλλος
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισι φέρειν πολύδακρυν Ἄρηα.
κήρυκες δ᾽ ἀνὰ ἄστυ Διῒ φίλοι ἀγγελλόντων
παῖδας πρωθήβας πολιοκροτάφους τε γέροντας
λέξασθαι περὶ ἄστυ θεοδμήτων ἐπὶ πύργων·

θηλύτεραι δὲ γυναῖκες ἐνὶ μεγάροισιν ἑκάστη
πῦρ μέγα καιόντων· φυλακὴ δέ τις ἔμπεδος ἔστω
μὴ λόχος εἰσέλθηισι πόλιν λαῶν ἀπεόντων.
ὧδ᾽ ἔστω Τρῶες μεγαλήτορες ὡς ἀγορεύω·
μῦθος δ᾽ ὃς μὲν νῦν ὑγιὴς εἰρημένος ἔστω,

τὸν δ᾽ ἠοῦς Τρώεσσι μεθ᾽ ἱπποδάμοις ἀγορεύσω.
ἔλπομαι εὐχόμενος Διί τ᾽ ἄλλοισίν τε θεοῖσιν
ἐξελάαν ἐνθένδε κύνας κηρεσσιφορήτους,
οὓς κῆρες φορέουσι μελαινάων ἐπὶ νηῶν.
ἀλλ᾽ ἤτοι ἐπὶ νυκτὶ φυλάξομεν ἡμέας αὐτούς,

πρῶϊ δ᾽ ὑπηοῖοι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
εἴσομαι εἴ κέ μ᾽ ὁ Τυδεΐδης κρατερὸς Διομήδης
πὰρ νηῶν πρὸς τεῖχος ἀπώσεται, ἤ κεν ἐγὼ τὸν
χαλκῶι δηιώσας ἔναρα βροτόεντα φέρωμαι.

αὔριον ἣν ἀρετὴν διαείσεται, εἴ κ᾽ ἐμὸν ἔγχος
μείνηι ἐπερχόμενον· ἀλλ᾽ ἐν πρώτοισιν ὀΐω
κείσεται οὐτηθείς, πολέες δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
ἠελίου ἀνιόντος ἐς αὔριον· εἰ γὰρ ἐγὼν ὣς
εἴην ἀθάνατος καὶ ἀγήρως ἤματα πάντα,

τιοίμην δ᾽ ὡς τίετ᾽ Ἀθηναίη καὶ Ἀπόλλων,
ὡς νῦν ἡμέρη ἥδε κακὸν φέρει Ἀργείοισιν.
ὣς Ἕκτωρ ἀγόρευ᾽, ἐπὶ δὲ Τρῶες κελάδησαν.
οἳ δ᾽ ἵππους μὲν λῦσαν ὑπὸ ζυγοῦ ἱδρώοντας,
δῆσαν δ᾽ ἱμάντεσσι παρ᾽ ἅρμασιν οἷσιν ἕκαστος·

ἐκ πόλιος δ᾽ ἄξοντο βόας καὶ ἴφια μῆλα
καρπαλίμως, οἶνον δὲ μελίφρονα οἰνίζοντο,
σῖτόν τ᾽ ἐκ μεγάρων, ἐπὶ δὲ ξύλα πολλὰ λέγοντο.
[ἔρδον δ᾿ ἀθανάτοισι τεληέσσας ἑκατόμβας,]
κνίσην δ᾽ ἐκ πεδίου ἄνεμοι φέρον οὐρανὸν εἴσω.

[ἡδεῖαν: τῆς δ᾿ οὔ τι θεοὶ μάκαρες δατέοντο,]
[οὐδ᾿ ἔθελον: μάλα γάρ σφιν ἀπήχθετο Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐυμμελίω Πριάμοιο.]
οἳ δὲ μέγα φρονέοντες ἐπὶ πτολέμοιο γεφύρας
εἴατο παννύχιοι, πυρὰ δέ σφισι καίετο πολλά.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἐν οὐρανῶι ἄστρα φαεινὴν ἀμφὶ σελήνην
φαίνετ᾽ ἀριπρεπέα, ὅτε τ᾽ ἔπλετο νήνεμος αἰθήρ·
ἔκ τ᾽ ἔφανεν πᾶσαι σκοπιαὶ καὶ πρώονες ἄκροι
καὶ νάπαι· οὐρανόθεν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπερράγη ἄσπετος αἰθήρ,
πάντα δὲ εἴδεται ἄστρα, γέγηθε δέ τε φρένα ποιμήν·

τόσσα μεσηγὺ νεῶν ἠδὲ Ξάνθοιο ῥοάων
Τρώων καιόντων πυρὰ φαίνετο Ἰλιόθι πρό.
χίλι᾽ ἄρ᾽ ἐν πεδίωι πυρὰ καίετο, πὰρ δὲ ἑκάστωι
εἴατο πεντήκοντα σέλαι πυρὸς αἰθομένοιο.
ἵπποι δὲ κρῖ λευκὸν ἐρεπτόμενοι καὶ ὀλύρας

ἑσταότες παρ᾽ ὄχεσφιν ἐΰθρονον Ἠῶ μίμνον.

Ἰλιάδος Ι

πρεσβεία πρὸς Ἀχιλλέα λιταί.

Ὣς οἱ μὲν Τρῶες φυλακὰς ἔχον· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
θεσπεσίη ἔχε φύζα φόβου κρυόεντος ἑταίρη,
πένθεϊ δ᾽ ἀτλήτωι βεβολήατο πάντες ἄριστοι.
ὡς δ᾽ ἄνεμοι δύο πόντον ὀρίνετον ἰχθυόεντα

Βορέης καὶ Ζέφυρος, τώ τε Θρήικηθεν ἄητον
ἐλθόντ᾽ ἐξαπίνης· ἄμυδις δέ τε κῦμα κελαινὸν
κορθύεται, πολλὸν δὲ παρὲξ ἅλα φῦκος ἔχευεν·
ὣς ἐδαΐζετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄχεϊ μεγάλωι βεβολημένος ἦτορ

φοίτα κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κελεύων
κλήδην εἰς ἀγορὴν κικλήσκειν ἄνδρα ἕκαστον,
μὴ δὲ βοᾶν· αὐτὸς δὲ μετὰ πρώτοισι πονεῖτο.
ἷζον δ᾽ εἰν ἀγορῆι τετιηότες· ἂν δ᾽ Ἀγαμέμνων
ἵστατο δάκρυ χέων ὥς τε κρήνη μελάνυδρος

ἥ τε κατ᾽ αἰγίλιπος πέτρης δνοφερὸν χέει ὕδωρ·
ὣς ὁ βαρὺ στενάχων ἔπε᾽ Ἀργείοισι μετηύδα·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
Ζεύς με μέγα Κρονίδης ἄτηι ἐνέδησε βαρείηι
σχέτλιος, ὃς τότε μέν μοι ὑπέσχετο καὶ κατένευσεν

Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι,
νῦν δὲ κακὴν ἀπάτην βουλεύσατο, καί με κελεύει
δυσκλέα Ἄργος ἱκέσθαι, ἐπεὶ πολὺν ὤλεσα λαόν.
οὕτω που Διὶ μέλλει ὑπερμενέϊ φίλον εἶναι,
ὃς δὴ πολλάων πολίων κατέλυσε κάρηνα

ἠδ᾽ ἔτι καὶ λύσει· τοῦ γὰρ κράτος ἐστὶ μέγιστον.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
φεύγωμεν σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν·
οὐ γὰρ ἔτι Τροίην αἱρήσομεν εὐρυάγυιαν.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.

δὴν δ᾽ ἄνεωι ἦσαν τετιηότες υἷες Ἀχαιῶν·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
Ἀτρεΐδη σοὶ πρῶτα μαχήσομαι ἀφραδέοντι,
ἣ θέμις ἐστὶν ἄναξ ἀγορῆι· σὺ δὲ μή τι χολωθῆις.
ἀλκὴν μέν μοι πρῶτον ὀνείδισας ἐν Δαναοῖσι

φὰς ἔμεν ἀπτόλεμον καὶ ἀνάλκιδα· ταῦτα δὲ πάντα
ἴσασ᾽ Ἀργείων ἠμὲν νέοι ἠδὲ γέροντες.
σοὶ δὲ διάνδιχα δῶκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω·
σκήπτρωι μέν τοι δῶκε τετιμῆσθαι περὶ πάντων,
ἀλκὴν δ᾽ οὔ τοι δῶκεν, ὅ τε κράτος ἐστὶ μέγιστον.

δαιμόνι᾽ οὕτω που μάλα ἔλπεαι υἷας Ἀχαιῶν
ἀπτολέμους τ᾽ ἔμεναι καὶ ἀνάλκιδας ὡς ἀγορεύεις;
εἰ δέ τοι αὐτῶι θυμὸς ἐπέσσυται ὥς τε νέεσθαι
ἔρχεο· πάρ τοι ὁδός, νῆες δέ τοι ἄγχι θαλάσσης
ἑστᾶσ᾽, αἵ τοι ἕποντο Μυκήνηθεν μάλα πολλαί.

ἀλλ᾽ ἄλλοι μενέουσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
εἰς ὅ κέ περ Τροίην διαπέρσομεν. εἰ δὲ καὶ αὐτοὶ
φευγόντων σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν·
νῶϊ δ᾽ ἐγὼ Σθένελός τε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε τέκμωρ
Ἰλίου εὕρωμεν· σὺν γὰρ θεῶι εἰλήλουθμεν.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπίαχον υἷες Ἀχαιῶν
μῦθον ἀγασσάμενοι Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
τοῖσι δ᾽ ἀνιστάμενος μετεφώνεεν ἱππότα Νέστωρ·
Τυδεΐδη περὶ μὲν πολέμωι ἔνι καρτερός ἐσσι,
καὶ βουλῆι μετὰ πάντας ὁμήλικας ἔπλευ ἄριστος.

οὔ τίς τοι τὸν μῦθον ὀνόσσεται ὅσσοι Ἀχαιοί,
οὐδὲ πάλιν ἐρέει· ἀτὰρ οὐ τέλος ἵκεο μύθων.
ἦ μὲν καὶ νέος ἐσσί, ἐμὸς δέ κε καὶ πάϊς εἴης
ὁπλότατος γενεῆφιν· ἀτὰρ πεπνυμένα βάζεις
Ἀργείων βασιλῆας, ἐπεὶ κατὰ μοῖραν ἔειπες.

ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐγών, ὃς σεῖο γεραίτερος εὔχομαι εἶναι,
ἐξείπω καὶ πάντα διίξομαι· οὐδέ κέ τίς μοι
μῦθον ἀτιμήσει᾽, οὐδὲ κρείων Ἀγαμέμνων.
ἀφρήτωρ ἀθέμιστος ἀνέστιός ἐστιν ἐκεῖνος
ὃς πολέμου ἔραται ἐπιδημίου ὀκρυόεντος.

ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μὲν πειθώμεθα νυκτὶ μελαίνηι
δόρπά τ᾽ ἐφοπλισόμεσθα· φυλακτῆρες δὲ ἕκαστοι
λεξάσθων παρὰ τάφρον ὀρυκτὴν τείχεος ἐκτός.
κούροισιν μὲν ταῦτ᾽ ἐπιτέλλομαι· αὐτὰρ ἔπειτα
Ἀτρεΐδη σὺ μὲν ἄρχε· σὺ γὰρ βασιλεύτατός ἐσσι.

δαίνυ δαῖτα γέρουσιν· ἔοικέ τοι, οὔ τοι ἀεικές.
πλεῖαί τοι οἴνου κλισίαι, τὸν νῆες Ἀχαιῶν
ἠμάτιαι Θρήικηθεν ἐπ᾽ εὐρέα πόντον ἄγουσι·
πᾶσά τοί ἐσθ᾽ ὑποδεξίη, πολέεσσι δ᾽ ἀνάσσεις.
πολλῶν δ᾽ ἀγρομένων τῶι πείσεαι ὅς κεν ἀρίστην

βουλὴν βουλεύσηι· μάλα δὲ χρεὼ πάντας Ἀχαιοὺς
ἐσθλῆς καὶ πυκινῆς, ὅτι δήϊοι ἐγγύθι νηῶν
καίουσιν πυρὰ πολλά· τίς ἂν τάδε γηθήσειε;
νὺξ δ᾽ ἧδ᾽ ἠὲ διαρραίσει στρατὸν ἠὲ σαώσει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο.

ἐκ δὲ φυλακτῆρες σὺν τεύχεσιν ἐσσεύοντο
ἀμφί τε Νεστορίδην Θρασυμήδεα ποιμένα λαῶν,
ἠδ᾽ ἀμφ᾽ Ἀσκάλαφον καὶ Ἰάλμενον υἷας Ἄρηος
ἀμφί τε Μηριόνην Ἀφαρῆά τε Δηΐπυρόν τε,
ἠδ᾽ ἀμφὶ Κρείοντος υἱὸν Λυκομήδεα δῖον.

ἕπτ᾽ ἔσαν ἡγεμόνες φυλάκων, ἑκατὸν δὲ ἑκάστωι
κοῦροι ἅμα στεῖχον δολίχ᾽ ἔγχεα χερσὶν ἔχοντες·
κὰδ δὲ μέσον τάφρου καὶ τείχεος ἷζον ἰόντες·
ἔνθα δὲ πῦρ κήαντο, τίθεντο δὲ δόρπα ἕκαστος.
Ἀτρεΐδης δὲ γέροντας ἀολλέας ἦγεν Ἀχαιῶν

ἐς κλισίην, παρὰ δέ σφι τίθει μενοεικέα δαῖτα.
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ὀνείαθ᾽ ἑτοῖμα προκείμενα χεῖρας ἴαλλον.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
τοῖς ὁ γέρων πάμπρωτος ὑφαίνειν ἤρχετο μῆτιν
Νέστωρ, οὗ καὶ πρόσθεν ἀρίστη φαίνετο βουλή·

ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
ἐν σοὶ μὲν λήξω, σέο δ᾽ ἄρξομαι, οὕνεκα πολλῶν
λαῶν ἐσσι ἄναξ καί τοι Ζεὺς ἐγγυάλιξε
σκῆπτρόν τ᾽ ἠδὲ θέμιστας, ἵνά σφισι βουλεύηισθα.

τώ σε χρὴ περὶ μὲν φάσθαι ἔπος ἠδ᾽ ἐπακοῦσαι,
κρηῆναι δὲ καὶ ἄλλωι, ὅτ᾽ ἄν τινα θυμὸς ἀνώγηι
εἰπεῖν εἰς ἀγαθόν· σέο δ᾽ ἕξεται ὅττί κεν ἄρχηι.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐρέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα.
οὐ γάρ τις νόον ἄλλος ἀμείνονα τοῦδε νοήσει

οἷον ἐγὼ νοέω ἠμὲν πάλαι ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν
ἐξ ἔτι τοῦ ὅτε διογενὲς Βρισηΐδα κούρην
χωομένου Ἀχιλῆος ἔβης κλισίηθεν ἀπούρας
οὔ τι καθ᾽ ἡμέτερόν γε νόον· μάλα γάρ τοι ἔγωγε
πόλλ᾽ ἀπεμυθεόμην· σὺ δὲ σῶι μεγαλήτορι θυμῶι

εἴξας ἄνδρα φέριστον, ὃν ἀθάνατοί περ ἔτισαν,
ἠτίμησας, ἑλὼν γὰρ ἔχεις γέρας· ἀλλ᾽ ἔτι καὶ νῦν
φραζώμεσθ᾽ ὥς κέν μιν ἀρεσσάμενοι πεπίθωμεν
δώροισίν τ᾽ ἀγανοῖσιν ἔπεσσί τε μειλιχίοισι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·

ὦ γέρον οὔ τι ψεῦδος ἐμὰς ἄτας κατέλεξας·
ἀασάμην, οὐδ᾽ αὐτὸς ἀναίνομαι. ἀντί νυ πολλῶν
λαῶν ἐστὶν ἀνὴρ ὅν τε Ζεὺς κῆρι φιλήσηι,
ὡς νῦν τοῦτον ἔτισε, δάμασσε δὲ λαὸν Ἀχαιῶν.
ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἀασάμην φρεσὶ λευγαλέηισι πιθήσας,

ἂψ ἐθέλω ἀρέσαι δόμεναί τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα.
ὑμῖν δ᾽ ἐν πάντεσσι περικλυτὰ δῶρ᾽ ὀνομήνω
ἕπτ᾽ ἀπύρους τρίποδας, δέκα δὲ χρυσοῖο τάλαντα,
αἴθωνας δὲ λέβητας ἐείκοσι, δώδεκα δ᾽ ἵππους
πηγοὺς ἀθλοφόρους, οἳ ἀέθλια ποσσὶν ἄροντο.

οὔ κεν ἀλήϊος εἴη ἀνὴρ ὧι τόσσα γένοιτο,
οὐδέ κεν ἀκτήμων ἐριτίμοιο χρυσοῖο,
ὅσσά μοι ἠνείκαντο ἀέθλια μώνυχες ἵπποι.
δώσω δ᾽ ἑπτὰ γυναῖκας ἀμύμονα ἔργα ἰδυίας
Λεσβίδας, ἃς ὅτε Λέσβον ἐϋκτιμένην ἕλεν αὐτὸς

ἐξελόμην, αἳ κάλλει ἐνίκων φῦλα γυναικῶν.
τὰς μέν οἱ δώσω, μετὰ δ᾽ ἔσσεται ἣν τότ᾽ ἀπηύρων
κούρη Βρισῆος· ἐπὶ δὲ μέγαν ὅρκον ὀμοῦμαι
μή ποτε τῆς εὐνῆς ἐπιβήμεναι ἠδὲ μιγῆναι,
ἣ θέμις ἀνθρώπων πέλει ἀνδρῶν ἠδὲ γυναικῶν.

ταῦτα μὲν αὐτίκα πάντα παρέσσεται· εἰ δέ κεν αὖτε
ἄστυ μέγα Πριάμοιο θεοὶ δώωσ᾽ ἀλαπάξαι,
νῆα ἅλις χρυσοῦ καὶ χαλκοῦ νηησάσθω
εἰσελθών, ὅτε κεν δατεώμεθα ληΐδ᾽ Ἀχαιοί,
Τρωϊάδας δὲ γυναῖκας ἐείκοσιν αὐτὸς ἑλέσθω,

αἴ κε μετ᾽ Ἀργείην Ἑλένην κάλλισται ἔωσιν.
εἰ δέ κεν Ἄργος ἱκοίμεθ᾽ Ἀχαιϊκὸν οὖθαρ ἀρούρης
γαμβρός κέν μοι ἔοι· τίσω δέ μιν ἶσον Ὀρέστηι,
ὅς μοι τηλύγετος τρέφεται θαλίηι ἔνι πολλῆι.
τρεῖς δέ μοί εἰσι θύγατρες ἐνὶ μεγάρωι εὐπήκτωι

Χρυσόθεμις καὶ Λαοδίκη καὶ Ἰφιάνασσα,
τάων ἥν κ᾽ ἐθέληισι φίλην ἀνάεδνον ἀγέσθω
πρὸς οἶκον Πηλῆος· ἐγὼ δ᾽ ἐπὶ μείλια δώσω
πολλὰ μάλ᾽, ὅσσ᾽ οὔ πώ τις ἑῆι ἐπέδωκε θυγατρί·
ἑπτὰ δέ οἱ δώσω εὖ ναιόμενα πτολίεθρα

Καρδαμύλην Ἐνόπην τε καὶ Ἱρὴν ποιήεσσαν
Φηράς τε ζαθέας ἠδ᾽ Ἄνθειαν βαθύλειμον
καλήν τ᾽ Αἴπειαν καὶ Πήδασον ἀμπελόεσσαν.
πᾶσαι δ᾽ ἐγγὺς ἁλός, νέαται Πύλου ἠμαθόεντος·
ἐν δ᾽ ἄνδρες ναίουσι πολύρρηνες πολυβοῦται,

οἵ κέ ἑ δωτίνηισι θεὸν ὣς τιμήσουσι
καί οἱ ὑπὸ σκήπτρωι λιπαρὰς τελέουσι θέμιστας.
ταῦτά κέ οἱ τελέσαιμι μεταλήξαντι χόλοιο.
δμηθήτω· Ἀΐδης τοι ἀμείλιχος ἠδ᾽ ἀδάμαστος,
τοὔνεκα καί τε βροτοῖσι θεῶν ἔχθιστος ἁπάντων·

καί μοι ὑποστήτω ὅσσον βασιλεύτερός εἰμι
ἠδ᾽ ὅσσον γενεῆι προγενέστερος εὔχομαι εἶναι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
δῶρα μὲν οὐκέτ᾽ ὀνοστὰ διδοῖς Ἀχιλῆϊ ἄνακτι·

ἀλλ᾽ ἄγετε κλητοὺς ὀτρύνομεν, οἵ κε τάχιστα
ἔλθωσ᾽ ἐς κλισίην Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος.
εἰ δ᾽ ἄγε τοὺς ἂν ἐγὼ ἐπιόψομαι οἳ δὲ πιθέσθων.
Φοῖνιξ μὲν πρώτιστα Διῒ φίλος ἡγησάσθω,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Αἴας τε μέγας καὶ δῖος Ὀδυσσεύς·

κηρύκων δ᾽ Ὀδίος τε καὶ Εὐρυβάτης ἅμ᾽ ἑπέσθων.
φέρτε δὲ χερσὶν ὕδωρ, εὐφημῆσαί τε κέλεσθε,
ὄφρα Διὶ Κρονίδηι ἀρησόμεθ᾽, αἴ κ᾽ ἐλεήσηι.
ὣς φάτο, τοῖσι δὲ πᾶσιν ἑαδότα μῦθον ἔειπεν.
αὐτίκα κήρυκες μὲν ὕδωρ ἐπὶ χεῖρας ἔχευαν,

κοῦροι δὲ κρητῆρας ἐπεστέψαντο ποτοῖο,
νώμησαν δ᾽ ἄρα πᾶσιν ἐπαρξάμενοι δεπάεσσιν.
αὐτὰρ ἐπεὶ σπεῖσάν τ᾽ ἔπιόν θ᾽ ὅσον ἤθελε θυμός,
ὁρμῶντ᾽ ἐκ κλισίης Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο.
τοῖσι δὲ πόλλ᾽ ἐπέτελλε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ

δενδίλλων ἐς ἕκαστον, Ὀδυσσῆϊ δὲ μάλιστα,
πειρᾶν ὡς πεπίθοιεν ἀμύμονα Πηλεΐωνα.
τὼ δὲ βάτην παρὰ θῖνα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης
πολλὰ μάλ᾽ εὐχομένω γαιηόχωι ἐννοσιγαίωι
ῥηϊδίως πεπιθεῖν μεγάλας φρένας Αἰακίδαο.

Μυρμιδόνων δ᾽ ἐπί τε κλισίας καὶ νῆας ἱκέσθην,
τὸν δ᾽ εὗρον φρένα τερπόμενον φόρμιγγι λιγείηι
καλῆι δαιδαλέηι, ἐπὶ δ᾽ ἀργύρεον ζυγὸν ἦεν,
τὴν ἄρετ᾽ ἐξ ἐνάρων πόλιν Ἠετίωνος ὀλέσσας·
τῆι ὅ γε θυμὸν ἔτερπεν, ἄειδε δ᾽ ἄρα κλέα ἀνδρῶν.

Πάτροκλος δέ οἱ οἶος ἐναντίος ἧστο σιωπῆι,
δέγμενος Αἰακίδην ὁπότε λήξειεν ἀείδων,
τὼ δὲ βάτην προτέρω, ἡγεῖτο δὲ δῖος Ὀδυσσεύς,
στὰν δὲ πρόσθ᾽ αὐτοῖο· ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεὺς
αὐτῆι σὺν φόρμιγγι λιπὼν ἕδος ἔνθα θάασσεν.

ὣς δ᾽ αὔτως Πάτροκλος, ἐπεὶ ἴδε φῶτας, ἀνέστη.
τὼ καὶ δεικνύμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
χαίρετον· ἦ φίλοι ἄνδρες ἱκάνετον ἦ τι μάλα χρεώ,
οἵ μοι σκυζομένωι περ Ἀχαιῶν φίλτατοί ἐστον.
ὣς ἄρα φωνήσας προτέρω ἄγε δῖος Ἀχιλλεύς,

εἷσεν δ᾽ ἐν κλισμοῖσι τάπησί τε πορφυρέοισιν.
αἶψα δὲ Πάτροκλον προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·
μείζονα δὴ κρητῆρα Μενοιτίου υἱὲ καθίστα,
ζωρότερον δὲ κέραιε, δέπας δ᾽ ἔντυνον ἑκάστωι·
οἳ γὰρ φίλτατοι ἄνδρες ἐμῶι ὑπέασι μελάθρωι.

ὣς φάτο, Πάτροκλος δὲ φίλωι ἐπεπείθεθ᾽ ἑταίρωι.
αὐτὰρ ὅ γε κρεῖον μέγα κάββαλεν ἐν πυρὸς αὐγῆι,
ἐν δ᾽ ἄρα νῶτον ἔθηκ᾽ ὄϊος καὶ πίονος αἰγός,
ἐν δὲ συὸς σιάλοιο ῥάχιν τεθαλυῖαν ἀλοιφῆι.
τῶι δ᾽ ἔχεν Αὐτομέδων, τάμνεν δ᾽ ἄρα δῖος Ἀχιλλεύς.

καὶ τὰ μὲν εὖ μίστυλλε καὶ ἀμφ᾽ ὀβελοῖσιν ἔπειρε,
πῦρ δὲ Μενοιτιάδης δαῖεν μέγα ἰσόθεος φώς.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ πῦρ ἐκάη καὶ φλὸξ ἐμαράνθη,
ἀνθρακιὴν στορέσας ὀβελοὺς ἐφύπερθε τάνυσσε,
πάσσε δ᾽ ἁλὸς θείοιο κρατευτάων ἐπαείρας.

αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ὤπτησε καὶ εἰν ἐλεοῖσιν ἔχευε,
Πάτροκλος μὲν σῖτον ἑλὼν ἐπένειμε τραπέζηι
καλοῖς ἐν κανέοισιν, ἀτὰρ κρέα νεῖμεν Ἀχιλλεύς.
αὐτὸς δ᾽ ἀντίον ἷζεν Ὀδυσσῆος θείοιο
τοίχου τοῦ ἑτέροιο, θεοῖσι δὲ θῦσαι ἀνώγει

Πάτροκλον ὃν ἑταῖρον· ὁ δ᾽ ἐν πυρὶ βάλλε θυηλάς.
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ὀνείαθ᾽ ἑτοῖμα προκείμενα χεῖρας ἴαλλον.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
νεῦσ᾽ Αἴας Φοίνικι· νόησε δὲ δῖος Ὀδυσσεύς,
πλησάμενος δ᾽ οἴνοιο δέπας δείδεκτ᾽ Ἀχιλῆα·

χαῖρ᾽ Ἀχιλεῦ· δαιτὸς μὲν ἐΐσης οὐκ ἐπιδευεῖς
ἠμὲν ἐνὶ κλισίηι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο
ἠδὲ καὶ ἐνθάδε νῦν, πάρα γὰρ μενοεικέα πολλὰ
δαίνυσθ᾽· ἀλλ᾽ οὐ δαιτὸς ἐπηράτου ἔργα μέμηλεν,
ἀλλὰ λίην μέγα πῆμα διοτρεφὲς εἰσορόωντες

δείδιμεν· ἐν δοιῆι δὲ σαωσέμεν ἢ ἀπολέσθαι
νῆας ἐϋσσέλμους, εἰ μὴ σύ γε δύσεαι ἀλκήν.
ἐγγὺς γὰρ νηῶν καὶ τείχεος αὖλιν ἔθεντο
Τρῶες ὑπέρθυμοι τηλεκλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
κηάμενοι πυρὰ πολλὰ κατὰ στρατόν, οὐδ᾽ ἔτι φασὶ

σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι.
Ζεὺς δέ σφι Κρονίδης ἐνδέξια σήματα φαίνων
ἀστράπτει· Ἕκτωρ δὲ μέγα σθένεϊ βλεμεαίνων
μαίνεται ἐκπάγλως πίσυνος Διί, οὐδέ τι τίει
ἀνέρας οὐδὲ θεούς· κρατερὴ δέ ἑ λύσσα δέδυκεν.

ἀρᾶται δὲ τάχιστα φανήμεναι Ἠῶ δῖαν·
στεῦται γὰρ νηῶν ἀποκόψειν ἄκρα κόρυμβα
αὐτάς τ᾽ ἐμπρήσειν μαλεροῦ πυρός, αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
δηιώσειν παρὰ τῆισιν ὀρινομένους ὑπὸ καπνοῦ.
ταῦτ᾽ αἰνῶς δείδοικα κατὰ φρένα, μή οἱ ἀπειλὰς

ἐκτελέσωσι θεοί, ἡμῖν δὲ δὴ αἴσιμον εἴη
φθίσθαι ἐνὶ Τροίηι ἑκὰς Ἄργεος ἱπποβότοιο.
ἀλλ᾽ ἄνα εἰ μέμονάς γε καὶ ὀψέ περ υἷας Ἀχαιῶν
τειρομένους ἐρύεσθαι ὑπὸ Τρώων ὀρυμαγδοῦ.
αὐτῶι τοι μετόπισθ᾽ ἄχος ἔσσεται, οὐδέ τι μῆχος

ῥεχθέντος κακοῦ ἔστ᾽ ἄκος εὑρεῖν· ἀλλὰ πολὺ πρὶν
φράζευ ὅπως Δαναοῖσιν ἀλεξήσεις κακὸν ἦμαρ.
ὦ πέπον ἦ μὲν σοί γε πατὴρ ἐπετέλλετο Πηλεὺς
ἤματι τῶι ὅτε σ᾽ ἐκ Φθίης Ἀγαμέμνονι πέμπε·
τέκνον ἐμὸν κάρτος μὲν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη

δώσουσ᾽ αἴ κ᾽ ἐθέλωσι, σὺ δὲ μεγαλήτορα θυμὸν
ἴσχειν ἐν στήθεσσι· φιλοφροσύνη γὰρ ἀμείνων·
ληγέμεναι δ᾽ ἔριδος κακομηχάνου, ὄφρά σε μᾶλλον
τίωσ᾽ Ἀργείων ἠμὲν νέοι ἠδὲ γέροντες.
ὣς ἐπέτελλ᾽ ὁ γέρων, σὺ δὲ λήθεαι· ἀλλ᾽ ἔτι καὶ νῦν

παύε᾽, ἔα δὲ χόλον θυμαλγέα· σοὶ δ᾽ Ἀγαμέμνων
ἄξια δῶρα δίδωσι μεταλήξαντι χόλοιο.
εἰ δὲ σὺ μέν μευ ἄκουσον, ἐγὼ δέ κέ τοι καταλέξω
ὅσσά τοι ἐν κλισίηισιν ὑπέσχετο δῶρ᾽ Ἀγαμέμνων·
ἕπτ᾽ ἀπύρους τρίποδας, δέκα δὲ χρυσοῖο τάλαντα,

αἴθωνας δὲ λέβητας ἐείκοσι, δώδεκα δ᾽ ἵππους
πηγοὺς ἀθλοφόρους, οἳ ἀέθλια ποσσὶν ἄροντο.
οὔ κεν ἀλήϊος εἴη ἀνὴρ ὧι τόσσα γένοιτο
οὐδέ κεν ἀκτήμων ἐριτίμοιο χρυσοῖο,
ὅσσ᾽ Ἀγαμέμνονος ἵπποι ἀέθλια ποσσὶν ἄροντο.

δώσει δ᾽ ἑπτὰ γυναῖκας ἀμύμονα ἔργα ἰδυίας
Λεσβίδας, ἃς ὅτε Λέσβον ἐϋκτιμένην ἕλες αὐτὸς
ἐξέλεθ᾽, αἳ τότε κάλλει ἐνίκων φῦλα γυναικῶν.
τὰς μέν τοι δώσει, μετὰ δ᾽ ἔσσεται ἣν τότ᾽ ἀπηύρα
κούρη Βρισῆος· ἐπὶ δὲ μέγαν ὅρκον ὀμεῖται

μή ποτε τῆς εὐνῆς ἐπιβήμεναι ἠδὲ μιγῆναι
ἣ θέμις ἐστὶν ἄναξ ἤτ᾽ ἀνδρῶν ἤτε γυναικῶν.
ταῦτα μὲν αὐτίκα πάντα παρέσσεται· εἰ δέ κεν αὖτε
ἄστυ μέγα Πριάμοιο θεοὶ δώωσ᾽ ἀλαπάξαι,
νῆα ἅλις χρυσοῦ καὶ χαλκοῦ νηήσασθαι

εἰσελθών, ὅτε κεν δατεώμεθα ληΐδ᾽ Ἀχαιοί,
Τρωϊάδας δὲ γυναῖκας ἐείκοσιν αὐτὸς ἑλέσθαι,
αἵ κε μετ᾽ Ἀργείην Ἑλένην κάλλισται ἔωσιν.
εἰ δέ κεν Ἄργος ἱκοίμεθ᾽ Ἀχαιϊκὸν οὖθαρ ἀρούρης
γαμβρός κέν οἱ ἔοις· τίσει δέ σε ἶσον Ὀρέστηι,

ὅς οἱ τηλύγετος τρέφεται θαλίηι ἔνι πολλῆι.
τρεῖς δέ οἵ εἰσι θύγατρες ἐνὶ μεγάρωι εὐπήκτωι
Χρυσόθεμις καὶ Λαοδίκη καὶ Ἰφιάνασσα,
τάων ἥν κ᾽ ἐθέληισθα φίλην ἀνάεδνον ἄγεσθαι
πρὸς οἶκον Πηλῆος· ὁ δ᾽ αὖτ᾽ ἐπὶ μείλια δώσει

πολλὰ μάλ᾽, ὅσσ᾽ οὔ πώ τις ἑῆι ἐπέδωκε θυγατρί·
ἑπτὰ δέ τοι δώσει εὖ ναιόμενα πτολίεθρα
Καρδαμύλην Ἐνόπην τε καὶ Ἱρὴν ποιήεσσαν
Φηράς τε ζαθέας ἠδ᾽ Ἄνθειαν βαθύλειμον
καλήν τ᾽ Αἴπειαν καὶ Πήδασον ἀμπελόεσσαν.

πᾶσαι δ᾽ ἐγγὺς ἁλός, νέαται Πύλου ἠμαθόεντος·
ἐν δ᾽ ἄνδρες ναίουσι πολύρρηνες πολυβοῦται,
οἵ κέ σε δωτίνηισι θεὸν ὣς τιμήσουσι
καί τοι ὑπὸ σκήπτρωι λιπαρὰς τελέουσι θέμιστας.
ταῦτά κέ τοι τελέσειε μεταλήξαντι χόλοιο.

εἰ δέ τοι Ἀτρεΐδης μὲν ἀπήχθετο κηρόθι μᾶλλον
αὐτὸς καὶ τοῦ δῶρα, σὺ δ᾽ ἄλλους περ Παναχαιοὺς
τειρομένους ἐλέαιρε κατὰ στρατόν, οἵ σε θεὸν ὣς
τίσουσ᾽· ἦ γάρ κέ σφι μάλα μέγα κῦδος ἄροιο·
νῦν γάρ χ᾽ Ἕκτορ᾽ ἕλοις, ἐπεὶ ἂν μάλα τοι σχεδὸν ἔλθοι

λύσσαν ἔχων ὀλοήν, ἐπεὶ οὔ τινά φησιν ὁμοῖον
οἷ ἔμεναι Δαναῶν οὓς ἐνθάδε νῆες ἔνεικαν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
χρὴ μὲν δὴ τὸν μῦθον ἀπηλεγέως ἀποειπεῖν,

ἧι περ δὴ φρονέω τε καὶ ὡς τετελεσμένον ἔσται,
ὡς μή μοι τρύζητε παρήμενοι ἄλλοθεν ἄλλος.
ἐχθρὸς γάρ μοι κεῖνος ὁμῶς Ἀΐδαο πύληισιν
ὅς χ᾽ ἕτερον μὲν κεύθηι ἐνὶ φρεσίν, ἄλλο δὲ εἴπηι.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐρέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα·

οὔτ᾽ ἔμεγ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα πεισέμεν οἴω
οὔτ᾽ ἄλλους Δαναούς, ἐπεὶ οὐκ ἄρα τις χάρις ἦεν
μάρνασθαι δηΐοισιν ἐπ᾽ ἀνδράσι νωλεμὲς αἰεί.
ἴση μοῖρα μένοντι καὶ εἰ μάλα τις πολεμίζοι·
ἐν δὲ ἰῆι τιμῆι ἠμὲν κακὸς ἠδὲ καὶ ἐσθλός·

κάτθαν᾽ ὁμῶς ὅ τ᾽ ἀεργὸς ἀνὴρ ὅ τε πολλὰ ἐοργώς.
οὐδέ τί μοι περίκειται, ἐπεὶ πάθον ἄλγεα θυμῶι
αἰεὶ ἐμὴν ψυχὴν παραβαλλόμενος πολεμίζειν.
ὡς δ᾽ ὄρνις ἀπτῆσι νεοσσοῖσι προφέρηισι
μάστακ᾽ ἐπεί κε λάβηισι, κακῶς δ᾽ ἄρα οἱ πέλει αὐτῆι,

ὣς καὶ ἐγὼ πολλὰς μὲν ἀΰπνους νύκτας ἴαυον,
ἤματα δ᾽ αἱματόεντα διέπρησσον πολεμίζων
ἀνδράσι μαρνάμενος ὀάρων ἕνεκα σφετεράων.
δώδεκα δὴ σὺν νηυσὶ πόλεις ἀλάπαξ᾽ ἀνθρώπων,
πεζὸς δ᾽ ἕνδεκά φημι κατὰ Τροίην ἐρίβωλον·

τάων ἐκ πασέων κειμήλια πολλὰ καὶ ἐσθλὰ
ἐξελόμην, καὶ πάντα φέρων Ἀγαμέμνονι δόσκον
Ἀτρεΐδηι· ὁ δ᾽ ὄπισθε μένων παρὰ νηυσὶ θοῆισι
δεξάμενος διὰ παῦρα δασάσκετο, πολλὰ δ᾽ ἔχεσκεν.
ἄλλα δ᾽ ἀριστήεσσι δίδου γέρα καὶ βασιλεῦσι·

τοῖσι μὲν ἔμπεδα κεῖται, ἐμεῦ δ᾽ ἀπὸ μούνου Ἀχαιῶν
εἵλετ᾽, ἔχει δ᾽ ἄλοχον θυμαρέα· τῆι παριαύων
τερπέσθω. τί δὲ δεῖ πολεμιζέμεναι Τρώεσσιν
Ἀργείους; τί δὲ λαὸν ἀνήγαγεν ἐνθάδ᾽ ἀγείρας
Ἀτρεΐδης; ἦ οὐχ Ἑλένης ἕνεκ᾽ ἠϋκόμοιο;

ἦ μοῦνοι φιλέουσ᾽ ἀλόχους μερόπων ἀνθρώπων
Ἀτρεΐδαι; ἐπεὶ ὅς τις ἀνὴρ ἀγαθὸς καὶ ἐχέφρων
τὴν αὐτοῦ φιλέει καὶ κήδεται, ὡς καὶ ἐγὼ τὴν
ἐκ θυμοῦ φίλεον δουρικτητήν περ ἐοῦσαν.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ ἐκ χειρῶν γέρας εἵλετο καί μ᾽ ἀπάτησε

μή μευ πειράτω εὖ εἰδότος· οὐδέ με πείσει.
ἀλλ᾽ Ὀδυσεῦ σὺν σοί τε καὶ ἄλλοισιν βασιλεῦσι
φραζέσθω νήεσσιν ἀλεξέμεναι δήϊον πῦρ.
ἦ μὲν δὴ μάλα πολλὰ πονήσατο νόσφιν ἐμεῖο,
καὶ δὴ τεῖχος ἔδειμε, καὶ ἤλασε τάφρον ἐπ᾽ αὐτῶι

εὐρεῖαν μεγάλην, ἐν δὲ σκόλοπας κατέπηξεν·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς δύναται σθένος Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
ἴσχειν· ὄφρα δ᾽ ἐγὼ μετ᾽ Ἀχαιοῖσιν πολέμιζον
οὐκ ἐθέλεσκε μάχην ἀπὸ τείχεος ὀρνύμεν Ἕκτωρ,
ἀλλ᾽ ὅσον ἐς Σκαιάς τε πύλας καὶ φηγὸν ἵκανεν·

ἔνθά ποτ᾽ οἶον ἔμιμνε, μόγις δέ μευ ἔκφυγεν ὁρμήν.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὐκ ἐθέλω πολεμιζέμεν Ἕκτορι δίωι
αὔριον ἱρὰ Διὶ ῥέξας καὶ πᾶσι θεοῖσι
νηήσας εὖ νῆας, ἐπὴν ἅλα δὲ προερύσσω,
ὄψεαι, αἴ κ᾽ ἐθέληισθα καὶ αἴ κέν τοι τὰ μεμήληι,

ἦρι μάλ᾽ Ἑλλήσποντον ἐπ᾽ ἰχθυόεντα πλεούσας
νῆας ἐμάς, ἐν δ᾽ ἄνδρας ἐρεσσέμεναι μεμαῶτας·
εἰ δέ κεν εὐπλοίην δώηι κλυτὸς ἐννοσίγαιος
ἤματί κε τριτάτωι Φθίην ἐρίβωλον ἱκοίμην.
ἔστι δέ μοι μάλα πολλά, τὰ κάλλιπον ἐνθάδε ἔρρων·

ἄλλον δ᾽ ἐνθένδε χρυσὸν καὶ χαλκὸν ἐρυθρὸν
ἠδὲ γυναῖκας ἐϋζώνους πολιόν τε σίδηρον
ἄξομαι, ἅσσ᾽ ἔλαχόν γε· γέρας δέ μοι, ὅς περ ἔδωκεν,
αὖτις ἐφυβρίζων ἕλετο κρείων Ἀγαμέμνων
Ἀτρεΐδης· τῶι πάντ᾽ ἀγορευέμεν ὡς ἐπιτέλλω

ἀμφαδόν, ὄφρα καὶ ἄλλοι ἐπισκύζωνται Ἀχαιοὶ
εἴ τινά που Δαναῶν ἔτι ἔλπεται ἐξαπατήσειν
αἰὲν ἀναιδείην ἐπιειμένος· οὐδ᾽ ἂν ἔμοιγε
τετλαίη κύνεός περ ἐὼν εἰς ὦπα ἰδέσθαι·
οὐδέ τί οἱ βουλὰς συμφράσσομαι, οὐδὲ μὲν ἔργον·

ἐκ γὰρ δή μ᾽ ἀπάτησε καὶ ἤλιτεν· οὐδ᾽ ἂν ἔτ᾽ αὖτις
ἐξαπάφοιτ᾽ ἐπέεσσιν· ἅλις δέ οἱ· ἀλλὰ ἕκηλος
ἐρρέτω· ἐκ γάρ εὑ φρένας εἵλετο μητίετα Ζεύς.
ἐχθρὰ δέ μοι τοῦ δῶρα, τίω δέ μιν ἐν καρὸς αἴσηι.
οὐδ᾽ εἴ μοι δεκάκις τε καὶ εἰκοσάκις τόσα δοίη

ὅσσά τέ οἱ νῦν ἔστι, καὶ εἴ ποθεν ἄλλα γένοιτο,
οὐδ᾽ ὅσ᾽ ἐς Ὀρχομενὸν ποτινίσεται, οὐδ᾽ ὅσα Θήβας
Αἰγυπτίας, ὅθι πλεῖστα δόμοις ἐν κτήματα κεῖται,
αἵ θ᾽ ἑκατόμπυλοί εἰσι, διηκόσιοι δ᾽ ἀν᾽ ἑκάστας
ἀνέρες ἐξοιχνεῦσι σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν·

οὐδ᾽ εἴ μοι τόσα δοίη ὅσα ψάμαθός τε κόνις τε,
οὐδέ κεν ὧς ἔτι θυμὸν ἐμὸν πείσει᾽ Ἀγαμέμνων
πρίν γ᾽ ἀπὸ πᾶσαν ἐμοὶ δόμεναι θυμαλγέα λώβην.
κούρην δ᾽ οὐ γαμέω Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο,
οὐδ᾽ εἰ χρυσείηι Ἀφροδίτηι κάλλος ἐρίζοι,

ἔργα δ᾽ Ἀθηναίηι γλαυκώπιδι ἰσοφαρίζοι·
οὐδέ μιν ὧς γαμέω· ὁ δ᾽ Ἀχαιῶν ἄλλον ἑλέσθω,
ὅς τις οἷ τ᾽ ἐπέοικε καὶ ὃς βασιλεύτερός ἐστιν.
ἢν γὰρ δή με σαῶσι θεοὶ καὶ οἴκαδ᾽ ἵκωμαι,
Πηλεύς θήν μοι ἔπειτα γυναῖκά γε μάσσεται αὐτός.

πολλαὶ Ἀχαιΐδες εἰσὶν ἀν᾽ Ἑλλάδα τε Φθίην τε
κοῦραι ἀριστήων, οἵ τε πτολίεθρα ῥύονται,
τάων ἥν κ᾽ ἐθέλωμι φίλην ποιήσομ᾽ ἄκοιτιν.
ἔνθα δέ μοι μάλα πολλὸν ἐπέσσυτο θυμὸς ἀγήνωρ
γήμαντα μνηστὴν ἄλοχον ἐϊκυῖαν ἄκοιτιν

κτήμασι τέρπεσθαι τὰ γέρων ἐκτήσατο Πηλεύς·
οὐ γὰρ ἐμοὶ ψυχῆς ἀντάξιον οὐδ᾽ ὅσα φασὶν
Ἴλιον ἐκτῆσθαι εὖ ναιόμενον πτολίεθρον
τὸ πρὶν ἐπ᾽ εἰρήνης, πρὶν ἐλθεῖν υἷας Ἀχαιῶν,
οὐδ᾽ ὅσα λάϊνος οὐδὸς ἀφήτορος ἐντὸς ἐέργει

Φοίβου Ἀπόλλωνος Πυθοῖ ἔνι πετρηέσσηι.
ληϊστοὶ μὲν γάρ τε βόες καὶ ἴφια μῆλα,
κτητοὶ δὲ τρίποδές τε καὶ ἵππων ξανθὰ κάρηνα,
ἀνδρὸς δὲ ψυχὴ πάλιν ἐλθεῖν οὔτε λεϊστὴ
οὔθ᾽ ἑλετή, ἐπεὶ ἄρ κεν ἀμείψεται ἕρκος ὀδόντων.

μήτηρ γάρ τέ μέ φησι θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα
διχθαδίας κῆρας φερέμεν θανάτοιο τέλος δέ.
εἰ μέν κ᾽ αὖθι μένων Τρώων πόλιν ἀμφιμάχωμαι,
ὤλετο μέν μοι νόστος, ἀτὰρ κλέος ἄφθιτον ἔσται·
εἰ δέ κεν οἴκαδ᾽ ἵκωμι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν,

ὤλετό μοι κλέος ἐσθλόν, ἐπὶ δηρὸν δέ μοι αἰὼν
ἔσσεται, οὐδέ κέ μ᾽ ὦκα τέλος θανάτοιο κιχείη.
καὶ δ᾽ ἂν τοῖς ἄλλοισιν ἐγὼ παραμυθησαίμην
οἴκαδ᾽ ἀποπλείειν, ἐπεὶ οὐκέτι δήετε τέκμωρ
Ἰλίου αἰπεινῆς· μάλα γάρ ἑθεν εὐρύοπα Ζεὺς

χεῖρα ἑὴν ὑπερέσχε, τεθαρσήκασι δὲ λαοί.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς μὲν ἰόντες ἀριστήεσσιν Ἀχαιῶν
ἀγγελίην ἀπόφασθε· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ γερόντων·
ὄφρ᾽ ἄλλην φράζωνται ἐνὶ φρεσὶ μῆτιν ἀμείνω,
ἥ κέ σφιν νῆάς τε σαῶι καὶ λαὸν Ἀχαιῶν

νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆις, ἐπεὶ οὔ σφισιν ἥδέ γ᾽ ἑτοίμη
ἣν νῦν ἐφράσσαντο ἐμεῦ ἀπομηνίσαντος·
Φοῖνιξ δ᾽ αὖθι παρ᾽ ἄμμι μένων κατακοιμηθήτω,
ὄφρά μοι ἐν νήεσσι φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἕπηται
αὔριον ἢν ἐθέληισιν· ἀνάγκηι δ᾽ οὔ τί μιν ἄξω.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι
μῦθον ἀγασσάμενοι· μάλα γὰρ κρατερῶς ἀπέειπεν·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε γέρων ἱππηλάτα Φοῖνιξ
δάκρυ᾽ ἀναπρήσας· περὶ γὰρ δίε νηυσὶν Ἀχαιῶν·
εἰ μὲν δὴ νόστόν γε μετὰ φρεσὶ φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ

βάλλεαι, οὐδέ τι πάμπαν ἀμύνειν νηυσὶ θοῆισι
πῦρ ἐθέλεις ἀΐδηλον, ἐπεὶ χόλος ἔμπεσε θυμῶι,
πῶς ἂν ἔπειτ᾽ ἀπὸ σεῖο φίλον τέκος αὖθι λιποίμην
οἶος; σοὶ δέ μ᾽ ἔπεμπε γέρων ἱππηλάτα Πηλεὺς
ἤματι τῶι ὅτε σ᾽ ἐκ Φθίης Ἀγαμέμνονι πέμπε

νήπιον οὔ πω εἰδόθ᾽ ὁμοιΐου πολέμοιο
οὐδ᾽ ἀγορέων, ἵνα τ᾽ ἄνδρες ἀριπρεπέες τελέθουσι.
τοὔνεκά με προέηκε διδασκέμεναι τάδε πάντα,
μύθων τε ῥητῆρ᾽ ἔμεναι πρηκτῆρά τε ἔργων.
ὡς ἂν ἔπειτ᾽ ἀπὸ σεῖο φίλον τέκος οὐκ ἐθέλοιμι

λείπεσθ᾽, οὐδ᾽ εἴ κέν μοι ὑποσταίη θεὸς αὐτὸς
γῆρας ἀποξύσας θήσειν νέον ἡβώοντα,
οἷον ὅτε πρῶτον λίπον Ἑλλάδα καλλιγύναικα
φεύγων νείκεα πατρὸς Ἀμύντορος Ὀρμενίδαο,
ὅς μοι παλλακίδος περιχώσατο καλλικόμοιο,

τὴν αὐτὸς φιλέεσκεν, ἀτιμάζεσκε δ᾽ ἄκοιτιν
μητέρ᾽ ἐμήν· ἣ δ᾽ αἰὲν ἐμὲ λισσέσκετο γούνων
παλλακίδι προμιγῆναι, ἵν᾽ ἐχθήρειε γέροντα.
τῆι πιθόμην καὶ ἔρεξα· πατὴρ δ᾽ ἐμὸς αὐτίκ᾽ ὀϊσθεὶς
πολλὰ κατηρᾶτο, στυγερὰς δ᾽ ἐπεκέκλετ᾽ Ἐρινῦς,

μή ποτε γούνασιν οἷσιν ἐφέσσεσθαι φίλον υἱὸν
ἐξ ἐμέθεν γεγαῶτα· θεοὶ δ᾽ ἐτέλειον ἐπαρὰς
Ζεύς τε καταχθόνιος καὶ ἐπαινὴ Περσεφόνεια.
τὸν μὲν ἐγὼ βούλευσα κατακτάμεν ὀξέι χαλκῷ·
ἀλλά τις ἀθανάτων παῦσεν χόλον, ὅς ῥ’ ἐνὶ θυμῷ

δήμου θῆκε φάτιν καὶ ὀνείδεα πόλλ’ ἀνθρώπων,
ὡς μὴ πατροφόνος μετ’ Ἀχαιοῖσιν καλεοίμην.
ἔνθ᾽ ἐμοὶ οὐκέτι πάμπαν ἐρητύετ᾽ ἐν φρεσὶ θυμὸς
πατρὸς χωομένοιο κατὰ μέγαρα στρωφᾶσθαι.
ἦ μὲν πολλὰ ἔται καὶ ἀνεψιοὶ ἀμφὶς ἐόντες

αὐτοῦ λισσόμενοι κατερήτυον ἐν μεγάροισι,
πολλὰ δὲ ἴφια μῆλα καὶ εἰλίποδας ἕλικας βοῦς
ἔσφαζον, πολλοὶ δὲ σύες θαλέθοντες ἀλοιφῆι
εὑόμενοι τανύοντο διὰ φλογὸς Ἡφαίστοιο,
πολλὸν δ᾽ ἐκ κεράμων μέθυ πίνετο τοῖο γέροντος.

εἰνάνυχες δέ μοι ἀμφ᾽ αὐτῶι παρὰ νύκτας ἴαυον·
οἳ μὲν ἀμειβόμενοι φυλακὰς ἔχον, οὐδέ ποτ᾽ ἔσβη
πῦρ, ἕτερον μὲν ὑπ᾽ αἰθούσηι εὐερκέος αὐλῆς,
ἄλλο δ᾽ ἐνὶ προδόμωι, πρόσθεν θαλάμοιο θυράων.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ δεκάτη μοι ἐπήλυθε νὺξ ἐρεβεννή,

καὶ τότ᾽ ἐγὼ θαλάμοιο θύρας πυκινῶς ἀραρυίας
ῥήξας ἐξῆλθον, καὶ ὑπέρθορον ἑρκίον αὐλῆς
ῥεῖα, λαθὼν φύλακάς τ᾽ ἄνδρας δμωιάς τε γυναῖκας.
φεῦγον ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε δι᾽ Ἑλλάδος εὐρυχόροιο,
Φθίην δ᾽ ἐξικόμην ἐριβώλακα μητέρα μήλων

ἐς Πηλῆα ἄναχθ᾽· ὁ δέ με πρόφρων ὑπέδεκτο,
καί μ᾽ ἐφίλησ᾽ ὡς εἴ τε πατὴρ ὃν παῖδα φιλήσηι
μοῦνον τηλύγετον πολλοῖσιν ἐπὶ κτεάτεσσι,
καί μ᾽ ἀφνειὸν ἔθηκε, πολὺν δέ μοι ὤπασε λαόν·
ναῖον δ᾽ ἐσχατιὴν Φθίης Δολόπεσσιν ἀνάσσων.

καί σε τοσοῦτον ἔθηκα θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ,
ἐκ θυμοῦ φιλέων, ἐπεὶ οὐκ ἐθέλεσκες ἅμ᾽ ἄλλωι
οὔτ᾽ ἐς δαῖτ᾽ ἰέναι οὔτ᾽ ἐν μεγάροισι πάσασθαι,
πρίν γ᾽ ὅτε δή σ᾽ ἐπ᾽ ἐμοῖσιν ἐγὼ γούνεσσι καθίσσας
ὄψου τ᾽ ἄσαιμι προταμὼν καὶ οἶνον ἐπισχών.

πολλάκι μοι κατέδευσας ἐπὶ στήθεσσι χιτῶνα
οἴνου ἀποβλύζων ἐν νηπιέηι ἀλεγεινῆι.
ὣς ἐπὶ σοὶ μάλα πολλὰ πάθον καὶ πολλὰ μόγησα,
τὰ φρονέων ὅ μοι οὔ τι θεοὶ γόνον ἐξετέλειον
ἐξ ἐμεῦ· ἀλλὰ σὲ παῖδα θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ

ποιεύμην, ἵνα μοί ποτ᾽ ἀεικέα λοιγὸν ἀμύνηις.
ἀλλ᾽ Ἀχιλεῦ δάμασον θυμὸν μέγαν· οὐδέ τί σε χρὴ
νηλεὲς ἦτορ ἔχειν· στρεπτοὶ δέ τε καὶ θεοὶ αὐτοί,
τῶν περ καὶ μείζων ἀρετὴ τιμή τε βίη τε.
καὶ μὲν τοὺς θυέεσσι καὶ εὐχωλῆις ἀγανῆισι

λοιβῆι τε κνίσηι τε παρατρωπῶσ᾽ ἄνθρωποι
λισσόμενοι, ὅτε κέν τις ὑπερβήηι καὶ ἁμάρτηι.
καὶ γάρ τε λιταί εἰσι Διὸς κοῦραι μεγάλοιο
χωλαί τε ῥυσαί τε παραβλῶπές τ᾽ ὀφθαλμώ,
αἵ ῥά τε καὶ μετόπισθ᾽ ἄτης ἀλέγουσι κιοῦσαι.

ἣ δ᾽ ἄτη σθεναρή τε καὶ ἀρτίπος, οὕνεκα πάσας
πολλὸν ὑπεκπροθέει, φθάνει δέ τε πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν
βλάπτουσ᾽ ἀνθρώπους· αἳ δ᾽ ἐξακέονται ὀπίσσω.
ὃς μέν τ᾽ αἰδέσεται κούρας Διὸς ἆσσον ἰούσας,
τὸν δὲ μέγ᾽ ὤνησαν καί τ᾽ ἔκλυον εὐχομένοιο·

ὃς δέ κ᾽ ἀνήνηται καί τε στερεῶς ἀποείπηι,
λίσσονται δ᾽ ἄρα ταί γε Δία Κρονίωνα κιοῦσαι
τῶι ἄτην ἅμ᾽ ἕπεσθαι, ἵνα βλαφθεὶς ἀποτίσηι.
ἀλλ᾽ Ἀχιλεῦ πόρε καὶ σὺ Διὸς κούρηισιν ἕπεσθαι
τιμήν, ἥ τ᾽ ἄλλων περ ἐπιγνάμπτει νόον ἐσθλῶν.

εἰ μὲν γὰρ μὴ δῶρα φέροι τὰ δ᾽ ὄπισθ᾽ ὀνομάζοι
Ἀτρεΐδης, ἀλλ᾽ αἰὲν ἐπιζαφελῶς χαλεπαίνοι,
οὐκ ἂν ἔγωγέ σε μῆνιν ἀπορρίψαντα κελοίμην
Ἀργείοισιν ἀμυνέμεναι χατέουσί περ ἔμπης·
νῦν δ᾽ ἅμα τ᾽ αὐτίκα πολλὰ διδοῖ τὰ δ᾽ ὄπισθεν ὑπέστη,

ἄνδρας δὲ λίσσεσθαι ἐπιπροέηκεν ἀρίστους
κρινάμενος κατὰ λαὸν Ἀχαιϊκόν, οἵ τε σοὶ αὐτῶι
φίλτατοι Ἀργείων· τῶν μὴ σύ γε μῦθον ἐλέγξηις
μηδὲ πόδας· πρὶν δ᾽ οὔ τι νεμεσσητὸν κεχολῶσθαι.
οὕτω καὶ τῶν πρόσθεν ἐπευθόμεθα κλέα ἀνδρῶν

ἡρώων, ὅτε κέν τιν᾽ ἐπιζάφελος χόλος ἵκοι·
δωρητοί τε πέλοντο παράρρητοί τ᾽ ἐπέεσσι.
μέμνημαι τόδε ἔργον ἐγὼ πάλαι οὔ τι νέον γε
ὡς ἦν· ἐν δ᾽ ὑμῖν ἐρέω πάντεσσι φίλοισι.
Κουρῆτές τ᾽ ἐμάχοντο καὶ Αἰτωλοὶ μενεχάρμαι

ἀμφὶ πόλιν Καλυδῶνα καὶ ἀλλήλους ἐνάριζον,
Αἰτωλοὶ μὲν ἀμυνόμενοι Καλυδῶνος ἐραννῆς,
Κουρῆτες δὲ διαπραθέειν μεμαῶτες Ἄρηϊ.
καὶ γὰρ τοῖσι κακὸν χρυσόθρονος Ἄρτεμις ὦρσε
χωσαμένη ὅ οἱ οὔ τι θαλύσια γουνῶι ἀλωῆς

Οἰνεὺς ῥέξ᾽· ἄλλοι δὲ θεοὶ δαίνυνθ᾽ ἑκατόμβας,
οἴηι δ᾽ οὐκ ἔρρεξε Διὸς κούρηι μεγάλοιο.
ἢ λάθετ᾽ ἢ οὐκ ἐνόησεν· ἀάσατο δὲ μέγα θυμῶι.
ἣ δὲ χολωσαμένη δῖον γένος ἰοχέαιρα
ὦρσεν ἔπι χλούνην σῦν ἄγριον ἀργιόδοντα,

ὃς κακὰ πόλλ᾽ ἕρδεσκεν ἔθων Οἰνῆος ἀλωήν·
πολλὰ δ᾽ ὅ γε προθέλυμνα χαμαὶ βάλε δένδρεα μακρὰ
αὐτῆισιν ῥίζηισι καὶ αὐτοῖς ἄνθεσι μήλων.
τὸν δ᾽ υἱὸς Οἰνῆος ἀπέκτεινεν Μελέαγρος
πολλέων ἐκ πολίων θηρήτορας ἄνδρας ἀγείρας

καὶ κύνας· οὐ μὲν γάρ κε δάμη παύροισι βροτοῖσι·
τόσσος ἔην, πολλοὺς δὲ πυρῆς ἐπέβησ᾽ ἀλεγεινῆς.
ἣ δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτῶι θῆκε πολὺν κέλαδον καὶ ἀϋτὴν
ἀμφὶ συὸς κεφαλῆι καὶ δέρματι λαχνήεντι,
Κουρήτων τε μεσηγὺ καὶ Αἰτωλῶν μεγαθύμων.

ὄφρα μὲν οὖν Μελέαγρος ἄρηι φίλος πολέμιζε,
τόφρα δὲ Κουρήτεσσι κακῶς ἦν, οὐδὲ δύναντο
τείχεος ἔκτοσθεν μίμνειν πολέες περ ἐόντες·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Μελέαγρον ἔδυ χόλος, ὅς τε καὶ ἄλλων
οἰδάνει ἐν στήθεσσι νόον πύκα περ φρονεόντων,

ἤτοι ὁ μητρὶ φίληι Ἀλθαίηι χωόμενος κῆρ
κεῖτο παρὰ μνηστῆι ἀλόχωι καλῆι Κλεοπάτρηι
κούρηι Μαρπήσσης καλλισφύρου Εὐηνίνης
Ἴδεώ θ᾽, ὃς κάρτιστος ἐπιχθονίων γένετ᾽ ἀνδρῶν
τῶν τότε· καί ῥα ἄνακτος ἐναντίον εἵλετο τόξον

Φοίβου Ἀπόλλωνος καλλισφύρου εἵνεκα νύμφης,
τὴν δὲ τότ᾽ ἐν μεγάροισι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
Ἀλκυόνην καλέεσκον ἐπώνυμον, οὕνεκ᾽ ἄρ᾽ αὐτῆς
μήτηρ ἀλκυόνος πολυπενθέος οἶτον ἔχουσα
κλαῖεν ὅ μιν ἑκάεργος ἀνήρπασε Φοῖβος Ἀπόλλων·

τῆι ὅ γε παρκατέλεκτο χόλον θυμαλγέα πέσσων
ἐξ ἀρέων μητρὸς κεχολωμένος, ἥ ῥα θεοῖσι
πόλλ᾽ ἀχέουσ᾽ ἠρᾶτο κασιγνήτοιο φόνοιο,
πολλὰ δὲ καὶ γαῖαν πολυφόρβην χερσὶν ἀλοία
κικλήσκουσ᾽ Ἀΐδην καὶ ἐπαινὴν Περσεφόνειαν

πρόχνυ καθεζομένη, δεύοντο δὲ δάκρυσι κόλποι,
παιδὶ δόμεν θάνατον· τῆς δ᾽ ἠεροφοῖτις Ἐρινὺς
ἔκλυεν ἐξ Ἐρέβεσφιν ἀμείλιχον ἦτορ ἔχουσα.
τῶν δὲ τάχ᾽ ἀμφὶ πύλας ὅμαδος καὶ δοῦπος ὀρώρει
πύργων βαλλομένων· τὸν δὲ λίσσοντο γέροντες

Αἰτωλῶν, πέμπον δὲ θεῶν ἱερῆας ἀρίστους,
ἐξελθεῖν καὶ ἀμῦναι ὑποσχόμενοι μέγα δῶρον·
ὁππόθι πιότατον πεδίον Καλυδῶνος ἐραννῆς,
ἔνθά μιν ἤνωγον τέμενος περικαλλὲς ἑλέσθαι
πεντηκοντόγυον, τὸ μὲν ἥμισυ οἰνοπέδοιο,

ἥμισυ δὲ ψιλὴν ἄροσιν πεδίοιο ταμέσθαι.
πολλὰ δέ μιν λιτάνευε γέρων ἱππηλάτα Οἰνεὺς
οὐδοῦ ἐπεμβεβαὼς ὑψηρεφέος θαλάμοιο
σείων κολλητὰς σανίδας γουνούμενος υἱόν·
πολλὰ δὲ τόν γε κασίγνηται καὶ πότνια μήτηρ

ἐλλίσσονθ᾽· ὁ δὲ μᾶλλον ἀναίνετο· πολλὰ δ᾽ ἑταῖροι,
οἵ οἱ κεδνότατοι καὶ φίλτατοι ἦσαν ἁπάντων·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς τοῦ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἔπειθον,
πρίν γ᾽ ὅτε δὴ θάλαμος πύκ᾽ ἐβάλλετο, τοὶ δ᾽ ἐπὶ πύργων
βαῖνον Κουρῆτες καὶ ἐνέπρηθον μέγα ἄστυ.

καὶ τότε δὴ Μελέαγρον ἐΰζωνος παράκοιτις
λίσσετ᾽ ὀδυρομένη, καί οἱ κατέλεξεν ἅπαντα
κήδε᾽, ὅσ᾽ ἀνθρώποισι πέλει τῶν ἄστυ ἁλώηι·
ἄνδρας μὲν κτείνουσι, πόλιν δέ τε πῦρ ἀμαθύνει,
τέκνα δέ τ᾽ ἄλλοι ἄγουσι βαθυζώνους τε γυναῖκας.

τοῦ δ᾽ ὠρίνετο θυμὸς ἀκούοντος κακὰ ἔργα,
βῆ δ᾽ ἰέναι, χροῒ δ᾽ ἔντε᾽ ἐδύσετο παμφανόωντα.
ὣς ὁ μὲν Αἰτωλοῖσιν ἀπήμυνεν κακὸν ἦμαρ
εἴξας ὧι θυμῶι· τῶι δ᾽ οὐκέτι δῶρα τέλεσσαν
πολλά τε καὶ χαρίεντα, κακὸν δ᾽ ἤμυνε καὶ αὔτως.

ἀλλὰ σὺ μή μοι ταῦτα νόει φρεσί, μὴ δέ σε δαίμων
ἐνταῦθα τρέψειε φίλος· κάκιον δέ κεν εἴη
νηυσὶν καιομένηισιν ἀμυνέμεν· ἀλλ᾽ ἐπὶ δώρων
ἔρχεο· ἶσον γάρ σε θεῶι τίσουσιν Ἀχαιοί.
εἰ δέ κ᾽ ἄτερ δώρων πόλεμον φθισήνορα δύηις

οὐκέθ᾽ ὁμῶς τιμῆς ἔσεαι πόλεμόν περ ἀλαλκών,
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Φοῖνιξ ἄττα γεραιὲ διοτρεφὲς οὔ τί με ταύτης
χρεὼ τιμῆς· φρονέω δὲ τετιμῆσθαι Διὸς αἴσηι,
ἥ μ᾽ ἕξει παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν εἰς ὅ κ᾽ ἀϋτμὴ

ἐν στήθεσσι μένηι καί μοι φίλα γούνατ᾽ ὀρώρηι.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισι·
μή μοι σύγχει θυμὸν ὀδυρόμενος καὶ ἀχεύων
Ἀτρεΐδηι ἥρωϊ φέρων χάριν· οὐδέ τί σε χρὴ
τὸν φιλέειν, ἵνα μή μοι ἀπέχθηαι φιλέοντι.

καλόν τοι σὺν ἐμοὶ τὸν κήδειν ὅς κ᾽ ἐμὲ κήδηι·
ἶσον ἐμοὶ βασίλευε καὶ ἥμισυ μείρεο τιμῆς.
οὗτοι δ᾽ ἀγγελέουσι, σὺ δ᾽ αὐτόθι λέξεο μίμνων
εὐνῆι ἔνι μαλακῆι· ἅμα δ᾽ ἠοῖ φαινομένηφι
φρασσόμεθ᾽ ἤ κε νεώμεθ᾽ ἐφ᾽ ἡμέτερ᾽ ἦ κε μένωμεν.

ἦ καὶ Πατρόκλωι ὅ γ᾽ ἐπ᾽ ὀφρύσι νεῦσε σιωπῆι
Φοίνικι στορέσαι πυκινὸν λέχος, ὄφρα τάχιστα
ἐκ κλισίης νόστοιο μεδοίατο· τοῖσι δ᾽ ἄρ᾽ Αἴας
ἀντίθεος Τελαμωνιάδης μετὰ μῦθον ἔειπε·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ

ἴομεν· οὐ γάρ μοι δοκέει μύθοιο τελευτὴ
τῆιδέ γ᾽ ὁδῶι κρανέεσθαι· ἀπαγγεῖλαι δὲ τάχιστα
χρὴ μῦθον Δαναοῖσι καὶ οὐκ ἀγαθόν περ ἐόντα
οἵ που νῦν ἕαται ποτιδέγμενοι. αὐτάρ Ἀχιλλεὺς
ἄγριον ἐν στήθεσσι θέτο μεγαλήτορα θυμὸν

σχέτλιος, οὐδὲ μετατρέπεται φιλότητος ἑταίρων
τῆς ἧι μιν παρὰ νηυσὶν ἐτίομεν ἔξοχον ἄλλων
νηλής· καὶ μέν τίς τε κασιγνήτοιο φονῆος
ποινὴν ἢ οὗ παιδὸς ἐδέξατο τεθνηῶτος·
καί ῥ᾽ ὁ μὲν ἐν δήμωι μένει αὐτοῦ πόλλ᾽ ἀποτίσας,

τοῦ δέ τ᾽ ἐρητύεται κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
ποινὴν δεξαμένωι· σοὶ δ᾽ ἄληκτόν τε κακόν τε
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι θεοὶ θέσαν εἵνεκα κούρης
οἴης· νῦν δέ τοι ἑπτὰ παρίσχομεν ἔξοχ᾽ ἀρίστας,
ἄλλά τε πόλλ᾽ ἐπὶ τῆισι· σὺ δ᾽ ἵλαον ἔνθεο θυμόν,

αἴδεσσαι δὲ μέλαθρον· ὑπωρόφιοι δέ τοί εἰμεν
πληθύος ἐκ Δαναῶν, μέμαμεν δέ τοι ἔξοχον ἄλλων
κήδιστοί τ᾽ ἔμεναι καὶ φίλτατοι ὅσσοι Ἀχαιοί.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Αἶαν διογενὲς Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν

πάντά τί μοι κατὰ θυμὸν ἐείσαο μυθήσασθαι·
ἀλλά μοι οἰδάνεται κραδίη χόλωι ὁππότε κείνων
μνήσομαι ὥς μ᾽ ἀσύφηλον ἐν Ἀργείοισιν ἔρεξεν
Ἀτρεΐδης ὡς εἴ τιν᾽ ἀτίμητον μετανάστην.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς ἔρχεσθε καὶ ἀγγελίην ἀπόφασθε·

οὐ γὰρ πρὶν πολέμοιο μεδήσομαι αἱματόεντος
πρίν γ᾽ υἱὸν Πριάμοιο δαΐφρονος Ἕκτορα δῖον
Μυρμιδόνων ἐπί τε κλισίας καὶ νῆας ἱκέσθαι
κτείνοντ᾽ Ἀργείους, κατά τε σμῦξαι πυρὶ νῆας.
ἀμφὶ δέ τοι τῆι ἐμῆι κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι

Ἕκτορα καὶ μεμαῶτα μάχης σχήσεσθαι ὀΐω.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἕκαστος ἑλὼν δέπας ἀμφικύπελλον
σπείσαντες παρὰ νῆας ἴσαν πάλιν· ἦρχε δ᾽ Ὀδυσσεύς.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτάροισιν ἰδὲ δμωῆισι κέλευσε
Φοίνικι στορέσαι πυκινὸν λέχος ὅττι τάχιστα.

αἳ δ᾽ ἐπιπειθόμεναι στόρεσαν λέχος ὡς ἐκέλευσε
κώεά τε ῥῆγός τε λίνοιό τε λεπτὸν ἄωτον.
ἔνθ᾽ ὁ γέρων κατέλεκτο καὶ ἠῶ δῖαν ἔμιμνεν.
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς εὗδε μυχῶι κλισίης εὐπήκτου·
τῶι δ᾽ ἄρα παρκατέλεκτο γυνή, τὴν Λεσβόθεν ἦγε,

Φόρβαντος θυγάτηρ Διομήδη καλλιπάρηιος.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἐλέξατο· πὰρ δ᾽ ἄρα καὶ τῶι
Ἶφις ἐΰζωνος, τήν οἱ πόρε δῖος Ἀχιλλεὺς
Σκῦρον ἑλὼν αἰπεῖαν Ἐνυῆος πτολίεθρον.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίηισιν ἐν Ἀτρεΐδαο γένοντο.

τοὺς μὲν ἄρα χρυσέοισι κυπέλλοις υἷες Ἀχαιῶν
δειδέχατ᾽ ἄλλοθεν ἄλλος ἀνασταδόν, ἔκ τ᾽ ἐρέοντο·
πρῶτος δ᾽ ἐξερέεινεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
εἴπ᾽ ἄγε μ᾽ ὦ πολύαιν᾽ Ὀδυσεῦ μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ἤ ῥ᾽ ἐθέλει νήεσσιν ἀλεξέμεναι δήϊον πῦρ,

ἦ ἀπέειπε, χόλος δ᾽ ἔτ᾽ ἔχει μεγαλήτορα θυμόν;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
κεῖνός γ᾽ οὐκ ἐθέλει σβέσσαι χόλον, ἀλλ᾽ ἔτι μᾶλλον
πιμπλάνεται μένεος, σὲ δ᾽ ἀναίνεται ἠδὲ σὰ δῶρα.

αὐτόν σε φράζεσθαι ἐν Ἀργείοισιν ἄνωγεν
ὅππως κεν νῆάς τε σαῶις καὶ λαὸν Ἀχαιῶν·
αὐτὸς δ᾽ ἠπείλησεν ἅμ᾽ ἠοῖ φαινομένηφι
νῆας ἐϋσσέλμους ἅλαδ᾽ ἑλκέμεν ἀμφιελίσσας.
καὶ δ᾽ ἂν τοῖς ἄλλοισιν ἔφη παραμυθήσασθαι

οἴκαδ᾽ ἀποπλείειν, ἐπεὶ οὐκέτι δήετε τέκμωρ
Ἰλίου αἰπεινῆς· μάλα γάρ ἑθεν εὐρύοπα Ζεὺς
χεῖρα ἑὴν ὑπερέσχε, τεθαρσήκασι δὲ λαοί.
ὣς ἔφατ᾽· εἰσὶ καὶ οἵδε τάδ᾽ εἰπέμεν, οἵ μοι ἕποντο,
Αἴας καὶ κήρυκε δύω πεπνυμένω ἄμφω.

Φοῖνιξ δ᾽ αὖθ᾽ ὁ γέρων κατελέξατο, ὡς γὰρ ἀνώγει,
ὄφρά οἱ ἐν νήεσσι φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἕπηται
αὔριον, ἢν ἐθέληισιν· ἀνάγκηι δ᾽ οὔ τί μιν ἄξει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι
μῦθον ἀγασσάμενοι· μάλα γὰρ κρατερῶς ἀγόρευσε.

δὴν δ᾽ ἄνεωι ἦσαν τετιηότες υἷες Ἀχαιῶν·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
μὴ ὄφελες λίσσεσθαι ἀμύμονα Πηλεΐωνα
μυρία δῶρα διδούς· ὁ δ᾽ ἀγήνωρ ἐστὶ καὶ ἄλλως·

νῦν αὖ μιν πολὺ μᾶλλον ἀγηνορίηισιν ἐνῆκας.
ἀλλ᾽ ἤτοι κεῖνον μὲν ἐάσομεν ἤ κεν ἴηισιν
ἦ κε μένηι· τότε δ᾽ αὖτε μαχήσεται ὁππότε κέν μιν
θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἀνώγηι καὶ θεὸς ὄρσηι.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·

νῦν μὲν κοιμήσασθε τεταρπόμενοι φίλον ἦτορ
σίτου καὶ οἴνοιο· τὸ γὰρ μένος ἐστὶ καὶ ἀλκή·
αὐτὰρ ἐπεί κε φανῆι καλὴ ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
καρπαλίμως πρὸ νεῶν ἐχέμεν λαόν τε καὶ ἵππους
ὀτρύνων, καὶ δ᾽ αὐτὸς ἐνὶ πρώτοισι μάχεσθαι.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπήινησαν βασιλῆες
μῦθον ἀγασσάμενοι Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
καὶ τότε δὴ σπείσαντες ἔβαν κλισίην δὲ ἕκαστος,
ἔνθα δὲ κοιμήσαντο καὶ ὕπνου δῶρον ἕλοντο.

Ἰλιάδος Κ

Δολώνεια.

Ἄλλοι μὲν παρὰ νηυσὶν ἀριστῆες Παναχαιῶν
εὗδον παννύχιοι μαλακῶι δεδμημένοι ὕπνωι·
ἀλλ᾽ οὐκ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν
ὕπνος ἔχε γλυκερὸς πολλὰ φρεσὶν ὁρμαίνοντα.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἀστράπτηι πόσις Ἥρης ἠϋκόμοιο
τεύχων ἢ πολὺν ὄμβρον ἀθέσφατον ἠὲ χάλαζαν
ἢ νιφετόν, ὅτε πέρ τε χιὼν ἐπάλυνεν ἀρούρας,
ἠέ ποθι πτολέμοιο μέγα στόμα πευκεδανοῖο,
ὣς πυκίν᾽ ἐν στήθεσσιν ἀνεστενάχιζ᾽ Ἀγαμέμνων

νειόθεν ἐκ κραδίης, τρομέοντο δέ οἱ φρένες ἐντός.
ἤτοι ὅτ᾽ ἐς πεδίον τὸ Τρωϊκὸν ἀθρήσειε,
θαύμαζεν πυρὰ πολλὰ τὰ καίετο Ἰλιόθι πρὸ
αὐλῶν συρίγγων τ᾽ ἐνοπὴν ὅμαδόν τ᾽ ἀνθρώπων.
αὐτὰρ ὅτ᾽ ἐς νῆάς τε ἴδοι καὶ λαὸν Ἀχαιῶν,

πολλὰς ἐκ κεφαλῆς προθελύμνους ἕλκετο χαίτας
ὑψόθ᾽ ἐόντι Διί, μέγα δ᾽ ἔστενε κυδάλιμον κῆρ.
ἥδε δέ οἱ κατὰ θυμὸν ἀρίστη φαίνετο βουλὴ
Νέστορ᾽ ἔπι πρῶτον Νηλήϊον ἐλθέμεν ἀνδρῶν,
εἴ τινά οἱ σὺν μῆτιν ἀμύμονα τεκτήναιτο,

ἥ τις ἀλεξίκακος πᾶσιν Δαναοῖσι γένοιτο.
ὀρθωθεὶς δ᾽ ἔνδυνε περὶ στήθεσσι χιτῶνα,
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα,
ἀμφὶ δ᾽ ἔπειτα δαφοινὸν ἑέσσατο δέρμα λέοντος
αἴθωνος μεγάλοιο ποδηνεκές, εἵλετο δ᾽ ἔγχος.

ὣς δ᾽ αὔτως Μενέλαον ἔχε τρόμος· οὐδὲ γὰρ αὐτῶι
ὕπνος ἐπὶ βλεφάροισιν ἐφίζανε· μή τι πάθοιεν
Ἀργεῖοι, τοὶ δὴ ἕθεν εἵνεκα πουλὺν ἐφ᾽ ὑγρὴν
ἤλυθον ἐς Τροίην πόλεμον θρασὺν ὁρμαίνοντες.
παρδαλέηι μὲν πρῶτα μετάφρενον εὐρὺ κάλυψε

ποικίληι, αὐτὰρ ἐπὶ στεφάνην κεφαλῆφιν ἀείρας
θήκατο χαλκείην, δόρυ δ᾽ εἵλετο χειρὶ παχείηι.
βῆ δ᾽ ἴμεν ἀνστήσων ὃν ἀδελφεόν, ὃς μέγα πάντων
Ἀργείων ἤνασσε, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι.
τὸν δ᾽ εὗρ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισι τιθήμενον ἔντεα καλὰ

νηῒ πάρα πρύμνηι· τῶι δ᾽ ἀσπάσιος γένετ᾽ ἐλθών.
τὸν πρότερος προσέειπε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
τίφθ᾽ οὕτως ἠθεῖε κορύσσεαι; ἦ τιν᾽ ἑταίρων
ὀτρυνέεις Τρώεσσιν ἐπίσκοπον; ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
δείδω μὴ οὔ τίς τοι ὑπόσχηται τόδε ἔργον

ἄνδρας δυσμενέας σκοπιαζέμεν οἶος ἐπελθὼν
νύκτα δι᾽ ἀμβροσίην· μάλα τις θρασυκάρδιος ἔσται.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
χρεὼ βουλῆς ἐμὲ καὶ σὲ διοτρεφὲς ὦ Μενέλαε
κερδαλέης, ἥ τίς κεν ἐρύσσεται ἠδὲ σαώσει

Ἀργείους καὶ νῆας, ἐπεὶ Διὸς ἐτράπετο φρήν.
Ἑκτορέοις ἄρα μᾶλλον ἐπὶ φρένα θῆχ᾽ ἱεροῖσιν·
οὐ γάρ πω ἰδόμην, οὐδ᾽ ἔκλυον αὐδήσαντος
ἄνδρ᾽ ἕνα τοσσάδε μέρμερ᾽ ἐπ᾽ ἤματι μητίσασθαι,
ὅσσ᾽ Ἕκτωρ ἔρρεξε Διῒ φίλος υἷας Ἀχαιῶν

αὔτως, οὔτε θεᾶς υἱὸς φίλος οὔτε θεοῖο.
ἔργα δ᾽ ἔρεξ᾽ ὅσα φημὶ μελησέμεν Ἀργείοισι
δηθά τε καὶ δολιχόν· τόσα γὰρ κακὰ μήσατ᾽ Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν Αἴαντα καὶ Ἰδομενῆα κάλεσσον
ῥίμφα θέων παρὰ νῆας· ἐγὼ δ᾽ ἐπὶ Νέστορα δῖον

εἶμι, καὶ ὀτρυνέω ἀνστήμεναι, αἴ κ᾽ ἐθέληισιν
ἐλθεῖν ἐς φυλάκων ἱερὸν τέλος ἠδ᾽ ἐπιτεῖλαι.
κείνωι γάρ κε μάλιστα πιθοίατο· τοῖο γὰρ υἱὸς
σημαίνει φυλάκεσσι καὶ Ἰδομενῆος ὀπάων
Μηριόνης· τοῖσιν γὰρ ἐπετράπομέν γε μάλιστα.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
πῶς γάρ μοι μύθωι ἐπιτέλλεαι ἠδὲ κελεύεις;
αὖθι μένω μετὰ τοῖσι δεδεγμένος εἰς ὅ κεν ἔλθηις,
ἦε θέω μετὰ σ᾽ αὖτις, ἐπὴν εὖ τοῖς ἐπιτείλω;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,

αὖθι μένειν, μή πως ἀβροτάξομεν ἀλλήλοιιν
ἐρχομένω· πολλαὶ γὰρ ἀνὰ στρατόν εἰσι κέλευθοι.
φθέγγεο δ᾽ ἧι κεν ἴηισθα καὶ ἐγρήγορθαι ἄνωχθι
πατρόθεν ἐκ γενεῆς ὀνομάζων ἄνδρα ἕκαστον
πάντας κυδαίνων· μηδὲ μεγαλίζεο θυμῶι,

ἀλλὰ καὶ αὐτοί περ πονεώμεθα· ὧδέ που ἄμμι
Ζεὺς ἐπὶ γιγνομένοισιν ἵει κακότητα βαρεῖαν.
ὣς εἰπὼν ἀπέπεμπεν ἀδελφεὸν εὖ ἐπιτείλας·
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰέναι μετὰ Νέστορα ποιμένα λαῶν·
τὸν δ᾽ εὗρεν παρά τε κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι

εὐνῆι ἔνι μαλακῆι· παρὰ δ᾽ ἔντεα ποικίλ᾽ ἔκειτο
ἀσπὶς καὶ δύο δοῦρε φαεινή τε τρυφάλεια.
πὰρ δὲ ζωστὴρ κεῖτο παναίολος, ὧι ῥ᾽ ὁ γεραιὸς
ζώννυθ᾽ ὅτ᾽ ἐς πόλεμον φθισήνορα θωρήσσοιτο
λαὸν ἄγων, ἐπεὶ οὐ μὲν ἐπέτρεπε γήραϊ λυγρῶι.

ὀρθωθεὶς δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ ἀγκῶνος κεφαλὴν ἐπαείρας
Ἀτρεΐδην προσέειπε καὶ ἐξερεείνετο μύθωι·
τίς δ᾽ οὗτος κατὰ νῆας ἀνὰ στρατὸν ἔρχεαι οἶος
νύκτα δι᾽ ὀρφναίην, ὅτε θ᾽ εὕδουσι βροτοὶ ἄλλοι,
ἠέ τιν᾽ οὐρήων διζήμενος, ἤ τιν᾽ ἑταίρων;

φθέγγεο, μηδ᾽ ἀκέων ἐπ᾽ ἔμ᾽ ἔρχεο· τίπτε δέ σε χρεώ;
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
γνώσεαι Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα, τὸν περὶ πάντων
Ζεὺς ἐνέηκε πόνοισι διαμπερὲς εἰς ὅ κ᾽ ἀϋτμὴ

ἐν στήθεσσι μένηι καί μοι φίλα γούνατ᾽ ὀρώρηι.
πλάζομαι ὧδ᾽ ἐπεὶ οὔ μοι ἐπ᾽ ὄμμασι νήδυμος ὕπνος
ἱζάνει, ἀλλὰ μέλει πόλεμος καὶ κήδε᾽ Ἀχαιῶν.
αἰνῶς γὰρ Δαναῶν περιδείδια, οὐδέ μοι ἦτορ
ἔμπεδον, ἀλλ᾽ ἀλαλύκτημαι, κραδίη δέ μοι ἔξω

στηθέων ἐκθρώισκει, τρομέει δ᾽ ὑπὸ φαίδιμα γυῖα.
ἀλλ᾽ εἴ τι δραίνεις, ἐπεὶ οὐδὲ σέ γ᾽ ὕπνος ἱκάνει,
δεῦρ᾽ ἐς τοὺς φύλακας καταβήομεν, ὄφρα ἴδωμεν
μὴ τοὶ μὲν καμάτωι ἀδηκότες ἠδὲ καὶ ὕπνωι
κοιμήσωνται, ἀτὰρ φυλακῆς ἐπὶ πάγχυ λάθωνται.

δυσμενέες δ᾽ ἄνδρες σχεδὸν εἵαται· οὐδέ τι ἴδμεν
μή πως καὶ διὰ νύκτα μενοινήσωσι μάχεσθαι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
οὔ θην Ἕκτορι πάντα νοήματα μητίετα Ζεὺς

ἐκτελέει, ὅσα πού νυν ἐέλπεται· ἀλλά μιν οἴω
κήδεσι μοχθήσειν καὶ πλείοσιν, εἴ κεν Ἀχιλλεὺς
ἐκ χόλου ἀργαλέοιο μεταστρέψηι φίλον ἦτορ.
σοὶ δὲ μάλ᾽ ἕψομ᾽ ἐγώ· ποτὶ δ᾽ αὖ καὶ ἐγείρομεν ἄλλους
ἠμὲν Τυδεΐδην δουρὶ κλυτὸν ἠδ᾽ Ὀδυσῆα

ἠδ᾽ Αἴαντα ταχὺν καὶ Φυλέος ἄλκιμον υἱόν.
ἀλλ᾽ εἴ τις καὶ τούσδε μετοιχόμενος καλέσειεν
ἀντίθεόν τ᾽ Αἴαντα καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα·
τῶν γὰρ νῆες ἔασιν ἑκαστάτω, οὐδὲ μάλ᾽ ἐγγύς.
ἀλλὰ φίλον περ ἐόντα καὶ αἰδοῖον Μενέλαον

νεικέσω, εἴ πέρ μοι νεμεσήσεαι, οὐδ᾽ ἐπικεύσω
ὡς εὕδει, σοὶ δ᾽ οἴωι ἐπέτρεψεν πονέεσθαι.
νῦν ὄφελεν κατὰ πάντας ἀριστῆας πονέεσθαι
λισσόμενος· χρειὼ γὰρ ἱκάνεται οὐκέτ᾽ ἀνεκτός.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·

ὦ γέρον ἄλλοτε μέν σε καὶ αἰτιάασθαι ἄνωγα·
πολλάκι γὰρ μεθιεῖ τε καὶ οὐκ ἐθέλει πονέεσθαι
οὔτ᾽ ὄκνωι εἴκων οὔτ᾽ ἀφραδίηισι νόοιο,
ἀλλ᾽ ἐμέ τ᾽ εἰσορόων καὶ ἐμὴν ποτιδέγμενος ὁρμήν.
νῦν δ᾽ ἐμέο πρότερος μάλ᾽ ἐπέγρετο καί μοι ἐπέστη·

τὸν μὲν ἐγὼ προέηκα καλήμεναι οὓς σὺ μεταλλᾶις.
ἀλλ᾽ ἴομεν· κείνους δὲ κιχησόμεθα πρὸ πυλάων
ἐν φυλάκεσσ᾽, ἵνα γάρ σφιν ἐπέφραδον ἠγερέθεσθαι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
οὕτως οὔ τίς οἱ νεμεσήσεται οὐδ᾽ ἀπιθήσει

Ἀργείων, ὅτε κέν τιν᾽ ἐποτρύνηι καὶ ἀνώγηι.
ὣς εἰπὼν ἔνδυνε περὶ στήθεσσι χιτῶνα,
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρα χλαῖναν περονήσατο φοινικόεσσαν
διπλῆν ἐκταδίην, οὔλη δ᾽ ἐπενήνοθε λάχνη.

εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος ἀκαχμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
βῆ δ᾽ ἰέναι κατὰ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων.
πρῶτον ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα Διὶ μῆτιν ἀτάλαντον
ἐξ ὕπνου ἀνέγειρε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ
φθεγξάμενος· τὸν δ᾽ αἶψα περὶ φρένας ἤλυθ᾽ ἰωή,

ἐκ δ᾽ ἦλθε κλισίης καί σφεας πρὸς μῦθον ἔειπε·
τίφθ᾽ οὕτω κατὰ νῆας ἀνὰ στρατὸν οἶοι ἀλᾶσθε
νύκτα δι᾽ ἀμβροσίην, ὅ τι δὴ χρειὼ τόσον ἵκει;
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ

μὴ νεμέσα· τοῖον γὰρ ἄχος βεβίηκεν Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ἕπε᾽, ὄφρα καὶ ἄλλον ἐγείρομεν ὅν τ᾽ ἐπέοικε
βουλὰς βουλεύειν, ἢ φευγέμεν ἠὲ μάχεσθαι.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ κλισίην δὲ κιὼν πολύμητις Ὀδυσσεὺς
ποικίλον ἀμφ᾽ ὤμοισι σάκος θέτο, βῆ δὲ μετ᾽ αὐτούς.

βὰν δ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδην Διομήδεα· τὸν δὲ κίχανον
ἐκτὸς ἀπὸ κλισίης σὺν τεύχεσιν· ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι
εὗδον, ὑπὸ κρασὶν δ᾽ ἔχον ἀσπίδας· ἔγχεα δέ σφιν
ὄρθ᾽ ἐπὶ σαυρωτῆρος ἐλήλατο, τῆλε δὲ χαλκὸς
λάμφ᾽ ὥς τε στεροπὴ πατρὸς Διός· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως

εὗδ᾽, ὑπὸ δ᾽ ἔστρωτο ῥινὸν βοὸς ἀγραύλοιο,
αὐτὰρ ὑπὸ κράτεσφι τάπης τετάνυστο φαεινός.
τὸν παρστὰς ἀνέγειρε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ,
λὰξ ποδὶ κινήσας, ὄτρυνέ τε νείκεσέ τ᾽ ἄντην·
ἔγρεο Τυδέος υἱέ· τί πάννυχον ὕπνον ἀωτεῖς;

οὐκ ἀΐεις ὡς Τρῶες ἐπὶ θρωσμῶι πεδίοιο
εἵαται ἄγχι νεῶν, ὀλίγος δ᾽ ἔτι χῶρος ἐρύκει;
ὣς φάθ᾽, ὁ δ᾽ ἐξ ὕπνοιο μάλα κραιπνῶς ἀνόρουσε,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
σχέτλιός ἐσσι γεραιέ· σὺ μὲν πόνου οὔ ποτε λήγεις.

οὔ νυ καὶ ἄλλοι ἔασι νεώτεροι υἷες Ἀχαιῶν
οἵ κεν ἔπειτα ἕκαστον ἐγείρειαν βασιλήων
πάντηι ἐποιχόμενοι; σὺ δ᾽ ἀμήχανός ἐσσι γεραιέ.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα φίλος κατὰ μοῖραν ἔειπες.

εἰσὶν μέν μοι παῖδες ἀμύμονες, εἰσὶ δὲ λαοὶ
καὶ πολέες, τῶν κέν τις ἐποιχόμενος καλέσειεν·
ἀλλὰ μάλα μεγάλη χρειὼ βεβίηκεν Ἀχαιούς.
νῦν γὰρ δὴ πάντεσσιν ἐπὶ ξυροῦ ἵσταται ἀκμῆς
ἢ μάλα λυγρὸς ὄλεθρος Ἀχαιοῖς ἠὲ βιῶναι.

ἀλλ᾽ ἴθι νῦν Αἴαντα ταχὺν καὶ Φυλέος υἱὸν
ἄνστησον· σὺ γάρ ἐσσι νεώτερος· εἴ μ᾽ ἐλεαίρεις.
ὣς φάθ᾽, ὁ δ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἑέσσατο δέρμα λέοντος
αἴθωνος μεγάλοιο ποδηνεκές, εἵλετο δ᾽ ἔγχος.
βῆ δ᾽ ἰέναι, τοὺς δ᾽ ἔνθεν ἀναστήσας ἄγεν ἥρως.

οἳ δ᾽ ὅτε δὴ φυλάκεσσιν ἐν ἀγρομένοισιν ἔμιχθεν,
οὐδὲ μὲν εὕδοντας φυλάκων ἡγήτορας εὗρον,
ἀλλ᾽ ἐγρηγορτὶ σὺν τεύχεσιν εἵατο πάντες.
ὡς δὲ κύνες περὶ μῆλα δυσωρήσωνται ἐν αὐλῆι
θηρὸς ἀκούσαντες κρατερόφρονος, ὅς τε καθ᾽ ὕλην

ἔρχηται δι᾽ ὄρεσφι· πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ἐπ᾽ αὐτῶι
ἀνδρῶν ἠδὲ κυνῶν, ἀπό τέ σφισιν ὕπνος ὄλωλεν·
ὣς τῶν νήδυμος ὕπνος ἀπὸ βλεφάροιιν ὀλώλει
νύκτα φυλασσομένοισι κακήν· πεδίον δὲ γὰρ αἰεὶ
τετράφαθ᾽, ὁππότ᾽ ἐπὶ Τρώων ἀΐοιεν ἰόντων.

τοὺς δ᾽ ὁ γέρων γήθησεν ἰδὼν θάρσυνέ τε μύθωι
καί σφεας φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
οὕτω νῦν φίλα τέκνα φυλάσσετε· μηδέ τιν᾽ ὕπνος
αἱρείτω, μὴ χάρμα γενώμεθα δυσμενέεσσιν.
ὣς εἰπὼν τάφροιο διέσσυτο· τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο

Ἀργείων βασιλῆες ὅσοι κεκλήατο βουλήν.
τοῖς δ᾽ ἅμα Μηριόνης καὶ Νέστορος ἀγλαὸς υἱὸς
ἤϊσαν· αὐτοὶ γὰρ κάλεον συμμητιάασθαι.
τάφρον δ᾽ ἐκδιαβάντες ὀρυκτὴν ἑδριόωντο
ἐν καθαρῶι, ὅθι δὴ νεκύων διεφαίνετο χῶρος

πιπτόντων· ὅθεν αὖτις ἀπετράπετ᾽ ὄβριμος Ἕκτωρ
ὀλλὺς Ἀργείους, ὅτε δὴ περὶ νὺξ ἐκάλυψεν.
ἔνθα καθεζόμενοι ἔπε᾽ ἀλλήλοισι πίφαυσκον·
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ὦ φίλοι οὐκ ἂν δή τις ἀνὴρ πεπίθοιθ᾽ ἑῶι αὐτοῦ

θυμῶι τολμήεντι μετὰ Τρῶας μεγαθύμους
ἐλθεῖν, εἴ τινά που δηΐων ἕλοι ἐσχατόωντα,
ἤ τινά που καὶ φῆμιν ἐνὶ Τρώεσσι πύθοιτο,
ἅσσά τε μητιόωσι μετὰ σφίσιν, ἢ μεμάασιν
αὖθι μένειν παρὰ νηυσὶν ἀπόπροθεν, ἦε πόλιν δὲ

ἂψ ἀναχωρήσουσιν, ἐπεὶ δαμάσαντό γ᾽ Ἀχαιούς.
ταῦτά κε πάντα πύθοιτο, καὶ ἂψ εἰς ἡμέας ἔλθοι
ἀσκηθής· μέγα κέν οἱ ὑπουράνιον κλέος εἴη
πάντας ἐπ᾽ ἀνθρώπους, καί οἱ δόσις ἔσσεται ἐσθλή·
ὅσσοι γὰρ νήεσσιν ἐπικρατέουσιν ἄριστοι

τῶν πάντων οἱ ἕκαστος ὄϊν δώσουσι μέλαιναν
θῆλυν ὑπόρρηνον· τῆι μὲν κτέρας οὐδὲν ὁμοῖον,
αἰεὶ δ᾽ ἐν δαίτηισι καὶ εἰλαπίνηισι παρέσται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·

Νέστορ ἔμ᾽ ὀτρύνει κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
ἀνδρῶν δυσμενέων δῦναι στρατὸν ἐγγὺς ἐόντων
Τρώων· ἀλλ᾽ εἴ τίς μοι ἀνὴρ ἅμ᾽ ἕποιτο καὶ ἄλλος
μᾶλλον θαλπωρὴ καὶ θαρσαλεώτερον ἔσται.
σύν τε δύ᾽ ἐρχομένω καί τε πρὸ ὁ τοῦ ἐνόησεν

ὅππως κέρδος ἔηι· μοῦνος δ᾽ εἴ πέρ τε νοήσηι
ἀλλά τέ οἱ βράσσων τε νόος, λεπτὴ δέ τε μῆτις.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἔθελον Διομήδεϊ πολλοὶ ἕπεσθαι.
ἠθελέτην Αἴαντε δύω θεράποντες Ἄρηος,
ἤθελε Μηριόνης, μάλα δ᾽ ἤθελε Νέστορος υἱός,

ἤθελε δ᾽ Ἀτρεΐδης δουρικλειτὸς Μενέλαος,
ἤθελε δ᾽ ὁ τλήμων Ὀδυσεὺς καταδῦναι ὅμιλον
Τρώων· αἰεὶ γάρ οἱ ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἐτόλμα.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
Τυδεΐδη Διόμηδες ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι

τὸν μὲν δὴ ἕταρόν γ᾽ αἱρήσεαι ὅν κ᾽ ἐθέληισθα,
φαινομένων τὸν ἄριστον, ἐπεὶ μεμάασί γε πολλοί.
μηδὲ σύ γ᾽ αἰδόμενος σῆισι φρεσὶ τὸν μὲν ἀρείω
καλλείπειν, σὺ δὲ χείρον᾽ ὀπάσσεαι αἰδοῖ εἴκων
ἐς γενεὴν ὁρόων, μηδ᾽ εἰ βασιλεύτερός ἐστιν.

ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δὲ περὶ ξανθῶι Μενελάωι.
τοῖς δ᾽ αὖτις μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
εἰ μὲν δὴ ἕταρόν γε κελεύετέ μ᾽ αὐτὸν ἑλέσθαι,
πῶς ἂν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆος ἐγὼ θείοιο λαθοίμην,
οὗ πέρι μὲν πρόφρων κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ

ἐν πάντεσσι πόνοισι, φιλεῖ δέ ἑ Παλλὰς Ἀθήνη.
τούτου γ᾽ ἑσπομένοιο καὶ ἐκ πυρὸς αἰθομένοιο
ἄμφω νοστήσαιμεν, ἐπεὶ περίοιδε νοῆσαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς·
Τυδεΐδη μήτ᾽ ἄρ με μάλ᾽ αἴνεε μήτέ τι νείκει·

εἰδόσι γάρ τοι ταῦτα μετ᾽ Ἀργείοις ἀγορεύεις.
ἀλλ᾽ ἴομεν· μάλα γὰρ νὺξ ἄνεται, ἐγγύθι δ᾽ ἠώς,
ἄστρα δὲ δὴ προβέβηκε, παροίχωκεν δὲ πλέων νὺξ
τῶν δύο μοιράων, τριτάτη δ᾽ ἔτι μοῖρα λέλειπται.
ὣς εἰπόνθ᾽ ὅπλοισιν ἔνι δεινοῖσιν ἐδύτην.

Τυδεΐδηι μὲν δῶκε μενεπτόλεμος Θρασυμήδης
φάσγανον ἄμφηκες· τὸ δ᾽ ἑὸν παρὰ νηῒ λέλειπτο·
καὶ σάκος· ἀμφὶ δέ οἱ κυνέην κεφαλῆφιν ἔθηκε
ταυρείην, ἄφαλόν τε καὶ ἄλλοφον, ἥ τε καταῖτυξ
κέκληται, ῥύεται δὲ κάρη θαλερῶν αἰζηῶν.

Μηριόνης δ᾽ Ὀδυσῆϊ δίδου βιὸν ἠδὲ φαρέτρην
καὶ ξίφος, ἀμφὶ δέ οἱ κυνέην κεφαλῆφιν ἔθηκε
ῥινοῦ ποιητήν· πολέσιν δ᾽ ἔντοσθεν ἱμᾶσιν
ἐντέτατο στερεῶς· ἔκτοσθε δὲ λευκοὶ ὀδόντες
ἀργιόδοντος ὑὸς θαμέες ἔχον ἔνθα καὶ ἔνθα

εὖ καὶ ἐπισταμένως· μέσσηι δ᾽ ἐνὶ πῖλος ἀρήρει.
τήν ῥά ποτ᾽ ἐξ Ἐλεῶνος Ἀμύντορος Ὀρμενίδαο
ἐξέλετ᾽ Αὐτόλυκος πυκινὸν δόμον ἀντιτορήσας,
Σκάνδειαν δ᾽ ἄρα δῶκε Κυθηρίωι Ἀμφιδάμαντι·
Ἀμφιδάμας δὲ Μόλωι δῶκε ξεινήϊον εἶναι,

αὐτὰρ ὁ Μηριόνηι δῶκεν ὧι παιδὶ φορῆναι·
δὴ τότ᾽ Ὀδυσσῆος πύκασεν κάρη ἀμφιτεθεῖσα.
τὼ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ὅπλοισιν ἔνι δεινοῖσιν ἐδύτην,
βάν ῥ᾽ ἰέναι, λιπέτην δὲ κατ᾽ αὐτόθι πάντας ἀρίστους.
τοῖσι δὲ δεξιὸν ἧκεν ἐρωιδιὸν ἐγγὺς ὁδοῖο

Παλλὰς Ἀθηναίη· τοὶ δ᾽ οὐκ ἴδον ὀφθαλμοῖσι
νύκτα δι᾽ ὀρφναίην, ἀλλὰ κλάγξαντος ἄκουσαν.
χαῖρε δὲ τῶι ὄρνιθ᾽ Ὀδυσεύς, ἠρᾶτο δ᾽ Ἀθήνηι·
κλῦθί μευ αἰγιόχοιο Διὸς τέκος, ἥ τέ μοι αἰεὶ
ἐν πάντεσσι πόνοισι παρίστασαι, οὐδέ σε λήθω

κινύμενος· νῦν αὖτε μάλιστά με φῖλαι Ἀθήνη,
δὸς δὲ πάλιν ἐπὶ νῆας ἐϋκλεῖας ἀφικέσθαι
ῥέξαντας μέγα ἔργον, ὅ κε Τρώεσσι μελήσηι.
δεύτερος αὖτ᾽ ἠρᾶτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
κέκλυθι νῦν καὶ ἐμεῖο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη·

σπεῖό μοι ὡς ὅτε πατρὶ ἅμ᾽ ἕσπεο Τυδέϊ δίωι
ἐς Θήβας, ὅτε τε πρὸ Ἀχαιῶν ἄγγελος ἤιει.
τοὺς δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀσωπῶι λίπε χαλκοχίτωνας Ἀχαιούς,
αὐτὰρ ὁ μειλίχιον μῦθον φέρε Καδμείοισι
κεῖσ᾽· ἀτὰρ ἂψ ἀπιὼν μάλα μέρμερα μήσατο ἔργα

σὺν σοὶ δῖα θεά, ὅτε οἱ πρόφρασσα παρέστης.
ὣς νῦν μοι ἐθέλουσα παρίσταο καί με φύλασσε.
σοὶ δ᾽ αὖ ἐγὼ ῥέξω βοῦν ἦνιν εὐρυμέτωπον
ἀδμήτην, ἣν οὔ πω ὑπὸ ζυγὸν ἤγαγεν ἀνήρ·
τήν τοι ἐγὼ ῥέξω χρυσὸν κέρασιν περιχεύας.

ὣς ἔφαν εὐχόμενοι, τῶν δ᾽ ἔκλυε Παλλὰς Ἀθήνη.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ ἠρήσαντο Διὸς κούρηι μεγάλοιο,
βάν ῥ᾽ ἴμεν ὥς τε λέοντε δύω διὰ νύκτα μέλαιναν
ἂμ φόνον, ἂν νέκυας, διά τ᾽ ἔντεα καὶ μέλαν αἷμα.
οὐδὲ μὲν οὐδὲ Τρῶας ἀγήνορας εἴασεν Ἕκτωρ

εὕδειν, ἀλλ᾽ ἄμυδις κικλήσκετο πάντας ἀρίστους,
ὅσσοι ἔσαν Τρώων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες·
τοὺς ὅ γε συγκαλέσας πυκινὴν ἀρτύνετο βουλήν·
τίς κέν μοι τόδε ἔργον ὑποσχόμενος τελέσειε
δώρωι ἔπι μεγάλωι; μισθὸς δέ οἱ ἄρκιος ἔσται.

δώσω γὰρ δίφρόν τε δύω τ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
οἵ κεν ἄριστοι ἔωσι θοῆις ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν
ὅς τίς κε τλαίη, οἷ τ᾽ αὐτῶι κῦδος ἄροιτο,
νηῶν ὠκυπόρων σχεδὸν ἐλθέμεν, ἔκ τε πυθέσθαι
ἠέ φυλάσσονται νῆες θοαὶ ὡς τὸ πάρος περ,

ἦ ἤδη χείρεσσιν ὑφ᾽ ἡμετέρηισι δαμέντες
φύξιν βουλεύουσι μετὰ σφίσιν, οὐδ᾽ ἐθέλουσι
νύκτα φυλασσέμεναι, καμάτωι ἀδηκότες αἰνῶι.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
ἦν δέ τις ἐν Τρώεσσι Δόλων Εὐμήδεος υἱὸς

κήρυκος θείοιο πολύχρυσος πολύχαλκος,
ὃς δή τοι εἶδος μὲν ἔην κακός, ἀλλὰ ποδώκης·
αὐτὰρ ὁ μοῦνος ἔην μετὰ πέντε κασιγνήτηισιν.
ὅς ῥα τότε Τρωσίν τε καὶ Ἕκτορι μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ ἔμ᾽ ὀτρύνει κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ

νηῶν ὠκυπόρων σχεδὸν ἐλθέμεν ἔκ τε πυθέσθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τὸ σκῆπτρον ἀνάσχεο, καί μοι ὄμοσσον
ἦ μὲν τοὺς ἵππους τε καὶ ἅρματα ποικίλα χαλκῶι
δωσέμεν, οἳ φορέουσιν ἀμύμονα Πηλεΐωνα,
σοὶ δ᾽ ἐγὼ οὐχ ἅλιος σκοπὸς ἔσσομαι οὐδ᾽ ἀπὸ δόξης·

τόφρα γὰρ ἐς στρατὸν εἶμι διαμπερὲς ὄφρ᾽ ἂν ἵκωμαι
νῆ᾽ Ἀγαμεμνονέην, ὅθι που μέλλουσιν ἄριστοι
βουλὰς βουλεύειν ἢ φευγέμεν ἠὲ μάχεσθαι.
ὣς φάθ᾽, ὁ δ᾽ ἐν χερσὶ σκῆπτρον λάβε καί οἱ ὄμοσσεν·
ἴστω νῦν Ζεὺς αὐτὸς ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης

μὴ μὲν τοῖς ἵπποισιν ἀνὴρ ἐποχήσεται ἄλλος
Τρώων, ἀλλά σέ φημι διαμπερὲς ἀγλαϊεῖσθαι.
ὣς φάτο καί ῥ᾽ ἐπίορκον ἐπώμοσε, τὸν δ᾽ ὀρόθυνεν·
αὐτίκα δ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἐβάλλετο καμπύλα τόξα,
ἕσσατο δ᾽ ἔκτοσθεν ῥινὸν πολιοῖο λύκοιο,

κρατὶ δ᾽ ἐπὶ κτιδέην κυνέην, ἕλε δ᾽ ὀξὺν ἄκοντα,
βῆ δ᾽ ἰέναι προτὶ νῆας ἀπὸ στρατοῦ· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλεν
ἐλθὼν ἐκ νηῶν ἂψ Ἕκτορι μῦθον ἀποίσειν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν κάλλιφ᾽ ὅμιλον,
βῆ ῥ᾽ ἀν᾽ ὁδὸν μεμαώς· τὸν δὲ φράσατο προσιόντα

διογενὴς Ὀδυσεύς, Διομήδεα δὲ προσέειπεν·
οὗτός τις Διόμηδες ἀπὸ στρατοῦ ἔρχεται ἀνήρ,
οὐκ οἶδ᾽ ἢ νήεσσιν ἐπίσκοπος ἡμετέρηισιν,
ἦ τινα συλήσων νεκύων κατατεθνηώτων.
ἀλλ᾽ ἐῶμέν μιν πρῶτα παρεξελθεῖν πεδίοιο

τυτθόν· ἔπειτα δέ κ᾽ αὐτὸν ἐπαΐξαντες ἕλοιμεν
καρπαλίμως· εἰ δ᾽ ἄμμε παραφθαίησι πόδεσσιν,
αἰεί μιν ἐπὶ νῆας ἀπὸ στρατόφι προτιειλεῖν
ἔγχει ἐπαΐσσων, μή πως προτὶ ἄστυ ἀλύξηι.
ὣς ἄρα φωνήσαντε παρὲξ ὁδοῦ ἐν νεκύεσσι

κλινθήτην· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ὦκα παρέδραμεν ἀφραδίηισιν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἀπέην ὅσσόν τ᾽ ἐπὶ οὖρα πέλονται
ἡμιόνων· αἱ γάρ τε βοῶν προφερέστεραί εἰσιν
ἑλκέμεναι νειοῖο βαθείης πηκτὸν ἄροτρον·
τὼ μὲν ἐπεδραμέτην, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔστη δοῦπον ἀκούσας.

ἔλπετο γὰρ κατὰ θυμὸν ἀποστρέψοντας ἑταίρους
ἐκ Τρώων ἰέναι πάλιν Ἕκτορος ὀτρύναντος.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἄπεσαν δουρηνεκὲς ἢ καὶ ἔλασσον,
γνῶ ῥ᾽ ἄνδρας δηΐους, λαιψηρὰ δὲ γούνατ᾽ ἐνώμα
φευγέμεναι· τοὶ δ᾽ αἶψα διώκειν ὁρμήθησαν.

ὡς δ᾽ ὅτε καρχαρόδοντε δύω κύνε εἰδότε θήρης
ἢ κεμάδ᾽ ἠὲ λαγωὸν ἐπείγετον ἐμμενὲς αἰεὶ
χῶρον ἀν᾽ ὑλήενθ᾽, ὁ δέ τε προθέηισι μεμηκώς,
ὣς τὸν Τυδεΐδης ἠδ᾽ ὁ πτολίπορθος Ὀδυσσεὺς
λαοῦ ἀποτμήξαντε διώκετον ἐμμενὲς αἰεί.

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τάχ᾽ ἔμελλε μιγήσεσθαι φυλάκεσσι
φεύγων ἐς νῆας, τότε δὴ μένος ἔμβαλ᾽ Ἀθήνη
Τυδεΐδηι, ἵνα μή τις Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
φθαίη ἐπευξάμενος βαλέειν, ὁ δὲ δεύτερος ἔλθοι.
δουρὶ δ᾽ ἐπαΐσσων προσέφη κρατερὸς Διομήδης·

ἠὲ μέν᾽ ἠέ σε δουρὶ κιχήσομαι, οὐδέ σέ φημι
δηρὸν ἐμῆς ἀπὸ χειρὸς ἀλύξειν αἰπὺν ὄλεθρον.
ἦ ῥα καὶ ἔγχος ἀφῆκεν, ἑκὼν δ᾽ ἡμάρτανε φωτός·
δεξιτερὸν δ᾽ ὑπὲρ ὦμον ἐΰξου δουρὸς ἀκωκὴ
ἐν γαίηι ἐπάγη· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔστη τάρβησέν τε

βαμβαίνων· ἄραβος δὲ διὰ στόμα γίγνετ᾽ ὀδόντων·
χλωρὸς ὑπαὶ δείους· τὼ δ᾽ ἀσθμαίνοντε κιχήτην,
χειρῶν δ᾽ ἁψάσθην· ὁ δὲ δακρύσας ἔπος ηὔδα·
ζωγρεῖτ᾽, αὐτὰρ ἐγὼν ἐμὲ λύσομαι· ἔστι γὰρ ἔνδον
χαλκός τε χρυσός τε πολύκμητός τε σίδηρος,

τῶν κ᾽ ὔμμιν χαρίσαιτο πατὴρ ἀπερείσι᾽ ἄποινα
εἴ κεν ἐμὲ ζωὸν πεπύθοιτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
θάρσει, μηδέ τί τοι θάνατος καταθύμιος ἔστω.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον·

πῆι δὴ οὕτως ἐπὶ νῆας ἀπὸ στρατοῦ ἔρχεαι οἷος
νύκτα δι᾽ ὀρφναίην, ὅτε θ᾽ εὕδουσι βροτοὶ ἄλλοι;
ἤ τινα συλήσων νεκύων κατατεθνηώτων;
ἦ σ᾽ Ἕκτωρ προέηκε διασκοπιᾶσθαι ἕκαστα
νῆας ἔπι γλαφυράς; ἦ σ᾽ αὐτὸν θυμὸς ἀνῆκε;

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Δόλων, ὑπὸ δ᾽ ἔτρεμε γυῖα·
πολλῆισίν μ᾽ ἄτηισι παρὲκ νόον ἤγαγεν Ἕκτωρ,
ὅς μοι Πηλεΐωνος ἀγαυοῦ μώνυχας ἵππους
δωσέμεναι κατένευσε καὶ ἅρματα ποικίλα χαλκῶι,
ἠνώγει δέ μ᾽ ἰόντα θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν

ἀνδρῶν δυσμενέων σχεδὸν ἐλθέμεν, ἔκ τε πυθέσθαι
ἠὲ φυλάσσονται νῆες θοαὶ ὡς τὸ πάρος περ,
ἦ ἤδη χείρεσσιν ὑφ᾽ ἡμετέρηισι δαμέντες
φύξιν βουλεύουσι μετὰ σφίσιν, οὐδ᾽ ἐθέλουσι
νύκτα φυλασσέμεναι, καμάτωι ἀδηκότες αἰνῶι.

τὸν δ᾽ ἐπιμειδήσας προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
ἦ ῥά νύ τοι μεγάλων δώρων ἐπεμαίετο θυμὸς
ἵππων Αἰακίδαο δαΐφρονος· οἳ δ᾽ ἀλεγεινοὶ
ἀνδράσι γε θνητοῖσι δαμήμεναι ἠδ᾽ ὀχέεσθαι
ἄλλωι γ᾽ ἢ Ἀχιλῆϊ, τὸν ἀθανάτη τέκε μήτηρ.

ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον·
ποῦ νῦν δεῦρο κιὼν λίπες Ἕκτορα ποιμένα λαῶν;
ποῦ δέ οἱ ἔντεα κεῖται ἀρήϊα, ποῦ δέ οἱ ἵπποι;
πῶς δαὶ τῶν ἄλλων Τρώων φυλακαί τε καὶ εὐναί;
ἅσσά τε μητιόωσι μετὰ σφίσιν, ἢ μεμάασιν

αὖθι μένειν παρὰ νηυσὶν ἀπόπροθεν, ἦε πόλιν δὲ
ἂψ ἀναχωρήσουσιν, ἐπεὶ δαμάσαντό γ᾽ Ἀχαιούς.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Δόλων Εὐμήδεος υἱός·
τοὶ γὰρ ἐγώ τοι ταῦτα μάλ᾽ ἀτρεκέως καταλέξω.
Ἕκτωρ μὲν μετὰ τοῖσιν, ὅσοι βουληφόροι εἰσί,

βουλὰς βουλεύει θείου παρὰ σήματι Ἴλου
νόσφιν ἀπὸ φλοίσβου· φυλακὰς δ᾽ ἃς εἴρεαι ἥρως
οὔ τις κεκριμένη ῥύεται στρατὸν οὐδὲ φυλάσσει.
ὅσσαι μὲν Τρώων πυρὸς ἐσχάραι, οἷσιν ἀνάγκη
οἷ δ᾽ ἐγρηγόρθασι φυλασσέμεναί τε κέλονται

ἀλλήλοις· ἀτὰρ αὖτε πολύκλητοι ἐπίκουροι
εὕδουσι· Τρωσὶν γὰρ ἐπιτραπέουσι φυλάσσειν·
οὐ γάρ σφιν παῖδες σχεδὸν εἵαται οὐδὲ γυναῖκες.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
πῶς γὰρ νῦν Τρώεσσι μεμιγμένοι ἱπποδάμοισιν

εὕδουσ᾽ ἦ ἀπάνευθε; δίειπέ μοι ὄφρα δαείω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Δόλων Εὐμήδεος υἱός·
τοὶ γὰρ ἐγὼ καὶ ταῦτα μάλ᾽ ἀτρεκέως καταλέξω.
πρὸς μὲν ἁλὸς Κᾶρες καὶ Παίονες ἀγκυλότοξοι
καὶ Λέλεγες καὶ Καύκωνες δῖοί τε Πελασγοί,

πρὸς Θύμβρης δ᾽ ἔλαχον Λύκιοι Μυσοί τ᾽ ἀγέρωχοι
καὶ Φρύγες ἱππόμαχοι καὶ Μήιονες ἱπποκορυσταί.
ἀλλὰ τί ἢ ἐμὲ ταῦτα διεξερέεσθε ἕκαστα;
εἰ γὰρ δὴ μέματον Τρώων καταδῦναι ὅμιλον
Θρήϊκες οἷδ᾽ ἀπάνευθε νεήλυδες ἔσχατοι ἄλλων·

ἐν δέ σφιν Ῥῆσος βασιλεὺς πάϊς Ἠϊονῆος.
τοῦ δὴ καλλίστους ἵππους ἴδον ἠδὲ μεγίστους·
λευκότεροι χιόνος, θείειν δ᾽ ἀνέμοισιν ὁμοῖοι·
ἅρμα δέ οἱ χρυσῶι τε καὶ ἀργύρωι εὖ ἤσκηται·
τεύχεα δὲ χρύσεια πελώρια θαῦμα ἰδέσθαι

ἤλυθ᾽ ἔχων· τὰ μὲν οὔ τι καταθνητοῖσιν ἔοικεν
ἄνδρεσσιν φορέειν, ἀλλ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσιν.
ἀλλ᾽ ἐμὲ μὲν νῦν νηυσὶ πελάσσετον ὠκυπόροισιν,
ἠέ με δήσαντες λίπετ᾽ αὐτόθι νηλέϊ δεσμῶι,
ὄφρά κεν ἔλθητον καὶ πειρηθῆτον ἐμεῖο

ἠὲ κατ᾽ αἶσαν ἔειπον ἐν ὑμῖν, ἦε καὶ οὐκί.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
μὴ δή μοι φύξίν γε Δόλων ἐμβάλλεο θυμῶι·
ἐσθλά περ ἀγγείλας, ἐπεὶ ἵκεο χεῖρας ἐς ἁμάς.
εἰ μὲν γάρ κέ σε νῦν ἀπολύσομεν ἠὲ μεθῶμεν,

ἦ τε καὶ ὕστερον εἶσθα θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
ἠὲ διοπτεύσων ἢ ἐναντίβιον πολεμίξων·
εἰ δέ κ᾽ ἐμῆις ὑπὸ χερσὶ δαμεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσηις,
οὐκέτ᾽ ἔπειτα σὺ πῆμά ποτ᾽ ἔσσεαι Ἀργείοισιν.
ἦ, καὶ ὁ μέν μιν ἔμελλε γενείου χειρὶ παχείηι

ἁψάμενος λίσσεσθαι, ὁ δ᾽ αὐχένα μέσσον ἔλασσε
φασγάνωι ἀΐξας, ἀπὸ δ᾽ ἄμφω κέρσε τένοντε·
φθεγγομένου δ᾽ ἄρα τοῦ γε κάρη κονίηισιν ἐμίχθη.
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν κτιδέην κυνέην κεφαλῆφιν ἕλοντο
καὶ λυκέην καὶ τόξα παλίντονα καὶ δόρυ μακρόν·

καὶ τά γ᾽ Ἀθηναίηι ληΐτιδι δῖος Ὀδυσσεὺς
ὑψόσ᾽ ἀνέσχεθε χειρὶ καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
χαῖρε θεὰ τοῖσδεσσι· σὲ γὰρ πρώτην ἐν Ὀλύμπωι
πάντων ἀθανάτων ἐπιδωσόμεθ᾽· ἀλλὰ καὶ αὖτις
πέμψον ἐπὶ Θρηικῶν ἀνδρῶν ἵππους τε καὶ εὐνάς.

ὣς ἄρ᾽ ἐφώνησεν, καὶ ἀπὸ ἕθεν ὑψόσ᾽ ἀείρας
θῆκεν ἀνὰ μυρίκην· δέελον δ᾽ ἐπὶ σῆμά τ᾽ ἔθηκε
συμμάρψας δόνακας μυρίκης τ᾽ ἐριθηλέας ὄζους,
μὴ λάθοι αὖτις ἰόντε θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν.
τὼ δὲ βάτην προτέρω διά τ᾽ ἔντεα καὶ μέλαν αἷμα,

αἶψα δ᾽ ἐπὶ Θρηικῶν ἀνδρῶν τέλος ἷξον ἰόντες.
οἳ δ᾽ εὗδον καμάτωι ἀδηκότες, ἔντεα δέ σφιν
καλὰ παρ᾽ αὐτοῖσι χθονὶ κέκλιτο εὖ κατὰ κόσμον
τριστοιχί· παρὰ δέ σφιν ἑκάστωι δίζυγες ἵπποι.
Ῥῆσος δ᾽ ἐν μέσωι εὗδε, παρ᾽ αὐτῶι δ᾽ ὠκέες ἵπποι

ἐξ ἐπιδιφριάδος πυμάτης ἱμᾶσι δέδεντο.
τὸν δ᾽ Ὀδυσεὺς προπάροιθεν ἰδὼν Διομήδεϊ δεῖξεν·
οὗτός τοι Διόμηδες ἀνήρ, οὗτοι δέ τοι ἵπποι,
οὓς νῶϊν πίφαυσκε Δόλων ὃν ἐπέφνομεν ἡμεῖς.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ πρόφερε κρατερὸν μένος· οὐδέ τί σε χρὴ

ἑστάμεναι μέλεον σὺν τεύχεσιν, ἀλλὰ λύ᾽ ἵππους·
ἠὲ σύ γ᾽ ἄνδρας ἔναιρε, μελήσουσιν δ᾽ ἐμοὶ ἵπποι.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἔμπνευσε μένος γλαυκῶπις Ἀθήνη,
κτεῖνε δ᾽ ἐπιστροφάδην· τῶν δὲ στόνος ὄρνυτ᾽ ἀεικὴς
ἄορι θεινομένων, ἐρυθαίνετο δ᾽ αἵματι γαῖα.

ὡς δὲ λέων μήλοισιν ἀσημάντοισιν ἐπελθὼν
αἴγεσιν ἢ ὀΐεσσι κακὰ φρονέων ἐνορούσηι,
ὣς μὲν Θρήϊκας ἄνδρας ἐπώιχετο Τυδέος υἱὸς
ὄφρα δυώδεκ᾽ ἔπεφνεν· ἀτὰρ πολύμητις Ὀδυσσεὺς
ὅν τινα Τυδεΐδης ἄορι πλήξειε παραστὰς

τὸν δ᾽ Ὀδυσεὺς μετόπισθε λαβὼν ποδὸς ἐξερύσασκε,
τὰ φρονέων κατὰ θυμὸν ὅπως καλλίτριχες ἵπποι
ῥεῖα διέλθοιεν μηδὲ τρομεοίατο θυμῶι
νεκροῖς ἀμβαίνοντες· ἀήθεσσον γὰρ ἔτ᾽ αὐτῶν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ βασιλῆα κιχήσατο Τυδέος υἱός,

τὸν τρισκαιδέκατον μελιηδέα θυμὸν ἀπηύρα
ἀσθμαίνοντα· κακὸν γὰρ ὄναρ κεφαλῆφιν ἐπέστη
τὴν νύκτ᾽ Οἰνεΐδαο πάϊς διὰ μῆτιν Ἀθήνης.
τόφρα δ᾽ ἄρ᾽ ὁ τλήμων Ὀδυσεὺς λύε μώνυχας ἵππους,
σὺν δ᾽ ἤειρεν ἱμᾶσι καὶ ἐξήλαυνεν ὁμίλου

τόξωι ἐπιπλήσσων, ἐπεὶ οὐ μάστιγα φαεινὴν
ποικίλου ἐκ δίφροιο νοήσατο χερσὶν ἑλέσθαι·
ῥοίζησεν δ᾽ ἄρα πιφαύσκων Διομήδεϊ δίωι.
αὐτὰρ ὁ μερμήριζε μένων ὅ τι κύντατον ἕρδοι,
ἢ ὅ γε δίφρον ἑλών, ὅθι ποικίλα τεύχε᾽ ἔκειτο,

ῥυμοῦ ἐξερύοι ἢ ἐκφέροι ὑψόσ᾽ ἀείρας,
ἦ ἔτι τῶν πλεόνων Θρηικῶν ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα, τόφρα δ᾽ Ἀθήνη
ἐγγύθεν ἱσταμένη προσέφη Διομήδεα δῖον·
νόστου δὴ μνῆσαι μεγαθύμου Τυδέος υἱὲ

νῆας ἔπι γλαφυράς, μὴ καὶ πεφοβημένος ἔλθηις,
μή πού τις καὶ Τρῶας ἐγείρηισιν θεὸς ἄλλος.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ ξυνέηκε θεᾶς ὄπα φωνησάσης,
καρπαλίμως δ᾽ ἵππων ἐπεβήσετο· κόψε δ᾽ Ὀδυσσεὺς
τόξωι· τοὶ δ᾽ ἐπέτοντο θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.

οὐδ᾽ ἀλαοσκοπιὴν εἶχ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ὡς ἴδ᾽ Ἀθηναίην μετὰ Τυδέος υἱὸν ἕπουσαν·
τῆι κοτέων Τρώων κατεδύσετο πουλὺν ὅμιλον,
ὦρσεν δὲ Θρηικῶν βουληφόρον Ἱπποκόωντα
Ῥήσου ἀνεψιὸν ἐσθλόν· ὁ δ᾽ ἐξ ὕπνου ἀνορούσας

ὡς ἴδε χῶρον ἐρῆμον, ὅθ᾽ ἕστασαν ὠκέες ἵπποι,
ἄνδράς τ᾽ ἀσπαίροντας ἐν ἀργαλέηισι φονῆισιν,
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα φίλον τ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον.
Τρώων δὲ κλαγγή τε καὶ ἄσπετος ὦρτο κυδοιμὸς
θυνόντων ἄμυδις· θηεῦντο δὲ μέρμερα ἔργα

ὅσσ᾽ ἄνδρες ῥέξαντες ἔβαν κοίλας ἐπὶ νῆας.
οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι σκοπὸν Ἕκτορος ἔκταν,
ἔνθ᾽ Ὀδυσεὺς μὲν ἔρυξε Διῒ φίλος ὠκέας ἵππους,
Τυδεΐδης δὲ χαμᾶζε θορὼν ἔναρα βροτόεντα
ἐν χείρεσσ᾽ Ὀδυσῆϊ τίθει, ἐπεβήσετο δ᾽ ἵππων·

μάστιξεν δ᾽ ἵππους, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
νῆας ἔπι γλαφυράς· τῆι γὰρ φίλον ἔπλετο θυμῶι.
Νέστωρ δὲ πρῶτος κτύπον ἄϊε φώνησέν τε·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ψεύσομαι, ἦ ἔτυμον ἐρέω; κέλεται δέ με θυμός.

ἵππων μ᾽ ὠκυπόδων ἀμφὶ κτύπος οὔατα βάλλει.
αἲ γὰρ δὴ Ὀδυσεύς τε καὶ ὁ κρατερὸς Διομήδης
ὧδ᾽ ἄφαρ ἐκ Τρώων ἐλασαίατο μώνυχας ἵππους·
ἀλλ᾽ αἰνῶς δείδοικα κατὰ φρένα μή τι πάθωσιν
Ἀργείων οἳ ἄριστοι ὑπὸ Τρώων ὀρυμαγδοῦ.

οὔ πω πᾶν εἴρητο ἔπος ὅτ᾽ ἄρ᾽ ἤλυθον αὐτοί.
καί ῥ᾽ οἳ μὲν κατέβησαν ἐπὶ χθόνα, τοὶ δὲ χαρέντες
δεξιῆι ἠσπάζοντο ἔπεσσί τε μειλιχίοισι·
πρῶτος δ᾽ ἐξερέεινε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
εἴπ᾽ ἄγε μ᾽ ὦ πολύαιν᾽ Ὀδυσεῦ μέγα κῦδος Ἀχαιῶν

ὅππως τοῦσδ᾽ ἵππους λάβετον καταδύντες ὅμιλον
Τρώων, ἦ τίς σφωε πόρεν θεὸς ἀντιβολήσας.
αἰνῶς ἀκτίνεσσιν ἐοικότες ἠελίοιο.
αἰεὶ μὲν Τρώεσσ᾽ ἐπιμίσγομαι, οὐδέ τί φημι
μιμνάζειν παρὰ νηυσὶ γέρων περ ἐὼν πολεμιστής·

ἀλλ᾽ οὔ πω τοίους ἵππους ἴδον οὐδὲ νόησα.
ἀλλά τιν᾽ ὔμμ᾽ ὀΐω δόμεναι θεὸν ἀντιάσαντα·
ἀμφοτέρω γὰρ σφῶϊ φιλεῖ νεφεληγερέτα Ζεὺς
κούρη τ᾽ αἰγιόχοιο Διὸς γλαυκῶπις Ἀθήνη.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·

ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ῥεῖα θεός γ᾽ ἐθέλων καὶ ἀμείνονας ἠέ περ οἵδε
ἵππους δωρήσαιτ᾽, ἐπεὶ ἢ πολὺ φέρτεροί εἰσιν.
ἵπποι δ᾽ οἵδε γεραιὲ νεήλυδες οὓς ἐρεείνεις
Θρηΐκιοι· τὸν δέ σφιν ἄνακτ᾽ ἀγαθὸς Διομήδης

ἔκτανε, πὰρ δ᾽ ἑτάρους δυοκαίδεκα πάντας ἀρίστους.
τὸν τρισκαιδέκατον σκοπὸν εἵλομεν ἐγγύθι νηῶν,
τόν ῥα διοπτῆρα στρατοῦ ἔμμεναι ἡμετέροιο
Ἕκτωρ τε προέηκε καὶ ἄλλοι Τρῶες ἀγαυοί.
ὣς εἰπὼν τάφροιο διήλασε μώνυχας ἵππους

καγχαλόων· ἅμα δ᾽ ἄλλοι ἴσαν χαίροντες Ἀχαιοί.
οἳ δ᾽ ὅτε Τυδεΐδεω κλισίην εὔτυκτον ἵκοντο,
ἵππους μὲν κατέδησαν ἐϋτμήτοισιν ἱμᾶσι
φάτνηι ἐφ᾽ ἱππείηι, ὅθι περ Διομήδεος ἵπποι
ἕστασαν ὠκύποδες μελιηδέα πυρὸν ἔδοντες·

νηῒ δ᾽ ἐνὶ πρυμνῆι ἔναρα βροτόεντα Δόλωνος
θῆκ᾽ Ὀδυσεύς, ὄφρ᾽ ἱρὸν ἑτοιμασσαίατ᾽ Ἀθήνηι.
αὐτοὶ δ᾽ ἱδρῶ πολλὸν ἀπενίζοντο θαλάσσηι
ἐσβάντες κνήμας τε ἰδὲ λόφον ἀμφί τε μηρούς.
αὐτὰρ ἐπεί σφιν κῦμα θαλάσσης ἱδρῶ πολλὸν

νίψεν ἀπὸ χρωτὸς καὶ ἀνέψυχθεν φίλον ἦτορ,
ἔς ῥ᾽ ἀσαμίνθους βάντες ἐϋξέστας λούσαντο.
τὼ δὲ λοεσσαμένω καὶ ἀλειψαμένω λίπ᾽ ἐλαίωι
δείπνωι ἐφιζανέτην, ἀπὸ δὲ κρητῆρος Ἀθήνηι
πλείου ἀφυσσόμενοι λεῖβον μελιηδέα οἶνον.

Ἰλιάδος Λ

Ἀγαμέμνονος ἀριστεία.

Ἠὼς δ᾽ ἐκ λεχέων παρ᾽ ἀγαυοῦ Τιθωνοῖο
ὄρνυθ᾽, ἵν᾽ ἀθανάτοισι φόως φέροι ἠδὲ βροτοῖσι·
Ζεὺς δ᾽ Ἔριδα προΐαλλε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
ἀργαλέην, πολέμοιο τέρας μετὰ χερσὶν ἔχουσαν.

στῆ δ᾽ ἐπ᾽ Ὀδυσσῆος μεγακήτεϊ νηῒ μελαίνηι,
ἥ ῥ᾽ ἐν μεσσάτωι ἔσκε γεγωνέμεν ἀμφοτέρωσε,
ἠμὲν ἐπ᾽ Αἴαντος κλισίας Τελαμωνιάδαο
ἠδ᾽ ἐπ᾽ Ἀχιλλῆος, τοί ῥ᾽ ἔσχατα νῆας ἐΐσας
εἴρυσαν ἠνορέηι πίσυνοι καὶ κάρτεϊ χειρῶν

ἔνθα στᾶσ᾽ ἤϋσε θεὰ μέγα τε δεινόν τε
ὄρθι᾽, Ἀχαιοῖσιν δὲ μέγα σθένος ἔμβαλ᾽ ἑκάστωι
καρδίηι ἄληκτον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
τοῖσι δ᾽ ἄφαρ πόλεμος γλυκίων γένετ᾽ ἠὲ νέεσθαι
ἐν νηυσὶ γλαφυρῆισι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.

Ἀτρεΐδης δ᾽ ἐβόησεν ἰδὲ ζώννυσθαι ἄνωγεν
Ἀργείους· ἐν δ᾽ αὐτὸς ἐδύσετο νώροπα χαλκόν.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλὰς ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνε,

τόν ποτέ οἱ Κινύρης δῶκε ξεινήϊον εἶναι.
πεύθετο γὰρ Κύπρον δὲ μέγα κλέος οὕνεκ᾽ Ἀχαιοὶ
ἐς Τροίην νήεσσιν ἀναπλεύσεσθαι ἔμελλον·
τοὔνεκά οἱ τὸν δῶκε χαριζόμενος βασιλῆϊ.
τοῦ δ᾽ ἤτοι δέκα οἶμοι ἔσαν μέλανος κυάνοιο,

δώδεκα δὲ χρυσοῖο καὶ εἴκοσι κασσιτέροιο·
κυάνεοι δὲ δράκοντες ὀρωρέχατο προτὶ δειρὴν
τρεῖς ἑκάτερθ᾽ ἴρισσιν ἐοικότες, ἅς τε Κρονίων
ἐν νέφεϊ στήριξε, τέρας μερόπων ἀνθρώπων.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος· ἐν δέ οἱ ἧλοι

χρύσειοι πάμφαινον, ἀτὰρ περὶ κουλεὸν ἦεν
ἀργύρεον χρυσέοισιν ἀορτήρεσσιν ἀρηρός.
ἂν δ᾽ ἕλετ᾽ ἀμφιβρότην πολυδαίδαλον ἀσπίδα θοῦριν
καλήν, ἣν πέρι μὲν κύκλοι δέκα χάλκεοι ἦσαν,
ἐν δέ οἱ ὀμφαλοὶ ἦσαν ἐείκοσι κασσιτέροιο

λευκοί, ἐν δὲ μέσοισιν ἔην μέλανος κυάνοιο.
τῆι δ᾽ ἐπὶ μὲν Γοργὼ βλοσυρῶπις ἐστεφάνωτο
δεινὸν δερκομένη, περὶ δὲ Δεῖμός τε Φόβος τε.
τῆς δ᾽ ἐξ ἀργύρεος τελαμὼν ἦν· αὐτὰρ ἐπ᾽ αὐτοῦ
κυάνεος ἐλέλικτο δράκων, κεφαλαὶ δέ οἱ ἦσαν

τρεῖς ἀμφιστρεφέες ἑνὸς αὐχένος ἐκπεφυυῖαι.
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἀμφίφαλον κυνέην θέτο τετραφάληρον
ἵππουριν· δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμα δοῦρε δύω κεκορυθμένα χαλκῶι
ὀξέα· τῆλε δὲ χαλκὸς ἀπ᾽ αὐτόφιν οὐρανὸν εἴσω

λάμπ᾽· ἐπὶ δ᾽ ἐγδούπησαν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη
τιμῶσαι βασιλῆα πολυχρύσοιο Μυκήνης.
ἡνιόχωι μὲν ἔπειτα ἑῶι ἐπέτελλεν ἕκαστος
ἵππους εὖ κατὰ κόσμον ἐρυκέμεν αὖθ᾽ ἐπὶ τάφρωι,
αὐτοὶ δὲ πρυλέες σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες

ῥώοντ᾽· ἄσβεστος δὲ βοὴ γένετ᾽ ἠῶθι πρό.
φθὰν δὲ μέγ᾽ ἱππήων ἐπὶ τάφρωι κοσμηθέντες,
ἱππῆες δ᾽ ὀλίγον μετεκίαθον· ἐν δὲ κυδοιμὸν
ὦρσε κακὸν Κρονίδης, κατὰ δ᾽ ὑψόθεν ἧκεν ἐέρσας
αἵματι μυδαλέας ἐξ αἰθέρος, οὕνεκ᾽ ἔμελλε

πολλὰς ἰφθίμους κεφαλὰς Ἄϊδι προϊάψειν.
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐπὶ θρωσμῶι πεδίοιο
Ἕκτορά τ᾽ ἀμφὶ μέγαν καὶ ἀμύμονα Πουλυδάμαντα
Αἰνείαν θ᾽, ὃς Τρωσὶ θεὸς ὣς τίετο δήμωι,
τρεῖς τ᾽ Ἀντηνορίδας Πόλυβον καὶ Ἀγήνορα δῖον

ἠΐθεόν τ᾽ Ἀκάμαντ᾽ ἐπιείκελον ἀθανάτοισιν.
Ἕκτωρ δ᾽ ἐν πρώτοισι φέρ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην,
οἷος δ᾽ ἐκ νεφέων ἀναφαίνεται οὔλιος ἀστὴρ
παμφαίνων, τοτὲ δ᾽ αὖτις ἔδυ νέφεα σκιόεντα,
ὣς Ἕκτωρ ὁτὲ μέν τε μετὰ πρώτοισι φάνεσκεν,

ἄλλοτε δ᾽ ἐν πυμάτοισι κελεύων· πᾶς δ᾽ ἄρα χαλκῶι
λάμφ᾽ ὥς τε στεροπὴ πατρὸς Διὸς αἰγιόχοιο.
οἳ δ᾽, ὥς τ᾽ ἀμητῆρες ἐναντίοι ἀλλήλοισιν
ὄγμον ἐλαύνωσιν ἀνδρὸς μάκαρος κατ᾽ ἄρουραν
πυρῶν ἢ κριθῶν· τὰ δὲ δράγματα ταρφέα πίπτει·

ὣς Τρῶες καὶ Ἀχαιοὶ ἐπ᾽ ἀλλήλοισι θορόντες
δήιουν, οὐδ᾽ ἕτεροι μνώοντ᾽ ὀλοοῖο φόβοιο.
ἴσας δ᾽ ὑσμίνη κεφαλὰς ἔχεν, οἳ δὲ λύκοι ὣς
θῦνον· Ἔρις δ᾽ ἄρ᾽ ἔχαιρε πολύστονος εἰσορόωσα·
οἴη γάρ ῥα θεῶν παρετύγχανε μαρναμένοισιν,

οἳ δ᾽ ἄλλοι οὔ σφιν πάρεσαν θεοί, ἀλλὰ ἕκηλοι
σφοῖσιν ἐνὶ μεγάροισι καθήατο, ἧχι ἑκάστωι
δώματα καλὰ τέτυκτο κατὰ πτύχας Οὐλύμποιο.
πάντες δ᾽ ἠιτιόωντο κελαινεφέα Κρονίωνα
οὕνεκ᾽ ἄρα Τρώεσσιν ἐβούλετο κῦδος ὀρέξαι.

τῶν μὲν ἄρ᾽ οὐκ ἀλέγιζε πατήρ· ὁ δὲ νόσφι λιασθεὶς
τῶν ἄλλων ἀπάνευθε καθέζετο κύδεϊ γαίων
εἰσορόων Τρώων τε πόλιν καὶ νῆας Ἀχαιῶν
χαλκοῦ τε στεροπήν, ὀλλύντάς τ᾽ ὀλλυμένους τε.
ὄφρα μὲν ἠὼς ἦν καὶ ἀέξετο ἱερὸν ἦμαρ,

τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός·
ἦμος δὲ δρυτόμος περ ἀνὴρ ὁπλίσσατο δεῖπνον
οὔρεος ἐν βήσσηισιν, ἐπεί τ᾽ ἐκορέσσατο χεῖρας
τάμνων δένδρεα μακρά, ἅδος τέ μιν ἵκετο θυμόν,
σίτου τε γλυκεροῖο περὶ φρένας ἵμερος αἱρεῖ,

τῆμος σφῆι ἀρετῆι Δαναοὶ ῥήξαντο φάλαγγας
κεκλόμενοι ἑτάροισι κατὰ στίχας· ἐν δ᾽ Ἀγαμέμνων
πρῶτος ὄρουσ᾽, ἕλε δ᾽ ἄνδρα Βιάνορα ποιμένα λαῶν
αὐτόν, ἔπειτα δ᾽ ἑταῖρον Ὀϊλῆα πλήξιππον.
ἤτοι ὅ γ᾽ ἐξ ἵππων κατεπάλμενος ἀντίος ἔστη·

τὸν δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτα μετώπιον ὀξέϊ δουρὶ
νύξ᾽, οὐδὲ στεφάνη δόρυ οἱ σχέθε χαλκοβάρεια,
ἀλλὰ δι᾽ αὐτῆς ἦλθε καὶ ὀστέου, ἐγκέφαλος δὲ
ἔνδον ἅπας πεπάλακτο· δάμασσε δέ μιν μεμαῶτα.
καὶ τοὺς μὲν λίπεν αὖθι ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων

στήθεσι παμφαίνοντας, ἐπεὶ περίδυσε χιτῶνας·
αὐτὰρ ὁ βῆ Ἶσόν τε καὶ Ἄντιφον ἐξεναρίξων
υἷε δύω Πριάμοιο νόθον καὶ γνήσιον ἄμφω
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντας· ὁ μὲν νόθος ἡνιόχευεν,
Ἄντιφος αὖ παρέβασκε περικλυτός· ὥ ποτ᾽ Ἀχιλλεὺς

Ἴδης ἐν κνημοῖσι δίδη μόσχοισι λύγοισι,
ποιμαίνοντ᾽ ἐπ᾽ ὄεσσι λαβών, καὶ ἔλυσεν ἀποίνων.
δὴ τότε γ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
τὸν μὲν ὑπὲρ μαζοῖο κατὰ στῆθος βάλε δουρί,
Ἄντιφον αὖ παρὰ οὖς ἔλασε ξίφει, ἐκ δ᾽ ἔβαλ᾽ ἵππων.

σπερχόμενος δ᾽ ἀπὸ τοῖιν ἐσύλα τεύχεα καλὰ
γιγνώσκων· καὶ γάρ σφε πάρος παρὰ νηυσὶ θοῆισιν
εἶδεν, ὅτ᾽ ἐξ Ἴδης ἄγαγεν πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς.
ὡς δὲ λέων ἐλάφοιο ταχείης νήπια τέκνα
ῥηϊδίως συνέαξε λαβὼν κρατεροῖσιν ὀδοῦσιν

ἐλθὼν εἰς εὐνήν, ἁπαλόν τέ σφ᾽ ἦτορ ἀπηύρα·
ἣ δ᾽ εἴ πέρ τε τύχηισι μάλα σχεδόν, οὐ δύναταί σφι
χραισμεῖν· αὐτὴν γάρ μιν ὑπὸ τρόμος αἰνὸς ἱκάνει·
καρπαλίμως δ᾽ ἤϊξε διὰ δρυμὰ πυκνὰ καὶ ὕλην
σπεύδουσ᾽ ἱδρώουσα κραταιοῦ θηρὸς ὑφ᾽ ὁρμῆς·

ὣς ἄρα τοῖς οὔ τις δύνατο χραισμῆσαι ὄλεθρον
Τρώων, ἀλλὰ καὶ αὐτοὶ ὑπ᾽ Ἀργείοισι φέβοντο.
αὐτὰρ ὁ Πείσανδρόν τε καὶ Ἱππόλοχον μενεχάρμην
υἱέας Ἀντιμάχοιο δαΐφρονος, ὅς ῥα μάλιστα
χρυσὸν Ἀλεξάνδροιο δεδεγμένος ἀγλαὰ δῶρα

οὐκ εἴασχ᾽ Ἑλένην δόμεναι ξανθῶι Μενελάωι,
τοῦ περ δὴ δύο παῖδε λάβε κρείων Ἀγαμέμνων
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντας, ὁμοῦ δ᾽ ἔχον ὠκέας ἵππους·
ἐκ γάρ σφεας χειρῶν φύγον ἡνία σιγαλόεντα,
τὼ δὲ κυκηθήτην· ὁ δ᾽ ἐναντίον ὦρτο λέων ὣς

Ἀτρεΐδης· τὼ δ᾽ αὖτ᾽ ἐκ δίφρου γουναζέσθην·
ζώγρει Ἀτρέος υἱέ, σὺ δ᾽ ἄξια δέξαι ἄποινα·
πολλὰ δ᾽ ἐν Ἀντιμάχοιο δόμοις κειμήλια κεῖται
χαλκός τε χρυσός τε πολύκμητός τε σίδηρος,
τῶν κέν τοι χαρίσαιτο πατὴρ ἀπερείσι᾽ ἄποινα,

εἰ νῶϊ ζωοὺς πεπύθοιτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς τώ γε κλαίοντε προσαυδήτην βασιλῆα
μειλιχίοις ἐπέεσσιν· ἀμείλικτον δ᾽ ὄπ᾽ ἄκουσαν·
εἰ μὲν δὴ Ἀντιμάχοιο δαΐφρονος υἱέες ἐστόν,
ὅς ποτ᾽ ἐνὶ Τρώων ἀγορῆι Μενέλαον ἄνωγεν

ἀγγελίην ἐλθόντα σὺν ἀντιθέωι Ὀδυσῆϊ
αὖθι κατακτεῖναι μηδ᾽ ἐξέμεν ἂψ ἐς Ἀχαιούς,
νῦν μὲν δὴ τοῦ πατρὸς ἀεικέα τίσετε λώβην.
ἦ, καὶ Πείσανδρον μὲν ἀφ᾽ ἵππων ὦσε χαμᾶζε
δουρὶ βαλὼν πρὸς στῆθος· ὁ δ᾽ ὕπτιος οὔδει ἐρείσθη.

Ἱππόλοχος δ᾽ ἀπόρουσε, τὸν αὖ χαμαὶ ἐξενάριξε
χεῖρας ἀπὸ ξίφεϊ τμήξας ἀπό τ᾽ αὐχένα κόψας,
ὅλμον δ᾽ ὣς ἔσσευε κυλίνδεσθαι δι᾽ ὁμίλου.
τοὺς μὲν ἔασ᾽· ὁ δ᾽ ὅθι πλεῖσται κλονέοντο φάλαγγες,
τῆι ῥ᾽ ἐνόρουσ᾽, ἅμα δ᾽ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί.

πεζοὶ μὲν πεζοὺς ὄλεκον φεύγοντας ἀνάγκηι,
ἱππεῖς δ᾽ ἱππῆας· ὑπὸ δέ σφισιν ὦρτο κονίη
ἐκ πεδίου, τὴν ὦρσαν ἐρίγδουποι πόδες ἵππων
χαλκῶι δηϊόωντες· ἀτὰρ κρείων Ἀγαμέμνων
αἰὲν ἀποκτείνων ἕπετ᾽ Ἀργείοισι κελεύων.

ὡς δ᾽ ὅτε πῦρ ἀΐδηλον ἐν ἀξύλωι ἐμπέσηι ὕληι,
πάντηι τ᾽ εἰλυφόων ἄνεμος φέρει, οἳ δέ τε θάμνοι
πρόρριζοι πίπτουσιν ἐπειγόμενοι πυρὸς ὁρμῆι·
ὣς ἄρ᾽ ὑπ᾽ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι πῖπτε κάρηνα
Τρώων φευγόντων, πολλοὶ δ᾽ ἐριαύχενες ἵπποι

κείν᾽ ὄχεα κροτάλιζον ἀνὰ πτολέμοιο γεφύρας
ἡνιόχους ποθέοντες ἀμύμονας· οἳ δ᾽ ἐπὶ γαίηι
κείατο, γύπεσσιν πολὺ φίλτεροι ἢ ἀλόχοισιν.
Ἕκτορα δ᾽ ἐκ βελέων ὕπαγε Ζεὺς ἔκ τε κονίης
ἔκ τ᾽ ἀνδροκτασίης ἔκ θ᾽ αἵματος ἔκ τε κυδοιμοῦ·

Ἀτρεΐδης δ᾽ ἕπετο σφεδανὸν Δαναοῖσι κελεύων.
οἳ δὲ παρ᾽ Ἴλου σῆμα παλαιοῦ Δαρδανίδαο
μέσσον κὰπ πεδίον παρ᾽ ἐρινεὸν ἐσσεύοντο
ἱέμενοι πόλιος· ὁ δὲ κεκλήγων ἕπετ᾽ αἰεὶ
Ἀτρεΐδης, λύθρωι δὲ παλάσσετο χεῖρας ἀάπτους.

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Σκαιάς τε πύλας καὶ φηγὸν ἵκοντο,
ἔνθ᾽ ἄρα δὴ ἵσταντο καὶ ἀλλήλους ἀνέμιμνον.
οἳ δ᾽ ἔτι κὰμ μέσσον πεδίον φοβέοντο βόες ὥς,
ἅς τε λέων ἐφόβησε μολὼν ἐν νυκτὸς ἀμολγῶι
πάσας· τῆι δέ τ᾽ ἰῆι ἀναφαίνεται αἰπὺς ὄλεθρος·

τῆς δ᾽ ἐξ αὐχέν᾽ ἔαξε λαβὼν κρατεροῖσιν ὀδοῦσι
πρῶτον, ἔπειτα δέ θ᾽ αἷμα καὶ ἔγκατα πάντα λαφύσσει·
ὣς τοὺς Ἀτρεΐδης ἔφεπε κρείων Ἀγαμέμνων
αἰὲν ἀποκτείνων τὸν ὀπίστατον· οἳ δ᾽ ἐφέβοντο.
πολλοὶ δὲ πρηνεῖς τε καὶ ὕπτιοι ἔκπεσον ἵππων

Ἀτρεΐδεω ὑπὸ χερσί· περὶ πρὸ γὰρ ἔγχεϊ θῦεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τάχ᾽ ἔμελλεν ὑπὸ πτόλιν αἰπύ τε τεῖχος
ἵξεσθαι, τότε δή ῥα πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε
Ἴδης ἐν κορυφῆισι καθέζετο πιδηέσσης
οὐρανόθεν καταβάς· ἔχε δ᾽ ἀστεροπὴν μετὰ χερσίν.

Ἶριν δ᾽ ὄτρυνε χρυσόπτερον ἀγγελέουσαν·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα, τὸν Ἕκτορι μῦθον ἐνίσπες·
ὄφρ᾽ ἂν μέν κεν ὁρᾶι Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν
θύνοντ᾽ ἐν προμάχοισιν ἐναίροντα στίχας ἀνδρῶν,
τόφρ᾽ ἀναχωρείτω, τὸν δ᾽ ἄλλον λαὸν ἀνώχθω

μάρνασθαι δηΐοισι κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἢ δουρὶ τυπεὶς ἢ βλήμενος ἰῶι
εἰς ἵππους ἅλεται, τότε οἱ κράτος ἐγγυαλίξω
κτείνειν εἰς ὅ κε νῆας ἐϋσσέλμους ἀφίκηται
δύηι τ᾽ ἠέλιος καὶ ἐπὶ κνέφας ἱερὸν ἔλθηι.

ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις,
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων εἰς Ἴλιον ἱρήν.
εὗρ᾽ υἱὸν Πριάμοιο δαΐφρονος Ἕκτορα δῖον
ἑσταότ᾽ ἔν θ᾽ ἵπποισι καὶ ἅρμασι κολλητοῖσιν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·

Ἕκτορ υἱὲ Πριάμοιο Διὶ μῆτιν ἀτάλαντε
Ζεύς με πατὴρ προέηκε τεῒν τάδε μυθήσασθαι.
ὄφρ᾽ ἂν μέν κεν ὁρᾶις Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν
θύνοντ᾽ ἐν προμάχοισιν, ἐναίροντα στίχας ἀνδρῶν,
τόφρ᾽ ὑπόεικε μάχης, τὸν δ᾽ ἄλλον λαὸν ἄνωχθι

μάρνασθαι δηΐοισι κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἢ δουρὶ τυπεὶς ἢ βλήμενος ἰῶι
εἰς ἵππους ἅλεται, τότε τοι κράτος ἐγγυαλίξει
κτείνειν, εἰς ὅ κε νῆας ἐϋσσέλμους ἀφίκηαι
δύηι τ᾽ ἠέλιος καὶ ἐπὶ κνέφας ἱερὸν ἔλθηι.

ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
Ἕκτωρ δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε,
πάλλων δ᾽ ὀξέα δοῦρα κατὰ στρατὸν ὤιχετο πάντηι
ὀτρύνων μαχέσασθαι, ἔγειρε δὲ φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν,

Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐκαρτύναντο φάλαγγας.
ἀρτύνθη δὲ μάχη, στὰν δ᾽ ἀντίοι· ἐν δ᾽ Ἀγαμέμνων
πρῶτος ὄρουσ᾽, ἔθελεν δὲ πολὺ προμάχεσθαι ἁπάντων.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι
ὅς τις δὴ πρῶτος Ἀγαμέμνονος ἀντίον ἦλθεν

ἢ αὐτῶν Τρώων ἠὲ κλειτῶν ἐπικούρων.
Ἰφιδάμας Ἀντηνορίδης ἠΰς τε μέγας τε
ὃς τράφη ἐν Θρήικηι ἐριβώλακι μητέρι μήλων·
Κισσῆς τόν γ᾽ ἔθρεψε δόμοις ἔνι τυτθὸν ἐόντα
μητροπάτωρ, ὃς τίκτε Θεανὼ καλλιπάρηιον·

αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἥβης ἐρικυδέος ἵκετο μέτρον,
αὐτοῦ μιν κατέρυκε, δίδου δ᾽ ὅ γε θυγατέρα ἥν·
γήμας δ᾽ ἐκ θαλάμοιο μετὰ κλέος ἵκετ᾽ Ἀχαιῶν
σὺν δυοκαίδεκα νηυσὶ κορωνίσιν, αἵ οἱ ἕποντο.
τὰς μὲν ἔπειτ᾽ ἐν Περκώτηι λίπε νῆας ἐΐσας,

αὐτὰρ ὁ πεζὸς ἐὼν ἐς Ἴλιον εἰληλούθει·
ὅς ῥα τότ᾽ Ἀτρεΐδεω Ἀγαμέμνονος ἀντίον ἦλθεν.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
Ἀτρεΐδης μὲν ἅμαρτε, παραὶ δέ οἱ ἐτράπετ᾽ ἔγχος,
Ἰφιδάμας δὲ κατὰ ζώνην θώρηκος ἔνερθε

νύξ᾽, ἐπὶ δ᾽ αὐτὸς ἔρεισε βαρείηι χειρὶ πιθήσας·
οὐδ᾽ ἔτορε ζωστῆρα παναίολον, ἀλλὰ πολὺ πρὶν
ἀργύρωι ἀντομένη μόλιβος ὣς ἐτράπετ᾽ αἰχμή.
καὶ τό γε χειρὶ λαβὼν εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἕλκ᾽ ἐπὶ οἷ μεμαὼς ὥς τε λίς, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρὸς

σπάσσατο· τὸν δ᾽ ἄορι πλῆξ᾽ αὐχένα, λῦσε δὲ γυῖα.
ὣς ὁ μὲν αὖθι πεσὼν κοιμήσατο χάλκεον ὕπνον
οἰκτρὸς ἀπὸ μνηστῆς ἀλόχου, ἀστοῖσιν ἀρήγων,
κουριδίης, ἧς οὔ τι χάριν ἴδε, πολλὰ δ᾽ ἔδωκε·
πρῶθ᾽ ἑκατὸν βοῦς δῶκεν, ἔπειτα δὲ χίλι᾽ ὑπέστη

αἶγας ὁμοῦ καὶ ὄϊς, τά οἱ ἄσπετα ποιμαίνοντο.
δὴ τότε γ᾽ Ἀτρεΐδης Ἀγαμέμνων ἐξενάριξε,
βῆ δὲ φέρων ἀν᾽ ὅμιλον Ἀχαιῶν τεύχεα καλά.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε Κόων ἀριδείκετος ἀνδρῶν
πρεσβυγενὴς Ἀντηνορίδης, κρατερόν ῥά ἑ πένθος

ὀφθαλμοὺς ἐκάλυψε κασιγνήτοιο πεσόντος.
στῆ δ᾽ εὐρὰξ σὺν δουρὶ λαθὼν Ἀγαμέμνονα δῖον,
νύξε δέ μιν κατὰ χεῖρα μέσην ἀγκῶνος ἔνερθε,
ἀντικρὺ δὲ διέσχε φαεινοῦ δουρὸς ἀκωκή.
ῥίγησέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·

ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς ἀπέληγε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο,
ἀλλ᾽ ἐπόρουσε Κόωνι ἔχων ἀνεμοτρεφὲς ἔγχος.
ἤτοι ὁ Ἰφιδάμαντα κασίγνητον καὶ ὄπατρον
ἕλκε ποδὸς μεμαώς, καὶ ἀΰτει πάντας ἀρίστους·
τὸν δ᾽ ἕλκοντ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ὑπ᾽ ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης

οὔτησε ξυστῶι χαλκήρεϊ, λῦσε δὲ γυῖα·
τοῖο δ᾽ ἐπ᾽ Ἰφιδάμαντι κάρη ἀπέκοψε παραστάς.
ἔνθ᾽ Ἀντήνορος υἷες ὑπ᾽ Ἀτρεΐδηι βασιλῆϊ
πότμον ἀναπλήσαντες ἔδυν δόμον Ἄϊδος εἴσω.
αὐτὰρ ὁ τῶν ἄλλων ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν

ἔγχεΐ τ᾽ ἄορί τε μεγάλοισί τε χερμαδίοισιν,
ὄφρά οἱ αἷμ᾽ ἔτι θερμὸν ἀνήνοθεν ἐξ ὠτειλῆς.
αὐτὰρ ἐπεὶ τὸ μὲν ἕλκος ἐτέρσετο, παύσατο δ᾽ αἷμα,
ὀξεῖαι δ᾽ ὀδύναι δῦνον μένος Ἀτρεΐδαο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ὠδίνουσαν ἔχηι βέλος ὀξὺ γυναῖκα

δριμύ, τό τε προϊεῖσι μογοστόκοι Εἰλείθυιαι
Ἥρης θυγατέρες πικρὰς ὠδῖνας ἔχουσαι,
ὣς ὀξεῖ᾽ ὀδύναι δῦνον μένος Ἀτρεΐδαο.
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνόρουσε, καὶ ἡνιόχωι ἐπέτελλε
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν· ἤχθετο γὰρ κῆρ.

ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ὑμεῖς μὲν νῦν νηυσὶν ἀμύνετε ποντοπόροισι
φύλοπιν ἀργαλέην, ἐπεὶ οὐκ ἐμὲ μητίετα Ζεὺς
εἴασε Τρώεσσι πανημέριον πολεμίζειν.

ὣς ἔφαθ᾽, ἡνίοχος δ᾽ ἵμασεν καλλίτριχας ἵππους
νῆας ἔπι γλαφυράς· τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην·
ἄφρεον δὲ στήθεα, ῥαίνοντο δὲ νέρθε κονίηι
τειρόμενον βασιλῆα μάχης ἀπάνευθε φέροντες.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς ἐνόησ᾽ Ἀγαμέμνονα νόσφι κιόντα

Τρωσί τε καὶ Λυκίοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς.
οἴχετ᾽ ἀνὴρ ὤριστος, ἐμοὶ δὲ μέγ᾽ εὖχος ἔδωκε
Ζεὺς Κρονίδης· ἀλλ᾽ ἰθὺς ἐλαύνετε μώνυχας ἵππους

ἰφθίμων Δαναῶν, ἵν᾽ ὑπέρτερον εὖχος ἄρησθε.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ὡς δ᾽ ὅτε πού τις θηρητὴρ κύνας ἀργιόδοντας
σεύηι ἐπ᾽ ἀγροτέρωι συῒ καπρίωι ἠὲ λέοντι,
ὣς ἐπ᾽ Ἀχαιοῖσιν σεῦε Τρῶας μεγαθύμους

Ἕκτωρ Πριαμίδης βροτολοιγῶι ἶσος Ἄρηϊ.
αὐτὸς δ᾽ ἐν πρώτοισι μέγα φρονέων ἐβεβήκει,
ἐν δ᾽ ἔπεσ᾽ ὑσμίνηι ὑπεραέϊ ἶσος ἀέλληι,
ἥ τε καθαλλομένη ἰοειδέα πόντον ὀρίνει.
ἔνθα τίνα πρῶτον, τίνα δ᾽ ὕστατον ἐξενάριξεν

Ἕκτωρ Πριαμίδης, ὅτε οἱ Ζεὺς κῦδος ἔδωκεν;
Ἀσαῖον μὲν πρῶτα καὶ Αὐτόνοον καὶ Ὀπίτην
καὶ Δόλοπα Κλυτίδην καὶ Ὀφέλτιον ἠδ᾽ Ἀγέλαον
Αἴσυμνόν τ᾽ Ὦρόν τε καὶ Ἱππόνοον μενεχάρμην.
τοὺς ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἡγεμόνας Δαναῶν ἕλεν, αὐτὰρ ἔπειτα

πληθύν, ὡς ὁπότε νέφεα Ζέφυρος στυφελίξηι
ἀργεστᾶο Νότοιο βαθείηι λαίλαπι τύπτων·
πολλὸν δὲ τρόφι κῦμα κυλίνδεται, ὑψόσε δ᾽ ἄχνη
σκίδναται ἐξ ἀνέμοιο πολυπλάγκτοιο ἰωῆς·
ὣς ἄρα πυκνὰ καρήαθ᾽ ὑφ᾽ Ἕκτορι δάμνατο λαῶν.

ἔνθά κε λοιγὸς ἔην καὶ ἀμήχανα ἔργα γένοντο,
καί νύ κεν ἐν νήεσσι πέσον φεύγοντες Ἀχαιοί,
εἰ μὴ Τυδεΐδηι Διομήδεϊ κέκλετ᾽ Ὀδυσσεύς·
Τυδεΐδη τί παθόντε λελάσμεθα θούριδος ἀλκῆς;
ἀλλ᾽ ἄγε δεῦρο πέπον, παρ᾽ ἔμ᾽ ἵσταο· δὴ γὰρ ἔλεγχος

ἔσσεται εἴ κεν νῆας ἕληι κορυθαίολος Ἕκτωρ.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἤτοι ἐγὼ μενέω καὶ τλήσομαι· ἀλλὰ μίνυνθα
ἡμέων ἔσσεται ἦδος, ἐπεὶ νεφεληγερέτα Ζεὺς
Τρωσὶν δὴ βόλεται δοῦναι κράτος ἠέ περ ἡμῖν.

ἦ καὶ Θυμβραῖον μὲν ἀφ᾽ ἵππων ὦσε χαμᾶζε
δουρὶ βαλὼν κατὰ μαζὸν ἀριστερόν· αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς
ἀντίθεον θεράποντα Μολίονα τοῖο ἄνακτος.
τοὺς μὲν ἔπειτ᾽ εἴασαν, ἐπεὶ πολέμου ἀπέπαυσαν·
τὼ δ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ἰόντε κυδοίμεον, ὡς ὅτε κάπρω

ἐν κυσὶ θηρευτῆισι μέγα φρονέοντε πέσητον·
ὣς ὄλεκον Τρῶας πάλιν ὀρμένω· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἀσπασίως φεύγοντες ἀνέπνεον Ἕκτορα δῖον.
ἔνθ᾽ ἑλέτην δίφρόν τε καὶ ἀνέρε δήμου ἀρίστω
υἷε δύω Μέροπος Περκωσίου, ὃς περὶ πάντων

ἤιδεε μαντοσύνας, οὐδὲ οὓς παῖδας ἔασκε
στείχειν ἐς πόλεμον φθισήνορα· τὼ δέ οἱ οὔ τι
πειθέσθην· κῆρες γὰρ ἄγον μέλανος θανάτοιο.
τοὺς μὲν Τυδεΐδης δουρικλειτὸς Διομήδης
θυμοῦ καὶ ψυχῆς κεκαδὼν κλυτὰ τεύχε᾽ ἀπηύρα·

Ἱππόδαμον δ᾽ Ὀδυσεὺς καὶ Ὑπείροχον ἐξενάριξεν.
ἔνθά σφιν κατὰ ἶσα μάχην ἐτάνυσσε Κρονίων
ἐξ Ἴδης καθορῶν· τοὶ δ᾽ ἀλλήλους ἐνάριζον.
ἤτοι Τυδέος υἱὸς Ἀγάστροφον οὔτασε δουρὶ
Παιονίδην ἥρωα κατ᾽ ἰσχίον· οὐ δέ οἱ ἵπποι

ἐγγὺς ἔσαν προφυγεῖν, ἀάσατο δὲ μέγα θυμῶι.
τοὺς μὲν γὰρ θεράπων ἀπάνευθ᾽ ἔχεν, αὐτὰρ ὁ πεζὸς
θῦνε διὰ προμάχων, εἷος φίλον ὤλεσε θυμόν.
Ἕκτωρ δ᾽ ὀξὺ νόησε κατὰ στίχας, ὦρτο δ᾽ ἐπ᾽ αὐτοὺς
κεκλήγων· ἅμα δὲ Τρώων εἵποντο φάλαγγες.

τὸν δὲ ἰδὼν ῥίγησε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης,
αἶψα δ᾽ Ὀδυσσῆα προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·
νῶϊν δὴ τόδε πῆμα κυλίνδεται ὄβριμος Ἕκτωρ·
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ στέωμεν καὶ ἀλεξώμεσθα μένοντες.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος

καὶ βάλεν, οὐδ᾽ ἀφάμαρτε τιτυσκόμενος κεφαλῆφιν,
ἄκρην κὰκ κόρυθα· πλάγχθη δ᾽ ἀπὸ χαλκόφι χαλκός,
οὐδ᾽ ἵκετο χρόα καλόν· ἐρύκακε γὰρ τρυφάλεια
τρίπτυχος αὐλῶπις, τήν οἱ πόρε Φοῖβος Ἀπόλλων.
Ἕκτωρ δ᾽ ὦκ᾽ ἀπέλεθρον ἀνέδραμε, μίκτο δ᾽ ὁμίλωι,

στῆ δὲ γνὺξ ἐριπὼν καὶ ἐρείσατο χειρὶ παχείηι
γαίης· ἀμφὶ δὲ ὄσσε κελαινὴ νὺξ ἐκάλυψεν.
ὄφρα δὲ Τυδεΐδης μετὰ δούρατος ὤιχετ᾽ ἐρωὴν
τῆλε διὰ προμάχων, ὅθι οἱ καταείσατο γαίης
τόφρ᾽ Ἕκτωρ ἔμπνυτο, καὶ ἂψ ἐς δίφρον ὀρούσας

ἐξέλασ᾽ ἐς πληθύν, καὶ ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν.
δουρὶ δ᾽ ἐπαΐσσων προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἐξ αὖ νῦν ἔφυγες θάνατον κύον· ἦ τέ τοι ἄγχι
ἦλθε κακόν· νῦν αὖτέ σ᾽ ἐρύσατο Φοῖβος Ἀπόλλων
ὧι μέλλεις εὔχεσθαι ἰὼν ἐς δοῦπον ἀκόντων.

ἦ θήν σ᾽ ἐξανύω γε καὶ ὕστερον ἀντιβολήσας,
εἴ πού τις καὶ ἔμοιγε θεῶν ἐπιτάρροθός ἐστι.
νῦν αὖ τοὺς ἄλλους ἐπιείσομαι, ὅν κε κιχείω.
ἦ, καὶ Παιονίδην δουρὶ κλυτὸν ἐξενάριζεν.
αὐτὰρ Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο

Τυδεΐδηι ἔπι τόξα τιταίνετο ποιμένι λαῶν,
στήληι κεκλιμένος ἀνδροκμήτωι ἐπὶ τύμβωι
Ἴλου Δαρδανίδαο, παλαιοῦ δημογέροντος.
ἤτοι ὁ μὲν θώρηκα Ἀγαστρόφου ἰφθίμοιο
αἴνυτ᾽ ἀπὸ στήθεσφι παναίολον ἀσπίδα τ᾽ ὤμων

καὶ κόρυθα βριαρήν· ὁ δὲ τόξου πῆχυν ἄνελκε
καὶ βάλεν, οὐδ᾽ ἄρα μιν ἅλιον βέλος ἔκφυγε χειρός,
ταρσὸν δεξιτεροῖο ποδός· διὰ δ᾽ ἀμπερὲς ἰὸς
ἐν γαίηι κατέπηκτο· ὁ δὲ μάλα ἡδὺ γελάσσας
ἐκ λόχου ἀμπήδησε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·

βέβληαι οὐδ᾽ ἅλιον βέλος ἔκφυγεν· ὡς ὄφελόν τοι
νείατον ἐς κενεῶνα βαλὼν ἐκ θυμὸν ἑλέσθαι.
οὕτω κεν καὶ Τρῶες ἀνέπνευσαν κακότητος,
οἵ τέ σε πεφρίκασι λέονθ᾽ ὡς μηκάδες αἶγες.
τὸν δ᾽ οὐ ταρβήσας προσέφη κρατερὸς Διομήδης·

τοξότα λωβητὴρ κέραι ἀγλαὲ παρθενοπῖπα
εἰ μὲν δὴ ἀντίβιον σὺν τεύχεσι πειρηθείης,
οὐκ ἄν τοι χραίσμηισι βιὸς καὶ ταρφέες ἰοί·
νῦν δέ μ᾽ ἐπιγράψας ταρσὸν ποδὸς εὔχεαι αὔτως.
οὐκ ἀλέγω, ὡς εἴ με γυνὴ βάλοι ἢ πάϊς ἄφρων·

κωφὸν γὰρ βέλος ἀνδρὸς ἀνάλκιδος οὐτιδανοῖο.
ἦ τ᾽ ἄλλως ὑπ᾽ ἐμεῖο, καὶ εἴ κ᾽ ὀλίγον περ ἐπαύρηι,
ὀξὺ βέλος πέλεται, καὶ ἀκήριον αἶψα τίθησι.
τοῦ δὲ γυναικὸς μέν τ᾽ ἀμφίδρυφοί εἰσι παρειαί,
παῖδες δ᾽ ὀρφανικοί· ὁ δέ θ᾽ αἵματι γαῖαν ἐρεύθων

πύθεται, οἰωνοὶ δὲ περὶ πλέες ἠὲ γυναῖκες.
ὣς φάτο, τοῦ δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρικλυτὸς ἐγγύθεν ἐλθὼν
ἔστη πρόσθ᾽· ὁ δ᾽ ὄπισθε καθεζόμενος βέλος ὠκὺ
ἐκ ποδὸς ἕλκ᾽, ὀδύνη δὲ διὰ χροὸς ἦλθ᾽ ἀλεγεινή.
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνόρουσε, καὶ ἡνιόχωι ἐπέτελλε

νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν· ἤχθετο γὰρ κῆρ.
οἰώθη δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρὶ κλυτός, οὐδέ τις αὐτῶι
Ἀργείων παρέμεινεν, ἐπεὶ φόβος ἔλλαβε πάντας·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγὼ τί πάθω; μέγα μὲν κακὸν αἴ κε φέβωμαι

πληθὺν ταρβήσας· τὸ δὲ ῥίγιον αἴ κεν ἁλώω
μοῦνος· τοὺς δ᾽ ἄλλους Δαναοὺς ἐφόβησε Κρονίων.
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
οἶδα γὰρ ὅττι κακοὶ μὲν ἀποίχονται πολέμοιο,
ὃς δέ κ᾽ ἀριστεύηισι μάχηι ἔνι τὸν δὲ μάλα χρεὼ

ἑστάμεναι κρατερῶς, ἤ τ᾽ ἔβλητ᾽ ἤ τ᾽ ἔβαλ᾽ ἄλλον.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώων στίχες ἤλυθον ἀσπιστάων,
ἔλσαν δ᾽ ἐν μέσσοισι, μετὰ σφίσι πῆμα τιθέντες.
ὡς δ᾽ ὅτε κάπριον ἀμφὶ κύνες θαλεροί τ᾽ αἰζηοὶ

σεύωνται, ὁ δέ τ᾽ εἶσι βαθείης ἐκ ξυλόχοιο
θήγων λευκὸν ὀδόντα μετὰ γναμπτῆισι γένυσσιν,
ἀμφὶ δέ τ᾽ ἀΐσσονται, ὑπαὶ δέ τε κόμπος ὀδόντων
γίγνεται, οἳ δὲ μένουσιν ἄφαρ δεινόν περ ἐόντα,
ὥς ῥα τότ᾽ ἀμφ᾽ Ὀδυσῆα Διῒ φίλον ἐσσεύοντο

Τρῶες· ὁ δὲ πρῶτον μὲν ἀμύμονα Δηϊοπίτην
οὔτασεν ὦμον ὕπερθεν ἐπάλμενος ὀξέϊ δουρί,
αὐτὰρ ἔπειτα Θόωνα καὶ Ἔννομον ἐξενάριξε.
Χερσιδάμαντα δ᾽ ἔπειτα καθ᾽ ἵππων ἀΐξαντα
δουρὶ κατὰ πρότμησιν ὑπ᾽ ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης

νύξεν· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
τοὺς μὲν ἔασ᾽, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Ἱππασίδην Χάροπ᾽ οὔτασε δουρὶ
αὐτοκασίγνητον εὐηφενέος Σώκοιο.
τῶι δ᾽ ἐπαλεξήσων Σῶκος κίεν ἰσόθεος φώς,
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰὼν καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν

ὦ Ὀδυσεῦ πολύαινε δόλων ἆτ᾽ ἠδὲ πόνοιο
σήμερον ἢ δοιοῖσιν ἐπεύξεαι Ἱππασίδηισι
τοιώδ᾽ ἄνδρε κατακτείνας καὶ τεύχε᾽ ἀπούρας,
ἤ κεν ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσηις.
ὣς εἰπὼν οὔτησε κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην.

διὰ μὲν ἀσπίδος ἦλθε φαεινῆς ὄβριμον ἔγχος,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο,
πάντα δ᾽ ἀπὸ πλευρῶν χρόα ἔργαθεν, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔασε
Παλλὰς Ἀθηναίη μιχθήμεναι ἔγκασι φωτός.
γνῶ δ᾽ Ὀδυσεὺς ὅ οἱ οὔ τι τέλος κατακαίριον ἦλθεν,

ἂψ δ᾽ ἀναχωρήσας Σῶκον πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ἆ δείλ᾽ ἦ μάλα δή σε κιχάνεται αἰπὺς ὄλεθρος.
ἤτοι μέν ῥ᾽ ἔμ᾽ ἔπαυσας ἐπὶ Τρώεσσι μάχεσθαι·
σοὶ δ᾽ ἐγὼ ἐνθάδε φημὶ φόνον καὶ κῆρα μέλαιναν
ἤματι τῶιδ᾽ ἔσσεσθαι, ἐμῶι δ᾽ ὑπὸ δουρὶ δαμέντα

εὖχος ἐμοὶ δώσειν, ψυχὴν δ᾽ Ἄϊδι κλυτοπώλωι.
ἦ, καὶ ὁ μὲν φύγαδ᾽ αὖτις ὑποστρέψας ἐβεβήκει,
τῶι δὲ μεταστρεφθέντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πῆξεν
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσε,
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἐπεύξατο δῖος Ὀδυσσεύς·

ὦ Σῶχ᾽ Ἱππάσου υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο
φθῆ σε τέλος θανάτοιο κιχήμενον, οὐδ᾽ ὑπάλυξας.
ἆ δείλ᾽ οὐ μὲν σοί γε πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
ὄσσε καθαιρήσουσι θανόντι περ, ἀλλ᾽ οἰωνοὶ
ὠμησταὶ ἐρύουσι, περὶ πτερὰ πυκνὰ βαλόντες.

αὐτὰρ ἔμ᾽, εἴ κε θάνω, κτεριοῦσί γε δῖοι Ἀχαιοί.
ὣς εἰπὼν Σώκοιο δαΐφρονος ὄβριμον ἔγχος
ἔξω τε χροὸς ἕλκε καὶ ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης·
αἷμα δέ οἱ σπασθέντος ἀνέσσυτο, κῆδε δὲ θυμόν.
Τρῶες δὲ μεγάθυμοι ὅπως ἴδον αἷμ᾽ Ὀδυσῆος

κεκλόμενοι καθ᾽ ὅμιλον ἐπ᾽ αὐτῶι πάντες ἔβησαν.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἐξοπίσω ἀνεχάζετο, αὖε δ᾽ ἑταίρους.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἤϋσεν ὅσον κεφαλὴ χάδε φωτός,
τρὶς δ᾽ ἄϊεν ἰάχοντος ἄρηι φίλος Μενέλαος.
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ Αἴαντα προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·

Αἶαν διογενὲς Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν
ἀμφί μ᾽ Ὀδυσσῆος ταλασίφρονος ἵκετ᾽ ἀϋτὴ
τῶι ἰκέλη ὡς εἴ ἑ βιώιατο μοῦνον ἐόντα
Τρῶες ἀποτμήξαντες ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι.
ἀλλ᾽ ἴομεν καθ᾽ ὅμιλον· ἀλεξέμεναι γὰρ ἄμεινον.

δείδω μή τι πάθηισιν ἐνὶ Τρώεσσι μονωθεὶς
ἐσθλὸς ἐών, μεγάλη δὲ ποθὴ Δαναοῖσι γένηται.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ἦρχ᾽, ὁ δ᾽ ἅμ᾽ ἕσπετο ἰσόθεος φώς.
εὗρον ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα Διῒ φίλον· ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτὸν
Τρῶες ἕπονθ᾽ ὡς εἴ τε δαφοινοὶ θῶες ὄρεσφιν

ἀμφ᾽ ἔλαφον κεραὸν βεβλημένον, ὅν τ᾽ ἔβαλ᾽ ἀνὴρ
ἰῶι ἀπὸ νευρῆς· τὸν μέν τ᾽ ἤλυξε πόδεσσι
φεύγων, ὄφρ᾽ αἷμα λιαρὸν καὶ γούνατ᾽ ὀρώρηι·
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τόν γε δαμάσσεται ὠκὺς ὀϊστός,
ὠμοφάγοι μιν θῶες ἐν οὔρεσι δαρδάπτουσιν

ἐν νέμεϊ σκιερῶι· ἐπί τε λῖν ἤγαγε δαίμων
σίντην· θῶες μέν τε διέτρεσαν, αὐτὰρ ὁ δάπτει·
ὥς ῥα τότ᾽ ἀμφ᾽ Ὀδυσῆα δαΐφρονα ποικιλομήτην
Τρῶες ἕπον πολλοί τε καὶ ἄλκιμοι, αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ἀΐσσων ὧι ἔγχει ἀμύνετο νηλεὲς ἦμαρ.

Αἴας δ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε φέρων σάκος ἠΰτε πύργον,
στῆ δὲ παρέξ· Τρῶες δὲ διέτρεσαν ἄλλυδις ἄλλος.
ἤτοι τὸν Μενέλαος ἀρήϊος ἔξαγ᾽ ὁμίλου
χειρὸς ἔχων, εἷος θεράπων σχεδὸν ἤλασεν ἵππους.
Αἴας δὲ Τρώεσσιν ἐπάλμενος εἷλε Δόρυκλον

Πριαμίδην νόθον υἱόν, ἔπειτα δὲ Πάνδοκον οὖτα,
οὖτα δὲ Λύσανδρον καὶ Πύρασον ἠδὲ Πυλάρτην.
ὡς δ᾽ ὁπότε πλήθων ποταμὸς πεδίον δὲ κάτεισι
χειμάρρους κατ᾽ ὄρεσφιν ὀπαζόμενος Διὸς ὄμβρωι,
πολλὰς δὲ δρῦς ἀζαλέας, πολλὰς δέ τε πεύκας

ἐσφέρεται, πολλὸν δέ τ᾽ ἀφυσγετὸν εἰς ἅλα βάλλει,
ὣς ἔφεπε κλονέων πεδίον τότε φαίδιμος Αἴας,
δαΐζων ἵππους τε καὶ ἀνέρας· οὐδέ πω Ἕκτωρ
πεύθετ᾽, ἐπεί ῥα μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ μάρνατο πάσης
ὄχθας πὰρ ποταμοῖο Σκαμάνδρου, τῆι ῥα μάλιστα

ἀνδρῶν πῖπτε κάρηνα, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει
Νέστορά τ᾽ ἀμφὶ μέγαν καὶ ἀρήϊον Ἰδομενῆα.
Ἕκτωρ μὲν μετὰ τοῖσιν ὁμίλει μέρμερα ῥέζων
ἔγχεΐ θ᾽ ἱπποσύνηι τε, νέων δ᾽ ἀλάπαζε φάλαγγας·
οὐδ᾽ ἄν πω χάζοντο κελεύθου δῖοι Ἀχαιοὶ

εἰ μὴ Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο
παῦσεν ἀριστεύοντα Μαχάονα ποιμένα λαῶν,
ἰῶι τριγλώχινι βαλὼν κατὰ δεξιὸν ὦμον.
τῶι ῥα περίδεισαν μένεα πνείοντες Ἀχαιοὶ
μή πώς μιν πολέμοιο μετακλινθέντος ἕλοιεν.

αὐτίκα δ᾽ Ἰδομενεὺς προσεφώνεε Νέστορα δῖον·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ἄγρει σῶν ὀχέων ἐπιβήσεο, πὰρ δὲ Μαχάων
βαινέτω, ἐς νῆας δὲ τάχιστ᾽ ἔχε μώνυχας ἵππους·
ἰητρὸς γὰρ ἀνὴρ πολλῶν ἀντάξιος ἄλλων

ἰούς τ᾽ ἐκτάμνειν ἐπί τ᾽ ἤπια φάρμακα πάσσειν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ.
αὐτίκα δ᾽ ὧν ὀχέων ἐπεβήσετο, πὰρ δὲ Μαχάων
βαῖν᾽ Ἀσκληπιοῦ υἱὸς ἀμύμονος ἰητῆρος·
μάστιξεν δ᾽ ἵππους, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην

νῆας ἔπι γλαφυράς· τῆι γὰρ φίλον ἔπλετο θυμῶι.
Κεβριόνης δὲ Τρῶας ὀρινομένους ἐνόησεν
Ἕκτορι παρβεβαώς, καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ νῶϊ μὲν ἐνθάδ᾽ ὁμιλέομεν Δαναοῖσιν
ἐσχατιῆι πολέμοιο δυσηχέος· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι

Τρῶες ὀρίνονται ἐπιμὶξ ἵπποι τε καὶ αὐτοί.
Αἴας δὲ κλονέει Τελαμώνιος· εὖ δέ μιν ἔγνων·
εὐρὺ γὰρ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἔχει σάκος· ἀλλὰ καὶ ἡμεῖς
κεῖσ᾽ ἵππους τε καὶ ἅρμ᾽ ἰθύνομεν, ἔνθα μάλιστα
ἱππῆες πεζοί τε κακὴν ἔριδα προβαλόντες

ἀλλήλους ὀλέκουσι, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὄρωρεν.
ὣς ἄρα φωνήσας ἵμασεν καλλίτριχας ἵππους
μάστιγι λιγυρῆι· τοὶ δὲ πληγῆς ἀΐοντες
ῥίμφ᾽ ἔφερον θοὸν ἅρμα μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιοὺς
στείβοντες νέκυάς τε καὶ ἀσπίδας· αἵματι δ᾽ ἄξων

νέρθεν ἅπας πεπάλακτο καὶ ἄντυγες αἳ περὶ δίφρον,
ἃς ἄρ᾽ ἀφ᾽ ἱππείων ὁπλέων ῥαθάμιγγες ἔβαλλον
αἵ τ᾽ ἀπ᾽ ἐπισσώτρων. ὁ δὲ ἵετο δῦναι ὅμιλον
ἀνδρόμεον ῥῆξαί τε μετάλμενος· ἐν δὲ κυδοιμὸν
ἧκε κακὸν Δαναοῖσι, μίνυνθα δὲ χάζετο δουρός.

αὐτὰρ ὁ τῶν ἄλλων ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν
ἔγχεΐ τ᾽ ἄορί τε μεγάλοισί τε χερμαδίοισιν,
Αἴαντος δ᾽ ἀλέεινε μάχην Τελαμωνιάδαο.
Ζεὺς γάρ οἱ νεμέσᾶθ᾽, ὅτ᾽ ἀμείνονι φωτὶ μάχοιτο.
Ζεὺς δὲ πατὴρ Αἴανθ᾽ ὑψίζυγος ἐν φόβον ὦρσε·

στῆ δὲ ταφών, ὄπιθεν δὲ σάκος βάλεν ἑπταβόειον,
τρέσσε δὲ παπτήνας ἐφ᾽ ὁμίλου θηρὶ ἐοικὼς
ἐντροπαλιζόμενος ὀλίγον γόνυ γουνὸς ἀμείβων.
ὡς δ᾽ αἴθωνα λέοντα βοῶν ἀπὸ μεσσαύλοιο
ἐσσεύαντο κύνες τε καὶ ἀνέρες ἀγροιῶται,

οἵ τέ μιν οὐκ εἰῶσι βοῶν ἐκ πῖαρ ἑλέσθαι
πάννυχοι ἐγρήσσοντες· ὁ δὲ κρειῶν ἐρατίζων
ἰθύει, ἀλλ᾽ οὔ τι πρήσσει· θαμέες γὰρ ἄκοντες
ἀντίον ἀΐσσουσι θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
καιόμεναί τε δεταί, τάς τε τρεῖ ἐσσύμενός περ·

ἠῶθεν δ᾽ ἀπὸ νόσφιν ἔβη τετιηότι θυμῶι·
ὣς Αἴας τότ᾽ ἀπὸ Τρώων τετιημένος ἦτορ
ἤϊε πόλλ᾽ ἀέκων· περὶ γὰρ δίε νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ὄνος παρ᾽ ἄρουραν ἰὼν ἐβιήσατο παῖδας
νωθής, ὧι δὴ πολλὰ περὶ ῥόπαλ᾽ ἀμφὶς ἐάγηι,

κείρει τ᾽ εἰσελθὼν βαθὺ λήϊον· οἳ δέ τε παῖδες
τύπτουσιν ῥοπάλοισι· βίη δέ τε νηπίη αὐτῶν·
σπουδῆι τ᾽ ἐξήλασσαν, ἐπεί τ᾽ ἐκορέσσατο φορβῆς·
ὣς τότ᾽ ἔπειτ᾽ Αἴαντα μέγαν Τελαμώνιον υἱὸν
Τρῶες ὑπέρθυμοι πολυηγερέες τ᾽ ἐπίκουροι

νύσσοντες ξυστοῖσι μέσον σάκος αἰὲν ἕποντο.
Αἴας δ᾽ ἄλλοτε μὲν μνησάσκετο θούριδος ἀλκῆς
αὖτις ὑποστρεφθείς, καὶ ἐρητύσασκε φάλαγγας
Τρώων ἱπποδάμων· ὁτὲ δὲ τρωπάσκετο φεύγειν.
πάντας δὲ προέεργε θοὰς ἐπὶ νῆας ὁδεύειν,

αὐτὸς δὲ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν θῦνε μεσηγὺ
ἱστάμενος· τὰ δὲ δοῦρα θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
ἄλλα μὲν ἐν σάκεϊ μεγάλωι πάγεν ὄρμενα πρόσσω,
πολλὰ δὲ καὶ μεσσηγύ, πάρος χρόα λευκὸν ἐπαυρεῖν,
ἐν γαίηι ἵσταντο λιλαιόμενα χροὸς ἆσαι.

τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησ᾽ Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱὸς
Εὐρύπυλος πυκινοῖσι βιαζόμενον βελέεσσι,
στῆ ῥα παρ᾽ αὐτὸν ἰών, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλε Φαυσιάδην Ἀπισάονα ποιμένα λαῶν
ἧπαρ ὑπὸ πραπίδων, εἶθαρ δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν·

Εὐρύπυλος δ᾽ ἐπόρουσε καὶ αἴνυτο τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησεν Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
τεύχε᾽ ἀπαινύμενον Ἀπισάονος, αὐτίκα τόξον
ἕλκετ᾽ ἐπ᾽ Εὐρυπύλωι, καί μιν βάλε μηρὸν ὀϊστῶι
δεξιόν· ἐκλάσθη δὲ δόναξ, ἐβάρυνε δὲ μηρόν.

ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων,
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
στῆτ᾽ ἐλελιχθέντες καὶ ἀμύνετε νηλεὲς ἦμαρ
Αἴανθ᾽, ὃς βελέεσσι βιάζεται, οὐδέ ἕ φημι

φεύξεσθ᾽ ἐκ πολέμοιο δυσηχέος· ἀλλὰ μάλ᾽ ἄντην
ἵστασθ᾽ ἀμφ᾽ Αἴαντα μέγαν Τελαμώνιον υἱόν.
ὣς ἔφατ᾽ Εὐρύπυλος βεβλημένος· οἳ δὲ παρ᾽ αὐτὸν
πλησίοι ἔστησαν σάκε᾽ ὤμοισι κλίναντες
δούρατ᾽ ἀνασχόμενοι· τῶν δ᾽ ἀντίος ἤλυθεν Αἴας.

στῆ δὲ μεταστρεφθείς, ἐπεὶ ἵκετο ἔθνος ἑταίρων.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρὸς αἰθομένοιο·
Νέστορα δ᾽ ἐκ πολέμοιο φέρον Νηλήϊαι ἵπποι
ἱδρῶσαι, ἦγον δὲ Μαχάονα ποιμένα λαῶν.
τὸν δὲ ἰδὼν ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·

ἑστήκει γὰρ ἐπὶ πρυμνῆι μεγακήτεϊ νηῒ
εἰσορόων πόνον αἰπὺν ἰῶκά τε δακρυόεσσαν.
αἶψα δ᾽ ἑταῖρον ἑὸν Πατροκλῆα προσέειπε
φθεγξάμενος παρὰ νηός· ὁ δὲ κλισίηθεν ἀκούσας
ἔκμολεν ἶσος Ἄρηϊ, κακοῦ δ᾽ ἄρα οἱ πέλεν ἀρχή.

τὸν πρότερος προσέειπε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός·
τίπτέ με κικλήσκεις Ἀχιλεῦ; τί δέ σε χρεὼ ἐμεῖο;
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
δῖε Μενοιτιάδη τῶι ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι
νῦν ὀΐω περὶ γούνατ᾽ ἐμὰ στήσεσθαι Ἀχαιοὺς

λισσομένους· χρειὼ γὰρ ἱκάνεται οὐκέτ᾽ ἀνεκτός.
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν Πάτροκλε Διῒ φίλε Νέστορ᾽ ἔρειο
ὅν τινα τοῦτον ἄγει βεβλημένον ἐκ πολέμοιο·
ἤτοι μὲν τά γ᾽ ὄπισθε Μαχάονι πάντα ἔοικε
τῶι Ἀσκληπιάδηι, ἀτὰρ οὐκ ἴδον ὄμματα φωτός·

ἵπποι γάρ με παρήϊξαν πρόσσω μεμαυῖαι.
ὣς φάτο, Πάτροκλος δὲ φίλωι ἐπεπείθεθ᾽ ἑταίρωι,
βῆ δὲ θέειν παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίην Νηληϊάδεω ἀφίκοντο,
αὐτοὶ μέν ῥ᾽ ἀπέβησαν ἐπὶ χθόνα πουλυβότειραν,

ἵππους δ᾽ Εὐρυμέδων θεράπων λύε τοῖο γέροντος
ἐξ ὀχέων· τοὶ δ᾽ ἱδρῶ ἀπεψύχοντο χιτώνων
στάντε ποτὶ πνοιὴν παρὰ θῖν᾽ ἁλός· αὐτὰρ ἔπειτα
ἐς κλισίην ἐλθόντες ἐπὶ κλισμοῖσι κάθιζον.
τοῖσι δὲ τεῦχε κυκειῶ ἐϋπλόκαμος Ἑκαμήδη,

τὴν ἄρετ᾽ ἐκ Τενέδοιο γέρων, ὅτε πέρσεν Ἀχιλλεύς,
θυγατέρ᾽ Ἀρσινόου μεγαλήτορος, ἥν οἱ Ἀχαιοὶ
ἔξελον οὕνεκα βουλῆι ἀριστεύεσκεν ἁπάντων.
ἥ σφωϊν πρῶτον μὲν ἐπιπροΐηλε τράπεζαν
καλὴν κυανόπεζαν ἐΰξοον, αὐτὰρ ἐπ᾽ αὐτῆς

χάλκειον κάνεον, ἐπὶ δὲ κρόμυον ποτῶι ὄψον,
ἠδὲ μέλι χλωρόν, παρὰ δ᾽ ἀλφίτου ἱεροῦ ἀκτήν,
πὰρ δὲ δέπας περικαλλές, ὁ οἴκοθεν ἦγ᾽ ὁ γεραιός,
χρυσείοις ἥλοισι πεπαρμένον· οὔατα δ᾽ αὐτοῦ
τέσσαρ᾽ ἔσαν, δοιαὶ δὲ πελειάδες ἀμφὶς ἕκαστον

χρύσειαι νεμέθοντο, δύω δ᾽ ὑπὸ πυθμένες ἦσαν.
ἄλλος μὲν μογέων ἀποκινήσασκε τραπέζης
πλεῖον ἐόν, Νέστωρ δ᾽ ὁ γέρων ἀμογητὶ ἄειρεν.
ἐν τῶι ῥά σφι κύκησε γυνὴ ἐϊκυῖα θεῆισιν
οἴνωι Πραμνείωι, ἐπὶ δ᾽ αἴγειον κνῆ τυρὸν

κνήστι χαλκείηι, ἐπὶ δ᾽ ἄλφιτα λευκὰ πάλυνε,
πινέμεναι δ᾽ ἐκέλευσεν, ἐπεί ῥ᾽ ὥπλισσε κυκειῶ.
τὼ δ᾽ ἐπεὶ οὖν πίνοντ᾽ ἀφέτην πολυκαγκέα δίψαν
μύθοισιν τέρποντο πρὸς ἀλλήλους ἐνέποντες,
Πάτροκλος δὲ θύρηισιν ἐφίστατο ἰσόθεος φώς.

τὸν δὲ ἰδὼν ὁ γεραιὸς ἀπὸ θρόνου ὦρτο φαεινοῦ,
ἐς δ᾽ ἄγε χειρὸς ἑλών, κατὰ δ᾽ ἑδριάασθαι ἄνωγε.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἀναίνετο εἶπέ τε μῦθον·
οὐχ ἕδος ἐστὶ γεραιὲ διοτρεφές, οὐδέ με πείσεις.
αἰδοῖος νεμεσητὸς ὅ με προέηκε πυθέσθαι

ὅν τινα τοῦτον ἄγεις βεβλημένον· ἀλλὰ καὶ αὐτὸς
γιγνώσκω, ὁρόω δὲ Μαχάονα ποιμένα λαῶν.
νῦν δὲ ἔπος ἐρέων πάλιν ἄγγελος εἶμ᾽ Ἀχιλῆϊ.
εὖ δὲ σὺ οἶσθα γεραιὲ διοτρεφές, οἷος ἐκεῖνος
δεινὸς ἀνήρ· τάχα κεν καὶ ἀναίτιον αἰτιόωιτο.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
τίπτε τὰρ ὧδ᾽ Ἀχιλεὺς ὀλοφύρεται υἷας Ἀχαιῶν,
ὅσσοι δὴ βέλεσιν βεβλήαται; οὐδέ τι οἶδε
πένθεος, ὅσσον ὄρωρε κατὰ στρατόν· οἳ γὰρ ἄριστοι
ἐν νηυσὶν κέαται βεβλημένοι οὐτάμενοί τε.

βέβληται μὲν ὁ Τυδεΐδης κρατερὸς Διομήδης,
οὔτασται δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρὶ κλυτὸς ἠδ᾽ Ἀγαμέμνων·
βέβληται δὲ καὶ Εὐρύπυλος κατὰ μηρὸν ὀϊστῶι·
τοῦτον δ᾽ ἄλλον ἐγὼ νέον ἤγαγον ἐκ πολέμοιο
ἰῶι ἀπὸ νευρῆς βεβλημένον. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς

ἐσθλὸς ἐὼν Δαναῶν οὐ κήδεται οὐδ᾽ ἐλεαίρει.
ἦ μένει εἰς ὅ κε δὴ νῆες θοαὶ ἄγχι θαλάσσης
Ἀργείων ἀέκητι πυρὸς δηΐοιο θέρωνται,
αὐτοί τε κτεινώμεθ᾽ ἐπισχερώ; οὐ γὰρ ἐμὴ ἲς
ἔσθ᾽ οἵη πάρος ἔσκεν ἐνὶ γναμπτοῖσι μέλεσσιν.

εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι βίη δέ μοι ἔμπεδος εἴη
ὡς ὁπότ᾽ Ἠλείοισι καὶ ἡμῖν νεῖκος ἐτύχθη
ἀμφὶ βοηλασίηι, ὅτ᾽ ἐγὼ κτάνον Ἰτυμονῆα
ἐσθλὸν Ὑπειροχίδην, ὃς ἐν Ἤλιδι ναιετάασκε,
ῥύσι᾽ ἐλαυνόμενος· ὁ δ᾽ ἀμύνων ἧισι βόεσσιν

ἔβλητ᾽ ἐν πρώτοισιν ἐμῆς ἀπὸ χειρὸς ἄκοντι,
κὰδ δ᾽ ἔπεσεν, λαοὶ δὲ περίτρεσαν ἀγροιῶται.
ληΐδα δ᾽ ἐκ πεδίου συνελάσσαμεν ἤλιθα πολλὴν
πεντήκοντα βοῶν ἀγέλας, τόσα πώεα οἰῶν,
τόσσα συῶν συβόσια, τόσ᾽ αἰπόλια πλατέ᾽ αἰγῶν,

ἵππους δὲ ξανθὰς ἑκατὸν καὶ πεντήκοντα
πάσας θηλείας, πολλῆισι δὲ πῶλοι ὑπῆσαν.
καὶ τὰ μὲν ἠλασάμεσθα Πύλον Νηλήϊον εἴσω
ἐννύχιοι προτὶ ἄστυ· γεγήθει δὲ φρένα Νηλεύς,
οὕνεκά μοι τύχε πολλὰ νέωι πόλεμον δὲ κιόντι.

κήρυκες δ᾽ ἐλίγαινον ἅμ᾽ ἠοῖ φαινομένηφι
τοὺς ἴμεν οἷσι χρεῖος ὀφείλετ᾽ ἐν Ἤλιδι δίηι·
οἳ δὲ συναγρόμενοι Πυλίων ἡγήτορες ἄνδρες
δαίτρευον· πολέσιν γὰρ Ἐπειοὶ χρεῖος ὄφειλον,
ὡς ἡμεῖς παῦροι κεκακωμένοι ἐν Πύλωι ἦμεν·

ἐλθὼν γάρ ῥ᾽ ἐκάκωσε βίη Ἡρακληείη
τῶν προτέρων ἐτέων, κατὰ δ᾽ ἔκταθεν ὅσσοι ἄριστοι·
δώδεκα γὰρ Νηλῆος ἀμύμονος υἱέες ἦμεν·
τῶν οἶος λιπόμην, οἳ δ᾽ ἄλλοι πάντες ὄλοντο.
ταῦθ᾽ ὑπερηφανέοντες Ἐπειοὶ χαλκοχίτωνες

ἡμέας ὑβρίζοντες ἀτάσθαλα μηχανόωντο.
ἐκ δ᾽ ὁ γέρων ἀγέλην τε βοῶν καὶ πῶϋ μέγ᾽ οἰῶν
εἵλετο κρινάμενος τριηκόσι᾽ ἠδὲ νομῆας.
καὶ γὰρ τῶι χρεῖος μέγ᾽ ὀφείλετ᾽ ἐν Ἤλιδι δίηι
τέσσαρες ἀθλοφόροι ἵπποι αὐτοῖσιν ὄχεσφιν

ἐλθόντες μετ᾽ ἄεθλα· περὶ τρίποδος γὰρ ἔμελλον
θεύσεσθαι· τοὺς δ᾽ αὖθι ἄναξ ἀνδρῶν Αὐγείας
κάσχεθε, τὸν δ᾽ ἐλατῆρ᾽ ἀφίει ἀκαχήμενον ἵππων.
τῶν ὁ γέρων ἐπέων κεχολωμένος ἠδὲ καὶ ἔργων
ἐξέλετ᾽ ἄσπετα πολλά· τὰ δ᾽ ἄλλ᾽ ἐς δῆμον ἔδωκε

δαιτρεύειν, μή τίς οἱ ἀτεμβόμενος κίοι ἴσης.
ἡμεῖς μὲν τὰ ἕκαστα διείπομεν, ἀμφί τε ἄστυ
ἕρδομεν ἱρὰ θεοῖς· οἳ δὲ τρίτωι ἤματι πάντες
ἦλθον ὁμῶς αὐτοί τε πολεῖς καὶ μώνυχες ἵπποι
πανσυδίηι· μετὰ δέ σφι Μολίονε θωρήσσοντο

παῖδ᾽ ἔτ᾽ ἐόντ᾽, οὔ πω μάλα εἰδότε θούριδος ἀλκῆς.
ἔστι δέ τις Θρυόεσσα πόλις αἰπεῖα κολώνη
τηλοῦ ἐπ᾽ Ἀλφειῶι, νεάτη Πύλου ἠμαθόεντος·
τὴν ἀμφεστρατόωντο διαρραῖσαι μεμαῶτες.
ἀλλ᾽ ὅτε πᾶν πεδίον μετεκίαθον, ἄμμι δ᾽ Ἀθήνη

ἄγγελος ἦλθε θέουσ᾽ ἀπ᾽ Ὀλύμπου θωρήσσεσθαι
ἔννυχος, οὐδ᾽ ἀέκοντα Πύλον κάτα λαὸν ἄγειρεν
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐσσυμένους πολεμίζειν. οὐδέ με Νηλεὺς
εἴα θωρήσσεσθαι, ἀπέκρυψεν δέ μοι ἵππους·
οὐ γάρ πώ τί μ᾽ ἔφη ἴδμεν πολεμήϊα ἔργα.

ἀλλὰ καὶ ὧς ἱππεῦσι μετέπρεπον ἡμετέροισι
καὶ πεζός περ ἐών, ἐπεὶ ὧς ἄγε νεῖκος Ἀθήνη.
ἔστι δέ τις ποταμὸς Μινυήϊος εἰς ἅλα βάλλων
ἐγγύθεν Ἀρήνης, ὅθι μείναμεν Ἠῶ δῖαν
ἱππῆες Πυλίων, τὰ δ᾽ ἐπέρρεον ἔθνεα πεζῶν.

ἔνθεν πανσυδίηι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
ἔνδιοι ἱκόμεσθ᾽ ἱερὸν ῥόον Ἀλφειοῖο.
ἔνθα Διὶ ῥέξαντες ὑπερμενεῖ ἱερὰ καλά,
ταῦρον δ᾽ Ἀλφειῶι, ταῦρον δὲ Ποσειδάωνι,
αὐτὰρ Ἀθηναίη γλαυκώπιδι βοῦν ἀγελαίην,

δόρπον ἔπειθ᾽ ἑλόμεσθα κατὰ στρατὸν ἐν τελέεσσι,
καὶ κατεκοιμήθημεν ἐν ἔντεσιν οἷσιν ἕκαστος
ἀμφὶ ῥοὰς ποταμοῖο. ἀτὰρ μεγάθυμοι Ἐπειοὶ
ἀμφέσταν δὴ ἄστυ διαρραῖσαι μεμαῶτες·
ἀλλά σφι προπάροιθε φάνη μέγα ἔργον Ἄρηος·

εὖτε γὰρ ἠέλιος φαέθων ὑπερέσχεθε γαίης,
συμφερόμεσθα μάχηι Διί τ᾽ εὐχόμενοι καὶ Ἀθήνηι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Πυλίων καὶ Ἐπειῶν ἔπλετο νεῖκος,
πρῶτος ἐγὼν ἕλον ἄνδρα, κόμισσα δὲ μώνυχας ἵππους,
Μούλιον αἰχμητήν· γαμβρὸς δ᾽ ἦν Αὐγείαο,

πρεσβυτάτην δὲ θύγατρ᾽ εἶχε ξανθὴν Ἀγαμήδην,
ἣ τόσα φάρμακα ἤιδη ὅσα τρέφει εὐρεῖα χθών.
τὸν μὲν ἐγὼ προσιόντα βάλον χαλκήρεϊ δουρί,
ἤριπε δ᾽ ἐν κονίηισιν· ἐγὼ δ᾽ ἐς δίφρον ὀρούσας
στῆν ῥα μετὰ προμάχοισιν· ἀτὰρ μεγάθυμοι Ἐπειοὶ

ἔτρεσαν ἄλλυδις ἄλλος, ἐπεὶ ἴδον ἄνδρα πεσόντα
ἡγεμόν᾽ ἱππήων, ὃς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐπόρουσα κελαινῆι λαίλαπι ἶσος,
πεντήκοντα δ᾽ ἕλον δίφρους, δύο δ᾽ ἀμφὶς ἕκαστον
φῶτες ὀδὰξ ἕλον οὖδας ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ δαμέντες.

καί νύ κεν Ἀκτορίωνε Μολίονε παῖδ᾽ ἀλάπαξα,
εἰ μή σφωε πατὴρ εὐρὺ κρείων ἐνοσίχθων
ἐκ πολέμου ἐσάωσε καλύψας ἠέρι πολλῆι.
ἔνθα Ζεὺς Πυλίοισι μέγα κράτος ἐγγυάλιξε·
τόφρα γὰρ οὖν ἑπόμεσθα διὰ σπιδέος πεδίοιο

κτείνοντές τ᾽ αὐτοὺς ἀνά τ᾽ ἔντεα καλὰ λέγοντες,
ὄφρ᾽ ἐπὶ Βουπρασίου πολυπύρου βήσαμεν ἵππους
πέτρης τ᾽ Ὠλενίης, καὶ Ἀλησίου ἔνθα κολώνη
κέκληται· ὅθεν αὖτις ἀπέτραπε λαὸν Ἀθήνη.
ἔνθ᾽ ἄνδρα κτείνας πύματον λίπον· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ

ἂψ ἀπὸ Βουπρασίοιο Πύλονδ᾽ ἔχον ὠκέας ἵππους,
πάντες δ᾽ εὐχετόωντο θεῶν Διὶ Νέστορί τ᾽ ἀνδρῶν.
ὣς ἔον, εἴ ποτ᾽ ἔον γε, μετ᾽ ἀνδράσιν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
οἶος τῆς ἀρετῆς ἀπονήσεται· ἦ τέ μιν οἴω
πολλὰ μετακλαύσεσθαι ἐπεί κ᾽ ἀπὸ λαὸς ὄληται.

ὦ πέπον ἦ μὲν σοί γε Μενοίτιος ὧδ᾽ ἐπέτελλεν
ἤματι τῶι ὅτε σ᾽ ἐκ Φθίης Ἀγαμέμνονι πέμπε,
νῶϊ δέ τ᾽ ἔνδον ἐόντες ἐγὼ καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
πάντα μάλ᾽ ἐν μεγάροις ἠκούομεν ὡς ἐπέτελλε.
Πηλῆος δ᾽ ἱκόμεσθα δόμους εὖ ναιετάοντας

λαὸν ἀγείροντες κατ᾽ Ἀχαιΐδα πουλυβότειραν.
ἔνθα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἥρωα Μενοίτιον εὕρομεν ἔνδον
ἠδὲ σέ, πὰρ δ᾽ Ἀχιλῆα· γέρων δ᾽ ἱππηλάτα Πηλεὺς
πίονα μηρία καῖε βοὸς Διὶ τερπικεραύνωι
αὐλῆς ἐν χόρτωι· ἔχε δὲ χρύσειον ἄλεισον

σπένδων αἴθοπα οἶνον ἐπ᾽ αἰθομένοις ἱεροῖσι.
σφῶϊ μὲν ἀμφὶ βοὸς ἕπετον κρέα, νῶϊ δ᾽ ἔπειτα
στῆμεν ἐνὶ προθύροισι· ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεύς,
ἐς δ᾽ ἄγε χειρὸς ἑλών, κατὰ δ᾽ ἑδριάασθαι ἄνωγε,
ξείνιά τ᾽ εὖ παρέθηκεν, ἅ τε ξείνοις θέμις ἐστίν.

αὐτὰρ ἐπεὶ τάρπημεν ἐδητύος ἠδὲ ποτῆτος,
ἦρχον ἐγὼ μύθοιο κελεύων ὔμμ᾽ ἅμ᾽ ἕπεσθαι·
σφὼ δὲ μάλ᾽ ἠθέλετον, τὼ δ᾽ ἄμφω πόλλ᾽ ἐπέτελλον.
Πηλεὺς μὲν ὧι παιδὶ γέρων ἐπέτελλ᾽ Ἀχιλῆϊ
αἰὲν ἀριστεύειν καὶ ὑπείροχον ἔμμεναι ἄλλων·

σοὶ δ᾽ αὖθ᾽ ὧδ᾽ ἐπέτελλε Μενοίτιος Ἄκτορος υἱός·
τέκνον ἐμὸν γενεῆι μὲν ὑπέρτερός ἐστιν Ἀχιλλεύς,
πρεσβύτερος δὲ σύ ἐσσι· βίηι δ᾽ ὅ γε πολλὸν ἀμείνων.
ἀλλ᾽ εὖ οἱ φάσθαι πυκινὸν ἔπος ἠδ᾽ ὑποθέσθαι
καί οἱ σημαίνειν· ὁ δὲ πείσεται εἰς ἀγαθόν περ.

ὣς ἐπέτελλ᾽ ὁ γέρων, σὺ δὲ λήθεαι· ἀλλ᾽ ἔτι καὶ νῦν
ταῦτ᾽ εἴποις Ἀχιλῆϊ δαΐφρονι αἴ κε πίθηται.
τίς δ᾽ οἶδ᾽ εἴ κέν οἱ σὺν δαίμονι θυμὸν ὀρίναις
παρειπών; ἀγαθὴ δὲ παραίφασίς ἐστιν ἑταίρου.
εἰ δέ τινα φρεσὶν ἧισι θεοπροπίην ἀλεείνει

καί τινά οἱ πὰρ Ζηνὸς ἐπέφραδε πότνια μήτηρ,
ἀλλὰ σέ περ προέτω, ἅμα δ᾽ ἄλλος λαὸς ἑπέσθω
Μυρμιδόνων, αἴ κέν τι φόως Δαναοῖσι γένηαι·
καί τοι τεύχεα καλὰ δότω πόλεμον δὲ φέρεσθαι,
αἴ κέ σε τῶι εἴσκοντες ἀπόσχωνται πολέμοιο

Τρῶες, ἀναπνεύσωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
τειρόμενοι· ὀλίγη δέ τ᾽ ἀνάπνευσις πολέμοιο.
ῥεῖα δέ κ᾽ ἀκμῆτες κεκμηότας ἄνδρας ἀϋτῆι
ὤσαισθε προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε,

βῆ δὲ θέειν παρὰ νῆας ἐπ᾽ Αἰακίδην Ἀχιλῆα.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ κατὰ νῆας Ὀδυσσῆος θείοιο
ἷξε θέων Πάτροκλος, ἵνά σφ᾽ ἀγορή τε θέμις τε
ἤην, τῆι δὴ καί σφι θεῶν ἐτετεύχατο βωμοί,
ἔνθά οἱ Εὐρύπυλος βεβλημένος ἀντεβόλησε

διογενὴς Εὐαιμονίδης κατὰ μηρὸν ὀϊστῶι
σκάζων ἐκ πολέμου· κατὰ δὲ νότιος ῥέεν ἱδρὼς
ὤμων καὶ κεφαλῆς, ἀπὸ δ᾽ ἕλκεος ἀργαλέοιο
αἷμα μέλαν κελάρυζε· νόος γε μὲν ἔμπεδος ἦεν.
τὸν δὲ ἰδὼν ὤικτειρε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός,

καί ῥ᾽ ὀλοφυρόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἆ δειλοὶ Δαναῶν ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ὣς ἄρ᾽ ἐμέλλετε τῆλε φίλων καὶ πατρίδος αἴης
ἄσειν ἐν Τροίηι ταχέας κύνας ἀργέτι δημῶι.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ διοτρεφὲς Εὐρύπυλ᾽ ἥρως,

ἤ ῥ᾽ ἔτι που σχήσουσι πελώριον Ἕκτορ᾽ Ἀχαιοί,
ἦ ἤδη φθίσονται ὑπ᾽ αὐτοῦ δουρὶ δαμέντες;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Εὐρύπυλος βεβλημένος ἀντίον ηὔδα·
οὐκέτι διογενὲς Πατρόκλεες ἄλκαρ Ἀχαιῶν
ἔσσεται, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέονται.

οἳ μὲν γὰρ δὴ πάντες, ὅσοι πάρος ἦσαν ἄριστοι,
ἐν νηυσὶν κέαται βεβλημένοι οὐτάμενοί τε
χερσὶν ὕπο Τρώων· τῶν δὲ σθένος ὄρνυται αἰέν.
ἀλλ᾽ ἐμὲ μὲν σὺ σάωσον ἄγων ἐπὶ νῆα μέλαιναν,
μηροῦ δ᾽ ἔκταμ᾽ ὀϊστόν, ἀπ᾽ αὐτοῦ δ᾽ αἷμα κελαινὸν

νίζ᾽ ὕδατι λιαρῶι, ἐπὶ δ᾽ ἤπια φάρμακα πάσσε
ἐσθλά, τά σε προτί φασιν Ἀχιλλῆος δεδιδάχθαι,
ὃν Χείρων ἐδίδαξε δικαιότατος Κενταύρων.
ἰητροὶ μὲν γὰρ Ποδαλείριος ἠδὲ Μαχάων
τὸν μὲν ἐνὶ κλισίηισιν ὀΐομαι ἕλκος ἔχοντα

χρηΐζοντα καὶ αὐτὸν ἀμύμονος ἰητῆρος
κεῖσθαι· ὁ δ᾽ ἐν πεδίωι Τρώων μένει ὀξὺν Ἄρηα.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός·
πῶς τὰρ ἔοι τάδε ἔργα; τί ῥέξομεν Εὐρύπυλ᾽ ἥρως;
ἔρχομαι ὄφρ᾽ Ἀχιλῆϊ δαΐφρονι μῦθον ἐνίσπω

ὃν Νέστωρ ἐπέτελλε Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς περ σεῖο μεθήσω τειρομένοιο.
ἦ, καὶ ὑπὸ στέρνοιο λαβὼν ἄγε ποιμένα λαῶν
ἐς κλισίην· θεράπων δὲ ἰδὼν ὑπέχευε βοείας.
ἔνθά μιν ἐκτανύσας ἐκ μηροῦ τάμνε μαχαίρηι

ὀξὺ βέλος περιπευκές, ἀπ᾽ αὐτοῦ δ᾽ αἷμα κελαινὸν
νίζ᾽ ὕδατι λιαρῶι, ἐπὶ δὲ ῥίζαν βάλε πικρὴν
χερσὶ διατρίψας ὀδυνήφατον, ἥ οἱ ἁπάσας
ἔσχ᾽ ὀδύνας· τὸ μὲν ἕλκος ἐτέρσετο, παύσατο δ᾽ αἷμα.

Ἰλιάδος Μ

Τειχομαχία.

Ὣς ὁ μὲν ἐν κλισίηισι Μενοιτίου ἄλκιμος υἱὸς
ἰᾶτ᾽ Εὐρύπυλον βεβλημένον· οἳ δὲ μάχοντο
Ἀργεῖοι καὶ Τρῶες ὁμιλαδόν· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλε
τάφρος ἔτι σχήσειν Δαναῶν καὶ τεῖχος ὕπερθεν

εὐρύ, τὸ ποιήσαντο νεῶν ὕπερ, ἀμφὶ δὲ τάφρον
ἤλασαν· οὐδὲ θεοῖσι δόσαν κλειτὰς ἑκατόμβας·
ὄφρά σφιν νῆάς τε θοὰς καὶ ληΐδα πολλὴν
ἐντὸς ἔχον ῥύοιτο· θεῶν δ᾽ ἀέκητι τέτυκτο
ἀθανάτων· τὸ καὶ οὔ τι πολὺν χρόνον ἔμπεδον ἦεν.

ὄφρα μὲν Ἕκτωρ ζωὸς ἔην καὶ μήνι᾽ Ἀχιλλεὺς
καὶ Πριάμοιο ἄνακτος ἀπόρθητος πόλις ἔπλεν,
τόφρα δὲ καὶ μέγα τεῖχος Ἀχαιῶν ἔμπεδον ἦεν.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ μὲν Τρώων θάνον ὅσσοι ἄριστοι,
πολλοὶ δ᾽ Ἀργείων οἳ μὲν δάμεν, οἳ δὲ λίποντο,

πέρθετο δὲ Πριάμοιο πόλις δεκάτωι ἐνιαυτῶι,
Ἀργεῖοι δ᾽ ἐν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἔβησαν,
δὴ τότε μητιόωντο Ποσειδάων καὶ Ἀπόλλων
τεῖχος ἀμαλδῦναι ποταμῶν μένος εἰσαγαγόντες.
ὅσσοι ἀπ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἅλα δὲ προρέουσι,

Ῥῆσός θ᾽ Ἑπτάπορός τε Κάρησός τε Ῥοδίος τε
Γρήνικός τε καὶ Αἴσηπος δῖός τε Σκάμανδρος
καὶ Σιμόεις, ὅθι πολλὰ βοάγρια καὶ τρυφάλειαι
κάππεσον ἐν κονίηισι καὶ ἡμιθέων γένος ἀνδρῶν·
τῶν πάντων ὁμόσε στόματ᾽ ἔτραπε Φοῖβος Ἀπόλλων,

ἐννῆμαρ δ᾽ ἐς τεῖχος ἵει ῥόον· ὗε δ᾽ ἄρα Ζεὺς
συνεχές, ὄφρά κε θᾶσσον ἁλίπλοα τείχεα θείη.
αὐτὸς δ᾽ ἐννοσίγαιος ἔχων χείρεσσι τρίαιναν
ἡγεῖτ᾽, ἐκ δ᾽ ἄρα πάντα θεμείλια κύμασι πέμπε
φιτρῶν καὶ λάων, τὰ θέσαν μογέοντες Ἀχαιοί,

λεῖα δ᾽ ἐποίησεν παρ᾽ ἀγάρροον Ἑλλήσποντον,
αὖτις δ᾽ ἠϊόνα μεγάλην ψαμάθοισι κάλυψε
τεῖχος ἀμαλδύνας· ποταμοὺς δ᾽ ἔτρεψε νέεσθαι
κὰρ ῥόον, ἧι περ πρόσθεν ἵεν καλλίρροον ὕδωρ.
ὣς ἄρ᾽ ἔμελλον ὄπισθε Ποσειδάων καὶ Ἀπόλλων

θησέμεναι· τότε δ᾽ ἀμφὶ μάχη ἐνοπή τε δεδήει
τεῖχος ἐΰδμητον, κανάχιζε δὲ δούρατα πύργων
βαλλόμεν᾽· Ἀργεῖοι δὲ Διὸς μάστιγι δαμέντες
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐελμένοι ἰσχανόωντο
Ἕκτορα δειδιότες, κρατερὸν μήστωρα φόβοιο·

αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὡς τὸ πρόσθεν ἐμάρνατο ἶσος ἀέλληι·
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἔν τε κύνεσσι καὶ ἀνδράσι θηρευτῆισι
κάπριος ἠὲ λέων στρέφεται σθένεϊ βλεμεαίνων·
οἳ δέ τε πυργηδὸν σφέας αὐτοὺς ἀρτύναντες
ἀντίον ἵστανται καὶ ἀκοντίζουσι θαμειὰς

αἰχμὰς ἐκ χειρῶν· τοῦ δ᾽ οὔ ποτε κυδάλιμον κῆρ
ταρβεῖ οὐδὲ φοβεῖται, ἀγηνορίη δέ μιν ἔκτα·
ταρφέα τε στρέφεται στίχας ἀνδρῶν πειρητίζων·
ὅππηι τ᾽ ἰθύσηι τῆι εἴκουσι στίχες ἀνδρῶν·
ὣς Ἕκτωρ ἀν᾽ ὅμιλον ἰὼν ἐλλίσσεθ᾽ ἑταίρους

τάφρον ἐποτρύνων διαβαινέμεν· οὐδέ οἱ ἵπποι
τόλμων ὠκύποδες, μάλα δὲ χρεμέτιζον ἐπ᾽ ἄκρωι
χείλει ἐφεσταότες· ἀπὸ γὰρ δειδίσσετο τάφρος
εὐρεῖ᾽, οὔτ᾽ ἄρ᾽ ὑπερθορέειν σχεδὸν οὔτε περῆσαι
ῥηϊδίη· κρημνοὶ γὰρ ἐπηρεφέες περὶ πᾶσαν

ἕστασαν ἀμφοτέρωθεν, ὕπερθεν δὲ σκολόπεσσιν
ὀξέσιν ἠρήρει, τοὺς ἵστασαν υἷες Ἀχαιῶν
πυκνοὺς καὶ μεγάλους δηΐων ἀνδρῶν ἀλεωρήν.
ἔνθ᾽ οὔ κεν ῥέα ἵππος ἐΰτροχον ἅρμα τιταίνων
ἐσβαίη, πεζοὶ δὲ μενοίνεον εἰ τελέουσι.

δὴ τότε Πουλυδάμας θρασὺν Ἕκτορα εἶπε παραστάς·
Ἕκτορ τ᾽ ἠδ᾽ ἄλλοι Τρώων ἀγοὶ ἠδ᾽ ἐπικούρων
ἀφραδέως διὰ τάφρον ἐλαύνομεν ὠκέας ἵππους·
ἣ δὲ μάλ᾽ ἀργαλέη περάαν· σκόλοπες γὰρ ἐν αὐτῆι
ὀξέες ἑστᾶσιν, ποτὶ δ᾽ αὐτοὺς τεῖχος Ἀχαιῶν,

ἔνθ᾽ οὔ πως ἔστιν καταβήμεναι οὐδὲ μάχεσθαι
ἱππεῦσι· στεῖνος γάρ, ὅθι τρώσεσθαι ὀΐω.
εἰ μὲν γὰρ τοὺς πάγχυ κακὰ φρονέων ἀλαπάζει
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης, Τρώεσσι δὲ ἵετ᾽ ἀρήγειν,
ἦ τ᾽ ἂν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι καὶ αὐτίκα τοῦτο γενέσθαι,

νωνύμνους ἀπολέσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἐνθάδ᾽ Ἀχαιούς·
εἰ δέ χ᾽ ὑποστρέψωσι, παλίωξις δὲ γένηται
ἐκ νηῶν καὶ τάφρωι ἐνιπλήξωμεν ὀρυκτῆι,
οὐκέτ᾽ ἔπειτ᾽ ὀΐω οὐδ᾽ ἄγγελον ἀπονέεσθαι
ἄψορρον προτὶ ἄστυ ἑλιχθέντων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν.

ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
ἵππους μὲν θεράποντες ἐρυκόντων ἐπὶ τάφρωι,
αὐτοὶ δὲ πρυλέες σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
Ἕκτορι πάντες ἑπώμεθ᾽ ἀολλέες· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
οὐ μενέουσ᾽ εἰ δή σφιν ὀλέθρου πείρατ᾽ ἐφῆπται.

ὣς φάτο Πουλυδάμας, ἅδε δ᾽ Ἕκτορι μῦθος ἀπήμων,
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε.
οὐδὲ μὲν ἄλλοι Τρῶες ἐφ᾽ ἵππων ἠγερέθοντο,
ἀλλ᾽ ἀπὸ πάντες ὄρουσαν, ἐπεὶ ἴδον Ἕκτορα δῖον.
ἡνιόχωι μὲν ἔπειτα ἑῶι ἐπέτελλεν ἕκαστος

ἵππους εὖ κατὰ κόσμον ἐρυκέμεν αὖθ᾽ ἐπὶ τάφρωι·
οἳ δὲ διαστάντες σφέας αὐτοὺς ἀρτύναντες
πένταχα κοσμηθέντες ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν ἕποντο.
οἳ μὲν ἅμ᾽ Ἕκτορ᾽ ἴσαν καὶ ἀμύμονι Πουλυδάμαντι,
οἳ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι ἔσαν, μέμασαν δὲ μάλιστα

τεῖχος ῥηξάμενοι κοίληις ἐπὶ νηυσὶ μάχεσθαι.
καί σφιν Κεβριόνης τρίτος εἵπετο· πὰρ δ᾽ ἄρ᾽ ὄχεσφιν
ἄλλον Κεβριόναο χερείονα κάλλιπεν Ἕκτωρ.
τῶν δ᾽ ἑτέρων Πάρις ἦρχε καὶ Ἀλκάθοος καὶ Ἀγήνωρ,
τῶν δὲ τρίτων Ἕλενος καὶ Δηΐφοβος θεοειδὴς

υἷε δύω Πριάμοιο· τρίτος δ᾽ ἦν Ἄσιος ἥρως
Ἄσιος Ὑρτακίδης, ὃν Ἀρίσβηθεν φέρον ἵπποι
αἴθωνες μεγάλοι ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος.
τῶν δὲ τετάρτων ἦρχεν ἐῢς πάϊς Ἀγχίσαο
Αἰνείας, ἅμα τῶι γε δύω Ἀντήνορος υἷε

Ἀρχέλοχός τ᾽ Ἀκάμας τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
Σαρπηδὼν δ᾽ ἡγήσατ᾽ ἀγακλειτῶν ἐπικούρων,
πρὸς δ᾽ ἕλετο Γλαῦκον καὶ ἀρήϊον Ἀστεροπαῖον·
οἳ γάρ οἱ εἴσαντο διακριδὸν εἶναι ἄριστοι
τῶν ἄλλων μετά γ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ἔπρεπε καὶ διὰ πάντων.

οἳ δ᾽ ἐπεὶ ἀλλήλους ἄραρον τυκτῆισι βόεσσι
βάν ῥ᾽ ἰθὺς Δαναῶν λελιημένοι, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔφαντο
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι.
ἔνθ᾽ ἄλλοι Τρῶες τηλεκλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
βουλῆι Πουλυδάμαντος ἀμωμήτοιο πίθοντο·

ἀλλ᾽ οὐχ Ὑρτακίδης ἔθελ᾽ Ἄσιος ὄρχαμος ἀνδρῶν
αὖθι λιπεῖν ἵππους τε καὶ ἡνίοχον θεράποντα,
ἀλλὰ σὺν αὐτοῖσιν πέλασεν νήεσσι θοῆισι
νήπιος, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλε κακὰς ὑπὸ κῆρας ἀλύξας
ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν ἀγαλλόμενος παρὰ νηῶν

ἂψ ἀπονοστήσειν προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν·
πρόσθεν γάρ μιν μοῖρα δυσώνυμος ἀμφεκάλυψεν
ἔγχεϊ Ἰδομενῆος ἀγαυοῦ Δευκαλίδαο.
εἴσατο γὰρ νηῶν ἐπ᾽ ἀριστερά, τῆι περ Ἀχαιοὶ
ἐκ πεδίου νίσοντο σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφι·

τῆι ῥ᾽ ἵππους τε καὶ ἅρμα διήλασεν, οὐδὲ πύληισιν
εὗρ᾽ ἐπικεκλιμένας σανίδας καὶ μακρὸν ὀχῆα,
ἀλλ᾽ ἀναπεπταμένας ἔχον ἀνέρες, εἴ τιν᾽ ἑταίρων
ἐκ πολέμου φεύγοντα σαώσειαν μετὰ νῆας.
τῆι ῥ᾽ ἰθὺς φρονέων ἵππους ἔχε, τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο

ὀξέα κεκλήγοντες· ἔφαντο γὰρ οὐκ ἔτ᾽ Ἀχαιοὺς
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι
νήπιοι, ἐν δὲ πύληισι δύ᾽ ἀνέρας εὗρον ἀρίστους
υἷας ὑπερθύμους Λαπιθάων αἰχμητάων,
τὸν μὲν Πειριθόου υἷα κρατερὸν Πολυποίτην,

τὸν δὲ Λεοντῆα βροτολοιγῶι ἶσον Ἄρηϊ.
τὼ μὲν ἄρα προπάροιθε πυλάων ὑψηλάων
ἕστασαν ὡς ὅτε τε δρύες οὔρεσιν ὑψικάρηνοι,
αἵ τ᾽ ἄνεμον μίμνουσι καὶ ὑετὸν ἤματα πάντα
ῥίζηισιν μεγάληισι διηνεκέεσσ᾽ ἀραρυῖαι·

ὣς ἄρα τὼ χείρεσσι πεποιθότες ἠδὲ βίηφι
μίμνον ἐπερχόμενον μέγαν Ἄσιον οὐδὲ φέβοντο.
οἳ δ᾽ ἰθὺς πρὸς τεῖχος ἐΰδμητον βόας αὔας
ὑψόσ᾽ ἀνασχόμενοι ἔκιον μεγάλωι ἀλαλητῶι
Ἄσιον ἀμφὶ ἄνακτα καὶ Ἰαμενὸν καὶ Ὀρέστην

Ἀσιάδην τ᾽ Ἀδάμαντα Θόωνά τε Οἰνόμαόν τε.
οἳ δ᾽ ἤτοι εἷος μὲν ἐϋκνήμιδας Ἀχαιοὺς
ὄρνυον ἔνδον ἐόντες ἀμύνεσθαι περὶ νηῶν·
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τεῖχος ἐπεσσυμένους ἐνόησαν
Τρῶας, ἀτὰρ Δαναῶν γένετο ἰαχή τε φόβος τε,

ἐκ δὲ τὼ ἀΐξαντε πυλάων πρόσθε μαχέσθην
ἀγροτέροισι σύεσσιν ἐοικότε, τώ τ᾽ ἐν ὄρεσσιν
ἀνδρῶν ἠδὲ κυνῶν δέχαται κολοσυρτὸν ἰόντα,
δοχμώ τ᾽ ἀΐσσοντε περὶ σφίσιν ἄγνυτον ὕλην
πρυμνὴν ἐκτάμνοντες, ὑπαὶ δέ τε κόμπος ὀδόντων

γίγνεται εἰς ὅ κέ τίς τε βαλὼν ἐκ θυμὸν ἕληται·
ὣς τῶν κόμπει χαλκὸς ἐπὶ στήθεσσι φαεινὸς
ἄντην βαλλομένων· μάλα γὰρ κρατερῶς ἐμάχοντο
λαοῖσιν καθύπερθε πεποιθότες ἠδὲ βίηφιν.
οἳ δ᾽ ἄρα χερμαδίοισιν ἐϋδμήτων ἀπὸ πύργων

βάλλον ἀμυνόμενοι σφῶν τ᾽ αὐτῶν καὶ κλισιάων
νηῶν τ᾽ ὠκυπόρων· νιφάδες δ᾽ ὡς πῖπτον ἔραζε,
ἅς τ᾽ ἄνεμος ζαὴς νέφεα σκιόεντα δονήσας
ταρφειὰς κατέχευεν ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι·
ὣς τῶν ἐκ χειρῶν βέλεα ῥέον ἠμὲν Ἀχαιῶν

ἠδὲ καὶ ἐκ Τρώων· κόρυθες δ᾽ ἀμφ᾽ αὖον ἀΰτευν
βαλλομένων μυλάκεσσι καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι.
δή ῥα τότ᾽ ὤιμωξεν καὶ ὣ πεπλήγετο μηρὼ
Ἄσιος Ὑρτακίδης, καὶ ἀλαστήσας ἔπος ηὔδα·
Ζεῦ πάτερ ἦ ῥά νυ καὶ σὺ φιλοψευδὴς ἐτέτυξο

πάγχυ μάλ᾽· οὐ γὰρ ἔγωγ᾽ ἐφάμην ἥρωας Ἀχαιοὺς
σχήσειν ἡμέτερόν γε μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους.
οἳ δ᾽, ὥς τε σφῆκες μέσον αἰόλοι ἠὲ μέλισσαι
οἰκία ποιήσωνται ὁδῶι ἔπι παιπαλοέσσηι,
οὐδ᾽ ἀπολείπουσιν κοῖλον δόμον, ἀλλὰ μένοντες

ἄνδρας θηρητῆρας ἀμύνονται περὶ τέκνων,
ὣς οἵ γ᾽ οὐκ ἐθέλουσι πυλάων καὶ δύ᾽ ἐόντε
χάσσασθαι πρίν γ᾽ ἠὲ κατακτάμεν ἠὲ ἁλῶναι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδὲ Διὸς πεῖθε φρένα ταῦτ᾽ ἀγορεύων·
Ἕκτορι γάρ οἱ θυμὸς ἐβούλετο κῦδος ὀρέξαι.

ἄλλοι δ᾽ ἀμφ᾽ ἄλληισι μάχην ἐμάχοντο πύληισιν·
ἀργαλέον δέ με ταῦτα θεὸν ὣς πάντ᾽ ἀγορεῦσαι·
πάντηι γὰρ περὶ τεῖχος ὀρώρει θεσπιδαὲς πῦρ
λάϊνον· Ἀργεῖοι δὲ καὶ ἀχνύμενοί περ ἀνάγκηι
νηῶν ἠμύνοντο· θεοὶ δ᾽ ἀκαχήατο θυμὸν

πάντες ὅσοι Δαναοῖσι μάχης ἐπιτάρροθοι ἦσαν.
σὺν δ᾽ ἔβαλον Λαπίθαι πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα.
ἔνθ᾽ αὖ Πειριθόου υἱὸς κρατερὸς Πολυποίτης
δουρὶ βάλεν Δάμασον κυνέης διὰ χαλκοπαρήιου·
οὐδ᾽ ἄρα χαλκείη κόρυς ἔσχεθεν, ἀλλὰ διὰ πρὸ

αἰχμὴ χαλκείη ῥῆξ᾽ ὀστέον, ἐγκέφαλος δὲ
ἔνδον ἅπας πεπάλακτο· δάμασσε δέ μιν μεμαῶτα·
αὐτὰρ ἔπειτα Πύλωνα καὶ Ὄρμενον ἐξενάριξεν.
υἱὸν δ᾽ Ἀντιμάχοιο Λεοντεὺς ὄζος Ἄρηος
Ἱππόμαχον βάλε δουρὶ κατὰ ζωστῆρα τυχήσας.

αὖτις δ᾽ ἐκ κολεοῖο ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
Ἀντιφάτην μὲν πρῶτον ἐπαΐξας δι᾽ ὁμίλου
πλῆξ᾽ αὐτοσχεδίην· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ὕπτιος οὔδει ἐρείσθη·
αὐτὰρ ἔπειτα Μένωνα καὶ Ἰαμενὸν καὶ Ὀρέστην
πάντας ἐπασσυτέρους πέλασε χθονὶ πουλυβοτείρηι.

ὄφρ᾽ οἳ τοὺς ἐνάριζον ἀπ᾽ ἔντεα μαρμαίροντα,
τόφρ᾽ οἳ Πουλυδάμαντι καὶ Ἕκτορι κοῦροι ἕποντο,
οἳ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι ἔσαν, μέμασαν δὲ μάλιστα
τεῖχός τε ῥήξειν καὶ ἐνιπρήσειν πυρὶ νῆας,
οἵ ῥ᾽ ἔτι μερμήριζον ἐφεσταότες παρὰ τάφρωι.

ὄρνις γάρ σφιν ἐπῆλθε περησέμεναι μεμαῶσιν
αἰετὸς ὑψιπέτης ἐπ᾽ ἀριστερὰ λαὸν ἐέργων
φοινήεντα δράκοντα φέρων ὀνύχεσσι πέλωρον
ζωὸν ἔτ᾽ ἀσπαίροντα, καὶ οὔ πω λήθετο χάρμης,
κόψε γὰρ αὐτὸν ἔχοντα κατὰ στῆθος παρὰ δειρὴν

ἰδνωθεὶς ὀπίσω· ὁ δ᾽ ἀπὸ ἕθεν ἧκε χαμᾶζε
ἀλγήσας ὀδύνηισι, μέσωι δ᾽ ἐνὶ κάββαλ᾽ ὁμίλωι,
αὐτὸς δὲ κλάγξας πέτετο πνοιῆις ἀνέμοιο.
Τρῶες δ᾽ ἐρρίγησαν ὅπως ἴδον αἰόλον ὄφιν
κείμενον ἐν μέσσοισι Διὸς τέρας αἰγιόχοιο.

δὴ τότε Πουλυδάμας θρασὺν Ἕκτορα εἶπε παραστάς·
Ἕκτορ ἀεὶ μέν πώς μοι ἐπιπλήσσεις ἀγορῆισιν
ἐσθλὰ φραζομένωι, ἐπεὶ οὐδὲ μὲν οὐδὲ ἔοικε
δῆμον ἐόντα παρὲξ ἀγορευέμεν, οὔτ᾽ ἐνὶ βουλῆι
οὔτέ ποτ᾽ ἐν πολέμωι, σὸν δὲ κράτος αἰὲν ἀέξειν·

νῦν αὖτ᾽ ἐξερέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα.
μὴ ἴομεν Δαναοῖσι μαχησόμενοι περὶ νηῶν.
ὧδε γὰρ ἐκτελέεσθαι ὀΐομαι, εἰ ἐτεόν γε
Τρωσὶν ὅδ᾽ ὄρνις ἦλθε περησέμεναι μεμαῶσιν
αἰετὸς ὑψιπέτης ἐπ᾽ ἀριστερὰ λαὸν ἐέργων

φοινήεντα δράκοντα φέρων ὀνύχεσσι πέλωρον
ζωόν· ἄφαρ δ᾽ ἀφέηκε πάρος φίλα οἰκί᾽ ἱκέσθαι,
οὐδ᾽ ἐτέλεσσε φέρων δόμεναι τεκέεσσιν ἑοῖσιν.
ὣς ἡμεῖς, εἴ πέρ τε πύλας καὶ τεῖχος Ἀχαιῶν
ῥηξόμεθα σθένεϊ μεγάλωι, εἴξωσι δ᾽ Ἀχαιοί,

οὐ κόσμωι παρὰ ναῦφιν ἐλευσόμεθ᾽ αὐτὰ κέλευθα·
πολλοὺς γὰρ Τρώων καταλείψομεν, οὕς κεν Ἀχαιοὶ
χαλκῶι δηιώσωσιν ἀμυνόμενοι περὶ νηῶν.
ὧδέ χ᾽ ὑποκρίναιτο θεοπρόπος, ὃς σάφα θυμῶι
εἰδείη τεράων καί οἱ πειθοίατο λαοί.

τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Πουλυδάμα, σὺ μὲν οὐκ ἔτ᾽ ἐμοὶ φίλα ταῦτ᾽ ἀγορεύεις·
οἶσθα καὶ ἄλλον μῦθον ἀμείνονα τοῦδε νοῆσαι.
εἰ δ᾽ ἐτεὸν δὴ τοῦτον ἀπὸ σπουδῆς ἀγορεύεις,
ἐξ ἄρα δή τοι ἔπειτα θεοὶ φρένας ὤλεσαν αὐτοί,

ὃς κέλεαι Ζηνὸς μὲν ἐριγδούποιο λαθέσθαι
βουλέων, ἅς τέ μοι αὐτὸς ὑπέσχετο καὶ κατένευσε·
τύνη δ᾽ οἰωνοῖσι τανυπτερύγεσσι κελεύεις
πείθεσθαι, τῶν οὔ τι μετατρέπομ᾽ οὐδ᾽ ἀλεγίζω
εἴτ᾽ ἐπὶ δεξί᾽ ἴωσι πρὸς ἠῶ τ᾽ ἠέλιόν τε,

εἴτ᾽ ἐπ᾽ ἀριστερὰ τοί γε ποτὶ ζόφον ἠερόεντα.
ἡμεῖς δὲ μεγάλοιο Διὸς πειθώμεθα βουλῆι,
ὃς πᾶσι θνητοῖσι καὶ ἀθανάτοισιν ἀνάσσει.
εἷς οἰωνὸς ἄριστος ἀμύνεσθαι περὶ πάτρης.
τίπτε σὺ δείδοικας πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα;

εἴ περ γάρ τ᾽ ἄλλοι γε περὶ κτεινώμεθα πάντες
νηυσὶν ἐπ᾽ Ἀργείων, σοὶ δ᾽ οὐ δέος ἔστ᾽ ἀπολέσθαι·
οὐ γάρ τοι κραδίη μενεδήϊος οὐδὲ μαχήμων.
εἰ δὲ σὺ δηϊοτῆτος ἀφέξεαι, ἠέ τιν᾽ ἄλλον
παρφάμενος ἐπέεσσιν ἀποτρέψεις πολέμοιο,

αὐτίκ᾽ ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσεις.
ὣς ἄρα φωνήσας ἡγήσατο, τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
ἠχῆι θεσπεσίηι· ἐπὶ δὲ Ζεὺς τερπικέραυνος
ὦρσεν ἀπ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἀνέμοιο θύελλαν,
ἥ ῥ᾽ ἰθὺς νηῶν κονίην φέρεν· αὐτὰρ Ἀχαιῶν

θέλγε νόον, Τρωσὶν δὲ καὶ Ἕκτορι κῦδος ὄπαζε.
τοῦ περ δὴ τεράεσσι πεποιθότες ἠδὲ βίηφι
ῥήγνυσθαι μέγα τεῖχος Ἀχαιῶν πειρήτιζον.
κρόσσας μὲν πύργων ἔρυον, καὶ ἔρειπον ἐπάλξεις,
στήλας τε προβλῆτας ἐμόχλεον, ἃς ἄρ᾽ Ἀχαιοὶ

πρώτας ἐν γαίηι θέσαν ἔμμεναι ἔχματα πύργων.
τὰς οἵ γ᾽ αὐέρυον, ἔλποντο δὲ τεῖχος Ἀχαιῶν
ῥήξειν· οὐδέ νύ πω Δαναοὶ χάζοντο κελεύθου,
ἀλλ᾽ οἵ γε ῥινοῖσι βοῶν φράξαντες ἐπάλξεις
βάλλον ἀπ᾽ αὐτάων δηΐους ὑπὸ τεῖχος ἰόντας.

ἀμφοτέρω δ᾽ Αἴαντε κελευτιόωντ᾽ ἐπὶ πύργων
πάντοσε φοιτήτην μένος ὀτρύνοντες Ἀχαιῶν.
ἄλλον μειλιχίοις, ἄλλον στερεοῖς ἐπέεσσι
νείκεον, ὅν τινα πάγχυ μάχης μεθιέντα ἴδοιεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ὅς τ᾽ ἔξοχος ὅς τε μεσήεις

ὅς τε χερειότερος, ἐπεὶ οὔ πω πάντες ὁμοῖοι
ἀνέρες ἐν πολέμωι, νῦν ἔπλετο ἔργον ἅπασι·
καὶ δ᾽ αὐτοὶ τόδε που γιγνώσκετε. μή τις ὀπίσσω
τετράφθω ποτὶ νῆας ὁμοκλητῆρος ἀκούσας,
ἀλλὰ πρόσω ἵεσθε καὶ ἀλλήλοισι κέλεσθε,

αἴ κε Ζεὺς δώηισιν Ὀλύμπιος ἀστεροπητὴς
νεῖκος ἀπωσαμένους δηΐους προτὶ ἄστυ δίεσθαι.
ὣς τώ γε προβοῶντε μάχην ὄτρυνον Ἀχαιῶν.
τῶν δ᾽, ὥς τε νιφάδες χιόνος πίπτωσι θαμειαὶ
ἤματι χειμερίωι, ὅτε τ᾽ ὤρετο μητίετα Ζεὺς

νιφέμεν ἀνθρώποισι πιφαυσκόμενος τὰ ἃ κῆλα·
κοιμήσας δ᾽ ἀνέμους χέει ἔμπεδον, ὄφρα καλύψηι
ὑψηλῶν ὀρέων κορυφὰς καὶ πρώονας ἄκρους
καὶ πεδία λωτοῦντα καὶ ἀνδρῶν πίονα ἔργα,
καί τ᾽ ἐφ᾽ ἁλὸς πολιῆς κέχυται λιμέσιν τε καὶ ἀκταῖς,

κῦμα δέ μιν προσπλάζον ἐρύκεται· ἄλλά τε πάντα
εἴλυται καθύπερθ᾽, ὅτ᾽ ἐπιβρίσηι Διὸς ὄμβρος·
ὣς τῶν ἀμφοτέρωσε λίθοι πωτῶντο θαμειαί,
αἱ μὲν ἄρ᾽ ἐς Τρῶας, αἱ δ᾽ ἐκ Τρώων ἐς Ἀχαιούς,
βαλλομένων· τὸ δὲ τεῖχος ὕπερ πᾶν δοῦπος ὀρώρει.

