Ἰλιάδος Α
λοιμός · μῆνις
Μῆνιν ἄειδε θεὰ Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
οὐλομένην, ἣ μυρί᾽ Ἀχαιοῖς ἄλγε᾽ ἔθηκε,
πολλὰς δ᾽ ἰφθίμους ψυχὰς Ἄϊδι προΐαψεν
ἡρώων, αὐτοὺς δὲ ἑλώρια τεῦχε κύνεσσιν
οἰωνοῖσί τε πᾶσι, Διὸς δ᾽ ἐτελείετο βουλή,
ἐξ οὗ δὴ τὰ πρῶτα διαστήτην ἐρίσαντε
Ἀτρεΐδης τε ἄναξ ἀνδρῶν καὶ δῖος Ἀχιλλεύς.
τίς τ᾽ ἄρ σφωε θεῶν ἔριδι ξυνέηκε μάχεσθαι;
Λητοῦς καὶ Διὸς υἱός· ὁ γὰρ βασιλῆϊ χολωθεὶς
νοῦσον ἀνὰ στρατὸν ὄρσε κακήν, ὀλέκοντο δὲ λαοί,
οὕνεκα τὸν Χρύσην ἠτίμασεν ἀρητῆρα
Ἀτρεΐδης· ὁ γὰρ ἦλθε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
λυσόμενός τε θύγατρα φέρων τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
στέμματ᾽ ἔχων ἐν χερσὶν ἑκηβόλου Ἀπόλλωνος
χρυσέωι ἀνὰ σκήπτρωι, καὶ λίσσετο πάντας Ἀχαιούς,
Ἀτρεΐδα δὲ μάλιστα δύω, κοσμήτορε λαῶν·
Ἀτρεΐδαι τε καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί,
ὑμῖν μὲν θεοὶ δοῖεν Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἐκπέρσαι Πριάμοιο πόλιν, εὖ δ᾽ οἴκαδ᾽ ἱκέσθαι·
παῖδα δ᾽ ἐμοὶ λύσαιτε φίλην, τὰ δ᾽ ἄποινα δέχεσθαι,
ἁζόμενοι Διὸς υἱὸν ἑκηβόλον Ἀπόλλωνα.
ἔνθ᾽ ἄλλοι μὲν πάντες ἐπευφήμησαν Ἀχαιοὶ
αἰδεῖσθαί θ᾽ ἱερῆα καὶ ἀγλαὰ δέχθαι ἄποινα·
ἀλλ᾽ οὐκ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι ἥνδανε θυμῶι,
ἀλλὰ κακῶς ἀφίει, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·
μή σε γέρον κοίληισιν ἐγὼ παρὰ νηυσὶ κιχείω
ἢ νῦν δηθύνοντ᾽ ἢ ὕστερον αὖτις ἰόντα,
μή νύ τοι οὐ χραίσμηι σκῆπτρον καὶ στέμμα θεοῖο·
τὴν δ᾽ ἐγὼ οὐ λύσω· πρίν μιν καὶ γῆρας ἔπεισιν
ἡμετέρωι ἐνὶ οἴκωι ἐν Ἄργεϊ τηλόθι πάτρης
ἱστὸν ἐποιχομένην καὶ ἐμὸν λέχος ἀντιόωσαν·
ἀλλ᾽ ἴθι μή μ᾽ ἐρέθιζε σαώτερος ὥς κε νέηαι.
ὧς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ ὁ γέρων καὶ ἐπείθετο μύθωι·
βῆ δ᾽ ἀκέων παρὰ θῖνα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης·
πολλὰ δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε κιὼν ἠρᾶθ᾽ ὁ γεραιὸς
Ἀπόλλωνι ἄνακτι, τὸν ἠΰκομος τέκε Λητώ·
κλῦθί μευ ἀργυρότοξ᾽, ὃς Χρύσην ἀμφιβέβηκας
Κίλλάν τε ζαθέην Τενέδοιό τε ἶφι ἀνάσσεις,
Σμινθεῦ εἴ ποτέ τοι χαρίεντ᾽ ἐπὶ νηὸν ἔρεψα,
ἢ εἰ δή ποτέ τοι κατὰ πίονα μηρί᾽ ἔκηα
ταύρων ἠδ᾽ αἰγῶν, τὸ δέ μοι κρήηνον ἐέλδωρ·
τίσειαν Δαναοὶ ἐμὰ δάκρυα σοῖσι βέλεσσιν.
ὧς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε Φοῖβος Ἀπόλλων,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων χωόμενος κῆρ,
τόξ᾽ ὤμοισιν ἔχων ἀμφηρεφέα τε φαρέτρην·
ἔκλαγξαν δ᾽ ἄρ᾽ ὀϊστοὶ ἐπ᾽ ὤμων χωομένοιο,
αὐτοῦ κινηθέντος· ὁ δ᾽ ἤϊε νυκτὶ ἐοικώς.
ἕζετ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε νεῶν, μετὰ δ᾽ ἰὸν ἕηκε·
δεινὴ δὲ κλαγγὴ γένετ᾽ ἀργυρέοιο βιοῖο·
οὐρῆας μὲν πρῶτον ἐπώιχετο καὶ κύνας ἀργούς,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ αὐτοῖσι βέλος ἐχεπευκὲς ἐφιεὶς
βάλλ᾽· αἰεὶ δὲ πυραὶ νεκύων καίοντο θαμειαί.
ἐννῆμαρ μὲν ἀνὰ στρατὸν ὤιχετο κῆλα θεοῖο,
τῆι δεκάτηι δ᾽ ἀγορὴν δὲ καλέσσατο λαὸν Ἀχιλλεύς·
τῶι γὰρ ἐπὶ φρεσὶ θῆκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη·
κήδετο γὰρ Δαναῶν, ὅτι ῥα θνήσκοντας ὁρᾶτο.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἤγερθεν ὁμηγερέες τε γένοντο,
τοῖσι δ᾽ ἀνιστάμενος μετέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη νῦν ἄμμε παλιμπλαγχθέντας ὀΐω
ἂψ ἀπονοστήσειν, εἴ κεν θάνατόν γε φύγοιμεν,
εἰ δὴ ὁμοῦ πόλεμός τε δαμᾶι καὶ λοιμὸς Ἀχαιούς·
ἀλλ᾽ ἄγε δή τινα μάντιν ἐρείομεν ἢ ἱερῆα
ἢ καὶ ὀνειροπόλον, καὶ γάρ τ᾽ ὄναρ ἐκ Διός ἐστιν,
ὅς κ᾽ εἴποι ὅ τι τόσσον ἐχώσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
εἴτ᾽ ἄρ᾽ ὅ γ᾽ εὐχωλῆς ἐπιμέμφεται ἠδ᾽ ἑκατόμβης,
αἴ κέν πως ἀρνῶν κνίσης αἰγῶν τε τελείων
βούλεται ἀντιάσας ἡμῖν ἀπὸ λοιγὸν ἀμῦναι.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὧς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
Κάλχας Θεστορίδης οἰωνοπόλων ὄχ᾽ ἄριστος,
ὃς ἤιδη τά τ᾽ ἐόντα τά τ᾽ ἐσσόμενα πρό τ᾽ ἐόντα,
καὶ νήεσσ᾽ ἡγήσατ᾽ Ἀχαιῶν Ἴλιον εἴσω
ἣν διὰ μαντοσύνην, τήν οἱ πόρε Φοῖβος Ἀπόλλων·
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὦ Ἀχιλεῦ κέλεαί με Διῒ φίλε μυθήσασθαι
μῆνιν Ἀπόλλωνος ἑκατηβελέταο ἄνακτος·
τοὶ γὰρ ἐγὼν ἐρέω· σὺ δὲ σύνθεο καί μοι ὄμοσσον
ἦ μέν μοι πρόφρων ἔπεσιν καὶ χερσὶν ἀρήξειν·
ἦ γὰρ ὀΐομαι ἄνδρα χολωσέμεν, ὃς μέγα πάντων
Ἀργείων κρατέει καί οἱ πείθονται Ἀχαιοί·
κρείσσων γὰρ βασιλεὺς ὅτε χώσεται ἀνδρὶ χέρηϊ·
εἴ περ γάρ τε χόλον γε καὶ αὐτῆμαρ καταπέψηι,
ἀλλά τε καὶ μετόπισθεν ἔχει κότον, ὄφρα τελέσσηι,
ἐν στήθεσσιν ἑοῖσι· σὺ δὲ φράσαι εἴ με σαώσεις.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
θαρσήσας μάλα εἰπὲ θεοπρόπιον ὅ τι οἶσθα·
οὐ μὰ γὰρ Ἀπόλλωνα Διῒ φίλον, ὧι τε σὺ Κάλχαν
εὐχόμενος Δαναοῖσι θεοπροπίας ἀναφαίνεις,
οὔ τις ἐμεῦ ζῶντος καὶ ἐπὶ χθονὶ δερκομένοιο
σοὶ κοίληις παρὰ νηυσί βαρείας χεῖρας ἐποίσει
συμπάντων Δαναῶν, οὐδ᾽ ἢν Ἀγαμέμνονα εἴπηις,
ὃς νῦν πολλὸν ἄριστος Ἀχαιῶν εὔχεται εἶναι.
καὶ τότε δὴ θάρσησε καὶ ηὔδα μάντις ἀμύμων·
οὔ τ᾽ ἄρ ὅ γ᾽ εὐχωλῆς ἐπιμέμφεται οὐδ᾽ ἑκατόμβης,
ἀλλ᾽ ἕνεκ᾽ ἀρητῆρος ὃν ἠτίμησ᾽ Ἀγαμέμνων,
οὐδ᾽ ἀπέλυσε θύγατρα καὶ οὐκ ἀπεδέξατ᾽ ἄποινα,
τοὔνεκ᾽ ἄρ᾽ ἄλγε᾽ ἔδωκεν ἑκηβόλος ἠδ᾽ ἔτι δώσει·
οὐδ᾽ ὅ γε πρὶν Δαναοῖσιν ἀεικέα λοιγὸν ἀπώσει
πρίν γ᾽ ἀπὸ πατρὶ φίλωι δόμεναι ἑλικώπιδα κούρην
ἀπριάτην ἀνάποινον, ἄγειν θ᾽ ἱερὴν ἑκατόμβην
ἐς Χρύσην· τότε κέν μιν ἱλασσάμενοι πεπίθοιμεν.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὧς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
ἥρως Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἀχνύμενος· μένεος δὲ μέγα φρένες ἀμφιμέλαιναι
πίμπλαντ᾽, ὄσσε δέ οἱ πυρὶ λαμπετόωντι ἐΐκτην·
Κάλχαντα πρώτιστα κάκ᾽ ὀσσόμενος προσέειπε·
μάντι κακῶν οὐ πώ ποτέ μοι τὸ κρήγυον εἶπας·
αἰεί τοι τὰ κάκ᾽ ἐστὶ φίλα φρεσὶ μαντεύεσθαι,
ἐσθλὸν δ᾽ οὔτέ τί πω εἶπας ἔπος οὔτ᾽ ἐτέλεσσας·
καὶ νῦν ἐν Δαναοῖσι θεοπροπέων ἀγορεύεις
ὡς δὴ τοῦδ᾽ ἕνεκά σφιν ἑκηβόλος ἄλγεα τεύχει,
οὕνεκ᾽ ἐγὼ κούρης Χρυσηΐδος ἀγλά᾽ ἄποινα
οὐκ ἔθελον δέξασθαι, ἐπεὶ πολὺ βούλομαι αὐτὴν
οἴκοι ἔχειν· καὶ γάρ ῥα Κλυταιμνήστρης προβέβουλα
κουριδίης ἀλόχου, ἐπεὶ οὔ ἑθέν ἐστι χερείων,
οὐ δέμας οὐδὲ φυήν, οὔτ᾽ ἂρ φρένας οὔτέ τι ἔργα.
ἀλλὰ καὶ ὧς ἐθέλω δόμεναι πάλιν εἰ τό γ᾽ ἄμεινον·
βούλομ᾽ ἐγὼ λαὸν σῶν ἔμμεναι ἢ ἀπολέσθαι·
αὐτὰρ ἐμοὶ γέρας αὐτίχ᾽ ἑτοιμάσατ᾽ ὄφρα μὴ οἶος
Ἀργείων ἀγέραστος ἔω, ἐπεὶ οὐδὲ ἔοικε·
λεύσσετε γὰρ τό γε πάντες ὅ μοι γέρας ἔρχεται ἄλληι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε φιλοκτεανώτατε πάντων,
πῶς γάρ τοι δώσουσι γέρας μεγάθυμοι Ἀχαιοί;
οὐδέ τί που ἴδμεν ξυνήϊα κείμενα πολλά·
ἀλλὰ τὰ μὲν πολίων ἐξεπράθομεν, τὰ δέδασται,
λαοὺς δ᾽ οὐκ ἐπέοικε παλίλλογα ταῦτ᾽ ἐπαγείρειν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν τήνδε θεῶι πρόες· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
τριπλῆι τετραπλῆι τ᾽ ἀποτείσομεν, αἴ κέ ποθι Ζεὺς
δῶισι πόλιν Τροίην εὐτείχεον ἐξαλαπάξαι.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
μὴ δ᾽ οὕτως ἀγαθός περ ἐὼν θεοείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ
κλέπτε νόωι, ἐπεὶ οὐ παρελεύσεαι οὐδέ με πείσεις.
ἦ ἐθέλεις ὄφρ᾽ αὐτὸς ἔχηις γέρας, αὐτὰρ ἔμ᾽ αὔτως
ἧσθαι δευόμενον, κέλεαι δέ με τήνδ᾽ ἀποδοῦναι;
ἀλλ᾽ εἰ μὲν δώσουσι γέρας μεγάθυμοι Ἀχαιοὶ
ἄρσαντες κατὰ θυμὸν ὅπως ἀντάξιον ἔσται·
εἰ δέ κε μὴ δώωσιν ἐγὼ δέ κεν αὐτὸς ἕλωμαι
ἢ τεὸν ἢ Αἴαντος ἰὼν γέρας, ἢ Ὀδυσῆος
ἄξω ἑλών· ὁ δέ κεν κεχολώσεται ὅν κεν ἵκωμαι.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦτα μεταφρασόμεσθα καὶ αὖτις,
νῦν δ᾽ ἄγε νῆα μέλαιναν ἐρύσσομεν εἰς ἅλα δῖαν,
ἐν δ᾽ ἐρέτας ἐπιτηδὲς ἀγείρομεν, ἐς δ᾽ ἑκατόμβην
θείομεν, ἂν δ᾽ αὐτὴν Χρυσηΐδα καλλιπάρηιον
βήσομεν· εἷς δέ τις ἀρχὸς ἀνὴρ βουληφόρος ἔστω,
ἢ Αἴας ἢ Ἰδομενεὺς ἢ δῖος Ὀδυσσεὺς
ἠὲ σὺ Πηλεΐδη πάντων ἐκπαγλότατ᾽ ἀνδρῶν,
ὄφρ᾽ ἥμιν ἑκάεργον ἱλάσσεαι ἱερὰ ῥέξας.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ὤ μοι ἀναιδείην ἐπιειμένε κερδαλεόφρον
πῶς τίς τοι πρόφρων ἔπεσιν πείθηται Ἀχαιῶν
ἢ ὁδὸν ἐλθέμεναι ἢ ἀνδράσιν ἶφι μάχεσθαι;
οὐ γὰρ ἐγὼ Τρώων ἕνεκ᾽ ἤλυθον αἰχμητάων
δεῦρο μαχησόμενος, ἐπεὶ οὔ τί μοι αἴτιοί εἰσιν·
οὐ γὰρ πώποτ᾽ ἐμὰς βοῦς ἤλασαν οὐδὲ μὲν ἵππους,
οὐδέ ποτ᾽ ἐν Φθίηι ἐριβώλακι βωτιανείρηι
καρπὸν ἐδηλήσαντ᾽, ἐπεὶ ἦ μάλα πολλὰ μεταξὺ
οὔρεά τε σκιόεντα θάλασσά τε ἠχήεσσα·
ἀλλὰ σοὶ ὦ μέγ᾽ ἀναιδὲς ἅμ᾽ ἑσπόμεθ᾽ ὄφρα σὺ χαίρηις,
τιμὴν ἀρνύμενοι Μενελάωι σοί τε κυνῶπα
πρὸς Τρώων· τῶν οὔ τι μετατρέπηι οὐδ᾽ ἀλεγίζεις·
καὶ δή μοι γέρας αὐτὸς ἀφαιρήσεσθαι ἀπειλεῖς,
ὧι ἔπι πολλὰ μόγησα, δόσαν δέ μοι υἷες Ἀχαιῶν.
οὐ μὲν σοί ποτε ἶσον ἔχω γέρας ὁππότ᾽ Ἀχαιοὶ
Τρώων ἐκπέρσωσ᾽ εὖ ναιόμενον πτολίεθρον·
ἀλλὰ τὸ μὲν πλεῖον πολυάϊκος πολέμοιο
χεῖρες ἐμαὶ διέπουσ᾽· ἀτὰρ ἤν ποτε δασμὸς ἵκηται,
σοὶ τὸ γέρας πολὺ μεῖζον, ἐγὼ δ᾽ ὀλίγον τε φίλον τε
ἔρχομ᾽ ἔχων ἐπὶ νῆας, ἐπεί κε κάμω πολεμίζων.
νῦν δ᾽ εἶμι Φθίην δ᾽, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερόν ἐστιν
οἴκαδ᾽ ἴμεν σὺν νηυσὶ κορωνίσιν, οὐδέ σ᾽ ὀΐω
ἐνθάδ᾽ ἄτιμος ἐὼν ἄφενος καὶ πλοῦτον ἀφύξειν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
φεῦγε μάλ᾽ εἴ τοι θυμὸς ἐπέσσυται, οὐδέ σ᾽ ἔγωγε
λίσσομαι εἵνεκ᾽ ἐμεῖο μένειν· πάρ᾽ ἔμοιγε καὶ ἄλλοι
οἵ κέ με τιμήσουσι, μάλιστα δὲ μητίετα Ζεύς.
ἔχθιστος δέ μοί ἐσσι διοτρεφέων βασιλήων·
αἰεὶ γάρ τοι ἔρις τε φίλη πόλεμοί τε μάχαι τε·
εἰ μάλα καρτερός ἐσσι, θεός που σοὶ τό γ᾽ ἔδωκεν·
οἴκαδ᾽ ἰὼν σὺν νηυσί τε σῆις καὶ σοῖς ἑτάροισι
Μυρμιδόνεσσιν ἄνασσε, σέθεν δ᾽ ἐγὼ οὐκ ἀλεγίζω,
οὐδ᾽ ὄθομαι κοτέοντος· ἀπειλήσω δέ τοι ὧδε·
ὡς ἔμ᾽ ἀφαιρεῖται Χρυσηΐδα Φοῖβος Ἀπόλλων,
τὴν μὲν ἐγὼ σὺν νηΐ τ᾽ ἐμῆι καὶ ἐμοῖς ἑτάροισι
πέμψω, ἐγὼ δέ κ᾽ ἄγω Βρισηΐδα καλλιπάρηιον
αὐτὸς ἰὼν κλισίην δὲ τὸ σὸν γέρας ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ὅσσον φέρτερός εἰμι σέθεν, στυγέηι δὲ καὶ ἄλλος
ἶσον ἐμοὶ φάσθαι καὶ ὁμοιωθήμεναι ἄντην.
ὧς φάτο· Πηλεΐωνι δ᾽ ἄχος γένετ᾽, ἐν δέ οἱ ἦτορ
στήθεσσιν λασίοισι διάνδιχα μερμήριξεν,
ἢ ὅ γε φάσγανον ὀξὺ ἐρυσσάμενος παρὰ μηροῦ
τοὺς μὲν ἀναστήσειεν, ὁ δ᾽ Ἀτρεΐδην ἐναρίζοι,
ἦε χόλον παύσειεν ἐρητύσειέ τε θυμόν.
ἧος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
ἕλκετο δ᾽ ἐκ κολεοῖο μέγα ξίφος, ἦλθε δ᾽ Ἀθήνη
οὐρανόθεν· πρὸ γὰρ ἧκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
ἄμφω ὁμῶς θυμῶι φιλέουσά τε κηδομένη τε·
στῆ δ᾽ ὄπιθεν, ξανθῆς δὲ κόμης ἕλε Πηλεΐωνα
οἴωι φαινομένη· τῶν δ᾽ ἄλλων οὔ τις ὁρᾶτο·
θάμβησεν δ᾽ Ἀχιλεύς, μετὰ δ᾽ ἐτράπετ᾽, αὐτίκα δ᾽ ἔγνω
Παλλάδ᾽ Ἀθηναίην· δεινὼ δέ οἱ ὄσσε φάανθεν·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τίπτ᾽ αὖτ᾽ αἰγιόχοιο Διὸς τέκος εἰλήλουθας;
ἦ ἵνα ὕβριν ἴδηι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο;
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω, τὸ δὲ καὶ τελέεσθαι ὀΐω·
ἧις ὑπεροπλίηισι τάχ᾽ ἄν ποτε θυμὸν ὀλέσσηι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ἦλθον ἐγὼ παύσουσα τὸ σὸν μένος, αἴ κε πίθηαι,
οὐρανόθεν· πρὸ δέ μ᾽ ἧκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
ἄμφω ὁμῶς θυμῶι φιλέουσά τε κηδομένη τε·
ἀλλ᾽ ἄγε λῆγ᾽ ἔριδος, μηδὲ ξίφος ἕλκεο χειρί·
ἀλλ᾽ ἤτοι ἔπεσιν μὲν ὀνείδισον ὡς ἔσεταί περ·
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
καί ποτέ τοι τρὶς τόσσα παρέσσεται ἀγλαὰ δῶρα
ὕβριος εἵνεκα τῆσδε· σὺ δ᾽ ἴσχεο, πείθεο δ᾽ ἡμῖν.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
χρὴ μὲν σφωΐτερόν γε θεὰ ἔπος εἰρύσσασθαι
καὶ μάλα περ θυμῶι κεχολωμένον· ὧς γὰρ ἄμεινον·
ὅς κε θεοῖς ἐπιπείθηται μάλα τ᾽ ἔκλυον αὐτοῦ.
ἦ καὶ ἐπ᾽ ἀργυρέηι κώπηι σχέθε χεῖρα βαρεῖαν,
ἂψ δ᾽ ἐς κουλεὸν ὦσε μέγα ξίφος, οὐδ᾽ ἀπίθησε
μύθωι Ἀθηναίης· ἣ δ᾽ Οὔλυμπον δὲ βεβήκει
δώματ᾽ ἐς αἰγιόχοιο Διὸς μετὰ δαίμονας ἄλλους.
Πηλεΐδης δ᾽ ἐξαῦτις ἀταρτηροῖς ἐπέεσσιν
Ἀτρεΐδην προσέειπε, καὶ οὔ πω λῆγε χόλοιο·
οἰνοβαρές, κυνὸς ὄμματ᾽ ἔχων, κραδίην δ᾽ ἐλάφοιο,
οὔτέ ποτ᾽ ἐς πόλεμον ἅμα λαῶι θωρηχθῆναι
οὔτε λόχον δ᾽ ἰέναι σὺν ἀριστήεσσιν Ἀχαιῶν
τέτληκας θυμῶι· τὸ δέ τοι κὴρ εἴδεται εἶναι.
ἦ πολὺ λώϊόν ἐστι κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν
δῶρ᾽ ἀποαιρεῖσθαι ὅς τις σέθεν ἀντίον εἴπηι·
δημοβόρος βασιλεὺς ἐπεὶ οὐτιδανοῖσιν ἀνάσσεις·
ἦ γὰρ ἂν Ἀτρεΐδη νῦν ὕστατα λωβήσαιο.
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω καὶ ἐπὶ μέγαν ὅρκον ὀμοῦμαι·
ναὶ μὰ τόδε σκῆπτρον, τὸ μὲν οὔ ποτε φύλλα καὶ ὄζους
φύσει, ἐπεὶ δὴ πρῶτα τομὴν ἐν ὄρεσσι λέλοιπεν,
οὐδ᾽ ἀναθηλήσει· περὶ γάρ ῥά ἑ χαλκὸς ἔλεψε
φύλλά τε καὶ φλοιόν· νῦν αὖτέ μιν υἷες Ἀχαιῶν
ἐν παλάμηις φορέουσι δικασπόλοι, οἵ τε θέμιστας
πρὸς Διὸς εἰρύαται· ὁ δέ τοι μέγας ἔσσεται ὅρκος·
ἦ ποτ᾽ Ἀχιλλῆος ποθὴ ἵξεται υἷας Ἀχαιῶν
σύμπαντας· τότε δ᾽ οὔ τι δυνήσεαι ἀχνύμενός περ
χραισμεῖν, εὖτ᾽ ἂν πολλοὶ ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
θνήσκοντες πίπτωσι· σὺ δ᾽ ἔνδοθι θυμὸν ἀμύξεις
χωόμενος ὅ τ᾽ ἄριστον Ἀχαιῶν οὐδὲν ἔτισας.
ὧς φάτο Πηλεΐδης, ποτὶ δὲ σκῆπτρον βάλε γαίηι
χρυσείοις ἥλοισι πεπαρμένον, ἕζετο δ᾽ αὐτός·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἑτέρωθεν ἐμήνιε· τοῖσι δὲ Νέστωρ
ἡδυεπὴς ἀνόρουσε λιγὺς Πυλίων ἀγορητής,
τοῦ καὶ ἀπὸ γλώσσης μέλιτος γλυκίων ῥέεν αὐδή·
τῶι δ᾽ ἤδη δύο μὲν γενεαὶ μερόπων ἀνθρώπων
ἐφθίαθ᾽, οἵ οἱ πρόσθεν ἅμα τράφεν ἠδ᾽ ἐγένοντο
ἐν Πύλωι ἠγαθέηι, μετὰ δὲ τριτάτοισιν ἄνασσεν·
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὦ πόποι ἦ μέγα πένθος Ἀχαιΐδα γαῖαν ἱκάνει·
ἦ κεν γηθήσαι Πρίαμος Πριάμοιό τε παῖδες
ἄλλοι τε Τρῶες μέγα κεν κεχαροίατο θυμῶι
εἰ σφῶϊν τάδε πάντα πυθοίατο μαρναμένοιϊν,
οἳ περὶ μὲν βουλὴν Δαναῶν, περὶ δ᾽ ἐστὲ μάχεσθαι.
ἀλλὰ πίθεσθ᾽· ἄμφω δὲ νεωτέρω ἐστὸν ἐμεῖο·
ἤδη γάρ ποτ᾽ ἐγὼ καὶ ἀρείοσιν ἠέ περ ὑμῖν
ἀνδράσιν ὡμίλησα, καὶ οὔ ποτέ μ᾽ οἵ γ᾽ ἀθέριζον.
οὐ γάρ πω τοίους ἴδον ἀνέρας οὐδὲ ἴδωμαι,
οἷον Πειρίθοόν τε Δρύαντά τε ποιμένα λαῶν
Καινέα τ᾽ Ἐξάδιόν τε καὶ ἀντίθεον Πολύφημον
Θησέα τ᾽ Αἰγεΐδην, ἐπιείκελον ἀθανάτοισιν·
κάρτιστοι δὴ κεῖνοι ἐπιχθονίων τράφεν ἀνδρῶν·
κάρτιστοι μὲν ἔσαν καὶ καρτίστοις ἐμάχοντο
φηρσὶν ὀρεσκώιοισι καὶ ἐκπάγλως ἀπόλεσσαν.
καὶ μὲν τοῖσιν ἐγὼ μεθομίλεον ἐκ Πύλου ἐλθὼν
τηλόθεν ἐξ ἀπίης γαίης· καλέσαντο γὰρ αὐτοί·
καὶ μαχόμην κατ᾽ ἔμ᾽ αὐτὸν ἐγώ· κείνοισι δ᾽ ἂν οὔ τις
τῶν οἳ νῦν βροτοί εἰσιν ἐπιχθόνιοι μαχέοιτο·
καὶ μέν μευ βουλέων ξύνιεν πείθοντό τε μύθωι·
ἀλλὰ πίθεσθε καὶ ὔμμες, ἐπεὶ πείθεσθαι ἄμεινον·
μήτε σὺ τόνδ᾽ ἀγαθός περ ἐὼν ἀποαίρεο κούρην,
ἀλλ᾽ ἔα ὥς οἱ πρῶτα δόσαν γέρας υἷες Ἀχαιῶν·
μήτε σὺ Πηλείδη ἔθελ᾽ ἐριζέμεναι βασιλῆϊ
ἀντιβίην, ἐπεὶ οὔ ποθ᾽ ὁμοίης ἔμμορε τιμῆς
σκηπτοῦχος βασιλεύς, ὧι τε Ζεὺς κῦδος ἔδωκεν.
εἰ δὲ σὺ καρτερός ἐσσι θεὰ δέ σε γείνατο μήτηρ,
ἀλλ᾽ ὅ γε φέρτερός ἐστιν ἐπεὶ πλεόνεσσιν ἀνάσσει.
Ἀτρεΐδη σὺ δὲ παῦε τεὸν μένος· αὐτὰρ ἔγωγε
λίσσομ᾽ Ἀχιλλῆϊ μεθέμεν χόλον, ὃς μέγα πᾶσιν
ἕρκος Ἀχαιοῖσιν πέλεται πολέμοιο κακοῖο.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα γέρον κατὰ μοῖραν ἔειπες·
ἀλλ᾽ ὅδ᾽ ἀνὴρ ἐθέλει περὶ πάντων ἔμμεναι ἄλλων,
πάντων μὲν κρατέειν ἐθέλει, πάντεσσι δ᾽ ἀνάσσειν,
πᾶσι δὲ σημαίνειν, ἅ τιν᾽ οὐ πείσεσθαι ὀΐω·
εἰ δέ μιν αἰχμητὴν ἔθεσαν θεοὶ αἰὲν ἐόντες
τοὔνεκά οἱ προθέουσιν ὀνείδεα μυθήσασθαι;
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑποβλήδην ἠμείβετο δῖος Ἀχιλλεύς·
ἦ γάρ κεν δειλός τε καὶ οὐτιδανὸς καλεοίμην
εἰ δὴ σοὶ πᾶν ἔργον ὑπείξομαι ὅττί κεν εἴπηις·
ἄλλοισιν δὴ ταῦτ᾽ ἐπιτέλλεο, μὴ γὰρ ἔμοιγε
σήμαιν᾽· οὐ γὰρ ἔγωγ᾽ ἔτι σοὶ πείσεσθαι ὀΐω.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισι·
χερσὶ μὲν οὔ τοι ἔγωγε μαχήσομαι εἵνεκα κούρης
οὔτε σοὶ οὔτέ τωι ἄλλωι, ἐπεί μ᾽ ἀφέλεσθέ γε δόντες·
τῶν δ᾽ ἄλλων ἅ μοί ἐστι θοῆι παρὰ νηῒ μελαίνηι
τῶν οὐκ ἄν τι φέροις ἀνελὼν ἀέκοντος ἐμεῖο·
εἰ δ᾽ ἄγε μὴν πείρησαι ἵνα γνώωσι καὶ οἵδε·
αἶψά τοι αἷμα κελαινὸν ἐρωήσει περὶ δουρί.
ὧς τώ γ᾽ ἀντιβίοισι μαχεσσαμένω ἐπέεσσιν
ἀνστήτην, λῦσαν δ᾽ ἀγορὴν παρὰ νηυσὶν Ἀχαιῶν·
Πηλεΐδης μὲν ἐπὶ κλισίας καὶ νῆας ἐΐσας
ἤϊε σύν τε Μενοιτιάδηι καὶ οἷς ἑτάροισιν·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄρα νῆα θοὴν ἅλα δὲ προέρυσσεν,
ἐν δ᾽ ἐρέτας ἔκρινεν ἐείκοσιν, ἐς δ᾽ ἑκατόμβην
βῆσε θεῶι, ἀνὰ δὲ Χρυσηΐδα καλλιπάρηιον
εἷσεν ἄγων· ἐν δ᾽ ἀρχὸς ἔβη πολύμητις Ὀδυσσεύς.
οἳ μὲν ἔπειτ᾽ ἀναβάντες ἐπέπλεον ὑγρὰ κέλευθα,
λαοὺς δ᾽ Ἀτρεΐδης ἀπολυμαίνεσθαι ἄνωγεν·
οἳ δ᾽ ἀπελυμαίνοντο καὶ εἰς ἅλα λύματα βάλλον,
ἕρδον δ᾽ Ἀπόλλωνι τεληέσσας ἑκατόμβας
ταύρων ἠδ᾽ αἰγῶν παρὰ θῖν᾽ ἁλὸς ἀτρυγέτοιο·
κνίση δ᾽ οὐρανὸν ἷκεν ἑλισσομένη περὶ καπνῶι.
ὧς οἳ μὲν τὰ πένοντο κατὰ στρατόν· οὐδ᾽ Ἀγαμέμνων
λῆγ᾽ ἔριδος τὴν πρῶτον ἐπηπείλησ᾽ Ἀχιλῆϊ,
ἀλλ᾽ ὅ γε Ταλθύβιόν τε καὶ Εὐρυβάτην προσέειπε,
τώ οἱ ἔσαν κήρυκε καὶ ὀτρηρὼ θεράποντε·
ἔρχεσθον κλισίην Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος·
χειρὸς ἑλόντ᾽ ἀγέμεν Βρισηΐδα καλλιπάρηιον·
εἰ δέ κε μὴ δώηισιν ἐγὼ δέ κεν αὐτὸς ἕλωμαι
ἐλθὼν σὺν πλεόνεσσι· τό οἱ καὶ ῥίγιον ἔσται.
ὧς εἰπὼν προΐει, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·
τὼ δ᾽ ἀέκοντε βάτην παρὰ θῖν᾽ ἁλὸς ἀτρυγέτοιο,
Μυρμιδόνων δ᾽ ἐπί τε κλισίας καὶ νῆας ἱκέσθην,
τὸν δ᾽ εὗρον παρά τε κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι
ἥμενον· οὐδ᾽ ἄρα τώ γε ἰδὼν γήθησεν Ἀχιλλεύς.
τὼ μὲν ταρβήσαντε καὶ αἰδομένω βασιλῆα
στήτην, οὐδέ τί μιν προσεφώνεον οὐδ᾽ ἐρέοντο·
αὐτὰρ ὁ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ φώνησέν τε·
χαίρετε κήρυκες Διὸς ἄγγελοι ἠδὲ καὶ ἀνδρῶν,
ἆσσον ἴτ᾽· οὔ τί μοι ὔμμες ἐπαίτιοι ἀλλ᾽ Ἀγαμέμνων,
ὁ σφῶϊ προΐει Βρισηΐδος εἵνεκα κούρης.
ἀλλ᾽ ἄγε διογενὲς Πατρόκλεες ἔξαγε κούρην
καί σφωϊν δὸς ἄγειν· τὼ δ᾽ αὐτὼ μάρτυροι ἔστων
πρός τε θεῶν μακάρων πρός τε θνητῶν ἀνθρώπων
καὶ πρὸς τοῦ βασιλῆος ἀπηνέος εἴ ποτε δ᾽ αὖτε
χρειὼ ἐμεῖο γένηται ἀεικέα λοιγὸν ἀμῦναι
τοῖς ἄλλοις· ἦ γὰρ ὅ γ᾽ ὀλοιῆισι φρεσὶ θύει,
οὐδέ τι οἶδε νοῆσαι ἅμα πρόσσω καὶ ὀπίσσω,
ὅππως οἱ παρὰ νηυσὶ σόοι μαχέοιντο Ἀχαιοί.
ὧς φάτο, Πάτροκλος δὲ φίλωι ἐπεπείθεθ᾽ ἑταίρωι,
ἐκ δ᾽ ἄγαγε κλισίης Βρισηΐδα καλλιπάρηιον,
δῶκε δ᾽ ἄγειν· τὼ δ᾽ αὖτις ἴτην παρὰ νῆας Ἀχαιῶν·
ἣ δ᾽ ἀέκουσ᾽ ἅμα τοῖσι γυνὴ κίεν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
δακρύσας ἑτάρων ἄφαρ ἕζετο νόσφι λιασθείς,
θῖν᾽ ἔφ᾽ ἁλὸς πολιῆς, ὁρόων ἐπ᾽ ἀπείρονα πόντον·
πολλὰ δὲ μητρὶ φίληι ἠρήσατο χεῖρας ὀρεγνύς·
μῆτερ ἐπεί μ᾽ ἔτεκές γε μινυνθάδιόν περ ἐόντα,
τιμήν πέρ μοι ὄφελλεν Ὀλύμπιος ἐγγυαλίξαι
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης· νῦν δ᾽ οὐδέ με τυτθὸν ἔτισεν·
ἦ γάρ μ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἠτίμησεν· ἑλὼν γὰρ ἔχει γέρας αὐτὸς ἀπούρας.
ὧς φάτο δάκρυ χέων, τοῦ δ᾽ ἔκλυε πότνια μήτηρ
ἡμένη ἐν βένθεσσιν ἁλὸς παρὰ πατρὶ γέροντι·
καρπαλίμως δ᾽ ἀνέδυ πολιῆς ἁλὸς ἠΰτ᾽ ὀμίχλη,
καί ῥα πάροιθ᾽ αὐτοῖο καθέζετο δάκρυ χέοντος,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον τί κλαίεις; τί δέ σε φρένας ἵκετο πένθος;
ἐξαύδα, μὴ κεῦθε νόωι, ἵνα εἴδομεν ἄμφω.
τὴν δὲ βαρὺ στενάχων προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
οἶσθα· τί ἤ τοι ταῦτα ἰδυίηι πάντ᾽ ἀγορεύω;
ὠιχόμεθ᾽ ἐς Θήβην ἱερὴν πόλιν Ἠετίωνος,
τὴν δὲ διεπράθομέν τε καὶ ἤγομεν ἐνθάδε πάντα·
καὶ τὰ μὲν εὖ δάσσαντο μετὰ σφίσιν υἷες Ἀχαιῶν,
ἐκ δ᾽ ἕλον Ἀτρεΐδηι Χρυσηΐδα καλλιπάρηιον.
Χρύσης δ᾽ αὖθ᾽ ἱερεὺς ἑκατηβόλου Ἀπόλλωνος
ἦλθε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
λυσόμενός τε θύγατρα φέρων τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
στέμματ᾽ ἔχων ἐν χερσὶν ἑκηβόλου Ἀπόλλωνος
χρυσέωι ἀνὰ σκήπτρωι, καὶ λίσσετο πάντας Ἀχαιούς,
Ἀτρεΐδα δὲ μάλιστα δύω κοσμήτορε λαῶν.
ἔνθ᾽ ἄλλοι μὲν πάντες ἐπευφήμησαν Ἀχαιοὶ
αἰδεῖσθαί θ᾽ ἱερῆα καὶ ἀγλαὰ δέχθαι ἄποινα·
ἀλλ᾽ οὐκ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι ἥνδανε θυμῶι,
ἀλλὰ κακῶς ἀφίει, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·
χωόμενος δ᾽ ὁ γέρων πάλιν ὤιχετο· τοῖο δ᾽ Ἀπόλλων
εὐξαμένου ἤκουσεν, ἐπεὶ μάλα οἱ φίλος ἦεν,
ἧκε δ᾽ ἐπ᾽ Ἀργείοισι κακὸν βέλος· οἳ δέ νυ λαοὶ
θνῆισκον ἐπασσύτεροι, τὰ δ᾽ ἐπώιχετο κῆλα θεοῖο
πάντηι ἀνὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν· ἄμμι δὲ μάντις
εὖ εἰδὼς ἀγόρευε θεοπροπίας ἑκάτοιο.
αὐτίκ᾽ ἐγὼ πρῶτος κελόμην θεὸν ἱλάσκεσθαι·
Ἀτρεΐωνα δ᾽ ἔπειτα χόλος λάβεν, αἶψα δ᾽ ἀναστὰς
ἠπείλησεν μῦθον ὁ δὴ τετελεσμένος ἐστί·
τὴν μὲν γὰρ σὺν νηῒ θοῆι ἑλίκωπες Ἀχαιοὶ
ἐς Χρύσην πέμπουσιν, ἄγουσι δὲ δῶρα ἄνακτι·
τὴν δὲ νέον κλισίηθεν ἔβαν κήρυκες ἄγοντες
κούρην Βρισῆος τήν μοι δόσαν υἷες Ἀχαιῶν.
ἀλλὰ σὺ εἰ δύνασαί γε περίσχεο παιδὸς ἑῆος·
ἐλθοῦσ᾽ Οὔλυμπον δὲ Δία λίσαι, εἴ ποτε δή τι
ἢ ἔπει ὤνησας κραδίην Διὸς ἠὲ καὶ ἔργωι.
πολλάκι γάρ σεο πατρὸς ἐνὶ μεγάροισιν ἄκουσα
εὐχομένης ὅτ᾽ ἔφησθα κελαινεφέϊ Κρονίωνι
οἴη ἐν ἀθανάτοισιν ἀεικέα λοιγὸν ἀμῦναι,
ὁππότε μιν ξυνδῆσαι Ὀλύμπιοι ἤθελον ἄλλοι
Ἥρη τ᾽ ἠδὲ Ποσειδάων καὶ Παλλὰς Ἀθήνη·
ἀλλὰ σὺ τόν γ᾽ ἐλθοῦσα θεὰ ὑπελύσαο δεσμῶν,
ὦχ᾽ ἑκατόγχειρον καλέσασ᾽ ἐς μακρὸν Ὄλυμπον,
ὃν Βριάρεων καλέουσι θεοί, ἄνδρες δέ τε πάντες
Αἰγαίων᾽, ὁ γὰρ αὖτε βίην οὗ πατρὸς ἀμείνων·
ὅς ῥα παρὰ Κρονίωνι καθέζετο κύδεϊ γαίων·
τὸν καὶ ὑπέδεισαν μάκαρες θεοὶ οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔδησαν.
τῶν νῦν μιν μνήσασα παρέζεο καὶ λαβὲ γούνων
αἴ κέν πως ἐθέληισιν ἐπὶ Τρώεσσιν ἀρῆξαι,
τοὺς δὲ κατὰ πρύμνας τε καὶ ἀμφ᾽ ἅλα ἔλσαι Ἀχαιοὺς
κτεινομένους, ἵνα πάντες ἐπαύρωνται βασιλῆος,
γνῶι δὲ καὶ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἣν ἄτην ὅ τ᾽ ἄριστον Ἀχαιῶν οὐδὲν ἔτισεν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Θέτις κατὰ δάκρυ χέουσα·
ὤ μοι τέκνον ἐμόν, τί νύ σ᾽ ἔτρεφον αἰνὰ τεκοῦσα;
αἴθ᾽ ὄφελες παρὰ νηυσὶν ἀδάκρυτος καὶ ἀπήμων
ἧσθαι, ἐπεί νύ τοι αἶσα μίνυνθά περ οὔ τι μάλα δήν·
νῦν δ᾽ ἅμα τ᾽ ὠκύμορος καὶ ὀϊζυρὸς περὶ πάντων
ἔπλεο· τώ σε κακῆι αἴσηι τέκον ἐν μεγάροισι.
τοῦτο δέ τοι ἐρέουσα ἔπος Διὶ τερπικεραύνωι
εἶμ᾽ αὐτὴ πρὸς Ὄλυμπον ἀγάννιφον αἴ κε πίθηται.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν νηυσὶ παρήμενος ὠκυπόροισι
μήνι᾽ Ἀχαιοῖσιν, πολέμου δ᾽ ἀποπαύεο πάμπαν·
Ζεὺς γὰρ ἐς Ὠκεανὸν μετ᾽ ἀμύμονας Αἰθιοπῆας
χθιζὸς ἔβη κατὰ δαῖτα, θεοὶ δ᾽ ἅμα πάντες ἕποντο·
δωδεκάτηι δέ τοι αὖτις ἐλεύσεται Οὔλυμπον δέ,
καὶ τότ᾽ ἔπειτά τοι εἶμι Διὸς ποτὶ χαλκοβατὲς δῶ,
καί μιν γουνάσομαι καί μιν πείσεσθαι ὀΐω.
ὧς ἄρα φωνήσασ᾽ ἀπεβήσετο, τὸν δὲ λίπ᾽ αὐτοῦ
χωόμενον κατὰ θυμὸν ἐϋζώνοιο γυναικὸς
τήν ῥα βίηι ἀέκοντος ἀπηύρων· αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς
ἐς Χρύσην ἵκανεν ἄγων ἱερὴν ἑκατόμβην.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ λιμένος πολυβενθέος ἐντὸς ἵκοντο
ἱστία μὲν στείλαντο, θέσαν δ᾽ ἐν νηῒ μελαίνηι,
ἱστὸν δ᾽ ἱστοδόκηι πέλασαν προτόνοισιν ὑφέντες
καρπαλίμως, τὴν δ᾽ εἰς ὅρμον προέρεσσαν ἐρετμοῖς.
ἐκ δ᾽ εὐνὰς ἔβαλον, κατὰ δὲ πρυμνήσι᾽ ἔδησαν·
ἐκ δὲ καὶ αὐτοὶ βαῖνον ἐπὶ ῥηγμῖνι θαλάσσης,
ἐκ δ᾽ ἑκατόμβην βῆσαν ἑκηβόλωι Ἀπόλλωνι·
ἐκ δὲ Χρυσηῒς νηὸς βῆ ποντοπόροιο.
τὴν μὲν ἔπειτ᾽ ἐπὶ βωμὸν ἄγων πολύμητις Ὀδυσσεὺς
πατρὶ φίλωι ἐν χερσὶ τίθει καί μιν προσέειπεν·
ὦ Χρύση, πρό μ᾽ ἔπεμψεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
παῖδά τε σοὶ ἀγέμεν, Φοίβωι θ᾽ ἱερὴν ἑκατόμβην
ῥέξαι ὑπὲρ Δαναῶν ὄφρ᾽ ἱλασόμεσθα ἄνακτα,
ὃς νῦν Ἀργείοισι πολύστονα κήδε᾽ ἐφῆκεν.
ὧς εἰπὼν ἐν χερσὶ τίθει, ὁ δὲ δέξατο χαίρων
παῖδα φίλην· τοὶ δ᾽ ὦκα θεῶι ἱερὴν ἑκατόμβην
ἑξείης ἔστησαν ἐΰδμητον περὶ βωμόν,
χερνίψαντο δ᾽ ἔπειτα καὶ οὐλοχύτας ἀνέλοντο.
τοῖσιν δὲ Χρύσης μεγάλ᾽ εὔχετο χεῖρας ἀνασχών·
κλῦθί μευ ἀργυρότοξ᾽, ὃς Χρύσην ἀμφιβέβηκας
Κίλλαν τε ζαθέην Τενέδοιό τε ἶφι ἀνάσσεις·
ἦ μὲν δή ποτ᾽ ἐμεῦ πάρος ἔκλυες εὐξαμένοιο,
τίμησας μὲν ἐμέ, μέγα δ᾽ ἴψαο λαὸν Ἀχαιῶν·
ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν μοι τόδ᾽ ἐπικρήηνον ἐέλδωρ·
ἤδη νῦν Δαναοῖσιν ἀεικέα λοιγὸν ἄμυνον.
ὧς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε Φοῖβος
Ἀπόλλων. αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ εὔξαντο καὶ οὐλοχύτας προβάλοντο,
αὐέρυσαν μὲν πρῶτα καὶ ἔσφαξαν καὶ ἔδειραν,
μηρούς τ᾽ ἐξέταμον κατά τε κνίσηι ἐκάλυψαν
δίπτυχα ποιήσαντες, ἐπ᾽ αὐτῶν δ᾽ ὠμοθέτησαν·
καῖε δ᾽ ἐπὶ σχίζηις ὁ γέρων, ἐπὶ δ᾽ αἴθοπα οἶνον
λεῖβε· νέοι δὲ παρ᾽ αὐτὸν ἔχον πεμπώβολα χερσίν.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ μῆρε κάη καὶ σπλάγχνα πάσαντο,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρα τἆλλα καὶ ἀμφ᾽ ὀβελοῖσιν ἔπειραν,
ὤπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.
αὐτὰρ ἐπεὶ παύσαντο πόνου τετύκοντό τε δαῖτα
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
κοῦροι μὲν κρητῆρας ἐπεστέψαντο ποτοῖο,
νώμησαν δ᾽ ἄρα πᾶσιν ἐπαρξάμενοι δεπάεσσιν·
οἳ δὲ πανημέριοι μολπῆι θεὸν ἱλάσκοντο
καλὸν ἀείδοντες παιήονα κοῦροι Ἀχαιῶν
μέλποντες ἑκάεργον· ὁ δὲ φρένα τέρπετ᾽ ἀκούων.
ἦμος δ᾽ ἠέλιος κατέδυ καὶ ἐπὶ κνέφας ἦλθε,
δὴ τότε κοιμήσαντο παρὰ πρυμνήσια νηός·
ἦμος δ᾽ ἠριγένεια φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
καὶ τότ᾽ ἔπειτ᾽ ἀνάγοντο μετὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν·
τοῖσιν δ᾽ ἴκμενον οὖρον ἵει ἑκάεργος Ἀπόλλων·
οἳ δ᾽ ἱστὸν στήσαντ᾽ ἀνά θ᾽ ἱστία λευκὰ πέτασσαν,
ἐν δ᾽ ἄνεμος πρῆσεν μέσον ἱστίον, ἀμφὶ δὲ κῦμα
στείρηι πορφύρεον μεγάλ᾽ ἴαχε νηὸς ἰούσης·
ἣ δ᾽ ἔθεεν κατὰ κῦμα διαπρήσσουσα κέλευθον.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἵκοντο κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν,
νῆα μὲν οἵ γε μέλαιναν ἐπ᾽ ἠπείροιο ἔρυσσαν
ὑψοῦ ἐπὶ ψαμάθοις, ὑπὸ δ᾽ ἕρματα μακρὰ τάνυσσαν·
αὐτοὶ δ᾽ ἐσκίδναντο κατὰ κλισίας τε νέας τε.
αὐτὰρ ὁ μήνιε νηυσὶ παρήμενος ὠκυπόροισι
διογενὴς Πηλῆος υἱὸς πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
οὔτέ ποτ᾽ εἰς ἀγορὴν πωλέσκετο κυδιάνειραν
οὔτέ ποτ᾽ ἐς πόλεμον, ἀλλὰ φθινύθεσκε φίλον κῆρ
αὖθι μένων, ποθέεσκε δ᾽ ἀϋτήν τε πτόλεμόν τε.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐκ τοῖο δυωδεκάτη γένετ᾽ ἠώς,
καὶ τότε δὴ πρὸς Ὄλυμπον ἴσαν θεοὶ αἰὲν ἐόντες
πάντες ἅμα, Ζεὺς δ᾽ ἦρχε· Θέτις δ᾽ οὐ λήθετ᾽ ἐφετμέων
παιδὸς ἑοῦ, ἀλλ᾽ ἥ γ᾽ ἀνεδύσετο κῦμα θαλάσσης.
ἠερίη δ᾽ ἀνέβη μέγαν οὐρανὸν Οὔλυμπόν τε.
εὗρεν δ᾽ εὐρύοπα Κρονίδην ἄτερ ἥμενον ἄλλων
ἀκροτάτηι κορυφῆι πολυδειράδος Οὐλύμποιο·
καί ῥα πάροιθ᾽ αὐτοῖο καθέζετο, καὶ λάβε γούνων
σκαιῆι, δεξιτερῆι δ᾽ ἄρ᾽ ὑπ᾽ ἀνθερεῶνος ἑλοῦσα
λισσομένη προσέειπε Δία Κρονίωνα ἄνακτα·
Ζεῦ πάτερ εἴ ποτε δή σε μετ᾽ ἀθανάτοισιν ὄνησα
ἢ ἔπει ἢ ἔργωι, τόδε μοι κρήηνον ἐέλδωρ·
τίμησόν μοι υἱὸν ὃς ὠκυμορώτατος ἄλλων
ἔπλετ᾽· ἀτάρ μιν νῦν γε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἠτίμησεν· ἑλὼν γὰρ ἔχει γέρας αὐτὸς ἀπούρας.
ἀλλὰ σύ πέρ μιν τῖσον Ὀλύμπιε μητίετα Ζεῦ·
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώεσσι τίθει κράτος ὄφρ᾽ ἂν Ἀχαιοὶ
υἱὸν ἐμὸν τίσωσιν ὀφέλλωσίν τέ ἑ τιμῆι.
ὧς φάτο· τὴν δ᾽ οὔ τι προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς,
ἀλλ᾽ ἀκέων δὴν ἧστο· Θέτις δ᾽ ὡς ἥψατο γούνων
ὧς ἔχετ᾽ ἐμπεφυυῖα, καὶ εἴρετο δεύτερον αὖτις·
νημερτὲς μὲν δή μοι ὑπόσχεο καὶ κατάνευσον
ἢ ἀπόειπ᾽, ἐπεὶ οὔ τοι ἔπι δέος, ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδέω
ὅσσον ἐγὼ μετὰ πᾶσιν ἀτιμοτάτη θεός εἰμι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἦ δὴ λοίγια ἔργ᾽ ὅ τέ μ᾽ ἐχθοδοπῆσαι ἐφήσεις
Ἥρηι ὅτ᾽ ἄν μ᾽ ἐρέθηισιν ὀνειδείοις ἐπέεσσιν·
ἣ δὲ καὶ αὔτως μ᾽ αἰεὶ ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσι
νεικεῖ, καί τέ μέ φησι μάχηι Τρώεσσιν ἀρήγειν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν αὖτις ἀπόστιχε μή τι νοήσηι
Ἥρη· ἐμοὶ δέ κε ταῦτα μελήσεται ὄφρα τελέσσω·
εἰ δ᾽ ἄγε τοι κεφαλῆι κατανεύσομαι ὄφρα πεποίθηις·
τοῦτο γὰρ ἐξ ἐμέθεν γε μετ᾽ ἀθανάτοισι μέγιστον
τέκμωρ· οὐ γὰρ ἐμὸν παλινάγρετον οὐδ᾽ ἀπατηλὸν
οὐδ᾽ ἀτελεύτητον ὅ τί κεν κεφαλῆι κατανεύσω.
ἦ καὶ κυανέηισιν ἐπ᾽ ὀφρύσι νεῦσε Κρονίων·
ἀμβρόσιαι δ᾽ ἄρα χαῖται ἐπερρώσαντο ἄνακτος
κρατὸς ἀπ᾽ ἀθανάτοιο· μέγαν δ᾽ ἐλέλιξεν Ὄλυμπον.
τώ γ᾽ ὧς βουλεύσαντε διέτμαγεν· ἣ μὲν ἔπειτα
εἰς ἅλα ἆλτο βαθεῖαν ἀπ᾽ αἰγλήεντος Ὀλύμπου,
Ζεὺς δὲ ἑὸν πρὸς δῶμα· θεοὶ δ᾽ ἅμα πάντες ἀνέσταν
ἐξ ἑδέων σφοῦ πατρὸς ἐναντίον· οὐδέ τις ἔτλη
μεῖναι ἐπερχόμενον, ἀλλ᾽ ἀντίοι ἔσταν ἅπαντες.
ὧς ὁ μὲν ἔνθα καθέζετ᾽ ἐπὶ θρόνου· οὐδέ μιν Ἥρη
ἠγνοίησεν ἰδοῦσ᾽ ὅτι οἱ συμφράσσατο βουλὰς
ἀργυρόπεζα Θέτις θυγάτηρ ἁλίοιο γέροντος.
αὐτίκα κερτομίοισι Δία Κρονίωνα προσηύδα·
τίς δ᾽ αὖ τοι δολομῆτα θεῶν συμφράσσατο βουλάς;
αἰεί τοι φίλον ἐστὶν ἐμεῦ ἀπὸ νόσφιν ἐόντα
κρυπτάδια φρονέοντα δικαζέμεν· οὐδέ τί πώ μοι
πρόφρων τέτληκας εἰπεῖν ἔπος ὅττι νοήσηις.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
Ἥρη μὴ δὴ πάντας ἐμοὺς ἐπιέλπεο μύθους
εἰδήσειν· χαλεποί τοι ἔσοντ᾽ ἀλόχωι περ ἐούσηι·
ἀλλ᾽ ὃν μέν κ᾽ ἐπιεικὲς ἀκουέμεν οὔ τις ἔπειτα
οὔτε θεῶν πρότερος τὸν εἴσεται οὔτ᾽ ἀνθρώπων·
ὃν δέ κ᾽ ἐγὼν ἀπάνευθε θεῶν ἐθέλωμι νοῆσαι
μή τι σὺ ταῦτα ἕκαστα διείρεο μηδὲ μετάλλα.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες;
καὶ λίην σε πάρος γ᾽ οὔτ᾽ εἴρομαι οὔτε μεταλλῶ,
ἀλλὰ μάλ᾽ εὔκηλος τὰ φράζεαι ἅσσ᾽ ἐθέληισθα.
νῦν δ᾽ αἰνῶς δείδοικα κατὰ φρένα μή σε παρείπηι
ἀργυρόπεζα Θέτις θυγάτηρ ἁλίοιο γέροντος·
ἠερίη γὰρ σοί γε παρέζετο καὶ λάβε γούνων·
τῆι σ᾽ ὀΐω κατανεῦσαι ἐτήτυμον ὡς Ἀχιλῆα
τιμήσηις, ὀλέσηις δὲ πολέας ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
δαιμονίη αἰεὶ μὲν ὀΐεαι οὐδέ σε λήθω·
πρῆξαι δ᾽ ἔμπης οὔ τι δυνήσεαι, ἀλλ᾽ ἀπὸ θυμοῦ
μᾶλλον ἐμοὶ ἔσεαι· τὸ δέ τοι καὶ ῥίγιον ἔσται.
εἰ δ᾽ οὕτω τοῦτ᾽ ἐστὶν ἐμοὶ μέλλει φίλον εἶναι·
ἀλλ᾽ ἀκέουσα κάθησο, ἐμῶι δ᾽ ἐπιπείθεο μύθωι,
μή νύ τοι οὐ χραίσμωσιν ὅσοι θεοί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι
ἆσσον ἰόνθ᾽, ὅτε κέν τοι ἀάπτους χεῖρας ἐφείω.
ὧς ἔφατ᾽ ἔδεισεν δὲ βοῶπις πότνια Ἥρη,
καί ῥ᾽ ἀκέουσα καθῆστο ἐπιγνάμψασα φίλον κῆρ·
ὄχθησαν δ᾽ ἀνὰ δῶμα Διὸς θεοὶ Οὐρανίωνες·
τοῖσιν δ᾽ Ἥφαιστος κλυτοτέχνης ἦρχ᾽ ἀγορεύειν
μητρὶ φίληι ἐπίηρα φέρων λευκωλένωι Ἥρηι·
ἦ δὴ λοίγια ἔργα τάδ᾽ ἔσσεται οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀνεκτά,
εἰ δὴ σφὼ ἕνεκα θνητῶν ἐριδαίνετον ὧδε,
ἐν δὲ θεοῖσι κολωιὸν ἐλαύνετον· οὐδέ τι δαιτὸς
ἐσθλῆς ἔσσεται ἦδος, ἐπεὶ τὰ χερείονα νικᾶι.
μητρὶ δ᾽ ἐγὼ παράφημι καὶ αὐτῆι περ νοεούσηι
πατρὶ φίλωι ἐπίηρα φέρειν Διί, ὄφρα μὴ αὖτε
νεικείηισι πατήρ, σὺν δ᾽ ἡμῖν δαῖτα ταράξηι.
εἴ περ γάρ κ᾽ ἐθέληισιν Ὀλύμπιος ἀστεροπητὴς
ἐξ ἑδέων στυφελίξαι· ὁ γὰρ πολὺ φέρτατός ἐστιν.
ἀλλὰ σὺ τὸν ἐπέεσσι καθάπτεσθαι μαλακοῖσιν·
αὐτίκ᾽ ἔπειθ᾽ ἵλαος Ὀλύμπιος ἔσσεται ἡμῖν.
ὧς ἄρ᾽ ἔφη καὶ ἀναΐξας δέπας ἀμφικύπελλον
μητρὶ φίληι ἐν χειρὶ τίθει καί μιν προσέειπε·
τέτλαθι μῆτερ ἐμή, καὶ ἀνάσχεο κηδομένη περ,
μή σε φίλην περ ἐοῦσαν ἐν ὀφθαλμοῖσιν ἴδωμαι
θεινομένην, τότε δ᾽ οὔ τι δυνήσομαι ἀχνύμενός περ
χραισμεῖν· ἀργαλέος γὰρ Ὀλύμπιος ἀντιφέρεσθαι·
ἤδη γάρ με καὶ ἄλλοτ᾽ ἀλεξέμεναι μεμαῶτα
ῥῖψε ποδὸς τεταγὼν ἀπὸ βηλοῦ θεσπεσίοιο,
πᾶν δ᾽ ἦμαρ φερόμην, ἅμα δ᾽ ἠελίωι καταδύντι
κάππεσον ἐν Λήμνωι, ὀλίγος δ᾽ ἔτι θυμὸς ἐνῆεν·
ἔνθά με Σίντιες ἄνδρες ἄφαρ κομίσαντο πεσόντα.
ὧς φάτο, μείδησεν δὲ θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
μειδήσασα δὲ παιδὸς ἐδέξατο χειρὶ κύπελλον·
αὐτὰρ ὁ τοῖς ἄλλοισι θεοῖς ἐνδέξια πᾶσιν
οἰνοχόει γλυκὺ νέκταρ ἀπὸ κρητῆρος ἀφύσσων·
ἄσβεστος δ᾽ ἄρ᾽ ἐνῶρτο γέλως μακάρεσσι θεοῖσιν
ὡς ἴδον Ἥφαιστον διὰ δώματα ποιπνύοντα.
ὧς τότε μὲν πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης,
οὐ μὲν φόρμιγγος περικαλλέος ἣν ἔχ᾽ Ἀπόλλων,
Μουσάων θ᾽ αἳ ἄειδον ἀμειβόμεναι ὀπὶ καλῆι.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατέδυ λαμπρὸν φάος ἠελίοιο,
οἳ μὲν κακκείοντες ἔβαν οἶκον δὲ ἕκαστος,
ἧχι ἑκάστωι δῶμα περικλυτὸς ἀμφιγυήεις
Ἥφαιστος ποίησεν ἰδυίηισι πραπίδεσσι·
Ζεὺς δὲ πρὸς ὃν λέχος ἤϊ᾽ Ὀλύμπιος ἀστεροπητής,
ἔνθα πάρος κοιμᾶθ᾽ ὅτε μιν γλυκὺς ὕπνος ἱκάνοι·
ἔνθα καθεῦδ᾽ ἀναβάς, παρὰ δὲ χρυσόθρονος Ἥρη.
Ἰλιάδος Β
ὄνειρος διάπειρα · Βοιώτεια ἢ κατάλογος νεῶν
Ἄλλοι μέν ῥα θεοί τε καὶ ἀνέρες ἱπποκορυσταὶ
εὗδον παννύχιοι, Δία δ᾽ οὐκ ἔχε νήδυμος ὕπνος,
ἀλλ᾽ ὅ γε μερμήριζε κατὰ φρένα ὡς Ἀχιλῆα
τιμήσηι, ὀλέσηι δὲ πολέας ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ἥδε δέ οἱ κατὰ θυμὸν ἀρίστη φαίνετο βουλή,
πέμψαι ἐπ᾽ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι οὖλον ὄνειρον·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
βάσκ᾽ ἴθι οὖλε ὄνειρε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν·
ἐλθὼν ἐς κλισίην Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο
πάντα μάλ᾽ ἀτρεκέως ἀγορευέμεν ὡς ἐπιτέλλω·
θωρῆξαί ἑ κέλευε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
πανσυδίηι· νῦν γάρ κεν ἕλοι πόλιν εὐρυάγυιαν
Τρώων· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἀμφὶς Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἀθάνατοι φράζονται· ἐπέγναμψεν γὰρ ἅπαντας
Ἥρη λισσομένη, Τρώεσσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπται.
ὣς φάτο, βῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὄνειρος ἐπεὶ τὸν μῦθον ἄκουσε·
καρπαλίμως δ᾽ ἵκανε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
βῆ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα· τὸν δὲ κίχανεν
εὕδοντ᾽ ἐν κλισίηι, περὶ δ᾽ ἀμβρόσιος κέχυθ᾽ ὕπνος.
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς Νηληΐωι υἷι ἐοικώς
Νέστορι, τόν ῥα μάλιστα γερόντων τῖ᾽ Ἀγαμέμνων·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσεφώνεε θεῖος ὄνειρος·
εὕδεις Ἀτρέος υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο·
οὐ χρὴ παννύχιον εὕδειν βουληφόρον ἄνδρα
ὧι λαοί τ᾽ ἐπιτετράφαται καὶ τόσσα μέμηλε·
νῦν δ᾽ ἐμέθεν ξύνες ὦκα· Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι,
ὃς σεῦ ἄνευθεν ἐὼν μέγα κήδεται ἠδ᾽ ἐλεαίρει.
θωρῆξαί σε κέλευσε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
πανσυδίηι· νῦν γάρ κεν ἕλοις πόλιν εὐρυάγυιαν
Τρώων· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἀμφὶς Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἀθάνατοι φράζονται· ἐπέγναμψεν γὰρ ἅπαντας
Ἥρη λισσομένη, Τρώεσσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπται
ἐκ Διός· ἀλλὰ σὺ σῆισιν ἔχε φρεσί, μηδέ σε λήθη
αἱρείτω εὖτ᾽ ἄν σε μελίφρων ὕπνος ἀνήηι.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπεβήσετο, τὸν δὲ λίπ᾽ αὐτοῦ
τὰ φρονέοντ᾽ ἀνὰ θυμὸν ἅ ῥ᾽ οὐ τελέεσθαι ἔμελλον·
φῆ γὰρ ὅ γ᾽ αἱρήσειν Πριάμου πόλιν ἤματι κείνωι
νήπιος, οὐδὲ τὰ ἤιδη ἅ ῥα Ζεὺς μήδετο ἔργα·
θήσειν γὰρ ἔτ᾽ ἔμελλεν ἐπ᾽ ἄλγεά τε στοναχάς τε
Τρωσί τε καὶ Δαναοῖσι διὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
ἔγρετο δ᾽ ἐξ ὕπνου, θείη δέ μιν ἀμφέχυτ᾽ ὀμφή·
ἕζετο δ᾽ ὀρθωθείς, μαλακὸν δ᾽ ἔνδυνε χιτῶνα
καλὸν νηγάτεον, περὶ δὲ μέγα βάλλετο φᾶρος·
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον·
εἵλετο δὲ σκῆπτρον πατρώϊον ἄφθιτον αἰεὶ
σὺν τῶι ἔβη κατὰ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
ἠὼς μέν ῥα θεὰ προσεβήσετο μακρὸν Ὄλυμπον
Ζηνὶ φόως ἐρέουσα καὶ ἄλλοις ἀθανάτοισιν·
αὐτὰρ ὁ κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κέλευσε
κηρύσσειν ἀγορὴν δὲ κάρη κομόωντας Ἀχαιούς·
οἳ μὲν ἐκήρυσσον, τοὶ δ᾽ ἠγείροντο μάλ᾽ ὦκα·
βουλὴν δὲ πρῶτον μεγαθύμων ἷζε γερόντων
Νεστορέηι παρὰ νηῒ Πυλοιγενέος βασιλῆος·
τοὺς ὅ γε συγκαλέσας πυκινὴν ἀρτύνετο βουλήν·
κλῦτε φίλοι· θεῖός μοι ἐνύπνιον ἦλθεν ὄνειρος
ἀμβροσίην διὰ νύκτα· μάλιστα δὲ Νέστορι δίωι
εἶδός τε μέγεθός τε φυήν τ᾽ ἄγχιστα ἐώικει·
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί με πρὸς μῦθον ἔειπεν·
εὕδεις Ἀτρέος υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο·
οὐ χρὴ παννύχιον εὕδειν βουληφόρον ἄνδρα,
ὧι λαοί τ᾽ ἐπιτετράφαται καὶ τόσσα μέμηλε·
νῦν δ᾽ ἐμέθεν ξύνες ὦκα· Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι,
ὃς σεῦ ἄνευθεν ἐὼν μέγα κήδεται ἠδ᾽ ἐλεαίρει·
θωρῆξαί σε κέλευσε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
πανσυδίηι· νῦν γάρ κεν ἕλοις πόλιν εὐρυάγυιαν
Τρώων· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἀμφὶς Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἀθάνατοι φράζονται· ἐπέγναμψεν γὰρ ἅπαντας
Ἥρη λισσομένη, Τρώεσσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπται
ἐκ Διός· ἀλλὰ σὺ σῆισιν ἔχε φρεσίν· ὣς ὁ μὲν εἰπὼν
ὤιχετ᾽ ἀποπτάμενος, ἐμὲ δὲ γλυκὺς ὕπνος ἀνῆκεν.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ αἴ κέν πως θωρήξομεν υἷας Ἀχαιῶν·
πρῶτα δ᾽ ἐγὼν ἔπεσιν πειρήσομαι, ἣ θέμις ἐστί,
καὶ φεύγειν σὺν νηυσὶ πολυκλήϊσι κελεύσω·
ὑμεῖς δ᾽ ἄλλοθεν ἄλλος ἐρητύειν ἐπέεσσιν.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὣς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο, τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
Νέστωρ, ὅς ῥα Πύλοιο ἄναξ ἦν ἠμαθόεντος,
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
εἰ μέν τις τὸν ὄνειρον Ἀχαιῶν ἄλλος ἔνισπε
ψεῦδός κεν φαῖμεν καὶ νοσφιζοίμεθα μᾶλλον·
νῦν δ᾽ ἴδεν ὃς μέγ᾽ ἄριστος Ἀχαιῶν εὔχεται εἶναι·
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ αἴ κέν πως θωρήξομεν υἷας Ἀχαιῶν.
ὣς ἄρα φωνήσας βουλῆς ἐξῆρχε νέεσθαι,
οἳ δ᾽ ἐπανέστησαν πείθοντό τε ποιμένι λαῶν
σκηπτοῦχοι βασιλῆες· ἐπεσσεύοντο δὲ λαοί.
ἠΰτε ἔθνεα εἶσι μελισσάων ἁδινάων
πέτρης ἐκ γλαφυρῆς αἰεὶ νέον ἐρχομενάων,
βοτρυδὸν δὲ πέτονται ἐπ᾽ ἄνθεσιν εἰαρινοῖσιν·
αἳ μέν τ᾽ ἔνθα ἅλις πεποτήαται, αἳ δέ τε ἔνθα·
ὣς τῶν ἔθνεα πολλὰ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων
ἠϊόνος προπάροιθε βαθείης ἐστιχόωντο
ἰλαδὸν εἰς ἀγορήν· μετὰ δέ σφισιν ὄσσα δεδήει
ὀτρύνουσ᾽ ἰέναι Διὸς ἄγγελος· οἳ δ᾽ ἀγέροντο.
τετρήχει δ᾽ ἀγορή, ὑπὸ δὲ στεναχίζετο γαῖα
λαῶν ἱζόντων, ὅμαδος δ᾽ ἦν· ἐννέα δέ σφεας
κήρυκες βοόωντες ἐρήτυον, εἴ ποτ᾽ ἀϋτῆς
σχοίατ᾽, ἀκούσειαν δὲ διοτρεφέων βασιλήων.
σπουδῆι δ᾽ ἕζετο λαός, ἐρήτυθεν δὲ καθ᾽ ἕδρας
παυσάμενοι κλαγγῆς· ἀνὰ δὲ κρείων Ἀγαμέμνων
ἔστη σκῆπτρον ἔχων τὸ μὲν Ἥφαιστος κάμε τεύχων.
Ἥφαιστος μὲν δῶκε Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι,
αὐτὰρ ἄρα Ζεὺς δῶκε διακτόρωι ἀργεϊφόντηι·
Ἑρμείας δὲ ἄναξ δῶκεν Πέλοπι πληξίππωι,
αὐτὰρ ὁ αὖτε Πέλοψ δῶκ᾽ Ἀτρέϊ ποιμένι λαῶν,
Ἀτρεὺς δὲ θνήισκων ἔλιπεν πολύαρνι Θυέστηι,
αὐτὰρ ὁ αὖτε Θυέστ᾽ Ἀγαμέμνονι λεῖπε φορῆναι,
πολλῆισιν νήσοισι καὶ Ἄργεϊ παντὶ ἀνάσσειν.
τῶι ὅ γ᾽ ἐρεισάμενος ἔπε᾽ Ἀργείοισι μετηύδα·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
Ζεύς με μέγα Κρονίδης ἄτηι ἐνέδησε βαρείηι,
σχέτλιος, ὃς πρὶν μέν μοι ὑπέσχετο καὶ κατένευσεν
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι,
νῦν δὲ κακὴν ἀπάτην βουλεύσατο, καί με κελεύει
δυσκλέα Ἄργος ἱκέσθαι, ἐπεὶ πολὺν ὤλεσα λαόν.
οὕτω που Διὶ μέλλει ὑπερμενέϊ φίλον εἶναι,
ὃς δὴ πολλάων πολίων κατέλυσε κάρηνα
ἠδ᾽ ἔτι καὶ λύσει· τοῦ γὰρ κράτος ἐστὶ μέγιστον.
αἰσχρὸν γὰρ τόδε γ᾽ ἐστὶ καὶ ἐσσομένοισι πυθέσθαι
μὰψ οὕτω τοιόνδε τοσόνδε τε λαὸν Ἀχαιῶν
ἄπρηκτον πόλεμον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι
ἀνδράσι παυροτέροισι, τέλος δ᾽ οὔ πώ τι πέφανται·
εἴ περ γάρ κ᾽ ἐθέλοιμεν Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
ὅρκια πιστὰ ταμόντες ἀριθμηθήμεναι ἄμφω,
Τρῶας μὲν λέξασθαι ἐφέστιοι ὅσσοι ἔασιν,
ἡμεῖς δ᾽ ἐς δεκάδας διακοσμηθεῖμεν Ἀχαιοί,
Τρώων δ᾽ ἄνδρα ἕκαστοι ἑλοίμεθα οἰνοχοεύειν,
πολλαί κεν δεκάδες δευοίατο οἰνοχόοιο.
τόσσον ἐγώ φημι πλέας ἔμμεναι υἷας Ἀχαιῶν
Τρώων, οἳ ναίουσι κατὰ πτόλιν· ἀλλ᾽ ἐπίκουροι
πολλέων ἐκ πολίων ἐγχέσπαλοι ἄνδρες ἔασιν,
οἵ με μέγα πλάζουσι καὶ οὐκ εἰῶσ᾽ ἐθέλοντα
Ἰλίου ἐκπέρσαι εὖ ναιόμενον πτολίεθρον.
ἐννέα δὴ βεβάασι Διὸς μεγάλου ἐνιαυτοί,
καὶ δὴ δοῦρα σέσηπε νεῶν καὶ σπάρτα λέλυνται·
αἳ δέ που ἡμέτεραί τ᾽ ἄλοχοι καὶ νήπια τέκνα
εἵατ᾽ ἐνὶ μεγάροις ποτιδέγμεναι· ἄμμι δὲ ἔργον
αὔτως ἀκράαντον οὗ εἵνεκα δεῦρ᾽ ἱκόμεσθα.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
φεύγωμεν σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν·
οὐ γὰρ ἔτι Τροίην αἱρήσομεν εὐρυάγυιαν.
ὣς φάτο, τοῖσι δὲ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε
πᾶσι μετὰ πληθὺν ὅσοι οὐ βουλῆς ἐπάκουσαν·
κινήθη δ᾽ ἀγορὴ φὴ κύματα μακρὰ θαλάσσης
πόντου Ἰκαρίοιο, τὰ μέν τ᾽ Εὖρός τε Νότος τε
ὤρορ᾽ ἐπαΐξας πατρὸς Διὸς ἐκ νεφελάων.
ὡς δ᾽ ὅτε κινήσηι Ζέφυρος βαθὺ λήϊον ἐλθὼν
λάβρος ἐπαιγίζων, ἐπί τ᾽ ἠμύει ἀσταχύεσσιν,
ὣς τῶν πᾶσ᾽ ἀγορὴ κινήθη· τοὶ δ᾽ ἀλαλητῶι
νῆας ἔπ᾽ ἐσσεύοντο, ποδῶν δ᾽ ὑπένερθε κονίη
ἵστατ᾽ ἀειρομένη· τοὶ δ᾽ ἀλλήλοισι κέλευον
ἅπτεσθαι νηῶν ἠδ᾽ ἑλκέμεν εἰς ἅλα δῖαν,
οὐρούς τ᾽ ἐξεκάθαιρον· ἀϋτὴ δ᾽ οὐρανὸν ἷκεν
οἴκαδε ἱεμένων· ὑπὸ δ᾽ ἥιρεον ἕρματα νηῶν.
ἔνθά κεν Ἀργείοισιν ὑπέρμορα νόστος ἐτύχθη
εἰ μὴ Ἀθηναίην Ἥρη πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη,
οὕτω δὴ οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
Ἀργεῖοι φεύξονται ἐπ᾽ εὐρέα νῶτα θαλάσσης,
κὰδ δέ κεν εὐχωλὴν Πριάμωι καὶ Τρωσὶ λίποιεν
Ἀργείην Ἑλένην, ἧς εἵνεκα πολλοὶ Ἀχαιῶν
ἐν Τροίηι ἀπόλοντο φίλης ἀπὸ πατρίδος αἴης·
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν κατὰ λαὸν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
σοῖς ἀγανοῖς ἐπέεσσιν ἐρήτυε φῶτα ἕκαστον,
μηδὲ ἔα νῆας ἅλα δ᾽ ἑλκέμεν ἀμφιελίσσας.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα·
καρπαλίμως δ᾽ ἵκανε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
εὗρεν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα Διὶ μῆτιν ἀτάλαντον
ἑσταότ᾽· οὐδ᾽ ὅ γε νηὸς ἐϋσσέλμοιο μελαίνης
ἅπτετ᾽, ἐπεί μιν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἵκανεν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη γλαυκῶπις Ἀθήνη·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ,
οὕτω δὴ οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
φεύξεσθ᾽ ἐν νήεσσι πολυκλήϊσι πεσόντες,
κὰδ δέ κεν εὐχωλὴν Πριάμωι καὶ Τρωσὶ λίποιτε
Ἀργείην Ἑλένην, ἧς εἵνεκα πολλοὶ Ἀχαιῶν
ἐν Τροίηι ἀπόλοντο φίλης ἀπὸ πατρίδος αἴης;
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν κατὰ λαὸν Ἀχαιῶν, μηδ᾽ ἔτ᾽ ἐρώει,
σοῖς δ᾽ ἀγανοῖς ἐπέεσσιν ἐρήτυε φῶτα ἕκαστον,
μηδὲ ἔα νῆας ἅλα δ᾽ ἑλκέμεν ἀμφιελίσσας.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ ξυνέηκε θεᾶς ὄπα φωνησάσης,
βῆ δὲ θέειν, ἀπὸ δὲ χλαῖναν βάλε· τὴν δὲ κόμισσε
κῆρυξ Εὐρυβάτης Ἰθακήσιος ὅς οἱ ὀπήδει·
αὐτὸς δ᾽ Ἀτρεΐδεω Ἀγαμέμνονος ἀντίος ἐλθὼν
δέξατό οἱ σκῆπτρον πατρώϊον ἄφθιτον αἰεί·
σὺν τῶι ἔβη κατὰ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων.
ὅν τινα μὲν βασιλῆα καὶ ἔξοχον ἄνδρα κιχείη
τὸν δ᾽ ἀγανοῖς ἐπέεσσιν ἐρητύσασκε παραστάς·
δαιμόνι᾽ οὔ σε ἔοικε κακὸν ὣς δειδίσσεσθαι,
ἀλλ᾽ αὐτός τε κάθησο καὶ ἄλλους ἵδρυε λαούς·
οὐ γάρ πω σάφα οἶσθ᾽ οἷος νόος Ἀτρεΐωνος·
νῦν μὲν πειρᾶται, τάχα δ᾽ ἴψεται υἷας Ἀχαιῶν.
ἐν βουλῆι δ᾽ οὐ πάντες ἀκούσαμεν οἷον ἔειπε.
μή τι χολωσάμενος ῥέξηι κακὸν υἷας Ἀχαιῶν·
θυμὸς δὲ μέγας ἐστὶ διοτρεφέων βασιλήων,
τιμὴ δ᾽ ἐκ Διός ἐστι, φιλεῖ δέ ἑ μητίετα Ζεύς.
ὃν δ᾽ αὖ δήμου τ᾽ ἄνδρα ἴδοι βοόωντά τ᾽ ἐφεύροι,
τὸν σκήπτρωι ἐλάσασκεν ὁμοκλήσασκέ τε μύθωι·
δαιμόνι᾽ ἀτρέμας ἧσο καὶ ἄλλων μῦθον ἄκουε,
οἳ σέο φέρτεροί εἰσι, σὺ δ᾽ ἀπτόλεμος καὶ ἄναλκις
οὔτέ ποτ᾽ ἐν πολέμωι ἐναρίθμιος οὔτ᾽ ἐνὶ βουλῆι·
οὐ μέν πως πάντες βασιλεύσομεν ἐνθάδ᾽ Ἀχαιοί·
οὐκ ἀγαθὸν πολυκοιρανίη· εἷς κοίρανος ἔστω,
εἷς βασιλεύς, ὧι δῶκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω
σκῆπτρόν τ᾽ ἠδὲ θέμιστας, ἵνά σφισι βουλεύηισι.
ὣς ὅ γε κοιρανέων δίεπε στρατόν· οἳ δ᾽ ἀγορὴν δὲ
αὖτις ἐπεσσεύοντο νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων
ἠχῆι, ὡς ὅτε κῦμα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης
αἰγιαλῶι μεγάλωι βρέμεται, σμαραγεῖ δέ τε πόντος.
ἄλλοι μέν ῥ᾽ ἕζοντο, ἐρήτυθεν δὲ καθ᾽ ἕδρας·
Θερσίτης δ᾽ ἔτι μοῦνος ἀμετροεπὴς ἐκολώια,
ὃς ἔπεα φρεσὶν ἧισιν ἄκοσμά τε πολλά τε ἤιδη
μάψ, ἀτὰρ οὐ κατὰ κόσμον, ἐριζέμεναι βασιλεῦσιν,
ἀλλ᾽ ὅ τι οἱ εἴσαιτο γελοίϊον Ἀργείοισιν
ἔμμεναι· αἴσχιστος δὲ ἀνὴρ ὑπὸ Ἴλιον ἦλθε·
φολκὸς ἔην, χωλὸς δ᾽ ἕτερον πόδα· τὼ δέ οἱ ὤμω
κυρτὼ ἐπὶ στῆθος συνοχωκότε· αὐτὰρ ὕπερθε
φοξὸς ἔην κεφαλήν, ψεδνὴ δ᾽ ἐπενήνοθε λάχνη.
ἔχθιστος δ᾽ Ἀχιλῆϊ μάλιστ᾽ ἦν ἠδ᾽ Ὀδυσῆϊ·
τὼ γὰρ νεικείεσκε· τότ᾽ αὖτ᾽ Ἀγαμέμνονι δίωι
ὀξέα κεκλήγων λέγ᾽ ὀνείδεα· τῶι δ᾽ ἄρ᾽ Ἀχαιοὶ
ἐκπάγλως κοτέοντο νεμέσσηθέν τ᾽ ἐνὶ θυμῶι.
αὐτὰρ ὁ μακρὰ βοῶν Ἀγαμέμνονα νείκεε μύθωι·
Ἀτρεΐδη τέο δ᾽ αὖτ᾽ ἐπιμέμφεαι ἠδὲ χατίζεις;
πλεῖαί τοι χαλκοῦ κλισίαι, πολλαὶ δὲ γυναῖκες
εἰσὶν ἐνὶ κλισίηις ἐξαίρετοι, ἅς τοι Ἀχαιοὶ
πρωτίστωι δίδομεν εὖτ᾽ ἂν πτολίεθρον ἕλωμεν.
ἦ ἔτι καὶ χρυσοῦ ἐπιδεύεαι, ὅν κέ τις οἴσει
Τρώων ἱπποδάμων ἐξ Ἰλίου υἷος ἄποινα,
ὅν κεν ἐγὼ δήσας ἀγάγω ἢ ἄλλος Ἀχαιῶν,
ἠὲ γυναῖκα νέην, ἵνα μίσγεαι ἐν φιλότητι,
ἥν τ᾽ αὐτὸς ἀπονόσφι κατίσχεαι; οὐ μὲν ἔοικεν
ἀρχὸν ἐόντα κακῶν ἐπιβασκέμεν υἷας Ἀχαιῶν.
ὦ πέπονες κάκ᾽ ἐλέγχε᾽ Ἀχαιΐδες οὐκέτ᾽ Ἀχαιοὶ
οἴκαδέ περ σὺν νηυσὶ νεώμεθα, τόνδε δ᾽ ἐῶμεν
αὐτοῦ ἐνὶ Τροίηι γέρα πεσσέμεν, ὄφρα ἴδηται
ἤ ῥά τί οἱ χἠμεῖς προσαμύνομεν ἦε καὶ οὐκί·
ὃς καὶ νῦν Ἀχιλῆα ἕο μέγ᾽ ἀμείνονα φῶτα
ἠτίμησεν· ἑλὼν γὰρ ἔχει γέρας αὐτὸς ἀπούρας.
ἀλλὰ μάλ᾽ οὐκ Ἀχιλῆϊ χόλος φρεσίν, ἀλλὰ μεθήμων·
ἦ γὰρ ἂν Ἀτρεΐδη νῦν ὕστατα λωβήσαιο·
ὣς φάτο νεικείων Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν,
Θερσίτης· τῶι δ᾽ ὦκα παρίστατο δῖος Ὀδυσσεύς,
καί μιν ὑπόδρα ἰδὼν χαλεπῶι ἠνίπαπε μύθωι·
Θερσῖτ᾽ ἀκριτόμυθε, λιγύς περ ἐὼν ἀγορητής,
ἴσχεο, μηδ᾽ ἔθελ᾽ οἶος ἐριζέμεναι βασιλεῦσιν·
οὐ γὰρ ἐγὼ σέο φημὶ χερειότερον βροτὸν ἄλλον
ἔμμεναι, ὅσσοι ἅμ᾽ Ἀτρεΐδηις ὑπὸ Ἴλιον ἦλθον.
τὼ οὐκ ἂν βασιλῆας ἀνὰ στόμ᾽ ἔχων ἀγορεύοις,
καί σφιν ὀνείδεά τε προφέροις, νόστόν τε φυλάσσοις.
οὐδέ τί πω σάφα ἴδμεν ὅπως ἔσται τάδε ἔργα,
ἢ εὖ ἦε κακῶς νοστήσομεν υἷες Ἀχαιῶν.
τὼ νῦν Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
ἧσαι ὀνειδίζων, ὅτι οἱ μάλα πολλὰ διδοῦσιν
ἥρωες Δαναοί· σὺ δὲ κερτομέων ἀγορεύεις.
ἀλλ᾽ ἔκ τοι ἐρέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
εἴ κ᾽ ἔτι σ᾽ ἀφραίνοντα κιχήσομαι ὥς νύ περ ὧδε,
μηκέτ᾽ ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆϊ κάρη ὤμοισιν ἐπείη,
μηδ᾽ ἔτι Τηλεμάχοιο πατὴρ κεκλημένος εἴην,
εἰ μὴ ἐγώ σε λαβὼν ἀπὸ μὲν φίλα εἵματα δύσω,
χλαῖνάν τ᾽ ἠδὲ χιτῶνα, τά τ᾽ αἰδῶ ἀμφικαλύπτει,
αὐτὸν δὲ κλαίοντα θοὰς ἐπὶ νῆας ἀφήσω
πεπλήγων ἀγορῆθεν ἀεικέσσι πληγῆισιν.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, σκήπτρωι δὲ μετάφρενον ἠδὲ καὶ ὤμω
πλῆξεν· ὁ δ᾽ ἰδνώθη, θαλερὸν δέ οἱ ἔκπεσε δάκρυ·
σμῶδιξ δ᾽ αἱματόεσσα μεταφρένου ἐξυπανέστη
σκήπτρου ὕπο χρυσέου· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο τάρβησέν τε,
ἀλγήσας δ᾽ ἀχρεῖον ἰδὼν ἀπομόρξατο δάκρυ.
οἳ δὲ καὶ ἀχνύμενοί περ ἐπ᾽ αὐτῶι ἡδὺ γέλασσαν·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν ἐς πλησίον ἄλλον·
ὢ πόποι ἦ δὴ μυρί᾽ Ὀδυσσεὺς ἐσθλὰ ἔοργε
βουλάς τ᾽ ἐξάρχων ἀγαθὰς πόλεμόν τε κορύσσων·
νῦν δὲ τόδε μέγ᾽ ἄριστον ἐν Ἀργείοισιν ἔρεξεν,
ὃς τὸν λωβητῆρα ἐπεσβόλον ἔσχ᾽ ἀγοράων.
οὔ θήν μιν πάλιν αὖτις ἀνήσει θυμὸς ἀγήνωρ
νεικείειν βασιλῆας ὀνειδείοις ἐπέεσσιν.
ὣς φάσαν ἣ πληθύς· ἀνὰ δ᾽ ὁ πτολίπορθος Ὀδυσσεὺς
ἔστη σκῆπτρον ἔχων· παρὰ δὲ γλαυκῶπις Ἀθήνη
εἰδομένη κήρυκι σιωπᾶν λαὸν ἀνώγει,
ὡς ἅμα θ᾽ οἳ πρῶτοί τε καὶ ὕστατοι υἷες Ἀχαιῶν
μῦθον ἀκούσειαν καὶ ἐπιφρασσαίατο βουλήν·
ὅ σφιν ἐὺ φρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
Ἀτρεΐδη νῦν δή σε ἄναξ ἐθέλουσιν Ἀχαιοὶ
πᾶσιν ἐλέγχιστον θέμεναι μερόπεσσι βροτοῖσιν,
οὐδέ τοι ἐκτελέουσιν ὑπόσχεσιν ἥν περ ὑπέσταν
ἐνθάδ᾽ ἔτι στείχοντες ἀπ᾽ Ἄργεος ἱπποβότοιο
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι.
ὥς τε γὰρ ἢ παῖδες νεαροὶ χῆραί τε γυναῖκες
ἀλλήλοισιν ὀδύρονται οἶκον δὲ νέεσθαι.
ἦ μὴν καὶ πόνος ἐστὶν ἀνιηθέντα νέεσθαι·
καὶ γάρ τίς θ᾽ ἕνα μῆνα μένων ἀπὸ ἧς ἀλόχοιο
ἀσχαλάαι σὺν νηῒ πολυζύγωι, ὅν περ ἄελλαι
χειμέριαι εἰλέωσιν ὀρινομένη τε θάλασσα·
ἡμῖν δ᾽ εἴνατός ἐστι περιτροπέων ἐνιαυτὸς
ἐνθάδε μιμνόντεσσι· τὼ οὐ νεμεσίζομ᾽ Ἀχαιοὺς
ἀσχαλάαν παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν· ἀλλὰ καὶ ἔμπης
αἰσχρόν τοι δηρόν τε μένειν κενεόν τε νέεσθαι.
τλῆτε φίλοι, καὶ μείνατ᾽ ἐπὶ χρόνον ὄφρα δαῶμεν
ἢ ἐτεὸν Κάλχας μαντεύεται ἦε καὶ οὐκί.
εὖ γὰρ δὴ τόδε ἴδμεν ἐνὶ φρεσίν, ἐστὲ δὲ πάντες
μάρτυροι, οὓς μὴ κῆρες ἔβαν θανάτοιο φέρουσαι·
χθιζά τε καὶ πρωΐζ᾽ ὅτ᾽ ἐς Αὐλίδα νῆες Ἀχαιῶν
ἠγερέθοντο κακὰ Πριάμωι καὶ Τρωσὶ φέρουσαι,
ἡμεῖς δ᾽ ἀμφὶ περὶ κρήνην ἱεροὺς κατὰ βωμοὺς
ἕρδομεν ἀθανάτοισι τεληέσσας ἑκατόμβας
καλῆι ὑπὸ πλατανίστωι ὅθεν ῥέεν ἀγλαὸν ὕδωρ·
ἔνθ᾽ ἐφάνη μέγα σῆμα· δράκων ἐπὶ νῶτα δαφοινὸς
σμερδαλέος, τόν ῥ᾽ αὐτὸς Ὀλύμπιος ἧκε φόως δέ,
βωμοῦ ὑπαΐξας πρός ῥα πλατάνιστον ὄρουσεν.
ἔνθα δ᾽ ἔσαν στρουθοῖο νεοσσοί, νήπια τέκνα,
ὄζωι ἐπ᾽ ἀκροτάτωι πετάλοις ὑποπεπτηῶτες
ὀκτώ, ἀτὰρ μήτηρ ἐνάτη ἦν ἣ τέκε τέκνα·
ἔνθ᾽ ὅ γε τοὺς ἐλεεινὰ κατήσθιε τετριγῶτας·
μήτηρ δ᾽ ἀμφεποτᾶτο ὀδυρομένη φίλα τέκνα·
τὴν δ᾽ ἐλελιξάμενος πτέρυγος λάβεν ἀμφιαχυῖαν.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ τέκνα φάγε στρουθοῖο καὶ αὐτήν,
τὸν μὲν ἀρίζηλον θῆκεν θεὸς ὅς περ ἔφηνε·
λᾶαν γάρ μιν ἔθηκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω·
ἡμεῖς δ᾽ ἑσταότες θαυμάζομεν οἷον ἐτύχθη.
ὡς οὖν δεινὰ πέλωρα θεῶν εἰσῆλθ᾽ ἑκατόμβας,
Κάλχας δ᾽ αὐτίκ᾽ ἔπειτα θεοπροπέων ἀγόρευε·
τίπτ᾽ ἄνεωι ἐγένεσθε κάρη κομόωντες Ἀχαιοί;
ἡμῖν μὲν τόδ᾽ ἔφηνε τέρας μέγα μητίετα Ζεὺς
ὄψιμον ὀψιτέλεστον, ὅου κλέος οὔ ποτ᾽ ὀλεῖται.
ὡς οὗτος κατὰ τέκνα φάγε στρουθοῖο καὶ αὐτὴν
ὀκτώ, ἀτὰρ μήτηρ ἐνάτη ἦν ἣ τέκε τέκνα,
ὣς ἡμεῖς τοσσαῦτ᾽ ἔτεα πτολεμίξομεν αὖθι,
τῶι δεκάτωι δὲ πόλιν αἱρήσομεν εὐρυάγυιαν.
κεῖνος τὼς ἀγόρευε· τὰ δὴ νῦν πάντα τελεῖται.
ἀλλ᾽ ἄγε μίμνετε πάντες ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
αὐτοῦ εἰς ὅ κεν ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἕλωμεν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργεῖοι δὲ μέγ᾽ ἴαχον, ἀμφὶ δὲ νῆες
σμερδαλέον κονάβησαν ἀϋσάντων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν,
μῦθον ἐπαινήσαντες Ὀδυσσῆος θείοιο·
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ὦ πόποι ἦ δὴ παισὶν ἐοικότες ἀγοράασθε
νηπιάχοις οἷς οὔ τι μέλει πολεμήϊα ἔργα.
πῆι δὴ συνθεσίαι τε καὶ ὅρκια βήσεται ἥμιν;
ἐν πυρὶ δὴ βουλαί τε γενοίατο μήδεά τ᾽ ἀνδρῶν
σπονδαί τ᾽ ἄκρητοι καὶ δεξιαί, ἧις ἐπέπιθμεν·
αὔτως γὰρ ἐπέεσσ᾽ ἐριδαίνομεν, οὐδέ τι μῆχος
εὑρέμεναι δυνάμεσθα, πολὺν χρόνον ἐνθάδ᾽ ἐόντες.
Ἀτρεΐδη σὺ δ᾽ ἔθ᾽ ὡς πρὶν ἔχων ἀστεμφέα βουλὴν
ἄρχευ᾽ Ἀργείοισι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας,
τούσδε δ᾽ ἔα φθινύθειν ἕνα καὶ δύο, τοί κεν Ἀχαιῶν
νόσφιν βουλεύωσ᾽· ἄνυσις δ᾽ οὐκ ἔσσεται αὐτῶν·
πρὶν Ἄργος δ᾽ ἰέναι πρὶν καὶ Διὸς αἰγιόχοιο
γνώμεναι εἴ τε ψεῦδος ὑπόσχεσις εἴ τε καὶ οὐκί.
φημὶ γὰρ οὖν κατανεῦσαι ὑπερμενέα Κρονίωνα
ἤματι τῶι ὅτε νηυσὶν ἐν ὠκυπόροισιν ἔβαινον
Ἀργεῖοι Τρώεσσι φόνον καὶ κῆρα φέροντες
ἀστράπτων ἐπιδέξι᾽ ἐναίσιμα σήματα φαίνων.
τὼ μή τις πρὶν ἐπειγέσθω οἶκον δὲ νέεσθαι
πρίν τινα πὰρ Τρώων ἀλόχωι κατακοιμηθῆναι,
τίσασθαι δ᾽ Ἑλένης ὁρμήματά τε στοναχάς τε.
εἰ δέ τις ἐκπάγλως ἐθέλει οἶκον δὲ νέεσθαι
ἁπτέσθω ἧς νηὸς ἐϋσσέλμοιο μελαίνης,
ὄφρα πρόσθ᾽ ἄλλων θάνατον καὶ πότμον ἐπίσπηι.
ἀλλὰ ἄναξ αὐτός τ᾽ εὖ μήδεο πείθεό τ᾽ ἄλλωι·
οὔ τοι ἀπόβλητον ἔπος ἔσσεται ὅττί κεν εἴπω·
κρῖν᾽ ἄνδρας κατὰ φῦλα κατὰ φρήτρας Ἀγάμεμνον,
ὡς φρήτρη φρήτρηφιν ἀρήγηι, φῦλα δὲ φύλοις.
εἰ δέ κεν ὣς ἕρξηις καί τοι πείθωνται Ἀχαιοί,
γνώσηι ἔπειθ᾽ ὅς θ᾽ ἡγεμόνων κακὸς ὅς τέ νυ λαῶν
ἠδ᾽ ὅς κ᾽ ἐσθλὸς ἔηισι· κατὰ σφέας γὰρ μαχέονται.
γνώσεαι δ᾽ εἰ καὶ θεσπεσίηι πόλιν οὐκ ἀλαπάξεις,
ἦ ἀνδρῶν κακότητι καὶ ἀφραδίηι πολέμοιο.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
ἦ μὰν αὖτ᾽ ἀγορῆι νικᾶις γέρον υἷας Ἀχαιῶν.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
τοιοῦτοι δέκα μοι συμφράδμονες εἶεν Ἀχαιῶν·
τώ κε τάχ᾽ ἠμύσειε πόλις Πριάμοιο ἄνακτος
χερσὶν ὑφ᾽ ἡμετέρηισιν ἁλοῦσά τε περθομένη τε.
ἀλλά μοι αἰγίοχος Κρονίδης Ζεὺς ἄλγε᾽ ἔδωκεν,
ὅς με μετ᾽ ἀπρήκτους ἔριδας καὶ νείκεα βάλλει.
καὶ γὰρ ἐγὼν Ἀχιλεύς τε μαχεσσάμεθ᾽ εἵνεκα κούρης
ἀντιβίοις ἐπέεσσιν, ἐγὼ δ᾽ ἦρχον χαλεπαίνων·
εἰ δέ ποτ᾽ ἔς γε μίαν βουλεύσομεν, οὐκέτ᾽ ἔπειτα
Τρωσὶν ἀνάβλησις κακοῦ ἔσσεται οὐδ᾽ ἠβαιόν.
νῦν δ᾽ ἔρχεσθ᾽ ἐπὶ δεῖπνον ἵνα ξυνάγωμεν Ἄρηα.
εὖ μέν τις δόρυ θηξάσθω, εὖ δ᾽ ἀσπίδα θέσθω,
εὖ δέ τις ἵπποισιν δεῖπνον δότω ὠκυπόδεσσιν,
εὖ δέ τις ἅρματος ἀμφὶς ἰδὼν πολέμοιο μεδέσθω,
ὥς κε πανημέριοι στυγερῶι κρινώμεθ᾽ Ἄρηϊ.
οὐ γὰρ παυσωλή γε μετέσσεται οὐδ᾽ ἠβαιὸν
εἰ μὴ νὺξ ἐλθοῦσα διακρινέει μένος ἀνδρῶν.
ἱδρώσει μέν τευ τελαμὼν ἀμφὶ στήθεσφιν
ἀσπίδος ἀμφιβρότης, περὶ δ᾽ ἔγχεϊ χεῖρα καμεῖται·
ἱδρώσει δέ τευ ἵππος ἐΰξοον ἅρμα τιταίνων.
ὃν δέ κ᾽ ἐγὼν ἀπάνευθε μάχης ἐθέλοντα νοήσω
μιμνάζειν παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν, οὔ οἱ ἔπειτα
ἄρκιον ἐσσεῖται φυγέειν κύνας ἠδ᾽ οἰωνούς.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργεῖοι δὲ μέγ᾽ ἴαχον ὡς ὅτε κῦμα
ἀκτῆι ἐφ᾽ ὑψηλῆι, ὅτε κινήσηι Νότος ἐλθών,
προβλῆτι σκοπέλωι· τὸν δ᾽ οὔ ποτε κύματα λείπει
παντοίων ἀνέμων, ὅτ᾽ ἂν ἔνθ᾽ ἢ ἔνθα γένωνται.
ἀνστάντες δ᾽ ὀρέοντο κεδασθέντες κατὰ νῆας,
κάπνισσάν τε κατὰ κλισίας, καὶ δεῖπνον ἕλοντο.
ἄλλος δ᾽ ἄλλωι ἔρεζε θεῶν αἰειγενετάων
εὐχόμενος θάνατόν τε φυγεῖν καὶ μῶλον Ἄρηος.
αὐτὰρ ὁ βοῦν ἱέρευσε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
πίονα πενταέτηρον ὑπερμενέϊ Κρονίωνι,
κίκλησκεν δὲ γέροντας ἀριστῆας Παναχαιῶν,
Νέστορα μὲν πρώτιστα καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Αἴαντε δύω καὶ Τυδέος υἱόν,
ἕκτον δ᾽ αὖτ᾽ Ὀδυσῆα Διὶ μῆτιν ἀτάλαντον.
αὐτόματος δέ οἱ ἦλθε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
ἤιδεε γὰρ κατὰ θυμὸν ἀδελφεὸν ὡς ἐπονεῖτο.
βοῦν δὲ περιστήσαντο καὶ οὐλοχύτας ἀνέλοντο·
τοῖσιν δ᾽ εὐχόμενος μετέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
Ζεῦ κύδιστε μέγιστε κελαινεφὲς αἰθέρι ναίων
μὴ πρὶν ἐπ᾽ ἠέλιον δῦναι καὶ ἐπὶ κνέφας ἐλθεῖν
πρίν με κατὰ πρηνὲς βαλέειν Πριάμοιο μέλαθρον
αἰθαλόεν, πρῆσαι δὲ πυρὸς δηΐοιο θύρετρα,
Ἑκτόρεον δὲ χιτῶνα περὶ στήθεσσι δαΐξαι
χαλκῶι ῥωγαλέον· πολέες δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
πρηνέες ἐν κονίηισιν ὀδὰξ λαζοίατο γαῖαν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα πώ οἱ ἐπεκραίαινε Κρονίων,
ἀλλ᾽ ὅ γε δέκτο μὲν ἱρά, πόνον δ᾽ ἀμέγαρτον ὄφελλεν.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ εὔξαντο καὶ οὐλοχύτας προβάλοντο,
αὐέρυσαν μὲν πρῶτα καὶ ἔσφαξαν καὶ ἔδειραν,
μηρούς τ᾽ ἐξέταμον κατά τε κνίσηι ἐκάλυψαν
δίπτυχα ποιήσαντες, ἐπ᾽ αὐτῶν δ᾽ ὠμοθέτησαν.
καὶ τὰ μὲν ἂρ σχίζηισιν ἀφύλλοισιν κατέκαιον,
σπλάγχνα δ᾽ ἄρ᾽ ἀμπείραντες ὑπείρεχον Ἡφαίστοιο.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ μῆρε κάη καὶ σπλάγχνα πάσαντο,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρα τἆλλα καὶ ἀμφ᾽ ὀβελοῖσιν ἔπειραν,
ὤπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.
αὐτὰρ ἐπεὶ παύσαντο πόνου τετύκοντό τε δαῖτα
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
τοῖς ἄρα μύθων ἦρχε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον,
μηκέτι νῦν δήθ᾽ αὖθι λεγώμεθα, μηδ᾽ ἔτι δηρὸν
ἀμβαλλώμεθα ἔργον ὁ δὴ θεὸς ἐγγυαλίζει.
ἀλλ᾽ ἄγε κήρυκες μὲν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
λαὸν κηρύσσοντες ἀγειρόντων κατὰ νῆας,
ἡμεῖς δ᾽ ἀθρόοι ὧδε κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν
ἴομεν ὄφρα κε θᾶσσον ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων.
αὐτίκα κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κέλευσε
κηρύσσειν πόλεμον δὲ κάρη κομόωντας Ἀχαιούς·
οἳ μὲν ἐκήρυσσον, τοὶ δ᾽ ἠγείροντο μάλ᾽ ὦκα.
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀτρεΐωνα διοτρεφέες βασιλῆες
θῦνον κρίνοντες, μετὰ δὲ γλαυκῶπις Ἀθήνη
αἰγίδ᾽ ἔχουσ᾽ ἐρίτιμον ἀγήρων ἀθανάτην τε,
τῆς ἑκατὸν θύσανοι παγχρύσεοι ἠερέθονται,
πάντες ἐϋπλεκέες, ἑκατόμβοιος δὲ ἕκαστος·
σὺν τῆι παιφάσσουσα διέσσυτο λαὸν Ἀχαιῶν
ὀτρύνουσ᾽ ἰέναι· ἐν δὲ σθένος ὦρσεν ἑκάστωι
καρδίηι ἄλληκτον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
τοῖσι δ᾽ ἄφαρ πόλεμος γλυκίων γένετ᾽ ἠὲ νέεσθαι
ἐν νηυσὶ γλαφυρῆισι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.
ἠΰτε πῦρ ἀΐδηλον ἐπιφλέγει ἄσπετον ὕλην
οὔρεος ἐν κορυφῆις, ἕκαθεν δέ τε φαίνεται αὐγή,
ὣς τῶν ἐρχομένων ἀπὸ χαλκοῦ θεσπεσίοιο
αἴγλη παμφανόωσα δι᾽ αἰθέρος οὐρανὸν ἷκε.
τῶν δ᾽ ὥς τ᾽ ὀρνίθων πετεηνῶν ἔθνεα πολλὰ
χηνῶν ἢ γεράνων ἢ κύκνων δουλιχοδείρων
Ἀσίω ἐν λειμῶνι Καϋστρίου ἀμφὶ ῥέεθρα
ἔνθα καὶ ἔνθα ποτῶνται ἀγαλλόμενα πτερύγεσσι
κλαγγηδὸν προκαθιζόντων, σμαραγεῖ δέ τε λειμών,
ὣς τῶν ἔθνεα πολλὰ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων
ἐς πεδίον προχέοντο Σκαμάνδριον· αὐτὰρ ὑπὸ χθὼν
σμερδαλέον κονάβιζε ποδῶν αὐτῶν τε καὶ ἵππων.
ἔσταν δ᾽ ἐν λειμῶνι Σκαμανδρίωι ἀνθεμόεντι
μυρίοι, ὅσσά τε φύλλα καὶ ἄνθεα γίγνεται ὥρηι.
ἠΰτε μυιάων ἁδινάων ἔθνεα πολλὰ
αἵ τε κατὰ σταθμὸν ποιμνήϊον ἠλάσκουσιν
ὥρηι ἐν εἰαρινῆι ὅτε τε γλάγος ἄγγεα δεύει,
τόσσοι ἐπὶ Τρώεσσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
ἐν πεδίωι ἵσταντο διαρραῖσαι μεμαῶτες.
τοὺς δ᾽ ὥς τ᾽ αἰπόλια πλατέ᾽ αἰγῶν αἰπόλοι ἄνδρες
ῥεῖα διακρίνωσιν ἐπεί κε νομῶι μιγέωσιν,
ὣς τοὺς ἡγεμόνες διεκόσμεον ἔνθα καὶ ἔνθα
ὑσμίνην δ᾽ ἰέναι, μετὰ δὲ κρείων Ἀγαμέμνων
ὄμματα καὶ κεφαλὴν ἴκελος Διὶ τερπικεραύνωι,
Ἄρεϊ δὲ ζώνην, στέρνον δὲ Ποσειδάωνι.
ἠΰτε βοῦς ἀγέληφι μέγ᾽ ἔξοχος ἔπλετο πάντων
ταῦρος· ὁ γάρ τε βόεσσι μεταπρέπει ἀγρομένηισι·
τοῖον ἄρ᾽ Ἀτρεΐδην θῆκε Ζεὺς ἤματι κείνωι
ἐκπρεπέ᾽ ἐν πολλοῖσι καὶ ἔξοχον ἡρώεσσιν.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι·
ὑμεῖς γὰρ θεαί ἐστε πάρεστέ τε ἴστέ τε πάντα,
ἡμεῖς δὲ κλέος οἶον ἀκούομεν οὐδέ τι ἴδμεν·
οἵ τινες ἡγεμόνες Δαναῶν καὶ κοίρανοι ἦσαν·
πληθὺν δ᾽ οὐκ ἂν ἐγὼ μυθήσομαι οὐδ᾽ ὀνομήνω,
οὐδ᾽ εἴ μοι δέκα μὲν γλῶσσαι, δέκα δὲ στόματ᾽ εἶεν,
φωνὴ δ᾽ ἄρρηκτος, χάλκεον δέ μοι ἦτορ ἐνείη,
εἰ μὴ Ὀλυμπιάδες Μοῦσαι Διὸς αἰγιόχοιο
θυγατέρες μνησαίαθ᾽ ὅσοι ὑπὸ Ἴλιον ἦλθον·
ἀρχοὺς αὖ νηῶν ἐρέω νῆάς τε προπάσας.
Βοιωτῶν μὲν Πηνέλεως καὶ Λήϊτος ἦρχον
Ἀρκεσίλαός τε Προθοήνωρ τε Κλονίος τε,
οἵ θ᾽ Ὑρίην ἐνέμοντο καὶ Αὐλίδα πετρήεσσαν
Σχοῖνόν τε Σκῶλόν τε πολύκνημόν τ᾽ Ἐτεωνόν,
Θέσπειαν Γραῖάν τε καὶ εὐρύχορον Μυκαλησσόν,
οἵ τ᾽ ἀμφ᾽ Ἅρμ᾽ ἐνέμοντο καὶ Εἰλέσιον καὶ Ἐρυθράς,
οἵ τ᾽ Ἐλεῶν᾽ εἶχον ἠδ᾽ Ὕλην καὶ Πετεῶνα,
Ὠκαλέην Μεδεῶνά τ᾽ ἐϋκτίμενον πτολίεθρον,
Κώπας Εὔτρησίν τε πολυτρήρωνά τε Θίσβην,
οἵ τε Κορώνειαν καὶ ποιήενθ᾽ Ἁλίαρτον,
οἵ τε Πλάταιαν ἔχον ἠδ᾽ οἳ Γλισᾶντ᾽ ἐνέμοντο,
οἵ θ᾽ Ὑποθήβας εἶχον ἐϋκτίμενον πτολίεθρον,
Ὀγχηστόν θ᾽ ἱερὸν Ποσιδήϊον ἀγλαὸν ἄλσος,
οἵ τε πολυστάφυλον Ἄρνην ἔχον, οἵ τε Μίδειαν
Νῖσάν τε ζαθέην Ἀνθηδόνα τ᾽ ἐσχατόωσαν·
τῶν μὲν πεντήκοντα νέες κίον, ἐν δὲ ἑκάστηι
κοῦροι Βοιωτῶν ἑκατὸν καὶ εἴκοσι βαῖνον.
οἳ δ᾽ Ἀσπληδόνα ναῖον ἰδ᾽ Ὀρχομενὸν Μινύειον,
τῶν ἦρχ᾽ Ἀσκάλαφος καὶ Ἰάλμενος υἷες Ἄρηος
οὓς τέκεν Ἀστυόχη δόμωι Ἄκτορος Ἀζεΐδαο,
παρθένος αἰδοίη ὑπερώϊον εἰσαναβᾶσα
Ἄρηϊ κρατερῶι· ὁ δέ οἱ παρελέξατο λάθρηι·
τοῖς δὲ τριήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
αὐτὰρ Φωκήων Σχεδίος καὶ Ἐπίστροφος ἦρχον
υἷες Ἰφίτου μεγαθύμου Ναυβολίδαο,
οἳ Κυπάρισσον ἔχον Πυθῶνά τε πετρήεσσαν
Κρῖσάν τε ζαθέην καὶ Δαυλίδα καὶ Πανοπῆα,
οἵ τ᾽ Ἀνεμώρειαν καὶ Ὑάμπολιν ἀμφενέμοντο,
οἵ τ᾽ ἄρα πὰρ ποταμὸν Κηφισὸν δῖον ἔναιον,
οἵ τε Λίλαιαν ἔχον πηγῆις ἔπι Κηφισοῖο·
τοῖς δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ μὲν Φωκήων στίχας ἵστασαν ἀμφιέποντες,
Βοιωτῶν δ᾽ ἔμπλην ἐπ᾽ ἀριστερὰ θωρήσσοντο.
Λοκρῶν δ᾽ ἡγεμόνευεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας
μείων, οὔ τι τόσος γε ὅσος Τελαμώνιος Αἴας
ἀλλὰ πολὺ μείων· ὀλίγος μὲν ἔην λινοθώρηξ,
ἐγχείηι δ᾽ ἐκέκαστο Πανέλληνας καὶ Ἀχαιούς·
οἳ Κῦνόν τ᾽ ἐνέμοντ᾽ Ὀπόεντά τε Καλλίαρόν τε
Βῆσσάν τε Σκάρφην τε καὶ Αὐγειὰς ἐρατεινὰς
Τάρφην τε Θρόνιον τε Βοαγρίου ἀμφὶ ῥέεθρα·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο
Λοκρῶν, οἳ ναίουσι πέρην ἱερῆς Εὐβοίης.
οἳ δ᾽ Εὔβοιαν ἔχον μένεα πνείοντες Ἄβαντες
Χαλκίδα τ᾽ Εἰρέτριάν τε πολυστάφυλόν θ᾽ Ἱστίαιαν
Κήρινθόν τ᾽ ἔφαλον Δίου τ᾽ αἰπὺ πτολίεθρον,
οἵ τε Κάρυστον ἔχον ἠδ᾽ οἳ Στύρα ναιετάασκον,
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευ᾽ Ἐλεφήνωρ ὄζος Ἄρηος
Χαλκωδοντιάδης μεγαθύμων ἀρχὸς Ἀβάντων.
τῶι δ᾽ ἅμ᾽ Ἄβαντες ἕποντο θοοὶ ὄπιθεν κομόωντες
αἰχμηταὶ μεμαῶτες ὀρεκτῆισιν μελίηισι
θώρηκας ῥήξειν δηΐων ἀμφὶ στήθεσσι·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ Ἀθήνας εἶχον ἐϋκτίμενον πτολίεθρον
δῆμον Ἐρεχθῆος μεγαλήτορος, ὅν ποτ᾽ Ἀθήνη
θρέψε Διὸς θυγάτηρ, τέκε δὲ ζείδωρος ἄρουρα,
κὰδ δ᾽ ἐν Ἀθήνηις εἷσεν ἑῶι ἐν πίονι νηῶι·
ἔνθα δέ μιν ταύροισι καὶ ἀρνειοῖς ἱλάονται
κοῦροι Ἀθηναίων περιτελλομένων ἐνιαυτῶν·
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευ᾽ υἱὸς Πετεῶο Μενεσθεύς.
τῶι δ᾽ οὔ πώ τις ὁμοῖος ἐπιχθόνιος γένετ᾽ ἀνὴρ
κοσμῆσαι ἵππους τε καὶ ἀνέρας ἀσπιδιώτας·
Νέστωρ οἶος ἔριζεν· ὁ γὰρ προγενέστερος ἦεν·
τῶι δ᾽ ἅμα πεντήκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Αἴας δ᾽ ἐκ Σαλαμῖνος ἄγεν δυοκαίδεκα νῆας,
στῆσε δ᾽ ἄγων ἵν᾽ Ἀθηναίων ἵσταντο φάλαγγες.
οἳ δ᾽ Ἄργός τ᾽ εἶχον Τίρυνθά τε τειχιόεσσαν
Ἑρμιόνην Ἀσίνην τε, βαθὺν κατὰ κόλπον ἐχούσας,
Τροιζῆν᾽ Ἠϊόνας τε καὶ ἀμπελόεντ᾽ Ἐπίδαυρον,
οἵ τ᾽ ἔχον Αἴγιναν Μάσητά τε κοῦροι Ἀχαιῶν,
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης
καὶ Σθένελος, Καπανῆος ἀγακλειτοῦ φίλος υἱός·
τοῖσι δ᾽ ἅμ᾽ Εὐρύαλος τρίτατος κίεν ἰσόθεος φὼς
Μηκιστέος υἱὸς Ταλαϊονίδαο ἄνακτος·
συμπάντων δ᾽ ἡγεῖτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
τοῖσι δ᾽ ἅμ᾽ ὀγδώκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δὲ Μυκήνας εἶχον ἐϋκτίμενον πτολίεθρον
ἀφνειόν τε Κόρινθον ἐϋκτιμένας τε Κλεωνάς,
Ὀρνειάς τ᾽ ἐνέμοντο Ἀραιθυρέην τ᾽ ἐρατεινὴν
καὶ Σικυῶν᾽, ὅθ᾽ ἄρ᾽ Ἄδρηστος πρῶτ᾽ ἐμβασίλευεν,
οἵ θ᾽ Ὑπερησίην τε καὶ αἰπεινὴν Γονόεσσαν
Πελλήνην τ᾽ εἶχον ἠδ᾽ Αἴγιον ἀμφενέμοντο
Αἰγιαλόν τ᾽ ἀνὰ πάντα καὶ ἀμφ᾽ Ἑλίκην εὐρεῖαν,
τῶν ἑκατὸν νηῶν ἦρχε κρείων Ἀγαμέμνων
Ἀτρεΐδης· ἅμα τῶι γε πολὺ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι
λαοὶ ἕποντ᾽· ἐν δ᾽ αὐτὸς ἐδύσετο νώροπα χαλκὸν
κυδιόων, πᾶσιν δὲ μετέπρεπεν ἡρώεσσιν
οὕνεκ᾽ ἄριστος ἔην πολὺ δὲ πλείστους ἄγε λαούς.
οἳ δ᾽ εἶχον κοίλην Λακεδαίμονα κητώεσσαν,
Φᾶρίν τε Σπάρτην τε πολυτρήρωνά τε Μέσσην,
Βρυσειάς τ᾽ ἐνέμοντο καὶ Αὐγειὰς ἐρατεινάς,
οἵ τ᾽ ἄρ᾽ Ἀμύκλας εἶχον Ἕλος τ᾽ ἔφαλον πτολίεθρον,
οἵ τε Λάαν εἶχον ἠδ᾽ Οἴτυλον ἀμφενέμοντο,
τῶν οἱ ἀδελφεὸς ἦρχε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
ἑξήκοντα νεῶν· ἀπάτερθε δὲ θωρήσσοντο·
ἐν δ᾽ αὐτὸς κίεν ἧισι προθυμίηισι πεποιθὼς
ὀτρύνων πόλεμον δέ· μάλιστα δὲ ἵετο θυμῶι
τίσασθαι Ἑλένης ὁρμήματά τε στοναχάς τε.
οἳ δὲ Πύλον τ᾽ ἐνέμοντο καὶ Ἀρήνην ἐρατεινὴν
καὶ Θρύον Ἀλφειοῖο πόρον καὶ ἐΰκτιτον Αἰπὺ
καὶ Κυπαρισσήεντα καὶ Ἀμφιγένειαν ἔναιον
καὶ Πτελεὸν καὶ Ἕλος καὶ Δώριον, ἔνθά τε Μοῦσαι
ἀντόμεναι Θάμυριν τὸν Θρήϊκα παῦσαν ἀοιδῆς
Οἰχαλίηθεν ἰόντα παρ᾽ Εὐρύτου Οἰχαλιῆος·
στεῦτο γὰρ εὐχόμενος νικησέμεν εἴ περ ἂν αὐταὶ
Μοῦσαι ἀείδοιεν κοῦραι Διὸς αἰγιόχοιο·
αἳ δὲ χολωσάμεναι πηρὸν θέσαν, αὐτὰρ ἀοιδὴν
θεσπεσίην ἀφέλοντο καὶ ἐκλέλαθον κιθαριστύν·
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
τῶι δ᾽ ἐνενήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
οἳ δ᾽ ἔχον Ἀρκαδίην ὑπὸ Κυλλήνης ὄρος αἰπὺ
Αἰπύτιον παρὰ τύμβον ἵν᾽ ἀνέρες ἀγχιμαχηταί,
οἳ Φενεόν τ᾽ ἐνέμοντο καὶ Ὀρχομενὸν πολύμηλον
Ῥίπην τε Στρατίην τε καὶ ἠνεμόεσσαν Ἐνίσπην
καὶ Τεγέην εἶχον καὶ Μαντινέην ἐρατεινὴν
Στύμφηλόν τ᾽ εἶχον καὶ Παρρασίην ἐνέμοντο,
τῶν ἦρχ᾽ Ἀγκαίοιο πάϊς κρείων Ἀγαπήνωρ
ἑξήκοντα νεῶν· πολέες δ᾽ ἐν νηῒ ἑκάστηι
Ἀρκάδες ἄνδρες ἔβαινον ἐπιστάμενοι πολεμίζειν.
αὐτὸς γάρ σφιν δῶκεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
νῆας ἐϋσσέλμους περάαν ἐπὶ οἴνοπα πόντον
Ἀτρεΐδης, ἐπεὶ οὔ σφι θαλάσσια ἔργα μεμήλει.
οἳ δ᾽ ἄρα Βουπράσιόν τε καὶ Ἤλιδα δῖαν ἔναιον
ὅσσον ἐφ᾽ Ὑρμίνη καὶ Μύρσινος ἐσχατόωσα
πέτρη τ᾽ Ὠλενίη καὶ Ἀλήσιον ἐντὸς ἐέργει,
τῶν αὖ τέσσαρες ἀρχοὶ ἔσαν, δέκα δ᾽ ἀνδρὶ ἑκάστωι
νῆες ἕποντο θοαί, πολέες δ᾽ ἔμβαινον Ἐπειοί.
τῶν μὲν ἄρ᾽ Ἀμφίμαχος καὶ Θάλπιος ἡγησάσθην
υἷες ὁ μὲν Κτεάτου, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Εὐρύτου, Ἀκτορίωνε·
τῶν δ᾽ Ἀμαρυγκεΐδης ἦρχε κρατερὸς Διώρης·
τῶν δὲ τετάρτων ἦρχε Πολύξεινος θεοειδὴς
υἱὸς Ἀγασθένεος Αὐγηϊάδαο ἄνακτος.
οἳ δ᾽ ἐκ Δουλιχίοιο Ἐχινάων θ᾽ ἱεράων
νήσων, αἳ ναίουσι πέρην ἁλὸς Ἤλιδος ἄντα,
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε Μέγης ἀτάλαντος Ἄρηϊ
Φυλεΐδης, ὃν τίκτε Διῒ φίλος ἱππότα Φυλεύς,
ὅς ποτε Δουλίχιον δ᾽ ἀπενάσσατο πατρὶ χολωθείς·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς ἦγε Κεφαλλῆνας μεγαθύμους,
οἵ ῥ᾽ Ἰθάκην εἶχον καὶ Νήριτον εἰνοσίφυλλον
καὶ Κροκύλει᾽ ἐνέμοντο καὶ Αἰγίλιπα τρηχεῖαν,
οἵ τε Ζάκυνθον ἔχον ἠδ᾽ οἳ Σάμον ἀμφενέμοντο,
οἵ τ᾽ ἤπειρον ἔχον ἠδ᾽ ἀντιπέραι᾽ ἐνέμοντο·
τῶν μὲν Ὀδυσσεὺς ἦρχε Διὶ μῆτιν ἀτάλαντος·
τῶι δ᾽ ἅμα νῆες ἕποντο δυώδεκα μιλτοπάρηιοι.
Αἰτωλῶν δ᾽ ἡγεῖτο Θόας Ἀνδραίμονος υἱός,
οἳ Πλευρῶν᾽ ἐνέμοντο καὶ Ὤλενον ἠδὲ Πυλήνην
Χαλκίδα τ᾽ ἀγχίαλον Καλυδῶνά τε πετρήεσσαν·
οὐ γὰρ ἔτ᾽ Οἰνῆος μεγαλήτορος υἱέες ἦσαν,
οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ αὐτὸς ἔην, θάνε δὲ ξανθὸς Μελέαγρος·
τῶι δ᾽ ἐπὶ πάντ᾽ ἐτέταλτο ἀνασσέμεν Αἰτωλοῖσι·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Κρητῶν δ᾽ Ἰδομενεὺς δουρὶ κλυτὸς ἡγεμόνευεν,
οἳ Κνωσόν τ᾽ εἶχον Γόρτυνά τε τειχιόεσσαν,
Λύκτον Μίλητόν τε καὶ ἀργινόεντα Λύκαστον
Φαιστόν τε Ῥύτιόν τε, πόλεις εὖ ναιετοώσας,
ἄλλοι θ᾽ οἳ Κρήτην ἑκατόμπολιν ἀμφενέμοντο.
τῶν μὲν ἄρ᾽ Ἰδομενεὺς δουρὶ κλυτὸς ἡγεμόνευε
Μηριόνης τ᾽ ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι·
τοῖσι δ᾽ ἅμ᾽ ὀγδώκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Τληπόλεμος δ᾽ Ἡρακλεΐδης ἠΰς τε μέγας τε
ἐκ Ῥόδου ἐννέα νῆας ἄγεν Ῥοδίων ἀγερώχων,
οἳ Ῥόδον ἀμφενέμοντο διὰ τρίχα κοσμηθέντες
Λίνδον Ἰηλυσόν τε καὶ ἀργινόεντα Κάμειρον.
τῶν μὲν Τληπόλεμος δουρὶ κλυτὸς ἡγεμόνευεν,
ὃν τέκεν Ἀστυόχεια βίηι Ἡρακληείηι,
τὴν ἄγετ᾽ ἐξ Ἐφύρης ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος
πέρσας ἄστεα πολλὰ διοτρεφέων αἰζηῶν.
Τληπόλεμος δ᾽ ἐπεὶ οὖν τράφ᾽ ἐνὶ μεγάρωι εὐπήκτωι,
αὐτίκα πατρὸς ἑοῖο φίλον μήτρωα κατέκτα
ἤδη γηράσκοντα Λικύμνιον ὄζον Ἄρηος·
αἶψα δὲ νῆας ἔπηξε, πολὺν δ᾽ ὅ γε λαὸν ἀγείρας
βῆ φεύγων ἐπὶ πόντον· ἀπείλησαν γάρ οἱ ἄλλοι
υἱέες υἱωνοί τε βίης Ἡρακληείης.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἐς Ῥόδον ἷξεν ἀλώμενος ἄλγεα πάσχων·
τριχθὰ δὲ ὤικηθεν καταφυλαδόν, ἠδὲ φίληθεν
ἐκ Διός, ὅς τε θεοῖσι καὶ ἀνθρώποισιν ἀνάσσει,
καί σφιν θεσπέσιον πλοῦτον κατέχευε Κρονίων.
Νιρεὺς αὖ Σύμηθεν ἄγε τρεῖς νῆας ἐΐσας
Νιρεὺς Ἀγλαΐης υἱὸς Χαρόποιό τ᾽ ἄνακτος
Νιρεύς, ὃς κάλλιστος ἀνὴρ ὑπὸ Ἴλιον ἦλθε
τῶν ἄλλων Δαναῶν μετ᾽ ἀμύμονα Πηλεΐωνα·
ἀλλ᾽ ἀλαπαδνὸς ἔην, παῦρος δέ οἱ εἵπετο λαός.
οἳ δ᾽ ἄρα Νίσυρόν τ᾽ εἶχον Κράπαθόν τε Κάσον τε
καὶ Κῶν Εὐρυπύλοιο πόλιν νήσους τε Καλύδνας,
τῶν αὖ Φείδιππός τε καὶ Ἄντιφος ἡγησάσθην
Θεσσαλοῦ υἷε δύω Ἡρακλεΐδαο ἄνακτος·
τοῖς δὲ τριήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
νῦν αὖ τοὺς ὅσσοι τὸ Πελασγικὸν Ἄργος ἔναιον,
οἵ τ᾽ Ἄλον οἵ τ᾽ Ἀλόπην οἵ τε Τρηχῖνα νέμοντο,
οἵ τ᾽ εἶχον Φθίην ἠδ᾽ Ἑλλάδα καλλιγύναικα,
Μυρμιδόνες δὲ καλεῦντο καὶ Ἕλληνες καὶ Ἀχαιοί,
τῶν αὖ πεντήκοντα νεῶν ἦν ἀρχὸς Ἀχιλλεύς.
ἀλλ᾽ οἵ γ᾽ οὐ πολέμοιο δυσηχέος ἐμνώοντο·
οὐ γὰρ ἔην ὅς τίς σφιν ἐπὶ στίχας ἡγήσαιτο·
κεῖτο γὰρ ἐν νήεσσι ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
κούρης χωόμενος Βρισηΐδος ἠϋκόμοιο,
τὴν ἐκ Λυρνησσοῦ ἐξείλετο πολλὰ μογήσας
Λυρνησσὸν διαπορθήσας καὶ τείχεα Θήβης,
κὰδ δὲ Μύνητ᾽ ἔβαλεν καὶ Ἐπίστροφον ἐγχεσιμώρους,
υἱέας Εὐηνοῖο Σεληπιάδαο ἄνακτος·
τῆς ὅ γε κεῖτ’ ἀχέων, τάχα δ’ ἀνστήσεσθαι ἔμελλεν.
οἳ δ᾽ εἶχον Φυλάκην καὶ Πύρασον ἀνθεμόεντα
Δήμητρος τέμενος, Ἴτωνά τε μητέρα μήλων,
ἀγχίαλόν τ᾽ Ἀντρῶνα ἰδὲ Πτελεὸν λεχεποίην,
τῶν αὖ Πρωτεσίλαος ἀρήϊος ἡγεμόνευε
ζωὸς ἐών· τότε δ᾽ ἤδη ἔχεν κάτα γαῖα μέλαινα.
τοῦ δὲ καὶ ἀμφιδρυφὴς ἄλοχος Φυλάκηι ἐλέλειπτο
καὶ δόμος ἡμιτελής· τὸν δ᾽ ἔκτανε Δάρδανος ἀνὴρ
νηὸς ἀποθρώισκοντα πολὺ πρώτιστον Ἀχαιῶν.
οὐδὲ μὲν οὐδ᾽ οἳ ἄναρχοι ἔσαν, πόθεόν γε μὲν ἀρχόν·
ἀλλά σφεας κόσμησε Ποδάρκης ὄζος Ἄρηος
Ἰφίκλου υἱὸς πολυμήλου Φυλακίδαο
αὐτοκασίγνητος μεγαθύμου Πρωτεσιλάου
ὁπλότερος γενεῆι· ὁ δ᾽ ἅμα πρότερος καὶ ἀρείων
ἥρως Πρωτεσίλαος ἀρήϊος· οὐδέ τι λαοὶ
δεύονθ᾽ ἡγεμόνος, πόθεόν γε μὲν ἐσθλὸν ἐόντα·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δὲ Φερὰς ἐνέμοντο παραὶ Βοιβηΐδα λίμνην
Βοίβην καὶ Γλαφύρας καὶ ἐϋκτιμένην Ἰαωλκόν,
τῶν ἦρχ᾽ Ἀδμήτοιο φίλος πάϊς ἕνδεκα νηῶν
Εὔμηλος, τὸν ὑπ᾽ Ἀδμήτωι τέκε δῖα γυναικῶν
Ἄλκηστις Πελίαο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστη.
οἳ δ᾽ ἄρα Μηθώνην καὶ Θαυμακίην ἐνέμοντο
καὶ Μελίβοιαν ἔχον καὶ Ὀλιζῶνα τρηχεῖαν,
τῶν δὲ Φιλοκτήτης ἦρχεν τόξων ἐῢ εἰδὼς
ἑπτὰ νεῶν· ἐρέται δ᾽ ἐν ἑκάστηι πεντήκοντα
ἐμβέβασαν τόξων εὖ εἰδότες ἶφι μάχεσθαι.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήσωι κεῖτο κρατέρ᾽ ἄλγεα πάσχων
Λήμνωι ἐν ἠγαθέηι, ὅθι μιν λίπον υἷες Ἀχαιῶν
ἕλκεϊ μοχθίζοντα κακῶι ὀλοόφρονος ὕδρου·
ἔνθ᾽ ὅ γε κεῖτ᾽ ἀχέων· τάχα δὲ μνήσεσθαι ἔμελλον
Ἀργεῖοι παρὰ νηυσὶ Φιλοκτήταο ἄνακτος.
οὐδὲ μὲν οὐδ᾽ οἳ ἄναρχοι ἔσαν, πόθεόν γε μὲν ἀρχόν·
ἀλλὰ Μέδων κόσμησεν Ὀϊλῆος νόθος υἱός,
τόν ῥ᾽ ἔτεκεν Ῥήνη ὑπ᾽ Ὀϊλῆϊ πτολιπόρθωι.
οἳ δ᾽ εἶχον Τρίκκην καὶ Ἰθώμην κλωμακόεσσαν,
οἵ τ᾽ ἔχον Οἰχαλίην πόλιν Εὐρύτου Οἰχαλιῆος,
τῶν αὖθ᾽ ἡγείσθην Ἀσκληπιοῦ δύο παῖδε
ἰητῆρ᾽ ἀγαθὼ Ποδαλείριος ἠδὲ Μαχάων·
τοῖς δὲ τριήκοντα γλαφυραὶ νέες ἐστιχόωντο.
οἳ δ᾽ ἔχον Ὀρμένιον, οἵ τε κρήνην Ὑπέρειαν,
οἵ τ᾽ ἔχον Ἀστέριον Τιτάνοιό τε λευκὰ κάρηνα,
τῶν ἦρχ᾽ Εὐρύπυλος Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός·
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οἳ δ᾽ Ἄργισσαν ἔχον καὶ Γυρτώνην ἐνέμοντο,
Ὄρθην Ἠλώνην τε πόλιν τ᾽ Ὀλοοσσόνα λευκήν,
τῶν αὖθ᾽ ἡγεμόνευε μενεπτόλεμος Πολυποίτης
υἱὸς Πειριθόοιο τὸν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς·
τόν ῥ᾽ ὑπὸ Πειριθόωι τέκετο κλυτὸς Ἱπποδάμεια
ἤματι τῶι ὅτε Φῆρας ἐτίσατο λαχνήεντας,
τοὺς δ᾽ ἐκ Πηλίου ὦσε καὶ Αἰθίκεσσι πέλασσεν·
οὐκ οἶος, ἅμα τῶι γε Λεοντεὺς ὄζος Ἄρηος
υἱὸς ὑπερθύμοιο Κορώνου Καινεΐδαο·
τοῖς δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
Γουνεὺς δ᾽ ἐκ Κύφου ἦγε δύω καὶ εἴκοσι νῆας·
τῶι δ᾽ Ἐνιῆνες ἕποντο μενεπτόλεμοί τε Περαιβοὶ
οἳ περὶ Δωδώνην δυσχείμερον οἰκί᾽ ἔθεντο,
οἵ τ᾽ ἀμφ᾽ ἱμερτὸν Τιταρησσὸν ἔργα νέμοντο
ὅς ῥ᾽ ἐς Πηνειὸν προΐει καλλίρροον ὕδωρ,
οὐδ᾽ ὅ γε Πηνειῶι συμμίσγεται ἀργυροδίνηι,
ἀλλά τέ μιν καθύπερθεν ἐπιρρέει ἠΰτ᾽ ἔλαιον·
ὅρκου γὰρ δεινοῦ Στυγὸς ὕδατός ἐστιν ἀπορρώξ.
Μαγνήτων δ᾽ ἦρχε Πρόθοος Τενθρηδόνος υἱός,
οἳ περὶ Πηνειὸν καὶ Πήλιον εἰνοσίφυλλον
ναίεσκον· τῶν μὲν Πρόθοος θοὸς ἡγεμόνευε,
τῶι δ᾽ ἅμα τεσσαράκοντα μέλαιναι νῆες ἕποντο.
οὗτοι ἄρ᾽ ἡγεμόνες Δαναῶν καὶ κοίρανοι ἦσαν·
τίς τὰρ τῶν ὄχ᾽ ἄριστος ἔην σύ μοι ἔννεπε Μοῦσα
αὐτῶν ἠδ᾽ ἵππων, οἳ ἅμ᾽ Ἀτρεΐδηισιν ἕποντο.
ἵπποι μὲν μέγ᾽ ἄρισται ἔσαν Φηρητιάδαο,
τὰς Εὔμηλος ἔλαυνε ποδώκεας ὄρνιθας ὣς
ὄτριχας οἰέτεας σταφύλῆι ἐπὶ νῶτον ἐΐσας·
τὰς ἐν Πηρείηι θρέψ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ἄμφω θηλείας, φόβον Ἄρηος φορεούσας.
ἀνδρῶν αὖ μέγ᾽ ἄριστος ἔην Τελαμώνιος Αἴας
ὄφρ᾽ Ἀχιλεὺς μήνιεν· ὁ γὰρ πολὺ φέρτατος ἦεν,
ἵπποι θ᾽ οἳ φορέεσκον ἀμύμονα Πηλεΐωνα.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήεσσι κορωνίσι ποντοπόροισι
κεῖτ᾽ ἀπομηνίσας Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
Ἀτρεΐδηι· λαοὶ δὲ παρὰ ῥηγμῖνι θαλάσσης
δίσκοισιν τέρποντο καὶ αἰγανέηισιν ἱέντες
τόξοισίν θ᾽· ἵπποι δὲ παρ᾽ ἅρμασιν οἷσιν ἕκαστος
λωτὸν ἐρεπτόμενοι ἐλεόθρεπτόν τε σέλινον
ἕστασαν· ἅρματα δ᾽ εὖ πεπυκασμένα κεῖτο ἀνάκτων
ἐν κλισίηις· οἳ δ᾽ ἀρχὸν ἀρηΐφιλον ποθέοντες
φοίτων ἔνθα καὶ ἔνθα κατὰ στρατὸν οὐδὲ μάχοντο.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἴσαν ὡς εἴ τε πυρὶ χθὼν πᾶσα νέμοιτο·
γαῖα δ᾽ ὑπεστενάχιζε Διὶ ὣς τερπικεραύνωι
χωομένωι ὅτε τ᾽ ἀμφὶ Τυφωέϊ γαῖαν ἱμάσσηι
εἰν Ἀρίμοις, ὅθι φασὶ Τυφωέος ἔμμεναι εὐνάς·
ὣς ἄρα τῶν ὑπὸ ποσσὶ μέγα στεναχίζετο γαῖα
ἐρχομένων· μάλα δ᾽ ὦκα διέπρησσον πεδίοιο.
Τρωσὶν δ᾽ ἄγγελος ἦλθε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
πὰρ Διὸς αἰγιόχοιο σὺν ἀγγελίηι ἀλεγεινῆι·
οἳ δ᾽ ἀγορὰς ἀγόρευον ἐπὶ Πριάμοιο θύρηισι
πάντες ὁμηγερέες ἠμὲν νέοι ἠδὲ γέροντες·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
εἴσατο δὲ φθογγὴν υἷϊ Πριάμοιο Πολίτηι,
ὃς Τρώων σκοπὸς ἷζε ποδωκείηισι πεποιθὼς
τύμβωι ἐπ᾽ ἀκροτάτωι Αἰσυήταο γέροντος,
δέγμενος ὁππότε ναῦφιν ἀφορμηθεῖεν Ἀχαιοί·
τῶι μιν ἐεισαμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
ὦ γέρον αἰεί τοι μῦθοι φίλοι ἄκριτοί εἰσιν,
ὥς ποτ᾽ ἐπ᾽ εἰρήνης· πόλεμος δ᾽ ἀλίαστος ὄρωρεν.
ἤδη μὲν μάλα πολλὰ μάχας εἰσήλυθον ἀνδρῶν,
ἀλλ᾽ οὔ πω τοιόνδε τοσόνδέ τε λαὸν ὄπωπα·
λίην γὰρ φύλλοισιν ἐοικότες ἢ ψαμάθοισιν
ἔρχονται πεδίοιο μαχησόμενοι προτὶ ἄστυ.
Ἕκτορ σοὶ δὲ μάλιστ᾽ ἐπιτέλλομαι, ὧδε δὲ ῥέξαι·
πολλοὶ γὰρ κατὰ ἄστυ μέγα Πριάμου ἐπίκουροι,
ἄλλη δ᾽ ἄλλων γλῶσσα πολυσπερέων ἀνθρώπων·
τοῖσιν ἕκαστος ἀνὴρ σημαινέτω οἷσί περ ἄρχει,
τῶν δ᾽ ἐξηγείσθω κοσμησάμενος πολιήτας.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ οὔ τι θεᾶς ἔπος ἠγνοίησεν,
αἶψα δ᾽ ἔλυσ᾽ ἀγορήν· ἐπὶ τεύχεα δ᾽ ἐσσεύοντο·
πᾶσαι δ᾽ ὠΐγνυντο πύλαι, ἐκ δ᾽ ἔσσυτο λαὸς
πεζοί θ᾽ ἱππῆές τε· πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.
ἔστι δέ τις προπάροιθε πόλιος αἰπεῖα κολώνη
ἐν πεδίωι ἀπάνευθε περίδρομος ἔνθα καὶ ἔνθα,
τὴν ἤτοι ἄνδρες Βατίειαν κικλήσκουσιν,
ἀθάνατοι δέ τε σῆμα πολυσκάρθμοιο Μυρίνης·
ἔνθα τότε Τρῶές τε διέκριθεν ἠδ᾽ ἐπίκουροι.
Τρωσὶ μὲν ἡγεμόνευε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ
Πριαμίδης· ἅμα τῶι γε πολὺ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι
λαοὶ θωρήσσοντο μεμαότες ἐγχείηισι.
Δαρδανίων αὖτ᾽ ἦρχεν ἐῢς πάϊς Ἀγχίσαο
Αἰνείας, τὸν ὑπ᾽ Ἀγχίσηι τέκε δῖ᾽ Ἀφροδίτη
Ἴδης ἐν κνημοῖσι θεὰ βροτῶι εὐνηθεῖσα,
οὐκ οἶος, ἅμα τῶι γε δύω Ἀντήνορος υἷε
Ἀρχέλοχός τ᾽ Ἀκάμας τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
οἳ δὲ Ζέλειαν ἔναιον ὑπαὶ πόδα νείατον Ἴδης
ἀφνειοὶ πίνοντες ὕδωρ μέλαν Αἰσήποιο
Τρῶες, τῶν αὖτ᾽ ἦρχε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱὸς
Πάνδαρος, ὧι καὶ τόξον Ἀπόλλων αὐτὸς ἔδωκεν.
οἳ δ᾽ Ἀδρήστειάν τ᾽ εἶχον καὶ δῆμον Ἀπαισοῦ
καὶ Πιτύειαν ἔχον καὶ Τηρείης ὄρος αἰπύ,
τῶν ἦρχ᾽ Ἄδρηστός τε καὶ Ἄμφιος λινοθώρηξ
υἷε δύω Μέροπος Περκωσίου, ὃς περὶ πάντων
ἤιδεε μαντοσύνας, οὐδὲ οὓς παῖδας ἔασκε
στείχειν ἐς πόλεμον φθισήνορα· τὼ δέ οἱ οὔ τι
πειθέσθην· κῆρες γὰρ ἄγον μέλανος θανάτοιο.
οἳ δ᾽ ἄρα Περκώτην καὶ Πράκτιον ἀμφενέμοντο
καὶ Σηστὸν καὶ Ἄβυδον ἔχον καὶ δῖαν Ἀρίσβην,
τῶν αὖθ᾽ Ὑρτακίδης ἦρχ᾽ Ἄσιος ὄρχαμος ἀνδρῶν,
Ἄσιος Ὑρτακίδης ὃν Ἀρίσβηθεν φέρον ἵπποι
αἴθωνες μεγάλοι ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος.
Ἱππόθοος δ᾽ ἄγε φῦλα Πελασγῶν ἐγχεσιμώρων
τῶν οἳ Λάρισαν ἐριβώλακα ναιετάασκον·
τῶν ἦρχ᾽ Ἱππόθοός τε Πύλαιός τ᾽ ὄζος Ἄρηος,
υἷε δύω Λήθοιο Πελασγοῦ Τευταμίδαο.
αὐτὰρ Θρήϊκας ἦγ᾽ Ἀκάμας καὶ Πείροος ἥρως
ὅσσους Ἑλλήσποντος ἀγάρροος ἐντὸς ἐέργει.
Εὔφημος δ᾽ ἀρχὸς Κικόνων ἦν αἰχμητάων
υἱὸς Τροιζήνοιο διοτρεφέος Κεάδαο.
αὐτὰρ Πυραίχμης ἄγε Παίονας ἀγκυλοτόξους
τηλόθεν ἐξ Ἀμυδῶνος ἀπ᾽ Ἀξιοῦ εὐρὺ ῥέοντος,
Ἀξιοῦ οὗ κάλλιστον ὕδωρ ἐπικίδναται αἶαν.
Παφλαγόνων δ᾽ ἡγεῖτο Πυλαιμένεος λάσιον κῆρ
ἐξ Ἐνετῶν, ὅθεν ἡμιόνων γένος ἀγροτεράων,
οἵ ῥα Κύτωρον ἔχον καὶ Σήσαμον ἀμφενέμοντο
ἀμφί τε Παρθένιον ποταμὸν κλυτὰ δώματ᾽ ἔναιον
Κρῶμνάν τ᾽ Αἰγιαλόν τε καὶ ὑψηλοὺς Ἐρυθίνους.
αὐτὰρ Ἁλιζώνων Ὀδίος καὶ Ἐπίστροφος ἦρχον
τηλόθεν ἐξ Ἀλύβης, ὅθεν ἀργύρου ἐστὶ γενέθλη.
Μυσῶν δὲ Χρόμις ἦρχε καὶ Ἔννομος οἰωνιστής·
ἀλλ᾽ οὐκ οἰωνοῖσιν ἐρύσατο κῆρα μέλαιναν,
ἀλλ᾽ ἐδάμη ὑπὸ χερσὶ ποδώκεος Αἰακίδαο
ἐν ποταμῶι, ὅθι περ Τρῶας κεράϊζε καὶ ἄλλους.
Φόρκυς αὖ Φρύγας ἦγε καὶ Ἀσκάνιος θεοειδὴς
τῆλ᾽ ἐξ Ἀσκανίης· μέμασαν δ᾽ ὑσμῖνι μάχεσθαι.
Μήιοσιν αὖ Μέσθλης τε καὶ Ἄντιφος ἡγησάσθην
υἷε Ταλαιμένεος τὼ Γυγαίη τέκε λίμνη,
οἳ καὶ Μήιονας ἦγον ὑπὸ Τμώλωι γεγαῶτας.
Νάστης αὖ Καρῶν ἡγήσατο βαρβαροφώνων,
οἳ Μίλητον ἔχον Φθιρῶν τ᾽ ὄρος ἀκριτόφυλλον
Μαιάνδρου τε ῥοὰς Μυκάλης τ᾽ αἰπεινὰ κάρηνα·
τῶν μὲν ἄρ᾽ Ἀμφίμαχος καὶ Νάστης ἡγησάσθην,
Νάστης Ἀμφίμαχός τε Νομίονος ἀγλαὰ τέκνα,
ὃς καὶ χρυσὸν ἔχων πόλεμον δ᾽ ἴεν ἠΰτε κούρη
νήπιος, οὐδέ τί οἱ τό γ᾽ ἐπήρκεσε λυγρὸν ὄλεθρον,
ἀλλ᾽ ἐδάμη ὑπὸ χερσὶ ποδώκεος Αἰακίδαο
ἐν ποταμῶι, χρυσὸν δ᾽ Ἀχιλεὺς ἐκόμισσε δαΐφρων.
Σαρπηδὼν δ᾽ ἦρχεν Λυκίων καὶ Γλαῦκος ἀμύμων
τηλόθεν ἐκ Λυκίης, Ξάνθου ἄπο δινήεντος.
Ἰλιάδος Γ
ὅρκοι · τειχοσκοπία · Ἀλεξάνδρου καὶ
Αὐτὰρ ἐπεὶ κόσμηθεν ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν ἕκαστοι,
Τρῶες μὲν κλαγγῆι τ᾽ ἐνοπῆι τ᾽ ἴσαν ὄρνιθες ὣς
ἠΰτε περ κλαγγὴ γεράνων πέλει οὐρανόθι πρό·
αἵ τ᾽ ἐπεὶ οὖν χειμῶνα φύγον καὶ ἀθέσφατον ὄμβρον
κλαγγῆι ταί γε πέτονται ἐπ᾽ ὠκεανοῖο ῥοάων
ἀνδράσι Πυγμαίοισι φόνον καὶ κῆρα φέρουσαι·
ἠέριαι δ᾽ ἄρα ταί γε κακὴν ἔριδα προφέρονται.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἴσαν σιγῆι μένεα πνείοντες Ἀχαιοὶ
ἐν θυμῶι μεμαῶτες ἀλεξέμεν ἀλλήλοισιν.
εὖτ᾽ ὄρεος κορυφῆισι Νότος κατέχευεν ὀμίχλην
ποιμέσιν οὔ τι φίλην, κλέπτηι δέ τε νυκτὸς ἀμείνω,
τόσσόν τίς τ᾽ ἐπιλεύσσει ὅσον τ᾽ ἐπὶ λᾶαν ἵησιν·
ὣς ἄρα τῶν ὑπὸ ποσσὶ κονίσαλος ὄρνυτ᾽ ἀελλὴς
ἐρχομένων· μάλα δ᾽ ὦκα διέπρησσον πεδίοιο.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
Τρωσὶν μὲν προμάχιζεν Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
παρδαλέην ὤμοισιν ἔχων καὶ καμπύλα τόξα
καὶ ξίφος· αὐτὰρ δοῦρε δύω κεκορυθμένα χαλκῶι
πάλλων Ἀργείων προκαλίζετο πάντας ἀρίστους
ἀντίβιον μαχέσασθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος
ἐρχόμενον προπάροιθεν ὁμίλου μακρὰ βιβάντα,
ὥς τε λέων ἐχάρη μεγάλωι ἐπὶ σώματι κύρσας
εὑρὼν ἢ ἔλαφον κεραὸν ἢ ἄγριον αἶγα
πεινάων· μάλα γάρ τε κατεσθίει, εἴ περ ἂν αὐτὸν
σεύωνται ταχέες τε κύνες θαλεροί τ᾽ αἰζηοί·
ὣς ἐχάρη Μενέλαος Ἀλέξανδρον θεοειδέα
ὀφθαλμοῖσιν ἰδών· φάτο γὰρ τίσεσθαι ἀλείτην·
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησεν Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
ἐν προμάχοισι φανέντα, κατεπλήγη φίλον ἦτορ,
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τε δράκοντα ἰδὼν παλίνορσος ἀπέστη
οὔρεος ἐν βήσσηις, ὑπό τε τρόμος ἔλλαβε γυῖα,
ἂψ δ᾽ ἀνεχώρησεν, ὦχρός τέ μιν εἷλε παρειάς,
ὣς αὖτις καθ᾽ ὅμιλον ἔδυ Τρώων ἀγερώχων
δείσας Ἀτρέος υἱὸν Ἀλέξανδρος θεοειδής.
τὸν δ᾽ Ἕκτωρ νείκεσσεν ἰδὼν αἰσχροῖς ἐπέεσσιν·
Δύσπαρι εἶδος ἄριστε γυναιμανὲς ἠπεροπευτὰ
αἴθ᾽ ὄφελες ἄγονός τ᾽ ἔμεναι ἄγαμός τ᾽ ἀπολέσθαι·
καί κε τὸ βουλοίμην, καί κεν πολὺ κέρδιον ἦεν
ἢ οὕτω λώβην τ᾽ ἔμεναι καὶ ὑπόψιον ἄλλων.
ἦ που καγχαλόωσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
φάντες ἀριστῆα πρόμον ἔμμεναι, οὕνεκα καλὸν
εἶδος ἔπ᾽, ἀλλ᾽ οὐκ ἔστι βίη φρεσὶν οὐδέ τις ἀλκή.
ἦ τοιόσδε ἐὼν ἐν ποντοπόροισι νέεσσι
πόντον ἐπιπλώσας, ἑτάρους ἐρίηρας ἀγείρας,
μιχθεὶς ἀλλοδαποῖσι γυναῖκ᾽ εὐειδέ᾽ ἀνῆγες
ἐξ ἀπίης γαίης νυὸν ἀνδρῶν αἰχμητάων
πατρί τε σῶι μέγα πῆμα πόληΐ τε παντί τε δήμωι,
δυσμενέσιν μὲν χάρμα, κατηφείην δὲ σοὶ αὐτῶι·
οὐκ ἂν δὴ μείνειας ἀρηΐφιλον Μενέλαον·
γνοίης χ᾽ οἵου φωτὸς ἔχεις θαλερὴν παράκοιτιν·
οὐκ ἄν τοι χραίσμηι κίθαρις τά τε δῶρ᾽ Ἀφροδίτης
ἥ τε κόμη τό τε εἶδος ὅτ᾽ ἐν κονίηισι μιγείης.
ἀλλὰ μάλα Τρῶες δειδήμονες· ἦ τέ κεν ἤδη
λάϊνον ἕσσο χιτῶνα κακῶν ἕνεχ᾽ ὅσσα ἔοργας.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
Ἕκτορ ἐπεί με κατ᾽ αἶσαν ἐνείκεσας οὐδ᾽ ὑπὲρ αἶσαν·
αἰεί τοι κραδίη πέλεκυς ὥς ἐστιν ἀτειρὴς
ὅς τ᾽ εἶσιν διὰ δουρὸς ὑπ᾽ ἀνέρος ὅς ῥά τε τέχνηι
νήϊον ἐκτάμνηισιν, ὀφέλλει δ᾽ ἀνδρὸς ἐρωήν·
ὣς σοὶ ἐνὶ στήθεσσιν ἀτάρβητος νόος ἐστί·
μή μοι δῶρ᾽ ἐρατὰ πρόφερε χρυσέης Ἀφροδίτης·
οὔ τοι ἀπόβλητ᾽ ἐστὶ θεῶν ἐρικυδέα δῶρα
ὅσσά κεν αὐτοὶ δῶσιν, ἑκὼν δ᾽ οὐκ ἄν τις ἕλοιτο·
νῦν αὖτ᾽ εἴ μ᾽ ἐθέλεις πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι,
ἄλλους μὲν κάθισον Τρῶας καὶ πάντας Ἀχαιούς,
αὐτὰρ ἔμ᾽ ἐν μέσσωι καὶ ἀρηΐφιλον Μενέλαον
συμβάλετ᾽ ἀμφ᾽ Ἑλένηι καὶ κτήμασι πᾶσι μάχεσθαι·
ὁππότερος δέ κε νικήσηι κρείσσων τε γένηται,
κτήμαθ᾽ ἑλὼν εὖ πάντα γυναῖκά τε οἴκαδ᾽ ἀγέσθω·
οἳ δ᾽ ἄλλοι φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ ταμόντες
ναίοιτε Τροίην ἐριβώλακα, τοὶ δὲ νεέσθων
Ἄργος ἐς ἱππόβοτον καὶ Ἀχαιΐδα καλλιγύναικα.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ αὖτ᾽ ἐχάρη μέγα μῦθον ἀκούσας,
καί ῥ᾽ ἐς μέσσον ἰὼν Τρώων ἀνέεργε φάλαγγας
μέσσου δουρὸς ἑλών· τοὶ δ᾽ ἱδρύνθησαν ἅπαντες.
τῶι δ᾽ ἐπετοξάζοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
ἰοῖσίν τε τιτυσκόμενοι λάεσσί τ᾽ ἔβαλλον·
αὐτὰρ ὁ μακρὸν ἄϋσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ἴσχεσθ᾽ Ἀργεῖοι, μὴ βάλλετε κοῦροι Ἀχαιῶν·
στεῦται γάρ τι ἔπος ἐρέειν κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἔσχοντο μάχης ἄνεώι τ᾽ ἐγένοντο
ἐσσυμένως· Ἕκτωρ δὲ μετ᾽ ἀμφοτέροισιν ἔειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
μῦθον Ἀλεξάνδροιο, τοῦ εἵνεκα νεῖκος ὄρωρεν.
ἄλλους μὲν κέλεται Τρῶας καὶ πάντας Ἀχαιοὺς
τεύχεα κάλ᾽ ἀποθέσθαι ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
αὐτὸν δ᾽ ἐν μέσσωι καὶ ἀρηΐφιλον Μενέλαον
οἴους ἀμφ᾽ Ἑλένηι καὶ κτήμασι πᾶσι μάχεσθαι.
ὁππότερος δέ κε νικήσηι κρείσσων τε γένηται
κτήμαθ᾽ ἑλὼν εὖ πάντα γυναῖκά τε οἴκαδ᾽ ἀγέσθω·
οἳ δ᾽ ἄλλοι φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ τάμωμεν.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι·
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
κέκλυτε νῦν καὶ ἐμεῖο· μάλιστα γὰρ ἄλγος ἱκάνει
θυμὸν ἐμόν, φρονέω δὲ διακρινθήμεναι ἤδη
Ἀργείους καὶ Τρῶας, ἐπεὶ κακὰ πολλὰ πέπασθε
εἵνεκ᾽ ἐμῆς ἔριδος καὶ Ἀλεξάνδρου ἕνεκ᾽ ἀρχῆς·
ἡμέων δ᾽ ὁπποτέρωι θάνατος καὶ μοῖρα τέτυκται
τεθναίη· ἄλλοι δὲ διακρινθεῖτε τάχιστα.
οἴσετε ἄρν᾽, ἕτερον λευκόν, ἑτέρην δὲ μέλαιναν,
Γῆι τε καὶ Ἠελίωι· Διὶ δ᾽ ἡμεῖς οἴσομεν ἄλλον·
ἄξετε δὲ Πριάμοιο βίην, ὄφρ᾽ ὅρκια τάμνηι
αὐτός, ἐπεί οἱ παῖδες ὑπερφίαλοι καὶ ἄπιστοι,
μή τις ὑπερβασίηι Διὸς ὅρκια δηλήσηται.
αἰεὶ δ᾽ ὁπλοτέρων ἀνδρῶν φρένες ἠερέθονται·
οἷς δ᾽ ὁ γέρων μετέηισιν ἅμα πρόσσω καὶ ὀπίσσω
λεύσσει, ὅπως ὄχ᾽ ἄριστα μετ᾽ ἀμφοτέροισι γένηται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἐχάρησαν Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
ἐλπόμενοι παύσασθαι ὀϊζυροῦ πολέμοιο.
καί ῥ᾽ ἵππους μὲν ἔρυξαν ἐπὶ στίχας, ἐκ δ᾽ ἔβαν αὐτοί,
τεύχεά τ᾽ ἐξεδύοντο· τὰ μὲν κατέθεντ᾽ ἐπὶ γαίηι
πλησίον ἀλλήλων, ὀλίγη δ᾽ ἦν ἀμφὶς ἄρουρα·
Ἕκτωρ δὲ προτὶ ἄστυ δύω κήρυκας ἔπεμπε
καρπαλίμως ἄρνάς τε φέρειν Πρίαμόν τε καλέσσαι·
αὐτὰρ ὁ Ταλθύβιον προΐει κρείων Ἀγαμέμνων
νῆας ἔπι γλαφυρὰς ἰέναι, ἠδ᾽ ἄρν᾽ ἐκέλευεν
οἰσέμεναι· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ οὐκ ἀπίθησ᾽ Ἀγαμέμνονι δίωι.
Ἶρις δ᾽ αὖθ᾽ Ἑλένηι λευκωλένωι ἄγγελος ἦλθεν
εἰδομένη γαλόωι Ἀντηνορίδαο δάμαρτι,
τὴν Ἀντηνορίδης εἶχε κρείων Ἑλικάων
Λαοδίκην Πριάμοιο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην.
τὴν δ᾽ εὗρ᾽ ἐν μεγάρωι· ἣ δὲ μέγαν ἱστὸν ὕφαινε
δίπλακα πορφυρέην, πολέας δ᾽ ἐνέπασσεν ἀέθλους
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
οὕς ἑθεν εἵνεκ᾽ ἔπασχον ὑπ᾽ Ἄρηος παλαμάων·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
δεῦρ᾽ ἴθι νύμφα φίλη, ἵνα θέσκελα ἔργα ἴδηαι
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
οἳ πρὶν ἐπ᾽ ἀλλήλοισι φέρον πολύδακρυν Ἄρηα
ἐν πεδίωι ὀλοοῖο λιλαιόμενοι πολέμοιο·
οἳ δὴ νῦν ἕαται σιγῆι, πόλεμος δὲ πέπαυται,
ἀσπίσι κεκλιμένοι, παρὰ δ᾽ ἔγχεα μακρὰ πέπηγεν.
αὐτὰρ Ἀλέξανδρος καὶ ἀρηΐφιλος Μενέλαος
μακρῆις ἐγχείηισι μαχήσονται περὶ σεῖο·
τῶι δέ κε νικήσαντι φίλη κεκλήσηι ἄκοιτις.
ὣς εἰποῦσα θεὰ γλυκὺν ἵμερον ἔμβαλε θυμῶι
ἀνδρός τε προτέρου καὶ ἄστεος ἠδὲ τοκήων·
αὐτίκα δ᾽ ἀργεννῆισι καλυψαμένη ὀθόνηισιν
ὁρμᾶτ᾽ ἐκ θαλάμοιο τέρεν κατὰ δάκρυ χέουσα
οὐκ οἴη, ἅμα τῆι γε καὶ ἀμφίπολοι δύ᾽ ἕποντο,
Αἴθρη Πιτθῆος θυγάτηρ, Κλυμένη τε βοῶπις·
αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκανον ὅθι Σκαιαὶ πύλαι ἦσαν.
οἳ δ᾽ ἀμφὶ Πρίαμον καὶ Πάνθοον ἠδὲ Θυμοίτην
Λάμπόν τε Κλυτίον θ᾽ Ἱκετάονά τ᾽ ὄζον Ἄρηος
Οὐκαλέγων τε καὶ Ἀντήνωρ πεπνυμένω ἄμφω
ἥατο δημογέροντες ἐπὶ Σκαιῆισι πύληισι,
γήραϊ δὴ πολέμοιο πεπαυμένοι, ἀλλ᾽ ἀγορηταὶ
ἐσθλοί, τεττίγεσσιν ἐοικότες οἵ τε καθ᾽ ὕλην
δενδρέωι ἐφεζόμενοι ὄπα λειριόεσσαν ἱεῖσι·
τοῖοι ἄρα Τρώων ἡγήτορες ἧντ᾽ ἐπὶ πύργωι.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν εἴδονθ᾽ Ἑλένην ἐπὶ πύργον ἰοῦσαν,
ἦκα πρὸς ἀλλήλους ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευον·
οὐ νέμεσις Τρῶας καὶ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιοὺς
τοιῆιδ᾽ ἀμφὶ γυναικὶ πολὺν χρόνον ἄλγεα πάσχειν·
αἰνῶς ἀθανάτηισι θεῆις εἰς ὦπα ἔοικεν·
ἀλλὰ καὶ ὧς τοίη περ ἐοῦσ᾽ ἐν νηυσὶ νεέσθω,
μηδ᾽ ἡμῖν τεκέεσσί τ᾽ ὀπίσσω πῆμα λίποιτο.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, Πρίαμος δ᾽ Ἑλένην ἐκαλέσσατο φωνῆι·
δεῦρο πάροιθ᾽ ἐλθοῦσα φίλον τέκος ἵζευ ἐμεῖο,
ὄφρα ἴδηι πρότερόν τε πόσιν πηούς τε φίλους τε·
οὔ τί μοι αἰτίη ἐσσί, θεοί νύ μοι αἴτιοί εἰσιν
οἵ μοι ἐφώρμησαν πόλεμον πολύδακρυν Ἀχαιῶν·
ὥς μοι καὶ τόνδ᾽ ἄνδρα πελώριον ἐξονομήνηις
ὅς τις ὅδ᾽ ἐστὶν Ἀχαιὸς ἀνὴρ ἠΰς τε μέγας τε.
ἤτοι μὲν κεφαλῆι καὶ μείζονες ἄλλοι ἔασι,
καλὸν δ᾽ οὕτω ἐγὼν οὔ πω ἴδον ὀφθαλμοῖσιν,
οὐδ᾽ οὕτω γεραρόν· βασιλῆϊ γὰρ ἀνδρὶ ἔοικε.
τὸν δ᾽ Ἑλένη μύθοισιν ἀμείβετο δῖα γυναικῶν·
αἰδοῖός τέ μοί ἐσσι φίλε ἑκυρὲ δεινός τε·
ὡς ὄφελεν θάνατός μοι ἁδεῖν κακὸς ὁππότε δεῦρο
υἱέϊ σῶι ἑπόμην θάλαμον γνωτούς τε λιποῦσα
παῖδά τε τηλυγέτην καὶ ὁμηλικίην ἐρατεινήν.
ἀλλὰ τά γ᾽ οὐκ ἐγένοντο· τὸ καὶ κλαίουσα τέτηκα.
τοῦτο δέ τοι ἐρέω ὅ μ᾽ ἀνείρεαι ἠδὲ μεταλλᾶις·
οὗτός γ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων,
ἀμφότερον βασιλεύς τ᾽ ἀγαθὸς κρατερός τ᾽ αἰχμητής·
δαὴρ αὖτ᾽ ἐμὸς ἔσκε κυνώπιδος, εἴ ποτ᾽ ἔην γε.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ὁ γέρων ἠγάσσατο φώνησέν τε·
ὦ μάκαρ Ἀτρεΐδη μοιρηγενὲς ὀλβιόδαιμον,
ἦ ῥά νύ τοι πολλοὶ δεδμήατο κοῦροι Ἀχαιῶν.
ἤδη καὶ Φρυγίην εἰσήλυθον ἀμπελόεσσαν,
ἔνθα ἴδον πλείστους Φρύγας ἀνέρας αἰολοπώλους
λαοὺς Ὀτρῆος καὶ Μυγδόνος ἀντιθέοιο,
οἵ ῥα τότ᾽ ἐστρατόωντο παρ᾽ ὄχθας Σαγγαρίοιο·
καὶ γὰρ ἐγὼν ἐπίκουρος ἐὼν μετὰ τοῖσιν ἐλέχθην
ἤματι τῶι ὅτε τ᾽ ἦλθον Ἀμαζόνες ἀντιάνειραι·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ οἳ τόσοι ἦσαν ὅσοι ἑλίκωπες Ἀχαιοί.
δεύτερον αὖτ᾽ Ὀδυσῆα ἰδὼν ἐρέειν᾽ ὁ γεραιός·
εἴπ᾽ ἄγε μοι καὶ τόνδε φίλον τέκος ὅς τις ὅδ᾽ ἐστί·
μείων μὲν κεφαλῆι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο,
εὐρύτερος δ᾽ ὤμοισιν ἰδὲ στέρνοισιν ἰδέσθαι.
τεύχεα μέν οἱ κεῖται ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
αὐτὸς δὲ κτίλος ὣς ἐπιπωλεῖται στίχας ἀνδρῶν·
ἀρνειῶι μιν ἔγωγε ἐΐσκω πηγεσιμάλλωι,
ὅς τ᾽ οἰῶν μέγα πῶϋ διέρχεται ἀργεννάων.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειθ᾽ Ἑλένη Διὸς ἐκγεγαυῖα·
οὗτος δ᾽ αὖ Λαερτιάδης πολύμητις Ὀδυσσεύς,
ὃς τράφη ἐν δήμωι Ἰθάκης κραναῆς περ ἐούσης
εἰδὼς παντοίους τε δόλους καὶ μήδεα πυκνά.
τὴν δ᾽ αὖτ᾽ Ἀντήνωρ πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
ὦ γύναι ἦ μάλα τοῦτο ἔπος νημερτὲς ἔειπες·
ἤδη γὰρ καὶ δεῦρό ποτ᾽ ἤλυθε δῖος Ὀδυσσεὺς
σεῦ ἕνεκ᾽ ἀγγελίης σὺν ἀρηϊφίλωι Μενελάωι·
τοὺς δ᾽ ἐγὼ ἐξείνισσα καὶ ἐν μεγάροισι φίλησα,
ἀμφοτέρων δὲ φυὴν ἐδάην καὶ μήδεα πυκνά.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Τρώεσσιν ἐν ἀγρομένοισιν ἔμιχθεν
στάντων μὲν Μενέλαος ὑπείρεχεν εὐρέας ὤμους,
ἄμφω δ᾽ ἑζομένω γεραρώτερος ἦεν Ὀδυσσεύς·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ μύθους καὶ μήδεα πᾶσιν ὕφαινον
ἤτοι μὲν Μενέλαος ἐπιτροχάδην ἀγόρευε,
παῦρα μὲν ἀλλὰ μάλα λιγέως, ἐπεὶ οὐ πολύμυθος
οὐδ᾽ ἀφαμαρτοεπής· ἦ καὶ γένει ὕστερος ἦεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πολύμητις ἀναΐξειεν Ὀδυσσεὺς
στάσκεν, ὑπαὶ δὲ ἴδεσκε κατὰ χθονὸς ὄμματα πήξας,
σκῆπτρον δ᾽ οὔτ᾽ ὀπίσω οὔτε προπρηνὲς ἐνώμα,
ἀλλ᾽ ἀστεμφὲς ἔχεσκεν ἀΐδρεϊ φωτὶ ἐοικώς·
φαίης κε ζάκοτόν τέ τιν᾽ ἔμμεναι ἄφρονά τ᾽ αὔτως.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ ὄπα τε μεγάλην ἐκ στήθεος εἵη
καὶ ἔπεα νιφάδεσσιν ἐοικότα χειμερίηισιν,
οὐκ ἂν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆΐ γ᾽ ἐρίσσειε βροτὸς ἄλλος·
οὐ τότε γ᾽ ὧδ᾽ Ὀδυσῆος ἀγασσάμεθ᾽ εἶδος ἰδόντες.
τὸ τρίτον αὖτ᾽ Αἴαντα ἰδὼν ἐρέειν᾽ ὁ γεραιός·
τίς τὰρ ὅδ᾽ ἄλλος Ἀχαιὸς ἀνὴρ ἠΰς τε μέγας τε
ἔξοχος Ἀργείων κεφαλήν τε καὶ εὐρέας ὤμους;
τὸν δ᾽ Ἑλένη τανύπεπλος ἀμείβετο δῖα γυναικῶν·
οὗτος δ᾽ Αἴας ἐστὶ πελώριος ἕρκος Ἀχαιῶν·
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἑτέρωθεν ἐνὶ Κρήτεσσι θεὸς ὣς
ἕστηκ᾽, ἀμφὶ δέ μιν Κρητῶν ἀγοὶ ἠγερέθονται.
πολλάκι μιν ξείνισσεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος
οἴκωι ἐν ἡμετέρωι ὁπότε Κρήτηθεν ἵκοιτο.
νῦν δ᾽ ἄλλους μὲν πάντας ὁρῶ ἑλίκωπας Ἀχαιούς,
οὕς κεν ἐῢ γνοίην καί τ᾽ οὔνομα μυθησαίμην·
δοιὼ δ᾽ οὐ δύναμαι ἰδέειν κοσμήτορε λαῶν
Κάστορά θ᾽ ἱππόδαμον καὶ πὺξ ἀγαθὸν Πολυδεύκεα
αὐτοκασιγνήτω, τώ μοι μία γείνατο μήτηρ.
ἢ οὐχ ἑσπέσθην Λακεδαίμονος ἐξ ἐρατεινῆς,
ἢ δεύρω μὲν ἕποντο νέεσσ᾽ ἔνι ποντοπόροισι,
νῦν αὖτ᾽ οὐκ ἐθέλουσι μάχην καταδύμεναι ἀνδρῶν
αἴσχεα δειδιότες καὶ ὀνείδεα πόλλ᾽ ἅ μοί ἐστιν.
ὣς φάτο, τοὺς δ᾽ ἤδη κάτεχεν φυσίζοος αἶα
ἐν Λακεδαίμονι αὖθι φίληι ἐν πατρίδι γαίηι.
κήρυκες δ᾽ ἀνὰ ἄστυ θεῶν φέρον ὅρκια πιστὰ
ἄρνε δύω καὶ οἶνον ἐΰφρονα καρπὸν ἀρούρης
ἀσκῶι ἐν αἰγείωι· φέρε δὲ κρητῆρα φαεινὸν
κῆρυξ Ἰδαῖος ἠδὲ χρύσεια κύπελλα·
ὄτρυνεν δὲ γέροντα παριστάμενος ἐπέεσσιν·
ὄρσεο Λαομεδοντιάδη, καλέουσιν ἄριστοι
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
ἐς πεδίον καταβῆναι ἵν᾽ ὅρκια πιστὰ τάμητε·
αὐτὰρ Ἀλέξανδρος καὶ ἀρηΐφιλος Μενέλαος
μακρῆις ἐγχείηισι μαχήσοντ᾽ ἀμφὶ γυναικί·
τῶι δέ κε νικήσαντι γυνὴ καὶ κτήμαθ᾽ ἕποιτο·
οἳ δ᾽ ἄλλοι φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ ταμόντες
ναίοιμεν Τροίην ἐριβώλακα, τοὶ δὲ νέονται
Ἄργος ἐς ἱππόβοτον καὶ Ἀχαιΐδα καλλιγύναικα.
ὣς φάτο ῥίγησεν δ᾽ ὁ γέρων, ἐκέλευσε δ᾽ ἑταίρους
ἵππους ζευγνύμεναι· τοὶ δ᾽ ὀτραλέως ἐπίθοντο.
ἂν δ᾽ ἄρ᾽ ἔβη Πρίαμος, κατὰ δ᾽ ἡνία τεῖνεν ὀπίσσω·
πὰρ δέ οἱ Ἀντήνωρ περικαλλέα βήσετο δίφρον·
τὼ δὲ διὰ Σκαιῶν πεδίον δ᾽ ἔχον ὠκέας ἵππους.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκοντο μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς,
ἐξ ἵππων ἀποβάντες ἐπὶ χθόνα πουλυβότειραν
ἐς μέσσον Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἐστιχόωντο.
ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
ἂν δ᾽ Ὀδυσεὺς πολύμητις· ἀτὰρ κήρυκες ἀγαυοὶ
ὅρκια πιστὰ θεῶν σύναγον, κρητῆρι δὲ οἶνον
μίσγον, ἀτὰρ βασιλεῦσιν ὕδωρ ἐπὶ χεῖρας ἔχευαν.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος χείρεσσι μάχαιραν,
ἥ οἱ πὰρ ξίφεος μέγα κουλεόν αἰὲν ἄωρτο,
ἀρνῶν ἐκ κεφαλέων τάμνε τρίχας· αὐτὰρ ἔπειτα
κήρυκες Τρώων καὶ Ἀχαιῶν νεῖμαν ἀρίστοις.
τοῖσιν δ᾽ Ἀτρεΐδης μεγάλ᾽ εὔχετο χεῖρας ἀνασχών·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε,
Ἠέλιός θ᾽, ὃς πάντ᾽ ἐφορᾶις καὶ πάντ᾽ ἐπακούεις,
καὶ ποταμοὶ καὶ γαῖα, καὶ οἳ ὑπένερθε καμόντας
ἀνθρώπους τίνυσθον ὅτις κ᾽ ἐπίορκον ὀμόσσηι,
ὑμεῖς μάρτυροι ἔστε, φυλάσσετε δ᾽ ὅρκια πιστά·
εἰ μέν κεν Μενέλαον Ἀλέξανδρος καταπέφνηι
αὐτὸς ἔπειθ᾽ Ἑλένην ἐχέτω καὶ κτήματα πάντα,
ἡμεῖς δ᾽ ἐν νήεσσι νεώμεθα ποντοπόροισιν·
εἰ δέ κ᾽ Ἀλέξανδρον κτείνηι ξανθὸς Μενέλαος,
Τρῶας ἔπειθ᾽ Ἑλένην καὶ κτήματα πάντ᾽ ἀποδοῦναι,
τιμὴν δ᾽ Ἀργείοις ἀποτινέμεν ἥν τιν᾽ ἔοικεν,
ἥ τε καὶ ἐσσομένοισι μετ᾽ ἀνθρώποισι πέληται.
εἰ δ᾽ ἂν ἐμοὶ τιμὴν Πρίαμος Πριάμοιό τε παῖδες
τίνειν οὐκ ἐθέλωσιν Ἀλεξάνδροιο πεσόντος,
αὐτὰρ ἐγὼ καὶ ἔπειτα μαχήσομαι εἵνεκα ποινῆς
αὖθι μένων, ἧός κε τέλος πολέμοιο κιχείω.
ἦ, καὶ ἀπὸ στομάχους ἀρνῶν τάμε νηλέϊ χαλκῶι·
καὶ τοὺς μὲν κατέθηκεν ἐπὶ χθονὸς ἀσπαίροντας
θυμοῦ δευομένους· ἀπὸ γὰρ μένος εἵλετο χαλκός.
οἶνον δ᾽ ἐκ κρητῆρος ἀφυσσόμενοι δεπάεσσιν
ἔκχεον, ἠδ᾽ εὔχοντο θεοῖς αἰειγενέτηισιν.
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε·
Ζεῦ κύδιστε μέγιστε καὶ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι
ὁππότεροι πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια πημήνειαν
ὧδέ σφ᾽ ἐγκέφαλος χαμάδις ῥέοι ὡς ὅδε οἶνος
αὐτῶν καὶ τεκέων, ἄλοχοι δ᾽ ἄλλοισι δαμεῖεν.
ὣς ἔφαν, οὐδ᾽ ἄρα πώ σφιν ἐπεκραίαινε Κρονίων.
τοῖσι δὲ Δαρδανίδης Πρίαμος μετὰ μῦθον ἔειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί·
ἤτοι ἐγὼν εἶμι προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν
ἄψ, ἐπεὶ οὔ πω τλήσομ᾽ ἐν ὀφθαλμοῖσιν ὁρᾶσθαι
μαρνάμενον φίλον υἱὸν ἀρηϊφίλωι Μενελάωι·
Ζεὺς μέν που τό γε οἶδε καὶ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι
ὁπποτέρωι θανάτοιο τέλος πεπρωμένον ἐστίν.