οὐδ᾽ ἄν πω τότε γε Τρῶες καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ
τείχεος ἐρρήξαντο πύλας καὶ μακρὸν ὀχῆα,
εἰ μὴ ἄρ᾽ υἱὸν ἑὸν Σαρπηδόνα μητίετα Ζεὺς
ὦρσεν ἐπ᾽ Ἀργείοισι λέονθ᾽ ὣς βουσὶν ἕλιξιν.
αὐτίκα δ᾽ ἀσπίδα μὲν πρόσθ᾽ ἔσχετο πάντοσ᾽ ἐΐσην

καλὴν χαλκείην ἐξήλατον, ἣν ἄρα χαλκεὺς
ἤλασεν, ἔντοσθεν δὲ βοείας ῥάψε θαμειὰς
χρυσείηις ῥάβδοισι διηνεκέσιν περὶ κύκλον.
τὴν ἄρ᾽ ὅ γε πρόσθε σχόμενος δύο δοῦρε τινάσσων
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ὥς τε λέων ὀρεσίτροφος, ὅς τ᾽ ἐπιδευὴς

δηρὸν ἔηι κρειῶν, κέλεται δέ ἑ θυμὸς ἀγήνωρ
μήλων πειρήσοντα καὶ ἐς πυκινὸν δόμον ἐλθεῖν·
εἴ περ γάρ χ᾽ εὕρηισι παρ᾽ αὐτόφι βώτορας ἄνδρας
σὺν κυσὶ καὶ δούρεσσι φυλάσσοντας περὶ μῆλα,
οὔ ῥά τ᾽ ἀπείρητος μέμονε σταθμοῖο δίεσθαι,

ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἢ ἥρπαξε μετάλμενος, ἠὲ καὶ αὐτὸς
ἔβλητ᾽ ἐν πρώτοισι θοῆς ἀπὸ χειρὸς ἄκοντι·
ὥς ῥα τότ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα θυμὸς ἀνῆκε
τεῖχος ἐπαΐξαι διά τε ῥήξασθαι ἐπάλξεις.
αὐτίκα δὲ Γλαῦκον προσέφη παῖδ᾽ Ἱππολόχοιο·

Γλαῦκε τί ἢ δὴ νῶϊ τετιμήμεσθα μάλιστα
ἕδρηι τε κρέασίν τε ἰδὲ πλείοις δεπάεσσιν
ἐν Λυκίηι, πάντες δὲ θεοὺς ὣς εἰσορόωσι,
καὶ τέμενος νεμόμεσθα μέγα Ξάνθοιο παρ᾽ ὄχθας
καλὸν φυταλιῆς καὶ ἀρούρης πυροφόροιο;

τὼ νῦν χρὴ Λυκίοισι μέτα πρώτοισιν ἐόντας
ἑστάμεν ἠδὲ μάχης καυστείρης ἀντιβολῆσαι,
ὄφρά τις ὧδ᾽ εἴπηι Λυκίων πύκα θωρηκτάων·
οὐ μὰν ἀκλεέες Λυκίην κάτα κοιρανέουσιν
ἡμέτεροι βασιλῆες, ἔδουσί τε πίονα μῆλα

οἶνόν τ᾽ ἔξαιτον μελιηδέα· ἀλλ᾽ ἄρα καὶ ἲς
ἐσθλή, ἐπεὶ Λυκίοισι μέτα πρώτοισι μάχονται.
ὦ πέπον εἰ μὲν γὰρ πόλεμον περὶ τόνδε φυγόντε
αἰεὶ δὴ μέλλοιμεν ἀγήρω τ᾽ ἀθανάτω τε
ἔσσεσθ᾽, οὔτέ κεν αὐτὸς ἐνὶ πρώτοισι μαχοίμην

οὔτέ κε σὲ στέλλοιμι μάχην ἐς κυδιάνειραν·
νῦν δ᾽ ἔμπης γὰρ κῆρες ἐφεστᾶσιν θανάτοιο
μυρίαι, ἃς οὐκ ἔστι φυγεῖν βροτὸν οὐδ᾽ ὑπαλύξαι,
ἴομεν ἠέ τωι εὖχος ὀρέξομεν ἠέ τις ἡμῖν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδὲ Γλαῦκος ἀπετράπετ᾽ οὐδ᾽ ἀπίθησε·

τὼ δ᾽ ἰθὺς βήτην Λυκίων μέγα ἔθνος ἄγοντε.
τοὺς δὲ ἰδὼν ῥίγησ᾽ υἱὸς Πετεῶο Μενεσθεύς·
τοῦ γὰρ δὴ πρὸς πύργον ἴσαν κακότητα φέροντες.
πάπτηνεν δ᾽ ἀνὰ πύργον Ἀχαιῶν εἴ τιν᾽ ἴδοιτο
ἡγεμόνων, ὅς τίς οἱ ἀρὴν ἑτάροισιν ἀμύναι·

ἐς δ᾽ ἐνόησ᾽ Αἴαντε δύω πολέμου ἀκορήτω
ἑσταότας, Τεῦκρόν τε νέον κλισίηθεν ἰόντα
ἐγγύθεν· ἀλλ᾽ οὔ πώς οἱ ἔην βώσαντι γεγωνεῖν·
τόσσος γὰρ κτύπος ἦεν, ἀϋτὴ δ᾽ οὐρανὸν ἷκε,
βαλλομένων σακέων τε καὶ ἱπποκόμων τρυφαλειῶν

καὶ πυλέων· πᾶσαι γὰρ ἐπώχατο, τοὶ δὲ κατ᾽ αὐτὰς
ἱστάμενοι πειρῶντο βίηι ῥήξαντες ἐσελθεῖν.
αἶψα δ᾽ ἐπ᾽ Αἴαντα προΐει κήρυκα Θοώτην·
ἔρχεο δῖε Θοῶτα, θέων Αἴαντα κάλεσσον,
ἀμφοτέρω μὲν μᾶλλον· ὁ γάρ κ᾽ ὄχ᾽ ἄριστον ἁπάντων

εἴη, ἐπεὶ τάχα τῆιδε τετεύξεται αἰπὺς ὄλεθρος.
ὧδε γὰρ ἔβρισαν Λυκίων ἀγοί, οἳ τὸ πάρος περ
ζαχρηεῖς τελέθουσι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
εἰ δέ σφιν καὶ κεῖθι πόνος καὶ νεῖκος ὄρωρεν,
ἀλλά περ οἶος ἴτω Τελαμώνιος ἄλκιμος Αἴας,

καί οἱ Τεῦκρος ἅμα σπέσθω τόξων ἐῢ εἰδώς.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα οἱ κῆρυξ ἀπίθησεν ἀκούσας,
βῆ δὲ θέειν παρὰ τεῖχος Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
στῆ δὲ παρ᾽ Αἰάντεσσι κιών, εἶθαρ δὲ προσηύδα·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε χαλκοχιτώνων

ἠνώγει Πετεῶο διοτρεφέος φίλος υἱὸς
κεῖσ᾽ ἴμεν, ὄφρα πόνοιο μίνυνθά περ ἀντιάσητον
ἀμφοτέρω μὲν μᾶλλον· ὁ γάρ κ᾽ ὄχ᾽ ἄριστον ἁπάντων
εἴη, ἐπεὶ τάχα κεῖθι τετεύξεται αἰπὺς ὄλεθρος·
ὧδε γὰρ ἔβρισαν Λυκίων ἀγοί, οἳ τὸ πάρος περ

ζαχρηεῖς τελέθουσι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
εἰ δὲ καὶ ἐνθάδε περ πόλεμος καὶ νεῖκος ὄρωρεν,
ἀλλά περ οἶος ἴτω Τελαμώνιος ἄλκιμος Αἴας,
καί οἱ Τεῦκρος ἅμα σπέσθω τόξων ἐῢ εἰδώς.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε μέγας Τελαμώνιος Αἴας.

αὐτίκ᾽ Ὀϊλιάδην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἶαν σφῶϊ μὲν αὖθι, σὺ καὶ κρατερὸς Λυκομήδης,
ἑσταότες Δαναοὺς ὀτρύνετον ἶφι μάχεσθαι·
αὐτὰρ ἐγὼ κεῖσ᾽ εἶμι καὶ ἀντιόω πολέμοιο·
αἶψα δ᾽ ἐλεύσομαι αὖτις, ἐπὴν εὖ τοῖς ἐπαμύνω.

ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη Τελαμώνιος Αἴας,
καί οἱ Τεῦκρος ἅμ᾽ ἦιε κασίγνητος καὶ ὄπατρος·
τοῖς δ᾽ ἅμα Πανδίων Τεύκρου φέρε καμπύλα τόξα.
εὖτε Μενεσθῆος μεγαθύμου πύργον ἵκοντο
τείχεος ἐντὸς ἰόντες, ἐπειγομένοισι δ᾽ ἵκοντο,

οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ἐπάλξεις βαῖνον ἐρεμνῆι λαίλαπι ἶσοι
ἴφθιμοι Λυκίων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες·
σὺν δ᾽ ἐβάλοντο μάχεσθαι ἐναντίον, ὦρτο δ᾽ ἀϋτή.
Αἴας δὲ πρῶτος Τελαμώνιος ἄνδρα κατέκτα
Σαρπήδοντος ἑταῖρον Ἐπικλῆα μεγάθυμον

μαρμάρωι ὀκριόεντι βαλών, ὅ ῥα τείχεος ἐντὸς
κεῖτο μέγας παρ᾽ ἔπαλξιν ὑπέρτατος· οὐδέ κέ μιν ῥέα
χείρεσσ᾽ ἀμφοτέρηις ἔχοι ἀνὴρ οὐδὲ μάλ᾽ ἡβῶν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ὑψόθεν ἔμβαλ᾽ ἀείρας,
θλάσσε δὲ τετράφαλον κυνέην, σὺν δ᾽ ὀστέ᾽ ἄραξε

πάντ᾽ ἄμυδις κεφαλῆς· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἀρνευτῆρι ἐοικὼς
κάππεσ᾽ ἀφ᾽ ὑψηλοῦ πύργου, λίπε δ᾽ ὀστέα θυμός.
Τεῦκρος δὲ Γλαῦκον κρατερὸν παῖδ᾽ Ἱππολόχοιο
ἰῶι ἐπεσσύμενον βάλε τείχεος ὑψηλοῖο,
ἧι ῥ᾽ ἴδε γυμνωθέντα βραχίονα, παῦσε δὲ χάρμης.

ἂψ δ᾽ ἀπὸ τείχεος ἆλτο λαθών, ἵνα μή τις Ἀχαιῶν
βλήμενον ἀθρήσειε καὶ εὐχετόωιτ᾽ ἐπέεσσι.
Σαρπήδοντι δ᾽ ἄχος γένετο Γλαύκου ἀπιόντος
αὐτίκ᾽ ἐπεί τ᾽ ἐνόησεν· ὅμως δ᾽ οὐ λήθετο χάρμης,
ἀλλ᾽ ὅ γε Θεστορίδην Ἀλκμάονα δουρὶ τυχήσας

νύξ᾽, ἐκ δ᾽ ἔσπασεν ἔγχος· ὁ δ᾽ ἑσπόμενος πέσε δουρὶ
πρηνής, ἀμφὶ δέ οἱ βράχε τεύχεα ποικίλα χαλκῶι,
Σαρπηδὼν δ᾽ ἄρ᾽ ἔπαλξιν ἑλὼν χερσὶ στιβαρῆισιν
ἕλχ᾽, ἣ δ᾽ ἕσπετο πᾶσα διαμπερές, αὐτὰρ ὕπερθε
τεῖχος ἐγυμνώθη, πολέεσσι δὲ θῆκε κέλευθον.

τὸν δ᾽ Αἴας καὶ Τεῦκρος ὁμαρτήσανθ᾽ ὁ μὲν ἰῶι
βεβλήκει τελαμῶνα περὶ στήθεσσι φαεινὸν
ἀσπίδος ἀμφιβρότης· ἀλλὰ Ζεὺς κῆρας ἄμυνε
παιδὸς ἑοῦ, μὴ νηυσὶν ἔπι πρύμνηισι δαμείη·
Αἴας δ᾽ ἀσπίδα νύξεν ἐπάλμενος, οὐδὲ διὰ πρὸ

ἤλυθεν ἐγχείη, στυφέλιξε δέ μιν μεμαῶτα.
χώρησεν δ᾽ ἄρα τυτθὸν ἐπάλξιος· οὐδ᾽ ὅ γε πάμπαν
χάζετ᾽, ἐπεί οἱ θυμὸς ἐέλπετο κῦδος ἀρέσθαι.
κέκλετο δ᾽ ἀντιθέοισιν ἑλιξάμενος Λυκίοισιν·
ὦ Λύκιοι τί τ᾽ ἄρ᾽ ὧδε μεθίετε θούριδος ἀλκῆς;

ἀργαλέον δέ μοί ἐστι καὶ ἰφθίμωι περ ἐόντι
μούνωι ῥηξαμένωι θέσθαι παρὰ νηυσὶ κέλευθον·
ἀλλ᾽ ἐφομαρτεῖτε· πλεόνων δέ τι ἔργον ἄμεινον.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἄνακτος ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
μᾶλλον ἐπέβρισαν βουληφόρον ἀμφὶ ἄνακτα.

Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐκαρτύναντο φάλαγγας
τείχεος ἔντοσθεν, μέγα δέ σφισι φαίνετο ἔργον·
οὔτε γὰρ ἴφθιμοι Λύκιοι Δαναῶν ἐδύναντο
τεῖχος ῥηξάμενοι θέσθαι παρὰ νηυσὶ κέλευθον,
οὔτέ ποτ᾽ αἰχμηταὶ Δαναοὶ Λυκίους ἐδύναντο

τείχεος ἂψ ὤσασθαι, ἐπεὶ τὰ πρῶτα πέλασθεν.
ἀλλ᾽ ὥς τ᾽ ἀμφ᾽ οὔροισι δύ᾽ ἀνέρε δηριάασθον
μέτρ᾽ ἐν χερσὶν ἔχοντες ἐπιξύνωι ἐν ἀρούρηι,
ὥ τ᾽ ὀλίγωι ἐνὶ χώρωι ἐρίζητον περὶ ἴσης,
ὣς ἄρα τοὺς διέεργον ἐπάλξιες· οἳ δ᾽ ὑπὲρ αὐτέων

δήιουν ἀλλήλων ἀμφὶ στήθεσσι βοείας
ἀσπίδας εὐκύκλους λαισήϊά τε πτερόεντα.
πολλοὶ δ᾽ οὐτάζοντο κατὰ χρόα νηλέϊ χαλκῶι,
ἠμὲν ὅτεωι στρεφθέντι μετάφρενα γυμνωθείη
μαρναμένων, πολλοὶ δὲ διαμπερὲς ἀσπίδος αὐτῆς.

πάντηι δὴ πύργοι καὶ ἐπάλξιες αἵματι φωτῶν
ἐρράδατ᾽ ἀμφοτέρωθεν ἀπὸ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν.
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς ἐδύναντο φόβον ποιῆσαι Ἀχαιῶν,
ἀλλ᾽ ἔχον ὥς τε τάλαντα γυνὴ χερνῆτις ἀληθής,
ἥ τε σταθμὸν ἔχουσα καὶ εἴριον ἀμφὶς ἀνέλκει

ἰσάζουσ᾽, ἵνα παισὶν ἀεικέα μισθὸν ἄρηται·
ὣς μὲν τῶν ἐπὶ ἶσα μάχη τέτατο πτόλεμός τε,
πρίν γ᾽ ὅτε δὴ Ζεὺς κῦδος ὑπέρτερον Ἕκτορι δῶκε
Πριαμίδηι, ὃς πρῶτος ἐσήλατο τεῖχος Ἀχαιῶν.
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Τρώεσσι γεγωνώς·

ὄρνυσθ᾽ ἱππόδαμοι Τρῶες, ῥήγνυσθε δὲ τεῖχος
Ἀργείων καὶ νηυσὶν ἐνίετε θεσπιδαὲς πῦρ.
ὣς φάτ᾽ ἐποτρύνων, οἳ δ᾽ οὔασι πάντες ἄκουον,
ἴθυσαν δ᾽ ἐπὶ τεῖχος ἀολλέες· οἳ μὲν ἔπειτα
κροσσάων ἐπέβαινον ἀκαχμένα δούρατ᾽ ἔχοντες,

Ἕκτωρ δ᾽ ἁρπάξας λᾶαν φέρεν, ὅς ῥα πυλάων
ἑστήκει πρόσθε πρυμνὸς παχύς, αὐτὰρ ὕπερθεν
ὀξὺς ἔην· τὸν δ᾽ οὔ κε δύ᾽ ἀνέρε δήμου ἀρίστω
ῥηϊδίως ἐπ᾽ ἄμαξαν ἀπ᾽ οὔδεος ὀχλίσσειαν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δέ μιν ῥέα πάλλε καὶ οἶος.

τόν οἱ ἐλαφρὸν ἔθηκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω.
ὡς δ᾽ ὅτε ποιμὴν ῥεῖα φέρει πόκον ἄρσενος οἰὸς
χειρὶ λαβὼν ἑτέρηι, ὀλίγον τέ μιν ἄχθος ἐπείγει,
ὣς Ἕκτωρ ἰθὺς σανίδων φέρε λᾶαν ἀείρας,
αἵ ῥα πύλας εἴρυντο πύκα στιβαρῶς ἀραρυίας

δικλίδας ὑψηλάς· δοιοὶ δ᾽ ἔντοσθεν ὀχῆες
εἶχον ἐπημοιβοί, μία δὲ κληῒς ἐπαρήρει.
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰών, καὶ ἐρεισάμενος βάλε μέσσας
εὖ διαβάς, ἵνα μή οἱ ἀφαυρότερον βέλος εἴη,
ῥῆξε δ᾽ ἀπ᾽ ἀμφοτέρους θαιρούς· πέσε δὲ λίθος εἴσω

βριθοσύνηι, μέγα δ᾽ ἀμφὶ πύλαι μύκον, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ὀχῆες
ἐσχεθέτην, σανίδες δὲ διέτμαγεν ἄλλυδις ἄλλη
λᾶος ὑπὸ ῥιπῆς· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔσθορε φαίδιμος Ἕκτωρ
νυκτὶ θοῆι ἀτάλαντος ὑπώπια· λάμπε δὲ χαλκῶι
σμερδαλέωι, τὸν ἕεστο περὶ χροΐ, δοιὰ δὲ χερσὶ

δοῦρ᾽ ἔχεν· οὔ κέν τίς μιν ἐρύκακεν ἀντιβολήσας
νόσφι θεῶν ὅτ᾽ ἐσᾶλτο πύλας· πυρὶ δ᾽ ὄσσε δεδήει.
κέκλετο δὲ Τρώεσσιν ἑλιξάμενος καθ᾽ ὅμιλον
τεῖχος ὑπερβαίνειν· τοὶ δ᾽ ὀτρύνοντι πίθοντο.
αὐτίκα δ᾽ οἳ μὲν τεῖχος ὑπέρβασαν, οἳ δὲ κατ᾽ αὐτὰς

ποιητὰς ἐσέχυντο πύλας· Δαναοὶ δὲ φόβηθεν
νῆας ἀνὰ γλαφυράς, ὅμαδος δ᾽ ἀλίαστος ἐτύχθη.

Ἰλιάδος Ν

Μάχη ἐπὶ ταῖς ναυσίν.

Ζεὺς δ᾽ ἐπεὶ οὖν Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα νηυσὶ πέλασσε,
τοὺς μὲν ἔα παρὰ τῆισι πόνον τ᾽ ἐχέμεν καὶ ὀϊζὺν
νωλεμέως, αὐτὸς δὲ πάλιν τρέπεν ὄσσε φαεινὼ
νόσφιν ἐφ᾽ ἱπποπόλων Θρηικῶν καθορώμενος αἶαν

Μυσῶν τ᾽ ἀγχεμάχων καὶ ἀγαυῶν ἱππημολγῶν
γλακτοφάγων Ἀβίων τε δικαιοτάτων ἀνθρώπων.
ἐς Τροίην δ᾽ οὐ πάμπαν ἔτι τρέπεν ὄσσε φαεινώ·
οὐ γὰρ ὅ γ᾽ ἀθανάτων τινα ἔλπετο ὃν κατὰ θυμὸν
ἐλθόντ᾽ ἢ Τρώεσσιν ἀρηξέμεν ἢ Δαναοῖσιν.

οὐδ᾽ ἀλαοσκοπιὴν εἶχε κρείων ἐνοσίχθων·
καὶ γὰρ ὁ θαυμάζων ἧστο πτόλεμόν τε μάχην τε
ὑψοῦ ἐπ᾽ ἀκροτάτης κορυφῆς Σάμου ὑληέσσης
Θρηϊκίης· ἔνθεν γὰρ ἐφαίνετο πᾶσα μὲν Ἴδη,
φαίνετο δὲ Πριάμοιο πόλις καὶ νῆες Ἀχαιῶν.

ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἐξ ἁλὸς ἕζετ᾽ ἰών, ἐλέαιρε δ᾽ Ἀχαιοὺς
Τρωσὶν δαμναμένους, Διὶ δὲ κρατερῶς ἐνεμέσσα.
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὄρεος κατεβήσετο παιπαλόεντος
κραιπνὰ ποσὶ προβιβάς· τρέμε δ᾽ οὔρεα μακρὰ καὶ ὕλη
ποσσὶν ὑπ᾽ ἀθανάτοισι Ποσειδάωνος ἰόντος.

τρὶς μὲν ὀρέξατ᾽ ἰών, τὸ δὲ τέτρατον ἵκετο τέκμωρ
Αἰγάς, ἔνθα δέ οἱ κλυτὰ δώματα βένθεσι λίμνης
χρύσεα μαρμαίροντα τετεύχαται ἄφθιτα αἰεί.
ἔνθ᾽ ἐλθὼν ὑπ᾽ ὄχεσφι τιτύσκετο χαλκόποδ᾽ ἵππω
ὠκυπέτα χρυσέηισιν ἐθείρηισιν κομόωντε,

χρυσὸν δ᾽ αὐτὸς ἔδυνε περὶ χροΐ, γέντο δ᾽ ἱμάσθλην
χρυσείην εὔτυκτον, ἑοῦ δ᾽ ἐπεβήσετο δίφρου,
βῆ δ᾽ ἐλάαν ἐπὶ κύματ᾽· ἄταλλε δὲ κήτε᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ
πάντοθεν ἐκ κευθμῶν, οὐδ᾽ ἠγνοίησεν ἄνακτα·
γηθοσύνηι δὲ θάλασσα διίστατο· τοὶ δὲ πέτοντο

ῥίμφα μάλ᾽, οὐδ᾽ ὑπένερθε διαίνετο χάλκεος ἄξων·
τὸν δ᾽ ἐς Ἀχαιῶν νῆας ἐΰσκαρθμοι φέρον ἵπποι.
ἔστι δέ τι σπέος εὐρὺ βαθείης βένθεσι λίμνης
μεσσηγὺς Τενέδοιο καὶ Ἴμβρου παιπαλοέσσης·
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε Ποσειδάων ἐνοσίχθων

λύσας ἐξ ὀχέων, παρὰ δ᾽ ἀμβρόσιον βάλεν εἶδαρ
ἔδμεναι· ἀμφὶ δὲ ποσσὶ πέδας ἔβαλε χρυσείας
ἀρρήκτους ἀλύτους, ὄφρ᾽ ἔμπεδον αὖθι μένοιεν
νοστήσαντα ἄνακτα· ὁ δ᾽ ἐς στρατὸν ὤιχετ᾽ Ἀχαιῶν.
Τρῶες δὲ φλογὶ ἶσοι ἀολλέες ἠὲ θυέλληι

Ἕκτορι Πριαμίδηι ἄμοτον μεμαῶτες ἕποντο
ἄβρομοι αὐΐαχοι· ἔλποντο δὲ νῆας Ἀχαιῶν
αἱρήσειν, κτενέειν δὲ παρ᾽ αὐτόθι πάντας ἀρίστους.
ἀλλὰ Ποσειδάων γαιήοχος ἐννοσίγαιος
Ἀργείους ὄτρυνε βαθείης ἐξ ἁλὸς ἐλθὼν

εἰσάμενος Κάλχαντι δέμας καὶ ἀτειρέα φωνήν·
Αἴαντε πρώτω προσέφη μεμαῶτε καὶ αὐτώ·
Αἴαντε σφὼ μέν τε σαώσετε λαὸν Ἀχαιῶν
ἀλκῆς μνησαμένω, μὴ δὲ κρυεροῖο φόβοιο.
ἄλληι μὲν γὰρ ἔγωγ᾽ οὐ δείδια χεῖρας ἀάπτους

Τρώων, οἳ μέγα τεῖχος ὑπερκατέβησαν ὁμίλωι·
ἕξουσιν γὰρ πάντας ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί·
τῆι δὲ δὴ αἰνότατον περιδείδια μή τι πάθωμεν,
ἧι ῥ᾽ ὅ γ᾽ ὁ λυσσώδης φλογὶ εἴκελος ἡγεμονεύει
Ἕκτωρ, ὃς Διὸς εὔχετ᾽ ἐρισθενέος πάϊς εἶναι.

σφῶϊν δ᾽ ὧδε θεῶν τις ἐνὶ φρεσὶ ποιήσειεν
αὐτώ θ᾽ ἑστάμεναι κρατερῶς καὶ ἀνωγέμεν ἄλλους·
τώ κε καὶ ἐσσύμενόν περ ἐρωήσαιτ᾽ ἀπὸ νηῶν
ὠκυπόρων, εἰ καί μιν Ὀλύμπιος αὐτὸς ἐγείρει.
ἦ καὶ σκηπανίωι γαιήοχος ἐννοσίγαιος

ἀμφοτέρω κεκόπων πλῆσεν μένεος κρατεροῖο,
γυῖα δ᾽ ἔθηκεν ἐλαφρὰ πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν.
αὐτὸς δ᾽ ὥς τ᾽ ἴρηξ ὠκύπτερος ὦρτο πέτεσθαι,
ὅς ῥά τ᾽ ἀπ᾽ αἰγίλιπος πέτρης περιμήκεος ἀρθεὶς
ὁρμήσηι πεδίοιο διώκειν ὄρνεον ἄλλο,

ὣς ἀπὸ τῶν ἤϊξε Ποσειδάων ἐνοσίχθων.
τοῖιν δ᾽ ἔγνω πρόσθεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας,
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ Αἴαντα προσέφη Τελαμώνιον υἱόν·
Αἶαν ἐπεί τις νῶϊ θεῶν οἳ Ὄλυμπον ἔχουσι
μάντεϊ εἰδόμενος κέλεται παρὰ νηυσὶ μάχεσθαι,

οὐδ᾽ ὅ γε Κάλχας ἐστὶ θεοπρόπος οἰωνιστής·
ἴχνια γὰρ μετόπισθε ποδῶν ἠδὲ κνημάων
ῥεῖ᾽ ἔγνων ἀπιόντος· ἀρίγνωτοι δὲ θεοί περ·
καὶ δ᾽ ἐμοὶ αὐτῶι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι φίλοισι
μᾶλλον ἐφορμᾶται πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι,

μαιμώωσι δ᾽ ἔνερθε πόδες καὶ χεῖρες ὕπερθε.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη Τελαμώνιος Αἴας·
οὕτω νῦν καὶ ἐμοὶ περὶ δούρατι χεῖρες ἄαπτοι
μαιμῶσιν, καί μοι μένος ὤρορε, νέρθε δὲ ποσσὶν
ἔσσυμαι ἀμφοτέροισι· μενοινώω δὲ καὶ οἶος

Ἕκτορι Πριαμίδηι ἄμοτον μεμαῶτι μάχεσθαι.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον
χάρμηι γηθόσυνοι, τήν σφιν θεὸς ἔμβαλε θυμῶι·
τόφρα δὲ τοὺς ὄπιθεν γαιήοχος ὦρσεν Ἀχαιούς,
οἳ παρὰ νηυσὶ θοῆισιν ἀνέψυχον φίλον ἦτορ.

τῶν ῥ᾽ ἅμα τ᾽ ἀργαλέωι καμάτωι φίλα γυῖα λέλυντο,
καί σφιν ἄχος κατὰ θυμὸν ἐγίγνετο δερκομένοισι
Τρῶας, τοὶ μέγα τεῖχος ὑπερκατέβησαν ὁμίλωι.
τοὺς οἵ γ᾽ εἰσορόωντες ὑπ᾽ ὀφρύσι δάκρυα λεῖβον·
οὐ γὰρ ἔφαν φεύξεσθαι ὑπ᾽ ἐκ κακοῦ· ἀλλ᾽ ἐνοσίχθων

ῥεῖα μετεισάμενος κρατερὰς ὄτρυνε φάλαγγας.
Τεῦκρον ἔπι πρῶτον καὶ Λήϊτον ἦλθε κελεύων
Πηνέλεών θ᾽ ἥρωα Θόαντά τε Δηΐπυρόν τε
Μηριόνην τε καὶ Ἀντίλοχον μήστωρας ἀϋτῆς·
τοὺς ὅ γ᾽ ἐποτρύνων ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

αἰδὼς Ἀργεῖοι, κοῦροι νέοι· ὔμμιν ἔγωγε
μαρναμένοισι πέποιθα σαωσέμεναι νέας ἁμάς·
εἰ δ᾽ ὑμεῖς πολέμοιο μεθήσετε λευγαλέοιο,
νῦν δὴ εἴδεται ἦμαρ ὑπὸ Τρώεσσι δαμῆναι.
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι

δεινόν, ὁ οὔ ποτ᾽ ἔγωγε τελευτήσεσθαι ἔφασκον,
Τρῶας ἐφ᾽ ἡμετέρας ἰέναι νέας, οἳ τὸ πάρος περ
φυζακινῆις ἐλάφοισιν ἐοίκεσαν, αἵ τε καθ᾽ ὕλην
θώων παρδαλίων τε λύκων τ᾽ ἤϊα πέλονται
αὔτως ἠλάσκουσαι ἀνάλκιδες, οὐδ᾽ ἔπι χάρμη·

ὣς Τρῶες τὸ πρίν γε μένος καὶ χεῖρας Ἀχαιῶν
μίμνειν οὐκ ἐθέλεσκον ἐναντίον, οὐδ᾽ ἠβαιόν·
νῦν δὲ ἑκὰς πόλιος κοίληις ἐπὶ νηυσὶ μάχονται
ἡγεμόνος κακότητι μεθημοσύνηισί τε λαῶν,
οἳ κείνωι ἐρίσαντες ἀμυνέμεν οὐκ ἐθέλουσι

νηῶν ὠκυπόρων, ἀλλὰ κτείνονται ἀν᾽ αὐτάς.
ἀλλ᾽ εἰ δὴ καὶ πάμπαν ἐτήτυμον αἴτιός ἐστιν
ἥρως Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
οὕνεκ᾽ ἀπητίμησε ποδώκεα Πηλεΐωνα,
ἡμέας γ᾽ οὔ πως ἔστι μεθιέμεναι πολέμοιο.

ἀλλ᾽ ἀκεώμεθα θᾶσσον· ἀκεσταί τοι φρένες ἐσθλῶν.
ὑμεῖς δ᾽ οὐκ ἔτι καλὰ μεθίετε θούριδος ἀλκῆς
πάντες ἄριστοι ἐόντες ἀνὰ στρατόν. οὐδ᾽ ἂν ἔγωγε
ἀνδρὶ μαχεσσαίμην ὅς τις πολέμοιο μεθείη
λυγρὸς ἐών· ὑμῖν δὲ νεμεσσῶμαι περὶ κῆρι.

ὦ πέπονες τάχα δή τι κακὸν ποιήσετε μεῖζον
τῆιδε μεθημοσύνηι· ἀλλ᾽ ἐν φρεσὶ θέσθε ἕκαστος
αἰδῶ καὶ νέμεσιν· δὴ γὰρ μέγα νεῖκος ὄρωρεν.
Ἕκτωρ δὴ παρὰ νηυσὶ βοὴν ἀγαθὸς πολεμίζει
καρτερός, ἔρρηξεν δὲ πύλας καὶ μακρὸν ὀχῆα.

ὥς ῥα κελευτιόων γαιήοχος ὦρσεν Ἀχαιούς.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ Αἴαντας δοιοὺς ἵσταντο φάλαγγες
καρτεραί, ἃς οὔτ᾽ ἄν κεν Ἄρης ὀνόσαιτο μετελθὼν
οὔτε κ᾽ Ἀθηναίη λαοσσόος· οἳ γὰρ ἄριστοι
κρινθέντες Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα δῖον ἔμιμνον,

φράξαντες δόρυ δουρί, σάκος σάκεϊ προθελύμνωι·
ἀσπὶς ἄρ᾽ ἀσπίδ᾽ ἔρειδε, κόρυς κόρυν, ἀνέρα δ᾽ ἀνήρ·
ψαῦον δ᾽ ἱππόκομοι κόρυθες λαμπροῖσι φάλοισι
νευόντων, ὡς πυκνοὶ ἐφέστασαν ἀλλήλοισιν·
ἔγχεα δ᾽ ἐπτύσσοντο θρασειάων ἀπὸ χειρῶν

σειόμεν᾽· οἳ δ᾽ ἰθὺς φρόνεον, μέμασαν δὲ μάχεσθαι.
Τρῶες δὲ προὔτυψαν ἀολλέες, ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ
ἀντικρὺ μεμαώς, ὀλοοίτροχος ὣς ἀπὸ πέτρης,
ὅν τε κατὰ στεφάνης ποταμὸς χειμάρροος ὤσηι
ῥήξας ἀσπέτωι ὄμβρωι ἀναιδέος ἔχματα πέτρης·

ὕψι δ᾽ ἀναθρώισκων πέτεται, κτυπέει δέ θ᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ
ὕλη· ὁ δ᾽ ἀσφαλέως θέει ἔμπεδον, εἷος ἵκηται
ἰσόπεδον, τότε δ᾽ οὔ τι κυλίνδεται ἐσσύμενός περ·
ὣς Ἕκτωρ εἷος μὲν ἀπείλει μέχρι θαλάσσης
ῥέα διελεύσεσθαι κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν

κτείνων· ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πυκινῆις ἐνέκυρσε φάλαγξι
στῆ ῥα μάλ᾽ ἐγχριμφθείς· οἳ δ᾽ ἀντίοι υἷες Ἀχαιῶν
νύσσοντες ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν
ὦσαν ἀπὸ σφείων· ὁ δὲ χασσάμενος πελεμίχθη.
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Τρώεσσι γεγωνώς·

Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
παρμένετ᾽· οὔ τοι δηρὸν ἐμὲ σχήσουσιν Ἀχαιοὶ
καὶ μάλα πυργηδὸν σφέας αὐτοὺς ἀρτύναντες,
ἀλλ᾽ ὀΐω χάσσονται ὑπ᾽ ἔγχεος, εἰ ἐτεόν με
ὦρσε θεῶν ὤριστος, ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης.

ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
Δηΐφοβος δ᾽ ἐν τοῖσι μέγα φρονέων ἐβεβήκει
Πριαμίδης, πρόσθεν δ᾽ ἔχεν ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
κοῦφα ποσὶ προβιβὰς καὶ ὑπασπίδια προποδίζων.
Μηριόνης δ᾽ αὐτοῖο τιτύσκετο δουρὶ φαεινῶι

καὶ βάλεν, οὐδ᾽ ἀφάμαρτε, κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
ταυρείην· τῆς δ᾽ οὔ τι διήλασεν, ἀλλὰ πολὺ πρὶν
ἐν καυλῶι ἐάγη δολιχὸν δόρυ· Δηΐφοβος δὲ
ἀσπίδα ταυρείην σχέθ᾽ ἀπὸ ἕο, δεῖσε δὲ θυμῶι
ἔγχος Μηριόναο δαΐφρονος· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως

ἂψ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο, χώσατο δ᾽ αἰνῶς
ἀμφότερον, νίκης τε καὶ ἔγχεος ὁ ξυνέαξε.
βῆ δ᾽ ἰέναι παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
οἰσόμενος δόρυ μακρόν, ὅ οἱ κλισίηφι λέλειπτο.
οἳ δ᾽ ἄλλοι μάρναντο, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει.

Τεῦκρος δὲ πρῶτος Τελαμώνιος ἄνδρα κατέκτα
Ἴμβριον αἰχμητὴν πολυΐππου Μέντορος υἱόν·
ναῖε δὲ Πήδαιον πρὶν ἐλθεῖν υἷας Ἀχαιῶν,
κούρην δὲ Πριάμοιο νόθην ἔχε, Μηδεσικάστην·
αὐτὰρ ἐπεὶ Δαναῶν νέες ἤλυθον ἀμφιέλισσαι,

ἂψ ἐς Ἴλιον ἦλθε, μετέπρεπε δὲ Τρώεσσι,
ναῖε δὲ πὰρ Πριάμωι· ὁ δέ μιν τίεν ἶσα τέκεσσι.
τόν ῥ᾽ υἱὸς Τελαμῶνος ὑπ᾽ οὔατος ἔγχεϊ μακρῶι
νύξ᾽, ἐκ δ᾽ ἔσπασεν ἔγχος· ὁ δ᾽ αὖτ᾽ ἔπεσεν μελίη ὣς
ἥ τ᾽ ὄρεος κορυφῆι ἕκαθεν περιφαινομένοιο

χαλκῶι ταμνομένη τέρενα χθονὶ φύλλα πελάσσηι·
ὣς πέσεν, ἀμφὶ δέ οἱ βράχε τεύχεα ποικίλα χαλκῶι.
Τεῦκρος δ᾽ ὁρμήθη μεμαὼς ἀπὸ τεύχεα δῦσαι·
Ἕκτωρ δ᾽ ὁρμηθέντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος

τυτθόν· ὁ δ᾽ Ἀμφίμαχον Κτεάτου υἷ᾽ Ἀκτορίωνος
νισόμενον πόλεμον δὲ κατὰ στῆθος βάλε δουρί·
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Ἕκτωρ δ᾽ ὁρμήθη κόρυθα κροτάφοις ἀραρυῖαν
κρατὸς ἀφαρπάξαι μεγαλήτορος Ἀμφιμάχοιο·

Αἴας δ᾽ ὁρμηθέντος ὀρέξατο δουρὶ φαεινῶι
Ἕκτορος· ἀλλ᾽ οὔ πηι χροὸς εἴσατο, πᾶς δ᾽ ἄρα χαλκῶι
σμερδαλέωι κεκάλυφθ᾽· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἀσπίδος ὀμφαλὸν οὖτα,
ὦσε δέ μιν σθένεϊ μεγάλωι· ὁ δὲ χάσσατ᾽ ὀπίσσω
νεκρῶν ἀμφοτέρων, τοὺς δ᾽ ἐξείρυσσαν Ἀχαιοί.

Ἀμφίμαχον μὲν ἄρα Στιχίος δῖός τε Μενεσθεὺς
ἀρχοὶ Ἀθηναίων κόμισαν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν·
Ἴμβριον αὖτ᾽ Αἴαντε μεμαότε θούριδος ἀλκῆς
ὥς τε δύ᾽ αἶγα λέοντε κυνῶν ὕπο καρχαροδόντων
ἁρπάξαντε φέρητον ἀνὰ ῥωπήϊα πυκνὰ

ὑψοῦ ὑπὲρ γαίης μετὰ γαμφηλῆισιν ἔχοντε,
ὥς ῥα τὸν ὑψοῦ ἔχοντε δύω Αἴαντε κορυστὰ
τεύχεα συλήτην· κεφαλὴν δ᾽ ἁπαλῆς ἀπὸ δειρῆς
κόψεν Ὀϊλιάδης κεχολωμένος Ἀμφιμάχοιο,
ἧκε δέ μιν σφαιρηδὸν ἑλιξάμενος δι᾽ ὁμίλου·

Ἕκτορι δὲ προπάροιθε ποδῶν πέσεν ἐν κονίηισι.
καὶ τότε δὴ περὶ κῆρι Ποσειδάων ἐχολώθη
υἱωνοῖο πεσόντος ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι,
βῆ δ᾽ ἰέναι παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
ὀτρυνέων Δαναούς, Τρώεσσι δὲ κήδεα τεῦχεν.

Ἰδομενεὺς δ᾽ ἄρα οἱ δουρικλυτὸς ἀντεβόλησεν
ἐρχόμενος παρ᾽ ἑταίρου, ὅ οἱ νέον ἐκ πολέμοιο
ἦλθε κατ᾽ ἰγνύην βεβλημένος ὀξέϊ χαλκῶι.
τὸν μὲν ἑταῖροι ἔνεικαν, ὁ δ᾽ ἰητροῖς ἐπιτείλας
ἤϊεν ἐς κλισίην· ἔτι γὰρ πολέμοιο μενοίνα

ἀντιάαν· τὸν δὲ προσέφη κρείων ἐνοσίχθων
εἰσάμενος φθογγὴν Ἀνδραίμονος υἷϊ Θόαντι
ὃς πάσηι Πλευρῶνι καὶ αἰπεινῆι Καλυδῶνι
Αἰτωλοῖσιν ἄνασσε, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι·
Ἰδομενεῦ Κρητῶν βουληφόρε ποῦ τοι ἀπειλαὶ

οἴχονται, τὰς Τρωσὶν ἀπείλεον υἷες Ἀχαιῶν;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
ὦ Θόαν οὔ τις ἀνὴρ νῦν γ᾽ αἴτιος, ὅσσον ἔγωγε
γιγνώσκω· πάντες γὰρ ἐπιστάμεθα πτολεμίζειν.
οὔτέ τινα δέος ἴσχει ἀκήριον οὔτέ τις ὄκνωι

εἴκων ἀνδύεται πόλεμον κακόν· ἀλλά που οὕτω
μέλλει δὴ φίλον εἶναι ὑπερμενέϊ Κρονίωνι
νωνύμνους ἀπολέσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἐνθάδ᾽ Ἀχαιούς.
ἀλλὰ Θόαν, καὶ γὰρ τὸ πάρος μενεδήϊος ἦσθα,
ὀτρύνεις δὲ καὶ ἄλλον ὅθι μεθιέντα ἴδηαι·

τὼ νῦν μήτ᾽ ἀπόληγε κέλευέ τε φωτὶ ἑκάστωι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ἰδομενεῦ μὴ κεῖνος ἀνὴρ ἔτι νοστήσειεν
ἐκ Τροίης, ἀλλ᾽ αὖθι κυνῶν μέλπηθρα γένοιτο,
ὅς τις ἐπ᾽ ἤματι τῶιδε ἑκὼν μεθίηισι μάχεσθαι.

ἀλλ᾽ ἄγε τεύχεα δεῦρο λαβὼν ἴθι· ταῦτα δ᾽ ἅμα χρὴ
σπεύδειν, αἴ κ᾽ ὄφελός τι γενώμεθα καὶ δύ᾽ ἐόντε.
συμφερτὴ δ᾽ ἀρετὴ πέλει ἀνδρῶν καὶ μάλα λυγρῶν,
νῶϊ δὲ καί κ᾽ ἀγαθοῖσιν ἐπισταίμεσθα μάχεσθαι.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἔβη θεὸς ἂμ πόνον ἀνδρῶν·

Ἰδομενεὺς δ᾽ ὅτε δὴ κλισίην εὔτυκτον ἵκανε
δύσετο τεύχεα καλὰ περὶ χροΐ, γέντο δὲ δοῦρε,
βῆ δ᾽ ἴμεν ἀστεροπῆι ἐναλίγκιος, ἥν τε Κρονίων
χειρὶ λαβὼν ἐτίναξεν ἀπ᾽ αἰγλήεντος Ὀλύμπου
δεικνὺς σῆμα βροτοῖσιν· ἀρίζηλοι δέ οἱ αὐγαί·

ὣς τοῦ χαλκὸς ἔλαμπε περὶ στήθεσσι θέοντος.
Μηριόνης δ᾽ ἄρα οἱ θεράπων ἐῢς ἀντεβόλησεν
ἐγγὺς ἔτι κλισίης· μετὰ γὰρ δόρυ χάλκεον ἤιει
οἰσόμενος· τὸν δὲ προσέφη σθένος Ἰδομενῆος·
Μηριόνη Μόλου υἱὲ πόδας ταχὺ φίλταθ᾽ ἑταίρων

τίπτ᾽ ἦλθες πόλεμόν τε λιπὼν καὶ δηϊοτῆτα;
ἠέ τι βέβληαι, βέλεος δέ σε τείρει ἀκωκή,
ἦέ τευ ἀγγελίης μετ᾽ ἔμ᾽ ἤλυθες; οὐδέ τοι αὐτὸς
ἧσθαι ἐνὶ κλισίηισι λιλαίομαι, ἀλλὰ μάχεσθαι.
τὸν δ᾽ αὖ Μηριόνης πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·

Ἰδομενεῦ, Κρητῶν βουληφόρε χαλκοχιτώνων,
ἔρχομαι εἴ τί τοι ἔγχος ἐνὶ κλισίηισι λέλειπται
οἰσόμενος· τό νυ γὰρ κατεάξαμεν ὁ πρὶν ἔχεσκον
ἀσπίδα Δηϊφόβοιο βαλὼν ὑπερηνορέοντος.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·

δούρατα δ᾽ αἴ κ᾽ ἐθέληισθα καὶ ἓν καὶ εἴκοσι δήεις
ἑσταότ᾽ ἐν κλισίηι πρὸς ἐνώπια παμφανόωντα
Τρώϊα, τὰ κταμένων ἀποαίνυμαι· οὐ γὰρ ὀΐω
ἀνδρῶν δυσμενέων ἑκὰς ἱστάμενος πολεμίζειν.
τώ μοι δούρατά τ᾽ ἔστι καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι

καὶ κόρυθες καὶ θώρηκες λαμπρὸν γανόωντες.
τὸν δ᾽ αὖ Μηριόνης πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
καί τοι ἐμοὶ παρά τε κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι
πόλλ᾽ ἔναρα Τρώων· ἀλλ᾽ οὐ σχεδόν ἐστιν ἑλέσθαι.
οὐδὲ γὰρ οὐδ᾽ ἐμέ φημι λελασμένον ἔμμεναι ἀλκῆς,

ἀλλὰ μετὰ πρώτοισι μάχην ἀνὰ κυδιάνειραν
ἵσταμαι, ὁππότε νεῖκος ὀρώρηται πολέμοιο.
ἄλλόν πού τινα μᾶλλον Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
λήθω μαρνάμενος, σὲ δὲ ἴδμεναι αὐτὸν ὀΐω.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·

οἶδ᾽ ἀρετὴν οἷός ἐσσι· τί σε χρὴ ταῦτα λέγεσθαι;
εἰ γὰρ νῦν παρὰ νηυσὶ λεγοίμεθα πάντες ἄριστοι
ἐς λόχον, ἔνθα μάλιστ᾽ ἀρετὴ διαείδεται ἀνδρῶν,
ἔνθ᾽ ὅ τε δειλὸς ἀνὴρ ὅς τ᾽ ἄλκιμος ἐξεφαάνθη·
τοῦ μὲν γάρ τε κακοῦ τρέπεται χρὼς ἄλλυδις ἄλληι,

οὐδέ οἱ ἀτρέμας ἧσθαι ἐρητύετ᾽ ἐν φρεσὶ θυμός,
ἀλλὰ μετοκλάζει καὶ ἐπ᾽ ἀμφοτέρους πόδας ἵζει,
ἐν δέ τέ οἱ κραδίη μεγάλα στέρνοισι πατάσσει
κῆρας ὀϊομένωι, πάταγος δέ τε γίγνετ᾽ ὀδόντων·
τοῦ δ᾽ ἀγαθοῦ οὔτ᾽ ἂρ τρέπεται χρὼς οὔτέ τι λίην

ταρβεῖ, ἐπειδὰν πρῶτον ἐσίζηται λόχον ἀνδρῶν,
ἀρᾶται δὲ τάχιστα μιγήμεναι ἐν δαῒ λυγρῆι·
οὐδέ κεν ἔνθα τεόν γε μένος καὶ χεῖρας ὄνοιτο.
εἴ περ γάρ κε βλεῖο πονεύμενος ἠὲ τυπείης
οὐκ ἂν ἐν αὐχέν᾽ ὄπισθε πέσοι βέλος οὐδ᾽ ἐνὶ νώτωι,

ἀλλά κεν ἢ στέρνων ἢ νηδύος ἀντιάσειε
πρόσσω ἱεμένοιο μετὰ προμάχων ὀαριστύν.
ἀλλ᾽ ἄγε μηκέτι ταῦτα λεγώμεθα νηπύτιοι ὣς
ἑσταότες, μή πού τις ὑπερφιάλως νεμεσήσηι·
ἀλλὰ σύ γε κλισίην δὲ κιὼν ἕλευ ὄβριμον ἔγχος.

ὣς φάτο, Μηριόνης δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
καρπαλίμως κλισίηθεν ἀνείλετο χάλκεον ἔγχος,
βῆ δὲ μετ᾽ Ἰδομενῆα μέγα πτολέμοιο μεμηλώς.
οἷος δὲ βροτολοιγὸς Ἄρης πόλεμον δὲ μέτεισι,
τῶι δὲ Φόβος φίλος υἱὸς ἅμα κρατερὸς καὶ ἀταρβὴς

ἕσπετο, ὅς τ᾽ ἐφόβησε ταλάφρονά περ πολεμιστήν·
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἐκ Θρήικης Ἐφύρους μέτα θωρήσσεσθον,
ἠὲ μετὰ Φλεγύας μεγαλήτορας· οὐδ᾽ ἄρα τώ γε
ἔκλυον ἀμφοτέρων, ἑτέροισι δὲ κῦδος ἔδωκαν·
τοῖοι Μηριόνης τε καὶ Ἰδομενεὺς ἀγοὶ ἀνδρῶν

ἤϊσαν ἐς πόλεμον κεκορυθμένοι αἴθοπι χαλκῶι.
τὸν καὶ Μηριόνης πρότερος πρὸς μῦθον ἔειπε·
Δευκαλίδη πῆι τὰρ μέμονας καταδῦναι ὅμιλον;
ἢ ἐπὶ δεξιόφιν παντὸς στρατοῦ, ἦ ἀνὰ μέσσους,
ἦ ἐπ᾽ ἀριστερόφιν; ἐπεὶ οὔ ποθι ἔλπομαι οὕτω

δεύεσθαι πολέμοιο κάρη κομόωντας Ἀχαιούς.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
νηυσὶ μὲν ἐν μέσσηισιν ἀμύνειν εἰσὶ καὶ ἄλλοι
Αἴαντές τε δύω Τεῦκρός θ᾽, ὃς ἄριστος Ἀχαιῶν
τοξοσύνηι, ἀγαθὸς δὲ καὶ ἐν σταδίηι ὑσμίνηι·

οἵ μιν ἅδην ἐλόωσι καὶ ἐσσύμενον πολέμοιο
Ἕκτορα Πριαμίδην, καὶ εἰ μάλα καρτερός ἐστιν.
αἰπύ οἱ ἐσσεῖται μάλα περ μεμαῶτι μάχεσθαι
κείνων νικήσαντι μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους
νῆας ἐνιπρῆσαι, ὅτε μὴ αὐτός γε Κρονίων

ἐμβάλοι αἰθόμενον δαλὸν νήεσσι θοῆισιν.
ἀνδρὶ δέ κ᾽ οὐκ εἴξειε μέγας Τελαμώνιος Αἴας,
ὃς θνητός τ᾽ εἴη καὶ ἔδοι Δημήτερος ἀκτὴν
χαλκῶι τε ῥηκτὸς μεγάλοισί τε χερμαδίοισιν.
οὐδ᾽ ἂν Ἀχιλλῆϊ ῥηξήνορι χωρήσειεν

ἔν γ᾽ αὐτοσταδίηι· ποσὶ δ᾽ οὔ πως ἔστιν ἐρίζειν.
νῶϊν δ᾽ ὧδ᾽ ἐπ᾽ ἀριστέρ᾽ ἔχε στρατοῦ, ὄφρα τάχιστα
εἴδομεν ἠέ τωι εὖχος ὀρέξομεν, ἦέ τις ἡμῖν.
ὣς φάτο, Μηριόνης δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
ἦρχ᾽ ἴμεν, ὄφρ᾽ ἀφίκοντο κατὰ στρατὸν ἧι μιν ἀνώγει,

οἳ δ᾽ ὡς Ἰδομενῆα ἴδον φλογὶ εἴκελον ἀλκὴν
αὐτὸν καὶ θεράποντα σὺν ἔντεσι δαιδαλέοισι,
κεκλόμενοι καθ᾽ ὅμιλον ἐπ᾽ αὐτῶι πάντες ἔβησαν·
τῶν δ᾽ ὁμὸν ἵστατο νεῖκος ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσιν.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ λιγέων ἀνέμων σπέρχωσιν ἄελλαι

ἤματι τῶι ὅτε τε πλείστη κόνις ἀμφὶ κελεύθους,
οἵ τ᾽ ἄμυδις κονίης μεγάλην ἱστᾶσιν ὀμίχλην,
ὣς ἄρα τῶν ὁμόσ᾽ ἦλθε μάχη, μέμασαν δ᾽ ἐνὶ θυμῶι
ἀλλήλους καθ᾽ ὅμιλον ἐναιρέμεν ὀξέϊ χαλκῶι.
ἔφριξεν δὲ μάχη φθισίμβροτος ἐγχείηισι

μακρῆις, ἃς εἶχον ταμεσίχροας· ὄσσε δ᾽ ἄμερδεν
αὐγὴ χαλκείη κορύθων ἄπο λαμπομενάων
θωρήκων τε νεοσμήκτων σακέων τε φαεινῶν
ἐρχομένων ἄμυδις· μάλα κεν θρασυκάρδιος εἴη
ὃς τότε γηθήσειεν ἰδὼν πόνον οὐδ᾽ ἀκάχοιτο.

τὼ δ᾽ ἀμφὶς φρονέοντε δύω Κρόνου υἷε κραταιὼ
ἀνδράσιν ἡρώεσσιν ἐτεύχετον ἄλγεα λυγρά.
Ζεὺς μέν ῥα Τρώεσσι καὶ Ἕκτορι βούλετο νίκην
κυδαίνων Ἀχιλῆα πόδας ταχύν· οὐδέ τι πάμπαν
ἤθελε λαὸν ὀλέσθαι Ἀχαιϊκὸν Ἰλιόθι πρό,

ἀλλὰ Θέτιν κύδαινε καὶ υἱέα καρτερόθυμον.
Ἀργείους δὲ Ποσειδάων ὀρόθυνε μετελθὼν
λάθρηι ὑπεξαναδὺς πολιῆς ἁλός· ἤχθετο γάρ ῥα
Τρωσὶν δαμναμένους, Διὶ δὲ κρατερῶς ἐνεμέσσα.
ἦ μὰν ἀμφοτέροισιν ὁμὸν γένος ἠδ᾽ ἴα πάτρη,

ἀλλὰ Ζεὺς πρότερος γεγόνει καὶ πλείονα ἤιδη.
τώ ῥα καὶ ἀμφαδίην μὲν ἀλεξέμεναι ἀλέεινε,
λάθρηι δ᾽ αἰὲν ἔγειρε κατὰ στρατὸν ἀνδρὶ ἐοικώς.
τοὶ δ᾽ ἔριδος κρατερῆς καὶ ὁμοιΐου πτολέμοιο
πεῖραρ ἐπαλλάξαντες ἐπ᾽ ἀμφοτέροισι τάνυσσαν

ἄρρηκτόν τ᾽ ἄλυτόν τε, τὸ πολλῶν γούνατ᾽ ἔλυσεν.
ἔνθα μεσαιπόλιός περ ἐὼν Δαναοῖσι κελεύσας
Ἰδομενεὺς Τρώεσσι μετάλμενος ἐν φόβον ὦρσε.
πέφνε γὰρ Ὀθρυονῆα Καβησόθεν ἔνδον ἐόντα,
ὅς ῥα νέον πολέμοιο μετὰ κλέος εἰληλούθει,

ἤιτεε δὲ Πριάμοιο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην
Κασσάνδρην ἀνάεδνον, ὑπέσχετο δὲ μέγα ἔργον,
ἐκ Τροίης ἀέκοντας ἀπωσέμεν υἷας Ἀχαιῶν.
τῶι δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος ὑπό τ᾽ ἔσχετο καὶ κατένευσε
δωσέμεναι· ὁ δὲ μάρναθ᾽ ὑποσχεσίηισι πιθήσας.

Ἰδομενεὺς δ᾽ αὐτοῖο τιτύσκετο δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλεν ὕψι βιβάντα τυχών· οὐδ᾽ ἤρκεσε θώρηξ
χάλκεος, ὃν φορέεσκε, μέσηι δ᾽ ἐν γαστέρι πῆξε.
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἐπεύξατο φώνησέν τε·
Ὀθρυονεῦ περὶ δή σε βροτῶν αἰνίζομ᾽ ἁπάντων

εἰ ἐτεὸν δὴ πάντα τελευτήσεις ὅσ᾽ ὑπέστης
Δαρδανίδηι Πριάμωι· ὁ δ᾽ ὑπέσχετο θυγατέρα ἥν.
καί κέ τοι ἡμεῖς ταῦτά γ᾽ ὑποσχόμενοι τελέσαιμεν,
δοῖμεν δ᾽ Ἀτρεΐδαο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην
Ἄργεος ἐξαγαγόντες ὀπυιέμεν, εἴ κε σὺν ἄμμιν

Ἰλίου ἐκπέρσηις εὖ ναιόμενον πτολίεθρον.
ἀλλ᾽ ἕπε᾽, ὄφρ᾽ ἐπὶ νηυσὶ συνώμεθα ποντοπόροισιν
ἀμφὶ γάμωι, ἐπεὶ οὔ τοι ἐεδνωταὶ κακοί εἰμεν.
ὣς εἰπὼν ποδὸς ἕλκε κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην
ἥρως Ἰδομενεύς· τῶι δ᾽ Ἄσιος ἦλθ᾽ ἐπαμύντωρ

πεζὸς πρόσθ᾽ ἵππων· τὼ δὲ πνείοντε κατ᾽ ὤμων
αἰὲν ἔχ᾽ ἡνίοχος θεράπων· ὁ δὲ ἵετο θυμῶι
Ἰδομενῆα βαλεῖν· ὁ δέ μιν φθάμενος βάλε δουρὶ
λαιμὸν ὑπ᾽ ἀνθερεῶνα, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσεν.
ἤριπε δ᾽ ὡς ὅτε τις δρῦς ἤριπεν ἢ ἀχερωῒς

ἠὲ πίτυς βλωθρή, τήν τ᾽ οὔρεσι τέκτονες ἄνδρες
ἐξέταμον πελέκεσσι νεήκεσι νήϊον εἶναι·
ὣς ὁ πρόσθ᾽ ἵππων καὶ δίφρου κεῖτο τανυσθεὶς
βεβρυχὼς κόνιος δεδραγμένος αἱματοέσσης.
ἐκ δέ οἱ ἡνίοχος πλήγη φρένας ἃς πάρος εἶχεν,

οὐδ᾽ ὅ γ᾽ ἐτόλμησεν δηΐων ὑπὸ χεῖρας ἀλύξας
ἂψ ἵππους στρέψαι, τὸν δ᾽ Ἀντίλοχος μενεχάρμης
δουρὶ μέσον περόνησε τυχών· οὐδ᾽ ἤρκεσε θώρηξ
χάλκεος ὃν φορέεσκε, μέσηι δ᾽ ἐν γαστέρι πῆξεν.
αὐτὰρ ὁ ἀσθμαίνων εὐεργέος ἔκπεσε δίφρου,

ἵππους δ᾽ Ἀντίλοχος μεγαθύμου Νέστορος υἱὸς
ἐξέλασε Τρώων μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
Δηΐφοβος δὲ μάλα σχεδὸν ἤλυθεν Ἰδομενῆος
Ἀσίου ἀχνύμενος, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος

Ἰδομενεύς· κρύφθη γὰρ ὑπ᾽ ἀσπίδι πάντοσ᾽ ἐΐσηι,
τὴν ἄρ᾽ ὅ γε ῥινοῖσι βοῶν καὶ νώροπι χαλκῶι
δινωτὴν φορέεσκε, δύω κανόνεσσ᾽ ἀραρυῖαν·
τῆι ὕπο πᾶς ἐάλη, τὸ δ᾽ ὑπέρπτατο χάλκεον ἔγχος,
καρφαλέον δέ οἱ ἀσπὶς ἐπιθρέξαντος ἄϋσεν

ἔγχεος· οὐδ᾽ ἅλιόν ῥα βαρείης χειρὸς ἀφῆκεν,
ἀλλ᾽ ἔβαλ᾽ Ἱππασίδην Ὑψήνορα ποιμένα λαῶν
ἧπαρ ὑπὸ πραπίδων, εἶθαρ δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσε.
Δηΐφοβος δ᾽ ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας·
οὐ μὰν αὖτ᾽ ἄτιτος κεῖτ᾽ Ἄσιος, ἀλλά ἕ φημι

εἰς Ἄϊδός περ ἰόντα πυλάρταο κρατεροῖο
γηθήσειν κατὰ θυμόν, ἐπεί ῥά οἱ ὤπασα πομπόν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργείοισι δ᾽ ἄχος γένετ᾽ εὐξαμένοιο,
Ἀντιλόχωι δὲ μάλιστα δαΐφρονι θυμὸν ὄρινεν·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ἀχνύμενός περ ἑοῦ ἀμέλησεν ἑταίρου,

ἀλλὰ θέων περίβη καί οἱ σάκος ἀμφεκάλυψε.
τὸν μὲν ἔπειθ᾽ ὑποδύντε δύω ἐρίηρες ἑταῖροι
Μηκιστεὺς Ἐχίοιο πάϊς καὶ δῖος Ἀλάστωρ,
νῆας ἔπι γλαφυρὰς φερέτην βαρέα στενάχοντα.
Ἰδομενεὺς δ᾽ οὐ λῆγε μένος μέγα, ἵετο δ᾽ αἰεὶ

ἠέ τινα Τρώων ἐρεβεννῆι νυκτὶ καλύψαι
ἢ αὐτὸς δουπῆσαι ἀμύνων λοιγὸν Ἀχαιοῖς.
ἔνθ᾽ Αἰσυήταο διοτρεφέος φίλον υἱὸν
ἥρω᾽ Ἀλκάθοον, γαμβρὸς δ᾽ ἦν Ἀγχίσαο,
πρεσβυτάτην δ᾽ ὤπυιε θυγατρῶν Ἱπποδάμειαν

τὴν περὶ κῆρι φίλησε πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
ἐν μεγάρωι· πᾶσαν γὰρ ὁμηλικίην ἐκέκαστο
κάλλεϊ καὶ ἔργοισιν ἰδὲ φρεσί· τοὔνεκα καί μιν
γῆμεν ἀνὴρ ὤριστος ἐνὶ Τροίηι εὐρείηι·
τὸν τόθ᾽ ὑπ᾽ Ἰδομενῆϊ Ποσειδάων ἐδάμασσε

θέλξας ὄσσε φαεινά, πέδησε δὲ φαίδιμα γυῖα·
οὔτε γὰρ ἐξοπίσω φυγέειν δύνατ᾽ οὔτ᾽ ἀλέασθαι,
ἀλλ᾽ ὥς τε στήλην ἢ δένδρεον ὑψιπέτηλον
ἀτρέμας ἑσταότα στῆθος μέσον οὔτασε δουρὶ
ἥρως Ἰδομενεύς, ῥῆξεν δέ οἱ ἀμφὶ χιτῶνα

χάλκεον, ὅς οἱ πρόσθεν ἀπὸ χροὸς ἤρκει ὄλεθρον·
δὴ τότε γ᾽ αὖον ἄϋσεν ἐρεικόμενος περὶ δουρί.
δούπησεν δὲ πεσών, δόρυ δ᾽ ἐν κραδίηι ἐπεπήγει,
ἥ ῥά οἱ ἀσπαίρουσα καὶ οὐρίαχον πελέμιζεν
ἔγχεος· ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀφίει μένος ὄβριμος Ἄρης·

Ἰδομενεὺς δ᾽ ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας
Δηΐφοβ᾽ ἦ ἄρα δή τι ἐΐσκομεν ἄξιον εἶναι
τρεῖς ἑνὸς ἀντὶ πεφάσθαι; ἐπεὶ σύ περ εὔχεαι οὕτω.
δαιμόνι᾽ ἀλλὰ καὶ αὐτὸς ἐναντίον ἵστασ᾽ ἐμεῖο,
ὄφρα ἴδηι οἷος Ζηνὸς γόνος ἐνθάδ᾽ ἱκάνω,

ὃς πρῶτον Μίνωα τέκε Κρήτηι ἐπίουρον·
Μίνως δ᾽ αὖ τέκεθ᾽ υἱὸν ἀμύμονα Δευκαλίωνα,
Δευκαλίων δ᾽ ἐμὲ τίκτε πολέσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἄνακτα
Κρήτηι ἐν εὐρείηι· νῦν δ᾽ ἐνθάδε νῆες ἔνεικαν
σοί τε κακὸν καὶ πατρὶ καὶ ἄλλοισι Τρώεσσιν.

ὣς φάτο, Δηΐφοβος δὲ διάνδιχα μερμήριξεν
ἤ τινά που Τρώων ἑταρίσσαιτο μεγαθύμων
ἂψ ἀναχωρήσας, ἦ πειρήσαιτο καὶ οἶος.
ὧδε δέ οἱ φρονέοντι δοάσσατο κέρδιον εἶναι
βῆναι ἐπ᾽ Αἰνείαν· τὸν δ᾽ ὕστατον εὗρεν ὁμίλου

ἑσταότ᾽· αἰεὶ γὰρ Πριάμωι ἐπεμήνιε δίωι
οὕνεκ᾽ ἄρ᾽ ἐσθλὸν ἐόντα μετ᾽ ἀνδράσιν οὔ τι τίεσκεν.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἰνεία Τρώων βουληφόρε νῦν σε μάλα χρὴ
γαμβρῶι ἀμυνέμεναι, εἴ πέρ τί σε κῆδος ἱκάνει.

ἀλλ᾽ ἕπευ Ἀλκαθόωι ἐπαμύνομεν, ὅς σε πάρος γε
γαμβρὸς ἐὼν ἔθρεψε δόμοις ἔνι τυτθὸν ἐόντα·
τὸν δέ τοι Ἰδομενεὺς δουρικλυτὸς ἐξενάριξεν.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε,
βῆ δὲ μετ᾽ Ἰδομενῆα μέγα πτολέμοιο μεμηλώς.

ἀλλ᾽ οὐκ Ἰδομενῆα φόβος λάβε τηλύγετον ὥς,
ἀλλ᾽ ἔμεν᾽ ὡς ὅτε τις σῦς οὔρεσιν ἀλκὶ πεποιθώς,
ὅς τε μένει κολοσυρτὸν ἐπερχόμενον πολὺν ἀνδρῶν
χώρωι ἐν οἰοπόλωι, φρίσσει δέ τε νῶτον ὕπερθεν·
ὀφθαλμὼ δ᾽ ἄρα οἱ πυρὶ λάμπετον· αὐτὰρ ὀδόντας

θήγει, ἀλέξασθαι μεμαὼς κύνας ἠδὲ καὶ ἄνδρας·
ὣς μένεν Ἰδομενεὺς δουρικλυτός, οὐδ᾽ ὑπεχώρει,
Αἰνείαν ἐπιόντα βοηθόον· αὖε δ᾽ ἑταίρους
Ἀσκάλαφόν τ᾽ ἐσορῶν Ἀφαρῆά τε Δηΐπυρόν τε
Μηριόνην τε καὶ Ἀντίλοχον μήστωρας ἀϋτῆς·

τοὺς ὅ γ᾽ ἐποτρύνων ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
δεῦτε φίλοι, καί μ᾽ οἴωι ἀμύνετε· δείδια δ᾽ αἰνῶς
Αἰνείαν ἐπιόντα πόδας ταχύν, ὅς μοι ἔπεισιν,
ὃς μάλα καρτερός ἐστι μάχηι ἔνι φῶτας ἐναίρειν·
καὶ δ᾽ ἔχει ἥβης ἄνθος, ὅ τε κράτος ἐστὶ μέγιστον.

εἰ γὰρ ὁμηλικίη γε γενοίμεθα τῶιδ᾽ ἐπὶ θυμῶι
αἶψά κεν ἠὲ φέροιτο μέγα κράτος, ἠὲ φεροίμην.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἕνα φρεσὶ θυμὸν ἔχοντες
πλησίοι ἔστησαν, σάκε᾽ ὤμοισι κλίναντες.
Αἰνείας δ᾽ ἑτέρωθεν ἐκέκλετο οἷς ἑτάροισι

Δηΐφοβόν τε Πάριν τ᾽ ἐσορῶν καὶ Ἀγήνορα δῖον,
οἵ οἱ ἅμ᾽ ἡγεμόνες Τρώων ἔσαν· αὐτὰρ ἔπειτα
λαοὶ ἕπονθ᾽, ὡς εἴ τε μετὰ κτίλον ἕσπετο μῆλα
πιόμεν᾽ ἐκ βοτάνης· γάνυται δ᾽ ἄρα τε φρένα ποιμήν·
ὣς Αἰνείαι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι γεγήθει

ὡς ἴδε λαῶν ἔθνος ἐπισπόμενον ἑοῖ αὐτῶι.
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀλκαθόωι αὐτοσχεδὸν ὁρμήθησαν
μακροῖσι ξυστοῖσι· περὶ στήθεσσι δὲ χαλκὸς
σμερδαλέον κονάβιζε τιτυσκομένων καθ᾽ ὅμιλον
ἀλλήλων· δύο δ᾽ ἄνδρες ἀρήϊοι ἔξοχον ἄλλων

Αἰνείας τε καὶ Ἰδομενεὺς ἀτάλαντοι Ἄρηϊ
ἵεντ᾽ ἀλλήλων ταμέειν χρόα νηλέϊ χαλκῶι.
Αἰνείας δὲ πρῶτος ἀκόντισεν Ἰδομενῆος·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος,
αἰχμὴ δ᾽ Αἰνείαο κραδαινομένη κατὰ γαίης

ὤιχετ᾽, ἐπεί ῥ᾽ ἅλιον στιβαρῆς ἀπὸ χειρὸς ὄρουσεν.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἄρα Οἰνόμαον βάλε γαστέρα μέσσην,
ῥῆξε δὲ θώρηκος γύαλον, διὰ δ᾽ ἔντερα χαλκὸς
ἤφυσ᾽· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἐκ μὲν νέκυος δολιχόσκιον ἔγχος

ἐσπάσατ᾽, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἄλλα δυνήσατο τεύχεα καλὰ
ὤμοιιν ἀφελέσθαι· ἐπείγετο γὰρ βελέεσσιν.
οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἔμπεδα γυῖα ποδῶν ἦν ὁρμηθέντι,
οὔτ᾽ ἄρ᾽ ἐπαΐξαι μεθ᾽ ἑὸν· βέλος οὔτ᾽ ἀλέασθαι.
τώ ῥα καὶ ἐν σταδίηι μὲν ἀμύνετο νηλεὲς ἦμαρ,

τρέσσαι δ᾽ οὐκ ἔτι ῥίμφα πόδες φέρον ἐκ πολέμοιο.
τοῦ δὲ βάδην ἀπιόντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
Δηΐφοβος· δὴ γάρ οἱ ἔχεν κότον ἐμμενὲς αἰεί.
ἀλλ᾽ ὅ γε καὶ τόθ᾽ ἅμαρτεν, ὁ δ᾽ Ἀσκάλαφον βάλε δουρὶ
υἱὸν Ἐνυαλίοιο· δι᾽ ὤμου δ᾽ ὄβριμον ἔγχος

ἔσχεν· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
οὐδ᾽ ἄρα πώ τι πέπυστο βριήπυος ὄβριμος Ἄρης
υἷος ἑοῖο πεσόντος ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἄκρωι Ὀλύμπωι ὑπὸ χρυσέοισι νέφεσσιν
ἧστο Διὸς βουλῆισιν ἐελμένος, ἔνθά περ ἄλλοι

ἀθάνατοι θεοὶ ἦσαν ἐεργόμενοι πολέμοιο.
.οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀσκαλάφωι αὐτοσχεδὸν ὁρμήθησαν·
Δηΐφοβος μὲν ἀπ᾽ Ἀσκαλάφου πήληκα φαεινὴν
ἥρπασε, Μηριόνης δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
δουρὶ βραχίονα τύψεν ἐπάλμενος, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρὸς

αὐλῶπις τρυφάλεια χαμαὶ βόμβησε πεσοῦσα.
Μηριόνης δ᾽ ἐξ αὖτις ἐπάλμενος αἰγυπιὸς ὣς
ἐξέρυσε πρυμνοῖο βραχίονος ὄβριμον ἔγχος,
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο. τὸν δὲ Πολίτης
αὐτοκασίγνητος περὶ μέσσωι χεῖρε τιτήνας

ἐξῆγεν πολέμοιο δυσηχέος, ὄφρ᾽ ἵκεθ᾽ ἵππους
ὠκέας, οἵ οἱ ὄπισθε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἕστασαν ἡνίοχόν τε καὶ ἅρματα ποικίλ᾽ ἔχοντες·
οἳ τόν γε προτὶ ἄστυ φέρον βαρέα στενάχοντα
τειρόμενον· κατὰ δ᾽ αἷμα νεουτάτου ἔρρεε χειρός.

οἳ δ᾽ ἄλλοι μάρναντο, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει.
ἔνθ᾽ Αἰνέας Ἀφαρῆα Καλητορίδην ἐπορούσας
λαιμὸν τύψ᾽ ἐπὶ οἷ τετραμμένον ὀξέϊ δουρί·
ἐκλίνθη δ᾽ ἑτέρωσε κάρη, ἐπὶ δ᾽ ἀσπὶς ἑάφθη
καὶ κόρυς, ἀμφὶ δέ οἱ θάνατος χύτο θυμοραϊστής.

Ἀντίλοχος δὲ Θόωνα μεταστρεφθέντα δοκεύσας
οὔτασ᾽ ἐπαΐξας, ἀπὸ δὲ φλέβα πᾶσαν ἔκερσεν,
ἥ τ᾽ ἀνὰ νῶτα θέουσα διαμπερὲς αὐχέν᾽ ἱκάνει·
τὴν ἀπὸ πᾶσαν ἔκερσεν· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι
κάππεσεν, ἄμφω χεῖρε φίλοις ἑτάροισι πετάσσας.

Ἀντίλοχος δ᾽ ἐπόρουσε, καὶ αἴνυτο τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων
παπταίνων· Τρῶες δὲ περισταδὸν ἄλλοθεν ἄλλος
οὔταζον σάκος εὐρὺ παναίολον, οὐδὲ δύναντο
εἴσω ἐπιγράψαι τέρενα χρόα νηλέϊ χαλκῶι
Ἀντιλόχου· πέρι γάρ ῥα Ποσειδάων ἐνοσίχθων

Νέστορος υἱὸν ἔρυτο καὶ ἐν πολλοῖσι βέλεσσιν.
οὐ μὲν γάρ ποτ᾽ ἄνευ δηΐων ἦν, ἀλλὰ κατ᾽ αὐτοὺς
στρωφᾶτ᾽· οὐδέ οἱ ἔγχος ἔχ᾽ ἀτρέμας, ἀλλὰ μάλ᾽ αἰεὶ
σειόμενον ἐλέλικτο· τιτύσκετο δὲ φρεσὶν ἧισιν
ἤ τευ ἀκοντίσσαι, ἠὲ σχεδὸν ὁρμηθῆναι.

ἀλλ᾽ οὐ λῆθ᾽ Ἀδάμαντα τιτυσκόμενος καθ᾽ ὅμιλον
Ἀσιάδην, ὅ οἱ οὖτα μέσον σάκος ὀξέϊ χαλκῶι
ἐγγύθεν ὁρμηθείς· ἀμενήνωσεν δέ οἱ αἰχμὴν
κυανοχαῖτα Ποσειδάων βιότοιο μεγήρας.
καὶ τὸ μὲν αὐτοῦ μεῖν᾽ ὥς τε σκῶλος πυρίκαυστος

ἐν σάκει Ἀντιλόχοιο, τὸ δ᾽ ἥμισυ κεῖτ᾽ ἐπὶ γαίης·
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων·
Μηριόνης δ᾽ ἀπιόντα μετασπόμενος βάλε δουρὶ
αἰδοίων τε μεσηγὺ καὶ ὀμφαλοῦ, ἔνθα μάλιστα
γίγνετ᾽ Ἄρης ἀλεγεινὸς ὀϊζυροῖσι βροτοῖσιν.

ἔνθά οἱ ἔγχος ἔπηξεν· ὁ δ᾽ ἑσπόμενος περὶ δουρὶ
ἤσπαιρ᾽ ὡς ὅτε βοῦς τόν τ᾽ οὔρεσι βουκόλοι ἄνδρες
ἰλλάσιν οὐκ ἐθέλοντα βίηι δήσαντες ἄγουσιν·
ὣς ὁ τυπεὶς ἤσπαιρε μίνυνθά περ, οὔ τι μάλα δήν,
ὄφρά οἱ ἐκ χροὸς ἔγχος ἀνεσπάσατ᾽ ἐγγύθεν ἐλθὼν

ἥρως Μηριόνης· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
Δηΐπυρον δ᾽ Ἕλενος ξίφεϊ σχεδὸν ἤλασε κόρσην
Θρηϊκίωι μεγάλωι, ἀπὸ δὲ τρυφάλειαν ἄραξεν.
ἣ μὲν ἀποπλαγχθεῖσα χαμαὶ πέσε, καί τις Ἀχαιῶν
μαρναμένων μετὰ ποσσὶ κυλινδομένην ἐκόμισσε·

τὸν δὲ κατ᾽ ὀφθαλμῶν ἐρεβεννὴ νὺξ ἐκάλυψεν.
Ἀτρεΐδην δ᾽ ἄχος εἷλε βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον·
βῆ δ᾽ ἐπαπειλήσας Ἑλένωι ἥρωϊ ἄνακτι
ὀξὺ δόρυ κραδάων· ὁ δὲ τόξου πῆχυν ἄνελκε.
τὼ δ᾽ ἄρ᾽ ὁμαρτήδην ὁ μὲν ἔγχεϊ ὀξυόεντι

ἵετ᾽ ἀκοντίσσαι, ὁ δ᾽ ἀπὸ νευρῆφιν ὀϊστῶι.
Πριαμίδης μὲν ἔπειτα κατὰ στῆθος βάλεν ἰῶι
θώρηκος γύαλον, ἀπὸ δ᾽ ἔπτατο πικρὸς ὀϊστός.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀπὸ πλατέος πτυόφιν μεγάλην κατ᾽ ἀλωὴν
θρώισκωσιν κύαμοι μελανόχροες ἢ ἐρέβινθοι

πνοιῆι ὕπο λιγυρῆι καὶ λικμητῆρος ἐρωῆι,
ὣς ἀπὸ θώρηκος Μενελάου κυδαλίμοιο
πολλὸν ἀποπλαγχθεὶς ἑκὰς ἔπτατο πικρὸς ὀϊστός.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄρα χεῖρα βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
τὴν βάλεν ἧι ῥ᾽ ἔχε τόξον ἐΰξοον· ἐν δ᾽ ἄρα τόξωι

ἀντικρὺ διὰ χειρὸς ἐλήλατο χάλκεον ἔγχος.
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων
χεῖρα παρακρεμάσας· τὸ δ᾽ ἐφέλκετο μείλινον ἔγχος.
καὶ τὸ μὲν ἐκ χειρὸς ἔρυσεν μεγάθυμος Ἀγήνωρ,
αὐτὴν δὲ ξυνέδησεν ἐϋστρεφεῖ οἰὸς ἀώτωι

σφενδόνηι, ἣν ἄρα οἱ θεράπων ἔχε ποιμένι λαῶν.
Πείσανδρος δ᾽ ἰθὺς Μενελάου κυδαλίμοιο
ἤϊε· τὸν δ᾽ ἄγε μοῖρα κακὴ θανάτοιο τέλος δὲ
σοὶ Μενέλαε δαμῆναι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες

Ἀτρεΐδης μὲν ἅμαρτε, παραὶ δέ οἱ ἐτράπετ᾽ ἔγχος,
Πείσανδρος δὲ σάκος Μενελάου κυδαλίμοιο
οὔτασεν, οὐδὲ διὰ πρὸ δυνήσατο χαλκὸν ἐλάσσαι·
ἔσχεθε γὰρ σάκος εὐρύ, κατεκλάσθη δ᾽ ἐνὶ καυλῶι
ἔγχος· ὁ δὲ φρεσὶν ἧισι χάρη καὶ ἐέλπετο νίκην.

Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ἀργυρόηλον
ἆλτ᾽ ἐπὶ Πεισάνδρωι· ὁ δ᾽ ὑπ᾽ ἀσπίδος εἵλετο καλὴν
ἀξίνην εὔχαλκον ἐλαΐνωι ἀμφὶ πελέκκωι
μακρῶι ἐϋξέστωι· ἅμα δ᾽ ἀλλήλων ἐφίκοντο.
ἤτοι ὁ μὲν κόρυθος φάλον ἤλασεν ἱπποδασείης

ἄκρον ὑπὸ λόφον αὐτόν, ὁ δὲ προσιόντα μέτωπον
ῥινὸς ὕπερ πυμάτης· λάκε δ᾽ ὀστέα, τὼ δέ οἱ ὄσσε
πὰρ ποσὶν αἱματόεντα χαμαὶ πέσον ἐν κονίηισιν,
ἰδνώθη δὲ πεσών· ὁ δὲ λὰξ ἐν στήθεσι βαίνων
τεύχεά τ᾽ ἐξενάριξε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·

λείψετέ θην οὕτω γε νέας Δαναῶν ταχυπώλων
Τρῶες ὑπερφίαλοι δεινῆς ἀκόρητοι ἀϋτῆς,
ἄλλης μὲν λώβης τε καὶ αἴσχεος οὐκ ἐπιδευεῖς
ἣν ἐμὲ λωβήσασθε κακαὶ κύνες, οὐδέ τι θυμῶι
Ζηνὸς ἐριβρεμέτεω χαλεπὴν ἐδείσατε μῆνιν

ξεινίου, ὅς τέ ποτ᾽ ὔμμι διαφθέρσει πόλιν αἰπήν·
οἵ μευ κουριδίην ἄλοχον καὶ κτήματα πολλὰ
μὰψ οἴχεσθ᾽ ἀνάγοντες, ἐπεὶ φιλέεσθε παρ᾽ αὐτῆι·
νῦν αὖτ᾽ ἐν νηυσὶν μενεαίνετε ποντοπόροισι
πῦρ ὀλοὸν βαλέειν, κτεῖναι δ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.

ἀλλά ποθι σχήσεσθε καὶ ἐσσύμενοί περ Ἄρηος.
Ζεῦ πάτερ ἦ τέ σέ φασι περὶ φρένας ἔμμεναι ἄλλων
ἀνδρῶν ἠδὲ θεῶν· σέο δ᾽ ἐκ τάδε πάντα πέλονται·
οἷον δὴ ἄνδρεσσι χαρίζεαι ὑβριστῆισι
Τρωσίν, τῶν μένος αἰὲν ἀτάσθαλον, οὐδὲ δύνανται

φυλόπιδος κορέσασθαι ὁμοιΐου πτολέμοιο.
πάντων μὲν κόρος ἐστὶ καὶ ὕπνου καὶ φιλότητος
μολπῆς τε γλυκερῆς καὶ ἀμύμονος ὀρχηθμοῖο,
τῶν πέρ τις καὶ μᾶλλον ἐέλδεται ἐξ ἔρον εἷναι
ἢ πολέμου· Τρῶες δὲ μάχης ἀκόρητοι ἔασιν.

ὣς εἰπὼν τὰ μὲν ἔντε᾽ ἀπὸ χροὸς αἱματόεντα
συλήσας ἑτάροισι δίδου Μενέλαος ἀμύμων,
αὐτὸς δ᾽ αὖτ᾽ ἐξ αὖτις ἰὼν προμάχοισιν ἐμίχθη.
ἔνθά οἱ υἱὸς ἐπᾶλτο Πυλαιμένεος βασιλῆος
Ἁρπαλίων, ὅ ῥα πατρὶ φίλωι ἕπετο πτολεμίξων

ἐς τροίην, οὐδ᾽ αὖτις ἀφίκετο πατρίδα γαῖαν·
ὅς ῥα τότ᾽ Ἀτρεΐδαο μέσον σάκος οὔτασε δουρὶ
ἐγγύθεν, οὐδὲ διὰ πρὸ δυνήσατο χαλκὸν ἐλάσσαι
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων
πάντοσε παπταίνων μή τις χρόα χαλκῶι ἐπαύρηι.

Μηριόνης δ᾽ ἀπιόντος ἵει χαλκήρε᾽ ὀϊστόν,
καί ῥ᾽ ἔβαλε γλουτὸν κάτα δεξιόν· αὐτὰρ ὀϊστὸς
ἀντικρὺ κατὰ κύστιν ὑπ᾽ ὀστέον ἐξεπέρησεν.
ἑζόμενος δὲ κατ᾽ αὖθι φίλων ἐν χερσὶν ἑταίρων
θυμὸν ἀποπνείων, ὥς τε σκώληξ ἐπὶ γαίηι

κεῖτο ταθείς· ἐκ δ᾽ αἷμα μέλαν ῥέε, δεῦε δὲ γαῖαν.
τὸν μὲν Παφλαγόνες μεγαλήτορες ἀμφεπένοντο,
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνέσαντες ἄγον προτὶ Ἴλιον ἱρὴν
ἀχνύμενοι· μετὰ δέ σφι πατὴρ κίε δάκρυα λείβων,
ποινὴ δ᾽ οὔ τις παιδὸς ἐγίγνετο τεθνηῶτος.

τοῦ δὲ Πάρις μάλα θυμὸν ἀποκταμένοιο χολώθη·
ξεῖνος γάρ οἱ ἔην πολέσιν μετὰ Παφλαγόνεσσι·
τοῦ ὅ γε χωόμενος προΐει χαλκήρε᾽ ὀϊστόν.
ἦν δέ τις Εὐχήνωρ Πολυΐδου μάντιος υἱὸς
ἀφνειός τ᾽ ἀγαθός τε Κορινθόθι οἰκία ναίων,

ὅς ῥ᾽ εὖ εἰδὼς κῆρ᾽ ὀλοὴν ἐπὶ νηὸς ἔβαινε·
πολλάκι γάρ οἱ ἔειπε γέρων ἀγαθὸς Πολύϊδος
νούσωι ὑπ᾽ ἀργαλέηι φθίσθαι οἷς ἐν μεγάροισιν,
ἢ μετ᾽ Ἀχαιῶν νηυσὶν ὑπὸ Τρώεσσι δαμῆναι·
τώ ῥ᾽ ἅμα τ᾽ ἀργαλέην θωὴν ἀλέεινεν Ἀχαιῶν

νοῦσόν τε στυγερήν, ἵνα μὴ πάθοι ἄλγεα θυμῶι.
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ γναθμοῖο. καὶ οὔατος· ὦκα δὲ θυμὸς
ὤιχετ᾽ ἀπὸ μελέων, στυγερὸς δ᾽ ἄρα μιν σκότος εἷλεν.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρὸς αἰθομένοιο·
Ἕκτωρ δ᾽ οὐκ ἐπέπυστο Διῒ φίλος, οὐδέ τι ἤιδη

ὅττί ῥά οἱ νηῶν ἐπ᾽ ἀριστερὰ δηϊόωντο
λαοὶ ὑπ᾽ Ἀργείων. τάχα δ᾽ ἂν καὶ κῦδος Ἀχαιῶν
ἔπλετο· τοῖος γὰρ γαιήοχος ἐννοσίγαιος
ὄτρυν᾽ Ἀργείους, πρὸς δὲ σθένει αὐτὸς ἄμυνεν·
ἀλλ᾽ ἔχεν ἧι τὰ πρῶτα πύλας καὶ τεῖχος ἐσᾶλτο

ῥηξάμενος Δαναῶν πυκινὰς στίχας ἀσπιστάων,
ἔνθ᾽ ἔσαν Αἴαντός τε νέες καὶ Πρωτεσιλάου
θῖν᾽ ἔφ᾽ ἁλὸς πολιῆς εἰρυμέναι· αὐτὰρ ὕπερθε
τεῖχος ἐδέδμητο χθαμαλώτατον, ἔνθα μάλιστα
ζαχρηεῖς γίγνοντο μάχηι αὐτοί τε καὶ ἵπποι.

ἔνθα δὲ Βοιωτοὶ καὶ Ἰάονες ἑλκεχίτωνες
Λοκροὶ καὶ Φθῖοι καὶ φαιδιμόεντες Ἐπειοὶ
σπουδῆι ἐπαΐσσοντα νεῶν ἔχον, οὐδὲ δύναντο
ὦσαι ἀπὸ σφείων φλογὶ εἴκελον Ἕκτορα δῖον
οἳ μὲν Ἀθηναίων προλελεγμένοι· ἐν δ᾽ ἄρα τοῖσιν

ἦρχ᾽ υἱὸς Πετεῶο Μενεσθεύς, οἳ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
Φείδας τε Στιχίος τε Βίας τ᾽ ἐΰς· αὐτὰρ Ἐπειῶν
Φυλεΐδης τε Μέγης Ἀμφίων τε Δρακίος τε,
πρὸ Φθίων δὲ Μέδων τε μενεπτόλεμός τε Ποδάρκης.
ἤτοι ὁ μὲν νόθος υἱὸς Ὀϊλῆος θείοιο

ἔσκε Μέδων Αἴαντος ἀδελφεός· αὐτὰρ ἔναιεν
ἐν Φυλάκηι γαίης ἄπο πατρίδος ἄνδρα κατακτὰς
γνωτὸν μητρυιῆς Ἐριώπιδος, ἣν ἔχ᾽ Ὀϊλεύς·
αὐτὰρ ὁ Ἰφίκλοιο πάϊς τοῦ Φυλακίδαο.
οἳ μὲν πρὸ Φθίων μεγαθύμων θωρηχθέντες

ναῦφιν ἀμυνόμενοι μετὰ Βοιωτῶν ἐμάχοντο·
Αἴας δ᾽ οὐκέτι πάμπαν Ὀϊλῆος ταχὺς υἱὸς
ἵστατ᾽ ἀπ᾽ Αἴαντος Τελαμωνίου οὐδ᾽ ἠβαιόν,
ἀλλ᾽ ὥς τ᾽ ἐν νειῶι βόε οἴνοπε πηκτὸν ἄροτρον
ἶσον θυμὸν ἔχοντε τιταίνετον· ἀμφὶ δ᾽ ἄρά σφι

πρυμνοῖσιν κεράεσσι πολὺς ἀνακηκίει ἱδρώς·
τὼ μέν τε ζυγὸν οἶον ἐΰξοον ἀμφὶς ἐέργει
ἱεμένω κατὰ ὦλκα· τέμει δέ τε τέλσον ἀρούρης·
ὣς τὼ παρβεβαῶτε μάλ᾽ ἕστασαν ἀλλήλοιιν.
ἀλλ᾽ ἤτοι Τελαμωνιάδηι πολλοί τε καὶ ἐσθλοὶ

λαοὶ ἕπονθ᾽ ἕταροι, οἵ οἱ σάκος ἐξεδέχοντο
ὁππότε μιν κάματός τε καὶ ἱδρὼς γούναθ᾽ ἵκοιτο.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ὀϊλιάδηι μεγαλήτορι Λοκροὶ ἕποντο·
οὐ γάρ σφι σταδίηι ὑσμίνηι μίμνε φίλον κῆρ·
οὐ γὰρ ἔχον κόρυθας χαλκήρεας ἱπποδασείας,

οὐδ᾽ ἔχον ἀσπίδας εὐκύκλους καὶ μείλινα δοῦρα,
ἀλλ᾽ ἄρα τόξοισιν καὶ ἐϋστρεφεῖ οἶος ἀώτωι
Ἴλιον εἰς ἅμ᾽ ἕποντο πεποιθότες, οἷσιν ἔπειτα
ταρφέα βάλλοντες Τρώων ῥήγνυντο φάλαγγας·
δή ῥα τόθ᾽ οἳ μὲν πρόσθε σὺν ἔντεσι δαιδαλέοισι

μάρναντο Τρωσίν τε καὶ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι,
οἳ δ᾽ ὄπιθεν βάλλοντες ἐλάνθανον· οὐδέ τι χάρμης
Τρῶες μιμνήσκοντο· συνεκλόνεον γὰρ ὀϊστοί.
ἔνθά κε λευγαλέως νηῶν ἄπο καὶ κλισιάων
Τρῶες ἐχώρησαν προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν,

εἰ μὴ Πουλυδάμας θρασὺν Ἕκτορα εἶπε παραστάς·
Ἕκτορ ἀμήχανός ἐσσι παραρρητοῖσι πιθέσθαι.
οὕνεκά τοι περὶ δῶκε θεὸς πολεμήϊα ἔργα
τοὔνεκα καὶ βουλῆι ἐθέλεις περιίδμεναι ἄλλων·
ἀλλ᾽ οὔ πως ἅμα πάντα δυνήσεαι αὐτὸς ἑλέσθαι.

ἄλλωι μὲν γὰρ ἔδωκε θεὸς πολεμήϊα ἔργα,
ἄλλωι δ᾽ ὀρχηστύν, ἑτέρωι κίθαριν καὶ ἀοιδήν,
ἄλλωι δ᾽ ἐν στήθεσσι τιθεῖ νόον εὐρύοπα Ζεὺς
ἐσθλόν, τοῦ δέ τε πολλοὶ ἐπαυρίσκοντ᾽ ἄνθρωποι,
καί τε πολέας ἐσάωσε, μάλιστα δὲ καὐτὸς ἀνέγνω.

αὐτὰρ ἐγὼν ἐρέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα·
πάντηι γάρ σε περὶ στέφανος πολέμοιο δέδηε·
Τρῶες δὲ μεγάθυμοι ἐπεὶ κατὰ τεῖχος ἔβησαν
οἳ μὲν ἀφεστᾶσιν σὺν τεύχεσιν, οἳ δὲ μάχονται
παυρότεροι πλεόνεσσι κεδασθέντες κατὰ νῆας.

ἀλλ᾽ ἀναχασσάμενος κάλει ἐνθάδε πάντας ἀρίστους·
ἔνθεν δ᾽ ἂν μάλα πᾶσαν ἐπιφρασσαίμεθα βουλὴν
ἤ κεν ἐνὶ νήεσσι πολυκλήϊσι πέσωμεν
αἴ κ᾽ ἐθέληισι θεὸς δόμεναι κράτος, ἦ κεν ἔπειτα
πὰρ νηῶν ἔλθωμεν ἀπήμονες. ἦ γὰρ ἔγωγε

δείδω μὴ τὸ χθιζὸν ἀποστήσωνται Ἀχαιοὶ
χρεῖος, ἐπεὶ παρὰ νηυσὶν ἀνὴρ ἆτος πολέμοιο
μίμνει, ὃν οὐκέτι πάγχυ μάχης σχήσεσθαι ὀΐω.
ὣς φάτο Πουλυδάμας, ἅδε δ᾽ Ἕκτορι μῦθος ἀπήμων,
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε

καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Πουλυδάμα σὺ μὲν αὐτοῦ ἐρύκακε πάντας ἀρίστους,
αὐτὰρ ἐγὼ κεῖσ᾽ εἶμι καὶ ἀντιόω πολέμοιο·
αἶψα δ᾽ ἐλεύσομαι αὖτις ἐπὴν εὖ τοῖς ἐπιτείλω.
ἦ ῥα, καὶ ὁρμήθη ὄρεϊ νιφόεντι ἐοικὼς

κεκλήγων, διὰ δὲ Τρώων πέτετ᾽ ἠδ᾽ ἐπικούρων.
οἳ δ᾽ ἐς Πανθοΐδην ἀγαπήνορα Πουλυδάμαντα
πάντες ἐπεσσεύοντ᾽, ἐπεὶ Ἕκτορος ἔκλυον αὐδήν.
αὐτὰρ ὁ Δηΐφοβόν τε βίην θ᾽ Ἑλένοιο ἄνακτος
Ἀσιάδην τ᾽ Ἀδάμαντα καὶ Ἄσιον Ὑρτάκου υἱὸν

φοίτα ἀνὰ προμάχους διζήμενος, εἴ που ἐφεύροι.
τοὺς δ᾽ εὗρ᾽ οὐκέτι πάμπαν ἀπήμονας οὐδ᾽ ἀνολέθρους·
ἀλλ᾽ οἳ μὲν δὴ νηυσὶν ἔπι πρυμνῆισιν Ἀχαιῶν
χερσὶν ὑπ᾽ Ἀργείων κέατο ψυχὰς ὀλέσαντες,
οἳ δ᾽ ἐν τείχει ἔσαν βεβλημένοι οὐτάμενοί τε.

τὸν δὲ τάχ᾽ εὗρε μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ δακρυοέσσης
δῖον Ἀλέξανδρον Ἑλένης πόσιν ἠϋκόμοιο
θαρσύνονθ᾽ ἑτάρους καὶ ἐποτρύνοντα μάχεσθαι,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος προσέφη αἰσχροῖς ἐπέεσσι·
Δύσπαρι εἶδος ἄριστε γυναιμανὲς ἠπεροπευτὰ

ποῦ τοι Δηΐφοβός τε βίη θ᾽ Ἑλένοιο ἄνακτος
Ἀσιάδης τ᾽ Ἀδάμας ἠδ᾽ Ἄσιος Ὑρτάκου υἱός;
ποῦ δέ τοι Ὀθρυονεύς; νῦν ὤλετο πᾶσα κατ᾽ ἄκρης
Ἴλιος αἰπεινή· νῦν τοι σῶς αἰπὺς ὄλεθρος.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·

Ἕκτορ ἐπεί τοι θυμὸς ἀναίτιον αἰτιάασθαι,
ἄλλοτε δή ποτε μᾶλλον ἐρωῆσαι πολέμοιο
μέλλω, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ πάμπαν ἀνάλκιδα γείνατο μήτηρ·
ἐξ οὗ γὰρ παρὰ νηυσὶ μάχην ἤγειρας ἑταίρων,
ἐκ τοῦ δ᾽ ἐνθάδ᾽ ἐόντες ὁμιλέομεν Δαναοῖσι

νωλεμέως· ἕταροι δὲ κατέκταθεν οὓς σὺ μεταλλᾶις.
οἴω Δηΐφοβός τε βίη θ᾽ Ἑλένοιο ἄνακτος
οἴχεσθον, μακρῆισι τετυμμένω ἐγχείηισιν
ἀμφοτέρω κατὰ χεῖρα· φόνον δ᾽ ἤμυνε Κρονίων.
νῦν δ᾽ ἄρχ᾽ ὅππηι σε κραδίη θυμός τε κελεύει·

ἡμεῖς δ᾽ ἐμμεμαῶτες ἅμ᾽ ἑψόμεθ᾽, οὐδέ τί φημι
ἀλκῆς δευήσεσθαι, ὅση δύναμίς γε πάρεστι.
πὰρ δύναμιν δ᾽ οὐκ ἔστι καὶ ἐσσύμενον πολεμίζειν.
ὣς εἰπὼν παρέπεισεν ἀδελφειοῦ φρένας ἥρως·
βὰν δ᾽ ἴμεν ἔνθα μάλιστα μάχη καὶ φύλοπις ἦεν

ἀμφί τε Κεβριόνην καὶ ἀμύμονα Πουλυδάμαντα
Φάλκην Ὀρθαῖόν τε καὶ ἀντίθεον Πολυφήτην
Πάλμύν τ᾽ Ἀσκάνιόν τε Μόρυν θ᾽ υἷ᾽ Ἱπποτίωνος,
οἵ ῥ᾽ ἐξ Ἀσκανίης ἐριβώλακος ἦλθον ἀμοιβοὶ
ἠοῖ τῆι προτέρηι· τότε δὲ Ζεὺς ὦρσε μάχεσθαι.

οἳ δ᾽ ἴσαν ἀργαλέων ἀνέμων ἀτάλαντοι ἀέλληι,
ἥ ῥά θ᾽ ὑπὸ βροντῆς πατρὸς Διὸς εἶσι πέδον δέ,
θεσπεσίωι δ᾽ ὁμάδωι ἁλὶ μίσγεται, ἐν δέ τε πολλὰ
κύματα παφλάζοντα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης
κυρτὰ φαληριόωντα, πρὸ μέν τ᾽ ἄλλ᾽, αὐτὰρ ἐπ᾽ ἄλλα·

ὣς Τρῶες πρὸ μὲν ἄλλοι ἀρηρότες, αὐτὰρ ἐπ᾽ ἄλλοι,
χαλκῶι μαρμαίροντες ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν ἕποντο.
Ἕκτωρ δ᾽ ἡγεῖτο βροτολοιγῶι ἶσος Ἄρηϊ
Πριαμίδης· πρόσθεν δ᾽ ἔχεν ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
ῥινοῖσιν πυκινήν, πολλὸς δ᾽ ἐπελήλατο χαλκός·

ἀμφὶ δέ οἱ κροτάφοισι φαεινὴ σείετο πήληξ.
πάντηι δ᾽ ἀμφὶ φάλαγγας ἐπειρᾶτο προποδίζων,
εἴ πώς οἱ εἴξειαν ὑπασπίδια προβιβῶντι·
ἀλλ᾽ οὐ σύγχει θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
Αἴας δὲ πρῶτος προκαλέσσατο μακρὰ βιβάσθων·

δαιμόνιε σχεδὸν ἐλθέ· τί ἢ δειδίσσεαι αὔτως
Ἀργείους; οὔ τοί τι μάχης ἀδαήμονές εἰμεν,
ἀλλὰ Διὸς μάστιγι κακῆι ἐδάμημεν Ἀχαιοί.
ἦ θήν πού τοι θυμὸς ἐέλπεται ἐξαλαπάξειν
νῆας· ἄφαρ δέ τε χεῖρες ἀμύνειν εἰσὶ καὶ ἡμῖν.

ἦ κε πολὺ φθαίη εὖ ναιομένη πόλις ὑμὴ
χερσὶν ὑφ᾽ ἡμετέρηισιν ἁλοῦσά τε περθομένη τε.
σοὶ δ᾽ αὐτῶι φημὶ σχεδὸν ἔμμεναι ὁππότε φεύγων
ἀρήσηι Διὶ πατρὶ καὶ ἄλλοις ἀθανάτοισι
θάσσονας ἰρήκων ἔμεναι καλλίτριχας ἵππους,

οἵ σε πόλιν δ᾽ οἴσουσι κονίοντες πεδίοιο.
ὣς ἄρα οἱ εἰπόντι ἐπέπτατο δεξιὸς ὄρνις
αἰετὸς ὑψιπέτης· ἐπὶ δ᾽ ἴαχε λαὸς Ἀχαιῶν
θάρσυνος οἰωνῶι· ὁ δ᾽ ἀμείβετο φαίδιμος Ἕκτωρ·
Αἶαν ἁμαρτοεπὲς βουγάϊε ποῖον ἔειπες·

εἰ γὰρ ἐγὼν οὕτω γε Διὸς πάϊς αἰγιόχοιο
εἴην ἤματα πάντα, τέκοι δέ με πότνια Ἥρη,
τιοίμην δ᾽ ὡς τίετ᾽ Ἀθηναίη καὶ Ἀπόλλων,
ὡς νῦν ἡμέρη ἥδε κακὸν φέρει Ἀργείοισι
πᾶσι μάλ᾽, ἐν δὲ σὺ τοῖσι πεφήσεαι, αἴ κε ταλάσσηις

μεῖναι ἐμὸν δόρυ μακρόν, ὅ τοι χρόα λειριόεντα
δάψει· ἀτὰρ Τρώων κορέεις κύνας ἠδ᾽ οἰωνοὺς
δημῶι καὶ σάρκεσσι πεσὼν ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς ἄρα φωνήσας ἡγήσατο· τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
ἠχῆι θεσπεσίηι, ἐπὶ δ᾽ ἴαχε λαὸς ὄπισθεν.

Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐπίαχον, οὐδὲ λάθοντο
ἀλκῆς, ἀλλ᾽ ἔμενον Τρώων ἐπιόντας ἀρίστους.
ἠχὴ δ᾽ ἀμφοτέρων ἵκετ᾽ αἰθέρα καὶ Διὸς αὐγάς.

Ἰλιάδος Ξ

Διὸς ἀπάτη.

Νέστορα δ᾽ οὐκ ἔλαθεν ἰαχὴ πίνοντά περ ἔμπης,
ἀλλ᾽ Ἀσκληπιάδην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
φράζεο δῖε Μαχᾶον ὅπως ἔσται τάδε ἔργα·
μείζων δὴ παρὰ νηυσὶ βοὴ θαλερῶν αἰζηῶν.

ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν πῖνε καθήμενος αἴθοπα οἶνον
εἰς ὅ κε θερμὰ λοετρὰ ἐϋπλόκαμος Ἑκαμήδη
θερμήνηι καὶ λούσηι ἄπο βρότον αἱματόεντα·
αὐτὰρ ἐγὼν ἐλθὼν τάχα εἴσομαι ἐς περιωπήν.
ὣς εἰπὼν σάκος εἷλε τετυγμένον υἷος ἑοῖο

κείμενον ἐν κλισίηι Θρασυμήδεος ἱπποδάμοιο
χαλκῶι παμφαῖνον· ὁ δ᾽ ἔχ᾽ ἀσπίδα πατρὸς ἑοῖο.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος ἀκαχμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
στῆ δ᾽ ἐκτὸς κλισίης, τάχα δ᾽ εἴσιδεν ἔργον ἀεικὲς
τοὺς μὲν ὀρινομένους, τοὺς δὲ κλονέοντας ὄπισθε

Τρῶας ὑπερθύμους· ἐρέριπτο δὲ τεῖχος Ἀχαιῶν.
ὡς δ᾽ ὅτε πορφύρηι πέλαγος μέγα κύματι κωφῶι
ὀσσόμενον λιγέων ἀνέμων λαιψηρὰ κέλευθα
αὔτως, οὐδ᾽ ἄρα τε προκυλίνδεται οὐδετέρωσε,
πρίν τινα κεκριμένον καταβήμεναι ἐκ Διὸς οὖρον,

ὣς ὁ γέρων ὅρμαινε δαϊζόμενος κατὰ θυμὸν
διχθάδι᾽, ἢ μεθ᾽ ὅμιλον ἴοι Δαναῶν ταχυπώλων,
ἦε μετ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν.
ὧδε δέ οἱ φρονέοντι δοάσσατο κέρδιον εἶναι
βῆναι ἐπ᾽ Ἀτρεΐδην. οἳ δ᾽ ἀλλήλους ἐνάριζον

μαρνάμενοι· λάκε δέ σφι περὶ χροῒ χαλκὸς ἀτειρὴς
νυσσομένων ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισι.
Νέστορι δὲ ξύμβληντο διοτρεφέες βασιλῆες
πὰρ νηῶν ἀνιόντες ὅσοι βεβλήατο χαλκῶι
Τυδεΐδης Ὀδυσεύς τε καὶ Ἀτρεΐδης Ἀγαμέμνων.

πολλὸν γάρ ῥ᾽ ἀπάνευθε μάχης εἰρύατο νῆες
θῖν᾽ ἔφ᾽ ἁλὸς πολιῆς· τὰς γὰρ πρώτας πεδίον δὲ
εἴρυσαν, αὐτὰρ τεῖχος ἐπὶ πρύμνηισιν ἔδειμαν.
οὐδὲ γὰρ οὐδ᾽ εὐρύς περ ἐὼν ἐδυνήσατο πάσας
αἰγιαλὸς νῆας χαδέειν, στείνοντο δὲ λαοί·

τώ ῥα προκρόσσας ἔρυσαν, καὶ πλῆσαν ἁπάσης
ἠϊόνος στόμα μακρόν, ὅσον συνεέργαθον ἄκραι.
τώ ῥ᾽ οἵ γ᾽ ὀψείοντες ἀϋτῆς καὶ πολέμοιο
ἔγχει ἐρειδόμενοι κίον ἀθρόοι· ἄχνυτο δέ σφι
θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν. ὁ δὲ ξύμβλητο γεραιὸς

Νέστωρ, πτῆξε δὲ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
τὸν καὶ φωνήσας προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
τίπτε λιπὼν πόλεμον φθισήνορα δεῦρ᾽ ἀφικάνεις;
δείδω μὴ δή μοι τελέσηι ἔπος ὄβριμος Ἕκτωρ,

ὥς ποτ᾽ ἐπηπείλησεν ἐνὶ Τρώεσσ᾽ ἀγορεύων
μὴ πρὶν πὰρ νηῶν προτὶ Ἴλιον ἀπονέεσθαι
πρὶν πυρὶ νῆας ἐνιπρῆσαι, κτεῖναι δὲ καὶ αὐτούς.
κεῖνος τὼς ἀγόρευε· τὰ δὴ νῦν πάντα τελεῖται.
ὢ πόποι ἦ ῥα καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ

ἐν θυμῶι βάλλονται ἐμοὶ χόλον ὥς περ Ἀχιλλεὺς
οὐδ᾽ ἐθέλουσι μάχεσθαι ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ἦ δὴ ταῦτά γ᾽ ἑτοῖμα τετεύχαται, οὐδέ κεν ἄλλως
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης αὐτὸς παρατεκτήναιτο.

τεῖχος μὲν γὰρ δὴ κατερήριπεν, ὧι ἐπέπιθμεν
ἄρρηκτον νηῶν τε καὶ αὐτῶν εἶλαρ ἔσεσθαι·
οἳ δ᾽ ἐπὶ νηυσὶ θοῆισι μάχην ἀλίαστον ἔχουσι
νωλεμές· οὐδ᾽ ἂν ἔτι γνοίης μάλα περ σκοπιάζων
ὁπποτέρωθεν Ἀχαιοὶ ὀρινόμενοι κλονέονται,

ὡς ἐπιμὶξ κτείνονται, ἀϋτὴ δ᾽ οὐρανὸν ἵκει.
ἡμεῖς δὲ φραζώμεθ᾽ ὅπως ἔσται τάδε ἔργα
εἴ τι νόος ῥέξει· πόλεμον δ᾽ οὐκ ἄμμε κελεύω
δύμεναι· οὐ γάρ πως βεβλημένον ἐστὶ μάχεσθαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·

Νέστορ ἐπεὶ δὴ νηυσὶν ἔπι πρυμνῆισι μάχονται,
τεῖχος δ᾽ οὐκ ἔχραισμε τετυγμένον, οὐδέ τι τάφρος,
ἧι ἔπι πολλὰ πάθον Δαναοί, ἔλποντο δὲ θυμῶι
ἄρρηκτον νηῶν τε καὶ αὐτῶν εἶλαρ ἔσεσθαι·
οὕτω που Διὶ μέλλει ὑπερμενέϊ φίλον εἶναι

νωνύμνους ἀπολέσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἐνθάδ᾽ Ἀχαιούς.
ἤιδεα μὲν γὰρ ὅτε πρόφρων Δαναοῖσιν ἄμυνεν,
οἶδα δὲ νῦν ὅτε τοὺς μὲν ὁμῶς μακάρεσσι θεοῖσι
κυδάνει, ἡμέτερον δὲ μένος καὶ χεῖρας ἔδησεν.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼν εἴπω πειθώμεθα πάντες.

νῆες ὅσαι πρῶται εἰρύαται ἄγχι θαλάσσης
ἕλκωμεν, πάσας δὲ ἐρύσσομεν εἰς ἅλα δῖαν,
ὕψι δ᾽ ἐπ᾽ εὐνάων ὁρμίσσομεν, εἰς ὅ κεν ἔλθηι
νὺξ ἀβρότη, ἢν καὶ τῆι ἀπόσχωνται πολέμοιο
Τρῶες· ἔπειτα δέ κεν ἐρυσαίμεθα νῆας ἁπάσας.

οὐ γάρ τις νέμεσις φυγέειν κακόν, οὐδ᾽ ἀνὰ νύκτα.
βέλτερον ὃς φεύγων προφύγηι κακὸν ἠὲ ἁλώηι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
Ἀτρεΐδη ποῖόν σε ἔπος φύγεν ἕρκος ὀδόντων·
οὐλόμεν᾽ αἴθ᾽ ὤφελλες ἀεικελίου στρατοῦ ἄλλου

σημαίνειν, μὴ δ᾽ ἄμμιν ἀνασσέμεν, οἷσιν ἄρα Ζεὺς
ἐκ νεότητος ἔδωκε καὶ ἐς γῆρας τολυπεύειν
ἀργαλέους πολέμους, ὄφρα φθιόμεσθα ἕκαστος.
οὕτω δὴ μέμονας Τρώων πόλιν εὐρυάγυιαν
καλλείψειν, ἧς εἵνεκ᾽ ὀϊζύομεν κακὰ πολλά;

σίγα, μή τίς τ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν τοῦτον ἀκούσηι
μῦθον, ὃν οὔ κεν ἀνήρ γε διὰ στόμα πάμπαν ἄγοιτο
ὅς τις ἐπίσταιτο ἧισι φρεσὶν ἄρτια βάζειν
σκηπτοῦχός τ᾽ εἴη, καί οἱ πειθοίατο λαοὶ
τοσσοίδ᾽ ὅσσοισιν σὺ μετ᾽ Ἀργείοισιν ἀνάσσεις·

νῦν δέ σευ ὠνοσάμην πάγχυ φρένας, οἷον ἔειπες·
ὃς κέλεαι πολέμοιο συνεσταότος καὶ ἀϋτῆς
νῆας ἐϋσσέλμους ἅλαδ᾽ ἑλκέμεν, ὄφρ᾽ ἔτι μᾶλλον
Τρωσὶ μὲν εὐκτὰ γένηται ἐπικρατέουσί περ ἔμπης,
ἡμῖν δ᾽ αἰπὺς ὄλεθρος ἐπιρρέπηι. οὐ γὰρ Ἀχαιοὶ

σχήσουσιν πόλεμον νηῶν ἅλα δ᾽ ἑλκομενάων,
ἀλλ᾽ ἀποπαπτανέουσιν, ἐρωήσουσι δὲ χάρμης.
ἔνθά κε σὴ βουλὴ δηλήσεται ὄρχαμε λαῶν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ὦ Ὀδυσεῦ μάλα πώς με καθίκεο θυμὸν ἐνιπῆι

ἀργαλέηι· ἀτὰρ οὐ μὲν ἐγὼν ἀέκοντας ἄνωγα
νῆας ἐϋσσέλμους ἅλα δ᾽ ἑλκέμεν υἷας Ἀχαιῶν.
νῦν δ᾽ εἴη ὃς τῆσδέ γ᾽ ἀμείνονα μῆτιν ἐνίσποι
ἢ νέος ἠὲ παλαιός· ἐμοὶ δέ κεν ἀσμένωι εἴη.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·

ἐγγὺς ἀνήρ· οὐ δηθὰ ματεύσομεν· αἴ κ᾽ ἐθέλητε
πείθεσθαι, καὶ μή τι κότωι ἀγάσησθε ἕκαστος
οὕνεκα δὴ γενεῆφι νεώτατός εἰμι μεθ᾽ ὑμῖν·
πατρὸς δ᾽ ἐξ ἀγαθοῦ καὶ ἐγὼ γένος εὔχομαι εἶναι
Τυδέος, ὃν Θήβηισι χυτὴ κατὰ γαῖα καλύπτει.

πορθεῖ γὰρ τρεῖς παῖδες ἀμύμονες ἐξεγένοντο,
οἴκεον δ᾽ ἐν Πλευρῶνι καὶ αἰπεινῆι Καλυδῶνι
Ἄγριος ἠδὲ Μέλας, τρίτατος δ᾽ ἦν ἱππότα Οἰνεὺς
πατρὸς ἐμοῖο πατήρ· ἀρετῆι δ᾽ ἦν ἔξοχος αὐτῶν.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν αὐτόθι μεῖνε, πατὴρ δ᾽ ἐμὸς Ἄργεϊ νάσθη

πλαγχθείς· ὡς γάρ που Ζεὺς ἤθελε καὶ θεοὶ ἄλλοι.
Ἀδρήστοιο δ᾽ ἔγημε θυγατρῶν, ναῖε δὲ δῶμα
ἀφνειὸν βιότοιο, ἅλις δέ οἱ ἦσαν ἄρουραι
πυροφόροι, πολλοὶ δὲ φυτῶν ἔσαν ὄρχατοι ἀμφίς,
πολλὰ δέ οἱ πρόβατ᾽ ἔσκε· κέκαστο δὲ πάντας Ἀχαιοὺς

ἐγχείηι· τὰ δὲ μέλλετ᾽ ἀκουέμεν, εἰ ἐτεόν περ.
τὼ οὐκ ἄν με γένος γε κακὸν καὶ ἀνάλκιδα φάντες
μῦθον ἀτιμήσαιτε πεφασμένον ὅν κ᾽ ἐῢ εἴπω.
δεῦτ᾽ ἴομεν πόλεμον δὲ καὶ οὐτάμενοί περ ἀνάγκηι.
ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ αὐτοὶ μὲν ἐχώμεθα δηϊοτῆτος

ἐκ βελέων, μή πού τις ἐφ᾽ ἕλκεϊ ἕλκος ἄρηται·
ἄλλους δ᾽ ὀτρύνοντες ἐνήσομεν, οἳ τὸ πάρος περ
θυμῶι ἦρα φέροντες ἀφεστᾶσ᾽ οὐδὲ μάχονται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο·
βὰν δ᾽ ἴμεν, ἦρχε δ᾽ ἄρά σφιν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων.

οὐδ᾽ ἀλαοσκοπιὴν εἶχε κλυτὸς ἐννοσίγαιος,
ἀλλὰ μετ᾽ αὐτοὺς ἦλθε παλαιῶι φωτὶ ἐοικώς,
δεξιτερὴν δ᾽ ἕλε χεῖρ᾽ Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀτρεΐδη νῦν δή που Ἀχιλλῆος ὀλοὸν κῆρ

γηθεῖ ἐνὶ στήθεσσι φόνον καὶ φύζαν Ἀχαιῶν
δερκομένωι, ἐπεὶ οὔ οἱ ἔνι φρένες οὐδ᾽ ἠβαιαί.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ὣς ἀπόλοιτο, θεὸς δέ ἑ σιφλώσειε·
σοὶ δ᾽ οὔ πω μάλα πάγχυ θεοὶ μάκαρες κοτέουσιν,
ἀλλ᾽ ἔτι που Τρώων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες

εὐρὺ κονίσουσιν πεδίον, σὺ δ᾽ ἐπόψεαι αὐτὸς
φεύγοντας προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
ὣς εἰπὼν μέγ᾽ ἄϋσεν ἐπεσσύμενος πεδίοιο.
ὅσσόν τ᾽ ἐννεάχιλοι ἐπίαχον ἢ δεκάχιλοι
ἀνέρες ἐν πολέμωι ἔριδα ξυνάγοντες Ἄρηος,

τόσσην ἐκ στήθεσφιν ὄπα κρείων ἐνοσίχθων
ἧκεν· Ἀχαιοῖσιν δὲ μέγα σθένος ἔμβαλ᾽ ἑκάστωι
καρδίηι, ἄληκτον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
Ἥρη δ᾽ εἰσεῖδε χρυσόθρονος ὀφθαλμοῖσι
στᾶσ᾽ ἐξ Οὐλύμποιο ἀπὸ ῥίου· αὐτίκα δ᾽ ἔγνω

τὸν μὲν ποιπνύοντα μάχην ἀνὰ κυδιάνειραν
αὐτοκασίγνητον καὶ δαέρα, χαῖρε δὲ θυμῶι·
Ζῆνα δ᾽ ἐπ᾽ ἀκροτάτης κορυφῆς πολυπίδακος Ἴδης
ἥμενον εἰσεῖδε, στυγερὸς δέ οἱ ἔπλετο θυμῶι.
μερμήριξε δ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη

ὅππως ἐξαπάφοιτο Διὸς νόον αἰγιόχοιο·
ἥδε δέ οἱ κατὰ θυμὸν ἀρίστη φαίνετο βουλὴ
ἐλθεῖν εἰς Ἴδην εὖ ἐντύνασαν ἓ αὐτήν,
εἴ πως ἱμείραιτο παραδραθέειν φιλότητι
ἧι χροιῆι, τῶι δ᾽ ὕπνον ἀπήμονά τε λιαρόν τε

χεύηι ἐπὶ βλεφάροισιν ἰδὲ φρεσὶ πευκαλίμηισι.
βῆ δ᾽ ἴμεν ἐς θάλαμον, τόν οἱ φίλος υἱὸς ἔτευξεν
Ἥφαιστος, πυκινὰς δὲ θύρας σταθμοῖσιν ἐπῆρσε
κληῗδι κρυπτῆι, τὴν δ᾽ οὐ θεὸς ἄλλος ἀνῶιγεν·
ἔνθ᾽ ἥ γ᾽ εἰσελθοῦσα θύρας ἐπέθηκε φαεινάς.

ἀμβροσίηι μὲν πρῶτον ἀπὸ χροὸς ἱμερόεντος
λύματα πάντα κάθηρεν, ἀλείψατο δὲ λίπ᾽ ἐλαίωι
ἀμβροσίωι ἑδανῶι, τό ῥά οἱ τεθυωμένον ἦεν·
τοῦ καὶ κινυμένοιο Διὸς κατὰ χαλκοβατὲς δῶ
ἔμπης ἐς γαῖάν τε καὶ οὐρανὸν ἵκετ᾽ ἀϋτμή.

τῶι ῥ᾽ ἥ γε χρόα καλὸν ἀλειψαμένη ἰδὲ χαίτας
πεξαμένη χερσὶ πλοκάμους ἔπλεξε φαεινοὺς
καλοὺς ἀμβροσίους ἐκ κράατος ἀθανάτοιο.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἀμβρόσιον ἑανὸν ἕσαθ᾽, ὅν οἱ Ἀθήνη
ἔξυσ᾽ ἀσκήσασα, τίθει δ᾽ ἐνὶ δαίδαλα πολλά·

χρυσείηις δ᾽ ἐνετῆισι κατὰ στῆθος περονᾶτο.
ζώσατο δὲ ζώνηι ἑκατὸν θυσάνοις ἀραρυίηι,
ἐν δ᾽ ἄρα ἕρματα ἧκεν ἐϋτρήτοισι λοβοῖσι
τρίγληνα μορόεντα· χάρις δ᾽ ἀπελάμπετο πολλή.
κρηδέμνωι δ᾽ ἐφύπερθε καλύψατο δῖα θεάων

καλῶι νηγατέωι· λευκὸν δ᾽ ἦν ἠέλιος ὥς·
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντα περὶ χροῒ θήκατο κόσμον
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ἐκ θαλάμοιο, καλεσσαμένη δ᾽ Ἀφροδίτην
τῶν ἄλλων ἀπάνευθε θεῶν πρὸς μῦθον ἔειπε·

ἦ ῥά νύ μοί τι πίθοιο φίλον τέκος ὅττί κεν εἴπω,
ἦέ κεν ἀρνήσαιο κοτεσσαμένη τό γε θυμῶι,
οὕνεκ᾽ ἐγὼ Δαναοῖσι, σὺ δὲ Τρώεσσιν ἀρήγεις;
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη·
Ἥρη πρέσβα θεὰ θύγατερ μεγάλοιο Κρόνοιο

αὔδα ὅ τι φρονέεις· τελέσαι δέ με θυμὸς ἄνωγεν,
εἰ δύναμαι τελέσαι γε καὶ εἰ τετελεσμένον ἐστίν.
τὴν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
δὸς νῦν μοι φιλότητα καὶ ἵμερον, ὧι τε σὺ πάντας
δαμνᾶι ἀθανάτους ἠδὲ θνητοὺς ἀνθρώπους.

εἶμι γὰρ ὀψομένη πολυφόρβου πείρατα γαίης,
Ὠκεανόν τε θεῶν γένεσιν καὶ μητέρα Τηθύν,
οἵ μ᾽ ἐν σφοῖσι δόμοισιν ἐῢ τρέφον ἠδ᾽ ἀτίταλλον
δεξάμενοι Ῥείας, ὅτε τε Κρόνον εὐρύοπα Ζεὺς
γαίης νέρθε καθεῖσε καὶ ἀτρυγέτοιο θαλάσσης·

τοὺς εἶμ᾽ ὀψομένη, καί σφ᾽ ἄκριτα νείκεα λύσω·
ἤδη γὰρ δηρὸν χρόνον ἀλλήλων ἀπέχονται
εὐνῆς καὶ φιλότητος, ἐπεὶ χόλος ἔμπεσε θυμῶι.
εἰ κείνω ἐπέεσσι παραιπεπιθοῦσα φίλον κῆρ
εἰς εὐνὴν ἀνέσαιμι ὁμωθῆναι φιλότητι,

αἰεί κέ σφι φίλη τε καὶ αἰδοίη καλεοίμην.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε φιλομειδὴς Ἀφροδίτη·
οὐκ ἔστ᾽ οὐδὲ ἔοικε τεὸν ἔπος ἀρνήσασθαι·
Ζηνὸς γὰρ τοῦ ἀρίστου ἐν ἀγκοίνηισιν ἰαύεις.
ἦ, καὶ ἀπὸ στήθεσφιν ἐλύσατο κεστὸν ἱμάντα

ποικίλον, ἔνθα δέ οἱ θελκτήρια πάντα τέτυκτο·
ἔνθ᾽ ἔνι μὲν φιλότης, ἐν δ᾽ ἵμερος, ἐν δ᾽ ὀαριστὺς
πάρφασις, ἥ τ᾽ ἔκλεψε νόον πύκα περ φρονεόντων.
τόν ῥά οἱ ἔμβαλε χερσὶν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τῆ νῦν τοῦτον ἱμάντα τεῶι ἐγκάτθεο κόλπωι

ποικίλον, ὧι ἔνι πάντα τετεύχαται· οὐδέ σέ φημι
ἄπρηκτόν γε νέεσθαι, ὅ τι φρεσὶ σῆισι μενοινᾶις.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ βοῶπις πότνια Ἥρη,
μειδήσασα δ᾽ ἔπειτα ἑῶι ἐγκάτθετο κόλπωι.
ἣ μὲν ἔβη πρὸς δῶμα Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη,

Ἥρη δ᾽ ἀΐξασα λίπεν ῥίον Οὐλύμποιο,
Πιερίην δ᾽ ἐπιβᾶσα καὶ Ἠμαθίην ἐρατεινὴν
σεύατ᾽ ἐφ᾽ ἱπποπόλων Θρηικῶν ὄρεα νιφόεντα
ἀκροτάτας κορυφάς· οὐδὲ χθόνα μάρπτε ποδοῖιν·
ἐξ Ἀθόω δ᾽ ἐπὶ πόντον ἐβήσετο κυμαίνοντα,

Λῆμνον δ᾽ εἰσαφίκανε πόλιν θείοιο Θόαντος.
ἔνθ᾽ Ὕπνωι ξύμβλητο κασιγνήτωι Θανάτοιο,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
Ὕπνε ἄναξ πάντων τε θεῶν πάντων τ᾽ ἀνθρώπων,
ἠμὲν δή ποτ᾽ ἐμὸν ἔπος ἔκλυες, ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν

πείθευ· ἐγὼ δέ κέ τοι ἰδέω χάριν ἤματα πάντα.
κοίμησόν μοι Ζηνὸς ὑπ᾽ ὀφρύσιν ὄσσε φαεινὼ
αὐτίκ᾽ ἐπεί κεν ἐγὼ παραλέξομαι ἐν φιλότητι.
δῶρα δέ τοι δώσω καλὸν θρόνον ἄφθιτον αἰεὶ
χρύσεον· Ἥφαιστος δέ κ᾽ ἐμὸς πάϊς ἀμφιγυήεις

τεύξει᾽ ἀσκήσας, ὑπὸ δὲ θρῆνυν ποσὶν ἥσει,
τῶι κεν ἐπισχοίης λιπαροὺς πόδας εἰλαπινάζων.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσεφώνεε νήδυμος Ὕπνος·
Ἥρη πρέσβα θεὰ θύγατερ μεγάλοιο Κρόνοιο
ἄλλον μέν κεν ἔγωγε θεῶν αἰειγενετάων

ῥεῖα κατευνήσαιμι, καὶ ἂν ποταμοῖο ῥέεθρα
Ὠκεανοῦ, ὅς περ γένεσις πάντεσσι τέτυκται·
Ζηνὸς δ᾽ οὐκ ἂν ἔγωγε Κρονίονος ἆσσον ἱκοίμην
οὐδὲ κατευνήσαιμ᾽, ὅτε μὴ αὐτός γε κελεύοι.
ἤδη γάρ με καὶ ἄλλο τεὴ ἐπίνυσσεν ἐφετμὴ

ἤματι τῶι ὅτε κεῖνος ὑπέρθυμος Διὸς υἱὸς
ἔπλεεν Ἰλιόθεν Τρώων πόλιν ἐξαλαπάξας.
ἤτοι ἐγὼ μὲν ἔλεξα Διὸς νόον αἰγιόχοιο
νήδυμος ἀμφιχυθείς· σὺ δέ οἱ κακὰ μήσαο θυμῶι
ὄρσασ᾽ ἀργαλέων ἀνέμων ἐπὶ πόντον ἀήτας,

καί μιν ἔπειτα Κόων δ᾽ εὖ ναιομένην ἀπένεικας
νόσφι φίλων πάντων. ὁ δ᾽ ἐπεγρόμενος χαλέπαινε
ῥιπτάζων κατὰ δῶμα θεούς, ἐμὲ δ᾽ ἔξοχα πάντων
ζήτει· καί κέ μ᾽ ἄϊστον ἀπ᾽ αἰθέρος ἔμβαλε πόντωι,
εἰ μὴ Νὺξ δμήτειρα θεῶν ἐσάωσε καὶ ἀνδρῶν·

τὴν ἱκόμην φεύγων, ὁ δ᾽ ἐπαύσατο χωόμενός περ.
ἅζετο γὰρ μὴ Νυκτὶ θοῆι ἀποθύμια ἕρδοι.
νῦν αὖ τοῦτό μ᾽ ἄνωγας ἀμήχανον ἄλλο τελέσσαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε βοῶπις πότνια Ἥρη·
Ὕπνε τί ἢ δὲ σὺ ταῦτα μετὰ φρεσὶ σῆισι μενοινᾶις;

ἦ φὴις ὣς Τρώεσσιν ἀρηξέμεν εὐρύοπα Ζῆν
ὡς Ἡρακλῆος περιχώσατο παῖδος ἑοῖο;
ἀλλ᾽ ἴθ᾽, ἐγὼ δέ κέ τοι Χαρίτων μίαν ὁπλοτεράων
δώσω ὀπυιέμεναι καὶ σὴν κεκλῆσθαι ἄκοιτιν.
Πασιθέην, ἧς αἰὲν ἐέλδεαι ἤματα πάντα

ὣς φάτο, χήρατο δ᾽ Ὕπνος, ἀμειβόμενος δὲ προσηύδα·
ἄγρει νῦν μοι ὄμοσσον ἀάατον Στυγὸς ὕδωρ,
χειρὶ δὲ τῆι ἑτέρηι μὲν ἕλε χθόνα πουλυβότειραν,
τῆι δ᾽ ἑτέρηι ἅλα μαρμαρέην, ἵνα νῶϊν ἅπαντες
μάρτυροι ὦσ᾽ οἳ ἔνερθε θεοὶ Κρόνον ἀμφὶς ἐόντες,

ἦ μὲν ἐμοὶ δώσειν Χαρίτων μίαν ὁπλοτεράων
Πασιθέην, ἧς τ᾽ αὐτὸς ἐέλδομαι ἤματα πάντα.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
ὄμνυε δ᾽ ὡς ἐκέλευε, θεοὺς δ᾽ ὀνόμηνεν ἅπαντας
τοὺς ὑποταρταρίους οἳ Τιτῆνες καλέονται.

αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ὄμοσέν τε τελεύτησέν τε τὸν ὅρκον,
τὼ βήτην Λήμνου τε καὶ Ἴμβρου ἄστυ λιπόντε
ἠέρα ἑσσαμένω ῥίμφα πρήσσοντε κέλευθον.
Ἴδην δ᾽ ἱκέσθην πολυπίδακα μητέρα θηρῶν
Λεκτόν, ὅθι πρῶτον λιπέτην ἅλα· τὼ δ᾽ ἐπὶ χέρσου

βήτην, ἀκροτάτη δὲ ποδῶν ὕπο σείετο ὕλη.
ἔνθ᾽ Ὕπνος μὲν ἔμεινε πάρος Διὸς ὄσσε ἰδέσθαι
εἰς ἐλάτην ἀναβὰς περιμήκετον, ἣ τότ᾽ ἐν Ἴδηι
μακροτάτη πεφυυῖα δι᾽ ἠέρος αἰθέρ᾽ ἵκανεν·
ἔνθ᾽ ἧστ᾽ ὄζοισιν πεπυκασμένος εἰλατίνοισιν

ὄρνιθι λιγυρῆι ἐναλίγκιος, ἥν τ᾽ ἐν ὄρεσσι
χαλκίδα κικλήσκουσι θεοί, ἄνδρες δὲ κύμινδιν.
Ἥρη δὲ κραιπνῶς προσεβήσετο Γάργαρον ἄκρον
Ἴδης ὑψηλῆς· ἴδε δὲ νεφεληγερέτα Ζεύς.
ὡς δ᾽ ἴδεν, ὥς μιν ἔρως πυκινὰς φρένας ἀμφεκάλυψεν,

οἷον ὅτε πρῶτόν περ ἐμισγέσθην φιλότητι
εἰς εὐνὴν φοιτῶντε, φίλους λήθοντε τοκῆας.
στῆ δ᾽ αὐτῆς προπάροιθεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
Ἥρη πῆι μεμαυῖα κατ᾽ Οὐλύμπου τόδ᾽ ἱκάνεις;
ἵπποι δ᾽ οὐ παρέασι καὶ ἅρματα τῶν κ᾽ ἐπιβαίης.

τὸν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
ἔρχομαι ὀψομένη πολυφόρβου πείρατα γαίης,
Ὠκεανόν τε θεῶν γένεσιν καὶ μητέρα Τηθύν,
οἵ με σφοῖσι δόμοισιν ἐῢ τρέφον ἠδ᾽ ἀτίταλλον·
τοὺς εἶμ᾽ ὀψομένη, καί σφ᾽ ἄκριτα νείκεα λύσω·

ἤδη γὰρ δηρὸν χρόνον ἀλλήλων ἀπέχονται
εὐνῆς καὶ φιλότητος, ἐπεὶ χόλος ἔμπεσε θυμῶι.
ἵπποι δ᾽ ἐν πρυμνωρείηι πολυπίδακος Ἴδης
ἑστᾶσ᾽, οἵ μ᾽ οἴσουσιν ἐπὶ τραφερήν τε καὶ ὑγρήν.
νῦν δὲ σεῦ εἵνεκα δεῦρο κατ᾽ Οὐλύμπου τόδ᾽ ἱκάνω,

μή πώς μοι μετέπειτα χολώσεαι, αἴ κε σιωπῆι
οἴχωμαι πρὸς δῶμα βαθυρρόου Ὠκεανοῖο.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
Ἥρη κεῖσε μὲν ἔστι καὶ ὕστερον ὁρμηθῆναι,
νῶϊ δ᾽ ἄγ᾽ ἐν φιλότητι τραπείομεν εὐνηθέντε.

οὐ γάρ πώ ποτέ μ᾽ ὧδε θεᾶς ἔρος οὐδὲ γυναικὸς
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι περιπροχυθεὶς ἐδάμασσεν,
οὐδ᾽ ὁπότ᾽ ἠρασάμην Ἰξιονίης ἀλόχοιο,
ἣ τέκε Πειρίθοον θεόφιν μήστωρ᾽ ἀτάλαντον·
οὐδ᾽ ὅτε περ Δανάης καλλισφύρου Ἀκρισιώνης,

ἣ τέκε Περσῆα πάντων ἀριδείκετον ἀνδρῶν·
οὐδ᾽ ὅτε Φοίνικος κούρης τηλεκλειτοῖο,
ἣ τέκε μοι Μίνων τε καὶ ἀντίθεον Ῥαδάμανθυν·
οὐδ᾽ ὅτε περ Σεμέλης οὐδ᾽ Ἀλκμήνης ἐνὶ Θήβηι,
ἥ ῥ᾽ Ἡρακλῆα κρατερόφρονα γείνατο παῖδα·

ἣ δὲ Διώνυσον Σεμέλη τέκε χάρμα βροτοῖσιν·
οὐδ᾽ ὅτε Δήμητρος καλλιπλοκάμοιο ἀνάσσης,
οὐδ᾽ ὁπότε Λητοῦς ἐρικυδέος, οὐδὲ σεῦ αὐτῆς,
ὡς σέο νῦν ἔραμαι καί με γλυκὺς ἵμερος αἱρεῖ.
τὸν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·

αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
εἰ νῦν ἐν φιλότητι λιλαίεαι εὐνηθῆναι
Ἴδης ἐν κορυφῆισι, τὰ δὲ προπέφανται ἅπαντα·
πῶς κ᾽ ἔοι εἴ τις νῶϊ θεῶν αἰειγενετάων
εὕδοντ᾽ ἀθρήσειε, θεοῖσι δὲ πᾶσι μετελθὼν

πεφράδοι; οὐκ ἂν ἔγωγε τεὸν πρὸς δῶμα νεοίμην
ἐξ εὐνῆς ἀνστᾶσα, νεμεσσητὸν δέ κεν εἴη.
ἀλλ᾽ εἰ δή ῥ᾽ ἐθέλεις καί τοι φίλον ἔπλετο θυμῶι,
ἔστιν τοι θάλαμος, τόν τοι φίλος υἱὸς ἔτευξεν
Ἥφαιστος, πυκινὰς δὲ θύρας σταθμοῖσιν ἐπῆρσεν·

ἔνθ᾽ ἴομεν κείοντες, ἐπεί νύ τοι εὔαδεν εὐνή.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
Ἥρη μήτε θεῶν τό γε δείδιθι μήτέ τιν᾽ ἀνδρῶν
ὄψεσθαι· τοῖόν τοι ἐγὼ νέφος ἀμφικαλύψω
χρύσεον· οὐδ᾽ ἂν νῶϊ διαδράκοι Ἠέλιός περ,

οὗ τε καὶ ὀξύτατον πέλεται φάος εἰσοράασθαι.
ἦ ῥα καὶ ἀγκὰς ἔμαρπτε Κρόνου παῖς ἣν παράκοιτιν·
τοῖσι δ᾽ ὑπὸ χθὼν δῖα φύεν νεοθηλέα ποίην,
λωτόν θ᾽ ἑρσήεντα ἰδὲ κρόκον ἠδ᾽ ὑάκινθον
πυκνὸν καὶ μαλακόν, ὃς ἀπὸ χθονὸς ὑψόσ᾽ ἔεργε.

τῶι ἔνι λεξάσθην, ἐπὶ δὲ νεφέλην ἕσσαντο
καλὴν χρυσείην· στιλπναὶ δ᾽ ἀπέπιπτον ἔερσαι.
ὣς ὁ μὲν ἀτρέμας εὗδε πατὴρ ἀνὰ Γαργάρωι ἄκρωι,
ὕπνωι καὶ φιλότητι δαμείς, ἔχε δ᾽ ἀγκὰς ἄκοιτιν·
βῆ δὲ θέειν ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν νήδυμος Ὕπνος

ἀγγελίην ἐρέων γαιηόχωι ἐννοσιγαίωι·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
πρόφρων νῦν Δαναοῖσι Ποσείδαον ἐπάμυνε,
καί σφιν κῦδος ὄπαζε μίνυνθά περ, ὄφρ᾽ ἔτι εὕδει
Ζεύς, ἐπεὶ αὐτῶι ἐγὼ μαλακὸν περὶ κῶμ᾽ ἐκάλυψα·

Ἥρη δ᾽ ἐν φιλότητι παρήπαφεν εὐνηθῆναι.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ὤιχετ᾽ ἐπὶ κλυτὰ φῦλ᾽ ἀνθρώπων,
τὸν δ᾽ ἔτι μᾶλλον ἀνῆκεν ἀμυνέμεναι Δαναοῖσιν.
αὐτίκα δ᾽ ἐν πρώτοισι μέγα προθορὼν ἐκέλευσεν·
Ἀργεῖοι καὶ δ᾽ αὖτε μεθίεμεν Ἕκτορι νίκην

Πριαμίδηι, ἵνα νῆας ἕληι καὶ κῦδος ἄρηται;
ἀλλ᾽ ὁ μὲν οὕτω φησὶ καὶ εὔχεται οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισι μένει κεχολωμένος ἦτορ·
κείνου δ᾽ οὔ τι λίην ποθὴ ἔσσεται, εἴ κεν οἳ ἄλλοι
ἡμεῖς ὀτρυνώμεθ᾽ ἀμυνέμεν ἀλλήλοισιν.

ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
ἀσπίδες ὅσσαι ἄρισται ἐνὶ στρατῶι ἠδὲ μέγισται
ἑσσάμενοι, κεφαλὰς δὲ παναίθηισιν κορύθεσσι
κρύψαντες, χερσίν τε τὰ μακρότατ᾽ ἔγχε᾽ ἑλόντες
ἴομεν· αὐτὰρ ἐγὼν ἡγήσομαι, οὐδ᾽ ἔτι φημὶ

Ἕκτορα Πριαμίδην μενέειν μάλα περ μεμαῶτα.
ὃς δέ κ᾽ ἀνὴρ μενέχαρμος, ἔχει δ᾽ ὀλίγον σάκος ὤμωι,
χείρονι φωτὶ δότω, ὁ δ᾽ ἐν ἀσπίδι μείζονι δύτω.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο·
τοὺς δ᾽ αὐτοὶ βασιλῆες ἐκόσμεον οὐτάμενοί περ

Τυδεΐδης Ὀδυσεύς τε καὶ Ἀτρεΐδης Ἀγαμέμνων·
οἰχόμενοι δ᾽ ἐπὶ πάντας ἀρήϊα τεύχε᾽ ἄμειβον·
ἐσθλὰ μὲν ἐσθλὸς ἔδυνε, χέρεια δὲ χείρονι δόσκεν.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἕσσαντο περὶ χροῒ νώροπα χαλκὸν
βάν ῥ᾽ ἴμεν· ἦρχε δ᾽ ἄρά σφι Ποσειδάων ἐνοσίχθων

δεινὸν ἄορ τανύηκες ἔχων ἐν χειρὶ παχείηι
εἴκελον ἀστεροπῆι· τῶι δ᾽ οὐ θέμις ἐστὶ μιγῆναι
ἐν δαῒ λευγαλέηι, ἀλλὰ δέος ἰσχάνει ἄνδρας.
Τρῶας δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐκόσμει φαίδιμος Ἕκτωρ.
δή ῥα τότ᾽ αἰνοτάτην ἔριδα πτολέμοιο τάνυσσαν

κυανοχαῖτα Ποσειδάων καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ,
ἤτοι ὁ μὲν Τρώεσσιν, ὁ δ᾽ Ἀργείοισιν ἀρήγων.
ἐκλύσθη δὲ θάλασσα ποτὶ κλισίας τε νέας τε
Ἀργείων· οἳ δὲ ξύνισαν μεγάλωι ἀλαλητῶι.
οὔτε θαλάσσης κῦμα τόσον βοάαι ποτὶ χέρσον

ποντόθεν ὀρνύμενον πνοιῆι Βορέω ἀλεγεινῆι·
οὔτε πυρὸς τόσσός γε ποτὶ βρόμος αἰθομένοιο
οὔρεος ἐν βήσσηις, ὅτε τ᾽ ὤρετο καιέμεν ὕλην·
οὔτ᾽ ἄνεμος τόσσόν γε περὶ δρυσὶν ὑψικόμοισι
ἠπύει, ὅς τε μάλιστα μέγα βρέμεται χαλεπαίνων,

ὅσση ἄρα Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἔπλετο φωνὴ
δεινὸν ἀϋσάντων, ὅτ᾽ ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ὄρουσαν.
Αἴαντος δὲ πρῶτος ἀκόντισε φαίδιμος Ἕκτωρ
ἔγχει, ἐπεὶ τέτραπτο πρὸς ἰθύ οἱ, οὐδ᾽ ἀφάμαρτε,
τῆι ῥα δύω τελαμῶνε περὶ στήθεσσι τετάσθην,

ἤτοι ὁ μὲν σάκεος, ὁ δὲ φασγάνου ἀργυροήλου·
τώ οἱ ῥυσάσθην τέρενα χρόα. χώσατο δ᾽ Ἕκτωρ,
ὅττί ῥά οἱ βέλος ὠκὺ ἐτώσιον ἔκφυγε χειρός,
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων.
τὸν μὲν ἔπειτ᾽ ἀπιόντα μέγας Τελαμώνιος Αἴας

χερμαδίωι, τά ῥα πολλὰ θοάων ἔχματα νηῶν
πὰρ ποσὶ μαρναμένων ἐκυλίνδετο, τῶν ἓν ἀείρας
στῆθος βεβλήκει ὑπὲρ ἄντυγος ἀγχόθι δειρῆς,
στρόμβον δ᾽ ὣς ἔσσευε βαλών, περὶ δ᾽ ἔδραμε πάντηι.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ πληγῆς πατρὸς Διὸς ἐξερίπηι δρῦς

πρόρριζος, δεινὴ δὲ θεείου γίγνεται ὀδμὴ
ἐξ αὐτῆς, τὸν δ᾽ οὔ περ ἔχει θράσος ὅς κεν ἴδηται
ἐγγὺς ἐών, χαλεπὸς δὲ Διὸς μεγάλοιο κεραυνός,
ὣς ἔπεσ᾽ Ἕκτορος ὦκα χαμαὶ μένος ἐν κονίηισι·
χειρὸς δ᾽ ἔκβαλεν ἔγχος, ἐπ᾽ αὐτῶι δ᾽ ἀσπὶς ἑάφθη

καὶ κόρυς, ἀμφὶ δέ οἱ βράχε τεύχεα ποικίλα χαλκῶι.
οἳ δὲ μέγα ἰάχοντες ἐπέδραμον υἷες Ἀχαιῶν
ἐλπόμενοι ἐρύεσθαι, ἀκόντιζον δὲ θαμειὰς
αἰχμάς· ἀλλ᾽ οὔ τις ἐδυνήσατο ποιμένα λαῶν
οὐτάσαι οὐδὲ βαλεῖν· πρὶν γὰρ περίβησαν ἄριστοι

Πουλυδάμας τε καὶ Αἰνείας καὶ δῖος Ἀγήνωρ
Σαρπηδών τ᾽ ἀρχὸς Λυκίων καὶ Γλαῦκος ἀμύμων.
τῶν δ᾽ ἄλλων οὔ τίς εὑ ἀκήδεσεν, ἀλλὰ πάροιθεν
ἀσπίδας εὐκύκλους σχέθον αὐτοῦ. τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ἑταῖροι
χερσὶν ἀείραντες φέρον ἐκ πόνου, ὄφρ᾽ ἵκεθ᾽ ἵππους

ὠκέας, οἵ οἱ ὄπισθε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἕστασαν ἡνίοχόν τε καὶ ἅρματα ποικίλ᾽ ἔχοντες·
οἳ τόν γε προτὶ ἄστυ φέρον βαρέα στενάχοντα.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πόρον ἷξον ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
Ξάνθου δινήεντος, ὃν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς,

ἔνθά μιν ἐξ ἵππων πέλασαν χθονί, κὰδ δέ οἱ ὕδωρ
χεῦαν· ὁ δ᾽ ἀμπνύνθη καὶ ἀνέδρακεν ὀφθαλμοῖσιν,
ἑζόμενος δ᾽ ἐπὶ γοῦνα κελαινεφὲς αἷμ᾽ ἀπέμεσσεν·
αὖτις δ᾽ ἐξοπίσω πλῆτο χθονί, τὼ δέ οἱ ὄσσε
νὺξ ἐκάλυψε μέλαινα· βέλος δ᾽ ἔτι θυμὸν ἐδάμνα.

Ἀργεῖοι δ᾽ ὡς οὖν ἴδον Ἕκτορα νόσφι κιόντα
μᾶλλον ἐπὶ Τρώεσσι θόρον, μνήσαντο δὲ χάρμης.
ἔνθα πολὺ πρώτιστος Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας
Σάτνιον οὔτασε δουρὶ μετάλμενος ὀξυόεντι
Ἠνοπίδην, ὃν ἄρα νύμφη τέκε νηῒς ἀμύμων

Ἤνοπι βουκολέοντι παρ᾽ ὄχθας Σατνιόεντος.
τὸν μὲν Ὀϊλιάδης δουρὶ κλυτὸς ἐγγύθεν ἐλθὼν
οὖτα κατὰ λαπάρην· ὁ δ᾽ ἀνετράπετ᾽, ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι
Τρῶες καὶ Δαναοὶ σύναγον κρατερὴν ὑσμίνην.
τῶι δ᾽ ἐπὶ Πουλυδάμας ἐγχέσπαλος ἦλθεν ἀμύντωρ

Πανθοΐδης, βάλε δὲ Προθοήνορα δεξιὸν ὦμον
υἱὸν Ἀρηϊλύκοιο, δι᾽ ὤμου δ᾽ ὄβριμον ἔγχος
ἔσχεν, ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
Πουλυδάμας δ᾽ ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας·
οὐ μὰν αὖτ᾽ ὀΐω μεγαθύμου Πανθοΐδαο

χειρὸς ἄπο στιβαρῆς ἅλιον πηδῆσαι ἄκοντα,
ἀλλά τις Ἀργείων κόμισε χροΐ, καί μιν ὀΐω
αὐτῶι σκηπτόμενον κατίμεν δόμον Ἄϊδος εἴσω.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργείοισι δ᾽ ἄχος γένετ᾽ εὐξαμένοιο·
Αἴαντι δὲ μάλιστα δαΐφρονι θυμὸν ὄρινε

τῶι Τελαμωνιάδηι· τοῦ γὰρ πέσεν ἄγχι μάλιστα.
καρπαλίμως δ᾽ ἀπιόντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
Πουλυδάμας δ᾽ αὐτὸς μὲν ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν
λικριφὶς ἀΐξας, κόμισεν δ᾽ Ἀντήνορος υἱὸς
Ἀρχέλοχος· τῶι γάρ ῥα θεοὶ βούλευσαν ὄλεθρον.

τόν ῥ᾽ ἔβαλεν κεφαλῆς τε καὶ αὐχένος ἐν συνεοχμῶι,
νείατον ἀστράγαλον, ἀπὸ δ᾽ ἄμφω κέρσε τένοντε·
τοῦ δὲ πολὺ προτέρη κεφαλὴ στόμα τε ῥῖνές τε
οὔδεϊ πλῆντ᾽ ἤ περ κνῆμαι καὶ γοῦνα πεσόντος.
Αἴας δ᾽ αὖτ᾽ ἐγέγωνεν ἀμύμονι Πουλυδάμαντι·

φράζεο Πουλυδάμα καί μοι νημερτὲς ἐνίσπες
ἦ ῥ᾽ οὐχ οὗτος ἀνὴρ Προθοήνορος ἀντὶ πεφάσθαι
ἄξιος; οὐ μέν μοι κακὸς εἴδεται οὐδὲ κακῶν ἔξ,
ἀλλὰ κασίγνητος Ἀντήνορος ἱπποδάμοιο
ἢ πάϊς· αὐτῶι γὰρ γενεὴν ἄγχιστα ἐώικει.

ἦ ῥ᾽ εὖ γιγνώσκων, Τρῶας δ᾽ ἄχος ἔλλαβε θυμόν.
ἔνθ᾽ Ἀκάμας Πρόμαχον Βοιώτιον οὔτασε δουρὶ
ἀμφὶ κασιγνήτωι βεβαώς· ὁ δ᾽ ὕφελκε ποδοῖιν.
τῶι δ᾽ Ἀκάμας ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας·
Ἀργεῖοι ἰόμωροι ἀπειλάων ἀκόρητοι

οὔ θην οἴοισίν γε πόνος τ᾽ ἔσεται καὶ ὀϊζὺς
ἡμῖν, ἀλλά ποθ᾽ ὧδε κατακτενέεσθε καὶ ὔμμες.
φράζεσθ᾽ ὡς ὑμῖν Πρόμαχος δεδμημένος εὕδει
ἔγχει ἐμῶι, ἵνα μή τι κασιγνήτοιό γε ποινὴ
δηρὸν ἄτιτος ἔηι· τὼ καί κέ τις εὔχεται ἀνὴρ

γνωτὸν ἐνὶ μεγάροισιν ἀρῆς ἀλκτῆρα λιπέσθαι.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργείοισι δ᾽ ἄχος γένετ᾽ εὐξαμένοιο·
Πηνέλεωι δὲ μάλιστα δαΐφρονι θυμὸν ὄρινεν·
ὁρμήθη δ᾽ Ἀκάμαντος· ὁ δ᾽ οὐχ ὑπέμεινεν ἐρωὴν
Πηνελέωο ἄνακτος· ὁ δ᾽ οὔτασεν Ἰλιονῆα

υἱὸν Φόρβαντος πολυμήλου, τόν ῥα μάλιστα
Ἑρμείας Τρώων ἐφίλει καὶ κτῆσιν ὄπασσε·
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὸ μήτηρ μοῦνον τέκεν Ἰλιονῆα.
τὸν τόθ᾽ ὑπ᾽ ὀφρύος οὖτα κατ᾽ ὀφθαλμοῖο θέμεθλα,
ἐκ δ᾽ ὦσε γλήνην· δόρυ δ᾽ ὀφθαλμοῖο διὰ πρὸ

καὶ διὰ ἰνίου ἦλθεν, ὁ δ᾽ ἕζετο χεῖρε πετάσσας
ἄμφω· Πηνέλεως δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
αὐχένα μέσσον ἔλασσεν, ἀπήραξεν δὲ χαμᾶζε
αὐτῆι σὺν πήληκι κάρη· ἔτι δ᾽ ὄβριμον ἔγχος
ἦεν ἐν ὀφθαλμῶι· ὁ δὲ φὴ κώδειαν ἀνασχὼν

πέφραδέ τε Τρώεσσι καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
εἰπέμεναί μοι Τρῶες ἀγαυοῦ Ἰλιονῆος
πατρὶ φίλωι καὶ μητρὶ γοήμεναι ἐν μεγάροισιν·
οὐδὲ γὰρ ἣ Προμάχοιο δάμαρ Ἀλεγηνορίδαο
ἀνδρὶ φίλωι ἐλθόντι γανύσσεται, ὁππότε κεν δὴ

ἐκ Τροίης σὺν νηυσὶ νεώμεθα κοῦροι Ἀχαιῶν.
ὣς φάτο, τοὺς δ᾽ ἄρα πάντας ὑπὸ τρόμος ἔλλαβε γυῖα,
πάπτηνεν δὲ ἕκαστος ὅπηι φύγοι αἰπὺν ὄλεθρον.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι
ὅς τις δὴ πρῶτος βροτόεντ᾽ ἀνδράγρι᾽ Ἀχαιῶν

ἤρατ᾽, ἐπεί ῥ᾽ ἔκλινε μάχην κλυτὸς ἐννοσίγαιος.
Αἴας ῥα πρῶτος Τελαμώνιος Ὕρτιον οὖτα
Γυρτιάδην Μυσῶν ἡγήτορα καρτεροθύμων·
Φάλκην δ᾽ Ἀντίλοχος καὶ Μέρμερον ἐξενάριξε·
Μηριόνης δὲ Μόρυν τε καὶ Ἱπποτίωνα κατέκτα,

Τεῦκρος δὲ Προθόωνά τ᾽ ἐνήρατο καὶ Περιφήτην·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειθ᾽ Ὑπερήνορα ποιμένα λαῶν
οὖτα κατὰ λαπάρην, διὰ δ᾽ ἔντερα χαλκὸς ἄφυσσε
δηιώσας· ψυχὴ δὲ κατ᾽ οὐταμένην ὠτειλὴν
ἔσσυτ᾽ ἐπειγομένη, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.

πλείστους δ᾽ Αἴας εἷλεν Ὀϊλῆος ταχὺς υἱός·
οὐ γάρ οἵ τις ὁμοῖος ἐπισπέσθαι ποσὶν ἦεν
ἀνδρῶν τρεσσάντων, ὅτε τε Ζεὺς ἐν φόβον ὄρσηι.

Ἰλιάδος Ο

Παλίωξις παρὰ τῶν νεῶν.

Αὐτὰρ ἐπεὶ διά τε σκόλοπας καὶ τάφρον ἔβησαν
φεύγοντες, πολλοὶ δὲ δάμεν Δαναῶν ὑπὸ χερσίν,
οἳ μὲν δὴ παρ᾽ ὄχεσφιν ἐρητύοντο μένοντες
χλωροὶ ὑπαὶ δείους πεφοβημένοι· ἔγρετο δὲ Ζεὺς

Ἴδης ἐν κορυφῆισι παρὰ χρυσοθρόνου Ἥρης,
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ἀναΐξας, ἴδε δὲ Τρῶας καὶ Ἀχαιοὺς
τοὺς μὲν ὀρινομένους, τοὺς δὲ κλονέοντας ὄπισθεν
Ἀργείους, μετὰ δέ σφι Ποσειδάωνα ἄνακτα·
Ἕκτορα δ᾽ ἐν πεδίωι ἴδε κείμενον, ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι

εἵαθ᾽, ὁ δ᾽ ἀργαλέωι ἔχετ᾽ ἄσθματι κῆρ ἀπινύσσων
αἷμ᾽ ἐμέων, ἐπεὶ οὔ μιν ἀφαυρότατος βάλ᾽ Ἀχαιῶν.
τὸν δὲ ἰδὼν ἐλέησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε,
δεινὰ δ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν Ἥρην πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ἦ μάλα δὴ κακότεχνος ἀμήχανε σὸς δόλος Ἥρη

Ἕκτορα δῖον ἔπαυσε μάχης, ἐφόβησε δὲ λαούς.
οὐ μὰν οἶδ᾽ εἰ αὖτε κακορραφίης ἀλεγεινῆς
πρώτη ἐπαύρηαι καί σε πληγῆισιν ἱμάσσω.
ἦ οὐ μέμνηι ὅτε τ᾽ ἐκρέμω ὑψόθεν, ἐκ δὲ ποδοῖιν
ἄκμονας ἧκα δύω, περὶ χερσὶ δὲ δεσμὸν ἴηλα

χρύσεον ἄρρηκτον; σὺ δ᾽ ἐν αἰθέρι καὶ νεφέληισιν
ἐκρέμω· ἠλάστεον δὲ θεοὶ κατὰ μακρὸν Ὄλυμπον,
λῦσαι δ᾽ οὐκ ἐδύναντο παρασταδόν· ὃν δὲ λάβοιμι
ῥίπτασκον τεταγὼν ἀπὸ βηλοῦ ὄφρ᾽ ἂν ἵκηται
γῆν ὀλιγηπελέων· ἐμὲ δ᾽ οὐδ᾽ ὧς θυμὸν ἀνίει

ἀζηχὴς ὀδύνη Ἡρακλῆος θείοιο,
τὸν σὺ ξὺν Βορέηι ἀνέμωι πεπιθοῦσα θυέλλας
πέμψας ἐπ᾽ ἀτρύγετον πόντον κακὰ μητιόωσα,
καί μιν ἔπειτα Κόων δ᾽ εὖ ναιομένην ἀπένεικας.
τὸν μὲν ἐγὼν ἔνθεν ῥυσάμην καὶ ἀνήγαγον αὖτις

Ἄργος ἐς ἱππόβοτον καὶ πολλά περ ἀθλήσαντα.
τῶν σ᾽ αὖτις μνήσω ἵν᾽ ἀπολλήξηις ἀπατάων,
ὄφρα ἴδηι ἤν τοι χραίσμηι φιλότης τε καὶ εὐνή,
ἣν ἐμίγης ἐλθοῦσα θεῶν ἄπο καί μ᾽ ἀπάτησας.
ὣς φάτο, ῥίγησεν δὲ βοῶπις πότνια Ἥρη,

καί μιν φωνήσασ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἴστω νῦν τόδε Γαῖα καὶ Οὐρανὸς εὐρὺς ὕπερθε
καὶ τὸ κατειβόμενον Στυγὸς ὕδωρ, ὅς τε μέγιστος
ὅρκος δεινότατός τε πέλει μακάρεσσι θεοῖσι,
σή θ᾽ ἱερὴ κεφαλὴ καὶ νωΐτερον λέχος αὐτῶν

κουρίδιον, τὸ μὲν οὐκ ἂν ἐγώ ποτε μὰψ ὀμόσαιμι·
μὴ δι᾽ ἐμὴν ἰότητα Ποσειδάων ἐνοσίχθων
πημαίνει Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα, τοῖσι δ᾽ ἀρήγει,
ἀλλά που αὐτὸν θυμὸς ἐποτρύνει καὶ ἀνώγει,
τειρομένους δ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἰδὼν ἐλέησεν Ἀχαιούς.

αὐτάρ τοι καὶ κείνωι ἐγὼ παραμυθησαίμην
τῆι ἴμεν ἧι κεν δὴ σὺ κελαινεφὲς ἡγεμονεύηις.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε,
καί μιν ἀμειβόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
εἰ μὲν δὴ σύ γ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη

ἶσον ἐμοὶ φρονέουσα μετ᾽ ἀθανάτοισι καθίζοις,
τώ κε Ποσειδάων γε, καὶ εἰ μάλα βούλεται ἄλληι,
αἶψα μεταστρέψειε νόον μετὰ σὸν καὶ ἐμὸν κῆρ.
ἀλλ᾽ εἰ δή ῥ᾽ ἐτεόν γε καὶ ἀτρεκέως ἀγορεύεις,
ἔρχεο νῦν μετὰ φῦλα θεῶν, καὶ δεῦρο κάλεσσον

Ἶρίν τ᾽ ἐλθέμεναι καὶ Ἀπόλλωνα κλυτότοξον,
ὄφρ᾽ ἣ μὲν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
ἔλθηι, καὶ εἴπηισι Ποσειδάωνι ἄνακτι
παυσάμενον πολέμοιο τὰ ἃ πρὸς δώμαθ᾽ ἱκέσθαι,
Ἕκτορα δ᾽ ὀτρύνηισι μάχην ἐς Φοῖβος Ἀπόλλων,

αὖτις δ᾽ ἐμπνεύσηισι μένος, λελάθηι δ᾽ ὀδυνάων
αἳ νῦν μιν τείρουσι κατὰ φρένας, αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
αὖτις ἀποστρέψηισιν ἀνάλκιδα φύζαν ἐνόρσας,
φεύγοντες δ᾽ ἐν νηυσὶ πολυκλήϊσι πέσωσι
Πηλεΐδεω Ἀχιλῆος· ὁ δ᾽ ἀνστήσει ὃν ἑταῖρον

Πάτροκλον· τὸν δὲ κτενεῖ ἔγχεϊ φαίδιμος Ἕκτωρ
Ἰλίου προπάροιθε πολέας ὀλέσαντ᾽ αἰζηοὺς
τοὺς ἄλλους, μετὰ δ᾽ υἱὸν ἐμὸν Σαρπηδόνα δῖον.
τοῦ δὲ χολωσάμενος κτενεῖ Ἕκτορα δῖος Ἀχιλλεύς.
ἐκ τοῦ δ᾽ ἄν τοι ἔπειτα παλίωξιν παρὰ νηῶν

αἰὲν ἐγὼ τεύχοιμι διαμπερὲς εἰς ὅ κ᾽ Ἀχαιοὶ
Ἴλιον αἰπὺ ἕλοιεν Ἀθηναίης διὰ βουλάς.
τὸ πρὶν δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ᾽ ἐγὼ παύω χόλον οὔτέ τιν᾽ ἄλλον
ἀθανάτων Δαναοῖσιν ἀμυνέμεν ἐνθάδ᾽ ἐάσω
πρίν γε τὸ Πηλεΐδαο τελευτηθῆναι ἐέλδωρ,

ὥς οἱ ὑπέστην πρῶτον, ἐμῶι δ᾽ ἐπένευσα κάρητι,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἐμεῖο θεὰ Θέτις ἥψατο γούνων,
λισσομένη τιμῆσαι Ἀχιλλῆα πτολίπορθον.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
βῆ δ᾽ ἐξ Ἰδαίων ὀρέων ἐς μακρὸν Ὄλυμπον.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἀΐξηι νόος ἀνέρος, ὅς τ᾽ ἐπὶ πολλὴν
γαῖαν ἐληλουθὼς φρεσὶ πευκαλίμηισι νοήσηι
ἔνθ᾽ εἴην ἢ ἔνθα, μενοινήηισί τε πολλά,
ὣς κραιπνῶς μεμαυῖα διέπτατο πότνια Ἥρη·
ἵκετο δ᾽ αἰπὺν Ὄλυμπον, ὁμηγερέεσσι δ᾽ ἐπῆλθεν

ἀθανάτοισι θεοῖσι Διὸς δόμωι· οἳ δὲ ἰδόντες
πάντες ἀνήϊξαν καὶ δεικανόωντο δέπασσιν.
ἣ δ᾽ ἄλλους μὲν ἔασε, Θέμιστι δὲ καλλιπαρήιωι
δέκτο δέπας· πρώτη γὰρ ἐναντίη ἦλθε θέουσα,
καί μιν φωνήσασ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

Ἥρη τίπτε βέβηκας; ἀτυζομένηι δὲ ἔοικας·
ἦ μάλα δή σ᾽ ἐφόβησε Κρόνου πάϊς, ὅς τοι ἀκοίτης.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ λευκώλενος Ἥρη·
μή με θεὰ Θέμι ταῦτα διείρεο· οἶσθα καὶ αὐτὴ
οἷος κείνου θυμὸς ὑπερφίαλος καὶ ἀπηνής.

ἀλλὰ σύ γ᾽ ἄρχε θεοῖσι δόμοις ἔνι δαιτὸς ἐΐσης·
ταῦτα δὲ καὶ μετὰ πᾶσιν ἀκούσεαι ἀθανάτοισιν
οἷα Ζεὺς κακὰ ἔργα πιφαύσκεται· οὐδέ τί φημι
πᾶσιν ὁμῶς θυμὸν κεχαρησέμεν, οὔτε βροτοῖσιν
οὔτε θεοῖς, εἴ πέρ τις ἔτι νῦν δαίνυται εὔφρων.

ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσα καθέζετο πότνια Ἥρη,
ὄχθησαν δ᾽ ἀνὰ δῶμα Διὸς θεοί· ἣ δ᾽ ἐγέλασσε
χείλεσιν, οὐδὲ μέτωπον ἐπ᾽ ὀφρύσι κυανέηισιν
ἰάνθη· πᾶσιν δὲ νεμεσσηθεῖσα μετηύδα·
νήπιοι οἳ Ζηνὶ μενεαίνομεν ἀφρονέοντες·

ἦ ἔτι μιν μέμαμεν καταπαυσέμεν ἆσσον ἰόντες
ἢ ἔπει ἠὲ βίηι· ὁ δ᾽ ἀφήμενος οὐκ ἀλεγίζει
οὐδ᾽ ὄθεται· φησὶν γὰρ ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσι
κάρτεΐ τε σθένεΐ τε διακριδὸν εἶναι ἄριστος.
τὼ ἔχεθ᾽ ὅττί κεν ὔμμι κακὸν πέμπηισιν ἑκάστωι.

ἤδη γὰρ νῦν ἔλπομ᾽ Ἄρηΐ γε πῆμα τετύχθαι·
υἱὸς γάρ οἱ ὄλωλε μάχηι ἔνι φίλτατος ἀνδρῶν
Ἀσκάλαφος, τόν φησιν ὃν ἔμμεναι ὄβριμος Ἄρης.
ὣς ἔφατ᾽, αὐτὰρ Ἄρης θαλερὼ πεπλήγετο μηρὼ
χερσὶ καταπρηνέσσ᾽, ὀλοφυρόμενος δ᾽ ἔπος ηὔδα·

μὴ νῦν μοι νεμεσήσετ᾽ Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
τίσασθαι φόνον υἷος ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
εἴ πέρ μοι καὶ μοῖρα Διὸς πληγέντι κεραυνῶι
κεῖσθαι ὁμοῦ νεκύεσσι μεθ᾽ αἵματι καὶ κονίηισιν.
ὣς φάτο, καί ῥ᾽ ἵππους κέλετο Δεῖμόν τε Φόβον τε

ζευγνύμεν, αὐτὸς δ᾽ ἔντε᾽ ἐδύσετο παμφανόωντα.
ἔνθά κ᾽ ἔτι μείζων τε καὶ ἀργαλεώτερος ἄλλος
πὰρ Διὸς ἀθανάτοισι χόλος καὶ μῆνις ἐτύχθη,
εἰ μὴ Ἀθήνη πᾶσι περιδείσασα θεοῖσιν
ὦρτο διὲκ προθύρου, λίπε δὲ θρόνον ἔνθα θάασσε,

τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν κεφαλῆς κόρυθ᾽ εἵλετο καὶ σάκος ὤμων,
ἔγχος δ᾽ ἔστησε στιβαρῆς ἀπὸ χειρὸς ἑλοῦσα
χάλκεον· ἣ δ᾽ ἐπέεσσι καθάπτετο θοῦρον Ἄρηα·
μαινόμενε φρένας ἠλὲ διέφθορας· ἦ νύ τοι αὔτως
οὔατ᾽ ἀκουέμεν ἐστί, νόος δ᾽ ἀπόλωλε καὶ αἰδώς.

οὐκ ἀΐεις ἅ τέ φησι θεὰ λευκώλενος Ἥρη
ἣ δὴ νῦν πὰρ Ζηνὸς Ὀλυμπίου εἰλήλουθεν;
ἦ ἐθέλεις αὐτὸς μὲν ἀναπλήσας κακὰ πολλὰ
ἂψ ἴμεν Οὔλυμπον δὲ καὶ ἀχνύμενός περ ἀνάγκηι,
αὐτὰρ τοῖς ἄλλοισι κακὸν μέγα πᾶσι φυτεῦσαι;

αὐτίκα γὰρ Τρῶας μὲν ὑπερθύμους καὶ Ἀχαιοὺς
λείψει, ὁ δ᾽ ἡμέας εἶσι κυδοιμήσων ἐς Ὄλυμπον,
μάρψει δ᾽ ἑξείης ὅς τ᾽ αἴτιος ὅς τε καὶ οὐκί.
τώ σ᾽ αὖ νῦν κέλομαι μεθέμεν χόλον υἷος ἑῆος·
ἤδη γάρ τις τοῦ γε βίην καὶ χεῖρας ἀμείνων

ἢ πέφατ᾽, ἢ καὶ ἔπειτα πεφήσεται· ἀργαλέον δὲ
πάντων ἀνθρώπων ῥῦσθαι γενεήν τε τόκον τε.
ὣς εἰποῦσ᾽ ἵδρυσε θρόνωι ἔνι θοῦρον Ἄρηα.
Ἥρη δ᾽ Ἀπόλλωνα καλέσσατο δώματος ἐκτὸς
Ἶρίν θ᾽, ἥ τε θεοῖσι μετάγγελος ἀθανάτοισι,

καί σφεας φωνήσασ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ζεὺς σφὼ εἰς Ἴδην κέλετ᾽ ἐλθέμεν ὅττι τάχιστα·
αὐτὰρ ἐπὴν ἔλθητε, Διός τ᾽ εἰς ὦπα ἴδησθε,
ἕρδειν ὅττί κε κεῖνος ἐποτρύνηι καὶ ἀνώγηι.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσα πάλιν κίε πότνια Ἥρη,

ἕζετο δ᾽ εἰνὶ θρόνωι· τὼ δ᾽ ἀΐξαντε πετέσθην.
Ἴδην δ᾽ ἵκανον πολυπίδακα μητέρα θηρῶν,
εὗρον δ᾽ εὐρύοπα Κρονίδην ἀνὰ Γαργάρωι ἄκρωι
ἥμενον· ἀμφὶ δέ μιν θυόεν νέφος ἐστεφάνωτο.
τὼ δὲ πάροιθ᾽ ἐλθόντε Διὸς νεφεληγερέταο

στήτην· οὐδέ σφωϊν ἰδὼν ἐχολώσατο θυμῶι,
ὅττί οἱ ὦκ᾽ ἐπέεσσι φίλης ἀλόχοιο πιθέσθην.
Ἶριν δὲ προτέρην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα, Ποσειδάωνι ἄνακτι
πάντα τάδ᾽ ἀγγεῖλαι, μὴ δὲ ψευδάγγελος εἶναι.

παυσάμενόν μιν ἄνωχθι μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἔρχεσθαι μετὰ φῦλα θεῶν ἢ εἰς ἅλα δῖαν.
εἰ δέ μοι οὐκ ἐπέεσσ᾽ ἐπιπείσεται, ἀλλ᾽ ἀλογήσει,
φραζέσθω δὴ ἔπειτα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
μή μ᾽ οὐδὲ κρατερός περ ἐὼν ἐπιόντα ταλάσσηι

μεῖναι, ἐπεί εὑ φημὶ βίηι πολὺ φέρτερος εἶναι
καὶ γενεῆι πρότερος· τοῦ δ᾽ οὐκ ὄθεται φίλον ἦτορ
ἶσον ἐμοὶ φάσθαι, τόν τε στυγέουσι καὶ ἄλλοι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις,
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων εἰς Ἴλιον ἱρήν.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἐκ νεφέων πτῆται νιφὰς ἠὲ χάλαζα
ψυχρὴ ὑπὸ ῥιπῆς αἰθρηγενέος Βορέαο,
ὣς κραιπνῶς μεμαυῖα διέπτατο ὠκέα Ἶρις,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη κλυτὸν ἐννοσίγαιον·
ἀγγελίην τινά τοι γαιήοχε κυανοχαῖτα

ἦλθον δεῦρο φέρουσα παραὶ Διὸς αἰγιόχοιο.
παυσάμενόν σ᾽ ἐκέλευσε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἔρχεσθαι μετὰ φῦλα θεῶν ἢ εἰς ἅλα δῖαν.
εἰ δέ οἱ οὐκ ἐπέεσσ᾽ ἐπιπείσεαι, ἀλλ᾽ ἀλογήσεις,
ἠπείλει καὶ κεῖνος ἐναντίβιον πολεμίξων

ἐνθάδ᾽ ἐλεύσεσθαι· σὲ δ᾽ ὑπεξαλέασθαι ἄνωγε
χεῖρας, ἐπεὶ σέο φησὶ βίηι πολὺ φέρτερος εἶναι
καὶ γενεῆι πρότερος· σὸν δ᾽ οὐκ ὄθεται φίλον ἦτορ
ἶσόν οἱ φάσθαι, τόν τε στυγέουσι καὶ ἄλλοι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη κλυτὸς ἐννοσίγαιος·

ὢ πόποι ἦ ῥ᾽ ἀγαθός περ ἐὼν ὑπέροπλον ἔειπεν
εἴ μ᾽ ὁμότιμον ἐόντα βίηι ἀέκοντα καθέξει.
τρεῖς γάρ τ᾽ ἐκ Κρόνου εἰμὲν ἀδελφεοὶ οὓς τέκετο Ῥέα
Ζεὺς καὶ ἐγώ, τρίτατος δ᾽ Ἀΐδης ἐνέροισιν ἀνάσσων.
τριχθὰ δὲ πάντα δέδασται, ἕκαστος δ᾽ ἔμμορε τιμῆς·

ἤτοι ἐγὼν ἔλαχον πολιὴν ἅλα ναιέμεν αἰεὶ
παλλομένων, Ἀΐδης δ᾽ ἔλαχε ζόφον ἠερόεντα,
Ζεὺς δ᾽ ἔλαχ᾽ οὐρανὸν εὐρὺν ἐν αἰθέρι καὶ νεφέληισι·
γαῖα δ᾽ ἔτι ξυνὴ πάντων καὶ μακρὸς Ὄλυμπος.
τώ ῥα καὶ οὔ τι Διὸς βέομαι φρεσίν, ἀλλὰ ἕκηλος

καὶ κρατερός περ ἐὼν μενέτω τριτάτηι ἐνὶ μοίρηι.
χερσὶ δὲ μή τί με πάγχυ κακὸν ὣς δειδισσέσθω·
θυγατέρεσσιν γάρ τε καὶ υἱάσι βέλτερον εἴη
ἐκπάγλοις ἐπέεσσιν ἐνισσέμεν οὓς τέκεν αὐτός,
οἵ ἑθεν ὀτρύνοντος ἀκούσονται καὶ ἀνάγκηι.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις·
οὕτω γὰρ δή τοι γαιήοχε κυανοχαῖτα
τόνδε φέρω Διὶ μῦθον ἀπηνέα τε κρατερόν τε,
ἦ τι μεταστρέψεις; στρεπταὶ μέν τε φρένες ἐσθλῶν.
οἶσθ᾽ ὡς πρεσβυτέροισιν Ἐρινύες αἰὲν ἕπονται.

τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ἶρι θεὰ μάλα τοῦτο ἔπος κατὰ μοῖραν ἔειπες·
ἐσθλὸν καὶ τὸ τέτυκται ὅτ᾽ ἄγγελος αἴσιμα εἰδῆι.
ἀλλὰ τόδ᾽ αἰνὸν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἱκάνει
ὁππότ᾽ ἂν ἰσόμορον καὶ ὁμῆι πεπρωμένον αἴσηι

νεικείειν ἐθέληισι χολωτοῖσιν ἐπέεσσιν.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μέν κε νεμεσσηθεὶς ὑποείξω·
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, καὶ ἀπειλήσω τό γε θυμῶι·
αἴ κεν ἄνευ ἐμέθεν καὶ Ἀθηναίης ἀγελείης
Ἥρης Ἑρμείω τε καὶ Ἡφαίστοιο ἄνακτος

Ἰλίου αἰπεινῆς πεφιδήσεται, οὐδ᾽ ἐθελήσει
ἐκπέρσαι, δοῦναι δὲ μέγα κράτος Ἀργείοισιν,
ἴστω τοῦθ᾽ ὅτι νῶϊν ἀνήκεστος χόλος ἔσται.
ὣς εἰπὼν λίπε λαὸν Ἀχαιϊκὸν ἐννοσίγαιος,
δῦνε δὲ πόντον ἰών, πόθεσαν δ᾽ ἥρωες Ἀχαιοί.

καὶ τότ᾽ Ἀπόλλωνα προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἔρχεο νῦν φίλε Φοῖβε μεθ᾽ Ἕκτορα χαλκοκορυστήν·
ἤδη μὲν γάρ τοι γαιήοχος ἐννοσίγαιος
οἴχεται εἰς ἅλα δῖαν ἀλευάμενος χόλον αἰπὺν
ἡμέτερον· μάλα γάρ κε μάχης ἐπύθοντο καὶ ἄλλοι,

οἵ περ ἐνέρτεροί εἰσι θεοὶ Κρόνον ἀμφὶς ἐόντες.
ἀλλὰ τόδ᾽ ἠμὲν ἐμοὶ πολὺ κέρδιον ἠδέ οἱ αὐτῶι
ἔπλετο, ὅττι πάροιθε νεμεσσηθεὶς ὑπόειξε
χεῖρας ἐμάς, ἐπεὶ οὔ κεν ἀνιδρωτί γ᾽ ἐτελέσθη.
ἀλλὰ σύ γ᾽ ἐν χείρεσσι λάβ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν,

τῆι μάλ᾽ ἐπισσείων φοβέειν ἥρωας Ἀχαιούς·
σοὶ δ᾽ αὐτῶι μελέτω ἑκατηβόλε φαίδιμος Ἕκτωρ·
τόφρα γὰρ οὖν οἱ ἔγειρε μένος μέγα, ὄφρ᾽ ἂν Ἀχαιοὶ
φεύγοντες νῆάς τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκωνται.
κεῖθεν δ᾽ αὐτὸς ἐγὼ φράσομαι ἔργον τε ἔπος τε,

ὥς κε καὶ αὖτις Ἀχαιοὶ ἀναπνεύσωσι πόνοιο.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα πατρὸς ἀνηκούστησεν Ἀπόλλων,
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἴρηκι ἐοικὼς
ὠκέϊ φασσοφόνωι, ὅς τ᾽ ὤκιστος πετεηνῶν.
εὗρ᾽ υἱὸν Πριάμοιο δαΐφρονος Ἕκτορα δῖον

ἥμενον, οὐδ᾽ ἔτι κεῖτο, νέον δ᾽ ἐσαγείρετο θυμόν,
ἀμφὶ ἓ γιγνώσκων ἑτάρους· ἀτὰρ ἆσθμα καὶ ἱδρὼς
παύετ᾽, ἐπεί μιν ἔγειρε Διὸς νόος αἰγιόχοιο.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων·
Ἕκτορ υἱὲ Πριάμοιο, τί ἢ δὲ σὺ νόσφιν ἀπ᾽ ἄλλων

ἧσ᾽ ὀλιγηπελέων; ἦ πού τί σε κῆδος ἱκάνει;
τὸν δ᾽ ὀλιγοδρανέων προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
τίς δὲ σύ ἐσσι φέριστε θεῶν ὅς μ᾽ εἴρεαι ἄντην;
οὐκ ἀΐεις ὅ με νηυσὶν ἔπι πρυμνῆισιν Ἀχαιῶν
οὓς ἑτάρους ὀλέκοντα βοὴν ἀγαθὸς βάλεν Αἴας

χερμαδίωι πρὸς στῆθος, ἔπαυσε δὲ θούριδος ἀλκῆς;
καὶ δὴ ἔγωγ᾽ ἐφάμην νέκυας καὶ δῶμ᾽ Ἀΐδαο
ἤματι τῶιδ᾽ ἵξεσθαι, ἐπεὶ φίλον ἄϊον ἦτορ.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἑκάεργος Ἀπόλλων·
θάρσει νῦν· τοῖόν τοι ἀοσσητῆρα Κρονίων

ἐξ Ἴδης προέηκε παρεστάμεναι καὶ ἀμύνειν
Φοῖβον Ἀπόλλωνα χρυσάορον, ὅς σε πάρος περ
ῥύομ᾽, ὁμῶς αὐτόν τε καὶ αἰπεινὸν πτολίεθρον.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἱππεῦσιν ἐπότρυνον πολέεσσι
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν ὠκέας ἵππους·

αὐτὰρ ἐγὼ προπάροιθε κιὼν ἵπποισι κέλευθον
πᾶσαν λειανέω, τρέψω δ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
ὣς εἰπὼν ἔμπνευσε μένος μέγα ποιμένι λαῶν.
ὡς δ᾽ ὅτε τις στατὸς ἵππος ἀκοστήσας ἐπὶ φάτνηι
δεσμὸν ἀπορρήξας θείηι πεδίοιο κροαίνων

εἰωθὼς λούεσθαι ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
κυδιόων· ὑψοῦ δὲ κάρη ἔχει, ἀμφὶ δὲ χαῖται
ὤμοις ἀΐσσονται· ὁ δ᾽ ἀγλαΐηφι πεποιθὼς
ῥίμφά ἑ γοῦνα φέρει μετά τ᾽ ἤθεα καὶ νομὸν ἵππων·
ὣς Ἕκτωρ λαιψηρὰ πόδας καὶ γούνατ᾽ ἐνώμα

ὀτρύνων ἱππῆας, ἐπεὶ θεοῦ ἔκλυεν αὐδήν.
οἳ δ᾽ ὥς τ᾽ ἢ ἔλαφον κεραὸν ἢ ἄγριον αἶγα
ἐσσεύαντο κύνες τε καὶ ἀνέρες ἀγροιῶται·
τὸν μέν τ᾽ ἠλίβατος πέτρη καὶ δάσκιος ὕλη
εἰρύσατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα τέ σφι κιχήμεναι αἴσιμον ἦεν·

τῶν δέ θ᾽ ὑπὸ ἰαχῆς ἐφάνη λὶς ἠϋγένειος
εἰς ὁδόν, αἶψα δὲ πάντας ἀπέτραπε καὶ μεμαῶτας·
ὣς Δαναοὶ εἷος μὲν ὁμιλαδὸν αἰὲν ἕποντο
νύσσοντες ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν·
αὐτὰρ ἐπεὶ ἴδον Ἕκτορ᾽ ἐποιχόμενον στίχας ἀνδρῶν

τάρβησαν, πᾶσιν δὲ παραὶ ποσὶ κάππεσε θυμός.
τοῖσι δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀγόρευε Θόας Ἀνδραίμονος υἱός,
Αἰτωλῶν ὄχ᾽ ἄριστος ἐπιστάμενος μὲν ἄκοντι
ἐσθλὸς δ᾽ ἐν σταδίηι· ἀγορῆι δέ ἑ παῦροι Ἀχαιῶν
νίκων, ὁππότε κοῦροι ἐρίσσειαν περὶ μύθων·

ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι,
οἷον δ᾽ αὖτ᾽ ἐξαῦτις ἀνέστη κῆρας ἀλύξας
Ἕκτωρ· ἦ θήν μιν μάλα ἔλπετο θυμὸς ἑκάστου
χερσὶν ὑπ᾽ Αἴαντος θανέειν Τελαμωνιάδαο.

ἀλλά τις αὖτε θεῶν ἐρρύσατο καὶ ἐσάωσεν
Ἕκτορ᾽, ὁ δὴ πολλῶν Δαναῶν ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν,
ὡς καὶ νῦν ἔσσεσθαι ὀΐομαι· οὐ γὰρ ἄτερ γε
Ζηνὸς ἐριγδούπου πρόμος ἵσταται ὧδε μενοινῶν.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼν εἴπω πειθώμεθα πάντες.

πληθὺν μὲν ποτὶ νῆας ἀνώξομεν ἀπονέεσθαι·
αὐτοὶ δ᾽, ὅσσοι ἄριστοι ἐνὶ στρατῶι εὐχόμεθ᾽ εἶναι,
στήομεν, εἴ κεν πρῶτον ἐρύξομεν ἀντιάσαντες
δούρατ᾽ ἀνασχόμενοι· τὸν δ᾽ οἴω καὶ μεμαῶτα
θυμῶι δείσεσθαι Δαναῶν καταδῦναι ὅμιλον.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο·
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἀμφ᾽ Αἴαντα καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα
Τεῦκρον Μηριόνην τε Μέγην τ᾽ ἀτάλαντον Ἄρηϊ
ὑσμίνην ἤρτυνον ἀριστῆας καλέσαντες
Ἕκτορι καὶ Τρώεσσιν ἐναντίον· αὐτὰρ ὀπίσσω

ἣ πληθὺς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν ἀπονέοντο.
Τρῶες δὲ προὔτυψαν ἀολλέες, ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ
μακρὰ βιβάς· πρόσθεν δὲ κί᾽ αὐτοῦ Φοῖβος Ἀπόλλων
εἱμένος ὤμοιιν νεφέλην, ἔχε δ᾽ αἰγίδα θοῦριν
δεινὴν ἀμφιδάσειαν ἀριπρεπέ᾽, ἣν ἄρα χαλκεὺς

Ἥφαιστος Διὶ δῶκε φορήμεναι ἐς φόβον ἀνδρῶν·
τὴν ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἐν χείρεσσιν ἔχων ἡγήσατο λαῶν.
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπέμειναν ἀολλέες, ὦρτο δ᾽ ἀϋτὴ
ὀξεῖ᾽ ἀμφοτέρωθεν, ἀπὸ νευρῆφι δ᾽ ὀϊστοὶ
θρῶισκον· πολλὰ δὲ δοῦρα θρασειάων ἀπὸ χειρῶν

ἄλλα μὲν ἐν χροῒ πήγνυτ᾽ ἀρηϊθόων αἰζηῶν,
πολλὰ δὲ καὶ μεσσηγὺ πάρος χρόα λευκὸν ἐπαυρεῖν
ἐν γαίηι ἵσταντο λιλαιόμενα χροὸς ἆσαι.
ὄφρα μὲν αἰγίδα χερσὶν ἔχ᾽ ἀτρέμα Φοῖβος Ἀπόλλων,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός.

αὐτὰρ ἐπεὶ κατ᾽ ἐνῶπα ἰδὼν Δαναῶν ταχυπώλων
σεῖσ᾽, ἐπὶ δ᾽ αὐτὸς ἄϋσε μάλα μέγα, τοῖσι δὲ θυμὸν
ἐν στήθεσσιν ἔθελξε, λάθοντο δὲ θούριδος ἀλκῆς.
οἳ δ᾽ ὥς τ᾽ ἠὲ βοῶν ἀγέλην ἢ πῶϋ μέγ᾽ οἰῶν
θῆρε δύω κλονέωσι μελαίνης νυκτὸς ἀμολγῶι

ἐλθόντ᾽ ἐξαπίνης σημάντορος οὐ παρεόντος,
ὣς ἐφόβηθεν Ἀχαιοὶ ἀνάλκιδες· ἐν γὰρ Ἀπόλλων
ἧκε φόβον, Τρωσὶν δὲ καὶ Ἕκτορι κῦδος ὄπαζεν.
ἔνθα δ᾽ ἀνὴρ ἕλεν ἄνδρα κεδασθείσης ὑσμίνης.
Ἕκτωρ μὲν Στιχίον τε καὶ Ἀρκεσίλαον ἔπεφνε,

τὸν μὲν Βοιωτῶν ἡγήτορα χαλκοχιτώνων,
τὸν δὲ Μενεσθῆος μεγαθύμου πιστὸν ἑταῖρον·
Αἰνείας δὲ Μέδοντα καὶ Ἴασον ἐξενάριξεν.
ἤτοι ὁ μὲν νόθος υἱὸς Ὀϊλῆος θείοιο
ἔσκε Μέδων Αἴαντος ἀδελφεός· αὐτὰρ ἔναιεν

ἐν Φυλάκηι γαίης ἄπο πατρίδος ἄνδρα κατακτὰς
γνωτὸν μητρυιῆς Ἐριώπιδος, ἣν ἔχ᾽ Ὀϊλεύς·
Ἴασος αὖτ᾽ ἀρχὸς μὲν Ἀθηναίων ἐτέτυκτο,
υἱὸς δὲ Σφήλοιο καλέσκετο Βουκολίδαο.
Μηκιστῆ δ᾽ ἕλε Πουλυδάμας, Ἐχίον δὲ Πολίτης

πρώτηι ἐν ὑσμίνηι, Κλονίον δ᾽ ἕλε δῖος Ἀγήνωρ.
Δηΐοχον δὲ Πάρις βάλε νείατον ὦμον ὄπισθε
φεύγοντ᾽ ἐν προμάχοισι, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσεν.
ὄφρ᾽ οἳ τοὺς ἐνάριζον ἀπ᾽ ἔντεα, τόφρα δ᾽ Ἀχαιοὶ
τάφρωι καὶ σκολόπεσσιν ἐνιπλήξαντες ὀρυκτῆι

ἔνθα καὶ ἔνθα φέβοντο, δύοντο δὲ τεῖχος ἀνάγκηι.
Ἕκτωρ δὲ Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας
νηυσὶν ἐπισσεύεσθαι, ἐᾶν δ᾽ ἔναρα βροτόεντα·
ὃν δ᾽ ἂν ἐγὼν ἀπάνευθε νεῶν ἑτέρωθι νοήσω,
αὐτοῦ οἱ θάνατον μητίσομαι, οὐδέ νυ τόν γε

γνωτοί τε γνωταί τε πυρὸς λελάχωσι θανόντα,
ἀλλὰ κύνες ἐρύουσι πρὸ ἄστεος ἡμετέροιο.
ὣς εἰπὼν μάστιγι κατωμαδὸν ἤλασεν ἵππους
κεκλόμενος Τρώεσσι κατὰ στίχας· οἳ δὲ σὺν αὐτῶι
πάντες ὁμοκλήσαντες ἔχον ἐρυσάρματας ἵππους

ἠχῆι θεσπεσίηι· προπάροιθε δὲ Φοῖβος Ἀπόλλων
ῥεῖ᾽ ὄχθας καπέτοιο βαθείης ποσσὶν ἐρείπων
ἐς μέσσον κατέβαλλε, γεφύρωσεν δὲ κέλευθον
μακρὴν ἠδ᾽ εὐρεῖαν, ὅσον τ᾽ ἐπὶ δουρὸς ἐρωὴ
γίγνεται, ὁππότ᾽ ἀνὴρ σθένεος πειρώμενος ἧισι.

τῆι ῥ᾽ οἵ γε προχέοντο φαλαγγηδόν, πρὸ δ᾽ Ἀπόλλων
αἰγίδ᾽ ἔχων ἐρίτιμον· ἔρειπε δὲ τεῖχος Ἀχαιῶν
ῥεῖα μάλ᾽, ὡς ὅτε τις ψάμαθον πάϊς ἄγχι θαλάσσης,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ οὖν ποιήσηι ἀθύρματα νηπιέηισιν
ἂψ αὖτις συνέχευε ποσὶν καὶ χερσὶν ἀθύρων.

ὥς ῥα σὺ ἤϊε Φοῖβε πολὺν κάματον καὶ ὀϊζὺν
σύγχεας Ἀργείων, αὐτοῖσι δὲ φύζαν ἐνῶρσας.
ὣς οἳ μὲν παρὰ νηυσὶν ἐρητύοντο μένοντες,
ἀλλήλοισί τε κεκλόμενοι καὶ πᾶσι θεοῖσι
χεῖρας ἀνίσχοντες μεγάλ᾽ εὐχετόωντο ἕκαστος·

Νέστωρ αὖτε μάλιστα Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν
εὔχετο χεῖρ᾽ ὀρέγων εἰς οὐρανὸν ἀστερόεντα·
Ζεῦ πάτερ εἴ ποτέ τίς τοι ἐν Ἄργεΐ περ πολυπύρωι
ἢ βοὸς ἢ οἰὸς κατὰ πίονα μηρία καίων
εὔχετο νοστῆσαι, σὺ δ᾽ ὑπέσχεο καὶ κατένευσας,

τῶν μνῆσαι καὶ ἄμυνον Ὀλύμπιε νηλεὲς ἦμαρ,
μηδ᾽ οὕτω Τρώεσσιν ἔα δάμνασθαι Ἀχαιούς.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, μέγα δ᾽ ἔκτυπε μητίετα Ζεύς,
ἀράων ἀΐων Νηληϊάδαο γέροντος.
Τρῶες δ᾽ ὡς ἐπύθοντο Διὸς κτύπον αἰγιόχοιο,

μᾶλλον ἐπ᾽ Ἀργείοισι θόρον, μνήσαντο δὲ χάρμης.
οἳ δ᾽ ὥς τε μέγα κῦμα θαλάσσης εὐρυπόροιο
νηὸς ὑπὲρ τοίχων καταβήσεται, ὁππότ᾽ ἐπείγηι
ἲς ἀνέμου· ἣ γάρ τε μάλιστά γε κύματ᾽ ὀφέλλει·
ὣς Τρῶες μεγάληι ἰαχῆι κατὰ τεῖχος ἔβαινον,

ἵππους δ᾽ εἰσελάσαντες ἐπὶ πρύμνηισι μάχοντο
ἔγχεσιν ἀμφιγύοις αὐτοσχεδόν, οἳ μὲν ἀφ᾽ ἵππων,
οἳ δ᾽ ἀπὸ νηῶν ὕψι μελαινάων ἐπιβάντες
μακροῖσι ξυστοῖσι, τά ῥά σφ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἔκειτο
ναύμαχα κολλήεντα, κατὰ στόμα εἱμένα χαλκῶι.

Πάτροκλος δ᾽ εἷος μὲν Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
τείχεος ἀμφεμάχοντο θοάων ἔκτοθι νηῶν,
τόφρ᾽ ὅ γ᾽ ἐνὶ κλισίηι ἀγαπήνορος Εὐρυπύλοιο
ἧστό τε καὶ τὸν ἔτερπε λόγοις, ἐπὶ δ᾽ ἕλκεϊ λυγρῶι
φάρμακ᾽ ἀκέσματ᾽ ἔπασσε μελαινάων ὀδυνάων.

αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τεῖχος ἐπεσσυμένους ἐνόησε
Τρῶας, ἀτὰρ Δαναῶν γένετο ἰαχή τε φόβος τε,
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα καὶ ὣ πεπλήγετο μηρὼ
χερσὶ καταπρηνέσσσ᾽, ὀλοφυρόμενος δ᾽ ἔπος ηὔδα·
Εὐρύπυλ᾽ οὐκ ἔτι τοι δύναμαι χατέοντί περ᾽ ἔμπης

ἐνθάδε παρμενέμεν· δὴ γὰρ μέγα νεῖκος ὄρωρεν·
ἀλλὰ σὲ μὲν θεράπων ποτιτερπέτω, αὐτὰρ ἔγωγε
σπεύσομαι εἰς Ἀχιλῆα, ἵν᾽ ὀτρύνω πολεμίζειν.
τίς δ᾽ οἶδ᾽ εἴ κέν οἱ σὺν δαίμονι θυμὸν ὀρίνω
παρειπών; ἀγαθὴ δὲ παραίφασίς ἐστιν ἑταίρου.

τὸν μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰπόντα πόδες φέρον· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
Τρῶας ἐπερχομένους μένον ἔμπεδον, οὐδ᾽ ἐδύναντο
παυροτέρους περ ἐόντας ἀπώσασθαι παρὰ νηῶν·
οὐδέ ποτε Τρῶες Δαναῶν ἐδύναντο φάλαγγας
ῥηξάμενοι κλισίηισι μιγήμεναι ἠδὲ νέεσσιν.

ἀλλ᾽ ὥς τε στάθμη δόρυ νήϊον ἐξιθύνει
τέκτονος ἐν παλάμηισι δαήμονος, ὅς ῥά τε πάσης
εὖ εἰδῆι σοφίης ὑποθημοσύνηισιν Ἀθήνης,
ὣς μὲν τῶν ἐπὶ ἶσα μάχη τέτατο πτόλεμός τε·
ἄλλοι δ᾽ ἀμφ᾽ ἄλληισι μάχην ἐμάχοντο νέεσσιν,

Ἕκτωρ δ᾽ ἄντ᾽ Αἴαντος ἐείσατο κυδαλίμοιο.
τὼ δὲ μιῆς περὶ νηὸς ἔχον πόνον, οὐδὲ δύναντο
οὔθ᾽ ὁ τὸν ἐξελάσαι καὶ ἐνιπρῆσαι πυρὶ νῆα
οὔθ᾽ ὁ τὸν ἂψ ὤσασθαι, ἐπεί ῥ᾽ ἐπέλασσέ γε δαίμων.
ἔνθ᾽ υἷα Κλυτίοιο Καλήτορα φαίδιμος Αἴας

πῦρ ἐς νῆα φέροντα κατὰ στῆθος βάλε δουρί.
δούπησεν δὲ πεσών, δαλὸς δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς ἐνόησεν ἀνεψιὸν ὀφθαλμοῖσιν
ἐν κονίηισι πεσόντα νεὸς προπάροιθε μελαίνης,
Τρωσί τε καὶ Λυκίοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·

Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
μὴ δή πω χάζεσθε μάχης ἐν στείνεϊ τῶιδε,
ἀλλ᾽ υἷα Κλυτίοιο σαώσατε, μή μιν Ἀχαιοὶ
τεύχεα συλήσωσι νεῶν ἐν ἀγῶνι πεσόντα.
ὣς εἰπὼν Αἴαντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.

τοῦ μὲν ἅμαρθ᾽, ὁ δ᾽ ἔπειτα Λυκόφρονα Μάστορος υἱὸν
Αἴαντος θεράποντα Κυθήριον, ὅς ῥα παρ᾽ αὐτῶι
ναῖ᾽, ἐπεὶ ἄνδρα κατέκτα Κυθήροισι ζαθέοισι,
τόν ῥ᾽ ἔβαλεν κεφαλὴν ὑπὲρ οὔατος ὀξέϊ χαλκῶι
ἑσταότ᾽ ἄγχ᾽ Αἴαντος· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι

νηὸς ἄπο πρυμνῆς χαμάδις πέσε, λύντο δὲ γυῖα.
Αἴας δ᾽ ἐρρίγησε, κασίγνητον δὲ προσηύδα·
Τεῦκρε πέπον δὴ νῶϊν ἀπέκτατο πιστὸς ἑταῖρος
Μαστορίδης, ὃν νῶϊ Κυθηρόθεν ἔνδον ἐόντα
ἶσα φίλοισι τοκεῦσιν ἐτίομεν ἐν μεγάροισι·

τὸν δ᾽ Ἕκτωρ μεγάθυμος ἀπέκτανε. ποῦ νύ τοι ἰοὶ
ὠκύμοροι καὶ τόξον ὅ τοι πόρε Φοῖβος Ἀπόλλων;
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ ξυνέηκε, θέων δέ οἱ ἄγχι παρέστη,
τόξον ἔχων ἐν χειρὶ παλίντονον ἠδὲ φαρέτρην
ἰοδόκον· μάλα δ᾽ ὦκα βέλεα Τρώεσσιν ἐφίει.

καί ῥ᾽ ἔβαλε Κλεῖτον Πεισήνορος ἀγλαὸν υἱὸν
Πουλυδάμαντος ἑταῖρον ἀγαυοῦ Πανθοΐδαο
ἡνία χερσὶν ἔχοντα· ὁ μὲν πεπόνητο καθ᾽ ἵππους·
τῆι γὰρ ἔχ᾽ ἧι ῥα πολὺ πλεῖσται κλονέοντο φάλαγγες
Ἕκτορι καὶ Τρώεσσι χαριζόμενος· τάχα δ᾽ αὐτῶι

ἦλθε κακόν, τό οἱ οὔ τις ἐρύκακεν ἱεμένων περ.
αὐχένι γάρ οἱ ὄπισθε πολύστονος ἔμπεσεν ἰός·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ὑπερώησαν δέ οἱ ἵπποι
κείν᾽ ὄχεα κροτέοντες. ἄναξ δ᾽ ἐνόησε τάχιστα
Πουλυδάμας, καὶ πρῶτος ἐναντίος ἤλυθεν ἵππων.

τοὺς μὲν ὅ γ᾽ Ἀστυνόωι Προτιάονος υἱέϊ δῶκε,
πολλὰ δ᾽ ἐπότρυνε σχεδὸν ἴσχειν εἰσορόωντα
ἵππους· αὐτὸς δ᾽ αὖτις ἰὼν προμάχοισιν ἐμίχθη.
Τεῦκρος δ᾽ ἄλλον ὀϊστὸν ἐφ᾽ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι
αἴνυτο, καί κεν ἔπαυσε μάχης ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν,

εἴ μιν ἀριστεύοντα βαλὼν ἐξείλετο θυμόν.
ἀλλ᾽ οὐ λῆθε Διὸς πυκινὸν νόον, ὅς ῥ᾽ ἐφύλασσεν
Ἕκτορ᾽, ἀτὰρ Τεῦκρον Τελαμώνιον εὖχος ἀπηύρα,
ὅς οἱ ἐϋστρεφέα νευρὴν ἐν ἀμύμονι τόξωι
ῥῆξ᾽ ἐπὶ τῶι ἐρύοντι· παρεπλάγχθη δέ οἱ ἄλληι

ἰὸς χαλκοβαρής, τόξον δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
Τεῦκρος δ᾽ ἐρρίγησε, κασίγνητον δὲ προσηύδα·
ὢ πόποι ἦ δὴ πάγχυ μάχης ἐπὶ μήδεα κείρει
δαίμων ἡμετέρης, ὅ τέ μοι βιὸν ἔκβαλε χειρός,
νευρὴν δ᾽ ἐξέρρηξε νεόστροφον, ἣν ἐνέδησα

πρώϊον, ὄφρ᾽ ἀνέχοιτο θαμὰ θρώισκοντας ὀϊστούς.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
ὦ πέπον ἀλλὰ βιὸν μὲν ἔα καὶ ταρφέας ἰοὺς
κεῖσθαι, ἐπεὶ συνέχευε θεὸς Δαναοῖσι μεγήρας·
αὐτὰρ χερσὶν ἑλὼν δολιχὸν δόρυ καὶ σάκος ὤμωι

μάρναό τε Τρώεσσι καὶ ἄλλους ὄρνυθι λαούς.
μὴ μὰν ἀσπουδί γε δαμασσάμενοί περ ἕλοιεν
νῆας ἐϋσσέλμους, ἀλλὰ μνησώμεθα χάρμης.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ τόξον μὲν ἐνὶ κλισίηισιν ἔθηκεν,
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισι σάκος θέτο τετραθέλυμνον,

κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἰφθίμωι κυνέην εὔτυκτον ἔθηκεν
ἵππουριν, δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν·
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος ἀκαχμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
βῆ δ᾽ ἰέναι, μάλα δ᾽ ὦκα θέων Αἴαντι παρέστη.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς εἶδεν Τεύκρου βλαφθέντα βέλεμνα,

Τρωσί τε καὶ Λυκίοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς
νῆας ἀνὰ γλαφυράς· δὴ γὰρ ἴδον ὀφθαλμοῖσιν
ἀνδρὸς ἀριστῆος Διόθεν βλαφθέντα βέλεμνα.

ῥεῖα δ᾽ ἀρίγνωτος Διὸς ἀνδράσι γίγνεται ἀλκή,
ἠμὲν ὁτέοισιν κῦδος ὑπέρτερον ἐγγυαλίξηι,
ἠδ᾽ ὅτινας μινύθηι τε καὶ οὐκ ἐθέληισιν ἀμύνειν,
ὡς νῦν Ἀργείων μινύθει μένος, ἄμμι δ᾽ ἀρήγει.
ἀλλὰ μάχεσθ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἀολλέες· ὃς δέ κεν ὑμέων

βλήμενος ἠὲ τυπεὶς θάνατον καὶ πότμον ἐπίσπηι
τεθνάτω· οὔ οἱ ἀεικὲς ἀμυνομένωι περὶ πάτρης
τεθνάμεν· ἀλλ᾽ ἄλοχός τε σόη καὶ παῖδες ὀπίσσω,
καὶ οἶκος καὶ κλῆρος ἀκήρατος, εἴ κεν Ἀχαιοὶ
οἴχωνται σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.

ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
Αἴας δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐκέκλετο οἷς ἑτάροισιν·
αἰδὼς Ἀργεῖοι· νῦν ἄρκιον ἢ ἀπολέσθαι
ἠὲ σαωθῆναι καὶ ἀπώσασθαι κακὰ νηῶν.
ἦ ἔλπεσθ᾽ ἢν νῆας ἕληι κορυθαίολος Ἕκτωρ

ἐμβαδὸν ἵξεσθαι ἣν πατρίδα γαῖαν ἕκαστος;
ἦ οὐκ ὀτρύνοντος ἀκούετε λαὸν ἅπαντα
Ἕκτορος, ὃς δὴ νῆας ἐνιπρῆσαι μενεαίνει;
οὐ μὰν ἔς γε χορὸν κέλετ᾽ ἐλθέμεν, ἀλλὰ μάχεσθαι.
ἡμῖν δ᾽ οὔ τις τοῦδε νόος καὶ μῆτις ἀμείνων

ἢ αὐτοσχεδίηι μῖξαι χεῖράς τε μένος τε.
βέλτερον ἢ ἀπολέσθαι ἕνα χρόνον ἠὲ βιῶναι
ἢ δηθὰ στρεύγεσθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι
ὧδ᾽ αὔτως παρὰ νηυσὶν ὑπ᾽ ἀνδράσι χειροτέροισιν.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.

ἔνθ᾽ Ἕκτωρ μὲν ἕλε Σχεδίον Περιμήδεος υἱὸν
ἀρχὸν Φωκήων, Αἴας δ᾽ ἕλε Λαοδάμαντα
ἡγεμόνα πρυλέων Ἀντήνορος ἀγλαὸν υἱόν·
Πουλυδάμας δ᾽ Ὦτον Κυλλήνιον ἐξενάριξε
Φυλεΐδεω ἕταρον, μεγαθύμων ἀρχὸν Ἐπειῶν.

τῶι δὲ Μέγης ἐπόρουσεν ἰδών· ὁ δ᾽ ὕπαιθα λιάσθη
Πουλυδάμας· καὶ τοῦ μὲν ἀπήμβροτεν· οὐ γὰρ Ἀπόλλων
εἴα Πάνθου υἱὸν ἐνὶ προμάχοισι δαμῆναι·
αὐτὰρ ὅ γε Κροίσμου στῆθος μέσον οὔτασε δουρί.
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἐσύλα.

τόφρα δὲ τῶι ἐπόρουσε Δόλοψ αἰχμῆς ἐῢ εἰδὼς
Λαμπετίδης, ὃν Λάμπος ἐγείνατο φέρτατον υἱὸν
Λαομεδοντιάδης εὖ εἰδότα θούριδος ἀλκῆς,
ὃς τότε Φυλεΐδαο μέσον σάκος οὔτασε δουρὶ
ἐγγύθεν ὁρμηθείς· πυκινὸς δέ οἱ ἤρκεσε θώρηξ,

τόν ῥ᾽ ἐφόρει γυάλοισιν ἀρηρότα· τόν ποτε Φυλεὺς
ἤγαγεν ἐξ Ἐφύρης, ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος.
ξεῖνος γάρ οἱ ἔδωκεν ἄναξ ἀνδρῶν Εὐφήτης
ἐς πόλεμον φορέειν δηΐων ἀνδρῶν ἀλεωρήν·
ὅς οἱ καὶ τότε παιδὸς ἀπὸ χροὸς ἤρκεσ᾽ ὄλεθρον.

τοῦ δὲ Μέγης κόρυθος χαλκήρεος ἱπποδασείης
κύμβαχον ἀκρότατον νύξ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι,
ῥῆξε δ᾽ ἀφ᾽ ἵππειον λόφον αὐτοῦ· πᾶς δὲ χαμᾶζε
κάππεσεν ἐν κονίηισι νέον φοίνικι φαεινός.
εἷος ὁ τῶι πολέμιζε μένων, ἔτι δ᾽ ἔλπετο νίκην,

τόφρα δέ οἱ Μενέλαος ἀρήϊος ἦλθεν ἀμύντωρ,
στῆ δ᾽ εὐρὰξ σὺν δουρὶ λαθών, βάλε δ᾽ ὦμον ὄπισθεν·
αἰχμὴ δὲ στέρνοιο διέσσυτο μαιμώωσα
πρόσσω ἱεμένη· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐλιάσθη.
τὼ μὲν ἐεισάσθην χαλκήρεα τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων

συλήσειν· Ἕκτωρ δὲ κασιγνήτοισι κέλευσε
πᾶσι μάλα, πρῶτον δ᾽ Ἱκεταονίδην ἐνένιπεν
ἴφθιμον Μελάνιππον. ὁ δ᾽ ὄφρα μὲν εἰλίποδας βοῦς
βόσκ᾽ ἐν Περκώτηι δηΐων ἀπὸ νόσφιν ἐόντων·
αὐτὰρ ἐπεὶ Δαναῶν νέες ἤλυθον ἀμφιέλισσαι,

ἂψ εἰς Ἴλιον ἦλθε, μετέπρεπε δὲ Τρώεσσι,
ναῖε δὲ πὰρ Πριάμωι, ὁ δέ μιν τίεν ἶσα τέκεσσι·
τόν ῥ᾽ Ἕκτωρ ἐνένιπεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
οὕτω δὴ Μελάνιππε μεθήσομεν; οὐδέ νυ σοί περ
ἐντρέπεται φίλον ἦτορ ἀνεψιοῦ κταμένοιο;

οὐχ ὁράαις οἷον Δόλοπος περὶ τεύχε᾽ ἕπουσιν;
ἀλλ᾽ ἕπευ· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἔστιν ἀποσταδὸν Ἀργείοισι
μάρνασθαι, πρίν γ᾽ ἠὲ κατακτάμεν ἠὲ κατ᾽ ἄκρης
Ἴλιον αἰπεινὴν ἑλέειν κτάσθαι τε πολίτας.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ἦρχ᾽, ὁ δ᾽ ἅμ᾽ ἕσπετο ἰσόθεος φώς·

Ἀργείους δ᾽ ὄτρυνε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
ὦ φίλοι ἀνέρες ἔστε, καὶ αἰδῶ θέσθ᾽ ἐνὶ θυμῶι,
ἀλλήλους τ᾽ αἰδεῖσθε κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
αἰδομένων δ᾽ ἀνδρῶν πλέονες σόοι ἠὲ πέφανται·
φευγόντων δ᾽ οὔτ᾽ ἂρ κλέος ὄρνυται οὔτέ τις ἀλκή.

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ καὶ αὐτοὶ ἀλέξασθαι μενέαινον,
ἐν θυμῶι δ᾽ ἐβάλοντο ἔπος, φράξαντο δὲ νῆας
ἕρκεϊ χαλκείωι· ἐπὶ δὲ Ζεὺς Τρῶας ἔγειρεν.
Ἀντίλοχον δ᾽ ὄτρυνε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
Ἀντίλοχ᾽ οὔ τις σεῖο νεώτερος ἄλλος Ἀχαιῶν,

οὔτε ποσὶν θάσσων οὔτ᾽ ἄλκιμος ὡς σὺ μάχεσθαι·
εἴ τινά που Τρώων ἐξάλμενος ἄνδρα βάλοισθα.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἀπέσσυτο, τὸν δ᾽ ὀρόθυνεν·
ἐκ δ᾽ ἔθορε προμάχων, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
ἀμφὶ ἓ παπτήνας· ὑπὸ δὲ Τρῶες κεκάδοντο

ἀνδρὸς ἀκοντίσσαντος· ὁ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἧκεν,
ἀλλ᾽ Ἱκετάονος υἱὸν ὑπέρθυμον Μελάνιππον
νισόμενον πόλεμον δὲ βάλε στῆθος παρὰ μαζόν.
δούπησεν δὲ πεσών, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἐπόρουσε κύων ὥς, ὅς τ᾽ ἐπὶ νεβρῶι

βλημένωι ἀΐξηι, τόν τ᾽ ἐξ εὐνῆφι θορόντα
θηρητὴρ ἐτύχησε βαλών, ὑπέλυσε δὲ γυῖα·
ὣς ἐπὶ σοὶ Μελάνιππε θόρ᾽ Ἀντίλοχος μενεχάρμης
τεύχεα συλήσων· ἀλλ᾽ οὐ λάθεν Ἕκτορα δῖον,
ὅς ῥά οἱ ἀντίος ἦλθε θέων ἀνὰ δηϊοτῆτα.

Ἀντίλοχος δ᾽ οὐ μεῖνε θοός περ ἐὼν πολεμιστής,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἔτρεσε θηρὶ κακὸν ῥέξαντι ἐοικώς,
ὅς τε κύνα κτείνας ἢ βουκόλον ἀμφὶ βόεσσι
φεύγει πρίν περ ὅμιλον ἀολλισθήμεναι ἀνδρῶν·
ὣς τρέσε Νεστορίδης, ἐπὶ δὲ Τρῶές τε καὶ Ἕκτωρ

ἠχῆι θεσπεσίηι βέλεα στονόεντα χέοντο·
στῆ δὲ μεταστρεφθείς, ἐπεὶ ἵκετο ἔθνος ἑταίρων.
Τρῶες δὲ λείουσιν ἐοικότες ὠμοφάγοισι
νηυσὶν ἐπεσσεύοντο, Διὸς δ᾽ ἐτέλειον ἐφετμάς,
ὅ σφισιν αἰὲν ἔγειρε μένος μέγα, θέλγε δὲ θυμὸν

Ἀργείων καὶ κῦδος ἀπαίνυτο, τοὺς δ᾽ ὀρόθυνεν.
Ἕκτορι γάρ οἱ θυμὸς ἐβούλετο κῦδος ὀρέξαι
Πριαμίδηι, ἵνα νηυσὶ κορωνίσι θεσπιδαὲς πῦρ
ἐμβάλοι ἀκάματον, Θέτιδος δ᾽ ἐξαίσιον ἀρὴν
πᾶσαν ἐπικρήνειε· τὸ γὰρ μένε μητίετα Ζεὺς

νηὸς καιομένης σέλας ὀφθαλμοῖσιν ἰδέσθαι.
ἐκ γὰρ δὴ τοῦ μέλλε παλίωξιν παρὰ νηῶν
θησέμεναι Τρώων, Δαναοῖσι δὲ κῦδος ὀρέξειν.
τὰ φρονέων νήεσσιν ἔπι γλαφυρῆισιν ἔγειρεν
Ἕκτορα Πριαμίδην μάλα περ μεμαῶτα καὶ αὐτόν.

μαίνετο δ᾽ ὡς ὅτ᾽ Ἄρης ἐγχέσπαλος ἢ ὀλοὸν πῦρ
οὔρεσι μαίνηται βαθέης ἐν τάρφεσιν ὕλης·
ἀφλοισμὸς δὲ περὶ στόμα γίγνετο, τὼ δέ οἱ ὄσσε
λαμπέσθην βλοσυρῆισιν ὑπ᾽ ὀφρύσιν, ἀμφὶ δὲ πήληξ
σμερδαλέον κροτάφοισι τινάσσετο μαρναμένοιο

Ἕκτορος· αὐτὸς γάρ οἱ ἀπ᾽ αἰθέρος ἦεν ἀμύντωρ
Ζεύς, ὅς μιν πλεόνεσσι μετ᾽ ἀνδράσι μοῦνον ἐόντα
τίμα καὶ κύδαινε. μινυνθάδιος γὰρ ἔμελλεν
ἔσσεσθ᾽· ἤδη γάρ οἱ ἐπόρνυε μόρσιμον ἦμαρ
Παλλὰς Ἀθηναίη ὑπὸ Πηλεΐδαο βίηφιν.

καί ῥ᾽ ἔθελεν ῥῆξαι στίχας ἀνδρῶν πειρητίζων,
ἧι δὴ πλεῖστον ὅμιλον ὅρα καὶ τεύχε᾽ ἄριστα·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς δύνατο ῥῆξαι μάλα περ μενεαίνων·
ἴσχον γὰρ πυργηδὸν ἀρηρότες, ἠΰτε πέτρη
ἠλίβατος μεγάλη πολιῆς ἁλὸς ἐγγὺς ἐοῦσα,

ἥ τε μένει λιγέων ἀνέμων λαιψηρὰ κέλευθα
κύματά τε τροφόεντα, τά τε προσερεύγεται αὐτήν·
ὣς Δαναοὶ Τρῶας μένον ἔμπεδον οὐδὲ φέβοντο.
αὐτὰρ ὁ λαμπόμενος πυρὶ πάντοθεν ἔνθορ᾽ ὁμίλωι,
ἐν δ᾽ ἔπεσ᾽ ὡς ὅτε κῦμα θοῆι ἐν νηῒ πέσηισι

λάβρον ὑπαὶ νεφέων ἀνεμοτρεφές· ἣ δέ τε πᾶσα
ἄχνηι ὑπεκρύφθη, ἀνέμοιο δὲ δεινὸς ἀήτη
ἱστίωι ἐμβρέμεται, τρομέουσι δέ τε φρένα ναῦται
δειδιότες· τυτθὸν γὰρ ὑπ᾽ ἐκ θανάτοιο φέρονται·
ὣς ἐδαΐζετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.

αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὥς τε λέων ὀλοόφρων βουσὶν ἐπελθών,
αἵ ῥά τ᾽ ἐν εἱαμενῆι ἕλεος μεγάλοιο νέμονται
μυρίαι, ἐν δέ τε τῆισι νομεὺς οὔ πω σάφα εἰδὼς
θηρὶ μαχέσσασθαι ἕλικος βοὸς ἀμφὶ φονῆισιν·
ἤτοι ὁ μὲν πρώτηισι καὶ ὑστατίηισι βόεσσιν

αἰὲν ὁμοστιχάει, ὁ δέ τ᾽ ἐν μέσσηισιν ὀρούσας
βοῦν ἔδει, αἳ δέ τε πᾶσαι ὑπέτρεσαν· ὣς τότ᾽ Ἀχαιοὶ
θεσπεσίως ἐφόβηθεν ὑφ᾽ Ἕκτορι καὶ Διὶ πατρὶ
πάντες, ὁ δ᾽ οἶον ἔπεφνε Μυκηναῖον Περιφήτην,
Κοπρῆος φίλον υἱόν, ὃς Εὐρυσθῆος ἄνακτος

ἀγγελίης οἴχνεσκε βίηι Ἡρακληείηι.
τοῦ γένετ᾽ ἐκ πατρὸς πολὺ χείρονος υἱὸς ἀμείνων
παντοίας ἀρετάς, ἠμὲν πόδας ἠδὲ μάχεσθαι,
καὶ νόον ἐν πρώτοισι Μυκηναίων ἐτέτυκτο·
ὅς ῥα τόθ᾽ Ἕκτορι κῦδος ὑπέρτερον ἐγγυάλιξε.

στρεφθεὶς γὰρ μετόπισθεν ἐν ἀσπίδος ἄντυγι πάλτο,
τὴν αὐτὸς φορέεσκε ποδηνεκέ᾽ ἕρκος ἀκόντων·
τῆι ὅ γ᾽ ἐνὶ βλαφθεὶς πέσεν ὕπτιος, ἀμφὶ δὲ πήληξ
σμερδαλέον κονάβησε περὶ κροτάφοισι πεσόντος.
Ἕκτωρ δ᾽ ὀξὺ νόησε, θέων δέ οἱ ἄγχι παρέστη,

στήθεϊ δ᾽ ἐν δόρυ πῆξε, φίλων δέ μιν ἐγγὺς ἑταίρων
κτεῖν᾽· οἳ δ᾽ οὐκ ἐδύναντο καὶ ἀχνύμενοί περ ἑταίρου
χραισμεῖν· αὐτοὶ γὰρ μάλα δείδισαν Ἕκτορα δῖον.
εἰσωποὶ δ᾽ ἐγένοντο νεῶν, περὶ δ᾽ ἔσχεθον ἄκραι
νῆες ὅσαι πρῶται εἰρύατο· τοὶ δ᾽ ἐπέχυντο.

Ἀργεῖοι δὲ νεῶν μὲν ἐχώρησαν καὶ ἀνάγκηι
τῶν πρωτέων, αὐτοῦ δὲ παρὰ κλισίηισιν ἔμειναν
ἁθρόοι, οὐδὲ κέδασθεν ἀνὰ στρατόν· ἴσχε γὰρ αἰδὼς
καὶ δέος· ἀζηχὲς γὰρ ὁμόκλεον ἀλλήλοισι.
Νέστωρ αὖτε μάλιστα Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν

λίσσεθ᾽ ὑπὲρ τοκέων γουνούμενος ἄνδρα ἕκαστον·
ὦ φίλοι ἀνέρες ἔστε καὶ αἰδῶ θέσθ᾽ ἐνὶ θυμῶι
ἄλλων ἀνθρώπων, ἐπὶ δὲ μνήσασθε ἕκαστος
παίδων ἠδ᾽ ἀλόχων καὶ κτήσιος ἠδὲ τοκήων,
ἠμὲν ὅτεωι ζώουσι καὶ ὧι κατατεθνήκασι·

τῶν ὕπερ ἐνθάδ᾽ ἐγὼ γουνάζομαι οὐ παρεόντων
ἑστάμεναι κρατερῶς, μὴ δὲ τρωπᾶσθε φόβον δέ.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
τοῖσι δ᾽ ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν νέφος ἀχλύος ὦσεν Ἀθήνη
θεσπέσιον· μάλα δέ σφι φόως γένετ᾽ ἀμφοτέρωθεν

ἠμὲν πρὸς νηῶν καὶ ὁμοιΐου πολέμοιο.
Ἕκτορα δὲ φράσσαντο βοὴν ἀγαθὸν καὶ ἑταίρους,
ἠμὲν ὅσοι μετόπισθεν ἀφέστασαν οὐδὲ μάχοντο,
ἠδ᾽ ὅσσοι παρὰ νηυσὶ μάχην ἐμάχοντο θοῆισιν.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ Αἴαντι μεγαλήτορι ἥνδανε θυμῶι

ἑστάμεν ἔνθά περ ἄλλοι ἀφέστασαν υἷες Ἀχαιῶν·
ἀλλ᾽ ὅ γε νηῶν ἴκρι᾽ ἐπώιχετο μακρὰ βιβάσθων,
νώμα δὲ ξυστὸν μέγα ναύμαχον ἐν παλάμηισι
κολλητὸν βλήτροισι δυωκαιεικοσίπηχυ.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ἵπποισι κελητίζειν ἐῢ εἰδώς,

ὅς τ᾽ ἐπεὶ ἐκ πολέων πίσυρας συναείρεται ἵππους,
σεύας ἐκ πεδίοιο μέγα προτὶ ἄστυ δίηται
λαοφόρον καθ᾽ ὁδόν· πολέες τέ ἑ θηήσαντο
ἀνέρες ἠδὲ γυναῖκες· ὁ δ᾽ ἔμπεδον ἀσφαλὲς αἰεὶ
θρώισκων ἄλλοτ᾽ ἐπ᾽ ἄλλον ἀμείβεται, οἳ δὲ πέτονται·

ὣς Αἴας ἐπὶ πολλὰ θοάων ἴκρια νηῶν
φοίτα μακρὰ βιβάς, φωνὴ δέ οἱ αἰθέρ᾽ ἵκανεν,
αἰεὶ δὲ σμερδνὸν βοόων Δαναοῖσι κέλευε
νηυσί τε καὶ κλισίηισιν ἀμυνέμεν. οὐδὲ μὲν Ἕκτωρ
μίμνεν ἐνὶ Τρώων ὁμάδωι πύκα θωρηκτάων·

ἀλλ᾽ ὥς τ᾽ ὀρνίθων πετεηνῶν αἰετὸς αἴθων
ἔθνος ἐφορμᾶται ποταμὸν πάρα βοσκομενάων
χηνῶν ἢ γεράνων ἢ κύκνων δουλιχοδείρων,
ὣς Ἕκτωρ ἴθυσε νεὸς κυανοπρώιροιο
ἀντίος ἀΐξας· τὸν δὲ Ζεὺς ὦσεν ὄπισθε

χειρὶ μάλα μεγάληι, ὄτρυνε δὲ λαὸν ἅμ᾽ αὐτῶι.
αὖτις δὲ δριμεῖα μάχη παρὰ νηυσὶν ἐτύχθη·
φαίης κ᾽ ἀκμῆτας καὶ ἀτειρέας ἀλλήλοισιν
ἄντεσθ᾽ ἐν πολέμωι, ὡς ἐσσυμένως ἐμάχοντο.
τοῖσι δὲ μαρναμένοισιν ὅδ᾽ ἦν νόος· ἤτοι Ἀχαιοὶ

οὐκ ἔφασαν φεύξεσθαι ὑπ᾽ ἐκ κακοῦ, ἀλλ᾽ ὀλέεσθαι,
Τρωσὶν δ᾽ ἔλπετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἑκάστου
νῆας ἐνιπρήσειν κτενέειν θ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
οἳ μὲν τὰ φρονέοντες ἐφέστασαν ἀλλήλοισιν·
Ἕκτωρ δὲ πρυμνῆς νεὸς ἥψατο ποντοπόροιο

καλῆς ὠκυάλου, ἣ Πρωτεσίλαον ἔνεικεν
ἐς Τροίην, οὐδ᾽ αὖτις ἀπήγαγε πατρίδα γαῖαν.
τοῦ περ δὴ περὶ νηὸς Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
δήιουν ἀλλήλους αὐτοσχεδόν· οὐδ᾽ ἄρα τοί γε
τόξων ἀϊκὰς ἀμφὶς μένον οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀκόντων,

ἀλλ᾽ οἵ γ᾽ ἐγγύθεν ἱστάμενοι ἕνα θυμὸν ἔχοντες
ὀξέσι δὴ πελέκεσσι καὶ ἀξίνηισι μάχοντο
καὶ ξίφεσιν μεγάλοισι καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισι.
πολλὰ δὲ φάσγανα καλὰ μελάνδετα κωπήεντα
ἄλλα μὲν ἐκ χειρῶν χαμάδις πέσον, ἄλλα δ᾽ ἀπ᾽ ὤμων

ἀνδρῶν μαρναμένων· ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα μέλαινα.
Ἕκτωρ δὲ πρύμνηθεν ἐπεὶ λάβεν οὐχὶ μεθίει
ἄφλαστον μετὰ χερσὶν ἔχων, Τρωσὶν δὲ κέλευεν·
οἴσετε πῦρ, ἅμα δ᾽ αὐτοὶ ἀολλέες ὄρνυτ᾽ ἀϋτήν·
νῦν ἡμῖν πάντων Ζεὺς ἄξιον ἦμαρ ἔδωκε

νῆας ἑλεῖν, αἳ δεῦρο θεῶν ἀέκητι μολοῦσαι
ἡμῖν πήματα πολλὰ θέσαν, κακότητι γερόντων,
οἵ μ᾽ ἐθέλοντα μάχεσθαι ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσιν
αὐτόν τ᾽ ἰσχανάασκον ἐρητύοντό τε λαόν·
ἀλλ᾽ εἰ δή ῥα τότε βλάπτε φρένας εὐρύοπα Ζεὺς

ἡμετέρας, νῦν αὐτὸς ἐποτρύνει καὶ ἀνώγει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα μᾶλλον ἐπ᾽ Ἀργείοισιν ὄρουσαν.
Αἴας δ᾽ οὐκέτ᾽ ἔμιμνε· βιάζετο γὰρ βελέεσσιν·
ἀλλ᾽ ἀνεχάζετο τυτθόν, ὀϊόμενος θανέεσθαι
θρῆνυν ἐφ᾽ ἑπταπόδην, λίπε δ᾽ ἴκρια νηὸς ἐΐσης.

ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἑστήκει δεδοκημένος, ἔγχεϊ δ᾽ αἰεὶ
Τρῶας ἄμυνε νεῶν, ὅς τις φέροι ἀκάματον πῦρ·
αἰεὶ δὲ σμερδνὸν βοόων Δαναοῖσι κέλευε·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς.

ἠέ τινάς φαμεν εἶναι ἀοσσητῆρας ὀπίσσω,
ἦέ τι τεῖχος ἄρειον, ὅ κ᾽ ἀνδράσι λοιγὸν ἀμύναι;
οὐ μέν τι σχεδόν ἐστι πόλις πύργοις ἀραρυῖα,
ἧι κ᾽ ἀπαμυναίμεσθ᾽ ἑτεραλκέα δῆμον ἔχοντες·
ἀλλ᾽ ἐν γὰρ Τρώων πεδίωι πύκα θωρηκτάων

πόντωι κεκλιμένοι ἑκὰς ἥμεθα πατρίδος αἴης·
τὼ ἐν χερσὶ φόως, οὐ μειλιχίηι πολέμοιο.
ἦ, καὶ μαιμώων ἔφεπ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι.
ὅς τις δὲ Τρώων κοίληις ἐπὶ νηυσὶ φέροιτο
σὺν πυρὶ κηλείωι, χάριν Ἕκτορος ὀτρύναντος,

τὸν δ᾽ Αἴας οὔτασκε δεδεγμένος ἔγχεϊ μακρῶι·
δώδεκα δὲ προπάροιθε νεῶν αὐτοσχεδὸν οὖτα.

Ἰλιάδος Π

Πατρόκλεια.

Ὣς οἳ μὲν περὶ νηὸς ἐϋσσέλμοιο μάχοντο·
Πάτροκλος δ᾽ Ἀχιλῆϊ παρίστατο ποιμένι λαῶν
δάκρυα θερμὰ χέων ὥς τε κρήνη μελάνυδρος,
ἥ τε κατ᾽ αἰγίλιπος πέτρης δνοφερὸν χέει ὕδωρ.

τὸν δὲ ἰδὼν ὤικτιρε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τίπτε δεδάκρυσαι Πατρόκλεες, ἠΰτε κούρη
νηπίη, ἥ θ᾽ ἅμα μητρὶ θέουσ᾽ ἀνελέσθαι ἀνώγει
εἱανοῦ ἁπτομένη, καί τ᾽ ἐσσυμένην κατερύκει,

δακρυόεσσα δέ μιν ποτιδέρκεται, ὄφρ᾽ ἀνέληται·
τῆι ἴκελος Πάτροκλε τέρεν κατὰ δάκρυον εἴβεις.
ἠέ τι Μυρμιδόνεσσι πιφαύσκεαι, ἢ ἐμοὶ αὐτῶι,
ἦέ τιν᾽ ἀγγελίην Φθίης ἐξέκλυες οἶος;
ζώειν μὰν ἔτι φασὶ Μενοίτιον Ἄκτορος υἱόν,

ζώει δ᾽ Αἰακίδης Πηλεὺς μετὰ Μυρμιδόνεσσι;
τῶν κε μάλ᾽ ἀμφοτέρων ἀκαχοίμεθα τεθνηώτων.
ἦε σύ γ᾽ Ἀργείων ὀλοφύρεαι, ὡς ὀλέκονται
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ὑπερβασίης ἕνεκα σφῆς;
ἐξαύδα, μὴ κεῦθε νόωι, ἵνα εἴδομεν ἄμφω.

τὸν δὲ βαρὺ στενάχων προσέφης Πατρόκλεες ἱππεῦ·
ὦ Ἀχιλεῦ Πηλῆος υἱὲ μέγα φέρτατ᾽ Ἀχαιῶν
μὴ νεμέσα· τοῖον γὰρ ἄχος βεβίηκεν Ἀχαιούς.
οἳ μὲν γὰρ δὴ πάντες, ὅσοι πάρος ἦσαν ἄριστοι,
ἐν νηυσὶν κέαται βεβλημένοι οὐτάμενοί τε.

βέβληται μὲν ὁ Τυδεΐδης κρατερὸς Διομήδης,
οὔτασται δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρικλυτὸς ἠδ᾽ Ἀγαμέμνων,
βέβληται δὲ καὶ Εὐρύπυλος κατὰ μηρὸν ὀϊστῶι.
τοὺς μέν τ᾽ ἰητροὶ πολυφάρμακοι ἀμφιπένονται
ἕλκε᾽ ἀκειόμενοι· σὺ δ᾽ ἀμήχανος ἔπλευ Ἀχιλλεῦ.

μὴ ἐμέ γ᾽ οὖν οὗτός γε λάβοι χόλος, ὃν σὺ φυλάσσεις
αἰναρέτη· τί σευ ἄλλος ὀνήσεται ὀψίγονός περ
αἴ κε μὴ Ἀργείοισιν ἀεικέα λοιγὸν ἀμύνηις;
νηλεές, οὐκ ἄρα σοί γε πατὴρ ἦν ἱππότα Πηλεύς,
οὐδὲ Θέτις μήτηρ· γλαυκὴ δέ σε τίκτε θάλασσα

πέτραι τ᾽ ἠλίβατοι, ὅτι τοι νόος ἐστὶν ἀπηνής.
εἰ δέ τινα φρεσὶ σῆισι θεοπροπίην ἀλεείνεις
καί τινά τοι πὰρ Ζηνὸς ἐπέφραδε πότνια μήτηρ,
ἀλλ᾽ ἐμέ περ πρόες ὦχ᾽, ἃμα δ᾽ ἄλλον λαὸν ὄπασσον
Μυρμιδόνων, ἤν πού τι φόως Δαναοῖσι γένωμαι.

δὸς δέ μοι ὤμοιιν τὰ σὰ τεύχεα θωρηχθῆναι,
αἴ κ᾽ ἐμὲ σοὶ ἴσκοντες ἀπόσχωνται πολέμοιο
Τρῶες, ἀναπνεύσωσι δ᾽ Ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
τειρόμενοι· ὀλίγη δέ τ᾽ ἀνάπνευσις πολέμοιο.
ῥεῖα δέ κ᾽ ἀκμῆτες κεκμηότας ἄνδρας ἀϋτῆι

ὤσαιμεν προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
ὣς φάτο λισσόμενος μέγα νήπιος· ἦ γὰρ ἔμελλεν
οἷ αὐτῶι θάνατόν τε κακὸν καὶ κῆρα λιτέσθαι.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ὤ μοι διογενὲς Πατρόκλεες οἷον ἔειπες·

οὔτε θεοπροπίης ἐμπάζομαι ἥν τινα οἶδα,
οὔτέ τί μοι πὰρ Ζηνὸς ἐπέφραδε πότνια μήτηρ·
ἀλλὰ τόδ᾽ αἰνὸν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἱκάνει,
ὁππότε δὴ τὸν ὁμοῖον ἀνὴρ ἐθέληισιν ἀμέρσαι
καὶ γέρας ἂψ ἀφελέσθαι, ὅ τε κράτεϊ προβεβήκηι·

αἰνὸν ἄχος τό μοί ἐστιν, ἐπεὶ πάθον ἄλγεα θυμῶι.
κούρην ἣν ἄρα μοι γέρας ἔξελον υἷες Ἀχαιῶν,
δουρὶ δ᾽ ἐμῶι κτεάτισσα πόλιν εὐτείχεα πέρσας,
τὴν ἂψ ἐκ χειρῶν ἕλετο κρείων Ἀγαμέμνων
Ἀτρεΐδης ὡς εἴ τιν᾽ ἀτίμητον μετανάστην.

ἀλλὰ τὰ μὲν προτετύχθαι ἐάσομεν· οὐδ᾽ ἄρα πως ἦν
ἀσπερχὲς κεχολῶσθαι ἐνὶ φρεσίν· ἤτοι ἔφην γε
οὐ πρὶν μηνιθμὸν καταπαυσέμεν, ἀλλ᾽ ὁπότ᾽ ἂν δὴ
νῆας ἐμὰς ἀφίκηται ἀϋτή τε πτόλεμός τε.
τύνη δ᾽ ὤμοιιν μὲν ἐμὰ κλυτὰ τεύχεα δῦθι,

ἄρχε δὲ Μυρμιδόνεσσι φιλοπτολέμοισι μάχεσθαι,
εἰ δὴ κυάνεον Τρώων νέφος ἀμφιβέβηκε
νηυσὶν ἐπικρατέως, οἳ δὲ ῥηγμῖνι θαλάσσης
κεκλίαται, χώρης ὀλίγην ἔτι μοῖραν ἔχοντες
Ἀργεῖοι, Τρώων δὲ πόλις ἐπὶ πᾶσα βέβηκε

θάρσυνος· οὐ γὰρ ἐμῆς κόρυθος λεύσσουσι μέτωπον
ἐγγύθι λαμπομένης· τάχα κεν φεύγοντες ἐναύλους
πλήσειαν νεκύων, εἴ μοι κρείων Ἀγαμέμνων
ἤπια εἰδείη· νῦν δὲ στρατὸν ἀμφιμάχονται.
οὐ γὰρ Τυδεΐδεω Διομήδεος ἐν παλάμηισι

μαίνεται ἐγχείη Δαναῶν ἀπὸ λοιγὸν ἀμῦναι·
οὐδέ πω Ἀτρεΐδεω ὀπὸς ἔκλυον αὐδήσαντος
ἐχθρῆς ἐκ κεφαλῆς· ἀλλ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
Τρωσὶ κελεύοντος περιάγνυται, οἳ δ᾽ ἀλαλητῶι
πᾶν πεδίον κατέχουσι μάχηι νικῶντες Ἀχαιούς.

ἀλλὰ καὶ ὧς Πάτροκλε νεῶν ἄπο λοιγὸν ἀμύνων
ἔμπεσ᾽ ἐπικρατέως, μὴ δὴ πυρὸς αἰθομένοιο
νῆας ἐνιπρήσωσι, φίλον δ᾽ ἀπὸ νόστον ἕλωνται.
πείθεο δ᾽ ὥς τοι ἐγὼ μύθου τέλος ἐν φρεσὶ θείω,
ὡς ἄν μοι τιμὴν μεγάλην καὶ κῦδος ἄρηαι

πρὸς πάντων Δαναῶν, ἀτὰρ οἳ περικαλλέα κούρην
ἂψ ἀπονάσσωσιν, ποτὶ δ᾽ ἀγλαὰ δῶρα πόρωσιν.
ἐκ νηῶν ἐλάσας ἰέναι πάλιν· εἰ δέ κεν αὖ τοι
δώηι κῦδος ἀρέσθαι ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης,
μὴ σύ γ᾽ ἄνευθεν ἐμεῖο λιλαίεσθαι πολεμίζειν

Τρωσὶ φιλοπτολέμοισιν· ἀτιμότερον δέ με θήσεις·
μὴ δ᾽ ἐπαγαλλόμενος πολέμωι καὶ δηϊοτῆτι
Τρῶας ἐναιρόμενος προτὶ Ἴλιον ἡγεμονεύειν,
μή τις ἀπ᾽ Οὐλύμποιο θεῶν αἰειγενετάων
ἐμβήηι· μάλα τούς γε φιλεῖ ἑκάεργος Ἀπόλλων·

ἀλλὰ πάλιν τρωπᾶσθαι, ἐπὴν φάος ἐν νήεσσι
θήηις, τοὺς δ᾽ ἔτ᾽ ἐᾶν πεδίον κάτα δηριάασθαι.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
μήτέ τις οὖν Τρώων θάνατον φύγοι ὅσσοι ἔασι,
μήτέ τις Ἀργείων, νῶϊν δ᾽ ἐκδῦμεν ὄλεθρον,

ὄφρ᾽ οἶοι Τροίης ἱερὰ κρήδεμνα λύωμεν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,
Αἴας δ᾽ οὐκ ἔτ᾽ ἔμιμνε· βιάζετο γὰρ βελέεσσι·
δάμνα μιν Ζηνός τε νόος καὶ Τρῶες ἀγαυοὶ
βάλλοντες· δεινὴν δὲ περὶ κροτάφοισι φαεινὴ

πήληξ βαλλομένη καναχὴν ἔχε, βάλλετο δ᾽ αἰεὶ
κὰπ φάλαρ᾽ εὐποίηθ᾽· ὁ δ᾽ ἀριστερὸν ὦμον ἔκαμνεν
ἔμπεδον αἰὲν ἔχων σάκος αἰόλον· οὐδὲ δύναντο
ἀμφ᾽ αὐτῶι πελεμίξαι ἐρείδοντες βελέεσσιν.
αἰεὶ δ᾽ ἀργαλέωι ἔχετ᾽ ἄσθματι, κὰδ δέ οἱ ἱδρὼς

πάντοθεν ἐκ μελέων πολὺς ἔρρεεν, οὐδέ πηι εἶχεν
ἀμπνεῦσαι· πάντηι δὲ κακὸν κακῶι ἐστήρικτο.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι,
ὅππως δὴ πρῶτον πῦρ ἔμπεσε νηυσὶν Ἀχαιῶν.
Ἕκτωρ Αἴαντος δόρυ μείλινον ἄγχι παραστὰς

πλῆξ᾽ ἄορι μεγάλωι αἰχμῆς παρὰ καυλὸν ὄπισθεν,
ἀντικρὺ δ᾽ ἀπάραξε· τὸ μὲν Τελαμώνιος Αἴας
πῆλ᾽ αὔτως ἐν χειρὶ κόλον δόρυ, τῆλε δ᾽ ἀπ᾽ αὐτοῦ
αἰχμὴ χαλκείη χαμάδις βόμβησε πεσοῦσα.
γνῶ δ᾽ Αἴας κατὰ θυμὸν ἀμύμονα ῥίγησέν τε

ἔργα θεῶν, ὅ ῥα πάγχυ μάχης ἐπὶ μήδεα κεῖρε
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης, Τρώεσσι δὲ βούλετο νίκην·
χάζετο δ᾽ ἐκ βελέων. τοὶ δ᾽ ἔμβαλον ἀκάματον πῦρ
νηῒ θοῆι· τῆς δ᾽ αἶψα κατ᾽ ἀσβέστη κέχυτο φλόξ.
ὣς τὴν μὲν πρυμνὴν πῦρ ἄμφεπεν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς

μηρὼ πληξάμενος Πατροκλῆα προσέειπεν·
ὄρσεο διογενὲς Πατρόκλεες ἱπποκέλευθε·
λεύσσω δὴ παρὰ νηυσὶ πυρὸς δηΐοιο ἰωήν·
μὴ δὴ νῆας ἕλωσι καὶ οὐκέτι φυκτὰ πέλωνται·
δύσεο τεύχεα θᾶσσον, ἐγὼ δέ κε λαὸν ἀγείρω.

ὣς φάτο, Πάτροκλος δὲ κορύσσετο νώροπι χαλκῶι.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλάς, ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνε
ποικίλον ἀστερόεντα ποδώκεος Αἰακίδαο.

ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον
χάλκεον, αὐτὰρ ἔπειτα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε·
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἰφθίμωι κυνέην εὔτυκτον ἔθηκεν
ἵππουριν· δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμα δοῦρε, τά οἱ παλάμηφιν ἀρήρει.

ἔγχος δ᾽ οὐχ ἕλετ᾽ οἶον ἀμύμονος Αἰακίδαο
βριθὺ μέγα στιβαρόν· τὸ μὲν οὐ δύνατ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν
πάλλειν, ἀλλά μιν οἶος ἐπίστατο πῆλαι Ἀχιλλεὺς
Πηλιάδα μελίην, τὴν πατρὶ φίλωι πόρε Χείρων
Πηλίου ἐκ κορυφῆς, φόνον ἔμμεναι ἡρώεσσιν.

ἵππους δ᾽ Αὐτομέδοντα θοῶς ζευγνῦμεν ἄνωγε,
τὸν μετ᾽ Ἀχιλλῆα ῥηξήνορα τῖε μάλιστα,
πιστότατος δέ οἱ ἔσκε μάχηι ἔνι μεῖναι ὁμοκλήν.
τῶι δὲ καὶ Αὐτομέδων ὕπαγε ζυγὸν ὠκέας ἵππους
Ξάνθον καὶ Βαλίον, τὼ ἅμα πνοιῆισι πετέσθην,

τοὺς ἔτεκε Ζεφύρωι ἀνέμωι Ἅρπυια Ποδάργη
βοσκομένη λειμῶνι παρὰ ῥόον Ὠκεανοῖο.
ἐν δὲ παρηορίηισιν ἀμύμονα Πήδασον ἵει,
τόν ῥά ποτ᾽ Ἠετίωνος ἑλὼν πόλιν ἤγαγ᾽ Ἀχιλλεύς,
ὃς καὶ θνητὸς ἐὼν ἕπεθ᾽ ἵπποις ἀθανάτοισι.

Μυρμιδόνας δ᾽ ἄρ᾽ ἐποιχόμενος θώρηξεν Ἀχιλλεὺς
πάντας ἀνὰ κλισίας σὺν τεύχεσιν· οἳ δὲ λύκοι ὣς
ὠμοφάγοι, τοῖσίν τε περὶ φρεσὶν ἄσπετος ἀλκή,
οἵ τ᾽ ἔλαφον κεραὸν μέγαν οὔρεσι δηιώσαντες
δάπτουσιν· πᾶσιν δὲ παρήϊον αἵματι φοινόν·

καί τ᾽ ἀγεληδὸν ἴασιν ἀπὸ κρήνης μελανύδρου
λάψοντες γλώσσηισιν ἀραιῆισιν μέλαν ὕδωρ
ἄκρον ἐρευγόμενοι φόνον αἵματος· ἐν δέ τε θυμὸς
στήθεσιν ἄτρομός ἐστι, περιστένεται δέ τε γαστήρ·
τοῖοι Μυρμιδόνων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες

ἀμφ᾽ ἀγαθὸν θεράποντα ποδώκεος Αἰακίδαο
ῥώοντ᾽· ἐν δ᾽ ἄρα τοῖσιν ἀρήϊος ἵστατ᾽ Ἀχιλλεύς,
ὀτρύνων ἵππους τε καὶ ἀνέρας ἀσπιδιώτας.
πεντήκοντ᾽ ἦσαν νῆες θοαί, ἧισιν Ἀχιλλεὺς
ἐς Τροίην ἡγεῖτο Διῒ φίλος· ἐν δὲ ἑκάστηι

πεντήκοντ᾽ ἔσαν ἄνδρες ἐπὶ κληῗσιν ἑταῖροι·
πέντε δ᾽ ἄρ᾽ ἡγεμόνας ποιήσατο τοῖς ἐπεποίθει
σημαίνειν· αὐτὸς δὲ μέγα κρατέων ἤνασσε.
τῆς μὲν ἰῆς στιχὸς ἦρχε Μενέσθιος αἰολοθώρηξ
υἱὸς Σπερχειοῖο διιπετέος ποταμοῖο·

ὃν τέκε Πηλῆος θυγάτηρ καλὴ Πολυδώρη
Σπερχειῶι ἀκάμαντι γυνὴ θεῶι εὐνηθεῖσα,
αὐτὰρ ἐπίκλησιν Βώρωι Περιήρεος υἷι,
ὅς ῥ᾽ ἀναφανδὸν ὄπυιε πορὼν ἀπερείσια ἕδνα.
τῆς δ᾽ ἑτέρης Εὔδωρος ἀρήϊος ἡγεμόνευε

παρθένιος, τὸν ἔτικτε χορῶι καλὴ Πολυμήλη
Φύλαντος θυγάτηρ· τῆς δὲ κρατὺς ἀργεϊφόντης
ἠράσατ᾽, ὀφθαλμοῖσιν ἰδὼν μετὰ μελπομένηισιν
ἐν χορῶι Ἀρτέμιδος χρυσηλακάτου κελαδεινῆς.
αὐτίκα δ᾽ εἰς ὑπερῶι᾽ ἀναβὰς παρελέξατο λάθρηι

Ἑρμείας ἀκάκητα, πόρεν δέ οἱ ἀγλαὸν υἱὸν
Εὔδωρον πέρι μὲν θείειν ταχὺν ἠδὲ μαχητήν.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τόν γε μογοστόκος Εἰλείθυια
ἐξάγαγε πρὸ φόως δὲ καὶ ἠελίου ἴδεν αὐγάς,
τὴν μὲν Ἐχεκλῆος κρατερὸν μένος Ἀκτορίδαο

ἠγάγετο πρὸς δώματ᾽, ἐπεὶ πόρε μυρία ἕδνα,
τὸν δ᾽ ὁ γέρων Φύλας εὖ ἔτρεφεν ἠδ᾽ ἀτίταλλεν
ἀμφαγαπαζόμενος ὡς εἴ θ᾽ ἑὸν υἱὸν ἐόντα.
τῆς δὲ τρίτης Πείσανδρος ἀρήϊος ἡγεμόνευε
Μαιμαλίδης, ὃς πᾶσι μετέπρεπε Μυρμιδόνεσσιν

ἔγχεϊ μάρνασθαι μετὰ Πηλεΐωνος ἑταῖρον.
τῆς δὲ τετάρτης ἦρχε γέρων ἱππηλάτα Φοῖνιξ,
πέμπτης δ᾽ Ἀλκιμέδων Λαέρκεος υἱὸς ἀμύμων.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντας ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν Ἀχιλλεὺς
στῆσεν ἐῢ κρίνας, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·

Μυρμιδόνες μή τίς μοι ἀπειλάων λελαθέσθω,
ἃς ἐπὶ νηυσὶ θοῆισιν ἀπειλεῖτε Τρώεσσι
πάνθ᾽ ὑπὸ μηνιθμόν, καί μ᾽ ἠιτιάασθε ἕκαστος·
σχέτλιε Πηλέος υἱὲ χόλωι ἄρα σ᾽ ἔτρεφε μήτηρ,
νηλεές, ὃς παρὰ νηυσὶν ἔχεις ἀέκοντας ἑταίρους·

οἴκαδέ περ σὺν νηυσὶ νεώμεθα ποντοπόροισιν
αὖτις, ἐπεί ῥά τοι ὧδε κακὸς χόλος ἔμπεσε θυμῶι.
ταῦτά μ᾽ ἀγειρόμενοι θάμ᾽ ἐβάζετε· νῦν δὲ πέφανται
φυλόπιδος μέγα ἔργον, ἕης τὸ πρίν γ᾽ ἐράασθε.
ἔνθά τις ἄλκιμον ἦτορ ἔχων Τρώεσσι μαχέσθω.

ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
μᾶλλον δὲ στίχες ἄρθεν, ἐπεὶ βασιλῆος ἄκουσαν.
ὡς δ᾽ ὅτε τοῖχον ἀνὴρ ἀράρηι πυκινοῖσι λίθοισι
δώματος ὑψηλοῖο βίας ἀνέμων ἀλεείνων,
ὣς ἄραρον κόρυθές τε καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι.

ἀσπὶς ἄρ᾽ ἀσπίδ᾽ ἔρειδε, κόρυς κόρυν, ἀνέρα δ᾽ ἀνήρ·
ψαῦον δ᾽ ἱππόκομοι κόρυθες λαμπροῖσι φάλοισι
νευόντων, ὡς πυκνοὶ ἐφέστασαν ἀλλήλοισι.
πάντων δὲ προπάροιθε δύ᾽ ἀνέρε θωρήσσοντο
Πάτροκλός τε καὶ Αὐτομέδων ἕνα θυμὸν ἔχοντες

πρόσθεν Μυρμιδόνων πολεμιζέμεν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ἐς κλισίην, χηλοῦ δ᾽ ἀπὸ πῶμ᾽ ἀνέωιγε
καλῆς δαιδαλέης, τήν οἱ Θέτις ἀργυρόπεζα
θῆκ᾽ ἐπὶ νηὸς ἄγεσθαι ἐῢ πλήσασα χιτώνων
χλαινάων τ᾽ ἀνεμοσκεπέων οὔλων τε ταπήτων.