ἦ ῥα καὶ ἐς δίφρον ἄρνας θέτο ἰσόθεος φώς,
ἂν δ᾽ ἄρ᾽ ἔβαιν᾽ αὐτός, κατὰ δ᾽ ἡνία τεῖνεν ὀπίσσω·
πὰρ δέ οἱ Ἀντήνωρ περικαλλέα βήσετο δίφρον.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἄψορροι προτὶ Ἴλιον ἀπονέοντο·
Ἕκτωρ δὲ Πριάμοιο πάϊς καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
χῶρον μὲν πρῶτον διεμέτρεον, αὐτὰρ ἔπειτα
κλήρους ἐν κυνέηι χαλκήρεϊ πάλλον ἑλόντες,
ὁππότερος δὴ πρόσθεν ἀφείη χάλκεον ἔγχος.
λαοὶ δ᾽ ἠρήσαντο, θεοῖσι δὲ χεῖρας ἀνέσχον,
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε
ὁππότερος τάδε ἔργα μετ᾽ ἀμφοτέροισιν ἔθηκε,
τὸν δὸς ἀποφθίμενον δῦναι δόμον Ἄϊδος εἴσω,
ἡμῖν δ᾽ αὖ φιλότητα καὶ ὅρκια πιστὰ γενέσθαι.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, πάλλεν δὲ μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ
ἂψ ὁρόων· Πάριος δὲ θοῶς ἐκ κλῆρος ὄρουσεν.
οἳ μὲν ἔπειθ᾽ ἵζοντο κατὰ στίχας, ἧχι ἑκάστωι
ἵπποι ἀερσίποδες καὶ ποικίλα τεύχε᾽ ἔκειτο·
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἐδύσετο τεύχεα καλὰ
δῖος Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλάς, ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνεν
οἷο κασιγνήτοιο Λυκάονος· ἥρμοσε δ᾽ αὐτῶι.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον
χάλκεον, αὐτὰρ ἔπειτα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε·
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἰφθίμωι κυνέην εὔτυκτον ἔθηκεν
ἵππουριν· δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν·
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος, ὅ οἱ παλάμηφιν ἀρήρει.
ὣς δ᾽ αὔτως Μενέλαος ἀρήϊος ἔντε᾽ ἔδυνεν.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἑκάτερθεν ὁμίλου θωρήχθησαν,
ἐς μέσσον Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἐστιχόωντο
δεινὸν δερκόμενοι· θάμβος δ᾽ ἔχεν εἰσορόωντας
Τρῶάς θ᾽ ἱπποδάμους καὶ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
καί ῥ᾽ ἐγγὺς στήτην διαμετρητῶι ἐνὶ χώρωι
σείοντ᾽ ἐγχείας ἀλλήλοισιν κοτέοντε.
πρόσθε δ᾽ Ἀλέξανδρος προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Ἀτρεΐδαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσε ἴσην,
οὐδ᾽ ἔρρηξεν χαλκός, ἀνεγνάμφθη δέ οἱ αἰχμὴ
ἀσπίδ᾽ ἐνὶ κρατερῆι· ὁ δὲ δεύτερον ὄρνυτο χαλκῶι
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἐπευξάμενος Διὶ πατρί·
Ζεῦ ἄνα δὸς τίσασθαι ὅ με πρότερος κάκ᾽ ἔοργε
δῖον Ἀλέξανδρον, καὶ ἐμῆις ὑπὸ χερσὶ δάμασσον,
ὄφρα τις ἐρρίγηισι καὶ ὀψιγόνων ἀνθρώπων
ξεινοδόκον κακὰ ῥέξαι, ὅ κεν φιλότητα παράσχηι.
ἦ ῥα καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλε Πριαμίδαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσε ἴσην·
διὰ μὲν ἀσπίδος ἦλθε φαεινῆς ὄβριμον ἔγχος,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο·
ἀντικρὺ δὲ παραὶ λαπάρην διάμησε χιτῶνα
ἔγχος· ὁ δ᾽ ἐκλίνθη καὶ ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ἀργυρόηλον
πλῆξεν ἀνασχόμενος κόρυθος φάλον· ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι
τριχθά τε καὶ τετραχθὰ διατρυφὲν ἔκπεσε χειρός.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ὤιμωξεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ οὔ τις σεῖο θεῶν ὀλοώτερος ἄλλος·
ἦ τ᾽ ἐφάμην τίσασθαι Ἀλέξανδρον κακότητος·
νῦν δέ μοι ἐν χείρεσσιν ἄγη ξίφος, ἐκ δέ μοι ἔγχος
ἠΐχθη παλάμηφιν ἐτώσιον, οὐδ᾽ ἔβαλόν μιν.
ἦ καὶ ἐπαΐξας κόρυθος λάβεν ἱπποδασείης,
ἕλκε δ᾽ ἐπιστρέψας μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
ἄγχε δέ μιν πολύκεστος ἱμὰς ἁπαλὴν ὑπὸ δειρήν,
ὅς οἱ ὑπ᾽ ἀνθερεῶνος ὀχεὺς τέτατο τρυφαλείης.
καί νύ κεν εἴρυσσέν τε καὶ ἄσπετον ἤρατο κῦδος,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη,
ἥ οἱ ῥῆξεν ἱμάντα βοὸς ἶφι κταμένοιο·
κεινὴ δὲ τρυφάλεια ἅμ᾽ ἕσπετο χειρὶ παχείηι.
τὴν μὲν ἔπειθ᾽ ἥρως μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιοὺς
ῥῖψ᾽ ἐπιδινήσας, κόμισαν δ᾽ ἐρίηρες ἑταῖροι·
αὐτὰρ ὁ ἂψ ἐπόρουσε κατακτάμεναι μενεαίνων
ἔγχεϊ χαλκείωι· τὸν δ᾽ ἐξήρπαξ᾽ Ἀφροδίτη
ῥεῖα μάλ᾽ ὥς τε θεός, ἐκάλυψε δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι,
κὰδ δ᾽ εἷσ᾽ ἐν θαλάμωι εὐώδεϊ κηώεντι.
αὐτὴ δ᾽ αὖ Ἑλένην καλέουσ᾽ ἴε· τὴν δὲ κίχανε
πύργωι ἐφ᾽ ὑψηλῶι, περὶ δὲ Τρωιαὶ ἅλις ἦσαν·
χειρὶ δὲ νεκταρέου ἑανοῦ ἐτίναξε λαβοῦσα,
γρηῒ δέ μιν ἐϊκυῖα παλαιγενέϊ προσέειπεν
εἰροκόμωι, ἥ οἱ Λακεδαίμονι ναιετοώσηι
ἤσκειν εἴρια καλά, μάλιστα δέ μιν φιλέεσκε·
τῆι μιν ἐεισαμένη προσεφώνεε δῖ᾽ Ἀφροδίτη·
δεῦρ᾽ ἴθ᾽· Ἀλέξανδρός σε καλεῖ οἶκον δὲ νέεσθαι.
κεῖνος ὅ γ᾽ ἐν θαλάμωι καὶ δινωτοῖσι λέχεσσι
κάλλεΐ τε στίλβων καὶ εἵμασιν· οὐδέ κε φαίης
ἀνδρὶ μαχεσσάμενον τόν γ᾽ ἐλθεῖν, ἀλλὰ χορὸν δὲ
ἔρχεσθ᾽, ἠὲ χοροῖο νέον λήγοντα καθίζειν.
ὣς φάτο, τῆι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε·
καί ῥ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεᾶς περικαλλέα δειρὴν
στήθεά θ᾽ ἱμερόεντα καὶ ὄμματα μαρμαίροντα,
θάμβησέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
δαιμονίη, τί με ταῦτα λιλαίεαι ἠπεροπεύειν;
ἦ πήι με προτέρω πολίων εὖ ναιομενάων
ἄξεις, ἢ Φρυγίης ἢ Μηιονίης ἐρατεινῆς,
εἴ τίς τοι καὶ κεῖθι φίλος μερόπων ἀνθρώπων·
οὕνεκα δὴ νῦν δῖον Ἀλέξανδρον Μενέλαος
νικήσας ἐθέλει στυγερὴν ἐμὲ οἴκαδ᾽ ἄγεσθαι,
τοὔνεκα δὴ νῦν δεῦρο δολοφρονέουσα παρέστης;
ἧσο παρ᾽ αὐτὸν ἰοῦσα, θεῶν δ᾽ ἀπόεικε κελεύθου,
μηδ᾽ ἔτι σοῖσι πόδεσσιν ὑποστρέψειας Ὄλυμπον,
ἀλλ᾽ αἰεὶ περὶ κεῖνον ὀΐζυε καί ἑ φύλασσε,
εἰς ὅ κέ σ᾽ ἢ ἄλοχον ποιήσεται ἢ ὅ γε δούλην.
κεῖσε δ᾽ ἐγὼν οὐκ εἶμι· νεμεσσητὸν δέ κεν εἴη·
κείνου πορσανέουσα λέχος· Τρωιαὶ δέ μ᾽ ὀπίσσω
πᾶσαι μωμήσονται· ἔχω δ᾽ ἄχε᾽ ἄκριτα θυμῶι.
τὴν δὲ χολωσαμένη προσεφώνεε δῖ᾽ Ἀφροδίτη·
μή μ᾽ ἔρεθε σχετλίη, μὴ χωσαμένη σε μεθείω,
τὼς δέ σ᾽ ἀπεχθήρω ὡς νῦν ἔκπαγλ᾽ ἐφίλησα,
μέσσωι δ᾽ ἀμφοτέρων μητίσομαι ἔχθεα λυγρὰ
Τρώων καὶ Δαναῶν, σὺ δέ κεν κακὸν οἶτον ὄληαι.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ Ἑλένη Διὸς ἐκγεγαυῖα,
βῆ δὲ κατασχομένη ἑανῶι ἀργῆτι φαεινῶι
σιγῆι, πάσας δὲ Τρωιὰς λάθεν· ἦρχε δὲ δαίμων.
αἳ δ᾽ ὅτ᾽ Ἀλεξάνδροιο δόμον περικαλλέ᾽ ἵκοντο,
ἀμφίπολοι μὲν ἔπειτα θοῶς ἐπὶ ἔργα τράποντο,
ἣ δ᾽ εἰς ὑψόροφον θάλαμον κίε δῖα γυναικῶν.
τῆι δ᾽ ἄρα δίφρον ἑλοῦσα φιλομειδὴς Ἀφροδίτη
ἀντί᾽ Ἀλεξάνδροιο θεὰ κατέθηκε φέρουσα·
ἔνθα κάθιζ᾽ Ἑλένη κούρη Διὸς αἰγιόχοιο
ὄσσε πάλιν κλίνασα, πόσιν δ᾽ ἠνίπαπε μύθωι·
ἤλυθες ἐκ πολέμου· ὡς ὤφελες αὐτόθ᾽ ὀλέσθαι
ἀνδρὶ δαμεὶς κρατερῶι, ὃς ἐμὸς πρότερος πόσις ἦεν.
ἦ μὲν δὴ πρίν γ᾽ εὔχε᾽ ἀρηϊφίλου Μενελάου
σῆι τε βίηι καὶ χερσὶ καὶ ἔγχεϊ φέρτερος εἶναι·
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν προκάλεσσαι ἀρηΐφιλον Μενέλαον
ἐξαῦτις μαχέσασθαι ἐναντίον· ἀλλά σ᾽ ἔγωγε
παύεσθαι κέλομαι, μηδὲ ξανθῶι Μενελάωι
ἀντίβιον πόλεμον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι
ἀφραδέως, μή πως τάχ᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ δουρὶ δαμήηις.
τὴν δὲ Πάρις μύθοισιν ἀμειβόμενος προσέειπε·
μή με γύναι χαλεποῖσιν ὀνείδεσι θυμὸν ἔνιπτε·
νῦν μὲν γὰρ Μενέλαος ἐνίκησεν σὺν Ἀθήνηι,
κεῖνον δ᾽ αὖτις ἐγώ· πάρα γὰρ θεοί εἰσι καὶ ἡμῖν.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ φιλότητι τραπείομεν εὐνηθέντε·
οὐ γάρ πώ ποτέ μ᾽ ὧδέ γ᾽ ἔρως φρένας ἀμφεκάλυψεν,
οὐδ᾽ ὅτε σε πρῶτον Λακεδαίμονος ἐξ ἐρατεινῆς
ἔπλεον ἁρπάξας ἐν ποντοπόροισι νέεσσι,
νήσωι δ᾽ ἐν Κραναῆι ἐμίγην φιλότητι καὶ εὐνῆι,
ὥς σεο νῦν ἔραμαι καί με γλυκὺς ἵμερος αἱρεῖ.
ἦ ῥα, καὶ ἄρχε λέχος δὲ κιών· ἅμα δ᾽ εἵπετ᾽ ἄκοιτις.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἐν τρητοῖσι κατεύνασθεν λεχέεσσιν,
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ἐφοίτα θηρὶ ἐοικὼς
εἴ που ἐσαθρήσειεν Ἀλέξανδρον θεοειδέα.
ἀλλ᾽ οὔ τις δύνατο Τρώων κλειτῶν τ᾽ ἐπικούρων
δεῖξαι Ἀλέξανδρον τότ᾽ ἀρηϊφίλωι Μενελάωι·
οὐ μὲν γὰρ φιλότητί γ᾽ ἐκεύθανον εἴ τις ἴδοιτο·
ἶσον γάρ σφιν πᾶσιν ἀπήχθετο κηρὶ μελαίνηι.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι·
νίκη μὲν δὴ φαίνετ᾽ ἀρηϊφίλου Μενελάου,
ὑμεῖς δ᾽ Ἀργείην Ἑλένην καὶ κτήμαθ᾽ ἅμ᾽ αὐτῆι
ἔκδοτε, καὶ τιμὴν ἀποτινέμεν ἥν τιν᾽ ἔοικεν,
ἥ τε καὶ ἐσσομένοισι μετ᾽ ἀνθρώποισι πέληται.
ὣς ἔφατ᾽ Ἀτρεΐδης, ἐπὶ δ᾽ ἤινεον ἄλλοι Ἀχαιοί.
Ἰλιάδος Δ
ὁρκίων σύγχυσις · Ἀγαμέμνονος ἐπιπώλησις
Οἳ δὲ θεοὶ πὰρ Ζηνὶ καθήμενοι ἠγορόωντο
χρυσέωι ἐν δαπέδωι, μετὰ δέ σφισι πότνια Ἥβη
νέκταρ ἐοινοχόει· τοὶ δὲ χρυσέοις δεπάεσσι
δειδέχατ᾽ ἀλλήλους, Τρώων πόλιν εἰσορόωντες·
αὐτίκ᾽ ἐπειρᾶτο Κρονίδης ἐρεθιζέμεν Ἥρην
κερτομίοις ἐπέεσσι παραβλήδην ἀγορεύων·
δοιαὶ μὲν Μενελάωι ἀρηγόνες εἰσὶ θεάων
Ἥρη τ᾽ Ἀργείη καὶ Ἀλαλκομενηῒς Ἀθήνη.
ἀλλ᾽ ἤτοι ταὶ νόσφι καθήμεναι εἰσορόωσαι
τέρπεσθον· τῶι δ᾽ αὖτε φιλομειδὴς Ἀφροδίτη
αἰεὶ παρμέμβλωκε καὶ αὐτοῦ κῆρας ἀμύνει·
καὶ νῦν ἐξεσάωσεν ὀϊόμενον θανέεσθαι.
ἀλλ᾽ ἤτοι νίκη μὲν ἀρηϊφίλου Μενελάου·
ἡμεῖς δὲ φραζώμεθ᾽ ὅπως ἔσται τάδε ἔργα,
ἤ ῥ᾽ αὖτις πόλεμόν τε κακὸν καὶ φύλοπιν αἰνὴν
ὄρσομεν, ἦ φιλότητα μετ᾽ ἀμφοτέροισι βάλωμεν.
εἰ δ᾽ αὖ πως τόδε πᾶσι φίλον καὶ ἡδὺ γένοιτο,
ἤτοι μὲν οἰκέοιτο πόλις Πριάμοιο ἄνακτος,
αὖτις δ᾽ Ἀργείην Ἑλένην Μενέλαος ἄγοιτο.
ὣς ἔφαθ᾽, αἳ δ᾽ ἐπέμυξαν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη·
πλησίαι αἵ γ᾽ ἥσθην, κακὰ δὲ Τρώεσσι μεδέσθην.
ἤτοι Ἀθηναίη ἀκέων ἦν οὐδέ τι εἶπε
σκυζομένη Διὶ πατρί, χόλος δέ μιν ἄγριος ἥιρει·
Ἥρηι δ᾽ οὐκ ἔχαδε στῆθος χόλον, ἀλλὰ προσηύδα·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες·
πῶς ἐθέλεις ἅλιον θεῖναι πόνον ἠδ᾽ ἀτέλεστον,
ἱδρῶ θ᾽ ὃν ἵδρωσα μόγωι, καμέτην δέ μοι ἵπποι
λαὸν ἀγειρούσηι, Πριάμωι κακὰ τοῖό τε παισίν.
ἕρδ᾽· ἀτὰρ οὔ τοι πάντες ἐπαινέομεν θεοὶ ἄλλοι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
δαιμονίη τί νύ σε Πρίαμος Πριάμοιό τε παῖδες
τόσσα κακὰ ῥέζουσιν, ὅ τ᾽ ἀσπερχὲς μενεαίνεις
Ἰλίου ἐξαλαπάξαι ἐϋκτίμενον πτολίεθρον;
εἰ δὲ σύ γ᾽ εἰσελθοῦσα πύλας καὶ τείχεα μακρὰ
ὠμὸν βεβρώθοις Πρίαμον Πριάμοιό τε παῖδας
ἄλλους τε Τρῶας, τότε κεν χόλον ἐξακέσαιο.
ἕρξον ὅπως ἐθέλεις· μὴ τοῦτό γε νεῖκος ὀπίσσω
σοὶ καὶ ἐμοὶ μέγ᾽ ἔρισμα μετ᾽ ἀμφοτέροισι γένηται.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·
ὁππότε κεν καὶ ἐγὼ μεμαὼς πόλιν ἐξαλαπάξαι
τὴν ἐθέλω ὅθι τοι φίλοι ἀνέρες ἐγγεγάασι,
μή τι διατρίβειν τὸν ἐμὸν χόλον, ἀλλά μ᾽ ἐᾶσαι·
καὶ γὰρ ἐγὼ σοὶ δῶκα ἑκὼν ἀέκοντί γε θυμῶι·
αἳ γὰρ ὑπ᾽ ἠελίωι τε καὶ οὐρανῶι ἀστερόεντι
ναιετάουσι πόληες ἐπιχθονίων ἀνθρώπων,
τάων μοι περὶ κῆρι τιέσκετο Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐϋμμελίω Πριάμοιο.
οὐ γάρ μοί ποτε βωμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης
λοιβῆς τε κνίσης τε· τὸ γὰρ λάχομεν γέρας ἡμεῖς.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
ἤτοι ἐμοὶ τρεῖς μὲν πολὺ φίλταταί εἰσι πόληες
Ἄργός τε Σπάρτη τε καὶ εὐρυάγυια Μυκήνη·
τὰς διαπέρσαι ὅτ᾽ ἄν τοι ἀπέχθωνται περὶ κῆρι·
τάων οὔ τοι ἐγὼ πρόσθ᾽ ἵσταμαι οὐδὲ μεγαίρω.
εἴ περ γὰρ φθονέω τε καὶ οὐκ εἰῶ διαπέρσαι,
οὐκ ἀνύω φθονέουσ᾽ ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐσσι.
ἀλλὰ χρὴ καὶ ἐμὸν θέμεναι πόνον οὐκ ἀτέλεστον·
καὶ γὰρ ἐγὼ θεός εἰμι, γένος δέ μοι ἔνθεν ὅθεν σοί,
καί με πρεσβυτάτην τέκετο Κρόνος ἀγκυλομήτης,
ἀμφότερον γενεῆι τε καὶ οὕνεκα σὴ παράκοιτις
κέκλημαι, σὺ δὲ πᾶσι μετ᾽ ἀθανάτοισιν ἀνάσσεις.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦθ᾽ ὑποείξομεν ἀλλήλοισι,
σοὶ μὲν ἐγώ, σὺ δ᾽ ἐμοί· ἐπὶ δ᾽ ἕψονται θεοὶ ἄλλοι
ἀθάνατοι· σὺ δὲ θᾶσσον Ἀθηναίηι ἐπιτεῖλαι
ἐλθεῖν ἐς Τρώων καὶ Ἀχαιῶν φύλοπιν αἰνήν,
πειρᾶν δ᾽ ὥς κε Τρῶες ὑπερκύδαντας Ἀχαιοὺς
ἄρξωσι πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσασθαι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶνντε·
αὐτίκ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
αἶψα μάλ᾽ ἐς στρατὸν ἐλθὲ μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς,
πειρᾶν δ᾽ ὥς κε Τρῶες ὑπερκύδαντας Ἀχαιοὺς
ἄρξωσι πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσασθαι.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε πάρος μεμαυῖαν Ἀθήνην,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα.
οἷον δ᾽ ἀστέρα ἧκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω
ἢ ναύτηισι τέρας ἠὲ στρατῶι εὐρέϊ λαῶν
λαμπρόν· τοῦ δέ τε πολλοὶ ἀπὸ σπινθῆρες ἵενται·
τῶι ἐϊκυῖ᾽ ἤϊξεν ἐπὶ χθόνα Παλλὰς Ἀθήνη,
κὰδ δ᾽ ἔθορ᾽ ἐς μέσσον· θάμβος δ᾽ ἔχεν εἰσορόωντας
Τρῶάς θ᾽ ἱπποδάμους καὶ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν ἐς πλησίον ἄλλον·
ἦ ῥ᾽ αὖτις πόλεμός τε κακὸς καὶ φύλοπις αἰνὴ
ἔσσεται, ἢ φιλότητα μετ᾽ ἀμφοτέροισι τίθησι
Ζεύς, ὅς τ᾽ ἀνθρώπων ταμίης πολέμοιο τέτυκται.
ὣς ἄρα τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε.
ἣ δ᾽ ἀνδρὶ ἰκέλη Τρώων κατεδύσεθ᾽ ὅμιλον
Λαοδόκωι Ἀντηνορίδηι κρατερῶι αἰχμητῆι,
Πάνδαρον ἀντίθεον διζημένη εἴ που ἐφεύροι.
εὗρε Λυκάονος υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε
ἑσταότ᾽· ἀμφὶ δέ μιν κρατεραὶ στίχες ἀσπιστάων
λαῶν, οἵ οἱ ἕποντο ἀπ᾽ Αἰσήποιο ῥοάων·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἦ ῥά νύ μοί τι πίθοιο Λυκάονος υἱὲ δαΐφρον.
τλαίης κεν Μενελάωι ἐπιπροέμεν ταχὺν ἰόν,
πᾶσι δέ κε Τρώεσσι χάριν καὶ κῦδος ἄροιο,
ἐκ πάντων δὲ μάλιστα Ἀλεξάνδρωι βασιλῆϊ.
τοῦ κεν δὴ πάμπρωτα παρ᾽ ἀγλαὰ δῶρα φέροιο,
αἴ κεν ἴδηι Μενέλαον ἀρήϊον Ἀτρέος υἱὸν
σῶι βέλεϊ δμηθέντα πυρῆς ἐπιβάντ᾽ ἀλεγεινῆς.
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ὀΐστευσον Μενελάου κυδαλίμοιο,
εὔχεο δ᾽ Ἀπόλλωνι Λυκηγενέϊ κλυτοτόξωι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην
οἴκαδε νοστήσας ἱερῆς εἰς ἄστυ Ζελείης.
ὣς φάτ᾽ Ἀθηναίη, τῶι δὲ φρένας ἄφρονι πεῖθεν·
αὐτίκ᾽ ἐσύλα τόξον ἐΰξοον ἰξάλου αἰγὸς
ἀγρίου, ὅν ῥά ποτ᾽ αὐτὸς ὑπὸ στέρνοιο τυχήσας
πέτρης ἐκβαίνοντα δεδεγμένος ἐν προδοκῆισι
βεβλήκει πρὸς στῆθος· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἔμπεσε πέτρηι.
τοῦ κέρα ἐκ κεφαλῆς ἑκκαιδεκάδωρα πεφύκει·
καὶ τὰ μὲν ἀσκήσας κεραοξόος ἤραρε τέκτων,
πᾶν δ᾽ εὖ λειήνας χρυσέην ἐπέθηκε κορώνην.
καὶ τὸ μὲν εὖ κατέθηκε τανυσσάμενος ποτὶ γαίηι
ἀγκλίνας· πρόσθεν δὲ σάκεα σχέθον ἐσθλοὶ ἑταῖροι
μὴ πρὶν ἀναΐξειαν ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
πρὶν βλῆσθαι Μενέλαον ἀρήϊον Ἀτρέος υἱόν.
αὐτὰρ ὁ σύλα πῶμα φαρέτρης, ἐκ δ᾽ ἕλετ᾽ ἰὸν
ἀβλῆτα πτερόεντα μελαινέων ἕρμ᾽ ὀδυνάων·
αἶψα δ᾽ ἐπὶ νευρῆι κατεκόσμει πικρὸν ὀϊστόν,
εὔχετο δ᾽ Ἀπόλλωνι Λυκηγενέϊ κλυτοτόξωι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην
οἴκαδε νοστήσας ἱερῆς εἰς ἄστυ Ζελείης.
ἕλκε δ᾽ ὁμοῦ γλυφίδας τε λαβὼν καὶ νεῦρα βόεια·
νευρὴν μὲν μαζῶι πέλασεν, τόξωι δὲ σίδηρον.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ κυκλοτερὲς μέγα τόξον ἔτεινε,
λίγξε βιός, νευρὴ δὲ μέγ᾽ ἴαχεν, ἆλτο δ᾽ ὀϊστὸς
ὀξυβελὴς καθ᾽ ὅμιλον ἐπιπτέσθαι μενεαίνων.
οὐδὲ σέθεν Μενέλαε θεοὶ μάκαρες λελάθοντο
ἀθάνατοι, πρώτη δὲ Διὸς θυγάτηρ ἀγελείη,
ἥ τοι πρόσθε στᾶσα βέλος ἐχεπευκὲς ἄμυνεν.
ἣ δὲ τόσον μὲν ἔεργεν ἀπὸ χροὸς ὡς ὅτε μήτηρ
παιδὸς ἐέργηι μυῖαν ὅθ᾽ ἡδέϊ λέξεται ὕπνωι,
αὐτὴ δ᾽ αὖτ᾽ ἴθυνεν ὅθι ζωστῆρος ὀχῆες
χρύσειοι σύνεχον καὶ διπλόος ἤντετο θώρηξ.
ἐν δ᾽ ἔπεσε ζωστῆρι ἀρηρότι πικρὸς ὀϊστός·
διὰ μὲν ἂρ ζωστῆρος ἐλήλατο δαιδαλέοιο,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο
μίτρης θ᾽, ἣν ἐφόρει ἔρυμα χροὸς ἕρκος ἀκόντων,
ἥ οἱ πλεῖστον ἔρυτο· διὰ πρὸ δὲ εἴσατο καὶ τῆς.
ἀκρότατον δ᾽ ἄρ᾽ ὀϊστὸς ἐπέγραψε χρόα φωτός·
αὐτίκα δ᾽ ἔρρεεν αἷμα κελαινεφὲς ἐξ ὠτειλῆς.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τ᾽ ἐλέφαντα γυνὴ φοίνικι μιήνηι
Μηιονὶς ἠὲ Κάειρα παρήϊον ἔμμεναι ἵππων·
κεῖται δ᾽ ἐν θαλάμωι, πολέες τέ μιν ἠρήσαντο
ἱππῆες φορέειν· βασιλῆϊ δὲ κεῖται ἄγαλμα,
ἀμφότερον κόσμός θ᾽ ἵππωι ἐλατῆρί τε κῦδος·
τοῖοί τοι Μενέλαε μιάνθην αἵματι μηροὶ
εὐφυέες κνῆμαί τε ἰδὲ σφυρὰ κάλ᾽ ὑπένερθε.
ῥίγησεν δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ὡς εἶδεν μέλαν αἷμα καταρρέον ἐξ ὠτειλῆς·
ῥίγησεν δὲ καὶ αὐτὸς ἀρηΐφιλος Μενέλαος.
ὡς δὲ ἴδεν νεῦρόν τε καὶ ὄγκους ἐκτὸς ἐόντας
ἄψορρόν οἱ θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἀγέρθη.
τοῖς δὲ βαρὺ στενάχων μετέφη κρείων Ἀγαμέμνων
χειρὸς ἔχων Μενέλαον, ἐπεστενάχοντο δ᾽ ἑταῖροι·
φίλε κασίγνητε θάνατόν νύ τοι ὅρκι᾽ ἔταμνον
οἶον προστήσας πρὸ Ἀχαιῶν Τρωσὶ μάχεσθαι,
ὥς σ᾽ ἔβαλον Τρῶες, κατὰ δ᾽ ὅρκια πιστὰ πάτησαν.
οὐ μέν πως ἅλιον πέλει ὅρκιον αἷμά τε ἀρνῶν
σπονδαί τ᾽ ἄκρητοι καὶ δεξιαὶ ἧις ἐπέπιθμεν.
εἴ περ γάρ τε καὶ αὐτίκ᾽ Ὀλύμπιος οὐκ ἐτέλεσσεν,
ἔκ τε καὶ ὀψὲ τελεῖ, σύν τε μεγάλωι ἀπέτισαν
σὺν σφῆισιν κεφαλῆισι γυναιξί τε καὶ τεκέεσσιν.
εὖ γὰρ ἐγὼ τόδε οἶδα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν·
ἔσσεται ἦμαρ ὅτ᾽ ἄν ποτ᾽ ὀλώληι Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐϋμμελίω Πριάμοιο,
Ζεὺς δέ σφι Κρονίδης ὑψίζυγος αἰθέρι ναίων
αὐτὸς ἐπισσείηισιν ἐρεμνὴν αἰγίδα πᾶσι
τῆσδ᾽ ἀπάτης κοτέων· τὰ μὲν ἔσσεται οὐκ ἀτέλεστα·
ἀλλά μοι αἰνὸν ἄχος σέθεν ἔσσεται ὦ Μενέλαε
αἴ κε θάνηις καὶ πότμον ἀναπλήσηις βιότοιο.
καί κεν ἐλέγχιστος πολυδίψιον Ἄργος ἱκοίμην·
αὐτίκα γὰρ μνήσονται Ἀχαιοὶ πατρίδος αἴης·
κὰδ δέ κεν εὐχωλὴν Πριάμωι καὶ Τρωσὶ λίποιμεν
Ἀργείην Ἑλένην· σέο δ᾽ ὀστέα πύσει ἄρουρα
κειμένου ἐν Τροίηι ἀτελευτήτωι ἐπὶ ἔργωι.
καί κέ τις ὧδ᾽ ἐρέει Τρώων ὑπερηνορεόντων
τύμβωι ἐπιθρώισκων Μενελάου κυδαλίμοιο·
αἴθ᾽ οὕτως ἐπὶ πᾶσι χόλον τελέσει᾽ Ἀγαμέμνων,
ὡς καὶ νῦν ἅλιον στρατὸν ἤγαγεν ἐνθάδ᾽ Ἀχαιῶν,
καὶ δὴ ἔβη οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
σὺν κεινῆισιν νηυσὶ λιπὼν ἀγαθὸν Μενέλαον.
ὥς ποτέ τις ἐρέει· τότε μοι χάνοι εὐρεῖα χθών.
τὸν δ᾽ ἐπιθαρσύνων προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
θάρσει, μηδέ τί πω δειδίσσεο λαὸν Ἀχαιῶν·
οὐκ ἐν καιρίωι ὀξὺ πάγη βέλος, ἀλλὰ πάροιθεν
εἰρύσατο ζωστήρ τε παναίολος ἠδ᾽ ὑπένερθε
ζῶμά τε καὶ μίτρη, τὴν χαλκῆες κάμον ἄνδρες.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
αἲ γὰρ δὴ οὕτως εἴη φίλος ὦ Μενέλαε·
ἕλκος δ᾽ ἰητὴρ ἐπιμάσσεται ἠδ᾽ ἐπιθήσει
φάρμαχ᾽ ἅ κεν παύσηισι μελαινάων ὀδυνάων.
ἦ καὶ Ταλθύβιον θεῖον κήρυκα προσηύδα·
Ταλθύβι᾽ ὅττι τάχιστα Μαχάονα δεῦρο κάλεσσον
φῶτ᾽ Ἀσκληπιοῦ υἱὸν ἀμύμονος ἰητῆρος,
ὄφρα ἴδηι Μενέλαον ἀρήϊον Ἀτρέος υἱόν,
ὅν τις ὀϊστεύσας ἔβαλεν τόξων ἐῢ εἰδὼς
Τρώων ἢ Λυκίων, τῶι μὲν κλέος, ἄμμι δὲ πένθος.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα οἱ κῆρυξ ἀπίθησεν ἀκούσας,
βῆ δ᾽ ἰέναι κατὰ λαὸν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
παπταίνων ἥρωα Μαχάονα· τὸν δὲ νόησεν
ἑσταότ᾽· ἀμφὶ δέ μιν κρατεραὶ στίχες ἀσπιστάων
λαῶν, οἵ οἱ ἕποντο Τρίκης ἐξ ἱπποβότοιο.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὄρσ᾽ Ἀσκληπιάδη, καλέει κρείων Ἀγαμέμνων,
ὄφρα ἴδηις Μενέλαον ἀρήϊον ἀρχὸν Ἀχαιῶν,
ὅν τις ὀϊστεύσας ἔβαλεν τόξων ἐῢ εἰδὼς
Τρώων ἢ Λυκίων, τῶι μὲν κλέος, ἄμμι δὲ πένθος.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε·
βὰν δ᾽ ἰέναι καθ᾽ ὅμιλον ἀνὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι ξανθὸς Μενέλαος
βλήμενος ἦν, περὶ δ᾽ αὐτὸν ἀγηγέραθ᾽ ὅσσοι ἄριστοι
κυκλόσ᾽, ὁ δ᾽ ἐν μέσσοισι παρίστατο ἰσόθεος φώς,
αὐτίκα δ᾽ ἐκ ζωστῆρος ἀρηρότος ἕλκεν ὀϊστόν·
τοῦ δ᾽ ἐξελκομένοιο πάλιν ἄγεν ὀξέες ὄγκοι.
λῦσε δέ οἱ ζωστῆρα παναίολον ἠδ᾽ ὑπένερθε
ζῶμά τε καὶ μίτρην, τὴν χαλκῆες κάμον ἄνδρες.
αὐτὰρ ἐπεὶ ἴδεν ἕλκος ὅθ᾽ ἔμπεσε πικρὸς ὀϊστός,
αἷμ᾽ ἐκμυζήσας ἐπ᾽ ἄρ᾽ ἤπια φάρμακα εἰδὼς
πάσσε, τά οἵ ποτε πατρὶ φίλα φρονέων πόρε Χείρων.
ὄφρα τοὶ ἀμφεπένοντο βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον,
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώων στίχες ἤλυθον ἀσπιστάων·
οἳ δ᾽ αὖτις κατὰ τεύχε᾽ ἔδυν, μνήσαντο δὲ χάρμης.
ἔνθ᾽ οὐκ ἂν βρίζοντα ἴδοις Ἀγαμέμνονα δῖον
οὐδὲ καταπτώσσοντ᾽ οὐδ᾽ οὐκ ἐθέλοντα μάχεσθαι,
ἀλλὰ μάλα σπεύδοντα μάχην ἐς κυδιάνειραν.
ἵππους μὲν γὰρ ἔασε καὶ ἅρματα ποικίλα χαλκῶι·
καὶ τοὺς μὲν θεράπων ἀπάνευθ᾽ ἔχε φυσιόωντας
Εὐρυμέδων υἱὸς Πτολεμαίου Πειραΐδαο·
τῶι μάλα πόλλ᾽ ἐπέτελλε παρισχέμεν ὁππότε κέν μιν
γυῖα λάβηι κάματος πολέας διὰ κοιρανέοντα·
αὐτὰρ ὁ πεζὸς ἐὼν ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν·
καί ῥ᾽ οὓς μὲν σπεύδοντας ἴδοι Δαναῶν ταχυπώλων,
τοὺς μάλα θαρσύνεσκε παριστάμενος ἐπέεσσιν·
Ἀργεῖοι μή πώ τι μεθίετε θούριδος ἀλκῆς·
οὐ γὰρ ἐπὶ ψευδέσσι πατὴρ Ζεὺς ἔσσετ᾽ ἀρωγός,
ἀλλ᾽ οἵ περ πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσαντο
τῶν ἤτοι αὐτῶν τέρενα χρόα γῦπες ἔδονται,
ἡμεῖς αὖτ᾽ ἀλόχους τε φίλας καὶ νήπια τέκνα
ἄξομεν ἐν νήεσσιν, ἐπὴν πτολίεθρον ἕλωμεν.
οὕς τινας αὖ μεθιέντας ἴδοι στυγεροῦ πολέμοιο,
τοὺς μάλα νεικείεσκε χολωτοῖσιν ἐπέεσσιν·
Ἀργεῖοι ἰόμωροι ἐλεγχέες οὔ νυ σέβεσθε;
τίφθ᾽ οὕτως ἔστητε τεθηπότες ἠΰτε νεβροί,
αἵ τ᾽ ἐπεὶ οὖν ἔκαμον πολέος πεδίοιο θέουσαι
ἑστᾶσ᾽, οὐδ᾽ ἄρα τίς σφι μετὰ φρεσὶ γίγνεται ἀλκή·
ὣς ὑμεῖς ἔστητε τεθηπότες οὐδὲ μάχεσθε.
ἦ μένετε Τρῶας σχεδὸν ἐλθέμεν ἔνθά τε νῆες
εἰρύατ᾽ εὔπρυμνοι πολιῆς ἐπὶ θινὶ θαλάσσης,
ὄφρα ἴδητ᾽ αἴ κ᾽ ὔμμιν ὑπέρσχηι χεῖρα Κρονίων;
ὣς ὅ γε κοιρανέων ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν·
ἦλθε δ᾽ ἐπὶ Κρήτεσσι κιὼν ἀνὰ οὐλαμὸν ἀνδρῶν.
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἰδομενῆα δαΐφρονα θωρήσσοντο·
Ἰδομενεὺς μὲν ἐνὶ προμάχοις συῒ εἴκελος ἀλκήν,
Μηριόνης δ᾽ ἄρα οἱ πυμάτας ὄτρυνε φάλαγγας.
τοὺς δὲ ἰδὼν γήθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
αὐτίκα δ᾽ Ἰδομενῆα προσηύδα μειλιχίοισιν·
Ἰδομενεῦ περὶ μέν σε τίω Δαναῶν ταχυπώλων
ἠμὲν ἐνὶ πτολέμωι ἠδ᾽ ἀλλοίωι ἐπὶ ἔργωι
ἠδ᾽ ἐν δαίθ᾽, ὅτε πέρ τε γερούσιον αἴθοπα οἶνον
Ἀργείων οἳ ἄριστοι ἐνὶ κρητῆρι κέρωνται.
εἴ περ γάρ τ᾽ ἄλλοι γε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
δαιτρὸν πίνωσιν, σὸν δὲ πλεῖον δέπας αἰεὶ
ἕστηχ᾽, ὥς περ ἐμοί, πιέειν ὅτε θυμὸς ἀνώγοι.
ἀλλ᾽ ὄρσευ πόλεμον δ᾽ οἷος πάρος εὔχεαι εἶναι.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
Ἀτρεΐδη μάλα μέν τοι ἐγὼν ἐρίηρος ἑταῖρος
ἔσσομαι, ὡς τὸ πρῶτον ὑπέστην καὶ κατένευσα·
ἀλλ᾽ ἄλλους ὄτρυνε κάρη κομόωντας Ἀχαιοὺς
ὄφρα τάχιστα μαχώμεθ᾽, ἐπεὶ σύν γ᾽ ὅρκι᾽ ἔχευαν
Τρῶες· τοῖσιν δ᾽ αὖ θάνατος καὶ κήδε᾽ ὀπίσσω
ἔσσετ᾽ ἐπεὶ πρότεροι ὑπὲρ ὅρκια δηλήσαντο.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀτρεΐδης δὲ παρώιχετο γηθόσυνος κῆρ·
ἦλθε δ᾽ ἐπ᾽ Αἰάντεσσι κιὼν ἀνὰ οὐλαμὸν ἀνδρῶν·
τὼ δὲ κορυσσέσθην, ἅμα δὲ νέφος εἵπετο πεζῶν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀπὸ σκοπιῆς εἶδεν νέφος αἰπόλος ἀνὴρ
ἐρχόμενον κατὰ πόντον ὑπὸ Ζεφύροιο ἰωῆς·
τῶι δέ τ᾽ ἄνευθεν ἐόντι μελάντερον ἠΰτε πίσσα
φαίνετ᾽ ἰὸν κατὰ πόντον, ἄγει δέ τε λαίλαπα πολλήν,
ῥίγησέν τε ἰδών, ὑπό τε σπέος ἤλασε μῆλα·
τοῖαι ἅμ᾽ Αἰάντεσσι διοτρεφέων αἰζηῶν
δήϊον ἐς πόλεμον πυκιναὶ κίνυντο φάλαγγες
κυάνεαι, σάκεσίν τε καὶ ἔγχεσι πεφρικυῖαι.
καὶ τοὺς μὲν γήθησεν ἰδὼν κρείων Ἀγαμέμνων,
καί σφεας φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε χαλκοχιτώνων,
σφῶϊ μέν· οὐ γὰρ ἔοικ᾽ ὀτρυνέμεν· οὔ τι κελεύω·
αὐτὼ γὰρ μάλα λαὸν ἀνώγετον ἶφι μάχεσθαι.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
τοῖος πᾶσιν θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι γένοιτο·
τώ κε τάχ᾽ ἠμύσειε πόλις Πριάμοιο ἄνακτος
χερσὶν ὑφ᾽ ἡμετέρηισιν ἁλοῦσά τε περθομένη τε.
ὣς εἰπὼν τοὺς μὲν λίπεν αὐτοῦ, βῆ δὲ μετ᾽ ἄλλους·
ἔνθ᾽ ὅ γε Νέστορ᾽ ἔτετμε λιγὺν Πυλίων ἀγορητὴν
οὓς ἑτάρους στέλλοντα καὶ ὀτρύνοντα μάχεσθαι
ἀμφὶ μέγαν Πελάγοντα Ἀλάστορά τε Χρομίον τε
Αἵμονά τε κρείοντα Βίαντά τε ποιμένα λαῶν·
ἱππῆας μὲν πρῶτα σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφι,
πεζοὺς δ᾽ ἐξόπιθε στῆσεν πολέας τε καὶ ἐσθλοὺς
ἕρκος ἔμεν πολέμοιο· κακοὺς δ᾽ ἐς μέσσον ἔλασσεν,
ὄφρα καὶ οὐκ ἐθέλων τις ἀναγκαίηι πολεμίζοι.
ἱππεῦσιν μὲν πρῶτ᾽ ἐπετέλλετο· τοὺς γὰρ ἀνώγει
σφοὺς ἵππους ἐχέμεν μηδὲ κλονέεσθαι ὁμίλωι·
μηδέ τις ἱπποσύνηι τε καὶ ἠνορέηφι πεποιθὼς
οἶος πρόσθ᾽ ἄλλων μεμάτω Τρώεσσι μάχεσθαι,
μηδ᾽ ἀναχωρείτω· ἀλαπαδνότεροι γὰρ ἔσεσθε.
ὃς δέ κ᾽ ἀνὴρ ἀπὸ ὧν ὀχέων ἕτερ᾽ ἅρμαθ᾽ ἵκηται
ἔγχει ὀρεξάσθω, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερον οὕτω.
ὧδε καὶ οἱ πρότεροι πόλεας καὶ τείχε᾽ ἐπόρθεον
τόνδε νόον καὶ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἔχοντες.
ὣς ὁ γέρων ὄτρυνε πάλαι πολέμων ἐῢ εἰδώς·
καὶ τὸν μὲν γήθησεν ἰδὼν κρείων Ἀγαμέμνων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὦ γέρον εἴθ᾽ ὡς θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι φίλοισιν
ὥς τοι γούναθ᾽ ἕποιτο, βίη δέ τοι ἔμπεδος εἴη·
ἀλλά σε γῆρας τείρει ὁμοίϊον· ὡς ὄφελέν τις
ἀνδρῶν ἄλλος ἔχειν, σὺ δὲ κουροτέροισι μετεῖναι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη μάλα μέν τοι ἐγὼν ἐθέλοιμι καὶ αὐτὸς
ὣς ἔμεν ὡς ὅτε δῖον Ἐρευθαλίωνα κατέκταν.
ἀλλ᾽ οὔ πως ἅμα πάντα θεοὶ δόσαν ἀνθρώποισιν·
εἰ τότε κοῦρος ἔα νῦν αὖτέ με γῆρας ὀπάζει.
ἀλλὰ καὶ ὧς ἱππεῦσι μετέσσομαι ἠδὲ κελεύσω
βουλῆι καὶ μύθοισι· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ γερόντων.
αἰχμὰς δ᾽ αἰχμάσσουσι νεώτεροι, οἵ περ ἐμεῖο
ὁπλότεροι γεγάασι πεποίθασίν τε βίηφιν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀτρεΐδης δὲ παρώιχετο γηθόσυνος κῆρ.
εὗρ᾽ υἱὸν Πετεῶο Μενεσθῆα πλήξιππον
ἑσταότ᾽· ἀμφὶ δ᾽ Ἀθηναῖοι μήστωρες ἀϋτῆς·
αὐτὰρ ὁ πλησίον ἑστήκει πολύμητις Ὀδυσσεύς,
πὰρ δὲ Κεφαλλήνων ἀμφὶ στίχες οὐκ ἀλαπαδναὶ
ἕστασαν· οὐ γάρ πώ σφιν ἀκούετο λαὸς ἀϋτῆς,
ἀλλὰ νέον συνορινόμεναι κίνυντο φάλαγγες
Τρώων ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν· οἳ δὲ μένοντες
ἕστασαν ὁππότε πύργος Ἀχαιῶν ἄλλος ἐπελθὼν
Τρώων ὁρμήσειε καὶ ἄρξειαν πολέμοιο.
τοὺς δὲ ἰδὼν νείκεσσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
καί σφεας φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὦ υἱὲ Πετεῶο διοτρεφέος βασιλῆος,
καὶ σὺ κακοῖσι δόλοισι κεκασμένε κερδαλεόφρον
τίπτε καταπτώσσοντες ἀφέστατε, μίμνετε δ᾽ ἄλλους;
σφῶϊν μέν τ᾽ ἐπέοικε μετὰ πρώτοισιν ἐόντας
ἑστάμεν ἠδὲ μάχης καυστείρης ἀντιβολῆσαι·
πρώτω γὰρ καὶ δαιτὸς ἀκουάζεσθον ἐμεῖο,
ὁππότε δαῖτα γέρουσιν ἐφοπλίζωμεν Ἀχαιοί.
ἔνθα φίλ᾽ ὀπταλέα κρέα ἔδμεναι ἠδὲ κύπελλα
οἴνου πινέμεναι μελιηδέος ὄφρ᾽ ἐθέλητον·
νῦν δὲ φίλως χ᾽ ὁρόωιτε καὶ εἰ δέκα πύργοι Ἀχαιῶν
ὑμείων προπάροιθε μαχοίατο νηλέϊ χαλκῶι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
Ἀτρεΐδη ποῖόν σε ἔπος φύγεν ἕρκος ὀδόντων;
πῶς δὴ φὴις πολέμοιο μεθιέμεν ὁππότ᾽ Ἀχαιοὶ
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα;
ὄψεαι αἴ κ᾽ ἐθέληισθα καὶ αἴ κέν τοι τὰ μεμήληι
Τηλεμάχοιο φίλον πατέρα προμάχοισι μιγέντα
Τρώων ἱπποδάμων· σὺ δὲ ταῦτ᾽ ἀνεμώλια βάζεις.
τὸν δ᾽ ἐπιμειδήσας προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων
ὡς γνῶ χωομένοιο· πάλιν δ᾽ ὅ γε λάζετο μῦθον·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
οὔτέ σε νεικείω περιώσιον οὔτε κελεύω·
οἶδα γὰρ ὥς τοι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι φίλοισιν
ἤπια δήνεα οἶδε· τὰ γὰρ φρονέεις ἅ τ᾽ ἐγώ περ.
ἀλλ᾽ ἴθι ταῦτα δ᾽ ὄπισθεν ἀρεσσόμεθ᾽ εἴ τι κακὸν νῦν
εἴρηται, τὰ δὲ πάντα θεοὶ μεταμώνια θεῖεν.
ὣς εἰπὼν τοὺς μὲν λίπεν αὐτοῦ, βῆ δὲ μετ᾽ ἄλλους.
εὗρε δὲ Τυδέος υἱὸν ὑπέρθυμον Διομήδεα
ἑσταότ᾽ ἔν θ᾽ ἵπποισι καὶ ἅρμασι κολλητοῖσι·
πὰρ δέ οἱ ἑστήκει Σθένελος Καπανήϊος υἱός.
καὶ τὸν μὲν νείκεσσεν ἰδὼν κρείων Ἀγαμέμνων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὤ μοι Τυδέος υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο
τί πτώσσεις, τί δ᾽ ὀπιπεύεις πολέμοιο γεφύρας;
οὐ μὲν Τυδέϊ γ᾽ ὧδε φίλον πτωσκαζέμεν ἦεν,
ἀλλὰ πολὺ πρὸ φίλων ἑτάρων δηΐοισι μάχεσθαι,
ὡς φάσαν οἵ μιν ἴδοντο πονεύμενον· οὐ γὰρ ἔγωγε
ἤντησ᾽ οὐδὲ ἴδον· περὶ δ᾽ ἄλλων φασὶ γενέσθαι.
ἤτοι μὲν γὰρ ἄτερ πολέμου εἰσῆλθε Μυκήνας
ξεῖνος ἅμ᾽ ἀντιθέωι Πολυνείκεϊ λαὸν ἀγείρων·
οἳ δὲ τότ᾽ ἐστρατόωνθ᾽ ἱερὰ πρὸς τείχεα Θήβης,
καί ῥα μάλα λίσσοντο δόμεν κλειτοὺς ἐπικούρους·
οἳ δ᾽ ἔθελον δόμεναι καὶ ἐπήινεον ὡς ἐκέλευον·
ἀλλὰ Ζεὺς ἔτρεψε παραίσια σήματα φαίνων.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ὤιχοντο ἰδὲ πρὸ ὁδοῦ ἐγένοντο,
Ἀσωπὸν δ᾽ ἵκοντο βαθύσχοινον λεχεποίην,
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ ἀγγελίην ἐπὶ Τυδῆ στεῖλαν Ἀχαιοί.
αὐτὰρ ὁ βῆ, πολέας δὲ κιχήσατο Καδμεΐωνας
δαινυμένους κατὰ δῶμα βίης Ἐτεοκληείης.
ἔνθ᾽ οὐδὲ ξεῖνός περ ἐὼν ἱππηλάτα Τυδεὺς
τάρβει, μοῦνος ἐὼν πολέσιν μετὰ Καδμείοισιν,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἀεθλεύειν προκαλίζετο, πάντα δ᾽ ἐνίκα
ῥηϊδίως· τοίη οἱ ἐπίρροθος ἦεν Ἀθήνη.
οἳ δὲ χολωσάμενοι Καδμεῖοι κέντορες ἵππων
ἂψ ἄρ᾽ ἀνερχομένωι πυκινὸν λόχον εἷσαν ἄγοντες
κούρους πεντήκοντα· δύω δ᾽ ἡγήτορες ἦσαν,
Μαίων Αἱμονίδης ἐπιείκελος ἀθανάτοισιν,
υἱός τ᾽ Αὐτοφόνοιο μενεπτόλεμος Πολυφόντης.
Τυδεὺς μὲν καὶ τοῖσιν ἀεικέα πότμον ἐφῆκε·
πάντας ἔπεφν᾽, ἕνα δ᾽ οἶον ἵει οἶκον δὲ νέεσθαι·
Μαίον᾽ ἄρα προέηκε θεῶν τεράεσσι πιθήσας.
τοῖος ἔην Τυδεὺς Αἰτώλιος· ἀλλὰ τὸν υἱὸν
γείνατο εἷο χέρεια μάχηι, ἀγορῆι δέ τ᾽ ἀμείνω.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη κρατερὸς Διομήδης
αἰδεσθεὶς βασιλῆος ἐνιπὴν αἰδοίοιο·
τὸν δ᾽ υἱὸς Καπανῆος ἀμείψατο κυδαλίμοιο·
Ἀτρεΐδη μὴ ψεύδε᾽ ἐπιστάμενος σάφα εἰπεῖν·
ἡμεῖς τοι πατέρων μέγ᾽ ἀμείνονες εὐχόμεθ᾽ εἶναι·
ἡμεῖς καὶ Θήβης ἕδος εἵλομεν ἑπταπύλοιο
παυρότερον λαὸν ἀγαγόνθ᾽ ὑπὸ τεῖχος ἄρειον,
πειθόμενοι τεράεσσι θεῶν καὶ Ζηνὸς ἀρωγῆι·
κεῖνοι δὲ σφετέρηισιν ἀτασθαλίηισιν ὄλοντο·
τὼ μή μοι πατέρας ποθ᾽ ὁμοίηι ἔνθεο τιμῆι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
τέττα, σιωπῆι ἧσο, ἐμῶι δ᾽ ἐπιπείθεο μύθωι·
οὐ γὰρ ἐγὼ νεμεσῶ Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
ὀτρύνοντι μάχεσθαι ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
τούτωι μὲν γὰρ κῦδος ἅμ᾽ ἕψεται εἴ κεν Ἀχαιοὶ
Τρῶας δηιώσωσιν ἕλωσί τε Ἴλιον ἱρήν,
τούτωι δ᾽ αὖ μέγα πένθος Ἀχαιῶν δηιωθέντων.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ νῶϊ μεδώμεθα θούριδος ἀλκῆς.
ἦ ῥα καὶ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε·
δεινὸν δ᾽ ἔβραχε χαλκὸς ἐπὶ στήθεσσιν ἄνακτος
ὀρνυμένου· ὑπό κεν ταλασίφρονά περ δέος εἷλεν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἐν αἰγιαλῶι πολυηχέϊ κῦμα θαλάσσης
ὄρνυτ᾽ ἐπασσύτερον Ζεφύρου ὕπο κινήσαντος·
πόντωι μέν τε πρῶτα κορύσσεται, αὐτὰρ ἔπειτα
χέρσωι ῥηγνύμενον μεγάλα βρέμει, ἀμφὶ δέ τ᾽ ἄκρας
κυρτὸν ἐὸν κορυφοῦται, ἀποπτύει δ᾽ ἁλὸς ἄχνην·
ὣς τότ᾽ ἐπασσύτεραι Δαναῶν κίνυντο φάλαγγες
νωλεμέως πόλεμον δέ· κέλευε δὲ οἷσιν ἕκαστος
ἡγεμόνων· οἳ δ᾽ ἄλλοι ἀκὴν ἴσαν, οὐδέ κε φαίης
τόσσον λαὸν ἕπεσθαι ἔχοντ᾽ ἐν στήθεσιν αὐδήν,
σιγῆι δειδιότες σημάντορας· ἀμφὶ δὲ πᾶσι
τεύχεα ποικίλ᾽ ἔλαμπε, τὰ εἱμένοι ἐστιχόωντο.
Τρῶες δ᾽, ὥς τ᾽ ὄϊες πολυπάμονος ἀνδρὸς ἐν αὐλῆι
μυρίαι ἑστήκασιν ἀμελγόμεναι γάλα λευκὸν
ἀζηχὲς μεμακυῖαι ἀκούουσαι ὄπα ἀρνῶν,
ὣς Τρώων ἀλαλητὸς ἀνὰ στρατὸν εὐρὺν ὀρώρει·
οὐ γὰρ πάντων ἦεν ὁμὸς θρόος οὐδ᾽ ἴα γῆρυς,
ἀλλὰ γλῶσσα μέμικτο, πολύκλητοι δ᾽ ἔσαν ἄνδρες.
ὄρσε δὲ τοὺς μὲν Ἄρης, τοὺς δὲ γλαυκῶπις Ἀθήνη
Δεῖμός τ᾽ ἠδὲ Φόβος καὶ Ἔρις ἄμοτον μεμαυῖα,
Ἄρεος ἀνδροφόνοιο κασιγνήτη ἑτάρη τε,
ἥ τ᾽ ὀλίγη μὲν πρῶτα κορύσσεται, αὐτὰρ ἔπειτα
οὐρανῶι ἐστήριξε κάρη καὶ ἐπὶ χθονὶ βαίνει·
ἥ σφιν καὶ τότε νεῖκος ὁμοίϊον ἔμβαλε μέσσωι
ἐρχομένη καθ᾽ ὅμιλον ὀφέλλουσα στόνον ἀνδρῶν.
οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐς χῶρον ἕνα ξυνιόντες ἵκοντο,
σύν ῥ᾽ ἔβαλον ῥινούς, σὺν δ᾽ ἔγχεα καὶ μένε᾽ ἀνδρῶν
χαλκεοθωρήκων· ἀτὰρ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
ἔπληντ᾽ ἀλλήληισι, πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.
ἔνθα δ᾽ ἅμ᾽ οἰμωγή τε καὶ εὐχωλὴ πέλεν ἀνδρῶν
ὀλλύντων τε καὶ ὀλλυμένων, ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα.
ὡς δ᾽ ὅτε χείμαρροι ποταμοὶ κατ᾽ ὄρεσφι ῥέοντες
ἐς μισγάγκειαν συμβάλλετον ὄβριμον ὕδωρ
κρουνῶν ἐκ μεγάλων κοίλης ἔντοσθε χαράδρης,
τῶν δέ τε τηλόσε δοῦπον ἐν οὔρεσιν ἔκλυε ποιμήν·
ὣς τῶν μισγομένων γένετο ἰαχή τε πόνος τε.
πρῶτος δ᾽ Ἀντίλοχος Τρώων ἕλεν ἄνδρα κορυστὴν
ἐσθλὸν ἐνὶ προμάχοισι Θαλυσιάδην Ἐχέπωλον·
τόν ῥ᾽ ἔβαλε πρῶτος κόρυθος φάλον ἱπποδασείης,
ἐν δὲ μετώπωι πῆξε, πέρησε δ᾽ ἄρ᾽ ὀστέον εἴσω
αἰχμὴ χαλκείη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν,
ἤριπε δ᾽ ὡς ὅτε πύργος ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι.
τὸν δὲ πεσόντα ποδῶν ἔλαβε κρείων Ἐλεφήνωρ
Χαλκωδοντιάδης μεγαθύμων ἀρχὸς Ἀβάντων,
ἕλκε δ᾽ ὑπ᾽ ἐκ βελέων, λελιημένος ὄφρα τάχιστα
τεύχεα συλήσειε· μίνυνθα δέ οἱ γένεθ᾽ ὁρμή.
νεκρὸν γὰρ ἐρύοντα ἰδὼν μεγάθυμος Ἀγήνωρ
πλευρά, τά οἱ κύψαντι παρ᾽ ἀσπίδος ἐξεφαάνθη,
οὔτησε ξυστῶι χαλκήρεϊ, λῦσε δὲ γυῖα.
ὣς τὸν μὲν λίπε θυμός, ἐπ᾽ αὐτῶι δ᾽ ἔργον ἐτύχθη
ἀργαλέον Τρώων καὶ Ἀχαιῶν· οἳ δὲ λύκοι ὣς
ἀλλήλοις ἐπόρουσαν, ἀνὴρ δ᾽ ἄνδρ᾽ ἐδνοπάλιζεν.
ἔνθ᾽ ἔβαλ᾽ Ἀνθεμίωνος υἱὸν Τελαμώνιος Αἴας
ἠΐθεον θαλερὸν Σιμοείσιον, ὅν ποτε μήτηρ
Ἴδηθεν κατιοῦσα παρ᾽ ὄχθηισιν Σιμόεντος
γείνατ᾽, ἐπεί ῥα τοκεῦσιν ἅμ᾽ ἕσπετο μῆλα ἰδέσθαι·
τοὔνεκά μιν κάλεον Σιμοείσιον· οὐδὲ τοκεῦσι
θρέπτρα φίλοις ἀπέδωκε, μινυνθάδιος δέ οἱ αἰὼν
ἔπλεθ᾽ ὑπ᾽ Αἴαντος μεγαθύμου δουρὶ δαμέντι.
πρῶτον γάρ μιν ἰόντα βάλε στῆθος παρὰ μαζὸν
δεξιόν· ἀντικρὺ δὲ δι᾽ ὤμου χάλκεον ἔγχος
ἦλθεν· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι χαμαὶ πέσεν αἴγειρος ὣς
ἥ ῥά τ᾽ ἐν εἱαμενῆι ἕλεος μεγάλοιο πεφύκει
λείη, ἀτάρ τέ οἱ ὄζοι ἐπ᾽ ἀκροτάτηι πεφύασι·
τὴν μέν θ᾽ ἁρματοπηγὸς ἀνὴρ αἴθωνι σιδήρωι
ἐξέταμ᾽, ὄφρα ἴτυν κάμψηι περικαλλέϊ δίφρωι·
ἣ μέν τ᾽ ἀζομένη κεῖται ποταμοῖο παρ᾽ ὄχθας.
τοῖον ἄρ᾽ Ἀνθεμίδην Σιμοείσιον ἐξενάριξεν
Αἴας διογενής· τοῦ δ᾽ Ἄντιφος αἰολοθώρηξ
Πριαμίδης καθ᾽ ὅμιλον ἀκόντισεν ὀξέϊ δουρί.
τοῦ μὲν ἅμαρθ᾽, ὁ δὲ Λεῦκον Ὀδυσσέος ἐσθλὸν ἑταῖρον
βεβλήκει βουβῶνα, νέκυν ἑτέρωσ᾽ ἐρύοντα·
ἤριπε δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτῶι, νεκρὸς δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
τοῦ δ᾽ Ὀδυσεὺς μάλα θυμὸν ἀποκταμένοιο χολώθη,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι,
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰὼν καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
ἀμφὶ ἓ παπτήνας· ὑπὸ δὲ Τρῶες κεκάδοντο
ἀνδρὸς ἀκοντίσσαντος· ὁ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἧκεν,
ἀλλ᾽ υἱὸν Πριάμοιο νόθον βάλε Δημοκόωντα
ὅς οἱ Ἀβυδόθεν ἦλθε παρ᾽ ἵππων ὠκειάων.
τόν ῥ᾽ Ὀδυσεὺς ἑτάροιο χολωσάμενος βάλε δουρὶ
κόρσην· ἣ δ᾽ ἑτέροιο διὰ κροτάφοιο πέρησεν
αἰχμὴ χαλκείη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε,
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
χώρησαν δ᾽ ὑπό τε πρόμαχοι καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ·
Ἀργεῖοι δὲ μέγα ἴαχον, ἐρύσαντο δὲ νεκρούς,
ἴθυσαν δὲ πολὺ προτέρω· νεμέσησε δ᾽ Ἀπόλλων
Περγάμου ἐκκατιδών, Τρώεσσι δὲ κέκλετ᾽ ἀΰσας·
ὄρνυσθ᾽ ἱππόδαμοι Τρῶες μηδ᾽ εἴκετε χάρμης
Ἀργείοις, ἐπεὶ οὔ σφι λίθος χρὼς οὐδὲ σίδηρος
χαλκὸν ἀνασχέσθαι ταμεσίχροα βαλλομένοισιν·
οὐ μὰν οὐδ᾽ Ἀχιλεὺς Θέτιδος πάϊς ἠϋκόμοιο
μάρναται, ἀλλ᾽ ἐπὶ νηυσὶ χόλον θυμαλγέα πέσσει.
ὣς φάτ᾽ ἀπὸ πτόλιος δεινὸς θεός· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
ὦρσε Διὸς θυγάτηρ κυδίστη Τριτογένεια
ἐρχομένη καθ᾽ ὅμιλον, ὅθι μεθιέντας ἴδοιτο.
ἔνθ᾽ Ἀμαρυγκείδην Διώρεα μοῖρα πέδησε·
χερμαδίωι γὰρ βλῆτο παρὰ σφυρὸν ὀκριόεντι
κνήμην δεξιτερήν· βάλε δὲ Θρηικῶν ἀγὸς ἀνδρῶν
Πείρως Ἰμβρασίδης ὃς ἄρ᾽ Αἰνόθεν εἰληλούθει.
ἀμφοτέρω δὲ τένοντε καὶ ὀστέα λᾶας ἀναιδὴς
ἄχρις ἀπηλοίησεν· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι
κάππεσεν ἄμφω χεῖρε φίλοις ἑτάροισι πετάσσας
θυμὸν ἀποπνείων· ὁ δ᾽ ἐπέδραμεν ὅς ῥ᾽ ἔβαλέν περ
Πείροος, οὖτα δὲ δουρὶ παρ᾽ ὀμφαλόν· ἐκ δ᾽ ἄρα πᾶσαι
χύντο χαμαὶ χολάδες, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
τὸν δὲ Θόας Αἰτωλὸς ἀπεσσύμενον βάλε δουρὶ
στέρνον ὑπὲρ μαζοῖο, πάγη δ᾽ ἐν πνεύμονι χαλκός·
ἀγχίμολον δέ οἱ ἦλθε Θόας, ἐκ δ᾽ ὄβριμον ἔγχος
ἐσπάσατο στέρνοιο, ἐρύσσατο δὲ ξίφος ὀξύ,
τῶι ὅ γε γαστέρα τύψε μέσην, ἐκ δ᾽ αἴνυτο θυμόν.
τεύχεα δ᾽ οὐκ ἀπέδυσε· περίστησαν γὰρ ἑταῖροι
Θρήϊκες ἀκρόκομοι δολίχ᾽ ἔγχεα χερσὶν ἔχοντες,
οἵ ἑ μέγαν περ ἐόντα καὶ ἴφθιμον καὶ ἀγαυὸν
ὦσαν ἀπὸ σφείων· ὁ δὲ χασσάμενος πελεμίχθη.
ὣς τώ γ᾽ ἐν κονίηισι παρ᾽ ἀλλήλοισι τετάσθην,
ἤτοι ὁ μὲν Θρηικῶν, ὁ δ᾽ Ἐπειῶν χαλκοχιτώνων
ἡγεμόνες· πολλοὶ δὲ περὶ κτείνοντο καὶ ἄλλοι.
ἔνθά κεν οὐκέτι ἔργον ἀνὴρ ὀνόσαιτο μετελθών,
ὅς τις ἔτ᾽ ἄβλητος καὶ ἀνούτατος ὀξέϊ χαλκῶι
δινεύοι κατὰ μέσσον, ἄγοι δέ ἑ Παλλὰς Ἀθήνη
χειρὸς ἑλοῦσ᾽, αὐτὰρ βελέων ἀπερύκοι ἐρωήν·
πολλοὶ γὰρ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἤματι κείνωι
πρηνέες ἐν κονίηισι παρ᾽ ἀλλήλοισι τέταντο.
Ἰλιάδος Ε
Διομήδους ἀριστεία.
Ἔνθ᾽ αὖ Τυδεΐδηι Διομήδεϊ Παλλὰς Ἀθήνη
δῶκε μένος καὶ θάρσος, ἵν᾽ ἔκδηλος μετὰ πᾶσιν
Ἀργείοισι γένοιτο ἰδὲ κλέος ἐσθλὸν ἄροιτο·
δαῖέ οἱ ἐκ κόρυθός τε καὶ ἀσπίδος ἀκάματον πῦρ
ἀστέρ᾽ ὀπωρινῶι ἐναλίγκιον, ὅς τε μάλιστα
λαμπρὸν παμφαίνηισι λελουμένος ὠκεανοῖο·
τοῖόν οἱ πῦρ δαῖεν ἀπὸ κρατός τε καὶ ὤμων,
ὦρσε δέ μιν κατὰ μέσσον ὅθι πλεῖστοι κλονέοντο.
ἦν δέ τις ἐν Τρώεσσι Δάρης ἀφνειὸς ἀμύμων
ἱρεὺς Ἡφαίστοιο· δύω δέ οἱ υἱέες ἤστην
Φηγεὺς Ἰδαῖός τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
τώ οἱ ἀποκρινθέντε ἐναντίω ὁρμηθήτην·
τὼ μὲν ἀφ᾽ ἵπποιιν, ὁ δ᾽ ἀπὸ χθονὸς ὄρνυτο πεζός.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες
Φηγεύς ῥα πρότερος προΐει δολιχόσκιον ἔγχος·
Τυδεΐδεω δ᾽ ὑπὲρ ὦμον ἀριστερὸν ἤλυθ᾽ ἀκωκὴ
ἔγχεος, οὐδ᾽ ἔβαλ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ὕστερος ὄρνυτο χαλκῶι
Τυδεΐδης· τοῦ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἔκφυγε χειρός,
ἀλλ᾽ ἔβαλε στῆθος μεταμάζιον, ὦσε δ᾽ ἀφ᾽ ἵππων.
Ἰδαῖος δ᾽ ἀπόρουσε λιπὼν περικαλλέα δίφρον,
οὐδ᾽ ἔτλη περιβῆναι ἀδελφειοῦ κταμένοιο·
οὐδὲ γὰρ οὐδέ κεν αὐτὸς ὑπέκφυγε κῆρα μέλαιναν,
ἀλλ᾽ Ἥφαιστος ἔρυτο, σάωσε δὲ νυκτὶ καλύψας,
ὡς δή οἱ μὴ πάγχυ γέρων ἀκαχήμενος εἴη.
ἵππους δ᾽ ἐξελάσας μεγαθύμου Τυδέος υἱὸς
δῶκεν ἑταίροισιν κατάγειν κοίλας ἐπὶ νῆας.
Τρῶες δὲ μεγάθυμοι ἐπεὶ ἴδον υἷε Δάρητος
τὸν μὲν ἀλευάμενον, τὸν δὲ κτάμενον παρ᾽ ὄχεσφι,
πᾶσιν ὀρίνθη θυμός· ἀτὰρ γλαυκῶπις Ἀθήνη
χειρὸς ἑλοῦσ᾽ ἐπέεσσι προσηύδα θοῦρον Ἄρηα·
Ἄρες Ἄρες βροτολοιγὲ μιαιφόνε τειχεσιπλῆτα
οὐκ ἂν δὴ Τρῶας μὲν ἐάσαιμεν καὶ Ἀχαιοὺς
μάρνασθ᾽, ὁπποτέροισι πατὴρ Ζεὺς κῦδος ὀρέξηι,
νῶϊ δὲ χαζώμεσθα, Διὸς δ᾽ ἀλεώμεθα μῆνιν;
ὣς εἰποῦσα μάχης ἐξήγαγε θοῦρον Ἄρηα·
τὸν μὲν ἔπειτα καθεῖσεν ἐπ᾽ ἠϊόεντι Σκαμάνδρωι,
Τρῶας δ᾽ ἔκλιναν Δαναοί· ἕλε δ᾽ ἄνδρα ἕκαστος
ἡγεμόνων· πρῶτος δὲ ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἀρχὸν Ἁλιζώνων Ὀδίον μέγαν ἔκβαλε δίφρου·
πρώτωι γὰρ στρεφθέντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πῆξεν
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσε,
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἄρα Φαῖστον ἐνήρατο Μήιονος υἱὸν
Βώρου, ὃς ἐκ Τάρνης ἐριβώλακος εἰληλούθει.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Ἰδομενεὺς δουρικλυτὸς ἔγχεϊ μακρῶι
νύξ᾽ ἵππων ἐπιβησόμενον κατὰ δεξιὸν ὦμον·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, στυγερὸς δ᾽ ἄρα μιν σκότος εἷλε.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Ἰδομενῆος ἐσύλευον θεράποντες·
υἱὸν δὲ Στροφίοιο Σκαμάνδριον αἵμονα θήρης
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἕλ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι
ἐσθλὸν θηρητῆρα· δίδαξε γὰρ Ἄρτεμις αὐτὴ
βάλλειν ἄγρια πάντα, τά τε τρέφει οὔρεσιν ὕλη·
ἀλλ᾽ οὔ οἱ τότε γε χραῖσμ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα,
οὐδὲ ἑκηβολίαι ἧισιν τὸ πρίν γε κέκαστο·
ἀλλά μιν Ἀτρεΐδης δουρικλειτὸς Μενέλαος
πρόσθεν ἕθεν φεύγοντα μετάφρενον οὔτασε δουρὶ
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσεν,
ἤριπε δὲ πρηνής, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Μηριόνης δὲ Φέρεκλον ἐνήρατο, τέκτονος υἱὸν
Ἁρμονίδεω, ὃς χερσὶν ἐπίστατο δαίδαλα πάντα
τεύχειν· ἔξοχα γάρ μιν ἐφίλατο Παλλὰς Ἀθήνη·
ὃς καὶ Ἀλεξάνδρωι τεκτήνατο νῆας ἐΐσας
ἀρχεκάκους, αἳ πᾶσι κακὸν Τρώεσσι γένοντο
οἷ τ᾽ αὐτῶι, ἐπεὶ οὔ τι θεῶν ἐκ θέσφατα ἤιδη.
τὸν μὲν Μηριόνης ὅτε δὴ κατέμαρπτε διώκων
βεβλήκει γλουτὸν κατὰ δεξιόν· ἣ δὲ διαπρὸ
ἀντικρὺ κατὰ κύστιν ὑπ᾽ ὀστέον ἤλυθ᾽ ἀκωκή·
γνὺξ δ᾽ ἔριπ᾽ οἰμώξας, θάνατος δέ μιν ἀμφεκάλυψε.
Πήδαιον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπεφνε Μέγης Ἀντήνορος υἱὸν
ὅς ῥα νόθος μὲν ἔην, πύκα δ᾽ ἔτρεφε δῖα Θεανὼ
ἶσα φίλοισι τέκεσσι χαριζομένη πόσεϊ ὧι.
τὸν μὲν Φυλεΐδης δουρὶ κλυτὸς ἐγγύθεν ἐλθὼν
βεβλήκει κεφαλῆς κατὰ ἰνίον ὀξέϊ δουρί·
ἀντικρὺ δ᾽ ἀν᾽ ὀδόντας ὑπὸ γλῶσσαν τάμε χαλκός·
ἤριπε δ᾽ ἐν κονίηι, ψυχρὸν δ᾽ ἕλε χαλκὸν ὀδοῦσιν.
Εὐρύπυλος δ᾽ Εὐαιμονίδης Ὑψήνορα δῖον
υἱὸν ὑπερθύμου Δολοπίονος, ὅς ῥα Σκαμάνδρου
ἀρητὴρ ἐτέτυκτο, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι,
τὸν μὲν ἄρ᾽ Εὐρύπυλος, Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός,
πρόσθεν ἕθεν φεύγοντα μεταδρομάδην ἔλασ᾽ ὦμον
φασγάνωι ἀΐξας, ἀπὸ δ᾽ ἔξεσε χεῖρα βαρεῖαν·
αἱματόεσσα δὲ χεὶρ πεδίωι πέσε· τὸν δὲ κατ᾽ ὄσσε
ἔλλαβε πορφύρεος θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
ὣς οἳ μὲν πονέοντο κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην·
Τυδεΐδην δ᾽ οὐκ ἂν γνοίης ποτέροισι μετείη
ἠὲ μετὰ Τρώεσσιν ὁμιλέοι ἦ μετ᾽ Ἀχαιοῖς.
θῦνε γὰρ ἂμ πεδίον ποταμῶι πλήθοντι ἐοικὼς
χειμάρρωι, ὅς τ᾽ ὦκα ῥέων ἐκέδασσε γεφύρας·
τὸν δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ τε γέφυραι ἐεργμέναι ἰσχανόωσιν,
οὔτ᾽ ἄρα ἕρκεα ἴσχει ἀλωάων ἐριθηλέων
ἐλθόντ᾽ ἐξαπίνης ὅτ᾽ ἐπιβρίσηι Διὸς ὄμβρος·
πολλὰ δ᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ ἔργα κατήριπε κάλ᾽ αἰζηῶν·
ὣς ὑπὸ Τυδεΐδηι πυκιναὶ κλονέοντο φάλαγγες
Τρώων, οὐδ᾽ ἄρα μιν μίμνον πολέες περ ἐόντες.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱὸς
θύνοντ᾽ ἂμ πεδίον πρὸ ἕθεν κλονέοντα φάλαγγας,
αἶψ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδηι ἐτιταίνετο καμπύλα τόξα,
καὶ βάλ᾽ ἐπαΐσσοντα τυχὼν κατὰ δεξιὸν ὦμον
θώρηκος γύαλον· διὰ δ᾽ ἔπτατο πικρὸς ὀϊστός,
ἀντικρὺ δὲ διέσχε, παλάσσετο δ᾽ αἵματι θώρηξ.
τῶι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
ὄρνυσθε Τρῶες μεγάθυμοι κέντορες ἵππων·
βέβληται γὰρ ἄριστος Ἀχαιῶν, οὐδέ ἕ φημι
δήθ᾽ ἀνσχήσεσθαι κρατερὸν βέλος, εἰ ἐτεόν με
ὦρσεν ἄναξ Διὸς υἱὸς ἀπορνύμενον Λυκίηθεν.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος· τὸν δ᾽ οὐ βέλος ὠκὺ δάμασσεν,
ἀλλ᾽ ἀναχωρήσας πρόσθ᾽ ἵπποιιν καὶ ὄχεσφιν
ἔστη, καὶ Σθένελον προσέφη Καπανήϊον υἱόν·
ὄρσο πέπον Καπανηϊάδη, καταβήσεο δίφρου,
ὄφρά μοι ἐξ ὤμοιο ἐρύσσηις πικρὸν ὀϊστόν.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, Σθένελος δὲ καθ᾽ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε,
πὰρ δὲ στὰς βέλος ὠκὺ διαμπερὲς ἐξέρυσ᾽ ὤμου·
αἷμα δ᾽ ἀνηκόντιζε διὰ στρεπτοῖο χιτῶνος.
δὴ τότ᾽ ἔπειτ᾽ ἠρᾶτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
κλῦθί μευ αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη,
εἴ ποτέ μοι καὶ πατρὶ φίλα φρονέουσα παρέστης
δηΐωι ἐν πολέμωι, νῦν αὖτ᾽ ἐμὲ φῖλαι Ἀθήνη·
δὸς δέ τέ μ᾽ ἄνδρα ἑλεῖν καὶ ἐς ὁρμὴν ἔγχεος ἐλθεῖν
ὅς μ᾽ ἔβαλε φθάμενος καὶ ἐπεύχεται, οὐδέ μέ φησι
δηρὸν ἔτ᾽ ὄψεσθαι λαμπρὸν φάος ἠελίοιο.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος· τοῦ δ᾽ ἔκλυε Παλλὰς Ἀθήνη,
γυῖα δ᾽ ἔθηκεν ἐλαφρά, πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
θαρσῶν νῦν Διόμηδες ἐπὶ Τρώεσσι μάχεσθαι·
ἐν γάρ τοι στήθεσσι μένος πατρώϊον ἧκα
ἄτρομον, οἷον ἔχεσκε σακέσπαλος ἱππότα Τυδεύς·
ἀχλὺν δ᾽ αὖ τοι ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν ἕλον ἣ πρὶν ἐπῆεν,
ὄφρ᾽ εὖ γιγνώσκηις ἠμὲν θεὸν ἠδὲ καὶ ἄνδρα.
τὼ νῦν αἴ κε θεὸς πειρώμενος ἐνθάδ᾽ ἵκηται
μή τι σύ γ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖς ἀντικρὺ μάχεσθαι
τοῖς ἄλλοις· ἀτὰρ εἴ κε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
ἔλθηισ᾽ ἐς πόλεμον, τήν γ᾽ οὐτάμεν ὀξέϊ χαλκῶι.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη γλαυκῶπις Ἀθήνη,
Τυδεΐδης δ᾽ ἐξαῦτις ἰὼν προμάχοισιν ἐμίχθη
καὶ πρίν περ θυμῶι μεμαὼς Τρώεσσι μάχεσθαι·
δὴ τότε μιν τρὶς τόσσον ἕλεν μένος ὥς τε λέοντα
ὅν ῥά τε ποιμὴν ἀγρῶι ἐπ᾽ εἰροπόκοις ὀΐεσσι
χραύσηι μέν τ᾽ αὐλῆς ὑπεράλμενον οὐδὲ δαμάσσηι·
τοῦ μέν τε σθένος ὦρσεν, ἔπειτα δέ τ᾽ οὐ προσαμύνει,
ἀλλὰ κατὰ σταθμοὺς δύεται, τὰ δ᾽ ἐρῆμα φοβεῖται·
αἳ μέν τ᾽ ἀγχιστῖναι ἐπ᾽ ἀλλήληισι κέχυνται,
αὐτὰρ ὁ ἐμμεμαὼς βαθέης ἐξάλλεται αὐλῆς·
ὣς μεμαὼς Τρώεσσι μίγη κρατερὸς Διομήδης.
ἔνθ᾽ ἕλεν Ἀστύνοον καὶ Ὑπείρονα ποιμένα λαῶν,
τὸν μὲν ὑπὲρ μαζοῖο βαλὼν χαλκήρεϊ δουρί,
τὸν δ᾽ ἕτερον ξίφεϊ μεγάλωι κληῗδα παρ᾽ ὦμον
πλῆξ᾽, ἀπὸ δ᾽ αὐχένος ὦμον ἐέργαθεν ἠδ᾽ ἀπὸ νώτου.
τοὺς μὲν ἔασ᾽, ὁ δ᾽ Ἄβαντα μετώιχετο καὶ Πολύειδον
υἱέας Εὐρυδάμαντος ὀνειροπόλοιο γέροντος·
τοῖς οὐκ ἐρχομένοις ὁ γέρων ἐκρίνατ᾽ ὀνείρους,
ἀλλά σφεας κρατερὸς Διομήδης ἐξενάριξε·
βῆ δὲ μετὰ Ξάνθόν τε Θόωνά τε Φαίνοπος υἷε
ἄμφω τηλυγέτω· ὁ δὲ τείρετο γήραϊ λυγρῶι,
υἱὸν δ᾽ οὐ τέκετ᾽ ἄλλον ἐπὶ κτεάτεσσι λιπέσθαι.
ἔνθ᾽ ὅ γε τοὺς ἐνάριζε, φίλον δ᾽ ἐξαίνυτο θυμὸν
ἀμφοτέρω, πατέρι δὲ γόον καὶ κήδεα λυγρὰ
λεῖπ᾽, ἐπεὶ οὐ ζώοντε μάχης ἐκνοστήσαντε
δέξατο· χηρωσταὶ δὲ διὰ κτῆσιν δατέοντο.
ἔνθ᾽ υἷας Πριάμοιο δύω λάβε Δαρδανίδαο
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντας Ἐχέμμονά τε Χρομίον τε.
ὡς δὲ λέων ἐν βουσὶ θορὼν ἐξ αὐχένα ἄξηι
πόρτιος ἠὲ βοὸς ξύλοχον κάτα βοσκομενάων,
ὣς τοὺς ἀμφοτέρους ἐξ ἵππων Τυδέος υἱὸς
βῆσε κακῶς ἀέκοντας, ἔπειτα δὲ τεύχε᾽ ἐσύλα·
ἵππους δ᾽ οἷς ἑτάροισι δίδου μετὰ νῆας ἐλαύνειν.
τὸν δ᾽ ἴδεν Αἰνείας ἀλαπάζοντα στίχας ἀνδρῶν,
βῆ δ᾽ ἴμεν ἄν τε μάχην καὶ ἀνὰ κλόνον ἐγχειάων
Πάνδαρον ἀντίθεον διζήμενος εἴ που ἐφεύροι·
εὗρε Λυκάονος υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε,
στῆ δὲ πρόσθ᾽ αὐτοῖο ἔπος τέ μιν ἀντίον ηὔδα·
Πάνδαρε ποῦ τοι τόξον ἰδὲ πτερόεντες ὀϊστοὶ
καὶ κλέος; ὧι οὔ τίς τοι ἐρίζεται ἐνθάδε γ᾽ ἀνήρ,
οὐδέ τις ἐν Λυκίηι σέο γ᾽ εὔχεται εἶναι ἀμείνων.
ἀλλ᾽ ἄγε τῶιδ᾽ ἔφες ἀνδρὶ βέλος Διὶ χεῖρας ἀνασχὼν
ὅς τις ὅδε κρατέει καὶ δὴ κακὰ πολλὰ ἔοργε
Τρῶας, ἐπεὶ πολλῶν τε καὶ ἐσθλῶν γούνατ᾽ ἔλυσεν·
εἰ μή τις θεός ἐστι κοτεσσάμενος Τρώεσσιν
ἱρῶν μηνίσας· χαλεπὴ δὲ θεοῦ ἔπι μῆνις.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
Αἰνεία Τρώων βουληφόρε χαλκοχιτώνων
Τυδεΐδηι μιν ἔγωγε δαΐφρονι πάντα ἐΐσκω,
ἀσπίδι γιγνώσκων αὐλώπιδί τε τρυφαλείηι,
ἵππους τ᾽ εἰσορόων· σάφα δ᾽ οὐκ οἶδ᾽ εἰ θεός ἐστιν.
εἰ δ᾽ ὅ γ᾽ ἀνὴρ ὅν φημι δαΐφρων Τυδέος υἱὸς
οὐχ ὅ γ᾽ ἄνευθε θεοῦ τάδε μαίνεται, ἀλλά τις ἄγχι
ἕστηκ᾽ ἀθανάτων νεφέληι εἰλυμένος ὤμους,
ὃς τούτου βέλος ὠκὺ κιχήμενον ἔτραπεν ἄλληι.
ἤδη γάρ οἱ ἐφῆκα βέλος, καί μιν βάλον ὦμον
δεξιὸν ἀντικρὺ διὰ θώρηκος γυάλοιο·
καί μιν ἔγωγ᾽ ἐφάμην Ἀϊδωνῆϊ προϊάψειν,
ἔμπης δ᾽ οὐκ ἐδάμασσα· θεός νύ τίς ἐστι κοτήεις.
ἵπποι δ᾽ οὐ παρέασι καὶ ἅρματα τῶν κ᾽ ἐπιβαίην·
ἀλλά που ἐν μεγάροισι Λυκάονος ἕνδεκα δίφροι
καλοὶ πρωτοπαγεῖς νεοτευχέες· ἀμφὶ δὲ πέπλοι
πέπτανται· παρὰ δέ σφιν ἑκάστωι δίζυγες ἵπποι
ἑστᾶσι κρῖ λευκὸν ἐρεπτόμενοι καὶ ὀλύρας.
ἦ μέν μοι μάλα πολλὰ γέρων αἰχμητὰ Λυκάων
ἐρχομένωι ἐπέτελλε δόμοις ἔνι ποιητοῖσιν·
ἵπποισίν μ᾽ ἐκέλευε καὶ ἅρμασιν ἐμβεβαῶτα
ἀρχεύειν Τρώεσσι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας·
ἀλλ᾽ ἐγὼ οὐ πιθόμην· ἦ τ᾽ ἂν πολὺ κέρδιον ἦεν·
ἵππων φειδόμενος, μή μοι δευοίατο φορβῆς
ἀνδρῶν εἰλομένων εἰωθότες ἔδμεναι ἄδην.
ὣς λίπον, αὐτὰρ πεζὸς ἐς Ἴλιον εἰλήλουθα
τόξοισιν πίσυνος· τὰ δέ μ᾽ οὐκ ἄρ᾽ ἔμελλον ὀνήσειν.
ἤδη γὰρ δοιοῖσιν ἀριστήεσσιν ἐφῆκα
Τυδεΐδηι τε καὶ Ἀτρεΐδηι, ἐκ δ᾽ ἀμφοτέροιιν
ἀτρεκὲς αἷμ᾽ ἔσσευα βαλών, ἤγειρα δὲ μᾶλλον.
τώ ῥα κακῆι αἴσηι ἀπὸ πασσάλου ἀγκύλα τόξα
ἤματι τῶι ἑλόμην ὅτε Ἴλιον εἰς ἐρατεινὴν
ἡγεόμην Τρώεσσι φέρων χάριν Ἕκτορι δίωι.
εἰ δέ κε νοστήσω καὶ ἐσόψομαι ὀφθαλμοῖσι
πατρίδ᾽ ἐμὴν ἄλοχόν τε καὶ ὑψερεφὲς μέγα δῶμα,
αὐτίκ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπ᾽ ἐμεῖο κάρη τάμοι ἀλλότριος φὼς
εἰ μὴ ἐγὼ τάδε τόξα φαεινῶι ἐν πυρὶ θείην
χερσὶ διακλάσσας· ἀνεμώλια γάρ μοι ὀπηδεῖ.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας Τρώων ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
μὴ δ᾽ οὕτως ἀγόρευε· πάρος δ᾽ οὐκ ἔσσεται ἄλλως,
πρίν γ᾽ ἐπὶ νὼ τῶιδ᾽ ἀνδρὶ σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν
ἀντιβίην ἐλθόντε σὺν ἔντεσι πειρηθῆναι.
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐμῶν ὀχέων ἐπιβήσεο, ὄφρα ἴδηαι
οἷοι Τρώϊοι ἵπποι ἐπιστάμενοι πεδίοιο
κραιπνὰ μάλ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα διωκέμεν ἠδὲ φέβεσθαι·
τὼ καὶ νῶϊ πόλιν δὲ σαώσετον, εἴ περ ἂν αὖτε
Ζεὺς ἐπὶ Τυδεΐδηι Διομήδεϊ κῦδος ὀρέξηι.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν μάστιγα καὶ ἡνία σιγαλόεντα
δέξαι, ἐγὼ δ᾽ ἵππων ἀποβήσομαι ὄφρα μάχωμαι·
ἠὲ σὺ τόνδε δέδεξο, μελήσουσιν δ᾽ ἐμοὶ ἵπποι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
Αἰνεία σὺ μὲν αὐτὸς ἔχ᾽ ἡνία καὶ τεὼ ἵππω·
μᾶλλον ὑφ᾽ ἡνιόχωι εἰωθότι καμπύλον ἅρμα
οἴσετον, εἴ περ ἂν αὖτε φεβώμεθα Τυδέος υἱόν·
μὴ τὼ μὲν δείσαντε ματήσετον, οὐδ᾽ ἐθέλητον
ἐκφερέμεν πολέμοιο τεὸν φθόγγον ποθέοντε,
νῶϊ δ᾽ ἐπαΐξας μεγαθύμου Τυδέος υἱὸς
αὐτώ τε κτείνηι καὶ ἐλάσσηι μώνυχας ἵππους.
ἀλλὰ σύ γ᾽ αὐτὸς ἔλαυνε τέ᾽ ἅρματα καὶ τεὼ ἵππω,
τὸν δὲ δ᾽ ἐγὼν ἐπιόντα δεδέξομαι ὀξέϊ δουρί.
ὣς ἄρα φωνήσαντες ἐς ἅρματα ποικίλα βάντες
ἐμμεμαῶτ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδηι ἔχον ὠκέας ἵππους.
τοὺς δὲ ἴδε Σθένελος Καπανήϊος ἀγλαὸς υἱός,
αἶψα δὲ Τυδεΐδην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Τυδεΐδη Διόμηδες ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι,
ἄνδρ᾽ ὁρόω κρατερὼ ἐπὶ σοὶ μεμαῶτε μάχεσθαι
ἶν᾽ ἀπέλεθρον ἔχοντας· ὁ μὲν τόξων ἐῢ εἰδὼς
Πάνδαρος, υἱὸς δ᾽ αὖτε Λυκάονος εὔχεται εἶναι·
Αἰνείας δ᾽ υἱὸς μὲν ἀμύμονος Ἀγχίσαο
εὔχεται ἐκγεγάμεν, μήτηρ δέ οἵ ἐστ᾽ Ἀφροδίτη.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ χαζώμεθ᾽ ἐφ᾽ ἵππων, μηδέ μοι οὕτω
θῦνε διὰ προμάχων, μή πως φίλον ἦτορ ὀλέσσηις.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
μή τι φόβον δ᾽ ἀγόρευ᾽, ἐπεὶ οὐδὲ σὲ πεισέμεν οἴω.
οὐ γάρ μοι γενναῖον ἀλυσκάζοντι μάχεσθαι
οὐδὲ καταπτώσσειν· ἔτι μοι μένος ἔμπεδόν ἐστιν·
ὀκνείω δ᾽ ἵππων ἐπιβαινέμεν, ἀλλὰ καὶ αὔτως
ἀντίον εἶμ᾽ αὐτῶν· τρεῖν μ᾽ οὐκ ἐᾶι Παλλὰς Ἀθήνη.
τούτω δ᾽ οὐ πάλιν αὖτις ἀποίσετον ὠκέες ἵπποι
ἄμφω ἀφ᾽ ἡμείων, εἴ γ᾽ οὖν ἕτερός γε φύγηισιν.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·
αἴ κέν μοι πολύβουλος Ἀθήνη κῦδος ὀρέξηι
ἀμφοτέρω κτεῖναι, σὺ δὲ τούσδε μὲν ὠκέας ἵππους
αὐτοῦ ἐρυκακέειν ἐξ ἄντυγος ἡνία τείνας,
Αἰνείαο δ᾽ ἐπαΐξαι μεμνημένος ἵππων,
ἐκ δ᾽ ἐλάσαι Τρώων μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
τῆς γάρ τοι γενεῆς ἧς Τρωΐ περ εὐρύοπα Ζεὺς
δῶχ᾽ υἷος ποινὴν Γανυμήδεος, οὕνεκ᾽ ἄριστοι
ἵππων ὅσσοι ἔασιν ὑπ᾽ ἠῶ τ᾽ ἠέλιόν τε,
τῆς γενεῆς ἔκλεψεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγχίσης
λάθρηι Λαομέδοντος ὑποσχὼν θήλεας ἵππους·
τῶν οἱ ἓξ ἐγένοντο ἐνὶ μεγάροισι γενέθλη.
τοὺς μὲν τέσσαρας αὐτὸς ἔχων ἀτίταλλ᾽ ἐπὶ φάτνηι,
τὼ δὲ δύ᾽ Αἰνείαι δῶκεν μήστωρε φόβοιο.
εἰ τούτω κε λάβοιμεν, ἀροίμεθά κε κλέος ἐσθλόν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,
τὼ δὲ τάχ᾽ ἐγγύθεν ἦλθον ἐλαύνοντ᾽ ὠκέας ἵππους.
τὸν πρότερος προσέειπε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
καρτερόθυμε δαΐφρον ἀγαυοῦ Τυδέος υἱὲ
ἦ μάλα σ᾽ οὐ βέλος ὠκὺ δαμάσσατο πικρὸς ὀϊστός·
νῦν αὖτ᾽ ἐγχείηι πειρήσομαι αἴ κε τύχωμι.
ἦ ῥα καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος
καὶ βάλε Τυδεΐδαο κατ᾽ ἀσπίδα· τῆς δὲ διὰ πρὸ
αἰχμὴ χαλκείη πταμένη θώρηκι πελάσθη·
τῶι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε Λυκάονος ἀγλαὸς υἱός·
βέβληαι κενεῶνα διαμπερές, οὐδέ σ᾽ ὀΐω
δηρὸν ἔτ᾽ ἀνσχήσεσθαι· ἐμοὶ δὲ μέγ᾽ εὖχος ἔδωκας.
τὸν δ᾽ οὐ ταρβήσας προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἤμβροτες οὐδ᾽ ἔτυχες· ἀτὰρ οὐ μὲν σφῶΐ γ᾽ ὀΐω
πρίν γ᾽ ἀποπαύσεσθαι πρίν γ᾽ ἢ ἕτερόν γε πεσόντα
αἵματος ἆσαι Ἄρηα, ταλαύρινον πολεμιστήν.
ὣς φάμενος προέηκε· βέλος δ᾽ ἴθυνεν Ἀθήνη
ῥῖνα παρ᾽ ὀφθαλμόν, λευκοὺς δ᾽ ἐπέρησεν ὀδόντας.
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν γλῶσσαν πρυμνὴν τάμε χαλκὸς ἀτειρής,
αἰχμὴ δ᾽ ἐξελύθη παρὰ νείατον ἀνθερεῶνα·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι
αἰόλα παμφανόωντα, παρέτρεσσαν δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε.
Αἰνείας δ᾽ ἀπόρουσε σὺν ἀσπίδι δουρί τε μακρῶι
δείσας μή πώς οἱ ἐρυσαίατο νεκρὸν Ἀχαιοί.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι βαῖνε λέων ὣς ἀλκὶ πεποιθώς,
πρόσθε δέ οἱ δόρυ τ᾽ ἔσχε καὶ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην,
τὸν κτάμεναι μεμαὼς ὅς τις τοῦ γ᾽ ἀντίος ἔλθοι
σμερδαλέα ἰάχων· ὁ δὲ χερμάδιον λάβε χειρὶ
Τυδεΐδης μέγα ἔργον ὁ οὐ δύο γ᾽ ἄνδρε φέροιεν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δέ μιν ῥέα πάλλε καὶ οἶος.
τῶι βάλεν Αἰνείαο κατ᾽ ἰσχίον ἔνθά τε μηρὸς
ἰσχίωι ἐνστρέφεται, κοτύλην δέ τέ μιν καλέουσι·
θλάσσε δέ οἱ κοτύλην, πρὸς δ᾽ ἄμφω ῥῆξε τένοντε·
ὦσε δ᾽ ἀπὸ ῥινὸν τρηχὺς λίθος· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ἔστη γνὺξ ἐριπὼν καὶ ἐρείσατο χειρὶ παχείηι
γαίης· ἀμφὶ δὲ ὄσσε κελαινὴ νὺξ ἐκάλυψε.
καί νύ κεν ἔνθ᾽ ἀπόλοιτο ἄναξ ἀνδρῶν Αἰνείας,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
μήτηρ, ἥ μιν ὑπ᾽ Ἀγχίσηι τέκε βουκολέοντι·
ἀμφὶ δ᾽ ἑὸν φίλον υἱὸν ἐχεύατο πήχεε λευκώ,
πρόσθε δέ οἱ πέπλοιο φαεινοῦ πτύγμα κάλυψεν
ἕρκος ἔμεν βελέων, μή τις Δαναῶν ταχυπώλων
χαλκὸν ἐνὶ στήθεσσι βαλὼν ἐκ θυμὸν ἕλοιτο.
ἣ μὲν ἑὸν φίλον υἱὸν ὑπεξέφερεν πολέμοιο·
οὐδ᾽ υἱὸς Καπανῆος ἐλήθετο συνθεσιάων
τάων ἃς ἐπέτελλε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης,
ἀλλ᾽ ὅ γε τοὺς μὲν ἑοὺς ἠρύκακε μώνυχας ἵππους
νόσφιν ἀπὸ φλοίσβου ἐξ ἄντυγος ἡνία τείνας,
Αἰνείαο δ᾽ ἐπαΐξας καλλίτριχας ἵππους
ἐξέλασε Τρώων μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
δῶκε δὲ Δηϊπύλωι ἑτάρωι φίλωι, ὃν περὶ πάσης
τῖεν ὁμηλικίης ὅτι οἱ φρεσὶν ἄρτια ἤιδη,
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ὧν ἵππων ἐπιβὰς ἔλαβ᾽ ἡνία σιγαλόεντα,
αἶψα δὲ Τυδεΐδην μέθεπε κρατερώνυχας ἵππους
ἐμμεμαώς· ὁ δὲ Κύπριν ἐπώιχετο νηλέϊ χαλκῶι
γιγνώσκων ὅ τ᾽ ἄναλκις ἔην θεός, οὐδὲ θεάων
τάων αἵ τ᾽ ἀνδρῶν πόλεμον κάτα κοιρανέουσιν,
οὔτ᾽ ἄρ᾽ Ἀθηναίη οὔτε πτολίπορθος Ἐνυώ.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐκίχανε πολὺν καθ᾽ ὅμιλον ὀπάζων,
ἔνθ᾽ ἐπορεξάμενος μεγαθύμου Τυδέος υἱὸς
ἄκρην οὔτασε χεῖρα μετάλμενος ὀξέϊ δουρὶ
ἀβληχρήν· εἶθαρ δὲ δόρυ χροὸς ἀντετόρησεν
ἀμβροσίου διὰ πέπλου, ὅν οἱ Χάριτες κάμον αὐταί,
πρυμνὸν ὕπερ θέναρος· ῥέε δ᾽ ἄμβροτον αἷμα θεοῖο
ἰχώρ, οἷός πέρ τε ῥέει μακάρεσσι θεοῖσιν·
οὐ γὰρ σῖτον ἔδουσ᾽, οὐ πίνουσ᾽ αἴθοπα οἶνον,
τοὔνεκ᾽ ἀναίμονές εἰσι καὶ ἀθάνατοι καλέονται.
ἣ δὲ μέγα ἰάχουσα ἀπὸ ἕο κάββαλεν υἱόν·
καὶ τὸν μὲν μετὰ χερσὶν ἐρύσατο Φοῖβος Ἀπόλλων
κυανέηι νεφέληι, μή τις Δαναῶν ταχυπώλων
χαλκὸν ἐνὶ στήθεσσι βαλὼν ἐκ θυμὸν ἕλοιτο·
τῆι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
εἶκε Διὸς θύγατερ πολέμου καὶ δηϊοτῆτος·
ἦ οὐχ ἅλις ὅττι γυναῖκας ἀνάλκιδας ἠπεροπεύεις;
εἰ δὲ σύ γ᾽ ἐς πόλεμον πωλήσεαι, ἦ τέ σ᾽ ὀΐω
ῥιγήσειν πόλεμόν γε καὶ εἴ χ᾽ ἑτέρωθι πύθηαι.
ὣς ἔφαθ᾽, ἣ δ᾽ ἀλύουσ᾽ ἀπεβήσετο, τείρετο δ᾽ αἰνῶς·
τὴν μὲν ἄρ᾽ Ἶρις ἑλοῦσα ποδήνεμος ἔξαγ᾽ ὁμίλου
ἀχθομένην ὀδύνηισι, μελαίνετο δὲ χρόα καλόν.
εὗρεν ἔπειτα μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ θοῦρον Ἄρηα
ἥμενον· ἠέρι δ᾽ ἔγχος ἐκέκλιτο καὶ ταχέ᾽ ἵππω·
ἣ δὲ γνὺξ ἐριποῦσα κασιγνήτοιο φίλοιο
πολλὰ λισσομένη χρυσάμπυκας ἤιτεεν ἵππους·
φίλε κασίγνητε κόμισαί τέ με δός τέ μοι ἵππους,
ὄφρ᾽ ἐς Ὄλυμπον ἵκωμαι ἵν᾽ ἀθανάτων ἕδος ἐστί.
λίην ἄχθομαι ἕλκος ὅ με βροτὸς οὔτασεν ἀνὴρ
Τυδεΐδης, ὃς νῦν γε καὶ ἂν Διὶ πατρὶ μάχοιτο.
ὣς φάτο, τῆι δ᾽ ἄρ᾽ Ἄρης δῶκε χρυσάμπυκας ἵππους·
ἣ δ᾽ ἐς δίφρον ἔβαινεν ἀκηχεμένη φίλον ἦτορ,
πὰρ δέ οἱ Ἶρις ἔβαινε καὶ ἡνία λάζετο χερσί,
μάστιξεν δ᾽ ἐλάαν, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην.
αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκοντο θεῶν ἕδος αἰπὺν Ὄλυμπον·
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
λύσασ᾽ ἐξ ὀχέων, παρὰ δ᾽ ἀμβρόσιον βάλεν εἶδαρ·
ἣ δ᾽ ἐν γούνασι πῖπτε Διώνης δῖ᾽ Ἀφροδίτη
μητρὸς ἑῆς· ἣ δ᾽ ἀγκὰς ἐλάζετο θυγατέρα ἥν,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἐκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τίς νύ σε τοιάδ᾽ ἔρεξε φίλον τέκος Οὐρανιώνων
μαψιδίως, ὡς εἴ τι κακὸν ῥέζουσαν ἐνωπῆι;
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα φιλομμειδὴς Ἀφροδίτη·
οὖτά με Τυδέος υἱὸς ὑπέρθυμος Διομήδης,
οὕνεκ᾽ ἐγὼ φίλον υἱὸν ὑπεξέφερον πολέμοιο
Αἰνείαν, ὃς ἐμοὶ πάντων πολὺ φίλτατός ἐστιν.
οὐ γὰρ ἔτι Τρώων καὶ Ἀχαιῶν φύλοπις αἰνή,
ἀλλ᾽ ἤδη Δαναοί γε καὶ ἀθανάτοισι μάχονται.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Διώνη, δῖα θεάων·
τέτλαθι τέκνον ἐμόν, καὶ ἀνάσχεο κηδομένη περ·
πολλοὶ γὰρ δὴ τλῆμεν Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
ἐξ ἀνδρῶν χαλέπ᾽ ἄλγε᾽ ἐπ᾽ ἀλλήλοισι τιθέντες.
τλῆ μὲν Ἄρης ὅτε μιν Ὦτος κρατερός τ᾽ Ἐφιάλτης
παῖδες Ἀλωῆος, δῆσαν κρατερῶι ἐνὶ δεσμῶι·
χαλκέωι δ᾽ ἐν κεράμωι δέδετο τρισκαίδεκα μῆνας·
καί νύ κεν ἔνθ᾽ ἀπόλοιτο Ἄρης ἆτος πολέμοιο,
εἰ μὴ μητρυιὴ περικαλλὴς Ἠερίβοια
Ἑρμέαι ἐξήγγειλεν· ὁ δ᾽ ἐξέκλεψεν Ἄρηα
ἤδη τειρόμενον, χαλεπὸς δέ ἑ δεσμὸς ἐδάμνα.
τλῆ δ᾽ Ἥρη, ὅτε μιν κρατερὸς πάϊς Ἀμφιτρύωνος
δεξιτερὸν κατὰ μαζὸν ὀϊστῶι τριγλώχινι
βεβλήκει· τότε καί μιν ἀνήκεστον λάβεν ἄλγος.
τλῆ δ᾽ Ἀΐδης ἐν τοῖσι πελώριος ὠκὺν ὀϊστόν,
εὖτέ μιν ωὐτὸς ἀνὴρ υἱὸς Διὸς αἰγιόχοιο
ἐν Πύλωι ἐν νεκύεσσι βαλὼν ὀδύνηισιν ἔδωκεν·
αὐτὰρ ὁ βῆ πρὸς δῶμα Διὸς καὶ μακρὸν Ὄλυμπον
κῆρ ἀχέων ὀδύνηισι πεπαρμένος· αὐτὰρ ὀϊστὸς
ὤμωι ἔνι στιβαρῶι ἠλήλατο, κῆδε δὲ θυμόν.
τῶι δ᾽ ἐπὶ Παιήων ὀδυνήφατα φάρμακα πάσσων
ἠκέσατ᾽· οὐ μὲν γάρ τι καταθνητός γε τέτυκτο.
σχέτλιος ὀβριμοεργὸς ὃς οὐκ ὄθετ᾽ αἴσυλα ῥέζων,
ὃς τόξοισιν ἔκηδε θεοὺς οἳ Ὄλυμπον ἔχουσι.
σοὶ δ᾽ ἐπὶ τοῦτον ἀνῆκε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
νήπιος, οὐδὲ τὸ οἶδε κατὰ φρένα Τυδέος υἱὸς
ὅττι μάλ᾽ οὐ δηναιὸς ὃς ἀθανάτοισι μάχηται,
οὐδέ τί μιν παῖδες ποτὶ γούνασι παππάζουσιν
ἐλθόντ᾽ ἐκ πολέμοιο καὶ αἰνῆς δηϊοτῆτος.
τὼ νῦν Τυδεΐδης, εἰ καὶ μάλα καρτερός ἐστι,
φραζέσθω μή τίς οἱ ἀμείνων σεῖο μάχηται,
μὴ δὴν Αἰγιάλεια περίφρων Ἀδρηστίνη
ἐξ ὕπνου γοόωσα φίλους οἰκῆας ἐγείρηι
κουρίδιον ποθέουσα πόσιν τὸν ἄριστον Ἀχαιῶν
ἰφθίμη ἄλοχος Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
ἦ ῥα καὶ ἀμφοτέρηισιν ἀπ᾽ ἰχῶ χειρὸς ὀμόργνυ·
ἄλθετο χείρ, ὀδύναι δὲ κατηπιόωντο βαρεῖαι.
αἳ δ᾽ αὖτ᾽ εἰσορόωσαι Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη
κερτομίοις ἐπέεσσι Δία Κρονίδην ἐρέθιζον.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
Ζεῦ πάτερ ἦ ῥά τί μοι κεχολώσεαι ὅττι κεν εἴπω;
ἦ μάλα δή τινα Κύπρις Ἀχαιϊάδων ἀνιεῖσα
Τρωσὶν ἅμα σπέσθαι, τοὺς νῦν ἔκπαγλα φίλησε,
τῶν τινα καρρέζουσα Ἀχαιϊάδων ἐϋπέπλων
πρὸς χρυσῆι περόνηι καταμύξατο χεῖρα ἀραιήν.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε,
καί ῥα καλεσσάμενος προσέφη χρυσῆν Ἀφροδίτην·
οὔ τοι τέκνον ἐμὸν δέδοται πολεμήϊα ἔργα,
ἀλλὰ σύ γ᾽ ἱμερόεντα μετέρχεο ἔργα γάμοιο,
ταῦτα δ᾽ Ἄρηϊ θοῶι καὶ Ἀθήνηι πάντα μελήσει.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,
Αἰνείαι δ᾽ ἐπόρουσε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης,
γιγνώσκων ὅ οἱ αὐτὸς ὑπείρεχε χεῖρας Ἀπόλλων·
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ οὐδὲ θεὸν μέγαν ἅζετο, ἵετο δ᾽ αἰεὶ
Αἰνείαν κτεῖναι καὶ ἀπὸ κλυτὰ τεύχεα δῦσαι.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἐπόρουσε κατακτάμεναι μενεαίνων,
τρὶς δέ οἱ ἐστυφέλιξε φαεινὴν ἀσπίδ᾽ Ἀπόλλων·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
δεινὰ δ᾽ ὁμοκλήσας προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων·
φράζεο Τυδεΐδη καὶ χάζεο, μηδὲ θεοῖσιν
ἶσ᾽ ἔθελε φρονέειν, ἐπεὶ οὔ ποτε φῦλον ὁμοῖον
ἀθανάτων τε θεῶν χαμαὶ ἐρχομένων τ᾽ ἀνθρώπων.
ὣς φάτο, Τυδεΐδης δ᾽ ἀνεχάζετο τυτθὸν ὀπίσσω
μῆνιν ἀλευάμενος ἑκατηβόλου Ἀπόλλωνος.
Αἰνείαν δ᾽ ἀπάτερθεν ὁμίλου θῆκεν Ἀπόλλων
Περγάμωι εἰν ἱερῆι, ὅθι οἱ νηός γε τέτυκτο.
ἤτοι τὸν Λητώ τε καὶ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα
ἐν μεγάλωι ἀδύτωι ἀκέοντό τε κύδαινόν τε·
αὐτὰρ ὁ εἴδωλον τεῦξ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
αὐτῶι τ᾽ Αἰνείαι ἴκελον καὶ τεύχεσι τοῖον,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ εἰδώλωι Τρῶες καὶ δῖοι Ἀχαιοὶ
δήιουν ἀλλήλων ἀμφὶ στήθεσσι βοείας
ἀσπίδας εὐκύκλους λαισήϊά τε πτερόεντα.
δὴ τότε θοῦρον Ἄρηα προσηύδα Φοῖβος Ἀπόλλων·
Ἄρες Ἄρες βροτολοιγὲ μιαιφόνε τειχεσιπλῆτα,
οὐκ ἂν δὴ τόνδ᾽ ἄνδρα μάχης ἐρύσαιο μετελθὼν
Τυδεΐδην, ὃς νῦν γε καὶ ἂν Διὶ πατρὶ μάχοιτο;
Κύπριδα μὲν πρῶτα σχεδὸν οὔτασε χεῖρ᾽ ἐπὶ καρπῶι,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ αὐτῶι μοι ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος.
ὣς εἰπὼν αὐτὸς μὲν ἐφέζετο Περγάμωι ἄκρηι,
Τρωιὰς δὲ στίχας οὖλος Ἄρης ὄτρυνε μετελθὼν
εἰδόμενος Ἀκάμαντι θοῶι ἡγήτορι Θρηικῶν·
υἱάσι δὲ Πριάμοιο διοτρεφέεσσι κέλευεν·
ὦ υἱεῖς Πριάμοιο διοτρεφέος βασιλῆος
ἐς τί ἔτι κτείνεσθαι ἐάσετε λαὸν Ἀχαιοῖς;
ἦ εἰς ὅ κεν ἀμφὶ πύληις εὖ ποιητῆισι μάχωνται;
κεῖται ἀνὴρ ὃν ἶσον ἐτίομεν Ἕκτορι δίωι
Αἰνείας υἱὸς μεγαλήτορος Ἀγχίσαο·
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ ἐκ φλοίσβοιο σαώσομεν ἐσθλὸν ἑταῖρον.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ἔνθ᾽ αὖ Σαρπηδὼν μάλα νείκεσεν Ἕκτορα δῖον·
Ἕκτορ πῆι δή τοι μένος οἴχεται ὁ πρὶν ἔχεσκες;
φῆς που ἄτερ λαῶν πόλιν ἑξέμεν ἠδ᾽ ἐπικούρων
οἶος σὺν γαμβροῖσι κασιγνήτοισί τε σοῖσι.
τῶν νῦν οὔ τιν᾽ ἐγὼ ἰδέειν δύναμ᾽ οὐδὲ νοῆσαι,
ἀλλὰ καταπτώσσουσι κύνες ὣς ἀμφὶ λέοντα·
ἡμεῖς δὲ μαχόμεσθ᾽ οἵ πέρ τ᾽ ἐπίκουροι ἔνειμεν.
καὶ γὰρ ἐγὼν ἐπίκουρος ἐὼν μάλα τηλόθεν ἥκω·
τηλοῦ γὰρ Λυκίη Ξάνθωι ἔπι δινήεντι,
ἔνθ᾽ ἄλοχόν τε φίλην ἔλιπον καὶ νήπιον υἱόν,
κὰδ δὲ κτήματα πολλά, τὰ ἔλδεται ὅς κ᾽ ἐπιδευής.
ἀλλὰ καὶ ὧς Λυκίους ὀτρύνω καὶ μέμον᾽ αὐτὸς
ἀνδρὶ μαχήσασθαι· ἀτὰρ οὔ τί μοι ἐνθάδε τοῖον
οἷόν κ᾽ ἠὲ φέροιεν Ἀχαιοὶ ἤ κεν ἄγοιεν·
τύνη δ᾽ ἕστηκας, ἀτὰρ οὐδ᾽ ἄλλοισι κελεύεις
λαοῖσιν μενέμεν καὶ ἀμυνέμεναι ὤρεσσι.
μή πως ὡς ἀψῖσι λίνου ἁλόντε πανάγρου
ἀνδράσι δυσμενέεσσιν ἕλωρ καὶ κύρμα γένησθε·
οἳ δὲ τάχ᾽ ἐκπέρσουσ᾽ εὖ ναιομένην πόλιν ὑμήν.
σοὶ δὲ χρὴ τάδε πάντα μέλειν νύκτάς τε καὶ ἦμαρ
ἀρχοὺς λισσομένωι τηλεκλειτῶν ἐπικούρων
νωλεμέως ἐχέμεν, κρατερὴν δ᾽ ἀποθέσθαι ἐνιπήν.
ὣς φάτο Σαρπηδών, δάκε δὲ φρένας Ἕκτορι μῦθος·
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε,
πάλλων δ᾽ ὀξέα δοῦρα κατὰ στρατὸν ὤιχετο πάντηι
ὀτρύνων μαχέσασθαι, ἔγειρε δὲ φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν·
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπέμειναν ἀολλέες οὐδὲ φόβηθεν.
ὡς δ᾽ ἄνεμος ἄχνας φορέει ἱερὰς κατ᾽ ἀλωὰς
ἀνδρῶν λικμώντων, ὅτε τε ξανθὴ Δημήτηρ
κρίνηι ἐπειγομένων ἀνέμων καρπόν τε καὶ ἄχνας,
αἳ δ᾽ ὑπολευκαίνονται ἀχυρμιαί· ὣς τότ᾽ Ἀχαιοὶ
λευκοὶ ὕπερθε γένοντο κονισάλωι, ὅν ῥα δι᾽ αὐτῶν
οὐρανὸν ἐς πολύχαλκον ἐπέπληγον πόδες ἵππων
ἂψ ἐπιμισγομένων· ὑπὸ δ᾽ ἔστρεφον ἡνιοχῆες.
οἳ δὲ μένος χειρῶν ἰθὺς φέρον· ἀμφὶ δὲ νύκτα
θοῦρος Ἄρης ἐκάλυψε μάχηι Τρώεσσιν ἀρήγων
πάντοσ᾽ ἐποιχόμενος· τοῦ δ᾽ ἐκραίαινεν ἐφετμὰς
Φοίβου Ἀπόλλωνος χρυσαόρου, ὅς μιν ἀνώγει
Τρωσὶν θυμὸν ἐγεῖραι, ἐπεὶ ἴδε Παλλάδ᾽ Ἀθήνην
οἰχομένην· ἣ γάρ ῥα πέλεν Δαναοῖσιν ἀρηγών.
αὐτὸς δ᾽ Αἰνείαν μάλα πίονος ἐξ ἀδύτοιο
ἧκε, καὶ ἐν στήθεσσι μένος βάλε ποιμένι λαῶν.
Αἰνείας δ᾽ ἑτάροισι μεθίστατο· τοὶ δὲ χάρησαν,
ὡς εἶδον ζωόν τε καὶ ἀρτεμέα προσιόντα
καὶ μένος ἐσθλὸν ἔχοντα· μετάλλησάν γε μὲν οὔ τι.
οὐ γὰρ ἔα πόνος ἄλλος, ὃν ἀργυρότοξος ἔγειρεν
Ἄρης τε βροτολοιγὸς Ἔρις τ᾽ ἄμοτον μεμαυῖα.
τοὺς δ᾽ Αἴαντε δύω καὶ Ὀδυσσεὺς καὶ Διομήδης
ὄτρυνον Δαναοὺς πολεμιζέμεν· οἳ δὲ καὶ αὐτοὶ
οὔτε βίας Τρώων ὑπεδείδισαν οὔτε ἰωκάς,
ἀλλ᾽ ἔμενον νεφέληισιν ἐοικότες ἅς τε Κρονίων
νηνεμίης ἔστησεν ἐπ᾽ ἀκροπόλοισιν ὄρεσσιν
ἀτρέμας, ὄφρ᾽ εὕδηισι μένος Βορέαο καὶ ἄλλων
ζαχρειῶν ἀνέμων, οἵ τε νέφεα σκιόεντα
πνοιῆισιν λιγυρῆισι διασκιδνᾶσιν ἀέντες·
ὣς Δαναοὶ Τρῶας μένον ἔμπεδον οὐδὲ φέβοντο.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ἐφοίτα πολλὰ κελεύων·
ὦ φίλοι ἀνέρες ἔστε καὶ ἄλκιμον ἦτορ ἕλεσθε,
ἀλλήλους τ᾽ αἰδεῖσθε κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας·
αἰδομένων ἀνδρῶν πλέονες σόοι ἠὲ πέφανται·
φευγόντων δ᾽ οὔτ᾽ ἂρ κλέος ὄρνυται οὔτε τις ἀλκή.
ἦ καὶ ἀκόντισε δουρὶ θοῶς, βάλε δὲ πρόμον ἄνδρα
Αἰνείω ἕταρον μεγαθύμου Δηϊκόωντα
Περγασίδην, ὃν Τρῶες ὁμῶς Πριάμοιο τέκεσσι
τῖον, ἐπεὶ θοὸς ἔσκε μετὰ πρώτοισι μάχεσθαι.
τόν ῥα κατ᾽ ἀσπίδα δουρὶ βάλε κρείων Ἀγαμέμνων·
ἣ δ᾽ οὐκ ἔγχος ἔρυτο, διὰ πρὸ δὲ εἴσατο χαλκός,
νειαίρηι δ᾽ ἐν γαστρὶ διὰ ζωστῆρος ἔλασσε·
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας Δαναῶν ἕλεν ἄνδρας ἀρίστους
υἷε Διοκλῆος Κρήθωνά τε Ὀρσίλοχόν τε,
τῶν ῥα πατὴρ μὲν ἔναιεν ἐϋκτιμένηι ἐνὶ Φηρῆι
ἀφνειὸς βιότοιο, γένος δ᾽ ἦν ἐκ ποταμοῖο
Ἀλφειοῦ, ὅς τ᾽ εὐρὺ ῥέει Πυλίων διὰ γαίης,
ὃς τέκετ᾽ Ὀρτίλοχον πολέεσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἄνακτα·
Ὀρτίλοχος δ᾽ ἄρ᾽ ἔτικτε Διοκλῆα μεγάθυμον,
ἐκ δὲ Διοκλῆος διδυμάονε παῖδε γενέσθην,
Κρήθων Ὀρσίλοχός τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἡβήσαντε μελαινάων ἐπὶ νηῶν
Ἴλιον εἰς εὔπωλον ἅμ᾽ Ἀργείοισιν ἑπέσθην,
τιμὴν Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
ἀρνυμένω· τὼ δ᾽ αὖθι τέλος θανάτοιο κάλυψεν.
οἵω τώ γε λέοντε δύω ὄρεος κορυφῆισιν
ἐτραφέτην ὑπὸ μητρὶ βαθείης τάρφεσιν ὕλης·
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἁρπάζοντε βόας καὶ ἴφια μῆλα
σταθμοὺς ἀνθρώπων κεραΐζετον, ὄφρα καὶ αὐτὼ
ἀνδρῶν ἐν παλάμηισι κατέκταθεν ὀξέϊ χαλκῶι·
τοίω τὼ χείρεσσιν ὑπ᾽ Αἰνείαο δαμέντε
καππεσέτην, ἐλάτηισιν ἐοικότες ὑψηλῆισι.
τὼ δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
σείων ἐγχείην· τοῦ δ᾽ ὄτρυνεν μένος Ἄρης,
τὰ φρονέων ἵνα χερσὶν ὑπ᾽ Αἰνείαο δαμείη.
τὸν δ᾽ ἴδεν Ἀντίλοχος μεγαθύμου Νέστορος υἱός,
βῆ δὲ διὰ προμάχων· περὶ γὰρ δίε ποιμένι λαῶν
μή τι πάθοι, μέγα δέ σφας ἀποσφήλειε πόνοιο.
τὼ μὲν δὴ χεῖράς τε καὶ ἔγχεα ὀξυόεντα
ἀντίον ἀλλήλων ἐχέτην μεμαῶτε μάχεσθαι·
Ἀντίλοχος δὲ μάλ᾽ ἄγχι παρίστατο ποιμένι λαῶν.
Αἰνείας δ᾽ οὐ μεῖνε θοός περ ἐὼν πολεμιστὴς
ὡς εἶδεν δύο φῶτε παρ᾽ ἀλλήλοισι μένοντε.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν νεκροὺς ἔρυσαν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν,
τὼ μὲν ἄρα δειλὼ βαλέτην ἐν χερσὶν ἑταίρων,
αὐτὼ δὲ στρεφθέντε μετὰ πρώτοισι μαχέσθην.
ἔνθα Πυλαιμένεα ἑλέτην ἀτάλαντον Ἄρηϊ
ἀρχὸν Παφλαγόνων μεγαθύμων ἀσπιστάων.
τὸν μὲν ἄρ᾽ Ἀτρεΐδης δουρικλειτὸς Μενέλαος
ἑσταότ᾽ ἔγχεϊ νύξε κατὰ κληῗδα τυχήσας·
Ἀντίλοχος δὲ Μύδωνα βάλ᾽ ἡνίοχον θεράποντα
ἐσθλὸν Ἀτυμνιάδην· ὁ δ᾽ ὑπέστρεφε μώνυχας ἵππους·
χερμαδίωι ἀγκῶνα τυχὼν μέσον· ἐκ δ᾽ ἄρα χειρῶν
ἡνία λεύκ᾽ ἐλέφαντι χαμαὶ πέσον ἐν κονίηισιν.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἄρ᾽ ἐπαΐξας ξίφει ἤλασε κόρσην·
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἀσθμαίνων εὐεργέος ἔκπεσε δίφρου
κύμβαχος ἐν κονίηισιν ἐπὶ βρεχμόν τε καὶ ὤμους.
δηθὰ μάλ᾽ ἑστήκει· τύχε γάρ ῥ᾽ ἀμάθοιο βαθείης·
ὄφρ᾽ ἵππω πλήξαντε χαμαὶ βάλον ἐν κονίηισι·
τοὺς ἵμασ᾽ Ἀντίλοχος, μετὰ δὲ στρατὸν ἤλασ᾽ Ἀχαιῶν.
τοὺς δ᾽ Ἕκτωρ ἐνόησε κατὰ στίχας, ὦρτο δ᾽ ἐπ᾽ αὐτοὺς
κεκλήγων· ἅμα δὲ Τρώων εἵποντο φάλαγγες
καρτεραί· ἦρχε δ᾽ ἄρα σφιν Ἄρης καὶ πότνι᾽ Ἐνυώ,
ἣ μὲν ἔχουσα Κυδοιμὸν ἀναιδέα δηϊοτῆτος,
Ἄρης δ᾽ ἐν παλάμηισι πελώριον ἔγχος ἐνώμα,
φοίτα δ᾽ ἄλλοτε μὲν πρόσθ᾽ Ἕκτορος, ἄλλοτ᾽ ὄπισθε.
τὸν δὲ ἰδὼν ῥίγησε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ἀπάλαμνος ἰὼν πολέος πεδίοιο
στήηι ἐπ᾽ ὠκυρόωι ποταμῶι ἅλα δὲ προρέοντι
ἀφρῶι μορμύροντα ἰδών, ἀνά τ᾽ ἔδραμ᾽ ὀπίσσω,
ὣς τότε Τυδεΐδης ἀνεχάζετο, εἶπέ τε λαῶι·
ὦ φίλοι οἷον δὴ θαυμάζομεν Ἕκτορα δῖον
αἰχμητήν τ᾽ ἔμεναι καὶ θαρσαλέον πολεμιστήν·
τῶι δ᾽ αἰεὶ πάρα εἷς γε θεῶν, ὃς λοιγὸν ἀμύνει·
καὶ νῦν οἱ πάρα κεῖνος Ἄρης βροτῶι ἀνδρὶ ἐοικώς.
ἀλλὰ πρὸς Τρῶας τετραμμένοι αἰὲν ὀπίσσω
εἴκετε, μηδὲ θεοῖς μενεαινέμεν ἶφι μάχεσθαι.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, Τρῶες δὲ μάλα σχεδὸν ἤλυθον αὐτῶν.
ἔνθ᾽ Ἕκτωρ δύο φῶτε κατέκτανεν εἰδότε χάρμης
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντε, Μενέσθην Ἀγχίαλόν τε.
τὼ δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰών, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλεν Ἄμφιον Σελάγου υἱόν, ὅς ῥ᾽ ἐνὶ Παισῶι
ναῖε πολυκτήμων πολυλήϊος· ἀλλά ἑ μοῖρα
ἦγ᾽ ἐπικουρήσοντα μετὰ Πρίαμόν τε καὶ υἷας.
τόν ῥα κατὰ ζωστῆρα βάλεν Τελαμώνιος Αἴας,
νειαίρηι δ᾽ ἐν γαστρὶ πάγη δολιχόσκιον ἔγχος,
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἐπέδραμε φαίδιμος Αἴας
τεύχεα συλήσων· Τρῶες δ᾽ ἐπὶ δούρατ᾽ ἔχευαν
ὀξέα παμφανόωντα· σάκος δ᾽ ἀνεδέξατο πολλά.
αὐτὰρ ὁ λὰξ προσβὰς ἐκ νεκροῦ χάλκεον ἔγχος
ἐσπάσατ᾽· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἄλλα δυνήσατο τεύχεα καλὰ
ὤμοιιν ἀφελέσθαι· ἐπείγετο γὰρ βελέεσσι.
δεῖσε δ᾽ ὅ γ᾽ ἀμφίβασιν κρατερὴν Τρώων ἀγερώχων,
οἳ πολλοί τε καὶ ἐσθλοὶ ἐφέστασαν ἔγχε᾽ ἔχοντες,
οἵ ἑ μέγαν περ ἐόντα καὶ ἴφθιμον καὶ ἀγαυὸν
ὦσαν ἀπὸ σφείων· ὁ δὲ χασσάμενος πελεμίχθη.
ὣς οἳ μὲν πονέοντο κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην·
Τληπόλεμον δ᾽ Ἡρακλεΐδην ἠΰν τε μέγαν τε
ὦρσεν ἐπ᾽ ἀντιθέωι Σαρπηδόνι μοῖρα κραταιή.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες
υἱός θ᾽ υἱωνός τε Διὸς νεφεληγερέταο,
τὸν καὶ Τληπόλεμος πρότερος πρὸς μῦθον ἔειπε·
Σαρπῆδον Λυκίων βουληφόρε, τίς τοι ἀνάγκη
πτώσσειν ἐνθάδ᾽ ἐόντι μάχης ἀδαήμονι φωτί;
ψευδόμενοι δέ σέ φασι Διὸς γόνον αἰγιόχοιο
εἶναι, ἐπεὶ πολλὸν κείνων ἐπιδεύεαι ἀνδρῶν
οἳ Διὸς ἐξεγένοντο ἐπὶ προτέρων ἀνθρώπων·
ἀλλ᾽ οἷόν τινά φασι βίην Ἡρακληείην
εἶναι, ἐμὸν πατέρα θρασυμέμνονα θυμολέοντα·
ὅς ποτε δεῦρ᾽ ἐλθὼν ἕνεχ᾽ ἵππων Λαομέδοντος
ἓξ οἴηις σὺν νηυσὶ καὶ ἀνδράσι παυροτέροισιν
Ἰλίου ἐξαλάπαξε πόλιν, χήρωσε δ᾽ ἀγυιάς·
σοὶ δὲ κακὸς μὲν θυμός, ἀποφθινύθουσι δὲ λαοί.
οὐδέ τί σε Τρώεσσιν ὀΐομαι ἄλκαρ ἔσεσθαι
ἐλθόντ᾽ ἐκ Λυκίης, οὐδ᾽ εἰ μάλα καρτερός ἐσσι,
ἀλλ᾽ ὑπ᾽ ἐμοὶ δμηθέντα πύλας Ἀΐδαο περήσειν.
τὸν δ᾽ αὖ Σαρπηδὼν Λυκίων ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
Τληπόλεμ᾽ ἤτοι κεῖνος ἀπώλεσεν Ἴλιον ἱρὴν
ἀνέρος ἀφραδίηισιν ἀγαυοῦ Λαομέδοντος,
ὅς ῥά μιν εὖ ἕρξαντα κακῶι ἠνίπαπε μύθωι,
οὐδ᾽ ἀπέδωχ᾽ ἵππους, ὧν εἵνεκα τηλόθεν ἦλθε.
σοὶ δ᾽ ἐγὼ ἐνθάδε φημὶ φόνον καὶ κῆρα μέλαιναν
ἐξ ἐμέθεν τεύξεσθαι, ἐμῶι δ᾽ ὑπὸ δουρὶ δαμέντα
εὖχος ἐμοὶ δώσειν, ψυχὴν δ᾽ Ἄϊδι κλυτοπώλωι.
ὣς φάτο Σαρπηδών, ὁ δ᾽ ἀνέσχετο μείλινον ἔγχος
Τληπόλεμος· καὶ τῶν μὲν ἁμαρτῆι δούρατα μακρὰ
ἐκ χειρῶν ἤϊξαν· ὁ μὲν βάλεν αὐχένα μέσσον
Σαρπηδών, αἰχμὴ δὲ διαμπερὲς ἦλθ᾽ ἀλεγεινή·
τὸν δὲ κατ᾽ ὀφθαλμῶν ἐρεβεννὴ νὺξ ἐκάλυψε.
Τληπόλεμος δ᾽ ἄρα μηρὸν ἀριστερὸν ἔγχεϊ μακρῶι
βεβλήκειν, αἰχμὴ δὲ διέσσυτο μαιμώωσα
ὀστέω ἐγχριμφθεῖσα, πατὴρ δ᾽ ἔτι λοιγὸν ἄμυνεν.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα δῖοι ἑταῖροι
ἐξέφερον πολέμοιο· βάρυνε δέ μιν δόρυ μακρὸν
ἑλκόμενον· τὸ μὲν οὔ τις ἐπεφράσατ᾽ οὐδὲ νόησε
μηροῦ ἐξερύσαι δόρυ μείλινον ὄφρ᾽ ἐπιβαίη
σπευδόντων· τοῖον γὰρ ἔχον πόνον ἀμφιέποντες.
Τληπόλεμον δ᾽ ἑτέρωθεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἐξέφερον πολέμοιο· νόησε δὲ δῖος Ὀδυσσεὺς
τλήμονα θυμὸν ἔχων, μαίμησε δέ οἱ φίλον ἦτορ·
μερμήριξε δ᾽ ἔπειτα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
ἢ προτέρω Διὸς υἱὸν ἐριγδούποιο διώκοι,
ἦ ὅ γε τῶν πλεόνων Λυκίων ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ὀδυσσῆϊ μεγαλήτορι μόρσιμον ἦεν
ἴφθιμον Διὸς υἱὸν ἀποκτάμεν ὀξέϊ χαλκῶι·
τώ ῥα κατὰ πληθὺν Λυκίων τράπε θυμὸν Ἀθήνη.
ἔνθ᾽ ὅ γε Κοίρανον εἷλεν Ἀλάστορά τε Χρομίον τε
Ἄλκανδρόν θ᾽ Ἅλιόν τε Νοήμονά τε Πρύτανίν τε.
καί νύ κ᾽ ἔτι πλέονας Λυκίων κτάνε δῖος Ὀδυσσεὺς
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
δεῖμα φέρων Δαναοῖσι· χάρη δ᾽ ἄρα οἱ προσιόντι
Σαρπηδὼν Διὸς υἱός, ἔπος δ᾽ ὀλοφυδνὸν ἔειπε·
Πριαμίδη, μὴ δή με ἕλωρ Δαναοῖσιν ἐάσηις
κεῖσθαι, ἀλλ᾽ ἐπάμυνον· ἔπειτά με καὶ λίποι αἰὼν
ἐν πόλει ὑμετέρηι, ἐπεὶ οὐκ ἄρ᾽ ἔμελλον ἔγωγε
νοστήσας οἶκον δὲ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
εὐφρανέειν ἄλοχόν τε φίλην καὶ νήπιον υἱόν.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ,
ἀλλὰ παρήϊξεν λελιημένος ὄφρα τάχιστα
ὤσαιτ᾽ Ἀργείους, πολέων δ᾽ ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα δῖοι ἑταῖροι
εἷσαν ὑπ᾽ αἰγιόχοιο Διὸς περικαλλέϊ φηγῶι·
ἐκ δ᾽ ἄρα οἱ μηροῦ δόρυ μείλινον ὦσε θύραζε
ἴφθιμος Πελάγων, ὅς οἱ φίλος ἦεν ἑταῖρος.
τὸν δ᾽ ἔλιπε ψυχή, κατὰ δ᾽ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς·
αὖτις δ᾽ ἐμπνύνθη, περὶ δὲ πνοιὴ Βορέαο
ζώγρει ἐπιπνείουσα κακῶς κεκαφηότα θυμόν.
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπ᾽ Ἄρηϊ καὶ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι
οὔτε ποτὲ προτρέποντο μελαινάων ἐπὶ νηῶν
οὔτε ποτ᾽ ἀντεφέροντο μάχηι, ἀλλ᾽ αἰὲν ὀπίσσω
χάζονθ᾽, ὡς ἐπύθοντο μετὰ Τρώεσσιν Ἄρηα.
ἔνθα τίνα πρῶτον τίνα δ᾽ ὕστατον ἐξενάριξαν
Ἕκτωρ τε Πριάμοιο πάϊς καὶ χάλκεος Ἄρης;
ἀντίθεον Τεύθραντ᾽, ἐπὶ δὲ πλήξιππον Ὀρέστην,
Τρῆχόν τ᾽ αἰχμητὴν Αἰτώλιον Οἰνόμαόν τε,
Οἰνοπίδην θ᾽ Ἕλενον καὶ Ὀρέσβιον αἰολομίτρην,
ὅς ῥ᾽ ἐν Ὕληι ναίεσκε μέγα πλούτοιο μεμηλώς,
λίμνηι κεκλιμένος Κηφισίδι· πὰρ δέ οἱ ἄλλοι
ναῖον Βοιωτοὶ μάλα πίονα δῆμον ἔχοντες.
τοὺς δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
Ἀργείους ὀλέκοντας ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι,
αὐτίκ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη,
ἦ ῥ᾽ ἅλιον τὸν μῦθον ὑπέστημεν Μενελάωι
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι,
εἰ οὕτω μαίνεσθαι ἐάσομεν οὖλον Ἄρηα.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ νῶϊ μεδώμεθα θούριδος ἀλκῆς.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη.
ἣ μὲν ἐποιχομένη χρυσάμπυκας ἔντυεν ἵππους
Ἥρη πρέσβα θεὰ θυγάτηρ μεγάλοιο Κρόνοιο·
Ἥβη δ᾽ ἀμφ᾽ ὀχέεσσι θοῶς βάλε καμπύλα κύκλα
χάλκεα ὀκτάκνημα σιδηρέωι ἄξονι ἀμφίς.
τῶν ἤτοι χρυσέη ἴτυς ἄφθιτος, αὐτὰρ ὕπερθε
χάλκε᾽ ἐπίσσωτρα προσαρηρότα, θαῦμα ἰδέσθαι·
πλῆμναι δ᾽ ἀργύρου εἰσὶ περίδρομοι ἀμφοτέρωθεν·
δίφρος δὲ χρυσέοισι καὶ ἀργυρέοισιν ἱμᾶσιν
ἐντέταται, δοιαὶ δὲ περίδρομοι ἄντυγές εἰσι.
τοῦ δ᾽ ἐξ ἀργύρεος ῥυμὸς πέλεν· αὐτὰρ ἐπ᾽ ἄκρωι
δῆσε χρύσειον καλὸν ζυγόν, ἐν δὲ λέπαδνα
κάλ᾽ ἔβαλε χρύσει᾽· ὑπὸ δὲ ζυγὸν ἤγαγεν Ἥρη
ἵππους ὠκύποδας, μεμαυῖ᾽ ἔριδος καὶ ἀϋτῆς.
αὐτὰρ Ἀθηναίη κούρη Διὸς αἰγιόχοιο
πέπλον μὲν κατέχευεν ἑανὸν πατρὸς ἐπ᾽ οὔδει
ποικίλον, ὅν ῥ᾽ αὐτὴ ποιήσατο καὶ κάμε χερσίν·
ἣ δὲ χιτῶν᾽ ἐνδῦσα Διὸς νεφεληγερέταο
τεύχεσιν ἐς πόλεμον θωρήσσετο δακρυόεντα.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν
δεινήν, ἣν περὶ μὲν πάντηι Φόβος ἐστεφάνωται,
ἐν δ᾽ Ἔρις, ἐν δ᾽ Ἀλκή, ἐν δὲ κρυόεσσα Ἰωκή,
ἐν δέ τε Γοργείη κεφαλὴ δεινοῖο πελώρου
δεινή τε σμερδνή τε, Διὸς τέρας αἰγιόχοιο.
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἀμφίφαλον κυνέην θέτο τετραφάληρον
χρυσείην, ἑκατὸν πολίων πρυλέεσσ᾽ ἀραρυῖαν·
ἐς δ᾽ ὄχεα φλόγεα ποσὶ βήσετο, λάζετο δ᾽ ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρόν, τῶι δάμνησι στίχας ἀνδρῶν
ἡρώων, οἷσίν τε κοτέσσεται ὀβριμοπάτρη.
Ἥρη δὲ μάστιγι θοῶς ἐπεμαίετ᾽ ἄρ᾽ ἵππους·
αὐτόμαται δὲ πύλαι μύκον οὐρανοῦ ἃς ἔχον Ὧραι,
τῆις ἐπιτέτραπται μέγας οὐρανὸς Οὔλυμπός τε
ἠμὲν ἀνακλῖναι πυκινὸν νέφος ἠδ᾽ ἐπιθεῖναι.
τῆι ῥα δι᾽ αὐτάων κεντρηνεκέας ἔχον ἵππους·
εὗρον δὲ Κρονίωνα θεῶν ἄτερ ἥμενον ἄλλων
ἀκροτάτηι κορυφῆι πολυδειράδος Οὐλύμποιο.
ἔνθ᾽ ἵππους στήσασα θεὰ λευκώλενος Ἥρη
Ζῆν᾽ ὕπατον Κρονίδην ἐξείρετο καὶ προσέειπε·
Ζεῦ πάτερ οὐ νεμεσίζηι Ἄρηι τάδε καρτερὰ ἔργα
ὁσσάτιόν τε καὶ οἷον ἀπώλεσε λαὸν Ἀχαιῶν
μὰψ ἀτὰρ οὐ κατὰ κόσμον ἐμοὶ δ᾽ ἄχος, οἳ δὲ ἕκηλοι
τέρπονται Κύπρίς τε καὶ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ἄφρονα τοῦτον ἀνέντες, ὃς οὔ τινα οἶδε θέμιστα;
Ζεῦ πάτερ ἦ ῥά τί μοι κεχολώσεαι, αἴ κεν Ἄρηα
λυγρῶς πεπληγυῖα μάχης ἐξαποδίωμαι;
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἄγρει μάν οἱ ἔπορσον Ἀθηναίην ἀγελείην,
ἥ ἑ μάλιστ᾽ εἴωθε κακῆις ὀδύνηισι πελάζειν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
μάστιξεν δ᾽ ἵππους· τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
μεσσηγὺς γαίης τε καὶ οὐρανοῦ ἀστερόεντος.
ὅσσον δ᾽ ἠεροειδὲς ἀνὴρ ἴδεν ὀφθαλμοῖσιν
ἥμενος ἐν σκοπιῆι, λεύσσων ἐπὶ οἴνοπα πόντον,
τόσσον ἐπιθρώισκουσι θεῶν ὑψηχέες ἵπποι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Τροίην ἷξον ποταμώ τε ῥέοντε,
ἧχι ῥοὰς Σιμόεις συμβάλλετον ἠδὲ Σκάμανδρος,
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
λύσασ᾽ ἐξ ὀχέων, περὶ δ᾽ ἠέρα πουλὺν ἔχευε·
τοῖσιν δ᾽ ἀμβροσίην Σιμόεις ἀνέτειλε νέμεσθαι.
αἳ δὲ βάτην τρήρωσι πελειάσιν ἴθμαθ᾽ ὁμοῖαι
ἀνδράσιν Ἀργείοισιν ἀλεξέμεναι μεμαυῖαι·
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι πλεῖστοι καὶ ἄριστοι
ἕστασαν ἀμφὶ βίην Διομήδεος ἱπποδάμοιο
εἰλόμενοι λείουσιν ἐοικότες ὠμοφάγοισιν
ἢ συσὶ κάπροισιν, τῶν τε σθένος οὐκ ἀλαπαδνόν,
ἔνθα στᾶσ᾽ ἤϋσε θεὰ λευκώλενος Ἥρη
Στέντορι εἰσαμένη μεγαλήτορι χαλκεοφώνωι,
ὃς τόσον αὐδήσασχ᾽ ὅσον ἄλλοι πεντήκοντα·
αἰδὼς Ἀργεῖοι κάκ᾽ ἐλέγχεα εἶδος ἀγητοί·
ὄφρα μὲν ἐς πόλεμον πωλέσκετο δῖος Ἀχιλλεύς,
οὐδέ ποτε Τρῶες πρὸ πυλάων Δαρδανιάων
οἴχνεσκον· κείνου γὰρ ἐδείδισαν ὄβριμον ἔγχος·
νῦν δὲ ἑκὰς πόλιος κοίληις ἐπὶ νηυσὶ μάχονται.
ὣς εἰποῦσ᾽ ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
Τυδεΐδηι δ᾽ ἐπόρουσε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
εὗρε δὲ τόν γε ἄνακτα παρ᾽ ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν
ἕλκος ἀναψύχοντα τό μιν βάλε Πάνδαρος ἰῶι.
ἱδρὼς γάρ μιν ἔτειρεν ὑπὸ πλατέος τελαμῶνος
ἀσπίδος εὐκύκλου· τῶι τείρετο, κάμνε δὲ χεῖρα,
ἂν δ᾽ ἴσχων τελαμῶνα κελαινεφὲς αἷμ᾽ ἀπομόργνυ.
ἱππείου δὲ θεὰ ζυγοῦ ἥψατο φώνησέν τε·
ἦ ὀλίγον οἷ παῖδα ἐοικότα γείνατο Τυδεύς.
Τυδεύς τοι μικρὸς μὲν ἔην δέμας, ἀλλὰ μαχητής·
καί ῥ᾽ ὅτε πέρ μιν ἐγὼ πολεμίζειν οὐκ εἴασκον
οὐδ᾽ ἐκπαιφάσσειν, ὅτε τ᾽ ἤλυθε νόσφιν Ἀχαιῶν
ἄγγελος ἐς Θήβας πολέας μετὰ Καδμείωνας·
δαίνυσθαί μιν ἄνωγον ἐνὶ μεγάροισιν ἕκηλον·
αὐτὰρ ὁ θυμὸν ἔχων ὃν καρτερὸν ὡς τὸ πάρος περ
κούρους Καδμείων προκαλίζετο, πάντα δ᾽ ἐνίκα
ῥηϊδίως· τοίη οἱ ἐγὼν ἐπιτάρροθος ἦα.
σοὶ δ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ παρά θ᾽ ἵσταμαι ἠδὲ φυλάσσω,
καί σε προφρονέως κέλομαι Τρώεσσι μάχεσθαι·
ἀλλά σευ ἢ κάματος πολυᾶϊξ γυῖα δέδυκεν
ἤ νύ σέ που δέος ἴσχει ἀκήριον· οὐ σύ γ᾽ ἔπειτα
Τυδέος ἔκγονός ἐσσι δαΐφρονος Οἰνεΐδαο.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
γιγνώσκω σε θεὰ θύγατερ Διὸς αἰγιόχοιο·
τώ τοι προφρονέως ἐρέω ἔπος οὐδ᾽ ἐπικεύσω.
οὔτέ τί με δέος ἴσχει ἀκήριον οὔτέ τις ὄκνος,
ἀλλ᾽ ἔτι σέων μέμνημαι ἐφετμέων ἃς ἐπέτειλας·
οὔ μ᾽ εἴας μακάρεσσι θεοῖς ἀντικρὺ μάχεσθαι
τοῖς ἄλλοις· ἀτὰρ εἴ κε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
ἔλθηισ᾽ ἐς πόλεμον, τήν γ᾽ οὐτάμεν ὀξέϊ χαλκῶι.
τοὔνεκα νῦν αὐτός τ᾽ ἀναχάζομαι ἠδὲ καὶ ἄλλους
Ἀργείους ἐκέλευσα ἀλήμεναι ἐνθάδε πάντας·
γιγνώσκω γὰρ Ἄρηα μάχην ἀνὰ κοιρανέοντα.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
Τυδεΐδη Διόμηδες ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι
μήτε σύ γ᾽ Ἄρηα τό γε δείδιθι μήτε τιν᾽ ἄλλον
ἀθανάτων, τοίη τοι ἐγὼν ἐπιτάρροθός εἰμι·
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐπ᾽ Ἄρηϊ πρώτωι ἔχε μώνυχας ἵππους,
τύψον δὲ σχεδίην μηδ᾽ ἅζεο θοῦρον Ἄρηα
τοῦτον μαινόμενον, τυκτὸν κακόν, ἀλλοπρόσαλλον,
ὃς πρώιην μὲν ἐμοί τε καὶ Ἥρηι στεῦτ᾽ ἀγορεύων
Τρωσὶ μαχήσεσθαι, ἀτὰρ Ἀργείοισιν ἀρήξειν,
νῦν δὲ μετὰ Τρώεσσιν ὁμιλεῖ, τῶν δὲ λέλασται.
ὣς φαμένη Σθένελον μὲν ἀφ᾽ ἵππων ὦσε χαμᾶζε,
χειρὶ πάλιν ἐρύσασ᾽, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἐμμαπέως ἀπόρουσεν·
ἣ δ᾽ ἐς δίφρον ἔβαινε παραὶ Διομήδεα δῖον
ἐμμεμαυῖα θεά· μέγα δ᾽ ἔβραχε φήγινος ἄξων
βριθοσύνηι· δεινὴν γὰρ ἄγεν θεὸν ἄνδρά τ᾽ ἄριστον.
λάζετο δὲ μάστιγα καὶ ἡνία Παλλὰς Ἀθήνη·
αὐτίκ᾽ ἐπ᾽ Ἄρηϊ πρώτωι ἔχε μώνυχας ἵππους.
ἤτοι ὁ μὲν Περίφαντα πελώριον ἐξενάριζεν
Αἰτωλῶν ὄχ᾽ ἄριστον Ὀχησίου ἀγλαὸν υἱόν·
τὸν μὲν Ἄρης ἐνάριζε μιαιφόνος· αὐτὰρ Ἀθήνη
δῦν᾽ Ἄϊδος κυνέην, μή μιν ἴδοι ὄβριμος Ἄρης.
ὡς δὲ ἴδε βροτολοιγὸς Ἄρης Διομήδεα δῖον,
ἤτοι ὁ μὲν Περίφαντα πελώριον αὐτόθ᾽ ἔασε
κεῖσθαι ὅθι πρῶτον κτείνων ἐξαίνυτο θυμόν,
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰθὺς Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
πρόσθεν Ἄρης ὠρέξαθ᾽ ὑπὲρ ζυγὸν ἡνία θ᾽ ἵππων
ἔγχεϊ χαλκείωι μεμαὼς ἀπὸ θυμὸν ἑλέσθαι·
καὶ τό γε χειρὶ λαβοῦσα θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη
ὦσεν ὑπὲκ δίφροιο ἐτώσιον ἀϊχθῆναι.
δεύτερος αὖθ᾽ ὡρμᾶτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης
ἔγχεϊ χαλκείωι· ἐπέρεισε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη
νείατον ἐς κενεῶνα ὅθι ζωννύσκετο μίτρηι·
τῆι ῥά μιν οὖτα τυχών, διὰ δὲ χρόα καλὸν ἔδαψεν,
ἐκ δὲ δόρυ σπάσεν αὖτις· ὁ δ᾽ ἔβραχε χάλκεος Ἄρης
ὅσσόν τ᾽ ἐννεάχιλοι ἐπίαχον ἢ δεκάχιλοι
ἀνέρες ἐν πολέμωι ἔριδα ξυνάγοντες Ἄρηος.
τοὺς δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὸ τρόμος εἷλεν Ἀχαιούς τε Τρῶάς τε
δείσαντας· τόσον ἔβραχ᾽ Ἄρης ἆτος πολέμοιο.
οἵη δ᾽ ἐκ νεφέων ἐρεβεννὴ φαίνεται ἀὴρ
καύματος ἐξ ἀνέμοιο δυσαέος ὀρνυμένοιο,
τοῖος Τυδεΐδηι Διομήδεϊ χάλκεος Ἄρης
φαίνεθ᾽ ὁμοῦ νεφέεσσιν ἰὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν.
καρπαλίμως δ᾽ ἵκανε θεῶν ἕδος αἰπὺν Ὄλυμπον,
πὰρ δὲ Διὶ Κρονίωνι καθέζετο θυμὸν ἀχεύων,
δεῖξεν δ᾽ ἄμβροτον αἷμα καταρρέον ἐξ ὠτειλῆς,
καί ῥ᾽ ὀλοφυρόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ζεῦ πάτερ οὐ νεμεσίζηι ὁρῶν τάδε καρτερὰ ἔργα;
αἰεί τοι ῥίγιστα θεοὶ τετληότες εἰμὲν
ἀλλήλων ἰότητι, χάριν ἄνδρεσσι φέροντες.
σοὶ πάντες μαχόμεσθα· σὺ γὰρ τέκες ἄφρονα κούρην
οὐλομένην, ἧι τ᾽ αἰὲν ἀήσυλα ἔργα μέμηλεν.
ἄλλοι μὲν γὰρ πάντες ὅσοι θεοί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι
σοί τ᾽ ἐπιπείθονται καὶ δεδμήμεσθα ἕκαστος·
ταύτην δ᾽ οὔτ᾽ ἔπεϊ προτιβάλλεαι οὔτέ τι ἔργωι,
ἀλλ᾽ ἀνιεῖς, ἐπεὶ αὐτὸς ἐγείναο παῖδ᾽ ἀΐδηλον·
ἣ νῦν Τυδέος υἱὸν ὑπερφίαλον Διομήδεα
μαργαίνειν ἀνέηκεν ἐπ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσι.
Κύπριδα μὲν πρῶτον σχεδὸν οὔτασε χεῖρ᾽ ἐπὶ καρπῶι,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ αὐτῶι μοι ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος·
ἀλλά μ᾽ ὑπήνεικαν ταχέες πόδες· ἦ τέ κε δηρὸν
αὐτοῦ πήματ᾽ ἔπασχον ἐν αἰνῆισιν νεκάδεσσιν,
ἤ κε ζὼς ἀμενηνὸς ἔα χαλκοῖο τυπῆισι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς.
μή τί μοι ἀλλοπρόσαλλε παρεζόμενος μινύριζε.
ἔχθιστος δέ μοί ἐσσι θεῶν οἳ Ὄλυμπον ἔχουσιν·
αἰεὶ γάρ τοι ἔρις τε φίλη πόλεμοί τε μάχαι τε.
μητρός τοι μένος ἐστὶν ἀάσχετον οὐκ ἐπιεικτὸν
Ἥρης· τὴν μὲν ἐγὼ σπουδῆι δάμνημ᾽ ἐπέεσσι·
τώ σ᾽ ὀΐω κείνης τάδε πάσχειν ἐννεσίηισιν.
ἀλλ᾽ οὐ μάν σ᾽ ἔτι δηρὸν ἀνέξομαι ἄλγε᾽ ἔχοντα·
ἐκ γὰρ ἐμεῦ γένος ἐσσί, ἐμοὶ δέ σε γείνατο μήτηρ·
εἰ δέ τευ ἐξ ἄλλου γε θεῶν γένευ ὧδ᾽ ἀΐδηλος
καί κεν δὴ πάλαι ἦσθα ἐνέρτερος Οὐρανιώνων.
ὣς φάτο, καὶ Παιήον᾽ ἀνώγειν ἰήσασθαι.
τῶι δ᾽ ἐπὶ Παιήων ὀδυνήφατα φάρμακα πάσσων
ἠκέσατ᾽· οὐ μὲν γάρ τι καταθνητός γ᾽ ἐτέτυκτο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ὀπὸς γάλα λευκὸν ἐπειγόμενος συνέπηξεν
ὑγρὸν ἐόν, μάλα δ᾽ ὦκα περιτρέφεται κυκόωντι,
ὣς ἄρα καρπαλίμως ἰήσατο θοῦρον Ἄρηα.
τὸν δ᾽ Ἥβη λοῦσεν, χαρίεντα δὲ εἵματα ἕσσε·
πὰρ δὲ Διὶ Κρονίωνι καθέζετο κύδεϊ γαίων.
αἳ δ᾽ αὖτις πρὸς δῶμα Διὸς μεγάλοιο νέοντο
Ἥρη τ᾽ Ἀργείη καὶ Ἀλαλκομενηῒς Ἀθήνη
παύσασαι βροτολοιγὸν Ἄρη᾽ ἀνδροκτασιάων.
Ἰλιάδος Ζ
Ἕκτορος καὶ Ἀνδρομάχης ὁμιλία.
Τρώων δ᾽ οἰώθη καὶ Ἀχαιῶν φύλοπις αἰνή·
πολλὰ δ᾽ ἄρ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθ᾽ ἴθυσε μάχη πεδίοιο
ἀλλήλων ἰθυνομένων χαλκήρεα δοῦρα
μεσσηγὺς Σιμόεντος ἰδὲ Ξάνθοιο ῥοάων.
Αἴας δὲ πρῶτος Τελαμώνιος ἕρκος Ἀχαιῶν
Τρώων ῥῆξε φάλαγγα, φόως δ᾽ ἑτάροισιν ἔθηκεν,
ἄνδρα βαλὼν ὃς ἄριστος ἐνὶ Θρήικεσσι τέτυκτο
υἱὸν Ἐϋσσώρου Ἀκάμαντ᾽ ἠΰν τε μέγαν τε.
τόν ῥ᾽ ἔβαλε πρῶτος κόρυθος φάλον ἱπποδασείης,
ἐν δὲ μετώπωι πῆξε, πέρησε δ᾽ ἄρ᾽ ὀστέον εἴσω
αἰχμὴ χαλκείη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν.
Ἄξυλον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπεφνε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης
Τευθρανίδην, ὃς ἔναιεν ἐϋκτιμένηι ἐν Ἀρίσβηι
ἀφνειὸς βιότοιο, φίλος δ᾽ ἦν ἀνθρώποισι.
πάντας γὰρ φιλέεσκεν ὁδῶι ἔπι οἰκία ναίων.
ἀλλά οἱ οὔ τις τῶν γε τότ᾽ ἤρκεσε λυγρὸν ὄλεθρον
πρόσθεν ὑπαντιάσας, ἀλλ᾽ ἄμφω θυμὸν ἀπηύρα
αὐτὸν καὶ θεράποντα Καλήσιον, ὅς ῥα τόθ᾽ ἵππων
ἔσκεν ὑφηνίοχος· τὼ δ᾽ ἄμφω γαῖαν ἐδύτην.
Δρῆσον δ᾽ Εὐρύαλος καὶ Ὀφέλτιον ἐξενάριξε·
βῆ δὲ μετ᾽ Αἴσηπον καὶ Πήδασον, οὕς ποτε νύμφη
νηῒς Ἀβαρβαρέη τέκ᾽ ἀμύμονι Βουκολίωνι.
Βουκολίων δ᾽ ἦν υἱὸς ἀγαυοῦ Λαομέδοντος
πρεσβύτατος γενεῆι, σκότιον δέ ἑ γείνατο μήτηρ·
ποιμαίνων δ᾽ ἐπ᾽ ὄεσσι μίγη φιλότητι καὶ εὐνῆι,
ἣ δ᾽ ὑποκυσαμένη διδυμάονε γείνατο παῖδε.
καὶ μὲν τῶν ὑπέλυσε μένος καὶ φαίδιμα γυῖα
Μηκιστηϊάδης καὶ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἐσύλα.
Ἀστύαλον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπεφνε μενεπτόλεμος Πολυποίτης·
Πιδύτην δ᾽ Ὀδυσεὺς Περκώσιον ἐξενάριξεν
ἔγχεϊ χαλκείωι, Τεῦκρος δ᾽ Ἀρετάονα δῖον.
Ἀντίλοχος δ᾽ Ἄβληρον ἐνήρατο δουρὶ φαεινῶι
Νεστορίδης, Ἔλατον δὲ ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ναῖε δὲ Σατνιόεντος ἐϋρρείταο παρ᾽ ὄχθας
Πήδασον αἰπεινήν. Φύλακον δ᾽ ἕλε Λήϊτος ἥρως
φεύγοντ᾽· Εὐρύπυλος δὲ Μελάνθιον ἐξενάριξεν.
Ἄδρηστον δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
ζωὸν ἕλ᾽· ἵππω γάρ οἱ ἀτυζομένω πεδίοιο
ὄζωι ἔνι βλαφθέντε μυρικίνωι ἀγκύλον ἅρμα
ἄξαντ᾽ ἐν πρώτωι ῥυμῶι αὐτὼ μὲν ἐβήτην
πρὸς πόλιν, ἧι περ οἱ ἄλλοι ἀτυζόμενοι φοβέοντο,
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο παρὰ τροχὸν ἐξεκυλίσθη
πρηνὴς ἐν κονίηισιν ἐπὶ στόμα· πὰρ δέ οἱ ἔστη
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἔχων δολιχόσκιον ἔγχος.
Ἄδρηστος δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα λαβὼν ἐλίσσετο γούνων·
ζώγρει Ἀτρέος υἱέ, σὺ δ᾽ ἄξια δέξαι ἄποινα·
πολλὰ δ᾽ ἐν ἀφνειοῦ πατρὸς κειμήλια κεῖται
χαλκός τε χρυσός τε πολύκμητός τε σίδηρος,
τῶν κέν τοι χαρίσαιτο πατὴρ ἀπερείσι᾽ ἄποινα
εἴ κεν ἐμὲ ζωὸν πεπύθοιτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἔπειθε·
καὶ δή μιν τάχ᾽ ἔμελλε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
δώσειν ὧι θεράποντι καταξέμεν· ἀλλ᾽ Ἀγαμέμνων
ἀντίος ἦλθε θέων, καὶ ὁμοκλήσας ἔπος ηὔδα·
ὦ πέπον ὦ Μενέλαε, τί ἢ δὲ σὺ κήδεαι οὕτως
ἀνδρῶν; ἦ σοὶ ἄριστα πεποίηται κατὰ οἶκον
πρὸς Τρώων; τῶν μή τις ὑπεκφύγοι αἰπὺν ὄλεθρον
χεῖράς θ᾽ ἡμετέρας, μηδ᾽ ὅν τινα γαστέρι μήτηρ
κοῦρον ἐόντα φέροι, μηδ᾽ ὃς φύγοι, ἀλλ᾽ ἅμα πάντες
Ἰλίου ἐξαπολοίατ᾽ ἀκήδεστοι καὶ ἄφαντοι.
ὣς εἰπὼν ἔτρεψεν ἀδελφειοῦ φρένας ἥρως
αἴσιμα παρειπών· ὁ δ᾽ ἀπὸ ἕθεν ὤσατο χειρὶ
ἥρω᾽ Ἄδρηστον· τὸν δὲ κρείων Ἀγαμέμνων
οὖτα κατὰ λαπάρην· ὁ δ᾽ ἀνετράπετ᾽, Ἀτρεΐδης δὲ
λὰξ ἐν στήθεσι βὰς ἐξέσπασε μείλινον ἔγχος.
Νέστωρ δ᾽ Ἀργείοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
μή τις νῦν ἐνάρων ἐπιβαλλόμενος μετόπισθε
μιμνέτω ὥς κε πλεῖστα φέρων ἐπὶ νῆας ἵκηται,
ἀλλ᾽ ἄνδρας κτείνωμεν· ἔπειτα δὲ καὶ τὰ ἕκηλοι
νεκροὺς ἂμ πεδίον συλήσετε τεθνηῶτας.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ἔνθά κεν αὖτε Τρῶες ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
Ἴλιον εἰσανέβησαν ἀναλκείηισι δαμέντες,
εἰ μὴ ἄρ᾽ Αἰνείαι τε καὶ Ἕκτορι εἶπε παραστὰς
Πριαμίδης Ἕλενος οἰωνοπόλων ὄχ᾽ ἄριστος·
Αἰνεία τε καὶ Ἕκτορ, ἐπεὶ πόνος ὔμμι μάλιστα
Τρώων καὶ Λυκίων ἐγκέκλιται, οὕνεκ᾽ ἄριστοι
πᾶσαν ἐπ᾽ ἰθύν ἐστε μάχεσθαί τε φρονέειν τε,
στῆτ᾽ αὐτοῦ, καὶ λαὸν ἐρυκάκετε πρὸ πυλάων
πάντηι ἐποιχόμενοι πρὶν αὖτ᾽ ἐν χερσὶ γυναικῶν
φεύγοντας πεσέειν, δηΐοισι δὲ χάρμα γενέσθαι.
αὐτὰρ ἐπεί κε φάλαγγας ἐποτρύνητον ἁπάσας,
ἡμεῖς μὲν Δαναοῖσι μαχησόμεθ᾽ αὖθι μένοντες,
καὶ μάλα τειρόμενοί περ· ἀναγκαίη γὰρ ἐπείγει·
Ἕκτορ ἀτὰρ σὺ πόλιν δὲ μετέρχεο, εἰπὲ δ᾽ ἔπειτα
μητέρι σῆι καὶ ἐμῆι· ἣ δὲ ξυνάγουσα γεραιὰς
νηὸν Ἀθηναίης γλαυκώπιδος ἐν πόλει ἄκρηι
οἴξασα κληῗδι θύρας ἱεροῖο δόμοιο
πέπλον, ὅς οἱ δοκέει χαριέστατος ἠδὲ μέγιστος
εἶναι ἐνὶ μεγάρωι καί οἱ πολὺ φίλτατος αὐτῆι,
θεῖναι Ἀθηναίης ἐπὶ γούνασιν ἠϋκόμοιο,
καί οἱ ὑποσχέσθαι δυοκαίδεκα βοῦς ἐνὶ νηῶι
ἤνις ἠκέστας ἱερευσέμεν, αἴ κ᾽ ἐλεήσηι
ἄστύ τε καὶ Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα,
ὥς κεν Τυδέος υἱὸν ἀπόσχηι Ἰλίου ἱρῆς
ἄγριον αἰχμητὴν κρατερὸν μήστωρα φόβοιο,
ὃν δὴ ἐγὼ κάρτιστον Ἀχαιῶν φημι γενέσθαι.
οὐδ᾽ Ἀχιλῆά ποθ᾽ ὧδέ γ᾽ ἐδείδιμεν ὄρχαμον ἀνδρῶν,
ὅν πέρ φασι θεᾶς ἐξέμμεναι· ἀλλ᾽ ὅδε λίην
μαίνεται, οὐδέ τίς οἱ δύναται μένος ἰσοφαρίζειν.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ οὔ τι κασιγνήτωι ἀπίθησεν.
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε,
πάλλων δ᾽ ὀξέα δοῦρα κατὰ στρατὸν ὤιχετο πάντηι
ὀτρύνων μαχέσασθαι, ἔγειρε δὲ φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν·
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπεχώρησαν, λῆξαν δὲ φόνοιο,
φὰν δέ τιν᾽ ἀθανάτων ἐξ οὐρανοῦ ἀστερόεντος
Τρωσὶν ἀλεξήσοντα κατελθέμεν, ὡς ἐλέλιχθεν.
Ἕκτωρ δὲ Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες ὑπέρθυμοι τηλεκλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ βείω προτὶ Ἴλιον, ἠδὲ γέρουσιν
εἴπω βουλευτῆισι καὶ ἡμετέρηις ἀλόχοισι
δαίμοσιν ἀρήσασθαι, ὑποσχέσθαι δ᾽ ἑκατόμβας.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
ἀμφὶ δέ μιν σφυρὰ τύπτε καὶ αὐχένα δέρμα κελαινὸν
ἄντυξ ἣ πυμάτη θέεν ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης.
Γλαῦκος δ᾽ Ἱππολόχοιο πάϊς καὶ Τυδέος υἱὸς
ἐς μέσον ἀμφοτέρων συνίτην μεμαῶτε μάχεσθαι.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντε,
τὸν πρότερος προσέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
τίς δὲ σύ ἐσσι φέριστε καταθνητῶν ἀνθρώπων;
οὐ μὲν γάρ ποτ᾽ ὄπωπα μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
τὸ πρίν· ἀτὰρ μὲν νῦν γε πολὺ προβέβηκας ἁπάντων
σῶι θάρσει, ὅ τ᾽ ἐμὸν δολιχόσκιον ἔγχος ἔμεινας·
δυστήνων δέ τε παῖδες ἐμῶι μένει ἀντιόωσιν.
εἰ δέ τις ἀθανάτων γε κατ᾽ οὐρανοῦ εἰλήλουθας,
οὐκ ἂν ἔγωγε θεοῖσιν ἐπουρανίοισι μαχοίμην.
οὐδὲ γὰρ οὐδὲ Δρύαντος υἱὸς κρατερὸς Λυκόοργος
δὴν ἦν, ὅς ῥα θεοῖσιν ἐπουρανίοισιν ἔριζεν·
ὅς ποτε μαινομένοιο Διωνύσοιο τιθήνας
σεῦε κατ᾽ ἠγάθεον Νυσήϊον· αἳ δ᾽ ἅμα πᾶσαι
θύσθλα χαμαὶ κατέχευαν ὑπ᾽ ἀνδροφόνοιο Λυκούργου
θεινόμεναι βουπλῆγι· Διώνυσος δὲ φοβηθεὶς
δύσεθ᾽ ἁλὸς κατὰ κῦμα, Θέτις δ᾽ ὑπεδέξατο κόλπωι
δειδιότα· κρατερὸς γὰρ ἔχε τρόμος ἀνδρὸς ὁμοκλῆι.
τῶι μὲν ἔπειτ᾽ ὀδύσαντο θεοὶ ῥεῖα ζώοντες,
καί μιν τυφλὸν ἔθηκε Κρόνου πάϊς· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτι δὴν
ἦν, ἐπεὶ ἀθανάτοισιν ἀπήχθετο πᾶσι θεοῖσιν·
οὐδ᾽ ἂν ἐγὼ μακάρεσσι θεοῖς ἐθέλοιμι μάχεσθαι.
εἰ δέ τίς ἐσσι βροτῶν οἳ ἀρούρης καρπὸν ἔδουσιν,
ἆσσον ἴθ᾽ ὥς κεν θᾶσσον ὀλέθρου πείραθ᾽ ἵκηαι.
τὸν δ᾽ αὖθ᾽ Ἱππολόχοιο προσηύδα φαίδιμος υἱός·
Τυδεΐδη μεγάθυμε τί ἢ γενεὴν ἐρεείνεις;
οἵη περ φύλλων γενεὴ τοίη δὲ καὶ ἀνδρῶν.
φύλλα τὰ μέν τ᾽ ἄνεμος χαμάδις χέει, ἄλλα δέ θ᾽ ὕλη
τηλεθόωσα φύει, ἔαρος δ᾽ ἐπιγίγνεται ὥρη·
ὣς ἀνδρῶν γενεὴ ἣ μὲν φύει ἣ δ᾽ ἀπολήγει.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις καὶ ταῦτα δαήμεναι ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ἡμετέρην γενεήν, πολλοὶ δέ μιν ἄνδρες ἴσασιν·
ἔστι πόλις Ἐφύρη μυχῶι Ἄργεος ἱπποβότοιο,
ἔνθα δὲ Σίσυφος ἔσκεν, ὁ κέρδιστος γένετ᾽ ἀνδρῶν,
Σίσυφος Αἰολίδης· ὁ δ᾽ ἄρα Γλαῦκον τέκεθ᾽ υἱόν,
αὐτὰρ Γλαῦκος τίκτεν ἀμύμονα Βελλεροφόντην·
τῶι δὲ θεοὶ κάλλός τε καὶ ἠνορέην ἐρατεινὴν
ὤπασαν· αὐτάρ οἱ Προῖτος κακὰ μήσατο θυμῶι,
ὅς ῥ᾽ ἐκ δήμου ἔλασσεν, ἐπεὶ πολὺ φέρτερος ἦεν,
Ἀργείων· Ζεὺς γάρ οἱ ὑπὸ σκήπτρωι ἐδάμασσε.
τῶι δὲ γυνὴ Προίτου ἐπεμήνατο δῖ᾽ Ἄντεια
κρυπταδίηι φιλότητι μιγήμεναι· ἀλλὰ τὸν οὔ τι
πεῖθ᾽ ἀγαθὰ φρονέοντα δαΐφρονα Βελλεροφόντην.
ἣ δὲ ψευσαμένη Προῖτον βασιλῆα προσηύδα·
τεθναίης ὦ Προῖτ᾽, ἢ κάκτανε Βελλεροφόντην,
ὅς μ᾽ ἔθελεν φιλότητι μιγήμεναι οὐκ ἐθελούσηι.
ὣς φάτο, τὸν δὲ ἄνακτα χόλος λάβεν οἷον ἄκουσε·
κτεῖναι μέν ῥ᾽ ἀλέεινε, σεβάσσατο γὰρ τό γε θυμῶι,
πέμπε δέ μιν Λυκίην δέ, πόρεν δ᾽ ὅ γε σήματα λυγρὰ
γράψας ἐν πίνακι πτυκτῶι θυμοφθόρα πολλά,
δεῖξαι δ᾽ ἠνώγειν ὧι πενθερῶι ὄφρ᾽ ἀπόλοιτο.
αὐτὰρ ὁ βῆ Λυκίην δὲ θεῶν ὑπ᾽ ἀμύμονι πομπῆι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Λυκίην ἷξε Ξάνθόν τε ῥέοντα,
προφρονέως μιν τῖεν ἄναξ Λυκίης εὐρείης·
ἐννῆμαρ ξείνισσε καὶ ἐννέα βοῦς ἱέρευσεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ δεκάτη ἐφάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠὼς
καὶ τότε μιν ἐρέεινε καὶ ἤιτεε σῆμα ἰδέσθαι
ὅττί ῥά οἱ γαμβροῖο πάρα Προίτοιο φέροιτο.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ σῆμα κακὸν παρεδέξατο γαμβροῦ,
πρῶτον μέν ῥα Χίμαιραν ἀμαιμακέτην ἐκέλευσε
πεφνέμεν· ἣ δ᾽ ἄρ᾽ ἔην θεῖον γένος οὐδ᾽ ἀνθρώπων,
πρόσθε λέων, ὄπιθεν δὲ δράκων, μέσση δὲ χίμαιρα,
δεινὸν ἀποπνείουσα πυρὸς μένος αἰθομένοιο,
καὶ τὴν μὲν κατέπεφνε θεῶν τεράεσσι πιθήσας.
δεύτερον αὖ Σολύμοισι μαχέσσατο κυδαλίμοισι·
καρτίστην δὴ τήν γε μάχην φάτο δύμεναι ἀνδρῶν.
τὸ τρίτον αὖ κατέπεφνεν Ἀμαζόνας ἀντιανείρας.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἀνερχομένωι πυκινὸν δόλον ἄλλον ὕφαινε·
κρίνας ἐκ Λυκίης εὐρείης φῶτας ἀρίστους
εἷσε λόχον· τοὶ δ᾽ οὔ τι πάλιν οἶκον δὲ νέοντο·
πάντας γὰρ κατέπεφνεν ἀμύμων Βελλεροφόντης.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ γίγνωσκε θεοῦ γόνον ἠῢν ἐόντα
αὐτοῦ μιν κατέρυκε, δίδου δ᾽ ὅ γε θυγατέρα ἥν,
δῶκε δέ οἱ τιμῆς βασιληΐδος ἥμισυ πάσης·
καὶ μέν οἱ Λύκιοι τέμενος τάμον ἔξοχον ἄλλων
καλὸν φυταλιῆς καὶ ἀρούρης, ὄφρα νέμοιτο.
ἣ δ᾽ ἔτεκε τρία τέκνα δαΐφρονι Βελλεροφόντηι
Ἴσανδρόν τε καὶ Ἱππόλοχον καὶ Λαοδάμειαν.
Λαοδαμείηι μὲν παρελέξατο μητίετα Ζεύς,
ἣ δ᾽ ἔτεκ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα χαλκοκορυστήν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ καὶ κεῖνος ἀπήχθετο πᾶσι θεοῖσιν,
ἤτοι ὁ κὰπ πεδίον τὸ Ἀλήϊον οἶος ἀλᾶτο
ὃν θυμὸν κατέδων, πάτον ἀνθρώπων ἀλεείνων·
Ἴσανδρον δέ οἱ υἱὸν Ἄρης ἆτος πολέμοιο
μαρνάμενον Σολύμοισι κατέκτανε κυδαλίμοισι·
τὴν δὲ χολωσαμένη χρυσήνιος Ἄρτεμις ἔκτα.
Ἱππόλοχος δέ μ᾽ ἔτικτε, καὶ ἐκ τοῦ φημι γενέσθαι·
πέμπε δέ μ᾽ ἐς Τροίην, καί μοι μάλα πόλλ᾽ ἐπέτελλεν
αἰὲν ἀριστεύειν καὶ ὑπείροχον ἔμμεναι ἄλλων,
μηδὲ γένος πατέρων αἰσχυνέμεν, οἳ μέγ᾽ ἄριστοι
ἔν τ᾽ Ἐφύρηι ἐγένοντο καὶ ἐν Λυκίηι εὐρείηι.
ταύτης τοι γενεῆς τε καὶ αἵματος εὔχομαι εἶναι.
ὣς φάτο, γήθησεν δὲ βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ἔγχος μὲν κατέπηξεν ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
αὐτὰρ ὁ μειλιχίοισι προσηύδα ποιμένα λαῶν·
ἦ ῥά νύ μοι ξεῖνος πατρώϊός ἐσσι παλαιός·
Οἰνεὺς γάρ ποτε δῖος ἀμύμονα Βελλεροφόντην
ξείνισ᾽ ἐνὶ μεγάροισιν ἐείκοσιν ἤματ᾽ ἐρύξας·
οἳ δὲ καὶ ἀλλήλοισι πόρον ξεινήϊα καλά·
Οἰνεὺς μὲν ζωστῆρα δίδου φοίνικι φαεινόν,
Βελλεροφόντης δὲ χρύσεον δέπας ἀμφικύπελλον
καί μιν ἐγὼ κατέλειπον ἰὼν ἐν δώμασ᾽ ἐμοῖσι.
Τυδέα δ᾽ οὐ μέμνημαι, ἐπεί μ᾽ ἔτι τυτθὸν ἐόντα
κάλλιφ᾽, ὅτ᾽ ἐν Θήβηισιν ἀπώλετο λαὸς Ἀχαιῶν.
τὼ νῦν σοὶ μὲν ἐγὼ ξεῖνος φίλος Ἄργεϊ μέσσωι
εἰμί, σὺ δ᾽ ἐν Λυκίηι ὅτε κεν τῶν δῆμον ἵκωμαι.
ἔγχεα δ᾽ ἀλλήλων ἀλεώμεθα καὶ δι᾽ ὁμίλου·
πολλοὶ μὲν γὰρ ἐμοὶ Τρῶες κλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
κτείνειν ὅν κε θεός γε πόρηι καὶ ποσσὶ κιχείω,
πολλοὶ δ᾽ αὖ σοὶ Ἀχαιοὶ ἐναιρέμεν ὅν κε δύνηαι.
τεύχεα δ᾽ ἀλλήλοις ἐπαμείψομεν, ὄφρα καὶ οἵδε
γνῶσιν ὅτι ξεῖνοι πατρώϊοι εὐχόμεθ᾽ εἶναι.
ὣς ἄρα φωνήσαντε καθ᾽ ἵππων ἀΐξαντε
χεῖράς τ᾽ ἀλλήλων λαβέτην καὶ πιστώσαντο·
ἔνθ᾽ αὖτε Γλαύκωι Κρονίδης φρένας ἐξέλετο Ζεύς,
ὃς πρὸς Τυδεΐδην Διομήδεα τεύχε᾽ ἄμειβε
χρύσεα χαλκείων, ἑκατόμβοι᾽ ἐννεαβοίων.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς Σκαιάς τε πύλας καὶ φηγὸν ἵκανεν,
ἀμφ᾽ ἄρα μιν Τρώων ἄλοχοι θέον ἠδὲ θύγατρες
εἰρόμεναι παῖδάς τε κασιγνήτους τε ἔτας τε
καὶ πόσιας· ὁ δ᾽ ἔπειτα θεοῖς εὔχεσθαι ἀνώγει
πάσας ἑξείης· πολλῆισι δὲ κήδε᾽ ἐφῆπτο.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Πριάμοιο δόμον περικαλλέ᾽ ἵκανε
ξεστῆις αἰθούσηισι τετυγμένον· αὐτὰρ ἐν αὐτῶι
πεντήκοντ᾽ ἔνεσαν θάλαμοι ξεστοῖο λίθοιο
πλησίον ἀλλήλων δεδμημένοι, ἔνθα δὲ παῖδες
κοιμῶντο Πριάμοιο παρὰ μνηστῆις ἀλόχοισι,
κουράων δ᾽ ἑτέρωθεν ἐναντίοι ἔνδοθεν αὐλῆς
δώδεκ᾽ ἔσαν τέγεοι θάλαμοι ξεστοῖο λίθοιο
πλησίον ἀλλήλων δεδμημένοι, ἔνθα δὲ γαμβροὶ
κοιμῶντο Πριάμοιο παρ᾽ αἰδοίηις ἀλόχοισιν·
ἔνθά οἱ ἠπιόδωρος ἐναντίη ἤλυθε μήτηρ
Λαοδίκην ἐσάγουσα θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην·
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον τίπτε λιπὼν πόλεμον θρασὺν εἰλήλουθας;
ἦ μάλα δὴ τείρουσι δυσώνυμοι υἷες Ἀχαιῶν
μαρνάμενοι περὶ ἄστυ· σὲ δ᾽ ἐνθάδε θυμὸς ἀνῆκεν
ἐλθόντ᾽ ἐξ ἄκρης πόλιος Διὶ χεῖρας ἀνασχεῖν.
ἀλλὰ μέν᾽ ὄφρά κέ τοι μελιηδέα οἶνον ἐνείκω,
ὡς σπείσηις Διὶ πατρὶ καὶ ἄλλοις ἀθανάτοισι
πρῶτον, ἔπειτα δὲ καὐτὸς ὀνήσεαι αἴ κε πίηισθα.
ἀνδρὶ δὲ κεκμηῶτι μένος μέγα οἶνος ἀέξει,
ὡς τύνη κέκμηκας ἀμύνων σοῖσιν ἔτηισι.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
μή μοι οἶνον ἄειρε μελίφρονα πότνια μῆτερ,
μή μ᾽ ἀπογυιώσηις μένεος, ἀλκῆς τε λάθωμαι·
χερσὶ δ᾽ ἀνίπτοισιν Διὶ λείβειν αἴθοπα οἶνον
ἅζομαι· οὐδέ πηι ἔστι κελαινεφέϊ Κρονίωνι
αἵματι καὶ λύθρωι πεπαλαγμένον εὐχετάασθαι.
ἀλλὰ σὺ μὲν πρὸς νηὸν Ἀθηναίης ἀγελείης
ἔρχεο σὺν θυέεσσιν ἀολλίσσασα γεραιάς·
πέπλον δ᾽, ὅς τίς τοι χαριέστατος ἠδὲ μέγιστος
ἔστιν ἐνὶ μεγάρωι καί τοι πολὺ φίλτατος αὐτῆι,
τὸν θὲς Ἀθηναίης ἐπὶ γούνασιν ἠϋκόμοιο,
καί οἱ ὑποσχέσθαι δυοκαίδεκα βοῦς ἐνὶ νηῶι
ἤνις ἠκέστας ἱερευσέμεν, αἴ κ᾽ ἐλεήσηι
ἄστύ τε καὶ Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα,
αἴ κεν Τυδέος υἱὸν ἀπόσχηι Ἰλίου ἱρῆς
ἄγριον αἰχμητὴν κρατερὸν μήστωρα φόβοιο.
ἀλλὰ σὺ μὲν πρὸς νηὸν Ἀθηναίης ἀγελείης
ἔρχευ, ἐγὼ δὲ Πάριν μετελεύσομαι ὄφρα καλέσσω
αἴ κ᾽ ἐθέληισ᾽ εἰπόντος ἀκουέμεν· ὥς κέ οἱ αὖθι
γαῖα χάνοι· μέγα γάρ μιν Ὀλύμπιος ἔτρεφε πῆμα
Τρωσί τε καὶ Πριάμωι μεγαλήτορι τοῖό τε παισίν.
εἰ κεῖνόν γε ἴδοιμι κατελθόντ᾽ Ἄϊδος εἴσω
φαίην κε φρέν᾽ ἀτέρπου ὀϊζύος ἐκλελαθέσθαι.
ὣς ἔφαθ᾽, ἣ δὲ μολοῦσα ποτὶ μέγαρ᾽ ἀμφιπόλοισι
κέκλετο· ταὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἀόλλισσαν κατὰ ἄστυ γεραιάς.
αὐτὴ δ᾽ ἐς θάλαμον κατεβήσετο κηώεντα,
ἔνθ᾽ ἔσάν οἱ πέπλοι παμποίκιλα ἔργα γυναικῶν
Σιδονίων, τὰς αὐτὸς Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
ἤγαγε Σιδονίηθεν ἐπιπλὼς εὐρέα πόντον,
τὴν ὁδὸν ἣν Ἑλένην περ ἀνήγαγεν εὐπατέρειαν·
τῶν ἕν᾽ ἀειραμένη Ἑκάβη φέρε δῶρον Ἀθήνηι,
ὃς κάλλιστος ἔην ποικίλμασιν ἠδὲ μέγιστος,
ἀστὴρ δ᾽ ὣς ἀπέλαμπεν· ἔκειτο δὲ νείατος ἄλλων.
βῆ δ᾽ ἰέναι, πολλαὶ δὲ μετεσσεύοντο γεραιαί.
αἳ δ᾽ ὅτε νηὸν ἵκανον Ἀθήνης ἐν πόλει ἄκρηι,
τῆισι θύρας ὤϊξε Θεανὼ καλλιπάρηιος
Κισσηῒς ἄλοχος Ἀντήνορος ἱπποδάμοιο·
τὴν γὰρ Τρῶες ἔθηκαν Ἀθηναίης ἱέρειαν.
αἳ δ᾽ ὀλολυγῆι πᾶσαι Ἀθήνηι χεῖρας ἀνέσχον·
ἣ δ᾽ ἄρα πέπλον ἑλοῦσα Θεανὼ καλλιπάρηιος
θῆκεν Ἀθηναίης ἐπὶ γούνασιν ἠϋκόμοιο,
εὐχομένη δ᾽ ἠρᾶτο Διὸς κούρηι μεγάλοιο·
πότνι᾽ Ἀθηναίη ἐρυσίπτολι δῖα θεάων
ἆξον δὴ ἔγχος Διομήδεος, ἠδὲ καὶ αὐτὸν
πρηνέα δὸς πεσέειν Σκαιῶν προπάροιθε πυλάων,
ὄφρά τοι αὐτίκα νῦν δυοκαίδεκα βοῦς ἐνὶ νηῶι
ἤνις ἠκέστας ἱερεύσομεν, αἴ κ᾽ ἐλεήσηις
ἄστύ τε καὶ Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχομένη, ἀνένευε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη.
ὣς αἳ μέν ῥ᾽ εὔχοντο Διὸς κούρηι μεγάλοιο,
Ἕκτωρ δὲ πρὸς δώματ᾽ Ἀλεξάνδροιο βεβήκει
καλά, τά ῥ᾽ αὐτὸς ἔτευξε σὺν ἀνδράσιν οἳ τότ᾽ ἄριστοι
ἦσαν ἐνὶ Τροίηι ἐριβώλακι τέκτονες ἄνδρες,
οἵ οἱ ἐποίησαν θάλαμον καὶ δῶμα καὶ αὐλὴν
ἐγγύθι τε Πριάμοιο καὶ Ἕκτορος ἐν πόλει ἄκρηι.
ἔνθ᾽ Ἕκτωρ εἰσῆλθε Διῒ φίλος, ἐν δ᾽ ἄρα χειρὶ
ἔγχος ἔχ᾽ ἑνδεκάπηχυ· πάροιθε δὲ λάμπετο δουρὸς
αἰχμὴ χαλκείη, περὶ δὲ χρύσεος θέε πόρκης.
τὸν δ᾽ εὗρ᾽ ἐν θαλάμωι περικαλλέα τεύχε᾽ ἕποντα
ἀσπίδα καὶ θώρηκα, καὶ ἀγκύλα τόξ᾽ ἁφόωντα·
Ἀργείη δ᾽ Ἑλένη μετ᾽ ἄρα δμωιῆισι γυναιξὶν
ἧστο καὶ ἀμφιπόλοισι περικλυτὰ ἔργα κέλευε.
τὸν δ᾽ Ἕκτωρ νείκεσσεν ἰδὼν αἰσχροῖς ἐπέεσσι·
δαιμόνι᾽ οὐ μὲν καλὰ χόλον τόνδ᾽ ἔνθεο θυμῶι,
λαοὶ μὲν φθινύθουσι περὶ πτόλιν αἰπύ τε τεῖχος
μαρνάμενοι· σέο δ᾽ εἵνεκ᾽ ἀϋτή τε πτόλεμός τε
ἄστυ τόδ᾽ ἀμφιδέδηε· σὺ δ᾽ ἂν μαχέσαιο καὶ ἄλλωι,
ὅν τινά που μεθιέντα ἴδοις στυγεροῦ πολέμοιο.
ἀλλ᾽ ἄνα μὴ τάχα ἄστυ πυρὸς δηΐοιο θέρηται.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
Ἕκτορ ἐπεί με κατ᾽ αἶσαν ἐνείκεσας οὐδ᾽ ὑπὲρ αἶσαν,
τοὔνεκά τοι ἐρέω· σὺ δὲ σύνθεο καί μευ ἄκουσον·
οὔ τοι ἐγὼ Τρώων τόσσον χόλωι οὐδὲ νεμέσσι
ἥμην ἐν θαλάμωι, ἔθελον δ᾽ ἄχεϊ προτραπέσθαι.
νῦν δέ με παρειποῦσ᾽ ἄλοχος μαλακοῖς ἐπέεσσιν
ὅρμησ᾽ ἐς πόλεμον· δοκέει δέ μοι ὧδε καὶ αὐτῶι
λώϊον ἔσσεσθαι· νίκη δ᾽ ἐπαμείβεται ἄνδρας.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἐπίμεινον, Ἀρήϊα τεύχεα δύω·
ἢ ἴθ᾽, ἐγὼ δὲ μέτειμι· κιχήσεσθαι δέ σ᾽ ὀΐω.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
τὸν δ᾽ Ἑλένη μύθοισι προσηύδα μειλιχίοισι·
δᾶερ ἐμεῖο κυνὸς κακομηχάνου ὀκρυοέσσης,
ὥς μ᾽ ὄφελ᾽ ἤματι τῶι ὅτε με πρῶτον τέκε μήτηρ
οἴχεσθαι προφέρουσα κακὴ ἀνέμοιο θύελλα
εἰς ὄρος ἢ εἰς κῦμα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης,
ἔνθά με κῦμ᾽ ἀπόερσε πάρος τάδε ἔργα γενέσθαι.
αὐτὰρ ἐπεὶ τάδε γ᾽ ὧδε θεοὶ κακὰ τεκμήραντο,
ἀνδρὸς ἔπειτ᾽ ὤφελλον ἀμείνονος εἶναι ἄκοιτις,
ὃς ἤιδη νέμεσίν τε καὶ αἴσχεα πόλλ᾽ ἀνθρώπων.
τούτωι δ᾽ οὔτ᾽ ἂρ νῦν φρένες ἔμπεδοι οὔτ᾽ ἄρ᾽ ὀπίσσω
ἔσσονται· τὼ καί μιν ἐπαυρήσεσθαι ὀΐω.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν εἴσελθε καὶ ἕζεο τῶιδ᾽ ἐπὶ δίφρωι
δᾶερ, ἐπεί σε μάλιστα πόνος φρένας ἀμφιβέβηκεν
εἵνεκ᾽ ἐμεῖο κυνὸς καὶ Ἀλεξάνδρου ἕνεκ᾽ ἄτης,
οἷσιν ἐπὶ Ζεὺς θῆκε κακὸν μόρον, ὡς καὶ ὀπίσσω
ἀνθρώποισι πελώμεθ᾽ ἀοίδιμοι ἐσσομένοισι.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ
μή με κάθιζ᾽ Ἑλένη φιλέουσά περ· οὐδέ με πείσεις·
ἤδη γάρ μοι θυμὸς ἐπέσσυται ὄφρ᾽ ἐπαμύνω
Τρώεσσ᾽, οἳ μέγ᾽ ἐμεῖο ποθὴν ἀπεόντος ἔχουσιν.
ἀλλὰ σύ γ᾽ ὄρνυθι τοῦτον, ἐπειγέσθω δὲ καὶ αὐτός,
ὥς κεν ἔμ᾽ ἔντοσθεν πόλιος καταμάρψηι ἐόντα.
καὶ γὰρ ἐγὼν οἶκον δὲ ἐλεύσομαι ὄφρα ἴδωμαι
οἰκῆας ἄλοχόν τε φίλην καὶ νήπιον υἱόν.
οὐ γὰρ οἶδ᾽ εἰ ἔτι σφιν ὑπότροπος ἵξομαι αὖτις,
ἦ ἤδη μ᾽ ὑπὸ χερσὶ θεοὶ δαμόωσιν Ἀχαιῶν.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκανε δόμους εὖ ναιετάοντας,
οὐδ᾽ εὗρ᾽ Ἀνδρομάχην λευκώλενον ἐν μεγάροισιν,
ἀλλ᾽ ἥ γε ξὺν παιδὶ καὶ ἀμφιπόλωι ἐϋπέπλωι
πύργωι ἐφεστήκει γοόωσά τε μυρομένη τε.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς οὐκ ἔνδον ἀμύμονα τέτμεν ἄκοιτιν
ἔστη ἐπ᾽ οὐδὸν ἰών, μετὰ δὲ δμωιῆισιν ἔειπεν·
εἰ δ᾽ ἄγε μοι δμωιαὶ νημερτέα μυθήσασθε·
πῆι ἔβη Ἀνδρομάχη λευκώλενος ἐκ μεγάροιο;
ἠέ πηι ἐς γαλόων ἢ εἰνατέρων ἐϋπέπλων
ἢ ἐς Ἀθηναίης ἐξοίχεται, ἔνθά περ ἄλλαι
Τρωιαὶ ἐϋπλόκαμοι δεινὴν θεὸν ἱλάσκονται;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ ὀτρηρὴ ταμίη πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ ἐπεὶ μάλ᾽ ἄνωγας ἀληθέα μυθήσασθαι,
οὔτέ πηι ἐς γαλόων οὔτ᾽ εἰνατέρων ἐϋπέπλων
οὔτ᾽ ἐς Ἀθηναίης ἐξοίχεται, ἔνθά περ ἄλλαι
Τρωιαὶ ἐϋπλόκαμοι δεινὴν θεὸν ἱλάσκονται,
ἀλλ᾽ ἐπὶ πύργον ἔβη μέγαν Ἰλίου, οὕνεκ᾽ ἄκουσε
τείρεσθαι Τρῶας, μέγα δὲ κράτος εἶναι Ἀχαιῶν.
ἣ μὲν δὴ πρὸς τεῖχος ἐπειγομένη ἀφικάνει
μαινομένηι ἐϊκυῖα· φέρει δ᾽ ἅμα παῖδα τιθήνη.
ἦ ῥα γυνὴ ταμίη, ὁ δ᾽ ἀπέσσυτο δώματος Ἕκτωρ
τὴν αὐτὴν ὁδὸν αὖτις ἐϋκτιμένας κατ᾽ ἀγυιάς.
εὖτε πύλας ἵκανε διερχόμενος μέγα ἄστυ
Σκαιάς, τῆι ἄρ᾽ ἔμελλε διεξίμεναι πεδίον δέ,
ἔνθ᾽ ἄλοχος πολύδωρος ἐναντίη ἦλθε θέουσα
Ἀνδρομάχη θυγάτηρ μεγαλήτορος Ἠετίωνος
Ἠετίων ὃς ἔναιεν ὑπὸ Πλάκωι ὑληέσσηι
Θήβηι Ὑποπλακίηι Κιλίκεσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἀνάσσων·
τοῦ περ δὴ θυγάτηρ ἔχεθ᾽ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι.
ἥ οἱ ἔπειτ᾽ ἤντησ᾽, ἅμα δ᾽ ἀμφίπολος κίεν αὐτῆι
παῖδ᾽ ἐπὶ κόλπωι ἔχουσ᾽ ἀταλάφρονα νήπιον αὔτως
Ἑκτορίδην ἀγαπητὸν ἀλίγκιον ἀστέρι καλῶι,
τόν ῥ᾽ Ἕκτωρ καλέεσκε Σκαμάνδριον, αὐτὰρ οἱ ἄλλοι
Ἀστυάνακτ᾽· οἶος γὰρ ἐρύετο Ἴλιον Ἕκτωρ.
ἤτοι ὁ μὲν μείδησεν ἰδὼν ἐς παῖδα σιωπῆι·
Ἀνδρομάχη δέ οἱ ἄγχι παρίστατο δάκρυ χέουσα,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
δαιμόνιε φθίσει σε τὸ σὸν μένος, οὐδ᾽ ἐλεαίρεις
παῖδά τε νηπίαχον καὶ ἔμ᾽ ἄμμορον, ἣ τάχα χήρη
σεῦ ἔσομαι· τάχα γάρ σε κατακτανέουσιν Ἀχαιοὶ
πάντες ἐφορμηθέντες· ἐμοὶ δέ κε κέρδιον εἴη
σεῦ ἀφαμαρτούσηι χθόνα δύμεναι· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἄλλη
ἔσται θαλπωρὴ ἐπεὶ ἂν σύ γε πότμον ἐπίσπηις
ἀλλ᾽ ἄχε᾽· οὐδέ μοι ἔστι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ.
ἤτοι γὰρ πατέρ᾽ ἁμὸν ἀπέκτανε δῖος Ἀχιλλεύς,
ἐκ δὲ πόλιν πέρσεν Κιλίκων εὖ ναιετάουσαν
Θήβην ὑψίπυλον· κατὰ δ᾽ ἔκτανεν Ἠετίωνα,
οὐδέ μιν ἐξενάριξε, σεβάσσατο γὰρ τό γε θυμῶι,
ἀλλ᾽ ἄρα μιν κατέκηε σὺν ἔντεσι δαιδαλέοισιν
ἠδ᾽ ἐπὶ σῆμ᾽ ἔχεεν· περὶ δὲ πτελέας ἐφύτευσαν
νύμφαι ὀρεστιάδες κοῦραι Διὸς αἰγιόχοιο.
οἳ δέ μοι ἑπτὰ κασίγνητοι ἔσαν ἐν μεγάροισιν
οἳ μὲν πάντες ἰῶι κίον ἤματι Ἄϊδος εἴσω·
πάντας γὰρ κατέπεφνε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
βουσὶν ἐπ᾽ εἰλιπόδεσσι καὶ ἀργεννῆις ὀΐεσσι.
μητέρα δ᾽, ἣ βασίλευεν ὑπὸ Πλάκωι ὑληέσσηι,
τὴν ἐπεὶ ἂρ δεῦρ᾽ ἤγαγ᾽ ἅμ᾽ ἄλλοισι κτεάτεσσιν,
ἂψ ὅ γε τὴν ἀπέλυσε λαβὼν ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
πατρὸς δ᾽ ἐν μεγάροισι βάλ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα.
Ἕκτορ ἀτὰρ σύ μοί ἐσσι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
ἠδὲ κασίγνητος, σὺ δέ μοι θαλερὸς παρακοίτης·
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἐλέαιρε καὶ αὐτοῦ μίμν᾽ ἐπὶ πύργωι,
μὴ παῖδ᾽ ὀρφανικὸν θήηις χήρην τε γυναῖκα·
λαὸν δὲ στῆσον παρ᾽ ἐρινεόν, ἔνθα μάλιστα
ἀμβατός ἐστι πόλις καὶ ἐπίδρομον ἔπλετο τεῖχος.
τρὶς γὰρ τῆι γ᾽ ἐλθόντες ἐπειρήσανθ᾽ οἱ ἄριστοι
ἀμφ᾽ Αἴαντε δύω καὶ ἀγακλυτὸν Ἰδομενῆα
ἠδ᾽ ἀμφ᾽ Ἀτρεΐδας καὶ Τυδέος ἄλκιμον υἱόν·
ἤ πού τίς σφιν ἔνισπε θεοπροπίων ἐῢ εἰδώς,
ἤ νυ καὶ αὐτῶν θυμὸς ἐποτρύνει καὶ ἀνώγει.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
ἦ καὶ ἐμοὶ τάδε πάντα μέλει γύναι· ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
αἰδέομαι Τρῶας καὶ Τρωιάδας ἑλκεσιπέπλους,
αἴ κε κακὸς ὣς νόσφιν ἀλυσκάζω πολέμοιο·
οὐδέ με θυμὸς ἄνωγεν, ἐπεὶ μάθον ἔμμεναι ἐσθλὸς
αἰεὶ καὶ πρώτοισι μετὰ Τρώεσσι μάχεσθαι
ἀρνύμενος πατρός τε μέγα κλέος ἠδ᾽ ἐμὸν αὐτοῦ.
εὖ γὰρ ἐγὼ τόδε οἶδα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν·
ἔσσεται ἦμαρ ὅτ᾽ ἄν ποτ᾽ ὀλώληι Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐϋμμελίω Πριάμοιο.
ἀλλ᾽ οὔ μοι Τρώων τόσσον μέλει ἄλγος ὀπίσσω,
οὔτ᾽ αὐτῆς Ἑκάβης οὔτε Πριάμοιο ἄνακτος
οὔτε κασιγνήτων, οἵ κεν πολέες τε καὶ ἐσθλοὶ
ἐν κονίηισι πέσοιεν ὑπ᾽ ἀνδράσι δυσμενέεσσιν,
ὅσσον σεῦ, ὅτε κέν τις Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
δακρυόεσσαν ἄγηται ἐλεύθερον ἦμαρ ἀπούρας·
καί κεν ἐν Ἄργει ἐοῦσα πρὸς ἄλλης ἱστὸν ὑφαίνοις,
καί κεν ὕδωρ φορέοις Μεσσηΐδος ἢ Ὑπερείης
πόλλ᾽ ἀεκαζομένη, κρατερὴ δ᾽ ἐπικείσετ᾽ ἀνάγκη·
καί ποτέ τις εἴπηισιν ἰδὼν κατὰ δάκρυ χέουσαν·
Ἕκτορος ἥδε γυνὴ ὃς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι
Τρώων ἱπποδάμων ὅτε Ἴλιον ἀμφεμάχοντο.
ὥς ποτέ τις ἐρέει· σοὶ δ᾽ αὖ νέον ἔσσεται ἄλγος
χήτεϊ τοιοῦδ᾽ ἀνδρὸς ἀμύνειν δούλιον ἦμαρ.
ἀλλά με τεθνηῶτα χυτὴ κατὰ γαῖα καλύπτοι
πρίν γέ τι σῆς τε βοῆς σοῦ θ᾽ ἑλκηθμοῖο πυθέσθαι.
ὣς εἰπὼν οὗ παιδὸς ὀρέξατο φαίδιμος Ἕκτωρ·
ἂψ δ᾽ ὁ πάϊς πρὸς κόλπον ἐϋζώνοιο τιθήνης
ἐκλίνθη ἰάχων πατρὸς φίλου ὄψιν ἀτυχθεὶς
ταρβήσας χαλκόν τε ἰδὲ λόφον ἱππιοχαίτην,
δεινὸν ἀπ᾽ ἀκροτάτης κόρυθος νεύοντα νοήσας.
ἐκ δ᾽ ἐγέλασσε πατήρ τε φίλος καὶ πότνια μήτηρ·
αὐτίκ᾽ ἀπὸ κρατὸς κόρυθ᾽ εἵλετο φαίδιμος Ἕκτωρ,
καὶ τὴν μὲν κατέθηκεν ἐπὶ χθονὶ παμφανόωσαν·
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὃν φίλον υἱὸν ἐπεὶ κύσε πῆλέ τε χερσὶν
εἶπε δ᾽ ἐπευξάμενος Διί τ᾽ ἄλλοισίν τε θεοῖσι·
Ζεῦ ἄλλοι τε θεοὶ δότε δὴ καὶ τόνδε γενέσθαι
παῖδ᾽ ἐμὸν ὡς καὶ ἐγώ περ ἀριπρεπέα Τρώεσσιν,
ὧδε βίην τ᾽ ἀγαθόν, καὶ Ἰλίου ἶφι ἀνάσσειν·
καί ποτέ τις εἴποι πατρός γ᾽ ὅδε πολλὸν ἀμείνων
ἐκ πολέμου ἀνιόντα· φέροι δ᾽ ἔναρα βροτόεντα
κτείνας δήϊον ἄνδρα, χαρείη δὲ φρένα μήτηρ.
ὣς εἰπὼν ἀλόχοιο φίλης ἐν χερσὶν ἔθηκε
παῖδ᾽ ἑόν· ἣ δ᾽ ἄρα μιν κηώδεϊ δέξατο κόλπωι
δακρυόεν γελάσασα· πόσις δ᾽ ἐλέησε νοήσας,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
δαιμονίη μή μοί τι λίην ἀκαχίζεο θυμῶι·
οὐ γάρ τίς μ᾽ ὑπὲρ αἶσαν ἀνὴρ Ἄϊδι προϊάψει·
μοῖραν δ᾽ οὔ τινά φημι πεφυγμένον ἔμμεναι ἀνδρῶν,
οὐ κακὸν οὐδὲ μὲν ἐσθλόν, ἐπὴν τὰ πρῶτα γένηται.
ἀλλ᾽ εἰς οἶκον ἰοῦσα τὰ σ᾽ αὐτῆς ἔργα κόμιζε
ἱστόν τ᾽ ἠλακάτην τε, καὶ ἀμφιπόλοισι κέλευε
ἔργον ἐποίχεσθαι· πόλεμος δ᾽ ἄνδρεσσι μελήσει
πᾶσι, μάλιστα δ᾽ ἐμοί, τοὶ Ἰλίωι ἐγγεγάασιν.
ὣς ἄρα φωνήσας κόρυθ᾽ εἵλετο φαίδιμος Ἕκτωρ
ἵππουριν· ἄλοχος δὲ φίλη οἶκον δὲ βεβήκει
ἐντροπαλιζομένη, θαλερὸν κατὰ δάκρυ χέουσα.
αἶψα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἵκανε δόμους εὖ ναιετάοντας
Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο, κιχήσατο δ᾽ ἔνδοθι πολλὰς
ἀμφιπόλους, τῆισιν δὲ γόον πάσηισιν ἐνῶρσεν.
αἳ μὲν ἔτι ζωὸν γόον Ἕκτορα ὧι ἐνὶ οἴκωι·
οὐ γάρ μιν ἔτ᾽ ἔφαντο ὑπότροπον ἐκ πολέμοιο
ἵξεσθαι προφυγόντα μένος καὶ χεῖρας Ἀχαιῶν.
οὐδὲ Πάρις δήθυνεν ἐν ὑψηλοῖσι δόμοισιν,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽, ἐπεὶ κατέδυ κλυτὰ τεύχεα ποικίλα χαλκῶι,
σεύατ᾽ ἔπειτ᾽ ἀνὰ ἄστυ ποσὶ κραιπνοῖσι πεποιθώς.
ὡς δ᾽ ὅτε τις στατὸς ἵππος ἀκοστήσας ἐπὶ φάτνηι
δεσμὸν ἀπορρήξας θείηι πεδίοιο κροαίνων
εἰωθὼς λούεσθαι ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
κυδιόων· ὑψοῦ δὲ κάρη ἔχει, ἀμφὶ δὲ χαῖται
ὤμοις ἀΐσσονται· ὁ δ᾽ ἀγλαΐηφι πεποιθὼς
ῥίμφά ἑ γοῦνα φέρει μετά τ᾽ ἤθεα καὶ νομὸν ἵππων·
ὣς υἱὸς Πριάμοιο Πάρις κατὰ Περγάμου ἄκρης
τεύχεσι παμφαίνων ὥς τ᾽ ἠλέκτωρ ἐβεβήκει
καγχαλόων, ταχέες δὲ πόδες φέρον· αἶψα δ᾽ ἔπειτα
Ἕκτορα δῖον ἔτετμεν ἀδελφεὸν εὖτ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλε
στρέψεσθ᾽ ἐκ χώρης ὅθι ἧι ὀάριζε γυναικί.
τὸν πρότερος προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
ἠθεῖ᾽ ἦ μάλα δή σε καὶ ἐσσύμενον κατερύκω
δηθύνων, οὐδ᾽ ἦλθον ἐναίσιμον ὡς ἐκέλευες;
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
δαιμόνι᾽ οὐκ ἄν τίς τοι ἀνὴρ ὃς ἐναίσιμος εἴη
ἔργον ἀτιμήσειε μάχης, ἐπεὶ ἄλκιμός ἐσσι·
ἀλλὰ ἑκὼν μεθιεῖς τε καὶ οὐκ ἐθέλεις· τὸ δ᾽ ἐμὸν κῆρ
ἄχνυται ἐν θυμῶι, ὅθ᾽ ὑπὲρ σέθεν αἴσχε᾽ ἀκούω
πρὸς Τρώων, οἳ ἔχουσι πολὺν πόνον εἵνεκα σεῖο.
ἀλλ᾽ ἴομεν· τὰ δ᾽ ὄπισθεν ἀρεσσόμεθ᾽, αἴ κέ ποθι Ζεὺς
δώηι ἐπουρανίοισι θεοῖς αἰειγενέτηισι
κρητῆρα στήσασθαι ἐλεύθερον ἐν μεγάροισιν
ἐκ Τροίης ἐλάσαντας ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
Ἰλιάδος Η
Ἕκτορος καὶ Αἴαντος μονομαχία ·
Ὣς εἰπὼν πυλέων ἐξέσσυτο φαίδιμος Ἕκτωρ,
τῶι δ᾽ ἅμ᾽ Ἀλέξανδρος κί᾽ ἀδελφεός· ἐν δ᾽ ἄρα θυμῶι
ἀμφότεροι μέμασαν πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
ὡς δὲ θεὸς ναύτηισιν ἐελδομένοισιν ἔδωκεν
οὖρον, ἐπεί κε κάμωσιν ἐϋξέστηις ἐλάτηισι
πόντον ἐλαύνοντες, καμάτωι δ᾽ ὑπὸ γυῖα λέλυνται,
ὣς ἄρα τὼ Τρώεσσιν ἐελδομένοισι φανήτην.
ἔνθ᾽ ἑλέτην ὁ μὲν υἱὸν Ἀρηϊθόοιο ἄνακτος
Ἄρνηι ναιετάοντα Μενέσθιον, ὃν κορυνήτης
γείνατ᾽ Ἀρηΐθοος καὶ Φυλομέδουσα βοῶπις·
Ἕκτωρ δ᾽ Ἠϊονῆα βάλ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι
αὐχέν᾽ ὑπὸ στεφάνης εὐχάλκου, λύντο δὲ γυῖα.
Γλαῦκος δ᾽ Ἱππολόχοιο πάϊς Λυκίων ἀγὸς ἀνδρῶν
Ἰφίνοον βάλε δουρὶ κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην
Δεξιάδην ἵππων ἐπιάλμενον ὠκειάων
ὦμον· ὁ δ᾽ ἐξ ἵππων χαμάδις πέσε, λύντο δὲ γυῖα.
τοὺς δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη
Ἀργείους ὀλέκοντας ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι,
βῆ ῥα κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα
Ἴλιον εἰς ἱερήν· τῆι δ᾽ ἀντίος ὄρνυτ᾽ Ἀπόλλων
Περγάμου ἐκκατιδών, Τρώεσσι δὲ βούλετο νίκην·
ἀλλήλοισι δὲ τώ γε συναντέσθην παρὰ φηγῶι.
τὴν πρότερος προσέειπεν ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
τίπτε σὺ δ᾽ αὖ μεμαυῖα Διὸς θύγατερ μεγάλοιο
ἦλθες ἀπ᾽ Οὐλύμποιο, μέγας δέ σε θυμὸς ἀνῆκεν;
ἦ ἵνα δὴ Δαναοῖσι μάχης ἑτεραλκέα νίκην
δῶις; ἐπεὶ οὔ τι Τρῶας ἀπολλυμένους ἐλεαίρεις.
ἀλλ᾽ εἴ μοί τι πίθοιο τό κεν πολὺ κέρδιον εἴη·
νῦν μὲν παύσωμεν πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα
σήμερον· ὕστερον αὖτε μαχήσοντ᾽ εἰς ὅ κε τέκμωρ
Ἰλίου εὕρωσιν, ἐπεὶ ὣς φίλον ἔπλετο θυμῶι
ὑμῖν ἀθανάτηισι, διαπραθέειν τόδε ἄστυ.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ὧδ᾽ ἔστω ἑκάεργε· τὰ γὰρ φρονέουσα καὶ αὐτὴ
ἦλθον ἀπ᾽ Οὐλύμποιο μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ἄγε πῶς μέμονας πόλεμον καταπαυσέμεν ἀνδρῶν;
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Ἕκτορος ὄρσωμεν κρατερὸν μένος ἱπποδάμοιο,
ἤν τινά που Δαναῶν προκαλέσσεται οἰόθεν οἶος
ἀντίβιον μαχέσασθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι,
οἳ δέ κ᾽ ἀγασσάμενοι χαλκοκνήμιδες Ἀχαιοὶ
οἶον ἐπόρσειαν πολεμίζειν Ἕκτορι δίωι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη.
τῶν δ᾽ Ἕλενος Πριάμοιο φίλος παῖς σύνθετο θυμῶι
βουλήν, ἥ ῥα θεοῖσιν ἐφήνδανε μητιόωσι·
στῆ δὲ παρ᾽ Ἕκτορ᾽ ἰὼν καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ υἱὲ Πριάμοιο Διὶ μῆτιν ἀτάλαντε
ἦ ῥά νύ μοί τι πίθοιο, κασίγνητος δέ τοί εἰμι·
ἄλλους μὲν κάθισον Τρῶας καὶ πάντας Ἀχαιούς,
αὐτὸς δὲ προκάλεσσαι Ἀχαιῶν ὅς τις ἄριστος
ἀντίβιον μαχέσασθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι·
οὐ γάρ πώ τοι μοῖρα θανεῖν καὶ πότμον ἐπισπεῖν·
ὣς γὰρ ἐγὼ ὄπ᾽ ἄκουσα θεῶν αἰειγενετάων.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ αὖτε χάρη μέγα μῦθον ἀκούσας,
καί ῥ᾽ ἐς μέσσον ἰὼν Τρώων ἀνέεργε φάλαγγας,
μέσσου δουρὸς ἑλών· οἳ δ᾽ ἱδρύνθησαν ἅπαντες.
κὰδ δ᾽ Ἀγαμέμνων εἷσεν ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς·
κὰδ δ᾽ ἄρ᾽ Ἀθηναίη τε καὶ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ἑζέσθην ὄρνισιν ἐοικότες αἰγυπιοῖσι
φηγῶι ἐφ᾽ ὑψηλῆι πατρὸς Διὸς αἰγιόχοιο
ἀνδράσι τερπόμενοι· τῶν δὲ στίχες εἵατο πυκναὶ
ἀσπίσι καὶ κορύθεσσι καὶ ἔγχεσι πεφρικυῖαι.
οἵη δὲ Ζεφύροιο ἐχεύατο πόντον ἔπι φρὶξ
ὀρνυμένοιο νέον, μελάνει δέ τε πόντος ὑπ᾽ αὐτῆς,
τοῖαι ἄρα στίχες εἵατ᾽ Ἀχαιῶν τε Τρώων τε
ἐν πεδίωι· Ἕκτωρ δὲ μετ᾽ ἀμφοτέροισιν ἔειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.
ὅρκια μὲν Κρονίδης ὑψίζυγος οὐκ ἐτέλεσσεν,
ἀλλὰ κακὰ φρονέων τεκμαίρεται ἀμφοτέροισιν
εἰς ὅ κεν ἢ ὑμεῖς Τροίην εὔπυργον ἕλητε
ἢ αὐτοὶ παρὰ νηυσὶ δαμείετε ποντοπόροισιν.
ὑμῖν δ᾽ ἐν γὰρ ἔασιν ἀριστῆες Παναχαιῶν·
τῶν νῦν ὅν τινα θυμὸς ἐμοὶ μαχέσασθαι ἀνώγει
δεῦρ᾽ ἴτω ἐκ πάντων πρόμος ἔμμεναι Ἕκτορι δίωι.
ὧδε δὲ μυθέομαι, Ζεὺς δ᾽ ἄμμ᾽ ἐπιμάρτυρος ἔστω·
εἰ μέν κεν ἐμὲ κεῖνος ἕληι ταναήκεϊ χαλκῶι,
τεύχεα συλήσας φερέτω κοίλας ἐπὶ νῆας,
σῶμα δὲ οἴκαδ᾽ ἐμὸν δόμεναι πάλιν, ὄφρα πυρός με
Τρῶες καὶ Τρώων ἄλοχοι λελάχωσι θανόντα.
εἰ δέ κ᾽ ἐγὼ τὸν ἕλω, δώηι δέ μοι εὖχος Ἀπόλλων,
τεύχεα σύλησας οἴσω προτὶ Ἴλιον ἱρήν,
καὶ κρεμόω προτὶ νηὸν Ἀπόλλωνος ἑκάτοιο,
τὸν δὲ νέκυν ἐπὶ νῆας ἐϋσσέλμους ἀποδώσω,
ὄφρά ἑ ταρχύσωσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοί,
σῆμά τέ οἱ χεύωσιν ἐπὶ πλατεῖ Ἑλλησπόντωι.
καί ποτέ τις εἴπηισι καὶ ὀψιγόνων ἀνθρώπων
νηῒ πολυκλήϊδι πλέων ἐπὶ οἴνοπα πόντον·
ἀνδρὸς μὲν τόδε σῆμα πάλαι κατατεθνηῶτος,
ὅν ποτ᾽ ἀριστεύοντα κατέκτανε φαίδιμος Ἕκτωρ.
ὥς ποτέ τις ἐρέει· τὸ δ᾽ ἐμὸν κλέος οὔ ποτ᾽ ὀλεῖται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἱ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι·
αἴδεσθεν μὲν ἀνήνασθαι, δεῖσαν δ᾽ ὑποδέχθαι·
ὀψὲ δὲ δὴ Μενέλαος ἀνίστατο καὶ μετέειπε
νείκει ὀνειδίζων, μέγα δὲ στεναχίζετο θυμῶι·
ὤ μοι ἀπειλητῆρες Ἀχαιΐδες οὐκέτ᾽ Ἀχαιοί·
ἦ μὲν δὴ λώβη τάδε γ᾽ ἔσσεται αἰνόθεν αἰνῶς
εἰ μή τις Δαναῶν νῦν Ἕκτορος ἀντίος εἶσιν.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς μὲν πάντες ὕδωρ καὶ γαῖα γένοισθε
ἥμενοι αὖθι ἕκαστοι ἀκήριοι ἀκλεὲς αὔτως·
τῶιδε δ᾽ ἐγὼν αὐτὸς θωρήξομαι· αὐτὰρ ὕπερθε
νίκης πείρατ᾽ ἔχονται ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσιν.
ὣς ἄρα φωνήσας κατεδύσετο τεύχεα καλά.
ἔνθά κέ τοι Μενέλαε φάνη βιότοιο τελευτὴ
Ἕκτορος ἐν παλάμηισιν, ἐπεὶ πολὺ φέρτερος ἦεν,
εἰ μὴ ἀναΐξαντες ἕλον βασιλῆες Ἀχαιῶν,
αὐτός τ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
δεξιτερῆς ἕλε χειρὸς ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
ἀφραίνεις Μενέλαε διοτρεφές, οὐδέ τί σε χρὴ
ταύτης ἀφροσύνης· ἀνὰ δὲ σχέο κηδόμενός περ,
μηδ᾽ ἔθελ᾽ ἐξ ἔριδος σεῦ ἀμείνονι φωτὶ μάχεσθαι
Ἕκτορι Πριαμίδηι, τόν τε στυγέουσι καὶ ἄλλοι.
καὶ δ᾽ Ἀχιλεὺς τούτωι γε μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
ἔρριγ᾽ ἀντιβολῆσαι, ὅ περ σέο πολλὸν ἀμείνων.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν ἵζευ ἰὼν μετὰ ἔθνος ἑταίρων,
τούτωι δὲ πρόμον ἄλλον ἀναστήσουσιν Ἀχαιοί.
εἴ περ ἀδειής τ᾽ ἐστὶ καὶ εἰ μόθου ἔστ᾽ ἀκόρητος,
φημί μιν ἀσπασίως γόνυ κάμψειν, αἴ κε φύγηισι
δηΐου ἐκ πολέμοιο καὶ αἰνῆς δηϊοτῆτος.
ὣς εἰπὼν παρέπεισεν ἀδελφειοῦ φρένας ἥρως
αἴσιμα παρειπών, ὁ δ᾽ ἐπείθετο· τοῦ μὲν ἔπειτα
γηθόσυνοι θεράποντες ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕλοντο·
Νέστωρ δ᾽ Ἀργείοισιν ἀνίστατο καὶ μετέειπεν·
ὢ πόποι ἦ μέγα πένθος Ἀχαιΐδα γαῖαν ἱκάνει.
ἦ κε μέγ᾽ οἰμώξειε γέρων ἱππηλάτα Πηλεὺς
ἐσθλὸς Μυρμιδόνων βουληφόρος ἠδ᾽ ἀγορητής,
ὅς ποτέ μ᾽ εἰρόμενος μέγ᾽ ἐγήθεεν ὧι ἐνὶ οἴκωι
πάντων Ἀργείων ἐρέων γενεήν τε τόκον τε.
τοὺς νῦν εἰ πτώσσοντας ὑφ᾽ Ἕκτορι πάντας ἀκούσαι,
πολλά κεν ἀθανάτοισι φίλας ἀνὰ χεῖρας ἀείραι
θυμὸν ἀπὸ μελέων δῦναι δόμον Ἄϊδος εἴσω.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
ἡβῶιμ᾽ ὡς ὅτ᾽ ἐπ᾽ ὠκυρόωι Κελάδοντι μάχοντο
ἀγρόμενοι Πύλιοί τε καὶ Ἀρκάδες ἐγχεσίμωροι
Φειᾶς πὰρ τείχεσσιν Ἰαρδάνου ἀμφὶ ῥέεθρα.
τοῖσι δ᾽ Ἐρευθαλίων πρόμος ἵστατο ἰσόθεος φὼς
τεύχε᾽ ἔχων ὤμοισιν Ἀρηϊθόοιο ἄνακτος
δίου Ἀρηϊθόου, τὸν ἐπίκλησιν κορυνήτην
ἄνδρες κίκλησκον καλλίζωνοί τε γυναῖκες
οὕνεκ᾽ ἄρ᾽ οὐ τόξοισι μαχέσκετο δουρί τε μακρῶι,
ἀλλὰ σιδηρείηι κορύνηι ῥήγνυσκε φάλαγγας.
τὸν Λυκόοργος ἔπεφνε δόλωι, οὔ τι κράτεΐ γε,
στεινωπῶι ἐν ὁδῶι ὅθ᾽ ἄρ᾽ οὐ κορύνη οἱ ὄλεθρον
χραῖσμε σιδηρείη· πρὶν γὰρ Λυκόοργος ὑποφθὰς
δουρὶ μέσον περόνησεν, ὁ δ᾽ ὕπτιος οὔδει ἐρείσθη·
τεύχεα δ᾽ ἐξενάριξε, τά οἱ πόρε χάλκεος Ἄρης.
καὶ τὰ μὲν αὐτὸς ἔπειτα φόρει μετὰ μῶλον Ἄρηος·
αὐτὰρ ἐπεὶ Λυκόοργος ἐνὶ μεγάροισιν ἐγήρα,
δῶκε δ᾽ Ἐρευθαλίωνι φίλωι θεράποντι φορῆναι·
τοῦ ὅ γε τεύχε᾽ ἔχων προκαλίζετο πάντας ἀρίστους.
οἳ δὲ μάλ᾽ ἐτρόμεον καὶ ἐδείδισαν, οὐδέ τις ἔτλη·
ἀλλ᾽ ἐμὲ θυμὸς ἀνῆκε πολυτλήμων πολεμίζειν
θάρσεϊ ὧι· γενεῆι δὲ νεώτατος ἔσκον ἁπάντων·
καὶ μαχόμην οἱ ἐγώ, δῶκεν δέ μοι εὖχος Ἀθήνη.
τὸν δὴ μήκιστον καὶ κάρτιστον κτάνον ἄνδρα·
πολλὸς γάρ τις ἔκειτο παρήορος ἔνθα καὶ ἔνθα.
εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι, βίη δέ μοι ἔμπεδος εἴη·
τώ κε τάχ᾽ ἀντήσειε μάχης κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὑμέων δ᾽ οἵ περ ἔασιν ἀριστῆες Παναχαιῶν
οὐδ᾽ οἳ προφρονέως μέμαθ᾽ Ἕκτορος ἀντίον ἐλθεῖν.
ὣς νείκεσσ᾽ ὁ γέρων, οἳ δ᾽ ἐννέα πάντες ἀνέσταν.
ὦρτο πολὺ πρῶτος μὲν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
τῶι δ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδης ὦρτο κρατερὸς Διομήδης,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Αἴαντες θοῦριν ἐπιειμένοι ἀλκήν,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Ἰδομενεὺς καὶ ὀπάων Ἰδομενῆος
Μηριόνης ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Εὐρύπυλος Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός,
ἂν δὲ Θόας Ἀνδραιμονίδης καὶ δῖος Ὀδυσσεύς·
πάντες ἄρ᾽ οἵ γ᾽ ἔθελον πολεμίζειν Ἕκτορι δίωι.
τοῖς δ᾽ αὖτις μετέειπε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
κλήρωι νῦν πεπάλασθε διαμπερὲς ὅς κε λάχηισιν·
οὗτος γὰρ δὴ ὀνήσει ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς,
καὶ δ᾽ αὐτὸς ὃν θυμὸν ὀνήσεται αἴ κε φύγηισι
δηΐου ἐκ πολέμοιο καὶ αἰνῆς δηϊοτῆτος.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ κλῆρον ἐσημήναντο ἕκαστος,
ἐν δ᾽ ἔβαλον κυνέηι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο.
λαοὶ δ᾽ ἠρήσαντο, θεοῖσι δὲ χεῖρας ἀνέσχον·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ ἢ Αἴαντα λαχεῖν, ἢ Τυδέος υἱόν,
ἢ αὐτὸν βασιλῆα πολυχρύσοιο Μυκήνης.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, πάλλεν δὲ Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ,
ἐκ δ᾽ ἔθορε κλῆρος κυνέης ὃν ἄρ᾽ ἤθελον αὐτοὶ
Αἴαντος· κῆρυξ δὲ φέρων ἀν᾽ ὅμιλον ἁπάντηι
δεῖξ᾽ ἐνδέξια πᾶσιν ἀριστήεσσιν Ἀχαιῶν.
οἳ δ᾽ οὐ γιγνώσκοντες ἀπηνήναντο ἕκαστος.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸν ἵκανε φέρων ἀν᾽ ὅμιλον ἁπάντηι
ὅς μιν ἐπιγράψας κυνέηι βάλε φαίδιμος Αἴας,
ἤτοι ὑπέσχεθε χεῖρ᾽, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔμβαλεν ἄγχι παραστάς,
γνῶ δὲ κλήρου σῆμα ἰδών, γήθησε δὲ θυμῶι.
τὸν μὲν πὰρ πόδ᾽ ἑὸν χαμάδις βάλε φώνησέν τε·
ὦ φίλοι ἤτοι κλῆρος ἐμός, χαίρω δὲ καὶ αὐτὸς
θυμῶι, ἐπεὶ δοκέω νικησέμεν Ἕκτορα δῖον.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ πολεμήϊα τεύχεα δύω,
τόφρ᾽ ὑμεῖς εὔχεσθε Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι
σιγῆι ἐφ᾽ ὑμείων ἵνα μὴ Τρῶές γε πύθωνται,
ἠὲ καὶ ἀμφαδίην, ἐπεὶ οὔ τινα δείδιμεν ἔμπης·
οὐ γάρ τίς με βίηι γε ἑκὼν ἀέκοντα δίηται
οὐδέ τι ἰδρείηι, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ νήϊδά γ᾽ οὕτως
ἔλπομαι ἐν Σαλαμῖνι γενέσθαι τε τραφέμεν τε.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ εὔχοντο Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε
δὸς νίκην Αἴαντι καὶ ἀγλαὸν εὖχος ἀρέσθαι·
εἰ δὲ καὶ Ἕκτορά περ φιλέεις καὶ κήδεαι αὐτοῦ,
ἴσην ἀμφοτέροισι βίην καὶ κῦδος ὄπασσον.
ὣς ἄρ᾽ ἔφαν, Αἴας δὲ κορύσσετο νώροπι χαλκῶι.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντα περὶ χροῒ ἕσσατο τεύχεα,
σεύατ᾽ ἔπειθ᾽ οἷός τε πελώριος ἔρχεται Ἄρης,
ὅς τ᾽ εἶσιν πόλεμον δὲ μετ᾽ ἀνέρας οὕς τε Κρονίων
θυμοβόρου ἔριδος μένεϊ ξυνέηκε μάχεσθαι.
τοῖος ἄρ᾽ Αἴας ὦρτο πελώριος ἕρκος Ἀχαιῶν
μειδιόων βλοσυροῖσι προσώπασι· νέρθε δὲ ποσσὶν
ἤϊε μακρὰ βιβάς, κραδάων δολιχόσκιον ἔγχος.
τὸν δὲ καὶ Ἀργεῖοι μὲν ἐγήθεον εἰσορόωντες,
Τρῶας δὲ τρόμος αἰνὸς ὑπήλυθε γυῖα ἕκαστον,
Ἕκτορί τ᾽ αὐτῶι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι πάτασσεν·
ἀλλ᾽ οὔ πως ἔτι εἶχεν ὑποτρέσαι οὐδ᾽ ἀναδῦναι
ἂψ λαῶν ἐς ὅμιλον, ἐπεὶ προκαλέσσατο χάρμηι.
Αἴας δ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε φέρων σάκος ἠΰτε πύργον
χάλκεον ἑπταβόειον, ὅ οἱ Τυχίος κάμε τεύχων
σκυτοτόμων ὄχ᾽ ἄριστος Ὕληι ἔνι οἰκία ναίων,
ὅς οἱ ἐποίησεν σάκος αἰόλον ἑπταβόειον
ταύρων ζατρεφέων, ἐπὶ δ᾽ ὄγδοον ἤλασε χαλκόν.
τὸ πρόσθε στέρνοιο φέρων Τελαμώνιος Αἴας
στῆ ῥα μάλ᾽ Ἕκτορος ἐγγύς, ἀπειλήσας δὲ προσηύδα·
Ἕκτορ νῦν μὲν δὴ σάφα εἴσεαι οἰόθεν οἶος
οἷοι καὶ Δαναοῖσιν ἀριστῆες μετέασι
καὶ μετ᾽ Ἀχιλλῆα ῥηξήνορα θυμολέοντα.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν νήεσσι κορωνίσι ποντοπόροισι
κεῖτ᾽ ἀπομηνίσας Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν·
ἡμεῖς δ᾽ εἰμὲν τοῖοι οἳ ἂν σέθεν ἀντιάσαιμεν
καὶ πολέες· ἀλλ᾽ ἄρχε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Αἶαν διογενὲς Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν
μή τί μευ ἠΰτε παιδὸς ἀφαυροῦ πειρήτιζε
ἠὲ γυναικός, ἣ οὐκ οἶδεν πολεμήϊα ἔργα.
αὐτὰρ ἐγὼν εὖ οἶδα μάχας τ᾽ ἀνδροκτασίας τε·
οἶδ᾽ ἐπὶ δεξιά, οἶδ᾽ ἐπ᾽ ἀριστερὰ νωμῆσαι βῶν
ἀζαλέην, τό μοι ἔστι ταλαύρινον πολεμίζειν·
οἶδα δ᾽ ἐπαΐξαι μόθον ἵππων ὠκειάων·
οἶδα δ᾽ ἐνὶ σταδίηι δηΐωι μέλπεσθαι Ἄρηϊ.
ἀλλ᾽ οὐ γάρ σ᾽ ἐθέλω βαλέειν τοιοῦτον ἐόντα
λάθρηι ὀπιπεύσας, ἀλλ᾽ ἀμφαδόν, αἴ κε τύχωμι.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Αἴαντος δεινὸν σάκος ἑπταβόειον
ἀκρότατον κατὰ χαλκόν, ὃς ὄγδοος ἦεν ἐπ᾽ αὐτῶι.
ἓξ δὲ διὰ πτύχας ἦλθε δαΐζων χαλκὸς ἀτειρής,
ἐν τῆι δ᾽ ἑβδομάτηι ῥινῶι σχέτο· δεύτερος αὖτε
Αἴας διογενὴς προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλε Πριαμίδαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην.
διὰ μὲν ἀσπίδος ἦλθε φαεινῆς ὄβριμον ἔγχος,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο·
ἀντικρὺ δὲ παραὶ λαπάρην διάμησε χιτῶνα
ἔγχος· ὁ δ᾽ ἐκλίνθη καὶ ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν.
τὼ δ᾽ ἐκσπασσαμένω δολίχ᾽ ἔγχεα χερσὶν ἅμ᾽ ἄμφω
σύν ῥ᾽ ἔπεσον λείουσιν ἐοικότες ὠμοφάγοισιν
ἢ συσὶ κάπροισιν, τῶν τε σθένος οὐκ ἀλαπαδνόν.
Πριαμίδης μὲν ἔπειτα μέσον σάκος οὔτασε δουρί,
οὐδ᾽ ἔρρηξεν χαλκός, ἀνεγνάμφθη δέ οἱ αἰχμή.
Αἴας δ᾽ ἀσπίδα νύξεν ἐπάλμενος· ἣ δὲ διαπρὸ
ἤλυθεν ἐγχείη, στυφέλιξε δέ μιν μεμαῶτα,
τμήδην δ᾽ αὐχέν᾽ ἐπῆλθε, μέλαν δ᾽ ἀνεκήκιεν αἷμα,
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς ἀπέληγε μάχης κορυθαίολος Ἕκτωρ,
ἀλλ᾽ ἀναχασσάμενος λίθον εἵλετο χειρὶ παχείηι
κείμενον ἐν πεδίωι μέλανα τρηχύν τε μέγαν τε·
τῶι βάλεν Αἴαντος δεινὸν σάκος ἑπταβόειον
μέσσον ἐπομφάλιον· περιήχησεν δ᾽ ἄρα χαλκός.
δεύτερος αὖτ᾽ Αἴας πολὺ μείζονα λᾶαν ἀείρας
ἧκ᾽ ἐπιδινήσας, ἐπέρεισε δὲ ἶν᾽ ἀπέλεθρον,
εἴσω δ᾽ ἀσπίδ᾽ ἔαξε βαλὼν μυλοειδέϊ πέτρωι,
βλάψε δέ οἱ φίλα γούναθ᾽· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐξετανύσθη
ἀσπίδι ἐγχριμφθείς· τὸν δ᾽ αἶψ᾽ ὤρθωσεν Ἀπόλλων.
καί νύ κε δὴ ξιφέεσσ᾽ αὐτοσχεδὸν οὐτάζοντο,
εἰ μὴ κήρυκες Διὸς ἄγγελοι ἠδὲ καὶ ἀνδρῶν
ἦλθον, ὁ μὲν Τρώων, ὁ δ᾽ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
Ταλθύβιός τε καὶ Ἰδαῖος πεπνυμένω ἄμφω·
μέσσωι δ᾽ ἀμφοτέρων σκῆπτρα σχέθον, εἶπέ τε μῦθον
κῆρυξ Ἰδαῖος πεπνυμένα μήδεα εἰδώς·
μηκέτι παῖδε φίλω πολεμίζετε μηδὲ μάχεσθον·
ἀμφοτέρω γὰρ σφῶϊ φιλεῖ νεφεληγερέτα Ζεύς,
ἄμφω δ᾽ αἰχμητά· τό γε δὴ καὶ ἴδμεν ἅπαντες.
νὺξ δ᾽ ἤδη τελέθει· ἀγαθὸν καὶ νυκτὶ πιθέσθαι.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη Τελαμώνιος Αἴας·
Ἰδαῖ᾽ Ἕκτορα ταῦτα κελεύετε μυθήσασθαι·
αὐτὸς γὰρ χάρμηι προκαλέσσατο πάντας ἀρίστους.
ἀρχέτω· αὐτὰρ ἐγὼ μάλα πείσομαι ἧι περ ἂν οὗτος.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Αἶαν ἐπεί τοι δῶκε θεὸς μέγεθός τε βίην τε
καὶ πινυτήν, περὶ δ᾽ ἔγχει Ἀχαιῶν φέρτατός ἐσσι,
νῦν μὲν παυσώμεσθα μάχης καὶ δηϊοτῆτος
σήμερον· ὕστερον αὖτε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε δαίμων
ἄμμε διακρίνηι, δώηι δ᾽ ἑτέροισί γε νίκην.
νὺξ δ᾽ ἤδη τελέθει· ἀγαθὸν καὶ νυκτὶ πιθέσθαι,
ὡς σύ τ᾽ ἐϋφρήνηις πάντας παρὰ νηυσὶν Ἀχαιούς,
σούς τε μάλιστα ἔτας καὶ ἑταίρους, οἵ τοι ἔασιν·
αὐτὰρ ἐγὼ κατὰ ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἄνακτος
Τρῶας ἐϋφρανέω καὶ Τρωιάδας ἑλκεσιπέπλους,
αἵ τέ μοι εὐχόμεναι θεῖον δύσονται ἀγῶνα.
δῶρα δ᾽ ἄγ᾽ ἀλλήλοισι περικλυτὰ δώομεν ἄμφω,
ὄφρά τις ὧδ᾽ εἴπηισιν Ἀχαιῶν τε Τρώων τε·
ἠμὲν ἐμαρνάσθην ἔριδος πέρι θυμοβόροιο,
ἠδ᾽ αὖτ᾽ ἐν φιλότητι διέτμαγεν ἀρθμήσαντε.
ὣς ἄρα φωνήσας δῶκε ξίφος ἀργυρόηλον
σὺν κολεῶι τε φέρων καὶ ἐϋτμήτωι τελαμῶνι·
Αἴας δὲ ζωστῆρα δίδου φοίνικι φαεινόν.
τὼ δὲ διακρινθέντε ὁ μὲν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν
ἤϊ᾽, ὁ δ᾽ ἐς Τρώων ὅμαδον κίε· τοὶ δὲ χάρησαν,
ὡς εἶδον ζωόν τε καὶ ἀρτεμέα προσιόντα,
Αἴαντος προφυγόντα μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους·
καί ῥ᾽ ἦγον προτὶ ἄστυ ἀελπτέοντες σόον εἶναι.
Αἴαντ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
εἰς Ἀγαμέμνονα δῖον ἄγον κεχαρηότα νίκηι.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίηισιν ἐν Ἀτρεΐδαο γένοντο,
τοῖσι δὲ βοῦν ἱέρευσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἄρσενα πενταέτηρον ὑπερμενέϊ Κρονίωνι.
τὸν δέρον ἀμφί θ᾽ ἕπον, καί μιν διέχευαν ἅπαντα,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρ᾽ ἐπισταμένως πεῖράν τ᾽ ὀβελοῖσιν,
ὄπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.
αὐτὰρ ἐπεὶ παύσαντο πόνου τετύκοντό τε δαῖτα,
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης·
νώτοισιν δ᾽ Αἴαντα διηνεκέεσσι γέραιρεν
ἥρως Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
τοῖς ὁ γέρων πάμπρωτος ὑφαίνειν ἤρχετο μῆτιν
Νέστωρ, οὗ καὶ πρόσθεν ἀρίστη φαίνετο βουλή·
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἀριστῆες Παναχαιῶν,
πολλοὶ γὰρ τεθνᾶσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοί,
τῶν νῦν αἷμα κελαινὸν ἐΰρροον ἀμφὶ Σκάμανδρον
ἐσκέδασ᾽ ὀξὺς Ἄρης, ψυχαὶ δ᾽ Ἄϊδος δὲ κατῆλθον·
τώ σε χρὴ πόλεμον μὲν ἅμ᾽ ἠοῖ παῦσαι Ἀχαιῶν,
αὐτοὶ δ᾽ ἀγρόμενοι κυκλήσομεν ἐνθάδε νεκροὺς
βουσὶ καὶ ἡμιόνοισιν· ἀτὰρ κατακήομεν αὐτοὺς
τυτθὸν ἀπὸ πρὸ νεῶν, ὥς κ᾽ ὀστέα παισὶν ἕκαστος
οἴκαδ᾽ ἄγηι ὅτ᾽ ἂν αὖτε νεώμεθα πατρίδα γαῖαν.
τύμβον δ᾽ ἀμφὶ πυρὴν ἕνα χεύομεν ἐξαγαγόντες
ἄκριτον ἐκ πεδίου· ποτὶ δ᾽ αὐτὸν δείμομεν ὦκα
πύργους ὑψηλοὺς εἶλαρ νηῶν τε καὶ αὐτῶν.
ἐν δ᾽ αὐτοῖσι πύλας ποιήσομεν εὖ ἀραρυίας,
ὄφρα δι᾽ αὐτάων ἱππηλασίη ὁδὸς εἴη·
ἔκτοσθεν δὲ βαθεῖαν ὀρύξομεν ἐγγύθι τάφρον,
ἥ χ᾽ ἵππον καὶ λαὸν ἐρυκάκοι ἀμφὶς ἐοῦσα,
μή ποτ᾽ ἐπιβρίσηι πόλεμος Τρώων ἀγερώχων.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπήινησαν βασιλῆες.
Τρώων αὖτ᾽ ἀγορὴ γένετ᾽ Ἰλίου ἐν πόλει ἄκρηι
δεινὴ τετρηχυῖα, παρὰ Πριάμοιο θύρηισι·
τοῖσιν δ᾽ Ἀντήνωρ πεπνυμένος ἦρχ᾽ ἀγορεύειν·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.
δεῦτ᾽ ἄγετ᾽ Ἀργείην Ἑλένην καὶ κτήμαθ᾽ ἅμ᾽ αὐτῆι
δώομεν Ἀτρεΐδηισιν ἄγειν· νῦν δ᾽ ὅρκια πιστὰ
ψευσάμενοι μαχόμεσθα· τὼ οὔ νύ τι κέρδιον ἡμῖν
ἔλπομαι ἐκτελέεσθαι, ἵνα μὴ ῥέξομεν ὧδε.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὣς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
δῖος Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο,
ὅς μιν ἀμειβόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀντῆνορ σὺ μὲν οὐκέτ᾽ ἐμοὶ φίλα ταῦτ᾽ ἀγορεύεις·
οἶσθα καὶ ἄλλον μῦθον ἀμείνονα τοῦδε νοῆσαι.
εἰ δ᾽ ἐτεὸν δὴ τοῦτον ἀπὸ σπουδῆς ἀγορεύεις,
ἐξ ἄρα δή τοι ἔπειτα θεοὶ φρένας ὤλεσαν αὐτοί.
αὐτὰρ ἐγὼ Τρώεσσι μεθ᾽ ἱπποδάμοις ἀγορεύσω·
ἀντικρὺ δ᾽ ἀπόφημι γυναῖκα μὲν οὐκ ἀποδώσω·
κτήματα δ᾽ ὅσσ᾽ ἀγόμην ἐξ Ἄργεος ἡμέτερον δῶ
πάντ᾽ ἐθέλω δόμεναι καὶ οἴκοθεν ἄλλ᾽ ἐπιθεῖναι.
ἤτοι ὅ γ᾽ ὣς εἰπὼν κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο· τοῖσι δ᾽ ἀνέστη
Δαρδανίδης Πρίαμος, θεόφιν μήστωρ ἀτάλαντος,
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπε·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.
νῦν μὲν δόρπον ἕλεσθε κατὰ πτόλιν ὡς τὸ πάρος περ,
καὶ φυλακῆς μνήσασθε καὶ ἐγρήγορθε ἕκαστος·
ἠῶθεν δ᾽ Ἰδαῖος ἴτω κοίλας ἐπὶ νῆας
εἰπέμεν Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
μῦθον Ἀλεξάνδροιο, τοῦ εἵνεκα νεῖκος ὄρωρε·
καὶ δὲ τόδ᾽ εἰπέμεναι πυκινὸν ἔπος, αἴ κ᾽ ἐθέλωσι
παύσασθαι πολέμοιο δυσηχέος, εἰς ὅ κε νεκροὺς
κήομεν· ὕστερον αὖτε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε δαίμων
ἄμμε διακρίνηι, δώηι δ᾽ ἑτέροισί γε νίκην.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδ᾽ ἐπίθοντο·
δόρπον ἔπειθ᾽ εἵλοντο κατὰ στρατὸν ἐν τελέεσσιν·
ἠῶθεν δ᾽ Ἰδαῖος ἔβη κοίλας ἐπὶ νῆας·
τοὺς δ᾽ εὗρ᾽ εἰν ἀγορῆι Δαναοὺς θεράποντας Ἄρηος
νηῒ πάρα πρύμνηι Ἀγαμέμνονος· αὐτὰρ ὁ τοῖσι
στὰς ἐν μέσσοισιν μετεφώνεεν ἠπύτα κῆρυξ·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἀριστῆες Παναχαιῶν
ἠνώγει Πρίαμός τε καὶ ἄλλοι Τρῶες ἀγαυοὶ
εἰπεῖν, αἴ κέ περ ὔμμι φίλον καὶ ἡδὺ γένοιτο,
μῦθον Ἀλεξάνδροιο, τοῦ εἵνεκα νεῖκος ὄρωρε·
κτήματα μὲν ὅσ᾽ Ἀλέξανδρος κοίληις ἐνὶ νηυσὶν
ἠγάγετο Τροίηνδ᾽· ὡς πρὶν ὤφελλ᾽ ἀπολέσθαι·
πάντ᾽ ἐθέλει δόμεναι καὶ οἴκοθεν ἄλλ᾽ ἐπιθεῖναι·
κουριδίην δ᾽ ἄλοχον Μενελάου κυδαλίμοιο
οὔ φησιν δώσειν· ἦ μὴν Τρῶές γε κέλονται.
καὶ δὲ τόδ᾽ ἠνώγεον εἰπεῖν ἔπος αἴ κ᾽ ἐθέλητε
παύσασθαι πολέμοιο δυσηχέος εἰς ὅ κε νεκροὺς
κήομεν· ὕστερον αὖτε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε δαίμων
ἄμμε διακρίνηι, δώηι δ᾽ ἑτέροισί γε νίκην.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
μήτ᾽ ἄρ τις νῦν κτήματ᾽ Ἀλεξάνδροιο δεχέσθω
μήθ᾽ Ἑλένην· γνωτὸν δὲ καὶ ὃς μάλα νήπιός ἐστιν
ὡς ἤδη Τρώεσσιν ὀλέθρου πείρατ᾽ ἐφῆπται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπίαχον υἷες Ἀχαιῶν
μῦθον ἀγασσάμενοι Διομήδεος ἱπποδάμοιο·
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Ἰδαῖον προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
Ἰδαῖ᾽ ἤτοι μῦθον Ἀχαιῶν αὐτὸς ἀκούεις
ὥς τοι ὑποκρίνονται· ἐμοὶ δ᾽ ἐπιανδάνει οὕτως
ἀμφὶ δὲ νεκροῖσιν κατακαιέμεν οὔ τι μεγαίρω·
οὐ γάρ τις φειδὼ νεκύων κατατεθνηώτων
γίγνετ᾽ ἐπεί κε θάνωσι πυρὸς μειλισσέμεν ὦκα.
ὅρκια δὲ Ζεὺς ἴστω ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης.
ὣς εἰπὼν τὸ σκῆπτρον ἀνέσχεθε πᾶσι θεοῖσιν,
ἄψορρον δ᾽ Ἰδαῖος ἔβη προτὶ Ἴλιον ἱρήν.
οἳ δ᾽ ἕατ᾽ εἰν ἀγορῆι Τρῶες καὶ Δαρδανίωνες
πάντες ὁμηγερέες, ποτιδέγμενοι ὁππότ᾽ ἄρ᾽ ἔλθοι
Ἰδαῖος· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἦλθε καὶ ἀγγελίην ἀπέειπε
στὰς ἐν μέσσοισιν· τοὶ δ᾽ ὁπλίζοντο μάλ᾽ ὦκα,
ἀμφότερον νέκυάς τ᾽ ἀγέμεν ἕτεροι δὲ μεθ᾽ ὕλην·
Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐϋσσέλμων ἀπὸ νηῶν
ὀτρύνοντο νέκυς τ᾽ ἀγέμεν, ἕτεροι δὲ μεθ᾽ ὕλην.
Ἠέλιος μὲν ἔπειτα νέον προσέβαλλεν ἀρούρας
ἐξ ἀκαλαρρείταο βαθυρρόου Ὠκεανοῖο
οὐρανὸν εἰσανιών· οἳ δ᾽ ἤντεον ἀλλήλοισιν.
ἔνθα διαγνῶναι χαλεπῶς ἦν ἄνδρα ἕκαστον·
ἀλλ᾽ ὕδατι νίζοντες ἄπο βρότον αἱματόεντα
δάκρυα θερμὰ χέοντες ἀμαξάων ἐπάειραν.
οὐδ᾽ εἴα κλαίειν Πρίαμος μέγας· οἳ δὲ σιωπῆι
νεκροὺς πυρκαϊῆς ἐπινήνεον ἀχνύμενοι κῆρ,
ἐν δὲ πυρὶ πρήσαντες ἔβαν προτὶ Ἴλιον ἱρήν.
ὣς δ᾽ αὔτως ἑτέρωθεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
νεκροὺς πυρκαϊῆς ἐπινήνεον ἀχνύμενοι κῆρ,
ἐν δὲ πυρὶ πρήσαντες ἔβαν κοίλας ἐπὶ νῆας.
ἦμος δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ πω ἠώς, ἔτι δ᾽ ἀμφιλύκη νύξ,
τῆμος ἄρ᾽ ἀμφὶ πυρὴν κριτὸς ἔγρετο λαὸς Ἀχαιῶν,
τύμβον δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὴν ἕνα ποίεον ἐξαγαγόντες
ἄκριτον ἐκ πεδίου, ποτὶ δ᾽ αὐτὸν τεῖχος ἔδειμαν
πύργους θ᾽ ὑψηλούς, εἶλαρ νηῶν τε καὶ αὐτῶν.
ἐν δ᾽ αὐτοῖσι πύλας ἐνεποίεον εὖ ἀραρυίας,
ὄφρα δι᾽ αὐτάων ἱππηλασίη ὁδὸς εἴη·
ἔκτοσθεν δὲ βαθεῖαν ἐπ᾽ αὐτῶι τάφρον ὄρυξαν
εὐρεῖαν μεγάλην, ἐν δὲ σκόλοπας κατέπηξαν.
ὣς οἳ μὲν πονέοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοί·
οἳ δὲ θεοὶ πὰρ Ζηνὶ καθήμενοι ἀστεροπητῆι
θηεῦντο μέγα ἔργον Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ζεῦ πάτερ, ἦ ῥά τίς ἐστι βροτῶν ἐπ᾽ ἀπείρονα γαῖαν
ὅς τις ἔτ᾽ ἀθανάτοισι νόον καὶ μῆτιν ἐνίψει;
οὐχ ὁράαις ὅτι δ᾽ αὖτε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
τεῖχος ἐτειχίσσαντο νεῶν ὕπερ, ἀμφὶ δὲ τάφρον
ἤλασαν, οὐδὲ θεοῖσι δόσαν κλειτὰς ἑκατόμβας;
τοῦ δ᾽ ἤτοι κλέος ἔσται ὅσον τ᾽ ἐπικίδναται ἠώς·
τοῦ δ᾽ ἐπιλήσονται τὸ ἐγὼ καὶ Φοῖβος Ἀπόλλων
ἥρωι Λαομέδοντι πολίσσαμεν ἀθλήσαντε.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ὢ πόποι ἐννοσίγαι᾽ εὐρυσθενές, οἷον ἔειπες.
ἄλλός κέν τις τοῦτο θεῶν δείσειε νόημα,
ὃς σέο πολλὸν ἀφαυρότερος χεῖράς τε μένος τε·
σὸν δ᾽ ἤτοι κλέος ἔσται ὅσον τ᾽ ἐπικίδναται ἠώς.
ἄγρει μὰν ὅτ᾽ ἂν αὖτε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
οἴχωνται σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
τεῖχος ἀναρρήξας τὸ μὲν εἰς ἅλα πᾶν καταχεῦαι,
αὖτις δ᾽ ἠϊόνα μεγάλην ψαμάθοισι καλύψαι,
ὥς κέν τοι μέγα τεῖχος ἀμαλδύνηται Ἀχαιῶν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,
δύσετο δ᾽ ἠέλιος, τετέλεστο δὲ ἔργον Ἀχαιῶν,
βουφόνεον δὲ κατὰ κλισίας καὶ δόρπον ἕλοντο.
νῆες δ᾽ ἐκ Λήμνοιο παρέσταν οἶνον ἄγουσαι
πολλαί, τὰς προέηκεν Ἰησονίδης Εὔνηος,
τόν ῥ᾽ ἔτεχ᾽ Ὑψιπύλη ὑπ᾽ Ἰήσονι ποιμένι λαῶν.
χωρὶς δ᾽ Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
δῶκεν Ἰησονίδης ἀγέμεν μέθυ χίλια μέτρα.
ἔνθεν οἰνίζοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοί,
ἄλλοι μὲν χαλκῶι, ἄλλοι δ᾽ αἴθωνι σιδήρωι,
ἄλλοι δὲ ῥινοῖς, ἄλλοι δ᾽ αὐτῆισι βόεσσιν,
ἄλλοι δ᾽ ἀνδραπόδεσσι· τίθεντο δὲ δαῖτα θάλειαν.
παννύχιοι μὲν ἔπειτα κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
δαίνυντο, Τρῶες δὲ κατὰ πτόλιν ἠδ᾽ ἐπίκουροι·
παννύχιος δέ σφιν κακὰ μήδετο μητίετα Ζεὺς
σμερδαλέα κτυπέων· τοὺς δὲ χλωρὸν δέος ἥιρει·
οἶνον δ᾽ ἐκ δεπάων χαμάδις χέον, οὐδέ τις ἔτλη
πρὶν πιέειν πρὶν λεῖψαι ὑπερμενέϊ Κρονίωνι.
κοιμήσαντ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα καὶ ὕπνου δῶρον ἕλοντο.
Ἰλιάδος Θ
κόλος μάχη.
Ἠὼς μὲν κροκόπεπλος ἐκίδνατο πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν,
Ζεὺς δὲ θεῶν ἀγορὴν ποιήσατο τερπικέραυνος
ἀκροτάτηι κορυφῆι πολυδειράδος Οὐλύμποιο·
αὐτὸς δέ σφ᾽ ἀγόρευε, θεοὶ δ᾽ ὑπὸ πάντες ἄκουον·
κέκλυτέ μευ πάντές τε θεοὶ πᾶσαί τε θέαιναι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι κελεύει.
μήτέ τις οὖν θήλεια θεὸς τό γε μήτέ τις ἄρσην
πειράτω διακέρσαι ἐμὸν ἔπος, ἀλλ᾽ ἅμα πάντες
αἰνεῖτ᾽, ὄφρα τάχιστα τελευτήσω τάδε ἔργα.
ὃν δ᾽ ἂν ἐγὼν ἀπάνευθε θεῶν ἐθέλοντα νοήσω
ἐλθόντ᾽ ἢ Τρώεσσιν ἀρηγέμεν ἢ Δαναοῖσι
πληγεὶς οὐ κατὰ κόσμον ἐλεύσεται Οὔλυμπον δέ·
ἤ μιν ἑλὼν ῥίψω ἐς Τάρταρον ἠερόεντα
τῆλε μάλ᾽, ἧχι βάθιστον ὑπὸ χθονός ἐστι βέρεθρον,
ἔνθα σιδήρειαί τε πύλαι καὶ χάλκεος οὐδός,
τόσσον ἔνερθ᾽ Ἀΐδεω ὅσον οὐρανός ἐστ᾽ ἀπὸ γαίης·
γνώσετ᾽ ἔπειθ᾽ ὅσον εἰμὶ θεῶν κάρτιστος ἁπάντων.
εἰ δ᾽ ἄγε πειρήσασθε θεοὶ ἵνα εἴδετε πάντες·
σειρὴν χρυσείην ἐξ οὐρανόθεν κρεμάσαντες
πάντές τ᾽ ἐξάπτεσθε θεοὶ πᾶσαί τε θέαιναι·
ἀλλ᾽ οὐκ ἂν ἐρύσαιτ᾽ ἐξ οὐρανόθεν πεδίον δὲ
Ζῆν᾽ ὕπατον μήστωρ᾽, οὐδ᾽ εἰ μάλα πολλὰ κάμοιτε.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ καὶ ἐγὼ πρόφρων ἐθέλοιμι ἐρύσσαι,
αὐτῆι κεν γαίηι ἐρύσαιμ᾽ αὐτῆι τε θαλάσσηι·
σειρὴν μέν κεν ἔπειτα περὶ ῥίον Οὐλύμποιο
δησαίμην, τὰ δέ κ᾽ αὖτε μετήορα πάντα γένοιτο.
τόσσον ἐγὼ περί τ᾽ εἰμὶ θεῶν περί τ᾽ εἴμ᾽ ἀνθρώπων.
ὣς ἔφαθ᾽, οἱ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι
μῦθον ἀγασσάμενοι· μάλα γὰρ κρατερῶς ἀγόρευσεν.
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ὦ πάτερ ἡμέτερε Κρονίδη ὕπατε κρειόντων
εὖ νυ καὶ ἡμεῖς ἴδμεν ὅ τοι σθένος οὐκ ἐπιεικτόν·
ἀλλ᾽ ἔμπης Δαναῶν ὀλοφυρόμεθ᾽ αἰχμητάων,
οἵ κεν δὴ κακὸν οἶτον ἀναπλήσαντες ὄλωνται.
ἀλλ᾽ ἤτοι πολέμου μὲν ἀφεξόμεθ᾽ ὡς σὺ κελεύεις·
βουλὴν δ᾽ Ἀργείοις ὑποθησόμεθ᾽ ἥ τις ὀνήσει,
ὡς μὴ πάντες ὄλωνται ὀδυσσαμένοιο τεοῖο.
τὴν δ᾽ ἐπιμειδήσας προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
θάρσει Τριτογένεια φίλον τέκος· οὔ νύ τι θυμῶι
πρόφρονι μυθέομαι, ἐθέλω δέ τοι ἤπιος εἶναι.
ὣς εἰπὼν ὑπ᾽ ὄχεσφι τιτύσκετο χαλκόποδ᾽ ἵππω
ὠκυπέτα χρυσέηισιν ἐθείρηισιν κομόωντε,
χρυσὸν δ᾽ αὐτὸς ἔδυνε περὶ χροΐ, γέντο δ᾽ ἱμάσθλην
χρυσείην εὔτυκτον, ἑοῦ δ᾽ ἐπεβήσετο δίφρου,
μάστιξεν δ᾽ ἐλάαν· τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
μεσσηγὺς γαίης τε καὶ οὐρανοῦ ἀστερόεντος.
Ἴδην δ᾽ ἵκανεν πολυπίδακα μητέρα θηρῶν
Γάργαρον, ἔνθά τέ οἱ τέμενος βωμός τε θυήεις.
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε
λύσας ἐξ ὀχέων, κατὰ δ᾽ ἠέρα πουλὺν ἔχευεν.
αὐτὸς δ᾽ ἐν κορυφῆισι καθέζετο κύδεϊ γαίων
εἰσορόων Τρώων τε πόλιν καὶ νῆας Ἀχαιῶν.
οἳ δ᾽ ἄρα δεῖπνον ἕλοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
ῥίμφα κατὰ κλισίας, ἀπὸ δ᾽ αὐτοῦ θωρήσσοντο.
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἀνὰ πτόλιν ὁπλίζοντο
παυρότεροι· μέμασαν δὲ καὶ ὧς ὑσμῖνι μάχεσθαι
χρειοῖ ἀναγκαίηι, πρό τε παίδων καὶ πρὸ γυναικῶν.
πᾶσαι δ᾽ ὠΐγνυντο πύλαι, ἐκ δ᾽ ἔσσυτο λαός,
πεζοί θ᾽ ἱππῆές τε· πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.
οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐς χῶρον ἕνα ξυνιόντες ἵκοντο
σύν ῥ᾽ ἔβαλον ῥινούς, σὺν δ᾽ ἔγχεα καὶ μένε᾽ ἀνδρῶν
χαλκεοθωρήκων· ἀτὰρ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
ἔπληντ᾽ ἀλλήληισι, πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ὀρώρει.
ἔνθα δ᾽ ἅμ᾽ οἰμωγή τε καὶ εὐχωλὴ πέλεν ἀνδρῶν
ὀλλύντων τε καὶ ὀλλυμένων, ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα.
ὄφρα μὲν ἠὼς ἦν καὶ ἀέξετο ἱερὸν ἦμαρ,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός.
ἦμος δ᾽ Ἠέλιος μέσον οὐρανὸν ἀμφιβεβήκει,
καὶ τότε δὴ χρύσεια πατὴρ ἐτίταινε τάλαντα·
ἐν δ᾽ ἐτίθει δύο κῆρε τανηλεγέος θανάτοιο
Τρώων θ᾽ ἱπποδάμων καὶ Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
ἕλκε δὲ μέσσα λαβών· ῥέπε δ᾽ αἴσιμον ἦμαρ Ἀχαιῶν.
αἳ μὲν Ἀχαιῶν κῆρες ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι
ἑζέσθην, Τρώων δὲ πρὸς οὐρανὸν εὐρὺν ἄερθεν·
αὐτὸς δ᾽ ἐξ Ἴδης μεγάλ᾽ ἔκτυπε, δαιόμενον δὲ
ἧκε σέλας μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν· οἳ δὲ ἰδόντες
θάμβησαν, καὶ πάντας ὑπὸ χλωρὸν δέος εἷλεν.
ἔνθ᾽ οὔτ᾽ Ἰδομενεὺς τλῆ μίμνειν οὔτ᾽ Ἀγαμέμνων,
οὔτε δύ᾽ Αἴαντες μενέτην θεράποντες Ἄρηος·
Νέστωρ οἶος ἔμιμνε Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν
οὔ τι ἑκών, ἀλλ᾽ ἵππος ἐτείρετο, τὸν βάλεν ἰῶι
δῖος Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο
ἄκρην κὰκ κορυφήν, ὅθι τε πρῶται τρίχες ἵππων
κρανίωι ἐμπεφύασι, μάλιστα δὲ καίριόν ἐστιν.
ἀλγήσας δ᾽ ἀνέπαλτο, βέλος δ᾽ εἰς ἐγκέφαλον δῦ,
σὺν δ᾽ ἵππους ἐτάραξε κυλινδόμενος περὶ χαλκῶι.
ὄφρ᾽ ὁ γέρων ἵπποιο παρηορίας ἀπέταμνε
φασγάνωι ἀΐσσων, τόφρ᾽ Ἕκτορος ὠκέες ἵπποι
ἦλθον ἀν᾽ ἰωχμὸν θρασὺν ἡνίοχον φορέοντες
Ἕκτορα· καί νύ κεν ἔνθ᾽ ὁ γέρων ἀπὸ θυμὸν ὄλεσσεν
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
σμερδαλέον δ᾽ ἐβόησεν ἐποτρύνων Ὀδυσῆα·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
πῆι φεύγεις μετὰ νῶτα βαλὼν κακὸς ὣς ἐν ὁμίλωι;
μή τίς τοι φεύγοντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πήξηι·
ἀλλὰ μέν᾽ ὄφρα γέροντος ἀπώσομεν ἄγριον ἄνδρα.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἐσάκουσε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς,
ἀλλὰ παρήϊξεν κοίλας ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
Τυδεΐδης δ᾽ αὐτός περ ἐὼν προμάχοισιν ἐμίχθη,
στῆ δὲ πρόσθ᾽ ἵππων Νηληϊάδαο γέροντος,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὦ γέρον ἦ μάλα δή σε νέοι τείρουσι μαχηταί,
σὴ δὲ βίη λέλυται, χαλεπὸν δέ σε γῆρας ὀπάζει,
ἠπεδανὸς δέ νύ τοι θεράπων, βραδέες δέ τοι ἵπποι.
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐμῶν ὀχέων ἐπιβήσεο, ὄφρα ἴδηαι
οἷοι Τρώϊοι ἵπποι ἐπιστάμενοι πεδίοιο
κραιπνὰ μάλ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα διωκέμεν ἠδὲ φέβεσθαι,
οὕς ποτ᾽ ἀπ᾽ Αἰνείαν ἑλόμην μήστωρε φόβοιο.
τούτω μὲν θεράποντε κομείτων, τώδε δὲ νῶϊ
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοις ἰθύνομεν, ὄφρα καὶ Ἕκτωρ
εἴσεται εἰ καὶ ἐμὸν δόρυ μαίνεται ἐν παλάμηισιν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ.
Νεστορέας μὲν ἔπειθ᾽ ἵππους θεράποντε κομείτην
ἴφθιμοι Σθένελός τε καὶ Εὐρυμέδων ἀγαπήνωρ.
τὼ δ᾽ εἰς ἀμφοτέρω Διομήδεος ἅρματα βήτην·
Νέστωρ δ᾽ ἐν χείρεσσι λάβ᾽ ἡνία σιγαλόεντα,
μάστιξεν δ᾽ ἵππους· τάχα δ᾽ Ἕκτορος ἄγχι γένοντο.
τοῦ δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτος ἀκόντισε Τυδέος υἱός·
καὶ τοῦ μέν ῥ᾽ ἀφάμαρτεν, ὁ δ᾽ ἡνίοχον θεράποντα
υἱὸν ὑπερθύμου Θηβαίου Ἠνιοπῆα
ἵππων ἡνί᾽ ἔχοντα βάλε στῆθος παρὰ μαζόν.
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ὑπερώησαν δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε.
Ἕκτορα δ᾽ αἰνὸν ἄχος πύκασε φρένας ἡνιόχοιο·
τὸν μὲν ἔπειτ᾽ εἴασε καὶ ἀχνύμενός περ ἑταίρου
κεῖσθαι, ὁ δ᾽ ἡνίοχον μέθεπε θρασύν· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτι δὴν
ἵππω δευέσθην σημάντορος· αἶψα γὰρ εὗρεν
Ἰφιτίδην Ἀρχεπτόλεμον θρασύν, ὅν ῥα τόθ᾽ ἵππων
ὠκυπόδων ἐπέβησε, δίδου δέ οἱ ἡνία χερσίν.
ἔνθά κε λοιγὸς ἔην καὶ ἀμήχανα ἔργα γένοντο,
καί νύ κε σήκασθεν κατὰ Ἴλιον ἠΰτε ἄρνες,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
βροντήσας δ᾽ ἄρα δεινὸν ἀφῆκ᾽ ἀργῆτα κεραυνόν,
κὰδ δὲ πρόσθ᾽ ἵππων Διομήδεος ἧκε χαμᾶζε·
δεινὴ δὲ φλὸξ ὦρτο θεείου καιομένοιο,
τὼ δ᾽ ἵππω δείσαντε καταπτήτην ὑπ᾽ ὄχεσφι·
Νέστορα δ᾽ ἐκ χειρῶν φύγον ἡνία σιγαλόεντα,
δεῖσε δ᾽ ὅ γ᾽ ἐν θυμῶι, Διομήδεα δὲ προσέειπε·
Τυδεΐδη ἄγε δ᾽ αὖτε φόβον δ᾽ ἔχε μώνυχας ἵππους.
ἦ οὐ γιγνώσκεις ὅ τοι ἐκ Διὸς οὐχ ἕπετ᾽ ἀλκή;
νῦν μὲν γὰρ τούτωι Κρονίδης Ζεὺς κῦδος ὀπάζει
σήμερον· ὕστερον αὖτε καὶ ἡμῖν, αἴ κ᾽ ἐθέληισι,
δώσει· ἀνὴρ δέ κεν οὔ τι Διὸς νόον εἰρύσσαιτο
οὐδὲ μάλ᾽ ἴφθιμος, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐστι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα γέρον κατὰ μοῖραν ἔειπες·
ἀλλὰ τόδ᾽ αἰνὸν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἱκάνει·
Ἕκτωρ γάρ ποτε φήσει ἐνὶ Τρώεσσ᾽ ἀγορεύων·
Τυδεΐδης ὑπ᾽ ἐμεῖο φοβεύμενος ἵκετο νῆας.
ὥς ποτ᾽ ἀπειλήσει· τότε μοι χάνοι εὐρεῖα χθών.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ὤ μοι Τυδέος υἱὲ δαΐφρονος, οἷον ἔειπες.
εἴ περ γάρ σ᾽ Ἕκτωρ γε κακὸν καὶ ἀνάλκιδα φήσει,
ἀλλ᾽ οὐ πείσονται Τρῶες καὶ Δαρδανίωνες
καὶ Τρώων ἄλοχοι μεγαθύμων ἀσπιστάων,
τάων ἐν κονίηισι βάλες θαλεροὺς παρακοίτας.
ὣς ἄρα φωνήσας φύγαδε τράπε μώνυχας ἵππους
αὖτις ἀν᾽ ἰωχμόν· ἐπὶ δὲ Τρῶές τε καὶ Ἕκτωρ
ἠχῆι θεσπεσίηι βέλεα στονόεντα χέοντο.
τῶι δ᾽ ἐπὶ μακρὸν ἄϋσε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Τυδεΐδη περὶ μέν σε τίον Δαναοὶ ταχύπωλοι
ἕδρηι τε κρέασίν τε ἰδὲ πλείοις δεπάεσσι·
νῦν δέ σ᾽ ἀτιμήσουσι· γυναικὸς ἄρ᾽ ἀντὶ τέτυξο.
ἔρρε κακὴ γλήνη, ἐπεὶ οὐκ εἴξαντος ἐμεῖο
πύργων ἡμετέρων ἐπιβήσεαι, οὐδὲ γυναῖκας
ἄξεις ἐν νήεσσι· πάρος τοι δαίμονα δώσω.
ὣς φάτο, Τυδεΐδης δὲ διάνδιχα μερμήριξεν
ἵππους τε στρέψαι καὶ ἐναντίβιον μαχέσασθαι.
τρὶς μὲν μερμήριξε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
τρὶς δ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ Ἰδαίων ὀρέων κτύπε μητίετα Ζεὺς
σῆμα τιθεὶς Τρώεσσι μάχης ἑτεραλκέα νίκην.
Ἕκτωρ δὲ Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς.
γιγνώσκω δ᾽ ὅτι μοι πρόφρων κατένευσε Κρονίων
νίκην καὶ μέγα κῦδος, ἀτὰρ Δαναοῖσί γε πῆμα·
νήπιοι οἳ ἄρα δὴ τάδε τείχεα μηχανόωντο
ἀβλήχρ᾽ οὐδενόσωρα· τὰ δ᾽ οὐ μένος ἁμὸν ἐρύξει·
ἵπποι δὲ ῥέα τάφρον ὑπερθορέονται ὀρυκτήν.
ἀλλ᾽ ὅτε κεν δὴ νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισι γένωμαι,
μνημοσύνη τις ἔπειτα πυρὸς δηΐοιο γενέσθω,
ὡς πυρὶ νῆας ἐνιπρήσω, κτείνω δὲ καὶ αὐτοὺς
Ἀργείους παρὰ νηυσὶν ἀτυζομένους ὑπὸ καπνοῦ.
ὣς εἰπὼν ἵπποισιν ἐκέκλετο φώνησέν τε·
Ξάνθέ τε καὶ σὺ Πόδαργε καὶ Αἴθων Λάμπέ τε δῖε
νῦν μοι τὴν κομιδὴν ἀποτίνετον, ἣν μάλα πολλὴν
Ἀνδρομάχη θυγάτηρ μεγαλήτορος Ἠετίωνος
ὑμῖν πὰρ προτέροισι μελίφρονα πυρὸν ἔθηκεν
οἶνόν τ᾽ ἐγκεράσασα πιεῖν, ὅτε θυμὸς ἀνώγοι,
ἢ ἐμοί, ὅς πέρ οἱ θαλερὸς πόσις εὔχομαι εἶναι.
ἀλλ᾽ ἐφομαρτεῖτον καὶ σπεύδετον ὄφρα λάβωμεν
ἀσπίδα Νεστορέην, τῆς νῦν κλέος οὐρανὸν ἵκει
πᾶσαν χρυσείην ἔμεναι, κανόνας τε καὶ αὐτήν,
αὐτὰρ ἀπ᾽ ὤμοιιν Διομήδεος ἱπποδάμοιο
δαιδάλεον θώρηκα, τὸν Ἥφαιστος κάμε τεύχων.
εἰ τούτω κε λάβοιμεν, ἐελποίμην κεν Ἀχαιοὺς
αὐτονυχὶ νηῶν ἐπιβησέμεν ὠκειάων.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, νεμέσησε δὲ πότνια Ἥρη,
σείσατο δ᾽ εἰνὶ θρόνωι, ἐλέλιξε δὲ μακρὸν Ὄλυμπον,
καί ῥα Ποσειδάωνα μέγαν θεὸν ἀντίον ηὔδα·
ὢ πόποι ἐννοσίγαι᾽ εὐρυσθενές, οὐδέ νυ σοί περ
ὀλλυμένων Δαναῶν ὀλοφύρεται ἐν φρεσὶ θυμός.
οἳ δέ τοι εἰς Ἑλίκην τε καὶ Αἰγὰς δῶρ᾽ ἀνάγουσι
πολλά τε καὶ χαρίεντα· σὺ δέ σφισι βούλεο νίκην.
εἴ περ γάρ κ᾽ ἐθέλοιμεν, ὅσοι Δαναοῖσιν ἀρωγοί,
Τρῶας ἀπώσασθαι καὶ ἐρυκέμεν εὐρύοπα Ζῆν,
αὐτοῦ κ᾽ ἔνθ᾽ ἀκάχοιτο καθήμενος οἶος ἐν Ἴδηι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη κρείων ἐνοσίχθων·
Ἥρη ἀπτοεπὲς ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
οὐκ ἂν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι Διὶ Κρονίωνι μάχεσθαι
ἡμέας τοὺς ἄλλους, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐστιν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον·
τῶν δ᾽ ὅσον ἐκ νηῶν ἀπὸ πύργου τάφρος ἔεργε
πλῆθεν ὁμῶς ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν ἀσπιστάων
εἰλομένων· εἴλει δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
Ἕκτωρ Πριαμίδης, ὅτε οἱ Ζεὺς κῦδος ἔδωκε.
καί νύ κ᾽ ἐνέπρησεν πυρὶ κηλέωι νῆας ἐΐσας,
εἰ μὴ ἐπὶ φρεσὶ θῆκ᾽ Ἀγαμέμνονι πότνια Ἥρη
αὐτῶι ποιπνύσαντι θοῶς ὀτρῦναι Ἀχαιούς.
βῆ δ᾽ ἰέναι παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
πορφύρεον μέγα φᾶρος ἔχων ἐν χειρὶ παχείηι,
στῆ δ᾽ ἐπ᾽ Ὀδυσσῆος μεγακήτεϊ νηῒ μελαίνηι,
ἥ ῥ᾽ ἐν μεσσάτωι ἔσκε γεγωνέμεν ἀμφοτέρωσε,
ἠμὲν ἐπ᾽ Αἴαντος κλισίας Τελαμωνιάδαο
ἠδ᾽ ἐπ᾽ Ἀχιλλῆος, τοί ῥ᾽ ἔσχατα νῆας ἐΐσας
εἴρυσαν, ἠνορέηι πίσυνοι καὶ κάρτεϊ χειρῶν·
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
αἰδὼς Ἀργεῖοι, κάκ᾽ ἐλέγχεα, εἶδος ἀγητοί·
πῆι ἔβαν εὐχωλαί, ὅτε δὴ φάμεν εἶναι ἄριστοι,
ἃς ὁπότ᾽ ἐν Λήμνωι κενεαυχέες ἠγοράασθε,
ἔσθοντες κρέα πολλὰ βοῶν ὀρθοκραιράων
πίνοντες κρητῆρας ἐπιστεφέας οἴνοιο,
Τρώων ἄνθ᾽ ἑκατόν τε διηκοσίων τε ἕκαστος
στήσεσθ᾽ ἐν πολέμωι· νῦν δ᾽ οὐδ᾽ ἑνὸς ἄξιοί εἰμεν
Ἕκτορος, ὃς τάχα νῆας ἐνιπρήσει πυρὶ κηλέωι.
Ζεῦ πάτερ, ἦ ῥά τιν᾽ ἤδη ὑπερμενέων βασιλήων
τῆιδ᾽ ἄτηι ἄασας καί μιν μέγα κῦδος ἀπηύρας;
οὐ μὲν δή ποτέ φημι τεὸν περικαλλέα βωμὸν
νηῒ πολυκλήϊδι παρελθέμεν ἐνθάδε ἔρρων,
ἀλλ᾽ ἐπὶ πᾶσι βοῶν δημὸν καὶ μηρί᾽ ἔκηα
ἱέμενος Τροίην εὐτείχεον ἐξαλαπάξαι.
ἀλλὰ Ζεῦ τόδε πέρ μοι ἐπικρήηνον ἐέλδωρ·
αὐτοὺς δή περ ἔασον ὑπεκφυγέειν καὶ ἀλύξαι,
μηδ᾽ οὕτω Τρώεσσιν ἔα δάμνασθαι Ἀχαιούς.
ὣς φάτο, τὸν δὲ πατὴρ ὀλοφύρατο δάκρυ χέοντα,
νεῦσε δέ οἱ λαὸν σόον ἔμμεναι οὐδ᾽ ἀπολέσθαι.
αὐτίκα δ᾽ αἰετὸν ἧκε τελειότατον πετεηνῶν,
νεβρὸν ἔχοντ᾽ ὀνύχεσσι τέκος ἐλάφοιο ταχείης·
πὰρ δὲ Διὸς βωμῶι περικαλλέϊ κάββαλε νεβρόν,
ἔνθα πανομφαίωι Ζηνὶ ῥέζεσκον Ἀχαιοί.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν εἴδονθ᾽ ὅ τ᾽ ἄρ᾽ ἐκ Διὸς ἤλυθεν ὄρνις,
μᾶλλον ἐπὶ Τρώεσσι θόρον, μνήσαντο δὲ χάρμης.
ἔνθ᾽ οὔ τις πρότερος Δαναῶν πολλῶν περ ἐόντων
εὔξατο Τυδεΐδαο πάρος σχέμεν ὠκέας ἵππους
τάφρου τ᾽ ἐξελάσαι καὶ ἐναντίβιον μαχέσασθαι,
ἀλλὰ πολὺ πρῶτος Τρώων ἕλεν ἄνδρα κορυστὴν
Φραδμονίδην Ἀγέλαον· ὁ μὲν φύγαδ᾽ ἔτραπεν ἵππους·
τῶι δὲ μεταστρεφθέντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πῆξεν
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσεν·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
τὸν δὲ μετ᾽ Ἀτρεΐδαι Ἀγαμέμνων καὶ Μενέλαος,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Αἴαντες θοῦριν ἐπιειμένοι ἀλκήν,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Ἰδομενεὺς καὶ ὀπάων Ἰδομενῆος
Μηριόνης ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι,
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Εὐρύπυλος Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱός·
Τεῦκρος δ᾽ εἴνατος ἦλθε παλίντονα τόξα τιταίνων,
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπ᾽ Αἴαντος σάκεϊ Τελαμωνιάδαο.
ἔνθ᾽ Αἴας μὲν ὑπεξέφερεν σάκος· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
παπτήνας, ἐπεὶ ἄρ τιν᾽ ὀϊστεύσας ἐν ὁμίλωι
βεβλήκοι, ὁ μὲν αὖθι πεσὼν ἀπὸ θυμὸν ὄλεσσεν,
αὐτὰρ ὁ αὖτις ἰὼν πάϊς ὣς ὑπὸ μητέρα δύσκεν
εἰς Αἴανθ᾽· ὁ δέ μιν σάκεϊ κρύπτασκε φαεινῶι.
ἔνθα τίνα πρῶτον Τρώων ἕλε Τεῦκρος ἀμύμων;
Ὀρσίλοχον μὲν πρῶτα καὶ Ὄρμενον ἠδ᾽ Ὀφελέστην
Δαίτορά τε Χρομίον τε καὶ ἀντίθεον Λυκοφόντην
καὶ Πολυαιμονίδην Ἀμοπάονα καὶ Μελάνιππον,
πάντας ἐπασσυτέρους πέλασε χθονὶ πουλυβοτείρηι.
τὸν δὲ ἰδὼν γήθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
τόξου ἄπο κρατεροῦ Τρώων ὀλέκοντα φάλαγγας·
στῆ δὲ παρ᾽ αὐτὸν ἰὼν καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπε·
Τεῦκρε φίλη κεφαλή, Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν
βάλλ᾽ οὕτως, αἴ κέν τι φόως Δαναοῖσι γένηαι
πατρί τε σῶι Τελαμῶνι, ὅ σ᾽ ἔτρεφε τυτθὸν ἐόντα,
καί σε νόθον περ ἐόντα κομίσσατο ὧι ἐνὶ οἴκωι·
τὸν καὶ τηλόθ᾽ ἐόντα ἐϋκλείης ἐπίβησον.
σοὶ δ᾽ ἐγὼ ἐξερέω ὡς καὶ τετελεσμένον ἔσται·
αἴ κέν μοι δώηι Ζεύς τ᾽ αἰγίοχος καὶ Ἀθήνη
Ἰλίου ἐξαλαπάξαι ἐϋκτίμενον πτολίεθρον,
πρώτωι τοι μετ᾽ ἐμὲ πρεσβήϊον ἐν χερὶ θήσω,
ἢ τρίποδ᾽ ἠὲ δύω ἵππους αὐτοῖσιν ὄχεσφιν
ἠὲ γυναῖχ᾽, ἥ κέν τοι ὁμὸν λέχος εἰσαναβαίνοι.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσεφώνεε Τεῦκρος ἀμύμων·
Ἀτρεΐδη κύδιστε τί με σπεύδοντα καὶ αὐτὸν
ὀτρύνεις; οὐ μέν τοι ὅση δύναμίς γε πάρεστι
παύομαι, ἀλλ᾽ ἐξ οὗ προτὶ Ἴλιον ὠσάμεθ᾽ αὐτοὺς
ἐκ τοῦ δὴ τόξοισι δεδεγμένος ἄνδρας ἐναίρω.
ὀκτὼ δὴ προέηκα τανυγλώχινας ὀϊστούς,
πάντες δ᾽ ἐν χροῒ πῆχθεν ἀρηϊθόων αἰζηῶν·
τοῦτον δ᾽ οὐ δύναμαι βαλέειν κύνα λυσσητῆρα.
ἦ ῥα καὶ ἄλλον ὀϊστὸν ἀπὸ νευρῆφιν ἴαλλεν
Ἕκτορος ἀντικρύ, βαλέειν δέ ἑ ἵετο θυμός·
καὶ τοῦ μέν ῥ᾽ ἀφάμαρθ᾽, ὁ δ᾽ ἀμύμονα Γοργυθίωνα
υἱὸν ἐῢν Πριάμοιο κατὰ στῆθος βάλεν ἰῶι,
τόν ῥ᾽ ἐξ Αἰσύμηθεν ὀπυιομένη τέκε μήτηρ
καλὴ Καστιάνειρα δέμας ἐϊκυῖα θεῆισι.
μήκων δ᾽ ὡς ἑτέρωσε κάρη βάλεν, ἥ τ᾽ ἐνὶ κήπωι
καρπῶι βριθομένη νοτίηισί τε εἰαρινῆισιν,
ὣς ἑτέρωσ᾽ ἤμυσε κάρη πήληκι βαρυνθέν.
Τεῦκρος δ᾽ ἄλλον ὀϊστὸν ἀπὸ νευρῆφιν ἴαλλεν
Ἕκτορος ἀντικρύ, βαλέειν δέ ἑ ἵετο θυμός.
ἀλλ᾽ ὅ γε καὶ τόθ᾽ ἅμαρτε· παρέσφηλεν γὰρ Ἀπόλλων·
ἀλλ᾽ Ἀρχεπτόλεμον θρασὺν Ἕκτορος ἡνιοχῆα
ἱέμενον πόλεμον δὲ βάλε στῆθος παρὰ μαζόν·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ὑπερώησαν δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη ψυχή τε μένος τε.
Ἕκτορα δ᾽ αἰνὸν ἄχος πύκασε φρένας ἡνιόχοιο·
τὸν μὲν ἔπειτ᾽ εἴασε καὶ ἀχνύμενός περ ἑταίρου,
Κεβριόνην δ᾽ ἐκέλευσεν ἀδελφεὸν ἐγγὺς ἐόντα
ἵππων ἡνί᾽ ἑλεῖν· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ οὐκ ἀπίθησεν ἀκούσας.
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο χαμαὶ θόρε παμφανόωντος
σμερδαλέα ἰάχων· ὁ δὲ χερμάδιον λάβε χειρί,
βῆ δ᾽ ἰθὺς Τεύκρου, βαλέειν δέ ἑ θυμὸς ἀνώγει.
ἤτοι ὁ μὲν φαρέτρης ἐξείλετο πικρὸν ὀϊστόν,
θῆκε δ᾽ ἐπὶ νευρῆι· τὸν δ᾽ αὖ κορυθαίολος Ἕκτωρ
αὐερύοντα παρ᾽ ὦμον, ὅθι κληῒς ἀποέργει
αὐχένα τε στῆθός τε, μάλιστα δὲ καίριόν ἐστι,
τῆι ῥ᾽ ἐπὶ οἷ μεμαῶτα βάλεν λίθωι ὀκριόεντι,
ῥῆξε δέ οἱ νευρήν· νάρκησε δὲ χεὶρ ἐπὶ καρπῶι,
στῆ δὲ γνὺξ ἐριπών, τόξον δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
Αἴας δ᾽ οὐκ ἀμέλησε κασιγνήτοιο πεσόντος,
ἀλλὰ θέων περίβη καί οἱ σάκος ἀμφεκάλυψε.
τὸν μὲν ἔπειθ᾽ ὑποδύντε δύω ἐρίηρες ἑταῖροι
Μηκιστεὺς Ἐχίοιο πάϊς καὶ δῖος Ἀλάστωρ
νῆας ἔπι γλαφυρὰς φερέτην βαρέα στενάχοντα.
ἂψ δ᾽ αὖτις Τρώεσσιν Ὀλύμπιος ἐν μένος ὦρσεν·
οἳ δ᾽ ἰθὺς τάφροιο βαθείης ὦσαν Ἀχαιούς·
Ἕκτωρ δ᾽ ἐν πρώτοισι κίε σθένεϊ βλεμεαίνων.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τε κύων συὸς ἀγρίου ἠὲ λέοντος
ἅπτηται κατόπισθε ποσὶν ταχέεσσι διώκων
ἰσχία τε γλουτούς τε, ἑλισσόμενόν τε δοκεύει,
ὣς Ἕκτωρ ὤπαζε κάρη κομόωντας Ἀχαιούς,
αἰὲν ἀποκτείνων τὸν ὀπίστατον· οἳ δὲ φέβοντο.
αὐτὰρ ἐπεὶ διά τε σκόλοπας καὶ τάφρον ἔβησαν
φεύγοντες, πολλοὶ δὲ δάμεν Τρώων ὑπὸ χερσίν,
οἳ μὲν δὴ παρὰ νηυσὶν ἐρητύοντο μένοντες,
ἀλλήλοισί τε κεκλόμενοι καὶ πᾶσι θεοῖσι
χεῖρας ἀνίσχοντες μεγάλ᾽ εὐχετόωντο ἕκαστος·
Ἕκτωρ δ᾽ ἀμφιπεριστρώφα καλλίτριχας ἵππους
Γοργοῦς ὄμματ᾽ ἔχων ἠδὲ βροτολοιγοῦ Ἄρηος.
τοὺς δὲ ἰδοῦσ᾽ ἐλέησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
αἶψα δ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος οὐκέτι νῶϊ
ὀλλυμένων Δαναῶν κεκαδησόμεθ᾽ ὑστάτιόν περ;
οἵ κεν δὴ κακὸν οἶτον ἀναπλήσαντες ὄλωνται
ἀνδρὸς ἑνὸς ῥιπῆι, ὁ δὲ μαίνεται οὐκέτ᾽ ἀνεκτῶς
Ἕκτωρ Πριαμίδης, καὶ δὴ κακὰ πολλὰ ἔοργε.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
καὶ λίην οὗτός γε μένος θυμόν τ᾽ ὀλέσειε
χερσὶν ὑπ᾽ Ἀργείων φθίμενος ἐν πατρίδι γαίηι·
ἀλλὰ πατὴρ οὑμὸς φρεσὶ μαίνεται οὐκ ἀγαθῆισι
σχέτλιος, αἰὲν ἀλιτρός, ἐμῶν μενέων ἀπερωεύς·
οὐδέ τι τῶν μέμνηται, ὅ οἱ μάλα πολλάκις υἱὸν
τειρόμενον σώεσκον ὑπ᾽ Εὐρυσθῆος ἀέθλων.
ἤτοι ὁ μὲν κλαίεσκε πρὸς οὐρανόν, αὐτὰρ ἐμὲ Ζεὺς
τῶι ἐπαλεξήσουσαν ἀπ᾽ οὐρανόθεν προΐαλλεν.
εἰ γὰρ ἐγὼ τάδε ἤιδε᾽ ἐνὶ φρεσὶ πευκαλίμηισιν
εὖτέ μιν εἰς Ἀΐδαο πυλάρταο προὔπεμψεν
ἐξ Ἐρέβευς ἄξοντα κύνα στυγεροῦ Ἀΐδαο,
οὐκ ἂν ὑπεξέφυγε Στυγὸς ὕδατος αἰπὰ ῥέεθρα.
νῦν δ᾽ ἐμὲ μὲν στυγέει, Θέτιδος δ᾽ ἐξήνυσε βουλάς,
ἥ οἱ γούνατ᾽ ἔκυσσε καὶ ἔλλαβε χειρὶ γενείου,
λισσομένη τιμῆσαι Ἀχιλλῆα πτολίπορθον.
ἔσται μὰν ὅτ᾽ ἂν αὖτε φίλην γλαυκώπιδα εἴπηι.
ἀλλὰ σὰ μὲν νῦν νῶϊν ἐπέντυε μώνυχας ἵππους,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ καταδῦσα Διὸς δόμον αἰγιόχοιο
τεύχεσιν ἐς πόλεμον θωρήξομαι, ὄφρα ἴδωμαι
ἢ νῶϊ Πριάμοιο πάϊς κορυθαίολος Ἕκτωρ
γηθήσει προφανέντε ἀνὰ πτολέμοιο γεφύρας,
ἦ τις καὶ Τρώων κορέει κύνας ἠδ᾽ οἰωνοὺς
δημῶι καὶ σάρκεσσι, πεσὼν ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη.
ἣ μὲν ἐποιχομένη χρυσάμπυκας ἔντυεν ἵππους
Ἥρη πρέσβα θεὰ θυγάτηρ μεγάλοιο Κρόνοιο·
αὐτὰρ Ἀθηναίη κούρη Διὸς αἰγιόχοιο
πέπλον μὲν κατέχευεν ἑανὸν πατρὸς ἐπ᾽ οὔδει
ποικίλον, ὅν ῥ᾽ αὐτὴ ποιήσατο καὶ κάμε χερσίν,
ἣ δὲ χιτῶν᾽ ἐνδῦσα Διὸς νεφεληγερέταο
τεύχεσιν ἐς πόλεμον θωρήσσετο δακρυόεντα.
ἐς δ᾽ ὄχεα φλόγεα ποσὶ βήσετο, λάζετο δ᾽ ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρόν, τῶι δάμνησι στίχας ἀνδρῶν
ἡρώων, τοῖσίν τε κοτέσσεται ὀβριμοπάτρη.
Ἥρη δὲ μάστιγι θοῶς ἐπεμαίετ᾽ ἄρ᾽ ἵππους·
αὐτόμαται δὲ πύλαι μύκον οὐρανοῦ ἃς ἔχον Ὧραι,
τῆις ἐπιτέτραπται μέγας οὐρανὸς Οὔλυμπός τε
ἠμὲν ἀνακλῖναι πυκινὸν νέφος ἠδ᾽ ἐπιθεῖναι.
τῆι ῥα δι᾽ αὐτάων κεντρηνεκέας ἔχον ἵππους.
Ζεὺς δὲ πατὴρ Ἴδηθεν ἐπεὶ ἴδε χώσατ᾽ ἄρ᾽ αἰνῶς,
Ἶριν δ᾽ ὄτρυνε χρυσόπτερον ἀγγελέουσαν·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα, πάλιν τρέπε μηδ᾽ ἔα ἄντην
ἔρχεσθ᾽· οὐ γὰρ καλὰ συνοισόμεθα πτόλεμον δέ.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
γυιώσω μέν σφωϊν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,
αὐτὰς δ᾽ ἐκ δίφρου βαλέω κατά θ᾽ ἅρματα ἄξω·
οὐδέ κεν ἐς δεκάτους περιτελλομένους ἐνιαυτοὺς
ἕλκε᾽ ἀπαλθήσεσθον, ἅ κεν μάρπτηισι κεραυνός·
ὄφρα ἰδῆι γλαυκῶπις ὅτ᾽ ἂν ὧι πατρὶ μάχηται.
Ἥρηι δ᾽ οὔ τι τόσον νεμεσίζομαι οὐδὲ χολοῦμαι·
αἰεὶ γάρ μοι ἔωθεν ἐνικλᾶν ὅττί κεν εἴπω.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δὲ Ἶρις ἀελλόπος ἀγγελέουσα,
βῆ δ᾽ ἐξ Ἰδαίων ὀρέων ἐς μακρὸν Ὄλυμπον.
πρώτηισιν δὲ πύληισι πολυπτύχου Οὐλύμποιο
ἀντομένη κατέρυκε, Διὸς δέ σφ᾽ ἔννεπε μῦθον·
πῆι μέματον; τί σφῶϊν ἐνὶ φρεσὶ μαίνεται ἦτορ;
οὐκ ἐάαι Κρονίδης ἐπαμυνέμεν Ἀργείοισιν.
ὧδε γὰρ ἠπείλησε Κρόνου πάϊς, ἧι τελέει περ,
γυιώσειν μὲν σφῶϊν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,
αὐτὰς δ᾽ ἐκ δίφρου βαλέειν κατά θ᾽ ἅρματα ἄξειν·
οὐδέ κεν ἐς δεκάτους περιτελλομένους ἐνιαυτοὺς
ἕλκε᾽ ἀπαλθήσεσθον, ἅ κεν μάρπτηισι κεραυνός·
ὄφρα ἰδῆις γλαυκῶπι ὅτ᾽ ἂν σῶι πατρὶ μάχηαι.
Ἥρηι δ᾽ οὔ τι τόσον νεμεσίζεται οὐδὲ χολοῦται·
αἰεὶ γάρ οἱ ἔωθεν ἐνικλᾶν ὅττι κεν εἴπηι·
ἀλλὰ σύ γ᾽ αἰνοτάτη κύον ἀδεὲς εἰ ἐτεόν γε
τολμήσεις Διὸς ἄντα πελώριον ἔγχος ἀεῖραι.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
αὐτὰρ Ἀθηναίην Ἥρη πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος, οὐκέτ᾽ ἔγωγε
νῶϊ ἐῶ Διὸς ἄντα βροτῶν ἕνεκα πτολεμίζειν·
τῶν ἄλλος μὲν ἀποφθίσθω, ἄλλος δὲ βιώτω,
ὅς κε τύχηι· κεῖνος δὲ τὰ ἃ φρονέων ἐνὶ θυμῶι
Τρωσί τε καὶ Δαναοῖσι δικαζέτω, ὡς ἐπιεικές.
ὣς ἄρα φωνήσασα πάλιν τρέπε μώνυχας ἵππους·
τῆισιν δ᾽ Ὧραι μὲν λῦσαν καλλίτριχας ἵππους,
καὶ τοὺς μὲν κατέδησαν ἐπ᾽ ἀμβροσίηισι κάπηισιν,
ἅρματα δ᾽ ἔκλιναν πρὸς ἐνώπια παμφανόωντα·
αὐταὶ δὲ χρυσέοισιν ἐπὶ κλισμοῖσι κάθιζον
μίγδ᾽ ἄλλοισι θεοῖσι, φίλον τετιημέναι ἦτορ.
Ζεὺς δὲ πατὴρ Ἴδηθεν ἐΰτροχον ἅρμα καὶ ἵππους
Οὔλυμπον δὲ δίωκε, θεῶν δ᾽ ἐξίκετο θώκους.
τῶι δὲ καὶ ἵππους μὲν λῦσε κλυτὸς ἐννοσίγαιος,
ἅρματα δ᾽ ἂμ βωμοῖσι τίθει κατὰ λῖτα πετάσσας·
αὐτὸς δὲ χρύσειον ἐπὶ θρόνον εὐρύοπα Ζεὺς
ἕζετο, τῶι δ᾽ ὑπὸ ποσσὶ μέγας πελεμίζετ᾽ Ὄλυμπος.
αἳ δ᾽ οἶαι Διὸς ἀμφὶς Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη
ἥσθην, οὐδέ τί μιν προσεφώνεον οὐδ᾽ ἐρέοντο·
αὐτὰρ ὁ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ φώνησέν τε·
τίφθ᾽ οὕτω τετίησθον Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη;
οὐ μέν θην κάμετόν γε μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
ὀλλῦσαι Τρῶας, τοῖσιν κότον αἰνὸν ἔθεσθε.
πάντως, οἷον ἐμόν γε μένος καὶ χεῖρες ἄαπτοι,
οὐκ ἄν με τρέψειαν ὅσοι θεοί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι.
σφῶϊν δὲ πρίν περ τρόμος ἔλλαβε φαίδιμα γυῖα
πρὶν πόλεμόν τε ἰδεῖν πολέμοιό τε μέρμερα ἔργα.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δέ κεν τετελεσμένον ἦεν·
οὐκ ἂν ἐφ᾽ ὑμετέρων ὀχέων πληγέντε κεραυνῶι
ἂψ ἐς Ὄλυμπον ἵκεσθον, ἵν᾽ ἀθανάτων ἕδος ἐστίν.
ὣς ἔφαθ᾽, αἳ δ᾽ ἐπέμυξαν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη·
πλησίαι αἵ γ᾽ ἥσθην, κακὰ δὲ Τρώεσσι μεδέσθην.
ἤτοι Ἀθηναίη ἀκέων ἦν οὐδέ τι εἶπε
σκυζομένη Διὶ πατρί, χόλος δέ μιν ἄγριος ἥιρει·
Ἥρηι δ᾽ οὐκ ἔχαδε στῆθος χόλον, ἀλλὰ προσηύδα·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
εὖ νυ καὶ ἡμεῖς ἴδμεν ὅ τοι σθένος οὐκ ἀλαπαδνόν·
ἀλλ᾽ ἔμπης Δαναῶν ὀλοφυρόμεθ᾽ αἰχμητάων,
οἵ κεν δὴ κακὸν οἶτον ἀναπλήσαντες ὄλωνται.
ἀλλ᾽ ἤτοι πολέμου μὲν ἀφεξόμεθ᾽, εἰ σὺ κελεύεις·
βουλὴν δ᾽ Ἀργείοις ὑποθησόμεθ᾽ ἥ τις ὀνήσει,
ὡς μὴ πάντες ὄλωνται ὀδυσσαμένοιο τεοῖο.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἠοῦς δὴ καὶ μᾶλλον ὑπερμενέα Κρονίωνα
ὄψεαι, αἴ κ᾽ ἐθέληισθα, βοῶπις πότνια Ἥρη
ὀλλύντ᾽ Ἀργείων πουλὺν στρατὸν αἰχμητάων·
οὐ γὰρ πρὶν πολέμου ἀποπαύσεται ὄβριμος Ἕκτωρ
πρὶν ὄρθαι παρὰ ναῦφι ποδώκεα Πηλεΐωνα,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἂν οἳ μὲν ἐπὶ πρύμνηισι μάχωνται
στείνει ἐν αἰνοτάτωι περὶ Πατρόκλοιο θανόντος·
ὣς γὰρ θέσφατόν ἐστι· σέθεν δ᾽ ἐγὼ οὐκ ἀλεγίζω
χωομένης, οὐδ᾽ εἴ κε τὰ νείατα πείραθ᾽ ἵκηαι
γαίης καὶ πόντοιο, ἵν᾽ Ἰάπετός τε Κρόνος τε
ἥμενοι οὔτ᾽ αὐγῆις Ὑπερίονος Ἠελίοιο
τέρποντ᾽ οὔτ᾽ ἀνέμοισι, βαθὺς δέ τε Τάρταρος ἀμφίς·
οὐδ᾽ ἢν ἔνθ᾽ ἀφίκηαι ἀλωμένη, οὔ σευ ἔγωγε
σκυζομένης ἀλέγω, ἐπεὶ οὐ σέο κύντερον ἄλλο.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὔ τι προσέφη λευκώλενος Ἥρη.
ἐν δ᾽ ἔπεσ᾽ Ὠκεανῶι λαμπρὸν φάος ἠελίοιο
ἕλκον νύκτα μέλαιναν ἐπὶ ζείδωρον ἄρουραν.
Τρωσὶν μέν ῥ᾽ ἀέκουσιν ἔδυ φάος, αὐτὰρ Ἀχαιοῖς
ἀσπασίη τρίλλιστος ἐπήλυθε νὺξ ἐρεβεννή.
Τρώων αὖτ᾽ ἀγορὴν ποιήσατο φαίδιμος Ἕκτωρ
νόσφι νεῶν ἀγαγὼν ποταμῶι ἔπι δινήεντι,
ἐν καθαρῶι ὅθι δὴ νεκύων διεφαίνετο χῶρος.
ἐξ ἵππων δ᾽ ἀποβάντες ἐπὶ χθόνα μῦθον ἄκουον
τόν ῥ᾽ Ἕκτωρ ἀγόρευε Διῒ φίλος· ἐν δ᾽ ἄρα χειρὶ
ἔγχος ἔχ᾽ ἑνδεκάπηχυ· πάροιθε δὲ λάμπετο δουρὸς
αἰχμὴ χαλκείη, περὶ δὲ χρύσεος θέε πόρκης,
τῶι ὅ γ᾽ ἐρεισάμενος ἔπεα Τρώεσσι μετηύδα·
κέκλυτέ μευ Τρῶες καὶ Δάρδανοι ἠδ᾽ ἐπίκουροι·
νῦν ἐφάμην νῆάς τ᾽ ὀλέσας καὶ πάντας Ἀχαιοὺς
ἂψ ἀπονοστήσειν προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν·
ἀλλὰ πρὶν κνέφας ἦλθε, τὸ νῦν ἐσάωσε μάλιστα
Ἀργείους καὶ νῆας ἐπὶ ῥηγμῖνι θαλάσσης.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μὲν πειθώμεθα νυκτὶ μελαίνηι
δόρπά τ᾽ ἐφοπλισόμεσθα· ἀτὰρ καλλίτριχας ἵππους
λύσαθ᾽ ὑπὲξ ὀχέων, παρὰ δέ σφισι βάλλετ᾽ ἐδωδήν·
ἐκ πόλιος δ᾽ ἄξεσθε βόας καὶ ἴφια μῆλα
καρπαλίμως, οἶνον δὲ μελίφρονα οἰνίζεσθε
σῖτόν τ᾽ ἐκ μεγάρων, ἐπὶ δὲ ξύλα πολλὰ λέγεσθε,
ὥς κεν παννύχιοι μέσφ᾽ ἠοῦς ἠριγενείης
καίωμεν πυρὰ πολλά, σέλας δ᾽ εἰς οὐρανὸν ἵκηι,
μή πως καὶ διὰ νύκτα κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
φεύγειν ὁρμήσωνται ἐπ᾽ εὐρέα νῶτα θαλάσσης.
μὴ μὰν ἀσπουδί γε νεῶν ἐπιβαῖεν ἕκηλοι,
ἀλλ᾽ ὥς τις τούτων γε βέλος καὶ οἴκοθι πέσσηι
βλήμενος ἢ ἰῶι ἢ ἔγχεϊ ὀξυόεντι
νηὸς ἐπιθρώισκων, ἵνα τις στυγέηισι καὶ ἄλλος
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισι φέρειν πολύδακρυν Ἄρηα.
κήρυκες δ᾽ ἀνὰ ἄστυ Διῒ φίλοι ἀγγελλόντων
παῖδας πρωθήβας πολιοκροτάφους τε γέροντας
λέξασθαι περὶ ἄστυ θεοδμήτων ἐπὶ πύργων·
θηλύτεραι δὲ γυναῖκες ἐνὶ μεγάροισιν ἑκάστη
πῦρ μέγα καιόντων· φυλακὴ δέ τις ἔμπεδος ἔστω
μὴ λόχος εἰσέλθηισι πόλιν λαῶν ἀπεόντων.
ὧδ᾽ ἔστω Τρῶες μεγαλήτορες ὡς ἀγορεύω·
μῦθος δ᾽ ὃς μὲν νῦν ὑγιὴς εἰρημένος ἔστω,
τὸν δ᾽ ἠοῦς Τρώεσσι μεθ᾽ ἱπποδάμοις ἀγορεύσω.
ἔλπομαι εὐχόμενος Διί τ᾽ ἄλλοισίν τε θεοῖσιν
ἐξελάαν ἐνθένδε κύνας κηρεσσιφορήτους,
οὓς κῆρες φορέουσι μελαινάων ἐπὶ νηῶν.
ἀλλ᾽ ἤτοι ἐπὶ νυκτὶ φυλάξομεν ἡμέας αὐτούς,
πρῶϊ δ᾽ ὑπηοῖοι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
εἴσομαι εἴ κέ μ᾽ ὁ Τυδεΐδης κρατερὸς Διομήδης
πὰρ νηῶν πρὸς τεῖχος ἀπώσεται, ἤ κεν ἐγὼ τὸν
χαλκῶι δηιώσας ἔναρα βροτόεντα φέρωμαι.
αὔριον ἣν ἀρετὴν διαείσεται, εἴ κ᾽ ἐμὸν ἔγχος
μείνηι ἐπερχόμενον· ἀλλ᾽ ἐν πρώτοισιν ὀΐω
κείσεται οὐτηθείς, πολέες δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
ἠελίου ἀνιόντος ἐς αὔριον· εἰ γὰρ ἐγὼν ὣς
εἴην ἀθάνατος καὶ ἀγήρως ἤματα πάντα,
τιοίμην δ᾽ ὡς τίετ᾽ Ἀθηναίη καὶ Ἀπόλλων,
ὡς νῦν ἡμέρη ἥδε κακὸν φέρει Ἀργείοισιν.
ὣς Ἕκτωρ ἀγόρευ᾽, ἐπὶ δὲ Τρῶες κελάδησαν.
οἳ δ᾽ ἵππους μὲν λῦσαν ὑπὸ ζυγοῦ ἱδρώοντας,
δῆσαν δ᾽ ἱμάντεσσι παρ᾽ ἅρμασιν οἷσιν ἕκαστος·
ἐκ πόλιος δ᾽ ἄξοντο βόας καὶ ἴφια μῆλα
καρπαλίμως, οἶνον δὲ μελίφρονα οἰνίζοντο,
σῖτόν τ᾽ ἐκ μεγάρων, ἐπὶ δὲ ξύλα πολλὰ λέγοντο.
[ἔρδον δ᾿ ἀθανάτοισι τεληέσσας ἑκατόμβας,]
κνίσην δ᾽ ἐκ πεδίου ἄνεμοι φέρον οὐρανὸν εἴσω.
[ἡδεῖαν: τῆς δ᾿ οὔ τι θεοὶ μάκαρες δατέοντο,]
[οὐδ᾿ ἔθελον: μάλα γάρ σφιν ἀπήχθετο Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς ἐυμμελίω Πριάμοιο.]
οἳ δὲ μέγα φρονέοντες ἐπὶ πτολέμοιο γεφύρας
εἴατο παννύχιοι, πυρὰ δέ σφισι καίετο πολλά.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἐν οὐρανῶι ἄστρα φαεινὴν ἀμφὶ σελήνην
φαίνετ᾽ ἀριπρεπέα, ὅτε τ᾽ ἔπλετο νήνεμος αἰθήρ·
ἔκ τ᾽ ἔφανεν πᾶσαι σκοπιαὶ καὶ πρώονες ἄκροι
καὶ νάπαι· οὐρανόθεν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπερράγη ἄσπετος αἰθήρ,
πάντα δὲ εἴδεται ἄστρα, γέγηθε δέ τε φρένα ποιμήν·
τόσσα μεσηγὺ νεῶν ἠδὲ Ξάνθοιο ῥοάων
Τρώων καιόντων πυρὰ φαίνετο Ἰλιόθι πρό.
χίλι᾽ ἄρ᾽ ἐν πεδίωι πυρὰ καίετο, πὰρ δὲ ἑκάστωι
εἴατο πεντήκοντα σέλαι πυρὸς αἰθομένοιο.
ἵπποι δὲ κρῖ λευκὸν ἐρεπτόμενοι καὶ ὀλύρας
ἑσταότες παρ᾽ ὄχεσφιν ἐΰθρονον Ἠῶ μίμνον.
Ἰλιάδος Ι
πρεσβεία πρὸς Ἀχιλλέα λιταί.
Ὣς οἱ μὲν Τρῶες φυλακὰς ἔχον· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
θεσπεσίη ἔχε φύζα φόβου κρυόεντος ἑταίρη,
πένθεϊ δ᾽ ἀτλήτωι βεβολήατο πάντες ἄριστοι.
ὡς δ᾽ ἄνεμοι δύο πόντον ὀρίνετον ἰχθυόεντα
Βορέης καὶ Ζέφυρος, τώ τε Θρήικηθεν ἄητον
ἐλθόντ᾽ ἐξαπίνης· ἄμυδις δέ τε κῦμα κελαινὸν
κορθύεται, πολλὸν δὲ παρὲξ ἅλα φῦκος ἔχευεν·
ὣς ἐδαΐζετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄχεϊ μεγάλωι βεβολημένος ἦτορ
φοίτα κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κελεύων
κλήδην εἰς ἀγορὴν κικλήσκειν ἄνδρα ἕκαστον,
μὴ δὲ βοᾶν· αὐτὸς δὲ μετὰ πρώτοισι πονεῖτο.
ἷζον δ᾽ εἰν ἀγορῆι τετιηότες· ἂν δ᾽ Ἀγαμέμνων
ἵστατο δάκρυ χέων ὥς τε κρήνη μελάνυδρος
ἥ τε κατ᾽ αἰγίλιπος πέτρης δνοφερὸν χέει ὕδωρ·
ὣς ὁ βαρὺ στενάχων ἔπε᾽ Ἀργείοισι μετηύδα·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
Ζεύς με μέγα Κρονίδης ἄτηι ἐνέδησε βαρείηι
σχέτλιος, ὃς τότε μέν μοι ὑπέσχετο καὶ κατένευσεν
Ἴλιον ἐκπέρσαντ᾽ εὐτείχεον ἀπονέεσθαι,
νῦν δὲ κακὴν ἀπάτην βουλεύσατο, καί με κελεύει
δυσκλέα Ἄργος ἱκέσθαι, ἐπεὶ πολὺν ὤλεσα λαόν.
οὕτω που Διὶ μέλλει ὑπερμενέϊ φίλον εἶναι,
ὃς δὴ πολλάων πολίων κατέλυσε κάρηνα
ἠδ᾽ ἔτι καὶ λύσει· τοῦ γὰρ κράτος ἐστὶ μέγιστον.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
φεύγωμεν σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν·
οὐ γὰρ ἔτι Τροίην αἱρήσομεν εὐρυάγυιαν.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
δὴν δ᾽ ἄνεωι ἦσαν τετιηότες υἷες Ἀχαιῶν·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
Ἀτρεΐδη σοὶ πρῶτα μαχήσομαι ἀφραδέοντι,
ἣ θέμις ἐστὶν ἄναξ ἀγορῆι· σὺ δὲ μή τι χολωθῆις.
ἀλκὴν μέν μοι πρῶτον ὀνείδισας ἐν Δαναοῖσι
φὰς ἔμεν ἀπτόλεμον καὶ ἀνάλκιδα· ταῦτα δὲ πάντα
ἴσασ᾽ Ἀργείων ἠμὲν νέοι ἠδὲ γέροντες.
σοὶ δὲ διάνδιχα δῶκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω·
σκήπτρωι μέν τοι δῶκε τετιμῆσθαι περὶ πάντων,
ἀλκὴν δ᾽ οὔ τοι δῶκεν, ὅ τε κράτος ἐστὶ μέγιστον.
δαιμόνι᾽ οὕτω που μάλα ἔλπεαι υἷας Ἀχαιῶν
ἀπτολέμους τ᾽ ἔμεναι καὶ ἀνάλκιδας ὡς ἀγορεύεις;
εἰ δέ τοι αὐτῶι θυμὸς ἐπέσσυται ὥς τε νέεσθαι
ἔρχεο· πάρ τοι ὁδός, νῆες δέ τοι ἄγχι θαλάσσης
ἑστᾶσ᾽, αἵ τοι ἕποντο Μυκήνηθεν μάλα πολλαί.
ἀλλ᾽ ἄλλοι μενέουσι κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
εἰς ὅ κέ περ Τροίην διαπέρσομεν. εἰ δὲ καὶ αὐτοὶ
φευγόντων σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν·
νῶϊ δ᾽ ἐγὼ Σθένελός τε μαχησόμεθ᾽ εἰς ὅ κε τέκμωρ
Ἰλίου εὕρωμεν· σὺν γὰρ θεῶι εἰλήλουθμεν.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπίαχον υἷες Ἀχαιῶν
μῦθον ἀγασσάμενοι Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
τοῖσι δ᾽ ἀνιστάμενος μετεφώνεεν ἱππότα Νέστωρ·
Τυδεΐδη περὶ μὲν πολέμωι ἔνι καρτερός ἐσσι,
καὶ βουλῆι μετὰ πάντας ὁμήλικας ἔπλευ ἄριστος.
οὔ τίς τοι τὸν μῦθον ὀνόσσεται ὅσσοι Ἀχαιοί,
οὐδὲ πάλιν ἐρέει· ἀτὰρ οὐ τέλος ἵκεο μύθων.
ἦ μὲν καὶ νέος ἐσσί, ἐμὸς δέ κε καὶ πάϊς εἴης
ὁπλότατος γενεῆφιν· ἀτὰρ πεπνυμένα βάζεις
Ἀργείων βασιλῆας, ἐπεὶ κατὰ μοῖραν ἔειπες.
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἐγών, ὃς σεῖο γεραίτερος εὔχομαι εἶναι,
ἐξείπω καὶ πάντα διίξομαι· οὐδέ κέ τίς μοι
μῦθον ἀτιμήσει᾽, οὐδὲ κρείων Ἀγαμέμνων.
ἀφρήτωρ ἀθέμιστος ἀνέστιός ἐστιν ἐκεῖνος
ὃς πολέμου ἔραται ἐπιδημίου ὀκρυόεντος.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μὲν πειθώμεθα νυκτὶ μελαίνηι
δόρπά τ᾽ ἐφοπλισόμεσθα· φυλακτῆρες δὲ ἕκαστοι
λεξάσθων παρὰ τάφρον ὀρυκτὴν τείχεος ἐκτός.
κούροισιν μὲν ταῦτ᾽ ἐπιτέλλομαι· αὐτὰρ ἔπειτα
Ἀτρεΐδη σὺ μὲν ἄρχε· σὺ γὰρ βασιλεύτατός ἐσσι.
δαίνυ δαῖτα γέρουσιν· ἔοικέ τοι, οὔ τοι ἀεικές.
πλεῖαί τοι οἴνου κλισίαι, τὸν νῆες Ἀχαιῶν
ἠμάτιαι Θρήικηθεν ἐπ᾽ εὐρέα πόντον ἄγουσι·
πᾶσά τοί ἐσθ᾽ ὑποδεξίη, πολέεσσι δ᾽ ἀνάσσεις.
πολλῶν δ᾽ ἀγρομένων τῶι πείσεαι ὅς κεν ἀρίστην
βουλὴν βουλεύσηι· μάλα δὲ χρεὼ πάντας Ἀχαιοὺς
ἐσθλῆς καὶ πυκινῆς, ὅτι δήϊοι ἐγγύθι νηῶν
καίουσιν πυρὰ πολλά· τίς ἂν τάδε γηθήσειε;
νὺξ δ᾽ ἧδ᾽ ἠὲ διαρραίσει στρατὸν ἠὲ σαώσει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο.
ἐκ δὲ φυλακτῆρες σὺν τεύχεσιν ἐσσεύοντο
ἀμφί τε Νεστορίδην Θρασυμήδεα ποιμένα λαῶν,
ἠδ᾽ ἀμφ᾽ Ἀσκάλαφον καὶ Ἰάλμενον υἷας Ἄρηος
ἀμφί τε Μηριόνην Ἀφαρῆά τε Δηΐπυρόν τε,
ἠδ᾽ ἀμφὶ Κρείοντος υἱὸν Λυκομήδεα δῖον.
ἕπτ᾽ ἔσαν ἡγεμόνες φυλάκων, ἑκατὸν δὲ ἑκάστωι
κοῦροι ἅμα στεῖχον δολίχ᾽ ἔγχεα χερσὶν ἔχοντες·
κὰδ δὲ μέσον τάφρου καὶ τείχεος ἷζον ἰόντες·
ἔνθα δὲ πῦρ κήαντο, τίθεντο δὲ δόρπα ἕκαστος.
Ἀτρεΐδης δὲ γέροντας ἀολλέας ἦγεν Ἀχαιῶν
ἐς κλισίην, παρὰ δέ σφι τίθει μενοεικέα δαῖτα.
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ὀνείαθ᾽ ἑτοῖμα προκείμενα χεῖρας ἴαλλον.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
τοῖς ὁ γέρων πάμπρωτος ὑφαίνειν ἤρχετο μῆτιν
Νέστωρ, οὗ καὶ πρόσθεν ἀρίστη φαίνετο βουλή·
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
ἐν σοὶ μὲν λήξω, σέο δ᾽ ἄρξομαι, οὕνεκα πολλῶν
λαῶν ἐσσι ἄναξ καί τοι Ζεὺς ἐγγυάλιξε
σκῆπτρόν τ᾽ ἠδὲ θέμιστας, ἵνά σφισι βουλεύηισθα.
τώ σε χρὴ περὶ μὲν φάσθαι ἔπος ἠδ᾽ ἐπακοῦσαι,
κρηῆναι δὲ καὶ ἄλλωι, ὅτ᾽ ἄν τινα θυμὸς ἀνώγηι
εἰπεῖν εἰς ἀγαθόν· σέο δ᾽ ἕξεται ὅττί κεν ἄρχηι.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐρέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα.
οὐ γάρ τις νόον ἄλλος ἀμείνονα τοῦδε νοήσει
οἷον ἐγὼ νοέω ἠμὲν πάλαι ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν
ἐξ ἔτι τοῦ ὅτε διογενὲς Βρισηΐδα κούρην
χωομένου Ἀχιλῆος ἔβης κλισίηθεν ἀπούρας
οὔ τι καθ᾽ ἡμέτερόν γε νόον· μάλα γάρ τοι ἔγωγε
πόλλ᾽ ἀπεμυθεόμην· σὺ δὲ σῶι μεγαλήτορι θυμῶι
εἴξας ἄνδρα φέριστον, ὃν ἀθάνατοί περ ἔτισαν,
ἠτίμησας, ἑλὼν γὰρ ἔχεις γέρας· ἀλλ᾽ ἔτι καὶ νῦν
φραζώμεσθ᾽ ὥς κέν μιν ἀρεσσάμενοι πεπίθωμεν
δώροισίν τ᾽ ἀγανοῖσιν ἔπεσσί τε μειλιχίοισι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ὦ γέρον οὔ τι ψεῦδος ἐμὰς ἄτας κατέλεξας·
ἀασάμην, οὐδ᾽ αὐτὸς ἀναίνομαι. ἀντί νυ πολλῶν
λαῶν ἐστὶν ἀνὴρ ὅν τε Ζεὺς κῆρι φιλήσηι,
ὡς νῦν τοῦτον ἔτισε, δάμασσε δὲ λαὸν Ἀχαιῶν.
ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἀασάμην φρεσὶ λευγαλέηισι πιθήσας,
ἂψ ἐθέλω ἀρέσαι δόμεναί τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα.
ὑμῖν δ᾽ ἐν πάντεσσι περικλυτὰ δῶρ᾽ ὀνομήνω
ἕπτ᾽ ἀπύρους τρίποδας, δέκα δὲ χρυσοῖο τάλαντα,
αἴθωνας δὲ λέβητας ἐείκοσι, δώδεκα δ᾽ ἵππους
πηγοὺς ἀθλοφόρους, οἳ ἀέθλια ποσσὶν ἄροντο.
οὔ κεν ἀλήϊος εἴη ἀνὴρ ὧι τόσσα γένοιτο,
οὐδέ κεν ἀκτήμων ἐριτίμοιο χρυσοῖο,
ὅσσά μοι ἠνείκαντο ἀέθλια μώνυχες ἵπποι.
δώσω δ᾽ ἑπτὰ γυναῖκας ἀμύμονα ἔργα ἰδυίας
Λεσβίδας, ἃς ὅτε Λέσβον ἐϋκτιμένην ἕλεν αὐτὸς
ἐξελόμην, αἳ κάλλει ἐνίκων φῦλα γυναικῶν.
τὰς μέν οἱ δώσω, μετὰ δ᾽ ἔσσεται ἣν τότ᾽ ἀπηύρων
κούρη Βρισῆος· ἐπὶ δὲ μέγαν ὅρκον ὀμοῦμαι
μή ποτε τῆς εὐνῆς ἐπιβήμεναι ἠδὲ μιγῆναι,
ἣ θέμις ἀνθρώπων πέλει ἀνδρῶν ἠδὲ γυναικῶν.
ταῦτα μὲν αὐτίκα πάντα παρέσσεται· εἰ δέ κεν αὖτε
ἄστυ μέγα Πριάμοιο θεοὶ δώωσ᾽ ἀλαπάξαι,
νῆα ἅλις χρυσοῦ καὶ χαλκοῦ νηησάσθω
εἰσελθών, ὅτε κεν δατεώμεθα ληΐδ᾽ Ἀχαιοί,
Τρωϊάδας δὲ γυναῖκας ἐείκοσιν αὐτὸς ἑλέσθω,
αἴ κε μετ᾽ Ἀργείην Ἑλένην κάλλισται ἔωσιν.
εἰ δέ κεν Ἄργος ἱκοίμεθ᾽ Ἀχαιϊκὸν οὖθαρ ἀρούρης
γαμβρός κέν μοι ἔοι· τίσω δέ μιν ἶσον Ὀρέστηι,
ὅς μοι τηλύγετος τρέφεται θαλίηι ἔνι πολλῆι.
τρεῖς δέ μοί εἰσι θύγατρες ἐνὶ μεγάρωι εὐπήκτωι
Χρυσόθεμις καὶ Λαοδίκη καὶ Ἰφιάνασσα,
τάων ἥν κ᾽ ἐθέληισι φίλην ἀνάεδνον ἀγέσθω
πρὸς οἶκον Πηλῆος· ἐγὼ δ᾽ ἐπὶ μείλια δώσω
πολλὰ μάλ᾽, ὅσσ᾽ οὔ πώ τις ἑῆι ἐπέδωκε θυγατρί·
ἑπτὰ δέ οἱ δώσω εὖ ναιόμενα πτολίεθρα
Καρδαμύλην Ἐνόπην τε καὶ Ἱρὴν ποιήεσσαν
Φηράς τε ζαθέας ἠδ᾽ Ἄνθειαν βαθύλειμον
καλήν τ᾽ Αἴπειαν καὶ Πήδασον ἀμπελόεσσαν.
πᾶσαι δ᾽ ἐγγὺς ἁλός, νέαται Πύλου ἠμαθόεντος·
ἐν δ᾽ ἄνδρες ναίουσι πολύρρηνες πολυβοῦται,
οἵ κέ ἑ δωτίνηισι θεὸν ὣς τιμήσουσι
καί οἱ ὑπὸ σκήπτρωι λιπαρὰς τελέουσι θέμιστας.
ταῦτά κέ οἱ τελέσαιμι μεταλήξαντι χόλοιο.
δμηθήτω· Ἀΐδης τοι ἀμείλιχος ἠδ᾽ ἀδάμαστος,
τοὔνεκα καί τε βροτοῖσι θεῶν ἔχθιστος ἁπάντων·
καί μοι ὑποστήτω ὅσσον βασιλεύτερός εἰμι
ἠδ᾽ ὅσσον γενεῆι προγενέστερος εὔχομαι εἶναι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
δῶρα μὲν οὐκέτ᾽ ὀνοστὰ διδοῖς Ἀχιλῆϊ ἄνακτι·
ἀλλ᾽ ἄγετε κλητοὺς ὀτρύνομεν, οἵ κε τάχιστα
ἔλθωσ᾽ ἐς κλισίην Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος.
εἰ δ᾽ ἄγε τοὺς ἂν ἐγὼ ἐπιόψομαι οἳ δὲ πιθέσθων.
Φοῖνιξ μὲν πρώτιστα Διῒ φίλος ἡγησάσθω,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Αἴας τε μέγας καὶ δῖος Ὀδυσσεύς·
κηρύκων δ᾽ Ὀδίος τε καὶ Εὐρυβάτης ἅμ᾽ ἑπέσθων.
φέρτε δὲ χερσὶν ὕδωρ, εὐφημῆσαί τε κέλεσθε,
ὄφρα Διὶ Κρονίδηι ἀρησόμεθ᾽, αἴ κ᾽ ἐλεήσηι.
ὣς φάτο, τοῖσι δὲ πᾶσιν ἑαδότα μῦθον ἔειπεν.
αὐτίκα κήρυκες μὲν ὕδωρ ἐπὶ χεῖρας ἔχευαν,
κοῦροι δὲ κρητῆρας ἐπεστέψαντο ποτοῖο,
νώμησαν δ᾽ ἄρα πᾶσιν ἐπαρξάμενοι δεπάεσσιν.
αὐτὰρ ἐπεὶ σπεῖσάν τ᾽ ἔπιόν θ᾽ ὅσον ἤθελε θυμός,
ὁρμῶντ᾽ ἐκ κλισίης Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο.
τοῖσι δὲ πόλλ᾽ ἐπέτελλε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ
δενδίλλων ἐς ἕκαστον, Ὀδυσσῆϊ δὲ μάλιστα,
πειρᾶν ὡς πεπίθοιεν ἀμύμονα Πηλεΐωνα.
τὼ δὲ βάτην παρὰ θῖνα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης
πολλὰ μάλ᾽ εὐχομένω γαιηόχωι ἐννοσιγαίωι
ῥηϊδίως πεπιθεῖν μεγάλας φρένας Αἰακίδαο.
Μυρμιδόνων δ᾽ ἐπί τε κλισίας καὶ νῆας ἱκέσθην,
τὸν δ᾽ εὗρον φρένα τερπόμενον φόρμιγγι λιγείηι
καλῆι δαιδαλέηι, ἐπὶ δ᾽ ἀργύρεον ζυγὸν ἦεν,
τὴν ἄρετ᾽ ἐξ ἐνάρων πόλιν Ἠετίωνος ὀλέσσας·
τῆι ὅ γε θυμὸν ἔτερπεν, ἄειδε δ᾽ ἄρα κλέα ἀνδρῶν.
Πάτροκλος δέ οἱ οἶος ἐναντίος ἧστο σιωπῆι,
δέγμενος Αἰακίδην ὁπότε λήξειεν ἀείδων,
τὼ δὲ βάτην προτέρω, ἡγεῖτο δὲ δῖος Ὀδυσσεύς,
στὰν δὲ πρόσθ᾽ αὐτοῖο· ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεὺς
αὐτῆι σὺν φόρμιγγι λιπὼν ἕδος ἔνθα θάασσεν.
ὣς δ᾽ αὔτως Πάτροκλος, ἐπεὶ ἴδε φῶτας, ἀνέστη.
τὼ καὶ δεικνύμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
χαίρετον· ἦ φίλοι ἄνδρες ἱκάνετον ἦ τι μάλα χρεώ,
οἵ μοι σκυζομένωι περ Ἀχαιῶν φίλτατοί ἐστον.
ὣς ἄρα φωνήσας προτέρω ἄγε δῖος Ἀχιλλεύς,
εἷσεν δ᾽ ἐν κλισμοῖσι τάπησί τε πορφυρέοισιν.
αἶψα δὲ Πάτροκλον προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·
μείζονα δὴ κρητῆρα Μενοιτίου υἱὲ καθίστα,
ζωρότερον δὲ κέραιε, δέπας δ᾽ ἔντυνον ἑκάστωι·
οἳ γὰρ φίλτατοι ἄνδρες ἐμῶι ὑπέασι μελάθρωι.
ὣς φάτο, Πάτροκλος δὲ φίλωι ἐπεπείθεθ᾽ ἑταίρωι.
αὐτὰρ ὅ γε κρεῖον μέγα κάββαλεν ἐν πυρὸς αὐγῆι,
ἐν δ᾽ ἄρα νῶτον ἔθηκ᾽ ὄϊος καὶ πίονος αἰγός,
ἐν δὲ συὸς σιάλοιο ῥάχιν τεθαλυῖαν ἀλοιφῆι.
τῶι δ᾽ ἔχεν Αὐτομέδων, τάμνεν δ᾽ ἄρα δῖος Ἀχιλλεύς.
καὶ τὰ μὲν εὖ μίστυλλε καὶ ἀμφ᾽ ὀβελοῖσιν ἔπειρε,
πῦρ δὲ Μενοιτιάδης δαῖεν μέγα ἰσόθεος φώς.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ πῦρ ἐκάη καὶ φλὸξ ἐμαράνθη,
ἀνθρακιὴν στορέσας ὀβελοὺς ἐφύπερθε τάνυσσε,
πάσσε δ᾽ ἁλὸς θείοιο κρατευτάων ἐπαείρας.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ὤπτησε καὶ εἰν ἐλεοῖσιν ἔχευε,
Πάτροκλος μὲν σῖτον ἑλὼν ἐπένειμε τραπέζηι
καλοῖς ἐν κανέοισιν, ἀτὰρ κρέα νεῖμεν Ἀχιλλεύς.
αὐτὸς δ᾽ ἀντίον ἷζεν Ὀδυσσῆος θείοιο
τοίχου τοῦ ἑτέροιο, θεοῖσι δὲ θῦσαι ἀνώγει
Πάτροκλον ὃν ἑταῖρον· ὁ δ᾽ ἐν πυρὶ βάλλε θυηλάς.
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ὀνείαθ᾽ ἑτοῖμα προκείμενα χεῖρας ἴαλλον.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
νεῦσ᾽ Αἴας Φοίνικι· νόησε δὲ δῖος Ὀδυσσεύς,
πλησάμενος δ᾽ οἴνοιο δέπας δείδεκτ᾽ Ἀχιλῆα·
χαῖρ᾽ Ἀχιλεῦ· δαιτὸς μὲν ἐΐσης οὐκ ἐπιδευεῖς
ἠμὲν ἐνὶ κλισίηι Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο
ἠδὲ καὶ ἐνθάδε νῦν, πάρα γὰρ μενοεικέα πολλὰ
δαίνυσθ᾽· ἀλλ᾽ οὐ δαιτὸς ἐπηράτου ἔργα μέμηλεν,
ἀλλὰ λίην μέγα πῆμα διοτρεφὲς εἰσορόωντες
δείδιμεν· ἐν δοιῆι δὲ σαωσέμεν ἢ ἀπολέσθαι
νῆας ἐϋσσέλμους, εἰ μὴ σύ γε δύσεαι ἀλκήν.
ἐγγὺς γὰρ νηῶν καὶ τείχεος αὖλιν ἔθεντο
Τρῶες ὑπέρθυμοι τηλεκλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
κηάμενοι πυρὰ πολλὰ κατὰ στρατόν, οὐδ᾽ ἔτι φασὶ
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι.
Ζεὺς δέ σφι Κρονίδης ἐνδέξια σήματα φαίνων
ἀστράπτει· Ἕκτωρ δὲ μέγα σθένεϊ βλεμεαίνων
μαίνεται ἐκπάγλως πίσυνος Διί, οὐδέ τι τίει
ἀνέρας οὐδὲ θεούς· κρατερὴ δέ ἑ λύσσα δέδυκεν.
ἀρᾶται δὲ τάχιστα φανήμεναι Ἠῶ δῖαν·
στεῦται γὰρ νηῶν ἀποκόψειν ἄκρα κόρυμβα
αὐτάς τ᾽ ἐμπρήσειν μαλεροῦ πυρός, αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
δηιώσειν παρὰ τῆισιν ὀρινομένους ὑπὸ καπνοῦ.
ταῦτ᾽ αἰνῶς δείδοικα κατὰ φρένα, μή οἱ ἀπειλὰς
ἐκτελέσωσι θεοί, ἡμῖν δὲ δὴ αἴσιμον εἴη
φθίσθαι ἐνὶ Τροίηι ἑκὰς Ἄργεος ἱπποβότοιο.
ἀλλ᾽ ἄνα εἰ μέμονάς γε καὶ ὀψέ περ υἷας Ἀχαιῶν
τειρομένους ἐρύεσθαι ὑπὸ Τρώων ὀρυμαγδοῦ.
αὐτῶι τοι μετόπισθ᾽ ἄχος ἔσσεται, οὐδέ τι μῆχος
ῥεχθέντος κακοῦ ἔστ᾽ ἄκος εὑρεῖν· ἀλλὰ πολὺ πρὶν
φράζευ ὅπως Δαναοῖσιν ἀλεξήσεις κακὸν ἦμαρ.
ὦ πέπον ἦ μὲν σοί γε πατὴρ ἐπετέλλετο Πηλεὺς
ἤματι τῶι ὅτε σ᾽ ἐκ Φθίης Ἀγαμέμνονι πέμπε·
τέκνον ἐμὸν κάρτος μὲν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη
δώσουσ᾽ αἴ κ᾽ ἐθέλωσι, σὺ δὲ μεγαλήτορα θυμὸν
ἴσχειν ἐν στήθεσσι· φιλοφροσύνη γὰρ ἀμείνων·
ληγέμεναι δ᾽ ἔριδος κακομηχάνου, ὄφρά σε μᾶλλον
τίωσ᾽ Ἀργείων ἠμὲν νέοι ἠδὲ γέροντες.
ὣς ἐπέτελλ᾽ ὁ γέρων, σὺ δὲ λήθεαι· ἀλλ᾽ ἔτι καὶ νῦν
παύε᾽, ἔα δὲ χόλον θυμαλγέα· σοὶ δ᾽ Ἀγαμέμνων
ἄξια δῶρα δίδωσι μεταλήξαντι χόλοιο.
εἰ δὲ σὺ μέν μευ ἄκουσον, ἐγὼ δέ κέ τοι καταλέξω
ὅσσά τοι ἐν κλισίηισιν ὑπέσχετο δῶρ᾽ Ἀγαμέμνων·
ἕπτ᾽ ἀπύρους τρίποδας, δέκα δὲ χρυσοῖο τάλαντα,
αἴθωνας δὲ λέβητας ἐείκοσι, δώδεκα δ᾽ ἵππους
πηγοὺς ἀθλοφόρους, οἳ ἀέθλια ποσσὶν ἄροντο.
οὔ κεν ἀλήϊος εἴη ἀνὴρ ὧι τόσσα γένοιτο
οὐδέ κεν ἀκτήμων ἐριτίμοιο χρυσοῖο,
ὅσσ᾽ Ἀγαμέμνονος ἵπποι ἀέθλια ποσσὶν ἄροντο.
δώσει δ᾽ ἑπτὰ γυναῖκας ἀμύμονα ἔργα ἰδυίας
Λεσβίδας, ἃς ὅτε Λέσβον ἐϋκτιμένην ἕλες αὐτὸς
ἐξέλεθ᾽, αἳ τότε κάλλει ἐνίκων φῦλα γυναικῶν.
τὰς μέν τοι δώσει, μετὰ δ᾽ ἔσσεται ἣν τότ᾽ ἀπηύρα
κούρη Βρισῆος· ἐπὶ δὲ μέγαν ὅρκον ὀμεῖται
μή ποτε τῆς εὐνῆς ἐπιβήμεναι ἠδὲ μιγῆναι
ἣ θέμις ἐστὶν ἄναξ ἤτ᾽ ἀνδρῶν ἤτε γυναικῶν.
ταῦτα μὲν αὐτίκα πάντα παρέσσεται· εἰ δέ κεν αὖτε
ἄστυ μέγα Πριάμοιο θεοὶ δώωσ᾽ ἀλαπάξαι,
νῆα ἅλις χρυσοῦ καὶ χαλκοῦ νηήσασθαι
εἰσελθών, ὅτε κεν δατεώμεθα ληΐδ᾽ Ἀχαιοί,
Τρωϊάδας δὲ γυναῖκας ἐείκοσιν αὐτὸς ἑλέσθαι,
αἵ κε μετ᾽ Ἀργείην Ἑλένην κάλλισται ἔωσιν.
εἰ δέ κεν Ἄργος ἱκοίμεθ᾽ Ἀχαιϊκὸν οὖθαρ ἀρούρης
γαμβρός κέν οἱ ἔοις· τίσει δέ σε ἶσον Ὀρέστηι,
ὅς οἱ τηλύγετος τρέφεται θαλίηι ἔνι πολλῆι.
τρεῖς δέ οἵ εἰσι θύγατρες ἐνὶ μεγάρωι εὐπήκτωι
Χρυσόθεμις καὶ Λαοδίκη καὶ Ἰφιάνασσα,
τάων ἥν κ᾽ ἐθέληισθα φίλην ἀνάεδνον ἄγεσθαι
πρὸς οἶκον Πηλῆος· ὁ δ᾽ αὖτ᾽ ἐπὶ μείλια δώσει
πολλὰ μάλ᾽, ὅσσ᾽ οὔ πώ τις ἑῆι ἐπέδωκε θυγατρί·
ἑπτὰ δέ τοι δώσει εὖ ναιόμενα πτολίεθρα
Καρδαμύλην Ἐνόπην τε καὶ Ἱρὴν ποιήεσσαν
Φηράς τε ζαθέας ἠδ᾽ Ἄνθειαν βαθύλειμον
καλήν τ᾽ Αἴπειαν καὶ Πήδασον ἀμπελόεσσαν.
πᾶσαι δ᾽ ἐγγὺς ἁλός, νέαται Πύλου ἠμαθόεντος·
ἐν δ᾽ ἄνδρες ναίουσι πολύρρηνες πολυβοῦται,
οἵ κέ σε δωτίνηισι θεὸν ὣς τιμήσουσι
καί τοι ὑπὸ σκήπτρωι λιπαρὰς τελέουσι θέμιστας.
ταῦτά κέ τοι τελέσειε μεταλήξαντι χόλοιο.
εἰ δέ τοι Ἀτρεΐδης μὲν ἀπήχθετο κηρόθι μᾶλλον
αὐτὸς καὶ τοῦ δῶρα, σὺ δ᾽ ἄλλους περ Παναχαιοὺς
τειρομένους ἐλέαιρε κατὰ στρατόν, οἵ σε θεὸν ὣς
τίσουσ᾽· ἦ γάρ κέ σφι μάλα μέγα κῦδος ἄροιο·
νῦν γάρ χ᾽ Ἕκτορ᾽ ἕλοις, ἐπεὶ ἂν μάλα τοι σχεδὸν ἔλθοι
λύσσαν ἔχων ὀλοήν, ἐπεὶ οὔ τινά φησιν ὁμοῖον
οἷ ἔμεναι Δαναῶν οὓς ἐνθάδε νῆες ἔνεικαν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
χρὴ μὲν δὴ τὸν μῦθον ἀπηλεγέως ἀποειπεῖν,
ἧι περ δὴ φρονέω τε καὶ ὡς τετελεσμένον ἔσται,
ὡς μή μοι τρύζητε παρήμενοι ἄλλοθεν ἄλλος.
ἐχθρὸς γάρ μοι κεῖνος ὁμῶς Ἀΐδαο πύληισιν
ὅς χ᾽ ἕτερον μὲν κεύθηι ἐνὶ φρεσίν, ἄλλο δὲ εἴπηι.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐρέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα·
οὔτ᾽ ἔμεγ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα πεισέμεν οἴω
οὔτ᾽ ἄλλους Δαναούς, ἐπεὶ οὐκ ἄρα τις χάρις ἦεν
μάρνασθαι δηΐοισιν ἐπ᾽ ἀνδράσι νωλεμὲς αἰεί.
ἴση μοῖρα μένοντι καὶ εἰ μάλα τις πολεμίζοι·
ἐν δὲ ἰῆι τιμῆι ἠμὲν κακὸς ἠδὲ καὶ ἐσθλός·
κάτθαν᾽ ὁμῶς ὅ τ᾽ ἀεργὸς ἀνὴρ ὅ τε πολλὰ ἐοργώς.
οὐδέ τί μοι περίκειται, ἐπεὶ πάθον ἄλγεα θυμῶι
αἰεὶ ἐμὴν ψυχὴν παραβαλλόμενος πολεμίζειν.
ὡς δ᾽ ὄρνις ἀπτῆσι νεοσσοῖσι προφέρηισι
μάστακ᾽ ἐπεί κε λάβηισι, κακῶς δ᾽ ἄρα οἱ πέλει αὐτῆι,
ὣς καὶ ἐγὼ πολλὰς μὲν ἀΰπνους νύκτας ἴαυον,
ἤματα δ᾽ αἱματόεντα διέπρησσον πολεμίζων
ἀνδράσι μαρνάμενος ὀάρων ἕνεκα σφετεράων.
δώδεκα δὴ σὺν νηυσὶ πόλεις ἀλάπαξ᾽ ἀνθρώπων,
πεζὸς δ᾽ ἕνδεκά φημι κατὰ Τροίην ἐρίβωλον·
τάων ἐκ πασέων κειμήλια πολλὰ καὶ ἐσθλὰ
ἐξελόμην, καὶ πάντα φέρων Ἀγαμέμνονι δόσκον
Ἀτρεΐδηι· ὁ δ᾽ ὄπισθε μένων παρὰ νηυσὶ θοῆισι
δεξάμενος διὰ παῦρα δασάσκετο, πολλὰ δ᾽ ἔχεσκεν.
ἄλλα δ᾽ ἀριστήεσσι δίδου γέρα καὶ βασιλεῦσι·
τοῖσι μὲν ἔμπεδα κεῖται, ἐμεῦ δ᾽ ἀπὸ μούνου Ἀχαιῶν
εἵλετ᾽, ἔχει δ᾽ ἄλοχον θυμαρέα· τῆι παριαύων
τερπέσθω. τί δὲ δεῖ πολεμιζέμεναι Τρώεσσιν
Ἀργείους; τί δὲ λαὸν ἀνήγαγεν ἐνθάδ᾽ ἀγείρας
Ἀτρεΐδης; ἦ οὐχ Ἑλένης ἕνεκ᾽ ἠϋκόμοιο;
ἦ μοῦνοι φιλέουσ᾽ ἀλόχους μερόπων ἀνθρώπων
Ἀτρεΐδαι; ἐπεὶ ὅς τις ἀνὴρ ἀγαθὸς καὶ ἐχέφρων
τὴν αὐτοῦ φιλέει καὶ κήδεται, ὡς καὶ ἐγὼ τὴν
ἐκ θυμοῦ φίλεον δουρικτητήν περ ἐοῦσαν.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ ἐκ χειρῶν γέρας εἵλετο καί μ᾽ ἀπάτησε
μή μευ πειράτω εὖ εἰδότος· οὐδέ με πείσει.
ἀλλ᾽ Ὀδυσεῦ σὺν σοί τε καὶ ἄλλοισιν βασιλεῦσι
φραζέσθω νήεσσιν ἀλεξέμεναι δήϊον πῦρ.
ἦ μὲν δὴ μάλα πολλὰ πονήσατο νόσφιν ἐμεῖο,
καὶ δὴ τεῖχος ἔδειμε, καὶ ἤλασε τάφρον ἐπ᾽ αὐτῶι
εὐρεῖαν μεγάλην, ἐν δὲ σκόλοπας κατέπηξεν·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς δύναται σθένος Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
ἴσχειν· ὄφρα δ᾽ ἐγὼ μετ᾽ Ἀχαιοῖσιν πολέμιζον
οὐκ ἐθέλεσκε μάχην ἀπὸ τείχεος ὀρνύμεν Ἕκτωρ,
ἀλλ᾽ ὅσον ἐς Σκαιάς τε πύλας καὶ φηγὸν ἵκανεν·
ἔνθά ποτ᾽ οἶον ἔμιμνε, μόγις δέ μευ ἔκφυγεν ὁρμήν.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὐκ ἐθέλω πολεμιζέμεν Ἕκτορι δίωι
αὔριον ἱρὰ Διὶ ῥέξας καὶ πᾶσι θεοῖσι
νηήσας εὖ νῆας, ἐπὴν ἅλα δὲ προερύσσω,
ὄψεαι, αἴ κ᾽ ἐθέληισθα καὶ αἴ κέν τοι τὰ μεμήληι,
ἦρι μάλ᾽ Ἑλλήσποντον ἐπ᾽ ἰχθυόεντα πλεούσας
νῆας ἐμάς, ἐν δ᾽ ἄνδρας ἐρεσσέμεναι μεμαῶτας·
εἰ δέ κεν εὐπλοίην δώηι κλυτὸς ἐννοσίγαιος
ἤματί κε τριτάτωι Φθίην ἐρίβωλον ἱκοίμην.
ἔστι δέ μοι μάλα πολλά, τὰ κάλλιπον ἐνθάδε ἔρρων·
ἄλλον δ᾽ ἐνθένδε χρυσὸν καὶ χαλκὸν ἐρυθρὸν
ἠδὲ γυναῖκας ἐϋζώνους πολιόν τε σίδηρον
ἄξομαι, ἅσσ᾽ ἔλαχόν γε· γέρας δέ μοι, ὅς περ ἔδωκεν,
αὖτις ἐφυβρίζων ἕλετο κρείων Ἀγαμέμνων
Ἀτρεΐδης· τῶι πάντ᾽ ἀγορευέμεν ὡς ἐπιτέλλω
ἀμφαδόν, ὄφρα καὶ ἄλλοι ἐπισκύζωνται Ἀχαιοὶ
εἴ τινά που Δαναῶν ἔτι ἔλπεται ἐξαπατήσειν
αἰὲν ἀναιδείην ἐπιειμένος· οὐδ᾽ ἂν ἔμοιγε
τετλαίη κύνεός περ ἐὼν εἰς ὦπα ἰδέσθαι·
οὐδέ τί οἱ βουλὰς συμφράσσομαι, οὐδὲ μὲν ἔργον·
ἐκ γὰρ δή μ᾽ ἀπάτησε καὶ ἤλιτεν· οὐδ᾽ ἂν ἔτ᾽ αὖτις
ἐξαπάφοιτ᾽ ἐπέεσσιν· ἅλις δέ οἱ· ἀλλὰ ἕκηλος
ἐρρέτω· ἐκ γάρ εὑ φρένας εἵλετο μητίετα Ζεύς.
ἐχθρὰ δέ μοι τοῦ δῶρα, τίω δέ μιν ἐν καρὸς αἴσηι.
οὐδ᾽ εἴ μοι δεκάκις τε καὶ εἰκοσάκις τόσα δοίη
ὅσσά τέ οἱ νῦν ἔστι, καὶ εἴ ποθεν ἄλλα γένοιτο,
οὐδ᾽ ὅσ᾽ ἐς Ὀρχομενὸν ποτινίσεται, οὐδ᾽ ὅσα Θήβας
Αἰγυπτίας, ὅθι πλεῖστα δόμοις ἐν κτήματα κεῖται,
αἵ θ᾽ ἑκατόμπυλοί εἰσι, διηκόσιοι δ᾽ ἀν᾽ ἑκάστας
ἀνέρες ἐξοιχνεῦσι σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν·
οὐδ᾽ εἴ μοι τόσα δοίη ὅσα ψάμαθός τε κόνις τε,
οὐδέ κεν ὧς ἔτι θυμὸν ἐμὸν πείσει᾽ Ἀγαμέμνων
πρίν γ᾽ ἀπὸ πᾶσαν ἐμοὶ δόμεναι θυμαλγέα λώβην.
κούρην δ᾽ οὐ γαμέω Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο,
οὐδ᾽ εἰ χρυσείηι Ἀφροδίτηι κάλλος ἐρίζοι,
ἔργα δ᾽ Ἀθηναίηι γλαυκώπιδι ἰσοφαρίζοι·
οὐδέ μιν ὧς γαμέω· ὁ δ᾽ Ἀχαιῶν ἄλλον ἑλέσθω,
ὅς τις οἷ τ᾽ ἐπέοικε καὶ ὃς βασιλεύτερός ἐστιν.
ἢν γὰρ δή με σαῶσι θεοὶ καὶ οἴκαδ᾽ ἵκωμαι,
Πηλεύς θήν μοι ἔπειτα γυναῖκά γε μάσσεται αὐτός.
πολλαὶ Ἀχαιΐδες εἰσὶν ἀν᾽ Ἑλλάδα τε Φθίην τε
κοῦραι ἀριστήων, οἵ τε πτολίεθρα ῥύονται,
τάων ἥν κ᾽ ἐθέλωμι φίλην ποιήσομ᾽ ἄκοιτιν.
ἔνθα δέ μοι μάλα πολλὸν ἐπέσσυτο θυμὸς ἀγήνωρ
γήμαντα μνηστὴν ἄλοχον ἐϊκυῖαν ἄκοιτιν
κτήμασι τέρπεσθαι τὰ γέρων ἐκτήσατο Πηλεύς·
οὐ γὰρ ἐμοὶ ψυχῆς ἀντάξιον οὐδ᾽ ὅσα φασὶν
Ἴλιον ἐκτῆσθαι εὖ ναιόμενον πτολίεθρον
τὸ πρὶν ἐπ᾽ εἰρήνης, πρὶν ἐλθεῖν υἷας Ἀχαιῶν,
οὐδ᾽ ὅσα λάϊνος οὐδὸς ἀφήτορος ἐντὸς ἐέργει
Φοίβου Ἀπόλλωνος Πυθοῖ ἔνι πετρηέσσηι.
ληϊστοὶ μὲν γάρ τε βόες καὶ ἴφια μῆλα,
κτητοὶ δὲ τρίποδές τε καὶ ἵππων ξανθὰ κάρηνα,
ἀνδρὸς δὲ ψυχὴ πάλιν ἐλθεῖν οὔτε λεϊστὴ
οὔθ᾽ ἑλετή, ἐπεὶ ἄρ κεν ἀμείψεται ἕρκος ὀδόντων.
μήτηρ γάρ τέ μέ φησι θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα
διχθαδίας κῆρας φερέμεν θανάτοιο τέλος δέ.
εἰ μέν κ᾽ αὖθι μένων Τρώων πόλιν ἀμφιμάχωμαι,
ὤλετο μέν μοι νόστος, ἀτὰρ κλέος ἄφθιτον ἔσται·
εἰ δέ κεν οἴκαδ᾽ ἵκωμι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν,
ὤλετό μοι κλέος ἐσθλόν, ἐπὶ δηρὸν δέ μοι αἰὼν
ἔσσεται, οὐδέ κέ μ᾽ ὦκα τέλος θανάτοιο κιχείη.
καὶ δ᾽ ἂν τοῖς ἄλλοισιν ἐγὼ παραμυθησαίμην
οἴκαδ᾽ ἀποπλείειν, ἐπεὶ οὐκέτι δήετε τέκμωρ
Ἰλίου αἰπεινῆς· μάλα γάρ ἑθεν εὐρύοπα Ζεὺς
χεῖρα ἑὴν ὑπερέσχε, τεθαρσήκασι δὲ λαοί.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς μὲν ἰόντες ἀριστήεσσιν Ἀχαιῶν
ἀγγελίην ἀπόφασθε· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ γερόντων·
ὄφρ᾽ ἄλλην φράζωνται ἐνὶ φρεσὶ μῆτιν ἀμείνω,
ἥ κέ σφιν νῆάς τε σαῶι καὶ λαὸν Ἀχαιῶν
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆις, ἐπεὶ οὔ σφισιν ἥδέ γ᾽ ἑτοίμη
ἣν νῦν ἐφράσσαντο ἐμεῦ ἀπομηνίσαντος·
Φοῖνιξ δ᾽ αὖθι παρ᾽ ἄμμι μένων κατακοιμηθήτω,
ὄφρά μοι ἐν νήεσσι φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἕπηται
αὔριον ἢν ἐθέληισιν· ἀνάγκηι δ᾽ οὔ τί μιν ἄξω.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι
μῦθον ἀγασσάμενοι· μάλα γὰρ κρατερῶς ἀπέειπεν·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε γέρων ἱππηλάτα Φοῖνιξ
δάκρυ᾽ ἀναπρήσας· περὶ γὰρ δίε νηυσὶν Ἀχαιῶν·
εἰ μὲν δὴ νόστόν γε μετὰ φρεσὶ φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ
βάλλεαι, οὐδέ τι πάμπαν ἀμύνειν νηυσὶ θοῆισι
πῦρ ἐθέλεις ἀΐδηλον, ἐπεὶ χόλος ἔμπεσε θυμῶι,
πῶς ἂν ἔπειτ᾽ ἀπὸ σεῖο φίλον τέκος αὖθι λιποίμην
οἶος; σοὶ δέ μ᾽ ἔπεμπε γέρων ἱππηλάτα Πηλεὺς
ἤματι τῶι ὅτε σ᾽ ἐκ Φθίης Ἀγαμέμνονι πέμπε
νήπιον οὔ πω εἰδόθ᾽ ὁμοιΐου πολέμοιο
οὐδ᾽ ἀγορέων, ἵνα τ᾽ ἄνδρες ἀριπρεπέες τελέθουσι.
τοὔνεκά με προέηκε διδασκέμεναι τάδε πάντα,
μύθων τε ῥητῆρ᾽ ἔμεναι πρηκτῆρά τε ἔργων.
ὡς ἂν ἔπειτ᾽ ἀπὸ σεῖο φίλον τέκος οὐκ ἐθέλοιμι
λείπεσθ᾽, οὐδ᾽ εἴ κέν μοι ὑποσταίη θεὸς αὐτὸς
γῆρας ἀποξύσας θήσειν νέον ἡβώοντα,
οἷον ὅτε πρῶτον λίπον Ἑλλάδα καλλιγύναικα
φεύγων νείκεα πατρὸς Ἀμύντορος Ὀρμενίδαο,
ὅς μοι παλλακίδος περιχώσατο καλλικόμοιο,
τὴν αὐτὸς φιλέεσκεν, ἀτιμάζεσκε δ᾽ ἄκοιτιν
μητέρ᾽ ἐμήν· ἣ δ᾽ αἰὲν ἐμὲ λισσέσκετο γούνων
παλλακίδι προμιγῆναι, ἵν᾽ ἐχθήρειε γέροντα.
τῆι πιθόμην καὶ ἔρεξα· πατὴρ δ᾽ ἐμὸς αὐτίκ᾽ ὀϊσθεὶς
πολλὰ κατηρᾶτο, στυγερὰς δ᾽ ἐπεκέκλετ᾽ Ἐρινῦς,
μή ποτε γούνασιν οἷσιν ἐφέσσεσθαι φίλον υἱὸν
ἐξ ἐμέθεν γεγαῶτα· θεοὶ δ᾽ ἐτέλειον ἐπαρὰς
Ζεύς τε καταχθόνιος καὶ ἐπαινὴ Περσεφόνεια.
τὸν μὲν ἐγὼ βούλευσα κατακτάμεν ὀξέι χαλκῷ·
ἀλλά τις ἀθανάτων παῦσεν χόλον, ὅς ῥ’ ἐνὶ θυμῷ
δήμου θῆκε φάτιν καὶ ὀνείδεα πόλλ’ ἀνθρώπων,
ὡς μὴ πατροφόνος μετ’ Ἀχαιοῖσιν καλεοίμην.
ἔνθ᾽ ἐμοὶ οὐκέτι πάμπαν ἐρητύετ᾽ ἐν φρεσὶ θυμὸς
πατρὸς χωομένοιο κατὰ μέγαρα στρωφᾶσθαι.
ἦ μὲν πολλὰ ἔται καὶ ἀνεψιοὶ ἀμφὶς ἐόντες
αὐτοῦ λισσόμενοι κατερήτυον ἐν μεγάροισι,
πολλὰ δὲ ἴφια μῆλα καὶ εἰλίποδας ἕλικας βοῦς
ἔσφαζον, πολλοὶ δὲ σύες θαλέθοντες ἀλοιφῆι
εὑόμενοι τανύοντο διὰ φλογὸς Ἡφαίστοιο,
πολλὸν δ᾽ ἐκ κεράμων μέθυ πίνετο τοῖο γέροντος.
εἰνάνυχες δέ μοι ἀμφ᾽ αὐτῶι παρὰ νύκτας ἴαυον·
οἳ μὲν ἀμειβόμενοι φυλακὰς ἔχον, οὐδέ ποτ᾽ ἔσβη
πῦρ, ἕτερον μὲν ὑπ᾽ αἰθούσηι εὐερκέος αὐλῆς,
ἄλλο δ᾽ ἐνὶ προδόμωι, πρόσθεν θαλάμοιο θυράων.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ δεκάτη μοι ἐπήλυθε νὺξ ἐρεβεννή,
καὶ τότ᾽ ἐγὼ θαλάμοιο θύρας πυκινῶς ἀραρυίας
ῥήξας ἐξῆλθον, καὶ ὑπέρθορον ἑρκίον αὐλῆς
ῥεῖα, λαθὼν φύλακάς τ᾽ ἄνδρας δμωιάς τε γυναῖκας.
φεῦγον ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε δι᾽ Ἑλλάδος εὐρυχόροιο,
Φθίην δ᾽ ἐξικόμην ἐριβώλακα μητέρα μήλων
ἐς Πηλῆα ἄναχθ᾽· ὁ δέ με πρόφρων ὑπέδεκτο,
καί μ᾽ ἐφίλησ᾽ ὡς εἴ τε πατὴρ ὃν παῖδα φιλήσηι
μοῦνον τηλύγετον πολλοῖσιν ἐπὶ κτεάτεσσι,
καί μ᾽ ἀφνειὸν ἔθηκε, πολὺν δέ μοι ὤπασε λαόν·
ναῖον δ᾽ ἐσχατιὴν Φθίης Δολόπεσσιν ἀνάσσων.
καί σε τοσοῦτον ἔθηκα θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ,
ἐκ θυμοῦ φιλέων, ἐπεὶ οὐκ ἐθέλεσκες ἅμ᾽ ἄλλωι
οὔτ᾽ ἐς δαῖτ᾽ ἰέναι οὔτ᾽ ἐν μεγάροισι πάσασθαι,
πρίν γ᾽ ὅτε δή σ᾽ ἐπ᾽ ἐμοῖσιν ἐγὼ γούνεσσι καθίσσας
ὄψου τ᾽ ἄσαιμι προταμὼν καὶ οἶνον ἐπισχών.
πολλάκι μοι κατέδευσας ἐπὶ στήθεσσι χιτῶνα
οἴνου ἀποβλύζων ἐν νηπιέηι ἀλεγεινῆι.