ἔνθα δέ οἱ δέπας ἔσκε τετυγμένον, οὐδέ τις ἄλλος
οὔτ᾽ ἀνδρῶν πίνεσκεν ἀπ᾽ αὐτοῦ αἴθοπα οἶνον,
οὔτέ τεωι σπένδεσκε θεῶν, ὅτε μὴ Διὶ πατρί.
τό ῥα τότ᾽ ἐκ χηλοῖο λαβὼν ἐκάθηρε θεείωι
πρῶτον, ἔπειτα δ᾽ ἔνιψ᾽ ὕδατος καλῆισι ῥοῆισι,

νίψατο δ᾽ αὐτὸς χεῖρας, ἀφύσσατο δ᾽ αἴθοπα οἶνον.
εὔχετ᾽ ἔπειτα στὰς μέσωι ἕρκεϊ, λεῖβε δὲ οἶνον
οὐρανὸν εἰσανιδών· Δία δ᾽ οὐ λάθε τερπικέραυνον·
Ζεῦ ἄνα Δωδωναῖε Πελασγικὲ τηλόθι ναίων
Δωδώνης μεδέων δυσχειμέρου, ἀμφὶ δὲ Σελλοὶ

σοὶ ναίουσ᾽ ὑποφῆται ἀνιπτόποδες χαμαιεῦναι,
ἠμὲν δή ποτ᾽ ἐμὸν ἔπος ἔκλυες εὐξαμένοιο,
τίμησας μὲν ἐμέ, μέγα δ᾽ ἴψαο λαὸν Ἀχαιῶν,
ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν μοι τόδ᾽ ἐπικρήηνον ἐέλδωρ·
αὐτὸς μὲν γὰρ ἐγὼ μενέω νηῶν ἐν ἀγῶνι,

ἀλλ᾽ ἕταρον πέμπω πολέσιν μετὰ Μυρμιδόνεσσι
μάρνασθαι· τῶι κῦδος ἅμα πρόες εὐρύοπα Ζεῦ,
θάρσυνον δέ οἱ ἦτορ ἐνὶ φρεσίν, ὄφρα καὶ Ἕκτωρ
εἴσεται ἤ ῥα καὶ οἶος ἐπίστηται πολεμίζειν
ἡμέτερος θεράπων, ἦ οἱ τότε χεῖρες ἄαπτοι

μαίνονθ᾽, ὁππότ᾽ ἐγώ περ ἴω μετὰ μῶλον Ἄρηος.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἀπὸ ναῦφι μάχην ἐνοπήν τε δίηται,
ἀσκηθής μοι ἔπειτα θοὰς ἐπὶ νῆας ἵκοιτο
τεύχεσί τε ξὺν πᾶσι καὶ ἀγχεμάχοις ἑτάροισιν.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε μητίετα Ζεύς.

τῶι δ᾽ ἕτερον μὲν ἔδωκε πατήρ, ἕτερον δ᾽ ἀνένευσε·
νηῶν μέν οἱ ἀπώσασθαι πόλεμόν τε μάχην τε
δῶκε, σόον δ᾽ ἀνένευσε μάχης ἐξαπονέεσθαι.
ἤτοι ὁ μὲν σπείσας τε καὶ εὐξάμενος Διὶ πατρὶ
ἂψ κλισίην εἰσῆλθε, δέπας δ᾽ ἀπέθηκ᾽ ἐνὶ χηλῶι,

στῆ δὲ πάροιθ᾽ ἐλθὼν κλισίης, ἔτι δ᾽ ἤθελε θυμῶι
εἰσιδέειν Τρώων καὶ Ἀχαιῶν φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἅμα Πατρόκλωι μεγαλήτορι θωρηχθέντες
ἔστιχον, ὄφρ᾽ ἐν Τρωσὶ μέγα φρονέοντες ὄρουσαν.
αὐτίκα δὲ σφήκεσσιν ἐοικότες ἐξεχέοντο

εἰνοδίοις, οὓς παῖδες ἐριδμαίνωσιν ἔθοντες
αἰεὶ κερτομέοντες ὁδῶι ἔπι οἰκί᾽ ἔχοντας
νηπίαχοι· ξυνὸν δὲ κακὸν πολέεσσι τιθεῖσι.
τοὺς δ᾽ εἴ περ παρά τίς τε κιὼν ἄνθρωπος ὁδίτης
κινήσηι ἀέκων, οἳ δ᾽ ἄλκιμον ἦτορ ἔχοντες

πρόσσω πᾶς πέτεται καὶ ἀμύνει οἷσι τέκεσσι.
τῶν τότε Μυρμιδόνες κραδίην καὶ θυμὸν ἔχοντες
ἐκ νηῶν ἐχέοντο· βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτάροισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Μυρμιδόνες ἕταροι Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος

ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς,
ὡς ἂν Πηλεΐδην τιμήσομεν, ὃς μέγ᾽ ἄριστος
Ἀργείων παρὰ νηυσὶ καὶ ἀγχέμαχοι θεράποντες,
γνῶι δὲ καὶ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἣν ἄτην, ὅ τ᾽ ἄριστον Ἀχαιῶν οὐδὲν ἔτισεν.

ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου,
ἐν δ᾽ ἔπεσον Τρώεσσιν ἀολλέες· ἀμφὶ δὲ νῆες
σμερδαλέον κονάβησαν ἀϋσάντων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν.
Τρῶες δ᾽ ὡς εἴδοντο Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
αὐτὸν καὶ θεράποντα σὺν ἔντεσι μαρμαίροντας,

πᾶσιν ὀρίνθη θυμός, ἐκίνηθεν δὲ φάλαγγες
ἐλπόμενοι παρὰ ναῦφι ποδώκεα Πηλεΐωνα
μηνιθμὸν μὲν ἀπορρῖψαι, φιλότητα δ᾽ ἑλέσθαι·
πάπτηνεν δὲ ἕκαστος ὅπηι φύγοι αἰπὺν ὄλεθρον.
Πάτροκλος δὲ πρῶτος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι

ἀντικρὺ κατὰ μέσσον, ὅθι πλεῖστοι κλονέοντο,
νηῒ πάρα πρυμνῆι μεγαθύμου Πρωτεσιλάου,
καὶ βάλε Πυραίχμην, ὃς Παίονας ἱπποκορυστὰς
ἤγαγεν ἐξ Ἀμυδῶνος ἀπ᾽ Ἀξιοῦ εὐρὺ ῥέοντος·
τὸν βάλε δεξιὸν ὦμον· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι

κάππεσεν οἰμώξας, ἕταροι δέ μιν ἀμφεφόβηθεν
Παίονες· ἐν γὰρ Πάτροκλος φόβον ἧκεν ἅπασιν
ἡγεμόνα κτείνας, ὃς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι.
ἐκ νηῶν δ᾽ ἔλασεν, κατὰ δ᾽ ἔσβεσεν αἰθόμενον πῦρ.
ἡμιδαὴς δ᾽ ἄρα νηῦς λίπετ᾽ αὐτόθι· τοὶ δὲ φόβηθεν

Τρῶες θεσπεσίωι ὁμάδωι· Δαναοὶ δ᾽ ἐπέχυντο
νῆας ἀνὰ γλαφυράς· ὅμαδος δ᾽ ἀλίαστος ἐτύχθη.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀφ᾽ ὑψηλῆς κορυφῆς ὄρεος μεγάλοιο
κινήσηι πυκινὴν νεφέλην στεροπηγερέτα Ζεύς,
ἔκ τ᾽ ἔφανεν πᾶσαι σκοπιαὶ καὶ πρώονες ἄκροι

καὶ νάπαι, οὐρανόθεν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπερράγη ἄσπετος αἰθήρ,
ὣς Δαναοὶ νηῶν μὲν ἀπωσάμενοι δήϊον πῦρ
τυτθὸν ἀνέπνευσαν, πολέμου δ᾽ οὐ γίγνετ᾽ ἐρωή·
οὐ γάρ πώ τι Τρῶες ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
προτροπάδην φοβέοντο μελαινάων ἀπὸ νηῶν,

ἀλλ᾽ ἔτ᾽ ἄρ᾽ ἀνθίσταντο, νεῶν δ᾽ ὑπόεικον ἀνάγκηι.
ἔνθα δ᾽ ἀνὴρ ἕλεν ἄνδρα κεδασθείσης ὑσμίνης
ἡγεμόνων. πρῶτος δὲ Μενοιτίου ἄλκιμος υἱὸς
αὐτίκ᾽ ἄρα στρεφθέντος Ἀρηϊλύκου βάλε μηρὸν
ἔγχεϊ ὀξυόεντι, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσε·

ῥῆξεν δ᾽ ὀστέον ἔγχος, ὁ δὲ πρηνὴς ἐπὶ γαίηι
κάππεσ᾽· ἀτὰρ Μενέλαος ἀρήϊος οὖτα Θόαντα
στέρνον γυμνωθέντα παρ᾽ ἀσπίδα, λῦσε δὲ γυῖα.
Φυλεΐδης δ᾽ Ἄμφικλον ἐφορμηθέντα δοκεύσας
ἔφθη ὀρεξάμενος πρυμνὸν σκέλος, ἔνθα πάχιστος

μυὼν ἀνθρώπου πέλεται· περὶ δ᾽ ἔγχεος αἰχμῆι
νεῦρα διεσχίσθη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
Νεστορίδαι δ᾽ ὁ μὲν οὔτασ᾽ Ἀτύμνιον ὀξέϊ δουρὶ
Ἀντίλοχος, λαπάρης δὲ διήλασε χάλκεον ἔγχος·
ἤριπε δὲ προπάροιθε. Μάρις δ᾽ αὐτοσχεδὰ δουρὶ

Ἀντιλόχωι ἐπόρουσε κασιγνήτοιο χολωθεὶς
στὰς πρόσθεν νέκυος· τοῦ δ᾽ ἀντίθεος Θρασυμήδης
ἔφθη ὀρεξάμενος πρὶν οὐτάσαι, οὐδ᾽ ἀφάμαρτεν,
ὦμον ἄφαρ· πρυμνὸν δὲ βραχίονα δουρὸς ἀκωκὴ
δρύψ᾽ ἀπὸ μυώνων, ἀπὸ δ᾽ ὀστέον ἄχρις ἄραξε·

δούπησεν δὲ πεσών, κατὰ δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν.
ὣς τὼ μὲν δοιοῖσι κασιγνήτοισι δαμέντε
βήτην εἰς Ἔρεβος Σαρπηδόνος ἐσθλοὶ ἑταῖροι
υἷες ἀκοντισταὶ Ἀμισωδάρου, ὅς ῥα Χίμαιραν
θρέψεν ἀμαιμακέτην πολέσιν κακὸν ἀνθρώποισιν.

Αἴας δὲ Κλεόβουλον Ὀϊλιάδης ἐπορούσας
ζωὸν ἕλε βλαφθέντα κατὰ κλόνον· ἀλλά οἱ αὖθι
λῦσε μένος πλήξας ξίφει αὐχένα κωπήεντι.
πᾶν δ᾽ ὑπεθερμάνθη ξίφος αἵματι· τὸν δὲ κατ᾽ ὄσσε
ἔλλαβε πορφύρεος θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.

Πηνέλεως δὲ Λύκων τε συνέδραμον· ἔγχεσι μὲν γὰρ
ἤμβροτον ἀλλήλων, μέλεον δ᾽ ἠκόντισαν ἄμφω·
τὼ δ᾽ αὖτις ξιφέεσσι συνέδραμον. ἔνθα Λύκων μὲν
ἱπποκόμου κόρυθος φάλον ἤλασεν, ἀμφὶ δὲ καυλὸν
φάσγανον ἐρραίσθη· ὁ δ᾽ ὑπ᾽ οὔατος αὐχένα θεῖνε

Πηνέλεως, πᾶν δ᾽ εἴσω ἔδυ ξίφος, ἔσχεθε δ᾽ οἶον
δέρμα, παρηέρθη δὲ κάρη, ὑπέλυντο δὲ γυῖα.
Μηριόνης δ᾽ Ἀκάμαντα κιχεὶς ποσὶ καρπαλίμοισι
νύξ᾽ ἵππων ἐπιβησόμενον κατὰ δεξιὸν ὦμον·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, κατὰ δ᾽ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς.

Ἰδομενεὺς δ᾽ Ἐρύμαντα κατὰ στόμα νηλέϊ χαλκῶι
νύξε· τὸ δ᾽ ἀντικρὺ δόρυ χάλκεον ἐξεπέρησε
νέρθεν ὑπ᾽ ἐγκεφάλοιο, κέασσε δ᾽ ἄρ᾽ ὀστέα λευκά·
ἐκ δ᾽ ἐτίναχθεν ὀδόντες, ἐνέπλησθεν δέ οἱ ἄμφω
αἵματος ὀφθαλμοί· τὸ δ᾽ ἀνὰ στόμα καὶ κατὰ ῥῖνας

πρῆσε χανών· θανάτου δὲ μέλαν νέφος ἀμφεκάλυψεν.
οὗτοι ἄρ᾽ ἡγεμόνες Δαναῶν ἕλον ἄνδρα ἕκαστος.
ὡς δὲ λύκοι ἄρνεσσιν ἐπέχραον ἢ ἐρίφοισι
σίνται ὑπ᾽ ἐκ μήλων αἱρεύμενοι, αἵ τ᾽ ἐν ὄρεσσι
ποιμένος ἀφραδίηισι διέτμαγεν· οἳ δὲ ἰδόντες

αἶψα διαρπάζουσιν ἀνάλκιδα θυμὸν ἐχούσας·
ὣς Δαναοὶ Τρώεσσιν ἐπέχραον· οἳ δὲ φόβοιο
δυσκελάδου μνήσαντο, λάθοντο δὲ θούριδος ἀλκῆς.
Αἴας δ᾽ ὁ μέγας αἰὲν ἐφ᾽ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι
ἵετ᾽ ἀκοντίσσαι· ὁ δὲ ἰδρείηι πολέμοιο

ἀσπίδι ταυρείηι κεκαλυμμένος εὐρέας ὤμους
σκέπτετ᾽ ὀϊστῶν τε ῥοῖζον καὶ δοῦπον ἀκόντων.
ἦ μὲν δὴ γίγνωσκε μάχης ἑτεραλκέα νίκην·
ἀλλὰ καὶ ὧς ἀνέμιμνε, σάω δ᾽ ἐρίηρας ἑταίρους.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀπ᾽ Οὐλύμπου νέφος ἔρχεται οὐρανὸν εἴσω

αἰθέρος ἐκ δίης, ὅτε τε Ζεὺς λαίλαπα τείνηι,
ὣς τῶν ἐκ νηῶν γένετο ἰαχή τε φόβος τε,
οὐδὲ κατὰ μοῖραν πέραον πάλιν. Ἕκτορα δ᾽ ἵπποι
ἔκφερον ὠκύποδες σὺν τεύχεσι, λεῖπε δὲ λαὸν
Τρωϊκόν, οὓς ἀέκοντας ὀρυκτὴ τάφρος ἔρυκε.

πολλοὶ δ᾽ ἐν τάφρωι ἐρυσάρματες ὠκέες ἵπποι
ἄξαντ᾽ ἐν πρώτωι ῥυμῶι λίπον ἅρματ᾽ ἀνάκτων,
Πάτροκλος δ᾽ ἕπετο σφεδανὸν Δαναοῖσι κελεύων
Τρωσὶ κακὰ φρονέων· οἳ δὲ ἰαχῆι τε φόβωι τε
πάσας πλῆσαν ὁδούς, ἐπεὶ ἂρ τμάγεν· ὕψι δ᾽ ἀέλλη

σκίδναθ᾽ ὑπὸ νεφέων, τανύοντο δὲ μώνυχες ἵπποι
ἄψορρον προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
Πάτροκλος δ᾽ ἧι πλεῖστον ὀρινόμενον ἴδε λαόν,
τῆι ῥ᾽ ἔχ᾽ ὁμοκλήσας· ὑπὸ δ᾽ ἄξοσι φῶτες ἔπιπτον
πρηνέες ἐξ ὀχέων, δίφροι δ᾽ ἀνακυμβαλίαζον.

ἀντικρὺ δ᾽ ἄρα τάφρον ὑπέρθορον ὠκέες ἵπποι
ἄμβροτοι, οὓς Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα,
πρόσσω ἱέμενοι, ἐπὶ δ᾽ Ἕκτορι κέκλετο θυμός·
ἵετο γὰρ βαλέειν· τὸν δ᾽ ἔκφερον ὠκέες ἵπποι.
ὡς δ᾽ ὑπὸ λαίλαπι πᾶσα κελαινὴ βέβριθε χθὼν

ἤματ᾽ ὀπωρινῶι, ὅτε λαβρότατον χέει ὕδωρ
Ζεύς, ὅτε δή ῥ᾽ ἄνδρεσσι κοτεσσάμενος χαλεπήνηι,
οἳ βίηι εἰν ἀγορῆι σκολιὰς κρίνωσι θέμιστας,
ἐκ δὲ δίκην ἐλάσωσι θεῶν ὄπιν οὐκ ἀλέγοντες·
τῶν δέ τε πάντες μὲν ποταμοὶ πλήθουσι ῥέοντες,

πολλὰς δὲ κλιτῦς τότ᾽ ἀποτμήγουσι χαράδραι,
ἐς δ᾽ ἅλα πορφυρέην μεγάλα στενάχουσι ῥέουσαι
ἐξ ὀρέων ἐπικάρ, μινύθει δέ τε ἔργ᾽ ἀνθρώπων·
ὣς ἵπποι Τρωιαὶ μεγάλα στενάχοντο θέουσαι.
Πάτροκλος δ᾽ ἐπεὶ οὖν πρώτας ἐπέκερσε φάλαγγας,

ἂψ ἐπὶ νῆας ἔεργε παλιμπετές, οὐδὲ πόληος
εἴα ἱεμένους ἐπιβαινέμεν, ἀλλὰ μεσηγὺ
νηῶν καὶ ποταμοῦ καὶ τείχεος ὑψηλοῖο
κτεῖνε μεταΐσσων, πολέων δ᾽ ἀπετίνυτο ποινήν.
ἔνθ᾽ ἤτοι Πρόνοον πρῶτον βάλε δουρὶ φαεινῶι

στέρνον γυμνωθέντα παρ᾽ ἀσπίδα, λῦσε δὲ γυῖα·
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δὲ Θέστορα Ἤνοπος υἱὸν
δεύτερον ὁρμηθείς· ὁ μὲν εὐξέστωι ἐνὶ δίφρωι
ἧστο ἀλείς· ἐκ γὰρ πλήγη φρένας, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρῶν
ἡνία ἠΐχθησαν· ὁ δ᾽ ἔγχεϊ νύξε παραστὰς

γναθμὸν δεξιτερόν, διὰ δ᾽ αὐτοῦ πεῖρεν ὀδόντων,
ἕλκε δὲ δουρὸς ἑλὼν ὑπὲρ ἄντυγος, ὡς ὅτε τις φὼς
πέτρηι ἔπι προβλῆτι καθήμενος ἱερὸν ἰχθὺν
ἐκ πόντοιο θύραζε λίνωι καὶ ἤνοπι χαλκῶι·
ὣς ἕλκ᾽ ἐκ δίφροιο κεχηνότα δουρὶ φαεινῶι,

κὰδ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπὶ στόμ᾽ ἔωσε· πεσόντα δέ μιν λίπε θυμός.
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Ἐρύλαον ἐπεσσύμενον βάλε πέτρωι
μέσσην κὰκ κεφαλήν· ἣ δ᾽ ἄνδιχα πᾶσα κεάσθη
ἐν κόρυθι βριαρῆι· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐπὶ γαίηι
κάππεσεν, ἀμφὶ δέ μιν θάνατος χύτο θυμοραϊστής.

αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Ἐρύμαντα καὶ Ἀμφοτερὸν καὶ Ἐπάλτην
Τληπόλεμόν τε Δαμαστορίδην Ἐχίον τε Πύριν τε
Ἰφέα τ᾽ Εὔιππόν τε καὶ Ἀργεάδην Πολύμηλον
πάντας ἐπασσυτέρους πέλασε χθονὶ πουλυβοτείρηι.
Σαρπηδὼν δ᾽ ὡς οὖν ἴδ᾽ ἀμιτροχίτωνας ἑταίρους

χέρσ᾽ ὕπο Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο δαμέντας,
κέκλετ᾽ ἄρ᾽ ἀντιθέοισι καθαπτόμενος Λυκίοισιν·
αἰδὼς ὦ Λύκιοι· πόσε φεύγετε; νῦν θοοὶ ἔστε.
ἀντήσω γὰρ ἐγὼ τοῦδ᾽ ἀνέρος, ὄφρα δαείω
ὅς τις ὅδε κρατέει καὶ δὴ κακὰ πολλὰ ἔοργε

Τρῶας, ἐπεὶ πολλῶν τε καὶ ἐσθλῶν γούνατ᾽ ἔλυσεν.
ἦ ῥα, καὶ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἐπεὶ ἴδεν ἔκθορε δίφρου.
οἳ δ᾽ ὥς τ᾽ αἰγυπιοὶ γαμψώνυχες ἀγκυλοχεῖλαι
πέτρηι ἐφ᾽ ὑψηλῆι μεγάλα κλάζοντε μάχωνται,

ὣς οἳ κεκλήγοντες ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ὄρουσαν.
τοὺς δὲ ἰδὼν ἐλέησε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω,
Ἥρην δὲ προσέειπε κασιγνήτην ἄλοχόν τε·
ὤ μοι ἐγών, ὅ τέ μοι Σαρπηδόνα φίλτατον ἀνδρῶν
μοῖρ᾽ ὑπὸ Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο δαμῆναι.

διχθὰ δέ μοι κραδίη μέμονε φρεσὶν ὁρμαίνοντι,
ἤ μιν ζωὸν ἐόντα μάχης ἄπο δακρυοέσσης
θείω ἀναρπάξας Λυκίης ἐν πίονι δήμωι,
ἦ ἤδη ὑπὸ χερσὶ Μενοιτιάδαο δαμάσσω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·

αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
ἄνδρα θνητὸν ἐόντα πάλαι πεπρωμένον αἴσηι
ἂψ ἐθέλεις θανάτοιο δυσηχέος ἐξαναλῦσαι;
ἔρδ᾽· ἀτὰρ οὔ τοι πάντες ἐπαινέομεν θεοὶ ἄλλοι.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·

αἴ κε ζὼν πέμψηις Σαρπηδόνα ὃν δὲ δόμον δέ,
φράζεο μή τις ἔπειτα θεῶν ἐθέληισι καὶ ἄλλος
πέμπειν ὃν φίλον υἱὸν ἀπὸ κρατερῆς ὑσμίνης·
πολλοὶ γὰρ περὶ ἄστυ μέγα Πριάμοιο μάχονται
υἱέες ἀθανάτων, τοῖσιν κότον αἰνὸν ἐνήσεις.

ἀλλ᾽ εἴ τοι φίλος ἐστί, τεὸν δ᾽ ὀλοφύρεται ἦτορ,
ἤτοι μέν μιν ἔασον ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
χέρσ᾽ ὕπο Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο δαμῆναι·
αὐτὰρ ἐπὴν δὴ τόν γε λίπηι ψυχή τε καὶ αἰών,
πέμπειν μιν θάνατόν τε φέρειν καὶ νήδυμον ὕπνον

εἰς ὅ κε δὴ Λυκίης εὐρείης δῆμον ἵκωνται,
ἔνθά ἑ ταρχύσουσι κασίγνητοί τε ἔται τε
τύμβωι τε στήληι τε· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ θανόντων.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
αἱματοέσσας δὲ ψιάδας κατέχευεν ἔραζε

παῖδα φίλον τιμῶν, τόν οἱ Πάτροκλος ἔμελλε
φθίσειν ἐν Τροίηι ἐριβώλακι τηλόθι πάτρης.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
ἔνθ᾽ ἤτοι Πάτροκλος ἀγακλειτὸν Θρασύμηλον,
ὅς ῥ᾽ ἠῢς θεράπων Σαρπηδόνος ἦεν ἄνακτος,

τὸν βάλε νείαιραν κατὰ γαστέρα, λῦσε δὲ γυῖα.
Σαρπηδὼν δ᾽ αὐτοῦ μὲν ἀπήμβροτε δουρὶ φαεινῶι
δεύτερον ὁρμηθείς, ὁ δὲ Πήδασον οὔτασεν ἵππον
ἔγχεϊ δεξιὸν ὦμον· ὁ δ᾽ ἔβραχε θυμὸν ἀΐσθων,
κὰδ δ᾽ ἔπεσ᾽ ἐν κονίηισι μακών, ἀπὸ δ᾽ ἔπτατο θυμός.

τὼ δὲ διαστήτην, κρίκε δὲ ζυγόν, ἡνία δέ σφι
σύγχυτ᾽, ἐπεὶ δὴ κεῖτο παρήορος ἐν κονίηισι.
τοῖο μὲν Αὐτομέδων δουρικλυτὸς εὕρετο τέκμωρ·
σπασσάμενος τανύηκες ἄορ παχέος παρὰ μηροῦ
ἀΐξας ἀπέκοψε παρήορον οὐδ᾽ ἐμάτησε·

τὼ δ᾽ ἰθυνθήτην, ἐν δὲ ῥυτῆρσι τάνυσθεν·
τὼ δ᾽ αὖτις συνίτην ἔριδος πέρι θυμοβόροιο.
ἔνθ᾽ αὖ Σαρπηδὼν μὲν ἀπήμβροτε δουρὶ φαεινῶι,
Πατρόκλου δ᾽ ὑπὲρ ὦμον ἀριστερὸν ἤλυθ᾽ ἀκωκὴ
ἔγχεος, οὐδ᾽ ἔβαλ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ὕστερος ὄρνυτο χαλκῶι

Πάτροκλος· τοῦ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἔκφυγε χειρός,
ἀλλ᾽ ἔβαλ᾽ ἔνθ᾽ ἄρα τε φρένες ἔρχαται ἀμφ᾽ ἁδινὸν κῆρ.
ἤριπε δ᾽ ὡς ὅτε τις δρῦς ἤριπεν ἢ ἀχερωῒς
ἠὲ πίτυς βλωθρή, τήν τ᾽ οὔρεσι τέκτονες ἄνδρες
ἐξέταμον πελέκεσσι νεήκεσι νήϊον εἶναι·

ὣς ὁ πρόσθ᾽ ἵππων καὶ δίφρου κεῖτο τανυσθεὶς
βεβρυχὼς κόνιος δεδραγμένος αἱματοέσσης.
ἠΰτε ταῦρον ἔπεφνε λέων ἀγέληφι μετελθὼν
αἴθωνα μεγάθυμον ἐν εἰλιπόδεσσι βόεσσι,
ὤλετό τε στενάχων ὑπὸ γαμφηλῆισι λέοντος,

ὣς ὑπὸ Πατρόκλωι Λυκίων ἀγὸς ἀσπιστάων
κτεινόμενος μενέαινε, φίλον δ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον·
Γλαῦκε πέπον πολεμιστὰ μετ᾽ ἀνδράσι νῦν σε μάλα χρὴ
αἰχμητήν τ᾽ ἔμεναι καὶ θαρσαλέον πολεμιστήν·
νῦν τοι ἐελδέσθω πόλεμος κακός, εἰ θοός ἐσσι.

πρῶτα μὲν ὄτρυνον Λυκίων ἡγήτορας ἄνδρας
πάντηι ἐποιχόμενος Σαρπηδόνος ἀμφιμάχεσθαι·
αὐτὰρ ἔπειτα καὶ αὐτὸς ἐμεῦ πέρι μάρναο χαλκῶι.
σοὶ γὰρ ἐγὼ καὶ ἔπειτα κατηφείη καὶ ὄνειδος
ἔσσομαι ἤματα πάντα διαμπερές, εἴ κέ μ᾽ Ἀχαιοὶ

τεύχεα συλήσωσι νεῶν ἐν ἀγῶνι πεσόντα.
ἀλλ᾽ ἔχεο κρατερῶς, ὄτρυνε δὲ λαὸν ἅπαντα.
ὣς ἄρα μιν εἰπόντα τέλος θανάτοιο κάλυψεν
ὀφθαλμοὺς ῥῖνάς θ᾽· ὁ δὲ λὰξ ἐν στήθεσι βαίνων
ἐκ χροὸς ἕλκε δόρυ, προτὶ δὲ φρένες αὐτῶι ἕποντο·

τοῖο δ᾽ ἅμα ψυχήν τε καὶ ἔγχεος ἐξέρυσ᾽ αἰχμήν.
Μυρμιδόνες δ᾽ αὐτοῦ σχέθον ἵππους φυσιόωντας
ἱεμένους φοβέεσθαι, ἐπεὶ λίπον ἅρματ᾽ ἀνάκτων.
Γλαύκωι δ᾽ αἰνὸν ἄχος γένετο φθογγῆς ἀΐοντι·
ὠρίνθη δέ οἱ ἦτορ ὅ τ᾽ οὐ δύνατο προσαμῦναι.

χειρὶ δ᾽ ἑλὼν ἐπίεζε βραχίονα· τεῖρε γὰρ αὐτὸν
ἕλκος, ὁ δή μιν Τεῦκρος ἐπεσσύμενον βάλεν ἰῶι
τείχεος ὑψηλοῖο, ἀρὴν ἑτάροισιν ἀμύνων.
εὐχόμενος δ᾽ ἄρα εἶπεν ἑκηβόλωι Ἀπόλλωνι·
κλῦθι ἄναξ ὅς που Λυκίης ἐν πίονι δήμωι

εἲς ἢ ἐνὶ Τροίηι· δύνασαι δὲ σὺ πάντοσ᾽ ἀκούειν
ἀνέρι κηδομένωι, ὡς νῦν ἐμὲ κῆδος ἱκάνει.
ἕλκος μὲν γὰρ ἔχω τόδε καρτερόν, ἀμφὶ δέ μοι χεὶρ
ὀξείηις ὀδύνηισιν ἐλήλαται, οὐδέ μοι αἷμα
τερσῆναι δύναται, βαρύθει δέ μοι ὦμος ὑπ᾽ αὐτοῦ·

ἔγχος δ᾽ οὐ δύναμαι σχεῖν ἔμπεδον, οὐδὲ μάχεσθαι
ἐλθὼν δυσμενέεσσιν. ἀνὴρ δ᾽ ὤριστος ὄλωλε
Σαρπηδὼν Διὸς υἱός· ὁ δ᾽ οὐ οὗ παιδὸς ἀμύνει.
ἀλλὰ σύ πέρ μοι ἄναξ τόδε καρτερὸν ἕλκος ἄκεσσαι,
κοίμησον δ᾽ ὀδύνας, δὸς δὲ κράτος, ὄφρ᾽ ἑτάροισι

κεκλόμενος Λυκίοισιν ἐποτρύνω πολεμίζειν,
αὐτός τ᾽ ἀμφὶ νέκυι κατατεθνηῶτι μάχωμαι.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε Φοῖβος Ἀπόλλων.
αὐτίκα παῦσ᾽ ὀδύνας ἀπὸ δ᾽ ἕλκεος ἀργαλέοιο
αἷμα μέλαν τέρσηνε, μένος δέ οἱ ἔμβαλε θυμῶι.

Γλαῦκος δ᾽ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ γήθησέν τε
ὅττί οἱ ὦκ᾽ ἤκουσε μέγας θεὸς εὐξαμένοιο.
πρῶτα μὲν ὄτρυνεν Λυκίων ἡγήτορας ἄνδρας
πάντηι ἐποιχόμενος Σαρπηδόνος ἀμφιμάχεσθαι·
αὐτὰρ ἔπειτα μετὰ Τρῶας κίε μακρὰ βιβάσθων

Πουλυδάμαντ᾽ ἔπι Πανθοΐδην καὶ Ἀγήνορα δῖον,
βῆ δὲ μετ᾽ Αἰνείαν τε καὶ Ἕκτορα χαλκοκορυστήν,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἕκτορ νῦν δὴ πάγχυ λελασμένος εἰς ἐπικούρων,
οἳ σέθεν εἵνεκα τῆλε φίλων καὶ πατρίδος αἴης

θυμὸν ἀποφθινύθουσι· σὺ δ᾽ οὐκ ἐθέλεις ἐπαμύνειν.
κεῖται Σαρπηδὼν Λυκίων ἀγὸς ἀσπιστάων,
ὃς Λυκίην εἴρυτο δίκηισί τε καὶ σθένεϊ ὧι·
τὸν δ᾽ ὑπὸ Πατρόκλωι δάμασ᾽ ἔγχεϊ χάλκεος Ἄρης.
ἀλλὰ φίλοι πάρστητε, νεμεσσήθητε δὲ θυμῶι,

μὴ ἀπὸ τεύχε᾽ ἕλωνται, ἀεικίσσωσι δὲ νεκρὸν
Μυρμιδόνες, Δαναῶν κεχολωμένοι ὅσσοι ὄλοντο,
τοὺς ἐπὶ νηυσὶ θοῆισιν ἐπέφνομεν ἐγχείηισιν.
ὣς ἔφατο, Τρῶας δὲ κατὰ κρῆθεν λάβε πένθος
ἄσχετον, οὐκ ἐπιεικτόν, ἐπεί σφισιν ἕρμα πόληος

ἔσκε καὶ ἀλλοδαπός περ ἐών· πολέες γὰρ ἅμ᾽ αὐτῶι
λαοὶ ἕποντ᾽, ἐν δ᾽ αὐτὸς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι·
βὰν δ᾽ ἰθὺς Δαναῶν λελιημένοι· ἦρχε δ᾽ ἄρά σφιν
Ἕκτωρ χωόμενος Σαρπηδόνος. αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
ὦρσε Μενοιτιάδεω Πατροκλῆος λάσιον κῆρ·

Αἴαντε πρώτω προσέφη μεμαῶτε καὶ αὐτώ·
Αἴαντε νῦν σφῶϊν ἀμύνεσθαι φίλον ἔστω,
οἷοί περ πάρος ἦτε μετ᾽ ἀνδράσιν ἢ καὶ ἀρείους.
κεῖται ἀνὴρ ὃς πρῶτος ἐσήλατο τεῖχος Ἀχαιῶν
Σαρπηδών· ἀλλ᾽ εἴ μιν ἀεικισσαίμεθ᾽ ἑλόντες,

τεύχεά τ᾽ ὤμοιιν ἀφελοίμεθα, καί τιν᾽ ἑταίρων
αὐτοῦ ἀμυνομένων δαμασαίμεθα νηλέϊ χαλκῶι.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ καὶ αὐτοὶ ἀλέξασθαι μενέαινον.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ ἀμφοτέρωθεν ἐκαρτύναντο φάλαγγας
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Μυρμιδόνες καὶ Ἀχαιοί,

σύμβαλον ἀμφὶ νέκυι κατατεθνηῶτι μάχεσθαι
δεινὸν ἀΰσαντες· μέγα δ᾽ ἔβραχε τεύχεα φωτῶν.
Ζεὺς δ᾽ ἐπὶ νύκτ᾽ ὀλοὴν τάνυσε κρατερῆι ὑσμίνηι,
ὄφρα φίλωι περὶ παιδὶ μάχης ὀλοὸς πόνος εἴη.
ὦσαν δὲ πρότεροι Τρῶες ἑλίκωπας Ἀχαιούς·

βλῆτο γὰρ οὔ τι κάκιστος ἀνὴρ μετὰ Μυρμιδόνεσσιν
υἱὸς Ἀγακλῆος μεγαθύμου δῖος Ἐπειγεύς,
ὅς ῥ᾽ ἐν Βουδείωι εὖ ναιομένωι ἤνασσε
τὸ πρίν· ἀτὰρ τότε γ᾽ ἐσθλὸν ἀνεψιὸν ἐξεναρίξας
ἐς Πηλῆ᾽ ἱκέτευσε καὶ ἐς Θέτιν ἀργυρόπεζαν·

οἳ δ᾽ ἅμ᾽ Ἀχιλλῆϊ ῥηξήνορι πέμπον ἕπεσθαι
Ἴλιον εἰς εὔπωλον, ἵνα Τρώεσσι μάχοιτο.
τόν ῥα τόθ᾽ ἁπτόμενον νέκυος βάλε φαίδιμος Ἕκτωρ
χερμαδίωι κεφαλήν· ἣ δ᾽ ἄνδιχα πᾶσα κεάσθη
ἐν κόρυθι βριαρῆι· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐπὶ νεκρῶι

κάππεσεν, ἀμφὶ δέ μιν θάνατος χύτο θυμοραϊστής.
Πατρόκλωι δ᾽ ἄρ᾽ ἄχος γένετο φθιμένου ἑτάροιο,
ἴθυσεν δὲ διὰ προμάχων ἴρηκι ἐοικὼς
ὠκέϊ, ὅς τ᾽ ἐφόβησε κολοιούς τε ψῆράς τε·
ὣς ἰθὺς Λυκίων Πατρόκλεες ἱπποκέλευθε

ἔσσυο καὶ Τρώων, κεχόλωσο δὲ κῆρ ἑτάροιο.
καί ῥ᾽ ἔβαλε Σθενέλαον Ἰθαιμένεος φίλον υἱὸν
αὐχένα χερμαδίωι, ῥῆξεν δ᾽ ἀπὸ τοῖο τένοντας.
χώρησαν δ᾽ ὑπό τε πρόμαχοι καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ.
ὅσση δ᾽ αἰγανέης ῥιπὴ ταναοῖο τέτυκται,

ἥν ῥά τ᾽ ἀνὴρ ἀφέηι πειρώμενος ἢ ἐν ἀέθλωι
ἠὲ καὶ ἐν πολέμωι δηΐων ὕπο θυμοραϊστέων,
τόσσον ἐχώρησαν Τρῶες, ὤσαντο δ᾽ Ἀχαιοί.
Γλαῦκος δὲ πρῶτος Λυκίων ἀγὸς ἀσπιστάων
ἐτράπετ᾽, ἔκτεινεν δὲ Βαθυκλῆα μεγάθυμον

Χάλκωνος φίλον υἱόν, ὃς Ἑλλάδι οἰκία ναίων
ὄλβωι τε πλούτωι τε μετέπρεπε Μυρμιδόνεσσι.
τὸν μὲν ἄρα Γλαῦκος στῆθος μέσον οὔτασε δουρὶ
στρεφθεὶς ἐξαπίνης, ὅτε μιν κατέμαρπτε διώκων·
δούπησεν δὲ πεσών· πυκινὸν δ᾽ ἄχος ἔλλαβ᾽ Ἀχαιούς,

ὡς ἔπεσ᾽ ἐσθλὸς ἀνήρ· μέγα δὲ Τρῶες κεχάροντο,
στὰν δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἰόντες ἀολλέες· οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ἀχαιοὶ
ἀλκῆς ἐξελάθοντο, μένος δ᾽ ἰθὺς φέρον αὐτῶν.
ἔνθ᾽ αὖ Μηριόνης Τρώων ἕλεν ἄνδρα κορυστὴν
Λαόγονον θρασὺν υἱὸν Ὀνήτορος, ὃς Διὸς ἱρεὺς

Ἰδαίου ἐτέτυκτο, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι.
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ γναθμοῖο καὶ οὔατος· ὦκα δὲ θυμὸς
ὤιχετ᾽ ἀπὸ μελέων, στυγερὸς δ᾽ ἄρα μιν σκότος εἷλεν.
Αἰνείας δ᾽ ἐπὶ Μηριόνηι δόρυ χάλκεον ἧκεν·
ἔλπετο γὰρ τεύξεσθαι ὑπασπίδια προβιβῶντος.

ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος·
πρόσσω γὰρ κατέκυψε, τὸ δ᾽ ἐξόπιθεν δόρυ μακρὸν
οὔδει ἐνισκίμφθη, ἐπὶ δ᾽ οὐρίαχος πελεμίχθη
ἔγχεος· ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀφίει μένος ὄβριμος Ἄρης.
αἰχμὴ δ᾽ Αἰνείαο κραδαινομένη κατὰ γαίης

ὤιχετ᾽, ἐπεί ῥ᾽ ἅλιον στιβαρῆς ἀπὸ χειρὸς ὄρουσεν.
Αἰνείας δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐχώσατο φώνησέν τε·
Μηριόνη τάχα κέν σε καὶ ὀρχηστήν περ ἐόντα
ἔγχος ἐμὸν κατέπαυσε διαμπερές, εἴ σ᾽ ἔβαλόν περ.
τὸν δ᾽ αὖ Μηριόνης δουρικλυτὸς ἀντίον ηὔδα·

Αἰνεία χαλεπόν σε καὶ ἴφθιμόν περ ἐόντα
πάντων ἀνθρώπων σβέσσαι μένος, ὅς κέ σευ ἄντα
ἔλθηι ἀμυνόμενος· θνητὸς δέ νυ καὶ σὺ τέτυξαι.
εἰ καὶ ἐγώ σε βάλοιμι τυχὼν μέσον ὀξέϊ χαλκῶι,
αἶψά κε καὶ κρατερός περ ἐὼν καὶ χερσὶ πεποιθὼς

εὖχος ἐμοὶ δοίης, ψυχὴν δ᾽ Ἄϊδι κλυτοπώλωι.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἐνένιπε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός·
Μηριόνη τί σὺ ταῦτα καὶ ἐσθλὸς ἐὼν ἀγορεύεις;
ὦ πέπον οὔ τοι Τρῶες ὀνειδείοις ἐπέεσσι
νεκροῦ χωρήσουσι· πάρος τινὰ γαῖα καθέξει.

ἐν γὰρ χερσὶ τέλος πολέμου, ἐπέων δ᾽ ἐνὶ βουλῆι·
τὼ οὔ τι χρὴ μῦθον ὀφέλλειν, ἀλλὰ μάχεσθαι.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ἦρχ᾽, ὁ δ᾽ ἅμ᾽ ἕσπετο ἰσόθεος φώς.
τῶν δ᾽ ὥς τε δρυτόμων ἀνδρῶν ὀρυμαγδὸς ὀρώρει
οὔρεος ἐν βήσσηις, ἕκαθεν δέ τε γίγνετ᾽ ἀκουή,

ὣς τῶν ὄρνυτο δοῦπος ἀπὸ χθονὸς εὐρυοδείης
χαλκοῦ τε ῥινοῦ τε βοῶν τ᾽ εὐποιητάων,
νυσσομένων ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν.
οὐδ᾽ ἂν ἔτι φράδμων περ ἀνὴρ Σαρπηδόνα δῖον
ἔγνω, ἐπεὶ βελέεσσι καὶ αἵματι καὶ κονίηισιν

ἐκ κεφαλῆς εἴλυτο διαμπερὲς ἐς πόδας ἄκρους.
οἳ δ᾽ αἰεὶ περὶ νεκρὸν ὁμίλεον, ὡς ὅτε μυῖαι
σταθμῶι ἔνι βρομέωσι περιγλαγέας κατὰ πέλλας
ὥρηι ἐν εἰαρινῆι, ὅτε τε γλάγος ἄγγεα δεύει·
ὣς ἄρα τοὶ περὶ νεκρὸν ὁμίλεον, οὐδέ ποτε Ζεὺς

τρέψεν ἀπὸ κρατερῆς ὑσμίνης ὄσσε φαεινώ,
ἀλλὰ κατ᾽ αὐτοὺς αἰὲν ὅρα καὶ φράζετο θυμῶι,
πολλὰ μάλ᾽ ἀμφὶ φόνωι Πατρόκλου μερμηρίζων,
ἢ ἤδη καὶ κεῖνον ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
αὐτοῦ ἐπ᾽ ἀντιθέωι Σαρπηδόνι φαίδιμος Ἕκτωρ

χαλκῶι δηιώσηι, ἀπό τ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕληται,
ἦ ἔτι καὶ πλεόνεσσιν ὀφέλλειεν πόνον αἰπύν.
ὧδε δέ οἱ φρονέοντι δοάσσατο κέρδιον εἶναι
ὄφρ᾽ ἠῢς θεράπων Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
ἐξαῦτις Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα χαλκοκορυστὴν

ὤσαιτο προτὶ ἄστυ, πολέων δ᾽ ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
Ἕκτορι δὲ πρωτίστωι ἀνάλκιδα θυμὸν ἐνῆκεν·
ἐς δίφρον δ᾽ ἀναβὰς φύγαδ᾽ ἔτραπε, κέκλετο δ᾽ ἄλλους
Τρῶας φευγέμεναι· γνῶ γὰρ Διὸς ἱρὰ τάλαντα.
ἔνθ᾽ οὐδ᾽ ἴφθιμοι Λύκιοι μένον, ἀλλὰ φόβηθεν

πάντες, ἐπεὶ βασιλῆα ἴδον βεβλαμμένον ἦτορ
κείμενον ἐν νεκύων ἀγύρει· πολέες γὰρ ἐπ᾽ αὐτῶι
κάππεσον, εὖτ᾽ ἔριδα κρατερὴν ἐτάνυσσε Κρονίων.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ ὤμοιιν Σαρπηδόνος ἔντε᾽ ἕλοντο
χάλκεα μαρμαίροντα, τὰ μὲν κοίλας ἐπὶ νῆας

δῶκε φέρειν ἑτάροισι Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός.
καὶ τότ᾽ Ἀπόλλωνα προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
εἰ δ᾽ ἄγε νῦν φίλε Φοῖβε, κελαινεφὲς αἷμα κάθηρον
ἐλθὼν ἐκ βελέων Σαρπηδόνα, καί μιν ἔπειτα
πολλὸν ἀπὸ πρὸ φέρων λοῦσον ποταμοῖο ῥοῆισι

χρῖσόν τ᾽ ἀμβροσίηι, περὶ δ᾽ ἄμβροτα εἵματα ἕσσον·
πέμπε δέ μιν πομποῖσιν ἅμα κραιπνοῖσι φέρεσθαι
ὕπνωι καὶ θανάτωι διδυμάοσιν, οἵ ῥά μιν ὦκα
θήσουσ᾽ ἐν Λυκίης εὐρείης πίονι δήμωι,
ἔνθά ἑ ταρχύσουσι κασίγνητοί τε ἔται τε

τύμβωι τε στήληι τε· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ θανόντων.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα πατρὸς ἀνηκούστησεν Ἀπόλλων.
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἐς φύλοπιν αἰνήν,
αὐτίκα δ᾽ ἐκ βελέων Σαρπηδόνα δῖον ἀείρας
πολλὸν ἀπὸ πρὸ φέρων λοῦσεν ποταμοῖο ῥοῆισι

χρῖσέν τ᾽ ἀμβροσίηι, περὶ δ᾽ ἄμβροτα εἵματα ἕσσε·
πέμπε δέ μιν πομποῖσιν ἅμα κραιπνοῖσι φέρεσθαι,
ὕπνωι καὶ θανάτωι διδυμάοσιν, οἵ ῥά μιν ὦκα
κάτθεσαν ἐν Λυκίης εὐρείης πίονι δήμωι.
Πάτροκλος δ᾽ ἵπποισι καὶ Αὐτομέδοντι κελεύσας

Τρῶας καὶ Λυκίους μετεκίαθε, καὶ μέγ᾽ ἀάσθη
νήπιος· εἰ δὲ ἔπος Πηληϊάδαο φύλαξεν
ἦ τ᾽ ἂν ὑπέκφυγε κῆρα κακὴν μέλανος θανάτοιο.
ἀλλ᾽ αἰεί τε Διὸς κρείσσων νόος ἠέ περ ἀνδρῶν·
ὅς τε καὶ ἄλκιμον ἄνδρα φοβεῖ καὶ ἀφείλετο νίκην

ῥηϊδίως, ὅτε δ᾽ αὐτὸς ἐποτρύνηισι μάχεσθαι·
ὅς οἱ καὶ τότε θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἀνῆκεν.
ἔνθα τίνα πρῶτον τίνα δ᾽ ὕστατον ἐξενάριξας
Πατρόκλεις, ὅτε δή σε θεοὶ θάνατον δὲ κάλεσσαν;
Ἄδρηστον μὲν πρῶτα καὶ Αὐτόνοον καὶ Ἔχεκλον

καὶ Πέριμον Μεγάδην καὶ Ἐπίστορα καὶ Μελάνιππον,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Ἔλασον καὶ Μούλιον ἠδὲ Πυλάρτην·
τοὺς ἕλεν· οἳ δ᾽ ἄλλοι φύγαδε μνώοντο ἕκαστος.
ἔνθά κεν ὑψίπυλον Τροίην ἕλον υἷες Ἀχαιῶν
Πατρόκλου ὑπὸ χερσί, περὶ πρὸ γὰρ ἔγχεϊ θῦεν,

εἰ μὴ Ἀπόλλων Φοῖβος ἐϋδμήτου ἐπὶ πύργου
ἔστη τῶι ὀλοὰ φρονέων, Τρώεσσι δ᾽ ἀρήγων.
τρὶς μὲν ἐπ᾽ ἀγκῶνος βῆ τείχεος ὑψηλοῖο
Πάτροκλος, τρὶς δ᾽ αὐτὸν ἀπεστυφέλιξεν Ἀπόλλων
χείρεσσ᾽ ἀθανάτηισι φαεινὴν ἀσπίδα νύσσων.

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
δεινὰ δ᾽ ὁμοκλήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
χάζεο διογενὲς Πατρόκλεες· οὔ νύ τοι αἶσα
σῶι ὑπὸ δουρὶ πόλιν πέρθαι Τρώων ἀγερώχων,
οὐδ᾽ ὑπ᾽ Ἀχιλλῆος, ὅς περ σέο πολλὸν ἀμείνων.

ὣς φάτο, Πάτροκλος δ᾽ ἀνεχάζετο πολλὸν ὀπίσσω
μῆνιν ἀλευάμενος ἑκατηβόλου Ἀπόλλωνος.
Ἕκτωρ δ᾽ ἐν Σκαιῆισι πύληις ἔχε μώνυχας ἵππους·
δίζε γὰρ ἠὲ μάχοιτο κατὰ κλόνον αὖτις ἐλάσσας,
ἦ λαοὺς ἐς τεῖχος ὁμοκλήσειεν ἀλῆναι.

ταῦτ᾽ ἄρα οἱ φρονέοντι παρίστατο Φοῖβος Ἀπόλλων
ἀνέρι εἰσάμενος αἰζηῶι τε κρατερῶι τε
Ἀσίωι, ὃς μήτρως ἦν Ἕκτορος ἱπποδάμοιο
αὐτοκασίγνητος Ἑκάβης, υἱὸς δὲ Δύμαντος,
ὃς Φρυγίηι ναίεσκε ῥοῆις ἔπι Σαγγαρίοιο·

τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Ἕκτορ τίπτε μάχης ἀποπαύεαι; οὐδέ τί σε χρή.
αἴθ᾽ ὅσον ἥσσων εἰμί, τόσον σέο φέρτερος εἴην·
τώ κε τάχα στυγερῶς πολέμου ἀπερωήσειας.
ἀλλ᾽ ἄγε Πατρόκλωι ἔφεπε κρατερώνυχας ἵππους,

αἴ κέν πώς μιν ἕληις, δώηι δέ τοι εὖχος Ἀπόλλων.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἔβη θεὸς ἂμ πόνον ἀνδρῶν,
Κεβριόνηι δ᾽ ἐκέλευσε δαΐφρονι φαίδιμος Ἕκτωρ
ἵππους ἐς πόλεμον πεπληγέμεν. αὐτὰρ Ἀπόλλων
δύσεθ᾽ ὅμιλον ἰών, ἐν δὲ κλόνον Ἀργείοισιν

ἧκε κακόν, Τρωσὶν δὲ καὶ Ἕκτορι κῦδος ὄπαζεν.
Ἕκτωρ δ᾽ ἄλλους μὲν Δαναοὺς ἔα οὐδ᾽ ἐνάριζεν·
αὐτὰρ ὁ Πατρόκλωι ἔφεπε κρατερώνυχας ἵππους.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἀφ᾽ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε
σκαιῆι ἔγχος ἔχων· ἑτέρηφι δὲ λάζετο πέτρον

μάρμαρον ὀκριόεντα τόν οἱ περὶ χεὶρ ἐκάλυψεν,
ἧκε δ᾽ ἐρεισάμενος, οὐδὲ δὴν χάζετο φωτός,
οὐδ᾽ ἁλίωσε βέλος, βάλε δ᾽ Ἕκτορος ἡνιοχῆα
Κεβριόνην νόθον υἱὸν ἀγακλῆος Πριάμοιο
ἵππων ἡνί᾽ ἔχοντα μετώπιον ὀξέϊ λᾶϊ.

ἀμφοτέρας δ᾽ ὀφρῦς σύνελεν λίθος, οὐδέ οἱ ἔσχεν
ὀστέον, ὀφθαλμοὶ δὲ χαμαὶ πέσον ἐν κονίηισιν
αὐτοῦ πρόσθε ποδῶν· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἀρνευτῆρι ἐοικὼς
κάππεσ᾽ ἀπ᾽ εὐεργέος δίφρου, λίπε δ᾽ ὀστέα θυμός.
τὸν δ᾽ ἐπικερτομέων προσέφης Πατρόκλεες ἱππεῦ·

ὢ πόποι ἦ μάλ᾽ ἐλαφρὸς ἀνήρ, ὡς ῥεῖα κυβιστᾶι.
εἰ δή που καὶ πόντωι ἐν ἰχθυόεντι γένοιτο,
πολλοὺς ἂν κορέσειεν ἀνὴρ ὅδε τήθεα διφῶν
νηὸς ἀποθρώισκων, εἰ καὶ δυσπέμφελος εἴη,
ὡς νῦν ἐν πεδίωι ἐξ ἵππων ῥεῖα κυβιστᾶι.

ἦ ῥα καὶ ἐν Τρώεσσι κυβιστητῆρες ἔασιν.
ὣς εἰπὼν ἐπὶ Κεβριόνηι ἥρωϊ βεβήκει
οἶμα λέοντος ἔχων, ὅς τε σταθμοὺς κεραΐζων
ἔβλητο πρὸς στῆθος, ἑή τέ μιν ὤλεσεν ἀλκή·
ὣς ἐπὶ Κεβριόνηι Πατρόκλεες ἆλσο μεμαώς.

Ἕκτωρ δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἀφ᾽ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε.
τὼ περὶ Κεβριόναο λέονθ᾽ ὣς δηρινθήτην,
ὥ τ᾽ ὄρεος κορυφῆισι περὶ κταμένης ἐλάφοιο
ἄμφω πεινάοντε μέγα φρονέοντε μάχεσθον·
ὣς περὶ Κεβριόναο δύω μήστωρες ἀϋτῆς

Πάτροκλός τε Μενοιτιάδης καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ
ἵεντ᾽ ἀλλήλων ταμέειν χρόα νηλέϊ χαλκῶι.
Ἕκτωρ μὲν κεφαλῆφιν ἐπεὶ λάβεν οὐχὶ μεθίει·
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἔχεν ποδός· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
Τρῶες καὶ Δαναοὶ σύναγον κρατερὴν ὑσμίνην.

ὡς δ᾽ Εὖρός τε Νότος τ᾽ ἐριδαίνετον ἀλλήλοιιν
οὔρεος ἐν βήσσηις βαθέην πελεμιζέμεν ὕλην
φηγόν τε μελίην τε τανύφλοιόν τε κράνειαν,
αἵ τε πρὸς ἀλλήλας ἔβαλον τανυήκεας ὄζους
ἠχῆι θεσπεσίηι, πάταγος δέ τε ἀγνυμενάων,

ὣς Τρῶες καὶ Ἀχαιοὶ ἐπ᾽ ἀλλήλοισι θορόντες
δήιουν, οὐδ᾽ ἕτεροι μνώοντ᾽ ὀλοοῖο φόβοιο.
πολλὰ δὲ Κεβριόνην ἀμφ᾽ ὀξέα δοῦρα πεπήγει
ἰοί τε πτερόεντες ἀπὸ νευρῆφι θορόντες,
πολλὰ δὲ χερμάδια μεγάλ᾽ ἀσπίδας ἐστυφέλιξαν

μαρναμένων ἀμφ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ἐν στροφάλιγγι κονίης
κεῖτο μέγας μεγαλωστί, λελασμένος ἱπποσυνάων.
ὄφρα μὲν Ἠέλιος μέσον οὐρανὸν ἀμφιβεβήκει,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός·
ἦμος δ᾽ Ἠέλιος μετενίσετο βουλυτὸν δέ,

καὶ τότε δή ῥ᾽ ὑπὲρ αἶσαν Ἀχαιοὶ φέρτεροι ἦσαν.
ἐκ μὲν Κεβριόνην βελέων ἥρωα ἔρυσσαν
Τρώων ἐξ ἐνοπῆς, καὶ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕλοντο,
Πάτροκλος δὲ Τρωσὶ κακὰ φρονέων ἐνόρουσε.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἐπόρουσε θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ

σμερδαλέα ἰάχων, τρὶς δ᾽ ἐννέα φῶτας ἔπεφνεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
ἔνθ᾽ ἄρα τοι Πάτροκλε φάνη βιότοιο τελευτή·
ἤντετο γάρ τοι Φοῖβος ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
δεινός· ὁ μὲν τὸν ἰόντα κατὰ κλόνον οὐκ ἐνόησεν,

ἠέρι γὰρ πολλῆι κεκαλυμμένος ἀντεβόλησε·
στῆ δ᾽ ὄπιθεν, πλῆξεν δὲ μετάφρενον εὐρέε τ᾽ ὤμω
χειρὶ καταπρηνεῖ, στρεφεδίνηθεν δέ οἱ ὄσσε.
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν κρατὸς κυνέην βάλε Φοῖβος Ἀπόλλων·
ἣ δὲ κυλινδομένη καναχὴν ἔχε ποσσὶν ὑφ᾽ ἵππων

αὐλῶπις τρυφάλεια, μιάνθησαν δὲ ἔθειραι
αἵματι καὶ κονίηισι· πάρος γε μὲν οὐ θέμις ἦεν
ἱππόκομον πήληκα μιαίνεσθαι κονίηισιν,
ἀλλ᾽ ἀνδρὸς θείοιο κάρη χαρίεν τε μέτωπον
ῥύετ᾽ Ἀχιλλῆος· τότε δὲ Ζεὺς Ἕκτορι δῶκεν

ἧι κεφαλῆι φορέειν, σχεδόθεν δέ οἱ ἦεν ὄλεθρος.
πᾶν δέ οἱ ἐν χείρεσσιν ἄγη δολιχόσκιον ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρὸν κεκορυθμένον· αὐτὰρ ἀπ᾽ ὤμων
ἀσπὶς σὺν τελαμῶνι χαμαὶ πέσε τερμιόεσσα.
λῦσε δέ οἱ θώρηκα ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων.

τὸν δ᾽ ἄτη φρένας εἷλε, λύθεν δ᾽ ὑπὸ φαίδιμα γυῖα,
στῆ δὲ ταφών· ὄπιθεν δὲ μετάφρενον ὀξέϊ δουρὶ
ὤμων μεσσηγὺς σχεδόθεν βάλε Δάρδανος ἀνὴρ
Πανθοΐδης Εὔφορβος, ὃς ἡλικίην ἐκέκαστο
ἔγχεΐ θ᾽ ἱπποσύνηι τε πόδεσσί τε καρπαλίμοισι·

καὶ γὰρ δὴ τότε φῶτας ἐείκοσι βῆσεν ἀφ᾽ ἵππων
πρῶτ᾽ ἐλθὼν σὺν ὄχεσφι διδασκόμενος πολέμοιο·
ὅς τοι πρῶτος ἐφῆκε βέλος Πατρόκλεες ἱππεῦ
οὐδὲ δάμασσ᾽· ὁ μὲν αὖτις ἀνέδραμε, μίκτο δ᾽ ὁμίλωι,
ἐκ χροὸς ἁρπάξας δόρυ μείλινον, οὐδ᾽ ὑπέμεινε

Πάτροκλον γυμνόν περ ἐόντ᾽ ἐν δηϊοτῆτι.
Πάτροκλος δὲ θεοῦ πληγῆι καὶ δουρὶ δαμασθεὶς
ἂψ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς εἶδεν Πατροκλῆα μεγάθυμον
ἂψ ἀναχαζόμενον βεβλημένον ὀξέϊ χαλκῶι,

ἀγχίμολόν ῥά οἱ ἦλθε κατὰ στίχας, οὖτα δὲ δουρὶ
νείατον ἐς κενεῶνα, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσε·
δούπησεν δὲ πεσών, μέγα δ᾽ ἤκαχε λαὸν Ἀχαιῶν·
ὡς δ᾽ ὅτε σῦν ἀκάμαντα λέων ἐβιήσατο χάρμηι,
ὥ τ᾽ ὄρεος κορυφῆισι μέγα φρονέοντε μάχεσθον

πίδακος ἀμφ᾽ ὀλίγης· ἐθέλουσι δὲ πιέμεν ἄμφω·
πολλὰ δέ τ᾽ ἀσθμαίνοντα λέων ἐδάμασσε βίηφιν·
ὣς πολέας πεφνόντα Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
Ἕκτωρ Πριαμίδης σχεδὸν ἔγχεϊ θυμὸν ἀπηύρα,
καί οἱ ἐπευχόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

Πάτροκλ᾽ ἦ που ἔφησθα πόλιν κεραϊξέμεν ἁμήν,
Τρωϊάδας δὲ γυναῖκας ἐλεύθερον ἦμαρ ἀπούρας
ἄξειν ἐν νήεσσι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
νήπιε· τάων δὲ πρόσθ᾽ Ἕκτορος ὠκέες ἵπποι
ποσσὶν ὀρωρέχαται πολεμίζειν· ἔγχεϊ δ᾽ αὐτὸς

Τρωσὶ φιλοπτολέμοισι μεταπρέπω, ὅ σφιν ἀμύνω
ἦμαρ ἀναγκαῖον· σὲ δέ τ᾽ ἐνθάδε γῦπες ἔδονται.
ἆ δείλ᾽, οὐδέ τοι ἐσθλὸς ἐὼν χραίσμησεν Ἀχιλλεύς,
ὅς πού τοι μάλα πολλὰ μένων ἐπετέλλετ᾽ ἰόντι·
μή μοι πρὶν ἰέναι Πατρόκλεες ἱπποκέλευθε

νῆας ἔπι γλαφυρὰς πρὶν Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
αἱματόεντα χιτῶνα περὶ στήθεσσι δαΐξαι.
ὥς πού σε προσέφη, σοὶ δὲ φρένας ἄφρονι πεῖθε.
τὸν δ᾽ ὀλιγοδρανέων προσέφης Πατρόκλεες ἱππεῦ·
ἤδη νῦν Ἕκτορ μεγάλ᾽ εὔχεο· σοὶ γὰρ ἔδωκε

νίκην Ζεὺς Κρονίδης καὶ Ἀπόλλων, οἵ με δάμασσαν
ῥηιδίως· αὐτοὶ γὰρ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕλοντο.
τοιοῦτοι δ᾽ εἴ πέρ μοι ἐείκοσιν ἀντεβόλησαν,
πάντές κ᾽ αὐτόθ᾽ ὄλοντο ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ δαμέντες.
ἀλλά με μοῖρ᾽ ὀλοὴ καὶ Λητοῦς ἔκτανεν υἱός,

ἀνδρῶν δ᾽ Εὔφορβος· σὺ δέ με τρίτος ἐξεναρίζεις.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·
οὔ θην οὐδ᾽ αὐτὸς δηρὸν βέηι, ἀλλά τοι ἤδη
ἄγχι παρέστηκεν θάνατος καὶ μοῖρα κραταιὴ
χερσὶ δαμέντ᾽ Ἀχιλῆος ἀμύμονος Αἰακίδαο.

ὣς ἄρα μιν εἰπόντα τέλος θανάτοιο κάλυψε·
ψυχὴ δ᾽ ἐκ ῥεθέων πταμένη Ἄϊδος δὲ βεβήκει
ὃν πότμον γοόωσα λιποῦσ᾽ ἀνδροτῆτα καὶ ἥβην.
τὸν καὶ τεθνηῶτα προσηύδα φαίδιμος Ἕκτωρ·
Πατρόκλεις τί νύ μοι μαντεύεαι αἰπὺν ὄλεθρον;

τίς δ᾽ οἶδ᾽ εἴ κ᾽ Ἀχιλεὺς Θέτιδος πάϊς ἠϋκόμοιο
φθήηι ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσαι;
ὣς ἄρα φωνήσας δόρυ χάλκεον ἐξ ὠτειλῆς
εἴρυσε λὰξ προσβάς, τὸν δ᾽ ὕπτιον ὦσ᾽ ἀπὸ δουρός.
αὐτίκα δὲ ξὺν δουρὶ μετ᾽ Αὐτομέδοντα βεβήκει

ἀντίθεον θεράποντα ποδώκεος Αἰακίδαο·
ἵετο γὰρ βαλέειν· τὸν δ᾽ ἔκφερον ὠκέες ἵπποι
ἄμβροτοι, οὓς Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα.

Ἰλιάδος Ρ

Μενελάου ἀριστεία.

Οὐδ᾽ ἔλαθ᾽ Ἀτρέος υἱὸν ἀρηΐφιλον Μενέλαον
Πάτροκλος Τρώεσσι δαμεὶς ἐν δηϊοτῆτι.
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι βαῖν᾽ ὥς τις περὶ πόρτακι μήτηρ

πρωτοτόκος κινυρὴ οὐ πρὶν εἰδυῖα τόκοιο·
ὣς περὶ Πατρόκλωι βαῖνε ξανθὸς Μενέλαος.
πρόσθε δέ οἱ δόρυ τ᾽ ἔσχε καὶ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην,
τὸν κτάμεναι μεμαὼς ὅς τις τοῦ γ᾽ ἀντίος ἔλθοι.
οὐδ᾽ ἄρα Πάνθου υἱὸς ἐϋμμελίης ἀμέλησε

Πατρόκλοιο πεσόντος ἀμύμονος· ἄγχι δ᾽ ἄρ᾽ αὐτοῦ
ἔστη, καὶ προσέειπεν ἀρηΐφιλον Μενέλαον·
Ἀτρεΐδη Μενέλαε διοτρεφὲς ὄρχαμε λαῶν
χάζεο, λεῖπε δὲ νεκρόν, ἔα δ᾽ ἔναρα βροτόεντα·
οὐ γάρ τις πρότερος Τρώων κλειτῶν τ᾽ ἐπικούρων

Πάτροκλον βάλε δουρὶ κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην·
τώ με ἔα κλέος ἐσθλὸν ἐνὶ Τρώεσσιν ἀρέσθαι,
μή σε βάλω, ἀπὸ δὲ μελιηδέα θυμὸν ἕλωμαι.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
Ζεῦ πάτερ οὐ μὲν καλὸν ὑπέρβιον εὐχετάασθαι.

οὔτ᾽ οὖν παρδάλιος τόσσον μένος οὔτε λέοντος
οὔτε συὸς κάπρου ὀλοόφρονος, οὗ τε μέγιστος
θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι περὶ σθένεϊ βλεμεαίνει,
ὅσσον Πάνθου υἷες ἐϋμμελίαι φρονέουσιν.
οὐδὲ μὲν οὐδὲ βίη Ὑπερήνορος ἱπποδάμοιο

ἧς ἥβης ἀπόνηθ᾽, ὅτε μ᾽ ὤνατο καί μ᾽ ὑπέμεινε
καί μ᾽ ἔφατ᾽ ἐν Δαναοῖσιν ἐλέγχιστον πολεμιστὴν
ἔμμεναι· οὐδέ ἕ φημι πόδεσσί γε οἷσι κιόντα
εὐφρῆναι ἄλοχόν τε φίλην κεδνούς τε τοκῆας.
ὥς θην καὶ σὸν ἐγὼ λύσω μένος εἴ κέ μευ ἄντα

στήηις· ἀλλά σ᾽ ἔγωγ᾽ ἀναχωρήσαντα κελεύω
ἐς πληθὺν ἰέναι, μηδ᾽ ἀντίος ἵστασ᾽ ἐμεῖο
πρίν τι κακὸν παθέειν· ῥεχθὲν δέ τε νήπιος ἔγνω.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὐ πεῖθεν· ἀμειβόμενος δὲ προσηύδα·
νῦν μὲν δὴ Μενέλαε διοτρεφὲς ἦ μάλα τείσεις

γνωτὸν ἐμὸν τὸν ἔπεφνες, ἐπευχόμενος δ᾽ ἀγορεύεις,
χήρωσας δὲ γυναῖκα μυχῶι θαλάμοιο νέοιο,
ἀρητὸν δὲ τοκεῦσι γόον καὶ πένθος ἔθηκας.
ἦ κέ σφιν δειλοῖσι γόου κατάπαυμα γενοίμην
εἴ κεν ἐγὼ κεφαλήν τε τεὴν καὶ τεύχε᾽ ἐνείκας

Πάνθωι ἐν χείρεσσι βάλω καὶ Φρόντιδι δίηι.
ἀλλ᾽ οὐ μὰν ἔτι δηρὸν ἀπείρητος πόνος ἔσται
οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀδήριτος ἤτ᾽ ἀλκῆς ἤτε φόβοιο.
ὣς εἰπὼν οὔτησε κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην·
οὐδ᾽ ἔρρηξεν χαλκός, ἀνεγνάμφθη δέ οἱ αἰχμὴ

ἀσπίδ᾽ ἐνὶ κρατερῆι· ὁ δὲ δεύτερος ὄρνυτο χαλκῶι
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἐπευξάμενος Διὶ πατρί·
ἂψ δ᾽ ἀναχαζομένοιο κατὰ στομάχοιο θέμεθλα
νύξ᾽, ἐπὶ δ᾽ αὐτὸς ἔρεισε βαρείηι χειρὶ πιθήσας·
ἀντικρὺ δ᾽ ἁπαλοῖο δι᾽ αὐχένος ἤλυθ᾽ ἀκωκή,

δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
αἵματί οἱ δεύοντο κόμαι Χαρίτεσσιν ὁμοῖαι
πλοχμοί θ᾽, οἳ χρυσῶι τε καὶ ἀργύρωι ἐσφήκωντο.
οἷον δὲ τρέφει ἔρνος ἀνὴρ ἐριθηλὲς ἐλαίης
χώρωι ἐν οἰοπόλωι, ὅθ᾽ ἅλις ἀναβέβροχεν ὕδωρ,

καλὸν τηλεθάον· τὸ δέ τε πνοιαὶ δονέουσι
παντοίων ἀνέμων, καί τε βρύει ἄνθεϊ λευκῶι·
ἐλθὼν δ᾽ ἐξαπίνης ἄνεμος σὺν λαίλαπι πολλῆι
βόθρου τ᾽ ἐξέστρεψε καὶ ἐξετάνυσσ᾽ ἐπὶ γαίηι·
τοῖον Πάνθου υἱὸν ἐϋμμελίην Εὔφορβον

Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἐπεὶ κτάνε τεύχε᾽ ἐσύλα.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τε λέων ὀρεσίτροφος ἀλκὶ πεποιθὼς
βοσκομένης ἀγέλης βοῦν ἁρπάσηι ἥ τις ἀρίστη·
τῆς δ᾽ ἐξ αὐχέν᾽ ἔαξε λαβὼν κρατεροῖσιν ὀδοῦσι
πρῶτον, ἔπειτα δέ θ᾽ αἷμα καὶ ἔγκατα πάντα λαφύσσει

δηιῶν· ἀμφὶ δὲ τόν γε κύνες τ᾽ ἄνδρές τε νομῆες
πολλὰ μάλ᾽ ἰύζουσιν ἀπόπροθεν οὐδ᾽ ἐθέλουσιν
ἀντίον ἐλθέμεναι· μάλα γὰρ χλωρὸν δέος αἱρεῖ·
ὣς τῶν οὔ τινι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἐτόλμα
ἀντίον ἐλθέμεναι Μενελάου κυδαλίμοιο.

ἔνθά κε ῥεῖα φέροι κλυτὰ τεύχεα Πανθοΐδαο
Ἀτρεΐδης, εἰ μή οἱ ἀγάσσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
ὅς ῥά οἱ Ἕκτορ᾽ ἐπῶρσε θοῶι ἀτάλαντον Ἄρηϊ
ἀνέρι εἰσάμενος Κικόνων ἡγήτορι Μέντηι·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

Ἕκτορ νῦν σὺ μὲν ὧδε θέεις ἀκίχητα διώκων
ἵππους Αἰακίδαο δαΐφρονος· οἳ δ᾽ ἀλεγεινοὶ
ἀνδράσι γε θνητοῖσι δαμήμεναι ἠδ᾽ ὀχέεσθαι
ἄλλωι γ᾽ ἢ Ἀχιλῆϊ, τὸν ἀθανάτη τέκε μήτηρ.
τόφρα δέ τοι Μενέλαος ἀρήϊος Ἀτρέος υἱὸς

Πατρόκλωι περιβὰς Τρώων τὸν ἄριστον ἔπεφνε
Πανθοΐδην Εὔφορβον, ἔπαυσε δὲ θούριδος ἀλκῆς.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἔβη θεὸς ἂμ πόνον ἀνδρῶν,
Ἕκτορα δ᾽ αἰνὸν ἄχος πύκασε φρένας ἀμφὶ μελαίνας·
πάπτηνεν δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα κατὰ στίχας, αὐτίκα δ᾽ ἔγνω

τὸν μὲν ἀπαινύμενον κλυτὰ τεύχεα, τὸν δ᾽ ἐπὶ γαίηι
κείμενον· ἔρρει δ᾽ αἷμα κατ᾽ οὐταμένην ὠτειλήν.
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
ὀξέα κεκλήγων φλογὶ εἴκελος Ἡφαίστοιο
ἀσβέστωι· οὐδ᾽ υἱὸν λάθεν Ἀτρέος ὀξὺ βοήσας·

ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγὼν εἰ μέν κε λίπω κάτα τεύχεα καλὰ
Πάτροκλόν θ᾽, ὃς κεῖται ἐμῆς ἕνεκ᾽ ἐνθάδε τιμῆς,
μή τίς μοι Δαναῶν νεμεσήσεται ὅς κεν ἴδηται.
εἰ δέ κεν Ἕκτορι μοῦνος ἐὼν καὶ Τρωσὶ μάχωμαι

αἰδεσθείς, μή πώς με περιστήωσ᾽ ἕνα πολλοί·
Τρῶας δ᾽ ἐνθάδε πάντας ἄγει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
ὁππότ᾽ ἀνὴρ ἐθέληι πρὸς δαίμονα φωτὶ μάχεσθαι
ὅν κε θεὸς τιμᾶι, τάχα οἱ μέγα πῆμα κυλίσθη.

τώ μ᾽ οὔ τις Δαναῶν νεμεσήσεται ὅς κεν ἴδηται
Ἕκτορι χωρήσαντ᾽, ἐπεὶ ἐκ θεόφιν πολεμίζει.
εἰ δέ που Αἴαντός γε βοὴν ἀγαθοῖο πυθοίμην,
ἄμφω κ᾽ αὖτις ἰόντες ἐπιμνησαίμεθα χάρμης
καὶ πρὸς δαίμονά περ, εἴ πως ἐρυσαίμεθα νεκρὸν

Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ· κακῶν δέ κε φέρτατον εἴη.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὅρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώων στίχες ἤλυθον· ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἐξοπίσω ἀνεχάζετο, λεῖπε δὲ νεκρὸν
ἐντροπαλιζόμενος ὥς τε λὶς ἠϋγένειος,

ὅν ῥα κύνες τε καὶ ἄνδρες ἀπὸ σταθμοῖο δίωνται
ἔγχεσι καὶ φωνῆι· τοῦ δ᾽ ἐν φρεσὶν ἄλκιμον ἦτορ
παχνοῦται, ἀέκων δέ τ᾽ ἔβη ἀπὸ μεσσαύλοιο·
ὣς ἀπὸ Πατρόκλοιο κίε ξανθὸς Μενέλαος.
στῆ δὲ μεταστρεφθεὶς ἐπεὶ ἵκετο ἔθνος ἑταίρων

παπταίνων Αἴαντα μέγαν Τελαμώνιον υἱόν.
τὸν δὲ μάλ᾽ αἶψ᾽ ἐνόησε μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ πάσης
θαρσύνονθ᾽ ἑτάρους καὶ ἐποτρύνοντα μάχεσθαι·
θεσπέσιον γάρ σφιν φόβον ἔμβαλε Φοῖβος Ἀπόλλων·
βῆ δὲ θέειν, εἶθαρ δὲ παριστάμενος ἔπος ηὔδα.

Αἶαν δεῦρο πέπον, περὶ Πατρόκλοιο θανόντος
σπεύσομεν, αἴ κε νέκυν περ Ἀχιλλῆϊ προφέρωμεν
γυμνόν· ἀτὰρ τά γε τεύχε᾽ ἔχει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς ἔφατ᾽, Αἴαντι δὲ δαΐφρονι θυμὸν ὄρινε·
βῆ δὲ διὰ προμάχων, ἅμα δὲ ξανθὸς Μενέλαος.

Ἕκτωρ μὲν Πάτροκλον ἐπεὶ κλυτὰ τεύχε᾽ ἀπηύρα,
ἕλχ᾽ ἵν᾽ ἀπ᾽ ὤμοιιν κεφαλὴν τάμοι ὀξέϊ χαλκῶι,
τὸν δὲ νέκυν Τρωιῆισιν ἐρυσσάμενος κυσὶ δοίη.
Αἴας δ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε φέρων σάκος ἠΰτε πύργον·
Ἕκτωρ δ᾽ ἂψ ἐς ὅμιλον ἰὼν ἀνεχάζεθ᾽ ἑταίρων,

ἐς δίφρον δ᾽ ἀνόρουσε· δίδου δ᾽ ὅ γε τεύχεα καλὰ
Τρωσὶ φέρειν προτὶ ἄστυ, μέγα κλέος ἔμμεναι αὐτῶι.
Αἴας δ᾽ ἀμφὶ Μενοιτιάδηι σάκος εὐρὺ καλύψας
ἑστήκει ὥς τίς τε λέων περὶ οἷσι τέκεσσιν,
ὧι ῥά τε νήπι᾽ ἄγοντι συναντήσωνται ἐν ὕληι

ἄνδρες ἐπακτῆρες· ὁ δέ τε σθένεϊ βλεμεαίνει,
πᾶν δέ τ᾽ ἐπισκύνιον κάτω ἕλκεται ὄσσε καλύπτων·
ὣς Αἴας περὶ Πατρόκλωι ἥρωϊ βεβήκει.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἑτέρωθεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος
ἑστήκει, μέγα πένθος ἐνὶ στήθεσσιν ἀέξων.

Γλαῦκος δ᾽ Ἱππολόχοιο πάϊς Λυκίων ἀγὸς ἀνδρῶν
Ἕκτορ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν χαλεπῶι ἠνίπαπε μύθωι·
Ἕκτορ εἶδος ἄριστε μάχης ἄρα πολλὸν ἐδεύεο.
ἦ σ᾽ αὔτως κλέος ἐσθλὸν ἔχει φύξηλιν ἐόντα.
φράζεο νῦν ὅππως κε πόλιν καὶ ἄστυ σαώσηις

οἶος σὺν λαοῖς τοὶ Ἰλίωι ἐγγεγάασιν·
οὐ γάρ τις Λυκίων γε μαχησόμενος Δαναοῖσιν
εἶσι περὶ πτόλιος, ἐπεὶ οὐκ ἄρα τις χάρις ἦεν
μάρνασθαι δηΐοισιν ἐπ᾽ ἀνδράσι νωλεμὲς αἰεί.
πῶς κε σὺ χείρονα φῶτα σαώσειας μεθ᾽ ὅμιλον

σχέτλι᾽, ἐπεὶ Σαρπηδόν᾽ ἅμα ξεῖνον καὶ ἑταῖρον
κάλλιπες Ἀργείοισιν ἕλωρ καὶ κύρμα γενέσθαι,
ὅς τοι πόλλ᾽ ὄφελος γένετο πτόλεΐ τε καὶ αὐτῶι
ζωὸς ἐών· νῦν δ᾽ οὔ οἱ ἀλαλκέμεναι κύνας ἔτλης.
τὼ νῦν εἴ τις ἐμοὶ Λυκίων ἐπιπείσεται ἀνδρῶν

οἴκαδ᾽ ἴμεν, Τροίηι δὲ πεφήσεται αἰπὺς ὄλεθρος.
εἰ γὰρ νῦν Τρώεσσι μένος πολυθαρσὲς ἐνείη
ἄτρομον, οἷόν τ᾽ ἄνδρας ἐσέρχεται οἳ περὶ πάτρης
ἀνδράσι δυσμενέεσσι πόνον καὶ δῆριν ἔθεντο,
αἶψά κε Πάτροκλον ἐρυσαίμεθα Ἴλιον εἴσω.

εἰ δ᾽ οὗτος προτὶ ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἄνακτος
ἔλθοι τεθνηὼς καί μιν ἐρυσαίμεθα χάρμης,
αἶψά κεν Ἀργεῖοι Σαρπηδόνος ἔντεα καλὰ
λύσειαν, καί κ᾽ αὐτὸν ἀγοίμεθα Ἴλιον εἴσω·
τοίου γὰρ θεράπων πέφατ᾽ ἀνέρος, ὃς μέγ᾽ ἄριστος

Ἀργείων παρὰ νηυσὶ καὶ ἀγχέμαχοι θεράποντες.
ἀλλὰ σύ γ᾽ Αἴαντος μεγαλήτορος οὐκ ἐτάλασσας
στήμεναι ἄντα κατ᾽ ὄσσε ἰδὼν δηΐων ἐν ἀϋτῆι,
οὐδ᾽ ἰθὺς μαχέσασθαι, ἐπεὶ σέο φέρτερός ἐστι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·

Γλαῦκε τί ἢ δὲ σὺ τοῖος ἐὼν ὑπέροπλον ἔειπες;
ὢ πόποι ἦ τ᾽ ἐφάμην σὲ περὶ φρένας ἔμμεναι ἄλλων
τῶν ὅσσοι Λυκίην ἐριβώλακα ναιετάουσι·
νῦν δέ σευ ὠνοσάμην πάγχυ φρένας οἷον ἔειπες,
ὅς τέ με φὴις Αἴαντα πελώριον οὐχ ὑπομεῖναι.

οὔ τοι ἐγὼν ἔρριγα μάχην οὐδὲ κτύπον ἵππων·
ἀλλ᾽ αἰεί τε Διὸς κρείσσων νόος αἰγιόχοιο,
ὅς τε καὶ ἄλκιμον ἄνδρα φοβεῖ καὶ ἀφείλετο νίκην
ῥηϊδίως, ὁτὲ δ᾽ αὐτὸς ἐποτρύνει μαχέσασθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε δεῦρο πέπον, παρ᾽ ἔμ᾽ ἵστασο καὶ ἴδε ἔργον,

ἠὲ πανημέριος κακὸς ἔσσομαι, ὡς ἀγορεύεις,
ἦ τινα καὶ Δαναῶν ἀλκῆς μάλα περ μεμαῶτα
σχήσω ἀμυνέμεναι περὶ Πατρόκλοιο θανόντος.
ὣς εἰπὼν Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταί,

ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼν Ἀχιλῆος ἀμύμονος ἔντεα δύω
καλά, τὰ Πατρόκλοιο βίην ἐνάριξα κατακτάς.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη κορυθαίολος Ἕκτωρ
δηΐου ἐκ πολέμοιο· θέων δ᾽ ἐκίχανεν ἑταίρους

ὦκα μάλ᾽ οὔ πω τῆλε ποσὶ κραιπνοῖσι μετασπών,
οἳ προτὶ ἄστυ φέρον κλυτὰ τεύχεα Πηλεΐωνος.
στὰς δ᾽ ἀπάνευθε μάχης πολυδακρύου ἔντε᾽ ἄμειβεν·
ἤτοι ὁ μὲν τὰ ἃ δῶκε φέρειν προτὶ Ἴλιον ἱρὴν
Τρωσὶ φιλοπτολέμοισιν, ὁ δ᾽ ἄμβροτα τεύχεα δῦνε

Πηλεΐδεω Ἀχιλῆος ἅ οἱ θεοὶ Οὐρανίωνες
πατρὶ φίλωι ἔπορον· ὁ δ᾽ ἄρα ὧι παιδὶ ὄπασσε
γηράς· ἀλλ᾽ οὐχ υἱὸς ἐν ἔντεσι πατρὸς ἐγήρα.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἀπάνευθεν ἴδεν νεφεληγερέτα Ζεὺς
τεύχεσι Πηλεΐδαο κορυσσόμενον θείοιο,

κινήσας ῥα κάρη προτὶ ὃν μυθήσατο θυμόν·
ἆ δείλ᾽ οὐδέ τί τοι θάνατος καταθύμιός ἐστιν
ὃς δή τοι σχεδὸν εἶσι· σὺ δ᾽ ἄμβροτα τεύχεα δύνεις
ἀνδρὸς ἀριστῆος, τόν τε τρομέουσι καὶ ἄλλοι·
τοῦ δὴ ἑταῖρον ἔπεφνες ἐνηέα τε κρατερόν τε,

τεύχεα δ᾽ οὐ κατὰ κόσμον ἀπὸ κρατός τε καὶ ὤμων
εἵλευ· ἀτάρ τοι νῦν γε μέγα κράτος ἐγγυαλίξω,
τῶν ποινὴν ὅ τοι οὔ τι μάχης ἐκνοστήσαντι
δέξεται Ἀνδρομάχη κλυτὰ τεύχεα Πηλεΐωνος.
ἦ καὶ κυανέηισιν ἐπ᾽ ὀφρύσι νεῦσε Κρονίων.

Ἕκτορι δ᾽ ἥρμοσε τεύχε᾽ ἐπὶ χροΐ, δῦ δέ μιν Ἄρης
δεινὸς ἐνυάλιος, πλῆσθεν δ᾽ ἄρα οἱ μέλε᾽ ἐντὸς
ἀλκῆς καὶ σθένεος· μετὰ δὲ κλειτοὺς ἐπικούρους
βῆ ῥα μέγα ἰάχων· ἰνδάλλετο δέ σφισι πᾶσι
τεύχεσι λαμπόμενος μεγαθύμου Πηλεΐωνος.

ὄτρυνεν δὲ ἕκαστον ἐποιχόμενος ἐπέεσσι
Μέσθλην τε Γλαῦκόν τε Μέδοντά τε Θερσίλοχόν τε
Ἀστεροπαῖόν τε Δεισήνορά θ᾽ Ἱππόθοόν τε
Φόρκυν τε Χρομίον τε καὶ Ἔννομον οἰωνιστήν·
τοὺς ὅ γ᾽ ἐποτρύνων ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

κέκλυτε μυρία φῦλα περικτιόνων ἐπικούρων·
οὐ γὰρ ἐγὼ πληθὺν διζήμενος οὐδὲ χατίζων
ἐνθάδ᾽ ἀφ᾽ ὑμετέρων πολίων ἤγειρα ἕκαστον,
ἀλλ᾽ ἵνα μοι Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα
προφρονέως ῥύοισθε φιλοπτολέμων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν.

τὰ φρονέων δώροισι κατατρύχω καὶ ἐδωδῆι
λαούς, ὑμέτερον δὲ ἑκάστου θυμὸν ἀέξω.
τώ τις νῦν ἰθὺς τετραμμένος ἢ ἀπολέσθω
ἠὲ σαωθήτω· ἣ γὰρ πολέμου ὀαριστύς.
ὃς δέ κε Πάτροκλον καὶ τεθνηῶτά περ ἔμπης

Τρῶας ἐς ἱπποδάμους ἐρύσηι, εἴξηι δέ οἱ Αἴας,
ἥμισυ τῶι ἐνάρων ἀποδάσσομαι, ἥμισυ δ᾽ αὐτὸς
ἕξω ἐγώ· τὸ δέ οἱ κλέος ἔσσεται ὅσσον ἐμοί περ.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἰθὺς Δαναῶν βρίσαντες ἔβησαν
δούρατ᾽ ἀνασχόμενοι· μάλα δέ σφισιν ἔλπετο θυμὸς

νεκρὸν ὑπ᾽ Αἴαντος ἐρύειν Τελαμωνιάδαο
νήπιοι· ἦ τε πολέσσιν ἐπ᾽ αὐτῶι θυμὸν ἀπηύρα.
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Αἴας εἶπε βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον·
ὦ πέπον ὦ Μενέλαε διοτρεφὲς οὐκέτι νῶϊ
ἔλπομαι αὐτώ περ νοστησέμεν ἐκ πολέμοιο.

οὔ τι τόσον νέκυος περιδείδια Πατρόκλοιο,
ὅς κε τάχα Τρώων κορέει κύνας ἠδ᾽ οἰωνούς,
ὅσσον ἐμῆι κεφαλῆι περιδείδια μή τι πάθηισι,
καὶ σῆι, ἐπεὶ πολέμοιο νέφος περὶ πάντα καλύπτει
Ἕκτωρ, ἡμῖν δ᾽ αὖτ᾽ ἀναφαίνεται αἰπὺς ὄλεθρος.

ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἀριστῆας Δαναῶν κάλει, ἤν τις ἀκούσηι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος,
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
οἵ τε παρ᾽ Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι

δήμια πίνουσιν καὶ σημαίνουσιν ἕκαστος
λαοῖς· ἐκ δὲ Διὸς τιμὴ καὶ κῦδος ὀπηδεῖ.
ἀργαλέον δέ μοί ἐστι διασκοπιᾶσθαι ἕκαστον
ἡγεμόνων· τόσση γὰρ ἔρις πολέμοιο δέδηεν·
ἀλλά τις αὐτὸς ἴτω, νεμεσιζέσθω δ᾽ ἐνὶ θυμῶι

Πάτροκλον Τρωιῆισι κυσὶν μέλπηθρα γενέσθαι.
ὣς ἔφατ᾽, ὀξὺ δ᾽ ἄκουσεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας·
πρῶτος δ᾽ ἀντίος ἦλθε θέων ἀνὰ δηϊοτῆτα,
τὸν δὲ μετ᾽ Ἰδομενεὺς καὶ ὀπάων Ἰδομενῆος
Μηριόνης ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι.

τῶν δ᾽ ἄλλων τίς κεν ἧισι φρεσὶν οὐνόματ᾽ εἴποι,
ὅσσοι δὴ μετόπισθε μάχην ἤγειραν Ἀχαιῶν;
Τρῶες δὲ προὔτυψαν ἀολλέες· ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἐπὶ προχοῆισι διιπετέος ποταμοῖο
βέβρυχεν μέγα κῦμα ποτὶ ῥόον, ἀμφὶ δέ τ᾽ ἄκραι

ἠϊόνες βοόωσιν ἐρευγομένης ἁλὸς ἔξω,
τόσσηι ἄρα Τρῶες ἰαχῆι ἴσαν. αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἕστασαν ἀμφὶ Μενοιτιάδηι ἕνα θυμὸν ἔχοντες
φραχθέντες σάκεσιν χαλκήρεσιν· ἀμφὶ δ᾽ ἄρά σφι
λαμπρῆισιν κορύθεσσι Κρονίων ἠέρα πολλὴν

χεῦ᾽, ἐπεὶ οὐδὲ Μενοιτιάδην ἔχθαιρε πάρος γε,
ὄφρα ζωὸς ἐὼν θεράπων ἦν Αἰακίδαο·
μίσησεν δ᾽ ἄρα μιν δηΐων κυσὶ κύρμα γενέσθαι
Τρωιῆισιν· τὼ καί οἱ ἀμυνέμεν ὦρσεν ἑταίρους.
ὦσαν δὲ πρότεροι Τρῶες ἑλίκωπας Ἀχαιούς·

νεκρὸν δὲ προλιπόντες ὑπέτρεσαν, οὐδέ τιν᾽ αὐτῶν
Τρῶες ὑπέρθυμοι ἕλον ἔγχεσιν ἱέμενοί περ,
ἀλλὰ νέκυν ἐρύοντο· μίνυνθα δὲ καὶ τοῦ Ἀχαιοὶ
μέλλον ἀπέσσεσθαι· μάλα γάρ σφεας ὦκ᾽ ἐλέλιξεν
Αἴας, ὃς περὶ μὲν εἶδος, περὶ δ᾽ ἔργα τέτυκτο

τῶν ἄλλων Δαναῶν μετ᾽ ἀμύμονα Πηλεΐωνα.
ἴθυσεν δὲ διὰ προμάχων συῒ εἴκελος ἀλκὴν
καπρίωι, ὅς τ᾽ ἐν ὄρεσσι κύνας θαλερούς τ᾽ αἰζηοὺς
ῥηϊδίως ἐκέδασσεν, ἑλιξάμενος διὰ βήσσας·
ὣς υἱὸς Τελαμῶνος ἀγαυοῦ φαίδιμος Αἴας

ῥεῖα μετεισάμενος Τρώων ἐκέδασσε φάλαγγας
οἳ περὶ Πατρόκλωι βέβασαν, φρόνεον δὲ μάλιστα
ἄστυ πότι σφέτερον ἐρύειν καὶ κῦδος ἀρέσθαι.
ἤτοι τὸν Λήθοιο Πελασγοῦ φαίδιμος υἱὸς
Ἱππόθοος ποδὸς ἕλκε κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην

δησάμενος τελαμῶνι παρὰ σφυρὸν ἀμφὶ τένοντας
Ἕκτορι καὶ Τρώεσσι χαριζόμενος· τάχα δ᾽ αὐτῶι
ἦλθε κακόν, τό οἱ οὔ τις ἐρύκακεν ἱεμένων περ.
τὸν δ᾽ υἱὸς Τελαμῶνος ἐπαΐξας δι᾽ ὁμίλου
πλῆξ᾽ αὐτοσχεδίην κυνέης διὰ χαλκοπαρήιου·

ἤρικε δ᾽ ἱπποδάσεια κόρυς περὶ δουρὸς ἀκωκῆι
πληγεῖσ᾽ ἔγχεΐ τε μεγάλωι καὶ χειρὶ παχείηι,
ἐγκέφαλος δὲ παρ᾽ αὐλὸν ἀνέδραμεν ἐξ ὠτειλῆς
αἱματόεις· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη μένος, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρῶν
Πατρόκλοιο πόδα μεγαλήτορος ἧκε χαμᾶζε

κεῖσθαι· ὁ δ᾽ ἄγχ᾽ αὐτοῖο πέσε πρηνὴς ἐπὶ νεκρῶι
τῆλ᾽ ἀπὸ Λαρίσης ἐριβώλακος, οὐδὲ τοκεῦσι
θρέπτρα φίλοις ἀπέδωκε, μινυνθάδιος δέ οἱ αἰὼν
ἔπλεθ᾽ ὑπ᾽ Αἴαντος μεγαθύμου δουρὶ δαμέντι.
Ἕκτωρ δ᾽ αὖτ᾽ Αἴαντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι·

ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος
τυτθόν· ὁ δὲ Σχεδίον μεγαθύμου Ἰφίτου υἱὸν
Φωκήων ὄχ᾽ ἄριστον, ὃς ἐν κλειτῶι Πανοπῆϊ
οἰκία ναιετάασκε πολέσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἀνάσσων,
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ κληῗδα μέσην· διὰ δ᾽ ἀμπερὲς ἄκρη

αἰχμὴ χαλκείη παρὰ νείατον ὦμον ἀνέσχε·
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Αἴας δ᾽ αὖ Φόρκυνα δαΐφρονα Φαίνοπος υἱὸν
Ἱπποθόωι περιβάντα μέσην κατὰ γαστέρα τύψε·
ῥῆξε δὲ θώρηκος γύαλον, διὰ δ᾽ ἔντερα χαλκὸς

ἤφυσ᾽· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
χώρησαν δ᾽ ὑπό τε πρόμαχοι καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ·
Ἀργεῖοι δὲ μέγα ἴαχον, ἐρύσαντο δὲ νεκροὺς
Φόρκυν θ᾽ Ἱππόθοόν τε, λύοντο δὲ τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων.
ἔνθά κεν αὖτε Τρῶες ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν

Ἴλιον εἰσανέβησαν ἀναλκείηισι δαμέντες,
Ἀργεῖοι δέ κε κῦδος ἕλον καὶ ὑπὲρ Διὸς αἶσαν
κάρτεϊ καὶ σθένεϊ σφετέρωι· ἀλλ᾽ αὐτὸς Ἀπόλλων
Αἰνείαν ὄτρυνε δέμας Περίφαντι ἐοικὼς
κήρυκι Ἠπυτίδηι, ὅς οἱ παρὰ πατρὶ γέροντι

κηρύσσων γήρασκε φίλα φρεσὶ μήδεα εἰδώς·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Αἰνεία πῶς ἂν καὶ ὑπὲρ θεὸν εἰρύσσαισθε
Ἴλιον αἰπεινήν; ὡς δὴ ἴδον ἀνέρας ἄλλους
κάρτεΐ τε σθένεΐ τε πεποιθότας ἠνορέηι τε

πλήθεΐ τε σφετέρωι καὶ ὑπερδέα δῆμον ἔχοντας·
ἡμῖν δὲ Ζεὺς μὲν πολὺ βούλεται ἢ Δαναοῖσι
νίκην· ἀλλ᾽ αὐτοὶ τρεῖτ᾽ ἄσπετον οὐδὲ μάχεσθε.
ὣς ἔφατ᾽, Αἰνείας δ᾽ ἑκατηβόλον Ἀπόλλωνα
ἔγνω ἐς ἄντα ἰδών, μέγα δ᾽ Ἕκτορα εἶπε βοήσας·

Ἕκτόρ τ᾽ ἠδ᾽ ἄλλοι Τρώων ἀγοὶ ἠδ᾽ ἐπικούρων
αἰδὼς μὲν νῦν ἥδε γ᾽ ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
Ἴλιον εἰσαναβῆναι ἀναλκείηισι δαμέντας.
ἀλλ᾽ ἔτι γάρ τίς φησι θεῶν ἐμοὶ ἄγχι παραστὰς
Ζῆν᾽ ὕπατον μήστωρα μάχης ἐπιτάρροθον εἶναι·

τώ ῥ᾽ ἰθὺς Δαναῶν ἴομεν, μηδ᾽ οἵ γε ἕκηλοι
Πάτροκλον νηυσὶν πελασαίατο τεθνηῶτα.
ὣς φάτο, καί ῥα πολὺ προμάχων ἐξάλμενος ἔστη·
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν.
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας Λειώκριτον οὔτασε δουρὶ

υἱὸν Ἀρίσβαντος Λυκομήδεος ἐσθλὸν ἑταῖρον.
τὸν δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησεν ἀρηΐφιλος Λυκομήδης,
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰών, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλεν Ἱππασίδην Ἀπισάονα ποιμένα λαῶν
ἧπαρ ὑπὸ πραπίδων, εἶθαρ δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν,

ὅς ῥ᾽ ἐκ Παιονίης ἐριβώλακος εἰληλούθει,
καὶ δὲ μετ᾽ Ἀστεροπαῖον ἀριστεύεσκε μάχεσθαι.
τὸν δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησεν ἀρήϊος Ἀστεροπαῖος,
ἴθυσεν δὲ καὶ ὁ πρόφρων Δαναοῖσι μάχεσθαι·
ἀλλ᾽ οὔ πως ἔτι εἶχε· σάκεσσι γὰρ ἔρχατο πάντηι

ἑσταότες περὶ Πατρόκλωι, πρὸ δὲ δούρατ᾽ ἔχοντο.
Αἴας γὰρ μάλα πάντας ἐπώιχετο πολλὰ κελεύων·
οὔτέ τιν᾽ ἐξοπίσω νεκροῦ χάζεσθαι ἀνώγει
οὔτέ τινα προμάχεσθαι Ἀχαιῶν ἔξοχον ἄλλων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἀμφ᾽ αὐτῶι βεβάμεν, σχεδόθεν δὲ μάχεσθαι.

ὣς Αἴας ἐπέτελλε πελώριος, αἵματι δὲ χθὼν
δεύετο πορφυρέωι, τοὶ δ᾽ ἀγχιστῖνοι ἔπιπτον
νεκροὶ ὁμοῦ Τρώων καὶ ὑπερμενέων ἐπικούρων
καὶ Δαναῶν· οὐδ᾽ οἳ γὰρ ἀναιμωτί γε μάχοντο,
παυρότεροι δὲ πολὺ φθίνυθον· μέμνηντο γὰρ αἰεὶ

ἀλλήλοις ἀν᾽ ὅμιλον ἀλεξέμεναι φόνον αἰπύν.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρός, οὐδέ κε φαίης
οὔτέ ποτ᾽ ἠέλιον σῶν ἔμμεναι οὔτε σελήνην·
ἠέρι γὰρ κατέχοντο μάχης ἐπί θ᾽ ὅσσον ἄριστοι
ἕστασαν ἀμφὶ Μενοιτιάδηι κατατεθνηῶτι.

οἳ δ᾽ ἄλλοι Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
εὔκηλοι πολέμιζον ὑπ᾽ αἰθέρι, πέπτατο δ᾽ αὐγὴ
ἠελίου ὀξεῖα, νέφος δ᾽ οὐ φαίνετο πάσης
γαίης οὐδ᾽ ὀρέων· μεταπαυόμενοι δὲ μάχοντο
ἀλλήλων ἀλεείνοντες βέλεα στονόεντα

πολλὸν ἀφεσταότες. τοὶ δ᾽ ἐν μέσωι ἄλγε᾽ ἔπασχον
ἠέρι καὶ πολέμωι, τείροντο δὲ νηλέϊ χαλκῶι
ὅσσοι ἄριστοι ἔσαν· δύο δ᾽ οὔ πω φῶτε πεπύσθην
ἀνέρε κυδαλίμω Θρασυμήδης Ἀντίλοχός τε
Πατρόκλοιο θανόντος ἀμύμονος, ἀλλ᾽ ἔτ᾽ ἔφαντο

ζωὸν ἐνὶ πρώτωι ὁμάδωι Τρώεσσι μάχεσθαι.
τὼ δ᾽ ἐπιοσσομένω θάνατον καὶ φύζαν ἑταίρων
νόσφιν ἐμαρνάσθην, ἐπεὶ ὣς ἐπετέλλετο Νέστωρ
ὀτρύνων πόλεμον δὲ μελαινάων ἀπὸ νηῶν.
τοῖς δὲ πανημερίοις ἔριδος μέγα νεῖκος ὀρώρει

ἀργαλέης· καμάτωι δὲ καὶ ἱδρῶι νωλεμὲς αἰεὶ
γούνατά τε κνῆμαί τε πόδες θ᾽ ὑπένερθεν ἑκάστου
χεῖρές τ᾽ ὀφθαλμοί τε παλάσσετο μαρναμένοιιν
ἀμφ᾽ ἀγαθὸν θεράποντα ποδώκεος Αἰακίδαο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ταύροιο βοὸς μεγάλοιο βοείην

λαοῖσιν δώηι τανύειν μεθύουσαν ἀλοιφῆι·
δεξάμενοι δ᾽ ἄρα τοί γε διαστάντες τανύουσι
κυκλόσ᾽, ἄφαρ δέ τε ἰκμὰς ἔβη, δύνει δέ τ᾽ ἀλοιφὴ
πολλῶν ἑλκόντων, τάνυται δέ τε πᾶσα διὰ πρό·
ὣς οἵ γ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα νέκυν ὀλίγηι ἐνὶ χώρηι

εἵλκεον ἀμφότεροι· μάλα δέ σφισιν ἔλπετο θυμὸς
Τρωσὶν μὲν ἐρύειν προτὶ Ἴλιον, αὐτὰρ Ἀχαιοῖς
νῆας ἔπι γλαφυράς· περὶ δ᾽ αὐτοῦ μῶλος ὀρώρει
ἄγριος· οὐδέ κ᾽ Ἄρης λαοσσόος οὐδέ κ᾽ Ἀθήνη
τόν γε ἰδοῦσ᾽ ὀνόσαιτ᾽, οὐδ᾽ εἰ μάλα μιν χόλος ἵκοι·

τοῖον Ζεὺς ἐπὶ Πατρόκλωι ἀνδρῶν τε καὶ ἵππων
ἤματι τῶι ἐτάνυσσε κακὸν πόνον· οὐδ᾽ ἄρα πώ τι
ἤιδεε Πάτροκλον τεθνηότα δῖος Ἀχιλλεύς·
πολλὸν γὰρ ῥ᾽ ἀπάνευθε νεῶν μάρναντο θοάων
τείχει ὕπο Τρώων· τό μιν οὔ ποτε ἔλπετο θυμῶι

τεθνάμεν, ἀλλὰ ζωὸν ἐνιχριμφθέντα πύληισιν
ἂψ ἀπονοστήσειν, ἐπεὶ οὐδὲ τὸ ἔλπετο πάμπαν
ἐκπέρσειν πτολίεθρον ἄνευ ἕθεν, οὐδὲ σὺν αὐτῶι·
πολλάκι γὰρ τό γε μητρὸς ἐπεύθετο νόσφιν ἀκούων,
ἥ οἱ ἀπαγγέλλεσκε Διὸς μεγάλοιο νόημα.

δὴ τότε γ᾽ οὔ οἱ ἔειπε κακὸν τόσον ὅσσον ἐτύχθη
μήτηρ, ὅττί ῥά οἱ πολὺ φίλτατος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος.
οἳ δ᾽ αἰεὶ περὶ νεκρὸν ἀκαχμένα δούρατ᾽ ἔχοντες
νωλεμὲς ἐγχρίμπτοντο καὶ ἀλλήλους ἐνάριζον·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·

ὦ φίλοι οὐ μὰν ἧμιν ἐϋκλεὲς ἀπονέεσθαι
νῆας ἔπι γλαφυράς, ἀλλ᾽ αὐτοῦ γαῖα μέλαινα
πᾶσι χάνοι· τό κεν ἧμιν ἄφαρ πολὺ κέρδιον εἴη
εἰ τοῦτον Τρώεσσι μεθήσομεν ἱπποδάμοισιν
ἄστυ πότι σφέτερον ἐρύσαι καὶ κῦδος ἀρέσθαι.

ὣς δέ τις αὖ Τρώων μεγαθύμων αὐδήσασκεν·
ὦ φίλοι, εἰ καὶ μοῖρα παρ᾽ ἀνέρι τῶιδε δαμῆναι
πάντας ὁμῶς, μή πώ τις ἐρωείτω πολέμοιο.
ὣς ἄρα τις εἴπεσκε, μένος δ᾽ ὄρσασκεν ἑκάστου.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο, σιδήρειος δ᾽ ὀρυμαγδὸς

χάλκεον οὐρανὸν ἷκε δι᾽ αἰθέρος ἀτρυγέτοιο·
ἵπποι δ᾽ Αἰακίδαο μάχης ἀπάνευθεν ἐόντες
κλαῖον, ἐπεὶ δὴ πρῶτα πυθέσθην ἡνιόχοιο
ἐν κονίηισι πεσόντος ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο.
ἦ μὰν Αὐτομέδων Διώρεος ἄλκιμος υἱὸς

πολλὰ μὲν ἂρ μάστιγι θοῆι ἐπεμαίετο θείνων,
πολλὰ δὲ μειλιχίοισι προσηύδα, πολλὰ δ᾽ ἀρειῆι·
τὼ δ᾽ οὔτ᾽ ἂψ ἐπὶ νῆας ἐπὶ πλατὺν Ἑλλήσποντον
ἠθελέτην ἰέναι οὔτ᾽ ἐς πόλεμον μετ᾽ Ἀχαιούς,
ἀλλ᾽ ὥς τε στήλη μένει ἔμπεδον, ἥ τ᾽ ἐπὶ τύμβωι

ἀνέρος ἑστήκηι τεθνηότος ἠὲ γυναικός,
ὣς μένον ἀσφαλέως περικαλλέα δίφρον ἔχοντες
οὔδει ἐνισκίμψαντε καρήατα· δάκρυα δέ σφι
θερμὰ κατὰ βλεφάρων χαμάδις ῥέε μυρομένοισιν
ἡνιόχοιο πόθωι· θαλερὴ δ᾽ ἐμιαίνετο χαίτη

ζεύγλης ἐξεριποῦσα παρὰ ζυγὸν ἀμφοτέρωθεν.
μυρομένω δ᾽ ἄρα τώ γε ἰδὼν ἐλέησε Κρονίων,
κινήσας δὲ κάρη προτὶ ὃν μυθήσατο θυμόν·
ἆ δειλώ, τί σφῶϊ δόμεν Πηλῆϊ ἄνακτι
θνητῶι, ὑμεῖς δ᾽ ἐστὸν ἀγήρω τ᾽ ἀθανάτω τε;

ἦ ἵνα δυστήνοισι μετ᾽ ἀνδράσιν ἄλγε᾽ ἔχητον;
οὐ μὲν γάρ τί πού ἐστιν ὀϊζυρώτερον ἀνδρὸς
πάντων, ὅσσά τε γαῖαν ἔπι πνείει τε καὶ ἕρπει.
ἀλλ᾽ οὐ μὰν ὑμῖν γε καὶ ἅρμασι δαιδαλέοισιν
Ἕκτωρ Πριαμίδης ἐποχήσεται· οὐ γὰρ ἐάσω.

ἦ οὐχ ἅλις ὡς καὶ τεύχε᾽ ἔχει καὶ ἐπεύχεται αὔτως;
σφῶϊν δ᾽ ἐν γούνεσσι βαλῶ μένος ἠδ᾽ ἐνὶ θυμῶι,
ὄφρα καὶ Αὐτομέδοντα σαώσετον ἐκ πολέμοιο
νῆας ἔπι γλαφυράς· ἔτι γάρ σφισι κῦδος ὀρέξω
κτείνειν, εἰς ὅ κε νῆας ἐϋσσέλμους ἀφίκωνται

δύηι τ᾽ ἠέλιος καὶ ἐπὶ κνέφας ἱερὸν ἔλθηι·
ὣς εἰπὼν ἵπποισιν ἐνέπνευσεν μένος ἠΰ.
τὼ δ᾽ ἀπὸ χαιτάων κονίην οὖδας δὲ βαλόντε
ῥίμφα φέρον θοὸν ἅρμα μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς.
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Αὐτομέδων μάχετ᾽ ἀχνύμενός περ ἑταίρου

ἵπποις ἀΐσσων ὥς τ᾽ αἰγυπιὸς μετὰ χῆνας·
ῥέα μὲν γὰρ φεύγεσκεν ὑπ᾽ ἐκ Τρώων ὀρυμαγδοῦ,
ῥεῖα δ᾽ ἐπαΐξασκε πολὺν καθ᾽ ὅμιλον ὀπάζων.
ἀλλ᾽ οὐχ ἥιρει φῶτας ὅτε σεύαιτο διώκειν·
οὐ γάρ πως ἦν οἶον ἐόνθ᾽ ἱερῶι ἐνὶ δίφρωι

ἔγχει ἐφορμᾶσθαι καὶ ἐπίσχειν ὠκέας ἵππους.
ὀψὲ δὲ δή μιν ἑταῖρος ἀνὴρ ἴδεν ὀφθαλμοῖσιν
Ἀλκιμέδων υἱὸς Λαέρκεος Αἱμονίδαο·
στῆ δ᾽ ὄπιθεν δίφροιο καὶ Αὐτομέδοντα προσηύδα·
Αὐτόμεδον, τίς τοί νυ θεῶν νηκερδέα βουλὴν

ἐν στήθεσσιν ἔθηκε, καὶ ἐξέλετο φρένας ἐσθλάς;
οἷον πρὸς Τρῶας μάχεαι πρώτωι ἐν ὁμίλωι
μοῦνος· ἀτάρ τοι ἑταῖρος ἀπέκτατο, τεύχεα δ᾽ Ἕκτωρ
αὐτὸς ἔχων ὤμοισιν ἀγάλλεται Αἰακίδαο.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αὐτομέδων προσέφη Διώρεος υἱός·

Ἀλκίμεδον τίς γάρ τοι Ἀχαιῶν ἄλλος ὁμοῖος
ἵππων ἀθανάτων ἐχέμεν δμῆσίν τε μένος τε,
εἰ μὴ Πάτροκλος θεόφιν μήστωρ ἀτάλαντος
ζωὸς ἐών; νῦν αὖ θάνατος καὶ μοῖρα κιχάνει.
ἀλλὰ σὺ μὲν μάστιγα καὶ ἡνία σιγαλόεντα

δέξαι, ἐγὼ δ᾽ ἵππων ἀποβήσομαι, ὄφρα μάχωμαι.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀλκιμέδων δὲ βοηθόον ἅρμ᾽ ἐπορούσας
καρπαλίμως μάστιγα καὶ ἡνία λάζετο χερσίν,
Αὐτομέδων δ᾽ ἀπόρουσε· νόησε δὲ φαίδιμος Ἕκτωρ,
αὐτίκα δ᾽ Αἰνείαν προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·

Αἰνεία Τρώων βουληφόρε χαλκοχιτώνων
ἵππω τώδ᾽ ἐνόησα ποδώκεος Αἰακίδαο
ἐς πόλεμον προφανέντε σὺν ἡνιόχοισι κακοῖσι·
τώ κεν ἐελποίμην αἱρησέμεν, εἰ σύ γε θυμῶι
σῶι ἐθέλεις, ἐπεὶ οὐκ ἂν ἐφορμηθέντε γε νῶϊ

τλαῖεν ἐναντίβιον στάντες μαχέσασθαι Ἄρηϊ.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησεν ἐῢς πάϊς Ἀγχίσαο.
τὼ δ᾽ ἰθὺς βήτην βοέηις εἰλυμένω ὤμους
αὔηισι στερεῆισι· πολὺς δ᾽ ἐπελήλατο χαλκός.
τοῖσι δ᾽ ἅμα Χρομίος τε καὶ Ἄρητος θεοειδὴς

ἤϊσαν ἀμφότεροι· μάλα δέ σφισιν ἔλπετο θυμὸς
αὐτώ τε κτενέειν ἐλάαν τ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
νήπιοι, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλον ἀναιμωτί γε νέεσθαι
αὖτις ἀπ᾽ Αὐτομέδοντος. ὁ δ᾽ εὐξάμενος Διὶ πατρὶ
ἀλκῆς καὶ σθένεος πλῆτο φρένας ἀμφὶ μελαίνας·

αὐτίκα δ᾽ Ἀλκιμέδοντα προσηύδα πιστὸν ἑταῖρον·
Ἀλκίμεδον μὴ δή μοι ἀπόπροθεν ἰσχέμεν ἵππους,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐμπνείοντε μεταφρένωι· οὐ γὰρ ἔγωγε
Ἕκτορα Πριαμίδην μένεος σχήσεσθαι ὀΐω,
πρίν γ᾽ ἐπ᾽ Ἀχιλλῆος καλλίτριχε βήμεναι ἵππω

νῶϊ κατακτείναντα, φοβῆσαί τε στίχας ἀνδρῶν
Ἀργείων, ἤ κ᾽ αὐτὸς ἐνὶ πρώτοισιν ἁλοίη.
ὣς εἰπὼν Αἴαντε καλέσσατο καὶ Μενέλαον·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε καὶ Μενέλαε
ἤτοι μὲν τὸν νεκρὸν ἐπιτράπεθ᾽ οἵ περ ἄριστοι

ἀμφ᾽ αὐτῶι βεβάμεν καὶ ἀμύνεσθαι στίχας ἀνδρῶν,
νῶϊν δὲ ζωοῖσιν ἀμύνετε νηλεὲς ἦμαρ·
τῆιδε γὰρ ἔβρισαν πόλεμον κάτα δακρυόεντα
Ἕκτωρ Αἰνείας θ᾽, οἳ Τρώων εἰσὶν ἄριστοι.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦτα θεῶν ἐν γούνασι κεῖται·

ἥσω γὰρ καὶ ἐγώ, τὰ δέ κεν Διὶ πάντα μελήσει.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Ἀρήτοιο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην·
ἣ δ᾽ οὐκ ἔγχος ἔρυτο, διὰ πρὸ δὲ εἴσατο χαλκός,
νειαίρηι δ᾽ ἐν γαστρὶ διὰ ζωστῆρος ἔλασσεν.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ὀξὺν ἔχων πέλεκυν αἰζήϊος ἀνὴρ
κόψας ἐξόπιθεν κεράων βοὸς ἀγραύλοιο
ἶνα τάμηι διὰ πᾶσαν, ὁ δὲ προθορὼν ἐρίπηισιν,
ὣς ἄρ᾽ ὅ γε προθορὼν πέσεν ὕπτιος· ἐν δέ οἱ ἔγχος
νηδυίοισι μάλ᾽ ὀξὺ κραδαινόμενον λύε γυῖα.

Ἕκτωρ δ᾽ Αὐτομέδοντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος·
πρόσσω γὰρ κατέκυψε, τὸ δ᾽ ἐξόπιθεν δόρυ μακρὸν
οὔδει ἐνισκίμφθη, ἐπὶ δ᾽ οὐρίαχος πελεμίχθη
ἔγχεος· ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀφίει μένος ὄβριμος Ἄρης.

καί νύ κε δὴ ξιφέεσσ᾽ αὐτοσχεδὸν ὁρμηθήτην
εἰ μή σφω᾽ Αἴαντε διέκριναν μεμαῶτε,
οἵ ῥ᾽ ἦλθον καθ᾽ ὅμιλον ἑταίρου κικλήσκοντος·
τοὺς ὑποταρβήσαντες ἐχώρησαν πάλιν αὖτις
Ἕκτωρ Αἰνείας τ᾽ ἠδὲ Χρομίος θεοειδής,

Ἄρητον δὲ κατ᾽ αὖθι λίπον δεδαϊγμένον ἦτορ
κείμενον· Αὐτομέδων δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
τεύχεά τ᾽ ἐξενάριξε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
ἦ δὴ μὰν ὀλίγον γε Μενοιτιάδαο θανόντος
κῆρ ἄχεος μεθέηκα χερείονά περ καταπέφνων.

ὣς εἰπὼν ἐς δίφρον ἑλὼν ἔναρα βροτόεντα
θῆκ᾽, ἂν δ᾽ αὐτὸς ἔβαινε πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν
αἱματόεις ὥς τίς τε λέων κατὰ ταῦρον ἐδηδώς.
ἂψ δ᾽ ἐπὶ Πατρόκλωι τέτατο κρατερὴ ὑσμίνη
ἀργαλέη πολύδακρυς, ἔγειρε δὲ νεῖκος Ἀθήνη

οὐρανόθεν καταβᾶσα· προῆκε γὰρ εὐρύοπα Ζεὺς
ὀρνύμεναι Δαναούς· δὴ γὰρ νόος ἐτράπετ᾽ αὐτοῦ.
ἠΰτε πορφυρέην ἶριν θνητοῖσι τανύσσηι
Ζεὺς ἐξ οὐρανόθεν τέρας ἔμμεναι ἢ πολέμοιο
ἢ καὶ χειμῶνος δυσθαλπέος, ὅς ῥά τε ἔργων

ἀνθρώπους ἀνέπαυσεν ἐπὶ χθονί, μῆλα δὲ κήδει,
ὣς ἣ πορφυρέηι νεφέληι πυκάσασα ἓ αὐτὴν
δύσετ᾽ Ἀχαιῶν ἔθνος, ἔγειρε δὲ φῶτα ἕκαστον.
πρῶτον δ᾽ Ἀτρέος υἱὸν ἐποτρύνουσα προσηύδα
ἴφθιμον Μενέλαον· ὁ γάρ ῥά οἱ ἐγγύθεν ἦεν·

εἰσαμένη Φοίνικι δέμας καὶ ἀτειρέα φωνήν·
σοὶ μὲν δὴ Μενέλαε κατηφείη καὶ ὄνειδος
ἔσσεται εἴ κ᾽ Ἀχιλῆος ἀγαυοῦ πιστὸν ἑταῖρον
τείχει ὕπο Τρώων ταχέες κύνες ἑλκήσουσιν.
ἀλλ᾽ ἔχεο κρατερῶς, ὄτρυνε δὲ λαὸν ἅπαντα.

τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
Φοῖνιξ ἄττα γεραιὲ παλαιγενές, εἰ γὰρ Ἀθήνη
δοίη κάρτος ἐμοί, βελέων δ᾽ ἀπερύκοι ἐρωήν·
τώ κεν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι παρεστάμεναι καὶ ἀμύνειν
Πατρόκλωι· μάλα γάρ με θανὼν ἐσεμάσσατο θυμόν.

ἀλλ᾽ Ἕκτωρ πυρὸς αἰνὸν ἔχει μένος, οὐδ᾽ ἀπολήγει
χαλκῶι δηϊόων· τῶι γὰρ Ζεὺς κῦδος ὀπάζει.
ὣς φάτο, γήθησεν δὲ θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη,
ὅττί ῥά οἱ πάμπρωτα θεῶν ἠρήσατο πάντων.
ἐν δὲ βίην ὤμοισι καὶ ἐν γούνεσσιν ἔθηκε,

καί οἱ μυίης θάρσος ἐνὶ στήθεσσιν ἐνῆκεν,
ἥ τε καὶ ἐργομένη μάλα περ χροὸς ἀνδρομέοιο
ἰσχανάαι δακέειν, λαρόν τέ οἱ αἷμ᾽ ἀνθρώπου·
τοίου μιν θάρσευς πλῆσε φρένας ἀμφὶ μελαίνας,
βῆ δ᾽ ἐπὶ Πατρόκλωι, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.

ἔσκε δ᾽ ἐνὶ Τρώεσσι Ποδῆς υἱὸς Ἠετίωνος
ἀφνειός τ᾽ ἀγαθός τε· μάλιστα δέ μιν τίεν Ἕκτωρ
δήμου, ἐπεί οἱ ἑταῖρος ἔην φίλος εἰλαπιναστής·
τόν ῥα κατὰ ζωστῆρα βάλε ξανθὸς Μενέλαος
ἀΐξαντα φόβον δέ, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσε·

δούπησεν δὲ πεσών· ἀτὰρ Ἀτρεΐδης Μενέλαος
νεκρὸν ὑπ᾽ ἐκ Τρώων ἔρυσεν μετὰ ἔθνος ἑταίρων.
Ἕκτορα δ᾽ ἐγγύθεν ἱστάμενος ὄτρυνεν Ἀπόλλων
Φαίνοπι Ἀσιάδηι ἐναλίγκιος, ὅς οἱ ἁπάντων
ξείνων φίλτατος ἔσκεν Ἀβυδόθι οἰκία ναίων·

τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων·
Ἕκτορ τίς κέ σ᾽ ἔτ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν ταρβήσειεν;
οἷον δὴ Μενέλαον ὑπέτρεσας, ὃς τὸ πάρος γε
μαλθακὸς αἰχμητής· νῦν δ᾽ οἴχεται οἶος ἀείρας
νεκρὸν ὑπ᾽ ἐκ Τρώων, σὸν δ᾽ ἔκτανε πιστὸν ἑταῖρον

ἐσθλὸν ἐνὶ προμάχοισι Ποδῆν υἱὸν Ἠετίωνος.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἄχεος νεφέλη ἐκάλυψε μέλαινα,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι.
καὶ τότ᾽ ἄρα Κρονίδης ἕλετ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν
μαρμαρέην, Ἴδην δὲ κατὰ νεφέεσσι κάλυψεν,

ἀστράψας δὲ μάλα μεγάλ᾽ ἔκτυπε, τὴν δὲ τίναξε,
νίκην δὲ Τρώεσσι δίδου, ἐφόβησε δ᾽ Ἀχαιούς.
πρῶτος Πηνέλεως Βοιώτιος ἦρχε φόβοιο.
βλῆτο γὰρ ὦμον δουρὶ πρόσω τετραμμένος αἰεὶ
ἄκρον ἐπιλίγδην· γράψεν δέ οἱ ὀστέον ἄχρις

αἰχμὴ Πουλυδάμαντος· ὁ γάρ ῥ᾽ ἔβαλε σχεδὸν ἐλθών.
Λήϊτον αὖθ᾽ Ἕκτωρ σχεδὸν οὔτασε χεῖρ᾽ ἐπὶ καρπῶι
υἱὸν Ἀλεκτρυόνος μεγαθύμου, παῦσε δὲ χάρμης·
τρέσσε δὲ παπτήνας, ἐπεὶ οὐκέτι ἔλπετο θυμῶι
ἔγχος ἔχων ἐν χειρὶ μαχήσεσθαι Τρώεσσιν.

Ἕκτορα δ᾽ Ἰδομενεὺς μετὰ Λήϊτον ὁρμηθέντα
βεβλήκει θώρηκα κατὰ στῆθος παρὰ μαζόν·
ἐν καυλῶι δ᾽ ἐάγη δολιχὸν δόρυ, τοὶ δὲ βόησαν
Τρῶες· ὁ δ᾽ Ἰδομενῆος ἀκόντισε Δευκαλίδαο
δίφρωι ἐφεσταότος· τοῦ μέν ῥ᾽ ἀπὸ τυτθὸν ἅμαρτεν·

αὐτὰρ ὁ Μηριόναο ὀπάονά θ᾽ ἡνίοχόν τε
Κοίρανον, ὅς ῥ᾽ ἐκ Λύκτου ἐϋκτιμένης ἕπετ᾽ αὐτῶι·
πεζὸς γὰρ τὰ πρῶτα λιπὼν νέας ἀμφιελίσσας
ἤλυθε, καί κε Τρωσὶ μέγα κράτος ἐγγυάλιξεν,
εἰ μὴ Κοίρανος ὦκα ποδώκεας ἤλασεν ἵππους·

καὶ τῶι μὲν φάος ἦλθεν, ἄμυνε δὲ νηλεὲς ἦμαρ,
αὐτὸς δ᾽ ὤλεσε θυμὸν ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο·
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ γναθμοῖο καὶ οὔατος, ἐκ δ᾽ ἄρ᾽ ὀδόντας
ὦσε δόρυ πρυμνόν, διὰ δὲ γλῶσσαν τάμε μέσσην.
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, κατὰ δ᾽ ἡνία χεῦεν ἔραζε.

καὶ τά γε Μηριόνης ἔλαβεν χείρεσσι φίληισι
κύψας ἐκ πεδίοιο, καὶ Ἰδομενῆα προσηύδα·
μάστιε νῦν εἷός κε θοὰς ἐπὶ νῆας ἵκηαι·
γιγνώσκεις δὲ καὶ αὐτὸς ὅ τ᾽ οὐκέτι κάρτος Ἀχαιῶν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἰδομενεὺς δ᾽ ἵμασεν καλλίτριχας ἵππους

νῆας ἔπι γλαφυράς· δὴ γὰρ δέος ἔμπεσε θυμῶι.
οὐδ᾽ ἔλαθ᾽ Αἴαντα μεγαλήτορα καὶ Μενέλαον
Ζεύς, ὅτε δὴ Τρώεσσι δίδου ἑτεραλκέα νίκην.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
ὢ πόποι ἤδη μέν κε καὶ ὃς μάλα νήπιός ἐστι

γνοίη ὅτι Τρώεσσι πατὴρ Ζεὺς αὐτὸς ἀρήγει.
τῶν μὲν γὰρ πάντων βέλε᾽ ἅπτεται ὅς τις ἀφήηι
ἢ κακὸς ἢ ἀγαθός· Ζεὺς δ᾽ ἔμπης πάντ᾽ ἰθύνει·
ἡμῖν δ᾽ αὔτως πᾶσιν ἐτώσια πίπτει ἔραζε.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ αὐτοί περ φραζώμεθα μῆτιν ἀρίστην,

ἠμὲν ὅπως τὸν νεκρὸν ἐρύσσομεν, ἠδὲ καὶ αὐτοὶ
χάρμα φίλοις ἑτάροισι γενώμεθα νοστήσαντες,
οἵ που δεῦρ᾽ ὁρόωντες ἀκηχέδατ᾽, οὐδ᾽ ἔτι φασὶν
Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι.

εἴη δ᾽ ὅς τις ἑταῖρος ἀπαγγείλειε τάχιστα
Πηλεΐδηι, ἐπεὶ οὔ μιν ὀΐομαι οὐδὲ πεπύσθαι
λυγρῆς ἀγγελίης, ὅτι οἱ φίλος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος.
ἀλλ᾽ οὔ πηι δύναμαι ἰδέειν τοιοῦτον Ἀχαιῶν·
ἠέρι γὰρ κατέχονται ὁμῶς αὐτοί τε καὶ ἵπποι.

Ζεῦ πάτερ ἀλλὰ σὺ ῥῦσαι ὑπ᾽ ἠέρος υἷας Ἀχαιῶν,
ποίησον δ᾽ αἴθρην, δὸς δ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ἰδέσθαι·
ἐν δὲ φάει καὶ ὄλεσσον, ἐπεί νύ τοι εὔαδεν οὕτως.
ὣς φάτο, τὸν δὲ πατὴρ ὀλοφύρατο δάκρυ χέοντα·
αὐτίκα δ᾽ ἠέρα μὲν σκέδασεν καὶ ἀπῶσεν ὀμίχλην,

ἠέλιος δ᾽ ἐπέλαμψε, μάχη δ᾽ ἐπὶ πᾶσα φαάνθη·
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Αἴας εἶπε βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον·
σκέπτεο νῦν Μενέλαε διοτρεφὲς αἴ κεν ἴδηαι
ζωὸν ἔτ᾽ Ἀντίλοχον μεγαθύμου Νέστορος υἱόν,
ὄτρυνον δ᾽ Ἀχιλῆϊ δαΐφρονι θᾶσσον ἰόντα

εἰπεῖν ὅττι ῥά οἱ πολὺ φίλτατος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος,
βῆ δ᾽ ἰέναι ὥς τίς τε λέων ἀπὸ μεσσαύλοιο,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ ἄρ κε κάμηισι κύνας τ᾽ ἄνδρας τ᾽ ἐρεθίζων,
οἵ τέ μιν οὐκ εἰῶσι βοῶν ἐκ πῖαρ ἑλέσθαι

πάννυχοι ἐγρήσσοντες· ὁ δὲ κρειῶν ἐρατίζων
ἰθύει, ἀλλ᾽ οὔ τι πρήσσει· θαμέες γὰρ ἄκοντες
ἀντίον ἀΐσσουσι θρασειάων ἀπὸ χειρῶν,
καιόμεναί τε δεταί, τάς τε τρεῖ ἐσσύμενός περ·
ἠῶθεν δ᾽ ἀπονόσφιν ἔβη τετιηότι θυμῶι·

ὣς ἀπὸ Πατρόκλοιο βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
ἤϊε πόλλ᾽ ἀέκων· περὶ γὰρ δίε μή μιν Ἀχαιοὶ
ἀργαλέου πρὸ φόβοιο ἕλωρ δηΐοισι λίποιεν.
πολλὰ δὲ Μηριόνηι τε καὶ Αἰάντεσσ᾽ ἐπέτελλεν·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε Μηριόνη τε

νῦν τις ἐνηείης Πατροκλῆος δειλοῖο
μνησάσθω· πᾶσιν γὰρ ἐπίστατο μείλιχος εἶναι
ζωὸς ἐών· νῦν αὖ θάνατος καὶ μοῖρα κιχάνει.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη ξανθὸς Μενέλαος,
πάντοσε παπταίνων ὥς τ᾽ αἰετός, ὅν ῥά τέ φασιν

ὀξύτατον δέρκεσθαι ὑπουρανίων πετεηνῶν,
ὅν τε καὶ ὑψόθ᾽ ἐόντα πόδας ταχὺς οὐκ ἔλαθε πτὼξ
θάμνωι ὑπ᾽ ἀμφικόμωι κατακείμενος, ἀλλά τ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι
ἔσσυτο, καί τέ μιν ὦκα λαβὼν ἐξείλετο θυμόν.
ὣς τότε σοὶ Μενέλαε διοτρεφὲς ὄσσε φαεινὼ

πάντοσε δινείσθην πολέων κατὰ ἔθνος ἑταίρων,
εἴ που Νέστορος υἱὸν ἔτι ζώοντα ἴδοιτο.
τὸν δὲ μάλ᾽ αἶψ᾽ ἐνόησε μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ πάσης
θαρσύνονθ᾽ ἑτάρους καὶ ἐποτρύνοντα μάχεσθαι,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·

Ἀντίλοχ᾽ εἰ δ᾽ ἄγε δεῦρο διοτρεφὲς ὄφρα πύθηαι
λυγρῆς ἀγγελίης, ἣ μὴ ὤφελλε γενέσθαι.
ἤδη μὲν σὲ καὶ αὐτὸν ὀΐομαι εἰσορόωντα
γιγνώσκειν ὅτι πῆμα θεὸς Δαναοῖσι κυλίνδει,
νίκη δὲ Τρώων· πέφαται δ᾽ ὤριστος Ἀχαιῶν

Πάτροκλος, μεγάλη δὲ ποθὴ Δαναοῖσι τέτυκται.
ἀλλὰ σύ γ᾽ αἶψ᾽ Ἀχιλῆϊ θέων ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
εἰπεῖν, αἴ κε τάχιστα νέκυν ἐπὶ νῆα σαώσηι
γυμνόν· ἀτὰρ τά γε τεύχε᾽ ἔχει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀντίλοχος δὲ κατέστυγε μῦθον ἀκούσας·

δὴν δέ μιν ἀμφασίη ἐπέων λάβε, τὼ δέ οἱ ὄσσε
δακρυόφι πλῆσθεν, θαλερὴ δέ οἱ ἔσχετο φωνή.
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς Μενελάου ἐφημοσύνης ἀμέλησε,
βῆ δὲ θέειν, τὰ δὲ τεύχε᾽ ἀμύμονι δῶκεν ἑταίρωι
Λαοδόκωι, ὅς οἱ σχεδὸν ἔστρεφε μώνυχας ἵππους.

τὸν μὲν δάκρυ χέοντα πόδες φέρον ἐκ πολέμοιο
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ κακὸν ἔπος ἀγγελέοντα.
οὐδ᾽ ἄρα σοὶ Μενέλαε διοτρεφὲς ἤθελε θυμὸς
τειρομένοις ἑτάροισιν ἀμυνέμεν, ἔνθεν ἀπῆλθεν
Ἀντίλοχος, μεγάλη δὲ ποθὴ Πυλίοισιν ἐτύχθη·

ἀλλ᾽ ὅ γε τοῖσιν μὲν Θρασυμήδεα δῖον ἀνῆκεν,
αὐτὸς δ᾽ αὖτ᾽ ἐπὶ Πατρόκλωι ἥρωϊ βεβήκει,
στῆ δὲ παρ᾽ Αἰάντεσσι θέων, εἶθαρ δὲ προσηύδα·
κεῖνον μὲν δὴ νηυσὶν ἐπιπροέηκα θοῆισιν
ἐλθεῖν εἰς Ἀχιλῆα πόδας ταχύν· οὐδέ μιν οἴω

νῦν ἰέναι μάλα περ κεχολωμένον Ἕκτορι δίωι·
οὐ γάρ πως ἂν γυμνὸς ἐὼν Τρώεσσι μάχοιτο.
ἡμεῖς δ᾽ αὐτοί περ φραζώμεθα μῆτιν ἀρίστην,
ἠμὲν ὅπως τὸν νεκρὸν ἐρύσσομεν, ἠδὲ καὶ αὐτοὶ
Τρώων ἐξ ἐνοπῆς θάνατον καὶ κῆρα φύγωμεν.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
πάντα κατ᾽ αἶσαν ἔειπες ἀγακλεὲς ὦ Μενέλαε·
ἀλλὰ σὺ μὲν καὶ Μηριόνης ὑποδύντε μάλ᾽ ὦκα
νεκρὸν ἀείραντες φέρετ᾽ ἐκ πόνου· αὐτὰρ ὄπισθε
νῶϊ μαχησόμεθα Τρωσίν τε καὶ Ἕκτορι δίωι

ἶσον θυμὸν ἔχοντες ὁμώνυμοι, οἳ τὸ πάρος περ
μίμνομεν ὀξὺν Ἄρηα παρ᾽ ἀλλήλοισι μένοντες.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα νεκρὸν ἀπὸ χθονὸς ἀγκάζοντο
ὕψι μάλα μεγάλως· ἐπὶ δ᾽ ἴαχε λαὸς ὄπισθε
Τρωϊκός, ὡς εἴδοντο νέκυν αἴροντας Ἀχαιούς.

ἴθυσαν δὲ κύνεσσιν ἐοικότες, οἵ τ᾽ ἐπὶ κάπρωι
βλημένωι ἀΐξωσι πρὸ κούρων θηρητήρων·
ἕως μὲν γάρ τε θέουσι διαρραῖσαι μεμαῶτες,
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐν τοῖσιν ἑλίξεται ἀλκὶ πεποιθώς,
ἄψ τ᾽ ἀνεχώρησαν διά τ᾽ ἔτρεσαν ἄλλυδις ἄλλος.

ὣς Τρῶες εἷος μὲν ὁμιλαδὸν αἰὲν ἕποντο
νύσσοντες ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν·
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ Αἴαντε μεταστρεφθέντε κατ᾽ αὐτοὺς
σταίησαν, τῶν δὲ τράπετο χρώς, οὐδέ τις ἔτλη
πρόσσω ἀΐξας περὶ νεκροῦ δηριάασθαι.

ὣς οἵ γ᾽ ἐμμεμαῶτε νέκυν φέρον ἐκ πολέμοιο
νῆας ἔπι γλαφυράς· ἐπὶ δὲ πτόλεμος τέτατό σφιν
ἄγριος ἠΰτε πῦρ, τό τ᾽ ἐπεσσύμενον πόλιν ἀνδρῶν
ὄρμενον ἐξαίφνης φλεγέθει, μινύθουσι δὲ οἶκοι
ἐν σέλαϊ μεγάλωι· τὸ δ᾽ ἐπιβρέμει ἲς ἀνέμοιο.

ὣς μὲν τοῖς ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν αἰχμητάων
ἀζηχὴς ὀρυμαγδὸς ἐπήϊεν ἐρχομένοισιν·
οἳ δ᾽ ὥς θ᾽ ἡμίονοι κρατερὸν μένος ἀμφιβαλόντες
ἕλκωσ᾽ ἐξ ὄρεος κατὰ παιπαλόεσσαν ἀταρπὸν
ἢ δοκὸν ἠὲ δόρυ μέγα νήϊον· ἐν δέ τε θυμὸς

τείρεθ᾽ ὁμοῦ καμάτωι τε καὶ ἱδρῶι σπευδόντεσσιν·
ὣς οἵ γ᾽ ἐμμεμαῶτε νέκυν φέρον. αὐτὰρ ὄπισθεν
Αἴαντ᾽ ἰσχανέτην, ὥς τε πρὼν ἰσχάνει ὕδωρ
ὑλήεις πεδίοιο διαπρύσιον τετυχηκώς,
ὅς τε καὶ ἰφθίμων ποταμῶν ἀλεγεινὰ ῥέεθρα

ἴσχει, ἄφαρ δέ τε πᾶσι ῥόον πεδίον δὲ τίθησι
πλάζων· οὐδέ τί μιν σθένεϊ ῥηγνῦσι ῥέοντες·
ὣς αἰεὶ Αἴαντε μάχην ἀνέεργον ὀπίσσω
Τρώων· οἳ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο, δύω δ᾽ ἐν τοῖσι μάλιστα
Αἰνείας τ᾽ Ἀγχισιάδης καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ.

τῶν δ᾽ ὥς τε ψαρῶν νέφος ἔρχεται ἠὲ κολοιῶν
οὖλον κεκλήγοντες, ὅτε προΐδωσιν ἰόντα
κίρκον, ὅ τε σμικρῆισι φόνον φέρει ὀρνίθεσσιν,
ὣς ἄρ᾽ ὑπ᾽ Αἰνείαι τε καὶ Ἕκτορι κοῦροι Ἀχαιῶν
οὖλον κεκλήγοντες ἴσαν, λήθοντο δὲ χάρμης.

πολλὰ δὲ τεύχεα καλὰ πέσον περί τ᾽ ἀμφί τε τάφρον
φευγόντων Δαναῶν· πολέμου δ᾽ οὐ γίγνετ᾽ ἐρωή.

Ἰλιάδος Σ

Ὁπλοποιία.

Ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρὸς αἰθομένοιο,
Ἀντίλοχος δ᾽ Ἀχιλῆϊ πόδας ταχὺς ἄγγελος ἦλθε.
τὸν δ᾽ εὗρε προπάροιθε νεῶν ὀρθοκραιράων
τὰ φρονέοντ᾽ ἀνὰ θυμὸν ἃ δὴ τετελεσμένα ἦεν·

ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγώ, τί τ᾽ ἄρ᾽ αὖτε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
νηυσὶν ἔπι κλονέονται ἀτυζόμενοι πεδίοιο;
μὴ δή μοι τελέσωσι θεοὶ κακὰ κήδεα θυμῶι,
ὥς ποτέ μοι μήτηρ διεπέφραδε καί μοι ἔειπε

Μυρμιδόνων τὸν ἄριστον ἔτι ζώοντος ἐμεῖο
χερσὶν ὕπο Τρώων λείψειν φάος ἠελίοιο.
ἦ μάλα δὴ τέθνηκε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱὸς
σχέτλιος· ἦ τ᾽ ἐκέλευον ἀπωσάμενον δήϊον πῦρ
ἂψ ἐπὶ νῆας ἴμεν, μηδ᾽ Ἕκτορι ἶφι μάχεσθαι.

εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
τόφρά οἱ ἐγγύθεν ἦλθεν ἀγαυοῦ Νέστορος υἱὸς
δάκρυα θερμὰ χέων, φάτο δ᾽ ἀγγελίην ἀλεγεινήν·
ὤ μοι Πηλέος υἱὲ δαΐφρονος ἦ μάλα λυγρῆς
πεύσεαι ἀγγελίης, ἣ μὴ ὤφελλε γενέσθαι.

κεῖται Πάτροκλος, νέκυος δὲ δὴ ἀμφιμάχονται
γυμνοῦ· ἀτὰρ τά γε τεύχε᾽ ἔχει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἄχεος νεφέλη ἐκάλυψε μέλαινα·
ἀμφοτέρηισι δὲ χερσὶν ἑλὼν κόνιν αἰθαλόεσσαν
χεύατο κὰκ κεφαλῆς, χαρίεν δ᾽ ἤισχυνε πρόσωπον·

νεκταρέωι δὲ χιτῶνι μέλαιν᾽ ἀμφίζανε τέφρη.
αὐτὸς δ᾽ ἐν κονίηισι μέγας μεγαλωστὶ τανυσθεὶς
κεῖτο, φίληισι δὲ χερσὶ κόμην ἤισχυνε δαΐζων.
δμωιαὶ δ᾽ ἃς Ἀχιλεὺς ληΐσσατο Πάτροκλός τε
θυμὸν ἀκηχέμεναι μεγάλ᾽ ἴαχον, ἐκ δὲ θύραζε

ἔδραμον ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα δαΐφρονα, χερσὶ δὲ πᾶσαι
στήθεα πεπλήγοντο, λύθεν δ᾽ ὑπὸ γυῖα ἑκάστης.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἑτέρωθεν ὀδύρετο δάκρυα λείβων
χεῖρας ἔχων Ἀχιλῆος· ὁ δ᾽ ἔστενε κυδάλιμον κῆρ·
δείδιε γὰρ μὴ λαιμὸν ἀπαμήσειε σιδήρωι.

σμερδαλέον δ᾽ ὤιμωξεν· ἄκουσε δὲ πότνια μήτηρ
ἡμένη ἐν βένθεσσιν ἁλὸς παρὰ πατρὶ γέροντι,
κώκυσέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα· θεαὶ δέ μιν ἀμφαγέροντο
πᾶσαι ὅσαι κατὰ βένθος ἁλὸς Νηρηΐδες ἦσαν.
ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ἔην Γλαύκη τε Θάλειά τε Κυμοδόκη τε

Νησαίη Σπειώ τε Θόη θ᾽ Ἁλίη τε βοῶπις
Κυμοθόη τε καὶ Ἀκταίη καὶ Λιμνώρεια
καὶ Μελίτη καὶ Ἴαιρα καὶ Ἀμφιθόη καὶ Ἀγαυὴ
Δωτώ τε Πρωτώ τε Φέρουσά τε Δυναμένη τε
Δεξαμένη τε καὶ Ἀμφινόμη καὶ Καλλιάνειρα

Δωρὶς καὶ Πανόπη καὶ ἀγακλειτὴ Γαλάτεια
Νημερτής τε καὶ Ἀψευδὴς καὶ Καλλιάνασσα·
ἔνθα δ᾽ ἔην Κλυμένη Ἰάνειρά τε καὶ Ἰάνασσα
Μαῖρα καὶ Ὠρείθυια ἐϋπλόκαμός τ᾽ Ἀμάθεια
ἄλλαι θ᾽ αἳ κατὰ βένθος ἁλὸς Νηρηΐδες ἦσαν.

τῶν δὲ καὶ ἀργύφεον πλῆτο σπέος· αἳ δ᾽ ἅμα πᾶσαι
στήθεα πεπλήγοντο, Θέτις δ᾽ ἐξῆρχε γόοιο·
κλῦτε κασίγνηται Νηρηΐδες, ὄφρ᾽ ἐῢ πᾶσαι
εἴδετ᾽ ἀκούουσαι ὅσ᾽ ἐμῶι ἔνι κήδεα θυμῶι.
ὤ μοι ἐγὼ δειλή, ὤ μοι δυσαριστοτόκεια,

ἥ τ᾽ ἐπεὶ ἂρ τέκον υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε
ἔξοχον ἡρώων· ὁ δ᾽ ἀνέδραμεν ἔρνεϊ ἶσος·
τὸν μὲν ἐγὼ θρέψασα φυτὸν ὣς γουνῶι ἀλωῆς
νηυσὶν ἐπιπροέηκα κορωνίσιν Ἴλιον εἴσω
Τρωσὶ μαχησόμενον· τὸν δ᾽ οὐχ ὑποδέξομαι αὖτις

οἴκαδε νοστήσαντα δόμον Πηλήϊον εἴσω.
ὄφρα δέ μοι ζώει καὶ ὁρᾶι φάος ἠελίοιο
ἄχνυται, οὐδέ τί οἱ δύναμαι χραισμῆσαι ἰοῦσα.
ἀλλ᾽ εἶμ᾽, ὄφρα ἴδωμι φίλον τέκος, ἠδ᾽ ἐπακούσω
ὅττί μιν ἵκετο πένθος ἀπὸ πτολέμοιο μένοντα.

ὣς ἄρα φωνήσασα λίπε σπέος· αἳ δὲ σὺν αὐτῆι
δακρυόεσσαι ἴσαν, περὶ δέ σφισι κῦμα θαλάσσης
ῥήγνυτο· ταὶ δ᾽ ὅτε δὴ Τροίην ἐρίβωλον ἵκοντο
ἀκτὴν εἰσανέβαινον ἐπισχερώ, ἔνθα θαμειαὶ
Μυρμιδόνων εἴρυντο νέες ταχὺν ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα.

τῶι δὲ βαρὺ στενάχοντι παρίστατο πότνια μήτηρ,
ὀξὺ δὲ κωκύσασα κάρη λάβε παιδὸς ἑοῖο,
καί ῥ᾽ ὀλοφυρομένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τέκνον τί κλαίεις; τί δέ σε φρένας ἵκετο πένθος;
ἐξαύδα, μὴ κεῦθε· τὰ μὲν δή τοι τετέλεσται

ἐκ Διός, ὡς ἄρα δὴ πρίν γ᾽ εὔχεο χεῖρας ἀνασχὼν
πάντας ἐπὶ πρύμνηισιν ἀλήμεναι υἷας Ἀχαιῶν
σεῦ ἐπιδευομένους, παθέειν τ᾽ ἀεκήλια ἔργα.
τὴν δὲ βαρὺ στενάχων προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
μῆτερ ἐμή, τὰ μὲν ἄρ μοι Ὀλύμπιος ἐξετέλεσσεν·

ἀλλὰ τί μοι τῶν ἦδος ἐπεὶ φίλος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος
Πάτροκλος, τὸν ἐγὼ περὶ πάντων τῖον ἑταίρων
ἶσον ἐμῆι κεφαλῆι; τὸν ἀπώλεσα, τεύχεα δ᾽ Ἕκτωρ
δηιώσας ἀπέδυσε πελώρια θαῦμα ἰδέσθαι
καλά· τὰ μὲν Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα

ἤματι τῶι ὅτε σε βροτοῦ ἀνέρος ἔμβαλον εὐνῆι.
αἴθ᾽ ὄφελες σὺ μὲν αὖθι μετ᾽ ἀθανάτηις ἁλίηισι
ναίειν, Πηλεὺς δὲ θνητὴν ἀγαγέσθαι ἄκοιτιν.
νῦν δ᾽ ἵνα καὶ σοὶ πένθος ἐνὶ φρεσὶ μυρίον εἴη
παιδὸς ἀποφθιμένοιο, τὸν οὐχ ὑποδέξεαι αὖτις

οἴκαδε νοστήσαντ᾽, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ θυμὸς ἄνωγε
ζώειν οὐδ᾽ ἄνδρεσσι μετέμμεναι, αἴ κε μὴ Ἕκτωρ
πρῶτος ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσηι,
Πατρόκλοιο δ᾽ ἕλωρα Μενοιτιάδεω ἀποτίσηι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Θέτις κατὰ δάκρυ χέουσα·

ὠκύμορος δή μοι τέκος ἔσσεαι, οἷ᾽ ἀγορεύεις·
αὐτίκα γάρ τοι ἔπειτα μεθ᾽ Ἕκτορα πότμος ἑτοῖμος.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
αὐτίκα τεθναίην, ἐπεὶ οὐκ ἄρ᾽ ἔμελλον ἑταίρωι
κτεινομένωι ἐπαμῦναι· ὁ μὲν μάλα τηλόθι πάτρης

ἔφθιτ᾽, ἐμεῖο δὲ δῆσεν ἀρῆς ἀλκτῆρα γενέσθαι.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὐ νέομαί γε φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν,
οὐδέ τι Πατρόκλωι γενόμην φάος οὐδ᾽ ἑτάροισι
τοῖς ἄλλοις, οἳ δὴ πολέες δάμεν Ἕκτορι δίωι,
ἀλλ᾽ ἧμαι παρὰ νηυσὶν ἐτώσιον ἄχθος ἀρούρης,

τοῖος ἐὼν οἷος οὔ τις Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
ἐν πολέμωι· ἀγορῆι δέ τ᾽ ἀμείνονές εἰσι καὶ ἄλλοι.
ὡς ἔρις ἔκ τε θεῶν ἔκ τ᾽ ἀνθρώπων ἀπόλοιτο
καὶ χόλος, ὅς τ᾽ ἐφέηκε πολύφρονά περ χαλεπῆναι,
ὅς τε πολὺ γλυκίων μέλιτος καταλειβομένοιο

ἀνδρῶν ἐν στήθεσσιν ἀέξεται ἠΰτε καπνός·
ὡς ἐμὲ νῦν ἐχόλωσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων.
ἀλλὰ τὰ μὲν προτετύχθαι ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ,
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι φίλον δαμάσαντες ἀνάγκηι·
νῦν δ᾽ εἶμ᾽ ὄφρα φίλης κεφαλῆς ὀλετῆρα κιχείω

Ἕκτορα· κῆρα δ᾽ ἐγὼ τότε δέξομαι ὁππότε κεν δὴ
Ζεὺς ἐθέληι τελέσαι ἠδ᾽ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι.
οὐδὲ γὰρ οὐδὲ βίη Ἡρακλῆος φύγε κῆρα,
ὅς περ φίλτατος ἔσκε Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι·
ἀλλά ἑ μοῖρα δάμασσε καὶ ἀργαλέος χόλος Ἥρης.

ὣς καὶ ἐγών, εἰ δή μοι ὁμοίη μοῖρα τέτυκται,
κείσομ᾽ ἐπεί κε θάνω· νῦν δὲ κλέος ἐσθλὸν ἀροίμην,
καί τινα Τρωϊάδων καὶ Δαρδανίδων βαθυκόλπων
ἀμφοτέρηισιν χερσὶ παρειάων ἁπαλάων
δάκρυ᾽ ὀμορξαμένην ἁδινὸν στοναχῆσαι ἐφείην,

γνοῖεν δ᾽ ὡς δὴ δηρὸν ἐγὼ πολέμοιο πέπαυμαι·
μὴ δέ μ᾽ ἔρυκε μάχης φιλέουσά περ· οὐδέ με πείσεις.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα·
ναὶ δὴ ταῦτά γε τέκνον ἐτήτυμον οὐ κακόν ἐστι
τειρομένοις ἑτάροισιν ἀμυνέμεν αἰπὺν ὄλεθρον.

ἀλλά τοι ἔντεα καλὰ μετὰ Τρώεσσιν ἔχονται
χάλκεα μαρμαίροντα· τὰ μὲν κορυθαίολος Ἕκτωρ
αὐτὸς ἔχων ὤμοισιν ἀγάλλεται· οὐδέ ἕ φημι
δηρὸν ἐπαγλαϊεῖσθαι, ἐπεὶ φόνος ἐγγύθεν αὐτῶι.
ἀλλὰ σὺ μὲν μή πω καταδύσεο μῶλον Ἄρηος

πρίν γ᾽ ἐμὲ δεῦρ᾽ ἐλθοῦσαν ἐν ὀφθαλμοῖσιν ἴδηαι·
ἠῶθεν γὰρ νεῦμαι ἅμ᾽ ἠελίωι ἀνιόντι
τεύχεα καλὰ φέρουσα παρ᾽ Ἡφαίστοιο ἄνακτος.
ὣς ἄρα φωνήσασα πάλιν τράπεθ᾽ υἷος ἑοῖο,
καὶ στρεφθεῖσ᾽ ἁλίηισι κασιγνήτηισι μετηύδα·

ὑμεῖς μὲν νῦν δῦτε θαλάσσης εὐρέα κόλπον
ὀψόμεναί τε γέρονθ᾽ ἅλιον καὶ δώματα πατρός,
καί οἱ πάντ᾽ ἀγορεύσατ᾽· ἐγὼ δ᾽ ἐς μακρὸν Ὄλυμπον
εἶμι παρ᾽ Ἥφαιστον κλυτοτέχνην, αἴ κ᾽ ἐθέληισιν
υἱεῖ ἐμῶι δόμεναι κλυτὰ τεύχεα παμφανόωντα.

ὣς ἔφαθ᾽, αἳ δ᾽ ὑπὸ κῦμα θαλάσσης αὐτίκ᾽ ἔδυσαν·
ἣ δ᾽ αὖτ᾽ Οὔλυμπον δὲ θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα
ἤϊεν ὄφρα φίλωι παιδὶ κλυτὰ τεύχε᾽ ἐνείκαι.
τὴν μὲν ἄρ᾽ Οὔλυμπον δὲ πόδες φέρον· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
θεσπεσίωι ἀλαλητῶι ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο

φεύγοντες νῆάς τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκοντο.
οὐδέ κε Πάτροκλόν περ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἐκ βελέων ἐρύσαντο νέκυν θεράποντ᾽ Ἀχιλῆος·
αὖτις γὰρ δὴ τόν γε κίχον λαός τε καὶ ἵπποι
Ἕκτωρ τε Πριάμοιο πάϊς φλογὶ εἴκελος ἀλκήν.

τρὶς μέν μιν μετόπισθε ποδῶν λάβε φαίδιμος Ἕκτωρ
ἑλκέμεναι μεμαώς, μέγα δὲ Τρώεσσιν ὁμόκλα·
τρὶς δὲ δύ᾽ Αἴαντες θοῦριν ἐπιειμένοι ἀλκὴν
νεκροῦ ἀπεστυφέλιξαν· ὁ δ᾽ ἔμπεδον ἀλκὶ πεποιθὼς
ἄλλοτ᾽ ἐπαΐξασκε κατὰ μόθον, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε

στάσκε μέγα ἰάχων· ὀπίσω δ᾽ οὐ χάζετο πάμπαν.
ὡς δ᾽ ἀπὸ σώματος οὔ τι λέοντ᾽ αἴθωνα δύνανται
ποιμένες ἄγραυλοι μέγα πεινάοντα δίεσθαι,
ὥς ῥα τὸν οὐκ ἐδύναντο δύω Αἴαντε κορυστὰ
Ἕκτορα Πριαμίδην ἀπὸ νεκροῦ δειδίξασθαι.

καί νύ κεν εἴρυσσέν τε καὶ ἄσπετον ἤρατο κῦδος,
εἰ μὴ Πηλεΐωνι ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
ἄγγελος ἦλθε θέουσ᾽ ἀπ᾽ Ὀλύμπου θωρήσσεσθαι
κρύβδα Διὸς ἄλλων τε θεῶν· πρὸ γὰρ ἧκέ μιν Ἥρη.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

ὄρσεο Πηλεΐδη, πάντων ἐκπαγλότατ᾽ ἀνδρῶν·
Πατρόκλωι ἐπάμυνον, οὗ εἵνεκα φύλοπις αἰνὴ
ἕστηκε πρὸ νεῶν· οἳ δ᾽ ἀλλήλους ὀλέκουσιν
οἳ μὲν ἀμυνόμενοι νέκυος πέρι τεθνηῶτος,
οἳ δὲ ἐρύσσασθαι ποτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν

Τρῶες ἐπιθύουσι· μάλιστα δὲ φαίδιμος Ἕκτωρ
ἑλκέμεναι μέμονεν· κεφαλὴν δέ ἑ θυμὸς ἄνωγε
πῆξαι ἀνὰ σκολόπεσσι ταμόνθ᾽ ἁπαλῆς ἀπὸ δειρῆς.
ἀλλ᾽ ἄνα μηδ᾽ ἔτι κεῖσο· σέβας δέ σε θυμὸν ἱκέσθω
Πάτροκλον Τρωιῆισι κυσὶν μέλπηθρα γενέσθαι·

σοὶ λώβη, αἴ κέν τι νέκυς ἠισχυμμένος ἔλθηι.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἶρι θεὰ τίς γάρ σε θεῶν ἐμοὶ ἄγγελον ἧκε;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις·
Ἥρη με προέηκε Διὸς κυδρὴ παράκοιτις·

οὐδ᾽ οἶδε Κρονίδης ὑψίζυγος οὐδέ τις ἄλλος
ἀθανάτων, οἳ Ὄλυμπον ἀγάννιφον ἀμφινέμονται.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
πῶς τὰρ ἴω μετὰ μῶλον; ἔχουσι δὲ τεύχε᾽ ἐκεῖνοι·
μήτηρ δ᾽ οὔ με φίλη πρίν γ᾽ εἴα θωρήσσεσθαι

πρίν γ᾽ αὐτὴν ἐλθοῦσαν ἐν ὀφθαλμοῖσιν ἴδωμαι·
στεῦτο γὰρ Ἡφαίστοιο πάρ᾽ οἰσέμεν ἔντεα καλά.
ἄλλου δ᾽ οὔ τευ οἶδα τεῦ ἂν κλυτὰ τεύχεα δύω,
εἰ μὴ Αἴαντός γε σάκος Τελαμωνιάδαο.
ἀλλὰ καὶ αὐτὸς ὅ γ᾽ ἔλπομ᾽ ἐνὶ πρώτοισιν ὁμιλεῖ

ἔγχεϊ δηϊόων περὶ Πατρόκλοιο θανόντος.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις·
εὖ νυ καὶ ἡμεῖς ἴδμεν ὅ τοι κλυτὰ τεύχε᾽ ἔχονται·
ἀλλ᾽ αὔτως ἐπὶ τάφρον ἰὼν Τρώεσσι φάνηθι,
αἴ κέ σ᾽ ὑποδείσαντες ἀπόσχωνται πολέμοιο

Τρῶες, ἀναπνεύσωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
τειρόμενοι· ὀλίγη δέ τ᾽ ἀνάπνευσις πολέμοιο.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς ὦρτο Διῒ φίλος· ἀμφὶ δ᾽ Ἀθήνη
ὤμοις ἰφθίμοισι βάλ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν,

ἀμφὶ δέ οἱ κεφαλῆι νέφος ἔστεφε δῖα θεάων
χρύσεον, ἐκ δ᾽ αὐτοῦ δαῖε φλόγα παμφανόωσαν.
ὡς δ᾽ ὅτε καπνὸς ἰὼν ἐξ ἄστεος αἰθέρ᾽ ἵκηται
τηλόθεν ἐκ νήσου, τὴν δήϊοι ἀμφιμάχωνται,
οἵ τε πανημέριοι στυγερῶι κρίνονται Ἄρηϊ

ἄστεος ἐκ σφετέρου· ἅμα δ᾽ ἠελίωι καταδύντι
πυρσοί τε φλεγέθουσιν ἐπήτριμοι, ὑψόσε δ᾽ αὐγὴ
γίγνεται ἀΐσσουσα περικτιόνεσσιν ἰδέσθαι,
αἴ κέν πως σὺν νηυσὶν ἄρεω ἀλκτῆρες ἵκωνται·
ὣς ἀπ᾽ Ἀχιλλῆος κεφαλῆς σέλας αἰθέρ᾽ ἵκανε·

στῆ δ᾽ ἐπὶ τάφρον ἰὼν ἀπὸ τείχεος, οὐδ᾽ ἐς Ἀχαιοὺς
μίσγετο· μητρὸς γὰρ πυκινὴν ὠπίζετ᾽ ἐφετμήν.
ἔνθα στὰς ἤϋσ᾽, ἀπάτερθε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη
φθέγξατ᾽· ἀτὰρ Τρώεσσιν ἐν ἄσπετον ὦρσε κυδοιμόν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀριζήλη φωνή, ὅτε τ᾽ ἴαχε σάλπιγξ

ἄστυ περιπλομένων δηΐων ὕπο θυμοραϊστέων,
ὣς τότ᾽ ἀριζήλη φωνὴ γένετ᾽ Αἰακίδαο.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν ἄϊον ὄπα χάλκεον Αἰακίδαο,
πᾶσιν ὀρίνθη θυμός· ἀτὰρ καλλίτριχες ἵπποι
ἂψ ὄχεα τρόπεον· ὄσσοντο γὰρ ἄλγεα θυμῶι.

ἡνίοχοι δ᾽ ἔκπληγεν, ἐπεὶ ἴδον ἀκάματον πῦρ
δεινὸν ὑπὲρ κεφαλῆς μεγαθύμου Πηλεΐωνος
δαιόμενον· τὸ δὲ δαῖε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη.
τρὶς μὲν ὑπὲρ τάφρου μεγάλ᾽ ἴαχε δῖος Ἀχιλλεύς,
τρὶς δὲ κυκήθησαν Τρῶες κλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι.

ἔνθα δὲ καὶ τότ᾽ ὄλοντο δυώδεκα φῶτες ἄριστοι
ἀμφὶ σφοῖς ὀχέεσσι καὶ ἔγχεσιν. αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἀσπασίως Πάτροκλον ὑπ᾽ ἐκ βελέων ἐρύσαντες
κάτθεσαν ἐν λεχέεσσι· φίλοι δ᾽ ἀμφέσταν ἑταῖροι
μυρόμενοι· μετὰ δέ σφι ποδώκης εἵπετ᾽ Ἀχιλλεὺς

δάκρυα θερμὰ χέων, ἐπεὶ εἴσιδε πιστὸν ἑταῖρον
κείμενον ἐν φέρτρωι δεδαϊγμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
τόν ῥ᾽ ἤτοι μὲν ἔπεμπε σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν
ἐς πόλεμον, οὐδ᾽ αὖτις ἐδέξατο νοστήσαντα.
Ἠέλιον δ᾽ ἀκάμαντα βοῶπις πότνια Ἥρη

πέμψεν ἐπ᾽ Ὠκεανοῖο ῥοὰς ἀέκοντα νέεσθαι·
ἠέλιος μὲν ἔδυ, παύσαντο δὲ δῖοι Ἀχαιοὶ
φυλόπιδος κρατερῆς καὶ ὁμοιΐου πολέμοιο.
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἀπὸ κρατερῆς ὑσμίνης
χωρήσαντες ἔλυσαν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,

ἐς δ᾽ ἀγορὴν ἀγέροντο πάρος δόρποιο μέδεσθαι.
ὀρθῶν δ᾽ ἑσταότων ἀγορὴ γένετ᾽, οὐδέ τις ἔτλη
ἕζεσθαι· πάντας γὰρ ἔχε τρόμος, οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
ἐξεφάνη, δηρὸν δὲ μάχης ἐπέπαυτ᾽ ἀλεγεινῆς.
τοῖσι δὲ Πουλυδάμας πεπνυμένος ἦρχ᾽ ἀγορεύειν

Πανθοΐδης· ὁ γὰρ οἶος ὅρα πρόσσω καὶ ὀπίσσω·
Ἕκτορι δ᾽ ἦεν ἑταῖρος, ἰῆι δ᾽ ἐν νυκτὶ γένοντο,
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἂρ μύθοισιν, ὁ δ᾽ ἔγχεϊ πολλὸν ἐνίκα·
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ἀμφὶ μάλα φράζεσθε φίλοι· κέλομαι γὰρ ἔγωγε

ἄστυδε νῦν ἰέναι, μὴ μίμνειν ἠῶ δῖαν
ἐν πεδίωι παρὰ νηυσίν· ἑκὰς δ᾽ ἀπὸ τείχεός εἰμεν.
ὄφρα μὲν οὗτος ἀνὴρ Ἀγαμέμνονι μήνιε δίωι
τόφρα δὲ ῥηΐτεροι πολεμίζειν ἦσαν Ἀχαιοί·
χαίρεσκον γὰρ ἔγωγε θοῆις ἐπὶ νηυσὶν ἰαύων

ἐλπόμενος νῆας αἱρησέμεν ἀμφιελίσσας.
νῦν δ᾽ αἰνῶς δείδοικα ποδώκεα Πηλεΐωνα·
οἷος κείνου θυμὸς ὑπέρβιος, οὐκ ἐθελήσει
μίμνειν ἐν πεδίωι, ὅθι περ Τρῶες καὶ Ἀχαιοὶ
ἐν μέσωι ἀμφότεροι μένος Ἄρηος δατέονται,

ἀλλὰ περὶ πτόλιός τε μαχήσεται ἠδὲ γυναικῶν.
ἀλλ᾽ ἴομεν προτὶ ἄστυ, πίθεσθέ μοι· ὧδε γὰρ ἔσται·
νῦν μὲν νὺξ ἀπέπαυσε ποδώκεα Πηλεΐωνα
ἀμβροσίη· εἰ δ᾽ ἄμμε κιχήσεται ἐνθάδ᾽ ἐόντας
αὔριον ὁρμηθεὶς σὺν τεύχεσιν, εὖ νύ τις αὐτὸν

γνώσεται· ἀσπασίως γὰρ ἀφίξεται Ἴλιον ἱρὴν
ὅς κε φύγηι, πολλοὺς δὲ κύνες καὶ γῦπες ἔδονται
Τρώων· αἲ γὰρ δή μοι ἀπ᾽ οὔατος ὧδε γένοιτο.
εἰ δ᾽ ἂν ἐμοῖς ἐπέεσσι πιθώμεθα κηδόμενοί περ,
νύκτα μὲν εἰν ἀγορῆι σθένος ἕξομεν, ἄστυ δὲ πύργοι

ὑψηλαί τε πύλαι σανίδες τ᾽ ἐπὶ τῆις ἀραρυῖαι
μακραὶ ἐΰξεστοι ἐζευγμέναι εἰρύσσονται·
πρῶϊ δ᾽ ὑπηοῖοι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
στησόμεθ᾽ ἂμ πύργους· τῶι δ᾽ ἄλγιον, αἴ κ᾽ ἐθέληισιν
ἐλθὼν ἐκ νηῶν περὶ τείχεος ἄμμι μάχεσθαι.

ἂψ πάλιν εἶσ᾽ ἐπὶ νῆας, ἐπεί κ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
παντοίου δρόμου ἄσηι ὑπὸ πτόλιν ἠλασκάζων·
εἴσω δ᾽ οὔ μιν θυμὸς ἐφορμηθῆναι ἐάσει,
οὐδέ ποτ᾽ ἐκπέρσει· πρίν μιν κύνες ἀργοὶ ἔδονται.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·

Πουλυδάμα σὺ μὲν οὐκέτ᾽ ἐμοὶ φίλα ταῦτ᾽ ἀγορεύεις,
ὃς κέλεαι κατὰ ἄστυ ἀλήμεναι αὖτις ἰόντας.
ἦ οὔ πω κεκόρησθε ἐελμένοι ἔνδοθι πύργων;
πρὶν μὲν γὰρ Πριάμοιο πόλιν μέροπες ἄνθρωποι
πάντες μυθέσκοντο πολύχρυσον πολύχαλκον·

νῦν δὲ δὴ ἐξαπόλωλε δόμων κειμήλια καλά,
πολλὰ δὲ δὴ Φρυγίην καὶ Μηιονίην ἐρατεινὴν
κτήματα περνάμεν᾽ ἵκει, ἐπεὶ μέγας ὠδύσατο Ζεύς.
νῦν δ᾽ ὅτε πέρ μοι ἔδωκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω
κῦδος ἀρέσθ᾽ ἐπὶ νηυσί, θαλάσσηι τ᾽ ἔλσαι Ἀχαιούς,

νήπιε μηκέτι ταῦτα νοήματα φαῖν᾽ ἐνὶ δήμωι·
οὐ γάρ τις Τρώων ἐπιπείσεται· οὐ γὰρ ἐάσω.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω, πειθώμεθα πάντες.
νῦν μὲν δόρπον ἕλεσθε κατὰ στρατὸν ἐν τελέεσσι,
καὶ φυλακῆς μνήσασθε, καὶ ἐγρήγορθε ἕκαστος·

Τρώων δ᾽ ὃς κτεάτεσσιν ὑπερφιάλως ἀνιάζει,
συλλέξας λαοῖσι δότω καταδημοβορῆσαι·
τῶν τινὰ βέλτερόν ἐστιν ἐπαυρέμεν ἤ περ Ἀχαιούς.
πρῶϊ δ᾽ ὑπηοῖοι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.

εἰ δ᾽ ἐτεὸν παρὰ ναῦφιν ἀνέστη δῖος Ἀχιλλεύς,
ἄλγιον αἴ κ᾽ ἐθέληισι τῶι ἔσσεται· οὔ μιν ἔγωγε
φεύξομαι ἐκ πολέμοιο δυσηχέος, ἀλλὰ μάλ᾽ ἄντην
στήσομαι, ἤ κε φέρηισι μέγα κράτος, ἦ κε φεροίμην.
ξυνὸς Ἐνυάλιος, καί τε κτανέοντα κατέκτα.

ὣς Ἕκτωρ ἀγόρευ᾽, ἐπὶ δὲ Τρῶες κελάδησαν
νήπιοι· ἐκ γάρ σφεων φρένας εἵλετο Παλλὰς Ἀθήνη.
Ἕκτορι μὲν γὰρ ἐπήινησαν κακὰ μητιόωντι,
Πουλυδάμαντι δ᾽ ἄρ᾽ οὔ τις ὃς ἐσθλὴν φράζετο βουλήν.
δόρπον ἔπειθ᾽ εἵλοντο κατὰ στρατόν· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ

παννύχιοι Πάτροκλον ἀνεστενάχοντο γοῶντες.
τοῖσι δὲ Πηλεΐδης ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο
χεῖρας ἐπ᾽ ἀνδροφόνους θέμενος στήθεσσιν ἑταίρου
πυκνὰ μάλα στενάχων ὥς τε λὶς ἠϋγένειος,
ὧι ῥά θ᾽ ὑπὸ σκύμνους ἐλαφηβόλος ἁρπάσηι ἀνὴρ

ὕλης ἐκ πυκινῆς· ὁ δέ τ᾽ ἄχνυται ὕστερος ἐλθών,
πολλὰ δέ τ᾽ ἄγκε᾽ ἐπῆλθε μετ᾽ ἀνέρος ἴχνι᾽ ἐρευνῶν
εἴ ποθεν ἐξεύροι· μάλα γὰρ δριμὺς χόλος αἱρεῖ·
ὣς ὁ βαρὺ στενάχων μετεφώνεε Μυρμιδόνεσσιν·
ὢ πόποι ἦ ῥ᾽ ἅλιον ἔπος ἔκβαλον ἤματι κείνωι

θαρσύνων ἥρωα Μενοίτιον ἐν μεγάροισι·
φῆν δέ οἱ εἰς Ὀπόεντα περικλυτὸν υἱὸν ἀπάξειν
Ἴλιον ἐκπέρσαντα, λαχόντα τε ληΐδος αἶσαν.
ἀλλ᾽ οὐ Ζεὺς ἄνδρεσσι νοήματα πάντα τελευτᾶι·
ἄμφω γὰρ πέπρωται ὁμοίην γαῖαν ἐρεῦσαι

αὐτοῦ ἐνὶ Τροίηι, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ νοστήσαντα
δέξεται ἐν μεγάροισι γέρων ἱππηλάτα Πηλεὺς
οὐδὲ Θέτις μήτηρ, ἀλλ᾽ αὐτοῦ γαῖα καθέξει.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὖν Πάτροκλε σεῦ ὕστερος εἶμ᾽ ὑπὸ γαῖαν,
οὔ σε πρὶν κτεριῶ πρίν γ᾽ Ἕκτορος ἐνθάδ᾽ ἐνεῖκαι

τεύχεα καὶ κεφαλὴν μεγαθύμου σοῖο φονῆος·
δώδεκα δὲ προπάροιθε πυρῆς ἀποδειροτομήσω
Τρώων ἀγλαὰ τέκνα σέθεν κταμένοιο χολωθείς.
τόφρα δέ μοι παρὰ νηυσὶ κορωνίσι κείσεαι αὔτως,
ἀμφὶ δὲ σὲ Τρωιαὶ καὶ Δαρδανίδες βαθύκολποι

κλαύσονται νύκτάς τε καὶ ἤματα δάκρυ χέουσαι,
τὰς αὐτοὶ καμόμεσθα βίηφί τε δουρί τε μακρῶι
πιείρας πέρθοντε πόλεις μερόπων ἀνθρώπων.
ὣς εἰπὼν ἑτάροισιν ἐκέκλετο δῖος Ἀχιλλεὺς
ἀμφὶ πυρὶ στῆσαι τρίποδα μέγαν, ὄφρα τάχιστα

Πάτροκλον λούσειαν ἄπο βρότον αἱματόεντα.
οἳ δὲ λοετροχόον τρίποδ᾽ ἵστασαν ἐν πυρὶ κηλέωι,
ἐν δ᾽ ἄρ᾽ ὕδωρ ἔχεαν, ὑπὸ δὲ ξύλα δαῖον ἑλόντες.
γάστρην μὲν τρίποδος πῦρ ἄμφεπε, θέρμετο δ᾽ ὕδωρ·
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ ζέσσεν ὕδωρ ἐνὶ ἤνοπι χαλκῶι,

καὶ τότε δὴ λοῦσάν τε καὶ ἤλειψαν λίπ᾽ ἐλαίωι,
ἐν δ᾽ ὠτειλὰς πλῆσαν ἀλείφατος ἐννεώροιο·
ἐν λεχέεσσι δὲ θέντες ἑανῶι λιτὶ κάλυψαν
ἐς πόδας ἐκ κεφαλῆς, καθύπερθε δὲ φάρεϊ λευκῶι.
παννύχιοι μὲν ἔπειτα πόδας ταχὺν ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα

Μυρμιδόνες Πάτροκλον ἀνεστενάχοντο γοῶντες·
Ζεὺς δ᾽ Ἥρην προσέειπε κασιγνήτην ἄλοχόν τε·
ἔπρηξας καὶ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη
ἀνστήσασ᾽ Ἀχιλῆα πόδας ταχύν· ἦ ῥά νυ σεῖο
ἐξ αὐτῆς ἐγένοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοί.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
καὶ μὲν δή πού τις μέλλει βροτὸς ἀνδρὶ τελέσσαι,
ὅς περ θνητός τ᾽ ἐστὶ καὶ οὐ τόσα μήδεα οἶδε·
πῶς δὴ ἔγωγ᾽, ἥ φημι θεάων ἔμμεν ἀρίστη,

ἀμφότερον γενεῆι τε καὶ οὕνεκα σὴ παράκοιτις
κέκλημαι, σὺ δὲ πᾶσι μετ᾽ ἀθανάτοισιν ἀνάσσεις,
οὐκ ὄφελον Τρώεσσι κοτεσσαμένη κακὰ ῥάψαι;
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον·
Ἡφαίστου δ᾽ ἵκανε δόμον Θέτις ἀργυρόπεζα

ἄφθιτον ἀστερόεντα μεταπρεπέ᾽ ἀθανάτοισι
χάλκεον, ὅν ῥ᾽ αὐτὸς ποιήσατο κυλλοποδίων.
τὸν δ᾽ εὗρ᾽ ἱδρώοντα ἑλισσόμενον περὶ φύσας
σπεύδοντα· τρίποδας γὰρ ἐείκοσι πάντας ἔτευχεν
ἑστάμεναι περὶ τοῖχον ἐϋσταθέος μεγάροιο,

χρύσεα δέ σφ᾽ ὑπὸ κύκλα ἑκάστωι πυθμένι θῆκεν,
ὄφρά οἱ αὐτόματοι θεῖον δυσαίατ᾽ ἀγῶνα
ἠδ᾽ αὖτις πρὸς δῶμα νεοίατο θαῦμα ἰδέσθαι.
οἳ δ᾽ ἤτοι τόσσον μὲν ἔχον τέλος, οὔατα δ᾽ οὔ πω
δαιδάλεα προσέκειτο· τά ῥ᾽ ἤρτυε, κόπτε δὲ δεσμούς.

ὄφρ᾽ ὅ γε ταῦτ᾽ ἐπονεῖτο ἰδυίηισι πραπίδεσσι,
τόφρά οἱ ἐγγύθεν ἦλθε θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα.
τὴν δὲ ἴδε προμολοῦσα Χάρις λιπαροκρήδεμνος
καλή, τὴν ὤπυιε περικλυτὸς ἀμφιγυήεις·
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·

τίπτε Θέτι τανύπεπλε ἱκάνεις ἡμέτερον δῶ
αἰδοίη τε φίλη τε; πάρος γε μὲν οὔ τι θαμίζεις.
ἀλλ᾽ ἕπεο προτέρω, ἵνα τοι πὰρ ξείνια θείω.
ὣς ἄρα φωνήσασα πρόσω ἄγε δῖα θεάων.
τὴν μὲν ἔπειτα καθεῖσεν ἐπὶ θρόνου ἀργυροήλου

καλοῦ δαιδαλέου· ὑπὸ δὲ θρῆνυς ποσὶν ἦεν·
κέκλετο δ᾽ Ἥφαιστον κλυτοτέχνην εἶπέ τε μῦθον·
Ἥφαιστε πρόμολ᾽ ὧδε· Θέτις νύ τι σεῖο χατίζει.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα περικλυτὸς ἀμφιγυήεις·
ἦ ῥά νύ μοι δεινή τε καὶ αἰδοίη θεὸς ἔνδον,

ἥ μ᾽ ἐσάωσ᾽ ὅτε μ᾽ ἄλγος ἀφίκετο τῆλε πεσόντα
μητρὸς ἐμῆς ἰότητι κυνώπιδος, ἥ μ᾽ ἐθέλησε
κρύψαι χωλὸν ἐόντα· τότ᾽ ἂν πάθον ἄλγεα θυμῶι,
εἰ μή μ᾽ Εὐρυνόμη τε Θέτις θ᾽ ὑπεδέξατο κόλπωι
Εὐρυνόμη θυγάτηρ ἀψορρόου Ὠκεανοῖο.

τῆισι παρ᾽ εἰνάετες χάλκευον δαίδαλα πολλά,
πόρπας τε γναμπτάς θ᾽ ἕλικας κάλυκάς τε καὶ ὅρμους
ἐν σπῆϊ γλαφυρῶι· περὶ δὲ ῥόος Ὠκεανοῖο
ἀφρῶι μορμύρων ῥέεν ἄσπετος· οὐδέ τις ἄλλος
ἤιδεεν οὔτε θεῶν οὔτε θνητῶν ἀνθρώπων,

ἀλλὰ Θέτις τε καὶ Εὐρυνόμη ἴσαν, αἵ μ᾽ ἐσάωσαν.
ἣ νῦν ἡμέτερον δόμον ἵκει· τώ με μάλα χρεὼ
πάντα Θέτι καλλιπλοκάμωι ζωιάγρια τίνειν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν οἱ παράθες ξεινήϊα καλά,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ φύσας ἀποθείομαι ὅπλά τε πάντα.

ἦ, καὶ ἀπ᾽ ἀκμοθέτοιο πέλωρ αἴητον ἀνέστη
χωλεύων· ὑπὸ δὲ κνῆμαι ῥώοντο ἀραιαί.
φύσας μέν ῥ᾽ ἀπάνευθε τίθει πυρός, ὅπλά τε πάντα
λάρνακ᾽ ἐς ἀργυρέην συλλέξατο, τοῖς ἐπονεῖτο·
σπόγγωι δ᾽ ἀμφὶ πρόσωπα καὶ ἄμφω χεῖρ᾽ ἀπομόργνυ

αὐχένα τε στιβαρὸν καὶ στήθεα λαχνήεντα,
δῦ δὲ χιτῶν᾽, ἕλε δὲ σκῆπτρον παχύ, βῆ δὲ θύραζε
χωλεύων· ὑπὸ δ᾽ ἀμφίπολοι ῥώοντο ἄνακτι
χρύσειαι ζωῆισι νεήνισιν εἰοικυῖαι.
τῆις ἐν μὲν νόος ἐστὶ μετὰ φρεσίν, ἐν δὲ καὶ αὐδὴ

καὶ σθένος, ἀθανάτων δὲ θεῶν ἄπο ἔργα ἴσασιν.
αἳ μὲν ὕπαιθα ἄνακτος ἐποίπνυον· αὐτὰρ ὁ ἔρρων
πλησίον, ἔνθα Θέτις περ, ἐπὶ θρόνου ἷζε φαεινοῦ,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τίπτε Θέτι τανύπεπλε ἱκάνεις ἡμέτερον δῶ

αἰδοίη τε φίλη τε; πάρος γε μὲν οὔ τι θαμίζεις.
αὔδα ὅ τι φρονέεις· τελέσαι δέ με θυμὸς ἄνωγεν,
εἰ δύναμαι τελέσαι γε καὶ εἰ τετελεσμένον ἐστίν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Θέτις κατὰ δάκρυ χέουσα·
Ἥφαιστ᾽, ἦ ἄρα δή τις, ὅσαι θεαί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι,

τοσσάδ᾽ ἐνὶ φρεσὶν ἧισιν ἀνέσχετο κήδεα λυγρὰ
ὅσσ᾽ ἐμοὶ ἐκ πασέων Κρονίδης Ζεὺς ἄλγε᾽ ἔδωκεν;
ἐκ μέν μ᾽ ἀλλάων ἁλιάων ἀνδρὶ δάμασσεν
Αἰακίδηι Πηλῆϊ, καὶ ἔτλην ἀνέρος εὐνὴν
πολλὰ μάλ᾽ οὐκ ἐθέλουσα. ὁ μὲν δὴ γήραϊ λυγρῶι

κεῖται ἐνὶ μεγάροις ἀρημένος, ἄλλα δέ μοι νῦν,
υἱὸν ἐπεί μοι δῶκε γενέσθαί τε τραφέμεν τε
ἔξοχον ἡρώων· ὁ δ᾽ ἀνέδραμεν ἔρνεϊ ἶσος·
τὸν μὲν ἐγὼ θρέψασα φυτὸν ὣς γουνῶι ἀλωῆς
νηυσὶν ἐπιπροέηκα κορωνίσιν Ἴλιον εἴσω

Τρωσὶ μαχησόμενον· τὸν δ᾽ οὐχ ὑποδέξομαι αὖτις
οἴκαδε νοστήσαντα δόμον Πηλήϊον εἴσω.
ὄφρα δέ μοι ζώει καὶ ὁρᾶι φάος ἠελίοιο
ἄχνυται, οὐδέ τί οἱ δύναμαι χραισμῆσαι ἰοῦσα.
κούρην ἣν ἄρα οἱ γέρας ἔξελον υἷες Ἀχαιῶν,

τὴν ἂψ ἐκ χειρῶν ἕλετο κρείων Ἀγαμέμνων.
ἤτοι ὁ τῆς ἀχέων φρένας ἔφθιεν· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
Τρῶες ἐπὶ πρύμνηισιν ἐείλεον, οὐδὲ θύραζε
εἴων ἐξιέναι· τὸν δὲ λίσσοντο γέροντες
Ἀργείων, καὶ πολλὰ περικλυτὰ δῶρ᾽ ὀνόμαζον.

ἔνθ᾽ αὐτὸς μὲν ἔπειτ᾽ ἠναίνετο λοιγὸν ἀμῦναι,
αὐτὰρ ὁ Πάτροκλον περὶ μὲν τὰ ἃ τεύχεα ἕσσε,
πέμπε δέ μιν πόλεμον δέ, πολὺν δ᾽ ἅμα λαὸν ὄπασσε.
πᾶν δ᾽ ἦμαρ μάρναντο περὶ Σκαιῆισι πύληισι·
καί νύ κεν αὐτῆμαρ πόλιν ἔπραθον, εἰ μὴ Ἀπόλλων

πολλὰ κακὰ ῥέξαντα Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
ἔκταν᾽ ἐνὶ προμάχοισι καὶ Ἕκτορι κῦδος ἔδωκε.
τοὔνεκα νῦν τὰ σὰ γούναθ᾽ ἱκάνομαι, αἴ κ᾽ ἐθέληισθα
υἱεῖ ἐμῶι ὠκυμόρωι δόμεν ἀσπίδα καὶ τρυφάλειαν
καὶ καλὰς κνημῖδας ἐπισφυρίοις ἀραρυίας

καὶ θώρηχ᾽· ὁ γὰρ ἦν οἱ ἀπώλεσε πιστὸς ἑταῖρος
Τρωσὶ δαμείς· ὁ δὲ κεῖται ἐπὶ χθονὶ θυμὸν ἀχεύων.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα περικλυτὸς ἀμφιγυήεις·
θάρσει· μή τοι ταῦτα μετὰ φρεσὶ σῆισι μελόντων.
αἲ γάρ μιν θανάτοιο δυσηχέος ὧδε δυναίμην

νόσφιν ἀποκρύψαι, ὅτε μιν μόρος αἰνὸς ἱκάνοι,
ὥς οἱ τεύχεα καλὰ παρέσσεται, οἷά τις αὖτε
ἀνθρώπων πολέων θαυμάσσεται, ὅς κεν ἴδηται.
ὣς εἰπὼν τὴν μὲν λίπεν αὐτοῦ, βῆ δ᾽ ἐπὶ φύσας·
τὰς δ᾽ ἐς πῦρ ἔτρεψε κέλευσέ τε ἐργάζεσθαι.

φῦσαι δ᾽ ἐν χοάνοισιν ἐείκοσι πᾶσαι ἐφύσων
παντοίην εὔπρηστον ἀϋτμὴν ἐξανιεῖσαι,
ἄλλοτε μὲν σπεύδοντι παρέμμεναι, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε,
ὅππως Ἥφαιστός τ᾽ ἐθέλοι καὶ ἔργον ἄνοιτο.
χαλκὸν δ᾽ ἐν πυρὶ βάλλεν ἀτειρέα κασσίτερόν τε

καὶ χρυσὸν τιμῆντα καὶ ἄργυρον· αὐτὰρ ἔπειτα
θῆκεν ἐν ἀκμοθέτωι μέγαν ἄκμονα, γέντο δὲ χειρὶ
ῥαιστῆρα κρατερήν, ἑτέρηφι δὲ γέντο πυράγρην.
ποίει δὲ πρώτιστα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε
πάντοσε δαιδάλλων, περὶ δ᾽ ἄντυγα βάλλε φαεινὴν

τρίπλακα μαρμαρέην, ἐκ δ᾽ ἀργύρεον τελαμῶνα.
πέντε δ᾽ ἄρ᾽ αὐτοῦ ἔσαν σάκεος πτύχες· αὐτὰρ ἐν αὐτῶι
ποίει δαίδαλα πολλὰ ἰδυίηισι πραπίδεσσιν.
ἐν μὲν γαῖαν ἔτευξ᾽, ἐν δ᾽ οὐρανόν, ἐν δὲ θάλασσαν,
ἠέλιόν τ᾽ ἀκάμαντα σελήνην τε πλήθουσαν,

ἐν δὲ τὰ τείρεα πάντα, τά τ᾽ οὐρανὸς ἐστεφάνωται,
Πληϊάδας θ᾽ Ὑάδας τε τό τε σθένος Ὠρίωνος
Ἄρκτόν θ᾽, ἣν καὶ Ἄμαξαν ἐπίκλησιν καλέουσιν,
ἥ τ᾽ αὐτοῦ στρέφεται καί τ᾽ Ὠρίωνα δοκεύει,
οἴη δ᾽ ἄμμορός ἐστι λοετρῶν Ὠκεανοῖο.

ἐν δὲ δύω ποίησε πόλεις μερόπων ἀνθρώπων
καλάς. ἐν τῆι μέν ῥα γάμοι τ᾽ ἔσαν εἰλαπίναι τε,
νύμφας δ᾽ ἐκ θαλάμων δαΐδων ὕπο λαμπομενάων
ἠγίνεον ἀνὰ ἄστυ, πολὺς δ᾽ ὑμέναιος ὀρώρει·
κοῦροι δ᾽ ὀρχηστῆρες ἐδίνεον, ἐν δ᾽ ἄρα τοῖσιν

αὐλοὶ φόρμιγγές τε βοὴν ἔχον· αἳ δὲ γυναῖκες
ἱστάμεναι θαύμαζον ἐπὶ προθύροισιν ἑκάστη.
λαοὶ δ᾽ εἰν ἀγορῆι ἔσαν ἀθρόοι· ἔνθα δὲ νεῖκος
ὠρώρει, δύο δ᾽ ἄνδρες ἐνείκεον εἵνεκα ποινῆς
ἀνδρὸς ἀποφθιμένου· ὁ μὲν εὔχετο πάντ᾽ ἀποδοῦναι

δήμωι πιφαύσκων, ὁ δ᾽ ἀναίνετο μηδὲν ἑλέσθαι·
ἄμφω δ᾽ ἱέσθην ἐπὶ ἴστορι πεῖραρ ἑλέσθαι.
λαοὶ δ᾽ ἀμφοτέροισιν ἐπήπυον ἀμφὶς ἀρωγοί·
κήρυκες δ᾽ ἄρα λαὸν ἐρήτυον· οἳ δὲ γέροντες
εἵατ᾽ ἐπὶ ξεστοῖσι λίθοις ἱερῶι ἐνὶ κύκλωι,

σκῆπτρα δὲ κηρύκων ἐν χέρσ᾽ ἔχον ἠεροφώνων·
τοῖσιν ἔπειτ᾽ ἤϊσσον, ἀμοιβηδὶς δὲ δίκαζον.
κεῖτο δ᾽ ἄρ᾽ ἐν μέσσοισι δύω χρυσοῖο τάλαντα,
τῶι δόμεν ὃς μετὰ τοῖσι δίκην ἰθύντατα εἴποι.
τὴν δ᾽ ἑτέρην πόλιν ἀμφὶ δύω στρατοὶ ἥατο λαῶν

τεύχεσι λαμπόμενοι· δίχα δέ σφισιν ἥνδανε βουλή,
ἠὲ διαπραθέειν ἢ ἄνδιχα πάντα δάσασθαι
κτῆσιν ὅσην πτολίεθρον ἐπήρατον ἐντὸς ἔεργεν·
οἳ δ᾽ οὔ πω πείθοντο, λόχωι δ᾽ ὑπεθωρήσσοντο.
τεῖχος μέν ῥ᾽ ἄλοχοί τε φίλαι καὶ νήπια τέκνα

ῥύατ᾽ ἐφεσταότες, μετὰ δ᾽ ἀνέρες οὓς ἔχε γῆρας·
οἳ δ᾽ ἴσαν· ἦρχε δ᾽ ἄρά σφιν Ἄρης καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
ἄμφω χρυσείω, χρύσεια δὲ εἵματα ἕσθην,
καλὼ καὶ μεγάλω σὺν τεύχεσιν, ὥς τε θεώ περ
ἀμφὶς ἀριζήλω· λαοὶ δ᾽ ὑπολίζονες ἦσαν.

οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι σφίσιν εἶκε λοχῆσαι
ἐν ποταμῶι, ὅθι τ᾽ ἀρδμὸς ἔην πάντεσσι βοτοῖσιν,
ἔνθ᾽ ἄρα τοί γ᾽ ἵζοντ᾽ εἰλυμένοι αἴθοπι χαλκῶι.
τοῖσι δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε δύω σκοποὶ εἵατο λαῶν
δέγμενοι ὁππότε μῆλα ἰδοίατο καὶ ἕλικας βοῦς.

οἳ δὲ τάχα προγένοντο, δύω δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο νομῆες
τερπόμενοι σύριγξι· δόλον δ᾽ οὔ τι προνόησαν.
οἳ μὲν τὰ προϊδόντες ἐπέδραμον, ὦκα δ᾽ ἔπειτα
τάμνοντ᾽ ἀμφὶ βοῶν ἀγέλας καὶ πώεα καλὰ
ἀργεννέων οἰῶν, κτεῖνον δ᾽ ἐπὶ μηλοβοτῆρας.

οἳ δ᾽ ὡς οὖν ἐπύθοντο πολὺν κέλαδον παρὰ βουσὶν
εἰράων προπάροιθε καθήμενοι, αὐτίκ᾽ ἐφ᾽ ἵππων
βάντες ἀερσιπόδων μετεκίαθον, αἶψα δ᾽ ἵκοντο.
στησάμενοι δ᾽ ἐμάχοντο μάχην ποταμοῖο παρ᾽ ὄχθας,
βάλλον δ᾽ ἀλλήλους χαλκήρεσιν ἐγχείηισιν.

ἐν δ᾽ Ἔρις ἐν δὲ Κυδοιμὸς ὁμίλεον, ἐν δ᾽ ὀλοὴ Κήρ,
ἄλλον ζωὸν ἔχουσα νεούτατον, ἄλλον ἄουτον,
ἄλλον τεθνηῶτα κατὰ μόθον ἕλκε ποδοῖιν·
εἷμα δ᾽ ἔχ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισι δαφοινεὸν αἵματι φωτῶν.
ὡμίλευν δ᾽ ὥς τε ζωοὶ βροτοὶ ἠδ᾽ ἐμάχοντο,

νεκρούς τ᾽ ἀλλήλων ἔρυον κατατεθνηῶτας.
ἐν δ᾽ ἐτίθει νειὸν μαλακὴν πίειραν ἄρουραν
εὐρεῖαν τρίπολον· πολλοὶ δ᾽ ἀροτῆρες ἐν αὐτῆι
ζεύγεα δινεύοντες ἐλάστρεον ἔνθα καὶ ἔνθα.
οἳ δ᾽ ὁπότε στρέψαντες ἱκοίατο τέλσον ἀρούρης,

τοῖσι δ᾽ ἔπειτ᾽ ἐν χερσὶ δέπας μελιηδέος οἴνου
δόσκεν ἀνὴρ ἐπιών· τοὶ δὲ στρέψασκον ἀν᾽ ὄγμους,
ἱέμενοι νειοῖο βαθείης τέλσον ἱκέσθαι.
ἣ δὲ μελαίνετ᾽ ὄπισθεν, ἀρηρομένηι δὲ ἐώικει,
χρυσείη περ ἐοῦσα· τὸ δὴ περὶ θαῦμα τέτυκτο.

ἐν δ᾽ ἐτίθει τέμενος βασιλήϊον· ἔνθα δ᾽ ἔριθοι
ἤμων ὀξείας δρεπάνας ἐν χερσὶν ἔχοντες.
δράγματα δ᾽ ἄλλα μετ᾽ ὄγμον ἐπήτριμα πῖπτον ἔραζε,
ἄλλα δ᾽ ἀμαλλοδετῆρες ἐν ἐλλεδανοῖσι δέοντο.
τρεῖς δ᾽ ἄρ᾽ ἀμαλλοδετῆρες ἐφέστασαν· αὐτὰρ ὄπισθε

παῖδες δραγμεύοντες ἐν ἀγκαλίδεσσι φέροντες
ἀσπερχὲς πάρεχον· βασιλεὺς δ᾽ ἐν τοῖσι σιωπῆι
σκῆπτρον ἔχων ἑστήκει ἐπ᾽ ὄγμου γηθόσυνος κῆρ.
κήρυκες δ᾽ ἀπάνευθεν ὑπὸ δρυῒ δαῖτα πένοντο,
βοῦν δ᾽ ἱερεύσαντες μέγαν ἄμφεπον· αἳ δὲ γυναῖκες

δεῖπνον ἐρίθοισιν λεύκ᾽ ἄλφιτα πολλὰ πάλυνον.
ἐν δ᾽ ἐτίθει σταφυλῆισι μέγα βρίθουσαν ἀλωὴν
καλὴν χρυσείην· μέλανες δ᾽ ἀνὰ βότρυες ἦσαν,
ἑστήκει δὲ κάμαξι διαμπερὲς ἀργυρέηισιν.
ἀμφὶ δὲ κυανέην κάπετον, περὶ δ᾽ ἕρκος ἔλασσε

κασσιτέρου· μία δ᾽ οἴη ἀταρπιτὸς ἦεν ἐπ᾽ αὐτήν,
τῆι νίσοντο φορῆες ὅτε τρυγόωιεν ἀλωήν.
παρθενικαὶ δὲ καὶ ἠΐθεοι ἀταλὰ φρονέοντες
πλεκτοῖς ἐν ταλάροισι φέρον μελιηδέα καρπόν.
τοῖσιν δ᾽ ἐν μέσσοισι πάϊς φόρμιγγι λιγείηι

ἱμερόεν κιθάριζε, λίνον δ᾽ ὑπὸ καλὸν ἄειδε
λεπταλέηι φωνῆι· τοὶ δὲ ῥήσσοντες ἁμαρτῆι
μολπῆι τ᾽ ἰυγμῶι τε ποσὶ σκαίροντες ἕποντο.
ἐν δ᾽ ἀγέλην ποίησε βοῶν ὀρθοκραιράων·
αἳ δὲ βόες χρυσοῖο τετεύχατο κασσιτέρου τε,

μυκηθμῶι δ᾽ ἀπὸ κόπρου ἐπεσσεύοντο νομὸν δὲ
πὰρ ποταμὸν κελάδοντα, παρὰ ῥοδανὸν δονακῆα.
χρύσειοι δὲ νομῆες ἅμ᾽ ἐστιχόωντο βόεσσι
τέσσαρες, ἐννέα δέ σφι κύνες πόδας ἀργοὶ ἕποντο.
σμερδαλέω δὲ λέοντε δύ᾽ ἐν πρώτηισι βόεσσι

ταῦρον ἐρύγμηλον ἐχέτην· ὁ δὲ μακρὰ μεμυκὼς
ἕλκετο· τὸν δὲ κύνες μετεκίαθον ἠδ᾽ αἰζηοί.
τὼ μὲν ἀναρρήξαντε βοὸς μεγάλοιο βοείην
ἔγκατα καὶ μέλαν αἷμα λαφύσσετον· οἳ δὲ νομῆες
αὔτως ἐνδίεσαν ταχέας κύνας ὀτρύνοντες.

οἳ δ᾽ ἤτοι δακέειν μὲν ἀπετρωπῶντο λεόντων,
ἱστάμενοι δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ὑλάκτεον ἔκ τ᾽ ἀλέοντο.
ἐν δὲ νομὸν ποίησε περικλυτὸς ἀμφιγυήεις
ἐν καλῆι βήσσηι μέγαν οἰῶν ἀργεννάων,
σταθμούς τε κλισίας τε κατηρεφέας ἰδὲ σηκούς.

ἐν δὲ χορὸν ποίκιλλε περικλυτὸς ἀμφιγυήεις,
τῶι ἴκελον οἷόν ποτ᾽ ἐνὶ Κνωσῶι εὐρείηι
Δαίδαλος ἤσκησεν καλλιπλοκάμωι Ἀριάδνηι.
ἔνθα μὲν ἠΐθεοι καὶ παρθένοι ἀλφεσίβοιαι
ὀρχεῦντ᾽ ἀλλήλων ἐπὶ καρπῶι χεῖρας ἔχοντες.

τῶν δ᾽ αἳ μὲν λεπτὰς ὀθόνας ἔχον, οἳ δὲ χιτῶνας
εἵατ᾽ ἐϋννήτους, ἦκα στίλβοντας ἐλαίωι·
καί ῥ᾽ αἳ μὲν καλὰς στεφάνας ἔχον, οἳ δὲ μαχαίρας
εἶχον χρυσείας ἐξ ἀργυρέων τελαμώνων.
οἳ δ᾽ ὁτὲ μὲν θρέξασκον ἐπισταμένοισι πόδεσσι

ῥεῖα μάλ᾽, ὡς ὅτε τις τροχὸν ἄρμενον ἐν παλάμηισιν
ἑζόμενος κεραμεὺς πειρήσεται, αἴ κε θέηισιν·
ἄλλοτε δ᾽ αὖ θρέξασκον ἐπὶ στίχας ἀλλήλοισι.
πολλὸς δ᾽ ἱμερόεντα χορὸν περιίσταθ᾽ ὅμιλος
τερπόμενοι·

δοιὼ δὲ κυβιστητῆρε κατ᾽ αὐτοὺς
μολπῆς ἐξάρχοντες ἐδίνευον κατὰ μέσσους.
ἐν δ᾽ ἐτίθει ποταμοῖο μέγα σθένος Ὠκεανοῖο
ἄντυγα πὰρ πυμάτην σάκεος πύκα ποιητοῖο.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τεῦξε σάκος μέγα τε στιβαρόν τε,

τεῦξ᾽ ἄρα οἱ θώρηκα φαεινότερον πυρὸς αὐγῆς,
τεῦξε δέ οἱ κόρυθα βριαρὴν κροτάφοις ἀραρυῖαν
καλὴν δαιδαλέην, ἐπὶ δὲ χρύσεον λόφον ἧκε,
τεῦξε δέ οἱ κνημῖδας ἑανοῦ κασσιτέροιο.
αὐτὰρ ἐπεὶ πάνθ᾽ ὅπλα κάμε κλυτὸς ἀμφιγυήεις,

μητρὸς Ἀχιλλῆος θῆκε προπάροιθεν ἀείρας.
ἣ δ᾽ ἴρηξ ὣς ἆλτο κατ᾽ Οὐλύμπου νιφόεντος
τεύχεα μαρμαίροντα παρ᾽ Ἡφαίστοιο φέρουσα.

Ἰλιάδος Τ

Μήνιδος ἀπόρρησις.

Ἠὼς μὲν κροκόπεπλος ἀπ᾽ Ὠκεανοῖο ῥοάων
ὄρνυθ᾽, ἵν᾽ ἀθανάτοισι φόως φέροι ἠδὲ βροτοῖσιν·
ἣ δ᾽ ἐς νῆας ἵκανε θεοῦ πάρα δῶρα φέρουσα.
εὗρε δὲ Πατρόκλωι περικείμενον ὃν φίλον υἱὸν

κλαίοντα λιγέως· πολέες δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
μύρονθ᾽· ἣ δ᾽ ἐν τοῖσι παρίστατο δῖα θεάων,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον ἐμὸν τοῦτον μὲν ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ
κεῖσθαι, ἐπεὶ δὴ πρῶτα θεῶν ἰότητι δαμάσθη·

τύνη δ᾽ Ἡφαίστοιο πάρα κλυτὰ τεύχεα δέξο
καλὰ μάλ᾽, οἷ᾽ οὔ πώ τις ἀνὴρ ὤμοισι φόρησεν.
ὡς ἄρα φωνήσασα θεὰ κατὰ τεύχε᾽ ἔθηκε
πρόσθεν Ἀχιλλῆος· τὰ δ᾽ ἀνέβραχε δαίδαλα πάντα.
Μυρμιδόνας δ᾽ ἄρα πάντας ἕλε τρόμος, οὐδέ τις ἔτλη

ἄντην εἰσιδέειν, ἀλλ᾽ ἔτρεσαν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ὡς εἶδ᾽, ὥς μιν μᾶλλον ἔδυ χόλος, ἐν δέ οἱ ὄσσε
δεινὸν ὑπὸ βλεφάρων ὡς εἰ σέλας ἐξεφάανθεν·
τέρπετο δ᾽ ἐν χείρεσσιν ἔχων θεοῦ ἀγλαὰ δῶρα.
αὐτὰρ ἐπεὶ φρεσὶν ἧισι τετάρπετο δαίδαλα λεύσσων

αὐτίκα μητέρα ἣν ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
μῆτερ ἐμὴ τὰ μὲν ὅπλα θεὸς πόρεν οἷ᾽ ἐπιεικὲς
ἔργ᾽ ἔμεν ἀθανάτων, μὴ δὲ βροτὸν ἄνδρα τελέσσαι.
νῦν δ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ θωρήξομαι· ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
δείδω μή μοι τόφρα Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν

μυῖαι καδδῦσαι κατὰ χαλκοτύπους ὠτειλὰς
εὐλὰς ἐγγείνωνται, ἀεικίσσωσι δὲ νεκρόν,
ἐκ δ᾽ αἰὼν πέφαται, κατὰ δὲ χρόα πάντα σαπήηι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα·
τέκνον μή τοι ταῦτα μετὰ φρεσὶ σῆισι μελόντων.

τῶι μὲν ἐγὼ πειρήσω ἀλαλκεῖν ἄγρια φῦλα
μυίας, αἵ ῥά τε φῶτας ἀρηϊφάτους κατέδουσιν·
ἤν περ γὰρ κεῖταί γε τελεσφόρον εἰς ἐνιαυτόν,
αἰεὶ τῶι γ᾽ ἔσται χρὼς ἔμπεδος, ἢ καὶ ἀρείων.
ἀλλὰ σύ γ᾽ εἰς ἀγορὴν καλέσας ἥρωας Ἀχαιοὺς

μῆνιν ἀποειπὼν Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
αἶψα μάλ᾽ ἐς πόλεμον θωρήσσεο, δύσεο δ᾽ ἀλκήν.
ὣς ἄρα φωνήσασα μένος πολυθαρσὲς ἐνῆκε,
Πατρόκλωι δ᾽ αὖτ᾽ ἀμβροσίην καὶ νέκταρ ἐρυθρὸν
στάξε κατὰ ῥινῶν, ἵνα οἱ χρὼς ἔμπεδος εἴη.

αὐτὰρ ὁ βῆ παρὰ θῖνα θαλάσσης δῖος Ἀχιλλεὺς
σμερδαλέα ἰάχων, ὦρσεν δ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
καί ῥ᾽ οἵ περ τὸ πάρος γε νεῶν ἐν ἀγῶνι μένεσκον
οἵ τε κυβερνῆται καὶ ἔχον οἰήϊα νηῶν
καὶ ταμίαι παρὰ νηυσὶν ἔσαν σίτοιο δοτῆρες,

καὶ μὴν οἳ τότε γ᾽ εἰς ἀγορὴν ἴσαν, οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
ἐξεφάνη, δηρὸν δὲ μάχης ἐπέπαυτ᾽ ἀλεγεινῆς.
τὼ δὲ δύω σκάζοντε βάτην Ἄρεος θεράποντε
Τυδεΐδης τε μενεπτόλεμος καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
ἔγχει ἐρειδομένω· ἔτι γὰρ ἔχον ἕλκεα λυγρά·

κὰδ δὲ μετὰ πρώτηι ἀγορῆι ἵζοντο κιόντες.
αὐτὰρ ὁ δεύτατος ἦλθεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἕλκος ἔχων· καὶ γὰρ τὸν ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
οὖτα Κόων Ἀντηνορίδης χαλκήρεϊ δουρί.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντες ἀολλίσθησαν Ἀχαιοί,

τοῖσι δ᾽ ἀνιστάμενος μετέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη ἦ ἄρ τι τόδ᾽ ἀμφοτέροισιν ἄρειον
ἔπλετο σοὶ καὶ ἐμοί, ὅ τε νῶΐ περ ἀχνυμένω κῆρ
θυμοβόρωι ἔριδι μενεήναμεν εἵνεκα κούρης;
τὴν ὄφελ᾽ ἐν νήεσσι κατακτάμεν Ἄρτεμις ἰῶι

ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἐγὼν ἑλόμην Λυρνησσὸν ὀλέσσας·
τώ κ᾽ οὐ τόσσοι Ἀχαιοὶ ὀδὰξ ἕλον ἄσπετον οὖδας
δυσμενέων ὑπὸ χερσὶν ἐμεῦ ἀπομηνίσαντος.
Ἕκτορι μὲν καὶ Τρωσὶ τὸ κέρδιον· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
δηρὸν ἐμῆς καὶ σῆς ἔριδος μνήσεσθαι ὀΐω.

ἀλλὰ τὰ μὲν προτετύχθαι ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι φίλον δαμάσαντες ἀνάγκηι·
νῦν δ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ παύω χόλον, οὐδέ τί με χρὴ
ἀσκελέως αἰεὶ μενεαινέμεν· ἀλλ᾽ ἄγε θᾶσσον
ὄτρυνον πόλεμον δὲ κάρη κομόωντας Ἀχαιούς,

ὄφρ᾽ ἔτι καὶ Τρώων πειρήσομαι ἀντίον ἐλθὼν
αἴ κ᾽ ἐθέλωσ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἰαύειν· ἀλλά τιν᾽ οἴω
ἀσπασίως αὐτῶν γόνυ κάμψειν, ὅς κε φύγηισι
δηΐου ἐκ πολέμοιο ὑπ᾽ ἔγχεος ἡμετέροιο.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἐχάρησαν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ

μῆνιν ἀπειπόντος μεγαθύμου Πηλεΐωνος.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
αὐτόθεν ἐξ ἕδρης, οὐδ᾽ ἐν μέσσοισιν ἀναστάς·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
ἑσταότος μὲν καλὸν ἀκούειν, οὐδὲ ἔοικεν

ὑββάλλειν· χαλεπὸν γὰρ ἐπισταμένωι περ ἐόντι.
ἀνδρῶν δ᾽ ἐν πολλῶι ὁμάδωι πῶς κέν τις ἀκούσαι
ἢ εἴποι; βλάβεται δὲ λιγύς περ ἐὼν ἀγορητής.
Πηλεΐδηι μὲν ἐγὼν ἐνδείξομαι· αὐτὰρ οἱ ἄλλοι
σύνθεσθ᾽ Ἀργεῖοι, μῦθόν τ᾽ εὖ γνῶτε ἕκαστος.

πολλάκι δή μοι τοῦτον Ἀχαιοὶ μῦθον ἔειπον
καί τέ με νεικείεσκον· ἐγὼ δ᾽ οὐκ αἴτιός εἰμι,
ἀλλὰ Ζεὺς καὶ Μοῖρα καὶ ἠεροφοῖτις Ἐρινύς,
οἵ τέ μοι εἰν ἀγορῆι φρεσὶν ἔμβαλον ἄγριον ἄτην,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ Ἀχιλλῆος γέρας αὐτὸς ἀπηύρων.

ἀλλὰ τί κεν ῥέξαιμι; θεὸς διὰ πάντα τελευτᾶι.
πρέσβα Διὸς θυγάτηρ Ἄτη, ἣ πάντας ἀᾶται,
οὐλομένη· τῆι μέν θ᾽ ἁπαλοὶ πόδες· οὐ γὰρ ἐπ᾽ οὔδει
πίλναται, ἀλλ᾽ ἄρα ἥ γε κατ᾽ ἀνδρῶν κράατα βαίνει
βλάπτουσ᾽ ἀνθρώπους· κατὰ δ᾽ οὖν ἕτερόν γε πέδησε.

καὶ γὰρ δή νύ ποτε Ζεὺς ἄσατο, τόν περ ἄριστον
ἀνδρῶν ἠδὲ θεῶν φασ᾽ ἔμμεναι· ἀλλ᾽ ἄρα καὶ τὸν
Ἥρη θῆλυς ἐοῦσα δολοφροσύνηις ἀπάτησεν,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἔμελλε βίην Ἡρακληείην
Ἀλκμήνη τέξεσθαι ἐϋστεφάνωι ἐνὶ Θήβηι.

ἤτοι ὅ γ᾽ εὐχόμενος μετέφη πάντεσσι θεοῖσι·
κέκλυτέ μευ πάντές τε θεοὶ πᾶσαί τε θέαιναι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἀνώγει.
σήμερον ἄνδρα φόως δὲ μογοστόκος Εἰλείθυια
ἐκφανεῖ, ὃς πάντεσσι περικτιόνεσσιν ἀνάξει,

τῶν ἀνδρῶν γενεῆς οἵ θ᾽ αἵματος ἐξ ἐμεῦ εἰσί.
τὸν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
ψευστήσεις, οὐδ᾽ αὖτε τέλος μύθωι ἐπιθήσεις.
εἰ δ᾽ ἄγε νῦν μοι ὄμοσσον Ὀλύμπιε καρτερὸν ὅρκον,
ἦ μὲν τὸν πάντεσσι περικτιόνεσσιν ἀνάξειν

ὅς κεν ἐπ᾽ ἤματι τῶιδε πέσηι μετὰ ποσσὶ γυναικὸς
τῶν ἀνδρῶν οἳ σῆς ἐξ αἵματός εἰσι γενέθλης.
ὣς ἔφατο· Ζεὺς δ᾽ οὔ τι δολοφροσύνην ἐνόησεν,
ἀλλ᾽ ὄμοσεν μέγαν ὅρκον, ἔπειτα δὲ πολλὸν ἀάσθη.
Ἥρη δ᾽ ἀΐξασα λίπεν ῥίον Οὐλύμποιο,

καρπαλίμως δ᾽ ἵκετ᾽ Ἄργος Ἀχαιικόν, ἔνθ᾽ ἄρα ἤιδη
ἰφθίμην ἄλοχον Σθενέλου Περσηϊάδαο.
ἣ δ᾽ ἐκύει φίλον υἱόν, ὁ δ᾽ ἕβδομος ἑστήκει μείς·
ἐκ δ᾽ ἄγαγε πρὸ φόως δὲ καὶ ἠλιτόμηνον ἐόντα,
Ἀλκμήνης δ᾽ ἀπέπαυσε τόκον, σχέθε δ᾽ Εἰλειθυίας.

αὐτὴ δ᾽ ἀγγελέουσα Δία Κρονίωνα προσηύδα·
Ζεῦ πάτερ ἀργικέραυνε ἔπος τί τοι ἐν φρεσὶ θήσω·
ἤδη ἀνὴρ γέγον᾽ ἐσθλὸς ὃς Ἀργείοισιν ἀνάξει
Εὐρυσθεὺς Σθενέλοιο πάϊς Περσηϊάδαο
σὸν γένος· οὔ οἱ ἀεικὲς ἀνασσέμεν Ἀργείοισιν.

ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἄχος ὀξὺ κατὰ φρένα τύψε βαθεῖαν·
αὐτίκα δ᾽ εἷλ᾽ Ἄτην κεφαλῆς λιπαροπλοκάμοιο
χωόμενος φρεσὶν ἧισι, καὶ ὤμοσε καρτερὸν ὅρκον
μή ποτ᾽ ἐς Οὔλυμπόν τε καὶ οὐρανὸν ἀστερόεντα
αὖτις ἐλεύσεσθαι Ἄτην, ἣ πάντας ἀᾶται.

ὣς εἰπὼν ἔρριψεν ἀπ᾽ οὐρανοῦ ἀστερόεντος
χειρὶ περιστρέψας· τάχα δ᾽ ἵκετο ἔργ᾽ ἀνθρώπων.
τὴν αἰεὶ στενάχεσχ᾽ ὅθ᾽ ἑὸν φίλον υἱὸν ὁρῶιτο
ἔργον ἀεικὲς ἔχοντα ὑπ᾽ Εὐρυσθῆος ἀέθλων.
ὣς καὶ ἐγών, ὅτε δ᾽ αὖτε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ

Ἀργείους ὀλέκεσκεν ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσιν,
οὐ δυνάμην λελαθέσθ᾽ Ἄτης ἧι πρῶτον ἀάσθην.
ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἀασάμην καί μευ φρένας ἐξέλετο Ζεύς,
ἂψ ἐθέλω ἀρέσαι, δόμεναί τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα·
ἀλλ᾽ ὄρσευ πόλεμον δὲ καὶ ἄλλους ὄρνυθι λαούς.

δῶρα δ᾽ ἐγὼν ὅδε πάντα παρασχέμεν ὅσσά τοι ἐλθὼν
χθιζὸς ἐνὶ κλισίηισιν ὑπέσχετο δῖος Ὀδυσσεύς.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις, ἐπίμεινον ἐπειγόμενός περ Ἄρηος,
δῶρα δέ τοι θεράποντες ἐμῆς παρὰ νηὸς ἑλόντες
οἴσουσ᾽, ὄφρα ἴδηαι ὅ τοι μενοεικέα δώσω.

τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
δῶρα μὲν αἴ κ᾽ ἐθέληισθα παρασχέμεν, ὡς ἐπιεικές,
ἤ τ᾽ ἐχέμεν παρὰ σοί· νῦν δὲ μνησώμεθα χάρμης
αἶψα μάλ᾽· οὐ γὰρ χρὴ κλοτοπεύειν ἐνθάδ᾽ ἐόντας

οὐδὲ διατρίβειν· ἔτι γὰρ μέγα ἔργον ἄρεκτον·
ὥς κέ τις αὖτ᾽ Ἀχιλῆα μετὰ πρώτοισιν ἴδηται
ἔγχεϊ χαλκείωι Τρώων ὀλέκοντα φάλαγγας.
ὧδέ τις ὑμείων μεμνημένος ἀνδρὶ μαχέσθω.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·

μὴ δ᾽ οὕτως, ἀγαθός περ ἐών, θεοείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ
νήστιας ὄτρυνε προτὶ Ἴλιον υἷας Ἀχαιῶν
Τρωσὶ μαχησομένους, ἐπεὶ οὐκ ὀλίγον χρόνον ἔσται
φύλοπις, εὖτ᾽ ἂν πρῶτον ὁμιλήσωσι φάλαγγες
ἀνδρῶν, ἐν δὲ θεὸς πνεύσηι μένος ἀμφοτέροισιν.

ἀλλὰ πάσασθαι ἄνωχθι θοῆις ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιοὺς
σίτου καὶ οἴνοιο· τὸ γὰρ μένος ἐστὶ καὶ ἀλκή.
οὐ γὰρ ἀνὴρ πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα
ἄκμηνος σίτοιο δυνήσεται ἄντα μάχεσθαι·
εἴ περ γὰρ θυμῶι γε μενοινάαι πολεμίζειν,

ἀλλά τε λάθρηι γυῖα βαρύνεται, ἠδὲ κιχάνει
δίψά τε καὶ λιμός, βλάβεται δέ τε γούνατ᾽ ἰόντι.
ὃς δέ κ᾽ ἀνὴρ οἴνοιο κορεσσάμενος καὶ ἐδωδῆς
ἀνδράσι δυσμενέεσσι πανημέριος πολεμίζηι,
θαρσαλέον νύ οἱ ἦτορ ἐνὶ φρεσίν, οὐδέ τι γυῖα

πρὶν κάμνει πρὶν πάντας ἐρωῆσαι πολέμοιο.
ἀλλ᾽ ἄγε λαὸν μὲν σκέδασον καὶ δεῖπνον ἄνωχθι
ὅπλεσθαι· τὰ δὲ δῶρα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
οἰσέτω ἐς μέσσην ἀγορήν, ἵνα πάντες Ἀχαιοὶ
ὀφθαλμοῖσιν ἴδωσι, σὺ δὲ φρεσὶ σῆισιν ἰανθῆις.

ὀμνυέτω δέ τοι ὅρκον ἐν Ἀργείοισιν ἀναστὰς
μή ποτε τῆς εὐνῆς ἐπιβήμεναι ἠδὲ μιγῆναι·
ἣ θέμις ἐστὶν ἄναξ ἤ τ᾽ ἀνδρῶν ἤ τε γυναικῶν·
καὶ δὲ σοὶ αὐτῶι θυμὸς ἐνὶ φρεσὶν ἵλαος ἔστω.
αὐτὰρ ἔπειτά σε δαιτὶ ἐνὶ κλισίηις ἀρεσάσθω

πιείρηι, ἵνα μή τι δίκης ἐπιδευὲς ἔχηισθα.
Ἀτρεΐδη σὺ δ᾽ ἔπειτα δικαιότερος καὶ ἐπ᾽ ἄλλωι
ἔσσεαι. οὐ μὲν γάρ τι νεμεσσητὸν βασιλῆα
ἄνδρ᾽ ἀπαρέσσασθαι ὅτε τις πρότερος χαλεπήνηι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·

χαίρω σεῦ Λαερτιάδη τὸν μῦθον ἀκούσας·
ἐν μοίρηι γὰρ πάντα διίκεο καὶ κατέλεξας.
ταῦτα δ᾽ ἐγὼν ἐθέλω ὀμόσαι, κέλεται δέ με θυμός,
οὐδ᾽ ἐπιορκήσω πρὸς δαίμονος. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
μιμνέτω αὐτόθι τεῖος ἐπειγόμενός περ Ἄρηος·

μίμνετε δ᾽ ἄλλοι πάντες ἀολλέες, ὄφρά κε δῶρα
ἐκ κλισίης ἔλθηισι καὶ ὅρκια πιστὰ τάμωμεν.
σοὶ δ᾽ αὐτῶι τόδ᾽ ἐγὼν ἐπιτέλλομαι ἠδὲ κελεύω·
κρινάμενος κούρητας ἀριστῆας Παναχαιῶν
δῶρα ἐμῆς παρὰ νηὸς ἐνεικέμεν, ὅσσ᾽ Ἀχιλῆϊ

χθιζὸν ὑπέστημεν δώσειν, ἀγέμεν τε γυναῖκας.
Ταλθύβιος δέ μοι ὦκα κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν
κάπρον ἑτοιμασάτω ταμέειν Διί τ᾽ Ἠελίωι τε.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον

ἄλλοτέ περ καὶ μᾶλλον ὀφέλλετε ταῦτα πένεσθαι,
ὁππότε τις μεταπαυσωλὴ πολέμοιο γένηται
καὶ μένος οὐ τόσον ἦισιν ἐνὶ στήθεσσιν ἐμοῖσι.
νῦν δ᾽ οἳ μὲν κέαται δεδαϊγμένοι, οὓς ἐδάμασσεν
Ἕκτωρ Πριαμίδης, ὅτε οἱ Ζεὺς κῦδος ἔδωκεν,

ὑμεῖς δ᾽ ἐς βρωτὺν ὀτρύνετον· ἦ τ᾽ ἂν ἔγωγε
νῦν μὲν ἀνώγοιμι πτολεμίζειν υἷας Ἀχαιῶν
νήστιας ἀκμήνους, ἅμα δ᾽ ἠελίωι καταδύντι
τεύξεσθαι μέγα δόρπον, ἐπὴν τεισαίμεθα λώβην.
πρὶν δ᾽ οὔ πως ἂν ἔμοιγε φίλον κατὰ λαιμὸν ἰείη

οὐ πόσις οὐδὲ βρῶσις ἑταίρου τεθνηῶτος
ὅς μοι ἐνὶ κλισίηι δεδαϊγμένος ὀξέϊ χαλκῶι
κεῖται ἀνὰ πρόθυρον τετραμμένος, ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι
μύρονται· τό μοι οὔ τι μετὰ φρεσὶ ταῦτα μέμηλεν,
ἀλλὰ φόνος τε καὶ αἷμα καὶ ἀργαλέος στόνος ἀνδρῶν.

τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
ὦ Ἀχιλεῦ Πηλῆος υἱὲ μέγα φέρτατ᾽ Ἀχαιῶν,
κρείσσων εἰς ἐμέθεν καὶ φέρτερος οὐκ ὀλίγον περ
ἔγχει, ἐγὼ δέ κε σεῖο νοήματί γε προβαλοίμην
πολλόν, ἐπεὶ πρότερος γενόμην καὶ πλείονα οἶδα.

τώ τοι ἐπιτλήτω κραδίη μύθοισιν ἐμοῖσιν.
αἶψά τε φυλόπιδος πέλεται κόρος ἀνθρώποισιν,
ἧς τε πλείστην μὲν καλάμην χθονὶ χαλκὸς ἔχευεν,
ἄμητος δ᾽ ὀλίγιστος, ἐπὴν κλίνηισι τάλαντα
Ζεύς, ὅς τ᾽ ἀνθρώπων ταμίης πολέμοιο τέτυκται.

γαστέρι δ᾽ οὔ πως ἔστι νέκυν πενθῆσαι Ἀχαιούς·
λίην γὰρ πολλοὶ καὶ ἐπήτριμοι ἤματα πάντα
πίπτουσιν· πότε κέν τις ἀναπνεύσειε πόνοιο;
ἀλλὰ χρὴ τὸν μὲν καταθάπτειν ὅς κε θάνηισι
νηλέα θυμὸν ἔχοντας ἐπ᾽ ἤματι δακρύσαντας·

ὅσσοι δ᾽ ἂν πολέμοιο περὶ στυγεροῖο λίπωνται
μεμνῆσθαι πόσιος καὶ ἐδητύος, ὄφρ᾽ ἔτι μᾶλλον
ἀνδράσι δυσμενέεσσι μαχώμεθα νωλεμὲς αἰεὶ
ἑσσάμενοι χροῒ χαλκὸν ἀτειρέα. μηδέ τις ἄλλην
λαῶν ὀτρυντὺν ποτιδέγμενος ἰσχαναάσθω·

ἥδε γὰρ ὀτρυντὺς κακὸν ἔσσεται ὅς κε λίπηται
νηυσὶν ἐπ᾽ Ἀργείων· ἀλλ᾽ ἀθρόοι ὁρμηθέντες
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
ἦ, καὶ Νέστορος υἷας ὀπάσσατο κυδαλίμοιο
Φυλεΐδην τε Μέγητα Θόαντά τε Μηριόνην τε

καὶ Κρειοντιάδην Λυκομήδεα καὶ Μελάνιππον·
βὰν δ᾽ ἴμεν ἐς κλισίην Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο.
αὐτίκ᾽ ἔπειθ᾽ ἅμα μῦθος ἔην, τετέλεστο δὲ ἔργον·
ἑπτὰ μὲν ἐκ κλισίης τρίποδας φέρον, οὕς οἱ ὑπέστη,
αἴθωνας δὲ λέβητας ἐείκοσι, δώδεκα δ᾽ ἵππους·

ἐκ δ᾽ ἄγον αἶψα γυναῖκας ἀμύμονα ἔργα ἰδυίας
ἕπτ᾽, ἀτὰρ ὀγδοάτην Βρισηΐδα καλλιπάρηιον.
χρυσοῦ δὲ στήσας Ὀδυσεὺς δέκα πάντα τάλαντα
ἦρχ᾽, ἅμα δ᾽ ἄλλοι δῶρα φέρον κούρητες Ἀχαιῶν.
καὶ τὰ μὲν ἐν μέσσηι ἀγορῆι θέσαν, ἂν δ᾽ Ἀγαμέμνων

ἵστατο· Ταλθύβιος δὲ θεῶι ἐναλίγκιος αὐδὴν
κάπρον ἔχων ἐν χερσὶ παρίστατο ποιμένι λαῶν.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος χείρεσσι μάχαιραν,
ἥ οἱ πὰρ ξίφεος μέγα κουλεὸν αἰὲν ἄωρτο,
κάπρου ἀπὸ τρίχας ἀρξάμενος Διὶ χεῖρας ἀνασχὼν

εὔχετο· τοὶ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπ᾽ αὐτόφιν εἵατο σιγῆι
Ἀργεῖοι κατὰ μοῖραν ἀκούοντες βασιλῆος.
εὐξάμενος δ᾽ ἄρα εἶπεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
ἴστω νῦν Ζεὺς πρῶτα θεῶν ὕπατος καὶ ἄριστος
Γῆ τε καὶ Ἠέλιος καὶ Ἐρινύες, αἵ θ᾽ ὑπὸ γαῖαν

ἀνθρώπους τίνυνται, ὅτις κ᾽ ἐπίορκον ὀμόσσηι,
μὴ μὲν ἐγὼ κούρηι Βρισηΐδι χεῖρ᾽ ἐπένεικα,
οὔτ᾽ εὐνῆς πρόφασιν κεχρημένος οὔτέ τευ ἄλλου.
ἀλλ᾽ ἔμεν᾽ ἀπροτίμαστος ἐνὶ κλισίηισιν ἐμῆισιν.
εἰ δέ τι τῶνδ᾽ ἐπίορκον ἐμοὶ θεοὶ ἄλγεα δοῖεν

πολλὰ μάλ᾽, ὅσσα διδοῦσιν ὅτίς σφ᾽ ἀλίτηται ὀμόσσας.
ἦ, καὶ ἀπὸ στόμαχον κάπρου τάμε νηλέϊ χαλκῶι.
τὸν μὲν Ταλθύβιος πολιῆς ἁλὸς ἐς μέγα λαῖτμα
ῥῖψ᾽ ἐπιδινήσας βόσιν ἰχθύσιν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἀνστὰς Ἀργείοισι φιλοπτολέμοισι μετηύδα·

Ζεῦ πάτερ ἦ μεγάλας ἄτας ἄνδρεσσι διδοῖσθα·
οὐκ ἂν δή ποτε θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἐμοῖσιν
Ἀτρεΐδης ὤρινε διαμπερές, οὐδέ κε κούρην
ἦγεν ἐμεῦ ἀέκοντος ἀμήχανος· ἀλλά ποθι Ζεὺς
ἤθελ᾽ Ἀχαιοῖσιν θάνατον πολέεσσι γενέσθαι.

νῦν δ᾽ ἔρχεσθ᾽ ἐπὶ δεῖπνον, ἵνα ξυνάγωμεν Ἄρηα.
ὣς ἄρ᾽ ἐφώνησεν, λῦσεν δ᾽ ἀγορὴν αἰψηρήν.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐσκίδναντο ἑὴν ἐπὶ νῆα ἕκαστος,
δῶρα δὲ Μυρμιδόνες μεγαλήτορες ἀμφεπένοντο,
βὰν δ᾽ ἐπὶ νῆα φέροντες Ἀχιλλῆος θείοιο.

καὶ τὰ μὲν ἐν κλισίηισι θέσαν, κάθισαν δὲ γυναῖκας,
ἵππους δ᾽ εἰς ἀγέλην ἔλασαν θεράποντες ἀγαυοί.
Βρισηῒς δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτ᾽ ἰκέλη χρυσέηι Ἀφροδίτηι
ὡς ἴδε Πάτροκλον δεδαϊγμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
ἀμφ᾽ αὐτῶι χυμένη λίγ᾽ ἐκώκυε, χερσὶ δ᾽ ἄμυσσε

στήθεά τ᾽ ἠδ᾽ ἁπαλὴν δειρὴν ἰδὲ καλὰ πρόσωπα.
εἶπε δ᾽ ἄρα κλαίουσα γυνὴ ἐϊκυῖα θεῆισι·
Πάτροκλέ μοι δειλῆι πλεῖστον κεχαρισμένε θυμῶι
ζωὸν μέν σε ἔλειπον ἐγὼ κλισίηθεν ἰοῦσα,
νῦν δέ σε τεθνηῶτα κιχάνομαι ὄρχαμε λαῶν

ἂψ ἀνιοῦσ᾽· ὥς μοι δέχεται κακὸν ἐκ κακοῦ αἰεί.
ἄνδρα μὲν ὧι ἔδοσάν με πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
εἶδον πρὸ πτόλιος δεδαϊγμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
τρεῖς τε κασιγνήτους, τούς μοι μία γείνατο μήτηρ,
κηδείους, οἳ πάντες ὀλέθριον ἦμαρ ἐπέσπον.

οὐδὲ μὲν οὐδέ μ᾽ ἔασκες, ὅτ᾽ ἄνδρ᾽ ἐμὸν ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
ἔκτεινεν, πέρσεν δὲ πόλιν θείοιο Μύνητος,
κλαίειν, ἀλλά μ᾽ ἔφασκες Ἀχιλλῆος θείοιο
κουριδίην ἄλοχον θήσειν, ἄξειν τ᾽ ἐνὶ νηυσὶν
ἐς Φθίην, δαίσειν δὲ γάμον μετὰ Μυρμιδόνεσσι.

τώ σ᾽ ἄμοτον κλαίω τεθνηότα μείλιχον αἰεί.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες
Πάτροκλον πρόφασιν, σφῶν δ᾽ αὐτῶν κήδε᾽ ἑκάστη.
αὐτὸν δ᾽ ἀμφὶ γέροντες Ἀχαιῶν ἠγερέθοντο
λισσόμενοι δειπνῆσαι· ὁ δ᾽ ἠρνεῖτο στεναχίζων·

λίσσομαι, εἴ τις ἔμοιγε φίλων ἐπιπείθεθ᾽ ἑταίρων,
μή με πρὶν σίτοιο κελεύετε μηδὲ ποτῆτος
ἄσασθαι φίλον ἦτορ, ἐπεί μ᾽ ἄχος αἰνὸν ἱκάνει·
δύντα δ᾽ ἐς ἠέλιον μενέω καὶ τλήσομαι ἔμπης.
ὣς εἰπὼν ἄλλους μὲν ἀπεσκέδασεν βασιλῆας,

δοιὼ δ᾽ Ἀτρεΐδα μενέτην καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
Νέστωρ Ἰδομενεύς τε γέρων θ᾽ ἱππηλάτα Φοῖνιξ
τέρποντες πυκινῶς ἀκαχήμενον· οὐδέ τι θυμῶι
τέρπετο, πρὶν πολέμου στόμα δύμεναι αἱματόεντος.
μνησάμενος δ᾽ ἁδινῶς ἀνενείκατο φώνησέν τε·

ἦ ῥά νύ μοί ποτε καὶ σὺ δυσάμμορε φίλταθ᾽ ἑταίρων
αὐτὸς ἐνὶ κλισίηι λαρὸν παρὰ δεῖπνον ἔθηκας
αἶψα καὶ ὀτραλέως, ὁπότε σπερχοίατ᾽ Ἀχαιοὶ
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισι φέρειν πολύδακρυν Ἄρηα.
νῦν δὲ σὺ μὲν κεῖσαι δεδαϊγμένος, αὐτὰρ ἐμὸν κῆρ

ἄκμηνον πόσιος καὶ ἐδητύος ἔνδον ἐόντων
σῆι ποθῆι· οὐ μὲν γάρ τι κακώτερον ἄλλο πάθοιμι,
οὐδ᾽ εἴ κεν τοῦ πατρὸς ἀποφθιμένοιο πυθοίμην,
ὅς που νῦν Φθίηφι τέρεν κατὰ δάκρυον εἴβει
χήτεϊ τοιοῦδ᾽ υἷος· ὁ δ᾽ ἀλλοδαπῶι ἐνὶ δήμωι

εἵνεκα ῥιγεδανῆς Ἑλένης Τρωσὶν πολεμίζω·
ἠὲ τὸν ὃς Σκύρωι μοι ἔνι τρέφεται φίλος υἱός,
εἴ που ἔτι ζώει γε Νεοπτόλεμος θεοειδής.
πρὶν μὲν γάρ μοι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἐώλπει
οἶον ἐμὲ φθίσεσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἱπποβότοιο

αὐτοῦ ἐνὶ Τροίηι, σὲ δέ τε Φθίην δὲ νέεσθαι,
ὡς ἄν μοι τὸν παῖδα θοῆι ἐνὶ νηῒ μελαίνηι
Σκυρόθεν ἐξαγάγοις καί οἱ δείξειας ἕκαστα
κτῆσιν ἐμὴν δμῶάς τε καὶ ὑψερεφὲς μέγα δῶμα.
ἤδη γὰρ Πηλῆά γ᾽ ὀΐομαι ἢ κατὰ πάμπαν

τεθνάμεν, ἤ που τυτθὸν ἔτι ζώοντ᾽ ἀκάχησθαι
γήραΐ τε στυγερῶι καὶ ἐμὴν ποτιδέγμενον αἰεὶ
λυγρὴν ἀγγελίην, ὅτ᾽ ἀποφθιμένοιο πύθηται.
ὣς ἔφατο κλαίων, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γέροντες,
μνησάμενοι τὰ ἕκαστος ἐνὶ μεγάροισιν ἔλειπον·

μυρομένους δ᾽ ἄρα τούς γε ἰδὼν ἐλέησε Κρονίων,
αἶψα δ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τέκνον ἐμόν, δὴ πάμπαν ἀποίχεαι ἀνδρὸς ἑῆος.
ἦ νύ τοι οὐκέτι πάγχυ μετὰ φρεσὶ μέμβλετ᾽ Ἀχιλλεύς;
κεῖνος ὅ γε προπάροιθε νεῶν ὀρθοκραιράων

ἧσται ὀδυρόμενος ἕταρον φίλον· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
οἴχονται μετὰ δεῖπνον, ὁ δ᾽ ἄκμηνος καὶ ἄπαστος.
ἀλλ᾽ ἴθι οἱ νέκτάρ τε καὶ ἀμβροσίην ἐρατεινὴν
στάξον ἐνὶ στήθεσσ᾽, ἵνα μή μιν λιμὸς ἵκηται.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε πάρος μεμαυῖαν Ἀθήνην·

ἣ δ᾽ ἅρπηι ἐϊκυῖα τανυπτέρυγι λιγυφώνωι
οὐρανοῦ ἐκκατεπᾶλτο δι᾽ αἰθέρος. αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
αὐτίκα θωρήσσοντο κατὰ στρατόν· ἣ δ᾽ Ἀχιλῆϊ
νέκταρ ἐνὶ στήθεσσι καὶ ἀμβροσίην ἐρατεινὴν
στάξ᾽, ἵνα μή μιν λιμὸς ἀτερπὴς γούναθ᾽ ἵκοιτο·

αὐτὴ δὲ πρὸς πατρὸς ἐρισθενέος πυκινὸν δῶ
ὤιχετο, τοὶ δ᾽ ἀπάνευθε νεῶν ἐχέοντο θοάων.
ὡς δ᾽ ὅτε ταρφειαὶ νιφάδες Διὸς ἐκποτέονται
ψυχραὶ ὑπὸ ῥιπῆς αἰθρηγενέος Βορέαο,
ὣς τότε ταρφειαὶ κόρυθες λαμπρὸν γανόωσαι

νηῶν ἐκφορέοντο καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
θώρηκές τε κραταιγύαλοι καὶ μείλινα δοῦρα.
αἴγλη δ᾽ οὐρανὸν ἷκε, γέλασσε δὲ πᾶσα περὶ χθὼν
χαλκοῦ ὑπὸ στεροπῆς· ὑπὸ δὲ κτύπος ὄρνυτο ποσσὶν
ἀνδρῶν· ἐν δὲ μέσοισι κορύσσετο δῖος Ἀχιλλεύς.

τοῦ καὶ ὀδόντων μὲν καναχὴ πέλε, τὼ δέ οἱ ὄσσε
λαμπέσθην ὡς εἴ τε πυρὸς σέλας, ἐν δέ οἱ ἦτορ
δῦν᾽ ἄχος ἄτλητον· ὁ δ᾽ ἄρα Τρωσὶν μενεαίνων
δύσετο δῶρα θεοῦ, τά οἱ Ἥφαιστος κάμε τεύχων.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε

καλὰς ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνεν.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον
χάλκεον· αὐτὰρ ἔπειτα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε
εἵλετο, τοῦ δ᾽ ἀπάνευθε σέλας γένετ᾽ ἠΰτε μήνης.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἐκ πόντοιο σέλας ναύτηισι φανήηι
καιομένοιο πυρός, τό τε καίεται ὑψόθ᾽ ὄρεσφι
σταθμῶι ἐν οἰοπόλωι· τοὺς δ᾽ οὐκ ἐθέλοντας ἄελλαι
πόντον ἐπ᾽ ἰχθυόεντα φίλων ἀπάνευθε φέρουσιν·
ὣς ἀπ᾽ Ἀχιλλῆος σάκεος σέλας αἰθέρ᾽ ἵκανε

καλοῦ δαιδαλέου· περὶ δὲ τρυφάλειαν ἀείρας
κρατὶ θέτο βριαρήν· ἣ δ᾽ ἀστὴρ ὣς ἀπέλαμπεν
ἵππουρις τρυφάλεια, περισσείοντο δ᾽ ἔθειραι
χρύσεαι, ἃς Ἥφαιστος ἵει λόφον ἀμφὶ θαμειάς.
πειρήθη δ᾽ ἕο αὐτοῦ ἐν ἔντεσι δῖος Ἀχιλλεύς,

εἰ οἷ ἐφαρμόσσειε καὶ ἐντρέχοι ἀγλαὰ γυῖα·
τῶι δ᾽ εὖτε πτερὰ γίγνετ᾽, ἄειρε δὲ ποιμένα λαῶν.
ἐκ δ᾽ ἄρα σύριγγος πατρώϊον ἐσπάσατ᾽ ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρόν· τὸ μὲν οὐ δύνατ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν
πάλλειν, ἀλλά μιν οἶος ἐπίστατο πῆλαι Ἀχιλλεύς·

Πηλιάδα μελίην, τὴν πατρὶ φίλωι πόρε Χείρων
Πηλίου ἐκ κορυφῆς φόνον ἔμμεναι ἡρώεσσιν·
ἵππους δ᾽ Αὐτομέδων τε καὶ Ἄλκιμος ἀμφιέποντες
ζεύγνυον· ἀμφὶ δὲ καλὰ λέπαδν᾽ ἕσαν, ἐν δὲ χαλινοὺς
γαμφηλῆις ἔβαλον, κατὰ δ᾽ ἡνία τεῖναν ὀπίσσω

κολλητὸν ποτὶ δίφρον. ὁ δὲ μάστιγα φαεινὴν
χειρὶ λαβὼν ἀραρυῖαν ἐφ᾽ ἵπποιιν ἀνόρουσεν
Αὐτομέδων· ὄπιθεν δὲ κορυσσάμενος βῆ Ἀχιλλεὺς
τεύχεσι παμφαίνων ὥς τ᾽ ἠλέκτωρ Ὑπερίων,
σμερδαλέον δ᾽ ἵπποισιν ἐκέκλετο πατρὸς ἑοῖο·

Ξάνθέ τε καὶ Βαλίε τηλεκλυτὰ τέκνα Ποδάργης
ἄλλως δὴ φράζεσθε σαωσέμεν ἡνιοχῆα
ἂψ Δαναῶν ἐς ὅμιλον ἐπεί χ᾽ ἕωμεν πολέμοιο,
μηδ᾽ ὡς Πάτροκλον λίπετ᾽ αὐτόθι τεθνηῶτα.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὸ ζυγόφι προσέφη πόδας αἰόλος ἵππος

Ξάνθος, ἄφαρ δ᾽ ἤμυσε καρήατι· πᾶσα δὲ χαίτη
ζεύγλης ἐξεριποῦσα παρὰ ζυγὸν οὖδας ἵκανεν·
αὐδήεντα δ᾽ ἔθηκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη·
καὶ λίην σ᾽ ἔτι νῦν γε σαώσομεν ὄβριμ᾽ Ἀχιλλεῦ·
ἀλλά τοι ἐγγύθεν ἦμαρ ὀλέθριον· οὐδέ τοι ἡμεῖς

αἴτιοι, ἀλλὰ θεός τε μέγας καὶ Μοῖρα κραταιή.
οὐδὲ γὰρ ἡμετέρηι βραδυτῆτί τε νωχελίηι τε
Τρῶες ἀπ᾽ ὤμοιιν Πατρόκλου τεύχε᾽ ἕλοντο·
ἀλλὰ θεῶν ὤριστος, ὃν ἠΰκομος τέκε Λητώ,
ἔκταν᾽ ἐνὶ προμάχοισι καὶ Ἕκτορι κῦδος ἔδωκε.

νῶϊ δὲ καί κεν ἅμα πνοιῆι Ζεφύροιο θέοιμεν,
ἥν περ ἐλαφροτάτην φάσ᾽ ἔμμεναι· ἀλλὰ σοὶ αὐτῶι
μόρσιμόν ἐστι θεῶι τε καὶ ἀνέρι ἶφι δαμῆναι.
ὣς ἄρα φωνήσαντος Ἐρινύες ἔσχεθον αὐδήν.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

Ξάνθε τί μοι θάνατον μαντεύεαι; οὐδέ τί σε χρή.
εὖ νυ τὸ οἶδα καὶ αὐτὸς ὅ μοι μόρος ἐνθάδ᾽ ὀλέσθαι
νόσφι φίλου πατρὸς καὶ μητέρος· ἀλλὰ καὶ ἔμπης
οὐ λήξω πρὶν Τρῶας ἅδην ἐλάσαι πολέμοιο.
ἦ ῥα, καὶ ἐν πρώτοις ἰάχων ἔχε μώνυχας ἵππους.

Ἰλιάδος Υ

Θεομαχία.

Ὣς οἳ μὲν παρὰ νηυσὶ κορωνίσι θωρήσσοντο
ἀμφὶ σὲ Πηλέος υἱὲ μάχης ἀκόρητον Ἀχαιοί,
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐπὶ θρωσμῶι πεδίοιο·
Ζεὺς δὲ Θέμιστα κέλευσε θεοὺς ἀγορὴν δὲ καλέσσαι

κρατὸς ἀπ᾽ Οὐλύμποιο πολυπτύχου· ἣ δ᾽ ἄρα πάντηι
φοιτήσασα κέλευσε Διὸς πρὸς δῶμα νέεσθαι.
οὔτέ τις οὖν ποταμῶν ἀπέην νόσφ᾽ Ὠκεανοῖο,
οὔτ᾽ ἄρα νυμφάων αἵ τ᾽ ἄλσεα καλὰ νέμονται
καὶ πηγὰς ποταμῶν καὶ πίσεα ποιήεντα.

ἐλθόντες δ᾽ ἐς δῶμα Διὸς νεφεληγερέταο
ξεστῆις αἰθούσηισιν ἐνίζανον, ἃς Διὶ πατρὶ
Ἥφαιστος ποίησεν ἰδυίηισι πραπίδεσσιν.
ὣς οἳ μὲν Διὸς ἔνδον ἀγηγέρατ᾽· οὐδ᾽ ἐνοσίχθων
νηκούστησε θεᾶς, ἀλλ᾽ ἐξ ἁλὸς ἦλθε μετ᾽ αὐτούς,

ἷζε δ᾽ ἄρ᾽ ἐν μέσσοισι, Διὸς δ᾽ ἐξείρετο βουλήν·
τίπτ᾽ αὖτ᾽ ἀργικέραυνε θεοὺς ἀγορὴν δὲ κάλεσσας;
ἦ τι περὶ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν μερμηρίζεις;
τῶν γὰρ νῦν ἄγχιστα μάχη πόλεμός τε δέδηε.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·

ἔγνως ἐννοσίγαιε ἐμὴν ἐν στήθεσι βουλὴν
ὧν ἕνεκα ξυνάγειρα· μέλουσί μοι ὀλλύμενοί περ.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ μενέω πτυχὶ Οὐλύμποιο
ἥμενος, ἔνθ᾽ ὁρόων φρένα τέρψομαι· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
ἔρχεσθ᾽ ὄφρ᾽ ἂν ἵκησθε μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς,

ἀμφοτέροισι δ᾽ ἀρήγεθ᾽ ὅπηι νόος ἐστὶν ἑκάστου.
εἰ γὰρ Ἀχιλλεὺς οἶος ἐπὶ Τρώεσσι μαχεῖται
οὐδὲ μίνυνθ᾽ ἕξουσι ποδώκεα Πηλεΐωνα.
καὶ δέ τί μιν καὶ πρόσθεν ὑποτρομέεσκον ὁρῶντες·
νῦν δ᾽ ὅτε δὴ καὶ θυμὸν ἑταίρου χώεται αἰνῶς

δείδω μὴ καὶ τεῖχος ὑπέρμορον ἐξαλαπάξηι.
ὣς ἔφατο Κρονίδης, πόλεμον δ᾽ ἀλίαστον ἔγειρε.
βὰν δ᾽ ἴμεναι πόλεμον δὲ θεοὶ δίχα θυμὸν ἔχοντες·
Ἥρη μὲν μετ᾽ ἀγῶνα νεῶν καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
ἠδὲ Ποσειδάων γαιήοχος ἠδ᾽ ἐριούνης

Ἑρμείας, ὃς ἐπὶ φρεσὶ πευκαλίμηισι κέκασται·
Ἥφαιστος δ᾽ ἅμα τοῖσι κίε σθένεϊ βλεμεαίνων
χωλεύων, ὑπὸ δὲ κνῆμαι ῥώοντο ἀραιαί.
ἐς δὲ Τρῶας Ἄρης κορυθαίολος, αὐτὰρ ἅμ᾽ αὐτῶι
Φοῖβος ἀκερσεκόμης ἠδ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα

Λητώ τε Ξάνθός τε φιλομειδής τ᾽ Ἀφροδίτη.
εἷος μέν ῥ᾽ ἀπάνευθε θεοὶ θνητῶν ἔσαν ἀνδρῶν,
τεῖος Ἀχαιοὶ μὲν μέγα κύδανον, οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
ἐξεφάνη, δηρὸν δὲ μάχης ἐπέπαυτ᾽ ἀλεγεινῆς·
Τρῶας δὲ τρόμος αἰνὸς ὑπήλυθε γυῖα ἕκαστον

δειδιότας, ὅθ᾽ ὁρῶντο ποδώκεα Πηλεΐωνα
τεύχεσι λαμπόμενον βροτολοιγῶι ἶσον Ἄρηϊ.
αὐτὰρ ἐπεὶ μεθ᾽ ὅμιλον Ὀλύμπιοι ἤλυθον ἀνδρῶν,
ὦρτο δ᾽ Ἔρις κρατερὴ λαοσσόος, αὖε δ᾽ Ἀθήνη
στᾶσ᾽ ὁτὲ μὲν παρὰ τάφρον ὀρυκτὴν τείχεος ἐκτός,

ἄλλοτ᾽ ἐπ᾽ ἀκτάων ἐριδούπων μακρὸν ἀΰτει.
αὖε δ᾽ Ἄρης ἑτέρωθεν ἐρεμνῆι λαίλαπι ἶσος
ὀξὺ κατ᾽ ἀκροτάτης πόλιος Τρώεσσι κελεύων,
ἄλλοτε πὰρ Σιμόεντι θέων ἐπὶ Καλλικολώνηι.
ὣς τοὺς ἀμφοτέρους μάκαρες θεοὶ ὀτρύνοντες

σύμβαλον, ἐν δ᾽ αὐτοῖς ἔριδα ῥήγνυντο βαρεῖαν·
δεινὸν δὲ βρόντησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε
ὑψόθεν· αὐτὰρ νέρθε Ποσειδάων ἐτίναξε
γαῖαν ἀπειρεσίην ὀρέων τ᾽ αἰπεινὰ κάρηνα.
πάντες δ᾽ ἐσσείοντο πόδες πολυπίδακος Ἴδης

καὶ κορυφαί, Τρώων τε πόλις καὶ νῆες Ἀχαιῶν.
ἔδεισεν δ᾽ ὑπένερθεν ἄναξ ἐνέρων Ἀϊδωνεύς,
δείσας δ᾽ ἐκ θρόνου ἆλτο καὶ ἴαχε, μή οἱ ὕπερθε
γαῖαν ἀναρρήξειε Ποσειδάων ἐνοσίχθων,
οἰκία δὲ θνητοῖσι καὶ ἀθανάτοισι φανείη

σμερδαλέ᾽ εὐρώεντα, τά τε στυγέουσι θεοί περ·
τόσσος ἄρα κτύπος ὦρτο θεῶν ἔριδι ξυνιόντων.
ἤτοι μὲν γὰρ ἔναντα Ποσειδάωνος ἄνακτος
ἵστατ᾽ Ἀπόλλων Φοῖβος ἔχων ἰὰ πτερόεντα,
ἄντα δ᾽ Ἐνυαλίοιο θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·

Ἥρηι δ᾽ ἀντέστη χρυσηλάκατος κελαδεινὴ
Ἄρτεμις ἰοχέαιρα κασιγνήτη ἑκάτοιο·
Λητοῖ δ᾽ ἀντέστη σῶκος ἐριούνιος Ἑρμῆς,
ἄντα δ᾽ ἄρ᾽ Ἡφαίστοιο μέγας ποταμὸς βαθυδίνης,
ὃν Ξάνθον καλέουσι θεοί, ἄνδρες δὲ Σκάμανδρον.

ὣς οἳ μὲν θεοὶ ἄντα θεῶν ἴσαν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
Ἕκτορος ἄντα μάλιστα λιλαίετο δῦναι ὅμιλον
Πριαμίδεω· τοῦ γάρ ῥα μάλιστά ἑ θυμὸς ἀνώγει
αἵματος ἆσαι Ἄρηα ταλαύρινον πολεμιστήν.
Αἰνείαν δ᾽ ἰθὺς λαοσσόος ὦρσεν Ἀπόλλων

ἀντία Πηλεΐωνος, ἐνῆκε δέ οἱ μένος ἠΰ·
υἱέϊ δὲ Πριάμοιο Λυκάονι εἴσατο φωνήν·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Αἰνεία Τρώων βουληφόρε ποῦ τοι ἀπειλαὶ
ἃς Τρώων βασιλεῦσιν ὑπίσχεο οἰνοποτάζων

Πηλεΐδεω Ἀχιλῆος ἐναντίβιον πολεμίξειν;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας ἀπαμειβόμενος προσέειπε·
Πριαμίδη τί με ταῦτα καὶ οὐκ ἐθέλοντα κελεύεις
ἀντία Πηλεΐωνος ὑπερθύμοιο μάχεσθαι;
οὐ μὲν γὰρ νῦν πρῶτα ποδώκεος ἄντ᾽ Ἀχιλῆος

στήσομαι, ἀλλ᾽ ἤδη με καὶ ἄλλοτε δουρὶ φόβησεν
ἐξ Ἴδης, ὅτε βουσὶν ἐπήλυθεν ἡμετέρηισι,
πέρσε δὲ Λυρνησσὸν καὶ Πήδασον· αὐτὰρ ἐμὲ Ζεὺς
εἰρύσαθ᾽, ὅς μοι ἐπῶρσε μένος λαιψηρά τε γοῦνα.
ἦ κ᾽ ἐδάμην ὑπὸ χερσὶν Ἀχιλλῆος καὶ Ἀθήνης,

ἥ οἱ πρόσθεν ἰοῦσα τίθει φάος ἠδ᾽ ἐκέλευεν
ἔγχεϊ χαλκείωι Λέλεγας καὶ Τρῶας ἐναίρειν.
τὼ οὐκ ἔστ᾽ Ἀχιλῆος ἐναντίον ἄνδρα μάχεσθαι·
αἰεὶ γὰρ πάρα εἷς γε θεῶν ὃς λοιγὸν ἀμύνει.
καὶ δ᾽ ἄλλως τοῦ γ᾽ ἰθὺ βέλος πέτετ᾽, οὐδ᾽ ἀπολήγει

πρὶν χροὸς ἀνδρομέοιο διελθέμεν. εἰ δὲ θεός περ
ἶσον τείνειεν πολέμου τέλος, οὔ κε μάλα ῥέα
νικήσει᾽, οὐδ᾽ εἰ παγχάλκεος εὔχεται εἶναι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
ἥρως ἀλλ᾽ ἄγε καὶ σὺ θεοῖς αἰειγενέτηισιν

εὔχεο· καὶ δὲ σέ φασι Διὸς κούρης Ἀφροδίτης
ἐκγεγάμεν, κεῖνος δὲ χερείονος ἐκ θεοῦ ἐστίν·
ἣ μὲν γὰρ Διός ἐσθ᾽, ἣ δ᾽ ἐξ ἁλίοιο γέροντος.
ἀλλ᾽ ἰθὺς φέρε χαλκὸν ἀτειρέα, μηδέ σε πάμπαν
λευγαλέοις ἐπέεσσιν ἀποτρεπέτω καὶ ἀρειῆι.

ὣς εἰπὼν ἔμπνευσε μένος μέγα ποιμένι λαῶν,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι.
οὐδ᾽ ἔλαθ᾽ Ἀγχίσαο πάϊς λευκώλενον Ἥρην
ἀντία Πηλεΐωνος ἰὼν ἀνὰ οὐλαμὸν ἀνδρῶν·
ἣ δ᾽ ἄμυδις στήσασα θεοὺς μετὰ μῦθον ἔειπε·

φράζεσθον δὴ σφῶϊ Ποσείδαον καὶ Ἀθήνη
ἐν φρεσὶν ὑμετέρηισιν, ὅπως ἔσται τάδε ἔργα.
Αἰνείας ὅδ᾽ ἔβη κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
ἀντία Πηλεΐωνος, ἀνῆκε δὲ Φοῖβος Ἀπόλλων.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽, ἡμεῖς πέρ μιν ἀποτρωπῶμεν ὀπίσσω

αὐτόθεν, ἤ τις ἔπειτα καὶ ἡμείων Ἀχιλῆϊ
παρσταίη, δοίη δὲ κράτος μέγα, μηδέ τι θυμῶι
δευέσθω, ἵνα εἰδῆι ὅ μιν φιλέουσιν ἄριστοι
ἀθανάτων, οἳ δ᾽ αὖτ᾽ ἀνεμώλιοι οἳ τὸ πάρος περ
Τρωσὶν ἀμύνουσιν πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα.

πάντες δ᾽ Οὐλύμποιο κατήλθομεν ἀντιόωντες
τῆσδε μάχης, ἵνα μή τι μετὰ Τρώεσσι πάθηισι
σήμερον· ὕστερον αὖτε τὰ πείσεται ἅσσά οἱ αἶσα
γιγνομένωι ἐπένησε λίνωι ὅτε μιν τέκε μήτηρ.
εἰ δ᾽ Ἀχιλεὺς οὐ ταῦτα θεῶν ἐκ πεύσεται ὀμφῆς

δείσετ᾽ ἔπειθ᾽, ὅτε κέν τις ἐναντίβιον θεὸς ἔλθηι
ἐν πολέμωι· χαλεποὶ δὲ θεοὶ φαίνεσθαι ἐναργεῖς.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ἥρη μὴ χαλέπαινε παρ᾽ ἐκ νόον· οὐδέ τί σε χρή.
οὐκ ἂν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι θεοὺς ἔριδι ξυνελάσσαι

ἡμέας τοὺς ἄλλους, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτεροί εἰμεν·
ἀλλ᾽ ἡμεῖς μὲν ἔπειτα καθεζώμεσθα κιόντες
ἐκ πάτου ἐς σκοπιήν, πόλεμος δ᾽ ἄνδρεσσι μελήσει.
εἰ δέ κ᾽ Ἄρης ἄρχωσι μάχης ἢ Φοῖβος Ἀπόλλων,
ἢ Ἀχιλῆ᾽ ἴσχωσι καὶ οὐκ εἰῶσι μάχεσθαι,

αὐτίκ᾽ ἔπειτα καὶ ἄμμι παρ᾽ αὐτόθι νεῖκος ὀρεῖται
φυλόπιδος· μάλα δ᾽ ὦκα διακρινθέντας ὀΐω
ἂψ ἴμεν Οὔλυμπον δὲ θεῶν μεθ᾽ ὁμήγυριν ἄλλων
ἡμετέρηις ὑπὸ χερσὶν ἀναγκαίηφι δαμέντας.
ὣς ἄρα φωνήσας ἡγήσατο κυανοχαίτης

τεῖχος ἐς ἀμφίχυτον Ἡρακλῆος θείοιο
ὑψηλόν, τό ῥά οἱ Τρῶες καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
ποίεον, ὄφρα τὸ κῆτος ὑπεκπροφυγὼν ἀλέαιτο,
ὁππότε μιν σεύαιτο ἀπ᾽ ἠϊόνος πεδίον δέ.
ἔνθα Ποσειδάων κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο καὶ θεοὶ ἄλλοι,

ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἄρρηκτον νεφέλην ὤμοισιν ἕσαντο·
οἳ δ᾽ ἑτέρωσε καθῖζον ἐπ᾽ ὀφρύσι Καλλικολώνης
ἀμφὶ σὲ ἤϊε Φοῖβε καὶ Ἄρηα πτολίπορθον.
ὣς οἳ μέν ῥ᾽ ἑκάτερθε καθήατο μητιόωντες
βουλάς· ἀρχέμεναι δὲ δυσηλεγέος πολέμοιο

ὄκνεον ἀμφότεροι, Ζεὺς δ᾽ ἥμενος ὕψι κέλευε.
τῶν δ᾽ ἅπαν ἐπλήσθη πεδίον καὶ λάμπετο χαλκῶι
ἀνδρῶν ἠδ᾽ ἵππων· κάρκαιρε δὲ γαῖα πόδεσσιν
ὀρνυμένων ἄμυδις. δύο δ᾽ ἀνέρες ἔξοχ᾽ ἄριστοι
ἐς μέσον ἀμφοτέρων συνίτην μεμαῶτε μάχεσθαι

Αἰνείας τ᾽ Ἀγχισιάδης καὶ δῖος Ἀχιλλεύς.
Αἰνείας δὲ πρῶτος ἀπειλήσας ἐβεβήκει
νευστάζων κόρυθι βριαρῆι· ἀτὰρ ἀσπίδα θοῦριν
πρόσθεν ἔχε στέρνοιο, τίνασσε δὲ χάλκεον ἔγχος.
Πηλεΐδης δ᾽ ἑτέρωθεν ἐναντίον ὦρτο λέων ὣς

σίντης, ὅν τε καὶ ἄνδρες ἀποκτάμεναι μεμάασιν
ἀγρόμενοι πᾶς δῆμος· ὁ δὲ πρῶτον μὲν ἀτίζων
ἔρχεται, ἀλλ᾽ ὅτε κέν τις ἀρηϊθόων αἰζηῶν
δουρὶ βάληι ἐάλη τε χανών, περί τ᾽ ἀφρὸς ὀδόντας
γίγνεται, ἐν δέ τέ οἱ κραδίηι στένει ἄλκιμον ἦτορ,

οὐρῆι δὲ πλευράς τε καὶ ἰσχία ἀμφοτέρωθεν
μαστίεται, ἑὲ δ᾽ αὐτὸν ἐποτρύνει μαχέσασθαι,
γλαυκιόων δ᾽ ἰθὺς φέρεται μένει, ἤν τινα πέφνηι
ἀνδρῶν, ἢ αὐτὸς φθίεται πρώτωι ἐν ὁμίλωι·
ὣς Ἀχιλῆ᾽ ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸς ἀγήνωρ

ἀντίον ἐλθέμεναι μεγαλήτορος Αἰνείαο.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τὸν πρότερος προσέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Αἰνεία τί σὺ τόσσον ὁμίλου πολλὸν ἐπελθὼν
ἔστης; ἦ σέ γε θυμὸς ἐμοὶ μαχέσασθαι ἀνώγει

ἐλπόμενον Τρώεσσιν ἀνάξειν ἱπποδάμοισι
τιμῆς τῆς Πριάμου; ἀτὰρ εἴ κεν ἔμ᾽ ἐξεναρίξηις,
οὔ τοι τοὔνεκά γε Πρίαμος γέρας ἐν χερὶ θήσει·
εἰσὶν γάρ οἱ παῖδες, ὁ δ᾽ ἔμπεδος οὐδ᾽ ἀεσίφρων.
ἦ νύ τί τοι Τρῶες τέμενος τάμον ἔξοχον ἄλλων

καλὸν φυταλιῆς καὶ ἀρούρης, ὄφρα νέμηαι
αἴ κεν ἐμὲ κτείνηις; χαλεπῶς δέ σ᾽ ἔολπα τὸ ῥέξειν.
ἤδη μὲν σέ γέ φημι καὶ ἄλλοτε δουρὶ φοβῆσαι.
ἦ οὐ μέμνηι ὅτε πέρ σε βοῶν ἄπο μοῦνον ἐόντα
σεῦα κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ταχέεσσι πόδεσσι

καρπαλίμως; τότε δ᾽ οὔ τι μετατροπαλίζεο φεύγων.
ἔνθεν δ᾽ ἐς Λυρνησσὸν ὑπέκφυγες· αὐτὰρ ἐγὼ τὴν
πέρσα μεθορμηθεὶς σὺν Ἀθήνηι καὶ Διὶ πατρί,
ληϊάδας δὲ γυναῖκας ἐλεύθερον ἦμαρ ἀπούρας
ἦγον· ἀτὰρ σὲ Ζεὺς ἐρρύσατο καὶ θεοὶ ἄλλοι.

ἀλλ᾽ οὐ νῦν ἐρύεσθαι ὀΐομαι, ὡς ἐνὶ θυμῶι
βάλλεαι· ἀλλά σ᾽ ἔγωγ᾽ ἀναχωρήσαντα κελεύω
ἐς πληθὺν ἰέναι, μηδ᾽ ἀντίος ἵστασ᾽ ἐμεῖο,
πρίν τι κακὸν παθέειν· ῥεχθὲν δέ τε νήπιος ἔγνω.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας ἀπαμείβετο φώνησέν τε·

Πηλεΐδη μὴ δὴ ἐπέεσσί με νηπύτιον ὣς
ἔλπεο δειδίξεσθαι, ἐπεὶ σάφα οἶδα καὶ αὐτὸς
ἠμὲν κερτομίας ἠδ᾽ αἴσυλα μυθήσασθαι.
ἴδμεν δ᾽ ἀλλήλων γενεήν, ἴδμεν δὲ τοκῆας
πρόκλυτ᾽ ἀκούοντες ἔπεα θνητῶν ἀνθρώπων·

ὄψει δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ πω σὺ ἐμοὺς ἴδες οὔτ᾽ ἄρ᾽ ἐγὼ σούς.
φασὶ σὲ μὲν Πηλῆος ἀμύμονος ἔκγονον εἶναι,
μητρὸς δ᾽ ἐκ Θέτιδος καλλιπλοκάμου ἁλοσύδνης·
αὐτὰρ ἐγὼν υἱὸς μεγαλήτορος Ἀγχίσαο
εὔχομαι ἐκγεγάμεν, μήτηρ δέ μοί ἐστ᾽ Ἀφροδίτη·

τῶν δὴ νῦν ἕτεροί γε φίλον παῖδα κλαύσονται
σήμερον· οὐ γάρ φημ᾽ ἐπέεσσί γε νηπυτίοισιν
ὧδε διακρινθέντε μάχης ἐξαπονέεσθαι.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις καὶ ταῦτα δαήμεναι, ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ἡμετέρην γενεήν, πολλοὶ δέ μιν ἄνδρες ἴσασι·

Δάρδανον αὖ πρῶτον τέκετο νεφεληγερέτα Ζεύς,
κτίσσε δὲ Δαρδανίην, ἐπεὶ οὔ πω Ἴλιος ἱρὴ
ἐν πεδίωι πεπόλιστο πόλις μερόπων ἀνθρώπων,
ἀλλ᾽ ἔθ᾽ ὑπωρείας ὤικεον πολυπίδακος Ἴδης.
Δάρδανος αὖ τέκεθ᾽ υἱὸν Ἐριχθόνιον βασιλῆα,

ὃς δὴ ἀφνειότατος γένετο θνητῶν ἀνθρώπων·
τοῦ τρισχίλιαι ἵπποι ἕλος κάτα βουκολέοντο
θήλειαι, πώλοισιν ἀγαλλόμεναι ἀταλῆισι.
τάων καὶ Βορέης ἠράσσατο βοσκομενάων,
ἵππωι δ᾽ εἰσάμενος παρελέξατο κυανοχαίτηι·

αἳ δ᾽ ὑποκυσάμεναι ἔτεκον δυοκαίδεκα πώλους.
αἳ δ᾽ ὅτε μὲν σκιρτῶιεν ἐπὶ ζείδωρον ἄρουραν,
ἄκρον ἐπ᾽ ἀνθερίκων καρπὸν θέον οὐδὲ κατέκλων·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ σκιρτῶιεν ἐπ᾽ εὐρέα νῶτα θαλάσσης,
ἄκρον ἐπὶ ῥηγμῖνος ἁλὸς πολιοῖο θέεσκον.

Τρῶα δ᾽ Ἐριχθόνιος τέκετο Τρώεσσιν ἄνακτα·
Τρωὸς δ᾽ αὖ τρεῖς παῖδες ἀμύμονες ἐξεγένοντο
Ἶλός τ᾽ Ἀσσάρακός τε καὶ ἀντίθεος Γανυμήδης,
ὃς δὴ κάλλιστος γένετο θνητῶν ἀνθρώπων·
τὸν καὶ ἀνηρείψαντο θεοὶ Διὶ οἰνοχοεύειν

κάλλεος εἵνεκα οἷο ἵν᾽ ἀθανάτοισι μετείη.
Ἶλος δ᾽ αὖ τέκεθ᾽ υἱὸν ἀμύμονα Λαομέδοντα·
Λαομέδων δ᾽ ἄρα Τιθωνὸν τέκετο Πρίαμόν τε
Λάμπόν τε Κλυτίον θ᾽ Ἱκετάονά τ᾽ ὄζον Ἄρηος·
Ἀσσάρακος δὲ Κάπυν, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Ἀγχίσην τέκε παῖδα·

αὐτὰρ ἔμ᾽ Ἀγχίσης, Πρίαμος δ᾽ ἔτεχ᾽ Ἕκτορα δῖον.
ταύτης τοι γενεῆς τε καὶ αἵματος εὔχομαι εἶναι.
Ζεὺς δ᾽ ἀρετὴν ἄνδρεσσιν ὀφέλλει τε μινύθει τε
ὅππως κεν ἐθέληισιν· ὁ γὰρ κάρτιστος ἁπάντων.
ἀλλ᾽ ἄγε μηκέτι ταῦτα λεγώμεθα νηπύτιοι ὣς

ἑσταότ᾽ ἐν μέσσηι ὑσμίνηι δηϊοτῆτος.
ἔστι γὰρ ἀμφοτέροισιν ὀνείδεα μυθήσασθαι
πολλὰ μάλ᾽, οὐδ᾽ ἂν νηῦς ἑκατόζυγος ἄχθος ἄροιτο.
στρεπτὴ δὲ γλῶσσ᾽ ἐστὶ βροτῶν, πολέες δ᾽ ἔνι μῦθοι
παντοῖοι, ἐπέων δὲ πολὺς νομὸς ἔνθα καὶ ἔνθα.

ὁπποῖόν κ᾽ εἴπηισθα ἔπος, τοῖόν κ᾽ ἐπακούσαις.
ἀλλὰ τί ἢ ἔριδας καὶ νείκεα νῶϊν ἀνάγκη
νεικεῖν ἀλλήλοισιν ἐναντίον ὥς τε γυναῖκας,
αἵ τε χολωσάμεναι ἔριδος πέρι θυμοβόροιο
νεικεῦσ᾽ ἀλλήληισι μέσην ἐς ἄγυιαν ἰοῦσαι

πόλλ᾽ ἐτεά τε καὶ οὐκί· χόλος δέ τε καὶ τὰ κελεύει.
ἀλκῆς δ᾽ οὔ μ᾽ ἐπέεσσιν ἀποτρέψεις μεμαῶτα
πρὶν χαλκῶι μαχέσασθαι ἐναντίον· ἀλλ᾽ ἄγε θᾶσσον
γευσόμεθ᾽ ἀλλήλων χαλκήρεσιν ἐγχείηισιν.
ἦ ῥα καὶ ἐν δεινῶι σάκει ἤλασεν ὄβριμον ἔγχος

σμερδαλέωι· μέγα δ᾽ ἀμφὶ σάκος μύκε δουρὸς ἀκωκῆι.
Πηλεΐδης δὲ σάκος μὲν ἀπὸ ἕο χειρὶ παχείηι
ἔσχετο ταρβήσας· φάτο γὰρ δολιχόσκιον ἔγχος
ῥέα διελεύσεσθαι μεγαλήτορος Αἰνείαο
νήπιος, οὐδ᾽ ἐνόησε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν

ὡς οὐ ῥηΐδι᾽ ἐστὶ θεῶν ἐρικυδέα δῶρα
ἀνδράσι γε θνητοῖσι δαμήμεναι οὐδ᾽ ὑποείκειν.
οὐδὲ τότ᾽ Αἰνείαο δαΐφρονος ὄβριμον ἔγχος
ῥῆξε σάκος· χρυσὸς γὰρ ἐρύκακε, δῶρα θεοῖο·
ἀλλὰ δύω μὲν ἔλασσε διὰ πτύχας, αἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἔτι τρεῖς

ἦσαν, ἐπεὶ πέντε πτύχας ἤλασε κυλλοποδίων,
τὰς δύο χαλκείας, δύο δ᾽ ἔνδοθι κασσιτέροιο,
τὴν δὲ μίαν χρυσῆν, τῆι ῥ᾽ ἔσχετο μείλινον ἔγχος.
δεύτερος αὖτ᾽ Ἀχιλεὺς προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Αἰνείαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην

ἄντυγ᾽ ὕπο πρώτην, ἧι λεπτότατος θέε χαλκός,
λεπτοτάτη δ᾽ ἐπέην ῥινὸς βοός· ἣ δὲ διὰ πρὸ
Πηλιὰς ἤϊξεν μελίη, λάκε δ᾽ ἀσπὶς ὑπ᾽ αὐτῆς.
Αἰνείας δ᾽ ἐάλη καὶ ἀπὸ ἕθεν ἀσπίδ᾽ ἀνέσχε
δείσας· ἐγχείη δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ νώτου ἐνὶ γαίηι

ἔστη ἱεμένη, διὰ δ᾽ ἀμφοτέρους ἕλε κύκλους
ἀσπίδος ἀμφιβρότης· ὁ δ᾽ ἀλευάμενος δόρυ μακρὸν
ἔστη, κὰδ δ᾽ ἄχος οἱ χύτο μυρίον ὀφθαλμοῖσι,
ταρβήσας ὅ οἱ ἄγχι πάγη βέλος. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐμμεμαὼς ἐπόρουσεν ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ

σμερδαλέα ἰάχων· ὁ δὲ χερμάδιον λάβε χειρὶ
Αἰνείας, μέγα ἔργον, ὁ οὐ δύο γ᾽ ἄνδρε φέροιεν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δέ μιν ῥέα πάλλε καὶ οἶος.
ἔνθά κεν Αἰνείας μὲν ἐπεσσύμενον βάλε πέτρωι
ἢ κόρυθ᾽ ἠὲ σάκος, τό οἱ ἤρκεσε λυγρὸν ὄλεθρον,

τὸν δέ κε Πηλεΐδης σχεδὸν ἄορι θυμὸν ἀπηύρα,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
αὐτίκα δ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖς μετὰ μῦθον ἔειπεν·
ὢ πόποι ἦ μοι ἄχος μεγαλήτορος Αἰνείαο,
ὃς τάχα Πηλεΐωνι δαμεὶς Ἄϊδος δὲ κάτεισι

πειθόμενος μύθοισιν Ἀπόλλωνος ἑκάτοιο
νήπιος, οὐδέ τί οἱ χραισμήσει λυγρὸν ὄλεθρον.
ἀλλὰ τί ἢ νῦν οὗτος ἀναίτιος ἄλγεα πάσχει
μὰψ ἕνεκ᾽ ἀλλοτρίων ἀχέων, κεχαρισμένα δ᾽ αἰεὶ
δῶρα θεοῖσι δίδωσι τοὶ οὐρανὸν εὐρὺν ἔχουσιν;

ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ἡμεῖς πέρ μιν ὑπὲκ θανάτου ἀγάγωμεν,
μή πως καὶ Κρονίδης κεχολώσεται, αἴ κεν Ἀχιλλεὺς
τόνδε κατακτείνηι· μόριμον δέ οἵ ἐστ᾽ ἀλέασθαι,
ὄφρα μὴ ἄσπερμος γενεὴ καὶ ἄφαντος ὄληται
Δαρδάνου, ὃν Κρονίδης περὶ πάντων φίλατο παίδων

οἳ ἕθεν ἐξεγένοντο γυναικῶν τε θνητάων.
ἤδη γὰρ Πριάμου γενεὴν ἔχθηρε Κρονίων·
νῦν δὲ δὴ Αἰνείαο βίη Τρώεσσιν ἀνάξει
καὶ παίδων παῖδες, τοί κεν μετόπισθε γένωνται.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·

ἐννοσίγαι᾽, αὐτὸς σὺ μετὰ φρεσὶ σῆισι νόησον
Αἰνείαν ἤ κέν μιν ἐρύσσεαι ἦ κεν ἐάσηις
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ δαμήμεναι, ἐσθλὸν ἐόντα.
ἤτοι μὲν γὰρ νῶϊ πολέας ὠμόσσαμεν ὅρκους
πᾶσι μετ᾽ ἀθανάτοισιν ἐγὼ καὶ Παλλὰς Ἀθήνη

μή ποτ᾽ ἐπὶ Τρώεσσιν ἀλεξήσειν κακὸν ἦμαρ,
μηδ᾽ ὁπότ᾽ ἂν Τροίη μαλερῶι πυρὶ πᾶσα δάηται
καιομένη, καίωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν.
αὐτὰρ ἐπεὶ τό γ᾽ ἄκουσε Ποσειδάων ἐνοσίχθων,
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ἄν τε μάχην καὶ ἀνὰ κλόνον ἐγχειάων,

ἷξε δ᾽ ὅθ᾽ Αἰνείας ἠδ᾽ ὁ κλυτὸς ἦεν Ἀχιλλεύς.
αὐτίκα τῶι μὲν ἔπειτα κατ᾽ ὀφθαλμῶν χέεν ἀχλὺν
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ· ὁ δὲ μελίην εὔχαλκον
ἀσπίδος ἐξέρυσεν μεγαλήτορος Αἰνείαο·
καὶ τὴν μὲν προπάροιθε ποδῶν Ἀχιλῆος ἔθηκεν,

Αἰνείαν δ᾽ ἔσσευεν ἀπὸ χθονὸς ὑψόσ᾽ ἀείρας.
πολλὰς δὲ στίχας ἡρώων, πολλὰς δὲ καὶ ἵππων
Αἰνείας ὑπερᾶλτο θεοῦ ἀπὸ χειρὸς ὀρούσας,
ἷξε δ᾽ ἐπ᾽ ἐσχατιὴν πολυάϊκος πολέμοιο,
ἔνθά τε Καύκωνες πόλεμον μέτα θωρήσσοντο.

τῶι δὲ μάλ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε Ποσειδάων ἐνοσίχθων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἰνεία, τίς σ᾽ ὧδε θεῶν ἀτέοντα κελεύει
ἀντία Πηλεΐωνος ὑπερθύμοιο μάχεσθαι,
ὃς σεῦ ἅμα κρείσσων καὶ φίλτερος ἀθανάτοισιν;

ἀλλ᾽ ἀναχωρῆσαι ὅτε κεν συμβλήσεαι αὐτῶι,
μὴ καὶ ὑπὲρ μοῖραν δόμον Ἄϊδος εἰσαφίκηαι.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ Ἀχιλεὺς θάνατον καὶ πότμον ἐπίσπηι,
θαρσήσας δὴ ἔπειτα μετὰ πρώτοισι μάχεσθαι·
οὐ μὲν γάρ τίς σ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν ἐξεναρίξει.

ὣς εἰπὼν λίπεν αὐτόθ᾽, ἐπεὶ διεπέφραδε πάντα.
αἶψα δ᾽ ἔπειτ᾽ Ἀχιλῆος ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν σκέδασ᾽ ἀχλὺν
θεσπεσίην· ὁ δ᾽ ἔπειτα μέγ᾽ ἔξιδεν ὀφθαλμοῖσιν,
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι·

ἔγχος μὲν τόδε κεῖται ἐπὶ χθονός, οὐδέ τι φῶτα
λεύσσω, τῶι ἐφέηκα κατακτάμεναι μενεαίνων.
ἦ ῥα καὶ Αἰνείας φίλος ἀθανάτοισι θεοῖσιν
ἦεν· ἀτάρ μιν ἔφην μὰψ αὔτως εὐχετάασθαι.
ἐρρέτω· οὔ οἱ θυμὸς ἐμεῦ ἔτι πειρηθῆναι

ἔσσεται, ὃς καὶ νῦν φύγεν ἄσμενος ἐκ θανάτοιο.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ Δαναοῖσι φιλοπτολέμοισι κελεύσας
τῶν ἄλλων Τρώων πειρήσομαι ἀντίος ἐλθών.
ἦ, καὶ ἐπὶ στίχας ἆλτο, κέλευε δὲ φωτὶ ἑκάστωι·
μηκέτι νῦν Τρώων ἑκὰς ἕστατε δῖοι Ἀχαιοί,

ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἀνὴρ ἄντ᾽ ἀνδρὸς ἴτω, μεμάτω δὲ μάχεσθαι.
ἀργαλέον δέ μοί ἐστι καὶ ἰφθίμωι περ ἐόντι
τοσσούσδ᾽ ἀνθρώπους ἐφέπειν καὶ πᾶσι μάχεσθαι·
οὐδέ κ᾽ Ἄρης, ὅς περ θεὸς ἄμβροτος, οὐδέ κ᾽ Ἀθήνη
τοσσῆσδ᾽ ὑσμίνης ἐφέποι στόμα καὶ πονέοιτο·

ἀλλ᾽ ὅσσον μὲν ἐγὼ δύναμαι χερσίν τε ποσίν τε
καὶ σθένει, οὔ μ᾽ ἔτι φημὶ μεθησέμεν οὐδ᾽ ἠβαιόν,
ἀλλὰ μάλα στιχὸς εἶμι διαμπερές, οὐδέ τιν᾽ οἴω
Τρώων χαιρήσειν, ὅς τις σχεδὸν ἔγχεος ἔλθηι.
ὣς φάτ᾽ ἐποτρύνων· Τρώεσσι δὲ φαίδιμος Ἕκτωρ

κέκλεθ᾽ ὁμοκλήσας, φάτο δ᾽ ἴμεναι ἄντ᾽ Ἀχιλῆος·
Τρῶες ὑπέρθυμοι μὴ δείδιτε Πηλεΐωνα.
καί κεν ἐγὼ ἐπέεσσι καὶ ἀθανάτοισι μαχοίμην,
ἔγχεϊ δ᾽ ἀργαλέον, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτεροί εἰσιν.
οὐδ᾽ Ἀχιλεὺς πάντεσσι τέλος μύθοις ἐπιθήσει,

ἀλλὰ τὸ μὲν τελέει, τὸ δὲ καὶ μεσσηγὺ κολούει.
τοῦ δ᾽ ἐγὼ ἀντίος εἶμι καὶ εἰ πυρὶ χεῖρας ἔοικεν,
εἰ πυρὶ χεῖρας ἔοικε, μένος δ᾽ αἴθωνι σιδήρωι.
ὣς φάτ᾽ ἐποτρύνων, οἳ δ᾽ ἀντίοι ἔγχε᾽ ἄειραν
Τρῶες· τῶν δ᾽ ἄμυδις μίχθη μένος, ὦρτο δ᾽ ἀϋτή.

καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτορα εἶπε παραστὰς Φοῖβος Ἀπόλλων·
Ἕκτορ μηκέτι πάμπαν Ἀχιλλῆϊ προμάχιζε,
ἀλλὰ κατὰ πληθύν τε καὶ ἐκ φλοίσβοιο δέδεξο,
μή πώς σ᾽ ἠὲ βάληι ἠὲ σχεδὸν ἄορι τύψηι.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ αὖτις ἐδύσετο οὐλαμὸν ἀνδρῶν

ταρβήσας, ὅτ᾽ ἄκουσε θεοῦ ὄπα φωνήσαντος.
ἐν δ᾽ Ἀχιλεὺς Τρώεσσι θόρε φρεσὶν εἱμένος ἀλκὴν
σμερδαλέα ἰάχων, πρῶτον δ᾽ ἕλεν Ἰφιτίωνα
ἐσθλὸν Ὀτρυντεΐδην πολέων ἡγήτορα λαῶν,
ὃν νύμφη τέκε νηῒς Ὀτρυντῆϊ πτολιπόρθωι

Τμώλωι ὕπο νιφόεντι Ὕδης ἐν πίονι δήμωι·
τὸν δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτα βάλ᾽ ἔγχεϊ δῖος Ἀχιλλεὺς
μέσσην κὰκ κεφαλήν· ἣ δ᾽ ἄνδιχα πᾶσα κεάσθη,
δούπησεν δὲ πεσών, ὁ δ᾽ ἐπεύξατο δῖος Ἀχιλλεύς·
κεῖσαι Ὀτρυντεΐδη πάντων ἐκπαγλότατ᾽ ἀνδρῶν·

ἐνθάδε τοι θάνατος, γενεὴ δέ τοί ἐστ᾽ ἐπὶ λίμνηι
Γυγαίηι, ὅθι τοι τέμενος πατρώϊόν ἐστιν
Ὕλλωι ἐπ᾽ ἰχθυόεντι καὶ Ἕρμωι δινήεντι.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
τὸν μὲν Ἀχαιῶν ἵπποι ἐπισσώτροις δατέοντο

πρώτηι ἐν ὑσμίνηι· ὁ δ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι Δημολέοντα
ἐσθλὸν ἀλεξητῆρα μάχης Ἀντήνορος υἱὸν
νύξε κατὰ κρόταφον, κυνέης διὰ χαλκοπαρήιου.
οὐδ᾽ ἄρα χαλκείη κόρυς ἔσχεθεν, ἀλλὰ δι᾽ αὐτῆς
αἰχμὴ ἱεμένη ῥῆξ᾽ ὀστέον, ἐγκέφαλος δὲ

ἔνδον ἅπας πεπάλακτο· δάμασσε δέ μιν μεμαῶτα.
Ἱπποδάμαντα δ᾽ ἔπειτα καθ᾽ ἵππων ἀΐξαντα
πρόσθεν ἕθεν φεύγοντα μετάφρενον οὔτασε δουρί.
αὐτὰρ ὁ θυμὸν ἄϊσθε καὶ ἤρυγεν, ὡς ὅτε ταῦρος
ἤρυγεν ἑλκόμενος Ἑλικώνιον ἀμφὶ ἄνακτα

κούρων ἑλκόντων· γάνυται δέ τε τοῖς ἐνοσίχθων·
ὣς ἄρα τόν γ᾽ ἐρυγόντα λίπ᾽ ὀστέα θυμὸς ἀγήνωρ·
αὐτὰρ ὁ βῆ σὺν δουρὶ μετ᾽ ἀντίθεον Πολύδωρον
Πριαμίδην. τὸν δ᾽ οὔ τι πατὴρ εἴασκε μάχεσθαι,
οὕνεκά οἱ μετὰ παισὶ νεώτατος ἔσκε γόνοιο,

καί οἱ φίλτατος ἔσκε, πόδεσσι δὲ πάντας ἐνίκα
δὴ τότε νηπιέηισι ποδῶν ἀρετὴν ἀναφαίνων
θῦνε διὰ προμάχων, εἷος φίλον ὤλεσε θυμόν.
τὸν βάλε μέσσον ἄκοντι ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
νῶτα παραΐσσοντος, ὅθι ζωστῆρος ὀχῆες

χρύσειοι σύνεχον καὶ διπλόος ἤντετο θώρηξ·
ἀντικρὺ δὲ διέσχε παρ᾽ ὀμφαλὸν ἔγχεος αἰχμή,
γνὺξ δ᾽ ἔριπ᾽ οἰμώξας, νεφέλη δέ μιν ἀμφεκάλυψε
κυανέη, προτὶ οἷ δ᾽ ἔλαβ᾽ ἔντερα χερσὶ λιασθείς.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς ἐνόησε κασίγνητον Πολύδωρον

ἔντερα χερσὶν ἔχοντα λιαζόμενον ποτὶ γαίη
κάρ ῥά οἱ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἔτλη
δηρὸν ἑκὰς στρωφᾶσθ᾽, ἀλλ᾽ ἀντίος ἦλθ᾽ Ἀχιλῆϊ
ὀξὺ δόρυ κραδάων φλογὶ εἴκελος· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ὡς εἶδ᾽, ὣς ἀνεπᾶλτο, καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·

ἐγγὺς ἀνὴρ ὃς ἐμόν γε μάλιστ᾽ ἐσεμάσσατο θυμόν,
ὅς μοι ἑταῖρον ἔπεφνε τετιμένον· οὐδ᾽ ἂν ἔτι δὴν
ἀλλήλους πτώσσοιμεν ἀνὰ πτολέμοιο γεφύρας.
ἦ, καὶ ὑπόδρα ἰδὼν προσεφώνεεν Ἕκτορα δῖον·
ἆσσον ἴθ᾽ ὥς κεν θᾶσσον ὀλέθρου πείραθ᾽ ἵκηαι.

τὸν δ᾽ οὐ ταρβήσας προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Πηλεΐδη μὴ δὴ ἐπέεσσί με νηπύτιον ὣς
ἔλπεο δειδίξεσθαι, ἐπεὶ σάφα οἶδα καὶ αὐτὸς
ἠμὲν κερτομίας ἠδ᾽ αἴσυλα μυθήσασθαι.
οἶδα δ᾽ ὅτι σὺ μὲν ἐσθλός, ἐγὼ δὲ σέθεν πολὺ χείρων.

ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦτα θεῶν ἐν γούνασι κεῖται,
αἴ κέ σε χειρότερός περ ἐὼν ἀπὸ θυμὸν ἕλωμαι
δουρὶ βαλών, ἐπεὶ ἦ καὶ ἐμὸν βέλος ὀξὺ πάροιθεν.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δόρυ, καὶ τό γ᾽ Ἀθήνη
πνοιῆι Ἀχιλλῆος πάλιν ἔτραπε κυδαλίμοιο

ἦκα μάλα ψύξασα· τὸ δ᾽ ἂψ ἵκεθ᾽ Ἕκτορα δῖον,
αὐτοῦ δὲ προπάροιθε ποδῶν πέσεν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐμμεμαὼς ἐπόρουσε κατακτάμεναι μενεαίνων,
σμερδαλέα ἰάχων· τὸν δ᾽ ἐξήρπαξεν Ἀπόλλων
ῥεῖα μάλ᾽ ὥς τε θεός, ἐκάλυψε δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι.

τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἐπόρουσε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
ἔγχεϊ χαλκείωι, τρὶς δ᾽ ἠέρα τύψε βαθεῖαν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
δεινὰ δ᾽ ὁμοκλήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἐξ αὖ νῦν ἔφυγες θάνατον κύον· ἦ τέ τοι ἄγχι

ἦλθε κακόν· νῦν αὖτέ σ᾽ ἐρύσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
ὧι μέλλεις εὔχεσθαι ἰὼν ἐς δοῦπον ἀκόντων.
ἦ θήν σ᾽ ἐξανύω γε καὶ ὕστερον ἀντιβολήσας,
εἴ πού τις καὶ ἔμοιγε θεῶν ἐπιτάρροθός ἐστι.
νῦν αὖ τοὺς ἄλλους ἐπιείσομαι, ὅν κε κιχείω.

ὣς εἰπὼν Δρύοπ᾽ οὖτα κατ᾽ αὐχένα μέσσον ἄκοντι·
ἤριπε δὲ προπάροιθε ποδῶν· ὁ δὲ τὸν μὲν ἔασε,
Δημοῦχον δὲ Φιλητορίδην ἠΰν τε μέγαν τε
κὰγ γόνυ δουρὶ βαλὼν ἠρύκακε. τὸν μὲν ἔπειτα
οὐτάζων ξίφεϊ μεγάλωι ἐξαίνυτο θυμόν·

αὐτὰρ ὁ Λαόγονον καὶ Δάρδανον υἷε Βίαντος
ἄμφω ἐφορμηθεὶς ἐξ ἵππων ὦσε χαμᾶζε,
τὸν μὲν δουρὶ βαλών, τὸν δὲ σχεδὸν ἄορι τύψας.
Τρῶα δ᾽ Ἀλαστορίδην, ὁ μὲν ἀντίος ἤλυθε γούνων,
εἴ πώς εὑ πεφίδοιτο λαβὼν καὶ ζωὸν ἀφείη

μηδὲ κατακτείνειεν ὁμηλικίην ἐλεήσας,
νήπιος, οὐδὲ τὸ ἤιδη ὁ οὐ πείσεσθαι ἔμελλεν·
οὐ γάρ τι γλυκύθυμος ἀνὴρ ἦν οὐδ᾽ ἀγανόφρων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐμμεμαώς· ὁ μὲν ἥπτετο χείρεσι γούνων
ἱέμενος λίσσεσθ᾽, ὁ δὲ φασγάνωι οὖτα καθ᾽ ἧπαρ·

ἐκ δέ οἱ ἧπαρ ὄλισθεν, ἀτὰρ μέλαν αἷμα κατ᾽ αὐτοῦ
κόλπον ἐνέπλησεν· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε
θυμοῦ δευόμενον· ὁ δὲ Μούλιον οὖτα παραστὰς
δουρὶ κατ᾽ οὖς· εἶθαρ δὲ δι᾽ οὔατος ἦλθ᾽ ἑτέροιο
αἰχμὴ χαλκείη· ὁ δ᾽ Ἀγήνορος υἱὸν Ἔχεκλον

μέσσην κὰκ κεφαλὴν ξίφει ἤλασε κωπήεντι,
πᾶν δ᾽ ὑπεθερμάνθη ξίφος αἵματι· τὸν δὲ κατ᾽ ὄσσε
ἔλλαβε πορφύρεος θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
Δευκαλίωνα δ᾽ ἔπειθ᾽, ἵνα τε ξυνέχουσι τένοντες
ἀγκῶνος, τῆι τόν γε φίλης διὰ χειρὸς ἔπειρεν

αἰχμῆι χαλκείηι· ὁ δέ μιν μένε χεῖρα βαρυνθεὶς
πρόσθ᾽ ὁρόων θάνατον· ὁ δὲ φασγάνωι αὐχένα θείνας
τῆλ᾽ αὐτῆι πήληκι κάρη βάλε· μυελὸς αὖτε
σφονδυλίων ἔκπαλθ᾽, ὁ δ᾽ ἐπὶ χθονὶ κεῖτο τανυσθείς.
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰέναι μετ᾽ ἀμύμονα Πείρεω υἱὸν

Ῥίγμον, ὃς ἐκ Θρήικης ἐριβώλακος εἰληλούθει·
τὸν βάλε μέσσον ἄκοντι, πάγη δ᾽ ἐν νηδύϊ χαλκός,
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων· ὁ δ᾽ Ἀρηΐθοον θεράποντα
ἂψ ἵππους στρέψαντα μετάφρενον ὀξέϊ δουρὶ
νύξ᾽, ἀπὸ δ᾽ ἅρματος ὦσε· κυκήθησαν δέ οἱ ἵπποι.

ὡς δ᾽ ἀναμαιμάει βαθέ᾽ ἄγκεα θεσπιδαὲς πῦρ
οὔρεος ἀζαλέοιο, βαθεῖα δὲ καίεται ὕλη,
πάντηι τε κλονέων ἄνεμος φλόγα εἰλυφάζει,
ὣς ὅ γε πάντηι θῦνε σὺν ἔγχεϊ δαίμονι ἶσος
κτεινομένους ἐφέπων· ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα μέλαινα.

ὡς δ᾽ ὅτε τις ζεύξηι βόας ἄρσενας εὐρυμετώπους
τριβέμεναι κρῖ λευκὸν ἐϋκτιμένηι ἐν ἀλωῆι,
ῥίμφά τε λέπτ᾽ ἐγένοντο βοῶν ὑπὸ πόσσ᾽ ἐριμύκων,
ὣς ὑπ᾽ Ἀχιλλῆος μεγαθύμου μώνυχες ἵπποι
στεῖβον ὁμοῦ νέκυάς τε καὶ ἀσπίδας· αἵματι δ᾽ ἄξων

νέρθεν ἅπας πεπάλακτο καὶ ἄντυγες αἳ περὶ δίφρον,
ἃς ἄρ᾽ ἀφ᾽ ἱππείων ὁπλέων ῥαθάμιγγες ἔβαλλον
αἵ τ᾽ ἀπ᾽ ἐπισσώτρων· ὁ δὲ ἵετο κῦδος ἀρέσθαι
Πηλεΐδης, λύθρωι δὲ παλάσσετο χεῖρας ἀάπτους.

Ἰλιάδος Φ

Μάχη παραποτάμιος.

Ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πόρον ἷξον ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
Ξάνθου δινήεντος, ὃν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς,
ἔνθα διατμήξας τοὺς μὲν πεδίον δὲ δίωκε
πρὸς πόλιν, ἧι περ Ἀχαιοὶ ἀτυζόμενοι φοβέοντο

ἤματι τῶι προτέρωι, ὅτε μαίνετο φαίδιμος Ἕκτωρ·
τῆι ῥ᾽ οἵ γε προχέοντο πεφυζότες, ἠέρα δ᾽ Ἥρη
πίτνα πρόσθε βαθεῖαν ἐρυκέμεν· ἡμίσεες δὲ
ἐς ποταμὸν εἰλεῦντο βαθύρροον ἀργυροδίνην,
ἐν δ᾽ ἔπεσον μεγάλωι πατάγωι, βράχε δ᾽ αἰπὰ ῥέεθρα,

ὄχθαι δ᾽ ἀμφὶ περὶ μεγάλ᾽ ἴαχον· οἳ δ᾽ ἀλαλητῶι
ἔννεον ἔνθα καὶ ἔνθα ἑλισσόμενοι περὶ δίνας.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ ῥιπῆς πυρὸς ἀκρίδες ἠερέθονται
φευγέμεναι ποταμὸν δέ· τὸ δὲ φλέγει ἀκάματον πῦρ
ὄρμενον ἐξαίφνης, ταὶ δὲ πτώσσουσι καθ᾽ ὕδωρ·

ὣς ὑπ᾽ Ἀχιλλῆος Ξάνθου βαθυδινήεντος
πλῆτο ῥόος κελάδων ἐπιμὶξ ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν.
αὐτὰρ ὁ διογενὴς δόρυ μὲν λίπεν αὐτοῦ ἐπ᾽ ὄχθηι
κεκλιμένον μυρίκηισιν, ὁ δ᾽ ἔσθορε δαίμονι ἶσος
φάσγανον οἶον ἔχων, κακὰ δὲ φρεσὶ μήδετο ἔργα,

τύπτε δ᾽ ἐπιστροφάδην· τῶν δὲ στόνος ὄρνυτ᾽ ἀεικὴς
ἄορι θεινομένων, ἐρυθαίνετο δ᾽ αἵματι ὕδωρ.
ὡς δ᾽ ὑπὸ δελφῖνος μεγακήτεος ἰχθύες ἄλλοι
φεύγοντες πιμπλᾶσι μυχοὺς λιμένος εὐόρμου
δειδιότες· μάλα γάρ τε κατεσθίει ὅν κε λάβηισιν·

ὣς Τρῶες ποταμοῖο κατὰ δεινοῖο ῥέεθρα
πτῶσσον ὑπὸ κρημνούς. ὁ δ᾽ ἐπεὶ κάμε χεῖρας ἐναίρων,
ζωοὺς ἐκ ποταμοῖο δυώδεκα λέξατο κούρους
ποινὴν Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο θανόντος·
τοὺς ἐξῆγε θύραζε τεθηπότας ἠΰτε νεβρούς,

δῆσε δ᾽ ὀπίσσω χεῖρας ἐϋτμήτοισιν ἱμᾶσι,
τοὺς αὐτοὶ φορέεσκον ἐπὶ στρεπτοῖσι χιτῶσι,
δῶκε δ᾽ ἑταίροισιν κατάγειν κοίλας ἐπὶ νῆας.
αὐτὰρ ὁ ἂψ ἐπόρουσε δαϊζέμεναι μενεαίνων.
ἔνθ᾽ υἷι Πριάμοιο συνήντετο Δαρδανίδαο

ἐκ ποταμοῦ φεύγοντι Λυκάονι, τόν ῥά ποτ᾽ αὐτὸς
ἦγε λαβὼν ἐκ πατρὸς ἀλωῆς οὐκ ἐθέλοντα
ἐννύχιος προμολών· ὁ δ᾽ ἐρινεὸν ὀξέϊ χαλκῶι
τάμνε νέους ὄρπηκας, ἵν᾽ ἅρματος ἄντυγες εἶεν·
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἀνώϊστον κακὸν ἤλυθε δῖος Ἀχιλλεύς.

καὶ τότε μέν μιν Λῆμνον ἐϋκτιμένην ἐπέρασσε
νηυσὶν ἄγων, ἀτὰρ υἱὸς Ἰήσονος ὦνον ἔδωκε·
κεῖθεν δὲ ξεῖνός μιν ἐλύσατο πολλὰ δ᾽ ἔδωκεν
Ἴμβριος Ἠετίων, πέμψεν δ᾽ ἐς δῖαν Ἀρίσβην·
ἔνθεν ὑπεκπροφυγὼν πατρώϊον ἵκετο δῶμα.

ἕνδεκα δ᾽ ἤματα θυμὸν ἐτέρπετο οἷσι φίλοισιν
ἐλθὼν ἐκ Λήμνοιο· δυωδεκάτηι δέ μιν αὖτις
χερσὶν Ἀχιλλῆος θεὸς ἔμβαλεν, ὅς μιν ἔμελλε
πέμψειν εἰς Ἀΐδαο καὶ οὐκ ἐθέλοντα νέεσθαι.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς

γυμνὸν ἄτερ κόρυθός τε καὶ ἀσπίδος, οὐδ᾽ ἔχεν ἔγχος,
ἀλλὰ τὰ μέν ῥ᾽ ἀπὸ πάντα χαμαὶ βάλε· τεῖρε γὰρ ἱδρὼς
φεύγοντ᾽ ἐκ ποταμοῦ, κάματος δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἐδάμνα·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι·

ἦ μάλα δὴ Τρῶες μεγαλήτορες οὕς περ ἔπεφνον
αὖτις ἀναστήσονται ὑπὸ ζόφου ἠερόεντος,
οἷον δὴ καὶ ὅδ᾽ ἦλθε φυγὼν ὕπο νηλεὲς ἦμαρ
Λῆμνον ἐς ἠγαθέην πεπερημένος· οὐδέ μιν ἔσχε
πόντος ἁλὸς πολιῆς, ὁ πολέας ἀέκοντας ἐρύκει.

ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ δουρὸς ἀκωκῆς ἡμετέροιο
γεύσεται, ὄφρα ἴδωμαι ἐνὶ φρεσὶν ἠδὲ δαείω
ἢ ἄρ᾽ ὁμῶς καὶ κεῖθεν ἐλεύσεται, ἦ μιν ἐρύξει
γῆ φυσίζοος, ἥ τε κατὰ κρατερόν περ ἐρύκει.
ὣς ὅρμαινε μένων· ὁ δέ οἱ σχεδὸν ἦλθε τεθηπὼς

γούνων ἅψασθαι μεμαώς, περὶ δ᾽ ἤθελε θυμῶι
ἐκφυγέειν θάνατόν τε κακὸν καὶ κῆρα μέλαιναν.
ἤτοι ὁ μὲν δόρυ μακρὸν ἀνέσχετο δῖος Ἀχιλλεὺς
οὐτάμεναι μεμαώς, ὁ δ᾽ ὑπέδραμε καὶ λάβε γούνων
κύψας· ἐγχείη δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ νώτου ἐνὶ γαίηι

ἔστη ἱεμένη χροὸς ἄμεναι ἀνδρομέοιο.
αὐτὰρ ὁ τῆι ἑτέρηι μὲν ἑλὼν ἐλλίσσετο γούνων,
τῆι δ᾽ ἑτέρηι ἔχεν ἔγχος ἀκαχμένον οὐδὲ μεθίει·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
γουνοῦμαι σ᾽ Ἀχιλεῦ· σὺ δέ μ᾽ αἴδεο καί μ᾽ ἐλέησον·

ἀντί τοί εἰμ᾽ ἱκέταο διοτρεφὲς αἰδοίοιο·
πὰρ γὰρ σοὶ πρώτωι πασάμην Δημήτερος ἀκτὴν
ἤματι τῶι ὅτε μ᾽ εἷλες ἐϋκτιμένηι ἐν ἀλωῆι,
καί μ᾽ ἐπέρασσας ἄνευθεν ἄγων πατρός τε φίλων τε
Λῆμνον ἐς ἠγαθέην, ἑκατόμβοιον δέ τοι ἦλφον.

νῦν δὲ λύμην τρὶς τόσσα πορών· ἠὼς δέ μοί ἐστιν
ἥδε δυωδεκάτη, ὅτ᾽ ἐς Ἴλιον εἰλήλουθα
πολλὰ παθών· νῦν αὖ με τεῆις ἐν χερσὶν ἔθηκε
μοῖρ᾽ ὀλοή· μέλλω που ἀπεχθέσθαι Διὶ πατρί,
ὅς με σοὶ αὖτις δῶκε· μινυνθάδιον δέ με μήτηρ

γείνατο Λαοθόη θυγάτηρ Ἄλταο γέροντος
Ἄλτεω, ὃς Λελέγεσσι φιλοπτολέμοισιν ἀνάσσει
Πήδασον αἰπήεσσαν ἔχων ἐπὶ Σατνιόεντι.
τοῦ δ᾽ ἔχε θυγατέρα Πρίαμος, πολλὰς δὲ καὶ ἄλλας·
τῆς δὲ δύω γενόμεσθα, σὺ δ᾽ ἄμφω δειροτομήσεις,

ἤτοι τὸν πρώτοισι μετὰ πρυλέεσσι δάμασσας
ἀντίθεον Πολύδωρον, ἐπεὶ βάλες ὀξέϊ δουρί·
νῦν δὲ δὴ ἐνθάδ᾽ ἐμοὶ κακὸν ἔσσεται· οὐ γὰρ ὀΐω
σὰς χεῖρας φεύξεσθαι, ἐπεί ῥ᾽ ἐπέλασσέ γε δαίμων.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισι·

μή με κτεῖν᾽, ἐπεὶ οὐχ ὁμογάστριος Ἕκτορός εἰμι,
ὅς τοι ἑταῖρον ἔπεφνεν ἐνηέα τε κρατερόν τε.
ὣς ἄρα μιν Πριάμοιο προσηύδα φαίδιμος υἱὸς
λισσόμενος ἐπέεσσιν, ἀμείλικτον δ᾽ ὄπ᾽ ἄκουσε·
νήπιε μή μοι ἄποινα πιφαύσκεο μηδ᾽ ἀγόρευε·

πρὶν μὲν γὰρ Πάτροκλον ἐπισπεῖν αἴσιμον ἦμαρ
τόφρά τί μοι πεφιδέσθαι ἐνὶ φρεσὶ φίλτερον ἦεν
Τρώων, καὶ πολλοὺς ζωοὺς ἕλον ἠδ᾽ ἐπέρασσα·
νῦν δ᾽ οὐκ ἔσθ᾽ ὅς τις θάνατον φύγηι ὅν κε θεός γε
Ἰλίου προπάροιθεν ἐμῆις ἐν χερσὶ βάληισι

καὶ πάντων Τρώων, περὶ δ᾽ αὖ Πριάμοιό γε παίδων.
ἀλλὰ φίλος θάνε καὶ σύ· τί ἦ ὀλοφύρεαι οὕτως;
κάτθανε καὶ Πάτροκλος, ὅ περ σέο πολλὸν ἀμείνων.
οὐχ ὁράαις οἷος καὶ ἐγὼ καλός τε μέγας τε;
πατρὸς δ᾽ εἴμ᾽ ἀγαθοῖο, θεὰ δέ με γείνατο μήτηρ·

ἀλλ᾽ ἔπι τοι καὶ ἐμοὶ θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή·
ἔσσεται ἢ ἠὼς ἢ δείλη ἢ μέσον ἦμαρ
ὁππότε τις καὶ ἐμεῖο Ἄρηι ἐκ θυμὸν ἕληται
ἢ ὅ γε δουρὶ βαλὼν ἢ ἀπὸ νευρῆφιν ὀϊστῶι.
ὣς φάτο, τοῦ δ᾽ αὐτοῦ λύτο γούνατα καὶ φίλον ἦτορ·

ἔγχος μέν ῥ᾽ ἀφέηκεν, ὁ δ᾽ ἕζετο χεῖρε πετάσσας
ἀμφοτέρας· Ἀχιλεὺς δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
τύψε κατὰ κληῗδα παρ᾽ αὐχένα, πᾶν δέ οἱ εἴσω
δῦ ξίφος ἄμφηκες· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐπὶ γαίηι
κεῖτο ταθείς, ἐκ δ᾽ αἷμα μέλαν ῥέε, δεῦε δὲ γαῖαν.

τὸν δ᾽ Ἀχιλεὺς ποταμὸν δὲ λαβὼν ποδὸς ἧκε φέρεσθαι,
καί οἱ ἐπευχόμενος ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευεν·
ἐνταυθοῖ νῦν κεῖσο μετ᾽ ἰχθύσιν, οἵ σ᾽ ὠτειλὴν
αἷμ᾽ ἀπολιχμήσονται ἀκηδέες· οὐδέ σε μήτηρ
ἐνθεμένη λεχέεσσι γοήσεται, ἀλλὰ Σκάμανδρος

οἴσει δινήεις εἴσω ἁλὸς εὐρέα κόλπον·
θρώισκων τις κατὰ κῦμα μέλαιναν φρῖχ᾽ ὑπαΐξει
ἰχθύς, ὅς κε φάγηισι Λυκάονος ἀργέτα δημόν.
φθείρεσθ᾽ εἰς ὅ κεν ἄστυ κιχείομεν Ἰλίου ἱρῆς
ὑμεῖς μὲν φεύγοντες, ἐγὼ δ᾽ ὄπιθεν κεραΐζων.

οὐδ᾽ ὑμῖν ποταμός περ ἐΰρροος ἀργυροδίνης
ἀρκέσει, ὧι δὴ δηθὰ πολέας ἱερεύετε ταύρους,
ζωοὺς δ᾽ ἐν δίνηισι καθίετε μώνυχας ἵππους.
ἀλλὰ καὶ ὧς ὀλέεσθε κακὸν μόρον, εἰς ὅ κε πάντες
τίσετε Πατρόκλοιο φόνον καὶ λοιγὸν Ἀχαιῶν,

οὓς ἐπὶ νηυσὶ θοῆισιν ἐπέφνετε νόσφιν ἐμεῖο.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, ποταμὸς δὲ χολώσατο κηρόθι μᾶλλον,
ὅρμηνεν δ᾽ ἀνὰ θυμὸν ὅπως παύσειε πόνοιο
δῖον Ἀχιλλῆα, Τρώεσσι δὲ λοιγὸν ἀλάλκοι.
τόφρα δὲ Πηλέος υἱὸς ἔχων δολιχόσκιον ἔγχος

Ἀστεροπαίωι ἐπᾶλτο κατακτάμεναι μενεαίνων
υἱέϊ Πηλεγόνος· τὸν δ᾽ Ἀξιὸς εὐρυρέεθρος
γείνατο καὶ Περίβοια Ἀκεσσαμενοῖο θυγατρῶν
πρεσβυτάτη· τῆι γάρ ῥα μίγη ποταμὸς βαθυδίνης.
τῶι ῥ᾽ Ἀχιλεὺς ἐπόρουσεν, ὁ δ᾽ ἀντίος ἐκ ποταμοῖο

ἔστη ἔχων δύο δοῦρε· μένος δέ οἱ ἐν φρεσὶ θῆκε
Ξάνθος, ἐπεὶ κεχόλωτο δαϊκταμένων αἰζηῶν,
τοὺς Ἀχιλεὺς ἐδάϊζε κατὰ ῥόον οὐδ᾽ ἐλέαιρεν.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τὸν πρότερος προσέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·

τίς πόθεν εἰς ἀνδρῶν ὅ μευ ἔτλης ἀντίος ἐλθεῖν;
δυστήνων δέ τε παῖδες ἐμῶι μένει ἀντιόωσι.
τὸν δ᾽ αὖ Πηλεγόνος προσεφώνεε φαίδιμος υἱός·
Πηλεΐδη μεγάθυμε τί ἦ γενεὴν ἐρεείνεις;
εἴμ᾽ ἐκ Παιονίης ἐριβώλου τηλόθ᾽ ἐούσης

Παίονας ἄνδρας ἄγων δολιχεγχέας· ἥδε δέ μοι νῦν
ἠὼς ἑνδεκάτη ὅτε Ἴλιον εἰλήλουθα.
αὐτὰρ ἐμοὶ γενεὴ ἐξ Ἀξιοῦ εὐρὺ ῥέοντος
Ἀξιοῦ, ὃς κάλλιστον ὕδωρ ἐπὶ γαῖαν ἵησιν,
ὃς τέκε Πηλεγόνα κλυτὸν ἔγχεϊ· τὸν δ᾽ ἐμέ φασι

γείνασθαι· νῦν αὖτε μαχώμεθα φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ.
ὣς φάτ᾽ ἀπειλήσας, ὁ δ᾽ ἀνέσχετο δῖος Ἀχιλλεὺς
Πηλιάδα μελίην· ὁ δ᾽ ἁμαρτῆι δούρασιν ἀμφὶς
ἥρως Ἀστεροπαῖος, ἐπεὶ περιδέξιος ἦεν.
καί ῥ᾽ ἑτέρωι μὲν δουρὶ σάκος βάλεν, οὐδὲ διὰ πρὸ

ῥῆξε σάκος· χρυσὸς γὰρ ἐρύκακε δῶρα θεοῖο·
τῶι δ᾽ ἑτέρωι μιν πῆχυν ἐπιγράβδην βάλε χειρὸς
δεξιτερῆς, σύτο δ᾽ αἷμα κελαινεφές· ἣ δ᾽ ὑπὲρ αὐτοῦ
γαίηι ἐνεστήρικτο λιλαιομένη χροὸς ἆσαι.
δεύτερος αὖτ᾽ Ἀχιλεὺς μελίην ἰθυπτίωνα

Ἀστεροπαίωι ἐφῆκε κατακτάμεναι μενεαίνων.
καὶ τοῦ μέν ῥ᾽ ἀφάμαρτεν, ὁ δ᾽ ὑψηλὴν βάλεν ὄχθην,
μεσσοπαγὲς δ᾽ ἄρ᾽ ἔθηκε κατ᾽ ὄχθης μείλινον ἔγχος.
Πηλεΐδης δ᾽ ἄορ ὀξὺ ἐρυσσάμενος παρὰ μηροῦ
ἆλτ᾽ ἐπί οἱ μεμαώς· ὁ δ᾽ ἄρα μελίην Ἀχιλῆος

οὐ δύνατ᾽ ἐκ κρημνοῖο ἐρύσσαι χειρὶ παχείηι.
τρὶς μέν μιν πελέμιξεν ἐρύσσασθαι μενεαίνων,
τρὶς δὲ μεθῆκε βίης· τὸ δὲ τέτρατον ἤθελε θυμῶι
ἆξαι ἐπιγνάμψας δόρυ μείλινον Αἰακίδαο,
ἀλλὰ πρὶν Ἀχιλεὺς σχεδὸν ἄορι θυμὸν ἀπηύρα.

γαστέρα γάρ μιν τύψε παρ᾽ ὀμφαλόν, ἐκ δ᾽ ἄρα πᾶσαι
χύντο χαμαὶ χολάδες· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν
ἀσθμαίνοντ᾽· Ἀχιλεὺς δ᾽ ἄρ᾽ ἐνὶ στήθεσσιν ὀρούσας
τεύχεά τ᾽ ἐξενάριξε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
κεῖσ᾽ οὕτως· χαλεπόν τοι ἐρισθενέος Κρονίωνος

παισὶν ἐριζέμεναι ποταμοῖό περ ἐκγεγαῶτι.
φῆσθα σὺ μὲν ποταμοῦ γένος ἔμμεναι εὐρὺ ῥέοντος,
αὐτὰρ ἐγὼ γενεὴν μεγάλου Διὸς εὔχομαι εἶναι.
τίκτέ μ᾽ ἀνὴρ πολλοῖσιν ἀνάσσων Μυρμιδόνεσσι
Πηλεὺς Αἰακίδης· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Αἰακὸς ἐκ Διὸς ἦεν.

τὼ κρείσσων μὲν Ζεὺς ποταμῶν ἁλιμυρηέντων,
κρείσσων αὖτε Διὸς γενεὴ ποταμοῖο τέτυκται.
καὶ γὰρ σοὶ ποταμός γε πάρα μέγας, εἰ δύναταί τι
χραισμεῖν· ἀλλ᾽ οὐκ ἔστι Διὶ Κρονίωνι μάχεσθαι,
τῶι οὐδὲ κρείων Ἀχελώϊος ἰσοφαρίζει,

οὐδὲ βαθυρρείταο μέγα σθένος Ὠκεανοῖο,
ἐξ οὗ περ πάντες ποταμοὶ καὶ πᾶσα θάλασσα
καὶ πᾶσαι κρῆναι καὶ φρείατα μακρὰ νάουσιν·
ἀλλὰ καὶ ὃς δείδοικε Διὸς μεγάλοιο κεραυνὸν
δεινήν τε βροντήν, ὅτ᾽ ἀπ᾽ οὐρανόθεν σμαραγήσηι.

ἦ ῥα, καὶ ἐκ κρημνοῖο ἐρύσσατο χάλκεον ἔγχος,
τὸν δὲ κατ᾽ αὐτόθι λεῖπεν, ἐπεὶ φίλον ἦτορ ἀπηύρα,
κείμενον ἐν ψαμάθοισι, δίαινε δέ μιν μέλαν ὕδωρ.
τὸν μὲν ἄρ᾽ ἐγχέλυές τε καὶ ἰχθύες ἀμφεπένοντο
δημὸν ἐρεπτόμενοι ἐπινεφρίδιον κείροντες·

αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰέναι μετὰ Παίονας ἱπποκορυστάς,
οἵ ῥ᾽ ἔτι πὰρ ποταμὸν πεφοβήατο δινήεντα,
ὡς εἶδον τὸν ἄριστον ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
χέρσ᾽ ὕπο Πηλεΐδαο καὶ ἄορι ἶφι δαμέντα.
ἔνθ᾽ ἕλε Θερσίλοχόν τε Μύδωνά τε Ἀστύπυλόν τε

Μνῆσόν τε Θρασίον τε καὶ Αἴνιον ἠδ᾽ Ὀφελέστην·
καί νύ κ᾽ ἔτι πλέονας κτάνε Παίονας ὠκὺς Ἀχιλλεύς,
εἰ μὴ χωσάμενος προσέφη ποταμὸς βαθυδίνης
ἀνέρι εἰσάμενος, βαθέης δ᾽ ἐκ φθέγξατο δίνης·
ὦ Ἀχιλεῦ, περὶ μὲν κρατέεις, περὶ δ᾽ αἴσυλα ῥέζεις

ἀνδρῶν· αἰεὶ γάρ τοι ἀμύνουσιν θεοὶ αὐτοί.
εἴ τοι Τρῶας ἔδωκε Κρόνου παῖς πάντας ὀλέσσαι,
ἐξ ἐμέθεν γ᾽ ἐλάσας πεδίον κάτα μέρμερα ῥέζε·
πλήθει γὰρ δή μοι νεκύων ἐρατεινὰ ῥέεθρα,
οὐδέ τί πηι δύναμαι προχέειν ῥόον εἰς ἅλα δῖαν

στεινόμενος νεκύεσσι, σὺ δὲ κτείνεις ἀϊδήλως.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ ἔασον· ἄγη μ᾽ ἔχει ὄρχαμε λαῶν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ἔσται ταῦτα Σκάμανδρε διοτρεφές, ὡς σὺ κελεύεις.
Τρῶας δ᾽ οὐ πρὶν λήξω ὑπερφιάλους ἐναρίζων,

πρὶν ἔλσαι κατὰ ἄστυ καὶ Ἕκτορι πειρηθῆναι
ἀντιβίην, ἤ κέν με δαμάσσεται, ἦ κεν ἐγὼ τόν.
ὣς εἰπὼν Τρώεσσιν ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος·
καὶ τότ᾽ Ἀπόλλωνα προσέφη ποταμὸς βαθυδίνης·
ὢ πόποι ἀργυρότοξε Διὸς τέκος οὐ σύ γε βουλὰς

εἰρύσαο Κρονίωνος, ὅ τοι μάλα πόλλ᾽ ἐπέτελλε
Τρωσὶ παρεστάμεναι καὶ ἀμύνειν, εἰς ὅ κεν ἔλθηι
δείελος ὀψὲ δύων, σκιάσηι δ᾽ ἐρίβωλον ἄρουραν.
ἦ, καὶ Ἀχιλλεὺς μὲν δουρικλυτὸς ἔνθορε μέσσωι
κρημνοῦ ἀπαΐξας· ὁ δ᾽ ἐπέσσυτο οἴδματι θύων,

πάντα δ᾽ ὄρινε ῥέεθρα κυκώμενος, ὦσε δὲ νεκροὺς
πολλούς, οἵ ῥα κατ᾽ αὐτὸν ἅλις ἔσαν, οὓς κτάν᾽ Ἀχιλλεύς
τοὺς ἔκβαλλε θύραζε μεμυκὼς ἠΰτε ταῦρος
χέρσον δέ· ζωοὺς δὲ σάω κατὰ καλὰ ῥέεθρα,
κρύπτων ἐν δίνηισι βαθείηισιν μεγάληισι.

δεινὸν δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα κυκώμενον ἵστατο κῦμα,
ὤθει δ᾽ ἐν σάκεϊ πίπτων ῥόος· οὐδὲ πόδεσσιν
εἶχε στηρίξασθαι· ὁ δὲ πτελέην ἕλε χερσὶν
εὐφυέα μεγάλην· ἣ δ᾽ ἐκ ῥιζῶν ἐριποῦσα
κρημνὸν ἅπαντα διῶσεν, ἐπέσχε δὲ καλὰ ῥέεθρα

ὄζοισιν πυκινοῖσι, γεφύρωσεν δέ μιν αὐτὸν
εἴσω πᾶσ᾽ ἐριποῦσ᾽· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἐκ δίνης ἀνορούσας
ἤϊξεν πεδίοιο ποσὶ κραιπνοῖσι πέτεσθαι
δείσας· οὐδέ τ᾽ ἔληγε θεὸς μέγας, ὦρτο δ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι
ἀκροκελαινιόων, ἵνα μιν παύσειε πόνοιο

δῖον Ἀχιλλῆα, Τρώεσσι δὲ λοιγὸν ἀλάλκοι.
Πηλεΐδης δ᾽ ἀπόρουσεν ὅσον τ᾽ ἐπὶ δουρὸς ἐρωή,
αἰετοῦ οἴματ᾽ ἔχων μέλανος τοῦ θηρητῆρος,
ὅς θ᾽ ἅμα κάρτιστός τε καὶ ὤκιστος πετεηνῶν·
τῶι ἐϊκὼς ἤϊξεν, ἐπὶ στήθεσσι δὲ χαλκὸς

σμερδαλέον κονάβιζεν· ὕπαιθα δὲ τοῖο λιασθεὶς
φεῦγ᾽, ὁ δ᾽ ὄπισθε ῥέων ἕπετο μεγάλωι ὀρυμαγδῶι.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ὀχετηγὸς ἀπὸ κρήνης μελανύδρου
ἂμ φυτὰ καὶ κήπους ὕδατι ῥόον ἡγεμονεύηι
χερσὶ μάκελλαν ἔχων, ἀμάρης ἐξ ἔχματα βάλλων·

τοῦ μέν τε προρέοντος ὑπὸ ψηφῖδες ἅπασαι
ὀχλεῦνται· τὸ δέ τ᾽ ὦκα κατειβόμενον κελαρύζει
χώρωι ἔνι προαλεῖ, φθάνει δέ τε καὶ τὸν ἄγοντα·
ὣς αἰεὶ Ἀχιλῆα κιχήσατο κῦμα ῥόοιο
καὶ λαιψηρὸν ἐόντα· θεοὶ δέ τε φέρτεροι ἀνδρῶν.

ὁσσάκι δ᾽ ὁρμήσειε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
στῆναι ἐναντίβιον καὶ γνώμεναι εἴ μιν ἅπαντες
ἀθάνατοι φοβέουσι, τοὶ οὐρανὸν εὐρὺν ἔχουσι,
τοσσάκι μιν μέγα κῦμα διιπετέος ποταμοῖο
πλάζ᾽ ὤμους καθύπερθεν· ὁ δ᾽ ὑψόσε ποσσὶν ἐπήδα

θυμῶι ἀνιάζων· ποταμὸς δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἐδάμνα
λάβρος ὕπαιθα ῥέων, κονίην δ᾽ ὑπέρεπτε ποδοῖιν.
Πηλεΐδης δ᾽ ὤιμωξεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ ὡς οὔ τίς με θεῶν ἐλεεινὸν ὑπέστη
ἐκ ποταμοῖο σαῶσαι· ἔπειτα δὲ καί τι πάθοιμι.

ἄλλος δ᾽ οὔ τις μοι τόσον αἴτιος Οὐρανιώνων,
ἀλλὰ φίλη μήτηρ, ἥ με ψεύδεσσιν ἔθελγεν·
ἥ μ᾽ ἔφατο Τρώων ὑπὸ τείχεϊ θωρηκτάων
λαιψηροῖς ὀλέεσθαι Ἀπόλλωνος βελέεσσιν.
ὥς μ᾽ ὄφελ᾽ Ἕκτωρ κτεῖναι ὃς ἐνθάδε γ᾽ ἔτραφ᾽ ἄριστος·

τώ κ᾽ ἀγαθὸς μὲν ἔπεφν᾽, ἀγαθὸν δέ κεν ἐξενάριξε·
νῦν δέ με λευγαλέωι θανάτωι εἵμαρτο ἁλῶναι
ἐρχθέντ᾽ ἐν μεγάλωι ποταμῶι ὡς παῖδα συφορβόν,
ὅν ῥά τ᾽ ἔναυλος ἀποέρσηι χειμῶνι περῶντα.
ὣς φάτο, τῶι δὲ μάλ᾽ ὦκα Ποσειδάων καὶ Ἀθήνη

στήτην ἐγγὺς ἰόντε, δέμας δ᾽ ἄνδρεσσιν ἐΐκτην,
χειρὶ δὲ χεῖρα λαβόντες ἐπιστώσαντ᾽ ἐπέεσσι.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Πηλεΐδη μήτ᾽ ἄρ τι λίην τρέε μήτέ τι τάρβει·
τοίω γάρ τοι νῶϊ θεῶν ἐπιταρρόθω εἰμὲν

Ζηνὸς ἐπαινήσαντος ἐγὼ καὶ Παλλὰς Ἀθήνη·
ὡς οὔ τοι ποταμῶι γε δαμήμεναι αἴσιμόν ἐστιν,
ἀλλ᾽ ὅδε μὲν τάχα λωφήσει, σὺ δὲ εἴσεαι αὐτός·
αὐτάρ τοι πυκινῶς ὑποθησόμεθ᾽ αἴ κε πίθηαι·
μὴ πρὶν παύειν χεῖρας ὁμοιΐου πολέμοιο

πρὶν κατὰ Ἰλιόφι κλυτὰ τείχεα λαὸν ἐέλσαι
Τρωϊκόν, ὅς κε φύγηισι· σὺ δ᾽ Ἕκτορι θυμὸν ἀπούρας
ἂψ ἐπὶ νῆας ἴμεν· δίδομεν δέ τοι εὖχος ἀρέσθαι.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰπόντε μετ᾽ ἀθανάτους ἀπεβήτην·
αὐτὰρ ὁ βῆ, μέγα γάρ ῥα θεῶν ὄτρυνεν ἐφετμή,

ἐς πεδίον· τὸ δὲ πᾶν πλῆθ᾽ ὕδατος ἐκχυμένοιο,
πολλὰ δὲ τεύχεα καλὰ δαὶ κταμένων αἰζηῶν
πλῶον καὶ νέκυες· τοῦ δ᾽ ὑψόσε γούνατ᾽ ἐπήδα
πρὸς ῥόον ἀΐσσοντος ἀν᾽ ἰθύν, οὐδέ μιν ἴσχεν
εὐρὺ ῥέων ποταμός· μέγα γὰρ σθένος ἔμβαλ᾽ Ἀθήνη.

οὐδὲ Σκάμανδρος ἔληγε τὸ ὃν μένος, ἀλλ᾽ ἔτι μᾶλλον
χώετο Πηλεΐωνι, κόρυσσε δὲ κῦμα ῥόοιο
ὑψόσ᾽ ἀειρόμενος, Σιμόεντι δὲ κέκλετ᾽ ἀΰσας·
φίλε κασίγνητε σθένος ἀνέρος ἀμφότεροί περ
σχῶμεν, ἐπεὶ τάχα ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἄνακτος

ἐκπέρσει, Τρῶες δὲ κατὰ μόθον οὐ μενέουσιν.
ἀλλ᾽ ἐπάμυνε τάχιστα, καὶ ἐμπίπληθι ῥέεθρα
ὕδατος ἐκ πηγέων, πάντας δ᾽ ὀρόθυνον ἐναύλους,
ἵστη δὲ μέγα κῦμα, πολὺν δ᾽ ὀρυμαγδὸν ὄρινε
φιτρῶν καὶ λάων, ἵνα παύσομεν ἄγριον ἄνδρα

ὃς δὴ νῦν κρατέει, μέμονεν δ᾽ ὅ γε ἶσα θεοῖσι.
φημὶ γὰρ οὔτε βίην χραισμησέμεν οὔτέ τι εἶδος
οὔτε τὰ τεύχεα καλά, τά που μάλα νειόθι λίμνης
κείσεθ᾽ ὑπ᾽ ἰλύος κεκαλυμμένα· κὰδ δέ μιν αὐτὸν
εἰλύσω ψαμάθοισιν ἅλις χέραδος περιχεύας

μυρίον, οὐδέ οἱ ὀστέ᾽ ἐπιστήσονται Ἀχαιοὶ
ἀλλέξαι· τόσσην οἱ ἄσιν καθύπερθε καλύψω.
αὐτοῦ οἱ καὶ σῆμα τετεύξεται, οὐδέ τί μιν χρεὼ
ἔσται τυμβοχόης, ὅτε μιν θάπτωσιν Ἀχαιοί.
ἦ, καὶ ἐπῶρτ᾽ Ἀχιλῆϊ κυκώμενος ὑψόσε θύων

μορμύρων ἀφρῶι τε καὶ αἵματι καὶ νεκύεσσι.
πορφύρεον δ᾽ ἄρα κῦμα διιπετέος ποταμοῖο
ἵστατ᾽ ἀειρόμενον, κατὰ δ᾽ ἥιρεε Πηλεΐωνα·
Ἥρη δὲ μέγ᾽ ἄϋσε περιδείσασ᾽ Ἀχιλῆϊ
μή μιν ἀποέρσειε μέγας ποταμὸς βαθυδίνης,

αὐτίκα δ᾽ Ἥφαιστον προσεφώνεεν ὃν φίλον υἱόν·
ὄρσεο κυλλοπόδιον ἐμὸν τέκος· ἄντα σέθεν γὰρ
Ξάνθον δινήεντα μάχηι ἠΐσκομεν εἶναι·
ἀλλ᾽ ἐπάμυνε τάχιστα, πιφαύσκεο δὲ φλόγα πολλήν.
αὐτὰρ ἐγὼ Ζεφύροιο καὶ ἀργεστᾶο Νότοιο

εἴσομαι ἐξ ἁλόθεν χαλεπὴν ὄρσουσα θύελλαν,
ἥ κεν ἀπὸ Τρώων κεφαλὰς καὶ τεύχεα κήαι
φλέγμα κακὸν φορέουσα· σὺ δὲ Ξάνθοιο παρ᾽ ὄχθας
δένδρεα καῖ᾽, ἐν δ᾽ αὐτὸν ἵει πυρί· μὴ δέ σε πάμπαν
μειλιχίοις ἐπέεσσιν ἀποτρεπέτω καὶ ἀρειῆι·

μὴ δὲ πρὶν ἀπόπαυε τεὸν μένος, ἀλλ᾽ ὁπότ᾽ ἂν δὴ
φθέγξομ᾽ ἐγὼν ἰάχουσα, τότε σχεῖν ἀκάματον πῦρ.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἥφαιστος δὲ τιτύσκετο θεσπιδαὲς πῦρ.
πρῶτα μὲν ἐν πεδίωι πῦρ δαίετο, καῖε δὲ νεκροὺς
πολλούς, οἵ ῥα κατ᾽ αὐτὸν ἅλις ἔσαν, οὓς κτάν᾽ Ἀχιλλεύς·

πᾶν δ᾽ ἐξηράνθη πεδίον, σχέτο δ᾽ ἀγλαὸν ὕδωρ.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ὀπωρινὸς Βορέης νεοαρδέ᾽ ἀλωὴν
αἶψ᾽ ἀγξηράνηι· χαίρει δέ μιν ὅς τις ἐθείρηι·
ὣς ἐξηράνθη πεδίον πᾶν, κὰδ δ᾽ ἄρα νεκροὺς
κῆεν· ὁ δ᾽ ἐς ποταμὸν τρέψε φλόγα παμφανόωσαν.

καίοντο πτελέαι τε καὶ ἰτέαι ἠδὲ μυρῖκαι,
καίετο δὲ λωτός τε ἰδὲ θρύον ἠδὲ κύπειρον,
τὰ περὶ καλὰ ῥέεθρα ἅλις ποταμοῖο πεφύκει·
τείροντ᾽ ἐγχέλυές τε καὶ ἰχθύες οἳ κατὰ δίνας,
οἳ κατὰ καλὰ ῥέεθρα κυβίστων ἔνθα καὶ ἔνθα

πνοιῆι τειρόμενοι πολυμήτιος Ἡφαίστοιο.
καίετο δ᾽ ἲς ποταμοῖο ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
Ἥφαιστ᾽, οὔ τις σοί γε θεῶν δύνατ᾽ ἀντιφερίζειν,
οὐδ᾽ ἂν ἐγὼ σοί γ᾽ ὧδε πυρὶ φλεγέθοντι μαχοίμην.
λῆγ᾽ ἔριδος, Τρῶας δὲ καὶ αὐτίκα δῖος Ἀχιλλεὺς

ἄστεος ἐξελάσειε· τί μοι ἔριδος καὶ ἀρωγῆς;
φῆ πυρὶ καιόμενος, ἀνὰ δ᾽ ἔφλυε καλὰ ῥέεθρα.
ὡς δὲ λέβης ζεῖ ἔνδον ἐπειγόμενος πυρὶ πολλῶι
κνίσην μελδόμενος ἁπαλοτρεφέος σιάλοιο
πάντοθεν ἀμβολάδην, ὑπὸ δὲ ξύλα κάγκανα κεῖται,

ὣς τοῦ καλὰ ῥέεθρα πυρὶ φλέγετο, ζέε δ᾽ ὕδωρ·
οὐδ᾽ ἔθελε προρέειν, ἀλλ᾽ ἴσχετο· τεῖρε δ᾽ ἀϋτμὴ
Ἡφαίστοιο βίηφι πολύφρονος. αὐτὰρ ὅ γ᾽ Ἥρην
πολλὰ λισσόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἥρη τίπτε σὸς υἱὸς ἐμὸν ῥόον ἔχραε κήδειν

ἐξ ἄλλων; οὐ μέν τοι ἐγὼ τόσον αἴτιός εἰμι
ὅσσον οἱ ἄλλοι πάντες, ὅσοι Τρώεσσιν ἀρωγοί.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼν ἀποπαύσομαι εἰ σὺ κελεύεις,
παυέσθω δὲ καὶ οὗτος· ἐγὼ δ᾽ ἐπὶ καὶ τόδ᾽ ὀμοῦμαι,
μή ποτ᾽ ἐπὶ Τρώεσσιν ἀλεξήσειν κακὸν ἦμαρ,

μὴ δ᾽ ὁπότ᾽ ἂν Τροίη μαλερῶι πυρὶ πᾶσα δάηται
καιομένη, καίωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν.
αὐτὰρ ἐπεὶ τό γ᾽ ἄκουσε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
αὐτίκ᾽ ἄρ᾽ Ἥφαιστον προσεφώνεεν ὃν φίλον υἱόν·
Ἥφαιστε σχέο τέκνον ἀγακλεές· οὐ γὰρ ἔοικεν

ἀθάνατον θεὸν ὧδε βροτῶν ἕνεκα στυφελίζειν.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἥφαιστος δὲ κατέσβεσε θεσπιδαὲς πῦρ,
ἄψορρον δ᾽ ἄρα κῦμα κατέσσυτο καλὰ ῥέεθρα.
αὐτὰρ ἐπεὶ Ξάνθοιο δάμη μένος, οἳ μὲν ἔπειτα
παυσάσθην, Ἥρη γὰρ ἐρύκακε χωομένη περ·

ἐν δ᾽ ἄλλοισι θεοῖσιν ἔρις πέσε βεβριθυῖα
ἀργαλέη, δίχα δέ σφιν ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἄητο·
σὺν δ᾽ ἔπεσον μεγάλωι πατάγωι, βράχε δ᾽ εὐρεῖα χθών,
ἀμφὶ δὲ σάλπιγξεν μέγας οὐρανός. ἄϊε δὲ Ζεὺς
ἥμενος Οὐλύμπωι· ἐγέλασσε δέ οἱ φίλον ἦτορ

γηθοσύνηι, ὅθ᾽ ὁρᾶτο θεοὺς ἔριδι ξυνιόντας.
ἔνθ᾽ οἵ γ᾽ οὐκέτι δηρὸν ἀφέστασαν· ἦρχε γὰρ Ἄρης
ῥινοτόρος, καὶ πρῶτος Ἀθηναίηι ἐπόρουσε
χάλκεον ἔγχος ἔχων, καὶ ὀνείδειον φάτο μῦθον·
τίπτ᾽ αὖτ᾽ ὦ κυνάμυια θεοὺς ἔριδι ξυνελαύνεις

θάρσος ἄητον ἔχουσα, μέγας δέ σε θυμὸς ἀνῆκεν;
ἦ οὐ μέμνηι ὅτε Τυδεΐδην Διομήδε᾽ ἀνῆκας
οὐτάμεναι, αὐτὴ δὲ πανόψιον ἔγχος ἑλοῦσα
ἰθὺς ἐμεῦ ὦσας, διὰ δὲ χρόα καλὸν ἔδαψας;
τώ σ᾽ αὖ νῦν ὀΐω ἀποτισέμεν ὅσσα ἔοργας.

ὣς εἰπὼν οὔτησε κατ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν
σμερδαλέην, ἣν οὐδὲ Διὸς δάμνησι κεραυνός·
τῆι μιν Ἄρης οὔτησε μιαιφόνος ἔγχεϊ μακρῶι.
ἣ δ᾽ ἀναχασσαμένη λίθον εἵλετο χειρὶ παχείηι
κείμενον ἐν πεδίωι μέλανα τρηχύν τε μέγαν τε,

τόν ῥ᾽ ἄνδρες πρότεροι θέσαν ἔμμεναι οὖρον ἀρούρης·
τῶι βάλε θοῦρον Ἄρηα κατ᾽ αὐχένα, λῦσε δὲ γυῖα.
ἑπτὰ δ᾽ ἐπέσχε πέλεθρα πεσών, ἐκόνισε δὲ χαίτας,
τεύχεά τ᾽ ἀμφαράβησε· γέλασσε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη,
καί οἱ ἐπευχομένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

νηπύτι᾽ οὐδέ νύ πώ περ ἐπεφράσω ὅσσον ἀρείων
εὔχομ᾽ ἐγὼν ἔμεναι, ὅτι μοι μένος ἰσοφαρίζεις.
οὕτω κεν τῆς μητρὸς ἐρινύας ἐξαποτίνοις,
ἥ τοι χωομένη κακὰ μήδεται οὕνεκ᾽ Ἀχαιοὺς
κάλλιπες, αὐτὰρ Τρωσὶν ὑπερφιάλοισιν ἀμύνεις.

ὣς ἄρα φωνήσασα πάλιν τρέπεν ὄσσε φαεινώ·
τὸν δ᾽ ἄγε χειρὸς ἑλοῦσα Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
πυκνὰ μάλα στενάχοντα· μόγις δ᾽ ἐσαγείρετο θυμόν.
τὴν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
αὐτίκ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·

ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη
καὶ δ᾽ αὖθ᾽ ἡ κυνάμυια ἄγει βροτολοιγὸν Ἄρηα
δηΐου ἐκ πολέμοιο κατὰ κλόνον· ἀλλὰ μέτελθε.
ὣς φάτ᾽, Ἀθηναίη δὲ μετέσσυτο, χαῖρε δὲ θυμῶι,
καί ῥ᾽ ἐπιεισαμένη πρὸς στήθεα χειρὶ παχείηι

ἤλασε· τῆς δ᾽ αὐτοῦ λύτο γούνατα καὶ φίλον ἦτορ.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἄμφω κεῖντο ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
ἣ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπευχομένη ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευε·
τοιοῦτοι νῦν πάντες ὅσοι Τρώεσσιν ἀρωγοὶ
εἶεν, ὅτ᾽ Ἀργείοισι μαχοίατο θωρηκτῆισιν,

ὧδέ τε θαρσαλέοι καὶ τλήμονες, ὡς Ἀφροδίτη
ἦλθεν Ἄρηι ἐπίκουρος ἐμῶι μένει ἀντιόωσα·
τώ κεν δὴ πάλαι ἄμμες ἐπαυσάμεθα πτολέμοιο
Ἰλίου ἐκπέρσαντες ἐϋκτίμενον πτολίεθρον.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ θεὰ λευκώλενος Ἥρη.

αὐτὰρ Ἀπόλλωνα προσέφη κρείων ἐνοσίχθων·
Φοῖβε τί ἢ δὴ νῶϊ διέσταμεν; οὐδὲ ἔοικεν
ἀρξάντων ἑτέρων· τὸ μὲν αἴσχιον αἴ κ᾽ ἀμαχητὶ
ἴομεν Οὔλυμπον δὲ Διὸς ποτὶ χαλκοβατὲς δῶ.
ἄρχε· σὺ γὰρ γενεῆφι νεώτερος· οὐ γὰρ ἔμοιγε

καλόν, ἐπεὶ πρότερος γενόμην καὶ πλείονα οἶδα.
νηπύτι᾽ ὡς ἄνοον κραδίην ἔχες· οὐδέ νυ τῶν περ
μέμνηαι ὅσα δὴ πάθομεν κακὰ Ἴλιον ἀμφὶ
μοῦνοι νῶϊ θεῶν, ὅτ᾽ ἀγήνορι Λαομέδοντι
πὰρ Διὸς ἐλθόντες θητεύσαμεν εἰς ἐνιαυτὸν

μισθῶι ἔπι ῥητῶι· ὁ δὲ σημαίνων ἐπέτελλεν.
ἤτοι ἐγὼ Τρώεσσι πόλιν πέρι τεῖχος ἔδειμα
εὐρύ τε καὶ μάλα καλόν, ἵν᾽ ἄρρηκτος πόλις εἴη·
Φοῖβε σὺ δ᾽ εἰλίποδας ἕλικας βοῦς βουκολέεσκες
Ἴδης ἐν κνημοῖσι πολυπτύχου ὑληέσσης.

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ μισθοῖο τέλος πολυγηθέες ὧραι
ἐξέφερον, τότε νῶϊ βιήσατο μισθὸν ἅπαντα
Λαομέδων ἔκπαγλος, ἀπειλήσας δ᾽ ἀπέπεμπε.
σὺν μὲν ὅ γ᾽ ἠπείλησε πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθε
δήσειν, καὶ περάαν νήσων ἔπι τηλεδαπάων·

στεῦτο δ᾽ ὅ γ᾽ ἀμφοτέρων ἀπολεψέμεν οὔατα χαλκῶι.
νῶϊ δὲ ἄψορροι κίομεν κεκοτηότι θυμῶι
μισθοῦ χωόμενοι, τὸν ὑποστὰς οὐκ ἐτέλεσσε.
τοῦ δὴ νῦν λαοῖσι φέρεις χάριν, οὐδὲ μεθ᾽ ἡμέων
πειρᾶι ὥς κε Τρῶες ὑπερφίαλοι ἀπόλωνται

πρόχνυ κακῶς σὺν παισὶ καὶ αἰδοίηις ἀλόχοισι
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἑκάεργος Ἀπόλλων·
ἐννοσίγαι᾽ οὐκ ἄν με σαόφρονα μυθήσαιο
ἔμμεναι, εἰ δὴ σοί γε βροτῶν ἕνεκα πτολεμίξω
δειλῶν, οἳ φύλλοισιν ἐοικότες ἄλλοτε μέν τε

ζαφλεγέες τελέθουσιν ἀρούρης καρπὸν ἔδοντες,
ἄλλοτε δὲ φθινύθουσιν ἀκήριοι. ἀλλὰ τάχιστα
παυώμεσθα μάχης· οἳ δ᾽ αὐτοὶ δηριαάσθων.
ὣς ἄρα φωνήσας πάλιν ἐτράπετ᾽· αἴδετο γάρ ῥα
πατροκασιγνήτοιο μιγήμεναι ἐν παλάμηισι.

τὸν δὲ κασιγνήτη μάλα νείκεσε πότνια θηρῶν
Ἄρτεμις ἀγροτέρη, καὶ ὀνείδειον φάτο μῦθον·
φεύγεις δὴ ἑκάεργε, Ποσειδάωνι δὲ νίκην
πᾶσαν ἐπέτρεψας, μέλεον δέ οἱ εὖχος ἔδωκας·
νηπύτιε τί νυ τόξον ἔχεις ἀνεμώλιον αὔτως;

μή σευ νῦν ἔτι πατρὸς ἐνὶ μεγάροισιν ἀκούσω
εὐχομένου, ὡς τὸ πρὶν ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσιν,
ἄντα Ποσειδάωνος ἐναντίβιον πολεμίζειν.
ὣς φάτο, τὴν δ᾽ οὔ τι προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων,
ἀλλὰ χολωσαμένη Διὸς αἰδοίη παράκοιτις

νείκεσεν ἰοχέαιραν ὀνειδείοις ἐπέεσσι·
πῶς δὲ σὺ νῦν μέμονας κύον ἀδεὲς ἀντί᾽ ἐμεῖο
στήσεσθαι; χαλεπή τοι ἐγὼ μένος ἀντιφέρεσθαι
τοξοφόρωι περ ἐούσηι, ἐπεὶ σὲ λέοντα γυναιξὶ
Ζεὺς θῆκεν, καὶ ἔδωκε κατακτάμεν ἥν κ᾽ ἐθέληισθα.

ἤτοι βέλτερόν ἐστι κατ᾽ οὔρεα θῆρας ἐναίρειν
ἀγροτέρας τ᾽ ἐλάφους ἢ κρείσσοσιν ἶφι μάχεσθαι.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις πολέμοιο δαήμεναι, ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ὅσσον φερτέρη εἴμ᾽, ὅτι μοι μένος ἀντιφερίζεις.
ἦ ῥα, καὶ ἀμφοτέρας ἐπὶ καρπῶι χεῖρας ἔμαρπτε

σκαιῆι, δεξιτερῆι δ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ ὤμων αἴνυτο τόξα,
αὐτοῖσιν δ᾽ ἄρ᾽ ἔθεινε παρ᾽ οὔατα μειδιόωσα
ἐντροπαλιζομένην· ταχέες δ᾽ ἔκπιπτον ὀϊστοί.
δακρυόεσσα δ᾽ ὕπαιθα θεὰ φύγεν ὥς τε πέλεια,
ἥ ῥά θ᾽ ὑπ᾽ ἴρηκος κοίλην εἰσέπτατο πέτρην

χηραμόν· οὐδ᾽ ἄρα τῆι γε ἁλώμεναι αἴσιμον ἦεν·
ὣς ἣ δακρυόεσσα φύγεν, λίπε δ᾽ αὐτόθι τόξα.
Λητὼ δὲ προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
Λητοῖ ἐγὼ δέ τοι οὔ τι μαχήσομαι· ἀργαλέον δὲ
πληκτίζεσθ᾽ ἀλόχοισι Διὸς νεφεληγερέταο·

ἀλλὰ μάλα πρόφρασσα μετ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσιν
εὔχεσθαι ἐμὲ νικῆσαι κρατερῆφι βίηφιν.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, Λητὼ δὲ συναίνυτο καμπύλα τόξα
πεπτεῶτ᾽ ἄλλυδις ἄλλα μετὰ στροφάλιγγι κονίης.
ἣ μὲν τόξα λαβοῦσα πάλιν κίε θυγατέρος ἧς·

ἣ δ᾽ ἄρ᾽ Ὄλυμπον ἵκανε Διὸς ποτὶ χαλκοβατὲς δῶ,
δακρυόεσσα δὲ πατρὸς ἐφέζετο γούνασι κούρη,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἀμβρόσιος ἑανὸς τρέμε· τὴν δὲ προτὶ οἷ
εἷλε πατὴρ Κρονίδης, καὶ ἀνείρετο ἡδὺ γελάσσας·
τίς νύ σε τοιάδ᾽ ἔρεξε φίλον τέκος Οὐρανιώνων

μαψιδίως, ὡς εἴ τι κακὸν ῥέζουσαν ἐνωπῆι;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἐϋστέφανος κελαδεινή·
σή μ᾽ ἄλοχος στυφέλιξε πάτερ λευκώλενος Ἥρη,
ἐξ ἧς ἀθανάτοισιν ἔρις καὶ νεῖκος ἐφῆπται.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον·

αὐτὰρ Ἀπόλλων Φοῖβος ἐδύσετο Ἴλιον ἱρήν·
μέμβλετο γάρ οἱ τεῖχος ἐϋδμήτοιο πόληος
μὴ Δαναοὶ πέρσειαν ὑπὲρ μόρον ἤματι κείνωι.
οἳ δ᾽ ἄλλοι πρὸς Ὄλυμπον ἴσαν θεοὶ αἰὲν ἐόντες,
οἳ μὲν χωόμενοι, οἳ δὲ μέγα κυδιόωντες·

κὰδ δ᾽ ἷζον παρὰ πατρὶ κελαινεφεῖ· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
Τρῶας ὁμῶς αὐτούς τ᾽ ὄλεκεν καὶ μώνυχας ἵππους.
ὡς δ᾽ ὅτε καπνὸς ἰὼν εἰς οὐρανὸν εὐρὺν ἵκηται
ἄστεος αἰθομένοιο, θεῶν δέ ἑ μῆνις ἀνῆκε,
πᾶσι δ᾽ ἔθηκε πόνον, πολλοῖσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆκεν,

ὣς Ἀχιλεὺς Τρώεσσι πόνον καὶ κήδε᾽ ἔθηκεν.
ἑστήκει δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος θείου ἐπὶ πύργου,
ἐς δ᾽ ἐνόησ᾽ Ἀχιλῆα πελώριον· αὐτὰρ ὑπ᾽ αὐτοῦ
Τρῶες ἄφαρ κλονέοντο πεφυζότες, οὐδέ τις ἀλκὴ
γίγνεθ᾽· ὁ δ᾽ οἰμώξας ἀπὸ πύργου βαῖνε χαμᾶζε

ὀτρύνων παρὰ τεῖχος ἀγακλειτοὺς πυλαωρούς·
πεπταμένας ἐν χερσὶ πύλας ἔχετ᾽ εἰς ὅ κε λαοὶ
ἔλθωσι προτὶ ἄστυ πεφυζότες· ἦ γὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐγγὺς ὅδε κλονέων· νῦν οἴω λοίγι᾽ ἔσεσθαι.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἐς τεῖχος ἀναπνεύσωσιν ἀλέντες,

αὖτις ἐπανθέμεναι σανίδας πυκινῶς ἀραρυίας·
δείδια γὰρ μὴ οὖλος ἀνὴρ ἐς τεῖχος ἅληται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄνεσάν τε πύλας καὶ ἀπῶσαν ὀχῆας·
αἳ δὲ πετασθεῖσαι τεῦξαν φάος· αὐτὰρ Ἀπόλλων
ἀντίος ἐξέθορε Τρώων ἵνα λοιγὸν ἀλάλκοι.

οἳ δ᾽ ἰθὺς πόλιος καὶ τείχεος ὑψηλοῖο
δίψηι καρχαλέοι κεκονιμένοι ἐκ πεδίοιο
φεῦγον· ὁ δὲ σφεδανὸν ἔφεπ᾽ ἔγχεϊ, λύσσα δέ οἱ κῆρ
αἰὲν ἔχε κρατερή, μενέαινε δὲ κῦδος ἀρέσθαι.
ἔνθά κεν ὑψίπυλον Τροίην ἕλον υἷες Ἀχαιῶν,

εἰ μὴ Ἀπόλλων Φοῖβος Ἀγήνορα δῖον ἀνῆκε
φῶτ᾽ Ἀντήνορος υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε.
ἐν μέν οἱ κραδίηι θάρσος βάλε, πὰρ δέ οἱ αὐτὸς
ἔστη, ὅπως θανάτοιο βαρείας χεῖρας ἀλάλκοι
φηγῶι κεκλιμένος· κεκάλυπτο δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι.

αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὡς ἐνόησεν Ἀχιλλῆα πτολίπορθον
ἔστη, πολλὰ δέ οἱ κραδίη πόρφυρε μένοντι·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγών· εἰ μέν κεν ὑπὸ κρατεροῦ Ἀχιλῆος
φεύγω, τῆι περ οἱ ἄλλοι ἀτυζόμενοι κλονέονται,

αἱρήσει με καὶ ὧς, καὶ ἀνάλκιδα δειροτομήσει.
εἰ δ᾽ ἂν ἐγὼ τούτους μὲν ὑποκλονέεσθαι ἐάσω
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ, ποσὶν δ᾽ ἀπὸ τείχεος ἄλληι
φεύγω πρὸς πεδίον Ἰλήϊον, ὄφρ᾽ ἂν ἵκωμαι
Ἴδης τε κνημοὺς κατά τε ῥωπήϊα δύω·

ἑσπέριος δ᾽ ἂν ἔπειτα λοεσσάμενος ποταμοῖο
ἱδρῶ ἀποψυχθεὶς προτὶ Ἴλιον ἀπονεοίμην·
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
μή μ᾽ ἀπαειρόμενον πόλιος πεδίον δὲ νοήσηι
καί με μεταΐξας μάρψηι ταχέεσσι πόδεσσιν.

οὐκέτ᾽ ἔπειτ᾽ ἔσται θάνατον καὶ κῆρας ἀλύξαι·
λίην γὰρ κρατερὸς περὶ πάντων ἔστ᾽ ἀνθρώπων.
εἰ δέ κέ οἱ προπάροιθε πόλεος κατεναντίον ἔλθω·
καὶ γάρ θην τούτωι τρωτὸς χρὼς ὀξέϊ χαλκῶι,
ἐν δὲ ἴα ψυχή, θνητὸν δέ ἕ φασ᾽ ἄνθρωποι

ἔμμεναι· αὐτάρ οἱ Κρονίδης Ζεὺς κῦδος ὀπάζει.
ὣς εἰπὼν Ἀχιλῆα ἀλεὶς μένεν, ἐν δέ οἱ ἦτορ
ἄλκιμον ὁρμᾶτο πτολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
ἠΰτε πάρδαλις εἶσι βαθείης ἐκ ξυλόχοιο
ἀνδρὸς θηρητῆρος ἐναντίον, οὐδέ τι θυμῶι

ταρβεῖ οὐδὲ φοβεῖται, ἐπεί κεν ὑλαγμὸν ἀκούσηι·
εἴ περ γὰρ φθάμενός μιν ἢ οὐτάσηι ἠὲ βάληισιν,
ἀλλά τε καὶ περὶ δουρὶ πεπαρμένη οὐκ ἀπολήγει
ἀλκῆς, πρίν γ᾽ ἠὲ ξυμβλήμεναι ἠὲ δαμῆναι·
ὣς Ἀντήνορος υἱὸς ἀγαυοῦ δῖος Ἀγήνωρ

οὐκ ἔθελεν φεύγειν, πρὶν πειρήσαιτ᾽ Ἀχιλῆος.
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἀσπίδα μὲν πρόσθ᾽ ἔσχετο πάντοσ᾽ ἐΐσην,
ἐγχείηι δ᾽ αὐτοῖο τιτύσκετο, καὶ μέγ᾽ ἀΰτει·
ἦ δή που μάλ᾽ ἔολπας ἐνὶ φρεσὶ φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ
ἤματι τῶιδε πόλιν πέρσειν Τρώων ἀγερώχων

νηπύτι᾽· ἦ τ᾽ ἔτι πολλὰ τετεύξεται ἄλγε᾽ ἐπ᾽ αὐτῆι.
ἐν γάρ οἱ πολέες τε καὶ ἄλκιμοι ἀνέρες εἰμέν,
οἳ καὶ πρόσθε φίλων τοκέων ἀλόχων τε καὶ υἱῶν
Ἴλιον εἰρυόμεσθα· σὺ δ᾽ ἐνθάδε πότμον ἐφέψεις
ὧδ᾽ ἔκπαγλος ἐὼν καὶ θαρσαλέος πολεμιστής.

ἦ ῥα, καὶ ὀξὺν ἄκοντα βαρείης χειρὸς ἀφῆκε,
καί ῥ᾽ ἔβαλε κνήμην ὑπὸ γούνατος οὐδ᾽ ἀφάμαρτεν.
ἀμφὶ δέ οἱ κνημὶς νεοτεύκτου κασσιτέροιο
σμερδαλέον κονάβησε· πάλιν δ᾽ ἀπὸ χαλκὸς ὄρουσε
βλημένου, οὐδ᾽ ἐπέρησε, θεοῦ δ᾽ ἠρύκακε δῶρα.

Πηλεΐδης δ᾽ ὁρμήσατ᾽ Ἀγήνορος ἀντιθέοιο
δεύτερος· οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔασεν Ἀπόλλων κῦδος ἀρέσθαι,
ἀλλά μιν ἐξήρπαξε, κάλυψε δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι,
ἡσύχιον δ᾽ ἄρα μιν πολέμου ἔκπεμπε νέεσθαι.
αὐτὰρ ὁ Πηλεΐωνα δόλωι ἀποέργαθε λαοῦ·

αὐτῶι γὰρ ἑκάεργος Ἀγήνορι πάντα ἐοικὼς
ἔστη πρόσθε ποδῶν, ὁ δ᾽ ἐπέσσυτο ποσσὶ διώκειν·
εἷος ὁ τὸν πεδίοιο διώκετο πυροφόροιο
τρέψας πὰρ ποταμὸν βαθυδινήεντα Σκάμανδρον
τυτθὸν ὑπεκπροθέοντα· δόλωι δ᾽ ἄρ᾽ ἔθελγεν Ἀπόλλων

ὡς αἰεὶ ἔλποιτο κιχήσεσθαι ποσὶν οἷσι·
τόφρ᾽ ἄλλοι Τρῶες πεφοβημένοι ἦλθον ὁμίλωι
ἀσπάσιοι προτὶ ἄστυ, πόλις δ᾽ ἔμπλητο ἀλέντων.
οὐδ᾽ ἄρα τοί γ᾽ ἔτλαν πόλιος καὶ τείχεος ἐκτὸς
μεῖναι ἔτ᾽ ἀλλήλους, καὶ γνώμεναι ὅς τε πεφεύγοι

ὅς τ᾽ ἔθαν᾽ ἐν πολέμωι· ἀλλ᾽ ἐσσυμένως ἐσέχυντο
ἐς πόλιν, ὅν τινα τῶν γε πόδες καὶ γοῦνα σαώσαι.

Ἰλιάδος Χ

Ἕκτορος ἀναίρεσις.

Ὣς οἳ μὲν κατὰ ἄστυ πεφυζότες ἠΰτε νεβροὶ
ἱδρῶ ἀπεψύχοντο πίον τ᾽ ἀκέοντό τε δίψαν
κεκλιμένοι καλῆισιν ἐπάλξεσιν· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
τείχεος ἆσσον ἴσαν σάκε᾽ ὤμοισι κλίναντες.

Ἕκτορα δ᾽ αὐτοῦ μεῖναι ὀλοιὴ μοῖρα πέδησεν
Ἰλίου προπάροιθε πυλάων τε Σκαιάων.
αὐτὰρ Πηλείωνα προσηύδα Φοῖβος Ἀπόλλων·
τίπτέ με Πηλέος υἱὲ ποσὶν ταχέεσσι διώκεις
αὐτὸς θνητὸς ἐὼν θεὸν ἄμβροτον; οὐδέ νύ πώ με

ἔγνως ὡς θεός εἰμι, σὺ δ᾽ ἀσπερχὲς μενεαίνεις.
ἦ νύ τοι οὔ τι μέλει Τρώων πόνος, οὓς ἐφόβησας,
οἳ δή τοι εἰς ἄστυ ἄλεν, σὺ δὲ δεῦρο λιάσθης.
οὐ μέν με κτενέεις, ἐπεὶ οὔ τοι μόρσιμός εἰμι.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

ἔβλαψάς μ᾽ ἑκάεργε θεῶν ὀλοώτατε πάντων
ἐνθάδε νῦν τρέψας ἀπὸ τείχεος· ἦ κ᾽ ἔτι πολλοὶ
γαῖαν ὀδὰξ εἷλον πρὶν Ἴλιον εἰσαφικέσθαι.
νῦν δ᾽ ἐμὲ μὲν μέγα κῦδος ἀφείλεο, τοὺς δὲ σάωσας
ῥηϊδίως, ἐπεὶ οὔ τι τίσιν γ᾽ ἔδεισας ὀπίσσω.

ἦ σ᾽ ἂν τισαίμην, εἴ μοι δύναμίς γε παρείη.
ὣς εἰπὼν προτὶ ἄστυ μέγα φρονέων ἐβεβήκει,
σευάμενος ὥς θ᾽ ἵππος ἀεθλοφόρος σὺν ὄχεσφιν,
ὅς ῥά τε ῥεῖα θέηισι τιταινόμενος πεδίοιο·
ὣς Ἀχιλεὺς λαιψηρὰ πόδας καὶ γούνατ᾽ ἐνώμα.

τὸν δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος πρῶτος ἴδεν ὀφθαλμοῖσι
παμφαίνονθ᾽ ὥς τ᾽ ἀστέρ᾽ ἐπεσσύμενον πεδίοιο,
ὅς ῥά τ᾽ ὀπώρης εἶσιν, ἀρίζηλοι δέ οἱ αὐγαὶ
φαίνονται πολλοῖσι μετ᾽ ἀστράσι νυκτὸς ἀμολγῶι,
ὅν τε κύν᾽ Ὠρίωνος ἐπίκλησιν καλέουσι.

λαμπρότατος μὲν ὅ γ᾽ ἐστί, κακὸν δέ τε σῆμα τέτυκται,
καί τε φέρει πολλὸν πυρετὸν δειλοῖσι βροτοῖσιν·
ὣς τοῦ χαλκὸς ἔλαμπε περὶ στήθεσσι θέοντος.
ὤιμωξεν δ᾽ ὁ γέρων, κεφαλὴν δ᾽ ὅ γε κόψατο χερσὶν
ὑψόσ᾽ ἀνασχόμενος, μέγα δ᾽ οἰμώξας ἐγεγώνει

λισσόμενος φίλον υἱόν· ὁ δὲ προπάροιθε πυλάων
ἑστήκει ἄμοτον μεμαὼς Ἀχιλῆϊ μάχεσθαι·
τὸν δ᾽ ὁ γέρων ἐλεεινὰ προσηύδα χεῖρας ὀρεγνύς·
Ἕκτορ μή μοι μίμνε φίλον τέκος ἀνέρα τοῦτον
οἶος ἄνευθ᾽ ἄλλων, ἵνα μὴ τάχα πότμον ἐπίσπηις

Πηλεΐωνι δαμείς, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐστι
σχέτλιος· αἴθε θεοῖσι φίλος τοσσόνδε γένοιτο
ὅσσον ἐμοί· τάχα κέν ἑ κύνες καὶ γῦπες ἔδοιεν
κείμενον· ἦ κέ μοι αἰνὸν ἀπὸ πραπίδων ἄχος ἔλθοι·
ὅς μ᾽ υἱῶν πολλῶν τε καὶ ἐσθλῶν εὖνιν ἔθηκε

κτείνων καὶ περνὰς νήσων ἔπι τηλεδαπάων.
καὶ γὰρ νῦν δύο παῖδε Λυκάονα καὶ Πολύδωρον
οὐ δύναμαι ἰδέειν Τρώων εἰς ἄστυ ἀλέντων,
τούς μοι Λαοθόη τέκετο κρείουσα γυναικῶν.
ἀλλ᾽ εἰ μὲν ζώουσι μετὰ στρατῶι, ἦ τ᾽ ἂν ἔπειτα

χαλκοῦ τε χρυσοῦ τ᾽ ἀπολυσόμεθ᾽, ἔστι γὰρ ἔνδον·
πολλὰ γὰρ ὤπασε παιδὶ γέρων ὀνομάκλυτος Ἄλτης.
εἰ δ᾽ ἤδη τεθνᾶσι καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισιν,
ἄλγος ἐμῶι θυμῶι καὶ μητέρι τοὶ τεκόμεσθα·
λαοῖσιν δ᾽ ἄλλοισι μινυνθαδιώτερον ἄλγος

ἔσσεται, ἢν μὴ καὶ σὺ θάνηις Ἀχιλῆϊ δαμασθείς.
ἀλλ᾽ εἰσέρχεο τεῖχος ἐμὸν τέκος, ὄφρα σαώσηις
Τρῶας καὶ Τρωιάς, μὴ δὲ μέγα κῦδος ὀρέξηις
Πηλεΐδηι, αὐτὸς δὲ φίλης αἰῶνος ἀμερθῆις.
πρὸς δ᾽ ἐμὲ τὸν δύστηνον ἔτι φρονέοντ᾽ ἐλέησον

δύσμορον, ὅν ῥα πατὴρ Κρονίδης ἐπὶ γήραος οὐδῶι
αἴσηι ἐν ἀργαλέηι φθίσει κακὰ πόλλ᾽ ἐπιδόντα
υἷάς τ᾽ ὀλλυμένους ἑλκηθείσας τε θύγατρας,
καὶ θαλάμους κεραϊζομένους, καὶ νήπια τέκνα
βαλλόμενα προτὶ γαίηι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι,

ἑλκομένας τε νυοὺς ὀλοῆις ὑπὸ χερσὶν Ἀχαιῶν.
αὐτὸν δ᾽ ἂν πύματόν με κύνες πρώτηισι θύρηισιν
ὠμησταὶ ἐρύουσιν, ἐπεί κέ τις ὀξέϊ χαλκῶι
τύψας ἠὲ βαλὼν ῥεθέων ἐκ θυμὸν ἕληται,
οὓς τρέφον ἐν μεγάροισι τραπεζῆας θυραωρούς,

οἵ κ᾽ ἐμὸν αἷμα πιόντες ἀλύσσοντες περὶ θυμῶι
κείσοντ᾽ ἐν προθύροισι. νέωι δέ τε πάντ᾽ ἐπέοικεν
ἄρηϊ κταμένωι δεδαϊγμένωι ὀξέϊ χαλκῶι
κεῖσθαι· πάντα δὲ καλὰ θανόντι περ ὅττι φανήηι·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πολιόν τε κάρη πολιόν τε γένειον

αἰδῶ τ᾽ αἰσχύνωσι κύνες κταμένοιο γέροντος,
τοῦτο δὴ οἴκτιστον πέλεται δειλοῖσι βροτοῖσιν.
ἦ ῥ᾽ ὁ γέρων, πολιὰς δ᾽ ἄρ᾽ ἀνὰ τρίχας ἕλκετο χερσὶ
τίλλων ἐκ κεφαλῆς· οὐδ᾽ Ἕκτορι θυμὸν ἔπειθε.
μήτηρ δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ὀδύρετο δάκρυ χέουσα

κόλπον ἀνιεμένη, ἑτέρηφι δὲ μαζὸν ἀνέσχε·
καί μιν δάκρυ χέουσ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἕκτορ τέκνον ἐμὸν τάδε τ᾽ αἴδεο καί μ᾽ ἐλέησον
αὐτήν, εἴ ποτέ τοι λαθικηδέα μαζὸν ἐπέσχον·
τῶν μνῆσαι φίλε τέκνον ἄμυνε δὲ δήϊον ἄνδρα

τείχεος ἐντὸς ἐών, μὴ δὲ πρόμος ἵστασο τούτωι
σχέτλιος· εἴ περ γάρ σε κατακτάνηι, οὔ σ᾽ ἔτ᾽ ἔγωγε
κλαύσομαι ἐν λεχέεσσι φίλον θάλος, ὃν τέκον αὐτή,
οὐδ᾽ ἄλοχος πολύδωρος· ἄνευθε δέ σε μέγα νῶϊν
Ἀργείων παρὰ νηυσὶ κύνες ταχέες κατέδονται.

ὣς τώ γε κλαίοντε προσαυδήτην φίλον υἱὸν
πολλὰ λισσομένω· οὐδ᾽ Ἕκτορι θυμὸν ἔπειθον,
ἀλλ᾽ ὅ γε μίμν᾽ Ἀχιλῆα πελώριον ἆσσον ἰόντα.
ὡς δὲ δράκων ἐπὶ χειῆι ὀρέστερος ἄνδρα μένηισι
βεβρωκὼς κακὰ φάρμακ᾽, ἔδυ δέ τέ μιν χόλος αἰνός,

σμερδαλέον δὲ δέδορκεν ἑλισσόμενος περὶ χειῆι·
ὣς Ἕκτωρ ἄσβεστον ἔχων μένος οὐχ ὑπεχώρει
πύργωι ἔπι προὔχοντι φαεινὴν ἀσπίδ᾽ ἐρείσας·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγών, εἰ μέν κε πύλας καὶ τείχεα δύω,

Πουλυδάμας μοι πρῶτος ἐλεγχείην ἀναθήσει,
ὅς μ᾽ ἐκέλευε Τρωσὶ ποτὶ πτόλιν ἡγήσασθαι
νύχθ᾽ ὕπο τήνδ᾽ ὀλοὴν ὅτε τ᾽ ὤρετο δῖος Ἀχιλλεύς.
ἀλλ᾽ ἐγὼ οὐ πιθόμην· ἦ τ᾽ ἂν πολὺ κέρδιον ἦεν.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ ὤλεσα λαὸν ἀτασθαλίηισιν ἐμῆισιν,

αἰδέομαι Τρῶας καὶ Τρωιάδας ἑλκεσιπέπλους,
μή ποτέ τις εἴπηισι κακώτερος ἄλλος ἐμεῖο·
Ἕκτωρ ἧφι βίηφι πιθήσας ὤλεσε λαόν.
ὣς ἐρέουσιν· ἐμοὶ δὲ τότ᾽ ἂν πολὺ κέρδιον εἴη
ἄντην ἢ Ἀχιλῆα κατακτείναντα νέεσθαι,

ἠέ κεν αὐτῶι ὀλέσθαι ἐϋκλειῶς πρὸ πόληος.
εἰ δέ κεν ἀσπίδα μὲν καταθείομαι ὀμφαλόεσσαν
καὶ κόρυθα βριαρήν, δόρυ δὲ πρὸς τεῖχος ἐρείσας
αὐτὸς ἰὼν Ἀχιλῆος ἀμύμονος ἀντίος ἔλθω
καί οἱ ὑπόσχωμαι Ἑλένην καὶ κτήμαθ᾽ ἅμ᾽ αὐτῆι,

πάντα μάλ᾽ ὅσσά τ᾽ Ἀλέξανδρος κοίληις ἐνὶ νηυσὶν
ἠγάγετο Τροίηνδ᾽, ἥ τ᾽ ἔπλετο νείκεος ἀρχή,
δωσέμεν Ἀτρεΐδηισιν ἄγειν, ἅμα δ᾽ ἀμφὶς Ἀχαιοῖς
ἄλλ᾽ ἀποδάσσεσθαι ὅσα τε πτόλις ἥδε κέκευθε·
Τρωσὶν δ᾽ αὖ μετόπισθε γερούσιον ὅρκον ἕλωμαι

μή τι κατακρύψειν, ἀλλ᾽ ἄνδιχα πάντα δάσασθαι
κτῆσιν ὅσην πτολίεθρον ἐπήρατον ἐντὸς ἐέργει·
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
μή μιν ἐγὼ μὲν ἵκωμαι ἰών, ὁ δέ μ᾽ οὐκ ἐλεήσει
οὐδέ τί μ᾽ αἰδέσεται, κτενέει δέ με γυμνὸν ἐόντα

αὔτως ὥς τε γυναῖκα, ἐπεί κ᾽ ἀπὸ τεύχεα δύω.
οὐ μέν πως νῦν ἔστιν ἀπὸ δρυὸς οὐδ᾽ ἀπὸ πέτρης
τῶι ὀαριζέμεναι, ἅ τε παρθένος ἠΐθεός τε
παρθένος ἠΐθεός τ᾽ ὀαρίζετον ἀλλήλοιιν.
βέλτερον αὖτ᾽ ἔριδι ξυνελαυνέμεν ὅττι τάχιστα·

εἴδομεν ὁπποτέρωι κεν Ὀλύμπιος εὖχος ὀρέξηι.
ὣς ὅρμαινε μένων, ὁ δέ οἱ σχεδὸν ἦλθεν Ἀχιλλεὺς
ἶσος Ἐνυαλίωι κορυθάϊκι πτολεμιστῆι
σείων Πηλιάδα μελίην κατὰ δεξιὸν ὦμον
δεινήν· ἀμφὶ δὲ χαλκὸς ἐλάμπετο εἴκελος αὐγῆι

ἢ πυρὸς αἰθομένου ἢ ἠελίου ἀνιόντος.
Ἕκτορα δ᾽, ὡς ἐνόησεν, ἕλε τρόμος· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἔτλη
αὖθι μένειν, ὀπίσω δὲ πύλας λίπε, βῆ δὲ φοβηθείς·
Πηλεΐδης δ᾽ ἐπόρουσε ποσὶ κραιπνοῖσι πεποιθώς.
ἠΰτε κίρκος ὄρεσφιν ἐλαφρότατος πετεηνῶν

ῥηϊδίως οἴμησε μετὰ τρήρωνα πέλειαν,
ἣ δέ θ᾽ ὕπαιθα φοβεῖται, ὁ δ᾽ ἐγγύθεν ὀξὺ λεληκὼς
ταρφέ᾽ ἐπαΐσσει, ἑλέειν τέ ἑ θυμὸς ἀνώγει·
ὣς ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἐμμεμαὼς ἰθὺς πέτετο, τρέσε δ᾽ Ἕκτωρ
τεῖχος ὕπο Τρώων, λαιψηρὰ δὲ γούνατ᾽ ἐνώμα.

οἳ δὲ παρὰ σκοπιὴν καὶ ἐρινεὸν ἠνεμόεντα
τείχεος αἰὲν ὑπ᾽ ἐκ κατ᾽ ἀμαξιτὸν ἐσσεύοντο,
κρουνὼ δ᾽ ἵκανον καλλιρρόω· ἔνθα δὲ πηγαὶ
δοιαὶ ἀναΐσσουσι Σκαμάνδρου δινήεντος.
ἣ μὲν γάρ θ᾽ ὕδατι λιαρῶι ῥέει, ἀμφὶ δὲ καπνὸς

γίγνεται ἐξ αὐτῆς ὡς εἰ πυρὸς αἰθομένοιο·
ἣ δ᾽ ἑτέρη θέρεϊ προρέει ἐϊκυῖα χαλάζηι,
ἢ χιόνι ψυχρῆι ἢ ἐξ ὕδατος κρυστάλλωι.
ἔνθα δ᾽ ἐπ᾽ αὐτάων πλυνοὶ εὐρέες ἐγγὺς ἔασι
καλοὶ λαΐνεοι, ὅθι εἵματα σιγαλόεντα

πλύνεσκον Τρώων ἄλοχοι καλαί τε θύγατρες
τὸ πρὶν ἐπ᾽ εἰρήνης πρὶν ἐλθεῖν υἷας Ἀχαιῶν.
τῆι ῥα παραδραμέτην φεύγων ὁ δ᾽ ὄπισθε διώκων·
πρόσθε μὲν ἐσθλὸς ἔφευγε, δίωκε δέ μιν μέγ᾽ ἀμείνων
καρπαλίμως, ἐπεὶ οὐχ ἱερήϊον οὐδὲ βοείην

ἀρνύσθην, ἅ τε ποσσὶν ἀέθλια γίγνεται ἀνδρῶν,
ἀλλὰ περὶ ψυχῆς θέον Ἕκτορος ἱπποδάμοιο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀεθλοφόροι περὶ τέρματα μώνυχες ἵπποι
ῥίμφα μάλα τρωχῶσι· τὸ δὲ μέγα κεῖται ἄεθλον
ἢ τρίπος ἠὲ γυνὴ ἀνδρὸς κατατεθνηῶτος·

ὣς τὼ τρὶς Πριάμοιο πόλιν πέρι δινηθήτην
καρπαλίμοισι πόδεσσι· θεοὶ δ᾽ ἐς πάντες ὁρῶντο·
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
ὢ πόποι ἦ φίλον ἄνδρα διωκόμενον περὶ τεῖχος
ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι· ἐμὸν δ᾽ ὀλοφύρεται ἦτορ

Ἕκτορος, ὅς μοι πολλὰ βοῶν ἐπὶ μηρί᾽ ἔκηεν
Ἴδης ἐν κορυφῆισι πολυπτύχου, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
ἐν πόλει ἀκροτάτηι· νῦν αὖτέ ἑ δῖος Ἀχιλλεὺς
ἄστυ πέρι Πριάμοιο ποσὶν ταχέεσσι διώκει.
ἀλλ᾽ ἄγετε φράζεσθε θεοὶ καὶ μητιάασθε

ἠέ μιν ἐκ θανάτοιο σαώσομεν, ἦέ μιν ἤδη
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ δαμάσσομεν ἐσθλὸν ἐόντα.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ὦ πάτερ ἀργικέραυνε κελαινεφὲς οἷον ἔειπες·
ἄνδρα θνητὸν ἐόντα πάλαι πεπρωμένον αἴσηι

ἂψ ἐθέλεις θανάτοιο δυσηχέος ἐξαναλῦσαι;
ἔρδ᾽· ἀτὰρ οὔ τοι πάντες ἐπαινέομεν θεοὶ ἄλλοι.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
θάρσει Τριτογένεια φίλον τέκος· οὔ νύ τι θυμῶι
πρόφρονι μυθέομαι, ἐθέλω δέ τοι ἤπιος εἶναι·

ἔρξον ὅπηι δή τοι νόος ἔπλετο, μὴ δ᾽ ἔτ᾽ ἐρώει.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε πάρος μεμαυῖαν Ἀθήνην·
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα.
Ἕκτορα δ᾽ ἀσπερχὲς κλονέων ἔφεπ᾽ ὠκὺς Ἀχιλλεύς.
ὡς δ᾽ ὅτε νεβρὸν ὄρεσφι κύων ἐλάφοιο δίηται

ὄρσας ἐξ εὐνῆς διά τ᾽ ἄγκεα καὶ διὰ βήσσας·
τὸν δ᾽ εἴ πέρ τε λάθηισι καταπτήξας ὑπὸ θάμνωι,
ἀλλά τ᾽ ἀνιχνεύων θέει ἔμπεδον ὄφρά κεν εὕρηι·
ὣς Ἕκτωρ οὐ λῆθε ποδώκεα Πηλεΐωνα.
ὁσσάκι δ᾽ ὁρμήσειε πυλάων Δαρδανιάων

ἀντίον ἀΐξασθαι ἐϋδμήτους ὑπὸ πύργους,
εἴ πως οἷ καθύπερθεν ἀλάλκοιεν βελέεσσι,
τοσσάκι μιν προπάροιθεν ἀποστρέψασκε παραφθὰς
πρὸς πεδίον· αὐτὸς δὲ ποτὶ πτόλιος πέτετ᾽ αἰεί.
ὡς δ᾽ ἐν ὀνείρωι οὐ δύναται φεύγοντα διώκειν·

οὔτ᾽ ἄρ᾽ ὁ τὸν δύναται ὑποφεύγειν οὔθ᾽ ὁ διώκειν·
ὣς ὁ τὸν οὐ δύνατο μάρψαι ποσίν, οὐδ᾽ ὃς ἀλύξαι.
πῶς δέ κεν Ἕκτωρ κῆρας ὑπεξέφυγεν θανάτοιο,
εἰ μή οἱ πύματόν τε καὶ ὕστατον ἤντετ᾽ Ἀπόλλων
ἐγγύθεν, ὅς οἱ ἐπῶρσε μένος λαιψηρά τε γοῦνα;

λαοῖσιν δ᾽ ἀνένευε καρήατι δῖος Ἀχιλλεύς,
οὐδ᾽ ἔα ἱέμεναι ἐπὶ Ἕκτορι πικρὰ βέλεμνα,
μή τις κῦδος ἄροιτο βαλών, ὁ δὲ δεύτερος ἔλθοι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπὶ κρουνοὺς ἀφίκοντο,
καὶ τότε δὴ χρύσεια πατὴρ ἐτίταινε τάλαντα,

ἐν δ᾽ ἐτίθει δύο κῆρε τανηλεγέος θανάτοιο,
τὴν μὲν Ἀχιλλῆος, τὴν δ᾽ Ἕκτορος ἱπποδάμοιο,
ἕλκε δὲ μέσσα λαβών· ῥέπε δ᾽ Ἕκτορος αἴσιμον ἦμαρ,
ὤιχετο δ᾽ εἰς Ἀΐδαο, λίπεν δέ ἑ Φοῖβος Ἀπόλλων.
Πηλεΐωνα δ᾽ ἵκανε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη,

ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
νῦν δὴ νῶι ἔολπα Διῒ φίλε φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ
οἴσεσθαι μέγα κῦδος Ἀχαιοῖσι προτὶ νῆας
Ἕκτορα δηιώσαντε μάχης ἄατόν περ ἐόντα.
οὔ οἱ νῦν ἔτι γ᾽ ἔστι πεφυγμένον ἄμμε γενέσθαι,

οὐδ᾽ εἴ κεν μάλα πολλὰ πάθοι ἑκάεργος Ἀπόλλων
προπροκυλινδόμενος πατρὸς Διὸς αἰγιόχοιο.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν στῆθι καὶ ἄμπνυε, τόνδε δ᾽ ἐγώ τοι
οἰχομένη πεπιθήσω ἐναντίβιον μαχέσασθαι.
ὣς φάτ᾽ Ἀθηναίη, ὁ δ᾽ ἐπείθετο, χαῖρε δὲ θυμῶι,

στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπὶ μελίης χαλκογλώχινος ἐρεισθείς.
ἣ δ᾽ ἄρα τὸν μὲν ἔλειπε, κιχήσατο δ᾽ Ἕκτορα δῖον
Δηϊφόβωι ἐϊκυῖα δέμας καὶ ἀτειρέα φωνήν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἠθεῖ᾽ ἦ μάλα δή σε βιάζεται ὠκὺς Ἀχιλλεὺς

ἄστυ πέρι Πριάμοιο ποσὶν ταχέεσσι διώκων·
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ στέωμεν καὶ ἀλεξώμεσθα μένοντες.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Δηΐφοβ᾽ ἦ μέν μοι τὸ πάρος πολὺ φίλτατος ἦσθα
γνωτῶν οὓς Ἑκάβη ἠδὲ Πρίαμος τέκε παῖδας·

νῦν δ᾽ ἔτι καὶ μᾶλλον νοέω φρεσὶ τιμήσασθαι,
ὃς ἔτλης ἐμεῦ εἵνεκ᾽, ἐπεὶ ἴδες ὀφθαλμοῖσι,
τείχεος ἐξελθεῖν, ἄλλοι δ᾽ ἔντοσθε μένουσι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ἠθεῖ᾽ ἦ μὲν πολλὰ πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ

λίσσονθ᾽ ἑξείης γουνούμενοι, ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι,
αὖθι μένειν· τοῖον γὰρ ὑποτρομέουσιν ἅπαντες·
ἀλλ᾽ ἐμὸς ἔνδοθι θυμὸς ἐτείρετο πένθεϊ λυγρῶι.
νῦν δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτε μαχώμεθα, μὴ δέ τι δούρων
ἔστω φειδωλή, ἵνα εἴδομεν εἴ κεν Ἀχιλλεὺς

νῶϊ κατακτείνας ἔναρα βροτόεντα φέρηται
νῆας ἔπι γλαφυράς, ἦ κεν σῶι δουρὶ δαμήηι.
ὣς φαμένη καὶ κερδοσύνηι ἡγήσατ᾽ Ἀθήνη·
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τὸν πρότερος προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·

οὔ σ᾽ ἔτι Πηλέος υἱὲ φοβήσομαι, ὡς τὸ πάρος περ
τρὶς περὶ ἄστυ μέγα Πριάμου δίον, οὐδέ ποτ᾽ ἔτλην
μεῖναι ἐπερχόμενον· νῦν αὖτέ με θυμὸς ἀνῆκε
στήμεναι ἀντία σεῖο· ἕλοιμί κεν ἤ κεν ἁλοίην.
ἀλλ᾽ ἄγε δεῦρο θεοὺς ἐπιδώμεθα· τοὶ γὰρ ἄριστοι

μάρτυροι ἔσσονται καὶ ἐπίσκοποι ἁρμονιάων·
οὐ γὰρ ἐγώ σ᾽ ἔκπαγλον ἀεικιῶ, αἴ κεν ἐμοὶ Ζεὺς
δώηι καμμονίην, σὴν δὲ ψυχὴν ἀφέλωμαι·
ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἄρ κέ σε συλήσω κλυτὰ τεύχε᾽ Ἀχιλλεῦ
νεκρὸν Ἀχαιοῖσιν δώσω πάλιν· ὣς δὲ σὺ ῥέζειν.

τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἕκτορ μή μοι ἄλαστε συνημοσύνας ἀγόρευε·
ὡς οὐκ ἔστι λέουσι καὶ ἀνδράσιν ὅρκια πιστά,
οὐδὲ λύκοι τε καὶ ἄρνες ὁμόφρονα θυμὸν ἔχουσιν,
ἀλλὰ κακὰ φρονέουσι διαμπερὲς ἀλλήλοισιν,

ὣς οὐκ ἔστ᾽ ἐμὲ καὶ σὲ φιλήμεναι, οὐδέ τι νῶϊν
ὅρκια ἔσσονται, πρίν γ᾽ ἢ ἕτερόν γε πεσόντα
αἵματος ἆσαι Ἄρηα ταλαύρινον πολεμιστήν.
παντοίης ἀρετῆς μιμνήσκεο· νῦν σε μάλα χρὴ
αἰχμητήν τ᾽ ἔμεναι καὶ θαρσαλέον πολεμιστήν.

οὔ τοι ἔτ᾽ ἔσθ᾽ ὑπάλυξις, ἄφαρ δέ σε Παλλὰς Ἀθήνη
ἔγχει ἐμῶι δαμάαι· νῦν δ᾽ ἀθρόα πάντ᾽ ἀποτίσεις
κήδε᾽ ἐμῶν ἑτάρων οὓς ἔκτανες ἔγχεϊ θύων.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος·
καὶ τὸ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο φαίδιμος Ἕκτωρ·

ἕζετο γὰρ προϊδών, τὸ δ᾽ ὑπέρπτατο χάλκεον ἔγχος,
ἐν γαίηι δ᾽ ἐπάγη· ἀνὰ δ᾽ ἥρπασε Παλλὰς Ἀθήνη,
ἂψ δ᾽ Ἀχιλῆϊ δίδου, λάθε δ᾽ Ἕκτορα ποιμένα λαῶν.
Ἕκτωρ δὲ προσέειπεν ἀμύμονα Πηλεΐωνα·
ἤμβροτες, οὐδ᾽ ἄρα πώ τι θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ

ἐκ Διὸς ἠείδης τὸν ἐμὸν μόρον, ἦ τοι ἔφης γε·
ἀλλά τις ἀρτιεπὴς καὶ ἐπίκλοπος ἔπλεο μύθων,
ὄφρά σ᾽ ὑποδείσας μένεος ἀλκῆς τε λάθωμαι.
οὐ μέν μοι φεύγοντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πήξεις,
ἀλλ᾽ ἰθὺς μεμαῶτι διὰ στήθεσφιν ἔλασσον

εἴ τοι ἔδωκε θεός· νῦν αὖτ᾽ ἐμὸν ἔγχος ἄλευαι
χάλκεον· ὡς δή μιν σῶι ἐν χροῒ πᾶν κομίσαιο.
καί κεν ἐλαφρότερος πόλεμος Τρώεσσι γένοιτο
σεῖο καταφθιμένοιο· σὺ γάρ σφισι πῆμα μέγιστον.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,

καὶ βάλε Πηλεΐδαο μέσον σάκος οὐδ᾽ ἀφάμαρτε·
τῆλε δ᾽ ἀπεπλάγχθη σάκεος δόρυ· χώσατο δ᾽ Ἕκτωρ
ὅττί ῥά οἱ βέλος ὠκὺ ἐτώσιον ἔκφυγε χειρός,
στῆ δὲ κατηφήσας, οὐδ᾽ ἄλλ᾽ ἔχε μείλινον ἔγχος.
Δηΐφοβον δ᾽ ἐκάλει λευκάσπιδα μακρὸν ἀΰσας·

ἤιτεέ μιν δόρυ μακρόν· ὁ δ᾽ οὔ τί οἱ ἐγγύθεν ἦεν.
Ἕκτωρ δ᾽ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ φώνησέν τε·
ὢ πόποι ἦ μάλα δή με θεοὶ θάνατον δὲ κάλεσσαν·
Δηΐφοβον γὰρ ἔγωγ᾽ ἐφάμην ἥρωα παρεῖναι·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν τείχει, ἐμὲ δ᾽ ἐξαπάτησεν Ἀθήνη.

νῦν δὲ δὴ ἐγγύθι μοι θάνατος κακός, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἄνευθεν,
οὐδ᾽ ἀλέη· ἦ γάρ ῥα πάλαι τό γε φίλτερον ἦεν
Ζηνί τε καὶ Διὸς υἷι ἑκηβόλωι, οἵ με πάρος γε
πρόφρονες εἰρύατο· νῦν αὖτέ με μοῖρα κιχάνει.
μὴ μὰν ἀσπουδί γε καὶ ἀκλειῶς ἀπολοίμην,

ἀλλὰ μέγα ῥέξας τι καὶ ἐσσομένοισι πυθέσθαι.
ὣς ἄρα φωνήσας εἰρύσσατο φάσγανον ὀξύ,
τό οἱ ὑπὸ λαπάρην τέτατο μέγα τε στιβαρόν τε,
οἴμησεν δὲ ἀλεὶς ὥς τ᾽ αἰετὸς ὑψιπετήεις,
ὅς τ᾽ εἶσιν πεδίον δὲ διὰ νεφέων ἐρεβεννῶν

ἁρπάξων ἢ ἄρν᾽ ἀμαλὴν ἤ πτῶκα λαγωόν·
ὣς Ἕκτωρ οἴμησε τινάσσων φάσγανον ὀξύ.
ὁρμήθη δ᾽ Ἀχιλεύς, μένεος δ᾽ ἐμπλήσατο θυμὸν
ἀγρίου, πρόσθεν δὲ σάκος στέρνοιο κάλυψε
καλὸν δαιδάλεον, κόρυθι δ᾽ ἐπένευε φαεινῆι

τετραφάλωι· καλαὶ δὲ περισσείοντο ἔθειραι
χρύσεαι, ἃς Ἥφαιστος ἵει λόφον ἀμφὶ θαμειάς.
οἷος δ᾽ ἀστὴρ εἶσι μετ᾽ ἀστράσι νυκτὸς ἀμολγῶι
ἕσπερος, ὃς κάλλιστος ἐν οὐρανῶι ἵσταται ἀστήρ,
ὣς αἰχμῆς ἀπέλαμπ᾽ εὐήκεος, ἣν ἄρ᾽ Ἀχιλλεὺς

πάλλεν δεξιτερῆι φρονέων κακὸν Ἕκτορι δίωι
εἰσορόων χρόα καλόν, ὅπηι εἴξειε μάλιστα.
τοῦ δὲ καὶ ἄλλο τόσον μὲν ἔχε χρόα χάλκεα τεύχεα
καλά, τὰ Πατρόκλοιο βίην ἐνάριξε κατακτάς·
φαίνετο δ᾽ ἧι κληῗδες ἀπ᾽ ὤμων αὐχέν᾽ ἔχουσι

λαυκανίην, ἵνα τε ψυχῆς ὤκιστος ὄλεθρος·
τῆι ῥ᾽ ἐπὶ οἷ μεμαῶτ᾽ ἔλασ᾽ ἔγχεϊ δῖος Ἀχιλλεύς,
ἀντικρὺ δ᾽ ἁπαλοῖο δι᾽ αὐχένος ἤλυθ᾽ ἀκωκή·
οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ ἀσφάραγον μελίη τάμε χαλκοβάρεια,
ὄφρά τί μιν προτιείποι ἀμειβόμενος ἐπέεσσιν.

ἤριπε δ᾽ ἐν κονίηις· ὁ δ᾽ ἐπεύξατο δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἕκτορ ἀτάρ που ἔφης Πατροκλῆ᾽ ἐξεναρίζων
σῶς ἔσσεσθ᾽, ἐμὲ δ᾽ οὐδὲν ὀπίζεο νόσφιν ἐόντα
νήπιε· τοῖο δ᾽ ἄνευθεν ἀοσσητὴρ μέγ᾽ ἀμείνων
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐγὼ μετόπισθε λελείμμην,

ὅς τοι γούνατ᾽ ἔλυσα· σὲ μὲν κύνες ἠδ᾽ οἰωνοὶ
ἑλκήσουσ᾽ ἀϊκῶς, τὸν δὲ κτεριοῦσιν Ἀχαιοί.
τὸν δ᾽ ὀλιγοδρανέων προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
λίσσομ᾽ ὑπὲρ ψυχῆς καὶ γούνων σῶν τε τοκήων
μή με ἔα παρὰ νηυσὶ κύνας καταδάψαι Ἀχαιῶν,

ἀλλὰ σὺ μὲν χαλκόν τε ἅλις χρυσόν τε δέδεξο
δῶρα τά τοι δώσουσι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ,
σῶμα δὲ οἴκαδ᾽ ἐμὸν δόμεναι πάλιν, ὄφρα πυρός με
Τρῶες καὶ Τρώων ἄλοχοι λελάχωσι θανόντα.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεὺς·

μή με κύον γούνων γουνάζεο μὴ δὲ τοκήων·
αἲ γάρ πως αὐτόν με μένος καὶ θυμὸς ἀνήη
ὤμ᾽ ἀποταμνόμενον κρέα ἔδμεναι, οἷα ἔοργας,
ὡς οὐκ ἔσθ᾽ ὃς σῆς γε κύνας κεφαλῆς ἀπαλάλκοι,
οὐδ᾽ εἴ κεν δεκάκις τε καὶ εἰκοσινήριτ᾽ ἄποινα

στήσωσ᾽ ἐνθάδ᾽ ἄγοντες, ὑπόσχωνται δὲ καὶ ἄλλα,
οὐδ᾽ εἴ κέν σ᾽ αὐτὸν χρυσῶι ἐρύσασθαι ἀνώγοι
Δαρδανίδης Πρίαμος· οὐδ᾽ ὧς σέ γε πότνια μήτηρ
ἐνθεμένη λεχέεσσι γοήσεται ὃν τέκεν αὐτή,
ἀλλὰ κύνες τε καὶ οἰωνοὶ κατὰ πάντα δάσονται.

τὸν δὲ καταθνήισκων προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
ἦ σ᾽ εὖ γιγνώσκων προτιόσσομαι, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλον
πείσειν· ἦ γὰρ σοί γε σιδήρεος ἐν φρεσὶ θυμός.
φράζεο νῦν, μή τοί τι θεῶν μήνιμα γένωμαι
ἤματι τῶι ὅτε κέν σε Πάρις καὶ Φοῖβος Ἀπόλλων

ἐσθλὸν ἐόντ᾽ ὀλέσωσιν ἐνὶ Σκαιῆισι πύληισιν.
ὣς ἄρα μιν εἰπόντα τέλος θανάτοιο κάλυψε,
ψυχὴ δ᾽ ἐκ ῥεθέων πταμένη Ἄϊδος δὲ βεβήκει
ὃν πότμον γοόωσα λιποῦσ᾽ ἀνδροτῆτα καὶ ἥβην.
τὸν καὶ τεθνηῶτα προσηύδα δῖος Ἀχιλλεύς·

τέθναθι· κῆρα δ᾽ ἐγὼ τότε δέξομαι ὁππότε κεν δὴ
Ζεὺς ἐθέληι τελέσαι ἠδ᾽ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι.
ἦ ῥα, καὶ ἐκ νεκροῖο ἐρύσσατο χάλκεον ἔγχος,
καὶ τό γ᾽ ἄνευθεν ἔθηχ᾽, ὁ δ᾽ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἐσύλα
αἱματόεντ᾽· ἄλλοι δὲ περίδραμον υἷες Ἀχαιῶν,

οἳ καὶ θηήσαντο φυὴν καὶ εἶδος ἀγητὸν
Ἕκτορος· οὐδ᾽ ἄρα οἵ τις ἀνουτητί γε παρέστη.
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν ἐς πλησίον ἄλλον·
ὢ πόποι, ἦ μάλα δὴ μαλακώτερος ἀμφαφάασθαι
Ἕκτωρ ἢ ὅτε νῆας ἐνέπρησεν πυρὶ κηλέωι.

ὣς ἄρα τις εἴπεσκε καὶ οὐτήσασκε παραστάς.
τὸν δ᾽ ἐπεὶ ἐξενάριξε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
στὰς ἐν Ἀχαιοῖσιν ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ἐπεὶ δὴ τόνδ᾽ ἄνδρα θεοὶ δαμάσασθαι ἔδωκαν,

ὃς κακὰ πόλλ᾽ ἔρρεξεν ὅσ᾽ οὐ σύμπαντες οἱ ἄλλοι,
εἰ δ᾽ ἄγετ᾽ ἀμφὶ πόλιν σὺν τεύχεσι πειρηθῶμεν,
ὄφρά κ᾽ ἔτι γνῶμεν Τρώων νόον ὅν τιν᾽ ἔχουσιν,
ἢ καταλείψουσιν πόλιν ἄκρην τοῦδε πεσόντος,
ἦε μένειν μεμάασι καὶ Ἕκτορος οὐκέτ᾽ ἐόντος.

ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
κεῖται πὰρ νήεσσι νέκυς ἄκλαυτος ἄθαπτος
Πάτροκλος· τοῦ δ᾽ οὐκ ἐπιλήσομαι, ὄφρ᾽ ἂν ἔγωγε
ζωοῖσιν μετέω καί μοι φίλα γούνατ᾽ ὀρώρηι·
εἰ δὲ θανόντων περ καταλήθοντ᾽ εἰν Ἀΐδαο

αὐτὰρ ἐγὼ καὶ κεῖθι φίλου μεμνήσομ᾽ ἑταίρου.
νῦν δ᾽ ἄγ᾽ ἀείδοντες παιήονα κοῦροι Ἀχαιῶν
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισι νεώμεθα, τόνδε δ᾽ ἄγωμεν.
ἠράμεθα μέγα κῦδος· ἐπέφνομεν Ἕκτορα δῖον,
ὧι Τρῶες κατὰ ἄστυ θεῶι ὣς εὐχετόωντο.

ἦ ῥα, καὶ Ἕκτορα δῖον ἀεικέα μήδετο ἔργα.
ἀμφοτέρων μετόπισθε ποδῶν τέτρηνε τένοντε
ἐς σφυρὸν ἐκ πτέρνης, βοέους δ᾽ ἐξῆπτεν ἱμάντας,
ἐκ δίφροιο δ᾽ ἔδησε, κάρη δ᾽ ἕλκεσθαι ἔασεν·
ἐς δίφρον δ᾽ ἀναβὰς ἀνά τε κλυτὰ τεύχε᾽ ἀείρας

μάστιξέν ῥ᾽ ἐλάαν, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην.
τοῦ δ᾽ ἦν ἑλκομένοιο κονίσαλος, ἀμφὶ δὲ χαῖται
κυάνεαι πίτναντο, κάρη δ᾽ ἅπαν ἐν κονίηισι
κεῖτο πάρος χαρίεν· τότε δὲ Ζεὺς δυσμενέεσσι
δῶκεν ἀεικίσσασθαι ἑῆι ἐν πατρίδι γαίηι.

ὣς τοῦ μὲν κεκόνιτο κάρη ἅπαν· ἣ δέ νυ μήτηρ
τίλλε κόμην, ἀπὸ δὲ λιπαρὴν ἔρριψε καλύπτρην
τηλόσε, κώκυσεν δὲ μάλα μέγα παῖδ᾽ ἐσιδοῦσα·
ὤιμωξεν δ᾽ ἐλεεινὰ πατὴρ φίλος, ἀμφὶ δὲ λαοὶ
κωκυτῶι τ᾽ εἴχοντο καὶ οἰμωγῆι κατὰ ἄστυ.

τῶι δὲ μάλιστ᾽ ἄρ᾽ ἔην ἐναλίγκιον ὡς εἰ ἅπασα
Ἴλιος ὀφρυόεσσα πυρὶ σμύχοιτο κατ᾽ ἄκρης.
λαοὶ μέν ῥα γέροντα μόγις ἔχον ἀσχαλόωντα
ἐξελθεῖν μεμαῶτα πυλάων Δαρδανιάων.
πάντας δ᾽ ἐλλιτάνευε κυλινδόμενος κατὰ κόπρον,

ἐξονομακλήδην ὀνομάζων ἄνδρα ἕκαστον·
σχέσθε φίλοι, καί μ᾽ οἶον ἐάσατε κηδόμενοί περ
ἐξελθόντα πόληος ἱκέσθ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
λίσσωμ᾽ ἀνέρα τοῦτον ἀτάσθαλον ὀβριμοεργόν,
ἤν πως ἡλικίην αἰδέσσεται ἠδ᾽ ἐλεήσηι

γῆρας· καὶ δέ νυ τῶι γε πατὴρ τοιόσδε τέτυκται
Πηλεύς, ὅς μιν ἔτικτε καὶ ἔτρεφε πῆμα γενέσθαι
Τρωσί· μάλιστα δ᾽ ἐμοὶ περὶ πάντων ἄλγε᾽ ἔθηκε.
τόσσους γάρ μοι παῖδας ἀπέκτανε τηλεθάοντας·
τῶν πάντων οὐ τόσσον ὀδύρομαι ἀχνύμενός περ

ὡς ἑνός, οὗ μ᾽ ἄχος ὀξὺ κατοίσεται Ἄϊδος εἴσω,
Ἕκτορος· ὡς ὄφελεν θανέειν ἐν χερσὶν ἐμῆισι·
τώ κε κορεσσάμεθα κλαίοντέ τε μυρομένω τε
μήτηρ θ᾽, ἥ μιν ἔτικτε δυσάμμορος, ἠδ᾽ ἐγὼ αὐτός.
ὣς ἔφατο κλαίων, ἐπὶ δὲ στενάχοντο πολῖται·

Τρωιῆισιν δ᾽ Ἑκάβη ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο·
τέκνον ἐγὼ δειλή· τί νυ βείομαι αἰνὰ παθοῦσα
σεῦ ἀποτεθνηῶτος; ὅ μοι νύκτάς τε καὶ ἦμαρ
εὐχωλὴ κατὰ ἄστυ πελέσκεο, πᾶσί τ᾽ ὄνειαρ
Τρωσί τε καὶ Τρωιῆισι κατὰ πτόλιν, οἵ σε θεὸν ὣς

δειδέχατ᾽· ἦ γὰρ καί σφι μάλα μέγα κῦδος ἔησθα
ζωὸς ἐών· νῦν αὖ θάνατος καὶ μοῖρα κιχάνει.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἄλοχος δ᾽ οὔ πώ τι πέπυστο
Ἕκτορος· οὐ γάρ οἵ τις ἐτήτυμος ἄγγελος ἐλθὼν
ἤγγειλ᾽ ὅττί ῥά οἱ πόσις ἔκτοθι μίμνε πυλάων,

ἀλλ᾽ ἥ γ᾽ ἱστὸν ὕφαινε μυχῶι δόμου ὑψηλοῖο
δίπλακα πορφυρέην, ἐν δὲ θρόνα ποικίλ᾽ ἔπασσε.
κέκλετο δ᾽ ἀμφιπόλοισιν ἐϋπλοκάμοις κατὰ δῶμα
ἀμφὶ πυρὶ στῆσαι τρίποδα μέγαν, ὄφρα πέλοιτο
Ἕκτορι θερμὰ λοετρὰ μάχης ἐκ νοστήσαντι

νηπίη, οὐδ᾽ ἐνόησεν ὅ μιν μάλα τῆλε λοετρῶν
χερσὶν Ἀχιλλῆος δάμασε γλαυκῶπις Ἀθήνη.
κωκυτοῦ δ᾽ ἤκουσε καὶ οἰμωγῆς ἀπὸ πύργου·
τῆς δ᾽ ἐλελίχθη γυῖα, χαμαὶ δέ οἱ ἔκπεσε κερκίς·
ἣ δ᾽ αὖτις δμωιῆισιν ἐϋπλοκάμοισι μετηύδα·

δεῦτε δύω μοι ἕπεσθον, ἴδωμ᾽ ὅτιν᾽ ἔργα τέτυκται.
αἰδοίης ἑκυρῆς ὀπὸς ἔκλυον, ἐν δ᾽ ἐμοὶ αὐτῆι
στήθεσι πάλλεται ἦτορ ἀνὰ στόμα, νέρθε δὲ γοῦνα
πήγνυται· ἐγγὺς δή τι κακὸν Πριάμοιο τέκεσσιν.
αἲ γὰρ ἀπ᾽ οὔατος εἴη ἐμεῦ ἔπος· ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς

δείδω μὴ δή μοι θρασὺν Ἕκτορα δῖος Ἀχιλλεὺς
μοῦνον ἀποτμήξας πόλιος πεδίον δὲ δίηται,
καὶ δή μιν καταπαύσηι ἀγηνορίης ἀλεγεινῆς
ἥ μιν ἔχεσκ᾽, ἐπεὶ οὔ ποτ᾽ ἐνὶ πληθυῖ μένεν ἀνδρῶν,
ἀλλὰ πολὺ προθέεσκε, τὸ ὃν μένος οὐδενὶ εἴκων.

ὣς φαμένη μεγάροιο διέσσυτο μαινάδι ἴση
παλλομένη κραδίην· ἅμα δ᾽ ἀμφίπολοι κίον αὐτῆι
αὐτὰρ ἐπεὶ πύργόν τε καὶ ἀνδρῶν ἷξεν ὅμιλον
ἔστη παπτήνασ᾽ ἐπὶ τείχεϊ, τὸν δὲ νόησεν
ἑλκόμενον πρόσθεν πόλιος· ταχέες δέ μιν ἵπποι

ἕλκον ἀκηδέστως κοίλας ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
τὴν δὲ κατ᾽ ὀφθαλμῶν ἐρεβεννὴ νὺξ ἐκάλυψεν,
ἤριπε δ᾽ ἐξοπίσω, ἀπὸ δὲ ψυχὴν ἐκάπυσσε.
τῆλε δ᾽ ἀπὸ κρατὸς βάλε δέσματα σιγαλόεντα,
ἄμπυκα κεκρύφαλόν τε ἰδὲ πλεκτὴν ἀναδέσμην

κρήδεμνόν θ᾽, ὅ ῥά οἱ δῶκε χρυσῆ Ἀφροδίτη
ἤματι τῶι ὅτε μιν κορυθαίολος ἠγάγεθ᾽ Ἕκτωρ
ἐκ δόμου Ἠετίωνος, ἐπεὶ πόρε μυρία ἕδνα.
ἀμφὶ δέ μιν γαλόωι τε καὶ εἰνατέρες ἅλις ἔσταν,
αἵ ἑ μετὰ σφίσιν εἶχον ἀτυζομένην ἀπολέσθαι.

ἣ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἔμπνυτο καὶ ἐς φρένα θυμὸς ἀγέρθη
ἀμβλήδην γοόωσα μετὰ Τρωιῆισιν ἔειπεν·
Ἕκτορ ἐγὼ δύστηνος· ἰῆι ἄρα γεινόμεθ᾽ αἴσηι
ἀμφότεροι, σὺ μὲν ἐν Τροίηι Πριάμου κατὰ δῶμα,
αὐτὰρ ἐγὼ Θήβηισιν ὑπὸ Πλάκωι ὑληέσσηι

ἐν δόμωι Ἠετίωνος, ὅ μ᾽ ἔτρεφε τυτθὸν ἐοῦσαν
δύσμορος αἰνόμορον· ὡς μὴ ὤφελλε τεκέσθαι.
νῦν δὲ σὺ μὲν Ἀΐδαο δόμους ὑπὸ κεύθεσι γαίης
ἔρχεαι, αὐτὰρ ἐμὲ στυγερῶι ἐνὶ πένθεϊ λείπεις
χήρην ἐν μεγάροισι· πάϊς δ᾽ ἔτι νήπιος αὔτως,

ὃν τέκομεν σύ τ᾽ ἐγώ τε δυσάμμοροι· οὔτε σὺ τούτωι
ἔσσεαι Ἕκτορ ὄνειαρ ἐπεὶ θάνες, οὔτε σοὶ οὗτος.
ἤν περ γὰρ πόλεμόν γε φύγηι πολύδακρυν Ἀχαιῶν,
αἰεί τοι τούτωι γε πόνος καὶ κήδε᾽ ὀπίσσω
ἔσσοντ᾽· ἄλλοι γάρ οἱ ἀπουρίσσουσιν ἀρούρας.

ἦμαρ δ᾽ ὀρφανικὸν παναφήλικα παῖδα τίθησι·
πάντα δ᾽ ὑπεμνήμυκε, δεδάκρυνται δὲ παρειαί,
δευόμενος δέ τ᾽ ἄνεισι πάϊς ἐς πατρὸς ἑταίρους,
ἄλλον μὲν χλαίνης ἐρύων, ἄλλον δὲ χιτῶνος·
τῶν δ᾽ ἐλεησάντων κοτύλην τις τυτθὸν ἐπέσχε·

χείλεα μέν τ᾽ ἐδίην᾽, ὑπερώιην δ᾽ οὐκ ἐδίηνε.
τὸν δὲ καὶ ἀμφιθαλὴς ἐκ δαιτύος ἐστυφέλιξε
χερσὶν πεπλήγων καὶ ὀνειδείοισιν ἐνίσσων·
ἔρρ᾽ οὕτως· οὐ σός γε πατὴρ μεταδαίνυται ἡμῖν.
δακρυόεις δέ τ᾽ ἄνεισι πάϊς ἐς μητέρα χήρην

Ἀστυάναξ, ὃς πρὶν μὲν ἑοῦ ἐπὶ γούνασι πατρὸς
μυελὸν οἶον ἔδεσκε καὶ οἰῶν πίονα δημόν·
αὐτὰρ ὅθ᾽ ὕπνος ἕλοι, παύσαιτό τε νηπιαχεύων,
εὕδεσκ᾽ ἐν λέκτροισιν ἐν ἀγκαλίδεσσι τιθήνης
εὐνῆι ἔνι μαλακῆι θαλέων ἐμπλησάμενος κῆρ·

νῦν δ᾽ ἂν πολλὰ πάθηισι φίλου ἀπὸ πατρὸς ἁμαρτὼν
Ἀστυάναξ, ὃν Τρῶες ἐπίκλησιν καλέουσιν·
οἶος γάρ σφιν ἔρυσο πύλας καὶ τείχεα μακρά.
νῦν δὲ σὲ μὲν παρὰ νηυσὶ κορωνίσι νόσφι τοκήων
αἰόλαι εὐλαὶ ἔδονται, ἐπεί κε κύνες κορέσωνται

γυμνόν· ἀτάρ τοι εἵματ᾽ ἐνὶ μεγάροισι κέονται
λεπτά τε καὶ χαρίεντα τετυγμένα χερσὶ γυναικῶν.
ἀλλ᾽ ἤτοι τάδε πάντα καταφλέξω πυρὶ κηλέωι
οὐδὲν σοί γ᾽ ὄφελος, ἐπεὶ οὐκ ἐγκείσεαι αὐτοῖς,
ἀλλὰ πρὸς Τρώων καὶ Τρωϊάδων κλέος εἶναι.

ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες.

Ἰλιάδος Ψ

Ἆθλα ἐπὶ Πατρόκλωι.

Ὣς οἳ μὲν στενάχοντο κατὰ πτόλιν· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἐπεὶ δὴ νῆάς τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκοντο,
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐσκίδναντο ἑὴν ἐπὶ νῆα ἕκαστος,
Μυρμιδόνας δ᾽ οὐκ εἴα ἀποσκίδνασθαι Ἀχιλλεύς,

ἀλλ᾽ ὅ γε οἷς ἑτάροισι φιλοπτολέμοισι μετηύδα·
Μυρμιδόνες ταχύπωλοι ἐμοὶ ἐρίηρες ἑταῖροι
μὴ δή πω ὑπ᾽ ὄχεσφι λυώμεθα μώνυχας ἵππους,
ἀλλ᾽ αὐτοῖς ἵπποισι καὶ ἅρμασιν ἆσσον ἰόντες
Πάτροκλον κλαίωμεν· ὁ γὰρ γέρας ἐστὶ θανόντων.

αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ὀλοοῖο τεταρπώμεσθα γόοιο,
ἵππους λυσάμενοι δορπήσομεν ἐνθάδε πάντες.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ὤιμωξαν ἀολλέες, ἦρχε δ᾽ Ἀχιλλεύς.
οἳ δὲ τρὶς περὶ νεκρὸν ἐΰτριχας ἤλασαν ἵππους
μυρόμενοι· μετὰ δέ σφι Θέτις γόου ἵμερον ὦρσε.

δεύοντο ψάμαθοι, δεύοντο δὲ τεύχεα φωτῶν
δάκρυσι· τοῖον γὰρ πόθεον μήστωρα φόβοιο.
τοῖσι δὲ Πηλεΐδης ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο
χεῖρας ἐπ᾽ ἀνδροφόνους θέμενος στήθεσσιν ἑταίρου·
χαῖρέ μοι ὦ Πάτροκλε καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι·

πάντα γὰρ ἤδη τοι τελέω τὰ πάροιθεν ὑπέστην
Ἕκτορα δεῦρ᾽ ἐρύσας δώσειν κυσὶν ὠμὰ δάσασθαι,
δώδεκα δὲ προπάροιθε πυρῆς ἀποδειροτομήσειν
Τρώων ἀγλαὰ τέκνα σέθεν κταμένοιο χολωθείς.
ἦ ῥα καὶ Ἕκτορα δῖον ἀεικέα μήδετο ἔργα

πρηνέα πὰρ λεχέεσσι Μενοιτιάδαο τανύσσας
ἐν κονίηις· οἳ δ᾽ ἔντε᾽ ἀφωπλίζοντο ἕκαστος
χάλκεα μαρμαίροντα, λύον δ᾽ ὑψηχέας ἵππους,
κὰδ δ᾽ ἷζον παρὰ νηῒ ποδώκεος Αἰακίδαο
μυρίοι· αὐτὰρ ὁ τοῖσι τάφον μενοεικέα δαίνυ.

πολλοὶ μὲν βόες ἀργοὶ ὀρέχθεον ἀμφὶ σιδήρωι
σφαζόμενοι, πολλοὶ δ᾽ ὄϊες καὶ μηκάδες αἶγες·
πολλοὶ δ᾽ ἀργιόδοντες ὕες θαλέθοντες ἀλοιφῆι
εὑόμενοι τανύοντο διὰ φλογὸς Ἡφαίστοιο·
πάντηι δ᾽ ἀμφὶ νέκυν κοτυλήρυτον ἔρρεεν αἷμα.

αὐτὰρ τόν γε ἄνακτα ποδώκεα Πηλεΐωνα
εἰς Ἀγαμέμνονα δῖον ἄγον βασιλῆες Ἀχαιῶν
σπουδῆι παρπεπιθόντες ἑταίρου χωόμενον κῆρ.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίην Ἀγαμέμνονος ἷξον ἰόντες,
αὐτίκα κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κέλευσαν

ἀμφὶ πυρὶ στῆσαι τρίποδα μέγαν, εἰ πεπίθοιεν
Πηλεΐδην λούσασθαι ἄπο βρότον αἱματόεντα.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἠρνεῖτο στερεῶς, ἐπὶ δ᾽ ὅρκον ὄμοσσεν·
οὐ μὰ Ζῆν᾽, ὅς τίς τε θεῶν ὕπατος καὶ ἄριστος,
οὐ θέμις ἐστὶ λοετρὰ καρήατος ἆσσον ἱκέσθαι

πρίν γ᾽ ἐνὶ Πάτροκλον θέμεναι πυρὶ σῆμά τε χεῦαι
κείρασθαί τε κόμην, ἐπεὶ οὔ μ᾽ ἔτι δεύτερον ὧδε
ἵξετ᾽ ἄχος κραδίην ὄφρα ζωοῖσι μετείω.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μὲν στυγερῆι πειθώμεθα δαιτί·
ἠῶθεν δ᾽ ὄτρυνον ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον

ὕλην τ᾽ ἀξέμεναι παρά τε σχεῖν ὅσσ᾽ ἐπιεικὲς
νεκρὸν ἔχοντα νέεσθαι ὑπὸ ζόφον ἠερόεντα,
ὄφρ᾽ ἤτοι τοῦτον μὲν ἐπιφλέγηι ἀκάματον πῦρ
θᾶσσον ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν, λαοὶ δ᾽ ἐπὶ ἔργα τράπωνται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο.

ἐσσυμένως δ᾽ ἄρα δόρπον ἐφοπλίσσαντες ἕκαστοι
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
οἳ μὲν κακκείοντες ἔβαν κλισίην δὲ ἕκαστος,
Πηλεΐδης δ᾽ ἐπὶ θινὶ πολυφλοίσβοιο θαλάσσης

κεῖτο βαρὺ στενάχων πολέσιν μετὰ Μυρμιδόνεσσιν
ἐν καθαρῶι, ὅθι κύματ᾽ ἐπ᾽ ἠϊόνος κλύζεσκον·
εὖτε τὸν ὕπνος ἔμαρπτε λύων μελεδήματα θυμοῦ
νήδυμος ἀμφιχυθείς· μάλα γὰρ κάμε φαίδιμα γυῖα
Ἕκτορ᾽ ἐπαΐσσων προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν·

ἦλθε δ᾽ ἐπὶ ψυχὴ Πατροκλῆος δειλοῖο
πάντ᾽ αὐτῶι μέγεθός τε καὶ ὄμματα κάλ᾽ ἐϊκυῖα
καὶ φωνήν, καὶ τοῖα περὶ χροῒ εἵματα ἕστο·
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
εὕδεις, αὐτὰρ ἐμεῖο λελασμένος ἔπλευ Ἀχιλλεῦ.

οὐ μέν μευ ζώοντος ἀκήδεις, ἀλλὰ θανόντος·
θάπτέ με ὅττι τάχιστα πύλας Ἀΐδαο περήσω.
τῆλέ με εἴργουσι ψυχαὶ εἴδωλα καμόντων,
οὐδέ μέ πω μίσγεσθαι ὑπὲρ ποταμοῖο ἐῶσιν,
ἀλλ᾽ αὔτως ἀλάλημαι ἀν᾽ εὐρυπυλὲς Ἄϊδος δῶ.

καί μοι δὸς τὴν χεῖρ᾽· ὀλοφύρομαι, οὐ γὰρ ἔτ᾽ αὖτις
νίσομαι ἐξ Ἀΐδαο, ἐπήν με πυρὸς λελάχητε.
οὐ μὲν γὰρ ζωοί γε φίλων ἀπάνευθεν ἑταίρων
βουλὰς ἑζόμενοι βουλεύσομεν, ἀλλ᾽ ἐμὲ μὲν κὴρ
ἀμφέχανε στυγερή, ἥ περ λάχε γιγνόμενόν περ·

καὶ δὲ σοὶ αὐτῶι μοῖρα, θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ,
τείχει ὕπο Τρώων εὐηφενέων ἀπολέσθαι.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω καὶ ἐφήσομαι αἴ κε πίθηαι·
μὴ ἐμὰ σῶν ἀπάνευθε τιθήμεναι ὀστέ᾽ Ἀχιλλεῦ,
ἀλλ᾽ ὁμοῦ ὡς ἐτράφημεν ἐν ὑμετέροισι δόμοισιν,

εὖτέ με τυτθὸν ἐόντα Μενοίτιος ἐξ Ὀπόεντος
ἤγαγεν ὑμέτερόνδ᾽ ἀνδροκτασίης ὕπο λυγρῆς,
ἤματι τῶι ὅτε παῖδα κατέκτανον Ἀμφιδάμαντος
νήπιος οὐκ ἐθέλων ἀμφ᾽ ἀστραγάλοισι χολωθείς·
ἔνθά με δεξάμενος ἐν δώμασιν ἱππότα Πηλεὺς

ἔτραφέ τ᾽ ἐνδυκέως καὶ σὸν θεράποντ᾽ ὀνόμηνεν·
ὣς δὲ καὶ ὀστέα νῶϊν ὁμὴ σορὸς ἀμφικαλύπτοι
χρύσεος ἀμφιφορεύς, τόν τοι πόρε πότνια μήτηρ.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
τίπτέ μοι ἠθείη κεφαλὴ δεῦρ᾽ εἰλήλουθας

καί μοι ταῦτα ἕκαστ᾽ ἐπιτέλλεαι; αὐτὰρ ἐγώ τοι
πάντα μάλ᾽ ἐκτελέω καὶ πείσομαι ὡς σὺ κελεύεις.
ἀλλά μοι ἆσσον στῆθι· μίνυνθά περ ἀμφιβαλόντε
ἀλλήλους ὀλοοῖο τεταρπώμεσθα γόοιο.
ὣς ἄρα φωνήσας ὠρέξατο χερσὶ φίληισιν

οὐδ᾽ ἔλαβε· ψυχὴ δὲ κατὰ χθονὸς ἠΰτε καπνὸς
ὤιχετο τετριγυῖα· ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεὺς
χερσί τε συμπλατάγησεν, ἔπος δ᾽ ὀλοφυδνὸν ἔειπεν·
ὢ πόποι ἦ ῥά τίς ἐστι καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι
ψυχὴ καὶ εἴδωλον, ἀτὰρ φρένες οὐκ ἔνι πάμπαν·

παννυχίη γάρ μοι Πατροκλῆος δειλοῖο
ψυχὴ ἐφεστήκει γοόωσά τε μυρομένη τε,
καί μοι ἕκαστ᾽ ἐπέτελλεν, ἔϊκτο δὲ θέσκελον αὐτῶι.
ὣς φάτο, τοῖσι δὲ πᾶσιν ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο·
μυρομένοισι δὲ τοῖσι φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠὼς

ἀμφὶ νέκυν ἐλεεινόν. ἀτὰρ κρείων Ἀγαμέμνων
οὐρῆάς τ᾽ ὄτρυνε καὶ ἀνέρας ἀξέμεν ὕλην
πάντοθεν ἐκ κλισιῶν· ἐπὶ δ᾽ ἀνὴρ ἐσθλὸς ὀρώρει
Μηριόνης θεράπων ἀγαπήνορος Ἰδομενῆος.
οἳ δ᾽ ἴσαν ὑλοτόμους πελέκεας ἐν χερσὶν ἔχοντες

σειράς τ᾽ εὐπλέκτους· πρὸ δ᾽ ἄρ᾽ οὐρῆες κίον αὐτῶν.
πολλὰ δ᾽ ἄναντα κάταντα πάραντά τε δόχμιά τ᾽ ἦλθον·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ κνημοὺς προσέβαν πολυπίδακος Ἴδης,
αὐτίκ᾽ ἄρα δρῦς ὑψικόμους ταναήκεϊ χαλκῶι
τάμνον ἐπειγόμενοι· ταὶ δὲ μεγάλα κτυπέουσαι

πῖπτον· τὰς μὲν ἔπειτα διαπλήσσοντες Ἀχαιοὶ
ἔκδεον ἡμιόνων· ταὶ δὲ χθόνα ποσσὶ δατεῦντο
ἐλδόμεναι πεδίοιο διὰ ῥωπήϊα πυκνά.
πάντες δ᾽ ὑλοτόμοι φιτροὺς φέρον· ὡς γὰρ ἀνώγει
Μηριόνης θεράπων ἀγαπήνορος Ἰδομενῆος.

κὰδ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ ἀκτῆς βάλλον ἐπισχερώ, ἔνθ᾽ ἄρ᾽ Ἀχιλλεὺς
φράσσατο Πατρόκλωι μέγα ἠρίον ἠδὲ οἷ αὐτῶι.
αὐτὰρ ἐπεὶ πάντηι παρακάββαλον ἄσπετον ὕλην
ἥατ᾽ ἄρ᾽ αὖθι μένοντες ἀολλέες. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
αὐτίκα Μυρμιδόνεσσι φιλοπτολέμοισι κέλευσε

χαλκὸν ζώννυσθαι, ζεῦξαι δ᾽ ὑπ᾽ ὄχεσφιν ἕκαστον
ἵππους· οἳ δ᾽ ὄρνυντο καὶ ἐν τεύχεσσιν ἔδυνον,
ἂν δ᾽ ἔβαν ἐν δίφροισι παραιβάται ἡνίοχοί τε,
πρόσθε μὲν ἱππῆες, μετὰ δὲ νέφος εἵπετο πεζῶν
μυρίοι· ἐν δὲ μέσοισι φέρον Πάτροκλον ἑταῖροι.

θριξὶ δὲ πάντα νέκυν καταείνυσαν, ἃς ἐπέβαλλον
κειρόμενοι· ὄπιθεν δὲ κάρη ἔχε δῖος Ἀχιλλεὺς
ἀχνύμενος· ἕταρον γὰρ ἀμύμονα πέμπ᾽ Ἄϊδος δέ.
οἳ δ᾽ ὅτε χῶρον ἵκανον ὅθί σφισι πέφραδ᾽ Ἀχιλλεὺς
κάτθεσαν, αἶψα δέ οἱ μενοεικέα νήεον ὕλην.

ἔνθ᾽ αὖτ᾽ ἄλλ᾽ ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
στὰς ἀπάνευθε πυρῆς ξανθὴν ἀπεκείρατο χαίτην,
τήν ῥα Σπερχειῶι ποταμῶι τρέφε τηλεθόωσαν·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπεν ἰδὼν ἐπὶ οἴνοπα πόντον·
Σπερχεί᾽ ἄλλως σοί γε πατὴρ ἠρήσατο Πηλεὺς

κεῖσέ με νοστήσαντα φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
σοί τε κόμην κερέειν ῥέξειν θ᾽ ἱερὴν ἑκατόμβην,
πεντήκοντα δ᾽ ἔνορχα παρ᾽ αὐτόθι μῆλ᾽ ἱερεύσειν
ἐς πηγάς, ὅθι τοι τέμενος βωμός τε θυήεις.
ὣς ἠρᾶθ᾽ ὁ γέρων, σὺ δέ οἱ νόον οὐκ ἐτέλεσσας.

νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὐ νέομαί γε φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
Πατρόκλωι ἥρωϊ κόμην ὀπάσαιμι φέρεσθαι.
ὣς εἰπὼν ἐν χερσὶ κόμην ἑτάροιο φίλοιο
θῆκεν, τοῖσι δὲ πᾶσιν ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο.
καί νύ κ᾽ ὀδυρομένοισιν ἔδυ φάος ἠελίοιο

εἰ μὴ Ἀχιλλεὺς αἶψ᾽ Ἀγαμέμνονι εἶπε παραστάς·
Ἀτρεΐδη, σοὶ γάρ τε μάλιστά γε λαὸς Ἀχαιῶν
πείσονται μύθοισι, γόοιο μὲν ἔστι καὶ ἆσαι,
νῦν δ᾽ ἀπὸ πυρκαϊῆς σκέδασον καὶ δεῖπνον ἄνωχθι
ὅπλεσθαι· τάδε δ᾽ ἀμφὶ πονησόμεθ᾽ οἷσι μάλιστα

κήδεός ἐστι νέκυς· παρὰ δ᾽ οἵ τ᾽ ἀγοὶ ἄμμι μενόντων.
αὐτὰρ ἐπεὶ τό γ᾽ ἄκουσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
αὐτίκα λαὸν μὲν σκέδασεν κατὰ νῆας ἐΐσας,
κηδεμόνες δὲ παρ᾽ αὖθι μένον καὶ νήεον ὕλην,
ποίησαν δὲ πυρὴν ἑκατόμπεδον ἔνθα καὶ ἔνθα,

ἐν δὲ πυρῆι ὑπάτηι νεκρὸν θέσαν ἀχνύμενοι κῆρ.
πολλὰ δὲ ἴφια μῆλα καὶ εἰλίποδας ἕλικας βοῦς
πρόσθε πυρῆς ἔδερόν τε καὶ ἄμφεπον· ἐκ δ᾽ ἄρα πάντων
δημὸν ἑλὼν ἐκάλυψε νέκυν μεγάθυμος Ἀχιλλεὺς
ἐς πόδας ἐκ κεφαλῆς, περὶ δὲ δρατὰ σώματα νήει.

ἐν δ᾽ ἐτίθει μέλιτος καὶ ἀλείφατος ἀμφιφορῆας
πρὸς λέχεα κλίνων· πίσυρας δ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
ἐσσυμένως ἐνέβαλλε πυρῆι μεγάλα στεναχίζων.
ἐννέα τῶι γε ἄνακτι τραπεζῆες κύνες ἦσαν,
καὶ μὲν τῶν ἐνέβαλλε πυρῆι δύο δειροτομήσας,

δώδεκα δὲ Τρώων μεγαθύμων υἱέας ἐσθλοὺς
χαλκῶι δηϊόων· κακὰ δὲ φρεσὶ μήδετο ἔργα·
ἐν δὲ πυρὸς μένος ἧκε σιδήρεον ὄφρα νέμοιτο.
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα, φίλον δ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον·
χαῖρέ μοι ὦ Πάτροκλε καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι·

πάντα γὰρ ἤδη τοι τελέω τὰ πάροιθεν ὑπέστην,
δώδεκα μὲν Τρώων μεγαθύμων υἱέας ἐσθλοὺς
τοὺς ἅμα σοὶ πάντας πῦρ ἐσθίει· Ἕκτορα δ᾽ οὔ τι
δώσω Πριαμίδην πυρὶ δαπτέμεν, ἀλλὰ κύνεσσιν.
ὣς φάτ᾽ ἀπειλήσας· τὸν δ᾽ οὐ κύνες ἀμφεπένοντο,

ἀλλὰ κύνας μὲν ἄλαλκε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
ἤματα καὶ νύκτας, ῥοδόεντι δὲ χρῖεν ἐλαίωι
ἀμβροσίωι, ἵνα μή μιν ἀποδρύφοι ἑλκυστάζων.
τῶι δ᾽ ἐπὶ κυάνεον νέφος ἤγαγε Φοῖβος Ἀπόλλων
οὐρανόθεν πεδίον δέ, κάλυψε δὲ χῶρον ἅπαντα

ὅσσον ἐπεῖχε νέκυς, μὴ πρὶν μένος ἠελίοιο
σκήλει᾽ ἀμφὶ περὶ χρόα ἴνεσιν ἠδὲ μέλεσσιν.
οὐδὲ πυρὴ Πατρόκλου ἐκαίετο τεθνηῶτος·
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ ἀλλ᾽ ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
στὰς ἀπάνευθε πυρῆς δοιοῖς ἠρᾶτ᾽ ἀνέμοισι

Βορέηι καὶ Ζεφύρωι, καὶ ὑπίσχετο ἱερὰ καλά·
πολλὰ δὲ καὶ σπένδων χρυσέωι δέπαϊ λιτάνευεν
ἐλθέμεν, ὄφρα τάχιστα πυρὶ φλεγεθοίατο νεκροί,
ὕλη τε σεύαιτο καήμεναι. ὦκα δὲ Ἶρις
ἀράων ἀΐουσα μετάγγελος ἦλθ᾽ ἀνέμοισιν.

οἳ μὲν ἄρα Ζεφύροιο δυσαέος ἀθρόοι ἔνδον
εἰλαπίνην δαίνυντο· θέουσα δὲ Ἶρις ἐπέστη
βηλῶι ἔπι λιθέωι· τοὶ δ᾽ ὡς ἴδον ὀφθαλμοῖσι
πάντες ἀνήϊξαν, κάλεόν τέ μιν εἰς ἓ ἕκαστος·
ἣ δ᾽ αὖθ᾽ ἕζεσθαι μὲν ἀνήνατο, εἶπε δὲ μῦθον·

οὐχ ἕδος· εἶμι γὰρ αὖτις ἐπ᾽ Ὠκεανοῖο ῥέεθρα
Αἰθιόπων ἐς γαῖαν, ὅθι ῥέζουσ᾽ ἑκατόμβας
ἀθανάτοις, ἵνα δὴ καὶ ἐγὼ μεταδαίσομαι ἱρῶν.
ἀλλ᾽ Ἀχιλεὺς Βορέην ἠδὲ Ζέφυρον κελαδεινὸν
ἐλθεῖν ἀρᾶται, καὶ ὑπίσχεται ἱερὰ καλά,

ὄφρα πυρὴν ὄρσητε καήμεναι, ἧι ἔνι κεῖται
Πάτροκλος, τὸν πάντες ἀναστενάχουσιν Ἀχαιοί.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπεβήσετο, τοὶ δ᾽ ὀρέοντο
ἠχῆι θεσπεσίηι νέφεα κλονέοντε πάροιθεν.
αἶψα δὲ πόντον ἵκανον ἀήμεναι, ὦρτο δὲ κῦμα

πνοιῆι ὕπο λιγυρῆι· Τροίην δ᾽ ἐρίβωλον ἱκέσθην,
ἐν δὲ πυρῆι πεσέτην, μέγα δ᾽ ἴαχε θεσπιδαὲς πῦρ.
παννύχιοι δ᾽ ἄρα τοί γε πυρῆς ἄμυδις φλόγ᾽ ἔβαλλον
φυσῶντες λιγέως· ὁ δὲ πάννυχος ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
χρυσέου ἐκ κρητῆρος ἑλὼν δέπας ἀμφικύπελλον

οἶνον ἀφυσσόμενος χαμάδις χέε, δεῦε δὲ γαῖαν
ψυχὴν κικλήσκων Πατροκλῆος δειλοῖο.
ὡς δὲ πατὴρ οὗ παιδὸς ὀδύρεται ὀστέα καίων
νυμφίου, ὅς τε θανὼν δειλοὺς ἀκάχησε τοκῆας,
ὣς Ἀχιλεὺς ἑτάροιο ὀδύρετο ὀστέα καίων,

ἑρπύζων παρὰ πυρκαϊὴν ἁδινὰ στεναχίζων.
ἦμος δ᾽ ἑωσφόρος εἶσι φόως ἐρέων ἐπὶ γαῖαν,
ὅν τε μέτα κροκόπεπλος ὑπεὶρ ἅλα κίδναται ἠώς,
τῆμος πυρκαϊὴ ἐμαραίνετο, παύσατο δὲ φλόξ.
οἳ δ᾽ ἄνεμοι πάλιν αὖτις ἔβαν οἶκον δὲ νέεσθαι

Θρηΐκιον κατὰ πόντον· ὁ δ᾽ ἔστενεν οἴδματι θύων.
Πηλεΐδης δ᾽ ἀπὸ πυρκαϊῆς ἑτέρωσε λιασθεὶς
κλίνθη κεκμηώς, ἐπὶ δὲ γλυκὺς ὕπνος ὄρουσεν·
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀτρεΐωνα ἀολλέες ἠγερέθοντο·
τῶν μιν ἐπερχομένων ὅμαδος καὶ δοῦπος ἔγειρεν,

ἕζετο δ᾽ ὀρθωθεὶς καί σφεας πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἀριστῆες Παναχαιῶν,
πρῶτον μὲν κατὰ πυρκαϊὴν σβέσατ᾽ αἴθοπι οἴνωι
πᾶσαν, ὁπόσσον ἐπέσχε πυρὸς μένος· αὐτὰρ ἔπειτα
ὀστέα Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο λέγωμεν

εὖ διαγιγνώσκοντες· ἀριφραδέα δὲ τέτυκται·
ἐν μέσσηι γὰρ ἔκειτο πυρῆι, τοὶ δ᾽ ἄλλοι ἄνευθεν
ἐσχατιῆι καίοντ᾽ ἐπιμὶξ ἵπποι τε καὶ ἄνδρες.
καὶ τὰ μὲν ἐν χρυσέηι φιάληι καὶ δίπλακι δημῶι
θείομεν, εἰς ὅ κεν αὐτὸς ἐγὼν Ἄϊδι κεύθωμαι.

τύμβον δ᾽ οὐ μάλα πολλὸν ἐγὼ πονέεσθαι ἄνωγα,
ἀλλ᾽ ἐπιεικέα τοῖον· ἔπειτα δὲ καὶ τὸν Ἀχαιοὶ
εὐρύν θ᾽ ὑψηλόν τε τιθήμεναι, οἵ κεν ἐμεῖο
δεύτεροι ἐν νήεσσι πολυκλήϊσι λίπησθε.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἐπίθοντο ποδώκεϊ Πηλεΐωνι.

πρῶτον μὲν κατὰ πυρκαϊὴν σβέσαν αἴθοπι οἴνωι
ὅσσον ἐπὶ φλὸξ ἦλθε, βαθεῖα δὲ κάππεσε τέφρη·
κλαίοντες δ᾽ ἑτάροιο ἐνηέος ὀστέα λευκὰ
ἄλλεγον ἐς χρυσέην φιάλην καὶ δίπλακα δημόν,
ἐν κλισίηισι δὲ θέντες ἑανῶι λιτὶ κάλυψαν·

τορνώσαντο δὲ σῆμα θεμείλιά τε προβάλοντο
ἀμφὶ πυρήν· εἶθαρ δὲ χυτὴν ἐπὶ γαῖαν ἔχευαν,
χεύαντες δὲ τὸ σῆμα πάλιν κίον. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
αὐτοῦ λαὸν ἔρυκε καὶ ἵζανεν εὐρὺν ἀγῶνα,
νηῶν δ᾽ ἔκφερ᾽ ἄεθλα λέβητάς τε τρίποδάς τε

ἵππους θ᾽ ἡμιόνους τε βοῶν τ᾽ ἴφθιμα κάρηνα,
ἠδὲ γυναῖκας ἐϋζώνους πολιόν τε σίδηρον.
ἱππεῦσιν μὲν πρῶτα ποδώκεσιν ἀγλά᾽ ἄεθλα
θῆκε γυναῖκα ἄγεσθαι ἀμύμονα ἔργα ἰδυῖαν
καὶ τρίποδ᾽ ὠτώεντα δυωκαιεικοσίμετρον

τῶι πρώτωι· ἀτὰρ αὖ τῶι δευτέρωι ἵππον ἔθηκεν
ἑξέτε᾽ ἀδμήτην βρέφος ἡμίονον κυέουσαν·
αὐτὰρ τῶι τριτάτωι ἄπυρον κατέθηκε λέβητα
καλὸν τέσσαρα μέτρα κεχανδότα λευκὸν ἔτ᾽ αὔτως·
τῶι δὲ τετάρτωι θῆκε δύω χρυσοῖο τάλαντα,

πέμπτωι δ᾽ ἀμφίθετον φιάλην ἀπύρωτον ἔθηκε.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἱππῆας τάδ᾽ ἄεθλα δεδεγμένα κεῖτ᾽ ἐν ἀγῶνι.
εἰ μὲν νῦν ἐπὶ ἄλλωι ἀεθλεύοιμεν Ἀχαιοὶ

ἦ τ᾽ ἂν ἐγὼ τὰ πρῶτα λαβὼν κλισίην δὲ φεροίμην.
ἴστε γὰρ ὅσσον ἐμοὶ ἀρετῆι περιβάλλετον ἵπποι·
ἀθάνατοί τε γάρ εἰσι, Ποσειδάων δὲ πόρ᾽ αὐτοὺς
πατρὶ ἐμῶι Πηλῆϊ, ὁ δ᾽ αὖτ᾽ ἐμοὶ ἐγγυάλιξεν.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ μενέω καὶ μώνυχες ἵπποι·

τοίου γὰρ κλέος ἐσθλὸν ἀπώλεσαν ἡνιόχοιο
ἠπίου, ὅς σφωϊν μάλα πολλάκις ὑγρὸν ἔλαιον
χαιτάων κατέχευε λοέσσας ὕδατι λευκῶι.
τὸν τώ γ᾽ ἑσταότες πενθείετον, οὔδεϊ δέ σφι
χαῖται ἐρηρέδαται, τὼ δ᾽ ἕστατον ἀχνυμένω κῆρ.

ἄλλοι δὲ στέλλεσθε κατὰ στρατόν, ὅς τις Ἀχαιῶν
ἵπποισίν τε πέποιθε καὶ ἅρμασι κολλητοῖσιν.
ὣς φάτο Πηλεΐδης, ταχέες δ᾽ ἱππῆες ἄγερθεν.
ὦρτο πολὺ πρῶτος μὲν ἄναξ ἀνδρῶν Εὔμηλος
Ἀδμήτου φίλος υἱός, ὃς ἱπποσύνηι ἐκέκαστο·

τῶι δ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδης ὦρτο κρατερὸς Διομήδης,
ἵππους δὲ Τρωιοὺς ὕπαγε ζυγόν, οὕς ποτ᾽ ἀπηύρα
Αἰνείαν, ἀτὰρ αὐτὸν ὑπεξεσάωσεν Ἀπόλλων.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδης ὦρτο ξανθὸς Μενέλαος
διογενής, ὑπὸ δὲ ζυγὸν ἤγαγεν ὠκέας ἵππους

Αἴθην τὴν Ἀγαμεμνονέην τὸν ἑόν τε Πόδαργον·
τὴν Ἀγαμέμνονι δῶκ᾽ Ἀγχισιάδης Ἐχέπωλος
δῶρ᾽, ἵνα μή οἱ ἕποιθ᾽ ὑπὸ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν,
ἀλλ᾽ αὐτοῦ τέρποιτο μένων· μέγα γάρ οἱ ἔδωκε
Ζεὺς ἄφενος, ναῖεν δ᾽ ὅ γ᾽ ἐν εὐρυχόρωι Σικυῶνι·

τὴν ὅ γ᾽ ὑπὸ ζυγὸν ἦγε μέγα δρόμου ἰσχανόωσαν.
Ἀντίλοχος δὲ τέταρτος ἐΰτριχας ὁπλίσαθ᾽ ἵππους,
Νέστορος ἀγλαὸς υἱὸς ὑπερθύμοιο ἄνακτος
τοῦ Νηληϊάδαο· Πυλοιγενέες δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες φέρον ἅρμα· πατὴρ δέ οἱ ἄγχι παραστὰς

μυθεῖτ᾽ εἰς ἀγαθὰ φρονέων νοέοντι καὶ αὐτῶι·
Ἀντίλοχ᾽ ἤτοι μέν σε νέον περ ἐόντ᾽ ἐφίλησαν
Ζεύς τε Ποσειδάων τε, καὶ ἱπποσύνας ἐδίδαξαν
παντοίας· τὼ καί σε διδασκέμεν οὔ τι μάλα χρεώ·
οἶσθα γὰρ εὖ περὶ τέρμαθ᾽ ἑλισσέμεν· ἀλλά τοι ἵπποι

βάρδιστοι θείειν· τώ τ᾽ οἴω λοίγι᾽ ἔσεσθαι.
τῶν δ᾽ ἵπποι μὲν ἔασιν ἀφάρτεροι, οὐδὲ μὲν αὐτοὶ
πλείονα ἴσασιν σέθεν αὐτοῦ μητίσασθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ σὺ φίλος μῆτιν ἐμβάλλεο θυμῶι
παντοίην, ἵνα μή σε παρεκπροφύγηισιν ἄεθλα.

μήτι τοι δρυτόμος μέγ᾽ ἀμείνων ἠὲ βίηφι·
μήτι δ᾽ αὖτε κυβερνήτης ἐνὶ οἴνοπι πόντωι
νῆα θοὴν ἰθύνει ἐρεχθομένην ἀνέμοισι·
μήτι δ᾽ ἡνίοχος περιγίγνεται ἡνιόχοιο.
ἀλλ᾽ ὃς μέν θ᾽ ἵπποισι καὶ ἅρμασιν οἷσι πεποιθὼς

ἀφραδέως ἐπὶ πολλὸν ἑλίσσεται ἔνθα καὶ ἔνθα,
ἵπποι δὲ πλανόωνται ἀνὰ δρόμον, οὐδὲ κατίσχει·
ὃς δέ κε κέρδεα εἰδῆι ἐλαύνων ἥσσονας ἵππους,
αἰεὶ τέρμ᾽ ὁρόων στρέφει ἐγγύθεν, οὐδέ ἑ λήθει
ὅππως τὸ πρῶτον τανύσηι βοέοισιν ἱμᾶσιν,

ἀλλ᾽ ἔχει ἀσφαλέως καὶ τὸν προὔχοντα δοκεύει.
σῆμα δέ τοι ἐρέω μάλ᾽ ἀριφραδές, οὐδέ σε λήσει.
ἕστηκε ξύλον αὖον ὅσον τ᾽ ὄργυι᾽ ὑπὲρ αἴης
ἢ δρυὸς ἢ πεύκης· τὸ μὲν οὐ καταπύθεται ὄμβρωι,
λᾶε δὲ τοῦ ἑκάτερθεν ἐρηρέδαται δύο λευκὼ

ἐν ξυνοχῆισιν ὁδοῦ, λεῖος δ᾽ ἱππόδρομος ἀμφὶς
ἤ τευ σῆμα βροτοῖο πάλαι κατατεθνηῶτος,
ἢ τό γε νύσσα τέτυκτο ἐπὶ προτέρων ἀνθρώπων,
καὶ νῦν τέρματ᾽ ἔθηκε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς.
τῶι σὺ μάλ᾽ ἐγχρίμψας ἐλάαν σχεδὸν ἅρμα καὶ ἵππους,

αὐτὸς δὲ κλινθῆναι ἐϋπλέκτωι ἐνὶ δίφρωι
ἦκ᾽ ἐπ᾽ ἀριστερὰ τοῖιν· ἀτὰρ τὸν δεξιὸν ἵππον
κένσαι ὁμοκλήσας, εἶξαί τέ οἱ ἡνία χερσίν.
ἐν νύσσηι δέ τοι ἵππος ἀριστερὸς ἐγχριμφθήτω,
ὡς ἄν τοι πλήμνη γε δοάσσεται ἄκρον ἱκέσθαι

κύκλου ποιητοῖο· λίθου δ᾽ ἀλέασθαι ἐπαυρεῖν,
μή πως ἵππους τε τρώσηις κατά θ᾽ ἅρματα ἄξηις·
χάρμα δὲ τοῖς ἄλλοισιν, ἐλεγχείη δὲ σοὶ αὐτῶι
ἔσσεται· ἀλλὰ φίλος φρονέων πεφυλαγμένος εἶναι.
εἰ γάρ κ᾽ ἐν νύσσηι γε παρεξελάσηισθα διώκων,

οὐκ ἔσθ᾽ ὅς κέ σ᾽ ἕληισι μετάλμενος οὐδὲ παρέλθηι,
οὐδ᾽ εἴ κεν μετόπισθεν Ἀρίονα δῖον ἐλαύνοι
Ἀδρήστου ταχὺν ἵππον, ὃς ἐκ θεόφιν γένος ἦεν,
ἢ τοὺς Λαομέδοντος, οἳ ἐνθάδε γ᾽ ἔτραφεν ἐσθλοί.
ὣς εἰπὼν Νέστωρ Νηλήϊος ἂψ ἐνὶ χώρηι

ἕζετ᾽, ἐπεὶ ὧι παιδὶ ἑκάστου πείρατ᾽ ἔειπε.
Μηριόνης δ᾽ ἄρα πέμπτος ἐΰτριχας ὁπλίσαθ᾽ ἵππους.
ἂν δ᾽ ἔβαν ἐς δίφρους, ἐν δὲ κλήρους ἐβάλοντο·
πάλλ᾽ Ἀχιλεύς, ἐκ δὲ κλῆρος θόρε Νεστορίδαο
Ἀντιλόχου· μετὰ τὸν δ᾽ ἔλαχε κρείων Εὔμηλος·

τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδης δουρὶ κλειτὸς Μενέλαος,
τῶι δ᾽ ἐπὶ Μηριόνης λάχ᾽ ἐλαυνέμεν· ὕστατος αὖτε
Τυδεΐδης ὄχ᾽ ἄριστος ἐὼν λάχ᾽ ἐλαυνέμεν ἵππους.
στὰν δὲ μεταστοιχί, σήμηνε δὲ τέρματ᾽ Ἀχιλλεὺς
τηλόθεν ἐν λείωι πεδίωι· παρὰ δὲ σκοπὸν εἷσεν

ἀντίθεον Φοίνικα ὀπάονα πατρὸς ἑοῖο,
ὡς μεμνέωιτο δρόμους καὶ ἀληθείην ἀποείποι.
οἳ δ᾽ ἅμα πάντες ἐφ᾽ ἵπποιιν μάστιγας ἄειραν,
πέπληγόν θ᾽ ἱμᾶσιν, ὁμόκλησάν τ᾽ ἐπέεσσιν
ἐσσυμένως· οἳ δ᾽ ὦκα διέπρησσον πεδίοιο

νόσφι νεῶν ταχέως· ὑπὸ δὲ στέρνοισι κονίη
ἵστατ᾽ ἀειρομένη ὥς τε νέφος ἠὲ θύελλα,
χαῖται δ᾽ ἐρρώοντο μετὰ πνοιῆις ἀνέμοιο.
ἅρματα δ᾽ ἄλλοτε μὲν χθονὶ πίλνατο πουλυβοτείρηι,
ἄλλοτε δ᾽ ἀΐξασκε μετήορα· τοὶ δ᾽ ἐλατῆρες

ἕστασαν ἐν δίφροισι, πάτασσε δὲ θυμὸς ἑκάστου
νίκης ἱεμένων· κέκλοντο δὲ οἷσιν ἕκαστος
ἵπποις, οἳ δ᾽ ἐπέτοντο κονίοντες πεδίοιο.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πύματον τέλεον δρόμον ὠκέες ἵπποι
ἂψ ἐφ᾽ ἁλὸς πολιῆς, τότε δὴ ἀρετή γε ἑκάστου

φαίνετ᾽, ἄφαρ δ᾽ ἵπποισι τάθη δρόμος· ὦκα δ᾽ ἔπειτα
αἳ Φηρητιάδαο ποδώκεες ἔκφερον ἵπποι.
τὰς δὲ μετ᾽ ἐξέφερον Διομήδεος ἄρσενες ἵπποι
Τρώϊοι, οὐδέ τι πολλὸν ἄνευθ᾽ ἔσαν, ἀλλὰ μάλ᾽ ἐγγύς·
αἰεὶ γὰρ δίφρου ἐπιβησομένοισιν ἐΐκτην,

πνοιῆι δ᾽ Εὐμήλοιο μετάφρενον εὐρέε τ᾽ ὤμω
θέρμετ᾽· ἐπ᾽ αὐτῶι γὰρ κεφαλὰς καταθέντε πετέσθην.
καί νύ κεν ἢ παρέλασσ᾽ ἢ ἀμφήριστον ἔθηκεν,
εἰ μὴ Τυδέος υἷϊ κοτέσσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
ὅς ῥά οἱ ἐκ χειρῶν ἔβαλεν μάστιγα φαεινήν.

τοῖο δ᾽ ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν χύτο δάκρυα χωομένοιο,
οὕνεκα τὰς μὲν ὅρα ἔτι καὶ πολὺ μᾶλλον ἰούσας,
οἳ δέ οἱ ἐβλάφθησαν ἄνευ κέντροιο θέοντες.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ἀθηναίην ἐλεφηράμενος λάθ᾽ Ἀπόλλων
Τυδεΐδην, μάλα δ᾽ ὦκα μετέσσυτο ποιμένα λαῶν,

δῶκε δέ οἱ μάστιγα, μένος δ᾽ ἵπποισιν ἐνῆκεν·
ἣ δὲ μετ᾽ Ἀδμήτου υἱὸν κοτέουσ᾽ ἐβεβήκει,
ἵππειον δέ οἱ ἦξε θεὰ ζυγόν· αἳ δέ οἱ ἵπποι
ἀμφὶς ὁδοῦ δραμέτην, ῥυμὸς δ᾽ ἐπὶ γαῖαν ἐλύσθη.
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο παρὰ τροχὸν ἐξεκυλίσθη,

ἀγκῶνάς τε περιδρύφθη στόμα τε ῥῖνάς τε,
θρυλίχθη δὲ μέτωπον ἐπ᾽ ὀφρύσι· τὼ δέ οἱ ὄσσε
δακρυόφι πλῆσθεν, θαλερὴ δέ οἱ ἔσχετο φωνή.
Τυδεΐδης δὲ παρατρέψας ἔχε μώνυχας ἵππους,
πολλὸν τῶν ἄλλων ἐξάλμενος· ἐν γὰρ Ἀθήνη

ἵπποις ἧκε μένος καὶ ἐπ᾽ αὐτῶι κῦδος ἔθηκε.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδης εἶχε ξανθὸς Μενέλαος.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἵπποισιν ἐκέκλετο πατρὸς ἑοῖο·
ἔμβητον καὶ σφῶϊ· τιταίνετον ὅττι τάχιστα.
ἤτοι μὲν κείνοισιν ἐριζέμεν οὔ τι κελεύω

Τυδεΐδεω ἵπποισι δαΐφρονος, οἷσιν Ἀθήνη
νῦν ὤρεξε τάχος καὶ ἐπ᾽ αὐτῶι κῦδος ἔθηκεν·
ἵππους δ᾽ Ἀτρεΐδαο κιχάνετε, μὴ δὲ λίπησθον,
καρπαλίμως, μὴ σφῶϊν ἐλεγχείην καταχεύηι
Αἴθη θῆλυς ἐοῦσα· τί ἢ λείπεσθε φέριστοι;

ὧδε γὰρ ἐξερέω, καὶ μὴν τετελεσμένον ἔσται·
οὐ σφῶϊν κομιδὴ παρὰ Νέστορι ποιμένι λαῶν
ἔσσεται, αὐτίκα δ᾽ ὔμμε κατακτενεῖ ὀξέϊ χαλκῶι,
αἴ κ᾽ ἀποκηδήσαντε φερώμεθα χεῖρον ἄεθλον.
ἀλλ᾽ ἐφομαρτεῖτον καὶ σπεύδετον ὅττι τάχιστα·

ταῦτα δ᾽ ἐγὼν αὐτὸς τεχνήσομαι ἠδὲ νοήσω
στεινωπῶι ἐν ὁδῶι παραδύμεναι, οὐδέ με λήσει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἄνακτος ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
μᾶλλον ἐπιδραμέτην ὀλίγον χρόνον· αἶψα δ᾽ ἔπειτα
στεῖνος ὁδοῦ κοίλης ἴδεν Ἀντίλοχος μενεχάρμης.

ῥωχμὸς ἔην γαίης, ἧι χειμέριον ἀλὲν ὕδωρ
ἐξέρρηξεν ὁδοῖο, βάθυνε δὲ χῶρον ἅπαντα·
τῆι ῥ᾽ εἶχεν Μενέλαος ἁματροχιὰς ἀλεείνων.
Ἀντίλοχος δὲ παρατρέψας ἔχε μώνυχας ἵππους
ἐκτὸς ὁδοῦ, ὀλίγον δὲ παρακλίνας ἐδίωκεν.

Ἀτρεΐδης δ᾽ ἔδεισε καὶ Ἀντιλόχωι ἐγεγώνει·
Ἀντίλοχ᾽ ἀφραδέως ἱππάζεαι, ἀλλ᾽ ἄνεχ᾽ ἵππους·
στεινωπὸς γὰρ ὁδός, τάχα δ᾽ εὐρυτέρη παρελάσσαι·
μή πως ἀμφοτέρους δηλήσεαι ἅρματι κύρσας.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀντίλοχος δ᾽ ἔτι καὶ πολὺ μᾶλλον ἔλαυνε

κέντρωι ἐπισπέρχων ὡς οὐκ ἀΐοντι ἐοικώς.
ὅσσα δὲ δίσκου οὖρα κατωμαδίοιο πέλονται,
ὅν τ᾽ αἰζηὸς ἀφῆκεν ἀνὴρ πειρώμενος ἥβης,
τόσσον ἐπιδραμέτην· αἳ δ᾽ ἠρώησαν ὀπίσσω
Ἀτρεΐδεω· αὐτὸς γὰρ ἑκὼν μεθέηκεν ἐλαύνειν

μή πως συγκύρσειαν ὁδῶι ἔνι μώνυχες ἵπποι,
δίφρους τ᾽ ἀνστρέψειαν ἐϋπλεκέας, κατὰ δ᾽ αὐτοὶ
ἐν κονίηισι πέσοιεν ἐπειγόμενοι περὶ νίκης.
τὸν καὶ νεικείων προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
Ἀντίλοχ᾽ οὔ τις σεῖο βροτῶν ὀλοώτερος ἄλλος·

ἔρρ᾽, ἐπεὶ οὔ σ᾽ ἔτυμόν γε φάμεν πεπνῦσθαι Ἀχαιοί.
ἀλλ᾽ οὐ μὰν οὐδ᾽ ὧς ἄτερ ὅρκου οἴσηι ἄεθλον.
ὣς εἰπὼν ἵπποισιν ἐκέκλετο φώνησέν τε·
μή μοι ἐρύκεσθον μὴ δ᾽ ἕστατον ἀχνυμένω κῆρ.
φθήσονται τούτοισι πόδες καὶ γοῦνα καμόντα

ἢ ὑμῖν· ἄμφω γὰρ ἀτέμβονται νεότητος.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἄνακτος ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
μᾶλλον ἐπιδραμέτην, τάχα δέ σφισιν ἄγχι γένοντο.
Ἀργεῖοι δ᾽ ἐν ἀγῶνι καθήμενοι εἰσορόωντο
ἵππους· τοὶ δὲ πέτοντο κονίοντες πεδίοιο.

πρῶτος δ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἐφράσαθ᾽ ἵππους·
ἧστο γὰρ ἐκτὸς ἀγῶνος ὑπέρτατος ἐν περιωπῆι·
τοῖο δ᾽ ἄνευθεν ἐόντος ὁμοκλητῆρος ἀκούσας
ἔγνω, φράσσατο δ᾽ ἵππον ἀριπρεπέα προὔχοντα,
ὃς τὸ μὲν ἄλλο τόσον φοῖνιξ ἦν, ἐν δὲ μετώπωι

λευκὸν σῆμα τέτυκτο περίτροχον ἠΰτε μήνη.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
οἶος ἐγὼν ἵππους αὐγάζομαι ἦε καὶ ὑμεῖς;
ἄλλοι μοι δοκέουσι παροίτεροι ἔμμεναι ἵπποι,

ἄλλος δ᾽ ἡνίοχος ἰνδάλλεται· αἳ δέ που αὐτοῦ
ἔβλαβεν ἐν πεδίωι, αἳ κεῖσέ γε φέρτεραι ἦσαν·
ἤτοι γὰρ τὰς πρῶτα ἴδον περὶ τέρμα βαλούσας,
νῦν δ᾽ οὔ πηι δύναμαι ἰδέειν· πάντηι δέ μοι ὄσσε
Τρωϊκὸν ἂμ πεδίον παπταίνετον εἰσορόωντι·

ἦε τὸν ἡνίοχον φύγον ἡνία, οὐδὲ δυνάσθη
εὖ σχεθέειν περὶ τέρμα καὶ οὐκ ἐτύχησεν ἑλίξας·
ἔνθά μιν ἐκπεσέειν ὀΐω σύν θ᾽ ἅρματα ἆξαι,
αἳ δ᾽ ἐξηρώησαν, ἐπεὶ μένος ἔλλαβε θυμόν.
ἀλλὰ ἴδεσθε καὶ ὔμμες ἀνασταδόν· οὐ γὰρ ἔγωγε

εὖ διαγιγνώσκω· δοκέει δέ μοι ἔμμεναι ἀνὴρ
Αἰτωλὸς γενεήν, μετὰ δ᾽ Ἀργείοισιν ἀνάσσει
Τυδέος ἱπποδάμου υἱὸς κρατερὸς Διομήδης.
τὸν δ᾽ αἰσχρῶς ἐνένιπεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας·
Ἰδομενεῦ τί πάρος λαβρεύεαι; αἳ δέ τ᾽ ἄνευθεν

ἵπποι ἀερσίποδες πολέος πεδίοιο δίενται.
οὔτε νεώτατός ἐσσι μετ᾽ Ἀργείοισι τοσοῦτον,
οὔτέ τοι ὀξύτατον κεφαλῆς ἐκδέρκεται ὄσσε·
ἀλλ᾽ αἰεὶ μύθοις λαβρεύεαι· οὐδέ τί σε χρὴ
λαβραγόρην ἔμεναι· πάρα γὰρ καὶ ἀμείνονες ἄλλοι.

ἵπποι δ᾽ αὐταὶ ἔασι παροίτεραι, αἳ τὸ πάρος περ,
Εὐμήλου, ἐν δ᾽ αὐτὸς ἔχων εὔληρα βέβηκε.
τὸν δὲ χολωσάμενος Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
Αἶαν νεῖκος ἄριστε κακοφραδὲς ἄλλά τε πάντα
δεύεαι Ἀργείων, ὅτι τοι νόος ἐστὶν ἀπηνής.

δεῦρό νυν ἢ τρίποδος περιδώμεθον ἠὲ λέβητος,
ἴστορα δ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα θείομεν ἄμφω,
ὁππότεραι πρόσθ᾽ ἵπποι, ἵνα γνώηις ἀποτίνων.
ὣς ἔφατ᾽, ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας
χωόμενος χαλεποῖσιν ἀμείψασθαι ἐπέεσσι·

καί νύ κε δὴ προτέρω ἔτ᾽ ἔρις γένετ᾽ ἀμφοτέροισιν,
εἰ μὴ Ἀχιλλεὺς αὐτὸς ἀνίστατο καὶ φάτο μῦθον·
μηκέτι νῦν χαλεποῖσιν ἀμείβεσθον ἐπέεσσιν
Αἶαν Ἰδομενεῦ τε κακοῖς, ἐπεὶ οὐδὲ ἔοικε.
καὶ δ᾽ ἄλλωι νεμεσᾶτον ὅτις τοιαῦτά γε ῥέζοι.

ἀλλ᾽ ὑμεῖς ἐν ἀγῶνι καθήμενοι εἰσοράασθε
ἵππους· οἳ δὲ τάχ᾽ αὐτοὶ ἐπειγόμενοι περὶ νίκης
ἐνθάδ᾽ ἐλεύσονται· τότε δὲ γνώσεσθε ἕκαστος
ἵππους Ἀργείων, οἳ δεύτεροι οἵ τε πάροιθεν.
ὣς φάτο, Τυδεΐδης δὲ μάλα σχεδὸν ἦλθε διώκων,

μάστι δ᾽ αἰὲν ἔλαυνε κατωμαδόν· οἳ δέ οἱ ἵπποι
ὑψόσ᾽ ἀειρέσθην ῥίμφα πρήσσοντε κέλευθον.
αἰεὶ δ᾽ ἡνίοχον κονίης ῥαθάμιγγες ἔβαλλον,
ἅρματα δὲ χρυσῶι πεπυκασμένα κασσιτέρωι τε
ἵπποις ὠκυπόδεσσιν ἐπέτρεχον· οὐδέ τι πολλὴ

γίγνετ᾽ ἐπισσώτρων ἁρματροχιὴ κατόπισθεν
ἐν λεπτῆι κονίηι· τὼ δὲ σπεύδοντε πετέσθην.
στῆ δὲ μέσωι ἐν ἀγῶνι, πολὺς δ᾽ ἀνεκήκιεν ἱδρὼς
ἵππων ἔκ τε λόφων καὶ ἀπὸ στέρνοιο χαμᾶζε.
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο χαμαὶ θόρε παμφανόωντος,

κλῖνε δ᾽ ἄρα μάστιγα ποτὶ ζυγόν· οὐδὲ μάτησεν
ἴφθιμος Σθένελος, ἀλλ᾽ ἐσσυμένως λάβ᾽ ἄεθλον,
δῶκε δ᾽ ἄγειν ἑτάροισιν ὑπερθύμοισι γυναῖκα
καὶ τρίποδ᾽ ὠτώεντα φέρειν· ὁ δ᾽ ἔλυεν ὑφ᾽ ἵππους.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀντίλοχος Νηλήϊος ἤλασεν ἵππους

κέρδεσιν, οὔ τι τάχει γε, παραφθάμενος Μενέλαον·
ἀλλὰ καὶ ὧς Μενέλαος ἔχ᾽ ἐγγύθεν ὠκέας ἵππους.
ὅσσον δὲ τροχοῦ ἵππος ἀφίσταται, ὅς ῥα ἄνακτα
ἕλκηισιν πεδίοιο τιταινόμενος σὺν ὄχεσφι·
τοῦ μέν τε ψαύουσιν ἐπισσώτρου τρίχες ἄκραι

οὐραῖαι· ὁ δέ τ᾽ ἄγχι μάλα τρέχει, οὐδέ τι πολλὴ
χώρη μεσσηγὺς πολέος πεδίοιο θέοντος·
τόσσον δὴ Μενέλαος ἀμύμονος Ἀντιλόχοιο
λείπετ᾽· ἀτὰρ τὰ πρῶτα καὶ ἐς δίσκουρα λέλειπτο,
ἀλλά μιν αἶψα κίχανεν· ὀφέλλετο γὰρ μένος ἠῢ

ἵππου τῆς Ἀγαμεμνονέης καλλίτριχος Αἴθης·
εἰ δέ κ᾽ ἔτι προτέρω γένετο δρόμος ἀμφοτέροισι,
τώ κέν μιν παρέλασσ᾽ οὐδ᾽ ἀμφήριστον ἔθηκεν.
αὐτὰρ Μηριόνης θεράπων ἐῢς Ἰδομενῆος
λείπετ᾽ ἀγακλῆος Μενελάου δουρὸς ἐρωήν·

βάρδιστοι μὲν γάρ οἱ ἔσαν καλλίτριχες ἵπποι,
ἤκιστος δ᾽ ἦν αὐτὸς ἐλαυνέμεν ἅρμ᾽ ἐν ἀγῶνι.
υἱὸς δ᾽ Ἀδμήτοιο πανύστατος ἤλυθεν ἄλλων
ἕλκων ἅρματα καλὰ ἐλαύνων πρόσσοθεν ἵππους.
τὸν δὲ ἰδὼν ὤικτειρε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,

στὰς δ᾽ ἄρ᾽ ἐν Ἀργείοις ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευε·
λοῖσθος ἀνὴρ ὤριστος ἐλαύνει μώνυχας ἵππους·
ἀλλ᾽ ἄγε δή οἱ δῶμεν ἀέθλιον ὡς ἐπιεικὲς
δεύτερ᾽· ἀτὰρ τὰ πρῶτα φερέσθω Τυδέος υἱός.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπήινεον ὡς ἐκέλευε.

καί νύ κέ οἱ πόρεν ἵππον, ἐπήινησαν γὰρ Ἀχαιοί,
εἰ μὴ ἄρ᾽ Ἀντίλοχος μεγαθύμου Νέστορος υἱὸς
Πηλεΐδην Ἀχιλῆα δίκηι ἠμείψατ᾽ ἀναστάς·
ὦ Ἀχιλεῦ μάλα τοι κεχολώσομαι αἴ κε τελέσσηις
τοῦτο ἔπος· μέλλεις γὰρ ἀφαιρήσεσθαι ἄεθλον

τὰ φρονέων ὅτι οἱ βλάβεν ἅρματα καὶ ταχέ᾽ ἵππω
αὐτός τ᾽ ἐσθλὸς ἐών· ἀλλ᾽ ὤφελεν ἀθανάτοισιν
εὔχεσθαι· τό κεν οὔ τι πανύστατος ἦλθε διώκων.
εἰ δέ μιν οἰκτίρεις καί τοι φίλος ἔπλετο θυμῶι
ἔστί τοι ἐν κλισίηι χρυσὸς πολύς, ἔστι δὲ χαλκὸς

καὶ πρόβατ᾽, εἰσὶ δέ τοι δμωιαὶ καὶ μώνυχες ἵπποι·
τῶν οἱ ἔπειτ᾽ ἀνελὼν δόμεναι καὶ μεῖζον ἄεθλον
ἠὲ καὶ αὐτίκα νῦν, ἵνα σ᾽ αἰνήσωσιν Ἀχαιοί.
τὴν δ᾽ ἐγὼ οὐ δώσω· περὶ δ᾽ αὐτῆς πειρηθήτω
ἀνδρῶν ὅς κ᾽ ἐθέληισιν ἐμοὶ χείρεσσι μάχεσθαι.

ὣς φάτο, μείδησεν δὲ ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
χαίρων Ἀντιλόχωι, ὅτι οἱ φίλος ἦεν ἑταῖρος·
καί μιν ἀμειβόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀντίλοχ᾽, εἰ μὲν δή με κελεύεις οἴκοθεν ἄλλο
Εὐμήλωι ἐπιδοῦναι, ἐγὼ δέ κε καὶ τὸ τελέσσω.

δώσω οἱ θώρηκα, τὸν Ἀστεροπαῖον ἀπηύρων
χάλκεον, ὧι πέρι χεῦμα φαεινοῦ κασσιτέροιο
ἀμφιδεδίνηται· πολέος δέ οἱ ἄξιος ἔσται.
ἦ ῥα, καὶ Αὐτομέδοντι φίλωι ἐκέλευσεν ἑταίρωι
οἰσέμεναι κλισίηθεν· ὁ δ᾽ ὤιχετο καί οἱ ἔνεικεν,

Εὐμήλωι δ᾽ ἐν χερσὶ τίθει· ὁ δὲ δέξατο χαίρων.
τοῖσι δὲ καὶ Μενέλαος ἀνίστατο θυμὸν ἀχεύων
Ἀντιλόχωι ἄμοτον κεχολωμένος· ἐν δ᾽ ἄρα κῆρυξ
χειρὶ σκῆπτρον ἔθηκε, σιωπῆσαί τε κέλευσεν
Ἀργείους· ὁ δ᾽ ἔπειτα μετηύδα ἰσόθεος φώς·

Ἀντίλοχε πρόσθεν πεπνυμένε ποῖον ἔρεξας.
ἤισχυνας μὲν ἐμὴν ἀρετήν, βλάψας δέ μοι ἵππους
τοὺς σοὺς πρόσθε βαλών, οἵ τοι πολὺ χείρονες ἦσαν.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ἐς μέσον ἀμφοτέροισι δικάσσατε, μὴ δ᾽ ἐπ᾽ ἀρωγῆι,

μή ποτέ τις εἴπηισιν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
Ἀντίλοχον ψεύδεσσι βιησάμενος Μενέλαος
οἴχεται ἵππον ἄγων, ὅτι οἱ πολὺ χείρονες ἦσαν
ἵπποι, αὐτὸς δὲ κρείσσων ἀρετῆι τε βίηι τε.
εἰ δ᾽ ἄγ᾽ ἐγὼν αὐτὸς δικάσω, καί μ᾽ οὔ τινά φημι

ἄλλον ἐπιπλήξειν Δαναῶν· ἰθεῖα γὰρ ἔσται.
Ἀντίλοχ᾽ εἰ δ᾽ ἄγε δεῦρο διοτρεφές, ἣ θέμις ἐστί,
στὰς ἵππων προπάροιθε καὶ ἅρματος, αὐτὰρ ἱμάσθλην
χερσὶν ἔχε ῥαδινήν, ἧι περ τὸ πρόσθεν ἔλαυνες,
ἵππων ἁψάμενος γαιήοχον ἐννοσίγαιον

ὄμνυθι μὴ μὲν ἑκὼν τὸ ἐμὸν δόλωι ἅρμα πεδῆσαι.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἀντίλοχος πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
ἄνσχεο νῦν· πολλὸν γὰρ ἔγωγε νεώτερός εἰμι
σεῖο ἄναξ Μενέλαε, σὺ δὲ πρότερος καὶ ἀρείων.
οἶσθ᾽ οἷαι νέου ἀνδρὸς ὑπερβασίαι τελέθουσι·

κραιπνότερος μὲν γάρ τε νόος, λεπτὴ δέ τε μῆτις.
τώ τοι ἐπιτλήτω κραδίη· ἵππον δέ τοι αὐτὸς
δώσω, τὴν ἀρόμην. εἰ καί νύ κεν οἴκοθεν ἄλλο
μεῖζον ἐπαιτήσειας, ἄφαρ κέ τοι αὐτίκα δοῦναι
βουλοίμην ἢ σοί γε διοτρεφὲς ἤματα πάντα

ἐκ θυμοῦ πεσέειν καὶ δαίμοσιν εἶναι ἀλιτρός.
ἦ ῥα καὶ ἵππον ἄγων μεγαθύμου Νέστορος υἱὸς
ἐν χείρεσσι τίθει Μενελάου· τοῖο δὲ θυμὸς
ἰάνθη ὡς εἴ τε περὶ σταχύεσσιν ἐέρση
ληΐου ἀλδήσκοντος, ὅτε φρίσσουσιν ἄρουραι·

ὣς ἄρα σοὶ Μενέλαε μετὰ φρεσὶ θυμὸς ἰάνθη.
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀντίλοχε νῦν μέν τοι ἐγὼν ὑποείξομαι αὐτὸς
χωόμενος, ἐπεὶ οὔ τι παρήορος οὐδ᾽ ἀεσίφρων
ἦσθα πάρος· νῦν αὖτε νόον νίκησε νεοίη.

δεύτερον αὖτ᾽ ἀλέασθαι ἀμείνονας ἠπεροπεύειν.
οὐ γάρ κέν με τάχ᾽ ἄλλος ἀνὴρ παρέπεισεν Ἀχαιῶν.
ἀλλὰ σὺ γὰρ δὴ πολλὰ πάθες καὶ πολλὰ μόγησας
σός τε πατὴρ ἀγαθὸς καὶ ἀδελφεὸς εἵνεκ᾽ ἐμεῖο·
τώ τοι λισσομένωι ἐπιπείσομαι, ἠδὲ καὶ ἵππον

δώσω ἐμήν περ ἐοῦσαν, ἵνα γνώωσι καὶ οἵδε
ὡς ἐμὸς οὔ ποτε θυμὸς ὑπερφίαλος καὶ ἀπηνής.
ἦ ῥα, καὶ Ἀντιλόχοιο Νοήμονι δῶκεν ἑταίρωι
ἵππον ἄγειν· ὁ δ᾽ ἔπειτα λέβηθ᾽ ἕλε παμφανόωντα.
Μηριόνης δ᾽ ἀνάειρε δύω χρυσοῖο τάλαντα

τέτρατος, ὡς ἔλασεν. πέμπτον δ᾽ ὑπελείπετ᾽ ἄεθλον,
ἀμφίθετος φιάλη· τὴν Νέστορι δῶκεν Ἀχιλλεὺς
Ἀργείων ἀν᾽ ἀγῶνα φέρων, καὶ ἔειπε παραστάς·
τῆ νῦν, καὶ σοὶ τοῦτο γέρον κειμήλιον ἔστω
Πατρόκλοιο τάφου μνῆμ᾽ ἔμμεναι· οὐ γὰρ ἔτ᾽ αὐτὸν

ὄψηι ἐν Ἀργείοισι· δίδωμι δέ τοι τόδ᾽ ἄεθλον
αὔτως· οὐ γὰρ πύξ γε μαχήσεαι, οὐδὲ παλαίσεις,
οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀκοντιστὺν ἐσδύσεαι, οὐδὲ πόδεσσι
θεύσεαι· ἤδη γὰρ χαλεπὸν κατὰ γῆρας ἐπείγει.
ὣς εἰπὼν ἐν χερσὶ τίθει· ὁ δ᾽ ἐδέξατο χαίρων,

καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα τέκος κατὰ μοῖραν ἔειπες·
οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἔμπεδα γυῖα φίλος πόδες, οὐδέ τι χεῖρες
ὤμων ἀμφοτέρωθεν ἐπαΐσσονται ἐλαφραί.
εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι βίη τέ μοι ἔμπεδος εἴη

ὡς ὁπότε κρείοντ᾽ Ἀμαρυγκέα θάπτον Ἐπειοὶ
Βουπρασίωι, παῖδες δ᾽ ἔθεσαν βασιλῆος ἄεθλα·
ἔνθ᾽ οὔ τίς μοι ὁμοῖος ἀνὴρ γένετ᾽, οὔτ᾽ ἄρ᾽ Ἐπειῶν
οὔτ᾽ αὐτῶν Πυλίων οὔτ᾽ Αἰτωλῶν μεγαθύμων.
πὺξ μὲν ἐνίκησα Κλυτομήδεα Ἤνοπος υἱόν,

Ἀγκαῖον δὲ πάληι Πλευρώνιον, ὅς μοι ἀνέστη·
Ἴφικλον δὲ πόδεσσι παρέδραμον ἐσθλὸν ἐόντα,
δουρὶ δ᾽ ὑπειρέβαλον Φυλῆά τε καὶ Πολύδωρον.
οἴοισίν μ᾽ ἵπποισι παρήλασαν Ἀκτορίωνε
πλήθει πρόσθε βαλόντες ἀγασσάμενοι περὶ νίκης,

οὕνεκα δὴ τὰ μέγιστα παρ᾽ αὐτόθι λείπετ᾽ ἄεθλα.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἔσαν δίδυμοι· ὁ μὲν ἔμπεδον ἡνιόχευεν,
ἔμπεδον ἡνιόχευ᾽, ὁ δ᾽ ἄρα μάστιγι κέλευεν.
ὥς ποτ᾽ ἔον· νῦν αὖτε νεώτεροι ἀντιοώντων
ἔργων τοιούτων· ἐμὲ δὲ χρὴ γήραϊ λυγρῶι

πείθεσθαι, τότε δ᾽ αὖτε μετέπρεπον ἡρώεσσιν.
ἀλλ᾽ ἴθι καὶ σὸν ἑταῖρον ἀέθλοισι κτερέϊζε.
τοῦτο δ᾽ ἐγὼ πρόφρων δέχομαι, χαίρει δέ μοι ἦτορ,
ὥς μευ ἀεὶ μέμνησαι ἐνηέος, οὐδέ σε λήθω,
τιμῆς ἧς τέ μ᾽ ἔοικε τετιμῆσθαι μετ᾽ Ἀχαιοῖς.

σοὶ δὲ θεοὶ τῶνδ᾽ ἀντὶ χάριν μενοεικέα δοῖεν.
ὣς φάτο, Πηλεΐδης δὲ πολὺν καθ᾽ ὅμιλον Ἀχαιῶν
ὤιχετ᾽, ἐπεὶ πάντ᾽ αἶνον ἐπέκλυε Νηλεΐδαο.
αὐτὰρ ὁ πυγμαχίης ἀλεγεινῆς θῆκεν ἄεθλα·
ἡμίονον ταλαεργὸν ἄγων κατέδησ᾽ ἐν ἀγῶνι

ἑξέτε᾽ ἀδμήτην, ἥ τ᾽ ἀλγίστη δαμάσασθαι·
τῶι δ᾽ ἄρα νικηθέντι τίθει δέπας ἀμφικύπελλον.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἄνδρε δύω περὶ τῶνδε κελεύομεν, ὥ περ ἀρίστω,

πὺξ μάλ᾽ ἀνασχομένω πεπληγέμεν· ὧι δέ κ᾽ Ἀπόλλων
δώηι καμμονίην, γνώωσι δὲ πάντες Ἀχαιοί,
ἡμίονον ταλαεργὸν ἄγων κλισίην δὲ νεέσθω·
αὐτὰρ ὁ νικηθεὶς δέπας οἴσεται ἀμφικύπελλον.
ὣς ἔφατ᾽, ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ ἀνὴρ ἠΰς τε μέγας τε

εἰδὼς πυγμαχίης υἱὸς Πανοπῆος Ἐπειός,
ἅψατο δ᾽ ἡμιόνου ταλαεργοῦ φώνησέν τε·
ἆσσον ἴτω ὅς τις δέπας οἴσεται ἀμφικύπελλον·
ἡμίονον δ᾽ οὔ φημί τιν᾽ ἀξέμεν ἄλλον Ἀχαιῶν
πυγμῆι νικήσαντ᾽, ἐπεὶ εὔχομαι εἶναι ἄριστος.

ἦ οὐχ ἅλις ὅττι μάχης ἐπιδεύομαι; οὐδ᾽ ἄρα πως ἦν
ἐν πάντεσσ᾽ ἔργοισι δαήμονα φῶτα γενέσθαι.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
ἀντικρὺ χρόα τε ῥήξω σύν τ᾽ ὀστέ᾽ ἀράξω.
κηδεμόνες δέ οἱ ἐνθάδ᾽ ἀολλέες αὖθι μενόντων,

οἵ κέ μιν ἐξοίσουσιν ἐμῆις ὑπὸ χερσὶ δαμέντα.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
Εὐρύαλος δέ οἱ οἶος ἀνίστατο ἰσόθεος φὼς
Μηκιστῆος υἱὸς Ταλαϊονίδαο ἄνακτος,
ὅς ποτε Θήβας δ᾽ ἦλθε δεδουπότος Οἰδιπόδαο

ἐς τάφον· ἔνθα δὲ πάντας ἐνίκα Καδμείωνας.
τὸν μὲν Τυδεΐδης δουρὶ κλυτὸς ἀμφεπονεῖτο
θαρσύνων ἔπεσιν, μέγα δ᾽ αὐτῶι βούλετο νίκην.
ζῶμα δέ οἱ πρῶτον παρακάββαλεν, αὐτὰρ ἔπειτα
δῶκεν ἱμάντας ἐϋτμήτους βοὸς ἀγραύλοιο.

τὼ δὲ ζωσαμένω βήτην ἐς μέσσον ἀγῶνα,
ἄντα δ᾽ ἀνασχομένω χερσὶ στιβαρῆισιν ἅμ᾽ ἄμφω
σύν ῥ᾽ ἔπεσον, σὺν δέ σφι βαρεῖαι χεῖρες ἔμιχθεν.
δεινὸς δὲ χρόμαδος γενύων γένετ᾽, ἔρρεε δ᾽ ἱδρὼς
πάντοθεν ἐκ μελέων· ἐπὶ δ᾽ ὄρνυτο δῖος Ἐπειός,

κόψε δὲ παπτήναντα παρήϊον· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτι δὴν
ἑστήκειν· αὐτοῦ γὰρ ὑπήριπε φαίδιμα γυῖα.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ φρικὸς Βορέω ἀναπάλλεται ἰχθὺς
θίν᾽ ἐν φυκιόεντι, μέλαν δέ ἑ κῦμα κάλυψεν,
ὣς πληγεὶς ἀνέπαλτ᾽· αὐτὰρ μεγάθυμος Ἐπειὸς

χερσὶ λαβὼν ὤρθωσε· φίλοι δ᾽ ἀμφέσταν ἑταῖροι,
οἵ μιν ἄγον δι᾽ ἀγῶνος ἐφελκομένοισι πόδεσσιν
αἷμα παχὺ πτύοντα κάρη βάλλονθ᾽ ἑτέρωσε·
κὰδ δ᾽ ἀλλοφρονέοντα μετὰ σφίσιν εἷσαν ἄγοντες,
αὐτοὶ δ᾽ οἰχόμενοι κόμισαν δέπας ἀμφικύπελλον.

Πηλεΐδης δ᾽ αἶψ᾽ ἄλλα κατὰ τρίτα θῆκεν ἄεθλα
δεικνύμενος Δαναοῖσι παλαισμοσύνης ἀλεγεινῆς,
τῶι μὲν νικήσαντι μέγαν τρίποδ᾽ ἐμπυριβήτην,
τὸν δὲ δυωδεκάβοιον ἐνὶ σφίσι τῖον Ἀχαιοί·
ἀνδρὶ δὲ νικηθέντι γυναῖκ᾽ ἐς μέσσον ἔθηκε,

πολλὰ δ᾽ ἐπίστατο ἔργα, τίον δέ ἑ τεσσαράβοιον.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὄρνυσθ᾽ οἳ καὶ τούτου ἀέθλου πειρήσεσθον.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας,
ἂν δ᾽ Ὀδυσεὺς πολύμητις ἀνίστατο κέρδεα εἰδώς.

ζωσαμένω δ᾽ ἄρα τώ γε βάτην ἐς μέσσον ἀγῶνα,
ἀγκὰς δ᾽ ἀλλήλων λαβέτην χερσὶ στιβαρῆισιν
ὡς ὅτ᾽ ἀμείβοντες, τούς τε κλυτὸς ἤραρε τέκτων
δώματος ὑψηλοῖο βίας ἀνέμων ἀλεείνων.
τετρίγει δ᾽ ἄρα νῶτα θρασειάων ἀπὸ χειρῶν

ἑλκόμενα στερεῶς· κατὰ δὲ νότιος ῥέεν ἱδρώς,
πυκναὶ δὲ σμώδιγγες ἀνὰ πλευράς τε καὶ ὤμους
αἵματι φοινικόεσσαι ἀνέδραμον· οἳ δὲ μάλ᾽ αἰεὶ
νίκης ἱέσθην τρίποδος πέρι ποιητοῖο·
οὔτ᾽ Ὀδυσεὺς δύνατο σφῆλαι οὔδει τε πελάσσαι,

οὔτ᾽ Αἴας δύνατο, κρατερὴ δ᾽ ἔχεν ἲς Ὀδυσῆος.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἀνίαζον ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς,
δὴ τότε μιν προσέειπε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
ἤ μ᾽ ἀνάειρ᾽, ἢ ἐγὼ σέ· τὰ δ᾽ αὖ Διὶ πάντα μελήσει.

ὣς εἰπὼν ἀνάειρε· δόλου δ᾽ οὐ λήθετ᾽ Ὀδυσσεύς·
κόψ᾽ ὄπιθεν κώληπα τυχών, ὑπέλυσε δὲ γυῖα,
κὰδ δ᾽ ἔβαλ᾽ ἐξοπίσω· ἐπὶ δὲ στήθεσσιν Ὀδυσσεὺς
κάππεσε· λαοὶ δ᾽ αὖ θηεῦντό τε θάμβησάν τε.
δεύτερος αὖτ᾽ ἀνάειρε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς,

κίνησεν δ᾽ ἄρα τυτθὸν ἀπὸ χθονός, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἄειρεν,
ἐν δὲ γόνυ γνάμψεν· ἐπὶ δὲ χθονὶ κάππεσον ἄμφω
πλησίοι ἀλλήλοισι, μιάνθησαν δὲ κονίηι.
καί νύ κε τὸ τρίτον αὖτις ἀναΐξαντ᾽ ἐπάλαιον,
εἰ μὴ Ἀχιλλεὺς αὐτὸς ἀνίστατο καὶ κατέρυκε·

μηκέτ᾽ ἐρείδεσθον, μὴ δὲ τρίβεσθε κακοῖσι·
νίκη δ᾽ ἀμφοτέροισιν· ἀέθλια δ᾽ ἶσ᾽ ἀνελόντες
ἔρχεσθ᾽, ὄφρα καὶ ἄλλοι ἀεθλεύωσιν Ἀχαιοί.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο,
καί ῥ᾽ ἀπομορξαμένω κονίην δύσαντο χιτῶνας.

Πηλεΐδης δ᾽ αἶψ᾽ ἄλλα τίθει ταχυτῆτος ἄεθλα
ἀργύρεον κρητῆρα τετυγμένον· ἓξ δ᾽ ἄρα μέτρα
χάνδανεν, αὐτὰρ κάλλει ἐνίκα πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν
πολλόν, ἐπεὶ Σιδόνες πολυδαίδαλοι εὖ ἤσκησαν,
Φοίνικες δ᾽ ἄγον ἄνδρες ἐπ᾽ ἠεροειδέα πόντον,

στῆσαν δ᾽ ἐν λιμένεσσι, Θόαντι δὲ δῶρον ἔδωκαν·
υἷος δὲ Πριάμοιο Λυκάονος ὦνον ἔδωκε
Πατρόκλωι ἥρωϊ Ἰησονίδης Εὔνηος.
καὶ τὸν Ἀχιλλεὺς θῆκεν ἄεθλον οὗ ἑτάροιο,
ὅς τις ἐλαφρότατος ποσσὶ κραιπνοῖσι πέλοιτο·

δευτέρωι αὖ βοῦν θῆκε μέγαν καὶ πίονα δημῶι,
ἡμιτάλαντον δὲ χρυσοῦ λοισθήϊ᾽ ἔθηκε.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὄρνυσθ᾽ οἳ καὶ τούτου ἀέθλου πειρήσεσθε.
ὣς ἔφατ᾽, ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας,

ἂν δ᾽ Ὀδυσεὺς πολύμητις, ἔπειτα δὲ Νέστορος υἱὸς
Ἀντίλοχος· ὁ γὰρ αὖτε νέους ποσὶ πάντας ἐνίκα.
στὰν δὲ μεταστοιχί· σήμηνε δὲ τέρματ᾽ Ἀχιλλεύς.
τοῖσι δ᾽ ἀπὸ νύσσης τέτατο δρόμος· ὦκα δ᾽ ἔπειτα
ἔκφερ᾽ Ὀϊλιάδης· ἐπὶ δ᾽ ὄρνυτο δῖος Ὀδυσσεὺς

ἄγχι μάλ᾽, ὡς ὅτε τίς τε γυναικὸς ἐϋζώνοιο
στήθεός ἐστι κανών, ὅν τ᾽ εὖ μάλα χερσὶ τανύσσηι
πηνίον ἐξέλκουσα παρὲκ μίτον, ἀγχόθι δ᾽ ἴσχει
στήθεος· ὣς Ὀδυσεὺς θέεν ἐγγύθεν, αὐτὰρ ὄπισθεν
ἴχνια τύπτε πόδεσσι πάρος κόνιν ἀμφιχυθῆναι·

κὰδ δ᾽ ἄρα οἱ κεφαλῆς χέ᾽ ἀϋτμένα δῖος Ὀδυσσεὺς
αἰεὶ ῥίμφα θέων· ἴαχον δ᾽ ἐπὶ πάντες Ἀχαιοὶ
νίκης ἱεμένωι, μάλα δὲ σπεύδοντι κέλευον.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πύματον τέλεον δρόμον, αὐτίκ᾽ Ὀδυσσεὺς
εὔχετ᾽ Ἀθηναίηι γλαυκώπιδι ὃν κατὰ θυμόν·

κλῦθι θεά, ἀγαθή μοι ἐπίρροθος ἐλθὲ ποδοῖιν.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος· τοῦ δ᾽ ἔκλυε Παλλὰς Ἀθήνη,
γυῖα δ᾽ ἔθηκεν ἐλαφρά, πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τάχ᾽ ἔμελλον ἐπαΐξασθαι ἄεθλον,
ἔνθ᾽ Αἴας μὲν ὄλισθε θέων, βλάψεν γὰρ Ἀθήνη,

τῆι ῥα βοῶν κέχυτ᾽ ὄνθος ἀποκταμένων ἐριμύκων,
οὓς ἐπὶ Πατρόκλωι πέφνεν πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ἐν δ᾽ ὄνθου βοέου πλῆτο στόμα τε ῥῖνάς τε·
κρητῆρ᾽ αὖτ᾽ ἀνάειρε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς,
ὡς ἦλθε φθάμενος· ὁ δὲ βοῦν ἕλε φαίδιμος Αἴας.

στῆ δὲ κέρας μετὰ χερσὶν ἔχων βοὸς ἀγραύλοιο
ὄνθον ἀποπτύων, μετὰ δ᾽ Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὢ πόποι ἦ μ᾽ ἔβλαψε θεὰ πόδας, ἣ τὸ πάρος περ
μήτηρ ὣς Ὀδυσῆϊ παρίσταται ἠδ᾽ ἐπαρήγει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπ᾽ αὐτῶι ἡδὺ γέλασσαν.

Ἀντίλοχος δ᾽ ἄρα δὴ λοισθήϊον ἔκφερ᾽ ἄεθλον
μειδιόων, καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
εἰδόσιν ὔμμ᾽ ἐρέω πᾶσιν φίλοι, ὡς ἔτι καὶ νῦν
ἀθάνατοι τιμῶσι παλαιοτέρους ἀνθρώπους.
Αἴας μὲν γὰρ ἐμεῖ᾽ ὀλίγον προγενέστερός ἐστιν,

οὗτος δὲ προτέρης γενεῆς προτέρων τ᾽ ἀνθρώπων·
ὠμογέροντα δέ μίν φασ᾽ ἔμμεναι· ἀργαλέον δὲ
ποσσὶν ἐριδήσασθαι Ἀχαιοῖς, εἰ μὴ Ἀχιλλεῖ.
ὣς φάτο, κύδηνεν δὲ ποδώκεα Πηλεΐωνα.
τὸν δ᾽ Ἀχιλεὺς μύθοισιν ἀμειβόμενος προσέειπεν·

Ἀντίλοχ᾽ οὐ μέν τοι μέλεος εἰρήσεται αἶνος,
ἀλλά τοι ἡμιτάλαντον ἐγὼ χρυσοῦ ἐπιθήσω.
ὣς εἰπὼν ἐν χερσὶ τίθει, ὁ δ᾽ ἐδέξατο χαίρων.
αὐτὰρ Πηλεΐδης κατὰ μὲν δολιχόσκιον ἔγχος
θῆκ᾽ ἐς ἀγῶνα φέρων, κατὰ δ᾽ ἀσπίδα καὶ τρυφάλειαν

τεύχεα Σαρπήδοντος, ἅ μιν Πάτροκλος ἀπηύρα.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ἄνδρε δύω περὶ τῶνδε κελεύομεν, ὥ περ ἀρίστω,
τεύχεα ἑσσαμένω ταμεσίχροα χαλκὸν ἑλόντε
ἀλλήλων προπάροιθεν ὁμίλου πειρηθῆναι.

ὁππότερός κε φθῆισιν ὀρεξάμενος χρόα καλόν,
ψαύσηι δ᾽ ἐνδίνων διά τ᾽ ἔντεα καὶ μέλαν αἷμα,
τῶι μὲν ἐγὼ δώσω τόδε φάσγανον ἀργυρόηλον
καλὸν Θρηΐκιον, τὸ μὲν Ἀστεροπαῖον ἀπηύρων·
τεύχεα δ᾽ ἀμφότεροι ξυνήϊα ταῦτα φερέσθων·

καί σφιν δαῖτ᾽ ἀγαθὴν παραθήσομεν ἐν κλισίηισιν.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας,
ἂν δ᾽ ἄρα Τυδεΐδης ὦρτο, κρατερὸς Διομήδης.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἑκάτερθεν ὁμίλου θωρήχθησαν,
ἐς μέσον ἀμφοτέρω συνίτην μεμαῶτε μάχεσθαι

δεινὸν δερκομένω· θάμβος δ᾽ ἔχε πάντας Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τρὶς μὲν ἐπήϊξαν, τρὶς δὲ σχεδὸν ὁρμήθησαν.
ἔνθ᾽ Αἴας μὲν ἔπειτα κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
νύξ᾽, οὐδὲ χρό᾽ ἵκανεν· ἔρυτο γὰρ ἔνδοθι θώρηξ·

Τυδεΐδης δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ὑπὲρ σάκεος μεγάλοιο
αἰὲν ἐπ᾽ αὐχένι κῦρε φαεινοῦ δουρὸς ἀκωκῆι.
καὶ τότε δή ῥ᾽ Αἴαντι περιδείσαντες Ἀχαιοὶ
παυσαμένους ἐκέλευσαν ἀέθλια ἶσ᾽ ἀνελέσθαι.
αὐτὰρ Τυδεΐδηι δῶκεν μέγα φάσγανον ἥρως

σὺν κολεῶι τε φέρων καὶ ἐϋτμήτωι τελαμῶνι.
αὐτὰρ Πηλεΐδης θῆκεν σόλον αὐτοχόωνον
ὃν πρὶν μὲν ῥίπτασκε μέγα σθένος Ἠετίωνος·
ἀλλ᾽ ἤτοι τὸν ἔπεφνε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
τὸν δ᾽ ἄγετ᾽ ἐν νήεσσι σὺν ἄλλοισι κτεάτεσσι.

στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὄρνυσθ᾽ οἳ καὶ τούτου ἀέθλου πειρήσεσθε.
εἴ οἱ καὶ μάλα πολλὸν ἀπόπροθι πίονες ἀγροί,
ἕξει μιν καὶ πέντε περιπλομένους ἐνιαυτοὺς
χρεώμενος· οὐ μὲν γάρ οἱ ἀτεμβόμενός γε σιδήρου

ποιμὴν οὐδ᾽ ἀροτὴρ εἶσ᾽ ἐς πόλιν, ἀλλὰ παρέξει.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα μενεπτόλεμος Πολυποίτης,
ἂν δὲ Λεοντῆος κρατερὸν μένος ἀντιθέοιο,
ἂν δ᾽ Αἴας Τελαμωνιάδης καὶ δῖος Ἐπειός.
ἑξείης δ᾽ ἵσταντο, σόλον δ᾽ ἕλε δῖος Ἐπειός,

ἧκε δὲ δινήσας· γέλασαν δ᾽ ἐπὶ πάντες Ἀχαιοί.
δεύτερος αὖτ᾽ ἀφέηκε Λεοντεὺς ὄζος Ἄρηος·
τὸ τρίτον αὖτ᾽ ἔρριψε μέγας Τελαμώνιος Αἴας
χειρὸς ἄπο στιβαρῆς, καὶ ὑπέρβαλε σήματα πάντων.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ σόλον εἷλε μενεπτόλεμος Πολυποίτης,

ὅσσόν τίς τ᾽ ἔρριψε καλαύροπα βουκόλος ἀνήρ,
ἣ δέ θ᾽ ἑλισσομένη πέτεται διὰ βοῦς ἀγελαίας,
τόσσον παντὸς ἀγῶνος ὑπέρβαλε· τοὶ δὲ βόησαν.
ἀνστάντες δ᾽ ἕταροι Πολυποίταο κρατεροῖο
νῆας ἔπι γλαφυρὰς ἔφερον βασιλῆος ἄεθλον.

αὐτὰρ ὁ τοξευτῆισι τίθει ἰόεντα σίδηρον,
κὰδ δ᾽ ἐτίθει δέκα μὲν πελέκεας, δέκα δ᾽ ἡμιπέλεκκα,
ἱστὸν δ᾽ ἔστησεν νηὸς κυανοπρώιροιο
τηλοῦ ἐπὶ ψαμάθοις, ἐκ δὲ τρήρωνα πέλειαν
λεπτῆι μηρίνθωι δῆσεν ποδός, ἧς ἄρ᾽ ἀνώγει

τοξεύειν· ὃς μέν κε βάληι τρήρωνα πέλειαν,
πάντας ἀειράμενος πελέκεας οἶκον δὲ φερέσθω·
ὃς δέ κε μηρίνθοιο τύχηι ὄρνιθος ἁμαρτών,
ἥσσων γὰρ δὴ κεῖνος, ὁ δ᾽ οἴσεται ἡμιπέλεκκα.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα βίη Τεύκροιο ἄνακτος,

ἂν δ᾽ ἄρα Μηριόνης θεράπων ἐῢς Ἰδομενῆος.
κλήρους δ᾽ ἐν κυνέηι χαλκήρεϊ πάλλον ἑλόντες,
Τεῦκρος δὲ πρῶτος κλήρωι λάχεν· αὐτίκα δ᾽ ἰὸν
ἧκεν ἐπικρατέως, οὐδ᾽ ἠπείλησεν ἄνακτι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην.

ὄρνιθος μὲν ἅμαρτε· μέγηρε γάρ οἱ τό γ᾽ Ἀπόλλων·
αὐτὰρ ὁ μήρινθον βάλε πὰρ πόδα, τῆι δέδετ᾽ ὄρνις·
ἀντικρὺ δ᾽ ἀπὸ μήρινθον τάμε πικρὸς ὀϊστός.
ἣ μὲν ἔπειτ᾽ ἤϊξε πρὸς οὐρανόν, ἣ δὲ παρείθη
μήρινθος ποτὶ γαῖαν· ἀτὰρ κελάδησαν Ἀχαιοί.

σπερχόμενος δ᾽ ἄρα Μηριόνης ἐξείρυσε χειρὸς
τόξον· ἀτὰρ δὴ ὀϊστὸν ἔχεν πάλαι, ὡς ἴθυνεν.
αὐτίκα δ᾽ ἠπείλησεν ἑκηβόλωι Ἀπόλλωνι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην.
ὕψι δ᾽ ὑπὸ νεφέων εἶδε τρήρωνα πέλειαν·

τῆι ῥ᾽ ὅ γε δινεύουσαν ὑπὸ πτέρυγος βάλε μέσσην,
ἀντικρὺ δὲ διῆλθε βέλος· τὸ μὲν ἂψ ἐπὶ γαίηι
πρόσθεν Μηριόναο πάγη ποδός· αὐτὰρ ἣ ὄρνις
ἱστῶι ἐφεζομένη νηὸς κυανοπρώιροιο
αὐχέν᾽ ἀπεκρέμασεν, σὺν δὲ πτερὰ πυκνὰ λίασθεν.

ὠκὺς δ᾽ ἐκ μελέων θυμὸς πτάτο, τῆλε δ᾽ ἀπ᾽ αὐτοῦ
κάππεσε· λαοὶ δ᾽ αὖ θηεῦντό τε θάμβησάν τε.
ἂν δ᾽ ἄρα Μηριόνης πελέκεας δέκα πάντας ἄειρε,
Τεῦκρος δ᾽ ἡμιπέλεκκα φέρεν κοίλας ἐπὶ νῆας.
αὐτὰρ Πηλεΐδης κατὰ μὲν δολιχόσκιον ἔγχος,

κὰδ δὲ λέβητ᾽ ἄπυρον βοὸς ἄξιον ἀνθεμόεντα
θῆκ᾽ ἐς ἀγῶνα φέρων· καί ῥ᾽ ἥμονες ἄνδρες ἀνέσταν·
ἂν μὲν ἄρ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων,
ἂν δ᾽ ἄρα Μηριόνης, θεράπων ἐῢς Ἰδομενῆος.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·

Ἀτρεΐδη· ἴδμεν γὰρ ὅσον προβέβηκας ἁπάντων
ἠδ᾽ ὅσσον δυνάμει τε καὶ ἥμασιν ἔπλευ ἄριστος·
ἀλλὰ σὺ μὲν τόδ᾽ ἄεθλον ἔχων κοίλας ἐπὶ νῆας
ἔρχευ, ἀτὰρ δόρυ Μηριόνηι ἥρωϊ πόρωμεν,
εἰ σύ γε σῶι θυμῶι ἐθέλοις· κέλομαι γὰρ ἔγωγε.

ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
δῶκε δὲ Μηριόνηι δόρυ χάλκεον· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
Ταλθυβίωι κήρυκι δίδου περικαλλὲς ἄεθλον.

Ἰλιάδος Ω

Ἕκτορος λύτρα.