ὣς ἐπὶ σοὶ μάλα πολλὰ πάθον καὶ πολλὰ μόγησα,
τὰ φρονέων ὅ μοι οὔ τι θεοὶ γόνον ἐξετέλειον
ἐξ ἐμεῦ· ἀλλὰ σὲ παῖδα θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ
ποιεύμην, ἵνα μοί ποτ᾽ ἀεικέα λοιγὸν ἀμύνηις.
ἀλλ᾽ Ἀχιλεῦ δάμασον θυμὸν μέγαν· οὐδέ τί σε χρὴ
νηλεὲς ἦτορ ἔχειν· στρεπτοὶ δέ τε καὶ θεοὶ αὐτοί,
τῶν περ καὶ μείζων ἀρετὴ τιμή τε βίη τε.
καὶ μὲν τοὺς θυέεσσι καὶ εὐχωλῆις ἀγανῆισι
λοιβῆι τε κνίσηι τε παρατρωπῶσ᾽ ἄνθρωποι
λισσόμενοι, ὅτε κέν τις ὑπερβήηι καὶ ἁμάρτηι.
καὶ γάρ τε λιταί εἰσι Διὸς κοῦραι μεγάλοιο
χωλαί τε ῥυσαί τε παραβλῶπές τ᾽ ὀφθαλμώ,
αἵ ῥά τε καὶ μετόπισθ᾽ ἄτης ἀλέγουσι κιοῦσαι.
ἣ δ᾽ ἄτη σθεναρή τε καὶ ἀρτίπος, οὕνεκα πάσας
πολλὸν ὑπεκπροθέει, φθάνει δέ τε πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν
βλάπτουσ᾽ ἀνθρώπους· αἳ δ᾽ ἐξακέονται ὀπίσσω.
ὃς μέν τ᾽ αἰδέσεται κούρας Διὸς ἆσσον ἰούσας,
τὸν δὲ μέγ᾽ ὤνησαν καί τ᾽ ἔκλυον εὐχομένοιο·
ὃς δέ κ᾽ ἀνήνηται καί τε στερεῶς ἀποείπηι,
λίσσονται δ᾽ ἄρα ταί γε Δία Κρονίωνα κιοῦσαι
τῶι ἄτην ἅμ᾽ ἕπεσθαι, ἵνα βλαφθεὶς ἀποτίσηι.
ἀλλ᾽ Ἀχιλεῦ πόρε καὶ σὺ Διὸς κούρηισιν ἕπεσθαι
τιμήν, ἥ τ᾽ ἄλλων περ ἐπιγνάμπτει νόον ἐσθλῶν.
εἰ μὲν γὰρ μὴ δῶρα φέροι τὰ δ᾽ ὄπισθ᾽ ὀνομάζοι
Ἀτρεΐδης, ἀλλ᾽ αἰὲν ἐπιζαφελῶς χαλεπαίνοι,
οὐκ ἂν ἔγωγέ σε μῆνιν ἀπορρίψαντα κελοίμην
Ἀργείοισιν ἀμυνέμεναι χατέουσί περ ἔμπης·
νῦν δ᾽ ἅμα τ᾽ αὐτίκα πολλὰ διδοῖ τὰ δ᾽ ὄπισθεν ὑπέστη,
ἄνδρας δὲ λίσσεσθαι ἐπιπροέηκεν ἀρίστους
κρινάμενος κατὰ λαὸν Ἀχαιϊκόν, οἵ τε σοὶ αὐτῶι
φίλτατοι Ἀργείων· τῶν μὴ σύ γε μῦθον ἐλέγξηις
μηδὲ πόδας· πρὶν δ᾽ οὔ τι νεμεσσητὸν κεχολῶσθαι.
οὕτω καὶ τῶν πρόσθεν ἐπευθόμεθα κλέα ἀνδρῶν
ἡρώων, ὅτε κέν τιν᾽ ἐπιζάφελος χόλος ἵκοι·
δωρητοί τε πέλοντο παράρρητοί τ᾽ ἐπέεσσι.
μέμνημαι τόδε ἔργον ἐγὼ πάλαι οὔ τι νέον γε
ὡς ἦν· ἐν δ᾽ ὑμῖν ἐρέω πάντεσσι φίλοισι.
Κουρῆτές τ᾽ ἐμάχοντο καὶ Αἰτωλοὶ μενεχάρμαι
ἀμφὶ πόλιν Καλυδῶνα καὶ ἀλλήλους ἐνάριζον,
Αἰτωλοὶ μὲν ἀμυνόμενοι Καλυδῶνος ἐραννῆς,
Κουρῆτες δὲ διαπραθέειν μεμαῶτες Ἄρηϊ.
καὶ γὰρ τοῖσι κακὸν χρυσόθρονος Ἄρτεμις ὦρσε
χωσαμένη ὅ οἱ οὔ τι θαλύσια γουνῶι ἀλωῆς
Οἰνεὺς ῥέξ᾽· ἄλλοι δὲ θεοὶ δαίνυνθ᾽ ἑκατόμβας,
οἴηι δ᾽ οὐκ ἔρρεξε Διὸς κούρηι μεγάλοιο.
ἢ λάθετ᾽ ἢ οὐκ ἐνόησεν· ἀάσατο δὲ μέγα θυμῶι.
ἣ δὲ χολωσαμένη δῖον γένος ἰοχέαιρα
ὦρσεν ἔπι χλούνην σῦν ἄγριον ἀργιόδοντα,
ὃς κακὰ πόλλ᾽ ἕρδεσκεν ἔθων Οἰνῆος ἀλωήν·
πολλὰ δ᾽ ὅ γε προθέλυμνα χαμαὶ βάλε δένδρεα μακρὰ
αὐτῆισιν ῥίζηισι καὶ αὐτοῖς ἄνθεσι μήλων.
τὸν δ᾽ υἱὸς Οἰνῆος ἀπέκτεινεν Μελέαγρος
πολλέων ἐκ πολίων θηρήτορας ἄνδρας ἀγείρας
καὶ κύνας· οὐ μὲν γάρ κε δάμη παύροισι βροτοῖσι·
τόσσος ἔην, πολλοὺς δὲ πυρῆς ἐπέβησ᾽ ἀλεγεινῆς.
ἣ δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτῶι θῆκε πολὺν κέλαδον καὶ ἀϋτὴν
ἀμφὶ συὸς κεφαλῆι καὶ δέρματι λαχνήεντι,
Κουρήτων τε μεσηγὺ καὶ Αἰτωλῶν μεγαθύμων.
ὄφρα μὲν οὖν Μελέαγρος ἄρηι φίλος πολέμιζε,
τόφρα δὲ Κουρήτεσσι κακῶς ἦν, οὐδὲ δύναντο
τείχεος ἔκτοσθεν μίμνειν πολέες περ ἐόντες·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Μελέαγρον ἔδυ χόλος, ὅς τε καὶ ἄλλων
οἰδάνει ἐν στήθεσσι νόον πύκα περ φρονεόντων,
ἤτοι ὁ μητρὶ φίληι Ἀλθαίηι χωόμενος κῆρ
κεῖτο παρὰ μνηστῆι ἀλόχωι καλῆι Κλεοπάτρηι
κούρηι Μαρπήσσης καλλισφύρου Εὐηνίνης
Ἴδεώ θ᾽, ὃς κάρτιστος ἐπιχθονίων γένετ᾽ ἀνδρῶν
τῶν τότε· καί ῥα ἄνακτος ἐναντίον εἵλετο τόξον
Φοίβου Ἀπόλλωνος καλλισφύρου εἵνεκα νύμφης,
τὴν δὲ τότ᾽ ἐν μεγάροισι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
Ἀλκυόνην καλέεσκον ἐπώνυμον, οὕνεκ᾽ ἄρ᾽ αὐτῆς
μήτηρ ἀλκυόνος πολυπενθέος οἶτον ἔχουσα
κλαῖεν ὅ μιν ἑκάεργος ἀνήρπασε Φοῖβος Ἀπόλλων·
τῆι ὅ γε παρκατέλεκτο χόλον θυμαλγέα πέσσων
ἐξ ἀρέων μητρὸς κεχολωμένος, ἥ ῥα θεοῖσι
πόλλ᾽ ἀχέουσ᾽ ἠρᾶτο κασιγνήτοιο φόνοιο,
πολλὰ δὲ καὶ γαῖαν πολυφόρβην χερσὶν ἀλοία
κικλήσκουσ᾽ Ἀΐδην καὶ ἐπαινὴν Περσεφόνειαν
πρόχνυ καθεζομένη, δεύοντο δὲ δάκρυσι κόλποι,
παιδὶ δόμεν θάνατον· τῆς δ᾽ ἠεροφοῖτις Ἐρινὺς
ἔκλυεν ἐξ Ἐρέβεσφιν ἀμείλιχον ἦτορ ἔχουσα.
τῶν δὲ τάχ᾽ ἀμφὶ πύλας ὅμαδος καὶ δοῦπος ὀρώρει
πύργων βαλλομένων· τὸν δὲ λίσσοντο γέροντες
Αἰτωλῶν, πέμπον δὲ θεῶν ἱερῆας ἀρίστους,
ἐξελθεῖν καὶ ἀμῦναι ὑποσχόμενοι μέγα δῶρον·
ὁππόθι πιότατον πεδίον Καλυδῶνος ἐραννῆς,
ἔνθά μιν ἤνωγον τέμενος περικαλλὲς ἑλέσθαι
πεντηκοντόγυον, τὸ μὲν ἥμισυ οἰνοπέδοιο,
ἥμισυ δὲ ψιλὴν ἄροσιν πεδίοιο ταμέσθαι.
πολλὰ δέ μιν λιτάνευε γέρων ἱππηλάτα Οἰνεὺς
οὐδοῦ ἐπεμβεβαὼς ὑψηρεφέος θαλάμοιο
σείων κολλητὰς σανίδας γουνούμενος υἱόν·
πολλὰ δὲ τόν γε κασίγνηται καὶ πότνια μήτηρ
ἐλλίσσονθ᾽· ὁ δὲ μᾶλλον ἀναίνετο· πολλὰ δ᾽ ἑταῖροι,
οἵ οἱ κεδνότατοι καὶ φίλτατοι ἦσαν ἁπάντων·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς τοῦ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἔπειθον,
πρίν γ᾽ ὅτε δὴ θάλαμος πύκ᾽ ἐβάλλετο, τοὶ δ᾽ ἐπὶ πύργων
βαῖνον Κουρῆτες καὶ ἐνέπρηθον μέγα ἄστυ.
καὶ τότε δὴ Μελέαγρον ἐΰζωνος παράκοιτις
λίσσετ᾽ ὀδυρομένη, καί οἱ κατέλεξεν ἅπαντα
κήδε᾽, ὅσ᾽ ἀνθρώποισι πέλει τῶν ἄστυ ἁλώηι·
ἄνδρας μὲν κτείνουσι, πόλιν δέ τε πῦρ ἀμαθύνει,
τέκνα δέ τ᾽ ἄλλοι ἄγουσι βαθυζώνους τε γυναῖκας.
τοῦ δ᾽ ὠρίνετο θυμὸς ἀκούοντος κακὰ ἔργα,
βῆ δ᾽ ἰέναι, χροῒ δ᾽ ἔντε᾽ ἐδύσετο παμφανόωντα.
ὣς ὁ μὲν Αἰτωλοῖσιν ἀπήμυνεν κακὸν ἦμαρ
εἴξας ὧι θυμῶι· τῶι δ᾽ οὐκέτι δῶρα τέλεσσαν
πολλά τε καὶ χαρίεντα, κακὸν δ᾽ ἤμυνε καὶ αὔτως.
ἀλλὰ σὺ μή μοι ταῦτα νόει φρεσί, μὴ δέ σε δαίμων
ἐνταῦθα τρέψειε φίλος· κάκιον δέ κεν εἴη
νηυσὶν καιομένηισιν ἀμυνέμεν· ἀλλ᾽ ἐπὶ δώρων
ἔρχεο· ἶσον γάρ σε θεῶι τίσουσιν Ἀχαιοί.
εἰ δέ κ᾽ ἄτερ δώρων πόλεμον φθισήνορα δύηις
οὐκέθ᾽ ὁμῶς τιμῆς ἔσεαι πόλεμόν περ ἀλαλκών,
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Φοῖνιξ ἄττα γεραιὲ διοτρεφὲς οὔ τί με ταύτης
χρεὼ τιμῆς· φρονέω δὲ τετιμῆσθαι Διὸς αἴσηι,
ἥ μ᾽ ἕξει παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν εἰς ὅ κ᾽ ἀϋτμὴ
ἐν στήθεσσι μένηι καί μοι φίλα γούνατ᾽ ὀρώρηι.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισι·
μή μοι σύγχει θυμὸν ὀδυρόμενος καὶ ἀχεύων
Ἀτρεΐδηι ἥρωϊ φέρων χάριν· οὐδέ τί σε χρὴ
τὸν φιλέειν, ἵνα μή μοι ἀπέχθηαι φιλέοντι.
καλόν τοι σὺν ἐμοὶ τὸν κήδειν ὅς κ᾽ ἐμὲ κήδηι·
ἶσον ἐμοὶ βασίλευε καὶ ἥμισυ μείρεο τιμῆς.
οὗτοι δ᾽ ἀγγελέουσι, σὺ δ᾽ αὐτόθι λέξεο μίμνων
εὐνῆι ἔνι μαλακῆι· ἅμα δ᾽ ἠοῖ φαινομένηφι
φρασσόμεθ᾽ ἤ κε νεώμεθ᾽ ἐφ᾽ ἡμέτερ᾽ ἦ κε μένωμεν.
ἦ καὶ Πατρόκλωι ὅ γ᾽ ἐπ᾽ ὀφρύσι νεῦσε σιωπῆι
Φοίνικι στορέσαι πυκινὸν λέχος, ὄφρα τάχιστα
ἐκ κλισίης νόστοιο μεδοίατο· τοῖσι δ᾽ ἄρ᾽ Αἴας
ἀντίθεος Τελαμωνιάδης μετὰ μῦθον ἔειπε·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
ἴομεν· οὐ γάρ μοι δοκέει μύθοιο τελευτὴ
τῆιδέ γ᾽ ὁδῶι κρανέεσθαι· ἀπαγγεῖλαι δὲ τάχιστα
χρὴ μῦθον Δαναοῖσι καὶ οὐκ ἀγαθόν περ ἐόντα
οἵ που νῦν ἕαται ποτιδέγμενοι. αὐτάρ Ἀχιλλεὺς
ἄγριον ἐν στήθεσσι θέτο μεγαλήτορα θυμὸν
σχέτλιος, οὐδὲ μετατρέπεται φιλότητος ἑταίρων
τῆς ἧι μιν παρὰ νηυσὶν ἐτίομεν ἔξοχον ἄλλων
νηλής· καὶ μέν τίς τε κασιγνήτοιο φονῆος
ποινὴν ἢ οὗ παιδὸς ἐδέξατο τεθνηῶτος·
καί ῥ᾽ ὁ μὲν ἐν δήμωι μένει αὐτοῦ πόλλ᾽ ἀποτίσας,
τοῦ δέ τ᾽ ἐρητύεται κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
ποινὴν δεξαμένωι· σοὶ δ᾽ ἄληκτόν τε κακόν τε
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι θεοὶ θέσαν εἵνεκα κούρης
οἴης· νῦν δέ τοι ἑπτὰ παρίσχομεν ἔξοχ᾽ ἀρίστας,
ἄλλά τε πόλλ᾽ ἐπὶ τῆισι· σὺ δ᾽ ἵλαον ἔνθεο θυμόν,
αἴδεσσαι δὲ μέλαθρον· ὑπωρόφιοι δέ τοί εἰμεν
πληθύος ἐκ Δαναῶν, μέμαμεν δέ τοι ἔξοχον ἄλλων
κήδιστοί τ᾽ ἔμεναι καὶ φίλτατοι ὅσσοι Ἀχαιοί.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Αἶαν διογενὲς Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν
πάντά τί μοι κατὰ θυμὸν ἐείσαο μυθήσασθαι·
ἀλλά μοι οἰδάνεται κραδίη χόλωι ὁππότε κείνων
μνήσομαι ὥς μ᾽ ἀσύφηλον ἐν Ἀργείοισιν ἔρεξεν
Ἀτρεΐδης ὡς εἴ τιν᾽ ἀτίμητον μετανάστην.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς ἔρχεσθε καὶ ἀγγελίην ἀπόφασθε·
οὐ γὰρ πρὶν πολέμοιο μεδήσομαι αἱματόεντος
πρίν γ᾽ υἱὸν Πριάμοιο δαΐφρονος Ἕκτορα δῖον
Μυρμιδόνων ἐπί τε κλισίας καὶ νῆας ἱκέσθαι
κτείνοντ᾽ Ἀργείους, κατά τε σμῦξαι πυρὶ νῆας.
ἀμφὶ δέ τοι τῆι ἐμῆι κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι
Ἕκτορα καὶ μεμαῶτα μάχης σχήσεσθαι ὀΐω.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἕκαστος ἑλὼν δέπας ἀμφικύπελλον
σπείσαντες παρὰ νῆας ἴσαν πάλιν· ἦρχε δ᾽ Ὀδυσσεύς.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτάροισιν ἰδὲ δμωῆισι κέλευσε
Φοίνικι στορέσαι πυκινὸν λέχος ὅττι τάχιστα.
αἳ δ᾽ ἐπιπειθόμεναι στόρεσαν λέχος ὡς ἐκέλευσε
κώεά τε ῥῆγός τε λίνοιό τε λεπτὸν ἄωτον.
ἔνθ᾽ ὁ γέρων κατέλεκτο καὶ ἠῶ δῖαν ἔμιμνεν.
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς εὗδε μυχῶι κλισίης εὐπήκτου·
τῶι δ᾽ ἄρα παρκατέλεκτο γυνή, τὴν Λεσβόθεν ἦγε,
Φόρβαντος θυγάτηρ Διομήδη καλλιπάρηιος.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἐλέξατο· πὰρ δ᾽ ἄρα καὶ τῶι
Ἶφις ἐΰζωνος, τήν οἱ πόρε δῖος Ἀχιλλεὺς
Σκῦρον ἑλὼν αἰπεῖαν Ἐνυῆος πτολίεθρον.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίηισιν ἐν Ἀτρεΐδαο γένοντο.
τοὺς μὲν ἄρα χρυσέοισι κυπέλλοις υἷες Ἀχαιῶν
δειδέχατ᾽ ἄλλοθεν ἄλλος ἀνασταδόν, ἔκ τ᾽ ἐρέοντο·
πρῶτος δ᾽ ἐξερέεινεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
εἴπ᾽ ἄγε μ᾽ ὦ πολύαιν᾽ Ὀδυσεῦ μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ἤ ῥ᾽ ἐθέλει νήεσσιν ἀλεξέμεναι δήϊον πῦρ,
ἦ ἀπέειπε, χόλος δ᾽ ἔτ᾽ ἔχει μεγαλήτορα θυμόν;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
κεῖνός γ᾽ οὐκ ἐθέλει σβέσσαι χόλον, ἀλλ᾽ ἔτι μᾶλλον
πιμπλάνεται μένεος, σὲ δ᾽ ἀναίνεται ἠδὲ σὰ δῶρα.
αὐτόν σε φράζεσθαι ἐν Ἀργείοισιν ἄνωγεν
ὅππως κεν νῆάς τε σαῶις καὶ λαὸν Ἀχαιῶν·
αὐτὸς δ᾽ ἠπείλησεν ἅμ᾽ ἠοῖ φαινομένηφι
νῆας ἐϋσσέλμους ἅλαδ᾽ ἑλκέμεν ἀμφιελίσσας.
καὶ δ᾽ ἂν τοῖς ἄλλοισιν ἔφη παραμυθήσασθαι
οἴκαδ᾽ ἀποπλείειν, ἐπεὶ οὐκέτι δήετε τέκμωρ
Ἰλίου αἰπεινῆς· μάλα γάρ ἑθεν εὐρύοπα Ζεὺς
χεῖρα ἑὴν ὑπερέσχε, τεθαρσήκασι δὲ λαοί.
ὣς ἔφατ᾽· εἰσὶ καὶ οἵδε τάδ᾽ εἰπέμεν, οἵ μοι ἕποντο,
Αἴας καὶ κήρυκε δύω πεπνυμένω ἄμφω.
Φοῖνιξ δ᾽ αὖθ᾽ ὁ γέρων κατελέξατο, ὡς γὰρ ἀνώγει,
ὄφρά οἱ ἐν νήεσσι φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἕπηται
αὔριον, ἢν ἐθέληισιν· ἀνάγκηι δ᾽ οὔ τί μιν ἄξει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι
μῦθον ἀγασσάμενοι· μάλα γὰρ κρατερῶς ἀγόρευσε.
δὴν δ᾽ ἄνεωι ἦσαν τετιηότες υἷες Ἀχαιῶν·
ὀψὲ δὲ δὴ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
μὴ ὄφελες λίσσεσθαι ἀμύμονα Πηλεΐωνα
μυρία δῶρα διδούς· ὁ δ᾽ ἀγήνωρ ἐστὶ καὶ ἄλλως·
νῦν αὖ μιν πολὺ μᾶλλον ἀγηνορίηισιν ἐνῆκας.
ἀλλ᾽ ἤτοι κεῖνον μὲν ἐάσομεν ἤ κεν ἴηισιν
ἦ κε μένηι· τότε δ᾽ αὖτε μαχήσεται ὁππότε κέν μιν
θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἀνώγηι καὶ θεὸς ὄρσηι.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
νῦν μὲν κοιμήσασθε τεταρπόμενοι φίλον ἦτορ
σίτου καὶ οἴνοιο· τὸ γὰρ μένος ἐστὶ καὶ ἀλκή·
αὐτὰρ ἐπεί κε φανῆι καλὴ ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
καρπαλίμως πρὸ νεῶν ἐχέμεν λαόν τε καὶ ἵππους
ὀτρύνων, καὶ δ᾽ αὐτὸς ἐνὶ πρώτοισι μάχεσθαι.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπήινησαν βασιλῆες
μῦθον ἀγασσάμενοι Διομήδεος ἱπποδάμοιο.
καὶ τότε δὴ σπείσαντες ἔβαν κλισίην δὲ ἕκαστος,
ἔνθα δὲ κοιμήσαντο καὶ ὕπνου δῶρον ἕλοντο.
Ἰλιάδος Κ
Δολώνεια.
Ἄλλοι μὲν παρὰ νηυσὶν ἀριστῆες Παναχαιῶν
εὗδον παννύχιοι μαλακῶι δεδμημένοι ὕπνωι·
ἀλλ᾽ οὐκ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν
ὕπνος ἔχε γλυκερὸς πολλὰ φρεσὶν ὁρμαίνοντα.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἀστράπτηι πόσις Ἥρης ἠϋκόμοιο
τεύχων ἢ πολὺν ὄμβρον ἀθέσφατον ἠὲ χάλαζαν
ἢ νιφετόν, ὅτε πέρ τε χιὼν ἐπάλυνεν ἀρούρας,
ἠέ ποθι πτολέμοιο μέγα στόμα πευκεδανοῖο,
ὣς πυκίν᾽ ἐν στήθεσσιν ἀνεστενάχιζ᾽ Ἀγαμέμνων
νειόθεν ἐκ κραδίης, τρομέοντο δέ οἱ φρένες ἐντός.
ἤτοι ὅτ᾽ ἐς πεδίον τὸ Τρωϊκὸν ἀθρήσειε,
θαύμαζεν πυρὰ πολλὰ τὰ καίετο Ἰλιόθι πρὸ
αὐλῶν συρίγγων τ᾽ ἐνοπὴν ὅμαδόν τ᾽ ἀνθρώπων.
αὐτὰρ ὅτ᾽ ἐς νῆάς τε ἴδοι καὶ λαὸν Ἀχαιῶν,
πολλὰς ἐκ κεφαλῆς προθελύμνους ἕλκετο χαίτας
ὑψόθ᾽ ἐόντι Διί, μέγα δ᾽ ἔστενε κυδάλιμον κῆρ.
ἥδε δέ οἱ κατὰ θυμὸν ἀρίστη φαίνετο βουλὴ
Νέστορ᾽ ἔπι πρῶτον Νηλήϊον ἐλθέμεν ἀνδρῶν,
εἴ τινά οἱ σὺν μῆτιν ἀμύμονα τεκτήναιτο,
ἥ τις ἀλεξίκακος πᾶσιν Δαναοῖσι γένοιτο.
ὀρθωθεὶς δ᾽ ἔνδυνε περὶ στήθεσσι χιτῶνα,
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα,
ἀμφὶ δ᾽ ἔπειτα δαφοινὸν ἑέσσατο δέρμα λέοντος
αἴθωνος μεγάλοιο ποδηνεκές, εἵλετο δ᾽ ἔγχος.
ὣς δ᾽ αὔτως Μενέλαον ἔχε τρόμος· οὐδὲ γὰρ αὐτῶι
ὕπνος ἐπὶ βλεφάροισιν ἐφίζανε· μή τι πάθοιεν
Ἀργεῖοι, τοὶ δὴ ἕθεν εἵνεκα πουλὺν ἐφ᾽ ὑγρὴν
ἤλυθον ἐς Τροίην πόλεμον θρασὺν ὁρμαίνοντες.
παρδαλέηι μὲν πρῶτα μετάφρενον εὐρὺ κάλυψε
ποικίληι, αὐτὰρ ἐπὶ στεφάνην κεφαλῆφιν ἀείρας
θήκατο χαλκείην, δόρυ δ᾽ εἵλετο χειρὶ παχείηι.
βῆ δ᾽ ἴμεν ἀνστήσων ὃν ἀδελφεόν, ὃς μέγα πάντων
Ἀργείων ἤνασσε, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι.
τὸν δ᾽ εὗρ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισι τιθήμενον ἔντεα καλὰ
νηῒ πάρα πρύμνηι· τῶι δ᾽ ἀσπάσιος γένετ᾽ ἐλθών.
τὸν πρότερος προσέειπε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
τίφθ᾽ οὕτως ἠθεῖε κορύσσεαι; ἦ τιν᾽ ἑταίρων
ὀτρυνέεις Τρώεσσιν ἐπίσκοπον; ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
δείδω μὴ οὔ τίς τοι ὑπόσχηται τόδε ἔργον
ἄνδρας δυσμενέας σκοπιαζέμεν οἶος ἐπελθὼν
νύκτα δι᾽ ἀμβροσίην· μάλα τις θρασυκάρδιος ἔσται.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
χρεὼ βουλῆς ἐμὲ καὶ σὲ διοτρεφὲς ὦ Μενέλαε
κερδαλέης, ἥ τίς κεν ἐρύσσεται ἠδὲ σαώσει
Ἀργείους καὶ νῆας, ἐπεὶ Διὸς ἐτράπετο φρήν.
Ἑκτορέοις ἄρα μᾶλλον ἐπὶ φρένα θῆχ᾽ ἱεροῖσιν·
οὐ γάρ πω ἰδόμην, οὐδ᾽ ἔκλυον αὐδήσαντος
ἄνδρ᾽ ἕνα τοσσάδε μέρμερ᾽ ἐπ᾽ ἤματι μητίσασθαι,
ὅσσ᾽ Ἕκτωρ ἔρρεξε Διῒ φίλος υἷας Ἀχαιῶν
αὔτως, οὔτε θεᾶς υἱὸς φίλος οὔτε θεοῖο.
ἔργα δ᾽ ἔρεξ᾽ ὅσα φημὶ μελησέμεν Ἀργείοισι
δηθά τε καὶ δολιχόν· τόσα γὰρ κακὰ μήσατ᾽ Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν Αἴαντα καὶ Ἰδομενῆα κάλεσσον
ῥίμφα θέων παρὰ νῆας· ἐγὼ δ᾽ ἐπὶ Νέστορα δῖον
εἶμι, καὶ ὀτρυνέω ἀνστήμεναι, αἴ κ᾽ ἐθέληισιν
ἐλθεῖν ἐς φυλάκων ἱερὸν τέλος ἠδ᾽ ἐπιτεῖλαι.
κείνωι γάρ κε μάλιστα πιθοίατο· τοῖο γὰρ υἱὸς
σημαίνει φυλάκεσσι καὶ Ἰδομενῆος ὀπάων
Μηριόνης· τοῖσιν γὰρ ἐπετράπομέν γε μάλιστα.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
πῶς γάρ μοι μύθωι ἐπιτέλλεαι ἠδὲ κελεύεις;
αὖθι μένω μετὰ τοῖσι δεδεγμένος εἰς ὅ κεν ἔλθηις,
ἦε θέω μετὰ σ᾽ αὖτις, ἐπὴν εὖ τοῖς ἐπιτείλω;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
αὖθι μένειν, μή πως ἀβροτάξομεν ἀλλήλοιιν
ἐρχομένω· πολλαὶ γὰρ ἀνὰ στρατόν εἰσι κέλευθοι.
φθέγγεο δ᾽ ἧι κεν ἴηισθα καὶ ἐγρήγορθαι ἄνωχθι
πατρόθεν ἐκ γενεῆς ὀνομάζων ἄνδρα ἕκαστον
πάντας κυδαίνων· μηδὲ μεγαλίζεο θυμῶι,
ἀλλὰ καὶ αὐτοί περ πονεώμεθα· ὧδέ που ἄμμι
Ζεὺς ἐπὶ γιγνομένοισιν ἵει κακότητα βαρεῖαν.
ὣς εἰπὼν ἀπέπεμπεν ἀδελφεὸν εὖ ἐπιτείλας·
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰέναι μετὰ Νέστορα ποιμένα λαῶν·
τὸν δ᾽ εὗρεν παρά τε κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι
εὐνῆι ἔνι μαλακῆι· παρὰ δ᾽ ἔντεα ποικίλ᾽ ἔκειτο
ἀσπὶς καὶ δύο δοῦρε φαεινή τε τρυφάλεια.
πὰρ δὲ ζωστὴρ κεῖτο παναίολος, ὧι ῥ᾽ ὁ γεραιὸς
ζώννυθ᾽ ὅτ᾽ ἐς πόλεμον φθισήνορα θωρήσσοιτο
λαὸν ἄγων, ἐπεὶ οὐ μὲν ἐπέτρεπε γήραϊ λυγρῶι.
ὀρθωθεὶς δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ ἀγκῶνος κεφαλὴν ἐπαείρας
Ἀτρεΐδην προσέειπε καὶ ἐξερεείνετο μύθωι·
τίς δ᾽ οὗτος κατὰ νῆας ἀνὰ στρατὸν ἔρχεαι οἶος
νύκτα δι᾽ ὀρφναίην, ὅτε θ᾽ εὕδουσι βροτοὶ ἄλλοι,
ἠέ τιν᾽ οὐρήων διζήμενος, ἤ τιν᾽ ἑταίρων;
φθέγγεο, μηδ᾽ ἀκέων ἐπ᾽ ἔμ᾽ ἔρχεο· τίπτε δέ σε χρεώ;
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
γνώσεαι Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα, τὸν περὶ πάντων
Ζεὺς ἐνέηκε πόνοισι διαμπερὲς εἰς ὅ κ᾽ ἀϋτμὴ
ἐν στήθεσσι μένηι καί μοι φίλα γούνατ᾽ ὀρώρηι.
πλάζομαι ὧδ᾽ ἐπεὶ οὔ μοι ἐπ᾽ ὄμμασι νήδυμος ὕπνος
ἱζάνει, ἀλλὰ μέλει πόλεμος καὶ κήδε᾽ Ἀχαιῶν.
αἰνῶς γὰρ Δαναῶν περιδείδια, οὐδέ μοι ἦτορ
ἔμπεδον, ἀλλ᾽ ἀλαλύκτημαι, κραδίη δέ μοι ἔξω
στηθέων ἐκθρώισκει, τρομέει δ᾽ ὑπὸ φαίδιμα γυῖα.
ἀλλ᾽ εἴ τι δραίνεις, ἐπεὶ οὐδὲ σέ γ᾽ ὕπνος ἱκάνει,
δεῦρ᾽ ἐς τοὺς φύλακας καταβήομεν, ὄφρα ἴδωμεν
μὴ τοὶ μὲν καμάτωι ἀδηκότες ἠδὲ καὶ ὕπνωι
κοιμήσωνται, ἀτὰρ φυλακῆς ἐπὶ πάγχυ λάθωνται.
δυσμενέες δ᾽ ἄνδρες σχεδὸν εἵαται· οὐδέ τι ἴδμεν
μή πως καὶ διὰ νύκτα μενοινήσωσι μάχεσθαι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
οὔ θην Ἕκτορι πάντα νοήματα μητίετα Ζεὺς
ἐκτελέει, ὅσα πού νυν ἐέλπεται· ἀλλά μιν οἴω
κήδεσι μοχθήσειν καὶ πλείοσιν, εἴ κεν Ἀχιλλεὺς
ἐκ χόλου ἀργαλέοιο μεταστρέψηι φίλον ἦτορ.
σοὶ δὲ μάλ᾽ ἕψομ᾽ ἐγώ· ποτὶ δ᾽ αὖ καὶ ἐγείρομεν ἄλλους
ἠμὲν Τυδεΐδην δουρὶ κλυτὸν ἠδ᾽ Ὀδυσῆα
ἠδ᾽ Αἴαντα ταχὺν καὶ Φυλέος ἄλκιμον υἱόν.
ἀλλ᾽ εἴ τις καὶ τούσδε μετοιχόμενος καλέσειεν
ἀντίθεόν τ᾽ Αἴαντα καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα·
τῶν γὰρ νῆες ἔασιν ἑκαστάτω, οὐδὲ μάλ᾽ ἐγγύς.
ἀλλὰ φίλον περ ἐόντα καὶ αἰδοῖον Μενέλαον
νεικέσω, εἴ πέρ μοι νεμεσήσεαι, οὐδ᾽ ἐπικεύσω
ὡς εὕδει, σοὶ δ᾽ οἴωι ἐπέτρεψεν πονέεσθαι.
νῦν ὄφελεν κατὰ πάντας ἀριστῆας πονέεσθαι
λισσόμενος· χρειὼ γὰρ ἱκάνεται οὐκέτ᾽ ἀνεκτός.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ὦ γέρον ἄλλοτε μέν σε καὶ αἰτιάασθαι ἄνωγα·
πολλάκι γὰρ μεθιεῖ τε καὶ οὐκ ἐθέλει πονέεσθαι
οὔτ᾽ ὄκνωι εἴκων οὔτ᾽ ἀφραδίηισι νόοιο,
ἀλλ᾽ ἐμέ τ᾽ εἰσορόων καὶ ἐμὴν ποτιδέγμενος ὁρμήν.
νῦν δ᾽ ἐμέο πρότερος μάλ᾽ ἐπέγρετο καί μοι ἐπέστη·
τὸν μὲν ἐγὼ προέηκα καλήμεναι οὓς σὺ μεταλλᾶις.
ἀλλ᾽ ἴομεν· κείνους δὲ κιχησόμεθα πρὸ πυλάων
ἐν φυλάκεσσ᾽, ἵνα γάρ σφιν ἐπέφραδον ἠγερέθεσθαι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
οὕτως οὔ τίς οἱ νεμεσήσεται οὐδ᾽ ἀπιθήσει
Ἀργείων, ὅτε κέν τιν᾽ ἐποτρύνηι καὶ ἀνώγηι.
ὣς εἰπὼν ἔνδυνε περὶ στήθεσσι χιτῶνα,
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρα χλαῖναν περονήσατο φοινικόεσσαν
διπλῆν ἐκταδίην, οὔλη δ᾽ ἐπενήνοθε λάχνη.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος ἀκαχμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
βῆ δ᾽ ἰέναι κατὰ νῆας Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων.
πρῶτον ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα Διὶ μῆτιν ἀτάλαντον
ἐξ ὕπνου ἀνέγειρε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ
φθεγξάμενος· τὸν δ᾽ αἶψα περὶ φρένας ἤλυθ᾽ ἰωή,
ἐκ δ᾽ ἦλθε κλισίης καί σφεας πρὸς μῦθον ἔειπε·
τίφθ᾽ οὕτω κατὰ νῆας ἀνὰ στρατὸν οἶοι ἀλᾶσθε
νύκτα δι᾽ ἀμβροσίην, ὅ τι δὴ χρειὼ τόσον ἵκει;
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
μὴ νεμέσα· τοῖον γὰρ ἄχος βεβίηκεν Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ἕπε᾽, ὄφρα καὶ ἄλλον ἐγείρομεν ὅν τ᾽ ἐπέοικε
βουλὰς βουλεύειν, ἢ φευγέμεν ἠὲ μάχεσθαι.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ κλισίην δὲ κιὼν πολύμητις Ὀδυσσεὺς
ποικίλον ἀμφ᾽ ὤμοισι σάκος θέτο, βῆ δὲ μετ᾽ αὐτούς.
βὰν δ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδην Διομήδεα· τὸν δὲ κίχανον
ἐκτὸς ἀπὸ κλισίης σὺν τεύχεσιν· ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι
εὗδον, ὑπὸ κρασὶν δ᾽ ἔχον ἀσπίδας· ἔγχεα δέ σφιν
ὄρθ᾽ ἐπὶ σαυρωτῆρος ἐλήλατο, τῆλε δὲ χαλκὸς
λάμφ᾽ ὥς τε στεροπὴ πατρὸς Διός· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
εὗδ᾽, ὑπὸ δ᾽ ἔστρωτο ῥινὸν βοὸς ἀγραύλοιο,
αὐτὰρ ὑπὸ κράτεσφι τάπης τετάνυστο φαεινός.
τὸν παρστὰς ἀνέγειρε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ,
λὰξ ποδὶ κινήσας, ὄτρυνέ τε νείκεσέ τ᾽ ἄντην·
ἔγρεο Τυδέος υἱέ· τί πάννυχον ὕπνον ἀωτεῖς;
οὐκ ἀΐεις ὡς Τρῶες ἐπὶ θρωσμῶι πεδίοιο
εἵαται ἄγχι νεῶν, ὀλίγος δ᾽ ἔτι χῶρος ἐρύκει;
ὣς φάθ᾽, ὁ δ᾽ ἐξ ὕπνοιο μάλα κραιπνῶς ἀνόρουσε,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
σχέτλιός ἐσσι γεραιέ· σὺ μὲν πόνου οὔ ποτε λήγεις.
οὔ νυ καὶ ἄλλοι ἔασι νεώτεροι υἷες Ἀχαιῶν
οἵ κεν ἔπειτα ἕκαστον ἐγείρειαν βασιλήων
πάντηι ἐποιχόμενοι; σὺ δ᾽ ἀμήχανός ἐσσι γεραιέ.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα φίλος κατὰ μοῖραν ἔειπες.
εἰσὶν μέν μοι παῖδες ἀμύμονες, εἰσὶ δὲ λαοὶ
καὶ πολέες, τῶν κέν τις ἐποιχόμενος καλέσειεν·
ἀλλὰ μάλα μεγάλη χρειὼ βεβίηκεν Ἀχαιούς.
νῦν γὰρ δὴ πάντεσσιν ἐπὶ ξυροῦ ἵσταται ἀκμῆς
ἢ μάλα λυγρὸς ὄλεθρος Ἀχαιοῖς ἠὲ βιῶναι.
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν Αἴαντα ταχὺν καὶ Φυλέος υἱὸν
ἄνστησον· σὺ γάρ ἐσσι νεώτερος· εἴ μ᾽ ἐλεαίρεις.
ὣς φάθ᾽, ὁ δ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἑέσσατο δέρμα λέοντος
αἴθωνος μεγάλοιο ποδηνεκές, εἵλετο δ᾽ ἔγχος.
βῆ δ᾽ ἰέναι, τοὺς δ᾽ ἔνθεν ἀναστήσας ἄγεν ἥρως.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ φυλάκεσσιν ἐν ἀγρομένοισιν ἔμιχθεν,
οὐδὲ μὲν εὕδοντας φυλάκων ἡγήτορας εὗρον,
ἀλλ᾽ ἐγρηγορτὶ σὺν τεύχεσιν εἵατο πάντες.
ὡς δὲ κύνες περὶ μῆλα δυσωρήσωνται ἐν αὐλῆι
θηρὸς ἀκούσαντες κρατερόφρονος, ὅς τε καθ᾽ ὕλην
ἔρχηται δι᾽ ὄρεσφι· πολὺς δ᾽ ὀρυμαγδὸς ἐπ᾽ αὐτῶι
ἀνδρῶν ἠδὲ κυνῶν, ἀπό τέ σφισιν ὕπνος ὄλωλεν·
ὣς τῶν νήδυμος ὕπνος ἀπὸ βλεφάροιιν ὀλώλει
νύκτα φυλασσομένοισι κακήν· πεδίον δὲ γὰρ αἰεὶ
τετράφαθ᾽, ὁππότ᾽ ἐπὶ Τρώων ἀΐοιεν ἰόντων.
τοὺς δ᾽ ὁ γέρων γήθησεν ἰδὼν θάρσυνέ τε μύθωι
καί σφεας φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
οὕτω νῦν φίλα τέκνα φυλάσσετε· μηδέ τιν᾽ ὕπνος
αἱρείτω, μὴ χάρμα γενώμεθα δυσμενέεσσιν.
ὣς εἰπὼν τάφροιο διέσσυτο· τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
Ἀργείων βασιλῆες ὅσοι κεκλήατο βουλήν.
τοῖς δ᾽ ἅμα Μηριόνης καὶ Νέστορος ἀγλαὸς υἱὸς
ἤϊσαν· αὐτοὶ γὰρ κάλεον συμμητιάασθαι.
τάφρον δ᾽ ἐκδιαβάντες ὀρυκτὴν ἑδριόωντο
ἐν καθαρῶι, ὅθι δὴ νεκύων διεφαίνετο χῶρος
πιπτόντων· ὅθεν αὖτις ἀπετράπετ᾽ ὄβριμος Ἕκτωρ
ὀλλὺς Ἀργείους, ὅτε δὴ περὶ νὺξ ἐκάλυψεν.
ἔνθα καθεζόμενοι ἔπε᾽ ἀλλήλοισι πίφαυσκον·
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ὦ φίλοι οὐκ ἂν δή τις ἀνὴρ πεπίθοιθ᾽ ἑῶι αὐτοῦ
θυμῶι τολμήεντι μετὰ Τρῶας μεγαθύμους
ἐλθεῖν, εἴ τινά που δηΐων ἕλοι ἐσχατόωντα,
ἤ τινά που καὶ φῆμιν ἐνὶ Τρώεσσι πύθοιτο,
ἅσσά τε μητιόωσι μετὰ σφίσιν, ἢ μεμάασιν
αὖθι μένειν παρὰ νηυσὶν ἀπόπροθεν, ἦε πόλιν δὲ
ἂψ ἀναχωρήσουσιν, ἐπεὶ δαμάσαντό γ᾽ Ἀχαιούς.
ταῦτά κε πάντα πύθοιτο, καὶ ἂψ εἰς ἡμέας ἔλθοι
ἀσκηθής· μέγα κέν οἱ ὑπουράνιον κλέος εἴη
πάντας ἐπ᾽ ἀνθρώπους, καί οἱ δόσις ἔσσεται ἐσθλή·
ὅσσοι γὰρ νήεσσιν ἐπικρατέουσιν ἄριστοι
τῶν πάντων οἱ ἕκαστος ὄϊν δώσουσι μέλαιναν
θῆλυν ὑπόρρηνον· τῆι μὲν κτέρας οὐδὲν ὁμοῖον,
αἰεὶ δ᾽ ἐν δαίτηισι καὶ εἰλαπίνηισι παρέσται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
Νέστορ ἔμ᾽ ὀτρύνει κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
ἀνδρῶν δυσμενέων δῦναι στρατὸν ἐγγὺς ἐόντων
Τρώων· ἀλλ᾽ εἴ τίς μοι ἀνὴρ ἅμ᾽ ἕποιτο καὶ ἄλλος
μᾶλλον θαλπωρὴ καὶ θαρσαλεώτερον ἔσται.
σύν τε δύ᾽ ἐρχομένω καί τε πρὸ ὁ τοῦ ἐνόησεν
ὅππως κέρδος ἔηι· μοῦνος δ᾽ εἴ πέρ τε νοήσηι
ἀλλά τέ οἱ βράσσων τε νόος, λεπτὴ δέ τε μῆτις.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἔθελον Διομήδεϊ πολλοὶ ἕπεσθαι.
ἠθελέτην Αἴαντε δύω θεράποντες Ἄρηος,
ἤθελε Μηριόνης, μάλα δ᾽ ἤθελε Νέστορος υἱός,
ἤθελε δ᾽ Ἀτρεΐδης δουρικλειτὸς Μενέλαος,
ἤθελε δ᾽ ὁ τλήμων Ὀδυσεὺς καταδῦναι ὅμιλον
Τρώων· αἰεὶ γάρ οἱ ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἐτόλμα.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
Τυδεΐδη Διόμηδες ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι
τὸν μὲν δὴ ἕταρόν γ᾽ αἱρήσεαι ὅν κ᾽ ἐθέληισθα,
φαινομένων τὸν ἄριστον, ἐπεὶ μεμάασί γε πολλοί.
μηδὲ σύ γ᾽ αἰδόμενος σῆισι φρεσὶ τὸν μὲν ἀρείω
καλλείπειν, σὺ δὲ χείρον᾽ ὀπάσσεαι αἰδοῖ εἴκων
ἐς γενεὴν ὁρόων, μηδ᾽ εἰ βασιλεύτερός ἐστιν.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δὲ περὶ ξανθῶι Μενελάωι.
τοῖς δ᾽ αὖτις μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
εἰ μὲν δὴ ἕταρόν γε κελεύετέ μ᾽ αὐτὸν ἑλέσθαι,
πῶς ἂν ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆος ἐγὼ θείοιο λαθοίμην,
οὗ πέρι μὲν πρόφρων κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
ἐν πάντεσσι πόνοισι, φιλεῖ δέ ἑ Παλλὰς Ἀθήνη.
τούτου γ᾽ ἑσπομένοιο καὶ ἐκ πυρὸς αἰθομένοιο
ἄμφω νοστήσαιμεν, ἐπεὶ περίοιδε νοῆσαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς·
Τυδεΐδη μήτ᾽ ἄρ με μάλ᾽ αἴνεε μήτέ τι νείκει·
εἰδόσι γάρ τοι ταῦτα μετ᾽ Ἀργείοις ἀγορεύεις.
ἀλλ᾽ ἴομεν· μάλα γὰρ νὺξ ἄνεται, ἐγγύθι δ᾽ ἠώς,
ἄστρα δὲ δὴ προβέβηκε, παροίχωκεν δὲ πλέων νὺξ
τῶν δύο μοιράων, τριτάτη δ᾽ ἔτι μοῖρα λέλειπται.
ὣς εἰπόνθ᾽ ὅπλοισιν ἔνι δεινοῖσιν ἐδύτην.
Τυδεΐδηι μὲν δῶκε μενεπτόλεμος Θρασυμήδης
φάσγανον ἄμφηκες· τὸ δ᾽ ἑὸν παρὰ νηῒ λέλειπτο·
καὶ σάκος· ἀμφὶ δέ οἱ κυνέην κεφαλῆφιν ἔθηκε
ταυρείην, ἄφαλόν τε καὶ ἄλλοφον, ἥ τε καταῖτυξ
κέκληται, ῥύεται δὲ κάρη θαλερῶν αἰζηῶν.
Μηριόνης δ᾽ Ὀδυσῆϊ δίδου βιὸν ἠδὲ φαρέτρην
καὶ ξίφος, ἀμφὶ δέ οἱ κυνέην κεφαλῆφιν ἔθηκε
ῥινοῦ ποιητήν· πολέσιν δ᾽ ἔντοσθεν ἱμᾶσιν
ἐντέτατο στερεῶς· ἔκτοσθε δὲ λευκοὶ ὀδόντες
ἀργιόδοντος ὑὸς θαμέες ἔχον ἔνθα καὶ ἔνθα
εὖ καὶ ἐπισταμένως· μέσσηι δ᾽ ἐνὶ πῖλος ἀρήρει.
τήν ῥά ποτ᾽ ἐξ Ἐλεῶνος Ἀμύντορος Ὀρμενίδαο
ἐξέλετ᾽ Αὐτόλυκος πυκινὸν δόμον ἀντιτορήσας,
Σκάνδειαν δ᾽ ἄρα δῶκε Κυθηρίωι Ἀμφιδάμαντι·
Ἀμφιδάμας δὲ Μόλωι δῶκε ξεινήϊον εἶναι,
αὐτὰρ ὁ Μηριόνηι δῶκεν ὧι παιδὶ φορῆναι·
δὴ τότ᾽ Ὀδυσσῆος πύκασεν κάρη ἀμφιτεθεῖσα.
τὼ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ὅπλοισιν ἔνι δεινοῖσιν ἐδύτην,
βάν ῥ᾽ ἰέναι, λιπέτην δὲ κατ᾽ αὐτόθι πάντας ἀρίστους.
τοῖσι δὲ δεξιὸν ἧκεν ἐρωιδιὸν ἐγγὺς ὁδοῖο
Παλλὰς Ἀθηναίη· τοὶ δ᾽ οὐκ ἴδον ὀφθαλμοῖσι
νύκτα δι᾽ ὀρφναίην, ἀλλὰ κλάγξαντος ἄκουσαν.
χαῖρε δὲ τῶι ὄρνιθ᾽ Ὀδυσεύς, ἠρᾶτο δ᾽ Ἀθήνηι·
κλῦθί μευ αἰγιόχοιο Διὸς τέκος, ἥ τέ μοι αἰεὶ
ἐν πάντεσσι πόνοισι παρίστασαι, οὐδέ σε λήθω
κινύμενος· νῦν αὖτε μάλιστά με φῖλαι Ἀθήνη,
δὸς δὲ πάλιν ἐπὶ νῆας ἐϋκλεῖας ἀφικέσθαι
ῥέξαντας μέγα ἔργον, ὅ κε Τρώεσσι μελήσηι.
δεύτερος αὖτ᾽ ἠρᾶτο βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
κέκλυθι νῦν καὶ ἐμεῖο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη·
σπεῖό μοι ὡς ὅτε πατρὶ ἅμ᾽ ἕσπεο Τυδέϊ δίωι
ἐς Θήβας, ὅτε τε πρὸ Ἀχαιῶν ἄγγελος ἤιει.
τοὺς δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀσωπῶι λίπε χαλκοχίτωνας Ἀχαιούς,
αὐτὰρ ὁ μειλίχιον μῦθον φέρε Καδμείοισι
κεῖσ᾽· ἀτὰρ ἂψ ἀπιὼν μάλα μέρμερα μήσατο ἔργα
σὺν σοὶ δῖα θεά, ὅτε οἱ πρόφρασσα παρέστης.
ὣς νῦν μοι ἐθέλουσα παρίσταο καί με φύλασσε.
σοὶ δ᾽ αὖ ἐγὼ ῥέξω βοῦν ἦνιν εὐρυμέτωπον
ἀδμήτην, ἣν οὔ πω ὑπὸ ζυγὸν ἤγαγεν ἀνήρ·
τήν τοι ἐγὼ ῥέξω χρυσὸν κέρασιν περιχεύας.
ὣς ἔφαν εὐχόμενοι, τῶν δ᾽ ἔκλυε Παλλὰς Ἀθήνη.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ ἠρήσαντο Διὸς κούρηι μεγάλοιο,
βάν ῥ᾽ ἴμεν ὥς τε λέοντε δύω διὰ νύκτα μέλαιναν
ἂμ φόνον, ἂν νέκυας, διά τ᾽ ἔντεα καὶ μέλαν αἷμα.
οὐδὲ μὲν οὐδὲ Τρῶας ἀγήνορας εἴασεν Ἕκτωρ
εὕδειν, ἀλλ᾽ ἄμυδις κικλήσκετο πάντας ἀρίστους,
ὅσσοι ἔσαν Τρώων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες·
τοὺς ὅ γε συγκαλέσας πυκινὴν ἀρτύνετο βουλήν·
τίς κέν μοι τόδε ἔργον ὑποσχόμενος τελέσειε
δώρωι ἔπι μεγάλωι; μισθὸς δέ οἱ ἄρκιος ἔσται.
δώσω γὰρ δίφρόν τε δύω τ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
οἵ κεν ἄριστοι ἔωσι θοῆις ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν
ὅς τίς κε τλαίη, οἷ τ᾽ αὐτῶι κῦδος ἄροιτο,
νηῶν ὠκυπόρων σχεδὸν ἐλθέμεν, ἔκ τε πυθέσθαι
ἠέ φυλάσσονται νῆες θοαὶ ὡς τὸ πάρος περ,
ἦ ἤδη χείρεσσιν ὑφ᾽ ἡμετέρηισι δαμέντες
φύξιν βουλεύουσι μετὰ σφίσιν, οὐδ᾽ ἐθέλουσι
νύκτα φυλασσέμεναι, καμάτωι ἀδηκότες αἰνῶι.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
ἦν δέ τις ἐν Τρώεσσι Δόλων Εὐμήδεος υἱὸς
κήρυκος θείοιο πολύχρυσος πολύχαλκος,
ὃς δή τοι εἶδος μὲν ἔην κακός, ἀλλὰ ποδώκης·
αὐτὰρ ὁ μοῦνος ἔην μετὰ πέντε κασιγνήτηισιν.
ὅς ῥα τότε Τρωσίν τε καὶ Ἕκτορι μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ ἔμ᾽ ὀτρύνει κραδίη καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
νηῶν ὠκυπόρων σχεδὸν ἐλθέμεν ἔκ τε πυθέσθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τὸ σκῆπτρον ἀνάσχεο, καί μοι ὄμοσσον
ἦ μὲν τοὺς ἵππους τε καὶ ἅρματα ποικίλα χαλκῶι
δωσέμεν, οἳ φορέουσιν ἀμύμονα Πηλεΐωνα,
σοὶ δ᾽ ἐγὼ οὐχ ἅλιος σκοπὸς ἔσσομαι οὐδ᾽ ἀπὸ δόξης·
τόφρα γὰρ ἐς στρατὸν εἶμι διαμπερὲς ὄφρ᾽ ἂν ἵκωμαι
νῆ᾽ Ἀγαμεμνονέην, ὅθι που μέλλουσιν ἄριστοι
βουλὰς βουλεύειν ἢ φευγέμεν ἠὲ μάχεσθαι.
ὣς φάθ᾽, ὁ δ᾽ ἐν χερσὶ σκῆπτρον λάβε καί οἱ ὄμοσσεν·
ἴστω νῦν Ζεὺς αὐτὸς ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης
μὴ μὲν τοῖς ἵπποισιν ἀνὴρ ἐποχήσεται ἄλλος
Τρώων, ἀλλά σέ φημι διαμπερὲς ἀγλαϊεῖσθαι.
ὣς φάτο καί ῥ᾽ ἐπίορκον ἐπώμοσε, τὸν δ᾽ ὀρόθυνεν·
αὐτίκα δ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἐβάλλετο καμπύλα τόξα,
ἕσσατο δ᾽ ἔκτοσθεν ῥινὸν πολιοῖο λύκοιο,
κρατὶ δ᾽ ἐπὶ κτιδέην κυνέην, ἕλε δ᾽ ὀξὺν ἄκοντα,
βῆ δ᾽ ἰέναι προτὶ νῆας ἀπὸ στρατοῦ· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλεν
ἐλθὼν ἐκ νηῶν ἂψ Ἕκτορι μῦθον ἀποίσειν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν κάλλιφ᾽ ὅμιλον,
βῆ ῥ᾽ ἀν᾽ ὁδὸν μεμαώς· τὸν δὲ φράσατο προσιόντα
διογενὴς Ὀδυσεύς, Διομήδεα δὲ προσέειπεν·
οὗτός τις Διόμηδες ἀπὸ στρατοῦ ἔρχεται ἀνήρ,
οὐκ οἶδ᾽ ἢ νήεσσιν ἐπίσκοπος ἡμετέρηισιν,
ἦ τινα συλήσων νεκύων κατατεθνηώτων.
ἀλλ᾽ ἐῶμέν μιν πρῶτα παρεξελθεῖν πεδίοιο
τυτθόν· ἔπειτα δέ κ᾽ αὐτὸν ἐπαΐξαντες ἕλοιμεν
καρπαλίμως· εἰ δ᾽ ἄμμε παραφθαίησι πόδεσσιν,
αἰεί μιν ἐπὶ νῆας ἀπὸ στρατόφι προτιειλεῖν
ἔγχει ἐπαΐσσων, μή πως προτὶ ἄστυ ἀλύξηι.
ὣς ἄρα φωνήσαντε παρὲξ ὁδοῦ ἐν νεκύεσσι
κλινθήτην· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ὦκα παρέδραμεν ἀφραδίηισιν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἀπέην ὅσσόν τ᾽ ἐπὶ οὖρα πέλονται
ἡμιόνων· αἱ γάρ τε βοῶν προφερέστεραί εἰσιν
ἑλκέμεναι νειοῖο βαθείης πηκτὸν ἄροτρον·
τὼ μὲν ἐπεδραμέτην, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔστη δοῦπον ἀκούσας.
ἔλπετο γὰρ κατὰ θυμὸν ἀποστρέψοντας ἑταίρους
ἐκ Τρώων ἰέναι πάλιν Ἕκτορος ὀτρύναντος.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἄπεσαν δουρηνεκὲς ἢ καὶ ἔλασσον,
γνῶ ῥ᾽ ἄνδρας δηΐους, λαιψηρὰ δὲ γούνατ᾽ ἐνώμα
φευγέμεναι· τοὶ δ᾽ αἶψα διώκειν ὁρμήθησαν.
ὡς δ᾽ ὅτε καρχαρόδοντε δύω κύνε εἰδότε θήρης
ἢ κεμάδ᾽ ἠὲ λαγωὸν ἐπείγετον ἐμμενὲς αἰεὶ
χῶρον ἀν᾽ ὑλήενθ᾽, ὁ δέ τε προθέηισι μεμηκώς,
ὣς τὸν Τυδεΐδης ἠδ᾽ ὁ πτολίπορθος Ὀδυσσεὺς
λαοῦ ἀποτμήξαντε διώκετον ἐμμενὲς αἰεί.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τάχ᾽ ἔμελλε μιγήσεσθαι φυλάκεσσι
φεύγων ἐς νῆας, τότε δὴ μένος ἔμβαλ᾽ Ἀθήνη
Τυδεΐδηι, ἵνα μή τις Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
φθαίη ἐπευξάμενος βαλέειν, ὁ δὲ δεύτερος ἔλθοι.
δουρὶ δ᾽ ἐπαΐσσων προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἠὲ μέν᾽ ἠέ σε δουρὶ κιχήσομαι, οὐδέ σέ φημι
δηρὸν ἐμῆς ἀπὸ χειρὸς ἀλύξειν αἰπὺν ὄλεθρον.
ἦ ῥα καὶ ἔγχος ἀφῆκεν, ἑκὼν δ᾽ ἡμάρτανε φωτός·
δεξιτερὸν δ᾽ ὑπὲρ ὦμον ἐΰξου δουρὸς ἀκωκὴ
ἐν γαίηι ἐπάγη· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔστη τάρβησέν τε
βαμβαίνων· ἄραβος δὲ διὰ στόμα γίγνετ᾽ ὀδόντων·
χλωρὸς ὑπαὶ δείους· τὼ δ᾽ ἀσθμαίνοντε κιχήτην,
χειρῶν δ᾽ ἁψάσθην· ὁ δὲ δακρύσας ἔπος ηὔδα·
ζωγρεῖτ᾽, αὐτὰρ ἐγὼν ἐμὲ λύσομαι· ἔστι γὰρ ἔνδον
χαλκός τε χρυσός τε πολύκμητός τε σίδηρος,
τῶν κ᾽ ὔμμιν χαρίσαιτο πατὴρ ἀπερείσι᾽ ἄποινα
εἴ κεν ἐμὲ ζωὸν πεπύθοιτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
θάρσει, μηδέ τί τοι θάνατος καταθύμιος ἔστω.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον·
πῆι δὴ οὕτως ἐπὶ νῆας ἀπὸ στρατοῦ ἔρχεαι οἷος
νύκτα δι᾽ ὀρφναίην, ὅτε θ᾽ εὕδουσι βροτοὶ ἄλλοι;
ἤ τινα συλήσων νεκύων κατατεθνηώτων;
ἦ σ᾽ Ἕκτωρ προέηκε διασκοπιᾶσθαι ἕκαστα
νῆας ἔπι γλαφυράς; ἦ σ᾽ αὐτὸν θυμὸς ἀνῆκε;
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Δόλων, ὑπὸ δ᾽ ἔτρεμε γυῖα·
πολλῆισίν μ᾽ ἄτηισι παρὲκ νόον ἤγαγεν Ἕκτωρ,
ὅς μοι Πηλεΐωνος ἀγαυοῦ μώνυχας ἵππους
δωσέμεναι κατένευσε καὶ ἅρματα ποικίλα χαλκῶι,
ἠνώγει δέ μ᾽ ἰόντα θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν
ἀνδρῶν δυσμενέων σχεδὸν ἐλθέμεν, ἔκ τε πυθέσθαι
ἠὲ φυλάσσονται νῆες θοαὶ ὡς τὸ πάρος περ,
ἦ ἤδη χείρεσσιν ὑφ᾽ ἡμετέρηισι δαμέντες
φύξιν βουλεύουσι μετὰ σφίσιν, οὐδ᾽ ἐθέλουσι
νύκτα φυλασσέμεναι, καμάτωι ἀδηκότες αἰνῶι.
τὸν δ᾽ ἐπιμειδήσας προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
ἦ ῥά νύ τοι μεγάλων δώρων ἐπεμαίετο θυμὸς
ἵππων Αἰακίδαο δαΐφρονος· οἳ δ᾽ ἀλεγεινοὶ
ἀνδράσι γε θνητοῖσι δαμήμεναι ἠδ᾽ ὀχέεσθαι
ἄλλωι γ᾽ ἢ Ἀχιλῆϊ, τὸν ἀθανάτη τέκε μήτηρ.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον·
ποῦ νῦν δεῦρο κιὼν λίπες Ἕκτορα ποιμένα λαῶν;
ποῦ δέ οἱ ἔντεα κεῖται ἀρήϊα, ποῦ δέ οἱ ἵπποι;
πῶς δαὶ τῶν ἄλλων Τρώων φυλακαί τε καὶ εὐναί;
ἅσσά τε μητιόωσι μετὰ σφίσιν, ἢ μεμάασιν
αὖθι μένειν παρὰ νηυσὶν ἀπόπροθεν, ἦε πόλιν δὲ
ἂψ ἀναχωρήσουσιν, ἐπεὶ δαμάσαντό γ᾽ Ἀχαιούς.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Δόλων Εὐμήδεος υἱός·
τοὶ γὰρ ἐγώ τοι ταῦτα μάλ᾽ ἀτρεκέως καταλέξω.
Ἕκτωρ μὲν μετὰ τοῖσιν, ὅσοι βουληφόροι εἰσί,
βουλὰς βουλεύει θείου παρὰ σήματι Ἴλου
νόσφιν ἀπὸ φλοίσβου· φυλακὰς δ᾽ ἃς εἴρεαι ἥρως
οὔ τις κεκριμένη ῥύεται στρατὸν οὐδὲ φυλάσσει.
ὅσσαι μὲν Τρώων πυρὸς ἐσχάραι, οἷσιν ἀνάγκη
οἷ δ᾽ ἐγρηγόρθασι φυλασσέμεναί τε κέλονται
ἀλλήλοις· ἀτὰρ αὖτε πολύκλητοι ἐπίκουροι
εὕδουσι· Τρωσὶν γὰρ ἐπιτραπέουσι φυλάσσειν·
οὐ γάρ σφιν παῖδες σχεδὸν εἵαται οὐδὲ γυναῖκες.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
πῶς γὰρ νῦν Τρώεσσι μεμιγμένοι ἱπποδάμοισιν
εὕδουσ᾽ ἦ ἀπάνευθε; δίειπέ μοι ὄφρα δαείω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Δόλων Εὐμήδεος υἱός·
τοὶ γὰρ ἐγὼ καὶ ταῦτα μάλ᾽ ἀτρεκέως καταλέξω.
πρὸς μὲν ἁλὸς Κᾶρες καὶ Παίονες ἀγκυλότοξοι
καὶ Λέλεγες καὶ Καύκωνες δῖοί τε Πελασγοί,
πρὸς Θύμβρης δ᾽ ἔλαχον Λύκιοι Μυσοί τ᾽ ἀγέρωχοι
καὶ Φρύγες ἱππόμαχοι καὶ Μήιονες ἱπποκορυσταί.
ἀλλὰ τί ἢ ἐμὲ ταῦτα διεξερέεσθε ἕκαστα;
εἰ γὰρ δὴ μέματον Τρώων καταδῦναι ὅμιλον
Θρήϊκες οἷδ᾽ ἀπάνευθε νεήλυδες ἔσχατοι ἄλλων·
ἐν δέ σφιν Ῥῆσος βασιλεὺς πάϊς Ἠϊονῆος.
τοῦ δὴ καλλίστους ἵππους ἴδον ἠδὲ μεγίστους·
λευκότεροι χιόνος, θείειν δ᾽ ἀνέμοισιν ὁμοῖοι·
ἅρμα δέ οἱ χρυσῶι τε καὶ ἀργύρωι εὖ ἤσκηται·
τεύχεα δὲ χρύσεια πελώρια θαῦμα ἰδέσθαι
ἤλυθ᾽ ἔχων· τὰ μὲν οὔ τι καταθνητοῖσιν ἔοικεν
ἄνδρεσσιν φορέειν, ἀλλ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσιν.
ἀλλ᾽ ἐμὲ μὲν νῦν νηυσὶ πελάσσετον ὠκυπόροισιν,
ἠέ με δήσαντες λίπετ᾽ αὐτόθι νηλέϊ δεσμῶι,
ὄφρά κεν ἔλθητον καὶ πειρηθῆτον ἐμεῖο
ἠὲ κατ᾽ αἶσαν ἔειπον ἐν ὑμῖν, ἦε καὶ οὐκί.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
μὴ δή μοι φύξίν γε Δόλων ἐμβάλλεο θυμῶι·
ἐσθλά περ ἀγγείλας, ἐπεὶ ἵκεο χεῖρας ἐς ἁμάς.
εἰ μὲν γάρ κέ σε νῦν ἀπολύσομεν ἠὲ μεθῶμεν,
ἦ τε καὶ ὕστερον εἶσθα θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
ἠὲ διοπτεύσων ἢ ἐναντίβιον πολεμίξων·
εἰ δέ κ᾽ ἐμῆις ὑπὸ χερσὶ δαμεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσηις,
οὐκέτ᾽ ἔπειτα σὺ πῆμά ποτ᾽ ἔσσεαι Ἀργείοισιν.
ἦ, καὶ ὁ μέν μιν ἔμελλε γενείου χειρὶ παχείηι
ἁψάμενος λίσσεσθαι, ὁ δ᾽ αὐχένα μέσσον ἔλασσε
φασγάνωι ἀΐξας, ἀπὸ δ᾽ ἄμφω κέρσε τένοντε·
φθεγγομένου δ᾽ ἄρα τοῦ γε κάρη κονίηισιν ἐμίχθη.
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν κτιδέην κυνέην κεφαλῆφιν ἕλοντο
καὶ λυκέην καὶ τόξα παλίντονα καὶ δόρυ μακρόν·
καὶ τά γ᾽ Ἀθηναίηι ληΐτιδι δῖος Ὀδυσσεὺς
ὑψόσ᾽ ἀνέσχεθε χειρὶ καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
χαῖρε θεὰ τοῖσδεσσι· σὲ γὰρ πρώτην ἐν Ὀλύμπωι
πάντων ἀθανάτων ἐπιδωσόμεθ᾽· ἀλλὰ καὶ αὖτις
πέμψον ἐπὶ Θρηικῶν ἀνδρῶν ἵππους τε καὶ εὐνάς.
ὣς ἄρ᾽ ἐφώνησεν, καὶ ἀπὸ ἕθεν ὑψόσ᾽ ἀείρας
θῆκεν ἀνὰ μυρίκην· δέελον δ᾽ ἐπὶ σῆμά τ᾽ ἔθηκε
συμμάρψας δόνακας μυρίκης τ᾽ ἐριθηλέας ὄζους,
μὴ λάθοι αὖτις ἰόντε θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν.
τὼ δὲ βάτην προτέρω διά τ᾽ ἔντεα καὶ μέλαν αἷμα,
αἶψα δ᾽ ἐπὶ Θρηικῶν ἀνδρῶν τέλος ἷξον ἰόντες.
οἳ δ᾽ εὗδον καμάτωι ἀδηκότες, ἔντεα δέ σφιν
καλὰ παρ᾽ αὐτοῖσι χθονὶ κέκλιτο εὖ κατὰ κόσμον
τριστοιχί· παρὰ δέ σφιν ἑκάστωι δίζυγες ἵπποι.
Ῥῆσος δ᾽ ἐν μέσωι εὗδε, παρ᾽ αὐτῶι δ᾽ ὠκέες ἵπποι
ἐξ ἐπιδιφριάδος πυμάτης ἱμᾶσι δέδεντο.
τὸν δ᾽ Ὀδυσεὺς προπάροιθεν ἰδὼν Διομήδεϊ δεῖξεν·
οὗτός τοι Διόμηδες ἀνήρ, οὗτοι δέ τοι ἵπποι,
οὓς νῶϊν πίφαυσκε Δόλων ὃν ἐπέφνομεν ἡμεῖς.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ πρόφερε κρατερὸν μένος· οὐδέ τί σε χρὴ
ἑστάμεναι μέλεον σὺν τεύχεσιν, ἀλλὰ λύ᾽ ἵππους·
ἠὲ σύ γ᾽ ἄνδρας ἔναιρε, μελήσουσιν δ᾽ ἐμοὶ ἵπποι.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἔμπνευσε μένος γλαυκῶπις Ἀθήνη,
κτεῖνε δ᾽ ἐπιστροφάδην· τῶν δὲ στόνος ὄρνυτ᾽ ἀεικὴς
ἄορι θεινομένων, ἐρυθαίνετο δ᾽ αἵματι γαῖα.
ὡς δὲ λέων μήλοισιν ἀσημάντοισιν ἐπελθὼν
αἴγεσιν ἢ ὀΐεσσι κακὰ φρονέων ἐνορούσηι,
ὣς μὲν Θρήϊκας ἄνδρας ἐπώιχετο Τυδέος υἱὸς
ὄφρα δυώδεκ᾽ ἔπεφνεν· ἀτὰρ πολύμητις Ὀδυσσεὺς
ὅν τινα Τυδεΐδης ἄορι πλήξειε παραστὰς
τὸν δ᾽ Ὀδυσεὺς μετόπισθε λαβὼν ποδὸς ἐξερύσασκε,
τὰ φρονέων κατὰ θυμὸν ὅπως καλλίτριχες ἵπποι
ῥεῖα διέλθοιεν μηδὲ τρομεοίατο θυμῶι
νεκροῖς ἀμβαίνοντες· ἀήθεσσον γὰρ ἔτ᾽ αὐτῶν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ βασιλῆα κιχήσατο Τυδέος υἱός,
τὸν τρισκαιδέκατον μελιηδέα θυμὸν ἀπηύρα
ἀσθμαίνοντα· κακὸν γὰρ ὄναρ κεφαλῆφιν ἐπέστη
τὴν νύκτ᾽ Οἰνεΐδαο πάϊς διὰ μῆτιν Ἀθήνης.
τόφρα δ᾽ ἄρ᾽ ὁ τλήμων Ὀδυσεὺς λύε μώνυχας ἵππους,
σὺν δ᾽ ἤειρεν ἱμᾶσι καὶ ἐξήλαυνεν ὁμίλου
τόξωι ἐπιπλήσσων, ἐπεὶ οὐ μάστιγα φαεινὴν
ποικίλου ἐκ δίφροιο νοήσατο χερσὶν ἑλέσθαι·
ῥοίζησεν δ᾽ ἄρα πιφαύσκων Διομήδεϊ δίωι.
αὐτὰρ ὁ μερμήριζε μένων ὅ τι κύντατον ἕρδοι,
ἢ ὅ γε δίφρον ἑλών, ὅθι ποικίλα τεύχε᾽ ἔκειτο,
ῥυμοῦ ἐξερύοι ἢ ἐκφέροι ὑψόσ᾽ ἀείρας,
ἦ ἔτι τῶν πλεόνων Θρηικῶν ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα, τόφρα δ᾽ Ἀθήνη
ἐγγύθεν ἱσταμένη προσέφη Διομήδεα δῖον·
νόστου δὴ μνῆσαι μεγαθύμου Τυδέος υἱὲ
νῆας ἔπι γλαφυράς, μὴ καὶ πεφοβημένος ἔλθηις,
μή πού τις καὶ Τρῶας ἐγείρηισιν θεὸς ἄλλος.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ ξυνέηκε θεᾶς ὄπα φωνησάσης,
καρπαλίμως δ᾽ ἵππων ἐπεβήσετο· κόψε δ᾽ Ὀδυσσεὺς
τόξωι· τοὶ δ᾽ ἐπέτοντο θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
οὐδ᾽ ἀλαοσκοπιὴν εἶχ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
ὡς ἴδ᾽ Ἀθηναίην μετὰ Τυδέος υἱὸν ἕπουσαν·
τῆι κοτέων Τρώων κατεδύσετο πουλὺν ὅμιλον,
ὦρσεν δὲ Θρηικῶν βουληφόρον Ἱπποκόωντα
Ῥήσου ἀνεψιὸν ἐσθλόν· ὁ δ᾽ ἐξ ὕπνου ἀνορούσας
ὡς ἴδε χῶρον ἐρῆμον, ὅθ᾽ ἕστασαν ὠκέες ἵπποι,
ἄνδράς τ᾽ ἀσπαίροντας ἐν ἀργαλέηισι φονῆισιν,
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα φίλον τ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον.
Τρώων δὲ κλαγγή τε καὶ ἄσπετος ὦρτο κυδοιμὸς
θυνόντων ἄμυδις· θηεῦντο δὲ μέρμερα ἔργα
ὅσσ᾽ ἄνδρες ῥέξαντες ἔβαν κοίλας ἐπὶ νῆας.
οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι σκοπὸν Ἕκτορος ἔκταν,
ἔνθ᾽ Ὀδυσεὺς μὲν ἔρυξε Διῒ φίλος ὠκέας ἵππους,
Τυδεΐδης δὲ χαμᾶζε θορὼν ἔναρα βροτόεντα
ἐν χείρεσσ᾽ Ὀδυσῆϊ τίθει, ἐπεβήσετο δ᾽ ἵππων·
μάστιξεν δ᾽ ἵππους, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
νῆας ἔπι γλαφυράς· τῆι γὰρ φίλον ἔπλετο θυμῶι.
Νέστωρ δὲ πρῶτος κτύπον ἄϊε φώνησέν τε·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ψεύσομαι, ἦ ἔτυμον ἐρέω; κέλεται δέ με θυμός.
ἵππων μ᾽ ὠκυπόδων ἀμφὶ κτύπος οὔατα βάλλει.
αἲ γὰρ δὴ Ὀδυσεύς τε καὶ ὁ κρατερὸς Διομήδης
ὧδ᾽ ἄφαρ ἐκ Τρώων ἐλασαίατο μώνυχας ἵππους·
ἀλλ᾽ αἰνῶς δείδοικα κατὰ φρένα μή τι πάθωσιν
Ἀργείων οἳ ἄριστοι ὑπὸ Τρώων ὀρυμαγδοῦ.
οὔ πω πᾶν εἴρητο ἔπος ὅτ᾽ ἄρ᾽ ἤλυθον αὐτοί.
καί ῥ᾽ οἳ μὲν κατέβησαν ἐπὶ χθόνα, τοὶ δὲ χαρέντες
δεξιῆι ἠσπάζοντο ἔπεσσί τε μειλιχίοισι·
πρῶτος δ᾽ ἐξερέεινε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
εἴπ᾽ ἄγε μ᾽ ὦ πολύαιν᾽ Ὀδυσεῦ μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ὅππως τοῦσδ᾽ ἵππους λάβετον καταδύντες ὅμιλον
Τρώων, ἦ τίς σφωε πόρεν θεὸς ἀντιβολήσας.
αἰνῶς ἀκτίνεσσιν ἐοικότες ἠελίοιο.
αἰεὶ μὲν Τρώεσσ᾽ ἐπιμίσγομαι, οὐδέ τί φημι
μιμνάζειν παρὰ νηυσὶ γέρων περ ἐὼν πολεμιστής·
ἀλλ᾽ οὔ πω τοίους ἵππους ἴδον οὐδὲ νόησα.
ἀλλά τιν᾽ ὔμμ᾽ ὀΐω δόμεναι θεὸν ἀντιάσαντα·
ἀμφοτέρω γὰρ σφῶϊ φιλεῖ νεφεληγερέτα Ζεὺς
κούρη τ᾽ αἰγιόχοιο Διὸς γλαυκῶπις Ἀθήνη.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ῥεῖα θεός γ᾽ ἐθέλων καὶ ἀμείνονας ἠέ περ οἵδε
ἵππους δωρήσαιτ᾽, ἐπεὶ ἢ πολὺ φέρτεροί εἰσιν.
ἵπποι δ᾽ οἵδε γεραιὲ νεήλυδες οὓς ἐρεείνεις
Θρηΐκιοι· τὸν δέ σφιν ἄνακτ᾽ ἀγαθὸς Διομήδης
ἔκτανε, πὰρ δ᾽ ἑτάρους δυοκαίδεκα πάντας ἀρίστους.
τὸν τρισκαιδέκατον σκοπὸν εἵλομεν ἐγγύθι νηῶν,
τόν ῥα διοπτῆρα στρατοῦ ἔμμεναι ἡμετέροιο
Ἕκτωρ τε προέηκε καὶ ἄλλοι Τρῶες ἀγαυοί.
ὣς εἰπὼν τάφροιο διήλασε μώνυχας ἵππους
καγχαλόων· ἅμα δ᾽ ἄλλοι ἴσαν χαίροντες Ἀχαιοί.
οἳ δ᾽ ὅτε Τυδεΐδεω κλισίην εὔτυκτον ἵκοντο,
ἵππους μὲν κατέδησαν ἐϋτμήτοισιν ἱμᾶσι
φάτνηι ἐφ᾽ ἱππείηι, ὅθι περ Διομήδεος ἵπποι
ἕστασαν ὠκύποδες μελιηδέα πυρὸν ἔδοντες·
νηῒ δ᾽ ἐνὶ πρυμνῆι ἔναρα βροτόεντα Δόλωνος
θῆκ᾽ Ὀδυσεύς, ὄφρ᾽ ἱρὸν ἑτοιμασσαίατ᾽ Ἀθήνηι.
αὐτοὶ δ᾽ ἱδρῶ πολλὸν ἀπενίζοντο θαλάσσηι
ἐσβάντες κνήμας τε ἰδὲ λόφον ἀμφί τε μηρούς.
αὐτὰρ ἐπεί σφιν κῦμα θαλάσσης ἱδρῶ πολλὸν
νίψεν ἀπὸ χρωτὸς καὶ ἀνέψυχθεν φίλον ἦτορ,
ἔς ῥ᾽ ἀσαμίνθους βάντες ἐϋξέστας λούσαντο.
τὼ δὲ λοεσσαμένω καὶ ἀλειψαμένω λίπ᾽ ἐλαίωι
δείπνωι ἐφιζανέτην, ἀπὸ δὲ κρητῆρος Ἀθήνηι
πλείου ἀφυσσόμενοι λεῖβον μελιηδέα οἶνον.
Ἰλιάδος Λ
Ἀγαμέμνονος ἀριστεία.
Ἠὼς δ᾽ ἐκ λεχέων παρ᾽ ἀγαυοῦ Τιθωνοῖο
ὄρνυθ᾽, ἵν᾽ ἀθανάτοισι φόως φέροι ἠδὲ βροτοῖσι·
Ζεὺς δ᾽ Ἔριδα προΐαλλε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
ἀργαλέην, πολέμοιο τέρας μετὰ χερσὶν ἔχουσαν.
στῆ δ᾽ ἐπ᾽ Ὀδυσσῆος μεγακήτεϊ νηῒ μελαίνηι,
ἥ ῥ᾽ ἐν μεσσάτωι ἔσκε γεγωνέμεν ἀμφοτέρωσε,
ἠμὲν ἐπ᾽ Αἴαντος κλισίας Τελαμωνιάδαο
ἠδ᾽ ἐπ᾽ Ἀχιλλῆος, τοί ῥ᾽ ἔσχατα νῆας ἐΐσας
εἴρυσαν ἠνορέηι πίσυνοι καὶ κάρτεϊ χειρῶν
ἔνθα στᾶσ᾽ ἤϋσε θεὰ μέγα τε δεινόν τε
ὄρθι᾽, Ἀχαιοῖσιν δὲ μέγα σθένος ἔμβαλ᾽ ἑκάστωι
καρδίηι ἄληκτον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
τοῖσι δ᾽ ἄφαρ πόλεμος γλυκίων γένετ᾽ ἠὲ νέεσθαι
ἐν νηυσὶ γλαφυρῆισι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἐβόησεν ἰδὲ ζώννυσθαι ἄνωγεν
Ἀργείους· ἐν δ᾽ αὐτὸς ἐδύσετο νώροπα χαλκόν.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλὰς ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνε,
τόν ποτέ οἱ Κινύρης δῶκε ξεινήϊον εἶναι.
πεύθετο γὰρ Κύπρον δὲ μέγα κλέος οὕνεκ᾽ Ἀχαιοὶ
ἐς Τροίην νήεσσιν ἀναπλεύσεσθαι ἔμελλον·
τοὔνεκά οἱ τὸν δῶκε χαριζόμενος βασιλῆϊ.
τοῦ δ᾽ ἤτοι δέκα οἶμοι ἔσαν μέλανος κυάνοιο,
δώδεκα δὲ χρυσοῖο καὶ εἴκοσι κασσιτέροιο·
κυάνεοι δὲ δράκοντες ὀρωρέχατο προτὶ δειρὴν
τρεῖς ἑκάτερθ᾽ ἴρισσιν ἐοικότες, ἅς τε Κρονίων
ἐν νέφεϊ στήριξε, τέρας μερόπων ἀνθρώπων.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος· ἐν δέ οἱ ἧλοι
χρύσειοι πάμφαινον, ἀτὰρ περὶ κουλεὸν ἦεν
ἀργύρεον χρυσέοισιν ἀορτήρεσσιν ἀρηρός.
ἂν δ᾽ ἕλετ᾽ ἀμφιβρότην πολυδαίδαλον ἀσπίδα θοῦριν
καλήν, ἣν πέρι μὲν κύκλοι δέκα χάλκεοι ἦσαν,
ἐν δέ οἱ ὀμφαλοὶ ἦσαν ἐείκοσι κασσιτέροιο
λευκοί, ἐν δὲ μέσοισιν ἔην μέλανος κυάνοιο.
τῆι δ᾽ ἐπὶ μὲν Γοργὼ βλοσυρῶπις ἐστεφάνωτο
δεινὸν δερκομένη, περὶ δὲ Δεῖμός τε Φόβος τε.
τῆς δ᾽ ἐξ ἀργύρεος τελαμὼν ἦν· αὐτὰρ ἐπ᾽ αὐτοῦ
κυάνεος ἐλέλικτο δράκων, κεφαλαὶ δέ οἱ ἦσαν
τρεῖς ἀμφιστρεφέες ἑνὸς αὐχένος ἐκπεφυυῖαι.
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἀμφίφαλον κυνέην θέτο τετραφάληρον
ἵππουριν· δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμα δοῦρε δύω κεκορυθμένα χαλκῶι
ὀξέα· τῆλε δὲ χαλκὸς ἀπ᾽ αὐτόφιν οὐρανὸν εἴσω
λάμπ᾽· ἐπὶ δ᾽ ἐγδούπησαν Ἀθηναίη τε καὶ Ἥρη
τιμῶσαι βασιλῆα πολυχρύσοιο Μυκήνης.
ἡνιόχωι μὲν ἔπειτα ἑῶι ἐπέτελλεν ἕκαστος
ἵππους εὖ κατὰ κόσμον ἐρυκέμεν αὖθ᾽ ἐπὶ τάφρωι,
αὐτοὶ δὲ πρυλέες σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
ῥώοντ᾽· ἄσβεστος δὲ βοὴ γένετ᾽ ἠῶθι πρό.
φθὰν δὲ μέγ᾽ ἱππήων ἐπὶ τάφρωι κοσμηθέντες,
ἱππῆες δ᾽ ὀλίγον μετεκίαθον· ἐν δὲ κυδοιμὸν
ὦρσε κακὸν Κρονίδης, κατὰ δ᾽ ὑψόθεν ἧκεν ἐέρσας
αἵματι μυδαλέας ἐξ αἰθέρος, οὕνεκ᾽ ἔμελλε
πολλὰς ἰφθίμους κεφαλὰς Ἄϊδι προϊάψειν.
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐπὶ θρωσμῶι πεδίοιο
Ἕκτορά τ᾽ ἀμφὶ μέγαν καὶ ἀμύμονα Πουλυδάμαντα
Αἰνείαν θ᾽, ὃς Τρωσὶ θεὸς ὣς τίετο δήμωι,
τρεῖς τ᾽ Ἀντηνορίδας Πόλυβον καὶ Ἀγήνορα δῖον
ἠΐθεόν τ᾽ Ἀκάμαντ᾽ ἐπιείκελον ἀθανάτοισιν.
Ἕκτωρ δ᾽ ἐν πρώτοισι φέρ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην,
οἷος δ᾽ ἐκ νεφέων ἀναφαίνεται οὔλιος ἀστὴρ
παμφαίνων, τοτὲ δ᾽ αὖτις ἔδυ νέφεα σκιόεντα,
ὣς Ἕκτωρ ὁτὲ μέν τε μετὰ πρώτοισι φάνεσκεν,
ἄλλοτε δ᾽ ἐν πυμάτοισι κελεύων· πᾶς δ᾽ ἄρα χαλκῶι
λάμφ᾽ ὥς τε στεροπὴ πατρὸς Διὸς αἰγιόχοιο.
οἳ δ᾽, ὥς τ᾽ ἀμητῆρες ἐναντίοι ἀλλήλοισιν
ὄγμον ἐλαύνωσιν ἀνδρὸς μάκαρος κατ᾽ ἄρουραν
πυρῶν ἢ κριθῶν· τὰ δὲ δράγματα ταρφέα πίπτει·
ὣς Τρῶες καὶ Ἀχαιοὶ ἐπ᾽ ἀλλήλοισι θορόντες
δήιουν, οὐδ᾽ ἕτεροι μνώοντ᾽ ὀλοοῖο φόβοιο.
ἴσας δ᾽ ὑσμίνη κεφαλὰς ἔχεν, οἳ δὲ λύκοι ὣς
θῦνον· Ἔρις δ᾽ ἄρ᾽ ἔχαιρε πολύστονος εἰσορόωσα·
οἴη γάρ ῥα θεῶν παρετύγχανε μαρναμένοισιν,
οἳ δ᾽ ἄλλοι οὔ σφιν πάρεσαν θεοί, ἀλλὰ ἕκηλοι
σφοῖσιν ἐνὶ μεγάροισι καθήατο, ἧχι ἑκάστωι
δώματα καλὰ τέτυκτο κατὰ πτύχας Οὐλύμποιο.
πάντες δ᾽ ἠιτιόωντο κελαινεφέα Κρονίωνα
οὕνεκ᾽ ἄρα Τρώεσσιν ἐβούλετο κῦδος ὀρέξαι.
τῶν μὲν ἄρ᾽ οὐκ ἀλέγιζε πατήρ· ὁ δὲ νόσφι λιασθεὶς
τῶν ἄλλων ἀπάνευθε καθέζετο κύδεϊ γαίων
εἰσορόων Τρώων τε πόλιν καὶ νῆας Ἀχαιῶν
χαλκοῦ τε στεροπήν, ὀλλύντάς τ᾽ ὀλλυμένους τε.
ὄφρα μὲν ἠὼς ἦν καὶ ἀέξετο ἱερὸν ἦμαρ,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός·
ἦμος δὲ δρυτόμος περ ἀνὴρ ὁπλίσσατο δεῖπνον
οὔρεος ἐν βήσσηισιν, ἐπεί τ᾽ ἐκορέσσατο χεῖρας
τάμνων δένδρεα μακρά, ἅδος τέ μιν ἵκετο θυμόν,
σίτου τε γλυκεροῖο περὶ φρένας ἵμερος αἱρεῖ,
τῆμος σφῆι ἀρετῆι Δαναοὶ ῥήξαντο φάλαγγας
κεκλόμενοι ἑτάροισι κατὰ στίχας· ἐν δ᾽ Ἀγαμέμνων
πρῶτος ὄρουσ᾽, ἕλε δ᾽ ἄνδρα Βιάνορα ποιμένα λαῶν
αὐτόν, ἔπειτα δ᾽ ἑταῖρον Ὀϊλῆα πλήξιππον.
ἤτοι ὅ γ᾽ ἐξ ἵππων κατεπάλμενος ἀντίος ἔστη·
τὸν δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτα μετώπιον ὀξέϊ δουρὶ
νύξ᾽, οὐδὲ στεφάνη δόρυ οἱ σχέθε χαλκοβάρεια,
ἀλλὰ δι᾽ αὐτῆς ἦλθε καὶ ὀστέου, ἐγκέφαλος δὲ
ἔνδον ἅπας πεπάλακτο· δάμασσε δέ μιν μεμαῶτα.
καὶ τοὺς μὲν λίπεν αὖθι ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
στήθεσι παμφαίνοντας, ἐπεὶ περίδυσε χιτῶνας·
αὐτὰρ ὁ βῆ Ἶσόν τε καὶ Ἄντιφον ἐξεναρίξων
υἷε δύω Πριάμοιο νόθον καὶ γνήσιον ἄμφω
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντας· ὁ μὲν νόθος ἡνιόχευεν,
Ἄντιφος αὖ παρέβασκε περικλυτός· ὥ ποτ᾽ Ἀχιλλεὺς
Ἴδης ἐν κνημοῖσι δίδη μόσχοισι λύγοισι,
ποιμαίνοντ᾽ ἐπ᾽ ὄεσσι λαβών, καὶ ἔλυσεν ἀποίνων.
δὴ τότε γ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
τὸν μὲν ὑπὲρ μαζοῖο κατὰ στῆθος βάλε δουρί,
Ἄντιφον αὖ παρὰ οὖς ἔλασε ξίφει, ἐκ δ᾽ ἔβαλ᾽ ἵππων.
σπερχόμενος δ᾽ ἀπὸ τοῖιν ἐσύλα τεύχεα καλὰ
γιγνώσκων· καὶ γάρ σφε πάρος παρὰ νηυσὶ θοῆισιν
εἶδεν, ὅτ᾽ ἐξ Ἴδης ἄγαγεν πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς.
ὡς δὲ λέων ἐλάφοιο ταχείης νήπια τέκνα
ῥηϊδίως συνέαξε λαβὼν κρατεροῖσιν ὀδοῦσιν
ἐλθὼν εἰς εὐνήν, ἁπαλόν τέ σφ᾽ ἦτορ ἀπηύρα·
ἣ δ᾽ εἴ πέρ τε τύχηισι μάλα σχεδόν, οὐ δύναταί σφι
χραισμεῖν· αὐτὴν γάρ μιν ὑπὸ τρόμος αἰνὸς ἱκάνει·
καρπαλίμως δ᾽ ἤϊξε διὰ δρυμὰ πυκνὰ καὶ ὕλην
σπεύδουσ᾽ ἱδρώουσα κραταιοῦ θηρὸς ὑφ᾽ ὁρμῆς·
ὣς ἄρα τοῖς οὔ τις δύνατο χραισμῆσαι ὄλεθρον
Τρώων, ἀλλὰ καὶ αὐτοὶ ὑπ᾽ Ἀργείοισι φέβοντο.
αὐτὰρ ὁ Πείσανδρόν τε καὶ Ἱππόλοχον μενεχάρμην
υἱέας Ἀντιμάχοιο δαΐφρονος, ὅς ῥα μάλιστα
χρυσὸν Ἀλεξάνδροιο δεδεγμένος ἀγλαὰ δῶρα
οὐκ εἴασχ᾽ Ἑλένην δόμεναι ξανθῶι Μενελάωι,
τοῦ περ δὴ δύο παῖδε λάβε κρείων Ἀγαμέμνων
εἰν ἑνὶ δίφρωι ἐόντας, ὁμοῦ δ᾽ ἔχον ὠκέας ἵππους·
ἐκ γάρ σφεας χειρῶν φύγον ἡνία σιγαλόεντα,
τὼ δὲ κυκηθήτην· ὁ δ᾽ ἐναντίον ὦρτο λέων ὣς
Ἀτρεΐδης· τὼ δ᾽ αὖτ᾽ ἐκ δίφρου γουναζέσθην·
ζώγρει Ἀτρέος υἱέ, σὺ δ᾽ ἄξια δέξαι ἄποινα·
πολλὰ δ᾽ ἐν Ἀντιμάχοιο δόμοις κειμήλια κεῖται
χαλκός τε χρυσός τε πολύκμητός τε σίδηρος,
τῶν κέν τοι χαρίσαιτο πατὴρ ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
εἰ νῶϊ ζωοὺς πεπύθοιτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς τώ γε κλαίοντε προσαυδήτην βασιλῆα
μειλιχίοις ἐπέεσσιν· ἀμείλικτον δ᾽ ὄπ᾽ ἄκουσαν·
εἰ μὲν δὴ Ἀντιμάχοιο δαΐφρονος υἱέες ἐστόν,
ὅς ποτ᾽ ἐνὶ Τρώων ἀγορῆι Μενέλαον ἄνωγεν
ἀγγελίην ἐλθόντα σὺν ἀντιθέωι Ὀδυσῆϊ
αὖθι κατακτεῖναι μηδ᾽ ἐξέμεν ἂψ ἐς Ἀχαιούς,
νῦν μὲν δὴ τοῦ πατρὸς ἀεικέα τίσετε λώβην.
ἦ, καὶ Πείσανδρον μὲν ἀφ᾽ ἵππων ὦσε χαμᾶζε
δουρὶ βαλὼν πρὸς στῆθος· ὁ δ᾽ ὕπτιος οὔδει ἐρείσθη.
Ἱππόλοχος δ᾽ ἀπόρουσε, τὸν αὖ χαμαὶ ἐξενάριξε
χεῖρας ἀπὸ ξίφεϊ τμήξας ἀπό τ᾽ αὐχένα κόψας,
ὅλμον δ᾽ ὣς ἔσσευε κυλίνδεσθαι δι᾽ ὁμίλου.
τοὺς μὲν ἔασ᾽· ὁ δ᾽ ὅθι πλεῖσται κλονέοντο φάλαγγες,
τῆι ῥ᾽ ἐνόρουσ᾽, ἅμα δ᾽ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί.
πεζοὶ μὲν πεζοὺς ὄλεκον φεύγοντας ἀνάγκηι,
ἱππεῖς δ᾽ ἱππῆας· ὑπὸ δέ σφισιν ὦρτο κονίη
ἐκ πεδίου, τὴν ὦρσαν ἐρίγδουποι πόδες ἵππων
χαλκῶι δηϊόωντες· ἀτὰρ κρείων Ἀγαμέμνων
αἰὲν ἀποκτείνων ἕπετ᾽ Ἀργείοισι κελεύων.
ὡς δ᾽ ὅτε πῦρ ἀΐδηλον ἐν ἀξύλωι ἐμπέσηι ὕληι,
πάντηι τ᾽ εἰλυφόων ἄνεμος φέρει, οἳ δέ τε θάμνοι
πρόρριζοι πίπτουσιν ἐπειγόμενοι πυρὸς ὁρμῆι·
ὣς ἄρ᾽ ὑπ᾽ Ἀτρεΐδηι Ἀγαμέμνονι πῖπτε κάρηνα
Τρώων φευγόντων, πολλοὶ δ᾽ ἐριαύχενες ἵπποι
κείν᾽ ὄχεα κροτάλιζον ἀνὰ πτολέμοιο γεφύρας
ἡνιόχους ποθέοντες ἀμύμονας· οἳ δ᾽ ἐπὶ γαίηι
κείατο, γύπεσσιν πολὺ φίλτεροι ἢ ἀλόχοισιν.
Ἕκτορα δ᾽ ἐκ βελέων ὕπαγε Ζεὺς ἔκ τε κονίης
ἔκ τ᾽ ἀνδροκτασίης ἔκ θ᾽ αἵματος ἔκ τε κυδοιμοῦ·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἕπετο σφεδανὸν Δαναοῖσι κελεύων.
οἳ δὲ παρ᾽ Ἴλου σῆμα παλαιοῦ Δαρδανίδαο
μέσσον κὰπ πεδίον παρ᾽ ἐρινεὸν ἐσσεύοντο
ἱέμενοι πόλιος· ὁ δὲ κεκλήγων ἕπετ᾽ αἰεὶ
Ἀτρεΐδης, λύθρωι δὲ παλάσσετο χεῖρας ἀάπτους.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Σκαιάς τε πύλας καὶ φηγὸν ἵκοντο,
ἔνθ᾽ ἄρα δὴ ἵσταντο καὶ ἀλλήλους ἀνέμιμνον.
οἳ δ᾽ ἔτι κὰμ μέσσον πεδίον φοβέοντο βόες ὥς,
ἅς τε λέων ἐφόβησε μολὼν ἐν νυκτὸς ἀμολγῶι
πάσας· τῆι δέ τ᾽ ἰῆι ἀναφαίνεται αἰπὺς ὄλεθρος·
τῆς δ᾽ ἐξ αὐχέν᾽ ἔαξε λαβὼν κρατεροῖσιν ὀδοῦσι
πρῶτον, ἔπειτα δέ θ᾽ αἷμα καὶ ἔγκατα πάντα λαφύσσει·
ὣς τοὺς Ἀτρεΐδης ἔφεπε κρείων Ἀγαμέμνων
αἰὲν ἀποκτείνων τὸν ὀπίστατον· οἳ δ᾽ ἐφέβοντο.
πολλοὶ δὲ πρηνεῖς τε καὶ ὕπτιοι ἔκπεσον ἵππων
Ἀτρεΐδεω ὑπὸ χερσί· περὶ πρὸ γὰρ ἔγχεϊ θῦεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τάχ᾽ ἔμελλεν ὑπὸ πτόλιν αἰπύ τε τεῖχος
ἵξεσθαι, τότε δή ῥα πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε
Ἴδης ἐν κορυφῆισι καθέζετο πιδηέσσης
οὐρανόθεν καταβάς· ἔχε δ᾽ ἀστεροπὴν μετὰ χερσίν.
Ἶριν δ᾽ ὄτρυνε χρυσόπτερον ἀγγελέουσαν·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα, τὸν Ἕκτορι μῦθον ἐνίσπες·
ὄφρ᾽ ἂν μέν κεν ὁρᾶι Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν
θύνοντ᾽ ἐν προμάχοισιν ἐναίροντα στίχας ἀνδρῶν,
τόφρ᾽ ἀναχωρείτω, τὸν δ᾽ ἄλλον λαὸν ἀνώχθω
μάρνασθαι δηΐοισι κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἢ δουρὶ τυπεὶς ἢ βλήμενος ἰῶι
εἰς ἵππους ἅλεται, τότε οἱ κράτος ἐγγυαλίξω
κτείνειν εἰς ὅ κε νῆας ἐϋσσέλμους ἀφίκηται
δύηι τ᾽ ἠέλιος καὶ ἐπὶ κνέφας ἱερὸν ἔλθηι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις,
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων εἰς Ἴλιον ἱρήν.
εὗρ᾽ υἱὸν Πριάμοιο δαΐφρονος Ἕκτορα δῖον
ἑσταότ᾽ ἔν θ᾽ ἵπποισι καὶ ἅρμασι κολλητοῖσιν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
Ἕκτορ υἱὲ Πριάμοιο Διὶ μῆτιν ἀτάλαντε
Ζεύς με πατὴρ προέηκε τεῒν τάδε μυθήσασθαι.
ὄφρ᾽ ἂν μέν κεν ὁρᾶις Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν
θύνοντ᾽ ἐν προμάχοισιν, ἐναίροντα στίχας ἀνδρῶν,
τόφρ᾽ ὑπόεικε μάχης, τὸν δ᾽ ἄλλον λαὸν ἄνωχθι
μάρνασθαι δηΐοισι κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἢ δουρὶ τυπεὶς ἢ βλήμενος ἰῶι
εἰς ἵππους ἅλεται, τότε τοι κράτος ἐγγυαλίξει
κτείνειν, εἰς ὅ κε νῆας ἐϋσσέλμους ἀφίκηαι
δύηι τ᾽ ἠέλιος καὶ ἐπὶ κνέφας ἱερὸν ἔλθηι.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
Ἕκτωρ δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε,
πάλλων δ᾽ ὀξέα δοῦρα κατὰ στρατὸν ὤιχετο πάντηι
ὀτρύνων μαχέσασθαι, ἔγειρε δὲ φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν,
Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐκαρτύναντο φάλαγγας.
ἀρτύνθη δὲ μάχη, στὰν δ᾽ ἀντίοι· ἐν δ᾽ Ἀγαμέμνων
πρῶτος ὄρουσ᾽, ἔθελεν δὲ πολὺ προμάχεσθαι ἁπάντων.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι
ὅς τις δὴ πρῶτος Ἀγαμέμνονος ἀντίον ἦλθεν
ἢ αὐτῶν Τρώων ἠὲ κλειτῶν ἐπικούρων.
Ἰφιδάμας Ἀντηνορίδης ἠΰς τε μέγας τε
ὃς τράφη ἐν Θρήικηι ἐριβώλακι μητέρι μήλων·
Κισσῆς τόν γ᾽ ἔθρεψε δόμοις ἔνι τυτθὸν ἐόντα
μητροπάτωρ, ὃς τίκτε Θεανὼ καλλιπάρηιον·
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἥβης ἐρικυδέος ἵκετο μέτρον,
αὐτοῦ μιν κατέρυκε, δίδου δ᾽ ὅ γε θυγατέρα ἥν·
γήμας δ᾽ ἐκ θαλάμοιο μετὰ κλέος ἵκετ᾽ Ἀχαιῶν
σὺν δυοκαίδεκα νηυσὶ κορωνίσιν, αἵ οἱ ἕποντο.
τὰς μὲν ἔπειτ᾽ ἐν Περκώτηι λίπε νῆας ἐΐσας,
αὐτὰρ ὁ πεζὸς ἐὼν ἐς Ἴλιον εἰληλούθει·
ὅς ῥα τότ᾽ Ἀτρεΐδεω Ἀγαμέμνονος ἀντίον ἦλθεν.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
Ἀτρεΐδης μὲν ἅμαρτε, παραὶ δέ οἱ ἐτράπετ᾽ ἔγχος,
Ἰφιδάμας δὲ κατὰ ζώνην θώρηκος ἔνερθε
νύξ᾽, ἐπὶ δ᾽ αὐτὸς ἔρεισε βαρείηι χειρὶ πιθήσας·
οὐδ᾽ ἔτορε ζωστῆρα παναίολον, ἀλλὰ πολὺ πρὶν
ἀργύρωι ἀντομένη μόλιβος ὣς ἐτράπετ᾽ αἰχμή.
καὶ τό γε χειρὶ λαβὼν εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἕλκ᾽ ἐπὶ οἷ μεμαὼς ὥς τε λίς, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρὸς
σπάσσατο· τὸν δ᾽ ἄορι πλῆξ᾽ αὐχένα, λῦσε δὲ γυῖα.
ὣς ὁ μὲν αὖθι πεσὼν κοιμήσατο χάλκεον ὕπνον
οἰκτρὸς ἀπὸ μνηστῆς ἀλόχου, ἀστοῖσιν ἀρήγων,
κουριδίης, ἧς οὔ τι χάριν ἴδε, πολλὰ δ᾽ ἔδωκε·
πρῶθ᾽ ἑκατὸν βοῦς δῶκεν, ἔπειτα δὲ χίλι᾽ ὑπέστη
αἶγας ὁμοῦ καὶ ὄϊς, τά οἱ ἄσπετα ποιμαίνοντο.
δὴ τότε γ᾽ Ἀτρεΐδης Ἀγαμέμνων ἐξενάριξε,
βῆ δὲ φέρων ἀν᾽ ὅμιλον Ἀχαιῶν τεύχεα καλά.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε Κόων ἀριδείκετος ἀνδρῶν
πρεσβυγενὴς Ἀντηνορίδης, κρατερόν ῥά ἑ πένθος
ὀφθαλμοὺς ἐκάλυψε κασιγνήτοιο πεσόντος.
στῆ δ᾽ εὐρὰξ σὺν δουρὶ λαθὼν Ἀγαμέμνονα δῖον,
νύξε δέ μιν κατὰ χεῖρα μέσην ἀγκῶνος ἔνερθε,
ἀντικρὺ δὲ διέσχε φαεινοῦ δουρὸς ἀκωκή.
ῥίγησέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς ἀπέληγε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο,
ἀλλ᾽ ἐπόρουσε Κόωνι ἔχων ἀνεμοτρεφὲς ἔγχος.
ἤτοι ὁ Ἰφιδάμαντα κασίγνητον καὶ ὄπατρον
ἕλκε ποδὸς μεμαώς, καὶ ἀΰτει πάντας ἀρίστους·
τὸν δ᾽ ἕλκοντ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ὑπ᾽ ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης
οὔτησε ξυστῶι χαλκήρεϊ, λῦσε δὲ γυῖα·
τοῖο δ᾽ ἐπ᾽ Ἰφιδάμαντι κάρη ἀπέκοψε παραστάς.
ἔνθ᾽ Ἀντήνορος υἷες ὑπ᾽ Ἀτρεΐδηι βασιλῆϊ
πότμον ἀναπλήσαντες ἔδυν δόμον Ἄϊδος εἴσω.
αὐτὰρ ὁ τῶν ἄλλων ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν
ἔγχεΐ τ᾽ ἄορί τε μεγάλοισί τε χερμαδίοισιν,
ὄφρά οἱ αἷμ᾽ ἔτι θερμὸν ἀνήνοθεν ἐξ ὠτειλῆς.
αὐτὰρ ἐπεὶ τὸ μὲν ἕλκος ἐτέρσετο, παύσατο δ᾽ αἷμα,
ὀξεῖαι δ᾽ ὀδύναι δῦνον μένος Ἀτρεΐδαο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ὠδίνουσαν ἔχηι βέλος ὀξὺ γυναῖκα
δριμύ, τό τε προϊεῖσι μογοστόκοι Εἰλείθυιαι
Ἥρης θυγατέρες πικρὰς ὠδῖνας ἔχουσαι,
ὣς ὀξεῖ᾽ ὀδύναι δῦνον μένος Ἀτρεΐδαο.
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνόρουσε, καὶ ἡνιόχωι ἐπέτελλε
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν· ἤχθετο γὰρ κῆρ.
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ὑμεῖς μὲν νῦν νηυσὶν ἀμύνετε ποντοπόροισι
φύλοπιν ἀργαλέην, ἐπεὶ οὐκ ἐμὲ μητίετα Ζεὺς
εἴασε Τρώεσσι πανημέριον πολεμίζειν.
ὣς ἔφαθ᾽, ἡνίοχος δ᾽ ἵμασεν καλλίτριχας ἵππους
νῆας ἔπι γλαφυράς· τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην·
ἄφρεον δὲ στήθεα, ῥαίνοντο δὲ νέρθε κονίηι
τειρόμενον βασιλῆα μάχης ἀπάνευθε φέροντες.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς ἐνόησ᾽ Ἀγαμέμνονα νόσφι κιόντα
Τρωσί τε καὶ Λυκίοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς.
οἴχετ᾽ ἀνὴρ ὤριστος, ἐμοὶ δὲ μέγ᾽ εὖχος ἔδωκε
Ζεὺς Κρονίδης· ἀλλ᾽ ἰθὺς ἐλαύνετε μώνυχας ἵππους
ἰφθίμων Δαναῶν, ἵν᾽ ὑπέρτερον εὖχος ἄρησθε.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ὡς δ᾽ ὅτε πού τις θηρητὴρ κύνας ἀργιόδοντας
σεύηι ἐπ᾽ ἀγροτέρωι συῒ καπρίωι ἠὲ λέοντι,
ὣς ἐπ᾽ Ἀχαιοῖσιν σεῦε Τρῶας μεγαθύμους
Ἕκτωρ Πριαμίδης βροτολοιγῶι ἶσος Ἄρηϊ.
αὐτὸς δ᾽ ἐν πρώτοισι μέγα φρονέων ἐβεβήκει,
ἐν δ᾽ ἔπεσ᾽ ὑσμίνηι ὑπεραέϊ ἶσος ἀέλληι,
ἥ τε καθαλλομένη ἰοειδέα πόντον ὀρίνει.
ἔνθα τίνα πρῶτον, τίνα δ᾽ ὕστατον ἐξενάριξεν
Ἕκτωρ Πριαμίδης, ὅτε οἱ Ζεὺς κῦδος ἔδωκεν;
Ἀσαῖον μὲν πρῶτα καὶ Αὐτόνοον καὶ Ὀπίτην
καὶ Δόλοπα Κλυτίδην καὶ Ὀφέλτιον ἠδ᾽ Ἀγέλαον
Αἴσυμνόν τ᾽ Ὦρόν τε καὶ Ἱππόνοον μενεχάρμην.
τοὺς ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἡγεμόνας Δαναῶν ἕλεν, αὐτὰρ ἔπειτα
πληθύν, ὡς ὁπότε νέφεα Ζέφυρος στυφελίξηι
ἀργεστᾶο Νότοιο βαθείηι λαίλαπι τύπτων·
πολλὸν δὲ τρόφι κῦμα κυλίνδεται, ὑψόσε δ᾽ ἄχνη
σκίδναται ἐξ ἀνέμοιο πολυπλάγκτοιο ἰωῆς·
ὣς ἄρα πυκνὰ καρήαθ᾽ ὑφ᾽ Ἕκτορι δάμνατο λαῶν.
ἔνθά κε λοιγὸς ἔην καὶ ἀμήχανα ἔργα γένοντο,
καί νύ κεν ἐν νήεσσι πέσον φεύγοντες Ἀχαιοί,
εἰ μὴ Τυδεΐδηι Διομήδεϊ κέκλετ᾽ Ὀδυσσεύς·
Τυδεΐδη τί παθόντε λελάσμεθα θούριδος ἀλκῆς;
ἀλλ᾽ ἄγε δεῦρο πέπον, παρ᾽ ἔμ᾽ ἵσταο· δὴ γὰρ ἔλεγχος
ἔσσεται εἴ κεν νῆας ἕληι κορυθαίολος Ἕκτωρ.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἤτοι ἐγὼ μενέω καὶ τλήσομαι· ἀλλὰ μίνυνθα
ἡμέων ἔσσεται ἦδος, ἐπεὶ νεφεληγερέτα Ζεὺς
Τρωσὶν δὴ βόλεται δοῦναι κράτος ἠέ περ ἡμῖν.
ἦ καὶ Θυμβραῖον μὲν ἀφ᾽ ἵππων ὦσε χαμᾶζε
δουρὶ βαλὼν κατὰ μαζὸν ἀριστερόν· αὐτὰρ Ὀδυσσεὺς
ἀντίθεον θεράποντα Μολίονα τοῖο ἄνακτος.
τοὺς μὲν ἔπειτ᾽ εἴασαν, ἐπεὶ πολέμου ἀπέπαυσαν·
τὼ δ᾽ ἀν᾽ ὅμιλον ἰόντε κυδοίμεον, ὡς ὅτε κάπρω
ἐν κυσὶ θηρευτῆισι μέγα φρονέοντε πέσητον·
ὣς ὄλεκον Τρῶας πάλιν ὀρμένω· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἀσπασίως φεύγοντες ἀνέπνεον Ἕκτορα δῖον.
ἔνθ᾽ ἑλέτην δίφρόν τε καὶ ἀνέρε δήμου ἀρίστω
υἷε δύω Μέροπος Περκωσίου, ὃς περὶ πάντων
ἤιδεε μαντοσύνας, οὐδὲ οὓς παῖδας ἔασκε
στείχειν ἐς πόλεμον φθισήνορα· τὼ δέ οἱ οὔ τι
πειθέσθην· κῆρες γὰρ ἄγον μέλανος θανάτοιο.
τοὺς μὲν Τυδεΐδης δουρικλειτὸς Διομήδης
θυμοῦ καὶ ψυχῆς κεκαδὼν κλυτὰ τεύχε᾽ ἀπηύρα·
Ἱππόδαμον δ᾽ Ὀδυσεὺς καὶ Ὑπείροχον ἐξενάριξεν.
ἔνθά σφιν κατὰ ἶσα μάχην ἐτάνυσσε Κρονίων
ἐξ Ἴδης καθορῶν· τοὶ δ᾽ ἀλλήλους ἐνάριζον.
ἤτοι Τυδέος υἱὸς Ἀγάστροφον οὔτασε δουρὶ
Παιονίδην ἥρωα κατ᾽ ἰσχίον· οὐ δέ οἱ ἵπποι
ἐγγὺς ἔσαν προφυγεῖν, ἀάσατο δὲ μέγα θυμῶι.
τοὺς μὲν γὰρ θεράπων ἀπάνευθ᾽ ἔχεν, αὐτὰρ ὁ πεζὸς
θῦνε διὰ προμάχων, εἷος φίλον ὤλεσε θυμόν.
Ἕκτωρ δ᾽ ὀξὺ νόησε κατὰ στίχας, ὦρτο δ᾽ ἐπ᾽ αὐτοὺς
κεκλήγων· ἅμα δὲ Τρώων εἵποντο φάλαγγες.
τὸν δὲ ἰδὼν ῥίγησε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης,
αἶψα δ᾽ Ὀδυσσῆα προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·
νῶϊν δὴ τόδε πῆμα κυλίνδεται ὄβριμος Ἕκτωρ·
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ στέωμεν καὶ ἀλεξώμεσθα μένοντες.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος
καὶ βάλεν, οὐδ᾽ ἀφάμαρτε τιτυσκόμενος κεφαλῆφιν,
ἄκρην κὰκ κόρυθα· πλάγχθη δ᾽ ἀπὸ χαλκόφι χαλκός,
οὐδ᾽ ἵκετο χρόα καλόν· ἐρύκακε γὰρ τρυφάλεια
τρίπτυχος αὐλῶπις, τήν οἱ πόρε Φοῖβος Ἀπόλλων.
Ἕκτωρ δ᾽ ὦκ᾽ ἀπέλεθρον ἀνέδραμε, μίκτο δ᾽ ὁμίλωι,
στῆ δὲ γνὺξ ἐριπὼν καὶ ἐρείσατο χειρὶ παχείηι
γαίης· ἀμφὶ δὲ ὄσσε κελαινὴ νὺξ ἐκάλυψεν.
ὄφρα δὲ Τυδεΐδης μετὰ δούρατος ὤιχετ᾽ ἐρωὴν
τῆλε διὰ προμάχων, ὅθι οἱ καταείσατο γαίης
τόφρ᾽ Ἕκτωρ ἔμπνυτο, καὶ ἂψ ἐς δίφρον ὀρούσας
ἐξέλασ᾽ ἐς πληθύν, καὶ ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν.
δουρὶ δ᾽ ἐπαΐσσων προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
ἐξ αὖ νῦν ἔφυγες θάνατον κύον· ἦ τέ τοι ἄγχι
ἦλθε κακόν· νῦν αὖτέ σ᾽ ἐρύσατο Φοῖβος Ἀπόλλων
ὧι μέλλεις εὔχεσθαι ἰὼν ἐς δοῦπον ἀκόντων.
ἦ θήν σ᾽ ἐξανύω γε καὶ ὕστερον ἀντιβολήσας,
εἴ πού τις καὶ ἔμοιγε θεῶν ἐπιτάρροθός ἐστι.
νῦν αὖ τοὺς ἄλλους ἐπιείσομαι, ὅν κε κιχείω.
ἦ, καὶ Παιονίδην δουρὶ κλυτὸν ἐξενάριζεν.
αὐτὰρ Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο
Τυδεΐδηι ἔπι τόξα τιταίνετο ποιμένι λαῶν,
στήληι κεκλιμένος ἀνδροκμήτωι ἐπὶ τύμβωι
Ἴλου Δαρδανίδαο, παλαιοῦ δημογέροντος.
ἤτοι ὁ μὲν θώρηκα Ἀγαστρόφου ἰφθίμοιο
αἴνυτ᾽ ἀπὸ στήθεσφι παναίολον ἀσπίδα τ᾽ ὤμων
καὶ κόρυθα βριαρήν· ὁ δὲ τόξου πῆχυν ἄνελκε
καὶ βάλεν, οὐδ᾽ ἄρα μιν ἅλιον βέλος ἔκφυγε χειρός,
ταρσὸν δεξιτεροῖο ποδός· διὰ δ᾽ ἀμπερὲς ἰὸς
ἐν γαίηι κατέπηκτο· ὁ δὲ μάλα ἡδὺ γελάσσας
ἐκ λόχου ἀμπήδησε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
βέβληαι οὐδ᾽ ἅλιον βέλος ἔκφυγεν· ὡς ὄφελόν τοι
νείατον ἐς κενεῶνα βαλὼν ἐκ θυμὸν ἑλέσθαι.
οὕτω κεν καὶ Τρῶες ἀνέπνευσαν κακότητος,
οἵ τέ σε πεφρίκασι λέονθ᾽ ὡς μηκάδες αἶγες.
τὸν δ᾽ οὐ ταρβήσας προσέφη κρατερὸς Διομήδης·
τοξότα λωβητὴρ κέραι ἀγλαὲ παρθενοπῖπα
εἰ μὲν δὴ ἀντίβιον σὺν τεύχεσι πειρηθείης,
οὐκ ἄν τοι χραίσμηισι βιὸς καὶ ταρφέες ἰοί·
νῦν δέ μ᾽ ἐπιγράψας ταρσὸν ποδὸς εὔχεαι αὔτως.
οὐκ ἀλέγω, ὡς εἴ με γυνὴ βάλοι ἢ πάϊς ἄφρων·
κωφὸν γὰρ βέλος ἀνδρὸς ἀνάλκιδος οὐτιδανοῖο.
ἦ τ᾽ ἄλλως ὑπ᾽ ἐμεῖο, καὶ εἴ κ᾽ ὀλίγον περ ἐπαύρηι,
ὀξὺ βέλος πέλεται, καὶ ἀκήριον αἶψα τίθησι.
τοῦ δὲ γυναικὸς μέν τ᾽ ἀμφίδρυφοί εἰσι παρειαί,
παῖδες δ᾽ ὀρφανικοί· ὁ δέ θ᾽ αἵματι γαῖαν ἐρεύθων
πύθεται, οἰωνοὶ δὲ περὶ πλέες ἠὲ γυναῖκες.
ὣς φάτο, τοῦ δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρικλυτὸς ἐγγύθεν ἐλθὼν
ἔστη πρόσθ᾽· ὁ δ᾽ ὄπισθε καθεζόμενος βέλος ὠκὺ
ἐκ ποδὸς ἕλκ᾽, ὀδύνη δὲ διὰ χροὸς ἦλθ᾽ ἀλεγεινή.
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνόρουσε, καὶ ἡνιόχωι ἐπέτελλε
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν· ἤχθετο γὰρ κῆρ.
οἰώθη δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρὶ κλυτός, οὐδέ τις αὐτῶι
Ἀργείων παρέμεινεν, ἐπεὶ φόβος ἔλλαβε πάντας·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγὼ τί πάθω; μέγα μὲν κακὸν αἴ κε φέβωμαι
πληθὺν ταρβήσας· τὸ δὲ ῥίγιον αἴ κεν ἁλώω
μοῦνος· τοὺς δ᾽ ἄλλους Δαναοὺς ἐφόβησε Κρονίων.
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
οἶδα γὰρ ὅττι κακοὶ μὲν ἀποίχονται πολέμοιο,
ὃς δέ κ᾽ ἀριστεύηισι μάχηι ἔνι τὸν δὲ μάλα χρεὼ
ἑστάμεναι κρατερῶς, ἤ τ᾽ ἔβλητ᾽ ἤ τ᾽ ἔβαλ᾽ ἄλλον.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώων στίχες ἤλυθον ἀσπιστάων,
ἔλσαν δ᾽ ἐν μέσσοισι, μετὰ σφίσι πῆμα τιθέντες.
ὡς δ᾽ ὅτε κάπριον ἀμφὶ κύνες θαλεροί τ᾽ αἰζηοὶ
σεύωνται, ὁ δέ τ᾽ εἶσι βαθείης ἐκ ξυλόχοιο
θήγων λευκὸν ὀδόντα μετὰ γναμπτῆισι γένυσσιν,
ἀμφὶ δέ τ᾽ ἀΐσσονται, ὑπαὶ δέ τε κόμπος ὀδόντων
γίγνεται, οἳ δὲ μένουσιν ἄφαρ δεινόν περ ἐόντα,
ὥς ῥα τότ᾽ ἀμφ᾽ Ὀδυσῆα Διῒ φίλον ἐσσεύοντο
Τρῶες· ὁ δὲ πρῶτον μὲν ἀμύμονα Δηϊοπίτην
οὔτασεν ὦμον ὕπερθεν ἐπάλμενος ὀξέϊ δουρί,
αὐτὰρ ἔπειτα Θόωνα καὶ Ἔννομον ἐξενάριξε.
Χερσιδάμαντα δ᾽ ἔπειτα καθ᾽ ἵππων ἀΐξαντα
δουρὶ κατὰ πρότμησιν ὑπ᾽ ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης
νύξεν· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
τοὺς μὲν ἔασ᾽, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Ἱππασίδην Χάροπ᾽ οὔτασε δουρὶ
αὐτοκασίγνητον εὐηφενέος Σώκοιο.
τῶι δ᾽ ἐπαλεξήσων Σῶκος κίεν ἰσόθεος φώς,
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰὼν καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν
ὦ Ὀδυσεῦ πολύαινε δόλων ἆτ᾽ ἠδὲ πόνοιο
σήμερον ἢ δοιοῖσιν ἐπεύξεαι Ἱππασίδηισι
τοιώδ᾽ ἄνδρε κατακτείνας καὶ τεύχε᾽ ἀπούρας,
ἤ κεν ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσηις.
ὣς εἰπὼν οὔτησε κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην.
διὰ μὲν ἀσπίδος ἦλθε φαεινῆς ὄβριμον ἔγχος,
καὶ διὰ θώρηκος πολυδαιδάλου ἠρήρειστο,
πάντα δ᾽ ἀπὸ πλευρῶν χρόα ἔργαθεν, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔασε
Παλλὰς Ἀθηναίη μιχθήμεναι ἔγκασι φωτός.
γνῶ δ᾽ Ὀδυσεὺς ὅ οἱ οὔ τι τέλος κατακαίριον ἦλθεν,
ἂψ δ᾽ ἀναχωρήσας Σῶκον πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ἆ δείλ᾽ ἦ μάλα δή σε κιχάνεται αἰπὺς ὄλεθρος.
ἤτοι μέν ῥ᾽ ἔμ᾽ ἔπαυσας ἐπὶ Τρώεσσι μάχεσθαι·
σοὶ δ᾽ ἐγὼ ἐνθάδε φημὶ φόνον καὶ κῆρα μέλαιναν
ἤματι τῶιδ᾽ ἔσσεσθαι, ἐμῶι δ᾽ ὑπὸ δουρὶ δαμέντα
εὖχος ἐμοὶ δώσειν, ψυχὴν δ᾽ Ἄϊδι κλυτοπώλωι.
ἦ, καὶ ὁ μὲν φύγαδ᾽ αὖτις ὑποστρέψας ἐβεβήκει,
τῶι δὲ μεταστρεφθέντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πῆξεν
ὤμων μεσσηγύς, διὰ δὲ στήθεσφιν ἔλασσε,
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἐπεύξατο δῖος Ὀδυσσεύς·
ὦ Σῶχ᾽ Ἱππάσου υἱὲ δαΐφρονος ἱπποδάμοιο
φθῆ σε τέλος θανάτοιο κιχήμενον, οὐδ᾽ ὑπάλυξας.
ἆ δείλ᾽ οὐ μὲν σοί γε πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
ὄσσε καθαιρήσουσι θανόντι περ, ἀλλ᾽ οἰωνοὶ
ὠμησταὶ ἐρύουσι, περὶ πτερὰ πυκνὰ βαλόντες.
αὐτὰρ ἔμ᾽, εἴ κε θάνω, κτεριοῦσί γε δῖοι Ἀχαιοί.
ὣς εἰπὼν Σώκοιο δαΐφρονος ὄβριμον ἔγχος
ἔξω τε χροὸς ἕλκε καὶ ἀσπίδος ὀμφαλοέσσης·
αἷμα δέ οἱ σπασθέντος ἀνέσσυτο, κῆδε δὲ θυμόν.
Τρῶες δὲ μεγάθυμοι ὅπως ἴδον αἷμ᾽ Ὀδυσῆος
κεκλόμενοι καθ᾽ ὅμιλον ἐπ᾽ αὐτῶι πάντες ἔβησαν.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἐξοπίσω ἀνεχάζετο, αὖε δ᾽ ἑταίρους.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἤϋσεν ὅσον κεφαλὴ χάδε φωτός,
τρὶς δ᾽ ἄϊεν ἰάχοντος ἄρηι φίλος Μενέλαος.
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ Αἴαντα προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·
Αἶαν διογενὲς Τελαμώνιε κοίρανε λαῶν
ἀμφί μ᾽ Ὀδυσσῆος ταλασίφρονος ἵκετ᾽ ἀϋτὴ
τῶι ἰκέλη ὡς εἴ ἑ βιώιατο μοῦνον ἐόντα
Τρῶες ἀποτμήξαντες ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι.
ἀλλ᾽ ἴομεν καθ᾽ ὅμιλον· ἀλεξέμεναι γὰρ ἄμεινον.
δείδω μή τι πάθηισιν ἐνὶ Τρώεσσι μονωθεὶς
ἐσθλὸς ἐών, μεγάλη δὲ ποθὴ Δαναοῖσι γένηται.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ἦρχ᾽, ὁ δ᾽ ἅμ᾽ ἕσπετο ἰσόθεος φώς.
εὗρον ἔπειτ᾽ Ὀδυσῆα Διῒ φίλον· ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτὸν
Τρῶες ἕπονθ᾽ ὡς εἴ τε δαφοινοὶ θῶες ὄρεσφιν
ἀμφ᾽ ἔλαφον κεραὸν βεβλημένον, ὅν τ᾽ ἔβαλ᾽ ἀνὴρ
ἰῶι ἀπὸ νευρῆς· τὸν μέν τ᾽ ἤλυξε πόδεσσι
φεύγων, ὄφρ᾽ αἷμα λιαρὸν καὶ γούνατ᾽ ὀρώρηι·
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τόν γε δαμάσσεται ὠκὺς ὀϊστός,
ὠμοφάγοι μιν θῶες ἐν οὔρεσι δαρδάπτουσιν
ἐν νέμεϊ σκιερῶι· ἐπί τε λῖν ἤγαγε δαίμων
σίντην· θῶες μέν τε διέτρεσαν, αὐτὰρ ὁ δάπτει·
ὥς ῥα τότ᾽ ἀμφ᾽ Ὀδυσῆα δαΐφρονα ποικιλομήτην
Τρῶες ἕπον πολλοί τε καὶ ἄλκιμοι, αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ἀΐσσων ὧι ἔγχει ἀμύνετο νηλεὲς ἦμαρ.
Αἴας δ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε φέρων σάκος ἠΰτε πύργον,
στῆ δὲ παρέξ· Τρῶες δὲ διέτρεσαν ἄλλυδις ἄλλος.
ἤτοι τὸν Μενέλαος ἀρήϊος ἔξαγ᾽ ὁμίλου
χειρὸς ἔχων, εἷος θεράπων σχεδὸν ἤλασεν ἵππους.
Αἴας δὲ Τρώεσσιν ἐπάλμενος εἷλε Δόρυκλον
Πριαμίδην νόθον υἱόν, ἔπειτα δὲ Πάνδοκον οὖτα,
οὖτα δὲ Λύσανδρον καὶ Πύρασον ἠδὲ Πυλάρτην.
ὡς δ᾽ ὁπότε πλήθων ποταμὸς πεδίον δὲ κάτεισι
χειμάρρους κατ᾽ ὄρεσφιν ὀπαζόμενος Διὸς ὄμβρωι,
πολλὰς δὲ δρῦς ἀζαλέας, πολλὰς δέ τε πεύκας
ἐσφέρεται, πολλὸν δέ τ᾽ ἀφυσγετὸν εἰς ἅλα βάλλει,
ὣς ἔφεπε κλονέων πεδίον τότε φαίδιμος Αἴας,
δαΐζων ἵππους τε καὶ ἀνέρας· οὐδέ πω Ἕκτωρ
πεύθετ᾽, ἐπεί ῥα μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ μάρνατο πάσης
ὄχθας πὰρ ποταμοῖο Σκαμάνδρου, τῆι ῥα μάλιστα
ἀνδρῶν πῖπτε κάρηνα, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει
Νέστορά τ᾽ ἀμφὶ μέγαν καὶ ἀρήϊον Ἰδομενῆα.
Ἕκτωρ μὲν μετὰ τοῖσιν ὁμίλει μέρμερα ῥέζων
ἔγχεΐ θ᾽ ἱπποσύνηι τε, νέων δ᾽ ἀλάπαζε φάλαγγας·
οὐδ᾽ ἄν πω χάζοντο κελεύθου δῖοι Ἀχαιοὶ
εἰ μὴ Ἀλέξανδρος Ἑλένης πόσις ἠϋκόμοιο
παῦσεν ἀριστεύοντα Μαχάονα ποιμένα λαῶν,
ἰῶι τριγλώχινι βαλὼν κατὰ δεξιὸν ὦμον.
τῶι ῥα περίδεισαν μένεα πνείοντες Ἀχαιοὶ
μή πώς μιν πολέμοιο μετακλινθέντος ἕλοιεν.
αὐτίκα δ᾽ Ἰδομενεὺς προσεφώνεε Νέστορα δῖον·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
ἄγρει σῶν ὀχέων ἐπιβήσεο, πὰρ δὲ Μαχάων
βαινέτω, ἐς νῆας δὲ τάχιστ᾽ ἔχε μώνυχας ἵππους·
ἰητρὸς γὰρ ἀνὴρ πολλῶν ἀντάξιος ἄλλων
ἰούς τ᾽ ἐκτάμνειν ἐπί τ᾽ ἤπια φάρμακα πάσσειν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ.
αὐτίκα δ᾽ ὧν ὀχέων ἐπεβήσετο, πὰρ δὲ Μαχάων
βαῖν᾽ Ἀσκληπιοῦ υἱὸς ἀμύμονος ἰητῆρος·
μάστιξεν δ᾽ ἵππους, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην
νῆας ἔπι γλαφυράς· τῆι γὰρ φίλον ἔπλετο θυμῶι.
Κεβριόνης δὲ Τρῶας ὀρινομένους ἐνόησεν
Ἕκτορι παρβεβαώς, καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἕκτορ νῶϊ μὲν ἐνθάδ᾽ ὁμιλέομεν Δαναοῖσιν
ἐσχατιῆι πολέμοιο δυσηχέος· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
Τρῶες ὀρίνονται ἐπιμὶξ ἵπποι τε καὶ αὐτοί.
Αἴας δὲ κλονέει Τελαμώνιος· εὖ δέ μιν ἔγνων·
εὐρὺ γὰρ ἀμφ᾽ ὤμοισιν ἔχει σάκος· ἀλλὰ καὶ ἡμεῖς
κεῖσ᾽ ἵππους τε καὶ ἅρμ᾽ ἰθύνομεν, ἔνθα μάλιστα
ἱππῆες πεζοί τε κακὴν ἔριδα προβαλόντες
ἀλλήλους ὀλέκουσι, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὄρωρεν.
ὣς ἄρα φωνήσας ἵμασεν καλλίτριχας ἵππους
μάστιγι λιγυρῆι· τοὶ δὲ πληγῆς ἀΐοντες
ῥίμφ᾽ ἔφερον θοὸν ἅρμα μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιοὺς
στείβοντες νέκυάς τε καὶ ἀσπίδας· αἵματι δ᾽ ἄξων
νέρθεν ἅπας πεπάλακτο καὶ ἄντυγες αἳ περὶ δίφρον,
ἃς ἄρ᾽ ἀφ᾽ ἱππείων ὁπλέων ῥαθάμιγγες ἔβαλλον
αἵ τ᾽ ἀπ᾽ ἐπισσώτρων. ὁ δὲ ἵετο δῦναι ὅμιλον
ἀνδρόμεον ῥῆξαί τε μετάλμενος· ἐν δὲ κυδοιμὸν
ἧκε κακὸν Δαναοῖσι, μίνυνθα δὲ χάζετο δουρός.
αὐτὰρ ὁ τῶν ἄλλων ἐπεπωλεῖτο στίχας ἀνδρῶν
ἔγχεΐ τ᾽ ἄορί τε μεγάλοισί τε χερμαδίοισιν,
Αἴαντος δ᾽ ἀλέεινε μάχην Τελαμωνιάδαο.
Ζεὺς γάρ οἱ νεμέσᾶθ᾽, ὅτ᾽ ἀμείνονι φωτὶ μάχοιτο.
Ζεὺς δὲ πατὴρ Αἴανθ᾽ ὑψίζυγος ἐν φόβον ὦρσε·
στῆ δὲ ταφών, ὄπιθεν δὲ σάκος βάλεν ἑπταβόειον,
τρέσσε δὲ παπτήνας ἐφ᾽ ὁμίλου θηρὶ ἐοικὼς
ἐντροπαλιζόμενος ὀλίγον γόνυ γουνὸς ἀμείβων.
ὡς δ᾽ αἴθωνα λέοντα βοῶν ἀπὸ μεσσαύλοιο
ἐσσεύαντο κύνες τε καὶ ἀνέρες ἀγροιῶται,
οἵ τέ μιν οὐκ εἰῶσι βοῶν ἐκ πῖαρ ἑλέσθαι
πάννυχοι ἐγρήσσοντες· ὁ δὲ κρειῶν ἐρατίζων
ἰθύει, ἀλλ᾽ οὔ τι πρήσσει· θαμέες γὰρ ἄκοντες
ἀντίον ἀΐσσουσι θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
καιόμεναί τε δεταί, τάς τε τρεῖ ἐσσύμενός περ·
ἠῶθεν δ᾽ ἀπὸ νόσφιν ἔβη τετιηότι θυμῶι·
ὣς Αἴας τότ᾽ ἀπὸ Τρώων τετιημένος ἦτορ
ἤϊε πόλλ᾽ ἀέκων· περὶ γὰρ δίε νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ὄνος παρ᾽ ἄρουραν ἰὼν ἐβιήσατο παῖδας
νωθής, ὧι δὴ πολλὰ περὶ ῥόπαλ᾽ ἀμφὶς ἐάγηι,
κείρει τ᾽ εἰσελθὼν βαθὺ λήϊον· οἳ δέ τε παῖδες
τύπτουσιν ῥοπάλοισι· βίη δέ τε νηπίη αὐτῶν·
σπουδῆι τ᾽ ἐξήλασσαν, ἐπεί τ᾽ ἐκορέσσατο φορβῆς·
ὣς τότ᾽ ἔπειτ᾽ Αἴαντα μέγαν Τελαμώνιον υἱὸν
Τρῶες ὑπέρθυμοι πολυηγερέες τ᾽ ἐπίκουροι
νύσσοντες ξυστοῖσι μέσον σάκος αἰὲν ἕποντο.
Αἴας δ᾽ ἄλλοτε μὲν μνησάσκετο θούριδος ἀλκῆς
αὖτις ὑποστρεφθείς, καὶ ἐρητύσασκε φάλαγγας
Τρώων ἱπποδάμων· ὁτὲ δὲ τρωπάσκετο φεύγειν.
πάντας δὲ προέεργε θοὰς ἐπὶ νῆας ὁδεύειν,
αὐτὸς δὲ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν θῦνε μεσηγὺ
ἱστάμενος· τὰ δὲ δοῦρα θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
ἄλλα μὲν ἐν σάκεϊ μεγάλωι πάγεν ὄρμενα πρόσσω,
πολλὰ δὲ καὶ μεσσηγύ, πάρος χρόα λευκὸν ἐπαυρεῖν,
ἐν γαίηι ἵσταντο λιλαιόμενα χροὸς ἆσαι.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησ᾽ Εὐαίμονος ἀγλαὸς υἱὸς
Εὐρύπυλος πυκινοῖσι βιαζόμενον βελέεσσι,
στῆ ῥα παρ᾽ αὐτὸν ἰών, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλε Φαυσιάδην Ἀπισάονα ποιμένα λαῶν
ἧπαρ ὑπὸ πραπίδων, εἶθαρ δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν·
Εὐρύπυλος δ᾽ ἐπόρουσε καὶ αἴνυτο τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησεν Ἀλέξανδρος θεοειδὴς
τεύχε᾽ ἀπαινύμενον Ἀπισάονος, αὐτίκα τόξον
ἕλκετ᾽ ἐπ᾽ Εὐρυπύλωι, καί μιν βάλε μηρὸν ὀϊστῶι
δεξιόν· ἐκλάσθη δὲ δόναξ, ἐβάρυνε δὲ μηρόν.
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων,
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
στῆτ᾽ ἐλελιχθέντες καὶ ἀμύνετε νηλεὲς ἦμαρ
Αἴανθ᾽, ὃς βελέεσσι βιάζεται, οὐδέ ἕ φημι
φεύξεσθ᾽ ἐκ πολέμοιο δυσηχέος· ἀλλὰ μάλ᾽ ἄντην
ἵστασθ᾽ ἀμφ᾽ Αἴαντα μέγαν Τελαμώνιον υἱόν.
ὣς ἔφατ᾽ Εὐρύπυλος βεβλημένος· οἳ δὲ παρ᾽ αὐτὸν
πλησίοι ἔστησαν σάκε᾽ ὤμοισι κλίναντες
δούρατ᾽ ἀνασχόμενοι· τῶν δ᾽ ἀντίος ἤλυθεν Αἴας.
στῆ δὲ μεταστρεφθείς, ἐπεὶ ἵκετο ἔθνος ἑταίρων.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρὸς αἰθομένοιο·
Νέστορα δ᾽ ἐκ πολέμοιο φέρον Νηλήϊαι ἵπποι
ἱδρῶσαι, ἦγον δὲ Μαχάονα ποιμένα λαῶν.
τὸν δὲ ἰδὼν ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
ἑστήκει γὰρ ἐπὶ πρυμνῆι μεγακήτεϊ νηῒ
εἰσορόων πόνον αἰπὺν ἰῶκά τε δακρυόεσσαν.
αἶψα δ᾽ ἑταῖρον ἑὸν Πατροκλῆα προσέειπε
φθεγξάμενος παρὰ νηός· ὁ δὲ κλισίηθεν ἀκούσας
ἔκμολεν ἶσος Ἄρηϊ, κακοῦ δ᾽ ἄρα οἱ πέλεν ἀρχή.
τὸν πρότερος προσέειπε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός·
τίπτέ με κικλήσκεις Ἀχιλεῦ; τί δέ σε χρεὼ ἐμεῖο;
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
δῖε Μενοιτιάδη τῶι ἐμῶι κεχαρισμένε θυμῶι
νῦν ὀΐω περὶ γούνατ᾽ ἐμὰ στήσεσθαι Ἀχαιοὺς
λισσομένους· χρειὼ γὰρ ἱκάνεται οὐκέτ᾽ ἀνεκτός.
ἀλλ᾽ ἴθι νῦν Πάτροκλε Διῒ φίλε Νέστορ᾽ ἔρειο
ὅν τινα τοῦτον ἄγει βεβλημένον ἐκ πολέμοιο·
ἤτοι μὲν τά γ᾽ ὄπισθε Μαχάονι πάντα ἔοικε
τῶι Ἀσκληπιάδηι, ἀτὰρ οὐκ ἴδον ὄμματα φωτός·
ἵπποι γάρ με παρήϊξαν πρόσσω μεμαυῖαι.
ὣς φάτο, Πάτροκλος δὲ φίλωι ἐπεπείθεθ᾽ ἑταίρωι,
βῆ δὲ θέειν παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίην Νηληϊάδεω ἀφίκοντο,
αὐτοὶ μέν ῥ᾽ ἀπέβησαν ἐπὶ χθόνα πουλυβότειραν,
ἵππους δ᾽ Εὐρυμέδων θεράπων λύε τοῖο γέροντος
ἐξ ὀχέων· τοὶ δ᾽ ἱδρῶ ἀπεψύχοντο χιτώνων
στάντε ποτὶ πνοιὴν παρὰ θῖν᾽ ἁλός· αὐτὰρ ἔπειτα
ἐς κλισίην ἐλθόντες ἐπὶ κλισμοῖσι κάθιζον.
τοῖσι δὲ τεῦχε κυκειῶ ἐϋπλόκαμος Ἑκαμήδη,
τὴν ἄρετ᾽ ἐκ Τενέδοιο γέρων, ὅτε πέρσεν Ἀχιλλεύς,
θυγατέρ᾽ Ἀρσινόου μεγαλήτορος, ἥν οἱ Ἀχαιοὶ
ἔξελον οὕνεκα βουλῆι ἀριστεύεσκεν ἁπάντων.
ἥ σφωϊν πρῶτον μὲν ἐπιπροΐηλε τράπεζαν
καλὴν κυανόπεζαν ἐΰξοον, αὐτὰρ ἐπ᾽ αὐτῆς
χάλκειον κάνεον, ἐπὶ δὲ κρόμυον ποτῶι ὄψον,
ἠδὲ μέλι χλωρόν, παρὰ δ᾽ ἀλφίτου ἱεροῦ ἀκτήν,
πὰρ δὲ δέπας περικαλλές, ὁ οἴκοθεν ἦγ᾽ ὁ γεραιός,
χρυσείοις ἥλοισι πεπαρμένον· οὔατα δ᾽ αὐτοῦ
τέσσαρ᾽ ἔσαν, δοιαὶ δὲ πελειάδες ἀμφὶς ἕκαστον
χρύσειαι νεμέθοντο, δύω δ᾽ ὑπὸ πυθμένες ἦσαν.
ἄλλος μὲν μογέων ἀποκινήσασκε τραπέζης
πλεῖον ἐόν, Νέστωρ δ᾽ ὁ γέρων ἀμογητὶ ἄειρεν.
ἐν τῶι ῥά σφι κύκησε γυνὴ ἐϊκυῖα θεῆισιν
οἴνωι Πραμνείωι, ἐπὶ δ᾽ αἴγειον κνῆ τυρὸν
κνήστι χαλκείηι, ἐπὶ δ᾽ ἄλφιτα λευκὰ πάλυνε,
πινέμεναι δ᾽ ἐκέλευσεν, ἐπεί ῥ᾽ ὥπλισσε κυκειῶ.
τὼ δ᾽ ἐπεὶ οὖν πίνοντ᾽ ἀφέτην πολυκαγκέα δίψαν
μύθοισιν τέρποντο πρὸς ἀλλήλους ἐνέποντες,
Πάτροκλος δὲ θύρηισιν ἐφίστατο ἰσόθεος φώς.
τὸν δὲ ἰδὼν ὁ γεραιὸς ἀπὸ θρόνου ὦρτο φαεινοῦ,
ἐς δ᾽ ἄγε χειρὸς ἑλών, κατὰ δ᾽ ἑδριάασθαι ἄνωγε.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἀναίνετο εἶπέ τε μῦθον·
οὐχ ἕδος ἐστὶ γεραιὲ διοτρεφές, οὐδέ με πείσεις.
αἰδοῖος νεμεσητὸς ὅ με προέηκε πυθέσθαι
ὅν τινα τοῦτον ἄγεις βεβλημένον· ἀλλὰ καὶ αὐτὸς
γιγνώσκω, ὁρόω δὲ Μαχάονα ποιμένα λαῶν.
νῦν δὲ ἔπος ἐρέων πάλιν ἄγγελος εἶμ᾽ Ἀχιλῆϊ.
εὖ δὲ σὺ οἶσθα γεραιὲ διοτρεφές, οἷος ἐκεῖνος
δεινὸς ἀνήρ· τάχα κεν καὶ ἀναίτιον αἰτιόωιτο.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
τίπτε τὰρ ὧδ᾽ Ἀχιλεὺς ὀλοφύρεται υἷας Ἀχαιῶν,
ὅσσοι δὴ βέλεσιν βεβλήαται; οὐδέ τι οἶδε
πένθεος, ὅσσον ὄρωρε κατὰ στρατόν· οἳ γὰρ ἄριστοι
ἐν νηυσὶν κέαται βεβλημένοι οὐτάμενοί τε.
βέβληται μὲν ὁ Τυδεΐδης κρατερὸς Διομήδης,
οὔτασται δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρὶ κλυτὸς ἠδ᾽ Ἀγαμέμνων·
βέβληται δὲ καὶ Εὐρύπυλος κατὰ μηρὸν ὀϊστῶι·
τοῦτον δ᾽ ἄλλον ἐγὼ νέον ἤγαγον ἐκ πολέμοιο
ἰῶι ἀπὸ νευρῆς βεβλημένον. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐσθλὸς ἐὼν Δαναῶν οὐ κήδεται οὐδ᾽ ἐλεαίρει.
ἦ μένει εἰς ὅ κε δὴ νῆες θοαὶ ἄγχι θαλάσσης
Ἀργείων ἀέκητι πυρὸς δηΐοιο θέρωνται,
αὐτοί τε κτεινώμεθ᾽ ἐπισχερώ; οὐ γὰρ ἐμὴ ἲς
ἔσθ᾽ οἵη πάρος ἔσκεν ἐνὶ γναμπτοῖσι μέλεσσιν.
εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι βίη δέ μοι ἔμπεδος εἴη
ὡς ὁπότ᾽ Ἠλείοισι καὶ ἡμῖν νεῖκος ἐτύχθη
ἀμφὶ βοηλασίηι, ὅτ᾽ ἐγὼ κτάνον Ἰτυμονῆα
ἐσθλὸν Ὑπειροχίδην, ὃς ἐν Ἤλιδι ναιετάασκε,
ῥύσι᾽ ἐλαυνόμενος· ὁ δ᾽ ἀμύνων ἧισι βόεσσιν
ἔβλητ᾽ ἐν πρώτοισιν ἐμῆς ἀπὸ χειρὸς ἄκοντι,
κὰδ δ᾽ ἔπεσεν, λαοὶ δὲ περίτρεσαν ἀγροιῶται.
ληΐδα δ᾽ ἐκ πεδίου συνελάσσαμεν ἤλιθα πολλὴν
πεντήκοντα βοῶν ἀγέλας, τόσα πώεα οἰῶν,
τόσσα συῶν συβόσια, τόσ᾽ αἰπόλια πλατέ᾽ αἰγῶν,
ἵππους δὲ ξανθὰς ἑκατὸν καὶ πεντήκοντα
πάσας θηλείας, πολλῆισι δὲ πῶλοι ὑπῆσαν.
καὶ τὰ μὲν ἠλασάμεσθα Πύλον Νηλήϊον εἴσω
ἐννύχιοι προτὶ ἄστυ· γεγήθει δὲ φρένα Νηλεύς,
οὕνεκά μοι τύχε πολλὰ νέωι πόλεμον δὲ κιόντι.
κήρυκες δ᾽ ἐλίγαινον ἅμ᾽ ἠοῖ φαινομένηφι
τοὺς ἴμεν οἷσι χρεῖος ὀφείλετ᾽ ἐν Ἤλιδι δίηι·
οἳ δὲ συναγρόμενοι Πυλίων ἡγήτορες ἄνδρες
δαίτρευον· πολέσιν γὰρ Ἐπειοὶ χρεῖος ὄφειλον,
ὡς ἡμεῖς παῦροι κεκακωμένοι ἐν Πύλωι ἦμεν·
ἐλθὼν γάρ ῥ᾽ ἐκάκωσε βίη Ἡρακληείη
τῶν προτέρων ἐτέων, κατὰ δ᾽ ἔκταθεν ὅσσοι ἄριστοι·
δώδεκα γὰρ Νηλῆος ἀμύμονος υἱέες ἦμεν·
τῶν οἶος λιπόμην, οἳ δ᾽ ἄλλοι πάντες ὄλοντο.
ταῦθ᾽ ὑπερηφανέοντες Ἐπειοὶ χαλκοχίτωνες
ἡμέας ὑβρίζοντες ἀτάσθαλα μηχανόωντο.
ἐκ δ᾽ ὁ γέρων ἀγέλην τε βοῶν καὶ πῶϋ μέγ᾽ οἰῶν
εἵλετο κρινάμενος τριηκόσι᾽ ἠδὲ νομῆας.
καὶ γὰρ τῶι χρεῖος μέγ᾽ ὀφείλετ᾽ ἐν Ἤλιδι δίηι
τέσσαρες ἀθλοφόροι ἵπποι αὐτοῖσιν ὄχεσφιν
ἐλθόντες μετ᾽ ἄεθλα· περὶ τρίποδος γὰρ ἔμελλον
θεύσεσθαι· τοὺς δ᾽ αὖθι ἄναξ ἀνδρῶν Αὐγείας
κάσχεθε, τὸν δ᾽ ἐλατῆρ᾽ ἀφίει ἀκαχήμενον ἵππων.
τῶν ὁ γέρων ἐπέων κεχολωμένος ἠδὲ καὶ ἔργων
ἐξέλετ᾽ ἄσπετα πολλά· τὰ δ᾽ ἄλλ᾽ ἐς δῆμον ἔδωκε
δαιτρεύειν, μή τίς οἱ ἀτεμβόμενος κίοι ἴσης.
ἡμεῖς μὲν τὰ ἕκαστα διείπομεν, ἀμφί τε ἄστυ
ἕρδομεν ἱρὰ θεοῖς· οἳ δὲ τρίτωι ἤματι πάντες
ἦλθον ὁμῶς αὐτοί τε πολεῖς καὶ μώνυχες ἵπποι
πανσυδίηι· μετὰ δέ σφι Μολίονε θωρήσσοντο
παῖδ᾽ ἔτ᾽ ἐόντ᾽, οὔ πω μάλα εἰδότε θούριδος ἀλκῆς.
ἔστι δέ τις Θρυόεσσα πόλις αἰπεῖα κολώνη
τηλοῦ ἐπ᾽ Ἀλφειῶι, νεάτη Πύλου ἠμαθόεντος·
τὴν ἀμφεστρατόωντο διαρραῖσαι μεμαῶτες.
ἀλλ᾽ ὅτε πᾶν πεδίον μετεκίαθον, ἄμμι δ᾽ Ἀθήνη
ἄγγελος ἦλθε θέουσ᾽ ἀπ᾽ Ὀλύμπου θωρήσσεσθαι
ἔννυχος, οὐδ᾽ ἀέκοντα Πύλον κάτα λαὸν ἄγειρεν
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐσσυμένους πολεμίζειν. οὐδέ με Νηλεὺς
εἴα θωρήσσεσθαι, ἀπέκρυψεν δέ μοι ἵππους·
οὐ γάρ πώ τί μ᾽ ἔφη ἴδμεν πολεμήϊα ἔργα.
ἀλλὰ καὶ ὧς ἱππεῦσι μετέπρεπον ἡμετέροισι
καὶ πεζός περ ἐών, ἐπεὶ ὧς ἄγε νεῖκος Ἀθήνη.
ἔστι δέ τις ποταμὸς Μινυήϊος εἰς ἅλα βάλλων
ἐγγύθεν Ἀρήνης, ὅθι μείναμεν Ἠῶ δῖαν
ἱππῆες Πυλίων, τὰ δ᾽ ἐπέρρεον ἔθνεα πεζῶν.
ἔνθεν πανσυδίηι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
ἔνδιοι ἱκόμεσθ᾽ ἱερὸν ῥόον Ἀλφειοῖο.
ἔνθα Διὶ ῥέξαντες ὑπερμενεῖ ἱερὰ καλά,
ταῦρον δ᾽ Ἀλφειῶι, ταῦρον δὲ Ποσειδάωνι,
αὐτὰρ Ἀθηναίη γλαυκώπιδι βοῦν ἀγελαίην,
δόρπον ἔπειθ᾽ ἑλόμεσθα κατὰ στρατὸν ἐν τελέεσσι,
καὶ κατεκοιμήθημεν ἐν ἔντεσιν οἷσιν ἕκαστος
ἀμφὶ ῥοὰς ποταμοῖο. ἀτὰρ μεγάθυμοι Ἐπειοὶ
ἀμφέσταν δὴ ἄστυ διαρραῖσαι μεμαῶτες·
ἀλλά σφι προπάροιθε φάνη μέγα ἔργον Ἄρηος·
εὖτε γὰρ ἠέλιος φαέθων ὑπερέσχεθε γαίης,
συμφερόμεσθα μάχηι Διί τ᾽ εὐχόμενοι καὶ Ἀθήνηι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ Πυλίων καὶ Ἐπειῶν ἔπλετο νεῖκος,
πρῶτος ἐγὼν ἕλον ἄνδρα, κόμισσα δὲ μώνυχας ἵππους,
Μούλιον αἰχμητήν· γαμβρὸς δ᾽ ἦν Αὐγείαο,
πρεσβυτάτην δὲ θύγατρ᾽ εἶχε ξανθὴν Ἀγαμήδην,
ἣ τόσα φάρμακα ἤιδη ὅσα τρέφει εὐρεῖα χθών.
τὸν μὲν ἐγὼ προσιόντα βάλον χαλκήρεϊ δουρί,
ἤριπε δ᾽ ἐν κονίηισιν· ἐγὼ δ᾽ ἐς δίφρον ὀρούσας
στῆν ῥα μετὰ προμάχοισιν· ἀτὰρ μεγάθυμοι Ἐπειοὶ
ἔτρεσαν ἄλλυδις ἄλλος, ἐπεὶ ἴδον ἄνδρα πεσόντα
ἡγεμόν᾽ ἱππήων, ὃς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐπόρουσα κελαινῆι λαίλαπι ἶσος,
πεντήκοντα δ᾽ ἕλον δίφρους, δύο δ᾽ ἀμφὶς ἕκαστον
φῶτες ὀδὰξ ἕλον οὖδας ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ δαμέντες.
καί νύ κεν Ἀκτορίωνε Μολίονε παῖδ᾽ ἀλάπαξα,
εἰ μή σφωε πατὴρ εὐρὺ κρείων ἐνοσίχθων
ἐκ πολέμου ἐσάωσε καλύψας ἠέρι πολλῆι.
ἔνθα Ζεὺς Πυλίοισι μέγα κράτος ἐγγυάλιξε·
τόφρα γὰρ οὖν ἑπόμεσθα διὰ σπιδέος πεδίοιο
κτείνοντές τ᾽ αὐτοὺς ἀνά τ᾽ ἔντεα καλὰ λέγοντες,
ὄφρ᾽ ἐπὶ Βουπρασίου πολυπύρου βήσαμεν ἵππους
πέτρης τ᾽ Ὠλενίης, καὶ Ἀλησίου ἔνθα κολώνη
κέκληται· ὅθεν αὖτις ἀπέτραπε λαὸν Ἀθήνη.
ἔνθ᾽ ἄνδρα κτείνας πύματον λίπον· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἂψ ἀπὸ Βουπρασίοιο Πύλονδ᾽ ἔχον ὠκέας ἵππους,
πάντες δ᾽ εὐχετόωντο θεῶν Διὶ Νέστορί τ᾽ ἀνδρῶν.
ὣς ἔον, εἴ ποτ᾽ ἔον γε, μετ᾽ ἀνδράσιν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
οἶος τῆς ἀρετῆς ἀπονήσεται· ἦ τέ μιν οἴω
πολλὰ μετακλαύσεσθαι ἐπεί κ᾽ ἀπὸ λαὸς ὄληται.
ὦ πέπον ἦ μὲν σοί γε Μενοίτιος ὧδ᾽ ἐπέτελλεν
ἤματι τῶι ὅτε σ᾽ ἐκ Φθίης Ἀγαμέμνονι πέμπε,
νῶϊ δέ τ᾽ ἔνδον ἐόντες ἐγὼ καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
πάντα μάλ᾽ ἐν μεγάροις ἠκούομεν ὡς ἐπέτελλε.
Πηλῆος δ᾽ ἱκόμεσθα δόμους εὖ ναιετάοντας
λαὸν ἀγείροντες κατ᾽ Ἀχαιΐδα πουλυβότειραν.
ἔνθα δ᾽ ἔπειθ᾽ ἥρωα Μενοίτιον εὕρομεν ἔνδον
ἠδὲ σέ, πὰρ δ᾽ Ἀχιλῆα· γέρων δ᾽ ἱππηλάτα Πηλεὺς
πίονα μηρία καῖε βοὸς Διὶ τερπικεραύνωι
αὐλῆς ἐν χόρτωι· ἔχε δὲ χρύσειον ἄλεισον
σπένδων αἴθοπα οἶνον ἐπ᾽ αἰθομένοις ἱεροῖσι.
σφῶϊ μὲν ἀμφὶ βοὸς ἕπετον κρέα, νῶϊ δ᾽ ἔπειτα
στῆμεν ἐνὶ προθύροισι· ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεύς,
ἐς δ᾽ ἄγε χειρὸς ἑλών, κατὰ δ᾽ ἑδριάασθαι ἄνωγε,
ξείνιά τ᾽ εὖ παρέθηκεν, ἅ τε ξείνοις θέμις ἐστίν.
αὐτὰρ ἐπεὶ τάρπημεν ἐδητύος ἠδὲ ποτῆτος,
ἦρχον ἐγὼ μύθοιο κελεύων ὔμμ᾽ ἅμ᾽ ἕπεσθαι·
σφὼ δὲ μάλ᾽ ἠθέλετον, τὼ δ᾽ ἄμφω πόλλ᾽ ἐπέτελλον.
Πηλεὺς μὲν ὧι παιδὶ γέρων ἐπέτελλ᾽ Ἀχιλῆϊ
αἰὲν ἀριστεύειν καὶ ὑπείροχον ἔμμεναι ἄλλων·
σοὶ δ᾽ αὖθ᾽ ὧδ᾽ ἐπέτελλε Μενοίτιος Ἄκτορος υἱός·
τέκνον ἐμὸν γενεῆι μὲν ὑπέρτερός ἐστιν Ἀχιλλεύς,
πρεσβύτερος δὲ σύ ἐσσι· βίηι δ᾽ ὅ γε πολλὸν ἀμείνων.
ἀλλ᾽ εὖ οἱ φάσθαι πυκινὸν ἔπος ἠδ᾽ ὑποθέσθαι
καί οἱ σημαίνειν· ὁ δὲ πείσεται εἰς ἀγαθόν περ.
ὣς ἐπέτελλ᾽ ὁ γέρων, σὺ δὲ λήθεαι· ἀλλ᾽ ἔτι καὶ νῦν
ταῦτ᾽ εἴποις Ἀχιλῆϊ δαΐφρονι αἴ κε πίθηται.
τίς δ᾽ οἶδ᾽ εἴ κέν οἱ σὺν δαίμονι θυμὸν ὀρίναις
παρειπών; ἀγαθὴ δὲ παραίφασίς ἐστιν ἑταίρου.
εἰ δέ τινα φρεσὶν ἧισι θεοπροπίην ἀλεείνει
καί τινά οἱ πὰρ Ζηνὸς ἐπέφραδε πότνια μήτηρ,
ἀλλὰ σέ περ προέτω, ἅμα δ᾽ ἄλλος λαὸς ἑπέσθω
Μυρμιδόνων, αἴ κέν τι φόως Δαναοῖσι γένηαι·
καί τοι τεύχεα καλὰ δότω πόλεμον δὲ φέρεσθαι,
αἴ κέ σε τῶι εἴσκοντες ἀπόσχωνται πολέμοιο
Τρῶες, ἀναπνεύσωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
τειρόμενοι· ὀλίγη δέ τ᾽ ἀνάπνευσις πολέμοιο.
ῥεῖα δέ κ᾽ ἀκμῆτες κεκμηότας ἄνδρας ἀϋτῆι
ὤσαισθε προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε,
βῆ δὲ θέειν παρὰ νῆας ἐπ᾽ Αἰακίδην Ἀχιλῆα.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ κατὰ νῆας Ὀδυσσῆος θείοιο
ἷξε θέων Πάτροκλος, ἵνά σφ᾽ ἀγορή τε θέμις τε
ἤην, τῆι δὴ καί σφι θεῶν ἐτετεύχατο βωμοί,
ἔνθά οἱ Εὐρύπυλος βεβλημένος ἀντεβόλησε
διογενὴς Εὐαιμονίδης κατὰ μηρὸν ὀϊστῶι
σκάζων ἐκ πολέμου· κατὰ δὲ νότιος ῥέεν ἱδρὼς
ὤμων καὶ κεφαλῆς, ἀπὸ δ᾽ ἕλκεος ἀργαλέοιο
αἷμα μέλαν κελάρυζε· νόος γε μὲν ἔμπεδος ἦεν.
τὸν δὲ ἰδὼν ὤικτειρε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός,
καί ῥ᾽ ὀλοφυρόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἆ δειλοὶ Δαναῶν ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ὣς ἄρ᾽ ἐμέλλετε τῆλε φίλων καὶ πατρίδος αἴης
ἄσειν ἐν Τροίηι ταχέας κύνας ἀργέτι δημῶι.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ διοτρεφὲς Εὐρύπυλ᾽ ἥρως,
ἤ ῥ᾽ ἔτι που σχήσουσι πελώριον Ἕκτορ᾽ Ἀχαιοί,
ἦ ἤδη φθίσονται ὑπ᾽ αὐτοῦ δουρὶ δαμέντες;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Εὐρύπυλος βεβλημένος ἀντίον ηὔδα·
οὐκέτι διογενὲς Πατρόκλεες ἄλκαρ Ἀχαιῶν
ἔσσεται, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέονται.
οἳ μὲν γὰρ δὴ πάντες, ὅσοι πάρος ἦσαν ἄριστοι,
ἐν νηυσὶν κέαται βεβλημένοι οὐτάμενοί τε
χερσὶν ὕπο Τρώων· τῶν δὲ σθένος ὄρνυται αἰέν.
ἀλλ᾽ ἐμὲ μὲν σὺ σάωσον ἄγων ἐπὶ νῆα μέλαιναν,
μηροῦ δ᾽ ἔκταμ᾽ ὀϊστόν, ἀπ᾽ αὐτοῦ δ᾽ αἷμα κελαινὸν
νίζ᾽ ὕδατι λιαρῶι, ἐπὶ δ᾽ ἤπια φάρμακα πάσσε
ἐσθλά, τά σε προτί φασιν Ἀχιλλῆος δεδιδάχθαι,
ὃν Χείρων ἐδίδαξε δικαιότατος Κενταύρων.
ἰητροὶ μὲν γὰρ Ποδαλείριος ἠδὲ Μαχάων
τὸν μὲν ἐνὶ κλισίηισιν ὀΐομαι ἕλκος ἔχοντα
χρηΐζοντα καὶ αὐτὸν ἀμύμονος ἰητῆρος
κεῖσθαι· ὁ δ᾽ ἐν πεδίωι Τρώων μένει ὀξὺν Ἄρηα.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός·
πῶς τὰρ ἔοι τάδε ἔργα; τί ῥέξομεν Εὐρύπυλ᾽ ἥρως;
ἔρχομαι ὄφρ᾽ Ἀχιλῆϊ δαΐφρονι μῦθον ἐνίσπω
ὃν Νέστωρ ἐπέτελλε Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς περ σεῖο μεθήσω τειρομένοιο.
ἦ, καὶ ὑπὸ στέρνοιο λαβὼν ἄγε ποιμένα λαῶν
ἐς κλισίην· θεράπων δὲ ἰδὼν ὑπέχευε βοείας.
ἔνθά μιν ἐκτανύσας ἐκ μηροῦ τάμνε μαχαίρηι
ὀξὺ βέλος περιπευκές, ἀπ᾽ αὐτοῦ δ᾽ αἷμα κελαινὸν
νίζ᾽ ὕδατι λιαρῶι, ἐπὶ δὲ ῥίζαν βάλε πικρὴν
χερσὶ διατρίψας ὀδυνήφατον, ἥ οἱ ἁπάσας
ἔσχ᾽ ὀδύνας· τὸ μὲν ἕλκος ἐτέρσετο, παύσατο δ᾽ αἷμα.
Ἰλιάδος Μ
Τειχομαχία.
Ὣς ὁ μὲν ἐν κλισίηισι Μενοιτίου ἄλκιμος υἱὸς
ἰᾶτ᾽ Εὐρύπυλον βεβλημένον· οἳ δὲ μάχοντο
Ἀργεῖοι καὶ Τρῶες ὁμιλαδόν· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλε
τάφρος ἔτι σχήσειν Δαναῶν καὶ τεῖχος ὕπερθεν
εὐρύ, τὸ ποιήσαντο νεῶν ὕπερ, ἀμφὶ δὲ τάφρον
ἤλασαν· οὐδὲ θεοῖσι δόσαν κλειτὰς ἑκατόμβας·
ὄφρά σφιν νῆάς τε θοὰς καὶ ληΐδα πολλὴν
ἐντὸς ἔχον ῥύοιτο· θεῶν δ᾽ ἀέκητι τέτυκτο
ἀθανάτων· τὸ καὶ οὔ τι πολὺν χρόνον ἔμπεδον ἦεν.
ὄφρα μὲν Ἕκτωρ ζωὸς ἔην καὶ μήνι᾽ Ἀχιλλεὺς
καὶ Πριάμοιο ἄνακτος ἀπόρθητος πόλις ἔπλεν,
τόφρα δὲ καὶ μέγα τεῖχος Ἀχαιῶν ἔμπεδον ἦεν.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατὰ μὲν Τρώων θάνον ὅσσοι ἄριστοι,
πολλοὶ δ᾽ Ἀργείων οἳ μὲν δάμεν, οἳ δὲ λίποντο,
πέρθετο δὲ Πριάμοιο πόλις δεκάτωι ἐνιαυτῶι,
Ἀργεῖοι δ᾽ ἐν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδ᾽ ἔβησαν,
δὴ τότε μητιόωντο Ποσειδάων καὶ Ἀπόλλων
τεῖχος ἀμαλδῦναι ποταμῶν μένος εἰσαγαγόντες.
ὅσσοι ἀπ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἅλα δὲ προρέουσι,
Ῥῆσός θ᾽ Ἑπτάπορός τε Κάρησός τε Ῥοδίος τε
Γρήνικός τε καὶ Αἴσηπος δῖός τε Σκάμανδρος
καὶ Σιμόεις, ὅθι πολλὰ βοάγρια καὶ τρυφάλειαι
κάππεσον ἐν κονίηισι καὶ ἡμιθέων γένος ἀνδρῶν·
τῶν πάντων ὁμόσε στόματ᾽ ἔτραπε Φοῖβος Ἀπόλλων,
ἐννῆμαρ δ᾽ ἐς τεῖχος ἵει ῥόον· ὗε δ᾽ ἄρα Ζεὺς
συνεχές, ὄφρά κε θᾶσσον ἁλίπλοα τείχεα θείη.
αὐτὸς δ᾽ ἐννοσίγαιος ἔχων χείρεσσι τρίαιναν
ἡγεῖτ᾽, ἐκ δ᾽ ἄρα πάντα θεμείλια κύμασι πέμπε
φιτρῶν καὶ λάων, τὰ θέσαν μογέοντες Ἀχαιοί,
λεῖα δ᾽ ἐποίησεν παρ᾽ ἀγάρροον Ἑλλήσποντον,
αὖτις δ᾽ ἠϊόνα μεγάλην ψαμάθοισι κάλυψε
τεῖχος ἀμαλδύνας· ποταμοὺς δ᾽ ἔτρεψε νέεσθαι
κὰρ ῥόον, ἧι περ πρόσθεν ἵεν καλλίρροον ὕδωρ.
ὣς ἄρ᾽ ἔμελλον ὄπισθε Ποσειδάων καὶ Ἀπόλλων
θησέμεναι· τότε δ᾽ ἀμφὶ μάχη ἐνοπή τε δεδήει
τεῖχος ἐΰδμητον, κανάχιζε δὲ δούρατα πύργων
βαλλόμεν᾽· Ἀργεῖοι δὲ Διὸς μάστιγι δαμέντες
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐελμένοι ἰσχανόωντο
Ἕκτορα δειδιότες, κρατερὸν μήστωρα φόβοιο·
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὡς τὸ πρόσθεν ἐμάρνατο ἶσος ἀέλληι·
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἔν τε κύνεσσι καὶ ἀνδράσι θηρευτῆισι
κάπριος ἠὲ λέων στρέφεται σθένεϊ βλεμεαίνων·
οἳ δέ τε πυργηδὸν σφέας αὐτοὺς ἀρτύναντες
ἀντίον ἵστανται καὶ ἀκοντίζουσι θαμειὰς
αἰχμὰς ἐκ χειρῶν· τοῦ δ᾽ οὔ ποτε κυδάλιμον κῆρ
ταρβεῖ οὐδὲ φοβεῖται, ἀγηνορίη δέ μιν ἔκτα·
ταρφέα τε στρέφεται στίχας ἀνδρῶν πειρητίζων·
ὅππηι τ᾽ ἰθύσηι τῆι εἴκουσι στίχες ἀνδρῶν·
ὣς Ἕκτωρ ἀν᾽ ὅμιλον ἰὼν ἐλλίσσεθ᾽ ἑταίρους
τάφρον ἐποτρύνων διαβαινέμεν· οὐδέ οἱ ἵπποι
τόλμων ὠκύποδες, μάλα δὲ χρεμέτιζον ἐπ᾽ ἄκρωι
χείλει ἐφεσταότες· ἀπὸ γὰρ δειδίσσετο τάφρος
εὐρεῖ᾽, οὔτ᾽ ἄρ᾽ ὑπερθορέειν σχεδὸν οὔτε περῆσαι
ῥηϊδίη· κρημνοὶ γὰρ ἐπηρεφέες περὶ πᾶσαν
ἕστασαν ἀμφοτέρωθεν, ὕπερθεν δὲ σκολόπεσσιν
ὀξέσιν ἠρήρει, τοὺς ἵστασαν υἷες Ἀχαιῶν
πυκνοὺς καὶ μεγάλους δηΐων ἀνδρῶν ἀλεωρήν.
ἔνθ᾽ οὔ κεν ῥέα ἵππος ἐΰτροχον ἅρμα τιταίνων
ἐσβαίη, πεζοὶ δὲ μενοίνεον εἰ τελέουσι.
δὴ τότε Πουλυδάμας θρασὺν Ἕκτορα εἶπε παραστάς·
Ἕκτορ τ᾽ ἠδ᾽ ἄλλοι Τρώων ἀγοὶ ἠδ᾽ ἐπικούρων
ἀφραδέως διὰ τάφρον ἐλαύνομεν ὠκέας ἵππους·
ἣ δὲ μάλ᾽ ἀργαλέη περάαν· σκόλοπες γὰρ ἐν αὐτῆι
ὀξέες ἑστᾶσιν, ποτὶ δ᾽ αὐτοὺς τεῖχος Ἀχαιῶν,
ἔνθ᾽ οὔ πως ἔστιν καταβήμεναι οὐδὲ μάχεσθαι
ἱππεῦσι· στεῖνος γάρ, ὅθι τρώσεσθαι ὀΐω.
εἰ μὲν γὰρ τοὺς πάγχυ κακὰ φρονέων ἀλαπάζει
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης, Τρώεσσι δὲ ἵετ᾽ ἀρήγειν,
ἦ τ᾽ ἂν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι καὶ αὐτίκα τοῦτο γενέσθαι,
νωνύμνους ἀπολέσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἐνθάδ᾽ Ἀχαιούς·
εἰ δέ χ᾽ ὑποστρέψωσι, παλίωξις δὲ γένηται
ἐκ νηῶν καὶ τάφρωι ἐνιπλήξωμεν ὀρυκτῆι,
οὐκέτ᾽ ἔπειτ᾽ ὀΐω οὐδ᾽ ἄγγελον ἀπονέεσθαι
ἄψορρον προτὶ ἄστυ ἑλιχθέντων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
ἵππους μὲν θεράποντες ἐρυκόντων ἐπὶ τάφρωι,
αὐτοὶ δὲ πρυλέες σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
Ἕκτορι πάντες ἑπώμεθ᾽ ἀολλέες· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
οὐ μενέουσ᾽ εἰ δή σφιν ὀλέθρου πείρατ᾽ ἐφῆπται.
ὣς φάτο Πουλυδάμας, ἅδε δ᾽ Ἕκτορι μῦθος ἀπήμων,
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε.
οὐδὲ μὲν ἄλλοι Τρῶες ἐφ᾽ ἵππων ἠγερέθοντο,
ἀλλ᾽ ἀπὸ πάντες ὄρουσαν, ἐπεὶ ἴδον Ἕκτορα δῖον.
ἡνιόχωι μὲν ἔπειτα ἑῶι ἐπέτελλεν ἕκαστος
ἵππους εὖ κατὰ κόσμον ἐρυκέμεν αὖθ᾽ ἐπὶ τάφρωι·
οἳ δὲ διαστάντες σφέας αὐτοὺς ἀρτύναντες
πένταχα κοσμηθέντες ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν ἕποντο.
οἳ μὲν ἅμ᾽ Ἕκτορ᾽ ἴσαν καὶ ἀμύμονι Πουλυδάμαντι,
οἳ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι ἔσαν, μέμασαν δὲ μάλιστα
τεῖχος ῥηξάμενοι κοίληις ἐπὶ νηυσὶ μάχεσθαι.
καί σφιν Κεβριόνης τρίτος εἵπετο· πὰρ δ᾽ ἄρ᾽ ὄχεσφιν
ἄλλον Κεβριόναο χερείονα κάλλιπεν Ἕκτωρ.
τῶν δ᾽ ἑτέρων Πάρις ἦρχε καὶ Ἀλκάθοος καὶ Ἀγήνωρ,
τῶν δὲ τρίτων Ἕλενος καὶ Δηΐφοβος θεοειδὴς
υἷε δύω Πριάμοιο· τρίτος δ᾽ ἦν Ἄσιος ἥρως
Ἄσιος Ὑρτακίδης, ὃν Ἀρίσβηθεν φέρον ἵπποι
αἴθωνες μεγάλοι ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος.
τῶν δὲ τετάρτων ἦρχεν ἐῢς πάϊς Ἀγχίσαο
Αἰνείας, ἅμα τῶι γε δύω Ἀντήνορος υἷε
Ἀρχέλοχός τ᾽ Ἀκάμας τε μάχης εὖ εἰδότε πάσης.
Σαρπηδὼν δ᾽ ἡγήσατ᾽ ἀγακλειτῶν ἐπικούρων,
πρὸς δ᾽ ἕλετο Γλαῦκον καὶ ἀρήϊον Ἀστεροπαῖον·
οἳ γάρ οἱ εἴσαντο διακριδὸν εἶναι ἄριστοι
τῶν ἄλλων μετά γ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ἔπρεπε καὶ διὰ πάντων.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ ἀλλήλους ἄραρον τυκτῆισι βόεσσι
βάν ῥ᾽ ἰθὺς Δαναῶν λελιημένοι, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔφαντο
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι.
ἔνθ᾽ ἄλλοι Τρῶες τηλεκλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι
βουλῆι Πουλυδάμαντος ἀμωμήτοιο πίθοντο·
ἀλλ᾽ οὐχ Ὑρτακίδης ἔθελ᾽ Ἄσιος ὄρχαμος ἀνδρῶν
αὖθι λιπεῖν ἵππους τε καὶ ἡνίοχον θεράποντα,
ἀλλὰ σὺν αὐτοῖσιν πέλασεν νήεσσι θοῆισι
νήπιος, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλε κακὰς ὑπὸ κῆρας ἀλύξας
ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν ἀγαλλόμενος παρὰ νηῶν
ἂψ ἀπονοστήσειν προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν·
πρόσθεν γάρ μιν μοῖρα δυσώνυμος ἀμφεκάλυψεν
ἔγχεϊ Ἰδομενῆος ἀγαυοῦ Δευκαλίδαο.
εἴσατο γὰρ νηῶν ἐπ᾽ ἀριστερά, τῆι περ Ἀχαιοὶ
ἐκ πεδίου νίσοντο σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφι·
τῆι ῥ᾽ ἵππους τε καὶ ἅρμα διήλασεν, οὐδὲ πύληισιν
εὗρ᾽ ἐπικεκλιμένας σανίδας καὶ μακρὸν ὀχῆα,
ἀλλ᾽ ἀναπεπταμένας ἔχον ἀνέρες, εἴ τιν᾽ ἑταίρων
ἐκ πολέμου φεύγοντα σαώσειαν μετὰ νῆας.
τῆι ῥ᾽ ἰθὺς φρονέων ἵππους ἔχε, τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
ὀξέα κεκλήγοντες· ἔφαντο γὰρ οὐκ ἔτ᾽ Ἀχαιοὺς
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι
νήπιοι, ἐν δὲ πύληισι δύ᾽ ἀνέρας εὗρον ἀρίστους
υἷας ὑπερθύμους Λαπιθάων αἰχμητάων,
τὸν μὲν Πειριθόου υἷα κρατερὸν Πολυποίτην,
τὸν δὲ Λεοντῆα βροτολοιγῶι ἶσον Ἄρηϊ.
τὼ μὲν ἄρα προπάροιθε πυλάων ὑψηλάων
ἕστασαν ὡς ὅτε τε δρύες οὔρεσιν ὑψικάρηνοι,
αἵ τ᾽ ἄνεμον μίμνουσι καὶ ὑετὸν ἤματα πάντα
ῥίζηισιν μεγάληισι διηνεκέεσσ᾽ ἀραρυῖαι·
ὣς ἄρα τὼ χείρεσσι πεποιθότες ἠδὲ βίηφι
μίμνον ἐπερχόμενον μέγαν Ἄσιον οὐδὲ φέβοντο.
οἳ δ᾽ ἰθὺς πρὸς τεῖχος ἐΰδμητον βόας αὔας
ὑψόσ᾽ ἀνασχόμενοι ἔκιον μεγάλωι ἀλαλητῶι
Ἄσιον ἀμφὶ ἄνακτα καὶ Ἰαμενὸν καὶ Ὀρέστην
Ἀσιάδην τ᾽ Ἀδάμαντα Θόωνά τε Οἰνόμαόν τε.
οἳ δ᾽ ἤτοι εἷος μὲν ἐϋκνήμιδας Ἀχαιοὺς
ὄρνυον ἔνδον ἐόντες ἀμύνεσθαι περὶ νηῶν·
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τεῖχος ἐπεσσυμένους ἐνόησαν
Τρῶας, ἀτὰρ Δαναῶν γένετο ἰαχή τε φόβος τε,
ἐκ δὲ τὼ ἀΐξαντε πυλάων πρόσθε μαχέσθην
ἀγροτέροισι σύεσσιν ἐοικότε, τώ τ᾽ ἐν ὄρεσσιν
ἀνδρῶν ἠδὲ κυνῶν δέχαται κολοσυρτὸν ἰόντα,
δοχμώ τ᾽ ἀΐσσοντε περὶ σφίσιν ἄγνυτον ὕλην
πρυμνὴν ἐκτάμνοντες, ὑπαὶ δέ τε κόμπος ὀδόντων
γίγνεται εἰς ὅ κέ τίς τε βαλὼν ἐκ θυμὸν ἕληται·
ὣς τῶν κόμπει χαλκὸς ἐπὶ στήθεσσι φαεινὸς
ἄντην βαλλομένων· μάλα γὰρ κρατερῶς ἐμάχοντο
λαοῖσιν καθύπερθε πεποιθότες ἠδὲ βίηφιν.