Λῦτο δ᾽ ἀγών, λαοὶ δὲ θοὰς ἐπὶ νῆας ἕκαστοι
ἐσκίδναντ᾽ ἰέναι. τοὶ μὲν δόρποιο μέδοντο
ὕπνου τε γλυκεροῦ ταρπήμεναι· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
κλαῖε φίλου ἑτάρου μεμνημένος, οὐδέ μιν ὕπνος

ἥιρει πανδαμάτωρ, ἀλλ᾽ ἐστρέφετ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα
Πατρόκλου ποθέων ἀνδροτῆτά τε καὶ μένος ἠΰ,
ἠδ᾽ ὁπόσα τολύπευσε σὺν αὐτῶι καὶ πάθεν ἄλγεα
ἀνδρῶν τε πτολέμους ἀλεγεινά τε κύματα πείρων·
τῶν μιμνησκόμενος θαλερὸν κατὰ δάκρυον εἶβεν,

ἄλλοτ᾽ ἐπὶ πλευρὰς κατακείμενος, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
ὕπτιος, ἄλλοτε δὲ πρηνής· τοτὲ δ᾽ ὀρθὸς ἀναστὰς
δινεύεσκ᾽ ἀλύων παρὰ θῖν᾽ ἁλός· οὐδέ μιν ἠὼς
φαινομένη λήθεσκεν ὑπεὶρ ἅλα τ᾽ ἠϊόνας τε.
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἐπεὶ ζεύξειεν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,

Ἕκτορα δ᾽ ἕλκεσθαι δησάσκετο δίφρου ὄπισθεν,
τρὶς δ᾽ ἐρύσας περὶ σῆμα Μενοιτιάδαο θανόντος
αὖτις ἐνὶ κλισίηι παυέσκετο, τὸν δέ τ᾽ ἔασκεν
ἐν κόνι ἐκτανύσας προπρηνέα· τοῖο δ᾽ Ἀπόλλων
πᾶσαν ἀεικείην ἄπεχε χροῒ φῶτ᾽ ἐλεαίρων

καὶ τεθνηότα περ· περὶ δ᾽ αἰγίδι πάντα κάλυπτε
χρυσείηι, ἵνα μή μιν ἀποδρύφοι ἑλκυστάζων.
ὣς ὁ μὲν Ἕκτορα δῖον ἀείκιζεν μενεαίνων·
τὸν δ᾽ ἐλεαίρεσκον μάκαρες θεοὶ εἰσορόωντες,
κλέψαι δ᾽ ὀτρύνεσκον ἐΰσκοπον ἀργεϊφόντην.

ἔνθ᾽ ἄλλοις μὲν πᾶσιν ἑήνδανεν, οὐδέ ποθ᾽ Ἥρηι
οὐδὲ Ποσειδάων᾽ οὐδὲ γλαυκώπιδι κούρηι,
ἀλλ᾽ ἔχον ὥς σφιν πρῶτον ἀπήχθετο Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς Ἀλεξάνδρου ἕνεκ᾽ ἄτης,
ὃς νείκεσσε θεὰς ὅτε οἱ μέσσαυλον ἵκοντο,

τὴν δ᾽ ἤινησ᾽ ἥ οἱ πόρε μαχλοσύνην ἀλεγεινήν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐκ τοῖο δυωδεκάτη γένετ᾽ ἠώς,
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ ἀθανάτοισι μετηύδα Φοῖβος Ἀπόλλων·
σχέτλιοί ἐστε θεοί, δηλήμονες· οὔ νύ ποθ᾽ ὑμῖν
Ἕκτωρ μηρί᾽ ἔκηε βοῶν αἰγῶν τε τελείων;

τὸν νῦν οὐκ ἔτλητε νέκυν περ ἐόντα σαῶσαι
ἧι τ᾽ ἀλόχωι ἰδέειν καὶ μητέρι καὶ τέκεϊ ὧι
καὶ πατέρι Πριάμωι λαοῖσί τε, τοί κέ μιν ὦκα
ἐν πυρὶ κήαιεν καὶ ἐπὶ κτέρεα κτερίσαιεν.
ἀλλ᾽ ὀλοῶι Ἀχιλῆϊ θεοὶ βούλεσθ᾽ ἐπαρήγειν,

ὧι οὔτ᾽ ἂρ φρένες εἰσὶν ἐναίσιμοι οὔτε νόημα
γναμπτὸν ἐνὶ στήθεσσι, λέων δ᾽ ὣς ἄγρια οἶδεν,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ ἂρ μεγάληι τε βίηι καὶ ἀγήνορι θυμῶι
εἴξας εἶσ᾽ ἐπὶ μῆλα βροτῶν ἵνα δαῖτα λάβηισιν·
ὣς Ἀχιλεὺς ἔλεον μὲν ἀπώλεσεν, οὐδέ οἱ αἰδὼς

γίγνεται, ἥ τ᾽ ἄνδρας μέγα σίνεται ἠδ᾽ ὀνίνησι.
μέλλει μέν πού τις καὶ φίλτερον ἄλλον ὀλέσσαι
ἠὲ κασίγνητον ὁμογάστριον ἠὲ καὶ υἱόν·
ἀλλ᾽ ἤτοι κλαύσας καὶ ὀδυράμενος μεθέηκε·
τλητὸν γὰρ Μοῖραι θυμὸν θέσαν ἀνθρώποισιν.

αὐτὰρ ὅ γ᾽ Ἕκτορα δῖον, ἐπεὶ φίλον ἦτορ ἀπηύρα,
ἵππων ἐξάπτων περὶ σῆμ᾽ ἑτάροιο φίλοιο
ἕλκει· οὐ μήν οἱ τό γε κάλλιον οὐδέ τ᾽ ἄμεινον.
μὴ ἀγαθῶι περ ἐόντι νεμεσσηθέωμέν οἱ ἡμεῖς·
κωφὴν γὰρ δὴ γαῖαν ἀεικίζει μενεαίνων.

τὸν δὲ χολωσαμένη προσέφη λευκώλενος Ἥρη·
εἴη κεν καὶ τοῦτο τεὸν ἔπος ἀργυρότοξε
εἰ δὴ ὁμὴν Ἀχιλῆϊ καὶ Ἕκτορι θήσετε τιμήν.
Ἕκτωρ μὲν θνητός τε γυναῖκά τε θήσατο μαζόν·
αὐτὰρ Ἀχιλλεύς ἐστι θεᾶς γόνος, ἣν ἐγὼ αὐτὴ

θρέψά τε καὶ ἀτίτηλα καὶ ἀνδρὶ πόρον παράκοιτιν
Πηλέϊ, ὃς περὶ κῆρι φίλος γένετ᾽ ἀθανάτοισι.
πάντες δ᾽ ἀντιάασθε θεοὶ γάμου· ἐν δὲ σὺ τοῖσι
δαίνυ᾽ ἔχων φόρμιγγα κακῶν ἕταρ᾽, αἰὲν ἄπιστε.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·

Ἥρη μὴ δὴ πάμπαν ἀποσκύδμαινε θεοῖσιν·
οὐ μὲν γὰρ τιμή γε μί᾽ ἔσσεται· ἀλλὰ καὶ Ἕκτωρ
φίλτατος ἔσκε θεοῖσι βροτῶν οἳ ἐν Ἰλίωι εἰσίν·
ὣς γὰρ ἔμοιγ᾽, ἐπεὶ οὔ τι φίλων ἡμάρτανε δώρων.
οὐ γάρ μοί ποτε βωμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης

λοιβῆς τε κνίσης τε· τὸ γὰρ λάχομεν γέρας ἡμεῖς.
ἀλλ᾽ ἤτοι κλέψαι μὲν ἐάσομεν, οὐδέ πηι ἔστι,
λάθρηι Ἀχιλλῆος θρασὺν Ἕκτορα· ἦ γάρ οἱ αἰεὶ
μήτηρ παρμέμβλωκεν ὁμῶς νύκτάς τε καὶ ἦμαρ.
ἀλλ᾽ εἴ τις καλέσειε θεῶν Θέτιν ἆσσον ἐμεῖο,

ὄφρά τί οἱ εἴπω πυκινὸν ἔπος, ὥς κεν Ἀχιλλεὺς
δώρων ἐκ Πριάμοιο λάχηι ἀπό θ᾽ Ἕκτορα λύσηι.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δὲ Ἶρις ἀελλόπος ἀγγελέουσα,
μεσσηγὺς δὲ Σάμου τε καὶ Ἴμβρου παιπαλοέσσης
ἔνθορε μείλανι πόντωι· ἐπεστονάχησε δὲ λίμνη.

ἣ δὲ μολυβδαίνηι ἰκέλη ἐς βυσσὸν ὄρουσεν,
ἥ τε κατ᾽ ἀγραύλοιο βοὸς κέρας ἐμβεβαυῖα
ἔρχεται ὠμηστῆισιν ἐπ᾽ ἰχθύσι κῆρα φέρουσα.
εὗρε δ᾽ ἐνὶ σπῆϊ γλαφυρῶι Θέτιν, ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἄλλαι
εἵαθ᾽ ὁμηγερέες ἅλιαι θεαί· ἣ δ᾽ ἐνὶ μέσσηις

κλαῖε μόρον οὗ παιδὸς ἀμύμονος, ὅς οἱ ἔμελλε
φθίσεσθ᾽ ἐν Τροίηι ἐριβώλακι τηλόθι πάτρης.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
ὄρσο Θέτι· καλέει Ζεὺς ἄφθιτα μήδεα εἰδώς.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα·

τίπτέ με κεῖνος ἄνωγε μέγας θεός; αἰδέομαι δὲ
μίσγεσθ᾽ ἀθανάτοισιν, ἔχω δ᾽ ἄχε᾽ ἄκριτα θυμῶι.
εἶμι μέν, οὐδ᾽ ἅλιον ἔπος ἔσσεται ὅττί κεν εἴπηι.
ὣς ἄρα φωνήσασα κάλυμμ᾽ ἕλε δῖα θεάων
κυάνεον, τοῦ δ᾽ οὔ τι μελάντερον ἔπλετο ἔσθος.

βῆ δ᾽ ἰέναι, πρόσθεν δὲ ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
ἡγεῖτ᾽· ἀμφὶ δ᾽ ἄρα σφι λιάζετο κῦμα θαλάσσης.
ἀκτὴν δ᾽ ἐξαναβᾶσαι ἐς οὐρανὸν ἀϊχθήτην,
εὗρον δ᾽ εὐρύοπα Κρονίδην, περὶ δ᾽ ἄλλοι ἅπαντες
εἵαθ᾽ ὁμηγερέες μάκαρες θεοὶ αἰὲν ἐόντες.

ἣ δ᾽ ἄρα πὰρ Διὶ πατρὶ καθέζετο, εἶξε δ᾽ Ἀθήνη.
Ἥρη δὲ χρύσεον καλὸν δέπας ἐν χερὶ θῆκε
καί ῥ᾽ εὔφρην᾽ ἐπέεσσι· Θέτις δ᾽ ὤρεξε πιοῦσα.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
ἤλυθες Οὔλυμπον δὲ θεὰ Θέτι κηδομένη περ,

πένθος ἄλαστον ἔχουσα μετὰ φρεσίν· οἶδα καὶ αὐτός·
ἀλλὰ καὶ ὧς ἐρέω τοῦ σ᾽ εἵνεκα δεῦρο κάλεσσα.
ἐννῆμαρ δὴ νεῖκος ἐν ἀθανάτοισιν ὄρωρεν
Ἕκτορος ἀμφὶ νέκυι καὶ Ἀχιλλῆϊ πτολιπόρθωι·
κλέψαι δ᾽ ὀτρύνουσιν ἐΰσκοπον ἀργεϊφόντην·

αὐτὰρ ἐγὼ τόδε κῦδος Ἀχιλλῆϊ προτιάπτω
αἰδῶ καὶ φιλότητα τεὴν μετόπισθε φυλάσσων.
αἶψα μάλ᾽ ἐς στρατὸν ἐλθὲ καὶ υἱέϊ σῶι ἐπίτειλον·
σκύζεσθαί οἱ εἰπὲ θεούς, ἐμὲ δ᾽ ἔξοχα πάντων
ἀθανάτων κεχολῶσθαι, ὅτι φρεσὶ μαινομένηισιν

Ἕκτορ᾽ ἔχει παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν οὐδ᾽ ἀπέλυσεν,
αἴ κέν πως ἐμέ τε δείσηι ἀπό θ᾽ Ἕκτορα λύσηι.
αὐτὰρ ἐγὼ Πριάμωι μεγαλήτορι Ἶριν ἐφήσω
λύσασθαι φίλον υἱὸν ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν, τά κε θυμὸν ἰήνηι.

ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα,
ἷξεν δ᾽ ἐς κλισίην οὗ υἱέος· ἔνθ᾽ ἄρα τόν γε
εὗρ᾽ ἁδινὰ στενάχοντα· φίλοι δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
ἐσσυμένως ἐπένοντο καὶ ἐντύνοντο ἄριστον·

τοῖσι δ᾽ ὄϊς λάσιος μέγας ἐν κλισίηι ἱέρευτο.
ἣ δὲ μάλ᾽ ἄγχ᾽ αὐτοῖο καθέζετο πότνια μήτηρ,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον ἐμὸν τέο μέχρις ὀδυρόμενος καὶ ἀχεύων
σὴν ἔδεαι κραδίην μεμνημένος οὔτέ τι σίτου

οὔτ᾽ εὐνῆς; ἀγαθὸν δὲ γυναικί περ ἐν φιλότητι
μίσγεσθ᾽· οὐ γάρ μοι δηρὸν βέηι, ἀλλά τοι ἤδη
ἄγχι παρέστηκεν θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
ἀλλ᾽ ἐμέθεν ξύνες ὦκα, Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι·
σκύζεσθαι σοί φησι θεούς, ἑὲ δ᾽ ἔξοχα πάντων

ἀθανάτων κεχολῶσθαι, ὅτι φρεσὶ μαινομένηισιν
Ἕκτορ᾽ ἔχεις παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν οὐδ᾽ ἀπέλυσας.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ λῦσον, νεκροῖο δὲ δέξαι ἄποινα.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
τῆιδ᾽ εἴη· ὃς ἄποινα φέροι καὶ νεκρὸν ἄγοιτο,

εἰ δὴ πρόφρονι θυμῶι Ὀλύμπιος αὐτὸς ἀνώγει.
ὣς οἵ γ᾽ ἐν νηῶν ἀγύρει μήτηρ τε καὶ υἱὸς
πολλὰ πρὸς ἀλλήλους ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευον.
Ἶριν δ᾽ ὄτρυνε Κρονίδης εἰς Ἴλιον ἱρήν·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα λιποῦσ᾽ ἕδος Οὐλύμποιο

ἄγγειλον Πριάμωι μεγαλήτορι Ἴλιον εἴσω
λύσασθαι φίλον υἱὸν ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν τά κε θυμὸν ἰήνηι
οἶον, μὴ δέ τις ἄλλος ἅμα Τρώων ἴτω ἀνήρ.
κῆρύξ τίς οἱ ἕποιτο γεραίτερος, ὅς κ᾽ ἰθύνοι

ἡμιόνους καὶ ἄμαξαν ἐΰτροχον, ἠδὲ καὶ αὖτις
νεκρὸν ἄγοι προτὶ ἄστυ, τὸν ἔκτανε δῖος Ἀχιλλεύς.
μὴ δέ τί οἱ θάνατος μελέτω φρεσὶ μὴ δέ τι τάρβος·
τοῖον γάρ οἱ πομπὸν ὀπάσσομεν ἀργεϊφόντην,
ὃς ἄξει εἷός κεν ἄγων Ἀχιλῆϊ πελάσσηι.

αὐτὰρ ἐπὴν ἀγάγηισιν ἔσω κλισίην Ἀχιλῆος,
οὔτ᾽ αὐτὸς κτενέει ἀπό τ᾽ ἄλλους πάντας ἐρύξει·
οὔτε γάρ ἐστ᾽ ἄφρων οὔτ᾽ ἄσκοπος οὔτ᾽ ἀλιτήμων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐνδυκέως ἱκέτεω πεφιδήσεται ἀνδρός.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δὲ Ἶρις ἀελλόπος ἀγγελέουσα.

ἷξεν δ᾽ ἐς Πριάμοιο, κίχεν δ᾽ ἐνοπήν τε γόον τε.
παῖδες μὲν πατέρ᾽ ἀμφὶ καθήμενοι ἔνδοθεν αὐλῆς
δάκρυσιν εἵματ᾽ ἔφυρον, ὁ δ᾽ ἐν μέσσοισι γεραιὸς
ἐντυπὰς ἐν χλαίνηι κεκαλυμμένος· ἀμφὶ δὲ πολλὴ
κόπρος ἔην κεφαλῆι τε καὶ αὐχένι τοῖο γέροντος

τήν ῥα κυλινδόμενος καταμήσατο χερσὶν ἑῆισι.
θυγατέρες δ᾽ ἀνὰ δώματ᾽ ἰδὲ νυοὶ ὠδύροντο
τῶν μιμνησκόμεναι οἳ δὴ πολέες τε καὶ ἐσθλοὶ
χερσὶν ὑπ᾽ Ἀργείων κέατο ψυχὰς ὀλέσαντες.
στῆ δὲ παρὰ Πρίαμον Διὸς ἄγγελος, ἠδὲ προσηύδα

τυτθὸν φθεγξαμένη· τὸν δὲ τρόμος ἔλλαβε γυῖα·
θάρσει Δαρδανίδη Πρίαμε φρεσί, μὴ δέ τι τάρβει·
οὐ μὲν γάρ τοι ἐγὼ κακὸν ὀσσομένη τόδ᾽ ἱκάνω
ἀλλ᾽ ἀγαθὰ φρονέουσα· Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι,
ὅς σευ ἄνευθεν ἐὼν μέγα κήδεται ἠδ᾽ ἐλεαίρει.

λύσασθαί σ᾽ ἐκέλευσεν Ὀλύμπιος Ἕκτορα δῖον,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν τά κε θυμὸν ἰήνηι
οἶον, μὴ δέ τις ἄλλος ἅμα Τρώων ἴτω ἀνήρ.
κῆρύξ τίς τοι ἕποιτο γεραίτερος, ὅς κ᾽ ἰθύνοι
ἡμιόνους καὶ ἄμαξαν ἐΰτροχον, ἠδὲ καὶ αὖτις

νεκρὸν ἄγοι προτὶ ἄστυ, τὸν ἔκτανε δῖος Ἀχιλλεύς.
μὴ δέ τί τοι θάνατος μελέτω φρεσὶ μηδέ τι τάρβος·
τοῖος γάρ τοι πομπὸς ἅμ᾽ ἕψεται ἀργεϊφόντης,
ὅς σ᾽ ἄξει εἷός κεν ἄγων Ἀχιλῆϊ πελάσσηι.
αὐτὰρ ἐπὴν ἀγάγηισιν ἔσω κλισίην Ἀχιλῆος,

οὔτ᾽ αὐτὸς κτενέει ἀπό τ᾽ ἄλλους πάντας ἐρύξει·
οὔτε γάρ ἔστ᾽ ἄφρων οὔτ᾽ ἄσκοπος οὔτ᾽ ἀλιτήμων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐνδυκέως ἱκέτεω πεφιδήσεται ἀνδρός.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
αὐτὰρ ὅ γ᾽ υἷας ἄμαξαν ἐΰτροχον ἡμιονείην

ὁπλίσαι ἠνώγει, πείρινθα δὲ δῆσαι ἐπ᾽ αὐτῆς.
αὐτὸς δ᾽ ἐς θάλαμον κατεβήσετο κηώεντα
κέδρινον ὑψόροφον, ὃς γλήνεα πολλὰ κεχάνδει·
ἐς δ᾽ ἄλοχον Ἑκάβην ἐκαλέσσατο φώνησέν τε·
δαιμονίη Διόθεν μοι Ὀλύμπιος ἄγγελος ἦλθε

λύσασθαι φίλον υἱὸν ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν τά κε θυμὸν ἰήνηι.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ τί τοι φρεσὶν εἴδεται εἶναι;
αἰνῶς γάρ μ᾽ αὐτόν γε μένος καὶ θυμὸς ἄνωγε
κεῖσ᾽ ἰέναι ἐπὶ νῆας ἔσω στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν.

ὣς φάτο, κώκυσεν δὲ γυνὴ καὶ ἀμείβετο μύθωι·
ὤ μοι πῆι δή τοι φρένες οἴχονθ᾽, ἧις τὸ πάρος περ
ἔκλε᾽ ἐπ᾽ ἀνθρώπους ξείνους ἠδ᾽ οἷσιν ἀνάσσεις;
πῶς ἐθέλεις ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν ἐλθέμεν οἶος
ἀνδρὸς ἐς ὀφθαλμοὺς ὅς τοι πολέας τε καὶ ἐσθλοὺς

υἱέας ἐξενάριξε· σιδήρειόν νύ τοι ἦτορ.
εἰ γάρ σ᾽ αἱρήσει καὶ ἐσόψεται ὀφθαλμοῖσιν
ὠμηστὴς καὶ ἄπιστος ἀνὴρ ὅ γε οὔ σ᾽ ἐλεήσει,
οὐδέ τί σ᾽ αἰδέσεται. νῦν δὲ κλαίωμεν ἄνευθεν
ἥμενοι ἐν μεγάρωι· τῶι δ᾽ ὥς ποθι Μοῖρα κραταιὴ

γιγνομένωι ἐπένησε λίνωι, ὅτε μιν τέκον αὐτή,
ἀργίποδας κύνας ἆσαι ἑῶν ἀπάνευθε τοκήων
ἀνδρὶ πάρα κρατερῶι, τοῦ ἐγὼ μέσον ἧπαρ ἔχοιμι
ἐσθέμεναι προσφῦσα· τότ᾽ ἄντιτα ἔργα γένοιτο
παιδὸς ἐμοῦ, ἐπεὶ οὔ ἑ κακιζόμενόν γε κατέκτα,

ἀλλὰ πρὸ Τρώων καὶ Τρωϊάδων βαθυκόλπων
ἑσταότ᾽ οὔτε φόβου μεμνημένον οὔτ᾽ ἀλεωρῆς.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε γέρων Πρίαμος θεοειδής·
μή μ᾽ ἐθέλοντ᾽ ἰέναι κατερύκανε, μὴ δέ μοι αὐτὴ
ὄρνις ἐνὶ μεγάροισι κακὸς πέλευ· οὐδέ με πείσεις.

εἰ μὲν γάρ τίς μ᾽ ἄλλος ἐπιχθονίων ἐκέλευεν,
ἢ οἳ μάντιές εἰσι θυοσκόοι ἢ ἱερῆες,
ψεῦδός κεν φαῖμεν καὶ νοσφιζοίμεθα μᾶλλον·
νῦν δ᾽, αὐτὸς γὰρ ἄκουσα θεοῦ καὶ ἐσέδρακον ἄντην,
εἶμι καὶ οὐχ ἅλιον ἔπος ἔσσεται. εἰ δέ μοι αἶσα

τεθνάμεναι παρὰ νηυσὶν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
βούλομαι· αὐτίκα γάρ με κατακτείνειεν Ἀχιλλεὺς
ἀγκὰς ἑλόντ᾽ ἐμὸν υἱόν, ἐπὴν γόου ἐξ ἔρον εἵην.
ἦ καὶ φωριαμῶν ἐπιθήματα κάλ᾽ ἀνέωιγεν·
ἔνθεν δώδεκα μὲν περικαλλέας ἔξελε πέπλους,

δώδεκα δ᾽ ἁπλοΐδας χλαίνας, τόσσους δὲ τάπητας,
τόσσα δὲ φάρεα λευκά, τόσους δ᾽ ἐπὶ τοῖσι χιτῶνας.
χρυσοῦ δὲ στήσας ἔφερεν δέκα πάντα τάλαντα,
ἐκ δὲ δύ᾽ αἴθωνας τρίποδας, πίσυρας δὲ λέβητας,
ἐκ δὲ δέπας περικαλλές, ὅ οἱ Θρῆικες πόρον ἄνδρες

ἐξεσίην ἐλθόντι μέγα κτέρας· οὐδέ νυ τοῦ περ
φείσατ᾽ ἐνὶ μεγάροις ὁ γέρων, περὶ δ᾽ ἤθελε θυμῶι
λύσασθαι φίλον υἱόν. ὁ δὲ Τρῶας μὲν ἅπαντας
αἰθούσης ἀπέεργεν ἔπεσσ᾽ αἰσχροῖσιν ἐνίσσων·
ἔρρετε λωβητῆρες ἐλεγχέες· οὔ νυ καὶ ὑμῖν

οἴκοι ἔνεστι γόος, ὅτι μ᾽ ἤλθετε κηδήσοντες;
ἦ ὀνόσασθ᾽ ὅτι μοι Κρονίδης Ζεὺς ἄλγε᾽ ἔδωκε
παῖδ᾽ ὀλέσαι τὸν ἄριστον; ἀτὰρ γνώσεσθε καὶ ὔμμες·
ῥηΐτεροι γὰρ μᾶλλον Ἀχαιοῖσιν δὴ ἔσεσθε
κείνου τεθνηῶτος ἐναιρέμεν. αὐτὰρ ἔγωγε

πρὶν ἀλαπαζομένην τε πόλιν κεραϊζομένην τε
ὀφθαλμοῖσιν ἰδεῖν βαίην δόμον Ἄϊδος εἴσω.
ἦ καὶ σκηπανίωι δίεπ᾽ ἀνέρας· οἳ δ᾽ ἴσαν ἔξω
σπερχομένοιο γέροντος· ὁ δ᾽ υἱάσιν οἷσιν ὁμόκλα
νεικείων Ἕλενόν τε Πάριν τ᾽ Ἀγάθωνά τε δῖον

Πάμμονά τ᾽ Ἀντίφονόν τε βοὴν ἀγαθόν τε Πολίτην
Δηΐφοβόν τε καὶ Ἱππόθοον καὶ δῖον Ἀγαυόν·
ἐννέα τοῖς ὁ γεραιὸς ὁμοκλήσας ἐκέλευε·
σπεύσατέ μοι κακὰ τέκνα κατηφόνες· αἴθ᾽ ἅμα πάντες
Ἕκτορος ὠφέλετ᾽ ἀντὶ θοῆις ἐπὶ νηυσὶ πεφάσθαι.

ὤ μοι ἐγὼ πανάποτμος, ἐπεὶ τέκον υἷας ἀρίστους
Τροίηι ἐν εὐρείηι, τῶν δ᾽ οὔ τινά φημι λελεῖφθαι,
Μήστορά τ᾽ ἀντίθεον καὶ Τρωΐλον ἱππιοχάρμην
Ἕκτορά θ᾽, ὃς θεὸς ἔσκε μετ᾽ ἀνδράσιν, οὐδὲ ἐώικει
ἀνδρός γε θνητοῦ πάϊς ἔμμεναι ἀλλὰ θεοῖο.

τοὺς μὲν ἀπώλεσ᾽ Ἄρης, τὰ δ᾽ ἐλέγχεα πάντα λέλειπται
ψεῦσταί τ᾽ ὀρχησταί τε χοροιτυπίηισιν ἄριστοι
ἀρνῶν ἠδ᾽ ἐρίφων ἐπιδήμιοι ἁρπακτῆρες.
οὐκ ἂν δή μοι ἄμαξαν ἐφοπλίσσαιτε τάχιστα,
ταῦτά τε πάντ᾽ ἐπιθεῖτε, ἵνα πρήσσωμεν ὁδοῖο;

ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πατρὸς ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
ἐκ μὲν ἄμαξαν ἄειραν ἐΰτροχον ἡμιονείην
καλὴν πρωτοπαγέα, πείρινθα δὲ δῆσαν ἐπ᾽ αὐτῆς,
κὰδ δ᾽ ἀπὸ πασσαλόφι ζυγὸν ἥιρεον ἡμιόνειον
πύξινον ὀμφαλόεν εὖ οἰήκεσσιν ἀρηρός·

ἐκ δ᾽ ἔφερον ζυγόδεσμον ἅμα ζυγῶι ἐννεάπηχυ.
καὶ τὸ μὲν εὖ κατέθηκαν ἐϋξέστωι ἐπὶ ῥυμῶι
πέζηι ἔπι πρώτηι, ἐπὶ δὲ κρίκον ἕστορι βάλλον,
τρὶς δ᾽ ἑκάτερθεν ἔδησαν ἐπ᾽ ὀμφαλόν, αὐτὰρ ἔπειτα
ἑξείης κατέδησαν, ὑπὸ γλωχῖνα δ᾽ ἔκαμψαν.

ἐκ θαλάμου δὲ φέροντες ἐϋξέστης ἐπ᾽ ἀπήνης
νήεον Ἑκτορέης κεφαλῆς ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
ζεῦξαν δ᾽ ἡμιόνους κρατερώνυχας ἐντεσιεργούς,
τούς ῥά ποτε Πριάμωι Μυσοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα.
ἵππους δὲ Πριάμωι ὕπαγον ζυγόν, οὓς ὁ γεραιὸς

αὐτὸς ἔχων ἀτίταλλεν ἐϋξέστηι ἐπὶ φάτνηι.
τὼ μὲν ζευγνύσθην ἐν δώμασιν ὑψηλοῖσι
κῆρυξ καὶ Πρίαμος πυκινὰ φρεσὶ μήδε᾽ ἔχοντες·
ἀγχίμολον δέ σφ᾽ ἦλθ᾽ Ἑκάβη τετιηότι θυμῶι
οἶνον ἔχουσ᾽ ἐν χειρὶ μελίφρονα δεξιτερῆφι

χρυσέωι ἐν δέπαϊ, ὄφρα λείψαντε κιοίτην·
στῆ δ᾽ ἵππων προπάροιθεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τῆ σπεῖσον Διὶ πατρί, καὶ εὔχεο οἴκαδ᾽ ἱκέσθαι
ἂψ ἐκ δυσμενέων ἀνδρῶν, ἐπεὶ ἂρ σέ γε θυμὸς
ὀτρύνει ἐπὶ νῆας ἐμεῖο μὲν οὐκ ἐθελούσης.

ἀλλ᾽ εὔχεο σύ γ᾽ ἔπειτα κελαινεφέϊ Κρονίωνι
Ἰδαίωι, ὅς τε Τροίην κατὰ πᾶσαν ὁρᾶται,
αἴτει δ᾽ οἰωνὸν ταχὺν ἄγγελον, ὅς τέ οἱ αὐτῶι
φίλτατος οἰωνῶν, καί εὑ κράτος ἐστὶ μέγιστον,
δεξιόν, ὄφρά μιν αὐτὸς ἐν ὀφθαλμοῖσι νοήσας

τῶι πίσυνος ἐπὶ νῆας ἴηις Δαναῶν ταχυπώλων.
εἰ δέ τοι οὐ δώσει ἑὸν ἄγγελον εὐρύοπα Ζεύς,
οὐκ ἂν ἔγωγέ σ᾽ ἔπειτα ἐποτρύνουσα κελοίμην
νῆας ἐπ᾽ Ἀργείων ἰέναι μάλα περ μεμαῶτα.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη Πρίαμος θεοειδής·

ὦ γύναι οὐ μέν τοι τόδ᾽ ἐφιεμένηι ἀπιθήσω.
ἐσθλὸν γὰρ Διὶ χεῖρας ἀνασχέμεν αἴ κ᾽ ἐλεήσηι.
ἦ ῥα καὶ ἀμφίπολον ταμίην ὄτρυν᾽ ὁ γεραιὸς
χερσὶν ὕδωρ ἐπιχεῦαι ἀκήρατον· ἣ δὲ παρέστη
χέρνιβον ἀμφίπολος πρόχοόν θ᾽ ἅμα χερσὶν ἔχουσα.

νιψάμενος δὲ κύπελλον ἐδέξατο ἧς ἀλόχοιο·
εὔχετ᾽ ἔπειτα στὰς μέσωι ἕρκεϊ, λεῖβε δὲ οἶνον
οὐρανὸν εἰσανιδών, καὶ φωνήσας ἔπος ηὔδα·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε
δός μ᾽ ἐς Ἀχιλλῆος φίλον ἐλθεῖν ἠδ᾽ ἐλεεινόν,

πέμψον δ᾽ οἰωνὸν ταχὺν ἄγγελον, ὅς τε σοὶ αὐτῶι
φίλτατος οἰωνῶν, καί εὑ κράτος ἐστὶ μέγιστον,
δεξιόν, ὄφρά μιν αὐτὸς ἐν ὀφθαλμοῖσι νοήσας
τῶι πίσυνος ἐπὶ νῆας ἴω Δαναῶν ταχυπώλων.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε μητίετα Ζεὺς

αὐτίκα δ᾽ αἰετὸν ἧκε τελειότατον πετεηνῶν
μόρφνον θηρητῆρ᾽ ὃν καὶ περκνὸν καλέουσιν.
ὅσση δ᾽ ὑψορόφοιο θύρη θαλάμοιο τέτυκται
ἀνέρος ἀφνειοῖο ἐῢ κληῗσ᾽ ἀραρυῖα,
τόσσ᾽ ἄρα τοῦ ἑκάτερθεν ἔσαν πτερά· εἴσατο δέ σφι

δεξιὸς ἀΐξας διὰ ἄστεος· οἳ δὲ ἰδόντες
γήθησαν, καὶ πᾶσιν ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἰάνθη.
σπερχόμενος δ᾽ ὁ γεραιὸς ἑοῦ ἐπεβήσετο δίφρου,
ἐκ δ᾽ ἔλασε προθύροιο καὶ αἰθούσης ἐριδούπου.
πρόσθε μὲν ἡμίονοι ἕλκον τετράκυκλον ἀπήνην,

τὰς Ἰδαῖος ἔλαυνε δαΐφρων· αὐτὰρ ὄπισθεν
ἵπποι, τοὺς ὁ γέρων ἐφέπων μάστιγι κέλευε
καρπαλίμως κατὰ ἄστυ· φίλοι δ᾽ ἅμα πάντες ἕποντο
πόλλ᾽ ὀλοφυρόμενοι ὡς εἰ θάνατον δὲ κιόντα.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν πόλιος κατέβαν, πεδίον δ᾽ ἀφίκοντο,

οἳ μὲν ἄρ᾽ ἄψορροι προτὶ Ἴλιον ἀπονέοντο
παῖδες καὶ γαμβροί, τὼ δ᾽ οὐ λάθον εὐρύοπα Ζῆν
ἐς πεδίον προφανέντε· ἰδὼν δ᾽ ἐλέησε γέροντα,
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ Ἑρμείαν υἱὸν φίλον ἀντίον ηὔδα·
Ἑρμεία, σοὶ γάρ τε μάλιστά γε φίλτατόν ἐστιν

ἀνδρὶ ἑταιρίσσαι, καί τ᾽ ἔκλυες ὧι κ᾽ ἐθέληισθα,
βάσκ᾽ ἴθι καὶ Πρίαμον κοίλας ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
ὣς ἄγαγ᾽, ὡς μήτ᾽ ἄρ τις ἴδηι μήτ᾽ ἄρ τε νοήσηι
τῶν ἄλλων Δαναῶν, πρὶν Πηλεΐωνα δ᾽ ἱκέσθαι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε διάκτορος ἀργεϊφόντης.

αὐτίκ᾽ ἔπειθ᾽ ὑπὸ ποσσὶν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα
ἀμβρόσια χρύσεια, τά μιν φέρον ἠμὲν ἐφ᾽ ὑγρὴν
ἠδ᾽ ἐπ᾽ ἀπείρονα γαῖαν ἅμα πνοιῆις ἀνέμοιο·
εἵλετο δὲ ῥάβδον, τῆι τ᾽ ἀνδρῶν ὄμματα θέλγει
ὧν ἐθέλει, τοὺς δ᾽ αὖτε καὶ ὑπνώοντας ἐγείρει·

τὴν μετὰ χερσὶν ἔχων πέτετο κρατὺς ἀργεϊφόντης.
αἶψα δ᾽ ἄρα Τροίην τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκανε,
βῆ δ᾽ ἰέναι κούρωι αἰσυμνητῆρι ἐοικὼς
πρῶτον ὑπηνήτηι, τοῦ περ χαριεστάτη ἥβη.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν μέγα σῆμα παρὲξ Ἴλοιο ἔλασσαν,

στῆσαν ἄρ᾽ ἡμιόνους τε καὶ ἵππους ὄφρα πίοιεν
ἐν ποταμῶι· δὴ γὰρ καὶ ἐπὶ κνέφας ἤλυθε γαῖαν.
τὸν δ᾽ ἐξ ἀγχιμόλοιο ἰδὼν ἐφράσσατο κῆρυξ
Ἑρμείαν, ποτὶ δὲ Πρίαμον φάτο φώνησέν τε·
φράζεο Δαρδανίδη· φραδέος νόου ἔργα τέτυκται.

ἄνδρ᾽ ὁρόω, τάχα δ᾽ ἄμμε διαρραίσεσθαι ὀΐω.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ φεύγωμεν ἐφ᾽ ἵππων, ἤ μιν ἔπειτα
γούνων ἁψάμενοι λιτανεύσομεν αἴ κ᾽ ἐλεήσηι.
ὣς φάτο, σὺν δὲ γέροντι νόος χύτο, δείδιε δ᾽ αἰνῶς,
ὀρθαὶ δὲ τρίχες ἔσταν ἐνὶ γναμπτοῖσι μέλεσσι,

στῆ δὲ ταφών· αὐτὸς δ᾽ ἐριούνιος ἐγγύθεν ἐλθὼν
χεῖρα γέροντος ἑλὼν ἐξείρετο καὶ προσέειπε·
πῆι πάτερ ὧδ᾽ ἵππους τε καὶ ἡμιόνους ἰθύνεις
νύκτα δι᾽ ἀμβροσίην, ὅτε θ᾽ εὕδουσι βροτοὶ ἄλλοι;
οὐδὲ σύ γ᾽ ἔδεισας μένεα πνείοντας Ἀχαιούς,

οἵ τοι δυσμενέες καὶ ἀνάρσιοι ἐγγὺς ἔασι;
τῶν εἴ τίς σε ἴδοιτο θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν
τοσσάδ᾽ ὀνείατ᾽ ἄγοντα, τίς ἂν δή τοι νόος εἴη;
οὔτ᾽ αὐτὸς νέος ἐσσί, γέρων δέ τοι οὗτος ὀπηδεῖ,
ἄνδρ᾽ ἀπαμύνασθαι, ὅτε τις πρότερος χαλεπήνηι.

ἀλλ᾽ ἐγὼ οὐδέν σε ῥέξω κακά, καὶ δέ κεν ἄλλον
σεῦ ἀπαλεξήσαιμι· φίλωι δέ σε πατρὶ ἐΐσκω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
οὕτω πηι τάδε γ᾽ ἐστὶ φίλον τέκος ὡς ἀγορεύεις.
ἀλλ᾽ ἔτι τις καὶ ἐμεῖο θεῶν ὑπερέσχεθε χεῖρα,

ὅς μοι τοιόνδ᾽ ἧκεν ὁδοιπόρον ἀντιβολῆσαι
αἴσιον, οἷος δὴ σὺ δέμας καὶ εἶδος ἀγητός,
πέπνυσαί τε νόωι, μακάρων δ᾽ ἔξεσσι τοκήων.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα γέρον κατὰ μοῖραν ἔειπες.

ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον,
ἠέ πηι ἐκπέμπεις κειμήλια πολλὰ καὶ ἐσθλὰ
ἄνδρας ἐς ἀλλοδαποὺς ἵνα περ τάδε τοι σόα μίμνηι,
ἦ ἤδη πάντες καταλείπετε Ἴλιον ἱρὴν
δειδιότες· τοῖος γὰρ ἀνὴρ ὤριστος ὄλωλε

σὸς πάϊς· οὐ μὲν γάρ τι μάχης ἐπιδεύετ᾽ Ἀχαιῶν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
τίς δὲ σύ ἐσσι φέριστε τέων δ᾽ ἔξεσσι τοκήων;
ὥς μοι καλὰ τὸν οἶτον ἀπότμου παιδὸς ἔνισπες.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·

πειρᾶι ἐμεῖο γεραιὲ καὶ εἴρεαι Ἕκτορα δῖον.
τὸν μὲν ἐγὼ μάλα πολλὰ μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
ὀφθαλμοῖσιν ὄπωπα, καὶ εὖτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἐλάσσας
Ἀργείους κτείνεσκε δαΐζων ὀξέϊ χαλκῶι·
ἡμεῖς δ᾽ ἑσταότες θαυμάζομεν· οὐ γὰρ Ἀχιλλεὺς

εἴα μάρνασθαι κεχολωμένος Ἀτρεΐωνι.
τοῦ γὰρ ἐγὼ θεράπων, μία δ᾽ ἤγαγε νηῦς εὐεργής·
Μυρμιδόνων δ᾽ ἔξειμι, πατὴρ δέ μοί ἐστι Πολύκτωρ.
ἀφνειὸς μὲν ὅ γ᾽ ἐστί, γέρων δὲ δὴ ὡς σύ περ ὧδε,
ἓξ δέ οἱ υἷες ἔασιν, ἐγὼ δέ οἱ ἕβδομός εἰμι·

τῶν μέτα παλλόμενος κλήρωι λάχον ἐνθάδ᾽ ἕπεσθαι.
νῦν δ᾽ ἦλθον πεδίον δ᾽ ἀπὸ νηῶν· ἠῶθεν γὰρ
θήσονται περὶ ἄστυ μάχην ἑλίκωπες Ἀχαιοί.
ἀσχαλόωσι γὰρ οἵδε καθήμενοι, οὐδὲ δύνανται
ἴσχειν ἐσσυμένους πολέμου βασιλῆες Ἀχαιῶν.

τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
εἰ μὲν δὴ θεράπων Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
εἴς, ἄγε δή μοι πᾶσαν ἀληθείην κατάλεξον,
ἢ ἔτι πὰρ νήεσσιν ἐμὸς πάϊς, ἦέ μιν ἤδη
ἧισι κυσὶν μελεϊστὶ ταμὼν προύθηκεν Ἀχιλλεύς.

τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
ὦ γέρον οὔ πω τόν γε κύνες φάγον οὐδ᾽ οἰωνοί,
ἀλλ᾽ ἔτι κεῖνος κεῖται Ἀχιλλῆος παρὰ νηῒ
αὔτως ἐν κλισίηισι· δυωδεκάτη δέ οἱ ἠὼς
κειμένωι, οὐδέ τί οἱ χρὼς σήπεται, οὐδέ μιν εὐλαὶ

ἔσθουσ᾽, αἵ ῥά τε φῶτας ἀρηϊφάτους κατέδουσιν.
ἦ μέν μιν περὶ σῆμα ἑοῦ ἑτάροιο φίλοιο
ἕλκει ἀκηδέστως ἠὼς ὅτε δῖα φανήηι,
οὐδέ μιν αἰσχύνει· θηοῖό κεν αὐτὸς ἐπελθὼν
οἷον ἐερσήεις κεῖται, περὶ δ᾽ αἷμα νένιπται,

οὐδέ ποθι μιαρός· σὺν δ᾽ ἕλκεα πάντα μέμυκεν
ὅσσ᾽ ἐτύπη· πολέες γὰρ ἐν αὐτῶι χαλκὸν ἔλασσαν.
ὥς τοι κήδονται μάκαρες θεοὶ υἷος ἑῆος
καὶ νέκυός περ ἐόντος, ἐπεί σφι φίλος περὶ κῆρι.
ὣς φάτο, γήθησεν δ᾽ ὁ γέρων, καὶ ἀμείβετο μύθωι·

ὦ τέκος, ἦ ῥ᾽ ἀγαθὸν καὶ ἐναίσιμα δῶρα διδοῦναι
ἀθανάτοις, ἐπεὶ οὔ ποτ᾽ ἐμὸς πάϊς, εἴ ποτ᾽ ἔην γε,
λήθετ᾽ ἐνὶ μεγάροισι θεῶν οἳ Ὄλυμπον ἔχουσι·
τώ οἱ ἀπεμνήσαντο καὶ ἐν θανάτοιό περ αἴσηι.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ τόδε δέξαι ἐμεῦ πάρα καλὸν ἄλεισον,

αὐτόν τε ῥῦσαι, πέμψον δέ με σύν γε θεοῖσιν,
ὄφρά κεν ἐς κλισίην Πηληϊάδεω ἀφίκωμαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
πειρᾶι ἐμεῖο γεραιὲ νεωτέρου, οὐδέ με πείσεις,
ὅς με κέληι σέο δῶρα παρὲξ Ἀχιλῆα δέχεσθαι.

τὸν μὲν ἐγὼ δείδοικα καὶ αἰδέομαι περὶ κῆρι
συλεύειν, μή μοί τι κακὸν μετόπισθε γένηται.
σοὶ δ᾽ ἂν ἐγὼ πομπὸς καί κε κλυτὸν Ἄργος ἱκοίμην,
ἐνδυκέως ἐν νηῒ θοῆι ἢ πεζὸς ὁμαρτέων·
οὐκ ἄν τίς τοι πομπὸν ὀνοσσάμενος μαχέσαιτο.

ἦ καὶ ἀναΐξας ἐριούνιος ἅρμα καὶ ἵππους
καρπαλίμως μάστιγα καὶ ἡνία λάζετο χερσίν,
ἐν δ᾽ ἔπνευσ᾽ ἵπποισι καὶ ἡμιόνοις μένος ἠΰ.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πύργους τε νεῶν καὶ τάφρον ἵκοντο,
οἳ δὲ νέον περὶ δόρπα φυλακτῆρες πονέοντο,

τοῖσι δ᾽ ἐφ᾽ ὕπνον ἔχευε διάκτορος ἀργεϊφόντης
πᾶσιν, ἄφαρ δ᾽ ὤϊξε πύλας καὶ ἀπῶσεν ὀχῆας,
ἐς δ᾽ ἄγαγε Πρίαμόν τε καὶ ἀγλαὰ δῶρ᾽ ἐπ᾽ ἀπήνης.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ κλισίην Πηληϊάδεω ἀφίκοντο
ὑψηλήν, τὴν Μυρμιδόνες ποίησαν ἄνακτι

δοῦρ᾽ ἐλάτης κέρσαντες· ἀτὰρ καθύπερθεν ἔρεψαν
λαχνήεντ᾽ ὄροφον λειμωνόθεν ἀμήσαντες·
ἀμφὶ δέ οἱ μεγάλην αὐλὴν ποίησαν ἄνακτι
σταυροῖσιν πυκινοῖσι· θύρην δ᾽ ἔχε μοῦνος ἐπιβλὴς
εἰλάτινος, τὸν τρεῖς μὲν ἐπιρρήσσεσκον Ἀχαιοί,

τρεῖς δ᾽ ἀναοίγεσκον μεγάλην κληῗδα θυράων
τῶν ἄλλων· Ἀχιλεὺς δ᾽ ἄρ᾽ ἐπιρρήσσεσκε καὶ οἶος·
δή ῥα τόθ᾽ Ἑρμείας ἐριούνιος ὦιξε γέροντι,
ἐς δ᾽ ἄγαγε κλυτὰ δῶρα ποδώκεϊ Πηλεΐωνι,
ἐξ ἵππων δ᾽ ἀπέβαινεν ἐπὶ χθόνα φώνησέν τε·

ὦ γέρον ἤτοι ἐγὼ θεὸς ἄμβροτος εἰλήλουθα
Ἑρμείας· σοὶ γάρ με πατὴρ ἅμα πομπὸν ὄπασσεν.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ πάλιν εἴσομαι, οὐδ᾽ Ἀχιλῆος
ὀφθαλμοὺς εἴσειμι· νεμεσσητὸν δέ κεν εἴη
ἀθάνατον θεὸν ὧδε βροτοὺς ἀγαπαζέμεν ἄντην·

τύνη δ᾽ εἰσελθὼν λαβὲ γούνατα Πηλεΐωνος,
καί μιν ὑπὲρ πατρὸς καὶ μητέρος ἠϋκόμοιο
λίσσεο καὶ τέκεος, ἵνα οἱ σὺν θυμὸν ὀρίνηις.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη πρὸς μακρὸν Ὄλυμπον
Ἑρμείας· Πρίαμος δ᾽ ἐξ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε,

Ἰδαῖον δὲ κατ᾽ αὖθι λίπεν· ὁ δὲ μίμνεν ἐρύκων
ἵππους ἡμιόνους τε· γέρων δ᾽ ἰθὺς κίεν οἴκου,
τῆι ῥ᾽ Ἀχιλεὺς ἵζεσκε Διῒ φίλος· ἐν δέ μιν αὐτὸν
εὗρ᾽, ἕταροι δ᾽ ἀπάνευθε καθήατο· τὼ δὲ δύ᾽ οἴω
ἥρως Αὐτομέδων τε καὶ Ἄλκιμος ὄζος Ἄρηος

ποίπνυον παρεόντε· νέον δ᾽ ἀπέληγεν ἐδωδῆς
ἔσθων καὶ πίνων· ἔτι καὶ παρέκειτο τράπεζα.
τοὺς δ᾽ ἔλαθ᾽ εἰσελθὼν Πρίαμος μέγας, ἄγχι δ᾽ ἄρα στὰς
χερσὶν Ἀχιλλῆος λάβε γούνατα καὶ κύσε χεῖρας
δεινὰς ἀνδροφόνους, αἵ οἱ πολέας κτάνον υἷας.

ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἄνδρ᾽ ἄτη πυκινὴ λάβηι, ὅς τ᾽ ἐνὶ πάτρηι
φῶτα κατακτείνας ἄλλων ἐξίκετο δῆμον
ἀνδρὸς ἐς ἀφνειοῦ, θάμβος δ᾽ ἔχει εἰσορόωντας,
ὣς Ἀχιλεὺς θάμβησεν ἰδὼν Πρίαμον θεοειδέα·
θάμβησαν δὲ καὶ ἄλλοι, ἐς ἀλλήλους δὲ ἴδοντο.

τὸν καὶ λισσόμενος Πρίαμος πρὸς μῦθον ἔειπε·
μνῆσαι πατρὸς σοῖο θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ,
τηλίκου ὥς περ ἐγών, ὀλοῶι ἐπὶ γήραος οὐδῶι·
καὶ μέν που κεῖνον περιναιέται ἀμφὶς ἐόντες
τείρουσ᾽, οὐδέ τίς ἐστιν ἀρὴν καὶ λοιγὸν ἀμῦναι.

ἀλλ᾽ ἤτοι κεῖνός γε σέθεν ζώοντος ἀκούων
χαίρει τ᾽ ἐν θυμῶι, ἐπί τ᾽ ἔλπεται ἤματα πάντα
ὄψεσθαι φίλον υἱὸν ἀπὸ Τροίηθεν ἰόντα·
αὐτὰρ ἐγὼ πανάποτμος, ἐπεὶ τέκον υἷας ἀρίστους
Τροίηι ἐν εὐρείηι, τῶν δ᾽ οὔ τινά φημι λελεῖφθαι.

πεντήκοντά μοι ἦσαν ὅτ᾽ ἤλυθον υἷες Ἀχαιῶν·
ἐννεακαίδεκα μέν μοι ἰῆς ἐκ νηδύος ἦσαν,
τοὺς δ᾽ ἄλλους μοι ἔτικτον ἐνὶ μεγάροισι γυναῖκες.
τῶν μὲν πολλῶν θοῦρος Ἄρης ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν·
ὃς δέ μοι οἶος ἔην, εἴρυτο δὲ ἄστυ καὶ αὐτούς,

τὸν σὺ πρώιην κτεῖνας ἀμυνόμενον περὶ πάτρης
Ἕκτορα· τοῦ νῦν εἵνεχ᾽ ἱκάνω νῆας Ἀχαιῶν
λυσόμενος παρὰ σεῖο, φέρω δ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα.
ἀλλ᾽ αἰδεῖο θεοὺς Ἀχιλεῦ, αὐτόν τ᾽ ἐλέησον
μνησάμενος σοῦ πατρός· ἐγὼ δ᾽ ἐλεεινότερός περ,

ἔτλην δ᾽ οἷ᾽ οὔ πώ τις ἐπιχθόνιος βροτὸς ἄλλος,
ἀνδρὸς παιδοφόνοιο ποτὶ στόμα χεῖρ᾽ ὀρέγεσθαι.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα πατρὸς ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο·
ἁψάμενος δ᾽ ἄρα χειρὸς ἀπώσατο ἦκα γέροντα.
τὼ δὲ μνησαμένω ὁ μὲν Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο

κλαῖ᾽ ἁδινὰ προπάροιθε ποδῶν Ἀχιλῆος ἐλυσθείς,
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς κλαῖεν ἑὸν πατέρ᾽, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
Πάτροκλον· τῶν δὲ στοναχὴ κατὰ δώματ᾽ ὀρώρει.
αὐτὰρ ἐπεί ῥα γόοιο τετάρπετο δῖος Ἀχιλλεύς,
καί οἱ ἀπὸ πραπίδων ἦλθ᾽ ἵμερος ἠδ᾽ ἀπὸ γυίων,

αὐτίκ᾽ ἀπὸ θρόνου ὦρτο, γέροντα δὲ χειρὸς ἀνίστη
οἰκτίρων πολιόν τε κάρη πολιόν τε γένειον,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἆ δείλ᾽, ἦ δὴ πολλὰ κάκ᾽ ἄνσχεο σὸν κατὰ θυμόν.
πῶς ἔτλης ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν ἐλθέμεν οἶος

ἀνδρὸς ἐς ὀφθαλμοὺς ὅς τοι πολέας τε καὶ ἐσθλοὺς
υἱέας ἐξενάριξα; σιδήρειόν νύ τοι ἦτορ.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζευ ἐπὶ θρόνου, ἄλγεα δ᾽ ἔμπης
ἐν θυμῶι κατακεῖσθαι ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ·
οὐ γάρ τις πρῆξις πέλεται κρυεροῖο γόοιο·

ὡς γὰρ ἐπεκλώσαντο θεοὶ δειλοῖσι βροτοῖσι
ζώειν ἀχνυμένοις· αὐτοὶ δέ τ᾽ ἀκηδέες εἰσί.
δοιοὶ γάρ τε πίθοι κατακείαται ἐν Διὸς οὔδει
δώρων οἷα δίδωσι κακῶν, ἕτερος δὲ ἑάων·
ὧι μέν κ᾽ ἀμμίξας δώηι Ζεὺς τερπικέραυνος,

ἄλλοτε μέν τε κακῶι ὅ γε κύρεται, ἄλλοτε δ᾽ ἐσθλῶι·
ὧι δέ κε τῶν λυγρῶν δώηι, λωβητὸν ἔθηκε,
καί ἑ κακὴ βούβρωστις ἐπὶ χθόνα δῖαν ἐλαύνει,
φοιτᾶι δ᾽ οὔτε θεοῖσι τετιμένος οὔτε βροτοῖσιν.
ὣς μὲν καὶ Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα

ἐκ γενετῆς· πάντας γὰρ ἐπ᾽ ἀνθρώπους ἐκέκαστο
ὄλβωι τε πλούτωι τε, ἄνασσε δὲ Μυρμιδόνεσσι,
καί οἱ θνητῶι ἐόντι θεὰν ποίησαν ἄκοιτιν.
ἀλλ᾽ ἐπὶ καὶ τῶι θῆκε θεὸς κακόν, ὅττί οἱ οὔ τι
παίδων ἐν μεγάροισι γονὴ γένετο κρειόντων,

ἀλλ᾽ ἕνα παῖδα τέκεν παναώριον· οὐδέ νυ τόν γε
γηράσκοντα κομίζω, ἐπεὶ μάλα τηλόθι πάτρης
ἧμαι ἐνὶ Τροίηι, σέ τε κήδων ἠδὲ σὰ τέκνα.
καὶ σὲ γέρον τὸ πρὶν μὲν ἀκούομεν ὄλβιον εἶναι·
ὅσσον Λέσβος ἄνω Μάκαρος ἕδος ἐντὸς ἐέργει

καὶ Φρυγίη καθύπερθε καὶ Ἑλλήσποντος ἀπείρων,
τῶν σε γέρον πλούτωι τε καὶ υἱάσι φασὶ κεκάσθαι.
αὐτὰρ ἐπεί τοι πῆμα τόδ᾽ ἤγαγον Οὐρανίωνες
αἰεί τοι περὶ ἄστυ μάχαι τ᾽ ἀνδροκτασίαι τε.
ἄνσχεο, μὴ δ᾽ ἀλίαστον ὀδύρεο σὸν κατὰ θυμόν·

οὐ γάρ τι πρήξεις ἀκαχήμενος υἷος ἑῆος,
οὐδέ μιν ἀνστήσεις, πρὶν καὶ κακὸν ἄλλο πάθηισθα.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
μή πω μ᾽ ἐς θρόνον ἵζε διοτρεφὲς ὄφρά κεν Ἕκτωρ
κεῖται ἐνὶ κλισίηισιν ἀκηδής, ἀλλὰ τάχιστα

λῦσον ἵν᾽ ὀφθαλμοῖσιν ἴδω· σὺ δὲ δέξαι ἄποινα
πολλά, τά τοι φέρομεν· σὺ δὲ τῶνδ᾽ ἀπόναιο, καὶ ἔλθοις
σὴν ἐς πατρίδα γαῖαν, ἐπεί με πρῶτον ἔασας
αὐτόν τε ζώειν καὶ ὁρᾶν φάος ἠελίοιο.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

μηκέτι νῦν μ᾽ ἐρέθιζε γέρον· νοέω δὲ καὶ αὐτὸς
Ἕκτορά τοι λῦσαι, Διόθεν δέ μοι ἄγγελος ἦλθε
μήτηρ, ἥ μ᾽ ἔτεκεν, θυγάτηρ ἁλίοιο γέροντος.
καὶ δέ σε γιγνώσκω Πρίαμε φρεσίν, οὐδέ με λήθεις,
ὅττι θεῶν τίς σ᾽ ἦγε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.

οὐ γάρ κε τλαίη βροτὸς ἐλθέμεν, οὐδὲ μάλ᾽ ἡβῶν,
ἐς στρατόν· οὐδὲ γὰρ ἂν φυλάκους λάθοι, οὐδέ κ᾽ ὀχῆα
ῥεῖα μετοχλίσσειε θυράων ἡμετεράων.
τὼ νῦν μή μοι μᾶλλον ἐν ἄλγεσι θυμὸν ὀρίνηις,
μή σε γέρον οὐδ᾽ αὐτὸν ἐνὶ κλισίηισιν ἐάσω

καὶ ἱκέτην περ ἐόντα, Διὸς δ᾽ ἀλίτωμαι ἐφετμάς.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ ὁ γέρων καὶ ἐπείθετο μύθωι.
Πηλεΐδης δ᾽ οἴκοιο λέων ὣς ἆλτο θύραζε
οὐκ οἶος, ἅμα τῶι γε δύω θεράποντες ἕποντο
ἥρως Αὐτομέδων ἠδ᾽ Ἄλκιμος, οὕς ῥα μάλιστα

τῖ᾽ Ἀχιλεὺς ἑτάρων μετὰ Πάτροκλόν γε θανόντα,
οἳ τόθ᾽ ὑπὸ ζυγόφιν λύον ἵππους ἡμιόνους τε,
ἐς δ᾽ ἄγαγον κήρυκα καλήτορα τοῖο γέροντος,
κὰδ δ᾽ ἐπὶ δίφρου εἷσαν· ἐϋξέστου δ᾽ ἀπ᾽ ἀπήνης
ἥιρεον Ἑκτορέης κεφαλῆς ἀπερείσι᾽ ἄποινα.

κὰδ δ᾽ ἔλιπον δύο φάρε᾽ ἐΰννητόν τε χιτῶνα,
ὄφρα νέκυν πυκάσας δοίη οἶκον δὲ φέρεσθαι.
δμωιὰς δ᾽ ἐκκαλέσας λοῦσαι κέλετ᾽ ἀμφί τ᾽ ἀλεῖψαι
νόσφιν ἀειράσας, ὡς μὴ Πρίαμος ἴδοι υἱόν,
μὴ ὁ μὲν ἀχνυμένηι κραδίηι χόλον οὐκ ἐρύσαιτο

παῖδα ἰδών, Ἀχιλῆϊ δ᾽ ὀρινθείη φίλον ἦτορ,
καί ἑ κατακτείνειε, Διὸς δ᾽ ἀλίτηται ἐφετμάς.
τὸν δ᾽ ἐπεὶ οὖν δμωιαὶ λοῦσαν καὶ χρῖσαν ἐλαίωι,
ἀμφὶ δέ μιν φᾶρος καλὸν βάλον ἠδὲ χιτῶνα,
αὐτὸς τόν γ᾽ Ἀχιλεὺς λεχέων ἐπέθηκεν ἀείρας,

σὺν δ᾽ ἕταροι ἤειραν ἐϋξέστην ἐπ᾽ ἀπήνην.
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα, φίλον δ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον·
μή μοι Πάτροκλε σκυδμαινέμεν, αἴ κε πύθηαι
εἰν Ἄϊδός περ ἐὼν ὅτι Ἕκτορα δῖον ἔλυσα
πατρὶ φίλωι, ἐπεὶ οὔ μοι ἀεικέα δῶκεν ἄποινα.

σοὶ δ᾽ αὖ ἐγὼ καὶ τῶνδ᾽ ἀποδάσσομαι ὅσσ᾽ ἐπέοικεν.
ἦ ῥα, καὶ ἐς κλισίην πάλιν ἤϊε δῖος Ἀχιλλεύς,
ἕζετο δ᾽ ἐν κλισμῶι πολυδαιδάλωι ἔνθεν ἀνέστη
τοίχου τοῦ ἑτέρου, ποτὶ δὲ Πρίαμον φάτο μῦθον·
υἱὸς μὲν δή τοι λέλυται γέρον ὡς ἐκέλευες,

κεῖται δ᾽ ἐν λεχέεσσ᾽· ἅμα δ᾽ ἠοῖ φαινομένηφιν
ὄψεαι αὐτὸς ἄγων· νῦν δὲ μνησώμεθα δόρπου.
καὶ γάρ τ᾽ ἠΰκομος Νιόβη ἐμνήσατο σίτου,
τῆι περ δώδεκα παῖδες ἐνὶ μεγάροισιν ὄλοντο
ἓξ μὲν θυγατέρες, ἓξ δ᾽ υἱέες ἡβώοντες.

τοὺς μὲν Ἀπόλλων πέφνεν ἀπ᾽ ἀργυρέοιο βιοῖο
χωόμενος Νιόβηι, τὰς δ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα,
οὕνεκ᾽ ἄρα Λητοῖ ἰσάσκετο καλλιπαρήιωι·
φῆ δοιὼ τεκέειν, ἣ δ᾽ αὐτὴ γείνατο πολλούς·
τὼ δ᾽ ἄρα καὶ δοιώ περ ἐόντ᾽ ἀπὸ πάντας ὄλεσσαν.

οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐννῆμαρ κέατ᾽ ἐν φόνωι, οὐδέ τις ἦεν
κατθάψαι, λαοὺς δὲ λίθους ποίησε Κρονίων·
τοὺς δ᾽ ἄρα τῆι δεκάτηι θάψαν θεοὶ Οὐρανίωνες.
ἣ δ᾽ ἄρα σίτου μνήσατ᾽, ἐπεὶ κάμε δάκρυ χέουσα.
νῦν δέ που ἐν πέτρηισιν ἐν οὔρεσιν οἰοπόλοισιν

ἐν Σιπύλωι, ὅθι φασὶ θεάων ἔμμεναι εὐνὰς
νυμφάων, αἵ τ᾽ ἀμφ᾽ Ἀχελώϊον ἐρρώσαντο,
ἔνθα λίθος περ ἐοῦσα θεῶν ἐκ κήδεα πέσσει.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ νῶϊ μεδώμεθα δῖε γεραιὲ
σίτου· ἔπειτά κεν αὖτε φίλον παῖδα κλαίοισθα

Ἴλιον εἰσαγαγών· πολυδάκρυτος δέ τοι ἔσται.
ἦ καὶ ἀναΐξας ὄϊν ἄργυφον ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
σφάξ᾽· ἕταροι δ᾽ ἔδερόν τε καὶ ἄμφεπον εὖ κατὰ κόσμον,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρ᾽ ἐπισταμένως πεῖράν τ᾽ ὀβελοῖσιν,
ὄπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.

Αὐτομέδων δ᾽ ἄρα σῖτον ἑλὼν ἐπένειμε τραπέζηι
καλοῖς ἐν κανέοισιν· ἀτὰρ κρέα νεῖμεν Ἀχιλλεύς.
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ὀνείαθ᾽ ἑτοῖμα προκείμενα χεῖρας ἴαλλον.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
ἤτοι Δαρδανίδης Πρίαμος θαύμαζ᾽ Ἀχιλῆα

ὅσσος ἔην οἷός τε· θεοῖσι γὰρ ἄντα ἐώικει·
αὐτὰρ ὁ Δαρδανίδην Πρίαμον θαύμαζεν Ἀχιλλεὺς
εἰσορόων ὄψίν τ᾽ ἀγαθὴν καὶ μῦθον ἀκούων.
αὐτὰρ ἐπεὶ τάρπησαν ἐς ἀλλήλους ὁρόωντες,
τὸν πρότερος προσέειπε γέρων Πρίαμος θεοειδής·

λέξον νῦν με τάχιστα διοτρεφές, ὄφρα καὶ ἤδη
ὕπνωι ὕπο γλυκερῶι ταρπώμεθα κοιμηθέντες·
οὐ γάρ πω μύσαν ὄσσε ὑπὸ βλεφάροισιν ἐμοῖσιν
ἐξ οὗ σῆις ὑπὸ χερσὶν ἐμὸς πάϊς ὤλεσε θυμόν,
ἀλλ᾽ αἰεὶ στενάχω καὶ κήδεα μυρία πέσσω

αὐλῆς ἐν χόρτοισι κυλινδόμενος κατὰ κόπρον.
νῦν δὴ καὶ σίτου πασάμην καὶ αἴθοπα οἶνον
λαυκανίης καθέηκα· πάρος γε μὲν οὔ τι πεπάσμην.
ἦ ῥ᾽, Ἀχιλεὺς δ᾽ ἑτάροισιν ἰδὲ δμωιῆισι κέλευσε
δέμνι᾽ ὑπ᾽ αἰθούσηι θέμεναι καὶ ῥήγεα καλὰ

πορφύρε᾽ ἐμβαλέειν, στορέσαι τ᾽ ἐφύπερθε τάπητας,
χλαίνας τ᾽ ἐνθέμεναι οὔλας καθύπερθεν ἕσασθαι.
αἳ δ᾽ ἴσαν ἐκ μεγάροιο δάος μετὰ χερσὶν ἔχουσαι,
αἶψα δ᾽ ἄρα στόρεσαν δοιὼ λέχε᾽ ἐγκονέουσαι.
τὸν δ᾽ ἐπικερτομέων προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·

ἐκτὸς μὲν δὴ λέξο γέρον φίλε, μή τις Ἀχαιῶν
ἐνθάδ᾽ ἐπέλθηισιν βουληφόρος, οἵ τέ μοι αἰεὶ
βουλὰς βουλεύουσι παρήμενοι, ἣ θέμις ἐστί·
τῶν εἴ τίς σε ἴδοιτο θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν,
αὐτίκ᾽ ἂν ἐξείποι Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν,

καί κεν ἀνάβλησις λύσιος νεκροῖο γένηται.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον,
ποσσῆμαρ μέμονας κτερεϊζέμεν Ἕκτορα δῖον,
ὄφρα τέως αὐτός τε μένω καὶ λαὸν ἐρύκω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·

εἰ μὲν δή μ᾽ ἐθέλεις τελέσαι τάφον Ἕκτορι δίωι,
ὧδέ κέ μοι ῥέζων Ἀχιλεῦ κεχαρισμένα θείης.
οἶσθα γὰρ ὡς κατὰ ἄστυ ἐέλμεθα, τηλόθι δ᾽ ὕλη
ἀξέμεν ἐξ ὄρεος, μάλα δὲ Τρῶες δεδίασιν.
ἐννῆμαρ μέν κ᾽ αὐτὸν ἐνὶ μεγάροις γοάοιμεν,

τῆι δεκάτηι δέ κε θάπτοιμεν δαινῦτό τε λαός,
ἑνδεκάτηι δέ κε τύμβον ἐπ᾽ αὐτῶι ποιήσαιμεν,
τῆι δὲ δυωδεκάτηι πολεμίξομεν εἴ περ ἀνάγκη.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
ἔσται τοι καὶ ταῦτα γέρον Πρίαμ᾽ ὡς σὺ κελεύεις·

σχήσω γὰρ πόλεμον τόσσον χρόνον ὅσσον ἄνωγας.
ὣς ἄρα φωνήσας ἐπὶ καρπῶι χεῖρα γέροντος
ἔλλαβε δεξιτερήν, μή πως δείσει᾽ ἐνὶ θυμῶι.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐν προδόμωι δόμου αὐτόθι κοιμήσαντο
κῆρυξ καὶ Πρίαμος πυκινὰ φρεσὶ μήδε᾽ ἔχοντες,

αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς εὗδε μυχῶι κλισίης ἐϋπήκτου·
τῶι δὲ Βρισηῒς παρελέξατο καλλιπάρηιος.
ἄλλοι μέν ῥα θεοί τε καὶ ἀνέρες ἱπποκορυσταὶ
εὗδον παννύχιοι μαλακῶι δεδμημένοι ὕπνωι·
ἀλλ᾽ οὐχ Ἑρμείαν ἐριούνιον ὕπνος ἔμαρπτεν

ὁρμαίνοντ᾽ ἀνὰ θυμὸν ὅπως Πρίαμον βασιλῆα
νηῶν ἐκπέμψειε λαθὼν ἱεροὺς πυλαωρούς.
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ὦ γέρον οὔ νύ τι σοί γε μέλει κακόν, οἷον ἔθ᾽ εὕδεις
ἀνδράσιν ἐν δηΐοισιν, ἐπεί σ᾽ εἴασεν Ἀχιλλεύς.

καὶ νῦν μὲν φίλον υἱὸν ἐλύσαο, πολλὰ δ᾽ ἔδωκας·
σεῖο δέ κε ζωοῦ καὶ τρὶς τόσα δοῖεν ἄποινα
παῖδες τοὶ μετόπισθε λελειμμένοι, αἴ κ᾽ Ἀγαμέμνων
γνώηι σ᾽ Ἀτρεΐδης, γνώωσι δὲ πάντες Ἀχαιοί.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ ὁ γέρων, κήρυκα δ᾽ ἀνίστη.

τοῖσιν δ᾽ Ἑρμείας ζεῦξ᾽ ἵππους ἡμιόνους τε,
ῥίμφα δ᾽ ἄρ᾽ αὐτὸς ἔλαυνε κατὰ στρατόν, οὐδέ τις ἔγνω.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πόρον ἷξον ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
Ξάνθου δινήεντος, ὃν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς,
Ἑρμείας μὲν ἔπειτ᾽ ἀπέβη πρὸς μακρὸν Ὄλυμπον,

Ἠὼς δὲ κροκόπεπλος ἐκίδνατο πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν,
οἳ δ᾽ εἰς ἄστυ ἔλων οἰμωγῆι τε στοναχῆι τε
ἵππους, ἡμίονοι δὲ νέκυν φέρον. οὐδέ τις ἄλλος
ἔγνω πρόσθ᾽ ἀνδρῶν καλλιζώνων τε γυναικῶν,
ἀλλ᾽ ἄρα Κασσάνδρη ἰκέλη χρυσῆι Ἀφροδίτηι

Πέργαμον εἰσαναβᾶσα φίλον πατέρ᾽ εἰσενόησεν
ἑσταότ᾽ ἐν δίφρωι, κήρυκά τε ἀστυβοώτην·
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ἐφ᾽ ἡμιόνων ἴδε κείμενον ἐν λεχέεσσι·
κώκυσέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα γέγωνέ τε πᾶν κατὰ ἄστυ·
ὄψεσθε Τρῶες καὶ Τρωιάδες Ἕκτορ᾽ ἰόντες,

εἴ ποτε καὶ ζώοντι μάχης ἐκνοστήσαντι
χαίρετ᾽, ἐπεὶ μέγα χάρμα πόλει τ᾽ ἦν παντί τε δήμωι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδέ τις αὐτόθ᾽ ἐνὶ πτόλεϊ λίπετ᾽ ἀνὴρ
οὐδὲ γυνή· πάντας γὰρ ἀάσχετον ἵκετο πένθος·
ἀγχοῦ δὲ ξύμβληντο πυλάων νεκρὸν ἄγοντι.

πρῶται τόν γ᾽ ἄλοχός τε φίλη καὶ πότνια μήτηρ
τιλλέσθην ἐπ᾽ ἄμαξαν ἐΰτροχον ἀΐξασαι
ἁπτόμεναι κεφαλῆς· κλαίων δ᾽ ἀμφίσταθ᾽ ὅμιλος.
καί νύ κε δὴ πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα
Ἕκτορα δάκρυ χέοντες ὀδύροντο πρὸ πυλάων,

εἰ μὴ ἄρ᾽ ἐκ δίφροιο γέρων λαοῖσι μετηύδα·
εἴξατέ μοι οὐρεῦσι διελθέμεν· αὐτὰρ ἔπειτα
ἄσεσθε κλαυθμοῖο, ἐπὴν ἀγάγωμι δόμον δέ.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ διέστησαν καὶ εἶξαν ἀπήνηι.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ εἰσάγαγον κλυτὰ δώματα, τὸν μὲν ἔπειτα

τρητοῖς ἐν λεχέεσσι θέσαν, παρὰ δ᾽ εἷσαν ἀοιδοὺς
θρήνων ἐξάρχους, οἵ τε στονόεσσαν ἀοιδὴν
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐθρήνεον, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες.
τῆισιν δ᾽ Ἀνδρομάχη λευκώλενος ἦρχε γόοιο
Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο κάρη μετὰ χερσὶν ἔχουσα·

ἆνερ ἀπ᾽ αἰῶνος νέος ὤλεο, κὰδ δέ με χήρην
λείπεις ἐν μεγάροισι· πάϊς δ᾽ ἔτι νήπιος αὔτως
ὃν τέκομεν σύ τ᾽ ἐγώ τε δυσάμμοροι, οὐδέ μιν οἴω
ἥβην ἵξεσθαι· πρὶν γὰρ πόλις ἥδε κατ᾽ ἄκρης
πέρσεται· ἦ γὰρ ὄλωλας ἐπίσκοπος, ὅς τέ μιν αὐτὴν

ῥύσκευ, ἔχες δ᾽ ἀλόχους κεδνὰς καὶ νήπια τέκνα,
αἳ δή τοι τάχα νηυσὶν ὀχήσονται γλαφυρῆισι,
καὶ μὲν ἐγὼ μετὰ τῆισι· σὺ δ᾽ αὖ τέκος ἢ ἐμοὶ αὐτῆι
ἕψεαι, ἔνθά κεν ἔργα ἀεικέα ἐργάζοιο
ἀθλεύων πρὸ ἄνακτος ἀμειλίχου, ἤ τις Ἀχαιῶν

ῥίψει χειρὸς ἑλὼν ἀπὸ πύργου λυγρὸν ὄλεθρον
χωόμενος, ὧι δή που ἀδελφεὸν ἔκτανεν Ἕκτωρ
ἢ πατέρ᾽ ἠὲ καὶ υἱόν, ἐπεὶ μάλα πολλοὶ Ἀχαιῶν
Ἕκτορος ἐν παλάμηισιν ὀδὰξ ἕλον ἄσπετον οὖδας.
οὐ γὰρ μείλιχος ἔσκε πατὴρ τεὸς ἐν δαῒ λυγρῆι·

τὼ καί μιν λαοὶ μὲν ὀδύρονται κατὰ ἄστυ,
ἀρητὸν δὲ τοκεῦσι γόον καὶ πένθος ἔθηκας
Ἕκτορ· ἐμοὶ δὲ μάλιστα λελείψεται ἄλγεα λυγρά.
οὐ γάρ μοι θνήισκων λεχέων ἐκ χεῖρας ὄρεξας,
οὐδέ τί μοι εἶπες πυκινὸν ἔπος, οὗ τέ κεν αἰεὶ

μεμνήιμην νύκτάς τε καὶ ἤματα δάκρυ χέουσα.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες.
τῆισιν δ᾽ αὖθ᾽ Ἑκάβη ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο·
Ἕκτορ ἐμῶι θυμῶι πάντων πολὺ φίλτατε παίδων,
ἦ μέν μοι ζωός περ ἐὼν φίλος ἦσθα θεοῖσιν·

οἳ δ᾽ ἄρα σεῦ κήδοντο καὶ ἐν θανάτοιό περ αἴσηι.
ἄλλους μὲν γὰρ παῖδας ἐμοὺς πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
πέρνασχ᾽ ὅν τιν᾽ ἕλεσκε πέρην ἁλὸς ἀτρυγέτοιο,
ἐς Σάμον ἔς τ᾽ Ἴμβρον καὶ Λῆμνον ἀμιχθαλόεσσαν·
σεῦ δ᾽ ἐπεὶ ἐξέλετο ψυχὴν ταναήκεϊ χαλκῶι,

πολλὰ ῥυστάζεσκεν ἑοῦ περὶ σῆμ᾽ ἑτάροιο
Πατρόκλου, τὸν ἔπεφνες· ἀνέστησεν δέ μιν οὐδ᾽ ὧς.
νῦν δέ μοι ἑρσήεις καὶ πρόσφατος ἐν μεγάροισι
κεῖσαι, τῶι ἴκελος ὅν τ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
οἷς ἀγανοῖσι βέλεσσιν ἐποιχόμενος κατέπεφνεν.

ὣς ἔφατο κλαίουσα, γόον δ᾽ ἀλίαστον ὄρινε.
τῆισι δ᾽ ἔπειθ᾽ Ἑλένη τριτάτη ἐξῆρχε γόοιο·
Ἕκτορ ἐμῶι θυμῶι δαέρων πολὺ φίλτατε πάντων,
ἦ μέν μοι πόσις ἐστὶν Ἀλέξανδρος θεοειδής,
ὅς μ᾽ ἄγαγε Τροίηνδ᾽· ὡς πρὶν ὤφελλον ὀλέσθαι.

ἤδη γὰρ νῦν μοι τόδε εἰκοστὸν ἔτος ἐστὶν
ἐξ οὗ κεῖθεν ἔβην καὶ ἐμῆς ἀπελήλυθα πάτρης·
ἀλλ᾽ οὔ πω σεῦ ἄκουσα κακὸν ἔπος οὐδ᾽ ἀσύφηλον·
ἀλλ᾽ εἴ τίς με καὶ ἄλλος ἐνὶ μεγάροισιν ἐνίπτοι
δαέρων ἢ γαλόων ἢ εἰνατέρων εὐπέπλων,

ἢ ἑκυρή, ἑκυρὸς δὲ πατὴρ ὣς ἤπιος αἰεί,
ἀλλὰ σὺ τὸν ἐπέεσσι παραιφάμενος κατέρυκες
σῆι τ᾽ ἀγανοφροσύνηι καὶ σοῖς ἀγανοῖς ἐπέεσσι.
τὼ σέ θ᾽ ἅμα κλαίω καὶ ἔμ᾽ ἄμμορον ἀχνυμένη κῆρ·
οὐ γάρ τίς μοι ἔτ᾽ ἄλλος ἐνὶ Τροίηι εὐρείηι

ἤπιος οὐδὲ φίλος, πάντες δέ με πεφρίκασιν.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δ᾽ ἔστενε δῆμος ἀπείρων.
λαοῖσιν δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος μετὰ μῦθον ἔειπεν·
ἄξετε νῦν Τρῶες ξύλα ἄστυ δέ, μὴ δέ τι θυμῶι
δείσητ᾽ Ἀργείων πυκινὸν λόχον· ἦ γὰρ Ἀχιλλεὺς

πέμπων μ᾽ ὧδ᾽ ἐπέτελλε μελαινάων ἀπὸ νηῶν
μὴ πρὶν πημανέειν πρὶν δωδεκάτη μόληι ἠώς.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ὑπ᾽ ἀμάξηισιν βόας ἡμιόνους τε
ζεύγνυσαν, αἶψα δ᾽ ἔπειτα πρὸ ἄστεος ἠγερέθοντο.
ἐννῆμαρ μὲν τοί γε ἀγίνεον ἄσπετον ὕλην·

ἀλλ᾽ ὅτε δὴ δεκάτη ἐφάνη φαεσίμβροτος ἠώς,
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ ἐξέφερον θρασὺν Ἕκτορα δάκρυ χέοντες,
ἐν δὲ πυρῆι ὑπάτηι νεκρὸν θέσαν, ἐν δ᾽ ἔβαλον πῦρ.
ἦμος δ᾽ ἠριγένεια φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
τῆμος ἄρ᾽ ἀμφὶ πυρὴν κλυτοῦ Ἕκτορος ἔγρετο λαός.

αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἤγερθεν ὁμηγερέες τ᾽ ἐγένοντο
πρῶτον μὲν κατὰ πυρκαϊὴν σβέσαν αἴθοπι οἴνωι
πᾶσαν, ὁπόσσον ἐπέσχε πυρὸς μένος· αὐτὰρ ἔπειτα
ὀστέα λευκὰ λέγοντο κασίγνητοί θ᾽ ἕταροί τε
μυρόμενοι, θαλερὸν δὲ κατείβετο δάκρυ παρειῶν.

καὶ τά γε χρυσείην ἐς λάρνακα θῆκαν ἑλόντες
πορφυρέοις πέπλοισι καλύψαντες μαλακοῖσιν.
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ ἐς κοίλην κάπετον θέσαν, αὐτὰρ ὕπερθε
πυκνοῖσιν λάεσσι κατεστόρεσαν μεγάλοισι·
ῥίμφα δὲ σῆμ᾽ ἔχεαν, περὶ δὲ σκοποὶ ἥατο πάντηι,

μὴ πρὶν ἐφορμηθεῖεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί.
χεύαντες δὲ τὸ σῆμα πάλιν κίον· αὐτὰρ ἔπειτα
εὖ συναγειρόμενοι δαίνυντ᾽ ἐρικυδέα δαῖτα
δώμασιν ἐν Πριάμοιο διοτρεφέος βασιλῆος.
ὣς οἵ γ᾽ ἀμφίεπον τάφον Ἕκτορος ἱπποδάμοιο.

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

805

810

815

820

825

830

835

840

845

850

855

860

865

870

875

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

805

810

815

820

825

830

835

840

845

850

855

860

865

870

875

880

885

890

895

900

905

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

805

810

815

820

825

830

835

840

845

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

805

810

815

820

825

830

835

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

805

810

815

820

825

830

835

840

845

850

855

860

865

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

805

810

815

820

825

830

835

840

845

850

855

860

865

870

875

880

885

890

895

5

10

15

20

25

30

35

40

45

50

55

60

65

70

75

80

85

90

95

100

105

110

115

120

125

130

135

140

145

150

155

160

165

170

175

180

185

190

195

200

205

210

215

220

225

230

235

240

245

250

255

260

265

270

275

280

285

290

295

300

305

310

315

320

325

330

335

340

345

350

355

360

365

370

375

380

385

390

395

400

405

410

415

420

425

430

435

440

445

450

455

460

465

470

475

480

485

490

495

500

505

510

515

520

525

530

535

540

545

550

555

560

565

570

575

580

585

590

595

600

605

610

615

620

625

630

635

640

645

650

655

660

665

670

675

680

685

690

695

700

705

710

715

720

725

730

735

740

745

750

755

760

765

770

775

780

785

790

795

800

Песнь первая

Мор. Гнев

Пой, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,
Гнев проклятый, страданий без счета принесший ахейцам,
Много сильных душ героев пославший к Аиду,
Их же самих на съеденье отдавший добычею жадным

Птицам окрестным и псам. Это делалось, волею Зевса,
С самых тех пор, как впервые, поссорясь, расстались враждебно
Сын Атрея, владыка мужей, и Пелид многосветлый.
Кто ж из бессмертных богов возбудил эту ссору меж ними?
Сын Лето и Зевса1Сын Лето и Зевса — Аполлон.. Царем раздраженный, наслал он

Злую болезнь на ахейскую рать. Погибали народы
Из-за того, что Хриса-жреца Атрид обесчестил.
Тот к кораблям быстролетным ахейцев пришел, чтоб из плена
Вызволить дочь, за нее заплативши бесчисленный выкуп.
Шел, на жезле золотом повязку неся Аполлона,

И обратился с горячей мольбою к собранью ахейцев,
Больше всего же — к обоим Атридам, строителям ратей:
«Дети Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!
Дай вам бессмертные боги, живущие в домах Олимпа,
Город приамов разрушить и всем воротиться в отчизну!

Вы же мне милую дочь отпустите и выкуп примите,
Зевсова сына почтивши, далеко разящего Феба».
Все изъявили ахейцы согласие криком всеобщим
Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп.
Лишь Агамемнону было не по сердцу это решенье;

Нехорошо жреца он прогнал, приказавши сурово:
«Чтобы тебя никогда я, старик, не видал пред судами!
Нечего здесь тебе медлить, не смей и вперед появляться!
Или тебе не помогут ни жезл твой, ни божья повязка.
Не отпущу я ее! Состарится дочь твоя в рабстве,

В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далеко,
Ткацкий станок обходя и постель разделяя со мною.
Прочь уходи и меня не гневи, чтобы целым вернуться!»
Так он сказал. Испугался старик и, послушный приказу,
Молча побрел по песку вдоль громко шумящего моря.

От кораблей удалясь, опечаленный старец взмолился
К сыну прекрасноволосой Лето, Аполлону владыке:
«Слух преклони, сребролукий, о ты, что стоишь на защите
Хрисы и Киллы священной и мощно царишь в Тенедосе!
Если, Сминфей2Сминфей — одно из названий Аполлона, значит: «истребитель полевых мышей»., я когда-либо храм тебе строил на радость,

Если когда пред тобою сжигал многотучные бедра
Коз и быков, то услыши меня и исполни желанье:
Пусть за слезы мои отмстят твои стрелы данайцам!»
Так говорил он, молясь. И внял Аполлон сребролукий.
Быстро с вершин олимпийских пошел он, охваченный гневом,

Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, трясясь за плечами, звенели
Вместе с движеньями бога. Он шествовал, ночи подобный.
Сев вдали от ахейских судов, тетиву натянул он;
Страшно серебряный лук зазвенел под рукой Аполлона.

Мулов начал сперва и быстрых собак поражать он,
После того и в людей посыпались горькие стрелы.
Пламя костров погребальных всечасно пылало повсюду.
Девять носилися дней аполлоновы стрелы по стану.
В день же десятый созвал Ахиллес народ на собранье,

Это внушила ему белорукая Гера богиня:
Скорбью терзалась она, погибающих видя данайцев.
Стали сбираться они, и, когда на собранье сошлися,
С места поднявшись, пред ними сказал Ахиллес быстроногий:
«Видно, придется, Атрид, после долгих скитаний обратно

Нам возвращаться домой, если смерти избегнуть удастся:
Страшно и гибельный мор, и война истребляют ахейцев.
Спросим однако жреца какого-нибудь иль пророка.
Иль толкователя снов: ведь и сон посылается Зевсом.
Пусть нам поведает он, отчего Аполлон так рассержен:

Гневен ли он за обет неисполненный, за гекатомбу?
Или же дыма от жира баранов и коз без порока
Требует бог, чтобы нас от жестокого мора избавить?»
Так произнес он и сел. И тогда пред собраньем ахейцев
Встал Калхас Фесторид, превосходный гадатель по птицам.

Ведал, премудрый, он все, что было, что есть и что будет,
И по просторам морским направлял корабли к Илиону
Силой гадания, данной ему Аполлоном владыкой.
Добрых намерений полный, взял слово и стал говорить он:
«О Ахиллес! Объяснить мне велишь ты, любимец Зевеса,

Гнев Аполлона, далеко разящего бога-владыки.
Я объясню. Но пойми и меня, — поклянися мне раньше,
Что защитить пожелаешь меня и рукою, и словом.
Думаю, сильно придется разгневать мне мужа, который
Аргосом правит, которому все здесь ахейцы послушны.

Страшен для низшего царь, если злобу его он возбудит.
Вспыхнувший гнев он хотя и смиряет на первое время,
Но сокровенную злобу, покуда ее не проявит,
В сердце таит. Рассуди ж и скажи мне, спасешь ли меня ты?»
Тотчас Калхасу в ответ сказал Ахиллес быстроногий:

«Смело веление бога открой нам, какое б ни знал ты.
Фебом клянусь я, Зевеса любимцем, которому также
Молишься сам ты, Калхас, открывая веления бога:
Нет, пред судами, покуда живу на земле и смотрю я,
Рук тяжелых, клянусь, никто на тебя не поднимет

В стане пространном данайцев, хоть будь это сам Агамемнон,
Властию нынче верховной гордящийся в войске ахейском!»
Сердцем тогда осмелел и сказал безупречный гадатель:
«Сердится не за обет неисполненный иль гекатомбу
Феб, но за Хриса жреца: обидел его Агамемнон,

Дочь ему выдать назад отказался и выкуп отвергнул.
Этого ради карает нас бог, и еще покарает.
Не отведет от данайцев постыдной он гибели прежде,
Чем быстроглазую дочь отцу не вернете обратно
Даром, без выкупа, — прежде, чем в Хрису святой гекатомбы

Не привезете. Тогда лишь на милость мы бога преклоним».
Слово окончил и сел Фесторид. И с места поднялся
Сын Атрея, герой Агамемнон пространнодержавный.
Гневом пылал он. В груди его мрачное сердце ужасной
Злобой наполнилось. Ярко глаза загорелись огнями.

Прежде всего он Калхасу ответил, зловеще взглянувши:
«Бед предвещатель! Хорошего ты никогда не сказал мне!
Вечно приятно тебе только бедствия людям пророчить.
Доброго слова ни разу ты нам не сказал, не поведал.
Вот и теперь объявляешь ты всем, как речение бога,

Будто бы беды данайцам за то ниспослал Дальновержец,
Что за прекрасную Хрисову дочь я блистательный выкуп
Не пожелал получить. Ну да! Я хочу ее очень
Дома иметь; Я ее Клитемнестре, законной супруге,
Предпочитаю: нисколько не хуже она Клитемнестры

Станом своим и лицом, своими делами и нравом.
Но соглашаюсь: ее возвращу, если требует польза.
Лучше желаю я видеть спасенье, чем гибель народа.
Вы ж мне награду тотчас приготовьте, чтоб я средь ахейцев
Не оставался один безнаградным, — прилично ли это?

Сами вы видите все, что свою я теряю награду».
Так он сказал. И ответил ему Ахиллес быстроногий:
«Сын многославный Атрея, корыстнейший муж между всеми!
Высокодушным ахейцам где взять тебе эту награду?
Мы не имеем нигде сохраняемых общих сокровищ;

Что в городах разоренных мы добыли, всё поделили;
А отбирать у народа, что было дано, не годится.
Лучше ее возврати в угождение богу. А после
Втрое и вчетверо все мы, ахейцы, за это заплатим,
Если поможет нам Зевс крепкостенную Трою разрушить».

Сыну Пелея в ответ сказал Агамемнон владыка:
«Доблестен ты, Ахиллес, на бессмертных похожий, — однако
Полно лукавить: меня провести иль склонить не сумеешь!
Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я, обойденный,
Так, без нее бы сидел? И велишь, чтобы эту отдал я?

Пусть же ахейцы меня удовольствуют новой наградой,
Столь же приятною сердцу, вполне равноценною с первой.
Если же в том мне откажут, то сам я приду и награду
Или твою заберу, иль Аяксову, иль Одиссея
Дать заставлю; и рад тот не будет, к кому я явлюся!

Все это, впрочем, подробно обдумать мы сможем и после.
Нынче же черный корабль на священное море мы спустим,
Выберем тщательно лучших гребцов, гекатомбу поставим
И Хрисеиду посадим, прекрасноланитную деву.
Станет один во главе кто-нибудь, разумный в советах, —

Идоменей, Одиссей ли божественный, храбрый Аякс ли,
Или и сам ты, Пелид, ужаснейший между мужами,
С тем, чтобы жертвою к нам Дальновержца на милость подвигнуть».
Гневно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:
«Эх, ты, в бесстыдство одетый, о выгоде все твои думы!

Кто из ахейцев захочет твои предложения слушать —
В путь отправляться какой-то иль храбро с врагами сражаться?
Я за себя ли пришел, чтобы против троян-копьеборцев
Здесь воевать? Предо мною ни в чем не повинны троянцы.
Ни лошадей, ни коров у меня ведь они не угнали, —

В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами богатой,
Нив никогда не топтали; безмерные нас разделяют
Горы, покрытые лесом, и шумные воды морские.
Нет, для тебя мы, бесстыдник, пришли, чтобы ты был доволен,
Честь Менелая блюдем и твою, образина собачья!

Ты ж за ничто это все почитаешь и все презираешь.
Также и мне ты грозишь, что моей завладеешь добычей,
Подвигов тяжких наградой ахейцами мне присужденной.
Но никогда не имею награды я равной с твоею,
Если ахейцы какой-нибудь город троянский захватят.

Больше всего нас приводят к победе средь сечи жестокой
Эти вот руки мои; но как только дележ наступает,
Дар богатейший — тебе. А я, и немногим довольный,
В стан свой к судам возвращаюсь, трудом боевым истомленный.
Еду теперь же во Фтию! Гораздо приятней вернуться

На кораблях изогнутых домой. Посрамленный тобою,
Не собираюсь тебе умножать здесь богатств и запасов!»
Тут возразил Ахиллесу владыка мужей Агамемнон:
«Что же, беги, если хочешь! Не я умолять тебя стану
Ради меня оставаться; останутся здесь и другие;

Честь мне окажут они, а особенно Зевс промыслитель.
Всех ненавистней ты мне меж царями, питомцами Зевса.
Только раздоры, война и сраженья тебе и приятны.
Да, ты рукою могуч. Но ведь это дано тебе богом.
В дом возвращайся к себе с кораблями своими, с дружиной.

Правь мирмидонцами там. По тебе я, поверь, не печалюсь,
Гнев твой меня не страшит, а грозить тебе буду я вот как:
Феб-Аполлон у меня Хрисеиду мою отнимает, —
Пусть! Ее на моем корабле и с моею дружиной
Я отошлю; но к тебе я приду и твою Брисеиду

Сам уведу, награду твою, чтобы ясно ты понял,
Силой насколько я выше тебя, и чтоб каждый страшился
Ставить со мною себя наравне и тягаться со мною!»
Так говорил он. И яростный гнев охватил Ахиллеса.
Сердце в груди волосатой меж двух колебалось решений:

Или, острый свой меч обнажив, у бедра его бывший,
В разные стороны всех разбросать и убить Атреида,
Или же гнев прекратить, смирив возмущенное сердце.
В миг, как подобными думами разум и сердце волнуя,
Страшный свой меч из ножен извлекал он, явилась Афина

С неба; послала ее белорукая Гера богиня,
Сердцем обоих любя и равно об обоих заботясь.
Став позади Ахиллеса, коснулась волос его русых,
Видима только ему, никому же из прочих незрима.
Быстро назад обернулся Пелид изумленный; узнал он

Сразу Палладу-Афину; блестели глаза ее страшно.
Громким голосом ей он слова окрыленные молвил:
«Дочь Эгиоха, зачем ты сюда ниспустилась с Олимпа?
Иль пожелалось тебе увидать Агамемнона наглость?
Но говорю я тебе, и я это намерен исполнить:

Скоро он дух свой чрезмерной своею надменностью сгубит!»
Так отвечала ему совоокая дева Афина:
«Бурный твой гнев укротить я сошла, если будешь послушен,
С неба; послала меня белорукая Гера богиня,
Сердцем обоих любя и равно об обоих заботясь.

Ну, оканчивай ссору, рукою меча не касайся!
Словом, впрочем, ругайся, каким тебе будет угодно.
Вот что тебе я скажу, и все это исполнится точно:
Вскоре тебе здесь дарами такими ж прекрасными втрое
За оскорбленье заплатят. Сдержись же и нам повинуйся!»

Ей отвечая, промолвил тогда Ахиллес быстроногий:
«Вашего с Герою слова, богиня, я слушаться должен,
Как бы духом гнев ни владел, ибо так оно лучше.
Тем, кто послушен богам, и боги охотно внимают».
На рукоятке серебряной стиснув тяжелую руку,

Меч свой огромный в ножны опустил Ахиллес, покоряясь
Слову Афины. Она ж на Олимп воротилась обратно
В дом Эгиоха-Зевеса, в собрание прочих бессмертных.
Сын же Пелея с словами суровыми тотчас к Атриду
Вновь обратился, и в сердце нисколько не сдерживал гнева:

«Пьяница жалкий с глазами собаки и с сердцем оленя3У эллинов олень считался образцом трусости, как у нас заяц.!
Ты никогда ни в сраженье отправиться вместе с народом,
Ни очутиться в засаде с храбрейшими рати мужами
Сердцем своим не решался. Тебе это кажется смертью.
Лучше и легче в сто раз по широкому стану ахейцев

Грабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет.
Царь, пожиратель народных богатств, — над презренными царь ты!
Будь иначе, — в последний бы раз ты нахальничал нынче.
Но говорю я тебе и великою клятвой клянуся, —
Этим жезлом я клянусь, который ни листьев, ни веток

Вновь не испустит, однажды в горах от ствола отделенный,
Зелени больше не даст, раз медь уж с него удалила
Листья с корой и ветвями; теперь его носят в ладонях
Судьи, ахейцев сыны, уставы блюдущие Зевса.
Пусть этот жезл тебе будет моею великою клятвой:

Время придет, и ахейцев сыны возжелают Пелида
Все до последнего; горько крушась, ты помочь им не сможешь
В битве, когда под ударами Гектора-мужеубийцы
Будут толпами они погибать; истерзаешь ты скорбью
Сердце свое, что ахейца храбрейшего так обесчестил!»

Так сказал Ахиллес и, стремительно на землю бросив
Жезл, золотыми гвоздями обитый, уселся на место.
Сидя напротив, Атрид бушевал. Тут сладкоречивый
Нестор поднялся, пилосский оратор с голосом звучным.
Слаще пчелиного меда текли с языка его речи.

Два поколенья исчезло людей, предназначенных к смерти,
С кем родился он когда-то и вырос в хранимом богами
Пилосе, — третьим уже поколеньем старик управлял там.
Добрых исполненный чувств, обратился он к ним и промолвил:
«Горе! Великая скорбь на ахейскую землю нисходит!

Как ликовали б владыка Приам и Приамовы дети,
Сколь беспредельную радость троянцы бы все испытали,
Если б узнали, какую вы распрю затеяли оба, —
Вы, меж данайцев в собраниях первые, первые в битвах!
Мой не отриньте совет: ведь на много меня вы моложе.

Знал я когда-то мужей и сильнее, чем вы, и храбрее;
С ними я дело имел, и они не гнушалися мною.
Нет, подобных мужей не видал я и ввек не увижу, —
Воинов, как Пирифой и Дриант, предводитель народов,
Иль как Эскадий, Кеней, Полифем, небожителям равный,

Иль порожденный Эгеем Тезей, на бессмертных похожий4Пирифой, Дриант и пр. — лапифы, воинственное фессалийское племя. На свадьбе Пирифоя произошло победоносное сражение лапифов с кентаврами, полулюдьми, полуконями..
Были то люди могучие, слава сынов земнородных.
Были могучи они, с могучими в битвы вступали,
Горных чудовищ5Горные чудовища — кентавры. сражали, ввергая в ужасную гибель.
Был я, однако, и с ними в содружестве, Пилос покинув,

Издалека к ним пришедши: меня они вызвали сами.
Тех побеждал я чудовищ один на один. А сражаться
С ними никто б из людей не осмелился, нынче живущих.
Слушали речи мои и советы мои принимали
Эти люди. Примите и вы. Так было бы лучше.

Ты, Агамемнон, хоть властью силен, не лишай Ахиллеса
Девушки: раньше в награду ему ее дали ахейцы.
Также и ты, Пелеид, с царем перестань препираться:
Чести подобной, как он, не имел ни единый доныне
Царь-скиптроносец, которого Зевс возвеличивал славой.

Пусть ты очень силен, пусть богинею на свет рожден ты,
Все ж тебя выше Атрид: людей ему больше подвластно.
Сердце свое усмири, Атреид, я тебя умоляю,
Гнев прекрати на Пелида: сильнейшим он служит оплотом
Всем нам в войне злополучной, которую нынче ведем мы».

Нестору молвил в ответ повелитель мужей Агамемнон:
«Так, справедливо ты все говоришь и разумно, о старец!
Но человек этот всех тут желает собою превысить,
Хочет начальствовать всеми и всеми решительно править,
Хочет указывать всем. Но навряд ли ему подчинятся.

Или вечные боги создали его копьеборцем
Лишь для того, чтобы бранными всех осыпал он словами?»
Речь его перебив, отвечал Ахиллес многосветлый:
«Трусом ничтожным меня справедливо бы все называли,
Если б во всем, что ни скажешь, тебе уступал я безмолвно.

Этого требуй себе от другого кого-нибудь; мне же
Ты не приказывай: я подчиняться тебе не желаю!
Слово иное скажу, и обдумай его хорошенько:
В бой руками вступать из-за девушки я не намерен
Против тебя иль другого кого: вы взяли, что дали.

Но ничего из другого, что есть пред судном моим черным,
Против воли моей захватив, унести ты не сможешь!
Если же хочешь, попробуй, пускай и вот эти увидят:
Черная кровь из тебя вдоль копья моего заструится!»
Так меж собою сражаясь словами враждебными, оба

С мест поднялись и собранье ахейских дружин распустили.
В ставку свою к кораблям равнобоким Пелид богоравный
Шаг свой направил, при нем и Патрокл с мирмидонской дружиной,
Сын же Атрея на море спустил быстроходное судно,
Двадцать выбрал гребцов, погрузил на него гекатомбу,

Дар Аполлону, и сам прекрасную Хрисову дочерь
Взвел на корабль. А начальником встал Одиссей многоумный.
Сели они на корабль и поплыли дорогою влажной.
Сын же Атрея отдал народам приказ очищаться.
Все очищались они и нечистое в море бросали.

В жертву потом принесли у всегда беспокойного моря
Фебу они гекатомбу из коз и быков без порока.
Запах горящего жира в дыму заклубился до неба.
Так они в стане трудились. Атрея же сын Агамемнон
Ссоры кончать не хотел, которой грозил Ахиллесу,

Но обратился со словом к Талфибию и Еврибату, —
Вестники были его и проворные спутники оба:
«В стан отправляйтесь скорей к Ахиллесу, Пелееву сыну,
За руки взяв, уведите прекрасную дочерь Брисея.
Если же он вам откажет, то девушку сам заберу я,

С большим пришедши числом, и хуже тогда ему будет».
Так он сказал и послал их, напутствуя строгою речью.
Молча оба пошли вдоль всегда беспокойного моря.
В стан мирмидонцев пришли, к кораблям, и нашли Ахиллеса,
Пред кораблем чернобоким и ставкой своею сидевшим.

Их увидав пред собою, не радость Пелид обнаружил.
Оба смутились они и, стыдясь Ахиллеса, стояли,
Не обращаясь с вопросом к нему и не молвя ни слова.
Их в своем сердце он понял и к посланным так обратился:
«Радуйтесь, други глашатаи, вестники Зевса и смертных!

Ближе идите: Атрид, а не вы предо мною виновны.
Он вас сюда посылает за девой прекрасноланитной.
Богорожденный Патрокл, пойди приведи Брисеиду,
Дай увести. Но да будут свидетели оба они же
Перед лицом всеблаженных богов и людей земнородных

И пред самим бессердечным царем, если некогда снова
Надобность будет во мне, чтоб от смерти избавить позорной
Прочих ахейцев! Безумствует он в погубительных мыслях,
«Прежде» и «после» связать не умеет, не может придумать,
Как, пред судами своими сражаясь, спастися ахейцам».

Так он сказал. И Патрокл дорогого послушался друга.
Вывел из ставки Пелида прекрасную он Брисеиду,
Отдал послам, и они к кораблям удалились ахейским.
С ними пошла поневоле и женщина. Тотчас покинул,
Весь в слезах, друзей Ахиллес и, от всех в отдаленьи,

Сел близ седого прибоя. Смотря в винночерное море,
Руки вперед протянул и к матери милой взмолился:
«Мать моя! Так как на свет родила ты меня кратковечным,
Чести не должен ли был даровать мне высокогремящий
Зевс Олимпиец? Теперь же и малой меня он лишает.

Злую обиду широкодержавный Атрид Агамемнон
Мне причинил: отобрал у меня и присвоил награду».
Так он в слезах говорил. И владычица мать услыхала,
Сидя в морской глубине у родителя старца Нерея.
Быстро из моря седого, как легкое облако, выйдя,

Села близ милого сына она, проливавшего слезы,
Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:
«Что ты, дитя мое, плачешь? Какая печаль посетила
Сердце твое? Не скрывай, расскажи, чтобы знали мы оба!»
Матери, тяжко вздыхая, сказал Ахиллес быстроногий:

«Знаешь сама. Для чего тебе, знающей все, говорить мне?
Мы на священную Фиву, Гетиона город, ходили
И разгромили его, и добычу представили в стан наш.
Все хорошо меж собой ахейцев сыны поделили.
Дочь прекрасную Хриса они Агамемнону дали.

Хрис, священнослужитель без промаху бьющего Феба,
К быстрым пришел кораблям меднолатных ахейцев, желая
Пленную вызволить дочь, заплативши бесчисленный выкуп.
Шел, на жезле золотом повязку неся Аполлона,
И обратился с горячей мольбою к собранью ахейцев,

Больше всего же к обоим Атридам, строителям ратей.
Все изъявили ахейцы согласие криком всеобщим
Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп.
Лишь Агамемнону было не по сердцу это решенье.
Нехорошо жреца он прогнал оскорбительным словом.

В гневе старец обратно пошел. Аполлон дальновержец
Принял молитву его, ибо очень он мил Аполлону.
Злая стрельба началась по ахейцам. Густыми толпами
Воины гибли. Повсюду носилися божий стрелы
С края на край по широкому стану. Тогда прорицатель,

Знающий точно глагол Стреловержца, его нам поведал.
Первым я подал совет преклонить к милосердию бога.
Злоба Атрида взяла. Немедленно с места поднявшись,
Стал мне словами грозить. И угрозы свои он исполнил!
В Хрису ахейцы везут быстроглазую девушку эту

В быстром своем корабле и дары посылают владыке.
В ставку ж мою приходили недавно послы от Атрида
И увели Брисеиду, мне данную общим решеньем.
Если только ты можешь, вступись за отважного сына!
К Зевсу пойди на Олимп, умоли его, если услугу

Сердцу его оказала ты в чем-либо словом иль делом.
Часто ребенком в чертогах отца приходилось мне слышать,
Как ты хвалилась, что только тобою одной из бессмертных
Зевс чернооблачный был охранен от беды и позора
В день, как его олимпийцы другие сковать собирались, —

Гера, с ней Посейдон и дева Паллада-Афина.
Ты же, богиня, пришла и от уз избавила Зевса,
Быстро призвав на Олимп многохолмный сторукого в помощь;
Имя ему Бриарей у богов, у людей же — Эгеон.
Силою страшной своею он даже отца превосходит.6Бриарей — по Гомеру — сын Посейдона.

Возле Крониона сел он в сознании радостном силы,
Боги в ужас пришли и сковывать Зевса не стали.
Это напомни ему и моли, обнимая колени.
Не пожелает ли он подать свою помощь троянцам
И, избивая ахейцев, прогнать их до самого моря

И до судов, чтоб царя своего распознали ахейцы,
Чтобы узнал и широкодержавный Атрид Агамемнон,
Как погрешил он, ахейца храбрейшего так обесчестив!»
Слезы из глаз проливая, ему отвечала Фетида:
Горе мне, сын мой! Зачем для страданий тебя родила я?

Если бы ты пред судами, без слез, в безопасности полной
Мог оставаться! Недолог твой век, и конец его близок!
Нынче ты вместе и всех кратковечней, и всех злополучней.
Не на веселую долю, дитя, тебя родила я в чертогах!
На многоснежный Олимп я отправлюсь, метателю молний

Все расскажу, и, быть может, его убедить мне удастся.
Ты же теперь оставайся пока при судах быстроходных,
Гнев на ахейцев питай, и от битв удержись совершенно.
Зевс к Океану вчера к беспорочным на пир эфиопам
Отбыл, а следом все вместе другие бессмертные боги.

Но на двенадцатый день на Олимп он опять возвратится.
К меднопорожным палатам Кронида тогда я отправлюсь
И, до его прикоснувшись колен, умолить постараюсь».
Так сказав, отошла, Ахиллеса оставив на месте
С сердцем, исполненным гнева за женщину с поясом пышным,

Взятую силой и против желанья ее. Одиссей же
Хрисы достиг и святую с собою привез гекатомбу.
В гавань глубокую Хрисы войдя, спустили ахейцы
Вмиг паруса и, свернув их, в черный корабль уложили.
Мачту к гнезду притянули, поспешно спустив на канатах,

Сели за весла и к пристани судно свое подогнали.
Выбросив якорный камень, причальный канат укрепили,
Вышли на берег крутой, многошумным кипящий прибоем,
И гекатомбу с судна Дальновержцу свели Аполлону.
Вслед сошла и дочь жреца на берег родимый.

Деву тогда, к алтарю подведя, Одиссей многоумный
В руки отцу передал и такое сказал ему слово:
«Хрис! Повелитель мужей Агамемнон меня присылает
Дочь тебе возвратить и священную здесь гекатомбу
Фебу принесть за данайцев, чтоб милостив был к нам владыка,

В гневе великом наславший на нас многостонные беды».
Так он сказал и вручил Хрисеиду. И, радуясь, принял
Дочь дорогую отец. Между тем гекатомбную жертву
Быстро вокруг алтаря разместили ахейцы в порядке,
Руки умыли и зерна ячменные подняли кверху.

Жрец между ними с руками воздетыми громко молился:
«Слух преклони, сребролукий, о ты, что стоишь на защите
Хрисы и Киллы священной и мощно царишь в Тенедосе!
Ты на молитву мою благосклонно на-днях отозвался
И возвеличил меня, поразивши ахейцев бедою.

Так же и ныне молю: на мое отзовися желанье
И отврати от данайцев теперь же позорную гибель!»
Так говорил он, молясь. И его Дальновержец услышал.
Стали ахейцы молиться, осыпали зернами жертвы,
Шеи им подняли вверх, закололи и кожи содрали,

Вырезав бедра затем, обрезанным жиром в два слоя
Их обернули и мяса кусочки на них положили.
Сжег их старик на дровах, багряным вином окропляя.
Юноши, около стоя, в руках пятизубцы держали.
Бедра предавши огню и отведавши потрохов жертвы,

Прочее всё, на куски разделив, вертелами проткнули,
Сжарили их на огне осторожно и с вертелов сняли.
Кончив работу, они приступили к богатому пиру.
Все пировали, и не было в равном пиру обделенных.
После того, как питьем и едой утолили желанье,

Юноши, вливши в кратеры7Кратер — большая чаша, в которой смешивалось вино (2/5) с водою (3/5); из кратера черпали вино и разливали по кубкам. напиток до самого верху,
Всем по кубкам разлили, свершив перед тем возлиянье.
Пеньем весь день ублажали ахейские юноши бога.
В честь Аполлона пэан прекрасный они распевали,
Славя его, Дальновержца. И он веселился, внимая.

После того же, как солнце зашло и сумрак спустился,
Спать улеглися ахейцы вблизи корабельных причалов.
Но лишь взошла розоперстая, рано рожденная Эос,
В путь они двинулись снова к пространному стану ахейцев.
Ветер попутный ахейцам послал Аполлон Дальновержец.

Белые вверх паруса они подняли, мачту поставив,
Парус срединный надулся от ветра, и ярко вскипели
Воды пурпурного моря под носом идущего судна;
Быстро бежало оно, свой путь по волнам совершая.
После того, как достигли пространного стана ахейцев,

Черное судно они далеко оттащили на сушу
И над песком на высоких подпорках его укрепили.8Чтоб не подгнивало дно корабля.
Сами же все разошлись по своим кораблям и по стану.
Он же враждою кипел, при судах оставаяся быстрых, —
Богорожденный Пелид, герой Ахиллес быстроногий;

Не посещал он собраний, мужей покрывающих славой,
И не участвовал в грозных сраженьях. Терзаяся сердцем,
Праздно сидел, но томился по воинским кликам и битвам.
Срок между тем миновал, и с зарею двенадцатой снова
Вечно живущие боги к себе на Олимп возвратились

Вместе все; во главе их Кронид. Не забыла наказов
Сына Фетида. Поднявшись из волн многошумного моря,
С ранним туманом взошла на Олимп и великое небо.
Там Громовержца сидящим нашла одиноко, без прочих,
На высочайшей вершине горы многоглавой Олимпа.

Села пред Зевсом владыкой, колени его охватила
Левой рукой, а правой его подбородка коснулась
И начала говорить, умоляя Крониона-Зевса:
«Зевс, наш отец! Если в прошлом когда оказала услугу
Я тебе словом иль делом, исполни мое мне желанье:

Сына почти моего, — кратковечнее всех остальных он.
Ныне обидел его повелитель мужей Агамемнон:
Отнял награду и сам, отобравши, добычей владеет.
Так отомсти же за сына, премудрый Зевес олимпийский!
Войску троянцев даруй одоленье, покуда ахейцы

Сына почтить не придут и почета ему не умножат».
Так говорила. И ей ничего не ответил Кронион.
Долго сидел он безмолвно. Фетида же, как охватила,
Так и держала колени его и взмолилася снова:
«Дай непреложный обет, головою кивни в подтвержденье

Иль откажи; ты ведь страха не знаешь; скажи, чтобы ясно
Я увидала, как мало мне чести меж всеми богами».
Ей с большим раздраженьем сказал облаков собиратель:
«Дело плохое! Меня принуждаешь ты ссору затеять
С Герою. Станет она раздражать меня бранною речью.

Вечно она средь богов уж и так на меня нападает
И говорит, что в боях помогать я стараюсь троянцам.
Но удалися теперь, чтоб тебя не заметила Гера.
Сам ко всему приложу я заботу, пока не исполню.
Вот, головой я кивну, чтоб была ты уверена твердо.

Это — крепчайший залог меж богов нерушимости слова,
Данного мной: невозвратно то слово, вовек непреложно
И не свершиться не может, когда головою кивну я».
Молвил Кронион и иссиня-черными двинул бровями;
Волны нетленных волос с головы Громовержца бессмертной

На плечи пали его. И Олимп всколебался великий.
Так порешив, они оба друг с другом расстались. Фетида
Ринулась в бездну морскую с блестящих вершин олимпийских,
Зевс же направился в дом свой. Все боги немедля с седалищ
Встали навстречу отцу; не посмел ни один из бессмертных

Сидя входящего встретить, но на ноги все поднялися.
Там он в кресло уселся свое. Белорукая Гера
Все поняла, увидавши, как он совещался о чем-то
С дочерью старца морского, серебряноногой Фетидой.
Тотчас с язвительной речью она обратилася к Зевсу:

«Кто там опять из богов совещался с тобою, коварный?
Очень ты любишь один, избегая общенья со мною,
Тайно решенья свои принимать. Никогда не посмел ты
Прямо, от сердца, хоть слово сказать мне о том, что задумал».
Гере на это ответил отец и бессмертных и смертных:

«Гера! Решенья мои не всегда ты надейся услышать.
Тяжки, поверь мне, они тебе будут, хоть ты и жена мне.
То, что услышать возможно, никто никогда не узнает
Раньше тебя — ни из вечных богов, ни из смертнорожденных.
Те же решенья, что я без богов пожелаю обдумать,

Не добивайся разведать и ты, и расспросов не делай».
После того отвечала ему волоокая Гера:
«Что за слова, жесточайший Кронид, ты ко мне обращаешь?
Разве тебе я расспросами так уж когда докучаю?
Можешь себе преспокойно решать, что только захочешь.

Нынче ж я страшно боюсь, что окажешься ты проведенным
Дочерью старца морского, серебряноногой Фетидой.
Утром сидела с тобою она, обнимала колени;
Ей ты, наверно, кивком подтвердил, что почтишь Ахиллеса,
И обещался немало мужей погубить пред судами».

Гере на это ответил Зевес, собирающий тучи:
«Гера, дивлюсь я тебе! Все заметишь ты, все ты узнаешь!
Этим, однако, достичь ничего ты не сможешь, а только
Больше меня оттолкнешь. И хуже придется тебе же.
Если я так поступаю, то, значит, мне это угодно!

Лучше сиди и молчи, и тому, что скажу, повинуйся.
Все божества, сколько есть на Олимпе, тебе не помогут,
Если я, встав, наложу на тебя необорные руки».
Молвил. И страх овладел волоокой владычицей Герой.
Молча сидела она, смирив свое милое сердце.

В негодованьи молчали другие небесные боги.
Славный же мастер Гефест с такой обратился к ним речью.
Мать успокоить хотелось ему, белорукую Геру:
«Горестны будут такие дела и совсем нетерпимы,
Если вы оба начнете вражду меж собой из-за смертных,

Шумную ссору подняв пред богами! Какая же будет
Радость от светлого пира, когда торжествует худое!
Мать, я тебя убеждаю, хоть ты и сама понимаешь, —
Сделай приятное Зевсу родителю, чтобы опять он
Не раздражился и нам не смутил бы прекрасного пира.

Стоит ему захотеть, — и мгновенно Кронид молневержец
Выбьет всех из седалищ: намного ведь нас он сильнее.
Мягкими, мать, постарайся его успокоить словами.
Милостив станет тотчас после этого к нам Олимпиец».
Так он сказал и, поднявшись с сидения, кубок двуручный

Подал матери милой и вновь обратился к ней с речью:
«Мать моя, духом сдержись и терпи, как бы ни было горько,
Чтобы тебя, дорогую мою, под ударами Зевса
Я не увидел. Тогда не смогу я, хотя б и крушился,
Помощь тебе оказать: Олимпийцу противиться трудно!

Он уж однажды меня, когда я вмешаться пытался,
За ногу крепко схватил и с небесного бросил порога.
Несся стремглав я весь день и тогда лишь, когда заходило
Солнце, на Лемнос упал; чуть-чуть только духу осталось.
Там уж меня подобрали немедля синтийские мужи».

Так сказал. Улыбнулась в ответ белорукая Гера
И приняла, улыбнувшись, наполненный кубок от сына.
Начал потом наполнять он и чаши у прочих бессмертных,
Справа подряд, из кратера им сладостный черпая нектар.
Неумолкающий подняли смех блаженные боги,9Отсюда выражение: «гомерический смех».

Глядя, как по дому с кубком Гефест, задыхаясь, метался.
Так целый день напролет до зашествия солнца в весельи
Все пировали, и не было в равном пиру обделенных.
Дух услаждали они несравненной формингою10Форминга — струнный инструмент с четырьмя струнами (лира — с семью струнами). Феба,
Пением Муз, голосами прекрасными певших посменно.

После того же, как солнца сияющий свет закатился,
Спать бессмертные боги отправились, — в дом к себе каждый,
В те места, где Гефест, знаменитый хромец обеногий,
Им построил дома с великим умом и искусством.
А молневержец Зевес к постели пошел, на которой

Спал обычно, когда к нему сладостный сон ниспускался.
Там он, взошедши, почил, и при нем златотронная Гера.

Песнь вторая

Сон. Испытание. Беотия, или перечень кораблей

Прочие боги Олимпа и коннодоспешные мужи
Спали всю ночь; не владел лишь Кронионом сон благодатный.
Думал все время он в сердце о том, как ему Ахиллесу
Почесть воздать и побольше ахейцев сгубить пред судами.

Вот наилучшим какое ему показалось решенье:
Сон Обманный послать Агамемнону, сыну Атрея.
Кликнул Кронион его и слова окрыленные молвил:
«Сон Обманный! Отправься к судам быстролетным ахейцев,
В ставку неслышно войди к Агамемнону, сыну Атрея,

И передай ему точно все то, что тебе поручаю.
Длинноволосых ахейцев11Длинноволосые ахейцы. — Ахейцы носили длинные волосы. Многие варварские народы ходили стриженые, фракийцы носили чубы. вели ему с полным стараньем
К бою готовить; скажи — он теперь наконец овладеет
Широкоуличной Троей; об этом уж нет разногласий
Между бессмертных, Олимп населяющих; всех преклонила

Гера своею мольбой. Над троянцами носится гибель».
Так он сказал. И отправился Сон, повеленье услышав.
Быстрым полетом достигнул ахейских судов быстроходных
И к Агамемнону, сыну Атрея, направился. В ставке
Спал он, вокруг же него амвросический сон разливался.

Стал у него в головах, уподобившись сыну Нелея
Нестору, более всех Агамемноном чтимому старцу.
Образ принявши такой, божественный Сон ему молвил:
«Сын укротителя коней, Атрея отважного, спишь ты!
Ночи во сне проводить подобает ли мужу совета?

Судьбы народа — в тебе, и подумать бы надо о многом.
Слушай меня поскорее, к тебе от Зевеса я вестник.
Даже вдали о тебе он печется и сердцем болеет.
Длинноволосых ахейцев велит он тебе со стараньем
К бою готовить. Узнай: ты теперь наконец овладеешь

Широкоуличной Троей; об этом уж нет разногласий
Между бессмертных, Олимп населяющих; всех умолила
Гера. Нависла уже над троянцами гибель от Зевса.
Все это в сердце своем удержи; берегись, чтоб забвенье
Не овладело тобою, лишь сладостный сон удалится!»

Так он сказал и пропал, и оставил Атреева сына
В думах приятных о том, чему не дано было сбыться:
Думал, что в этот же день завоюет он город Приама.
Глупый! Не знал он, какие дела замышляет Кронион:
Снова страданья и стоны в ужасных побоищах новых

Зевс собирался обрушить на Трои сынов и данайцев.
Сон отлетел. Но еще разливался божественный голос
В воздухе. Сел Агамемнон и в мягкий хитон облачился,
Новый, прекрасный, и поверху плащ свой широкий набросил;
После к могучим ногам подошвы, прекрасные видом,

Прочно приладил и меч среброгвоздный накинул на плечи.
Взял и родительский скипетр, износа не знающий, в руки.
По корабельному стану пошел он со скипетром этим.
Эос богиня меж тем на великий Олимп восходила,
Свет возвещая владыке Зевесу и прочим бессмертным.

Вестникам звонкоголосым тогда приказал Агамемнон
Длинноволосых ахейцев немедля созвать на собранье.
Вестники с кличем пошли. Ахейцы сбиралися быстро.
Раньше того перед судном владыки пилосцев Нелида
Высокодушных старейшин Атрид усадил для совета.

Всех их созвав, обратился он к ним с предложеньем разумным:
«Нынче, друзья дорогие, божественный Сон мне явился
Средь амвросической ночи. Всех больше Нелееву сыну
Нестору видом, и ростом, и свойствами был он подобен.
Стал у меня в головах и такое мне слово промолвил:

«Сын укротителя коней, Атрея отважного, спишь ты?
Ночи во сне проводить подобает ли мужу совета?
Судьбы народа — в тебе, и подумать бы надо о многом.
Слушай меня поскорее, к тебе от Зевеса я вестник.
Даже вдали о тебе он печется и сердцем болеет.

Длинноволосых ахейцев велит он тебе со стараньем
К бою готовить. Узнай: ты теперь наконец овладеешь
Широкоуличной Троей. Об этом уж нет разногласий
Между бессмертных, Олимп населяющих. Всех умолила
Гера. Нависла уже над троянцами гибель от Зевса.

Все это в сердце своем удержи». И, сказав, улетел он.
Сон меня сладкий оставил немедленно следом за этим.
Как возбудить нам ахейцев на битву? Давайте обсудим.
Я, по обычаю, всех испытаю сначала словами
И предложу им отсюда бежать на судах многовеслых.

Вы же их каждый с своей стороны убеждайте остаться».
Так произнес он и сел. И тогда поднялся пред собраньем
Нестор, который народом песчаного Пилоса правил.
Добрых намерений полный, взял слово и стал говорить он:
«О дорогие! Вожди и советники храбрых ахейцев!

Если б другой аргивянин о сне рассказал нам подобном,
Сон за обман мы сочли б и значенья ему не придали б.
Видел же тот, кто по праву гордится, что первый меж нами.
Медлить не станем, пойдем побуждать на сраженье ахейцев.»
Так он окончил и первым покинул собранье старейшин.

Все скиптроносцы-цари поднялись, согласившись с Атридом,
Пастырем мудрым народов. Меж тем племена собирались.
Так же, как пчелы, из горных пещер вылетая роями,
Без перерыва несутся, — за кучею новая куча, —
Гроздьями лоз виноградных над вешними вьются цветами,

Эти гурьбою сюда, а другие туда пролетают.
Так племена без числа от своих кораблей и становий
Двигались густо толпами вдоль берега бухты глубокой
К месту собранья народа; Молва между ними пылала,
Вестница Зевса, итти побуждая. Они собирались.

Бурно кипело собранье. Земля под садившимся людом
Тяжко стонала. Стоял несмолкающий шум. Надрывались
Девять глашатаев криком неистовым, всех убеждая
Шум прекратить и послушать царей, воскормлённых Зевесом.
Только с трудом, наконец, по местам все народы уселись

И перестали кричать. И тогда поднялся Агамемнон,
Скипетр держа, над которым Гефест утомился, работав.
Дал этот скипетр Гефест властелину Крониону-Зевсу,
Зевс после этого дал Вожатаю Аргоубийце,
Аргоубийца Гермес — укротителю коней Пелопсу,

Конник Пелопс его дал властелину народов Атрею,
Этот при смерти Фиесту, овцами богатому, отдал,
Царь же Фиест Агамемнону дал, чтоб, нося этот скипетр,
Многими он островами и Аргосом целым владел бы.
Царь, на него опершись, обратился к собранию с речью:

«О, дорогие герои данайцы, о, слуги Ареса!
Зевс молневержец меня в тяжелейшие бедствия впутал:
Скрытный, сначала он мне обещал и кивнул в подтвержденье,
Что возвращусь я, разрушив высокотвердынную Трою.
Нынче ж на злой он решился обман и велит мне обратно

В Аргос бесславно бежать, погубивши так много народу!
Этого вдруг захотелось теперь многомощному Зевсу;
Много могучих твердынь городских уж разрушил Кронион,
Много разрушит еще: без конца велика его сила.
Было бы стыдно для наших и самых далеких потомков

Знать, что такой многолюдный и храбрый народ, как ахейский,
Попусту самой бесплодной войной воевал, и сражался
С меньшею ратью врагов, и конца той войны не увидел!
Если бы вдруг пожелали ахейский народ и троянский,
Клятвою мир утвердивши, подвергнуться оба подсчету,

Если бы все, сколько есть, собралися туземцы-троянцы,
Мы же, ахейский народ, разделивши себя на десятки,
Взяли б троянца на каждый десяток вино разливать нам, —
Без виночерпиев много десятков у нас бы осталось:
Вот, говорю я, насколько ахейцы числом превосходят

В городе этом живущих троян. Но союзники Трои —
В городе с ними, из многих краев копьеборцы; они-то
Все нарушают расчеты мои, не дают мне разрушить,
Как ни желаю душой, Илион хорошо населенный.
Девять уж лет пробежало великого Зевса-Кронида.

Бревна на наших судах изгнивают, канаты истлели.
Дома сидят наши жены и малые дети-младенцы,
Нас поджидая напрасно; а мы безнадежно здесь медлим,
Делу не видя конца, для которого шли к Илиону.
Ну, так давайте же, выполним то, что сейчас вам скажу я:

В милую землю родную бежим с кораблями немедля!
Широкоуличной Трои нам взять никогда не удастся!»
Так он сказал и в груди взволновал у собравшихся множеств
Сердце у всех, кто его на совете старейшин не слышал.
Встал, всколебался народ, как огромные волны морские

Понта Икарского: бурно они закипают от ветров
Евра и Нота,12Евр — восточный ветер, Нот — южный; здесь разумеется юго-восточный ветер. из зевсовых туч налетевших на море;
Или подобно тому, как Зефир13Зефир — западный ветер, в тех краях один из наиболее бурных ветров. над высокою нивой,
Яро бушуя, волнует ее, наклоняя колосья, —
Так взволновалось собранье ахейцев. С неистовым криком

Кинулись все к кораблям. Под ногами бегущих вздымалась
Тучами пыль. Приказанья давали друг другу хвататься
За корабли поскорей и тащить их в широкое море.
Чистили спешно канавы.14Чистили спешно канавы — по которым вытаскивались из моря и стаскивались в море корабли. До неба вздымалися крики
Рвущихся ехать домой. У судов выбивали подпорки.

Так бы, судьбе вопреки, и вернулись домой аргивяне,
Если бы Гера Афине такого не молвила слова:
«Плохи дела, Эгиоха-Зевеса дитя, Атритона!
Да неужели и впрямь побегут аргивяне отсюда
В милую землю отцов по хребту широчайшему моря,

На похвальбу и Приаму, и прочим троянцам оставив
В городе этом Елену аргивскую, ради которой
Столько ахейцев погибло далеко от родины милой?
Мчись поскорее к народу ахейцев медянодоспешных,
Мягкою речью своею удерживай каждого мужа,

Чтобы не стаскивал в море судов обоюдовесельных».
И совоокая ей не была непослушна Афина.
Ринулась тотчас богиня с высоких вершин олимпийских
На землю, скоро достигла ахейских судов быстролетных;
Там Одиссея нашла, по разумности равного Зевсу.

Молча стоял он пред черным своим кораблем многовеслым,
Не прикасаясь к нему, опечаленный сердцем и духом.
Так обратилась к нему, совоокая дева Афина:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!
Да неужели и впрямь вы отсюда домой побежите,

Все побросавшись стремглав в корабли многовеслые ваши,
На похвальбу и Приаму, и прочим троянцам оставив
В городе этом Елену аргивскую, ради которой
Столько ахейцев погибло далеко от родины милой?
К меднодоспешным ахейцам тотчас же итти не медли!

Мягкою речью своею удерживай каждого мужа,
Чтоб не стаскивал в море судов обоюдовесельных».
Так говорила. И громкий он голос богини услышал.
Бросился быстро бежать, откинувши плащ. И, спешивший
Следом, его подобрал Еврибат, итакийский глашатай.

Сам же он, встретясь в пути с Агамемноном, сыном Атрея,
Скипетр принял отцовский его, не знавший износа,
И к быстролетным судам меднолатных ахейцев пошел с ним.
Если встречал по дороге царя или знатного мужа,
Встав перед ним, удержать его мягкою речью старался:

«Что приключилось с тобой? Не тебе бы, как трусу, пугаться!
Сядь же на место и сам, усади и других из народа.
Что на уме у Атрида, сказать ты наверно не можешь.
Вас он сейчас испытует и скоро, пожалуй, накажет.
Что он сказал на совете старейшин, не все мы слыхали.

Как бы с сынами ахейцев Атрид не расправился в гневе!
Гнев же не легок царя, питомца владыки Кронида,
Почесть от Зевса ему, промыслителем Зевсом любим он».
Если же видел, что кто из народа кричит, то, набросясь,
Скиптром его избивал и ругал оскорбительной речью:

«Смолкни, несчастный! Садись-ка и слушай, что скажут другие,
Те, что получше тебя! Не воинствен ты сам, малосилен,
И не имел никогда ни в войне, ни в совете значенья.
Царствовать все сообща никогда мы, ахейцы, не будем.
Нет в многовластии блага, да будет единый властитель,

Царь лишь единый, которому сын хитроумного Крона
Скипетр дал и законы, чтоб царствовал он над другими».
Так он по стану ходил, отдавая повсюду приказы.
Хлынул обратно народ от судов и становий на площадь
С шумом, подобным такому, с каким ударяются волны

Вечно шумящего моря о берег высокоскалистый.
Вскоре уселися все и остались сидеть на сиденьях.
Яро шумел лишь Ферсит, совершенно в речах безудержный;
Много в груди своей знал он речей неприличных и дерзких,
Попусту рад был всегда нападать на царей непристойно,

Только бы смех у ахейцев нападками этими вызвать.
Самый он был безобразный из всех, кто пришел к Илиону:
Был он косой, хромоногий; сходились горбатые сзади
Плечи на узкой груди; голова у него поднималась
Вверх острием и была только редким усеяна пухом.

Злейший, неистовый враг Одиссея, а также Пелида,
Их поносил он всегда; но теперь на Атрида владыку
С криком пронзительным стал нападать он. Ахейцы и сами
Негодовали в душе и ужасно царем возмущались.
Тот же орал, обращаясь к Атриду с заносчивой речью:

«Чем ты опять недоволен, Атрид, и чего ты желаешь?
Меди полна твоя ставка, и множество в ставке прекрасных
Женщин, — отборнейших пленниц, которых тебе мы, ахейцы,
Первому выбрать даем, когда города разоряем.
Золота ль хочешь еще, чтоб его кто-нибудь из троянских

Конников вынес тебе для выкупа сына, который
Связанным был бы иль мной приведен, иль другим из ахейцев?
Хочешь ли женщины новой, чтоб с ней наслаждаться любовью,
Чтоб и ее для себя удержать? Подходящее ль дело,
Чтоб предводитель ахейских сынов вовлекал их в несчастье?

Слабые, жалкие трусы! Ахеянки вы, не ахейцы!
Едем обратно домой на судах! А ему предоставим
Здесь же добычу свою переваривать. Пусть он увидит,
Есть ли какая-нибудь и от нас ему помощь, иль нету.
Вот он теперь оскорбил Ахиллеса, который гораздо

Лучше его, и присвоил добычу, и ею владеет.
Желчи немного в груди Ахиллеса, он слишком уступчив!
Иначе ты никого, Атрид, обижать уж не смог бы!»
Так говорил, оскорбляя Атрида, владыку народов,
Буйный Ферсит. Но внезапно к нему Одиссей устремился,

Гневно его оглядел, и голосом крикнул суровым:
«Глупый болтун ты, Ферсит, хоть и громко кричишь на собраньях!
Смолкни, не смей здесь один нападать на царей скиптроносных!
Смертного, хуже тебя, полагаю я, нет человека
Между ахейцев, пришедших сюда с сыновьями Атрея!

Брось-ка ты лучше трепать языком про царей на собраньях,
Их поносить всенародно и день сторожить возвращенья!
Знает ли кто достоверно, как дальше дела обернутся,
Счастливо, нет ли домой мы, ахейцев сыны, возвратимся?
Здесь ты сидишь и владыку народов, Атреева сына,

Злобно поносишь за то, что герои-данайцы Атриду
Слишком уж много дают. За это его ты бесчестишь?
Но говорю я тебе, и слова мои сбудутся точно:
Если увижу еще раз, что снова дуришь ты, как нынче, —
Пусть на себе головы одиссеевой плечи не держат,

Пусть я от этого дня не зовуся отцом Телемаха,
Если, схвативши тебя, не сорву с тебя милой одежды,
Плащ и хитон твой и даже, что срам у тебя прикрывает,
А самого не отправлю в слезах к кораблям нашим быстрым,
Выгнав с собранья народного вон и позорно избивши!»

Молвил и скиптром его по спине и плечам он ударил.
Сжался Ферсит, по щекам покатились обильные слезы;
Вздулся кровавый синяк полосой на спине от удара
Скиптра его золотого. И сел он на место в испуге,
Скорчась от боли и, тупо смотря, утирал себе слезы.

Весело все рассмеялись над ним, хоть и были печальны.
Так не один говорил, поглядев на сидящего рядом:
«Право, хоть тысячи доблестных дел Одиссей совершает,
Первый давая хороший совет иль на бой побуждая,
Нынче однако он подвиг свершил изо всех величайший:

Нынче бранчивого он крикуна обуздал красноречье!
Впредь уж наверно навек подстрекать перестанет Ферсита
Дерзкое сердце его на царей оскорбления сыпать!»
Так говорили в толпе. Одиссей, городов разрушитель,
С скиптром в руках поднялся. Совоокая рядом Афина,

Вестника образ принявши, народ призывала к молчанью,
Чтобы и в близких рядах, и в далеких ахейские мужи
Слышали речи его и обдумать могли бы советы.
Добрых намерений полный, взял слово и стал говорить он:
«Царь Агамемнон! Тебе, о владыка, готовят ахейцы

Страшный позор перед всеми людьми, обреченными смерти.
Слово исполнить свое не желают, которое дали,
Конепитательный Аргос для этой войны покидая:
Лишь Илион крепкостенный разрушив, домой воротиться.
Как несмышленые дети, как вдовы, они об одном лишь

Шепчутся горестно, — как бы домой поскорее вернуться.
Трудно, конечно, трудами пресытясь, домой не стремиться;
Даже кто месяц один без жены остается, с досадой
Смотрит на многоскамейный корабль снаряженный, который
Зимние бури и моря волнение в пристани держат.

Нам же девятый уж год исполняется круговоротный,
Как пребываем мы здесь. Не могу обвинять я ахейцев,
Что близ судов крутобоких горюют они. Но позорно
Ждать нам и здесь без конца и домой без победы вернуться.
Нет, потерпите, друзья, подождите немного, чтоб знать нам,

Верно ль гадатель Калхас нам предсказывал, или неверно.
Твердо мы помним его прорицанье, — свидетели все вы, —
Все, кто еще не настигнут свирепыми Керами смерти.
Вскорости после того, как ахейцев суда собираться
Стали в Авлиде, готовя погибель Приаму и Трое,

Мы, окружая родник, на святых алтарях приносили
Вечным богам гекатомбы отборные возле платана,
Из-под которого светлой струею вода вытекала.
Знаменье тут нам явилось великое: с красной спиною
Змей ужасающий, на свет самим изведенный Зевесом,

Из-под алтарных камней появившись, пополз по платану.
Там находились птенцы воробья, несмышленые пташки,
На высочайшем суку, в зеленеющих скрытые листьях,
Восемь числом, а девятая мать, что птенцов породила.
Жалко пищавших птенцов одного за другим поглотил он,

Мать вкруг дракона металась, о милых печалуясь детях.
Вверх он взвился и схватил за крыло горевавшую птичку.
После того, как пожрал он птенцов воробьиных и мать их,
Сделало смысл появленья его божество очевидным:
Сын хитроумного Крона тотчас превратил его в камень.

Все мы, в безмолвии стоя, дивились тому, что случилось:
Вышло на свет ведь при жертве ужасное чудище божье.
Тотчас тогда, прорицая, Калхас обратился к ахейцам:
«Длинноволосых ахейцев сыны, отчего вы молчите?
Знаменьем этим событье являет нам Зевс промыслитель, —

Позднее, с поздним концом, но которого слава не сгинет.
Так же, как этот сожрал и птенцов воробьиных, и мать их, —
Восемь числом, а девятую мать, что птенцов породила, —
Столько же будут годов воевать и ахейцы под Троей,
Широкоуличный город однако возьмут на десятом».

Так говорил он тогда. И теперь исполняется это.
Что ж, остаемся, ахейцы красивопоножные? Будем
Биться, пока не захватим приамовой Трои великой!»
Так говорил он. И громко в ответ аргивяне вскричали.
Страшным откликнулись гулом суда на всеобщие клики.

Речью, им сказанной, всех восхитил Одиссей богоравный.
Встал пред собранием Нестор, наездник геренский, и молвил:
«Горе! Болтаете вы на собраньи, подобно ребятам, —
Глупым ребятам, которых война не заботит нисколько!
Все соглашенья и клятвы, — куда же они подевались?

Или в огонь полетят и решенья, и замыслы наши,
Чистым вином возлиянья, пожатья, которым мы верим?
Без толку здесь на словах состязаемся мы и не можем
Средства найти никакого, а сколько уж времени здесь мы!
Ты, Агамемнон, в решеньях незыблем теперь, как и прежде, —

Над аргивянами будь же начальником в сечах кровавых.
Те же пускай погибают, — один или два из ахейцев, —
Кто замышляет иное; они ничего не добьются.
Нет, не воротимся в Аргос, доколь не узнаем наверно,
Ложно ль нам дал обещанье Кронид-Эгиох иль не ложно:

Я говорю, что успех предсказал нам сверхмощный Кронион
В самый тот день, как на быстрых своих кораблях отплывали
Рати аргивские, смерть и убийство готовя троянцам:
Молнию справа метнул он и вещее знаменье дал нам.
Пусть же никто из ахейцев домой не спешит воротиться,

Не переспавши в постели с плененной женою троянца,
Не отомстивши врагам за печали и стоны Елены.
Если же кто-либо страшно желает домой воротиться,
Черного пусть своего многовеслого судна коснется,
Чтобы скорей, чем другие, найти себе смерть и погибель!

Думай, владыка, и сам, но внимай и чужому совету;
Слово, какое скажу я, не будет достойно презренья:
На племена подели и на фратрии все наше войско;
Фратрия фратрии пусть помогает и племени — племя;
Если ты сделаешь так, и тебе подчинятся ахейцы,

Скоро узнаешь, какой из вождей и какой из народов
Робок иль доблестен: все меж своими ведь будут сражаться.
Также узнаешь, по воле ль богов не берешь Илиона,
Или по трусости войск и незнанью военного дела».
Нестору так отвечал Агамемнон, владыка народов:

«Старец, разумностью речи ты всех побеждаешь ахейцев!
Если б, о Зевс, наш родитель, и вы, Аполлон и Афина,
Десять таких у меня средь ахейцев советников было, —
Скоро бы город Приама властителя в прах превратился,
Нашими взятый руками и нами дотла разоренный!

Но лишь несчастья одни мне Кронид-Эгиох посылает:
В ссоры ненужные, в злую вражду бесполезную вводит.
Мы из-за девушки пленной сражались с Пелеевым сыном
Словом враждебным, и я раздражаться, на горе мне, начал.
Если ж когда-нибудь с ним помиримся мы, то уж не будет

Больше для гибели Трои отсрочки, — малейшей не будет!
Ну, отправляйтесь обедать, а после завяжем сраженье.
Каждый копье отточи и свой щит огляди хорошенько,
Каждый коням быстролетным задай пообильнее корму
И осмотри колесницу. Все помыслы — только о битве!

Будем весь день напролет состязаться мы в сече ужасной.
Отдыха в битве не будет, — ни малого даже не будет!
Разве что ночи приход дерущихся храбрость разнимет.
Потом зальется ремень на груди копьеборца, держащий
Всепокрывающий щит, и рука на копье изнеможет,

Потом покроется конь под своей колесницей блестящей!..
Если ж замечу кого, кто вдали от сражения хочет
Близ кораблей крутоносых остаться, — нигде уже после
В стане ахейском ему от собак и от птиц не укрыться!»
Так говорил он. И громко в ответ аргивяне вскричали.

С шумом таким у крутых берегов под порывами Нота
Бьется волна об утес выступающий; нет ей затишья;
Гонят ее и туда и сюда всевозможные ветры.
Встали и двинулись толпы, рассеялись между судами.
Дым заклубился над станом. Садились ахейцы обедать.

Каждый другому из вечных богов возносил свою жертву,15У каждого племени были свои племенные боги.
Жарко молясь, чтоб избег он ударов Ареса и смерти.
В славу сверхмощного Зевса владыка мужей Агамемнон
Тучного богу быка пятилетнего в жертву зарезал
И пригласил к себе лучших среди всеахейских старейшин:

Нестора прежде всего и властителя Идоменея,
После того двух Аяксов, Тидеева славного сына
И Одиссея шестым, по разумности равного Зевсу.
Громкоголосый же царь Менелай и без зова явился:
Знал хорошо он, как сильно душой его брат озабочен.

Стали они вкруг быка и ячменные подняли зерна.
Начал молиться меж ними владыка мужей Агамемнон:
«Славный, великий Зевес, чернотучный, живущий в эфире!
Дай, чтобы солнце не скрылось и мрак не спустился на землю
Прежде, чем в прах я не свергну чертогов владыки Приама,

Черных от дыма, дверей их огнем не сожгу беспощадным,
Гектора ж тонкий хитон на груди не пронжу, разорвавши
Медью его, а вокруг не полягут другие троянцы,
В пыль головой полетевши и землю кусая зубами!»
Так говорил он. Но просьбы его не исполнил Кронион:

Жертву принял, но ахейцам труды без конца увеличил.
Кончив молитву, герои осыпали зернами жертву,
Шею закинули вверх, закололи и кожу содрали.
Вырезав бедра затем, обрезанным жиром в два слоя
Их обвернули, мясные обрезки на них возложили.

Бедра сожгли на костре из сухих и безлиственных сучьев,
Потрохи жертвы проткнули и стали держать над Гефестом.16Над Гефестом — над огнем. Гефест — бог огня.
После, как бедра сожгли и отведали потрохов жертвы,
Прочее все, на куски разделив, вертелами проткнули,
Сжарили их на огне осторожно и с вертелов сняли.

Кончив работу, они приступили к богатому пиру.
Все пировали, и не было в равном пиру обделенных.
После того, как питьем и едой утолили желанье,
Нестор, наездник геренский, сказал, обратившись к Атриду:
«Сын знаменитый Атрея, владыка мужей Агамемнон!

Больше не будем сейчас у тебя оставаться, не станем
Долго откладывать дела, которое бог нам вверяет.
Пусть же глашатаи меднодоспешных ахейцев немедля
Кличем своим собирают народ к кораблям быстролетным.
Мы же все вместе пойдем по широкому стану ахейцев,

Чтоб разбудить поскорее горячего духом Ареса».
Так он сказал. И охотно словам его внял Агамемнон.
Тотчас отдал приказанье глашатаям звонкоголосым
Длинноволосых ахейцев сзывать на кровавую битву.
Стали глашатаи звать. Ахейцы сбирались поспешно.

Быстро цари, вкруг Атрида стоявшие, Зевса питомцы,
Распределяли ахейцев. Меж них появилась Афина
С светлой эгидой, — бессмертной, бесстаростной, ценной безмерно;
Сотня искусно сплетенных кистей на эгиде висела, —
Чистого золота; каждая кисть — в гекатомбу ценою!

Ею сверкая, богиня ахейский народ обходила,
Всех возбуждая на бой; появилась у каждого в сердце
Сила с врагами упорно, не зная усталости, биться.
В это мгновение всем им война показалась милее,
Чем возвращение в полых судах в дорогую отчизну.

Как на вершинах горы истребитель-огонь сожигает
Лес беспредельно великий и заревом блещет далеко,
Так в проходивших войсках от чудесно сверкающей меди
Блещущий свет доходил по эфиру до самого неба.
Так же, как стаи густые бесчисленных птиц перелетных,

Диких гусей, журавлей иль стада лебедей длинношеих
Возле течений Каистра реки, над Асийской долиной,
Носятся взад и вперед и на крылья своих веселятся,
С криком садятся на землю и шумом весь луг заполняют, —
Так аргивян племена от своих кораблей и становий

С шумом стремились в долину Скамандра; земля под ногами
Грозно гудела от топота ног человечьих и конских.
Остановились они на цветущем лугу скамандрийском, —
Неисчислимые тьмы, как цветы или листья весною.
Словно как мухи без счета, которые тучей густою

В воздухе носятся жарком, слетаясь к пастушьей стоянке
В вешнюю пору, когда молоко наливают в сосуды, —
Столько же длинноволосых ахейцев стояло на поле
Против троянцев, пылая желанием всех уничтожить.
Так же, как разные козьи стада пастухи-козопасы

Очень легко отделяют, когда те смешаются в поле, —
Так, для сражения строя ахейцев, вожди по местам их
Распределяли. Меж всех Агамемнон Атрид выделялся.
Был головой и глазами он схож с молневержцем Зевесом,
Станом — с Аресом, а грудью — с владыкой морей Посейдоном.

Так же, как бык выдается меж всех в многочисленном стаде, —
Мощный бугай, средь коров замечаемый с первого взгляда, —
Сделал таким в этот день Агамемнона Зевс промыслитель,
Так отличил между прочих и так меж героев возвысил.
Ныне скажите мне, Музы, живущие в домах Олимпа, —

Вы ведь богини, вы всюду бываете, все вам известно,
К нам же доносятся слухи одни, ничего мы не знаем:
Кто у данайцев вождями и кто властелинами были?
Всех же бойцов рядовых я не смог бы назвать и исчислить,
Если бы даже имел языков я и ртов по десятку,

Если бы голос имел неослабный и медное сердце, —
Разве что, дочери Зевса царя, олимпийские Музы,
Вы бы напомнили всех мне пришедших под Трою ахейцев.
Только вождей корабельных и все корабли я исчислю.
Пять предводителей рать беотийских мужей возглавляли:

Аркесилай и Леит, Пенелей, Профоенор и Клоний.
Были вожди они тех, что в Гирии, в Авлиде скалистой
Жили, на лесом заросших холмах Етеона и в Схене,
В Сколе, во Феспии, в Грее, в широких полях Микалесса,
Тех, что окрест обитали Илесия, Гарм и Ерифры,

Что Едеоном владели и Гилою, и Петеоном,
Что в Медеоне, прекрасно построенном городе, жили,
Кто населял Евтрезин, голубями богатую Фисбу,
Копы, луга Галиарта, Коронею и Окалею,
Тех, что Платеей владели, и тех, что Глисант населяли,

Что в Гипофивах, красиво построенном городе, жили,
И в посейдоновой роще прекрасной, Онхесте священном,
Тех, что владели Мидеей, лозами богатою Арной,
Нисой священной, лежащим на самом краю Анфедоном.
С ними пошло пятьдесят кораблей мореходных, и в каждом

Храбрых бойцов молодых беотийских сто двадцать сидело.
Кто Аспледоном владел и кто жил в Орхомене минийском, —
Этих вели за собой Аскалаф и брат его Ялмен;
Их родила Астиоха в дому Азеида Актора,
Дева стыдливая, наверх поднявшись в покой свой высокий,

Богу Аресу, ее посетившему тайно в постели.
Выпуклых тридцать судов за ними рядами приплыло.
Схедий с Эпистрофом, дети высокого духом Ифита,
Сына Навболова, шли во главе ополченья фокейцев.
Их племена Кипарисс и скалистый Пифон населяли,

Многосвященною Крисой владели и Анемореей,
И Панопеем с Давлидой, и жили вокруг Гиамполя,
Над берегами Кефиса, священной реки, обитали
И населяли Лилею вблизи от истоков Кефиса.
Сорок судов чернобоких отправилось с ними под Трою.

Оба вождя расставляли ряды ополчений фокейских,
К бою готовясь, на левом крыле, с беотийцами рядом.
Локров же вел ополченье Аякс Оилид скороногий.
Меньше он был, не такой, как Аякс Теламоний могучий, —
Меньше на много его; невысокий, в броне полотняной,

Превосходил же копьем как панэллинов, так и ахейцев.
Вел он с собой племена, населявшие Кинос и Бессу,
Скарфу, Каллиар, Опунт и веселые долы Авгеи,
Тарфу и Фроний, где воды Боагрия быстро катятся.
Сорок судов чернобоких отправилось с ним против Трои

С воинством локров, живущих напротив Евбеи священной.
Дышащих ярою силой абантов, живущих в Евбее, —
Тех, что в Халкиде живут, в Гистиее, богатой лозами,
В городе Дие высоком, в Креинфе, лежащем у моря,
Тех, что Каристом владеют, живут в Эйретрии и Стирах, —

Их предводителем был Елефенор, потомок Ареса,
Сын Халкодонта, начальник высоких душою абантов,
Волосы лишь на затылке растивших, проворных ногами,
Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий
Медные брони врагов разбивать на грудях рукопашно.

Сорок судов чернобоких отправилось с ними на Трою.
Рать здесь была и мужей, населяющих город Афины,
Край Эрехфея героя; его воспитала Афина,
Зевсова дочь, а на свет родила плодоносная пашня;
В храме своем богатейшем Афина его поселила;

Там, при урочном исходе годов круговратных, приносят
Юноши города жертвы ему из быков и баранов;
Был у афинян вождем Менесфей, Петеоем рожденный;
С ним из людей земнородных никто не равнялся в искусстве
Строить к сражениям быстрых коней и мужей-щитоносцев.

Нестор, намного старейший, один с ним соперничал в этом.
Черных судов пятьдесят за собою привел он под Трою.
Мощный Аякс Теламоний двенадцать судов саламинских
Вывел с собою и стал, где стояли фаланги афинян.
В Аргосе живших мужей, населявших Тиринф крепкостенный,

И Гермиону с Асиной, лежащие в бухте глубокой,
И Епидавр, виноградом богатый, Трезен и Эйоны,
Юношей храбрых ахейских, что жили в Эгине, в Масете, —
Всех предводителем их Диомед был могучеголосый,
Также Сфенел, Капанея преславного сын благородный;

С ними и третий был вождь, Евриал, небожителю равный,
Сын Мекистея владыки, Талаева славного сына.
Главным, однако, вождем Диомед был могучеголосый.
Восемь десятков судов отправилось с ними под Трою.
Всех, населявших Микены, прекрасно устроенный город,

Город богатый Коринф и Клеоны в красивых строеньях,
Арефирею, приятную видом для глаза, Орнеи,
Кто населял Сикион, где Адраст воцарился сначала,
Кто в Гипересии жил, в Гоноессе высокоутесной,
Тех, что Пелленой владели и тех, что вкруг Эгия жили,

И по всему Эгиалу, и окрест Гелики пространной, —
Этих на ста кораблях Агамемнон привел повелитель.
Рать многочисленней всех; средь ахейцев храбрейшие мужи
Шли за Атреевым сыном. Сияя сверкающей медью,
Гордо ходил он, средь всех выдаваясь героев ахейских

Саном верховным своим и числом приведенных народов.
Кто между гор в Лакедемоне жил, пропастями богатом,
В Фарисе, в Спарте и в Мессе, любезной стадам голубиным,
Кто в Брисеях обитал и в приятных для глаза Авгеях,
В Гелосе-городе, близко от моря лежащем, в Амиклах,

Тех, что вокруг обитали Ойтила и Лаей владели, —
Их Агамемнонов брат Менелай, громогласный в сраженьях,
Вел шестьдесят кораблей. Он войска свои ставил отдельно,
Сам и в сраженья водил их, на доблесть свою полагаясь,
Воинов сам возбуждал; величайшим пылал он стремленьем

Страшно троянцам отмстить за печали и стоны Елены.
Тех же, что Пилос с Ареной приятной на вид населяли,
Фриос при броде алфейском и славные зданьями Эпи,
Кипариссей с Птелеоном, и Амфигенею, и Гелос,
Также и Дорион, — местность, где некогда Музы богини,

Встретив фракийца Фамира, идущего из Эхалии
От эхалийца Еврита, лишили его песнопений.
Он заявлял, похваляясь, что в пеньи одержит победу,
Если бы даже запели Зевесовы дочери Музы.
В гневе они ослепили его и отняли чудесный

Песенный дар. И забыл он искусство играть на кифаре.
Нестор, наездник геренский, начальствовал этою ратью.
С ним девяносто судов крутобоких приплыло под Трою.
Тех, кто в Аркадии жил, под высокой горою Килленой,
Возле могилы Эпита, — мужи, рукопашные в битвах, —

Кто Фенеос населял, Орхомен, изобильный стадами,
Рипу, Стратию и город, для ветров открытый, Ениспу,
Тех, что Тегеей владели и милой для глаз Мантинеей,
Тех, что владели Стамфилом, в Паррасии жизнь проводили, —
Всех этих вел Агапенор владыка, рожденный Анкеем.

Шло шестьдесят кораблей, и на каждом из них находилось
Много аркадских мужей, понимающих бранное дело.
Им корабли хорошо оснащенные сам Агамемнон
Дал, чтоб на них переплыли они винночерное море:
Сами они о делах мореходных заботились мало.

Те, что в Бупрасии, те, что в Элиде божественной жили,
Жители тех областей, что в себе заключают Гирмину,
С краю лежащий Мирзин, Оленийский утес и Алисский, —
Было у этих четыре вождя, и по десять за каждым
Шло кораблей быстролетных, и много в них было епейцев.

Их за собою вели Амфимах, порожденный Ктеатом,
С Фальпием, сыном Еврита, Акторовы оба потомки.
Третьим вождем был могучий Диор, Амаринком рожденный,
А у четвертых начальником был Поликсен боговидный,
Сын Агасфена владыки, рожденного славным Авгеем.

Рать из Дулихия, рать с островов многочтимых Эхинских,
Против Элиды лежащих и морем от ней отделенных,
Мегес привел Филеид за собою, Аресу подобный,
Сын дорогого богам конеборца Филея, который
Переселился когда-то в Дулихий, с отцом не поладив.

Сорок судов чернобоких направилось с ним против Трои.
Царь Одиссей был вождем кефаленцев, возвышенных духом,
Что обитали в Итаке, в колеблющем листья Нерите,
Что Эгилип населяли суровый, с землей каменистой,
И Крокилеи, и Закинф, и острова Зама округу,

И материк, и живущих на береге, против лежащем.
Был их вождем Одиссей, по разумности равный Зевесу.
Вместе с собой он двенадцать привел кораблей краснощеких.
Вел за собой этолийцев Фоант, Андремоном рожденный.
Рать из мужей, обитавших в Плевроне, в Олене, в Пилене,

И в Калидонских горах, и в Халкиде, лежащей у моря.
Не было больше на свете сынов удалого Инея,
Умер и сам он давно, был уж мертв Мелеагр русокудрый.
С полною властию ныне Фоант этолийцами правил.
Сорок судов чернобоких отправилось с ним против Трои.

Идоменей, знаменитый боец, был начальником критян, —
Тех, что владели Гортиной, стеной обнесенной, и Кносом,
Городом Ликтом, Милетом и белоблестящим Ликастом,
Кто населял города многолюдные Фестос и Ритий,
И остальных, обитавших повсюду на Крите стоградном.

Идоменей, знаменитый копейщик, начальствовал ими
И Мерион, как убийца мужей Эниалий, могучий.
Восемь десятков судов чернобоких отправилось с ними.
Вместе с собой Тлеполем Гераклид, — и большой, и могучий, —
Неустрашимых родосцев привел с девятью кораблями.

В Родосе жили они, разделенные на три колена, —
Линд населяли, Иелис и мелом блистающий Камир.
Их предводителем был Тлеполем, копьеборец известный.
Был он Геракловой силе рожден молодой Антиохой,
Взятой Гераклом в Эфире, у вод Селлеента, когда он

Много отнял городов у цветущих питомцев Зевеса.
После того, как возрос Тлеполем в благозданном чертоге,
Тотчас любимого дядю отца своего умертвил он,
Уже пришедшего в старость Ликимния, отрасль Ареса.
Быстро суда снарядил он и, много народу собравши,

Скрылся из отчей земли, убегая морями от мести
Всех остальных сыновей и внуков Геракловой силы.
Множество бед претерпев, наконец, он приехал на Родос.
Там поселились пришельцы тремя племенами и были
Зевсом любимы, который царит над людьми и богами.

Их чрезвычайным богатством осыпал владыка Кронион.
Три корабля одинаких Нирей предоставил из Симы.
Этот Нирей был Аглаей рожден от владыки Хиропа,
Этот Нирей средь ахейцев, пришедших с войной к Илиону,
Был человеком меж всеми красивейшим после Пелида.

Был слабосилен однако и с войском пришел невеликим.
Тех же, кто в Нисире жил, в Еврипиловом городе Косе,
На островах Калиднийских, Крапафом владели и Касом, —
Этих вели за собой предводители Фейдипп и Антиф, —
Двое сынов властелина Фессала, Гераклова сына.

Выпуклых тридцать судов за ними рядами приплыло.
Скажем теперь о мужах, в Пеласгическом Аргосе живших,
Тех, что Алопу и Алос, Трехин населяли и Фтию,
Тех, что Элладой владели, отчизной прекраснейших женщин;
Имя им было — ахейцы, и эллины, и мирмидонцы.

Их пятьдесят кораблей с Ахиллесом пришло быстроногим.
Не помышляли однако они о бушующей битве:
Не было мужа, кто грозный бы строй их повел за собою.
Праздно лежал у своих кораблей Ахиллес быстроногий,
В гневе жестоком за Брисову дочь, пышнокудрую деву,

Им уведенную после великих трудов из Лирнесса,
После того как разрушил Лирнесс он и фивские стены.
Там же Эпистрофа он и Минета поверг, копьеборцев,
Двух сыновей властелина Евена, Селепова сына.
В горе по ней он лежал. Но недолго — и встанет он снова!

Живших в Филаке, мужей, населявших участок Деметры,
Пирас, цветами богатый, и матерь овец Итонею,
Морем омытый Антрон и Птелей на постели травистой, —
Этих, пока еще жив был, воинственный вел за собою
Протесилай, но уж черной землею теперь был покрыт он.

Он и супругу в Филаке с лицом исцарапанным17Греческие женщины, как и восточные, в знак горя расцарапывали себе лицо. бросил,
И недостроенный дом. Пораженный дарданцем, погиб он,
Первым из всех аргивян с корабля соскочивши на берег.
Рать без вождя не осталась, но все ж по вожде тосковала,
Ею Подарк в это время начальствовал, отрасль Ареса,

Сын Филакида Ификла, владетеля стад густорунных,
Брат однокровный героя, бесстрашного Протесилая,
Более юный годами. Но старше его и сильнее
Протесилай безбоязненный был; потерявши героя,
Рать не нуждалась в вожде, но о доблестном часто вздыхала.

Сорок судов чернобоких отправилось с ним против Трои.
С теми, которые в Ферах близ Бебского озера жили,
С теми, что Бебу, Глафиры, прекрасный Яолк населяли, —
С ними одиннадцать шло кораблей под начальством Евмела,
Сына Адметова; был он рожден наиболе прекрасной

Меж дочерями Пелея, — Алкестой, богиней средь женщин.
Тех же, что жили в Мефоне, Фавмакии и в Мелибее,
Тех, во владеньи кого Олизон находился скалистый, —
Вел Филоктет за собою, стрелок превосходный из лука —
Семь кораблей. И на каждом из них пятьдесят находилось

Сильных гребцов, превосходно умевших сражаться стрелами.
Сам он лежал в жесточайших страданьях на острове дальнем,
Лемносе многосвященном, где был он ахейцами брошен,
Мучимый язвою злой, причиненной змеей водяною.18Филоктет — славный стрелок из лука. Геракл, в награду за оказанную Филоктетом услугу, подарил ему, умирая, свой лук и стрелы. По пути в Трою Филоктет был укушен ядовитою змеею. Рана распространяла невыносимое зловоние. Филоктет непрерывно кричал. Греки оставили его на острове Лемносе. Там он влачил жизнь, полную страданий. На десятый год войны грекам пришлось послать за Филоктетом, так как, по предсказанию оракула, без его стрел Троя не могла быть взята. Махаон излечил Филоктета, тот убил Геракловою стрелою Париса и помог взять Трою.
Там он, страдая, лежал. Но уж скоро пришлось аргивянам

О Филоктете у черных судов своих вспомнить!
Рать без вождя не осталась, но все ж по вожде тосковала.
Медон над нею начальствовал, сын Оилея побочный:
Рена его родила градоборцу царю Оилею.
Тех же, кто Триккой владел и Ифомой на горных уступах,

Кто населял Эхалию, Еврита эхальского город, —
Тех за собою в поход Подалирий вели с Махаоном,
Славные оба врачи, Асклепия мудрые дети.
Выпуклых тридцать судов за ними рядами приплыло.
Тех, что в Ормении жили и возле ключа Гипереи,

Тех, кто в Астерии жил и на белых вершинах Титана, —
Вел Еврипил за собою, блистательный сын Евемона.
Сорок судов чернобоких отправилось с ним против Трои.
Тех, что Аргиссой владели и что населяли Гиртону
Олооссон, белокаменный город, Елону и Орфу, —

Их предводителем был Полипет, воеватель бесстрашный,
Сын Пирифоя, бессмертным Зевесом рожденного на свет, —
От Пирифоя зачатый женой Гипподамией славной
В самый тот день, как герой покарал волосатых чудовищ,19Волосатые чудовища — кентавры, которые во время свадьбы Пирифоя и Гипподамии попытались похитить невесту.
Их с Пелиона прогнал и преследовал вплоть до Эфиков.

Был он вождем не один, а главенство делил с Леонтеем,
Сыном бесстрашного духом Корона, Кенеева сына.
Сорок судов чернобоких отправилось с ними под Трою.
Вел двадцать два корабля за собою Гуней из Кифоса.
Был он вождем эниенцев и храбрых душою перебов, —

Тех, кто дома себе строил вокруг непогодной Додоны,
Тех, что вблизи берегов Титаресия жили прелестных.
В реку Пеней он вливает прекрасноструистую воду,
Но, не мешая ее с серебристой его водовертью,
Поверху катит над тою рекой свою воду, как масло.

Воды Стикса20Воды Стикса — подземная адская река Стикс. Клятва Стиксом считалась у богов самою ужасною, нарушить ее никто не осмеливался., ужаснейшей клятвы, ей служат началом.
Профой же, сын Тенфредона, начальствовал ратью магнетов.
Окрест Пенея и вкруг Пелиона, шумящего лесом,
Жили они. Предводителем их был стремительный Профон.
Сорок судов чернобоких отправилось с ним против Трои.

Вот у данайцев какие вожди и властители были.
Кто же особо средь них выдавался, скажи мне, о Муза,
Сам ли, конями ль, — из всех, за Атридами следом пошедших?
Между коней выдавались всех более кони лихие
Феретиада Евмела, по скорости равные птицам,

Масти одной, одинаковых лет, одинакого роста;
Их на перейских лугах возрастил Аполлон сребролукий, —
Двух кобылиц, разносящих в сражениях ужас Ареса.
Между мужей выдавался Аякс Теламоний, покуда
Гневом пылал Ахиллес; но тот был намного могучей,

Также и кони, на битвы носившие сына Пелея.
Но Ахиллес меж загнутых своих кораблей мореходных
Праздно лежал, на царя Агамемнона, сына Атрея,
Гнев продолжая питать; а народы у берега моря
Тем забавлялись, что диски метали, и копья, и стрелы;

Лошади их у своих колесниц оставались без дела
И сельдерей, порожденный болотом, и клевер жевали.
А колесничная сбруя лежала, укрытая плотно,
В ставках владык. Мирмидонцы, томясь по вождю удалому,
Вяло бродили по стану туда и сюда, не сражаясь.

Войско ахейское шло, словно пламенем почву ничтожа.
Стоном стонала земля, как под гневом метателя молний,
Зевса владыки в то время, как он вкруг Тифея21Тифей, или Тифон — олицетворение подземного вулканического огня, по Гесиоду (Теогония, 820 и сл.) — сын Тартара и Земли, страшное чудовище с сотнею змеиных голов, извергавших из пастей огонь. После жестокого боя Зевс победил его и бросил в Тартар. бичует
Землю в Аримах, в которых, как думают, ложе Тифея.
Так под ногами идущих ахейцев земля исходила

Тяжкими стонами. Быстро они проходили равнину.
Вестницей в Трою пришла от эгидодержавного Зевса
С грозною вестью Ирида, по скорости сходная с ветром.
Перед дверями Приама кипело речами собранье;
Тесной толпой молодые и старые вместе стояли.

Близко представ, ветроногая к ним обратилась Ирида,
Голос принявши Полита, Приамова сына, который
В тайном дозоре сидел, полагаясь на быстрые ноги,
На высочайшем могильном холме старшины Эсиета
И дожидался, когда от судов устремятся ахейцы.

Вид принявши его, обратилась Ирида к Приаму:
«О, старик, всегда тебе милы ненужные речи
Так же, как в мирные дни. Но теперь ведь война, и какая!
Очень мне часто бывать приходилось в ужаснейших битвах,
Но не видал я такого и столь многолюдного войска:

Нету им счета, как листьям лесным, как прибрежным песчинкам!
Движутся к нам по равнине, напасть собираясь на город.
Гектор, всего тебе больше советую действовать вот как:
Много союзников с нами в великой столице Приама,
Разный язык у различных племен многочисленных этих.

Пусть же начальствует каждый над теми, над кем он властитель.
Пусть соплеменников строит, пусть их за собою выводит».
Кончила. Голос богини узнал безошибочно Гектор.
Вмиг он собранье закрыл. За оружье схватились троянцы.
Настежь раскрылись ворота. Из них выходили отряды

Пешие, конные. Шум поднялся несказанный повсюду.
Есть перед городом Троей вдали на широкой равнине
Некий высокий курган, отовсюду легко обходимый.
Смертные люди курган тот высокий зовут Батиеей,
Вечноживущие боги — могилой проворной Мирины.22Проворная Мирина — повидимому, амазонка.

Там у холма разделились троян и союзников рати.
Был у троянцев вождем шлемоблещущий Гектор великий,
Сын Дарданида Приама. Всех лучше и всех многолюдней
Были войска у него, до копейного жадные боя.
Вел за собою дарданцев Эней Анхизид многомощный.

Был он рожден Афродитой богиней; на идских вершинах
Ложе она разделила с Анхизом, — богиня со смертным.
Был он вождем не один; при нем Архелох с Акамантом,
Оба сыны Антенора, искусные в битвах различных.
Тех же, что в Зелее жили под самой подошвою Иды,

Были богаты и пили из Эссепа черную воду,
Племя троянское, — вел их блистательный сын Ликаона,
Пандар, которому лук подарен был самим Аполлоном.
Теми мужами, кто жил в Адрастее и в крае Апесском,
Кто Питиеей владел и высокой горою Тереи, —

Ими начальствовал Амфий в броне полотняной и Адраст,
Оба сыны перкосийца Меропа, который прекрасный
Был предсказатель судьбы и сынам не давал позволенья
На мужебойную ехать войну; не послушались дети
Старца-отца; увлекали их Керы погибели черной.

Тех же, которые в Сеете, в Перкоте и в Практии жили,
Тех, что владели Арисбой божественной и Абидосом, —
Их предводителем был Гиртакид, властительный Асий, —
Асий Гиртаков; его из Арисбы огромные кони
Огненной масти примчали от быстрой реки Селлеента.

Вел за собой Гиппофой племена копьеборцев пеласгов,
Тех, что в Ларисе живут с плодородной землей комковатой, —
Их за собою вели Гиппофой и воинственный Пилей,
Оба сыны Тевтамида, царя пеласгийского Лефа.
Пейрос герой с Акамантом вели за собою фракийцев,

Тех, чью страну Геллеспонт омывает стремительно-быстрый.
Евфем начальником был копьеборцев бесстрашных киконов, —
На свет рожденный Трезеном, питомцем Зевеса Кеадом.
Вел за собою Пирехм криволуких пэонов, далеко
Живших в стране Амидонской, где Аксий струится широкий, —

Аксий, прекрасную воду свою по земле разносящий.
Рать пафлагонцев вело Пилемена суровое сердце, —
Всех, обитавших в Енетах, где водятся дикие мулы,
Тех, что Китором владели и около Сесама жили,
У берегов Парфенийских в отличных домах обитали,

На Ерифинских вершинах, в Эгиале жили и в Кромне.
Рать галидзонов Одий и Эпистроф вели из Алибы;
Месторождение в ней серебра, в той стране отдаленной.
Мисов начальники: Хромий и Энном, гадатель по птицам.
Птицы однако его не спасли от погибели черной:

Пал от могучей руки быстроногого он Эакида
В бурной реке, где и много других перебил он троянцев.
Форкис и богоподобный Асканий, горевшие оба
Жаждой сражаться, фригийцев вели из Аскании дальней.
Антиф и Меофл мэонийских мужей предводители были;

Оба сыны Талемена, Гигейского озера дети;23Гигейского озера дети — дети нимфы этого озера.
Войско они привели мэонийцев, под Тмолом рожденных.
Наст предводителем был говоривших по-варварски каров;
Город Милет занимали они и лесистую гору
Фтирос, теченья Меандра, высокие главы Микалы.

Их предводители были Амфимах и Наст благородный,
Наст и Амфимах герои, Номиона славные дети.
В золото Наст выряжался, как дева, идя и на битву.
Но не спасло и оно от погибели черной безумца:
Смерти предал его в бурной реке Эакид быстроногий,

Золотом всем овладел и унес дорогую добычу.
Войско ликийцев вели Сарпедон с безбоязненным Главком
Из отдаленной Ликии от водоворотного Ксанфа.

Песнь третья

Клятвы. Обозрение ахейского войска со стены. Единоборство Париса и Менелая

После того, как отряды с вождями построились к бою,
С шумом и криком вперед устремились троянцы, как птицы:
С криком таким журавли пролетают под небом высоким,
Прочь убегая от грозной зимы и дождей бесконечных;

С криком несутся они к океановым быстрым теченьям,
Смерть и погибель готовя мужам низкорослым пигмеям;24Пигмеи — баснословный народ карликов высотою с локоть, жили на далеком юге, на берегу океана.
В утренних сумерках злую войну они с ними заводят.
В полном безмолвии, силой дыша, приближались ахейцы,
С твердой готовностью в сердце оказывать помощь друг другу.

Так же, как Нот на горе по вершинам туман разливает,
Для пастухов не желанный, но вору приятнее ночи;
Видеть в нем можно не дальше, чем падает брошенный камень;
Так под ногами идущих густейшая пыль поднималась,
Вихрю подобная. Быстро они проходили равнину.

После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Вышел вперед из троянских рядов Александр боговидный
С шкурой пантеры и луком кривым на плечах и с висящим
Острым мечом. Колебал он в руке два копья, завершенных
Медными жалами, всех вызывая храбрейших ахейцев

Выступить против него и померяться в схватке ужасной.
Только увидеть успел Менелай многохрабрый Париса
Шагом широким вперед из толпы выступающим гордо,
Радостью вспыхнул, как вспыхнул бы лев перед крупной добычей,
Вдруг повстречавшись с рогатым оленем иль дикой козою;

Жадный от голода, он пожирает добычу, хоть всюду
Сам окружен молодыми ловцами и быстрыми псами.
Радостью вспыхнул такой Менелай, увидавши глазами
Сына Приама царя. К обольстителю местью пылая,
Быстро Атрид с колесницы с оружием спрыгнул на землю.

Только увидел его перед строем Парис боговидный,
Милое сердце в груди у него задрожало от страха.
Быстро к товарищам он отступил, убегая от смерти,
Как человек, увидавший дракона в ущелии горном,
Быстро назад отступает и членами всеми трепещет

И устремляется прочь с побледневшими страшно щеками;
Так погрузился обратно в толпу горделивых троянцев,
В ужас придя перед сыном Атрея, Парис боговидный.
Гектор, увидев, корить его стал оскорбительной речью:
«Горе-Парис, лишь по виду храбрец, женолюб, обольститель!

Лучше бы ты не рождался совсем иль безбрачным погибнул!
Это и я бы хотел, и тебе это было бы лучше,
Чем поношеньем таким и позорищем быть перед всеми!
Длинноволосых ахейцев ты слышишь язвительный хохот?
Видя твой, образ красивый, они полагали, что храбрый

Ты первоборец, а ты — без отваги в душе и без силы!
И вот такой-то, посмел ты однако в судах мореходных,
Море с толпой переплывши товарищей верных, в чужое
Племя проникнуть и в жены красавицу стран отдаленных
Дерзко с собой увезти, — невестку мужей копьеборных,

В горе отцу твоему, государству всему и народу,
В радость большую врагам, а себе самому в поношенье!
Что ж не остался ты ждать Менелая, любимца Ареса?
Знал бы, какого ты мужа владеешь цветущей супругой!
Не помогли бы кифара тебе и дары Афродиты,

Пышные кудри и вид твой, когда бы ты с пылью смешался!
Больно уж робки троянцы. Иначе б давно уже был ты
Каменным платьем одет25Был бы ты каменным платьем одет — то есть побит камнями. за несчастья, какие принес ты».
Гектору быстро в ответ возразил Александр боговидный:
«Гектор, меня ты бранишь не напрасно, за дело бранишь ты.

Сердце твое, как топор, всегда некрушимо и крепко.
Бьет по бревну он, размах усиляя руки у того, кто
Для корабля то бревно с великим искусством готовит.
Так же и сердце в груди у тебя неуклонно и твердо.
Но не порочь мне прелестных даров золотой Афродиты.

Нет меж божественных славных даров не достойных почтенья:
Сами их боги дают; по желанью никто не получит.
Ну, а теперь, если хочешь, чтоб я воевал и сражался,
Пусть все усядутся наземь, — и Трои сыны и ахейцы;
Я ж в середине сойдусь с Менелаем, любимцем Ареса,

В бой за Елену вступлю и за взятые с нею богатства.
Кто из двоих победит и окажется в битве сильнейшим,
Женщину пусть уведет за собою с богатствами всеми.
Вы же, взаимную дружбу священною клятвой заверив,
В Трое живите; они же в конями гордящийся Аргос

Пусть уплывают и в славную жен красотою Ахайю».
Так он сказал. С восхищеньем слова его выслушал Гектор.
Вышедши быстро вперед и копье ухватив в середине,
Строй удержал он троянцев. Они, успокоившись, стали.
Вмиг натянули ахейцы свои искривленные луки

Против него, полетели каменья и острые копья.
Громко вскричал на ахейцев владыка мужей Агамемнон:
«Стойте, аргивяне, стойте! Стрельбу прекратите, ахейцы!
Слово какое-то хочет сказать шлемоблещущий Гектор».
Так он сказал. И немедленно бой прекратили ахейцы.

И замолчали. И Гектор сказал, между ратями стоя:
«Слушайте, Трои сыны и ахейцы в красивых поножах,
Что говорит Александр, возбудивший вражду между нами:
Он предлагает троянцам и всем меднолатным ахейцам
На многоплодную землю сложить боевые доспехи;

Сам же один на один с Менелаем, любимцем Ареса,
Вступит он в бой за Елену и взятые с нею богатства.
Кто из двоих победит и окажется в битве сильнейшим,
Женщину пусть уведет за собою с богатствами всеми.
Мы же взаимную дружбу священною клятвой заверим».

Так говорил он. Кругом все затихли и молча стояли.
Громкоголосый тогда Менелай обратился к ним с речью:
«Слушайте также меня. Жесточайшая горесть пронзает
Сердце мое; помышляю давно я: пора примириться
Трои сынам и ахейцам. Довольно вы бед претерпели

За преступленье Париса, за распрю, возженную мною.
Кто между нами двумя обречен на погибель судьбою,
Пусть и погибнет. А вы, остальные, миритесь скорее.
В город пошлите за белым барашком и черной овечкой
Солнцу принесть и земле; мы другого для Зевса доставим.

Также и силу Приама26Силу Приама — то есть сильного Приама. сюда приведите, чтоб клятвы
Сам он заверил (его сыновья вероломны и наглы),
Чтобы никто дерзновенно кронидовых клятв не нарушил.
Носятся вечно по ветру людей молодых помышленья;
Если ж участвует старец, то смотрит вперед и назад он,

Чтоб для обеих сторон наилучше решилося дело».
Так говорил он. И радость объяла троян и ахейцев,
Вера явилась, что близко злосчастной войне окончанье.
Коней поставили в ряд, со своих колесниц соскочили,
Сняли доспехи и все их сложили на землю от вражьих

Близко рядов: разделяла их узкая поля полоска.
Гектор немедленно двух посланцев к Илиону отправил
Пару ягнят принести и Приама призвать на равнину.
Также и царь Агамемнон Талфибию дал приказанье
К вогнутым быстро итти кораблям и ягненка доставить.

И непослушен он не был владыке народов Атриду.
С вестью меж тем к белорукой Елене явилась Ирида,
Образ принявши золовки, жены Антенорова сына,
Знатного Геликаона; женой он имел Лаодику,
Между Приамовых всех дочерей наилучшую видом.

В доме застала Елену; огромную ткань она ткала, —
Плащ тёмнокрасный двойной, и на нем выводила сраженья
Меж конеборных троянцев и меднохитонных ахейцев,
Где от Аресовых рук за Елену они пострадали.
Вставши вблизи, быстроногая так ей сказала Ирида:

«Выйди, жена молодая, взгляни-ка на чудо, какое
Между троян совершилось и меднохитонных ахейцев!
Вел так недавно их друг против друга Apec многослезный,
Жаждали в битвах жестоких сходиться они на равнине.
Нынче безмолвно стоят. Прекратилась война. Оперлися

Воины все на щиты. И копья их воткнуты в землю.
А Приамид Александр с Менелаем, любимцем Ареса,
С длинными копьями в бой за тебя окончательный вступят.
Кто из двоих победит, назовет тебя милой супругой».
Так говорила и дух ей наполнила сладким желаньем

Первого мужа увидеть, родителей милых и город.
Тонкою белою тканью покрылась она и поспешно,
Нежные слезы роняя, из комнаты вон устремилась.
Шла не одна она; следом за ней две служанки спешили,
Эфра, Питфеева дочь, с волоокой Клименой.27Эфра и Климена. — Этих двух рабынь Елена привезла с собою из Спарты. Эфра была дочь трезенского царя Питфея, жена афинского царя Эгея, от которого родила знаменитейшего после Геракла греческого героя Тезея. Когда Елена была еще девушкой, Тезей похитил, ее. Братья Елены, Кастор и Полидевк, в отсутствие Тезея освободили Елену, захватили в плен мать Тезея Эфру, и она сделалась рабынею Елены; тогда же братьями была захвачена Климена, сестра Тезеева друга, лапифского царя Пирифоя. Достигли

Вскорости все они места, где Скейские были ворота.
Там над воротами, в башне, с Приамом, Панфоем, Фиметом,
С Лампом и Клитием и Гикетаоном, ветвью Ареса,
Укалегон с Антенором сидели, разумные оба.
Все — многочтимые старцы из лучших старейшин народа.

Старость мешала в войне принимать им участье; но были
Красноречивы они и подобны цикадам, что, сидя
В ветках деревьев, приятнейшим голосом лес оглашают.
Вот каковые троянцев вожди восседали на башне.
Только увидели старцы идущую к башне Елену,

Начали между собою крылатою речью шептаться:
«Нет, невозможно никак осуждать ни троян, ни ахейцев,
Что за такую жену без конца они беды выносят!
Страшно похожа лицом на богинь она вечноживущих.
Но, какова б ни была, уплывала б домой поскорее,

Не оставалась бы с нами, — и нам на погибель, и детям!»
Так говорили. Приам подозвал к себе громко Елену:
«Милая дочь, подойди-ка поближе и сядь предо мною!
Первого мужа увидишь, родных и друзей твоих близких.
Ты предо мной невиновна; одни только боги виновны;

Боги с войной на меня многослезной подняли ахейцев.
Сядь же сюда, назови мне огромного этого мужа, —
Что это там за ахеец, высокий такой и могучий?
Выше его головой меж ахейцами есть и другие,
Но никогда не видал я такого красивого мужа,

С видом почтенным таким. На царя он осанкой походит».
И отвечала Приаму Елена, богиня средь женщин:
«Свекор мой милый, внушаешь ты мне и почтенье, и ужас.
Лучше бы горькую смерть предпочла я в то время, как в Трою
С сыном твоим отправлялась, покинувши брачную спальню,

Малую дочку, и близких родных, и пленительных сверстниц.
Но не случилося так, и о том исхожу я слезами.
Это ж тебе я скажу, что спросил и узнать пожелал ты:
Там пред тобою пространнодержавный Атрид Агамемнон, —
И копьеборец могучий, и доблестный царь вместе с этим.

Деверь он был мне, собаке! Да, был он мне деверь когда-то!»
Так говорила. И старец, дивясь на Атрида, воскликнул:
«О, Агамемнон блаженный, судьбой отличенный с рожденья!
Сколько ахейских сынов под твоим я тут вижу началом!
Некогда быть мне пришлось во Фригии, богатой лозами,

Видел я там превеликую рать быстроконных фригийцев,
Видел народы Отрея и равного богу Мигдона.
У берегов сангарийских тогда они станом стояли.
Был я союзником их и средь воинства их находился
В день, как отбили они амазонок, мужчинам подобных.

Столько их не было там, сколько здесь быстроглазых ахейцев».
Дальше, вторым увидав Одиссея, спросил ее старец:
«Ну-ка скажи и об этом, дитя мое милое, кто он?
Хоть головой он пониже, чем славный Атрид Агамемнон,
Но поглядеть — так пошире его и плечами, и грудью.

На многоплодную землю доспех боевой его сложен,
Сам же обходит ряды он ахейцев, подобно барану;
Схожим он кажется мне с густошерстым бараном, который
Через обширное стадо овец белорунных проходит».
И отвечала Приаму Елена, рожденная Зевсом:

«Муж тот, о ком ты спросил, — Лаэртид Одиссей многоумный.
Он в каменистой стране, на Итаке на острове вырос,
В хитростях всяких искусный, во всяких решениях мудрый».
К ней Антенор обратился разумный с такими словами:
«Очень все правильно, женщина, то, что сейчас ты сказала:

Некогда ради тебя посланцами сюда приезжали
В Трою герой Одиссей с Менелаем, любимцем Ареса.
Я их тогда, как гостей, принимал у себя, угощал их.
Смог в это время узнать я и свойства обоих, и разум.
Вместе когда на собраньях троянцев они появлялись,

Если стояли, то плеч шириной Менелай выдавался,
Если ж сидели, казался видней Одиссей многоумный.
В час же, когда перед всеми слова они ткали и мысли, —
Быстро Атрид Менелай говорил свою речь пред собраньем,
Очень отчетливо, но коротко: многословен он не был,

Нужное слово умел находить, хоть и был помоложе.
Если ж стремительно с места вставал Одиссей многоумный, —
Тихо стоял и, потупясь, глядел себе под ноги молча;
Скипетром взад и вперед свободно не двигал, но крепко,
Как человек непривычный, держал его, стиснув рукою.

Ты бы сказал, что брюзга пред тобою, к тому же неумный.
Но лишь звучать начинал из груди его голос могучий,
Речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись.
С ним состязаться не мог бы тогда ни единый из смертных,
И уже прежнему виду его мы теперь не дивились».

Третьим увидев Аякса, выспрашивал старец Елену:
«Кто еще этот ахеец, высокий такой и могучий?
Он головой и плечами широкими всех превышает».
Длинноодеждная так отвечала Приаму Елена:
«Это Аякс великан — оплот и защита ахейцев.

Там, на другой стороне, словно бог, выдается меж критян
Идоменей; вкруг него и другие вожди их толпятся.
Частым он гостем бывал Менелая, любимца Ареса,
В доме у нас, приезжая с далекого острова Крита.
Вижу я там же и всех остальных быстроглазых ахейцев,

Всех я узнала б легко и по имени всех назвала бы.
Двух лишь найти не могу я строителей ратей: не видны
Кастор, коней укротитель, с кулачным бойцом Полидевком,
Братья родные мои, мне рожденные матерью общей.
Либо из Спарты прелестной с другими они не приплыли,

Либо, сюда и приплывши на быстрых судах мореходных,
В битву мужей не желают мешаться, бояся душою
Срама и многих упреков, какие мне пали на долю».
Так говорила. Но взяты уж были землей животворной
В Лакедемоне далеком они, в дорогой их отчизне.

А посланцы уж несли через город для клятвенной жертвы
Пару ягнят и вино, веселящее дух человека,
Полем взращенное, в козьих мехах. Идей же глашатай
С кубками шел золотыми и с ярко блестящим кратером.
Став перед старцем Приамом, его побуждал он словами:

«Встань, Лаомедонтиад, зовут тебя лучшие люди
Средь конеборных троянцев и меднодоспешных ахейцев
Вниз на равнину сойти, чтоб священные клятвы заверить.
Ибо твой сын Александр с Менелаем, любимцем Ареса,
С длинными копьями вступят за женщину в бой беспощадный.

Кто из двоих победит, тот получит ее и богатства.
Мы же, взаимную дружбу священною клятвой заверив,
В Трое останемся жить. В конями гордящийся Аргос
Те уплывут и в Ахайю, славную жен красотою».
Так он сказал. Содрогнулся Приам и товарищам тотчас

Коней велел запрягать. Проворно приказ был исполнен.
Старец взошел и за вожжи взялся, натянувши их сзади;
Возле него Антенор на прекрасную встал колесницу.
Быстрых коней через Скеи они на равнину погнали;
Прибыли к месту, где рати стояли троян и ахейцев,

На многоплодную землю сошли с колесницы блестящей
И посредине пошли между строем троян и ахейцев.
Тотчас тогда поднялися владыка мужей Агамемнон
И Одиссей многоумный. Барашков для клятвенной жертвы
Славные вестники к ним подвели и вина намешали

В ярко блестящий кратер, и водою им полили руки.
Вытащил после того Агамемнон свой ножик, который
Подле меча на огромных ножнах он носил постоянно,
Волосы срезал с голов у ягнят; и глашатаи оба
Роздали волосы лучшим мужам из троян и ахейцев.

Руки воздевши, усердно молился богам Агамемнон:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий!
Солнце, — о ты, что по целой вселенной все видишь и слышишь,
Реки, Земля и подземные боги, которые страшно
Людям почившим отмщают, коварно нарушившим клятву!

Будьте свидетели нам, охраняйте священные клятвы!
Если убьет Александр в поединке царя Менелая,
Пусть у себя он удержит Елену с богатствами всеми,
Мы же обратно домой уплывем на судах мореходных.
Если ж в бою Александра убьет Менелай русокудрый,

Пусть возвратят нам троянцы Елену с богатствами всеми,
Пусть аргивянам и пеню заплатят, какую прилично,
Так, чтобы память о ней и у дальних потомков осталась.
Если ж падет Александр, а Приам и Приамовы дети
Не захотят по условью мне выплатить должную пеню,

Буду за эту я пеню упорно сражаться и дальше,
Здесь оставаясь, пока окончанья войны не достигну».
Молвил и горла ягнят перерезал губительной медью;
В судорогах бьющихся он положил их тотчас же на землю,
Дух испускающих: силу они потеряли от меди.

После, вина зачерпнув из кратера в блестящие чаши,
Начали все совершать возлиянья богам и молиться.
Так не один говорил и в ахейских рядах, и в троянских:
«Зевс многославный, великий, и все вы, бессмертные боги!
Первых, которые, клятвы нарушив, проявят враждебность, —

Пусть их мозги, как вот это вино, по земле разольются,
Их и детей их; а жен пусть другие взведут на постели!»
Так говорили. Однако молитв их Кронид не исполнил.
К ним обратился владыка Приам Дарданид со словами:
«Слушайте, Трои сыны и ахейцы в красивых поножах!

Снова теперь я в открытый ветрам Илион удаляюсь.
Сил у меня недостанет глазами смотреть, как сражаться
Будет мой сын дорогой с Менелаем, любимцем Ареса.
Знает один только Зевс и другие бессмертные боги,
Смертный конец в поединке кому из двоих предназначен».

Муж богоравный ягнят положил в колесницу, поднялся
Сам на нее и за вожжи взялся, натянувши их сзади.
Возле него Антенор на прекрасную встал колесницу.
Оба в родимый они Илион возвратились обратно.
Гектор меж тем Приамид с Одиссеем божественным место

Для поединка сначала отмерили, после же, бросив
Жребии в шлем медяной, сотрясали их, чтобы решилось,
Кто из противников первый копье свое медное бросит.
Оба ж народа молились бессмертным и руки вздевали.
Так не один говорил и в ахейских рядах, и в троянских:

«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий!
Кто из обоих во всем, что меж нами случилось, виновен,
Сделай, чтоб, насмерть сраженный, в жилище Аида сошел он,
Мы ж меж собой утвердили б священные клятвы и дружбу!»
Так говорили. Потряс шлемоблещущий Гектор великий

Жребии, глядя назад. И выскочил жребий Париса.
Все после этого сели рядами, где каждый оставил
Быстрых своих лошадей и доспехи свои боевые.
Богоподобный Парис же, супруг пышнокудрой Елены,
Стал между тем облекать себе плечи доспехом прекрасным.

Прежде всего по блестящей поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой;
Следом за этим и грудь защитил себе панцырем крепким
Брата Ликаона,28Панцырь брата Ликаона. — Сам Парис как легко вооруженный стрелок из лука вышел на поле битвы без тяжелого панцыря. точно ему приходившимся впору.
Сверху на плечи набросил сначала свой меч среброгвоздный

С медным клинком, а потом и огромнейший щит некрушимый;
Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,
С гривою конскою; страшно над шлемом она волновалась.
Крепкое взял и копье, по руке его тщательно выбрав.
Так же совсем и герой Менелай снаряжался на битву.

После того как в толпе средь своих они к бою оделись,
На середину меж ратей враждебных противники вышли,
Взглядами грозно сверкая. Охватывал ужас смотрящих
Конников храбрых троян и красивопоножных ахейцев.
Близко друг к другу они подошли на измеренном поле,

Копья в руках сотрясая и злобясь один на другого.
Первым Парис боговидный послал длиннотенную пику
В щит, во все стороны равный, ударивши ею Атрида;
Но не смогла она меди прорвать, и согнулося жало
В твердом щите Менелая. Вторым Менелай русокудрый

Медную пику занес и взмолился к родителю Зевсу:
Дай отомстить человеку, кто первый худое мне сделал,
Дай, о владыка, чтоб мною сражен был Парис боговидный,
Чтоб ужасался и каждый из позже родившихся смертных
Гостеприимному злом воздавать за радушье и дружбу!»

Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику,
В щит, во все стороны равный, ударивши ею Париса;
Щит светозарный насквозь пробежала могучая пика,
Быстро пронзила искусно сработанный панцырь блестящий
И против самого паха хитон у Париса рассекла.

Тот увернулся и этим избегнул погибели черной.
Сын же Атрея, извлекши стремительно меч среброгвоздный,
Грянул с размаху по гребню на шлеме: но меч, от удара
В три иль четыре распавшись куска, из руки его выпал.
И возопил Менелай, на широкое небо взглянувши:

«Нет никого средь бессмертных зловредней тебя, о Кронион!
Я уже думал отмстить Александру за низость, — и что же?
Меч у меня разломался в руках на куски, и без пользы
Пика моя излетела из рук. И его не убил я!»
Ринулся он на Париса, за шлем ухватил коневласый

И потащил, повернувшись, к красивопоножным ахейцам.
Стиснул узорный ремень Александрову нежную шею,
Под подбородком его проходивший от шлема, как подвязь.
И дотащил бы его Менелай, и покрылся бы славой,
Если б остро не следила за всем Афродита богиня:

Подвязь из кожи быка, убитого силой, порвала,
Шлем лишь один очутился в могучей руке Менелая.
В воздухе шлем Менелай закружил и швырнул его быстро
К пышнопоножным ахейцам; и шлем тот друзья подобрали.
Бросился вновь он вперед, поразить Александра желая

Медным копьем. Но нежданно его унесла Афродита,
Очень легко, как богиня, сокрывши под облаком темным.
В сводчатой спальне душистой его усадила, сама же
Быстро пошла, чтоб Елену позвать, и нашла ее вскоре
В башне высокой; вокруг же троянки толпою сидели.

Дернула тихо богиня ее за нектарное платье,
Древнерожденной старухе обличьем своим уподобясь,
Пряхе, которая в дни, как жила еще в Спарте Елена,
Шерсть ей пряла превосходно и очень Елену любила.
Ей уподобившись, так Афродита богиня сказала:

«В дом возвратись поскорее, тебя Александр призывает.
Он уже в спальне сидит на кровати точеной, сияя
И красотой, и одеждой; и ты никогда б не сказала,
Что из сраженья он с мужем пришел, но что хочет итти он
На хороводы иль сел отдохнуть, с хороводов пришедши».

Так ей сказала и душу Елены в груди взволновала.
Лишь увидала Елена прекрасную шею богини,
Прелести полную грудь и блистание глаз ее ярких, —
В ужас пришла; обратилась к богине и так ей сказала:
«О, для чего обольстить меня снова, жестокая, хочешь?

Может быть, дальше меня, в многолюдный какой-нибудь город
Фригии или прелестной Меонии хочешь увлечь ты?
Может, и там средь людей, предназначенных к смерти, нашелся
Милый тебе? Побежден Александр боговидный Атридом;
Хочет со мною, мерзавкой, домой Менелай возвратиться.

Вот из-за этого ты и явилася с кознями в мыслях.
Шла бы к Парису сама! От путей отрекися бессмертных,
Больше ногой никогда не касайся вершин олимпийских,
Оберегай его вечно, терпи от него, и в награду
Будешь женою ему или даже наложницей только!

Я же к нему не пойду. И позорно совместное ложе
Мне для спанья оправлять. Надо мной все троянские жены
Будут смеяться. Довольно и так мне для сердца страданий».
Вспыхнувши гневом, ответила ей Афродита богиня:
«Дерзкая, смолкни! Меня не серди или я тебя брошу,

Возненавижу с такою же силой, как прежде любила;
Лютую злобу к тебе разожгу и у тех, и у этих,
В ратях троян и данайцев, и злою ты смертью погибнешь!»
Так ей сказала. Елена, Зевсова дочь, испугалась
И, серебристо-блестящим одевшись покровом, в молчаньи,

Скрытно от женщин троянских, пошла; божество перед нею.
Вскоре пришли они обе к прекрасному дому Париса.
Быстро опять за работу взялися служанки. Она же
В спальню высокую молча вступила — богиня средь женщин.
Стул тут взяла Афродита улыбколюбивая в руки,

Перенесла и, — богиня! — поставила близ Александра.
Дочь Эгиоха-Зевеса Елена на стул тот уселась
И, отвративши глаза, упрекала супруга словами:
«С боя пришел ты? О, лучше бы, если бы там и погиб ты,
Мужем сраженный могучим, что был мне когда-то супругом!

Прежде не сам ли ты хвастал, что силой, копьем и рукою
Ты превосходишь царя Менелая, любимца Ареса?
Что ж, возвращайся обратно! Иди, вызывай Менелая
Снова сойтись в поединке. Но, впрочем, советую лучше
Повоздержаться, и впредь с Менелаем, любимцем Ареса,

Не воевать безрассудно войною и боем не биться,
Иначе быстро тебя укротит его крепкая пика!»
И, отвечая Елене, такие слова он промолвил:
«Не отягчай мне, жена, оскорбленьями тяжкими душу!
Нынче меня победил Менелай при поддержке Афины,

Завтра же я его: есть и у нас покровители боги!
Ну, а теперь мы с тобой на постели любви предадимся!
Страстью такой у меня никогда еще ум не мутился,
Даже тогда как впервые на быстрых судах мореходных
Лакедемон мы прелестный покинули и на скалистом

Острове соединились с тобою любовью и ложем.
Нет, и в то время со страстью такою тебя не любил я!»
Так он сказал и к постели пошел, а за ним и супруга.
Рядом друг с другом они улеглись на кровати сверленой.29Сверленая кровать. — В просверленных дырках кровати укреплены были ремни, заменявшие в постели наш матрац.
Сын же Атрея метался по толпам, как зверь разъяренный,

Взоры бросая кругом, не увидит ли где Александра.
Но ни единый из храбрых троян иль союзников славных
Мощному сыну Атрея не мог указать Александра.
Прятать из дружбы никто бы не стал его, если б увидел:
Всем одинаково был он, как черная смерть, ненавистен.

К ним обратился тогда повелитель мужей Агамемнон:
«Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных!
Видимо всем торжество Менелая, любимца Ареса.
Вы аргивянку Елену с богатством ее увезенным
Выдайте нам, заплатите и пеню, какую прилично, —

Так, чтобы память о ней и у дальних потомков осталась».
Дружно одобрили слово его остальные ахейцы.

Песнь четвертая

Нарушение клятв. Агамемнонов обход

Боги в чертоге с полом золотым возле Зевса сидели
И меж собой совещанье держали. Владычица Геба
Нектар богам разливала. Они золотыми друг другу
Кубками честь воздавали, на город троянцев взирая.

Вдруг задеть захотелось Зевесу державному Геру
Речью язвительной. Так он супруге сказал, насмехаясь:
«Две тут заступницы есть средь богинь за царя Менелая:
Гера аргивская вместе с Алалкоменидой Афиной.30Алалкоменида — прозвище Афины по городку Алалкомены в Беотии; там находился древнейший ее храм.
Обе однако сидят себе здесь, наблюдают и тешат

Души свои. С Афродитой улыбколюбивой — иначе:
Вечно она при Парисе, от смерти его охраняет;
Вот и сегодня: спасла, когда умереть он уж думал.
Но ведь победа-то все ж за царем Менелаем осталась.
Следует нам обсудить, как дела эти дальше направить:

Снова ли злую войну возбудить и ужасную сечу,
Иль меж обеих сторон заключить соглашенье и дружбу?
Если покажется мысль моя всем вам приятной и милой,
Пусть государство владыки Приама останется целым,
Царь Менелай же домой возвратится с аргивской Еленой».

Так он сказал. Негодуя, вздыхали Афина и Гера.
Рядом сидели они, измышляя несчастья троянцам.
Слушала молча Афина, ни слова в ответ не сказала;
Лютою злобой она волновалася в гневе на Зевса.
Гера же, гнева в груди не вместивши, сказала Крониду:

«Что за слова, жесточайший Кронид, ты ко мне обращаешь!
Как же ты можешь желать неоконченным сделать и тщетным
Труд мой и пот мой, каким я потела в трудах? Истомила
Я и коней, на Приама с детьми собирая ахейцев.
Действуй; но прочие боги тебя тут не все одобряют».

С гневом великим ответил ей Зевс, облаков собиратель:
«Странная ты! Ну, какое Приам и Приамовы дети
Зло причиняют тебе, что о том ты и думаешь только,
Как бы сгубить Илион, прекрасно построенный город!
Если бы, вторгшись в ворота и стены высокие Трои,

Ты бы живьем пожрала и Приама с детьми, и троянцев
Всех остальных, — лишь тогда бы ты злобу свою исцелила!
Делай, как хочешь. Не стоит, чтоб этот раздор между нами
В будущем создал большую вражду между мной и тобою.
Слово иное скажу я, и в сердце обдумай то слово:

Если и я пожелаю какой-нибудь город разрушить, —
Город, в котором мужи обитают, тебе дорогие, —
И моего не задерживай гнева, а дай мне свободу;
Так и тебе ее дать я согласен, в душе несогласный.
Меж городами людей, на земле беспредельной живущих,

Сколько на свете ни есть их под солнцем и звездами неба,
Сердцем всех больше моим Илион почитался священный,
И повелитель Приам, и народ копьеносца Приама.
Там никогда мой алтарь не лишался ни жертвенных пиршеств,
Ни возлияний, ни дыма, что нам от людей подобает».

Зевсу сказала в ответ волоокая Гера богиня:
«В мире три города есть наиболее мне дорогие:
Аргос великий, Микена широкодорожная, Спарта.
Их истребляй, если станут тебе чем-нибудь ненавистны;
Я не вступаюсь за них, не завидую. Если бы даже

Стала завидовать я и противиться их истребленью, —
Малого б тем я достигла: меня ты намного сильнее.
Нужно, однако, труды и мои не напрасными делать.
Бог я такой же, как ты, одного и того же мы рода;
Более старшей на свет произвел меня Крон хитроумный;

Честь мне двойная: за род и за то, что твоею супругой
Я называюсь; а ты над бессмертными властвуешь всеми.
Будем же в этом с тобою уступчивы друг перед другом, —
Я пред тобою, а ты предо мной, чтоб и прочие боги
Нам подражали. Теперь же скажи поскорее Афине,

Чтобы спустилася к битве кровавой троян и ахейцев
И соблазнила троянцев нарушить предательски клятву,
Только что данную ими гордящимся славой ахейцам».
Не был богине родитель мужей и богов непослушен
И со словами крылатыми так обратился к Афине:

«К войску троян и ахейцев отправься как можно скорее
И соблазни-ка троянцев нарушить предательски клятву,
Только что данную ими гордящимся славой ахейцам».
То, что велел он Афине, давно и самой ей желалось.
Бросилась быстро Афина с высокой вершины Олимпа,

Словно звезда, чрез которую сын хитроумного Крона
Знаменье шлет морякам иль обширному войску народов,
Яркая, окрест нее в изобилии сыплются искры.
В виде таком устремилась на землю Паллада-Афина.
Пала в средину полков. Изумленье объяло глядевших

Конников храбрых троян и красивопоножных ахейцев.
Так не один говорил, поглядев на стоявшего рядом:
«Верно, начнутся опять и война, и кровавые сечи!
Либо же, может быть, дружбу кладет меж обоих народов
Зевс-Эгиох, человеческих войн вседержавный решитель!»

Так не один говорил и в ахейских рядах, и в троянских.
Вид Лаодока приняв, Антенорова храброго сына,
Зевсова дочерь Афина в толпу замешалась троянцев,
Пандара, равного богу, повсюду ища, — не найдет ли.
Вскоре нашла. Беспорочный и доблестный сын Ликаонов

Пандар стоял средь могучих рядов щитоносного войска,
Им приведенного в Трою от быстрых течений Эсепа.
Став близ него, устремила богиня крылатые речи:
«Сын Ликаона разумный, послушал бы ты, что скажу я!
Если б решился ты быстрой стрелой поразить Менелая,

В Трое у каждого б ты приобрел благодарность и славу,
Более ж всех у царя Александра, Приамова сына.
Не поскупился бы первый же он на дары дорогие,
Если бы вдруг увидал, как, твоею стрелой пораженный,
Доблестный царь Менелай на костер поднимается грустный.

Ну, так пусти же скорее стрелу в Менелая героя,
Давши обет Аполлону ликийскому, славному луком,
Из первородных ягнят принести гекатомбную жертву,
Только домой ты вернешься, в священные стены Зелеи!»
Так говорила Афина и ум убедила безумца,

Снял он с плеча полированный лук из рогов козерога
Резвого; некогда сам он ему из засады в то время,
Как со скалы он прыгнуть собирался, стрелой своей острой
В грудь угодил и спиною его на скалу опрокинул;
Из головы поднимались рога на шестнадцать ладоней.

Мастер друг к другу приладил рога, обработав искусно,
Вылощил лук и к концу золотое кольцо приспособил.
Лук свой пригнувши к земле, тетиву на него натянул он,
Сам укрываясь пока за щитами товарищей храбрых,
Чтобы с земли не вскочили Аресовы дети ахейцы

Раньше чем пустит стрелу в Менелая, любимца Ареса.
Сняв после этого крышку с колчана, стрелу из него он
Новую, в перьях, достал, — виновницу черных страданий;
Горькую эту стрелу наложил на изогнутый лук свой,
Давши обет Аполлону ликийскому, славному луком,

Из первородных ягнят принести гекатомбную жертву,
Только домой он вернется в священные стены Зелеи;
За тетиву и за корень стрелы одновременно взявшись,
Он до соска притянул тетиву и до лука — железо.
После того как великий свой лук круговидный согнул он,

Лук загудел, тетива зазвенела, стрела понеслася,
Острая, в гущу врагов, до намеченной жадная жертвы.
Но про тебя, Менелай, не забыли блаженные боги,
Прежде же прочих — Афина добычница, дочь Эгиоха.
Став пред тобою, стрелу она острую прочь отклонила,

С тела ее согнала, как в жаркую пору сгоняет
Мать надоедную муху со спящего сладко младенца.
В место стрелу согнала, где, сходясь, золотые застежки
С панцырем пояс смыкают, двойную броню образуя.
В пояс, вкруг панцыря плотно сомкнутый, стрела угодила,

Пышно украшенный пояс мгновенно насквозь пронизала,
Панцырь искусной работы пробила, достигла повязки,
Бывшей под ним, — охраны для тела, преграды для копий,
Лучшей защиты героя; ее она также пронзила
И по поверхности кожи скользнула, ее оцарапав.

Тотчас же черная кровь потекла из рассеченной раны.
Как для нащечников конских кариянка иль меонийка
Пурпуром красит слоновую кость и нащечники эти
В доме своем сохраняет; желало бы конников много
Их для себя получить; но лежит про царя украшенье,

Для лошадей красота, для возничих — великая слава.
Так у тебя, Менелай, обагрилися пурпурной кровью
Стройные бедра и голени вплоть до красивых лодыжек.
В ужас пришел Агамемнон владыка, как только увидел
Черную кровь, что струей побежала из братниной раны.

В ужас и сам Менелай многославный пришел. Но когда он
Зубья стрелы и завязки на шейке увидел вне тела,
Прежняя бодрость в груди пробудилась немедленно снова.
Тяжко стеная и брата за руку держа, Агамемнон
Так между тем говорил, и кругом их стенала дружина:

«Милый мой брат, на погибель тебе договор заключил я,
Выставив против троян одного из ахейцев сражаться!
Ими ты ранен. Попрали троянцы священную клятву!
Все ж не напрасными будут кровавые жертвы и клятвы,
Чистым вином возлиянья, друг другу пожатые руки.

Если сейчас не воздаст Олимпиец за гнусное дело,
Все же позднее воздаст; за обман свой заплатят троянцы, —
Женами, жизнью детей, головами своими заплатят!
Я хорошо это знаю, — рассудком и духом я знаю:
День придет, — и погибнет священная Троя. Погибнет

Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.
Зевс громовержец, живущий в эфире, высоко царящий,
Мрачной эгидою сам затрясет над народом троянцев
В гневе за их вероломство. И все это так и свершится!
Но величайшее горе доставишь ты мне, Менелай мой,

Если сегодня умрешь, окончания жизни достигнув!
В Аргос безводный придется вернуться мне с тяжким позором;
Тотчас тогда об отчизне покинутой вспомнят ахейцы.
На похвальбу и Приаму, и прочим надменным троянцам
Здесь мы оставим Елену аргивскую. В поле под Троей

Кости истлеют твои. Несвершенным останется дело.
И на высокий могильный курган Менелая героя
Вспрыгнет какой-нибудь наглый троянец и скажет со смехом:
«Если бы так и над всеми свой гнев утолял Агамемнон!
Он к Илиону ахейскому рать приводил бесполезно

И с кораблями пустыми обратно домой воротился,
В отчую землю, оставивши здесь храбреца Менелая».
Скажет он так, и тогда — расступись ты, земля, подо мною!»
Дух, ободряя его, отвечал Менелай русокудрый:
«Брат, ободрися и в страх не вводи ополчений ахейских!

В место попала стрела неопасное; пояс сначала
Пестроузорный ее удержал, а потом и передник
С медной повязкой, — над ней кузнецы потрудились немало».
Брату немедля в ответ сказал Агамемнон владыка:
«О, когда б так и было, возлюбленный брат мой!

Рану ж исследует врач и лекарство, какое потребно,
К ране приложит твоей, чтобы черные боли исчезли».
Был им немедленно позван божественный вестник Талфибий:
«Сколько, Талфибий, возможно, скорей позови Махаона, —
Мужа, родитель которого — врач безупречный Асклепий,

Чтобы пришел осмотреть Менелая, любимца Ареса.
Кто-то его из троянских искусных стрелков иль ликийских
Ранил стрелою на славу себе и на горесть ахейцам».
Так Агамемнон сказал. И его не ослушался вестник.
Быстро идя через войско ахейцев, высматривал зорко

Он Махаона героя. Его он увидел стоящим
В гуще могучих рядов щитоносных племен, что из Трикки
Конепитающей следом за ним к Илиону явились.
Став близ него, он к нему обратился с крылатою речью:
«Асклепиад, поспеши! Агамемнон тебя призывает,

Чтоб осмотрел ты вождя Менелая, Атреева сына;
Кто-то его из троянских искусных стрелков иль ликийских
Ранил стрелою на славу себе и на горесть ахейцам».
Так говорил он и душу в груди Махаона встревожил.
Быстро сквозь толпы пошли по великому войску ахейцев.

К месту пришли, где, задетый стрелой, Менелай находился.
Лучшие люди из ратей ахейских вокруг собралися.
Тотчас, бессмертным подобный, вошел Махаон в середину
И попытался стрелу из атридова пояса вынуть;
Но заостренные зубья обратно ее не пускали.

Пояс узорный тогда расстегнул он, а после — передник
С медной повязкой, — немало над ней кузнецы потрудились.
Рану увидел тогда, нанесенную горькой стрелою,
Высосал кровь и со знаньем лекарствами рану посыпал,
Как дружелюбно родитель его был обучен Хироном.31Хирон — мудрый кентавр, воспитатель Ахиллеса, Кастора, Полидевка и других героев; он обучал их на горе Пелионе музыке, врачеванию, гимнастике и прорицанию.

Так хлопотали они вкруг владыки царя Менелая.
А уж густые ряды щитоносцев троян наступали.
Вспомнив о бое, ахейцы поспешно надели доспехи.
Тут не увидел бы ты Агамемнона, сына Атрея,
Дремлющим, или трусливым, иль кинуться в бой не хотящим.

Всею душою к мужей прославляющей битве рвался он.
Коней оставил Атрид с колесницей, пестреющей медью.
Яро храпящих, держал в стороне их возница Атрида,
Евримедонт, Птолемеем рожденный, Пиреевым сыном.
Близко держаться ему приказал Агамемнон на случай,

Если, давая приказы, усталость почует он в членах.
Сам же пешком обходил построения ратей ахейских.
Тех быстроконных данайцев, которые в бой торопились, —
Их ободрял он словами и с речью такой обращался:
Воины Аргоса, дайте простор вашей удали буйной!

Зевс, наш отец, никогда вероломным защитой не будет.
Тех, кто священные клятвы предательски первый нарушил, —
Будут их нежное тело расклевывать коршуны в поле,
Их же цветущих супруг молодых и детей малолетних
В плен увезем мы в судах, как возьмем крепкостенную Трою».

Если же видел, что кто уклониться желает от боя,
Тех Агамемнон бранил, обращаясь с разгневанной речью:
«Жалкие трусы, бахвалы! Ужель вам, ахейцы, не стыдно?
Что, растерявшись, стоите вы здесь, как пугливые лани?
Лани, когда утомятся, бежав по широкой равнине,

Кучей теснятся, и нет никакой у них смелости в сердце.
Так, растерявшись, и вы здесь стоите и в бой не идете!
Ждете ль, покамест троянцы прорвутся до мест, на которых
Наши стоят корабли у берега моря седого,
Чтобы увериться, вас ли рукой покрывает Кронион?»

Так, раздавая приказы, ряды обходил Агамемнон.
К критянам он подошел, через встречные толпы пробравшись,
В бой снаряжались они вкруг отважного Идоменея.
Храбростью вепрю подобный, в передних рядах он держался.
Вождь же другой, Мерион, назади возбуждал ополченья.

Радость почувствовал, их увидавши, Атрид Агамемнон.
К Идоменею тотчас обратился он с ласковой речью:
«Идоменей, между всех быстроконных данайцев тебя я
Чту наиболее, — как на войне и в делах всевозможных,
Так и на наших пирах, где аргивские лучшие люди

Воду мешают в кратерах с почетным вином искрометным.
Ибо, где прочие длинноволосые мужи-ахейцы
Мерою пьют, никогда ты пустым, как и я, не оставишь
Кубка, — сейчас же наполнишь и пьешь, если дух твой прикажет.
В бой же! И доблесть яви, каковой ты и раньше гордился».

Идоменей ему, критян начальник, сказал, отвечая:
«Славный Атрид, неизменно тебе я товарищем верным
Буду, как раньше когда-то тебе обещал и поклялся.
Длинноволосых однако других возбуди-ка ахейцев
Битву начать поскорее. Нарушили клятву троянцы!

В будущем черная смерть и жестокие бедствия ждут их:
Первыми клятв не сдержали они и обеты попрали».
Радуясь сердцем, Атрид Агамемнон отправился дальше.
К войску Аяксов пришел, пробираясь сквозь встречные толпы.
В бой снаряжались они, окруженные тучею пеших.

Так же, как если с вершины скалистой огромную тучу
Козий пастух заприметит, гонимую с моря Зефиром;
Издали взору его, как смола, представляяся черной,
Мчится над морем она и ведет ураган за собою;
С ужасом смотрит пастух и стада свои гонит в пещеру.

Схожие с тучей такой, за Аяксами к жаркому бою
Юношей, Зевсом вскормленных, стремились густые фаланги, —
Черные, грозно щетинясь щитами и жалами копий.
Возвеселился душой Агамемнон, увидев и этих.
Громко к обоим он им обратился с крылатою речью:

«Храбрые мужи Аяксы, вожди аргивян меднолатных!
Нет вас нужды ободрять, никаких не даю вам приказов.
Сами прекрасно народ вы ведете в упорную битву.
Если б, о Зевс, наш родитель, Афина и Феб дальновержец, —
Если б у каждого в сердце подобное мужество было,

Скоро пред нами поник бы Приама властителя город,
Нашими взятый руками и в прах уничтоженный нами!»
Так произнесши, оставил он их и к другим устремился.
Встретился Нестор ему, звучногласый оратор пилосский.
Строил товарищей он и сердца распалял их на битву.

Рядом стояли огромный Пелагонт, Аластор и Хромий,
Знатный и храбрый Гемон и Биант, предводитель народов.
Конных мужей впереди с колесницами Нестор построил,
Сзади же пеших поставил бойцов, — многочисленных, храбрых,
В битве оплотом служить, а трусливых загнал в середину,

Чтоб и тому, кто не хочет, сражаться пришлось поневоле.
Прежде всего ездоков наставлял он, приказывал строго
Коней рядами держать и нестройной толпой не тесниться:
«Чтобы никто, на искусство и силу свою полагаясь,
Против троян впереди остальных в одиночку не бился,

Чтоб и обратно не правил! Себя вы ослабите этим.
Если же кто колесницей своею на вражью наедет,
Пику наставь наперед: наилучший для конника способ.
Предки таким же путем города разгромляли и стены,
Разум и волю такие ж в груди у себя сохраняли».

Так возбуждал их старик, издавна уже опытный в войнах.
Радость Атрида взяла и тогда, как его он увидел,
К Нестору громко с словами крылатыми он обратился:
«Если б, о старец, как дух неослабный в груди твоей милой,
Ноги служили тебе и осталась бы в свежести сила!

Но утесняет тебя неизбежная старость. О, если б
Мужи другие старелись, а ты б оставался меж юных!»
Нестор, наездник геренский, ему отвечая, промолвил:
«Очень и сам я желал бы, Атрид, оставаться, каким я
Некогда был, убивая Еревфалиона героя.

Сразу, однако, всего не даруют бессмертные людям;
Юношей был я, теперь же мне спутницей сделалась старость.
Но и таким я пойду между конными, их направляя
Словом своим и советом: вот честь, что осталась для старцев.
Копьями ж будут сражаться мужи помоложе, какие,

Позже родившись, чем я, на свою полагаются силу».
Радуясь сердцем, Атрид Агамемнон отправился дальше.
Встретил наездника он Менесфея, Петеева сына.
Он средь афинян стоял, возбудителей бранного клича.
Там же, вблизи Менесфея, стоял Одиссей многоумный;

Вкруг же него кефалленцев ряды, не бессильных в сраженьях,
Праздно стояли. Никто не слыхал еще бранной тревоги:
Только что подняты были и шли друг на друга фаланги
Конников быстрых троян и ахейцев. Они же стояли, —
Ждали, когда, наступая, другая колонна ахейцев

Против троянцев ударит, чтоб тотчас в сраженье ввязаться.
Их увидав, на обоих набросился царь Агамемнон,
Громко позвал и с словами крылатыми к ним обратился:
«Сын скиптроносца Петея, питомца Крониона Зевса,
Также и ты, хитродей, преисполненный злого коварства!

Что вы стоите тут, ежась от страха, других выжидая?
Вам надлежало б обоим в передних рядах находиться,
Первыми в жаркую битву бросаться, других увлекая.
Первыми вы от меня ведь о пиршествах слышали наших,
Если сбиралися пир мы, ахейцы, задать для старейшин.

Было приятно тогда насыщаться вам жареным мясом,
Пить, сколько хочет душа, медосладкие вина из кубков?
Здесь же вы рады смотреть, когда впереди перед вами
Хоть бы и десять ахейских колонн воевало с врагами!»
Гневно взглянув на него, отвечал Одиссей многоумный:

«Что за слова у тебя сквозь ограду зубов излетели!
Мы, говоришь ты, от битв уклоняемся? Только ахейцы
Ярость Ареса поднимут на коннодоспешных троянцев, —
Если захочешь и нужно тебе, то увидишь, как первым
Милый отец Телемаха ворвется в фаланги густые

Конников храбрых троянцев. Слова ты пускаешь на ветер!»
Гневным увидев его, улыбнулся Атрид Агамемнон,
Взял свое слово обратно и так отвечал Одиссею:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!
Ни упрекать чересчур, ни приказывать я не намерен.

Знаю и сам я, что дух твой намерений дружеских полон
В милой груди, и что ты одинаково мыслишь со мною.
В бой же! А если сегодня что сказано было плохое, —
После уладим. Пусть боги для нас это сделают вздором!»
Так он сказал, и оставил их там, и к другим устремился.

Встретил Тидеева сына, лихого душой Диомеда.
Он в запряженной стоял колеснице, сколоченной крепко.
Подле него находился Сфенел, Капанеем рожденный.
Также на сына Тидея набросился царь Агамемнон,
Громко окликнул его и крылатое вымолвил слово:

«Мужа бесстрашного сын, укротителя коней Тидея!
Что ты от страха присел, что глазеешь на поле сраженья?
Так трепетать и робеть не в обычае было Тидея;
Он далеко впереди пред фалангами бился с врагами.
Так говорили, кто видел дела его; сам я не видел,

С ним не встречался; но всех, говорят, превышал он геройством.
Некогда он, — не с войной, а как гость, — появился в Микенах
Вместе с подобным богам Полиником, войска собирая:
Шли на осаду они священной твердыни фиванской.
Дать им союзников славных просили они у микенцев.

Те соглашалися дать, отнеслись с одобрением к просьбе;
Знаменьем грозным однако от этого Зевс удержал их.
Вышли вожди из Микен и в дорогу отправились дальше
И берегов травянистых достигли заросшей осокой
Речки Асопа; оттуда ахейцы послали Тидея

Снова послом. И пошел он, и в Фивах увидел не мало
Кадма сынов, пировавших в дому Этеокловой силы.
Там конегонщик Тидей, хоть и был чужестранец, нисколько
Не испугался, один оказавшись средь многих кадмейцев.
На состязанья он вызвал их всех и во всех состязаньях

Очень легко победил. Помогала герою Афина.
Злобой к Тидею зажглись погонятели коней кадмейцы;
При возвращеньи засаду ему подготовили тайно;
Ждало его пятьдесят затаившихся юношей храбрых,
С ними вожди их, — Меон Гемонид, на бессмертных похожий,

И Полифонт, Автофоном рожденный, в сражениях твердый.
Но и для этих Тидей жесточайший коней уготовил;
Всех перебил, одному лишь позволил домой воротиться:
Знаменью вечных богов покоряясь, не тронул Меона.
Вот был какой этолиец Тидей! А вот сына родил он

В битвах похуже, чем он, а получше в одних лишь собраньях!»
Так он сказал; и ему ничего Диомед не ответил;
С полным почтеньем упреки царя он почтенного слушал;
Сын Капонея Сфенел же немедля ответил Атриду:
«Ложь, Агамемнон, оставь! Ведь прекрасно ты истину знаешь!

Мы справедливо гордимся, что наших отцов мы храбрее.
Мы овладеть и седалищем Фив семивратных32Семивратные Фивы — в Беотии, в отличие от стовратных Фив в Египте. Было два легендарных похода аргивских героев против Фив. В первом («поход семи против Фив») участвовали герои Адраст, Полиник, Тидей, Капаней и др. Но они погубили себя «безрассудным нечестьем». Во время штурма города Капаней, взойдя на стену, кощунственно закричал, что даже молния Зевса не сгонит его со стены. Зевс сверг его со стены и обратил все войско в бегство. Второй поход против Фив («поход эпигонов») был предпринят сыновьями упомянутых героев, — Эгиалеем, Ферсандром, Диомедом, Сфенелом и др. Они взяли Фивы и разорили их. сумели,
В меньшем числе подступивши под более крепкие стены,
Знаменьям веря богов и надеясь на зевсову помощь.
Наши ж отцы безрассудным нечестьем себя погубили.

Славы отцов не равняй, Агамемнон, со славою нашей!»
Гневно взглянув на него, возразил Диомед многомощный:
«Дяденька, смолкни-ка лучше и выслушай то, что скажу я!
Я не могу на Атрида, владыку народов, сердиться,
Если на бой побуждает он пышнопоножных ахейцев:

Ждет Агамемнона слава великая, если троянцы
Будут разбиты и Троей священною мы овладеем;
Горе великое ждет, если будут разбиты ахейцы.
Ну же, так вспомним с тобою мы оба кипящую храбрость!»
Так он сказал и в доспехах спрыгнул с колесницы на землю.

Страшно вкруг груди владыки прыгнувшего медь зазвенела,
В ужас пришел бы, увидев его, и храбрейший из смертных.
Так же, как быстрые волны о берег морской многозвучный
Бьются одна за другою, гонимые ветром Зефиром;
В море сначала они вырастают, потом, наскочивши

На берег, с громом ужасным дробятся, и выше утесов
Скачут горбатые волны и пеной соленой плюются, —
Так непрерывно одна за другою фаланги ахейцев
Двигались в бой на троянцев. Начальник давал приказанья,
Каждый — своим. Остальные молчали, и было бы трудно

Даже подумать, что голос имеет вся эта громада.
Молча шагали, вождей опасаясь своих; и сиянье
Шло от узорных доспехов, которые их облекали.
Так же, как овцы в овчарне богатого мужа, когда их
Многими сотнями доят, своим непрерывным блеяньем

Воздух кругом наполняют, на голос ягнят отзываясь, —
Крики такие по всей раздавалися рати троянской.
Но не у всех одинаков был крик, одинаковы речи:
Много смешалося здесь языков разноземных народов.
Этих Apec возбуждал, а данайцев — Паллада-Афина,

Ужас и Страх и ничем ненасытная Распря-Эрида,
Мужеубийцы Ареса родная сестра и товарищ.
Малой вначале бывает она, но потом головою
В небо уходит, ногами же низом, землею шагает.
В толпы врагов замешавшись, и тут она равною злобой

Тех и других распаляла, чтоб тяжкие стоны умножить.
Вот уже в месте едином сошлися враждебные рати.
Сшиблися разом и щитные кожи, и копья, и силы
Меднодоспешных мужей. Ударялись щиты друг о друга
Выпуклобляшные. Всюду стоял несмолкающий грохот.

Вместе смешалося все, — похвальбы и предсмертные стоны
Тех, что губили и гибли. И кровью земля заструилась.
Так же, как две наводненных реки, по ущелистым руслам
С горных вершин низвергая шумящие грозно потоки,
В общей долине сливают свои изобильные воды;

Шум их пастух издалека с утеса нагорного слышит, —
Так от смешавшихся ратей и шум разливался, и ужас.
Первым поверг Антилох у троянцев воителя мужа,
Храброго, между передних, Фалисия ветвь, Эхепола.
В гребень косматого шлема троянца он первый ударил.

Лоб пронизавши, вбежала глубоко во внутренность кости
Медная пика. И тьмою глаза Эхепола покрылись.
Башней высокой он рухнул на землю средь схватки могучей.
За ноги тело упавшего царь ухватил Елефенор,
Сын Халкодонта, начальник высоких душою абантов.

И потащил из-под копий и стрел, чтоб как можно скорее
Латы совлечь. Но недолго его продолжались старанья.
Видя, как тащит он труп за собой, Агенор крепкодушный
В бок, при наклоне его под щитом обнажившийся прочным,
Острою медною пикой ударил и члены расслабил.

Только он дух испустил, как вокруг загорелося дело
Жаркое между троян и ахейцев. Как волки, бросались
Мужи одни на других; человек с человеком сцеплялся.
Сын Анфемиона юный, подобный богам Симоесий,
Теламонидом Аяксом убит был. Спустившися с Иды

С матерью вместе, с отцом, чтоб взглянуть на овечьи отары,
Некогда мать родила его близ берегов Симоента.
Вот почему он звался Симоесием. Но за заботы
Милым родителям он не успел отплатить; кратковечной
Жизнь его стала под пикой великого духом Аякса.

Выступил первым вперед он, и в грудь ему пика попала,
В правый сосок; и насквозь через плечо пробежало наружу
Медное жало. И на землю в пыль он свалился, как тополь,
Выросший в низменном месте, в средине широкой долины,
Гладкий и ровный, на самой вершине раскинувший ветки.

Мастер его колесничный блистающим срезал железом,
Чтоб на ободья согнуть для колес колесницы прекрасной;
Там на речном берегу распростерт он и медленно сохнет.
С тополем схожий, лежал Симоесий, от лат обнаженный
Богорожденным Аяксом. В Аякса внезапно ударил

Острым копьем из толпы сын Приама, Антиф пестролатный,
Но промахнулся. Попал же он в пах Одиссееву другу,
Храброму Левку, тащившему труп в это время из свалки.
Левк возле трупа свалился, и труп из руки его выпал.
Гневом вспылал Одиссей, увидавши убитого друга.

Вышел вперед из рядов, облеченный сверкающей медью,
Стал очень близко от тела и, зорко вокруг оглядевшись,
Бросил блестящую пику. Назад отступили троянцы
Перед метнувшим. И пику метнул Одиссей не впустую:
В Демокоонта попал он, побочного сына Приама,

От табунов лошадиных прибывшего из Абидоса.
Пикой его Одиссей, раздраженный за друга, ударил
Прямо в висок, и с другой стороны головы из виска же
Вышло ее острие, и глаза его тьмою покрылись.
Грянулся на землю он, и доспехи на нем зазвенели.

Взад подалися передних ряды и блистательный Гектор.
Крикнули громко ахейцы, убитых к себе оттащили
И устремились вперед. Негодуя, смотрел из Пергама
Бог Аполлон дальнострельный. И громко вскричал он троянцам:
«Конники Трои! Смелее, вперед! Не сдавайте ахейцам

Поле сраженья! Ведь кожа у них не железо, не камень!
Острою медью ударишь — удара она не задержит!
И не свирепствует здесь Ахиллес быстроногий сегодня:
Всё пред судами свой гнев переваривать он продолжает».
Так к ним из города бог обращался ужасный. Ахейцев

Зевсова дочь возбуждала, преславная Тритогенея,33Тритогенея — по объяснению древних, рожденная на берегу беотийской лесной речки Тритона.
К каждой толпе подходила, где люди на бой не спешили.
Тут Амаринкова сына Диора судьба оковала.
Камнем зубристым он был поражен возле щиколки самой
В правую голень; его поразил предводитель фракийцев

Пейрос, Имбрасом рожденный, прибывший под Трою из Эны.
И сухожилия оба, и кость раздробил совершенно
Камень бесстыдный. И навзничь Диор повалился на землю.
К милым товарищам обе руки простирал он с мольбою,
Дух испуская. Но тот подбежал, кто пустил в него камнем, —

Пейрос могучий, и пику в пупок погрузил. И на землю
Вылилась внутренность вся, и глаза его тьмою покрылись.
Пейроса, ринувшись, пикой Фоант этолиец ударил
В грудь повыше соска. И в легких пика застряла.
Близко к нему подбежал Фоант и огромную пику

Вырвал из ребер, и, острый свой меч обнаживши, фракийца
В самый живот посредине ударил и душу исторгнул.
Снять же доспехов не мог: фракийцы чубатые грозно
Тело вождя обступили, уставивши длинные копья;
Как ни огромен он был, и могуч, и достоин почета, —

Прочь отогнали его. И Фоант отступил содрогаясь.
Так распростерлись в пыли окровавленной рядом друг с другом
Оба вождя — и фракийцев, и меднодоспешных эпейцев.
Много вокруг и других там погибло троян и данайцев.
Этого дела хулить ни один человек не решился б,

Если б, еще невредимый, не раненный острою медью,
Стал он ходить средь бойцов и его бы водила Афина,
За руку взяв и от копий летящих и стрел охраняя.
Много в тот день и троян конеборных, и храбрых ахейцев
В пыль головою упало и рядом друг с другом простерлось.

Песнь пятая

Подвиги Диомеда

Тут Диомеду Тидиду богиня Паллада-Афина
Силу и смелость дала, чтобы он отличился меж прочих
Храбрых ахейцев и славой украсился самой великой.
Пламень ему вкруг щита и вкруг шлема зажгла неугасный,

Блеском подобный звезде той осенней,34Осенняя звезда — Сириус в созвездии Большого Пса. которая в небе
Всех светозарнее блещет, омывшись в водах океана.
Плечи и голову светом таким озарила Тидиду
И устремила в средину, где гуще кипело сраженье.
Был меж троянцев Дарес, богатством владевший немалым,

Жрец непорочный Гефеста. И были сыны у Дареса, —
Двое: Фегес и Идей, в разнородных искусные битвах.
Оба они, отделившись, помчались навстречу Тидиду
На колеснице, а он по земле на них бросился пеший.
Только что, друг наступая на друга, сошлись они близко,

Первым троянец Фегес метнул длиннотенную пику.
Близко над левым плечом Диомеда она пролетела,
Но не попала в героя. Тогда Диомед многомощный
Пикой взмахнул. И метнул не впустую он острую пику:
В грудь меж сосков поразил он Фегеса и сбил с колесницы.

Спрыгнул Идей, побежал, колесницу прекрасную бросив,
И не посмел защитить даже трупа убитого брата.
Также и сам не избегнул бы тут он погибели черной,
Если б Гефест не унес и не спас, окружив его ночью,
Чтобы не вовсе старик сокрушался печалью о детях.

Коней меж тем изловив, Диомед, воеватель могучий,
Отдал товарищам их, чтоб угнали к судам изогнутым.
Как увидали троянцы, что оба Даресова сына, —
Тот, испугавшись, бежит, а другой с колесницы низвергнут,
Духом смутилися все. Совоокая дева Афина,

За руку буйного взявши Ареса, к нему обратилась:
«Слушай, Apec, о Apec людобоец, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый! Оставим-ка мы и троян, и ахейцев
Спорить, кому из них славу присудит отец наш Кронион.
Мы же, давай, удалимся, чтоб зевсова гнева избегнуть».

Так говоря, увела из сражения буйного бога
И посадила его на крутом берегу над Скамандром.
Храбрых троянцев сломили ахейцы. Низвергнул по мужу
Каждый начальник. И первым владыка мужей Агамемнон
Мощного сбил с колесницы вождя гализонов Одия.

Первому пику ему, обращенному в бегство, всадил он,
В самую спину меж плеч и сквозь грудь ее выгнал наружу.
Грянулся на землю он, и доспехи на нем зазвенели.
Идоменей поразил меонийца, рожденного Бором,
Феста, который из Тарны, страны плодороднейшей, прибыл.

Пикой огромной в плечо его правое с силой ударил
Идоменей копьеборец, когда в колесницу входил он.
Тот с колесницы свалился и взят был ужасною тьмою.
Спутники Идоменея доспехи с убитого сняли.
Строфиев сын, многоопытный муж в звероловстве, Скамандрий,

Был изостренною пикой убит Менелая Атрида, —
Славный стрелок, обученный самой Артемидой богиней
В разную дичь попадать, воскормленную лесом нагорным.
Не помогла тут однако ему ни сама Артемида,
Ни дальнометность, которою он до того отличался:

В спину его Менелай, знаменитый копейщик, ударил
Острою пикой в то время, когда перед ним убегал он.
Пику меж плеч он вонзил и сквозь грудь ее выгнал наружу.
Наземь троянец упал, и доспехи на нем зазвенели.
Сын Гармонида Тектона Ферекл умерщвлен Мерионом.

Был он руками во всяких художествах очень искусен,
Так как, средь всех отличая, его возлюбила Афина.
Он и Парису когда-то суда равнобокие строил, —
Бедствий начало, погибель навлекшие и на троянцев,
И на него: не постигнул судеб он богов всемогущих.

Гнал Мерион пред собою его и, настигнувши, пикой
В правую сторону зада ударил; глубоко проникло
Острое жало в пузырь под лобковую кость; на колени
С воплем упал он, и смерть отовсюду его охватила.
Мегес Педея убил, Антенорова сына; побочным

Сыном он был у отца, но его воспитала Феано
Нежно, с своими детьми наравне, в угождение мужу.
Близко нагнавши его, Филеид, знаменитый копейщик,
В голову острою пикой ударил Педея с затылка;
Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея;

Грянулся в пыль он и стиснул зубами холодное жало.
Евемонид Еврипил поразил Гипсенора героя,
Долопионова сына; служителем бога Скамандра
Был его храбрый отец и, как бог, почитался народом.
Гнался за ним Еврипил, блистательный сын Евемона,

И на бегу по плечу его правому смаху ударил
Острым мечом, и отсек Гипсенору тяжелую руку.
Наземь кровавая пала рука, и глаза Гипсенору
Быстро смежила багровая смерть с многомощной судьбою.
Так подвизались вожди аргивян в том сраженьи могучем.

Но о Тидиде узнать не сумел бы ты, с кем он дерется, —
Держит ли руку троян конеборных, иль храбрых ахейцев.
Он по равнине носился подобно реке многоводной,
Вспухшей от зимних дождей, разрушающей бурно плотины;
Бега ее задержать никакие плотины не в силах,

Бьет через ограды она виноградников, пышно растущих,
Разом нахлынув, когда Молневержец дождем разразится.
Много в ней гибнет прекрасных творений людей работящих.
Так пред Тидидом густые фаланги троян рассыпались
И не могли устоять перед ним, хоть и было их много.

Только лишь Пандар, блистательный сын Ликаона, увидел,
Как, по равнине носясь, пред собою он гонит фаланги,
Тотчас из гнутого лука наметившись в сына Тидея,
В правое прямо плечо поразил набегавшего мужа,
В выпуклость панцыря. Панцырь стрела Диомеду пробила

И пронизала плечо напролет, окровавив доспехи.
Громко воскликнул, ликуя, блистательный сын Ликаона:
«Духом воспряньте, троянцы, коней погонятели быстрых!
Ранен храбрейший ахеец! Недолго, я думаю, сможет
Он со стрелою бороться могучею, ежели в Трою

Вправду меня из Ликии прибыть побудил Дальновержец!»
Так говорил он, хвалясь. Но Тидида стрела не смирила.
Он отступил к лошадям и к своей колеснице блестящей,
Стал возле них и сказал Капанееву сыну Сфенелу:
«Встань, дорогой Капанид, на мгновенье сойди с колесницы,

Чтобы стрелу у меня из плеча заостренную вынуть».
Так он сказал. И Сфенел соскочил с колесницы на землю,
Стал за спиной и стрелу из плеча его вытянул сзади.
Кровь побежала ручьем через панцырь плетеный Тидида.
Громко взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:

«Неодолимая дочь Эгиоха-Зевеса, внемли мне!
Если ты мне и отцу благосклонно когда помогала
В битве пылающей, будь и теперь благосклонна, Афина!
Дай мне убить, подведи под копье мое мужа, который
Ранить успевши меня, горделиво теперь возглашает,

Что уж недолго придется мне видеть сияние солнца».
Так говорил он, молясь. И его услыхала Афина.
Сделала легкими члены, — и ноги, и руки над ними:
Стала вблизи и к нему обратилась с крылатою речью:
«Смело теперь, Диомед, выходи на сраженье с врагами!

В грудь я тебе заложила отцовскую храбрость, какою
Славный наездник Тидей отличался, щита потрясатель.
Мрак у тебя я от глаз отвела, окружавший их прежде;
Нынче легко ты узнаешь и бога, и смертного мужа,
Если какой-нибудь бог пред тобой, искушая, предстанет,

Против бессмертного бога не смей выступать дерзновенно,
Кто бы он ни был. Но если Зевесова дочь Афродита
Ввяжется в битву, без страха рази ее острою медью!»
Так говоря, отошла совоокая дева Афина.
Сын же Тидея немедля в ряды замешался передних.

Если и прежде пылал он желаньем с троянцами биться,
Втрое теперь у него, как у льва, увеличилась сила, —
Льва, что в деревне, ограду двора перепрыгнув, слегка лишь
Ранен среди шерстоносных овец пастухом. Только больше
Силы прибавилось в нем, и пастух, защитить их не смея,

Спрятаться в доме спешит, покидая смятенное стадо.
Грудами по двору всюду лежат распростертые овцы.
Лев распаленный назад чрез высокую скачет ограду.
Так ворвался Диомед распаленный в фаланги троянцев.
Был Астиной им повергнут и пастырь народов Гипейрон.

Первого в грудь над соском он сразил медножальною пикой,
А у второго, огромным мечом по ключице ударив,
Вмиг от спины и от шеи плечо отрубил. И немедля,
Бросивши их, Диомед на Абанта напал с Полиидом,
Евридамантом рожденных, разгадчиком снов престарелым.

Им пред отходом отец их не смог разгадать сновидений.
Наземь поверг их Тидид многомощный и снял с них доспехи.
После пошел он на Ксанфа с Фооном, рожденных Фенопом,
Нежно любимых отцом. Удручаемый старостью грустной,
Сына другого Феноп не родил, чтоб наследство оставить.

Их Диомед умертвил и у братьев, — того и другого, —
Милую душу отнял, а родителю-старцу оставил
Мрачную скорбь и рыданья. Детей, возвратившихся с битвы,
Он не увидел живыми. Наследство осталося дальним.
Там же на двух он напал сыновей Дарданида Приама,

Хромия и Ехемона, в одной колеснице стоявших.
Так же, как в стадо коровье ворвавшийся лев сокрушает
Шею корове иль телке, пасущимся в месте лесистом,
Так беспощадно низверг Приамидов Тидид с колесницы,
Как ни противились оба, и снял боевые доспехи.

Быстрых коней же товарищам дал, чтобы гнали к судам их.
Видел Эней, как троянцев ряды Диомед истребляет.
Быстро пошел он сквозь сечу, сквозь всюду грозящие копья,
Пандара, равного богу, повсюду ища, не найдет ли.
Вскоре нашел безупречного он Ликаонова сына,

Остановился пред ним и такое сказал ему слово:
«Пандар, скажи ты мне, где же твой лук и крылатые стрелы?
Где твоя слава? Никто состязаться с тобой тут не станет,
И не похвалится в целой Ликии, что лучше тебя он.
Руки к Зевесу воздень и пусти-ка стрелу свою в мужа,

Кто бы он ни был, могучий: погибели много принес он
Ратям троянским, и многим, и сильным расслабил колени.
Он уж не бог ли какой, на троянский народ раздраженный,
Гневный за жертвы? Ужасно для нас раздражение бога!»
Быстро Энею ответил блистательный сын Ликаона:

«Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!
Я бы сказал, что Тидиду могучему всем он подобен.
Щит я его узнаю, узнаю я и шлем дыроокий,
Вижу его лошадей. Но не бог ли то, верно не знаю.
Если же он, как сказал я, и сын многомощный Тидея, —

Все ж не без бога свирепствует он, но какой-то бессмертный
Близко стоит при Тидиде, окутавши облаком плечи.
Самые меткие стрелы куда-то он вбок направляет.
Я ведь в него уж стрелял и в плечо его правое ранил;
Выпуклость панцыря, ясно я видел, стрела пронизала;

К Аидонею, я думал, уж сверг я Тидеева сына, —
Нет, не сразил его! Есть, без сомнения, бог прогневленный!
Нет здесь со мною коней, для сражения нет колесницы.
У Ликаона в дому их одиннадцать, — новых, прекрасных,
Только что сделанных; вкруг колесниц тех висят покрывала;

Подле же каждой по паре стоит лошадей двухъяремных;
Полбу и белый ячмень мы даем лошадям этим в пищу.
В доме прекрасном своем старик Ликаон копьеборец
Часто советовал мне, как в поход я сюда отправлялся:
На колесницу с конями взошедши, — наказывал мне он, —

В схватках кровавых с врагами начальствовать ратью троянской.
Я не послушал отца, а намного б то было полезней.
Я пожалел лошадей, чтоб у граждан, в стенах заключенных,
В корме они не нуждались, привыкнувши сытно питаться.
Дома коней я оставил и пеший пришел к Илиону,

Твердо на лук полагаясь. Но помощи не дал мне лук мой.
В двух предводителей лучших стрелял я из меткого лука, —
В сына Тидея и в сына Атрея; того и другого
Ранил и кровь их пролил я, и только сильней раззадорил!
Злая судьба мне внушила с гвоздя прочно слаженный лук мой

Снять в злополучный тот день, как решился я в милую Трою
Двинуться с ратью троянской, чтоб Гектору радость доставить.
Если домой я вернусь и глазами своими увижу
Землю родную, жену и отеческий дом наш высокий,
Пусть иноземец враждебный тотчас же мне голову срубит,

Если в огонь я пылающий этого лука не брошу,
В щепы его изломав: бесполезным он спутником был мне!»
Пандару тотчас Эней, предводитель троянцев, ответил:
«Не говори так. Не будет и дальше иначе, покуда
Мы с колесницей, с конями не выступим оба навстречу

Мужу тому и на нем не испробуем наше оружье.
Встань же ко мне в колесницу; тогда, каковы, ты увидишь,
Тросовы кони,35Тросовы кони — Трос — царь троянский; от него получила свое имя Троя. Зевс похитил его молодого красавца-сына Ганимеда, дал ему бессмертие и сделал своим виночерпием на Олимпе. В возмещение отцу, Зевс подарил ему легконогих коней, «на которых бессмертные ездят» (см. гомеровский гимн к Афродите, 211). как быстро умеют они по равнине
Мчаться равно и туда, и туда, — и в погоне, и в бегстве.
Также и в город они нас спасут, если выйдет, что снова

Славу дарует Зевес Диомеду, Тидееву сыну.
Ну, так бери ж поскорее и бич, и блестящие вожжи,
Я же войду в колесницу, чтоб в битву вступить с Диомедом.
Иль Диомеда возьми на себя, я ж останусь с конями».
Сыну Анхиза ответил блистательный сын Ликаона:

«Лучше уж сам бы, Эней, за коней ты взялся и за вожжи!
Много быстрее с возницей привычным они понесутся,
Если придется бежать нам пред мощным Тидеевым сыном.
Если ж не будет тебя, заартачатся кони и с поля
Не пожелают умчать нас, знакомого крика не слыша.

Быстро тем временем сын многомощный Тидея нагрянет,
Нас умертвит и угонит коней твоих однокопытных.
Сам ты возьмись управлять колесницей своей и конями,
Я же, как он налетит, изостренным копьем его встречу».
Так сговорясь меж собою и в пеструю встав колесницу,

Вскачь на Тидеева сына пустили коней они быстрых.
Только увидел Сфенел их, блистательный сын Капанеев, —
Быстро Тидееву сыну слова он крылатые молвил:
«Храбрый Тидид Диомед, о мой друг, драгоценнейший сердцу!
Вижу могучих мужей, налетающих биться с тобою!

Неизмерима их сила. Один из них — лучник известный,
Пандар, гордящийся тем, что бесстрашным рожден Ликаоном.
С ним же там рядом — Эней; родитель его знаменитый —
Великосердный Анхиз, а мать — Афродита богиня.
Стань в колесницу, отступим. Зачем так неистово биться

В самых передних фалангах? Погубишь ты милое сердце!»
Грозно взглянув на него, отвечал Диомед многомощный:
«Не говори мне о бегстве, меня на него ты не склонишь.
Нет, не в породе моей, чтоб позорно бежать из сраженья
Иль приседать от испуга. Крепка у меня еще сила!

На колесницу всходить подожду я. Пешком им навстречу
Выйду я в бой. Трепетать не велит мне Паллада-Афина.
Их в колеснице обратно не вынесут быстрые кони.
Оба от нас не уйдут, если нынче один и спасется.
Слово иное скажу, и в сердце обдумай то слово.

Если убийством вот этих обоих добыть себе славу
Мудрая даст мне Афина, то наших коней быстроногих
В сторону ты отведешь, натянувши на поручнях вожжи.
Сам же к энеевым кинься коням, — хорошо это помни! —
И от троянцев гони их к красивопоножным ахейцам.

Кони те из породы, которую Зевс громовержец
Тросу отдал в награжденье за сына его Ганимеда.
Лучших коней не увидишь нигде под зарей и под солнцем.
Эту породу похитил Анхиз, повелитель народа,
Тайно от Лаомедонта своих кобылиц подославши.

Шесть лошадей той породы родилось в дому у Анхиза.
Он четырех удержал для себя и вскормил их у яслей,
Двух же Энею отдал, разносящему ужас в сраженьях.
Если коней тех захватим, получим великую славу».
Так Диомед и Сфенел меж собою вели разговоры.

Скоро примчались те двое, гоня лошадей быстроногих.
Первым сказал Диомеду блистательный сын Ликаона:
«Славным Тидеем рожденный, бестрепетный, духом могучий!
Быстрой моею стрелой не смирён ты, — стрелой моей горькой.
Нынче копьем попытаюсь, не лучше ли им попаду я!»

Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику
И по щиту Диомеда ударил. И щит пронизало
Острое жало копья и со звоном ударилось в панцырь.
Громко вскричал Диомеду блистательный сын Ликаонов:
«Ранен ты в пах, и насквозь! Уж недолго теперь ты, надеюсь,

Сможешь держаться. А мне ты великую славу доставил!»
Мало смутившись, ответил ему Диомед многомощный:
«Нет, ошибаешься! Мимо попал ты! Но вы, я надеюсь,
Оба уйдете из боя не раньше, чем тот или этот
Кровью своею насытит бойца-щитоносца Ареса».

Так он сказал и метнул. И Афина направила пику
В нос недалеко от глаза. И, белые зубы разбивши,
Несокрушимая пика язык ему в корне отсекла
И, острием пролетевши насквозь, замерла в подбородке.
Он с колесницы упал, и доспехи на нем зазвенели, —

Пестрые, светлые. В страхе шарахнулись быстрые кони
В сторону. Так у него и душа разрешилась, и сила.
Спрыгнул на землю Эней со щитом и с огромною пикой,
В страхе, чтоб пандаров труп как-нибудь не забрали ахейцы.
Он возле трупа ходил, словно лев, свою мощь сознающий,

Пику вперед выставляя и щит, во все стороны равный,
Голосом страшным убить угрожая того, кто посмеет
Выйти навстречу. Но камень схватил Диомед многомощный —
Тяжесть великую! Двое его понести не смогли бы
Ныне живущих людей; но легко им махал и один он.

Камнем таким поразил он Энея в бедро, где головка
Входит в сустав тазовой, именуемый иначе чашкой.
Чашку удар раздробил, сухожилия оба порвавши;
Также и кожу тот камень зубристый сорвал у героя.
Он на колено упал и стоял, опираясь о землю

Крепкой рукой. И глаза его черная ночь осенила.
Тут бы погиб неизбежно Эней предводитель народа,
Если б остро не следила за всем Афродита богиня,
Мать, что когда-то его родила волопасу Анхизу.
Бережно белые локти вкруг милого сына обвивши,

Спереди складкою пеплос блестящий пред ним распростерла,
Кроя от копий и стрел, чтоб какой-нибудь конник данайский,
Грудь ему медью пронзивши, души у него не исторгнул.
Так выносила богиня Энея из битвы кровавой.
Сын Капанея Сфенел между тем не забыл приказаний,

Только что данных ему Диомедом могучеголосым:
Однокопытных своих лошадей он поставил подальше
От бушевавшего боя и, вожжи к скобе привязавши,
Бросился быстро к коням пышногривым героя Энея,
Их отогнал от троянцев к красивопоножным ахейцам

И передал Деипилу, товарищу, с кем наиболе
Был он из сверстников дружен и в мыслях всех ближе сходился,
Чтобы к судам крутобоким коней отогнал он. Герой же
На колесницу взошел и, схвативши блестящие вожжи,
Быстро погнал к Диомеду коней своих крепкокопытных.

Сын же Тидея Киприду преследовал гибельной медью:
Знал, что она не из мощных божеств, не такая богиня,
Что боевыми делами людей заправляет на войнах,
Не Энио, города разносящая в прах, не Афина.
Скоро богиню догнал, прорываясь сквозь толпы густые,

Сын многомощный Тидея и острую пику наставил,
И налетел, и ударил ей медью блестящею в руку
Слабую. Пеплос бессмертный, самими Харитами тканный,
Медная пика пронзила и около кисти рассекла
Кожу. Ручьем заструилась бессмертная кровь у богини, —

Влага, которая в жилах течет у богов всеблаженных:
Хлеба они не едят, не вкушают вина, потому-то
Крови и нет в них, и люди бессмертными их называют.
Вскрикнула громко богиня и бросила на землю сына.
На руки быстро его подхватил Аполлон дальновержец.