οἳ δ᾽ ἄρα χερμαδίοισιν ἐϋδμήτων ἀπὸ πύργων
βάλλον ἀμυνόμενοι σφῶν τ᾽ αὐτῶν καὶ κλισιάων
νηῶν τ᾽ ὠκυπόρων· νιφάδες δ᾽ ὡς πῖπτον ἔραζε,
ἅς τ᾽ ἄνεμος ζαὴς νέφεα σκιόεντα δονήσας
ταρφειὰς κατέχευεν ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι·
ὣς τῶν ἐκ χειρῶν βέλεα ῥέον ἠμὲν Ἀχαιῶν
ἠδὲ καὶ ἐκ Τρώων· κόρυθες δ᾽ ἀμφ᾽ αὖον ἀΰτευν
βαλλομένων μυλάκεσσι καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι.
δή ῥα τότ᾽ ὤιμωξεν καὶ ὣ πεπλήγετο μηρὼ
Ἄσιος Ὑρτακίδης, καὶ ἀλαστήσας ἔπος ηὔδα·
Ζεῦ πάτερ ἦ ῥά νυ καὶ σὺ φιλοψευδὴς ἐτέτυξο
πάγχυ μάλ᾽· οὐ γὰρ ἔγωγ᾽ ἐφάμην ἥρωας Ἀχαιοὺς
σχήσειν ἡμέτερόν γε μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους.
οἳ δ᾽, ὥς τε σφῆκες μέσον αἰόλοι ἠὲ μέλισσαι
οἰκία ποιήσωνται ὁδῶι ἔπι παιπαλοέσσηι,
οὐδ᾽ ἀπολείπουσιν κοῖλον δόμον, ἀλλὰ μένοντες
ἄνδρας θηρητῆρας ἀμύνονται περὶ τέκνων,
ὣς οἵ γ᾽ οὐκ ἐθέλουσι πυλάων καὶ δύ᾽ ἐόντε
χάσσασθαι πρίν γ᾽ ἠὲ κατακτάμεν ἠὲ ἁλῶναι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδὲ Διὸς πεῖθε φρένα ταῦτ᾽ ἀγορεύων·
Ἕκτορι γάρ οἱ θυμὸς ἐβούλετο κῦδος ὀρέξαι.
ἄλλοι δ᾽ ἀμφ᾽ ἄλληισι μάχην ἐμάχοντο πύληισιν·
ἀργαλέον δέ με ταῦτα θεὸν ὣς πάντ᾽ ἀγορεῦσαι·
πάντηι γὰρ περὶ τεῖχος ὀρώρει θεσπιδαὲς πῦρ
λάϊνον· Ἀργεῖοι δὲ καὶ ἀχνύμενοί περ ἀνάγκηι
νηῶν ἠμύνοντο· θεοὶ δ᾽ ἀκαχήατο θυμὸν
πάντες ὅσοι Δαναοῖσι μάχης ἐπιτάρροθοι ἦσαν.
σὺν δ᾽ ἔβαλον Λαπίθαι πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα.
ἔνθ᾽ αὖ Πειριθόου υἱὸς κρατερὸς Πολυποίτης
δουρὶ βάλεν Δάμασον κυνέης διὰ χαλκοπαρήιου·
οὐδ᾽ ἄρα χαλκείη κόρυς ἔσχεθεν, ἀλλὰ διὰ πρὸ
αἰχμὴ χαλκείη ῥῆξ᾽ ὀστέον, ἐγκέφαλος δὲ
ἔνδον ἅπας πεπάλακτο· δάμασσε δέ μιν μεμαῶτα·
αὐτὰρ ἔπειτα Πύλωνα καὶ Ὄρμενον ἐξενάριξεν.
υἱὸν δ᾽ Ἀντιμάχοιο Λεοντεὺς ὄζος Ἄρηος
Ἱππόμαχον βάλε δουρὶ κατὰ ζωστῆρα τυχήσας.
αὖτις δ᾽ ἐκ κολεοῖο ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
Ἀντιφάτην μὲν πρῶτον ἐπαΐξας δι᾽ ὁμίλου
πλῆξ᾽ αὐτοσχεδίην· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ὕπτιος οὔδει ἐρείσθη·
αὐτὰρ ἔπειτα Μένωνα καὶ Ἰαμενὸν καὶ Ὀρέστην
πάντας ἐπασσυτέρους πέλασε χθονὶ πουλυβοτείρηι.
ὄφρ᾽ οἳ τοὺς ἐνάριζον ἀπ᾽ ἔντεα μαρμαίροντα,
τόφρ᾽ οἳ Πουλυδάμαντι καὶ Ἕκτορι κοῦροι ἕποντο,
οἳ πλεῖστοι καὶ ἄριστοι ἔσαν, μέμασαν δὲ μάλιστα
τεῖχός τε ῥήξειν καὶ ἐνιπρήσειν πυρὶ νῆας,
οἵ ῥ᾽ ἔτι μερμήριζον ἐφεσταότες παρὰ τάφρωι.
ὄρνις γάρ σφιν ἐπῆλθε περησέμεναι μεμαῶσιν
αἰετὸς ὑψιπέτης ἐπ᾽ ἀριστερὰ λαὸν ἐέργων
φοινήεντα δράκοντα φέρων ὀνύχεσσι πέλωρον
ζωὸν ἔτ᾽ ἀσπαίροντα, καὶ οὔ πω λήθετο χάρμης,
κόψε γὰρ αὐτὸν ἔχοντα κατὰ στῆθος παρὰ δειρὴν
ἰδνωθεὶς ὀπίσω· ὁ δ᾽ ἀπὸ ἕθεν ἧκε χαμᾶζε
ἀλγήσας ὀδύνηισι, μέσωι δ᾽ ἐνὶ κάββαλ᾽ ὁμίλωι,
αὐτὸς δὲ κλάγξας πέτετο πνοιῆις ἀνέμοιο.
Τρῶες δ᾽ ἐρρίγησαν ὅπως ἴδον αἰόλον ὄφιν
κείμενον ἐν μέσσοισι Διὸς τέρας αἰγιόχοιο.
δὴ τότε Πουλυδάμας θρασὺν Ἕκτορα εἶπε παραστάς·
Ἕκτορ ἀεὶ μέν πώς μοι ἐπιπλήσσεις ἀγορῆισιν
ἐσθλὰ φραζομένωι, ἐπεὶ οὐδὲ μὲν οὐδὲ ἔοικε
δῆμον ἐόντα παρὲξ ἀγορευέμεν, οὔτ᾽ ἐνὶ βουλῆι
οὔτέ ποτ᾽ ἐν πολέμωι, σὸν δὲ κράτος αἰὲν ἀέξειν·
νῦν αὖτ᾽ ἐξερέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα.
μὴ ἴομεν Δαναοῖσι μαχησόμενοι περὶ νηῶν.
ὧδε γὰρ ἐκτελέεσθαι ὀΐομαι, εἰ ἐτεόν γε
Τρωσὶν ὅδ᾽ ὄρνις ἦλθε περησέμεναι μεμαῶσιν
αἰετὸς ὑψιπέτης ἐπ᾽ ἀριστερὰ λαὸν ἐέργων
φοινήεντα δράκοντα φέρων ὀνύχεσσι πέλωρον
ζωόν· ἄφαρ δ᾽ ἀφέηκε πάρος φίλα οἰκί᾽ ἱκέσθαι,
οὐδ᾽ ἐτέλεσσε φέρων δόμεναι τεκέεσσιν ἑοῖσιν.
ὣς ἡμεῖς, εἴ πέρ τε πύλας καὶ τεῖχος Ἀχαιῶν
ῥηξόμεθα σθένεϊ μεγάλωι, εἴξωσι δ᾽ Ἀχαιοί,
οὐ κόσμωι παρὰ ναῦφιν ἐλευσόμεθ᾽ αὐτὰ κέλευθα·
πολλοὺς γὰρ Τρώων καταλείψομεν, οὕς κεν Ἀχαιοὶ
χαλκῶι δηιώσωσιν ἀμυνόμενοι περὶ νηῶν.
ὧδέ χ᾽ ὑποκρίναιτο θεοπρόπος, ὃς σάφα θυμῶι
εἰδείη τεράων καί οἱ πειθοίατο λαοί.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Πουλυδάμα, σὺ μὲν οὐκ ἔτ᾽ ἐμοὶ φίλα ταῦτ᾽ ἀγορεύεις·
οἶσθα καὶ ἄλλον μῦθον ἀμείνονα τοῦδε νοῆσαι.
εἰ δ᾽ ἐτεὸν δὴ τοῦτον ἀπὸ σπουδῆς ἀγορεύεις,
ἐξ ἄρα δή τοι ἔπειτα θεοὶ φρένας ὤλεσαν αὐτοί,
ὃς κέλεαι Ζηνὸς μὲν ἐριγδούποιο λαθέσθαι
βουλέων, ἅς τέ μοι αὐτὸς ὑπέσχετο καὶ κατένευσε·
τύνη δ᾽ οἰωνοῖσι τανυπτερύγεσσι κελεύεις
πείθεσθαι, τῶν οὔ τι μετατρέπομ᾽ οὐδ᾽ ἀλεγίζω
εἴτ᾽ ἐπὶ δεξί᾽ ἴωσι πρὸς ἠῶ τ᾽ ἠέλιόν τε,
εἴτ᾽ ἐπ᾽ ἀριστερὰ τοί γε ποτὶ ζόφον ἠερόεντα.
ἡμεῖς δὲ μεγάλοιο Διὸς πειθώμεθα βουλῆι,
ὃς πᾶσι θνητοῖσι καὶ ἀθανάτοισιν ἀνάσσει.
εἷς οἰωνὸς ἄριστος ἀμύνεσθαι περὶ πάτρης.
τίπτε σὺ δείδοικας πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα;
εἴ περ γάρ τ᾽ ἄλλοι γε περὶ κτεινώμεθα πάντες
νηυσὶν ἐπ᾽ Ἀργείων, σοὶ δ᾽ οὐ δέος ἔστ᾽ ἀπολέσθαι·
οὐ γάρ τοι κραδίη μενεδήϊος οὐδὲ μαχήμων.
εἰ δὲ σὺ δηϊοτῆτος ἀφέξεαι, ἠέ τιν᾽ ἄλλον
παρφάμενος ἐπέεσσιν ἀποτρέψεις πολέμοιο,
αὐτίκ᾽ ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσεις.
ὣς ἄρα φωνήσας ἡγήσατο, τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
ἠχῆι θεσπεσίηι· ἐπὶ δὲ Ζεὺς τερπικέραυνος
ὦρσεν ἀπ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἀνέμοιο θύελλαν,
ἥ ῥ᾽ ἰθὺς νηῶν κονίην φέρεν· αὐτὰρ Ἀχαιῶν
θέλγε νόον, Τρωσὶν δὲ καὶ Ἕκτορι κῦδος ὄπαζε.
τοῦ περ δὴ τεράεσσι πεποιθότες ἠδὲ βίηφι
ῥήγνυσθαι μέγα τεῖχος Ἀχαιῶν πειρήτιζον.
κρόσσας μὲν πύργων ἔρυον, καὶ ἔρειπον ἐπάλξεις,
στήλας τε προβλῆτας ἐμόχλεον, ἃς ἄρ᾽ Ἀχαιοὶ
πρώτας ἐν γαίηι θέσαν ἔμμεναι ἔχματα πύργων.
τὰς οἵ γ᾽ αὐέρυον, ἔλποντο δὲ τεῖχος Ἀχαιῶν
ῥήξειν· οὐδέ νύ πω Δαναοὶ χάζοντο κελεύθου,
ἀλλ᾽ οἵ γε ῥινοῖσι βοῶν φράξαντες ἐπάλξεις
βάλλον ἀπ᾽ αὐτάων δηΐους ὑπὸ τεῖχος ἰόντας.
ἀμφοτέρω δ᾽ Αἴαντε κελευτιόωντ᾽ ἐπὶ πύργων
πάντοσε φοιτήτην μένος ὀτρύνοντες Ἀχαιῶν.
ἄλλον μειλιχίοις, ἄλλον στερεοῖς ἐπέεσσι
νείκεον, ὅν τινα πάγχυ μάχης μεθιέντα ἴδοιεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ὅς τ᾽ ἔξοχος ὅς τε μεσήεις
ὅς τε χερειότερος, ἐπεὶ οὔ πω πάντες ὁμοῖοι
ἀνέρες ἐν πολέμωι, νῦν ἔπλετο ἔργον ἅπασι·
καὶ δ᾽ αὐτοὶ τόδε που γιγνώσκετε. μή τις ὀπίσσω
τετράφθω ποτὶ νῆας ὁμοκλητῆρος ἀκούσας,
ἀλλὰ πρόσω ἵεσθε καὶ ἀλλήλοισι κέλεσθε,
αἴ κε Ζεὺς δώηισιν Ὀλύμπιος ἀστεροπητὴς
νεῖκος ἀπωσαμένους δηΐους προτὶ ἄστυ δίεσθαι.
ὣς τώ γε προβοῶντε μάχην ὄτρυνον Ἀχαιῶν.
τῶν δ᾽, ὥς τε νιφάδες χιόνος πίπτωσι θαμειαὶ
ἤματι χειμερίωι, ὅτε τ᾽ ὤρετο μητίετα Ζεὺς
νιφέμεν ἀνθρώποισι πιφαυσκόμενος τὰ ἃ κῆλα·
κοιμήσας δ᾽ ἀνέμους χέει ἔμπεδον, ὄφρα καλύψηι
ὑψηλῶν ὀρέων κορυφὰς καὶ πρώονας ἄκρους
καὶ πεδία λωτοῦντα καὶ ἀνδρῶν πίονα ἔργα,
καί τ᾽ ἐφ᾽ ἁλὸς πολιῆς κέχυται λιμέσιν τε καὶ ἀκταῖς,
κῦμα δέ μιν προσπλάζον ἐρύκεται· ἄλλά τε πάντα
εἴλυται καθύπερθ᾽, ὅτ᾽ ἐπιβρίσηι Διὸς ὄμβρος·
ὣς τῶν ἀμφοτέρωσε λίθοι πωτῶντο θαμειαί,
αἱ μὲν ἄρ᾽ ἐς Τρῶας, αἱ δ᾽ ἐκ Τρώων ἐς Ἀχαιούς,
βαλλομένων· τὸ δὲ τεῖχος ὕπερ πᾶν δοῦπος ὀρώρει.
οὐδ᾽ ἄν πω τότε γε Τρῶες καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ
τείχεος ἐρρήξαντο πύλας καὶ μακρὸν ὀχῆα,
εἰ μὴ ἄρ᾽ υἱὸν ἑὸν Σαρπηδόνα μητίετα Ζεὺς
ὦρσεν ἐπ᾽ Ἀργείοισι λέονθ᾽ ὣς βουσὶν ἕλιξιν.
αὐτίκα δ᾽ ἀσπίδα μὲν πρόσθ᾽ ἔσχετο πάντοσ᾽ ἐΐσην
καλὴν χαλκείην ἐξήλατον, ἣν ἄρα χαλκεὺς
ἤλασεν, ἔντοσθεν δὲ βοείας ῥάψε θαμειὰς
χρυσείηις ῥάβδοισι διηνεκέσιν περὶ κύκλον.
τὴν ἄρ᾽ ὅ γε πρόσθε σχόμενος δύο δοῦρε τινάσσων
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ὥς τε λέων ὀρεσίτροφος, ὅς τ᾽ ἐπιδευὴς
δηρὸν ἔηι κρειῶν, κέλεται δέ ἑ θυμὸς ἀγήνωρ
μήλων πειρήσοντα καὶ ἐς πυκινὸν δόμον ἐλθεῖν·
εἴ περ γάρ χ᾽ εὕρηισι παρ᾽ αὐτόφι βώτορας ἄνδρας
σὺν κυσὶ καὶ δούρεσσι φυλάσσοντας περὶ μῆλα,
οὔ ῥά τ᾽ ἀπείρητος μέμονε σταθμοῖο δίεσθαι,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἢ ἥρπαξε μετάλμενος, ἠὲ καὶ αὐτὸς
ἔβλητ᾽ ἐν πρώτοισι θοῆς ἀπὸ χειρὸς ἄκοντι·
ὥς ῥα τότ᾽ ἀντίθεον Σαρπηδόνα θυμὸς ἀνῆκε
τεῖχος ἐπαΐξαι διά τε ῥήξασθαι ἐπάλξεις.
αὐτίκα δὲ Γλαῦκον προσέφη παῖδ᾽ Ἱππολόχοιο·
Γλαῦκε τί ἢ δὴ νῶϊ τετιμήμεσθα μάλιστα
ἕδρηι τε κρέασίν τε ἰδὲ πλείοις δεπάεσσιν
ἐν Λυκίηι, πάντες δὲ θεοὺς ὣς εἰσορόωσι,
καὶ τέμενος νεμόμεσθα μέγα Ξάνθοιο παρ᾽ ὄχθας
καλὸν φυταλιῆς καὶ ἀρούρης πυροφόροιο;
τὼ νῦν χρὴ Λυκίοισι μέτα πρώτοισιν ἐόντας
ἑστάμεν ἠδὲ μάχης καυστείρης ἀντιβολῆσαι,
ὄφρά τις ὧδ᾽ εἴπηι Λυκίων πύκα θωρηκτάων·
οὐ μὰν ἀκλεέες Λυκίην κάτα κοιρανέουσιν
ἡμέτεροι βασιλῆες, ἔδουσί τε πίονα μῆλα
οἶνόν τ᾽ ἔξαιτον μελιηδέα· ἀλλ᾽ ἄρα καὶ ἲς
ἐσθλή, ἐπεὶ Λυκίοισι μέτα πρώτοισι μάχονται.
ὦ πέπον εἰ μὲν γὰρ πόλεμον περὶ τόνδε φυγόντε
αἰεὶ δὴ μέλλοιμεν ἀγήρω τ᾽ ἀθανάτω τε
ἔσσεσθ᾽, οὔτέ κεν αὐτὸς ἐνὶ πρώτοισι μαχοίμην
οὔτέ κε σὲ στέλλοιμι μάχην ἐς κυδιάνειραν·
νῦν δ᾽ ἔμπης γὰρ κῆρες ἐφεστᾶσιν θανάτοιο
μυρίαι, ἃς οὐκ ἔστι φυγεῖν βροτὸν οὐδ᾽ ὑπαλύξαι,
ἴομεν ἠέ τωι εὖχος ὀρέξομεν ἠέ τις ἡμῖν.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδὲ Γλαῦκος ἀπετράπετ᾽ οὐδ᾽ ἀπίθησε·
τὼ δ᾽ ἰθὺς βήτην Λυκίων μέγα ἔθνος ἄγοντε.
τοὺς δὲ ἰδὼν ῥίγησ᾽ υἱὸς Πετεῶο Μενεσθεύς·
τοῦ γὰρ δὴ πρὸς πύργον ἴσαν κακότητα φέροντες.
πάπτηνεν δ᾽ ἀνὰ πύργον Ἀχαιῶν εἴ τιν᾽ ἴδοιτο
ἡγεμόνων, ὅς τίς οἱ ἀρὴν ἑτάροισιν ἀμύναι·
ἐς δ᾽ ἐνόησ᾽ Αἴαντε δύω πολέμου ἀκορήτω
ἑσταότας, Τεῦκρόν τε νέον κλισίηθεν ἰόντα
ἐγγύθεν· ἀλλ᾽ οὔ πώς οἱ ἔην βώσαντι γεγωνεῖν·
τόσσος γὰρ κτύπος ἦεν, ἀϋτὴ δ᾽ οὐρανὸν ἷκε,
βαλλομένων σακέων τε καὶ ἱπποκόμων τρυφαλειῶν
καὶ πυλέων· πᾶσαι γὰρ ἐπώχατο, τοὶ δὲ κατ᾽ αὐτὰς
ἱστάμενοι πειρῶντο βίηι ῥήξαντες ἐσελθεῖν.
αἶψα δ᾽ ἐπ᾽ Αἴαντα προΐει κήρυκα Θοώτην·
ἔρχεο δῖε Θοῶτα, θέων Αἴαντα κάλεσσον,
ἀμφοτέρω μὲν μᾶλλον· ὁ γάρ κ᾽ ὄχ᾽ ἄριστον ἁπάντων
εἴη, ἐπεὶ τάχα τῆιδε τετεύξεται αἰπὺς ὄλεθρος.
ὧδε γὰρ ἔβρισαν Λυκίων ἀγοί, οἳ τὸ πάρος περ
ζαχρηεῖς τελέθουσι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
εἰ δέ σφιν καὶ κεῖθι πόνος καὶ νεῖκος ὄρωρεν,
ἀλλά περ οἶος ἴτω Τελαμώνιος ἄλκιμος Αἴας,
καί οἱ Τεῦκρος ἅμα σπέσθω τόξων ἐῢ εἰδώς.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα οἱ κῆρυξ ἀπίθησεν ἀκούσας,
βῆ δὲ θέειν παρὰ τεῖχος Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων,
στῆ δὲ παρ᾽ Αἰάντεσσι κιών, εἶθαρ δὲ προσηύδα·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε χαλκοχιτώνων
ἠνώγει Πετεῶο διοτρεφέος φίλος υἱὸς
κεῖσ᾽ ἴμεν, ὄφρα πόνοιο μίνυνθά περ ἀντιάσητον
ἀμφοτέρω μὲν μᾶλλον· ὁ γάρ κ᾽ ὄχ᾽ ἄριστον ἁπάντων
εἴη, ἐπεὶ τάχα κεῖθι τετεύξεται αἰπὺς ὄλεθρος·
ὧδε γὰρ ἔβρισαν Λυκίων ἀγοί, οἳ τὸ πάρος περ
ζαχρηεῖς τελέθουσι κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
εἰ δὲ καὶ ἐνθάδε περ πόλεμος καὶ νεῖκος ὄρωρεν,
ἀλλά περ οἶος ἴτω Τελαμώνιος ἄλκιμος Αἴας,
καί οἱ Τεῦκρος ἅμα σπέσθω τόξων ἐῢ εἰδώς.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε μέγας Τελαμώνιος Αἴας.
αὐτίκ᾽ Ὀϊλιάδην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἶαν σφῶϊ μὲν αὖθι, σὺ καὶ κρατερὸς Λυκομήδης,
ἑσταότες Δαναοὺς ὀτρύνετον ἶφι μάχεσθαι·
αὐτὰρ ἐγὼ κεῖσ᾽ εἶμι καὶ ἀντιόω πολέμοιο·
αἶψα δ᾽ ἐλεύσομαι αὖτις, ἐπὴν εὖ τοῖς ἐπαμύνω.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη Τελαμώνιος Αἴας,
καί οἱ Τεῦκρος ἅμ᾽ ἦιε κασίγνητος καὶ ὄπατρος·
τοῖς δ᾽ ἅμα Πανδίων Τεύκρου φέρε καμπύλα τόξα.
εὖτε Μενεσθῆος μεγαθύμου πύργον ἵκοντο
τείχεος ἐντὸς ἰόντες, ἐπειγομένοισι δ᾽ ἵκοντο,
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ἐπάλξεις βαῖνον ἐρεμνῆι λαίλαπι ἶσοι
ἴφθιμοι Λυκίων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες·
σὺν δ᾽ ἐβάλοντο μάχεσθαι ἐναντίον, ὦρτο δ᾽ ἀϋτή.
Αἴας δὲ πρῶτος Τελαμώνιος ἄνδρα κατέκτα
Σαρπήδοντος ἑταῖρον Ἐπικλῆα μεγάθυμον
μαρμάρωι ὀκριόεντι βαλών, ὅ ῥα τείχεος ἐντὸς
κεῖτο μέγας παρ᾽ ἔπαλξιν ὑπέρτατος· οὐδέ κέ μιν ῥέα
χείρεσσ᾽ ἀμφοτέρηις ἔχοι ἀνὴρ οὐδὲ μάλ᾽ ἡβῶν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ὑψόθεν ἔμβαλ᾽ ἀείρας,
θλάσσε δὲ τετράφαλον κυνέην, σὺν δ᾽ ὀστέ᾽ ἄραξε
πάντ᾽ ἄμυδις κεφαλῆς· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἀρνευτῆρι ἐοικὼς
κάππεσ᾽ ἀφ᾽ ὑψηλοῦ πύργου, λίπε δ᾽ ὀστέα θυμός.
Τεῦκρος δὲ Γλαῦκον κρατερὸν παῖδ᾽ Ἱππολόχοιο
ἰῶι ἐπεσσύμενον βάλε τείχεος ὑψηλοῖο,
ἧι ῥ᾽ ἴδε γυμνωθέντα βραχίονα, παῦσε δὲ χάρμης.
ἂψ δ᾽ ἀπὸ τείχεος ἆλτο λαθών, ἵνα μή τις Ἀχαιῶν
βλήμενον ἀθρήσειε καὶ εὐχετόωιτ᾽ ἐπέεσσι.
Σαρπήδοντι δ᾽ ἄχος γένετο Γλαύκου ἀπιόντος
αὐτίκ᾽ ἐπεί τ᾽ ἐνόησεν· ὅμως δ᾽ οὐ λήθετο χάρμης,
ἀλλ᾽ ὅ γε Θεστορίδην Ἀλκμάονα δουρὶ τυχήσας
νύξ᾽, ἐκ δ᾽ ἔσπασεν ἔγχος· ὁ δ᾽ ἑσπόμενος πέσε δουρὶ
πρηνής, ἀμφὶ δέ οἱ βράχε τεύχεα ποικίλα χαλκῶι,
Σαρπηδὼν δ᾽ ἄρ᾽ ἔπαλξιν ἑλὼν χερσὶ στιβαρῆισιν
ἕλχ᾽, ἣ δ᾽ ἕσπετο πᾶσα διαμπερές, αὐτὰρ ὕπερθε
τεῖχος ἐγυμνώθη, πολέεσσι δὲ θῆκε κέλευθον.
τὸν δ᾽ Αἴας καὶ Τεῦκρος ὁμαρτήσανθ᾽ ὁ μὲν ἰῶι
βεβλήκει τελαμῶνα περὶ στήθεσσι φαεινὸν
ἀσπίδος ἀμφιβρότης· ἀλλὰ Ζεὺς κῆρας ἄμυνε
παιδὸς ἑοῦ, μὴ νηυσὶν ἔπι πρύμνηισι δαμείη·
Αἴας δ᾽ ἀσπίδα νύξεν ἐπάλμενος, οὐδὲ διὰ πρὸ
ἤλυθεν ἐγχείη, στυφέλιξε δέ μιν μεμαῶτα.
χώρησεν δ᾽ ἄρα τυτθὸν ἐπάλξιος· οὐδ᾽ ὅ γε πάμπαν
χάζετ᾽, ἐπεί οἱ θυμὸς ἐέλπετο κῦδος ἀρέσθαι.
κέκλετο δ᾽ ἀντιθέοισιν ἑλιξάμενος Λυκίοισιν·
ὦ Λύκιοι τί τ᾽ ἄρ᾽ ὧδε μεθίετε θούριδος ἀλκῆς;
ἀργαλέον δέ μοί ἐστι καὶ ἰφθίμωι περ ἐόντι
μούνωι ῥηξαμένωι θέσθαι παρὰ νηυσὶ κέλευθον·
ἀλλ᾽ ἐφομαρτεῖτε· πλεόνων δέ τι ἔργον ἄμεινον.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἄνακτος ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
μᾶλλον ἐπέβρισαν βουληφόρον ἀμφὶ ἄνακτα.
Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐκαρτύναντο φάλαγγας
τείχεος ἔντοσθεν, μέγα δέ σφισι φαίνετο ἔργον·
οὔτε γὰρ ἴφθιμοι Λύκιοι Δαναῶν ἐδύναντο
τεῖχος ῥηξάμενοι θέσθαι παρὰ νηυσὶ κέλευθον,
οὔτέ ποτ᾽ αἰχμηταὶ Δαναοὶ Λυκίους ἐδύναντο
τείχεος ἂψ ὤσασθαι, ἐπεὶ τὰ πρῶτα πέλασθεν.
ἀλλ᾽ ὥς τ᾽ ἀμφ᾽ οὔροισι δύ᾽ ἀνέρε δηριάασθον
μέτρ᾽ ἐν χερσὶν ἔχοντες ἐπιξύνωι ἐν ἀρούρηι,
ὥ τ᾽ ὀλίγωι ἐνὶ χώρωι ἐρίζητον περὶ ἴσης,
ὣς ἄρα τοὺς διέεργον ἐπάλξιες· οἳ δ᾽ ὑπὲρ αὐτέων
δήιουν ἀλλήλων ἀμφὶ στήθεσσι βοείας
ἀσπίδας εὐκύκλους λαισήϊά τε πτερόεντα.
πολλοὶ δ᾽ οὐτάζοντο κατὰ χρόα νηλέϊ χαλκῶι,
ἠμὲν ὅτεωι στρεφθέντι μετάφρενα γυμνωθείη
μαρναμένων, πολλοὶ δὲ διαμπερὲς ἀσπίδος αὐτῆς.
πάντηι δὴ πύργοι καὶ ἐπάλξιες αἵματι φωτῶν
ἐρράδατ᾽ ἀμφοτέρωθεν ἀπὸ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν.
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς ἐδύναντο φόβον ποιῆσαι Ἀχαιῶν,
ἀλλ᾽ ἔχον ὥς τε τάλαντα γυνὴ χερνῆτις ἀληθής,
ἥ τε σταθμὸν ἔχουσα καὶ εἴριον ἀμφὶς ἀνέλκει
ἰσάζουσ᾽, ἵνα παισὶν ἀεικέα μισθὸν ἄρηται·
ὣς μὲν τῶν ἐπὶ ἶσα μάχη τέτατο πτόλεμός τε,
πρίν γ᾽ ὅτε δὴ Ζεὺς κῦδος ὑπέρτερον Ἕκτορι δῶκε
Πριαμίδηι, ὃς πρῶτος ἐσήλατο τεῖχος Ἀχαιῶν.
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Τρώεσσι γεγωνώς·
ὄρνυσθ᾽ ἱππόδαμοι Τρῶες, ῥήγνυσθε δὲ τεῖχος
Ἀργείων καὶ νηυσὶν ἐνίετε θεσπιδαὲς πῦρ.
ὣς φάτ᾽ ἐποτρύνων, οἳ δ᾽ οὔασι πάντες ἄκουον,
ἴθυσαν δ᾽ ἐπὶ τεῖχος ἀολλέες· οἳ μὲν ἔπειτα
κροσσάων ἐπέβαινον ἀκαχμένα δούρατ᾽ ἔχοντες,
Ἕκτωρ δ᾽ ἁρπάξας λᾶαν φέρεν, ὅς ῥα πυλάων
ἑστήκει πρόσθε πρυμνὸς παχύς, αὐτὰρ ὕπερθεν
ὀξὺς ἔην· τὸν δ᾽ οὔ κε δύ᾽ ἀνέρε δήμου ἀρίστω
ῥηϊδίως ἐπ᾽ ἄμαξαν ἀπ᾽ οὔδεος ὀχλίσσειαν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δέ μιν ῥέα πάλλε καὶ οἶος.
τόν οἱ ἐλαφρὸν ἔθηκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω.
ὡς δ᾽ ὅτε ποιμὴν ῥεῖα φέρει πόκον ἄρσενος οἰὸς
χειρὶ λαβὼν ἑτέρηι, ὀλίγον τέ μιν ἄχθος ἐπείγει,
ὣς Ἕκτωρ ἰθὺς σανίδων φέρε λᾶαν ἀείρας,
αἵ ῥα πύλας εἴρυντο πύκα στιβαρῶς ἀραρυίας
δικλίδας ὑψηλάς· δοιοὶ δ᾽ ἔντοσθεν ὀχῆες
εἶχον ἐπημοιβοί, μία δὲ κληῒς ἐπαρήρει.
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰών, καὶ ἐρεισάμενος βάλε μέσσας
εὖ διαβάς, ἵνα μή οἱ ἀφαυρότερον βέλος εἴη,
ῥῆξε δ᾽ ἀπ᾽ ἀμφοτέρους θαιρούς· πέσε δὲ λίθος εἴσω
βριθοσύνηι, μέγα δ᾽ ἀμφὶ πύλαι μύκον, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ὀχῆες
ἐσχεθέτην, σανίδες δὲ διέτμαγεν ἄλλυδις ἄλλη
λᾶος ὑπὸ ῥιπῆς· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἔσθορε φαίδιμος Ἕκτωρ
νυκτὶ θοῆι ἀτάλαντος ὑπώπια· λάμπε δὲ χαλκῶι
σμερδαλέωι, τὸν ἕεστο περὶ χροΐ, δοιὰ δὲ χερσὶ
δοῦρ᾽ ἔχεν· οὔ κέν τίς μιν ἐρύκακεν ἀντιβολήσας
νόσφι θεῶν ὅτ᾽ ἐσᾶλτο πύλας· πυρὶ δ᾽ ὄσσε δεδήει.
κέκλετο δὲ Τρώεσσιν ἑλιξάμενος καθ᾽ ὅμιλον
τεῖχος ὑπερβαίνειν· τοὶ δ᾽ ὀτρύνοντι πίθοντο.
αὐτίκα δ᾽ οἳ μὲν τεῖχος ὑπέρβασαν, οἳ δὲ κατ᾽ αὐτὰς
ποιητὰς ἐσέχυντο πύλας· Δαναοὶ δὲ φόβηθεν
νῆας ἀνὰ γλαφυράς, ὅμαδος δ᾽ ἀλίαστος ἐτύχθη.
Ἰλιάδος Ν
Μάχη ἐπὶ ταῖς ναυσίν.
Ζεὺς δ᾽ ἐπεὶ οὖν Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα νηυσὶ πέλασσε,
τοὺς μὲν ἔα παρὰ τῆισι πόνον τ᾽ ἐχέμεν καὶ ὀϊζὺν
νωλεμέως, αὐτὸς δὲ πάλιν τρέπεν ὄσσε φαεινὼ
νόσφιν ἐφ᾽ ἱπποπόλων Θρηικῶν καθορώμενος αἶαν
Μυσῶν τ᾽ ἀγχεμάχων καὶ ἀγαυῶν ἱππημολγῶν
γλακτοφάγων Ἀβίων τε δικαιοτάτων ἀνθρώπων.
ἐς Τροίην δ᾽ οὐ πάμπαν ἔτι τρέπεν ὄσσε φαεινώ·
οὐ γὰρ ὅ γ᾽ ἀθανάτων τινα ἔλπετο ὃν κατὰ θυμὸν
ἐλθόντ᾽ ἢ Τρώεσσιν ἀρηξέμεν ἢ Δαναοῖσιν.
οὐδ᾽ ἀλαοσκοπιὴν εἶχε κρείων ἐνοσίχθων·
καὶ γὰρ ὁ θαυμάζων ἧστο πτόλεμόν τε μάχην τε
ὑψοῦ ἐπ᾽ ἀκροτάτης κορυφῆς Σάμου ὑληέσσης
Θρηϊκίης· ἔνθεν γὰρ ἐφαίνετο πᾶσα μὲν Ἴδη,
φαίνετο δὲ Πριάμοιο πόλις καὶ νῆες Ἀχαιῶν.
ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἐξ ἁλὸς ἕζετ᾽ ἰών, ἐλέαιρε δ᾽ Ἀχαιοὺς
Τρωσὶν δαμναμένους, Διὶ δὲ κρατερῶς ἐνεμέσσα.
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὄρεος κατεβήσετο παιπαλόεντος
κραιπνὰ ποσὶ προβιβάς· τρέμε δ᾽ οὔρεα μακρὰ καὶ ὕλη
ποσσὶν ὑπ᾽ ἀθανάτοισι Ποσειδάωνος ἰόντος.
τρὶς μὲν ὀρέξατ᾽ ἰών, τὸ δὲ τέτρατον ἵκετο τέκμωρ
Αἰγάς, ἔνθα δέ οἱ κλυτὰ δώματα βένθεσι λίμνης
χρύσεα μαρμαίροντα τετεύχαται ἄφθιτα αἰεί.
ἔνθ᾽ ἐλθὼν ὑπ᾽ ὄχεσφι τιτύσκετο χαλκόποδ᾽ ἵππω
ὠκυπέτα χρυσέηισιν ἐθείρηισιν κομόωντε,
χρυσὸν δ᾽ αὐτὸς ἔδυνε περὶ χροΐ, γέντο δ᾽ ἱμάσθλην
χρυσείην εὔτυκτον, ἑοῦ δ᾽ ἐπεβήσετο δίφρου,
βῆ δ᾽ ἐλάαν ἐπὶ κύματ᾽· ἄταλλε δὲ κήτε᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ
πάντοθεν ἐκ κευθμῶν, οὐδ᾽ ἠγνοίησεν ἄνακτα·
γηθοσύνηι δὲ θάλασσα διίστατο· τοὶ δὲ πέτοντο
ῥίμφα μάλ᾽, οὐδ᾽ ὑπένερθε διαίνετο χάλκεος ἄξων·
τὸν δ᾽ ἐς Ἀχαιῶν νῆας ἐΰσκαρθμοι φέρον ἵπποι.
ἔστι δέ τι σπέος εὐρὺ βαθείης βένθεσι λίμνης
μεσσηγὺς Τενέδοιο καὶ Ἴμβρου παιπαλοέσσης·
ἔνθ᾽ ἵππους ἔστησε Ποσειδάων ἐνοσίχθων
λύσας ἐξ ὀχέων, παρὰ δ᾽ ἀμβρόσιον βάλεν εἶδαρ
ἔδμεναι· ἀμφὶ δὲ ποσσὶ πέδας ἔβαλε χρυσείας
ἀρρήκτους ἀλύτους, ὄφρ᾽ ἔμπεδον αὖθι μένοιεν
νοστήσαντα ἄνακτα· ὁ δ᾽ ἐς στρατὸν ὤιχετ᾽ Ἀχαιῶν.
Τρῶες δὲ φλογὶ ἶσοι ἀολλέες ἠὲ θυέλληι
Ἕκτορι Πριαμίδηι ἄμοτον μεμαῶτες ἕποντο
ἄβρομοι αὐΐαχοι· ἔλποντο δὲ νῆας Ἀχαιῶν
αἱρήσειν, κτενέειν δὲ παρ᾽ αὐτόθι πάντας ἀρίστους.
ἀλλὰ Ποσειδάων γαιήοχος ἐννοσίγαιος
Ἀργείους ὄτρυνε βαθείης ἐξ ἁλὸς ἐλθὼν
εἰσάμενος Κάλχαντι δέμας καὶ ἀτειρέα φωνήν·
Αἴαντε πρώτω προσέφη μεμαῶτε καὶ αὐτώ·
Αἴαντε σφὼ μέν τε σαώσετε λαὸν Ἀχαιῶν
ἀλκῆς μνησαμένω, μὴ δὲ κρυεροῖο φόβοιο.
ἄλληι μὲν γὰρ ἔγωγ᾽ οὐ δείδια χεῖρας ἀάπτους
Τρώων, οἳ μέγα τεῖχος ὑπερκατέβησαν ὁμίλωι·
ἕξουσιν γὰρ πάντας ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί·
τῆι δὲ δὴ αἰνότατον περιδείδια μή τι πάθωμεν,
ἧι ῥ᾽ ὅ γ᾽ ὁ λυσσώδης φλογὶ εἴκελος ἡγεμονεύει
Ἕκτωρ, ὃς Διὸς εὔχετ᾽ ἐρισθενέος πάϊς εἶναι.
σφῶϊν δ᾽ ὧδε θεῶν τις ἐνὶ φρεσὶ ποιήσειεν
αὐτώ θ᾽ ἑστάμεναι κρατερῶς καὶ ἀνωγέμεν ἄλλους·
τώ κε καὶ ἐσσύμενόν περ ἐρωήσαιτ᾽ ἀπὸ νηῶν
ὠκυπόρων, εἰ καί μιν Ὀλύμπιος αὐτὸς ἐγείρει.
ἦ καὶ σκηπανίωι γαιήοχος ἐννοσίγαιος
ἀμφοτέρω κεκόπων πλῆσεν μένεος κρατεροῖο,
γυῖα δ᾽ ἔθηκεν ἐλαφρὰ πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν.
αὐτὸς δ᾽ ὥς τ᾽ ἴρηξ ὠκύπτερος ὦρτο πέτεσθαι,
ὅς ῥά τ᾽ ἀπ᾽ αἰγίλιπος πέτρης περιμήκεος ἀρθεὶς
ὁρμήσηι πεδίοιο διώκειν ὄρνεον ἄλλο,
ὣς ἀπὸ τῶν ἤϊξε Ποσειδάων ἐνοσίχθων.
τοῖιν δ᾽ ἔγνω πρόσθεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας,
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ Αἴαντα προσέφη Τελαμώνιον υἱόν·
Αἶαν ἐπεί τις νῶϊ θεῶν οἳ Ὄλυμπον ἔχουσι
μάντεϊ εἰδόμενος κέλεται παρὰ νηυσὶ μάχεσθαι,
οὐδ᾽ ὅ γε Κάλχας ἐστὶ θεοπρόπος οἰωνιστής·
ἴχνια γὰρ μετόπισθε ποδῶν ἠδὲ κνημάων
ῥεῖ᾽ ἔγνων ἀπιόντος· ἀρίγνωτοι δὲ θεοί περ·
καὶ δ᾽ ἐμοὶ αὐτῶι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι φίλοισι
μᾶλλον ἐφορμᾶται πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι,
μαιμώωσι δ᾽ ἔνερθε πόδες καὶ χεῖρες ὕπερθε.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη Τελαμώνιος Αἴας·
οὕτω νῦν καὶ ἐμοὶ περὶ δούρατι χεῖρες ἄαπτοι
μαιμῶσιν, καί μοι μένος ὤρορε, νέρθε δὲ ποσσὶν
ἔσσυμαι ἀμφοτέροισι· μενοινώω δὲ καὶ οἶος
Ἕκτορι Πριαμίδηι ἄμοτον μεμαῶτι μάχεσθαι.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον
χάρμηι γηθόσυνοι, τήν σφιν θεὸς ἔμβαλε θυμῶι·
τόφρα δὲ τοὺς ὄπιθεν γαιήοχος ὦρσεν Ἀχαιούς,
οἳ παρὰ νηυσὶ θοῆισιν ἀνέψυχον φίλον ἦτορ.
τῶν ῥ᾽ ἅμα τ᾽ ἀργαλέωι καμάτωι φίλα γυῖα λέλυντο,
καί σφιν ἄχος κατὰ θυμὸν ἐγίγνετο δερκομένοισι
Τρῶας, τοὶ μέγα τεῖχος ὑπερκατέβησαν ὁμίλωι.
τοὺς οἵ γ᾽ εἰσορόωντες ὑπ᾽ ὀφρύσι δάκρυα λεῖβον·
οὐ γὰρ ἔφαν φεύξεσθαι ὑπ᾽ ἐκ κακοῦ· ἀλλ᾽ ἐνοσίχθων
ῥεῖα μετεισάμενος κρατερὰς ὄτρυνε φάλαγγας.
Τεῦκρον ἔπι πρῶτον καὶ Λήϊτον ἦλθε κελεύων
Πηνέλεών θ᾽ ἥρωα Θόαντά τε Δηΐπυρόν τε
Μηριόνην τε καὶ Ἀντίλοχον μήστωρας ἀϋτῆς·
τοὺς ὅ γ᾽ ἐποτρύνων ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
αἰδὼς Ἀργεῖοι, κοῦροι νέοι· ὔμμιν ἔγωγε
μαρναμένοισι πέποιθα σαωσέμεναι νέας ἁμάς·
εἰ δ᾽ ὑμεῖς πολέμοιο μεθήσετε λευγαλέοιο,
νῦν δὴ εἴδεται ἦμαρ ὑπὸ Τρώεσσι δαμῆναι.
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι
δεινόν, ὁ οὔ ποτ᾽ ἔγωγε τελευτήσεσθαι ἔφασκον,
Τρῶας ἐφ᾽ ἡμετέρας ἰέναι νέας, οἳ τὸ πάρος περ
φυζακινῆις ἐλάφοισιν ἐοίκεσαν, αἵ τε καθ᾽ ὕλην
θώων παρδαλίων τε λύκων τ᾽ ἤϊα πέλονται
αὔτως ἠλάσκουσαι ἀνάλκιδες, οὐδ᾽ ἔπι χάρμη·
ὣς Τρῶες τὸ πρίν γε μένος καὶ χεῖρας Ἀχαιῶν
μίμνειν οὐκ ἐθέλεσκον ἐναντίον, οὐδ᾽ ἠβαιόν·
νῦν δὲ ἑκὰς πόλιος κοίληις ἐπὶ νηυσὶ μάχονται
ἡγεμόνος κακότητι μεθημοσύνηισί τε λαῶν,
οἳ κείνωι ἐρίσαντες ἀμυνέμεν οὐκ ἐθέλουσι
νηῶν ὠκυπόρων, ἀλλὰ κτείνονται ἀν᾽ αὐτάς.
ἀλλ᾽ εἰ δὴ καὶ πάμπαν ἐτήτυμον αἴτιός ἐστιν
ἥρως Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
οὕνεκ᾽ ἀπητίμησε ποδώκεα Πηλεΐωνα,
ἡμέας γ᾽ οὔ πως ἔστι μεθιέμεναι πολέμοιο.
ἀλλ᾽ ἀκεώμεθα θᾶσσον· ἀκεσταί τοι φρένες ἐσθλῶν.
ὑμεῖς δ᾽ οὐκ ἔτι καλὰ μεθίετε θούριδος ἀλκῆς
πάντες ἄριστοι ἐόντες ἀνὰ στρατόν. οὐδ᾽ ἂν ἔγωγε
ἀνδρὶ μαχεσσαίμην ὅς τις πολέμοιο μεθείη
λυγρὸς ἐών· ὑμῖν δὲ νεμεσσῶμαι περὶ κῆρι.
ὦ πέπονες τάχα δή τι κακὸν ποιήσετε μεῖζον
τῆιδε μεθημοσύνηι· ἀλλ᾽ ἐν φρεσὶ θέσθε ἕκαστος
αἰδῶ καὶ νέμεσιν· δὴ γὰρ μέγα νεῖκος ὄρωρεν.
Ἕκτωρ δὴ παρὰ νηυσὶ βοὴν ἀγαθὸς πολεμίζει
καρτερός, ἔρρηξεν δὲ πύλας καὶ μακρὸν ὀχῆα.
ὥς ῥα κελευτιόων γαιήοχος ὦρσεν Ἀχαιούς.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ Αἴαντας δοιοὺς ἵσταντο φάλαγγες
καρτεραί, ἃς οὔτ᾽ ἄν κεν Ἄρης ὀνόσαιτο μετελθὼν
οὔτε κ᾽ Ἀθηναίη λαοσσόος· οἳ γὰρ ἄριστοι
κρινθέντες Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα δῖον ἔμιμνον,
φράξαντες δόρυ δουρί, σάκος σάκεϊ προθελύμνωι·
ἀσπὶς ἄρ᾽ ἀσπίδ᾽ ἔρειδε, κόρυς κόρυν, ἀνέρα δ᾽ ἀνήρ·
ψαῦον δ᾽ ἱππόκομοι κόρυθες λαμπροῖσι φάλοισι
νευόντων, ὡς πυκνοὶ ἐφέστασαν ἀλλήλοισιν·
ἔγχεα δ᾽ ἐπτύσσοντο θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
σειόμεν᾽· οἳ δ᾽ ἰθὺς φρόνεον, μέμασαν δὲ μάχεσθαι.
Τρῶες δὲ προὔτυψαν ἀολλέες, ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ
ἀντικρὺ μεμαώς, ὀλοοίτροχος ὣς ἀπὸ πέτρης,
ὅν τε κατὰ στεφάνης ποταμὸς χειμάρροος ὤσηι
ῥήξας ἀσπέτωι ὄμβρωι ἀναιδέος ἔχματα πέτρης·
ὕψι δ᾽ ἀναθρώισκων πέτεται, κτυπέει δέ θ᾽ ὑπ᾽ αὐτοῦ
ὕλη· ὁ δ᾽ ἀσφαλέως θέει ἔμπεδον, εἷος ἵκηται
ἰσόπεδον, τότε δ᾽ οὔ τι κυλίνδεται ἐσσύμενός περ·
ὣς Ἕκτωρ εἷος μὲν ἀπείλει μέχρι θαλάσσης
ῥέα διελεύσεσθαι κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
κτείνων· ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πυκινῆις ἐνέκυρσε φάλαγξι
στῆ ῥα μάλ᾽ ἐγχριμφθείς· οἳ δ᾽ ἀντίοι υἷες Ἀχαιῶν
νύσσοντες ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν
ὦσαν ἀπὸ σφείων· ὁ δὲ χασσάμενος πελεμίχθη.
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Τρώεσσι γεγωνώς·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
παρμένετ᾽· οὔ τοι δηρὸν ἐμὲ σχήσουσιν Ἀχαιοὶ
καὶ μάλα πυργηδὸν σφέας αὐτοὺς ἀρτύναντες,
ἀλλ᾽ ὀΐω χάσσονται ὑπ᾽ ἔγχεος, εἰ ἐτεόν με
ὦρσε θεῶν ὤριστος, ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
Δηΐφοβος δ᾽ ἐν τοῖσι μέγα φρονέων ἐβεβήκει
Πριαμίδης, πρόσθεν δ᾽ ἔχεν ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
κοῦφα ποσὶ προβιβὰς καὶ ὑπασπίδια προποδίζων.
Μηριόνης δ᾽ αὐτοῖο τιτύσκετο δουρὶ φαεινῶι
καὶ βάλεν, οὐδ᾽ ἀφάμαρτε, κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
ταυρείην· τῆς δ᾽ οὔ τι διήλασεν, ἀλλὰ πολὺ πρὶν
ἐν καυλῶι ἐάγη δολιχὸν δόρυ· Δηΐφοβος δὲ
ἀσπίδα ταυρείην σχέθ᾽ ἀπὸ ἕο, δεῖσε δὲ θυμῶι
ἔγχος Μηριόναο δαΐφρονος· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
ἂψ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο, χώσατο δ᾽ αἰνῶς
ἀμφότερον, νίκης τε καὶ ἔγχεος ὁ ξυνέαξε.
βῆ δ᾽ ἰέναι παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
οἰσόμενος δόρυ μακρόν, ὅ οἱ κλισίηφι λέλειπτο.
οἳ δ᾽ ἄλλοι μάρναντο, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει.
Τεῦκρος δὲ πρῶτος Τελαμώνιος ἄνδρα κατέκτα
Ἴμβριον αἰχμητὴν πολυΐππου Μέντορος υἱόν·
ναῖε δὲ Πήδαιον πρὶν ἐλθεῖν υἷας Ἀχαιῶν,
κούρην δὲ Πριάμοιο νόθην ἔχε, Μηδεσικάστην·
αὐτὰρ ἐπεὶ Δαναῶν νέες ἤλυθον ἀμφιέλισσαι,
ἂψ ἐς Ἴλιον ἦλθε, μετέπρεπε δὲ Τρώεσσι,
ναῖε δὲ πὰρ Πριάμωι· ὁ δέ μιν τίεν ἶσα τέκεσσι.
τόν ῥ᾽ υἱὸς Τελαμῶνος ὑπ᾽ οὔατος ἔγχεϊ μακρῶι
νύξ᾽, ἐκ δ᾽ ἔσπασεν ἔγχος· ὁ δ᾽ αὖτ᾽ ἔπεσεν μελίη ὣς
ἥ τ᾽ ὄρεος κορυφῆι ἕκαθεν περιφαινομένοιο
χαλκῶι ταμνομένη τέρενα χθονὶ φύλλα πελάσσηι·
ὣς πέσεν, ἀμφὶ δέ οἱ βράχε τεύχεα ποικίλα χαλκῶι.
Τεῦκρος δ᾽ ὁρμήθη μεμαὼς ἀπὸ τεύχεα δῦσαι·
Ἕκτωρ δ᾽ ὁρμηθέντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος
τυτθόν· ὁ δ᾽ Ἀμφίμαχον Κτεάτου υἷ᾽ Ἀκτορίωνος
νισόμενον πόλεμον δὲ κατὰ στῆθος βάλε δουρί·
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Ἕκτωρ δ᾽ ὁρμήθη κόρυθα κροτάφοις ἀραρυῖαν
κρατὸς ἀφαρπάξαι μεγαλήτορος Ἀμφιμάχοιο·
Αἴας δ᾽ ὁρμηθέντος ὀρέξατο δουρὶ φαεινῶι
Ἕκτορος· ἀλλ᾽ οὔ πηι χροὸς εἴσατο, πᾶς δ᾽ ἄρα χαλκῶι
σμερδαλέωι κεκάλυφθ᾽· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἀσπίδος ὀμφαλὸν οὖτα,
ὦσε δέ μιν σθένεϊ μεγάλωι· ὁ δὲ χάσσατ᾽ ὀπίσσω
νεκρῶν ἀμφοτέρων, τοὺς δ᾽ ἐξείρυσσαν Ἀχαιοί.
Ἀμφίμαχον μὲν ἄρα Στιχίος δῖός τε Μενεσθεὺς
ἀρχοὶ Ἀθηναίων κόμισαν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν·
Ἴμβριον αὖτ᾽ Αἴαντε μεμαότε θούριδος ἀλκῆς
ὥς τε δύ᾽ αἶγα λέοντε κυνῶν ὕπο καρχαροδόντων
ἁρπάξαντε φέρητον ἀνὰ ῥωπήϊα πυκνὰ
ὑψοῦ ὑπὲρ γαίης μετὰ γαμφηλῆισιν ἔχοντε,
ὥς ῥα τὸν ὑψοῦ ἔχοντε δύω Αἴαντε κορυστὰ
τεύχεα συλήτην· κεφαλὴν δ᾽ ἁπαλῆς ἀπὸ δειρῆς
κόψεν Ὀϊλιάδης κεχολωμένος Ἀμφιμάχοιο,
ἧκε δέ μιν σφαιρηδὸν ἑλιξάμενος δι᾽ ὁμίλου·
Ἕκτορι δὲ προπάροιθε ποδῶν πέσεν ἐν κονίηισι.
καὶ τότε δὴ περὶ κῆρι Ποσειδάων ἐχολώθη
υἱωνοῖο πεσόντος ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι,
βῆ δ᾽ ἰέναι παρά τε κλισίας καὶ νῆας Ἀχαιῶν
ὀτρυνέων Δαναούς, Τρώεσσι δὲ κήδεα τεῦχεν.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἄρα οἱ δουρικλυτὸς ἀντεβόλησεν
ἐρχόμενος παρ᾽ ἑταίρου, ὅ οἱ νέον ἐκ πολέμοιο
ἦλθε κατ᾽ ἰγνύην βεβλημένος ὀξέϊ χαλκῶι.
τὸν μὲν ἑταῖροι ἔνεικαν, ὁ δ᾽ ἰητροῖς ἐπιτείλας
ἤϊεν ἐς κλισίην· ἔτι γὰρ πολέμοιο μενοίνα
ἀντιάαν· τὸν δὲ προσέφη κρείων ἐνοσίχθων
εἰσάμενος φθογγὴν Ἀνδραίμονος υἷϊ Θόαντι
ὃς πάσηι Πλευρῶνι καὶ αἰπεινῆι Καλυδῶνι
Αἰτωλοῖσιν ἄνασσε, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι·
Ἰδομενεῦ Κρητῶν βουληφόρε ποῦ τοι ἀπειλαὶ
οἴχονται, τὰς Τρωσὶν ἀπείλεον υἷες Ἀχαιῶν;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
ὦ Θόαν οὔ τις ἀνὴρ νῦν γ᾽ αἴτιος, ὅσσον ἔγωγε
γιγνώσκω· πάντες γὰρ ἐπιστάμεθα πτολεμίζειν.
οὔτέ τινα δέος ἴσχει ἀκήριον οὔτέ τις ὄκνωι
εἴκων ἀνδύεται πόλεμον κακόν· ἀλλά που οὕτω
μέλλει δὴ φίλον εἶναι ὑπερμενέϊ Κρονίωνι
νωνύμνους ἀπολέσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἐνθάδ᾽ Ἀχαιούς.
ἀλλὰ Θόαν, καὶ γὰρ τὸ πάρος μενεδήϊος ἦσθα,
ὀτρύνεις δὲ καὶ ἄλλον ὅθι μεθιέντα ἴδηαι·
τὼ νῦν μήτ᾽ ἀπόληγε κέλευέ τε φωτὶ ἑκάστωι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ἰδομενεῦ μὴ κεῖνος ἀνὴρ ἔτι νοστήσειεν
ἐκ Τροίης, ἀλλ᾽ αὖθι κυνῶν μέλπηθρα γένοιτο,
ὅς τις ἐπ᾽ ἤματι τῶιδε ἑκὼν μεθίηισι μάχεσθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε τεύχεα δεῦρο λαβὼν ἴθι· ταῦτα δ᾽ ἅμα χρὴ
σπεύδειν, αἴ κ᾽ ὄφελός τι γενώμεθα καὶ δύ᾽ ἐόντε.
συμφερτὴ δ᾽ ἀρετὴ πέλει ἀνδρῶν καὶ μάλα λυγρῶν,
νῶϊ δὲ καί κ᾽ ἀγαθοῖσιν ἐπισταίμεσθα μάχεσθαι.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἔβη θεὸς ἂμ πόνον ἀνδρῶν·
Ἰδομενεὺς δ᾽ ὅτε δὴ κλισίην εὔτυκτον ἵκανε
δύσετο τεύχεα καλὰ περὶ χροΐ, γέντο δὲ δοῦρε,
βῆ δ᾽ ἴμεν ἀστεροπῆι ἐναλίγκιος, ἥν τε Κρονίων
χειρὶ λαβὼν ἐτίναξεν ἀπ᾽ αἰγλήεντος Ὀλύμπου
δεικνὺς σῆμα βροτοῖσιν· ἀρίζηλοι δέ οἱ αὐγαί·
ὣς τοῦ χαλκὸς ἔλαμπε περὶ στήθεσσι θέοντος.
Μηριόνης δ᾽ ἄρα οἱ θεράπων ἐῢς ἀντεβόλησεν
ἐγγὺς ἔτι κλισίης· μετὰ γὰρ δόρυ χάλκεον ἤιει
οἰσόμενος· τὸν δὲ προσέφη σθένος Ἰδομενῆος·
Μηριόνη Μόλου υἱὲ πόδας ταχὺ φίλταθ᾽ ἑταίρων
τίπτ᾽ ἦλθες πόλεμόν τε λιπὼν καὶ δηϊοτῆτα;
ἠέ τι βέβληαι, βέλεος δέ σε τείρει ἀκωκή,
ἦέ τευ ἀγγελίης μετ᾽ ἔμ᾽ ἤλυθες; οὐδέ τοι αὐτὸς
ἧσθαι ἐνὶ κλισίηισι λιλαίομαι, ἀλλὰ μάχεσθαι.
τὸν δ᾽ αὖ Μηριόνης πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
Ἰδομενεῦ, Κρητῶν βουληφόρε χαλκοχιτώνων,
ἔρχομαι εἴ τί τοι ἔγχος ἐνὶ κλισίηισι λέλειπται
οἰσόμενος· τό νυ γὰρ κατεάξαμεν ὁ πρὶν ἔχεσκον
ἀσπίδα Δηϊφόβοιο βαλὼν ὑπερηνορέοντος.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
δούρατα δ᾽ αἴ κ᾽ ἐθέληισθα καὶ ἓν καὶ εἴκοσι δήεις
ἑσταότ᾽ ἐν κλισίηι πρὸς ἐνώπια παμφανόωντα
Τρώϊα, τὰ κταμένων ἀποαίνυμαι· οὐ γὰρ ὀΐω
ἀνδρῶν δυσμενέων ἑκὰς ἱστάμενος πολεμίζειν.
τώ μοι δούρατά τ᾽ ἔστι καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
καὶ κόρυθες καὶ θώρηκες λαμπρὸν γανόωντες.
τὸν δ᾽ αὖ Μηριόνης πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
καί τοι ἐμοὶ παρά τε κλισίηι καὶ νηῒ μελαίνηι
πόλλ᾽ ἔναρα Τρώων· ἀλλ᾽ οὐ σχεδόν ἐστιν ἑλέσθαι.
οὐδὲ γὰρ οὐδ᾽ ἐμέ φημι λελασμένον ἔμμεναι ἀλκῆς,
ἀλλὰ μετὰ πρώτοισι μάχην ἀνὰ κυδιάνειραν
ἵσταμαι, ὁππότε νεῖκος ὀρώρηται πολέμοιο.
ἄλλόν πού τινα μᾶλλον Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
λήθω μαρνάμενος, σὲ δὲ ἴδμεναι αὐτὸν ὀΐω.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
οἶδ᾽ ἀρετὴν οἷός ἐσσι· τί σε χρὴ ταῦτα λέγεσθαι;
εἰ γὰρ νῦν παρὰ νηυσὶ λεγοίμεθα πάντες ἄριστοι
ἐς λόχον, ἔνθα μάλιστ᾽ ἀρετὴ διαείδεται ἀνδρῶν,
ἔνθ᾽ ὅ τε δειλὸς ἀνὴρ ὅς τ᾽ ἄλκιμος ἐξεφαάνθη·
τοῦ μὲν γάρ τε κακοῦ τρέπεται χρὼς ἄλλυδις ἄλληι,
οὐδέ οἱ ἀτρέμας ἧσθαι ἐρητύετ᾽ ἐν φρεσὶ θυμός,
ἀλλὰ μετοκλάζει καὶ ἐπ᾽ ἀμφοτέρους πόδας ἵζει,
ἐν δέ τέ οἱ κραδίη μεγάλα στέρνοισι πατάσσει
κῆρας ὀϊομένωι, πάταγος δέ τε γίγνετ᾽ ὀδόντων·
τοῦ δ᾽ ἀγαθοῦ οὔτ᾽ ἂρ τρέπεται χρὼς οὔτέ τι λίην
ταρβεῖ, ἐπειδὰν πρῶτον ἐσίζηται λόχον ἀνδρῶν,
ἀρᾶται δὲ τάχιστα μιγήμεναι ἐν δαῒ λυγρῆι·
οὐδέ κεν ἔνθα τεόν γε μένος καὶ χεῖρας ὄνοιτο.
εἴ περ γάρ κε βλεῖο πονεύμενος ἠὲ τυπείης
οὐκ ἂν ἐν αὐχέν᾽ ὄπισθε πέσοι βέλος οὐδ᾽ ἐνὶ νώτωι,
ἀλλά κεν ἢ στέρνων ἢ νηδύος ἀντιάσειε
πρόσσω ἱεμένοιο μετὰ προμάχων ὀαριστύν.
ἀλλ᾽ ἄγε μηκέτι ταῦτα λεγώμεθα νηπύτιοι ὣς
ἑσταότες, μή πού τις ὑπερφιάλως νεμεσήσηι·
ἀλλὰ σύ γε κλισίην δὲ κιὼν ἕλευ ὄβριμον ἔγχος.
ὣς φάτο, Μηριόνης δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
καρπαλίμως κλισίηθεν ἀνείλετο χάλκεον ἔγχος,
βῆ δὲ μετ᾽ Ἰδομενῆα μέγα πτολέμοιο μεμηλώς.
οἷος δὲ βροτολοιγὸς Ἄρης πόλεμον δὲ μέτεισι,
τῶι δὲ Φόβος φίλος υἱὸς ἅμα κρατερὸς καὶ ἀταρβὴς
ἕσπετο, ὅς τ᾽ ἐφόβησε ταλάφρονά περ πολεμιστήν·
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἐκ Θρήικης Ἐφύρους μέτα θωρήσσεσθον,
ἠὲ μετὰ Φλεγύας μεγαλήτορας· οὐδ᾽ ἄρα τώ γε
ἔκλυον ἀμφοτέρων, ἑτέροισι δὲ κῦδος ἔδωκαν·
τοῖοι Μηριόνης τε καὶ Ἰδομενεὺς ἀγοὶ ἀνδρῶν
ἤϊσαν ἐς πόλεμον κεκορυθμένοι αἴθοπι χαλκῶι.
τὸν καὶ Μηριόνης πρότερος πρὸς μῦθον ἔειπε·
Δευκαλίδη πῆι τὰρ μέμονας καταδῦναι ὅμιλον;
ἢ ἐπὶ δεξιόφιν παντὸς στρατοῦ, ἦ ἀνὰ μέσσους,
ἦ ἐπ᾽ ἀριστερόφιν; ἐπεὶ οὔ ποθι ἔλπομαι οὕτω
δεύεσθαι πολέμοιο κάρη κομόωντας Ἀχαιούς.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
νηυσὶ μὲν ἐν μέσσηισιν ἀμύνειν εἰσὶ καὶ ἄλλοι
Αἴαντές τε δύω Τεῦκρός θ᾽, ὃς ἄριστος Ἀχαιῶν
τοξοσύνηι, ἀγαθὸς δὲ καὶ ἐν σταδίηι ὑσμίνηι·
οἵ μιν ἅδην ἐλόωσι καὶ ἐσσύμενον πολέμοιο
Ἕκτορα Πριαμίδην, καὶ εἰ μάλα καρτερός ἐστιν.
αἰπύ οἱ ἐσσεῖται μάλα περ μεμαῶτι μάχεσθαι
κείνων νικήσαντι μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους
νῆας ἐνιπρῆσαι, ὅτε μὴ αὐτός γε Κρονίων
ἐμβάλοι αἰθόμενον δαλὸν νήεσσι θοῆισιν.
ἀνδρὶ δέ κ᾽ οὐκ εἴξειε μέγας Τελαμώνιος Αἴας,
ὃς θνητός τ᾽ εἴη καὶ ἔδοι Δημήτερος ἀκτὴν
χαλκῶι τε ῥηκτὸς μεγάλοισί τε χερμαδίοισιν.
οὐδ᾽ ἂν Ἀχιλλῆϊ ῥηξήνορι χωρήσειεν
ἔν γ᾽ αὐτοσταδίηι· ποσὶ δ᾽ οὔ πως ἔστιν ἐρίζειν.
νῶϊν δ᾽ ὧδ᾽ ἐπ᾽ ἀριστέρ᾽ ἔχε στρατοῦ, ὄφρα τάχιστα
εἴδομεν ἠέ τωι εὖχος ὀρέξομεν, ἦέ τις ἡμῖν.
ὣς φάτο, Μηριόνης δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
ἦρχ᾽ ἴμεν, ὄφρ᾽ ἀφίκοντο κατὰ στρατὸν ἧι μιν ἀνώγει,
οἳ δ᾽ ὡς Ἰδομενῆα ἴδον φλογὶ εἴκελον ἀλκὴν
αὐτὸν καὶ θεράποντα σὺν ἔντεσι δαιδαλέοισι,
κεκλόμενοι καθ᾽ ὅμιλον ἐπ᾽ αὐτῶι πάντες ἔβησαν·
τῶν δ᾽ ὁμὸν ἵστατο νεῖκος ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσιν.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ λιγέων ἀνέμων σπέρχωσιν ἄελλαι
ἤματι τῶι ὅτε τε πλείστη κόνις ἀμφὶ κελεύθους,
οἵ τ᾽ ἄμυδις κονίης μεγάλην ἱστᾶσιν ὀμίχλην,
ὣς ἄρα τῶν ὁμόσ᾽ ἦλθε μάχη, μέμασαν δ᾽ ἐνὶ θυμῶι
ἀλλήλους καθ᾽ ὅμιλον ἐναιρέμεν ὀξέϊ χαλκῶι.
ἔφριξεν δὲ μάχη φθισίμβροτος ἐγχείηισι
μακρῆις, ἃς εἶχον ταμεσίχροας· ὄσσε δ᾽ ἄμερδεν
αὐγὴ χαλκείη κορύθων ἄπο λαμπομενάων
θωρήκων τε νεοσμήκτων σακέων τε φαεινῶν
ἐρχομένων ἄμυδις· μάλα κεν θρασυκάρδιος εἴη
ὃς τότε γηθήσειεν ἰδὼν πόνον οὐδ᾽ ἀκάχοιτο.
τὼ δ᾽ ἀμφὶς φρονέοντε δύω Κρόνου υἷε κραταιὼ
ἀνδράσιν ἡρώεσσιν ἐτεύχετον ἄλγεα λυγρά.
Ζεὺς μέν ῥα Τρώεσσι καὶ Ἕκτορι βούλετο νίκην
κυδαίνων Ἀχιλῆα πόδας ταχύν· οὐδέ τι πάμπαν
ἤθελε λαὸν ὀλέσθαι Ἀχαιϊκὸν Ἰλιόθι πρό,
ἀλλὰ Θέτιν κύδαινε καὶ υἱέα καρτερόθυμον.
Ἀργείους δὲ Ποσειδάων ὀρόθυνε μετελθὼν
λάθρηι ὑπεξαναδὺς πολιῆς ἁλός· ἤχθετο γάρ ῥα
Τρωσὶν δαμναμένους, Διὶ δὲ κρατερῶς ἐνεμέσσα.
ἦ μὰν ἀμφοτέροισιν ὁμὸν γένος ἠδ᾽ ἴα πάτρη,
ἀλλὰ Ζεὺς πρότερος γεγόνει καὶ πλείονα ἤιδη.
τώ ῥα καὶ ἀμφαδίην μὲν ἀλεξέμεναι ἀλέεινε,
λάθρηι δ᾽ αἰὲν ἔγειρε κατὰ στρατὸν ἀνδρὶ ἐοικώς.
τοὶ δ᾽ ἔριδος κρατερῆς καὶ ὁμοιΐου πτολέμοιο
πεῖραρ ἐπαλλάξαντες ἐπ᾽ ἀμφοτέροισι τάνυσσαν
ἄρρηκτόν τ᾽ ἄλυτόν τε, τὸ πολλῶν γούνατ᾽ ἔλυσεν.
ἔνθα μεσαιπόλιός περ ἐὼν Δαναοῖσι κελεύσας
Ἰδομενεὺς Τρώεσσι μετάλμενος ἐν φόβον ὦρσε.
πέφνε γὰρ Ὀθρυονῆα Καβησόθεν ἔνδον ἐόντα,
ὅς ῥα νέον πολέμοιο μετὰ κλέος εἰληλούθει,
ἤιτεε δὲ Πριάμοιο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην
Κασσάνδρην ἀνάεδνον, ὑπέσχετο δὲ μέγα ἔργον,
ἐκ Τροίης ἀέκοντας ἀπωσέμεν υἷας Ἀχαιῶν.
τῶι δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος ὑπό τ᾽ ἔσχετο καὶ κατένευσε
δωσέμεναι· ὁ δὲ μάρναθ᾽ ὑποσχεσίηισι πιθήσας.
Ἰδομενεὺς δ᾽ αὐτοῖο τιτύσκετο δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλεν ὕψι βιβάντα τυχών· οὐδ᾽ ἤρκεσε θώρηξ
χάλκεος, ὃν φορέεσκε, μέσηι δ᾽ ἐν γαστέρι πῆξε.
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἐπεύξατο φώνησέν τε·
Ὀθρυονεῦ περὶ δή σε βροτῶν αἰνίζομ᾽ ἁπάντων
εἰ ἐτεὸν δὴ πάντα τελευτήσεις ὅσ᾽ ὑπέστης
Δαρδανίδηι Πριάμωι· ὁ δ᾽ ὑπέσχετο θυγατέρα ἥν.
καί κέ τοι ἡμεῖς ταῦτά γ᾽ ὑποσχόμενοι τελέσαιμεν,
δοῖμεν δ᾽ Ἀτρεΐδαο θυγατρῶν εἶδος ἀρίστην
Ἄργεος ἐξαγαγόντες ὀπυιέμεν, εἴ κε σὺν ἄμμιν
Ἰλίου ἐκπέρσηις εὖ ναιόμενον πτολίεθρον.
ἀλλ᾽ ἕπε᾽, ὄφρ᾽ ἐπὶ νηυσὶ συνώμεθα ποντοπόροισιν
ἀμφὶ γάμωι, ἐπεὶ οὔ τοι ἐεδνωταὶ κακοί εἰμεν.
ὣς εἰπὼν ποδὸς ἕλκε κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην
ἥρως Ἰδομενεύς· τῶι δ᾽ Ἄσιος ἦλθ᾽ ἐπαμύντωρ
πεζὸς πρόσθ᾽ ἵππων· τὼ δὲ πνείοντε κατ᾽ ὤμων
αἰὲν ἔχ᾽ ἡνίοχος θεράπων· ὁ δὲ ἵετο θυμῶι
Ἰδομενῆα βαλεῖν· ὁ δέ μιν φθάμενος βάλε δουρὶ
λαιμὸν ὑπ᾽ ἀνθερεῶνα, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσεν.
ἤριπε δ᾽ ὡς ὅτε τις δρῦς ἤριπεν ἢ ἀχερωῒς
ἠὲ πίτυς βλωθρή, τήν τ᾽ οὔρεσι τέκτονες ἄνδρες
ἐξέταμον πελέκεσσι νεήκεσι νήϊον εἶναι·
ὣς ὁ πρόσθ᾽ ἵππων καὶ δίφρου κεῖτο τανυσθεὶς
βεβρυχὼς κόνιος δεδραγμένος αἱματοέσσης.
ἐκ δέ οἱ ἡνίοχος πλήγη φρένας ἃς πάρος εἶχεν,
οὐδ᾽ ὅ γ᾽ ἐτόλμησεν δηΐων ὑπὸ χεῖρας ἀλύξας
ἂψ ἵππους στρέψαι, τὸν δ᾽ Ἀντίλοχος μενεχάρμης
δουρὶ μέσον περόνησε τυχών· οὐδ᾽ ἤρκεσε θώρηξ
χάλκεος ὃν φορέεσκε, μέσηι δ᾽ ἐν γαστέρι πῆξεν.
αὐτὰρ ὁ ἀσθμαίνων εὐεργέος ἔκπεσε δίφρου,
ἵππους δ᾽ Ἀντίλοχος μεγαθύμου Νέστορος υἱὸς
ἐξέλασε Τρώων μετ᾽ ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς.
Δηΐφοβος δὲ μάλα σχεδὸν ἤλυθεν Ἰδομενῆος
Ἀσίου ἀχνύμενος, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος
Ἰδομενεύς· κρύφθη γὰρ ὑπ᾽ ἀσπίδι πάντοσ᾽ ἐΐσηι,
τὴν ἄρ᾽ ὅ γε ῥινοῖσι βοῶν καὶ νώροπι χαλκῶι
δινωτὴν φορέεσκε, δύω κανόνεσσ᾽ ἀραρυῖαν·
τῆι ὕπο πᾶς ἐάλη, τὸ δ᾽ ὑπέρπτατο χάλκεον ἔγχος,
καρφαλέον δέ οἱ ἀσπὶς ἐπιθρέξαντος ἄϋσεν
ἔγχεος· οὐδ᾽ ἅλιόν ῥα βαρείης χειρὸς ἀφῆκεν,
ἀλλ᾽ ἔβαλ᾽ Ἱππασίδην Ὑψήνορα ποιμένα λαῶν
ἧπαρ ὑπὸ πραπίδων, εἶθαρ δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσε.
Δηΐφοβος δ᾽ ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας·
οὐ μὰν αὖτ᾽ ἄτιτος κεῖτ᾽ Ἄσιος, ἀλλά ἕ φημι
εἰς Ἄϊδός περ ἰόντα πυλάρταο κρατεροῖο
γηθήσειν κατὰ θυμόν, ἐπεί ῥά οἱ ὤπασα πομπόν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργείοισι δ᾽ ἄχος γένετ᾽ εὐξαμένοιο,
Ἀντιλόχωι δὲ μάλιστα δαΐφρονι θυμὸν ὄρινεν·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ἀχνύμενός περ ἑοῦ ἀμέλησεν ἑταίρου,
ἀλλὰ θέων περίβη καί οἱ σάκος ἀμφεκάλυψε.
τὸν μὲν ἔπειθ᾽ ὑποδύντε δύω ἐρίηρες ἑταῖροι
Μηκιστεὺς Ἐχίοιο πάϊς καὶ δῖος Ἀλάστωρ,
νῆας ἔπι γλαφυρὰς φερέτην βαρέα στενάχοντα.
Ἰδομενεὺς δ᾽ οὐ λῆγε μένος μέγα, ἵετο δ᾽ αἰεὶ
ἠέ τινα Τρώων ἐρεβεννῆι νυκτὶ καλύψαι
ἢ αὐτὸς δουπῆσαι ἀμύνων λοιγὸν Ἀχαιοῖς.
ἔνθ᾽ Αἰσυήταο διοτρεφέος φίλον υἱὸν
ἥρω᾽ Ἀλκάθοον, γαμβρὸς δ᾽ ἦν Ἀγχίσαο,
πρεσβυτάτην δ᾽ ὤπυιε θυγατρῶν Ἱπποδάμειαν
τὴν περὶ κῆρι φίλησε πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
ἐν μεγάρωι· πᾶσαν γὰρ ὁμηλικίην ἐκέκαστο
κάλλεϊ καὶ ἔργοισιν ἰδὲ φρεσί· τοὔνεκα καί μιν
γῆμεν ἀνὴρ ὤριστος ἐνὶ Τροίηι εὐρείηι·
τὸν τόθ᾽ ὑπ᾽ Ἰδομενῆϊ Ποσειδάων ἐδάμασσε
θέλξας ὄσσε φαεινά, πέδησε δὲ φαίδιμα γυῖα·
οὔτε γὰρ ἐξοπίσω φυγέειν δύνατ᾽ οὔτ᾽ ἀλέασθαι,
ἀλλ᾽ ὥς τε στήλην ἢ δένδρεον ὑψιπέτηλον
ἀτρέμας ἑσταότα στῆθος μέσον οὔτασε δουρὶ
ἥρως Ἰδομενεύς, ῥῆξεν δέ οἱ ἀμφὶ χιτῶνα
χάλκεον, ὅς οἱ πρόσθεν ἀπὸ χροὸς ἤρκει ὄλεθρον·
δὴ τότε γ᾽ αὖον ἄϋσεν ἐρεικόμενος περὶ δουρί.
δούπησεν δὲ πεσών, δόρυ δ᾽ ἐν κραδίηι ἐπεπήγει,
ἥ ῥά οἱ ἀσπαίρουσα καὶ οὐρίαχον πελέμιζεν
ἔγχεος· ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀφίει μένος ὄβριμος Ἄρης·
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας
Δηΐφοβ᾽ ἦ ἄρα δή τι ἐΐσκομεν ἄξιον εἶναι
τρεῖς ἑνὸς ἀντὶ πεφάσθαι; ἐπεὶ σύ περ εὔχεαι οὕτω.
δαιμόνι᾽ ἀλλὰ καὶ αὐτὸς ἐναντίον ἵστασ᾽ ἐμεῖο,
ὄφρα ἴδηι οἷος Ζηνὸς γόνος ἐνθάδ᾽ ἱκάνω,
ὃς πρῶτον Μίνωα τέκε Κρήτηι ἐπίουρον·
Μίνως δ᾽ αὖ τέκεθ᾽ υἱὸν ἀμύμονα Δευκαλίωνα,
Δευκαλίων δ᾽ ἐμὲ τίκτε πολέσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἄνακτα
Κρήτηι ἐν εὐρείηι· νῦν δ᾽ ἐνθάδε νῆες ἔνεικαν
σοί τε κακὸν καὶ πατρὶ καὶ ἄλλοισι Τρώεσσιν.
ὣς φάτο, Δηΐφοβος δὲ διάνδιχα μερμήριξεν
ἤ τινά που Τρώων ἑταρίσσαιτο μεγαθύμων
ἂψ ἀναχωρήσας, ἦ πειρήσαιτο καὶ οἶος.
ὧδε δέ οἱ φρονέοντι δοάσσατο κέρδιον εἶναι
βῆναι ἐπ᾽ Αἰνείαν· τὸν δ᾽ ὕστατον εὗρεν ὁμίλου
ἑσταότ᾽· αἰεὶ γὰρ Πριάμωι ἐπεμήνιε δίωι
οὕνεκ᾽ ἄρ᾽ ἐσθλὸν ἐόντα μετ᾽ ἀνδράσιν οὔ τι τίεσκεν.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἰνεία Τρώων βουληφόρε νῦν σε μάλα χρὴ
γαμβρῶι ἀμυνέμεναι, εἴ πέρ τί σε κῆδος ἱκάνει.
ἀλλ᾽ ἕπευ Ἀλκαθόωι ἐπαμύνομεν, ὅς σε πάρος γε
γαμβρὸς ἐὼν ἔθρεψε δόμοις ἔνι τυτθὸν ἐόντα·
τὸν δέ τοι Ἰδομενεὺς δουρικλυτὸς ἐξενάριξεν.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ὄρινε,
βῆ δὲ μετ᾽ Ἰδομενῆα μέγα πτολέμοιο μεμηλώς.
ἀλλ᾽ οὐκ Ἰδομενῆα φόβος λάβε τηλύγετον ὥς,
ἀλλ᾽ ἔμεν᾽ ὡς ὅτε τις σῦς οὔρεσιν ἀλκὶ πεποιθώς,
ὅς τε μένει κολοσυρτὸν ἐπερχόμενον πολὺν ἀνδρῶν
χώρωι ἐν οἰοπόλωι, φρίσσει δέ τε νῶτον ὕπερθεν·
ὀφθαλμὼ δ᾽ ἄρα οἱ πυρὶ λάμπετον· αὐτὰρ ὀδόντας
θήγει, ἀλέξασθαι μεμαὼς κύνας ἠδὲ καὶ ἄνδρας·
ὣς μένεν Ἰδομενεὺς δουρικλυτός, οὐδ᾽ ὑπεχώρει,
Αἰνείαν ἐπιόντα βοηθόον· αὖε δ᾽ ἑταίρους
Ἀσκάλαφόν τ᾽ ἐσορῶν Ἀφαρῆά τε Δηΐπυρόν τε
Μηριόνην τε καὶ Ἀντίλοχον μήστωρας ἀϋτῆς·
τοὺς ὅ γ᾽ ἐποτρύνων ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
δεῦτε φίλοι, καί μ᾽ οἴωι ἀμύνετε· δείδια δ᾽ αἰνῶς
Αἰνείαν ἐπιόντα πόδας ταχύν, ὅς μοι ἔπεισιν,
ὃς μάλα καρτερός ἐστι μάχηι ἔνι φῶτας ἐναίρειν·
καὶ δ᾽ ἔχει ἥβης ἄνθος, ὅ τε κράτος ἐστὶ μέγιστον.
εἰ γὰρ ὁμηλικίη γε γενοίμεθα τῶιδ᾽ ἐπὶ θυμῶι
αἶψά κεν ἠὲ φέροιτο μέγα κράτος, ἠὲ φεροίμην.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἕνα φρεσὶ θυμὸν ἔχοντες
πλησίοι ἔστησαν, σάκε᾽ ὤμοισι κλίναντες.
Αἰνείας δ᾽ ἑτέρωθεν ἐκέκλετο οἷς ἑτάροισι
Δηΐφοβόν τε Πάριν τ᾽ ἐσορῶν καὶ Ἀγήνορα δῖον,
οἵ οἱ ἅμ᾽ ἡγεμόνες Τρώων ἔσαν· αὐτὰρ ἔπειτα
λαοὶ ἕπονθ᾽, ὡς εἴ τε μετὰ κτίλον ἕσπετο μῆλα
πιόμεν᾽ ἐκ βοτάνης· γάνυται δ᾽ ἄρα τε φρένα ποιμήν·
ὣς Αἰνείαι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι γεγήθει
ὡς ἴδε λαῶν ἔθνος ἐπισπόμενον ἑοῖ αὐτῶι.
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀλκαθόωι αὐτοσχεδὸν ὁρμήθησαν
μακροῖσι ξυστοῖσι· περὶ στήθεσσι δὲ χαλκὸς
σμερδαλέον κονάβιζε τιτυσκομένων καθ᾽ ὅμιλον
ἀλλήλων· δύο δ᾽ ἄνδρες ἀρήϊοι ἔξοχον ἄλλων
Αἰνείας τε καὶ Ἰδομενεὺς ἀτάλαντοι Ἄρηϊ
ἵεντ᾽ ἀλλήλων ταμέειν χρόα νηλέϊ χαλκῶι.
Αἰνείας δὲ πρῶτος ἀκόντισεν Ἰδομενῆος·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος,
αἰχμὴ δ᾽ Αἰνείαο κραδαινομένη κατὰ γαίης
ὤιχετ᾽, ἐπεί ῥ᾽ ἅλιον στιβαρῆς ἀπὸ χειρὸς ὄρουσεν.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἄρα Οἰνόμαον βάλε γαστέρα μέσσην,
ῥῆξε δὲ θώρηκος γύαλον, διὰ δ᾽ ἔντερα χαλκὸς
ἤφυσ᾽· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
Ἰδομενεὺς δ᾽ ἐκ μὲν νέκυος δολιχόσκιον ἔγχος
ἐσπάσατ᾽, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἄλλα δυνήσατο τεύχεα καλὰ
ὤμοιιν ἀφελέσθαι· ἐπείγετο γὰρ βελέεσσιν.
οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἔμπεδα γυῖα ποδῶν ἦν ὁρμηθέντι,
οὔτ᾽ ἄρ᾽ ἐπαΐξαι μεθ᾽ ἑὸν· βέλος οὔτ᾽ ἀλέασθαι.
τώ ῥα καὶ ἐν σταδίηι μὲν ἀμύνετο νηλεὲς ἦμαρ,
τρέσσαι δ᾽ οὐκ ἔτι ῥίμφα πόδες φέρον ἐκ πολέμοιο.
τοῦ δὲ βάδην ἀπιόντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
Δηΐφοβος· δὴ γάρ οἱ ἔχεν κότον ἐμμενὲς αἰεί.
ἀλλ᾽ ὅ γε καὶ τόθ᾽ ἅμαρτεν, ὁ δ᾽ Ἀσκάλαφον βάλε δουρὶ
υἱὸν Ἐνυαλίοιο· δι᾽ ὤμου δ᾽ ὄβριμον ἔγχος
ἔσχεν· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
οὐδ᾽ ἄρα πώ τι πέπυστο βριήπυος ὄβριμος Ἄρης
υἷος ἑοῖο πεσόντος ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἄκρωι Ὀλύμπωι ὑπὸ χρυσέοισι νέφεσσιν
ἧστο Διὸς βουλῆισιν ἐελμένος, ἔνθά περ ἄλλοι
ἀθάνατοι θεοὶ ἦσαν ἐεργόμενοι πολέμοιο.
.οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀσκαλάφωι αὐτοσχεδὸν ὁρμήθησαν·
Δηΐφοβος μὲν ἀπ᾽ Ἀσκαλάφου πήληκα φαεινὴν
ἥρπασε, Μηριόνης δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
δουρὶ βραχίονα τύψεν ἐπάλμενος, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρὸς
αὐλῶπις τρυφάλεια χαμαὶ βόμβησε πεσοῦσα.
Μηριόνης δ᾽ ἐξ αὖτις ἐπάλμενος αἰγυπιὸς ὣς
ἐξέρυσε πρυμνοῖο βραχίονος ὄβριμον ἔγχος,
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο. τὸν δὲ Πολίτης
αὐτοκασίγνητος περὶ μέσσωι χεῖρε τιτήνας
ἐξῆγεν πολέμοιο δυσηχέος, ὄφρ᾽ ἵκεθ᾽ ἵππους
ὠκέας, οἵ οἱ ὄπισθε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἕστασαν ἡνίοχόν τε καὶ ἅρματα ποικίλ᾽ ἔχοντες·
οἳ τόν γε προτὶ ἄστυ φέρον βαρέα στενάχοντα
τειρόμενον· κατὰ δ᾽ αἷμα νεουτάτου ἔρρεε χειρός.
οἳ δ᾽ ἄλλοι μάρναντο, βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει.
ἔνθ᾽ Αἰνέας Ἀφαρῆα Καλητορίδην ἐπορούσας
λαιμὸν τύψ᾽ ἐπὶ οἷ τετραμμένον ὀξέϊ δουρί·
ἐκλίνθη δ᾽ ἑτέρωσε κάρη, ἐπὶ δ᾽ ἀσπὶς ἑάφθη
καὶ κόρυς, ἀμφὶ δέ οἱ θάνατος χύτο θυμοραϊστής.
Ἀντίλοχος δὲ Θόωνα μεταστρεφθέντα δοκεύσας
οὔτασ᾽ ἐπαΐξας, ἀπὸ δὲ φλέβα πᾶσαν ἔκερσεν,
ἥ τ᾽ ἀνὰ νῶτα θέουσα διαμπερὲς αὐχέν᾽ ἱκάνει·
τὴν ἀπὸ πᾶσαν ἔκερσεν· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι
κάππεσεν, ἄμφω χεῖρε φίλοις ἑτάροισι πετάσσας.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἐπόρουσε, καὶ αἴνυτο τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων
παπταίνων· Τρῶες δὲ περισταδὸν ἄλλοθεν ἄλλος
οὔταζον σάκος εὐρὺ παναίολον, οὐδὲ δύναντο
εἴσω ἐπιγράψαι τέρενα χρόα νηλέϊ χαλκῶι
Ἀντιλόχου· πέρι γάρ ῥα Ποσειδάων ἐνοσίχθων
Νέστορος υἱὸν ἔρυτο καὶ ἐν πολλοῖσι βέλεσσιν.
οὐ μὲν γάρ ποτ᾽ ἄνευ δηΐων ἦν, ἀλλὰ κατ᾽ αὐτοὺς
στρωφᾶτ᾽· οὐδέ οἱ ἔγχος ἔχ᾽ ἀτρέμας, ἀλλὰ μάλ᾽ αἰεὶ
σειόμενον ἐλέλικτο· τιτύσκετο δὲ φρεσὶν ἧισιν
ἤ τευ ἀκοντίσσαι, ἠὲ σχεδὸν ὁρμηθῆναι.
ἀλλ᾽ οὐ λῆθ᾽ Ἀδάμαντα τιτυσκόμενος καθ᾽ ὅμιλον
Ἀσιάδην, ὅ οἱ οὖτα μέσον σάκος ὀξέϊ χαλκῶι
ἐγγύθεν ὁρμηθείς· ἀμενήνωσεν δέ οἱ αἰχμὴν
κυανοχαῖτα Ποσειδάων βιότοιο μεγήρας.
καὶ τὸ μὲν αὐτοῦ μεῖν᾽ ὥς τε σκῶλος πυρίκαυστος
ἐν σάκει Ἀντιλόχοιο, τὸ δ᾽ ἥμισυ κεῖτ᾽ ἐπὶ γαίης·
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων·
Μηριόνης δ᾽ ἀπιόντα μετασπόμενος βάλε δουρὶ
αἰδοίων τε μεσηγὺ καὶ ὀμφαλοῦ, ἔνθα μάλιστα
γίγνετ᾽ Ἄρης ἀλεγεινὸς ὀϊζυροῖσι βροτοῖσιν.
ἔνθά οἱ ἔγχος ἔπηξεν· ὁ δ᾽ ἑσπόμενος περὶ δουρὶ
ἤσπαιρ᾽ ὡς ὅτε βοῦς τόν τ᾽ οὔρεσι βουκόλοι ἄνδρες
ἰλλάσιν οὐκ ἐθέλοντα βίηι δήσαντες ἄγουσιν·
ὣς ὁ τυπεὶς ἤσπαιρε μίνυνθά περ, οὔ τι μάλα δήν,
ὄφρά οἱ ἐκ χροὸς ἔγχος ἀνεσπάσατ᾽ ἐγγύθεν ἐλθὼν
ἥρως Μηριόνης· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
Δηΐπυρον δ᾽ Ἕλενος ξίφεϊ σχεδὸν ἤλασε κόρσην
Θρηϊκίωι μεγάλωι, ἀπὸ δὲ τρυφάλειαν ἄραξεν.
ἣ μὲν ἀποπλαγχθεῖσα χαμαὶ πέσε, καί τις Ἀχαιῶν
μαρναμένων μετὰ ποσσὶ κυλινδομένην ἐκόμισσε·
τὸν δὲ κατ᾽ ὀφθαλμῶν ἐρεβεννὴ νὺξ ἐκάλυψεν.
Ἀτρεΐδην δ᾽ ἄχος εἷλε βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον·
βῆ δ᾽ ἐπαπειλήσας Ἑλένωι ἥρωϊ ἄνακτι
ὀξὺ δόρυ κραδάων· ὁ δὲ τόξου πῆχυν ἄνελκε.
τὼ δ᾽ ἄρ᾽ ὁμαρτήδην ὁ μὲν ἔγχεϊ ὀξυόεντι
ἵετ᾽ ἀκοντίσσαι, ὁ δ᾽ ἀπὸ νευρῆφιν ὀϊστῶι.
Πριαμίδης μὲν ἔπειτα κατὰ στῆθος βάλεν ἰῶι
θώρηκος γύαλον, ἀπὸ δ᾽ ἔπτατο πικρὸς ὀϊστός.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀπὸ πλατέος πτυόφιν μεγάλην κατ᾽ ἀλωὴν
θρώισκωσιν κύαμοι μελανόχροες ἢ ἐρέβινθοι
πνοιῆι ὕπο λιγυρῆι καὶ λικμητῆρος ἐρωῆι,
ὣς ἀπὸ θώρηκος Μενελάου κυδαλίμοιο
πολλὸν ἀποπλαγχθεὶς ἑκὰς ἔπτατο πικρὸς ὀϊστός.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄρα χεῖρα βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
τὴν βάλεν ἧι ῥ᾽ ἔχε τόξον ἐΰξοον· ἐν δ᾽ ἄρα τόξωι
ἀντικρὺ διὰ χειρὸς ἐλήλατο χάλκεον ἔγχος.
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων
χεῖρα παρακρεμάσας· τὸ δ᾽ ἐφέλκετο μείλινον ἔγχος.
καὶ τὸ μὲν ἐκ χειρὸς ἔρυσεν μεγάθυμος Ἀγήνωρ,
αὐτὴν δὲ ξυνέδησεν ἐϋστρεφεῖ οἰὸς ἀώτωι
σφενδόνηι, ἣν ἄρα οἱ θεράπων ἔχε ποιμένι λαῶν.
Πείσανδρος δ᾽ ἰθὺς Μενελάου κυδαλίμοιο
ἤϊε· τὸν δ᾽ ἄγε μοῖρα κακὴ θανάτοιο τέλος δὲ
σοὶ Μενέλαε δαμῆναι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες
Ἀτρεΐδης μὲν ἅμαρτε, παραὶ δέ οἱ ἐτράπετ᾽ ἔγχος,
Πείσανδρος δὲ σάκος Μενελάου κυδαλίμοιο
οὔτασεν, οὐδὲ διὰ πρὸ δυνήσατο χαλκὸν ἐλάσσαι·
ἔσχεθε γὰρ σάκος εὐρύ, κατεκλάσθη δ᾽ ἐνὶ καυλῶι
ἔγχος· ὁ δὲ φρεσὶν ἧισι χάρη καὶ ἐέλπετο νίκην.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ἀργυρόηλον
ἆλτ᾽ ἐπὶ Πεισάνδρωι· ὁ δ᾽ ὑπ᾽ ἀσπίδος εἵλετο καλὴν
ἀξίνην εὔχαλκον ἐλαΐνωι ἀμφὶ πελέκκωι
μακρῶι ἐϋξέστωι· ἅμα δ᾽ ἀλλήλων ἐφίκοντο.
ἤτοι ὁ μὲν κόρυθος φάλον ἤλασεν ἱπποδασείης
ἄκρον ὑπὸ λόφον αὐτόν, ὁ δὲ προσιόντα μέτωπον
ῥινὸς ὕπερ πυμάτης· λάκε δ᾽ ὀστέα, τὼ δέ οἱ ὄσσε
πὰρ ποσὶν αἱματόεντα χαμαὶ πέσον ἐν κονίηισιν,
ἰδνώθη δὲ πεσών· ὁ δὲ λὰξ ἐν στήθεσι βαίνων
τεύχεά τ᾽ ἐξενάριξε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
λείψετέ θην οὕτω γε νέας Δαναῶν ταχυπώλων
Τρῶες ὑπερφίαλοι δεινῆς ἀκόρητοι ἀϋτῆς,
ἄλλης μὲν λώβης τε καὶ αἴσχεος οὐκ ἐπιδευεῖς
ἣν ἐμὲ λωβήσασθε κακαὶ κύνες, οὐδέ τι θυμῶι
Ζηνὸς ἐριβρεμέτεω χαλεπὴν ἐδείσατε μῆνιν
ξεινίου, ὅς τέ ποτ᾽ ὔμμι διαφθέρσει πόλιν αἰπήν·
οἵ μευ κουριδίην ἄλοχον καὶ κτήματα πολλὰ
μὰψ οἴχεσθ᾽ ἀνάγοντες, ἐπεὶ φιλέεσθε παρ᾽ αὐτῆι·
νῦν αὖτ᾽ ἐν νηυσὶν μενεαίνετε ποντοπόροισι
πῦρ ὀλοὸν βαλέειν, κτεῖναι δ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
ἀλλά ποθι σχήσεσθε καὶ ἐσσύμενοί περ Ἄρηος.
Ζεῦ πάτερ ἦ τέ σέ φασι περὶ φρένας ἔμμεναι ἄλλων
ἀνδρῶν ἠδὲ θεῶν· σέο δ᾽ ἐκ τάδε πάντα πέλονται·
οἷον δὴ ἄνδρεσσι χαρίζεαι ὑβριστῆισι
Τρωσίν, τῶν μένος αἰὲν ἀτάσθαλον, οὐδὲ δύνανται
φυλόπιδος κορέσασθαι ὁμοιΐου πτολέμοιο.
πάντων μὲν κόρος ἐστὶ καὶ ὕπνου καὶ φιλότητος
μολπῆς τε γλυκερῆς καὶ ἀμύμονος ὀρχηθμοῖο,
τῶν πέρ τις καὶ μᾶλλον ἐέλδεται ἐξ ἔρον εἷναι
ἢ πολέμου· Τρῶες δὲ μάχης ἀκόρητοι ἔασιν.
ὣς εἰπὼν τὰ μὲν ἔντε᾽ ἀπὸ χροὸς αἱματόεντα
συλήσας ἑτάροισι δίδου Μενέλαος ἀμύμων,
αὐτὸς δ᾽ αὖτ᾽ ἐξ αὖτις ἰὼν προμάχοισιν ἐμίχθη.
ἔνθά οἱ υἱὸς ἐπᾶλτο Πυλαιμένεος βασιλῆος
Ἁρπαλίων, ὅ ῥα πατρὶ φίλωι ἕπετο πτολεμίξων
ἐς τροίην, οὐδ᾽ αὖτις ἀφίκετο πατρίδα γαῖαν·
ὅς ῥα τότ᾽ Ἀτρεΐδαο μέσον σάκος οὔτασε δουρὶ
ἐγγύθεν, οὐδὲ διὰ πρὸ δυνήσατο χαλκὸν ἐλάσσαι
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων
πάντοσε παπταίνων μή τις χρόα χαλκῶι ἐπαύρηι.
Μηριόνης δ᾽ ἀπιόντος ἵει χαλκήρε᾽ ὀϊστόν,
καί ῥ᾽ ἔβαλε γλουτὸν κάτα δεξιόν· αὐτὰρ ὀϊστὸς
ἀντικρὺ κατὰ κύστιν ὑπ᾽ ὀστέον ἐξεπέρησεν.
ἑζόμενος δὲ κατ᾽ αὖθι φίλων ἐν χερσὶν ἑταίρων
θυμὸν ἀποπνείων, ὥς τε σκώληξ ἐπὶ γαίηι
κεῖτο ταθείς· ἐκ δ᾽ αἷμα μέλαν ῥέε, δεῦε δὲ γαῖαν.
τὸν μὲν Παφλαγόνες μεγαλήτορες ἀμφεπένοντο,
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνέσαντες ἄγον προτὶ Ἴλιον ἱρὴν
ἀχνύμενοι· μετὰ δέ σφι πατὴρ κίε δάκρυα λείβων,
ποινὴ δ᾽ οὔ τις παιδὸς ἐγίγνετο τεθνηῶτος.
τοῦ δὲ Πάρις μάλα θυμὸν ἀποκταμένοιο χολώθη·
ξεῖνος γάρ οἱ ἔην πολέσιν μετὰ Παφλαγόνεσσι·
τοῦ ὅ γε χωόμενος προΐει χαλκήρε᾽ ὀϊστόν.
ἦν δέ τις Εὐχήνωρ Πολυΐδου μάντιος υἱὸς
ἀφνειός τ᾽ ἀγαθός τε Κορινθόθι οἰκία ναίων,
ὅς ῥ᾽ εὖ εἰδὼς κῆρ᾽ ὀλοὴν ἐπὶ νηὸς ἔβαινε·
πολλάκι γάρ οἱ ἔειπε γέρων ἀγαθὸς Πολύϊδος
νούσωι ὑπ᾽ ἀργαλέηι φθίσθαι οἷς ἐν μεγάροισιν,
ἢ μετ᾽ Ἀχαιῶν νηυσὶν ὑπὸ Τρώεσσι δαμῆναι·
τώ ῥ᾽ ἅμα τ᾽ ἀργαλέην θωὴν ἀλέεινεν Ἀχαιῶν
νοῦσόν τε στυγερήν, ἵνα μὴ πάθοι ἄλγεα θυμῶι.
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ γναθμοῖο. καὶ οὔατος· ὦκα δὲ θυμὸς
ὤιχετ᾽ ἀπὸ μελέων, στυγερὸς δ᾽ ἄρα μιν σκότος εἷλεν.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρὸς αἰθομένοιο·
Ἕκτωρ δ᾽ οὐκ ἐπέπυστο Διῒ φίλος, οὐδέ τι ἤιδη
ὅττί ῥά οἱ νηῶν ἐπ᾽ ἀριστερὰ δηϊόωντο
λαοὶ ὑπ᾽ Ἀργείων. τάχα δ᾽ ἂν καὶ κῦδος Ἀχαιῶν
ἔπλετο· τοῖος γὰρ γαιήοχος ἐννοσίγαιος
ὄτρυν᾽ Ἀργείους, πρὸς δὲ σθένει αὐτὸς ἄμυνεν·
ἀλλ᾽ ἔχεν ἧι τὰ πρῶτα πύλας καὶ τεῖχος ἐσᾶλτο
ῥηξάμενος Δαναῶν πυκινὰς στίχας ἀσπιστάων,
ἔνθ᾽ ἔσαν Αἴαντός τε νέες καὶ Πρωτεσιλάου
θῖν᾽ ἔφ᾽ ἁλὸς πολιῆς εἰρυμέναι· αὐτὰρ ὕπερθε
τεῖχος ἐδέδμητο χθαμαλώτατον, ἔνθα μάλιστα
ζαχρηεῖς γίγνοντο μάχηι αὐτοί τε καὶ ἵπποι.
ἔνθα δὲ Βοιωτοὶ καὶ Ἰάονες ἑλκεχίτωνες
Λοκροὶ καὶ Φθῖοι καὶ φαιδιμόεντες Ἐπειοὶ
σπουδῆι ἐπαΐσσοντα νεῶν ἔχον, οὐδὲ δύναντο
ὦσαι ἀπὸ σφείων φλογὶ εἴκελον Ἕκτορα δῖον
οἳ μὲν Ἀθηναίων προλελεγμένοι· ἐν δ᾽ ἄρα τοῖσιν
ἦρχ᾽ υἱὸς Πετεῶο Μενεσθεύς, οἳ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
Φείδας τε Στιχίος τε Βίας τ᾽ ἐΰς· αὐτὰρ Ἐπειῶν
Φυλεΐδης τε Μέγης Ἀμφίων τε Δρακίος τε,
πρὸ Φθίων δὲ Μέδων τε μενεπτόλεμός τε Ποδάρκης.
ἤτοι ὁ μὲν νόθος υἱὸς Ὀϊλῆος θείοιο
ἔσκε Μέδων Αἴαντος ἀδελφεός· αὐτὰρ ἔναιεν
ἐν Φυλάκηι γαίης ἄπο πατρίδος ἄνδρα κατακτὰς
γνωτὸν μητρυιῆς Ἐριώπιδος, ἣν ἔχ᾽ Ὀϊλεύς·
αὐτὰρ ὁ Ἰφίκλοιο πάϊς τοῦ Φυλακίδαο.
οἳ μὲν πρὸ Φθίων μεγαθύμων θωρηχθέντες
ναῦφιν ἀμυνόμενοι μετὰ Βοιωτῶν ἐμάχοντο·
Αἴας δ᾽ οὐκέτι πάμπαν Ὀϊλῆος ταχὺς υἱὸς
ἵστατ᾽ ἀπ᾽ Αἴαντος Τελαμωνίου οὐδ᾽ ἠβαιόν,
ἀλλ᾽ ὥς τ᾽ ἐν νειῶι βόε οἴνοπε πηκτὸν ἄροτρον
ἶσον θυμὸν ἔχοντε τιταίνετον· ἀμφὶ δ᾽ ἄρά σφι
πρυμνοῖσιν κεράεσσι πολὺς ἀνακηκίει ἱδρώς·
τὼ μέν τε ζυγὸν οἶον ἐΰξοον ἀμφὶς ἐέργει
ἱεμένω κατὰ ὦλκα· τέμει δέ τε τέλσον ἀρούρης·
ὣς τὼ παρβεβαῶτε μάλ᾽ ἕστασαν ἀλλήλοιιν.
ἀλλ᾽ ἤτοι Τελαμωνιάδηι πολλοί τε καὶ ἐσθλοὶ
λαοὶ ἕπονθ᾽ ἕταροι, οἵ οἱ σάκος ἐξεδέχοντο
ὁππότε μιν κάματός τε καὶ ἱδρὼς γούναθ᾽ ἵκοιτο.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ὀϊλιάδηι μεγαλήτορι Λοκροὶ ἕποντο·
οὐ γάρ σφι σταδίηι ὑσμίνηι μίμνε φίλον κῆρ·
οὐ γὰρ ἔχον κόρυθας χαλκήρεας ἱπποδασείας,
οὐδ᾽ ἔχον ἀσπίδας εὐκύκλους καὶ μείλινα δοῦρα,
ἀλλ᾽ ἄρα τόξοισιν καὶ ἐϋστρεφεῖ οἶος ἀώτωι
Ἴλιον εἰς ἅμ᾽ ἕποντο πεποιθότες, οἷσιν ἔπειτα
ταρφέα βάλλοντες Τρώων ῥήγνυντο φάλαγγας·
δή ῥα τόθ᾽ οἳ μὲν πρόσθε σὺν ἔντεσι δαιδαλέοισι
μάρναντο Τρωσίν τε καὶ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι,
οἳ δ᾽ ὄπιθεν βάλλοντες ἐλάνθανον· οὐδέ τι χάρμης
Τρῶες μιμνήσκοντο· συνεκλόνεον γὰρ ὀϊστοί.
ἔνθά κε λευγαλέως νηῶν ἄπο καὶ κλισιάων
Τρῶες ἐχώρησαν προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν,
εἰ μὴ Πουλυδάμας θρασὺν Ἕκτορα εἶπε παραστάς·
Ἕκτορ ἀμήχανός ἐσσι παραρρητοῖσι πιθέσθαι.
οὕνεκά τοι περὶ δῶκε θεὸς πολεμήϊα ἔργα
τοὔνεκα καὶ βουλῆι ἐθέλεις περιίδμεναι ἄλλων·
ἀλλ᾽ οὔ πως ἅμα πάντα δυνήσεαι αὐτὸς ἑλέσθαι.
ἄλλωι μὲν γὰρ ἔδωκε θεὸς πολεμήϊα ἔργα,
ἄλλωι δ᾽ ὀρχηστύν, ἑτέρωι κίθαριν καὶ ἀοιδήν,
ἄλλωι δ᾽ ἐν στήθεσσι τιθεῖ νόον εὐρύοπα Ζεὺς
ἐσθλόν, τοῦ δέ τε πολλοὶ ἐπαυρίσκοντ᾽ ἄνθρωποι,
καί τε πολέας ἐσάωσε, μάλιστα δὲ καὐτὸς ἀνέγνω.
αὐτὰρ ἐγὼν ἐρέω ὥς μοι δοκεῖ εἶναι ἄριστα·
πάντηι γάρ σε περὶ στέφανος πολέμοιο δέδηε·
Τρῶες δὲ μεγάθυμοι ἐπεὶ κατὰ τεῖχος ἔβησαν
οἳ μὲν ἀφεστᾶσιν σὺν τεύχεσιν, οἳ δὲ μάχονται
παυρότεροι πλεόνεσσι κεδασθέντες κατὰ νῆας.
ἀλλ᾽ ἀναχασσάμενος κάλει ἐνθάδε πάντας ἀρίστους·
ἔνθεν δ᾽ ἂν μάλα πᾶσαν ἐπιφρασσαίμεθα βουλὴν
ἤ κεν ἐνὶ νήεσσι πολυκλήϊσι πέσωμεν
αἴ κ᾽ ἐθέληισι θεὸς δόμεναι κράτος, ἦ κεν ἔπειτα
πὰρ νηῶν ἔλθωμεν ἀπήμονες. ἦ γὰρ ἔγωγε
δείδω μὴ τὸ χθιζὸν ἀποστήσωνται Ἀχαιοὶ
χρεῖος, ἐπεὶ παρὰ νηυσὶν ἀνὴρ ἆτος πολέμοιο
μίμνει, ὃν οὐκέτι πάγχυ μάχης σχήσεσθαι ὀΐω.
ὣς φάτο Πουλυδάμας, ἅδε δ᾽ Ἕκτορι μῦθος ἀπήμων,
αὐτίκα δ᾽ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Πουλυδάμα σὺ μὲν αὐτοῦ ἐρύκακε πάντας ἀρίστους,
αὐτὰρ ἐγὼ κεῖσ᾽ εἶμι καὶ ἀντιόω πολέμοιο·
αἶψα δ᾽ ἐλεύσομαι αὖτις ἐπὴν εὖ τοῖς ἐπιτείλω.
ἦ ῥα, καὶ ὁρμήθη ὄρεϊ νιφόεντι ἐοικὼς
κεκλήγων, διὰ δὲ Τρώων πέτετ᾽ ἠδ᾽ ἐπικούρων.
οἳ δ᾽ ἐς Πανθοΐδην ἀγαπήνορα Πουλυδάμαντα
πάντες ἐπεσσεύοντ᾽, ἐπεὶ Ἕκτορος ἔκλυον αὐδήν.
αὐτὰρ ὁ Δηΐφοβόν τε βίην θ᾽ Ἑλένοιο ἄνακτος
Ἀσιάδην τ᾽ Ἀδάμαντα καὶ Ἄσιον Ὑρτάκου υἱὸν
φοίτα ἀνὰ προμάχους διζήμενος, εἴ που ἐφεύροι.
τοὺς δ᾽ εὗρ᾽ οὐκέτι πάμπαν ἀπήμονας οὐδ᾽ ἀνολέθρους·
ἀλλ᾽ οἳ μὲν δὴ νηυσὶν ἔπι πρυμνῆισιν Ἀχαιῶν
χερσὶν ὑπ᾽ Ἀργείων κέατο ψυχὰς ὀλέσαντες,
οἳ δ᾽ ἐν τείχει ἔσαν βεβλημένοι οὐτάμενοί τε.
τὸν δὲ τάχ᾽ εὗρε μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ δακρυοέσσης
δῖον Ἀλέξανδρον Ἑλένης πόσιν ἠϋκόμοιο
θαρσύνονθ᾽ ἑτάρους καὶ ἐποτρύνοντα μάχεσθαι,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος προσέφη αἰσχροῖς ἐπέεσσι·
Δύσπαρι εἶδος ἄριστε γυναιμανὲς ἠπεροπευτὰ
ποῦ τοι Δηΐφοβός τε βίη θ᾽ Ἑλένοιο ἄνακτος
Ἀσιάδης τ᾽ Ἀδάμας ἠδ᾽ Ἄσιος Ὑρτάκου υἱός;
ποῦ δέ τοι Ὀθρυονεύς; νῦν ὤλετο πᾶσα κατ᾽ ἄκρης
Ἴλιος αἰπεινή· νῦν τοι σῶς αἰπὺς ὄλεθρος.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν Ἀλέξανδρος θεοειδής·
Ἕκτορ ἐπεί τοι θυμὸς ἀναίτιον αἰτιάασθαι,
ἄλλοτε δή ποτε μᾶλλον ἐρωῆσαι πολέμοιο
μέλλω, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ πάμπαν ἀνάλκιδα γείνατο μήτηρ·
ἐξ οὗ γὰρ παρὰ νηυσὶ μάχην ἤγειρας ἑταίρων,
ἐκ τοῦ δ᾽ ἐνθάδ᾽ ἐόντες ὁμιλέομεν Δαναοῖσι
νωλεμέως· ἕταροι δὲ κατέκταθεν οὓς σὺ μεταλλᾶις.
οἴω Δηΐφοβός τε βίη θ᾽ Ἑλένοιο ἄνακτος
οἴχεσθον, μακρῆισι τετυμμένω ἐγχείηισιν
ἀμφοτέρω κατὰ χεῖρα· φόνον δ᾽ ἤμυνε Κρονίων.
νῦν δ᾽ ἄρχ᾽ ὅππηι σε κραδίη θυμός τε κελεύει·
ἡμεῖς δ᾽ ἐμμεμαῶτες ἅμ᾽ ἑψόμεθ᾽, οὐδέ τί φημι
ἀλκῆς δευήσεσθαι, ὅση δύναμίς γε πάρεστι.
πὰρ δύναμιν δ᾽ οὐκ ἔστι καὶ ἐσσύμενον πολεμίζειν.
ὣς εἰπὼν παρέπεισεν ἀδελφειοῦ φρένας ἥρως·
βὰν δ᾽ ἴμεν ἔνθα μάλιστα μάχη καὶ φύλοπις ἦεν
ἀμφί τε Κεβριόνην καὶ ἀμύμονα Πουλυδάμαντα
Φάλκην Ὀρθαῖόν τε καὶ ἀντίθεον Πολυφήτην
Πάλμύν τ᾽ Ἀσκάνιόν τε Μόρυν θ᾽ υἷ᾽ Ἱπποτίωνος,
οἵ ῥ᾽ ἐξ Ἀσκανίης ἐριβώλακος ἦλθον ἀμοιβοὶ
ἠοῖ τῆι προτέρηι· τότε δὲ Ζεὺς ὦρσε μάχεσθαι.
οἳ δ᾽ ἴσαν ἀργαλέων ἀνέμων ἀτάλαντοι ἀέλληι,
ἥ ῥά θ᾽ ὑπὸ βροντῆς πατρὸς Διὸς εἶσι πέδον δέ,
θεσπεσίωι δ᾽ ὁμάδωι ἁλὶ μίσγεται, ἐν δέ τε πολλὰ
κύματα παφλάζοντα πολυφλοίσβοιο θαλάσσης
κυρτὰ φαληριόωντα, πρὸ μέν τ᾽ ἄλλ᾽, αὐτὰρ ἐπ᾽ ἄλλα·
ὣς Τρῶες πρὸ μὲν ἄλλοι ἀρηρότες, αὐτὰρ ἐπ᾽ ἄλλοι,
χαλκῶι μαρμαίροντες ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν ἕποντο.
Ἕκτωρ δ᾽ ἡγεῖτο βροτολοιγῶι ἶσος Ἄρηϊ
Πριαμίδης· πρόσθεν δ᾽ ἔχεν ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
ῥινοῖσιν πυκινήν, πολλὸς δ᾽ ἐπελήλατο χαλκός·
ἀμφὶ δέ οἱ κροτάφοισι φαεινὴ σείετο πήληξ.
πάντηι δ᾽ ἀμφὶ φάλαγγας ἐπειρᾶτο προποδίζων,
εἴ πώς οἱ εἴξειαν ὑπασπίδια προβιβῶντι·
ἀλλ᾽ οὐ σύγχει θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
Αἴας δὲ πρῶτος προκαλέσσατο μακρὰ βιβάσθων·
δαιμόνιε σχεδὸν ἐλθέ· τί ἢ δειδίσσεαι αὔτως
Ἀργείους; οὔ τοί τι μάχης ἀδαήμονές εἰμεν,
ἀλλὰ Διὸς μάστιγι κακῆι ἐδάμημεν Ἀχαιοί.
ἦ θήν πού τοι θυμὸς ἐέλπεται ἐξαλαπάξειν
νῆας· ἄφαρ δέ τε χεῖρες ἀμύνειν εἰσὶ καὶ ἡμῖν.
ἦ κε πολὺ φθαίη εὖ ναιομένη πόλις ὑμὴ
χερσὶν ὑφ᾽ ἡμετέρηισιν ἁλοῦσά τε περθομένη τε.
σοὶ δ᾽ αὐτῶι φημὶ σχεδὸν ἔμμεναι ὁππότε φεύγων
ἀρήσηι Διὶ πατρὶ καὶ ἄλλοις ἀθανάτοισι
θάσσονας ἰρήκων ἔμεναι καλλίτριχας ἵππους,
οἵ σε πόλιν δ᾽ οἴσουσι κονίοντες πεδίοιο.
ὣς ἄρα οἱ εἰπόντι ἐπέπτατο δεξιὸς ὄρνις
αἰετὸς ὑψιπέτης· ἐπὶ δ᾽ ἴαχε λαὸς Ἀχαιῶν
θάρσυνος οἰωνῶι· ὁ δ᾽ ἀμείβετο φαίδιμος Ἕκτωρ·
Αἶαν ἁμαρτοεπὲς βουγάϊε ποῖον ἔειπες·
εἰ γὰρ ἐγὼν οὕτω γε Διὸς πάϊς αἰγιόχοιο
εἴην ἤματα πάντα, τέκοι δέ με πότνια Ἥρη,
τιοίμην δ᾽ ὡς τίετ᾽ Ἀθηναίη καὶ Ἀπόλλων,
ὡς νῦν ἡμέρη ἥδε κακὸν φέρει Ἀργείοισι
πᾶσι μάλ᾽, ἐν δὲ σὺ τοῖσι πεφήσεαι, αἴ κε ταλάσσηις
μεῖναι ἐμὸν δόρυ μακρόν, ὅ τοι χρόα λειριόεντα
δάψει· ἀτὰρ Τρώων κορέεις κύνας ἠδ᾽ οἰωνοὺς
δημῶι καὶ σάρκεσσι πεσὼν ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν.
ὣς ἄρα φωνήσας ἡγήσατο· τοὶ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο
ἠχῆι θεσπεσίηι, ἐπὶ δ᾽ ἴαχε λαὸς ὄπισθεν.
Ἀργεῖοι δ᾽ ἑτέρωθεν ἐπίαχον, οὐδὲ λάθοντο
ἀλκῆς, ἀλλ᾽ ἔμενον Τρώων ἐπιόντας ἀρίστους.
ἠχὴ δ᾽ ἀμφοτέρων ἵκετ᾽ αἰθέρα καὶ Διὸς αὐγάς.
Ἰλιάδος Ξ
Διὸς ἀπάτη.
Νέστορα δ᾽ οὐκ ἔλαθεν ἰαχὴ πίνοντά περ ἔμπης,
ἀλλ᾽ Ἀσκληπιάδην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
φράζεο δῖε Μαχᾶον ὅπως ἔσται τάδε ἔργα·
μείζων δὴ παρὰ νηυσὶ βοὴ θαλερῶν αἰζηῶν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν πῖνε καθήμενος αἴθοπα οἶνον
εἰς ὅ κε θερμὰ λοετρὰ ἐϋπλόκαμος Ἑκαμήδη
θερμήνηι καὶ λούσηι ἄπο βρότον αἱματόεντα·
αὐτὰρ ἐγὼν ἐλθὼν τάχα εἴσομαι ἐς περιωπήν.
ὣς εἰπὼν σάκος εἷλε τετυγμένον υἷος ἑοῖο
κείμενον ἐν κλισίηι Θρασυμήδεος ἱπποδάμοιο
χαλκῶι παμφαῖνον· ὁ δ᾽ ἔχ᾽ ἀσπίδα πατρὸς ἑοῖο.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος ἀκαχμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
στῆ δ᾽ ἐκτὸς κλισίης, τάχα δ᾽ εἴσιδεν ἔργον ἀεικὲς
τοὺς μὲν ὀρινομένους, τοὺς δὲ κλονέοντας ὄπισθε
Τρῶας ὑπερθύμους· ἐρέριπτο δὲ τεῖχος Ἀχαιῶν.
ὡς δ᾽ ὅτε πορφύρηι πέλαγος μέγα κύματι κωφῶι
ὀσσόμενον λιγέων ἀνέμων λαιψηρὰ κέλευθα
αὔτως, οὐδ᾽ ἄρα τε προκυλίνδεται οὐδετέρωσε,
πρίν τινα κεκριμένον καταβήμεναι ἐκ Διὸς οὖρον,
ὣς ὁ γέρων ὅρμαινε δαϊζόμενος κατὰ θυμὸν
διχθάδι᾽, ἢ μεθ᾽ ὅμιλον ἴοι Δαναῶν ταχυπώλων,
ἦε μετ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα ποιμένα λαῶν.
ὧδε δέ οἱ φρονέοντι δοάσσατο κέρδιον εἶναι
βῆναι ἐπ᾽ Ἀτρεΐδην. οἳ δ᾽ ἀλλήλους ἐνάριζον
μαρνάμενοι· λάκε δέ σφι περὶ χροῒ χαλκὸς ἀτειρὴς
νυσσομένων ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισι.
Νέστορι δὲ ξύμβληντο διοτρεφέες βασιλῆες
πὰρ νηῶν ἀνιόντες ὅσοι βεβλήατο χαλκῶι
Τυδεΐδης Ὀδυσεύς τε καὶ Ἀτρεΐδης Ἀγαμέμνων.
πολλὸν γάρ ῥ᾽ ἀπάνευθε μάχης εἰρύατο νῆες
θῖν᾽ ἔφ᾽ ἁλὸς πολιῆς· τὰς γὰρ πρώτας πεδίον δὲ
εἴρυσαν, αὐτὰρ τεῖχος ἐπὶ πρύμνηισιν ἔδειμαν.
οὐδὲ γὰρ οὐδ᾽ εὐρύς περ ἐὼν ἐδυνήσατο πάσας
αἰγιαλὸς νῆας χαδέειν, στείνοντο δὲ λαοί·
τώ ῥα προκρόσσας ἔρυσαν, καὶ πλῆσαν ἁπάσης
ἠϊόνος στόμα μακρόν, ὅσον συνεέργαθον ἄκραι.
τώ ῥ᾽ οἵ γ᾽ ὀψείοντες ἀϋτῆς καὶ πολέμοιο
ἔγχει ἐρειδόμενοι κίον ἀθρόοι· ἄχνυτο δέ σφι
θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν. ὁ δὲ ξύμβλητο γεραιὸς
Νέστωρ, πτῆξε δὲ θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
τὸν καὶ φωνήσας προσέφη κρείων Ἀγαμέμνων·
ὦ Νέστορ Νηληϊάδη μέγα κῦδος Ἀχαιῶν
τίπτε λιπὼν πόλεμον φθισήνορα δεῦρ᾽ ἀφικάνεις;
δείδω μὴ δή μοι τελέσηι ἔπος ὄβριμος Ἕκτωρ,
ὥς ποτ᾽ ἐπηπείλησεν ἐνὶ Τρώεσσ᾽ ἀγορεύων
μὴ πρὶν πὰρ νηῶν προτὶ Ἴλιον ἀπονέεσθαι
πρὶν πυρὶ νῆας ἐνιπρῆσαι, κτεῖναι δὲ καὶ αὐτούς.
κεῖνος τὼς ἀγόρευε· τὰ δὴ νῦν πάντα τελεῖται.
ὢ πόποι ἦ ῥα καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἐν θυμῶι βάλλονται ἐμοὶ χόλον ὥς περ Ἀχιλλεὺς
οὐδ᾽ ἐθέλουσι μάχεσθαι ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Γερήνιος ἱππότα Νέστωρ·
ἦ δὴ ταῦτά γ᾽ ἑτοῖμα τετεύχαται, οὐδέ κεν ἄλλως
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης αὐτὸς παρατεκτήναιτο.
τεῖχος μὲν γὰρ δὴ κατερήριπεν, ὧι ἐπέπιθμεν
ἄρρηκτον νηῶν τε καὶ αὐτῶν εἶλαρ ἔσεσθαι·
οἳ δ᾽ ἐπὶ νηυσὶ θοῆισι μάχην ἀλίαστον ἔχουσι
νωλεμές· οὐδ᾽ ἂν ἔτι γνοίης μάλα περ σκοπιάζων
ὁπποτέρωθεν Ἀχαιοὶ ὀρινόμενοι κλονέονται,
ὡς ἐπιμὶξ κτείνονται, ἀϋτὴ δ᾽ οὐρανὸν ἵκει.
ἡμεῖς δὲ φραζώμεθ᾽ ὅπως ἔσται τάδε ἔργα
εἴ τι νόος ῥέξει· πόλεμον δ᾽ οὐκ ἄμμε κελεύω
δύμεναι· οὐ γάρ πως βεβλημένον ἐστὶ μάχεσθαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
Νέστορ ἐπεὶ δὴ νηυσὶν ἔπι πρυμνῆισι μάχονται,
τεῖχος δ᾽ οὐκ ἔχραισμε τετυγμένον, οὐδέ τι τάφρος,
ἧι ἔπι πολλὰ πάθον Δαναοί, ἔλποντο δὲ θυμῶι
ἄρρηκτον νηῶν τε καὶ αὐτῶν εἶλαρ ἔσεσθαι·
οὕτω που Διὶ μέλλει ὑπερμενέϊ φίλον εἶναι
νωνύμνους ἀπολέσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἐνθάδ᾽ Ἀχαιούς.
ἤιδεα μὲν γὰρ ὅτε πρόφρων Δαναοῖσιν ἄμυνεν,
οἶδα δὲ νῦν ὅτε τοὺς μὲν ὁμῶς μακάρεσσι θεοῖσι
κυδάνει, ἡμέτερον δὲ μένος καὶ χεῖρας ἔδησεν.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼν εἴπω πειθώμεθα πάντες.
νῆες ὅσαι πρῶται εἰρύαται ἄγχι θαλάσσης
ἕλκωμεν, πάσας δὲ ἐρύσσομεν εἰς ἅλα δῖαν,
ὕψι δ᾽ ἐπ᾽ εὐνάων ὁρμίσσομεν, εἰς ὅ κεν ἔλθηι
νὺξ ἀβρότη, ἢν καὶ τῆι ἀπόσχωνται πολέμοιο
Τρῶες· ἔπειτα δέ κεν ἐρυσαίμεθα νῆας ἁπάσας.
οὐ γάρ τις νέμεσις φυγέειν κακόν, οὐδ᾽ ἀνὰ νύκτα.
βέλτερον ὃς φεύγων προφύγηι κακὸν ἠὲ ἁλώηι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
Ἀτρεΐδη ποῖόν σε ἔπος φύγεν ἕρκος ὀδόντων·
οὐλόμεν᾽ αἴθ᾽ ὤφελλες ἀεικελίου στρατοῦ ἄλλου
σημαίνειν, μὴ δ᾽ ἄμμιν ἀνασσέμεν, οἷσιν ἄρα Ζεὺς
ἐκ νεότητος ἔδωκε καὶ ἐς γῆρας τολυπεύειν
ἀργαλέους πολέμους, ὄφρα φθιόμεσθα ἕκαστος.
οὕτω δὴ μέμονας Τρώων πόλιν εὐρυάγυιαν
καλλείψειν, ἧς εἵνεκ᾽ ὀϊζύομεν κακὰ πολλά;
σίγα, μή τίς τ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν τοῦτον ἀκούσηι
μῦθον, ὃν οὔ κεν ἀνήρ γε διὰ στόμα πάμπαν ἄγοιτο
ὅς τις ἐπίσταιτο ἧισι φρεσὶν ἄρτια βάζειν
σκηπτοῦχός τ᾽ εἴη, καί οἱ πειθοίατο λαοὶ
τοσσοίδ᾽ ὅσσοισιν σὺ μετ᾽ Ἀργείοισιν ἀνάσσεις·
νῦν δέ σευ ὠνοσάμην πάγχυ φρένας, οἷον ἔειπες·
ὃς κέλεαι πολέμοιο συνεσταότος καὶ ἀϋτῆς
νῆας ἐϋσσέλμους ἅλαδ᾽ ἑλκέμεν, ὄφρ᾽ ἔτι μᾶλλον
Τρωσὶ μὲν εὐκτὰ γένηται ἐπικρατέουσί περ ἔμπης,
ἡμῖν δ᾽ αἰπὺς ὄλεθρος ἐπιρρέπηι. οὐ γὰρ Ἀχαιοὶ
σχήσουσιν πόλεμον νηῶν ἅλα δ᾽ ἑλκομενάων,
ἀλλ᾽ ἀποπαπτανέουσιν, ἐρωήσουσι δὲ χάρμης.
ἔνθά κε σὴ βουλὴ δηλήσεται ὄρχαμε λαῶν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
ὦ Ὀδυσεῦ μάλα πώς με καθίκεο θυμὸν ἐνιπῆι
ἀργαλέηι· ἀτὰρ οὐ μὲν ἐγὼν ἀέκοντας ἄνωγα
νῆας ἐϋσσέλμους ἅλα δ᾽ ἑλκέμεν υἷας Ἀχαιῶν.
νῦν δ᾽ εἴη ὃς τῆσδέ γ᾽ ἀμείνονα μῆτιν ἐνίσποι
ἢ νέος ἠὲ παλαιός· ἐμοὶ δέ κεν ἀσμένωι εἴη.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε βοὴν ἀγαθὸς Διομήδης·
ἐγγὺς ἀνήρ· οὐ δηθὰ ματεύσομεν· αἴ κ᾽ ἐθέλητε
πείθεσθαι, καὶ μή τι κότωι ἀγάσησθε ἕκαστος
οὕνεκα δὴ γενεῆφι νεώτατός εἰμι μεθ᾽ ὑμῖν·
πατρὸς δ᾽ ἐξ ἀγαθοῦ καὶ ἐγὼ γένος εὔχομαι εἶναι
Τυδέος, ὃν Θήβηισι χυτὴ κατὰ γαῖα καλύπτει.
πορθεῖ γὰρ τρεῖς παῖδες ἀμύμονες ἐξεγένοντο,
οἴκεον δ᾽ ἐν Πλευρῶνι καὶ αἰπεινῆι Καλυδῶνι
Ἄγριος ἠδὲ Μέλας, τρίτατος δ᾽ ἦν ἱππότα Οἰνεὺς
πατρὸς ἐμοῖο πατήρ· ἀρετῆι δ᾽ ἦν ἔξοχος αὐτῶν.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν αὐτόθι μεῖνε, πατὴρ δ᾽ ἐμὸς Ἄργεϊ νάσθη
πλαγχθείς· ὡς γάρ που Ζεὺς ἤθελε καὶ θεοὶ ἄλλοι.
Ἀδρήστοιο δ᾽ ἔγημε θυγατρῶν, ναῖε δὲ δῶμα
ἀφνειὸν βιότοιο, ἅλις δέ οἱ ἦσαν ἄρουραι
πυροφόροι, πολλοὶ δὲ φυτῶν ἔσαν ὄρχατοι ἀμφίς,
πολλὰ δέ οἱ πρόβατ᾽ ἔσκε· κέκαστο δὲ πάντας Ἀχαιοὺς
ἐγχείηι· τὰ δὲ μέλλετ᾽ ἀκουέμεν, εἰ ἐτεόν περ.
τὼ οὐκ ἄν με γένος γε κακὸν καὶ ἀνάλκιδα φάντες
μῦθον ἀτιμήσαιτε πεφασμένον ὅν κ᾽ ἐῢ εἴπω.
δεῦτ᾽ ἴομεν πόλεμον δὲ καὶ οὐτάμενοί περ ἀνάγκηι.
ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ αὐτοὶ μὲν ἐχώμεθα δηϊοτῆτος
ἐκ βελέων, μή πού τις ἐφ᾽ ἕλκεϊ ἕλκος ἄρηται·
ἄλλους δ᾽ ὀτρύνοντες ἐνήσομεν, οἳ τὸ πάρος περ
θυμῶι ἦρα φέροντες ἀφεστᾶσ᾽ οὐδὲ μάχονται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο·
βὰν δ᾽ ἴμεν, ἦρχε δ᾽ ἄρά σφιν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων.
οὐδ᾽ ἀλαοσκοπιὴν εἶχε κλυτὸς ἐννοσίγαιος,
ἀλλὰ μετ᾽ αὐτοὺς ἦλθε παλαιῶι φωτὶ ἐοικώς,
δεξιτερὴν δ᾽ ἕλε χεῖρ᾽ Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀτρεΐδη νῦν δή που Ἀχιλλῆος ὀλοὸν κῆρ
γηθεῖ ἐνὶ στήθεσσι φόνον καὶ φύζαν Ἀχαιῶν
δερκομένωι, ἐπεὶ οὔ οἱ ἔνι φρένες οὐδ᾽ ἠβαιαί.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ὣς ἀπόλοιτο, θεὸς δέ ἑ σιφλώσειε·
σοὶ δ᾽ οὔ πω μάλα πάγχυ θεοὶ μάκαρες κοτέουσιν,
ἀλλ᾽ ἔτι που Τρώων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
εὐρὺ κονίσουσιν πεδίον, σὺ δ᾽ ἐπόψεαι αὐτὸς
φεύγοντας προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
ὣς εἰπὼν μέγ᾽ ἄϋσεν ἐπεσσύμενος πεδίοιο.
ὅσσόν τ᾽ ἐννεάχιλοι ἐπίαχον ἢ δεκάχιλοι
ἀνέρες ἐν πολέμωι ἔριδα ξυνάγοντες Ἄρηος,
τόσσην ἐκ στήθεσφιν ὄπα κρείων ἐνοσίχθων
ἧκεν· Ἀχαιοῖσιν δὲ μέγα σθένος ἔμβαλ᾽ ἑκάστωι
καρδίηι, ἄληκτον πολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
Ἥρη δ᾽ εἰσεῖδε χρυσόθρονος ὀφθαλμοῖσι
στᾶσ᾽ ἐξ Οὐλύμποιο ἀπὸ ῥίου· αὐτίκα δ᾽ ἔγνω
τὸν μὲν ποιπνύοντα μάχην ἀνὰ κυδιάνειραν
αὐτοκασίγνητον καὶ δαέρα, χαῖρε δὲ θυμῶι·
Ζῆνα δ᾽ ἐπ᾽ ἀκροτάτης κορυφῆς πολυπίδακος Ἴδης
ἥμενον εἰσεῖδε, στυγερὸς δέ οἱ ἔπλετο θυμῶι.
μερμήριξε δ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη
ὅππως ἐξαπάφοιτο Διὸς νόον αἰγιόχοιο·
ἥδε δέ οἱ κατὰ θυμὸν ἀρίστη φαίνετο βουλὴ
ἐλθεῖν εἰς Ἴδην εὖ ἐντύνασαν ἓ αὐτήν,
εἴ πως ἱμείραιτο παραδραθέειν φιλότητι
ἧι χροιῆι, τῶι δ᾽ ὕπνον ἀπήμονά τε λιαρόν τε
χεύηι ἐπὶ βλεφάροισιν ἰδὲ φρεσὶ πευκαλίμηισι.
βῆ δ᾽ ἴμεν ἐς θάλαμον, τόν οἱ φίλος υἱὸς ἔτευξεν
Ἥφαιστος, πυκινὰς δὲ θύρας σταθμοῖσιν ἐπῆρσε
κληῗδι κρυπτῆι, τὴν δ᾽ οὐ θεὸς ἄλλος ἀνῶιγεν·
ἔνθ᾽ ἥ γ᾽ εἰσελθοῦσα θύρας ἐπέθηκε φαεινάς.
ἀμβροσίηι μὲν πρῶτον ἀπὸ χροὸς ἱμερόεντος
λύματα πάντα κάθηρεν, ἀλείψατο δὲ λίπ᾽ ἐλαίωι
ἀμβροσίωι ἑδανῶι, τό ῥά οἱ τεθυωμένον ἦεν·
τοῦ καὶ κινυμένοιο Διὸς κατὰ χαλκοβατὲς δῶ
ἔμπης ἐς γαῖάν τε καὶ οὐρανὸν ἵκετ᾽ ἀϋτμή.
τῶι ῥ᾽ ἥ γε χρόα καλὸν ἀλειψαμένη ἰδὲ χαίτας
πεξαμένη χερσὶ πλοκάμους ἔπλεξε φαεινοὺς
καλοὺς ἀμβροσίους ἐκ κράατος ἀθανάτοιο.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἀμβρόσιον ἑανὸν ἕσαθ᾽, ὅν οἱ Ἀθήνη
ἔξυσ᾽ ἀσκήσασα, τίθει δ᾽ ἐνὶ δαίδαλα πολλά·
χρυσείηις δ᾽ ἐνετῆισι κατὰ στῆθος περονᾶτο.
ζώσατο δὲ ζώνηι ἑκατὸν θυσάνοις ἀραρυίηι,
ἐν δ᾽ ἄρα ἕρματα ἧκεν ἐϋτρήτοισι λοβοῖσι
τρίγληνα μορόεντα· χάρις δ᾽ ἀπελάμπετο πολλή.
κρηδέμνωι δ᾽ ἐφύπερθε καλύψατο δῖα θεάων
καλῶι νηγατέωι· λευκὸν δ᾽ ἦν ἠέλιος ὥς·
ποσσὶ δ᾽ ὑπὸ λιπαροῖσιν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντα περὶ χροῒ θήκατο κόσμον
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ἐκ θαλάμοιο, καλεσσαμένη δ᾽ Ἀφροδίτην
τῶν ἄλλων ἀπάνευθε θεῶν πρὸς μῦθον ἔειπε·
ἦ ῥά νύ μοί τι πίθοιο φίλον τέκος ὅττί κεν εἴπω,
ἦέ κεν ἀρνήσαιο κοτεσσαμένη τό γε θυμῶι,
οὕνεκ᾽ ἐγὼ Δαναοῖσι, σὺ δὲ Τρώεσσιν ἀρήγεις;
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη·
Ἥρη πρέσβα θεὰ θύγατερ μεγάλοιο Κρόνοιο
αὔδα ὅ τι φρονέεις· τελέσαι δέ με θυμὸς ἄνωγεν,
εἰ δύναμαι τελέσαι γε καὶ εἰ τετελεσμένον ἐστίν.
τὴν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
δὸς νῦν μοι φιλότητα καὶ ἵμερον, ὧι τε σὺ πάντας
δαμνᾶι ἀθανάτους ἠδὲ θνητοὺς ἀνθρώπους.
εἶμι γὰρ ὀψομένη πολυφόρβου πείρατα γαίης,
Ὠκεανόν τε θεῶν γένεσιν καὶ μητέρα Τηθύν,
οἵ μ᾽ ἐν σφοῖσι δόμοισιν ἐῢ τρέφον ἠδ᾽ ἀτίταλλον
δεξάμενοι Ῥείας, ὅτε τε Κρόνον εὐρύοπα Ζεὺς
γαίης νέρθε καθεῖσε καὶ ἀτρυγέτοιο θαλάσσης·
τοὺς εἶμ᾽ ὀψομένη, καί σφ᾽ ἄκριτα νείκεα λύσω·
ἤδη γὰρ δηρὸν χρόνον ἀλλήλων ἀπέχονται
εὐνῆς καὶ φιλότητος, ἐπεὶ χόλος ἔμπεσε θυμῶι.
εἰ κείνω ἐπέεσσι παραιπεπιθοῦσα φίλον κῆρ
εἰς εὐνὴν ἀνέσαιμι ὁμωθῆναι φιλότητι,
αἰεί κέ σφι φίλη τε καὶ αἰδοίη καλεοίμην.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε φιλομειδὴς Ἀφροδίτη·
οὐκ ἔστ᾽ οὐδὲ ἔοικε τεὸν ἔπος ἀρνήσασθαι·
Ζηνὸς γὰρ τοῦ ἀρίστου ἐν ἀγκοίνηισιν ἰαύεις.
ἦ, καὶ ἀπὸ στήθεσφιν ἐλύσατο κεστὸν ἱμάντα
ποικίλον, ἔνθα δέ οἱ θελκτήρια πάντα τέτυκτο·
ἔνθ᾽ ἔνι μὲν φιλότης, ἐν δ᾽ ἵμερος, ἐν δ᾽ ὀαριστὺς
πάρφασις, ἥ τ᾽ ἔκλεψε νόον πύκα περ φρονεόντων.
τόν ῥά οἱ ἔμβαλε χερσὶν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τῆ νῦν τοῦτον ἱμάντα τεῶι ἐγκάτθεο κόλπωι
ποικίλον, ὧι ἔνι πάντα τετεύχαται· οὐδέ σέ φημι
ἄπρηκτόν γε νέεσθαι, ὅ τι φρεσὶ σῆισι μενοινᾶις.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ βοῶπις πότνια Ἥρη,
μειδήσασα δ᾽ ἔπειτα ἑῶι ἐγκάτθετο κόλπωι.
ἣ μὲν ἔβη πρὸς δῶμα Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη,
Ἥρη δ᾽ ἀΐξασα λίπεν ῥίον Οὐλύμποιο,
Πιερίην δ᾽ ἐπιβᾶσα καὶ Ἠμαθίην ἐρατεινὴν
σεύατ᾽ ἐφ᾽ ἱπποπόλων Θρηικῶν ὄρεα νιφόεντα
ἀκροτάτας κορυφάς· οὐδὲ χθόνα μάρπτε ποδοῖιν·
ἐξ Ἀθόω δ᾽ ἐπὶ πόντον ἐβήσετο κυμαίνοντα,
Λῆμνον δ᾽ εἰσαφίκανε πόλιν θείοιο Θόαντος.
ἔνθ᾽ Ὕπνωι ξύμβλητο κασιγνήτωι Θανάτοιο,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
Ὕπνε ἄναξ πάντων τε θεῶν πάντων τ᾽ ἀνθρώπων,
ἠμὲν δή ποτ᾽ ἐμὸν ἔπος ἔκλυες, ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν
πείθευ· ἐγὼ δέ κέ τοι ἰδέω χάριν ἤματα πάντα.
κοίμησόν μοι Ζηνὸς ὑπ᾽ ὀφρύσιν ὄσσε φαεινὼ
αὐτίκ᾽ ἐπεί κεν ἐγὼ παραλέξομαι ἐν φιλότητι.
δῶρα δέ τοι δώσω καλὸν θρόνον ἄφθιτον αἰεὶ
χρύσεον· Ἥφαιστος δέ κ᾽ ἐμὸς πάϊς ἀμφιγυήεις
τεύξει᾽ ἀσκήσας, ὑπὸ δὲ θρῆνυν ποσὶν ἥσει,
τῶι κεν ἐπισχοίης λιπαροὺς πόδας εἰλαπινάζων.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσεφώνεε νήδυμος Ὕπνος·
Ἥρη πρέσβα θεὰ θύγατερ μεγάλοιο Κρόνοιο
ἄλλον μέν κεν ἔγωγε θεῶν αἰειγενετάων
ῥεῖα κατευνήσαιμι, καὶ ἂν ποταμοῖο ῥέεθρα
Ὠκεανοῦ, ὅς περ γένεσις πάντεσσι τέτυκται·
Ζηνὸς δ᾽ οὐκ ἂν ἔγωγε Κρονίονος ἆσσον ἱκοίμην
οὐδὲ κατευνήσαιμ᾽, ὅτε μὴ αὐτός γε κελεύοι.
ἤδη γάρ με καὶ ἄλλο τεὴ ἐπίνυσσεν ἐφετμὴ
ἤματι τῶι ὅτε κεῖνος ὑπέρθυμος Διὸς υἱὸς
ἔπλεεν Ἰλιόθεν Τρώων πόλιν ἐξαλαπάξας.
ἤτοι ἐγὼ μὲν ἔλεξα Διὸς νόον αἰγιόχοιο
νήδυμος ἀμφιχυθείς· σὺ δέ οἱ κακὰ μήσαο θυμῶι
ὄρσασ᾽ ἀργαλέων ἀνέμων ἐπὶ πόντον ἀήτας,
καί μιν ἔπειτα Κόων δ᾽ εὖ ναιομένην ἀπένεικας
νόσφι φίλων πάντων. ὁ δ᾽ ἐπεγρόμενος χαλέπαινε
ῥιπτάζων κατὰ δῶμα θεούς, ἐμὲ δ᾽ ἔξοχα πάντων
ζήτει· καί κέ μ᾽ ἄϊστον ἀπ᾽ αἰθέρος ἔμβαλε πόντωι,
εἰ μὴ Νὺξ δμήτειρα θεῶν ἐσάωσε καὶ ἀνδρῶν·
τὴν ἱκόμην φεύγων, ὁ δ᾽ ἐπαύσατο χωόμενός περ.
ἅζετο γὰρ μὴ Νυκτὶ θοῆι ἀποθύμια ἕρδοι.
νῦν αὖ τοῦτό μ᾽ ἄνωγας ἀμήχανον ἄλλο τελέσσαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε βοῶπις πότνια Ἥρη·
Ὕπνε τί ἢ δὲ σὺ ταῦτα μετὰ φρεσὶ σῆισι μενοινᾶις;
ἦ φὴις ὣς Τρώεσσιν ἀρηξέμεν εὐρύοπα Ζῆν
ὡς Ἡρακλῆος περιχώσατο παῖδος ἑοῖο;
ἀλλ᾽ ἴθ᾽, ἐγὼ δέ κέ τοι Χαρίτων μίαν ὁπλοτεράων
δώσω ὀπυιέμεναι καὶ σὴν κεκλῆσθαι ἄκοιτιν.
Πασιθέην, ἧς αἰὲν ἐέλδεαι ἤματα πάντα
ὣς φάτο, χήρατο δ᾽ Ὕπνος, ἀμειβόμενος δὲ προσηύδα·
ἄγρει νῦν μοι ὄμοσσον ἀάατον Στυγὸς ὕδωρ,
χειρὶ δὲ τῆι ἑτέρηι μὲν ἕλε χθόνα πουλυβότειραν,
τῆι δ᾽ ἑτέρηι ἅλα μαρμαρέην, ἵνα νῶϊν ἅπαντες
μάρτυροι ὦσ᾽ οἳ ἔνερθε θεοὶ Κρόνον ἀμφὶς ἐόντες,
ἦ μὲν ἐμοὶ δώσειν Χαρίτων μίαν ὁπλοτεράων
Πασιθέην, ἧς τ᾽ αὐτὸς ἐέλδομαι ἤματα πάντα.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
ὄμνυε δ᾽ ὡς ἐκέλευε, θεοὺς δ᾽ ὀνόμηνεν ἅπαντας
τοὺς ὑποταρταρίους οἳ Τιτῆνες καλέονται.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ὄμοσέν τε τελεύτησέν τε τὸν ὅρκον,
τὼ βήτην Λήμνου τε καὶ Ἴμβρου ἄστυ λιπόντε
ἠέρα ἑσσαμένω ῥίμφα πρήσσοντε κέλευθον.
Ἴδην δ᾽ ἱκέσθην πολυπίδακα μητέρα θηρῶν
Λεκτόν, ὅθι πρῶτον λιπέτην ἅλα· τὼ δ᾽ ἐπὶ χέρσου
βήτην, ἀκροτάτη δὲ ποδῶν ὕπο σείετο ὕλη.
ἔνθ᾽ Ὕπνος μὲν ἔμεινε πάρος Διὸς ὄσσε ἰδέσθαι
εἰς ἐλάτην ἀναβὰς περιμήκετον, ἣ τότ᾽ ἐν Ἴδηι
μακροτάτη πεφυυῖα δι᾽ ἠέρος αἰθέρ᾽ ἵκανεν·
ἔνθ᾽ ἧστ᾽ ὄζοισιν πεπυκασμένος εἰλατίνοισιν
ὄρνιθι λιγυρῆι ἐναλίγκιος, ἥν τ᾽ ἐν ὄρεσσι
χαλκίδα κικλήσκουσι θεοί, ἄνδρες δὲ κύμινδιν.
Ἥρη δὲ κραιπνῶς προσεβήσετο Γάργαρον ἄκρον
Ἴδης ὑψηλῆς· ἴδε δὲ νεφεληγερέτα Ζεύς.
ὡς δ᾽ ἴδεν, ὥς μιν ἔρως πυκινὰς φρένας ἀμφεκάλυψεν,
οἷον ὅτε πρῶτόν περ ἐμισγέσθην φιλότητι
εἰς εὐνὴν φοιτῶντε, φίλους λήθοντε τοκῆας.
στῆ δ᾽ αὐτῆς προπάροιθεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
Ἥρη πῆι μεμαυῖα κατ᾽ Οὐλύμπου τόδ᾽ ἱκάνεις;
ἵπποι δ᾽ οὐ παρέασι καὶ ἅρματα τῶν κ᾽ ἐπιβαίης.
τὸν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
ἔρχομαι ὀψομένη πολυφόρβου πείρατα γαίης,
Ὠκεανόν τε θεῶν γένεσιν καὶ μητέρα Τηθύν,
οἵ με σφοῖσι δόμοισιν ἐῢ τρέφον ἠδ᾽ ἀτίταλλον·
τοὺς εἶμ᾽ ὀψομένη, καί σφ᾽ ἄκριτα νείκεα λύσω·
ἤδη γὰρ δηρὸν χρόνον ἀλλήλων ἀπέχονται
εὐνῆς καὶ φιλότητος, ἐπεὶ χόλος ἔμπεσε θυμῶι.
ἵπποι δ᾽ ἐν πρυμνωρείηι πολυπίδακος Ἴδης
ἑστᾶσ᾽, οἵ μ᾽ οἴσουσιν ἐπὶ τραφερήν τε καὶ ὑγρήν.
νῦν δὲ σεῦ εἵνεκα δεῦρο κατ᾽ Οὐλύμπου τόδ᾽ ἱκάνω,
μή πώς μοι μετέπειτα χολώσεαι, αἴ κε σιωπῆι
οἴχωμαι πρὸς δῶμα βαθυρρόου Ὠκεανοῖο.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
Ἥρη κεῖσε μὲν ἔστι καὶ ὕστερον ὁρμηθῆναι,
νῶϊ δ᾽ ἄγ᾽ ἐν φιλότητι τραπείομεν εὐνηθέντε.
οὐ γάρ πώ ποτέ μ᾽ ὧδε θεᾶς ἔρος οὐδὲ γυναικὸς
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι περιπροχυθεὶς ἐδάμασσεν,
οὐδ᾽ ὁπότ᾽ ἠρασάμην Ἰξιονίης ἀλόχοιο,
ἣ τέκε Πειρίθοον θεόφιν μήστωρ᾽ ἀτάλαντον·
οὐδ᾽ ὅτε περ Δανάης καλλισφύρου Ἀκρισιώνης,
ἣ τέκε Περσῆα πάντων ἀριδείκετον ἀνδρῶν·
οὐδ᾽ ὅτε Φοίνικος κούρης τηλεκλειτοῖο,
ἣ τέκε μοι Μίνων τε καὶ ἀντίθεον Ῥαδάμανθυν·
οὐδ᾽ ὅτε περ Σεμέλης οὐδ᾽ Ἀλκμήνης ἐνὶ Θήβηι,
ἥ ῥ᾽ Ἡρακλῆα κρατερόφρονα γείνατο παῖδα·
ἣ δὲ Διώνυσον Σεμέλη τέκε χάρμα βροτοῖσιν·
οὐδ᾽ ὅτε Δήμητρος καλλιπλοκάμοιο ἀνάσσης,
οὐδ᾽ ὁπότε Λητοῦς ἐρικυδέος, οὐδὲ σεῦ αὐτῆς,
ὡς σέο νῦν ἔραμαι καί με γλυκὺς ἵμερος αἱρεῖ.
τὸν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
εἰ νῦν ἐν φιλότητι λιλαίεαι εὐνηθῆναι
Ἴδης ἐν κορυφῆισι, τὰ δὲ προπέφανται ἅπαντα·
πῶς κ᾽ ἔοι εἴ τις νῶϊ θεῶν αἰειγενετάων
εὕδοντ᾽ ἀθρήσειε, θεοῖσι δὲ πᾶσι μετελθὼν
πεφράδοι; οὐκ ἂν ἔγωγε τεὸν πρὸς δῶμα νεοίμην
ἐξ εὐνῆς ἀνστᾶσα, νεμεσσητὸν δέ κεν εἴη.
ἀλλ᾽ εἰ δή ῥ᾽ ἐθέλεις καί τοι φίλον ἔπλετο θυμῶι,
ἔστιν τοι θάλαμος, τόν τοι φίλος υἱὸς ἔτευξεν
Ἥφαιστος, πυκινὰς δὲ θύρας σταθμοῖσιν ἐπῆρσεν·
ἔνθ᾽ ἴομεν κείοντες, ἐπεί νύ τοι εὔαδεν εὐνή.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
Ἥρη μήτε θεῶν τό γε δείδιθι μήτέ τιν᾽ ἀνδρῶν
ὄψεσθαι· τοῖόν τοι ἐγὼ νέφος ἀμφικαλύψω
χρύσεον· οὐδ᾽ ἂν νῶϊ διαδράκοι Ἠέλιός περ,
οὗ τε καὶ ὀξύτατον πέλεται φάος εἰσοράασθαι.
ἦ ῥα καὶ ἀγκὰς ἔμαρπτε Κρόνου παῖς ἣν παράκοιτιν·
τοῖσι δ᾽ ὑπὸ χθὼν δῖα φύεν νεοθηλέα ποίην,
λωτόν θ᾽ ἑρσήεντα ἰδὲ κρόκον ἠδ᾽ ὑάκινθον
πυκνὸν καὶ μαλακόν, ὃς ἀπὸ χθονὸς ὑψόσ᾽ ἔεργε.
τῶι ἔνι λεξάσθην, ἐπὶ δὲ νεφέλην ἕσσαντο
καλὴν χρυσείην· στιλπναὶ δ᾽ ἀπέπιπτον ἔερσαι.
ὣς ὁ μὲν ἀτρέμας εὗδε πατὴρ ἀνὰ Γαργάρωι ἄκρωι,
ὕπνωι καὶ φιλότητι δαμείς, ἔχε δ᾽ ἀγκὰς ἄκοιτιν·
βῆ δὲ θέειν ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν νήδυμος Ὕπνος
ἀγγελίην ἐρέων γαιηόχωι ἐννοσιγαίωι·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
πρόφρων νῦν Δαναοῖσι Ποσείδαον ἐπάμυνε,
καί σφιν κῦδος ὄπαζε μίνυνθά περ, ὄφρ᾽ ἔτι εὕδει
Ζεύς, ἐπεὶ αὐτῶι ἐγὼ μαλακὸν περὶ κῶμ᾽ ἐκάλυψα·
Ἥρη δ᾽ ἐν φιλότητι παρήπαφεν εὐνηθῆναι.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ὤιχετ᾽ ἐπὶ κλυτὰ φῦλ᾽ ἀνθρώπων,
τὸν δ᾽ ἔτι μᾶλλον ἀνῆκεν ἀμυνέμεναι Δαναοῖσιν.
αὐτίκα δ᾽ ἐν πρώτοισι μέγα προθορὼν ἐκέλευσεν·
Ἀργεῖοι καὶ δ᾽ αὖτε μεθίεμεν Ἕκτορι νίκην
Πριαμίδηι, ἵνα νῆας ἕληι καὶ κῦδος ἄρηται;
ἀλλ᾽ ὁ μὲν οὕτω φησὶ καὶ εὔχεται οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισι μένει κεχολωμένος ἦτορ·
κείνου δ᾽ οὔ τι λίην ποθὴ ἔσσεται, εἴ κεν οἳ ἄλλοι
ἡμεῖς ὀτρυνώμεθ᾽ ἀμυνέμεν ἀλλήλοισιν.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω πειθώμεθα πάντες·
ἀσπίδες ὅσσαι ἄρισται ἐνὶ στρατῶι ἠδὲ μέγισται
ἑσσάμενοι, κεφαλὰς δὲ παναίθηισιν κορύθεσσι
κρύψαντες, χερσίν τε τὰ μακρότατ᾽ ἔγχε᾽ ἑλόντες
ἴομεν· αὐτὰρ ἐγὼν ἡγήσομαι, οὐδ᾽ ἔτι φημὶ
Ἕκτορα Πριαμίδην μενέειν μάλα περ μεμαῶτα.
ὃς δέ κ᾽ ἀνὴρ μενέχαρμος, ἔχει δ᾽ ὀλίγον σάκος ὤμωι,
χείρονι φωτὶ δότω, ὁ δ᾽ ἐν ἀσπίδι μείζονι δύτω.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο·
τοὺς δ᾽ αὐτοὶ βασιλῆες ἐκόσμεον οὐτάμενοί περ
Τυδεΐδης Ὀδυσεύς τε καὶ Ἀτρεΐδης Ἀγαμέμνων·
οἰχόμενοι δ᾽ ἐπὶ πάντας ἀρήϊα τεύχε᾽ ἄμειβον·
ἐσθλὰ μὲν ἐσθλὸς ἔδυνε, χέρεια δὲ χείρονι δόσκεν.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἕσσαντο περὶ χροῒ νώροπα χαλκὸν
βάν ῥ᾽ ἴμεν· ἦρχε δ᾽ ἄρά σφι Ποσειδάων ἐνοσίχθων
δεινὸν ἄορ τανύηκες ἔχων ἐν χειρὶ παχείηι
εἴκελον ἀστεροπῆι· τῶι δ᾽ οὐ θέμις ἐστὶ μιγῆναι
ἐν δαῒ λευγαλέηι, ἀλλὰ δέος ἰσχάνει ἄνδρας.
Τρῶας δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐκόσμει φαίδιμος Ἕκτωρ.
δή ῥα τότ᾽ αἰνοτάτην ἔριδα πτολέμοιο τάνυσσαν
κυανοχαῖτα Ποσειδάων καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ,
ἤτοι ὁ μὲν Τρώεσσιν, ὁ δ᾽ Ἀργείοισιν ἀρήγων.
ἐκλύσθη δὲ θάλασσα ποτὶ κλισίας τε νέας τε
Ἀργείων· οἳ δὲ ξύνισαν μεγάλωι ἀλαλητῶι.
οὔτε θαλάσσης κῦμα τόσον βοάαι ποτὶ χέρσον
ποντόθεν ὀρνύμενον πνοιῆι Βορέω ἀλεγεινῆι·
οὔτε πυρὸς τόσσός γε ποτὶ βρόμος αἰθομένοιο
οὔρεος ἐν βήσσηις, ὅτε τ᾽ ὤρετο καιέμεν ὕλην·
οὔτ᾽ ἄνεμος τόσσόν γε περὶ δρυσὶν ὑψικόμοισι
ἠπύει, ὅς τε μάλιστα μέγα βρέμεται χαλεπαίνων,
ὅσση ἄρα Τρώων καὶ Ἀχαιῶν ἔπλετο φωνὴ
δεινὸν ἀϋσάντων, ὅτ᾽ ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ὄρουσαν.
Αἴαντος δὲ πρῶτος ἀκόντισε φαίδιμος Ἕκτωρ
ἔγχει, ἐπεὶ τέτραπτο πρὸς ἰθύ οἱ, οὐδ᾽ ἀφάμαρτε,
τῆι ῥα δύω τελαμῶνε περὶ στήθεσσι τετάσθην,
ἤτοι ὁ μὲν σάκεος, ὁ δὲ φασγάνου ἀργυροήλου·
τώ οἱ ῥυσάσθην τέρενα χρόα. χώσατο δ᾽ Ἕκτωρ,
ὅττί ῥά οἱ βέλος ὠκὺ ἐτώσιον ἔκφυγε χειρός,
ἂψ δ᾽ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων.
τὸν μὲν ἔπειτ᾽ ἀπιόντα μέγας Τελαμώνιος Αἴας
χερμαδίωι, τά ῥα πολλὰ θοάων ἔχματα νηῶν
πὰρ ποσὶ μαρναμένων ἐκυλίνδετο, τῶν ἓν ἀείρας
στῆθος βεβλήκει ὑπὲρ ἄντυγος ἀγχόθι δειρῆς,
στρόμβον δ᾽ ὣς ἔσσευε βαλών, περὶ δ᾽ ἔδραμε πάντηι.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ πληγῆς πατρὸς Διὸς ἐξερίπηι δρῦς
πρόρριζος, δεινὴ δὲ θεείου γίγνεται ὀδμὴ
ἐξ αὐτῆς, τὸν δ᾽ οὔ περ ἔχει θράσος ὅς κεν ἴδηται
ἐγγὺς ἐών, χαλεπὸς δὲ Διὸς μεγάλοιο κεραυνός,
ὣς ἔπεσ᾽ Ἕκτορος ὦκα χαμαὶ μένος ἐν κονίηισι·
χειρὸς δ᾽ ἔκβαλεν ἔγχος, ἐπ᾽ αὐτῶι δ᾽ ἀσπὶς ἑάφθη
καὶ κόρυς, ἀμφὶ δέ οἱ βράχε τεύχεα ποικίλα χαλκῶι.
οἳ δὲ μέγα ἰάχοντες ἐπέδραμον υἷες Ἀχαιῶν
ἐλπόμενοι ἐρύεσθαι, ἀκόντιζον δὲ θαμειὰς
αἰχμάς· ἀλλ᾽ οὔ τις ἐδυνήσατο ποιμένα λαῶν
οὐτάσαι οὐδὲ βαλεῖν· πρὶν γὰρ περίβησαν ἄριστοι
Πουλυδάμας τε καὶ Αἰνείας καὶ δῖος Ἀγήνωρ
Σαρπηδών τ᾽ ἀρχὸς Λυκίων καὶ Γλαῦκος ἀμύμων.
τῶν δ᾽ ἄλλων οὔ τίς εὑ ἀκήδεσεν, ἀλλὰ πάροιθεν
ἀσπίδας εὐκύκλους σχέθον αὐτοῦ. τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ἑταῖροι
χερσὶν ἀείραντες φέρον ἐκ πόνου, ὄφρ᾽ ἵκεθ᾽ ἵππους
ὠκέας, οἵ οἱ ὄπισθε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἕστασαν ἡνίοχόν τε καὶ ἅρματα ποικίλ᾽ ἔχοντες·
οἳ τόν γε προτὶ ἄστυ φέρον βαρέα στενάχοντα.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πόρον ἷξον ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
Ξάνθου δινήεντος, ὃν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς,
ἔνθά μιν ἐξ ἵππων πέλασαν χθονί, κὰδ δέ οἱ ὕδωρ
χεῦαν· ὁ δ᾽ ἀμπνύνθη καὶ ἀνέδρακεν ὀφθαλμοῖσιν,
ἑζόμενος δ᾽ ἐπὶ γοῦνα κελαινεφὲς αἷμ᾽ ἀπέμεσσεν·
αὖτις δ᾽ ἐξοπίσω πλῆτο χθονί, τὼ δέ οἱ ὄσσε
νὺξ ἐκάλυψε μέλαινα· βέλος δ᾽ ἔτι θυμὸν ἐδάμνα.
Ἀργεῖοι δ᾽ ὡς οὖν ἴδον Ἕκτορα νόσφι κιόντα
μᾶλλον ἐπὶ Τρώεσσι θόρον, μνήσαντο δὲ χάρμης.
ἔνθα πολὺ πρώτιστος Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας
Σάτνιον οὔτασε δουρὶ μετάλμενος ὀξυόεντι
Ἠνοπίδην, ὃν ἄρα νύμφη τέκε νηῒς ἀμύμων
Ἤνοπι βουκολέοντι παρ᾽ ὄχθας Σατνιόεντος.
τὸν μὲν Ὀϊλιάδης δουρὶ κλυτὸς ἐγγύθεν ἐλθὼν
οὖτα κατὰ λαπάρην· ὁ δ᾽ ἀνετράπετ᾽, ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι
Τρῶες καὶ Δαναοὶ σύναγον κρατερὴν ὑσμίνην.
τῶι δ᾽ ἐπὶ Πουλυδάμας ἐγχέσπαλος ἦλθεν ἀμύντωρ
Πανθοΐδης, βάλε δὲ Προθοήνορα δεξιὸν ὦμον
υἱὸν Ἀρηϊλύκοιο, δι᾽ ὤμου δ᾽ ὄβριμον ἔγχος
ἔσχεν, ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
Πουλυδάμας δ᾽ ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας·
οὐ μὰν αὖτ᾽ ὀΐω μεγαθύμου Πανθοΐδαο
χειρὸς ἄπο στιβαρῆς ἅλιον πηδῆσαι ἄκοντα,
ἀλλά τις Ἀργείων κόμισε χροΐ, καί μιν ὀΐω
αὐτῶι σκηπτόμενον κατίμεν δόμον Ἄϊδος εἴσω.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργείοισι δ᾽ ἄχος γένετ᾽ εὐξαμένοιο·
Αἴαντι δὲ μάλιστα δαΐφρονι θυμὸν ὄρινε
τῶι Τελαμωνιάδηι· τοῦ γὰρ πέσεν ἄγχι μάλιστα.
καρπαλίμως δ᾽ ἀπιόντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
Πουλυδάμας δ᾽ αὐτὸς μὲν ἀλεύατο κῆρα μέλαιναν
λικριφὶς ἀΐξας, κόμισεν δ᾽ Ἀντήνορος υἱὸς
Ἀρχέλοχος· τῶι γάρ ῥα θεοὶ βούλευσαν ὄλεθρον.
τόν ῥ᾽ ἔβαλεν κεφαλῆς τε καὶ αὐχένος ἐν συνεοχμῶι,
νείατον ἀστράγαλον, ἀπὸ δ᾽ ἄμφω κέρσε τένοντε·
τοῦ δὲ πολὺ προτέρη κεφαλὴ στόμα τε ῥῖνές τε
οὔδεϊ πλῆντ᾽ ἤ περ κνῆμαι καὶ γοῦνα πεσόντος.
Αἴας δ᾽ αὖτ᾽ ἐγέγωνεν ἀμύμονι Πουλυδάμαντι·
φράζεο Πουλυδάμα καί μοι νημερτὲς ἐνίσπες
ἦ ῥ᾽ οὐχ οὗτος ἀνὴρ Προθοήνορος ἀντὶ πεφάσθαι
ἄξιος; οὐ μέν μοι κακὸς εἴδεται οὐδὲ κακῶν ἔξ,
ἀλλὰ κασίγνητος Ἀντήνορος ἱπποδάμοιο
ἢ πάϊς· αὐτῶι γὰρ γενεὴν ἄγχιστα ἐώικει.
ἦ ῥ᾽ εὖ γιγνώσκων, Τρῶας δ᾽ ἄχος ἔλλαβε θυμόν.
ἔνθ᾽ Ἀκάμας Πρόμαχον Βοιώτιον οὔτασε δουρὶ
ἀμφὶ κασιγνήτωι βεβαώς· ὁ δ᾽ ὕφελκε ποδοῖιν.
τῶι δ᾽ Ἀκάμας ἔκπαγλον ἐπεύξατο μακρὸν ἀΰσας·
Ἀργεῖοι ἰόμωροι ἀπειλάων ἀκόρητοι
οὔ θην οἴοισίν γε πόνος τ᾽ ἔσεται καὶ ὀϊζὺς
ἡμῖν, ἀλλά ποθ᾽ ὧδε κατακτενέεσθε καὶ ὔμμες.
φράζεσθ᾽ ὡς ὑμῖν Πρόμαχος δεδμημένος εὕδει
ἔγχει ἐμῶι, ἵνα μή τι κασιγνήτοιό γε ποινὴ
δηρὸν ἄτιτος ἔηι· τὼ καί κέ τις εὔχεται ἀνὴρ
γνωτὸν ἐνὶ μεγάροισιν ἀρῆς ἀλκτῆρα λιπέσθαι.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀργείοισι δ᾽ ἄχος γένετ᾽ εὐξαμένοιο·
Πηνέλεωι δὲ μάλιστα δαΐφρονι θυμὸν ὄρινεν·
ὁρμήθη δ᾽ Ἀκάμαντος· ὁ δ᾽ οὐχ ὑπέμεινεν ἐρωὴν
Πηνελέωο ἄνακτος· ὁ δ᾽ οὔτασεν Ἰλιονῆα
υἱὸν Φόρβαντος πολυμήλου, τόν ῥα μάλιστα
Ἑρμείας Τρώων ἐφίλει καὶ κτῆσιν ὄπασσε·
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὸ μήτηρ μοῦνον τέκεν Ἰλιονῆα.
τὸν τόθ᾽ ὑπ᾽ ὀφρύος οὖτα κατ᾽ ὀφθαλμοῖο θέμεθλα,
ἐκ δ᾽ ὦσε γλήνην· δόρυ δ᾽ ὀφθαλμοῖο διὰ πρὸ
καὶ διὰ ἰνίου ἦλθεν, ὁ δ᾽ ἕζετο χεῖρε πετάσσας
ἄμφω· Πηνέλεως δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
αὐχένα μέσσον ἔλασσεν, ἀπήραξεν δὲ χαμᾶζε
αὐτῆι σὺν πήληκι κάρη· ἔτι δ᾽ ὄβριμον ἔγχος
ἦεν ἐν ὀφθαλμῶι· ὁ δὲ φὴ κώδειαν ἀνασχὼν
πέφραδέ τε Τρώεσσι καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
εἰπέμεναί μοι Τρῶες ἀγαυοῦ Ἰλιονῆος
πατρὶ φίλωι καὶ μητρὶ γοήμεναι ἐν μεγάροισιν·
οὐδὲ γὰρ ἣ Προμάχοιο δάμαρ Ἀλεγηνορίδαο
ἀνδρὶ φίλωι ἐλθόντι γανύσσεται, ὁππότε κεν δὴ
ἐκ Τροίης σὺν νηυσὶ νεώμεθα κοῦροι Ἀχαιῶν.
ὣς φάτο, τοὺς δ᾽ ἄρα πάντας ὑπὸ τρόμος ἔλλαβε γυῖα,
πάπτηνεν δὲ ἕκαστος ὅπηι φύγοι αἰπὺν ὄλεθρον.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι
ὅς τις δὴ πρῶτος βροτόεντ᾽ ἀνδράγρι᾽ Ἀχαιῶν
ἤρατ᾽, ἐπεί ῥ᾽ ἔκλινε μάχην κλυτὸς ἐννοσίγαιος.
Αἴας ῥα πρῶτος Τελαμώνιος Ὕρτιον οὖτα
Γυρτιάδην Μυσῶν ἡγήτορα καρτεροθύμων·
Φάλκην δ᾽ Ἀντίλοχος καὶ Μέρμερον ἐξενάριξε·
Μηριόνης δὲ Μόρυν τε καὶ Ἱπποτίωνα κατέκτα,
Τεῦκρος δὲ Προθόωνά τ᾽ ἐνήρατο καὶ Περιφήτην·
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειθ᾽ Ὑπερήνορα ποιμένα λαῶν
οὖτα κατὰ λαπάρην, διὰ δ᾽ ἔντερα χαλκὸς ἄφυσσε
δηιώσας· ψυχὴ δὲ κατ᾽ οὐταμένην ὠτειλὴν
ἔσσυτ᾽ ἐπειγομένη, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
πλείστους δ᾽ Αἴας εἷλεν Ὀϊλῆος ταχὺς υἱός·
οὐ γάρ οἵ τις ὁμοῖος ἐπισπέσθαι ποσὶν ἦεν
ἀνδρῶν τρεσσάντων, ὅτε τε Ζεὺς ἐν φόβον ὄρσηι.
Ἰλιάδος Ο
Παλίωξις παρὰ τῶν νεῶν.
Αὐτὰρ ἐπεὶ διά τε σκόλοπας καὶ τάφρον ἔβησαν
φεύγοντες, πολλοὶ δὲ δάμεν Δαναῶν ὑπὸ χερσίν,
οἳ μὲν δὴ παρ᾽ ὄχεσφιν ἐρητύοντο μένοντες
χλωροὶ ὑπαὶ δείους πεφοβημένοι· ἔγρετο δὲ Ζεὺς
Ἴδης ἐν κορυφῆισι παρὰ χρυσοθρόνου Ἥρης,
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ἀναΐξας, ἴδε δὲ Τρῶας καὶ Ἀχαιοὺς
τοὺς μὲν ὀρινομένους, τοὺς δὲ κλονέοντας ὄπισθεν
Ἀργείους, μετὰ δέ σφι Ποσειδάωνα ἄνακτα·
Ἕκτορα δ᾽ ἐν πεδίωι ἴδε κείμενον, ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι
εἵαθ᾽, ὁ δ᾽ ἀργαλέωι ἔχετ᾽ ἄσθματι κῆρ ἀπινύσσων
αἷμ᾽ ἐμέων, ἐπεὶ οὔ μιν ἀφαυρότατος βάλ᾽ Ἀχαιῶν.
τὸν δὲ ἰδὼν ἐλέησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε,
δεινὰ δ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν Ἥρην πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ἦ μάλα δὴ κακότεχνος ἀμήχανε σὸς δόλος Ἥρη
Ἕκτορα δῖον ἔπαυσε μάχης, ἐφόβησε δὲ λαούς.
οὐ μὰν οἶδ᾽ εἰ αὖτε κακορραφίης ἀλεγεινῆς
πρώτη ἐπαύρηαι καί σε πληγῆισιν ἱμάσσω.
ἦ οὐ μέμνηι ὅτε τ᾽ ἐκρέμω ὑψόθεν, ἐκ δὲ ποδοῖιν
ἄκμονας ἧκα δύω, περὶ χερσὶ δὲ δεσμὸν ἴηλα
χρύσεον ἄρρηκτον; σὺ δ᾽ ἐν αἰθέρι καὶ νεφέληισιν
ἐκρέμω· ἠλάστεον δὲ θεοὶ κατὰ μακρὸν Ὄλυμπον,
λῦσαι δ᾽ οὐκ ἐδύναντο παρασταδόν· ὃν δὲ λάβοιμι
ῥίπτασκον τεταγὼν ἀπὸ βηλοῦ ὄφρ᾽ ἂν ἵκηται
γῆν ὀλιγηπελέων· ἐμὲ δ᾽ οὐδ᾽ ὧς θυμὸν ἀνίει
ἀζηχὴς ὀδύνη Ἡρακλῆος θείοιο,
τὸν σὺ ξὺν Βορέηι ἀνέμωι πεπιθοῦσα θυέλλας
πέμψας ἐπ᾽ ἀτρύγετον πόντον κακὰ μητιόωσα,
καί μιν ἔπειτα Κόων δ᾽ εὖ ναιομένην ἀπένεικας.
τὸν μὲν ἐγὼν ἔνθεν ῥυσάμην καὶ ἀνήγαγον αὖτις
Ἄργος ἐς ἱππόβοτον καὶ πολλά περ ἀθλήσαντα.
τῶν σ᾽ αὖτις μνήσω ἵν᾽ ἀπολλήξηις ἀπατάων,
ὄφρα ἴδηι ἤν τοι χραίσμηι φιλότης τε καὶ εὐνή,
ἣν ἐμίγης ἐλθοῦσα θεῶν ἄπο καί μ᾽ ἀπάτησας.
ὣς φάτο, ῥίγησεν δὲ βοῶπις πότνια Ἥρη,
καί μιν φωνήσασ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἴστω νῦν τόδε Γαῖα καὶ Οὐρανὸς εὐρὺς ὕπερθε
καὶ τὸ κατειβόμενον Στυγὸς ὕδωρ, ὅς τε μέγιστος
ὅρκος δεινότατός τε πέλει μακάρεσσι θεοῖσι,
σή θ᾽ ἱερὴ κεφαλὴ καὶ νωΐτερον λέχος αὐτῶν
κουρίδιον, τὸ μὲν οὐκ ἂν ἐγώ ποτε μὰψ ὀμόσαιμι·
μὴ δι᾽ ἐμὴν ἰότητα Ποσειδάων ἐνοσίχθων
πημαίνει Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα, τοῖσι δ᾽ ἀρήγει,
ἀλλά που αὐτὸν θυμὸς ἐποτρύνει καὶ ἀνώγει,
τειρομένους δ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἰδὼν ἐλέησεν Ἀχαιούς.
αὐτάρ τοι καὶ κείνωι ἐγὼ παραμυθησαίμην
τῆι ἴμεν ἧι κεν δὴ σὺ κελαινεφὲς ἡγεμονεύηις.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε,
καί μιν ἀμειβόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
εἰ μὲν δὴ σύ γ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη
ἶσον ἐμοὶ φρονέουσα μετ᾽ ἀθανάτοισι καθίζοις,
τώ κε Ποσειδάων γε, καὶ εἰ μάλα βούλεται ἄλληι,
αἶψα μεταστρέψειε νόον μετὰ σὸν καὶ ἐμὸν κῆρ.
ἀλλ᾽ εἰ δή ῥ᾽ ἐτεόν γε καὶ ἀτρεκέως ἀγορεύεις,
ἔρχεο νῦν μετὰ φῦλα θεῶν, καὶ δεῦρο κάλεσσον
Ἶρίν τ᾽ ἐλθέμεναι καὶ Ἀπόλλωνα κλυτότοξον,
ὄφρ᾽ ἣ μὲν μετὰ λαὸν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
ἔλθηι, καὶ εἴπηισι Ποσειδάωνι ἄνακτι
παυσάμενον πολέμοιο τὰ ἃ πρὸς δώμαθ᾽ ἱκέσθαι,
Ἕκτορα δ᾽ ὀτρύνηισι μάχην ἐς Φοῖβος Ἀπόλλων,
αὖτις δ᾽ ἐμπνεύσηισι μένος, λελάθηι δ᾽ ὀδυνάων
αἳ νῦν μιν τείρουσι κατὰ φρένας, αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
αὖτις ἀποστρέψηισιν ἀνάλκιδα φύζαν ἐνόρσας,
φεύγοντες δ᾽ ἐν νηυσὶ πολυκλήϊσι πέσωσι
Πηλεΐδεω Ἀχιλῆος· ὁ δ᾽ ἀνστήσει ὃν ἑταῖρον
Πάτροκλον· τὸν δὲ κτενεῖ ἔγχεϊ φαίδιμος Ἕκτωρ
Ἰλίου προπάροιθε πολέας ὀλέσαντ᾽ αἰζηοὺς
τοὺς ἄλλους, μετὰ δ᾽ υἱὸν ἐμὸν Σαρπηδόνα δῖον.
τοῦ δὲ χολωσάμενος κτενεῖ Ἕκτορα δῖος Ἀχιλλεύς.
ἐκ τοῦ δ᾽ ἄν τοι ἔπειτα παλίωξιν παρὰ νηῶν
αἰὲν ἐγὼ τεύχοιμι διαμπερὲς εἰς ὅ κ᾽ Ἀχαιοὶ
Ἴλιον αἰπὺ ἕλοιεν Ἀθηναίης διὰ βουλάς.
τὸ πρὶν δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ᾽ ἐγὼ παύω χόλον οὔτέ τιν᾽ ἄλλον
ἀθανάτων Δαναοῖσιν ἀμυνέμεν ἐνθάδ᾽ ἐάσω
πρίν γε τὸ Πηλεΐδαο τελευτηθῆναι ἐέλδωρ,
ὥς οἱ ὑπέστην πρῶτον, ἐμῶι δ᾽ ἐπένευσα κάρητι,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἐμεῖο θεὰ Θέτις ἥψατο γούνων,
λισσομένη τιμῆσαι Ἀχιλλῆα πτολίπορθον.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
βῆ δ᾽ ἐξ Ἰδαίων ὀρέων ἐς μακρὸν Ὄλυμπον.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἀΐξηι νόος ἀνέρος, ὅς τ᾽ ἐπὶ πολλὴν
γαῖαν ἐληλουθὼς φρεσὶ πευκαλίμηισι νοήσηι
ἔνθ᾽ εἴην ἢ ἔνθα, μενοινήηισί τε πολλά,
ὣς κραιπνῶς μεμαυῖα διέπτατο πότνια Ἥρη·
ἵκετο δ᾽ αἰπὺν Ὄλυμπον, ὁμηγερέεσσι δ᾽ ἐπῆλθεν
ἀθανάτοισι θεοῖσι Διὸς δόμωι· οἳ δὲ ἰδόντες
πάντες ἀνήϊξαν καὶ δεικανόωντο δέπασσιν.
ἣ δ᾽ ἄλλους μὲν ἔασε, Θέμιστι δὲ καλλιπαρήιωι
δέκτο δέπας· πρώτη γὰρ ἐναντίη ἦλθε θέουσα,
καί μιν φωνήσασ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἥρη τίπτε βέβηκας; ἀτυζομένηι δὲ ἔοικας·
ἦ μάλα δή σ᾽ ἐφόβησε Κρόνου πάϊς, ὅς τοι ἀκοίτης.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ λευκώλενος Ἥρη·
μή με θεὰ Θέμι ταῦτα διείρεο· οἶσθα καὶ αὐτὴ
οἷος κείνου θυμὸς ὑπερφίαλος καὶ ἀπηνής.
ἀλλὰ σύ γ᾽ ἄρχε θεοῖσι δόμοις ἔνι δαιτὸς ἐΐσης·
ταῦτα δὲ καὶ μετὰ πᾶσιν ἀκούσεαι ἀθανάτοισιν
οἷα Ζεὺς κακὰ ἔργα πιφαύσκεται· οὐδέ τί φημι
πᾶσιν ὁμῶς θυμὸν κεχαρησέμεν, οὔτε βροτοῖσιν
οὔτε θεοῖς, εἴ πέρ τις ἔτι νῦν δαίνυται εὔφρων.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσα καθέζετο πότνια Ἥρη,
ὄχθησαν δ᾽ ἀνὰ δῶμα Διὸς θεοί· ἣ δ᾽ ἐγέλασσε
χείλεσιν, οὐδὲ μέτωπον ἐπ᾽ ὀφρύσι κυανέηισιν
ἰάνθη· πᾶσιν δὲ νεμεσσηθεῖσα μετηύδα·
νήπιοι οἳ Ζηνὶ μενεαίνομεν ἀφρονέοντες·
ἦ ἔτι μιν μέμαμεν καταπαυσέμεν ἆσσον ἰόντες
ἢ ἔπει ἠὲ βίηι· ὁ δ᾽ ἀφήμενος οὐκ ἀλεγίζει
οὐδ᾽ ὄθεται· φησὶν γὰρ ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσι
κάρτεΐ τε σθένεΐ τε διακριδὸν εἶναι ἄριστος.
τὼ ἔχεθ᾽ ὅττί κεν ὔμμι κακὸν πέμπηισιν ἑκάστωι.
ἤδη γὰρ νῦν ἔλπομ᾽ Ἄρηΐ γε πῆμα τετύχθαι·
υἱὸς γάρ οἱ ὄλωλε μάχηι ἔνι φίλτατος ἀνδρῶν
Ἀσκάλαφος, τόν φησιν ὃν ἔμμεναι ὄβριμος Ἄρης.
ὣς ἔφατ᾽, αὐτὰρ Ἄρης θαλερὼ πεπλήγετο μηρὼ
χερσὶ καταπρηνέσσ᾽, ὀλοφυρόμενος δ᾽ ἔπος ηὔδα·
μὴ νῦν μοι νεμεσήσετ᾽ Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχοντες
τίσασθαι φόνον υἷος ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
εἴ πέρ μοι καὶ μοῖρα Διὸς πληγέντι κεραυνῶι
κεῖσθαι ὁμοῦ νεκύεσσι μεθ᾽ αἵματι καὶ κονίηισιν.
ὣς φάτο, καί ῥ᾽ ἵππους κέλετο Δεῖμόν τε Φόβον τε
ζευγνύμεν, αὐτὸς δ᾽ ἔντε᾽ ἐδύσετο παμφανόωντα.
ἔνθά κ᾽ ἔτι μείζων τε καὶ ἀργαλεώτερος ἄλλος
πὰρ Διὸς ἀθανάτοισι χόλος καὶ μῆνις ἐτύχθη,
εἰ μὴ Ἀθήνη πᾶσι περιδείσασα θεοῖσιν
ὦρτο διὲκ προθύρου, λίπε δὲ θρόνον ἔνθα θάασσε,
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν κεφαλῆς κόρυθ᾽ εἵλετο καὶ σάκος ὤμων,
ἔγχος δ᾽ ἔστησε στιβαρῆς ἀπὸ χειρὸς ἑλοῦσα
χάλκεον· ἣ δ᾽ ἐπέεσσι καθάπτετο θοῦρον Ἄρηα·
μαινόμενε φρένας ἠλὲ διέφθορας· ἦ νύ τοι αὔτως
οὔατ᾽ ἀκουέμεν ἐστί, νόος δ᾽ ἀπόλωλε καὶ αἰδώς.
οὐκ ἀΐεις ἅ τέ φησι θεὰ λευκώλενος Ἥρη
ἣ δὴ νῦν πὰρ Ζηνὸς Ὀλυμπίου εἰλήλουθεν;
ἦ ἐθέλεις αὐτὸς μὲν ἀναπλήσας κακὰ πολλὰ
ἂψ ἴμεν Οὔλυμπον δὲ καὶ ἀχνύμενός περ ἀνάγκηι,
αὐτὰρ τοῖς ἄλλοισι κακὸν μέγα πᾶσι φυτεῦσαι;
αὐτίκα γὰρ Τρῶας μὲν ὑπερθύμους καὶ Ἀχαιοὺς
λείψει, ὁ δ᾽ ἡμέας εἶσι κυδοιμήσων ἐς Ὄλυμπον,
μάρψει δ᾽ ἑξείης ὅς τ᾽ αἴτιος ὅς τε καὶ οὐκί.
τώ σ᾽ αὖ νῦν κέλομαι μεθέμεν χόλον υἷος ἑῆος·
ἤδη γάρ τις τοῦ γε βίην καὶ χεῖρας ἀμείνων
ἢ πέφατ᾽, ἢ καὶ ἔπειτα πεφήσεται· ἀργαλέον δὲ
πάντων ἀνθρώπων ῥῦσθαι γενεήν τε τόκον τε.
ὣς εἰποῦσ᾽ ἵδρυσε θρόνωι ἔνι θοῦρον Ἄρηα.
Ἥρη δ᾽ Ἀπόλλωνα καλέσσατο δώματος ἐκτὸς
Ἶρίν θ᾽, ἥ τε θεοῖσι μετάγγελος ἀθανάτοισι,
καί σφεας φωνήσασ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ζεὺς σφὼ εἰς Ἴδην κέλετ᾽ ἐλθέμεν ὅττι τάχιστα·
αὐτὰρ ἐπὴν ἔλθητε, Διός τ᾽ εἰς ὦπα ἴδησθε,
ἕρδειν ὅττί κε κεῖνος ἐποτρύνηι καὶ ἀνώγηι.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσα πάλιν κίε πότνια Ἥρη,
ἕζετο δ᾽ εἰνὶ θρόνωι· τὼ δ᾽ ἀΐξαντε πετέσθην.
Ἴδην δ᾽ ἵκανον πολυπίδακα μητέρα θηρῶν,
εὗρον δ᾽ εὐρύοπα Κρονίδην ἀνὰ Γαργάρωι ἄκρωι
ἥμενον· ἀμφὶ δέ μιν θυόεν νέφος ἐστεφάνωτο.
τὼ δὲ πάροιθ᾽ ἐλθόντε Διὸς νεφεληγερέταο
στήτην· οὐδέ σφωϊν ἰδὼν ἐχολώσατο θυμῶι,
ὅττί οἱ ὦκ᾽ ἐπέεσσι φίλης ἀλόχοιο πιθέσθην.
Ἶριν δὲ προτέρην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα, Ποσειδάωνι ἄνακτι
πάντα τάδ᾽ ἀγγεῖλαι, μὴ δὲ ψευδάγγελος εἶναι.
παυσάμενόν μιν ἄνωχθι μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἔρχεσθαι μετὰ φῦλα θεῶν ἢ εἰς ἅλα δῖαν.
εἰ δέ μοι οὐκ ἐπέεσσ᾽ ἐπιπείσεται, ἀλλ᾽ ἀλογήσει,
φραζέσθω δὴ ἔπειτα κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
μή μ᾽ οὐδὲ κρατερός περ ἐὼν ἐπιόντα ταλάσσηι
μεῖναι, ἐπεί εὑ φημὶ βίηι πολὺ φέρτερος εἶναι
καὶ γενεῆι πρότερος· τοῦ δ᾽ οὐκ ὄθεται φίλον ἦτορ
ἶσον ἐμοὶ φάσθαι, τόν τε στυγέουσι καὶ ἄλλοι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις,
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων εἰς Ἴλιον ἱρήν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἐκ νεφέων πτῆται νιφὰς ἠὲ χάλαζα
ψυχρὴ ὑπὸ ῥιπῆς αἰθρηγενέος Βορέαο,
ὣς κραιπνῶς μεμαυῖα διέπτατο ὠκέα Ἶρις,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη κλυτὸν ἐννοσίγαιον·
ἀγγελίην τινά τοι γαιήοχε κυανοχαῖτα
ἦλθον δεῦρο φέρουσα παραὶ Διὸς αἰγιόχοιο.
παυσάμενόν σ᾽ ἐκέλευσε μάχης ἠδὲ πτολέμοιο
ἔρχεσθαι μετὰ φῦλα θεῶν ἢ εἰς ἅλα δῖαν.
εἰ δέ οἱ οὐκ ἐπέεσσ᾽ ἐπιπείσεαι, ἀλλ᾽ ἀλογήσεις,
ἠπείλει καὶ κεῖνος ἐναντίβιον πολεμίξων
ἐνθάδ᾽ ἐλεύσεσθαι· σὲ δ᾽ ὑπεξαλέασθαι ἄνωγε
χεῖρας, ἐπεὶ σέο φησὶ βίηι πολὺ φέρτερος εἶναι
καὶ γενεῆι πρότερος· σὸν δ᾽ οὐκ ὄθεται φίλον ἦτορ
ἶσόν οἱ φάσθαι, τόν τε στυγέουσι καὶ ἄλλοι.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη κλυτὸς ἐννοσίγαιος·
ὢ πόποι ἦ ῥ᾽ ἀγαθός περ ἐὼν ὑπέροπλον ἔειπεν
εἴ μ᾽ ὁμότιμον ἐόντα βίηι ἀέκοντα καθέξει.
τρεῖς γάρ τ᾽ ἐκ Κρόνου εἰμὲν ἀδελφεοὶ οὓς τέκετο Ῥέα
Ζεὺς καὶ ἐγώ, τρίτατος δ᾽ Ἀΐδης ἐνέροισιν ἀνάσσων.
τριχθὰ δὲ πάντα δέδασται, ἕκαστος δ᾽ ἔμμορε τιμῆς·
ἤτοι ἐγὼν ἔλαχον πολιὴν ἅλα ναιέμεν αἰεὶ
παλλομένων, Ἀΐδης δ᾽ ἔλαχε ζόφον ἠερόεντα,
Ζεὺς δ᾽ ἔλαχ᾽ οὐρανὸν εὐρὺν ἐν αἰθέρι καὶ νεφέληισι·
γαῖα δ᾽ ἔτι ξυνὴ πάντων καὶ μακρὸς Ὄλυμπος.
τώ ῥα καὶ οὔ τι Διὸς βέομαι φρεσίν, ἀλλὰ ἕκηλος
καὶ κρατερός περ ἐὼν μενέτω τριτάτηι ἐνὶ μοίρηι.
χερσὶ δὲ μή τί με πάγχυ κακὸν ὣς δειδισσέσθω·
θυγατέρεσσιν γάρ τε καὶ υἱάσι βέλτερον εἴη
ἐκπάγλοις ἐπέεσσιν ἐνισσέμεν οὓς τέκεν αὐτός,
οἵ ἑθεν ὀτρύνοντος ἀκούσονται καὶ ἀνάγκηι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις·
οὕτω γὰρ δή τοι γαιήοχε κυανοχαῖτα
τόνδε φέρω Διὶ μῦθον ἀπηνέα τε κρατερόν τε,
ἦ τι μεταστρέψεις; στρεπταὶ μέν τε φρένες ἐσθλῶν.
οἶσθ᾽ ὡς πρεσβυτέροισιν Ἐρινύες αἰὲν ἕπονται.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ἶρι θεὰ μάλα τοῦτο ἔπος κατὰ μοῖραν ἔειπες·
ἐσθλὸν καὶ τὸ τέτυκται ὅτ᾽ ἄγγελος αἴσιμα εἰδῆι.
ἀλλὰ τόδ᾽ αἰνὸν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἱκάνει
ὁππότ᾽ ἂν ἰσόμορον καὶ ὁμῆι πεπρωμένον αἴσηι
νεικείειν ἐθέληισι χολωτοῖσιν ἐπέεσσιν.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μέν κε νεμεσσηθεὶς ὑποείξω·
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, καὶ ἀπειλήσω τό γε θυμῶι·
αἴ κεν ἄνευ ἐμέθεν καὶ Ἀθηναίης ἀγελείης
Ἥρης Ἑρμείω τε καὶ Ἡφαίστοιο ἄνακτος
Ἰλίου αἰπεινῆς πεφιδήσεται, οὐδ᾽ ἐθελήσει
ἐκπέρσαι, δοῦναι δὲ μέγα κράτος Ἀργείοισιν,
ἴστω τοῦθ᾽ ὅτι νῶϊν ἀνήκεστος χόλος ἔσται.
ὣς εἰπὼν λίπε λαὸν Ἀχαιϊκὸν ἐννοσίγαιος,
δῦνε δὲ πόντον ἰών, πόθεσαν δ᾽ ἥρωες Ἀχαιοί.
καὶ τότ᾽ Ἀπόλλωνα προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἔρχεο νῦν φίλε Φοῖβε μεθ᾽ Ἕκτορα χαλκοκορυστήν·
ἤδη μὲν γάρ τοι γαιήοχος ἐννοσίγαιος
οἴχεται εἰς ἅλα δῖαν ἀλευάμενος χόλον αἰπὺν
ἡμέτερον· μάλα γάρ κε μάχης ἐπύθοντο καὶ ἄλλοι,
οἵ περ ἐνέρτεροί εἰσι θεοὶ Κρόνον ἀμφὶς ἐόντες.
ἀλλὰ τόδ᾽ ἠμὲν ἐμοὶ πολὺ κέρδιον ἠδέ οἱ αὐτῶι
ἔπλετο, ὅττι πάροιθε νεμεσσηθεὶς ὑπόειξε
χεῖρας ἐμάς, ἐπεὶ οὔ κεν ἀνιδρωτί γ᾽ ἐτελέσθη.
ἀλλὰ σύ γ᾽ ἐν χείρεσσι λάβ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν,
τῆι μάλ᾽ ἐπισσείων φοβέειν ἥρωας Ἀχαιούς·
σοὶ δ᾽ αὐτῶι μελέτω ἑκατηβόλε φαίδιμος Ἕκτωρ·
τόφρα γὰρ οὖν οἱ ἔγειρε μένος μέγα, ὄφρ᾽ ἂν Ἀχαιοὶ
φεύγοντες νῆάς τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκωνται.
κεῖθεν δ᾽ αὐτὸς ἐγὼ φράσομαι ἔργον τε ἔπος τε,
ὥς κε καὶ αὖτις Ἀχαιοὶ ἀναπνεύσωσι πόνοιο.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα πατρὸς ἀνηκούστησεν Ἀπόλλων,
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἴρηκι ἐοικὼς
ὠκέϊ φασσοφόνωι, ὅς τ᾽ ὤκιστος πετεηνῶν.
εὗρ᾽ υἱὸν Πριάμοιο δαΐφρονος Ἕκτορα δῖον
ἥμενον, οὐδ᾽ ἔτι κεῖτο, νέον δ᾽ ἐσαγείρετο θυμόν,
ἀμφὶ ἓ γιγνώσκων ἑτάρους· ἀτὰρ ἆσθμα καὶ ἱδρὼς
παύετ᾽, ἐπεί μιν ἔγειρε Διὸς νόος αἰγιόχοιο.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων·
Ἕκτορ υἱὲ Πριάμοιο, τί ἢ δὲ σὺ νόσφιν ἀπ᾽ ἄλλων
ἧσ᾽ ὀλιγηπελέων; ἦ πού τί σε κῆδος ἱκάνει;
τὸν δ᾽ ὀλιγοδρανέων προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
τίς δὲ σύ ἐσσι φέριστε θεῶν ὅς μ᾽ εἴρεαι ἄντην;
οὐκ ἀΐεις ὅ με νηυσὶν ἔπι πρυμνῆισιν Ἀχαιῶν
οὓς ἑτάρους ὀλέκοντα βοὴν ἀγαθὸς βάλεν Αἴας
χερμαδίωι πρὸς στῆθος, ἔπαυσε δὲ θούριδος ἀλκῆς;
καὶ δὴ ἔγωγ᾽ ἐφάμην νέκυας καὶ δῶμ᾽ Ἀΐδαο
ἤματι τῶιδ᾽ ἵξεσθαι, ἐπεὶ φίλον ἄϊον ἦτορ.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἑκάεργος Ἀπόλλων·
θάρσει νῦν· τοῖόν τοι ἀοσσητῆρα Κρονίων
ἐξ Ἴδης προέηκε παρεστάμεναι καὶ ἀμύνειν
Φοῖβον Ἀπόλλωνα χρυσάορον, ὅς σε πάρος περ
ῥύομ᾽, ὁμῶς αὐτόν τε καὶ αἰπεινὸν πτολίεθρον.
ἀλλ᾽ ἄγε νῦν ἱππεῦσιν ἐπότρυνον πολέεσσι
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐλαυνέμεν ὠκέας ἵππους·
αὐτὰρ ἐγὼ προπάροιθε κιὼν ἵπποισι κέλευθον
πᾶσαν λειανέω, τρέψω δ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
ὣς εἰπὼν ἔμπνευσε μένος μέγα ποιμένι λαῶν.
ὡς δ᾽ ὅτε τις στατὸς ἵππος ἀκοστήσας ἐπὶ φάτνηι
δεσμὸν ἀπορρήξας θείηι πεδίοιο κροαίνων
εἰωθὼς λούεσθαι ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
κυδιόων· ὑψοῦ δὲ κάρη ἔχει, ἀμφὶ δὲ χαῖται
ὤμοις ἀΐσσονται· ὁ δ᾽ ἀγλαΐηφι πεποιθὼς
ῥίμφά ἑ γοῦνα φέρει μετά τ᾽ ἤθεα καὶ νομὸν ἵππων·
ὣς Ἕκτωρ λαιψηρὰ πόδας καὶ γούνατ᾽ ἐνώμα
ὀτρύνων ἱππῆας, ἐπεὶ θεοῦ ἔκλυεν αὐδήν.
οἳ δ᾽ ὥς τ᾽ ἢ ἔλαφον κεραὸν ἢ ἄγριον αἶγα
ἐσσεύαντο κύνες τε καὶ ἀνέρες ἀγροιῶται·
τὸν μέν τ᾽ ἠλίβατος πέτρη καὶ δάσκιος ὕλη
εἰρύσατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα τέ σφι κιχήμεναι αἴσιμον ἦεν·
τῶν δέ θ᾽ ὑπὸ ἰαχῆς ἐφάνη λὶς ἠϋγένειος
εἰς ὁδόν, αἶψα δὲ πάντας ἀπέτραπε καὶ μεμαῶτας·
ὣς Δαναοὶ εἷος μὲν ὁμιλαδὸν αἰὲν ἕποντο
νύσσοντες ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν·
αὐτὰρ ἐπεὶ ἴδον Ἕκτορ᾽ ἐποιχόμενον στίχας ἀνδρῶν
τάρβησαν, πᾶσιν δὲ παραὶ ποσὶ κάππεσε θυμός.
τοῖσι δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀγόρευε Θόας Ἀνδραίμονος υἱός,
Αἰτωλῶν ὄχ᾽ ἄριστος ἐπιστάμενος μὲν ἄκοντι
ἐσθλὸς δ᾽ ἐν σταδίηι· ἀγορῆι δέ ἑ παῦροι Ἀχαιῶν
νίκων, ὁππότε κοῦροι ἐρίσσειαν περὶ μύθων·
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι,
οἷον δ᾽ αὖτ᾽ ἐξαῦτις ἀνέστη κῆρας ἀλύξας
Ἕκτωρ· ἦ θήν μιν μάλα ἔλπετο θυμὸς ἑκάστου
χερσὶν ὑπ᾽ Αἴαντος θανέειν Τελαμωνιάδαο.
ἀλλά τις αὖτε θεῶν ἐρρύσατο καὶ ἐσάωσεν
Ἕκτορ᾽, ὁ δὴ πολλῶν Δαναῶν ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν,
ὡς καὶ νῦν ἔσσεσθαι ὀΐομαι· οὐ γὰρ ἄτερ γε
Ζηνὸς ἐριγδούπου πρόμος ἵσταται ὧδε μενοινῶν.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼν εἴπω πειθώμεθα πάντες.
πληθὺν μὲν ποτὶ νῆας ἀνώξομεν ἀπονέεσθαι·
αὐτοὶ δ᾽, ὅσσοι ἄριστοι ἐνὶ στρατῶι εὐχόμεθ᾽ εἶναι,
στήομεν, εἴ κεν πρῶτον ἐρύξομεν ἀντιάσαντες
δούρατ᾽ ἀνασχόμενοι· τὸν δ᾽ οἴω καὶ μεμαῶτα
θυμῶι δείσεσθαι Δαναῶν καταδῦναι ὅμιλον.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο·
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἀμφ᾽ Αἴαντα καὶ Ἰδομενῆα ἄνακτα
Τεῦκρον Μηριόνην τε Μέγην τ᾽ ἀτάλαντον Ἄρηϊ
ὑσμίνην ἤρτυνον ἀριστῆας καλέσαντες
Ἕκτορι καὶ Τρώεσσιν ἐναντίον· αὐτὰρ ὀπίσσω
ἣ πληθὺς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν ἀπονέοντο.
Τρῶες δὲ προὔτυψαν ἀολλέες, ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ
μακρὰ βιβάς· πρόσθεν δὲ κί᾽ αὐτοῦ Φοῖβος Ἀπόλλων
εἱμένος ὤμοιιν νεφέλην, ἔχε δ᾽ αἰγίδα θοῦριν
δεινὴν ἀμφιδάσειαν ἀριπρεπέ᾽, ἣν ἄρα χαλκεὺς
Ἥφαιστος Διὶ δῶκε φορήμεναι ἐς φόβον ἀνδρῶν·
τὴν ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἐν χείρεσσιν ἔχων ἡγήσατο λαῶν.
Ἀργεῖοι δ᾽ ὑπέμειναν ἀολλέες, ὦρτο δ᾽ ἀϋτὴ
ὀξεῖ᾽ ἀμφοτέρωθεν, ἀπὸ νευρῆφι δ᾽ ὀϊστοὶ
θρῶισκον· πολλὰ δὲ δοῦρα θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
ἄλλα μὲν ἐν χροῒ πήγνυτ᾽ ἀρηϊθόων αἰζηῶν,
πολλὰ δὲ καὶ μεσσηγὺ πάρος χρόα λευκὸν ἐπαυρεῖν
ἐν γαίηι ἵσταντο λιλαιόμενα χροὸς ἆσαι.
ὄφρα μὲν αἰγίδα χερσὶν ἔχ᾽ ἀτρέμα Φοῖβος Ἀπόλλων,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός.
αὐτὰρ ἐπεὶ κατ᾽ ἐνῶπα ἰδὼν Δαναῶν ταχυπώλων
σεῖσ᾽, ἐπὶ δ᾽ αὐτὸς ἄϋσε μάλα μέγα, τοῖσι δὲ θυμὸν
ἐν στήθεσσιν ἔθελξε, λάθοντο δὲ θούριδος ἀλκῆς.
οἳ δ᾽ ὥς τ᾽ ἠὲ βοῶν ἀγέλην ἢ πῶϋ μέγ᾽ οἰῶν
θῆρε δύω κλονέωσι μελαίνης νυκτὸς ἀμολγῶι
ἐλθόντ᾽ ἐξαπίνης σημάντορος οὐ παρεόντος,
ὣς ἐφόβηθεν Ἀχαιοὶ ἀνάλκιδες· ἐν γὰρ Ἀπόλλων
ἧκε φόβον, Τρωσὶν δὲ καὶ Ἕκτορι κῦδος ὄπαζεν.
ἔνθα δ᾽ ἀνὴρ ἕλεν ἄνδρα κεδασθείσης ὑσμίνης.
Ἕκτωρ μὲν Στιχίον τε καὶ Ἀρκεσίλαον ἔπεφνε,
τὸν μὲν Βοιωτῶν ἡγήτορα χαλκοχιτώνων,
τὸν δὲ Μενεσθῆος μεγαθύμου πιστὸν ἑταῖρον·
Αἰνείας δὲ Μέδοντα καὶ Ἴασον ἐξενάριξεν.
ἤτοι ὁ μὲν νόθος υἱὸς Ὀϊλῆος θείοιο
ἔσκε Μέδων Αἴαντος ἀδελφεός· αὐτὰρ ἔναιεν
ἐν Φυλάκηι γαίης ἄπο πατρίδος ἄνδρα κατακτὰς
γνωτὸν μητρυιῆς Ἐριώπιδος, ἣν ἔχ᾽ Ὀϊλεύς·
Ἴασος αὖτ᾽ ἀρχὸς μὲν Ἀθηναίων ἐτέτυκτο,
υἱὸς δὲ Σφήλοιο καλέσκετο Βουκολίδαο.
Μηκιστῆ δ᾽ ἕλε Πουλυδάμας, Ἐχίον δὲ Πολίτης
πρώτηι ἐν ὑσμίνηι, Κλονίον δ᾽ ἕλε δῖος Ἀγήνωρ.
Δηΐοχον δὲ Πάρις βάλε νείατον ὦμον ὄπισθε
φεύγοντ᾽ ἐν προμάχοισι, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσεν.
ὄφρ᾽ οἳ τοὺς ἐνάριζον ἀπ᾽ ἔντεα, τόφρα δ᾽ Ἀχαιοὶ
τάφρωι καὶ σκολόπεσσιν ἐνιπλήξαντες ὀρυκτῆι
ἔνθα καὶ ἔνθα φέβοντο, δύοντο δὲ τεῖχος ἀνάγκηι.
Ἕκτωρ δὲ Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας
νηυσὶν ἐπισσεύεσθαι, ἐᾶν δ᾽ ἔναρα βροτόεντα·
ὃν δ᾽ ἂν ἐγὼν ἀπάνευθε νεῶν ἑτέρωθι νοήσω,
αὐτοῦ οἱ θάνατον μητίσομαι, οὐδέ νυ τόν γε
γνωτοί τε γνωταί τε πυρὸς λελάχωσι θανόντα,
ἀλλὰ κύνες ἐρύουσι πρὸ ἄστεος ἡμετέροιο.
ὣς εἰπὼν μάστιγι κατωμαδὸν ἤλασεν ἵππους
κεκλόμενος Τρώεσσι κατὰ στίχας· οἳ δὲ σὺν αὐτῶι
πάντες ὁμοκλήσαντες ἔχον ἐρυσάρματας ἵππους
ἠχῆι θεσπεσίηι· προπάροιθε δὲ Φοῖβος Ἀπόλλων
ῥεῖ᾽ ὄχθας καπέτοιο βαθείης ποσσὶν ἐρείπων
ἐς μέσσον κατέβαλλε, γεφύρωσεν δὲ κέλευθον
μακρὴν ἠδ᾽ εὐρεῖαν, ὅσον τ᾽ ἐπὶ δουρὸς ἐρωὴ
γίγνεται, ὁππότ᾽ ἀνὴρ σθένεος πειρώμενος ἧισι.
τῆι ῥ᾽ οἵ γε προχέοντο φαλαγγηδόν, πρὸ δ᾽ Ἀπόλλων
αἰγίδ᾽ ἔχων ἐρίτιμον· ἔρειπε δὲ τεῖχος Ἀχαιῶν
ῥεῖα μάλ᾽, ὡς ὅτε τις ψάμαθον πάϊς ἄγχι θαλάσσης,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ οὖν ποιήσηι ἀθύρματα νηπιέηισιν
ἂψ αὖτις συνέχευε ποσὶν καὶ χερσὶν ἀθύρων.
ὥς ῥα σὺ ἤϊε Φοῖβε πολὺν κάματον καὶ ὀϊζὺν
σύγχεας Ἀργείων, αὐτοῖσι δὲ φύζαν ἐνῶρσας.
ὣς οἳ μὲν παρὰ νηυσὶν ἐρητύοντο μένοντες,
ἀλλήλοισί τε κεκλόμενοι καὶ πᾶσι θεοῖσι
χεῖρας ἀνίσχοντες μεγάλ᾽ εὐχετόωντο ἕκαστος·
Νέστωρ αὖτε μάλιστα Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν
εὔχετο χεῖρ᾽ ὀρέγων εἰς οὐρανὸν ἀστερόεντα·
Ζεῦ πάτερ εἴ ποτέ τίς τοι ἐν Ἄργεΐ περ πολυπύρωι
ἢ βοὸς ἢ οἰὸς κατὰ πίονα μηρία καίων
εὔχετο νοστῆσαι, σὺ δ᾽ ὑπέσχεο καὶ κατένευσας,
τῶν μνῆσαι καὶ ἄμυνον Ὀλύμπιε νηλεὲς ἦμαρ,
μηδ᾽ οὕτω Τρώεσσιν ἔα δάμνασθαι Ἀχαιούς.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, μέγα δ᾽ ἔκτυπε μητίετα Ζεύς,
ἀράων ἀΐων Νηληϊάδαο γέροντος.
Τρῶες δ᾽ ὡς ἐπύθοντο Διὸς κτύπον αἰγιόχοιο,
μᾶλλον ἐπ᾽ Ἀργείοισι θόρον, μνήσαντο δὲ χάρμης.
οἳ δ᾽ ὥς τε μέγα κῦμα θαλάσσης εὐρυπόροιο
νηὸς ὑπὲρ τοίχων καταβήσεται, ὁππότ᾽ ἐπείγηι
ἲς ἀνέμου· ἣ γάρ τε μάλιστά γε κύματ᾽ ὀφέλλει·
ὣς Τρῶες μεγάληι ἰαχῆι κατὰ τεῖχος ἔβαινον,
ἵππους δ᾽ εἰσελάσαντες ἐπὶ πρύμνηισι μάχοντο
ἔγχεσιν ἀμφιγύοις αὐτοσχεδόν, οἳ μὲν ἀφ᾽ ἵππων,
οἳ δ᾽ ἀπὸ νηῶν ὕψι μελαινάων ἐπιβάντες
μακροῖσι ξυστοῖσι, τά ῥά σφ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἔκειτο
ναύμαχα κολλήεντα, κατὰ στόμα εἱμένα χαλκῶι.
Πάτροκλος δ᾽ εἷος μὲν Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
τείχεος ἀμφεμάχοντο θοάων ἔκτοθι νηῶν,
τόφρ᾽ ὅ γ᾽ ἐνὶ κλισίηι ἀγαπήνορος Εὐρυπύλοιο
ἧστό τε καὶ τὸν ἔτερπε λόγοις, ἐπὶ δ᾽ ἕλκεϊ λυγρῶι
φάρμακ᾽ ἀκέσματ᾽ ἔπασσε μελαινάων ὀδυνάων.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τεῖχος ἐπεσσυμένους ἐνόησε
Τρῶας, ἀτὰρ Δαναῶν γένετο ἰαχή τε φόβος τε,
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα καὶ ὣ πεπλήγετο μηρὼ
χερσὶ καταπρηνέσσσ᾽, ὀλοφυρόμενος δ᾽ ἔπος ηὔδα·
Εὐρύπυλ᾽ οὐκ ἔτι τοι δύναμαι χατέοντί περ᾽ ἔμπης
ἐνθάδε παρμενέμεν· δὴ γὰρ μέγα νεῖκος ὄρωρεν·
ἀλλὰ σὲ μὲν θεράπων ποτιτερπέτω, αὐτὰρ ἔγωγε
σπεύσομαι εἰς Ἀχιλῆα, ἵν᾽ ὀτρύνω πολεμίζειν.
τίς δ᾽ οἶδ᾽ εἴ κέν οἱ σὺν δαίμονι θυμὸν ὀρίνω
παρειπών; ἀγαθὴ δὲ παραίφασίς ἐστιν ἑταίρου.
τὸν μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰπόντα πόδες φέρον· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
Τρῶας ἐπερχομένους μένον ἔμπεδον, οὐδ᾽ ἐδύναντο
παυροτέρους περ ἐόντας ἀπώσασθαι παρὰ νηῶν·
οὐδέ ποτε Τρῶες Δαναῶν ἐδύναντο φάλαγγας
ῥηξάμενοι κλισίηισι μιγήμεναι ἠδὲ νέεσσιν.
ἀλλ᾽ ὥς τε στάθμη δόρυ νήϊον ἐξιθύνει
τέκτονος ἐν παλάμηισι δαήμονος, ὅς ῥά τε πάσης
εὖ εἰδῆι σοφίης ὑποθημοσύνηισιν Ἀθήνης,
ὣς μὲν τῶν ἐπὶ ἶσα μάχη τέτατο πτόλεμός τε·
ἄλλοι δ᾽ ἀμφ᾽ ἄλληισι μάχην ἐμάχοντο νέεσσιν,
Ἕκτωρ δ᾽ ἄντ᾽ Αἴαντος ἐείσατο κυδαλίμοιο.
τὼ δὲ μιῆς περὶ νηὸς ἔχον πόνον, οὐδὲ δύναντο
οὔθ᾽ ὁ τὸν ἐξελάσαι καὶ ἐνιπρῆσαι πυρὶ νῆα
οὔθ᾽ ὁ τὸν ἂψ ὤσασθαι, ἐπεί ῥ᾽ ἐπέλασσέ γε δαίμων.
ἔνθ᾽ υἷα Κλυτίοιο Καλήτορα φαίδιμος Αἴας
πῦρ ἐς νῆα φέροντα κατὰ στῆθος βάλε δουρί.
δούπησεν δὲ πεσών, δαλὸς δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς ἐνόησεν ἀνεψιὸν ὀφθαλμοῖσιν
ἐν κονίηισι πεσόντα νεὸς προπάροιθε μελαίνης,
Τρωσί τε καὶ Λυκίοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
μὴ δή πω χάζεσθε μάχης ἐν στείνεϊ τῶιδε,
ἀλλ᾽ υἷα Κλυτίοιο σαώσατε, μή μιν Ἀχαιοὶ
τεύχεα συλήσωσι νεῶν ἐν ἀγῶνι πεσόντα.
ὣς εἰπὼν Αἴαντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
τοῦ μὲν ἅμαρθ᾽, ὁ δ᾽ ἔπειτα Λυκόφρονα Μάστορος υἱὸν
Αἴαντος θεράποντα Κυθήριον, ὅς ῥα παρ᾽ αὐτῶι
ναῖ᾽, ἐπεὶ ἄνδρα κατέκτα Κυθήροισι ζαθέοισι,
τόν ῥ᾽ ἔβαλεν κεφαλὴν ὑπὲρ οὔατος ὀξέϊ χαλκῶι
ἑσταότ᾽ ἄγχ᾽ Αἴαντος· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι
νηὸς ἄπο πρυμνῆς χαμάδις πέσε, λύντο δὲ γυῖα.
Αἴας δ᾽ ἐρρίγησε, κασίγνητον δὲ προσηύδα·
Τεῦκρε πέπον δὴ νῶϊν ἀπέκτατο πιστὸς ἑταῖρος
Μαστορίδης, ὃν νῶϊ Κυθηρόθεν ἔνδον ἐόντα
ἶσα φίλοισι τοκεῦσιν ἐτίομεν ἐν μεγάροισι·
τὸν δ᾽ Ἕκτωρ μεγάθυμος ἀπέκτανε. ποῦ νύ τοι ἰοὶ
ὠκύμοροι καὶ τόξον ὅ τοι πόρε Φοῖβος Ἀπόλλων;
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ ξυνέηκε, θέων δέ οἱ ἄγχι παρέστη,
τόξον ἔχων ἐν χειρὶ παλίντονον ἠδὲ φαρέτρην
ἰοδόκον· μάλα δ᾽ ὦκα βέλεα Τρώεσσιν ἐφίει.
καί ῥ᾽ ἔβαλε Κλεῖτον Πεισήνορος ἀγλαὸν υἱὸν
Πουλυδάμαντος ἑταῖρον ἀγαυοῦ Πανθοΐδαο
ἡνία χερσὶν ἔχοντα· ὁ μὲν πεπόνητο καθ᾽ ἵππους·
τῆι γὰρ ἔχ᾽ ἧι ῥα πολὺ πλεῖσται κλονέοντο φάλαγγες
Ἕκτορι καὶ Τρώεσσι χαριζόμενος· τάχα δ᾽ αὐτῶι
ἦλθε κακόν, τό οἱ οὔ τις ἐρύκακεν ἱεμένων περ.
αὐχένι γάρ οἱ ὄπισθε πολύστονος ἔμπεσεν ἰός·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, ὑπερώησαν δέ οἱ ἵπποι
κείν᾽ ὄχεα κροτέοντες. ἄναξ δ᾽ ἐνόησε τάχιστα
Πουλυδάμας, καὶ πρῶτος ἐναντίος ἤλυθεν ἵππων.
τοὺς μὲν ὅ γ᾽ Ἀστυνόωι Προτιάονος υἱέϊ δῶκε,
πολλὰ δ᾽ ἐπότρυνε σχεδὸν ἴσχειν εἰσορόωντα
ἵππους· αὐτὸς δ᾽ αὖτις ἰὼν προμάχοισιν ἐμίχθη.
Τεῦκρος δ᾽ ἄλλον ὀϊστὸν ἐφ᾽ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι
αἴνυτο, καί κεν ἔπαυσε μάχης ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιῶν,
εἴ μιν ἀριστεύοντα βαλὼν ἐξείλετο θυμόν.
ἀλλ᾽ οὐ λῆθε Διὸς πυκινὸν νόον, ὅς ῥ᾽ ἐφύλασσεν
Ἕκτορ᾽, ἀτὰρ Τεῦκρον Τελαμώνιον εὖχος ἀπηύρα,
ὅς οἱ ἐϋστρεφέα νευρὴν ἐν ἀμύμονι τόξωι
ῥῆξ᾽ ἐπὶ τῶι ἐρύοντι· παρεπλάγχθη δέ οἱ ἄλληι
ἰὸς χαλκοβαρής, τόξον δέ οἱ ἔκπεσε χειρός.
Τεῦκρος δ᾽ ἐρρίγησε, κασίγνητον δὲ προσηύδα·
ὢ πόποι ἦ δὴ πάγχυ μάχης ἐπὶ μήδεα κείρει
δαίμων ἡμετέρης, ὅ τέ μοι βιὸν ἔκβαλε χειρός,
νευρὴν δ᾽ ἐξέρρηξε νεόστροφον, ἣν ἐνέδησα
πρώϊον, ὄφρ᾽ ἀνέχοιτο θαμὰ θρώισκοντας ὀϊστούς.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
ὦ πέπον ἀλλὰ βιὸν μὲν ἔα καὶ ταρφέας ἰοὺς
κεῖσθαι, ἐπεὶ συνέχευε θεὸς Δαναοῖσι μεγήρας·
αὐτὰρ χερσὶν ἑλὼν δολιχὸν δόρυ καὶ σάκος ὤμωι
μάρναό τε Τρώεσσι καὶ ἄλλους ὄρνυθι λαούς.
μὴ μὰν ἀσπουδί γε δαμασσάμενοί περ ἕλοιεν
νῆας ἐϋσσέλμους, ἀλλὰ μνησώμεθα χάρμης.
ὣς φάθ᾽, ὁ δὲ τόξον μὲν ἐνὶ κλισίηισιν ἔθηκεν,
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισι σάκος θέτο τετραθέλυμνον,
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἰφθίμωι κυνέην εὔτυκτον ἔθηκεν
ἵππουριν, δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν·
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμον ἔγχος ἀκαχμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
βῆ δ᾽ ἰέναι, μάλα δ᾽ ὦκα θέων Αἴαντι παρέστη.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς εἶδεν Τεύκρου βλαφθέντα βέλεμνα,
Τρωσί τε καὶ Λυκίοισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταὶ
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς
νῆας ἀνὰ γλαφυράς· δὴ γὰρ ἴδον ὀφθαλμοῖσιν
ἀνδρὸς ἀριστῆος Διόθεν βλαφθέντα βέλεμνα.
ῥεῖα δ᾽ ἀρίγνωτος Διὸς ἀνδράσι γίγνεται ἀλκή,
ἠμὲν ὁτέοισιν κῦδος ὑπέρτερον ἐγγυαλίξηι,
ἠδ᾽ ὅτινας μινύθηι τε καὶ οὐκ ἐθέληισιν ἀμύνειν,
ὡς νῦν Ἀργείων μινύθει μένος, ἄμμι δ᾽ ἀρήγει.
ἀλλὰ μάχεσθ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἀολλέες· ὃς δέ κεν ὑμέων
βλήμενος ἠὲ τυπεὶς θάνατον καὶ πότμον ἐπίσπηι
τεθνάτω· οὔ οἱ ἀεικὲς ἀμυνομένωι περὶ πάτρης
τεθνάμεν· ἀλλ᾽ ἄλοχός τε σόη καὶ παῖδες ὀπίσσω,
καὶ οἶκος καὶ κλῆρος ἀκήρατος, εἴ κεν Ἀχαιοὶ
οἴχωνται σὺν νηυσὶ φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
Αἴας δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐκέκλετο οἷς ἑτάροισιν·
αἰδὼς Ἀργεῖοι· νῦν ἄρκιον ἢ ἀπολέσθαι
ἠὲ σαωθῆναι καὶ ἀπώσασθαι κακὰ νηῶν.
ἦ ἔλπεσθ᾽ ἢν νῆας ἕληι κορυθαίολος Ἕκτωρ
ἐμβαδὸν ἵξεσθαι ἣν πατρίδα γαῖαν ἕκαστος;
ἦ οὐκ ὀτρύνοντος ἀκούετε λαὸν ἅπαντα
Ἕκτορος, ὃς δὴ νῆας ἐνιπρῆσαι μενεαίνει;
οὐ μὰν ἔς γε χορὸν κέλετ᾽ ἐλθέμεν, ἀλλὰ μάχεσθαι.
ἡμῖν δ᾽ οὔ τις τοῦδε νόος καὶ μῆτις ἀμείνων
ἢ αὐτοσχεδίηι μῖξαι χεῖράς τε μένος τε.
βέλτερον ἢ ἀπολέσθαι ἕνα χρόνον ἠὲ βιῶναι
ἢ δηθὰ στρεύγεσθαι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι
ὧδ᾽ αὔτως παρὰ νηυσὶν ὑπ᾽ ἀνδράσι χειροτέροισιν.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
ἔνθ᾽ Ἕκτωρ μὲν ἕλε Σχεδίον Περιμήδεος υἱὸν
ἀρχὸν Φωκήων, Αἴας δ᾽ ἕλε Λαοδάμαντα
ἡγεμόνα πρυλέων Ἀντήνορος ἀγλαὸν υἱόν·
Πουλυδάμας δ᾽ Ὦτον Κυλλήνιον ἐξενάριξε
Φυλεΐδεω ἕταρον, μεγαθύμων ἀρχὸν Ἐπειῶν.
τῶι δὲ Μέγης ἐπόρουσεν ἰδών· ὁ δ᾽ ὕπαιθα λιάσθη
Πουλυδάμας· καὶ τοῦ μὲν ἀπήμβροτεν· οὐ γὰρ Ἀπόλλων
εἴα Πάνθου υἱὸν ἐνὶ προμάχοισι δαμῆναι·
αὐτὰρ ὅ γε Κροίσμου στῆθος μέσον οὔτασε δουρί.
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δ᾽ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἐσύλα.
τόφρα δὲ τῶι ἐπόρουσε Δόλοψ αἰχμῆς ἐῢ εἰδὼς
Λαμπετίδης, ὃν Λάμπος ἐγείνατο φέρτατον υἱὸν
Λαομεδοντιάδης εὖ εἰδότα θούριδος ἀλκῆς,
ὃς τότε Φυλεΐδαο μέσον σάκος οὔτασε δουρὶ
ἐγγύθεν ὁρμηθείς· πυκινὸς δέ οἱ ἤρκεσε θώρηξ,
τόν ῥ᾽ ἐφόρει γυάλοισιν ἀρηρότα· τόν ποτε Φυλεὺς
ἤγαγεν ἐξ Ἐφύρης, ποταμοῦ ἄπο Σελλήεντος.
ξεῖνος γάρ οἱ ἔδωκεν ἄναξ ἀνδρῶν Εὐφήτης
ἐς πόλεμον φορέειν δηΐων ἀνδρῶν ἀλεωρήν·
ὅς οἱ καὶ τότε παιδὸς ἀπὸ χροὸς ἤρκεσ᾽ ὄλεθρον.
τοῦ δὲ Μέγης κόρυθος χαλκήρεος ἱπποδασείης
κύμβαχον ἀκρότατον νύξ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι,
ῥῆξε δ᾽ ἀφ᾽ ἵππειον λόφον αὐτοῦ· πᾶς δὲ χαμᾶζε
κάππεσεν ἐν κονίηισι νέον φοίνικι φαεινός.
εἷος ὁ τῶι πολέμιζε μένων, ἔτι δ᾽ ἔλπετο νίκην,
τόφρα δέ οἱ Μενέλαος ἀρήϊος ἦλθεν ἀμύντωρ,
στῆ δ᾽ εὐρὰξ σὺν δουρὶ λαθών, βάλε δ᾽ ὦμον ὄπισθεν·
αἰχμὴ δὲ στέρνοιο διέσσυτο μαιμώωσα
πρόσσω ἱεμένη· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐλιάσθη.
τὼ μὲν ἐεισάσθην χαλκήρεα τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων
συλήσειν· Ἕκτωρ δὲ κασιγνήτοισι κέλευσε
πᾶσι μάλα, πρῶτον δ᾽ Ἱκεταονίδην ἐνένιπεν
ἴφθιμον Μελάνιππον. ὁ δ᾽ ὄφρα μὲν εἰλίποδας βοῦς
βόσκ᾽ ἐν Περκώτηι δηΐων ἀπὸ νόσφιν ἐόντων·
αὐτὰρ ἐπεὶ Δαναῶν νέες ἤλυθον ἀμφιέλισσαι,
ἂψ εἰς Ἴλιον ἦλθε, μετέπρεπε δὲ Τρώεσσι,
ναῖε δὲ πὰρ Πριάμωι, ὁ δέ μιν τίεν ἶσα τέκεσσι·
τόν ῥ᾽ Ἕκτωρ ἐνένιπεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
οὕτω δὴ Μελάνιππε μεθήσομεν; οὐδέ νυ σοί περ
ἐντρέπεται φίλον ἦτορ ἀνεψιοῦ κταμένοιο;
οὐχ ὁράαις οἷον Δόλοπος περὶ τεύχε᾽ ἕπουσιν;
ἀλλ᾽ ἕπευ· οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἔστιν ἀποσταδὸν Ἀργείοισι
μάρνασθαι, πρίν γ᾽ ἠὲ κατακτάμεν ἠὲ κατ᾽ ἄκρης
Ἴλιον αἰπεινὴν ἑλέειν κτάσθαι τε πολίτας.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ἦρχ᾽, ὁ δ᾽ ἅμ᾽ ἕσπετο ἰσόθεος φώς·
Ἀργείους δ᾽ ὄτρυνε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
ὦ φίλοι ἀνέρες ἔστε, καὶ αἰδῶ θέσθ᾽ ἐνὶ θυμῶι,
ἀλλήλους τ᾽ αἰδεῖσθε κατὰ κρατερὰς ὑσμίνας.
αἰδομένων δ᾽ ἀνδρῶν πλέονες σόοι ἠὲ πέφανται·
φευγόντων δ᾽ οὔτ᾽ ἂρ κλέος ὄρνυται οὔτέ τις ἀλκή.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ καὶ αὐτοὶ ἀλέξασθαι μενέαινον,
ἐν θυμῶι δ᾽ ἐβάλοντο ἔπος, φράξαντο δὲ νῆας
ἕρκεϊ χαλκείωι· ἐπὶ δὲ Ζεὺς Τρῶας ἔγειρεν.
Ἀντίλοχον δ᾽ ὄτρυνε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
Ἀντίλοχ᾽ οὔ τις σεῖο νεώτερος ἄλλος Ἀχαιῶν,
οὔτε ποσὶν θάσσων οὔτ᾽ ἄλκιμος ὡς σὺ μάχεσθαι·
εἴ τινά που Τρώων ἐξάλμενος ἄνδρα βάλοισθα.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἀπέσσυτο, τὸν δ᾽ ὀρόθυνεν·
ἐκ δ᾽ ἔθορε προμάχων, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
ἀμφὶ ἓ παπτήνας· ὑπὸ δὲ Τρῶες κεκάδοντο
ἀνδρὸς ἀκοντίσσαντος· ὁ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἧκεν,
ἀλλ᾽ Ἱκετάονος υἱὸν ὑπέρθυμον Μελάνιππον
νισόμενον πόλεμον δὲ βάλε στῆθος παρὰ μαζόν.
δούπησεν δὲ πεσών, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἐπόρουσε κύων ὥς, ὅς τ᾽ ἐπὶ νεβρῶι
βλημένωι ἀΐξηι, τόν τ᾽ ἐξ εὐνῆφι θορόντα
θηρητὴρ ἐτύχησε βαλών, ὑπέλυσε δὲ γυῖα·
ὣς ἐπὶ σοὶ Μελάνιππε θόρ᾽ Ἀντίλοχος μενεχάρμης
τεύχεα συλήσων· ἀλλ᾽ οὐ λάθεν Ἕκτορα δῖον,
ὅς ῥά οἱ ἀντίος ἦλθε θέων ἀνὰ δηϊοτῆτα.
Ἀντίλοχος δ᾽ οὐ μεῖνε θοός περ ἐὼν πολεμιστής,
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἔτρεσε θηρὶ κακὸν ῥέξαντι ἐοικώς,
ὅς τε κύνα κτείνας ἢ βουκόλον ἀμφὶ βόεσσι
φεύγει πρίν περ ὅμιλον ἀολλισθήμεναι ἀνδρῶν·
ὣς τρέσε Νεστορίδης, ἐπὶ δὲ Τρῶές τε καὶ Ἕκτωρ
ἠχῆι θεσπεσίηι βέλεα στονόεντα χέοντο·
στῆ δὲ μεταστρεφθείς, ἐπεὶ ἵκετο ἔθνος ἑταίρων.
Τρῶες δὲ λείουσιν ἐοικότες ὠμοφάγοισι
νηυσὶν ἐπεσσεύοντο, Διὸς δ᾽ ἐτέλειον ἐφετμάς,
ὅ σφισιν αἰὲν ἔγειρε μένος μέγα, θέλγε δὲ θυμὸν
Ἀργείων καὶ κῦδος ἀπαίνυτο, τοὺς δ᾽ ὀρόθυνεν.
Ἕκτορι γάρ οἱ θυμὸς ἐβούλετο κῦδος ὀρέξαι
Πριαμίδηι, ἵνα νηυσὶ κορωνίσι θεσπιδαὲς πῦρ
ἐμβάλοι ἀκάματον, Θέτιδος δ᾽ ἐξαίσιον ἀρὴν
πᾶσαν ἐπικρήνειε· τὸ γὰρ μένε μητίετα Ζεὺς
νηὸς καιομένης σέλας ὀφθαλμοῖσιν ἰδέσθαι.
ἐκ γὰρ δὴ τοῦ μέλλε παλίωξιν παρὰ νηῶν
θησέμεναι Τρώων, Δαναοῖσι δὲ κῦδος ὀρέξειν.
τὰ φρονέων νήεσσιν ἔπι γλαφυρῆισιν ἔγειρεν
Ἕκτορα Πριαμίδην μάλα περ μεμαῶτα καὶ αὐτόν.
μαίνετο δ᾽ ὡς ὅτ᾽ Ἄρης ἐγχέσπαλος ἢ ὀλοὸν πῦρ
οὔρεσι μαίνηται βαθέης ἐν τάρφεσιν ὕλης·
ἀφλοισμὸς δὲ περὶ στόμα γίγνετο, τὼ δέ οἱ ὄσσε
λαμπέσθην βλοσυρῆισιν ὑπ᾽ ὀφρύσιν, ἀμφὶ δὲ πήληξ
σμερδαλέον κροτάφοισι τινάσσετο μαρναμένοιο
Ἕκτορος· αὐτὸς γάρ οἱ ἀπ᾽ αἰθέρος ἦεν ἀμύντωρ
Ζεύς, ὅς μιν πλεόνεσσι μετ᾽ ἀνδράσι μοῦνον ἐόντα
τίμα καὶ κύδαινε. μινυνθάδιος γὰρ ἔμελλεν
ἔσσεσθ᾽· ἤδη γάρ οἱ ἐπόρνυε μόρσιμον ἦμαρ
Παλλὰς Ἀθηναίη ὑπὸ Πηλεΐδαο βίηφιν.
καί ῥ᾽ ἔθελεν ῥῆξαι στίχας ἀνδρῶν πειρητίζων,
ἧι δὴ πλεῖστον ὅμιλον ὅρα καὶ τεύχε᾽ ἄριστα·
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς δύνατο ῥῆξαι μάλα περ μενεαίνων·
ἴσχον γὰρ πυργηδὸν ἀρηρότες, ἠΰτε πέτρη
ἠλίβατος μεγάλη πολιῆς ἁλὸς ἐγγὺς ἐοῦσα,
ἥ τε μένει λιγέων ἀνέμων λαιψηρὰ κέλευθα
κύματά τε τροφόεντα, τά τε προσερεύγεται αὐτήν·
ὣς Δαναοὶ Τρῶας μένον ἔμπεδον οὐδὲ φέβοντο.
αὐτὰρ ὁ λαμπόμενος πυρὶ πάντοθεν ἔνθορ᾽ ὁμίλωι,
ἐν δ᾽ ἔπεσ᾽ ὡς ὅτε κῦμα θοῆι ἐν νηῒ πέσηισι
λάβρον ὑπαὶ νεφέων ἀνεμοτρεφές· ἣ δέ τε πᾶσα
ἄχνηι ὑπεκρύφθη, ἀνέμοιο δὲ δεινὸς ἀήτη
ἱστίωι ἐμβρέμεται, τρομέουσι δέ τε φρένα ναῦται
δειδιότες· τυτθὸν γὰρ ὑπ᾽ ἐκ θανάτοιο φέρονται·
ὣς ἐδαΐζετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν Ἀχαιῶν.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὥς τε λέων ὀλοόφρων βουσὶν ἐπελθών,
αἵ ῥά τ᾽ ἐν εἱαμενῆι ἕλεος μεγάλοιο νέμονται
μυρίαι, ἐν δέ τε τῆισι νομεὺς οὔ πω σάφα εἰδὼς
θηρὶ μαχέσσασθαι ἕλικος βοὸς ἀμφὶ φονῆισιν·
ἤτοι ὁ μὲν πρώτηισι καὶ ὑστατίηισι βόεσσιν
αἰὲν ὁμοστιχάει, ὁ δέ τ᾽ ἐν μέσσηισιν ὀρούσας
βοῦν ἔδει, αἳ δέ τε πᾶσαι ὑπέτρεσαν· ὣς τότ᾽ Ἀχαιοὶ
θεσπεσίως ἐφόβηθεν ὑφ᾽ Ἕκτορι καὶ Διὶ πατρὶ
πάντες, ὁ δ᾽ οἶον ἔπεφνε Μυκηναῖον Περιφήτην,
Κοπρῆος φίλον υἱόν, ὃς Εὐρυσθῆος ἄνακτος
ἀγγελίης οἴχνεσκε βίηι Ἡρακληείηι.
τοῦ γένετ᾽ ἐκ πατρὸς πολὺ χείρονος υἱὸς ἀμείνων
παντοίας ἀρετάς, ἠμὲν πόδας ἠδὲ μάχεσθαι,
καὶ νόον ἐν πρώτοισι Μυκηναίων ἐτέτυκτο·
ὅς ῥα τόθ᾽ Ἕκτορι κῦδος ὑπέρτερον ἐγγυάλιξε.
στρεφθεὶς γὰρ μετόπισθεν ἐν ἀσπίδος ἄντυγι πάλτο,
τὴν αὐτὸς φορέεσκε ποδηνεκέ᾽ ἕρκος ἀκόντων·
τῆι ὅ γ᾽ ἐνὶ βλαφθεὶς πέσεν ὕπτιος, ἀμφὶ δὲ πήληξ
σμερδαλέον κονάβησε περὶ κροτάφοισι πεσόντος.
Ἕκτωρ δ᾽ ὀξὺ νόησε, θέων δέ οἱ ἄγχι παρέστη,
στήθεϊ δ᾽ ἐν δόρυ πῆξε, φίλων δέ μιν ἐγγὺς ἑταίρων
κτεῖν᾽· οἳ δ᾽ οὐκ ἐδύναντο καὶ ἀχνύμενοί περ ἑταίρου
χραισμεῖν· αὐτοὶ γὰρ μάλα δείδισαν Ἕκτορα δῖον.
εἰσωποὶ δ᾽ ἐγένοντο νεῶν, περὶ δ᾽ ἔσχεθον ἄκραι
νῆες ὅσαι πρῶται εἰρύατο· τοὶ δ᾽ ἐπέχυντο.
Ἀργεῖοι δὲ νεῶν μὲν ἐχώρησαν καὶ ἀνάγκηι
τῶν πρωτέων, αὐτοῦ δὲ παρὰ κλισίηισιν ἔμειναν
ἁθρόοι, οὐδὲ κέδασθεν ἀνὰ στρατόν· ἴσχε γὰρ αἰδὼς
καὶ δέος· ἀζηχὲς γὰρ ὁμόκλεον ἀλλήλοισι.
Νέστωρ αὖτε μάλιστα Γερήνιος οὖρος Ἀχαιῶν
λίσσεθ᾽ ὑπὲρ τοκέων γουνούμενος ἄνδρα ἕκαστον·
ὦ φίλοι ἀνέρες ἔστε καὶ αἰδῶ θέσθ᾽ ἐνὶ θυμῶι
ἄλλων ἀνθρώπων, ἐπὶ δὲ μνήσασθε ἕκαστος
παίδων ἠδ᾽ ἀλόχων καὶ κτήσιος ἠδὲ τοκήων,
ἠμὲν ὅτεωι ζώουσι καὶ ὧι κατατεθνήκασι·
τῶν ὕπερ ἐνθάδ᾽ ἐγὼ γουνάζομαι οὐ παρεόντων
ἑστάμεναι κρατερῶς, μὴ δὲ τρωπᾶσθε φόβον δέ.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
τοῖσι δ᾽ ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν νέφος ἀχλύος ὦσεν Ἀθήνη
θεσπέσιον· μάλα δέ σφι φόως γένετ᾽ ἀμφοτέρωθεν
ἠμὲν πρὸς νηῶν καὶ ὁμοιΐου πολέμοιο.
Ἕκτορα δὲ φράσσαντο βοὴν ἀγαθὸν καὶ ἑταίρους,
ἠμὲν ὅσοι μετόπισθεν ἀφέστασαν οὐδὲ μάχοντο,
ἠδ᾽ ὅσσοι παρὰ νηυσὶ μάχην ἐμάχοντο θοῆισιν.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ Αἴαντι μεγαλήτορι ἥνδανε θυμῶι
ἑστάμεν ἔνθά περ ἄλλοι ἀφέστασαν υἷες Ἀχαιῶν·
ἀλλ᾽ ὅ γε νηῶν ἴκρι᾽ ἐπώιχετο μακρὰ βιβάσθων,
νώμα δὲ ξυστὸν μέγα ναύμαχον ἐν παλάμηισι
κολλητὸν βλήτροισι δυωκαιεικοσίπηχυ.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ἵπποισι κελητίζειν ἐῢ εἰδώς,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ ἐκ πολέων πίσυρας συναείρεται ἵππους,
σεύας ἐκ πεδίοιο μέγα προτὶ ἄστυ δίηται
λαοφόρον καθ᾽ ὁδόν· πολέες τέ ἑ θηήσαντο
ἀνέρες ἠδὲ γυναῖκες· ὁ δ᾽ ἔμπεδον ἀσφαλὲς αἰεὶ
θρώισκων ἄλλοτ᾽ ἐπ᾽ ἄλλον ἀμείβεται, οἳ δὲ πέτονται·
ὣς Αἴας ἐπὶ πολλὰ θοάων ἴκρια νηῶν
φοίτα μακρὰ βιβάς, φωνὴ δέ οἱ αἰθέρ᾽ ἵκανεν,
αἰεὶ δὲ σμερδνὸν βοόων Δαναοῖσι κέλευε
νηυσί τε καὶ κλισίηισιν ἀμυνέμεν. οὐδὲ μὲν Ἕκτωρ
μίμνεν ἐνὶ Τρώων ὁμάδωι πύκα θωρηκτάων·
ἀλλ᾽ ὥς τ᾽ ὀρνίθων πετεηνῶν αἰετὸς αἴθων
ἔθνος ἐφορμᾶται ποταμὸν πάρα βοσκομενάων
χηνῶν ἢ γεράνων ἢ κύκνων δουλιχοδείρων,
ὣς Ἕκτωρ ἴθυσε νεὸς κυανοπρώιροιο
ἀντίος ἀΐξας· τὸν δὲ Ζεὺς ὦσεν ὄπισθε
χειρὶ μάλα μεγάληι, ὄτρυνε δὲ λαὸν ἅμ᾽ αὐτῶι.
αὖτις δὲ δριμεῖα μάχη παρὰ νηυσὶν ἐτύχθη·
φαίης κ᾽ ἀκμῆτας καὶ ἀτειρέας ἀλλήλοισιν
ἄντεσθ᾽ ἐν πολέμωι, ὡς ἐσσυμένως ἐμάχοντο.
τοῖσι δὲ μαρναμένοισιν ὅδ᾽ ἦν νόος· ἤτοι Ἀχαιοὶ
οὐκ ἔφασαν φεύξεσθαι ὑπ᾽ ἐκ κακοῦ, ἀλλ᾽ ὀλέεσθαι,
Τρωσὶν δ᾽ ἔλπετο θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἑκάστου
νῆας ἐνιπρήσειν κτενέειν θ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
οἳ μὲν τὰ φρονέοντες ἐφέστασαν ἀλλήλοισιν·
Ἕκτωρ δὲ πρυμνῆς νεὸς ἥψατο ποντοπόροιο
καλῆς ὠκυάλου, ἣ Πρωτεσίλαον ἔνεικεν
ἐς Τροίην, οὐδ᾽ αὖτις ἀπήγαγε πατρίδα γαῖαν.
τοῦ περ δὴ περὶ νηὸς Ἀχαιοί τε Τρῶές τε
δήιουν ἀλλήλους αὐτοσχεδόν· οὐδ᾽ ἄρα τοί γε
τόξων ἀϊκὰς ἀμφὶς μένον οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀκόντων,
ἀλλ᾽ οἵ γ᾽ ἐγγύθεν ἱστάμενοι ἕνα θυμὸν ἔχοντες
ὀξέσι δὴ πελέκεσσι καὶ ἀξίνηισι μάχοντο
καὶ ξίφεσιν μεγάλοισι καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισι.
πολλὰ δὲ φάσγανα καλὰ μελάνδετα κωπήεντα
ἄλλα μὲν ἐκ χειρῶν χαμάδις πέσον, ἄλλα δ᾽ ἀπ᾽ ὤμων
ἀνδρῶν μαρναμένων· ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα μέλαινα.
Ἕκτωρ δὲ πρύμνηθεν ἐπεὶ λάβεν οὐχὶ μεθίει
ἄφλαστον μετὰ χερσὶν ἔχων, Τρωσὶν δὲ κέλευεν·
οἴσετε πῦρ, ἅμα δ᾽ αὐτοὶ ἀολλέες ὄρνυτ᾽ ἀϋτήν·
νῦν ἡμῖν πάντων Ζεὺς ἄξιον ἦμαρ ἔδωκε
νῆας ἑλεῖν, αἳ δεῦρο θεῶν ἀέκητι μολοῦσαι
ἡμῖν πήματα πολλὰ θέσαν, κακότητι γερόντων,
οἵ μ᾽ ἐθέλοντα μάχεσθαι ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσιν
αὐτόν τ᾽ ἰσχανάασκον ἐρητύοντό τε λαόν·
ἀλλ᾽ εἰ δή ῥα τότε βλάπτε φρένας εὐρύοπα Ζεὺς
ἡμετέρας, νῦν αὐτὸς ἐποτρύνει καὶ ἀνώγει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα μᾶλλον ἐπ᾽ Ἀργείοισιν ὄρουσαν.
Αἴας δ᾽ οὐκέτ᾽ ἔμιμνε· βιάζετο γὰρ βελέεσσιν·
ἀλλ᾽ ἀνεχάζετο τυτθόν, ὀϊόμενος θανέεσθαι
θρῆνυν ἐφ᾽ ἑπταπόδην, λίπε δ᾽ ἴκρια νηὸς ἐΐσης.
ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἑστήκει δεδοκημένος, ἔγχεϊ δ᾽ αἰεὶ
Τρῶας ἄμυνε νεῶν, ὅς τις φέροι ἀκάματον πῦρ·
αἰεὶ δὲ σμερδνὸν βοόων Δαναοῖσι κέλευε·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς.
ἠέ τινάς φαμεν εἶναι ἀοσσητῆρας ὀπίσσω,
ἦέ τι τεῖχος ἄρειον, ὅ κ᾽ ἀνδράσι λοιγὸν ἀμύναι;
οὐ μέν τι σχεδόν ἐστι πόλις πύργοις ἀραρυῖα,
ἧι κ᾽ ἀπαμυναίμεσθ᾽ ἑτεραλκέα δῆμον ἔχοντες·
ἀλλ᾽ ἐν γὰρ Τρώων πεδίωι πύκα θωρηκτάων
πόντωι κεκλιμένοι ἑκὰς ἥμεθα πατρίδος αἴης·
τὼ ἐν χερσὶ φόως, οὐ μειλιχίηι πολέμοιο.
ἦ, καὶ μαιμώων ἔφεπ᾽ ἔγχεϊ ὀξυόεντι.
ὅς τις δὲ Τρώων κοίληις ἐπὶ νηυσὶ φέροιτο
σὺν πυρὶ κηλείωι, χάριν Ἕκτορος ὀτρύναντος,
τὸν δ᾽ Αἴας οὔτασκε δεδεγμένος ἔγχεϊ μακρῶι·
δώδεκα δὲ προπάροιθε νεῶν αὐτοσχεδὸν οὖτα.
Ἰλιάδος Π
Πατρόκλεια.
Ὣς οἳ μὲν περὶ νηὸς ἐϋσσέλμοιο μάχοντο·
Πάτροκλος δ᾽ Ἀχιλῆϊ παρίστατο ποιμένι λαῶν
δάκρυα θερμὰ χέων ὥς τε κρήνη μελάνυδρος,
ἥ τε κατ᾽ αἰγίλιπος πέτρης δνοφερὸν χέει ὕδωρ.
τὸν δὲ ἰδὼν ὤικτιρε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τίπτε δεδάκρυσαι Πατρόκλεες, ἠΰτε κούρη
νηπίη, ἥ θ᾽ ἅμα μητρὶ θέουσ᾽ ἀνελέσθαι ἀνώγει
εἱανοῦ ἁπτομένη, καί τ᾽ ἐσσυμένην κατερύκει,
δακρυόεσσα δέ μιν ποτιδέρκεται, ὄφρ᾽ ἀνέληται·
τῆι ἴκελος Πάτροκλε τέρεν κατὰ δάκρυον εἴβεις.
ἠέ τι Μυρμιδόνεσσι πιφαύσκεαι, ἢ ἐμοὶ αὐτῶι,
ἦέ τιν᾽ ἀγγελίην Φθίης ἐξέκλυες οἶος;
ζώειν μὰν ἔτι φασὶ Μενοίτιον Ἄκτορος υἱόν,
ζώει δ᾽ Αἰακίδης Πηλεὺς μετὰ Μυρμιδόνεσσι;
τῶν κε μάλ᾽ ἀμφοτέρων ἀκαχοίμεθα τεθνηώτων.
ἦε σύ γ᾽ Ἀργείων ὀλοφύρεαι, ὡς ὀλέκονται
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ὑπερβασίης ἕνεκα σφῆς;
ἐξαύδα, μὴ κεῦθε νόωι, ἵνα εἴδομεν ἄμφω.
τὸν δὲ βαρὺ στενάχων προσέφης Πατρόκλεες ἱππεῦ·
ὦ Ἀχιλεῦ Πηλῆος υἱὲ μέγα φέρτατ᾽ Ἀχαιῶν
μὴ νεμέσα· τοῖον γὰρ ἄχος βεβίηκεν Ἀχαιούς.
οἳ μὲν γὰρ δὴ πάντες, ὅσοι πάρος ἦσαν ἄριστοι,
ἐν νηυσὶν κέαται βεβλημένοι οὐτάμενοί τε.
βέβληται μὲν ὁ Τυδεΐδης κρατερὸς Διομήδης,
οὔτασται δ᾽ Ὀδυσεὺς δουρικλυτὸς ἠδ᾽ Ἀγαμέμνων,
βέβληται δὲ καὶ Εὐρύπυλος κατὰ μηρὸν ὀϊστῶι.
τοὺς μέν τ᾽ ἰητροὶ πολυφάρμακοι ἀμφιπένονται
ἕλκε᾽ ἀκειόμενοι· σὺ δ᾽ ἀμήχανος ἔπλευ Ἀχιλλεῦ.
μὴ ἐμέ γ᾽ οὖν οὗτός γε λάβοι χόλος, ὃν σὺ φυλάσσεις
αἰναρέτη· τί σευ ἄλλος ὀνήσεται ὀψίγονός περ
αἴ κε μὴ Ἀργείοισιν ἀεικέα λοιγὸν ἀμύνηις;
νηλεές, οὐκ ἄρα σοί γε πατὴρ ἦν ἱππότα Πηλεύς,
οὐδὲ Θέτις μήτηρ· γλαυκὴ δέ σε τίκτε θάλασσα
πέτραι τ᾽ ἠλίβατοι, ὅτι τοι νόος ἐστὶν ἀπηνής.
εἰ δέ τινα φρεσὶ σῆισι θεοπροπίην ἀλεείνεις
καί τινά τοι πὰρ Ζηνὸς ἐπέφραδε πότνια μήτηρ,
ἀλλ᾽ ἐμέ περ πρόες ὦχ᾽, ἃμα δ᾽ ἄλλον λαὸν ὄπασσον
Μυρμιδόνων, ἤν πού τι φόως Δαναοῖσι γένωμαι.
δὸς δέ μοι ὤμοιιν τὰ σὰ τεύχεα θωρηχθῆναι,
αἴ κ᾽ ἐμὲ σοὶ ἴσκοντες ἀπόσχωνται πολέμοιο
Τρῶες, ἀναπνεύσωσι δ᾽ Ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
τειρόμενοι· ὀλίγη δέ τ᾽ ἀνάπνευσις πολέμοιο.
ῥεῖα δέ κ᾽ ἀκμῆτες κεκμηότας ἄνδρας ἀϋτῆι
ὤσαιμεν προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
ὣς φάτο λισσόμενος μέγα νήπιος· ἦ γὰρ ἔμελλεν
οἷ αὐτῶι θάνατόν τε κακὸν καὶ κῆρα λιτέσθαι.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ὤ μοι διογενὲς Πατρόκλεες οἷον ἔειπες·
οὔτε θεοπροπίης ἐμπάζομαι ἥν τινα οἶδα,
οὔτέ τί μοι πὰρ Ζηνὸς ἐπέφραδε πότνια μήτηρ·
ἀλλὰ τόδ᾽ αἰνὸν ἄχος κραδίην καὶ θυμὸν ἱκάνει,
ὁππότε δὴ τὸν ὁμοῖον ἀνὴρ ἐθέληισιν ἀμέρσαι
καὶ γέρας ἂψ ἀφελέσθαι, ὅ τε κράτεϊ προβεβήκηι·
αἰνὸν ἄχος τό μοί ἐστιν, ἐπεὶ πάθον ἄλγεα θυμῶι.
κούρην ἣν ἄρα μοι γέρας ἔξελον υἷες Ἀχαιῶν,
δουρὶ δ᾽ ἐμῶι κτεάτισσα πόλιν εὐτείχεα πέρσας,
τὴν ἂψ ἐκ χειρῶν ἕλετο κρείων Ἀγαμέμνων
Ἀτρεΐδης ὡς εἴ τιν᾽ ἀτίμητον μετανάστην.
ἀλλὰ τὰ μὲν προτετύχθαι ἐάσομεν· οὐδ᾽ ἄρα πως ἦν
ἀσπερχὲς κεχολῶσθαι ἐνὶ φρεσίν· ἤτοι ἔφην γε
οὐ πρὶν μηνιθμὸν καταπαυσέμεν, ἀλλ᾽ ὁπότ᾽ ἂν δὴ
νῆας ἐμὰς ἀφίκηται ἀϋτή τε πτόλεμός τε.
τύνη δ᾽ ὤμοιιν μὲν ἐμὰ κλυτὰ τεύχεα δῦθι,
ἄρχε δὲ Μυρμιδόνεσσι φιλοπτολέμοισι μάχεσθαι,
εἰ δὴ κυάνεον Τρώων νέφος ἀμφιβέβηκε
νηυσὶν ἐπικρατέως, οἳ δὲ ῥηγμῖνι θαλάσσης
κεκλίαται, χώρης ὀλίγην ἔτι μοῖραν ἔχοντες
Ἀργεῖοι, Τρώων δὲ πόλις ἐπὶ πᾶσα βέβηκε
θάρσυνος· οὐ γὰρ ἐμῆς κόρυθος λεύσσουσι μέτωπον
ἐγγύθι λαμπομένης· τάχα κεν φεύγοντες ἐναύλους
πλήσειαν νεκύων, εἴ μοι κρείων Ἀγαμέμνων
ἤπια εἰδείη· νῦν δὲ στρατὸν ἀμφιμάχονται.
οὐ γὰρ Τυδεΐδεω Διομήδεος ἐν παλάμηισι
μαίνεται ἐγχείη Δαναῶν ἀπὸ λοιγὸν ἀμῦναι·
οὐδέ πω Ἀτρεΐδεω ὀπὸς ἔκλυον αὐδήσαντος
ἐχθρῆς ἐκ κεφαλῆς· ἀλλ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
Τρωσὶ κελεύοντος περιάγνυται, οἳ δ᾽ ἀλαλητῶι
πᾶν πεδίον κατέχουσι μάχηι νικῶντες Ἀχαιούς.
ἀλλὰ καὶ ὧς Πάτροκλε νεῶν ἄπο λοιγὸν ἀμύνων
ἔμπεσ᾽ ἐπικρατέως, μὴ δὴ πυρὸς αἰθομένοιο
νῆας ἐνιπρήσωσι, φίλον δ᾽ ἀπὸ νόστον ἕλωνται.
πείθεο δ᾽ ὥς τοι ἐγὼ μύθου τέλος ἐν φρεσὶ θείω,
ὡς ἄν μοι τιμὴν μεγάλην καὶ κῦδος ἄρηαι
πρὸς πάντων Δαναῶν, ἀτὰρ οἳ περικαλλέα κούρην
ἂψ ἀπονάσσωσιν, ποτὶ δ᾽ ἀγλαὰ δῶρα πόρωσιν.
ἐκ νηῶν ἐλάσας ἰέναι πάλιν· εἰ δέ κεν αὖ τοι
δώηι κῦδος ἀρέσθαι ἐρίγδουπος πόσις Ἥρης,
μὴ σύ γ᾽ ἄνευθεν ἐμεῖο λιλαίεσθαι πολεμίζειν
Τρωσὶ φιλοπτολέμοισιν· ἀτιμότερον δέ με θήσεις·
μὴ δ᾽ ἐπαγαλλόμενος πολέμωι καὶ δηϊοτῆτι
Τρῶας ἐναιρόμενος προτὶ Ἴλιον ἡγεμονεύειν,
μή τις ἀπ᾽ Οὐλύμποιο θεῶν αἰειγενετάων
ἐμβήηι· μάλα τούς γε φιλεῖ ἑκάεργος Ἀπόλλων·
ἀλλὰ πάλιν τρωπᾶσθαι, ἐπὴν φάος ἐν νήεσσι
θήηις, τοὺς δ᾽ ἔτ᾽ ἐᾶν πεδίον κάτα δηριάασθαι.
αἲ γὰρ Ζεῦ τε πάτερ καὶ Ἀθηναίη καὶ Ἄπολλον
μήτέ τις οὖν Τρώων θάνατον φύγοι ὅσσοι ἔασι,
μήτέ τις Ἀργείων, νῶϊν δ᾽ ἐκδῦμεν ὄλεθρον,
ὄφρ᾽ οἶοι Τροίης ἱερὰ κρήδεμνα λύωμεν.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον,
Αἴας δ᾽ οὐκ ἔτ᾽ ἔμιμνε· βιάζετο γὰρ βελέεσσι·
δάμνα μιν Ζηνός τε νόος καὶ Τρῶες ἀγαυοὶ
βάλλοντες· δεινὴν δὲ περὶ κροτάφοισι φαεινὴ
πήληξ βαλλομένη καναχὴν ἔχε, βάλλετο δ᾽ αἰεὶ
κὰπ φάλαρ᾽ εὐποίηθ᾽· ὁ δ᾽ ἀριστερὸν ὦμον ἔκαμνεν
ἔμπεδον αἰὲν ἔχων σάκος αἰόλον· οὐδὲ δύναντο
ἀμφ᾽ αὐτῶι πελεμίξαι ἐρείδοντες βελέεσσιν.
αἰεὶ δ᾽ ἀργαλέωι ἔχετ᾽ ἄσθματι, κὰδ δέ οἱ ἱδρὼς
πάντοθεν ἐκ μελέων πολὺς ἔρρεεν, οὐδέ πηι εἶχεν
ἀμπνεῦσαι· πάντηι δὲ κακὸν κακῶι ἐστήρικτο.
ἔσπετε νῦν μοι Μοῦσαι Ὀλύμπια δώματ᾽ ἔχουσαι,
ὅππως δὴ πρῶτον πῦρ ἔμπεσε νηυσὶν Ἀχαιῶν.
Ἕκτωρ Αἴαντος δόρυ μείλινον ἄγχι παραστὰς
πλῆξ᾽ ἄορι μεγάλωι αἰχμῆς παρὰ καυλὸν ὄπισθεν,
ἀντικρὺ δ᾽ ἀπάραξε· τὸ μὲν Τελαμώνιος Αἴας
πῆλ᾽ αὔτως ἐν χειρὶ κόλον δόρυ, τῆλε δ᾽ ἀπ᾽ αὐτοῦ
αἰχμὴ χαλκείη χαμάδις βόμβησε πεσοῦσα.
γνῶ δ᾽ Αἴας κατὰ θυμὸν ἀμύμονα ῥίγησέν τε
ἔργα θεῶν, ὅ ῥα πάγχυ μάχης ἐπὶ μήδεα κεῖρε
Ζεὺς ὑψιβρεμέτης, Τρώεσσι δὲ βούλετο νίκην·
χάζετο δ᾽ ἐκ βελέων. τοὶ δ᾽ ἔμβαλον ἀκάματον πῦρ
νηῒ θοῆι· τῆς δ᾽ αἶψα κατ᾽ ἀσβέστη κέχυτο φλόξ.
ὣς τὴν μὲν πρυμνὴν πῦρ ἄμφεπεν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
μηρὼ πληξάμενος Πατροκλῆα προσέειπεν·
ὄρσεο διογενὲς Πατρόκλεες ἱπποκέλευθε·
λεύσσω δὴ παρὰ νηυσὶ πυρὸς δηΐοιο ἰωήν·
μὴ δὴ νῆας ἕλωσι καὶ οὐκέτι φυκτὰ πέλωνται·
δύσεο τεύχεα θᾶσσον, ἐγὼ δέ κε λαὸν ἀγείρω.
ὣς φάτο, Πάτροκλος δὲ κορύσσετο νώροπι χαλκῶι.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλάς, ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνε
ποικίλον ἀστερόεντα ποδώκεος Αἰακίδαο.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον
χάλκεον, αὐτὰρ ἔπειτα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε·
κρατὶ δ᾽ ἐπ᾽ ἰφθίμωι κυνέην εὔτυκτον ἔθηκεν
ἵππουριν· δεινὸν δὲ λόφος καθύπερθεν ἔνευεν.
εἵλετο δ᾽ ἄλκιμα δοῦρε, τά οἱ παλάμηφιν ἀρήρει.
ἔγχος δ᾽ οὐχ ἕλετ᾽ οἶον ἀμύμονος Αἰακίδαο
βριθὺ μέγα στιβαρόν· τὸ μὲν οὐ δύνατ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν
πάλλειν, ἀλλά μιν οἶος ἐπίστατο πῆλαι Ἀχιλλεὺς
Πηλιάδα μελίην, τὴν πατρὶ φίλωι πόρε Χείρων
Πηλίου ἐκ κορυφῆς, φόνον ἔμμεναι ἡρώεσσιν.
ἵππους δ᾽ Αὐτομέδοντα θοῶς ζευγνῦμεν ἄνωγε,
τὸν μετ᾽ Ἀχιλλῆα ῥηξήνορα τῖε μάλιστα,
πιστότατος δέ οἱ ἔσκε μάχηι ἔνι μεῖναι ὁμοκλήν.
τῶι δὲ καὶ Αὐτομέδων ὕπαγε ζυγὸν ὠκέας ἵππους
Ξάνθον καὶ Βαλίον, τὼ ἅμα πνοιῆισι πετέσθην,
τοὺς ἔτεκε Ζεφύρωι ἀνέμωι Ἅρπυια Ποδάργη
βοσκομένη λειμῶνι παρὰ ῥόον Ὠκεανοῖο.
ἐν δὲ παρηορίηισιν ἀμύμονα Πήδασον ἵει,
τόν ῥά ποτ᾽ Ἠετίωνος ἑλὼν πόλιν ἤγαγ᾽ Ἀχιλλεύς,
ὃς καὶ θνητὸς ἐὼν ἕπεθ᾽ ἵπποις ἀθανάτοισι.
Μυρμιδόνας δ᾽ ἄρ᾽ ἐποιχόμενος θώρηξεν Ἀχιλλεὺς
πάντας ἀνὰ κλισίας σὺν τεύχεσιν· οἳ δὲ λύκοι ὣς
ὠμοφάγοι, τοῖσίν τε περὶ φρεσὶν ἄσπετος ἀλκή,
οἵ τ᾽ ἔλαφον κεραὸν μέγαν οὔρεσι δηιώσαντες
δάπτουσιν· πᾶσιν δὲ παρήϊον αἵματι φοινόν·
καί τ᾽ ἀγεληδὸν ἴασιν ἀπὸ κρήνης μελανύδρου
λάψοντες γλώσσηισιν ἀραιῆισιν μέλαν ὕδωρ
ἄκρον ἐρευγόμενοι φόνον αἵματος· ἐν δέ τε θυμὸς
στήθεσιν ἄτρομός ἐστι, περιστένεται δέ τε γαστήρ·
τοῖοι Μυρμιδόνων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ἀμφ᾽ ἀγαθὸν θεράποντα ποδώκεος Αἰακίδαο
ῥώοντ᾽· ἐν δ᾽ ἄρα τοῖσιν ἀρήϊος ἵστατ᾽ Ἀχιλλεύς,
ὀτρύνων ἵππους τε καὶ ἀνέρας ἀσπιδιώτας.
πεντήκοντ᾽ ἦσαν νῆες θοαί, ἧισιν Ἀχιλλεὺς
ἐς Τροίην ἡγεῖτο Διῒ φίλος· ἐν δὲ ἑκάστηι
πεντήκοντ᾽ ἔσαν ἄνδρες ἐπὶ κληῗσιν ἑταῖροι·
πέντε δ᾽ ἄρ᾽ ἡγεμόνας ποιήσατο τοῖς ἐπεποίθει
σημαίνειν· αὐτὸς δὲ μέγα κρατέων ἤνασσε.
τῆς μὲν ἰῆς στιχὸς ἦρχε Μενέσθιος αἰολοθώρηξ
υἱὸς Σπερχειοῖο διιπετέος ποταμοῖο·
ὃν τέκε Πηλῆος θυγάτηρ καλὴ Πολυδώρη
Σπερχειῶι ἀκάμαντι γυνὴ θεῶι εὐνηθεῖσα,
αὐτὰρ ἐπίκλησιν Βώρωι Περιήρεος υἷι,
ὅς ῥ᾽ ἀναφανδὸν ὄπυιε πορὼν ἀπερείσια ἕδνα.
τῆς δ᾽ ἑτέρης Εὔδωρος ἀρήϊος ἡγεμόνευε
παρθένιος, τὸν ἔτικτε χορῶι καλὴ Πολυμήλη
Φύλαντος θυγάτηρ· τῆς δὲ κρατὺς ἀργεϊφόντης
ἠράσατ᾽, ὀφθαλμοῖσιν ἰδὼν μετὰ μελπομένηισιν
ἐν χορῶι Ἀρτέμιδος χρυσηλακάτου κελαδεινῆς.
αὐτίκα δ᾽ εἰς ὑπερῶι᾽ ἀναβὰς παρελέξατο λάθρηι
Ἑρμείας ἀκάκητα, πόρεν δέ οἱ ἀγλαὸν υἱὸν
Εὔδωρον πέρι μὲν θείειν ταχὺν ἠδὲ μαχητήν.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τόν γε μογοστόκος Εἰλείθυια
ἐξάγαγε πρὸ φόως δὲ καὶ ἠελίου ἴδεν αὐγάς,
τὴν μὲν Ἐχεκλῆος κρατερὸν μένος Ἀκτορίδαο
ἠγάγετο πρὸς δώματ᾽, ἐπεὶ πόρε μυρία ἕδνα,
τὸν δ᾽ ὁ γέρων Φύλας εὖ ἔτρεφεν ἠδ᾽ ἀτίταλλεν
ἀμφαγαπαζόμενος ὡς εἴ θ᾽ ἑὸν υἱὸν ἐόντα.
τῆς δὲ τρίτης Πείσανδρος ἀρήϊος ἡγεμόνευε
Μαιμαλίδης, ὃς πᾶσι μετέπρεπε Μυρμιδόνεσσιν
ἔγχεϊ μάρνασθαι μετὰ Πηλεΐωνος ἑταῖρον.
τῆς δὲ τετάρτης ἦρχε γέρων ἱππηλάτα Φοῖνιξ,
πέμπτης δ᾽ Ἀλκιμέδων Λαέρκεος υἱὸς ἀμύμων.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντας ἅμ᾽ ἡγεμόνεσσιν Ἀχιλλεὺς
στῆσεν ἐῢ κρίνας, κρατερὸν δ᾽ ἐπὶ μῦθον ἔτελλε·
Μυρμιδόνες μή τίς μοι ἀπειλάων λελαθέσθω,
ἃς ἐπὶ νηυσὶ θοῆισιν ἀπειλεῖτε Τρώεσσι
πάνθ᾽ ὑπὸ μηνιθμόν, καί μ᾽ ἠιτιάασθε ἕκαστος·
σχέτλιε Πηλέος υἱὲ χόλωι ἄρα σ᾽ ἔτρεφε μήτηρ,
νηλεές, ὃς παρὰ νηυσὶν ἔχεις ἀέκοντας ἑταίρους·
οἴκαδέ περ σὺν νηυσὶ νεώμεθα ποντοπόροισιν
αὖτις, ἐπεί ῥά τοι ὧδε κακὸς χόλος ἔμπεσε θυμῶι.
ταῦτά μ᾽ ἀγειρόμενοι θάμ᾽ ἐβάζετε· νῦν δὲ πέφανται
φυλόπιδος μέγα ἔργον, ἕης τὸ πρίν γ᾽ ἐράασθε.
ἔνθά τις ἄλκιμον ἦτορ ἔχων Τρώεσσι μαχέσθω.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου.
μᾶλλον δὲ στίχες ἄρθεν, ἐπεὶ βασιλῆος ἄκουσαν.
ὡς δ᾽ ὅτε τοῖχον ἀνὴρ ἀράρηι πυκινοῖσι λίθοισι
δώματος ὑψηλοῖο βίας ἀνέμων ἀλεείνων,
ὣς ἄραρον κόρυθές τε καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι.
ἀσπὶς ἄρ᾽ ἀσπίδ᾽ ἔρειδε, κόρυς κόρυν, ἀνέρα δ᾽ ἀνήρ·
ψαῦον δ᾽ ἱππόκομοι κόρυθες λαμπροῖσι φάλοισι
νευόντων, ὡς πυκνοὶ ἐφέστασαν ἀλλήλοισι.
πάντων δὲ προπάροιθε δύ᾽ ἀνέρε θωρήσσοντο
Πάτροκλός τε καὶ Αὐτομέδων ἕνα θυμὸν ἔχοντες
πρόσθεν Μυρμιδόνων πολεμιζέμεν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ἐς κλισίην, χηλοῦ δ᾽ ἀπὸ πῶμ᾽ ἀνέωιγε
καλῆς δαιδαλέης, τήν οἱ Θέτις ἀργυρόπεζα
θῆκ᾽ ἐπὶ νηὸς ἄγεσθαι ἐῢ πλήσασα χιτώνων
χλαινάων τ᾽ ἀνεμοσκεπέων οὔλων τε ταπήτων.
ἔνθα δέ οἱ δέπας ἔσκε τετυγμένον, οὐδέ τις ἄλλος
οὔτ᾽ ἀνδρῶν πίνεσκεν ἀπ᾽ αὐτοῦ αἴθοπα οἶνον,
οὔτέ τεωι σπένδεσκε θεῶν, ὅτε μὴ Διὶ πατρί.
τό ῥα τότ᾽ ἐκ χηλοῖο λαβὼν ἐκάθηρε θεείωι
πρῶτον, ἔπειτα δ᾽ ἔνιψ᾽ ὕδατος καλῆισι ῥοῆισι,
νίψατο δ᾽ αὐτὸς χεῖρας, ἀφύσσατο δ᾽ αἴθοπα οἶνον.
εὔχετ᾽ ἔπειτα στὰς μέσωι ἕρκεϊ, λεῖβε δὲ οἶνον
οὐρανὸν εἰσανιδών· Δία δ᾽ οὐ λάθε τερπικέραυνον·
Ζεῦ ἄνα Δωδωναῖε Πελασγικὲ τηλόθι ναίων
Δωδώνης μεδέων δυσχειμέρου, ἀμφὶ δὲ Σελλοὶ
σοὶ ναίουσ᾽ ὑποφῆται ἀνιπτόποδες χαμαιεῦναι,
ἠμὲν δή ποτ᾽ ἐμὸν ἔπος ἔκλυες εὐξαμένοιο,
τίμησας μὲν ἐμέ, μέγα δ᾽ ἴψαο λαὸν Ἀχαιῶν,
ἠδ᾽ ἔτι καὶ νῦν μοι τόδ᾽ ἐπικρήηνον ἐέλδωρ·
αὐτὸς μὲν γὰρ ἐγὼ μενέω νηῶν ἐν ἀγῶνι,
ἀλλ᾽ ἕταρον πέμπω πολέσιν μετὰ Μυρμιδόνεσσι
μάρνασθαι· τῶι κῦδος ἅμα πρόες εὐρύοπα Ζεῦ,
θάρσυνον δέ οἱ ἦτορ ἐνὶ φρεσίν, ὄφρα καὶ Ἕκτωρ
εἴσεται ἤ ῥα καὶ οἶος ἐπίστηται πολεμίζειν
ἡμέτερος θεράπων, ἦ οἱ τότε χεῖρες ἄαπτοι
μαίνονθ᾽, ὁππότ᾽ ἐγώ περ ἴω μετὰ μῶλον Ἄρηος.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἀπὸ ναῦφι μάχην ἐνοπήν τε δίηται,
ἀσκηθής μοι ἔπειτα θοὰς ἐπὶ νῆας ἵκοιτο
τεύχεσί τε ξὺν πᾶσι καὶ ἀγχεμάχοις ἑτάροισιν.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε μητίετα Ζεύς.
τῶι δ᾽ ἕτερον μὲν ἔδωκε πατήρ, ἕτερον δ᾽ ἀνένευσε·
νηῶν μέν οἱ ἀπώσασθαι πόλεμόν τε μάχην τε
δῶκε, σόον δ᾽ ἀνένευσε μάχης ἐξαπονέεσθαι.
ἤτοι ὁ μὲν σπείσας τε καὶ εὐξάμενος Διὶ πατρὶ
ἂψ κλισίην εἰσῆλθε, δέπας δ᾽ ἀπέθηκ᾽ ἐνὶ χηλῶι,
στῆ δὲ πάροιθ᾽ ἐλθὼν κλισίης, ἔτι δ᾽ ἤθελε θυμῶι
εἰσιδέειν Τρώων καὶ Ἀχαιῶν φύλοπιν αἰνήν.
οἳ δ᾽ ἅμα Πατρόκλωι μεγαλήτορι θωρηχθέντες
ἔστιχον, ὄφρ᾽ ἐν Τρωσὶ μέγα φρονέοντες ὄρουσαν.
αὐτίκα δὲ σφήκεσσιν ἐοικότες ἐξεχέοντο
εἰνοδίοις, οὓς παῖδες ἐριδμαίνωσιν ἔθοντες
αἰεὶ κερτομέοντες ὁδῶι ἔπι οἰκί᾽ ἔχοντας
νηπίαχοι· ξυνὸν δὲ κακὸν πολέεσσι τιθεῖσι.
τοὺς δ᾽ εἴ περ παρά τίς τε κιὼν ἄνθρωπος ὁδίτης
κινήσηι ἀέκων, οἳ δ᾽ ἄλκιμον ἦτορ ἔχοντες
πρόσσω πᾶς πέτεται καὶ ἀμύνει οἷσι τέκεσσι.
τῶν τότε Μυρμιδόνες κραδίην καὶ θυμὸν ἔχοντες
ἐκ νηῶν ἐχέοντο· βοὴ δ᾽ ἄσβεστος ὀρώρει.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτάροισιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Μυρμιδόνες ἕταροι Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς,
ὡς ἂν Πηλεΐδην τιμήσομεν, ὃς μέγ᾽ ἄριστος
Ἀργείων παρὰ νηυσὶ καὶ ἀγχέμαχοι θεράποντες,
γνῶι δὲ καὶ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων
ἣν ἄτην, ὅ τ᾽ ἄριστον Ἀχαιῶν οὐδὲν ἔτισεν.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸν ἑκάστου,
ἐν δ᾽ ἔπεσον Τρώεσσιν ἀολλέες· ἀμφὶ δὲ νῆες
σμερδαλέον κονάβησαν ἀϋσάντων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν.
Τρῶες δ᾽ ὡς εἴδοντο Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
αὐτὸν καὶ θεράποντα σὺν ἔντεσι μαρμαίροντας,
πᾶσιν ὀρίνθη θυμός, ἐκίνηθεν δὲ φάλαγγες
ἐλπόμενοι παρὰ ναῦφι ποδώκεα Πηλεΐωνα
μηνιθμὸν μὲν ἀπορρῖψαι, φιλότητα δ᾽ ἑλέσθαι·
πάπτηνεν δὲ ἕκαστος ὅπηι φύγοι αἰπὺν ὄλεθρον.
Πάτροκλος δὲ πρῶτος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι
ἀντικρὺ κατὰ μέσσον, ὅθι πλεῖστοι κλονέοντο,
νηῒ πάρα πρυμνῆι μεγαθύμου Πρωτεσιλάου,
καὶ βάλε Πυραίχμην, ὃς Παίονας ἱπποκορυστὰς
ἤγαγεν ἐξ Ἀμυδῶνος ἀπ᾽ Ἀξιοῦ εὐρὺ ῥέοντος·
τὸν βάλε δεξιὸν ὦμον· ὁ δ᾽ ὕπτιος ἐν κονίηισι
κάππεσεν οἰμώξας, ἕταροι δέ μιν ἀμφεφόβηθεν
Παίονες· ἐν γὰρ Πάτροκλος φόβον ἧκεν ἅπασιν
ἡγεμόνα κτείνας, ὃς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι.
ἐκ νηῶν δ᾽ ἔλασεν, κατὰ δ᾽ ἔσβεσεν αἰθόμενον πῦρ.
ἡμιδαὴς δ᾽ ἄρα νηῦς λίπετ᾽ αὐτόθι· τοὶ δὲ φόβηθεν
Τρῶες θεσπεσίωι ὁμάδωι· Δαναοὶ δ᾽ ἐπέχυντο
νῆας ἀνὰ γλαφυράς· ὅμαδος δ᾽ ἀλίαστος ἐτύχθη.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀφ᾽ ὑψηλῆς κορυφῆς ὄρεος μεγάλοιο
κινήσηι πυκινὴν νεφέλην στεροπηγερέτα Ζεύς,
ἔκ τ᾽ ἔφανεν πᾶσαι σκοπιαὶ καὶ πρώονες ἄκροι
καὶ νάπαι, οὐρανόθεν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπερράγη ἄσπετος αἰθήρ,
ὣς Δαναοὶ νηῶν μὲν ἀπωσάμενοι δήϊον πῦρ
τυτθὸν ἀνέπνευσαν, πολέμου δ᾽ οὐ γίγνετ᾽ ἐρωή·
οὐ γάρ πώ τι Τρῶες ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
προτροπάδην φοβέοντο μελαινάων ἀπὸ νηῶν,
ἀλλ᾽ ἔτ᾽ ἄρ᾽ ἀνθίσταντο, νεῶν δ᾽ ὑπόεικον ἀνάγκηι.
ἔνθα δ᾽ ἀνὴρ ἕλεν ἄνδρα κεδασθείσης ὑσμίνης
ἡγεμόνων. πρῶτος δὲ Μενοιτίου ἄλκιμος υἱὸς
αὐτίκ᾽ ἄρα στρεφθέντος Ἀρηϊλύκου βάλε μηρὸν
ἔγχεϊ ὀξυόεντι, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσε·
ῥῆξεν δ᾽ ὀστέον ἔγχος, ὁ δὲ πρηνὴς ἐπὶ γαίηι
κάππεσ᾽· ἀτὰρ Μενέλαος ἀρήϊος οὖτα Θόαντα
στέρνον γυμνωθέντα παρ᾽ ἀσπίδα, λῦσε δὲ γυῖα.
Φυλεΐδης δ᾽ Ἄμφικλον ἐφορμηθέντα δοκεύσας
ἔφθη ὀρεξάμενος πρυμνὸν σκέλος, ἔνθα πάχιστος
μυὼν ἀνθρώπου πέλεται· περὶ δ᾽ ἔγχεος αἰχμῆι
νεῦρα διεσχίσθη· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
Νεστορίδαι δ᾽ ὁ μὲν οὔτασ᾽ Ἀτύμνιον ὀξέϊ δουρὶ
Ἀντίλοχος, λαπάρης δὲ διήλασε χάλκεον ἔγχος·
ἤριπε δὲ προπάροιθε. Μάρις δ᾽ αὐτοσχεδὰ δουρὶ
Ἀντιλόχωι ἐπόρουσε κασιγνήτοιο χολωθεὶς
στὰς πρόσθεν νέκυος· τοῦ δ᾽ ἀντίθεος Θρασυμήδης
ἔφθη ὀρεξάμενος πρὶν οὐτάσαι, οὐδ᾽ ἀφάμαρτεν,
ὦμον ἄφαρ· πρυμνὸν δὲ βραχίονα δουρὸς ἀκωκὴ
δρύψ᾽ ἀπὸ μυώνων, ἀπὸ δ᾽ ὀστέον ἄχρις ἄραξε·
δούπησεν δὲ πεσών, κατὰ δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν.
ὣς τὼ μὲν δοιοῖσι κασιγνήτοισι δαμέντε
βήτην εἰς Ἔρεβος Σαρπηδόνος ἐσθλοὶ ἑταῖροι
υἷες ἀκοντισταὶ Ἀμισωδάρου, ὅς ῥα Χίμαιραν
θρέψεν ἀμαιμακέτην πολέσιν κακὸν ἀνθρώποισιν.
Αἴας δὲ Κλεόβουλον Ὀϊλιάδης ἐπορούσας
ζωὸν ἕλε βλαφθέντα κατὰ κλόνον· ἀλλά οἱ αὖθι
λῦσε μένος πλήξας ξίφει αὐχένα κωπήεντι.
πᾶν δ᾽ ὑπεθερμάνθη ξίφος αἵματι· τὸν δὲ κατ᾽ ὄσσε
ἔλλαβε πορφύρεος θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
Πηνέλεως δὲ Λύκων τε συνέδραμον· ἔγχεσι μὲν γὰρ
ἤμβροτον ἀλλήλων, μέλεον δ᾽ ἠκόντισαν ἄμφω·
τὼ δ᾽ αὖτις ξιφέεσσι συνέδραμον. ἔνθα Λύκων μὲν
ἱπποκόμου κόρυθος φάλον ἤλασεν, ἀμφὶ δὲ καυλὸν
φάσγανον ἐρραίσθη· ὁ δ᾽ ὑπ᾽ οὔατος αὐχένα θεῖνε
Πηνέλεως, πᾶν δ᾽ εἴσω ἔδυ ξίφος, ἔσχεθε δ᾽ οἶον
δέρμα, παρηέρθη δὲ κάρη, ὑπέλυντο δὲ γυῖα.
Μηριόνης δ᾽ Ἀκάμαντα κιχεὶς ποσὶ καρπαλίμοισι
νύξ᾽ ἵππων ἐπιβησόμενον κατὰ δεξιὸν ὦμον·
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, κατὰ δ᾽ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς.
Ἰδομενεὺς δ᾽ Ἐρύμαντα κατὰ στόμα νηλέϊ χαλκῶι
νύξε· τὸ δ᾽ ἀντικρὺ δόρυ χάλκεον ἐξεπέρησε
νέρθεν ὑπ᾽ ἐγκεφάλοιο, κέασσε δ᾽ ἄρ᾽ ὀστέα λευκά·
ἐκ δ᾽ ἐτίναχθεν ὀδόντες, ἐνέπλησθεν δέ οἱ ἄμφω
αἵματος ὀφθαλμοί· τὸ δ᾽ ἀνὰ στόμα καὶ κατὰ ῥῖνας
πρῆσε χανών· θανάτου δὲ μέλαν νέφος ἀμφεκάλυψεν.
οὗτοι ἄρ᾽ ἡγεμόνες Δαναῶν ἕλον ἄνδρα ἕκαστος.
ὡς δὲ λύκοι ἄρνεσσιν ἐπέχραον ἢ ἐρίφοισι
σίνται ὑπ᾽ ἐκ μήλων αἱρεύμενοι, αἵ τ᾽ ἐν ὄρεσσι
ποιμένος ἀφραδίηισι διέτμαγεν· οἳ δὲ ἰδόντες
αἶψα διαρπάζουσιν ἀνάλκιδα θυμὸν ἐχούσας·
ὣς Δαναοὶ Τρώεσσιν ἐπέχραον· οἳ δὲ φόβοιο
δυσκελάδου μνήσαντο, λάθοντο δὲ θούριδος ἀλκῆς.
Αἴας δ᾽ ὁ μέγας αἰὲν ἐφ᾽ Ἕκτορι χαλκοκορυστῆι
ἵετ᾽ ἀκοντίσσαι· ὁ δὲ ἰδρείηι πολέμοιο
ἀσπίδι ταυρείηι κεκαλυμμένος εὐρέας ὤμους
σκέπτετ᾽ ὀϊστῶν τε ῥοῖζον καὶ δοῦπον ἀκόντων.
ἦ μὲν δὴ γίγνωσκε μάχης ἑτεραλκέα νίκην·
ἀλλὰ καὶ ὧς ἀνέμιμνε, σάω δ᾽ ἐρίηρας ἑταίρους.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀπ᾽ Οὐλύμπου νέφος ἔρχεται οὐρανὸν εἴσω
αἰθέρος ἐκ δίης, ὅτε τε Ζεὺς λαίλαπα τείνηι,
ὣς τῶν ἐκ νηῶν γένετο ἰαχή τε φόβος τε,
οὐδὲ κατὰ μοῖραν πέραον πάλιν. Ἕκτορα δ᾽ ἵπποι
ἔκφερον ὠκύποδες σὺν τεύχεσι, λεῖπε δὲ λαὸν
Τρωϊκόν, οὓς ἀέκοντας ὀρυκτὴ τάφρος ἔρυκε.
πολλοὶ δ᾽ ἐν τάφρωι ἐρυσάρματες ὠκέες ἵπποι
ἄξαντ᾽ ἐν πρώτωι ῥυμῶι λίπον ἅρματ᾽ ἀνάκτων,
Πάτροκλος δ᾽ ἕπετο σφεδανὸν Δαναοῖσι κελεύων
Τρωσὶ κακὰ φρονέων· οἳ δὲ ἰαχῆι τε φόβωι τε
πάσας πλῆσαν ὁδούς, ἐπεὶ ἂρ τμάγεν· ὕψι δ᾽ ἀέλλη
σκίδναθ᾽ ὑπὸ νεφέων, τανύοντο δὲ μώνυχες ἵπποι
ἄψορρον προτὶ ἄστυ νεῶν ἄπο καὶ κλισιάων.
Πάτροκλος δ᾽ ἧι πλεῖστον ὀρινόμενον ἴδε λαόν,
τῆι ῥ᾽ ἔχ᾽ ὁμοκλήσας· ὑπὸ δ᾽ ἄξοσι φῶτες ἔπιπτον
πρηνέες ἐξ ὀχέων, δίφροι δ᾽ ἀνακυμβαλίαζον.
ἀντικρὺ δ᾽ ἄρα τάφρον ὑπέρθορον ὠκέες ἵπποι
ἄμβροτοι, οὓς Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα,
πρόσσω ἱέμενοι, ἐπὶ δ᾽ Ἕκτορι κέκλετο θυμός·
ἵετο γὰρ βαλέειν· τὸν δ᾽ ἔκφερον ὠκέες ἵπποι.
ὡς δ᾽ ὑπὸ λαίλαπι πᾶσα κελαινὴ βέβριθε χθὼν
ἤματ᾽ ὀπωρινῶι, ὅτε λαβρότατον χέει ὕδωρ
Ζεύς, ὅτε δή ῥ᾽ ἄνδρεσσι κοτεσσάμενος χαλεπήνηι,
οἳ βίηι εἰν ἀγορῆι σκολιὰς κρίνωσι θέμιστας,
ἐκ δὲ δίκην ἐλάσωσι θεῶν ὄπιν οὐκ ἀλέγοντες·
τῶν δέ τε πάντες μὲν ποταμοὶ πλήθουσι ῥέοντες,
πολλὰς δὲ κλιτῦς τότ᾽ ἀποτμήγουσι χαράδραι,
ἐς δ᾽ ἅλα πορφυρέην μεγάλα στενάχουσι ῥέουσαι
ἐξ ὀρέων ἐπικάρ, μινύθει δέ τε ἔργ᾽ ἀνθρώπων·
ὣς ἵπποι Τρωιαὶ μεγάλα στενάχοντο θέουσαι.
Πάτροκλος δ᾽ ἐπεὶ οὖν πρώτας ἐπέκερσε φάλαγγας,
ἂψ ἐπὶ νῆας ἔεργε παλιμπετές, οὐδὲ πόληος
εἴα ἱεμένους ἐπιβαινέμεν, ἀλλὰ μεσηγὺ
νηῶν καὶ ποταμοῦ καὶ τείχεος ὑψηλοῖο
κτεῖνε μεταΐσσων, πολέων δ᾽ ἀπετίνυτο ποινήν.
ἔνθ᾽ ἤτοι Πρόνοον πρῶτον βάλε δουρὶ φαεινῶι
στέρνον γυμνωθέντα παρ᾽ ἀσπίδα, λῦσε δὲ γυῖα·
δούπησεν δὲ πεσών· ὁ δὲ Θέστορα Ἤνοπος υἱὸν
δεύτερον ὁρμηθείς· ὁ μὲν εὐξέστωι ἐνὶ δίφρωι
ἧστο ἀλείς· ἐκ γὰρ πλήγη φρένας, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρῶν
ἡνία ἠΐχθησαν· ὁ δ᾽ ἔγχεϊ νύξε παραστὰς
γναθμὸν δεξιτερόν, διὰ δ᾽ αὐτοῦ πεῖρεν ὀδόντων,
ἕλκε δὲ δουρὸς ἑλὼν ὑπὲρ ἄντυγος, ὡς ὅτε τις φὼς
πέτρηι ἔπι προβλῆτι καθήμενος ἱερὸν ἰχθὺν
ἐκ πόντοιο θύραζε λίνωι καὶ ἤνοπι χαλκῶι·
ὣς ἕλκ᾽ ἐκ δίφροιο κεχηνότα δουρὶ φαεινῶι,
κὰδ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπὶ στόμ᾽ ἔωσε· πεσόντα δέ μιν λίπε θυμός.
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Ἐρύλαον ἐπεσσύμενον βάλε πέτρωι
μέσσην κὰκ κεφαλήν· ἣ δ᾽ ἄνδιχα πᾶσα κεάσθη
ἐν κόρυθι βριαρῆι· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐπὶ γαίηι
κάππεσεν, ἀμφὶ δέ μιν θάνατος χύτο θυμοραϊστής.
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Ἐρύμαντα καὶ Ἀμφοτερὸν καὶ Ἐπάλτην
Τληπόλεμόν τε Δαμαστορίδην Ἐχίον τε Πύριν τε
Ἰφέα τ᾽ Εὔιππόν τε καὶ Ἀργεάδην Πολύμηλον
πάντας ἐπασσυτέρους πέλασε χθονὶ πουλυβοτείρηι.
Σαρπηδὼν δ᾽ ὡς οὖν ἴδ᾽ ἀμιτροχίτωνας ἑταίρους
χέρσ᾽ ὕπο Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο δαμέντας,
κέκλετ᾽ ἄρ᾽ ἀντιθέοισι καθαπτόμενος Λυκίοισιν·
αἰδὼς ὦ Λύκιοι· πόσε φεύγετε; νῦν θοοὶ ἔστε.
ἀντήσω γὰρ ἐγὼ τοῦδ᾽ ἀνέρος, ὄφρα δαείω
ὅς τις ὅδε κρατέει καὶ δὴ κακὰ πολλὰ ἔοργε
Τρῶας, ἐπεὶ πολλῶν τε καὶ ἐσθλῶν γούνατ᾽ ἔλυσεν.
ἦ ῥα, καὶ ἐξ ὀχέων σὺν τεύχεσιν ἆλτο χαμᾶζε.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἐπεὶ ἴδεν ἔκθορε δίφρου.
οἳ δ᾽ ὥς τ᾽ αἰγυπιοὶ γαμψώνυχες ἀγκυλοχεῖλαι
πέτρηι ἐφ᾽ ὑψηλῆι μεγάλα κλάζοντε μάχωνται,
ὣς οἳ κεκλήγοντες ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ὄρουσαν.
τοὺς δὲ ἰδὼν ἐλέησε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω,
Ἥρην δὲ προσέειπε κασιγνήτην ἄλοχόν τε·
ὤ μοι ἐγών, ὅ τέ μοι Σαρπηδόνα φίλτατον ἀνδρῶν
μοῖρ᾽ ὑπὸ Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο δαμῆναι.
διχθὰ δέ μοι κραδίη μέμονε φρεσὶν ὁρμαίνοντι,
ἤ μιν ζωὸν ἐόντα μάχης ἄπο δακρυοέσσης
θείω ἀναρπάξας Λυκίης ἐν πίονι δήμωι,
ἦ ἤδη ὑπὸ χερσὶ Μενοιτιάδαο δαμάσσω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
ἄνδρα θνητὸν ἐόντα πάλαι πεπρωμένον αἴσηι
ἂψ ἐθέλεις θανάτοιο δυσηχέος ἐξαναλῦσαι;
ἔρδ᾽· ἀτὰρ οὔ τοι πάντες ἐπαινέομεν θεοὶ ἄλλοι.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·
αἴ κε ζὼν πέμψηις Σαρπηδόνα ὃν δὲ δόμον δέ,
φράζεο μή τις ἔπειτα θεῶν ἐθέληισι καὶ ἄλλος
πέμπειν ὃν φίλον υἱὸν ἀπὸ κρατερῆς ὑσμίνης·
πολλοὶ γὰρ περὶ ἄστυ μέγα Πριάμοιο μάχονται
υἱέες ἀθανάτων, τοῖσιν κότον αἰνὸν ἐνήσεις.
ἀλλ᾽ εἴ τοι φίλος ἐστί, τεὸν δ᾽ ὀλοφύρεται ἦτορ,
ἤτοι μέν μιν ἔασον ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
χέρσ᾽ ὕπο Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο δαμῆναι·
αὐτὰρ ἐπὴν δὴ τόν γε λίπηι ψυχή τε καὶ αἰών,
πέμπειν μιν θάνατόν τε φέρειν καὶ νήδυμον ὕπνον
εἰς ὅ κε δὴ Λυκίης εὐρείης δῆμον ἵκωνται,
ἔνθά ἑ ταρχύσουσι κασίγνητοί τε ἔται τε
τύμβωι τε στήληι τε· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ θανόντων.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
αἱματοέσσας δὲ ψιάδας κατέχευεν ἔραζε
παῖδα φίλον τιμῶν, τόν οἱ Πάτροκλος ἔμελλε
φθίσειν ἐν Τροίηι ἐριβώλακι τηλόθι πάτρης.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
ἔνθ᾽ ἤτοι Πάτροκλος ἀγακλειτὸν Θρασύμηλον,
ὅς ῥ᾽ ἠῢς θεράπων Σαρπηδόνος ἦεν ἄνακτος,
τὸν βάλε νείαιραν κατὰ γαστέρα, λῦσε δὲ γυῖα.
Σαρπηδὼν δ᾽ αὐτοῦ μὲν ἀπήμβροτε δουρὶ φαεινῶι
δεύτερον ὁρμηθείς, ὁ δὲ Πήδασον οὔτασεν ἵππον
ἔγχεϊ δεξιὸν ὦμον· ὁ δ᾽ ἔβραχε θυμὸν ἀΐσθων,
κὰδ δ᾽ ἔπεσ᾽ ἐν κονίηισι μακών, ἀπὸ δ᾽ ἔπτατο θυμός.
τὼ δὲ διαστήτην, κρίκε δὲ ζυγόν, ἡνία δέ σφι
σύγχυτ᾽, ἐπεὶ δὴ κεῖτο παρήορος ἐν κονίηισι.
τοῖο μὲν Αὐτομέδων δουρικλυτὸς εὕρετο τέκμωρ·
σπασσάμενος τανύηκες ἄορ παχέος παρὰ μηροῦ
ἀΐξας ἀπέκοψε παρήορον οὐδ᾽ ἐμάτησε·
τὼ δ᾽ ἰθυνθήτην, ἐν δὲ ῥυτῆρσι τάνυσθεν·
τὼ δ᾽ αὖτις συνίτην ἔριδος πέρι θυμοβόροιο.
ἔνθ᾽ αὖ Σαρπηδὼν μὲν ἀπήμβροτε δουρὶ φαεινῶι,
Πατρόκλου δ᾽ ὑπὲρ ὦμον ἀριστερὸν ἤλυθ᾽ ἀκωκὴ
ἔγχεος, οὐδ᾽ ἔβαλ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ὕστερος ὄρνυτο χαλκῶι
Πάτροκλος· τοῦ δ᾽ οὐχ ἅλιον βέλος ἔκφυγε χειρός,
ἀλλ᾽ ἔβαλ᾽ ἔνθ᾽ ἄρα τε φρένες ἔρχαται ἀμφ᾽ ἁδινὸν κῆρ.
ἤριπε δ᾽ ὡς ὅτε τις δρῦς ἤριπεν ἢ ἀχερωῒς
ἠὲ πίτυς βλωθρή, τήν τ᾽ οὔρεσι τέκτονες ἄνδρες
ἐξέταμον πελέκεσσι νεήκεσι νήϊον εἶναι·
ὣς ὁ πρόσθ᾽ ἵππων καὶ δίφρου κεῖτο τανυσθεὶς
βεβρυχὼς κόνιος δεδραγμένος αἱματοέσσης.
ἠΰτε ταῦρον ἔπεφνε λέων ἀγέληφι μετελθὼν
αἴθωνα μεγάθυμον ἐν εἰλιπόδεσσι βόεσσι,
ὤλετό τε στενάχων ὑπὸ γαμφηλῆισι λέοντος,
ὣς ὑπὸ Πατρόκλωι Λυκίων ἀγὸς ἀσπιστάων
κτεινόμενος μενέαινε, φίλον δ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον·
Γλαῦκε πέπον πολεμιστὰ μετ᾽ ἀνδράσι νῦν σε μάλα χρὴ
αἰχμητήν τ᾽ ἔμεναι καὶ θαρσαλέον πολεμιστήν·
νῦν τοι ἐελδέσθω πόλεμος κακός, εἰ θοός ἐσσι.
πρῶτα μὲν ὄτρυνον Λυκίων ἡγήτορας ἄνδρας
πάντηι ἐποιχόμενος Σαρπηδόνος ἀμφιμάχεσθαι·
αὐτὰρ ἔπειτα καὶ αὐτὸς ἐμεῦ πέρι μάρναο χαλκῶι.
σοὶ γὰρ ἐγὼ καὶ ἔπειτα κατηφείη καὶ ὄνειδος
ἔσσομαι ἤματα πάντα διαμπερές, εἴ κέ μ᾽ Ἀχαιοὶ
τεύχεα συλήσωσι νεῶν ἐν ἀγῶνι πεσόντα.
ἀλλ᾽ ἔχεο κρατερῶς, ὄτρυνε δὲ λαὸν ἅπαντα.
ὣς ἄρα μιν εἰπόντα τέλος θανάτοιο κάλυψεν
ὀφθαλμοὺς ῥῖνάς θ᾽· ὁ δὲ λὰξ ἐν στήθεσι βαίνων
ἐκ χροὸς ἕλκε δόρυ, προτὶ δὲ φρένες αὐτῶι ἕποντο·
τοῖο δ᾽ ἅμα ψυχήν τε καὶ ἔγχεος ἐξέρυσ᾽ αἰχμήν.
Μυρμιδόνες δ᾽ αὐτοῦ σχέθον ἵππους φυσιόωντας
ἱεμένους φοβέεσθαι, ἐπεὶ λίπον ἅρματ᾽ ἀνάκτων.
Γλαύκωι δ᾽ αἰνὸν ἄχος γένετο φθογγῆς ἀΐοντι·
ὠρίνθη δέ οἱ ἦτορ ὅ τ᾽ οὐ δύνατο προσαμῦναι.
χειρὶ δ᾽ ἑλὼν ἐπίεζε βραχίονα· τεῖρε γὰρ αὐτὸν
ἕλκος, ὁ δή μιν Τεῦκρος ἐπεσσύμενον βάλεν ἰῶι
τείχεος ὑψηλοῖο, ἀρὴν ἑτάροισιν ἀμύνων.
εὐχόμενος δ᾽ ἄρα εἶπεν ἑκηβόλωι Ἀπόλλωνι·
κλῦθι ἄναξ ὅς που Λυκίης ἐν πίονι δήμωι
εἲς ἢ ἐνὶ Τροίηι· δύνασαι δὲ σὺ πάντοσ᾽ ἀκούειν
ἀνέρι κηδομένωι, ὡς νῦν ἐμὲ κῆδος ἱκάνει.
ἕλκος μὲν γὰρ ἔχω τόδε καρτερόν, ἀμφὶ δέ μοι χεὶρ
ὀξείηις ὀδύνηισιν ἐλήλαται, οὐδέ μοι αἷμα
τερσῆναι δύναται, βαρύθει δέ μοι ὦμος ὑπ᾽ αὐτοῦ·
ἔγχος δ᾽ οὐ δύναμαι σχεῖν ἔμπεδον, οὐδὲ μάχεσθαι
ἐλθὼν δυσμενέεσσιν. ἀνὴρ δ᾽ ὤριστος ὄλωλε
Σαρπηδὼν Διὸς υἱός· ὁ δ᾽ οὐ οὗ παιδὸς ἀμύνει.
ἀλλὰ σύ πέρ μοι ἄναξ τόδε καρτερὸν ἕλκος ἄκεσσαι,
κοίμησον δ᾽ ὀδύνας, δὸς δὲ κράτος, ὄφρ᾽ ἑτάροισι
κεκλόμενος Λυκίοισιν ἐποτρύνω πολεμίζειν,
αὐτός τ᾽ ἀμφὶ νέκυι κατατεθνηῶτι μάχωμαι.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε Φοῖβος Ἀπόλλων.
αὐτίκα παῦσ᾽ ὀδύνας ἀπὸ δ᾽ ἕλκεος ἀργαλέοιο
αἷμα μέλαν τέρσηνε, μένος δέ οἱ ἔμβαλε θυμῶι.
Γλαῦκος δ᾽ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ γήθησέν τε
ὅττί οἱ ὦκ᾽ ἤκουσε μέγας θεὸς εὐξαμένοιο.
πρῶτα μὲν ὄτρυνεν Λυκίων ἡγήτορας ἄνδρας
πάντηι ἐποιχόμενος Σαρπηδόνος ἀμφιμάχεσθαι·
αὐτὰρ ἔπειτα μετὰ Τρῶας κίε μακρὰ βιβάσθων
Πουλυδάμαντ᾽ ἔπι Πανθοΐδην καὶ Ἀγήνορα δῖον,
βῆ δὲ μετ᾽ Αἰνείαν τε καὶ Ἕκτορα χαλκοκορυστήν,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἕκτορ νῦν δὴ πάγχυ λελασμένος εἰς ἐπικούρων,
οἳ σέθεν εἵνεκα τῆλε φίλων καὶ πατρίδος αἴης
θυμὸν ἀποφθινύθουσι· σὺ δ᾽ οὐκ ἐθέλεις ἐπαμύνειν.
κεῖται Σαρπηδὼν Λυκίων ἀγὸς ἀσπιστάων,
ὃς Λυκίην εἴρυτο δίκηισί τε καὶ σθένεϊ ὧι·
τὸν δ᾽ ὑπὸ Πατρόκλωι δάμασ᾽ ἔγχεϊ χάλκεος Ἄρης.
ἀλλὰ φίλοι πάρστητε, νεμεσσήθητε δὲ θυμῶι,
μὴ ἀπὸ τεύχε᾽ ἕλωνται, ἀεικίσσωσι δὲ νεκρὸν
Μυρμιδόνες, Δαναῶν κεχολωμένοι ὅσσοι ὄλοντο,
τοὺς ἐπὶ νηυσὶ θοῆισιν ἐπέφνομεν ἐγχείηισιν.
ὣς ἔφατο, Τρῶας δὲ κατὰ κρῆθεν λάβε πένθος
ἄσχετον, οὐκ ἐπιεικτόν, ἐπεί σφισιν ἕρμα πόληος
ἔσκε καὶ ἀλλοδαπός περ ἐών· πολέες γὰρ ἅμ᾽ αὐτῶι
λαοὶ ἕποντ᾽, ἐν δ᾽ αὐτὸς ἀριστεύεσκε μάχεσθαι·
βὰν δ᾽ ἰθὺς Δαναῶν λελιημένοι· ἦρχε δ᾽ ἄρά σφιν
Ἕκτωρ χωόμενος Σαρπηδόνος. αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
ὦρσε Μενοιτιάδεω Πατροκλῆος λάσιον κῆρ·
Αἴαντε πρώτω προσέφη μεμαῶτε καὶ αὐτώ·
Αἴαντε νῦν σφῶϊν ἀμύνεσθαι φίλον ἔστω,
οἷοί περ πάρος ἦτε μετ᾽ ἀνδράσιν ἢ καὶ ἀρείους.
κεῖται ἀνὴρ ὃς πρῶτος ἐσήλατο τεῖχος Ἀχαιῶν
Σαρπηδών· ἀλλ᾽ εἴ μιν ἀεικισσαίμεθ᾽ ἑλόντες,
τεύχεά τ᾽ ὤμοιιν ἀφελοίμεθα, καί τιν᾽ ἑταίρων
αὐτοῦ ἀμυνομένων δαμασαίμεθα νηλέϊ χαλκῶι.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ καὶ αὐτοὶ ἀλέξασθαι μενέαινον.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ ἀμφοτέρωθεν ἐκαρτύναντο φάλαγγας
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Μυρμιδόνες καὶ Ἀχαιοί,
σύμβαλον ἀμφὶ νέκυι κατατεθνηῶτι μάχεσθαι
δεινὸν ἀΰσαντες· μέγα δ᾽ ἔβραχε τεύχεα φωτῶν.
Ζεὺς δ᾽ ἐπὶ νύκτ᾽ ὀλοὴν τάνυσε κρατερῆι ὑσμίνηι,
ὄφρα φίλωι περὶ παιδὶ μάχης ὀλοὸς πόνος εἴη.
ὦσαν δὲ πρότεροι Τρῶες ἑλίκωπας Ἀχαιούς·
βλῆτο γὰρ οὔ τι κάκιστος ἀνὴρ μετὰ Μυρμιδόνεσσιν
υἱὸς Ἀγακλῆος μεγαθύμου δῖος Ἐπειγεύς,
ὅς ῥ᾽ ἐν Βουδείωι εὖ ναιομένωι ἤνασσε
τὸ πρίν· ἀτὰρ τότε γ᾽ ἐσθλὸν ἀνεψιὸν ἐξεναρίξας
ἐς Πηλῆ᾽ ἱκέτευσε καὶ ἐς Θέτιν ἀργυρόπεζαν·
οἳ δ᾽ ἅμ᾽ Ἀχιλλῆϊ ῥηξήνορι πέμπον ἕπεσθαι
Ἴλιον εἰς εὔπωλον, ἵνα Τρώεσσι μάχοιτο.
τόν ῥα τόθ᾽ ἁπτόμενον νέκυος βάλε φαίδιμος Ἕκτωρ
χερμαδίωι κεφαλήν· ἣ δ᾽ ἄνδιχα πᾶσα κεάσθη
ἐν κόρυθι βριαρῆι· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐπὶ νεκρῶι
κάππεσεν, ἀμφὶ δέ μιν θάνατος χύτο θυμοραϊστής.
Πατρόκλωι δ᾽ ἄρ᾽ ἄχος γένετο φθιμένου ἑτάροιο,
ἴθυσεν δὲ διὰ προμάχων ἴρηκι ἐοικὼς
ὠκέϊ, ὅς τ᾽ ἐφόβησε κολοιούς τε ψῆράς τε·
ὣς ἰθὺς Λυκίων Πατρόκλεες ἱπποκέλευθε
ἔσσυο καὶ Τρώων, κεχόλωσο δὲ κῆρ ἑτάροιο.
καί ῥ᾽ ἔβαλε Σθενέλαον Ἰθαιμένεος φίλον υἱὸν
αὐχένα χερμαδίωι, ῥῆξεν δ᾽ ἀπὸ τοῖο τένοντας.
χώρησαν δ᾽ ὑπό τε πρόμαχοι καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ.
ὅσση δ᾽ αἰγανέης ῥιπὴ ταναοῖο τέτυκται,
ἥν ῥά τ᾽ ἀνὴρ ἀφέηι πειρώμενος ἢ ἐν ἀέθλωι
ἠὲ καὶ ἐν πολέμωι δηΐων ὕπο θυμοραϊστέων,
τόσσον ἐχώρησαν Τρῶες, ὤσαντο δ᾽ Ἀχαιοί.
Γλαῦκος δὲ πρῶτος Λυκίων ἀγὸς ἀσπιστάων
ἐτράπετ᾽, ἔκτεινεν δὲ Βαθυκλῆα μεγάθυμον
Χάλκωνος φίλον υἱόν, ὃς Ἑλλάδι οἰκία ναίων
ὄλβωι τε πλούτωι τε μετέπρεπε Μυρμιδόνεσσι.
τὸν μὲν ἄρα Γλαῦκος στῆθος μέσον οὔτασε δουρὶ
στρεφθεὶς ἐξαπίνης, ὅτε μιν κατέμαρπτε διώκων·
δούπησεν δὲ πεσών· πυκινὸν δ᾽ ἄχος ἔλλαβ᾽ Ἀχαιούς,
ὡς ἔπεσ᾽ ἐσθλὸς ἀνήρ· μέγα δὲ Τρῶες κεχάροντο,
στὰν δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἰόντες ἀολλέες· οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ἀχαιοὶ
ἀλκῆς ἐξελάθοντο, μένος δ᾽ ἰθὺς φέρον αὐτῶν.
ἔνθ᾽ αὖ Μηριόνης Τρώων ἕλεν ἄνδρα κορυστὴν
Λαόγονον θρασὺν υἱὸν Ὀνήτορος, ὃς Διὸς ἱρεὺς
Ἰδαίου ἐτέτυκτο, θεὸς δ᾽ ὣς τίετο δήμωι.
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ γναθμοῖο καὶ οὔατος· ὦκα δὲ θυμὸς
ὤιχετ᾽ ἀπὸ μελέων, στυγερὸς δ᾽ ἄρα μιν σκότος εἷλεν.
Αἰνείας δ᾽ ἐπὶ Μηριόνηι δόρυ χάλκεον ἧκεν·
ἔλπετο γὰρ τεύξεσθαι ὑπασπίδια προβιβῶντος.
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος·
πρόσσω γὰρ κατέκυψε, τὸ δ᾽ ἐξόπιθεν δόρυ μακρὸν
οὔδει ἐνισκίμφθη, ἐπὶ δ᾽ οὐρίαχος πελεμίχθη
ἔγχεος· ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀφίει μένος ὄβριμος Ἄρης.
αἰχμὴ δ᾽ Αἰνείαο κραδαινομένη κατὰ γαίης
ὤιχετ᾽, ἐπεί ῥ᾽ ἅλιον στιβαρῆς ἀπὸ χειρὸς ὄρουσεν.
Αἰνείας δ᾽ ἄρα θυμὸν ἐχώσατο φώνησέν τε·
Μηριόνη τάχα κέν σε καὶ ὀρχηστήν περ ἐόντα
ἔγχος ἐμὸν κατέπαυσε διαμπερές, εἴ σ᾽ ἔβαλόν περ.
τὸν δ᾽ αὖ Μηριόνης δουρικλυτὸς ἀντίον ηὔδα·
Αἰνεία χαλεπόν σε καὶ ἴφθιμόν περ ἐόντα
πάντων ἀνθρώπων σβέσσαι μένος, ὅς κέ σευ ἄντα
ἔλθηι ἀμυνόμενος· θνητὸς δέ νυ καὶ σὺ τέτυξαι.
εἰ καὶ ἐγώ σε βάλοιμι τυχὼν μέσον ὀξέϊ χαλκῶι,
αἶψά κε καὶ κρατερός περ ἐὼν καὶ χερσὶ πεποιθὼς
εὖχος ἐμοὶ δοίης, ψυχὴν δ᾽ Ἄϊδι κλυτοπώλωι.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἐνένιπε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός·
Μηριόνη τί σὺ ταῦτα καὶ ἐσθλὸς ἐὼν ἀγορεύεις;
ὦ πέπον οὔ τοι Τρῶες ὀνειδείοις ἐπέεσσι
νεκροῦ χωρήσουσι· πάρος τινὰ γαῖα καθέξει.
ἐν γὰρ χερσὶ τέλος πολέμου, ἐπέων δ᾽ ἐνὶ βουλῆι·
τὼ οὔ τι χρὴ μῦθον ὀφέλλειν, ἀλλὰ μάχεσθαι.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν ἦρχ᾽, ὁ δ᾽ ἅμ᾽ ἕσπετο ἰσόθεος φώς.
τῶν δ᾽ ὥς τε δρυτόμων ἀνδρῶν ὀρυμαγδὸς ὀρώρει
οὔρεος ἐν βήσσηις, ἕκαθεν δέ τε γίγνετ᾽ ἀκουή,
ὣς τῶν ὄρνυτο δοῦπος ἀπὸ χθονὸς εὐρυοδείης
χαλκοῦ τε ῥινοῦ τε βοῶν τ᾽ εὐποιητάων,
νυσσομένων ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν.
οὐδ᾽ ἂν ἔτι φράδμων περ ἀνὴρ Σαρπηδόνα δῖον
ἔγνω, ἐπεὶ βελέεσσι καὶ αἵματι καὶ κονίηισιν
ἐκ κεφαλῆς εἴλυτο διαμπερὲς ἐς πόδας ἄκρους.
οἳ δ᾽ αἰεὶ περὶ νεκρὸν ὁμίλεον, ὡς ὅτε μυῖαι
σταθμῶι ἔνι βρομέωσι περιγλαγέας κατὰ πέλλας
ὥρηι ἐν εἰαρινῆι, ὅτε τε γλάγος ἄγγεα δεύει·
ὣς ἄρα τοὶ περὶ νεκρὸν ὁμίλεον, οὐδέ ποτε Ζεὺς
τρέψεν ἀπὸ κρατερῆς ὑσμίνης ὄσσε φαεινώ,
ἀλλὰ κατ᾽ αὐτοὺς αἰὲν ὅρα καὶ φράζετο θυμῶι,
πολλὰ μάλ᾽ ἀμφὶ φόνωι Πατρόκλου μερμηρίζων,
ἢ ἤδη καὶ κεῖνον ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
αὐτοῦ ἐπ᾽ ἀντιθέωι Σαρπηδόνι φαίδιμος Ἕκτωρ
χαλκῶι δηιώσηι, ἀπό τ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕληται,
ἦ ἔτι καὶ πλεόνεσσιν ὀφέλλειεν πόνον αἰπύν.
ὧδε δέ οἱ φρονέοντι δοάσσατο κέρδιον εἶναι
ὄφρ᾽ ἠῢς θεράπων Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
ἐξαῦτις Τρῶάς τε καὶ Ἕκτορα χαλκοκορυστὴν
ὤσαιτο προτὶ ἄστυ, πολέων δ᾽ ἀπὸ θυμὸν ἕλοιτο.
Ἕκτορι δὲ πρωτίστωι ἀνάλκιδα θυμὸν ἐνῆκεν·
ἐς δίφρον δ᾽ ἀναβὰς φύγαδ᾽ ἔτραπε, κέκλετο δ᾽ ἄλλους
Τρῶας φευγέμεναι· γνῶ γὰρ Διὸς ἱρὰ τάλαντα.
ἔνθ᾽ οὐδ᾽ ἴφθιμοι Λύκιοι μένον, ἀλλὰ φόβηθεν
πάντες, ἐπεὶ βασιλῆα ἴδον βεβλαμμένον ἦτορ
κείμενον ἐν νεκύων ἀγύρει· πολέες γὰρ ἐπ᾽ αὐτῶι
κάππεσον, εὖτ᾽ ἔριδα κρατερὴν ἐτάνυσσε Κρονίων.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ ὤμοιιν Σαρπηδόνος ἔντε᾽ ἕλοντο
χάλκεα μαρμαίροντα, τὰ μὲν κοίλας ἐπὶ νῆας
δῶκε φέρειν ἑτάροισι Μενοιτίου ἄλκιμος υἱός.
καὶ τότ᾽ Ἀπόλλωνα προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
εἰ δ᾽ ἄγε νῦν φίλε Φοῖβε, κελαινεφὲς αἷμα κάθηρον
ἐλθὼν ἐκ βελέων Σαρπηδόνα, καί μιν ἔπειτα
πολλὸν ἀπὸ πρὸ φέρων λοῦσον ποταμοῖο ῥοῆισι
χρῖσόν τ᾽ ἀμβροσίηι, περὶ δ᾽ ἄμβροτα εἵματα ἕσσον·
πέμπε δέ μιν πομποῖσιν ἅμα κραιπνοῖσι φέρεσθαι
ὕπνωι καὶ θανάτωι διδυμάοσιν, οἵ ῥά μιν ὦκα
θήσουσ᾽ ἐν Λυκίης εὐρείης πίονι δήμωι,
ἔνθά ἑ ταρχύσουσι κασίγνητοί τε ἔται τε
τύμβωι τε στήληι τε· τὸ γὰρ γέρας ἐστὶ θανόντων.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἄρα πατρὸς ἀνηκούστησεν Ἀπόλλων.
βῆ δὲ κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ἐς φύλοπιν αἰνήν,
αὐτίκα δ᾽ ἐκ βελέων Σαρπηδόνα δῖον ἀείρας
πολλὸν ἀπὸ πρὸ φέρων λοῦσεν ποταμοῖο ῥοῆισι
χρῖσέν τ᾽ ἀμβροσίηι, περὶ δ᾽ ἄμβροτα εἵματα ἕσσε·
πέμπε δέ μιν πομποῖσιν ἅμα κραιπνοῖσι φέρεσθαι,
ὕπνωι καὶ θανάτωι διδυμάοσιν, οἵ ῥά μιν ὦκα
κάτθεσαν ἐν Λυκίης εὐρείης πίονι δήμωι.
Πάτροκλος δ᾽ ἵπποισι καὶ Αὐτομέδοντι κελεύσας
Τρῶας καὶ Λυκίους μετεκίαθε, καὶ μέγ᾽ ἀάσθη
νήπιος· εἰ δὲ ἔπος Πηληϊάδαο φύλαξεν
ἦ τ᾽ ἂν ὑπέκφυγε κῆρα κακὴν μέλανος θανάτοιο.
ἀλλ᾽ αἰεί τε Διὸς κρείσσων νόος ἠέ περ ἀνδρῶν·
ὅς τε καὶ ἄλκιμον ἄνδρα φοβεῖ καὶ ἀφείλετο νίκην
ῥηϊδίως, ὅτε δ᾽ αὐτὸς ἐποτρύνηισι μάχεσθαι·
ὅς οἱ καὶ τότε θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἀνῆκεν.
ἔνθα τίνα πρῶτον τίνα δ᾽ ὕστατον ἐξενάριξας
Πατρόκλεις, ὅτε δή σε θεοὶ θάνατον δὲ κάλεσσαν;
Ἄδρηστον μὲν πρῶτα καὶ Αὐτόνοον καὶ Ἔχεκλον
καὶ Πέριμον Μεγάδην καὶ Ἐπίστορα καὶ Μελάνιππον,
αὐτὰρ ἔπειτ᾽ Ἔλασον καὶ Μούλιον ἠδὲ Πυλάρτην·
τοὺς ἕλεν· οἳ δ᾽ ἄλλοι φύγαδε μνώοντο ἕκαστος.
ἔνθά κεν ὑψίπυλον Τροίην ἕλον υἷες Ἀχαιῶν
Πατρόκλου ὑπὸ χερσί, περὶ πρὸ γὰρ ἔγχεϊ θῦεν,
εἰ μὴ Ἀπόλλων Φοῖβος ἐϋδμήτου ἐπὶ πύργου
ἔστη τῶι ὀλοὰ φρονέων, Τρώεσσι δ᾽ ἀρήγων.
τρὶς μὲν ἐπ᾽ ἀγκῶνος βῆ τείχεος ὑψηλοῖο
Πάτροκλος, τρὶς δ᾽ αὐτὸν ἀπεστυφέλιξεν Ἀπόλλων
χείρεσσ᾽ ἀθανάτηισι φαεινὴν ἀσπίδα νύσσων.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
δεινὰ δ᾽ ὁμοκλήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
χάζεο διογενὲς Πατρόκλεες· οὔ νύ τοι αἶσα
σῶι ὑπὸ δουρὶ πόλιν πέρθαι Τρώων ἀγερώχων,
οὐδ᾽ ὑπ᾽ Ἀχιλλῆος, ὅς περ σέο πολλὸν ἀμείνων.
ὣς φάτο, Πάτροκλος δ᾽ ἀνεχάζετο πολλὸν ὀπίσσω
μῆνιν ἀλευάμενος ἑκατηβόλου Ἀπόλλωνος.
Ἕκτωρ δ᾽ ἐν Σκαιῆισι πύληις ἔχε μώνυχας ἵππους·
δίζε γὰρ ἠὲ μάχοιτο κατὰ κλόνον αὖτις ἐλάσσας,
ἦ λαοὺς ἐς τεῖχος ὁμοκλήσειεν ἀλῆναι.
ταῦτ᾽ ἄρα οἱ φρονέοντι παρίστατο Φοῖβος Ἀπόλλων
ἀνέρι εἰσάμενος αἰζηῶι τε κρατερῶι τε
Ἀσίωι, ὃς μήτρως ἦν Ἕκτορος ἱπποδάμοιο
αὐτοκασίγνητος Ἑκάβης, υἱὸς δὲ Δύμαντος,
ὃς Φρυγίηι ναίεσκε ῥοῆις ἔπι Σαγγαρίοιο·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Ἕκτορ τίπτε μάχης ἀποπαύεαι; οὐδέ τί σε χρή.
αἴθ᾽ ὅσον ἥσσων εἰμί, τόσον σέο φέρτερος εἴην·
τώ κε τάχα στυγερῶς πολέμου ἀπερωήσειας.
ἀλλ᾽ ἄγε Πατρόκλωι ἔφεπε κρατερώνυχας ἵππους,
αἴ κέν πώς μιν ἕληις, δώηι δέ τοι εὖχος Ἀπόλλων.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἔβη θεὸς ἂμ πόνον ἀνδρῶν,
Κεβριόνηι δ᾽ ἐκέλευσε δαΐφρονι φαίδιμος Ἕκτωρ
ἵππους ἐς πόλεμον πεπληγέμεν. αὐτὰρ Ἀπόλλων
δύσεθ᾽ ὅμιλον ἰών, ἐν δὲ κλόνον Ἀργείοισιν
ἧκε κακόν, Τρωσὶν δὲ καὶ Ἕκτορι κῦδος ὄπαζεν.
Ἕκτωρ δ᾽ ἄλλους μὲν Δαναοὺς ἔα οὐδ᾽ ἐνάριζεν·
αὐτὰρ ὁ Πατρόκλωι ἔφεπε κρατερώνυχας ἵππους.
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἀφ᾽ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε
σκαιῆι ἔγχος ἔχων· ἑτέρηφι δὲ λάζετο πέτρον
μάρμαρον ὀκριόεντα τόν οἱ περὶ χεὶρ ἐκάλυψεν,
ἧκε δ᾽ ἐρεισάμενος, οὐδὲ δὴν χάζετο φωτός,
οὐδ᾽ ἁλίωσε βέλος, βάλε δ᾽ Ἕκτορος ἡνιοχῆα
Κεβριόνην νόθον υἱὸν ἀγακλῆος Πριάμοιο
ἵππων ἡνί᾽ ἔχοντα μετώπιον ὀξέϊ λᾶϊ.
ἀμφοτέρας δ᾽ ὀφρῦς σύνελεν λίθος, οὐδέ οἱ ἔσχεν
ὀστέον, ὀφθαλμοὶ δὲ χαμαὶ πέσον ἐν κονίηισιν
αὐτοῦ πρόσθε ποδῶν· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἀρνευτῆρι ἐοικὼς
κάππεσ᾽ ἀπ᾽ εὐεργέος δίφρου, λίπε δ᾽ ὀστέα θυμός.
τὸν δ᾽ ἐπικερτομέων προσέφης Πατρόκλεες ἱππεῦ·
ὢ πόποι ἦ μάλ᾽ ἐλαφρὸς ἀνήρ, ὡς ῥεῖα κυβιστᾶι.
εἰ δή που καὶ πόντωι ἐν ἰχθυόεντι γένοιτο,
πολλοὺς ἂν κορέσειεν ἀνὴρ ὅδε τήθεα διφῶν
νηὸς ἀποθρώισκων, εἰ καὶ δυσπέμφελος εἴη,
ὡς νῦν ἐν πεδίωι ἐξ ἵππων ῥεῖα κυβιστᾶι.
ἦ ῥα καὶ ἐν Τρώεσσι κυβιστητῆρες ἔασιν.
ὣς εἰπὼν ἐπὶ Κεβριόνηι ἥρωϊ βεβήκει
οἶμα λέοντος ἔχων, ὅς τε σταθμοὺς κεραΐζων
ἔβλητο πρὸς στῆθος, ἑή τέ μιν ὤλεσεν ἀλκή·
ὣς ἐπὶ Κεβριόνηι Πατρόκλεες ἆλσο μεμαώς.
Ἕκτωρ δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἀφ᾽ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε.
τὼ περὶ Κεβριόναο λέονθ᾽ ὣς δηρινθήτην,
ὥ τ᾽ ὄρεος κορυφῆισι περὶ κταμένης ἐλάφοιο
ἄμφω πεινάοντε μέγα φρονέοντε μάχεσθον·
ὣς περὶ Κεβριόναο δύω μήστωρες ἀϋτῆς
Πάτροκλός τε Μενοιτιάδης καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ
ἵεντ᾽ ἀλλήλων ταμέειν χρόα νηλέϊ χαλκῶι.
Ἕκτωρ μὲν κεφαλῆφιν ἐπεὶ λάβεν οὐχὶ μεθίει·
Πάτροκλος δ᾽ ἑτέρωθεν ἔχεν ποδός· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
Τρῶες καὶ Δαναοὶ σύναγον κρατερὴν ὑσμίνην.
ὡς δ᾽ Εὖρός τε Νότος τ᾽ ἐριδαίνετον ἀλλήλοιιν
οὔρεος ἐν βήσσηις βαθέην πελεμιζέμεν ὕλην
φηγόν τε μελίην τε τανύφλοιόν τε κράνειαν,
αἵ τε πρὸς ἀλλήλας ἔβαλον τανυήκεας ὄζους
ἠχῆι θεσπεσίηι, πάταγος δέ τε ἀγνυμενάων,
ὣς Τρῶες καὶ Ἀχαιοὶ ἐπ᾽ ἀλλήλοισι θορόντες
δήιουν, οὐδ᾽ ἕτεροι μνώοντ᾽ ὀλοοῖο φόβοιο.
πολλὰ δὲ Κεβριόνην ἀμφ᾽ ὀξέα δοῦρα πεπήγει
ἰοί τε πτερόεντες ἀπὸ νευρῆφι θορόντες,
πολλὰ δὲ χερμάδια μεγάλ᾽ ἀσπίδας ἐστυφέλιξαν
μαρναμένων ἀμφ᾽ αὐτόν· ὁ δ᾽ ἐν στροφάλιγγι κονίης
κεῖτο μέγας μεγαλωστί, λελασμένος ἱπποσυνάων.
ὄφρα μὲν Ἠέλιος μέσον οὐρανὸν ἀμφιβεβήκει,
τόφρα μάλ᾽ ἀμφοτέρων βέλε᾽ ἥπτετο, πῖπτε δὲ λαός·
ἦμος δ᾽ Ἠέλιος μετενίσετο βουλυτὸν δέ,
καὶ τότε δή ῥ᾽ ὑπὲρ αἶσαν Ἀχαιοὶ φέρτεροι ἦσαν.
ἐκ μὲν Κεβριόνην βελέων ἥρωα ἔρυσσαν
Τρώων ἐξ ἐνοπῆς, καὶ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕλοντο,
Πάτροκλος δὲ Τρωσὶ κακὰ φρονέων ἐνόρουσε.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἐπόρουσε θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
σμερδαλέα ἰάχων, τρὶς δ᾽ ἐννέα φῶτας ἔπεφνεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
ἔνθ᾽ ἄρα τοι Πάτροκλε φάνη βιότοιο τελευτή·
ἤντετο γάρ τοι Φοῖβος ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
δεινός· ὁ μὲν τὸν ἰόντα κατὰ κλόνον οὐκ ἐνόησεν,
ἠέρι γὰρ πολλῆι κεκαλυμμένος ἀντεβόλησε·
στῆ δ᾽ ὄπιθεν, πλῆξεν δὲ μετάφρενον εὐρέε τ᾽ ὤμω
χειρὶ καταπρηνεῖ, στρεφεδίνηθεν δέ οἱ ὄσσε.
τοῦ δ᾽ ἀπὸ μὲν κρατὸς κυνέην βάλε Φοῖβος Ἀπόλλων·
ἣ δὲ κυλινδομένη καναχὴν ἔχε ποσσὶν ὑφ᾽ ἵππων
αὐλῶπις τρυφάλεια, μιάνθησαν δὲ ἔθειραι
αἵματι καὶ κονίηισι· πάρος γε μὲν οὐ θέμις ἦεν
ἱππόκομον πήληκα μιαίνεσθαι κονίηισιν,
ἀλλ᾽ ἀνδρὸς θείοιο κάρη χαρίεν τε μέτωπον
ῥύετ᾽ Ἀχιλλῆος· τότε δὲ Ζεὺς Ἕκτορι δῶκεν
ἧι κεφαλῆι φορέειν, σχεδόθεν δέ οἱ ἦεν ὄλεθρος.
πᾶν δέ οἱ ἐν χείρεσσιν ἄγη δολιχόσκιον ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρὸν κεκορυθμένον· αὐτὰρ ἀπ᾽ ὤμων
ἀσπὶς σὺν τελαμῶνι χαμαὶ πέσε τερμιόεσσα.
λῦσε δέ οἱ θώρηκα ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων.
τὸν δ᾽ ἄτη φρένας εἷλε, λύθεν δ᾽ ὑπὸ φαίδιμα γυῖα,
στῆ δὲ ταφών· ὄπιθεν δὲ μετάφρενον ὀξέϊ δουρὶ
ὤμων μεσσηγὺς σχεδόθεν βάλε Δάρδανος ἀνὴρ
Πανθοΐδης Εὔφορβος, ὃς ἡλικίην ἐκέκαστο
ἔγχεΐ θ᾽ ἱπποσύνηι τε πόδεσσί τε καρπαλίμοισι·
καὶ γὰρ δὴ τότε φῶτας ἐείκοσι βῆσεν ἀφ᾽ ἵππων
πρῶτ᾽ ἐλθὼν σὺν ὄχεσφι διδασκόμενος πολέμοιο·
ὅς τοι πρῶτος ἐφῆκε βέλος Πατρόκλεες ἱππεῦ
οὐδὲ δάμασσ᾽· ὁ μὲν αὖτις ἀνέδραμε, μίκτο δ᾽ ὁμίλωι,
ἐκ χροὸς ἁρπάξας δόρυ μείλινον, οὐδ᾽ ὑπέμεινε
Πάτροκλον γυμνόν περ ἐόντ᾽ ἐν δηϊοτῆτι.
Πάτροκλος δὲ θεοῦ πληγῆι καὶ δουρὶ δαμασθεὶς
ἂψ ἑτάρων εἰς ἔθνος ἐχάζετο κῆρ᾽ ἀλεείνων.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς εἶδεν Πατροκλῆα μεγάθυμον
ἂψ ἀναχαζόμενον βεβλημένον ὀξέϊ χαλκῶι,
ἀγχίμολόν ῥά οἱ ἦλθε κατὰ στίχας, οὖτα δὲ δουρὶ
νείατον ἐς κενεῶνα, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσε·
δούπησεν δὲ πεσών, μέγα δ᾽ ἤκαχε λαὸν Ἀχαιῶν·
ὡς δ᾽ ὅτε σῦν ἀκάμαντα λέων ἐβιήσατο χάρμηι,
ὥ τ᾽ ὄρεος κορυφῆισι μέγα φρονέοντε μάχεσθον
πίδακος ἀμφ᾽ ὀλίγης· ἐθέλουσι δὲ πιέμεν ἄμφω·
πολλὰ δέ τ᾽ ἀσθμαίνοντα λέων ἐδάμασσε βίηφιν·
ὣς πολέας πεφνόντα Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
Ἕκτωρ Πριαμίδης σχεδὸν ἔγχεϊ θυμὸν ἀπηύρα,
καί οἱ ἐπευχόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Πάτροκλ᾽ ἦ που ἔφησθα πόλιν κεραϊξέμεν ἁμήν,
Τρωϊάδας δὲ γυναῖκας ἐλεύθερον ἦμαρ ἀπούρας
ἄξειν ἐν νήεσσι φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
νήπιε· τάων δὲ πρόσθ᾽ Ἕκτορος ὠκέες ἵπποι
ποσσὶν ὀρωρέχαται πολεμίζειν· ἔγχεϊ δ᾽ αὐτὸς
Τρωσὶ φιλοπτολέμοισι μεταπρέπω, ὅ σφιν ἀμύνω
ἦμαρ ἀναγκαῖον· σὲ δέ τ᾽ ἐνθάδε γῦπες ἔδονται.
ἆ δείλ᾽, οὐδέ τοι ἐσθλὸς ἐὼν χραίσμησεν Ἀχιλλεύς,
ὅς πού τοι μάλα πολλὰ μένων ἐπετέλλετ᾽ ἰόντι·
μή μοι πρὶν ἰέναι Πατρόκλεες ἱπποκέλευθε
νῆας ἔπι γλαφυρὰς πρὶν Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
αἱματόεντα χιτῶνα περὶ στήθεσσι δαΐξαι.
ὥς πού σε προσέφη, σοὶ δὲ φρένας ἄφρονι πεῖθε.
τὸν δ᾽ ὀλιγοδρανέων προσέφης Πατρόκλεες ἱππεῦ·
ἤδη νῦν Ἕκτορ μεγάλ᾽ εὔχεο· σοὶ γὰρ ἔδωκε
νίκην Ζεὺς Κρονίδης καὶ Ἀπόλλων, οἵ με δάμασσαν
ῥηιδίως· αὐτοὶ γὰρ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἕλοντο.
τοιοῦτοι δ᾽ εἴ πέρ μοι ἐείκοσιν ἀντεβόλησαν,
πάντές κ᾽ αὐτόθ᾽ ὄλοντο ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ δαμέντες.
ἀλλά με μοῖρ᾽ ὀλοὴ καὶ Λητοῦς ἔκτανεν υἱός,
ἀνδρῶν δ᾽ Εὔφορβος· σὺ δέ με τρίτος ἐξεναρίζεις.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισιν·
οὔ θην οὐδ᾽ αὐτὸς δηρὸν βέηι, ἀλλά τοι ἤδη
ἄγχι παρέστηκεν θάνατος καὶ μοῖρα κραταιὴ
χερσὶ δαμέντ᾽ Ἀχιλῆος ἀμύμονος Αἰακίδαο.
ὣς ἄρα μιν εἰπόντα τέλος θανάτοιο κάλυψε·
ψυχὴ δ᾽ ἐκ ῥεθέων πταμένη Ἄϊδος δὲ βεβήκει
ὃν πότμον γοόωσα λιποῦσ᾽ ἀνδροτῆτα καὶ ἥβην.
τὸν καὶ τεθνηῶτα προσηύδα φαίδιμος Ἕκτωρ·
Πατρόκλεις τί νύ μοι μαντεύεαι αἰπὺν ὄλεθρον;
τίς δ᾽ οἶδ᾽ εἴ κ᾽ Ἀχιλεὺς Θέτιδος πάϊς ἠϋκόμοιο
φθήηι ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσαι;
ὣς ἄρα φωνήσας δόρυ χάλκεον ἐξ ὠτειλῆς
εἴρυσε λὰξ προσβάς, τὸν δ᾽ ὕπτιον ὦσ᾽ ἀπὸ δουρός.
αὐτίκα δὲ ξὺν δουρὶ μετ᾽ Αὐτομέδοντα βεβήκει
ἀντίθεον θεράποντα ποδώκεος Αἰακίδαο·
ἵετο γὰρ βαλέειν· τὸν δ᾽ ἔκφερον ὠκέες ἵπποι
ἄμβροτοι, οὓς Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα.
Ἰλιάδος Ρ
Μενελάου ἀριστεία.
Οὐδ᾽ ἔλαθ᾽ Ἀτρέος υἱὸν ἀρηΐφιλον Μενέλαον
Πάτροκλος Τρώεσσι δαμεὶς ἐν δηϊοτῆτι.
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ αὐτῶι βαῖν᾽ ὥς τις περὶ πόρτακι μήτηρ
πρωτοτόκος κινυρὴ οὐ πρὶν εἰδυῖα τόκοιο·
ὣς περὶ Πατρόκλωι βαῖνε ξανθὸς Μενέλαος.
πρόσθε δέ οἱ δόρυ τ᾽ ἔσχε καὶ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην,
τὸν κτάμεναι μεμαὼς ὅς τις τοῦ γ᾽ ἀντίος ἔλθοι.
οὐδ᾽ ἄρα Πάνθου υἱὸς ἐϋμμελίης ἀμέλησε
Πατρόκλοιο πεσόντος ἀμύμονος· ἄγχι δ᾽ ἄρ᾽ αὐτοῦ
ἔστη, καὶ προσέειπεν ἀρηΐφιλον Μενέλαον·
Ἀτρεΐδη Μενέλαε διοτρεφὲς ὄρχαμε λαῶν
χάζεο, λεῖπε δὲ νεκρόν, ἔα δ᾽ ἔναρα βροτόεντα·
οὐ γάρ τις πρότερος Τρώων κλειτῶν τ᾽ ἐπικούρων
Πάτροκλον βάλε δουρὶ κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην·
τώ με ἔα κλέος ἐσθλὸν ἐνὶ Τρώεσσιν ἀρέσθαι,
μή σε βάλω, ἀπὸ δὲ μελιηδέα θυμὸν ἕλωμαι.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
Ζεῦ πάτερ οὐ μὲν καλὸν ὑπέρβιον εὐχετάασθαι.
οὔτ᾽ οὖν παρδάλιος τόσσον μένος οὔτε λέοντος
οὔτε συὸς κάπρου ὀλοόφρονος, οὗ τε μέγιστος
θυμὸς ἐνὶ στήθεσσι περὶ σθένεϊ βλεμεαίνει,
ὅσσον Πάνθου υἷες ἐϋμμελίαι φρονέουσιν.
οὐδὲ μὲν οὐδὲ βίη Ὑπερήνορος ἱπποδάμοιο
ἧς ἥβης ἀπόνηθ᾽, ὅτε μ᾽ ὤνατο καί μ᾽ ὑπέμεινε
καί μ᾽ ἔφατ᾽ ἐν Δαναοῖσιν ἐλέγχιστον πολεμιστὴν
ἔμμεναι· οὐδέ ἕ φημι πόδεσσί γε οἷσι κιόντα
εὐφρῆναι ἄλοχόν τε φίλην κεδνούς τε τοκῆας.
ὥς θην καὶ σὸν ἐγὼ λύσω μένος εἴ κέ μευ ἄντα
στήηις· ἀλλά σ᾽ ἔγωγ᾽ ἀναχωρήσαντα κελεύω
ἐς πληθὺν ἰέναι, μηδ᾽ ἀντίος ἵστασ᾽ ἐμεῖο
πρίν τι κακὸν παθέειν· ῥεχθὲν δέ τε νήπιος ἔγνω.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ οὐ πεῖθεν· ἀμειβόμενος δὲ προσηύδα·
νῦν μὲν δὴ Μενέλαε διοτρεφὲς ἦ μάλα τείσεις
γνωτὸν ἐμὸν τὸν ἔπεφνες, ἐπευχόμενος δ᾽ ἀγορεύεις,
χήρωσας δὲ γυναῖκα μυχῶι θαλάμοιο νέοιο,
ἀρητὸν δὲ τοκεῦσι γόον καὶ πένθος ἔθηκας.
ἦ κέ σφιν δειλοῖσι γόου κατάπαυμα γενοίμην
εἴ κεν ἐγὼ κεφαλήν τε τεὴν καὶ τεύχε᾽ ἐνείκας
Πάνθωι ἐν χείρεσσι βάλω καὶ Φρόντιδι δίηι.
ἀλλ᾽ οὐ μὰν ἔτι δηρὸν ἀπείρητος πόνος ἔσται
οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀδήριτος ἤτ᾽ ἀλκῆς ἤτε φόβοιο.
ὣς εἰπὼν οὔτησε κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην·
οὐδ᾽ ἔρρηξεν χαλκός, ἀνεγνάμφθη δέ οἱ αἰχμὴ
ἀσπίδ᾽ ἐνὶ κρατερῆι· ὁ δὲ δεύτερος ὄρνυτο χαλκῶι
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἐπευξάμενος Διὶ πατρί·
ἂψ δ᾽ ἀναχαζομένοιο κατὰ στομάχοιο θέμεθλα
νύξ᾽, ἐπὶ δ᾽ αὐτὸς ἔρεισε βαρείηι χειρὶ πιθήσας·
ἀντικρὺ δ᾽ ἁπαλοῖο δι᾽ αὐχένος ἤλυθ᾽ ἀκωκή,
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
αἵματί οἱ δεύοντο κόμαι Χαρίτεσσιν ὁμοῖαι
πλοχμοί θ᾽, οἳ χρυσῶι τε καὶ ἀργύρωι ἐσφήκωντο.
οἷον δὲ τρέφει ἔρνος ἀνὴρ ἐριθηλὲς ἐλαίης
χώρωι ἐν οἰοπόλωι, ὅθ᾽ ἅλις ἀναβέβροχεν ὕδωρ,
καλὸν τηλεθάον· τὸ δέ τε πνοιαὶ δονέουσι
παντοίων ἀνέμων, καί τε βρύει ἄνθεϊ λευκῶι·
ἐλθὼν δ᾽ ἐξαπίνης ἄνεμος σὺν λαίλαπι πολλῆι
βόθρου τ᾽ ἐξέστρεψε καὶ ἐξετάνυσσ᾽ ἐπὶ γαίηι·
τοῖον Πάνθου υἱὸν ἐϋμμελίην Εὔφορβον
Ἀτρεΐδης Μενέλαος ἐπεὶ κτάνε τεύχε᾽ ἐσύλα.
ὡς δ᾽ ὅτε τίς τε λέων ὀρεσίτροφος ἀλκὶ πεποιθὼς
βοσκομένης ἀγέλης βοῦν ἁρπάσηι ἥ τις ἀρίστη·
τῆς δ᾽ ἐξ αὐχέν᾽ ἔαξε λαβὼν κρατεροῖσιν ὀδοῦσι
πρῶτον, ἔπειτα δέ θ᾽ αἷμα καὶ ἔγκατα πάντα λαφύσσει
δηιῶν· ἀμφὶ δὲ τόν γε κύνες τ᾽ ἄνδρές τε νομῆες
πολλὰ μάλ᾽ ἰύζουσιν ἀπόπροθεν οὐδ᾽ ἐθέλουσιν
ἀντίον ἐλθέμεναι· μάλα γὰρ χλωρὸν δέος αἱρεῖ·
ὣς τῶν οὔ τινι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἐτόλμα
ἀντίον ἐλθέμεναι Μενελάου κυδαλίμοιο.
ἔνθά κε ῥεῖα φέροι κλυτὰ τεύχεα Πανθοΐδαο
Ἀτρεΐδης, εἰ μή οἱ ἀγάσσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
ὅς ῥά οἱ Ἕκτορ᾽ ἐπῶρσε θοῶι ἀτάλαντον Ἄρηϊ
ἀνέρι εἰσάμενος Κικόνων ἡγήτορι Μέντηι·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἕκτορ νῦν σὺ μὲν ὧδε θέεις ἀκίχητα διώκων
ἵππους Αἰακίδαο δαΐφρονος· οἳ δ᾽ ἀλεγεινοὶ
ἀνδράσι γε θνητοῖσι δαμήμεναι ἠδ᾽ ὀχέεσθαι
ἄλλωι γ᾽ ἢ Ἀχιλῆϊ, τὸν ἀθανάτη τέκε μήτηρ.
τόφρα δέ τοι Μενέλαος ἀρήϊος Ἀτρέος υἱὸς
Πατρόκλωι περιβὰς Τρώων τὸν ἄριστον ἔπεφνε
Πανθοΐδην Εὔφορβον, ἔπαυσε δὲ θούριδος ἀλκῆς.
ὣς εἰπὼν ὁ μὲν αὖτις ἔβη θεὸς ἂμ πόνον ἀνδρῶν,
Ἕκτορα δ᾽ αἰνὸν ἄχος πύκασε φρένας ἀμφὶ μελαίνας·
πάπτηνεν δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα κατὰ στίχας, αὐτίκα δ᾽ ἔγνω
τὸν μὲν ἀπαινύμενον κλυτὰ τεύχεα, τὸν δ᾽ ἐπὶ γαίηι
κείμενον· ἔρρει δ᾽ αἷμα κατ᾽ οὐταμένην ὠτειλήν.
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
ὀξέα κεκλήγων φλογὶ εἴκελος Ἡφαίστοιο
ἀσβέστωι· οὐδ᾽ υἱὸν λάθεν Ἀτρέος ὀξὺ βοήσας·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγὼν εἰ μέν κε λίπω κάτα τεύχεα καλὰ
Πάτροκλόν θ᾽, ὃς κεῖται ἐμῆς ἕνεκ᾽ ἐνθάδε τιμῆς,
μή τίς μοι Δαναῶν νεμεσήσεται ὅς κεν ἴδηται.
εἰ δέ κεν Ἕκτορι μοῦνος ἐὼν καὶ Τρωσὶ μάχωμαι
αἰδεσθείς, μή πώς με περιστήωσ᾽ ἕνα πολλοί·
Τρῶας δ᾽ ἐνθάδε πάντας ἄγει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
ὁππότ᾽ ἀνὴρ ἐθέληι πρὸς δαίμονα φωτὶ μάχεσθαι
ὅν κε θεὸς τιμᾶι, τάχα οἱ μέγα πῆμα κυλίσθη.
τώ μ᾽ οὔ τις Δαναῶν νεμεσήσεται ὅς κεν ἴδηται
Ἕκτορι χωρήσαντ᾽, ἐπεὶ ἐκ θεόφιν πολεμίζει.
εἰ δέ που Αἴαντός γε βοὴν ἀγαθοῖο πυθοίμην,
ἄμφω κ᾽ αὖτις ἰόντες ἐπιμνησαίμεθα χάρμης
καὶ πρὸς δαίμονά περ, εἴ πως ἐρυσαίμεθα νεκρὸν
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ· κακῶν δέ κε φέρτατον εἴη.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὅρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
τόφρα δ᾽ ἐπὶ Τρώων στίχες ἤλυθον· ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἐξοπίσω ἀνεχάζετο, λεῖπε δὲ νεκρὸν
ἐντροπαλιζόμενος ὥς τε λὶς ἠϋγένειος,
ὅν ῥα κύνες τε καὶ ἄνδρες ἀπὸ σταθμοῖο δίωνται
ἔγχεσι καὶ φωνῆι· τοῦ δ᾽ ἐν φρεσὶν ἄλκιμον ἦτορ
παχνοῦται, ἀέκων δέ τ᾽ ἔβη ἀπὸ μεσσαύλοιο·
ὣς ἀπὸ Πατρόκλοιο κίε ξανθὸς Μενέλαος.
στῆ δὲ μεταστρεφθεὶς ἐπεὶ ἵκετο ἔθνος ἑταίρων
παπταίνων Αἴαντα μέγαν Τελαμώνιον υἱόν.
τὸν δὲ μάλ᾽ αἶψ᾽ ἐνόησε μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ πάσης
θαρσύνονθ᾽ ἑτάρους καὶ ἐποτρύνοντα μάχεσθαι·
θεσπέσιον γάρ σφιν φόβον ἔμβαλε Φοῖβος Ἀπόλλων·
βῆ δὲ θέειν, εἶθαρ δὲ παριστάμενος ἔπος ηὔδα.
Αἶαν δεῦρο πέπον, περὶ Πατρόκλοιο θανόντος
σπεύσομεν, αἴ κε νέκυν περ Ἀχιλλῆϊ προφέρωμεν
γυμνόν· ἀτὰρ τά γε τεύχε᾽ ἔχει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς ἔφατ᾽, Αἴαντι δὲ δαΐφρονι θυμὸν ὄρινε·
βῆ δὲ διὰ προμάχων, ἅμα δὲ ξανθὸς Μενέλαος.
Ἕκτωρ μὲν Πάτροκλον ἐπεὶ κλυτὰ τεύχε᾽ ἀπηύρα,
ἕλχ᾽ ἵν᾽ ἀπ᾽ ὤμοιιν κεφαλὴν τάμοι ὀξέϊ χαλκῶι,
τὸν δὲ νέκυν Τρωιῆισιν ἐρυσσάμενος κυσὶ δοίη.
Αἴας δ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε φέρων σάκος ἠΰτε πύργον·
Ἕκτωρ δ᾽ ἂψ ἐς ὅμιλον ἰὼν ἀνεχάζεθ᾽ ἑταίρων,
ἐς δίφρον δ᾽ ἀνόρουσε· δίδου δ᾽ ὅ γε τεύχεα καλὰ
Τρωσὶ φέρειν προτὶ ἄστυ, μέγα κλέος ἔμμεναι αὐτῶι.
Αἴας δ᾽ ἀμφὶ Μενοιτιάδηι σάκος εὐρὺ καλύψας
ἑστήκει ὥς τίς τε λέων περὶ οἷσι τέκεσσιν,
ὧι ῥά τε νήπι᾽ ἄγοντι συναντήσωνται ἐν ὕληι
ἄνδρες ἐπακτῆρες· ὁ δέ τε σθένεϊ βλεμεαίνει,
πᾶν δέ τ᾽ ἐπισκύνιον κάτω ἕλκεται ὄσσε καλύπτων·
ὣς Αἴας περὶ Πατρόκλωι ἥρωϊ βεβήκει.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἑτέρωθεν ἀρηΐφιλος Μενέλαος
ἑστήκει, μέγα πένθος ἐνὶ στήθεσσιν ἀέξων.
Γλαῦκος δ᾽ Ἱππολόχοιο πάϊς Λυκίων ἀγὸς ἀνδρῶν
Ἕκτορ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν χαλεπῶι ἠνίπαπε μύθωι·
Ἕκτορ εἶδος ἄριστε μάχης ἄρα πολλὸν ἐδεύεο.
ἦ σ᾽ αὔτως κλέος ἐσθλὸν ἔχει φύξηλιν ἐόντα.
φράζεο νῦν ὅππως κε πόλιν καὶ ἄστυ σαώσηις
οἶος σὺν λαοῖς τοὶ Ἰλίωι ἐγγεγάασιν·
οὐ γάρ τις Λυκίων γε μαχησόμενος Δαναοῖσιν
εἶσι περὶ πτόλιος, ἐπεὶ οὐκ ἄρα τις χάρις ἦεν
μάρνασθαι δηΐοισιν ἐπ᾽ ἀνδράσι νωλεμὲς αἰεί.
πῶς κε σὺ χείρονα φῶτα σαώσειας μεθ᾽ ὅμιλον
σχέτλι᾽, ἐπεὶ Σαρπηδόν᾽ ἅμα ξεῖνον καὶ ἑταῖρον
κάλλιπες Ἀργείοισιν ἕλωρ καὶ κύρμα γενέσθαι,
ὅς τοι πόλλ᾽ ὄφελος γένετο πτόλεΐ τε καὶ αὐτῶι
ζωὸς ἐών· νῦν δ᾽ οὔ οἱ ἀλαλκέμεναι κύνας ἔτλης.
τὼ νῦν εἴ τις ἐμοὶ Λυκίων ἐπιπείσεται ἀνδρῶν
οἴκαδ᾽ ἴμεν, Τροίηι δὲ πεφήσεται αἰπὺς ὄλεθρος.
εἰ γὰρ νῦν Τρώεσσι μένος πολυθαρσὲς ἐνείη
ἄτρομον, οἷόν τ᾽ ἄνδρας ἐσέρχεται οἳ περὶ πάτρης
ἀνδράσι δυσμενέεσσι πόνον καὶ δῆριν ἔθεντο,
αἶψά κε Πάτροκλον ἐρυσαίμεθα Ἴλιον εἴσω.
εἰ δ᾽ οὗτος προτὶ ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἄνακτος
ἔλθοι τεθνηὼς καί μιν ἐρυσαίμεθα χάρμης,
αἶψά κεν Ἀργεῖοι Σαρπηδόνος ἔντεα καλὰ
λύσειαν, καί κ᾽ αὐτὸν ἀγοίμεθα Ἴλιον εἴσω·
τοίου γὰρ θεράπων πέφατ᾽ ἀνέρος, ὃς μέγ᾽ ἄριστος
Ἀργείων παρὰ νηυσὶ καὶ ἀγχέμαχοι θεράποντες.
ἀλλὰ σύ γ᾽ Αἴαντος μεγαλήτορος οὐκ ἐτάλασσας
στήμεναι ἄντα κατ᾽ ὄσσε ἰδὼν δηΐων ἐν ἀϋτῆι,
οὐδ᾽ ἰθὺς μαχέσασθαι, ἐπεὶ σέο φέρτερός ἐστι.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Γλαῦκε τί ἢ δὲ σὺ τοῖος ἐὼν ὑπέροπλον ἔειπες;
ὢ πόποι ἦ τ᾽ ἐφάμην σὲ περὶ φρένας ἔμμεναι ἄλλων
τῶν ὅσσοι Λυκίην ἐριβώλακα ναιετάουσι·
νῦν δέ σευ ὠνοσάμην πάγχυ φρένας οἷον ἔειπες,
ὅς τέ με φὴις Αἴαντα πελώριον οὐχ ὑπομεῖναι.
οὔ τοι ἐγὼν ἔρριγα μάχην οὐδὲ κτύπον ἵππων·
ἀλλ᾽ αἰεί τε Διὸς κρείσσων νόος αἰγιόχοιο,
ὅς τε καὶ ἄλκιμον ἄνδρα φοβεῖ καὶ ἀφείλετο νίκην
ῥηϊδίως, ὁτὲ δ᾽ αὐτὸς ἐποτρύνει μαχέσασθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε δεῦρο πέπον, παρ᾽ ἔμ᾽ ἵστασο καὶ ἴδε ἔργον,
ἠὲ πανημέριος κακὸς ἔσσομαι, ὡς ἀγορεύεις,
ἦ τινα καὶ Δαναῶν ἀλκῆς μάλα περ μεμαῶτα
σχήσω ἀμυνέμεναι περὶ Πατρόκλοιο θανόντος.
ὣς εἰπὼν Τρώεσσιν ἐκέκλετο μακρὸν ἀΰσας·
Τρῶες καὶ Λύκιοι καὶ Δάρδανοι ἀγχιμαχηταί,
ἀνέρες ἔστε φίλοι, μνήσασθε δὲ θούριδος ἀλκῆς,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼν Ἀχιλῆος ἀμύμονος ἔντεα δύω
καλά, τὰ Πατρόκλοιο βίην ἐνάριξα κατακτάς.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη κορυθαίολος Ἕκτωρ
δηΐου ἐκ πολέμοιο· θέων δ᾽ ἐκίχανεν ἑταίρους
ὦκα μάλ᾽ οὔ πω τῆλε ποσὶ κραιπνοῖσι μετασπών,
οἳ προτὶ ἄστυ φέρον κλυτὰ τεύχεα Πηλεΐωνος.
στὰς δ᾽ ἀπάνευθε μάχης πολυδακρύου ἔντε᾽ ἄμειβεν·
ἤτοι ὁ μὲν τὰ ἃ δῶκε φέρειν προτὶ Ἴλιον ἱρὴν
Τρωσὶ φιλοπτολέμοισιν, ὁ δ᾽ ἄμβροτα τεύχεα δῦνε
Πηλεΐδεω Ἀχιλῆος ἅ οἱ θεοὶ Οὐρανίωνες
πατρὶ φίλωι ἔπορον· ὁ δ᾽ ἄρα ὧι παιδὶ ὄπασσε
γηράς· ἀλλ᾽ οὐχ υἱὸς ἐν ἔντεσι πατρὸς ἐγήρα.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἀπάνευθεν ἴδεν νεφεληγερέτα Ζεὺς
τεύχεσι Πηλεΐδαο κορυσσόμενον θείοιο,
κινήσας ῥα κάρη προτὶ ὃν μυθήσατο θυμόν·
ἆ δείλ᾽ οὐδέ τί τοι θάνατος καταθύμιός ἐστιν
ὃς δή τοι σχεδὸν εἶσι· σὺ δ᾽ ἄμβροτα τεύχεα δύνεις
ἀνδρὸς ἀριστῆος, τόν τε τρομέουσι καὶ ἄλλοι·
τοῦ δὴ ἑταῖρον ἔπεφνες ἐνηέα τε κρατερόν τε,
τεύχεα δ᾽ οὐ κατὰ κόσμον ἀπὸ κρατός τε καὶ ὤμων
εἵλευ· ἀτάρ τοι νῦν γε μέγα κράτος ἐγγυαλίξω,
τῶν ποινὴν ὅ τοι οὔ τι μάχης ἐκνοστήσαντι
δέξεται Ἀνδρομάχη κλυτὰ τεύχεα Πηλεΐωνος.
ἦ καὶ κυανέηισιν ἐπ᾽ ὀφρύσι νεῦσε Κρονίων.
Ἕκτορι δ᾽ ἥρμοσε τεύχε᾽ ἐπὶ χροΐ, δῦ δέ μιν Ἄρης
δεινὸς ἐνυάλιος, πλῆσθεν δ᾽ ἄρα οἱ μέλε᾽ ἐντὸς
ἀλκῆς καὶ σθένεος· μετὰ δὲ κλειτοὺς ἐπικούρους
βῆ ῥα μέγα ἰάχων· ἰνδάλλετο δέ σφισι πᾶσι
τεύχεσι λαμπόμενος μεγαθύμου Πηλεΐωνος.
ὄτρυνεν δὲ ἕκαστον ἐποιχόμενος ἐπέεσσι
Μέσθλην τε Γλαῦκόν τε Μέδοντά τε Θερσίλοχόν τε
Ἀστεροπαῖόν τε Δεισήνορά θ᾽ Ἱππόθοόν τε
Φόρκυν τε Χρομίον τε καὶ Ἔννομον οἰωνιστήν·
τοὺς ὅ γ᾽ ἐποτρύνων ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
κέκλυτε μυρία φῦλα περικτιόνων ἐπικούρων·
οὐ γὰρ ἐγὼ πληθὺν διζήμενος οὐδὲ χατίζων
ἐνθάδ᾽ ἀφ᾽ ὑμετέρων πολίων ἤγειρα ἕκαστον,
ἀλλ᾽ ἵνα μοι Τρώων ἀλόχους καὶ νήπια τέκνα
προφρονέως ῥύοισθε φιλοπτολέμων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν.
τὰ φρονέων δώροισι κατατρύχω καὶ ἐδωδῆι
λαούς, ὑμέτερον δὲ ἑκάστου θυμὸν ἀέξω.
τώ τις νῦν ἰθὺς τετραμμένος ἢ ἀπολέσθω
ἠὲ σαωθήτω· ἣ γὰρ πολέμου ὀαριστύς.