Облаком черным закрыв, чтоб какой-нибудь конник данайский
Медью груди у него не пронзил и души не исторгнул.
Громко могучеголосый Тидид закричал Афродите:
«Скройся, Зевесова дочь! Удались от войны и убийства!
Иль не довольно тебе, что бессильных ты жен обольщаешь?

Хочешь и в битвы мешаться? Вперед, полагаю я, в ужас
Битва тебя приведет, лишь услышишь ее издалека!»
Так он сказал. Удалилась она, вне себя от страданья.
В болях ужасных Ирида ее увела из сраженья,
За руку взяв. Почернело от крови прекрасное тело.

Слева от битвы нашла она буйного бога Ареса.
Там он сидел, подведя лошадей и копье прислонивши
К темному облаку. Пала она на колени пред братом
И умоляла его одолжить ей коней златосбруйных:
«Дай мне твоих лошадей, помоги мне, о брат дорогой мой,

Чтобы могла я достигнуть Олимпа, жилища бессмертных.
Слишком я стражду от раны, мне смертным сейчас нанесенной,
Сыном Тидея, который и с Зевсом готов бы сразиться».
Так говорила. И отдал Apec ей коней златосбруйных.
Милым печалуясь сердцем, она поднялась в колесницу;

С ней поднялася Ирида и, вожжи руками забравши,
Коней стегнула бичом. Полетели послушные кони.
Быстро достигли жилища богов на Олимпе высоком.
Там удержала коней ветроногая вестница Зевса,
Их отпрягла от ярма и амвросии бросила в пищу.

Пала Киприда, сойдя с колесницы, в колени Дионы,
Матери милой. В объятья Диона ее заключила,
Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:
«Кто так неправо с тобой поступил из потомков Урана,
Дочь моя, словно бы зло ты какое открыто свершила?»

И отвечала улыбколюбивая ей Афродита:
«Ранил меня Диомед, предводитель надменный аргосцев, —
Ранил за то, что унесть я хотела из боя Энея,
Милого сына, который всех больше мне дорог на свете.
Нынче уже не троян и ахейцев свирепствует битва,

Нынче уже и с богами бессмертными бьются данайцы!»
Ей отвечала на это Диона, в богинях богиня:
«Милая дочь, потерпи и сдержись, как ни горестно сердцу!
Многим из нас, на Олимпе живущим, терпеть приходилось
От земнородных людей из-за распрей взаимных друг с другом.

Много Apec претерпел, как его Алоеевы дети
От с Эфиальтом36От и Эфиальт — внуки Посейдона, великаны чудовищной силы. могучим сковали крепчайшею сетью.
Скован, томился тринадцать он месяцев в бочке медяной.
Верно бы так и погиб там Apec, ненасытный войною,
Если бы мачеха их, Ерибея прекрасная, тайно

Не известила Гермеса. Гермес из темницы похитил
Уж изнемогшего в тяжких цепях, ослабевшего бога.
Много терпела и Гера в то время, как сын многомощный
Амфитриона37Сын Амфитриона — Геракл. стрелою трезубою в правую грудь ей
Метко попал. Несказанной терзалася болью богиня.

Даже Аид потерпел, меж богами ужасный, от раны,
Острой стрелой нанесенной все тем же Зевесовым сыном
Возле ворот средь умерших, и тяжкие муки изведал.
К зевсову дому отправился он на вершины Олимпа,
Сердцем печалясь, от боли страдая. В плече его мощном

Крепко сидела стрела роковая и мучила сердце.
Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон
Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Дерзкий, неистовый! Он, не страшась, совершал злодеянья,
Луком богам досаждал, на Олимпе великом живущим.

Этого ж против тебя подстрекнула Паллада-Афина.
Глупый! Сердцем не знает того Диомед дерзновенный,
Что краткожизненны люди, с богами посмевшие биться.
Не назовут его папой, не сядут к нему на колени
Дети, когда он с войны возвратится из битвы ужасной.

Пусть же подумает нынче Тидид, хоть и очень могуч он,
Как бы с ним кто-нибудь в бой не вступил, кто тебя посильнее,
Как бы Адрастова дочь, многоумная Эгиалея
Не разбудила домашних когда-нибудь воплем полночным
В скорби о муже законном, храбрейшем герое ахейском, —

Твердая духом жена Диомеда, смирителя коней».
Так говорила и влагу бессмертную вытерла с кисти.
Тяжкая боль унялась, и мгновенно рука исцелилась,
Все это видели Гера богиня с Палладой-Афиной.
Речью насмешливой стали они подстрекать Эгиоха.

Первою речь начала совоокая дева Афина:
«Зевс, мой отец, не рассердишься ты на слова, что скажу я?
Верно, какую-нибудь из ахеянок снова Киприда
Переманила к троянцам, ужасно ей милыми ставшим.
Не оцарапала ль, эту ахеянку нежно лаская,

Слабую руку свою золотою булавкой богиня?»
Так говорила. Отец и людей, и богов улыбнулся
И, подозвав золотую к себе Афродиту, сказал ей:
«Дочь моя, дело совсем не твое заниматься войною.
Лучше устраивай браки, — приятное самое дело!

Этими ж всеми делами займутся Apec и Афина».
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.
Громкоголосый Тидид между тем порывался к Энею,
Зная, что сам Аполлон свою руку над ним простирает.
Он не страшился и бога великого. Рвался душою

Смерти Энея предать и доспех его славный похитить.
Трижды бросался Тидид, умертвить порываясь Энея,
Трижды в блистающий щит ударял Аполлон Диомеда.
Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога,
Голосом страшным ему загремел Аполлон дальновержец:

«В разум приди, отступи и не думай равняться с богами,
Сын Тидеев! Подобными ввек не окажутся племя
Вечных богов и племя людей, по земле ходящих».
Так он сказал. И назад подался Диомед ненамного,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.

Феб-Аполлон же Энея, из яростной вынесши схватки,
В храме прекрасном своем положил, в Пергаме священном.
Сыну Анхиза в великом святилище том возвратили
Мощь и пригожесть Лето с Артемидою стрелолюбивой.
Создал обманчивый призрак меж тем Аполлон сребролукий,

Схожий с Энеем самим, совершенно в таких же доспехах.
Около призрака сшиблись фаланги троян и ахейцев.
И разбивали друг другу ударами кожи воловьи
Круглых тяжелых щитов и легких щитов окрыленных.
Феб-Аполлон обратился к Аресу, свирепому богу:

«Слушай, Apec, о Apec людобоец, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый! Не сгонишь ли с поля ты этого мужа,
Сына Тидея, который готов и с Зевесом сразиться?
Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти,
После и против меня устремился, похожий на бога».

Так произнесши, воссел Аполлон на высотах Пергама.
Грозный Apec же фаланги троян возбудить устремился,
Образ приняв Акаманта, вождя удалого фракийцев.
Крикнул он детям владыки Приама, питомцам Зевеса:
«Дети владыки Приама, вскормленные Зевсом великим!

Долго ль народ избивать вы позволите гордым ахейцам?
Может быть, ждете, чтоб к самым воротам они подступили?
Воин повержен, у нас почитавшийся так же, как Гектор, —
Великосердным Анхизом рожденный Эней знаменитый!
В бой же, вперед! И спасем благородного друга из свалки!»

Так говоря, возбуждал он и силу, и мужество в каждом.
К Гектору тут Сарпедон обратился с обидною речью:
«Гектор, куда у тебя подевалась бывалая храбрость?
Ты говорил, что один, без народов, без ратей союзных
Город спасешь, лишь с зятьями и братьями. Где ж твои братья?

Здесь ни единого я не могу ни найти, ни приметить.
Все, как собаки вкруг льва, трясутся от страха и мнутся.
Мы же сражаемся здесь, хоть всего лишь союзники ваши.
Также союзник и я, к вам пришедший совсем издалека,
Ибо Ликия моя и течения Ксанфа не близки.

Там я жену дорогую оставил, младенца-ребенка,
Много богатств, до которых жадны неимущие люди.
Все ж и при этом веду я ликийцев и сам в поединке
Рад сразиться с врагом, хоть и нет ничего здесь такого,
Что бы могли у меня увести иль унесть аргивяне.

Ты ж неподвижно стоишь и войскам не даешь приказаний
Не отступать пред врагом и за жен своих храбро сражаться.
Не оказаться бы всем вам, как будто попавшимся в петли
Всеуловляющей сети, — добычей врагов беспощадных!
Скоро погибнет тогда ваш прекрасно построенный город!

Должен ты был бы об этом заботиться денно и нощно,
Должен просить бы вождей многославных союзников ваших,
Чтоб помогли вам, и делом мой жесткий упрек опровергнуть!»
Гектора сердце глубоко кольнули слова Сарпедона.
Вмиг со своей колесницы в доспехах он спрыгнул на землю,

Острые копья колебля, пошел по широкому войску,
Всех возбуждая на бой. И возжег жесточайшую сечу.
Оборотившись назад, на ахейцев они налетели.
Те же, сомкнувши ряды, дожидались врагов не робея.
Так же, как ветер разносит при веяньи хлеба мякину

Всюду по гумнам священным, когда золотая Деметра
Под дуновеньем ветров от мякины зерно отделяет,
И от мякины все бело вокруг, — так тогда и ахейцы
Белыми стали от пыли, которую между бойцами
До многомедного неба вздымали копытами кони,

Перемешавшись друг с другом. Ворочали в бой их возницы.
Воины рук своих силу несли на врагов. Непроглядный
Сумрак разлил над сраженьем Apec, помогая троянцам,
Всюду с поддержкой спеша, исполняя приказ Аполлона,
Золотомечного Феба, который ему заповедал

Дух у троян возбуждать, лишь увидел, что с поля уходит
Дева Паллада-Афина, дававшая помощь данайцам.
Сам Аполлон же Энея из многобогатого храма
Вывел и силою грудь преисполнил владыки народов.
Между друзей появился Эней. И пришли они в радость,

Видя, что снова живой, невредимый, блистающий силой
Он перед ними стоит. Но спросить ни о чем не успели:
Труд их заботил иной, на который их звал Сребролукий
И людобоец Apec с ненасытною Распрей-Эридой.
Оба Аякса меж тем, Одиссей и Тидид многомощный

Ревностно в бой возбуждали данайцев. Однако данайцы
Сами ни силы троян не страшились, ни их нападенья.
Ждали, подобные тучам, которые Зевс молневержец,
В тихий, безветренный день на высокие горы надвинув,
Держит недвижно на месте в то время, как спит непробудно

Сила Борея и прочих ветров, что дыханием бурным
С шумом большим разгоняют тенистые тучи по небу.
Так ожидали данайцы троян неподвижно, без страха.
Сын же Атрея, ходя по рядам, отдавал приказанья:
«Будьте мужами, друзья, и возвысьтесь бестрепетным духом!

В схватках сражаясь могучих, стыдитеся друг перед другом.
Воинов, знающих стыд, спасается больше, чем гибнет,
А беглецы не находят ни славы себе, ни спасенья!»
Молвил и пику метнул, и ударил в переднего мужа,
Деикоонта, Пергасом рожденного, друга Энея.

Чтили троянцы его наравне с сыновьями Приама.
Был он проворен на то, чтоб сражаться средь самых передних.
Пикою в щит поразил его царь Агамемнон могучий;
Не задержал ее щит, но насквозь его медь пронизала,
Пояс пробила и в нижнюю часть живота угодила.

С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели.
Двух тут Эней ниспровергнул храбрейших мужей меж данайцев,
Крефона и Орсилоха, рожденных на свет Диоклеем.
Жил Диоклей, их родитель, в красиво построенной Фере;
Благами жизни богатый, свой род от Алфея реки он

Вел, что широко теченья струит через землю пилосцев.
Этот Алфей Орсилоха родил, повелителя многих;
Тот Орсилох был отцом Диоклея, высокого духом;
Двух сыновей-близнецов произвел Диоклей знаменитый —
Крефона и Орсилоха, во всяческой битве искусных.

Оба они, возмужавши, на черных судах быстроходных
К Трое, богатой конями, с ахейскою ратью приплыли,
Славных Атрея сынов, Агамемнона и Менелая,
Честь защищая. Но смертный конец тут покрыл их обоих.
Словно два мощные льва, на вершинах возросшие горных,

В чаще дремучего леса вскормленные матерью-львицей,
Тучных овец и волов круторогих из стад похищая,
Опустошают людские дворы до поры, как и сами
Мертвыми лягут от рук человечьих под острою медью, —
Так и они, многомощным Энеем сраженные насмерть,

Рухнулись оба на землю, подобные соснам высоким.
Стало повергнутых жаль Менелаю, любимцу Ареса.
Выступил он из рядов, облеченный сияющей медью,
Острым копьем потрясая. Apec возбудил его храбрость
С тайною мыслью, что будет сражен он рукою Энея.

Но увидал его Несторов сын, Антилох благородный;
Выступил он из рядов, опасаясь, чтоб пастырь народов
Не пострадал и не сделал бы этим весь труд их напрасным.
И Менелай и Эней уж и руки, и острые копья
Друг поднимали на друга, пылая желаньем сразиться.

Вдруг близ Атрида, владыки племен, Антилох очутился,
Был хоть и быстр в нападеньи Эней, но подался обратно,
Видя, что рядом друг с другом два мужа его ожидают.
Эти же двое к ахейским рядам оттащили убитых,
В руки товарищам трупы обоих несчастных отдали,

Сами ж вернулись и стали сражаться меж самых передних.
Был Пилемен ими наземь повергнут, подобный Аресу,
Вождь щитоносных мужей-пафлагонцев, не знающих страха.
Этого мужа Атрид Менелай, знаменитый копейщик,
Пикой, стоявшего, сбил, поразивши его под ключицу.

Мидон, Атимниев сын, пилеменов возничий и спутник,
Был Антилохом сражен, как коней поворачивал к бегству.
В локоть он камнем ударил его. Из руки ослабевшей
Вожжи, слоновою костью блиставшие, наземь упали.
Прыгнул вперед Антилох и мечом по виску его грянул.

Мидон со вздохом тяжелым с прекрасной упал колесницы
В пыль придорожную вниз головою, на темя и плечи.
В очень глубокий песок он попал и стоял так, доколе
Кони, рванувшись, его не свалили на пыльную землю.
Коней стегнул Антилох и угнал их к ахейскому стану.

Гектор, обоих в рядах увидавши, на них устремился
С криком; за ним понеслись и фаланги могучих троянцев.
Ими начальствовал грозный Apec с Энио досточтимой.
Эта вела за собою смятенье бесстыдное в битве;
Тот же, в могучей руке потрясая огромную пику,

То перед Гектором шел впереди, то за Гектором следом.
В ужас пришел, увидавши Ареса, Тидид многомощный
И, как беспомощный путник, идущий широкой равниной,
Вдруг цепенеет пред быстрой рекою, впадающей в море,
Видя шумящую пену, и робко назад убегает, —

Так же тогда Диомед отшатнулся и крикнул народу:
«Можно ль тому удивляться, друзья, что божественный Гектор
Так в копьеборстве искусен и так безбоязнен в сраженьях?
Вечно при нем кто-нибудь из богов и беду отражает.
Вот и теперь с ним Apec под обличием смертного мужа!

Оборотившись все время к троянцам лицом, отступайте
С поля сраженья и в битву вступать не дерзайте с врагами!»
Так он сказал. Но уж близко на них наседали троянцы.
Гектор двоих конеборцев убил, многоопытных в битве,
Бывших в одной колеснице, Менесфа и с ним Анхиала.

Стало повергнутых жаль Теламонову сыну Аяксу.
Близко он к ним подошел и, взмахнувши сияющей пикой,
В Амфия ею ударил, Селагова сына, который
В Пезе богатством большим и полями владел, но судьбою
Был завлечен на войну за Приама с его сыновьями.

В пояс его поразил многомощный Аякс Теламоний, —
В нижнюю часть живота длиннотенная пика проникла.
С шумом на землю упал он. Аякс подбежал знаменитый,
Чтобы доспехи совлечь. Но посыпались, ярко сверкая,
Острые копья троянцев; немало их щит его принял.

Он же, ногой наступив на сраженного, медную пику
Вырвал назад; но других не успел драгоценных доспехов
С плеч его снять: осыпали Аякса крылатые стрелы.
Он побоялся в могучем кольце очутиться троянцев:
Много отважных врагов наступало, наставивши копья,

Как ни огромен он был, и могуч, и достоин почета, —
Прочь отогнали его. И Аякс отступил, содрогаясь.
Так подвизались вожди аргивян в том сраженьи могучем.
Вождь Тлеполем Гераклид, огромный и ростом, и силой,
Был с богоравным сведен Сарпедоном могучей судьбою.

После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко, —
Сын знаменитый и внук собирателя туч Молневержца,38Сарпедон — был сын Зевса, Тлеполем — сын Зевсова сына Геракла.
Первым из них Тлеполем к Сарпедону царю обратился:
«Что у тебя за нужда, Сарпедон, советчик ликийцев,
Ежиться здесь и дрожать? Ничего ведь в боях ты не смыслишь

Кто это лжет, будто сын ты эгид о державного Зевса?
Нет, несравненно слабее мужей ты, которые раньше
На свет родились от туч собирателя Зевса-Кронида,
И каковым, говорят нам, великая сила Геракла
Был мой родитель, герой дерзновеннейший, львиное сердце.

Некогда прибыл сюда за конями он Лаомедонта
Только с шестью кораблями, с значительно меньшим отрядом, —
И разгромил Илион ваш, и улицы сделал пустыми.
Ты же душой трусоват и народ свой ведешь на погибель.
Ты никакой, я уверен, защитой троянцам не будешь,

Бросил Ликию напрасно, и, будь ты хоть много могучей,
Все ж отойдешь, этой пикой сраженный, к воротам Аида!»
Сыну Геракла сказал Сарпедон, предводитель ликийцев:
«Так, Тлеполем, — разорил твой родитель священную Трою
Из-за безумия мужа, преславного Лаомедонта.

Много добра ему сделал Геракл,39У троянского царя Лаомедонта (Приамова отца) была дочь Гесиона. Он должен был отдать ее на съедение морскому чудовищу. Геракл убил чудовище и освободил Гесиону. В награду Лаомедонт обещал ему подарить знаменитых Тросовых коней (см. примеч. [35]), но обманул и коней не отдал. Геракл приплыл с войском к Трое, разорил город и убил Лаомедонта. а его разбранил он
И лошадей не отдал, для которых тот шел издалека.
Ты же немедленно черную смерть от меня и погибель
Здесь получишь и, пикой моею поверженный, славу
Дашь мне, а душу свою — конеславному богу Аиду!»

Так говорил Сарпедон. Тлеполем ясеневую пику
Поднял. И разом из рук у обоих бойцов полетели
Пики огромные. В шею попал Сарпедон Тлеполему;
Боль приносящая пика насквозь ему шею пробила;
Черною, мрачною ночью покрылись глаза Тлеполема.

А Тлеполем своей пикой в бедро поразил Сарпедона, —
В левое; тело пронзивши, ударилось бурное жало
В кость. Но покамест отец40Отец — Зевс. защитил от погибели сына.
Равного богу царя Сарпедона друзья торопливо
Из тесноты выносили. Влачилась огромная пика

Следом и сильно его удручала. Никто не подумал,
Не догадался извлечь из бедра его пику, чтоб мог он
Вместе с другими итти: до того все кругом торопились.
А на другой стороне тлеполемово тело ахейцы
Из тесноты выносили. Тотчас же все это увидел

Стойкий душой Одиссей. Разъярилось в нем милое сердце.
Он между помыслов двух колебался умом и душою:
Прежде настигнуть ли сына громами гремящего Зевса,
Или ликийцев, мужей рядовых, уничтожить побольше.
Но не ему, Одиссею герою, дано было роком

Острою медью низвергнуть могучего Зевсова сына.
Сердце его на ликийский народ обратила Афина.
Койрана тут умертвил он, Аластора мужа, Алькандра,
Хромия, Галия, также Ноемона и Пританиса.
Много еще бы ликийцев убил Одиссей богоравный,

Но издалека увидел его шлемоблещущий Гектор.
Ринулся он сквозь передних, покрытый сияющей медью,
Ужас данайцам неся. Увидав, что приблизился Гектор,
В радость пришел Сарпедон и печальное слово промолвил:
«Гектор, не дай, умоляю, лежать мне добычей ахейцев,

Но защити! И пускай уже в городе вашем покинет
Жизнь мое тело. Я вижу, что нет никакой мне надежды
В дом возвратиться к себе, в дорогую отцовскую землю,
Радость принесть и супруге любимой, и малому сыну».
Так говорил он. Но Гектор ему ничего не ответил.

Бурно пронесся вперед, чтоб как можно скорее ахейцев
Прочь отогнать и у многих копьем своим души исторгнуть.
Равного ж вечным богам Сарпедона друзья посадили
В поле, под дубом прекрасным эгидодержавного Зевса.
Вытащил вон из бедра ясеневую острую пику

Мощный Пелагон, который товарищем был его милым.
И отлетела душа, и глаза его тьмою покрылись.
Вскоре однако вздохнул, и дыхание ветра Борея
Дух его вновь оживило, дышавший нечасто и тяжко.
Перед Аресом ахейцы и Гектором меднодоспешным

К черным своим кораблям быстроходным назад не бежали,
Но и вперед не бросалися в бой; отступая, все время
Медленно шли, лишь узнали, что грозный Apec меж троянцев.
Кто же был первый и кто был последний, оружьем которых
Гектор, рожденный Приамом, и медный Apec овладели?

Богу подобный Тевфрант, с ним вместе Орест конеборец,
Трэх, этолийский копейщик, Гелен Энопид с Эномаем
И опоясанный пестроблестящей повязкой Оресбий,
Муж, обитающий в Гиле, усердный стяжатель богатства,
Около озера живший Кефисского, где и другие

Жили мужи-беотийцы, владельцы богатых участков.
Но не укрылось от глаз белолокотной Геры богини,
Как аргивян меднолатных в могучем бою они губят.
Быстро со словом крылатым она обратилась к Афине:
«Необоримая дочь Эгиоха-Кронида, беда нам!

Право, напрасно с тобой обнадежили мы Менелая,
Что разрушителем Трои высокой домой он вернется,
Раз позволяем свирепствовать так мужегубцу Аресу!
Дай-ка подумаем также и мы о сражении бурном!»
Так говорила, и с ней согласилася дева Афина.

Тотчас сама устремилась коней запрягать златосбруйных
Дочерь великого Крона, богиня старейшая Гера.
Геба ж с боков колесницы набросила гнутые круги
Медных колес восьмиспичных, ходящих по оси железной.
Ободы их — золотые, нетленные, сверху которых

Плотные медные шины наложены, диво для взора!
Окаймлены серебром по обоим бокам их ступицы.
Кузов же сам на ремнях золотых и серебряных крепких
Прочно лежит, и дугою два поручня тянутся сверху.
Дышло же из серебра. К окончанью его привязала

Геба ярмо золотое, к ярму же — нагрудник прекрасный,
Весь золотой. Под ярмо подвела лошадей своих быстрых
Гера-богиня, пылая желаньем вражды и убийства.
Дочь между тем Эгиоха-Кронида в чертоге отцовском41Каждый бог имел на Олимпе свой отдельный дворец, Афина же, любимая дочь Зевса, жила вместе с отцом в его дворце.
Мягкий свой пеплос сняла и струей его на пол спустила, —

Пестроузорный, который сготовлен был ею самою.
Вместо него же надевши хитон молневержца Зевеса,
Для многослезного боя в доспехи она облеклася.
Плечи себе облачила эгидой, богатой кистями,
Страшною; ужас ее обтекает венком отовсюду,

Сила в ней, распря, напор, леденящая душу погоня,
В ней голова и Горгоны, чудовища, страшного видом,
Страшная, грозная, Зевса эгидодержавного чудо.
Шлем свой надела, имевший два гребня, четыре султана;
Образы ста градоборцев тот шлем золотой украшали,

В яркую став колесницу, тяжелой, огромной и крепкой
Вооружилася пикой, сражавшей фаланги героев,
Гнев на себя навлекавших богини могучеотцовной.
Гера проворно бичом погнала лошадей быстроногих.
Сами собой распахнулись у неба ворота, где Орам

Вверено стражу нести для охраны Олимпа и неба,
Вход открывать и опять загораживать облаком плотным.
В эти ворота богини коней своих быстрых погнали.
Вскоре нашли они Зевса. Один, вдалеке от бессмертных,
На высочайшей из многих вершин олимпийских сидел он.

Там удержала коней белорукая Гера богиня
И к высочайшему Зевсу-Крониону так обратилась:
«Не негодуешь ты, Зевс, на такие злодейства Ареса?
Скольких мужей — и каких! — погубил он в ахейском народе, —
Не по-хорошему, даром. Скорблю я, тогда как Киприда

А Аполлон сребролукий спокойно душой веселятся,
В бой подстрекнув дурака, над которым не властны законы.
Зевс, наш отец! На меня раздражишься ты, если Ареса
Я прогоню из сраженья, его исхлеставши позорно?»
Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион:

«Лучше пошли на Ареса добычницу деву Афину:
Больше привыкла она повергать его в тяжкие скорби».
И не была непослушна ему белорукая Гера.
Коней хлестнула бичом. Не лениво они полетели,
Между землею паря и усеянным звездами небом.

Сколько проникнет в пространство воздушное взор человека,
В даль винночерного моря глядящего с вышки дозорной,
Столько захватят прыжков громкоржущие кони бессмертных.
Прибыли вскоре они к Илиону, к струящимся рекам,
К месту, где струи сливают свои Симоент со Скамандром.

Там удержала коней белорукая Гера богиня,
Их отпрягла и туман вкруг коней разлила непроглядный;
На берегу Симоент им амвросию вырастил в пищу.
Двинулись обе, походкой подобные робким голубкам,42Походка голубок — частый женский шаг в отличие от широкого шага мужчины («широко шагая»).
Жарким пылая желаньем прийти к аргивянам на помощь.

Прибыли к месту они, где всех больше мужей наилучших
Было; стояли вкруг силы они Диомеда героя,
Коней смирителя, львам плотоядным подобные видом
Или же злым кабанам, обладающим силой немалой.
И закричала на них белорукая Гера, принявши

Образ могучего Стентора, медноголосого мужа;
Так он кричал, как зараз пятьдесят человек бы кричало:
«Стыдно, ахейцы! Вы трусы! Лишь с виду достойны вы чести!
Прежде, когда еще в битвы вступал Ахиллес благородный, —
Нет, никогда из Дарданских ворот не дерзали троянцы

Выступить: все трепетали его сокрушительной пики.
Нынче ж далеко от стен пред судами троянцы воюют!»
Так говоря, возбудила и силу, и мужество в каждом.
А совоокая дева Афина пошла к Диомеду.
Близ колесницы с конями стоял Диомед, охлаждая

Рану, которую горькой стрелою нанес ему Пандар.
Пот изнурял под широким ремнем, на котором держался
Щит закругленный; и пот изнурял, и рука уставала
Черную кровь вытирать, под ремнем выступавшую крепким.
Облокотясь о ярмо колесницы, сказала богиня:

«Сын у Тидея родился не очень с родителем схожий!
Ростом Тидей был совсем не высок, но боец несравнимый.
Даже когда воевать иль стараться блистать меж мужами
Я запрещала ему, — как в то время, когда появился
В Фивах один он послом от ахеян средь многих кадмейцев…

Я пировать ему с ними велела спокойно в чертогах.
Но и тогда, как и раньше, был духом могуч он безмерно.
Юношей вызвав кадмейских, во всяких он их состязаньях
Очень легко победил. Сама я ему помогала.
Также и возле тебя я стою и тебя охраняю,

И побуждаю всем сердцем тебя с троянцами биться.
Но иль усталость от многих трудов тебе в члены проникла,
Иль бессердечная робость тобой овладела. Какой же
Ты после этого сын храбреца Инеида Тидея?»
Ей отвечая, сказал Диомед, воеватель могучий:

«Дочь Эгиоха-Кронида, тебя узнаю я, богиня!
Все я охотно тебе сообщу, ничего не скрывая.
Нет, не усталость, не робость меня бессердечная держит.
Но приказаний, какие давала ты мне, не забыл я.
Против блаженного бога сражаться ты мне запретила,

Кто бы он ни был; но если бы Зевсова дочь Афродита
В битву ввязалась, велела разить ее острою медью.
Вот почему я и сам отступаю теперь, й ахейцам
Всем остальным приказал собираться на этом вот месте.
Вижу Ареса: он сам управляет кровавою битвой».

Снова сказала ему совоокая дева Афина:
«Духу, Тидид, моему ты из всех наиболе приятен.
Больше не бойся теперь ни Ареса, ни бога другого, —
Вот я какою тебе помощницей буду сегодня.
Прямо направь на Ареса коней твоих однокопытных,

Бей изблизи, не страшись сумасшедшего этого бога, —
Зла, что себе приготовили люди души переметной!
Сам он недавно и мне обещал, и владычице Гере
Помощь давать аргивянам и против троянцев сражаться.
Нынче ж о тех он забыл и совместно с троянцами бьется!»

Так говоря, согнала с колесницы Сфенела на землю,
За руку взявши его; и тотчас с колесницы он спрыгнул.
Быстро сама поднялась в колесницу к Тидееву сыну,
Боем горящая. Тяжко дубовая ось застонала,
Разом ужасного бога поднявши и лучшего мужа.

В руки и вожжи, и бич захвативши, Паллада-Афина
Однокопытных тотчас же коней погнала на Ареса.
Труп Перифанта огромного он обнажал от доспехов, —
Лучшего меж этолийцев, Охезия сына. Его-то
Кровью залитый Apec обнажал. Чтоб ее он не видел,

Дочь Эгиоха-Кронида покрылася шлемом Аида.43Шлем-невидимка подземного бога Аида («невидимого»).
Лишь увидал людобоец Apec Диомеда героя,
Бросил тотчас он лежать Перифанта огромного там же,
Где, умертвивши его, у сраженного душу исторгнул,
И устремился навстречу Тидееву храброму сыну.

После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Первым ударил Apec над ярмом лошадей и вожжами
Медною пикой, пылая желанием душу исторгнуть.
Но ухватила рукой совоокая дева Афина
Пику, толкнула ее, и она меж колес пролетела.

После того Диомед размахнулся могучеголосый
Медною пикой. Ее устремила Паллада-Афина
В низ живота, где Apec опоясан был повязью медной:
Пику туда он вонзил и, прекрасную плоть растерзавши,
Выдернул пику обратно. Apec заревел меднобронный

Так же, как если бы девять иль десять воскликнуло тысяч
Сильных мужей на войне, зачиная аресову распрю.
Дрогнули в ужасе все, — и дружины троян, и ахейцев;
Так заревел на все поле Apec, ненасытный войною.
Так же, как воздух под тучами нам представляется мрачным

Знойною летней порой, приходящей с удушливым ветром,
Взору Тидида таким же и медный Apec показался,
В небо широкое вверх поднимавшийся с тучами вместе.
Быстро взлетел на Олимп он высокий, жилище бессмертных,
Сел возле Зевса-Кронида с душой, огорченной безмерно,

Рану ему показал с вытекавшей бессмертною кровью
И обратил к нему слово крылатое, жалуясь горько:
«Не негодуешь, отец, на злодейства подобные глядя?
Вечно страшнейшие беды единственно друг из-за друга
Претерпеваем мы, боги бессмертные, людям на радость.

Все на тебя негодуем: безумную дочь породил ты,
Гибель несущую всем, лишь с одними злодействами в мыслях.
Прочие боги, какие ни есть на высоком Олимпе, —
Все мы послушны тебе и готовы во всем покоряться.
Только ее никогда не смиришь ты ни словом, ни делом,

Все позволяешь зловредной богине, рожденной тобою.
Нынче Тидеева сына она, наглеца Диомеда,
С ярою злобой напасть на бессмертных богов подстрекнула.
Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти,
После и против меня устремился, похожий на бога.

Только проворные ноги спасли меня, иначе долго б
Там я простертый лежал между страшными грудами трупов
Или б живой изнемог под ударами гибельной меди!»
Грозно взглянув, отвечал собирающий тучи Кронион:
«Будет сидеть и скулить! Душа переметная, смолкни!

Всех ненавистней ты мне из богов, на Олимпе живущих!
Милы тебе только распри, кровавые войны и битвы.
Матери дух у тебя, — необузданный, буйно строптивый, —
Геры, которую сам я с трудом укрощаю словами.
Думаю, ты и теперь пострадал от ее же советов.

Дольше однако тебя я страдающим видеть не в силах.
Ты от меня происходишь, и мне тебя мать породила,
Если б, зловредный такой, от другого ты бога родился,
Был бы давно под землей ты, и глубже, чем все Ураниды!»44Ураниды — титаны, дети бога Урана, старшее поколение богов. Младшее поколение богов, во главе с Зевсом, свергло титанов и заключило их в Тартаре, глубоко под землею.
Тотчас его исцелить он Пэеону дал приказанье.

Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон
Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Если смоковничий сок нальешь в молоко и смешаешь,
Жидкое вмиг молоко от подобного сока свернется.
С той же Apec быстротою от раны своей исцелился.

Геба омыла его, облачила красивой одеждой.
И близ Кронида воссел он в сознании радостном славы.
Снова тогда возвратились в жилище великого Зевса
Гера аргивская вместе с Алалкоменидой Афиной,
Мужеубийства заставив прервать людобойца Ареса.

Песнь шестая

Встреча Гектора с Андромахой

Яростный бой меж троян и ахейцев оставили боги.
Но по равнине туда и сюда простиралось сраженье
Между мужами, одни на других направлявшими копья,
В поле, между теченьями рек Симоента и Ксанфа.

Первым Аякс Теламоний, оплот и защита ахейцев,
Строй у троянцев прорвал, товарищам свет показавши.
Мужа он сверг Акаманта, храбрейшего между фракийцев,
Сына Евсорова, ростом высокого, мощного силой.
Первый ударил он в козырь его коневласого шлема,

Лоб пронизав Акаманта. Прошло глубоко ему в череп
Медное жало копья. И глаза его тьмою покрылись.
Аксил же Тевфрана сын, Диомедом могучеголосым
Был ниспровергнут. В Арисбе прекрасно устроенной жил он,
В жизненных средствах нужды не имея, и людям был другом.

Всех он радушно в дому принимал у себя при дороге.
Но ни один между них от смерти не спас его грустной,
Помощи не дал никто, и лишились души они оба, —
Сам он и спутник Калесий, который в его колеснице
Быстрыми правил конями. Сошли они оба под землю.

Дреса же вместе с Офельтием сверг Евриал многомощный
И устремился на Эсепа с Педасом, нимфой речною
Абарбареей рожденных прекрасному Буколиону.
Буколион же был сын знаменитого Лаомедонта,
Старший рожденьем, но матерью тайно, без брака, рожденный.

Он, пастухом, близ овец сочетался любовью и ложем
С нимфою; двух сыновей-близнецов родила ему нимфа.
И сокрушил им обоим прекрасные члены и силу
Сын Мекистея, и с плеч их совлек боевые доспехи.
Стойкий в бою Полипет распростер на земле Астиала,

Царь Одиссей же могучий Пидита убил перкотийца
Медною пикой, а Тевкр — Аретаона, схожего с богом.
Несторов сын Антилох опрокинул блестящею пикой
Албера, царь Агамемнон, мужей повелитель, — Елата.
У берегов обитал он струистого Сатниоента,

В городе Педасе. Страхом объятого Филака в бегстве
Леит настигнул герой. Евриал же Меланфия свергнул.
Взят живьем был Адраст Менелаем могучеголосым,
Кони его, по равнине широкой помчавшись в испуге,
О тамарисковый куст колесницей ударились гнутой,

Дышло ее на конце раздробили и к городу сами
Вскачь понеслися, куда и другие скакали в смятеньи.
Сам же Адраст, с колесницы стремглав к колесу покатившись,
Грянулся в пыльную землю лицом. Над упавшим мгновенно
Встал Менелай, занеся на него длиннотенную пику.

Быстро колени Адраст у него охватил и взмолился к Атриду:
«Дай, Менелай, мне пощаду! Получишь ты выкуп достойный!
Много сокровищ хранит у себя мой родитель. Богат он
Золотом, медью, а также для выделки трудным железом.
С радостью даст он тебе за меня неисчислимый выкуп,

Если услышит, что в стане ахейцев живой нахожусь я».
Так говорил он и дух в груди убедил Менелаю.
Тот собирался уже к кораблям быстроходным ахейцев
Спутнику дать своему отвести его. Вдруг Агамемнон
Быстро навстречу ему подбежал и воскликнул сурово:

«Что это как, Менелай мягкодушный, ты нынче к троянцам
Жалостлив? В доме твоем превосходное сделали дело
Эти троянцы! Пускай же из них ни один не избегнет
Гибели быстрой и нашей руки! Пусть ребята, которых
Матери носят во чреве своем, — пусть и те погибают!

Пусть они все без следа и без похорон, — все пусть исчезнут!»
Так говоря, отвратил Агамемнон намеренье брата,
Правильно все говоря; Менелай русокудрый Адраста
Прочь рукой оттолкнул. Агамемнон герою в утробу
Пику вонзил. Опрокинулся он, и мужей повелитель,

Ставши ногою на грудь, ясеневую выдернул пику.
Нестор к ахейцам взывал, возбуждая их криком громовым:
«О дорогие герои данайцы, о слуги Ареса!
Бейтесь с врагом, не кидайтесь пока на добычу, не стойте
Сзади рядов, чтобы с большей добычей домой воротиться!

Будем мужей убивать! А потом по равнине спокойно
Сможете вы обнажать от доспехов лежащие трупы».
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
И побежали б троянцы от милых Аресу ахейцев
В свой Илион, покоряясь объявшей их слабости духа,

Если б, представ пред Энеем и Гектором, так не сказал им
Сын Приамов Гелен, превосходнейший птицегадатель:
«Гектор, Эней! Наиболе, герои, на вас тяготеет
Бремя забот о троянцах, ликийцах: ведь всех вы отличней
В деле любом, где потребны совет иль рука боевая!

Остановитесь же здесь и троян у ворот удержите,
Всюду на помощь являясь, пока еще женам в объятья
В бегстве не пали они, на потеху и радость ахейцам.
После того ж, как троянские вы ободрите фаланги,
Мы, оставаясь на месте, упорнейше будем сражаться,

Сколько бы нас ни теснили данайцы: велит неизбежность.
Ты же, о Гектор, меж тем в Илион отправляйся и там ты
Матери скажешь твоей и моей: благородных троянок
Пусть созывает в акрополь пред храм светлоокой Афины.
Двери священного дома ключом пусть откроет и пышный

Пеплос, который, по мненью ее, средь хранимых в чертоге
Всех превосходней и больше, всего и самой ей дороже, —
Пусть на колени возложит прекрасноволосой Афине,
Пусть ей двенадцать телят годовалых, работы не знавших,
Даст обещание в жертву принесть, если жалость проявит

К городу нашему, к женам троянским и малым младенцам,
Если она Илион защитит от Тидеева сына, —
Дикого, мощного силой бойца, рассевателя страха,
Мужа, который, скажу я, могучее всех средь ахейцев.
Так нас и сам Ахиллес не страшил, меж мужами первейший,

Хоть говорят, что рожден он богиней. Еще неудержней
Этот лютует, и в силе никто с ним не может сравняться».
Гектору так говорил он, и тот не ослушался брата.
Вмиг со своей колесницы с оружием спрыгнул на землю.
Острые копья колебля в руке, обходил он все войско,

К бою мужей возбуждая. И грянула новая сеча.
Оборотившись назад, на ахейцев они налетели.
И аргивяне назад подались, прекратили убийство.
Им показалось, — один из бессмертных со звездного неба
В помощь к врагам их спустился, — таков был стремительный натиск.

Гектор к троянцам взывал, возбуждая их криком громовым:
«Храбрые Трои сыны и союзники славные наши!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!
Я ненадолго от вас в Илион отлучусь и скажу там
Старцам-советникам, также и нашим супругам любезным,

Чтобы молились богам, обещали бы им гекатомбы».
Так им сказав, к Илиону пошел шлемоблещущий Гектор.
Билася сзади краями по пяткам его и затылку
Крепкая черная кожа, что выпуклый щит окаймляла.
Главк, Гипполохом рожденный, и сын знаменитый Тидея

На середину меж тем выходили, желая сразиться.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Первым ко Главку Тидид обратился могучеголосый:
«Кто ты, храбрец, из людей, на земле порожденных для смерти?
Прежде тебя не встречал я в боях, прославляющих мужа.

Нынче ж, как вижу, далеко ты смелостью всех превосходишь,
Если решаешься выждать мою длиннотенную пику.
Дети одних злополучных встречаются с силой моею!
Если же ты кто-нибудь из богов, низошедший на землю, —
Я никогда не дерзнул бы с богами небесными биться!

Нет, и могучий Ликург, порожденный Дриантом, недолго
Прожил на свете, с богами небесными ссору затеяв.
На воспитательниц шумного он Диониса нагрянул
И по божественной Нисе за ними гонялся. На землю
Бросили тирсы они, батогом поражаемы острым

Людоубийцы Ликурга. А сам Дионис, устрашенный,
Бросился в море и был там воспринят на лоно Фетидой.
В ужас и трепет пришел он от буйственных выкриков мужа.
Легко живущие боги на это весьма прогневились,
Зевс же Кронион его ослепил. И потом уж недолго

Прожил Ликург на земле, ненавидимый всеми богами.
Нет, ни за что не хочу я с богами бессмертными биться!
Если же смертный ты муж и плодами питаешься пашни, —
Ближе иди, чтобы смерти предела достичь поскорее!»
Так Диомеду ответил блистательный сын Гипполоха:

«Высокодушный Тидид, для чего узнаешь ты о роде?
Сходны судьбой поколенья людей с поколеньями листьев:
Листья — одни по земле рассеваются ветром, другие
Зеленью снова леса одевают с пришедшей весною.
Так же и люди: одни нарождаются, гибнут другие.

Если ж и это ты хочешь узнать, то скажу я, чтоб ведом
Был тебе род наш; немало на свете людей его знает.
В Аргосе конебогатом далекий есть город Эфира.
В городе этом Сизиф находился, хитрейший из смертных.
Сыном Эола он был; а сам был родителем Главка.

Главк же на свет произвел непорочного Беллерофонта.
Боги ему красоту с привлекательным мужеством дали.
Пройт же в душе на него нехорошее дело задумал;
Властию был он сильнее его, и заставил покинуть
Землю аргосцев: под скипетр Пройта он отдан был Зевсом.

С Беллерофонтом Антее божественной, Пройта супруге,
Тайно любовь завязать пожелалось, но к ней не склонила
Полного чувств благородных, разумного Беллерофонта.
И, клевеща на него, заявила царю она Пройту:
«Пройт! Или сам умирай, или Беллерофонта убей ты!

Дерзкий со мною пытался в любви сочетаться насильно».
Гневом великим вскипел повелитель, такое услышав.
Сам умертвить уклонился, — настолько стыда оказалось.
Но приказал ему ехать в Ликию и дал две дощечки,
Много погибельных знаков внутри начертав смертоносных.

Тестю он поручил их отдать, посланцу на погибель.
Тот под надежной защитой бессмертных в дорогу пустился.
Вскоре он прибыл в Ликию, к прекрасным течениям Ксанфа.
Принял радушно его повелитель Ликии пространной.
Девять он дней пировал с ним и девять быков он зарезал.

Но лишь десятая в небе взошла розоперстая Эос,
Стал он расспрашивать гостя, и видеть ему пожелалось
Знаки, которые зять его Пройт посылает в дощечках.
А получивши от гостя злодейские зятевы знаки,
Прежде всего приказал он ему уничтожить Химеру

Необоримую: божьей породы была та Химера;
Спереди лев, дракон назади, коза в середине;
Страшную силу огня выдыхала Химера из пасти.
Следуя данным богами приметам, ее умертвил он.
В бой он вступил, во-вторых, с многославным солимским народом.

Битвы, как сам говорил он, ужасней, чем эта, не знал он.
В-третьих, в бою перебил амазонок он мужеподобных.
При возвращении царь ему новые козни подстроил:
Выбрав храбрейших мужей по Ликии пространной, в засаду
Их поместил. Но назад не вернулся из них ни единый.

Беллерофонт непорочный их всех перебил без остатка.
Царь, наконец, убедился в божественном роде пришельца,
И удержал у себя, и отдал ему дочь свою в жены,
И передал половину всей почести царской. Ликийцы
Самый отрезали лучший участок ему, с превосходным

Садом и тучною пашней, чтоб им он владел и питался.
Дети у той родились от разумного Беллерофонта, —
Трое: Исандр, Гипполох и прекрасная Лаодамия.
С Лаодамией возлег промыслитель Кронид; разрешилась
Меднодоспешным она Сарпедоном, похожим на бога.

Сделавшись всем напоследок бессмертным богам ненавистен,45Беллерофонт убил Химеру, сражаясь с нею на крылатом коне Пегасе. Впоследствии Беллерофонт захотел подняться на Пегасе на Олимп, но конь сбросил его. За такую попытку боги возненавидели Беллерофонта, Он ослеп, охромел и кончил жизнь всеми отвергнутый.
Беллерофонт по долине алейской блуждал одиноко.
Душу глодая себе и тропинок людских избегая.
Жадный до боя Apec умертвил его сына Исандра
В дни, как сражался с солимами он, знаменитым народом.

Дочь златоуздой убита была Артемидою в гневе.
От Гипполоха же я родился, — вот откуда я родом.
Он меня в Трою отправил и накрепко мне заповедал
Храбро сражаться всегда, превосходствовать в битве над всеми,
Рода отцов не бесчестить, которые доблестью ратной

Стали известны в Эфире и в царстве ликийском пространном.
Вот и порода, и кровь, каковыми хвалюсь пред тобою».
Так он сказал. Диомед могучеголосый в восторге
Медную пику поспешно воткнул в многоплодную землю
И обратился к владыке народов с приветственным словом:

«Ты же мне, значит, старинным приходишься дедовским гостем!
Некогда дед мой Иней безупречного Беллерофонта
Двадцать удерживал дней у себя, угощая в чертогах.
Оба друг другу они превосходные дали гостинцы.
Дед мой Иней подарил ему блещущий пурпуром пояс,

Беллерофонт преподнес золотой ему кубок двуручный.
В доме моем я тот кубок оставил, в поход отправляясь.
Что ж до Тидея, — его я не помню; ребенком покинул
Он меня в дни, как погибло под Фивами племя ахейцев.
Буду тебе я отныне средь Аргоса друг и хозяин,

Ты же — в Ликии мне будешь, когда побывать там придется.
С копьями ж нашими будем с тобой и в толпе расходиться;
Много тут есть для меня и троян, и союзников славных, —
Буду разить, кого бог наведет, и кого я настигну.
Много тут есть для тебя и ахейцев, — рази, кого сможешь.

И обменяемся нашим оружьем. Пускай и все эти
Знают, что оба с тобою мы дедовской дружбой гордимся».
Так говорили они. Со своих колесниц соскочили,
За руки крепко взялись и клятвы друг другу давали.
Зевс тут однако Кронион у Главка рассудок похитил:

Он Диомеду Тидиду на медный доспех — золотой свой,
Стоящий сотню быков, обменял на ценящийся в девять.
Гектор меж тем подошел уж к Скейским воротам и к дубу.
Вкруг него жены троянцев бежали и дочери, жадно
Вести желая узнать о супругах, о детях, о братьях

И о родных остальных. Но всем им подряд отвечал он,
Чтобы молились богам: печаль уготована многим.
Вскоре приблизился Гектор к прекрасному дому Приама
С рядом отесанных гладко, высоких колонн. Находилось
В нем пятьдесят почивален из гладко отесанных камней,

Близко одна от другой расположенных; в этих покоях
Возле законных супруг сыновья почивали Приама.
Прямо насупротив их, на дворе, дочерей почивален
Было двенадцать из тесаных камней, под общею крышей,
Близко одна от другой расположенных; в этих покоях

Возле супруг своих скромных зятья почивали Приама.
Там нежнодарная мать ему вышла навстречу, с собою
Дочь Лаодику ведя, меж других наилучшую видом.
За руку взяв его, слово сказала и так говорила:
«Сын мой, зачем ты приходишь, покинув отважную битву?

Верно, троянцев теснят злоимянные дети ахейцев,46Злоимянные дети ахейцев. — Созвучное с «ахейцами» слово «ахос» значит — «горе», «печаль».
Битву ведя под стеной, — и сюда привело тебя сердце,
Руки желаешь воздеть из акрополя к Зевсу владыке?
Но подожди, я вина медосладкого вынесу чашу,
Чтоб возлиянье ты сделал Крониду и прочим бессмертным

Прежде всего; а потом и тебе было б выпить не худо:
Силы немало вино прибавляет усталому мужу.
Ты ж истомился жестоко, сограждан своих защищая».
Матери так отвечал шлемоблещущий Гектор великий:
«Матушка чтимая, сладкого пить мне вина не давай ты.

Ты обессилишь меня и забуду я крепость и храбрость.
Зевсу ж вино искрометное лить неумытой рукою
Я не дерзаю: нельзя загрязненному кровью и пылью
К туч собирателю Зевсу с молитвой своей обращаться.
Ты же немедленно к храму Афины добычелюбивой,

Жен благородных собравши, пойди с благовонным куреньем.
Пеплос, который почтешь средь хранящихся в царском чертоге
Самым большим и прекрасным, всех больше самой тебе милым,
Взяв, на колени его возложи пышнокудрой Афине,
В жертву двенадцать телят годовалых, работы не знавших,

Дай обещание ей принести, если жалость проявит
К городу нашему, к женам троянским и к малым младенцам,
Если она Илион защитит от Тидеева сына,
Дикого, мощного силой бойца, рассевателя страха.
Так отправляйся же к храму Афины добычелюбивой,

Я же к Парису пойду, чтобы вызвать его на равнину,
Если захочет слова мои слушать. О, был бы он тут же
Пожран землей! Возрастил его Зевс на великое горе
Жителям Трои, Приаму отважному, всем его детям!
Если б его я увидел сошедшим в жилище Аида,

Думаю, милое сердце забыло б о наших несчастьях!»
Кликнула тотчас служанок, направившись к дому, Гекуба.
Те по домам побежали сзывать благородных троянок.
Мать же его между тем в покой благовонный спустилась.
Много там пеплосов было узорных, искусной работы

Женщин сидонских, которых с собой Александр боговидный
Сам из Сидона привез, проплывая морскою дорогой
С высокородной царицей Еленою, им увезенной.
Выбрав один, понесла этот пеплос Гекуба Афине, —
Самый большой и узорным шитьем наиболе прекрасный,

Светом подобный звезде; на дне он лежал под другими.
В путь она двинулась; с нею и множество жен благородных.
После того как в акрополь пришли они к храму Афины,
Дверь перед ними раскрыла прелестная видом Феано,
Дочь Киссея, жена Антенора, смирителя коней.

Жрицей Афины ее поставили жители Трои.
Женщины руки простерли к Афине с великим стенаньем.
Пеплос взяла принесенный прелестная видом Феано
И, возложив на колени Афине прекрасноволосой,
Дочери Зевса владыки молилась и так говорила:

«Града защита, свет меж богинь, Афина царица!
О, сокруши Диомеда копье, сотвори, чтоб и сам он
Грянулся оземь лицом пред воротами Скейскими Трои!
Ныне двенадцать телят годовалых, работы не знавших,
В жертву, богиня, тебе принесем, если жалость проявишь

К городу нашему, к женам троянским и к малым младенцам».
Так говорила, молясь. Но богиня молитву отвергла.
Так они дочери Зевса владыки молились во храме.
Гектор тем временем к дому уже подошел Александра.
Дом тот прекрасный воздвиг себе сам Александр при пособьи

Лучших строителей-зодчих троянской страны плодородной.
Был на акрополе выстроен он, со двором, с почивальней,
С залом мужским, по соседству с домами Приама и брата.
Гектор божественный в двери вошел. В руке многомощной
Пику в одиннадцать нес он локтей, и сияло пред нею

Медное жало ее и кольцо вкруг него золотое.
Брата нашел в почивальне в заботах о пышном оружьи;
Гнутые луки, и латы, и щит он испытывал, праздный.
Там же сидела Елена аргивская в круге домашних
Жен-рукодельниц и славные им назначала работы.

Стал его Гектор корить оскорбительной, жесткою речью:
«Гневом безумным прилично ль, несчастный, питать себе душу?
Гибнут народы в бою под стенами высокими Трои.
Ради тебя ведь и шум боевой, и кровавая сеча
Вкруг Илиона пылают. И сам ты бранил бы другого,

Если б увидел его покидающим грозную битву.
Встань же, покамест огнем погубительным город не вспыхнул!»
Брату немедленно так отвечал Александр боговидный:
«Гектор, меня ты бранишь не напрасно, за дело бранишь ты.
Вот почему я отвечу. А выслушав, сам ты рассудишь.

Дома сидел я не столько из гнева на граждан троянских
Иль из желания мести. Хотел я печали предаться.
Нынче же ласковой речью меня убедила супруга
Выступить в бой. Мне теперь самому показалось, что лучше
Было, пожалуй бы, так. Переменчива к людям победа.

Так подожди, я сейчас боевые доспехи надену,
Или иди, я же следом пойду, нагоню тебя мигом!»
Так он сказал. Не ответил ему шлемоблещущий Гектор.
С ласковым к Гектору словом тогда обратилась Елена:
«Деверь бесстыдной жены, отвратительной, гнусной собаки!

Если бы в самый тот день, как на свет меня мать породила,
Вихрь свирепый меня подхватил и унес бы далеко
На гору или низвергнул в кипящие волны морские, —
Волны б меня поглотили, и дел бы таких не свершилось.
Раз же такую беду мне уже предназначили боги,

Пусть хоть послали бы мне благороднее сердцем супруга,
Мужа, который бы чувствовал стыд и укоры людские!
Он же как был легкомыслен, таким и останется вечно.
Думаю, сильно за это ему поплатиться придется.
Что ж остаешься у входа? Зайди, в это кресло усядься,

Деверь! Кольцом твою душу заботы теснят наиболе
Из-за меня, из-за суки, и из-за вины Александра.
Злую нам участь назначил Кронион, что даже по смерти
Мы оставаться должны на бесславную память потомкам».
Ей после этого так отвечал шлемоблещущий Гектор:

«Сесть не упрашивай; как ни мила ты со мной, — не упросишь.
Рвется душа моя в бой, чтоб как можно скорее на помощь
К нашим прийти, горячо моего возвращения ждущим.
Ты же вот этого выйти заставь, пусть и сам поспешит он,
Чтобы нагнать меня раньше, чем за город выйти успею.

Я же отправлюсь домой и на малое время останусь,
Чтобы увидеть домашних, жену дорогую и сына.
Ибо не знаю, из боя к своим ворочусь ли я снова,
Или руками ахейцев меня небожители сгубят».
Так говоря, удалился от них шлемоблещущий Гектор.

Он подошел к своему для жизни удобному дому,
Но не нашел белолокотной там Андромахи в чертоге.
С сыном-младенцем она и с красиво одетой служанкой
В башне стояла, рыдая и горькой печалью терзаясь.
Гектор, внутри не увидев своей непорочной супруги,

Остановился, ступив на порог, и промолвил к рабыням:
«Эй, вы, рабыни, сейчас же скажите мне полную правду:
Где Андромаха супруга, куда удалилась из дома?
Вышла ль к золовкам она, иль к невесткам красиво одетым,
Или ко храму Афины пошла, где другие троянки

Пышноволосые просят пощады у грозной богини?»
Гектору так отвечала проворная ключница дома:
«Если ты требуешь, Гектор, сказать тебе полную правду, —
Нет, не к золовкам она, не к невесткам красиво одетым,
И не ко храму Афины пошла, где другие троянки

Пышноволосые просят пощады у грозной богини.
К башне большой Илиона она поспешила, услышав,
Что отступают троянцы, что крепнет ахейская сила.
Бегом к стене городской устремилась она без оглядки,
Как потерявшая разум. При ней же и няня с ребенком».

Так отвечала. Обратно пошел торопливо из дома
Гектор вниз по красиво отстроенным улицам Трои.
Вскоре приблизился он, проходя через город обширный,
К Скейским воротам, чрез них собираясь сойти на равнину.
Там подбежала навстречу ему Андромаха супруга

В пышных одеждах, царя Гетиона отважного дочерь.
Тот Гетион обитал при подошвах лесистого Плака,
В Фиве плакийской, мужей киликийских властитель верховный.
Дочь-то его и была за Гектором меднодоспешным.
Встретила мужа она; с Андромахою шла и служанка

С мальчиком их у груди, беззаботным, совсем еще глупым,
Сыном единственным, милым, — прекрасным, как звездочка в небе.
Именовал его Гектор Скамандрием, все остальные —
Астианактом:47Астианакт — значит — «защитник города». лишь Гектор один был защитником Трои.
Молча отец улыбнулся, увидевши сына-младенца.

Близко к нему подошла, обливаясь слезами, супруга,
Стиснула руку, и слово сказала, и так говорила:
«О нехороший! Погубит тебя твоя храбрость! Ни сына
Ты не жалеешь младенца, ни матери бедной. И скоро
Буду вдовою я, скоро убьют тебя в битве ахейцы,

Сразу все вместе напавши! А если тебя потеряю,
Лучше мне в землю сойти. Никакой уж мне больше не будет
Радости в жизни, когда тебя гибель постигнет. Удел мой —
Горести. Нет ни отца у меня, нет ни матери нежной.
Нашего старца-отца умертвил Ахиллес быстроногий,

До основания город разрушив страны киликийской,
Высоковратную Фиву. Убил Ахиллес Гетиона,
Но обнажить не посмел — устрашился нечестия сердцем:
Вместе с оружьем искусно сработанным предал сожженью,
Холм погребальный насыпал. И вязами холм обсадили

Дочери Зевса эгидодержавного, горные нимфы.
Семь у меня было братьев родимых в отцовском чертоге;
Все ниспустились в один они день в преисподнюю разом,
Всех перебил многосветлый Пелид, Ахиллес быстроногий
Возле медлительноногих коров и овец белорунных.

Мать же мою, что царила под Плаком, покрытым лесами,
Пленницей в стан свой увел он совместно с другою добычей;
Снова однако свободу ей дал за бесчисленный выкуп.
В доме ж отца умертвила ее Артемида богиня.48Умертвили ее Артемида. — Про умершую безболезненною скоропостижною смертью думали, что она убита стрелою Артемиды.
Гектор, ты все мне теперь, — и отец, и почтенная матерь,

Ты и единственный брат мой, и ты же супруг мой прекрасный.
Сжалься над нами и в бой не иди, оставайся на башне,
Чтоб сиротою не сделать ребенка, вдовою-супругу.
Войско же наше поставь у смоковницы; легче всего там
К городу подступ, и легче всего там на стены взобраться.

Трижды в том месте пытались напасть храбрецы под начальством:
Славного Идоменея, обоих Аяксов, а также
Двух знаменитых Атридов и мощного сына Тидея.
Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо вещий
Или, быть может, и собственный дух побудил их на это».

Ей отвечая, сказал шлемоблещущий Гектор великий:
«Все и меня это сильно тревожит, жена; но ужасно
Я бы стыдился троянцев и длинноодеждных троянок,
Если б вдали оставался, как трус, уклоняясь от боя.
Да и мой дух не позволит: давно уже я научился

Доблестным быть неизменно и вместе с передними биться,
Славу большую отцу и себе самому добывая.
Знаю и сам хорошо, — и сердцем, и духом я знаю:
День придет, — и погибнет священная Троя. Погибнет
Вместе с нею Приам и народ копьеносца Приама.

Но сокрушает мне сердце не столько грядущее горе
Жителей Трои, Гекубы самой и владыки Приама,
Горе возлюбленных братьев, столь многих и храбрых, которых:
На землю пыльную свергнут удары врагов разъяренных, —
Сколько твое! Уведет тебя меднодоспешный ахеец,

Льющую горькие слезы, и дней ты свободы лишишься.
Будешь, невольница, в Аргосе ткать для другой, или воду
Станешь носить из ключей Мессеиды или Гиппереи:
Необходимость заставит могучая, как ни печалься.
Льющею слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:

«Гектора это жена, превышавшего доблестью в битвах
Всех конеборных троянцев, что бились вокруг Илиона».
Скажет он так и пробудит в душе твоей новую горесть.
Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства.
Пусть же, однако, умру я и буду засыпан землею,

Раньше, чем громкий услышу твой вопль и позор твой увижу!»
Молвил и сына обнять наклонился блистательный Гектор.
Мальчик испуганно вскрикнул и к няне красиво одетой
Быстро припал, устрашенный родителя милого видом,
Яркою медью смущенный и конскою гривой, что грозно

С гребня отцовского шлема над ним неожиданно свисла.
Дружно любезный отец и почтенная мать рассмеялись.
Гектор немедленно снял с головы яркоблещущий шлем свой
И положил его наземь. И, на руки милого сына
Взявши, его целовал, и качал на руках, и, поднявши,

Так говорил, умоляя Кронида и прочих бессмертных:
«Зевс и великие боги! О, сделайте так, чтобы этот
Сын мой, подобно отцу, выдавался меж прочих троянцев,
Так же бы крепок был силой и мощно б царил в Илионе,
Чтобы когда-нибудь, видя, как с боя идет он, сказали:

«Этот намного отца превзошел!» Чтоб с кровавым трофеем
Он приходил из сраженья и радовал матери сердце!»
Так он сказал и супруге возлюбленной передал в руки
Милого сына. К груди благовонной прижала ребенка
Мать, засмеявшись сквозь слезы. И сжалось у Гектора сердце.

Гладил ее он рукой, и слова говорил, и промолвил:
«Бедная! Сердце себе не круши неумеренной скорбью!
Кто меня сможет судьбе вопреки в преисподнюю свергнуть?
Ну а судьбы не избегнет, как думаю я, ни единый
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родился.

Но возвращайся домой и займися своими делами, —
Пряжей, тканьем, наблюдай за служанками, чтобы прилежно
Дело свое исполняли. Война же — забота мужчины
Каждого, кто в Илионе родился, моя ж наиболе».
Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущий Гектор

Гривистый шлем. И пошла Андромаха домой, проливая
Слезы и часто назад на любимого взор обращая.
Вскоре достигла она для жизни удобного дома
Гектора мужеубийцы, внутри его много застала
Женщин-служительниц дома и к плачу их всех возбудила.

Заживо был ими Гектор в дому своем горько оплакан:
Не было в сердце надежды, что он из губительной битвы
Снова воротится, силы ахейцев и рук их избегнув.
Не задержался Парис боговидный в высоких палатах.
Славный надевши доспех, испещренный блестящею медью.

Он поспешил через город, надеясь на быстрые ноги.
Как застоявшийся конь, подле яслей раскормленный в стойле,
С топотом по полю мчится, сорвавшися с привязи крепкой,
В водах привыкший купаться прекрасно струящейся речки,
Гордый собой. Высоко голова. По плечам его грива

Бьется косматая. Полон сознаньем своей красоты он.
Мчат его к пастбищам конским и стойбищам легкие ноги.
Так же рожденный Приамом Парис от Пергамского замка
Мчался, сияя, как солнце, доспехом своим превосходным,
Весело он усмехался. Несли его быстрые ноги.

Гектора-брата догнал он, едва только тот собирался
Двинуться с места того, где беседовал нежно с женою.
Первым тогда обратился к нему Александр боговидный:
«Что, дорогой мой, надолго тебя задержал я, не правда ль?
Очень я медлил? Явился не к сроку, какой ты назначил?»

Брату Парису в ответ сказал шлемоблещущий Гектор:
«Милый! Никто из мужей, если он справедлив, не захочет
Ратных деяний твоих опорочивать: воин ты храбрый;
Только легко остываешь и малого хочешь; печалюсь
Сердцем я в духе, когда на тебя поношения слышу

Граждан троянских, так много трудов за тебя положивших.
Но поспешим! А поладим потом, если Зевс промыслитель
Даст нам, во славу небесным богам, рожденным на вечность,
Чашу свободы поставить в обителях наших свободных
После изгнанья из Трои красивопоножных ахейцев».

Песнь седьмая

Единоборство Гектора и Аякса. Погребение мертвых

Так сказав, из ворот устремился блистательный Гектор,
С ним его брат Александр. Пылали горячим желаньем
Оба как можно скорее начать воевать и сражаться.
Так же, как бог морякам, ожидающим жадно, попутный

Ветер в то время дает, как они рассекать уж устали
Гладкими веслами море и члены гребущих расслабли, —
Так пред троянцами, жадно их ждавшими, оба явились.
Там Александр ниспровергнул Менесфия, жившего в Арне,
Ареифоева сына, которого палиценосец

Ареифой породил с волоокою Филомедусой.
Гектор поверг Эйонея, ударивши в шею под медным
Ободом шлема копьем своим острым, и члены расслабил.
Главк, Гипполохом рожденный, ликийских мужей предводитель,
Пикою в яростной схватке в плечо поразил Ифиноя,

Диксия сына, когда в колесницу вскочить он пытался.
Тот с колесницы на землю упал, и расслабились члены.
Только увидела их совоокая дева Афина, —
Как меднолатных ахейцев в могучем бою они губят,
Бросилась тотчас с вершин олимпийских и бурно помчалась

К Трое священной. С Пергама увидев богиню, навстречу
Выступил ей Аполлон: желал он победы троянцам.
Встретились боги друг с другом у дуба, и первым владыка
Зевса-Крониона сын Аполлон обратился к Афине:
«Зевса великого дочь, для чего низошла ты с Олимпа?

Что пожелалось тебе? Чем дух твой взволнован великий?
Или желаешь полнейшую дать аргивянам победу?
Жалости нет у тебя к погибающим в битве троянцам.
Мой исполни совет, — полезнее было бы это.
Бой и войну между ними, давай, прекратим на сегодня,

После же пусть меж собою сражаются вволю, покуда
Трои конца не увидят, уж раз, о богини Олимпа,
Так непременно желается вам этот город разрушить».
Фебу сказала в ответ совоокая дева Афина:
«Так, Дальновержец, да будет! С такою же мыслью с Олимпа

Я и сама низошла к ополченьям троян и ахейцев.
Как же, однако, желаешь ты бой прекратить между ними?»
Ей отвечал Аполлон повелитель, рожденный Зевесом:
«В Гекторе мы конеборном возбудим могучую смелость.
С вызовом пусть обратится он к лучшим данайским героям

Выйти один на один и сразиться с ним в яростной битве.
Меднопоножных ахейцев заденет он этим, и сами
Выдвинут мужа они, чтоб с божественным Гектором бился».
Так он сказал. Совоокая с ним согласилась Афина.
Духом почуял Гелен прорицатель, рожденный Приамом,

Это решенье, к какому пришли, посовещавшися, боги.
К Гектору он подошел и такое сказал ему слово:
«Гектор, рожденный Приамом, по разуму сходный с Зевесом!
Я тебе брат, — не исполнишь ли ты, что тебе предложу я?
Пусть все усядутся наземь, — троянцы, равно как ахейцы, —

Сам же ты сделай храбрейшим мужам меж ахейцами вызов
В единоборство с тобою вступить и нещадно сразиться.
Нынче тебе не судьба умереть и предела достигнуть:
Голос такой я богов, рожденных для вечности, слышал».
С радостью очень большою слова его выслушал Гектор.

Вышедши быстро вперед и копье ухватив в середине,
Строй удержал он троянцев — Они, успокоившись, стали.
Тотчас тогда и ахейцев своих удержал Агамемнон.
Оба бога, Афина и Феб-Аполлон сребролукий,
Коршунов образ принявши, уселись вдвоем на высоком

Дубе Отца-молневержца, эгидодержавного Зевса,
И любовались мужами. Густые ряды их сидели,
Шлемами, острыми жалами пик и щитами щетинясь.
Как от Зефира, — внезапно подувшего, частою рябью
Гладь покрывается моря и сразу становится черной, —

Так почернела равнина от севших троян и ахейцев.
Гектор же, став между тех и других, обратился к ним с речью:
«Слушайте, Трои сыны и ахейцы в красивых поножах!
Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает!
Выполнить клятвы не дал нам высокоцарящий Кронирн,

Но, замышляя плохое, готовит нам битвы, покуда
Либо возьмете вы наш крепкобашенный город священный,
Либо погибнете сами близ ваших судов мореходных.
В ваших рядах здесь — герои храбрейшие меж всех ахейцев.
Тот, у которого сердце желает сразиться со мною,

Пусть сюда выйдет и в битву с божественным Гектором вступит.
Так говорю я, и будь нам свидетелем Зевс молневержец:
Если противник меня поразит длинножальною медью,
Снявши доспехи, пускай их снесет к кораблям крутобоким,
Тело ж мое пусть домой возвратит, чтоб имели возможность

Труп мой огню приобщить троянцы и жены троянцев.
Если же я его свергну и славу мне даст Дальновержец, —
Снявши доспехи с него, отнесу их в священную Трою
И середь храма метателя стрел Аполлона повешу,
Тело ж назад возвращу к кораблям обоюдовесельным.

Пусть похоронят его длиннокудрые мужи ахейцы,
На берегу Геллеспонта широкого холм пусть насыплют.
Некогда кто-нибудь скажет из поздно живущих потомков,
По винночерному морю плывя в корабле многовеслом:
«Воина это могила, умершего в давнее время;

Доблестный, был умерщвлен он блистательным Гектором в битве».
Скажут когда-нибудь так, и слава моя не погибнет».
Так он сказал. В глубочайшем молчаньи сидели ахейцы.
Вызов стыдились отвергнуть, равно и принять ужасались.
Встал, наконец, Менелай и, жестоко мужей упрекая,

Заговорил, — и душа разрывалась от тяжких стенаний:
«Горе мне! О самохвалы! Ахеянки вы, не ахейцы!
Срам для данайских мужей из ужасных ужаснейший будет,
Если из них ни один не посмеет на Гектора выйти!
Пусть превратитесь вы все, тут сидящие, в воду и в землю!

Сердца в груди у вас нет, и бесславие в будущем ждет вас!
Сам я с оружием выйду на этого! Знаю, что свыше
Жребий победы находится, в воле богов всемогущих!»
Так он сказал и в блестящие стал одеваться доспехи,
Тут для тебя, Менелай, неминучий от рук Приамида

Жизни пришел бы конец, ибо много могучее был он,
Если б тебя удержать все герои не кинулись разом.
Сам повелитель мужей, Агамемнон пространнодержавный,
Брата за правую руку схватил и сказал, убеждая:
«Зевса питомец, с ума ты сошел, Менелай? Не годится

Глупости делать тебе. Сдержи огорченное сердце!
Из раздраженья на битву не рвись с человеком сильнейшим, —
С Гектором, сыном Приама. Его и другие трепещут.
Сходится с ним, содрогаясь, в бою, прославляющем смертных,
Даже сам Ахиллес, который тебя посильнее.

Ты же пойди и усядься в толпе сотоварищей верных.
Гектору кроме тебя средь ахейцев противник найдется.
Как ни отважен он, как он до свалки кровавой ни жаден,
Все-таки с радостью, верь мне, колено согнет, если целым
Сможет спастись от ужасной войны и погибельной схватки».

Словом таким отвратил Агамемнон намеренье брата,
Отговорив справедливо. И брат подчинился. Доспехи
Радостно с плеч его крепких товарищи верные сняли.
Нестор же встал и с речью такою к вождям обратился:
«Ох, великая скорбь на землю ахейскую сходит!

Горько теперь зарыдает Пелей, престарелый наездник,
Славный оратор и мудрый советник в земле мирмидонцев!
Радостно в доме своем говорил он со мною, о каждом
Разузнавая ахейце, о предках его и потомках.
Если б теперь он услышал, как Гектор их всех ужасает,

Верно, не раз бы к бессмертным он руки простер, чтоб скорее
Дух из членов его погрузился в обитель Аида!
Если б, о Зевс, наш отец, и вы, Аполлон и Афина, —
Молод я был, как в то время, когда при реке Келадонте
С войском копейщиков славных аркадцев сражались пилосцы

Около Фейских твердынь, недалеко от струй Иордана!
Еревфалион стоял во главе аркадийского войска.
Был облечен он в доспехи властителя Ареифоя, —
Дивного Ареифоя, которому дали прозванье
Палиценосца мужи и красивоодеждные жены,

Так как сражался обычно не луком, не длинною пикой, —
Палицей рвал он железной фаланги врагов устрашенных.
Был умерщвлен он Ликургом, но хитростью только, не силой, —
В узком проходе, где смерти не мог отвратить он своею
Палицей: быстро Ликург его упредил, проколовши

Острою пикой насквозь. И на землю он навзничь свалился.
Снял победитель доспех, подаренный медным Аресом.
В битвах аресовых долго он сам в тот доспех облачался.
После того же, как старость Ликургом в дому овладела,
Эревфалиону, другу любимому, отдал доспех он.

В этот доспех облеченный, на бой вызывал он храбрейших.
Все трепетали, боялись, никто не осмелился выйти.
Но многостойкий мой дух подстрекнул меня выступить смело
В битву с надменным, хоть самый я был молодой между всеми.
С ним я сразился, и мне торжество даровала Афина.

Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!
В судоргах некто огромный туда и сюда разметался.
Если б я так же был молод и прежнею силой владел бы,
Скоро противника б встретил себе шлемоблещущий Гектор!
В вашем же воинстве сколько ни есть всех ахейцев храбрейших,

Сердцем никто не пылает противником Гектору выйти».
Так укорял их старик. И девять их всех поднялося.
Самым выступил первым владыка мужей Агамемнон;
Следом за ним поднялся и Тидид Диомед многомощный;
Следом за ними Аяксы, дышавшие бурною силой;

Вслед за Аяксами Идоменей и его сотоварищ,
Вождь Мерион, истребителю войск Эниалию49Эниалий — Apec. равный.
Этим вослед — Еврипил, блистательный сын Евемонов,
Сын Андремона Фоант и затем Одиссей богоравный.
Столько их встало, желавших с божественным Гектором биться.

Нестор, наездник геренский, опять обратился к ним с речью:
«Бросьте-ка жребий теперь. Которому выпадет жребий,
Выступит тот и на пользу красивопоножным ахейцам,
Выступит также на пользу себе самому, если целым
Сможет вернуться из страшной войны и погибельной схватки».

Так произнес он. И каждый, пометивши собственный жребий,
В шлем его бросил царя Агамемнона, сына Атрея.
Войско же, руки к бессмертным богам воздевая, молилось;
Так не один говорил, на широкое небо взирая:
«Зевс, наш отец! Пусть Аяксу достанется иль Диомеду,

Иль, наконец, и царю самому многозлатной Микены!»
Так говорили. Встряхнул ему данные жребии в шлеме
Нестор, и вылетел жребий, которого все и желали, —
Жребий Аякса. И вестник, понесши кругом по собранью,
Справа подряд всем героям ахейским показывал жребий.

Знака никто не признал, отрекался от жребия каждый.
Вестник собранье кругом обошел и приблизился к мужу,
Кто этот жребий пометил и в шлем его бросил, — к Аяксу.
К вестнику руку простер он, и вестник, приблизившись, подал.
Жребий увидевши, знак свой узнал Теламоний, в восторге

Под ноги бросил на землю его и вскричал аргивянам:
«Мой это жребий, друзья! Всем сердцем и сам я доволен!
Думаю, верх одержу над Гектором я многосветлым.
Все же прошу вас, пока облекаться я буду в доспехи, —
Зевсу владыке молитесь, великому Кронову сыну,

Между собою, безмолвно, чтоб вас не слыхали троянцы.
Впрочем, — молитесь и громко! С чего мы их будем бояться?
Как бы кто ни желал, меня ни искусством, ни силой
Против воли моей отступить не заставит. Надеюсь,
На Саламине и сам не таким уж я вырос невеждой!»

Так он сказал. И молились они молневержцу Крониду;
Так не один говорил, на широкое небо взирая:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий!
Даруй победу Аяксу, укрась его светлою славой!
Если ж и Гектора любишь, если и им озабочен, —

Равную силу и славу пошли одному и другому!»
Так говорили. Аякс в многояркую медь одевался.
После того же, как всеми доспехами тело покрыл он,
Двинулся он на врага, как огромный Apec выступает,
Если идет на войну меж мужами, которых Кронион

Свел на сражение силой вражды, разъедающей душу.
Так и огромный Аякс подвигался — защита ахейцев;
Грозным лицом усмехался, а по низу шагом широким
Крепко шагал, потрясая в руке длиннотенною пикой.
Все аргивяне, смотря на него, восхищались душою.

Трепет ужасный объял у троянца у каждого члены;
Даже у Гектора сердце в могучей груди задрожало.
Но уж не мог он никак отступить и в фаланги троянцев
Скрыться назад, ибо первый же сам его вызвал на битву.
Быстро Аякс подходил, пред собою неся, словно башню,

Медный щит семикожный, который герою сработал
Шорник прекраснейший Тихий, живущий в дому своем в Гиле.
Ярко блистающий щит для него из семи он составил
Кож от жирнейших волов, и покрыл их пластиною медной.
Сын Теламонов Аякс, неся этот щит перед грудью,

Близко пред Гектором стал и сказал ему голосом грозным:
«Гектор, теперь, как один на один мы с тобою сойдемся,
Ясно увидишь ты, есть ли средь нас и другие герои,
Кроме Пелида, фаланг разрывателя с львиной душою.
Праздно лежит он близ гнутых своих кораблей мореходных,

На Агамемнона гневом пылая, владыку народов.
Тоже, однако, и мы таковы, — и таких нас немало, —
Что не боимся с тобою сойтись. Начинай же сраженье!»
Тотчас ответил ему шлемоблещущий Гектор великий:
«Богорожденный Аякс Теламоний, владыка народов!

Полно со мною тебе говорить, как с бессильным ребенком,
Иль как с женою, которой неведомо ратное дело!
В мужеубийствах и битвах я опыт имею немалый,
Щит сухокожный умею ворочать и вправо, и влево,
С ним управляюсь искусно и храбро в кровавом сраженьи;

На колеснице умею ворваться и в конную свалку,
Пляску Ареса смогу проплясать и в бою рукопашном.
Но на такого, как ты, не хочу нападать я украдкой,
Высмотрев тайно. Открыто я бью. Посмотрю, попаду ли!»
Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику.

В щит семикожный ужасный он пикой своею ударил, —
В яркую полосу меди, что сверху восьмою лежала.
Кожаных шесть в нем слоев пронизала блестящая пика,
В коже седьмой задержалась. Тогда в свою очередь быстро
Богорожденный Аякс размахнулся огромною пикой

И поразил ею Гектора в щит, во все стороны равный.
Щит светозарный насквозь пролетела могучая пика,
Гекторов панцырь пронзила, сработанный с тонким искусством.
И против самого паха хитон Приамида рассекла.
Он увернулся однако и гибели черной избегнул.

Вырвав обратно руками свои длиннотенные пики,
Сшиблися оба опять наподобие львов кровожадных
Или лесных кабанов, у которых немалая сила.
Гектор копьем в середину щита Теламония грянул,
Меди однако на нем не пробил, — острие изогнулось.

В щит, налетевши, ударил Аякс и насквозь его пробил
Пикой. Назад отшатнулся к врагу порывавшийся Гектор.
Шею царапнуло жало, и черная кровь заструилась.
Не прекратил поединка, однако, божественный Гектор.
Чуть отступивши назад, захватил он могучей рукою

Камень, лежавший средь поля, — огромный, зубристый и темный,
Махом швырнул и в ужаснейший щит семикожный Аякса
Глыбой в средину ударил. Взревела вся медь щитовая.
Быстро Аякс подхватил несравненно огромнейший камень,
Бросил его, размахав и напрягши безмерную силу,

В щит угодил и пробил его камнем, похожим на жернов,
Милые ранив колени. Назад опрокинулся Гектор,
Щит свой притиснув. Но тотчас воздвиг Аполлон его снова.
Тут бы, схватившись, мечами они изрубили друг друга,
Если бы вестники Зевса и смертных, глашатаи оба

Не подошли, — от троянцев один, а другой от ахейцев
Меднодоспешных, — Идей и Талфибий, разумные оба.
Между героев жезлы протянули они, и сказал им
Вестник троянский Идей, преисполненный мудрых решений:
«Будет, любезные дети! Кончайте войну и сраженье!

Любит равно вас обоих Зевес, собирающий тучи.
Оба лихие бойцы вы, и в этом мы все убедились.
Уж надвигается ночь, — хорошо покориться и ночи».
Сын Теламона Аякс, отвечая Идею, промолвил:
«То, что сказал ты, Идей, пусть и Гектор мне это же скажет.

Он вызывал ведь на битву храбрейших героев ахейских,
Он и начни; подчинюсь я охотно, коль он это скажет».
Снова ответил ему шлемоблещущий Гектор великий:
«Так как, Аякс, одарен ты от бога и ростом, и силой,
Также и разумом светлым, и лучший боец ты на копьях,

То прекратим на сегодняшний день и борьбу, и сраженье.
После же снова мы будем сражаться, пока не разнимет
Нас божество, одному из двоих даровавши победу.
Уж надвигается ночь. Хорошо покориться и ночи.
Всех ты обрадуешь храбрых ахейцев, к судам воротившись,

Больше всего же — собратьев и близких, каких ты имеешь.
Я же обрадую, в город великий вернувшись Приама,
Всех конеборных троянцев и длинноодеждных троянок,
Кто за меня помолиться сберется в божественном храме.
Сын Теламонов! Почтим же друг друга дарами на память,

Чтобы любой из ахейцев сказал и любой из троянцев:
«Бились герои, пылая враждой, пожирающей сердце,
Но разлучились они, примиренные дружбой взаимной».
Так он сказал и отдал Теламонию меч среброгвоздный
Вместе с ножнами и вместе с ремнем вырезным перевесным.

Гектору ж отдал Аякс свой блистающий пурпуром пояс.
Так разлучились они, и один к аргивянам направил
Шаг свой, другой же — к троянскому шумному войску. Троянцы,
Радуясь сердцем, смотрели, как шел, невредимый и здравый,
Гектор, избегнувший силы и рук необорных Аякса.

В город его повели, уж не ждавшие видеть живого.
Также, с другой стороны, повели и ахейцы Аякса
К сыну Атрея, его восхищенному славной победой.
После того как пришли они все к Агамемнону в ставку,
Ради пришедших быка пятилетнего царь Агамемнон

В жертву зарезал владыке Крониду, сверхмощному Зевсу.
Кожу содрали с быка, всего на куски разрубили,
На вертела нанизали, разрезав на мелкие части,
Сжарили их на огне осторожно и с вертелов сняли.
Кончив работу, они приступили к богатому пиру;

Все пировали, и не было в равном пиру обделенных.
Теламонида особо длиннейшей хребетною частью
Царь Агамемнон почтил, повелитель пространнодержавный.
После того как питьем и едой утолили желанье,
Ткать размышления первым из всех меж собравшихся начал

Нестор. Советы всегда наилучшие всем подавал он.
Благожелательства полный, сказал он собранью ахейцев:
«Сын Атреев, и вы, остальные вожди всеахейцев!
Длинноволосых ахейцев немало погибло тут в битвах.
Берег Скамандра прекрасноструистого кровью их черной

Залил горячий Apec, и в Аид их отправились души.
Нужно, чтоб утром с зарей ахейцы войну прекратили,
Сами ж, собравшись, сюда мы свезем на волах и на мулах
Трупы убитых с равнины, и все предадим их сожженью
Невдалеке от судов, чтобы кости отцовские детям

Каждый с собою привез, возвращаясь в отчизну родную.
Холм над костром мы насыплем могильный, один на равнине,
Общий для всех. И вплотную к нему без задержки построим
Стену высокую, — нам и самим, и судам в оборону.
В этой стене мы устроим ворота, сплоченные крепко,

Чтобы проехать чрез эти ворота могли колесницы,
Выроем ров за стеною снаружи большой и глубокий;
Он, обегая кругом, колесницы задержит и пеших,
Если когда-либо войско надменных троянцев нагрянет».
Так говорил он. И с ним остальные цари согласились.

И у троянцев кипело в акрополе Трои собранье,
Страшное, бурное, перед дверьми владыки Приама.
С речью такой Антенор рассудительный к ним обратился:
«Трои сыны, и дарданцы, и вы, о союзники наши!
Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает!

Нужно решиться! Давайте, назад возвратим Менелаю
Вместе с богатствами всеми Елену аргивскую. Клятвы
Мы же нарушили! В битвах, поверьте, добра никакого
Мы не получим, пока не поступим, как вам говорю я».
Так он сказал и на место уселся. Немедленно следом

Встал Александр бог обидный, супруг пышнокудрой Елены,
И, отвечая ему, слова окрыленные молвил:
«Очень мне мало приятно, что здесь, Антенор, говоришь ты!
Мог бы ты слово другое, получше, чем это, придумать!
Если же то, что я слышал, сказал ты от чистого сердца, —

Сами бессмертные твой, очевидно, похитили разум!
Вот что хочу я троянцам сказать, укротителям коней:
Прямо я всем заявляю: супруги моей не отдам я!
Все же богатства, какие привез я из Аргоса в дом наш, —
Их я согласен отдать, и своих к ним прибавить сокровищ».

Так он сказал и на место уселся. Пред ними немедля
Старец Приам поднялся, — советчик, подобный бессмертным.
Лучших намерений полный, к собранию он обратился:
«Трои сыны, и дарданцы, и вы, о, союзники наши!
Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает!

Ужинать в городе нынче вы будете так же, как прежде.
Помните стражу ночную и бодрствуйте каждый на страже.
Завтра ж с зарею Идей к кораблям пусть отправится полым
И перескажет царям Агамемнону и Менелаю
То, что сказал Александр, от которого ссора возникла.

Пусть и такую им скажет разумную речь: не хотят ли
Остановиться с злосчастной войною, доколе убитых
Мы не сожжем, а тогда и опять завоюем, покамест
Нас божество не разлучит, кому-нибудь давши победу».
Слушали все со вниманьем Приама и с ним согласились.

Ужинать стали войска, по своим разместившись отрядам.
Вместе с зарею Идей отошел к кораблям мореходным.
Были уже на собраньи данайцы, Аресовы слуги,
Возле кормы корабля Агамемнона. Став в середине,
И с речью такою ко всем обратился Идей голосистый:

«Царь Агамемнон и вы, наилучшие меж всеахейцев!
Мне поручили Приам и другие знатнейшие мужи
Вам передать, — не найдете ли вы и приятным, и милым
То, что сказал Александр, от которого ссора возникла:
Те из сокровищ, которые он в кораблях изогнутых

В Трою с собою привез (о, лучше б он прежде погибнул!), —
Их он согласен обратно отдать и своих к ним прибавить.
Что ж до законной жены Менелая, покрытого славой, —
Той, говорит, не отдаст, — хоть троянцы того и желают.
Также поручено мне и другое сказать: не хотите ль

Остановиться с злосчастной войною, доколе убитых
Мы не сожжем, а тогда и опять завоюем, покамест
Нас божество не разлучит, кому-нибудь давши победу».
Так он сказал. В глубочайшем молчаньи сидели ахейцы.
Громкоголосый тогда поднялся Диомед и воскликнул:

«Нет, уж теперь не должны принимать мы богатства Париса
Иль хоть Елену саму! Для глупцов, и для тех очевидно,
Что над троянцами скоро готова уж грянуть погибель!»
Так он сказал. В величайшем восторге вскричали ахейцы,
Слову дивясь Диомеда Тидида, смирителя коней.

И обратился тогда Агамемнон владыка к Идею:
«Слышал и сам ты, Идей, что ахейцы сейчас говорили,
Как отвечали тебе. И с ними вполне я согласен.
Что до сожжения мертвых, — нисколько тому не противлюсь.
Каждого долг — ничего не жалеть для людей опочивших;

Раз они умерли, нужно немедля огнем усладить их.
Зевс мне да будет свидетель, супруг громомечущий Геры!»
Так он сказал и свой скипетр ко всем небожителям поднял.
Вестник троянский обратно пошел к Илиону святому.
Трои сыны и дарданцы на площади в сборе сидели

И дожидались, когда от ахейцев Идей возвратится.
Он возвратился и все сообщил, что сказали ахейцы,
Став в середине. Поспешно готовиться стали троянцы,
Эти — свозить мертвецов, а другие — деревья из леса.
Также, с другой стороны, от судов и ахейцы спешили,

Эти — свозить мертвецов, а другие — деревья из леса.
Только что новыми солнце лучами поля осветило,
Выйдя из тихо текущих, глубоких зыбей океана
В путь свой небесный, как оба народа сошлись на равнине.
Каждого мужа узнать было трудно, чужой ли он, свой ли.

Лишь от запекшейся крови обмывши водой, различали
И на повозки их клали, роняя горячие слезы.
Громко плакать Приам запретил. И безмолвно троянцы
Мертвых своих на костер возлагали, печаляся в сердце,
После ж, предавши огню, в Илион возвращались священный.

Также, с другой стороны, и ахейцы в красивых поножах
Мертвых своих на костер возлагали, печаляся в сердце,
После ж, предавши огню, возвращались к судам изогнутым.
Перед зарею назавтра, еще середь сумрака ночи,
Возле костра собрались отборные мужи ахейцы,

Холм над костром тем воздвигли могильный, один на равнине,
Общий для всех. И вплотную к нему возвели без задержки
Стену высокую, — им и самим, и судам в оборону.
Сделали в этой стене и ворота, сплоченные крепко,
Чтобы проехать чрез эти ворота могли колесницы,

Вырыли ров за стеною снаружи, большой и глубокий,
Все обегавший становье, и колья За рвом вколотили.
Так в своем стане широком трудились ахейские мужи.
Боги меж тем восседали вкруг Зевса, метателя молний,
И на большие дела меднолатных ахейцев смотрели.

Начал меж них говорить Посейдон, сотрясающий землю:
«Зевс, наш отец! На земле беспредельной какой же из смертных
Станет теперь сообщать свои мысли и цели бессмертным?
Разве не видишь, какую построили стену ахейцы
Пред кораблями своими, какой вкруг стены глубочайший

Вывели ров? А богам принесли ли они гекатомбы?
Слава о ней разойдется, куда лишь заря достигает,
И позабудут о той, которую мы с Аполлоном
Лаомедонту герою с такою построили мукой!»
Сильно разгневавшись, Зевс, собирающий тучи, ответил:

«Бог многомощный, землей потрясающий, что говоришь ты?
Пусть бы уж замыслов этих другой из богов устрашился,
Кто пред тобою намного слабей и руками, и духом.
Слава ж твоя разойдется, куда лишь заря достигает!
Не огорчайся! Когда меднолатные мужи ахейцы

В милую землю родную в судах отплывут крутобоких,
До основания стену ты смоешь и, в море обрушив,
Сызнова берег высокий покроешь морскими песками,
Чтоб и следа от великой ахейской стены не осталось».
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.

Солнце меж тем закатилось, окончили дело ахейцы,
В станах своих закололи быков и за ужин уселись.
Прибыло много судов в это время, вином нагруженных,
Посланных с Лемноса сыном Язона Евнеем ахейцам;
Пастырь народов Язон с Гипсипилой его породили.

Двум Атрея сынам, Агамемнону и Менелаю,
Тысяча мерок вина посылалась Евнеем отдельно.
Все остальные ахейцы вино с кораблей получали,
Эти — медью платя, другие — блестящим железом,
Шкуры волов приносили, коров на обмен приводили

Или же пленных людей. И устроили пир богатейший.
Всю эту ночь напролет длиннокудрые мужи ахейцы
В стане своем пировали (в стенах городских же — троянцы).
Всю эту ночь напролет, замышляя недоброе, в небе
Зевс промыслитель гремел, и бледнели ахейцы от страха.

Наземь вино проливали из кубков. Никто не решался
Пить, не свершив наперед возлиянья сверхмощному Зевсу.
Все улеглись, наконец, и сна насладились дарами.

Песнь восьмая

Прерванная битва

В платье шафранном Заря простиралась над всею землею.
Созвал Зевес молнелюбец бессмертных богов на собранье
На высочайшей вершине Олимпа, горы многоглавой.
Сам он к богам говорил. А бессмертные молча внимали.

«Слушайте слово мое, о боги, и вы, о богини!
Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает.
Чтобы никто из бессмертных, ни женщина-бог, ни мужчина,
Чтобы никто мне перечить не смел, чтобы все без изъятья
То, что скажу, исполняли! Пора с этим делом кончать мне!

Если ж замечу, что кто из богов, отделясь потихоньку,
Будет стараться троянцам ли помощь давать, иль данайцам, —
Тот на Олимп возвратится, позорнейше мною избитый.
Либо, схвативши, швырну я ослушника в сумрачный Тартар,
Очень далеко, где есть под землей глубочайшая бездна,

Где из железа ворота, порог же высокий из меди, —
Вниз от Аида, насколько земля от небесного свода.
Там он узнает, насколько могучее всех я бессмертных.
Иль вот попробуйте, боги, — чтоб всем вам самим убедиться, —
Цепь золотую спустите с высокого неба на землю,

Все до последнего бога и все до последней богини
За цепь схватитесь, — и все же не стащите с неба на землю
Вы устроителя Зевса всевышнего, как ни старайтесь!
Если же я, не на шутку решившись, повлечь пожелаю, —
С морем самим и с самою землей эту цепь повлеку я;

После вокруг олимпийской вершины ее обмотаю, —
И средь воздушных просторов весь мир на цепи той повиснет.
Вот я насколько сильнее и смертных, сильней и бессмертных!»
Так говорил он. Молчанье глубокое боги хранили.
Грозная речь молневержца Кронида их всех поразила.

Заговорила тогда совоокая дева Афина:
«О наш родитель Кронид, повелитель, меж всех высочайший!
Знаем прекрасно мы сами, что сила твоя необорна.
Но глубоко мы жалеем душой копьеборных данайцев:
Скоро погибнут они, исполняя свой жребий жестокий.

Все мы однако от битвы воздержимся, если велишь ты.
Мы только дать бы хотели полезный совет аргивянам,
Чтобы под гневом твоим не погибнуть им всем без остатка».
Ей отвечал, улыбнувшись, Зевес, собирающий тучи:
«Тритогенея, не бойся, дитя мое милое! Это

Я говорю не всерьез, а к тебе я вполне благосклонен».
Так он сказал и запряг в колесницу коней медноногих,
Пару быстрых коней с золотою и длинною гривой,
В золото тело и сам облачил, и сработанный дивно
Бич захватил золотой, и, в блестящую став колесницу,

Коней ударил бичом. Не лениво они полетели,
Между землею паря и усеянным звездами небом.
Прибыл Кронион на Иду, зверей многоводную матерь,
К Гаргару, где его роща и жертвенник в ней благовонный.
Остановил лошадей там родитель бессмертных и смертных,

От колесницы отпряг и густым их туманом окутал.
Сам же, могуществом гордый своим, на вершинах уселся,
На корабли аргивян и на город троянцев взирая.
Длинноволосые мужи-ахейцы, поспешно поевши,
Стали в становьях своих облекаться для битвы в доспехи.

В городе в бой, со своей стороны, снаряжались троянцы, —
В меньшем числе; но и так они к битве рвалися кровавой:
Необходимость гнала их за жен и детей своих биться.
Настежь раскрылись ворота. Войска через них устремились
Конные, пешие. Всюду стоял несмолкающий грохот.

Сблизясь, на месте одном очутились враждебные рати.
Сшиблися разом и щитные кожи, и копья, и силы
Меднодоспешных мужей. Ударялись щиты друг о друга
Выпуклобляшные. Всюду стоял несмолкающий грохот.
Вместе смешалося все, — похвальбы и предсмертные стоны

Тех, что губили и гибли. И кровью земля заструилась.
С раннего утра все время, как день разрастался священный,
Тучами копья и стрелы летали, и падали люди.
Но лишь приблизилось солнце к средине широкого неба,
Взял промыслитель Кронид золотые весы, и на чашки

Бросил два жребия смерти, несущей печаль и страданья, —
Жребий троян конеборных и меднодоспешных ахейцев.
Взял в середине и поднял. Ахейских сынов преклонился
День роковой. До земли опустилася участь ахейцев.
Участь троянцев наверх поднялась до широкого неба.

Страшно с Идейской вершины Зевес загремел и ударил
Молнией яркою в войско ахейцев. Увидевши это,
Остолбенели ахейцы, и страх овладел ими бледный.
Тут уж остаться не смели ни Идоменей знаменитый,
Ни Агамемнон, ни оба Аякса, аресовы слуги.

Нестор геренский, защита ахейцев, один лишь остался, —
Но не по собственной воле: коня его ранил стрелою
Богоподобный Парис, супруг пышнокудрой Елены,
В голову, в самое темя, где первые волосы коней
Идут от черепа к шее, — опасное место! От боли

Конь поднялся на дыбы; стрела ему в мозг погрузилась.
Вызвал смятенье и в прочих конях он, крутяся вкруг меди.
Острым мечом размахнувшись, старик отрубить торопился
Пристяжь у лошади. Вдруг быстроногие Гектора кони
В самую свалку влетели, отважного мча властелина, —

Гектора. Тут же свой дух погубил бы старик неизбежно,
Если б всего Диомед не заметил могучеголосый.
Голосом страшным он крикнул, стремясь ободрить Одиссея:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!
Что ты бежишь, повернувшись спиной, как трусливый меж толпищ?

Как бы при бегстве тебе кто копья не всадил меж лопаток!
Остановись! Защитим старика от свирепого мужа!»
Так он сказал. Не услышал его Одиссей многостойкий,
Мимо промчался, несясь к кораблям изогнутым ахейским.
Но Диомед, и один оставаясь, вперед устремился,

Стал впереди лошадей престарелого сына Нелея
И обратился к нему, устремляя крылатые речи:
«Старец! Жестоко тебя молодые бойцы утесняют!
Сила ослабла, тебя удручает тяжелая старость,
Хил твой возница-товарищ, и кони твои непроворны.

Стань же ко мне в колесницу. Тогда, каковы, ты увидишь,
Тросовы кони, как быстро умеют они по равнине
Мчаться равно и туда, и туда, и в погоне, и в бегстве.
Пусть о твоих лошадях позаботятся наши возницы,
Я их на-днях у Энея отбил, возбудителя бегства.

Этих же мы на троянцев направим, чтоб Гектор увидел,
Что и в руке у меня способна свирепствовать пика».
Так говорил он. И внял ему Нестор, наездник геренский.
Коней его под свое попечение взяли возницы, —
Мощные оба, Сфенел с безбоязненным Евримедонтом.

Сами ж они в колесницу вошли Диомеда Тидида.
Нестор владыка руками взялся за блестящие вожжи,
Коней стегнул, и тотчас очутились пред Гектором оба.
Прямо на них он летел. Диомед в него пикой ударил, —
Но промахнулся, попал же в возницу, стоявшего рядом,

В сына Фивеева, духом отважного Эниопея.
В грудь близ соска он ударил возницу, державшего вожжи.
Тот с колесницы свалился. В испуге попятились кони
Быстрые. Там у него и душа сокрушилась, и сила.
Страшная скорбь о вознице окутала Гектору сердце.

Все же его наконец он оставил лежать, хоть и жалко
Было товарища. Стал смельчака подбирать он другого.
Кони недолго нуждались в вознице. Тотчас же нашел он
Храброго Архептолема, Ифитова сына. Ему он
На колесницу взойти приказал и вручил ему вожжи.

Гибель пришла бы тогда, и свершилось бы тяжкое дело,
Были бы загнаны в город троянцы, подобно баранам,
Если б всего не увидел родитель бессмертных и смертных.
Он, загремевши ужасно, блестящую молнию бросил.
Пред колесницей Тидея ударила молния в землю.

Пламя ужасное кверху взвилось от пылающей серы.
Кони, подавшись назад, под ярмом задрожали от страха.
Вон из Нестора рук убежали блестящие вожжи,
В сердце он ужаснулся и так Диомеду промолвил:
«В бегство, Тидид, лошадей поворачивай однокопытных!

Или не чувствуешь ты, не тебе от Кронида победа?
Этому славу сегодня дарует Зевес промыслитель.
Может быть, после дарует и нам, если так пожелает.
Зевсовой воли ни в чем человек изменить не способен,
Как бы он ни был силен, ибо много сильней Громовержец».

К старцу с ответом Тидид обратился могучеголосый:
«Все, что старик, говоришь ты, конечно, вполне справедливо.
В сердце и в дух мне, однако, ужасное горе приходит:
Гектор когда-нибудь в речи своей пред троянцами скажет:
«Вождь Диомед от меня убежал к кораблям испугавшись!»

Скажет, хвалясь, и тогда — расступись ты, земля, подо мною!»
Нестор, наездник геренский, на это Тидиду ответил:
«Храбрым Тидеем рожденный, — ну, что, Диомед, говоришь ты!
Если бы даже назвал тебя Гектор бессильным и трусом,
Веры не дали б ему ни троянцы, ни дарданионы,

Веры не дали б и жены лихих щитоносцев троянских,
Жены, цветущих супругов которых поверг ты на землю».
Так он сказал и назад повернул лошадей быстроногих,
В самую гущу бегущих. Вдогонку троянцы и Гектор
Сыпали с криком и гамом стенящие стрелы и копья.

Громко Тидиду кричал шлемоблещущий Гектор великий:
«Раньше тебя, Диомед, быстроконные чтили данайцы,
Местом тебя отличали, и мясом, и полною чашей.
Вряд ли теперь отличат! На женщину стал ты похожим!
Баба трусливая, прочь убирайся! Расстанься с надеждой

На стены наши подняться, меня отразивши, и женщин
Наших к судам повести. Я смерти предам тебя раньше!»
Так он кричал. Диомед колебался в жестоких сомненьях, —
Не повернуть ли назад лошадей, не вступить ли с ним в битву?
Трижды на умысел этот он сердцем и духом решался,

Трижды с Идейской горы грохотал промыслитель Кронион,
Знаменье тем подавая троянцам о полной победе.
Гектор троянцам кричал, созывая их голосом громким:
«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы!
Будьте мужами, друзья, о храбрости вспомните бурной!

Знаю, что мне благосклонно владыка Кронид обещает
В битве победу и славу великую, им же — погибель!
Эти глупцы для своей обороны построили стены, —
Слабы те стены, ничтожны! И нашу ли силу сдержать им!
Лошади наши легко через вырытый ров перескочат.

Но лишь у выпуклых я окажусь кораблей мореходных, —
Помните, будьте готовы: чтоб был мне огонь под рукою!
Пламенем я истреблю корабли и самих пред судами
Всех перебью аргивян, суетящихся в дыме пожарном!»
Так произнесши, к коням обратился и так говорил он:

«Эфон, и Ксанф, и Подарг, и божественный Ламп, отплатите
Мне сегодня, о кони, за то попеченье, с которым
Дочь Гетиона владыки, супруга моя Андромаха,
Пищу давала вам первым, насыпавши сладкой пшеницы,
В воду мешала вина, сколько вашему духу желалось,

Раньше, чем мне самому, ее молодому супругу.
Ну же, вперед, мои кони! Настигнем врагов и захватим
Несторов щит, о котором молва достигает до неба,
Будто из золота весь он, — и сам, и его рукоятки.
Также и с плеч совлечем Диомеда, смирителя коней,

Пестрый панцырь; над ним Гефест утомился, работав.
Если мы это захватим, надеюсь, что тою же ночью
Бросятся в бегство ахейцы к своим кораблям быстроходным»
Так говорил он, хвалясь. Возмутилась владычица Гера,
Двинулась в троне своем, и великий Олимп всколебался.

И обратилась она к Посейдону, великому богу:
«Широкомощный Земли колебатель! Ужель не жалеет
Сердце в груди у тебя погибающих в битве данайцев, —
Их, что тебе так усердно в Гелику и в Эги привозят
Столько приятных даров! Помоги же добыть им победу!

Если бы все пожелали мы, — все, что стоим за данайцев, —
Трои сынов отразить, удержав громоносного Зевса,
Сильно бы он загрустил, в одиночестве сидя на Иде!»
Ей, рассердившись, ответил могучий земли колебатель:
«Смелоречивая Гера, какие слова говоришь ты!

Нет, не желал бы никак я, чтоб мы, остальные все боги,
Стали сражаться с Кронидом: намного он всех нас сильнее».
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.
Все близ судов между рвом и высокой стеною пространство
Было забито толпами коней и мужей щитоносных,

Страшно теснимых. Теснил Приамид их, стремительный Гектор,
Бурному равный Аресу. Давал ему славу Кронион.
Сжег бы тогда же огнем корабли равнобокие Гектор,
Если бы Гера царю Агамемнону в мысль не вложила
Быстро народ возбудить, хоть спешил он и сам это сделать.

Тотчас пошел он, ускорив шаги, к кораблям и становьям.
В сильной руке он держал огромный пурпуровый плащ свой.
Стал Агамемнон на черный, громадный корабль Одиссея,
Бывший в средине, чтоб голос его отовсюду был слышен, —
В стане Аякса царя, Теламонова славного сына,

Так же, как в стане Пелида: на самых концах они оба
Стали с судами, на силу и храбрость свою полагаясь.
Громко Атрид закричал, чтобы всем было слышно данайцам:
«Стыд вам великий, ахейцы, о трусы, лишь с виду герои.
Где похвальбы, что от вас я когда-то на Лемносе слышал, —

Как заявляли мы гордо, что нет нас на свете храбрее!
Мясо быков пряморогих в обилии там поедая,
Чаши до дна выпивая, вином до краев налитые,
На сто, на двести троян, говорили вы, каждый из наших
Выступит смело на бой. А теперь одного мы не стоим

Гектора! Скоро огнем уже наши суда подожжет он!
Зевс, наш родитель! Кого из царей многомощных такою
Ты ослеплял слепотой, отнимая великую славу?
В многовесельном судне, как сюда на несчастье я ехал,
Было ли так, чтобы где твой прекрасный алтарь миновал я?

Бедра и жир от быков я на каждом сжигал тебе в славу,
В сердце желаньем горя разорить крепкостенную Трою.
Нынче, о Зевс, хоть такое исполни мое пожеланье:
Дай хоть самим нам счастливо уйти и спастись от троянцев,
Не допусти, чтобы так, как сейчас, они нас губили!»

Жалость отцом овладела, как слезы его он увидел.
Дал обещанье ему, что спасется народ, не погибнет,
Тотчас орла ниспослал, безобманную самую птицу.
Был в его лапах детеныш проворного в беге оленя.
Бросил того олененка вблизи алтаря он, который

Соорудили ахейцы всевещему Зевсу владыке.
Лишь увидали они, что от Зевса явилася птица,
Бросились жарче на войско троянское, вспомнив о битве.
Много там было данайцев. Однако никто между ними
Не похвалился б, что раньше Тидида коней своих быстрых

Выгнал за ров, на троянцев ударил и с ними сразился.
Первым из всех Диомед шлемоносца убил Агелая,
Сына Фрадмонова. В бегство своих лошадей обращал он.
В спину меж плеч в это время его Диомед многомощный
Острым ударил копьем и чрез грудь его выгнал наружу.

Тот с колесницы упал, и доспехи на нем зазвенели.
За Диомедом вослед устремилися братья Атриды,
Следом за ними Аяксы, дышавшие бурною силой,
Вслед за Аяксами Идоменей и его сотоварищ
Вождь Мерион, истребителю войск Эниалию равный;

Этим вослед — Еврипил, блистательный сын Евемонов.
Тевкр появился девятым. Упругий свой лук напрягал он,
Став под прикрытием щита Теламонова сына Аякса.
Щит свой немного Аякс отстранял, и тогда, осмотревшись,
Быстро герой из толпы выбирал иль того, иль другого,

И поражал его. Раненый, пав, расставался с душою.
Тевкр же бросался назад и, как к матери сын, прижимался
К брату Аяксу. И этот щитом прикрывал его светлым.
Первым кого поразил меж троянцами Тевкр безупречный?
Прежде всего Орсилоха, потом Офелеста, Ормена,

Дайтора, Хромия и Ликофонта, подобного богу,
Амопаона Полиэмонида и с ним Меланиппа, —
Всех одного за другим уложил он на тучную землю.
В радость пришел Агамемнон, владыка мужей, увидавши,
Как из могучего лука он губит фаланги троянцев.

Близко к нему подошел и такие слова ему молвил:
«Тевкр, голова дорогая, властитель племен, Теламоний!
Бей их вот этак, и станешь ты светом для рати данайской
И для отца Теламона: тебя возлелеял он с детства,
И хоть побочный ты сын, — но воспитывал в собственном доме.

Как ни далек он, доставишь ему ты великую славу!
Я же тебе говорю и свое обещанье исполню:
Если эгидодержавный Зевес и Афина дадут мне
Трою разрушить, прекрасно отстроенный город Приама,
Первому после себя вручу тебе дар я почетный:

Или треножник блестящий, иль пару коней с колесницей,
Или жену, чтоб с тобою всходила на общее ложе».
Сыну Атрееву Тевкр безупречный сказал, отвечая:
«Сын знаменитый Атрея, зачем, раз и сам я стараюсь,
Ты побуждаешь меня? Ни на миг, покуда есть сила,

Не прекращаю стрельбы я. С тех пор, как мы их к Илиону
Прочь отогнали, я их истребляю, стрелами встречая.
Восемь уж выпустил острых я стрел длинножальных из лука,
Все они в тело вонзились бойцов молодых и искусных.
Только вот бешеной этой собаки никак не убью я!»

Молвил и снова стрелу он спустил с тетивы своей крепкой,
В Гектора метя; его поразить разгоралось в нем сердце.
Но промахнулся. Стрела изостренная в грудь поразила
Мощного сына Приама, отважного Горгифиона.
Был он рожден от жены, из Эзимы отцом его взятой, —

Кастианиры прекрасной, по виду подобной богиням.
Так же, как маковый цвет поникает средь сада головкой,
И семенною коробкой, и вешним дождем отягченной,
Так же поникнул и он головой, отягченною шлемом.
Тевкр же спустил уж другую стрелу с тетивы своей крепкой,

В Гектора метя; его поразить разгоралось в нем сердце.
Но промахнулся опять. Отклонен был удар Аполлоном.
Архептолема, возницу при Гекторе, смелого мужа,
В грудь близ соска поразил он в то время, как в битву он мчался
Тот с колесницы свалился, в испуге попятились кони

Быстрые. Там у него и душа сокрушилась, и сила.
Гектору сердце сдавила ужасная скорбь о вознице.
Все же его, наконец, он оставил, хоть было и жалко,
И близ стоявшему брату велел своему, Кебриону,
Вожжи взять лошадей. И послушался он, лишь услышал.

Гектор же сам с колесницы сияющей спрыгнул на землю
С криком ужасным и, камень огромный схвативши рукою,
Ринулся прямо на Тевкра; убить его рвался он духом.
Тот между тем из колчана стрелу окрыленную вынул
И приложил к тетиве. Но когда тетиву напрягал он,

Шлемом блистающий Гектор в плечо его, там, где ключица
Грудь отделяет от шеи, — опасное самое место! —
Камнем зубристым ударил в то время, как тот в него метил,
И тетиву перервал. Онемела рука возле кисти.
Тевкр на колено склонился, и лук из руки его выпал.

Без попеченья Аякс не оставил упавшего брата.
Быстро к нему подбежал и укрыл под щитом круговидным.
Двое товарищей близких подсунули руки под Тевкра, —
Ехиев сын Мекистей и божественный видом Аластор, —
И понесли к кораблям крутобоким стонавшего тяжко.

Тотчас же вновь пробудил Олимпиец отвагу в троянцах.
Прямо погнали они меднолатных ахейцев к окопу.
Силой своей упоенный, меж первыми Гектор понесся.
Как на охоте собака, на быстрых ногах нагоняя
Льва или дикого вепря, хватает бегущего сзади,

В бедра иль в зад изловчаясь куснуть его, как он ни вьется, —
Так же преследовал Гектор могучий ахейцев, все время
Мужа последнего пикой сражая. Бежали ахейцы.
После того же, как в бегстве поспешном они очутились
За частоколом и рвом, и уж многих троянцы убили,

Остановились они у судов и недвижно стояли.
Там ободряли друг друга они и, высоко поднявши
Руки к бессмертным богам, горячо и усердно молились.
Гектор же грозный носился вокруг на конях пышногривых,
Взором подобный Горгоне иль мужеубийце Аресу.

Тут их увидев, исполнилась жалости Гера богиня.
Тотчас к Афине она окрыленную речь устремила:
«Зевса эгидодержавного дочь, неужели данайцам,
Гибнущим здесь, мы с тобою в последний хоть раз не поможем?
Верно, жестокий свой жребий исполнят они и погибнут

Все от руки одного. Совсем нестерпимо лютует
Гектор, рожденный Приамом! Как много уж бед натворил он!»
Ей сказала в ответ совоокая дева Афина:
«Этот давно бы и силу, и душу свою погубил бы
Здесь же, на отчей земле, сокрушенный руками аргосцев,

Если б недоброй душой не свирепствовал Зевс, мой родитель, —
Лютый и вечно лукавый, и всем моим целям помеха.
Хоть бы припомнил он то, как я часто когда-то спасала
Сына его, Еврисфеем томимого в подвигах тяжких.50Сын Зевса — Геракл, осужденный исполнять приказания царя Еврисфея.
Горько он к небу взывал. И меня с высокого неба

Сыну его помогать посылал молневержец Кронион.
Если бы раньше умом проницательным я это знала
В дни, как в жилище Аида привратника был он направлен
Пса увести из Эреба у страшного бога Аида,51Пса увести из Эреба, — трехголового пса Кербера (Цербера), охранявшего вход в преисподнюю.
Не избежал бы стремительных вод он глубокого Стикса!

Нынче ж меня ненавидит и волю свершает Фетиды.
Та целовала колени ему, подбородка касалась
И умоляла, чтоб честь он воздал градоборцу Пелиду.
Будет, когда он опять назовет совоокую милой!
Ты поскорее теперь запряги лошадей в колесницу,

Я между тем поспешу во дворец Эгиоха-Кронида;
Там облачуся в доспехи на бой, и тогда мы увидим,
Очень ли будет нам рад Приамид, шлемоблещущий Гектор,
Если мы обе с тобою на битвенном явимся поле.
О, не один из троянцев насытит собак и пернатых

Телом и жиром своим, пред судами ахейскими павши!»
Так говорила, и с ней согласилася Гера богиня.
Тотчас сама устремилась коней запрягать златоуздых
Дочь великого Крона, богиня старейшая Гера.
Зевсом рожденная дева ж Афина в чертоге отцовском

Мягкий пеплос сняла и струей его на пол спустила, —
Пестроузорный, который сготовлен был ею самою.
Вместо него же надевши хитон молневержца Зевеса,
Для многослезного боя в доспехи она облеклася.
В светлую став колесницу, тяжелой, огромной и крепкой

Вооружилася пикой, сражавшей фаланги героев,
Гнев на себя навлекавших богини могучеотцовной.
Гера проворно бичом погнала лошадей быстроногих.
Сами собой распахнулись у неба ворота, где Орам
Вверено стражу нести для охраны Олимпа и неба,

Вход открывать и опять загораживать облаком плотным.
В эти ворота богини коней своих быстрых погнали.
С Иды их увидавши, ужасно Кронид рассердился.
Тотчас Ириду он к ним златокрылую с вестью отправил:
«Мчись поскорее, Ирида, назад вороти их, не дай им

Путь продолжать свой. Иначе в бою не к добру мы сойдемся!
Так говорю я, и то, что сказал я, исполнено будет:
Быстрых я обессилю коней в колеснице, самих же
Сброшу обеих с повозки, у них разобью колесницу.
И через целый десяток годов круговратных богини

Язв не залечат, какие я молнией в теле их выжгу.
Пусть совоокая знает, по силе ль с отцом ей бороться!
Ну, а на Геру не так я сердит и не так негодую:
Что б ни сказал я, она выступать уж привыкла напротив».
Молвил он так. Сорвалась вихреногая с места Ирида

И от идейских вершин на великий Олимп устремилась.
Там, пред воротами многовершинной горы Олимпийской
Встретив богинь, удержала и зевсов приказ возвестила:
«Что вы задумали? Что за безумье вам в душу проникло?
Не позволяет великий Кронид защищать аргивян вам!

Так вам грозит Громовержец, и это он точно исполнит:
Быстрых он обессилит коней в колеснице, самих вас
Сбросит обеих с повозки и вам разобьет колесницу.
И через целый десяток годов круговратных, богини,
Вы не залечите язв, какие он молнией выжжет.

Пусть совоокая знает, по силе ль с отцом ей бороться.
Против же Геры не так он сердит и не так негодует.
Что б ни сказал он, она поступать уж привыкла напротив.
Ты же ужасна, ты — сука бесстыдная, ежели вправду
Пику огромную смеешь поднять на родителя Зевса!»

Так и сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Гера тогда обратилась к Афине с такими словами:
«Нет, Эгиоха-Крониона дочь, я ничуть не желаю,
Не допущу я, чтоб мы против Зевса за смертных сражались!
Пусть себе гибнут одни, остаются живыми другие,

Как случится кому. Что придумает в сердце Кронион,
Пусть, как ему подобает, противникам сам и присудит».
И повернула назад лошадей она однокопытных.
Оры тотчас же у них распрягли лошадей пышногривых
И к амвросическим яслям поводьями их привязали,

А колесницу богинь прислонили к блистающим стенам.
Сами же обе они в золотые уселися кресла
Между другими богами с печалью глубокою в сердце.
Зевс же отец в колеснице красивоколесной от Иды
Коней к Олимпу погнал и принесся в собранье бессмертных.

Славный Земли колебатель отпряг лошадей его быстрых
И колесницу, покрыв полотном, на помосте поставил.
Сам же широкогремящий Зевес на престол золотой свой
Сел, и великий Олимп задрожал под ногами владыки.
Дева Афина и Гера одни, вдалеке от Кронида,

Вместе сидели, не смея начать ни вопроса, ни речи.
Мыслью в сердца их проник он и так обратился к богиням:
«Чем это так опечалены вы, Афина и Гера?
Слишком устать не пришлось вам в мужей прославляющей битве,
Гибель троянцам неся, ненавидимым вами так сильно!

Что ж до меня, то и сила, и руки мои необорны.
Не отразили б все боги меня, что ни есть на Олимпе.
Вам же блестящие члены испуг охватил даже раньше,
Чем увидали войну вы и тяжкое ратное дело.
Так говорю я, и то, что сказал, я исполнил бы точно:

На колеснице своей пораженные молнией жгучей,
Вы б на Олимп, где жилище богов, не вернулись обратно!»
Так он сказал. Негодуя, вздыхали Афина и Гера.
Рядом сидели они, измышляя несчастья троянцам.
Слушала молча Афина, ни слова в ответ не сказала;

Лютою злобой она волновалася в гневе на Зевса.
Гера же, гнева в душе не вместивши, сказала супругу:
«Как ты безжалостен сердцем, Кронид! Что за слово сказал ты?
Знаем прекрасно мы сами, что сила твоя не ничтожна.
Но глубоко мы жалеем душой копьеборных данайцев:

Скоро погибнут они, исполняя свой жребий жестокий.
Все мы однако от битвы воздержимся, если велишь ты.
Мы только дать бы хотели полезный совет аргивянам,
Чтобы под гневом твоим не погибнуть им всем без остатка».
Ей отвечая, промолвил Зевес, собирающий тучи:

«О волоокая Гера владычица! Если желаешь,
Завтра увидишь, как больше еще сверхмощный Кронион
Станет огромную рать аргивян истреблять копьеборных.
Не остановится Гектор могучий в своем нападеньи
Прежде, чем возле судов не воспрянет Пелид быстроногий

В день тот, когда уже будут сражаться войска пред кормами,
В страшной столпясь тесноте вкруг патроклова мертвого тела.
Так суждено! Ну, а гнев твой меня очень мало заботит!
Если бы даже дошла ты до самых последних пределов
Суши и моря, туда, где сидят в заточеньи суровом

Крон и Япет, ни лучами, которые Гелиос льет нам,
Не наслаждаясь, ни ветром. Кругом же них Тартар глубокий.
Если бы даже туда ты, скитаясь, дошла, — и тогда бы
Гнев твой не тронул меня, ибо нет тебя в мире бесстыдней!»
Так говорил он. Молчала в ответ белорукая Гера.

Пал в глубину океана блистающий пламенник солнца,
Черную ночь за собою влача на широкую землю.
Не были этому рады троянцы. Но трижды желанна,
Радостна темная ночь для ахейцев была меднолатных.
Созвал блистательный Гектор троянских мужей на собранье,

Прочь от судов отведя их, к реке, водовертью богатой,
В чистое поле, где было свободное место от трупов.
С коней сошли они наземь и слушали, что говорил им
Гектор, любимый Зевесом. В руке он держал многомощный
Пику в одиннадцать целых локтей, и сияло над нею

Медное жало ее и кольцо вкруг него золотое.
Он, опираясь на пику, с такой обратился к ним речью:
«Слух преклоните, троянцы, дарданцы и рати союзных!
Нынче я ждал, что, суда и самих аргивян уничтожив,
Мы, торжествуя, в открытый ветрам Илион возвратимся.

Раньше однако настигла нас тьма, и она-то всех больше
Возле берега моря спасала и суда, и ахейцев.
Что ж, покоримся и мы наступающей сумрачной ночи!
Будемте ужин готовить. Пока же коней пышногривых
Из колесниц поскорей выпрягайте, задайте им корму,

Быстро из города жирных овец и быков пригоните,
Хлеба доставьте сюда и вина, веселящего сердце,
Из дому; дров для костров натаскайте побольше из леса,
Чтобы до рано рожденной зари всю ночь непрерывно
Много горело костров, чтобы зарево к небу всходило,

Чтоб длиннокудрые мужи ахейцы в течение ночи
Не попытались бежать по хребту широчайшему моря,
Чтоб ни один не взошел на корабль безопасно и мирно,
Чтобы и дома потом он удар переваривал мощный,
Крепким копьем нанесенный или острой стрелою в то время,

Как на корабль свой он прыгал. Пускай и другие страшатся
На конеборных троянцев итти с многослезной войною!
Вестники, Зевса любимцы, пусть в город идут и объявят,
Чтобы ребята-подростки и старцы с седыми висками
Стражу вкруг Трои несли на богопостроенных стенах.

Слабые женщины ж каждая пусть у себя, в своем доме,
Яркий огонь разведет. Чтоб охрана все время следила,
Как бы, в отсутствие войска, отряд в Илион не ворвался.
Так пусть и будет, троянцы отважные, как говорю я!
Слово, которое нужно сегодня, уж сказано мною,

Слово другое скажу конеборным троянцам с зарею.
Твердо я сердцем надеюсь на Зевса и прочих бессмертных, —
Выгоню вон я отсюда собак этих, к нам набежавших,
Посланных в черных судах лихою судьбой на погибель.
Но и самих не оставим себя без охраны средь ночи!

Завтра же рано с зарей, в боевые облекшись доспехи,
Мы пред судами ахейцев возбудим свирепую сечу.
Там я узнаю, меня ли Тидид, Диомед многомощный,
Боем к стенам от судов отразит, или я, Диомеда
Медью убив, в Илион возвращуся с кровавой добычей.

Завтра пред нами покажет он мужество, если посмеет
Встретиться с пикой моей. Но надеюсь, что завтра из первых
Будет, пронзенный, лежать он средь груды друзей перебитых,
Только что солнце взойдет. О, если б настолько же верно
Стал я бессмертен и стал бы бесстаростен в вечные веки,

Был бы в почете не меньше, чем Феб-Аполлон и Афина, —
Сколько то верно, что день этот гибель несет аргивянам!»
Так говорил он. В ответ раздалися всеобщие клики.
Стали троянцы коней отпрягать, под ярмом запотевших;
Каждый своих к колеснице своей привязал поводами;

Быстро из города жирных овец и быков подогнали,
Хлеба доставили в стан и вина, веселящего сердце,
Из дому; множество дров для костров натаскали из леса
И безукорные вечным богам принесли гекатомбы.
Запах горящего жира с земли возносился до неба

Сладкий; блаженные боги, однако, его не вкусили,
Пренебрегли: ненавистна была им священная Троя,
И повелитель Приам, и народ копьеносца Приама.
Гордо мечтая, троянцы на месте сраженья сидели
Целую ночь. И огни их несчетные в поле пылали.

Словно как на небе звезды вкруг ясного месяца ярко
Светятся, видные четко в то время, как воздух безветрен;
Видным становится вдруг и кругом все, — высокие мысы,
Скалы, долины; воздушный простор наверху необъятен.
На небе видны все звезды. И сердцем пастух веселится.

Столько в пространстве меж Ксанфом рекой и судами ахейцев
Виделось ярких троянских огней впереди Илиона.
Тысяча в поле пылала костров, и пред каждым сидело
По пятьдесят человек, освещаемых заревом ярким.
Белый ячмень поедая и полбу, стояли их кони,

Прекраснотронной зари близ своих колесниц ожидая.

Песнь девятая

Посольство к Ахиллесу. Просьбы

Так троянцы стражу держали. Ахейцы ж объяты
Были великой тревогой, подругою жуткого бегства.
Невыносимой печалью терзались храбрейшие мужи.
Так же, как ветры волнуют богатое рыбами море, —

Ветры Борей и Зефир, что из Фракии дуют далекой;
Сразу они налетают; и черные волны горами
Вверх поднимаются, тину морскую швыряя на берег, —
Так же и дух разрывался в груди меднолатных ахейцев.
С сердцем, терзаемым скорбью великой, ходил Агамемнон

И отдавал приказанья глашатаям звонкоголосым
Каждого мужа позвать на собранье, — всех поименно, —
Но не кричать. И трудился меж вестников сам он из первых.
Все на собраньи сидели унылые. Встал Агамемнон.
Слезы из глаз проливал он, как ключ черноводный, который

Льет с доступной лишь козам скалы свои темные воды.
Тяжко вздыхая, такие слова он сказал аргивянам:
«О, дорогие друзья! О, вожди и советники войска!
Зевс великий меня в тягчайшие бедствия ввергнул.
Прежде, жестокий, он мне обещал и кивнул в подтвержденье,

Что возвращусь я, разрушив высокотвердынную Трою.
Нынче ж на злой он решился обман и велит мне обратно
В Аргос бесславно бежать, погубивши так много народу!
Этого вдруг захотелось теперь многомощному Зевсу.
Много могучих твердынь городских уж разрушил Кронион,

Много разрушит еще: без конца велика его сила.
Ну, так давайте же, выполним то, что сейчас вам скажу я:
В милую землю родную бежим с кораблями немедля!
Широкоуличной Трои нам взять все равно не удастся».
Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.

Долго сидели безмолвно печальные духом ахейцы.
Громкоголосый тогда поднялся Диомед и воскликнул:
«Против речей безрассудных твоих, Агамемнон, я первый
Буду сражаться; в собраньях так принято, царь, — не гневися!
Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью данайцев,

Трусом меня называл, невоинственным. Правда ли это,
Знают прекрасно ахейцы, — и юноша каждый, и старец.
Сын хитроумного Крона тебе же одно даровал лишь:
Дал тебе скипетр власти в почет перед всеми другими,
Твердости ж не дал; а в этом и есть величайшая сила.

О малодушный! Ужели ты веришь, что мы, аргивяне,
Так малосильны и так невоинственны, как говоришь ты?
Если же дух твой тебя самого побуждает вернуться, —
Что ж, уезжай! Пред тобою дорога открыта, у моря
Много стоит кораблей, из Микены приплывших с тобою!

Все же другие ахейцы останутся здесь перед Троей.
Мы не уедем, ее не разрушив! А если другие
Тоже в своих кораблях побегут в дорогую отчизну, —
Я и Сфенел остаемся и будем сражаться, доколе
Город пред нами падет! Ибо с богом под Трою пришли мы!»

Так он сказал. С одобреньем вокруг закричали ахейцы.
Всех восхитили слова Диомеда, смирителя коней.
Встал после этого Нестор, наездник геренский, и молвил:
«Сын знаменитый Тидея! И в битвах кровавых могуч ты,
И оказался меж сверстников всех наилучшим в советах.

Речи твоей не осудит никто, сколько есть тут ахейцев,
Не возразит ничего. Но ее до конца не довел ты.
Ты еще молод, и сыном мне мог бы прийтись, по рожденью
Самым младшим; однако, Тидид, говоришь ты разумно
Между аргосских царей; ибо то говоришь ты, что нужно.

Дай же и я, пред тобою хвалящийся старостью жизни,
Выскажу слово и все обсужу. И никто из ахейцев
Речи моей не осудит, — ни сам Агамемнон державный.
Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет,
Кто межусобную любит войну, столь ужасную людям.

Но покоримся теперь наступающей сумрачной ночи.
Будем ужин готовить. А стража пускай по-отрядно
Выйдет наружу и станет меж вырытым рвом и стеною.
Юношам это я сделать советую. В прочем же деле
Будь начинателем ты, Атреид, ибо царь ты главнейший.

Пир для старейшин устрой, — и прилично тебе, и удобно:
Вволю вина у тебя, — аргивяне его ежедневно
В черных судах от фракийцев привозят по шумному морю.
И угощения вволю: над многими ты повелитель.
Многих сбери и такого послушайся, кто между ними

Лучший совет нам подаст. А сегодня всего нам нужнее
Добрый, разумный совет. Пред судами без счета пылают
Вражьи огни. Никого ведь порадовать это не может.
Либо спасет эта ночь наше воинство, либо погубит».
Слушали Нестора все со вниманьем и с ним согласились.

Стража покинула стан, боевые надевши доспехи.
Стражу вели Фрасимед, сын Нестора, пастырь народов,
С ним Аскалаф и Иалмен, сыны мужегубца Ареса,
Критский герой Мерной, Афарей, Деипир нестрашиный
И богоравный герой Ликомед, Креионтом рожденный.

Семь предводителей было у стражи, за каждым по сотне
Юношей шло, и высоко вздымались их длинные копья.
К месту придя, посредине меж рвом и стеной они сели,
Там разложили огонь и начали ужин готовить.
Царь Агамемнон старейшин собравшихся ввел к себе в ставку.

Там предложил он им ужин обильный, для сердца приятный.
Руки они протянули к поставленным яствам готовым.
После того как питьем и едой утолили желанье,
Первым из всех меж собравшихся ткать размышления начал
Нестор, который и раньше блистал превосходством советов.

К ним, благомыслия полный, с такой обратился он речью:
«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Слово начну я с тебя и окончу тобою. Владыкой
Многих народов являешься ты, и вручил Олимпиец
Скиптр и законы тебе, чтоб заботился ты о народах.

Более всех ты обязан и слово сказать, и послушать,
И в исполненье привесть, если сердце кого побудило
Доброе молвить. А что предпочесть, — от тебя уж зависит.
Я теперь выскажу то, что мне кажется самым хорошим.
Лучше никто не придумает мысли, к которой пришел я

Очень давно и которой держусь неизменно и нынче,
С самого дня, о потомок Зевеса, как в ставке Пелида,
К сильному гневу его, Брисеиду забрал ты насильно,
Нашим не вняв уговорам. А сколько тебя убеждал я!
Ты же, надменному духу, Атрид, своему поддаваясь,

Лучшего мужа обидел, кого даже боги почтили:
Отнял добычу и ею владеешь. Подумаем вместе,
Как это дело поправить, и как бы его убедить нам
Милыми сердцу дарами и ласковой, дружеской речью».
Нестору молвил в ответ владыка мужей Агамемнон:

«Старец, не ложно мои прегрешения ты перечислил.
Да, погрешил! Не могу отрекаться! Великого войска
Стоит один человек, если Зевс его в сердце возлюбит:
Этого вот превознес он, народ же ахейский унизил.
Если уж я согрешил, на беду свою сердца послушав,

Дело исправлю я сам и бесчисленный дам ему выкуп.
Здесь перед вами дары я исчислю, достойные славы:
Золота десять талантов и двадцать лоханей блестящих,
Семь на огне не бывавших треножников новых, двенадцать
Победоносных коней, получивших награды на гонках.

Не был бы тот бедняком, не нуждался нимало бы в ценном
Золоте тот человек, у которого было бы столько,
Сколько мне добыли призов те однокопытные кони.
Дам я семь жен ему, знающих дело свое безупречно,
С Лесбоса. Их я тогда, как Лесбос он взял благозданный,

Сам отобрал; побеждали всех женщин они красотою.
Их ему дам. И при них возвращу также ту, что я отнял, —
Дочь Брисея. Притом величайшею клятвой клянуся:
С ней никогда на постель не всходил я и с ней не сближался,
Как для людей установлен закон, — для мужчин и для женщин.

Все это нынче ему предоставлено будет. Когда же
Город великий Приама нам боги помогут разрушить,
Пусть нагрузит он корабль свой и медью, и золотом вдоволь,
Сам подошедши в то время, как будем делить мы добычу;
Пусть себе также из женщин троянских он выберет двадцать

Самых красивых из всех, не считая аргивской Елены.
Если ж мы в Аргос ахейский воротимся, в край плодородный,
Зятем он мог бы мне стать. Я б его отличал, как Ореста,
Милого сына, в великом довольстве растимого мною.
Трех дочерей я имею в чертоге прекрасном, зовут их

Хрисофемидою, Ифианассою и Лаодикой.
Пусть он без выкупа ту, что из них всех милей ему будет,
В отческий дом отведет. А дам я еще и подарков
Много, — сколько никем в придачу за дочь не давалось.
Семь подарю я ему городов хорошо населенных, —

Гиру, богатую сочной травой, Кардамилу, Енопу,
Многосвященные Феры, Анфею с густыми лугами,
Педас, богатый лозами, приятную глазу Эпею, —
Все недалеко от моря, с песчанистым Пилосом рядом. —
Жители очень богаты и мелким скотом, и быками.

Будут дарами они его чествовать, прямо как бога.
Будут под скипетр его приносить богатейшую подать.
Вот сколько я ему дам, если гневаться он перестанет.
Пусть укротит свое сердце. Аид не смягчим, беспощаден, —
Но из богов он за это и всех ненавистнее смертным,

Должен он мне уступить! Я и царственной властию выше,
Я и годов старшинством перед ним справедливо горжуся».
Нестор, наездник геренский, на это ответил Атриду:
«Сын многославный Атрея, владыка мужей Агамемнон!
Очень твои не ничтожны дары Ахиллесу владыке.

Что же, давайте послов изберем! Пусть, как можно скорее
В ставку отправятся эти послы к Ахиллесу Пелиду.
Или — я выберу сам их! Они же пускай согласятся!
Наше посольство возглавит любимый бессмертными Феникс,
Следом великий Аякс с Одиссеем пойдет богоравным,

Сопровождать же их вестники будут, Одий с Еврибатом.
На руки дайте воды и помолимся Зевсу Крониду
В благоговейном молчаньи, чтоб нас пожалел он, великий».
Так говорил он, И слово, приятное всем, произнес он.
Вестники на руки им немедленно полили воду,

Юноши, сладким напитком кратеры наполнив до края,
В кубки разлили его и гостям разнесли. Возлиянье
Все совершили и выпили, сколько душа пожелала;
Встали и вышли из ставки владыки народов Атрида.
Многое Нестор, наездник геренский, вослед говорил им,

Каждому глазом мигал и усерднее всех — Одиссею,
Чтоб постарались они убедить Ахиллеса героя.
Мужи пошли по песку вдоль немолчно шумящего моря,
Жарко моляся, чтоб землю колеблющий Земледержатель
Дал им легко убедить Эакида великое сердце.

В стан мирмидонцев, к судам их, пришедши, нашли Ахиллеса
Сердце свое услаждавшим игрою на форминге звонкой,
Очень красивой на вид, с перемычкой серебряной сверху.
Взял он в добыче ее, Гетионов разрушивши город.
Ею он дух услаждал, воспевая деянья героев.

Против Пелида сидел один лишь Патрокл, дожидаясь
В полном молчаньи, когда свою песню он петь перестанет.52Ахиллес и Патрокл пели чередуясь. Патрокл дожидался своей очереди.
В ставку вошли посланцы во главе с Одиссеем владыкой,
Остановились пред ним. Ахиллес поднялся в изумленьи,
С формингой звонкой в руках, покинувши стул, где сидел он.

С места встал и Патрокл, как только увидел вошедших.
К ним обратившись с приветом, сказал Ахиллес быстроногий:
«Радуйтесь! Вы не друзьями ль пришли? Иль уж очень я нужен?
Хоть на ахейцев сердит я, но всех вы из них мне милее».
Светлый так произнес Ахиллес и дальше повел их.

В креслах, коврами покрытых пурпурными, их рассадил он
И обратился тотчас же к стоявшему близко Патроклу:
«Ну-ка, Менетиев сын, приготовь кратер нам побольше,
Смесь в нем покрепче заправь и поставь перед каждым по кубку.
Самые милые мужи жилище мое посетили!»

Так говорил он. Патрокл дорогого послушался друга.
Доску большую Пелид пододвинул к горевшему свету,
Выложил на доску спины от жирной козы и барашка,
Также хребет и от туши боровьей, лоснящийся салом.
Автомедонт их держал, рассекал Ахиллес богоравный,

И разделял на куски, и на вертел нанизывал мясо.
Жаркий огонь между тем разжигал Менетид благородный.
После того как дрова догорели и пламя погасло,
Уголь разгреб он и вертел, его утвердив на подпорках,
С мясом над жаром поставил, божественной солью посыпав.

После того, как куски он обжарил и бросил на стол их,
Хлеба достал Менетид и в красивых корзинах расставил
По столу; мясо же сам Ахиллес разделил меж гостями.
Кончивши, сел на другой стороне у стены своей ставки
Против царя Одиссея. А сделать богам приношенье

Другу Патроклу велел. И в пламя тот бросил начатки.
Руки тогда протянули к поставленным кушаньям гости.
После того как питьем и едой утолили желанье,
Фениксу тайно Аякс подмигнул. Одиссей это видел,
Кубок наполнил вином и приветствовал так Ахиллеса:

«Радуйся, друг Ахиллес! В дружелюбных пирах недостатка
Мы не находим ни в ставке владыки Атреева сына,
Ни у тебя здесь. Довольно всего к услаждению сердца
В пире твоем. Но сейчас нам совсем не до радостных пиршеств.
Глядя, Зевса питомец, на страшные бедствия наши,

В трепете мы и сомненьи, спасем ли иль жалко погубим
Наши суда, если ты, Ахиллес, не оденешься в силу.
Близко совсем от судов и стены на ночлег улеглися
Гордых троянцев сыны и союзники славные Трои.
Много огней разжигают по стану и хвалятся громко,

Что не сдержать их ничем, что на наши суда они грянут.
Зевс же Кронион, счастливые знаменья им подавая,
Молнии мечет. А Гектор, кичась своей силой великой,
Страшно свирепствует, в Зевсе уверенный. Ярости полный,
Он за ничто и людей, и бессмертных богов почитает.

Молится лишь о скорейшем приходе божественной Эос.
У кораблей он грозится срубить на кормах украшенья,
Пламенем бурным пожечь корабли и самих нас, ахейцев,
Всех пред судами избить, суетящихся в дыме пожарном.
Страшно боюсь я душой, чтобы этих угроз его боги

Не привели в исполненье и нам бы судьба не судила
Под Илионом погибнуть, далеко от родины милой.
Встань же, Пелид, если хочешь жестоко теснимых ахейцев,
Хоть бы и поздно, избавить от ярости воинств троянских.
После ведь сам же ты будешь жалеть. Но когда совершится

Зло, то исправить его нелегко. Подумай-ка лучше,
Как заране погибельный день отвратить от данайцев.
Не наставлял ли тебя, дорогой мой, Пелей, твой родитель,
В день, как из Фтии тебя отправлял к Агамемнону старец:
«Сын мой, Афина и Гера дадут тебе силу и храбрость,

Если того пожелают; а ты горделивейший дух свой
В сердце обуздывай; благожелателен будь к человеку.
Распри злотворной беги, и будут еще тебя больше
Все почитать аргивяне, — и старые, и молодые».
Так наставлял тебя старец. Но все ты забыл. Хоть теперь-то

Сердце смягчи, прекрати душевредный свой гнев. Агамемнон
Много достойных даров тебе даст, чтобы гнев свой забыл ты.
Если послушать захочешь, тебе я сейчас перечислю,
Что собирается в ставке своей тебе дать Агамемнон:
Золота двадцать талантов и двадцать лоханей блестящих,

Семь на огне не бывших треножников новых, двенадцать
Победоносных коней, получивших награды на гонках.
Не был бы тот бедняком, не нуждался нимало бы в ценном
Золоте тот человек, у которого было бы столько,
Сколько доставили призов те однокопытные кони.

Даст он семь жен тебе, знающих дело свое безупречно,
С Лесбоса. Их он тогда, как Лесбос ты взял благозданный,
Сам отобрал, — победивших в то время всех жен красотою.
Их он отдаст. И при них возвратит тебе ту, что отнял он, —
Дочь Брисея. Притом величайшею клятвой клянется:

С ней никогда на постель не всходил он и с ней не сближался,
Как для людей установлен закон, — для мужчин и для женщин.
Все это нынче тебе предоставлено будет. Когда же
Город великий Приама нам боги помогут разрушить,
Целый корабль свой и медью, и золотом вдоволь наполни,

Сам подошедши в то время, как будет делиться добыча.
Также из женщин троянских плененных ты выберешь двадцать
Самых красивых из всех, не считая аргивской Елены.
Если же в Аргос придется вернуться нам, в край плодородный,
Зятем ты стал бы его, он чтил бы тебя, как Ореста,

Милого сына, растимого им в совершенном довольстве.
Трех дочерей он имеет в чертоге прекрасном, зовут их
Хрисофемидою, Ифианассою и Лаодикой.
Мог бы без выкупа ту, что из них всех милей тебе будет,
В отческий дом ты отвесть. А даст он еще и подарков

Много, — сколько никем в придачу за дочь не давалось.
Семь подарит он тебе городов хорошо населенных, —
Гиру, богатую сочной травой, Кардамилу, Енопу,
Многосвященные Феры, Анфею с густыми лугами,
Педас, богатый лозами, приятную глазу Эпею, —

Все недалеко от моря, с песчанистым Пилосом рядом.
Жители очень богаты и мелким скотом, и быками;
Будут дарами они тебя чествовать, прямо как бога,
Будут под скипетр тебе приносить богатейшую подать.
Вот сколько он тебе даст, если гневаться ты перестанешь.

Если же слишком Атрид Агамемнон тебе ненавистен, —
Сам и подарки его, — пожалей хоть других всеахейцев,
В стане жестоко теснимых. Тебя, как бессмертного бога,
Чтить они будут, и славой покроешься ты небывалой.
Гектора ты поразишь. В ослепленьи погибельной злобы

Схватится сам он с тобой. Он теперь никого не считает
Равным себе средь данайцев, сюда на судах привезенных».
Сыну Лаэрта в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!
Должен вполне откровенно на слово твое я ответить, —

Как я на это смотрю и как поступить собираюсь,
Чтоб ворковать перестали вы, тесно вокруг меня сидя.
Мне ненавистен настолько ж, насколько ворота Аида,
Тот, кто в душе своей прячет одно, говорит же другое.
Прямо я выскажу вам, что мне кажется самым хорошим.

Не убедят, я уверен, меня ни Атрид Агамемнон,
Ни остальные данайцы. Какая тому благодарность,
Кто непрерывно, не зная усталости, бился с врагами?
Прячется ль кто или бьется, — для всех у вас равная доля.
Почесть одна воздается и храбрым мужам, и трусливым.

Вам безразлично, умрет ли бездельный иль сделавший много.
Что получил я за то, что так много понес испытаний,
Душу мою подвергая вседневно опасностям битвы?
Птица бесперым птенцам своим корм добывает усердно,
Как бы ей ни было трудно, усталости в этом не зная.

Так же и я: как много ночей я провел тут бессонных,
Сколько кровавых промучился дней среди сеч жесточайших,
Храбро сражаясь с мужами троянскими из-за супруг их!
На кораблях я двенадцать забрал городов многолюдных,
Пеший одиннадцать их разорил в многоплодной Троаде.

В каждом из тех городов драгоценнейших много сокровищ
Я добывал и, сюда принося, властелину Атриду
Все отдавал их. А он, позади у судов оставаясь,
Их принимал, — оделял понемножку, удерживал много,
Кое-что дал из добычи царям и мужам благородным.

Целы награды у всех. У меня одного лишь отнял он
Женщину, мне дорогую. Пускай наслаждается ею,
Взявши к себе на постель. Но за что же воюют ахейцы
Против троянцев? Зачем собирал и привел сюда войско
Царь Агамемнон? Не ради ль одной пышнокудрой Елены?

Или средь смертнорожденных людей супруг своих любят
Только Атриды одни? Хороший муж и разумный
Каждый жену охраняет и любит, как я Брисеиду.
Я Брисеиду от сердца любил, хоть копьем ее добыл!
Нынче ж, из рук моих вырвав награду, меня обманувши,

Пусть все бросит попытки. Я знаю его. Не уверит!
Пусть он с тобой, Одиссей, и с другими царями ахейцев
Думает, как от судов отвратить пожирающий пламень.
Право же, много ведь он и один, без меня уже сделал:
Стену построил большую, вокруг нее очень глубокий

Выкопал ров и за рвом тем острейшие колья наставил.
Только навряд ли и так против Гектора мужеубийцы
Сможет держаться! Когда же и я меж ахейцев сражался,
Гектор от стен вдалеке не решался завязывать битву;
Только до Скейских ворот доходил и до дуба. Мы как-то

Встретились там, и едва моего он избег нападенья.
Больше с божественным Гектором я воевать не желаю!
Завтра, принесши Зевесу и всем небожителям жертвы,
Я корабли нагружу и спущу их на волны морские.
Если желаешь и если до этого есть тебе дело,

Рано с зарей ты увидишь, как рыбным они Геллеспонтом
Вдаль по волнам побегут под ударами сильными весел.
Если счастливое плаванье даст мне земли колебатель,
В третий уж день я прибуду в мою плодородную Фтию.
Там я довольно имею, что бросил, сюда потащившись.

Много везу и отсюда, — и золота с красною медью,
И с поясами красивыми жен, и седого железа, —
Все, что по жребию взял. Но награду, какую он дал мне,
Сам Агамемнон Атрид и отнял, надо мной надругавшись.
Всё, что я здесь говорю вам, всё это ему передайте, —

Всё, перед всеми! Пускай и другие, как я, негодуют,
Если еще из данайцев кого обмануть собрался он,
Вечным бесстыдством одетый! Однако в глаза мне навряд ли
Он бы посмел поглядеть, хоть душою и нагл, как собака!
С ним не желаю общенья иметь ни в советах, ни в деле.

Он уж однажды меня обманул и обидел, — вторично
Словом меня не обманет! Довольно с него! Преспокойно
Пусть уберется! Лишил его разума Зевс промыслитель.
Даром его я гнушаюсь, его ни во что почитаю!
Если бы больше и в десять, и в двадцать он раз предлагал мне,

Сколько теперь уж имеет и сколько иметь еще будет,
Даже хоть всё, что несут в Орхомен или в Фивы египтян, —
Город, где граждан дома сокровищ полны величайших, —
Город стовратный; из каждых ворот выезжает по двести
Воинов храбрых на быстрых конях, в колесницы впряженных;

Иль даже столько давай мне он, сколько песку здесь и пыли, —
Сердца ничем моего не преклонит Атрид Агамемнон
Прежде, чем всей не изгладит терзающей сердце обиды.
В жены себе не возьму Атридовой дочери. Даже
Если красою она с золотой Афродитою спорит,

Если искусством работ совоокой Афине подобна, —
В жены ее не возьму! Пусть найдет средь ахейцев другого,
Кто ему больше подходит, кто царственной властью повыше.
Если боги меня сохранят и домой возвращусь я,
Там мой родитель Пелей самолично жену мне отыщет.

Много в Элладе, во Фтии ахеянок есть, у которых
Знатны отцы и свои города охраняют отважно;
Сделать любую из них я могу моей милой женою.
Там я нередко отважной душою мечтал, чтоб жениться,
Чтобы с законной женой, по душе мною выбранной, жить мне

И наслаждаться богатством, что добыл Пелей, мой родитель.
С жизнью, по мне, не сравнится ничто, — ни богатства, какими
Троя, по слухам, владела, — прекрасно отстроенный город, —
В прежние мирные дни, до нашествия рати ахейской, —
Или богатства, какие за каменным держит порогом

Храм Аполлона, метателя стрел, на Пифоне скалистом.
Можно, что хочешь, добыть, — и коров, и овец густорунных,
Можно купить золотые треноги, коней златогривых, —
Жизнь же назад получить невозможно; ее не добудешь
И не поймаешь, когда чрез ограду зубов улетела.

Мать среброногая мне говорила, богиня Фетида:
Жребий двоякий меня приведет к гробовому пределу;
Если я, здесь оставаясь, вкруг города буду сражаться,
Нет мне домой возвращенья, но слава моя не погибнет.
Если же в дом возвращусь я, в отчизну мою дорогую,

Слава погибнет моя, но будет мой век долголетен,
И преждевременно смерть роковая меня не настигнет.
Я бы и всем остальным посоветовал это же сделать:
Плыть поскорее домой. Никогда вы конца не дождетесь
Трои высокой; над нею широкогремящий Кронион

Руку свою распростер, и народы ее осмелели.
Вы ж возвратитесь и всем благородным ахейцам открыто
Мой передайте ответ, — ибо в этом почет для старейшин, —
Чтобы придумали средство какое-нибудь повернее,
Как бы спасти и суда, и ахейский народ, утесненный

Возле судов крутобоких. А то, что придумано ими,
Будет без пользы ахейцам: я в гневе своем непреклонен.
Феникс останется здесь, и пусть у меня заночует.
Завтра за мной в кораблях он последует в землю родную,
Если того пожелает. Неволить его я не стану».

Так он промолвил. Молчанье глубокое все сохраняли.
Речь его их потрясла. Говорил он сурово и грозно.
Стал, наконец, отвечать ему Феникс, седой конеборец,
Слезы роняя из глаз: трепетал за суда он ахейцев.
«Если, Пелеев блистательный сын, воротиться в отчизну

Ты безвозвратно решил и, охваченный гневом, не хочешь
Гибель несущий огонь отвратить от судов наших быстрых,
Как же могу я, о сын мой, один без тебя оставаться?
Старый Пелей конеборец послал меня вместе с тобою
В день, как из Фтии тебя отправлял в ополченье Атрида.

Юный, не знал ни войны ты, для всех одинаково тяжкой,
Ни совещаний народных, где славой венчаются люди.
С тем он меня и послал, чтоб всему тебя мог обучить я:
В слове оратором быть — и быть совершителем в деле.
Нет, без тебя, о, дитя мое милое, я не желаю

Здесь ни за что оставаться, хотя бы сам бог обещался
Старость изгладить на мне и юношей сделать, каким я
Был, покидая Элладу, цветущую жен красотою,
Злобы отца избегая, Аминтора, сына Ормена.
Из-за наложницы пышноволосой был зол на меня он;

Сильно ее он любил и жестоко бесславил супругу,
Мать мою. А она, обнимая мне ноги, молила
С девушкой раньше сойтись, чтобы старик отвратителен стал ей.
Я покорился и сделал. Отец, догадавшись об этом,
Предал проклятью меня, умоляя ужасных Эриний,

Чтоб никогда на колени не принял он милого сына,
Мною рожденного на свет. Проклятье исполнили боги, —
Зевс, что царит под землей, и ужасная Персефонея.
Острою медью отца моего умертвить я решился.
Бог какой-то, однако, мой гнев успокоил, внушивши,

Сколько рассказов и сколько упреков мне будет в народе,
Если отцеубийцей начнут меня звать аргивяне.
С этого времени духу в груди моему не под силу
По дому стало бродить, встречаясь с отцом раздраженным.
Множество всякой родни окружало меня неотступно,

Силились все удержать меня просьбами в отческом доме.
Много и жирных овец, и тяжелых быков криворогих
Было зарезано, много гефестовым пламенем жарким
Туш обжигалось свиных, лоснящихся салом блестящим;
Выпито было немало вина из кувшинов отцовских.

Девять ночей непрерывно они вкруг меня ночевали;
Сменно меня сторожили, — и целые ночи не гаснул
Свет в нашем доме: один сторожил под колоннами входа
В двор крепкостенный, другой же в сенях у дверей моей спальни.
Но лишь десятая темная ночь для меня наступила,

Выбил в своей почивальне я накрепко сбитые двери,
Вышел наружу и вмиг чрез дворовый забор перепрыгнул,
Скрывшись легко и от стражи мужской, и от женщин-невольниц,
После того я бежал далеко чрез просторы Эллады
И в плодородную Фтию, кормилицу стад густорунных,

Прибыл к владыке Пелею. Меня благосклонно он принял
И полюбил, как отец только любит единого сына,
Баловня, милого сердцу, наследника благ его многих;
Сделал богатым меня и народ многочисленный вверил;
Там над долопами царствовал я, на окраине Фтии.

Там и тебя воспитал я таким, о, бессмертным подобный!
Нежно тебя я любил; и с другим никогда не хотел ты
Ни на пирушку пойти, ни откушать чего-нибудь дома
Прежде, чем я, на колени к себе посадив, не нарежу
Мяса тебе на кусочки и кубка к губам не приставлю.

Часто случалось и так, что хитон на груди ты мне пачкал,
С губ своих проливая вино по неловкости детской.
Много тогда для тебя и забот, и трудов перенес я.
Думал я так, — что уж раз меня боги потомства лишили,
Сделаю сыном своим я тебя, Ахиллес богоравный,

Чтобы меня ты когда-нибудь спас от беды недостойной.
Ну, Ахиллес, обуздай свою гордую душу! Возможно ль
Быть столь жестоким! Подумай, ведь боги, и те умолимы,
Хоть добродетелью, честью и силой намного нас выше.
Но и бессмертных богов благовоньями, кроткой молитвой,

Вин возлияньем и жиром сжигаемой жертвы смягчает
Смертный просящий, когда он пред ними виновен и грешен.
Есть у великого Зевса-Кронида и дочери — Просьбы:
На ноги хромы, в морщинах, с глазами, глядящими робко;
За Ослепленьем они озабоченно следом ступают.

Но Ослепленье могуче и на ноги быстро. На много
Опережает оно их и, всюду вперед поспевая,
Людям вредит. А они получившийся вред исправляют.
Кто подошедших к нему дочерей Громовержца уважит,
Много тому помогают они и мольбам его внемлют.

Если же кто им откажет, кто словом суровым отвергнет,
К Зевсу приходят они и родителя молят, чтоб следом
Шло Ослепленье за ним и бедою ему отплатило.
Зевсовым девам и ты, Ахиллес, окажи уваженье,
Как уважают все смертные их, благородные духом.

Если б даров Агамемнон тебе не давал, не сулил бы
Дать их и позже, но все бы упорствовал в гневе жестоком,
Я просить и не стал бы тебя, чтобы, скинувши гнев свой,
Ты защитил аргивян, хоть бы очень они в том нуждались.
Но и теперь он дает тебе много, и впредь обещает;

С просьбой смиренной к тебе посылает мужей наилучших,
Выбранных в целом народе ахейском, тебе самому здесь
Меж аргивян наиболе приятных. Ни речи, ни ног их
Не осрами. Сердиться ты право имел только раньше,
И о героях, мужах стародавних, приходится слышать,

Как их, случалось, охватывал гнев, не имевший предела.
Все же однако дары их смягчали, слова убеждали.
Помню я дело одно из времен миновавших, не новых;
Как это было, я вам расскажу, ибо все мы друзья тут.
Шло меж куретов и твердых в бою этолийцев сраженье.

Бились вокруг Калидона они, истребляя друг друга.
Город прелестный старались спасти от врага этолийцы, —
Город разрушить хотели куреты, пылая отвагой.
От златотронной на них Артемиды пришло это горе:
Гневом горела она, что Иней от плодового сада

Жертвы ей не дал, а прочих богов усладил гекатомбой;
Ей только, дочери Зевса великого, не было жертвы:
Или на ум не пришло, иль забыл он. Но грех был великий.
Стрелолюбивая, гневом пылая, рождение божье,
Вепря, послала на них, — белозубого, лютого зверя.

Много вреда приносил он садам плодоносным Инея,
Много садовых деревьев больших опрокидывал наземь
Вместе с корнями и вместе с блистающим яблонным цветом.
Был, наконец, он убит Мелеагром, сыном Инея.
Много для этого ловчих из многих собрал городов он

Вместе со псами. Не справиться было с ним малою силой:
Был он огромен и многих возвел на костер погребальный.
Шум великий и битву о нем возбудила богиня,
Об голове и о шкуре щетинистой грозного вепря
Между куретами и этолийцами, сильными духом.

Долго, пока Мелеагр многомощный участвовал в битвах,
Плохо куретским войскам приходилось, и были не в силах
В поле вне стен оставаться они, хоть и было их много.
Но охватил Мелеагра могучего гнев, при котором
Сильно вздувается сердце в груди и у самых разумных.

Гневаясь сердцем жестоко на милую матерь Алфею,
Он у супруги законной лежал, Клеопатры прекрасной,
От Евенины рожденной, прекраснолодыжной Марпессы,
И от Идаса, который в то время средь всех земнородных
Самый могучий был муж. За жену молодую Марпессу

На самого Аполлона властителя лук свой он поднял.
С этого времени в доме отец и почтенная матерь
Дочь Алкионой прозвали,53Алкиона — птица зимородок. Древние рассказывали про эту птичку: когда самец умирает, самка больше не ест, не пьет, все время кричит жалобно и умирает с горя. на память о том, что и матерь,
Горькую долю неся Алкионы, страдалицы-птички,
Плакала целые дни, как ее Стреловержец похитил.

Он у супруги лежал, — переваривал гнев душевредный,
Гнев свой на мать за проклятье: богов она в горе молила,
Чтобы ему отомстили они за убитого брата.54Убитого брата. — Мелеагр убил в бою брата своей матери Алфеи.
В землю, кормящую многих, она ударяла руками,
С воплем молила Аида и страшную Персефонею,

Став на колени и груди свои обливая слезами,
Смерть ее сыну послать. И Эриния с сердцем немягким,
В мраке ходящая, просьбу ее услыхала в Эребе…
Вскоре вкруг стен калидонских раздалися крики и грохот
Башен, громимых врагом. Старики-этолийцы молили,

Самых почтенных к нему посылали жрецов, чтобы вышел
И защитил их. Подарок великий ему обещали:
На плодороднейшей части из всей калидонской равнины
Взять в пятьдесят ему гий55Пятьдесят гий. — Гий — участок земли, который можно было обработать одним плугом в течение одного дня. Точный его размер неизвестен. предлагали участок прекрасный.
Под виноградником пышным была половина участка,

И половина — пустая, пригодная очень для пашни.
Много его умолял конеборец Иней престарелый,
Сам до порога поднявшись его почивальни высокой;
В створки дверей он стучал и с мольбами к нему обращался.
Много и сестры его, и почтенная мать умоляли.

Больше еще лишь упорствовал он. И друзья убеждали,
Чтимые им наиболе во всем Калидоне прелестном.
Но ничего его сердца в груди не склонило, доколе
Не затряслась его спальня от страшных ударов, куреты
Не поднялися на стены и город не вспыхнул пожаром.

Стала тогда умолять Мелеагра жена молодая.
Горько рыдая, она ему все рассказала, — какие
В городе, взятом врагами, на жителей рушатся беды:
Граждан в жилищах их режут, огонь пожирает весь город,
В плен и детей увлекают, и жен, подпоясанных низко.

Тут взволновался он духом, услышав о страшных деяньях,
Бросился вон и в доспехи блестящие стал облачаться…
Так отвратил он погибельный день от сограждан, отдавшись
Голосу сердца. А он никаких еще ценных подарков
Не получил. И без них отразил угрожавшую гибель.

Ты ж не задумай такого в уме своем, пусть не направит
Бог твои мысли на это, мой милый! Ведь было бы хуже
В бурном пожаре спасать корабли. Так прими же подарки,
Выйди! И станут тебя почитать, словно бога, ахейцы.
Если ж в убийственный бой по нужде, без подарков, ты вступишь,

Чести такой уж не будет, хотя б ты врагов и отбросил».
Старому Фениксу так отвечал Ахиллес быстроногий:
«Феникс, мой дедушка старый, питомец богов, не нуждаюсь
В этой я чести. И так почитаем я волею Зевса.
Честь эту возле судов сохраню я, доколе дыханье

Будет в груди у меня и могучие движутся ноги.
Слово другое скажу, и запомни его хорошенько.
Сердце смущать перестань мне, крушась и скорбя предо мною
Во угожденье герою Атриду. Его ты не должен
Столько любить, чтоб не стать ненавистным тому, кем любим ты.

Лучше б со мной огорчал ты того, кто меня огорчает!
Царствуй со мной наравне, и чести прими половину.
Эти ответ отнесут Агамемнону. Ты же останься.
Переночуешь на мягкой постели, а завтра с зарею
Вместе подумаем, плыть ли домой, или здесь оставаться».

Так произнесши, Патроклу безмолвно бровями мигнул он
Фениксу мягкое ложе постлать, чтоб ушли поскорее
Все остальные из ставки его. И поднялся с сиденья
Теламонид богоравный Аякс и сказал Одиссею:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!

Что же, пойдем! Как я вижу, желаемой цели беседы
Этим путем не достигнуть. Данайцам как можно скорее
Нужно ответ объявить, хоть и мало он радостен будет.
Нас ожидая, данайцы сидят. Ахиллес быстроногий
Дикую в сердце вложил, за предел выходящую ярость.

Духом жестокий, он дружбы товарищей знать не желает, —
Дружбы, какою мы в стане его отличали пред всеми.
Жалости нет в нем! Ведь даже и брат за убитого брата
Вознагражденье берет, и отец за умершего сына!
И средь народа убийца живет, заплатив, сколько нужно.

Пеню же взявший, и мстительный дух свой, и гордое сердце, —
Все укрощает. Тебе же бессмертные сделали боги
Дух несмягчимым и злобным, — и все из-за девушки только!
Но ведь тебе мы их семь предлагаем, и самых красивых!
Много и прочих подарков! Так сделайся ж ты милосердней!

Хоть своего устыдися жилища! Пришли мы под кров твой,
И от всего мы народа пришли! И желаем от сердца
Близость и дружбу к тебе проявить, отличив перед всеми».
Теламониду в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«Богорожденный Аякс Теламоний, властитель народов!

Кажется мне, говорил ты как будто вполне откровенно.
Но раздувается сердце от гнева, как только припомню,
Как пред лицом аргивян обесчестил меня Агамемнон.
Будто какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!
Нет, отправляйтесь назад и ему мой ответ передайте:

Думать начну я о битве кровавой, скажите, не раньше,
Чем крепкодушным Приамом рожденный божественный Гектор
К нашему стану придет и к черным судам мирмидонским,
Смерть аргивянам неся и огнем корабли истребляя.
Здесь же, у ставки моей, пред моим кораблем чернобоким,

Думаю, Гектор от боя удержится, как ни желал бы».
Так говорил он. И каждый, свой кубок двуручный поднявши,
Возлил богам. И пошли вдоль судов во главе с Одиссеем.
Тотчас Патрокл приказал как товарищам, так и рабыням
Фениксу мягкое ложе постлать, как можно скорее.

Жены, ему повинуясь, постлали, как им приказал он, —
Шкуры овечьи, подушку и тонкие ткани льняные.
Там и улегся старик, дожидаясь божественной Эос.
Сам Ахиллес почивал в глубине своей ставки прекрасной.
Подле него возлежала плененная им лесбиянка,

Форбанта, дочь Диомеда, прекрасноланитная дева.
Лег и Патрокл на другой стороне, и при нем возлежала
Легкая станом Ифида; ее Ахиллес ему отдал,
Город взявши царя Ениея, возвышенный Скирос.
Те же, едва очутились у ставки владыки Атрида,

Встречены были сынами ахейцев; они поднялися,
Кубки держа золотые, и жадно расспрашивать стали.
Первым расспрашивать начал владыка мужей Агамемнон:
«Ну, Одиссей, расскажи нам, великая слава ахейцев,
Хочет ли он от судов отразить пожирающий пламень?

Иль отказался и все еще гнев его духом владеет?»
Сыну Атрея в ответ сказал Одиссей многостойкий:
«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Нет, не желает вражды погасить он. Сильнее, чем прежде,
Гневаясь, он и тебя, и подарки твои отвергает.

И предлагает, чтоб вместе с ахейцами сам ты подумал,
Как защитить корабли и ахейский народ утесненный.
Сам же грозится, что завтра, лишь только заря засияет,
На море все он суда обоюдовесельные спустит.
Также и всем остальным он советует это же сделать:

Плыть поскорее домой. Вы конца, говорит, не дождетесь
Трои высокой; над нею широкогремящий Кронион
Руку свою распростер, и народы ее осмелели.
Так он сказал. Вот и эти, что были со мной, подтвердят вам, —
Сын Теламона и двое глашатаев, умные оба.

Феникс же Там ночевать по приказу Пелида остался.
Завтра за ним на судах он последует в землю родную,
Если того пожелает. Неволить его он не будет».
Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.
Речь его их потрясла. Говорил Одиссей очень сильно.

Долго сидели безмолвно печальные духом ахейцы.
Громкоголосый тогда поднялся Диомед и воскликнул:
«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Лучше б уж ты не просил безупречного духом Пелида,
Столько давая даров! Без того уже горд он безмерно,

Нынче же в сердце его ты вселил еще большую гордость.
Ну, да кончим о нем говорить! Пускай себе едет,
Или не едет! Опять он сражаться начнет, если только
Сердце прикажет в груди, и бог на сраженье возбудит.
Вот что я вам предлагаю, и все мы, давайте, исполним!

Спать отправляйтесь теперь, усладив себе милое сердце
Пищей, а также вином: от них ведь и сила, и храбрость.
Завтра ж, как только на небе блеснет розоперстая Эос,
Выстрой быстро, Атрид, пред судами и конных, и пеших,
Дух ободри им и сам впереди между первых сражайся».

Так говорил он. С большим одобреньем внимали владыки,
Смелому слову дивясь Диомеда, смирителя коней.
Все, возлиянье свершивши богам, разошлися по ставкам,
Где предалися покою и сна насладились дарами.

Песнь десятая

Долония

Сном покоренные мягким, вблизи кораблей своих черных
Спали всю ночь напролет остальные вожди всеахейцев.
Только пастырем войск Агамемноном, сыном Атрея,
Сладкий сон не владел. Волновался он множеством мыслей.

Так же, как молнией блещет супруг густокудренной Геры,
Сильный дождь несказанный готовя, иль град, или вьюгу
В дни, когда уже снегом повсюду засыпало пашни,
Или когда он огромную пасть у войны разверзает, —
Так из сердечных глубин испускал непрерывные вздохи

Сын Атрея, и внутренность вся у него трепетала.
Часто поглядывал он на простор илионской равнины
И удивлялся несчетным огням, что горели пред Троей,
Звукам свирелей и флейт и немолчному шуму людскому.
Взглянет потом на свои корабли и на войско ахейцев, —

В волосы пальцы запустит, и вырвет клоки, и поднимет
К вышнему Зевсу. И стонет он тяжко возвышенным сердцем.
Вот наилучшим какое ему показалось решенье:
С Нестором, сыном Нелея, как можно скорей повидаться
И сообща с ним придумать какое-нибудь понадежней

Средство, которое всем бы данайцам дало избавленье.
Встал Агамемнон с постели своей и в хитон облачился,
К белым ногам привязал красивого вида подошвы,
Сверху на плечи набросил до пят доходившую шкуру
Рыжего льва и копье захватил в многомощную руку.

Страхом таким же и царь Менелай волновался. На веки
Сон и ему не садился. Боялся он, как бы ахейцы
Не пострадали, — они, кто чрез влагу великую моря
Ради него устремились на Трою с войной дерзновенной.
Прежде всего он покрыл леопардовой шкурою пестрой

Спину широкую, взял и на голову шлем свой надвинул,
Медью блестящий, копье захватил в многомощную руку,
Встал и отправился к брату, который верховным владыкой
Над аргивянами был и, как бог, почитался народом.
Брата застал он прекрасный доспех надевавшим на плечи

Возле кормы корабля. И рад ему был Агамемнон.
Первым могучеголосый к нему Менелай обратился:
«Ты для чего, дорогой, снаряжаешься? Или к троянцам
Хочешь послать на разведку кого из товарищей наших?
Страшно боюсь я, чтоб кто не взялся за подобное дело

И не пошел бы один в неприятельский стан на разведку
Чрез амвросийную ночь: человек дерзкосердный он будет!»
Так отвечал Менелаю владыка мужей Агамемнон:
«Очень с тобою нуждаемся мы, о, питомец Зевеса,
В добром совете, который принес бы защиту и спас бы

Рать аргивян и суда. Изменилося зевсово сердце!
Жертвами, видно, своими весьма угодил ему Гектор!
Я никогда не видал и такого рассказа не слышал,
Чтобы один человек столько ужасов за день придумал,
Сколько ахеянам Гектор, любезный богам, причиняет

Собственной силою, — Гектор, не сын ни богини, ни бога?
Дел натворил он, которых, я думаю, долго и долго
Нам не избыть, аргивянам: такие он беды принес нам.
Вот что, однако: беги поскорей к кораблям, позови-ка
Идоменея с Аяксом, а сам я отправлюсь к Нелиду

Нестору и попрошу его встать, — не захочет ли старец
Стражи священный отряд посетить, приказанья отдать им.
Нестору больше всего они будут послушны: над стражей
Сын его — главный начальник совместно с вождем Мерионом,
Идоменеевым другом, — поставили их во главе мы».

К брату могучеголосый тогда Менелай обратился:
«Что же ты словом своим мне прикажешь и что повелишь мне?
Там ли остаться, у них, твоего ожидая прихода,
Или обратно сюда прибежать, передав приглашенье?»
Снова ответил ему повелитель мужей Агамемнон:

«Там оставайся. А то мы еще разминемся друг с другом
В сумраке ночи: немало дорог в нашем стане пространном.
Всех, как пойдешь, окликай, приказывай всем, чтоб не спали,
Каждого встречного мужа зови по отцу и по роду,
Будь поприветливей с каждым, ни с кем не держися надменно..

Нам и самим потрудиться приходится: тяжесть такую
Зевс-Кронион при самом рождении нам предназначил».
Брату так он сказал и отправил, подробно наставив.
Сам же отправился к сыну Нелея, владыке народов.
Старца нашел он при черном его корабле и при ставке

В мягкой постели. Доспехи узорные рядом лежали, —
Выпуклый щит, два острых копья и шлем светозарный.
Подле и пояс всецветный лежал. Надевал его старец,
В мужегубительный бой вести снаряжаясь народ свой:,
Горестной старости он нисколько еще не поддался.

Нестор, на локоть опершись и голову с ложа поднявши,
Сыну Атрея сказал и начал выспрашивать словом:
«Кто ты? Зачем ты один меж судами по лагерю бродишь
В сумраке ночи, когда остальные покоятся люди?
Ищешь кого из товарищей ты иль сбежавшего мула?

Не подходи ко мне молча, откликнись. Чего тебе нужно?»
Тотчас ответил ему повелитель мужей Агамемнон:
«Нестор, Нелеем рожденный, великая слава ахейцев!
Знай, пред тобою — Атрид Агамемнон, кого наиболе
Зевс отягчил непрерывной заботой, покуда дыханье

Есть в груди у меня и милые движутся ноги.
Так я блуждаю. Мне сладостный сон на глаза не садится.
Полон заботами я о войне и о бедах ахейских.
Страх меня сильный берет за данайцев, и дух мой не в силах
Твердость свою сохранять. Я в волнении. Сердце готово

Выскочить вон из груди, и трепещут блестящие члены.
Если ты что замышляешь, — ведь сон и к тебе не приходит, —
Вместе отправимся к страже, посмотрим с тобою, — быть может,
Сил у нее с утомленьем и сном нехватило бороться,
Все позаснули, забыв совершенно о строгой стороже.

А неприятель совсем недалеко, и знать мы не можем,
Не замышляет ли он и средь ночи напасть на ахейцев».
Нестор, наездник геренский, ответил Атрееву сыну:
«Сын многославный Атрея, владыка мужей Агамемнон!
Замыслы Гектора Зевс промыслитель едва ли исполнит

Все, на какие надеется он. И его удручит он
Горем, пожалуй, и большим, когда Ахиллес быстроногий
Милое сердце свое отвратит от тяжелого гнева.
Рад я итти за тобою. Пойдем же и прочих разбудим, —
Славного грозным копьем Диомеда, царя Одиссея,

Быстрого в беге Аякса56Быстрый в беге Аякс — Аякс, сын Оилея. и мощного сына филея.
Вот бы кому-нибудь также пойти, пригласить на собранье
Равного богу Аякса57Равный богу Аякс — Аякс, сын Теламона. с владыкою Идоменеем.
Их корабли на конце становища, отсюда не близко.
Но Менелая, хоть он мне и друг, хотя его чту я, —

Все ж укорю. И, — сердись, не сердись, — от тебя я не скрою:
Он себе спит и тебя одного заставляет трудиться!
Должен бы он средь героев и сам потрудиться сегодня,
Всех умолять их: нужда неизбывная нынче настала».
Снова ответил ему повелитель мужей Агамемнон:

«Сам я в другое бы время просил пожурить Менелая.
Часто бывает медлителен он, не желает трудиться, —
Не потому, что он так уже вял или разумом скуден, —
Но на меня он глядит и ждет моего начинанья.
Нынче же, раньше меня пробудившись, ко мне он явился.

Тех я послал его звать, о которых как раз говорил ты.
Но поспешим. Мы застанем, я думаю, их середь стражи
Пред воротами; туда приказал я им всем собираться».
Нестор, наездник геренский, Атрееву сыну ответил:
«Ну, если так, то никто из ахейцев не станет сердиться

Или не слушаться, если он что им велит и предпишет».
Так он промолвил и тело одел себе мягким хитоном,
К белым ногам привязал красивые видом подошвы,
После, набросив пурпуровый плащ, застегнул его пряжкой, —
Плащ свой широкий, двойной, покрытый пушистою шерстью;

Крепкое в руки копье захватил, заостренное медью,
И торопливо пошел вдоль судов меднолатных ахейцев.
Первым из всех Одиссея, по разуму равного богу,
Нестор, наездник геренский, от сна разбудил, закричавши
Голосом громким. До сердца проник ему несторов голос.

Вышел из ставки своей Одиссей и спросил подошедших:
«Что вы по лагерю бродите здесь одни меж судами
Чрез амвросийную ночь? Иль нужда уж такая явилась?»
Нестор, наездник геренский, тотчас Одиссею ответил:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!

Ты не сердись: одолело ахейцев великое горе!
Следуй за нами, разбудим еще и других, с кем могли бы
Вместе мы обсудить, бежать ли нам, или сражаться».
Так он сказал. Одиссей многоумный, войдя в себе в ставку,
Щит узорный повесил вкруг плеч и отправился с ними.

К сыну Тидея пошли и нашли Диомеда лежащим
Одаль от ставки, с оружьем. Товарищи около спали.
Им изголовьем служили щиты. Были воткнуты копья
Древками в землю и прямо стояли, и медь их далеко,
Молнии Зевса подобно, во мраке блистала. Герой же

Спал в середине на шкуре быка, обитателя поля.
Под головою Тидида ковер находился блестящий.
Нестор, наездник геренский, к нему подошел и, ногою
Тронув, от сна разбудил, торопить и корить его начал:
«Встань, сын Тидея! Ужели всю ночь почивать собрался ты?

Иль не слыхал, что троянцы, заняв возвышенье равнины,
Близко стоят у судов и лишь узкое место нас делит?»
Так он сказал. Пробудился Тидид и, поспешно вскочивши,
Нестору, сыну Нелея, слова окрыленные молвил:
«Больно уж яр ты, старик! Ни на миг ты покоя не знаешь!

Разве других, помоложе, ахейских сынов не нашлось бы,
Кто бы вождей разбудил одного за другим, обошедши
Лагерь ахейцев? Тебя ничего, как я вижу, не сдержит!»
Нестор, наездник геренский, тотчас Диомеду ответил:
«Все это, сын мой, сказал ты умно и вполне справедливо.

Храбрые есть у меня сыновья, и под властью моею
Много народу, — нашлось бы, кому созывать на собранья.
Слишком однако большая беда одолела ахейцев.
На острие мечном уже колеблется общая участь, —
Жалкая ль гибель постигнет ахейских сынов, иль спасенье.

Но поспеши же и сына Филеева с быстрым Аяксом
Сам подними, раз меня ты жалеешь: ведь ты и моложе».
Тотчас же львиною шкурой покрыл Диомед себе плечи, —
Рыжей большой, доходившей до пят, и, копье захвативши,
Быстро пошел, и вождей разбудил, и привел их с собою.

Вскоре вожди замешались в средину собравшейся стражи
И не в дремоте они предводителей стражи застали:
Бодрствуя вся целиком, с оружием стража сидела.
Так же, как псы у овчарни овец стерегут в беспокойстве,
Смелого зверя58Смелый зверь — лев. услышав, который чрез горные дебри

По лесу к овцам подходит; тревога и шум неумолчный
Между собак и людей возникают, и сон пропадает;
Так же пропал усладительный сон и с ресниц у ахейцев,
Стан охранявших в ту грозную ночь; беспрестанно на поле,
Слушая, взоры бросали они, не идут ли троянцы.

В радость пришел, увидав их, старик и подбадривать начал,
Громко окликнул и с речью крылатою к ним обратился:
«Так! Стерегите получше, ребятки! Никто и не думай,
Стоя на страже, заснуть! Не порадуем этим троянцев!»
Так он сказал и чрез ров перешел. А за Нестором следом

Ров перешли и вожди, приглашенные им для совета,
Также блистательный Несторов сын с Мерионом Молидом:
Сами вожди для совета и их пригласили с собою.
Вырытый ров перешедши глубокий, нашли они в поле
Чистое место, где поле осталось свободным от трупов.

Гектор могучий назад повернул от этого места,
Гибель неся аргивянам, покуда их ночь не покрыла.
Там они сели и стали вести меж собой разговоры.
Нестор, наездник геренский, с такой обратился к ним речью:
«Нет ли, друзья, между вами, кто б мог, на свое положившись

Смелое сердце, пробраться тихонько к надменным троянцам,
Чтобы кого из врагов захватить где-нибудь возле стана
Или, быть может, подслушать какой разговор средь троянцев, —
Что замышляют они меж собою: и дальше ль желают
Здесь оставаться, вблизи кораблей, или в город обратно

Думают все возвратиться, уж раз укротили ахейцев?
Если б кто это разведал и к нам невредимым вернулся,
Славу великую он получил бы по всей поднебесной
Между людьми и наградой подарок имел бы прекрасный:
Сколько ни есть над судами у нас тут начальников храбрых,

Каждый из них наградит его черной овцою с сосущим
Малым ягненком; ни с чем не сравнимо такое богатство!59Незначительность награды и высокая оценка ее справедливо вызывают недоумение комментаторов.
Будет на всех он пирах и на празднествах гостем желанным».
Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.
Вдруг Диомед между ними промолвил могучеголосый:

«Нестор, меня побуждает мой дух и отважное сердце
В лагерь проникнуть враждебных мужей, находящийся близко.
Если б, однако, со мной и другой кто итти согласился,
Было бы мне веселее и много смелее на сердце.
Ежели двое идут, то придумать старается каждый,

Что для успеха полезней. А что бы один ни придумал,
Мысль его будет короче, и будет решенье слабее».
Так промолвил он. Многим желалось итти с Диомедом:
Два желали Аякса, отважные слуги Ареса,
Вождь желал Мерион, Фрасимед желал очень сильно,

Славный желал Атреид Менелай, знаменитый копейщик;
Также желал Одиссей к неприятелю в лагерь проникнуть,
Смелый: всегда у него на опасности сердце дерзало.
К ним обратился тогда владыка мужей Агамемнон:
«О Тидеид Диомед, мне из всех наиболее милый;

Спутника выбери сам ты, какого себе пожелаешь
И наилучшим какого сочтешь: ведь желающих много.
Но не стесняйся при этом, не сделай, чтоб лучший остался,
Не выбирай, кто слабей, из неловкости, чтоб не обидеть,
Не руководствуйся родом, какой бы он царственный ни был».

Так промолвил. Страшился за русого он Менелая.
Снова тогда Диомед промолвил могучеголосый:
«Раз вы товарища мне самому предлагаете выбрать, —
Как же тогда мне забыть о любимце богов Одиссее?
С жаром за все он берется, и мужествен дух его твердый

Во всевозможных трудах. И любим он Палладой-Афиной.
Если со мной он пойдет, из огня горящего оба
Мы бы могли воротиться назад, до того он находчив!»
Тотчас ответил ему Одиссей, в испытаниях твердый:
«Слишком меня ни хвали, ни хули, Тидеид благородный!

Ты говоришь ведь ахейцам, — они ж хорошо меня знают.
Что же, пойдем! Уж кончается ночь, и заря недалёко,
Звезды продвинулись сильно; дорогу на целых две части
Ночь совершила, одна только третья нам часть остается».
Так говоря, надели оружие грозное оба.

Меч Диомеду двуострый отдал Фрасимед многохрабрый —
Собственный меч Диомед оставил около судна;
Отдал и щит и покрыл его голову кожаным шлемом, —
Шлемом без гребня, без гривы, который зовется «катетикс».
Юноши голову шлемом подобным себе покрывают.

Вождь Мерион же отдал Одиссею и лук, и колчан свой,
Отдал и меч, и покрыл его голову кожаным шлемом;
Крепко внутри он сплетен был из многих ремней, а снаружи
Белые были клыки белозубого вепря нашиты
Густо с обеих сторон, и туда, и сюда простираясь

В стройных, красивых рядах; подкладкой же войлок являлся.
Из Елеона Автолик60Автолик — сын бога Гермеса. Отец обучил его воровству, и из него вышел первостатейный жулик. По «Одиссее» он приходился Одиссею дедом по матери. похитил тот шлем, проломавши
Крепкую стену в жилище Аминтора, сына Ормена;
В Скандию шлем передал киферийцу он Амфидаманту,
Амфидамант подарил его Молу, как милому гостю,

Тот же носить его сыну отдал своему Мериону.
Этим-то шлемом теперь голова Одиссея оделась.
После того как надели оружие грозное оба,
Двинулись оба в дорогу, оставив старейшин на месте.
Доброе знаменье им ниспослала Паллада-Афина, —

Цаплю по правую руку, вблизи от дороги. Средь ночи
Птицы они не видали глазами, но слышали крики.
Ею обрадован был Одиссей и взмолился к Афине:
«Дочь Эгиоха-Кронида, внемли мне! Всегда ты, богиня,
Мне во всех помогаешь трудах; от тебя не скрываю

Я никаких начинаний. Теперь мне твоя благосклонность
Больше нужна, чем обычно. О, дай мне к судам возвратиться,
Дело великое сделав на долгое горе троянцам!»
Начал вторым и Тидид ей молиться могучеголосый:
«Слух преклони и ко мне, необорная дочь Громовержца!

Спутницей будь мне, какою была ты Тидею в то время,
Как от ахейцев пошел мой родитель посланником в Фивы.
Меднодоспешных ахейцев оставивши возле Асопа,
В Фивы с мирными он направлялся речами к кадмейцам,
Но, возвращаясь обратно, ужасные вещи придумал

Вместе с тобою, богиня, с твоей благосклонной подмогой.
Так же и мне помоги, и меня охрани благосклонно.
Широколобую в жертву тебе годовалую телку
Я принесу, под ярмом не бывавшую в жизни ни разу.
Позолотив ей рога, я тебе принесу ее в жертву».

Так говорили, молясь. И вняла им Паллада-Афина.
После того как молитву окончили к дочери Зевса,
Двинулись в путь они оба, как львы, середь сумрака ночи
Полем убийства, по трупам, оружью и лужам кровавым.
Но и троянцам своим не позволил божественный Гектор

Сну предаваться; созвал на собранье он всех наилучших,
Кто выдавался средь граждан как вождь или мудрый советник.
Вместе созвав, предложенье разумное Гектор им сделал:
«Кто б между вас за награду великую мне обещался
Дело одно совершить? А награда достойная будет:

Дам я ему колесницу и пару коней крепконогих, —
Лучших, какие найдутся пред всеми судами ахейцев, —
Если б дерзнул кто-нибудь, получивши и славу при этом,
Тайно к судам быстроходным пробраться и там поразведать:
Так же ли черные их корабли стерегутся, как прежде,

Или же, нашей рукой укрощенные, между собою
Держат совет аргивяне о бегстве, и темною ночью
Стражи нести не желают, трудом пресыщенные тяжким».
Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.
Был меж троянцами некто Долон, рожденный Евмедом,

Вестником богохранимым, и золотом, медью богатый, —
Очень на вид человек непригожий, но на ноги быстрый.
Он у отца меж пятью дочерьми был единственным сыном.
С речью такою к троянцам и Гектору он обратился:
«Гектор, меня побуждает мой дух и отважное сердце

Близко к судам быстроходным пробраться и все там разведать.
Ты же, прошу я тебя, этот скипетр подняв, поклянися
Тех быстролетных коней с колесницею медноузорной
Мне подарить, что Пелида бесстрашного носят в сраженьях.
Небесполезный я буду разведчик и лучше, чем ждешь ты.

В стан забираться я буду все дальше, пока не достигну
Агамемнонова судна: наверно, вожди там ахейцев
Держат совет меж собою, бежать ли им, или сражаться».
Так говорил он, и Гектор, взяв скипетр в руки, поклялся:
«Будь мне свидетелем Зевс, супруг громомечущий Геры!

Ездить на тех лошадях ни один из троянцев не будет;
Станешь один только ты, говорю я, на них красоваться!»
Клятва ложной была, но Долона она подбодрила.
Тотчас колчан и изогнутый лук он набросил на плечи,
Сверху закутался в шкуру косматую серого волка,

Голову шапкой хорьковой покрыл и, копье захвативши,
Быстро от стана пошел к кораблям. Но назад воротиться
Не суждено ему было, чтоб Гектору вести доставить.
Толпы троянских мужей и коней за собою оставив,
Он по дороге пошел. Подходящего скоро заметил

Богорожденный герой Одиссей и сказал Диомеду:
«К нам человек там какой-то подходит от стана троянцев.
Кто он, — не знаю. Собрался ль о наших судах он разведать,
Или ограбить кого из убитых, лежащих на поле?
Вот что: сначала позволим ему по равнине немного

Нас миновать; а потом, из засады набросившись сразу,
Схватим мгновенно его. Если ж нас он ногами обгонит, —
Помни, все время тесни к кораблям его нашим от стана,
Пикой грозя, чтобы он не успел убежать к Илиону».
Так сговорившись, они близ дороги меж грудами трупов

Оба приникли. В своем безрассудстве он мимо пронесся.
Но лишь прошел расстоянье, которое мулы проходят
Без передышки под плугом (они несравненно пригодней
Плуг составной волочить, чем волы, по глубокому пару), —
Бросились следом герои. Он стал было, топот услышав:

В сердце подумал своем, что товарищей топот он слышит,
Посланных Гектором вслед, чтоб его воротили обратно.
Те от него на полет уж копья находились иль меньше.
Вдруг он врагов разглядел и на быстрых ногах обратился
В бегство. Они же стремглав за троянцем пустились в погоню.

Так же, как две острозубых собаки охотничьих гонят
Лань или зайца, на них наседая без отдыха сзади,
Местом лесистым, а те убегают с блеяньем и визгом,
Так Диомед и герой Одиссей, городов разрушитель,
Гнали упорно троянца? его отрезая от стана.

Он подбегал к кораблям, уже близкий к тому, чтоб смешаться
С стражей ахейской, но силу вдохнула Афина Тидиду,
Чтобы никто из ахейцев, поспевши скорей, не хвалился,
Что ниспровергнул троянца, Тидид же вторым бы явился.
Смаху занесши копье, закричал Диомед многомощный:

«Или стой, или пикой тебя я настигну, и будешь
Очень недолго ты ждать от руки моей гибели жалкой!»
Крикнул и пику в троянца пустил, промахнувшись нарочно.
Гладкая пика над правым плечом пролетела и в землю
Жалом вонзилась пред ним. На месте он стал неподвижно,

Дрожь охватила его, и зубы во рту застучали,
Бледен от страха он стал. Подбежали они, задыхаясь,
За руки крепко схватили. Долон им сказал со слезами:
«В плен возьмите меня! А я себя выкуплю. Дом мой
Золотом, медью богат и для выделки трудным железом.

С радостью даст вам отец за меня неисчислимый выкуп,
Если услышит, что в стане ахейцев живой нахожусь я».
Сыну Евмеда в ответ сказал Одиссей многоумный:
«Не беспокойся и дух не тревожь себе мыслью о смерти.
Вот что, однако, скажи, — но скажи мне вполне откровенно:

Ты для чего тут один к кораблям пробираешься нашим
Темною ночью, когда остальные покоятся люди?
Хочешь ограбить кого из убитых, лежащих на поле?
Или ты Гектором выслан, чтоб высмотреть все хорошенько
Перед судами ахейцев? Иль собственным сердцем ты послан?»

Так ответил Долон, и дрожали под ним его ноги:
«Гектор мой ум помрачил, надававши мне много посулов.
Однокопытных коней с колесницей узорчато медной
Славного сына Пелея он мне подарить обещался
И через быструю черную ночь приказал мне пробраться

Близко к ахейским враждебным мужам, чтобы все там разведать»
Так же ли черные ваши суда стерегутся, как прежде,
Или же, нашей рукой укрощенные, между собою
Держите вы совещанье о бегстве и темною ночью
Стражи нести не хотите, трудом пресыщенные тяжким».

Так, улыбнувшись, ответил ему Одиссей многоумный:
«Сердце твое, как я вижу, не малых даров возжелало:
Коней отважного духом Пелеева сына! Те кони
Неукротимы. Смирять ни один из людей их не в силах,
Только один Ахиллес, рожденный бессмертной богиней.

Вот что скажи мне теперь, и смотри, отвечай откровенно:
Где, отправляясь, оставил ты Гектора, пастыря войска?
Где у него боевые доспехи, где быстрые кони?
Где расположена стража троянцев и где их ночлеги?
Что замышляют они меж собою, — желают и дальше

Здесь оставаться, вблизи от судов, или в город обратно
Думают все возвратиться, уж раз укротили ахейцев?»
Сын Евмеда Долон опять Одиссею ответил:
«Также и это тебе расскажу я вполне откровенно.
Созвал совет многолюдный с мужами советными Гектор

Возле могилы, в которой божественный Ил похоронен,
Дальше от шума. Но стражи, герой, о которой спросил ты,
Нет никакой, чтоб особенно как-нибудь стан охраняла.
Все же огни, что ты видишь, — троянские; в этом нужда им;
Все они бодрствуют в стане и все убеждают друг друга

Крепче охрану держать. А союзники славные Трои
Спят беззаботно, троянцам одним предоставив охрану,
Так как поблизости нет здесь у них ни детей, ни супруг их».
Так, ему отвечая, сказал Одиссей многоумный:
«Как же союзники, — вместе с троянцами спят вперемежку

Или отдельно от них? Расскажи поподробней, чтоб знать мне».
Сын Евмеда Долон опять Одиссею ответил:
«Также и это тебе расскажу я вполне откровенно:
К морю — карийцев отряды, стрелков криволучных пеонов,
Также лелегов, кавконов, пеласгов божественных войско;

Место близ Фимбры досталось ликийцам, и гордым мисийцам,
И укротителям коней фригийцам, и храбрым меонам.
Но для чего у меня вам разведывать порознь о каждом?
Если желаете оба в троянское войско проникнуть, —
Вот новопришлые, с краю, отдельно от прочих, — фракийцы.

С ними и царь их находится, Рес, Эйонеем рожденный.
Видел его я коней, величайших, прекраснейших видом.
Снега белее они, быстротою же ветру подобны;
Золотом и серебром колесница богатая блещет;
Сам же он прибыл сюда в золотых, огромных доспехах,

Дивных для взора, которых не людям, подверженным смерти,
Больше всего подобало б носить, а бессмертным богам лишь.
Ну, а меня отведите теперь к кораблям быстролетным
Или свяжите и в узах жестоких на месте оставьте,
Чтобы, сюда воротившись, могли вы увериться сами,

Правда ль было все то, что сказал я вам, или неправда».
Грозно взглянув на него, Диомед ответил могучий:
«Дум у меня о спасеньи, Долон, не влагай себе в сердце,
Раз ты нам в руки попался, — хоть вести твои и прекрасны.
Если тебе мы свободу дадим и обратно отпустим,

Позже, наверно, опять ты придешь к кораблям нашим быстрым,
Чтобы разведать о нас либо с нами открыто сразиться.
Если ж, рукою моею сраженный, свой дух ты испустишь,
То никогда уже больше бедой для ахейцев не будешь».
Тот мускулистой рукой за его подбородок схватился

И собирался молить. Но мечом Диомед размахнулся,
Прямо по шее ударил и оба рассек сухожилья.
В пыль голова покатилась, еще бормотать продолжая.
Сняли с его головы хорьковую шапку герои,
Волчью шкуру забрали, копье и лук изогнутый.

Все это поднял высоко Афине добычнице к небу
Царь Одиссей богоравный и, жарко моляся, воскликнул:
«Радуйся жертве, Афина! Тебе мы всегда на Олимпе
Первой меж всеми дары принесем! Но еще, о богиня,
Нас проводи до фракийских мужей, к их коням и ночлегу!»

Так говорил Одиссей и, высоко вознесши добычу,
На тамариске повесил и сделал то место приметным,
Кучу нарвав тростнику и густых тамарисковых веток,
Чтобы во мраке найти это место, назад возвращаясь.
Сами ж пустились вперед по доспехам и лужам кровавым.

Вскоре подкрались к фракийцам у края троянского стана.
Спали фракийцы, трудом пресыщенные. Возле — доспехи
В три расположены были ряда в превосходном порядке,
Видом прекрасные. Пара коней перед каждым стояла.
Рес почивал в середине. Его быстроногие кони

Были ремнями привязаны сзади к скобе колесницы.
Первым увидев его, Одиссей указал Диомеду:
«Вот он тот муж, и вот они кони, Тидид, о которых
Только что нами убитый троянец Долон говорил нам.
Ну-ка, могучую силу свою прояви! Не годится

Праздно с оружьем стоять. Отвяжи-ка коней поскорее!
Или мужей избивай. А я о конях позабочусь».
Так говорил он. И силу вдохнула Афина в Тидида.
Начал рубить во все стороны он. Поднялись отовсюду
Стоны мечом пораженных. Земля закраснелась от крови.

Так же, как лев, подобравшись во тьме к беспастушному стаду,
К овцам иль козам, на них устремляется, злое замыслив, —
Так на фракийских мужей Диомед могучий бросался.
Он их двенадцать убил. Меж тем Одиссей многоумный
Каждого мужа, который мечом был зарублен Тидида,

За ногу сзади схватив, выволакивал быстро из ряда
С целью такою в уме, чтоб легко лошадей пышногривых
Вывести было возможно, чтоб сердцем они не дрожали,
Если б еще без привычки на труп довелось наступить им.
Так, наконец, до царя добрался Диомед многомощный.

Сладостной жизни лишил он тринадцатым Реса владыку,
Тяжко дышавшего: сон в ту ночь ему снился ужасный.
(Встал Диомед над его головою, по мысли Афины.)61Позднейшая вставка, совершенно бессмысленная.
Однокопытных коней отвязал Одиссей многостойкий,
Вместе ремнями связал и на место свободное вывел,

Луком своим подгоняя; бича же блестящего в руку
В мысль не пришло ему взять из узорнорезной колесницы.
Знак желая подать Диомеду, тихонько он свистнул.
Тот же стоял, размышляя, какую еще ему сделать
Дерзость: то ль колесницу, где было оружие Реса,

Выкатить, взявшись за дышло, иль вынести, вверх приподнявши,
То ли побольше еще и мужей рядовых уничтожить?
В сердце он так размышлял, но внезапно богиня Афина
Близко предстала пред ним и сказала Тидееву сыну:
«Вспомнить пора о возврате назад, к кораблям крутобоким,

Сын удалого Тидея, — чтоб к ним беглецом не вернуться,
Если троянцев разбудит другой кто-нибудь из бессмертных».
Так говорила Афина. И голос узнал он богини.
Быстро вскочил на коней. Одиссей же их луком ударил.
И понеслися они к кораблям быстролетным ахейцев.

Не был слепым наблюдавший за всем Аполлон сребролукий:
Видел, как следом Афина идет за Тидеевым сыном.
Гневом к Афине горя, он спустился в троянское войско
И разбудил средь фракийцев советника Гиппокоонта,
Брата двоюродного Реса. От сна он тотчас пробудился,

Место увидел пустым, где быстрые кони стояли,
Бьющихся в судоргах страшных увидел мужей перебитых,
И зарыдал, и товарища звать принялся дорогого.
Подняли крики и шум несказанный по стану троянцы;
Все сбежались смотреть на страшное дело, какое

Мужи свершили и после к судам удалились ахейским.
Те же примчались туда, где убит был лазутчик троянский.
Там удержал Одиссей богомилый коней быстроногих.
Сын же Тидея спрыгнул и, кровавые снявши доспехи,
В руки подал Одиссею и, снова вскочивши на лошадь,

Коней обоих хлестнул. И они полетели охотно
К черным судам крутобоким, — туда и самим им хотелось.
Нестор первым из всех услышал их топот и молвил:
«О дорогие друзья, о вожди и советники войска!
Правду ль скажу, ошибусь ли? Но сердце велит говорить мне.

В уши ударил мне топот стремительно скачущих коней.
Если бы то Одиссей с Диомедом могучим так скоро
Однокопытных пригнали коней от троянского стана!
Страшно, однако, я сердцем боюсь, не они ль пострадали, —
Лучшие меж аргивян, — в оглушительной схватке с врагами».

Слова не кончил всего он, когда уж они прискакали.
Наземь с коней соскочили. Ахейцы навстречу в восторге
Кинулись, правой рукой их и словом приветствуя сладким.
Первым их Нестор, наездник геренский, расспрашивать начал:
«Сын знаменитый Лаэрта, великая слава ахейцев!

Как, скажи мне, вы этих коней захватили? Пробрались
В лагерь троянцев? Иль бог подарил повстречавшийся с вами?
Страшно похожи они на лучи светозарного солнца!
Я постоянно сражаюсь с троянцами. Не остаюсь я
Праздным вблизи кораблей, хоть боец я уже престарелый.

Но я ни разу подобных коней не заметил, не видел.
Думаю, бог, вам навстречу явившийся, их даровал вам,
Ибо обоих вас любят и Зевс, собирающий тучи,
И Эгиохова дочь, совоокая дева Афина».
Нестору так, отвечая, сказал Одиссей многоумный:

«Нестор, рожденный Нелеем, великая слава ахейцев!
Бог, если только захочет, легко и получше, чем эти,
Может коней подарить, ибо много нас боги сильнее.
Эти ж, которых ты видишь, — недавно прибывшие в Трою
Кони фракийцев. Царя их убил Диомед наш бесстрашный,

Возле него и двенадцать товарищей, всё наилучших.
Нами тринадцатым был убит у судов и лазутчик.
Этого сделать ночную разведку средь нашего войска
Гектор отправил, а также другие начальники Трои».
Так он сказал и за ров перегнал лошадей звуконогих,

Гордо смеясь. И, ликуя, за ним устремились ахейцы.
К ставке они подошли Диомеда, построенной прочно,
И привязали коней поводами ременными к яслям,
Возле которых уже Диомеда лихие стояли
Кони, пшеницу жуя, по сладости равную меду.

Сын же Лаэрта в корме корабельной доспехи Долона,
Кровью залитые, спрятал, чтоб в дар принести их Афине.
Сами же оба они, погрузившися в волны морские,
Пот обмывали обильный, на голенях, шее, вкруг бедер.
После того, как волною морской от обильного пота

Кожу омыли они, освежив себе милое сердце,
Вымылись также еще и в красиво отесанных ваннах.
Вымывши тело и маслом его умастивши обильно,
Сели они за еду, и кубки в кратер опускали,
И возлиянья творили Афине вином медосладким.

Песнь одиннадцатая

Подвиги Агамемнона

Рядом с прекрасным Тифоном62Тифон — прекрасный смертный юноша, возлюбленный богини Эос — Зари. Она вымолила для него у Зевса бессмертие. в постели проснулася Эос
И поднялась, чтобы свет принести и бессмертным и смертным.
Зевс к кораблям быстролетным ахейцев отправил Эриду
Грозную. Знаменье войн63Знаменье войн. — По мнению одних, под этим разумеется факел, по мнению других — Зевсова эгида. в руке у нее находилось.

Стала Эрида на черный, огромный корабль Одиссея,
Бывший в средине, чтоб голос ее отовсюду был слышен, —
В стане Аякса царя, Теламонова славного сына,
Так же, как в стане Пелида: на самых концах они оба
Стали с судами, на силу и храбрость свою полагаясь.

Став на корабль, закричала богиня и сильно, и страшно
Голосом зычным. И каждому в грудь заложила ахейцу
Силу упорно, не зная усталости, биться с врагами.
В это мгновение всем им война показалася слаще,
Чем возвращение в полых судах в дорогую отчизну.

Громко Атрид закричал, опоясаться в бой призывая
Войско ахейцев, и сам в блестящую медь облачился.
Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой.
Следом за этим и грудь защитил себе крепкой бронею,

В давнее время ему поднесенной в подарок Киниром;
Ибо до Кипра достигла великая весть, что ахейцы
На кораблях собралися итти на троянцев походом.
Он ему эту броню подарил, царю угождая.
Десять полос в той броне вороненого было железа,

Олова двадцать полос, из золота было двенадцать.
Иссиня черные змеи до шеи брони простирались,
По три с обеих сторон, подобные радугам в туче,
Зевсом-Кронидом на небе воздвигнутым в знаменье смертным.
На плечи меч свой набросил; сверкали на нем золотые

Частые гвозди; ножны, этот меч заключавшие, были
Из серебра и спускались с плеча на ремне золоченом.
Всепокрывающий поднял он щит, — многопестрый, прекрасный,
Буйный; десять кругов на щите том светилося медных;
Двадцать сияющих блях оловянных его украшало

Белых; и бляха была в середине из ворони черной.
Щит головою Горгоны венчался, свирепо глядящей,
С ликом ужасным; вокруг головы ее — Ужас и Бегство.
Был серебрёный ремень на щите; на ремне извивался
Иссиня-черный дракон, и из шеи единой дракона

В разные стороны три головы у него выходило.
Четырехбляшенный шлем свой надел он, имевший два гребня,
С гривою конскою. Страшно над шлемом она волновалась.
В руку два крепких копья захватил, повершенные медью,
Острые, медь от которых далеко до самого неба

Ярко сияла. Афина и Гера ударили громом,
Честь воздавая Атриду, царю многозлатной Микены.
Каждый тогда конеборец возничему дал приказанье
Около рва колесницы удерживать в полном порядке,
Сами же все, облачившись в доспехи, пешком торопливо

Двинулись. Раньше зари поднялся уже крик неугасный.
Опередили возничих они, перед рвом разместившись;
Несколько позже поспели возницы. Смятение злое
Поднял меж ними владыка Кронид. С высоты из эфира
Росу кровавую он ниспослал. Собирался Кронион

Много могучих голов отправить в жилище Аида.
На возвышеньи равнины с своей стороны и троянцы
Строились окрест великого Гектора, Пулидаманта,
Окрест Энея, который, как бог, почитался народом,
И Антеноровых трех сыновей, — Агенора, Полиба

И молодого еще Акаманта, подобного богу.
Гектор ходил впереди со щитом, во все стороны равным.
Как приносящая гибель звезда64Приносящая гибель звезда — Сириус в созвездии Большого Пса, самая яркая из всех неподвижных звезд. С ее восходом наступало самое жаркое время года, несшее с собою засуху, эпидемические заболевания и т. п. — то, меж туч появляясь,
Ярко сияет, то в тучах тенистых опять исчезает,
Так же и Гектор — то в первых рядах появлялся внезапно,

То отдавал приказанья средь задних. И пламенной медью
Весь он светился, как молния Зевса отца-Эгиоха.
Те же, совсем как жнецы, что на ниве богатого мужа
Полосы гонят с обоих концов навстречу друг другу,
Густо бросая на землю снопы ячменя иль пшеницы, —

Так же сходились троянцев сыны и ахейцев, и яро
Бились друг с другом. Никто о погибельном бегстве не думал.
Равные головы схватка имела. Ярились, как волки,
Воины, радуя глаз многостонной Эриды богини.
Только она из богов принимала участие в битве,

Прочие все не мешались в нее и спокойно сидели
Каждый в доме своем. Прекрасные видом жилища
Там находились у них на ущелистых склонах Олимпа.
Всеми равно Кронид чернооблачный был осуждаем,
Что даровать пожелал он в сражении славу троянцам.

Но не печалился этим Отец. В одиночестве полном,
Радуясь славе своей, он сидел от богов в отдаленьи,
На корабли аргивян и на город троянцев взирая,
И на блестящую медь, и на тех, кто губили и гибли.
С самого утра все время, как день разрастался священный

Тучами копья и стрелы летали, и падали люди.
В час же, как муж-лесоруб начинает обед свой готовить,
В горной усевшись лощине, когда он уж руки насытил,
Лес срубая высокий, и в дух низошло пресыщение,
Сердце ж ему охватило желание сладостной пищи, —

Силою доблести в час тот прорвали данайцы фаланги,
Громко в рядах призывая друг друга. Вперед Агамемнон
Ринулся первый и сверг Биенора, владыку народов;
Раньше — его, а потом и возницу его Оилея.
Этот, спрыгнувши с коней, безбоязненно встал пред Атридом

И на него устремился. Его Агамемнон ударил
Пикою в лоб. Не сдержал ее шлем его меднотяжелый, —
Шлем пронизала и череп атридова пика, и с кровью
Мозг Оилея смешала, смиривши его в нападеньи.
Бросил обоих на месте владыка мужей Агамемнон,

Ярко сиявших телами: он их обнажил от доспехов.
После того Агамемнон на Иса напал и Антифа, —
Двух Приамидов (побочный один, а последний законный),
Бывших в одной колеснице; побочный правил конями,
Славный Антиф же с ним рядом стоял. Их обоих когда-то,

Пасших овец, Ахиллес изловил на идейских отрогах,
Гибкой лозою связал, но потом отпустил их за выкуп.
Их-то теперь Агамемнон Атрид, повелитель народов, —
Первого в грудь над соском поразил длиннотенною пикой,
В ухо ударил второго мечом и низверг с колесницы,

К мертвым тотчас поспешил и прекрасные снял с них доспехи.
Их он узнал, ибо видел уж прежде, в то время, как с Иды
К быстрым ахейским судам их привел Ахиллес быстроногий,
Так же, как лев не подросших детенышей лани проворной
Ловит легко и зубами могучими кости дробит им,

В логово лани забравшись, и нежной их жизни лишает;
Мать же, хотя бы случилась и близко, помочь им не может;
Овладевает и ею самою ужаснейший трепет;
Скачет стремглав через частый кустарник, чрез темные рощи,
Пот проливая, спеша убежать от могучего зверя.

Так же и этим явиться на помощь никто из троянцев
В гибели их не посмел: пред врагом они сами бежали.
Дальше поверг он Писандра с упорным в бою Гипполохом,
Двух сыновей Антимаха, который, приняв от Париса
Золота много, — блистательный дар, — добивался упорно,

Чтоб не давали обратно Елены царю Менелаю.
Двух сыновей-то его и настиг Агамемнон могучий.
Вместе, в одной колеснице, они лошадей усмиряли
Быстрых, так как из рук упустили блестящие вожжи.
Оба взбесились коня. Как лев, Агамемнон навстречу

Бросился им. И они с колесницы взмолились к Атриду:
«В плен возьми нас, Атрид! Получишь ты выкуп достойный.
Много сокровищ хранится в дому Антимаха. Богат он
Золотом, медью, а также для выделки трудным железом.
С радостью выдаст тебе неисчислимый выкуп отец наш,

Если узнает, что живы мы оба у вас пред судами».
Так, заливаясь слезами, к Атриду они обращались
С сладкою речью. Но голос не сладкий в ответ услыхали:
«Вы — сыновья Антимаха отважного — мужа, который
Некогда Трои сынов убеждал на собраньи народном,

Чтоб Менелая, послом с Одиссеем прибывшего в Трою,
Там же убить и обратно его не пускать к аргивянам.
Нынче поплатитесь вы за бесстыдный поступок отцовский!»
Так он промолвил и сбил с колесницы Писандра на землю,
Пикой ударивши в грудь; на земле растянулся он навзничь.

Спрыгнул с коней Гипполох. И его низложил он на землю,
Руки мечом отрубивши и голову с шеи отсекши.
Труп же ногой оттолкнул, — как ступа, он в толпу покатился.
Бросив убитых, туда он, где пуще теснились фаланги,
Ринулся, с ним и другие ахейцы в красивых поножах.

Пешие пеших разили, невольно бежать принужденных,
Конные — конных: от них непроглядная пыль воздымалась,
Что поднимали по полю гремящие конские ноги.
Медью врагов избивали. Могучий Атрид непрестанно
Гнал их, сражая бегущих, приказы давая ахейцам.

Так же, как хищный огонь на не срубленный лес нападает;
Вихрь его всюду разносит, и падает вместе с корнями
Частый кустарник вокруг под напором огня беспощадным.
Падали головы так под рукою могучей Атрида
В бег обращенных троянцев. И много коней крутошеих

С грохотом мчало в прорывы меж войск колесницы пустые,
Жадно томясь по возницам. А те по равнине лежали,
Больше для коршунов, чем для супруг своих милые видом.
Гектора Зевс промыслитель от стрел удалил и от пыли,
И от убийства мужей, и от крови и бранного шума.

Яро Атрид наседал, за собой призывая ахейцев.
Мимо могилы потомка Дарданова, древнего Ила,
Мимо смоковницы толпы троянцев по полю бежали,
В город стремясь. Неотступно преследовал с криком ужасным
Их Агамемнон и кровью багрил необорные руки.

Но, добежавши до Скейских ворот и до дуба, троянцы
Остановились и начали ждать остававшихся сзади.
Те ж на средине равнины бежали, подобно коровам,
Если глубокою ночью явившийся лев их разгонит
Всех, — для одной же из них появляется быстрая гибель;

Шею сперва ей дробит, захвативши в могучие зубы,
После же с жадностью кровь пожирает и потрохи жертвы.
Так наседал на врагов Агамемнон владыка, все время
Мужа последнего пикой сражая. Бежали троянцы.
Многие навзничь и ниц с колесниц под руками Атрида

Падали на землю, — так пред собой он свирепствовал пикой.
Вскоре, однако, когда под высокую стену и город
Он устремиться решился, отец и бессмертных, и смертных
Зевс на высоких вершинах обильной потоками Иды,
С неба сошедши, уселся. В руках его молнии были.

Золотокрылой Ириде велел он отправиться с вестью:
«К Гектору мчися, Ирида, такое скажи ему слово:
Пусть он, покуда Атрид Агамемнон, владыка народов,
В первых бушует рядах и фаланги мужей истребляет,
Пусть от участия в битве воздержится, пусть побуждает

Только других, чтобы в схватках могучих сражались с врагами.
После того ж, как троянским копьем иль стрелой пораженный,
Бросится он в колесницу, я Гектора силой исполню;
Будет врагов избивать он, пока кораблей не достигнет,
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак».

Равная в скорости ветру, послушалась Зевса Ирида
И к Илиону священному с гор устремилась идейских.
Гектора там увидала, Приамова храброго сына;
Он в запряженной стоял колеснице, сколоченной крепко.
Став близ него, быстроногая так говорила Ирида:

«Гектор, рожденный Приамом, по разуму равный Зевесу!
Зевс, наш родитель, меня посылает сказать тебе вот что:
Все то время, покуда ты видишь, что царь Агамемнон
В первых бушует рядах и фаланги мужей истребляет, —
Сам уклоняйся от боя и только подбадривай прочих

Храбро сражаться с врагами отважными в битве могучей.
После того ж, как, троянским копьем иль стрелой пораженный,
Бросится он в колесницу, Зевес тебя силой исполнит:
Будешь врагов избивать, пока кораблей не достигнешь,
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак».

Все так сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Гектор, в доспехах спрыгнув со своей колесницы на землю,
Острые копья колебля, пошел по широкому войску,
Всех возбуждая на бой. И возжег жесточайшую сечу.
Оборотившись назад, на ахейцев они налетели.

Те со своей стороны теснее сомкнули фаланги.
Восстановилось сраженье. Сошлися враги. Агамемнон
Ринулся первый вперед, чтобы быть впереди перед всеми.
Музы, живущие в домах Олимпа, скажите теперь мне,
Кто Агамемнону первый меж воинов вышел навстречу

Иль из троянцев самих, иль из славных союзников Трои?
Ифидамант, Антенором рожденный, высокий, красивый,
В Фракии выросший, — матери стад руноносных овечьих.
С раннего детства Кисеем он в доме его был воспитан, —
Дедом своим, что отцом был Феано прекрасноланитной.

После того как предела достигнул он юности славной,
Дед его в доме оставил и дочь за него свою выдал.
Об аргивянах узнавши, покинул он брачную спальню
И за собою двенадцать повел кораблей изогнутых.
Но корабли равнобокие те он в Пёркоте оставил,

Сам же с отрядом пешком в Илион крепкостенный явился.
Он-то навстречу царю Агамемнону выступил первый.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Сын промахнулся Атрея, и мимо копье пролетело.
Ифидамант же Атрида близ пояса в панцырь ударил

И надавил на копье, полагаясь на мощную руку.
Но не пробило копье многопестрого пояса; раньше,
На серебро налетев, как свинец, острие изогнулось.
Древко рукой ухватил Агамемнон пространнодержавный,
Сильно рванул, словно лев, и из рук Антенорова сына

Вырвал; по шее ударил мечом и члены расслабил.
Так он на землю свалился и сном успокоился медным.
Бедный погиб, горожан защищая, вдали от законной
Верной жены, не видав благодарности. Дал же он много:
Сотню сначала коров подарил. И еще обещался

Тысячу коз и овец подарить из отар неисчетных.
Бросил теперь Агамемнон его обнаженного в поле
И через толпы ахейцев пошел с его пышным доспехом.
Только приметил Атрида Коон, выдающийся воин,
Старший из всех сыновей Антенора, — и сильная горесть

Взоры его омрачила при виде простертого брата.
С пикою стал в стороне, не приметный герою Атриду,
И поразил его в руку, в средине, у самого локтя.
Руку пробило насквозь острие его пики блестящей.
Сердцем тогда содрогнулся владыка мужей Агамемнон,

Но и при этом отстать не хотел от войны и сраженья.
С пикою, вскормленной ветром, набросился он на Коона.
За ногу тот в это время убитого брата родного
Ифидаманта тащил, призывая отважных на помощь.
В это-то время, как труп он тащил под щитом многобляшным,

Медным копьем его сбил Агамемнон и члены расслабил,
И подбежал, и срубил ему голову тут же на трупе.
Так Антеноровы дети под мощной рукою Атрида,
Осуществляя свой жребий, спустились в жилище Аида.
Бросился после того по рядам и других он троянцев.

Их и копьем, и мечом, и камнями большими сражая.
Бился, покуда из раны горячая кровь вытекала.
После того же, как рана подсохла и кровь унялася,
Острые боли тотчас же проникли в атридову силу.
Как роженицу терзают пронзительно-острые стрелы,

Что на нее посылают Илифии, дочери Геры,
Шлющие женам родящим потуги с жестокою болью, —
Острые боли такие ж вступили в атридову силу.
На колесницу взойдя, приказал своему он вознице
К полым скакать кораблям. В нем сердце терзалось жестоко.

Голосом громким вскричал он, чтоб всем было слышно данайцам:
«О, дорогие друзья, вожди и советники войска!
Вы отражайте теперь от ахейских судов мореходных
Натиск свирепый; а мне не позволил Кронид промыслитель
Целый нынешний день до конца с троянцами биться!»

Так он сказал. И возница, хлестнувши коней пышногривых
К полым погнал их судам. Не лениво они полетели.
Пеной покрылись их груди, и пыль осыпала их снизу,
Мчавших из боя царя, удрученного раной жестокой.
Гектор, едва увидал, что Атрид удаляется с боя,

Голосом громким вскричал, возбуждая троян и ликийцев:
«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!
Муж удалился храбрейший, и мне величайшую силу
Зевс посылает! Гоните навстречу могучим данайцам

Однокопытных коней, чтобы большая слава была вам!»
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Как белозубыми псами охотник какой-нибудь травит
Где-нибудь мощного льва или дикого вепря лесного,
Так крепкодушных троян на ахейцев натравливал Гектор,

Силою равный Аресу, кровавому людоубийце.
Сам же он в первых рядах находился, пылая душою,
В свалку повсюду врезаясь стремительным вихрем, который,
Сверху ударив, вздымает фиалково-темное море.
Кто же был первым и кто был последним, из тех, кого Гектор,

Сын Приама, убил, как Зевс даровал ему славу?
Первым Асея он сверг, а потом Автоноя, Опита,
Клитова сына Долопа, Офельтия и Агелая,
Стойкого в битве вождя Гиппоноя, Эсимна и Ора.
Этих убил из вождей он данайских, потом же немало

И рядовых перебил. Как тучи Зефир разгоняет,
Быстрого Нота, могучим ударив по ним ураганом;
Крутятся волны, вздымаясь, и белая пена высоко
Вверх разлетается в гуле летящего издали ветра.
Так под ударами Гектора головы вражьи летели.

Гибель пришла бы тогда, и свершилось бы тяжкое дело,
Все бы ахейцы в суда свои быстрые кинулись в бегстве,
Если бы так не воззвал Одиссей к Диомеду Тидиду:
«Что это с нами, Тидид? Забываем мы буйную храбрость!
Друг, подойди-ка и стань близ меня. Позор нестерпимый

Будет нам, если захватит суда шлемоблешущий Гектор!»
Сыну Лаэрта в ответ сказал Диомед многомощный:
«Я-то останусь и вытерплю все. Но пользы не много
Будет от этого нам. Собирающий тучи Кронион
Больше желает доставить победу троянцам, чем нашим».

Так он промолвил и сшиб с колесницы на землю Фимбрея,
Пикой ударивши в левый сосок. Одиссей Молиона
Сшиб, — подобного богу возницу того властелина.
Тут же и бросили их: воевать уж они перестали.
Сами ж, чрез толпы идя, лютовали, как вепри лесные,

Что направляемым псам бросаются сами навстречу.
Так, повернувши обратно, троянцев они истребляли.
Радостно все отдыхали от бегства пред Гектором грозным.
Лучших в народе мужей с колесницей они захватили, —
Двух сыновей перкосийца Меропа, который искусный

Был предсказатель судьбы и сынам не давал позволенья
На мужебойную ехать войну. Не послушались дети.
Керы черной смерти в сраженья их из дому гнали.
Славный копьем Диомед, Тидеем рожденный, исторгнул
Дух у обоих и душу и славные снял с них доспехи.

Сын же Лаэрта убил Гипейроха и Гипподама.
Тут в равновесии бой распростер меж войсками Кронион,
С Илы смотревший на битву. Они ж поражали друг друга.
Острою пикой ударил в бедро Диомед Агастрофа,
Сына Пеона, героя. Вблизи от него колесницы

Не было, чтоб убежать; помрачился совсем его разум:
Коней возница держал в отдалении, сам же он пеший
Бился в передних рядах, пока не сгубил себе духа.
Гектор заметил героев в рядах и на них устремился
С яростным криком. За ним и троянцев помчались фаланги.

Это увидев, Тидид содрогнулся могучеголосый
И торопливо сказал Одиссею, стоявшему близко:
«Катится гибель на нас, — шлемоблещущий Гектор могучий!
Но не отступим, останемся здесь, отразим нападенье!»
Так он сказал и, взмахнувши, послал длиннотенную пику,

В голову целя. И промаха не дал. Ударила пика
В шлем, в его верхнюю часть. Но медь отскочила от меди
И не достигла до тела прекрасного: шлем помешал ей
Крепкий, тройной, дыроокий, — подарок ему Аполлона.
Гектор далеко назад отбежал и смешался с толпою,

И на колено упал, и уперся могучей рукою
В землю; и взор его черная ночь отовсюду покрыла.
Но между тем, как Тидид за копьем, улетевшим далеко,
Шел чрез передних ряды, где копье его в землю вонзилось,
Гектор очнуться успел и, вскочивши назад в колесницу,

Быстро к своим поскакал и избегнул погибели черной.
Пикой своей потрясая, вскричал Диомед многомощный:
«Снова, собака, ты смерти избег! А совсем уже близко
Был ты от гибели». Феб-Аполлон защитил тебя снова.
В грохот копейный вступая, молиться ты рад Аполлону!

Скоро, однако, с тобой я покончу, сошедшись позднее,
Если какой-нибудь есть средь бессмертных и мне покровитель!
Нынче ж пойду на других и повергну, которых настигну».
Молвил и с сына Пэона доспехи совлечь наклонился.
Муж пышнокудрой Елены меж тем, Александр боговидный,

На Диомеда, владыку народов, натягивал лук свой,
Спрятавшись сам за плитой, на могиле стоявшей, в которой
Ил Дарданид был схоронен, народный старейшина древний.
Тот совлекал в это время с груди Агастрофа героя
Пестрый панцырь, и с плеч его — щит, с головы же — тяжелый

Шлем. Александр потянул рукоятку упругого лука
И поразил, — не напрасно стрела из руки излетела! —
В правую ногу Тидида, в ступню. Сквозь нее пролетевши,
В землю вонзилась стрела. Александр с торжествующим смехом
Выскочил вдруг из засады и слово сказал, похваляясь:

«Ранен моей ты стрелой! Не напрасно она излетела!
О, если б в чрево тебе угодил я и дух твой исторгнул!
Сколько-нибудь отдохнули тогда бы от бед и троянцы,
Что, как блеющие козы пред львом, пред тобою трепещут!»
Но, не смутившись, ему отвечал Диомед многомощный:

«Лучник, бахвал с заплетенной косою, привыкший на девок
Пялить глаза! Если б вышел с оружием мне ты навстречу,
Мало тебе помогли бы и частые стрелы, и лук твой!
Как ты гордишься уж тем, что ступню мне ноги оцарапал!
Мне ж — ничего! Как бы женщина вдруг иль ребенок стрельнули!

Очень стрела не остра у ничтожного, слабого мужа!
С пикой моею иначе: когда хоть немного заденет, —
Остро пронзает врага и кладет его вмиг бездыханным.
И у жены его обе щеки исцарапаны с горя,
И остаются сиротами дети, а сам он, кровавя

Землю, гниет, и вокруг него птицы, не жены теснятся».
Так он сказал, и, к нему подойдя, Одиссей копьеборец
Стал перед ним. Диомед же, присев, из ноги прободенной
Вырвал стрелу. И по телу жестокая боль пробежала.
На колесницу взойдя, приказал своему он вознице

К полым скакать кораблям. Жестоко терзалось в нем сердце.
Славный копьем Одиссей одиноко стоял. Из ахейцев
Не оставалось при нем никого. Всех ужас рассеял.
Горько вздохнувши, сказал своему он бесстрашному сердцу:
«Горе! Что будет со мною? Беда, если в бег обращусь я

Перед толпою врагов. Но ужаснее, если захвачен
Буду один. Обратил Молневержец товарищей в бегство.
Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?
Знаю, что трусы одни отступают бесчестно из боя.
Тот же, кто духом отважен, обязан во всяком сраженьи

Крепко стоять — поражает ли он, иль его поражают».
Так размышлял он рассудком и духом. Меж тем отовсюду
Грозно ряды щитоносных врагов на него наступали
И замыкались вокруг, себе же готовя погибель.
Как окружают ловцы молодые с собаками вепря,

Он же, внезапно явившись из чащи дремучего леса,
Белый свой клык смертоносный острит в челюстях искривленных;
Те на него отовсюду бросаются, он же зубами
Ляскает. Как он, однако, ни страшен, стоят они твердо.
Так и троянцы тогда любимца богов Одиссея

Всюду кольцом окружали. А он, отбиваяся, пикой
Первым ранил в плечо безупречного Деиопита;
После того и Фоона, и Эннома наземь повергнул.
Херсидаманта в то время, когда с колесницы он прыгал,
В низ живота поразил под щитом его выпуклобляшным.

Тот покатился средь пыли, хватаясь за землю руками.
Бросил он их и ударил копьем в Гиппасида Харопа,
Брата родного богатством большим обладавшего Сока.
Быстро на выручку Сок ему кинулся, муж богоравный,
Стал, подойдя очень близко, и так Одиссею промолвил:

«Славный герой Одиссей, ненасытный в трудах и коварствах!
Либо двумя Гиппасидами ты уж похвалишься нынче,
Воинов свергнув таких и доспехами их овладевши,
Либо же, пикой моей опрокинутый, дух свой погубишь!»
Так он промолвил и в щит, во все стороны равный, ударил.

Щит Одиссея блестящий пробила могучая пика,
И пронизала искусно сработанный панцырь, и кожу
Всю отделила от ребер; но дальше, во внутренность тела,
Не допустила ту пику проникнуть Паллада-Афина.
Он увидал, что удар не в смертельное место пришелся,

И, отступивши назад, сказал, обращался к Соку:
«Эх, ты, несчастный! Приходит к тебе неизбежная гибель!
Рана моя помешает мне только с троянцами биться,
Я же скажу, что убийство и черная смерть ожидают
Здесь тебя в нынешний день, и, тебя ниспровергнувши пикой,

Славу я сам получу, конеславный Аид — твою душу!»
Так произнес он. А Сок повернулся и в бегство пустился.
Быстро меж плеч Одиссей многоумный бегущего в спину
Острым ударил копьем и чрез грудь его выгнал наружу.
С шумом на землю он пал, и вскричал Одиссей, торжествуя:

«Сок, рожденный Гиппасом, коней укротителем храбрым!
Раньше меня тебя смерть поразила, ее не избег ты!
О злополучный! Тебе ни отец, ни почтенная матерь
Мертвому глаз не закроют. Их выклюют хищные птицы,
Стаей слетевшись на труп и крыльями часто махая!

Я ж погребению буду ахейцами предан по смерти!»
Так говорил он и Сока бесстрашного крепкую пику
Вырвал из раны своей и щита многобляшного. Тотчас
Хлынула черная кровь, и душа у него затомилась.
Храбрые Трои сыны, лишь увидели кровь Одиссея,

Кинулись дружной толпой на него, ободряя друг друга.
Он же назад отступал и товарищей звал к себе криком.
Трижды он крикнул, насколько смогла голова человека;
Трижды услышал тот крик Менелай, любимец Ареса.
И обратился тотчас же к стоявшему близко Аяксу:

«Богорожденный Аякс Теламоний, властитель народов!
Слышится мне, — там кричит Одиссей, в испытаниях твердый.
Очень похоже на то, что один средь врагов он остался,
Ими отрезан от всех, и теснят его в битве могучей.
Лучше всего нам — его защитить. Так бросимся ж в свалку!

Не пострадал бы, боюсь, он, один средь врагов очутившись,
Как ни отважен. Великая скорбь поразила б данайцев!»
Так сказав, он пошел, за ним же и муж богоравный.
Скоро они Одиссея нашли. Упорно троянцы
Следом за ним устремлялись, как рыжие скачут шакалы

Вслед за рогатым оленем, которого острой стрелою
Ранил охотник в горах; от него его ноги спасают;
Мчится, покуда в движеньи горячая кровь и колени.
После того же, как силы совсем от стрелы он лишится,
Тотчас меж гор он добычей становится хищных шакалов

В чаще тенистой; но грозного льва в это время приводит
Бог; убегают шакалы, и лев пожирает добычу.
Так же вослед Одиссею отважному с разумом хитрым
Много стремилось троянцев могучих, герой же навстречу
С пикой бросался, безжалостный день от себя отражая.

Быстро Аякс подошел, пред собою неся, словно башню,
Щит свой, и стал близ него. Разбежались троянцы в испуге,
За руку взяв Одиссея, его Менелай нестрашимый
Вывел из свалки. Меж тем лошадей подогнал к ним возница.
Против врагов устремившись, Аякс опрокинул Дорикла,

Сына побочного старца Приама. Ранил Пандока,
Ранил Лисандра потом, а за ними Пираса с Пилартом.
Как устремляется с гор на равнину поток полноводный,
Вспухший от вод снеговых и от зевсовых ливней жестоких;
Много с собою несет и дубов он засохших, и сосен,

Много, бушуя, бросает он ила в шумящее море;
Так же тогда и могучий Аякс бушевал на равнине,
Коней разя и мужей. Ни о чем этом Гектор не ведал.
Яростно бился на левом крыле он троянского войска,
На берегах Скамандра реки. Всего там обильней

Падали головы с плеч, и крик возникал неугасный
Около Нестора старца и храброго Идоменея.
Гектор с врагами сражался и дело ужасное делал,
Пикой и бурной ездой фаланги кроша молодежи.
Но не свернули б с дороги сыны богоравных ахейцев,

Если б супруг пышнокудрой Елены Парис не заставил
Подвиги кончить свои Махаона, владыку народов,
Правое ранив плечо у героя стрелою триострой.
В ужас поверглись великий дышавшие силой ахейцы,
Как бы его, при победе троянцев, враги не убили.

К Нестору Идоменей обратился немедленно с речью:
«Нестор, рожденный Нелеем, великая слава ахейцев!
На колесницу взойди поскорее, пускай за тобою
Также взойдет Махаон, и гони к кораблям колесницу.
Стоит многих людей один врачеватель искусный:

Вырежет он и стрелу, и рану присыплет лекарством».
Так он сказал. Не ослушался Нестор, наездник геренский.
На колесницу тотчас же взошел, а за Нестором следом
И Махаон, Асклепия сын, врача без упрека.
Коней хлестнул он бичом. Не лениво они полетели

К черным судам крутобоким, — туда и самим им хотелось.
Издалека Кебрион меж троянцев смятенье заметил.
К Гектору он подошел и такое сказал ему слово:
«Гектор, пока мы с тобою сражаемся в гуще данайцев,
Здесь, на краю многошумной войны, остальные троянцы

В полном смятеньи; смешались друг с другом и кони, и сами.
Гонит их Теламоний Аякс. Я узнал его сразу:
Щит у него на плече широчайший. Давай-ка, и сами
Коней туда с колесницей направим, где с ярою злобой
Толпы и пеших, и конных, сшибаяся в схватках ужасных,

Режутся между собою, и крик их гремит неугасный».
Так он сказал и свистящим бичом по коням пышногривым
Смаху стегнул. И удара послушались кони лихие.
Между троян и ахейцев помчали они колесницу,
Трупы топча и щиты. Оросилися черною кровью

Понизу медная ось и ручки вокруг колесницы;
Из-под колес и копыт лошадиных хлестали в них бурно
Брызги кровавые. Гектор великий спешил погрузиться
В толпы врагов и, влетев, раскидать их. Смятение злое
Внес он в ряды их. Покоя копье его мало имело.

(Всюду бросался в ряды аргивян шлемоблещущий Гектор,
Их и копьем, и мечом, и камнями большими сражая;
Боя с одним избегал Теламоновым сыном Аяксом:
Зевс раздражился бы, если бы он с мужем сильнейшим сразился).
Зевс же, высоко царящий, испуг ниспослал на Аякса.

Стал он в смущении, за спину щит семикожный закинул,
Вздрогнул, взглянувши, как зверь, на толпу и пошел, обращаясь
Часто назад и неспешно колено коленом сменяя.
Так же, как огненно-рыжего льва от стоянки коровьей
Быстрые псы и мужи деревенские яростно гонят,

Не позволяя ему до коровьего жира добраться,
Целую ночь сторожа. И, по мясу тоскуя, вперед он
Смело идет. Но старанья напрасны. Отважные руки
Частые копья в него и горящие факелы мечут.
В трепет невольный от них он приходит, хоть сильно желанье,

И с наступленьем зари удаляется, духом печалясь.
Так же с большой неохотой Аякс отступал пред врагами,
Сердцем скорбя: за суда он ахейцев тревожился сильно.
Словно упрямый осел, о которого спину немало
Было поломано палок, на ниву зайдя, побеждает

Силу мальчишек и щиплет высокие всходы; ребята
Палками гонят его, но ничтожна их детская сила.
Только тогда выгоняют с трудом, как насытится кормом.
Так Теламонова сына, могучего мужа Аякса,
Множество гордых троян и союзников гнало упорно,

Острыми копьями часто в средину щита попадая.
Он же то вдруг вспоминал в своем сердце о храбрости бурной,
И, повернувшись назад, удерживал грозно фаланги
Конников храбрых троянцев, то в бегство опять обращался.
Всем им однако мешал он судов быстроходных достигнуть,

Сам же стоял и сражался меж ратей троян и ахейцев.
Копья летели из дерзостных рук. Одни то и дело
В щит огромный Аякса втыкались, вперед порываясь,
Многие также в пути, не достигнув белого тела,
В землю жалом вонзались, насытиться жаждая телом.

Лишь увидал Еврипил, блистательный сын Евемона,
Как утесняют Аякса бессчетные копья и стрелы,
Кинулся, стал близ него и, взмахнувши блестящею пикой,
Аписаона сразил Фавсиада, ударивши в печень
Под грудобрюшной преградой и быстро колени расслабил.

Бросился к павшему он и снимать с него начал доспехи.
Как увидал Александр боговидный, что тот над упавшим
Аписаоном склонился, — немедленно лук натянувши
На Еврипила, в бедро поразил его острой стрелою, —
В правое древко сломалось стрелы и бедро отягчило.

Быстро к товарищам тот отступил, убегая от смерти,
И закричал во весь голос, чтоб слышали все аргивяне:
«О дорогие! Вожди и советники храбрых данайцев!
Станьте троянцам в лицо, отразите скорей от Аякса
Гибельный день! Осыпаем он копьями, вряд ли по силам

Вырваться будет ему из злосчастного боя. Навстречу
Встаньте троянцам вокруг Теламонова сына Аякса!»
Раненный так Еврипил говорил им. И близко друг к другу
Стали, к плечам наклонивши щиты, вкруг него аргивяне,
Выставив копья навстречу. Аякс к ним пришел невредимым

И, меж своих очутившись, лицом к врагам обратился.
Так, наподобье пожара, сраженье меж ними пылало.
Нестора ж мчали из битвы нелеевы быстрые кони,
Потом покрытые, с ним и владыку племен Махаона.
Их увидал и заметил тотчас Ахиллес быстроногий:

Он на огромном своем корабле на корме находился
И на плачевное бегство глядел и на муки ахейцев.
Тут же немедля к Патроклу товарищу он обратился,
Громко вскричав с корабля. Услышал Патрокл и из ставки
Вышел, подобный Аресу. Беды это было началом.65Беды это было началом. — Отправившись разузнать, кто тот раненый, которого везет Нестор, Патрокл послушался Нестерова совета и убедил Ахиллеса позволить ему принять участие в битве принесшей ему гибель.

Первым к Пелиду Менетиев сын обратился могучий:
«Что меня ты зовешь, Ахиллес? Чего тебе нужно?»
Так Патроклу в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«Сердцем любимейший друг, Менетиев сын многосветлый,
Нынче к коленам моим падут, я уверен, ахейцы

С просьбой. Нужда к ним приходит, уже не терпимая дальше.
Вот что, Патрокл богомилый! Иди и спроси поскорее,
Нестора, кто это ранен, кого он увозит из битвы?
Сзади он мне показался подобным во всем Махаону,
Сыну Асклепия; мужа в лицо не успел я увидеть:

Мимо меня проскакали стремительно быстрые кони».
Так говорил он. Патрокл не ослушался милого друга,
Бросился тотчас бежать к кораблям и становьям ахейским.
Те между тем уж домчались до ставки Нелеева сына.
Сами сошли с колесницы на землю, кормящую многих,

Евримедонт же, возница того старика, колесницу
Тотчас отпряг. А они на морском берегу против ветра
Стали и начали пот охлаждать на хитонах, потом же
К Нестору в ставку вошли и в покойные кресла уселись.
Пышноволосая им Арсиноева дочь Гекамеда

Стала готовить напиток. Когда Тенедос Ахиллесом
Взят был, досталась она старику. Ее присудило
Нестору войско за то, что советами всех превышал он.
Прежде всего перед ними поставила стол Гекамеда
С черными ножками, гладкий, прекрасный; на нем поместила

Медное блюдо с закуской к напитку, — из сладкого лука,
Желтого меда и ячной священной муки. Возле блюда
Кубок поставила чудный, с собой привезенный Нелидом,
Весь золотыми гвоздями обитый; имел он четыре
Ручки; и около каждой из золота по две голубки

Словно бы зерна клевали; внизу его было две ножки.
По столу всякий другой лишь с усилием кубок тот двигал,
Полный вином; но легко поднимал его старец пилосский.
В нем Гекамеда, богиням подобная, им растворила
Смесь на прамнийском вине; натерла медною теркой

Козьего сыра и ячной присыпала белой мукою.
Смесь приготовивши так, Гекамеда их пить пригласила.
Мужи, когда утолили напитком палящую жажду,
Между собой говоря, наслаждались беседой взаимной.
Вдруг перед ними в дверях появился Патрокл богоравный.

Старец, увидев его, поднялся с блестящего кресла,
За руку взял и с собою повел, приглашая садиться.
Но отказался Патрокл и такое сказал ему слово:
«Не до сиденья теперь, не упросишь, питомец Зевеса!
Грозен и слишком высок пославший меня поразведать,

Кто это раненый тот, кого ты везешь. Но и сам я
Знаю теперь: Махаона я вижу, владыку народов.
С вестью обратно спешу, чтоб ее сообщить Ахиллесу.
Знаешь и сам хорошо ты, божественный старец, каков он:.
Очень легко обвинит и невинного муж этот страшный!»

Нестор, наездник геренский, ответил тогда Менетиду:
«Что беспокоится так Ахиллес об ахейцах, которым
Раны враги причинили? Не ведает он о печали,
Воинство наше постигшей: храбрейшие, лучшие мужи
В стане лежат, иль копьем пораженные, или стрелою.

Ранен стрелою Тидид Диомед, воеватель могучий,
Ранен копьем Одиссей копьеборец, Атрид Агамемнон,
Ранен стрелою в бедро Еврипил, Евемоном рожденный.
Я же вот и его из сражения только что вывел.
Он стрелой поражен с тетивы. А Пелид благородный

Чужд состраданья к данайцам, не знает о них попеченья.
Или он ждет, чтоб суда наши быстрые около моря,
Как бы ни бились ахейцы, палящим огнем запылали,
Всех же ахейцев подряд перебили бы? Нет у меня уж
Силы, какою когда-то полны были гибкие члены.

О, если б молод я был и так же силен, как бывало,
В годы, когда возгорелась вражда между нас и эпейцев
Из-за коров уведенных, когда Гиперохова сына
Итимонея сразил я, живущего в тучной Элиде,
Им в наказанье угнав их стада! Был из первых сражен он

Пикой моею, коров защищая своих от увода.
Пал он, — и в страхе тогда разбежался народ деревенский.
Мы от элейцев добычу богатую с поля погнали:
Стад захватили коровьих полсотни и столько ж овечьих,
Столько же стад и свиных, и широко пасущихся козьих,

Также и сто пятьдесят лошадей нам буланых досталось, —
Всё кобылицы, к тому же при многих из них жеребята.
Тою же ночью всю эту добычу пригнали мы в город,
В Пилос нелеев. И сердцем Нелей, мой отец, восхитился,
Видя, как много я добыл, столь юным в набег тот пошедши.

Только заря засветилась, глашатаи голосом громким
Начали тех вызывать, кто имели долги на Элиде.
И собралися пилосцев вожди и делить между всеми
Стали добычу. Довольно осталось долгов на эпейцах
В дни, как немного уж нас оставалось в стране разоренной.

Беды великие нам причинила гераклова сила66Геракл, поссорившись с Нелеем, опустошил Пилос и перебил всех Нелеевых сыновей, кроме Нестора.
В старые годы. Погибли тогда наши лучшие люди.
Нас двенадцать родил сыновей Нелей беспорочный, —
Я лишь остался один, а все остальные погибли.
Этим гордясь, меднобронные нас обижали эпейцы67Эпейцы — жители северной Элиды; Авгий — их царь.

И, издеваясь, дела нехорошие делали с нами.
Взял себе стадо коров и большую овечью отару
Старец Нелей, — по триста голов, и взял пастухов к ним.
Долг и ему не ничтожный лежал на Элиде священной:
Победоносных четыре коня с колесницею вместе

Были должны, к состязаньям явившись, за ценный треножник
В беге участвовать. Авгий, владыка мужей, захватил их.
И воротился возница обратно, о конях печалясь.
Старец Нелей, оскорбленный словами царя и делами,
Много забрал для себя, остальное же отдал народу

В равный раздел, чтоб никто от него не ушел обделенным.
Мы совершали взаимный раздел и по городу всюду
Жертвы богам приносили. Враги же на третие утро
Силою всею, — и сами эпейцы, и быстрые кони, —
Разом явилися. С ними там были и два Молиона, —

Дети совсем и лишь мало знакомые с воинским делом.
Город есть Фриоесса, лежащий на холме высоком,
С краю песчаной пилосской страны, далеко от Алфея.
Город желая разрушить, эпейцы его окружили.
Только, однако, прошли чрез равнину, как ночью Афина

Вестницей бегом с Олимпа явилась и нам приказала
Вооружиться. Народ собрала она, шедший охотно,
Рвавшийся жадно в сраженье. Нелей, мой отец, запретил мне
Вместе итти с остальными и спрятал мою колесницу.
Он полагал, что совсем я военного дела не знаю.

Я же и так отличился меж конников наших пилосских, —
Пеший: такой оборот придала нашей битве Афина.
Есть Миниэий река; она невдали от Арены
В море впадает; на ней мы священной зари дожидались, —
Конники войска пилосцев; туда же стекалась пехота.

Соединившися с ней, в боевые облекшись доспехи,
В полдень пришли мы оттуда к священным теченьям Алфея.
Зевсу сверхмощному там принесли мы прекрасные жертвы,
Богу Алфею быка закололи, быка — Посейдону,
А совоокой Афине — пасомую в стаде корову.

Ужинать стали потом, по отрядам рассевшись повсюду,
И улеглись на ночевку, доспехов с себя не снимая,
Вдоль по теченью реки. А надменные духом эпейцы
Город уже обступили, желая его уничтожить.
Но предстояло им раньше великое дело Ареса.

После того как взошло над землей лучезарное солнце,
В бой мы вступили с врагом, помолившися Зевсу с Афиной.
Только еще началась у пилосцев с эпейцами битва,
Первым я Мулия мула сразил, копьеборца лихого,
Однокопытных коней захвативши. Был Авгия зять он,

Дочери старшей супруг, русокудрой жены Агамеды;
Все она снадобья знала, какие земля ни рождает.
Медною пикой, когда наступал он, его я ударил.
Грянулся в пыль он. А я, на его колесницу вскочивши,
Между передними стал. И немедленно мужи-эпейцы

Бросились все врассыпную, увидев сраженного мужа,
Воинов конных вождя, из эпейцев храбрейшего в битвах.
Я за бегущими следом понесся, как черная буря,
Взял пятьдесят колесниц; и по-двое воинов с каждой
Землю кусали зубами, сраженные пикой моею.

Я бы убил и двоих Акторидов, детей Молионы,
Если б отец их, пространнодержавный земли колебатель,
Их из сраженья не вынес, окутавши облаком темным.
Силой великою Зевс тогда преисполнил пилосцев.
Не уставая, врагов по широкому полю мы гнали,

Их избивая самих и доспехи с убитых снимая.
Но лишь пригнали коней мы в Бупрасий, богатый пшеницей,
Где Оленийский утес и холм, что зовут Алесийским,
Войско оттуда назад повернула богиня Афина.
Там из врагов я последнего сверг и оставил. Ахейцы

Быстрых погнали коней из Бупрасия в Пилос обратно.
Славили все меж богами Зевеса, а Нестора в людях.
Если когда-либо был я таким, то был я тогда им.
Но ахиллесова доблесть ему одному лишь полезна!
Позже, когда наш погибнет народ, он поплачет немало!

О дорогой Менетид, не тебя ль наставлял твой родитель
В день тот, когда отправлял тебя к сыну Атрея из Фтии?
Мы с Одиссеем тогда, находясь в пелеевом доме,
Слышали все, что тогда говорил он, тебя наставляя.
В дом Пелея, для жизни удобный, мы с ним приезжали,

Рать на войну собирая по всей плодоносной Ахайе.
Там мы в то время застали героя Менетия в доме,
Также тебя с Ахиллесом. Старик же Пелей конеборец
Тучные бедра быка сожигал молневержцу Зевесу,
Стоя в ограде двора. Он чашу держал золотую

И поливал искрометным вином горящую жертву.
Оба вы мясо бычачье готовили, мы ж с Одиссеем
Стали в воротах. И кинулся к нам Ахиллес удивленный,
За руку взял и в чертог к себе ввел, и сесть пригласил нас,
И предложил угощенье, какое гостям подобает.

После того как питьем и едою мы все насладились,
Начал я к вам говорить, убеждая отправиться с нами.
Оба в поход вы рвались, а отцы вам давали советы.
Старец почтенный Пелей Ахиллесу наказывал сыну
Храбро сражаться всегда, превосходствовать в битве над всеми.

Акторов сын же Менетий тебя наставлял пред отъездом:
«Сын мой! Родом своим тебя Ахиллес превышает,
Ты же старше годами. Но он тебя много сильнее.
Руководи же им словом разумным и мудрым советом,
Будь примером ему; на добро-то он будет отзывчив».

Так наставлял тебя старец, а ты забываешь. Хоть нынче
Это скажи Ахиллесу; быть может, его убедишь ты.
Если ты дух его с богом взволнуешь, — кто знает! Его ты
Уговоришь: не бессильны советы, что слышишь от друга.
Если ж его устрашает какое-нибудь предсказанье,

Если он что от Кронида узнал чрез владычицу матерь,
Пусть хоть тебя он отпустит и вышлет с тобой на сраженье
Рать мирмидонцев; быть может, ты явишься светом данайцам.
Пусть он позволит тебе облачиться в доспех свой прекрасный.
Может быть, в битве тебя за него принимая, троянцы

Бой прекратят, и ахейцев сыны отдохнут хоть немного
От понесенных мучений. В сражении отдых недолог.
Будет со свежими силами вам уж не трудно отбросить
Войско усталое прочь от судов и от нашего стана».
Так говорил он и сердце в груди взволновал у Патрокла.

Бегом помчался Патрокл вдоль судов, к Эакиду герою.
Он добежал до судов Одиссея, подобного богу,
Где для суда и народных собраний сбиралися люди,
Где алтари у них также бессмертным воздвигнуты были.
Раненный встретился там Еврипил ему богорожденный,

Сын Евемона; в бедро пораженный стрелою крылатой,
Шел Еврипил из сраженья, хромая. И мокрый катился
Пот с головы и до плеч, а из раны тяжелой струилась
Черная кровь. Но сознание в нем оставалося твердым.
Жалость при виде его охватила патроклово сердце.

Он с состраданьем горячим слова окрыленные молвил:
«Эх, злосчастные все вы, вожди и владыки данайцев!
Видно, вам суждено, вдали от отчизны и милых,
Жиром блестящим своим собак накормить илионских!
Но сообщи, Еврипил благородный, питомец Зевеса, —

Будут ли в силах сдержать аргивяне чудовищный натиск
Гектора иль уж погибнут, его укрощенные пикой?»
Раненный так Еврипил Менетиду Патроклу ответил:
«Богорожденный Патрокл! Никакого спасенья ахейцам
Больше уж нет. В корабли они черные ринутся скоро!

Наши храбрейшие мужи, какие лишь есть меж ахейцев,
Пред кораблями лежат, иль копьем пораженные вражьим,
Или стрелою. А сила троянцев растет непрерывно.
Вот что: спаси ты меня, отведи к кораблю, из бедра мне
Острую вырежь стрелу и отмой с него теплой водою

Черную кровь и хорошим целебным лекарством присыпь мне
Рану. Наставлен ты в том, говорят, Ахиллесом, который
Сам справедливейшим между кентавров обучен — Хироном.
Что же до наших врачей, Подалирия и Махаона, —
Тот, в сраженьи и сам получив, как мне кажется, рану,

В ставке лежит, во враче безупречном нуждаясь, а этот
На илионских полях против острого спорит Ареса».
Снова могучий Менетиев сын Еврипилу ответил:
«Чем это кончится все? Что, герой Еврипил, предпринять нам?
В стан я спешу сообщить Ахиллесу бесстрашному слово,

Что передать ему Нестор, ахейцев оплот, поручил мне.
Но и тебя не могу я оставить в подобных страданьях».
Так сказал он и, пастыря войск под грудь подхвативши,
В ставку повел. Сотоварищ увидел и кожу раскинул.
Там уложили его. Наконечник стрелы из бедра он

Вырезал острым ножом и, теплой водою отмывши
Черную кровь, порошком из целебного горького корня
Рану присыпал, в руках растерев. Порошок этот боли
Все прекратил. И рана подсохла. И кровь унялася.

Песнь двенадцатая

Бой у стены

Так в еврипиловой ставке Менетиев сын многомощный
Рану лечил Еврипила. Войска ж аргивян и троянцев
Толпами бились друг с другом. Однако теперь уже больше
Быть не могли обороной ни ров, ни стена для данайцев,

Что пред судами своими воздвигли они, вкруг стены же
Ров провели: не почтили они гекатомбой бессмертных,
Чтобы суда и добычу богатую в них охраняли.
Против желанья богов укрепленье воздвигнуто было,
Вот почему лишь недолго оно на земле удержалось.

Только пока еще Гектор был жив, Ахиллес же сердился,
И не разрушен был город великий владыки Приама, —
Это лишь время стояла большая стена перед станом.
После того ж, как погибли храбрейшие между троянцев,
И средь ахейцев — погибли одни, и остались другие,

И на десятом году разрушен был город Приама,
И на судах в дорогую отчизну ахейцы отплыли, —
Между собой сговорились тогда Посейдон с Аполлоном
Смыть укрепление, силу всех рек на него устремивши, —
Тех, что с идейских вершин изливаются в бурное море:

Воды Гептопора, Реса; Кареса и Родия воды;
Греника струи, Эсепа, священные волны Скамандра
И Симоента, где столько щитов твердокожих и шлемов
Пало во прах и легли полубоги, могучие мужи.
Устья их слил Аполлон в широчайшую общую реку.

Девять он дней направлял ее на стену. Зевс непрерывно
Дождь проливал, чтобы смыть поскорей укрепления в море.
Сам же земли потрясатель, с трезубцем в руках, пред волнами
Шел впереди, до основы водой из песка вырывая
Бревна и камни, какие, трудясь, аргивяне сложили.

Все он с землею сравнял до стремительных вод Геллеспонта,
Самый же берег великий, разрушивши крепкую стену,
Снова песками засыпал и снова все реки направил
В русла, где прежде текли их прекрасноструистые воды.
В будущем так поступить собрались Посейдон с Аполлоном.

Нынче ж вокруг укреплений, искусно построенных, шумный
Бой разгорелся повсюду. Трещали огромные бревна
В башнях громимых. Ахейцы, бичом укрощенные Зевса,
Сбившись в кучи, вблизи кораблей своих полых держались
В страхе пред Гектором, мощным бойцом, разносителем бегства.