ὃς δέ κε Πάτροκλον καὶ τεθνηῶτά περ ἔμπης
Τρῶας ἐς ἱπποδάμους ἐρύσηι, εἴξηι δέ οἱ Αἴας,
ἥμισυ τῶι ἐνάρων ἀποδάσσομαι, ἥμισυ δ᾽ αὐτὸς
ἕξω ἐγώ· τὸ δέ οἱ κλέος ἔσσεται ὅσσον ἐμοί περ.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἰθὺς Δαναῶν βρίσαντες ἔβησαν
δούρατ᾽ ἀνασχόμενοι· μάλα δέ σφισιν ἔλπετο θυμὸς
νεκρὸν ὑπ᾽ Αἴαντος ἐρύειν Τελαμωνιάδαο
νήπιοι· ἦ τε πολέσσιν ἐπ᾽ αὐτῶι θυμὸν ἀπηύρα.
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Αἴας εἶπε βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον·
ὦ πέπον ὦ Μενέλαε διοτρεφὲς οὐκέτι νῶϊ
ἔλπομαι αὐτώ περ νοστησέμεν ἐκ πολέμοιο.
οὔ τι τόσον νέκυος περιδείδια Πατρόκλοιο,
ὅς κε τάχα Τρώων κορέει κύνας ἠδ᾽ οἰωνούς,
ὅσσον ἐμῆι κεφαλῆι περιδείδια μή τι πάθηισι,
καὶ σῆι, ἐπεὶ πολέμοιο νέφος περὶ πάντα καλύπτει
Ἕκτωρ, ἡμῖν δ᾽ αὖτ᾽ ἀναφαίνεται αἰπὺς ὄλεθρος.
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἀριστῆας Δαναῶν κάλει, ἤν τις ἀκούσηι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος,
ἤϋσεν δὲ διαπρύσιον Δαναοῖσι γεγωνώς·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
οἵ τε παρ᾽ Ἀτρεΐδηις Ἀγαμέμνονι καὶ Μενελάωι
δήμια πίνουσιν καὶ σημαίνουσιν ἕκαστος
λαοῖς· ἐκ δὲ Διὸς τιμὴ καὶ κῦδος ὀπηδεῖ.
ἀργαλέον δέ μοί ἐστι διασκοπιᾶσθαι ἕκαστον
ἡγεμόνων· τόσση γὰρ ἔρις πολέμοιο δέδηεν·
ἀλλά τις αὐτὸς ἴτω, νεμεσιζέσθω δ᾽ ἐνὶ θυμῶι
Πάτροκλον Τρωιῆισι κυσὶν μέλπηθρα γενέσθαι.
ὣς ἔφατ᾽, ὀξὺ δ᾽ ἄκουσεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας·
πρῶτος δ᾽ ἀντίος ἦλθε θέων ἀνὰ δηϊοτῆτα,
τὸν δὲ μετ᾽ Ἰδομενεὺς καὶ ὀπάων Ἰδομενῆος
Μηριόνης ἀτάλαντος Ἐνυαλίωι ἀνδρειφόντηι.
τῶν δ᾽ ἄλλων τίς κεν ἧισι φρεσὶν οὐνόματ᾽ εἴποι,
ὅσσοι δὴ μετόπισθε μάχην ἤγειραν Ἀχαιῶν;
Τρῶες δὲ προὔτυψαν ἀολλέες· ἦρχε δ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτωρ.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἐπὶ προχοῆισι διιπετέος ποταμοῖο
βέβρυχεν μέγα κῦμα ποτὶ ῥόον, ἀμφὶ δέ τ᾽ ἄκραι
ἠϊόνες βοόωσιν ἐρευγομένης ἁλὸς ἔξω,
τόσσηι ἄρα Τρῶες ἰαχῆι ἴσαν. αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἕστασαν ἀμφὶ Μενοιτιάδηι ἕνα θυμὸν ἔχοντες
φραχθέντες σάκεσιν χαλκήρεσιν· ἀμφὶ δ᾽ ἄρά σφι
λαμπρῆισιν κορύθεσσι Κρονίων ἠέρα πολλὴν
χεῦ᾽, ἐπεὶ οὐδὲ Μενοιτιάδην ἔχθαιρε πάρος γε,
ὄφρα ζωὸς ἐὼν θεράπων ἦν Αἰακίδαο·
μίσησεν δ᾽ ἄρα μιν δηΐων κυσὶ κύρμα γενέσθαι
Τρωιῆισιν· τὼ καί οἱ ἀμυνέμεν ὦρσεν ἑταίρους.
ὦσαν δὲ πρότεροι Τρῶες ἑλίκωπας Ἀχαιούς·
νεκρὸν δὲ προλιπόντες ὑπέτρεσαν, οὐδέ τιν᾽ αὐτῶν
Τρῶες ὑπέρθυμοι ἕλον ἔγχεσιν ἱέμενοί περ,
ἀλλὰ νέκυν ἐρύοντο· μίνυνθα δὲ καὶ τοῦ Ἀχαιοὶ
μέλλον ἀπέσσεσθαι· μάλα γάρ σφεας ὦκ᾽ ἐλέλιξεν
Αἴας, ὃς περὶ μὲν εἶδος, περὶ δ᾽ ἔργα τέτυκτο
τῶν ἄλλων Δαναῶν μετ᾽ ἀμύμονα Πηλεΐωνα.
ἴθυσεν δὲ διὰ προμάχων συῒ εἴκελος ἀλκὴν
καπρίωι, ὅς τ᾽ ἐν ὄρεσσι κύνας θαλερούς τ᾽ αἰζηοὺς
ῥηϊδίως ἐκέδασσεν, ἑλιξάμενος διὰ βήσσας·
ὣς υἱὸς Τελαμῶνος ἀγαυοῦ φαίδιμος Αἴας
ῥεῖα μετεισάμενος Τρώων ἐκέδασσε φάλαγγας
οἳ περὶ Πατρόκλωι βέβασαν, φρόνεον δὲ μάλιστα
ἄστυ πότι σφέτερον ἐρύειν καὶ κῦδος ἀρέσθαι.
ἤτοι τὸν Λήθοιο Πελασγοῦ φαίδιμος υἱὸς
Ἱππόθοος ποδὸς ἕλκε κατὰ κρατερὴν ὑσμίνην
δησάμενος τελαμῶνι παρὰ σφυρὸν ἀμφὶ τένοντας
Ἕκτορι καὶ Τρώεσσι χαριζόμενος· τάχα δ᾽ αὐτῶι
ἦλθε κακόν, τό οἱ οὔ τις ἐρύκακεν ἱεμένων περ.
τὸν δ᾽ υἱὸς Τελαμῶνος ἐπαΐξας δι᾽ ὁμίλου
πλῆξ᾽ αὐτοσχεδίην κυνέης διὰ χαλκοπαρήιου·
ἤρικε δ᾽ ἱπποδάσεια κόρυς περὶ δουρὸς ἀκωκῆι
πληγεῖσ᾽ ἔγχεΐ τε μεγάλωι καὶ χειρὶ παχείηι,
ἐγκέφαλος δὲ παρ᾽ αὐλὸν ἀνέδραμεν ἐξ ὠτειλῆς
αἱματόεις· τοῦ δ᾽ αὖθι λύθη μένος, ἐκ δ᾽ ἄρα χειρῶν
Πατρόκλοιο πόδα μεγαλήτορος ἧκε χαμᾶζε
κεῖσθαι· ὁ δ᾽ ἄγχ᾽ αὐτοῖο πέσε πρηνὴς ἐπὶ νεκρῶι
τῆλ᾽ ἀπὸ Λαρίσης ἐριβώλακος, οὐδὲ τοκεῦσι
θρέπτρα φίλοις ἀπέδωκε, μινυνθάδιος δέ οἱ αἰὼν
ἔπλεθ᾽ ὑπ᾽ Αἴαντος μεγαθύμου δουρὶ δαμέντι.
Ἕκτωρ δ᾽ αὖτ᾽ Αἴαντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος
τυτθόν· ὁ δὲ Σχεδίον μεγαθύμου Ἰφίτου υἱὸν
Φωκήων ὄχ᾽ ἄριστον, ὃς ἐν κλειτῶι Πανοπῆϊ
οἰκία ναιετάασκε πολέσσ᾽ ἄνδρεσσιν ἀνάσσων,
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ κληῗδα μέσην· διὰ δ᾽ ἀμπερὲς ἄκρη
αἰχμὴ χαλκείη παρὰ νείατον ὦμον ἀνέσχε·
δούπησεν δὲ πεσών, ἀράβησε δὲ τεύχε᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι.
Αἴας δ᾽ αὖ Φόρκυνα δαΐφρονα Φαίνοπος υἱὸν
Ἱπποθόωι περιβάντα μέσην κατὰ γαστέρα τύψε·
ῥῆξε δὲ θώρηκος γύαλον, διὰ δ᾽ ἔντερα χαλκὸς
ἤφυσ᾽· ὁ δ᾽ ἐν κονίηισι πεσὼν ἕλε γαῖαν ἀγοστῶι.
χώρησαν δ᾽ ὑπό τε πρόμαχοι καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ·
Ἀργεῖοι δὲ μέγα ἴαχον, ἐρύσαντο δὲ νεκροὺς
Φόρκυν θ᾽ Ἱππόθοόν τε, λύοντο δὲ τεύχε᾽ ἀπ᾽ ὤμων.
ἔνθά κεν αὖτε Τρῶες ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
Ἴλιον εἰσανέβησαν ἀναλκείηισι δαμέντες,
Ἀργεῖοι δέ κε κῦδος ἕλον καὶ ὑπὲρ Διὸς αἶσαν
κάρτεϊ καὶ σθένεϊ σφετέρωι· ἀλλ᾽ αὐτὸς Ἀπόλλων
Αἰνείαν ὄτρυνε δέμας Περίφαντι ἐοικὼς
κήρυκι Ἠπυτίδηι, ὅς οἱ παρὰ πατρὶ γέροντι
κηρύσσων γήρασκε φίλα φρεσὶ μήδεα εἰδώς·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Αἰνεία πῶς ἂν καὶ ὑπὲρ θεὸν εἰρύσσαισθε
Ἴλιον αἰπεινήν; ὡς δὴ ἴδον ἀνέρας ἄλλους
κάρτεΐ τε σθένεΐ τε πεποιθότας ἠνορέηι τε
πλήθεΐ τε σφετέρωι καὶ ὑπερδέα δῆμον ἔχοντας·
ἡμῖν δὲ Ζεὺς μὲν πολὺ βούλεται ἢ Δαναοῖσι
νίκην· ἀλλ᾽ αὐτοὶ τρεῖτ᾽ ἄσπετον οὐδὲ μάχεσθε.
ὣς ἔφατ᾽, Αἰνείας δ᾽ ἑκατηβόλον Ἀπόλλωνα
ἔγνω ἐς ἄντα ἰδών, μέγα δ᾽ Ἕκτορα εἶπε βοήσας·
Ἕκτόρ τ᾽ ἠδ᾽ ἄλλοι Τρώων ἀγοὶ ἠδ᾽ ἐπικούρων
αἰδὼς μὲν νῦν ἥδε γ᾽ ἀρηϊφίλων ὑπ᾽ Ἀχαιῶν
Ἴλιον εἰσαναβῆναι ἀναλκείηισι δαμέντας.
ἀλλ᾽ ἔτι γάρ τίς φησι θεῶν ἐμοὶ ἄγχι παραστὰς
Ζῆν᾽ ὕπατον μήστωρα μάχης ἐπιτάρροθον εἶναι·
τώ ῥ᾽ ἰθὺς Δαναῶν ἴομεν, μηδ᾽ οἵ γε ἕκηλοι
Πάτροκλον νηυσὶν πελασαίατο τεθνηῶτα.
ὣς φάτο, καί ῥα πολὺ προμάχων ἐξάλμενος ἔστη·
οἳ δ᾽ ἐλελίχθησαν καὶ ἐναντίοι ἔσταν Ἀχαιῶν.
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας Λειώκριτον οὔτασε δουρὶ
υἱὸν Ἀρίσβαντος Λυκομήδεος ἐσθλὸν ἑταῖρον.
τὸν δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησεν ἀρηΐφιλος Λυκομήδης,
στῆ δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ἰών, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι,
καὶ βάλεν Ἱππασίδην Ἀπισάονα ποιμένα λαῶν
ἧπαρ ὑπὸ πραπίδων, εἶθαρ δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν,
ὅς ῥ᾽ ἐκ Παιονίης ἐριβώλακος εἰληλούθει,
καὶ δὲ μετ᾽ Ἀστεροπαῖον ἀριστεύεσκε μάχεσθαι.
τὸν δὲ πεσόντ᾽ ἐλέησεν ἀρήϊος Ἀστεροπαῖος,
ἴθυσεν δὲ καὶ ὁ πρόφρων Δαναοῖσι μάχεσθαι·
ἀλλ᾽ οὔ πως ἔτι εἶχε· σάκεσσι γὰρ ἔρχατο πάντηι
ἑσταότες περὶ Πατρόκλωι, πρὸ δὲ δούρατ᾽ ἔχοντο.
Αἴας γὰρ μάλα πάντας ἐπώιχετο πολλὰ κελεύων·
οὔτέ τιν᾽ ἐξοπίσω νεκροῦ χάζεσθαι ἀνώγει
οὔτέ τινα προμάχεσθαι Ἀχαιῶν ἔξοχον ἄλλων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἀμφ᾽ αὐτῶι βεβάμεν, σχεδόθεν δὲ μάχεσθαι.
ὣς Αἴας ἐπέτελλε πελώριος, αἵματι δὲ χθὼν
δεύετο πορφυρέωι, τοὶ δ᾽ ἀγχιστῖνοι ἔπιπτον
νεκροὶ ὁμοῦ Τρώων καὶ ὑπερμενέων ἐπικούρων
καὶ Δαναῶν· οὐδ᾽ οἳ γὰρ ἀναιμωτί γε μάχοντο,
παυρότεροι δὲ πολὺ φθίνυθον· μέμνηντο γὰρ αἰεὶ
ἀλλήλοις ἀν᾽ ὅμιλον ἀλεξέμεναι φόνον αἰπύν.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρός, οὐδέ κε φαίης
οὔτέ ποτ᾽ ἠέλιον σῶν ἔμμεναι οὔτε σελήνην·
ἠέρι γὰρ κατέχοντο μάχης ἐπί θ᾽ ὅσσον ἄριστοι
ἕστασαν ἀμφὶ Μενοιτιάδηι κατατεθνηῶτι.
οἳ δ᾽ ἄλλοι Τρῶες καὶ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
εὔκηλοι πολέμιζον ὑπ᾽ αἰθέρι, πέπτατο δ᾽ αὐγὴ
ἠελίου ὀξεῖα, νέφος δ᾽ οὐ φαίνετο πάσης
γαίης οὐδ᾽ ὀρέων· μεταπαυόμενοι δὲ μάχοντο
ἀλλήλων ἀλεείνοντες βέλεα στονόεντα
πολλὸν ἀφεσταότες. τοὶ δ᾽ ἐν μέσωι ἄλγε᾽ ἔπασχον
ἠέρι καὶ πολέμωι, τείροντο δὲ νηλέϊ χαλκῶι
ὅσσοι ἄριστοι ἔσαν· δύο δ᾽ οὔ πω φῶτε πεπύσθην
ἀνέρε κυδαλίμω Θρασυμήδης Ἀντίλοχός τε
Πατρόκλοιο θανόντος ἀμύμονος, ἀλλ᾽ ἔτ᾽ ἔφαντο
ζωὸν ἐνὶ πρώτωι ὁμάδωι Τρώεσσι μάχεσθαι.
τὼ δ᾽ ἐπιοσσομένω θάνατον καὶ φύζαν ἑταίρων
νόσφιν ἐμαρνάσθην, ἐπεὶ ὣς ἐπετέλλετο Νέστωρ
ὀτρύνων πόλεμον δὲ μελαινάων ἀπὸ νηῶν.
τοῖς δὲ πανημερίοις ἔριδος μέγα νεῖκος ὀρώρει
ἀργαλέης· καμάτωι δὲ καὶ ἱδρῶι νωλεμὲς αἰεὶ
γούνατά τε κνῆμαί τε πόδες θ᾽ ὑπένερθεν ἑκάστου
χεῖρές τ᾽ ὀφθαλμοί τε παλάσσετο μαρναμένοιιν
ἀμφ᾽ ἀγαθὸν θεράποντα ποδώκεος Αἰακίδαο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ταύροιο βοὸς μεγάλοιο βοείην
λαοῖσιν δώηι τανύειν μεθύουσαν ἀλοιφῆι·
δεξάμενοι δ᾽ ἄρα τοί γε διαστάντες τανύουσι
κυκλόσ᾽, ἄφαρ δέ τε ἰκμὰς ἔβη, δύνει δέ τ᾽ ἀλοιφὴ
πολλῶν ἑλκόντων, τάνυται δέ τε πᾶσα διὰ πρό·
ὣς οἵ γ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα νέκυν ὀλίγηι ἐνὶ χώρηι
εἵλκεον ἀμφότεροι· μάλα δέ σφισιν ἔλπετο θυμὸς
Τρωσὶν μὲν ἐρύειν προτὶ Ἴλιον, αὐτὰρ Ἀχαιοῖς
νῆας ἔπι γλαφυράς· περὶ δ᾽ αὐτοῦ μῶλος ὀρώρει
ἄγριος· οὐδέ κ᾽ Ἄρης λαοσσόος οὐδέ κ᾽ Ἀθήνη
τόν γε ἰδοῦσ᾽ ὀνόσαιτ᾽, οὐδ᾽ εἰ μάλα μιν χόλος ἵκοι·
τοῖον Ζεὺς ἐπὶ Πατρόκλωι ἀνδρῶν τε καὶ ἵππων
ἤματι τῶι ἐτάνυσσε κακὸν πόνον· οὐδ᾽ ἄρα πώ τι
ἤιδεε Πάτροκλον τεθνηότα δῖος Ἀχιλλεύς·
πολλὸν γὰρ ῥ᾽ ἀπάνευθε νεῶν μάρναντο θοάων
τείχει ὕπο Τρώων· τό μιν οὔ ποτε ἔλπετο θυμῶι
τεθνάμεν, ἀλλὰ ζωὸν ἐνιχριμφθέντα πύληισιν
ἂψ ἀπονοστήσειν, ἐπεὶ οὐδὲ τὸ ἔλπετο πάμπαν
ἐκπέρσειν πτολίεθρον ἄνευ ἕθεν, οὐδὲ σὺν αὐτῶι·
πολλάκι γὰρ τό γε μητρὸς ἐπεύθετο νόσφιν ἀκούων,
ἥ οἱ ἀπαγγέλλεσκε Διὸς μεγάλοιο νόημα.
δὴ τότε γ᾽ οὔ οἱ ἔειπε κακὸν τόσον ὅσσον ἐτύχθη
μήτηρ, ὅττί ῥά οἱ πολὺ φίλτατος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος.
οἳ δ᾽ αἰεὶ περὶ νεκρὸν ἀκαχμένα δούρατ᾽ ἔχοντες
νωλεμὲς ἐγχρίμπτοντο καὶ ἀλλήλους ἐνάριζον·
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
ὦ φίλοι οὐ μὰν ἧμιν ἐϋκλεὲς ἀπονέεσθαι
νῆας ἔπι γλαφυράς, ἀλλ᾽ αὐτοῦ γαῖα μέλαινα
πᾶσι χάνοι· τό κεν ἧμιν ἄφαρ πολὺ κέρδιον εἴη
εἰ τοῦτον Τρώεσσι μεθήσομεν ἱπποδάμοισιν
ἄστυ πότι σφέτερον ἐρύσαι καὶ κῦδος ἀρέσθαι.
ὣς δέ τις αὖ Τρώων μεγαθύμων αὐδήσασκεν·
ὦ φίλοι, εἰ καὶ μοῖρα παρ᾽ ἀνέρι τῶιδε δαμῆναι
πάντας ὁμῶς, μή πώ τις ἐρωείτω πολέμοιο.
ὣς ἄρα τις εἴπεσκε, μένος δ᾽ ὄρσασκεν ἑκάστου.
ὣς οἳ μὲν μάρναντο, σιδήρειος δ᾽ ὀρυμαγδὸς
χάλκεον οὐρανὸν ἷκε δι᾽ αἰθέρος ἀτρυγέτοιο·
ἵπποι δ᾽ Αἰακίδαο μάχης ἀπάνευθεν ἐόντες
κλαῖον, ἐπεὶ δὴ πρῶτα πυθέσθην ἡνιόχοιο
ἐν κονίηισι πεσόντος ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο.
ἦ μὰν Αὐτομέδων Διώρεος ἄλκιμος υἱὸς
πολλὰ μὲν ἂρ μάστιγι θοῆι ἐπεμαίετο θείνων,
πολλὰ δὲ μειλιχίοισι προσηύδα, πολλὰ δ᾽ ἀρειῆι·
τὼ δ᾽ οὔτ᾽ ἂψ ἐπὶ νῆας ἐπὶ πλατὺν Ἑλλήσποντον
ἠθελέτην ἰέναι οὔτ᾽ ἐς πόλεμον μετ᾽ Ἀχαιούς,
ἀλλ᾽ ὥς τε στήλη μένει ἔμπεδον, ἥ τ᾽ ἐπὶ τύμβωι
ἀνέρος ἑστήκηι τεθνηότος ἠὲ γυναικός,
ὣς μένον ἀσφαλέως περικαλλέα δίφρον ἔχοντες
οὔδει ἐνισκίμψαντε καρήατα· δάκρυα δέ σφι
θερμὰ κατὰ βλεφάρων χαμάδις ῥέε μυρομένοισιν
ἡνιόχοιο πόθωι· θαλερὴ δ᾽ ἐμιαίνετο χαίτη
ζεύγλης ἐξεριποῦσα παρὰ ζυγὸν ἀμφοτέρωθεν.
μυρομένω δ᾽ ἄρα τώ γε ἰδὼν ἐλέησε Κρονίων,
κινήσας δὲ κάρη προτὶ ὃν μυθήσατο θυμόν·
ἆ δειλώ, τί σφῶϊ δόμεν Πηλῆϊ ἄνακτι
θνητῶι, ὑμεῖς δ᾽ ἐστὸν ἀγήρω τ᾽ ἀθανάτω τε;
ἦ ἵνα δυστήνοισι μετ᾽ ἀνδράσιν ἄλγε᾽ ἔχητον;
οὐ μὲν γάρ τί πού ἐστιν ὀϊζυρώτερον ἀνδρὸς
πάντων, ὅσσά τε γαῖαν ἔπι πνείει τε καὶ ἕρπει.
ἀλλ᾽ οὐ μὰν ὑμῖν γε καὶ ἅρμασι δαιδαλέοισιν
Ἕκτωρ Πριαμίδης ἐποχήσεται· οὐ γὰρ ἐάσω.
ἦ οὐχ ἅλις ὡς καὶ τεύχε᾽ ἔχει καὶ ἐπεύχεται αὔτως;
σφῶϊν δ᾽ ἐν γούνεσσι βαλῶ μένος ἠδ᾽ ἐνὶ θυμῶι,
ὄφρα καὶ Αὐτομέδοντα σαώσετον ἐκ πολέμοιο
νῆας ἔπι γλαφυράς· ἔτι γάρ σφισι κῦδος ὀρέξω
κτείνειν, εἰς ὅ κε νῆας ἐϋσσέλμους ἀφίκωνται
δύηι τ᾽ ἠέλιος καὶ ἐπὶ κνέφας ἱερὸν ἔλθηι·
ὣς εἰπὼν ἵπποισιν ἐνέπνευσεν μένος ἠΰ.
τὼ δ᾽ ἀπὸ χαιτάων κονίην οὖδας δὲ βαλόντε
ῥίμφα φέρον θοὸν ἅρμα μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς.
τοῖσι δ᾽ ἐπ᾽ Αὐτομέδων μάχετ᾽ ἀχνύμενός περ ἑταίρου
ἵπποις ἀΐσσων ὥς τ᾽ αἰγυπιὸς μετὰ χῆνας·
ῥέα μὲν γὰρ φεύγεσκεν ὑπ᾽ ἐκ Τρώων ὀρυμαγδοῦ,
ῥεῖα δ᾽ ἐπαΐξασκε πολὺν καθ᾽ ὅμιλον ὀπάζων.
ἀλλ᾽ οὐχ ἥιρει φῶτας ὅτε σεύαιτο διώκειν·
οὐ γάρ πως ἦν οἶον ἐόνθ᾽ ἱερῶι ἐνὶ δίφρωι
ἔγχει ἐφορμᾶσθαι καὶ ἐπίσχειν ὠκέας ἵππους.
ὀψὲ δὲ δή μιν ἑταῖρος ἀνὴρ ἴδεν ὀφθαλμοῖσιν
Ἀλκιμέδων υἱὸς Λαέρκεος Αἱμονίδαο·
στῆ δ᾽ ὄπιθεν δίφροιο καὶ Αὐτομέδοντα προσηύδα·
Αὐτόμεδον, τίς τοί νυ θεῶν νηκερδέα βουλὴν
ἐν στήθεσσιν ἔθηκε, καὶ ἐξέλετο φρένας ἐσθλάς;
οἷον πρὸς Τρῶας μάχεαι πρώτωι ἐν ὁμίλωι
μοῦνος· ἀτάρ τοι ἑταῖρος ἀπέκτατο, τεύχεα δ᾽ Ἕκτωρ
αὐτὸς ἔχων ὤμοισιν ἀγάλλεται Αἰακίδαο.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αὐτομέδων προσέφη Διώρεος υἱός·
Ἀλκίμεδον τίς γάρ τοι Ἀχαιῶν ἄλλος ὁμοῖος
ἵππων ἀθανάτων ἐχέμεν δμῆσίν τε μένος τε,
εἰ μὴ Πάτροκλος θεόφιν μήστωρ ἀτάλαντος
ζωὸς ἐών; νῦν αὖ θάνατος καὶ μοῖρα κιχάνει.
ἀλλὰ σὺ μὲν μάστιγα καὶ ἡνία σιγαλόεντα
δέξαι, ἐγὼ δ᾽ ἵππων ἀποβήσομαι, ὄφρα μάχωμαι.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀλκιμέδων δὲ βοηθόον ἅρμ᾽ ἐπορούσας
καρπαλίμως μάστιγα καὶ ἡνία λάζετο χερσίν,
Αὐτομέδων δ᾽ ἀπόρουσε· νόησε δὲ φαίδιμος Ἕκτωρ,
αὐτίκα δ᾽ Αἰνείαν προσεφώνεεν ἐγγὺς ἐόντα·
Αἰνεία Τρώων βουληφόρε χαλκοχιτώνων
ἵππω τώδ᾽ ἐνόησα ποδώκεος Αἰακίδαο
ἐς πόλεμον προφανέντε σὺν ἡνιόχοισι κακοῖσι·
τώ κεν ἐελποίμην αἱρησέμεν, εἰ σύ γε θυμῶι
σῶι ἐθέλεις, ἐπεὶ οὐκ ἂν ἐφορμηθέντε γε νῶϊ
τλαῖεν ἐναντίβιον στάντες μαχέσασθαι Ἄρηϊ.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησεν ἐῢς πάϊς Ἀγχίσαο.
τὼ δ᾽ ἰθὺς βήτην βοέηις εἰλυμένω ὤμους
αὔηισι στερεῆισι· πολὺς δ᾽ ἐπελήλατο χαλκός.
τοῖσι δ᾽ ἅμα Χρομίος τε καὶ Ἄρητος θεοειδὴς
ἤϊσαν ἀμφότεροι· μάλα δέ σφισιν ἔλπετο θυμὸς
αὐτώ τε κτενέειν ἐλάαν τ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
νήπιοι, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλον ἀναιμωτί γε νέεσθαι
αὖτις ἀπ᾽ Αὐτομέδοντος. ὁ δ᾽ εὐξάμενος Διὶ πατρὶ
ἀλκῆς καὶ σθένεος πλῆτο φρένας ἀμφὶ μελαίνας·
αὐτίκα δ᾽ Ἀλκιμέδοντα προσηύδα πιστὸν ἑταῖρον·
Ἀλκίμεδον μὴ δή μοι ἀπόπροθεν ἰσχέμεν ἵππους,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐμπνείοντε μεταφρένωι· οὐ γὰρ ἔγωγε
Ἕκτορα Πριαμίδην μένεος σχήσεσθαι ὀΐω,
πρίν γ᾽ ἐπ᾽ Ἀχιλλῆος καλλίτριχε βήμεναι ἵππω
νῶϊ κατακτείναντα, φοβῆσαί τε στίχας ἀνδρῶν
Ἀργείων, ἤ κ᾽ αὐτὸς ἐνὶ πρώτοισιν ἁλοίη.
ὣς εἰπὼν Αἴαντε καλέσσατο καὶ Μενέλαον·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε καὶ Μενέλαε
ἤτοι μὲν τὸν νεκρὸν ἐπιτράπεθ᾽ οἵ περ ἄριστοι
ἀμφ᾽ αὐτῶι βεβάμεν καὶ ἀμύνεσθαι στίχας ἀνδρῶν,
νῶϊν δὲ ζωοῖσιν ἀμύνετε νηλεὲς ἦμαρ·
τῆιδε γὰρ ἔβρισαν πόλεμον κάτα δακρυόεντα
Ἕκτωρ Αἰνείας θ᾽, οἳ Τρώων εἰσὶν ἄριστοι.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦτα θεῶν ἐν γούνασι κεῖται·
ἥσω γὰρ καὶ ἐγώ, τὰ δέ κεν Διὶ πάντα μελήσει.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Ἀρήτοιο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην·
ἣ δ᾽ οὐκ ἔγχος ἔρυτο, διὰ πρὸ δὲ εἴσατο χαλκός,
νειαίρηι δ᾽ ἐν γαστρὶ διὰ ζωστῆρος ἔλασσεν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ὀξὺν ἔχων πέλεκυν αἰζήϊος ἀνὴρ
κόψας ἐξόπιθεν κεράων βοὸς ἀγραύλοιο
ἶνα τάμηι διὰ πᾶσαν, ὁ δὲ προθορὼν ἐρίπηισιν,
ὣς ἄρ᾽ ὅ γε προθορὼν πέσεν ὕπτιος· ἐν δέ οἱ ἔγχος
νηδυίοισι μάλ᾽ ὀξὺ κραδαινόμενον λύε γυῖα.
Ἕκτωρ δ᾽ Αὐτομέδοντος ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο χάλκεον ἔγχος·
πρόσσω γὰρ κατέκυψε, τὸ δ᾽ ἐξόπιθεν δόρυ μακρὸν
οὔδει ἐνισκίμφθη, ἐπὶ δ᾽ οὐρίαχος πελεμίχθη
ἔγχεος· ἔνθα δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀφίει μένος ὄβριμος Ἄρης.
καί νύ κε δὴ ξιφέεσσ᾽ αὐτοσχεδὸν ὁρμηθήτην
εἰ μή σφω᾽ Αἴαντε διέκριναν μεμαῶτε,
οἵ ῥ᾽ ἦλθον καθ᾽ ὅμιλον ἑταίρου κικλήσκοντος·
τοὺς ὑποταρβήσαντες ἐχώρησαν πάλιν αὖτις
Ἕκτωρ Αἰνείας τ᾽ ἠδὲ Χρομίος θεοειδής,
Ἄρητον δὲ κατ᾽ αὖθι λίπον δεδαϊγμένον ἦτορ
κείμενον· Αὐτομέδων δὲ θοῶι ἀτάλαντος Ἄρηϊ
τεύχεά τ᾽ ἐξενάριξε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
ἦ δὴ μὰν ὀλίγον γε Μενοιτιάδαο θανόντος
κῆρ ἄχεος μεθέηκα χερείονά περ καταπέφνων.
ὣς εἰπὼν ἐς δίφρον ἑλὼν ἔναρα βροτόεντα
θῆκ᾽, ἂν δ᾽ αὐτὸς ἔβαινε πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν
αἱματόεις ὥς τίς τε λέων κατὰ ταῦρον ἐδηδώς.
ἂψ δ᾽ ἐπὶ Πατρόκλωι τέτατο κρατερὴ ὑσμίνη
ἀργαλέη πολύδακρυς, ἔγειρε δὲ νεῖκος Ἀθήνη
οὐρανόθεν καταβᾶσα· προῆκε γὰρ εὐρύοπα Ζεὺς
ὀρνύμεναι Δαναούς· δὴ γὰρ νόος ἐτράπετ᾽ αὐτοῦ.
ἠΰτε πορφυρέην ἶριν θνητοῖσι τανύσσηι
Ζεὺς ἐξ οὐρανόθεν τέρας ἔμμεναι ἢ πολέμοιο
ἢ καὶ χειμῶνος δυσθαλπέος, ὅς ῥά τε ἔργων
ἀνθρώπους ἀνέπαυσεν ἐπὶ χθονί, μῆλα δὲ κήδει,
ὣς ἣ πορφυρέηι νεφέληι πυκάσασα ἓ αὐτὴν
δύσετ᾽ Ἀχαιῶν ἔθνος, ἔγειρε δὲ φῶτα ἕκαστον.
πρῶτον δ᾽ Ἀτρέος υἱὸν ἐποτρύνουσα προσηύδα
ἴφθιμον Μενέλαον· ὁ γάρ ῥά οἱ ἐγγύθεν ἦεν·
εἰσαμένη Φοίνικι δέμας καὶ ἀτειρέα φωνήν·
σοὶ μὲν δὴ Μενέλαε κατηφείη καὶ ὄνειδος
ἔσσεται εἴ κ᾽ Ἀχιλῆος ἀγαυοῦ πιστὸν ἑταῖρον
τείχει ὕπο Τρώων ταχέες κύνες ἑλκήσουσιν.
ἀλλ᾽ ἔχεο κρατερῶς, ὄτρυνε δὲ λαὸν ἅπαντα.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος·
Φοῖνιξ ἄττα γεραιὲ παλαιγενές, εἰ γὰρ Ἀθήνη
δοίη κάρτος ἐμοί, βελέων δ᾽ ἀπερύκοι ἐρωήν·
τώ κεν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι παρεστάμεναι καὶ ἀμύνειν
Πατρόκλωι· μάλα γάρ με θανὼν ἐσεμάσσατο θυμόν.
ἀλλ᾽ Ἕκτωρ πυρὸς αἰνὸν ἔχει μένος, οὐδ᾽ ἀπολήγει
χαλκῶι δηϊόων· τῶι γὰρ Ζεὺς κῦδος ὀπάζει.
ὣς φάτο, γήθησεν δὲ θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη,
ὅττί ῥά οἱ πάμπρωτα θεῶν ἠρήσατο πάντων.
ἐν δὲ βίην ὤμοισι καὶ ἐν γούνεσσιν ἔθηκε,
καί οἱ μυίης θάρσος ἐνὶ στήθεσσιν ἐνῆκεν,
ἥ τε καὶ ἐργομένη μάλα περ χροὸς ἀνδρομέοιο
ἰσχανάαι δακέειν, λαρόν τέ οἱ αἷμ᾽ ἀνθρώπου·
τοίου μιν θάρσευς πλῆσε φρένας ἀμφὶ μελαίνας,
βῆ δ᾽ ἐπὶ Πατρόκλωι, καὶ ἀκόντισε δουρὶ φαεινῶι.
ἔσκε δ᾽ ἐνὶ Τρώεσσι Ποδῆς υἱὸς Ἠετίωνος
ἀφνειός τ᾽ ἀγαθός τε· μάλιστα δέ μιν τίεν Ἕκτωρ
δήμου, ἐπεί οἱ ἑταῖρος ἔην φίλος εἰλαπιναστής·
τόν ῥα κατὰ ζωστῆρα βάλε ξανθὸς Μενέλαος
ἀΐξαντα φόβον δέ, διὰ πρὸ δὲ χαλκὸν ἔλασσε·
δούπησεν δὲ πεσών· ἀτὰρ Ἀτρεΐδης Μενέλαος
νεκρὸν ὑπ᾽ ἐκ Τρώων ἔρυσεν μετὰ ἔθνος ἑταίρων.
Ἕκτορα δ᾽ ἐγγύθεν ἱστάμενος ὄτρυνεν Ἀπόλλων
Φαίνοπι Ἀσιάδηι ἐναλίγκιος, ὅς οἱ ἁπάντων
ξείνων φίλτατος ἔσκεν Ἀβυδόθι οἰκία ναίων·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων·
Ἕκτορ τίς κέ σ᾽ ἔτ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν ταρβήσειεν;
οἷον δὴ Μενέλαον ὑπέτρεσας, ὃς τὸ πάρος γε
μαλθακὸς αἰχμητής· νῦν δ᾽ οἴχεται οἶος ἀείρας
νεκρὸν ὑπ᾽ ἐκ Τρώων, σὸν δ᾽ ἔκτανε πιστὸν ἑταῖρον
ἐσθλὸν ἐνὶ προμάχοισι Ποδῆν υἱὸν Ἠετίωνος.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἄχεος νεφέλη ἐκάλυψε μέλαινα,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι.
καὶ τότ᾽ ἄρα Κρονίδης ἕλετ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν
μαρμαρέην, Ἴδην δὲ κατὰ νεφέεσσι κάλυψεν,
ἀστράψας δὲ μάλα μεγάλ᾽ ἔκτυπε, τὴν δὲ τίναξε,
νίκην δὲ Τρώεσσι δίδου, ἐφόβησε δ᾽ Ἀχαιούς.
πρῶτος Πηνέλεως Βοιώτιος ἦρχε φόβοιο.
βλῆτο γὰρ ὦμον δουρὶ πρόσω τετραμμένος αἰεὶ
ἄκρον ἐπιλίγδην· γράψεν δέ οἱ ὀστέον ἄχρις
αἰχμὴ Πουλυδάμαντος· ὁ γάρ ῥ᾽ ἔβαλε σχεδὸν ἐλθών.
Λήϊτον αὖθ᾽ Ἕκτωρ σχεδὸν οὔτασε χεῖρ᾽ ἐπὶ καρπῶι
υἱὸν Ἀλεκτρυόνος μεγαθύμου, παῦσε δὲ χάρμης·
τρέσσε δὲ παπτήνας, ἐπεὶ οὐκέτι ἔλπετο θυμῶι
ἔγχος ἔχων ἐν χειρὶ μαχήσεσθαι Τρώεσσιν.
Ἕκτορα δ᾽ Ἰδομενεὺς μετὰ Λήϊτον ὁρμηθέντα
βεβλήκει θώρηκα κατὰ στῆθος παρὰ μαζόν·
ἐν καυλῶι δ᾽ ἐάγη δολιχὸν δόρυ, τοὶ δὲ βόησαν
Τρῶες· ὁ δ᾽ Ἰδομενῆος ἀκόντισε Δευκαλίδαο
δίφρωι ἐφεσταότος· τοῦ μέν ῥ᾽ ἀπὸ τυτθὸν ἅμαρτεν·
αὐτὰρ ὁ Μηριόναο ὀπάονά θ᾽ ἡνίοχόν τε
Κοίρανον, ὅς ῥ᾽ ἐκ Λύκτου ἐϋκτιμένης ἕπετ᾽ αὐτῶι·
πεζὸς γὰρ τὰ πρῶτα λιπὼν νέας ἀμφιελίσσας
ἤλυθε, καί κε Τρωσὶ μέγα κράτος ἐγγυάλιξεν,
εἰ μὴ Κοίρανος ὦκα ποδώκεας ἤλασεν ἵππους·
καὶ τῶι μὲν φάος ἦλθεν, ἄμυνε δὲ νηλεὲς ἦμαρ,
αὐτὸς δ᾽ ὤλεσε θυμὸν ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο·
τὸν βάλ᾽ ὑπὸ γναθμοῖο καὶ οὔατος, ἐκ δ᾽ ἄρ᾽ ὀδόντας
ὦσε δόρυ πρυμνόν, διὰ δὲ γλῶσσαν τάμε μέσσην.
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων, κατὰ δ᾽ ἡνία χεῦεν ἔραζε.
καὶ τά γε Μηριόνης ἔλαβεν χείρεσσι φίληισι
κύψας ἐκ πεδίοιο, καὶ Ἰδομενῆα προσηύδα·
μάστιε νῦν εἷός κε θοὰς ἐπὶ νῆας ἵκηαι·
γιγνώσκεις δὲ καὶ αὐτὸς ὅ τ᾽ οὐκέτι κάρτος Ἀχαιῶν.
ὣς ἔφατ᾽, Ἰδομενεὺς δ᾽ ἵμασεν καλλίτριχας ἵππους
νῆας ἔπι γλαφυράς· δὴ γὰρ δέος ἔμπεσε θυμῶι.
οὐδ᾽ ἔλαθ᾽ Αἴαντα μεγαλήτορα καὶ Μενέλαον
Ζεύς, ὅτε δὴ Τρώεσσι δίδου ἑτεραλκέα νίκην.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
ὢ πόποι ἤδη μέν κε καὶ ὃς μάλα νήπιός ἐστι
γνοίη ὅτι Τρώεσσι πατὴρ Ζεὺς αὐτὸς ἀρήγει.
τῶν μὲν γὰρ πάντων βέλε᾽ ἅπτεται ὅς τις ἀφήηι
ἢ κακὸς ἢ ἀγαθός· Ζεὺς δ᾽ ἔμπης πάντ᾽ ἰθύνει·
ἡμῖν δ᾽ αὔτως πᾶσιν ἐτώσια πίπτει ἔραζε.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ αὐτοί περ φραζώμεθα μῆτιν ἀρίστην,
ἠμὲν ὅπως τὸν νεκρὸν ἐρύσσομεν, ἠδὲ καὶ αὐτοὶ
χάρμα φίλοις ἑτάροισι γενώμεθα νοστήσαντες,
οἵ που δεῦρ᾽ ὁρόωντες ἀκηχέδατ᾽, οὐδ᾽ ἔτι φασὶν
Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο μένος καὶ χεῖρας ἀάπτους
σχήσεσθ᾽, ἀλλ᾽ ἐν νηυσὶ μελαίνηισιν πεσέεσθαι.
εἴη δ᾽ ὅς τις ἑταῖρος ἀπαγγείλειε τάχιστα
Πηλεΐδηι, ἐπεὶ οὔ μιν ὀΐομαι οὐδὲ πεπύσθαι
λυγρῆς ἀγγελίης, ὅτι οἱ φίλος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος.
ἀλλ᾽ οὔ πηι δύναμαι ἰδέειν τοιοῦτον Ἀχαιῶν·
ἠέρι γὰρ κατέχονται ὁμῶς αὐτοί τε καὶ ἵπποι.
Ζεῦ πάτερ ἀλλὰ σὺ ῥῦσαι ὑπ᾽ ἠέρος υἷας Ἀχαιῶν,
ποίησον δ᾽ αἴθρην, δὸς δ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ἰδέσθαι·
ἐν δὲ φάει καὶ ὄλεσσον, ἐπεί νύ τοι εὔαδεν οὕτως.
ὣς φάτο, τὸν δὲ πατὴρ ὀλοφύρατο δάκρυ χέοντα·
αὐτίκα δ᾽ ἠέρα μὲν σκέδασεν καὶ ἀπῶσεν ὀμίχλην,
ἠέλιος δ᾽ ἐπέλαμψε, μάχη δ᾽ ἐπὶ πᾶσα φαάνθη·
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Αἴας εἶπε βοὴν ἀγαθὸν Μενέλαον·
σκέπτεο νῦν Μενέλαε διοτρεφὲς αἴ κεν ἴδηαι
ζωὸν ἔτ᾽ Ἀντίλοχον μεγαθύμου Νέστορος υἱόν,
ὄτρυνον δ᾽ Ἀχιλῆϊ δαΐφρονι θᾶσσον ἰόντα
εἰπεῖν ὅττι ῥά οἱ πολὺ φίλτατος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος,
βῆ δ᾽ ἰέναι ὥς τίς τε λέων ἀπὸ μεσσαύλοιο,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ ἄρ κε κάμηισι κύνας τ᾽ ἄνδρας τ᾽ ἐρεθίζων,
οἵ τέ μιν οὐκ εἰῶσι βοῶν ἐκ πῖαρ ἑλέσθαι
πάννυχοι ἐγρήσσοντες· ὁ δὲ κρειῶν ἐρατίζων
ἰθύει, ἀλλ᾽ οὔ τι πρήσσει· θαμέες γὰρ ἄκοντες
ἀντίον ἀΐσσουσι θρασειάων ἀπὸ χειρῶν,
καιόμεναί τε δεταί, τάς τε τρεῖ ἐσσύμενός περ·
ἠῶθεν δ᾽ ἀπονόσφιν ἔβη τετιηότι θυμῶι·
ὣς ἀπὸ Πατρόκλοιο βοὴν ἀγαθὸς Μενέλαος
ἤϊε πόλλ᾽ ἀέκων· περὶ γὰρ δίε μή μιν Ἀχαιοὶ
ἀργαλέου πρὸ φόβοιο ἕλωρ δηΐοισι λίποιεν.
πολλὰ δὲ Μηριόνηι τε καὶ Αἰάντεσσ᾽ ἐπέτελλεν·
Αἴαντ᾽ Ἀργείων ἡγήτορε Μηριόνη τε
νῦν τις ἐνηείης Πατροκλῆος δειλοῖο
μνησάσθω· πᾶσιν γὰρ ἐπίστατο μείλιχος εἶναι
ζωὸς ἐών· νῦν αὖ θάνατος καὶ μοῖρα κιχάνει.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη ξανθὸς Μενέλαος,
πάντοσε παπταίνων ὥς τ᾽ αἰετός, ὅν ῥά τέ φασιν
ὀξύτατον δέρκεσθαι ὑπουρανίων πετεηνῶν,
ὅν τε καὶ ὑψόθ᾽ ἐόντα πόδας ταχὺς οὐκ ἔλαθε πτὼξ
θάμνωι ὑπ᾽ ἀμφικόμωι κατακείμενος, ἀλλά τ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι
ἔσσυτο, καί τέ μιν ὦκα λαβὼν ἐξείλετο θυμόν.
ὣς τότε σοὶ Μενέλαε διοτρεφὲς ὄσσε φαεινὼ
πάντοσε δινείσθην πολέων κατὰ ἔθνος ἑταίρων,
εἴ που Νέστορος υἱὸν ἔτι ζώοντα ἴδοιτο.
τὸν δὲ μάλ᾽ αἶψ᾽ ἐνόησε μάχης ἐπ᾽ ἀριστερὰ πάσης
θαρσύνονθ᾽ ἑτάρους καὶ ἐποτρύνοντα μάχεσθαι,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱστάμενος προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
Ἀντίλοχ᾽ εἰ δ᾽ ἄγε δεῦρο διοτρεφὲς ὄφρα πύθηαι
λυγρῆς ἀγγελίης, ἣ μὴ ὤφελλε γενέσθαι.
ἤδη μὲν σὲ καὶ αὐτὸν ὀΐομαι εἰσορόωντα
γιγνώσκειν ὅτι πῆμα θεὸς Δαναοῖσι κυλίνδει,
νίκη δὲ Τρώων· πέφαται δ᾽ ὤριστος Ἀχαιῶν
Πάτροκλος, μεγάλη δὲ ποθὴ Δαναοῖσι τέτυκται.
ἀλλὰ σύ γ᾽ αἶψ᾽ Ἀχιλῆϊ θέων ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
εἰπεῖν, αἴ κε τάχιστα νέκυν ἐπὶ νῆα σαώσηι
γυμνόν· ἀτὰρ τά γε τεύχε᾽ ἔχει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀντίλοχος δὲ κατέστυγε μῦθον ἀκούσας·
δὴν δέ μιν ἀμφασίη ἐπέων λάβε, τὼ δέ οἱ ὄσσε
δακρυόφι πλῆσθεν, θαλερὴ δέ οἱ ἔσχετο φωνή.
ἀλλ᾽ οὐδ᾽ ὧς Μενελάου ἐφημοσύνης ἀμέλησε,
βῆ δὲ θέειν, τὰ δὲ τεύχε᾽ ἀμύμονι δῶκεν ἑταίρωι
Λαοδόκωι, ὅς οἱ σχεδὸν ἔστρεφε μώνυχας ἵππους.
τὸν μὲν δάκρυ χέοντα πόδες φέρον ἐκ πολέμοιο
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ κακὸν ἔπος ἀγγελέοντα.
οὐδ᾽ ἄρα σοὶ Μενέλαε διοτρεφὲς ἤθελε θυμὸς
τειρομένοις ἑτάροισιν ἀμυνέμεν, ἔνθεν ἀπῆλθεν
Ἀντίλοχος, μεγάλη δὲ ποθὴ Πυλίοισιν ἐτύχθη·
ἀλλ᾽ ὅ γε τοῖσιν μὲν Θρασυμήδεα δῖον ἀνῆκεν,
αὐτὸς δ᾽ αὖτ᾽ ἐπὶ Πατρόκλωι ἥρωϊ βεβήκει,
στῆ δὲ παρ᾽ Αἰάντεσσι θέων, εἶθαρ δὲ προσηύδα·
κεῖνον μὲν δὴ νηυσὶν ἐπιπροέηκα θοῆισιν
ἐλθεῖν εἰς Ἀχιλῆα πόδας ταχύν· οὐδέ μιν οἴω
νῦν ἰέναι μάλα περ κεχολωμένον Ἕκτορι δίωι·
οὐ γάρ πως ἂν γυμνὸς ἐὼν Τρώεσσι μάχοιτο.
ἡμεῖς δ᾽ αὐτοί περ φραζώμεθα μῆτιν ἀρίστην,
ἠμὲν ὅπως τὸν νεκρὸν ἐρύσσομεν, ἠδὲ καὶ αὐτοὶ
Τρώων ἐξ ἐνοπῆς θάνατον καὶ κῆρα φύγωμεν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
πάντα κατ᾽ αἶσαν ἔειπες ἀγακλεὲς ὦ Μενέλαε·
ἀλλὰ σὺ μὲν καὶ Μηριόνης ὑποδύντε μάλ᾽ ὦκα
νεκρὸν ἀείραντες φέρετ᾽ ἐκ πόνου· αὐτὰρ ὄπισθε
νῶϊ μαχησόμεθα Τρωσίν τε καὶ Ἕκτορι δίωι
ἶσον θυμὸν ἔχοντες ὁμώνυμοι, οἳ τὸ πάρος περ
μίμνομεν ὀξὺν Ἄρηα παρ᾽ ἀλλήλοισι μένοντες.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα νεκρὸν ἀπὸ χθονὸς ἀγκάζοντο
ὕψι μάλα μεγάλως· ἐπὶ δ᾽ ἴαχε λαὸς ὄπισθε
Τρωϊκός, ὡς εἴδοντο νέκυν αἴροντας Ἀχαιούς.
ἴθυσαν δὲ κύνεσσιν ἐοικότες, οἵ τ᾽ ἐπὶ κάπρωι
βλημένωι ἀΐξωσι πρὸ κούρων θηρητήρων·
ἕως μὲν γάρ τε θέουσι διαρραῖσαι μεμαῶτες,
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐν τοῖσιν ἑλίξεται ἀλκὶ πεποιθώς,
ἄψ τ᾽ ἀνεχώρησαν διά τ᾽ ἔτρεσαν ἄλλυδις ἄλλος.
ὣς Τρῶες εἷος μὲν ὁμιλαδὸν αἰὲν ἕποντο
νύσσοντες ξίφεσίν τε καὶ ἔγχεσιν ἀμφιγύοισιν·
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ Αἴαντε μεταστρεφθέντε κατ᾽ αὐτοὺς
σταίησαν, τῶν δὲ τράπετο χρώς, οὐδέ τις ἔτλη
πρόσσω ἀΐξας περὶ νεκροῦ δηριάασθαι.
ὣς οἵ γ᾽ ἐμμεμαῶτε νέκυν φέρον ἐκ πολέμοιο
νῆας ἔπι γλαφυράς· ἐπὶ δὲ πτόλεμος τέτατό σφιν
ἄγριος ἠΰτε πῦρ, τό τ᾽ ἐπεσσύμενον πόλιν ἀνδρῶν
ὄρμενον ἐξαίφνης φλεγέθει, μινύθουσι δὲ οἶκοι
ἐν σέλαϊ μεγάλωι· τὸ δ᾽ ἐπιβρέμει ἲς ἀνέμοιο.
ὣς μὲν τοῖς ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν αἰχμητάων
ἀζηχὴς ὀρυμαγδὸς ἐπήϊεν ἐρχομένοισιν·
οἳ δ᾽ ὥς θ᾽ ἡμίονοι κρατερὸν μένος ἀμφιβαλόντες
ἕλκωσ᾽ ἐξ ὄρεος κατὰ παιπαλόεσσαν ἀταρπὸν
ἢ δοκὸν ἠὲ δόρυ μέγα νήϊον· ἐν δέ τε θυμὸς
τείρεθ᾽ ὁμοῦ καμάτωι τε καὶ ἱδρῶι σπευδόντεσσιν·
ὣς οἵ γ᾽ ἐμμεμαῶτε νέκυν φέρον. αὐτὰρ ὄπισθεν
Αἴαντ᾽ ἰσχανέτην, ὥς τε πρὼν ἰσχάνει ὕδωρ
ὑλήεις πεδίοιο διαπρύσιον τετυχηκώς,
ὅς τε καὶ ἰφθίμων ποταμῶν ἀλεγεινὰ ῥέεθρα
ἴσχει, ἄφαρ δέ τε πᾶσι ῥόον πεδίον δὲ τίθησι
πλάζων· οὐδέ τί μιν σθένεϊ ῥηγνῦσι ῥέοντες·
ὣς αἰεὶ Αἴαντε μάχην ἀνέεργον ὀπίσσω
Τρώων· οἳ δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο, δύω δ᾽ ἐν τοῖσι μάλιστα
Αἰνείας τ᾽ Ἀγχισιάδης καὶ φαίδιμος Ἕκτωρ.
τῶν δ᾽ ὥς τε ψαρῶν νέφος ἔρχεται ἠὲ κολοιῶν
οὖλον κεκλήγοντες, ὅτε προΐδωσιν ἰόντα
κίρκον, ὅ τε σμικρῆισι φόνον φέρει ὀρνίθεσσιν,
ὣς ἄρ᾽ ὑπ᾽ Αἰνείαι τε καὶ Ἕκτορι κοῦροι Ἀχαιῶν
οὖλον κεκλήγοντες ἴσαν, λήθοντο δὲ χάρμης.
πολλὰ δὲ τεύχεα καλὰ πέσον περί τ᾽ ἀμφί τε τάφρον
φευγόντων Δαναῶν· πολέμου δ᾽ οὐ γίγνετ᾽ ἐρωή.
Ἰλιάδος Σ
Ὁπλοποιία.
Ὣς οἳ μὲν μάρναντο δέμας πυρὸς αἰθομένοιο,
Ἀντίλοχος δ᾽ Ἀχιλῆϊ πόδας ταχὺς ἄγγελος ἦλθε.
τὸν δ᾽ εὗρε προπάροιθε νεῶν ὀρθοκραιράων
τὰ φρονέοντ᾽ ἀνὰ θυμὸν ἃ δὴ τετελεσμένα ἦεν·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγώ, τί τ᾽ ἄρ᾽ αὖτε κάρη κομόωντες Ἀχαιοὶ
νηυσὶν ἔπι κλονέονται ἀτυζόμενοι πεδίοιο;
μὴ δή μοι τελέσωσι θεοὶ κακὰ κήδεα θυμῶι,
ὥς ποτέ μοι μήτηρ διεπέφραδε καί μοι ἔειπε
Μυρμιδόνων τὸν ἄριστον ἔτι ζώοντος ἐμεῖο
χερσὶν ὕπο Τρώων λείψειν φάος ἠελίοιο.
ἦ μάλα δὴ τέθνηκε Μενοιτίου ἄλκιμος υἱὸς
σχέτλιος· ἦ τ᾽ ἐκέλευον ἀπωσάμενον δήϊον πῦρ
ἂψ ἐπὶ νῆας ἴμεν, μηδ᾽ Ἕκτορι ἶφι μάχεσθαι.
εἷος ὁ ταῦθ᾽ ὥρμαινε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμόν,
τόφρά οἱ ἐγγύθεν ἦλθεν ἀγαυοῦ Νέστορος υἱὸς
δάκρυα θερμὰ χέων, φάτο δ᾽ ἀγγελίην ἀλεγεινήν·
ὤ μοι Πηλέος υἱὲ δαΐφρονος ἦ μάλα λυγρῆς
πεύσεαι ἀγγελίης, ἣ μὴ ὤφελλε γενέσθαι.
κεῖται Πάτροκλος, νέκυος δὲ δὴ ἀμφιμάχονται
γυμνοῦ· ἀτὰρ τά γε τεύχε᾽ ἔχει κορυθαίολος Ἕκτωρ.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἄχεος νεφέλη ἐκάλυψε μέλαινα·
ἀμφοτέρηισι δὲ χερσὶν ἑλὼν κόνιν αἰθαλόεσσαν
χεύατο κὰκ κεφαλῆς, χαρίεν δ᾽ ἤισχυνε πρόσωπον·
νεκταρέωι δὲ χιτῶνι μέλαιν᾽ ἀμφίζανε τέφρη.
αὐτὸς δ᾽ ἐν κονίηισι μέγας μεγαλωστὶ τανυσθεὶς
κεῖτο, φίληισι δὲ χερσὶ κόμην ἤισχυνε δαΐζων.
δμωιαὶ δ᾽ ἃς Ἀχιλεὺς ληΐσσατο Πάτροκλός τε
θυμὸν ἀκηχέμεναι μεγάλ᾽ ἴαχον, ἐκ δὲ θύραζε
ἔδραμον ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα δαΐφρονα, χερσὶ δὲ πᾶσαι
στήθεα πεπλήγοντο, λύθεν δ᾽ ὑπὸ γυῖα ἑκάστης.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἑτέρωθεν ὀδύρετο δάκρυα λείβων
χεῖρας ἔχων Ἀχιλῆος· ὁ δ᾽ ἔστενε κυδάλιμον κῆρ·
δείδιε γὰρ μὴ λαιμὸν ἀπαμήσειε σιδήρωι.
σμερδαλέον δ᾽ ὤιμωξεν· ἄκουσε δὲ πότνια μήτηρ
ἡμένη ἐν βένθεσσιν ἁλὸς παρὰ πατρὶ γέροντι,
κώκυσέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα· θεαὶ δέ μιν ἀμφαγέροντο
πᾶσαι ὅσαι κατὰ βένθος ἁλὸς Νηρηΐδες ἦσαν.
ἔνθ᾽ ἄρ᾽ ἔην Γλαύκη τε Θάλειά τε Κυμοδόκη τε
Νησαίη Σπειώ τε Θόη θ᾽ Ἁλίη τε βοῶπις
Κυμοθόη τε καὶ Ἀκταίη καὶ Λιμνώρεια
καὶ Μελίτη καὶ Ἴαιρα καὶ Ἀμφιθόη καὶ Ἀγαυὴ
Δωτώ τε Πρωτώ τε Φέρουσά τε Δυναμένη τε
Δεξαμένη τε καὶ Ἀμφινόμη καὶ Καλλιάνειρα
Δωρὶς καὶ Πανόπη καὶ ἀγακλειτὴ Γαλάτεια
Νημερτής τε καὶ Ἀψευδὴς καὶ Καλλιάνασσα·
ἔνθα δ᾽ ἔην Κλυμένη Ἰάνειρά τε καὶ Ἰάνασσα
Μαῖρα καὶ Ὠρείθυια ἐϋπλόκαμός τ᾽ Ἀμάθεια
ἄλλαι θ᾽ αἳ κατὰ βένθος ἁλὸς Νηρηΐδες ἦσαν.
τῶν δὲ καὶ ἀργύφεον πλῆτο σπέος· αἳ δ᾽ ἅμα πᾶσαι
στήθεα πεπλήγοντο, Θέτις δ᾽ ἐξῆρχε γόοιο·
κλῦτε κασίγνηται Νηρηΐδες, ὄφρ᾽ ἐῢ πᾶσαι
εἴδετ᾽ ἀκούουσαι ὅσ᾽ ἐμῶι ἔνι κήδεα θυμῶι.
ὤ μοι ἐγὼ δειλή, ὤ μοι δυσαριστοτόκεια,
ἥ τ᾽ ἐπεὶ ἂρ τέκον υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε
ἔξοχον ἡρώων· ὁ δ᾽ ἀνέδραμεν ἔρνεϊ ἶσος·
τὸν μὲν ἐγὼ θρέψασα φυτὸν ὣς γουνῶι ἀλωῆς
νηυσὶν ἐπιπροέηκα κορωνίσιν Ἴλιον εἴσω
Τρωσὶ μαχησόμενον· τὸν δ᾽ οὐχ ὑποδέξομαι αὖτις
οἴκαδε νοστήσαντα δόμον Πηλήϊον εἴσω.
ὄφρα δέ μοι ζώει καὶ ὁρᾶι φάος ἠελίοιο
ἄχνυται, οὐδέ τί οἱ δύναμαι χραισμῆσαι ἰοῦσα.
ἀλλ᾽ εἶμ᾽, ὄφρα ἴδωμι φίλον τέκος, ἠδ᾽ ἐπακούσω
ὅττί μιν ἵκετο πένθος ἀπὸ πτολέμοιο μένοντα.
ὣς ἄρα φωνήσασα λίπε σπέος· αἳ δὲ σὺν αὐτῆι
δακρυόεσσαι ἴσαν, περὶ δέ σφισι κῦμα θαλάσσης
ῥήγνυτο· ταὶ δ᾽ ὅτε δὴ Τροίην ἐρίβωλον ἵκοντο
ἀκτὴν εἰσανέβαινον ἐπισχερώ, ἔνθα θαμειαὶ
Μυρμιδόνων εἴρυντο νέες ταχὺν ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα.
τῶι δὲ βαρὺ στενάχοντι παρίστατο πότνια μήτηρ,
ὀξὺ δὲ κωκύσασα κάρη λάβε παιδὸς ἑοῖο,
καί ῥ᾽ ὀλοφυρομένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τέκνον τί κλαίεις; τί δέ σε φρένας ἵκετο πένθος;
ἐξαύδα, μὴ κεῦθε· τὰ μὲν δή τοι τετέλεσται
ἐκ Διός, ὡς ἄρα δὴ πρίν γ᾽ εὔχεο χεῖρας ἀνασχὼν
πάντας ἐπὶ πρύμνηισιν ἀλήμεναι υἷας Ἀχαιῶν
σεῦ ἐπιδευομένους, παθέειν τ᾽ ἀεκήλια ἔργα.
τὴν δὲ βαρὺ στενάχων προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
μῆτερ ἐμή, τὰ μὲν ἄρ μοι Ὀλύμπιος ἐξετέλεσσεν·
ἀλλὰ τί μοι τῶν ἦδος ἐπεὶ φίλος ὤλεθ᾽ ἑταῖρος
Πάτροκλος, τὸν ἐγὼ περὶ πάντων τῖον ἑταίρων
ἶσον ἐμῆι κεφαλῆι; τὸν ἀπώλεσα, τεύχεα δ᾽ Ἕκτωρ
δηιώσας ἀπέδυσε πελώρια θαῦμα ἰδέσθαι
καλά· τὰ μὲν Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα
ἤματι τῶι ὅτε σε βροτοῦ ἀνέρος ἔμβαλον εὐνῆι.
αἴθ᾽ ὄφελες σὺ μὲν αὖθι μετ᾽ ἀθανάτηις ἁλίηισι
ναίειν, Πηλεὺς δὲ θνητὴν ἀγαγέσθαι ἄκοιτιν.
νῦν δ᾽ ἵνα καὶ σοὶ πένθος ἐνὶ φρεσὶ μυρίον εἴη
παιδὸς ἀποφθιμένοιο, τὸν οὐχ ὑποδέξεαι αὖτις
οἴκαδε νοστήσαντ᾽, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ θυμὸς ἄνωγε
ζώειν οὐδ᾽ ἄνδρεσσι μετέμμεναι, αἴ κε μὴ Ἕκτωρ
πρῶτος ἐμῶι ὑπὸ δουρὶ τυπεὶς ἀπὸ θυμὸν ὀλέσσηι,
Πατρόκλοιο δ᾽ ἕλωρα Μενοιτιάδεω ἀποτίσηι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε Θέτις κατὰ δάκρυ χέουσα·
ὠκύμορος δή μοι τέκος ἔσσεαι, οἷ᾽ ἀγορεύεις·
αὐτίκα γάρ τοι ἔπειτα μεθ᾽ Ἕκτορα πότμος ἑτοῖμος.
τὴν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
αὐτίκα τεθναίην, ἐπεὶ οὐκ ἄρ᾽ ἔμελλον ἑταίρωι
κτεινομένωι ἐπαμῦναι· ὁ μὲν μάλα τηλόθι πάτρης
ἔφθιτ᾽, ἐμεῖο δὲ δῆσεν ἀρῆς ἀλκτῆρα γενέσθαι.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὐ νέομαί γε φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν,
οὐδέ τι Πατρόκλωι γενόμην φάος οὐδ᾽ ἑτάροισι
τοῖς ἄλλοις, οἳ δὴ πολέες δάμεν Ἕκτορι δίωι,
ἀλλ᾽ ἧμαι παρὰ νηυσὶν ἐτώσιον ἄχθος ἀρούρης,
τοῖος ἐὼν οἷος οὔ τις Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
ἐν πολέμωι· ἀγορῆι δέ τ᾽ ἀμείνονές εἰσι καὶ ἄλλοι.
ὡς ἔρις ἔκ τε θεῶν ἔκ τ᾽ ἀνθρώπων ἀπόλοιτο
καὶ χόλος, ὅς τ᾽ ἐφέηκε πολύφρονά περ χαλεπῆναι,
ὅς τε πολὺ γλυκίων μέλιτος καταλειβομένοιο
ἀνδρῶν ἐν στήθεσσιν ἀέξεται ἠΰτε καπνός·
ὡς ἐμὲ νῦν ἐχόλωσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων.
ἀλλὰ τὰ μὲν προτετύχθαι ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ,
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι φίλον δαμάσαντες ἀνάγκηι·
νῦν δ᾽ εἶμ᾽ ὄφρα φίλης κεφαλῆς ὀλετῆρα κιχείω
Ἕκτορα· κῆρα δ᾽ ἐγὼ τότε δέξομαι ὁππότε κεν δὴ
Ζεὺς ἐθέληι τελέσαι ἠδ᾽ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι.
οὐδὲ γὰρ οὐδὲ βίη Ἡρακλῆος φύγε κῆρα,
ὅς περ φίλτατος ἔσκε Διὶ Κρονίωνι ἄνακτι·
ἀλλά ἑ μοῖρα δάμασσε καὶ ἀργαλέος χόλος Ἥρης.
ὣς καὶ ἐγών, εἰ δή μοι ὁμοίη μοῖρα τέτυκται,
κείσομ᾽ ἐπεί κε θάνω· νῦν δὲ κλέος ἐσθλὸν ἀροίμην,
καί τινα Τρωϊάδων καὶ Δαρδανίδων βαθυκόλπων
ἀμφοτέρηισιν χερσὶ παρειάων ἁπαλάων
δάκρυ᾽ ὀμορξαμένην ἁδινὸν στοναχῆσαι ἐφείην,
γνοῖεν δ᾽ ὡς δὴ δηρὸν ἐγὼ πολέμοιο πέπαυμαι·
μὴ δέ μ᾽ ἔρυκε μάχης φιλέουσά περ· οὐδέ με πείσεις.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα·
ναὶ δὴ ταῦτά γε τέκνον ἐτήτυμον οὐ κακόν ἐστι
τειρομένοις ἑτάροισιν ἀμυνέμεν αἰπὺν ὄλεθρον.
ἀλλά τοι ἔντεα καλὰ μετὰ Τρώεσσιν ἔχονται
χάλκεα μαρμαίροντα· τὰ μὲν κορυθαίολος Ἕκτωρ
αὐτὸς ἔχων ὤμοισιν ἀγάλλεται· οὐδέ ἕ φημι
δηρὸν ἐπαγλαϊεῖσθαι, ἐπεὶ φόνος ἐγγύθεν αὐτῶι.
ἀλλὰ σὺ μὲν μή πω καταδύσεο μῶλον Ἄρηος
πρίν γ᾽ ἐμὲ δεῦρ᾽ ἐλθοῦσαν ἐν ὀφθαλμοῖσιν ἴδηαι·
ἠῶθεν γὰρ νεῦμαι ἅμ᾽ ἠελίωι ἀνιόντι
τεύχεα καλὰ φέρουσα παρ᾽ Ἡφαίστοιο ἄνακτος.
ὣς ἄρα φωνήσασα πάλιν τράπεθ᾽ υἷος ἑοῖο,
καὶ στρεφθεῖσ᾽ ἁλίηισι κασιγνήτηισι μετηύδα·
ὑμεῖς μὲν νῦν δῦτε θαλάσσης εὐρέα κόλπον
ὀψόμεναί τε γέρονθ᾽ ἅλιον καὶ δώματα πατρός,
καί οἱ πάντ᾽ ἀγορεύσατ᾽· ἐγὼ δ᾽ ἐς μακρὸν Ὄλυμπον
εἶμι παρ᾽ Ἥφαιστον κλυτοτέχνην, αἴ κ᾽ ἐθέληισιν
υἱεῖ ἐμῶι δόμεναι κλυτὰ τεύχεα παμφανόωντα.
ὣς ἔφαθ᾽, αἳ δ᾽ ὑπὸ κῦμα θαλάσσης αὐτίκ᾽ ἔδυσαν·
ἣ δ᾽ αὖτ᾽ Οὔλυμπον δὲ θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα
ἤϊεν ὄφρα φίλωι παιδὶ κλυτὰ τεύχε᾽ ἐνείκαι.
τὴν μὲν ἄρ᾽ Οὔλυμπον δὲ πόδες φέρον· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
θεσπεσίωι ἀλαλητῶι ὑφ᾽ Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
φεύγοντες νῆάς τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκοντο.
οὐδέ κε Πάτροκλόν περ ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἐκ βελέων ἐρύσαντο νέκυν θεράποντ᾽ Ἀχιλῆος·
αὖτις γὰρ δὴ τόν γε κίχον λαός τε καὶ ἵπποι
Ἕκτωρ τε Πριάμοιο πάϊς φλογὶ εἴκελος ἀλκήν.
τρὶς μέν μιν μετόπισθε ποδῶν λάβε φαίδιμος Ἕκτωρ
ἑλκέμεναι μεμαώς, μέγα δὲ Τρώεσσιν ὁμόκλα·
τρὶς δὲ δύ᾽ Αἴαντες θοῦριν ἐπιειμένοι ἀλκὴν
νεκροῦ ἀπεστυφέλιξαν· ὁ δ᾽ ἔμπεδον ἀλκὶ πεποιθὼς
ἄλλοτ᾽ ἐπαΐξασκε κατὰ μόθον, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
στάσκε μέγα ἰάχων· ὀπίσω δ᾽ οὐ χάζετο πάμπαν.
ὡς δ᾽ ἀπὸ σώματος οὔ τι λέοντ᾽ αἴθωνα δύνανται
ποιμένες ἄγραυλοι μέγα πεινάοντα δίεσθαι,
ὥς ῥα τὸν οὐκ ἐδύναντο δύω Αἴαντε κορυστὰ
Ἕκτορα Πριαμίδην ἀπὸ νεκροῦ δειδίξασθαι.
καί νύ κεν εἴρυσσέν τε καὶ ἄσπετον ἤρατο κῦδος,
εἰ μὴ Πηλεΐωνι ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
ἄγγελος ἦλθε θέουσ᾽ ἀπ᾽ Ὀλύμπου θωρήσσεσθαι
κρύβδα Διὸς ἄλλων τε θεῶν· πρὸ γὰρ ἧκέ μιν Ἥρη.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὄρσεο Πηλεΐδη, πάντων ἐκπαγλότατ᾽ ἀνδρῶν·
Πατρόκλωι ἐπάμυνον, οὗ εἵνεκα φύλοπις αἰνὴ
ἕστηκε πρὸ νεῶν· οἳ δ᾽ ἀλλήλους ὀλέκουσιν
οἳ μὲν ἀμυνόμενοι νέκυος πέρι τεθνηῶτος,
οἳ δὲ ἐρύσσασθαι ποτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν
Τρῶες ἐπιθύουσι· μάλιστα δὲ φαίδιμος Ἕκτωρ
ἑλκέμεναι μέμονεν· κεφαλὴν δέ ἑ θυμὸς ἄνωγε
πῆξαι ἀνὰ σκολόπεσσι ταμόνθ᾽ ἁπαλῆς ἀπὸ δειρῆς.
ἀλλ᾽ ἄνα μηδ᾽ ἔτι κεῖσο· σέβας δέ σε θυμὸν ἱκέσθω
Πάτροκλον Τρωιῆισι κυσὶν μέλπηθρα γενέσθαι·
σοὶ λώβη, αἴ κέν τι νέκυς ἠισχυμμένος ἔλθηι.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἶρι θεὰ τίς γάρ σε θεῶν ἐμοὶ ἄγγελον ἧκε;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις·
Ἥρη με προέηκε Διὸς κυδρὴ παράκοιτις·
οὐδ᾽ οἶδε Κρονίδης ὑψίζυγος οὐδέ τις ἄλλος
ἀθανάτων, οἳ Ὄλυμπον ἀγάννιφον ἀμφινέμονται.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
πῶς τὰρ ἴω μετὰ μῶλον; ἔχουσι δὲ τεύχε᾽ ἐκεῖνοι·
μήτηρ δ᾽ οὔ με φίλη πρίν γ᾽ εἴα θωρήσσεσθαι
πρίν γ᾽ αὐτὴν ἐλθοῦσαν ἐν ὀφθαλμοῖσιν ἴδωμαι·
στεῦτο γὰρ Ἡφαίστοιο πάρ᾽ οἰσέμεν ἔντεα καλά.
ἄλλου δ᾽ οὔ τευ οἶδα τεῦ ἂν κλυτὰ τεύχεα δύω,
εἰ μὴ Αἴαντός γε σάκος Τελαμωνιάδαο.
ἀλλὰ καὶ αὐτὸς ὅ γ᾽ ἔλπομ᾽ ἐνὶ πρώτοισιν ὁμιλεῖ
ἔγχεϊ δηϊόων περὶ Πατρόκλοιο θανόντος.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις·
εὖ νυ καὶ ἡμεῖς ἴδμεν ὅ τοι κλυτὰ τεύχε᾽ ἔχονται·
ἀλλ᾽ αὔτως ἐπὶ τάφρον ἰὼν Τρώεσσι φάνηθι,
αἴ κέ σ᾽ ὑποδείσαντες ἀπόσχωνται πολέμοιο
Τρῶες, ἀναπνεύσωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν
τειρόμενοι· ὀλίγη δέ τ᾽ ἀνάπνευσις πολέμοιο.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς ὦρτο Διῒ φίλος· ἀμφὶ δ᾽ Ἀθήνη
ὤμοις ἰφθίμοισι βάλ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν,
ἀμφὶ δέ οἱ κεφαλῆι νέφος ἔστεφε δῖα θεάων
χρύσεον, ἐκ δ᾽ αὐτοῦ δαῖε φλόγα παμφανόωσαν.
ὡς δ᾽ ὅτε καπνὸς ἰὼν ἐξ ἄστεος αἰθέρ᾽ ἵκηται
τηλόθεν ἐκ νήσου, τὴν δήϊοι ἀμφιμάχωνται,
οἵ τε πανημέριοι στυγερῶι κρίνονται Ἄρηϊ
ἄστεος ἐκ σφετέρου· ἅμα δ᾽ ἠελίωι καταδύντι
πυρσοί τε φλεγέθουσιν ἐπήτριμοι, ὑψόσε δ᾽ αὐγὴ
γίγνεται ἀΐσσουσα περικτιόνεσσιν ἰδέσθαι,
αἴ κέν πως σὺν νηυσὶν ἄρεω ἀλκτῆρες ἵκωνται·
ὣς ἀπ᾽ Ἀχιλλῆος κεφαλῆς σέλας αἰθέρ᾽ ἵκανε·
στῆ δ᾽ ἐπὶ τάφρον ἰὼν ἀπὸ τείχεος, οὐδ᾽ ἐς Ἀχαιοὺς
μίσγετο· μητρὸς γὰρ πυκινὴν ὠπίζετ᾽ ἐφετμήν.
ἔνθα στὰς ἤϋσ᾽, ἀπάτερθε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη
φθέγξατ᾽· ἀτὰρ Τρώεσσιν ἐν ἄσπετον ὦρσε κυδοιμόν.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀριζήλη φωνή, ὅτε τ᾽ ἴαχε σάλπιγξ
ἄστυ περιπλομένων δηΐων ὕπο θυμοραϊστέων,
ὣς τότ᾽ ἀριζήλη φωνὴ γένετ᾽ Αἰακίδαο.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν ἄϊον ὄπα χάλκεον Αἰακίδαο,
πᾶσιν ὀρίνθη θυμός· ἀτὰρ καλλίτριχες ἵπποι
ἂψ ὄχεα τρόπεον· ὄσσοντο γὰρ ἄλγεα θυμῶι.
ἡνίοχοι δ᾽ ἔκπληγεν, ἐπεὶ ἴδον ἀκάματον πῦρ
δεινὸν ὑπὲρ κεφαλῆς μεγαθύμου Πηλεΐωνος
δαιόμενον· τὸ δὲ δαῖε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη.
τρὶς μὲν ὑπὲρ τάφρου μεγάλ᾽ ἴαχε δῖος Ἀχιλλεύς,
τρὶς δὲ κυκήθησαν Τρῶες κλειτοί τ᾽ ἐπίκουροι.
ἔνθα δὲ καὶ τότ᾽ ὄλοντο δυώδεκα φῶτες ἄριστοι
ἀμφὶ σφοῖς ὀχέεσσι καὶ ἔγχεσιν. αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἀσπασίως Πάτροκλον ὑπ᾽ ἐκ βελέων ἐρύσαντες
κάτθεσαν ἐν λεχέεσσι· φίλοι δ᾽ ἀμφέσταν ἑταῖροι
μυρόμενοι· μετὰ δέ σφι ποδώκης εἵπετ᾽ Ἀχιλλεὺς
δάκρυα θερμὰ χέων, ἐπεὶ εἴσιδε πιστὸν ἑταῖρον
κείμενον ἐν φέρτρωι δεδαϊγμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
τόν ῥ᾽ ἤτοι μὲν ἔπεμπε σὺν ἵπποισιν καὶ ὄχεσφιν
ἐς πόλεμον, οὐδ᾽ αὖτις ἐδέξατο νοστήσαντα.
Ἠέλιον δ᾽ ἀκάμαντα βοῶπις πότνια Ἥρη
πέμψεν ἐπ᾽ Ὠκεανοῖο ῥοὰς ἀέκοντα νέεσθαι·
ἠέλιος μὲν ἔδυ, παύσαντο δὲ δῖοι Ἀχαιοὶ
φυλόπιδος κρατερῆς καὶ ὁμοιΐου πολέμοιο.
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἀπὸ κρατερῆς ὑσμίνης
χωρήσαντες ἔλυσαν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,
ἐς δ᾽ ἀγορὴν ἀγέροντο πάρος δόρποιο μέδεσθαι.
ὀρθῶν δ᾽ ἑσταότων ἀγορὴ γένετ᾽, οὐδέ τις ἔτλη
ἕζεσθαι· πάντας γὰρ ἔχε τρόμος, οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
ἐξεφάνη, δηρὸν δὲ μάχης ἐπέπαυτ᾽ ἀλεγεινῆς.
τοῖσι δὲ Πουλυδάμας πεπνυμένος ἦρχ᾽ ἀγορεύειν
Πανθοΐδης· ὁ γὰρ οἶος ὅρα πρόσσω καὶ ὀπίσσω·
Ἕκτορι δ᾽ ἦεν ἑταῖρος, ἰῆι δ᾽ ἐν νυκτὶ γένοντο,
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἂρ μύθοισιν, ὁ δ᾽ ἔγχεϊ πολλὸν ἐνίκα·
ὅ σφιν ἐϋφρονέων ἀγορήσατο καὶ μετέειπεν·
ἀμφὶ μάλα φράζεσθε φίλοι· κέλομαι γὰρ ἔγωγε
ἄστυδε νῦν ἰέναι, μὴ μίμνειν ἠῶ δῖαν
ἐν πεδίωι παρὰ νηυσίν· ἑκὰς δ᾽ ἀπὸ τείχεός εἰμεν.
ὄφρα μὲν οὗτος ἀνὴρ Ἀγαμέμνονι μήνιε δίωι
τόφρα δὲ ῥηΐτεροι πολεμίζειν ἦσαν Ἀχαιοί·
χαίρεσκον γὰρ ἔγωγε θοῆις ἐπὶ νηυσὶν ἰαύων
ἐλπόμενος νῆας αἱρησέμεν ἀμφιελίσσας.
νῦν δ᾽ αἰνῶς δείδοικα ποδώκεα Πηλεΐωνα·
οἷος κείνου θυμὸς ὑπέρβιος, οὐκ ἐθελήσει
μίμνειν ἐν πεδίωι, ὅθι περ Τρῶες καὶ Ἀχαιοὶ
ἐν μέσωι ἀμφότεροι μένος Ἄρηος δατέονται,
ἀλλὰ περὶ πτόλιός τε μαχήσεται ἠδὲ γυναικῶν.
ἀλλ᾽ ἴομεν προτὶ ἄστυ, πίθεσθέ μοι· ὧδε γὰρ ἔσται·
νῦν μὲν νὺξ ἀπέπαυσε ποδώκεα Πηλεΐωνα
ἀμβροσίη· εἰ δ᾽ ἄμμε κιχήσεται ἐνθάδ᾽ ἐόντας
αὔριον ὁρμηθεὶς σὺν τεύχεσιν, εὖ νύ τις αὐτὸν
γνώσεται· ἀσπασίως γὰρ ἀφίξεται Ἴλιον ἱρὴν
ὅς κε φύγηι, πολλοὺς δὲ κύνες καὶ γῦπες ἔδονται
Τρώων· αἲ γὰρ δή μοι ἀπ᾽ οὔατος ὧδε γένοιτο.
εἰ δ᾽ ἂν ἐμοῖς ἐπέεσσι πιθώμεθα κηδόμενοί περ,
νύκτα μὲν εἰν ἀγορῆι σθένος ἕξομεν, ἄστυ δὲ πύργοι
ὑψηλαί τε πύλαι σανίδες τ᾽ ἐπὶ τῆις ἀραρυῖαι
μακραὶ ἐΰξεστοι ἐζευγμέναι εἰρύσσονται·
πρῶϊ δ᾽ ὑπηοῖοι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
στησόμεθ᾽ ἂμ πύργους· τῶι δ᾽ ἄλγιον, αἴ κ᾽ ἐθέληισιν
ἐλθὼν ἐκ νηῶν περὶ τείχεος ἄμμι μάχεσθαι.
ἂψ πάλιν εἶσ᾽ ἐπὶ νῆας, ἐπεί κ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
παντοίου δρόμου ἄσηι ὑπὸ πτόλιν ἠλασκάζων·
εἴσω δ᾽ οὔ μιν θυμὸς ἐφορμηθῆναι ἐάσει,
οὐδέ ποτ᾽ ἐκπέρσει· πρίν μιν κύνες ἀργοὶ ἔδονται.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Πουλυδάμα σὺ μὲν οὐκέτ᾽ ἐμοὶ φίλα ταῦτ᾽ ἀγορεύεις,
ὃς κέλεαι κατὰ ἄστυ ἀλήμεναι αὖτις ἰόντας.
ἦ οὔ πω κεκόρησθε ἐελμένοι ἔνδοθι πύργων;
πρὶν μὲν γὰρ Πριάμοιο πόλιν μέροπες ἄνθρωποι
πάντες μυθέσκοντο πολύχρυσον πολύχαλκον·
νῦν δὲ δὴ ἐξαπόλωλε δόμων κειμήλια καλά,
πολλὰ δὲ δὴ Φρυγίην καὶ Μηιονίην ἐρατεινὴν
κτήματα περνάμεν᾽ ἵκει, ἐπεὶ μέγας ὠδύσατο Ζεύς.
νῦν δ᾽ ὅτε πέρ μοι ἔδωκε Κρόνου πάϊς ἀγκυλομήτεω
κῦδος ἀρέσθ᾽ ἐπὶ νηυσί, θαλάσσηι τ᾽ ἔλσαι Ἀχαιούς,
νήπιε μηκέτι ταῦτα νοήματα φαῖν᾽ ἐνὶ δήμωι·
οὐ γάρ τις Τρώων ἐπιπείσεται· οὐ γὰρ ἐάσω.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ὡς ἂν ἐγὼ εἴπω, πειθώμεθα πάντες.
νῦν μὲν δόρπον ἕλεσθε κατὰ στρατὸν ἐν τελέεσσι,
καὶ φυλακῆς μνήσασθε, καὶ ἐγρήγορθε ἕκαστος·
Τρώων δ᾽ ὃς κτεάτεσσιν ὑπερφιάλως ἀνιάζει,
συλλέξας λαοῖσι δότω καταδημοβορῆσαι·
τῶν τινὰ βέλτερόν ἐστιν ἐπαυρέμεν ἤ περ Ἀχαιούς.
πρῶϊ δ᾽ ὑπηοῖοι σὺν τεύχεσι θωρηχθέντες
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
εἰ δ᾽ ἐτεὸν παρὰ ναῦφιν ἀνέστη δῖος Ἀχιλλεύς,
ἄλγιον αἴ κ᾽ ἐθέληισι τῶι ἔσσεται· οὔ μιν ἔγωγε
φεύξομαι ἐκ πολέμοιο δυσηχέος, ἀλλὰ μάλ᾽ ἄντην
στήσομαι, ἤ κε φέρηισι μέγα κράτος, ἦ κε φεροίμην.
ξυνὸς Ἐνυάλιος, καί τε κτανέοντα κατέκτα.
ὣς Ἕκτωρ ἀγόρευ᾽, ἐπὶ δὲ Τρῶες κελάδησαν
νήπιοι· ἐκ γάρ σφεων φρένας εἵλετο Παλλὰς Ἀθήνη.
Ἕκτορι μὲν γὰρ ἐπήινησαν κακὰ μητιόωντι,
Πουλυδάμαντι δ᾽ ἄρ᾽ οὔ τις ὃς ἐσθλὴν φράζετο βουλήν.
δόρπον ἔπειθ᾽ εἵλοντο κατὰ στρατόν· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
παννύχιοι Πάτροκλον ἀνεστενάχοντο γοῶντες.
τοῖσι δὲ Πηλεΐδης ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο
χεῖρας ἐπ᾽ ἀνδροφόνους θέμενος στήθεσσιν ἑταίρου
πυκνὰ μάλα στενάχων ὥς τε λὶς ἠϋγένειος,
ὧι ῥά θ᾽ ὑπὸ σκύμνους ἐλαφηβόλος ἁρπάσηι ἀνὴρ
ὕλης ἐκ πυκινῆς· ὁ δέ τ᾽ ἄχνυται ὕστερος ἐλθών,
πολλὰ δέ τ᾽ ἄγκε᾽ ἐπῆλθε μετ᾽ ἀνέρος ἴχνι᾽ ἐρευνῶν
εἴ ποθεν ἐξεύροι· μάλα γὰρ δριμὺς χόλος αἱρεῖ·
ὣς ὁ βαρὺ στενάχων μετεφώνεε Μυρμιδόνεσσιν·
ὢ πόποι ἦ ῥ᾽ ἅλιον ἔπος ἔκβαλον ἤματι κείνωι
θαρσύνων ἥρωα Μενοίτιον ἐν μεγάροισι·
φῆν δέ οἱ εἰς Ὀπόεντα περικλυτὸν υἱὸν ἀπάξειν
Ἴλιον ἐκπέρσαντα, λαχόντα τε ληΐδος αἶσαν.
ἀλλ᾽ οὐ Ζεὺς ἄνδρεσσι νοήματα πάντα τελευτᾶι·
ἄμφω γὰρ πέπρωται ὁμοίην γαῖαν ἐρεῦσαι
αὐτοῦ ἐνὶ Τροίηι, ἐπεὶ οὐδ᾽ ἐμὲ νοστήσαντα
δέξεται ἐν μεγάροισι γέρων ἱππηλάτα Πηλεὺς
οὐδὲ Θέτις μήτηρ, ἀλλ᾽ αὐτοῦ γαῖα καθέξει.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὖν Πάτροκλε σεῦ ὕστερος εἶμ᾽ ὑπὸ γαῖαν,
οὔ σε πρὶν κτεριῶ πρίν γ᾽ Ἕκτορος ἐνθάδ᾽ ἐνεῖκαι
τεύχεα καὶ κεφαλὴν μεγαθύμου σοῖο φονῆος·
δώδεκα δὲ προπάροιθε πυρῆς ἀποδειροτομήσω
Τρώων ἀγλαὰ τέκνα σέθεν κταμένοιο χολωθείς.
τόφρα δέ μοι παρὰ νηυσὶ κορωνίσι κείσεαι αὔτως,
ἀμφὶ δὲ σὲ Τρωιαὶ καὶ Δαρδανίδες βαθύκολποι
κλαύσονται νύκτάς τε καὶ ἤματα δάκρυ χέουσαι,
τὰς αὐτοὶ καμόμεσθα βίηφί τε δουρί τε μακρῶι
πιείρας πέρθοντε πόλεις μερόπων ἀνθρώπων.
ὣς εἰπὼν ἑτάροισιν ἐκέκλετο δῖος Ἀχιλλεὺς
ἀμφὶ πυρὶ στῆσαι τρίποδα μέγαν, ὄφρα τάχιστα
Πάτροκλον λούσειαν ἄπο βρότον αἱματόεντα.
οἳ δὲ λοετροχόον τρίποδ᾽ ἵστασαν ἐν πυρὶ κηλέωι,
ἐν δ᾽ ἄρ᾽ ὕδωρ ἔχεαν, ὑπὸ δὲ ξύλα δαῖον ἑλόντες.
γάστρην μὲν τρίποδος πῦρ ἄμφεπε, θέρμετο δ᾽ ὕδωρ·
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ ζέσσεν ὕδωρ ἐνὶ ἤνοπι χαλκῶι,
καὶ τότε δὴ λοῦσάν τε καὶ ἤλειψαν λίπ᾽ ἐλαίωι,
ἐν δ᾽ ὠτειλὰς πλῆσαν ἀλείφατος ἐννεώροιο·
ἐν λεχέεσσι δὲ θέντες ἑανῶι λιτὶ κάλυψαν
ἐς πόδας ἐκ κεφαλῆς, καθύπερθε δὲ φάρεϊ λευκῶι.
παννύχιοι μὲν ἔπειτα πόδας ταχὺν ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα
Μυρμιδόνες Πάτροκλον ἀνεστενάχοντο γοῶντες·
Ζεὺς δ᾽ Ἥρην προσέειπε κασιγνήτην ἄλοχόν τε·
ἔπρηξας καὶ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη
ἀνστήσασ᾽ Ἀχιλῆα πόδας ταχύν· ἦ ῥά νυ σεῖο
ἐξ αὐτῆς ἐγένοντο κάρη κομόωντες Ἀχαιοί.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
αἰνότατε Κρονίδη ποῖον τὸν μῦθον ἔειπες.
καὶ μὲν δή πού τις μέλλει βροτὸς ἀνδρὶ τελέσσαι,
ὅς περ θνητός τ᾽ ἐστὶ καὶ οὐ τόσα μήδεα οἶδε·
πῶς δὴ ἔγωγ᾽, ἥ φημι θεάων ἔμμεν ἀρίστη,
ἀμφότερον γενεῆι τε καὶ οὕνεκα σὴ παράκοιτις
κέκλημαι, σὺ δὲ πᾶσι μετ᾽ ἀθανάτοισιν ἀνάσσεις,
οὐκ ὄφελον Τρώεσσι κοτεσσαμένη κακὰ ῥάψαι;
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον·
Ἡφαίστου δ᾽ ἵκανε δόμον Θέτις ἀργυρόπεζα
ἄφθιτον ἀστερόεντα μεταπρεπέ᾽ ἀθανάτοισι
χάλκεον, ὅν ῥ᾽ αὐτὸς ποιήσατο κυλλοποδίων.
τὸν δ᾽ εὗρ᾽ ἱδρώοντα ἑλισσόμενον περὶ φύσας
σπεύδοντα· τρίποδας γὰρ ἐείκοσι πάντας ἔτευχεν
ἑστάμεναι περὶ τοῖχον ἐϋσταθέος μεγάροιο,
χρύσεα δέ σφ᾽ ὑπὸ κύκλα ἑκάστωι πυθμένι θῆκεν,
ὄφρά οἱ αὐτόματοι θεῖον δυσαίατ᾽ ἀγῶνα
ἠδ᾽ αὖτις πρὸς δῶμα νεοίατο θαῦμα ἰδέσθαι.
οἳ δ᾽ ἤτοι τόσσον μὲν ἔχον τέλος, οὔατα δ᾽ οὔ πω
δαιδάλεα προσέκειτο· τά ῥ᾽ ἤρτυε, κόπτε δὲ δεσμούς.
ὄφρ᾽ ὅ γε ταῦτ᾽ ἐπονεῖτο ἰδυίηισι πραπίδεσσι,
τόφρά οἱ ἐγγύθεν ἦλθε θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα.
τὴν δὲ ἴδε προμολοῦσα Χάρις λιπαροκρήδεμνος
καλή, τὴν ὤπυιε περικλυτὸς ἀμφιγυήεις·
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τίπτε Θέτι τανύπεπλε ἱκάνεις ἡμέτερον δῶ
αἰδοίη τε φίλη τε; πάρος γε μὲν οὔ τι θαμίζεις.
ἀλλ᾽ ἕπεο προτέρω, ἵνα τοι πὰρ ξείνια θείω.
ὣς ἄρα φωνήσασα πρόσω ἄγε δῖα θεάων.
τὴν μὲν ἔπειτα καθεῖσεν ἐπὶ θρόνου ἀργυροήλου
καλοῦ δαιδαλέου· ὑπὸ δὲ θρῆνυς ποσὶν ἦεν·
κέκλετο δ᾽ Ἥφαιστον κλυτοτέχνην εἶπέ τε μῦθον·
Ἥφαιστε πρόμολ᾽ ὧδε· Θέτις νύ τι σεῖο χατίζει.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα περικλυτὸς ἀμφιγυήεις·
ἦ ῥά νύ μοι δεινή τε καὶ αἰδοίη θεὸς ἔνδον,
ἥ μ᾽ ἐσάωσ᾽ ὅτε μ᾽ ἄλγος ἀφίκετο τῆλε πεσόντα
μητρὸς ἐμῆς ἰότητι κυνώπιδος, ἥ μ᾽ ἐθέλησε
κρύψαι χωλὸν ἐόντα· τότ᾽ ἂν πάθον ἄλγεα θυμῶι,
εἰ μή μ᾽ Εὐρυνόμη τε Θέτις θ᾽ ὑπεδέξατο κόλπωι
Εὐρυνόμη θυγάτηρ ἀψορρόου Ὠκεανοῖο.
τῆισι παρ᾽ εἰνάετες χάλκευον δαίδαλα πολλά,
πόρπας τε γναμπτάς θ᾽ ἕλικας κάλυκάς τε καὶ ὅρμους
ἐν σπῆϊ γλαφυρῶι· περὶ δὲ ῥόος Ὠκεανοῖο
ἀφρῶι μορμύρων ῥέεν ἄσπετος· οὐδέ τις ἄλλος
ἤιδεεν οὔτε θεῶν οὔτε θνητῶν ἀνθρώπων,
ἀλλὰ Θέτις τε καὶ Εὐρυνόμη ἴσαν, αἵ μ᾽ ἐσάωσαν.
ἣ νῦν ἡμέτερον δόμον ἵκει· τώ με μάλα χρεὼ
πάντα Θέτι καλλιπλοκάμωι ζωιάγρια τίνειν.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν οἱ παράθες ξεινήϊα καλά,
ὄφρ᾽ ἂν ἐγὼ φύσας ἀποθείομαι ὅπλά τε πάντα.
ἦ, καὶ ἀπ᾽ ἀκμοθέτοιο πέλωρ αἴητον ἀνέστη
χωλεύων· ὑπὸ δὲ κνῆμαι ῥώοντο ἀραιαί.
φύσας μέν ῥ᾽ ἀπάνευθε τίθει πυρός, ὅπλά τε πάντα
λάρνακ᾽ ἐς ἀργυρέην συλλέξατο, τοῖς ἐπονεῖτο·
σπόγγωι δ᾽ ἀμφὶ πρόσωπα καὶ ἄμφω χεῖρ᾽ ἀπομόργνυ
αὐχένα τε στιβαρὸν καὶ στήθεα λαχνήεντα,
δῦ δὲ χιτῶν᾽, ἕλε δὲ σκῆπτρον παχύ, βῆ δὲ θύραζε
χωλεύων· ὑπὸ δ᾽ ἀμφίπολοι ῥώοντο ἄνακτι
χρύσειαι ζωῆισι νεήνισιν εἰοικυῖαι.
τῆις ἐν μὲν νόος ἐστὶ μετὰ φρεσίν, ἐν δὲ καὶ αὐδὴ
καὶ σθένος, ἀθανάτων δὲ θεῶν ἄπο ἔργα ἴσασιν.
αἳ μὲν ὕπαιθα ἄνακτος ἐποίπνυον· αὐτὰρ ὁ ἔρρων
πλησίον, ἔνθα Θέτις περ, ἐπὶ θρόνου ἷζε φαεινοῦ,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τίπτε Θέτι τανύπεπλε ἱκάνεις ἡμέτερον δῶ
αἰδοίη τε φίλη τε; πάρος γε μὲν οὔ τι θαμίζεις.
αὔδα ὅ τι φρονέεις· τελέσαι δέ με θυμὸς ἄνωγεν,
εἰ δύναμαι τελέσαι γε καὶ εἰ τετελεσμένον ἐστίν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Θέτις κατὰ δάκρυ χέουσα·
Ἥφαιστ᾽, ἦ ἄρα δή τις, ὅσαι θεαί εἰσ᾽ ἐν Ὀλύμπωι,
τοσσάδ᾽ ἐνὶ φρεσὶν ἧισιν ἀνέσχετο κήδεα λυγρὰ
ὅσσ᾽ ἐμοὶ ἐκ πασέων Κρονίδης Ζεὺς ἄλγε᾽ ἔδωκεν;
ἐκ μέν μ᾽ ἀλλάων ἁλιάων ἀνδρὶ δάμασσεν
Αἰακίδηι Πηλῆϊ, καὶ ἔτλην ἀνέρος εὐνὴν
πολλὰ μάλ᾽ οὐκ ἐθέλουσα. ὁ μὲν δὴ γήραϊ λυγρῶι
κεῖται ἐνὶ μεγάροις ἀρημένος, ἄλλα δέ μοι νῦν,
υἱὸν ἐπεί μοι δῶκε γενέσθαί τε τραφέμεν τε
ἔξοχον ἡρώων· ὁ δ᾽ ἀνέδραμεν ἔρνεϊ ἶσος·
τὸν μὲν ἐγὼ θρέψασα φυτὸν ὣς γουνῶι ἀλωῆς
νηυσὶν ἐπιπροέηκα κορωνίσιν Ἴλιον εἴσω
Τρωσὶ μαχησόμενον· τὸν δ᾽ οὐχ ὑποδέξομαι αὖτις
οἴκαδε νοστήσαντα δόμον Πηλήϊον εἴσω.
ὄφρα δέ μοι ζώει καὶ ὁρᾶι φάος ἠελίοιο
ἄχνυται, οὐδέ τί οἱ δύναμαι χραισμῆσαι ἰοῦσα.
κούρην ἣν ἄρα οἱ γέρας ἔξελον υἷες Ἀχαιῶν,
τὴν ἂψ ἐκ χειρῶν ἕλετο κρείων Ἀγαμέμνων.
ἤτοι ὁ τῆς ἀχέων φρένας ἔφθιεν· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
Τρῶες ἐπὶ πρύμνηισιν ἐείλεον, οὐδὲ θύραζε
εἴων ἐξιέναι· τὸν δὲ λίσσοντο γέροντες
Ἀργείων, καὶ πολλὰ περικλυτὰ δῶρ᾽ ὀνόμαζον.
ἔνθ᾽ αὐτὸς μὲν ἔπειτ᾽ ἠναίνετο λοιγὸν ἀμῦναι,
αὐτὰρ ὁ Πάτροκλον περὶ μὲν τὰ ἃ τεύχεα ἕσσε,
πέμπε δέ μιν πόλεμον δέ, πολὺν δ᾽ ἅμα λαὸν ὄπασσε.
πᾶν δ᾽ ἦμαρ μάρναντο περὶ Σκαιῆισι πύληισι·
καί νύ κεν αὐτῆμαρ πόλιν ἔπραθον, εἰ μὴ Ἀπόλλων
πολλὰ κακὰ ῥέξαντα Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
ἔκταν᾽ ἐνὶ προμάχοισι καὶ Ἕκτορι κῦδος ἔδωκε.
τοὔνεκα νῦν τὰ σὰ γούναθ᾽ ἱκάνομαι, αἴ κ᾽ ἐθέληισθα
υἱεῖ ἐμῶι ὠκυμόρωι δόμεν ἀσπίδα καὶ τρυφάλειαν
καὶ καλὰς κνημῖδας ἐπισφυρίοις ἀραρυίας
καὶ θώρηχ᾽· ὁ γὰρ ἦν οἱ ἀπώλεσε πιστὸς ἑταῖρος
Τρωσὶ δαμείς· ὁ δὲ κεῖται ἐπὶ χθονὶ θυμὸν ἀχεύων.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα περικλυτὸς ἀμφιγυήεις·
θάρσει· μή τοι ταῦτα μετὰ φρεσὶ σῆισι μελόντων.
αἲ γάρ μιν θανάτοιο δυσηχέος ὧδε δυναίμην
νόσφιν ἀποκρύψαι, ὅτε μιν μόρος αἰνὸς ἱκάνοι,
ὥς οἱ τεύχεα καλὰ παρέσσεται, οἷά τις αὖτε
ἀνθρώπων πολέων θαυμάσσεται, ὅς κεν ἴδηται.
ὣς εἰπὼν τὴν μὲν λίπεν αὐτοῦ, βῆ δ᾽ ἐπὶ φύσας·
τὰς δ᾽ ἐς πῦρ ἔτρεψε κέλευσέ τε ἐργάζεσθαι.
φῦσαι δ᾽ ἐν χοάνοισιν ἐείκοσι πᾶσαι ἐφύσων
παντοίην εὔπρηστον ἀϋτμὴν ἐξανιεῖσαι,
ἄλλοτε μὲν σπεύδοντι παρέμμεναι, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε,
ὅππως Ἥφαιστός τ᾽ ἐθέλοι καὶ ἔργον ἄνοιτο.
χαλκὸν δ᾽ ἐν πυρὶ βάλλεν ἀτειρέα κασσίτερόν τε
καὶ χρυσὸν τιμῆντα καὶ ἄργυρον· αὐτὰρ ἔπειτα
θῆκεν ἐν ἀκμοθέτωι μέγαν ἄκμονα, γέντο δὲ χειρὶ
ῥαιστῆρα κρατερήν, ἑτέρηφι δὲ γέντο πυράγρην.
ποίει δὲ πρώτιστα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε
πάντοσε δαιδάλλων, περὶ δ᾽ ἄντυγα βάλλε φαεινὴν
τρίπλακα μαρμαρέην, ἐκ δ᾽ ἀργύρεον τελαμῶνα.
πέντε δ᾽ ἄρ᾽ αὐτοῦ ἔσαν σάκεος πτύχες· αὐτὰρ ἐν αὐτῶι
ποίει δαίδαλα πολλὰ ἰδυίηισι πραπίδεσσιν.
ἐν μὲν γαῖαν ἔτευξ᾽, ἐν δ᾽ οὐρανόν, ἐν δὲ θάλασσαν,
ἠέλιόν τ᾽ ἀκάμαντα σελήνην τε πλήθουσαν,
ἐν δὲ τὰ τείρεα πάντα, τά τ᾽ οὐρανὸς ἐστεφάνωται,
Πληϊάδας θ᾽ Ὑάδας τε τό τε σθένος Ὠρίωνος
Ἄρκτόν θ᾽, ἣν καὶ Ἄμαξαν ἐπίκλησιν καλέουσιν,
ἥ τ᾽ αὐτοῦ στρέφεται καί τ᾽ Ὠρίωνα δοκεύει,
οἴη δ᾽ ἄμμορός ἐστι λοετρῶν Ὠκεανοῖο.
ἐν δὲ δύω ποίησε πόλεις μερόπων ἀνθρώπων
καλάς. ἐν τῆι μέν ῥα γάμοι τ᾽ ἔσαν εἰλαπίναι τε,
νύμφας δ᾽ ἐκ θαλάμων δαΐδων ὕπο λαμπομενάων
ἠγίνεον ἀνὰ ἄστυ, πολὺς δ᾽ ὑμέναιος ὀρώρει·
κοῦροι δ᾽ ὀρχηστῆρες ἐδίνεον, ἐν δ᾽ ἄρα τοῖσιν
αὐλοὶ φόρμιγγές τε βοὴν ἔχον· αἳ δὲ γυναῖκες
ἱστάμεναι θαύμαζον ἐπὶ προθύροισιν ἑκάστη.
λαοὶ δ᾽ εἰν ἀγορῆι ἔσαν ἀθρόοι· ἔνθα δὲ νεῖκος
ὠρώρει, δύο δ᾽ ἄνδρες ἐνείκεον εἵνεκα ποινῆς
ἀνδρὸς ἀποφθιμένου· ὁ μὲν εὔχετο πάντ᾽ ἀποδοῦναι
δήμωι πιφαύσκων, ὁ δ᾽ ἀναίνετο μηδὲν ἑλέσθαι·
ἄμφω δ᾽ ἱέσθην ἐπὶ ἴστορι πεῖραρ ἑλέσθαι.
λαοὶ δ᾽ ἀμφοτέροισιν ἐπήπυον ἀμφὶς ἀρωγοί·
κήρυκες δ᾽ ἄρα λαὸν ἐρήτυον· οἳ δὲ γέροντες
εἵατ᾽ ἐπὶ ξεστοῖσι λίθοις ἱερῶι ἐνὶ κύκλωι,
σκῆπτρα δὲ κηρύκων ἐν χέρσ᾽ ἔχον ἠεροφώνων·
τοῖσιν ἔπειτ᾽ ἤϊσσον, ἀμοιβηδὶς δὲ δίκαζον.
κεῖτο δ᾽ ἄρ᾽ ἐν μέσσοισι δύω χρυσοῖο τάλαντα,
τῶι δόμεν ὃς μετὰ τοῖσι δίκην ἰθύντατα εἴποι.
τὴν δ᾽ ἑτέρην πόλιν ἀμφὶ δύω στρατοὶ ἥατο λαῶν
τεύχεσι λαμπόμενοι· δίχα δέ σφισιν ἥνδανε βουλή,
ἠὲ διαπραθέειν ἢ ἄνδιχα πάντα δάσασθαι
κτῆσιν ὅσην πτολίεθρον ἐπήρατον ἐντὸς ἔεργεν·
οἳ δ᾽ οὔ πω πείθοντο, λόχωι δ᾽ ὑπεθωρήσσοντο.
τεῖχος μέν ῥ᾽ ἄλοχοί τε φίλαι καὶ νήπια τέκνα
ῥύατ᾽ ἐφεσταότες, μετὰ δ᾽ ἀνέρες οὓς ἔχε γῆρας·
οἳ δ᾽ ἴσαν· ἦρχε δ᾽ ἄρά σφιν Ἄρης καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
ἄμφω χρυσείω, χρύσεια δὲ εἵματα ἕσθην,
καλὼ καὶ μεγάλω σὺν τεύχεσιν, ὥς τε θεώ περ
ἀμφὶς ἀριζήλω· λαοὶ δ᾽ ὑπολίζονες ἦσαν.
οἳ δ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἵκανον ὅθι σφίσιν εἶκε λοχῆσαι
ἐν ποταμῶι, ὅθι τ᾽ ἀρδμὸς ἔην πάντεσσι βοτοῖσιν,
ἔνθ᾽ ἄρα τοί γ᾽ ἵζοντ᾽ εἰλυμένοι αἴθοπι χαλκῶι.
τοῖσι δ᾽ ἔπειτ᾽ ἀπάνευθε δύω σκοποὶ εἵατο λαῶν
δέγμενοι ὁππότε μῆλα ἰδοίατο καὶ ἕλικας βοῦς.
οἳ δὲ τάχα προγένοντο, δύω δ᾽ ἅμ᾽ ἕποντο νομῆες
τερπόμενοι σύριγξι· δόλον δ᾽ οὔ τι προνόησαν.
οἳ μὲν τὰ προϊδόντες ἐπέδραμον, ὦκα δ᾽ ἔπειτα
τάμνοντ᾽ ἀμφὶ βοῶν ἀγέλας καὶ πώεα καλὰ
ἀργεννέων οἰῶν, κτεῖνον δ᾽ ἐπὶ μηλοβοτῆρας.
οἳ δ᾽ ὡς οὖν ἐπύθοντο πολὺν κέλαδον παρὰ βουσὶν
εἰράων προπάροιθε καθήμενοι, αὐτίκ᾽ ἐφ᾽ ἵππων
βάντες ἀερσιπόδων μετεκίαθον, αἶψα δ᾽ ἵκοντο.
στησάμενοι δ᾽ ἐμάχοντο μάχην ποταμοῖο παρ᾽ ὄχθας,
βάλλον δ᾽ ἀλλήλους χαλκήρεσιν ἐγχείηισιν.
ἐν δ᾽ Ἔρις ἐν δὲ Κυδοιμὸς ὁμίλεον, ἐν δ᾽ ὀλοὴ Κήρ,
ἄλλον ζωὸν ἔχουσα νεούτατον, ἄλλον ἄουτον,
ἄλλον τεθνηῶτα κατὰ μόθον ἕλκε ποδοῖιν·
εἷμα δ᾽ ἔχ᾽ ἀμφ᾽ ὤμοισι δαφοινεὸν αἵματι φωτῶν.
ὡμίλευν δ᾽ ὥς τε ζωοὶ βροτοὶ ἠδ᾽ ἐμάχοντο,
νεκρούς τ᾽ ἀλλήλων ἔρυον κατατεθνηῶτας.
ἐν δ᾽ ἐτίθει νειὸν μαλακὴν πίειραν ἄρουραν
εὐρεῖαν τρίπολον· πολλοὶ δ᾽ ἀροτῆρες ἐν αὐτῆι
ζεύγεα δινεύοντες ἐλάστρεον ἔνθα καὶ ἔνθα.
οἳ δ᾽ ὁπότε στρέψαντες ἱκοίατο τέλσον ἀρούρης,
τοῖσι δ᾽ ἔπειτ᾽ ἐν χερσὶ δέπας μελιηδέος οἴνου
δόσκεν ἀνὴρ ἐπιών· τοὶ δὲ στρέψασκον ἀν᾽ ὄγμους,
ἱέμενοι νειοῖο βαθείης τέλσον ἱκέσθαι.
ἣ δὲ μελαίνετ᾽ ὄπισθεν, ἀρηρομένηι δὲ ἐώικει,
χρυσείη περ ἐοῦσα· τὸ δὴ περὶ θαῦμα τέτυκτο.
ἐν δ᾽ ἐτίθει τέμενος βασιλήϊον· ἔνθα δ᾽ ἔριθοι
ἤμων ὀξείας δρεπάνας ἐν χερσὶν ἔχοντες.
δράγματα δ᾽ ἄλλα μετ᾽ ὄγμον ἐπήτριμα πῖπτον ἔραζε,
ἄλλα δ᾽ ἀμαλλοδετῆρες ἐν ἐλλεδανοῖσι δέοντο.
τρεῖς δ᾽ ἄρ᾽ ἀμαλλοδετῆρες ἐφέστασαν· αὐτὰρ ὄπισθε
παῖδες δραγμεύοντες ἐν ἀγκαλίδεσσι φέροντες
ἀσπερχὲς πάρεχον· βασιλεὺς δ᾽ ἐν τοῖσι σιωπῆι
σκῆπτρον ἔχων ἑστήκει ἐπ᾽ ὄγμου γηθόσυνος κῆρ.
κήρυκες δ᾽ ἀπάνευθεν ὑπὸ δρυῒ δαῖτα πένοντο,
βοῦν δ᾽ ἱερεύσαντες μέγαν ἄμφεπον· αἳ δὲ γυναῖκες
δεῖπνον ἐρίθοισιν λεύκ᾽ ἄλφιτα πολλὰ πάλυνον.
ἐν δ᾽ ἐτίθει σταφυλῆισι μέγα βρίθουσαν ἀλωὴν
καλὴν χρυσείην· μέλανες δ᾽ ἀνὰ βότρυες ἦσαν,
ἑστήκει δὲ κάμαξι διαμπερὲς ἀργυρέηισιν.
ἀμφὶ δὲ κυανέην κάπετον, περὶ δ᾽ ἕρκος ἔλασσε
κασσιτέρου· μία δ᾽ οἴη ἀταρπιτὸς ἦεν ἐπ᾽ αὐτήν,
τῆι νίσοντο φορῆες ὅτε τρυγόωιεν ἀλωήν.
παρθενικαὶ δὲ καὶ ἠΐθεοι ἀταλὰ φρονέοντες
πλεκτοῖς ἐν ταλάροισι φέρον μελιηδέα καρπόν.
τοῖσιν δ᾽ ἐν μέσσοισι πάϊς φόρμιγγι λιγείηι
ἱμερόεν κιθάριζε, λίνον δ᾽ ὑπὸ καλὸν ἄειδε
λεπταλέηι φωνῆι· τοὶ δὲ ῥήσσοντες ἁμαρτῆι
μολπῆι τ᾽ ἰυγμῶι τε ποσὶ σκαίροντες ἕποντο.
ἐν δ᾽ ἀγέλην ποίησε βοῶν ὀρθοκραιράων·
αἳ δὲ βόες χρυσοῖο τετεύχατο κασσιτέρου τε,
μυκηθμῶι δ᾽ ἀπὸ κόπρου ἐπεσσεύοντο νομὸν δὲ
πὰρ ποταμὸν κελάδοντα, παρὰ ῥοδανὸν δονακῆα.
χρύσειοι δὲ νομῆες ἅμ᾽ ἐστιχόωντο βόεσσι
τέσσαρες, ἐννέα δέ σφι κύνες πόδας ἀργοὶ ἕποντο.
σμερδαλέω δὲ λέοντε δύ᾽ ἐν πρώτηισι βόεσσι
ταῦρον ἐρύγμηλον ἐχέτην· ὁ δὲ μακρὰ μεμυκὼς
ἕλκετο· τὸν δὲ κύνες μετεκίαθον ἠδ᾽ αἰζηοί.
τὼ μὲν ἀναρρήξαντε βοὸς μεγάλοιο βοείην
ἔγκατα καὶ μέλαν αἷμα λαφύσσετον· οἳ δὲ νομῆες
αὔτως ἐνδίεσαν ταχέας κύνας ὀτρύνοντες.
οἳ δ᾽ ἤτοι δακέειν μὲν ἀπετρωπῶντο λεόντων,
ἱστάμενοι δὲ μάλ᾽ ἐγγὺς ὑλάκτεον ἔκ τ᾽ ἀλέοντο.
ἐν δὲ νομὸν ποίησε περικλυτὸς ἀμφιγυήεις
ἐν καλῆι βήσσηι μέγαν οἰῶν ἀργεννάων,
σταθμούς τε κλισίας τε κατηρεφέας ἰδὲ σηκούς.
ἐν δὲ χορὸν ποίκιλλε περικλυτὸς ἀμφιγυήεις,
τῶι ἴκελον οἷόν ποτ᾽ ἐνὶ Κνωσῶι εὐρείηι
Δαίδαλος ἤσκησεν καλλιπλοκάμωι Ἀριάδνηι.
ἔνθα μὲν ἠΐθεοι καὶ παρθένοι ἀλφεσίβοιαι
ὀρχεῦντ᾽ ἀλλήλων ἐπὶ καρπῶι χεῖρας ἔχοντες.
τῶν δ᾽ αἳ μὲν λεπτὰς ὀθόνας ἔχον, οἳ δὲ χιτῶνας
εἵατ᾽ ἐϋννήτους, ἦκα στίλβοντας ἐλαίωι·
καί ῥ᾽ αἳ μὲν καλὰς στεφάνας ἔχον, οἳ δὲ μαχαίρας
εἶχον χρυσείας ἐξ ἀργυρέων τελαμώνων.
οἳ δ᾽ ὁτὲ μὲν θρέξασκον ἐπισταμένοισι πόδεσσι
ῥεῖα μάλ᾽, ὡς ὅτε τις τροχὸν ἄρμενον ἐν παλάμηισιν
ἑζόμενος κεραμεὺς πειρήσεται, αἴ κε θέηισιν·
ἄλλοτε δ᾽ αὖ θρέξασκον ἐπὶ στίχας ἀλλήλοισι.
πολλὸς δ᾽ ἱμερόεντα χορὸν περιίσταθ᾽ ὅμιλος
τερπόμενοι·
δοιὼ δὲ κυβιστητῆρε κατ᾽ αὐτοὺς
μολπῆς ἐξάρχοντες ἐδίνευον κατὰ μέσσους.
ἐν δ᾽ ἐτίθει ποταμοῖο μέγα σθένος Ὠκεανοῖο
ἄντυγα πὰρ πυμάτην σάκεος πύκα ποιητοῖο.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ τεῦξε σάκος μέγα τε στιβαρόν τε,
τεῦξ᾽ ἄρα οἱ θώρηκα φαεινότερον πυρὸς αὐγῆς,
τεῦξε δέ οἱ κόρυθα βριαρὴν κροτάφοις ἀραρυῖαν
καλὴν δαιδαλέην, ἐπὶ δὲ χρύσεον λόφον ἧκε,
τεῦξε δέ οἱ κνημῖδας ἑανοῦ κασσιτέροιο.
αὐτὰρ ἐπεὶ πάνθ᾽ ὅπλα κάμε κλυτὸς ἀμφιγυήεις,
μητρὸς Ἀχιλλῆος θῆκε προπάροιθεν ἀείρας.
ἣ δ᾽ ἴρηξ ὣς ἆλτο κατ᾽ Οὐλύμπου νιφόεντος
τεύχεα μαρμαίροντα παρ᾽ Ἡφαίστοιο φέρουσα.
Ἰλιάδος Τ
Μήνιδος ἀπόρρησις.
Ἠὼς μὲν κροκόπεπλος ἀπ᾽ Ὠκεανοῖο ῥοάων
ὄρνυθ᾽, ἵν᾽ ἀθανάτοισι φόως φέροι ἠδὲ βροτοῖσιν·
ἣ δ᾽ ἐς νῆας ἵκανε θεοῦ πάρα δῶρα φέρουσα.
εὗρε δὲ Πατρόκλωι περικείμενον ὃν φίλον υἱὸν
κλαίοντα λιγέως· πολέες δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
μύρονθ᾽· ἣ δ᾽ ἐν τοῖσι παρίστατο δῖα θεάων,
ἔν τ᾽ ἄρα οἱ φῦ χειρὶ ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον ἐμὸν τοῦτον μὲν ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ
κεῖσθαι, ἐπεὶ δὴ πρῶτα θεῶν ἰότητι δαμάσθη·
τύνη δ᾽ Ἡφαίστοιο πάρα κλυτὰ τεύχεα δέξο
καλὰ μάλ᾽, οἷ᾽ οὔ πώ τις ἀνὴρ ὤμοισι φόρησεν.
ὡς ἄρα φωνήσασα θεὰ κατὰ τεύχε᾽ ἔθηκε
πρόσθεν Ἀχιλλῆος· τὰ δ᾽ ἀνέβραχε δαίδαλα πάντα.
Μυρμιδόνας δ᾽ ἄρα πάντας ἕλε τρόμος, οὐδέ τις ἔτλη
ἄντην εἰσιδέειν, ἀλλ᾽ ἔτρεσαν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ὡς εἶδ᾽, ὥς μιν μᾶλλον ἔδυ χόλος, ἐν δέ οἱ ὄσσε
δεινὸν ὑπὸ βλεφάρων ὡς εἰ σέλας ἐξεφάανθεν·
τέρπετο δ᾽ ἐν χείρεσσιν ἔχων θεοῦ ἀγλαὰ δῶρα.
αὐτὰρ ἐπεὶ φρεσὶν ἧισι τετάρπετο δαίδαλα λεύσσων
αὐτίκα μητέρα ἣν ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
μῆτερ ἐμὴ τὰ μὲν ὅπλα θεὸς πόρεν οἷ᾽ ἐπιεικὲς
ἔργ᾽ ἔμεν ἀθανάτων, μὴ δὲ βροτὸν ἄνδρα τελέσσαι.
νῦν δ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ θωρήξομαι· ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
δείδω μή μοι τόφρα Μενοιτίου ἄλκιμον υἱὸν
μυῖαι καδδῦσαι κατὰ χαλκοτύπους ὠτειλὰς
εὐλὰς ἐγγείνωνται, ἀεικίσσωσι δὲ νεκρόν,
ἐκ δ᾽ αἰὼν πέφαται, κατὰ δὲ χρόα πάντα σαπήηι.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα·
τέκνον μή τοι ταῦτα μετὰ φρεσὶ σῆισι μελόντων.
τῶι μὲν ἐγὼ πειρήσω ἀλαλκεῖν ἄγρια φῦλα
μυίας, αἵ ῥά τε φῶτας ἀρηϊφάτους κατέδουσιν·
ἤν περ γὰρ κεῖταί γε τελεσφόρον εἰς ἐνιαυτόν,
αἰεὶ τῶι γ᾽ ἔσται χρὼς ἔμπεδος, ἢ καὶ ἀρείων.
ἀλλὰ σύ γ᾽ εἰς ἀγορὴν καλέσας ἥρωας Ἀχαιοὺς
μῆνιν ἀποειπὼν Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν
αἶψα μάλ᾽ ἐς πόλεμον θωρήσσεο, δύσεο δ᾽ ἀλκήν.
ὣς ἄρα φωνήσασα μένος πολυθαρσὲς ἐνῆκε,
Πατρόκλωι δ᾽ αὖτ᾽ ἀμβροσίην καὶ νέκταρ ἐρυθρὸν
στάξε κατὰ ῥινῶν, ἵνα οἱ χρὼς ἔμπεδος εἴη.
αὐτὰρ ὁ βῆ παρὰ θῖνα θαλάσσης δῖος Ἀχιλλεὺς
σμερδαλέα ἰάχων, ὦρσεν δ᾽ ἥρωας Ἀχαιούς.
καί ῥ᾽ οἵ περ τὸ πάρος γε νεῶν ἐν ἀγῶνι μένεσκον
οἵ τε κυβερνῆται καὶ ἔχον οἰήϊα νηῶν
καὶ ταμίαι παρὰ νηυσὶν ἔσαν σίτοιο δοτῆρες,
καὶ μὴν οἳ τότε γ᾽ εἰς ἀγορὴν ἴσαν, οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
ἐξεφάνη, δηρὸν δὲ μάχης ἐπέπαυτ᾽ ἀλεγεινῆς.
τὼ δὲ δύω σκάζοντε βάτην Ἄρεος θεράποντε
Τυδεΐδης τε μενεπτόλεμος καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
ἔγχει ἐρειδομένω· ἔτι γὰρ ἔχον ἕλκεα λυγρά·
κὰδ δὲ μετὰ πρώτηι ἀγορῆι ἵζοντο κιόντες.
αὐτὰρ ὁ δεύτατος ἦλθεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
ἕλκος ἔχων· καὶ γὰρ τὸν ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
οὖτα Κόων Ἀντηνορίδης χαλκήρεϊ δουρί.
αὐτὰρ ἐπεὶ δὴ πάντες ἀολλίσθησαν Ἀχαιοί,
τοῖσι δ᾽ ἀνιστάμενος μετέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη ἦ ἄρ τι τόδ᾽ ἀμφοτέροισιν ἄρειον
ἔπλετο σοὶ καὶ ἐμοί, ὅ τε νῶΐ περ ἀχνυμένω κῆρ
θυμοβόρωι ἔριδι μενεήναμεν εἵνεκα κούρης;
τὴν ὄφελ᾽ ἐν νήεσσι κατακτάμεν Ἄρτεμις ἰῶι
ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἐγὼν ἑλόμην Λυρνησσὸν ὀλέσσας·
τώ κ᾽ οὐ τόσσοι Ἀχαιοὶ ὀδὰξ ἕλον ἄσπετον οὖδας
δυσμενέων ὑπὸ χερσὶν ἐμεῦ ἀπομηνίσαντος.
Ἕκτορι μὲν καὶ Τρωσὶ τὸ κέρδιον· αὐτὰρ Ἀχαιοὺς
δηρὸν ἐμῆς καὶ σῆς ἔριδος μνήσεσθαι ὀΐω.
ἀλλὰ τὰ μὲν προτετύχθαι ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ
θυμὸν ἐνὶ στήθεσσι φίλον δαμάσαντες ἀνάγκηι·
νῦν δ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ παύω χόλον, οὐδέ τί με χρὴ
ἀσκελέως αἰεὶ μενεαινέμεν· ἀλλ᾽ ἄγε θᾶσσον
ὄτρυνον πόλεμον δὲ κάρη κομόωντας Ἀχαιούς,
ὄφρ᾽ ἔτι καὶ Τρώων πειρήσομαι ἀντίον ἐλθὼν
αἴ κ᾽ ἐθέλωσ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἰαύειν· ἀλλά τιν᾽ οἴω
ἀσπασίως αὐτῶν γόνυ κάμψειν, ὅς κε φύγηισι
δηΐου ἐκ πολέμοιο ὑπ᾽ ἔγχεος ἡμετέροιο.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἐχάρησαν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
μῆνιν ἀπειπόντος μεγαθύμου Πηλεΐωνος.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
αὐτόθεν ἐξ ἕδρης, οὐδ᾽ ἐν μέσσοισιν ἀναστάς·
ὦ φίλοι ἥρωες Δαναοὶ θεράποντες Ἄρηος
ἑσταότος μὲν καλὸν ἀκούειν, οὐδὲ ἔοικεν
ὑββάλλειν· χαλεπὸν γὰρ ἐπισταμένωι περ ἐόντι.
ἀνδρῶν δ᾽ ἐν πολλῶι ὁμάδωι πῶς κέν τις ἀκούσαι
ἢ εἴποι; βλάβεται δὲ λιγύς περ ἐὼν ἀγορητής.
Πηλεΐδηι μὲν ἐγὼν ἐνδείξομαι· αὐτὰρ οἱ ἄλλοι
σύνθεσθ᾽ Ἀργεῖοι, μῦθόν τ᾽ εὖ γνῶτε ἕκαστος.
πολλάκι δή μοι τοῦτον Ἀχαιοὶ μῦθον ἔειπον
καί τέ με νεικείεσκον· ἐγὼ δ᾽ οὐκ αἴτιός εἰμι,
ἀλλὰ Ζεὺς καὶ Μοῖρα καὶ ἠεροφοῖτις Ἐρινύς,
οἵ τέ μοι εἰν ἀγορῆι φρεσὶν ἔμβαλον ἄγριον ἄτην,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ Ἀχιλλῆος γέρας αὐτὸς ἀπηύρων.
ἀλλὰ τί κεν ῥέξαιμι; θεὸς διὰ πάντα τελευτᾶι.
πρέσβα Διὸς θυγάτηρ Ἄτη, ἣ πάντας ἀᾶται,
οὐλομένη· τῆι μέν θ᾽ ἁπαλοὶ πόδες· οὐ γὰρ ἐπ᾽ οὔδει
πίλναται, ἀλλ᾽ ἄρα ἥ γε κατ᾽ ἀνδρῶν κράατα βαίνει
βλάπτουσ᾽ ἀνθρώπους· κατὰ δ᾽ οὖν ἕτερόν γε πέδησε.
καὶ γὰρ δή νύ ποτε Ζεὺς ἄσατο, τόν περ ἄριστον
ἀνδρῶν ἠδὲ θεῶν φασ᾽ ἔμμεναι· ἀλλ᾽ ἄρα καὶ τὸν
Ἥρη θῆλυς ἐοῦσα δολοφροσύνηις ἀπάτησεν,
ἤματι τῶι ὅτ᾽ ἔμελλε βίην Ἡρακληείην
Ἀλκμήνη τέξεσθαι ἐϋστεφάνωι ἐνὶ Θήβηι.
ἤτοι ὅ γ᾽ εὐχόμενος μετέφη πάντεσσι θεοῖσι·
κέκλυτέ μευ πάντές τε θεοὶ πᾶσαί τε θέαιναι,
ὄφρ᾽ εἴπω τά με θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἀνώγει.
σήμερον ἄνδρα φόως δὲ μογοστόκος Εἰλείθυια
ἐκφανεῖ, ὃς πάντεσσι περικτιόνεσσιν ἀνάξει,
τῶν ἀνδρῶν γενεῆς οἵ θ᾽ αἵματος ἐξ ἐμεῦ εἰσί.
τὸν δὲ δολοφρονέουσα προσηύδα πότνια Ἥρη·
ψευστήσεις, οὐδ᾽ αὖτε τέλος μύθωι ἐπιθήσεις.
εἰ δ᾽ ἄγε νῦν μοι ὄμοσσον Ὀλύμπιε καρτερὸν ὅρκον,
ἦ μὲν τὸν πάντεσσι περικτιόνεσσιν ἀνάξειν
ὅς κεν ἐπ᾽ ἤματι τῶιδε πέσηι μετὰ ποσσὶ γυναικὸς
τῶν ἀνδρῶν οἳ σῆς ἐξ αἵματός εἰσι γενέθλης.
ὣς ἔφατο· Ζεὺς δ᾽ οὔ τι δολοφροσύνην ἐνόησεν,
ἀλλ᾽ ὄμοσεν μέγαν ὅρκον, ἔπειτα δὲ πολλὸν ἀάσθη.
Ἥρη δ᾽ ἀΐξασα λίπεν ῥίον Οὐλύμποιο,
καρπαλίμως δ᾽ ἵκετ᾽ Ἄργος Ἀχαιικόν, ἔνθ᾽ ἄρα ἤιδη
ἰφθίμην ἄλοχον Σθενέλου Περσηϊάδαο.
ἣ δ᾽ ἐκύει φίλον υἱόν, ὁ δ᾽ ἕβδομος ἑστήκει μείς·
ἐκ δ᾽ ἄγαγε πρὸ φόως δὲ καὶ ἠλιτόμηνον ἐόντα,
Ἀλκμήνης δ᾽ ἀπέπαυσε τόκον, σχέθε δ᾽ Εἰλειθυίας.
αὐτὴ δ᾽ ἀγγελέουσα Δία Κρονίωνα προσηύδα·
Ζεῦ πάτερ ἀργικέραυνε ἔπος τί τοι ἐν φρεσὶ θήσω·
ἤδη ἀνὴρ γέγον᾽ ἐσθλὸς ὃς Ἀργείοισιν ἀνάξει
Εὐρυσθεὺς Σθενέλοιο πάϊς Περσηϊάδαο
σὸν γένος· οὔ οἱ ἀεικὲς ἀνασσέμεν Ἀργείοισιν.
ὣς φάτο, τὸν δ᾽ ἄχος ὀξὺ κατὰ φρένα τύψε βαθεῖαν·
αὐτίκα δ᾽ εἷλ᾽ Ἄτην κεφαλῆς λιπαροπλοκάμοιο
χωόμενος φρεσὶν ἧισι, καὶ ὤμοσε καρτερὸν ὅρκον
μή ποτ᾽ ἐς Οὔλυμπόν τε καὶ οὐρανὸν ἀστερόεντα
αὖτις ἐλεύσεσθαι Ἄτην, ἣ πάντας ἀᾶται.
ὣς εἰπὼν ἔρριψεν ἀπ᾽ οὐρανοῦ ἀστερόεντος
χειρὶ περιστρέψας· τάχα δ᾽ ἵκετο ἔργ᾽ ἀνθρώπων.
τὴν αἰεὶ στενάχεσχ᾽ ὅθ᾽ ἑὸν φίλον υἱὸν ὁρῶιτο
ἔργον ἀεικὲς ἔχοντα ὑπ᾽ Εὐρυσθῆος ἀέθλων.
ὣς καὶ ἐγών, ὅτε δ᾽ αὖτε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ
Ἀργείους ὀλέκεσκεν ἐπὶ πρυμνῆισι νέεσσιν,
οὐ δυνάμην λελαθέσθ᾽ Ἄτης ἧι πρῶτον ἀάσθην.
ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἀασάμην καί μευ φρένας ἐξέλετο Ζεύς,
ἂψ ἐθέλω ἀρέσαι, δόμεναί τ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα·
ἀλλ᾽ ὄρσευ πόλεμον δὲ καὶ ἄλλους ὄρνυθι λαούς.
δῶρα δ᾽ ἐγὼν ὅδε πάντα παρασχέμεν ὅσσά τοι ἐλθὼν
χθιζὸς ἐνὶ κλισίηισιν ὑπέσχετο δῖος Ὀδυσσεύς.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις, ἐπίμεινον ἐπειγόμενός περ Ἄρηος,
δῶρα δέ τοι θεράποντες ἐμῆς παρὰ νηὸς ἑλόντες
οἴσουσ᾽, ὄφρα ἴδηαι ὅ τοι μενοεικέα δώσω.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
δῶρα μὲν αἴ κ᾽ ἐθέληισθα παρασχέμεν, ὡς ἐπιεικές,
ἤ τ᾽ ἐχέμεν παρὰ σοί· νῦν δὲ μνησώμεθα χάρμης
αἶψα μάλ᾽· οὐ γὰρ χρὴ κλοτοπεύειν ἐνθάδ᾽ ἐόντας
οὐδὲ διατρίβειν· ἔτι γὰρ μέγα ἔργον ἄρεκτον·
ὥς κέ τις αὖτ᾽ Ἀχιλῆα μετὰ πρώτοισιν ἴδηται
ἔγχεϊ χαλκείωι Τρώων ὀλέκοντα φάλαγγας.
ὧδέ τις ὑμείων μεμνημένος ἀνδρὶ μαχέσθω.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
μὴ δ᾽ οὕτως, ἀγαθός περ ἐών, θεοείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ
νήστιας ὄτρυνε προτὶ Ἴλιον υἷας Ἀχαιῶν
Τρωσὶ μαχησομένους, ἐπεὶ οὐκ ὀλίγον χρόνον ἔσται
φύλοπις, εὖτ᾽ ἂν πρῶτον ὁμιλήσωσι φάλαγγες
ἀνδρῶν, ἐν δὲ θεὸς πνεύσηι μένος ἀμφοτέροισιν.
ἀλλὰ πάσασθαι ἄνωχθι θοῆις ἐπὶ νηυσὶν Ἀχαιοὺς
σίτου καὶ οἴνοιο· τὸ γὰρ μένος ἐστὶ καὶ ἀλκή.
οὐ γὰρ ἀνὴρ πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα
ἄκμηνος σίτοιο δυνήσεται ἄντα μάχεσθαι·
εἴ περ γὰρ θυμῶι γε μενοινάαι πολεμίζειν,
ἀλλά τε λάθρηι γυῖα βαρύνεται, ἠδὲ κιχάνει
δίψά τε καὶ λιμός, βλάβεται δέ τε γούνατ᾽ ἰόντι.
ὃς δέ κ᾽ ἀνὴρ οἴνοιο κορεσσάμενος καὶ ἐδωδῆς
ἀνδράσι δυσμενέεσσι πανημέριος πολεμίζηι,
θαρσαλέον νύ οἱ ἦτορ ἐνὶ φρεσίν, οὐδέ τι γυῖα
πρὶν κάμνει πρὶν πάντας ἐρωῆσαι πολέμοιο.
ἀλλ᾽ ἄγε λαὸν μὲν σκέδασον καὶ δεῖπνον ἄνωχθι
ὅπλεσθαι· τὰ δὲ δῶρα ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων
οἰσέτω ἐς μέσσην ἀγορήν, ἵνα πάντες Ἀχαιοὶ
ὀφθαλμοῖσιν ἴδωσι, σὺ δὲ φρεσὶ σῆισιν ἰανθῆις.
ὀμνυέτω δέ τοι ὅρκον ἐν Ἀργείοισιν ἀναστὰς
μή ποτε τῆς εὐνῆς ἐπιβήμεναι ἠδὲ μιγῆναι·
ἣ θέμις ἐστὶν ἄναξ ἤ τ᾽ ἀνδρῶν ἤ τε γυναικῶν·
καὶ δὲ σοὶ αὐτῶι θυμὸς ἐνὶ φρεσὶν ἵλαος ἔστω.
αὐτὰρ ἔπειτά σε δαιτὶ ἐνὶ κλισίηις ἀρεσάσθω
πιείρηι, ἵνα μή τι δίκης ἐπιδευὲς ἔχηισθα.
Ἀτρεΐδη σὺ δ᾽ ἔπειτα δικαιότερος καὶ ἐπ᾽ ἄλλωι
ἔσσεαι. οὐ μὲν γάρ τι νεμεσσητὸν βασιλῆα
ἄνδρ᾽ ἀπαρέσσασθαι ὅτε τις πρότερος χαλεπήνηι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
χαίρω σεῦ Λαερτιάδη τὸν μῦθον ἀκούσας·
ἐν μοίρηι γὰρ πάντα διίκεο καὶ κατέλεξας.
ταῦτα δ᾽ ἐγὼν ἐθέλω ὀμόσαι, κέλεται δέ με θυμός,
οὐδ᾽ ἐπιορκήσω πρὸς δαίμονος. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
μιμνέτω αὐτόθι τεῖος ἐπειγόμενός περ Ἄρηος·
μίμνετε δ᾽ ἄλλοι πάντες ἀολλέες, ὄφρά κε δῶρα
ἐκ κλισίης ἔλθηισι καὶ ὅρκια πιστὰ τάμωμεν.
σοὶ δ᾽ αὐτῶι τόδ᾽ ἐγὼν ἐπιτέλλομαι ἠδὲ κελεύω·
κρινάμενος κούρητας ἀριστῆας Παναχαιῶν
δῶρα ἐμῆς παρὰ νηὸς ἐνεικέμεν, ὅσσ᾽ Ἀχιλῆϊ
χθιζὸν ὑπέστημεν δώσειν, ἀγέμεν τε γυναῖκας.
Ταλθύβιος δέ μοι ὦκα κατὰ στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν
κάπρον ἑτοιμασάτω ταμέειν Διί τ᾽ Ἠελίωι τε.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη κύδιστε ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
ἄλλοτέ περ καὶ μᾶλλον ὀφέλλετε ταῦτα πένεσθαι,
ὁππότε τις μεταπαυσωλὴ πολέμοιο γένηται
καὶ μένος οὐ τόσον ἦισιν ἐνὶ στήθεσσιν ἐμοῖσι.
νῦν δ᾽ οἳ μὲν κέαται δεδαϊγμένοι, οὓς ἐδάμασσεν
Ἕκτωρ Πριαμίδης, ὅτε οἱ Ζεὺς κῦδος ἔδωκεν,
ὑμεῖς δ᾽ ἐς βρωτὺν ὀτρύνετον· ἦ τ᾽ ἂν ἔγωγε
νῦν μὲν ἀνώγοιμι πτολεμίζειν υἷας Ἀχαιῶν
νήστιας ἀκμήνους, ἅμα δ᾽ ἠελίωι καταδύντι
τεύξεσθαι μέγα δόρπον, ἐπὴν τεισαίμεθα λώβην.
πρὶν δ᾽ οὔ πως ἂν ἔμοιγε φίλον κατὰ λαιμὸν ἰείη
οὐ πόσις οὐδὲ βρῶσις ἑταίρου τεθνηῶτος
ὅς μοι ἐνὶ κλισίηι δεδαϊγμένος ὀξέϊ χαλκῶι
κεῖται ἀνὰ πρόθυρον τετραμμένος, ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι
μύρονται· τό μοι οὔ τι μετὰ φρεσὶ ταῦτα μέμηλεν,
ἀλλὰ φόνος τε καὶ αἷμα καὶ ἀργαλέος στόνος ἀνδρῶν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πολύμητις Ὀδυσσεύς·
ὦ Ἀχιλεῦ Πηλῆος υἱὲ μέγα φέρτατ᾽ Ἀχαιῶν,
κρείσσων εἰς ἐμέθεν καὶ φέρτερος οὐκ ὀλίγον περ
ἔγχει, ἐγὼ δέ κε σεῖο νοήματί γε προβαλοίμην
πολλόν, ἐπεὶ πρότερος γενόμην καὶ πλείονα οἶδα.
τώ τοι ἐπιτλήτω κραδίη μύθοισιν ἐμοῖσιν.
αἶψά τε φυλόπιδος πέλεται κόρος ἀνθρώποισιν,
ἧς τε πλείστην μὲν καλάμην χθονὶ χαλκὸς ἔχευεν,
ἄμητος δ᾽ ὀλίγιστος, ἐπὴν κλίνηισι τάλαντα
Ζεύς, ὅς τ᾽ ἀνθρώπων ταμίης πολέμοιο τέτυκται.
γαστέρι δ᾽ οὔ πως ἔστι νέκυν πενθῆσαι Ἀχαιούς·
λίην γὰρ πολλοὶ καὶ ἐπήτριμοι ἤματα πάντα
πίπτουσιν· πότε κέν τις ἀναπνεύσειε πόνοιο;
ἀλλὰ χρὴ τὸν μὲν καταθάπτειν ὅς κε θάνηισι
νηλέα θυμὸν ἔχοντας ἐπ᾽ ἤματι δακρύσαντας·
ὅσσοι δ᾽ ἂν πολέμοιο περὶ στυγεροῖο λίπωνται
μεμνῆσθαι πόσιος καὶ ἐδητύος, ὄφρ᾽ ἔτι μᾶλλον
ἀνδράσι δυσμενέεσσι μαχώμεθα νωλεμὲς αἰεὶ
ἑσσάμενοι χροῒ χαλκὸν ἀτειρέα. μηδέ τις ἄλλην
λαῶν ὀτρυντὺν ποτιδέγμενος ἰσχαναάσθω·
ἥδε γὰρ ὀτρυντὺς κακὸν ἔσσεται ὅς κε λίπηται
νηυσὶν ἐπ᾽ Ἀργείων· ἀλλ᾽ ἀθρόοι ὁρμηθέντες
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισιν ἐγείρομεν ὀξὺν Ἄρηα.
ἦ, καὶ Νέστορος υἷας ὀπάσσατο κυδαλίμοιο
Φυλεΐδην τε Μέγητα Θόαντά τε Μηριόνην τε
καὶ Κρειοντιάδην Λυκομήδεα καὶ Μελάνιππον·
βὰν δ᾽ ἴμεν ἐς κλισίην Ἀγαμέμνονος Ἀτρεΐδαο.
αὐτίκ᾽ ἔπειθ᾽ ἅμα μῦθος ἔην, τετέλεστο δὲ ἔργον·
ἑπτὰ μὲν ἐκ κλισίης τρίποδας φέρον, οὕς οἱ ὑπέστη,
αἴθωνας δὲ λέβητας ἐείκοσι, δώδεκα δ᾽ ἵππους·
ἐκ δ᾽ ἄγον αἶψα γυναῖκας ἀμύμονα ἔργα ἰδυίας
ἕπτ᾽, ἀτὰρ ὀγδοάτην Βρισηΐδα καλλιπάρηιον.
χρυσοῦ δὲ στήσας Ὀδυσεὺς δέκα πάντα τάλαντα
ἦρχ᾽, ἅμα δ᾽ ἄλλοι δῶρα φέρον κούρητες Ἀχαιῶν.
καὶ τὰ μὲν ἐν μέσσηι ἀγορῆι θέσαν, ἂν δ᾽ Ἀγαμέμνων
ἵστατο· Ταλθύβιος δὲ θεῶι ἐναλίγκιος αὐδὴν
κάπρον ἔχων ἐν χερσὶ παρίστατο ποιμένι λαῶν.
Ἀτρεΐδης δὲ ἐρυσσάμενος χείρεσσι μάχαιραν,
ἥ οἱ πὰρ ξίφεος μέγα κουλεὸν αἰὲν ἄωρτο,
κάπρου ἀπὸ τρίχας ἀρξάμενος Διὶ χεῖρας ἀνασχὼν
εὔχετο· τοὶ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπ᾽ αὐτόφιν εἵατο σιγῆι
Ἀργεῖοι κατὰ μοῖραν ἀκούοντες βασιλῆος.
εὐξάμενος δ᾽ ἄρα εἶπεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
ἴστω νῦν Ζεὺς πρῶτα θεῶν ὕπατος καὶ ἄριστος
Γῆ τε καὶ Ἠέλιος καὶ Ἐρινύες, αἵ θ᾽ ὑπὸ γαῖαν
ἀνθρώπους τίνυνται, ὅτις κ᾽ ἐπίορκον ὀμόσσηι,
μὴ μὲν ἐγὼ κούρηι Βρισηΐδι χεῖρ᾽ ἐπένεικα,
οὔτ᾽ εὐνῆς πρόφασιν κεχρημένος οὔτέ τευ ἄλλου.
ἀλλ᾽ ἔμεν᾽ ἀπροτίμαστος ἐνὶ κλισίηισιν ἐμῆισιν.
εἰ δέ τι τῶνδ᾽ ἐπίορκον ἐμοὶ θεοὶ ἄλγεα δοῖεν
πολλὰ μάλ᾽, ὅσσα διδοῦσιν ὅτίς σφ᾽ ἀλίτηται ὀμόσσας.
ἦ, καὶ ἀπὸ στόμαχον κάπρου τάμε νηλέϊ χαλκῶι.
τὸν μὲν Ταλθύβιος πολιῆς ἁλὸς ἐς μέγα λαῖτμα
ῥῖψ᾽ ἐπιδινήσας βόσιν ἰχθύσιν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἀνστὰς Ἀργείοισι φιλοπτολέμοισι μετηύδα·
Ζεῦ πάτερ ἦ μεγάλας ἄτας ἄνδρεσσι διδοῖσθα·
οὐκ ἂν δή ποτε θυμὸν ἐνὶ στήθεσσιν ἐμοῖσιν
Ἀτρεΐδης ὤρινε διαμπερές, οὐδέ κε κούρην
ἦγεν ἐμεῦ ἀέκοντος ἀμήχανος· ἀλλά ποθι Ζεὺς
ἤθελ᾽ Ἀχαιοῖσιν θάνατον πολέεσσι γενέσθαι.
νῦν δ᾽ ἔρχεσθ᾽ ἐπὶ δεῖπνον, ἵνα ξυνάγωμεν Ἄρηα.
ὣς ἄρ᾽ ἐφώνησεν, λῦσεν δ᾽ ἀγορὴν αἰψηρήν.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐσκίδναντο ἑὴν ἐπὶ νῆα ἕκαστος,
δῶρα δὲ Μυρμιδόνες μεγαλήτορες ἀμφεπένοντο,
βὰν δ᾽ ἐπὶ νῆα φέροντες Ἀχιλλῆος θείοιο.
καὶ τὰ μὲν ἐν κλισίηισι θέσαν, κάθισαν δὲ γυναῖκας,
ἵππους δ᾽ εἰς ἀγέλην ἔλασαν θεράποντες ἀγαυοί.
Βρισηῒς δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτ᾽ ἰκέλη χρυσέηι Ἀφροδίτηι
ὡς ἴδε Πάτροκλον δεδαϊγμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
ἀμφ᾽ αὐτῶι χυμένη λίγ᾽ ἐκώκυε, χερσὶ δ᾽ ἄμυσσε
στήθεά τ᾽ ἠδ᾽ ἁπαλὴν δειρὴν ἰδὲ καλὰ πρόσωπα.
εἶπε δ᾽ ἄρα κλαίουσα γυνὴ ἐϊκυῖα θεῆισι·
Πάτροκλέ μοι δειλῆι πλεῖστον κεχαρισμένε θυμῶι
ζωὸν μέν σε ἔλειπον ἐγὼ κλισίηθεν ἰοῦσα,
νῦν δέ σε τεθνηῶτα κιχάνομαι ὄρχαμε λαῶν
ἂψ ἀνιοῦσ᾽· ὥς μοι δέχεται κακὸν ἐκ κακοῦ αἰεί.
ἄνδρα μὲν ὧι ἔδοσάν με πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
εἶδον πρὸ πτόλιος δεδαϊγμένον ὀξέϊ χαλκῶι,
τρεῖς τε κασιγνήτους, τούς μοι μία γείνατο μήτηρ,
κηδείους, οἳ πάντες ὀλέθριον ἦμαρ ἐπέσπον.
οὐδὲ μὲν οὐδέ μ᾽ ἔασκες, ὅτ᾽ ἄνδρ᾽ ἐμὸν ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
ἔκτεινεν, πέρσεν δὲ πόλιν θείοιο Μύνητος,
κλαίειν, ἀλλά μ᾽ ἔφασκες Ἀχιλλῆος θείοιο
κουριδίην ἄλοχον θήσειν, ἄξειν τ᾽ ἐνὶ νηυσὶν
ἐς Φθίην, δαίσειν δὲ γάμον μετὰ Μυρμιδόνεσσι.
τώ σ᾽ ἄμοτον κλαίω τεθνηότα μείλιχον αἰεί.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες
Πάτροκλον πρόφασιν, σφῶν δ᾽ αὐτῶν κήδε᾽ ἑκάστη.
αὐτὸν δ᾽ ἀμφὶ γέροντες Ἀχαιῶν ἠγερέθοντο
λισσόμενοι δειπνῆσαι· ὁ δ᾽ ἠρνεῖτο στεναχίζων·
λίσσομαι, εἴ τις ἔμοιγε φίλων ἐπιπείθεθ᾽ ἑταίρων,
μή με πρὶν σίτοιο κελεύετε μηδὲ ποτῆτος
ἄσασθαι φίλον ἦτορ, ἐπεί μ᾽ ἄχος αἰνὸν ἱκάνει·
δύντα δ᾽ ἐς ἠέλιον μενέω καὶ τλήσομαι ἔμπης.
ὣς εἰπὼν ἄλλους μὲν ἀπεσκέδασεν βασιλῆας,
δοιὼ δ᾽ Ἀτρεΐδα μενέτην καὶ δῖος Ὀδυσσεὺς
Νέστωρ Ἰδομενεύς τε γέρων θ᾽ ἱππηλάτα Φοῖνιξ
τέρποντες πυκινῶς ἀκαχήμενον· οὐδέ τι θυμῶι
τέρπετο, πρὶν πολέμου στόμα δύμεναι αἱματόεντος.
μνησάμενος δ᾽ ἁδινῶς ἀνενείκατο φώνησέν τε·
ἦ ῥά νύ μοί ποτε καὶ σὺ δυσάμμορε φίλταθ᾽ ἑταίρων
αὐτὸς ἐνὶ κλισίηι λαρὸν παρὰ δεῖπνον ἔθηκας
αἶψα καὶ ὀτραλέως, ὁπότε σπερχοίατ᾽ Ἀχαιοὶ
Τρωσὶν ἐφ᾽ ἱπποδάμοισι φέρειν πολύδακρυν Ἄρηα.
νῦν δὲ σὺ μὲν κεῖσαι δεδαϊγμένος, αὐτὰρ ἐμὸν κῆρ
ἄκμηνον πόσιος καὶ ἐδητύος ἔνδον ἐόντων
σῆι ποθῆι· οὐ μὲν γάρ τι κακώτερον ἄλλο πάθοιμι,
οὐδ᾽ εἴ κεν τοῦ πατρὸς ἀποφθιμένοιο πυθοίμην,
ὅς που νῦν Φθίηφι τέρεν κατὰ δάκρυον εἴβει
χήτεϊ τοιοῦδ᾽ υἷος· ὁ δ᾽ ἀλλοδαπῶι ἐνὶ δήμωι
εἵνεκα ῥιγεδανῆς Ἑλένης Τρωσὶν πολεμίζω·
ἠὲ τὸν ὃς Σκύρωι μοι ἔνι τρέφεται φίλος υἱός,
εἴ που ἔτι ζώει γε Νεοπτόλεμος θεοειδής.
πρὶν μὲν γάρ μοι θυμὸς ἐνὶ στήθεσσιν ἐώλπει
οἶον ἐμὲ φθίσεσθαι ἀπ᾽ Ἄργεος ἱπποβότοιο
αὐτοῦ ἐνὶ Τροίηι, σὲ δέ τε Φθίην δὲ νέεσθαι,
ὡς ἄν μοι τὸν παῖδα θοῆι ἐνὶ νηῒ μελαίνηι
Σκυρόθεν ἐξαγάγοις καί οἱ δείξειας ἕκαστα
κτῆσιν ἐμὴν δμῶάς τε καὶ ὑψερεφὲς μέγα δῶμα.
ἤδη γὰρ Πηλῆά γ᾽ ὀΐομαι ἢ κατὰ πάμπαν
τεθνάμεν, ἤ που τυτθὸν ἔτι ζώοντ᾽ ἀκάχησθαι
γήραΐ τε στυγερῶι καὶ ἐμὴν ποτιδέγμενον αἰεὶ
λυγρὴν ἀγγελίην, ὅτ᾽ ἀποφθιμένοιο πύθηται.
ὣς ἔφατο κλαίων, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γέροντες,
μνησάμενοι τὰ ἕκαστος ἐνὶ μεγάροισιν ἔλειπον·
μυρομένους δ᾽ ἄρα τούς γε ἰδὼν ἐλέησε Κρονίων,
αἶψα δ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
τέκνον ἐμόν, δὴ πάμπαν ἀποίχεαι ἀνδρὸς ἑῆος.
ἦ νύ τοι οὐκέτι πάγχυ μετὰ φρεσὶ μέμβλετ᾽ Ἀχιλλεύς;
κεῖνος ὅ γε προπάροιθε νεῶν ὀρθοκραιράων
ἧσται ὀδυρόμενος ἕταρον φίλον· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
οἴχονται μετὰ δεῖπνον, ὁ δ᾽ ἄκμηνος καὶ ἄπαστος.
ἀλλ᾽ ἴθι οἱ νέκτάρ τε καὶ ἀμβροσίην ἐρατεινὴν
στάξον ἐνὶ στήθεσσ᾽, ἵνα μή μιν λιμὸς ἵκηται.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε πάρος μεμαυῖαν Ἀθήνην·
ἣ δ᾽ ἅρπηι ἐϊκυῖα τανυπτέρυγι λιγυφώνωι
οὐρανοῦ ἐκκατεπᾶλτο δι᾽ αἰθέρος. αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
αὐτίκα θωρήσσοντο κατὰ στρατόν· ἣ δ᾽ Ἀχιλῆϊ
νέκταρ ἐνὶ στήθεσσι καὶ ἀμβροσίην ἐρατεινὴν
στάξ᾽, ἵνα μή μιν λιμὸς ἀτερπὴς γούναθ᾽ ἵκοιτο·
αὐτὴ δὲ πρὸς πατρὸς ἐρισθενέος πυκινὸν δῶ
ὤιχετο, τοὶ δ᾽ ἀπάνευθε νεῶν ἐχέοντο θοάων.
ὡς δ᾽ ὅτε ταρφειαὶ νιφάδες Διὸς ἐκποτέονται
ψυχραὶ ὑπὸ ῥιπῆς αἰθρηγενέος Βορέαο,
ὣς τότε ταρφειαὶ κόρυθες λαμπρὸν γανόωσαι
νηῶν ἐκφορέοντο καὶ ἀσπίδες ὀμφαλόεσσαι
θώρηκές τε κραταιγύαλοι καὶ μείλινα δοῦρα.
αἴγλη δ᾽ οὐρανὸν ἷκε, γέλασσε δὲ πᾶσα περὶ χθὼν
χαλκοῦ ὑπὸ στεροπῆς· ὑπὸ δὲ κτύπος ὄρνυτο ποσσὶν
ἀνδρῶν· ἐν δὲ μέσοισι κορύσσετο δῖος Ἀχιλλεύς.
τοῦ καὶ ὀδόντων μὲν καναχὴ πέλε, τὼ δέ οἱ ὄσσε
λαμπέσθην ὡς εἴ τε πυρὸς σέλας, ἐν δέ οἱ ἦτορ
δῦν᾽ ἄχος ἄτλητον· ὁ δ᾽ ἄρα Τρωσὶν μενεαίνων
δύσετο δῶρα θεοῦ, τά οἱ Ἥφαιστος κάμε τεύχων.
κνημῖδας μὲν πρῶτα περὶ κνήμηισιν ἔθηκε
καλὰς ἀργυρέοισιν ἐπισφυρίοις ἀραρυίας·
δεύτερον αὖ θώρηκα περὶ στήθεσσιν ἔδυνεν.
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ὤμοισιν βάλετο ξίφος ἀργυρόηλον
χάλκεον· αὐτὰρ ἔπειτα σάκος μέγα τε στιβαρόν τε
εἵλετο, τοῦ δ᾽ ἀπάνευθε σέλας γένετ᾽ ἠΰτε μήνης.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἐκ πόντοιο σέλας ναύτηισι φανήηι
καιομένοιο πυρός, τό τε καίεται ὑψόθ᾽ ὄρεσφι
σταθμῶι ἐν οἰοπόλωι· τοὺς δ᾽ οὐκ ἐθέλοντας ἄελλαι
πόντον ἐπ᾽ ἰχθυόεντα φίλων ἀπάνευθε φέρουσιν·
ὣς ἀπ᾽ Ἀχιλλῆος σάκεος σέλας αἰθέρ᾽ ἵκανε
καλοῦ δαιδαλέου· περὶ δὲ τρυφάλειαν ἀείρας
κρατὶ θέτο βριαρήν· ἣ δ᾽ ἀστὴρ ὣς ἀπέλαμπεν
ἵππουρις τρυφάλεια, περισσείοντο δ᾽ ἔθειραι
χρύσεαι, ἃς Ἥφαιστος ἵει λόφον ἀμφὶ θαμειάς.
πειρήθη δ᾽ ἕο αὐτοῦ ἐν ἔντεσι δῖος Ἀχιλλεύς,
εἰ οἷ ἐφαρμόσσειε καὶ ἐντρέχοι ἀγλαὰ γυῖα·
τῶι δ᾽ εὖτε πτερὰ γίγνετ᾽, ἄειρε δὲ ποιμένα λαῶν.
ἐκ δ᾽ ἄρα σύριγγος πατρώϊον ἐσπάσατ᾽ ἔγχος
βριθὺ μέγα στιβαρόν· τὸ μὲν οὐ δύνατ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν
πάλλειν, ἀλλά μιν οἶος ἐπίστατο πῆλαι Ἀχιλλεύς·
Πηλιάδα μελίην, τὴν πατρὶ φίλωι πόρε Χείρων
Πηλίου ἐκ κορυφῆς φόνον ἔμμεναι ἡρώεσσιν·
ἵππους δ᾽ Αὐτομέδων τε καὶ Ἄλκιμος ἀμφιέποντες
ζεύγνυον· ἀμφὶ δὲ καλὰ λέπαδν᾽ ἕσαν, ἐν δὲ χαλινοὺς
γαμφηλῆις ἔβαλον, κατὰ δ᾽ ἡνία τεῖναν ὀπίσσω
κολλητὸν ποτὶ δίφρον. ὁ δὲ μάστιγα φαεινὴν
χειρὶ λαβὼν ἀραρυῖαν ἐφ᾽ ἵπποιιν ἀνόρουσεν
Αὐτομέδων· ὄπιθεν δὲ κορυσσάμενος βῆ Ἀχιλλεὺς
τεύχεσι παμφαίνων ὥς τ᾽ ἠλέκτωρ Ὑπερίων,
σμερδαλέον δ᾽ ἵπποισιν ἐκέκλετο πατρὸς ἑοῖο·
Ξάνθέ τε καὶ Βαλίε τηλεκλυτὰ τέκνα Ποδάργης
ἄλλως δὴ φράζεσθε σαωσέμεν ἡνιοχῆα
ἂψ Δαναῶν ἐς ὅμιλον ἐπεί χ᾽ ἕωμεν πολέμοιο,
μηδ᾽ ὡς Πάτροκλον λίπετ᾽ αὐτόθι τεθνηῶτα.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὸ ζυγόφι προσέφη πόδας αἰόλος ἵππος
Ξάνθος, ἄφαρ δ᾽ ἤμυσε καρήατι· πᾶσα δὲ χαίτη
ζεύγλης ἐξεριποῦσα παρὰ ζυγὸν οὖδας ἵκανεν·
αὐδήεντα δ᾽ ἔθηκε θεὰ λευκώλενος Ἥρη·
καὶ λίην σ᾽ ἔτι νῦν γε σαώσομεν ὄβριμ᾽ Ἀχιλλεῦ·
ἀλλά τοι ἐγγύθεν ἦμαρ ὀλέθριον· οὐδέ τοι ἡμεῖς
αἴτιοι, ἀλλὰ θεός τε μέγας καὶ Μοῖρα κραταιή.
οὐδὲ γὰρ ἡμετέρηι βραδυτῆτί τε νωχελίηι τε
Τρῶες ἀπ᾽ ὤμοιιν Πατρόκλου τεύχε᾽ ἕλοντο·
ἀλλὰ θεῶν ὤριστος, ὃν ἠΰκομος τέκε Λητώ,
ἔκταν᾽ ἐνὶ προμάχοισι καὶ Ἕκτορι κῦδος ἔδωκε.
νῶϊ δὲ καί κεν ἅμα πνοιῆι Ζεφύροιο θέοιμεν,
ἥν περ ἐλαφροτάτην φάσ᾽ ἔμμεναι· ἀλλὰ σοὶ αὐτῶι
μόρσιμόν ἐστι θεῶι τε καὶ ἀνέρι ἶφι δαμῆναι.
ὣς ἄρα φωνήσαντος Ἐρινύες ἔσχεθον αὐδήν.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ξάνθε τί μοι θάνατον μαντεύεαι; οὐδέ τί σε χρή.
εὖ νυ τὸ οἶδα καὶ αὐτὸς ὅ μοι μόρος ἐνθάδ᾽ ὀλέσθαι
νόσφι φίλου πατρὸς καὶ μητέρος· ἀλλὰ καὶ ἔμπης
οὐ λήξω πρὶν Τρῶας ἅδην ἐλάσαι πολέμοιο.
ἦ ῥα, καὶ ἐν πρώτοις ἰάχων ἔχε μώνυχας ἵππους.
Ἰλιάδος Υ
Θεομαχία.
Ὣς οἳ μὲν παρὰ νηυσὶ κορωνίσι θωρήσσοντο
ἀμφὶ σὲ Πηλέος υἱὲ μάχης ἀκόρητον Ἀχαιοί,
Τρῶες δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ἐπὶ θρωσμῶι πεδίοιο·
Ζεὺς δὲ Θέμιστα κέλευσε θεοὺς ἀγορὴν δὲ καλέσσαι
κρατὸς ἀπ᾽ Οὐλύμποιο πολυπτύχου· ἣ δ᾽ ἄρα πάντηι
φοιτήσασα κέλευσε Διὸς πρὸς δῶμα νέεσθαι.
οὔτέ τις οὖν ποταμῶν ἀπέην νόσφ᾽ Ὠκεανοῖο,
οὔτ᾽ ἄρα νυμφάων αἵ τ᾽ ἄλσεα καλὰ νέμονται
καὶ πηγὰς ποταμῶν καὶ πίσεα ποιήεντα.
ἐλθόντες δ᾽ ἐς δῶμα Διὸς νεφεληγερέταο
ξεστῆις αἰθούσηισιν ἐνίζανον, ἃς Διὶ πατρὶ
Ἥφαιστος ποίησεν ἰδυίηισι πραπίδεσσιν.
ὣς οἳ μὲν Διὸς ἔνδον ἀγηγέρατ᾽· οὐδ᾽ ἐνοσίχθων
νηκούστησε θεᾶς, ἀλλ᾽ ἐξ ἁλὸς ἦλθε μετ᾽ αὐτούς,
ἷζε δ᾽ ἄρ᾽ ἐν μέσσοισι, Διὸς δ᾽ ἐξείρετο βουλήν·
τίπτ᾽ αὖτ᾽ ἀργικέραυνε θεοὺς ἀγορὴν δὲ κάλεσσας;
ἦ τι περὶ Τρώων καὶ Ἀχαιῶν μερμηρίζεις;
τῶν γὰρ νῦν ἄγχιστα μάχη πόλεμός τε δέδηε.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
ἔγνως ἐννοσίγαιε ἐμὴν ἐν στήθεσι βουλὴν
ὧν ἕνεκα ξυνάγειρα· μέλουσί μοι ὀλλύμενοί περ.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ μενέω πτυχὶ Οὐλύμποιο
ἥμενος, ἔνθ᾽ ὁρόων φρένα τέρψομαι· οἳ δὲ δὴ ἄλλοι
ἔρχεσθ᾽ ὄφρ᾽ ἂν ἵκησθε μετὰ Τρῶας καὶ Ἀχαιούς,
ἀμφοτέροισι δ᾽ ἀρήγεθ᾽ ὅπηι νόος ἐστὶν ἑκάστου.
εἰ γὰρ Ἀχιλλεὺς οἶος ἐπὶ Τρώεσσι μαχεῖται
οὐδὲ μίνυνθ᾽ ἕξουσι ποδώκεα Πηλεΐωνα.
καὶ δέ τί μιν καὶ πρόσθεν ὑποτρομέεσκον ὁρῶντες·
νῦν δ᾽ ὅτε δὴ καὶ θυμὸν ἑταίρου χώεται αἰνῶς
δείδω μὴ καὶ τεῖχος ὑπέρμορον ἐξαλαπάξηι.
ὣς ἔφατο Κρονίδης, πόλεμον δ᾽ ἀλίαστον ἔγειρε.
βὰν δ᾽ ἴμεναι πόλεμον δὲ θεοὶ δίχα θυμὸν ἔχοντες·
Ἥρη μὲν μετ᾽ ἀγῶνα νεῶν καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
ἠδὲ Ποσειδάων γαιήοχος ἠδ᾽ ἐριούνης
Ἑρμείας, ὃς ἐπὶ φρεσὶ πευκαλίμηισι κέκασται·
Ἥφαιστος δ᾽ ἅμα τοῖσι κίε σθένεϊ βλεμεαίνων
χωλεύων, ὑπὸ δὲ κνῆμαι ῥώοντο ἀραιαί.
ἐς δὲ Τρῶας Ἄρης κορυθαίολος, αὐτὰρ ἅμ᾽ αὐτῶι
Φοῖβος ἀκερσεκόμης ἠδ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα
Λητώ τε Ξάνθός τε φιλομειδής τ᾽ Ἀφροδίτη.
εἷος μέν ῥ᾽ ἀπάνευθε θεοὶ θνητῶν ἔσαν ἀνδρῶν,
τεῖος Ἀχαιοὶ μὲν μέγα κύδανον, οὕνεκ᾽ Ἀχιλλεὺς
ἐξεφάνη, δηρὸν δὲ μάχης ἐπέπαυτ᾽ ἀλεγεινῆς·
Τρῶας δὲ τρόμος αἰνὸς ὑπήλυθε γυῖα ἕκαστον
δειδιότας, ὅθ᾽ ὁρῶντο ποδώκεα Πηλεΐωνα
τεύχεσι λαμπόμενον βροτολοιγῶι ἶσον Ἄρηϊ.
αὐτὰρ ἐπεὶ μεθ᾽ ὅμιλον Ὀλύμπιοι ἤλυθον ἀνδρῶν,
ὦρτο δ᾽ Ἔρις κρατερὴ λαοσσόος, αὖε δ᾽ Ἀθήνη
στᾶσ᾽ ὁτὲ μὲν παρὰ τάφρον ὀρυκτὴν τείχεος ἐκτός,
ἄλλοτ᾽ ἐπ᾽ ἀκτάων ἐριδούπων μακρὸν ἀΰτει.
αὖε δ᾽ Ἄρης ἑτέρωθεν ἐρεμνῆι λαίλαπι ἶσος
ὀξὺ κατ᾽ ἀκροτάτης πόλιος Τρώεσσι κελεύων,
ἄλλοτε πὰρ Σιμόεντι θέων ἐπὶ Καλλικολώνηι.
ὣς τοὺς ἀμφοτέρους μάκαρες θεοὶ ὀτρύνοντες
σύμβαλον, ἐν δ᾽ αὐτοῖς ἔριδα ῥήγνυντο βαρεῖαν·
δεινὸν δὲ βρόντησε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε
ὑψόθεν· αὐτὰρ νέρθε Ποσειδάων ἐτίναξε
γαῖαν ἀπειρεσίην ὀρέων τ᾽ αἰπεινὰ κάρηνα.
πάντες δ᾽ ἐσσείοντο πόδες πολυπίδακος Ἴδης
καὶ κορυφαί, Τρώων τε πόλις καὶ νῆες Ἀχαιῶν.
ἔδεισεν δ᾽ ὑπένερθεν ἄναξ ἐνέρων Ἀϊδωνεύς,
δείσας δ᾽ ἐκ θρόνου ἆλτο καὶ ἴαχε, μή οἱ ὕπερθε
γαῖαν ἀναρρήξειε Ποσειδάων ἐνοσίχθων,
οἰκία δὲ θνητοῖσι καὶ ἀθανάτοισι φανείη
σμερδαλέ᾽ εὐρώεντα, τά τε στυγέουσι θεοί περ·
τόσσος ἄρα κτύπος ὦρτο θεῶν ἔριδι ξυνιόντων.
ἤτοι μὲν γὰρ ἔναντα Ποσειδάωνος ἄνακτος
ἵστατ᾽ Ἀπόλλων Φοῖβος ἔχων ἰὰ πτερόεντα,
ἄντα δ᾽ Ἐνυαλίοιο θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
Ἥρηι δ᾽ ἀντέστη χρυσηλάκατος κελαδεινὴ
Ἄρτεμις ἰοχέαιρα κασιγνήτη ἑκάτοιο·
Λητοῖ δ᾽ ἀντέστη σῶκος ἐριούνιος Ἑρμῆς,
ἄντα δ᾽ ἄρ᾽ Ἡφαίστοιο μέγας ποταμὸς βαθυδίνης,
ὃν Ξάνθον καλέουσι θεοί, ἄνδρες δὲ Σκάμανδρον.
ὣς οἳ μὲν θεοὶ ἄντα θεῶν ἴσαν· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
Ἕκτορος ἄντα μάλιστα λιλαίετο δῦναι ὅμιλον
Πριαμίδεω· τοῦ γάρ ῥα μάλιστά ἑ θυμὸς ἀνώγει
αἵματος ἆσαι Ἄρηα ταλαύρινον πολεμιστήν.
Αἰνείαν δ᾽ ἰθὺς λαοσσόος ὦρσεν Ἀπόλλων
ἀντία Πηλεΐωνος, ἐνῆκε δέ οἱ μένος ἠΰ·
υἱέϊ δὲ Πριάμοιο Λυκάονι εἴσατο φωνήν·
τῶι μιν ἐεισάμενος προσέφη Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
Αἰνεία Τρώων βουληφόρε ποῦ τοι ἀπειλαὶ
ἃς Τρώων βασιλεῦσιν ὑπίσχεο οἰνοποτάζων
Πηλεΐδεω Ἀχιλῆος ἐναντίβιον πολεμίξειν;
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας ἀπαμειβόμενος προσέειπε·
Πριαμίδη τί με ταῦτα καὶ οὐκ ἐθέλοντα κελεύεις
ἀντία Πηλεΐωνος ὑπερθύμοιο μάχεσθαι;
οὐ μὲν γὰρ νῦν πρῶτα ποδώκεος ἄντ᾽ Ἀχιλῆος
στήσομαι, ἀλλ᾽ ἤδη με καὶ ἄλλοτε δουρὶ φόβησεν
ἐξ Ἴδης, ὅτε βουσὶν ἐπήλυθεν ἡμετέρηισι,
πέρσε δὲ Λυρνησσὸν καὶ Πήδασον· αὐτὰρ ἐμὲ Ζεὺς
εἰρύσαθ᾽, ὅς μοι ἐπῶρσε μένος λαιψηρά τε γοῦνα.
ἦ κ᾽ ἐδάμην ὑπὸ χερσὶν Ἀχιλλῆος καὶ Ἀθήνης,
ἥ οἱ πρόσθεν ἰοῦσα τίθει φάος ἠδ᾽ ἐκέλευεν
ἔγχεϊ χαλκείωι Λέλεγας καὶ Τρῶας ἐναίρειν.
τὼ οὐκ ἔστ᾽ Ἀχιλῆος ἐναντίον ἄνδρα μάχεσθαι·
αἰεὶ γὰρ πάρα εἷς γε θεῶν ὃς λοιγὸν ἀμύνει.
καὶ δ᾽ ἄλλως τοῦ γ᾽ ἰθὺ βέλος πέτετ᾽, οὐδ᾽ ἀπολήγει
πρὶν χροὸς ἀνδρομέοιο διελθέμεν. εἰ δὲ θεός περ
ἶσον τείνειεν πολέμου τέλος, οὔ κε μάλα ῥέα
νικήσει᾽, οὐδ᾽ εἰ παγχάλκεος εὔχεται εἶναι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ Διὸς υἱὸς Ἀπόλλων·
ἥρως ἀλλ᾽ ἄγε καὶ σὺ θεοῖς αἰειγενέτηισιν
εὔχεο· καὶ δὲ σέ φασι Διὸς κούρης Ἀφροδίτης
ἐκγεγάμεν, κεῖνος δὲ χερείονος ἐκ θεοῦ ἐστίν·
ἣ μὲν γὰρ Διός ἐσθ᾽, ἣ δ᾽ ἐξ ἁλίοιο γέροντος.
ἀλλ᾽ ἰθὺς φέρε χαλκὸν ἀτειρέα, μηδέ σε πάμπαν
λευγαλέοις ἐπέεσσιν ἀποτρεπέτω καὶ ἀρειῆι.
ὣς εἰπὼν ἔμπνευσε μένος μέγα ποιμένι λαῶν,
βῆ δὲ διὰ προμάχων κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι.
οὐδ᾽ ἔλαθ᾽ Ἀγχίσαο πάϊς λευκώλενον Ἥρην
ἀντία Πηλεΐωνος ἰὼν ἀνὰ οὐλαμὸν ἀνδρῶν·
ἣ δ᾽ ἄμυδις στήσασα θεοὺς μετὰ μῦθον ἔειπε·
φράζεσθον δὴ σφῶϊ Ποσείδαον καὶ Ἀθήνη
ἐν φρεσὶν ὑμετέρηισιν, ὅπως ἔσται τάδε ἔργα.
Αἰνείας ὅδ᾽ ἔβη κεκορυθμένος αἴθοπι χαλκῶι
ἀντία Πηλεΐωνος, ἀνῆκε δὲ Φοῖβος Ἀπόλλων.
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽, ἡμεῖς πέρ μιν ἀποτρωπῶμεν ὀπίσσω
αὐτόθεν, ἤ τις ἔπειτα καὶ ἡμείων Ἀχιλῆϊ
παρσταίη, δοίη δὲ κράτος μέγα, μηδέ τι θυμῶι
δευέσθω, ἵνα εἰδῆι ὅ μιν φιλέουσιν ἄριστοι
ἀθανάτων, οἳ δ᾽ αὖτ᾽ ἀνεμώλιοι οἳ τὸ πάρος περ
Τρωσὶν ἀμύνουσιν πόλεμον καὶ δηϊοτῆτα.
πάντες δ᾽ Οὐλύμποιο κατήλθομεν ἀντιόωντες
τῆσδε μάχης, ἵνα μή τι μετὰ Τρώεσσι πάθηισι
σήμερον· ὕστερον αὖτε τὰ πείσεται ἅσσά οἱ αἶσα
γιγνομένωι ἐπένησε λίνωι ὅτε μιν τέκε μήτηρ.
εἰ δ᾽ Ἀχιλεὺς οὐ ταῦτα θεῶν ἐκ πεύσεται ὀμφῆς
δείσετ᾽ ἔπειθ᾽, ὅτε κέν τις ἐναντίβιον θεὸς ἔλθηι
ἐν πολέμωι· χαλεποὶ δὲ θεοὶ φαίνεσθαι ἐναργεῖς.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Ἥρη μὴ χαλέπαινε παρ᾽ ἐκ νόον· οὐδέ τί σε χρή.
οὐκ ἂν ἔγωγ᾽ ἐθέλοιμι θεοὺς ἔριδι ξυνελάσσαι
ἡμέας τοὺς ἄλλους, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτεροί εἰμεν·
ἀλλ᾽ ἡμεῖς μὲν ἔπειτα καθεζώμεσθα κιόντες
ἐκ πάτου ἐς σκοπιήν, πόλεμος δ᾽ ἄνδρεσσι μελήσει.
εἰ δέ κ᾽ Ἄρης ἄρχωσι μάχης ἢ Φοῖβος Ἀπόλλων,
ἢ Ἀχιλῆ᾽ ἴσχωσι καὶ οὐκ εἰῶσι μάχεσθαι,
αὐτίκ᾽ ἔπειτα καὶ ἄμμι παρ᾽ αὐτόθι νεῖκος ὀρεῖται
φυλόπιδος· μάλα δ᾽ ὦκα διακρινθέντας ὀΐω
ἂψ ἴμεν Οὔλυμπον δὲ θεῶν μεθ᾽ ὁμήγυριν ἄλλων
ἡμετέρηις ὑπὸ χερσὶν ἀναγκαίηφι δαμέντας.
ὣς ἄρα φωνήσας ἡγήσατο κυανοχαίτης
τεῖχος ἐς ἀμφίχυτον Ἡρακλῆος θείοιο
ὑψηλόν, τό ῥά οἱ Τρῶες καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
ποίεον, ὄφρα τὸ κῆτος ὑπεκπροφυγὼν ἀλέαιτο,
ὁππότε μιν σεύαιτο ἀπ᾽ ἠϊόνος πεδίον δέ.
ἔνθα Ποσειδάων κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζετο καὶ θεοὶ ἄλλοι,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἄρρηκτον νεφέλην ὤμοισιν ἕσαντο·
οἳ δ᾽ ἑτέρωσε καθῖζον ἐπ᾽ ὀφρύσι Καλλικολώνης
ἀμφὶ σὲ ἤϊε Φοῖβε καὶ Ἄρηα πτολίπορθον.
ὣς οἳ μέν ῥ᾽ ἑκάτερθε καθήατο μητιόωντες
βουλάς· ἀρχέμεναι δὲ δυσηλεγέος πολέμοιο
ὄκνεον ἀμφότεροι, Ζεὺς δ᾽ ἥμενος ὕψι κέλευε.
τῶν δ᾽ ἅπαν ἐπλήσθη πεδίον καὶ λάμπετο χαλκῶι
ἀνδρῶν ἠδ᾽ ἵππων· κάρκαιρε δὲ γαῖα πόδεσσιν
ὀρνυμένων ἄμυδις. δύο δ᾽ ἀνέρες ἔξοχ᾽ ἄριστοι
ἐς μέσον ἀμφοτέρων συνίτην μεμαῶτε μάχεσθαι
Αἰνείας τ᾽ Ἀγχισιάδης καὶ δῖος Ἀχιλλεύς.
Αἰνείας δὲ πρῶτος ἀπειλήσας ἐβεβήκει
νευστάζων κόρυθι βριαρῆι· ἀτὰρ ἀσπίδα θοῦριν
πρόσθεν ἔχε στέρνοιο, τίνασσε δὲ χάλκεον ἔγχος.