Он же попрежнему в битве свирепствовал, вихрю подобный.
Так же, как лев иль кабан, окруженный ловцами и псами,
В стороны вертится грозно, могучею силою гордый,
Те же, друг с другом сомкнувшись, стеною его окруживши,
Твердо стоят против зверя и тучами острые копья

Мечут из рук. Не трепещет, однако, бесстрашным он сердцем,
Думать о бегстве не хочет. И сам себя храбростью губит.
Прыгнет туда и сюда, охотников ряд испытуя;
Всюду охотников ряд пред прыжками его отступает.
Так же и Гектор, толпы обходя конеборных троянцев,

Просьбами ров перейти побуждал их. Но даже и кони
Рва перейти не решались; вздымались и страшно храпели,
Стоя над самою кручей; пугал их тот ров, чрез который
И перейти было трудно, и с края его перепрыгнуть.
Круты, обрывисты были с обеих сторон его стенки,

С той стороны частокол заостренный над ним поднимался, —
Крепкий, высокий, который воздвигли ахейские мужи,
Чтобы служил им надежной защитою против троянцев.
Конь в этот ров нелегко с колесницей прекрасноколесной
Мог бы сойти, пехотинцы ж рвались, не удастся ль им это.

К храброму Гектору Пулидамант подошел и промолвил:
«Гектор и все вы, вожди и троян, и союзников наших!
Что за нелепица — гнать через ров лошадей быстроногих!
Через него нелегко перебраться: острейшие колья
Сзади него, а за ними — стена. Невозможно для конных

Ни перейти через ров, ни сражаться внутри его. Страшно
Было бы тесно для воинов там, и погибли б троянцы.
Если высокогремящий Кронид для ахейцев замыслил
Полную гибель, и хочет троянцам послать избавленье, —
Я бы, конечно, желал, чтобы это тотчас совершилось,

Чтобы вдали от отчизны бесславно погибли ахейцы —
Если, однако, они повернут и отпор от судов нам
Храбрый дадут, и обратно в глубокий нас ров опрокинут, —
Даже, я думаю, вестник, и тот ни один возвратиться
В город не сможет от снова на нас налетевших ахейцев.

Слушайте ж, что вам скажу я, и это, давайте, исполним!
С коней сойдем, и пускай пред окопом возницы их держат,
Сами ж пешком, с оружьем в руках, в доспехах, все вместе
Дружно за Гектором следом ударим. Тогда аргивянам
Не удержаться никак, раз уж им предназначена гибель».

Гектору умное слово понравилось Пулидаманта.
Тотчас с своей колесницы в доспехах спрыгнул он на землю.
На лошадях и другие троянцы не стали съезжаться, —
Спрыгнули все с колесниц за божественным Гектором следом.
Каждый затем конеборец вознице отдал приказанье

Около рва колесницы удерживать в полном порядке.
Сами ж они, разойдясь, разделилися на пять отрядов,
Тесно друг с другом сомкнулись и двинулись вслед за вождями.
Первый отряд, наибольший, за Гектором с Пулидамантом
Следовал; он состоял из храбрейших мужей, всех жаднее

Рвавшихся, стену разрушив, в сраженье вступить пред судами.
Третьим вождем был у них Кебрион; при своей колеснице
Гектор оставил на время другого возницу, похуже.
А над вторыми Парис был вождем, Алкафой и Агенор.
Третьих вели прорицатель Гелен, Деифоб боговидный,

Оба Приамовы дети; а третьим вождем их был Асий, —
Асий Гиртаков; его из Арисбы огромные кони
Огненной масти примчали под Трою с реки Селлеента.
Был вождем над четвертым отрядом рожденный Анхизом
Храбрый, могучий Эней, а при нем Архелох с Акамантом,

Два Антенорова сына, во всяких искусные битвах.
Рать многославных союзников вел Сарпедон за собою,
Главка в товарищи взяв и бесстрашного Астеропея:
Этих двоих он считал на много отважнее прочих
После себя самого. Он сам же меж всех выдавался.

Прочными тесно сомкнувшись щитами, пошли они прямо,
Воинским жаром горя, на данайцев: не ждали, что будут
Сопротивляться враги, но что все в корабли устремятся.
Прочие Трои сыны и союзники славные Трои
Вняли совету, что подал им Пулидамант безупречный.

Не пожелал только Асий Гиртаков, мужей повелитель,
Коней своих пред окопом с возницею вместе оставить.
Он в колеснице помчался к ахейским судам быстролетным.
Глупый! Совсем уже близко ждала его жалкая гибель,
Не суждено ему было, красуясь в своей колеснице,

Снова в открытый ветрам Илион из сраженья вернуться.
Обволокла его прежде того злоимянная участь
Через копье Девкалида, бесстрашного Идоменея.
К левым приблизился он кораблям, куда аргивяне
С поля сраженья бежали на быстрых своих колесницах.

Гнал он туда лошадей с колесницей. Однако в воротах
Он не увидел ни створов закрытых, ни крепких засовов;
Настежь ахейцы держали ворота, чтоб каждый товарищ,
С поля бегущий, спастись у судов имел бы возможность.
Прямо в ворота коней направлял он. С пронзительным криком

Следом бежала дружина. Все думали, что уж ахейцам
Не удержаться никак, что в суда они бросятся в страхе.
Глупые! Двое храбрейших героев их ждало в воротах,
Сильные духом сыны копьеборцев могучих лапифов.
Первый из них — Полипет, могучий сын Пирифоя,

Рядом с ним — Леонтей, мужегубцу Аресу подобный.
Пред воротами стояли высокими оба героя,
Словно два дуба высоковершинных в горах. Каждодневно
Дождь их сечет проливной, и ветер их треплет жестокий,
Твердо, однако, стоят на корнях они крепких и длинных.

Так же и оба лапифа, на руки и силу надеясь,
Не убегая, на них наступавшего Асия ждали.
Те ж, над собою щиты сухокожные кверху поднявши,
Прямо на прочную стену бежали с воинственным криком.
Ими начальствовал Асий владыка с Яменом, с Орестом,

Асиев сын Адамант с Эномаем и храбрым Фооном.
Оба лапифа сначала красивопоножных ахейцев,
Бывших внутри, подбодряли суда защищать пред врагами.
Но, увидав, что войско троянцев к стене устремилось
И что ахейцы, крича, обратились в поспешное бегство,

Выбежав оба вперед, пред воротами начали битву,
Диким подобные вепрям в горах, которые смело
Шумной ватаге мужей и собак выбегают навстречу,
В стороны быстро кидаясь, деревья вокруг повергают,
С корнем их вырывая, и стук от клыков их ужасных

Вкруг раздается, покамест копьем кто-нибудь не убьет их.
Так же блестящая медь на груди у лапифов звучала
От наносимых ударов. Они же могуче сражались,
И на бойцов наверху и на силу свою полагаясь.
Те же бросали каменья с прекрасно построенных башен

Вниз на троянцев, самих защищая себя, и обширный
Стан, и суда на морском берегу. Как во время метели
Под завывающим ветром, гонящим тенистые тучи,
Сыплются снежные хлопья на землю, кормилицу многих, —
Так же из рук и троян и ахейцев летели каменья,

Копья и стрелы в одних и в других. Под ударами глухо
Медные шлемы гудели и круги щитов многобляшных.
Ахнул с досады тогда и по бедрам ударил руками
Асий, Гиртаком рожденный, и в гневе великом воскликнул:
«Зевс, наш родитель, и ты оказался обманщиком полным!

Я и подумать не мог, чтоб герои ахейцы способны
Выдержать были еще нашу силу и мощные руки!
Так же, как быстрые осы с подвижным брюшком или пчелы,
Гнезда свои заложивши близ самой дороги кремнистой,
Полых жилищ не желают покинуть никак, но, увидев

Хищных мужей-медоломов, потомство свое защищают, —
Так и они не хотят от ворот, хоть и двое всего их,
С места податься, пока не осилят иль сами не лягут!»
Так говорил он, но речью своей не склонил Громовержца:
Гектора славой украсить хотелося Зевсову духу.

Рати других пред другими воротами билися боем.
Трудно об этом о всем рассказать мне, как бог рассказал бы.
Битва камнями повсюду вкруг стен, как огонь, разгоралась.
Хоть и скорбели ахейцы, однако суда защищали
Волей-неволей. И боги бессмертные духом скорбели, —

Все, что в сражении этом помощники были данайцам.
Бой и убийство меж тем завязали с врагами лапифы.
Тут Полипет многомощный, воинственный сын Пирифоя,
Острою пикой ударил Даманта сквозь шлем меднощечный.
Шлемная медь не сдержала удара; насквозь пролетела

Медная пика и череп Даманта пробила, и мозг в нем
Перемешала внутри, его усмирив в нападеньи.
После того он Пилона с Орменом убил. Леонтеем,
Ветвью Ареса, убит Гипполох был, сын Антимаха;
Острою пикой нанес он удар и попал ему в пояс.

Выхватил после того из ножен он отточенный меч свой,
Через толпу устремился и прежде всего Антифата
Сбил в рукопашном бою. И на землю он грянулся навзничь.
После того и Ямена, Менона, а также Ореста, —
Всех одного за другим положил он на тучную землю.

Но между тем, как они совлекали с убитых доспехи,
Юноши, шедшие следом за Гектором с Пулидамантом, —
Было их много, отважных; всего они больше желали
Стену ахейцев пробить и огнем истребить корабли их;
Юноши эти ко рву подошли и в смущении стали:

Только что ров собрались перейти, как пред ними явилась
Птица, высоко парящий орел, оставляя их слева;
Темнобагрового нес он в когтях исполинского змея;
Был еще жив он, и бился, и помнил все время о битве.
Весь изогнувшись, того, кто держал его, вдруг он ужалил

В грудь возле шеи. Орел, охваченный болью, на землю
Бросил добычу, ее уронив средь троянского войска;
Сам же, пронзительно крикнув, понесся с дыханьями ветра.
В ужас троянцы пришли, как увидели пестрого змея,
Знаменье Зевса-Кронида, лежащим меж них в середине.

Пулидамант перед Гектором дерзостным стал и промолвил:
«Гектор! Меня неизменно бранишь ты, когда на собраньях
Я говорю справедливо. Никак допустить ты не можешь,
Чтоб человек из народа с тобою о чем-нибудь спорил, —
Ни на войне, ни в совете. Лишь власть свою хочешь ты множить!

Но и теперь я скажу, что мне кажется самым хорошим.
Дальше нельзя нам итти и сражаться с врагом пред судами!
Вот что случиться должно, как я думаю, если не ложным
Знаком явилась троянцам, хотевшим чрез ров перебраться,
Птица, — высоко парящий орел, оставлявший нас слева,

Темнобагрового несший в когтях исполинского змея.
Был еще жив он. Тотчас его бросил орел, не достигнув
Милого дома, и детям не смог он отдать его в пищу.
Так же и мы, если даже ворота и стену ахейцев
Силой великой проломим, и враг перед нами отступит, —

Все ж не в порядке мы тем же путем от судов возвратимся,
Много на месте оставим троянцев, которых ахейцы
Острою медью погубят, свои корабли защищая.
Так бы вам все объяснил прорицатель, кто духом бы ясно
Знамений смысл понимал, кому доверяли бы люди».

Грозно взглянув на него, отвечал шлемоблещущий Гектор:
«Пулидамант! Очень мало приятно мне, что говоришь ты!
Мог бы ты слово другое, получше, чем это, придумать!
Если же то, что я слышал, сказал ты от чистого сердца, —
Сами бессмертные твой, очевидно, похитили разум!

Ты предлагаешь забыть мне решенье великого Зевса,
Им же самим возвещенное мне с обещаньем исполнить,
Хочешь, чтоб верил я больше летающим по небу птицам.
В этих делах не силен я, и мало о том мне заботы,
Вправо ли птицы несутся, — к заре, к восходящему солнцу,

Или же влево летят, к приходящему с запада мраку.
Мы же послушными будем лишь воле великого Зевса, —
Он и смертных людей, и бессмертных богов покровитель!
Знаменье лучшее всех — лишь одно: за отчизну сражаться!
Впрочем, тебе-то чего же бояться войны и сраженья!

Пусть даже всех остальных перебьют без остатка ахейцы
Нас пред судами, — уж ты-то средь этих убитых не будешь!
Сердцем не очень ты стоек, сражаться не очень-то любишь.
Если ж из боя уйдешь ты, иль если своими речами
Уговоришь и другого кого уклониться от битвы,

Тотчас же, пикой моею сраженный, свой дух ты погубишь!»
Так он сказал и повел. И за ним с потрясающим криком
Кинулись в битву троянцы. А к этому Зевс молнелюбец
Поднял с высоких идейских вершин ураганную бурю,
Прямо понесшую пыль на суда. Туманил он разум

У аргивян, а троянцам и Гектору славу готовил.
Знаменью Зевса и силе своей доверяя, троянцы
Стали пытаться сломать великую стену ахейцев,
Балки башен сорвать напрягались и брустверы сбросить,
И рычагами шатали у вала торчавшие сваи,

Первыми врытые в землю, чтоб быть основаньем для башен.
Их вырывали они и надеялись стену ахейцев
Скоро пробить. Но данайцы ни шагу не делали к бегству.
Брустверы загородивши щитами из кожи бычачьей,
Били оттуда они по врагам, подступавшим под стену.

Оба Аякса меж тем, на стене управлявшие битвой,
Всюду ахейцев ряды обходили, их дух поднимая.
Ласковой речью одних возбуждали, других же — суровой,
Лишь замечали, что кто уклоняется вовсе от боя:
«О, друзья! Меж ахейцев и самый отличный, и средний,

И наиболее слабый, — не все одинаковы люди
В битве, — теперь перед вами пред всеми явилося дело!
Это и сами вы видите все. Наш призыв услыхавши,
Пусть никто уж не смеет к судам повернуть мореходным!
Дружно бросайтесь вперед, возбуждайте друг друга на битву!

Может быть, молнеметатель Зевес олимпийский поможет
Нам, отразивши троянцев, прогнать в Илион их обратно!»
Так восклицали они, возбуждая на битву ахейцев.
Так же, как снежные хлопья в обилии валятся с неба
В зимнее время, когда промыслитель Зевес посылает

На землю снег, показуя могущество стрел своих людям;
Ветры уняв, посыпает он снегом густым непрерывно
Главы высокие гор и в море бегущие мысы,
Тучные пашни людей и заросшие лотосом долы;
Снег берега покрывает и пристани моря седого;

Только волна, набежав, поглощает его; все другое
Снегом покрыто, когда снегопад разражается Зевсов.
Так непрерывно с обеих сторон и каменья летали, —
Те на троянцев, а те от троянцев на войско ахейцев,
Камни метали друг в друга. И стук над стеной раздавался.

Но ни за что бы троянцы тогда и блистательный Гектор
Не проломили ворот, не сорвали б огромных запоров,
Если бы сына Зевес своего Сарпедона не поднял
На аргивян меднолатных, как льва — на коров тяжконогих.
Тотчас вперед он уставил свой щит, во все стороны равный,

Кованый, медный, прекрасный, который искуснейший медник
Выковал, частые кожи воловьи снутри натянувши,
Проволкой их золотою по краю щита прострочивши.
Щит пред собою держа и колебля две острые пики,
Он устремился, похожий на горного льва, уже долго

Мяса не евшего. Страха не знающий дух его гонит
В крепкий ворваться загон, чтоб овцу из отары похитить.
Если он даже мужей-пастухов пред загоном находит,
С копьями, с быстрыми псами отару свою стерегущих,
Все же, не сделав попытки, не хочет вернуться обратно;

Прыгнув в загон, похищает овцу, либо сам под ударом
Падает первым, копьем из проворной руки пораженный.
Так же и дух Сарпедона, подобного богу, на стену
Гнал его ринуться смело и брустверы вражьи разрушить.
Тотчас он Главку сказал, Гипполохову храброму сыну:

«Главк! Почему между всех наиболее нас отличают
Местом почетным, и мясом, и полной на пиршествах чашей
В крае ликийском и как на бессмертных богов на нас смотрят?
Мы и участком обширным владеем по берегу Ксанфа
Лучшей земли, — и с садом, и с пашней, родящей пшеницу.

Нужно поэтому нам и в передних рядах находиться,
Твердо стоять и без страха кидаться в кипящую битву,
Чтобы об нас крепкобронные так говорили ликийцы:
«Нет, не без славы страною ликийскою нашею правят
Наши цари! Хоть едят они жирное мясо овечье,

Сладкие вина отборные пьют, но за то же и доблесть
Их велика: в передних ликийских рядах они бьются!»
Если бы, мой дорогой, из войны этой целыми выйдя,
Мы с тобою бессмертны навек и бесстаростны стали,
Я бы и сам не сражался в передних рядах и не стал бы

В битву тебя посылать, мужам приносящую славу.
Нынче же Керы смерти стоят перед нами повсюду,
Их избежать иль от них ускользнуть никому невозможно.
Ну, так вперед! Или мы кому славу доставим, иль нам он!»
Так говорил он. И Главк не противился, не отказался.

Двинулись прямо вперед пред великой толпою ликийцев.
В ужас пришел Петеид Менесфей, увидавши идущих:
К башне его, несчастье неся, они направлялись.
Толпы своих он оглядывать стал, не найдет ли кого он
Из предводителей, кто бы товарищей спас от несчастья.

Скоро увидел обоих Аяксов, войной ненасытных;
С ними и Тевкр находился, оставивший только что ставку.
Были они недалеко, но крика его не слыхали:
Так был грохот силен, — доходил он до самого неба, —
Грохот разимых щитов и украшенных гривою шлемов,

Грохот громимых ворот, пред троянцами крепко закрытых.
Стоя пред ними, они их старались сломать, чтоб ворваться.
Вестника тотчас Фоота послал он к обоим Аяксам:
«Бегом к Аяксам спеши и зови их, божественный вестник!
Важно, чтоб оба явились, всего это было бы лучше.

Очень скоро случиться должна здесь тяжелая гибель:
Яро ликийцев вожди наседают, которые бурей
В схватки могучие также и раньше всегда устремлялись.
Если ж и там пред Аяксами труд и борьба возникают,
Пусть к нам придет хоть один многомощный Аякс Теламоний;

Вместе же с ним пусть приходит и Тевкр, многоопытный лучник».
Так сказал он, и слова его не ослушался вестник.
Бросился быстро бежать вдоль стены меднолатных ахейцев,
Стал пред Аяксами, к ним подбежав, и поспешно сказал им:
«Вас, обоих Аяксов, вождей аргивян меднобронных,

Просит возлюбленный сын питомца богов Петеоя
Помощь подать. Хоть на время тяжелый с ним труд разделите!
Важно притти вам обоим, всего это было бы лучше:
Очень скоро случиться должна там тяжелая гибель.
Яро ликийцев вожди наседают, которые бурей

В схватки могучие также и раньше всегда устремлялись.
Если же труд и борьба перед вами и здесь возникают,
Пусть к нам придет хоть один многомощный Аякс Теламоний,
Вместе же с ним пусть приходит и Тевкр, многоопытный лучник».
Так он сказал. Согласился охотно Аякс Теламоний.

Тотчас слова окрыленные он обратил к Оилиду:
«Сын Оилеев! Вы здесь с Ликомедом могучим останьтесь
Оба и дух возбуждайте в данайцах, чтоб храбро сражались.
Я же отправлюсь туда и приму там участие в битве.
Им довольно помогши, сейчас же вернусь к вам обратно».

Так сказал и пошел великий Аякс Теламоний.
С ним отправился вместе и Тевкр, его брат однокровный.
Шел с ними также Пандион с изогнутым тевкровым луком.
К башне они Менесфея, внутри вдоль стены пробираясь,
Вскоре пришли — и пришли уже к утесняемым сильно.

Бурному ливню подобно, на бруствер ахейцев неслися
Полные мощи вожди и советники войска ликийцев.
Сшиблись в схватке противник с противником. Битва возникла.
Начал сраженье Аякс Теламоний. И прежде всего им
Был Сарпедонов товарищ низвергнут, Епикл крепкодушный.

Мрамором острым, огромным его он ударил, лежавшим
Сверху на бруствере сзади стены. Его лишь с усильем
Мог бы в руках удержать человек, и цветущий годами,
Нам современный. Но тот высоко его поднял и бросил.
Четырехгребенный шлем раздробил на Епикле тот камень,

Череп разбил целиком. И Епикл, водолазу подобный,
С башни высокой свалился, и дух его кости оставил.
Тевкр Гипполохова сына, могучего Главка, в то время,
Как он взбирался на стену, стрелой поразил медножальной,
Где, как увидел, рука обнажилась, и вывел из боя.

Главк потихоньку спрыгнул со стены, чтобы кто из ахейцев
Раны его не увидел и громко не стал бы хвалиться.
Грусть Сарпедона взяла, когда он увидел, что с боя
Главк удаляется. Все ж не забыл он о битве кровавой.
Тут же герой в Фесторида Алкмаона острую пику

Быстро вонзил и назад ее вырвал; за нею повлекшись,
Ниц Фесторид повалился. Доспехи на нем зазвенели.
А Сарпедон, ухвативши руками могучими бруствер,
Сильно рванул. И на всем протяжении бруствер свалился.
Сверху стена обнажилась и многим открыла дорогу.

Вместе Аякс Теламоний и Тевкр устремились навстречу.
Тевкр ему выстрелил в грудь и в ремень угодил, на котором
Щит, закрывавший все тело, висел. Но Кронион от сына
Смерть отвратил: пред судами ему не судил он погибнуть.
Мощный Аякс по щиту, налетевши, ударил; однако

Пикой его не пробил, но напор отразил Сарпедона.
Этот немного назад отступил, но совсем не оставил
Поля сраженья. Еще он надеялся славы добиться
И, обратившись назад, закричал богоравным ликийцам:
«Что забываете так вы о храбрости бурной, ликийцы?

Как бы я ни был силен, тяжело одному мне разрушить
Крепкую стену и к быстрым судам проложить вам дорогу.
Дружно вперед! Сообща добиваются больше успеха!»
Так он сказал, и они, убоявшися крика владыки,
Яростно вслед за владыкой-советником бросились в битву.

Но аргивяне с своей стороны укрепили фаланги
Сзади стены. Завязалось великое дело меж ними.
Ни у данайцев ликийцы могучие не были в силах,
Стену сломав, проложить к кораблям мореходным дорогу,
Ни копьеборцы данайцы отбросить обратно ликийцев

С места того не могли, какого они уж достигли.
Так же, как два человека на поле, обоим им общем,
С мерой в руках, меж собой о меже разделяющей спорят
И на коротком пространстве за равную ссорятся долю, —
Так только бруствер врагов разделял. Чрез него они бились

И разбивали друг другу, ударами кожи воловьи
Круглых тяжелых щитов, как и легких щитов окрыленных.
Многие также и в тело само поражаемы были,
В спину — одни из бойцов, у которых спина открывалась
В бегстве из боя, другие же — в грудь, через щит прободенный.

Стены и брустверы всюду обрызганы были обильно
Кровью обеих сторон, — и троянских мужей, и ахейских.
Но и при том не могли обратить они в бегство ахейцев.
Ровно стояли враги, как весы добросовестной пряхи:
Гири и шерсть положивши на чашки, она поднимает

Их, уравняв, чтоб добыть для детей небогатую плату.
Так в равновесьи и бой, и война находились, доколе
Не дал славы боле высокой Приамову сыну
Гектору Зевс: прорвался сквозь ахейскую стену он первым.
Голосом громким кричал он, чтоб всем было слышно троянцам:

«Конники Трои, за мною, вперед! Прорывайтесь сквозь стену,
Бурно горящим огнем корабли забросайте ахейцев!»
Так он кричал, ободряя. Ушами они услыхали,
Разом всею толпою к стене устремились и стали
К выступам бруствера вверх подниматься, уставивши копья.

Гектор же поднял и нес, пред воротами близко лежавший,
Камень огромный, широкий внизу, заострявшийся кверху.
Камень подобный и двое сильнейших людей из народа
На воз с земли нелегко бы могли приподнять рычагами,
Нам современные. Он же легко и один потрясал им.

Сделал легким ему Молневержец тот камень тяжелый.
Так же, как шерсть от барана пастух безо всяких усилий,
Взявши одною рукою, несет, и мала ему тяжесть, —
Так же и Гектор поднял и нес на ворота тот камень.
Плотно створы ворот прилажены были друг к другу,

Были двойные они, большие, и пара засовов
Встречных, болтом замкнутых, ворота снутри запирали.
Стал он у самых ворот. Чтобы крепче удар оказался,
Ноги раздвинул и, сильно напрягшись, ударил в средину.
Оба дверные сорвал он шипа, и тяжестью всею

Камень во внутренность рухнул. Взревели ворота. Засовы
Их не сдержали, туда и сюда разлетелися створы,
Камня принявши удар. Блистательный Гектор ворвался
Внутрь. Лицом походил он на быструю ночь, и ужасной
Медью, его облекавшей, сиял. А в руках потрясал он

Парою копий. Одни лишь бессмертные боги могли бы,
Выйдя навстречу, его удержать, как влетел он в ворота.
Взоры горели огнем. Повернувшись к троянцам, велел он
Перебираться чрез стену. Приказа послушались мужи.
Тотчас одни перелезли чрез стену, другие же прямо

В крепкие стали вливаться ворота. Данайцы бежали
К полым своим кораблям. И шум поднялся непрерывный.

Песнь тринадцатая

Бой у судов

Зевс, приведя и троянцев, и Гектора к стану ахейцев,
Им предоставил нести пред судами труды и страданья
Без передышки, а сам перевел свои светлые взоры
Вдаль, созерцая страну укротителей конских — фракийцев,

Мисян, бойцов рукопашных, и славный народ гиппемолгов
Молокоядных, и племя абийцев, мужей справедливых,
К Трое ж совсем перестал обращать светозарные взоры.
В духе не ждал он своем, чтобы кто из богов олимпийских
Вышел еще иль троянцев поддерживать, или данайцев.

Слеп в наблюдении не был, однако, Земли колебатель.
Он с удивленьем смотрел на войну и кровавую битву,
Сидя на самой высокой вершине лесистого Сама
В горной Фракии; оттуда он явственно видел всю Иду,
Видел и город Приама, и стан корабельный ахейцев.

Выйдя из моря, он там восседал и скорбел об ахейцах,
Мощью троянцев смирённых, и гневался сильно на Зевса.
Тотчас поднявшись, пошел он с вершины горы каменистой,
Быстро ногами шагая. Леса и высокие горы
Затрепетали под тяжкой стопою бессмертного бога.

Три лишь он сделал шага и с четвертым уж цели достигнул, —
Эг. В глубинах залива его там дворец знаменитый
Высится, — весь золотой и сверкающий, вечно нетленный.
В Эги прибыв, запряг в колесницу он двух медноногих,
Быстролетящих коней с золотою и длинною гривой;

В золото тело и сам облачил, сработанный дивно
Бич захватил золотой и, в блестящую став колесницу,
Коней погнал по волнам. Взыграли чудовища бездны,
Всплыли из логов своих, узнавая в восторге владыку;
Радостно море пред ним раздавалось. А лошади быстро

Мчались, и медную ось даже снизу вода не мочила.
К стану ахейцев несли его лихо скакавшие кони.
Есть большая пещера в бездонных глубинах залива
Меж островов Тенедоса и круто-скалистого Имбра.
Там удержал лошадей колебатель земли Посейдаон

И, отвязав от ярма, амвросической бросил им пищи
В корм, а на быстрые ноги им путы надел золотые,
Несокрушимые, чтобы на месте все время те кони
Ждали владыку. А сам он отправился в лагерь ахейцев.
Войско троянское всею громадой, как пламя, как буря,

Вслед безудержно летело за Гектором, сыном Приама,
С шумом, с неистовым криком. Надеялись все они твердо,
Взяв корабли, перебить перед ними храбрейших ахейцев.
Но Посейдон земледержец, могучий земли колебатель,
Дух возбудил аргивян, из глубокого моря поднявшись.

Он, уподобясь Калхасу и видом, и голосом звучным,
К первым воззвал он к Аяксам, самим того же желавшим:
«Вы только оба, Аяксы, спасете ахейское войско!
Только о мужестве помните вы, не о бегстве ужасном.
В месте другом не боялся б я рук необорных троянцев,

Всею толпою проникших за стену великую нашу:
Ибо их всех остановят ахейцы в красивых поножах.
Здесь же ужасно боюсь я, чтоб нас не постигло несчастье, —
Здесь, где, подобный огню, начальствует бешеный этот, —
Гектор, хвалящийся тем, что он сын всемогущего Зевса!

Пусть же и вам кто-нибудь из бессмертных положит на сердце
Крепко стоять и самим, ободрять и других на сраженье.
Вы бы напор отразили его от судов быстроходных,
Если и сам Олимпиец на битву его устремляет».
Так Земледержец сказал и жезлом их обоих ударил,

И преисполнил того и другого великою силой.
Сделал им легкими члены, — и ноги, и руки над ними.
Сам же, как ястреб, умчался от них быстрокрылый, который
С очень высокой поднявшись скалы, только козам доступной,
Через равнину несется преследовать птицу другую.

Так устремился от них Посейдон, потрясающий землю.
Первым быстрый Аякс догадался, сын Оилеев,
И обратился тотчас к Теламонову сыну Аяксу:
«Кто-то, Аякс, из богов, на высоком Олимпе живущих,
Образ Калхаса приняв, нам велит пред судами сражаться.

Нет, не Калхас это был, боговещий гадатель по птицам;
Очень легко по ступням и сзади по икрам узнал я
Прочь уходящего бога: легко познаваемы боги.
Также и дух у меня вдруг с чего-то в груди разгорелся,
Рвется на много сильнее с врагом воевать и сражаться,

Рвутся в битву и ноги внизу, и поверху руки».
Так Оилиду в ответ промолвил Аякс Теламоний:
«Так же на пике сейчас и мои необорные руки
Жадно дрожат, и сила растет, и сами собою
Движутся ноги. Готов хоть один на один я сразиться

С Гектором, сыном Приама, неистово рвущимся в битву».
Так говорили они, обращаясь с речами друг к другу,
Радуясь бранному пылу, в сердца их вселенному богом.
Земледержатель меж тем возбудил находившихся сзади,
Сердце себе освежавших вблизи кораблей быстроходных.

Милые члены ослабли у них от усталости тяжкой,
Сердце им удручало жестокое горе при виде
Гордых троянцев, толпою прорвавших великую стену.
Слезы, глядя на них, под бровями они проливали,
Горькой беды избежать не надеялись. Но Земледержец

Сразу, явившись, сплотил их в могучие духом фаланги.
К Тевкру он прежде всего обратился с призывом, к Леиту;
После того Пенелей был им позван, Фоант с Деипиром
И возбудители кликов в бою, Мерион с Антилохом.
К ним он ко всем со словами крылатыми так обратился:

«Стыд нам большой, молодежь! Вот уж вы-то, я думал, наверно,
В битве участвуя, наши спасете суда от троянцев!
Если ж и вы от злосчастной войны уклоняться начнете, —
День настает, очевидно, когда от врага мы погибнем!
Горе! Великое чудо своими глазами я вижу!

Страшное чудо, какому, я думал, вовек не свершиться!
Перед судами ахейцев троянцы, — троянцы, что прежде
Ланям подобились робким и слабым, которые праздно
По лесу бродят туда и сюда и становятся быстро
Пищею барсов, волков и шакалов, в борьбу не вступая!

Так и троянцы, бывало, в лицо не решалися выждать
Силы ахейцев и рук их могучих, — никак не решались!
Нынче ж далеко от стен пред судами троянцы воюют
Из-за проступка вождя и по нерадивости войска.
Злобу питая к вождю, защищать оно больше не хочет

Наших судов, и пред ними себя отдает на убийство.
Если, однако, и вправду пред всеми жестоко виновен
Сын Атрея, герой Агамемнон пространнодержавный,
Что оскорбленье нанес быстроногому сыну Пелея, —
Нам-то самим не годится никак уклоняться от боя!

Тотчас исправимся все! Исправимы сердца благородных!
Вы ведь совсем непристойно забыли о храбрости бурной, —
Вы, средь войска ахейцев храбрейшие! Сам я не стал бы
Спорить с воином тем, который из боя уходит,
Просто как трус. Но на вас от всего негодую я сердца!

Неженки! Вскоре, наверно, уже по беспечности этой
Вы еще большее зло совершите! Наполните сердце
Гневом себе и стыдом! Возникает великая битва!
Гектор могучеголосый у самых судов уже бьется,
Он и ворота, могучий, разбил и засовы сорвал с них!»

Так разжигая ахейцев, поднял у них дух Земледержец.
Вскоре к обоим Аяксам собрались фаланги и стали
Грозной стеной. Ни Apec, ни бодрящая к бою Афина
С пренебреженьем на них не взглянули б. Храбрейшие мужи
Были подобраны здесь, и троянцев с Гектором ждали, —

Пика близ пики, щит у щита, заходя под соседний.
Шлем тут со шлемом, и щит со щитом, человек с человеком
Близко смыкались; вперед наклонившись, боец прикасался
Шлемом к переднему шлему, — так тесно стояли ахейцы.
В смелых колеблясь руках, слоями тянулися копья.

Духом рвались аргивяне вперед, желая сразиться.
Тесно сомкнувшись, троянцы ударили первыми. Вел их
Гектор, летя на врагов, словно камень округлый, который
Был от утеса оторван разлившейся бурно рекою,
Водным напором подмывшей основы бесстыдного камня.

Прыгая, катится он, и трещит под ударами камня
Лес; непрерывно и прямо он мчится, пока на равнину
Не упадет, и уж дальше не катится, как ни хотел бы.
Так же и Гектор: сначала грозил, что до самого моря
Путь через стан и суда аргивян без усилий проложит,

Всех избивая; когда ж на густые ряды натолкнулся, —
Стал, находясь уже близко. И натиском дружным ахейцы,
Встретив ударами острых мечей и пик двуконечных,
Гектора прочь отогнали. И он отступил, содрогаясь.
Голосом громким вскричал он, чтоб всем было слышно троянцам:

«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы,
Стойте твердо! Ахейцы меня не надолго удержат,
Как бы плотно они, сомкнувши ряды, ни стояли, —
Все же отступят пред пикой моей, раз ведет меня вправду
Геры супруг громоносный, в богах наилучший меж всеми!»

Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Гордо шел меж других Деифоб, рожденный Приамом,
Щит, во все стороны равный, держал у себя он пред грудью,
Легким шагом идя и тело щитом прикрывая.
Тут Мерион в Деифоба блестящей нацелился пикой;

Не промахнулся и в круглый попал ему щит волокожный;
Кож не пробил он однако; уж раньше того обломилось
Медное жало на древке огромном. Свой щит волокожный
В сторону быстро отвел Деифоб, испугавшися духом
Бурного лета копья Мериона. Герой же обратно

В строй воротился друзей, негодуя на то и другое:
Что и победа ушла, и крепкая пика сломалась.
Быстро отправился он к кораблям и ахейскому стану,
Чтобы копье принести, которое в ставке осталось.
Все остальные сражались, и крик поднялся неугасный.

Первым Тевкр Теламоний отважного сверг копьеборца,
Имбрия, Ментора сына, конями богатого мужа.
Раньше прибытия рати ахейской в Педейоне жил он,
С Медесикастой, побочной Приамовой дочерью, в браке.
Но лишь прибыли в судах, на обоих концах искривленных,

К Трое данайцы, явился он в Трою, меж всех отличался,
Жил у Приама, который к нему относился, как к сыну.
Сын Теламонов под ухо вонзил ему длинную пику,
Вырвав тотчас же назад. И упал он, как ясень, который,
Всем отовсюду заметный на горной вершине высокой,

Медью подрубленный, книзу листву свою нежную клонит.
Так он упал. Зазвенели доспехи, пестревшие медью.
Кинулся к Имбрию Тевкр, чтоб его обнажить от доспехов.
Гектор в него в это время блестящей нацелился пикой.
Тевкр увидал, увернулся и еле избегнул удара.

Пика же в грудь Амфимаха ударила, сына Ктеата
Акториона, в то время, как он выходил на сраженье.
С шумом на землю упал он. Доспехи на нем зазвенели.
Кинулся Гектор, чтоб шлем, на висках прилегающий плотно,
Снять с головы Амфимаха, Ктеатова храброго сына.

В Гектора пикой блестящей Аякс в это время ударил.
Но не проникла До тела она: целиком был покрыт он
Медью ужасной. Однако, в средину щита поразивши,
Гектора с силой большою отбросил Аякс. Отбежал он
Прочь от обоих убитых, и их увлекли аргивяне.

Но Амфимаха Стихий с Менесфеем божественным взяли, —
Оба — афинян вожди, — и снесли его к войску ахейцев,
Имбрия ж — двое Аяксов, кипевшие храбростью бурной.
Так же, как два безбоязненных льва, завладевши козою
Из-под охраны собак, через частый кустарник добычу

Вместе несут, высоко над землею держа ее в пасти,
Так же и оба Аякса, держа высоко Менторида,
С тела снимали доспехи. Повисшую голову с нежной
Шеи отсек Оилид, негодуя за смерть Амфимаха,
И наподобье мяча швырнул ее в толпы троянцев.

Гектору к самым ногам голова покатилась по пыли.
Гневом великим тогда запылал Посейдон за убийство
Внука его Ктеатида, сраженного в битве свирепой.
Быстро направился он к кораблям и ахейскому стану,
Всех возбуждая данайцев и беды готовя троянцам.

Идоменей повстречался ему, знаменитый копейщик.
Шел от товарища он, который к нему из сраженья
Только что прибыл, в колено губительной раненный медью
Вынесен был он друзьями из битвы. Врачам его сдавши,
В ставку пошел он. Желаньем горел возвратиться в сраженье

Идоменей. Обратился к нему Земледержец могучий,
Голос Фоанта приняв, Андремонова сына, который
Властвовал в целом Плевроне, на всем Калидоне высоком,
Над этолийским народом и был им, как бог, почитаем:
«Где же, советник критян, угрозы, какими, бывало,

Гордым троянцам так часто ахейцев сыны угрожали?»
Идоменей, возражая ему, немедля ответил:
«О Фоант! Никто из ахейцев теперь не виновен,
Сколько я знаю; умеем мы все и готовы сражаться;
Страх бессердечный никем не владеет; никто, уступая

Трусости, битвы жестокой покинуть не хочет. Но, верно,
Так уже стало угодно сверхмощному Зевсу-Крониду,
Чтобы бесславно погибли мы здесь вдалеке от отчизны.
Прежде был ты, Фоант, постоянно в сражениях стоек,
Ты и другого готов ободрить, упавшего духом.

Не выходи же из боя и прочим приказывай то же!»
Идоменею тогда отвечал Посейдон земледержец:
«Идоменей! Пусть вовек из-под Трои домой не вернется,
Пусть игралищем здешних собак окажется муж тот,
Кто добровольно посмеет сегодня покинуть сраженье!

Ну-ка, берись за оружье, иди-ка сюда! Не мешало б
В бой поспешить нам. Быть может, и сделаем что, хоть и двое:
Соединившись, способны на доблесть и робкие люди,
Мы же с тобою и против сильнейших сумели б сразиться».
Молвил и снова к борьбе человеческой бог обратился.

Идоменей же в своей превосходно устроенной ставке
Тело прекрасным доспехом облек и, схвативши две пики,
Кинулся вон. Был подобен он молнии, Зевсом-Кронидом
Схваченной в руку и брошенной с ясных вершин олимпийских
В знаменье смертным; сверкает она ослепительным светом.

Так же и медь на груди у бегущего ярко блистала.
Близко от ставки ему Мерион повстречался отважный,
Спутник его и товарищ. Пришел он за медною пикой.
Идоменеева сила тотчас же к нему обратилась:
«На ноги быстрый Молид Мерион, мой товарищ любимый!

Что ты пришел, оставив войну и кровавую сечу?
Ранен ли ты, и тебе острие доставляет мученье?
Иль от кого-нибудь с вестью пришел ты за мной? Но и сам я
Не собираюсь в ставке сидеть, а иду, чтоб сражаться».
Идоменею в ответ Мерион рассудительный молвил:

«Идоменей, знаменитый советник критян меднобронных!
Я прихожу, не осталось ли в ставке твоей, чтобы взять мне,
Пики. Какую имел я, сегодня в бою поломал я,
В щит поразив Деифоба, безмерно надменного мужа».
Идоменей, предводитель критян, отвечал Мериону:

«Если желаешь, то копий найдешь и одно ты, и двадцать
В ставке моей, к блестящей стене прислоненными рядом.
Копья — троянские, их я отнял у поверженных мною.
Смею сказать, что стою не вдали я, сражаясь с врагами.
Выпуклых много щитов потому у себя я имею,

Также и копий, и броней блестящих, и гривистых шлемов».
Идоменею в ответ Мерион рассудительный молвил:
«И у меня самого, — в корабле моем черном и в ставке, —
Много военной добычи: итти лишь за нею не близко.
Не забываю и я, как мне кажется, доблести бранной.

Между передних бойцов в прославляющих мужа сраженьях
Также и я становлюсь, лишь начнется военная распря.
Может, иному кому из меднодоспешных ахейцев
Я как боец неизвестен. Но ты меня, думаю, знаешь».
Идоменей, предводитель критян, отвечал Мериону:

«Знаю я доблесть твою. Зачем мне о ней говоришь ты?
Пусть нас, храбрейших, в засаду сейчас соберут пред судами:
Доблесть мужей ведь всего проявляется больше в засадах.
Тут человек и трусливый, и смелый легко познаются.
Цветом сменяется цвет на лице у трусливого мужа;

Дух его робкий в покое ему не дает оставаться:
Он положенье меняет, на корточки часто садится;
Сильно в груди его сердце колотится; только о смерти
Думает он, и стучат непрерывно во рту его зубы.
Храброго воина цвет на лице не меняется; слишком

Он не боится, хотя б и впервые садился в засаду.
Молит о том, чтоб скорее вмешаться в жестокую битву.
Там не с презрением к силе твоей и к рукам отнеслись бы.
Если копьем иль стрелой в боевой был ты ранен работе,
То не в затылок тебе и не в спину попало б оружье.

Грудью б ты встретил копье, и стрелу животом бы ты принял,
Бросившись прямо вперед для любезной беседы с врагами.
Но перестанем с тобой разговаривать, стоя без дела,
Словно бы дети. Еще кто-нибудь, подсмотрев, возмутится.
Ну, так зайди в мою ставку и выбери пику покрепче».

Так он сказал. Мерион, быстротою подобный Аресу,
В ставку поспешно вбежал и копье себе медное вынес.
За Девкалидом пошел он, пылая воинственным жаром.
Как мужегубец Apec устремляется в грозную битву,
Вместе и сын его Ужас, — могучий, не знающий страха,

Даже и самых упорных мужей обращающий в бегство;
Оба они из Фракии войною идут на эфиров
Или на храбрых флегийцев; однако моленьям не внемлют
Тех и других, а одной стороне только славу даруют.
Так устремились в сраженье, блестящей одетые медью,

Идоменей с Мерионом, критян предводители храбрых.
Первым к нему Мерион обратился с такими словами:
«Где, Девкалид, ты намерен напасть на троянское войско?
С правого ль хочешь ударить крыла на врагов, в середине ль,
С левого ль? Кажется мне, что вот тут-то всего наиболе

Длинноволосым ахейцам нужна бы скорейшая помощь».
Идоменей, предводитель критян, ему снова ответил:
«Есть и другие на то, чтоб суда защищать в середине:
Двое Аяксов и Тевкр, между всеми ахейцами в войске
Первый стрелок, и в бою рукопашном не менее сильный.

Досыта смогут они загонять и жаднейшего к бою
Гектора, сына Приама, хотя и могуч он безмерно.
Будет ему нелегко, как бы жарко он в битву ни рвался,
Мужество их одолев и могущество рук необорных,
Наши зажечь корабли, разве только Кронид молневержец

Факел пылающий сам в корабли наши быстрые бросит.
А человеку в бою не уступит Аякс Теламоний,
Если он смертным рожден и питается хлебом Деметры,
Если возможно сразить его камнем большим или медью.
В ближнем бою самому прорывателю строев Пелиду

Не уступил бы Аякс; только скоростью ног не сравнялся б.
Значит, — налево направим наш путь, чтоб увидеть скорее,
Мы ли доставим другому кому-нибудь славу, иль он нам».
Так он сказал. Мерион, быстротою подобный Аресу,
Тотчас пошел через войско ахейцев, куда приказал он.

Идоменея увидев, на пламя похожего силой, —
И самого, и его сотоварища, с ярким оружьем,
Всею громадой троянцы на них устремилися с криком.
Общий неистовый бой запылал при кормах корабельных.
Так же, как яростным вихрем свистящие крутятся ветры

В знойную пору, когда глубочайшая пыль на дорогах;
Тучу огромную пыли, сшибаясь, они поднимают.
Так же сшибались и вражьи войска, порываяся жадно
Тесно схватиться друг с другом и резаться острою медью.
Мужегубительный бой ощетинился чащей густою

Копий огромных, пронзающих тело. Глаза ослеплялись
Медным сиянием шлемов сверкающих, ясно блестевших
Крепких щитов на плечах и начищенных заново броней
В битву идущих бойцов. Уже подлинно был бы бесстрашен,
Кто не печаль ощутил бы, взирая на труд их, а радость.

Каждый свое замышляя, два мощные Кронова сына
Разным героям-мужам несчастья готовили злые.
Зевс, торжество Ахиллесу готовя, хотел, чтобы в битве
Верх одержали троянцы и Гектор. Но гибели полной
Пред Илионом народу ахейскому он не готовил,

Только хотел, чтоб Фетида и сын ее честь получили.
А Посейдон аргивян ободрял, между них замешавшись,
Выйдя тайно из моря седого. Жестоко скорбел он
За усмиренных ахейцев и гневался сильно на Зевса:
Общий у них у обоих отец, и род у них общий;

Первым, однако, родился Зевес, и большее знает.
Вот почему Посейдон не оказывал помощи явно,
Но, уподобившись мужу, ахейцев подбадривал тайно.
Боги веревку могучей вражды и войны, всем ужасной,
Попеременно на той и другой стороне простирали, —

Прочную, крепкую, многим бойцам поломавшую ноги.
Тут, хоть и полуседой, во главе меднолатных данайцев
Идоменей на троян устремился и в ужас поверг их.
Офрионея он сшиб, из Кабеса прибывшего в город.
Зовом войны привлеченный, он в Трою приехал недавно.

Лучшую видом Приамову дочь, молодую Кассандру
Он получить домогался без выкупа; дело большое
Сделать за то обещался — ахейцев прогнать из-под Трои.
Старец Приам согласился и дал обещание выдать
Дочь за него. И сражался он, этой надеждой гонимый.

Идоменей в него быстро блестящей нацелился пикой,
Бросил в шагавшего гордо, попал. И не спас его медный
Панцырь, который носил он: живот ему пика пробила.
С шумом на землю упал он, а тот закричал, похваляясь:
«Офрионей! Человеком тебя я почту величайшим,

Если ты вправду исполнишь все то, что свершить обещался
Сыну Дардана Приаму. Тебе свою дочь обещал он?
Мы обещали б такое ж тебе и исполнили б слово:
Лучшую видом Атридову дочь мы тебе бы отдали.
Сами б ее привезли, поженили бы вас, если б только

Ты Илион нам разрушил, прекрасно отстроенный город.
Что ж, отправляйся со мной! У судов мы с тобою о браке
Договоримся. Мы скупы не будем, о выкупе споря».
Так говоря, волочил его за ногу через сраженье
Идоменей. За убитого мстителем выступил Асий;

Пешим он шел пред конями. Ему же в затылок храпели
Кони, которыми правил возница-товарищ. Стремился
Идоменея убить он. Но тот, предварив его, пикой
Под подбородком ударил в гортань и насквозь ее выгнал.
Тот повалился, как валится дуб иль серебряный тополь,

Или сосна, если плотник своим топором отточенным
Дерево срубит в горах, корабельные доски готовя.
Пред лошадьми с колесницею так он лежал, растянувшись,
В кровью залитую землю со стоном впиваясь руками.
Разум, имевшийся раньше, совсем потерял тут возница.

Он не посмел повернуть лошадей с колесницей обратно,
Чтобы от вражеских рук ускользнуть. Антилох многостойкий
Пикой попав, в середине пронзил его; помощи не дал
Панцырь, который носил он; в живот ему пика попала;
Он захрипел и упал с колесницы, сработанной прочно.

Высокодушного Нестора сын Антилох его коней
Прочь отогнал от троянцев к красивопоножным ахейцам.
Вдруг Деифоб, печалясь об Асии, к Идоменею
Близко совсем подошел и метнул в него пикой блестящей.
Но, увидав это сразу, тотчас увернулся от пики

Идоменей и укрылся под щит, во все стороны равный;
Был из воловьих он кож и из меди блестящей сработан
Очень искусно, внутри же две ручки имел поперечных.
Съежился весь под щитом он. И пика над ним пролетела.
Глухо щит загудел, задетый пикой у края.

Но не напрасно тяжелой рукой Деифоб ее бросил.
В печень нанес он удар Гипсенору, Гиппасову сыну,
Под грудобрюшной преградой, и разом колени расслабил.
Громко вскричал Деифоб, похваляясь безмерно победой:
«Да! Не совсем без отмщенья здесь Асий лежит! Полагаю,

Что, отправляясь к ворот замыкателю богу Аиду,
Будет обрадован он: герою попутчика дал я!»
Горе ахейцев взяло, услыхавших, как он похвалялся.
Больше всего Антилоху отважному дух взволновал он.
Но не забыл о товарище он, хоть и был опечален.

Быстро к нему подбежал и щитом оградил его крепким.
Двое товарищей милых меж тем наклонились над павшим, —
Ехиев сын Мекистей и Аластор божественный, — взяли
И понесли к кораблям крутобоким стонавшего тяжко.
Идоменей не сдавал своей силы. Все время рвался он

Либо кого из троянцев покрыть многосумрачной ночью,
Либо пасть самому, от ахейцев беду отражая.
Тут Алкофоя героя, любимцем богов Эсиетом
На свет рожденного, — зятем герой приходился Анхизу;
На Гипподамии был он женат, его дочери старшей;

Дома отец и почтенная мать всем сердцем любили
Дочь. Меж сверстниц своих наиболе она выдавалась
И красотой, и умом, и работами. Вот потому-то
В жены и взял ее муж превосходнейший в Трое широкой.
Идоменея рукою его укротил Посейдаон,

Тьмою закрывши глаза и сковавши блестящие члены.
Ни увернуться не мог он, ни в бегство назад обратиться,
Но неподвижно стоял, со столбом иль с высоковершинным
Деревом схожий. Его в середину груди своей пикой
Идоменей поразил и пробил ему грудь облекавший

Медный хитон, не раз отражавший от тела погибель.
Сухо он звякнул теперь, разрываемый брошенной пикой.
С шумом упал Алкофой с торчавшею пикою в сердце;
Билося сердце, и с ним сотрясалося древко от пики.
Но, наконец, его сердце свирепый Apec обессилил.

Идоменей закричал, похваляясь безмерно победой:
«В праве ли мы, Деифоб, достойным считать возмещеньем —
За одного уничтожить троих? Ведь гордишься одним ты!
Что же, несчастный, попробуй и сам, — выходи мне навстречу,
Чтобы увидеть, какой прихожу я к вам, Зевсов потомок.

Первым Зевс Миноса родил, властителя в Крите.
Сына Минос произвел, безупречного Девкалиона,
Девкалион же меня, мужей повелителя многих
В Крите пространном. Теперь же сюда в кораблях я приехал
В Трою, на гибель тебе, и отцу, и прочим троянцам».

Так он сказал. Деифоб между двух колебался решений:
Прочь ли сейчас отойти и кого-нибудь взять себе в помощь
Из крепкодушных троян, одному ль на один попытаться?
Так размышлял он и счел наилучшим пойти за Энеем.
В самых последних рядах, назади, увидал он Энея,

Праздно стоявшего. Гнев непрерывный питал он к Приаму:
Доблестный между мужей, у Приама он не был в почете.
Близко к нему подойдя, Деифоб обратился к Энею:
«Храбрый Эней, советник троянцев! Сегодня за зятя
Должен ты стать, хоть бы горе тебя самого угнетало.

Следуй за мной, защити Алкофоя. Тебя он когда-то,
Будучи зятем тебе, воспитал еще мальчиком в доме.
Идоменей копьеборец убил у тебя Алкофоя».
Так произнес он и дух в груди взволновал у Энея.
Идоменею навстречу он двинулся, жадный до боя.

Идоменей же не в бег обратился, как неженка-мальчик, —
Ждал неподвижно, как ждет, на свою полагался силу,
Вепрь подходящую шумно ватагу охотников смелых
В месте пустынном, в горах, угрожающе спину щетиня;
Ярким огнем его блещут глаза, и острит он свирепо

Белые зубы, готовый собак и людей опрокинуть.
Так же стоял, выжидая проворного в битвах Энея,
Идоменей копьеборец. Кричал он друзьям, Аскалафа
И Афарея ища с Деипиром в рядах, Антилоха
И Мериона вождя, зачинателей бранного клика.

Их побуждая, слова окрыленные к ним он направил:
«Други, сюда! Я один, защитите! Ужасно боюсь я:
На ноги быстрый Эней на меня устремляется грозно!
Очень могуч он в убийстве мужей средь сражений кровавых;
Юностью также цветет он, а это великая сила!

Если б с Энеем мы были равны и годами, как духом,
Скоро большую победу иль он, или я одержал бы!»
Так говорил он. И все, одинаковым духом пылая,
Стали один близ другого, щиты наклонив над плечами.
Но со своей стороны закричал сотоварищам верным

Также Эней: Деифоба, Париса, вождя Агенора, —
Всех, кто вместе начальствовал с ним над троянами. Следом
Шли рядовые бойцы. Так овцы бегут за бараном,
С луга спеша к водопою. И сердцем пастух веселится.
Так же и дух у Энея в груди веселился при виде,

Сколько народу на бой за ним устремилося следом.
Вкруг Алкофоя они рукопашную начали битву.
Копьями бились большими. И медь на панцырях крепких
Страшно звенела от частых ударов сшибавшихся полчищ.
Два человека меж них, наиболее храбрые оба,

Идоменей и Эней, подобные богу Аресу,
Тело рвалися друг другу пронзить беспощадною медью.
Первым бросил Эней копье свое в Идоменея.
Тот, уследивши удар, увернулся от меди летящей, —
Мимо копье пролетело и в землю впилось, сотрясаясь;

Брошено было без пользы оно многомощной рукою.
Идоменей Эномая в живот, в середину, ударил.
Выпуклость брони пробивши, кишки ему пика пронзила.
В пыль Эномай покатился, хватаясь руками за землю.
Идоменей из кишок мертвеца длиннотенную пику

Вырвал; однако доспехов прекрасных с убитого мужа
Снять не успел: полетели в героя и копья, и стрелы.
Тверды уж не были ноги его при движеньи, чтоб скоро
Вслед ли за пикой своей побежать, увернуться ль от вражьей.
Вот почему рукопашно погибельный день отражал он:

Чтобы бежать, не могли уже быстро нести его ноги.
Медленно он отступал. Деифоб в отступавшего пикой
Светлой метнул. На него непрестанною злобой горел он.
Но промахнулся опять: Аскалаф опрокинут был пикой,
Сын Эниалия; прямо в плечо его пика пронзила.

В пыль Аскалаф покатился, хватаясь руками за землю.
Мощный Apec громогласный еще не узнал о кончине
Милого сына родного, в сражении павшего жарком:
Волей удержанный Зевса, Apec на Олимпе высоком
Под золотыми сидел облаками, где также другие

Боги сидели, не смея вмешаться в кипевшую сечу.
Яростный бой поднялся рукопашный вокруг Аскалафа.
Снял Деифоб с головы аскалафовой шлем лучезарный.
Но налетел Мерион, быстротою подобный Аресу,
Пикою в руку ударил его; и из рук Деифоба

Шлем дыроглазый, на землю упав, покатился со звоном.
А Мерион, налетевши, как ястреб, тотчас же обратно
Выдернул мощную пику из мышцы руки Деифоба
И воротился опять к товарищам верным. Полит же,
Брат Деифоба родной, под грудь его взявши руками,

Вывел из битвы злосчастной, пока не дошел до коней с ним
Быстрых, которые сзади войны и сраженья стояли
Вместе с возничим его и с узорной его колесницей.
Кони его понесли к Илиону. Стонал тяжело он,
Болью терзаясь. И кровь из свежей струилася раны.

Все остальные сражались. И крик поднялся неугасный.
Острою пикой Эней, налетевши, сразил Афарея
Калеторида, к нему обращенного, горло пронзивши.
Голову набок склонил он, туда же и щит покатился
Вместе со шлемом. И взят был он дух разрушающей смертью.

Несторов сын Антилох, углядев, что Фоон повернулся,
Прыгнув, ударил копьем и рассек целиком ему жилу,
Вдоль по спине непрерывно бегущую вплоть до затылка.
Эту он жилу рассек. И навзничь Фоон повалился
На землю, обе руки простирая к товарищам милым.

Несторов сын наскочил и, кругом озираясь, доспехи
С плеч его начал снимать. Но его окружили троянцы,
В щит поражали его многопестрый, широкий, однако
Гибельной медью задеть не могли цветущего тела:
Несторов сын Антилох Посейдоном, колеблющим землю,

Бережно был охраняем от вражеских стрел и от копий.
Он вдалеке от врагов не стоял, между ними носился;
Не оставалась в руке его пика спокойной. Он ею
Тряс постоянно, в уме для себя намечая, в кого бы
Пикой метнуть издалека иль ею вручную ударить.

Асиев сын Адамант увидал, как он метился в толпы.
Близко к нему подбежав, в середину щита он ударил
Острою пикой. Однако ее острие обессилил,
В жизни врага отказавши ему, Посейдон черновласый.
И половина копья, как обугленный кол, задержалась

Крепко в щите Антилоха, другая упала на землю.
Быстро к друзьям Адамант отбежал, уклоняясь от смерти.
За убегающим бросившись вслед, Мерион его пикой
Между срамными частями и пупом ударил, — в то место,
Где наиболе болезнен Apec для смертных бессчастных.

Пикой туда он ударил. Упавши на землю, вкруг пики
Бился подобно быку на горах он, которого силой,
Крепкой веревкой опутав, ведут пастухи за собою.
Так он, проколотый, бился, — короткое время, недолго:
Близко к нему подойдя, герой Мерион свою пику

Вырвал из тела его, и глаза его тьмою покрылись.
Длинным фракийским мечом по виску Деипира ударил
В четырехгребенный шлем Гелен и сшиб с него шлем тот.
Шлем, отскочивши, на землю упал, и один из ахейцев
Поднял в то время его, как меж ног у бойцов он катался.

А по глазам Деипира глубокая ночь разлилася.
Громкоголосого жалость взяла Менелая Атрида.
Выступил он, угрожая герою владыке Гелену
Острым копьем. А Гелен натянул рукоятку у лука.
Близко сошлися они, и один изостренною пикой

Быстро метнул во врага, а тот в него — с лука стрелою.
Горькое жало стрелы Гелена попало Атриду
В выпуклость панцыря, в грудь, но назад отскочило от меди,
Как от широкой лопаты бобы темноцветные скачут
Или горох на пространном току, когда их бросает

Веятель-муж под дыханье протяжно свистящего ветра,
Так же от лат Менелая, Атреева славного сына,
С силою прочь отскочив, далеко стрела отлетела.
Громкоголосый Атрид, копье свое бросив, попал им
В руку, в которой держал Гелен полированный лук свой;

Руку Гелена пробив, пригвоздило оно ее к луку.
Быстро к товарищам он отбежал, уклоняясь от смерти,
Свесивши руку. А следом за нею копье волочилось.
Вырвав его из руки, Агенор геленову руку
Перевязал шерстяною пращою, искусно сплетенной:

Спутник пастыря войска всегда с нею был наготове.
Прямо Писандр между тем на славного шел Менелая.
К смерти злая судьба увлекала его и судила
Быть укрощенным тобой, Менелай, в состязаньи ужасном.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,

Мимо попал Менелай, — копье его вбок уклонилось.
Не промахнулся Писандр, и в щит поразил Менелая;
Меди, однако, насквозь не могла прошибить его пика:
Щит ее прочный сдержал, и у самого древка сломилось
Жало копья. А уж он ликовал, ожидая победы.

Меч среброгвоздный извлекши, Атрид Менелай на Писандра
Ринулся; тот же секиру прекрасную выхватил быстро
Из-под щита своего, с топорищем из крепкой оливы,
Гладким большим. Друг на друга в одно они время напали.
По коневласому шлему ударил Писандр Менелая

Около самого гребня. А тот его по лбу ударил,
В верх переносицы; хрястнула кость под мечом, и упали
Оба кровавые глаза Писандра у ног его наземь.
Скорчился он и свалился. Пятою на грудь его ставши,
Тот с него начал доспехи снимать и воскликнул, хваляся:

«Вот как покинете все вы суда быстроконных данайцев,
Наглые Трои сыны, ненасытные страшной резнёю!
Мало вам было стыда и позора, какими когда-то,
Злые собаки, меня опозорили вы! Не страшились
Даже вы тяжкого гнева широко гремящего Зевса

Гостеприимца, который, дай время, ваш город разрушит!
Вас так радушно Елена, жена моя, встретила, вы же
Гнусно с собой и ее увезли, и богатства большие!
Нынче желаете вы на суда мореходные наши
Гибельный бросить огонь и убить ахейских героев.

Но прекратить вам придется войну, как бы к ней ни рвались вы!
Зевс, наш отец! Говорят, что ты разумом всех превышаешь,
Смертных людей и богов, и что все из тебя истекает.
Так почему же так милостив ты к троянцам надменным,
К людям, стремленья которых всегда нечестивы, кто вечно

Голодом полн по кровавой воине, равно всем ужасной!
Всем в состоянии люди насытиться, — сном, и любовью,
Самой приятною песней и пляской вполне безупречной.
Всякий гораздо сильнее стремится насытиться этим,
Чем войной. Но троянцы в сраженьях всегда ненасытны».

Так сказав и с тела кровавые снявши доспехи,
В руки товарищам их передал Менелай безупречный,
Сам же снова пошел и в ряды замешался передних.
На Менелая там сын налетел Пилемена владыки,
Гарпалион: за отцом своим милым пошел на войну он

В Трою, однако назад не вернулся в отцовскую землю.
Он изблизи в середину щита Менелая ударил
Пикой, но меди насквозь прошибить не сумел и поспешно
К толпам друзей отступил, убегая от смерти грозящей,
По сторонам озираясь, чтоб кто его медью не ранил.

Ранил вдогонку его Мерион медноострой стрелою.
В правую сторону зада вонзилась стрела и наружу
Вышла, пробивши пузырь мочевой под лобковою костью.
Тут же он наземь упал. И в руках у товарищей милых
Дух испуская, лежал, как червяк дождевой, растянувшись;

Черная кровь выливалась и землю под ним увлажала.
Захлопотали вокруг пафлагонцы, высокие духом.
На колесницу его положив, повезли к Илиону,
Грустные; шел между них и отец, обливаясь слезами;
Но искупленьем за сына убитого было б не это!

Смерть его гневом великим наполнила сердце Париса:
Был Пилеменова сына он гостем в краю пафлагонцев.
В гневе за гибель его, стрелою он выстрелил горькой.
Некий был Евхенор, предсказателя сын Полиида,
Муж, обитавший в Коринфе, богатый, знатного рода.

Участь свою он несчастную знал и отплыл к Илиону.
Часто ему говорил Полиид престарелый, что должен
Он иль в тяжелой болезни скончаться в отеческом доме,
Или в бою пред судами ахейскими пасть от троянцев.
Он избежать пожелал как тяжелого штрафа ахейцам,

Так и ужасной болезни, бесплодно страдать не желая.
Был поражен он под ухо и челюсть. И быстро от членов
Дух отлетел, и ужасная тьма ему взоры покрыла.
Так наподобье пожара сраженье меж ними пылало.
Гектор же, зевсов любимец, вестей не имел и не ведал,

Что пред судами на левом крыле побеждают ахейцы
Войско троянцев. И очень бы скоро ахейцам досталась
Слава: такой был заступник у них, Земледержец могучий, —
И ободрял аргивян он, и силою сам защищал их.
Гектор сражался, где первым проникнул в ворота за стену,

Строи густые прорвав щитоносцев отважных данайцев,
Где на отлогом песке, извлеченные на берег моря,
Протесилая суда и Аякса стояли, где были
Самые низкие стены построены перед судами,
Где всех жарче сражались и воины сами, и кони.

Тут беотийцев отряды, иаонов длиннохитонных,
Локров и фтийцев отважных и славой покрытых эпейцев
Еле могли удержать нападавшего, от кораблей же
Схожий с пламенем Гектор не мог быть ими отброшен.
Между афинян все были отборные. Вел за собой их

Сын Петеоя, герой Менесфей, а вослед Менесфею —
Фейд со Стихнем и Биас отважный. Вождями элейцев
Были Филеем рожденный Мегес с Амфионом и Дракий.
Фтийцев вел за собою Медонт с боестойким Подарком.
Первый был сыном побочным владыки мужей Оилея,

Брат однокровный Аякса, Медонт. Но жил он в Филаке,
Не на родной стороне у себя, ибо брата убил он
Мачехи Ериопиды, супруги царя Оилея.
Что ж до Подарка, то сыном он был Филакида Ификла.
Оба они во главе находились воинственных фтийцев

И, защищая суда, с беотийцами рядом сражались.
Не отступал ни на шаг Аякс, Оилеем рожденный,
От Теламонова сына Аякса, — ни даже на мало!
Но, как на пашне два бурых вола со стараньем равным
Тянут надежно сколоченный плуг составной; выступает

У оснований рогов под ярмом у них пот изобильный;
Гладким одним ярмом разделенные между собою,
Землю взрезая, к меже они общую борозду гонят.
Так же, плечо у плеча, и Аяксы стояли, сражаясь.
Но с Теламоновым сыном немало товарищей смелых

Дружной шагало толпой. От него они щит принимали,
Если усталость и пот колени ему изнуряли.
Локры же следом не шли за лихим Оилеевым сыном:
Милое сердце у них не лежало к борьбе рукопашной.
Не было гривистых шлемов, сверкающих медью, у локров,

Не было круглых щитов окаймленных и ясенных копий.
Только на лук с шерстяною пращою, сплетенной искусно,
В битве они полагались и, с ними придя к Илиону,
Частой своею стрельбою крушили фаланги троянцев.
Первые, — те впереди вкруг Аяксов, в доспехах узорных,

С войском сражались троянским и Гектором меднодоспешным.
Локры стреляли, таясь назади. И кипящую храбрость
Уж забывали троянцы: смущали их частые стрелы.
Тут бы плачевно назад от судов и от стана ахейцев
Воины Трои в открытый ветрам Илион возвратились,

Если бы Пулидамант не сказал, перед Гектором ставши:
«Гектор! Ничьи увещанья тебя убедить неспособны!
Бог выше меры тебя одарил для военного дела;
Ты же поэтому хочешь и в мудрости первым считаться.
Но невозможно никак, чтоб все в себе совместил ты,

Бог одного одаряет способностью к бранному делу,
(Пляски иному дает, а иному — кифару и пенье),
В грудь же другого влагает Кронион широко гремящий
Ум благородный. И многим он пользу умом тем приносит,
Многих спасает, всех больше и сам познает его цену.

Выскажу я тебе то, что мне кажется самым хорошим.
Битвы венок вкруг тебя загорается, Гектор, повсюду!
Высокодушные Трои сыны, перешедши чрез стену, —
Частью с оружьем стоят в стороне, а частью дерутся
В меньшем числе против многих, рассеявшись между судами.

Выйдя из битвы, сюда созови наилучших ахейцев.
Здесь, все вместе собравшись, вполне б мы вопрос разрешили, —
Броситься ль нам на суда многовеслые их в ожиданьи,
Что преисполнит нас силою бог, иль немедля обратно
От кораблей удалиться, пока еще целы мы сами.

Сильно боюсь я, чтоб долга вчерашнего нам аргивяне
Не захотели вернуть! У судов ненасытный войною
Муж остается! Едва ль он воздержится вовсе от битвы».
Так он сказал. И одобрил слова справедливые Гектор.
Вмиг со своей колесницы с оружием спрыгнув на землю,

Пулидаманту в ответ он слова окрыленные молвил:
«Пулидамант! Удержи у себя тут храбрейших троянцев,
Я же отправлюсь туда и в общую битву вмешаюсь,
И, приказанья нужные дав, вернусь к вам обратно».
Так он ответил и, схожий с горой снеговой, устремился

С криком призывным чрез толпы троян и союзников Трои.
Начали все собираться поспешно к Панфоеву сыну,
Храброму Пулидаманту, лишь Гектора зов услыхали.
Гектор передних ряды обходил и усердно искал в них,
Где Деифоб и владыка Гелен, где Асий Гиртаков,

Асиев сын Адамант. Повсюду искал, не найдет ли.
Их он нашел, но не всех невредимыми или живыми:
Те пред кормами ахейских судов неподвижно простерлись,
Души сгубив под руками врагов, а другие лежали
За городскими стенами от ран рукопашных и стрельных.

Вскоре нашел он на левом крыле многослезного боя
Брата Париса, супруга прекрасноволосой Елены.
Он товарищам дух ободрял, побуждая их к бою.
Тот, подойдя, обратился к нему с оскорбительной речью:
«Горе-Парис, лишь по виду храбрец, женолюб, обольститель!

Где у тебя Деифоб, где сила владыки Гелена?
Где, скажи, Асиад Адамант, где Асий Гиртаков,
Офрионей? Илион погибает сегодня высокий!
До основания, весь! Его неизбежна погибель!»
Гектору тотчас в ответ сказал Александр боговидный:

«Гектор, безвинного ты обвиняешь, в твоем это духе!
Прежде не раз обнаруживал я нерадение в битве,
Но родила меня мать не совсем уж бессильным и робким.
С самой поры, как ты бой перенес к кораблям мореходным,
С самых тех пор мы находимся здесь и с данайцами бьемся

Без перерыва. Друзья же, которых назвал ты, убиты.
Только один Деифоб, да сила владыки Гелена
С поля битвы ушли, врагом пораженные оба
Длинными копьями в руки. От смерти же спас их Кронион.
Гектор, веди нас, куда тебе сердце и дух твой прикажут.

С одушевленьем мы все за тобою пойдем. Недостатка,
Верь мне, не будет в отпоре, насколько в нас силы достанет.
Выше же сил, как бы кто ни хотел, невозможно сражаться».
Так ему молвил герой и смягчил этим душу у брата.
Двинулись оба туда, где сильнейшая битва и сеча

Вкруг Кебриона кипела и храброго Пулидаманта,
Пальмия, сходного с богом вождя Полифета, Орфая,
Фалька, Гиппотионидов Аскания с Морием храбрым.
Прибыли только вчера из Аскании тучной на смену
Двое последних. И Зевс тогда ж устремил их в сраженье.

В битву троянцы неслись, как вихрь из крутящихся ветров,
Громом Зевса-отца посылаемый с неба на землю.
В гуле чудовищном с морем мешается он, где бушует
Много клокочущих волн многошумной пучины, — горбатых,
Белых от пены, бегущих одна за другой непрерывно.

Так и троянцы, сомкнувши ряды, одни за другими,
Медью блестя и гремя, за вождями своими шагали.
Гектор их вел за собой, мужегубцу Аресу подобный.
Щит перед грудью своей он держал, во все стороны равный,
С толстою медной пластиной на часто наложенных кожах;

Ярко сияющий шлем, обнимая виски, сотрясался.
Всюду рядам он врагов угрожал, под щитом наступая,
Всюду испытывал их, не расстроит ли натиском смелым.
Духа, однако, в груди не смутил у ахейцев отважных.
Первым великий Аякс его вызвал, широко шагая:

«Ближе, храбрец, подойди! Почему только так издалека
Ты собрался нас пугать? Мы в сраженьях не так уже плохи.
Зевсовым только тяжелым бичом смирены мы, ахейцы!
Да неужели же вправду надеешься ты уничтожить
Наши суда? Но ведь есть и у нас на защиту их руки!

Много верней, что прекрасно обстроенный город ваш прежде
Нашими будет руками захвачен и в прах уничтожен.
А для тебя недалек уже день тот, когда, убегая,
Будешь родителю Зевсу молиться и прочим бессмертным,
Чтобы быстрей ястребов пышногривые кони летели,

В город тебя унося средь поднятой по полю пыли!»
Так он сказал. И высоко парящий орел в это время
Справа от них пролетел. Закричало ахейское войско,
Радуясь доброму знаку. Блистательный Гектор ответил:
«Эх, ты, болтун, самохвал! Ну, что говоришь ты такое!

О, если б столь несомненно же было, что сын я бессмертный
Эгидоносного Зевса, что Герой рожден я державной,
Что почитаем я буду, как Феб-Аполлон и Афина,
Как несомненно, что нынешний день несет вам несчастье, —
Всем вам, ахейцам! Меж ними погибнешь и ты, если только

Выждать посмеешь копье, которым лилейное тело
Я у тебя разорву. Насытишь ты жиром и мясом
Псов троянских и птиц, пред судами ахейскими павши!»
Так он сказал и повел. И за ним с потрясающим криком
Кинулись воины; сзади все войско ответило криком.

Крикнули также с другой стороны аргивяне; отваги
Не забывая, напора храбрейших троян они ждали.
Крик их общий эфира достиг и сияния Зевса.

Песнь четырнадцатая

Обманутый Зевс

Нестор, хоть пил в это время, но тоже те крики услышал.
Асклепиаду тотчас же слова он крылатые молвил:
«Как, Махаон, повернутся дела эти дальше, подумай!
Крики бойцов молодых пред судами становятся громче.

Ты оставайся, сиди и вином утешайся искристым.
Теплую ванну тебе пышнокосая здесь Гекамеда
Скоро согреет и с тела отмоет кровавые сгустки.
Я же на холм поднимусь и быстро все разузнаю».
Так произнесши, искусно сработанный, медью блестящий

Щит сыновний он взял, Фрасимеда, смирителя коней,
В ставке лежавший. В бою ж Фрасимед находился с отцовским.
Крепкое взял и копье, повершенное острою медью,
Вышел из ставки — и вдруг недостойное дело увидел:
В полном смятеньи ахейцы бегут, а троянцы за ними

Гордые гонятся вслед. Опрокинуты стены ахейцев!
Как огромное море колышется слабою зыбью,
Яростный путь над собою предчувствуя воющих ветров;
Волн покамест еще ни туда, ни сюда не бросает,
Ждет, когда разразится от Зевса решающий ветер, —

Так же старик колебался и духом своим разрывался
Надвое: к войску ль ему поспешить быстроконных данайцев
Иль к Агамемнону, сыну Атрея, пастырю войска.
Вот что, в уме поразмыслив, за самое лучшее счел он:
К сыну Атрея пойти. Меж тем убивали друг друга

Воины в битве кровавой, и громко звенела вкруг тел их
Медь под ударами острых мечей и пик двуконечных.
Встретились Нестору трое идущих от берега моря
Вскормленных Зевсом царей, получивших в сражении раны, —
Сын Тидея, а с ним Одиссей и Атрид Агамемнон.

Очень далеко от битвы по берегу моря седого
Их находились суда. Извлекли их ахейцы на сушу
К берегу ближе, а стену воздвигли у более дальних.
Берег залива, как ни был широк, не мог совершенно
Всех вместить кораблей. И сильно теснились народы.

Так что как бы зубцами суда поднимались от моря,
Берег залива всего заполняя от мыса до мыса.
Трое вождей, желая взглянуть на войну и сраженье,
Вместе шли, опираясь на копья. Печалился сильно
Дух в их груди. Повстречался им старец, наездник геренский

Нестор, и дух в груди смутил у ахейцев испугом.
Громко к нему обратился владыка мужей Агамемнон:
«Нестор, рожденный Нелеем, великая слава ахейцев!
Что ты приходишь сюда, покинувши бой смертоносный?
Очень боюсь я, чтоб Гектор могучий угроз не исполнил, —

Тех, что высказал раз на народном собраньи троянцев,
Что к Илиону назад от судов он вернется не прежде,
Чем корабли нам сожжет и нас перебьет перед ними.
Так он тогда говорил, и все исполняется нынче!
Горе мне, горе! Ужели и все остальные ахейцы

Злобу питают такую ж ко мне, как Пелид быстроногий,
И не желают сражаться при наших кормах корабельных!»
Нестор, наездник геренский, на это Атриду ответил:
«Да, совершается все, как сказал он, и даже Кронион,
В небе гремящий, не смог бы уже ничего изменить здесь!

Пала ахейцев стена, которая, мы ожидали,
Несокрушимым оплотом и нам, и судам нашим будет.
Те же упорно, не зная усталости, перед судами
Нашими бьются. Нельзя распознать уж, внимательно глядя,
Как и откуда ахейцев испуганных гонят троянцы, —

Так все смешалось в убийстве. И крики доходят до неба.
Следует нам обсудить, как дальше все дело устроить,
Если помочь еще можно умом. Но мешаться в сраженье
Я б не советовал вам: для раненых бой невозможен».
Снова ответил ему повелитель мужей Агамемнон:

«Раз уж, Нестор, сраженье идет при кормах корабельных,
Раз оказались без пользы стена, как и ров, на который
Столько трудов положили данайцы, который, — все ждали, —
Несокрушимым оплотом окажется им и судам их,
То очевидно, — Зевесу сверхмощному стало угодно,

Чтоб от отчизны вдали здесь бесславно погибли ахейцы.
Знал я — некогда Зевс защищал аргивян благосклонно,
Знаю теперь, что троянцев подобно блаженным бессмертным
Он прославляет, ахейцам же силу и руки ослабил.
Что же! Давайте-ка дружно исполним все то, что скажу я!

Все корабли, что стоят ближайшими к берегу моря,
Стащим с места сейчас же и спустим на волны морские,
На якорях высоко укрепим их, безлюдною ж ночью,
Если тогда до утра нападенье троянцы отложат,
Стащимте на море так же и все корабли остальные.

Нет никакого стыда убежать от беды даже ночью,
Много лучше хоть бегством спастись от беды, чем погибнуть».
Мрачно взглянув на него, отвечал Одиссей многоумный:
«Что за слова у тебя чрез ограду зубов излетели!
Лучше б, несчастный, начальствовал ты над каким-нибудь войском

Робких, ничтожных людей, — не над нами, которым уж с детства
Жизнь проводить предназначил Кронион до старости самой
В войнах тяжелых, пока без остатка мы все не погибнем.
Значит, осаду снимаешь ты с широкоуличной Трои,
Из-за которой так много мы всяческих бед претерпели!

Лучше молчи, чтоб другой кто-нибудь из ахейцев не слышал
Речи, которой в устах у себя ни один не позволит
Слово умеющий молвить, согласное с здравым рассудком,
Скипетр носящий, кому повинуется столько народов,
Сколько среди аргивян под твоею находится властью!

Слово твое возмутило меня. Ну, что говоришь ты!
Ты предлагаешь теперь же, во время войны и сраженья,
В море спустить корабли, чтоб еще совершилось полнее
Все по желанию тех, кто и так торжествует над нами!
Гибель над нами нависнет вернейшая. Кто из ахейцев

Выдержит бой, если в море спускать корабли вы начнете?
Будут все время они озираться и битву покинут.
Вред лишь советы твои принесут, повелитель народов!»
Тотчас ответил ему владыка мужей Агамемнон:
«О Одиссей! Поразил ты глубоко упреком жестоким

Дух мой! Но я ведь совсем и не думал давать приказанья,
Чтобы ахейцы суда против воли спускали на море.
Пусть другой кто-нибудь нам предложит решенье получше;
Будь он хоть молод, хоть стар, — одинаково он мне желанен».
Громкоголосый тогда Диомед в их беседу вмешался:

«Здесь этот муж! Недалеко искать, если только хотите
Выслушать слово мое безо всякой вражды и обиды
Из-за того, что меж вами рождением всех я моложе.
Я хвалюсь, что рожден я тоже отцом благородным,
Славным Тидеем, покрытым землею могильною в Фивах.

Три безупречные сына родились на свет у Порфея,
Жили в Плевроне они и в скалистокрутом Калидоне, —
Агрий с Меланом и третий Иней конеборец; меж братьев
Доблестью он выдавался; отцу моему был отцом он.
Там он и жил. Но отец мой осел после долгих скитаний

В Аргосе: так пожелалось Зевесу и прочим бессмертным.
В жены Адрастову дочь себе взял он, немало припасов
В доме имел у себя, довольно имел и обширных
Нив хлебородных, и много в округе садов плодоносных,
Всякого много скота. В копьеборстве же всех превышал он.

Впрочем, вы сами слыхали и скажете, правда ли это.
Знаете все вы, что я не худого, не робкого рода,
Слова хорошего, если скажу, не отриньте с презреньем.
Необходимость зовет нас, — так в бой же, не глядя на раны!
Сами участвовать в битве кровавой не будем, а станем

Одаль от стрел, чтобы раны из нас кто не принял на рану.
Будем на бой лишь других побуждать, — всех тех, что доселе,
Слушаясь робкого сердца, стоят вдалеке и не бьются».
Так говорил он. Прослушав внимательно, те согласились.
Двинулись в путь. Во главе их — владыка мужей Агамемнон.

Слеп, однако же, не был и славный Земли колебатель.
Следом за ними пошел, уподобившись древнему мужу.
За руку правую взял Агамемнона, сына Атрея,
И со словами к нему окрыленными так обратился:
«Царь Агамемнон! Теперь восхищается духом свирепым

Славный Пелид, наблюдая убийство и бегство ахейцев!
Сердца нет в груди ахиллесовой, нет никакого!
Пусть бы он так и погиб, пусть бог его ослепил бы!
Зла ж на тебя никакого не держат блаженные боги.
Скоро теперь уж вожди и советники войска троянцев

Пыль по широкой равнине поднимут, и сам ты увидишь,
Как побегут они в город от наших судов и от стана!»
Молвил и с криком могучим стремительно полем понесся.
Так же, как девять иль десять бы тысяч воскликнуло разом
Сильных мужей на войне, зачиная аресову распрю,

Голос такой испустил из груди земледержец могучий,
Каждому в сердце ахейцу вдохнувши великую силу
Против троянцев упорно, не зная усталости, биться.
Златопрестольная Гера с Олимпа глазами своими
Вдаль поглядела с высокой вершины, мгновенно узнала

Брата и деверя, с бурной спешившего силою в битву,
Людям дающую славу. И радость ей в сердце проникла.
Зевса потом увидала. Сидел он на самой вершине
Иды, богатой ключами, — и злоба ее охватила.
Стала тогда размышлять волоокая Гера богиня,

Как бы ей ум обмануть эгидодержавного Зевса.
Вот наилучшим какое решение ей показалось:
К Зевсу на Иду прийти, нарядившись как можно красивей, —
Может быть, он загорится желаньем на ложе любовном
Телом ее насладиться, она же глубокий и сладкий

Сон на ресницы прольет и на ум проницательный Зевса.
Тотчас пошла она в спальню, которую выстроил милый
Сын ей Гефест, к косякам прикрепивши надежные двери
С тайным запором: его лишь она из богов отпирала.
Гера вошла и, закрыв за собою блестящие двери,

С тела, будящего страсть, сначала амвросией смыла
Всю приставшую грязь и потом амвросическим кожу
Маслом блестящим натерла, приятного запаха полным;
Стоило хоть бы немного встряхнуть его в зевсовом доме,
И аромат от него достигал до земли и до неба.

Кожу прекрасную им умастивши, себе расчесала
Волосы и заплела их руками в блестящие косы,
И с головы их бессмертной своей красиво спустила.
Платьем оделась нетленным, какое Паллада-Афина
Выткала ей, изукрасив различным прекрасным узором,

После того золотыми застежками грудь застегнула,
Поясом с сотней висящих кистей опоясала стан свой,
Серьги трехглазые, с тутовой ягодой сходные, вдела
В мочки ушей. И великою прелестью вся засветилась.
Сверху богиня богинь покрывалом прекрасным оделась,

Только что сотканным, легким; бело оно было, как солнце.
К светлым ногам привязала красивого вида подошвы.
После того же, как все украшенья богиня надела,
Вышла из спальни она. Афродиту к себе подозвавши,
К ней, в стороне от богов остальных, обратилася с речью:

«Милая дочь, не исполнишь ли то, о чем попрошу я?
Или откажешь мне в просьбе, за то на меня негодуя,
Что защищаю данайцев, а ты помогаешь троянцам?»
Зевсова дочь Афродита на это ответила Гере:
«Дочь великого Крона, богиня почтенная Гера!

Что замышляешь, скажи? Исполнить велит мое сердце,
Если исполнить могу и если исполнить возможно».
В сердце коварство тая, отвечала владычица Гера:
«Дай мне силу любви и влекущую прелесть, которой
Ты покоряешь бессмертных богов и людей земнородных!

Я отправляюсь взглянуть на границы земли многодарной,
Предка богов Океана проведать и матерь Тефию,
В доме своем воспитавших меня и вскормивших любовно,
Юной принявши от Реи, когда громомечущим Зевсом
Крон был под землю и век беспокойное море низвергнут.

Их я проведать иду, чтоб уладить раздор бесконечный.
Долгое время уже любви и совместного ложа
Оба они избегают. Вражда им вселилася в сердце.
Если бы мне удалось убедить их словами своими
Соединиться в любовных объятьях на общей постели,

Вечно б меня называли они и почтенной, и милой».
Ей Афродита улыбколюбивая так отвечала:
«Слово отринуть твое не могу: привычно ль мне это?
Спишь ты в объятиях Зевса меж всех наилучшего бога».
Так отвечала она и у груди своей отвязала

Пестроузорный ремень,68Пестроузорный ремень. — Обычно переводят «пояс». Но это не часть одежды Афродиты, а нечто в роде волшебного амулета или талисмана, сделанного в какой-то форме из ремня. всевозможные чары вмещавший:
В нем и любовь, и желанье, в нем также слова обольщения,
Те, которые ум отнимают у самых разумных.
Гере она его в руки вложила и так ей сказала:
«На, положи этот пестрый ремень меж грудей своих, Гера!

В нем заключается все. И назад на Олимп, уверяю,
Ты не придешь, не достигнув того, чего сердцем желаешь».
Молвила так. Улыбнулась в ответ волоокая Гера.
И, улыбнувшись, тотчас же ремень меж грудей положила.
Зевсова дочь Афродита в жилище к себе возвратилась.

Гера же кинулась тотчас с высокой вершины Олимпа,
Чрез Пиерию прошла и Эмафию, милую сердцу,
Вихрем промчалась по снежным горам быстроконных фракийцев,
По высочайшим вершинам, земли не касаясь ногами,
После, с Афона спустясь на волнами кипящее море,

В Лемнос пришла, — во владенье Фоанта, подобного богу.
Там повстречалась богиня со Сном, приходящимся братом
Смерти. В руку его как вросла, назвала и сказала:
«Сон, повелитель бессмертных богов и людей земнородных!
Как словам ты моим когда-то внимал, так и нынче

Слова послушайся. Вечно я буду тебе благодарна.
Светлые Зевса глаза усыпи у него под бровями,
Только что ложе со мной он в любовных объятьях разделит.
Кресло за то золотое, нетленное в дар ты получишь;
Сын мой, художник искусный Гефест, это чудное кресло

Сделает сам для тебя, а снизу приладит скамейку,
Чтобы блестящие ноги в пирах на скамейку ты ставил».
Сон усладитель немедля владычице Гере ответил:
«Дочь великого Крона, богиня почтенная Гера!
Всякого бога другого средь всех небожителей вечных

Я бы легко усыпил; и теченья реки Океана
Я усыпил бы, — его, от которого все происходит.
К Зевсу ж Крониону я ни за что подойти не посмел бы,
Чтобы его усыпить, разве только он сам приказал бы.
Было уж раз: ты меня проучила своим приказаньем

В день тот, когда безбоязненный сын знаменитый Кронида,
Город троянцев разрушив, домой на судах возвращался.
Разум тогда усыпил я эгидодержавному Зевсу,
Сладко разлившись вокруг; а ты измышляла несчастья
Сыну его и наслала на море неистовый ветер,

И далеко от друзей отнесла его, сбивши с дороги,
В Кос, населенный богато. Проснувшися, всех по чертогу
Зевс разъяренный богов разбросал. Меня же всех больше
Всюду искал и бесследно с эфира забросил бы в море,
Если бы ночь не спасла: равно она всех укрощает.

К ней я, спасаясь, прибег. Усмирился, как ни был разгневан,
Зевс молневержец; он быструю ночь оскорбить не решился.
Нынче меня приглашаешь опять невозможное сделать».
Снова сказала ему волоокая Гера богиня:
«Сон, для чего ты сейчас об этом о всем вспоминаешь?

Или ты думаешь, будет троян защищать Громовержец,
Как он когда-то сердился за милого сына Геракла?
Ну же, иди! Я одну из харит наиболее юных
Замуж отдам за тебя, и ее назовешь ты супругой, —
Ту Пасифею, которую ты так давно уж желаешь».

Радостью Сон загорелся и, ей отвечая, промолвил:
«Ну, так сейчас же клянись мне водой нерушимою Стикса!
Руки простри и одною коснися земли многодарной,
Светлого моря — другою: пускай нам свидетели будут
Все преисподние боги, живущие около Крона,

Что за меня без обмана юнейшую выдашь хариту, —
Ту Пасифею, которую я так давно уж желаю».
Так он сказал. И ему не была непослушна богиня.
Как он просил, поклялась и всех назвала поименно
В Тартаре живших богов, которым названье — Титаны.

После того как она поклялась и окончила клятву,
Лемноса город и Имбра покинули боги и быстро,
Облаком темным одевшись, в дорогу отправились оба.
Прибыли скоро на Иду, зверей многоводную матерь,
Море оставили против Лектона и двинулись дальше

Сушею. Леса вершины под их колебались ногами.
Там разлучились, и Сон, от зевесовых взоров таяся,
Сел на огромную ель, какая в то время на Иде
Самой высокой была, достигая чрез воздух Эфира.
Там он уселся, под тенью еловых ветвей укрываясь,

Птичке звонкой подобный, в горах обитающей; имя
Ей средь блаженных богов — халкида, средь смертных — киминда.
Гера ж стремительно вверх поднялась до Гаргарской вершины
Иды высокой. Увидел ее молневержец Кронион;
Только увидел, и страсть ему вмиг затуманила разум

С силой, с какою впервые они насладились любовью,
Вместе взойдя на постель, от милых родителей тайно.
Встал он навстречу, ее называл и слово сказал ей:
«Гера, куда собралась ты? Зачем приходишь с Олимпа?
Я у тебя для дороги коней с колесницей не вижу».

Зевсу, коварствуя сердцем, сказала владычица Гера:
«Я отправляюсь взглянуть на границы земли многодарной,
Предка богов Океана проведать и матерь Тефию,
В доме своем воспитавших меня и вскормивших любовно.
Их я проведать иду, чтоб уладить раздор бесконечный.

Долгое время уже любви и совместной постели
Оба они избегают. Вражда им вселилася в сердце.
Лошади здесь, у подошвы обильной потоками Иды,
Ждут, чтоб отсюда по суше меня понести и по влаге.
Нынче же я для тебя сюда прибыла от Олимпа,

Чтобы потом на меня не сердился ты, если б я молча
В дом отошла Океана, глубокие льющего воды».
Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион:
«Гера! Туда ведь прекрасно отправиться можно и позже.
Лучше ляжем сейчас и любовью с тобой насладимся!

Гера, такая любовь никогда ни к богине, ни к смертной
В грудь не вливалася мне и духом моим не владела!
Так не любил я, пленясь молодою женой Иксиона,
Мне Пирифоя родившей, советами равного богу, —
Или Данаей, прекраснолодыжною Акрисионой,

Сына Персея родившей, славнейшего между героев,
Или же дочерью славой покрытого Феникса в Крите,
Что родила мне Миноса с подобным богам Радаманфом;
Так не пленялся Семелою я и Алкменою в Фивах,
Мне подарившею сына Геракла с духом могучим,

Та же Семела мне радость людей родила Диониса;
Так не любил я Деметры в косах, заплетенных искусно,
Славной богини Лето и тебя самое даже, Гера, —
Как тебя нынче люблю я, желанием сладким объятый!»
Зевсу, коварствуя сердцем, сказала владычица Гера:

«Ой, что за ужас, Кронид! Какие слова говоришь ты!
Здесь расточать мне ты хочешь сегодня любовные ласки, —
Здесь, на Идейских вершинах, где все так открыто для взоров
Что ж это было бы, если бы кто из богов всеблаженных
Спящими нас увидал, и пошел бы, и прочим бессмертным

Нас показал! Не посмела б я даже, поднявшись с постели,
В дом возвратиться к тебе! Какой это был бы позор мне!
Если желаешь, и если уж так тебе это приятно, —
Спальня есть у тебя, которую выстроил милый
Сын Гефест, к косякам приладив крепчайшие двери.

Спать мы туда и пойдем, раз к ложу уж так тебя тянет».
Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион:
«Гера, не бойся! Никто из богов иль мужей земнородных
Нас не увидит. Таким я окутаю нас золотистым
Облаком: даже и сам Гелиос чрез него не проникнет, —

Светом же острым своим он видеть способен повсюду».
Молвил и крепко руками свою охватил он супругу.
Тотчас под ними земля возрастила цветущие травы,
Донник росистый, шафран и густые цветы гиацинта, —
Мягкие, Зевса и Геру вознесшие вверх над землею.

Там они улеглись и покрылись густым, золотистым
Облаком; капли росы с него падали наземь, сверкая.
Так на Гаргарской вершине, в объятья жену заключивши,
Спал беззаботно отец, любовью и сном побежденный.
Сладостный Сон же поспешно к ахейским судам устремился,

Чтобы узнал обо всем Земледержец, земли колебатель.
Близко он стал перед ним и слова окрыленные молвил:
«Вволю теперь, Посейдон, оказывай помощь данайцам!
Славу доставь им хотя б ненадолго, пока почивает
Зевс; я глубоким и сладостным сном владыку окутал.

Гера его соблазнила, чтоб с ней он в любви сочетался».
Молвил и к славным людским племенам торопливо умчался,
Больше еще побудив Посейдона к защите данайцев.
Выбежал в первые тотчас ряды он и громко воскликнул:
«Что ж, аргивяне, ужели мы снова победу уступим

Гектору, чтоб корабли наши взял он и славой покрылся?
Но ведь он так заявляет и хвалится так потому лишь,
Что Ахиллес близ судов остается, охваченный гневом!
Вовсе, однако, такой уж нужды нам в Пелиде не будет,
Если все дружно один за другого стоять мы решимся!

Ну же, давайте исполнимте то, что сейчас вам скажу я:
Самыми лучшими, самыми большими в войске щитами
Тело одевши, покрыв себе шлемами меди блестящей
Головы, в руки же взяв наиболее длинные копья,
Двинемся все. Перед вами я сам. И тогда, я уверен,

Гектору не устоять, как бы в битву он с нами ни рвался.
Кто средь мужей боестоек, но щит невеликий имеет,
Пусть его худшим отдаст, а сам пусть покроется большим».
Все ему жадно внимали и тотчас во всем подчинились.
Воинов строили сами цари, забывая про раны, —

Царь Диомед, Одиссей и владыка мужей Агамемнон.
Строй обходя, заставляли менять боевые доспехи;
Лучшие лучший и брал, отдавая худшие худшим.
После того же, как тело одели блистательной медью,
Двинулись. Шел впереди Посейдаон, земли колебатель.

Острый, ужаснейший меч держал он в руке своей мощной,
С молнией схожий; к нему приближаться средь бедственной битвы
Смертным людям нельзя: поражает он каждого страхом.
Строил с другой стороны троянцев блистательный Гектор.
После того распростерли старейшую бранную распрю

Бог Посейдон черновласый и шлемом блистающий Гектор, —
Первый из них помогая ахейцам, второй же — троянцам.
Море вскипело и бросило с ревом к судам и становьям
Пенные волны. Сходились войска с оглушительным криком.
С меньшим плещутся шумом о сушу свирепые волны,

Необоримым дыханьем Борея гонимые с моря,
Меньше ревет и бушует неистово жгущее пламя
В горных ущельях, лесным поднимаясь пожаром по склонам,
Меньше и ветер шумит, на высоковолосые дубы
С ревом обрушившись, — ветер, дающий сильнейший из шумов;

Все они меньше шумят, чем звучали над полем сраженья
Клики троян и ахейцев, поднявшихся друг против друга.
Первым блистательный Гектор копье свое бросил в Аякса,
Шедшего Гектору прямо навстречу, и промаха не дал.
Два перекрестных ремня на груди, на которых висели

Щит — на одном, на другом — теламониев меч среброгвоздный,
Нежное тело его защитили. Разгневался Гектор,
Видя, что острая медь бесполезно из рук излетела.
Быстро к товарищам он отступил, убегая от смерти.
Но в отступавшего бросил великий Аякс Теламоний

Камень, служивший подпорой судну; у бойцов под ногами
Множество камней подобных валялось; его подхвативши,
Гектора в грудь над щитом поразил Теламоний близ шеи,
Махом его запустив, как волчок; и, кружась, полетел он.
Так же, как падает дуб под ударом родителя-Зевса,

Вырванный с корнем, и вьется от дерева запах ужасный
Серы, и тот, кто вблизи это видит, никак уж отваги
Не испытает: тяжка ведь для всякого молния Зевса..
Так же и Гектора сила стремительно наземь упала,
Выронив пику из рук; тяжело навалилися сверху

Щит и шлем; загремела на нем распещренная броня.
К павшему с радостным криком ахейцев сыны подбежали,
Чтобы его утащить, и направили множество копий.
Но ни единый не смог ни вручную, ни бросив в героя
Пикой ударить; его окружили храбрейшие мужи, —

Пулидамант и Эней с Агенором божественным, также
И Сарпедон, предводитель ликийцев, и Главк безупречный.
Не было мужа, который его без вниманья б оставил;
Подняты были щиты над упавшим. Товарищи ж, взявши
Гектора на руки, прочь понесли из кипящего боя

К быстрым коням его, сзади войны и убийства стоявшим
Вместе с возничим его и с узорной его колесницей.
К городу кони помчали стонавшего тяжко героя.
Но лишь приехали к броду реки, водовертью богатой,
Светлоструистого Ксанфа, рожденного Зевсом бессмертным,

Там, с колесницы его положивши на землю, водою
Облили. Гектор вздохнул, глаза у него приоткрылись,
Черную кровь из груди он выплевывал, став на колени.
Тотчас, однако, обратно на землю упал, и покрылись
Темною ночью глаза: оглушен еще был он ударом.

Лишь увидали ахейцы, что прочь удаляется Гектор,
Бросились жарче на войско троянское, вспомнив о битве —
Быстрый Аякс Оилеев там раньше других, самым первым,
Сатния острою пикой своей, налетевши, ударил.
Он безупречною нимфой-наядой рожден был Енопу,

Пасшему стадо коров по берегу Сатниоента.
В пах его сын Оилеев, копьем знаменитый, ударил,
Близко к нему подойдя. Он назад повалился. Над павшим
Трои сыны и данайцы вступили в могучую схватку.
Мстителем Пулидамант Панфоид, копья потрясатель,

Вышел за Сатния. Он Профоэнора пикой ударил,
Ареиликова сына; сквозь правое выгнал плечо он
Пику ему. И упал он, ладонями землю хватая.
Громко Пулидамант закричал, похваляясь ужасно:
«Да, из могучей руки Панфоида, великого духом,

Острая пика недаром, как вижу, сейчас полетела!
Принял ее себе в тело один из ахейцев. Наверно,
Спустится он, на нее опираясь, в жилище Аида!»
Горе взяло аргивян, услыхавших, как он похвалялся.
Больше всех взволновался Аякс, Теламоном рожденный:

Был Профоэнор убит совсем невдали от Аякса.
Быстро блестящую пику он вслед уходящему бросил.
Черной гибели сам Панфоид избежал, отскочивши
В сторону. Принял в себя Архелох заостренную пику,
Сын Антенора: ему предназначили боги погибель.

Где голова переходит в затылок, туда он ударил,
В верхний из всех позвонков, и оба рассек сухожилья.
Губы, ноздри его и вся голова при паденьи
В пыль ударились, раньше чем голени или колени.
Громко Аякс закричал безупречному Пулидаманту:

«Ну-ка, сознайся мне, Пулидамант, и скажи откровенно:
За Профоэнора пасть в отомщенье достоин ли этот?
Не из простых он, сдается, мужей, не из низкого рода,
Но или брат, или сын Антенора, смирителя коней.
Ближе всего с Антенором по виду он родственно сходен».

Так он сказал, хоть и знал хорошо. Огорчились троянцы.
Пикой сразил Акамант беотийца Промаха, за гибель
Брата мстя своего, которого за ноги влек тот.
Громко вскричал Акамант, ужасно хвалясь над убитым:
«О хвастуны! В похвальбах никогда вам не ведома сытость!

Бранный выпадет труд и страданья не только на долю
Нам, но будете так же и вы, как этот, убиты!
Вот посмотрите, как спит перед вами Промах, укрощенный
Острою пикой моею! Недолго мой брат дожидался
Выплаты пени! Не даром же каждый желает, чтоб дома

Для отомщенья за смерть его брат у него находился!»
Горе ахейцев взяло, услыхавших, как он похвалялся.
Больше всего Пенелею отважному дух взволновал он.
На Акаманта пошел он. Но тот нападенья не выждал.
Илионея тогда поразил Пенелей повелитель,

Сына Форбанта, стадами богатого. Был он Гермесом
Более всех средь троянцев любим и богатством отличен;
Мать ему родила одного только Илионея.
Тот его поразил под бровь во впадину глаза,
Яблоко глаза пронзил; пробив ему глаз и затылок,

Пика вышла наружу. Присел он, раскинувши руки.
Быстро тогда Пенелей, обнаживши свой меч отточенный,
Илионея по шее ударил и сшиб с нее наземь
Голову вместе со шлемом. Его же огромная пика
Так и осталась в глазу. Как головку от мака, на ней он

Голову поднял, врагам показал и вскричал, похваляясь:
«Эй, вы, троянцы! Подите, скажите родителям милым
Славного Илионея: пускай его дома оплачут!
Ведь и жена молодая Алегенорида Промаха
Радостно мужа не встретит, когда, наконец, из-под Трои

Мы, молодые ахейцы, домой на судах возвратимся!»
Так сказал он. И дрожь пробежала по членам троянцев.
Стали они озираться, куда убежать им от смерти.
Музы, живущие в домах Олимпа, скажите теперь мне, —
Кто прежде всех из ахейцев доспехи кровавые добыл

В день, как на сторону их склонил Земледержец сраженье?
Первым Аякс Теламоний отважного Гиртия свергнул,
Гиртова храброго сына, вождя крепкодушных мисийцев;
Мермера Несторов сын Антилох опрокинул и Фалька.
Морий и Гиппотион Мерионом убиты бесстрашным,

Тевкр Профоона и с ним Перифета поверг, Атреид же
В пах медножальною пикой ударил владыку народов
Гиперенора; и пика, утробу его растерзавши,
Внутренность вырвала вон; чрез отверстье зияющей раны
Вышла поспешно душа; и глаза его мраком покрылись.

Быстрый Аякс Оилид всех больше врагов уничтожил.
С ним состязаться ногами никто бы не мог, догоняя
Воинов в бегстве, когда их Кронион в испуг повергает.

Песнь пятнадцатая

Обратный напор от судов

После того как, назад убегая, они очутились
За частоколом и рвом, и уж многих враги укротили,
У колесниц задержались троянцы и стали, от страха
Бледные, дальше готовясь бежать. На идейских вершинах,

С златопрестольною Герою рядом, Зевес пробудился.
Быстро вскочил он, и встал, и увидел троян и ахейцев,
Этих — в расстройстве бегущих, а тех — наседающих сзади,
А средь ахейских рядов самого Посейдона владыку.
Гектора ж в поле увидел лежащим. Товарищи возле

Грустно толпились. Дышал тяжело он, лишенный сознанья,
Харкая кровью: неслабый его аргивянин ударил.
Жалко Гектора стало отцу и бессмертных, и смертных.
Страшно взглянув исподлобья, сказал он владычице Гере:
«Неисправима, коварная, ты! Божественный Гектор

Вышел из битвы, троянцы бегут — твои это козни!
Только не знаю, не первая ль ты от плодов этих козней
Вкусишь, когда я тебя избичую ударами молний!
Иль ты забыла, как с неба висела? На ноги тебе я
Две наковальни повесил, а руки связал золотою,

Крепкой веревкой, и ты в облаках и в эфире висела.
В негодованье все боги пришли на великом Олимпе,
Освободить же тебя не могли. Если кто подступался,
Я, ухвативши, с порога швырял его вниз, и на землю
Он, оглушенный, слетал. Не смирил я, однако, и этим

Скорби своей о Геракле божественном, сердце терзавшей.
С помощью ветра Борея наславши великую бурю,
Злоумышляя, гнала ты его по бесплодному морю
И, наконец, загнала к хорошо населенному Косу.
Я, однако, и там его спас и вывел обратно

В конепитательный Аргос, хотя претерпел он немало.
Это напомню я вновь, чтобы ты козни свои прекратила,
Чтоб увидала, тебе помогли ли объятья, в которых
Ты отдалась мне вдали от богов и меня обольстила!»
Так произнес он. И в ужас пришла волоокая Гера,

И со словами крылатыми так обратилась к Зевесу:
«Пусть мне свидетели будут земля и широкое небо,
Стиксовы воды, подземно текущие, — клятва, которой
Более страшной и сильной не знают блаженные боги;
И головою твоею священной клянуся, и ложем

Нашим законным, — напрасно я им никогда б не клялася!
Я совсем ни при чем, что великий земли колебатель
Помощь приносит ахейцам, троянцам и Гектору — беды.
Собственный дух Посейдона его побуждает и гонит;
К мукам ахейцев средь их кораблей он почувствовал жалость.

Я ж и ему самому посоветовать только могла бы
Тою дорогой итти, которою всех нас ведешь ты».
Так говорила. Отец мужей и богов усмехнулся
И, отвечая супруге, слова окрыленные молвил:
«Ну, волоокая Гера владычица, если б ты мыслей

Тех же держалась, что я, и в собраньях богов восседая,
То даже сам Посейдон, хоть и очень желает другого,
Мысли свои изменил бы согласно со мной и с тобою:
Если со мной говоришь ты вполне откровенно и честно,
То отправляйся к семейству богов и скажи, — пусть Ирида

И Аполлон славнолукий на Иду прибудут немедля,
Чтобы Ириде отправиться в рать меднобронных ахейцев
И Посейдону владыке мое передать приказанье
Выйти сейчас же из боя и в дом свой назад воротиться.
Феб-Аполлон же возбудит великого Гектора к бою,

Новую силу вдохнет и заставит забыть о страданьях,
Нынче терзающих сердце его, а данайцев обратно
К черным судам повернет, возбудив малодушное бегство.
В бегстве поспешном к судам они кинутся многовесельным
Сына Пелеева. Этот взамен себя друга-Патрокла

В битву пошлет. Под стеной илионской блистательный Гектор
Пикой Патрокла убьет, перед тем погубившего много
Воинов сильных, меж них и рожденного мной Сарпедона.
Гектора в гневе за это убьет Ахиллес многосветлый.
Только тогда лишь троянцам отпор у судов я устрою

Твердый, все время растущий, пока Илионом высоким
Не овладеют ахейцы по мудрым советам Афины.
Гнева и сам своего не смягчу я, и помощь данайцам
Я никому из богов не позволю оказывать прежде,
Чем не исполню желанья Пелеева славного сына,

Как обещал я вначале, кивнув головой в подтвержденье
В день тот, в который колени мои охватила Фетида
И умоляла почтить городов разрушителя сына».
Так он сказал. Покорилась ему белорукая Гера.
С Иды горы на великий Олимп устремилась богиня.

Как устремляется мысль человека, который, прошедши
Много земель, представляет себе их разумною мыслью:
«Там бы мне и там побывать!» — и мечтает о многом.
Так же стремительно вдаль понеслась и владычица Гера.
Вскоре достигла Олимпа и всех бессмертных застала

В сборе в чертоге Зевеса. Ее увидавши, вскочили
На ноги все и с приветом ей чаши свои протянули.
Не посмотрев на других, от Фемиды прекрасноланитной
Чашу она приняла, ибо первая Гере навстречу
Бросилась бегом она и такое сказала ей слово:

«Гера, зачем ты пришла? Ты как будто испугана сильно.
Кронов ли сын, супруг твой, таким тебя страхом исполнил?»
Ей отвечала тогда белорукая Гера богиня:
«Что тут расспрашивать! Разве сама ты, Фемида, не знаешь,
Дух какой у него, — суровый какой и надменный.

Сядь с богами за пир, для всех одинаково равный.
Вместе со всеми богами услышишь, Фемида, какие
Беды Кронид нам готовит. Навряд ли, я думаю, радость
Очень большую доставлю я всем и бессмертным и смертным,
Как до того бы он ни был средь пиршества этого весел».

Так сказала и села владычица Гера. Смутились
Боги в зевесовом доме. Она улыбалась губами,
Но не светился веселием лоб над бровями богини
Черными. С речью ко всем обратилась она, негодуя:
«Что за глупцы мы, что ропщем в безумии нашем на Зевса!

Тщетно, к нему приближаясь, его удержать мы стремимся
Словом иль силой. О нас, удаляясь, он и думать не хочет,
Не обращает вниманья, считает, что между богами
Властью и силою выше он всех без всякого спора.
Если всем вам он зло причинит, то миритесь, и с этим.

Кажется мне, что беда уж сейчас приключилась с Аресом:
В битве погиб его сын Аскалаф, меж смертных милейший;
Грозный Apec говорит, что ему он приходится сыном».
Это услышав, вскочил и ладонями в горе ударил
Крепко по бедрам могучий Apec и воскликнул, рыдая:

«О, не вините меня, на Олимпе живущие боги,
Если за сына отмстить я к ахейским судам отправляюсь, —
Пусть даже мне суждено, пораженному молнией Зевса,
С трупами вместе валяться на поле средь крови и пыли!»
Так он сказал и тотчас же велел запрягать колесницу

Страху и Ужасу, сам же оделся блестящим доспехом.
Верно бы с новою, более сильной и более страшной
Злобой и гневом обрушился Зевс на богов олимпийских,
Если б Афина-Паллада, за всех испугавшись бессмертных,
К двери не бросилась, кресло оставив, в котором сидела.

Шлем с головы у Ареса сняла, и с плеч многомощных —
Щит, и отнявши из рук, поставила медную пику.
И к исступленному богу с такой обратилася речью:
«Вот сумасшедший! Опомнись! Погиб ты! Имеешь ты уши
Не для того ли, чтоб слышать? И разум, и стыд потерял ты!

Или не слышишь ты слов белолокотной Геры богини,
От олимпийского Зевса пришедшей к нам только что с Иды?
Или ты хочешь и сам, претерпевши немало несчастий,
Быть принужденным в печали назад на Олимп возвратиться,
И остальным олимпийцам доставить тягчайшие беды?

Зевс ведь сейчас же оставит ахейцев и гордых троянцев,
Явится к нам на Олимп свирепствовать и похватает
Всех нас подряд, не заботясь о том, кто прав, кто виновен!
Брось, повторяю тебе, свой гнев за убитого сына!
Мало ль мужей, и руками, и силой не худших, чем сын твой,

Или убито, иль будет убито еще? Невозможно
Племя людей и потомство людское избавить от смерти».
Кончив, буйного бога на кресло она усадила.
Гера же выйти из дома с собой позвала Аполлона
Вместе с Иридой; бессмертным богам она вестницей служит.

К ним обратилась она и крылатое слово сказала:
«Зевс вам обоим велит поскорее явиться на Иду.
После того как, пришедши, лицо вы увидите Зевса,
Точно исполните все, что поручит он вам и прикажет».
Так им сказав, воротилась обратно владычица Гера,

В кресло села. А Феб и Ирида, вскочив, полетели.
Прибыли вскоре на Иду, зверей многоводную матерь.
Там Громовержца сидящим нашли на Гаргарской вершине.
Благоухающим облаком был, как венком, окружен он.
Оба, пришедши, пред Зевсом-Кронидом, сбирающим тучи,

Остановились. Увидевши их, не гнев испытал он,
Так как слова они милой супруги исполнили скоро.
К первой со словом крылатым Зевес обратился к Ириде:
«Живо, Ирида проворная, мчись к Посейдону владыке,
Все, что скажу, передай и не будь ему вестницей ложной.

Тотчас ему прикажи покинуть войну и сраженье
И воротиться в собранье богов иль в священное море.
Если ж он слов не захочет исполнить моих и оставит
Их без вниманья, то пусть поразмыслит рассудком и духом,
Сможет ли он, как бы ни был могуч, устоять предо мною.

Думаю, я ведь и силой намного его превышаю,
И по рождению первый. Неужели он не боится
Дерзко равняться со мной, пред которым все боги трепещут?
Скоростью равная ветру, послушалась Зевса Ирида.
С Иды горы к Илиону священному быстро помчалась.

Так же, как снег или град холодный из тучи несется,
Яро гонимый вперед проясняющим небо Бореем,
Так же стремительно вдаль понеслась через воздух Ирида.
И подошла к Посейдону, и слово такое сказала:
«С некою вестью к тебе, черновласый земли колебатель,

Я появилась сюда от эгидодержавного Зевса.
Тотчас покинуть тебе приказал он войну и сраженье
И возвратиться в собранье богов иль в священное море.
Если же слов не захочешь исполнить его и оставишь
Их без вниманья, то сам угрожает туда он явиться,

Чтобы сразиться с тобой. Не советует он тебе в битву
Эту вступать, ибо много тебя он и силою выше,
И по рождению первый. Неужели ты не боишься
Дерзко равнять себя с ним, пред которым все боги трепещут?»
С гневом великим ответил ей славный земли колебатель:

«Что это? Пусть он могуч, — но какие надменные речи!
Силой меня, равноправного, он удержать угрожает!
Трое нас братьев, от Крона рожденных великою Реей:
Зевс и я, а третий — Аид, преисподних владыка.
На три мы все поделили, и часть получил свою каждый.

Жребий мы бросили, — выпало мне пребыванье вовеки
В море седом, а подземный безрадостный сумрак — Аиду,
Небо широкое Зевс получил в облаках и в эфире.
Общими всем нам земля и высокий Олимп остаются.
Жить потому я не буду под Зевсовой волей. Спокойно,

Как ни могуч он, пускай при уделе своем остается.
Силою рук же пускай не пугает меня, словно труса!
Было бы лучше, когда б он своих дочерей с сыновьями,
На свет самим им рожденных, обуздывал словом суровым!
Волей-неволей его приказанья должны они слушать».

Так отвечала ему ветроногая вестница Зевса:
«Значит, этот ответ, черновласый земли колебатель,
Я и должна передать, — и суровый ответ, и мятежный?
Или изменишь его? Изменимы сердца благородных.
Знаешь и сам ты, что руку старейших Эринии держат».

Ей ответил опять Посейдон, сотрясающий землю:
«Очень разумное слово, Ирида, сейчас ты сказала.
Благо, если посол и совет подает нам разумный.
Страшное горе, однако, и сердце, и дух мне объемлет,
Что равноправного он, наделенного равною долей

Так раздражать позволяет себе оскорбляющим словом.
Нынче, однако же, как ни сержусь, ему уступлю я.
Но объявляю тебе, — и угрозы я той не забуду! —
Если он, мне вопреки и добычнице славной Афине,
Гере, Гермесу, а кроме того и владыке Гефесту,

Трою высокую будет щадить и ее не захочет
Ввергнуть в погибель и полную дать аргивянам победу,
Неисцелимая будет вражда между нами, пусть знает!»
Так Земледержец сказал и покинул ахейское войско,
В море седое ушел, к огорченью ахейских героев.

Зевс, облаков собиратель, промолвил тогда Аполлону:
«Милый Феб, отправляйся за Гектором меднодоспешным!
Вот смотри: спешит уж в море священное мощный
Бог, колебатель земли. Высокого гнева бежит он
Нашего. Грозную битву услышали б все остальные,

Даже подземные боги, живущие около Крона!
Выгодней много и мне, и ему самому это было,
Что пред моими руками, хотя и сердясь, отступил он:
Не без великого пота меж нами б окончилось дело!
С этой эгидой моею бахромчатой в битву вмешайся,

В ужас повергни ахейских героев, ее сотрясая.
Что же до Гектора, сам позаботься о нем, дальновержец!
Силу большую дотоле буди в нем, покуда ахейцы
В бегстве пред ним кораблей не достигнут и волн Геллеспонта.
С этого ж времени сам я вмешаюсь и делом, и словом,

Чтоб, наконец, и ахейцы от бранных трудов отдохнули».
Так произнес он. И не был отцу Аполлон непослушен.
Тотчас с идейских высоких вершин он понесся, как ястреб,
Быстрый ловец голубей, меж всеми быстрейшая птица.
Гектора, сына Приама отважного, скоро нашел он.

Тот уж сидел, не лежал, и к нему возвращалось сознанье;
Он окружавших друзей узнавал, перестал задыхаться,
Пот прекратился. По Зевсовой воле герой пробуждался.
Близко к нему подойдя, сказал Аполлон дальновержец:
«Гектор Приамов, скажи, почему в отдаленьи от прочих

Еле живой ты лежишь? Иль беда приключилась с тобою?»
В изнеможеньи ему отвечал шлемоблещущий Гектор:
«Кто ты, благой, из богов, самолично со мной говорящий?
Иль ты не знаешь, что нынче, когда при кормах корабельных
Я избивал аргивян, Аякс меня громкоголосый

Камнем в грудь поразил и кипящей лишил меня силы?
Я уже думал, что к мертвым в жилище Аида наверно
В нынешний день низойду. Уж совсем испускал я дыханье».
Снова на это ему Аполлон дальновержец ответил:
«Гектор, смелее! Помощник могучий Зевесом-Кронидом

С Иды высокой тебе для защиты и помощи послан, —
Я, Аполлон златомечный, который все время и раньше
И самого тебя, Гектор, хранил, и город высокий.
Одушеви же своих многочисленных конников храбрых,
Чтобы коней быстроногих к ахейским судам они гнали,

Я же пойду впереди и дорогу коням илионским
Всю уравняю, и вызову бегство героев ахейских».
Молвил и силу вдохнул великую в пастыря войска.
Как застоявшийся конь, подле яслей раскормленный в стойле
С топотом по полю мчится, сорвавшись с привязи крепкой,

В водах привыкший купаться прекрасноструящейся речки,
Гордый. Высоко он морду несет, по плечам его грива
Бьется косматая; полон сознаньем своей красоты он.
Мчат его к пастбищам конским и стойбищам легкие ноги.
Так же стремительно двигал и Гектор ступни и колени,

Конников к битве зовя, лишь божеский голос услышал.
Так же, как если — оленя ль рогатого, дикую ль серну —
Яро преследуют псы и мужи деревенские, тех же
Или крутая скала, иль тенистая чаща спасает,
И не дано изловить их охотникам, как ни хотели б;

Шумом меж тем привлеченный является лев на дороге
Густобородый и вмиг обращает увлекшихся в бегство
Так же данайцы, — сначала толпами гнались за врагами,
И двуконечными копьями их и мечами сражая;
Но, увидавши, что Гектор подходит к троянским фалангам,

Дрогнули в ужасе все, и в ноги их дух опустился.
Сын Андремонов Фоант к аргивянам тогда обратился.
Доблестный муж этолийский, искусный и в копьеметаньи,
И в рукопашном бою; на собраньях, когда в состязанье
Юноши словом вступали, не многим давал он победу.

Добрых намерений полный, к ахейцам он так обратился:
«Боги, великое чудо своими глазами я вижу!
Гектор воскрес! От смерти ушел и опять перед нами!
Каждый из нас это время ведь крепко надеялся духом,
Что уж убит он рукой Теламонова сына Аякса.

Кто-то, однако, из вечных богов сохранил и восставил
Мужа, который уж многим данайцам расслабил колени,
Многим, как видно, расслабит еще. Не без Зевса-Кронида
Перед рядами стоит он, подобной исполненный силы.
Ну же, давайте исполнимте то, что сейчас вам скажу я!

Войску всему целиком отступить к кораблям мы прикажем.
Мы же, кто с гордостью носим названье храбрейших ахейцев,
Все мы останемся здесь и, быть может, его остановим,
Острые копья занесши. И, как бы он в бой ни стремился,
Все же ворваться в сплошную толпу аргивян побоится».

Все ему жадно внимали и тотчас во всем подчинились,
Начали строиться к битве они под начальством Аякса,
Идоменея, Мегеса, Аресу подобного, Тевкра
И Мериона. И громко сзывали храбрейших ахейцев
Гектору дать и троянцам отпор. А все остальное

Войско ахейцев у них за спиною к судам отступало.
Первыми сомкнутым строем троянцы ударили. Вел их
Гектор, широко шагая. И, облаком плечи одевши,
Шел впереди Аполлон со сверкающей, страшной, косматой,
Буйной эгидой в руках, которую Зевсу-Крониду

Медник Гефест подарил для ношения, людям на ужас.
С этой эгидой в руках народы троянские вел он.
Тесно сомкнувшись, ахейцы их ждали. Зараз загремели
Ярые крики с обеих сторон. С тетив заскакали
Стрелы, и множество копий из дерзостных рук полетело;

Многие в тело вонзались воинственных юношей пылких,
Многие также в пути, не достигнувши белого тела,
Жалом в землю впивались, насытиться жадные телом.
Долго, покуда эгиду держал Аполлон неподвижно,
Тучами копья и стрелы летали, народ поражая.

Но лишь, данайцам в лицо заглянувши, потряс он эгидой,
Грозно и сам закричав в это время, — в груди у ахейцев
Дух ослабел, и забыли они про кипящую храбрость.
Так же, как стадо коров иль большую овечью отару
Гонят два зверя среди непроглядного мрака ночного,

Вдруг появившись пред ними, когда пастухи отлучились, —
Так же бежали в испуге ахейцы. Навел на сердца их
Страх Аполлон, посылая троянцам и Гектору славу.
Бой закипел врассыпную. Сражались бойцы в одиночку.
Аркесилая и Стихия сверг шлемоблещущий Гектор.

Аркесилай был вождем беотийцев медянодоспешных,
Стихий — товарищем верным афинян вождя Менесфея.
Были Энеем убиты Медонт и воинственный Иас.
Первый — побочный был сын Оилея, подобного богу,
Брат однокровный Аякса, Медонт. Но жил он в Филаке,

Не на родной стороне у себя, ибо брата убил он
Собственной мачехи Ериопиды, жены Оилея.
Иас же был предводитель афинского войска. Звался он
Сыном Сфела, который родился на свет от Букола.
Пулидамант поразил Мекистея, Полит же — Эхия

В первых рядах; Агенором божественный Клоний низвергнут,
А Деиоха Парис, убегавшего между передних,
Сзади в плечо поразил и наружу оружие выгнал.
Стали убитых они обнажать от доспехов. Ахейцы ж,
Тесно ко рву с частоколом прижатые, в страхе метались

В разные стороны, волей-неволей бежали за стену.
Гектор троянцам кричал, возбуждая их голосом громким:
«Прямо бросайтесь к судам, не снимайте доспехов с убитых!
Если кого я замечу вдали от судов мореходных,
Тут же на месте он будет убит, и не братья, не сестры

Тело умершего с плачем огню предадут, а собаки
Будут пред городом нашим зубами терзать его тело!»
Так он сказал и, ударив сплеча по коням быстроногим,
Крикнул троянским рядам. И грянули кликом ответным
Все и за Гектором следом погнали коней колесничных

С грохотом страшным. А Феб-Аполлон, впереди выступая,
Край глубочайшего рва без усилья ногами обрушил
И середину засыпал, и путь уравнял для троянцев
Длинный, такой ширины, насколько копье пролетело б,
Если б, чтоб силу свою испытать, человек его бросил.

Хлынули дружно фаланги вперед. С драгоценной эгидой
Шел Аполлон перед ними. Он стену ахейцев разрушил
Так же легко, как песок рассыпает близ моря ребенок,
Если, себе что-нибудь из песка для забавы построив,
Снова, играя, свой труд рассыпает рукой и ногою.

Так же, блистающий Феб, ты рассыпал большой и тяжелый
Труд аргивян, а самих обратил их в поспешное бегство.
Подле судов удержались от бегства ахейские мужи.
Там ободряли друг друга они и, высоко поднявши
Руки ко всем богам, горячо и усердно молились.

Нестор Геренский, защита ахейцев, молился всех жарче,
Обе руки простирая наверх к многозвездному небу:
«Если, отец наш, когда-либо кто в изобильном пшеницей
Аргосе, тучные бедра быка иль барана сжигая,
О возвращеньи молился тебе, и молитву ты принял, —

Вспомни о том и гибельный день отврати, Олимпиец,
Не предавай аргивян на погибель сынам Илиона!»
Так говорил он, молясь. Загремел промыслитель Кронион,
Внявши горячим молитвам геренского старца Нелида.
Но, услыхав грохотанье эгидодержавного Зевса,

Жарче враги на ахейцев набросились, вспомнив о битве.
Так же, как вал громозвучный широкодорожного моря
Выше бортов корабля поднимается, двинутый страшной
Силою бури, высоко вздымающей волны морские,
Так устремились троянцы с неистовым криком чрез стену,

Бурно погнав лошадей. Пред кормами судов загорелся
Бой рукопашный на пиках. Одни с колесниц нападали,
Те ж с высоты кораблей своих черных, на палубе стоя,
Пиками били врагов, — огромными, сбитыми крепко,
С медным концом; в кораблях берегли их для боя морского.

Долгое время, покуда ахейское войско с троянским
Билось еще пред стеною, вдали от судов быстроходных,
У Еврипила Патрокл оставался. Беседой своею
Дух он его услаждал и ему на жестокую рану
Средства целебные сыпал, смягчавшие черные боли.

Но, увидав, что троянцы уже нападают на стену,
Что меж данайцами бегство возникло и громкие крики,
Тяжко Патрокл зарыдал и, руками по бедрам ударив,
Так сказал Еврипилу, глубоким охваченный горем:
«О Еврипил, не могу я с тобою, хотя б и желал ты,

Долее здесь оставаться! Решительный бой наступает!
Пусть же товарищ тебя развлекает, а сам к Ахиллесу
Я поспешу, чтоб его побудить на сраженье. Кто знает?
Может быть, с помощью бога, речами своими удастся
Дух мне его взволновать: уговоры доходчивы друга».

Так он промолвил, и ноги его понесли. Аргивяне
Против врагов наседавших стояли упорно, однако
Их от судов отразить не могли, числом хоть и меньших.
Но не могли и троянцы, прорвавши фаланги данайцев,
До чернобоких судов и ахейских становий проникнуть.

Как по шнуру бревно корабельное точно равняет
Опытный плотник-строитель, который прекрасно и тонко
Знает искусство свое, обученный Палладой-Афиной, —
Так же точно равнялась борьба меж троян и ахейцев.
А за другие суда сражались сраженьем другие.

Выступил Гектор навстречу Аяксу, богатому славой.
Труд они оба несли пред одним кораблем, но напрасно
Этот старался защитника сбить и факел подбросить,
Тот же — его отразить: божеством был Гектор приближен.
Клитиев сын Калетор, огонь к кораблю подносивший,

Острою пикою в грудь поражен был Аяксом могучим;
С шумом он грянулся оземь, и факел из рук его выпал.
Гектор, когда увидал, что двоюродный брат его милый
В пыль перед судном упал чернобоким, пронзенный Аяксом,
Голосом громким вскричал, призывая троян и ликийцев:

«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы!
Не отступайте из битвы среди тесноты этой страшной!
Но Калетора спасайте, чтоб снять не успели ахейцы
Славных доспехов с него, в корабельном погибшего стане».
Так он сказал и в Аякса ударил блестящею пикой,

Но промахнулся, — попал в Ликофрона, Масторова сына,
Родом с Киферы. Товарищем был он Аякса и в доме
Жил у него, ибо мужа убил он в Кифере священной.
В голову Гектор его, близ Аякса стоявшего, пикой
Острой над ухом ударил. И навзничь с кормы корабельной

На землю в пыль Ликофрон покатился, и члены расслабли.
Ужас Аякса объял Теламония. Брату сказал он:
«Тевкр, дорогой мой, погиб перед нами наш верный товарищ,
Пал Масторид, который, пришедши в наш дом из Киферы,
Нами всегда почитался не меньше родителей милых.

Гектор его крепкодушный убил. Но где ж твои стрелы,
Быстро несущие смерть? Где лук, тебе Фебом врученный?»
Так сказал он. Аякса послушался Тевкр и немедля
С луком упругим в руках и с колчаном, набитым стрелами,
Стал близ Аякса и быстро стрелять принялся по троянцам.

Клит был им поражен, блистательный сын Писенора,
Пулидаманта товарищ, Панфоева славного сына,
Вожжи державший в руках; конями тогда был он занят,
Правя туда колесницу, где гуще теснились фаланги,
Тем угождая троянцам и Гектору; быстро, однако,

Гибель пришла к самому, и никто от нее не избавил.
Сзади Клиту вонзилась стрела многостонная в шею.
Он с колесницы упал. И, пустою гремя колесницей,
Кинулись кони назад. Владыка заметил тотчас же,
Пулидамант, и навстречу коням направился первым

Протиаонову сыну он их передал, Астиною,
Строго ему приказав с конями поближе держаться,
Глаз не спуская с него. И в ряды передних вмешался.
Тевкр другую стрелу против Гектора в медных доспехах
Вынул. Заставил бы он его бой прекратить пред судами,

Если б, стрелою пронзивши, лишил середь подвигов жизни.
Но от ума не укрылся он мудрого Зевса, который
Гектору помощь давал, а Тевкру отказывал в славе.
Метился в Гектора Тевкр. Вдруг на луке его превосходном
Новую Зевс тетиву оборвал. И стрела полетела

Тяжеломедная вбок. И лук из руки его выпал.
Тевкр содрогнулся от страха и брату Аяксу промолвил:
«Горе! В ничто божество превращает все замыслы наши!
Только что вырвало лук у меня из руки оно крепкой
И тетиву оборвало мне новую, нынче лишь утром

Мной прикрепленную к луку, чтоб вынесла частые стрелы!»
Тевкру ответил на это великий Аякс Теламоний:
«Милый, оставь же лежать и лук свой, и частые стрелы,
Если бессильными сделал их бог, данайцам враждебный!
Длинную пику возьми и щитом облеки себе плечи, —

Биться и сам продолжай, ободряй и других на сраженье.
Не без большого труда, даже нас одолевши, троянцы
Смогут наши суда захватить… Но вспомним о битве!»
Молвил. В ставку отправился Тевкр и лук свой сложил там.
Четырехслойным щитом облачил потом себе плечи.

Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,
С гривою конскою; страшно над шлемом она волновалась.
Крепкое взял и копье, повершенное острою медью.
Вооружившись, назад побежал и стал близ Аякса.
Гектор, увидев, что стали бессильными тевкровы стрелы,

Голосом громким вскричал, ободряя троян и ликийцев:
«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы-дарданцы!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе
Здесь, пред судами ахейцев! Своими глазами я видел, —
Славного воина стрелы и лук обессилены Зевсом!

Очень легко для людей познаваема зевсова сила, —
Хочет ли он даровать им высокую громкую славу,
Или желает принизить, в защите своей отказавши,
Как он сейчас принижает ахейцев, а нам помогает.
Бейтесь, сомкнувши ряды, пред судами! А если из вас кто

Будет смертью и роком настигнут, сраженный врагами,
Тот умирай! Не бесславно ему, защищая отчизну,
Гибель принять! Но жена его, дети останутся живы,
Дом и земля его будут не тронуты, если ахейцы
В черных судах удалятся в свою дорогую отчизну!»

Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Сын Теламонов с другой стороны восклицал пред своими:
«Стыд, ахейцы! Нам выбор единственный: либо погибнуть,
Либо спастись, отразивши беду от судов мореходных.
Если захватит у нас корабли шлемоблещущий Гектор,

Вы не пешком ли хотите отправиться в землю родную?
Иль вы не слышите, как возбуждает троянское войско
Гектор, как наши суда истребить он огнем угрожает?
Не в хороводы зовет он троянцев, зовет их на битву!
Лучшего нам ничего ни придумать теперь, ни измыслить,

Как в рукопашном бою смешать с ними руки и силу.
Лучше гораздо иль жизнь сохранить, иль уж сразу погибнуть,
Чем без конца изнурять понапрасну себя пред судами
В тяжких, упорных боях с врагом, несравненно слабейшим!»
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.

Схедий, сын Перимеда, начальник фокейского войска,
Гектором был умерщвлен. Антенорова славного сына
Лаомдама, вождя пехотинцев, Аякс ниспровергнул.
Пулидамант обнажил Филеидова спутника Ота,
Высокодушных эпейцев вождя, килленийца. Увидев

Это, Мегес Филеид налетел на него. Но отпрыгнул
Пулидамант. И в него не попал он: не дал Дальновержец
Сыну Панфоя погибнуть в передних рядах. А попал он
Кройсму в средину груди своею тяжелою пикой.
С шумом на землю он пал. И с плеч его снял он доспехи.

Вдруг на Мегеса Долоп налетел, в копьеборстве искусный,
Лампом рожденный на свет, превосходнейшим между мужами,
Лаомедонтовым сыном, — исполненный храбрости бурной.
Пикою он в середину щита поразил Филеида,
Близко к нему подбежав. Но спасла того крепкая броня

В спаянных крепко пластинах. Филей в стародавнее время
Этот доспех из Эфиры привез, с берегов Селлеента,
В дар, как гость, получивши его от владыки Евфета,
Чтобы носить на войне для защиты от вражьих ударов.
Он-то теперь от погибели спас и сыновнее тело.

Лампова ж сына Мегес медноострою пикой ударил
В верхнюю выпуклость шлема прекрасного, прямо под гребень.
Гривистый гребень со шлема он сбил, и весь целиком он,
Пурпуром свежим блистая, свалился на пыльную землю.
Все ж с ним сразиться остался Долоп, на победу надеясь.

Но Менелай в это время на помощь явился Мегесу.
Стал в стороне незаметно и сзади копье свое бросил.
Жадно вперед устремясь, сквозь плечо ему грудь пронизало
Острое жало копья. И ничком он свалился на землю.
К павшему бросились оба блестящий доспех его медный

С тела совлечь. Закричал, негодуя, блистательный Гектор
Всем решительно братьям, а прежде других Меланиппу,
Гикетаонову сыну. Когда-то он пас близ Перкоты
Медленноногих коров, — до прибытья ахейского войска.
Но лишь приплыли в судах, на обоих концах закривленных,

К Трое ахейцы, он в Трою пришел и меж всех отличался;
Жил у Приама, который к нему относился, как к сыну.
Гектор по имени назвал его и воскликнул с упреком:
«Так и оставим мы все, Меланипп? Неужели нисколько
Сердце твое не болит за убитого милого брата?

Или не видишь, как заняты те над доспехом Долопа?
Следуй за мною! Не время с ахейцами издали биться!
Или сегодня мы их перебьем, иль наш город высокий
До основанья разрушат они, перебивши троянцев».
Так он сказал и пошел, а следом и муж богоравный.

Теламонид же Аякс подбодрял меднолатных ахейцев:
«Будьте мужами, друзья, и стыд себе в сердце вложите!
В схватках сражаясь могучих, стыдитесь друг перед другом.
Воинов, знающих стыд, спасается больше, чем гибнет,
А беглецы не находят ни славы себе, ни спасенья!»

Так он сказал. Но они защищаться и сами желали.
Приняли к сердцу Аякса слова и суда окружили
Медной оградой. Троянцев же Зевс возбуждал на сраженье.
Громкоголосый в боях Менелай подбивал Антилоха:
«Нет никого, Антилох, ни моложе тебя средь ахейцев,

Нет ни быстрее ногами, ни силами крепче для боя.
Что бы тебе налететь и повергнуть кого из троянцев?»
Так он сказал и назад отступил, подстрекнув Антилоха.
Выбежал тот из передних рядов и, кругом озираясь,
Светлою пикой взмахнул. Шарахнулись прочь от грозящей

Пики троянцы. И бросил ее Антилох не напрасно:
Гикетаонова сына, вождя Меланиппа, сразил он,
В бой выходившего. В грудь близ соска ему пика попала.
С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели.
Бросился к павшему Несторов сын Антилох, как собака

На молодого оленя, которого насмерть охотник
Ранил, когда он из логова прыгнул, и члены расслабил.
Так на тебя, Меланипп, наскочил Антилох боестойкий,
Чтобы доспехи сорвать. Но от Гектора он не укрылся.
Быстро сквозь ярую битву бегом прорвался он навстречу.

Но Антилох его ждать не остался, хоть воин был храбрый:
Бросился быстро бежать, словно зверь навредивший, который,
Иль пастуха, иль собаку у стада коров растерзавши,
Прочь убегает, покамест гурьбой народ не сбежался.
Так убежал Несторид, а вслед ему с криком ужасным

Сыпали острые копья и стрелы троянцы и Гектор.
Он, меж своих очутившись, лицом к врагам обратился.
Как плотоядные львы, на суда устремились троянцы,
Данный Кронионом-Зевсом приказ приводя в исполненье.
Силу великую в них он все время будил, а данайцам

Дух ослаблял и победы лишал их, троян подбодряя.
Гектору славу доставить желал его дух, чтоб забросил
На корабли искривленные он разгоревшийся ярко
Неутомимый огонь, чтоб чрезмерную просьбу Фетиды
Этим исполнить вполне. Одного дожидался Кронион:

Зарево только увидеть горящего первого судна.
С этого мига отпор победившим троянцам устроить
Он от судов собирался и славу доставить данайцам.
В мыслях таких он к судам устремлял Приамида, который,
Впрочем, к тому же и сам порывался. Свирепствовал Гектор,

Словно Apec, потрясатель копья, иль огонь-истребитель,
Яро бушующий в чаще густого нагорного леса.
Пена была на губах, под бровями, нависшими грозно,
Ярко сверкали глаза, и качался, вздымаяся гребнем,
Ясно сияющий шлем на висках летавшего бурно

Гектора. Был у него с эфира защитник могучий,
Зевс, между всеми мужами его одного почитавший
И отличавший: недолго еще ему жить оставалось;
К Гектору дева Паллада-Афина уже приближала
День, судивший ему от силы Пелида погибнуть.

Рвался прорвать он фаланги мужей и бросался повсюду,
Где только видел погуще толпу и оружье получше.
Как ни старался, однако, прорваться, нигде не сумел он.
Тесно сомкнувши ряды, неподвижно стояли ахейцы,
Словно крутой и высокий утес близ моря седого,

Мощно держащийся против ударов свистящего вихря
И против вздувшихся волн, в него ударяющих бурно.
Так ожидали данайцы троян и назад не бежали.
Гектор, повсюду сияя огнем, устремлялся на толпы
И налетал, как с разбега волна на корабль налетает,

Ветром вскормленная, бурно несясь из-под тучи; забрызган
Доверху пеной корабль; дыханье ужасное ветра
В парусе воет; трепещут сердца корабельщиков бледных,
Страхом объятых, и еле они из-под смерти уходят.
Так же терзались сердца в груди меднолатных ахейцев.

Он же, как гибельный лев, на коров нападая, которых
На луговой низовине широкой пасется без счета
При пастухе неумелом, не знающем ясно, как нужно
Медленноногих коров защитить от свирепого зверя;
Мечется то впереди он коров, то назад забегает;

Лев, в середину прыгнув, пожирать начинает корову,
Все остальные же прочь разбегаются. Так же ахейцы
Все пред Зевсом отцом и пред Гектором в страхе бежали.
Гектор при этом микенца убил одного, Перифета,
Милого сына Копрея, — того, что к геракловой силе

От Еврисфея владыки посланником хаживал часто.
Сын отцом этим худшим рожден был, лучший гораздо.
Всяческих полон он был добродетелей: в беге и в битвах,
И по уму он считался одним из первейших ахейцев.
Гектору в этом бою он высокую славу доставил.

Поворотившись назад, на обод щита он наткнулся.
Щит до пят у него достигал — преграда для копий.
Он о щит тот споткнулся и навзничь упал, и ужасно
Шлем зазвенел на висках, когда он на землю свалился.
Гектор это заметил и, близко к нему подбежавши,

В грудь ему пику вонзил. На глазах у товарищей милых
Был он убит. И на помощь прийти не могли они к другу,
Как ни скорбели: дрожали они перед Гектором сами.
Все уж лицом повернулись к судам; меж судов уж бежали,
Более дальних от моря. А следом лилися троянцы.

Волей-неволей ахейцы от первых судов отступили.
Но близ становий своих держались, собравшися в толпы,
И разбегаться по стану не смели: удерживал вместе
Стыд их и страх. Непрерывно друг друга они ободряли.
Нестор Геренский, защита ахейцев, особенно жарко

Всех умолял, именами родителей их заклиная:
«Будьте мужами, друзья, и стыд себе в сердце вложите
Перед другими людьми! И вспомните каждый о детях
И о супругах своих, о вашем имуществе дома,
И о родителях, — как о живых, так равно и умерших!

С вами их нет здесь; но именем их я вас всех умоляю:
Не обращайтеся в бегство и стойте упорно на месте!»
Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Прочь от их глаз отвела туман несказанный Афина,
Стало в обе тогда стороны все отчетливо видно

До чернобоких судов и до битвы, равно всем ужасной;
Громкоголосого Гектора все увидали, троянцев, —
Тех, что еще назади находились и в бой не вступали,
Также и тех, что вокруг кораблей быстролетных сражались.
Не захотел оставаться отважный Аякс Теламоний

Там, куда остальные ахейцев сыны отступили.
Он по помостам судов устремился, широко шагая,
С пикой огромной в руках, для морского назначенной боя,
В двадцать два локтя длиною, скрепленною кольцами прочно.
Так же, как опытный муж, в наездничьем деле искусный,

Лучших забрав в табуне четырех лошадей и связав их,
Бешено в город пространный несется с широкого поля
Торной дорогой. Мужчины и женщины толпами смотрят,
Сильно дивуясь. А он то и дело без всякого страха
Прыгает быстро с коня на коня. А кони несутся.

Так и Аякс с корабля на корабль по судовым помостам
Переносился прыжками. И крик его несся до неба.
Не уставая, он страшно кричал, призывая данайцев
Стан и суда защищать. Равно, однако, и Гектор
Не оставался в толпе остальных крепкобронных троянцев.

Так же, как бурый орел, налетевши, бросается яро
На перелетные стаи гусей, лебедей длинношеих
И журавлей, на речном побережье пасущихся мирно,
Так же точно и Гектор рвался к черноносому судну,
Бурно кидаясь вперед. Рукой своей очень большою

Зевс его сзади толкал, с ним вместе народ подбодряя.
Снова свирепая битва вблизи кораблей запылала.
Ты бы сказал, что совсем не уставшие, свежие рати
Друг против друга пошли, — с таким все сражалися пылом.
Разные думы владели бойцами: ахейские мужи

Думали только о смерти, беды избежать не надеясь;
Дух же в груди у троянцев горел непрестанной надеждой
Сжечь корабли, перебив перед ними ахейских героев.
Мысли имея такие, они меж собою сражались.
Гектор рукой за корму корабля ухватился морского.

Быстрый, прекрасный корабль тот принес на себе к Илиону
Протесилая; назад же его не отвез он в отчизну!
Этот корабль окружив, враги в рукопашном сраженьи
Уничтожали друг друга. Никто из троян и ахейцев
Издали ждать не хотел летящей стрелы или пики:

Близко стоя друг к другу, горя одинаковым жаром,
Яро секирами бились двуострыми и топорами,
Копьями, острыми сверху и снизу, большими мечами,
Много прекрасных мечей с рукояткою чернополосной
Падало наземь из рук убиваемых воинов, много

Падало также и с плеч. И кровью земля заструилась.
Гектор же, раз ухватясь за корабль, не пускал его, крепко
За украшенье держа кормовое. Кричал он троянцам:
«Дайте огня и крик боевой испустите все вместе!
Зевс дает нам день, — отплату за все! Суждено нам

Взять корабли, против воли богов к нам приплывшие в Трою,
Столько принесшие бед из-за трусости наших старейшин!
Я пред кормами судов собирался сражаться, они же
И самого не пустили меня, и народ удержали.
Если, однако, в те дни нам широко гремящий Кронион

Ум повредил, то сегодня он сам и зовет и ведет нас!»
Так он сказал. И еще свирепей они бросились в битву.
Сыпались частые стрелы в Аякса, не смог устоять он
И, увидавши грозящую смерть, отступил не намного
На кормовую скамью семистопную сзади помоста.

Там он стоял, выжидая, и пикой сражал средь троянцев
Каждого, кто приближался, неся неустанное пламя.
И непрерывно ужасно кричал, ободряя данайцев:
«О дорогие герои данайцы, аресовы слуги!
Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!

Или надеемся мы, что защитники есть у нас сзади
Или стена понадежней, чтобы нас от разгрома избавить?
Города нет возле нас, окруженного крепкой стеною,
Где б защищаться могли мы, имея поддержку в народе.
Мы на равнине троянцев, закованных крепко в доспехи,

К морю ими прижаты, далеко от родины милой.
Наше спасенье в руках, а не в вялой ленивости боя!»
Так он сказал и ударил стремительно острою пикой.
Кто из троян к крутобоким ахейским судам приближался
С ярко пылавшим огнем, на Гектора зов откликаясь,

Каждого он убивал, встречая огромною пикой.
Так он двенадцать мужей рукопашно сразил пред судами.

Песнь шестнадцатая

Патроклия

Так меж собою они за корабль прочнопалубный бились.
Тут явился Патрокл перед пастырем войск Ахиллесом.
Слезы горячие лил он, как ключ черноводный, который
Льет с доступной лишь козам скалы свои темные воды.

Жалость взяла Ахиллеса, как только его он увидел.
Громко к нему со словами крылатыми он обратился:
«Что это так ты заплакан, Патрокл дорогой мой, подобно
Девочке малой, что бегом за матерью следует с плачем,
На руки просится к ней и за платье хватается крепко,

Смотрит в глаза, заливаясь слезами, чтоб на руки взяли.
Так же совсем, как она, проливаешь ты нежные слезы.
Весть ли какую приносишь ты мне иль другим мирмидонцам?
Или, быть может, о Фтии один что-нибудь ты услышал?
Жив, говорят, еще Акторов сын, отец твой Менетий,

Жив посреди мирмидонцев Пелей Эакид, мой родитель.
Смерть их обоих для нас величайшую скорбь принесла бы.
Иль об ахейцах скорбишь ты, которые в это мгновенье
Близ чернобоких судов за неправду свою погибают?
Все расскажи мне, в уме не скрывай, чтобы знали мы оба».

Тяжко вздыхая, ему отвечал так Патрокл конеборец:
«О Ахиллес Пелеид, средь ахейцев храбрейший, прости мне
Слезы мои; одолело ахейцев великое горе!
Наши храбрейшие мужи, какие лишь есть меж ахейцев,
Пред кораблями лежат, кто стрелой, кто копьем пораженный.

Ранен стрелою Тидид Диомед, воеватель могучий,
Ранен копьем Одиссей копьеборец, Атрид Агамемнон,
Ранен стрелою в бедро Еврипил, Евемоном рожденный.
Ходят за ними врачи, в лекарствах искусные многих,
Раны их лечат. А ты, Ахиллес, непреклонен остался.

Пусть никогда я гнева не знаю, какой ты питаешь!
Храбрость без пользы твоя. Кому, хоть бы даже в потомстве,
Будет в ней надобность, раз аргивянам помочь ты не хочешь?
Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец,
Мать — не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем,

Твердой скалою, — от них у тебя это жесткое сердце.
Если тебя устрашает какое-нибудь предсказанье,
Если ты что чрез владычицу-мать узнал от Кронида,
То отпусти хоть меня и со мною пошли на сраженье
Рать мирмидонцев; может, я светом явлюсь аргивянам.

Дай позволение мне облачиться в доспех твой прекрасный.
Может быть, в битве меня за тебя принимая, троянцы
Бой прекратят, и ахейцев сыны отдохнут хоть немного
От понесенных мучений. В сражениях отдых недолог.
Свежие силы отбросят легко истомленное войско

От кораблей чернобоких и стана назад к Илиону».
Так он, безумец, молил. Увы, не предвидел, что будет
Сам для себя он погибель выпрашивать с черною смертью!
Сильно разгневавшись, молвил ему Ахиллес быстроногий:
«Богорожденный Патрокл, ну, что ты такое сказал мне!

Мало заботит меня предсказанье, какое я знаю,
Не сообщала мне мать ничего о намереньях Зевса.
Но огорченье большое и в сердце, и в дух мне приходит,
Если я вижу, что равный пытается равного грабить,
Хочет добычи лишить потому лишь, что властью он выше!

Горе ужасно мое: сколько уже пострадал я!
Девушку в дар присужденную мне сынами ахейцев,
Ту, что я добыл копьем, крепкостенный разрушивши город,
Вырвал обратно из рук у меня Агамемнон владыка,
Словно какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!

Но, что случилось, — оставим! И не к чему было так долго
Злобою в сердце пылать мне. Я думал сначала не раньше
Гнев прекратить мой упорный, чем крики и ярая битва
Пред кораблями моими и ставкой моей разольются.
Но облеки ж себе плечи доспехом моим знаменитым

И поведи мирмидонцев воинственных наших в сраженье.
Черная туча троянцев кругом корабли обложила
Грозною силой, ахейцы ж, прижатые к самому морю,
Держатся только еще на последнем коротком пространстве,
Аргоса дети. Троянцы обрушились городом целым.

Больше теперь уж не светит вблизи перед дерзкими шлем мой
Ярким налобником. Скоро б они полевые овраги
Трупами в бегстве забили, когда б Агамемнон владыка
Был ко мне справедлив. А теперь они стан окружили!
Уж не свирепствует в мощных руках Диомеда Тидида

Бурная пика его, отвращая беду от ахейцев.
Уж не несутся средь боя призывные крики Атрида
Из головы ненавистной. Лишь Гектора людоубийцы
Голос гремит средь троянцев, и криком они непрерывным
Всю заполняют равнину, в бою побеждая ахейцев.

Все же и так, Патрокл, всей силой ударь на троянцев
И защити корабли от беды, чтоб они не сожгли их
И не лишили бы нас возвращения в землю родную.
Слушай же, с целью какою тебе это все говорю я,
Должен великую ты меж данайцами всеми добыть мне

Славу и честь, чтоб красавицу-девушку мне возвратили.
Вместе же с ней, чтоб подарки блестящие также прислали.
От кораблей же врагов отогнав, возвращайся обратно.
Если бы даже и дал тебе славу Кронид громовержец,
Все же один, без меня, не стремися преследовать дальше

Войнолюбивых троянцев. Меня этим чести лишишь ты.
Гордым охваченный пылом войны и кровавого боя,
Трои сынов истребляй, но полков не веди к Илиону;
Чтобы бессмертный какой-нибудь бог, на Олимпе живущий,
В бой не вмешался; уж очень любимы они Аполлоном.

Спасши суда от троянцев, ко мне возвращайся обратно,
Тем же всем предоставь на равнине сражаться и дальше.
Если бы, Зевс, наш родитель, и вы, Аполлон и Афина, —
Если бы, сколько ни есть их, никто из троян и ахейцев
Смерти избегнуть не смог, и лишь мы, от погибели спасшись, —

Мы бы одни развязали повязки священные Трои!»
Так Ахиллес и Патрокл меж собою вели разговоры.
Стрелы меж тем осыпали Аякса, не мог устоять он;
Одолевала и воля Зевеса его, и удары
Славных троянцев; сияющий шлем под ударами звоном

Страшным звучал у висков; без конца ударялися копья
В бляхи прекрасного шлема. Замлело плечо у Аякса,
Крепко дотоле державшее щит многопестрый. Не в силах
Были троянцы пробить этот щит, как ни сыпали копья.
Тяжко дышал Теламоний. По всем его членам обильный

Пот непрерывно струился. Никак уже не был он в силах
Вольно вздохнуть. Отовсюду вставала беда за бедою.
Ныне скажите мне, Музы, живущие в домах Олимпа, —
Как упал огонь впервые в ахейские судна?
Быстро приблизившись, Гектор по ясенной пике Аякса

Острым огромным ударил мечом и от древка у шейки
Все целиком отрубил острие. Бесполезно обрубком
Вновь взмахнул Аякс Теламоний. Далеко от пики
С шумом упало на землю ее заостренное жало.
Духом своим безупречным познал тут Аякс устрашенный

Дело богов, — что широко гремящий Зевес подсекает
Все решенья Аякса, желая победы троянцам.
Он отступил. И троянцы на быстрое бросили судно
Неутомимый огонь. Неугасное вспыхнуло пламя.
Так пожар корму корабля охватил. Ахиллес тут

В бедра ударил себя и вскричал, обратившись к Патроклу:
«Богорожденный Патрокл, поспеши, боец быстроконный!
Ясно я вижу, огонь на судах занимается наших.
Если возьмут корабли, то ведь мы и уйти-то не сможем!
Вооружайся скорее, а я соберу наше войско».

Начал тотчас же Патрокл облекаться сияющей медью.
Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень
Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой.
Следом за этим и грудь облачил себе крепкой бронею
Сына Пелеева, — пестрой, усыпанной звездами густо.

Сверху набросил на плечи могучие меч среброгвоздный
С медным клинком, а потом — огромнейший щит некрушимый —
Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,
С конскою гривою. Грозно над шлемом она волновалась.
Взял и две пики, какие ему по руке приходились,

Только копья одного не взял Эакида. Тяжел был
Крепкий, огромный тот ясень; его никто из ахейцев
Двигать не мог; лишь один Ахиллес без труда потрясал им, —
Ясенем тем пелионским, который с вершин Пелиона
Был принесен для Пелея Хироном на гибель героям.

Автомедонту велел он коней запрягать поскорее;
После Пелида героя всех больше его почитал он.
Всех был надежнее он в выжиданьи призыва из битвы.69Всех был надежнее он в выжиданье призыва из битвы. — Обязанность возницы была очень ответственная. Он должен был держаться позади боя и внимательно следить за бойцом, готовый по первому призыву подъехать к нему, чтобы помчать его в погоню за врагом или умчать от преследования.
Автомедонт под ярмо ахиллесовых коней поставил, —
Ксанфа и Балия. Оба они словно ветер носились.

Близ океанских течений пасясь на лугу, родила их
Быстрому ветру Зефиру одна из гарпий, Подарга.
К ним на пристяжку он впряг безупречного в беге Педаса:
Им завладел Ахиллес, гетионов разрушивши город:
Смертный, вполне за конями бессмертными мог поспевать он.

Сам Ахиллес же по стану ходил и своим мирмидонцам
Вооружаться приказывал всем. На волков кровожадных
Были похожи они, с несказанной отвагою в сердце;
Рвут они жадно на части оленя рогатого, в чаще
Леса поймавши его; их пасти багровы от крови;

После подходят к ключу черноводному целою стаей,
Узкими там языками лакают с поверхности воду,
Кровью убитого зверя рыгая; в груди их косматой
Дух вполне безбоязнен, и сильно раздуты утробы.
Так же совсем мирмидонцев вожди и советники быстро

Вкруг Ахиллесова друга, отважного духом, сбирались,
Жаждая боя, в толпе их стоял Ахиллес быстроногий
И на борьбу возбуждал лошадей и мужей щитоносцев.
Зевсом любимый Пелид пятьдесят кораблей быстролетных
Вместе с собою под Трою привел, и при веслах на каждом

По пятьдесят человек находилось бойцов превосходных.
Пять он поставил над ними начальников, чтоб исполняли
Их приказанья, а высшую власть сохранял за собою.
Первый отряд возглавлялся Менесфием пестродоспешным,
Сыном Сперхея — реки, получавшего воду от Зевса.

На свет его породила Пелеева дочь Полидора,
С неутомимым Сперхеем сошедшись, — женщина с богом.
Отчество ж было по Бору ему, Периерову сыну:
Внесши бесчисленный выкуп, на ней он открыто женился.
Евдор воинственный был предводитель второго отряда.

Дева его родила Полимела, прелестная в плясках,
Дочь Филанта; пленился веселою девой могучий
Аргоубийца, ее увидавши средь песен и плясок
У Артемиды в хору, — златострельной охотницы шумной.
К девушке в комнату наверх поднялся и тайно сопрягся

С нею заступник Гермес, и ему родила она сына,
Славного Евдора, в беге проворного, храброго в битве.
После того ж как Илифия, помощь дающая в родах,
Вывела на свет ребенка, и солнца лучи он увидел,
Ввел к себе в дом Полимелу герой Ехеклей многосильный,

Акторов сын, за нее заплативши бесчисленный выкуп.
Мальчика ж старец Филант воспитал и вскормил с попеченьем,
Лаской его окруживши, как будто он был его сыном.
В третьем отряде вождем был Писандр, Маймалом рожденный,
Храбрый, воинственный муж, первейший меж всех мирмидонцев:

После Пелидова друга в искусстве на копьях сражаться.
Феникс, боец поседелый, вождем был в четвертом отряде,
В пятом же — Алкидамант, Лаэркия сын безупречный.
В полном порядке совместно с вождями построив отряды,
С сильною речью ко всем Ахиллес обратился могучий:

«Не забывайте никто у меня тех угроз, мирмидонцы,
Как при судах наших быстрых, в то время, как гневом пылал я,
Вы угрожали троянцам и горько меня обвиняли:
«Желчью, свирепый Пелид, ты матерью вскормлен своею!
Близ кораблей ты насильно товарищей держишь, жестокий!

Лучше в судах мореходных домой мы назад возвратимся»
Раз уж тобой овладела такая безмерная злоба!»
Так вы мне часто, сходясь, говорили. Великое дело
Битвы теперь наступило: ее вы так долго желали!
В бой теперь каждый иди, в ком сердце отважное бьется!»

Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Слово царя услыхавши, тесней мирмидонцы сомкнулись.
Так же, как каменщик, камни смыкая с камнями, выводит
Стену высокого дома в защиту от дующих ветров, —
Так же сомкнулись ряды щитов меднобляшных и шлемов.

Шлем тут со шлемом, и щит со щитом, человек с человеком
Близко смыкались; вперед наклоняясь, боец прикасался
Шлемом к переднему шлему, — так тесно стояли ахейцы.
Перед рядами два мужа стояли, — Патрокл многомощный
С Автомедонтом. Горели одним они оба желаньем, —

Быть впереди мирмидонцев в бою. Ахиллес быстроногий
В ставку пошел. На прекрасном узорчатом там сундуке он
Крышку поднял. На корабль ему этот сундук был положен
Сереброногой Фетидой и полон он был и хитонов,
И шерстяных одеял, и плащей, берегущих от ветра.

Там у него наготове хранилася чаша. Средь смертных
Муж из нее ни один вина искрометного не пил,
Не возливалось вино никому из богов, кроме Зевса.
Из сундука эту чашу доставши, сначала ее он
Серой очистил, потом всполоснул водяными струями,

Руки обмыл и себе, и вином эту чашу наполнил.
Стал в середине двора, и вино возливал, и молился,
На небо глядя. И не был он Зевсом отцом незамечен.
«Зевс пеласгийский, додонский, далекий владыка Додоны
Вечно суровой, где Селлы, пророки твои, обитают,

Ног не моют себе и спят на земле обнаженной!
Ты на молитву мою благосклонно уж раз отозвался
И возвеличил меня, поразивши ахейцев бедою.
Также еще и теперь мне такое исполни желанье:
Сам я в стане своем остаюсь корабельном, но в битву

Друга-товарища шлю и много моих мирмидонцев.
Зевс протяженно гремящий! Пусть слава его провожает,
Смелостью сердце наполни ему, чтоб увидел и Гектор,
Может ли также один отличаться в бою наш товарищ,
Или свирепствуют в битве его необорные руки

Только тогда, как и сам на аресову битву я выйду.
После, когда от судов он отгонит сраженье и крики,
Пусть невредимым к судам быстроходным вернется обратно,
Пусть и товарищи все, и оружье останутся целы!»
Так говорил он, молясь. И внял ему Зевс промыслитель.

Дал Отец Ахиллесу одно, а другое отвергнул:
Прочь отогнать от судов войну и сраженье Патроклу
Дал; а из битвы назад отказал невредимым вернуться.
Так совершив возлиянье и Зевсу отцу помолившись,
В ставку назад он вошел и в сундук положил свою чашу.

Вышел и стал перед ставкой. Хотелось еще его духу
Схватку ужасную между троян и ахейцев увидеть.
Те же совместно с Патроклом отважным вперед устремились
В полном оружьи, чтоб смело на войско троянцев ударить.
Хлынули быстрой и дружной толпою они на троянцев,

Как придорожные осы, которых привыкли тревожить
Мальчики, их постоянно дразня близ дороги в их гнездах.
Глупые эти ребята на многих беду навлекают.
Если какой-нибудь путник нечаянно ос потревожит,
Мимо идя по дороге, они с отвагою в сердце

Все на него налетают, свое защищая потомство.
Сердцем и духом на ос походя, от судов мирмидонцы
Хлынули против троянцев. И крик поднялся неугасный.
Громко Патрокл закричал, возбуждая товарищей к бою:
«Вы, мирмидонцы, лихие соратники сына Пелея!

Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе!
Славу дадим Ахиллесу, пускай пред судами ахейцы
Доблесть узнают его и бойцов его рукопашных!
Пусть и Атрид осознает, владыка мужей Агамемнон,
То ослепленье, с каким он обидел храбрейшего мужа!»

Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.
Тесно сомкнувши ряды, на врагов мирмидонцы напали.
Страшным откликнулись гулом суда на воинственный крик их.
Как увидали троянцы на поле сраженья Патрокла, —
И самого, и возницу, — обоих в блестящих доспехах,

Дрогнуло сердце у всех, всколебались густые фаланги;
Разом подумали все, что Пелид быстроногий отбросил
Гнев, им владевший так долго, и снова на дружбу склонился.
Стали они озираться, куда убежать им от смерти.
Первым Патрокл, размахнувшись, блистающей пикой ударил

Прямо в средину троянцев, где больше всего их толпилось, —
Возле кормы корабля крепкодушного Протесилая.
Им поражен был Пирехм, конеборных пеонов отважных
Из Амидона приведший, где катится Аксий широкий.
Медною пикой в плечо он ударил его. И со стоном

Навзничь Пирехм опрокинулся в пыль, и пеоны с испугом
Кинулись в бегство. Поверг Патрокл всех пеонов в смятенье,
Их вождя умертвив, храбрейшего воина в битвах.
От кораблей их прогнав, затушил он пылавшее пламя.
Полу сожженный корабль остался на месте. Бежали

С криком ужасным троянцы. Рассыпались быстро данайцы
Меж кораблей изогнутых. И шум поднялся непрерывный.
Так же, как если с вершины огромной горы Молневержец
Тучи густые разгонит, и тихое время настанет, —
Все вдруг далеко становится видным, — высокие мысы,

Скалы, долины; воздушный простор наверху необъятен.
Так и данайцы, пылавший огонь от судов отразивши,
Передохнули немного. Но битва вполне не затихла.
Вовсе троянцы еще пред ахейской воинственной ратью
От чернобоких судов не бежали назад без оглядки;

Бодро стояли еще, отступив от судов поневоле,
Бой закипел врассыпную. Сражались бойцы в одиночку.
Вождь нападал на вождя. И первый Патрокл многомощный
Ареилика ударил в то время, как он повернулся,
Острою пикой в бедро, насквозь его медью дробивши;

Кость раздробило копье; и ничком повалился на землю
Ареилик. Менелай же воинственный ранил Фоанта,
Грудь обнажившего возле щита, и члены расслабил.
А Филеид, увидав, что Амфикл на него устремился,
Опередил и ударил в бедро его, в место, где мышца

Толще всего у людей; пересекло копейное жало
Все сухожилья вокруг, и глаза его тьмою покрылись.
Из Несторидов один, Антилох, на Атимния с пикой
Острой напал и, ударивши в пах, острием его пробил.
Тот перед ним повалился. Тут с поднятой пикою Марий

На Антилоха напал, за убийство разгневанный брата.
Стал перед трупом. Но прежде, чем пикой ударить успел он,
Опередил Фрасимед его, равный бессмертным, и не дал
Промаха: быстро в плечо поразил. Острие его пики
Мышцы с руки сорвало и кость целиком разрубило.

С шумом на землю он пал, и глаза его тьмою покрылись.
Так они оба, двумя укрощенные братьями, вместе
В мрачный спустились Эрев, — лихие бойцы Сарпедона,
Амисодара сыны-копьеборцы, который Химеру
Лютую выкормил, многим мужам земнородным на гибель.

Сын Оилеев Аякс, налетев, живым Клеобула,
Сбитого в давке толпой, захватил, но сейчас же на месте
Силу расслабил его, мечом ударив по шее.
Меч разогрелся от крови до ручки. Глаза Клеобулу
Быстро смежила багровая смерть с могучей судьбою.

Бегом друг с другом сошлись Пенелей и Ликон. Промахнулись
Пиками оба они, бесполезно их оба метнули.
Снова сошлись на мечах. Ликон поразил Пенелея
В шлем густогривый по гребню, но меч обломился у ручки.
В шею тогда Пенелей под ухом ударил Ликона.

Врезался в шею весь меч, голова опрокинулась набок,
Только на коже держась, и сила покинула члены.
Вождь Мерион на проворных ногах Акаманта настигнул,
Как на коней он всходил, и в плечо его пикой ударил.
Тот с колесницы свалился, глаза его тьмою покрылись.

Идоменей Ериманта ударил безжалостной медью
В рот. Под мозгом внизу пробежала блестящая пика,
Белые кости врага своим острием расколола,
Выбила, зубы ему. Глаза переполнились кровью
Оба. Она изо рта, из ноздрей у него побежала.

Черное облако смерти покрыло его отовсюду.
Каждый из этих данайских вождей по бойцу опрокинул.
Так же, как волки в горах на ягнят и козлят нападают,
Их вырывая из стад, которым пастух неумелый
Дал широко разбрестись по горам; увидавши их, волки

Быстро животных трусливых хватают и рвут их на части.
Так на троянцев напали данайцы. Но те лишь о бегстве
Думали шумном и вовсе забыли кипящую храбрость.
Больший Аякс, Теламоний, все время старался ударить
Гектора медною пикой. Но Гектор, испытанный в битвах,

Крепким Воловьим щитом закрывая широкие плечи,
Зорко следил за свистанием стрел и жужжанием копий.
Видел он ясно, что им изменяет победа, но все же
С места сходить не хотел, защищая товарищей милых.
Как от Олимпа на небо из светлого сходит эфира

Темная туча, когда Молневержец грозу посылает, —
Так от ахейских судов началися и крики, и бегство.
Все в беспорядке бежали назад. Быстроногие кони
Вынесли Гектора вместе с оружьем. Оставил он сзади
Войско троянцев, которых задерживал ров. Уж у многих

Быстрых коней колесничных во рву поломалися дышла,
Много осталось во рву колесниц предводителей войска.
Яро Патрокл наседал, за собой призывая данайцев,
Беды врагам замышляя. Троянцы в стремительном бегстве
Все заполняли дороги, повсюду рассеявшись. Вихрем

Пыль поднялась к облакам. Расстилались по полю кони,
К Трое обратно несясь от ахейских судов и от стана.
Где только видел Патрокл, что теснее толпятся троянцы,
С криком туда он коней направлял. С колесниц под колеса
Падали мужи ничком, и гремели, валясь, колесницы.

Прямо чрез вырытый ров перепрыгнули быстрые кони, —
Кони бессмертные, дар от богов олимпийских Пелею,
Дальше помчался Патрокл. На Гектора духом рвался он,
Свергнуть его устремлялся. Но Гектора кони умчали.
Так же, как черная стонет земля, отягченная бурей,

В осень, когда на нее изливает шумящие воды
Зевс раздраженный, на тех негодуя людей, что неправый
Свой совершают на площади суд и насилия множат,
Правду теснят и ничуть наказанья богов не страшатся;
Вздувшись от множества вод, стремительно реки несутся.

Много холмов отрезают потоки в то время от суши,
С гор низвергаясь внезапно в волнами кипящее море
С шумом и стоном великим, работы людей разрушая;
С шумом таким, задыхаясь, бежали троянские кони.
Вылетев к первым фалангам троянцев, Патрокл их отрезал,

Начал обратно теснить к кораблям, не давая бегущим
В город уйти, и носился, врагов избивая нещадно,
Меж кораблями, рекой и великой ахейской стеною.
Тут он пеню взыскал с троянцев за многих убитых.
Первого пикой блестящей Патрокл опрокинул Проноя,

Грудь обнажившего возле щита, и члены расслабил.
С шумом на землю он пал. Патрокл налетел на второго, —
Фестора, сына Енопа; сидел он в своей колеснице,
Съежась в комок, растерявшись; из рук его выпали вожжи.
Близко к нему подлетев, Патрокл его пикой ударил

В правую щеку; и зубы насквозь ему пика пробила.
Из колесницы его через край потащил он на пике,
Как человек, на нависшем усевшийся камне, из моря
Тащит проворную рыбу на леске с блестящею медью;
Так Енопида с разинутым ртом потащил он на пике,

Сбросил на землю лицом, и от павшего жизнь отлетела.
После того Ерилая, навстречу бежавшего, камнем
В голову он поразил, и она пополам раскололась
В шлеме тяжелом. Ничком Ерилай повалился на землю.
Дух разящая смерть разлилася вокруг Ерилая.

После того он сразил Ериманта, Епалта, Ифея,
Пирия и Тлеполема, Амфотера и Полимела,
Сына Аргея, Евиппа и Эхия Дамасторида.
Всех одного за другим положил он на тучную землю.
Лишь увидал Сарпедон, что без пояса панцырь носящих

Много товарищей пало, смирённых рукою Патрокла,
Он закричал с возмущеньем ликийцам своим богоравным:
«Стыдно, ликийцы! Куда вы бежите? Как стали вы быстры!
Выйду я этому мужу навстречу, хочу я увидеть, —
Кто он, могучий тот воин? Немало беды причинил он

Войску троянцев и многим отважным расслабил колени!»
Так говоря, с колесницы на землю с оружьем он спрыгнул.
Это увидевши, также Патрокл соскочил с колесницы.
Как на скалистой вершине с пронзительным криком дерется
Коршунов пара с кривыми когтями, с изогнутым клювом,

С криком таким же они устремились один на другого.
Сына хитрого Крона при виде их жалость объяла.
К Гере, сестре и супруге, с таким обратился он словом:
«Горе! Судьба Сарпедону, мне самому милому мужу,
Быть смирённым в бою рукой Менетида Патрокла!

Сердце меж двух у меня колеблется разных решений:
Вырвать ли мне Сарпедона живым из кровавого боя
И перевесть его в край плодоносный Ликии пространной,
Или его укротить могучей рукою Патрокла?»
Так отвечала ему волоокая Гера богиня:

«Как ты ужасен, Кронид! Ну, какие слова говоришь ты!
Смертного мужа, издревле уже обреченного роком,
Ты совершенно от смерти печальной желаешь избавить!
Делай, как хочешь. Но боги тебя тут не все мы одобрим.
Слово иное скажу, и обдумай его хорошенько:

Если живым Сарпедона в его ты отправишь отчизну,
Вспомни, — быть может, тогда и другой кто-нибудь из бессмертных
Милого сына захочет из боя могучего вырвать.
Мало ли здесь сыновей, от бессмертных рожденных, под Троей
Бьется! У этих богов ты ужасную злобу возбудишь.

Если же он тебе дорог и сердцем о нем ты болеешь,
То допусти, чтобы в битве пылающей был укрощен он
Мощной рукою Патрокла, Менетьева славного сына.
После того ж, как душа и жизнь Сарпедона покинут,
Смерти и сладкому сну повели отнести его тело

С чуждой троянской земли в родную ливийскую землю.
Там его братья и близкие все похоронят, воздвигнув
Холм погребальный и столб, как честь воздается умершим».
Так говорила. И внял ей родитель бессмертных и смертных.
Капли кровавые начал он сеять на черную землю,

Чествуя милого сына, которого должен был нынче
В Трое Патрокл уничтожить, далеко от родины милой.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Славного сшиб Фрасимела Патрокл. Превосходным возницей
Был Фрасимел у царя Сарпедона. Его поразил он

Пикою в нижнюю часть живота и члены расслабил.
Но Сарпедон, вторым на Патрокла напав, промахнулся
Пикой блестящей. Коню Ахиллеса Педасу попала
Пика в плечо; закричал он пронзительно, дух испуская.
В пыль повалился со стоном. И дух отлетел от Педаса.

Оба другие коня расскочились, ярмо затрещало,
Спутались вожжи, когда пристяжная свалилась на землю.
Автомедонт копьеборец нашел из беды этой выход:
Вырвав острый свой меч из ножен при бедре мускулистом,
Кинулся он и отсек пристяжную, ни мало не медля.

Оба другие коня поровнялись и стали под вожжи.
В жизнегубительной схватке сошлися противники снова.
Пикой блестящей своею опять Сарпедон промахнулся.
Близко над левым плечом Патрокла она пролетела,
Но не попала в него. Тогда и Патрокл размахнулся

Пикой. Ее не напрасно метнул он. Попал он в то место,
Где грудобрюшной преградой охвачено плотное сердце.
Тот повалился, как валится дуб иль серебряный тополь,
Или сосна, если плотник своим топором отточенным
Дерево срубит в горах, корабельные балки готовя.

Так Сарпедон пред конями своими лежал, растянувшись,
В пыль, обагренную кровью, со стоном впиваясь руками.
Так же, как схваченный львом острозубым, ворвавшимся в стадо
Медленноногих коров, отважный бык краснобурый
С яростным ревом под пастью ужасною льва погибает,

Так же и вождь щитоносных ликийцев, сраженный Патроклом,
Яростью полный, на помощь товарища звал дорогого:
«Милый Главк, меж мужами боец! Ты особенно должен
Быть копьеборцем сегодня и воином самым отважным!
Если ты храбр, то да будет война тебе нынче желанной!

Прежде всего обойди предводителей храбрых ликийцев,
Пусть они тотчас же бросятся в бой выручать Сарпедона.
Выйди и сам за меня губительной медью сражаться.
Я для тебя навсегда поношеньем и срамом останусь,
Даже на самые дни отдаленные, если ахейцы

Снимут доспехи с меня, в корабельном погибшего стане.
Крепко и сам ты держись и народ возбуждай на сраженье!»
Так говорил Сарпедон. И смертный конец ему быстро
Ноздри покрыл и глаза. На грудь наступивши ногою,
Вытащил пику Патрокл с грудобрюшной преградою вместе,

Душу и жало копья одновременно вырвав из тела.
Там же тотчас мирмидонцы коней изловили храпящих,
В бегство готовых пуститься, покинув свою колесницу.
Главка при голосе друга ужасное горе объяло.
Сердце кипело в груди, что на помощь прийти он не может.

Стиснул руку ладонью. Большой его мучила болью
Рана, какую нанес, при его нападеньи на стену,
Тевкр Теламоний стрелою, беду от друзей отражая.
В жаркой молитве воззвал к дальнострельному он Аполлону:
«Слух преклони, о владыка! В краю ль плодоносном ликийском,

В Трое ль находишься ты, — отовсюду ты можешь услышать
Мужа, объятого скорбью, какая меня удручает.
Рана моя тяжела. Вокруг нее острые боли
Руку пронзают мою. Все время не может подсохнуть
Кровь, что из раны струится. Плечо у меня онемело.

Крепко держать не могу я копья, не могу на врага я
Выйти. В бою между тем погиб выдающийся воин, —
Зевса сын Сарпедон. Не помог Громовержец и сыну!
Ты же, владыка, молю, исцели эту тяжкую рану,
Боли мои успокой, дай силу, чтоб мог возбудить я

Созванных мною ликийских товарищей к битве упорной,
Также чтоб мог я и сам за тело погибшего биться!»
Так он молился. И Феб-Аполлон ту молитву услышал.
Боли тотчас прекратил и на главковой ране тяжелой
Черную высушил кровь и дух его силой наполнил.

С радостью в сердце почувствовал Главк ободренный, что скоро
Был в молитве своей он богом великим услышан.
Прежде всего, обойдя предводителей рати ликийской,
За Сарпедона их всех побудил он итти на сраженье.
После того и к троянцам пошел он, широко шагая, —

К Пулидаманту, Панфоеву сыну, к вождю Агенору,
К Гектору в медных доспехах и к сыну Анхиза Энею.
Близко он к ним подошел и слова окрыленные молвил:
«Гектор, совсем ты сегодня забыл о союзниках ваших!
Ради тебя, далеко от друзей и от родины милой,

Дух они губят в боях, а ты защищать их не хочешь.
Пал Сарпедон, предводитель ликийских мужей щитоносных, —
Он, охранявший Ликию и силой своей, и законом.
Медью покрытый Apec укротил его пикой Патрокла.
Негодованью отдайтесь, друзья, обступимте тело,

Чтобы не сняли доспехов с него мирмидонцы и трупа
Не осквернили, питая к нам гнев за данайцев, которых
Копьями мы перебили так много пред их кораблями!»
Так он сказал. Охватила троянцев до самого сердца
Невыразимая скорбь: защитою города был он,

Хоть чужеземец; на помощь троянцам с собою привел он
Много бойцов и сам между ними в боях отличался.
Тотчас яростно все на данайцев ударили. Вел их
Гектор, за гибель гневясь Сарпедона. Сынов же ахейских
В битву отважное сердце вело Менетида Патрокла.

Прежде всего он Аяксам сказал, без того уж горевшим:
«Нынче, Аяксы, должны бы желать вы сражаться не хуже,
Чем вы доселе сражались иль, может быть, даже и лучше.
Пал человек, через стену ахейцев прорвавшийся первым,
Пал Сарпедон! Вот бы нам завладеть им, над ним надругаться,

С плеч доспехи сорвать и кого-нибудь там из ликийцев,
Обороняющих тело, смирить беспощадною медью!»
Так он сказал. Но Аяксы и сами рвалися сражаться.
После того как с обеих сторон укрепили фаланги
Трои сыны и ликийцы, ахеяне и мирмидонцы,

В яростной схватке они вкруг тела убитого сшиблись
С криком ужасным. Звенели доспехи бойцов от ударов.
Гибель несущую ночь распростер над сраженьем Кронион,
Чтобы губительный битвенный труд разгорелся над сыном.
Трои сыны потеснили сперва быстроглазых ахейцев.

Был поражен человек не из худших среди мирмидонцев,
Муж Епигей богоравный, рожденный на свет Агаклеем.
Царствовал в городе он хорошо населенном Будее
Раньше. Потом же, лишив благородного сродника жизни,
Он за защитой к Пелею прибег с среброногой Фетидой.

Те же его с Ахиллесом, фаланг разрывателем грозным,
В конебогатую Трою послали с троянцами биться.
Он было тело схватил, но его шлемоблещущий Гектор
В голову камнем ударил. Она пополам раскололась
В шлеме тяжелом. Ничком Епигей повалился на землю.

Дух разящая смерть разлилася вокруг Епигея.
Горе Патрокла взяло о погибшем товарище милом.
Он сквозь передние прямо помчался ряды, словно ястреб,
Быстро несущийся следом за галками или скворцами.
Так же и ты, быстроконный Патрокл, на троян и ликийцев

Прямо помчался вперед, за товарища гневом пылая.
Он Сфенелая сразил, Ифеменова милого сына;
Камнем ударивши в шею, на ней перервал сухожилья.
Быстро троянцы и Гектор назад отступили, — настолько,
Сколько проносится длинный метательный дротик обычно,

Если его человек испытать пожелал в состязаньи
Или в сраженьи с врагами; назад на такое пространство
Трои сыны отступили, данайцы ж вперед подалися.
Главк между тем, предводитель ликийцев воинственных, первый
Вдруг повернувшись, убил Бафиклея, великого духом,

Милого сына Халкона. В Элладе он жил и богатством
Меж мирмидонцев других выдавался и всякой удачей.
Главк, повернувшись внезапно, в средину груди Бафиклея
Пикой ударил, когда он в погоне его настигал уж.
С шумом упал он. Глубокая скорбь охватила ахейцев:

Доблестный пал человек. Троянцев же радость объяла.
Остановились они и сомкнулись вкруг Главка. Ахейцы
Доблести не забывали и силу несли на троянцев.
Тут Мерион поразил Лаогона, троянского мужа,
Духом отважного сына Онетора! был тот Онетор

Зевса Идейского жрец и, как бог, почитался народом.
В челюсть под ухо его поразил он. И быстро от членов
Дух отлетел, и грозная тьма Лаогона покрыла.
Тут же Эней в Мериона метнул медножальную пику:
Думал попасть он в него, под щитом выступавшего крепким.

Но, уследивши удар, Мерион увернулся от пики,
Быстро нагнувшись вперед, позади его острая пика
В землю вонзилась, и долго качалося в воздухе древко.
Но, наконец, истощил кровожадный Apec его силу.
Мимо копье пролетело и в землю впилось, сотрясаясь, —

Брошено было без пользы оно многомощной рукою.
Гневом охваченный, громко Эней закричал Мериону:
«Скоро б тебя, Мерион, хоть плясун ты и очень искусный,
Пика моя навсегда успокоила, если б попал я!»
Славный копьем Мерион Энею сказал, возражая:

«Очень, Эней, нелегко для тебя, как бы ни был могуч ты,
Силу у всех погасить, кто выйдет сразиться с тобою.
Думаю я, что и ты ведь на свет не бессмертным родился.
Если бия тебе в грудь угодил заостренною медью,
Как ни могуч, как в руке ни уверен ты, все-таки славу

Я получил бы, а душу твою — Аид конеславный».
Так говорил он. Патрокл закричал Мериону с упреком:
«Доблестен ты, Мерион, но зачем ты так много болтаешь?
Милый! Словами обидными ты не заставишь троянцев
Тело отдать нам. Земля до того еще многих покроет.

Дело в сражениях руки решают, слова — в совещаньях!
Нечего много речей разводить, а давай-ка сражаться!»
Так он сказал и пошел, а следом и муж богоравный.
Как поднимается шум при работе мужей-лесорубов
В горных долинах и можно услышать его издалека,

Так по широкодорожной земле разливалось звучанье
Меди, и кожи, и крепких щитов, приготовленных прочно,
Яро разимых ударами пик и мечей отточенных.
Богоподобного тут Сарпедона навряд ли узнал бы
Самый догадливый муж, до того с головы до носков он

Стрелами весь был усеян, запачкан и кровью, и пылью.
Труп облепили бойцы, как на скотном дворе облепляют
Полный подойник немолчно жужжащие в воздухе мухи
В вешнюю пору, когда молоко наливают в сосуды.
Так и бойцы облепили убитого. Зевс промыслитель

Не отводил от героев сражавшихся светлого взора.
Жадно все время за битвой следя, об убийстве Патрокла
Много раздумывал в духе своем он, в решеньи колеблясь,
Сделать ли так, чтоб вблизи Сарпедона, подобного богу,
Тут же медью смирил и Патрокла блистательный Гектор

В схватке кровавой и с плеч его славные снял бы доспехи,
Или чтоб труд боевой еще многим Патрокл увеличил.
Вот что, в уме поразмыслив, за самое лучшее счел он:
Чтобы товарищ лихой Ахиллеса, Пелеева сына,
Рать конеборных троянцев и Гектора в медных доспехах

К городу снова погнал и дыханье отнял бы у многих.
Гектору прежде всего малодушие в сердце вложил он.
На колесницу взойдя, обратился он в бегство, и прочим
Крикнул бежать: весы священные Зевса познал он.
Тут и ликийцы в бою не остались могучие, в бегство

Все обратились, когда увидали царя пораженным
В сердце, средь кучи убитых; вокруг него много погибло
Воинов храбрых с тех пор, как простер эту распрю Кронион.
Быстро сорвали доспех с сарпедоновых плеч мирмидонцы, —
Медный, блистающий ярко. Его к кораблям изогнутым

Отдал друзьям отнести Менетиев сын многомощный.
Тучегонитель Зевес обратился тогда к Аполлону:
«Вынеси, Феб дорогой, из-под копий и стрел Сарпедона,
Тщательно кожу очисти от черной запекшейся крови,
Тело подальше снеси и, омывши речными струями,

Смазав амвросией, платьем одень его вечно нетленным —
Все это сделавши, взять поручи его быстрым вожатым
Смерти и Сну, близнецам, чтоб они поскорей Сарпедона
В край отнесли плодоносный, в пространную землю ликийцев.
Там его братья и близкие все похоронят, воздвигнув

Холм погребальный и столб, как честь воздается умершим»,
Так он сказал. Аполлон непослушен родителю не был.
Быстро с Идейских вершин спустился в ужасную сечу,
Вынес тотчас из-под копий и стрел сарпедоново тело,
Дальше от боя унес и, омывши речными струями,

Смазав амвросией, платьем одел его вечно нетленным.
Все это сделавши, взять поручил его быстрым вожатым
Смерти и Сну, близнецам, чтоб они поскорей Сарпедона
В край отнесли плодоносный, в пространную землю ликийцев.
В это время Патрокл, понукая коней и возницу,

Гнал пред собой в ослепленьи великом троян и ликийцев.
Если бы следовал он наставленьям Пелида, безумец,
Злого жребия черной погибели он избежал бы.
Воля Зевса, однако, сильнее всегда, чем людская.
Храброго мужа ввергает он в страх и победы лишает

Очень легко, а иной раз и сам побуждает сражаться.
Так и теперь он воинственный дух возбудил у Патрокла.
Кто же был первый и кто был последний, кого умертвил ты
После того как уж к смерти, Патрокл, тебя боги призвали?
Прежде всего — Адреста, потом Автоноя, Ехекла,

Также Перима, Мегада, Епистора и Меланиппа,
После того — Еласа и Мулия вместе с Пилартом:
Этих убил он. Другие ж о бегстве подумали каждый.
Высоковратную Трою тогда же руками Патрокла
Взяли б ахейцев сыны, — так бешено пикой он бился, —

Если бы Феб-Аполлон не стоял на возвышенной башне,
Гибель ему замышляя, троянцам же помощь готовя.
Трижды на выступ высокой стены Менетид поднимался,
Трижды оттуда обратно отбрасывал Феб Менетида,
В ярко блистающий щит ударяя бессмертной рукою.

Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога,
Голосом страшным ему загремел Аполлон дальновержец:
«Богорожденный Патрокл, отступи! Не тебе твоей пикой
Город отважных троянцев назначено роком разрушить,
Ни самому Ахиллесу, хоть он тебя много сильнее!»

Так он сказал. И Патрокл отступил намного обратно,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Гектор в скейских воротах сдержал лошадей своих быстрых.
Он колебался, — назад ли в толпу их погнать, чтоб сражаться,
Или отдать приказанье народам к стене собираться.

Так размышлял он, когда Аполлон перед ним появился,
Образ цветущий приняв молодого, могучего мужа
Асия; Гектору дядей по матери он приходился,
Братом родным приходился Гекубе и сыном — Диманту,
Жившему в крае Фригийском вблизи сангарийских течений.

Образ принявши его, сказал Аполлон дальновержец:
«Гектор, ты бой прекратил? Не должно бы так тебе делать!
Будь я сильнее тебя, насколько тебя я слабее,
Скоро б раскаялся ты, что окончил кровавую битву!
Ну-ка, направь на Патрокла коней своих крепкокопытных,

Может, его ты сразишь, и даст Аполлон тебе славу».
Молвил и снова к борьбе человеческой бог обратился..
Гектор могучий тотчас Кебриону отдал приказанье
Гнать на сраженье бичом лошадей. Аполлон, удалившись,
В толпах сражавшихся скрылся. Смятенье ужасное поднял

Он средь ахейцев, троянцам и Гектору славу готовя.
Гектор данайцев других оставлял, никого не сражая,
Прямо он гнал на Патрокла коней своих крепкокопытных.
Тотчас тогда и Патрокл соскочил с колесницы на землю
С пикою в левой руке. А правою поднял он камень, —

Мраморный камень большой, острозубый, всю руку занявший..
Бросил, напрягшись, его, и недолго летел он до мужа.
Не промахнулся могучий Патрокл. Кебриону, вознице
Гектора, вожжи в руках державшему, камнем зубристым
Прямо в лоб он попал, — побочному сыну Приама.

Брови камень сорвал, не выдержал череп удара,
Весь раскололся; упали на землю глаза Кебриона
В пыль пред ногами его. И сам, водолазу подобный,
Он с колесницы свалился, и дух его кости оставил.
Над Кебрионом смеясь, сказал ты, Патрокл конеборец:

«Право же, как человек этот легок! Как ловко ныряет!
Если бы на море, рыбой обильном, он вдруг очутился,
Многих сумел бы насытить он, устриц ища, для которых
Прыгал бы в море с судна, как бы ни было море сердито,
Так же легко, как и здесь, на земле, он нырнул с колесницы!»

Кто бы подумал, что есть водолазы и между троянцев!»
Так промолвивши, бросился он к Кебриону герою
Бурный, как лев разъяренный, который, загон истребляя,
В грудь стрелой поражен, и бесстрашием сам себя губит.
Так же и ты, Патрокл, на убитого кинулся жадно.

Гектор навстречу ему соскочил с колесницы на землю.
За Кебриона, как львы, меж собой они в битву вступили,
Что на вершине горы за убитого кем-то оленя, —
Оба голодные, яростный бой меж собой начинают.
Так над убитым бойцом возбудители бранного клика

Храбрый Патрокл, Менетиев сын, и блистательный Гектор
Тело рвались друг другу пронзить беспощадною медью.
Гектор за голову труп ухватил и держал его крепко,
Сын же Менетиев за ногу влек. А кругом остальные
Трои сыны и данайцы могучую начали битву.

Так же, как ветры восточный и южный, в борьбе соревнуясь,
В горных долинах леса заставляют дрожать и клониться, —
Ясени, крепкие буки и дерен густой гладкоствольный;
Длинными бьются ветвями все время они друг о друга
С шумом ужасным; и с треском деревья ломаются всюду, —

Так и троянцы сшибались с ахейцаими и беспощадно
С ними сражались. Никто о гибельном бегстве не думал.
Много вокруг Кебриона отточенных копий вонзалось,
Стрелы крылатые часто с тетив вылетали упругих,
Много огромных камней о щиты ударялося с громом

В битве вкруг тела его. А он, широко распростершись,
В пыльном лежал урагане, забыв об искусстве возницы.
Долго, покамест средь неба высокое солнце стояло,
Острые копья и стрелы летали, народ поражая.
Но лишь склонилося солнце к поре, как волов распрягают,

Храбрость ахейцев, судьбе вопреки, одолела троянцев.
Труп Кебриона героя они увлекли из-под копий
Яро кричавших троянцев и с плеч его сняли доспехи.
Беды готовя троянцам, на них Менетид устремился.
Трижды бросался Патрокл, быстротою подобный Аресу,

С криком ужасным, и трижды по девять мужей убивал он.
Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога, —
Тут, Патрокл, для тебя наступило скончание жизни!
Вышел навстречу тебе Аполлон средь могучего боя, —
Страшный. Но в давке Патрокл не узнал подходившего бога:

Мраком великим укрытый, шагал он навстречу Патроклу.
Стал позади и ударил в широкие плечи и спину
Мощной рукой. Завертелося все пред глазами Патрокла.
Сбил с головы его гривистый шлем Аполлон дальновержец;
Под ноги быстрым коням покатился со звоном и стуком

Шлем дыроглазый героя. И грива его осквернилась
Черною кровью и пылью. Дотоле еще не бывало,
Чтоб коневласый тот шлем осквернялся когда-либо пылью.
На голове он сиял над прекрасным челом Ахиллеса,
Богу подобного мужа. Теперь его Гектору отдал

Зевс, чтоб он им покрывался: близка уж была его гибель.
Вся на куски у него разломалась огромная пика, —
Крепкая, тяжкая, медью сиявшая; с плеч его мощных
Щит широко окаймленный с ремнем повалился на землю;
Броню на нем распустил Аполлон повелитель, сын Зевса.

Ум у него помутился, блестящие члены расслабли;
Ошеломленный, стоял он. Тут острою пикою сзади
В спину меж плеч изблизи поразил его воин дарданский
Сын Панфоя Евфорб. Меж сверстников он выдавался
Пикою, конской ездой и ногами, проворными в беге.

Сбросил уж двадцать бойцов с лошадей он в то время, как
Выехал в первый же раз в колеснице, войне обучаясь.
Первый тебя он ударил копьем, Патрокл конеборец,
Но не убил, и назад убежал, и в толпу замешался,
Вырвав из раны свою ясеневую пику. Не смел он

И с безоружным Патроклом открыто сразиться. Патрокл же,
Бога ударом смирённый и острою пикой Евфобра,
Быстро назад удалился к друзьям, убегая от смерти.
Гектор, едва лишь увидел Патрокла, великого духом,
Острой сраженного медью, идущим из боя обратно,

Близко к нему подошел сквозь ряды и ударил с размаха
Пикою в низ живота и насквозь пронзил его медью.
С шумом упал он. Унынье великое взяло ахейцев.
Так же, как лев побеждает могучею силой своею
Неутомимого вепря, сойдясь с ним на горной вершине

В схватке за ключ маловодный; а хочется пить им обоим;
И задохнувшийся вепрь побеждается львом многомощным.
Так и убившего многих Менетьева храброго сына
Духа лишил, изблизи поразив его, Гектор могучий.
И, похваляясь, слова окрыленные Гектор промолвил:

«Ты, наверно, Патрокл, собрался уж наш город разрушить,
Женщин троянских хотел ты на ваших судах мореходных,
Дней их свободы лишив, увезти в отечество ваше.
Эх, ты, глупец! Ведь за них быстролетные Гектора кони
Биться летят, над землей расстилаясь; чтоб дней принужденья

Им не узнать, я и сам средь троянских мужей отличаюсь
Острою пикой. Тебя ж ястреба тут у нас растерзают!
Бедный! И сам Ахиллес не помог тебе, как ни могуч он!
Сам оставаясь, наверно, тебя наставлял он в дорогу:
«Ты у меня и не думай, Патрокл быстроконный, вернуться

Раньше к судам нашим быстрым, чем Гектору мужеубийце
Ты на груди не проколешь доспеха кровавого пикой!»
Так говорил он тебе, и послушался ты, безрассудный!»
В изнеможеньи ему отвечал ты, Патрокл конеборец:
«Что же, Гектор, хвались, величайся! Зевес с Аполлоном

Дали победу тебе. Но ведь боги меня победили.
Им это сделать легко. И доспехи они с меня сняли.
Если б и двадцать подобных тебе предо мною предстало,
Тут же погибли бы все, усмиренные пикой моею!
Гибельным роком сражен я и сыном Лето, а из смертных

Мужем Евфорбом, а ты только третьим удар мне наносишь.
Слово другое тебе я скажу, и подумай об этом:
Жить на земле и тебе самому остается недолго;
Близко уж смерть пред тобою стоит с могучей судьбою.
Должен ты пасть от руки Ахиллеса, Эакова внука!»

Так он сказал, и покрыло его исполнение смерти.
Члены покинув его, душа отлетела к Аиду,
Плачась на участь свою, покидая и крепость, и юность.
Но и к умершему слово промолвил блистательный Гектор:
«Что ты мне предвещаешь, Патрокл, недалекую гибель?

Может ли кто-нибудь знать, не Пелид ли, рожденный Фетидой,
Раньше погубит свой дух под острою пикой моею?»
Так он сказал и, ногой наступив на Патрокла, из тела
Вырвал копье, и спиною на землю с копья его сбросил.
Тотчас затем он с копьем устремился на Автомедонта,

Богоподобного мужа, возницу Эакова внука,
Чтобы убить. Но умчали того быстроногие кони, —
Кони бессмертные, дар от богов олимпийских Пелею.

Песнь семнадцатая

Подвиги Менелая

Не ускользнула от глаз Менелая, любимца Ареса,
Гибель Патрокла, в бою усмиренного силой троянцев.
Выступил он из рядов, облаченный сияющей медью,
И возле трупа ходил, как теленка обходит с мычаньем

Первородящая мать, не рожавшая раньше ни разу.
Так же вкруг тела Патрокла ходил Менелай русокудрый.
Пику вперед выставлял он и щит, во все стороны равный,
Каждого смерти готовый предать, кто бы вышел навстречу.
Не безразличным, однако, к Патроклу убитому также

И копьеборец Евфорб оставался. Близ самого трупа
Остановившись, сказал он Атриду, любимцу Ареса:
«Зевсов питомец, Атрид Менелай, повелитель народов!
Тело оставь, отойди! Отступись от кровавой добычи!
Раньше меня ни один из троян иль союзников славных

Острою пикой в кровавом бою не ударил Патрокла.
Дай же мне громкую славу теперь получить у троянцев!
Иль и тебя я сражу и лишу многосладостной жизни!»
С гневом великим ему отвечал Менелай русокудрый:
«Зевс, наш отец! Прилично ли так гордецам похваляться!

Право же, так не гордятся могучею силой своею
Ни леопард, ни бестрепетный лев, ни кабан белозубый,
Гибельный, более прочих кичащийся силой своею, —
Как превозносят себя копьеборцы, Панфоевы дети!
Гиперенорова сила недолго своей наслаждалась

Юностью после того, как ругаясь, со мной он сошелся
И заявлял, что меж всех аргивян наихудший я воин.
Кажется мне, не своими ногами из боя он вышел
Радость жене молодой принести и родителям чтимым.
Так же и силе твоей положу я конец, если выйдешь

Против меня. Но совет тебе дам я: как можно скорее
Скройся в толпу, не иди на меня или плохо придется!
Только тогда, как случится беда, дураки ее видят».
Не убедил он Евфорба, и тот, возражая, ответил:
«Нынче, питомец богов Менелай, целиком ты заплатишь

Мне за убитого брата. Гордишься ты этим убийством,
Рад, что жену его сделал вдовой в новостроенной спальне,
Что в несказанное горе и слезы родителей ввергнул.
Всем бы я им, несчастным, принес окончанье их плача,
Если б, с твоей головой и с доспехом твоим появившись,

Я их Панфою вручил и Фронтиде божественной… Что же,
Пусть не останется долго неначатым бой наш с тобою,
Пусть решится, кто силу покажет, кто пустится в бегство!»
Молвил — и пикою в щит, во все стороны равный, ударил.
Но не смогла она меди пробить, острие изогнулось

В крепком щите Менелая. Вторым Менелай русокудрый
Медную пику занес, помолившись родителю Зевсу.
Он отскочившему прямо попал в основанье гортани
И надавил на копье, полагаясь на мощную руку.
И через нежную шею насквозь острие пробежало.

С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели;
Кровью смочилися кудри, подобные девам Харитам,
Золотом и серебром перевитые косы Евфорба.
Как человек деревцо молодое маслины выводит
В месте безлюдном, в котором струится родник многоводный;

Пышно растет деревцо; дыхание ветров различных
Нежно колеблет его; и белым цветет оно цветом;
Но налетает внезапно с сильнейшею бурею ветер,
Вон деревцо вырывает из ямы и наземь бросает.
Схожего с тем деревцом копьеносного мужа Евфорба,

Смерти предавши его, обнажал Менелай от доспехов.
Как в своей силе уверенный лев, горами вскормленный,
Самую лучшую ловит корову в пасущемся стаде,
Шею сперва ей дробит, захвативши в могучие зубы,
После же с жадностью кровь пожирает и потрохи жертвы,

Всю раздирая на части; вокруг пастухи и собаки
Громко кричат на него издалека, однако навстречу
Выйти ему не хотят, объятые ужасом бледным.
Так же и между троянцев никто не осмелился духом
Смело навстречу пойти Менелаю, Атрееву сыну.

Славный доспех Панфоида легко бы тут мог унести он,
Не позавидуй ему Аполлон, дальнострельный владыка.
Гектора — быстрого, словно Apec, — на него возбудил он,
Сам уподобившись Менту, начальнику храбрых киконов.
К Гектору он со словами крылатыми так обратился:

«Недостижимого, Гектор, достичь ты пытаешься нынче, —
Коней Пелида героя! Ужасны, Гектор, те кони!
Справиться с ними из смертных мужей ни единый не в силах,
Только один Ахиллес, бессмертной богиней рожденный.
Этим ты занят. Тем временем царь Менелай многомощный,

Труп защищая Патрокла, храбрейшего воина свергнул,
Бурную мощь прекратил у Евфорба, Панфоева сына».
Молвил и снова к борьбе человеческой бог обратился.
Гектору страшная скорбь омраченное сердце покрыла.
Быстро ряды оглядел он кругом и мгновенно увидел:

Этот снимает доспех знаменитый, а тот неподвижно
Навзничь простерся, и кровь из зияющей раны струится.
Выступил Гектор вперед, облеченный сияющей медью,
Голосом громким крича, на гефестово пламя похожий
Неугасимое. Крик его грозный дошел до Атрида.

Тяжко вздохнувши, сказал своему он бесстрашному сердцу:
«Вот так беда! Если этот прекрасный доспех я оставлю,
Если я брошу Патрокла, за честь мою легшего в битве, —
Не осудил бы меня, увидав это, кто из ахейцев!
Если же, их устыдившись, на Гектора я и троянцев

Выйду один, окружат одного меня многие мужи.
Всех ведь троянцев сюда ведет шлемоблещущий Гектор.
Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?
Кто, вопреки божеству, пожелает итти против мужа,
Чтимого богом, тот скоро большую беду испытает.

Нет, не осудит меня ни один из данайцев, увидев,
Что перед ним отступил я: от бога сражается Гектор!
Если же где-нибудь мне послышится голос Аякса, —
Оба, назад обратившись, пойдем мы решительным боем
Хоть на само божество. Только вырвать бы нам для Пелида

Тело патроклово: злом наименьшим из всех это было б».
В миг, как подобными думами дух волновал он и разум,
Быстро фаланги троянцев надвинулись, вел же их Гектор.
Стал уходить Менелай, отступившись от тела Патрокла,
Часто назад обращаясь, как лев бородатый, гонимый

И пастухами, и псами сердитыми прочь от загона
Криком и копьями. Сердце отважное в нем коченеет,
И неохотно он скотный загон наконец покидает.
Так отходил от Патрокла Атрид Менелай русокудрый.
Между своих очутившись, лицом он к врагам повернулся.

Начал глазами искать Менелай Теламонова сына.
Вскоре на левом крыле всей битвы его он заметил;
К бою товарищей там возбуждал он, их дух ободряя:
Ужасом неизъяснимым сердца Аполлон им наполнил.
Быстро Атрид побежал и, к Аяксу приблизившись, молвил:

«Друг Теламоний, сюда! Поспешим за Патрокла сразиться!
Может быть, мы принесем к Ахиллесу хотя бы нагое
Тело его. А доспехи унес шлемоблещущий Гектор».
Так говоря, у Аякса отважного дух взволновал он.
Выступил он из рядов, а с ним Менелай русокудрый.

Снявши с Патрокла доспехи, тащил за собой его Гектор,
Чтоб ему голову с плеч отрубить заостренною медью,
Самый же труп на съеденье собакам отдать илионским.
Близко Аякс подошел, пред собою неся, словно башню,
Щит свой; назад отступил к товарищам Гектор и быстро

На колесницу вскочил. А доспехи прекрасные отдал
В город троянцам отнесть, ему на великую славу.
Остановился Аякс пред Патроклом, над ним протянувши
Щит свой широкий, как львица стоит над детьми, если в чаще
Леса, ведя за собою детенышей малых, встречает

Смелых охотников; в гордом сознании собственной силы
Хмурит всю кожу на лбу, ее на глаза надвигая.
Так же Аякс Теламоний ходил вкруг Патрокла героя
Твердо с другой стороны Менелай, любимец Ареса,
В сердце великое горе питая, стоял над убитым.

Главк, Гипполохом рожденный, начальник ликийского войска,
Мрачно на Гектора глядя, сказал ему с жестким упреком:
«Гектор, хоть храбр ты на вид, но многим в бою уступаешь!
Незаслуженно молва тебя, труса, считает отважным.
Время подумать тебе, — как будешь и город, и крепость

Дальше один защищать лишь с народом, родившимся в Трое?
Что до ликийцев, то впредь ни один не пойдет на данайцев
Биться за город. Была ли какая мужам благодарность,
Кто непрерывно, не зная покоя, сражался с врагами?
Как же бы спас ты, несчастный, из свалки бойца рядового,

Если уж сам Сарпедон, — и гость, и товарищ твой верный, —
В битве тобою покинут и отдан в добычу ахейцам, —
Он, кто так много услуг оказал как тебе, так и Трое,
Будучи жив! А его от собак защитить не посмел ты!
Если ликийские мужи мне будут послушны, то все мы

Едем домой! Очевидно, приходит конец Илиону!
Если бы были троянцы полны многодерзостной силы, —
Силы бесстрашной, какая мужами владеет, кто начал
Грозную битву с врагами и труд боевой за отчизну,
Скоро Патрокла бы мы увлекли в илионские стены!

А попади он уж в город великий владыки Приама,
Вырванный нами из боя жестокого, даже хоть мертвый.
Скоро б отдали ахейцы прекрасный доспех Сарпедона,
И самого бы его привезли мы в троянские стены!
Ибо товарищ убит человека, который сильнее

Всех меж ахейцев, и воинов храбрых ведет за собою.
Ты ж не осмелился выждать Аякса, высокого духом,
Прямо в глаза ему глядя средь битвенной свалки и криков,
Прямо на бой с ним идя! Куда уж тебе до Аякса!»
Грозно взглянув на него, отвечал шлемоблещущий Гектор:

«Главк, что сталось с тобой? Какие надменные речи!
Я до сих пор был уверен, что разумом ты превосходишь
Всех других, кто в ликийском краю обитает богатом.
Слово твое возмутило меня. Ну, что говоришь ты!
Ты мне сказал, что я выждать не смел великана Аякса!

Конского топота я не боюсь, не боюсь я сраженья.
Воля Зевса, однако, сильнее всегда, чем людская;
Храброго мужа ввергает он в страх и победы лишает
Очень легко, а иной раз и сам побуждает сражаться.
Ну-ка, мой друг, подойди, стань рядом со мной, погляди-ка,

Целый ли день я таким, как сказал ты, остануся трусом,
Или и я из данайцев кого-нибудь бросить заставлю, —
Как бы он в битву ни рвался, — защиту патроклова тела».
Так ответивши, крикнул троянцам он голосом громким:
«Трои сыны и ликийцы, и вы, рукопашцы дарданцы!

Будьте мужами, друзья, о неистовой вспомните силе,
Чтобы доспех мне надеть безупречного сына Пелея
Славный, который я добыл, убивши патроклову силу».
Так закричав, из боя ушел шлемоблещущий Гектор
И во всю мочь на проворных ногах побежал к Илиону.

Мало совсем пробежав, нагнал он товарищей верных,
К городу несших доспех знаменитый героя Пелида.
От многослезного боя вдали обменял он доспехи:
Свой поручил отнести троянцам воинственным в город,
Сам же облекся в нетленный доспех Ахиллеса, который

Боги небесные в дар отцу принесли Ахиллеса.
Отдал доспех тот, состарившись, сыну отец Ахиллеса.
Но не пришлось под отцовским доспехом состариться сыну!
Тучи сбирающий Зевс, увидав, как вдали от сраженья
Гектор доспех надевал Ахиллеса, подобного богу,

Стал, головой покачав, со своим беседовать духом:
«Ах, злополучный! Ты сердцем своим не предчувствуешь смерти, —
Смерти такой недалекой! В доспех ты оделся нетленный
Мощного мужа, — того пред кем и другие трепещут!
Друга его ты убил, — он был и могуч и приветлив, —

Снял у него с головы и с плеч недостойно доспехи.
Нынче великую силу в тебя я вложу, но зато уж
Ты из сраженья домой не воротишься больше, не примет
Славных доспехов Пелида из рук у тебя Андромаха».
Молвил Кронион и иссиня-черными двинул бровями,

Гектору сделал доспехи по телу. Вступил ему в сердце
Бурный, ужасный Apec. Преисполнились все его члены
Силой и мощью. Пошел он к союзникам славным троянцев,
Голосом громким крича. Пред фалангами их он явился
В блеске нетленных доспехов высокого духом Пелида.

Стал одного за другим обходить, ободряя словами
Каждого. Были Медонт здесь и Главк, Гипполохом рожденный,
Астеропей, Дейсинор, Гиппофой с Ферсилохом и Месфлом,
Форкий и Хромий и Энном, искусный гадатель по птицам.
К ним ко всем со словами крылатыми он обратился:

«Слушайте, все племена соседей — союзников наших:
Из-за количества я не искал вас, я в нем не нуждался,
Вас собирая из ваших краев в Илион наш священный.
Я для того вас призвал, чтоб заботливо вы защищали
Наших супруг и младенцев от войнолюбивых ахейцев.

Вот почему и дарами, и всякого рода кормами
Я истощаю народ мой, чтоб мужество ваше повысить.
Станьте же, прямо лицом обратившись к врагу, погибайте
Или спасайтесь: беседы с врагами другой не бывает.
Кто же Патрокла, — пускай уж убитого, — вырвав из боя,

В руки троянцев отдаст, перед кем Теламоний отступит,
Тот от меня половину получит добычи; другая
Будет моею. А славу такую ж, как я, он получит».
Так он сказал. И обрушились прямо они на данайцев,
Копья занесши. Сердца в их груди загорелись надеждой

Из-под щита у Аякса патроклово выхватить тело.
Глупые! Много из них от руки его пало над трупом!
Их увидавши, Аякс Теламоний сказал Менелаю:
«Зевсов питомец, Атрид Менелай! Сомневаюсь, придется ль
Мне и тебе в дорогую отчизну с войны воротиться!

Думаю я, дорогой мой, теперь не о трупе Патрокла, —
Скоро насытит собою он птиц и собак илионских! —
Но о своей голове, как бы с нею чего не случилось,
И о твоей. Широко нас покрыла гроза боевая —
Гектор. На нас же с тобой надвигается близкая гибель.

Вот что: зови к нам бойцов наилучших, — быть может, услышат!»
Не был ему Менелай непослушен могучеголосый.
Голосом громким вскричал он, чтоб всем было слышно данайцам:
«О дорогие! Вожди и советчики храбрых ахейцев!
Вы, кто народное пьете вино у обоих Атридов,

У Агамемнона и Менелая, кто правите мудро
Каждый народом своим, со славой и честью от Зевса!
Трудно мне каждого здесь распознать предводителя войска:
Слишком кругом полыхает сражения бурного пламя.
Сами скорей приходите и духом своим возмутитесь,

Что для троянских собак игралищем станет Патрокл наш!»
Так сказал он. И быстрый Аякс Оилеев услышал.
Первым сквозь ярую битву бегом прорвался он навстречу,
Следом явилися Идоменей и его сотоварищ,
Вождь Мерион, истребителю войск Эниалию равный.

Всех остальных бы навряд ли в уме своем кто перечислил, —
Тех, что явились потом и ахейцев на бой возбудили.
Сомкнутым строем троянцы ударили первыми. Вел их
Гектор. Как в устье реки, получающей воду от Зевса,
Против течения рвется волна с оглушительным шумом;

Громко крутые ревут берега перед натиском моря;
С криком таким наступали троянцы. Однако ахейцы
Вкруг Менетида стояли, горя одинаковым духом,
Огородившись щитами. Вокруг их сияющих шлемов
Сумрак великий разлил громовержец владыка Кронион.

Не был и раньше ему Менетид ненавистен, в то время,
Как еще, будучи жив, он товарищем был Эакида.
Он не хотел допустить, чтоб добычей собак илионских
Стал он. В защиту Патрокла его он товарищей поднял.
Трои сыны потеснили сперва быстроглазых ахейцев.

Бросив тело, те побежали. Но гордым троянцам
Не удалось умертвить никого, хоть и очень хотелось.
Труп же они увлекли. Но вдали от него находились
Очень недолго ахейцы. Тотчас повернул их обратно
Сын Теламонов Аякс, — и своими делами, и видом

После Пелида бесстрашного всех превышавший данайцев.
Ринулся он из передних рядов, по отваге подобный
Дикому вепрю, который в горах, обернувшись при бегстве,
Быстрых собак и ловцов рассыпает легко по ущельям.
Так и могучий Аякс, блистательный сын Теламона,

Ринувшись против троянских фаланг, без труда их рассыпал
Там, где они окружали Патрокла, пылая желаньем
В город свой тело увлечь и добыть себе громкую славу.
Лефа Пеласга блистательный сын Гиппофой уж Патрокла
За ногу быстро тащил по кровавому полю сраженья,

Крепкий накинув ремень на лодыжку вокруг сухожилья.
Гектору он и троянцам хотел угодить, но мгновенно
Гибель пришла, и не спас Гиппофоя никто из желавших.
Прыгнув к нему из толпы, могучий Аякс Теламоний
В шлем меднощечный его поразил рукопашным ударом.

Шлем густогривый расселся под жалом отточенной пики,
Мощной рукою Аякса пробитый и пикой огромной.
Мозг из зияющей раны по шейке копья заструился,
Смешанный с кровью. И сила бойца сокрушилась, и наземь
Сразу из рук онемевших он выронил ногу Патрокла.

Сам же в кровавую пыль ничком повалился близ трупа.
От плодородной Ларисы вдали он погиб. За заботы
Милым родителям он не успел отплатить. Кратковечной
Жизнь его стала под пикой великого духом Аякса.
Гектор в Аякса тогда блестящею пикой ударил.

Тот увидал, увернулся и еле избегнул удара.
Пика попала в Схедия, Ифитова храброго сына,
Очень знатного мужа-фокейца. Он жил в Панопее,
Городе славном, и там многочисленным правил народом,
В грудь под ключицею Гектор его поразил, и навылет

Вышло внизу под плечом отточенное медное жало.
С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели.
Форкий отважный, рожденный Фенопом, стоял, защищая
Труп Гиппофоя. Аякс в живот его пикой ударил;
Выпуклость брони пробив, кишки ему пика пронзила.

В пыль Фенопид покатился, хватаясь за землю руками.
Тут подалися назад и фаланги передних, и Гектор.
Крикнули громко ахейцы, убитых к себе оттащили
Форкия и Гиппофоя, и с плеч у них сняли доспехи.
И побежали б троянцы от милых Аресу ахейцев

Вверх к Илиону, поддавшись объявшей их слабости духа,
Славу добыли б ахейцы и против Зевесовой воли,
Собственной силой и мощью. Но против ахейцев Энея
Сам Аполлон возбудил, подобье приняв Перифанта,
Сына Эпитова. Он при отце престарелом Энея

Вестником в доме его состарился, дружества полный.
Образ принявши его, сказал Аполлон дальновержец:
«Как же смогли б вы, Эней, защитить, вопреки и бессмертным,
Трою высокую, как у других доводилось мне видеть:70Как у других доводилось мне видеть. — Аполлон имеет в виду поход против Трои Геракла, разрушившего Трою во главе очень незначительного войска.
Силе своей лишь они доверяли, своей лишь отваге,

Лишь на свое полагались число, хоть и было их мало.
Вам же победы теперь над ахейцами сильно желает
Сам Громовержец. А вы лишь трепещете, стоя без битвы!»
Так говорил он. Эней дальновержца узнал Аполлона,
Прямо в лицо увидав. И Гектору громко он крикнул:

«Гектор и все вы, вожди и троян, и союзников наших!
Стыд нам великий, когда мы от милых Аресу ахейцев
В Трою уйдем, покорившись объявшей нас слабости духа!
Близко представ предо мной, объявил мне один из бессмертных:
Нам помощником Зевс, устроитель высокий сражений!

Смело пойдем на данайцев! Ужели же мы им позволим
К черным судам их спокойно приблизиться с телом Патрокла!»
Выбежав быстро из ряда переднего, стал он пред войском.
Оборотившись назад, на врагов налетели троянцы.
Тут Лейокрита Эней поразил, Арисбантова сына.

Верным и доблестным другом он был Ликомеда героя.
Стало убитого жаль Ликомеду, любимцу Ареса.
Около трупа он стал и, взмахнувши блестящею пикой,
Аписаона сразил Гиппасида, ударивши в печень
Под грудобрюшной преградой, и быстро колени расслабил.

Из плодородной земли пеонийской тот прибыл под Трою
И отличался в боях, как храбрейший за Астеропеем.
Жалко погибшего стало могучему Астеропею.
Прямо и он на данайцев ударил, желая сразиться.
Но ничего не достиг. Как стеной, оградились щитами

Те, что вкруг тела стояли и копья вперед выставляли.
Их беспрестанно Аякс обходил, горячо убеждая
И запрещая хотя бы на шаг отступать от Патрокла
Иль впереди в одиночку сражаться пред строем ахейцев:
Требовал около тела стоять и сражаться вплотную.

Так наставлял их Аякс великан. Между тем орошалась
Алою кровью земля, и один на другого валились
Трупы троянских бойцов и сверхмощных союзников Трои, —
Но и данайских мужей: и они не без крови сражались;
Много лишь меньше их гибло: следили они неустанно,

Чтобы при смерти грозящей оказывать помощь друг другу.
Так наподобье пожара сраженье меж ними пылало.
Ты не сказал бы, что целы остались и солнце и месяц:
Мраком окутано было то место на поле сраженья,
Где вкруг патроклова тела стояли храбрейшие мужи.

Рати другие троянцев и меднодоспешных ахейцев
Бились спокойно под ясным эфиром; кругом разливались
Яркие солнца лучи; ни следа не виднелось тумана
Ни на земле, ни в горах. С передышкой сражалися люди.
Стоя вдали друг от друга, от копий и стрел многостонных

Все уклонялись легко. В середине ж страдали жестоко
И от войны, и от мрака и гибли под яростной медью
Лучшие воины войск. Еще не достигла до слуха
Славных мужей Фрасимеда и брата его Антилоха
Весть, что не стало Патрокла бесстрашного. Думали оба,

Что впереди он живой средь свалки с троянцами бьется.
Сами сражались они далеко, где товарищей верных
Оберегали от смерти и бегства, как Нестор велел им,
От кораблей чернобоких на бой сыновей отправляя.
Там же, вкруг тела Патрокла, весь день напролет бушевала

Распря великая тяжкой вражды. Изнурительным потом
Голени были залиты внизу, и ступни, и колени,
Потом глаза заливались и руки бойцов, защищавших
Тело отважного друга Эакова быстрого внука.
Так же, если дает человек растянуть своим людям

Шкуру большого быка, насквозь напоенную жиром;
Те, ухватившись за шкуру и ставши кружком, ее тянут
В разные стороны; сырость выходит, и жир исчезает,
И, растянувшись, длиннее и шире становится кожа;
Так же на малом пространстве тянули и те, и другие

Тело туда и сюда. И горели надеждою крепкой
Трои сыны — к Илиону увлечь мертвеца, а данайцы —
К полым судам. И дикая свалка у трупа кипела.
Даже Apec, разжигатель мужей, и Афина той битвой
Были б довольны, хотя бы на тех иль других и сердились.

Тягостный труд и людей, и коней вкруг патроклова тела
Зевс в этот день распростер. Между тем о патрокловой смерти
Было еще ничего не известно Пелееву сыну.
Очень уже далеко от судов, под троянской стеною,
Битва кипела. Совсем Ахиллес и не думал, что умер

Друг его, — думал, что жив, что, достигнув ворот, он вернется
Снова к судам. Хорошо было также известно Пелиду,
Что без него, — да и с ним, — не разрушит Патрокл Илиона.
В тайных беседах не раз он об этом от матери слышал,
Осведомлявшей его о решеньях великого Зевса;

Но о беде, что случилась, — о ней ничего не сказала
Мать, — что погибнет его всех более близкий товарищ.
Те же все время над мертвым, уставивши острые копья,
Без перерыва сшибались, один поражая другого.
Так не один говорил из меднодоспешных ахейцев:

«Было б нам очень позорно, друзья, возвратиться отсюда
Снова к судам нашим быстрым. Пусть черная тут же земля нас
Всех без изъятья поглотит, — для нас это было бы лучше,
Чем конеборным троянцам позволить, чтоб этого мужа
В город они унесли и великую добыли славу».

Также кой-кто говорил и среди крепкодушных троянцев;
«Если судьба нам, друзья, возле этого мужа погибнуть
Всем сообща, — и тогда пусть никто не выходит из боя!»
Так не один говорил. И сила у каждого крепла.
Так меж собой они бились, и гром возносился железный

Через пространства эфира бесплодного к медному небу.
Кони Эакова внука, поодаль от битвы кипевшей,
Плакали, — после того, как увидели, что седока их
Бросил в пыль истребитель мужей, шлемоблещущий Гектор.
Автомедонт, Диореем рожденный, могучий возница,

Как ни стегал их проворным бичом и как ни старался
Ласковым словом иль бранью заставить их сдвинуться с места,
Те ни назад к Геллеспонту широкому в стан не бежали
К быстрым судам, ни к ахейцам в сраженье итти не хотели,
Но неподвижно стояли, как столб погребальный, который

Возле могилы мужчины иль женщины мертвых воздвигнут.
Так стояли они у прекрасной своей колесницы,
Головы низко понурив. Горячие слезы на землю
Падали с век лошадей, объятых тоской по Патрокле.
Пылью пышные гривы грязнились, на черную землю

Из-под яремной подушки с обеих сторон ниспадая.
Плачущих видя коней, почувствовал жалость Кронион.
Стал, головой покачав, со своим он беседовать духом:
«Бедные вы! И зачем мы вас дали в подарок Пелею,
Смертному мужу, — бессмертных, навеки бесстаростных в жизни!

Разве затем, чтобы скорбь у бессчастных людей вы познали?
Меж существами земными, которые дышат и ходят,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека!
Но не придется на вас и на вашей лихой колеснице
Гектору ездить, Приамом рожденному. Я не позволю.

Будет с него, что доспех он имеет и так им гордится!
Силу вам в дух и в колени вложу я, чтоб вы невредимым
Автомедонта из боя кровавого вынесли к стану.
Я же славу еще троянцам покамест доставлю:
Будут врагов избивать, пока кораблей не достигнут,

Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак».
Так произнесши, вдохнул в лошадей он великую силу.
С грив своих пыль отряхнувши на землю, они с колесницей
Между троянских рядов и ахейских стремглав полетели.
Автомедонт, хоть о друге печалился, бился с врагами

И налетал на конях, как на стаю гусиную ястреб.
Он без труда убегал от напора кричавших троянцев
И без труда же врывался обратно в густые их толпы.
Но устремляясь в погоню, врагов не сражал убегавших:
Было ему одному невозможно и пикою биться

С быстрой своей колесницы, и тут же справляться с конями.
Поздно, только теперь, все это увидел товарищ
Алкимедонт, рожденный на свет Гемонидом Лаэрком;
Стал позади колесницы и Автомедонту промолвил:
«Автомедонт, кто тебе из богов бесполезное это

Дело внушил, совершенно твой разум отняв благородный?
Как это можешь один ты с троянцами в самых передних
Биться рядах? Твой товарищ убит, а доспех Эакида
Гектор на плечи надел и кичится добычею славной».
Алкимедонту Автомедонт, Диореем рожденный, немедля ответил:

«Алкимедонт, кто из прочих ахейцев сравняться с тобою
Мог бы в уменьи бессмертных коней укротить и направить,
Кроме Патрокла героя, советчика, равного богу,
В дни своей жизни? Но смерть и судьба его нынче настигли.
Друг мой! Прими от меня этот бич и блестящие вожжи,

Я же сойду с колесницы на землю, чтоб пешим сражаться».
Алкимедонт, в боевую поспешно вскочив колесницу,
В руки немедленно принял и бич, и блестящие вожжи.
Автомедонт соскочил. Увидал их блистательный Гектор
И торопливо промолвил Энею, стоявшему близко:

«Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!
Лошади быстрого в беге Пелида, как вижу я, снова
В битве явились, но плохи совсем седоки в колеснице.
Можно б коней захватить, если б духом своим пожелал ты.
Если мы вместе с тобою на них нападем, то навряд ли

Смелости хватит у этих навстречу нам выйти сразиться».
Так он сказал. И послушался сын могучий Анхиза.
Двинулись оба вперед, покрыв себе плечи щитами
С толстою медной пластиной на крепких, засушенных кожах.
С ними вместе Арет, на бессмертных похожий, и Хромий, —

Оба отправились. Были полны они крепкой надеждой
Двух седоков умертвить и угнать лошадей крепкошеих.
Глупые! Нет, не без крови вернуться от Автомедонта
Им предстояло! А он, помолившись родителю Зевсу,
Силой и мощью наполнил свое омраченное сердце.

Алкимедонту, товарищу верному, быстро сказал он:
«Алкимедонт, далеко от меня не держись с колесницей!
Пусть за спиною я слышу дыханье коней. Ведь навряд ли
Гектор, рожденный Приамом, от боя отступит, покамест
Он не взойдет на коней пышногривых Пелеева сына,

Нас умертвивши обоих, и в бегство фаланги ахейцев
Не обратит. Или сам бы уж пал он в бою пред рядами!»
Так сказал и обоих Аяксов позвал с Менелаем:
«Эй, Менелай и Аяксы, вожди аргивян меднолатных!
Храбрым ахейцам другим предоставьте заботу о мертвом,

Пусть окружают его и от вражьих фаланг защищают,
Вы же от нас, от живых, отразите грозящую гибель.
Вон устремляются грозно на нас в многослезную битву
Гектор могучий с Энеем, храбрейшие воины Трои.
Впрочем, ведь все еще это лежит у богов на коленях.

Брошу и я свою пику, Кронид же решит остальное!»
Так он сказал и с размаху метнул длиннотенную пику
В щит, во все стороны равный, ударивши ею Арета;
Не задержал ее щит, — насквозь его медь пронизала,
Пояс пробила и в нижнюю часть живота угодила.

Как если муж молодой топором отточенным ударит
Сзади рогов по затылку быка, обитателя поля,
И рассечет сухожилье, и падает бык, подскочивши.
Так и Арет подскочил и назад опрокинулся. Пика,
Сильно качаясь в его животе, расслабила члены.

В Автомедонта ударил блестящею пикою Гектор.
Автомедонт, уследивши удар, увернулся от пики,
Быстро нагнувшись вперед; назади его длинная пика
В землю вонзилась; и долго качалося в воздухе древко;
Но, наконец, истощил кровожадный Apec его силу.

Тотчас вступили б они на мечах в рукопашную схватку,
Если бы рвавшихся к бою противников оба Аякса
Не разлучили, явясь на товарища зов для поддержки.
Их увидав, испугались и быстро назад отступили
Гектор, Эней Анхизид и подобный бессмертному Хромий,

С сердцем растерзанным там же на месте оставив Арета.
Автомедонт же герой, быстротою подобный Аресу,
Начал с Арета доспехи снимать и воскликнул, хваляся:
«Ну, хоть немного теперь облегчил себе дух я от скорби
По умерщвленном Патрокле, убив хоть слабейшего мужа!»

Так сказав, положил он кровавый доспех в колесницу,
Также и сам на нее поднялся, — с руками, с ногами,
Кровью залитыми, словно бы лев, быка растерзавший.
Снова вкруг трупа Патрокла ужаснейший бой распростерся,
И многослезный, и тяжкий. Будила же распрю Афина,

С неба спустившись; послал ее Зевс громовержец могучий
Дух у данайцев поднять: обратилось к ним его сердце.
Так же, как Зевс простирает пурпурную радугу в небе,
Знаменьем этим для смертных людей иль войну предвещая,
Или суровую зиму, которая пахаря нудит

В поле труды прекратить, на стада же унынье наводит;
Облаком точно таким же пурпурным одевшись, к ахейцам
Быстро спустилась Афина и каждому дух распалила.
Прежде всего Менелаю, могучему сыну Атрея,
Бывшему ближе других, ободряя, сказала Афина,

Фениксу всем уподобясь, — и видом, и голосом звучным:
«Стыд и позор, Менелай, на тебя упадет вековечный,
Если ближайшего друга Пелеева славного сына
Быстрые будут собаки терзать под стеною троянцев!
Крепко держись же и сам, и народ возбуждай на сраженье!»

Тотчас могучеголосый Атрид Менелай ей ответил:
«Дедушка Феникс, древне родившийся! Если б Афина
Силу дала мне и копий полет от меня отстранила!
С радостью я бы тогда на защиту патроклова тела
Выступил: за сердце сильно схватила меня его гибель.

Гектор, однако, ужасною силой огня преисполнен,
Все истребляет вокруг. Дает ему славу Кронион».
Радость богиню взяла, совоокую деву Афину,
Что меж бессмертными к первой он к ней обратился с молитвой,
Силу великую в плечи вложила ему и в колени,

Сердце же смелостью мухи наполнила. Сколько ни гонит
С тела ее человек, неотвязно все снова и снова
Рвется ужалить его, и желанна ей кровь человечья.
Смелость такую вложила она в омраченное сердце.
К телу Патрокла пошел он и бросил блестящую пику.

Был человек меж троянцев, — Подес, Гетионом рожденный,
Муж и богатый, и храбрый, особенно в целом народе
Гектором чтимый, как гость на пирах и товарищ застольный.
В пояс его Менелай русокудрый ударил в то время,
Как побежал он. Насквозь его медная пика пронзила.

С шумом на землю он пал. И Атрид Менелай его тело
В толпы товарищей быстро увлек от надменных троянцев.
Близко пред Гектором став, ободрять Аполлон его начал,
Образ приняв Асиада Фенопа; меж всеми гостями
Гектору был наиболее мил он и жил в Абидосе.

Образ принявши его, сказал Аполлон дальновержец:
«Гектор, какого б другого ахейца ты мог испугаться?
Нынче же от Менелая бежишь ты, который все время
Был копьеборцем ничтожным! Теперь один он уносит
Тело Патрокла, убив у тебя вернейшего друга

Храброго в первых рядах, — Гетионова сына Подеса».
Черное облако скорби окутало Гектору сердце.
Вышел вперед из рядов он, одетый сияющей медью.
Взял в это время Кронион эгиду, сверкавшую ярко,
Всю кругом в бахромах и, окутавши тучами Иду,

Ярко блеснул, загремел, потрясая эгидой ужасной,
Вновь посылая победу троянцам и бегство ахейцам.
Первый меж всеми пустился бежать Пенелей беотиец.
Рвавшийся вечно вперед, в плечо был слегка он поранен
Быстро скользнувшею пикой. До кости лишь тело рассекла

Пулидамантова пика: то он, подойдя, ее бросил.
Гектор же в руку близ кисти, приблизившись, пикой ударил
Алектрионова сына Леита и вывел из боя.
Тот, озираясь, пустился бежать, не надеясь уж больше
Пику в руках удержать и, как прежде, с врагами сражаться.

Бросился Гектор вослед за Леитом. Тут Гектора в панцырь
Идоменей поразил на груди близ соска, но сломалась
Длинная пика у шейки. И вскрикнули громко троянцы.
В Идоменея тогда, в колеснице стоявшего, Гектор
Острое бросил копье. Не намного в него промахнувшись,

Койрана он поразил, Мерионова друга-возницу,
Мужа, который за ним из цветущего следовал Ликта;
Пешим сначала с двухвостых судов явился под Трою
Идоменей и победу большую врагам бы доставил,
Если бы в скорости Койран коней не пригнал быстроногих.

Светом ему он явился и гибель отвел роковую,
Сам же свой дух погубил под могучей рукой Приамида.
Гектор под челюсть и ухо ударил его, и мгновенно
Вышибло зубы копье, и язык в середине рассекло.
Он с колесницы свалился, и вожжи упали на землю.

Их Мерион, наклонившись поспешно, своими руками
Поднял с земли, передал Девкалиду и так ему молвил:
«Идоменей, поскорей уезжай к кораблям быстролетным!
Видишь и сам ты теперь хорошо, что победа не наша».
Идоменей замахнулся бичом на коней пышногривых

И полетел к кораблям. Испуг охватил ему сердце.
Великосердный Аякс с Менелаем почуяли также:
Зевсом изменчивый жребий победы назначен троянцам.
Стал говорить перед войском великий Аякс Теламоний:
«Горе нам, горе! Теперь человек и совсем неразумный

Ясно поймет, что троянцам сам Зевс помогает родитель!
Копья и стрелы троянцев, пошлет ли их слабый иль сильный,
Все попадают. Кронид без различия их направляет.
Наши же копья и стрелы без пользы вонзаются в землю.
Нужно самим меж собой наилучший нам способ придумать,

Как и патроклово тело отбить у троянцев, и как нам
Радость своим возвращеньем доставить товарищам милым;
Все они, глядя на нас, сокрушаются, думают грустно:
Гектора мужеубийцы и рук его непобедимых
Мы удержать не сумеем, но все в корабли устремимся.

Если б нашелся товарищ, который бы дал Ахиллесу
Знать поскорей обо всем! Я думаю, он и не знает
Горестной вести о том, что погиб его милый товарищ.
Но никакого нигде я такого не вижу ахейца:
Мраком глубоким покрыты и воины наши, и кони.

Зевс, наш отец! Разгони этот мрак пред сынами ахейцев,
Небо кругом проясни, дай все нам увидеть глазами
И погуби нас при свете, уж раз погубить нас задумал!»
Стало Крониону жаль проливавшего слезы Аякса.
Тотчас туман он рассеял и мрак отогнал непроглядный;

Солнце опять засияло, и вся осветилася битва.
И обратился тогда к Менелаю Аякс Теламоний:
«Ну-ка, кругом погляди, Менелай, питомец Зевеса!
Где-нибудь, может, живого еще ты найдешь Антилоха.
Пусть он как можно скорей к Ахиллесу отважному мчится

И сообщит, что погиб его самый любимый товарищ».
Не был ему Менелай непослушен могучеголосый.
Быстро пошел он, как лев от загона отходит, где сильно
Сам под конец истомился, людей и собак раздражая.
Те не пускают его до коровьего жира добраться,

Целую ночь сторожа; и, по мясу тоскуя, вперед он
Смело идет. Но старанья напрасны. Отважные руки
Частые копья в него и горящие факелы мечут;
В трепет невольный от них он приходит, хоть сильно желанье
И с наступленьем зари удаляется, духом печалясь.

Так Менелай удалялся могучеголосый из битвы
С очень большой неохотой. Он сильно боялся, что в бегстве
Тело Патрокла ахейцы оставят в добычу троянцам.
Жарко он стал говорить Мериону и храбрым Аяксам:
«Друг Мерион и Аяксы, вожди аргивян меднолатных!

Вспомните, как был приветлив несчастный Патрокл, и как
Ласковым быть он умел, с кем встречаться ему приходилось
В дни своей жизни. Но смерть и судьба его нынче настигли».
Это сказав, удалился от них Менелай русокудрый,
Глядя зорко вокруг, как орел, у которого зренье

Много острей, говорят, чем у всех поднебесных пернатых.
Как ни высоко парит, от него не скрывается заяц
Быстрый, под густоветвистым кустом притаившийся; мигом
Падает он на него, и уносит, и дух исторгает.
Так, Менелай, питомец Зевеса, и ты своим светлым

Взором оглядывал зорко ахейцев ряды, не найдешь ли
Где-нибудь там между ними живого еще Антилоха.
Вскоре на левом крыле всей битвы его он заметил.
К бою товарищей там возбуждал он, их дух ободряя.
Близко к нему подойдя, сказал Менелай русокудрый:

«Зевса питомец, иди-ка сюда, Антилох! Ты услышишь
Горькие вести, каким никогда не должно бы свершиться.
Глядя на все, что творится, и сам ты, конечно, уж понял,
Что божество на данайцев великие бедствия катит.
Нас победили троянцы. Патрокл, храбрейший ахеец,

Ими убит, и тоскою великой объяты данайцы.
Друг, поскорее беги к быстроходным судам, Ахиллесу
Все расскажи. Он успеет, быть может, спасти, хоть нагое,
Тело Патрокла. Доспехи ж забрал шлемоблещущий Гектор».
Остолбенел Антилох, услыхав менелаевы речи.

Долго ни слова не мог он сказать, молодой оборвался
Голос, мгновенно глаза налилися слезами. Однако
Он, несмотря и на это, приказ Менелая исполнил.
Бегом помчался, доспехи ж свои передал Лаодоку,
Другу-вознице, вблизи на конях разъезжавшему сзади.

Льющего слезы, несли его быстрые ноги из битвы,
Чтоб возвестить Ахиллесу Пелиду недоброе слово.
Не пожелалось тебе, Менелай, питомец Зевеса,
В битву вступить за теснимых товарищей, там, где оставил
Их Антилох. В сокрушенье великом остались пилосцы.

Был на поддержку туда Фрасимед им божественный послан,
Сам Менелай же бегом устремился к герою Патроклу,
Остановился вблизи от Аяксов и тотчас сказал им:
«Я отправил того к мореходным судам мирмидонским,
Чтоб к быстроногому сыну Пелея бежал. Но навряд ли

Явится к нам Ахиллес, как бы ни был на Гектора гневен.
Как он, лишенный оружья, в сраженье с троянцами вступит?
Нужно самим меж собой наилучший нам способ придумать,
Как и патроклово тело отбить у троянцев, и как нам
Смерти и Керы71Кера — богиня смерти (насильственной). самим избежать средь грохочущей битвы».

Молвил в ответ Менелаю Аякс Теламоний великий:
«Все ты вполне справедливо сказал, Менелай многославный!
Сделаем так: наклонившись, возьми с Мерионом на плечи
Труп и неси поскорее из битвы. А оба мы сзади
Будем с толпою троян и с божественным Гектором биться.

Одноимянные, духом согласные, мы уж и раньше
Рядом друг с другом нередко встречали аресову ярость».
Так сказал он. И те высоко над землею подняли
Тело Патрокла. Неистовый крик испустили троянцы,
Как увидали, что трупом его завладели ахейцы.

Кинулись, словно собаки, которые вслед за кабаном
Раненным мчатся стремглав впереди молодых звероловов;
Рвутся они кабана растерзать; но когда, окруженный,
Вдруг он назад обернется, на силу свою полагаясь,
Быстро бросаются прочь, перед ним рассыпаясь в испуге.

Так и троянцы, — сначала толпами гнались за врагами,
И двуконечными копьями их, и мечами сражая;
Только, однако же, оба Аякса назад обращались,
Остановившись на месте, бледнели враги, ни единый
Броситься к ним уж не смел, чтоб сразиться за тело Патрокла.

Так Менелай с Мерионом поспешно несли из сраженья
Мертвого к полым судам. Но бой возрастал по следам их, —
Бурный, подобный пожару, который, возникнув внезапно,
Вдруг нападает на город людей; рассыпаются зданья
В зареве ярком; бушует огонь, раздуваемый ветром.

Так от коней колесничных и храбрых мужей копьеборцев
Страшный, неистовый шум по следам удалявшихся несся.
Так же, как крепкие мулы, одевшись в могучую силу,
Тянут с горы по неровной дороге, покрытой камнями,
Иль перемет, иль большое бревно корабельное. Страждут

Духом они от усилий и пота, вперед поспешая.
С рвеньем таким же герои Патрокла несли. Позади их
Двое Аяксов держались, как против воды разъяренной
Держится выступ лесистой горы, чрез равнину пролегший.
Может сдержать он теченья свирепые рек величайших,

Натиски вод отражая и их направляя в равнину;
Сила же бьющих течений его опрокинуть не может.
Так непрестанно Аяксы, держась назади, отражали
Натиск троянцев. Но те наседали, и всех наиболе
Двое храбрейших — Эней Анхизид и блистательный Гектор.

Так же, как туча густая скворцов или галок несется
С криком ужасным, когда издалека увидит с испугом
Ястреба, скорую смерть приносящего маленьким птицам,
Так пред Энеем и Гектором юноши рати ахейской
С криком растерянным прочь убегали, забыв о сраженье.

Много прекрасных доспехов при бегстве данайцев упало
Наземь около рва. Но битва вполне не затихла.

Песнь восемнадцатая

Изготовление оружия

Так наподобье пожара сраженье меж ними пылало.
Вестником на ноги быстрый пришел Антилох к Ахиллесу
И увидал: при ахейских судах пряморогих сидел он,
Духом предчувствуя то, что уже совершилось на деле.

Грустно вздохнувши, сказал своему он отважному сердцу:
«Что это там? Почему к корабельному лагерю снова
Длинноволосые наши ахейцы бегут в беспорядке?
Не принесли бы мне боги несчастья того, о котором
Мать наперед возвестила когда-то и мне рассказала:

Лучший среди мирмидонцев при жизни моей уже должен
С солнечным светом расстаться, сраженный руками троянцев.
Да неужели же умер Менетиев сын многомощный!
Ах, злополучный! А как я просил, чтоб, огонь отразивши,
Снова к судам он вернулся и с Гектором в бой не вступал бы!»

В миг, как подобными думами дух волновал он и разум,
Нестора славного сын, проливая горячие слезы,
Близко к нему подошел и известие передал злое:
«Горе, Пелея отважного сын! От меня ты услышишь
Страшные вести, каким никогда не должно бы свершиться!

Пал Патрокл, и кипит над убитым кровавая битва, —
Голым уже! А доспех его снял шлемоблещущий Гектор».
Черное облако скорби покрыло Пелеева сына.
В горсти руками обеими взяв закоптелого пепла,
Голову им он посыпал, прекрасный свой вид безобразя.

Весь благовонный хитон свой испачкал он черной золою,
Сам же, — большой, на пространстве большом растянувшись, — лег
В серой пыли и терзал себе волосы, их безобразя.
Духом печалясь, рабыни, которых Пелид быстроногий
Добыл вместе с Патроклом, вопили, из ставки просторной

Выбежав и окружив Ахиллеса отважного; в груди
Все они били руками, колени у них подгибались.
Горько рыдал на другой стороне Антилох удрученный.
Руки держал он Пелида, стонавшего тяжко от скорби,
Сильно боясь, чтоб железом себя не резнул он по горлу.

Страшно рыдал Ахиллес. И владычица мать услыхала,
Сидя в морской глубине у родителя — старца Нерея.
Громко Фетида сама завопила. Собрались богини, —
Все нереиды, что жили в глубинах шумящего моря.
Главка в числе их была, и Фалеия, и Кимодока,

Фоя, Несая, Спейо и Галия с глазами коровы,
Следом за ними Актея пришла, Кимофоя, Мелита,
И Лимнорея, Иайра с Агавою и Амфифоей,
Также Дото и Прото с Ферусою и Динаменой,
Каллианейра пришла с Дексаменою и Амфиномой,

Славная меж нереид Галатея, Дорида, Панопа)
Калианасса пришла с Немертеею и Апсейдеей,
Также Климена пришла, Ианейра и с ней Ианасса,
Мэра, в роскошных кудрях Амафия, при ней Орейфия
И нереиды другие, что в безднах морских обитали.

Ими блестящий наполнился грот. И богини все дружно
В груди себя ударяли, Фетида же плач зачинала:
«Слушайте, сестры мои нереиды, чтоб, выслушав, все вы
Точно узнали, какие печали мой дух угнетают.
Горе мне, бедной, родившей героя злосчастного, горе!

Сына могучего я родила, безупречного сына,
Первого между героев. И рос он, подобно побегу.
Я воспитала его, как в саду деревцо молодое,
Я к Илиону послала его в кораблях изогнутых
Биться с сынами троянцев, — и он уж назад не вернется,

И уж навстречу ему я не выйду в пелеевом доме!
Раз на земле он живет и видит сияние солнца,
Должен страдать он. Помочь я не в силах, хотя и пришла бы.
Все же пойду, чтобы сына хотя увидать и услышать,
Что за несчастье постигло его, не причастного к бою».

Так им сказавши, пещеру Фетида оставила. С нею
Сестры, рыдая, спешили. Вкруг них разбивалися с шумом
Волны морские. Достигнув троянской земли плодородной,
Вышли одна за другою на берег они, где стояли
Вкруг корабля Ахиллеса другие суда мирмидонцев.

Стала владычица-мать пред тяжко стонавшим Пелидом,
Голову с горестным воплем ему охватила руками
И в огорченье к нему обратилась с крылатою речью:
«Что ты, дитя мое, плачешь? Какая печаль посетила
Сердце твое? Не скрывай, расскажи. Ведь исполнил Кронион

Просьбу, с какою к нему обратился ты, руки воздевши:
К самым кормам корабельным сыны добежали ахейцев,
Помощи жаждут твоей и великие бедствия терпят».
Матери, тяжко вздыхая, сказал Ахиллес быстроногий:
«Мать моя! Да, Олимпиец все то, что просил я, исполнил.

Мало, однако, мне радости в том, если милый товарищ,
Если Патрокл мой погиб! Его почитал я всех больше,
Им, как своей головой, дорожил. И его погубил я!
Гектор, убивши, доспех с него снял превосходный, огромный,
Диво для взоров, — блистательный дар от бессмертных Пелею

В день, как тебя на постель они бросили смертного мужа.
О, почему не осталась ты жить меж богинями моря!
О, почему и Пелей не избрал себе смертной супруги!
Вот и теперь ожидает тебя бесконечное горе
О погибающем сыне, которого ты не увидишь

В доме отеческом, ибо мне дух мой никак не позволит
Жить и общаться с людьми, пока ненавистный мне Гектор
Первым под пикой моей не погибнет и дух не испустит,
За ограбленье его заплативши мне страшную пеню!»
Сыну в ответ, заливаясь слезами, сказала Фетида:

«Близок же, сын мой, твой смертный конец, если так говоришь ты!
Тотчас за Гектором вслед и тебе ведь конец уготован!»
В сильной печали в ответ ей сказал Ахиллес быстроногий:
«Рад умереть я сейчас же, когда от опасности смертной
Друга не мог защитить я! Далеко от родины милой

Пал он, — и в этой беде я на помощь ему не явился!
В милую землю родную обратно уж я не вернуся,
И ни Патроклу я светом не стал, ни товарищам прочим, —
Всем тем многим, которых избил шлемоблещущий Гектор.
Праздный, сижу у судов я, земли бесполезное бремя, —

Я, сильнее которого нет никого меж ахейцев
В битве, хотя на собраниях есть и другие получше.
О, да погибнет вражда средь богов и средь смертных, и с нею
Гнев да погибнет, который и мудрых в неистовство вводит!
Много слаще, чем мед, стекает он в грудь человека,

После того же все больше в груди разрастается дымом.
Так и меня вот разгневал владыка мужей Агамемнон.
Но, как бы ни было горько, об этом теперь мы забудем,
Пред неизбежностью дух свой в груди укротив поневоле.
Против губителя мне дорогой головы выхожу я, —

Гектора! Смерть же без страха приму я, как только ее мне
Зевс пожелает послать и другие бессмертные боги.
Смерти не мог избежать и Геракл многомощный, который
Был наиболее дорог владыке Крониону-Зевсу:
Все-таки Геры вражда и судьба одолели Геракла.

Так же и я, если доля такая меня ожидает,
Лягу мертвым. Но нынче уж славу себе я добуду.
Многих жен полногрудых, — троянок, а также дарданок, —
Многих заставлю я слезы руками обеими с нежных
Щек своих вытирать, исходя в громогласных рыданьях!

Скоро увидят, что долгие дни отдыхал я от боя!
И не удерживай, мать, как ни любишь! Ничем не преклонишь!»
Сереброногая так отвечала Фетида богиня:
«Что же, все это верно, мой сын дорогой! Благородно
Быструю смерть отражать от товарищей, в битве теснимых.

Но ведь доспехом прекрасным твоим овладели троянцы,
Медным, блестящим. На плечи надев, шлемоблещущий Гектор
Им величается ныне, хотя, полагаю, не долго
В нем красоваться придется ему: уж близка его гибель.
Ты же, сын мой, смотри, не бросайся в аресову свалку

Прежде, чем вновь у себя ты меня не увидишь глазами.
Завтра сюда с восходящим я солнцем к тебе возвращуся
И принесу от владыки Гефеста доспех превосходный».
Кончивши так, отвернулась Фетида от милого сына
И обратилась к морским своим сестрам с такими словами:

«Вы погрузитесь теперь в широкое лоно морское
И, повидавши там старца морского в родительском доме,
Все расскажите ему. А я на Олимп многоглавый
К мастеру славному тотчас отправлюсь, к владыке Гефесту,
С просьбой, чтоб сделал он сыну доспехи, достойные славы».

Так им сказала. И в волны морские они погрузились.
Мать же Пелида сама направила путь свой к Олимпу,
Чтоб принести от Гефеста оружие милому сыну.
Ноги богиню несли на Олимп. Между тем аргивяне
С криком ужасным бежали пред Гектором мужеубийцей

И к берегам Геллеспонта домчались, к судам своим быстрым.
Не удалось бы уж больше красивопоножным ахейцам
Из-под обстрела увлечь ахиллесова друга Патрокла, —
Ибо настигли опять его тело и люди, и кони
С Гектором, сыном Приама, похожим на бурное пламя.

За ноги трижды хватал шлемоблещущий Гектор Патрокла,
Тело желая увлечь и троянцев зовя на подмогу.
Гектора трижды Аяксы, дышавшие бурною силой,
Прочь отражали от трупа. Но, в силе своей убежденный,
Гектор упорно то в свалку бросался, то криком могучим,

Остановившись, своих ободрял. Отступать же не думал.
Так же, как рыжего льва пастухи полевые не в силах
Прочь отогнать от добычи, какую, голодный, поймал он,
Так же и оба Аякса воинственных были не в силах
Гектора, сына Приама, отбросить от тела Патрокла.

И овладел бы он им, и покрылся б великою славой,
Если бы схожая с ветром Ирида к Пелееву сыну
С вестью, чтоб выступил в битву, с Олимпа бегом не явилась
Тайно от Зевса и прочих бессмертных. Послала Ириду
Гера. Пред сыном Пелея предстала она и сказала:

«Встань поскорей, Пелеид, ужаснейший между мужами!
Тело Патрокла спаси! За него пред судами ахейцев
Бурная сеча пылает. Бойцы убивают друг друга.
Мужи-ахейцы хотят отстоять непременно Патрокла,
Мужи-троянцы в открытый ветрам Илион его тело

Рвутся увлечь. Упорнее прочих похитить Патрокла
Рвется блистательный Гектор. Он голову хочет Патрокла,
С нежной срубив ее шеи, на кол водрузить в Илионе.
Живо вставай же, не медли! Подумай, какой тебе будет
Стыд, если станет Патрокл игралищем псов илионских!

Страшный позор тебя ждет, если труп изуродован будет!»
К ней обратился тогда Ахиллес быстроногий с вопросом:
«Кем из богов ты, Ирида богиня, мне послана с неба?»
Скоростью равная ветру, ему отвечала Ирида:
«Гера меня посылает, преславная Зевса супруга,

Тайно. Об этом не знает ни Зевс, на высотах царящий,
Ни кто-нибудь из богов остальных, на Олимпе живущих».
Ей отвечая, промолвил тогда Ахиллес быстроногий:
«Как же я выйду на битву? Доспех мой в руках у троянцев
Милая мать запретила мне в битву мешаться, доколе

Снова сюда не вернется, и я ее здесь не увижу.
Мне обещалась она принести от Гефеста доспехи.
Здесь же ничьих я не знаю, которые мог бы надеть я.
Мне б подошел только щит Теламонова сына Аякса.
Но ведь и сам он в передних рядах, полагаю я, бьется,

Острою пикой вкруг тела Патрокла врагов избивая».
Скоростью равная ветру, ему отвечала Ирида:
«Знаем и мы хорошо, что доспех твой в руках у троянцев.
Но подойди без оружья ко рву и врагам покажися.
Может быть, в ужас придут при твоем появленье троянцы,

Бой прекратят, и ахейцев сыны отдохнут хоть немного
От понесенных мучений: в сражениях отдых недолог».
Так сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Встал Ахиллес, любимец Зевеса. Афина одела
Мощные плечи его эгидой бахромчатой Зевса.

Над головою сгустила богиня богинь золотое
Облако, вкруг самого же зажгла ослепительный пламень.
Так же, как дым, поднимаясь от города, всходит до неба
С острова дальнего, где осажден неприятелем город;
Меряясь в битве ужасной с врагами, весь день непрерывно

Граждане бьются со стен; но едва лишь закатится солнце,
Всюду огни зажигают сигнальные; свет их высоко
К небу вздымается вверх, чтоб соседи его увидали
И с кораблями своими на помощь пришли к осажденным. —
Так же и свет с головы Ахиллеса достиг до эфира.

За стену выйдя, он стал возле рва; но с войском ахейским
Он не мешался: разумный завет материнский он помнил.
Ставши близ рва, закричал; от себя и Паллада-Афина
Крикнула. Страшное вдруг охватило троянцев смятенье.
Так же, как трубные звуки далеко разносятся всюду,

Оповещая всех граждан о приступе вражьем на город,
Так далеко разносился и голос Эакова внука.
Медный голос его едва услыхали троянцы,
Дрогнуло сердце у всех. Повернули назад в колесницах
Быстрые кони, погибель грозящую духом почуяв.

В ужас возницы пришли, увидавши огонь неугасный
Над головой Ахиллеса Пелида, высокого духом,
Страшно пылавший; его разжигала Паллада-Афина.
Трижды ужасно над рвом закричал Ахиллес богоравный,
Трижды смешались фаланги троян и союзников славных.

Тут от своих колесниц и от копий своих же погибло
Лучших двенадцать троянских бойцов. Между тем аргивяне
С радостным духом Патрокла к себе увлекли из-под копий
И положили в носилки. Товарищи милые, плача,
Труп окружили. Меж ними шагал Ахиллес быстроногий.

Слезы горячие он проливал, на товарища глядя,
Острой пронзенного медью, лежавшего мертвым в носилках, —
Друга, которого сам с колесницей своей и с конями
В битву послал, но живого, пришедшего с битвы, не встретил.
Неутомимому солнцу меж тем волоокая Гера

Против желанья его в Океан ниспуститься велела.
Скрылось солнце в волнах, и ахейцев божественных войско
Мощный бой и войну, всем ужасную, кончило тотчас.
Также с другой стороны и троянцы, ушедши из битвы,
От колесниц отпрягли своих лошадей быстроногих

И на собранье сошлись до того, как подумать о пище.
Стоя, держали троянцы совет; из них ни единый
Сесть не посмел. Ужасались они, что опять появился
Так уклонявшийся долго от битв Ахиллес быстроногий.
Пулидамант Панфоид рассудительный стал говорить к ним.

Только один между всеми смотрел и вперед, и назад он.
Гектору был он товарищ, в одну они ночь родилися;
Он выдавался речами, а Гектор — могучею пикой.
Доброжелательства полный, к собранию он обратился:
«Тщательно все обсудите, друзья мои. Я ж полагаю:

В город уйти мы должны и пред станом врагов на равнине
Не дожидаться священной зари: наши стены далеко.
В дни, как пылал этот муж к Агамемнону ярой враждою,
Легче намного нам было сражаться с сынами ахейцев.
Сам веселился я духом, пред станом ахейским ночуя,

Думал, что скоро судами двухвостыми мы овладеем.
Нынче же страшно боюсь быстроногого я Ахиллеса:
С духом безмерно могучим своим ни на миг не захочет
Он на средине равнины остаться, где мы и ахейцы
Поровну между собой разделяем аресову ярость.

Будет борьбу он за Трою вести и за женщин троянских.
В город вернемся скорее! Послушайтесь! Будет ведь вот как:
Быстрого Сына Пелея от битвы сейчас удержала
Ночь амвросийная. Если ж и завтра, нагрянув с оружьем,
Тут же застанет он нас, — не один Ахиллеса узнает!

С радостью тот возвратится в священную Трою, кто сможет
В бегстве спасенье найти. Растерзают немало троянцев
Хищные птицы и псы. Никогда б мне об этом не слышать!
Если, как нам ни горько, мы сделаем то, что сказал я,
Сами мы ночь проведем на площади. Городу ж стены,

Башни над ними и створы высоких ворот наших крепких, —
Длинные, гладкие, прочно сплоченные, — будут защитой.
Завтра же рано с зарей, в боевые облекшись доспехи,
Станем на башнях. И горе ему, если он пожелает,
От кораблей отойдя, под городом с нами сразиться!

Снова воротится он к кораблям, истомивши напрасно
Высокошеих коней, под стеной их гоняя без толку.
Внутрь же проникнуть за стены ему его дух не позволит,
Их не разрушит он. Быстрые псы его раньше изгложут!»
Грозно взглянув на него, отвечал шлемоблещущий Гектор:

«Пулидамант! Очень мало приятно мне, что говоришь ты!
Ты предлагаешь назад нам вернуться и в городе скрыться.
Или сидеть, запершися в стенах, вам еще не постыло?
Прежде Приамову Трою священную смертные люди
Все называли согласно богатою золотом, медью.

Нынче сокровища все из домов совершенно исчезли.
Сколько во Фригию, сколько в чарующий край меонийцев
Продано наших сокровищ, пока был разгневан Кронион!
Ныне ж, в то время как раз, как сын хитроумного Крона
Дал мне славу добыть и к морю отбросить ахейцев —

Мыслей подобных, глупец, не высказывай перед народом!
Их никто не посмеет послушаться. Я не позволю!
Нет уж! Давайте исполним-ка лучше все то, что скажу я!
Ужинать сядьте сейчас, рассадившись везде по отрядам.
Помните стражу ночную и бодрствуйте каждый на страже.

Кто ж из троянцев чрезмерно богатством своим тяготится,
Пусть соберет и отдаст для народного общего пира;
Лучше, чтоб радость такую он дал не ахейцам, а нашим.
Завтра же рано с зарей, в боевые облекшись доспехи,
Мы пред судами ахейцев возбудим свирепую сечу.

Если и впрямь близ судов поднялся Ахиллес богоравный,
Хуже придется ему же, раз так пожелал он. А я уж
Не побегу перед ним, а навстречу пойду, — и увидим,
Он ли меня одолеет, иль я его, если сойдемся.
Равен для всех Эниалий: и губящих также он губит».

Так говорил он. И криком его поддержали троянцы.
Глупые! Разума их лишила Паллада-Афина.
Гектора все одобряли, хоть он и плохое придумал,
Пулидаманта — никто, хоть совет он давал превосходный.
Ужинать сели троянцы всем войском. Меж тем мирмидонцы

Целую ночь провели над Патроклом в стенаньях и воплях.
Громкий плач между ними зачал Ахиллес быстроногий.
Другу на грудь положив к убийству привычные руки,
Тяжко стонал он, подобно тому как лев бородатый
Стонет, если охотник из зарослей леса похитит

Львят его малых, а он, опоздавши, жестоко тоскует,
Рыщет везде по ущельям, следов похитителя ищет,
Чтобы на путь набрести. И берет его ярая злоба.
Так же стонал Ахиллес, говоря меж своих мирмидонцев:
«Горе! Слово пустое я выронил в день злополучный,

Как успокоить старался героя Менетия в доме!
Я говорил, что в Опунт приведу к нему славного сына
Трою разрушившим, долю свою получившим в добыче.
Но ожидания наши не все исполняет Кронион.
Ту же нам землю обоим судьбой суждено окровавить

Здесь, в троянской стране. В отчизну и я не вернуся.
В доме отцовском не встретит меня ни Пелей престарелый,
Ни моя мать. Но земля меня здесь на чужбине покроет.
Ныне же, раз я, Патрокл, позднее спущуся под землю,
Не погребу тебя раньше, чем голову сына Приама,

Гордого смертью твоей, с доспехом сюда не доставлю.
Возле костра твоего обезглавлю двенадцать я пленных
Трои прекрасных сынов, за убийство твое отомщая.
А до того будешь так ты лежать близ судов изогнутых.
Здесь полногрудые жены троянских мужей и дарданских

Будут и ночи, и дни над тобой заливаться слезами, —
Жены, которых мы силой и длинною пикой добыли,
Как разрушали с тобой города богатейшие смертных».
Так он сказал и товарищам дал приказанье поставить
Медный треножник большой на огонь, чтоб как можно скорее

Тело Патрокла отмыли от пыли и сгустков кровавых.
Те, треногий котел на пылавшее пламя поставив,
Налили полный водою и дров под котел подложили.
Брюхо сосуда огонь охватил. Вода согревалась,
После того как она закипела в сверкающей меди,

Тело омыли они и обильно намазали маслом,
Девятилетнею мазью покрыли зиявшие раны
И, на кровать положив, полотном его мягким одели
От головы и до ног и белым покровом покрыли.
Ночь напролет, окружив Ахиллеса, Пелеева сына,

Плакали горько над телом Патрокла сыны мирмидонцев.
Зевс же к Гере, сестре и супруге своей, обратился:
«Ну, ты добилась, чего так желала, владычица Гера!
В бой быстроногого ты подняла Ахиллеса. Должно быть,
Длинноволосых ахейцев сама ты на свет народила!»

Зевсу на это в ответ волоокая Гера сказала:
«Как ты ужасен, Кронид! Ну, какие слова говоришь ты!
Может свободно любой человек замышлять на другого,
Хоть умереть обречен и такого ума не имеет.
Я же, которая в праве считать себя первой богиней

С честью двойною: за род и за то, что твоею супругой
Я называюсь, — а ты над бессмертными властвуешь всеми, —
Как же, гневясь на троянцев, для них не готовить мне бедствий?»
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.
Дома владыки Гефеста достигла богиня Фетида, —

Звездных, нетленных чертогов, прекраснейших меж остальными,
Медных, которые сам для себя кривоногий построил.
Потом весь обливаясь, Гефест пред мехами вертелся
В спешке горячей: готовил он двадцать треножников разом,
Чтоб их расставить вдоль стен своего благозданного дома.

К ножкам треножников он золотые приделал колеса,
Чтобы в собранье богов они сами собою катились
И чтобы сами домой возвращалися, взорам на диво.
В этом они уже были закончены. Не было только
Ручек красивых; готовил Гефест их и гвозди ковал к ним.

Полный творческих мыслей, трудился он. В это-то время
К дому его подошла среброногая мать Ахиллеса.
Вышла, увидев ее, в покрывале блестящем Харита,
Прелести полная: мужем ей был хромоногий искусник.
За руку гостью взяла, называла и так говорила:

«Что ты, длинноодеждная, в дом наш приходишь, Фетида,
Чтимая, нам дорогая? Не часто ты нас навещаешь!
Милости просим, войди, чтоб могла тебя угостить я».
Так говорила, вводя ее дальше во внутренность дома.
Там усадила Фетиду на кресле серебряногвоздном,

Сделанном очень искусно; была и для ног там скамейка;
Кликнула громко Гефеста и с речью к нему обратилась:
«Выйди сюда к нам, Гефест! Для чего-то ты нужен Фетиде».
Ей ответил тогда знаменитый хромец обеногий:
«Как? У меня, в нашем доме, достойная чести богиня,

Та, что спасла меня в час, как, сброшенный с неба, страдал я
Волею матери, Геры бесстыдной! Был хром я, и это
Скрыть захотелось ей. Много бы тут настрадался я, если б
В бухте меня не укрыли Фетида, а с ней Евринома, —
Дочь Океана, в себя же текущего кругообразно.

Девять годов украшенья различные я им готовил, —
Пряжки, застежки, витые запястья для рук, ожерелья,
Сидя в глубокой пещере; вокруг Океан бесконечный,
Пеной играя, шумел и бежал. Обо мне ни единый
Ни из бессмертных богов, ни из смертных людей там не ведал,

Кроме одних только спасших меня Евриномы с Фетидой.
В дом наш сегодня приходит она! И обязан отдать я
Долг за спасение жизни прекрасноволосой Фетиде.
Ну-ка, поставь перед нею теперь угощенье получше,
Я же пока отложу и меха, и другие орудья».

Чудище чудищем, от наковальни, сопя, поднялся он,
Сильно хромая, шатаясь на слабых ногах. Отодвинул
В сторону, прочь от горнила, меха и заботливо спрятал
Все инструменты, какими работал, в серебряный ящик.
Губкою после того обтер запотевшие щеки,

Обе руки, волосатую грудь и могучую шею
И облачился в хитон, и с толстою палкой, хромая,
Двинулся к двери. Навстречу ему золотые служанки
Вмиг подбежали, подобные девам живым, у которых
Разум в груди заключен, и голос, и сила, — которых

Самым различным трудам обучили бессмертные боги.
Под руки взяли владыку служанки, и он, колыхаясь,
К месту побрел, где Фетида сидела в блистающем кресле.
За руку взял он ее, и по имени назвал, и молвил:
«Что ты, длинноодеждная, в дом наш приходишь, Фетида,

Чтимая, нам дорогая? Не часто ты нас навещаешь!
Что тебе нужно, скажи! Исполнить велит мое сердце,
Если исполнить могу я, и если исполнить возможно».
Слезы из глаз проливая, ему отвечала Фетида:
«Есть ли, Гефест, хоть одна из богинь, на Олимпе живущих,

Столько в сердце своем перенесшая горестей тяжких,
Сколько страданий меж всеми лишь мне ниспослал Громовержец!;
Только меня средь морских он богинь подчинил человеку —
Сыну Эака Пелею. И ложе терпела я мужа,
Вовсе того не желая. Охваченный старостью жалкой,

В доме лежит он, бессильный. Но скорбь у меня и другая.
Сына родить и взлелеять мне дал наш родитель Кронион,
Первого между героев. И рос он, подобно побегу.
Я воспитала его, как в саду деревцо молодое,
Я к Илиону послала его в кораблях изогнутых

Биться с сынами троянцев, — и он уж назад не вернется,
И уж навстречу ему я не выйду в пелеевом доме!
Раз на земле он живет и видит сияние солнца,
Должен страдать он. И как, хоть пришедши, ему помогу я?
Девушку ту, что ему присудили ахейцы в добычу,

Вырвал обратно из рук у него Агамемнон владыка.
Сердце себе сокрушил он, печалясь о ней. А данайцев
К самым судам оттеснили троянцы и выйти из стана
Им не давали. Молили старейшины воинств ахейских
Сына и много даров перед ним перечислили славных.

Сам он хотя защитить от беды их тогда отказался,
Но, одевши в доспех свой Патрокла, его на поддержку
В битву отправил, большое ему предоставивши войско.
День напролет неустанно у Скейских ворот они бились
И овладели бы Троей тогда ж, но героя Патрокла,

Много троянцам принесшего бед, Аполлон дальновержец
В первых рядах умертвил и Гектору славу доставил.
Вот почему я сегодня к коленям твоим припадаю:
Может быть, сжалишься ты над моим краткожизненным сыном,
Шлем ему дашь густогривый, и щит, и поножи, и панцырь.

Свой потерял он, отдав его другу, который врагами
Был умерщвлен. А сам он лежит на земле и тоскует».
Ей знаменитый хромец обеногий немедля ответил:
«Можешь, богиня, совсем не заботиться больше об этом.
О, если б сына Пелея, когда ему время настанет,

Мог бы от смерти ужасной избавить я так же успешно,
Как ему славные сделать могу я доспехи, которым
Многие смертные, кто б ни увидел их, будут дивиться».
Так он сказал, и оставил ее, и к мехам обратился.
Их на огонь он направил и действовать дал приказанье.

Сколько их было, все двадцать мехов задышали в горнило
Разнообразнейшим, сильно огонь раздувавшим дыханьем,
Те — помогая, когда он спешил, а другие — иначе,
Как желалось Гефесту, чтоб дело закончить получше.
Несокрушимой он меди и олова бросил в горнило,

Ценного золота и серебра. Наковальню большую
Прочно приладил к широкой подставке, и в правую руку
Молот огромнейший взял, а в левую — крепкие клещи.
В первую очередь выковал щит он огромный и крепкий,
Всюду его изукрасив; по краю же выковал обод

Яркий, тройной; и ремень к нему сзади серебряный сделал.
Пять на щите этом было слоев;72Пять на щите этом было слоев. — Повидимому, дело нужно представлять себе так: каждый ниже лежащий круг был шире выше лежащего; таким образом получались концентрические пояса, на которых и были нанесены изображения. На верхнем слое, то есть в центральной части щита (круг), изображена была вселенная (ст. 483–489); на поясе второго слоя представлена была городская жизнь (ст. 490–540), на поясе третьего — сельскохозяйственные работы (541–572), на поясе четвертого слоя — скотоводство (573–589), на поясе пятого — увеселения (590–606). На ободе щита — Океан. на них он искусно
Много представил различных предметов, хитро их задумав.
Создал в средине щита он и землю, и небо, и море,
Неутомимое солнце и полный серебряный месяц,

Изобразил и созвездья, какими венчается небо;
Видимы были Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
Также Медведица, — та, что еще называют Повозкой;
Ходит по небу она и украдкой следит Ориона,
И лишь одна непричастна к купанью в волнах Океана.

Сделал два города смертных людей потом на щите он,
Оба прекрасные. В первом и пиршества были, и свадьбы.
Из теремов там невест провожали чрез город при свете
Факелов ярких, и звучный кругом гименей распевали.
Юноши в плясках кружились, и громко средь них раздавались

Звуки веселые флейт и форминг. И дивились на пляски
Женщины, каждая стоя в жилище своем на пороге.
Множество граждан толпилось на площади города. Тяжба
Там меж двоих из-за пени была за убитого мужа.
Клялся один пред народом, что все уже отдал другому,

Тот отрицал, чтоб хоть что получил от убийцы в уплату.
Оба они обратились к судье за решением дела.
Криками каждый кругом своему приходил на поддержку.
Вестники их успокоить старались. На тесаных камнях
В круге священном сидели старейшины рядом друг с другом.

В руку жезлы принимали от вестников звонкоголосых,
Быстро вставали и суд свой один за другим изрекали.
Два золотые пред ними таланта лежали в средине,
Чтобы тому передать их, кого они правым признают.
Город второй с обеих сторон осаждали два войска,

Ярко блистая оружьем. В решенье они колебались:
Или весь город разрушить, иль, сколько богатства хранится
В городе этом прелестном, на две разделить половины.
Те не сдавались еще и готовились к тайной засаде.
Стену, стоя на ней, охраняли их милые жены,

Дети, также мужчины, которыми старость владела,
Сами ж пошли. Во главе их — Apec и Паллада-Афина,
Оба из золота и в золотые одеты одежды,
Оба в оружье, — большие, прекрасные; истинно — боги!
Ясно заметные, люди вокруг были ниже на много —

К месту пришли, где всего им удобней казалась засада:
На берегу у реки, где обычно скотину поили.
Там они сели на землю, блестящей одетые медью.
Двое лазутчиков спереди сели, отдельно от войска,
И выжидали прихода овец и коров тяжконогих.

Вскоре они показались; свирелью себя услаждая,
Гнали спокойно их два пастуха, не предвидя коварства.
Те же, едва увидав, устремились на них из засады,
И захватили коровьи стада и густые отары
Сереброрунных овец, а их пастухов перебили.

О стане, едва услыхала смятенье и шум возле стада
Стража, стерегшая площадь, тотчас на коней быстроногих
Все повскакали, помчались и, берега быстро достигнув,
К битве построились возле реки и в сраженье вступили.
Яро метали друг в друга блестящие медные копья.

Там и Смятенье, и Распри теснились, и грозная Кера;
Раненых жадно хватала она, и не раненых также,
За ноги трупы убитых из битвы свирепой тащила;
Кровью людскою вкруг плеч одежда ее обагрялась.
Воины в свалке, как будто живые, теснились и бились,

И напрягались отнять друг у друга кровавые трупы.
Мягкую новь он представил еще, плодородную пашню,
Трижды взрыхленную плугом. И много на ней землепашцев
Гнало парные плуги, ведя их туда и обратно;
Каждый раз, как они, повернувши, к меже подходили,

В руки немедля им кубок вина, веселящего сердце,
Муж подавал, подошедши. И пахари гнать продолжали
Борозду дальше, чтоб снова к меже подойти поскорее.
Поле, хотя золотое, чернелося сзади пахавших
И походило на пашню, — такое он диво представил.

Дальше царский участок представил художник искусный.
Острыми жали серпами поденщики спелую ниву.
Горсти колосьев одни — непрерывно там падали наземь,
Горсти другие вязальщики свяслами крепко вязали.
Трое вязальщиков возле стояли. Им мальчики сзади,

Спешно сбирая колосья, охапками их подносили.
На полосе между ними, держа в руке своей посох,
Царь молчаливо стоял с великою радостью в сердце.
Вестники пищу поодаль под тенью готовили дуба;
В жертву быка заколов, вкруг него суетились; а жены

Белое тесто месили к обеду работникам поля.
И виноградник с тяжелыми гроздьями там он представил,
Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись.
Из серебра были колья повсюду натыканы густо;
Черный ров по бокам; окружен оловянной оградой

Сад; чрез средину одна пролегает тропинка, которой
Ходят носильщики в пору, когда виноград собирают.
Девы и юноши там в молодом, беззаботном веселье
Сладостный плод уносили в прекрасно сплетенных корзинах.
Мальчик, идя между ними, на звонкоголосой форминге,

Всех восхищая, играл, воспевая прекрасного Лина73Воспевая прекрасного Лина… — Лин — красивый, рано погибший юноша, растерзанный собаками, — олицетворение весенней растительности, гибнущей от летнего зноя. В честь его пелись жалобные песни с припевом «айлинон!».
Нежным голосом. Те же за мальчиком следом спешили,
С присвистом, с пеньем и с топотом в лад, непрестанно танцуя.
Сделал потом на щите он и стадо коров пряморогих;
Были одни золотые, из олова были другие;

С громким мычаньем они из загона на луг выходили
К берегу шумной реки, тростником поросшему гибким.
Вместе с коровами этими шли пастухи золотые,
Четверо; девять бежало собак резвоногих за ними.
Спереди два вдруг ужаснейших льва напали на стадо

И повалили быка; ревел и мычал он ужасно,
Львами влекомый; собаки и юноши мчались на помощь;
Оба льва, разорвав на огромном быке его кожу,
Жадно потрох глотали и черную кровь. Пастухи же
Тщетно старались на львов собак натравить резвоногих;

Слушаться их не хотели собаки и львов не кусали;
Близко подскочут, залают и тотчас назад убегают.
Пастбище сделал потом в прекрасной долине художник,
Стадо большое овец белорунных на пастбище этом,
Крытые там шалаши представил, загоны и хлевы,

Также площадку для плясок представил хромец обеногий,
Вроде такой, которую в Кносе пространном когда-то
Для Ариадны прекрасноволосой Дедал изготовил.
Юноши в хоре и девы, для многих желанные в жены,
За руки взявши друг друга, на этой площадке плясали.

Девушки были одеты в легчайшие платья, мужчины
В тканные прочно хитоны, блестевшие слабо от масла.
Девушки были в прекрасных венках, а у юношей были
Из серебра ремни, на ремнях же ножи золотые.
Быстро они на проворных ногах в хороводе кружились

Так же легко, как в станке колесо под рукою привычной,
Если горшечник захочет проверить, легко ли вертится.
Или плясали рядами, одни на других надвигаясь.
Много народу теснилось вокруг, восхищаясь прелестным
Тем хороводом. Певец же божественный пел под формингу,

Стоя в кругу хороводном; и только лишь петь начинал он,
Два скомороха тотчас начинали вертеться средь круга.
И, наконец, на щите этом прочном по самому краю
Он великую силу реки Океана представил.
После того, как щит он сковал, огромный и крепкий,

Выковал также и панцырь Гефест ему, ярче, чем пламя;
Крепкий сковал ему шлем, на висках прилегающий плотно, —
Пестрый, прекрасный; а гребень на шлеме из золота сделал.
После ему и поножи из гибкого олова создал.
Кончив доспехи ковать, знаменитый хромец обеногий

Взял и сложил их к ногам Ахиллесовой матери наземь.
Словно сокол, она с многоснежных вершин олимпийских
Кинулась, ярко блестящий доспех унося от Гефеста.

Песнь девятнадцатая

Отречение от гнева

В платье шафранном Заря поднялася из струй Океана,
Чтобы свой свет принести бессмертным и смертным. Фетида,
Дар от бога неся, корабельного стана достигла.
Там она сына нашла. Над патрокловым телом простершись,

Громко рыдал он. Вокруг и товарищи, стоя у тела,
Плакали. Стала меж ними богиня богинь, Ахиллеса
За руку нежно взяла, называла и так говорила:
«Этого, сын мой, оставим его мы лежать, как бы ни было горько
Нашему сердцу: по воле богов всемогущих погиб он.

Ты ж поднимись и прими гефестов доспех достославный,
Дивный, какой никогда не сиял на плечах человека».
Так говорила она и доспех принесенный сложила
Пред Ахиллесом. И весь зазвенел он, сработанный дивно.
Вздрогнули все мирмидонцы, не мог ни один на доспех тот

Прямо взглянуть. Трепетали они. Ахиллеса ж сильнее
Гнев объял при виде доспеха. И заревом ярким
Вспыхнули страшно глаза из-под век. За доспех он схватился
И любовался в восторге подарком сияющим бога.
После того же, как всласть на изделье Пелид нагляделся,

Быстро слова окрыленные он своей матери молвил:
«Мать моя, это оружье — от бога! Лишь делом бессмертных
Быть оно может, не делом руки человека. Сейчас же
Я облекаюсь в него! Но ужасно меня беспокоит,
Как бы тем временем мухи, проникнув в глубокие раны,

Медью пробитые в теле Менетьева мощного сына,
Не народили червей. Они изуродуют тело:
Вырвана жизнь из него! И станет оно разлагаться».
Сереброногая тотчас ему отвечала Фетида:
«Можешь, сын, совсем не заботиться больше об этом.

Я от него отогнать постараюсь свирепые стаи
Мух, поедающих трупы мужей, умерщвленных в сраженьях.
Если бы даже лежал он в течение целого года,
Не изменилось бы тело и даже прекраснее б стало.
Ты ж благородных ахейцев скорей созови на собранье,

Всем объяви, что на сына Атрея ты гнев прекращаешь,
Вооружайся скорее на битву и силой оденься».
Так говорила и дух многодерзостный сыну вдохнула,
В ноздри ж Патрокла она амвросии с нектаром красным
Капнула, чтоб невредимым его оставалося тело.

Быстро по берегу моря пошел Ахиллес богоравный.
Криком, страх наводящим, героев он поднял ахейских.
Даже такие, что раньше всегда при судах оставались,
Кормчие, что на судах мореходных рулем управляли,
Кто продовольствием ведал и был раздавателем пищи, —

Все на собранье спешили, узнав, что Пелид быстроногий
Снова явился, так долго чуждавшийся горестной битвы.
Двое, хромая, брели, — служители бога Ареса, —
Сын боестойкий Тидея и царь Одиссей богоравный.
Шли, опираясь на копья: их раны еще не зажили.

Оба, придя на собранье, в переднем ряду поместились,
Самым последним пришел повелитель мужей Агамемнон,
Тяжкою раной страдая: и он середь схватки могучей
Пикою был поражен Антеноровым сыном Кооном.
После того же как все на собранье сошлися ахейцы,

С места поднявшись, пред ними сказал Ахиллес быстроногий:
«Стало ли так уж нам лучше, Атрид Агамемнон, обоим,
Мне и тебе, оттого, что за девушку, — пусть и с печалью, —
Дух разрушающей распре мы в гневе своем предалися?
Пусть бы ее на судах Артемида убила стрелою

В день, как Лирнесс разоривши, меж пленниц я девушку выбрал!
Сколько ахейских мужей земли не глодало б зубами,
Пав под руками троянцев, пока я упорствовал в гневе!
Гектору лишь и троянцам то было на пользу. Ахейцы
Долго, я думаю, будут раздор наш губительный помнить!

То, что случилось, оставим, однако, как ни было б горько.
Пред неизбежностью дух свой в груди укротим поневоле.
Гнев свой теперь на тебя прекращаю. Не следует злобы
В сердце упорно питать мне. Но вот что: как можно скорее
Длинноволосых ахейцев на бой возбуди жесточайший,

Чтобы изведать я мог, с врагами сойдясь, — и теперь ли
Возле судов ночевать они думают? Нет, я надеюсь!
Радостно каждый из них утомленные склонит колени,
Кто избежать нашей пики сумеет средь битвы кровавой!»
Радость большая объяла красивопоножных ахейцев,

Что, наконец, прекращает свой гнев Ахиллес крепкодушный.
Начал тогда говорить повелитель мужей Агамемнон,
Не выходя на средину, а только поднявшись на месте:
«О дорогие герои данайцы, о слуги Ареса!
Вставшего следует слушать в молчанье, и речи словами

Не прерывать: говорить так не смог бы и самый искусный.
Можно ль средь громкого шума людского что-либо услышать
Или сказать? Заглушается так ведь и громкий оратор!
С сыном Пелеевым я объяснюсь. А вы, остальные,
Слушайте слово мое и усвойте его хорошенько.

Очень часто ахейцы, сердясь, про меня говорили
И обвиняли меня. Но не я тут виновен, виновны
Зевс и Судьба, и Эриния, в мраке бродящая вечном.
Это они на собранье жестоко мой ум ослепили
В день тот, когда самовластно я взял у Пелида добычу.

Что ж бы я сделал? Свои божество ведь преследует цели, —
Ата, чтимая Зевсова дочь, которая в силах
Всех ослепить. У проклятой нежнейшие ноги. Не ходит
Ими она по земле, — по людским головам выступает,
Ум затемняя людей. Уж один-то из нас ей попался!

Сам даже Зевс поддался ослепленью, хотя и сильнейший
Он, говорят, средь мужей и богов; но и Зевса-Кронида
Гера, хоть слабая, все же коварством своим обманула
Некогда, в день тот, когда предстояло Алкмене
Силу Геракла родить в стенами увенчанных Фивах.

Зевс говорил, уж заране хвалясь перед всеми богами:
«Слушайте слово мое, о боги, и вы, о богини!
Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает:
Выведет на свет сегодня Илифия, помощь родильниц,
Мужа, который над всеми соседями властвовать будет, —

Родом из славных мужей, от крови моей происшедших!»
В сердце коварство тая, отвечала владычица Гера:
«Зевс! Обманешь и к речи своей не приложишь свершенья!
Ну-ка, решись, — поклянись, Олимпиец, великою клятвой,
Что над соседями всеми и вправду владыкою будет

Тот из смертных мужей, от крови твоей происшедших,
Кто, сегодня родившись, из женских выпадет бедер».
Так говорила. Кронион коварства ее не почуял.
Клятвой поклялся великой, и часто в том каялся после.
Гера же ринулась тотчас с высокой вершины Олимпа.

В Аргос ахейский примчалась; как было ей раньше известно,
Мощная там находилась жена Персеида Сфенела,
Милого сына во чреве седьмой лишь носившая месяц.
Вывела на свет младенца, хотя и незрелого, Гера,
Роды Алкмены замедлив и к ней не пустивши Илифий.

С вестью об этом сама к Громовержцу пришла и сказала:
«Зевс, отец яркомолненный! Слово вложу тебе в сердце:
Муж родился благородный, аргосцами будет он править.
То Еврисфей, Сфенелом рожденный, Персеевым сыном. —
Племя твое; не будет он Аргосу царь недостойный».

Острое горе глубоко проникло Крониону в сердце.
Ату немедля схватил он за голову в косах блестящих,
Злобою в сердце пылая, и крепкою клятвой поклялся,
Что никогда с этих пор на Олимп и на звездное небо
К ним не воротится Ата, которая всех ослепляет —

Так он сказал и, рукой размахнувшись, со звездного неба
Бросил ее. И упала она на работы людские.74И упала она на работы людские, — то есть на обработанную землю, к людям.
Из-за нее-то всегда он вздыхал, наблюдая, как делом
Неподобающим был отягчен его сын Еврисфеем.
Так же и я вот: когда шлемоблещущий Гектор великий

Перед кормами судов истреблял беспощадно ахейцев,
Я забыть ослепленья не мог, овладевшего мною.
Раз же я был ослеплен, и Кронион мой разум похитил,
Дело хочу я исправить, бесчисленный дав тебе выкуп.
Но поднимайся на бой и других подними за собою.

Я же всегда предоставить готов те подарки, какие
В ставке твоей перечислил вчера Одиссей богоравный.
Если желаешь, сейчас подожди, хоть и рвешься в сраженье.
От корабля моего посланцы, доставши подарки,
Их принесут, чтоб увидел ты сам, как подарки те ценны».

Сыну Атрея в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Если желаешь, то, как подобало бы, дай мне подарки,
Иль удержи. Это дело твое. А теперь мы о битве
Вспомним скорее! И нечего тут разговаривать долго!

Несовершенным еще остается великое дело!
Снова в передних рядах увидите вы Ахиллеса,
Пикой крушащего медной густые фаланги троянцев.
Пусть же и каждый из вас с троянцами встречными бьется!»
Сыну Пелея тогда сказал Одиссей хитроумный:

«Доблестен ты, Ахиллес, небожителям равный, однако
Не посылай к Илиону ахейцев на тощий желудок
Против троянцев сражаться. На очень немалое время
Сеча завяжется, раз уж взаимно сшибутся фаланги
Воинов, если исполнит их бог одинаковой силой.

Нет! Прикажи-ка ахейцам вблизи кораблей подкрепиться
Пищей, вином: ведь от них человеку и сила, и храбрость.
Кто бы смог из мужей, не поевши, сражаться с врагами
Целый день напролет, пока не закатится солнце?
Если бы даже он духом упорно стремился сражаться,

Все ж незаметно все члены его отягчит и захватит
Жажда и голод, и станут, лишь двинется, слабы колени.
Тот же, кто силы свои укрепил и вином, и едою
День напролет со врагами сражаться готов непрерывно.
Сердце отважно в груди у него, и усталости члены

Не ощущают. И бой он последним из всех покидает.
Так распусти же народ, Ахиллес, и вели им готовить
Пищу, подарки ж свои повелитель мужей Агамемнон
Пусть в середину собранья доставит, чтоб все там ахейцы
Их увидали глазами, а ты веселился бы сердцем.

Пусть он поднимется здесь на собранье и даст тебе клятву,
Что на постель не всходил с Брисеидой и с ней не сближался
Как установлен, владыка, закон для мужчин и для женщин.
Ты же дух свой в груди преклони, Ахиллес, к милосердью.
А Агамемнон тебя пусть почествует пиром обильным

В ставках, чтоб все ты имел, что тебе подобает по праву.
Ты, Атрид, и в глазах у других после этого станешь
Лишь справедливее. Нет для царя никакого позора,
Если он с мужем мирится, которого первый обидел».
Тотчас ответил ему повелитель мужей Агамемнон:

«Радуюсь я, Лаэртид, внимая речам твоим мудрым.
Все разобрал и о всем рассудил ты вполне справедливо.
Клятву дать я готов, и зовет меня к этому дух мой.
Ложно пред богом я клясться не буду. Прошу Ахиллеса:
Как бы он в бой ни спешил, пускай подождет здесь немного;

Все подождите и вы, остальные, покамест из ставки
К нам не прибудут дары, и клятв не заверим мы жертвой.
Дело я это тебе самому, Одиссей, поручаю.
В спутники юношей выбрав, знатнейших среди все ахейцев,
С ними дары, что вчера обещали мы дать Ахиллесу,

Сам принеси с корабля моего и жен приведи к нам.
Ты же, Талфибий, скорей по пространному стану ахейцев
Мне кабана разыщи, чтоб зарезать Зевесу и Солнцу».
Сыну Атрея в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!

Можно об этом о всем позаботиться будет и позже,
После того как настанет в кровавом бою передышка,
И бушевать не такая уж ярость в груди моей будет.
В поле, пронзенные медью, лежат еще мужи, которых
Гектор смирил Приамид, как Зевс даровал ему славу, —

Вы же нас оба зовете обедать! Иначе б я сделал:
Я приказал бы ахейским сынам натощак, не поевши,
Прямо в битву итти, а потом, с закатившимся солнцем,
Ужин богатый сготовить, когда отомстим за позор наш.
Прежде того никакая еда и питье никакое

В глотку мою не пойдут, перед телом убитого друга!
В ставке он у меня посредине, истерзанный медью,
К двери ногами лежит распростертый; его окружая,
Плачут товарищи. Нет! У меня в помышленьях не пища,
А лишь убийство да кровь, и врагов умирающих стоны!»

Сыну Пелея в ответ сказал Одиссей хитроумный:
«Сын благородный Пелея, храбрейший меж всеми ахеец!
Много меня ты храбрее и много меня превосходишь
В битве копьем; но, с другой стороны, я тебя превзошел бы
Мыслью намного: я раньше родился и опытен больше.

Сердце терпеньем наполни и выслушай все, что скажу я.
Скоро сердца у людей пресыщаются битвой кровавой,
Если стеблей большинство уж разбросано медью по пашне,
Сбор же становится скудным, как только весы наклоняет
Зевс-Эгиох, войн неизменный вершитель.

Нет, не желудком должны сокрушаться о мертвых ахейцы:
Слишком много мужей ежедневно, одни за другими,
Гибнут. Ну, кто и когда бы успел отдохнуть от печали?
Должно земле предавать испустившего дух человека,
Твердость в душе сохраняя, поплакавши день над умершим.

Те же, которые живы от гибельных битв остаются,
Помнить должны о питье и еде, чтобы с большею силой,
Не уставая, могли мы все время сражаться с врагами,
Медью сияющей тело облекши. Пускай же не медлит
Больше никто из бойцов, дожидаясь другого приказа!

Вот вам приказ: кто останется здесь, при судах мореходных.
Плохо придется тому! Сомкнувши фаланги, ударим
На конеборных троянцев, возбудим жестокую сечу!»
Так сказал он и в спутники взял себе двух Несторидов.
Сына Филея Мегета, вождя Мериона, Фоанта,

И Ликомеда, Креонтом рожденного, и Меланиппа.
Быстро пошли они к ставке владыки, Атреева сына.
Было сказано слово, и тотчас сделано дело.
Семь обещанных взяли из ставки треножников, двадцать
Ярко блестящих котлов, двенадцать коней легконогих,

Семь также вывели женщин, искусных в прекрасных работах
Вывели и Брисеиду, румяную деву, восьмою.
Шел впереди Одиссей, отвесивший десять талантов
Золота, следом же юноши шли с остальными дарами.
Все в середине они разместили на площади. Тотчас

Встал Агамемнон. Талфибий, подобный по голосу богу,
С вепрем в руках подошел к владыке народов Атриду.
Вытащил быстро тогда Агамемнон свой ножик, который
Подле меча на огромных ножнах он носил постоянно,
С вепря щетины отсек для начатков и, руки воздевши,

Зевсу владыке молился. В молчанье сидели ахейцы
Чинно все на местах и царское слушали слово.
Глядя в широкое небо, сказал Агамемнон моляся:
«Будь мне свидетели Зевс, из богов высочайший и лучший,
Солнце, Земля и богини Эринии, что под землею

Страшно карают людей, клянущихся ложною клятвой!
Нет, не накладывал рук я на девушку, дочерь Брисея,
К ложу ль со мною ее принуждая, к чему ли другому.
В ставке моей оставалась не тронута мной Брисеида.
Если же ложною клятвой клянусь я, пусть боги дадут мне

Много страданий, которые шлют они клятвопреступным».
Кончив, по глотке резнул кабана он безжалостной медью.
Тушу Талфибий в пучину глубокую моря седого
Быстро швырнул, раскачав, на съедение рыбам. Пелид же,
С места поднявшись, к ахейцам воинственным так обратился:

«Зевс, ослепленье великое ты на людей посылаешь!
Нет, никогда бы мне духа в груди не сумел Агамемнон
Так глубоко взволновать, и не смог бы он девушку силой,
Воле моей вопреки, увести! Наверно, Кронион
Сам захотел, чтобы многих ахейцев погибель настигла!

Сядьте теперь за обед, а после завяжем сраженье!»
Так сказав, распустил он собранье короткое. Быстро
Все остальные ахейцы к своим кораблям разошлися,
А мирмидонцы, отважные духом, забрали подарки,
Их отнесли к кораблям Ахиллеса, подобного богу,

В ставке просторной сложили и жен на места усадили.
А лошадей к табуну товарищи в поле погнали.
Дочь же Брисея, златой Афродите подобная видом,
Как увидала Патрокла, пронзенного острою медью,
К телу припала его, завопила и стала царапать

Нежную шею себе, и грудь, и прекрасные щеки.
И говорила рыдая, подобная вечным богиням:
«Всех тебя больше, Патрокл, я, несчастная, здесь полюбила!
Я из ставки ушла, тебя оставляя живого,
Нынче же мертвым тебя нахожу, повелитель народов,

В ставку вернувшись. Беду за бедой получаю я вечно!
Мужа, которого мне родители милые дали,
Я увидала пронзенным пред городом острою медью,
Видела братьев троих, рожденных мне матерью общей,
Милых сердцу, — и всех погибельный день их настигнул.

Ты унимал мои слезы, когда Ахиллес быстроногий
Мужа убил моего и город Минета разрушил.
Ты обещал меня сделать законной супругой Пелида,
Равного богу, во Фтию отвезть в кораблях чернобоких,
Чтобы отпраздновать свадебный пир наш среди мирмидонцев.

Умер ты, ласковый! Вот почему безутешно я плачу!»
Так говорила, рыдая. И плакали женщины с нею, —
С виду о мертвом, а вправду — о собственном каждая горе.
Вкруг самого ж Ахиллеса старейшины войск собралися
И умоляли поесть. Но, стеная, Пелид уклонялся:

«Я вас молю, если кто из друзей меня слушаться хочет,
Не заставляйте покамест меня насыщать себе сердце
Пищею или питьем: сражен я ужаснейшим горем.
Солнце пока не зайдет, — все равно буду ждать и терпеть я».
Так произнесши, царей остальных от себя отпустил он.

Два лишь Атрида остались и царь Одиссей богоравный,
Нестор, Идоменей и Феникс, наездник маститый.
Все рассеять старались скорбевшего. Но безутешен
Был он, покуда не ринулся в пасть кровожадного боя.
Он говорил, вспоминая о прошлом и тяжко вздыхая:

«Милый, бессчастный мой друг! Было некогда время, как сам ты
В ставке моей так проворно и в надобный срок предо мною
Вкусную ставил еду, когда поспешали ахейцы
На конеборных троянцев итти с многослезною битвой.
Нынче лежишь ты, пронзенный. И сердце мое уж не хочет

Пищи, не хочет питья, хоть они и стоят предо мною.
Только тебя я хочу! Мне большего не было б горя,
Если бы даже о смерти отца моего я услышал,
Старца, что нежные слезы, наверно, во Фтии роняет,
С сыном таким разлученный; а сын тут в стране чужедальней

Из-за ужасной Елены с сынами троянскими бьется!
Или что умер мой сын, растимый на Скиросе дальнем,
Неоптолем боговидный, коль жив еще мальчик мой милый.
Прежнее время в груди мой дух укреплялся надеждой,
Что на троянской земле я один лишь погибну, далеко

От многоконного Аргоса. Ты ж возвратишься во Фтию.
Ты мне из Скироса сына, надеялся я, в быстроходном
Судне домой привезешь и все ему дома покажешь, —
Наше владенье, рабов и с высокою кровлею дом наш;
Сам же отец мой, Пелей, я думаю, или уж умер,

Или, едва лишь живой, угнетаемый старостью грозной,
Век свой проводит в глубокой печали и ждет одного лишь, —
Горестной вести: когда о погибели сына услышит».
Так говорил он, рыдая. Старейшины рядом вздыхали,
Каждый о том вспоминая, что дома в чертогах оставил.

Видя их в горе таком, почувствовал жалость Кронион.
Быстро Афине-Палладе слова он крылатые молвил:
«Дочь моя, ты ведь совсем отступилась от храброго мужа
Или тебя Ахиллес уж больше теперь не заботит?
Вон он — видишь? — сидит впереди кораблей пряморогих,

Горько печалясь о милом товарище. Все остальные
Сели обедать; один Ахиллес не касается пищи.
Но подойди-ка и нектар с приятной амвросией капни
В грудь Пелеева сына, чтоб голод к нему не явился».
То, что сказал он Афине, давно и самой ей желалось.

С соколом схожая быстро летающим, звонкоголосым,
Ринулась с неба она сквозь эфир. Между тем уж ахейцы
Вооружаться по стану спешили. Паллада-Афина
Каплями нектар влила с амвросией в грудь Ахиллеса,
Чтобы мучительный голод в колени ему не спустился,

И воротилась сама во дворец крепкозданный Кронида
Мощного. Хлынули прочь от судов быстроходных ахейцы.
Как без счета несется холодными хлопьями с неба
Снег, угоняемый вдаль проясняющим небо Бореем,
Так же без счета из быстрых судов выносили ахейцы

В выпуклых бляхах щиты и шлемы, игравшие блеском,
Крепкопластинные брони и ясени пик медножальных.
Блеск поднимался до неба; вокруг от сияния меди
Вся смеялась земля, и топот стоял от идущих
Воинов. Там, посредине рядов, Ахиллес облачался.

Зубы его скрежетали; как огненный отблеск пожара,
Ярко горели глаза; а в сердце спускалось все глубже
Невыносимое горе. Гневясь на троянцев, надел он
Божий дар, над которым Гефест утомился, работав.
Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень

Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой;
Следом за этим и грудь защитил себе панцырем крепким,
Бросил на плечи свой меч с рукояткой серебряногвоздной,
С медным клинком; а потом огромнейший щит некрушимый
Взял. Далеко от него, как от месяца, свет разливался.

Так же, как если на море мелькнет пред пловцами блестящий
Свет от костра, что горит в одинокой пастушьей стоянке
Где-то высоко в горах; а пловцов против воли уносят
Ветры прочь от друзей по волнам многорыбного моря.
Так от щита Ахиллеса, — прекрасного, дивной работы, —

Свет достигал до эфира. На голову шлем он тяжелый,
Взявши, надел. И сиял, подобно звезде лучезарной,
Шлем этот с гривой густой; развевались вокруг золотые
Волосы, в гребне его укрепленные густо Гефестом.
Вооружившись, испытывать стал Ахиллес богоравный,

В пору ль доспехи ему и легко ли в них движутся члены.
Были доспехи, как крылья, на воздух они поднимали!
Вынул потом из футляра отцовскую пику. Тяжел был
Крепкий, огромный тот ясень; никто между прочих ахейцев
Им не мог потрясать, — лишь один Ахиллес потрясал им, —

Ясенем тем пелионским, который с вершин Пелиона
Дан был в подарок Пелею Хироном, на гибель героям.
Автомедонт в это время и Алким коней запрягали,
Им ремни надели грудные, прекрасные видом,
После того их взнуздали, а вожжи назад натянули,

К кузову их прикрепив. Тогда, захвативши блестящий
Бич, по руке ему бывший, поспешно вскочил в колесницу
Автомедонт, а за ним Ахиллес, облачившийся к бою,
Как Гиперион лучистый, доспехами ярко сияя.
С грозною речью к отцовским коням Ахиллес обратился:

«Ксанф и Балий, Подарги божественной славные дети!
Нынче иначе умчать седока постарайтесь из боя
В толпы густые данайцев, когда мы насытимся боем,
И, как Патрокла, его там лежать не оставьте убитым!»
Из-под ярма Ахиллесу ответствовал конь резвоногий

Ксанф, головою поникнув бессмертною; длинная грива,
Из-под яремной подушки спустившись, касалась дороги.
Голос вложила в него человеческий Гера богиня.
«Сын могучий Пелид, тебя еще нынче спасем мы.
Но приближается день твой последний. Не мы в этом оба

Будем повинны, а бог лишь великий с могучей судьбою.
И не медлительность наша виною была, и не леность,
Если похитили с тела Патрокла доспех твой троянцы.
Бог, меж всех наилучший, рожденный Лето пышнокудрой,
Сбил его в первых рядах и Гектору славу доставил.

Хоть бы бежать наравне мы с дыханием стали Зефира,
Ветра, быстрее которого нет, говорят, — но и сам ты
Должен от мощного бога и смертного мужа погибнуть!»
Ксанфу на этих словах Эринии голос прервали.
Вспыхнувши гневом, коню отвечал Ахиллес быстроногий:

«Что ты, Ксанф, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!
Знаю я сам хорошо, что судьбой суждено мне погибнуть
Здесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду я
С боя, доколе войны не вкусят троянцы досыта!»
Молвил — и с криком вперед коней своих быстрых погнал он.

Песнь двадцатая

Битва богов

Так вкруг тебя, ненасытный в боях Ахиллес, собирались
Близ кораблей изогнутых ахейцы, тогда как троянцы
Стали с другой стороны, на возвышенной части равнины.
Зевс же с вершины Олимпа, горы, пропастями богатой,

Дал приказанье Фемиде бессмертных созвать на собранье.
Всюду прошедши, велела сойтись она к зевсову дому.
Кроме реки Океана явились все реки, явились
Нимфы бессмертные, жизнь проводящие в рощах прекрасных,
Нимфы источников, рек и влажных лугов травянистых.

Все собрались во дворце облаков собирателя Зевса,
В портике гладком усевшись, который родителю Зевсу
Сын его сделал Гефест с великим умом и искусством.
Так собрались они в доме Кронида. Земли потрясатель,
Тоже послушавшись зова, из моря пришел на собранье.

Сел в середине и Зевса о целях расспрашивать начал:
«Ты для чего, Молневержец, богов на собранье созвал?
Или ты что замышляешь насчет аргивян и троянцев?
Бой рукопашный сейчас у них разгорается жаркий!»
Зевс, собирающий тучи, на это сказал Посейдону:

«Ты угадал, Колебатель земли, что в груди я замыслил,
Из-за чего вас собрал: за гибнущих я беспокоюсь.
Сам я, однако, сидеть останусь в ущелье Олимпа,
Буду отсюда глядеть и дух себе радовать. Вы же,
Все остальные, идите в ряды и троян и ахейцев,

Тем и другим помогайте, кому сочувствует каждый.
Если ж один Ахиллес с троянцами будет сражаться,
Очень недолго они быстроногого сдержат Пелида.
В трепет они приходили и раньше, его увидавши,
Нынче ж, когда он еще за товарища гневом пылает,

Сам я боюсь, чтоб, судьбе вопреки, он стены не разрушил».
Так сказав, возбудил Громовержец упорную битву.
Боги в бой устремились, но цели их разные были.
Гера с Палладой-Афиной отправились в стан корабельный,
В стан же пошли Посейдон земледержец, колеблющий землю,

Также благодавец Гермес, выдающийся хитрым рассудком,
С ними вместе побрел и Гефест, гордящийся силой;
Шел он хромая, с трудом волоча малосильные ноги.
К войску троянцев пошли: Apec, потрясающий шлемом,
Феб, не стригущий волос, с Артемидою, сеющей стрелы,

Ксанф-река и Лето с Афродитой улыбколюбивой.
Долго, пока вдалеке от сражавшихся боги держались,
Торжествовали ахейцев ряды, потому что меж ними
Вновь Ахиллес появился, так долго чуждавшийся боя.
В члены ж троян конеборных спустился ужаснейший трепет.

Страх охватил их, когда Ахиллес быстроногий пред ними
В ярких доспехах предстал, подобный убийце Аресу.
Но лишь вмешалися в толпы людей олимпийские боги,
Мощная встала Эрида и к бою войска возбудила —
Грозно кричала Афина, иль стоя близ рва пред стеною,

Или по берегу моря шумящего крик поднимая.
Черной буре подобный, завыл и Apec меднобронный,
Громко троян возбуждая на бой то с высот Илиона,
То пробегая вдоль вод Симоента по Калликолоне.
Так, и одних и других возбуждая, блаженные боги

В бой их свели и в сердцах пробудили тяжелую распрю.
Страшно вверху загремел родитель бессмертных и смертных.
Заколебал и внизу Посейдон, земледержец могучий,
Всю беспредельную землю с вершинами гор высочайших.
Все затряслось, — основанья и главы богатой ключами

Иды, суда меднолатных ахейцев и город троянцев.
В ужас пришел под землею Аид, преисподних владыка,
В ужасе с трона он спрыгнул и громко вскричал, чтобы сверху
Лона земли не разверз Посейдаон, земли потрясатель,
И не открыл пред людьми и богами его обиталищ, —

Затхлых, ужасных, которых бессмертные сами боятся.
Грохот такой поднялся от богов, сходившихся в битву.
Против владыки, земных колебателя недр Посейдона,
Выступил Феб-Аполлон, готовя крылатые стрелы;
Против Ареса пошла совоокая дева Афина;

Гера богиня сошлась с Артемидою, сыплющей стрелы,
Шумною, золотострельной, родною сестрой Дальновержца;
Выступил против Лето могучий Гермес благодавец;
Против Гефеста — поток широчайший, глубокопучинный:
Боги зовут его Ксанфом, а смертные люди — Скамандром,

Так бессмертные шли на бессмертных. Пелид же отважный
В толпы стремился ворваться, чтоб где-нибудь Гектора встретить,
Сына Приамова. Дух его больше всего порывался
Кровью его утомить бойца-щитоносца Ареса.
Но на Пелида поднял Аполлон, возбуждающий к битвам,

Сына Анхиза Энея, вдохнувши могучую силу.
Стал он голосом схож с Ликаоном, Приамовым сыном;
Образ принявши его, Аполлон, сын Зевса, промолвил:
«Где же, советник троянцев Эней, твои все угрозы?
Или не ты в Илионе, за чашей с царями пируя,

Им обещался один на один с Ахиллесом сразиться?»
Сын Анхизов Эней, ему отвечая, промолвил:
«Что ты меня, Приамид, против воли моей побуждаешь
С сыном отважным Пелея в кровавую выступить битву?
Нынче не первый уж раз против быстрого я Ахиллеса

Выступлю: раз уже было, — согнал он копьем меня острым
С Иды, когда на коров неожиданно наших нагрянул
И разорил нам Лирнесс и Педас. Но послал мне спасенье
Зевс, у меня возбудивши и силы, и быстрые ноги.
Иначе я бы от рук Ахиллеса погиб и Афины:

Шла ведь Афина пред ним и победу несла, побуждая
Пикою медной его избивать и троян, и лелегов.
Вот почему никому невозможно с Пелидом сражаться:
Вечно при нем кто-нибудь из богов, кто беду отвращает.
И без того уж копье его прямо летит и не слабнет,

Прежде чем в тело врага не вонзится. Вот если бы бог нам
Равным в сражении сделал возможный исход, то меня бы
Он не легко победил, хоть гордится, что весь он из меди!»
Зевсов сын Аполлон на это Энею ответил:
«Что же, герой, отчего и тебе не вознесть бы молитвы

К вечным богам? Говорят, что ты на свет рожден Афродитой,
Дочерью Зевса. Пелид же родился от низшей богини.
Мать твоя — дочь Громовержца, а та — только старца морского.
Прямо с блестящею медью иди на него, не смущая
Духа себе ни пустою его руготней, ни угрозой!»

Молвил — и пастырю войска великую силу вдохнул он.
Вышел Эней из рядов, одетый сверкающей медью.
От белолокотной Геры, богини великой, не скрылось,
Как через толпы мужей к Ахиллесу Эней пробирался.
Став посредине богов, она обратилась к ним с речью:

«Надобно б было задуматься вам, Посейдон и Афина,
В сердце своем, как окончится все, что сейчас тут творится:
Этот Элей, облеченный блистающей медью, выходит
На Ахиллеса. Его подстрекнул Дальновержец на это.
Надобно было б назад оттеснить нам отсюда Энея,

Или чтоб также из нас кто явился на помощь Пелиду,
Силу великую дал бы ему и исполнил отваги.
Пусть он узнает, что любят его средь богов олимпийских
Самые мощные боги, а те, что доселе троянцам
Помощь давали в войне и сраженьях, бессильны и жалки.

Все мы с Олимпа спустились сюда, чтоб участие в битве
Этой принять, чтоб беды не случилось какой с Ахиллесом
Нынче. Потом же претерпит он все, что ему при рожденье
Выпряла с нитью судьба: когда родила его матерь.
Если об этом о всем из уст он богов не узнает,

То испугается, встретясь в бою с кем-нибудь из бессмертных.
Тяжко явление бога, представшего в собственном виде!»
Ей отвечал Посейдон, могучий Земли колебатель:
«Гера, свирепствуешь ты неразумно. Зачем тебе это?
Очень бы мне не хотелось, чтоб боги друг с другом сражались, —

Мы и боги другие: намного ведь мы их сильнее!
Лучше давайте-ка с поля сраженья сойдем и на вышке
Сядем. А смертные пусть о войне позаботятся сами.
Если же Феб-Аполлон иль Apec вмешаются в битву,
Если удержат Пелида и биться ему помешают,

Тотчас тогда против них мы вступим в сраженье и сами.
Скоро, я думаю, выйдя из битвы губительной этой,
Те против воли своей на Олимп возвратятся, в собранье
Прочих бессмертных богов, рукой укрощенные нашей».
Так произнесши, повел Черновласый богов за собою

К кругообразному валу Геракла, подобного богу;
Вал тот высокий троянцы совместно с Афиной Гераклу
Сделали, чтоб от морского чудовища прятаться мог он
В башне, когда на равнину оно устремлялось из моря.
Там воссел Посейдон и другие бессмертные боги,

Плечи окутав себе неразрывным туманом. Напротив
Сели враждебные боги над кручами Калликолоны
Около вас, Аполлон и Apec, городов разрушитель!
Так, принимая решенья, напротив друг друга сидели
Боги; но бой начинать, приносящий так много страданий,

Медлили те и другие. А Зевс с высоты побуждал их.
Медью светилась равнина. Заполнили всю ее люди,
Кони. Дрожала земля от топота дружно идущих
В битву мужей. Два лучших, храбрейших меж всех человека
На середине меж ратей сходились, желая сразиться, —

Сын Анхиза Эней и Пелид Ахиллес быстроногий.
Выступил первым Эней Анхизид с угрожающим взором
Шлемом тяжелым кивая; пред грудью широкой держал он
Буйный свой щит, а рукою копьем потрясал медноострым.
Вышел навстречу ему Ахиллес, со львом плотоядным

Схожий, которого страстно хотят деревенские люди
Всею деревней убить. Сначала идет он спокойно,
Всех презирая; когда же копьем его ранит проворный
Юноша, он приседает, разинувши пасть, меж зубами
Пена клубится, в груди же сжимается храброе сердце.

Бедра себе и бока бичует хвостом он могучим
И самого возбуждает себя на сраженье с врагами.
Прыгает, ярости полный, вперед, засверкавши глазами,
Чтобы кого растерзать или в первой же схватке погибнуть.
Так увлекали Пелида и сила, и дух его храбрый

Боем навстречу итти отважному сердцем Энею.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Первым слово Энею сказал Ахиллес быстроногий:
«Что ты, Эней, так далеко вперед от товарищей вышел
И предо мною стоишь? Или хочешь сразиться со мною,

Веря, что можешь владыкою стать конеборных троянцев,
Почестью равным Приаму? Но если б меня и убил ты,
Царской власти за то, все равно, не вручит тебе старец:
Есть у него сыновья; а сам он разумен и крепок.
Или троянцы тебе отвели превосходный участок,

С садом прекрасным и пашней, чтоб им ты владел и питался,
Если меня умертвишь? Но ведь сделать тебе это трудно!
Кажется, как-то тебя я копьем обратил уже в бегство.
Вспомни, как, встретив тебя одного, от коровьего стада
Гнал я с Иды тебя на проворных ногах, как поспешно

Ты убегал. Оглянуться и то ты не смел убегая!
После того ты в Лирнесс убежал. И туда я добрался
Следом и город разрушил с Афиной, с родителем Зевсом.
Множество женщин забрал я и, дней их свободы лишивши,
В плен за собою увел. Спасли тебя Зевс и другие

Боги. Теперь уж они не спасут тебя больше, как ждешь ты
В духе своем. Совет тебе дам я: как можно скорее
Скройся в толпу, не иди на меня, или плохо придется!
Только тогда, как случится беда, дураки ее видят».
Громко тогда Ахиллесу Эней, возражая, ответил:

«Сын Пелеев! Меня испугать не надейся словами,
Словно мальчишку какого: и сам я прекрасно умею
И посмеяться над всяким, и колкое вымолвить слово.
Происхожденье друг друга мы знаем, родителей знаем,
Слышали много о них всем известных сказаний от смертных,

Но не видал ни моих ты в лицо, ни твоих не видал я.
От безупречного ты, говорят, происходишь Пелея,
Мать же — Фетида, волнами рожденная, в косах прекрасных.
Сыном отважного духом Анхиза себя перед всеми
С гордостью я называю, а матерь моя — Афродита.

В нынешний день уж иль те, иль другие оплакивать будут
Милого сына. Не так же с тобой мы сейчас разойдемся,
Лишь обменявшись пустыми словами и в бой не вступивши!
Если же хочешь, чтоб знать хорошо, познакомиться также
С родом нашим, то многим мужам хорошо он известен.

Первый, Дардан, рожден был Зевесом, сбирающим тучи.
Он основатель Дардании был. Илион же священный
Не был еще на равнине в то время построен, и люди
Жили тогда на предгорьях богатой потоками Иды.
Сына Дардан породил, царя Эрихтония; этот

Сделался самым богатым средь смертных людей человеком.
Целых три тысячи коней паслось у него по долине, —
Быстрых, прекрасных кобыл, жеребятами резвыми гордых.
К ним и Борей на лугах вожделеньем не раз загорался.
Образ принявши коня черногривого, их покрывал он.

И, забрюхатев, двенадцать они жеребят народили.
Если скакали те кони Борея по зреющей ниве,
То по вершинам колосьев неслись, и их не ломали;
Если ж скакали они по хребту широчайшему моря,
То пробегали по самым верхушкам седого прибоя.

Царь Эрихфоний родил владыку троянского Троса,
Трое сынов родилося у Троса, во всем безупречных, —
Ил, Ассарак и подобный богам Ганимед, — между всеми
Смертными он выдавался людьми красотой несравненной.
Боги его унесли вино разливать для Кронида

Из-за его красоты, чтобы жил он в собранье бессмертных.
Ил же сына родил, безупречного Лаомедонта,
Лаомедонт — повелитель Тифона родил и Приама,
Клития, Гикетаона, аресову отрасль, и Лампа.
Капий рожден Ассараком, а сам родил он Анхиза.

Я же Анхизом рожден, а божественный Гектор — Приамом.
Вот и порода, и кровь, какими хвалюсь пред тобою.
Доблесть же смертных Кронид то уменьшит, а то увеличит,
Как пожелается сердцу его: могучее всех он.
Будет, однако, болтать нам с тобою, как малым ребятам,

В самой средине сраженья кипящего стоя без дела!
Можем мы очень легко насказать оскорблений друг другу
Столько, что тяжести их не поднимет корабль стоскамейный.
Гибок у смертных язык, и много речей всевозможных
На языке их; слова же широко пасутся повсюду.

Слово какое ты скажешь, такое в ответ и услышишь.
Нам же какая нужда оскорбленья и колкие речи
Яростно сыпать один на другого, как делают жены
В дух разъедающей ссоре, когда, разозлись друг на друга,
Между собою бранятся, на улицу выскочив, много

Правды и лжи говоря: ведь гнев и ко лжи побуждает!
Ты от желанного боя словами меня не отклонишь,
Прежде чем медью со мной не сразишься. Начнем же скорее,
Силы один у другого на медных испробуем копьях!»
Молвил — и пикой могучей ударил он в страх наводящий

Щит Ахиллеса ужасный; вокруг острия затрещал он.
Щит отстранил от себя Ахиллес мускулистой рукою,
Страхом объятый; он думал — своей длиннотенною пикой
Щит пробьет без труда Эней, воеватель отважный.
Глупый! О том Ахиллес не подумал рассудком и духом,

Что нелегко многославный подарок богов олимпийских
Смертно рожденному мужу пробить иль заставить податься.
Так не пробила щита и тяжелая пика Знея:
Золотом, божьим подарком, была остановлена пика:
Две полосы на щите пронизала, а там еще было

Три, потому что всего поставил их пять Колченогий;
Две наружных — из меди, и внутренних две — оловянных,
И золотая в средине: она-то копье и сдержала.
После того Ахиллес послал длиннотенную пику.
Ею в энеев ударил он щит, во все стороны равный,

Близко от края щита, где тончайшая медь пробегала,
Где всего тоньше была и кожа воловья: насквозь их
Ясень прорвал пелионский. И щит взревел под ударом.
Съежась, нагнулся Эней и испуганно щит над собою
Кверху поднял. Пронеслась над спиною энеевой пика,

В землю вонзилась и стала, насквозь пролетев через оба
Слоя большого щита. Ускользнувши от пики огромной,
Остановился Эней. Глаза залилися смущеньем.
В ужас пришел он, как близко вонзилася пика. Пелид же,
Выхватив острый свой меч, на него устремился свирепо

С криком ужасным. И камень Эней ухватил, наклонившись, —
Тяжесть великую! Двое тот камень снести не смогли бы
Ныне живущих людей. Но легко и один он махал им.
Камнем попал бы Эней набегавшему сыну Пелея
В шлем или щит; но они от того отразили бы гибель.

Сын же Пелеев мечом у Энея исторгнул бы душу,
Если бы зорко всего Посейдон не приметил владыка.
Тотчас к бессмертным богам обратился с такою он речью:
«Горе! Печаль у меня о возвышенном духом Энее!
Скоро, Пелеевым сыном смирённый, сойдет он к Аиду,

Внявши советам пустым дальнострельного Феба, который
Сам, безрассудный, его не избавит от гибели грозной!
Но для чего же, безвинный, страдания будет терпеть он
Из-за чужих огорчений? Всегда он приятные жертвы
Рад богам приносить, владеющим небом широким.

Выведем, боги, Энея из смерти. И сам Громовержец
Будет навряд ли доволен, я думаю, если Энея
Сын Пелея убьет. Спастись суждено ему роком,
Чтоб без потомства, следа не оставив, порода Дардана
Не прекратилась. Он был наиболее мил Громовержцу

Между его сыновей, от смертных родившихся женщин.
Род же Приама царя Крониду уж стал ненавистен.
Будет править отныне троянцами сила Энея,
Также и дети детей, которые позже родятся».
Так отвечала ему волоокая Гера богиня:

«Сам, Земледержец, подумай в уме своем, что тебе делать:
Вырвать Энея из битвы убийственной иль предоставить
Сыну Пелея его укротить, как бы ни был могуч он.
Мы же с нею вдвоем не однажды уж клятвы давали
Перед бессмертными всеми, — и я, и Паллада-Афина, —

Не отвращать никогда погибельных дней от троянцев,
Даже когда Илион пожирающим пламенем вспыхнет
И запылает в пожаре, зажженном сынами ахейцев!»
Слово такое услышав, могучий Земли колебатель
Двинулся быстро сквозь сечу, сквозь всюду нависшие копья.

К месту пришел, где Эней находился с Пелеевым сыном.
Тотчас глаза Ахиллесу окутал глубокою мглою,
Ясень могучий его, заостренный сияющей медью,
Вытащил вон из щита высокого духом Энея
И положил пред ногами Пелида. Рукою могучей

Поднял с равнины Энея на воздух и бросил с размаха.
Воинских много рядов и много рядов лошадиных
Перелетел Анхизид, рукою закинутый бога,
И очутился на самом краю многошумного боя,
Где облекались оружьем кавконы, на бой снаряжаясь.

Близко к нему подошел Посейдон, сотрясающий землю,
И со словами к нему окрыленными так обратился:
«Кто тебя так ослепил из бессмертных, Эней, что готов ты
Против бесстрашного сына Пелеева выступить в битву?
Он тебя много сильнее и много милее бессмертным.

Тотчас назад отступай, едва с Ахиллесом сойдешься,
Чтоб, и судьбе вопреки, не спуститься в жилище Аида.
После того же как смерть и судьба Ахиллеса настигнут,
Смело сражайся в передних рядах. Средь прочих ахейцев
Ни одного не найдется, кто с плеч твоих снимет доспехи».

Все разъяснивши Энею, его он на месте оставил,
Быстро чудесную мглу пред глазами Пелида рассеял, —
И в изумленье великом кругом Ахиллес огляделся,
Тяжко вздохнул и сказал своему благородному сердцу:
«Боги! Великое чудо своими глазами я вижу!

Пика моя предо мною лежит, но нет пред глазами
Мужа, в которого я ее бросил, убить собираясь!
Мил, как я вижу теперь, и Эней божествам олимпийским.
Мне же казалось, что он только попусту хвалится этим.
Пусть убирается! Больше со мною пытаться сразиться

Он не захочет, — уж тем он доволен, что спасся от смерти.
Ну, а теперь я, призвавши данайцев воинственных к битве,
Выйду навстречу врагам и других испытаю троянцев!»
Молвил, пошел по рядам и приказывал каждому мужу:
«Нынче вдали от троянцев не стойте, герои ахейцы!

Муж против мужа иди и яростно бейся с врагами!
Как бы и ни был силен, но все ж одному тяжело мне
Разом преследовать столько бегущих и биться со всеми.
Сам бы Apec, хоть и бог он бессмертный, сама бы Афина
Остановились бессильно пред пастью подобного боя.

Сколько однако могу я руками, ногами и силой, —
Не уклонюсь ни на миг я от битвы, — ни даже на мало!
В гущу троянских рядов я ворвусь, и не радость троянец
Тот испытает, который под пику мою подвернется!»
Так возбуждал их Пелид. А троянцев блистательный Гектор

Громко звал за собой и грозился пойти на Пелида:
«Гордые Трои сыны! Не бойтесь Пелеева сына!
Я на словах и с самими бессмертными мог бы сражаться,
А вот копьеца — тяжело, ибо много сильнее нас боги.
И Ахиллес ведь же все же слова свои выполнить может:

Сбудется кое-какое, другое в дороге споткнется!
Я на Пелида иду, хоть огню его руки подобны, —
Руки подобны огню и железу блестящему — сила».
Так возбуждал он троянцев. И подняли копья фаланги.
Сила столкнулась врагов, по рядам покатилися крики.

Вдруг перед Гектором Феб-Аполлон появился и молвил:
«Гектор, смотри, не сражайся пока впереди с Ахиллесом!
Скройся в толпе, во всеобщей лишь свалке сходись с ним, чтоб пикой
Он не ударил в тебя иль мечом изблизи не сразил бы».
Так говорил Аполлон. И трепет почувствовал Гектор,

Голос бога услышав, и снова в толпу погрузился.
Пылом горя боевым, Ахиллес налетел на троянцев
С яростным криком. И первым убил он тут Ифитиона,
Славного Отринтеида, племен предводителя многих.
Нимфа наяда его родила Отринтею герою

В Гиде, округе цветущей, лежащей у снежного Тмола.
На Ахиллеса он прямо бежал. Ахиллес Отринтида
В голову пикой сразил, голова пополам раскололась.
С шумом на землю он пал, и вскричал Ахиллес торжествуя:
«Вот ты лежишь, Отринтид, ужаснейший между мужами!

Здесь нашла тебя смерть, далеко от отчизны, где дом твой
Возле Гигейского озера вместе с отцовским наделом
Близ многорыбного Гилла и водоворотного Герма!»
Так он хвалился. Глаза же сраженного тьмою покрылись.
Кони ахейских бойцов давили колесами тело,

В первых рядах проносясь. Потом Антенорова сына
Демолеонта, врагов отразителя, храброго духом,
Пикой ударил в висок Ахиллес сквозь шлем меднощечный.
Шлемная медь не сдержала удара. Насквозь пролетела
Медная пика, и череп его пронизала, и мозг в нем

Перемешала внутри, усмиривши его в нападенье —
Гипподаманта потом, с лошадей соскочившего наземь
И побежавшего прочь, он пикою в спину ударил.
Тот заревел, умирая, как бык, которого тащат
В жертву вокруг алтаря Посейдона, владыки Гелики,

Юноши; глядя на них, веселится Земли колебатель.
Так заревел умиравший, и дух его кости оставил.
На Полидора Пелид устремился, подобного богу
Сына Приама. Отец ни за что не пускал его в битву.
Самый он был молодой между всех сыновей и Приамом

Был наиболе любим, ногами же всех побеждал он.
Детским желаньем горя добродетелью ног похвалиться,
Рыскал он в первых рядах, пока не сгубил себе духа.
Сзади в спину его поразил Ахиллес быстроногий
Острою пикой, — туда, где, сходясь, золотые застежки

С панцырем пояс смыкают, двойную броню образуя.
Вышла, тело пронзив, у пупка его пика наружу.
С воплем он пал на колени, туман его черный окутал,
И, прижимая кишки выпадавшие, наземь он рухнул.
Гектор, едва лишь увидел, как брат Полидор, захвативши

В руки ползущие раной кишки, повалился на землю,
Скорбь у него разлилася в глазах. Уж больше не смог он
В дальних рядах оставаться. Пошел он навстречу Пелиду,
Острым копьем потрясая, подобный огню. Ахиллес же,
Только увидел его, — подскочил и сказал, торжествуя:

«Вот приближается муж, всех больше мне сердце пронзивший,
Самого мне дорогого убивший товарища! Больше
Мы друг от друга уж бегать не будем по полю сраженья!»
К Гектору он обратился, свирепо его оглядевши:
«Ближе иди, чтоб скорее предела ты смерти достигнул!»

Не испугавшись, ответил ему шлемоблещущий Гектор:
«Сын Пелеев! Меня испугать не надейся словами,
Словно мальчишку какого: и сам я прекрасно умею
И посмеяться над всяким, и колкое вымолвить слово.
Знаю я, как ты могуч, и насколько тебя я слабее!

Впрочем, ведь все еще это лежит у богов на коленях.
Может быть, также и я, хоть и более слабый, исторгну
Дух твой, ударив копьем: у меня оно тоже не тупо!»
Так он сказал, размахнулся и бросил копье, но Афина
Прочь от Пелеева сына дыханьем копье отклонила,

Дунувши слабо. Назад оно к сыну Приама вернулось
И пред ногами упало его. Ахиллес же немедля
Ринулся с яростным криком вперед, порываяся жадно
Гектора смерти предать. Но, как бог, без труда Дальновержец
Гектора вырвал из боя, окутав густейшим туманом.

Трижды вперед устремлялся герой Ахиллес быстроногий
С медною пикой, и трижды лишь воздух она пробивала.
Но и в четвертый он раз устремился, похожий на бога,
Голосом страшным вскричал и слова окрыленные молвил:
«Снова, собака, ты смерти избег! А совсем уже близко

Был ты от гибели! Феб-Аполлон защитил тебя снова:
В грохот копейный вступая, молиться ты рад Аполлону!
Скоро, однако, с тобой я покончу, сошедшись позднее,
Если какой-нибудь есть помощник и мне средь бессмертных.
Нынче ж пойду на других и повергну, которых настигну!»

Молвил — и пикой ударил Дриона в средину затылка.
Перед ногами Пелида упал он. Его он оставил
И Филеторова сына Демуха, могучего мужа,
Пикой колено пронзив, задержал. И сейчас же за этим,
Острым огромным ударив мечом, лишил его жизни.

После того Лаогона с Дарданом, рожденных Биантом,
Сбил Ахиллес с колесницы на землю, напав на обоих,
Первого пикой, второго мечом изблизи поразивши.
Трос же, Аласторов сын, к коленям припал Ахиллеса, —
Не пощадит ли его и в плен не возьмет ли живого.

Может быть, думал, его не убьет, над ровесником сжалясь.
Глупый. Не знал он, что мужа того убедить не удастся!
Не благодушный был муж перед Тросом, не мягкосердечный, —
Муж беспощадный! Колени руками ему охвативши,
Трос собирался молить. Ахиллес же вонзил ему в печень

Меч свой, и выпала печень, и черная кровь побежала,
Складки хитона заполнив; глаза его тьмою покрылись,
Дух отлетел. Ахиллес же, на Мулия ринувшись, в ухо
Пикой ударил его, и мгновенно сквозь ухо другое
Вышло ее острие. Агенорова сына Ехекла

По голове поразил он мечом с рукояткой красивой;
Меч разогрелся от крови до ручки. Глаза же Ехеклу
Быстро смежила багровая смерть с могучей судьбою.
Девкалиону за этим, на месте, где сходятся в локте
Мышц сухожилья, пронзил Ахиллес мускулистую руку

Медною пикой. Остался стоять он с повисшей рукою,
Видя смерть пред собой. Мечом Ахиллес размахнувшись,
Голову вместе со шлемом срубил и далеко отбросил.
Брызнул мозг позвонков. На земле распростерлося тело.
Тот же немедля пошел на бесстрашного сына Пейроя,

Ригма, который пришел из фракийской страны плодородной.
Пику он бросил в него, и в живот ему медь угодила.
Ригм с колесницы упал. Тот пикою в спину ударил
Ареифоя возницу, когда он сворачивал коней.
Сшиб и его с колесницы. И кони забились в испуге.

Так же, как бурный пожар по глубоким свирепствует дебрям
Горного леса сухого. Вся чаща лесная пылает.
Ветер гонит огонь пред собою, повсюду бушуя.
Так повсюду он пикой свирепствовал, богу подобный,
И избивал убегавших; земля струилася кровью.

Так же, как если лобастых волов запряжет земледелец
Белый ячмень молотить на току, хорошо уравненном,
И под ногами мычащих волов высыпаются зерна, —
Так же совсем ахиллесовы однокопытные кони
Трупы топтали, щиты. Оросилися черною кровью

Понизу медная ось и ручки вокруг колесницы.
В них и от конских копыт, и от шин колесничных все время
Брызги хлестали. Вперед порывался Пелид, добывая
Славы, и черною кровью багрил необорные руки.

Песнь двадцать первая

Битва у реки

После того как троянцы до брода реки добежали
Ксанфа пучинного, богом рожденного, Зевсом бессмертным, —
Там, разделивши бегущих, одних по равнине погнал он
К городу, тем же путем, как ахейцы в смятенье бежали

В день предыдущий, когда многославный свирепствовал Гектор.
Так они к городу мчались в испуге. Туман разостлала
Гера пред ними глубокий, чтоб их удержать. Половину ж
Он к глубокой реке оттеснил серебристопучинной.
С шумом, зубами стуча, они бросились в реку. Вскипели

Воды, кругом берега застонали. Троянцы в потоке
Плавали с криком туда и сюда, крутясь в водовертях.
Как под напором огня, саранча, трепыхая крылами,
Мчится спастись у реки. Но жжет ее, вспыхнув внезапно,
Неутомимый огонь. И прыгает вся она в воду.

Так же шумящие струи глубокопучинного Ксанфа
Все переполнил Пелид в перемежку людьми и конями.
Богорожденный, копье прислонив к тамариску, оставил
На берегу его там и с одним лишь мечом на троянцев
Кинулся, богу подобный, замыслив жестокое дело.

Начал рубить во все стороны он. Поднялись отовсюду
Стоны мечом пораженных. Вода закраснелась от крови.
Там же, как крупным дельфином гонимые рыбы другие
Спрятаться в страхе спешат в углублениях тайных залива;
Жадно дельфин пожирает, какую меж ними ни схватит;

Так вдоль ужасных течений потока троянские мужи
Под берегами таились. Пелид, утомивши убийством
Руки, двенадцать живых себе юношей выбрал в потоке
Во искупленье за смерть Менетьева сына Патрокла.
Вывел из волн, ошалевших от страха, как юных оленей,

Руки скрутил назади скроенными гладко ремнями,
Что на одеждах из ниток сученых они же носили.
Он их товарищам дал отвести к кораблям изогнутым,
Сам же назад устремился, пылая желаньем убийства.
Встретился там Ликаон ему, сын Дарданида Приама.

Он выбегал из потока. В отцовском саду захвативши,
Некогда сам Ахиллес же увел его в плен против воли,
Ночью внезапно напав; у смоковницы медью он острой
Ветки срезал молодые для ручек своей колесницы.
Здесь-то нежданной бедою ему Ахиллес и явился.

Продал его он тогда на прекрасно обстроенный Лемнос,
Морем пославши туда: был куплен он сыном Язона.
Выкупил там Гетион его, гость его давний, имбросец,
Плату большую отдав за него, и отправил в Арисбу.
Скоро бежавши оттуда, в отеческий дом он вернулся,

Вместе с друзьями одиннадцать дней веселился он духом,
Лемнос покинув; в двенадцатый день божество его снова
Бросило в руки Пелида, который в аидово царство
Должен его был отправить, хоть так умирать не хотел он!
Тотчас заметил его быстроногий Пелид богоравный;

Голый он был, без щита и без шлема, копья не имел он, —
Все это сбросил с себя он на землю, бежав из потока.
Юношу пот изнурял, усталость сковала колени.
Гневно сказал Ахиллес своему благородному духу:
«Боги, великое чудо своими глазами я вижу!

Что это? Гордые духом троянцы, которых убил я,
Снова будут являться на свет из подземного мрака,
Раз и вот этот пришел, избегнувший смертного часа,
Проданный мною на Лемнос священный; глубокое море
Не удержало его, хоть и многих насильственно держит.

Пусть же, однако, попробует он острия моей пики,
Чтоб убедиться и сердцем я мог, и увидеть глазами, —
Так же ли он и оттуда воротится, иль плодородной
Будет удержан землей, которая держит и сильных».
Так размышлял он и ждал. А тот приближался в смятенье,

Чтобы с мольбою колени обнять Ахиллеса. Всем сердцем
Смерти злой избежать он стремился и сумрачной Керы.
Медною пикой огромной взмахнул Ахиллес богоравный,
Тот же к нему подбежал и, нагнувшись, схватил за колени.
Медная пика над самой спиной пронеслась и вонзилась

В землю, желаньем пылая насытиться плотью людскою.
Тот же одною рукой с мольбой обнимал его ноги,
Острую пику другой ухватил и держал, не пуская.
И, обращаясь к Пелиду, слова окрыленные молвил:
«Ноги твои обнимаю, почти молящего, сжалься!

Я, о питомец богов, — молящий, достойный почтенья:
Дара Деметры вкусил у тебя я у первого в доме
В день тот, когда захватил ты меня в нашем саде цветущем.
После на Лемнос священный ты продал меня, оторвавши
И от отца, и от близких. Я сотней быков откупился.

Нынче за цену тройную купил бы себе я свободу.
Зорь лишь двенадцать минуло, как я в Илион воротился,
После стольких страданий. Теперь же опять в твои руки
Злой привел меня рок. Ненавистен, как видно, я Зевсу,
Раз он опять меня отдал тебе. Родила кратковечным

Мать Лаофоя меня, стариком рожденная Альтом, —
Альтом, который народом лелегов воинственных правит,
Около Сатниоента Педасом владея высоким.
Дочь-то его и была средь многих женою Приама.
Двух сыновей нас она родила. И зарежешь обоих!

Раньше в передних рядах Полидора, подобного богу,
Ты умертвил, его поразив медноострою пикой.
Та же беда и со мною случится теперь; не надеюсь
Рук я твоих избежать, раз бог меня к ним уж приблизил.
Слово другое скажу я, и к сердцу прими это слово:

Не убивай меня! Гектор мне брат не единоутробный, —
Гектор, которым товарищ убит твой, могучий и милый».
Так Приамов блистательный сын обращался к Пелиду
С словом мольбы; но в ответ неласковый голос услышал:
«Что ты, глупец, мне про выкуп толкуешь? Ни слова об этом!

Прежде, когда еще день роковой не настигнул Патрокла,
Миловать было троянцев порой мне приятней.
Многих живыми я в плен забирал и в продажу пускал их.
Нынче ж не будет, чтоб кто-нибудь спасся от смерти, кого бы
В руки мои божество ни отдало пред городом вашим,

Будь это просто троянец, тем более — дети Приама.
Милый, умри же и ты! С чего тебе так огорчаться?
Жизни лишился Патрокл, — а ведь был тебя много он лучше!
Разве не видишь, как сам я и ростом велик, и прекрасен?
Знатного сын я отца, родился от бессмертной богини, —

Смерть однако с могучей судьбой и меня поджидают.
Утро настанет, иль вечер, иль полдень, — и в битве кровавой
Душу исторгнет и мне какой-нибудь воин троянский,
Или ударив копьем, иль стрелой с тетивы поразивши».
У Ликаона мгновенно расслабли колени и сердце.

Выпустил пику из рук он и на землю сел, распростерши
Обе руки. Ахиллес же, свой меч обнажив отточенный,
Около шеи ударил в ключицу, и в тело глубоко
Меч погрузился двуострый. Ничком Ликаон повалился.
Черная кровь выливалась и землю под ним увлажала.

За ногу тело схватив, швырнул Ахиллес его в реку
И, похваляясь над ним, слова окрыленные молвил:
«Там и лежи между рыб! Они у тебя беззаботно
Будут из раны вылизывать кровь. Не положит на ложе
Мать и тебя не оплачет. Скамандр, водовертью богатый,

Тело твое унесет в широкое лоно морское!
Рыба, играя в волнах, на поверхность чернеющей зыби,
Быстро всплывет, чтоб поесть ликаонова белого жира.
Все погибайте, пока в Илион не проникнем священный, —
Вы — от меня убегая, а я — избивая вас сзади!

И не поможет поток вам прекраснотекущий, в сребристых
Водоворотах, как много б ему вы ни резали в жертву
Крепких быков, и живьем лошадей ни бросали б в пучину.
Все же погибнете злой вы судьбою, заплатите мне вы
И за патроклову смерть, и за гибель ахейцев, которых

Вы без меня перебили вблизи кораблей быстроходных!»
Так говорил он. И в сердце сильнее поток раздражился;
Стал он обдумывать, как бы ему Ахиллеса заставить
Труд боевой прекратить, как избавить троянцев от смерти.
Сын же Пелеев меж тем со своей длиннотенною пикой

Ринулся, смерти желая предать Пелегонова сына
Астеропея героя, которого на свет родили
Аксий широко текущий и Акессамена владыки
Старшая дочь Перибоя: в любви с ней поток сочетался.
Прямо к нему Ахиллес устремился, а тот из потока

Вышел навстречу, две пики держа. Наполнил отвагой
Ксанф ему сердце, гневяся за юношей павших, которых
Без сожаленья Пелид перебил вдоль течений потока.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Первым с речью к нему обратился Пелид быстроногий:

«Кто из мужей ты, откуда, что смеешь мне выйти навстречу?
Дети одних злополучных встречаются с силой моею!»
И отвечал Ахиллесу блистательный сын Пелегона:
«Высокодушный Пелид, для чего ты пытаешь о роде?
Из плодоносной Пеонии я, из далекого края.

Длиннокопейных привел я пеонов сюда, и минуло
Нынче одиннадцать зорь с поры, как пришел в Илион я.
Родоначальник же мой — широко протекающий Аксий, —
Аксий, прекрасную воду свою по земле разносящий.
Он Пелегона родил копьеборца. А я, утверждают,

От Пелегона родился. Сразимся ж, Пелид благородный!»
Так говорил он, грозя. Ахиллес блистательный поднял
Ясень свой пелионский. Но пиками сразу ударил
Астеропей удалой: копьеборец он был двоерукий.
Пикой одной ахиллесов он щит поразил, но не пробил:

Золотом, даром бессмертных, была остановлена пика.
Пикой другой он Пелиду на правой руке оцарапал
Локоть, и черная кровь заструилась. Пронесшися мимо,
В землю вонзилася пика, насытиться жадная телом.
Ясенем прямо летящим потом Ахиллес быстроногий

В Астеропея метнул, предать его смерти желая.
Но промахнулся в него, угодил же в обрывистый берег.
До половины вонзилась в обрыв ясеневая пика.
Выхватив острый свой меч из ножен, Ахиллес устремился
К Астеропею. А тот, напрягая могучую руку,

Ясень Пелида напрасно старался из берега вырвать.
Трижды его начинал он раскачивать, вырвать стараясь,
Трижды силы терял. На четвертый же раз пожелал он
Переломить ясеневую пику, ее перегнувши.
Раньше однако мечом Ахиллес ему душу исторгнул.

Астеропея в живот близ пупка он ударил. На землю
Вылилась внутренность вся, захрипел он, глаза затянулись
Смертною тьмой. Ахиллес же, к груди его бросившись, с тела
Снял боевые доспехи и громко вскричал, похваляясь:
«Здесь и лежи! Нелегко с сыновьями могучего Зевса

В битве встречаться тому, кто хотя б от потока рожден:
Ты говорил, что потоком рожден ты широкоструистым,
Я же породой горжусь, от великого Зевса идущей.
Я родился от Пелея, Эакова сына, владыки
Многих племен мирмидонских. Эак же родился от Зевса.

Сколько могучей Зевес, чем потоки, бегущие в море,
Столько могучее дети Зевеса, чем дети потоков.
Нынче великий поток помогает тебе, но навряд ли
Сможет помочь: нелегко против Зевса-Кронида сражаться.
С Зевсом тягаться не в силах и сам Ахелой многомощный.

И Океана глубоко текущего сила, откуда
Реки начало свое получают, широкое море,
Все родники и ключи, и глубокие воды колодцев.
Все же трепещет и он перед молньей великого Зевса
И перед громом ужасным, когда загрохочет он с неба».

Так он сказал и из кручи копье медножальное вырвал,
Астеропея ж оставил лежать на песке бездыханным.
Черные воды потока на тело его набегали,
Быстрыми стаями рыбы вокруг и угри суетились,
Почечный жир обрывая и жадно его пожирая.

Сын же Пелея пошел на пеонов, мужей конеборных.
В ужасе все еще прячась близ речки глубокопучинной,
Вдруг увидали они, что лучший меж ними средь сечи
От ахиллесовых рук и меча его жизни лишился.
Так Ахиллес Ферсилоха убил Астипила, Мидона,

Мнеса и Фрасия, также и Эния, и Офелеста.
Много еще бы пеонов убил Ахиллес быстроногий,
Если б глубокопучинный поток не исполнился гнева.
Смертного образ приняв, из глубокой он крикнул пучины:
«О Ахиллес! Ты и силой, и дерзостью дел превышаешь

Мужа любого; тебя защищают бессмертные сами!
Если ж Кронион тебе всех троянцев отдал на погибель,
В поле гони их и там свое дело ужасное делай.
Трупами доверху полны мои светлоструйные воды,
И не могу я пробиться теченьем к священному морю.

Трупы мне путь преграждают. А ты продолжаешь убийства!
Будет тебе, перестань! Берет меня ужас, владыка!»
Так потоку в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«Сделаю, как приказал ты, Скамандр, питомец Зевеса!
Но прекращу избиенье троянцев надменных не раньше,

Чем в Илион загоню их и, в битве сойдясь, испытаю
Гектора, — он ли меня укротит, иль его укрощу я!»
Так он сказал и вперед устремился, похожий на бога.
Тут к Аполлону поток обратился глубокопучинный:
«Что это, сын сребролукий Зевеса, решений Кронида

Ты исполнять не желаешь! Тебе он наказывал строго
В битвах стоять за троянцев и помощь давать им, покуда
Вечер не спустится поздний и тенью полей не покроет».
Так он сказал. Ахиллес же, копьем знаменитый, с обрыва
Прыгнул в средину потока. И вздулся поток разъяренный,

Ринулся, все взволновавши теченья, и множество трупов
Поднял, лежавших в реке, — мужей, перебитых Пелидом.
Стал он выбрасывать трупы, ревя, словно бык разъяренный,
Вон из воды. А живых вдоль прекрасных течений струистых
В водоворотах глубоких укрыл, от Пелида спасая.

Страшная вкруг Ахиллеса волна поднялась и, вскипевши,
С силою грянула в щит. Устоять Ахиллес богоравный
Больше не мог на ногах. Он за вяз ухватился рукою, —
Вяз пышнолистный, большой, и дерево вывернул с корнем.
Берег крутой обвалился, и ветки густые покрыли

Струи прекрасные. Вяз поперек перекинулся гатью,
В воду упав целиком. Ахиллес поднялся из пучины
И на проворных ногах во всю мочь по равнине помчался
В страхе. Однако великий поток не отстал и высоко,
Весь почернев, поднялся, чтоб заставить Пелеева сына

Труд боевой прекратить, чтоб от смерти избавить троянцев.
Прочь отскочил Ахиллес, насколько копье пролетает,
Быстро прочь отскочил, как орел, черноперый охотник,
Самый могучий и самый проворный меж птицами всеми.
Так и Пелид отскочил, на груди его крепкой ужасно

Медь загремела доспехов. От волн увернувшись потока,
Он побежал. Грохоча, за Пелидом поток устремился.
Как человек, орошая растенья свои и посевы,
Из родника черноводного путь пролагает теченью
И очищает лопатой канаву от всякого сора;

В ров набегает вода, по дну за собой увлекая
Мелкие камни, журчит и бежит по наклонному ложу
Быстрым потоком, того обогнав, кто ее направляет.
Так Ахиллеса все время волна настигала потока,
Как ни проворен он был: намного сильнее нас боги.

Несколько раз Ахиллес быстроногий пытался навстречу
Выступить, чтоб убедиться, — не все ли его уже боги
Гонят, не всё ль на него ополчилось великое небо?
Тотчас однако волна поимого Зевсом потока
С силою сверху его по плечам ударяла. В испуге

Выше старался он прыгнуть. Поток подгибал ему ноги,
Бурно с боков ударял, вырывал из-под ног его землю.
И возопил Ахиллес, на широкое небо взглянувши:
«Зевс, наш отец! Надо мною, несчастным, не сжалятся боги
И не спасут из реки? А потом все готов претерпеть я!

Из небожителей всех предо мною никто не виновен
Так, как милая мать, меня обольстившая ложью.
Мне говорила она: под стеной меднобронных троянцев
От аполлоновых стрел быстролетных придет моя гибель.
Пусть бы убил меня Гектор, из выросших здесь наилучший!

Доблестный муж бы убил, и доблестный был бы убит им.
Нынче же жалкою смертью приходится здесь мне погибнуть,
Как свинопасу-мальчишке, в воде захлебнуться, — мальчишке,
Переходившему реку зимой и снесенному ею!»
Так он сказал. И тотчас подошли Посейдон и Афина;

Образ принявши мужей, перед сыном Пелеевым стали,
За руку взяли рукой и словами его заверяли.
Так ему стал говорить Посейдон, потрясающий землю:
«Сын Пелеев! Чрезмерно не бойся и духом не падай,
Ибо такие тебе мы защитники между бессмертных, —

Я и Паллада-Афина, с согласия полного Зевса.
Роком тебе суждено осиленным быть не потоком;
Скоро назад от тебя он отступит, увидишь и сам ты.
Если послушаться хочешь, мы мудрый совет тебе дали б:
В битве, равно всем ужасной, не складывай рук утомленных

Раньше, чем войско бегущих троянцев назад не загонишь
В стены славные Трои. А Гектора жизни лишивши,
Снова к судам возвращайся. Даем мы добыть тебе славу!»
Так они оба сказали и вместе вернулись к бессмертным.
Он же, словами богов ободренный, поспешно к равнине

Кинулся. Всю ее сплошь речная вода заливала.
Множество медных доспехов прекрасных и множество трупов
Юношей плыло по ней. Высоко поднимая колени,
Прыгал он вверх из воды. И сдержать его не был способен
Ксанф. Ахиллесу вдохнула великую силу Афина.

Но и поток не ослабил напора. Еще он сильнее
Гневом вскипел к Ахиллесу. Высоко волну взгромоздивши,
Поднял ее над Пелидом и громко позвал Симоента:
«Милый мой брат! Хоть вдвоем обуздаем неистовство мужа!
Скоро он город великий Приама владыки разрушит.

Не устоят пред Пелидом в сумятице битвы троянцы!
Помощь скорей мне подай, теченья наполни водами
Горных ключей и ручьев, чтобы вздулись повсюду притоки,
Чтобы большая вода поднялась, чтобы бревна и камни
Загрохотали в воде. И дикого мужа смирим мы,

Всех одолевшего нынче, готового с богом равняться.
Думаю я, не поможет ему ни наружность, ни сила,
Ни дорогие доспехи прекрасные. Всех под водою
Илом их густо затянет на дне. И его самого я
Галькой обильно засыплю, песком занесу его сверху,

Так что ахейцы собрать и самых костей Ахиллеса
Будут не в силах, — таким его илом я сверху покрою.
Тут же ему и могила готова. И будет не нужно
Холм над ним насыпать, исполняя обряд похоронный».
Кинулся Ксанф на Пелида, неистово воды вздымая,

С ревом хлеща в него пеной, и кровью, и трупами павших.
Встала, вздуваясь, волна поимого Зевсом потока,
Вверх высоко поднялась, опрокинуть грозя Ахиллеса.
Вскрикнула Гера в испуге; страшилась она, не унес бы
В водовороты свои Ахиллеса поток разъяренный.

К милому сыну Гефесту поспешно она обратилась:
«Встань, Кривоногий, дитя мое! В битве с тобою сразиться
Мы почитаем достойным глубокопучинного Ксанфа.
Быстро на помощь приди, засвети-ка огромное пламя!
Я же отправлюсь позвать Зефира и быстрого Нота,

Чтобы тяжелою бурей от моря они налетели
И, разжигая свирепый огонь, у троянцев спалили
Головы их и доспехи. А сам ты по берегу Ксанфа
Все дерева попали и с огнем на него устремися.
Не поддавайся ни сладким словам, ни угрозам потока.

И не смиряй до тех пор своей силы, покуда я знака
Криком тебе не подам гасить огонь неустанный».
Так говорила. Гефест воздвиг бушевавшее пламя.
Прежде всего по равнине огонь запылал. Пожигал он
Трупы убитых Пелидом, лежавшие кучами всюду.

Высохло все на равнине, и стихли блестящие воды.
Быстро, как сушит осенний Борей увлажненную землю,
Радость этим давая тому, кто ее обработал,
Высохла всюду равнина, и трупы убитых сгорели.
На реку бог обратил разливающий зарево пламень.

Вспыхнули тут тамариски по берегу, ивы и вязы,
Вспыхнули донник душистый, и кипер, и влажный ситовник,
Росшие густо вокруг прекрасных течений Скамандра.
Рыбы, угри затомились, — и те по глубоким пучинам,
Те по прекрасным струям и туда и сюда заметались,

Жаром палимые жгучим искусника-бога Гефеста.
Сила потока горела, и громко воззвал он к Гефесту:
«Нет, Гефест, ни один из бессмертных тебя не осилит!
Также и я не желаю с тобой, огнедышащим, биться.
Кончим вражду! Пусть Пелид хоть сейчас всех троянцев из Трои

Выгонит! Мне-то чего защищать их, чего воевать мне?»
Молвил, палимый огнем. Вскипали прекрасные струи.
Как изнутри закипает котел над огнем разожженным,
Где растопляется сало откормленной туши кабаньей;
Все в нем бурлит, а под ним сухие поленья пылают.

Так же пламя палило теченья, вода клокотала.
Стал поток и течь не решался. Терзал его жаром
Мощный Гефест многоумный. Взмолился поток устрашенный
К Гере и к ней со словами крылатыми так обратился:
«Гера! За что на меня одного между всеми богами

Сын твой напал и терзает меня! Я не столько виновен,
Сколько все боги другие, дающие помощь троянцам.
Помощь свою я тотчас прекращу, если ты мне прикажешь, —
Пусть, же и он перестанет. А кроме того я клянуся
Не отвращать никогда погибельных дней от троянцев,

Даже когда Илион пожирающим пламенем вспыхнет
И запылает в пожаре, зажженном сынами ахейцев!»
Лишь белорукая Гера богиня услышала это,
К милому сыну Гефесту немедленно так обратилась:
«Будет, Гефест! Прекрати, многославный мой сын! Не годится

Бога бессмертного так обижать из-за племени смертных!»
Так говорила. Гефест погасил бушевавшее пламя.
Волны вернулись обратно в прекрасноструистую реку.
Только что ксанфова сила была смирена, прекратили
Битву они. Удержала их Гера, хотя и сердилась.

Но меж другими богами тяжелая вспыхнула распря,
Страшная. В разные стороны дух их в груди устремлялся.
Сшиблись с шумом великим; земля застонала под ними.
Небо великое гулко на шум отвечало. Услышал
Зевс, на Олимпе сидящий. И сердце его засмеялось

С радости, лишь увидал он богов, друг на друга идущих.
Долго без дела они не стояли. Сражение начал
Щитокрушитель Apec. На Афину он кинулся первый
С пикою медной в руке и сказал ей обидное слово:
«Снова ты, муха собачья, бессмертных стравляешь на битву,

Дерзостью буйной пылая! Чего ты, надменная, хочешь?
Или не помнишь, как ты подстрекнула Тидеева сына
Биться со мною? У всех на глазах ты копье ухватила
И на меня навела и пронзила прекрасное тело.
Нынче тебе отомщу я за то, что со мной ты свершила!»

Так сказав, по эгиде бахромчатой вдруг он ударил, —
Страшной, которой пробить неспособна и молния Зевса.
Пикой ударил в эгиду Apec, оскверненный убийством.
Чуть отступила Афина, схватила могучей рукою
Камень, лежавший средь поля, — огромный, зубристый и темный, —

В древнее время как знак межевой водруженный на поле.
В шею Ареса ударила им и расслабила члены.
Семь он пелетров, упавши, покрыл, зазвенели доспехи.
Волосы с пылью смешались. Над ним засмеялась Афина
И, похваляясь, слова окрыленные молвила громко:

«Видно, глупец, ты не взвесил, насколько я большею силой
Перед тобою хвалюсь, что тягаться задумал со мною!
Так ты искупишь вполне проклятия матери, в гневе
Злые дела на тебя замышлявшей за то, что оставил
Ты аргивян и надменным троянским сынам помогаешь!»

Так сказавши, глаза свои светлые прочь отвратила.
Зевсова дочь Афродита стонавшего тяжко Ареса,
За руку взяв, повела. С трудом приходил он в сознанье.
Лишь увидала ее белорукая Гера богиня,
Тотчас со словом крылатым к Афине она обратилась:

«Необоримая дочь Эгиоха-Зевеса, смотри-ка:
Муха эта собачья ведет мужегубца Ареса
Через сумятицу битвы жестокой. Пойди, нагони их!»
Так ей сказала. И радостно вслед устремилась Афина
И, Афродиту нагнав, ударила сильной рукою

В грудь. Ослабели мгновенно у той и колени и сердце.
Оба с Аресом лежали они на земле многодарной.
Та же, хвалясь перед ними, сказала крылатое слово:
«Вот если б все из богов, что ныне стоят за троянцев,
Были, на бой выходя против меднооружных ахейцев,

Столь же отважны и стойки, как стойкой была Афродита,
Здесь против силы моей за Ареса пришедшая биться, —
О, уж давно бы тогда мы покончили с этой войною
И разрушенью б прекрасно построенный предали город!»
И улыбнулась в ответ белорукая Гера богиня.

Тут Аполлону сказал могучий Земли колебатель:
«Что ж это, Феб, не вступаем мы в битву? Пристойно ли это,
Раз уже бьются другие? Позорнее будет без боя
Нам на Олимп воротиться, в зевесов дворец меднозданный.
Ну, начинай! Ты рожденьем моложе. Мне выступить первым

Нехорошо: я и раньше родился, и опытен больше.
Как твое сердце, глупец, безрассудно! Ужели не помнишь,
Сколько с тобою мы бед претерпели вокруг Илиона, —
Мы лишь одни из бессмертных, когда, по приказу Зевеса,
К наглому Лаомедонту на год поступили на службу

С договоренною платой. И стал он давать приказанья.
Я для троянцев в то время вкруг города стену построил,
Чтоб неприступен он был, — широкую, крепкую стену.
Медленноногих коров ты пас, Аполлон, криворогих
В горных долинах богатой ущельями Иды лесистой.

После ж того, как нам радость дающие вынесли Оры
Срок платежа, целиком удержал нам насильственно плату
Лаомедонт нечестивый, с угрозами прочь нам уславши.
Ноги и руки над ними при этом он нам пригрозился
Крепко связать и продать на какой-нибудь остров далекий.

Был готов он и уши обоим отрезать нам медью.
Так от него мы с тобою обратно пошли, негодуя,
В гневе за плату, которую он обещал, но не отдал.
И вот его-то народу ты милость несешь и не хочешь
С нами стараться, чтоб гибель постигла надменных троянцев,

Полная, злая, а с ними детей и супруг их почтенных!»
Тут в ответ Посейдону сказал Аполлон дальновержец:
«Сам ты, Земли колебатель, почел бы меня неразумным,
Если б с тобою в борьбу я вступил из-за смертнорожденных,
Жалких, похожих на листья, людей, которые нынче

Полною жизнью цветут, плодами питаяся пашни,
Завтра — жизни лишась, исчезают. Давай, разойдемся,
В бой не вступая, а людям сражаться одним предоставим».
Так сказал и назад повернулся. Стыдился он сердцем
Руку на брата отцова поднять в сокрушительной схватке.

Гнев овладел Артемидой, державной владычицей дичи,
Рыщущей по полю. Яро корить начала она брата:
«Прочь бежишь, Дальновержец! Готов ты принесть Посейдону
Незаслуженную славу, победу ему уступая!
Эх, дурачок! Для чего тебе лук, бесполезный, как ветер?

Чтоб никогда я теперь не слыхала в отцовском чертоге
Гордой твоей похвальбы, как хвалился ты между богами,
Будто способен один на один с Посейдоном сразиться!»
Так говорила. И ей ничего Аполлон не ответил.
Но на нее рассердилась супруга почтенная Зевса.

На стреловержицу с бранью накинулась Гера богиня:
«Сука бесстыдная! Как? Уж против меня ты сегодня
Выступить хочешь? Тебе я тяжелой противницей буду,
Хоть луконосица ты, хотя для женщин и львицей
Зевс тебя сделал и дал убивать, какую захочешь!75Дал убивать, какую захочешь. — Скоропостижную смерть у женщины вызывала своею стрелою Артемида.

Право, уж лучше б тебе по горам за зверями гоняться,
Диких оленей стрелять, чем с более сильными биться!
Если же хочешь сразиться, то скоро увидишь, насколько
Силой слабей ты меня, чтоб решаться равняться со мною!»
Так сказала и левой рукой близ кистей ухватила

Руки богини, а правою, с плеч Артемиды сорвавши
Лук и колчан, вкруг ушей ее бить ими стала со смехом.
Та, уклоняясь, рвалась. Рассыпались быстрые стрелы.
Плача, прочь убежала богиня, подобная быстрой
Горной голубке, от ястреба прочь улетевшей, чтоб скрыться

В горной расщелине: пойманной быть ей судьба не сулила.
Так Стреловержица с плачем бежала, оставивши лук свой.
Аргоубийца вожатый к Лето между тем обратился:
«В битву с тобою, Лето, вступать ни за что я не стану:
Страшно с супругами туч собирателя Зевса сражаться.

Ты ж средь богов олимпийских хвались себе, сколько угодно
Будто меня победила могучею силой своею».
Молвил. Лето подбирала изогнутый лук со стрелами,
В вихре поднявшейся пыли упавшими всюду на землю.
Лук подобравши и стрелы, Лето повернула обратно.

Та же пришла на Олимп, к меднозданному дому Зевеса.
Села, плача навзрыд, на колени родителя дева,
Платье на ней трепетало нетленное. Дочь Артемиду
Зевс к себе притянул и спросил, засмеявшися нежно:
«Кто так неправо с тобой поступил из потомков Урана?

Дочь моя, словно бы зло ты какое открыто свершила?»
Зевсу охотница-дева в прекрасном венке отвечала:
«Я женою побита твоей, белолокотной Герой.
Из-за нее ведь, отец, у бессмертных и ссоры и распри».
Так меж собой вели разговоры бессмертные боги.

Феб-Аполлон между тем в Илион удалился священный:
Он опасался, чтоб стен благозданного города Трои
Сила данайцев, судьбе вопреки, не разрушила нынче ж.
Прочие вечные боги к себе на Олимп удалились.
Гневом пылали одни, победой гордились другие.

Сели они близ отца чернотучного. Сын же Пелея
Вместе троянцев самих и коней избивал быстроногих.
Так же, как, густо клубясь, до широкого неба восходит
Дым городского пожара, зажженного божеским гневом;
Всем он приносит труды и многим печали приносит.

Так же троянцам труды приносил Ахиллес и печали.
Молча стоял престарелый Приам на божественной башне.
Он увидал Ахиллеса огромного, видел, как в страхе
Тотчас же все от него убегали троянцы: отпора
Не было больше нигде. Приам зарыдал и, спустившись

С башни, привратникам славным, близ стен находившимся, крикнул:
«Настежь ворота! Пока не войдет в них бегущее войско, —
Не выпускайте из рук их! Уж вон Ахиллес, уже близко!
Бешено гонит троянцев. Боюсь я, близка наша гибель!
Только что наши, в стенах очутившись, вздохнут с облегченьем,

Тотчас ворота закройте и прочные створы замкните!
Страшно мне, как бы к нам в город погибельный муж не ворвался!»
Стража немедля запоры сняла и открыла ворота.
Свет беглецам, распахнувшись, они принесли. Аполлон же
Выбежал быстро навстречу, чтоб гибель отвесть от троянцев.

Прямо к высоким воротам и к городу войско троянцев,
Пылью покрытое, с горлом, иссохшим от жажды, с равнины
Мчалось. И бурно их гнал он копьем. И все время великим
Бешенством сердце кипело. И славы рвался он достигнуть.
Взяли б тогда же ахейцы высоковоротную Трою,

Если бы Феб-Аполлон Агенора на бой не подвигнул.
Сын Антенора он был, человек безупречный, могучий,
Феб ему сердце наполнил отвагой, и сам недалеко
Стал, чтоб настигнут он не был тяжелыми Керами смерти.
К дубу Феб прислонился, густейшим закрывшись туманом.

Тот же, едва увидал Ахиллеса, крушителя башен,
Остановился и ждал; волновалося сильно в нем сердце.
И обратился, смутясь, к своему он отважному духу:
«Горе какое! Когда от могучего я Ахиллеса
Тем же путем побегу, как в смятенье бегут остальные,

Быстро меня он догонит и голову срубит, как трусу.
Если же всем остальным предоставлю тесниться я в бегстве
Пред Ахиллесом, а сам от стены побегу поскорее
Прочь по Илову полю, пока не достигну лесистой
Иды и там не укроюсь в ущелье, в кустарнике частом…

После того же, как вечер наступит, — обмывшись от пота
И освежившись в потоке, назад в Илион я вернулся б.
Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?
Вдруг в то время, когда побегу я от города в поле,
Он, заприметив меня, на ногах своих быстрых настигнет?

Будет тогда невозможно спастись мне от Кер и от смерти:
Больно уж этот силён человек средь людей земнородных!
Если б, однако, навстречу ему перед городом выйти?
Острою медью ведь тело его, как у всех, уязвимо,
В нем одна лишь душа, и смертным зовут его люди.

Только вот славу дарует ему громовержец Кронион.»
Так сказал он и весь подобрался и ждал Ахиллеса.
Храброе сердце его рвалось воевать и сражаться.
Как на охотника-мужа из чащи дремучего леса
Смело идет леопард; и сердце его не трепещет,

Хоть бы и лай он услышал, но думать о бегстве не хочет,
Ежели даже летящим копьем его встретит охотник,
То, и пронзенный копьем, не теряет он в сердце отваги,
Рвется вперед, чтоб схватиться с врагом, победить иль погибнуть.
Так Антенора почтенного сын, Агенор богоравный,

Пред Ахиллесом бежать не хотел, не померившись силой.
Быстро вперед он уставил свой щит, во все стороны равный,
И закричал во весь голос Пелиду, нацелившись пикой:
«Сильно, должно быть, надеялся ты, Ахиллес благородный,
Город отважных троянцев сегодня предать разрушенью.

Нет, еще многих, глупец, страдания ждут из-за Трои!
Много нас в городе есть и отважных мужей, и могучих,
Чтобы, родителей наших, супруг и детей защищая,
За Илион наш сражаться. Тебя же судьба здесь настигнет,
Как бы ты ни был ужасен и как бы отважно ни бился!»

Молвил и острую пику тяжелою кинул рукою.
Не промахнулся и в голень Пелиду попал под коленом.
Страшный на новой поноже вкруг голени звон испустило
Олово; медная пика, ударив в него, отскочила,
Не пронизавши поножи: сдержал ее божий подарок.

После того Ахиллес в Агенора, подобного богу,
Также ударил. Но Феб помешал ему славой покрыться:
Вырвал из битвы, густым Агенора окутав туманом,
И невредимым ему из сражения дал удалиться.
Хитростью после того Ахиллеса отвлек от троянцев:

Вид свой наружный вполне Агенору во всем уподобив,
Он побежал пред Пелидом; Пелид же в погоню пустился.
Гнал Ахиллес Аполлона равниной, покрытой пшеницей,
И оттеснить Дальновержца старался к потоку Скамандру;
Чуть впереди тот бежал, — завлекал Ахиллеса все время.

Каждый надеялся миг Ахиллес: вот-вот уж догонит!
Все остальные троянцы тем временем с радостным сердцем
В город вбегали стремглав. Беглецами наполнился город.
Больше уже не дерзали они за стеною, вне Трои,
Ждать остальных, чтоб разведать, кто в поле убитым остался.

Кто из товарищей спасся. Но радостно все устремились
В город, кого только ноги туда донесли и колени.

Песнь двадцать вторая

Убийство Гектора

В город вбежали троянцы, подобно испуганным ланям,
Пот осушили и пили, и жажду свою утоляли,
Вдоль по стене прислонившись к зубцам. Приближались ахейцы, —
Двигались прямо к стене, щиты наклонив над плечами.

Гектора ж гибельный рок оковал, и остался один он
Там же, близ Скейских ворот, перед крепкой стеной городскою.
Феб-Аполлон между тем обратился к Пелееву сыну:
«Что ты на быстрых ногах так усердно, Пелид, меня гонишь,
Смертный — бессмертного бога! Как видно, того не узнал ты,

Что пред тобою бессмертный, и яро убить меня рвешься!
Против бегущих троянцев тебя уж борьба не заботит.
В городе скрылись они, а ты по равнине тут рыщешь!
Смерти я не подвержен: меня умертвить не надейся!»
Вспыхнувши гневом, ему отвечал Ахиллес быстроногий:

«Ты одурачил, Заступник, меня, меж богами вреднейший,
В поле отвлекший от стен! Не то еще много б троянцев
Землю глодало зубами, назад в Илион не вернувшись!
Славы великой меня ты лишил. Спасти же троянцев
Было не трудно тебе: не боялся ты в будущем мести!

Как я б тебе отомстил, если б это мне было возможно!»
Так он ответил и, жаром горя боевым, устремился
К городу снова, как конь с колесницей, награды берущий;
По полю быстро, легко он летит, над землей расстилаясь.
Так же стремительно двигал Пелид и ступни, и колени.

Первым старец Приам Ахиллеса увидел глазами.
По полю несся он, словно звезда, снаряженьем сверкая, —
Словно звезда, что под осень восходит и ярким сияньем
В мраке ночном средь бесчисленных звезд выделяется в небе.
«Пес Ориона» — такое названье звезде этой дали.

Всех она ярче блестит, но знаменьем грозным бывает
И лихорадки с собою тяжелые смертным приносит.
Так же и медь на груди у бегущего ярко сверкала.
Вскрикнул старик, и руки воздел, и бить себя начал
По голове. И, глубоко стеная, любезному сыну

Начал кричать, умоляя его. Но тот оставался
Пред воротами, пылая желаньем сразиться с Пелидом.
К Гектору руки старик протянул и жалостно молвил:
«Гектор! Не жди ты, дитя мое милое, этого мужа
Там, один, вдалеке от других! Ахиллесом сраженный,

Скоро ты гибель найдешь, ибо много тебя он сильнее,
Грозный! О, если б он так же, как мне, стал мил и бессмертным!
Скоро б собаки его и коршуны в клочья порвали,
В поле лежащего! Страшная скорбь мне покинула б сердце!
Доблестных много сынов он лишил меня в битвах кровавых,

Иль умертвив, иль пленив и продавши на остров далекий.
Да и сейчас я в числе воротившихся в город троянцев
Двух сыновей моих милых увидеть не мог, — Ликаона
И Полидора, рожденных владычицей жен Лаофоей.
Если же в лагере живы они, то, как время настанет,

Золотом выкуп и медью внесем мы; довольно их в доме:
Выдал мне Альт престарелый за дочерью много сокровищ.
Если ж погибли они и спустились в жилище Аида,
Горе большое лишь мне да матери, их породившим.
Все остальные троянцы скорбеть о них будут не долго, —

Только бы ты не погиб, усмиренный копьем Ахиллеса!
Ну же, дитя мое, в стены войди, чтоб остаться спасеньем
Трои сынам и троянкам, чтоб славы большой не доставить
Сыну Пелея, чтоб милой ты жизни и сам не лишился.
Да и меня пожалей, — ведь еще я живу и в сознанье, —

Жалкий, несчастный! Родитель Кронид мне пошлет на пороге
Старости жребий ужасный. О, много придется мне видеть!
Гибнущих видеть сынов, дочерей, увлекаемых в рабство,
Спальни громимые их, младенцев, еще несмышленых,
С ярою злобой в ужасной резне разбиваемых оземь,

В гибельных видеть ахейских руках невесток плененных!
Псы и меня самого перед дверью моей напоследок,
Алчные, будут терзать, когда кто-нибудь, поразивши
Острою медью меня, из членов дух мой исторгнет.
Сторожевые собаки, — их выкормил сам у столов я, —

Крови напившись моей, одурелые, лягут у двери.
Юноша, павший в бою, пронзенный губительной медью,
Выглядеть будет пристойно, лежи он хоть так, хоть иначе.
Весь он и мертвый прекрасен, где б тело его ни открылось.
Если ж седой подбородок и голову, если срамные

Части нагие у старца убитого псы оскверняют, —
Горестней зрелища нет для смертнорожденных несчастных».
Сыну он так говорил и, за волосы взявшись седые,
Из головы вырывал их. Но духа его не склонил он.
Мать, со своей стороны, заливалася в горе слезами,

Платье рукой распахнула, другою на грудь указала
И обратилась в слезах со словами крылатыми к сыну:
«Гектор, сын мой! Хоть это почти, и над матерью сжалься!
Если когда-нибудь грудью я слезы твои прекращала,
Вспомни об этом, мой сын, и с врагом нападающим бейся

Из-за стены городской, а один впереди не сражайся!
Если тебя он, жестокий, убьет, то не будешь оплакан
Ты на постели ни мною, рожденье и отпрыск мой милый,
Ни многодарной женою, а будешь от нас ты далеко
Перед судами ахейцев собаками резвыми съеден!»

Так они к милому сыну, рыдая, слова обращали,
Жарко его умоляя. Но духа его не склонили.
Молча он ждал приближенья огромного сына Пелея.
Так же, как путника горный дракон выжидает в пещере,
Трав ядовитых наевшись, исполненный ярости страшной.

Грозным он взглядом глядит, извиваясь у входа в пещеру.
Так же и Гектор стоял, неугасным охваченный пылом,
К выступу башни внизу свой блистающий щит прислонивши.
И обратился, смутясь, к своему он отважному сердцу:
«Горе мне! Если отсюда в ворота и в стены я скроюсь,

Первый же Пулидамант мне поставит в упрек, что троянцев
Он мне совет подавал назад отвести к Илиону
В ту злополучную ночь, как Пелид поднялся богоравный.
Я не послушал его. А на много б то было полезней!
Нынче ж, когда мой народ безрассудством своим погубил я,

Я и троянцев стыжусь, и длинноодеждных троянок,
Чтоб не сказал кто-нибудь, и родом, и доблестью худший:
«Гектор народ погубил, на свою понадеявшись силу!»
Так говорить они будут. Гораздо мне лучше тогда бы,
В схватке один на один умертвив Ахиллеса, вернуться

Иль под рукою его перед городом славно погибнуть.
Или, может быть, лучше и выпуклый щит мой, и крепкий
Шлем на землю сложить и, пику к стене прислонивши,
Прямо навстречу пойти безупречному сыну Пелея
И обещаться обратно отдать Атреидам Елену,

Вместе же с ней и большие богатства, которые в Трою
В полых своих кораблях увез Александр, что и было
Ссоры началом. А кроме того предложу поделиться
С ними богатствами всеми, которые город хранит наш,
После ж с троянских старейшин я клятву бы взял, обязав их,

Чтоб ничего не скрывали, но, сколько богатств ни хранится
В городе нашем прекрасном, на две разделили бы части.
Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?
Нечего мне к Ахиллесу итти! Мольбы не почтит он,
Не пожалеет меня и совсем, как женщину, тут же

Голого смерти предаст, едва лишь доспехи сниму я.
Нам невозможно уж речь начинать с ним от дуба и камня,76Нам невозможно уж речь начинать с ним от дуба и камня. — По некоторым легендам люди произошли от дуба и камня. Гектор хочет сказать, что теперь им с Ахиллесом не до стародавних историй о причинах войны, о возвращении Елены и т.д.
Как это делают дева и юноша, встретясь друг с другом,
Дева и юноша, между собою ведя разговоры.
Лучше гораздо как можно скорее сойтись нам с оружьем.

Там уж увидим, кого из двоих Олимпиец прославит».
Так рассуждал он и ждал. Ахиллес подошел к нему близко,
Грозный, как бог Эниалий, боец, потрясающий шлемом.
Ясень свой пелионский на правом плече колебал он,
Страшный; и медь на доспехах сиянием ярким блистала,

Словно горящий костер иль лучи восходящего солнца.
Гектора трепет объял, как увидел его. Не решился
Ждать он; пустился бежать, назади оставляя ворота.
Ринулся следом Пелид, полагаясь на быстрые ноги,
Так же, как сокол в горах, между всеми быстрейшая птица,

Следом легко поспевает за робкой голубкою горной;
Мечется в стороны та, а сокол с пронзительным криком
Близко за нею летит. И схватить ее дух его рвется.
Так Ахиллес устремлялся за Гектором прямо, а Гектор
Вдоль стены убегал, и проворными двигал ногами.

Мимо холма, мимо дикой смоковницы, ветру открытой,
Мчались все время они под стеною проезжей дорогой.
До родников добежали прекрасно струящихся. Два их
Бьет здесь ключа, образуя истоки пучинного Ксанфа.
Первый источник струится горячей водой. Постоянно

Паром густым он окутан, как будто бы дымом пожарным.
Что до второго, то даже и летом вода его схожа
Или со льдом водяным, иль со снегом холодным, иль градом.
Близко от них — водоемы, большие, прекрасные видом,
Гладким обложены камнем. Одежды блестящие мыли

Жены троянские там и прекрасные дочери прежде, —
В мирное время, когда не пришли еще к Трое ахейцы.
Мимо промчались — один убегая, другой нагоняя;
Сильный бежал впереди, но преследовал много сильнейший.
Быстро неслись: ведь не жертвенный бык и не шкура бычачья

Были их целью, — награда обычная мужу при беге, —
За душу Гектора, коней смирителя, оба бежали.
Как в состязании, столб огибая, стремительно мчатся
Однокопытные кони, награда ж готова большая, —
Женщина или треножник, — на тризне по муже умершем.

Так они трижды кругом на проворных ногах обежали
Город великий владыки Приама. Все боги смотрели.
Начал меж них говорить родитель бессмертных и смертных:
«Горе! Глазами я вижу вкруг Трои гонимого мужа,
Мне дорогого: о Гекторе дух мой печалится тяжко.

Много в честь мою бедер быков круторогих сжигал он
И на высоких вершинах ущелистой Иды, а также
И на акрополе в Трое. Теперь Ахиллес богоравный
Гектора гонит на быстрых ногах вкруг приамовой Трои.
Ну-ка, подумайте, боги, старательно все обсудите,

Что нам, — спасти ли от смерти его, иль уже предоставить,
Как бы он доблестен ни был, его укротить Ахиллесу?»
И отвечала ему совоокая дева Афина:
«Туч собиратель, отец яркомолненный, что говоришь ты!
Смертного мужа, издревле уже обреченного роком,

Ты совершенно избавить желаешь от смерти печальной!
Делай, как хочешь. Но боги тебя тут не все мы одобрим».
Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион:
«Тритогенея, не бойся, дитя мое милое! Это
Я говорю не серьезно. К тебе я вполне благосклонен.

Делай свободно, что в мыслях своих ты имеешь, не медли!»
То, что сказал он Афине, давно и самой ей желалось.
Бросилась быстро богиня с высокой вершины Олимпа.
Яростно гнался за Гектором вслед Ахиллес быстроногий.
Как на горах молодого оленя, из логова выгнав,

Яро преследует пес, по оврагам несясь и ущельям;
Если и скроется тот, притаившись в кустах, то по следу
Все же его он находит и гонит, покуда не схватит.
Так же и Гектор не мог от быстрого скрыться Пелида.
Каждый раз, как к воротам Дарданским свой бег направлял он

И под защиту стены крепкозданной пытался укрыться,
Где бы троянцы могли защитить его сверху стрелами,
Раньше Пелид забегал стороною и гнал его к полю,
Сам же к стене городской все время держался поближе.
Как человек в сновиденье никак не поймает другого:

Тот убежать от него, а этот поймать неспособен.
Так же и Гектор не мог убежать, Ахиллес же — настигнуть.
Как же тут Гектору гибельных Кер избежать удалось бы,
Если б в последний уж раз на помощь ему не явился
Феб-Аполлон, возбудив в нем и силу, и быстрые ноги?

Войску ахейцев кивал головой Ахиллес богоравный,
В Гектора горькие стрелы и копья пускать запрещая,
Чтобы кто славы не добыл, а он бы вторым не явился.
Как до ключей они оба в четвертый уж раз добежали,
Взял родитель Зевес золотые весы, и на чашки

Бросил два жребия смерти, несущей страдания людям, —
Гектора жребий один, а другой Ахиллеса Пелида.
Взял в середине и поднял. И гекторов жребий поникнул, —
Вниз, к Аиду, пошел. Аполлон от него удалился.
К сыну ж Пелея Афина пришла совоокая, стала

Близко пред ним и со словом крылатым к нему обратилась:
«Милый богам Ахиллес! С тобою сегодня, надеюсь,
Славу великую мы принесем к кораблям вашим быстрым,
Гектора, как бы он ни был в боях ненасытен, сразивши.
Нынче никак уж ему уклониться от нас не удастся,

Сколько б заступник ему Аполлон помогать ни старался,
Сколько бы он перед Зевсом отцом на коленях ни ползал.
Остановись же пока, отдохни! А сама я отправлюсь
К Гектору, чтоб убедить его выйти с тобою на битву».
Так говорила. И радостно ей Ахиллес покорился.

Остановился, оперся на медноконечный свой ясень.
Та же, оставив его, поспешила к Приамову сыну,
Схожею став с Деифобом и видом, и голосом звучным.
Близко к нему подошла и крылатое слово сказала:
«Милый! Жестоко теснит тебя сын быстроногий Пелея,

Гонит тебя на проворных ногах вкруг приамовой Трои.
Но не отступим, останемся здесь, отразим нападенье!»
Ей на это сказал шлемоблещущий Гектор великий:
«Ты мне и прежде всегда, Деифоб, наиболее милым
Был между братьев, которых родили Приам и Гекуба.

Нынче же больше еще я тебя уважать начинаю:
Ради меня ты один лишь посмел, увидавши глазами,
Выйти наружу из стен. Другие же там остаются!»
Снова сказала ему совоокая дева Афина:
«Милый! Отец и почтенная мать меня много молили,

Мне обнимая колени; товарищи тоже молили
Там оставаться: таким они все преисполнены страхом!
Но за стенами терзался мой дух несказанным страданьем.
Ну же, так прямо вперед! Сразимся скорей! И на копья
Скупы не будем! Посмотрим, чем кончится: нас ли с тобою

Он умертвит и снесет доспехи кровавые наши
К полым судам, или ты усмиришь его пикой своею!»
Так сказавши, коварно его повела за собою.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Первым Пелиду сказал шлемоблещущий Гектор великий:

«Больше, Пелид, от тебя я не буду бежать, как доселе!
Трижды я город Приама кругом обежал, не дерзая
Встретить тебя в нападенье. Теперь же мой дух повелел мне
Стать и с тобою сразиться, — убью ли, иль буду убит я.
Но привлечем, предлагаю, богов во свидетели. Боги

Смогут лучше всего блюсти и хранить договор наш.
Тело твое не предам я бесчестью ужасному, если
Зевс мне победу пошлет и душу твою я исторгну.
Славные только доспехи с тебя, Ахиллес, совлеку я,
Тело ж ахейцам обратно верну. Поступить тебе так же».

Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:
«Гектор, навек ненавистный, оставь говорить об условьях!
Как невозможны меж львов и людей нерушимые клятвы,
Как меж волков и ягнят никогда не бывает согласья,
Друг против друга всегда только злое они замышляют.

Так и меж нас невозможна любовь; никаких договоров
Быть между нами не может, покуда один, распростертый,
Кровью своей не насытит Ареса, бойца-щитоносца.
Все добродетели вспомни: ты нынче особенно должен
Быть копьеборцем искусным и воином с духом бесстрашным.

Бегства тебе уже нет. Мгновенно Паллада-Афина
Пикой моею тебя усмирит. Целиком ты заплатишь
Нынче за горе мое по друзьям, перебитым тобою!»
Так он сказал и, взмахнув, послал длиннотенную пику,
Но, уследивши ее, увернулся блистательный Гектор,

Быстро пригнулся к земле, и пика, над ним пролетевши,
В землю вонзилась. Афина, подняв ее, вмиг возвратила
Сыну Пелееву, тайно от Гектора, пастыря войска.
Гектор на это сказал безупречному сыну Пелея:
«Ты промахнулся! Как видно, Пелид, на бессмертных похожий,

Не через Зевса узнал ты мой жребий, о чем говорил мне.
Просто болтал ты, речами меня обмануть домогаясь,
Чтобы, тебя испугавшись, про силу и храбрость забыл я!
Не побегу от тебя, не в спину ты пику мне всадишь!
Прямо навстречу иду! Пронзай меня в грудь, если только

Даст тебе бог. А пока берегися и ты моей пики!
О, если б в тело свое ты всю целиком ее принял!
Легче бы стала со смертью твоею война для троянцев,
Ибо для всех их являешься ты величайшей бедою!»
Так он сказал и, взмахнув, метнул длиннотенную пику.

Не промахнулся, в средину щита Ахиллеса ударил,
Но далеко от щита отскочила она. Огорчился
Гектор, увидев, что пика без пользы из рук излетела.
Остановился, потупясь: копья не имел он другого.
Громко тогда белощитному он закричал Деифобу,

Чтобы копье ему дал. Но того уже не было подле.
Все тогда Гектор в уме своем понял и так себе молвил:
«Горе мне! К смерти, как вижу я, боги меня призывают!
Я полагал, что герой Деифоб близ меня находился,
Он же внутри, за стеной, а меня обманула Афина!

Близко теперь предо мною зловещая смерть, не далеко!
Не убежать от нее! Уж давно это стало угодней
Зевсу и сыну его Дальновержцу, которые раньше
Мне помогали всегда. Сегодня судьба настигает!
Не без борьбы я, однако, погибель приму, не без славы!

Сделаю дело большое, чтоб знали о нем и потомки!»
Так произнес он и, выхватив меч свой, остро отточенный,
Крепкий, огромный, который висел на бедре его мощном,
Ринулся, сжавшись в комок, как орел, на высотах парящий,
Если сквозь темные тучи он падает вдруг на равнину,

Нежного чтобы ягненка схватить иль трусливого зайца.
Так же ринулся Гектор, мечом отточенным махая.
И Ахиллес устремился, наполнивши бурною силой
Дух свой. Сработанным прочно щитом прикрывал себе грудь он, —
Дивным на вид. На его голове колебался блестящий

Четырехгребенный шлем, золотые над ним развевались
Волосы, в крепких гребнях укрепленные густо Гефестом.
Как между звезд остальных средь мрака ночного сияет
Геспер, которого в небе звезды не найдется прекрасней,
Так острие на пелидовой пике сияло. Ее он

Правой рукою качал и глядел, замышляя худое,
Не обнажится ли где прекрасное Гектора тело.
Все его тело однако скрывалось под медным доспехом,
Славным, который он добыл, убивши патроклову силу.
В том только месте, где шею от плеч отделяют ключицы,

Горло белело его; для души там быстрейшая гибель.
В это-то место копьем Ахиллес богоравный ударил,
И через нежную шею насквозь острие пробежало.
Ясень ему меднотяжкий гортани однако не пробил,
Чтобы с Пелидом он мог, говоря, обменяться словами.

В пыль опрокинулся он. И вскричал Ахиллес, торжествуя:
«Гектор! Убивши Патрокла, ты жить собирался остаться?
Ты и меня не страшился, когда я от битв удалялся!
Нет, глупец безрассудный! Товарищ намного сильнейший,
Сзади Патрокла вблизи кораблей оставался я быстрых, —

Я, колени твои сокрушивший! Собаки и птицы
Труп твой растащут с позором, его ж похоронят ахейцы!»
В изнеможенье ему отвечал шлемоблещущий Гектор:
«Ради души и колен твоих, ради родителей милых,
В пищу меня не бросай, умоляю, ахейским собакам!

Множество меди и золота в дар от меня ты получишь, —
Выкуп, который внесут мой отец и почтенная матерь,
Ты ж мое тело обратно домой возврати, чтобы в Трое
Труп мой огню приобщили троянцы и жены троянцев».
Мрачно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:

«Пес, не моли меня ради колен и родителей милых!
Если бы гневу и сердцу свободу я дал, то сырым бы
Мясо срезал я с тебя и съедал его, — вот что ты сделал!
Нет, никому от собак не спасти головы твоей, Гектор!
Если бы выкуп несчетный, и в десять раз больше, и в двадцать

Мне от твоих привезли, и еще обещали бы больше,
Если б тебя самого приказал хоть на золото взвесить
Царь Приам Дарданид, — и тогда, положивши на ложе,
Мать не смогла бы оплакать тебя, рожденного ею.
Хищные птицы тебя и собаки всего растерзают!»

Дух испуская, ответил ему шлемоблещущий Гектор:
«Видя в лицо, хорошо я тебя познаю, и напрасно
Думал тебя убедить, ибо дух в твоем сердце железный!
Но берегись, чтобы гнева богов на тебя не навлек я
В день тот, в который Парис и Феб-Аполлон дальнострельный,

Как бы ты доблестен ни был, убьют тебя в Скейских воротах!»
Так он сказал, и покрыло его исполнение смерти.
Члены покинув его, душа отлетела к Аиду.
Плачась на участь свою, покидая и крепость, и юность.
Но и умершему все же сказал Ахиллес богоравный:

«Э, умирай! А уж я-то приму свою гибель, когда бы
Зевс мне ее ни послал и другие бессмертные боги!»
Так он сказал и, из трупа копье медножальное вырвав,
Прочь отложил, а доспехи, залитые черною кровью,
С плеч убитого снял. Сбежались другие ахейцы

И с изумленьем смотрели на рост и на образ прекрасный
Гектора. Каждый спешил удар нанести его телу.
Так не один говорил, поглядев на стоявшего рядом:
«На осязание Гектор, ну, право же, сделался мягче,
Нежели был, как бросал на суда пожирающий пламень!»

Так не один говорил, подходил и пронзал его пикой.
С трупа оружие снял между тем Ахиллес быстроногий,
Стал средь ахейцев и к ним обратился с крылатою речью:
«О дорогие друзья, вожди и советники войска!
Так как бессмертные дали повергнуть мне этого мужа,

Больше принесшего зла, чем все остальные совместно,
То попытаемся, город обложим с оружьем, узнаем,
Что теперь делать троянцы намерены, что замышляют:
Раз уже Гектор погиб, то покинут ли город высокий,
Или, хоть Гектора нет уж, желают еще оставаться?

Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?
Мертвым лежит у судов, неоплаканный, непогребенный,
Милый Патрокл. Не забуду о нем, пока меж живыми
Я нахожусь и способен коленями двигать своими.
Если же мертвые в царстве Аида не помнят о мертвых,

Все же и там сохраню я о милом товарище память!
Нынче ж запевши пэан, ахейские юноши, все мы
К полым воротимся нашим судам, захвативши и тело!
Славы большой мы достигли: повержен божественный Гектор,
Он, на которого Трои сыны, как на бога, молились!»

Тут на Гектора он недостойное дело задумал:
Сзади ему на обеих ногах проколол сухожилья
Между лодыжкой и пяткой, продернул ремни, к колеснице
Тело его привязал, голове ж предоставил влачиться.
Поднял доспех знаменитый и, с ним в колесницу вошедши,

Коней ударил бичом. Не лениво они полетели.
Тучею пыль над влачимым взвилась, растрепались
Черные волосы, вся голова, столь прекрасная прежде,
Билась в пыли. В то время врагам громовержец Кронион
Дал над трупом его надругаться в его же отчизне.

Так его вся голова загрязнялася пылью. Терзала
Волосы мать. С головы покрывало блестящее сбросив,
Прочь отшвырнула его и завыла, на сына взирая.
Жалостно милый родитель рыдал. И по городу всюду
Вой разливался протяжный, и всюду звучали рыданья.

Больше всего это было похоже, как если бы сразу
Сверху донизу вся многохолмная Троя горела.
Еле могли удержать старика окружавшие люди.
Он в исступленье рвался за ворота Дарданские выйти
И горячо умолял окружавших, по грязи катаясь,

Всех умолял, называя по имени каждого мужа:
«Други, пустите меня! Одного, не заботясь, пустите
Выйти из города, дайте пойти к кораблям мне ахейским!
Буду я этого мужа молить, нечестивца, злодея,
Может быть, годы почтит он, почувствует к старости жалость!

Точно такой ведь, как я, ожидает отец его дома,
Старец Пелей, — и родивший его, и вскормивший на горе
Трое; но больше всего самому мне он горя доставил.
Сколько цветущих моих сыновей он в боях уничтожил!
Но никого, хоть печалюсь о всех, так не жаль, как его мне, —

Скорбь о котором меня унесет в обитель Аида, —
Гектора! Если б хотя на руках у меня он скончался!
Плачем тогда и слезами свое б мы насытили сердце, —
Мать горемычная, сына родившая на свет, и сам я!»
Плача, так говорил. Горожане же вторили плачу.

Горестный плач зачала между женщин троянских Гекуба:
«Сын мой, к чему мне, несчастной, в страданиях жить нестерпимых,
Раз я тебя потеряла? По городу денно и нощно
Славой моею ты был; защитником был ты могучим
Всех в Илионе троян и троянок; тебя, словно бога,

Чтили они, ибо был ты для всех их великою славой
В дни своей жизни. Но смерть и судьба тебя нынче настигли!»
Плача, так говорила. Жена ж ничего не слыхала
В доме о Гекторе: вестник еще ей какой-нибудь верный
Не сообщил, что супруг за воротами в поле остался.

Ткань она ткала двойную, багряную в комнате дальней
Дома высокого, пестрых цветов рассыпая узоры.
А пышнокосым служанкам своим приказала поставить
Медный треножник большой на огонь, чтобы теплая ванна
Гектору в доме была, когда он вернется из битвы.

Не было в мыслях у глупой, что Гектор, вдали от купаний,
Чрез ахиллесовы руки смирён совоокой Афиной.
Вой услыхала она и рыдания около башни.
Затрепетала всем телом, челнок уронила на землю.
После того к пышнокосым служанкам она обратилась:

«Двое идите со мной! Посмотрю-ка, что там приключилось.
Голос почтенной свекрови я слышу. В груди моей сердце
Прыгает к самому рту, и колени мои цепенеют:
К детям Приама несчастье какое-то близко подходит.
Будь, что скажу я, далеко от уха, но страшно боюсь я,

Как бы Пелеев божественный сын одного не отрезал
Быстрого Гектора мне от ворот и, погнав по равнине,
Не укротил роковой бы отваги, какою он дышит.
Ведь никогда он не хочет в толпе средь других оставаться,
Рвется далеко вперед, никому не уступит в отваге!»

Так сказав, из дворца устремилась, подобно менаде,
С бьющимся сердцем. И с нею же вместе бежали служанки.
Только что к башне пришла и к стоявшим толпою мужчинам, —
На стену быстро взошла и, взглянув, увидала: по полю
Гектора прочь волокли от стены быстролетные кони;

К полым ахейским судам безжалостно труп они мчали.
Черная, мрачная ночь покрыла глаза Андромахи.
Выдохнув душу, без слова она повалилася навзничь.
Прочь сорвав с головы, далеко от себя отшвырнула
Ленту блестящую, обруч и сетку с плетеной повязкой

И покрывало, которое ей золотой Афродитой
Было подарено в день, как ее шлемоблещущий Гектор
От Гетиона увел, заплатив неисчислимый выкуп.
Тесной толпою золовки, невестки ее окружили
И в середине держали ее, устрашенную насмерть.

Только очнулась она, и дух в ее сердце вернулся,
Тяжко навзрыд зарыдала и так средь троянок сказала:
«Гектор, несчастная я! С одинаковой долею оба
На свет с тобой родились мы, — ты в Трое, в чертоге Приама,
Я же под Плаком лесистым, в дому гетионовом в Фивах.

Малым ребенком меня у себя воспитал он, — несчастный,
Страшно несчастную! Лучше б мне было совсем не рождаться!
Нынче спускаешься ты в обиталище бога Аида,
В глуби земли, и меня оставляешь вдовою в чертогах,
Мрачным сраженную горем. И мал еще сын наш младенец,

Нами, несчастными, на свет рожденный. Ни ты ему, Гектор,
Мертвый, защитником в жизни не будешь, ни он тебе также.
Если и выйдет он цел из войны многослезной ахейцев,
Все же одни лишь труды и печали его ожидают.
Люди чужие все межи на пашнях его передвинут.

Дни сиротства лишают ребенка товарищей в играх.
Смотрят глаза его книзу, и залиты щеки слезами.
Если приходит в нужде он к отцовским товарищам в дом их, —
Тронет за плащ одного, у другого коснется хитона.
Кто-нибудь сжалится, кубок ему не надолго протянет;

Смочит лишь губы вино, а уж нёба смочить не успеет!
Сверстник его, у которого мать и отец его живы,
С пира прогонит его, ругнув и рукою ударив:
«Прочь убирайся! Отец твой в пиру здесь у нас не участник!»
К матери, сирой вдове, заплакав, вернется ребенок,

Астианакт, до того на коленях родителя евший
Мозг лишь один от костей и жирное сало баранье.
Если же сон его брал, и детские игры кончал он, —
Он на кровати тогда засыпал в объятьях у няни,
В мягкой постели, приятной едою насытивши сердце.

Сколько ж теперь он претерпит, отца дорогого лишившись, —
Астианакт, как ребенку троянцы прозвание дали.
Ибо один ты у них защищал и ворота, и стены.
Нынче близ гнутых судов, вдалеке от родителей, будешь
Псов насыщать ты, и черви, киша, поедать тебя станут

Голого. Сколько одежд, между тем, и приятных, и тонких,
В доме лежит у тебя, приготовленных женской рукою!
Все те одежды сожгу я теперь, их в огонь побросаю.
Нет тебе пользы от них: лежать тебе в них не придется!
Их в прославленье тебе я сожгу средь троян и троянок!»

Так говорила, рыдая. Ей вторили воплями жены.

Песнь двадцать третья

Игры в честь Патрокла

Так в Илионе они сокрушались священном. Ахейцы ж,
После того как к судам подошли и к волнам Геллеспонта,
По кораблям чернобоким рассеялись все остальные,
Но мирмидонцам своим разойтись Ахиллес не позволил.

С речью он обратился к товарищам войнолюбивым:
«О мирмидонцы мои быстроконные, верные други!
Однокопытных коней от ярма отпрягать мы не станем.
Мы на конях, в колесницах, приблизимся к телу Патрокла,
Чтобы оплакать его. Эта честь подобает умершим.

После того же, как плачем губительным всласть мы упьемся,
Коней своих отпряжем и там же все ужинать сядем».
Подняли все они горестный вопль, Ахиллес его начал.
Трижды Патроклов объехали труп на конях они быстрых,
Плача: Фетида у них возбудила желание плакать.

Слезы песок орошали, доспехи мужей орошали.
Так тосковали они о вожде, возбудителе бегства.
Громкий плач между ними зачал Ахиллес быстроногий,
Милому другу на грудь положив мужегубные руки:
«Радуйся, милый Патрокл, хотя бы в жилищах Аида!

Делаю все для тебя, что раньше тебе обещал я:
Гектора труп притащив, собакам отдам его в пищу,
Возле ж костра твоего зарежу двенадцать я пленных
Трои прекрасных сынов, за убийство твое отомщая».
Тут на Гектора он недостойное дело замыслил:

В пыль его бросил на землю ничком перед ложем Патрокла.
С плеч между тем мирмидонцы доспехи свои поснимали,
Ярко блиставшие медью; коней распрягли громкоржущих;
Пред кораблем Ахиллеса расселись толпою несметной.
Он же устроил для них обильнейший пир похоронный.

Много блестящих быков под железом, хрипя, извивалось,
Резалось много и блеющих коз, и овец густорунных,
Множество также большое гефестовым пламенем жарким
Туш обжигалось свиных, лоснившихся салом блестящим.
Всюду текла вкруг умершего кровь — хоть чашею черпай!

Тут остальные цари повели Ахиллеса владыку
К сыну Атрея, царю Агамемнону, пастырю войска,
Только с трудом убедивши товарища гневное сердце.
Тотчас, как в ставку пришли Агамемнона, сына Атрея,
Вестникам звонкоголосым отдали они приказанье

Медный поставить треног на огонь, — не удастся ль Пелида
Уговорить, чтобы смыл себе с тела кровавые сгустки.
Но Ахиллес наотрез отказался и клятвой поклялся:
«Зевс мне свидетелем будь, высочайший в богах и сильнейший, —
Не подобает купальной воды к голове мне приблизить

Прежде, чем друга огню не предам, не насыплю могилы
И не обрежу волос. Во второй уже раз не придется
Скорбью такою скорбеть мне, пока средь живых нахожусь я.
Нечего делать, сейчас подчинимся еде ненавистной,
Завтра ж вели, повелитель мужей Агамемнон, с зарею

Из лесу дров навозить и все приготовить другое,
Что мертвецу подобает, сходящему в сумрак подземный.
Пусть поскорее его уничтожит и скроет от взоров
Неутомимый огонь, и люди возьмутся за дело».
Слушали все со вниманьем Пелида и с ним согласились.

Ужин поспешно собрали и тут же к нему приступили.
Все пировали, и не было в равном пиру обделенных.
После того как питьем и едой утолили желанье,
Спать остальные вожди по ставкам своим разошлись.
Но Ахиллес на песке неумолчно шумящего моря,

Тяжко вздыхая, лежал, окруженный толпой мирмидонцев,
В месте свободном, где волны плескались о берег песчаный.
Там его сон охватил, разрешающий горести духа,
Сладкий, глубокий: свои утомил он блестящие члены,
Гектора яро гоня к Илиону, открытому ветрам.

Вдруг пред Пелидом душа Патрокла злосчастного встала,
Схожая с ним совершенно глазами прекрасными, ростом,
Голосом; даже в одежду была она ту же одета.
Над головой его стала и с речью к нему обратилась:
«Спишь ты спокойно! Забыл обо мне, Ахиллес, ты и думать!

Не был к живому ты так равнодушен, как к мертвому нынче!
Похорони поскорей, чтоб вошел я в ворота Аида!
Души, тени усталых, меня от ворот отгоняют
И не хотят мне позволить в толпу их войти за рекою.
Тщетно брожу вдоль широковоротного дома Аида.

Грустно мне! Дай-ка мне руку! Раз тело мое вы сожжете,
Уж никогда я сюда не приду из аидова дома.
Больше с тобою, живые, не будем держать мы совета,
Сидя вдали от друзей дорогих. Беспощадная Кера,
Власти которой с рожденья подпал я, меня поглотила.

Но и тебе суждено, Ахиллес, на бессмертных похожий,
Гибель принять под высокой стеною богатых троянцев.
Но я другое скажу и прошу тебя это исполнить:
Невдалеке от своих, Ахиллес, положи мои кости, —
Вместе, как в вашем дому я вместе с тобою и вырос.

Мальчиком малым отец мой Менетий привез меня в дом ваш
Из Опоента; убийство ужасное там совершил я:
Амфидамантова сына в тот день я убил, — не нарочно,
Только по глупости детской, затеяв с ним ссору за бабки.
Там меня в дом к себе принял Пелей, знаменитый наездник,

И воспитал, и назначил мне спутником быть тебе в битвах.
Пусть же и кости обоих одна у нас урна скрывает
С ручкой двойной, золотая, подарок тебе от Фетиды».
Слово Патроклу в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«О, для чего, голова дорогая, сюда ты явился

И для чего так подробно мне все говоришь по порядку?
Точно исполню я все и со всем соглашусь, что прикажешь.
Но подойди же поближе! Обнимемся крепко друг с другом,
Чтобы хотя не надолго упиться нам горестным плачем!»
Так говоря, протянул он к товарищу милому руки,

Но не схватил. Как дым, душа Менетида под землю
С писком ушла. Ахиллес на песке поднялся, пораженный,
Скорбно руками всплеснул и такое сказал себе слово:
«Боги, так значит, какая-то есть и душа человека,
В домах Аида, и призрак; но жизненной силы в них нету.

Целую ночь напролет душа злополучного друга
Передо мною стояла, рыдая и горько печалясь,
Все говорила подробно, с ним схожая видом чудесно».
Так он сказал, и у всех появилось желание плакать.
В горестном плаче застала их всех розоперстая Эос

Около тела. Меж тем повелитель мужей Агамемнон,
Мулов собрав и людей из ставок, отдал приказанье
Лес подвозить. Наблюденье над ними имел благородный
Муж Мерион, товарищ отважного Идоменея.
Двинулись в путь, захватив топоры дроворубные в руки,

Взяли и крепких веревок. А спереди мулы шагали.
Много и кверху, и книзу, и вправо, и влево ходили
И добрались до долин богатой потоками Иды.
Остроширокою медью рубить принялися поспешно
Дубы с высокой листвой. И с треском великим деревья

Падали. После того, разрубивши на части, ахейцы
К мулам их прикрепляли. И, землю копытами роя,
Мулы старались сквозь частый кустарник достигнуть равнины.
Бревна и все дровосеки несли, ибо так приказал им
Вождь Мерион, товарищ отважного Идоменея.

Поочередно все бревна сложили на берег, где место
Выбрал под холм погребальный Пелид для себя и Патрокла.
После того как дрова они всюду кругом набросали,
На землю все в ожиданье уселись толпой. Ахиллес же
Войнолюбивым своим мирмидонцам отдал приказанье

Медью блестящей одеться и коней запрячь в колесницы.
Тотчас же все мирмидонцы вскочили, доспехи надели.
На колесницы свои поднялись и бойцы, и возницы.
Конные шли впереди, за конными — туча пехоты,
А в середине несли товарищи тело Патрокла;

Волосы тут же срезали себе и на тело бросали,
Весь ими был он покрыт. Ахиллес же придерживал грустно
Голову сзади; в Аид провожал он неробкого друга.
Те же, дошедши до места, какое Пелид им назначил,
Труп положили и бревна поспешно укладывать стали.

Тут другое замыслил в уме Ахиллес быстроногий:
Став в стороне от костра, он русые волосы срезал,
С детства растимые им для бога речного Сперхея,
На винночерное море взглянул и промолвил сердито:
«Тщетно, Сперхей, обрекался, моляся тебе, мой родитель,

Если назад ворочусь я в отчизну мою дорогую,
Волосы срезать мои и тебе принести с гекатомбой:
Нехолощеных баранов заклать пятьдесят, чтобы кровь их
Пала в ключи на участке твоем с алтарем благовонным.
Так тебя старец молил. Но не исполнил ты просьбы!

Нынче же, раз не вернусь я уж в милую землю родную,
Волосы дам унести я с собою Патроклу герою».
Так он сказал и вложил товарищу милому в руки
Кудри свои. И у всех появилось желание плакать.
Скорбью объятых покинуло б их заходящее солнце,

Не подойди Ахиллес к Агамемнону с речью такою:
«Сын Атрея! Твои приказанья исполнят скорее
Мужи ахейские. Плачем пора бы уж сердце насытить.
Пусть от костра разойдутся. Скажи, чтоб готовили ужин.
Мы же, которые более всех об умершем горюем,

Сделаем все, что потребно. Вожди пусть останутся с нами».
Только что это услышал владыка мужей Агамемнон,
Тотчас народ отослал обратно к судам равнобоким.
Те лишь остались, кто должен участвовать был в погребенье.
Сруб они вывели в сотню ступней шириной и длиною,

И на вершину его мертвеца положили, печалясь.
Много и жирных овец, и тяжелых быков криворогих,
Перед костром заколов, ободрали. И, срезавши жир с них,
Тело Патрокла кругом обложил Ахиллес этим жиром
От головы до ступней; на костер побросал он и туши.

Там же расставил сосуды двуручные с маслом и медом,
К ложу их прислонив. Четырех лошадей крепкошеих
С силою бросил в костер, стеная глубоко и тяжко.
Девять собак у стола Ахиллеса владыки кормилось;
Двух из них заколол Ахиллес и туда же забросил;

Также двенадцать отважных сынов благородных троянцев
Острою медью зарезал, свершив нехорошее дело.
Силе железной огня пастись на костре предоставил,
И зарыдал, и товарища звать принялся дорогого:
«Радуйся, милый Патрокл, хотя бы в жилищах Аида!

Делаю все для тебя, что раньше тебе обещал я!
Целых двенадцать отважных сынов благородных троянцев
Вместе с тобою, Менетиев сын, огонь пожирает.
Гектора ж я не огню, а собакам отдам на съеденье!»
Так грозил Ахиллес. Но Гектора псы не касались.

Псов отгоняла от тела Зевесова дочь Афродита
Денно и нощно, и труп амвросическим розовым маслом
Мазала, чтоб Ахиллес, волоча, не уродовал тела.
Черное облако Феб-Аполлон распростер над умершим
С неба до самой земли и покрыл им такое пространство,

Сколько мертвец занимал, чтоб от силы палящего солнца
Раньше поры в сухожильях и членах не высохло тело.
Не разгорался однако костер над умершим Патроклом.
Тут придумал другое в уме Ахиллес быстроногий:
Встав в стороне от костра, двум ветрам принес он молитву, —

Ветру Борею и ветру Зефиру. Прекрасные жертвы
Им обещал. И молил, возлиянья творя золотою
Чашей, скорей прилететь, чтобы трупы на срубе сгорели
И чтоб дрова запылали. Молитву Пелида услышав,
Вестницей быстрой помчалась Ирида к божественным ветрам.

Все они, в доме собравшись несущего бурю Зефира,
Весело в нем пировали. На каменном стала пороге,
К ним подбежавши, Ирида. Как только ее увидали,
С места вскочили они, и к себе приглашал ее каждый.
Сесть отказалась, однако, Ирида и так им сказала:

«Не до сидения мне! Я спешу к океанским теченьям
В край эфиопов, где вечно живущим богам гекатомбы
Будут они приносить; и я пировать там хотела б.
Шумного просит Зефира с Бореем Пелид быстроногий
В стан прилететь аргивян, обещая прекрасные жертвы.

Чтобы палящий огонь вы раздули в костре, на который
Мертвый положен Патрокл; о нем все ахейцы горюют».
Так сказав, удалилась Ирида. Они поднялися,
С шумом ужасным помчались, гоня облака пред собою.
Дуя неистово, моря достигли. От бури свистящей

Вздыбились волны. Они прилетели в троянскую землю,
В тлевший ударили сруб, и взвилося шумящее пламя.
Ночь напролет они вместе на пламя костра налетали,
Дуя со свистом. И ночь напролет Ахиллес быстроногий,
Из золотого кратера двуручного черпая чашей,

Землю вином поливал, и земля от вина увлажнялась.
Звал при этом душу он Патрокла друга.
Как горюет над сыном отец, его кости сжигая, —
Тяжкое горе принесшим родителям смертью до брака,
Так над другом Пелид горевал, его кости сжигая.

Медленным шагом, глубоко вздыхая, костер обходил он.
Уже взошел Зареносец,77Зареносец, — иначе Светоносец, утренняя звезда, планета Венера. земле возвещая о свете,
Следом в платье шафранном Заря распростерлась над морем.
Начал костер догорать, и огонь наконец прекратился.
Ветры взвились и домой обратно к себе устремились

Морем фракийским; оно застонало, волнами бушуя.
Прочь от костра отошел Ахиллес быстроногий, на землю
Лег, изнуренный, и сладостный сон на него ниспустился.
Все остальные толпою направились к сыну Атрея.
Топот и шум подходящих Пелида от сна пробудили.

Он приподнялся и сел и с такой обратился к ним речью:
«Сын Атрея и все остальные вожди всеахейцев!
Первым делом вином искрометным костер загасите
Всюду, где сила огня сохранилась. Потом же давайте
Кости Патрокла сберем, Менетьева славного сына,

Их от других отобрав: отличить же совсем их нетрудно:
В самой средине костра он лежал, остальные горели
По сторонам далеко, — вперемежку и кони и люди.
Кости, двойным окутавши жиром, в сосуд золотой мы
Сложим, покамест и сам я в печальном Аиде не скроюсь.

Слишком высокой могилы над ним я прошу вас не делать, —
Так, приличный лишь холм! А потом уж его и широким
Сделайте нам, и высоким, ахейцы, какие живыми
После меня при судах многовеслых останетесь в стане».
Так говорил он. И все подчинились Пелееву сыну.

Первым делом костер загасили вином искрометным
Всюду, где пламя ходило. Обрушился пепел глубокий.
Белые кости собрав благодушного друга, сложили
С плачем в сосуд золотой их, окутали жиром в два слоя,
В ставку сосуд отнесли и тканью покрыли льняною.

Круг для холма начертили, фундамент на нем заложили
Окрест костра, и тотчас на фундамент насыпали землю.
Холм насыпав могильный, пошли они прочь. Но на месте
Всех удержал Ахиллес и, в круг усадив их широкий,
Вынес призы с кораблей, — тазов и треножников много,

Мулов доставил, коней быстроногих, быков крепколобых
И с поясами красивыми жен, и седое железо.
Прежде всего предложил он призы для наездников быстрых
Женщину вывел, во всяких искусную женских работах,
Также и в двадцать две меры треножник ушатый поставил, —

Первому приз. Кобыла второму шестигодовая,
Неукрощенная, в чреве своем носящая мула.
Третьему приз — прекрасный котел, на огне не бывавший,
Белый, блестящий еще, в четыре вместимостью меры;
Два золотые таланта четвертому призом назначил.

Пятому — медный двуручный сосуд, на огне не бывавший.
После того поднялся и слово сказал аргивянам:
«Сын Атрея и пышнопоножные мужи-ахейцы!
Вот на арене награды лежат для наездников быстрых.
Если бы в память другого сегодня мы тут состязались,

Первый-то приз, уж, конечно, я б сам получил. Вам известно,
Как мои лошади всех остальных быстротой превосходят,
Ибо бессмертны они. Отцу моему их, Пелею,
В дар Посейдаон привел, а родитель мой мне передал их.
Но в состязанье ни я не вступаю, ни кони лихие.

Громкого славой, какого возницу они потеряли,
Доброго! Сколько он раз на гривы волнистые масло
Нежное им поливал, водою их светлою вымыв!
Свесивши гривы до самой земли, теперь неподвижно
Кони стоят и скорбят, с печалью глубокою в сердце.

Вы же, другие, готовьтесь вступить в состязание каждый,
Кто в своих лошадях и в своей колеснице уверен».
Так сказал Ахиллес, и наездники быстрые встали.
Выступил первый меж всеми Евмел, мужей повелитель,
На свет рожденный Адметом, в ристаниях конных искусный.

Следом за ним поднялся Тидеид Диомед многомощный;
Тросовых коней подвел под ярмо он, в бою у Энея
Отнятых некогда; сам же Эней был спасен Аполлоном.
После того поднялся и Атрид Менелай русокудрый,
Богорожденный. Подвел под ярмо он коней быстроногих,

Агамемнонову Эфу с его, Менелая, Подаргом.
Анхизиад Ехепол подарил Агамемнону Эфу,
Чтоб не итти с ним под Трою, открытую ветрам, остаться
Дома и в радости жизнь проводить: большое богатство
Дал ему Зевс; а жил Ехепол в Сикионе пространном.

Эту кобылу запряг Менелай; рвалась она к бегу.
Следом запряг молодой Антилох лошадей густогривых, —
Сын блестящий Нелида, высокого духом владыки
Нестора старца. В Пилосе рожденные быстрые кони
Были в его колеснице. И Нестор старик, подошедши,

Начал советы давать без того уж разумному сыну:
«Молод еще, Антилох, ты, но боги тебя возлюбили, —
Зевс с Посейдоном, и всяким тебя обучили приемам
В конской езде. Чрезмерно тебя наставлять мне не нужно.
Мастер ты сам вкруг столба заворачивать коней. Но в беге

Медленны лошади наши. Боюсь, чтоб беды не случилось.
Кони противников легче. Но сами они ни на сколько
Лучше тебя самого иль умней поступить не сумеют.
Значит, мой друг, постарайся, вложи себе в сердце сноровку
Всякого рода, чтоб лучших призов у тебя не отняли.

В деле своем лесоруб не силой берет, а сноровкой;
Той же сноровкой ведет по волнам винночерного моря
Кормчий свой легкий корабль, бросаемый в стороны ветром;
Той же сноровкой и в гонках один побеждает другого.
Слишком иной положась на свою колесницу и коней,

Без толку кругом широким мотается влево и вправо,
По полю кони несутся без цели, он ими не правит.
Тот же, кто в деле хитер, даже худшими правя конями,
Глаз со столба не спускает и близко его огибает,
Знает, когда натянуть ременные крепкие вожжи,

Держит уверенно их, следя за передним возницей.
Цель я точно тебе укажу, и ее ты запомнишь:
Вон поднимается высохший ствол там, в сажень маховую,
Дуба либо сосны; не сгнил он еще под дождями.
Справа и слева ствола два высятся белые камня

На повороте дороги; кругом же все поле свободно.
Мужа ли это могила, умершего в давнее время?
Или и прежде когда-то стоял уж там столб поворотный?
Нынче его для бегов Ахиллес быстроногий наметил.
Близко примчавшись к столбу, на бегу заворачивай коней,

Сам же покрепче держись в колеснице красиво сплетенной.
Влево слегка наклонись, а коня, что под правой рукою,
Криком гони и бичом, совершенно ослабивши вожжи.
Левый же конь твой пускай мимо цели проносится близко,
Чтобы казалося, будто по самой поверхности цели

Ось колеса прочертила. А камень задеть опасайся:
Так изувечить нетрудно коней и разбить колесницу;
Этим ты радость доставишь другим, а себе поношенье.
Будь же поэтому, друг, рассудителен, будь осторожен!
Если же в беге своем обогнешь ты уж столб поворотный,

Нет никого, кто тогда бы тебя обогнал иль настиг бы,
Если б хоть сам за тобою божественный мчался Арион,
Конь быстроногий Адраста, от вечных богов происшедший,
Или троянские кони властителя Лаомедонта».
Так сказал и на место уселся рожденный Нелеем

Нестор, подробно во всем наставивши милого сына.
Пятым вождь Мерион снарядил лошадей густогривых.
На колесницы взошли и жребии в шлем побросали.
Сын Пелеев встряхнул. Антилоху выскочил первый
Жребий, Нелееву сыну; а следом — владыке Евмелу;

Третий достался царю Менелаю, Атрееву сыну;
После него Мериону досталося гнать. А последний
Жребий первейшему выпал наезднику, сыну Тидея.
Стали все в ряд. Указал им вдали, на равнине свободной,
Знак поворотный Пелид. Посадил наблюдателем там он

Феникса, равного богу, отцовского старого друга,
Чтобы заезды он помнил и правду потом сообщил бы.
Те одновременно все на коней замахнулись бичами,
Сильно вожжами хлестнули и голосом крикнули грозным.
Быстро ринулись кони вперед по широкой равнине

Прочь от ахейских судов. Под копытами их поднималась
Пыль и стояла под грудью, подобно туману иль вихрю;
Гривы густые коней развевались с дыханием ветра;
То многоплодной земли на бегу колесницы касались,
То высоко подлетали на воздух. Возницы конями

Правили стоя. В груди колотилось безудержно сердце
Жаждой победы. И криком возницы коней ободряли,
Каждый своих. И, пыля, летели они по равнине.
Но лишь когда к окончанию бег приходил и обратно
К морю помчались они, начало проявляться искусство

Каждого. Кони тотчас же наддали. И вынеслись быстро
Перед другими вперед кобылицы лихие Евмела.
Тросовы следом за ними неслись жеребцы Диомеда, —
Очень за этими близко бежали, совсем недалеко,
Так что, казалось, хотели вскочить в колесницу к Евмелу,

Спину и шею ему согревали горячим дыханьем
И, положив на него свои головы, сзади летели.
Тут бы его перегнал он иль спорною сделал победу,
Если бы Феб-Аполлон не гневился на сына Тидея:
Вышиб мгновенно блистающий бич он из рук Диомеда.

Брызнули слезы из глаз у того от досады; он видел,
Как от него уходили все дальше евмеловы кони,
Кони ж его без бича отставали все больше и больше.
Но от Афины не скрылось, какие подстраивал козни
Феб Диомеду. Она устремилась за пастырем войска,

Бич ему подала и коням его силу вдохнула.
В гневе помчалась потом за Адметовым сыном в погоню
И над конями его сломала ярмо; от дороги
В сторону бросились кони, а дышло на землю упало.
Сам же Евмел с колесницы стремглав к колесу покатился,

До крови локти себе исцарапал, и губы, и ноздри,
Лоб над бровями жестоко расшиб. От удара о землю
Слезы из глаз покатились, и голос цветущий пресекся.
Мимо промчался Тидид на конях своих однокопытных
И далеко впереди остальных очутился. Афина

Силу вдохнула коням и славу ему ниспослала.
Вслед за Тидидом Атрид Менелай проскакал русокудрый.
А Несторид Антилох на коней отцовских прикрикнул:
«Эй, шевелитесь и вы! Неситесь как можно быстрее!
Я не прошу, чтобы вы в состязанье вступали вон с теми:

Коням Тидеева сына отважного нынче Афина
Скорость лихую вдохнула, и славу ему посылает.
Нет, догоните лишь коней Атрида, от них не отстаньте!
Быстро вперед! Берегитесь, чтоб вас не покрыла позором
Эфа, кобыла! Зачем, дорогие, вы так отстаете!

Вот что скажу вам обоим, и это исполнено будет:
Больше забот о себе от Нестора, пастыря войска,
Дома не ждите, — тотчас он вас острою медью зарежет,
Если по лености вашей мы худшей добьемся награды.
Ну же, спешите! Летите вдогонку, как можно скорее!

Сам же на хитрость такую пущусь: где дорога поуже,
Там постараюсь я съехаться с ним. От меня не уйдет он!»
Так он сказал, и они, испугавшись хозяйского крика,
Малое время бежали быстрее. Но вскоре суженье
На углубленном пути увидал Антилох боестойкий.

Рытвина это была, где зимние воды, скопившись,
Часть дороги размыли и место кругом углубили.
Тут удержал Менелай колесницу, боясь столкновенья.
Сбоку погнал Антилох лошадей своих однокопытных,
Мимо дороги, и так, своротивши слегка, подгонял их.

Тут Антилоху в испуге сказал Менелай русокудрый:
«Как, Антилох, неразумно ты правишь! Сдержи колесницу!
Видишь, дорога узка! Обгоняй уж потом, на просторе!
Здесь колесницы столкнутся, и будет беда нам обоим!»
Так говорил Менелай. Антилох, притворясь, что не слышит,

Шибче погнал лошадей, коля их бодцом непрерывно.
Сколько с размаху запущенный диск пролетает, который
Юноша бросил, чтоб силу свою испытать молодую,
Столько пространства неслись они рядом. Но вскоре отстали
Кони Атрида. Он гнать перестал их по собственной воле,

В страхе, чтоб лошади вдруг не столкнулись на узкой дороге,
Не опрокинули б их колесниц, красиво сплетенных,
Сами ж они бы не грохнулись в пыль, добиваясь победы.
В негодованье ему закричал Менелай русокудрый:
«Кто-нибудь есть ли зловредней тебя, Антилох, середь смертных?

Что ж, проезжай! А считался и ты меж ахейцев разумным!
Приза без клятвы тебе получить все равно не придется!»
Так произнесши, к коням Менелай обратился и крикнул:
«Не отставать у меня, не печалиться сердцем смущенным!
Много скорее колени и ноги коней тех устанут,

Нежели ваши: давно уже молодость их миновала!»
Так он сказал, и они, испугавшись хозяйского крика,
Шибче рванулись вперед и близко от тех очутились.
Сидя в собранье, за бегом коней аргивяне следили.
По полю, пыль поднимая, стремительно лошади мчались.

Идоменей, предводитель критян, заприметил их первый.
Он на вышке сидел отдельно от прочих в собранье.
Голос того, кто коней понукал, — хоть и был он далеко, —
Сразу узнал он; узнал и коня впереди по особым
Признакам: конь был гнедой, но на лбу у него, в середине,

Белое, круглое, словно луна, пятно выделялось.
На ноги он поднялся и слово сказал аргивянам:
«О дорогие друзья, вожди и советники войска!
Я ль там один различаю коней, или также и все вы?
Кажется мне, впереди уж какие-то кони другие!

Кажется, что и возница не тот! Кобылицы Евмела
Чем-то задержаны в поле. А мчались они перед всеми.
Ясно я видел, что столб они прежде других обогнули,
Но не могу их теперь увидать, и напрасно блуждают
Взоры мои по пространству широкой троянской равнины.

Может быть, вожжи из рук у него убежали, не смог он
Ловко коней удержать у столба, повернув неудачно,
Выпал, наверно, и сам, и свою поломал колесницу,
А кобылицы взбесились и прочь от него ускакали.
Встаньте, однако, и вы, поглядите и сами; не в силах

Я хорошо различить; но кажется мне, перед нами
Муж, этолиец рожденьем, отважный правитель аргосцев,
Сын конеборца Тидея, герой Диомед многомощный.
Грубо быстрый Аякс Оилид возразил Девкалиду:
«Идоменей, не болтай раньше времени! Те ж кобылицы

Резвые скачут вдали по широкой троянской равнине.
Ты не настолько уж молод годами средь прочих ахейцев,
И не настолько уж зорко глаза с головы твоей смотрят!
Вечно болтаешь ты зря! Не годится тебе это делать!
Брось болтать! И получше тебя здесь присутствуют люди!

Кони все те ж впереди, которые были и раньше, —
Кони Евмела, и сам он с вожжами стоит в колеснице».
Вспыхнувши гневом, ответил Аяксу критян предводитель:
«В ссорах ты первый герой, злоречивый Аякс, в остальном же
Много другим уступаешь ахейцам, и нравом ты злобен.

Ну-ка, давай об заклад на котел иль треножник побьемся,
Выберем оба судьей Агамемнона, сына Атрея.
Мне проигравши заклад, узнаешь, какие там кони».
Так сказал он. И быстрый Аякс поднялся Оилеев,
В гневе собравшись ответить ему оскорбительным словом.

Много и дальше пошла б между ними обоими ссора,
Если бы, сам Ахиллес не поднялся и так не сказал бы:
«Идоменей и Аякс! Перестаньте друг друга позорить
Тяжкими, злыми словами! Пристойно ли вам это делать?
Сами бы вы осудили другого, кто так поступал бы.

Сядьте спокойно на место свое, за конями следите.
Скоро примчатся возницы сюда, добиваясь победы,
Сами тогда без большого труда вы узнаете каждый
Коней, — какие идут впереди, и какие — вторыми».
Так он сказал. Диомед в это время уж близко примчался.

Он наотмашь коней бичевал непрерывно. Они же
Быстро мчались к судам, высоко над землей расстилаясь.
Пыль все время хлестала вознице в лицо из-под ног их.
Золотом, оловом ярко сверкая, его колесница
Быстро вослед за конями неслась быстроногими. Сзади

Лишь незначительный след за собой оставляли колеса
В тонкой пыли, — до того они быстро летели дорогой.
Остановил их возница в средине собранья ахейцев.
Пот в изобилии падал на землю с груди их и шеи.
Сам Диомед с колесницы блистающей спрыгнул на землю,

Бич свой к ярму прислонил. А Сфенел много мощный, немедля,
Первую принял награду. Товарищам гордым велел он
Женщину в ставку отвесть Диомеда, треножник ушатый
Также туда отнести. И стал распрягать колесницу.
Вслед за Тидидом пригнал Антилох лошадей густогривых,

Не быстротой обогнав Менелая, а хитрой уловкой.
Но и при этом отстал Менелай лишь совсем не на много,
На расстоянье таком, какое коня отделяет
От колеса, когда он хозяина мчит в колеснице
Полем; концы от волос хвоста его трогают обод;

Близко следом за ним бежит колесо. Промежуток
Самый меж ними ничтожный. А мчится он по полю долго.
На расстоянье таком же скакал Менелай русокудрый
За Антилохом. Вначале на брошенный диск приотстал он.
Вскоре, однако, догнал. Наддала пышногривая Эфа,

Конь Агамемнона быстрый, — скорей побежала, чем прежде.
Если бы дальше еще состязание их продолжалось,
То обогнал бы Атрид и победы не сделал бы спорной.
Вождь Мерион, товарищ блистательный Идоменея,
Сколько копье пролетает, настолько отстал от Атрида.

На ноги медленны были его густогривые кони,
Был он и сам в состязаниях конских намного слабее.
Сын же Адмета явился последним, свою колесницу
Вслед за собою катя и гоня кобылиц пред собою.
Жалость взяла Ахиллеса, как только его он увидел.

Стал он среди аргивян и слова окрыленные молвил:
«Первый наездник последним пригнал лошадей своих быстрых!
Все же давайте по правде присудим вторую награду
Сыну Адмета. А первую пусть Диомед получает».
Так он сказал. И ахейцы одобрили, что предложил он.

Дал бы Евмелу коня Ахиллес с одобренья ахейцев,
Если б отважного Нестора сын, Антилох, оскорбленный,
Встав, не сказал Ахиллесу царю справедливого слова:
«О Ахиллес! Ты жестоко обидишь меня, коль исполнишь
Слово твое! У меня ты награду мою отнимаешь,

Так рассудив, что беда от коней с колесницей случилась,
Сам же он — славный наездник. Однако зачем же бессмертным
Он не молился? Тогда бы он к цели не прибыл последним!
Если его ты жалеешь и мил он тебе, то ведь много
Золота в ставке твоей, и меди, а также не мало

Однокопытных коней у тебя, и овец, и невольниц.
Что-нибудь выбрав, его одари хоть и большей наградой
После, иль даже теперь, чтоб тебя похвалили ахейцы.
Этой же я не отдам! А кто из ахейцев желает,
Пусть попытается, пусть в рукопашную вступит со мною!»

Так он сказал. Улыбнулся в ответ Ахиллес быстроногий,
На Антилоха любуясь: товарищ он был ему милый.
И, отвечая ему, слова окрыленные молвил:
«Раз от меня, Антилох, ты требуешь, чтобы другое
Что-нибудь дал я Евмелу, охотно я это исполню.

Дам ему панцырь, который отнял я у Астеропея,
Медный, по краю кругом обложенный оловом светлым.
Многого будет достоин подарок блистательный этот».
Автомедонту велел он, товарищу милому, тотчас
Панцырь прекрасный из ставки принесть. И пошел, и принес он.

В руки Евмелу вложил. И тот его с радостью принял.
Встал тогда Менелай пред собраньем, печалуясь сердцем:
На Антилоха он очень сердился. Глашатай немедля
Жезл ему в руки вложил78Жезл ему в руки вложил — в знак того, что Менелай собирается официально выступить в качестве жалобщика на Антилоха. и отдал приказанье замолкнуть
Всем аргивянам. И выступил муж богоравный и молвил:

«Раньше разумен ты был, Антилох! И что же ты сделал?
Ты опозорил искусство мое, лошадей задержал мне,
Бросил своих наперед, хоть на много моих они хуже.
К вам обращаюсь, вожди и советники войска ахейцев!
Ни одному не мирволя, вы нас рассудите по правде,

Чтобы никто из ахейцев сказать обо мне не решился:
«Только обманом сумел одолеть Менелай Антилоха!
Вот он уводит коня, между тем его кони на много
Хуже, и только он сам и силой и властью повыше!»
Дайте-ка, впрочем, я сам рассужу. И со мной согласится

Всякий, надеюсь, данаец: мой приговор правилен будет.
Ну-ка, питомец богов, подойди, Антилох! Пред конями
И колесницею стань, как обычай велит нам, и в руки
Бич свой гибкий возьми, которым коней погонял ты,
И, прикоснувшись к коням, поклянись Посейдоном владыкой,

Что не с намереньем хитрым мою задержал колесницу».
И Менелаю в ответ Антилох рассудительный молвил:
«Сердце свое успокой! Тебя я на много моложе,
Ты же, владыка Атрид, и годами и доблестью выше.
Знаешь и сам, как легко молодежь зарываться способна.

Ум молодой опрометчив, его рассуждение слабо.
Гнев укроти свой! Коня же, которого в приз получил я,
Сам я тебе отдаю. И если б чего еще больше
Из дому ты от меня получить захотел, то немедля
Все б я отдать предпочел, чем навек у тебя, сын Атрея,

Выпасть из сердца и стать нечестивцем в глазах у бессмертных».
Так сказал и, подведши коня, передал Менелаю
Нестора храброго сын. И радость взяла Менелая, —
Радость такая, какую роса доставляет колосьям
Нивы, зеленой еще, когда защетинится пашня.

Так же и духом твоим, Менелай, овладело веселье.
Громко Атрид Антилоху слова окрыленные молвил:
«Гнев со своей стороны я теперь, Антилох, прекращаю.
Молодость ум победила сегодня в тебе; но обычно
Ты никогда не бывал легкомысленным иль неразумным.

Остерегайся впредь, дорогой мой, обманывать лучших!
Всякий другой из ахейцев не скоро меня убедил бы.
Ты же не мало трудов перенес и не мало страданий
Из-за меня, — и ты, и отважный отец твой, и брат твой.
Просьбу твою я исполню, а также коня, хоть и мой он,

Я уступаю тебе, Антилох, чтобы знали и эти,
Что никогда не бываю я духом суров и надменен».
Так он сказал и коня вознице его Ноемону
Отдал отвесть. А себе котел сверкающий взял он,
Вождь Мерион, пришедший четвертым, унес два таланта

Золотом. Пятый же приз, — двоеручный сосуд, — оставался
Неприсужденным. Его Ахиллес, чрез собранье прошедши,
Нестору отдал Нелиду, и стал перед ним, и промолвил:
«На! И пускай тебе, старец, останется этот подарок
В память о тризне над телом Патрокла. Его средь ахейцев

Ты не увидишь уже! Даю тебе приз этот просто,
Без состязаний: в кулачный не вступишь ты бой, и бороться
Также не станешь, копья не возьмешься бросать, и ногами
Не побежишь: уж тяжелая старость тебя утесняет».
Так он сказал и вложил ему в руки. И с радостью принял

Нестор подарок и слово ему окрыленное молвил:
«Все, что, мой сын, говоришь, говоришь ты вполне справедливо.
Члены мои ослабели, и ноги мои уж нетверды,
Руки с обеих сторон в плечах уж не ходят свободно.
О, если б силой и юностью цвел я такой же, какою

Цвел я, когда хоронили епейцы в Бупрасии тело
Амаринкея владыки, и дети царя учредили
В память его состязанья! Никто там со мной не сравнялся
Из этолийцев бесстрашных, пилосцев самих иль епейцев.
На кулаках я побил Клитомеда, Енопова сына;

Вышел Анкай из Плеврона бороться — его поборол я;
В беге был славен Ификл — его обогнал я ногами;
Также копьем перебросил двоих — Полидора с Филеем;
Акторионы одни лишь меня на конях обогнали.
Верх они взяли числом, на мои раздражившись победы,

Так как крупнейшие там на арене призы оставались.
Было их двое; один непрерывно лишь правил конями, —
Только правил конями, другой же бичом подгонял их.
Был я когда-то таким. Теперь же пусть этого ищет,
Кто помоложе. А мне многотрудной пора подчиниться

Старости; время прошло, как и сам я блистал средь героев.
Но продолжай, Ахиллес, состязаньями чествовать друга.
Дар же я твой принимаю охотно и радуюсь сердцем,
Что обо мне не забыл и любовь ты мою к тебе помнишь,
Что подобающей честью меня ты почтил средь ахейцев.

Пусть тебе боги за это окажут желанную милость!»
Выслушав всю до конца хвалебную речь Нелеида,
К месту пошел своему Ахиллес через толпы ахейцев.
Тут же призы за кулачный мучительный бой предложил он.
Выведя в круг, привязал шестилетнего крепкого мула;

Не был еще он объезжен и легок для выездки не был.
Для побежденного ж он двоеручную выставил чашу.
После того поднялся и слово сказал аргивянам:
«Сын Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!
Двух приглашаем за это сразиться мужей наилучших,

Тех, кто в кулачном бою наиболе искусен. Кому же
Даст Дальновержец победу, с чем все согласятся ахейцы,
Тот пусть возьмет и к себе уведет крепконогого мула.
Эту ж двуручную чашу с собой унесет побежденный».
Так он сказал. Поднялся человек, и огромный, и сильный,

Сын Панопея Епей, в бою кулачном искусный.
Крепкого мула рукой ухватил он и громко воскликнул:
«Эй, подходи, кто желает с двуручною чашей вернуться!
Мула ж не думаю я, чтоб увел кто другой из ахейцев,
Верх надо мной одержав: кулачный боец я первейший!

Иль не довольно, что в битвах другим уступлю я? Что делать!
Знать превосходно нельзя одинаково всякое дело.
Вот что я вам тут скажу, и это исполнено будет:
Кости его раздроблю и тело в клочки разорву я!
Эй, собирайтесь сюда, похоронщики! Ждите, покуда

Не укрощу я рукою его, чтоб унесть его с поля!»
Так он сказал. В глубочайшем молчанье сидели ахейцы.
Встал лишь один Евриал, с богами бессмертными схожий,
Сын Мекистея, владыки народов Талаионида.
Некогда в Фивы пришел он, где шли погребальные игры

В память о павшем Эдипе, и всех победил там кадмейцев.
Славный копьем Тидеид Диомед снаряжал его к бою,
Дружеским словом бодря и сердечно желая победы.
Прежде всего повязал ему пояс, потом ему в руки
Крепкие подал ремни из кожи быка лугового.

На середину собранья бойцы, подпоясавшись, вышли,
Подняли разом один на другого могучие руки,
Сшиблись, и в быстрых размахах тяжелые руки смешались.
Треск челюстей раздавался ужасный; струился обильный
Пот из их тел. Евриал для удара высматривал место, —

Вдруг Епей налетел, кулаком его в щеку ударил.
Не устоял Евриал, подломились блестящие члены.
Как из морской прибережной травы с налетевшим Бореем
Прыгает рыба и снова волной покрывается черной, —
Прыгнул и тот от удара. Его поддержал, подхвативши,

Великодушный Епей. И друзья, окружив Евриала,
С поля его повели, по земле волочащего ноги;
Кровь он выплевывал ртом, голова запрокинулась набок.
В полном бесчувствье его меж своими они посадили,
Сами ж пошли и, как приз, получили двуручную чашу.

Третьи призы Ахиллес после этого вынес, данайцам
Их показавши, — призы за борьбу, сопряженную с мукой.
Первый приз — треножник большой для огня. Тот треножник
Между собою ахейцы в двенадцать быков оценили.
Для побежденного мужа он женщину вывел, в работах

Многих искусную; эту в четыре быка оценили.
После того поднялся он и слово сказал аргивянам:
«Встаньте, кто также и эту награду оспаривать хочет!»
Так он сказал, и Аякс поднялся, Теламоний великий,
Встал и герой Одиссей многоумный, на выдумки хитрый.

На середину собранья они, подпоясавшись, вышли
И, наклонившись, руками могучими крепко схватились,
Словно стропила, которыми дом завершает высокий
Плотник искусный, чтоб мог он противиться ярости ветра,
Дерзостно крепкие руки сжимали широкие спины,

Спины трещали, и влажным тела заливалися потом;
Частые полосы вздулись кроваво-багрового цвета
И на плечах и на ребрах. Они же упорно боролись,
Чтобы как приз получить тот треножник искусной работы.
Наземь никак Одиссей не мог опрокинуть Аякса;

Также не мог и Аякс с одиссеевой справиться силой.
Это вконец надоело красивопоножным ахейцам.
И обратился тогда к Одиссею Аякс Теламоний:
«Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многоумный!
Ты поднимай или я подниму! Остальное — от Зевса!»

Так он сказал и поднял. Одиссей же о хитрости помнил:
Пяткой ударил его под коленку и члены расслабил;
Навзничь Аякс повалился; на грудь Одиссей ему следом
Также упал. С удивленьем народ наблюдал и дивился.
После пытался Аякса поднять Одиссей многостойкий,

Но лишь немного с земли его сдвинул, однако не поднял;
Дал Аяксу подножку, и на землю рухнули оба
Рядом один близ другого, и пылью тела осквернили.
Мигом вскочили. Ив третий бы раз они снова схватились,
Если б сам Ахиллес не поднялся и их не сдержал бы:

«Будет уж вам напирать один на другого! Не мучьтесь!
Вам победа обоим. И, равные взявши награды,
С поля сойдите. Пускай состязаются также другие».
Так он сказал, и словам Ахиллеса они подчинились,
С поля сошли и, очистясь от пыли, надели хитоны.

Новые вынес призы Ахиллес — к состязаньям на скорость.
Из серебра превосходный кратер для вина, шестимерный,
Все кратеры на свете своей красотой побеждавший,
Так как сработан он был мастерами Сидона чудесно.
Морем туманным кратер повезли финикийские мужи,

В гавани стали лемносской и в дар его дали Фоанту.
Сын же Язона Евней кратер тот герою Патроклу
Отдал, как выкуп за сына Приама царя, Ликаона.
Выставил также и этот кратер Ахиллес быстроногий
Призом тому, кто по скорости ног окажется первым.

Призом вторым был объявлен им бык, огромный и жирный;
Золота полуталант он последней назначил наградой.
После того поднялся и слово сказал аргивянам:
«Встаньте, кто также и эту награду оспаривать хочет!»
Так сказал Ахиллес. И Аякс поднялся Оилеев,

Встал Одиссей многоумный, потом Антилох отозвался,
Несторов сын: молодых он всех побеждал быстротою.
Стали все в ряд. Указал им предел Ахиллес быстроногий.
Бег с черты начался. Тотчас впереди оказался
Сын Оилеев Аякс; за ним Одиссей устремился

Близко совсем, как близко к груди прижимает ткачиха
Цевку, руками ее притянувши, когда сквозь основу
С нитью челнок пропускает и близко к груди ее держит.
Так же близко бежал Одиссей за Аяксом, все время
В след его раньше, чем пыль поднималась, ногой попадая.

Быстро бежал Одиссей богоравный, дыша непрерывно
Над головою Аякса. Кричали кругом аргивяне,
Видя, как рвется он к цели, и к бегу его подбодряли.
Но уж когда к окончанию бег приходил, обратился
В сердце с горячей мольбой Одиссей к совоокой Афине:

«Слух преклони, о богиня, явись мне помощницей в беге!»
Так говорил он, молясь. И его услыхала Афина,
Сделала легкими члены — и ноги, и руки над ними.
Уж добегали они, уж была недалеко награда;
Вдруг на бегу поскользнулся Аякс — повредила Афина! —

В влажный помет наступил от быков он протяжно мычавших
Быстрым Пелеевым сыном зарезанных в память Патрокла.
Ноздри и рот у Аякса наполнились калом бычачьим.
Чашу проворно схватил и унес Одиссей многостойкий,
Первым пришедший. Быка же Аякс получил Оилеев.

Стал он, держа за рога быка полевого руками,
Кал отплевывал ртом и сказал, обратясь к аргивянам:
«Просто беда! Повредила мне ноги богиня, что вечно
Близ Одиссея стоит, словно мать, и ему помогает!»
Так говорил он. И весело все засмеялись ахейцы.

Несторов сын Антилох последнюю принял награду
И, улыбаясь, такие слова произнес к аргивянам:
«Сами, друзья дорогие, вы знаете то, что скажу я.
Боги у нас и теперь почитают старейших годами.
Старше меня лишь не на много Аякс, Одиссей же, —

Этот прежней породы, из прежде родившихся смертных.
Он совсем старик, говорят, недозрелый, и трудно ахейцам
С ним состязаться ногами по скорости, кроме Пелида».
Так он сказал во хвалу быстроногому сыну Пелея.
Тот, ему отвечая словами, на это промолвил:

«Ненагражденной твоя похвала не останется, друг мой!
Золота полуталант вручаю тебе я в придачу» —
Дар он вручил Антилоху, и тот его с радостью принял.
Вынес потом Ахиллес Пелид длиннотенную пику
И пред собраньем ее положил со щитом и со шлемом, —

Весь Сарпедонов доспех, Патроклом захваченный в битве.
После того поднялся и слово сказал аргивянам:
«Двух приглашаем храбрейших мужей вот за это сразиться.
В крепких доспехах своих и с медью, пронзающей тело,
Пусть пред народом искусство друг друга в бою испытают.

Кто прекрасного тела противника первый коснется,
Внутренность кто его тронет сквозь черную кровь и доспехи,
Дам я тому этот меч среброгвоздный прекрасный фракийский,
Отнятый мною в бою у могучего Астеропея.
А Сарпедона доспехи пусть они меж собою поделят.

Мы ж в нашей ставке прекраснейший пир зададим им обоим».
Так объявил он. Аякс поднялся, Теламоний великий,
Следом за ним поднялся и Тидид, Диомед многомощный.
После того как в толпе средь своих они к бою оделись,
Оба сошлись в середине, пылая желаньем сразиться,

Грозно сверкая глазами. Охватывал ужас ахейцев.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Трижды бросались один на другого и трижды сшибались.
Круглый щит Диомеда Аякс проколол своей пикой,
Но не достиг его тела: сдержал за щитом ее панцырь.

А Диомед над огромным щитом Теламонова сына
Шее все время его угрожал острием своей пики.
Тут, за Аякса боясь, закричали ахейцы, чтоб оба
Бой прекратили, а приз чтобы был поделен между ними.
Меч огромный, однако, герой передал Диомеду

Вместе с ножнами и вместе с ремнем вырезным перевесным.
Выложил после он круг из железа, недавно отлитый.
Прежде метала его Гетиона великая сила,
Но умертвил Гетиона царя Ахиллес быстроногий
И на судах этот круг с остальною добычею вывез.

С места встал Ахиллес и слово сказал аргивянам:
«Встаньте теперь, кто и эту награду оспаривать хочет.
Если бы тучные нивы его и далеко лежали, —
В пять круговратных годов не истратит никак он железа
Этого: если пастух у него или пахарь нуждаться

Будут в железе, — не в город пойдут, а получат и дома».
Так объявил Ахиллес. И встал Полипет боестойкий,
Встала великая мощь Леонтея, подобного богу,
Встали Аякс Теламоний с божественным мужем Епеем.
Стали один за другим. И первым Епей тот железный

Диск ухватил, закружил и швырнул. Засмеялись ахейцы.
Бросил вторым этот диск Леонтей, Аресова отрасль.
Третьим великий Аякс рукою швырнул многомощной,
Сын Теламона, и метки других далеко перебросил.
Диск после этого поднял рукой Полипет боестойкий.

Так далеко, как пастух запускает свой посох с размаха,
И, закрутившись, чрез стадо коровье проносится посох, —
Так далеко перекинул за круг он. И все закричали.
Встали тотчас же друзья Полипета могучего, взяли
Приз Ахиллеса царя и к судам понесли его быстрым.

Для состязаний из лука он синее вынес железо:
Десять двойных топоров и десять простых положил он.
После того корабля черноносого мачту поставил
В желтом песке вдалеке и робкого голубя к мачте
За ногу тонким шнурком привязал и стрелять приказал им

В голубя. «Кто попадет стрелой своей в робкую птицу,
Десять получит двойных топоров и домой унесет их.
Кто же в шнурок попадет, а по птице самой промахнется,
Этот, как худший стрелок, топоры лишь простые получит».
Сила властителя Тевкра тотчас на призыв этот встала,

Встал Мерион, товарищ блистательный Идоменея.
Жребии взяли, и в медный их бросили шлем, и встряхнули.
Первая очередь Тевкру досталась. Могучей рукою
Тотчас стрелу он пустил, но владыке не дал обещанья
Из первородных ягнят принести гекатомбную жертву,

В птицу Тевкр не попал. Отказал Аполлон ему в этом.
Только в шнурок он попал возле ножки привязанной птицы
И целиком перерезал шнурок заостренной стрелою.
К небу немедленно голубь взвился, а шнурок ослабевший
Вяло к земле заскользил. И шум поднялся средь ахейцев.

Быстро тогда Мерион из руки его лук изогнутый
Вырвал; стрелу наготове держал он, как Тевкр еще целил.
Дал он тотчас же обет метателю стрел Аполлону
Из первородных ягнят принести гекатомбную жертву.
Под облаками высоко завидел он робкую птицу.

В небе кружилась она. Ее под крыло поразил он,
В бок, и стрела, сквозь нее пролетевши, обратно упала,
В землю вонзившись у ног Мериона. А раненный голубь
С неба спустился на мачту судна черноносого, шейку
Свесил бессильно; и крылья густые, захлопав, поникли.

Вылетел дух его быстрый из членов, а сам он далеко
От Мериона упал. Народ изумленный дивился.
Десять двойных топоров получил Мерион как награду,
Тевкр же простые понес топоры к кораблям изогнутым.
Вынес потом Ахиллес копье и в огне не бывавший

Медный котел, ценою в быка, расцвеченный цветами,
И положил на арену. И встали метатели копий:
Встал Атреид, пространно-властительный царь Агамемнон,
Встал Мерион, товарищ блистательный Идоменея.
Остановился меж них Ахиллес быстроногий и молвил:

«Сын Атрея, мы знаем, насколько ты всех превосходишь,
Выше насколько и силой, и ловкостью в копьеметанье.
Эту награду прими от меня и с наградой отправься
К полым своим кораблям. А копье мы дадим Мериону,
Если ты с этим согласен. А я — я так предложил бы».

С ним согласился вполне повелитель мужей Агамемнон.
Медную пику вручил Ахиллес Мериону. Атрид же
Ценный свой дар передал Талфибию-вестнику в руки.

Песнь двадцать четвертая

Выкуп Гектора

Кончились игры. Народы ахейские все расходились —
Каждый к быстрым своим кораблям, вкусить собираясь
Пищи вечерней и сладкого сна. Но Пелид быстроногий
Плакал, о друге своем вспоминая. Не брал его вовсе

Всех покоряющий сон. На своей он метался постели,
Полный тоски, вспоминал и мужество друга, и силу,
Сколько вместе они пережили и сколько страдали
В битвах тяжелых с врагом и в волнах разъяренного моря.
Все это он вспоминал, проливая обильные слезы.

То в постели лежал на боку, то растянется навзничь,
Кверху лицом, то ничком повернется. Вставал он с постели,
Берегом моря, тоскуя, бродил. Заря занималась
Перед глазами его, озаряя и берег, и море.
Быстро тогда он впрягал в колесницу коней легконогих,

Сзади привязывал Гекторов труп и влачил его трижды
На колеснице блестящей своей вкруг могилы Патрокла.
В ставку потом уходил отдыхать и ничком распростертым
Тело на пыльной земле оставлял. Но от всех повреждений
Труп охранял Аполлон, сожалея всем сердцем о муже,

Даже умершем. Всего прикрывал золотой он эгидой,
Чтоб Ахиллес, волоча по земле, не уродовал тела.
Так над божественным Гектором в гневе своем он ругался.
Жалость объяла блаженных бессмертных, на это глядевших.
Стали Гермеса они убеждать, чтобы тело похитил.

Все одобряли такое решенье, но только не Гера,
Не совоокая дева, не бог Посейдон земледержец.
Им, как и прежде, была ненавистна священная Троя,
Старец Приам и народ за вину Александра, который
Горько обидел богинь, явившихся в дом его сельский,

Ту предпочтя, что его одарила погибельной страстью.
После того как зарею двенадцатой небо зажглося,
С речью такою к бессмертным богам Аполлон обратился:
«Боги жестокие, боги губители! Гектор не вам ли
Бедра не раз сожигал от быков и козлов без порока?

Нынче спасти даже мертвого Гектора вы не хотите,
Видеть его не даете жене его, матери, сыну,
Старцу-отцу и народам, которые славного мужа
Предали б скоро огню и свершили б над ним погребенье.
Вы помогать Ахиллесу губителю, боги, хотите.

Нет справедливости в сердце его, и в груди его разум
Очень негибок. Со львом он свирепостью сходен, который,
Силе великой своей поддаваясь и храброму духу,
Чтоб добыть себе пищу, на смертных стада нападает.
Так Ахиллес погубил в себе жалость, и стыд потерял он

(Стыд, приносящий так много вреда человеку и пользы).
Часто случается: смертный и более близких теряет, —
Сына цветущего или единоутробного брата;
Плачет о нем и скорбит, но потом свою скорбь прекращает.
Смертных богини судьбы одарили выносливым духом.

Этот же, Гектора, богу подобного, жизни лишивши,
Труп его вяжет к коням и волочит его вкруг могилы
Милого друга. Ни славы, ни пользы он тем не добудет.
Как бы ему не воздали мы, будь он хоть доблестен духом!
Прах бесчувственный, в злобе своей Ахиллес оскверняет!»

В гневе сказала ему белорукая Гера богиня:
«Слово твое, сребролукий, быть может, и правильно было б,
Если б вы сами равно Ахиллеса и Гектора чтили.
Но Приамид — человек, и женские груди сосал он.
Сын же Пелеев — рожденье богини. Сама воспитала

Я и вскормила Фетиду, ее отдала за Пелея, —
Мужа, которого боги всем сердцем своим полюбили.
Все вы, бессмертные, были на свадьбе; и сам ты с формингой
В пире участвовал, друг нечестивцев, всегда вероломный!»
Гере супруге ответил Зевес, собирающий тучи:

«Гера! На вечных богов сердита совсем ты напрасно!
Почесть не будет обоим одна. Но все же и Гектор
Был наиболе приятен бессмертным средь жителей Трои,
Также и мне. Всегда о дарах, мне приятных, он помнил,
И никогда мой алтарь не лишался ни жертвенных пиршеств,

Ни возлияний, ни дыма, что нам от людей подобает.
Но похищенье оставим: возможности нет у нас тайно
От Ахиллеса похитить умершего; денно и нощно
Мать у Пелида сидит, заботой его окружая.
Но если б ближе ко мне позвал из богов кто Фетиду,

Слово разумное я ей скажу, чтоб Пелид быстроногий
Принял дары от Приама и выдал бы Гектора тело».
Вихря быстрей устремилась Ирида крылатая с вестью.
Посередине меж Самом и круто утесистом Имбром
Бросилась в черные волны. И море под ней застонало.

В бездну она погрузилась, подобная гирьке свинцовой,
К рогу степного гола прикрепленной, которая книзу
Тянет крючок и готовит погибель прожорливым рыбам.
В полой пещере застала Фетиду. Морские богини
Тесной толпою ее окружали. Она в середине

Слезы лила о судьбе безупречного сына, который
Должен был далеко от отчизны погибнуть под Троей.
Близко представ, быстроногая так ей сказала Ирида:
«Встань, Фетида! Зовет тебя Зевс, неизменный в решеньях!»
Сереброногая ей отвечала богиня Фетида:

«Что мне прикажет великий тот бог? Пред собраньем бессмертных
Стыдно явиться мне: горе безмерное духом владеет.
Все же иду, чтобы слово его не осталось напрасным».
Так ей ответив, богиня богинь покрывалом оделась
Черным, чернее какого нигде не нашлось бы одежды.

Быстро отправилась в путь. Подобная ветру Ирида
Шла впереди. И морская волна расступалась пред ними.
Выйдя на берег морской, устремились на небо богини.
Там сидящим нашли широкогремящего Зевса,
Вкруг же него — всех прочих блаженных богов вечносущих.

Села Фетида близ Зевса отца: уступила Афина.
Гера же ей золотую прекрасную чашу вручила
С словом привета. Фетида, ее осушив, возвратила.
Начал тогда говорить ей родитель бессмертных и смертных:
«С духом печальным пришла на Олимп ты, богиня Фетида!

Скорбь неутешную носишь ты в сердце, я сам это знаю.
Все ж и при этом скажу, для чего сюда тебя звал я.
Девять уж дней средь богов вызывают жестокую ссору
Гектор убитый и грозный Пелид, городов разрушитель.
Зоркого аргоубийцу склоняют они, чтоб похитил

Тело, но я эту славу доставить хочу Ахиллесу,
Чтоб и впредь сохранить мне твое уваженье и дружбу.
В стан отправляйся скорей и сыну приказ передай мой:
Боги, скажи, на него негодуют, всех больше бессмертных
Гневаюсь сам я, что, сердцем безумствуя, Гектора тело

Близ кораблей изогнутых он держит и выдать не хочет.
Если меня он боится, пусть Гектора тотчас отпустит.
Я же Ириду пошлю к Приаму с возвышенным сердцем,
Чтобы к ахейским пошел кораблям он и выкупил сына,
Дав Ахиллесу подарки, какими он был бы доволен».

Так он сказал. Не была непослушна Зевесу богиня.
Ринулась быстро на землю с высоких вершин олимпийских,
В ставку сына пришла своего. В ней Пелида застала,
Тяжко стенавшего. Тут же товарищи милые сына
Возле него хлопотали и спешно готовили завтрак.

Ими заколотый крупный баран там лежал густорунный.
Близко владычица-мать возле сына скорбящего села,
Гладила тихо рукой, называла, и так говорила:
«Сын дорогой мой! Зачем до сих пор ты, скорбя и тоскуя,
Сердце терзаешь себе? Не думаешь ты ни о пище,

Ни о постели. Ужель не приятно в любви сочетаться
С женщиной? Жить у меня ведь недолго ты будешь. Стоит уж
Смерть с могучей судьбою совсем от тебя недалеко.
Слушай меня поскорее. К тебе от Кронида я с вестью.
Боги, велит он сказать, на тебя негодуют; всех больше

Сердится сам он, что, сердцем безумствуя, Гектора тело
Близ кораблей изогнутых ты держишь и выдать не хочешь.
Выдай немедленно, сын мой, и выкуп принять согласися».
Матери милой в ответ сказал Ахиллес быстроногий:
«Так пусть и будет! Кто выкуп доставит, тот тело получит,

Если решительно этого требует Зевс олимпиец».
Так Фетида и сын внутри корабельного стана
Много слов окрыленных один говорили другому.
Зевс между тем отправлял Ириду в священную Трою:
«Мчись поскорее, Ирида! Оставив жилища Олимпа,

В Трою спустись и Приаму царю передай повеленье,
Чтобы к ахейским пошел кораблям он и выкупил сына,
Дав Ахиллесу подарки, какими он был бы доволен.
Только один пусть идет, чтоб никто с ним не шел из троянцев!
Может лишь вестника взять, постарее который, чтоб правил

Мулами в крепкоколесной повозке и чтобы обратно
В город привез мертвеца, убитого сыном Пелея.
Пусть ни о смерти при этом не думает, ни о боязни.
Проводника мы такого дадим ему, Аргоубийцу.
Он поведет, покуда, ведя, не проводит к Пелиду.

В ставку ж когда приведет, то ни сам Ахиллес не захочет
Смерти Приама предать и другим никому не позволит.
Он — не безумец, не муж легкомысленный иль нечестивый,
Рад он всегда пощадить того, кто молил о защите».
Вихря быстрей устремилась Ирида крылатая с вестью.

В дом Приама вошла и застала там вопли и слезы.
Дети Приама слезами одежды свои орошали,
Посередине двора вкруг родителя сидя, старик же
Плотно закутался в плащ; покрыта была в изобилье
И голова у того старика, и согбенная шея

Пылью, которой валяясь, руками себя он осыпал.
Царские дочери вместе с невестками в доме скорбели,
Тех вспоминая, — и многих, и храбрых, — которые в битвах
Души свои погубив, полегли под руками ахейцев.
Остановившись пред старцем Приамом, посланница Зевса

Заговорила чуть слышно. Но трепет объял его члены.
«Сердцем дерзай, Приам Дарданид, ничего не пугайся!
Я не со взглядом зловещим являюся здесь пред тобою,
С доброю целью пришла я с вестью к тебе я от Зевса.
Даже вдали о тебе он печется и сердцем болеет.

Выкупить Гектора тело тебе приказал Олимпиец,
Дав Ахиллесу подарки, какими он был бы доволен.
Только отправься один, никого не бери из троянцев,
Вестник с тобой пусть идет лишь, какой постарее, чтоб правил
Мулами в крепкоколесной повозке и чтобы обратно

В город привез мертвеца, убитого сыном Пелея.
Смело иди и не думай о смерти, не думай о страхе.
Проводника он такого пошлет тебе, Аргоубийцу.
Он поведет, покуда, ведя, не проводит к Пелиду.
В ставку ж когда приведет, то ни сам Ахиллес не захочет

Смерти тебе причинить и другим никому не позволит.
Он не безумец, не муж легкомысленный иль нечестивец.
Рад он всегда пощадить того, кто молил о защите».
Так сказав, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Он сыновьям приказал приготовить повозку для мулов

Прочноколесную, сверху и кузов велел привязать к ней.
Сам же Приам в кладовую спустился со сводом высоким,
Кедром обитую крепким и всю в украшеньях блестящих.
Кликнул Гекубу к себе, супругу свою, и сказал ей:
«Милая! Вестница Зевса ко мне приходила с Олимпа,

Чтобы к ахейским пошел кораблям я и выкупил сына,
Дав Ахиллесу подарки, какими он был бы доволен.
Вот что, однако, скажи мне: какого ты мненья об этом?
Страшно меня самого побуждают и дух мой, и сила
В стан пространный ахейцев отправиться, к черным судам их!»

Так он сказал. Зарыдала жена и ему отвечала:
«Горе! Куда подевался твой разум, которым когда-то
Славился ты и среди чужестранцев, и в собственном царстве!
Как ты можешь желать один пред судами явиться,
Перед глаза человека, немало избившего в битвах

Храбрых твоих сыновей! Из железа в груди твоей сердце!
Если к нему попадешь и тебя он увидит глазами,
Не пожалеет тебя кровопийца злокозненный этот,
Не постыдится тебя! Останемся плакать в чертоге,
Здесь, от сына вдали! Такую ему уже долю

Мощная выпряла, видно, Судьба, как его я рождала:
Псов резвоногих насытить вдали от родителей милых,
Подле свирепого мужа… О, если бы, в печень Пелида
Впившись, могла ее съесть я! Тогда не остался бы сын мой
Неотомщенным! Его ведь убил Ахиллес не как труса:

Он за троянцев сражался, за жен полногрудых троянских,
Страха не знал никогда, ни разу не вспомнил о бегстве!»
Старец Приам боговидный на это ответил Гекубе:
«Нет, я желаю итти! Не удерживай! В собственном доме
Птицей не будь мне зловещей. Меня убедить не сумеешь.

Если б такое мне кто предложил из людей земнородных, —
Меж прорицателей жрец ли какой или жертвогадатель,
Ложью б мы это сочли и лишь больше б от них отвернулись.
Нынче же, сам услыхав божество и в лицо его видев, —
В стан я иду! И не тщетным останется зевсово слово!

Так и хочу я!.. Пускай Ахиллес умертвит меня тотчас,
Только б мне сына обнять и рыданьями сердце насытить!»
Так произнесши, поднял в сундуках он прекрасные крышки,
Вынул оттуда двенадцать прекраснейших ценных покровов,
Также зимних накидок простых и ковров по двенадцать,

Столько ж прекрасных плащей и столько же тонких хитонов,
Золота десять талантов отвесил и вынес наружу,
Два треножника ярких, четыре блестящих лохани,
Вынес прекрасную чашу, ему как послу во Фракии
Данную в дар, — драгоценность великая! Но и ее он

Не пожалел во дворце у себя, до того порывался
Выкупить милого сына. Собравшихся жителей Трои
Выгнал из портика он, браня оскорбительной речью:
«Сволочь негодная, вон! Ужель не довольно и дома
Плача у вас, что сюда и меня вы приходите мучить!

Или вам мало, что столько страданий послал мне Кронион,
Лучшего сына отняв! Испытаете скоро вы сами:
Легче гораздо теперь от ахейцев вы будете гибнуть
После того, как погиб он, мой Гектор возлюбленный. Я же
Раньше, чем город увижу разрушенным, в прах обращенным,

Раньше пускай я под землю сойду, в жилище Аида!»
Так он сказал и с жезлом ворвался в их толпу. Побежали
От разъяренного все старика. И кричал сыновьям он,
Громко браня Агафона, подобного богу, Париса,
Паммона и Гиппофоя, Антифона и Деифоба,

Дия с Геленом, Полита могучеголосого, — всех их
Девятерых призывал он и громко давал приказанья:
«Живо, негодные дети! Скорей, срамники! Пред судами
Вместо могучего Гектора вы бы все лучше погибли!
О, я несчастный, несчастный! Родил я сынов превосходных

В Трое широкой, — из них мне, увы, никого не осталось!
Нет конеборца Троила, нет Местора, равного богу,
Нету и Гектора! Богом он был средь мужей и казался
Сыном не смертного мужа, а сыном бессмертного бога!
Всех их Apec погубил, а трусливые эти — остались!

Эти лгуны, плясуны, герои в делах хороводных,
Воры, расхитчики коз молодых и барашков народных!
Долго ли будете вы снаряжать мне повозку? Скорее
Всё уложите в нее, чтоб могли мы немедленно ехать!»
Так говорил он. Они, испугавшись отцовского крика,

Вывезли быстро повозку для мулов, — на прочных колесах,
Новую, дивной работы, и кузов на ней укрепили.
Сняли с гвоздя и ярмо для мулов, — из крепкого бука,
С шляпкой в средине, с концов же — с загнутыми кверху крюками.
Вынесли вместе с ярмом и ремень для запряжки, длиною

В девять локтей; ярмо приспособили к гладкому дышлу
В самом конце, впереди; кольцо за крюк зацепили,
Трижды шляпку ярма обмотали, потом по порядку
Дышло ремнем обвязали, конец под ремень же подсунув;
Из кладовой гладкостенной носить и укладывать стали

В кузов подарки — за голову Гектора выкуп несчетный.
Мулов потом упряжных заложили могучекопытных,
Некогда в дар от мисийцев полученных славным Приамом.
А для Приама коней подвели под ярмо: для себя их
Тщательно выкормил царь в красиво отесанных яслях.

В доме высоком они за запряжкою оба следили, —
Царь и глашатай, в уме своем планы разумные строя.
Близко к ним подошла с опечаленным сердцем Гекуба;
Чашу в правой руке держала она золотую
С сладким вином, чтоб пошли они в путь, совершив возлиянье.

Пред колесницею стала, царя назвала и сказала:
«На, возлияние сделай родителю Зевсу, молися,
Чтоб от врагов ты домой воротился, уж раз тебя дух твой,
Как я ни против того, итти к кораблям побуждает.
Но помолись перед тем облаков собирателю черных

Зевсу, который на землю троянскую с Иды взирает.
Птицу проси, быстролетного вестника, силой своею
Первую в птицах, которую сам он всех более любит.
С правой проси стороны, чтоб, ее увидавши глазами,
С верой отправился ты к кораблям быстроконных данайцев.

Если ж Кронион широко гремящий тебе не захочет
Дать посланца своего, всем я сердцем тебя убеждаю
В стан не ходить к аргивянам, хотя бы и очень желал ты».
Сходный с богом Приам сказал, отвечая Гекубе:
«Этот наказ твой, жена, я с большою охотой исполню.

Руки полезно к Зевесу вздевать, чтобы нас пожалел он».
Так ей ответил старик и ключнице дал приказанье
Руки полить ему чистой водою. Служанка явилась,
Таз умывальный держа и с водою кувшин. И как только
Вымыл руки Приам, он кубок принял от супруги,

Стал посредине двора, возлиянье свершил и молился,
В небо широкое глядя, и громкое слово промолвил:
«Зевс, наш родитель, на Иде царящий, преславный, великий!
Дай мне к Пелиду угодным прийти, возбуждающим жалость.
Птицу пошли, быстролетного вестника, силой своею

Первую в птицах, которую сам ты всех более любишь.
С правой пошли стороны, чтоб, ее увидавши глазами,
С верой отправился я к кораблям быстроконных данайцев!»
Так говорил он, молясь. Услыхал его Зевс промыслитель.
Был им послан орел, безобманная самая птица,

Хищник темноперистый; еще он «пятнистым» зовется.
Тех же размеров, которых в покое высоком бывает
Дверь у богатого мужа, снабженная прочным затвором, —
Каждое было крыло таких же размеров. Пронесся
Справа над Троей орел. Они, как увидели это,

В радость пришли, и у всех в груди взвеселилося сердце.
Быстро старец Приам на блестящую стал колесницу,
Портиком гулким погнал через ворота коней быстроногих;
Мулы пошли впереди под повозкой четыреколесной;
Ими разумный Идей управлял, позади же за ними —

Кони, которых Приам престарелый, бичом подгоняя,
Быстро погнал через город. Друзья провожали Приама,
Сильно печалясь о нем, как будто бы на смерть он ехал.
После того, как спустились из города вниз на равнину,
Царские все сыновья и зятья воротились обратно

В Трою родную. Но сами они не укрылись от Зевса.
В поле он их увидал и исполнился жалости к старцу.
К милому сыну Гермесу с такой обратился он речью:
«Более прочих, Гермес, ты привык и всех более любишь
Смертному спутником быть и внимать, кому пожелаешь.

Встань и иди, и Приама к судам мореходным ахейцев
Так проводи, чтоб никто не увидел, никто не заметил
Из остальных аргивян, пока не придет к Ахиллесу».
Так он сказал, и вожатый послушался Аргоубийца.
Тотчас к ногам он своим привязал золотые подошвы

Амвросиальные, всюду его с дуновением ветра
И над землей беспредельной носившие, и над водою.
Жезл захватил, которым глаза усыпляет он смертных,
Если захочет, других же, заснувших, от сна пробуждает.
Аргоубийца могучий с жезлом тем с Олимпа понесся,

Вмиг Геллеспонта достиг и широкой троянской равнины
И зашагал по земле, царевича образ принявши
С первым пушком на губах, — прелестнейший в юности возраст!
Оба же те миновали могилу высокую Ила.
Мулов они и коней удержали у берега речки,

Чтоб попоить их. Уж сумрак вечерний на землю спустился.
Близко вдруг перед собою Гермеса увидев, глашатай
Тотчас заметил его, обратился к Приаму и молвил:
«Остерегись, Дарданид! Осторожности требует дело:
Мужа я вижу; мне кажется, он уничтожить нас хочет!

Прочь унесемся скорей на конях иль, к нему подошедши,
Мужу обнимем колени и будем молить о пощаде!»
Так говорил он. Смутился старик, испугался ужасно.
Дыбом волосы встали на сгорбленном старческом теле.
Оцепеневши стоял он. К нему подошел Благодавец,

За руку взял старика, и спрашивать начал, и молвил:
«Ты куда это гонишь, отец, этих коней и мулов с повозкой
Чрез амвросийную ночь, когда все покоятся люди?
И неужель не боишься ты дышащих силой ахейцев,
Так находящихся близко, такой к вам горящих враждою?

Если б тебя кто увидел, как быстрою темною ночью
Столько везешь ты сокровищ, то что б ты почувствовал в сердце?
Сам ты не молод, и старец такой же тебя провожает.
Как же вы справитесь с первым, кто вас пожелает обидеть?
Я же тебе ничего не сделаю злого, охотно

И от других защищу: на отца моего ты походишь».
Старец Приам боговидный на это ответил Гермесу:
«Все так и есть, дитя мое милое, как говоришь ты!
Кто-то однако простер из богов надо мной свою руку,
Если с подобным тебе попутчиком встретиться дал мне,

В добрый ниспосланным час, прекрасным и ростом, и видом,
С разумом сильным таким. Счастливых родителей сын ты!»
Аргоубийца вожатый на это Приаму ответил:
«Так! Справедливо ты все говоришь и разумно, о старец!
Вот что однако скажи, и скажи мне вполне откровенно:

Столько сокровищ богатых куда-нибудь ты высылаешь
В страны чужие, чтоб хоть бы они у тебя уцелели?
Иль уж все Илион вы священный готовы покинуть,
Страхом объятые? О, что за воин погиб превосходный,
Сын твой! В сраженьях был он не ниже героев ахейских!»

Старец Приам боговидный на это ответил Гермесу:
«Кто же ты сам, мой хороший? Скажи, от кого ты родился?
Как хорошо говоришь ты о сыне моем злополучном!»
Аргоубийца вожатый на это Приаму ответил:
«Вижу, старик, о Гекторе ты расспросить меня хочешь.

Часто своими глазами в боях, прославляющих мужа,
Видел я Гектора, — даже в тот день, как, к судам отогнавши,
Он избивал аргивян, сокрушая их острою медью.
Стоя вдали, удивлялись мы Гектору; с вами сражаться
Нам Ахиллес запрещал, рассердись на Атреева сына.

Я ахиллесов товарищ, в одном корабле с ним приплыл я.
Родом и я мирмидонец; отец мой зовется Поликтор.
Муж он богатый, такой же старик, как и ты предо мною.
Дома осталося шесть сыновей его, я же седьмой тут.
Жребий меж братьев упал на меня, чтоб итти с Ахиллесом.

Нынче сюда от судов я пришел на равнину. С зарею
Боем на город пойдут быстроглазые мужи ахейцы.
Все негодуют они, оставаясь без дела, и рвутся
Пламенно в бой, и цари аргивян удержать их не в силах».
Старец Приам боговидный на это ответил Гермесу:

«Если товарищ ты впрямь Ахиллеса, Пелеева сына,
То, умоляю тебя, сообщи мне полнейшую правду, —
Все ли еще пред судами находится сын мой, иль бросил
Псам на съеденье его Ахиллес, на куски разрубивши?»
Аргоубийца вожатый на это ответил Приаму:

«Старец, ни псы не терзали, ни птицы его не клевали.
Близ корабля Ахиллеса лежит до сих пор он пред ставкой,
Не изменившись нисколько. Двенадцатый день, как лежит он
Мертвый. Но тело его не гниет, не едят его жадно
Черви, которые павших в сраженьях мужей пожирают.

Правда, безжалостно, только заря загорится, волочит
Гекторов труп Ахиллес вкруг могилы любимого друга,
Но невредим он лежит. Изумился бы сам ты, увидев:
Свеж он лежит, как росою омытый, нет крови на коже,
Грязи не видно нигде, закрылись все раны на теле,

Что получил он: а медь ему многие в тело вонзали.
Видишь, о сыне твоем как болеют блаженные боги,
Даже когда он уж умер. Его от души они любят».
Так говорил он. И радость взяла старика, и сказал он:
«Вот как, мой сын, хорошо приносить сообразные жертвы

Вечным богам, на Олимпе живущим! О них постоянно
Помнил в чертоге мой сын. Да, был у меня он когда-то!
А потому и о нем они вспомнили даже по смерти.
Вот что, однако: прими от меня этот кубок прекрасный
И, охраняя меня, проводи под защитой бессмертных,

Чтобы достигнуть я мог безопасно пелидовой ставки».
Аргоубийца вожатый на это Приаму ответил:
«Юность мою искушаешь, старик! Но старанья напрасны.
Хочешь, чтоб принял твои я дары за спиною Пелида.
Всею душой я боюсь и стыжусь обокрасть Ахиллеса.

Как бы со мною позднее за это беды не случилось!
Проводником я тебе хоть до славного Аргоса буду,
На корабле и пешком провожать тебя рад со стараньем.
Вряд ли с презрением кто с провожатым таким бы сразился».
Так отвечал благодавец Гермес и вскочил в колесницу.

В руки проворно схватил и бич, и блестящие вожжи,
Коням и мулам вдохнул необычную резвость и силу.
Скоро окопа достигли они и стены корабельной,
Где незадолго трудилась над ужином стража ахейцев.
Сон на стражу излил благодетельный Аргоубийца,

Вслед за этим ворота открыл, отодвинув засовы,
Ввез Приама вовнутрь, а с ним и повозку с дарами.
Вскоре достигли они ахиллесовой ставки высокой.
Ставку построили ту мирмидонцы царю, нарубивши
Бревен еловых для стен, и здание сверху покрыли,

Нежно-пушистый тростник для того на болоте нарезав.
Около ставки широкий устроили двор для владыки,
Огородив частоколом. Ворота его запирались
Крепким засовом еловым. Огромный засов тот в воротах
Трое ахейцев с трудом выдвигали, с трудом задвигали —

Все остальные; но сам Ахиллес без труда его двигал.
Эти ворота открыл перед старцем Гермес благодавец,
Славные ввез он дары быстроногому сыну Пелея,
Наземь сошел с колесницы и так обратился к Приаму:
«Бог я бессмертный, о старец, к тебе низошедший с Олимпа.

Знай, пред тобою — Гермес! Проводить я отцом тебя послан.
Ну, а теперь возвращаюсь назад; на глаза Ахиллесу
Не покажусь; непристойно б то было бессмертному богу
Так, без всякой нужды, по-приятельски с смертным встречаться.
Ты же, войдя, охвати Ахиллесу колени руками,

Ради отца умоляй, ради матери пышноволосой,
Ради сына его, чтобы дух взволновать ему в сердце».
Так сказавши, Гермес на высокий Олимп удалился.
Старец Приам с колесницы немедленно спрыгнул на землю
И повелел оставаться на месте Идею, чтоб мулов

И лошадей он стерег. А сам направился прямо
К дому, где милый богам Ахиллес находился. Сидящим
Старец увидел его, а поодаль — товарищей. Двое ж, —
Автомедонт благородный и отрасль Аресова Алким, —
Возле него суетились. Он только что ужинать кончил,

Попил уже и поел. Перед ним еще стол оставался.
В ставку великий Приам незаметно вошел и, приблизясь,
Обнял колени Пелида и стал целовать его руки, —
Страшные, кровью его сыновей обагренные руки.
Так же, как если убьет человек в ослепленье тяжелом

Мужа в родной стороне и, в другую страну убежавши.,
К мужу богатому входит и всех в изумленье ввергает,
Так изумился Пелид, увидав боговидного старца;
Так изумилися все и один на другого глядели.
Он же, моля Ахиллеса, такое сказал ему слово:

«Вспомни, подобный богам Ахиллес, об отце твоем милом!
Так же, как я, стоит на пороге он старости скорбной.
Может быть, в этот же час соседи, его окруживши,
Войском теснят, и спасти его некому в этом несчастье.
Знает, однако, по крайней он мере и слышит, что жив ты,

Радуясь этому сердцем, надеждой всегда преисполнен
Милого сына увидеть пришедшим домой из-под Трои.
Я ж, бесконечно несчастный, сынов народил превосходных
В Трое широкой, — и в жизни из них никого не осталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии войска ахейцев,

И девятнадцать из них — от одной материнской утробы.
Жены другие мои остальных мне родили в чертогах.
Многим из них свирепый Apec уж расслабил колени.
Кто же единственный был и единственный Трои защитник,
Тот был недавно тобою убит, защищая отчизну, —

Гектор. И ради него прихожу к кораблям я ахейским
Выкупить тело его, и несу неисчислимый выкуп.
Сжалься, Пелид, надо мною, яви уваженье к бессмертным,
Вспомни отца твоего! Я жалости больше достоин!
Делаю то я, на что ни один не решился бы смертный:

Руки убийцы моих сыновей я к губам прижимаю!»
Плакать тогда об отце захотелось Пелееву сыну.
За руку взяв, от себя старика отодвинул он тихо.
Плакали оба они. Припавши к ногам Ахиллеса,
Плакал о сыне Приам, о Гекторе мужеубийце.

Плакал Пелид об отце о своем, и еще о Патрокле.
Стоны обоих и плач по всему разносилися дому.
После того как слезами Пелид богоравный упился,
В сердце ж и в членах его уж исчезло желание плакать,
С кресла стремительно встал он и за руку поднял Приама,

Тронутый белой его бородой и седой головою,
И, обратившись к нему, слова окрыленные молвил:
«О злополучный! Как много ты горестей сердцем изведал!
Как ты решился один близ ахейских судов появиться
Перед глаза человека, немало избившего в битвах

Храбрых сынов у тебя? Да, сердце твое из железа!
Ну, успокойся ж и в кресло садись! Как бы ни было грустно,
Горести наши оставим покоиться скрытыми в сердце!
Мы ничему не поможем и самым неистовым плачем.
Боги такую уж долю назначили смертным бессчастным, —

В горестях жизнь проводить. Лишь сами они беспечальны.
Глиняных два кувшина есть в зевсовом доме великом,
Полны даров, — счастливых один, а другой — несчастливых.
Смертный, кому их, смешавши, дает молневержец Кронион,
В жизни своей переменно то горе находит, то радость.

Тот же, кому только беды он даст, — поношения терпит,
Бешеный голод его по земле божественной гонит,
Всюду он бродит, не чтимый никем, ни людьми, ни богами.
Так и с Пелеем: дарами осыпали светлыми боги
С юности самой его; выдавался меж всеми людьми он

Счастьем, богатством; владыкою был он мужей мирмидонских.
Смертный, в супруги себе получил от богов он богиню.
Но и ему приложил злополучие бог: не имеет
В доме своем он потомков, кто был бы наследником царства.
Сын у него лишь один, краткожизненный; даже и нынче

Старости я не покою его. Далеко от отчизны
Здесь я сижу, и тебя и твоих сыновей огорчая.
Также и ты, как я слышал, старик, благоденствовал прежде:
Сколько к северу Лесбос вмещает, обитель Макара,
В сторону — Фригия, также и весь Геллеспонт беспредельный,

Окрест везде, говорят, ты богатством блистал и сынами.
Но, как беду навели на тебя небожители-боги,
Вечно вокруг Илиона сраженья и мужеубийства.
Так овладей же собой, без конца не круши себя скорбью.
Пользы не много тебе от печали по сыне убитом.

Мертвый не встанет; скорей тебя новое горе постигнет».
Старец Приам боговидный на это ответил Пелиду:
«Нет, я не сяду, любимец Зевеса, покудова Гектор
В ставке лежит, погребенью не преданный. Выдай скорее,
Чтобы глазами своими его я увидел. А сам ты

Выкуп прими привезенный. И пусть тебе будет на радость
Он, как вернешься в отчизну, за то, что меня пощадил ты,
Жизнь мне оставил и видеть позволил сияние солнца».
Грозно взглянув на Приама, сказал Ахиллес быстроногий:
«Не раздражай меня нынче, старик! Ведь и так уж решил я

Гектора выдать тебе. От Зевеса ко мне приходила
Вестницей мать, что меня родила, дочь старца морского.
Но и тебя, — хорошо я, Приам, это знаю, не скроешь! —
Но и тебя к кораблям нашим кто-то привел из бессмертных.
Ибо никто б из людей не посмел, даже юноша пылкий,

В стан ахейский войти: от стражи он скрыться не смог бы,
Да и засов нелегко б отодвинул на наших воротах.
Будет тебе еще больше страдающий дух волновать мне!
Как бы тебе здесь, старик, хоть ты — и просящий защиты,
Не отказал я в пощаде, нарушивши зевсову волю!»

Так он сказал. Испугался старик и послушал приказа.
Сын же Пелеев из ставки, как лев, устремился наружу,
Но не один; поспешили за ним и товарищей двое, —
Автомедонт благородный и Алким, которых меж всеми
После Патрокла убитого чтил Ахиллес наиболе.

Быстро они от ярма лошадей отвязали и мулов,
Вестника старца Приама ввели в ахиллесову ставку,
В кресло его усадили, с повозки ж красивоколесной,
Неисчислимую плату за голову Гектора сняли.
Две лишь оставили мантии с вытканным тонко хитоном,

С тем чтобы тело одетым домой отпустить от Пелида.
Он же, позвавши рабынь, повелел им обмыть и умаслить
Гектора тело, но прочь отнеся, чтоб Приам не увидел.
Он опасался, чтоб гневом не вспыхнул отец огорченный,
Сына увидев, а сам он внезапно в ответ не вскипел бы

И не убил бы его, приказанье нарушивши Зевса.
Тело обмыли рабыни и маслом его умастили,
В новый одели хитон и набросили мантию сверху.
Гектора сам Ахиллес, подняв, положил на носилки;
Вместе с друзьями потом на повозку в носилках поставил.

После того зарыдал, и друга назвал, и промолвил:
«Не обижайся, Патрокл, если даже и в доме Аида
Ты вдруг узнаешь, что я многосветлого Гектора тело
Отдал отцу: не ничтожными он заплатил мне дарами.
Долю достойную я и тебе из них выделю в жертву!»

В ставку свою Ахиллес многосветлый вернулся обратно,
Сел в красивое кресло, с которого встал перед этим,
Против Приама с другой стороны у стены и промолвил:
«Сын твой умерший, старик, тебе возвращен, как велел ты.
Тело в носилках лежит. Его на заре ты увидишь,

Как повезешь к себе в город. Теперь же об ужине вспомним.
Пищи забыть не могла и Ниоба сама, у которой
Разом двенадцать детей нашли себе смерть в ее доме, —
Шесть дочерей и шесть сыновей, цветущих годами.
Стрелами юношей всех перебил Аполлон сребролукий,

Злобу питая к Ниобе, а девушек всех — Артемида.
Мать их с румяноланитной Лето пожелала равняться:
Та, говорила, лишь двух родила, сама ж она многих!
Эти, однако, хоть двое их было, но всех погубили.
Трупы кровавые девять валялися дней. Хоронить их

Некому было: народ превращен был Кронионом в камни.
Их на десятый лишь день схоронили небесные боги.
Вспомнила все ж и Ниоба о пище, как плакать устала.
Нынче где-то средь скал, в пустынных горах, на Сипиле,
Где, как слыхал я, приют находят ночами богини,

Нимфы, которые вдоль, берегов ахелоевых пляшут, —
Там, хоть уж камень сама, богоданной скорбит она скорбью.
Значит, божественный старец, давай-ка с тобою о пище
Также подумаем. Сына ты можешь оплакать и позже,
В Трою привезши его. Для тебя многослезен он будет!»

Так он сказал и вскочил, и овцу белорунную быстро
Сам заколол; ободрали ж товарищи, как подобает,
Мясо, искусно нарезав куски, вертелами проткнули,
Сжарили их на огне осторожно и с вертелов сняли.
Автомедонт же расставил корзины красивые с хлебом

По столу; сам Ахиллес разделил меж сидевшими мясо.
Руки они протянули к поставленным яствам готовым.
После того как питьем и едой утолили желанье,
Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,
Как он велик и прекрасен; богам он казался подобным.

Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,
Глядя на образ его благородный и слушая речи.
Оба они наслаждались, один на другого взирая.
Первым старик боговидный Приам обратился к Пелиду:
«Зевсов питомец, пусти меня спать поскорее. Позволь нам

Сладостным сном насладиться, улегшись в постели. Давно уж
Ни на мгновение сном у меня не смыкалися веки, —
С самого дня, как свой дух погубил под твоими руками
Сын мой. Все время стенал и несчетные скорби терпел я,
С горя в ограде двора по навозу и пыли валяясь.

Только сейчас я и пищу вкусил, и с вином искрометным
Чашу в гортань себе влил. До сегодня ж не ел ничего я».
Тотчас товарищам царь Ахиллес приказал и рабыням
Две кровати поставить в сенях, из подушек красивых
Пурпурных ложе устроить, покрыть его сверху коврами,

Два одеяла пушистых постлать, чтобы спящим покрыться.
С факелом ярким в руках поспешили рабыни из дома,
Две постелили проворно постели в указанном месте.
И обратился к Приаму, шутя, Ахиллес быстроногий:
«Ляжешь снаружи ты, милый старик, чтобы кто из ахейцев

В ставку сюда не пришел совещаться, — ко мне постоянно
Для совещаний идут посидеть, — таков уж обычай!
Если из них кто тебя средь ночной темноты здесь увидит,
Все он тотчас сообщит Агамемнону, сыну Атрея:
Может выйти тогда задержка с выдачей тела.

Вот что, однако, скажи, и скажи мне вполне откровенно:
Сколько ты дней хоронить многосветлого Гектора хочешь?
Столько я дней от боев удержусь, удержу и ахейцев».
Старец Приам боговидный на это ответил Пелиду:
«Если ты хочешь, чтоб мог я свершить погребение сына,

Радость великую мне бы доставил ты, сделавши вот как:
В городе заперты мы, как ты знаешь; возить издалека
С гор нам придется дрова, а троянцы напуганы сильно.
Девять бы дней нам желалось оплакивать Гектора в доме,
Похоронить на десятый и пир поминальный устроить;

После поминок на утро насыплем над мертвым могилу,
В день же двенадцатый станем сражаться, уж если так нужно».
Снова ему отвечая, сказал Ахиллес быстроногий:
«Сделано будет и это, о старец Приам, как желаешь.
Бой прекращаю на столько я времени, сколько ты просишь».

Так сказал Ахиллес и Приамову правую руку
Около кисти пожал, чтоб старик ничего не боялся.
Там они спать улеглись, в притворе пелидова дома, —
Царь и глашатай, в уме своем планы разумные строя.
Сам Ахиллес почивал в глубине своей ставки прекрасной,

С ним Брисеида легла прекрасноланитная рядом.
Прочие боги Олимпа и коннодоспешные мужи
Спали всю ночь напролет, побежденные сном благодатным.
Лишь одолеть он не мог одного благодавца Гермеса.
Думал он в духе своем, как лучше владыку Приама

Через ворота провесть незаметно для стражи могучей.
Стал над его головою и с речью к нему обратился:
«Все еще спишь ты, старик, пощаженный Пелеевым сыном,
Между враждебных людей, не заботясь о бедах возможных.
Много ты отдал сегодня, чтоб выкупить мертвого сына.

Но за тебя, за живого, тройную отдали бы цену
Дети, которые сзади остались, когда б Агамемнон
И остальные ахейцы узнали, что здесь ты, в их стане».
Так говорил он. Старик испугался и вестника поднял.
Тотчас Гермес лошадей им и мулов запряг и поспешно

Сам их прогнал через стан аргивян, и никто не увидел.
Но лишь достигнули брода прекрасноструящейся речки,
Ксанфа пучинного, богом рожденного, Зевсом бессмертным,
Путников бросив, Гермес на великий Олимп удалился.
В платье шафранном Заря простерлась над всею землею.

К городу гнали они лошадей со стенаньем и плачем.
Мулы везли мертвеца. И никто их другой не увидел
Ни из мужчин, ни из жен, поясами прекрасными славных,
Прежде Кассандры, красой с золотой Афродитою сходной.
Рано Кассандра взошла на Пергам и отца увидала

На колеснице и с ним громогласного вестника Трои.
И увидала в повозке, запряженной мулами, также
Гектора славного труп. Завопила на весь она город:
«Эй! Троянцы! Троянки! Бегите, чтоб Гектора видеть!
Вы ведь с восторгом живого встречали его после битвы;

Радостью он постоянной и городу был, и народу!»
Так говорила. И вдруг ни жены не осталось, ни мужа
В Трое широкой. Печаль несдержимая всех охватила.
Возле ворот городских окружили везущего тело.
Всех впереди молодая жена и почтенная матерь

Волосы рвали, бросались к повозке красивоколесной,
Голову Гектора в руки хватали. И плакал народ весь.
До ночи целый бы день напролет, заливаясь слезами,
Перед воротами все оставались у трупа в повозке;
Если б старик со своей колесницы не крикнул народу:

«Дайте дорогу, чтоб мог я на мулах проехать! Потом же
Плачем насытитесь все вы, как мертвого в дом привезу я!»
Так он сказал. Расступился народ и открыл им дорогу.
К славному дому Приама привезши, на ложе сверленом
Тело они положили. Певцов, зачинателей плача,

Возле него посадили, которые с грустным стенаньем
Песни плачевные пели, а жены им вторили стоном.
Плач белорукая после того зачала Андромаха,
Голову Гектора мужеубийцы обнявши руками:
«Молод из жизни ушел ты, мой муж дорогой, и вдовою

В доме меня покидаешь. И мал еще сын наш младенец,
Нами, злосчастными, на свет рожденный, тобою и мною.
Юности он не достигнет, я думаю. Прежде наш город
Будет разрушен. Погиб ты, хранитель его, защищавший
Трою саму, и почтенных супруг, и детей несмышленых!

Быстро отсюда их всех увезут в кораблях быстролетных,
С ними со всеми — меня. И сам ты, о сын мой, за мною
Следом пойдешь, чтобы там неподобную делать работу,
Для господина стараясь свирепого. Либо ахеец,
За руки взявши, швырнет тебя с башни — ужасная гибель! —

В гневе, что брата его, иль отца, или милого сына
Гектор в бою умертвил, ибо очень не мало ахейцев,
Пикой его пораженных, глодало широкую землю:
Сердцем не мягок родитель твой был средь погибельной сечи.
Вот почему так о нем и горюет народ в Илионе.

Плач несказанный и горе родителям милым принес ты,
Гектор! Но мне наиболе жестокие скорби доставил.
Не протянул ты руки мне своей со смертельного ложа,
Слова заветного мне не сказал, о котором бы вечно
Я вспоминала и ночью, и днем, обливаясь слезами!»

Так говорила, рыдая. И жены за нею стенали.
Громко потом зачала между женами плач свой Гекуба:
«Гектор, из всех сыновей наиболее мною любимый!
Мил у меня и при жизни ты был олимпийцам бессмертным,
И по кончине твоей за тебя они сердцем болеют.

Многих других сыновей у меня Ахиллес быстроногий,
В плен захвативши живьем, далеко за бесплодное море
Продал на Самос, на Имброс, на Лемнос, окутанный паром.79Лемнос, окутанный паром. — Лемнос — вулканический остров.
Но, одолевши тебя и оружием душу исторгнув,
Как ни влачил он тебя вкруг могилы Патрокла, который

Гибель из рук твоих принял и быть воскрешенным не смог им,
Все ж у меня как росой ты умытый покоишься в доме,
Свежий, подобно тому, кого Аполлон сребролукий
Нежной стрелою своей умертвил, подошедши внезапно!»80Кого Аполлон сребролукий нежной стрелою своей умертвил, подошедший внезапно. — Безболезненную скоропостижную смерть у мужчин вызывает своею стрелою Аполлон, как у женщин — его сестра Артемида.
Так говорила, рыдая. И плач поднялся непрерывный.

Третьей меж женами горестный плач зачинала Елена:
«Гектор, меж деверей всех наиболее мною любимый!
Ибо супруг мне теперь — Александр боговидный, привезший
В Трою меня. Отчего, отчего не погибла я раньше!
Нынче двадцатый уж год для меня с той поры протекает,

Как прибыла я сюда и покинула край мой родимый,
Но от тебя не слыхала я злого, обидного слова!
Даже когда и другой кто меня укорял из домашних, —
Деверь, золовка прекрасно одетая или невестка,
Или свекровь, — что до свекра-отца, то всегда был он ласков, —

Ты, убеждая словами, удерживал их от нападок
Мягким своим обращеньем и мягкою речью своею.
Горько скорблю о тебе и скорблю о себе, злополучной.
Нет у меня никого в Илионе широком другого,
Кто бы мне дружествен был. Для всех я равно ненавистна!»

Так говорила, рыдая. Вздыхал весь народ неисчетный.
Старый Приам обратился к народу с такими словами:
«В город везите, троянцы, дрова и не бойтесь нисколько
Тайной засады ахейцев. Мне дал Ахиллес обещанье,
От чернобоких своих отправляя судов, что не будет

Зла причинять нам, покамест двенадцатый день не наступит».
Так говорил он. В повозки волов тяжконогих и мулов
Стали они запрягать и пред городом быстро собрались.
Девять дней подвозили несчетное множество леса.
Вместе с десятою свет приносящею смертным зарею

Вынесли, горько рыдая, отважного Гектора тело,
Наверх костра положили и снизу подбросили пламя.
Рано рожденная, в небе взошла розоперстая Эос.
Люди сходились к костру, на котором покоился Гектор.
После того как сошлись и большая толпа собралася,

Первым же делом вином искрометным костер загасили
Всюду, где сила огня сохранилась. А братья с друзьями
Тщательно белые кости героя средь пепла собрали,
Горько скорбя и со щек обильные слезы роняя.
В ящик потом золотой те кости они положили,

Их покрывши пред тем пурпуровой мягкой одеждой.
Тотчас спустили в могилу глубокую, после того же
Поверху часто камнями огромными плотно устлали.
Сверху насыпали холм. Вокруг же стража сидела,
Глядя, чтоб ранее срока на них не напали ахейцы.

Быстро насыпав могилу, они разошлись. Напоследок
Снова все собрались и блистательный пир пировали
В доме великом Приама, владыки, вскормленного Зевсом.
Так погребали они конеборного Гектора тело.

Сноски
1 Сын Лето и Зевса — Аполлон.
2 Сминфей — одно из названий Аполлона, значит: «истребитель полевых мышей».
3 У эллинов олень считался образцом трусости, как у нас заяц.
4 Пирифой, Дриант и пр. — лапифы, воинственное фессалийское племя. На свадьбе Пирифоя произошло победоносное сражение лапифов с кентаврами, полулюдьми, полуконями.
5 Горные чудовища — кентавры.
6 Бриарей — по Гомеру — сын Посейдона.
7 Кратер — большая чаша, в которой смешивалось вино (2/5) с водою (3/5); из кратера черпали вино и разливали по кубкам.
8 Чтоб не подгнивало дно корабля.
9 Отсюда выражение: «гомерический смех».
10 Форминга — струнный инструмент с четырьмя струнами (лира — с семью струнами).
11 Длинноволосые ахейцы. — Ахейцы носили длинные волосы. Многие варварские народы ходили стриженые, фракийцы носили чубы.
12 Евр — восточный ветер, Нот — южный; здесь разумеется юго-восточный ветер.
13 Зефир — западный ветер, в тех краях один из наиболее бурных ветров.
14 Чистили спешно канавы — по которым вытаскивались из моря и стаскивались в море корабли.
15 У каждого племени были свои племенные боги.
16 Над Гефестом — над огнем. Гефест — бог огня.
17 Греческие женщины, как и восточные, в знак горя расцарапывали себе лицо.
18 Филоктет — славный стрелок из лука. Геракл, в награду за оказанную Филоктетом услугу, подарил ему, умирая, свой лук и стрелы. По пути в Трою Филоктет был укушен ядовитою змеею. Рана распространяла невыносимое зловоние. Филоктет непрерывно кричал. Греки оставили его на острове Лемносе. Там он влачил жизнь, полную страданий. На десятый год войны грекам пришлось послать за Филоктетом, так как, по предсказанию оракула, без его стрел Троя не могла быть взята. Махаон излечил Филоктета, тот убил Геракловою стрелою Париса и помог взять Трою.
19 Волосатые чудовища — кентавры, которые во время свадьбы Пирифоя и Гипподамии попытались похитить невесту.
20 Воды Стикса — подземная адская река Стикс. Клятва Стиксом считалась у богов самою ужасною, нарушить ее никто не осмеливался.
21 Тифей, или Тифон — олицетворение подземного вулканического огня, по Гесиоду (Теогония, 820 и сл.) — сын Тартара и Земли, страшное чудовище с сотнею змеиных голов, извергавших из пастей огонь. После жестокого боя Зевс победил его и бросил в Тартар.
22 Проворная Мирина — повидимому, амазонка.
23 Гигейского озера дети — дети нимфы этого озера.
24 Пигмеи — баснословный народ карликов высотою с локоть, жили на далеком юге, на берегу океана.
25 Был бы ты каменным платьем одет — то есть побит камнями.
26 Силу Приама — то есть сильного Приама.
27 Эфра и Климена. — Этих двух рабынь Елена привезла с собою из Спарты. Эфра была дочь трезенского царя Питфея, жена афинского царя Эгея, от которого родила знаменитейшего после Геракла греческого героя Тезея. Когда Елена была еще девушкой, Тезей похитил, ее. Братья Елены, Кастор и Полидевк, в отсутствие Тезея освободили Елену, захватили в плен мать Тезея Эфру, и она сделалась рабынею Елены; тогда же братьями была захвачена Климена, сестра Тезеева друга, лапифского царя Пирифоя.
28 Панцырь брата Ликаона. — Сам Парис как легко вооруженный стрелок из лука вышел на поле битвы без тяжелого панцыря.
29 Сверленая кровать. — В просверленных дырках кровати укреплены были ремни, заменявшие в постели наш матрац.
30 Алалкоменида — прозвище Афины по городку Алалкомены в Беотии; там находился древнейший ее храм.
31 Хирон — мудрый кентавр, воспитатель Ахиллеса, Кастора, Полидевка и других героев; он обучал их на горе Пелионе музыке, врачеванию, гимнастике и прорицанию.
32 Семивратные Фивы — в Беотии, в отличие от стовратных Фив в Египте. Было два легендарных похода аргивских героев против Фив. В первом («поход семи против Фив») участвовали герои Адраст, Полиник, Тидей, Капаней и др. Но они погубили себя «безрассудным нечестьем». Во время штурма города Капаней, взойдя на стену, кощунственно закричал, что даже молния Зевса не сгонит его со стены. Зевс сверг его со стены и обратил все войско в бегство. Второй поход против Фив («поход эпигонов») был предпринят сыновьями упомянутых героев, — Эгиалеем, Ферсандром, Диомедом, Сфенелом и др. Они взяли Фивы и разорили их.
33 Тритогенея — по объяснению древних, рожденная на берегу беотийской лесной речки Тритона.
34 Осенняя звезда — Сириус в созвездии Большого Пса.
35 Тросовы кони — Трос — царь троянский; от него получила свое имя Троя. Зевс похитил его молодого красавца-сына Ганимеда, дал ему бессмертие и сделал своим виночерпием на Олимпе. В возмещение отцу, Зевс подарил ему легконогих коней, «на которых бессмертные ездят» (см. гомеровский гимн к Афродите, 211).
36 От и Эфиальт — внуки Посейдона, великаны чудовищной силы.
37 Сын Амфитриона — Геракл.
38 Сарпедон — был сын Зевса, Тлеполем — сын Зевсова сына Геракла.
39 У троянского царя Лаомедонта (Приамова отца) была дочь Гесиона. Он должен был отдать ее на съедение морскому чудовищу. Геракл убил чудовище и освободил Гесиону. В награду Лаомедонт обещал ему подарить знаменитых Тросовых коней (см. примеч. [35]), но обманул и коней не отдал. Геракл приплыл с войском к Трое, разорил город и убил Лаомедонта.
40 Отец — Зевс.
41 Каждый бог имел на Олимпе свой отдельный дворец, Афина же, любимая дочь Зевса, жила вместе с отцом в его дворце.
42 Походка голубок — частый женский шаг в отличие от широкого шага мужчины («широко шагая»).
43 Шлем-невидимка подземного бога Аида («невидимого»).
44 Ураниды — титаны, дети бога Урана, старшее поколение богов. Младшее поколение богов, во главе с Зевсом, свергло титанов и заключило их в Тартаре, глубоко под землею.
45 Беллерофонт убил Химеру, сражаясь с нею на крылатом коне Пегасе. Впоследствии Беллерофонт захотел подняться на Пегасе на Олимп, но конь сбросил его. За такую попытку боги возненавидели Беллерофонта, Он ослеп, охромел и кончил жизнь всеми отвергнутый.
46 Злоимянные дети ахейцев. — Созвучное с «ахейцами» слово «ахос» значит — «горе», «печаль».
47 Астианакт — значит — «защитник города».
48 Умертвили ее Артемида. — Про умершую безболезненною скоропостижною смертью думали, что она убита стрелою Артемиды.
49 Эниалий — Apec.
50 Сын Зевса — Геракл, осужденный исполнять приказания царя Еврисфея.
51 Пса увести из Эреба, — трехголового пса Кербера (Цербера), охранявшего вход в преисподнюю.
52 Ахиллес и Патрокл пели чередуясь. Патрокл дожидался своей очереди.
53 Алкиона — птица зимородок. Древние рассказывали про эту птичку: когда самец умирает, самка больше не ест, не пьет, все время кричит жалобно и умирает с горя.
54 Убитого брата. — Мелеагр убил в бою брата своей матери Алфеи.
55 Пятьдесят гий. — Гий — участок земли, который можно было обработать одним плугом в течение одного дня. Точный его размер неизвестен.
56 Быстрый в беге Аякс — Аякс, сын Оилея.
57 Равный богу Аякс — Аякс, сын Теламона.
58 Смелый зверь — лев.
59 Незначительность награды и высокая оценка ее справедливо вызывают недоумение комментаторов.
60 Автолик — сын бога Гермеса. Отец обучил его воровству, и из него вышел первостатейный жулик. По «Одиссее» он приходился Одиссею дедом по матери.
61 Позднейшая вставка, совершенно бессмысленная.
62 Тифон — прекрасный смертный юноша, возлюбленный богини Эос — Зари. Она вымолила для него у Зевса бессмертие.
63 Знаменье войн. — По мнению одних, под этим разумеется факел, по мнению других — Зевсова эгида.
64 Приносящая гибель звезда — Сириус в созвездии Большого Пса, самая яркая из всех неподвижных звезд. С ее восходом наступало самое жаркое время года, несшее с собою засуху, эпидемические заболевания и т. п.
65 Беды это было началом. — Отправившись разузнать, кто тот раненый, которого везет Нестор, Патрокл послушался Нестерова совета и убедил Ахиллеса позволить ему принять участие в битве принесшей ему гибель.
66 Геракл, поссорившись с Нелеем, опустошил Пилос и перебил всех Нелеевых сыновей, кроме Нестора.
67 Эпейцы — жители северной Элиды; Авгий — их царь.
68 Пестроузорный ремень. — Обычно переводят «пояс». Но это не часть одежды Афродиты, а нечто в роде волшебного амулета или талисмана, сделанного в какой-то форме из ремня.
69 Всех был надежнее он в выжиданье призыва из битвы. — Обязанность возницы была очень ответственная. Он должен был держаться позади боя и внимательно следить за бойцом, готовый по первому призыву подъехать к нему, чтобы помчать его в погоню за врагом или умчать от преследования.
70 Как у других доводилось мне видеть. — Аполлон имеет в виду поход против Трои Геракла, разрушившего Трою во главе очень незначительного войска.
71 Кера — богиня смерти (насильственной).
72 Пять на щите этом было слоев. — Повидимому, дело нужно представлять себе так: каждый ниже лежащий круг был шире выше лежащего; таким образом получались концентрические пояса, на которых и были нанесены изображения. На верхнем слое, то есть в центральной части щита (круг), изображена была вселенная (ст. 483–489); на поясе второго слоя представлена была городская жизнь (ст. 490–540), на поясе третьего — сельскохозяйственные работы (541–572), на поясе четвертого слоя — скотоводство (573–589), на поясе пятого — увеселения (590–606). На ободе щита — Океан.
73 Воспевая прекрасного Лина… — Лин — красивый, рано погибший юноша, растерзанный собаками, — олицетворение весенней растительности, гибнущей от летнего зноя. В честь его пелись жалобные песни с припевом «айлинон!».
74 И упала она на работы людские, — то есть на обработанную землю, к людям.
75 Дал убивать, какую захочешь. — Скоропостижную смерть у женщины вызывала своею стрелою Артемида.
76 Нам невозможно уж речь начинать с ним от дуба и камня. — По некоторым легендам люди произошли от дуба и камня. Гектор хочет сказать, что теперь им с Ахиллесом не до стародавних историй о причинах войны, о возвращении Елены и т.д.
77 Зареносец, — иначе Светоносец, утренняя звезда, планета Венера.
78 Жезл ему в руки вложил — в знак того, что Менелай собирается официально выступить в качестве жалобщика на Антилоха.
79 Лемнос, окутанный паром. — Лемнос — вулканический остров.
80 Кого Аполлон сребролукий нежной стрелою своей умертвил, подошедший внезапно. — Безболезненную скоропостижную смерть у мужчин вызывает своею стрелою Аполлон, как у женщин — его сестра Артемида.