Πηλεΐδης δ᾽ ἑτέρωθεν ἐναντίον ὦρτο λέων ὣς
σίντης, ὅν τε καὶ ἄνδρες ἀποκτάμεναι μεμάασιν
ἀγρόμενοι πᾶς δῆμος· ὁ δὲ πρῶτον μὲν ἀτίζων
ἔρχεται, ἀλλ᾽ ὅτε κέν τις ἀρηϊθόων αἰζηῶν
δουρὶ βάληι ἐάλη τε χανών, περί τ᾽ ἀφρὸς ὀδόντας
γίγνεται, ἐν δέ τέ οἱ κραδίηι στένει ἄλκιμον ἦτορ,
οὐρῆι δὲ πλευράς τε καὶ ἰσχία ἀμφοτέρωθεν
μαστίεται, ἑὲ δ᾽ αὐτὸν ἐποτρύνει μαχέσασθαι,
γλαυκιόων δ᾽ ἰθὺς φέρεται μένει, ἤν τινα πέφνηι
ἀνδρῶν, ἢ αὐτὸς φθίεται πρώτωι ἐν ὁμίλωι·
ὣς Ἀχιλῆ᾽ ὄτρυνε μένος καὶ θυμὸς ἀγήνωρ
ἀντίον ἐλθέμεναι μεγαλήτορος Αἰνείαο.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τὸν πρότερος προσέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Αἰνεία τί σὺ τόσσον ὁμίλου πολλὸν ἐπελθὼν
ἔστης; ἦ σέ γε θυμὸς ἐμοὶ μαχέσασθαι ἀνώγει
ἐλπόμενον Τρώεσσιν ἀνάξειν ἱπποδάμοισι
τιμῆς τῆς Πριάμου; ἀτὰρ εἴ κεν ἔμ᾽ ἐξεναρίξηις,
οὔ τοι τοὔνεκά γε Πρίαμος γέρας ἐν χερὶ θήσει·
εἰσὶν γάρ οἱ παῖδες, ὁ δ᾽ ἔμπεδος οὐδ᾽ ἀεσίφρων.
ἦ νύ τί τοι Τρῶες τέμενος τάμον ἔξοχον ἄλλων
καλὸν φυταλιῆς καὶ ἀρούρης, ὄφρα νέμηαι
αἴ κεν ἐμὲ κτείνηις; χαλεπῶς δέ σ᾽ ἔολπα τὸ ῥέξειν.
ἤδη μὲν σέ γέ φημι καὶ ἄλλοτε δουρὶ φοβῆσαι.
ἦ οὐ μέμνηι ὅτε πέρ σε βοῶν ἄπο μοῦνον ἐόντα
σεῦα κατ᾽ Ἰδαίων ὀρέων ταχέεσσι πόδεσσι
καρπαλίμως; τότε δ᾽ οὔ τι μετατροπαλίζεο φεύγων.
ἔνθεν δ᾽ ἐς Λυρνησσὸν ὑπέκφυγες· αὐτὰρ ἐγὼ τὴν
πέρσα μεθορμηθεὶς σὺν Ἀθήνηι καὶ Διὶ πατρί,
ληϊάδας δὲ γυναῖκας ἐλεύθερον ἦμαρ ἀπούρας
ἦγον· ἀτὰρ σὲ Ζεὺς ἐρρύσατο καὶ θεοὶ ἄλλοι.
ἀλλ᾽ οὐ νῦν ἐρύεσθαι ὀΐομαι, ὡς ἐνὶ θυμῶι
βάλλεαι· ἀλλά σ᾽ ἔγωγ᾽ ἀναχωρήσαντα κελεύω
ἐς πληθὺν ἰέναι, μηδ᾽ ἀντίος ἵστασ᾽ ἐμεῖο,
πρίν τι κακὸν παθέειν· ῥεχθὲν δέ τε νήπιος ἔγνω.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Αἰνείας ἀπαμείβετο φώνησέν τε·
Πηλεΐδη μὴ δὴ ἐπέεσσί με νηπύτιον ὣς
ἔλπεο δειδίξεσθαι, ἐπεὶ σάφα οἶδα καὶ αὐτὸς
ἠμὲν κερτομίας ἠδ᾽ αἴσυλα μυθήσασθαι.
ἴδμεν δ᾽ ἀλλήλων γενεήν, ἴδμεν δὲ τοκῆας
πρόκλυτ᾽ ἀκούοντες ἔπεα θνητῶν ἀνθρώπων·
ὄψει δ᾽ οὔτ᾽ ἄρ πω σὺ ἐμοὺς ἴδες οὔτ᾽ ἄρ᾽ ἐγὼ σούς.
φασὶ σὲ μὲν Πηλῆος ἀμύμονος ἔκγονον εἶναι,
μητρὸς δ᾽ ἐκ Θέτιδος καλλιπλοκάμου ἁλοσύδνης·
αὐτὰρ ἐγὼν υἱὸς μεγαλήτορος Ἀγχίσαο
εὔχομαι ἐκγεγάμεν, μήτηρ δέ μοί ἐστ᾽ Ἀφροδίτη·
τῶν δὴ νῦν ἕτεροί γε φίλον παῖδα κλαύσονται
σήμερον· οὐ γάρ φημ᾽ ἐπέεσσί γε νηπυτίοισιν
ὧδε διακρινθέντε μάχης ἐξαπονέεσθαι.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις καὶ ταῦτα δαήμεναι, ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ἡμετέρην γενεήν, πολλοὶ δέ μιν ἄνδρες ἴσασι·
Δάρδανον αὖ πρῶτον τέκετο νεφεληγερέτα Ζεύς,
κτίσσε δὲ Δαρδανίην, ἐπεὶ οὔ πω Ἴλιος ἱρὴ
ἐν πεδίωι πεπόλιστο πόλις μερόπων ἀνθρώπων,
ἀλλ᾽ ἔθ᾽ ὑπωρείας ὤικεον πολυπίδακος Ἴδης.
Δάρδανος αὖ τέκεθ᾽ υἱὸν Ἐριχθόνιον βασιλῆα,
ὃς δὴ ἀφνειότατος γένετο θνητῶν ἀνθρώπων·
τοῦ τρισχίλιαι ἵπποι ἕλος κάτα βουκολέοντο
θήλειαι, πώλοισιν ἀγαλλόμεναι ἀταλῆισι.
τάων καὶ Βορέης ἠράσσατο βοσκομενάων,
ἵππωι δ᾽ εἰσάμενος παρελέξατο κυανοχαίτηι·
αἳ δ᾽ ὑποκυσάμεναι ἔτεκον δυοκαίδεκα πώλους.
αἳ δ᾽ ὅτε μὲν σκιρτῶιεν ἐπὶ ζείδωρον ἄρουραν,
ἄκρον ἐπ᾽ ἀνθερίκων καρπὸν θέον οὐδὲ κατέκλων·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ σκιρτῶιεν ἐπ᾽ εὐρέα νῶτα θαλάσσης,
ἄκρον ἐπὶ ῥηγμῖνος ἁλὸς πολιοῖο θέεσκον.
Τρῶα δ᾽ Ἐριχθόνιος τέκετο Τρώεσσιν ἄνακτα·
Τρωὸς δ᾽ αὖ τρεῖς παῖδες ἀμύμονες ἐξεγένοντο
Ἶλός τ᾽ Ἀσσάρακός τε καὶ ἀντίθεος Γανυμήδης,
ὃς δὴ κάλλιστος γένετο θνητῶν ἀνθρώπων·
τὸν καὶ ἀνηρείψαντο θεοὶ Διὶ οἰνοχοεύειν
κάλλεος εἵνεκα οἷο ἵν᾽ ἀθανάτοισι μετείη.
Ἶλος δ᾽ αὖ τέκεθ᾽ υἱὸν ἀμύμονα Λαομέδοντα·
Λαομέδων δ᾽ ἄρα Τιθωνὸν τέκετο Πρίαμόν τε
Λάμπόν τε Κλυτίον θ᾽ Ἱκετάονά τ᾽ ὄζον Ἄρηος·
Ἀσσάρακος δὲ Κάπυν, ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Ἀγχίσην τέκε παῖδα·
αὐτὰρ ἔμ᾽ Ἀγχίσης, Πρίαμος δ᾽ ἔτεχ᾽ Ἕκτορα δῖον.
ταύτης τοι γενεῆς τε καὶ αἵματος εὔχομαι εἶναι.
Ζεὺς δ᾽ ἀρετὴν ἄνδρεσσιν ὀφέλλει τε μινύθει τε
ὅππως κεν ἐθέληισιν· ὁ γὰρ κάρτιστος ἁπάντων.
ἀλλ᾽ ἄγε μηκέτι ταῦτα λεγώμεθα νηπύτιοι ὣς
ἑσταότ᾽ ἐν μέσσηι ὑσμίνηι δηϊοτῆτος.
ἔστι γὰρ ἀμφοτέροισιν ὀνείδεα μυθήσασθαι
πολλὰ μάλ᾽, οὐδ᾽ ἂν νηῦς ἑκατόζυγος ἄχθος ἄροιτο.
στρεπτὴ δὲ γλῶσσ᾽ ἐστὶ βροτῶν, πολέες δ᾽ ἔνι μῦθοι
παντοῖοι, ἐπέων δὲ πολὺς νομὸς ἔνθα καὶ ἔνθα.
ὁπποῖόν κ᾽ εἴπηισθα ἔπος, τοῖόν κ᾽ ἐπακούσαις.
ἀλλὰ τί ἢ ἔριδας καὶ νείκεα νῶϊν ἀνάγκη
νεικεῖν ἀλλήλοισιν ἐναντίον ὥς τε γυναῖκας,
αἵ τε χολωσάμεναι ἔριδος πέρι θυμοβόροιο
νεικεῦσ᾽ ἀλλήληισι μέσην ἐς ἄγυιαν ἰοῦσαι
πόλλ᾽ ἐτεά τε καὶ οὐκί· χόλος δέ τε καὶ τὰ κελεύει.
ἀλκῆς δ᾽ οὔ μ᾽ ἐπέεσσιν ἀποτρέψεις μεμαῶτα
πρὶν χαλκῶι μαχέσασθαι ἐναντίον· ἀλλ᾽ ἄγε θᾶσσον
γευσόμεθ᾽ ἀλλήλων χαλκήρεσιν ἐγχείηισιν.
ἦ ῥα καὶ ἐν δεινῶι σάκει ἤλασεν ὄβριμον ἔγχος
σμερδαλέωι· μέγα δ᾽ ἀμφὶ σάκος μύκε δουρὸς ἀκωκῆι.
Πηλεΐδης δὲ σάκος μὲν ἀπὸ ἕο χειρὶ παχείηι
ἔσχετο ταρβήσας· φάτο γὰρ δολιχόσκιον ἔγχος
ῥέα διελεύσεσθαι μεγαλήτορος Αἰνείαο
νήπιος, οὐδ᾽ ἐνόησε κατὰ φρένα καὶ κατὰ θυμὸν
ὡς οὐ ῥηΐδι᾽ ἐστὶ θεῶν ἐρικυδέα δῶρα
ἀνδράσι γε θνητοῖσι δαμήμεναι οὐδ᾽ ὑποείκειν.
οὐδὲ τότ᾽ Αἰνείαο δαΐφρονος ὄβριμον ἔγχος
ῥῆξε σάκος· χρυσὸς γὰρ ἐρύκακε, δῶρα θεοῖο·
ἀλλὰ δύω μὲν ἔλασσε διὰ πτύχας, αἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἔτι τρεῖς
ἦσαν, ἐπεὶ πέντε πτύχας ἤλασε κυλλοποδίων,
τὰς δύο χαλκείας, δύο δ᾽ ἔνδοθι κασσιτέροιο,
τὴν δὲ μίαν χρυσῆν, τῆι ῥ᾽ ἔσχετο μείλινον ἔγχος.
δεύτερος αὖτ᾽ Ἀχιλεὺς προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλεν Αἰνείαο κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
ἄντυγ᾽ ὕπο πρώτην, ἧι λεπτότατος θέε χαλκός,
λεπτοτάτη δ᾽ ἐπέην ῥινὸς βοός· ἣ δὲ διὰ πρὸ
Πηλιὰς ἤϊξεν μελίη, λάκε δ᾽ ἀσπὶς ὑπ᾽ αὐτῆς.
Αἰνείας δ᾽ ἐάλη καὶ ἀπὸ ἕθεν ἀσπίδ᾽ ἀνέσχε
δείσας· ἐγχείη δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ νώτου ἐνὶ γαίηι
ἔστη ἱεμένη, διὰ δ᾽ ἀμφοτέρους ἕλε κύκλους
ἀσπίδος ἀμφιβρότης· ὁ δ᾽ ἀλευάμενος δόρυ μακρὸν
ἔστη, κὰδ δ᾽ ἄχος οἱ χύτο μυρίον ὀφθαλμοῖσι,
ταρβήσας ὅ οἱ ἄγχι πάγη βέλος. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐμμεμαὼς ἐπόρουσεν ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
σμερδαλέα ἰάχων· ὁ δὲ χερμάδιον λάβε χειρὶ
Αἰνείας, μέγα ἔργον, ὁ οὐ δύο γ᾽ ἄνδρε φέροιεν,
οἷοι νῦν βροτοί εἰσ᾽· ὁ δέ μιν ῥέα πάλλε καὶ οἶος.
ἔνθά κεν Αἰνείας μὲν ἐπεσσύμενον βάλε πέτρωι
ἢ κόρυθ᾽ ἠὲ σάκος, τό οἱ ἤρκεσε λυγρὸν ὄλεθρον,
τὸν δέ κε Πηλεΐδης σχεδὸν ἄορι θυμὸν ἀπηύρα,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ὀξὺ νόησε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
αὐτίκα δ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖς μετὰ μῦθον ἔειπεν·
ὢ πόποι ἦ μοι ἄχος μεγαλήτορος Αἰνείαο,
ὃς τάχα Πηλεΐωνι δαμεὶς Ἄϊδος δὲ κάτεισι
πειθόμενος μύθοισιν Ἀπόλλωνος ἑκάτοιο
νήπιος, οὐδέ τί οἱ χραισμήσει λυγρὸν ὄλεθρον.
ἀλλὰ τί ἢ νῦν οὗτος ἀναίτιος ἄλγεα πάσχει
μὰψ ἕνεκ᾽ ἀλλοτρίων ἀχέων, κεχαρισμένα δ᾽ αἰεὶ
δῶρα θεοῖσι δίδωσι τοὶ οὐρανὸν εὐρὺν ἔχουσιν;
ἀλλ᾽ ἄγεθ᾽ ἡμεῖς πέρ μιν ὑπὲκ θανάτου ἀγάγωμεν,
μή πως καὶ Κρονίδης κεχολώσεται, αἴ κεν Ἀχιλλεὺς
τόνδε κατακτείνηι· μόριμον δέ οἵ ἐστ᾽ ἀλέασθαι,
ὄφρα μὴ ἄσπερμος γενεὴ καὶ ἄφαντος ὄληται
Δαρδάνου, ὃν Κρονίδης περὶ πάντων φίλατο παίδων
οἳ ἕθεν ἐξεγένοντο γυναικῶν τε θνητάων.
ἤδη γὰρ Πριάμου γενεὴν ἔχθηρε Κρονίων·
νῦν δὲ δὴ Αἰνείαο βίη Τρώεσσιν ἀνάξει
καὶ παίδων παῖδες, τοί κεν μετόπισθε γένωνται.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα βοῶπις πότνια Ἥρη·
ἐννοσίγαι᾽, αὐτὸς σὺ μετὰ φρεσὶ σῆισι νόησον
Αἰνείαν ἤ κέν μιν ἐρύσσεαι ἦ κεν ἐάσηις
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ δαμήμεναι, ἐσθλὸν ἐόντα.
ἤτοι μὲν γὰρ νῶϊ πολέας ὠμόσσαμεν ὅρκους
πᾶσι μετ᾽ ἀθανάτοισιν ἐγὼ καὶ Παλλὰς Ἀθήνη
μή ποτ᾽ ἐπὶ Τρώεσσιν ἀλεξήσειν κακὸν ἦμαρ,
μηδ᾽ ὁπότ᾽ ἂν Τροίη μαλερῶι πυρὶ πᾶσα δάηται
καιομένη, καίωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν.
αὐτὰρ ἐπεὶ τό γ᾽ ἄκουσε Ποσειδάων ἐνοσίχθων,
βῆ ῥ᾽ ἴμεν ἄν τε μάχην καὶ ἀνὰ κλόνον ἐγχειάων,
ἷξε δ᾽ ὅθ᾽ Αἰνείας ἠδ᾽ ὁ κλυτὸς ἦεν Ἀχιλλεύς.
αὐτίκα τῶι μὲν ἔπειτα κατ᾽ ὀφθαλμῶν χέεν ἀχλὺν
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ· ὁ δὲ μελίην εὔχαλκον
ἀσπίδος ἐξέρυσεν μεγαλήτορος Αἰνείαο·
καὶ τὴν μὲν προπάροιθε ποδῶν Ἀχιλῆος ἔθηκεν,
Αἰνείαν δ᾽ ἔσσευεν ἀπὸ χθονὸς ὑψόσ᾽ ἀείρας.
πολλὰς δὲ στίχας ἡρώων, πολλὰς δὲ καὶ ἵππων
Αἰνείας ὑπερᾶλτο θεοῦ ἀπὸ χειρὸς ὀρούσας,
ἷξε δ᾽ ἐπ᾽ ἐσχατιὴν πολυάϊκος πολέμοιο,
ἔνθά τε Καύκωνες πόλεμον μέτα θωρήσσοντο.
τῶι δὲ μάλ᾽ ἐγγύθεν ἦλθε Ποσειδάων ἐνοσίχθων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Αἰνεία, τίς σ᾽ ὧδε θεῶν ἀτέοντα κελεύει
ἀντία Πηλεΐωνος ὑπερθύμοιο μάχεσθαι,
ὃς σεῦ ἅμα κρείσσων καὶ φίλτερος ἀθανάτοισιν;
ἀλλ᾽ ἀναχωρῆσαι ὅτε κεν συμβλήσεαι αὐτῶι,
μὴ καὶ ὑπὲρ μοῖραν δόμον Ἄϊδος εἰσαφίκηαι.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ Ἀχιλεὺς θάνατον καὶ πότμον ἐπίσπηι,
θαρσήσας δὴ ἔπειτα μετὰ πρώτοισι μάχεσθαι·
οὐ μὲν γάρ τίς σ᾽ ἄλλος Ἀχαιῶν ἐξεναρίξει.
ὣς εἰπὼν λίπεν αὐτόθ᾽, ἐπεὶ διεπέφραδε πάντα.
αἶψα δ᾽ ἔπειτ᾽ Ἀχιλῆος ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν σκέδασ᾽ ἀχλὺν
θεσπεσίην· ὁ δ᾽ ἔπειτα μέγ᾽ ἔξιδεν ὀφθαλμοῖσιν,
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι·
ἔγχος μὲν τόδε κεῖται ἐπὶ χθονός, οὐδέ τι φῶτα
λεύσσω, τῶι ἐφέηκα κατακτάμεναι μενεαίνων.
ἦ ῥα καὶ Αἰνείας φίλος ἀθανάτοισι θεοῖσιν
ἦεν· ἀτάρ μιν ἔφην μὰψ αὔτως εὐχετάασθαι.
ἐρρέτω· οὔ οἱ θυμὸς ἐμεῦ ἔτι πειρηθῆναι
ἔσσεται, ὃς καὶ νῦν φύγεν ἄσμενος ἐκ θανάτοιο.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ Δαναοῖσι φιλοπτολέμοισι κελεύσας
τῶν ἄλλων Τρώων πειρήσομαι ἀντίος ἐλθών.
ἦ, καὶ ἐπὶ στίχας ἆλτο, κέλευε δὲ φωτὶ ἑκάστωι·
μηκέτι νῦν Τρώων ἑκὰς ἕστατε δῖοι Ἀχαιοί,
ἀλλ᾽ ἄγ᾽ ἀνὴρ ἄντ᾽ ἀνδρὸς ἴτω, μεμάτω δὲ μάχεσθαι.
ἀργαλέον δέ μοί ἐστι καὶ ἰφθίμωι περ ἐόντι
τοσσούσδ᾽ ἀνθρώπους ἐφέπειν καὶ πᾶσι μάχεσθαι·
οὐδέ κ᾽ Ἄρης, ὅς περ θεὸς ἄμβροτος, οὐδέ κ᾽ Ἀθήνη
τοσσῆσδ᾽ ὑσμίνης ἐφέποι στόμα καὶ πονέοιτο·
ἀλλ᾽ ὅσσον μὲν ἐγὼ δύναμαι χερσίν τε ποσίν τε
καὶ σθένει, οὔ μ᾽ ἔτι φημὶ μεθησέμεν οὐδ᾽ ἠβαιόν,
ἀλλὰ μάλα στιχὸς εἶμι διαμπερές, οὐδέ τιν᾽ οἴω
Τρώων χαιρήσειν, ὅς τις σχεδὸν ἔγχεος ἔλθηι.
ὣς φάτ᾽ ἐποτρύνων· Τρώεσσι δὲ φαίδιμος Ἕκτωρ
κέκλεθ᾽ ὁμοκλήσας, φάτο δ᾽ ἴμεναι ἄντ᾽ Ἀχιλῆος·
Τρῶες ὑπέρθυμοι μὴ δείδιτε Πηλεΐωνα.
καί κεν ἐγὼ ἐπέεσσι καὶ ἀθανάτοισι μαχοίμην,
ἔγχεϊ δ᾽ ἀργαλέον, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτεροί εἰσιν.
οὐδ᾽ Ἀχιλεὺς πάντεσσι τέλος μύθοις ἐπιθήσει,
ἀλλὰ τὸ μὲν τελέει, τὸ δὲ καὶ μεσσηγὺ κολούει.
τοῦ δ᾽ ἐγὼ ἀντίος εἶμι καὶ εἰ πυρὶ χεῖρας ἔοικεν,
εἰ πυρὶ χεῖρας ἔοικε, μένος δ᾽ αἴθωνι σιδήρωι.
ὣς φάτ᾽ ἐποτρύνων, οἳ δ᾽ ἀντίοι ἔγχε᾽ ἄειραν
Τρῶες· τῶν δ᾽ ἄμυδις μίχθη μένος, ὦρτο δ᾽ ἀϋτή.
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ Ἕκτορα εἶπε παραστὰς Φοῖβος Ἀπόλλων·
Ἕκτορ μηκέτι πάμπαν Ἀχιλλῆϊ προμάχιζε,
ἀλλὰ κατὰ πληθύν τε καὶ ἐκ φλοίσβοιο δέδεξο,
μή πώς σ᾽ ἠὲ βάληι ἠὲ σχεδὸν ἄορι τύψηι.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἕκτωρ δ᾽ αὖτις ἐδύσετο οὐλαμὸν ἀνδρῶν
ταρβήσας, ὅτ᾽ ἄκουσε θεοῦ ὄπα φωνήσαντος.
ἐν δ᾽ Ἀχιλεὺς Τρώεσσι θόρε φρεσὶν εἱμένος ἀλκὴν
σμερδαλέα ἰάχων, πρῶτον δ᾽ ἕλεν Ἰφιτίωνα
ἐσθλὸν Ὀτρυντεΐδην πολέων ἡγήτορα λαῶν,
ὃν νύμφη τέκε νηῒς Ὀτρυντῆϊ πτολιπόρθωι
Τμώλωι ὕπο νιφόεντι Ὕδης ἐν πίονι δήμωι·
τὸν δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτα βάλ᾽ ἔγχεϊ δῖος Ἀχιλλεὺς
μέσσην κὰκ κεφαλήν· ἣ δ᾽ ἄνδιχα πᾶσα κεάσθη,
δούπησεν δὲ πεσών, ὁ δ᾽ ἐπεύξατο δῖος Ἀχιλλεύς·
κεῖσαι Ὀτρυντεΐδη πάντων ἐκπαγλότατ᾽ ἀνδρῶν·
ἐνθάδε τοι θάνατος, γενεὴ δέ τοί ἐστ᾽ ἐπὶ λίμνηι
Γυγαίηι, ὅθι τοι τέμενος πατρώϊόν ἐστιν
Ὕλλωι ἐπ᾽ ἰχθυόεντι καὶ Ἕρμωι δινήεντι.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε.
τὸν μὲν Ἀχαιῶν ἵπποι ἐπισσώτροις δατέοντο
πρώτηι ἐν ὑσμίνηι· ὁ δ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι Δημολέοντα
ἐσθλὸν ἀλεξητῆρα μάχης Ἀντήνορος υἱὸν
νύξε κατὰ κρόταφον, κυνέης διὰ χαλκοπαρήιου.
οὐδ᾽ ἄρα χαλκείη κόρυς ἔσχεθεν, ἀλλὰ δι᾽ αὐτῆς
αἰχμὴ ἱεμένη ῥῆξ᾽ ὀστέον, ἐγκέφαλος δὲ
ἔνδον ἅπας πεπάλακτο· δάμασσε δέ μιν μεμαῶτα.
Ἱπποδάμαντα δ᾽ ἔπειτα καθ᾽ ἵππων ἀΐξαντα
πρόσθεν ἕθεν φεύγοντα μετάφρενον οὔτασε δουρί.
αὐτὰρ ὁ θυμὸν ἄϊσθε καὶ ἤρυγεν, ὡς ὅτε ταῦρος
ἤρυγεν ἑλκόμενος Ἑλικώνιον ἀμφὶ ἄνακτα
κούρων ἑλκόντων· γάνυται δέ τε τοῖς ἐνοσίχθων·
ὣς ἄρα τόν γ᾽ ἐρυγόντα λίπ᾽ ὀστέα θυμὸς ἀγήνωρ·
αὐτὰρ ὁ βῆ σὺν δουρὶ μετ᾽ ἀντίθεον Πολύδωρον
Πριαμίδην. τὸν δ᾽ οὔ τι πατὴρ εἴασκε μάχεσθαι,
οὕνεκά οἱ μετὰ παισὶ νεώτατος ἔσκε γόνοιο,
καί οἱ φίλτατος ἔσκε, πόδεσσι δὲ πάντας ἐνίκα
δὴ τότε νηπιέηισι ποδῶν ἀρετὴν ἀναφαίνων
θῦνε διὰ προμάχων, εἷος φίλον ὤλεσε θυμόν.
τὸν βάλε μέσσον ἄκοντι ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
νῶτα παραΐσσοντος, ὅθι ζωστῆρος ὀχῆες
χρύσειοι σύνεχον καὶ διπλόος ἤντετο θώρηξ·
ἀντικρὺ δὲ διέσχε παρ᾽ ὀμφαλὸν ἔγχεος αἰχμή,
γνὺξ δ᾽ ἔριπ᾽ οἰμώξας, νεφέλη δέ μιν ἀμφεκάλυψε
κυανέη, προτὶ οἷ δ᾽ ἔλαβ᾽ ἔντερα χερσὶ λιασθείς.
Ἕκτωρ δ᾽ ὡς ἐνόησε κασίγνητον Πολύδωρον
ἔντερα χερσὶν ἔχοντα λιαζόμενον ποτὶ γαίη
κάρ ῥά οἱ ὀφθαλμῶν κέχυτ᾽ ἀχλύς· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἔτλη
δηρὸν ἑκὰς στρωφᾶσθ᾽, ἀλλ᾽ ἀντίος ἦλθ᾽ Ἀχιλῆϊ
ὀξὺ δόρυ κραδάων φλογὶ εἴκελος· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ὡς εἶδ᾽, ὣς ἀνεπᾶλτο, καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
ἐγγὺς ἀνὴρ ὃς ἐμόν γε μάλιστ᾽ ἐσεμάσσατο θυμόν,
ὅς μοι ἑταῖρον ἔπεφνε τετιμένον· οὐδ᾽ ἂν ἔτι δὴν
ἀλλήλους πτώσσοιμεν ἀνὰ πτολέμοιο γεφύρας.
ἦ, καὶ ὑπόδρα ἰδὼν προσεφώνεεν Ἕκτορα δῖον·
ἆσσον ἴθ᾽ ὥς κεν θᾶσσον ὀλέθρου πείραθ᾽ ἵκηαι.
τὸν δ᾽ οὐ ταρβήσας προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Πηλεΐδη μὴ δὴ ἐπέεσσί με νηπύτιον ὣς
ἔλπεο δειδίξεσθαι, ἐπεὶ σάφα οἶδα καὶ αὐτὸς
ἠμὲν κερτομίας ἠδ᾽ αἴσυλα μυθήσασθαι.
οἶδα δ᾽ ὅτι σὺ μὲν ἐσθλός, ἐγὼ δὲ σέθεν πολὺ χείρων.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ταῦτα θεῶν ἐν γούνασι κεῖται,
αἴ κέ σε χειρότερός περ ἐὼν ἀπὸ θυμὸν ἕλωμαι
δουρὶ βαλών, ἐπεὶ ἦ καὶ ἐμὸν βέλος ὀξὺ πάροιθεν.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δόρυ, καὶ τό γ᾽ Ἀθήνη
πνοιῆι Ἀχιλλῆος πάλιν ἔτραπε κυδαλίμοιο
ἦκα μάλα ψύξασα· τὸ δ᾽ ἂψ ἵκεθ᾽ Ἕκτορα δῖον,
αὐτοῦ δὲ προπάροιθε ποδῶν πέσεν. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐμμεμαὼς ἐπόρουσε κατακτάμεναι μενεαίνων,
σμερδαλέα ἰάχων· τὸν δ᾽ ἐξήρπαξεν Ἀπόλλων
ῥεῖα μάλ᾽ ὥς τε θεός, ἐκάλυψε δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι.
τρὶς μὲν ἔπειτ᾽ ἐπόρουσε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
ἔγχεϊ χαλκείωι, τρὶς δ᾽ ἠέρα τύψε βαθεῖαν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος,
δεινὰ δ᾽ ὁμοκλήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἐξ αὖ νῦν ἔφυγες θάνατον κύον· ἦ τέ τοι ἄγχι
ἦλθε κακόν· νῦν αὖτέ σ᾽ ἐρύσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
ὧι μέλλεις εὔχεσθαι ἰὼν ἐς δοῦπον ἀκόντων.
ἦ θήν σ᾽ ἐξανύω γε καὶ ὕστερον ἀντιβολήσας,
εἴ πού τις καὶ ἔμοιγε θεῶν ἐπιτάρροθός ἐστι.
νῦν αὖ τοὺς ἄλλους ἐπιείσομαι, ὅν κε κιχείω.
ὣς εἰπὼν Δρύοπ᾽ οὖτα κατ᾽ αὐχένα μέσσον ἄκοντι·
ἤριπε δὲ προπάροιθε ποδῶν· ὁ δὲ τὸν μὲν ἔασε,
Δημοῦχον δὲ Φιλητορίδην ἠΰν τε μέγαν τε
κὰγ γόνυ δουρὶ βαλὼν ἠρύκακε. τὸν μὲν ἔπειτα
οὐτάζων ξίφεϊ μεγάλωι ἐξαίνυτο θυμόν·
αὐτὰρ ὁ Λαόγονον καὶ Δάρδανον υἷε Βίαντος
ἄμφω ἐφορμηθεὶς ἐξ ἵππων ὦσε χαμᾶζε,
τὸν μὲν δουρὶ βαλών, τὸν δὲ σχεδὸν ἄορι τύψας.
Τρῶα δ᾽ Ἀλαστορίδην, ὁ μὲν ἀντίος ἤλυθε γούνων,
εἴ πώς εὑ πεφίδοιτο λαβὼν καὶ ζωὸν ἀφείη
μηδὲ κατακτείνειεν ὁμηλικίην ἐλεήσας,
νήπιος, οὐδὲ τὸ ἤιδη ὁ οὐ πείσεσθαι ἔμελλεν·
οὐ γάρ τι γλυκύθυμος ἀνὴρ ἦν οὐδ᾽ ἀγανόφρων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐμμεμαώς· ὁ μὲν ἥπτετο χείρεσι γούνων
ἱέμενος λίσσεσθ᾽, ὁ δὲ φασγάνωι οὖτα καθ᾽ ἧπαρ·
ἐκ δέ οἱ ἧπαρ ὄλισθεν, ἀτὰρ μέλαν αἷμα κατ᾽ αὐτοῦ
κόλπον ἐνέπλησεν· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψε
θυμοῦ δευόμενον· ὁ δὲ Μούλιον οὖτα παραστὰς
δουρὶ κατ᾽ οὖς· εἶθαρ δὲ δι᾽ οὔατος ἦλθ᾽ ἑτέροιο
αἰχμὴ χαλκείη· ὁ δ᾽ Ἀγήνορος υἱὸν Ἔχεκλον
μέσσην κὰκ κεφαλὴν ξίφει ἤλασε κωπήεντι,
πᾶν δ᾽ ὑπεθερμάνθη ξίφος αἵματι· τὸν δὲ κατ᾽ ὄσσε
ἔλλαβε πορφύρεος θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
Δευκαλίωνα δ᾽ ἔπειθ᾽, ἵνα τε ξυνέχουσι τένοντες
ἀγκῶνος, τῆι τόν γε φίλης διὰ χειρὸς ἔπειρεν
αἰχμῆι χαλκείηι· ὁ δέ μιν μένε χεῖρα βαρυνθεὶς
πρόσθ᾽ ὁρόων θάνατον· ὁ δὲ φασγάνωι αὐχένα θείνας
τῆλ᾽ αὐτῆι πήληκι κάρη βάλε· μυελὸς αὖτε
σφονδυλίων ἔκπαλθ᾽, ὁ δ᾽ ἐπὶ χθονὶ κεῖτο τανυσθείς.
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰέναι μετ᾽ ἀμύμονα Πείρεω υἱὸν
Ῥίγμον, ὃς ἐκ Θρήικης ἐριβώλακος εἰληλούθει·
τὸν βάλε μέσσον ἄκοντι, πάγη δ᾽ ἐν νηδύϊ χαλκός,
ἤριπε δ᾽ ἐξ ὀχέων· ὁ δ᾽ Ἀρηΐθοον θεράποντα
ἂψ ἵππους στρέψαντα μετάφρενον ὀξέϊ δουρὶ
νύξ᾽, ἀπὸ δ᾽ ἅρματος ὦσε· κυκήθησαν δέ οἱ ἵπποι.
ὡς δ᾽ ἀναμαιμάει βαθέ᾽ ἄγκεα θεσπιδαὲς πῦρ
οὔρεος ἀζαλέοιο, βαθεῖα δὲ καίεται ὕλη,
πάντηι τε κλονέων ἄνεμος φλόγα εἰλυφάζει,
ὣς ὅ γε πάντηι θῦνε σὺν ἔγχεϊ δαίμονι ἶσος
κτεινομένους ἐφέπων· ῥέε δ᾽ αἵματι γαῖα μέλαινα.
ὡς δ᾽ ὅτε τις ζεύξηι βόας ἄρσενας εὐρυμετώπους
τριβέμεναι κρῖ λευκὸν ἐϋκτιμένηι ἐν ἀλωῆι,
ῥίμφά τε λέπτ᾽ ἐγένοντο βοῶν ὑπὸ πόσσ᾽ ἐριμύκων,
ὣς ὑπ᾽ Ἀχιλλῆος μεγαθύμου μώνυχες ἵπποι
στεῖβον ὁμοῦ νέκυάς τε καὶ ἀσπίδας· αἵματι δ᾽ ἄξων
νέρθεν ἅπας πεπάλακτο καὶ ἄντυγες αἳ περὶ δίφρον,
ἃς ἄρ᾽ ἀφ᾽ ἱππείων ὁπλέων ῥαθάμιγγες ἔβαλλον
αἵ τ᾽ ἀπ᾽ ἐπισσώτρων· ὁ δὲ ἵετο κῦδος ἀρέσθαι
Πηλεΐδης, λύθρωι δὲ παλάσσετο χεῖρας ἀάπτους.
Ἰλιάδος Φ
Μάχη παραποτάμιος.
Ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πόρον ἷξον ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
Ξάνθου δινήεντος, ὃν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς,
ἔνθα διατμήξας τοὺς μὲν πεδίον δὲ δίωκε
πρὸς πόλιν, ἧι περ Ἀχαιοὶ ἀτυζόμενοι φοβέοντο
ἤματι τῶι προτέρωι, ὅτε μαίνετο φαίδιμος Ἕκτωρ·
τῆι ῥ᾽ οἵ γε προχέοντο πεφυζότες, ἠέρα δ᾽ Ἥρη
πίτνα πρόσθε βαθεῖαν ἐρυκέμεν· ἡμίσεες δὲ
ἐς ποταμὸν εἰλεῦντο βαθύρροον ἀργυροδίνην,
ἐν δ᾽ ἔπεσον μεγάλωι πατάγωι, βράχε δ᾽ αἰπὰ ῥέεθρα,
ὄχθαι δ᾽ ἀμφὶ περὶ μεγάλ᾽ ἴαχον· οἳ δ᾽ ἀλαλητῶι
ἔννεον ἔνθα καὶ ἔνθα ἑλισσόμενοι περὶ δίνας.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ ῥιπῆς πυρὸς ἀκρίδες ἠερέθονται
φευγέμεναι ποταμὸν δέ· τὸ δὲ φλέγει ἀκάματον πῦρ
ὄρμενον ἐξαίφνης, ταὶ δὲ πτώσσουσι καθ᾽ ὕδωρ·
ὣς ὑπ᾽ Ἀχιλλῆος Ξάνθου βαθυδινήεντος
πλῆτο ῥόος κελάδων ἐπιμὶξ ἵππων τε καὶ ἀνδρῶν.
αὐτὰρ ὁ διογενὴς δόρυ μὲν λίπεν αὐτοῦ ἐπ᾽ ὄχθηι
κεκλιμένον μυρίκηισιν, ὁ δ᾽ ἔσθορε δαίμονι ἶσος
φάσγανον οἶον ἔχων, κακὰ δὲ φρεσὶ μήδετο ἔργα,
τύπτε δ᾽ ἐπιστροφάδην· τῶν δὲ στόνος ὄρνυτ᾽ ἀεικὴς
ἄορι θεινομένων, ἐρυθαίνετο δ᾽ αἵματι ὕδωρ.
ὡς δ᾽ ὑπὸ δελφῖνος μεγακήτεος ἰχθύες ἄλλοι
φεύγοντες πιμπλᾶσι μυχοὺς λιμένος εὐόρμου
δειδιότες· μάλα γάρ τε κατεσθίει ὅν κε λάβηισιν·
ὣς Τρῶες ποταμοῖο κατὰ δεινοῖο ῥέεθρα
πτῶσσον ὑπὸ κρημνούς. ὁ δ᾽ ἐπεὶ κάμε χεῖρας ἐναίρων,
ζωοὺς ἐκ ποταμοῖο δυώδεκα λέξατο κούρους
ποινὴν Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο θανόντος·
τοὺς ἐξῆγε θύραζε τεθηπότας ἠΰτε νεβρούς,
δῆσε δ᾽ ὀπίσσω χεῖρας ἐϋτμήτοισιν ἱμᾶσι,
τοὺς αὐτοὶ φορέεσκον ἐπὶ στρεπτοῖσι χιτῶσι,
δῶκε δ᾽ ἑταίροισιν κατάγειν κοίλας ἐπὶ νῆας.
αὐτὰρ ὁ ἂψ ἐπόρουσε δαϊζέμεναι μενεαίνων.
ἔνθ᾽ υἷι Πριάμοιο συνήντετο Δαρδανίδαο
ἐκ ποταμοῦ φεύγοντι Λυκάονι, τόν ῥά ποτ᾽ αὐτὸς
ἦγε λαβὼν ἐκ πατρὸς ἀλωῆς οὐκ ἐθέλοντα
ἐννύχιος προμολών· ὁ δ᾽ ἐρινεὸν ὀξέϊ χαλκῶι
τάμνε νέους ὄρπηκας, ἵν᾽ ἅρματος ἄντυγες εἶεν·
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἀνώϊστον κακὸν ἤλυθε δῖος Ἀχιλλεύς.
καὶ τότε μέν μιν Λῆμνον ἐϋκτιμένην ἐπέρασσε
νηυσὶν ἄγων, ἀτὰρ υἱὸς Ἰήσονος ὦνον ἔδωκε·
κεῖθεν δὲ ξεῖνός μιν ἐλύσατο πολλὰ δ᾽ ἔδωκεν
Ἴμβριος Ἠετίων, πέμψεν δ᾽ ἐς δῖαν Ἀρίσβην·
ἔνθεν ὑπεκπροφυγὼν πατρώϊον ἵκετο δῶμα.
ἕνδεκα δ᾽ ἤματα θυμὸν ἐτέρπετο οἷσι φίλοισιν
ἐλθὼν ἐκ Λήμνοιο· δυωδεκάτηι δέ μιν αὖτις
χερσὶν Ἀχιλλῆος θεὸς ἔμβαλεν, ὅς μιν ἔμελλε
πέμψειν εἰς Ἀΐδαο καὶ οὐκ ἐθέλοντα νέεσθαι.
τὸν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
γυμνὸν ἄτερ κόρυθός τε καὶ ἀσπίδος, οὐδ᾽ ἔχεν ἔγχος,
ἀλλὰ τὰ μέν ῥ᾽ ἀπὸ πάντα χαμαὶ βάλε· τεῖρε γὰρ ἱδρὼς
φεύγοντ᾽ ἐκ ποταμοῦ, κάματος δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἐδάμνα·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὢ πόποι ἦ μέγα θαῦμα τόδ᾽ ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι·
ἦ μάλα δὴ Τρῶες μεγαλήτορες οὕς περ ἔπεφνον
αὖτις ἀναστήσονται ὑπὸ ζόφου ἠερόεντος,
οἷον δὴ καὶ ὅδ᾽ ἦλθε φυγὼν ὕπο νηλεὲς ἦμαρ
Λῆμνον ἐς ἠγαθέην πεπερημένος· οὐδέ μιν ἔσχε
πόντος ἁλὸς πολιῆς, ὁ πολέας ἀέκοντας ἐρύκει.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ δουρὸς ἀκωκῆς ἡμετέροιο
γεύσεται, ὄφρα ἴδωμαι ἐνὶ φρεσὶν ἠδὲ δαείω
ἢ ἄρ᾽ ὁμῶς καὶ κεῖθεν ἐλεύσεται, ἦ μιν ἐρύξει
γῆ φυσίζοος, ἥ τε κατὰ κρατερόν περ ἐρύκει.
ὣς ὅρμαινε μένων· ὁ δέ οἱ σχεδὸν ἦλθε τεθηπὼς
γούνων ἅψασθαι μεμαώς, περὶ δ᾽ ἤθελε θυμῶι
ἐκφυγέειν θάνατόν τε κακὸν καὶ κῆρα μέλαιναν.
ἤτοι ὁ μὲν δόρυ μακρὸν ἀνέσχετο δῖος Ἀχιλλεὺς
οὐτάμεναι μεμαώς, ὁ δ᾽ ὑπέδραμε καὶ λάβε γούνων
κύψας· ἐγχείη δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ νώτου ἐνὶ γαίηι
ἔστη ἱεμένη χροὸς ἄμεναι ἀνδρομέοιο.
αὐτὰρ ὁ τῆι ἑτέρηι μὲν ἑλὼν ἐλλίσσετο γούνων,
τῆι δ᾽ ἑτέρηι ἔχεν ἔγχος ἀκαχμένον οὐδὲ μεθίει·
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
γουνοῦμαι σ᾽ Ἀχιλεῦ· σὺ δέ μ᾽ αἴδεο καί μ᾽ ἐλέησον·
ἀντί τοί εἰμ᾽ ἱκέταο διοτρεφὲς αἰδοίοιο·
πὰρ γὰρ σοὶ πρώτωι πασάμην Δημήτερος ἀκτὴν
ἤματι τῶι ὅτε μ᾽ εἷλες ἐϋκτιμένηι ἐν ἀλωῆι,
καί μ᾽ ἐπέρασσας ἄνευθεν ἄγων πατρός τε φίλων τε
Λῆμνον ἐς ἠγαθέην, ἑκατόμβοιον δέ τοι ἦλφον.
νῦν δὲ λύμην τρὶς τόσσα πορών· ἠὼς δέ μοί ἐστιν
ἥδε δυωδεκάτη, ὅτ᾽ ἐς Ἴλιον εἰλήλουθα
πολλὰ παθών· νῦν αὖ με τεῆις ἐν χερσὶν ἔθηκε
μοῖρ᾽ ὀλοή· μέλλω που ἀπεχθέσθαι Διὶ πατρί,
ὅς με σοὶ αὖτις δῶκε· μινυνθάδιον δέ με μήτηρ
γείνατο Λαοθόη θυγάτηρ Ἄλταο γέροντος
Ἄλτεω, ὃς Λελέγεσσι φιλοπτολέμοισιν ἀνάσσει
Πήδασον αἰπήεσσαν ἔχων ἐπὶ Σατνιόεντι.
τοῦ δ᾽ ἔχε θυγατέρα Πρίαμος, πολλὰς δὲ καὶ ἄλλας·
τῆς δὲ δύω γενόμεσθα, σὺ δ᾽ ἄμφω δειροτομήσεις,
ἤτοι τὸν πρώτοισι μετὰ πρυλέεσσι δάμασσας
ἀντίθεον Πολύδωρον, ἐπεὶ βάλες ὀξέϊ δουρί·
νῦν δὲ δὴ ἐνθάδ᾽ ἐμοὶ κακὸν ἔσσεται· οὐ γὰρ ὀΐω
σὰς χεῖρας φεύξεσθαι, ἐπεί ῥ᾽ ἐπέλασσέ γε δαίμων.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω, σὺ δ᾽ ἐνὶ φρεσὶ βάλλεο σῆισι·
μή με κτεῖν᾽, ἐπεὶ οὐχ ὁμογάστριος Ἕκτορός εἰμι,
ὅς τοι ἑταῖρον ἔπεφνεν ἐνηέα τε κρατερόν τε.
ὣς ἄρα μιν Πριάμοιο προσηύδα φαίδιμος υἱὸς
λισσόμενος ἐπέεσσιν, ἀμείλικτον δ᾽ ὄπ᾽ ἄκουσε·
νήπιε μή μοι ἄποινα πιφαύσκεο μηδ᾽ ἀγόρευε·
πρὶν μὲν γὰρ Πάτροκλον ἐπισπεῖν αἴσιμον ἦμαρ
τόφρά τί μοι πεφιδέσθαι ἐνὶ φρεσὶ φίλτερον ἦεν
Τρώων, καὶ πολλοὺς ζωοὺς ἕλον ἠδ᾽ ἐπέρασσα·
νῦν δ᾽ οὐκ ἔσθ᾽ ὅς τις θάνατον φύγηι ὅν κε θεός γε
Ἰλίου προπάροιθεν ἐμῆις ἐν χερσὶ βάληισι
καὶ πάντων Τρώων, περὶ δ᾽ αὖ Πριάμοιό γε παίδων.
ἀλλὰ φίλος θάνε καὶ σύ· τί ἦ ὀλοφύρεαι οὕτως;
κάτθανε καὶ Πάτροκλος, ὅ περ σέο πολλὸν ἀμείνων.
οὐχ ὁράαις οἷος καὶ ἐγὼ καλός τε μέγας τε;
πατρὸς δ᾽ εἴμ᾽ ἀγαθοῖο, θεὰ δέ με γείνατο μήτηρ·
ἀλλ᾽ ἔπι τοι καὶ ἐμοὶ θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή·
ἔσσεται ἢ ἠὼς ἢ δείλη ἢ μέσον ἦμαρ
ὁππότε τις καὶ ἐμεῖο Ἄρηι ἐκ θυμὸν ἕληται
ἢ ὅ γε δουρὶ βαλὼν ἢ ἀπὸ νευρῆφιν ὀϊστῶι.
ὣς φάτο, τοῦ δ᾽ αὐτοῦ λύτο γούνατα καὶ φίλον ἦτορ·
ἔγχος μέν ῥ᾽ ἀφέηκεν, ὁ δ᾽ ἕζετο χεῖρε πετάσσας
ἀμφοτέρας· Ἀχιλεὺς δὲ ἐρυσσάμενος ξίφος ὀξὺ
τύψε κατὰ κληῗδα παρ᾽ αὐχένα, πᾶν δέ οἱ εἴσω
δῦ ξίφος ἄμφηκες· ὁ δ᾽ ἄρα πρηνὴς ἐπὶ γαίηι
κεῖτο ταθείς, ἐκ δ᾽ αἷμα μέλαν ῥέε, δεῦε δὲ γαῖαν.
τὸν δ᾽ Ἀχιλεὺς ποταμὸν δὲ λαβὼν ποδὸς ἧκε φέρεσθαι,
καί οἱ ἐπευχόμενος ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευεν·
ἐνταυθοῖ νῦν κεῖσο μετ᾽ ἰχθύσιν, οἵ σ᾽ ὠτειλὴν
αἷμ᾽ ἀπολιχμήσονται ἀκηδέες· οὐδέ σε μήτηρ
ἐνθεμένη λεχέεσσι γοήσεται, ἀλλὰ Σκάμανδρος
οἴσει δινήεις εἴσω ἁλὸς εὐρέα κόλπον·
θρώισκων τις κατὰ κῦμα μέλαιναν φρῖχ᾽ ὑπαΐξει
ἰχθύς, ὅς κε φάγηισι Λυκάονος ἀργέτα δημόν.
φθείρεσθ᾽ εἰς ὅ κεν ἄστυ κιχείομεν Ἰλίου ἱρῆς
ὑμεῖς μὲν φεύγοντες, ἐγὼ δ᾽ ὄπιθεν κεραΐζων.
οὐδ᾽ ὑμῖν ποταμός περ ἐΰρροος ἀργυροδίνης
ἀρκέσει, ὧι δὴ δηθὰ πολέας ἱερεύετε ταύρους,
ζωοὺς δ᾽ ἐν δίνηισι καθίετε μώνυχας ἵππους.
ἀλλὰ καὶ ὧς ὀλέεσθε κακὸν μόρον, εἰς ὅ κε πάντες
τίσετε Πατρόκλοιο φόνον καὶ λοιγὸν Ἀχαιῶν,
οὓς ἐπὶ νηυσὶ θοῆισιν ἐπέφνετε νόσφιν ἐμεῖο.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, ποταμὸς δὲ χολώσατο κηρόθι μᾶλλον,
ὅρμηνεν δ᾽ ἀνὰ θυμὸν ὅπως παύσειε πόνοιο
δῖον Ἀχιλλῆα, Τρώεσσι δὲ λοιγὸν ἀλάλκοι.
τόφρα δὲ Πηλέος υἱὸς ἔχων δολιχόσκιον ἔγχος
Ἀστεροπαίωι ἐπᾶλτο κατακτάμεναι μενεαίνων
υἱέϊ Πηλεγόνος· τὸν δ᾽ Ἀξιὸς εὐρυρέεθρος
γείνατο καὶ Περίβοια Ἀκεσσαμενοῖο θυγατρῶν
πρεσβυτάτη· τῆι γάρ ῥα μίγη ποταμὸς βαθυδίνης.
τῶι ῥ᾽ Ἀχιλεὺς ἐπόρουσεν, ὁ δ᾽ ἀντίος ἐκ ποταμοῖο
ἔστη ἔχων δύο δοῦρε· μένος δέ οἱ ἐν φρεσὶ θῆκε
Ξάνθος, ἐπεὶ κεχόλωτο δαϊκταμένων αἰζηῶν,
τοὺς Ἀχιλεὺς ἐδάϊζε κατὰ ῥόον οὐδ᾽ ἐλέαιρεν.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τὸν πρότερος προσέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
τίς πόθεν εἰς ἀνδρῶν ὅ μευ ἔτλης ἀντίος ἐλθεῖν;
δυστήνων δέ τε παῖδες ἐμῶι μένει ἀντιόωσι.
τὸν δ᾽ αὖ Πηλεγόνος προσεφώνεε φαίδιμος υἱός·
Πηλεΐδη μεγάθυμε τί ἦ γενεὴν ἐρεείνεις;
εἴμ᾽ ἐκ Παιονίης ἐριβώλου τηλόθ᾽ ἐούσης
Παίονας ἄνδρας ἄγων δολιχεγχέας· ἥδε δέ μοι νῦν
ἠὼς ἑνδεκάτη ὅτε Ἴλιον εἰλήλουθα.
αὐτὰρ ἐμοὶ γενεὴ ἐξ Ἀξιοῦ εὐρὺ ῥέοντος
Ἀξιοῦ, ὃς κάλλιστον ὕδωρ ἐπὶ γαῖαν ἵησιν,
ὃς τέκε Πηλεγόνα κλυτὸν ἔγχεϊ· τὸν δ᾽ ἐμέ φασι
γείνασθαι· νῦν αὖτε μαχώμεθα φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ.
ὣς φάτ᾽ ἀπειλήσας, ὁ δ᾽ ἀνέσχετο δῖος Ἀχιλλεὺς
Πηλιάδα μελίην· ὁ δ᾽ ἁμαρτῆι δούρασιν ἀμφὶς
ἥρως Ἀστεροπαῖος, ἐπεὶ περιδέξιος ἦεν.
καί ῥ᾽ ἑτέρωι μὲν δουρὶ σάκος βάλεν, οὐδὲ διὰ πρὸ
ῥῆξε σάκος· χρυσὸς γὰρ ἐρύκακε δῶρα θεοῖο·
τῶι δ᾽ ἑτέρωι μιν πῆχυν ἐπιγράβδην βάλε χειρὸς
δεξιτερῆς, σύτο δ᾽ αἷμα κελαινεφές· ἣ δ᾽ ὑπὲρ αὐτοῦ
γαίηι ἐνεστήρικτο λιλαιομένη χροὸς ἆσαι.
δεύτερος αὖτ᾽ Ἀχιλεὺς μελίην ἰθυπτίωνα
Ἀστεροπαίωι ἐφῆκε κατακτάμεναι μενεαίνων.
καὶ τοῦ μέν ῥ᾽ ἀφάμαρτεν, ὁ δ᾽ ὑψηλὴν βάλεν ὄχθην,
μεσσοπαγὲς δ᾽ ἄρ᾽ ἔθηκε κατ᾽ ὄχθης μείλινον ἔγχος.
Πηλεΐδης δ᾽ ἄορ ὀξὺ ἐρυσσάμενος παρὰ μηροῦ
ἆλτ᾽ ἐπί οἱ μεμαώς· ὁ δ᾽ ἄρα μελίην Ἀχιλῆος
οὐ δύνατ᾽ ἐκ κρημνοῖο ἐρύσσαι χειρὶ παχείηι.
τρὶς μέν μιν πελέμιξεν ἐρύσσασθαι μενεαίνων,
τρὶς δὲ μεθῆκε βίης· τὸ δὲ τέτρατον ἤθελε θυμῶι
ἆξαι ἐπιγνάμψας δόρυ μείλινον Αἰακίδαο,
ἀλλὰ πρὶν Ἀχιλεὺς σχεδὸν ἄορι θυμὸν ἀπηύρα.
γαστέρα γάρ μιν τύψε παρ᾽ ὀμφαλόν, ἐκ δ᾽ ἄρα πᾶσαι
χύντο χαμαὶ χολάδες· τὸν δὲ σκότος ὄσσε κάλυψεν
ἀσθμαίνοντ᾽· Ἀχιλεὺς δ᾽ ἄρ᾽ ἐνὶ στήθεσσιν ὀρούσας
τεύχεά τ᾽ ἐξενάριξε καὶ εὐχόμενος ἔπος ηὔδα·
κεῖσ᾽ οὕτως· χαλεπόν τοι ἐρισθενέος Κρονίωνος
παισὶν ἐριζέμεναι ποταμοῖό περ ἐκγεγαῶτι.
φῆσθα σὺ μὲν ποταμοῦ γένος ἔμμεναι εὐρὺ ῥέοντος,
αὐτὰρ ἐγὼ γενεὴν μεγάλου Διὸς εὔχομαι εἶναι.
τίκτέ μ᾽ ἀνὴρ πολλοῖσιν ἀνάσσων Μυρμιδόνεσσι
Πηλεὺς Αἰακίδης· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ Αἰακὸς ἐκ Διὸς ἦεν.
τὼ κρείσσων μὲν Ζεὺς ποταμῶν ἁλιμυρηέντων,
κρείσσων αὖτε Διὸς γενεὴ ποταμοῖο τέτυκται.
καὶ γὰρ σοὶ ποταμός γε πάρα μέγας, εἰ δύναταί τι
χραισμεῖν· ἀλλ᾽ οὐκ ἔστι Διὶ Κρονίωνι μάχεσθαι,
τῶι οὐδὲ κρείων Ἀχελώϊος ἰσοφαρίζει,
οὐδὲ βαθυρρείταο μέγα σθένος Ὠκεανοῖο,
ἐξ οὗ περ πάντες ποταμοὶ καὶ πᾶσα θάλασσα
καὶ πᾶσαι κρῆναι καὶ φρείατα μακρὰ νάουσιν·
ἀλλὰ καὶ ὃς δείδοικε Διὸς μεγάλοιο κεραυνὸν
δεινήν τε βροντήν, ὅτ᾽ ἀπ᾽ οὐρανόθεν σμαραγήσηι.
ἦ ῥα, καὶ ἐκ κρημνοῖο ἐρύσσατο χάλκεον ἔγχος,
τὸν δὲ κατ᾽ αὐτόθι λεῖπεν, ἐπεὶ φίλον ἦτορ ἀπηύρα,
κείμενον ἐν ψαμάθοισι, δίαινε δέ μιν μέλαν ὕδωρ.
τὸν μὲν ἄρ᾽ ἐγχέλυές τε καὶ ἰχθύες ἀμφεπένοντο
δημὸν ἐρεπτόμενοι ἐπινεφρίδιον κείροντες·
αὐτὰρ ὁ βῆ ῥ᾽ ἰέναι μετὰ Παίονας ἱπποκορυστάς,
οἵ ῥ᾽ ἔτι πὰρ ποταμὸν πεφοβήατο δινήεντα,
ὡς εἶδον τὸν ἄριστον ἐνὶ κρατερῆι ὑσμίνηι
χέρσ᾽ ὕπο Πηλεΐδαο καὶ ἄορι ἶφι δαμέντα.
ἔνθ᾽ ἕλε Θερσίλοχόν τε Μύδωνά τε Ἀστύπυλόν τε
Μνῆσόν τε Θρασίον τε καὶ Αἴνιον ἠδ᾽ Ὀφελέστην·
καί νύ κ᾽ ἔτι πλέονας κτάνε Παίονας ὠκὺς Ἀχιλλεύς,
εἰ μὴ χωσάμενος προσέφη ποταμὸς βαθυδίνης
ἀνέρι εἰσάμενος, βαθέης δ᾽ ἐκ φθέγξατο δίνης·
ὦ Ἀχιλεῦ, περὶ μὲν κρατέεις, περὶ δ᾽ αἴσυλα ῥέζεις
ἀνδρῶν· αἰεὶ γάρ τοι ἀμύνουσιν θεοὶ αὐτοί.
εἴ τοι Τρῶας ἔδωκε Κρόνου παῖς πάντας ὀλέσσαι,
ἐξ ἐμέθεν γ᾽ ἐλάσας πεδίον κάτα μέρμερα ῥέζε·
πλήθει γὰρ δή μοι νεκύων ἐρατεινὰ ῥέεθρα,
οὐδέ τί πηι δύναμαι προχέειν ῥόον εἰς ἅλα δῖαν
στεινόμενος νεκύεσσι, σὺ δὲ κτείνεις ἀϊδήλως.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ ἔασον· ἄγη μ᾽ ἔχει ὄρχαμε λαῶν.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ἔσται ταῦτα Σκάμανδρε διοτρεφές, ὡς σὺ κελεύεις.
Τρῶας δ᾽ οὐ πρὶν λήξω ὑπερφιάλους ἐναρίζων,
πρὶν ἔλσαι κατὰ ἄστυ καὶ Ἕκτορι πειρηθῆναι
ἀντιβίην, ἤ κέν με δαμάσσεται, ἦ κεν ἐγὼ τόν.
ὣς εἰπὼν Τρώεσσιν ἐπέσσυτο δαίμονι ἶσος·
καὶ τότ᾽ Ἀπόλλωνα προσέφη ποταμὸς βαθυδίνης·
ὢ πόποι ἀργυρότοξε Διὸς τέκος οὐ σύ γε βουλὰς
εἰρύσαο Κρονίωνος, ὅ τοι μάλα πόλλ᾽ ἐπέτελλε
Τρωσὶ παρεστάμεναι καὶ ἀμύνειν, εἰς ὅ κεν ἔλθηι
δείελος ὀψὲ δύων, σκιάσηι δ᾽ ἐρίβωλον ἄρουραν.
ἦ, καὶ Ἀχιλλεὺς μὲν δουρικλυτὸς ἔνθορε μέσσωι
κρημνοῦ ἀπαΐξας· ὁ δ᾽ ἐπέσσυτο οἴδματι θύων,
πάντα δ᾽ ὄρινε ῥέεθρα κυκώμενος, ὦσε δὲ νεκροὺς
πολλούς, οἵ ῥα κατ᾽ αὐτὸν ἅλις ἔσαν, οὓς κτάν᾽ Ἀχιλλεύς
τοὺς ἔκβαλλε θύραζε μεμυκὼς ἠΰτε ταῦρος
χέρσον δέ· ζωοὺς δὲ σάω κατὰ καλὰ ῥέεθρα,
κρύπτων ἐν δίνηισι βαθείηισιν μεγάληισι.
δεινὸν δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀχιλῆα κυκώμενον ἵστατο κῦμα,
ὤθει δ᾽ ἐν σάκεϊ πίπτων ῥόος· οὐδὲ πόδεσσιν
εἶχε στηρίξασθαι· ὁ δὲ πτελέην ἕλε χερσὶν
εὐφυέα μεγάλην· ἣ δ᾽ ἐκ ῥιζῶν ἐριποῦσα
κρημνὸν ἅπαντα διῶσεν, ἐπέσχε δὲ καλὰ ῥέεθρα
ὄζοισιν πυκινοῖσι, γεφύρωσεν δέ μιν αὐτὸν
εἴσω πᾶσ᾽ ἐριποῦσ᾽· ὁ δ᾽ ἄρ᾽ ἐκ δίνης ἀνορούσας
ἤϊξεν πεδίοιο ποσὶ κραιπνοῖσι πέτεσθαι
δείσας· οὐδέ τ᾽ ἔληγε θεὸς μέγας, ὦρτο δ᾽ ἐπ᾽ αὐτῶι
ἀκροκελαινιόων, ἵνα μιν παύσειε πόνοιο
δῖον Ἀχιλλῆα, Τρώεσσι δὲ λοιγὸν ἀλάλκοι.
Πηλεΐδης δ᾽ ἀπόρουσεν ὅσον τ᾽ ἐπὶ δουρὸς ἐρωή,
αἰετοῦ οἴματ᾽ ἔχων μέλανος τοῦ θηρητῆρος,
ὅς θ᾽ ἅμα κάρτιστός τε καὶ ὤκιστος πετεηνῶν·
τῶι ἐϊκὼς ἤϊξεν, ἐπὶ στήθεσσι δὲ χαλκὸς
σμερδαλέον κονάβιζεν· ὕπαιθα δὲ τοῖο λιασθεὶς
φεῦγ᾽, ὁ δ᾽ ὄπισθε ῥέων ἕπετο μεγάλωι ὀρυμαγδῶι.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀνὴρ ὀχετηγὸς ἀπὸ κρήνης μελανύδρου
ἂμ φυτὰ καὶ κήπους ὕδατι ῥόον ἡγεμονεύηι
χερσὶ μάκελλαν ἔχων, ἀμάρης ἐξ ἔχματα βάλλων·
τοῦ μέν τε προρέοντος ὑπὸ ψηφῖδες ἅπασαι
ὀχλεῦνται· τὸ δέ τ᾽ ὦκα κατειβόμενον κελαρύζει
χώρωι ἔνι προαλεῖ, φθάνει δέ τε καὶ τὸν ἄγοντα·
ὣς αἰεὶ Ἀχιλῆα κιχήσατο κῦμα ῥόοιο
καὶ λαιψηρὸν ἐόντα· θεοὶ δέ τε φέρτεροι ἀνδρῶν.
ὁσσάκι δ᾽ ὁρμήσειε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
στῆναι ἐναντίβιον καὶ γνώμεναι εἴ μιν ἅπαντες
ἀθάνατοι φοβέουσι, τοὶ οὐρανὸν εὐρὺν ἔχουσι,
τοσσάκι μιν μέγα κῦμα διιπετέος ποταμοῖο
πλάζ᾽ ὤμους καθύπερθεν· ὁ δ᾽ ὑψόσε ποσσὶν ἐπήδα
θυμῶι ἀνιάζων· ποταμὸς δ᾽ ὑπὸ γούνατ᾽ ἐδάμνα
λάβρος ὕπαιθα ῥέων, κονίην δ᾽ ὑπέρεπτε ποδοῖιν.
Πηλεΐδης δ᾽ ὤιμωξεν ἰδὼν εἰς οὐρανὸν εὐρύν·
Ζεῦ πάτερ ὡς οὔ τίς με θεῶν ἐλεεινὸν ὑπέστη
ἐκ ποταμοῖο σαῶσαι· ἔπειτα δὲ καί τι πάθοιμι.
ἄλλος δ᾽ οὔ τις μοι τόσον αἴτιος Οὐρανιώνων,
ἀλλὰ φίλη μήτηρ, ἥ με ψεύδεσσιν ἔθελγεν·
ἥ μ᾽ ἔφατο Τρώων ὑπὸ τείχεϊ θωρηκτάων
λαιψηροῖς ὀλέεσθαι Ἀπόλλωνος βελέεσσιν.
ὥς μ᾽ ὄφελ᾽ Ἕκτωρ κτεῖναι ὃς ἐνθάδε γ᾽ ἔτραφ᾽ ἄριστος·
τώ κ᾽ ἀγαθὸς μὲν ἔπεφν᾽, ἀγαθὸν δέ κεν ἐξενάριξε·
νῦν δέ με λευγαλέωι θανάτωι εἵμαρτο ἁλῶναι
ἐρχθέντ᾽ ἐν μεγάλωι ποταμῶι ὡς παῖδα συφορβόν,
ὅν ῥά τ᾽ ἔναυλος ἀποέρσηι χειμῶνι περῶντα.
ὣς φάτο, τῶι δὲ μάλ᾽ ὦκα Ποσειδάων καὶ Ἀθήνη
στήτην ἐγγὺς ἰόντε, δέμας δ᾽ ἄνδρεσσιν ἐΐκτην,
χειρὶ δὲ χεῖρα λαβόντες ἐπιστώσαντ᾽ ἐπέεσσι.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε Ποσειδάων ἐνοσίχθων·
Πηλεΐδη μήτ᾽ ἄρ τι λίην τρέε μήτέ τι τάρβει·
τοίω γάρ τοι νῶϊ θεῶν ἐπιταρρόθω εἰμὲν
Ζηνὸς ἐπαινήσαντος ἐγὼ καὶ Παλλὰς Ἀθήνη·
ὡς οὔ τοι ποταμῶι γε δαμήμεναι αἴσιμόν ἐστιν,
ἀλλ᾽ ὅδε μὲν τάχα λωφήσει, σὺ δὲ εἴσεαι αὐτός·
αὐτάρ τοι πυκινῶς ὑποθησόμεθ᾽ αἴ κε πίθηαι·
μὴ πρὶν παύειν χεῖρας ὁμοιΐου πολέμοιο
πρὶν κατὰ Ἰλιόφι κλυτὰ τείχεα λαὸν ἐέλσαι
Τρωϊκόν, ὅς κε φύγηισι· σὺ δ᾽ Ἕκτορι θυμὸν ἀπούρας
ἂψ ἐπὶ νῆας ἴμεν· δίδομεν δέ τοι εὖχος ἀρέσθαι.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰπόντε μετ᾽ ἀθανάτους ἀπεβήτην·
αὐτὰρ ὁ βῆ, μέγα γάρ ῥα θεῶν ὄτρυνεν ἐφετμή,
ἐς πεδίον· τὸ δὲ πᾶν πλῆθ᾽ ὕδατος ἐκχυμένοιο,
πολλὰ δὲ τεύχεα καλὰ δαὶ κταμένων αἰζηῶν
πλῶον καὶ νέκυες· τοῦ δ᾽ ὑψόσε γούνατ᾽ ἐπήδα
πρὸς ῥόον ἀΐσσοντος ἀν᾽ ἰθύν, οὐδέ μιν ἴσχεν
εὐρὺ ῥέων ποταμός· μέγα γὰρ σθένος ἔμβαλ᾽ Ἀθήνη.
οὐδὲ Σκάμανδρος ἔληγε τὸ ὃν μένος, ἀλλ᾽ ἔτι μᾶλλον
χώετο Πηλεΐωνι, κόρυσσε δὲ κῦμα ῥόοιο
ὑψόσ᾽ ἀειρόμενος, Σιμόεντι δὲ κέκλετ᾽ ἀΰσας·
φίλε κασίγνητε σθένος ἀνέρος ἀμφότεροί περ
σχῶμεν, ἐπεὶ τάχα ἄστυ μέγα Πριάμοιο ἄνακτος
ἐκπέρσει, Τρῶες δὲ κατὰ μόθον οὐ μενέουσιν.
ἀλλ᾽ ἐπάμυνε τάχιστα, καὶ ἐμπίπληθι ῥέεθρα
ὕδατος ἐκ πηγέων, πάντας δ᾽ ὀρόθυνον ἐναύλους,
ἵστη δὲ μέγα κῦμα, πολὺν δ᾽ ὀρυμαγδὸν ὄρινε
φιτρῶν καὶ λάων, ἵνα παύσομεν ἄγριον ἄνδρα
ὃς δὴ νῦν κρατέει, μέμονεν δ᾽ ὅ γε ἶσα θεοῖσι.
φημὶ γὰρ οὔτε βίην χραισμησέμεν οὔτέ τι εἶδος
οὔτε τὰ τεύχεα καλά, τά που μάλα νειόθι λίμνης
κείσεθ᾽ ὑπ᾽ ἰλύος κεκαλυμμένα· κὰδ δέ μιν αὐτὸν
εἰλύσω ψαμάθοισιν ἅλις χέραδος περιχεύας
μυρίον, οὐδέ οἱ ὀστέ᾽ ἐπιστήσονται Ἀχαιοὶ
ἀλλέξαι· τόσσην οἱ ἄσιν καθύπερθε καλύψω.
αὐτοῦ οἱ καὶ σῆμα τετεύξεται, οὐδέ τί μιν χρεὼ
ἔσται τυμβοχόης, ὅτε μιν θάπτωσιν Ἀχαιοί.
ἦ, καὶ ἐπῶρτ᾽ Ἀχιλῆϊ κυκώμενος ὑψόσε θύων
μορμύρων ἀφρῶι τε καὶ αἵματι καὶ νεκύεσσι.
πορφύρεον δ᾽ ἄρα κῦμα διιπετέος ποταμοῖο
ἵστατ᾽ ἀειρόμενον, κατὰ δ᾽ ἥιρεε Πηλεΐωνα·
Ἥρη δὲ μέγ᾽ ἄϋσε περιδείσασ᾽ Ἀχιλῆϊ
μή μιν ἀποέρσειε μέγας ποταμὸς βαθυδίνης,
αὐτίκα δ᾽ Ἥφαιστον προσεφώνεεν ὃν φίλον υἱόν·
ὄρσεο κυλλοπόδιον ἐμὸν τέκος· ἄντα σέθεν γὰρ
Ξάνθον δινήεντα μάχηι ἠΐσκομεν εἶναι·
ἀλλ᾽ ἐπάμυνε τάχιστα, πιφαύσκεο δὲ φλόγα πολλήν.
αὐτὰρ ἐγὼ Ζεφύροιο καὶ ἀργεστᾶο Νότοιο
εἴσομαι ἐξ ἁλόθεν χαλεπὴν ὄρσουσα θύελλαν,
ἥ κεν ἀπὸ Τρώων κεφαλὰς καὶ τεύχεα κήαι
φλέγμα κακὸν φορέουσα· σὺ δὲ Ξάνθοιο παρ᾽ ὄχθας
δένδρεα καῖ᾽, ἐν δ᾽ αὐτὸν ἵει πυρί· μὴ δέ σε πάμπαν
μειλιχίοις ἐπέεσσιν ἀποτρεπέτω καὶ ἀρειῆι·
μὴ δὲ πρὶν ἀπόπαυε τεὸν μένος, ἀλλ᾽ ὁπότ᾽ ἂν δὴ
φθέγξομ᾽ ἐγὼν ἰάχουσα, τότε σχεῖν ἀκάματον πῦρ.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἥφαιστος δὲ τιτύσκετο θεσπιδαὲς πῦρ.
πρῶτα μὲν ἐν πεδίωι πῦρ δαίετο, καῖε δὲ νεκροὺς
πολλούς, οἵ ῥα κατ᾽ αὐτὸν ἅλις ἔσαν, οὓς κτάν᾽ Ἀχιλλεύς·
πᾶν δ᾽ ἐξηράνθη πεδίον, σχέτο δ᾽ ἀγλαὸν ὕδωρ.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ὀπωρινὸς Βορέης νεοαρδέ᾽ ἀλωὴν
αἶψ᾽ ἀγξηράνηι· χαίρει δέ μιν ὅς τις ἐθείρηι·
ὣς ἐξηράνθη πεδίον πᾶν, κὰδ δ᾽ ἄρα νεκροὺς
κῆεν· ὁ δ᾽ ἐς ποταμὸν τρέψε φλόγα παμφανόωσαν.
καίοντο πτελέαι τε καὶ ἰτέαι ἠδὲ μυρῖκαι,
καίετο δὲ λωτός τε ἰδὲ θρύον ἠδὲ κύπειρον,
τὰ περὶ καλὰ ῥέεθρα ἅλις ποταμοῖο πεφύκει·
τείροντ᾽ ἐγχέλυές τε καὶ ἰχθύες οἳ κατὰ δίνας,
οἳ κατὰ καλὰ ῥέεθρα κυβίστων ἔνθα καὶ ἔνθα
πνοιῆι τειρόμενοι πολυμήτιος Ἡφαίστοιο.
καίετο δ᾽ ἲς ποταμοῖο ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζεν·
Ἥφαιστ᾽, οὔ τις σοί γε θεῶν δύνατ᾽ ἀντιφερίζειν,
οὐδ᾽ ἂν ἐγὼ σοί γ᾽ ὧδε πυρὶ φλεγέθοντι μαχοίμην.
λῆγ᾽ ἔριδος, Τρῶας δὲ καὶ αὐτίκα δῖος Ἀχιλλεὺς
ἄστεος ἐξελάσειε· τί μοι ἔριδος καὶ ἀρωγῆς;
φῆ πυρὶ καιόμενος, ἀνὰ δ᾽ ἔφλυε καλὰ ῥέεθρα.
ὡς δὲ λέβης ζεῖ ἔνδον ἐπειγόμενος πυρὶ πολλῶι
κνίσην μελδόμενος ἁπαλοτρεφέος σιάλοιο
πάντοθεν ἀμβολάδην, ὑπὸ δὲ ξύλα κάγκανα κεῖται,
ὣς τοῦ καλὰ ῥέεθρα πυρὶ φλέγετο, ζέε δ᾽ ὕδωρ·
οὐδ᾽ ἔθελε προρέειν, ἀλλ᾽ ἴσχετο· τεῖρε δ᾽ ἀϋτμὴ
Ἡφαίστοιο βίηφι πολύφρονος. αὐτὰρ ὅ γ᾽ Ἥρην
πολλὰ λισσόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἥρη τίπτε σὸς υἱὸς ἐμὸν ῥόον ἔχραε κήδειν
ἐξ ἄλλων; οὐ μέν τοι ἐγὼ τόσον αἴτιός εἰμι
ὅσσον οἱ ἄλλοι πάντες, ὅσοι Τρώεσσιν ἀρωγοί.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼν ἀποπαύσομαι εἰ σὺ κελεύεις,
παυέσθω δὲ καὶ οὗτος· ἐγὼ δ᾽ ἐπὶ καὶ τόδ᾽ ὀμοῦμαι,
μή ποτ᾽ ἐπὶ Τρώεσσιν ἀλεξήσειν κακὸν ἦμαρ,
μὴ δ᾽ ὁπότ᾽ ἂν Τροίη μαλερῶι πυρὶ πᾶσα δάηται
καιομένη, καίωσι δ᾽ ἀρήϊοι υἷες Ἀχαιῶν.
αὐτὰρ ἐπεὶ τό γ᾽ ἄκουσε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
αὐτίκ᾽ ἄρ᾽ Ἥφαιστον προσεφώνεεν ὃν φίλον υἱόν·
Ἥφαιστε σχέο τέκνον ἀγακλεές· οὐ γὰρ ἔοικεν
ἀθάνατον θεὸν ὧδε βροτῶν ἕνεκα στυφελίζειν.
ὣς ἔφαθ᾽, Ἥφαιστος δὲ κατέσβεσε θεσπιδαὲς πῦρ,
ἄψορρον δ᾽ ἄρα κῦμα κατέσσυτο καλὰ ῥέεθρα.
αὐτὰρ ἐπεὶ Ξάνθοιο δάμη μένος, οἳ μὲν ἔπειτα
παυσάσθην, Ἥρη γὰρ ἐρύκακε χωομένη περ·
ἐν δ᾽ ἄλλοισι θεοῖσιν ἔρις πέσε βεβριθυῖα
ἀργαλέη, δίχα δέ σφιν ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἄητο·
σὺν δ᾽ ἔπεσον μεγάλωι πατάγωι, βράχε δ᾽ εὐρεῖα χθών,
ἀμφὶ δὲ σάλπιγξεν μέγας οὐρανός. ἄϊε δὲ Ζεὺς
ἥμενος Οὐλύμπωι· ἐγέλασσε δέ οἱ φίλον ἦτορ
γηθοσύνηι, ὅθ᾽ ὁρᾶτο θεοὺς ἔριδι ξυνιόντας.
ἔνθ᾽ οἵ γ᾽ οὐκέτι δηρὸν ἀφέστασαν· ἦρχε γὰρ Ἄρης
ῥινοτόρος, καὶ πρῶτος Ἀθηναίηι ἐπόρουσε
χάλκεον ἔγχος ἔχων, καὶ ὀνείδειον φάτο μῦθον·
τίπτ᾽ αὖτ᾽ ὦ κυνάμυια θεοὺς ἔριδι ξυνελαύνεις
θάρσος ἄητον ἔχουσα, μέγας δέ σε θυμὸς ἀνῆκεν;
ἦ οὐ μέμνηι ὅτε Τυδεΐδην Διομήδε᾽ ἀνῆκας
οὐτάμεναι, αὐτὴ δὲ πανόψιον ἔγχος ἑλοῦσα
ἰθὺς ἐμεῦ ὦσας, διὰ δὲ χρόα καλὸν ἔδαψας;
τώ σ᾽ αὖ νῦν ὀΐω ἀποτισέμεν ὅσσα ἔοργας.
ὣς εἰπὼν οὔτησε κατ᾽ αἰγίδα θυσσανόεσσαν
σμερδαλέην, ἣν οὐδὲ Διὸς δάμνησι κεραυνός·
τῆι μιν Ἄρης οὔτησε μιαιφόνος ἔγχεϊ μακρῶι.
ἣ δ᾽ ἀναχασσαμένη λίθον εἵλετο χειρὶ παχείηι
κείμενον ἐν πεδίωι μέλανα τρηχύν τε μέγαν τε,
τόν ῥ᾽ ἄνδρες πρότεροι θέσαν ἔμμεναι οὖρον ἀρούρης·
τῶι βάλε θοῦρον Ἄρηα κατ᾽ αὐχένα, λῦσε δὲ γυῖα.
ἑπτὰ δ᾽ ἐπέσχε πέλεθρα πεσών, ἐκόνισε δὲ χαίτας,
τεύχεά τ᾽ ἀμφαράβησε· γέλασσε δὲ Παλλὰς Ἀθήνη,
καί οἱ ἐπευχομένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
νηπύτι᾽ οὐδέ νύ πώ περ ἐπεφράσω ὅσσον ἀρείων
εὔχομ᾽ ἐγὼν ἔμεναι, ὅτι μοι μένος ἰσοφαρίζεις.
οὕτω κεν τῆς μητρὸς ἐρινύας ἐξαποτίνοις,
ἥ τοι χωομένη κακὰ μήδεται οὕνεκ᾽ Ἀχαιοὺς
κάλλιπες, αὐτὰρ Τρωσὶν ὑπερφιάλοισιν ἀμύνεις.
ὣς ἄρα φωνήσασα πάλιν τρέπεν ὄσσε φαεινώ·
τὸν δ᾽ ἄγε χειρὸς ἑλοῦσα Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
πυκνὰ μάλα στενάχοντα· μόγις δ᾽ ἐσαγείρετο θυμόν.
τὴν δ᾽ ὡς οὖν ἐνόησε θεὰ λευκώλενος Ἥρη,
αὐτίκ᾽ Ἀθηναίην ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ὢ πόποι αἰγιόχοιο Διὸς τέκος Ἀτρυτώνη
καὶ δ᾽ αὖθ᾽ ἡ κυνάμυια ἄγει βροτολοιγὸν Ἄρηα
δηΐου ἐκ πολέμοιο κατὰ κλόνον· ἀλλὰ μέτελθε.
ὣς φάτ᾽, Ἀθηναίη δὲ μετέσσυτο, χαῖρε δὲ θυμῶι,
καί ῥ᾽ ἐπιεισαμένη πρὸς στήθεα χειρὶ παχείηι
ἤλασε· τῆς δ᾽ αὐτοῦ λύτο γούνατα καὶ φίλον ἦτορ.
τὼ μὲν ἄρ᾽ ἄμφω κεῖντο ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρηι,
ἣ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπευχομένη ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευε·
τοιοῦτοι νῦν πάντες ὅσοι Τρώεσσιν ἀρωγοὶ
εἶεν, ὅτ᾽ Ἀργείοισι μαχοίατο θωρηκτῆισιν,
ὧδέ τε θαρσαλέοι καὶ τλήμονες, ὡς Ἀφροδίτη
ἦλθεν Ἄρηι ἐπίκουρος ἐμῶι μένει ἀντιόωσα·
τώ κεν δὴ πάλαι ἄμμες ἐπαυσάμεθα πτολέμοιο
Ἰλίου ἐκπέρσαντες ἐϋκτίμενον πτολίεθρον.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ θεὰ λευκώλενος Ἥρη.
αὐτὰρ Ἀπόλλωνα προσέφη κρείων ἐνοσίχθων·
Φοῖβε τί ἢ δὴ νῶϊ διέσταμεν; οὐδὲ ἔοικεν
ἀρξάντων ἑτέρων· τὸ μὲν αἴσχιον αἴ κ᾽ ἀμαχητὶ
ἴομεν Οὔλυμπον δὲ Διὸς ποτὶ χαλκοβατὲς δῶ.
ἄρχε· σὺ γὰρ γενεῆφι νεώτερος· οὐ γὰρ ἔμοιγε
καλόν, ἐπεὶ πρότερος γενόμην καὶ πλείονα οἶδα.
νηπύτι᾽ ὡς ἄνοον κραδίην ἔχες· οὐδέ νυ τῶν περ
μέμνηαι ὅσα δὴ πάθομεν κακὰ Ἴλιον ἀμφὶ
μοῦνοι νῶϊ θεῶν, ὅτ᾽ ἀγήνορι Λαομέδοντι
πὰρ Διὸς ἐλθόντες θητεύσαμεν εἰς ἐνιαυτὸν
μισθῶι ἔπι ῥητῶι· ὁ δὲ σημαίνων ἐπέτελλεν.
ἤτοι ἐγὼ Τρώεσσι πόλιν πέρι τεῖχος ἔδειμα
εὐρύ τε καὶ μάλα καλόν, ἵν᾽ ἄρρηκτος πόλις εἴη·
Φοῖβε σὺ δ᾽ εἰλίποδας ἕλικας βοῦς βουκολέεσκες
Ἴδης ἐν κνημοῖσι πολυπτύχου ὑληέσσης.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ μισθοῖο τέλος πολυγηθέες ὧραι
ἐξέφερον, τότε νῶϊ βιήσατο μισθὸν ἅπαντα
Λαομέδων ἔκπαγλος, ἀπειλήσας δ᾽ ἀπέπεμπε.
σὺν μὲν ὅ γ᾽ ἠπείλησε πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθε
δήσειν, καὶ περάαν νήσων ἔπι τηλεδαπάων·
στεῦτο δ᾽ ὅ γ᾽ ἀμφοτέρων ἀπολεψέμεν οὔατα χαλκῶι.
νῶϊ δὲ ἄψορροι κίομεν κεκοτηότι θυμῶι
μισθοῦ χωόμενοι, τὸν ὑποστὰς οὐκ ἐτέλεσσε.
τοῦ δὴ νῦν λαοῖσι φέρεις χάριν, οὐδὲ μεθ᾽ ἡμέων
πειρᾶι ὥς κε Τρῶες ὑπερφίαλοι ἀπόλωνται
πρόχνυ κακῶς σὺν παισὶ καὶ αἰδοίηις ἀλόχοισι
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἄναξ ἑκάεργος Ἀπόλλων·
ἐννοσίγαι᾽ οὐκ ἄν με σαόφρονα μυθήσαιο
ἔμμεναι, εἰ δὴ σοί γε βροτῶν ἕνεκα πτολεμίξω
δειλῶν, οἳ φύλλοισιν ἐοικότες ἄλλοτε μέν τε
ζαφλεγέες τελέθουσιν ἀρούρης καρπὸν ἔδοντες,
ἄλλοτε δὲ φθινύθουσιν ἀκήριοι. ἀλλὰ τάχιστα
παυώμεσθα μάχης· οἳ δ᾽ αὐτοὶ δηριαάσθων.
ὣς ἄρα φωνήσας πάλιν ἐτράπετ᾽· αἴδετο γάρ ῥα
πατροκασιγνήτοιο μιγήμεναι ἐν παλάμηισι.
τὸν δὲ κασιγνήτη μάλα νείκεσε πότνια θηρῶν
Ἄρτεμις ἀγροτέρη, καὶ ὀνείδειον φάτο μῦθον·
φεύγεις δὴ ἑκάεργε, Ποσειδάωνι δὲ νίκην
πᾶσαν ἐπέτρεψας, μέλεον δέ οἱ εὖχος ἔδωκας·
νηπύτιε τί νυ τόξον ἔχεις ἀνεμώλιον αὔτως;
μή σευ νῦν ἔτι πατρὸς ἐνὶ μεγάροισιν ἀκούσω
εὐχομένου, ὡς τὸ πρὶν ἐν ἀθανάτοισι θεοῖσιν,
ἄντα Ποσειδάωνος ἐναντίβιον πολεμίζειν.
ὣς φάτο, τὴν δ᾽ οὔ τι προσέφη ἑκάεργος Ἀπόλλων,
ἀλλὰ χολωσαμένη Διὸς αἰδοίη παράκοιτις
νείκεσεν ἰοχέαιραν ὀνειδείοις ἐπέεσσι·
πῶς δὲ σὺ νῦν μέμονας κύον ἀδεὲς ἀντί᾽ ἐμεῖο
στήσεσθαι; χαλεπή τοι ἐγὼ μένος ἀντιφέρεσθαι
τοξοφόρωι περ ἐούσηι, ἐπεὶ σὲ λέοντα γυναιξὶ
Ζεὺς θῆκεν, καὶ ἔδωκε κατακτάμεν ἥν κ᾽ ἐθέληισθα.
ἤτοι βέλτερόν ἐστι κατ᾽ οὔρεα θῆρας ἐναίρειν
ἀγροτέρας τ᾽ ἐλάφους ἢ κρείσσοσιν ἶφι μάχεσθαι.
εἰ δ᾽ ἐθέλεις πολέμοιο δαήμεναι, ὄφρ᾽ ἐῢ εἰδῆις
ὅσσον φερτέρη εἴμ᾽, ὅτι μοι μένος ἀντιφερίζεις.
ἦ ῥα, καὶ ἀμφοτέρας ἐπὶ καρπῶι χεῖρας ἔμαρπτε
σκαιῆι, δεξιτερῆι δ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ ὤμων αἴνυτο τόξα,
αὐτοῖσιν δ᾽ ἄρ᾽ ἔθεινε παρ᾽ οὔατα μειδιόωσα
ἐντροπαλιζομένην· ταχέες δ᾽ ἔκπιπτον ὀϊστοί.
δακρυόεσσα δ᾽ ὕπαιθα θεὰ φύγεν ὥς τε πέλεια,
ἥ ῥά θ᾽ ὑπ᾽ ἴρηκος κοίλην εἰσέπτατο πέτρην
χηραμόν· οὐδ᾽ ἄρα τῆι γε ἁλώμεναι αἴσιμον ἦεν·
ὣς ἣ δακρυόεσσα φύγεν, λίπε δ᾽ αὐτόθι τόξα.
Λητὼ δὲ προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
Λητοῖ ἐγὼ δέ τοι οὔ τι μαχήσομαι· ἀργαλέον δὲ
πληκτίζεσθ᾽ ἀλόχοισι Διὸς νεφεληγερέταο·
ἀλλὰ μάλα πρόφρασσα μετ᾽ ἀθανάτοισι θεοῖσιν
εὔχεσθαι ἐμὲ νικῆσαι κρατερῆφι βίηφιν.
ὣς ἄρ᾽ ἔφη, Λητὼ δὲ συναίνυτο καμπύλα τόξα
πεπτεῶτ᾽ ἄλλυδις ἄλλα μετὰ στροφάλιγγι κονίης.
ἣ μὲν τόξα λαβοῦσα πάλιν κίε θυγατέρος ἧς·
ἣ δ᾽ ἄρ᾽ Ὄλυμπον ἵκανε Διὸς ποτὶ χαλκοβατὲς δῶ,
δακρυόεσσα δὲ πατρὸς ἐφέζετο γούνασι κούρη,
ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἀμβρόσιος ἑανὸς τρέμε· τὴν δὲ προτὶ οἷ
εἷλε πατὴρ Κρονίδης, καὶ ἀνείρετο ἡδὺ γελάσσας·
τίς νύ σε τοιάδ᾽ ἔρεξε φίλον τέκος Οὐρανιώνων
μαψιδίως, ὡς εἴ τι κακὸν ῥέζουσαν ἐνωπῆι;
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπεν ἐϋστέφανος κελαδεινή·
σή μ᾽ ἄλοχος στυφέλιξε πάτερ λευκώλενος Ἥρη,
ἐξ ἧς ἀθανάτοισιν ἔρις καὶ νεῖκος ἐφῆπται.
ὣς οἳ μὲν τοιαῦτα πρὸς ἀλλήλους ἀγόρευον·
αὐτὰρ Ἀπόλλων Φοῖβος ἐδύσετο Ἴλιον ἱρήν·
μέμβλετο γάρ οἱ τεῖχος ἐϋδμήτοιο πόληος
μὴ Δαναοὶ πέρσειαν ὑπὲρ μόρον ἤματι κείνωι.
οἳ δ᾽ ἄλλοι πρὸς Ὄλυμπον ἴσαν θεοὶ αἰὲν ἐόντες,
οἳ μὲν χωόμενοι, οἳ δὲ μέγα κυδιόωντες·
κὰδ δ᾽ ἷζον παρὰ πατρὶ κελαινεφεῖ· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
Τρῶας ὁμῶς αὐτούς τ᾽ ὄλεκεν καὶ μώνυχας ἵππους.
ὡς δ᾽ ὅτε καπνὸς ἰὼν εἰς οὐρανὸν εὐρὺν ἵκηται
ἄστεος αἰθομένοιο, θεῶν δέ ἑ μῆνις ἀνῆκε,
πᾶσι δ᾽ ἔθηκε πόνον, πολλοῖσι δὲ κήδε᾽ ἐφῆκεν,
ὣς Ἀχιλεὺς Τρώεσσι πόνον καὶ κήδε᾽ ἔθηκεν.
ἑστήκει δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος θείου ἐπὶ πύργου,
ἐς δ᾽ ἐνόησ᾽ Ἀχιλῆα πελώριον· αὐτὰρ ὑπ᾽ αὐτοῦ
Τρῶες ἄφαρ κλονέοντο πεφυζότες, οὐδέ τις ἀλκὴ
γίγνεθ᾽· ὁ δ᾽ οἰμώξας ἀπὸ πύργου βαῖνε χαμᾶζε
ὀτρύνων παρὰ τεῖχος ἀγακλειτοὺς πυλαωρούς·
πεπταμένας ἐν χερσὶ πύλας ἔχετ᾽ εἰς ὅ κε λαοὶ
ἔλθωσι προτὶ ἄστυ πεφυζότες· ἦ γὰρ Ἀχιλλεὺς
ἐγγὺς ὅδε κλονέων· νῦν οἴω λοίγι᾽ ἔσεσθαι.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ἐς τεῖχος ἀναπνεύσωσιν ἀλέντες,
αὖτις ἐπανθέμεναι σανίδας πυκινῶς ἀραρυίας·
δείδια γὰρ μὴ οὖλος ἀνὴρ ἐς τεῖχος ἅληται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄνεσάν τε πύλας καὶ ἀπῶσαν ὀχῆας·
αἳ δὲ πετασθεῖσαι τεῦξαν φάος· αὐτὰρ Ἀπόλλων
ἀντίος ἐξέθορε Τρώων ἵνα λοιγὸν ἀλάλκοι.
οἳ δ᾽ ἰθὺς πόλιος καὶ τείχεος ὑψηλοῖο
δίψηι καρχαλέοι κεκονιμένοι ἐκ πεδίοιο
φεῦγον· ὁ δὲ σφεδανὸν ἔφεπ᾽ ἔγχεϊ, λύσσα δέ οἱ κῆρ
αἰὲν ἔχε κρατερή, μενέαινε δὲ κῦδος ἀρέσθαι.
ἔνθά κεν ὑψίπυλον Τροίην ἕλον υἷες Ἀχαιῶν,
εἰ μὴ Ἀπόλλων Φοῖβος Ἀγήνορα δῖον ἀνῆκε
φῶτ᾽ Ἀντήνορος υἱὸν ἀμύμονά τε κρατερόν τε.
ἐν μέν οἱ κραδίηι θάρσος βάλε, πὰρ δέ οἱ αὐτὸς
ἔστη, ὅπως θανάτοιο βαρείας χεῖρας ἀλάλκοι
φηγῶι κεκλιμένος· κεκάλυπτο δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ὡς ἐνόησεν Ἀχιλλῆα πτολίπορθον
ἔστη, πολλὰ δέ οἱ κραδίη πόρφυρε μένοντι·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγών· εἰ μέν κεν ὑπὸ κρατεροῦ Ἀχιλῆος
φεύγω, τῆι περ οἱ ἄλλοι ἀτυζόμενοι κλονέονται,
αἱρήσει με καὶ ὧς, καὶ ἀνάλκιδα δειροτομήσει.
εἰ δ᾽ ἂν ἐγὼ τούτους μὲν ὑποκλονέεσθαι ἐάσω
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ, ποσὶν δ᾽ ἀπὸ τείχεος ἄλληι
φεύγω πρὸς πεδίον Ἰλήϊον, ὄφρ᾽ ἂν ἵκωμαι
Ἴδης τε κνημοὺς κατά τε ῥωπήϊα δύω·
ἑσπέριος δ᾽ ἂν ἔπειτα λοεσσάμενος ποταμοῖο
ἱδρῶ ἀποψυχθεὶς προτὶ Ἴλιον ἀπονεοίμην·
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
μή μ᾽ ἀπαειρόμενον πόλιος πεδίον δὲ νοήσηι
καί με μεταΐξας μάρψηι ταχέεσσι πόδεσσιν.
οὐκέτ᾽ ἔπειτ᾽ ἔσται θάνατον καὶ κῆρας ἀλύξαι·
λίην γὰρ κρατερὸς περὶ πάντων ἔστ᾽ ἀνθρώπων.
εἰ δέ κέ οἱ προπάροιθε πόλεος κατεναντίον ἔλθω·
καὶ γάρ θην τούτωι τρωτὸς χρὼς ὀξέϊ χαλκῶι,
ἐν δὲ ἴα ψυχή, θνητὸν δέ ἕ φασ᾽ ἄνθρωποι
ἔμμεναι· αὐτάρ οἱ Κρονίδης Ζεὺς κῦδος ὀπάζει.
ὣς εἰπὼν Ἀχιλῆα ἀλεὶς μένεν, ἐν δέ οἱ ἦτορ
ἄλκιμον ὁρμᾶτο πτολεμίζειν ἠδὲ μάχεσθαι.
ἠΰτε πάρδαλις εἶσι βαθείης ἐκ ξυλόχοιο
ἀνδρὸς θηρητῆρος ἐναντίον, οὐδέ τι θυμῶι
ταρβεῖ οὐδὲ φοβεῖται, ἐπεί κεν ὑλαγμὸν ἀκούσηι·
εἴ περ γὰρ φθάμενός μιν ἢ οὐτάσηι ἠὲ βάληισιν,
ἀλλά τε καὶ περὶ δουρὶ πεπαρμένη οὐκ ἀπολήγει
ἀλκῆς, πρίν γ᾽ ἠὲ ξυμβλήμεναι ἠὲ δαμῆναι·
ὣς Ἀντήνορος υἱὸς ἀγαυοῦ δῖος Ἀγήνωρ
οὐκ ἔθελεν φεύγειν, πρὶν πειρήσαιτ᾽ Ἀχιλῆος.
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἄρ᾽ ἀσπίδα μὲν πρόσθ᾽ ἔσχετο πάντοσ᾽ ἐΐσην,
ἐγχείηι δ᾽ αὐτοῖο τιτύσκετο, καὶ μέγ᾽ ἀΰτει·
ἦ δή που μάλ᾽ ἔολπας ἐνὶ φρεσὶ φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ
ἤματι τῶιδε πόλιν πέρσειν Τρώων ἀγερώχων
νηπύτι᾽· ἦ τ᾽ ἔτι πολλὰ τετεύξεται ἄλγε᾽ ἐπ᾽ αὐτῆι.
ἐν γάρ οἱ πολέες τε καὶ ἄλκιμοι ἀνέρες εἰμέν,
οἳ καὶ πρόσθε φίλων τοκέων ἀλόχων τε καὶ υἱῶν
Ἴλιον εἰρυόμεσθα· σὺ δ᾽ ἐνθάδε πότμον ἐφέψεις
ὧδ᾽ ἔκπαγλος ἐὼν καὶ θαρσαλέος πολεμιστής.
ἦ ῥα, καὶ ὀξὺν ἄκοντα βαρείης χειρὸς ἀφῆκε,
καί ῥ᾽ ἔβαλε κνήμην ὑπὸ γούνατος οὐδ᾽ ἀφάμαρτεν.
ἀμφὶ δέ οἱ κνημὶς νεοτεύκτου κασσιτέροιο
σμερδαλέον κονάβησε· πάλιν δ᾽ ἀπὸ χαλκὸς ὄρουσε
βλημένου, οὐδ᾽ ἐπέρησε, θεοῦ δ᾽ ἠρύκακε δῶρα.
Πηλεΐδης δ᾽ ὁρμήσατ᾽ Ἀγήνορος ἀντιθέοιο
δεύτερος· οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἔασεν Ἀπόλλων κῦδος ἀρέσθαι,
ἀλλά μιν ἐξήρπαξε, κάλυψε δ᾽ ἄρ᾽ ἠέρι πολλῆι,
ἡσύχιον δ᾽ ἄρα μιν πολέμου ἔκπεμπε νέεσθαι.
αὐτὰρ ὁ Πηλεΐωνα δόλωι ἀποέργαθε λαοῦ·
αὐτῶι γὰρ ἑκάεργος Ἀγήνορι πάντα ἐοικὼς
ἔστη πρόσθε ποδῶν, ὁ δ᾽ ἐπέσσυτο ποσσὶ διώκειν·
εἷος ὁ τὸν πεδίοιο διώκετο πυροφόροιο
τρέψας πὰρ ποταμὸν βαθυδινήεντα Σκάμανδρον
τυτθὸν ὑπεκπροθέοντα· δόλωι δ᾽ ἄρ᾽ ἔθελγεν Ἀπόλλων
ὡς αἰεὶ ἔλποιτο κιχήσεσθαι ποσὶν οἷσι·
τόφρ᾽ ἄλλοι Τρῶες πεφοβημένοι ἦλθον ὁμίλωι
ἀσπάσιοι προτὶ ἄστυ, πόλις δ᾽ ἔμπλητο ἀλέντων.
οὐδ᾽ ἄρα τοί γ᾽ ἔτλαν πόλιος καὶ τείχεος ἐκτὸς
μεῖναι ἔτ᾽ ἀλλήλους, καὶ γνώμεναι ὅς τε πεφεύγοι
ὅς τ᾽ ἔθαν᾽ ἐν πολέμωι· ἀλλ᾽ ἐσσυμένως ἐσέχυντο
ἐς πόλιν, ὅν τινα τῶν γε πόδες καὶ γοῦνα σαώσαι.
Ἰλιάδος Χ
Ἕκτορος ἀναίρεσις.
Ὣς οἳ μὲν κατὰ ἄστυ πεφυζότες ἠΰτε νεβροὶ
ἱδρῶ ἀπεψύχοντο πίον τ᾽ ἀκέοντό τε δίψαν
κεκλιμένοι καλῆισιν ἐπάλξεσιν· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
τείχεος ἆσσον ἴσαν σάκε᾽ ὤμοισι κλίναντες.
Ἕκτορα δ᾽ αὐτοῦ μεῖναι ὀλοιὴ μοῖρα πέδησεν
Ἰλίου προπάροιθε πυλάων τε Σκαιάων.
αὐτὰρ Πηλείωνα προσηύδα Φοῖβος Ἀπόλλων·
τίπτέ με Πηλέος υἱὲ ποσὶν ταχέεσσι διώκεις
αὐτὸς θνητὸς ἐὼν θεὸν ἄμβροτον; οὐδέ νύ πώ με
ἔγνως ὡς θεός εἰμι, σὺ δ᾽ ἀσπερχὲς μενεαίνεις.
ἦ νύ τοι οὔ τι μέλει Τρώων πόνος, οὓς ἐφόβησας,
οἳ δή τοι εἰς ἄστυ ἄλεν, σὺ δὲ δεῦρο λιάσθης.
οὐ μέν με κτενέεις, ἐπεὶ οὔ τοι μόρσιμός εἰμι.
τὸν δὲ μέγ᾽ ὀχθήσας προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ἔβλαψάς μ᾽ ἑκάεργε θεῶν ὀλοώτατε πάντων
ἐνθάδε νῦν τρέψας ἀπὸ τείχεος· ἦ κ᾽ ἔτι πολλοὶ
γαῖαν ὀδὰξ εἷλον πρὶν Ἴλιον εἰσαφικέσθαι.
νῦν δ᾽ ἐμὲ μὲν μέγα κῦδος ἀφείλεο, τοὺς δὲ σάωσας
ῥηϊδίως, ἐπεὶ οὔ τι τίσιν γ᾽ ἔδεισας ὀπίσσω.
ἦ σ᾽ ἂν τισαίμην, εἴ μοι δύναμίς γε παρείη.
ὣς εἰπὼν προτὶ ἄστυ μέγα φρονέων ἐβεβήκει,
σευάμενος ὥς θ᾽ ἵππος ἀεθλοφόρος σὺν ὄχεσφιν,
ὅς ῥά τε ῥεῖα θέηισι τιταινόμενος πεδίοιο·
ὣς Ἀχιλεὺς λαιψηρὰ πόδας καὶ γούνατ᾽ ἐνώμα.
τὸν δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος πρῶτος ἴδεν ὀφθαλμοῖσι
παμφαίνονθ᾽ ὥς τ᾽ ἀστέρ᾽ ἐπεσσύμενον πεδίοιο,
ὅς ῥά τ᾽ ὀπώρης εἶσιν, ἀρίζηλοι δέ οἱ αὐγαὶ
φαίνονται πολλοῖσι μετ᾽ ἀστράσι νυκτὸς ἀμολγῶι,
ὅν τε κύν᾽ Ὠρίωνος ἐπίκλησιν καλέουσι.
λαμπρότατος μὲν ὅ γ᾽ ἐστί, κακὸν δέ τε σῆμα τέτυκται,
καί τε φέρει πολλὸν πυρετὸν δειλοῖσι βροτοῖσιν·
ὣς τοῦ χαλκὸς ἔλαμπε περὶ στήθεσσι θέοντος.
ὤιμωξεν δ᾽ ὁ γέρων, κεφαλὴν δ᾽ ὅ γε κόψατο χερσὶν
ὑψόσ᾽ ἀνασχόμενος, μέγα δ᾽ οἰμώξας ἐγεγώνει
λισσόμενος φίλον υἱόν· ὁ δὲ προπάροιθε πυλάων
ἑστήκει ἄμοτον μεμαὼς Ἀχιλῆϊ μάχεσθαι·
τὸν δ᾽ ὁ γέρων ἐλεεινὰ προσηύδα χεῖρας ὀρεγνύς·
Ἕκτορ μή μοι μίμνε φίλον τέκος ἀνέρα τοῦτον
οἶος ἄνευθ᾽ ἄλλων, ἵνα μὴ τάχα πότμον ἐπίσπηις
Πηλεΐωνι δαμείς, ἐπεὶ ἦ πολὺ φέρτερός ἐστι
σχέτλιος· αἴθε θεοῖσι φίλος τοσσόνδε γένοιτο
ὅσσον ἐμοί· τάχα κέν ἑ κύνες καὶ γῦπες ἔδοιεν
κείμενον· ἦ κέ μοι αἰνὸν ἀπὸ πραπίδων ἄχος ἔλθοι·
ὅς μ᾽ υἱῶν πολλῶν τε καὶ ἐσθλῶν εὖνιν ἔθηκε
κτείνων καὶ περνὰς νήσων ἔπι τηλεδαπάων.
καὶ γὰρ νῦν δύο παῖδε Λυκάονα καὶ Πολύδωρον
οὐ δύναμαι ἰδέειν Τρώων εἰς ἄστυ ἀλέντων,
τούς μοι Λαοθόη τέκετο κρείουσα γυναικῶν.
ἀλλ᾽ εἰ μὲν ζώουσι μετὰ στρατῶι, ἦ τ᾽ ἂν ἔπειτα
χαλκοῦ τε χρυσοῦ τ᾽ ἀπολυσόμεθ᾽, ἔστι γὰρ ἔνδον·
πολλὰ γὰρ ὤπασε παιδὶ γέρων ὀνομάκλυτος Ἄλτης.
εἰ δ᾽ ἤδη τεθνᾶσι καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισιν,
ἄλγος ἐμῶι θυμῶι καὶ μητέρι τοὶ τεκόμεσθα·
λαοῖσιν δ᾽ ἄλλοισι μινυνθαδιώτερον ἄλγος
ἔσσεται, ἢν μὴ καὶ σὺ θάνηις Ἀχιλῆϊ δαμασθείς.
ἀλλ᾽ εἰσέρχεο τεῖχος ἐμὸν τέκος, ὄφρα σαώσηις
Τρῶας καὶ Τρωιάς, μὴ δὲ μέγα κῦδος ὀρέξηις
Πηλεΐδηι, αὐτὸς δὲ φίλης αἰῶνος ἀμερθῆις.
πρὸς δ᾽ ἐμὲ τὸν δύστηνον ἔτι φρονέοντ᾽ ἐλέησον
δύσμορον, ὅν ῥα πατὴρ Κρονίδης ἐπὶ γήραος οὐδῶι
αἴσηι ἐν ἀργαλέηι φθίσει κακὰ πόλλ᾽ ἐπιδόντα
υἷάς τ᾽ ὀλλυμένους ἑλκηθείσας τε θύγατρας,
καὶ θαλάμους κεραϊζομένους, καὶ νήπια τέκνα
βαλλόμενα προτὶ γαίηι ἐν αἰνῆι δηϊοτῆτι,
ἑλκομένας τε νυοὺς ὀλοῆις ὑπὸ χερσὶν Ἀχαιῶν.
αὐτὸν δ᾽ ἂν πύματόν με κύνες πρώτηισι θύρηισιν
ὠμησταὶ ἐρύουσιν, ἐπεί κέ τις ὀξέϊ χαλκῶι
τύψας ἠὲ βαλὼν ῥεθέων ἐκ θυμὸν ἕληται,
οὓς τρέφον ἐν μεγάροισι τραπεζῆας θυραωρούς,
οἵ κ᾽ ἐμὸν αἷμα πιόντες ἀλύσσοντες περὶ θυμῶι
κείσοντ᾽ ἐν προθύροισι. νέωι δέ τε πάντ᾽ ἐπέοικεν
ἄρηϊ κταμένωι δεδαϊγμένωι ὀξέϊ χαλκῶι
κεῖσθαι· πάντα δὲ καλὰ θανόντι περ ὅττι φανήηι·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πολιόν τε κάρη πολιόν τε γένειον
αἰδῶ τ᾽ αἰσχύνωσι κύνες κταμένοιο γέροντος,
τοῦτο δὴ οἴκτιστον πέλεται δειλοῖσι βροτοῖσιν.
ἦ ῥ᾽ ὁ γέρων, πολιὰς δ᾽ ἄρ᾽ ἀνὰ τρίχας ἕλκετο χερσὶ
τίλλων ἐκ κεφαλῆς· οὐδ᾽ Ἕκτορι θυμὸν ἔπειθε.
μήτηρ δ᾽ αὖθ᾽ ἑτέρωθεν ὀδύρετο δάκρυ χέουσα
κόλπον ἀνιεμένη, ἑτέρηφι δὲ μαζὸν ἀνέσχε·
καί μιν δάκρυ χέουσ᾽ ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἕκτορ τέκνον ἐμὸν τάδε τ᾽ αἴδεο καί μ᾽ ἐλέησον
αὐτήν, εἴ ποτέ τοι λαθικηδέα μαζὸν ἐπέσχον·
τῶν μνῆσαι φίλε τέκνον ἄμυνε δὲ δήϊον ἄνδρα
τείχεος ἐντὸς ἐών, μὴ δὲ πρόμος ἵστασο τούτωι
σχέτλιος· εἴ περ γάρ σε κατακτάνηι, οὔ σ᾽ ἔτ᾽ ἔγωγε
κλαύσομαι ἐν λεχέεσσι φίλον θάλος, ὃν τέκον αὐτή,
οὐδ᾽ ἄλοχος πολύδωρος· ἄνευθε δέ σε μέγα νῶϊν
Ἀργείων παρὰ νηυσὶ κύνες ταχέες κατέδονται.
ὣς τώ γε κλαίοντε προσαυδήτην φίλον υἱὸν
πολλὰ λισσομένω· οὐδ᾽ Ἕκτορι θυμὸν ἔπειθον,
ἀλλ᾽ ὅ γε μίμν᾽ Ἀχιλῆα πελώριον ἆσσον ἰόντα.
ὡς δὲ δράκων ἐπὶ χειῆι ὀρέστερος ἄνδρα μένηισι
βεβρωκὼς κακὰ φάρμακ᾽, ἔδυ δέ τέ μιν χόλος αἰνός,
σμερδαλέον δὲ δέδορκεν ἑλισσόμενος περὶ χειῆι·
ὣς Ἕκτωρ ἄσβεστον ἔχων μένος οὐχ ὑπεχώρει
πύργωι ἔπι προὔχοντι φαεινὴν ἀσπίδ᾽ ἐρείσας·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπε πρὸς ὃν μεγαλήτορα θυμόν·
ὤ μοι ἐγών, εἰ μέν κε πύλας καὶ τείχεα δύω,
Πουλυδάμας μοι πρῶτος ἐλεγχείην ἀναθήσει,
ὅς μ᾽ ἐκέλευε Τρωσὶ ποτὶ πτόλιν ἡγήσασθαι
νύχθ᾽ ὕπο τήνδ᾽ ὀλοὴν ὅτε τ᾽ ὤρετο δῖος Ἀχιλλεύς.
ἀλλ᾽ ἐγὼ οὐ πιθόμην· ἦ τ᾽ ἂν πολὺ κέρδιον ἦεν.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ ὤλεσα λαὸν ἀτασθαλίηισιν ἐμῆισιν,
αἰδέομαι Τρῶας καὶ Τρωιάδας ἑλκεσιπέπλους,
μή ποτέ τις εἴπηισι κακώτερος ἄλλος ἐμεῖο·
Ἕκτωρ ἧφι βίηφι πιθήσας ὤλεσε λαόν.
ὣς ἐρέουσιν· ἐμοὶ δὲ τότ᾽ ἂν πολὺ κέρδιον εἴη
ἄντην ἢ Ἀχιλῆα κατακτείναντα νέεσθαι,
ἠέ κεν αὐτῶι ὀλέσθαι ἐϋκλειῶς πρὸ πόληος.
εἰ δέ κεν ἀσπίδα μὲν καταθείομαι ὀμφαλόεσσαν
καὶ κόρυθα βριαρήν, δόρυ δὲ πρὸς τεῖχος ἐρείσας
αὐτὸς ἰὼν Ἀχιλῆος ἀμύμονος ἀντίος ἔλθω
καί οἱ ὑπόσχωμαι Ἑλένην καὶ κτήμαθ᾽ ἅμ᾽ αὐτῆι,
πάντα μάλ᾽ ὅσσά τ᾽ Ἀλέξανδρος κοίληις ἐνὶ νηυσὶν
ἠγάγετο Τροίηνδ᾽, ἥ τ᾽ ἔπλετο νείκεος ἀρχή,
δωσέμεν Ἀτρεΐδηισιν ἄγειν, ἅμα δ᾽ ἀμφὶς Ἀχαιοῖς
ἄλλ᾽ ἀποδάσσεσθαι ὅσα τε πτόλις ἥδε κέκευθε·
Τρωσὶν δ᾽ αὖ μετόπισθε γερούσιον ὅρκον ἕλωμαι
μή τι κατακρύψειν, ἀλλ᾽ ἄνδιχα πάντα δάσασθαι
κτῆσιν ὅσην πτολίεθρον ἐπήρατον ἐντὸς ἐέργει·
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
μή μιν ἐγὼ μὲν ἵκωμαι ἰών, ὁ δέ μ᾽ οὐκ ἐλεήσει
οὐδέ τί μ᾽ αἰδέσεται, κτενέει δέ με γυμνὸν ἐόντα
αὔτως ὥς τε γυναῖκα, ἐπεί κ᾽ ἀπὸ τεύχεα δύω.
οὐ μέν πως νῦν ἔστιν ἀπὸ δρυὸς οὐδ᾽ ἀπὸ πέτρης
τῶι ὀαριζέμεναι, ἅ τε παρθένος ἠΐθεός τε
παρθένος ἠΐθεός τ᾽ ὀαρίζετον ἀλλήλοιιν.
βέλτερον αὖτ᾽ ἔριδι ξυνελαυνέμεν ὅττι τάχιστα·
εἴδομεν ὁπποτέρωι κεν Ὀλύμπιος εὖχος ὀρέξηι.
ὣς ὅρμαινε μένων, ὁ δέ οἱ σχεδὸν ἦλθεν Ἀχιλλεὺς
ἶσος Ἐνυαλίωι κορυθάϊκι πτολεμιστῆι
σείων Πηλιάδα μελίην κατὰ δεξιὸν ὦμον
δεινήν· ἀμφὶ δὲ χαλκὸς ἐλάμπετο εἴκελος αὐγῆι
ἢ πυρὸς αἰθομένου ἢ ἠελίου ἀνιόντος.
Ἕκτορα δ᾽, ὡς ἐνόησεν, ἕλε τρόμος· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτ᾽ ἔτλη
αὖθι μένειν, ὀπίσω δὲ πύλας λίπε, βῆ δὲ φοβηθείς·
Πηλεΐδης δ᾽ ἐπόρουσε ποσὶ κραιπνοῖσι πεποιθώς.
ἠΰτε κίρκος ὄρεσφιν ἐλαφρότατος πετεηνῶν
ῥηϊδίως οἴμησε μετὰ τρήρωνα πέλειαν,
ἣ δέ θ᾽ ὕπαιθα φοβεῖται, ὁ δ᾽ ἐγγύθεν ὀξὺ λεληκὼς
ταρφέ᾽ ἐπαΐσσει, ἑλέειν τέ ἑ θυμὸς ἀνώγει·
ὣς ἄρ᾽ ὅ γ᾽ ἐμμεμαὼς ἰθὺς πέτετο, τρέσε δ᾽ Ἕκτωρ
τεῖχος ὕπο Τρώων, λαιψηρὰ δὲ γούνατ᾽ ἐνώμα.
οἳ δὲ παρὰ σκοπιὴν καὶ ἐρινεὸν ἠνεμόεντα
τείχεος αἰὲν ὑπ᾽ ἐκ κατ᾽ ἀμαξιτὸν ἐσσεύοντο,
κρουνὼ δ᾽ ἵκανον καλλιρρόω· ἔνθα δὲ πηγαὶ
δοιαὶ ἀναΐσσουσι Σκαμάνδρου δινήεντος.
ἣ μὲν γάρ θ᾽ ὕδατι λιαρῶι ῥέει, ἀμφὶ δὲ καπνὸς
γίγνεται ἐξ αὐτῆς ὡς εἰ πυρὸς αἰθομένοιο·
ἣ δ᾽ ἑτέρη θέρεϊ προρέει ἐϊκυῖα χαλάζηι,
ἢ χιόνι ψυχρῆι ἢ ἐξ ὕδατος κρυστάλλωι.
ἔνθα δ᾽ ἐπ᾽ αὐτάων πλυνοὶ εὐρέες ἐγγὺς ἔασι
καλοὶ λαΐνεοι, ὅθι εἵματα σιγαλόεντα
πλύνεσκον Τρώων ἄλοχοι καλαί τε θύγατρες
τὸ πρὶν ἐπ᾽ εἰρήνης πρὶν ἐλθεῖν υἷας Ἀχαιῶν.
τῆι ῥα παραδραμέτην φεύγων ὁ δ᾽ ὄπισθε διώκων·
πρόσθε μὲν ἐσθλὸς ἔφευγε, δίωκε δέ μιν μέγ᾽ ἀμείνων
καρπαλίμως, ἐπεὶ οὐχ ἱερήϊον οὐδὲ βοείην
ἀρνύσθην, ἅ τε ποσσὶν ἀέθλια γίγνεται ἀνδρῶν,
ἀλλὰ περὶ ψυχῆς θέον Ἕκτορος ἱπποδάμοιο.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἀεθλοφόροι περὶ τέρματα μώνυχες ἵπποι
ῥίμφα μάλα τρωχῶσι· τὸ δὲ μέγα κεῖται ἄεθλον
ἢ τρίπος ἠὲ γυνὴ ἀνδρὸς κατατεθνηῶτος·
ὣς τὼ τρὶς Πριάμοιο πόλιν πέρι δινηθήτην
καρπαλίμοισι πόδεσσι· θεοὶ δ᾽ ἐς πάντες ὁρῶντο·
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
ὢ πόποι ἦ φίλον ἄνδρα διωκόμενον περὶ τεῖχος
ὀφθαλμοῖσιν ὁρῶμαι· ἐμὸν δ᾽ ὀλοφύρεται ἦτορ
Ἕκτορος, ὅς μοι πολλὰ βοῶν ἐπὶ μηρί᾽ ἔκηεν
Ἴδης ἐν κορυφῆισι πολυπτύχου, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
ἐν πόλει ἀκροτάτηι· νῦν αὖτέ ἑ δῖος Ἀχιλλεὺς
ἄστυ πέρι Πριάμοιο ποσὶν ταχέεσσι διώκει.
ἀλλ᾽ ἄγετε φράζεσθε θεοὶ καὶ μητιάασθε
ἠέ μιν ἐκ θανάτοιο σαώσομεν, ἦέ μιν ἤδη
Πηλεΐδηι Ἀχιλῆϊ δαμάσσομεν ἐσθλὸν ἐόντα.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ὦ πάτερ ἀργικέραυνε κελαινεφὲς οἷον ἔειπες·
ἄνδρα θνητὸν ἐόντα πάλαι πεπρωμένον αἴσηι
ἂψ ἐθέλεις θανάτοιο δυσηχέος ἐξαναλῦσαι;
ἔρδ᾽· ἀτὰρ οὔ τοι πάντες ἐπαινέομεν θεοὶ ἄλλοι.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
θάρσει Τριτογένεια φίλον τέκος· οὔ νύ τι θυμῶι
πρόφρονι μυθέομαι, ἐθέλω δέ τοι ἤπιος εἶναι·
ἔρξον ὅπηι δή τοι νόος ἔπλετο, μὴ δ᾽ ἔτ᾽ ἐρώει.
ὣς εἰπὼν ὄτρυνε πάρος μεμαυῖαν Ἀθήνην·
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα.
Ἕκτορα δ᾽ ἀσπερχὲς κλονέων ἔφεπ᾽ ὠκὺς Ἀχιλλεύς.
ὡς δ᾽ ὅτε νεβρὸν ὄρεσφι κύων ἐλάφοιο δίηται
ὄρσας ἐξ εὐνῆς διά τ᾽ ἄγκεα καὶ διὰ βήσσας·
τὸν δ᾽ εἴ πέρ τε λάθηισι καταπτήξας ὑπὸ θάμνωι,
ἀλλά τ᾽ ἀνιχνεύων θέει ἔμπεδον ὄφρά κεν εὕρηι·
ὣς Ἕκτωρ οὐ λῆθε ποδώκεα Πηλεΐωνα.
ὁσσάκι δ᾽ ὁρμήσειε πυλάων Δαρδανιάων
ἀντίον ἀΐξασθαι ἐϋδμήτους ὑπὸ πύργους,
εἴ πως οἷ καθύπερθεν ἀλάλκοιεν βελέεσσι,
τοσσάκι μιν προπάροιθεν ἀποστρέψασκε παραφθὰς
πρὸς πεδίον· αὐτὸς δὲ ποτὶ πτόλιος πέτετ᾽ αἰεί.
ὡς δ᾽ ἐν ὀνείρωι οὐ δύναται φεύγοντα διώκειν·
οὔτ᾽ ἄρ᾽ ὁ τὸν δύναται ὑποφεύγειν οὔθ᾽ ὁ διώκειν·
ὣς ὁ τὸν οὐ δύνατο μάρψαι ποσίν, οὐδ᾽ ὃς ἀλύξαι.
πῶς δέ κεν Ἕκτωρ κῆρας ὑπεξέφυγεν θανάτοιο,
εἰ μή οἱ πύματόν τε καὶ ὕστατον ἤντετ᾽ Ἀπόλλων
ἐγγύθεν, ὅς οἱ ἐπῶρσε μένος λαιψηρά τε γοῦνα;
λαοῖσιν δ᾽ ἀνένευε καρήατι δῖος Ἀχιλλεύς,
οὐδ᾽ ἔα ἱέμεναι ἐπὶ Ἕκτορι πικρὰ βέλεμνα,
μή τις κῦδος ἄροιτο βαλών, ὁ δὲ δεύτερος ἔλθοι.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τὸ τέταρτον ἐπὶ κρουνοὺς ἀφίκοντο,
καὶ τότε δὴ χρύσεια πατὴρ ἐτίταινε τάλαντα,
ἐν δ᾽ ἐτίθει δύο κῆρε τανηλεγέος θανάτοιο,
τὴν μὲν Ἀχιλλῆος, τὴν δ᾽ Ἕκτορος ἱπποδάμοιο,
ἕλκε δὲ μέσσα λαβών· ῥέπε δ᾽ Ἕκτορος αἴσιμον ἦμαρ,
ὤιχετο δ᾽ εἰς Ἀΐδαο, λίπεν δέ ἑ Φοῖβος Ἀπόλλων.
Πηλεΐωνα δ᾽ ἵκανε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη,
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
νῦν δὴ νῶι ἔολπα Διῒ φίλε φαίδιμ᾽ Ἀχιλλεῦ
οἴσεσθαι μέγα κῦδος Ἀχαιοῖσι προτὶ νῆας
Ἕκτορα δηιώσαντε μάχης ἄατόν περ ἐόντα.
οὔ οἱ νῦν ἔτι γ᾽ ἔστι πεφυγμένον ἄμμε γενέσθαι,
οὐδ᾽ εἴ κεν μάλα πολλὰ πάθοι ἑκάεργος Ἀπόλλων
προπροκυλινδόμενος πατρὸς Διὸς αἰγιόχοιο.
ἀλλὰ σὺ μὲν νῦν στῆθι καὶ ἄμπνυε, τόνδε δ᾽ ἐγώ τοι
οἰχομένη πεπιθήσω ἐναντίβιον μαχέσασθαι.
ὣς φάτ᾽ Ἀθηναίη, ὁ δ᾽ ἐπείθετο, χαῖρε δὲ θυμῶι,
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπὶ μελίης χαλκογλώχινος ἐρεισθείς.
ἣ δ᾽ ἄρα τὸν μὲν ἔλειπε, κιχήσατο δ᾽ Ἕκτορα δῖον
Δηϊφόβωι ἐϊκυῖα δέμας καὶ ἀτειρέα φωνήν·
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἠθεῖ᾽ ἦ μάλα δή σε βιάζεται ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
ἄστυ πέρι Πριάμοιο ποσὶν ταχέεσσι διώκων·
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ στέωμεν καὶ ἀλεξώμεσθα μένοντες.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
Δηΐφοβ᾽ ἦ μέν μοι τὸ πάρος πολὺ φίλτατος ἦσθα
γνωτῶν οὓς Ἑκάβη ἠδὲ Πρίαμος τέκε παῖδας·
νῦν δ᾽ ἔτι καὶ μᾶλλον νοέω φρεσὶ τιμήσασθαι,
ὃς ἔτλης ἐμεῦ εἵνεκ᾽, ἐπεὶ ἴδες ὀφθαλμοῖσι,
τείχεος ἐξελθεῖν, ἄλλοι δ᾽ ἔντοσθε μένουσι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε θεὰ γλαυκῶπις Ἀθήνη·
ἠθεῖ᾽ ἦ μὲν πολλὰ πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ
λίσσονθ᾽ ἑξείης γουνούμενοι, ἀμφὶ δ᾽ ἑταῖροι,
αὖθι μένειν· τοῖον γὰρ ὑποτρομέουσιν ἅπαντες·
ἀλλ᾽ ἐμὸς ἔνδοθι θυμὸς ἐτείρετο πένθεϊ λυγρῶι.
νῦν δ᾽ ἰθὺς μεμαῶτε μαχώμεθα, μὴ δέ τι δούρων
ἔστω φειδωλή, ἵνα εἴδομεν εἴ κεν Ἀχιλλεὺς
νῶϊ κατακτείνας ἔναρα βροτόεντα φέρηται
νῆας ἔπι γλαφυράς, ἦ κεν σῶι δουρὶ δαμήηι.
ὣς φαμένη καὶ κερδοσύνηι ἡγήσατ᾽ Ἀθήνη·
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τὸν πρότερος προσέειπε μέγας κορυθαίολος Ἕκτωρ·
οὔ σ᾽ ἔτι Πηλέος υἱὲ φοβήσομαι, ὡς τὸ πάρος περ
τρὶς περὶ ἄστυ μέγα Πριάμου δίον, οὐδέ ποτ᾽ ἔτλην
μεῖναι ἐπερχόμενον· νῦν αὖτέ με θυμὸς ἀνῆκε
στήμεναι ἀντία σεῖο· ἕλοιμί κεν ἤ κεν ἁλοίην.
ἀλλ᾽ ἄγε δεῦρο θεοὺς ἐπιδώμεθα· τοὶ γὰρ ἄριστοι
μάρτυροι ἔσσονται καὶ ἐπίσκοποι ἁρμονιάων·
οὐ γὰρ ἐγώ σ᾽ ἔκπαγλον ἀεικιῶ, αἴ κεν ἐμοὶ Ζεὺς
δώηι καμμονίην, σὴν δὲ ψυχὴν ἀφέλωμαι·
ἀλλ᾽ ἐπεὶ ἄρ κέ σε συλήσω κλυτὰ τεύχε᾽ Ἀχιλλεῦ
νεκρὸν Ἀχαιοῖσιν δώσω πάλιν· ὣς δὲ σὺ ῥέζειν.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
Ἕκτορ μή μοι ἄλαστε συνημοσύνας ἀγόρευε·
ὡς οὐκ ἔστι λέουσι καὶ ἀνδράσιν ὅρκια πιστά,
οὐδὲ λύκοι τε καὶ ἄρνες ὁμόφρονα θυμὸν ἔχουσιν,
ἀλλὰ κακὰ φρονέουσι διαμπερὲς ἀλλήλοισιν,
ὣς οὐκ ἔστ᾽ ἐμὲ καὶ σὲ φιλήμεναι, οὐδέ τι νῶϊν
ὅρκια ἔσσονται, πρίν γ᾽ ἢ ἕτερόν γε πεσόντα
αἵματος ἆσαι Ἄρηα ταλαύρινον πολεμιστήν.
παντοίης ἀρετῆς μιμνήσκεο· νῦν σε μάλα χρὴ
αἰχμητήν τ᾽ ἔμεναι καὶ θαρσαλέον πολεμιστήν.
οὔ τοι ἔτ᾽ ἔσθ᾽ ὑπάλυξις, ἄφαρ δέ σε Παλλὰς Ἀθήνη
ἔγχει ἐμῶι δαμάαι· νῦν δ᾽ ἀθρόα πάντ᾽ ἀποτίσεις
κήδε᾽ ἐμῶν ἑτάρων οὓς ἔκτανες ἔγχεϊ θύων.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος·
καὶ τὸ μὲν ἄντα ἰδὼν ἠλεύατο φαίδιμος Ἕκτωρ·
ἕζετο γὰρ προϊδών, τὸ δ᾽ ὑπέρπτατο χάλκεον ἔγχος,
ἐν γαίηι δ᾽ ἐπάγη· ἀνὰ δ᾽ ἥρπασε Παλλὰς Ἀθήνη,
ἂψ δ᾽ Ἀχιλῆϊ δίδου, λάθε δ᾽ Ἕκτορα ποιμένα λαῶν.
Ἕκτωρ δὲ προσέειπεν ἀμύμονα Πηλεΐωνα·
ἤμβροτες, οὐδ᾽ ἄρα πώ τι θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ
ἐκ Διὸς ἠείδης τὸν ἐμὸν μόρον, ἦ τοι ἔφης γε·
ἀλλά τις ἀρτιεπὴς καὶ ἐπίκλοπος ἔπλεο μύθων,
ὄφρά σ᾽ ὑποδείσας μένεος ἀλκῆς τε λάθωμαι.
οὐ μέν μοι φεύγοντι μεταφρένωι ἐν δόρυ πήξεις,
ἀλλ᾽ ἰθὺς μεμαῶτι διὰ στήθεσφιν ἔλασσον
εἴ τοι ἔδωκε θεός· νῦν αὖτ᾽ ἐμὸν ἔγχος ἄλευαι
χάλκεον· ὡς δή μιν σῶι ἐν χροῒ πᾶν κομίσαιο.
καί κεν ἐλαφρότερος πόλεμος Τρώεσσι γένοιτο
σεῖο καταφθιμένοιο· σὺ γάρ σφισι πῆμα μέγιστον.
ἦ ῥα, καὶ ἀμπεπαλὼν προΐει δολιχόσκιον ἔγχος,
καὶ βάλε Πηλεΐδαο μέσον σάκος οὐδ᾽ ἀφάμαρτε·
τῆλε δ᾽ ἀπεπλάγχθη σάκεος δόρυ· χώσατο δ᾽ Ἕκτωρ
ὅττί ῥά οἱ βέλος ὠκὺ ἐτώσιον ἔκφυγε χειρός,
στῆ δὲ κατηφήσας, οὐδ᾽ ἄλλ᾽ ἔχε μείλινον ἔγχος.
Δηΐφοβον δ᾽ ἐκάλει λευκάσπιδα μακρὸν ἀΰσας·
ἤιτεέ μιν δόρυ μακρόν· ὁ δ᾽ οὔ τί οἱ ἐγγύθεν ἦεν.
Ἕκτωρ δ᾽ ἔγνω ἧισιν ἐνὶ φρεσὶ φώνησέν τε·
ὢ πόποι ἦ μάλα δή με θεοὶ θάνατον δὲ κάλεσσαν·
Δηΐφοβον γὰρ ἔγωγ᾽ ἐφάμην ἥρωα παρεῖναι·
ἀλλ᾽ ὁ μὲν ἐν τείχει, ἐμὲ δ᾽ ἐξαπάτησεν Ἀθήνη.
νῦν δὲ δὴ ἐγγύθι μοι θάνατος κακός, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἄνευθεν,
οὐδ᾽ ἀλέη· ἦ γάρ ῥα πάλαι τό γε φίλτερον ἦεν
Ζηνί τε καὶ Διὸς υἷι ἑκηβόλωι, οἵ με πάρος γε
πρόφρονες εἰρύατο· νῦν αὖτέ με μοῖρα κιχάνει.
μὴ μὰν ἀσπουδί γε καὶ ἀκλειῶς ἀπολοίμην,
ἀλλὰ μέγα ῥέξας τι καὶ ἐσσομένοισι πυθέσθαι.
ὣς ἄρα φωνήσας εἰρύσσατο φάσγανον ὀξύ,
τό οἱ ὑπὸ λαπάρην τέτατο μέγα τε στιβαρόν τε,
οἴμησεν δὲ ἀλεὶς ὥς τ᾽ αἰετὸς ὑψιπετήεις,
ὅς τ᾽ εἶσιν πεδίον δὲ διὰ νεφέων ἐρεβεννῶν
ἁρπάξων ἢ ἄρν᾽ ἀμαλὴν ἤ πτῶκα λαγωόν·
ὣς Ἕκτωρ οἴμησε τινάσσων φάσγανον ὀξύ.
ὁρμήθη δ᾽ Ἀχιλεύς, μένεος δ᾽ ἐμπλήσατο θυμὸν
ἀγρίου, πρόσθεν δὲ σάκος στέρνοιο κάλυψε
καλὸν δαιδάλεον, κόρυθι δ᾽ ἐπένευε φαεινῆι
τετραφάλωι· καλαὶ δὲ περισσείοντο ἔθειραι
χρύσεαι, ἃς Ἥφαιστος ἵει λόφον ἀμφὶ θαμειάς.
οἷος δ᾽ ἀστὴρ εἶσι μετ᾽ ἀστράσι νυκτὸς ἀμολγῶι
ἕσπερος, ὃς κάλλιστος ἐν οὐρανῶι ἵσταται ἀστήρ,
ὣς αἰχμῆς ἀπέλαμπ᾽ εὐήκεος, ἣν ἄρ᾽ Ἀχιλλεὺς
πάλλεν δεξιτερῆι φρονέων κακὸν Ἕκτορι δίωι
εἰσορόων χρόα καλόν, ὅπηι εἴξειε μάλιστα.
τοῦ δὲ καὶ ἄλλο τόσον μὲν ἔχε χρόα χάλκεα τεύχεα
καλά, τὰ Πατρόκλοιο βίην ἐνάριξε κατακτάς·
φαίνετο δ᾽ ἧι κληῗδες ἀπ᾽ ὤμων αὐχέν᾽ ἔχουσι
λαυκανίην, ἵνα τε ψυχῆς ὤκιστος ὄλεθρος·
τῆι ῥ᾽ ἐπὶ οἷ μεμαῶτ᾽ ἔλασ᾽ ἔγχεϊ δῖος Ἀχιλλεύς,
ἀντικρὺ δ᾽ ἁπαλοῖο δι᾽ αὐχένος ἤλυθ᾽ ἀκωκή·
οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἀπ᾽ ἀσφάραγον μελίη τάμε χαλκοβάρεια,
ὄφρά τί μιν προτιείποι ἀμειβόμενος ἐπέεσσιν.
ἤριπε δ᾽ ἐν κονίηις· ὁ δ᾽ ἐπεύξατο δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἕκτορ ἀτάρ που ἔφης Πατροκλῆ᾽ ἐξεναρίζων
σῶς ἔσσεσθ᾽, ἐμὲ δ᾽ οὐδὲν ὀπίζεο νόσφιν ἐόντα
νήπιε· τοῖο δ᾽ ἄνευθεν ἀοσσητὴρ μέγ᾽ ἀμείνων
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισιν ἐγὼ μετόπισθε λελείμμην,
ὅς τοι γούνατ᾽ ἔλυσα· σὲ μὲν κύνες ἠδ᾽ οἰωνοὶ
ἑλκήσουσ᾽ ἀϊκῶς, τὸν δὲ κτεριοῦσιν Ἀχαιοί.
τὸν δ᾽ ὀλιγοδρανέων προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
λίσσομ᾽ ὑπὲρ ψυχῆς καὶ γούνων σῶν τε τοκήων
μή με ἔα παρὰ νηυσὶ κύνας καταδάψαι Ἀχαιῶν,
ἀλλὰ σὺ μὲν χαλκόν τε ἅλις χρυσόν τε δέδεξο
δῶρα τά τοι δώσουσι πατὴρ καὶ πότνια μήτηρ,
σῶμα δὲ οἴκαδ᾽ ἐμὸν δόμεναι πάλιν, ὄφρα πυρός με
Τρῶες καὶ Τρώων ἄλοχοι λελάχωσι θανόντα.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεὺς·
μή με κύον γούνων γουνάζεο μὴ δὲ τοκήων·
αἲ γάρ πως αὐτόν με μένος καὶ θυμὸς ἀνήη
ὤμ᾽ ἀποταμνόμενον κρέα ἔδμεναι, οἷα ἔοργας,
ὡς οὐκ ἔσθ᾽ ὃς σῆς γε κύνας κεφαλῆς ἀπαλάλκοι,
οὐδ᾽ εἴ κεν δεκάκις τε καὶ εἰκοσινήριτ᾽ ἄποινα
στήσωσ᾽ ἐνθάδ᾽ ἄγοντες, ὑπόσχωνται δὲ καὶ ἄλλα,
οὐδ᾽ εἴ κέν σ᾽ αὐτὸν χρυσῶι ἐρύσασθαι ἀνώγοι
Δαρδανίδης Πρίαμος· οὐδ᾽ ὧς σέ γε πότνια μήτηρ
ἐνθεμένη λεχέεσσι γοήσεται ὃν τέκεν αὐτή,
ἀλλὰ κύνες τε καὶ οἰωνοὶ κατὰ πάντα δάσονται.
τὸν δὲ καταθνήισκων προσέφη κορυθαίολος Ἕκτωρ·
ἦ σ᾽ εὖ γιγνώσκων προτιόσσομαι, οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔμελλον
πείσειν· ἦ γὰρ σοί γε σιδήρεος ἐν φρεσὶ θυμός.
φράζεο νῦν, μή τοί τι θεῶν μήνιμα γένωμαι
ἤματι τῶι ὅτε κέν σε Πάρις καὶ Φοῖβος Ἀπόλλων
ἐσθλὸν ἐόντ᾽ ὀλέσωσιν ἐνὶ Σκαιῆισι πύληισιν.
ὣς ἄρα μιν εἰπόντα τέλος θανάτοιο κάλυψε,
ψυχὴ δ᾽ ἐκ ῥεθέων πταμένη Ἄϊδος δὲ βεβήκει
ὃν πότμον γοόωσα λιποῦσ᾽ ἀνδροτῆτα καὶ ἥβην.
τὸν καὶ τεθνηῶτα προσηύδα δῖος Ἀχιλλεύς·
τέθναθι· κῆρα δ᾽ ἐγὼ τότε δέξομαι ὁππότε κεν δὴ
Ζεὺς ἐθέληι τελέσαι ἠδ᾽ ἀθάνατοι θεοὶ ἄλλοι.
ἦ ῥα, καὶ ἐκ νεκροῖο ἐρύσσατο χάλκεον ἔγχος,
καὶ τό γ᾽ ἄνευθεν ἔθηχ᾽, ὁ δ᾽ ἀπ᾽ ὤμων τεύχε᾽ ἐσύλα
αἱματόεντ᾽· ἄλλοι δὲ περίδραμον υἷες Ἀχαιῶν,
οἳ καὶ θηήσαντο φυὴν καὶ εἶδος ἀγητὸν
Ἕκτορος· οὐδ᾽ ἄρα οἵ τις ἀνουτητί γε παρέστη.
ὧδε δέ τις εἴπεσκεν ἰδὼν ἐς πλησίον ἄλλον·
ὢ πόποι, ἦ μάλα δὴ μαλακώτερος ἀμφαφάασθαι
Ἕκτωρ ἢ ὅτε νῆας ἐνέπρησεν πυρὶ κηλέωι.
ὣς ἄρα τις εἴπεσκε καὶ οὐτήσασκε παραστάς.
τὸν δ᾽ ἐπεὶ ἐξενάριξε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
στὰς ἐν Ἀχαιοῖσιν ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ἐπεὶ δὴ τόνδ᾽ ἄνδρα θεοὶ δαμάσασθαι ἔδωκαν,
ὃς κακὰ πόλλ᾽ ἔρρεξεν ὅσ᾽ οὐ σύμπαντες οἱ ἄλλοι,
εἰ δ᾽ ἄγετ᾽ ἀμφὶ πόλιν σὺν τεύχεσι πειρηθῶμεν,
ὄφρά κ᾽ ἔτι γνῶμεν Τρώων νόον ὅν τιν᾽ ἔχουσιν,
ἢ καταλείψουσιν πόλιν ἄκρην τοῦδε πεσόντος,
ἦε μένειν μεμάασι καὶ Ἕκτορος οὐκέτ᾽ ἐόντος.
ἀλλὰ τί ἤ μοι ταῦτα φίλος διελέξατο θυμός;
κεῖται πὰρ νήεσσι νέκυς ἄκλαυτος ἄθαπτος
Πάτροκλος· τοῦ δ᾽ οὐκ ἐπιλήσομαι, ὄφρ᾽ ἂν ἔγωγε
ζωοῖσιν μετέω καί μοι φίλα γούνατ᾽ ὀρώρηι·
εἰ δὲ θανόντων περ καταλήθοντ᾽ εἰν Ἀΐδαο
αὐτὰρ ἐγὼ καὶ κεῖθι φίλου μεμνήσομ᾽ ἑταίρου.
νῦν δ᾽ ἄγ᾽ ἀείδοντες παιήονα κοῦροι Ἀχαιῶν
νηυσὶν ἔπι γλαφυρῆισι νεώμεθα, τόνδε δ᾽ ἄγωμεν.
ἠράμεθα μέγα κῦδος· ἐπέφνομεν Ἕκτορα δῖον,
ὧι Τρῶες κατὰ ἄστυ θεῶι ὣς εὐχετόωντο.
ἦ ῥα, καὶ Ἕκτορα δῖον ἀεικέα μήδετο ἔργα.
ἀμφοτέρων μετόπισθε ποδῶν τέτρηνε τένοντε
ἐς σφυρὸν ἐκ πτέρνης, βοέους δ᾽ ἐξῆπτεν ἱμάντας,
ἐκ δίφροιο δ᾽ ἔδησε, κάρη δ᾽ ἕλκεσθαι ἔασεν·
ἐς δίφρον δ᾽ ἀναβὰς ἀνά τε κλυτὰ τεύχε᾽ ἀείρας
μάστιξέν ῥ᾽ ἐλάαν, τὼ δ᾽ οὐκ ἀέκοντε πετέσθην.
τοῦ δ᾽ ἦν ἑλκομένοιο κονίσαλος, ἀμφὶ δὲ χαῖται
κυάνεαι πίτναντο, κάρη δ᾽ ἅπαν ἐν κονίηισι
κεῖτο πάρος χαρίεν· τότε δὲ Ζεὺς δυσμενέεσσι
δῶκεν ἀεικίσσασθαι ἑῆι ἐν πατρίδι γαίηι.
ὣς τοῦ μὲν κεκόνιτο κάρη ἅπαν· ἣ δέ νυ μήτηρ
τίλλε κόμην, ἀπὸ δὲ λιπαρὴν ἔρριψε καλύπτρην
τηλόσε, κώκυσεν δὲ μάλα μέγα παῖδ᾽ ἐσιδοῦσα·
ὤιμωξεν δ᾽ ἐλεεινὰ πατὴρ φίλος, ἀμφὶ δὲ λαοὶ
κωκυτῶι τ᾽ εἴχοντο καὶ οἰμωγῆι κατὰ ἄστυ.
τῶι δὲ μάλιστ᾽ ἄρ᾽ ἔην ἐναλίγκιον ὡς εἰ ἅπασα
Ἴλιος ὀφρυόεσσα πυρὶ σμύχοιτο κατ᾽ ἄκρης.
λαοὶ μέν ῥα γέροντα μόγις ἔχον ἀσχαλόωντα
ἐξελθεῖν μεμαῶτα πυλάων Δαρδανιάων.
πάντας δ᾽ ἐλλιτάνευε κυλινδόμενος κατὰ κόπρον,
ἐξονομακλήδην ὀνομάζων ἄνδρα ἕκαστον·
σχέσθε φίλοι, καί μ᾽ οἶον ἐάσατε κηδόμενοί περ
ἐξελθόντα πόληος ἱκέσθ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
λίσσωμ᾽ ἀνέρα τοῦτον ἀτάσθαλον ὀβριμοεργόν,
ἤν πως ἡλικίην αἰδέσσεται ἠδ᾽ ἐλεήσηι
γῆρας· καὶ δέ νυ τῶι γε πατὴρ τοιόσδε τέτυκται
Πηλεύς, ὅς μιν ἔτικτε καὶ ἔτρεφε πῆμα γενέσθαι
Τρωσί· μάλιστα δ᾽ ἐμοὶ περὶ πάντων ἄλγε᾽ ἔθηκε.
τόσσους γάρ μοι παῖδας ἀπέκτανε τηλεθάοντας·
τῶν πάντων οὐ τόσσον ὀδύρομαι ἀχνύμενός περ
ὡς ἑνός, οὗ μ᾽ ἄχος ὀξὺ κατοίσεται Ἄϊδος εἴσω,
Ἕκτορος· ὡς ὄφελεν θανέειν ἐν χερσὶν ἐμῆισι·
τώ κε κορεσσάμεθα κλαίοντέ τε μυρομένω τε
μήτηρ θ᾽, ἥ μιν ἔτικτε δυσάμμορος, ἠδ᾽ ἐγὼ αὐτός.
ὣς ἔφατο κλαίων, ἐπὶ δὲ στενάχοντο πολῖται·
Τρωιῆισιν δ᾽ Ἑκάβη ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο·
τέκνον ἐγὼ δειλή· τί νυ βείομαι αἰνὰ παθοῦσα
σεῦ ἀποτεθνηῶτος; ὅ μοι νύκτάς τε καὶ ἦμαρ
εὐχωλὴ κατὰ ἄστυ πελέσκεο, πᾶσί τ᾽ ὄνειαρ
Τρωσί τε καὶ Τρωιῆισι κατὰ πτόλιν, οἵ σε θεὸν ὣς
δειδέχατ᾽· ἦ γὰρ καί σφι μάλα μέγα κῦδος ἔησθα
ζωὸς ἐών· νῦν αὖ θάνατος καὶ μοῖρα κιχάνει.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἄλοχος δ᾽ οὔ πώ τι πέπυστο
Ἕκτορος· οὐ γάρ οἵ τις ἐτήτυμος ἄγγελος ἐλθὼν
ἤγγειλ᾽ ὅττί ῥά οἱ πόσις ἔκτοθι μίμνε πυλάων,
ἀλλ᾽ ἥ γ᾽ ἱστὸν ὕφαινε μυχῶι δόμου ὑψηλοῖο
δίπλακα πορφυρέην, ἐν δὲ θρόνα ποικίλ᾽ ἔπασσε.
κέκλετο δ᾽ ἀμφιπόλοισιν ἐϋπλοκάμοις κατὰ δῶμα
ἀμφὶ πυρὶ στῆσαι τρίποδα μέγαν, ὄφρα πέλοιτο
Ἕκτορι θερμὰ λοετρὰ μάχης ἐκ νοστήσαντι
νηπίη, οὐδ᾽ ἐνόησεν ὅ μιν μάλα τῆλε λοετρῶν
χερσὶν Ἀχιλλῆος δάμασε γλαυκῶπις Ἀθήνη.
κωκυτοῦ δ᾽ ἤκουσε καὶ οἰμωγῆς ἀπὸ πύργου·
τῆς δ᾽ ἐλελίχθη γυῖα, χαμαὶ δέ οἱ ἔκπεσε κερκίς·
ἣ δ᾽ αὖτις δμωιῆισιν ἐϋπλοκάμοισι μετηύδα·
δεῦτε δύω μοι ἕπεσθον, ἴδωμ᾽ ὅτιν᾽ ἔργα τέτυκται.
αἰδοίης ἑκυρῆς ὀπὸς ἔκλυον, ἐν δ᾽ ἐμοὶ αὐτῆι
στήθεσι πάλλεται ἦτορ ἀνὰ στόμα, νέρθε δὲ γοῦνα
πήγνυται· ἐγγὺς δή τι κακὸν Πριάμοιο τέκεσσιν.
αἲ γὰρ ἀπ᾽ οὔατος εἴη ἐμεῦ ἔπος· ἀλλὰ μάλ᾽ αἰνῶς
δείδω μὴ δή μοι θρασὺν Ἕκτορα δῖος Ἀχιλλεὺς
μοῦνον ἀποτμήξας πόλιος πεδίον δὲ δίηται,
καὶ δή μιν καταπαύσηι ἀγηνορίης ἀλεγεινῆς
ἥ μιν ἔχεσκ᾽, ἐπεὶ οὔ ποτ᾽ ἐνὶ πληθυῖ μένεν ἀνδρῶν,
ἀλλὰ πολὺ προθέεσκε, τὸ ὃν μένος οὐδενὶ εἴκων.
ὣς φαμένη μεγάροιο διέσσυτο μαινάδι ἴση
παλλομένη κραδίην· ἅμα δ᾽ ἀμφίπολοι κίον αὐτῆι
αὐτὰρ ἐπεὶ πύργόν τε καὶ ἀνδρῶν ἷξεν ὅμιλον
ἔστη παπτήνασ᾽ ἐπὶ τείχεϊ, τὸν δὲ νόησεν
ἑλκόμενον πρόσθεν πόλιος· ταχέες δέ μιν ἵπποι
ἕλκον ἀκηδέστως κοίλας ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
τὴν δὲ κατ᾽ ὀφθαλμῶν ἐρεβεννὴ νὺξ ἐκάλυψεν,
ἤριπε δ᾽ ἐξοπίσω, ἀπὸ δὲ ψυχὴν ἐκάπυσσε.
τῆλε δ᾽ ἀπὸ κρατὸς βάλε δέσματα σιγαλόεντα,
ἄμπυκα κεκρύφαλόν τε ἰδὲ πλεκτὴν ἀναδέσμην
κρήδεμνόν θ᾽, ὅ ῥά οἱ δῶκε χρυσῆ Ἀφροδίτη
ἤματι τῶι ὅτε μιν κορυθαίολος ἠγάγεθ᾽ Ἕκτωρ
ἐκ δόμου Ἠετίωνος, ἐπεὶ πόρε μυρία ἕδνα.
ἀμφὶ δέ μιν γαλόωι τε καὶ εἰνατέρες ἅλις ἔσταν,
αἵ ἑ μετὰ σφίσιν εἶχον ἀτυζομένην ἀπολέσθαι.
ἣ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἔμπνυτο καὶ ἐς φρένα θυμὸς ἀγέρθη
ἀμβλήδην γοόωσα μετὰ Τρωιῆισιν ἔειπεν·
Ἕκτορ ἐγὼ δύστηνος· ἰῆι ἄρα γεινόμεθ᾽ αἴσηι
ἀμφότεροι, σὺ μὲν ἐν Τροίηι Πριάμου κατὰ δῶμα,
αὐτὰρ ἐγὼ Θήβηισιν ὑπὸ Πλάκωι ὑληέσσηι
ἐν δόμωι Ἠετίωνος, ὅ μ᾽ ἔτρεφε τυτθὸν ἐοῦσαν
δύσμορος αἰνόμορον· ὡς μὴ ὤφελλε τεκέσθαι.
νῦν δὲ σὺ μὲν Ἀΐδαο δόμους ὑπὸ κεύθεσι γαίης
ἔρχεαι, αὐτὰρ ἐμὲ στυγερῶι ἐνὶ πένθεϊ λείπεις
χήρην ἐν μεγάροισι· πάϊς δ᾽ ἔτι νήπιος αὔτως,
ὃν τέκομεν σύ τ᾽ ἐγώ τε δυσάμμοροι· οὔτε σὺ τούτωι
ἔσσεαι Ἕκτορ ὄνειαρ ἐπεὶ θάνες, οὔτε σοὶ οὗτος.
ἤν περ γὰρ πόλεμόν γε φύγηι πολύδακρυν Ἀχαιῶν,
αἰεί τοι τούτωι γε πόνος καὶ κήδε᾽ ὀπίσσω
ἔσσοντ᾽· ἄλλοι γάρ οἱ ἀπουρίσσουσιν ἀρούρας.
ἦμαρ δ᾽ ὀρφανικὸν παναφήλικα παῖδα τίθησι·
πάντα δ᾽ ὑπεμνήμυκε, δεδάκρυνται δὲ παρειαί,
δευόμενος δέ τ᾽ ἄνεισι πάϊς ἐς πατρὸς ἑταίρους,
ἄλλον μὲν χλαίνης ἐρύων, ἄλλον δὲ χιτῶνος·
τῶν δ᾽ ἐλεησάντων κοτύλην τις τυτθὸν ἐπέσχε·
χείλεα μέν τ᾽ ἐδίην᾽, ὑπερώιην δ᾽ οὐκ ἐδίηνε.
τὸν δὲ καὶ ἀμφιθαλὴς ἐκ δαιτύος ἐστυφέλιξε
χερσὶν πεπλήγων καὶ ὀνειδείοισιν ἐνίσσων·
ἔρρ᾽ οὕτως· οὐ σός γε πατὴρ μεταδαίνυται ἡμῖν.
δακρυόεις δέ τ᾽ ἄνεισι πάϊς ἐς μητέρα χήρην
Ἀστυάναξ, ὃς πρὶν μὲν ἑοῦ ἐπὶ γούνασι πατρὸς
μυελὸν οἶον ἔδεσκε καὶ οἰῶν πίονα δημόν·
αὐτὰρ ὅθ᾽ ὕπνος ἕλοι, παύσαιτό τε νηπιαχεύων,
εὕδεσκ᾽ ἐν λέκτροισιν ἐν ἀγκαλίδεσσι τιθήνης
εὐνῆι ἔνι μαλακῆι θαλέων ἐμπλησάμενος κῆρ·
νῦν δ᾽ ἂν πολλὰ πάθηισι φίλου ἀπὸ πατρὸς ἁμαρτὼν
Ἀστυάναξ, ὃν Τρῶες ἐπίκλησιν καλέουσιν·
οἶος γάρ σφιν ἔρυσο πύλας καὶ τείχεα μακρά.
νῦν δὲ σὲ μὲν παρὰ νηυσὶ κορωνίσι νόσφι τοκήων
αἰόλαι εὐλαὶ ἔδονται, ἐπεί κε κύνες κορέσωνται
γυμνόν· ἀτάρ τοι εἵματ᾽ ἐνὶ μεγάροισι κέονται
λεπτά τε καὶ χαρίεντα τετυγμένα χερσὶ γυναικῶν.
ἀλλ᾽ ἤτοι τάδε πάντα καταφλέξω πυρὶ κηλέωι
οὐδὲν σοί γ᾽ ὄφελος, ἐπεὶ οὐκ ἐγκείσεαι αὐτοῖς,
ἀλλὰ πρὸς Τρώων καὶ Τρωϊάδων κλέος εἶναι.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες.
Ἰλιάδος Ψ
Ἆθλα ἐπὶ Πατρόκλωι.
Ὣς οἳ μὲν στενάχοντο κατὰ πτόλιν· αὐτὰρ Ἀχαιοὶ
ἐπεὶ δὴ νῆάς τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκοντο,
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐσκίδναντο ἑὴν ἐπὶ νῆα ἕκαστος,
Μυρμιδόνας δ᾽ οὐκ εἴα ἀποσκίδνασθαι Ἀχιλλεύς,
ἀλλ᾽ ὅ γε οἷς ἑτάροισι φιλοπτολέμοισι μετηύδα·
Μυρμιδόνες ταχύπωλοι ἐμοὶ ἐρίηρες ἑταῖροι
μὴ δή πω ὑπ᾽ ὄχεσφι λυώμεθα μώνυχας ἵππους,
ἀλλ᾽ αὐτοῖς ἵπποισι καὶ ἅρμασιν ἆσσον ἰόντες
Πάτροκλον κλαίωμεν· ὁ γὰρ γέρας ἐστὶ θανόντων.
αὐτὰρ ἐπεί κ᾽ ὀλοοῖο τεταρπώμεσθα γόοιο,
ἵππους λυσάμενοι δορπήσομεν ἐνθάδε πάντες.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ὤιμωξαν ἀολλέες, ἦρχε δ᾽ Ἀχιλλεύς.
οἳ δὲ τρὶς περὶ νεκρὸν ἐΰτριχας ἤλασαν ἵππους
μυρόμενοι· μετὰ δέ σφι Θέτις γόου ἵμερον ὦρσε.
δεύοντο ψάμαθοι, δεύοντο δὲ τεύχεα φωτῶν
δάκρυσι· τοῖον γὰρ πόθεον μήστωρα φόβοιο.
τοῖσι δὲ Πηλεΐδης ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο
χεῖρας ἐπ᾽ ἀνδροφόνους θέμενος στήθεσσιν ἑταίρου·
χαῖρέ μοι ὦ Πάτροκλε καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι·
πάντα γὰρ ἤδη τοι τελέω τὰ πάροιθεν ὑπέστην
Ἕκτορα δεῦρ᾽ ἐρύσας δώσειν κυσὶν ὠμὰ δάσασθαι,
δώδεκα δὲ προπάροιθε πυρῆς ἀποδειροτομήσειν
Τρώων ἀγλαὰ τέκνα σέθεν κταμένοιο χολωθείς.
ἦ ῥα καὶ Ἕκτορα δῖον ἀεικέα μήδετο ἔργα
πρηνέα πὰρ λεχέεσσι Μενοιτιάδαο τανύσσας
ἐν κονίηις· οἳ δ᾽ ἔντε᾽ ἀφωπλίζοντο ἕκαστος
χάλκεα μαρμαίροντα, λύον δ᾽ ὑψηχέας ἵππους,
κὰδ δ᾽ ἷζον παρὰ νηῒ ποδώκεος Αἰακίδαο
μυρίοι· αὐτὰρ ὁ τοῖσι τάφον μενοεικέα δαίνυ.
πολλοὶ μὲν βόες ἀργοὶ ὀρέχθεον ἀμφὶ σιδήρωι
σφαζόμενοι, πολλοὶ δ᾽ ὄϊες καὶ μηκάδες αἶγες·
πολλοὶ δ᾽ ἀργιόδοντες ὕες θαλέθοντες ἀλοιφῆι
εὑόμενοι τανύοντο διὰ φλογὸς Ἡφαίστοιο·
πάντηι δ᾽ ἀμφὶ νέκυν κοτυλήρυτον ἔρρεεν αἷμα.
αὐτὰρ τόν γε ἄνακτα ποδώκεα Πηλεΐωνα
εἰς Ἀγαμέμνονα δῖον ἄγον βασιλῆες Ἀχαιῶν
σπουδῆι παρπεπιθόντες ἑταίρου χωόμενον κῆρ.
οἳ δ᾽ ὅτε δὴ κλισίην Ἀγαμέμνονος ἷξον ἰόντες,
αὐτίκα κηρύκεσσι λιγυφθόγγοισι κέλευσαν
ἀμφὶ πυρὶ στῆσαι τρίποδα μέγαν, εἰ πεπίθοιεν
Πηλεΐδην λούσασθαι ἄπο βρότον αἱματόεντα.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἠρνεῖτο στερεῶς, ἐπὶ δ᾽ ὅρκον ὄμοσσεν·
οὐ μὰ Ζῆν᾽, ὅς τίς τε θεῶν ὕπατος καὶ ἄριστος,
οὐ θέμις ἐστὶ λοετρὰ καρήατος ἆσσον ἱκέσθαι
πρίν γ᾽ ἐνὶ Πάτροκλον θέμεναι πυρὶ σῆμά τε χεῦαι
κείρασθαί τε κόμην, ἐπεὶ οὔ μ᾽ ἔτι δεύτερον ὧδε
ἵξετ᾽ ἄχος κραδίην ὄφρα ζωοῖσι μετείω.
ἀλλ᾽ ἤτοι νῦν μὲν στυγερῆι πειθώμεθα δαιτί·
ἠῶθεν δ᾽ ὄτρυνον ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγάμεμνον
ὕλην τ᾽ ἀξέμεναι παρά τε σχεῖν ὅσσ᾽ ἐπιεικὲς
νεκρὸν ἔχοντα νέεσθαι ὑπὸ ζόφον ἠερόεντα,
ὄφρ᾽ ἤτοι τοῦτον μὲν ἐπιφλέγηι ἀκάματον πῦρ
θᾶσσον ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν, λαοὶ δ᾽ ἐπὶ ἔργα τράπωνται.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο.
ἐσσυμένως δ᾽ ἄρα δόρπον ἐφοπλίσσαντες ἕκαστοι
δαίνυντ᾽, οὐδέ τι θυμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
οἳ μὲν κακκείοντες ἔβαν κλισίην δὲ ἕκαστος,
Πηλεΐδης δ᾽ ἐπὶ θινὶ πολυφλοίσβοιο θαλάσσης
κεῖτο βαρὺ στενάχων πολέσιν μετὰ Μυρμιδόνεσσιν
ἐν καθαρῶι, ὅθι κύματ᾽ ἐπ᾽ ἠϊόνος κλύζεσκον·
εὖτε τὸν ὕπνος ἔμαρπτε λύων μελεδήματα θυμοῦ
νήδυμος ἀμφιχυθείς· μάλα γὰρ κάμε φαίδιμα γυῖα
Ἕκτορ᾽ ἐπαΐσσων προτὶ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν·
ἦλθε δ᾽ ἐπὶ ψυχὴ Πατροκλῆος δειλοῖο
πάντ᾽ αὐτῶι μέγεθός τε καὶ ὄμματα κάλ᾽ ἐϊκυῖα
καὶ φωνήν, καὶ τοῖα περὶ χροῒ εἵματα ἕστο·
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
εὕδεις, αὐτὰρ ἐμεῖο λελασμένος ἔπλευ Ἀχιλλεῦ.
οὐ μέν μευ ζώοντος ἀκήδεις, ἀλλὰ θανόντος·
θάπτέ με ὅττι τάχιστα πύλας Ἀΐδαο περήσω.
τῆλέ με εἴργουσι ψυχαὶ εἴδωλα καμόντων,
οὐδέ μέ πω μίσγεσθαι ὑπὲρ ποταμοῖο ἐῶσιν,
ἀλλ᾽ αὔτως ἀλάλημαι ἀν᾽ εὐρυπυλὲς Ἄϊδος δῶ.
καί μοι δὸς τὴν χεῖρ᾽· ὀλοφύρομαι, οὐ γὰρ ἔτ᾽ αὖτις
νίσομαι ἐξ Ἀΐδαο, ἐπήν με πυρὸς λελάχητε.
οὐ μὲν γὰρ ζωοί γε φίλων ἀπάνευθεν ἑταίρων
βουλὰς ἑζόμενοι βουλεύσομεν, ἀλλ᾽ ἐμὲ μὲν κὴρ
ἀμφέχανε στυγερή, ἥ περ λάχε γιγνόμενόν περ·
καὶ δὲ σοὶ αὐτῶι μοῖρα, θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ,
τείχει ὕπο Τρώων εὐηφενέων ἀπολέσθαι.
ἄλλο δέ τοι ἐρέω καὶ ἐφήσομαι αἴ κε πίθηαι·
μὴ ἐμὰ σῶν ἀπάνευθε τιθήμεναι ὀστέ᾽ Ἀχιλλεῦ,
ἀλλ᾽ ὁμοῦ ὡς ἐτράφημεν ἐν ὑμετέροισι δόμοισιν,
εὖτέ με τυτθὸν ἐόντα Μενοίτιος ἐξ Ὀπόεντος
ἤγαγεν ὑμέτερόνδ᾽ ἀνδροκτασίης ὕπο λυγρῆς,
ἤματι τῶι ὅτε παῖδα κατέκτανον Ἀμφιδάμαντος
νήπιος οὐκ ἐθέλων ἀμφ᾽ ἀστραγάλοισι χολωθείς·
ἔνθά με δεξάμενος ἐν δώμασιν ἱππότα Πηλεὺς
ἔτραφέ τ᾽ ἐνδυκέως καὶ σὸν θεράποντ᾽ ὀνόμηνεν·
ὣς δὲ καὶ ὀστέα νῶϊν ὁμὴ σορὸς ἀμφικαλύπτοι
χρύσεος ἀμφιφορεύς, τόν τοι πόρε πότνια μήτηρ.
τὸν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
τίπτέ μοι ἠθείη κεφαλὴ δεῦρ᾽ εἰλήλουθας
καί μοι ταῦτα ἕκαστ᾽ ἐπιτέλλεαι; αὐτὰρ ἐγώ τοι
πάντα μάλ᾽ ἐκτελέω καὶ πείσομαι ὡς σὺ κελεύεις.
ἀλλά μοι ἆσσον στῆθι· μίνυνθά περ ἀμφιβαλόντε
ἀλλήλους ὀλοοῖο τεταρπώμεσθα γόοιο.
ὣς ἄρα φωνήσας ὠρέξατο χερσὶ φίληισιν
οὐδ᾽ ἔλαβε· ψυχὴ δὲ κατὰ χθονὸς ἠΰτε καπνὸς
ὤιχετο τετριγυῖα· ταφὼν δ᾽ ἀνόρουσεν Ἀχιλλεὺς
χερσί τε συμπλατάγησεν, ἔπος δ᾽ ὀλοφυδνὸν ἔειπεν·
ὢ πόποι ἦ ῥά τίς ἐστι καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι
ψυχὴ καὶ εἴδωλον, ἀτὰρ φρένες οὐκ ἔνι πάμπαν·
παννυχίη γάρ μοι Πατροκλῆος δειλοῖο
ψυχὴ ἐφεστήκει γοόωσά τε μυρομένη τε,
καί μοι ἕκαστ᾽ ἐπέτελλεν, ἔϊκτο δὲ θέσκελον αὐτῶι.
ὣς φάτο, τοῖσι δὲ πᾶσιν ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο·
μυρομένοισι δὲ τοῖσι φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠὼς
ἀμφὶ νέκυν ἐλεεινόν. ἀτὰρ κρείων Ἀγαμέμνων
οὐρῆάς τ᾽ ὄτρυνε καὶ ἀνέρας ἀξέμεν ὕλην
πάντοθεν ἐκ κλισιῶν· ἐπὶ δ᾽ ἀνὴρ ἐσθλὸς ὀρώρει
Μηριόνης θεράπων ἀγαπήνορος Ἰδομενῆος.
οἳ δ᾽ ἴσαν ὑλοτόμους πελέκεας ἐν χερσὶν ἔχοντες
σειράς τ᾽ εὐπλέκτους· πρὸ δ᾽ ἄρ᾽ οὐρῆες κίον αὐτῶν.
πολλὰ δ᾽ ἄναντα κάταντα πάραντά τε δόχμιά τ᾽ ἦλθον·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ κνημοὺς προσέβαν πολυπίδακος Ἴδης,
αὐτίκ᾽ ἄρα δρῦς ὑψικόμους ταναήκεϊ χαλκῶι
τάμνον ἐπειγόμενοι· ταὶ δὲ μεγάλα κτυπέουσαι
πῖπτον· τὰς μὲν ἔπειτα διαπλήσσοντες Ἀχαιοὶ
ἔκδεον ἡμιόνων· ταὶ δὲ χθόνα ποσσὶ δατεῦντο
ἐλδόμεναι πεδίοιο διὰ ῥωπήϊα πυκνά.
πάντες δ᾽ ὑλοτόμοι φιτροὺς φέρον· ὡς γὰρ ἀνώγει
Μηριόνης θεράπων ἀγαπήνορος Ἰδομενῆος.
κὰδ δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ ἀκτῆς βάλλον ἐπισχερώ, ἔνθ᾽ ἄρ᾽ Ἀχιλλεὺς
φράσσατο Πατρόκλωι μέγα ἠρίον ἠδὲ οἷ αὐτῶι.
αὐτὰρ ἐπεὶ πάντηι παρακάββαλον ἄσπετον ὕλην
ἥατ᾽ ἄρ᾽ αὖθι μένοντες ἀολλέες. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
αὐτίκα Μυρμιδόνεσσι φιλοπτολέμοισι κέλευσε
χαλκὸν ζώννυσθαι, ζεῦξαι δ᾽ ὑπ᾽ ὄχεσφιν ἕκαστον
ἵππους· οἳ δ᾽ ὄρνυντο καὶ ἐν τεύχεσσιν ἔδυνον,
ἂν δ᾽ ἔβαν ἐν δίφροισι παραιβάται ἡνίοχοί τε,
πρόσθε μὲν ἱππῆες, μετὰ δὲ νέφος εἵπετο πεζῶν
μυρίοι· ἐν δὲ μέσοισι φέρον Πάτροκλον ἑταῖροι.
θριξὶ δὲ πάντα νέκυν καταείνυσαν, ἃς ἐπέβαλλον
κειρόμενοι· ὄπιθεν δὲ κάρη ἔχε δῖος Ἀχιλλεὺς
ἀχνύμενος· ἕταρον γὰρ ἀμύμονα πέμπ᾽ Ἄϊδος δέ.
οἳ δ᾽ ὅτε χῶρον ἵκανον ὅθί σφισι πέφραδ᾽ Ἀχιλλεὺς
κάτθεσαν, αἶψα δέ οἱ μενοεικέα νήεον ὕλην.
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ ἄλλ᾽ ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
στὰς ἀπάνευθε πυρῆς ξανθὴν ἀπεκείρατο χαίτην,
τήν ῥα Σπερχειῶι ποταμῶι τρέφε τηλεθόωσαν·
ὀχθήσας δ᾽ ἄρα εἶπεν ἰδὼν ἐπὶ οἴνοπα πόντον·
Σπερχεί᾽ ἄλλως σοί γε πατὴρ ἠρήσατο Πηλεὺς
κεῖσέ με νοστήσαντα φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
σοί τε κόμην κερέειν ῥέξειν θ᾽ ἱερὴν ἑκατόμβην,
πεντήκοντα δ᾽ ἔνορχα παρ᾽ αὐτόθι μῆλ᾽ ἱερεύσειν
ἐς πηγάς, ὅθι τοι τέμενος βωμός τε θυήεις.
ὣς ἠρᾶθ᾽ ὁ γέρων, σὺ δέ οἱ νόον οὐκ ἐτέλεσσας.
νῦν δ᾽ ἐπεὶ οὐ νέομαί γε φίλην ἐς πατρίδα γαῖαν
Πατρόκλωι ἥρωϊ κόμην ὀπάσαιμι φέρεσθαι.
ὣς εἰπὼν ἐν χερσὶ κόμην ἑτάροιο φίλοιο
θῆκεν, τοῖσι δὲ πᾶσιν ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο.
καί νύ κ᾽ ὀδυρομένοισιν ἔδυ φάος ἠελίοιο
εἰ μὴ Ἀχιλλεὺς αἶψ᾽ Ἀγαμέμνονι εἶπε παραστάς·
Ἀτρεΐδη, σοὶ γάρ τε μάλιστά γε λαὸς Ἀχαιῶν
πείσονται μύθοισι, γόοιο μὲν ἔστι καὶ ἆσαι,
νῦν δ᾽ ἀπὸ πυρκαϊῆς σκέδασον καὶ δεῖπνον ἄνωχθι
ὅπλεσθαι· τάδε δ᾽ ἀμφὶ πονησόμεθ᾽ οἷσι μάλιστα
κήδεός ἐστι νέκυς· παρὰ δ᾽ οἵ τ᾽ ἀγοὶ ἄμμι μενόντων.
αὐτὰρ ἐπεὶ τό γ᾽ ἄκουσεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων,
αὐτίκα λαὸν μὲν σκέδασεν κατὰ νῆας ἐΐσας,
κηδεμόνες δὲ παρ᾽ αὖθι μένον καὶ νήεον ὕλην,
ποίησαν δὲ πυρὴν ἑκατόμπεδον ἔνθα καὶ ἔνθα,
ἐν δὲ πυρῆι ὑπάτηι νεκρὸν θέσαν ἀχνύμενοι κῆρ.
πολλὰ δὲ ἴφια μῆλα καὶ εἰλίποδας ἕλικας βοῦς
πρόσθε πυρῆς ἔδερόν τε καὶ ἄμφεπον· ἐκ δ᾽ ἄρα πάντων
δημὸν ἑλὼν ἐκάλυψε νέκυν μεγάθυμος Ἀχιλλεὺς
ἐς πόδας ἐκ κεφαλῆς, περὶ δὲ δρατὰ σώματα νήει.
ἐν δ᾽ ἐτίθει μέλιτος καὶ ἀλείφατος ἀμφιφορῆας
πρὸς λέχεα κλίνων· πίσυρας δ᾽ ἐριαύχενας ἵππους
ἐσσυμένως ἐνέβαλλε πυρῆι μεγάλα στεναχίζων.
ἐννέα τῶι γε ἄνακτι τραπεζῆες κύνες ἦσαν,
καὶ μὲν τῶν ἐνέβαλλε πυρῆι δύο δειροτομήσας,
δώδεκα δὲ Τρώων μεγαθύμων υἱέας ἐσθλοὺς
χαλκῶι δηϊόων· κακὰ δὲ φρεσὶ μήδετο ἔργα·
ἐν δὲ πυρὸς μένος ἧκε σιδήρεον ὄφρα νέμοιτο.
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα, φίλον δ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον·
χαῖρέ μοι ὦ Πάτροκλε καὶ εἰν Ἀΐδαο δόμοισι·
πάντα γὰρ ἤδη τοι τελέω τὰ πάροιθεν ὑπέστην,
δώδεκα μὲν Τρώων μεγαθύμων υἱέας ἐσθλοὺς
τοὺς ἅμα σοὶ πάντας πῦρ ἐσθίει· Ἕκτορα δ᾽ οὔ τι
δώσω Πριαμίδην πυρὶ δαπτέμεν, ἀλλὰ κύνεσσιν.
ὣς φάτ᾽ ἀπειλήσας· τὸν δ᾽ οὐ κύνες ἀμφεπένοντο,
ἀλλὰ κύνας μὲν ἄλαλκε Διὸς θυγάτηρ Ἀφροδίτη
ἤματα καὶ νύκτας, ῥοδόεντι δὲ χρῖεν ἐλαίωι
ἀμβροσίωι, ἵνα μή μιν ἀποδρύφοι ἑλκυστάζων.
τῶι δ᾽ ἐπὶ κυάνεον νέφος ἤγαγε Φοῖβος Ἀπόλλων
οὐρανόθεν πεδίον δέ, κάλυψε δὲ χῶρον ἅπαντα
ὅσσον ἐπεῖχε νέκυς, μὴ πρὶν μένος ἠελίοιο
σκήλει᾽ ἀμφὶ περὶ χρόα ἴνεσιν ἠδὲ μέλεσσιν.
οὐδὲ πυρὴ Πατρόκλου ἐκαίετο τεθνηῶτος·
ἔνθ᾽ αὖτ᾽ ἀλλ᾽ ἐνόησε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
στὰς ἀπάνευθε πυρῆς δοιοῖς ἠρᾶτ᾽ ἀνέμοισι
Βορέηι καὶ Ζεφύρωι, καὶ ὑπίσχετο ἱερὰ καλά·
πολλὰ δὲ καὶ σπένδων χρυσέωι δέπαϊ λιτάνευεν
ἐλθέμεν, ὄφρα τάχιστα πυρὶ φλεγεθοίατο νεκροί,
ὕλη τε σεύαιτο καήμεναι. ὦκα δὲ Ἶρις
ἀράων ἀΐουσα μετάγγελος ἦλθ᾽ ἀνέμοισιν.
οἳ μὲν ἄρα Ζεφύροιο δυσαέος ἀθρόοι ἔνδον
εἰλαπίνην δαίνυντο· θέουσα δὲ Ἶρις ἐπέστη
βηλῶι ἔπι λιθέωι· τοὶ δ᾽ ὡς ἴδον ὀφθαλμοῖσι
πάντες ἀνήϊξαν, κάλεόν τέ μιν εἰς ἓ ἕκαστος·
ἣ δ᾽ αὖθ᾽ ἕζεσθαι μὲν ἀνήνατο, εἶπε δὲ μῦθον·
οὐχ ἕδος· εἶμι γὰρ αὖτις ἐπ᾽ Ὠκεανοῖο ῥέεθρα
Αἰθιόπων ἐς γαῖαν, ὅθι ῥέζουσ᾽ ἑκατόμβας
ἀθανάτοις, ἵνα δὴ καὶ ἐγὼ μεταδαίσομαι ἱρῶν.
ἀλλ᾽ Ἀχιλεὺς Βορέην ἠδὲ Ζέφυρον κελαδεινὸν
ἐλθεῖν ἀρᾶται, καὶ ὑπίσχεται ἱερὰ καλά,
ὄφρα πυρὴν ὄρσητε καήμεναι, ἧι ἔνι κεῖται
Πάτροκλος, τὸν πάντες ἀναστενάχουσιν Ἀχαιοί.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπεβήσετο, τοὶ δ᾽ ὀρέοντο
ἠχῆι θεσπεσίηι νέφεα κλονέοντε πάροιθεν.
αἶψα δὲ πόντον ἵκανον ἀήμεναι, ὦρτο δὲ κῦμα
πνοιῆι ὕπο λιγυρῆι· Τροίην δ᾽ ἐρίβωλον ἱκέσθην,
ἐν δὲ πυρῆι πεσέτην, μέγα δ᾽ ἴαχε θεσπιδαὲς πῦρ.
παννύχιοι δ᾽ ἄρα τοί γε πυρῆς ἄμυδις φλόγ᾽ ἔβαλλον
φυσῶντες λιγέως· ὁ δὲ πάννυχος ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
χρυσέου ἐκ κρητῆρος ἑλὼν δέπας ἀμφικύπελλον
οἶνον ἀφυσσόμενος χαμάδις χέε, δεῦε δὲ γαῖαν
ψυχὴν κικλήσκων Πατροκλῆος δειλοῖο.
ὡς δὲ πατὴρ οὗ παιδὸς ὀδύρεται ὀστέα καίων
νυμφίου, ὅς τε θανὼν δειλοὺς ἀκάχησε τοκῆας,
ὣς Ἀχιλεὺς ἑτάροιο ὀδύρετο ὀστέα καίων,
ἑρπύζων παρὰ πυρκαϊὴν ἁδινὰ στεναχίζων.
ἦμος δ᾽ ἑωσφόρος εἶσι φόως ἐρέων ἐπὶ γαῖαν,
ὅν τε μέτα κροκόπεπλος ὑπεὶρ ἅλα κίδναται ἠώς,
τῆμος πυρκαϊὴ ἐμαραίνετο, παύσατο δὲ φλόξ.
οἳ δ᾽ ἄνεμοι πάλιν αὖτις ἔβαν οἶκον δὲ νέεσθαι
Θρηΐκιον κατὰ πόντον· ὁ δ᾽ ἔστενεν οἴδματι θύων.
Πηλεΐδης δ᾽ ἀπὸ πυρκαϊῆς ἑτέρωσε λιασθεὶς
κλίνθη κεκμηώς, ἐπὶ δὲ γλυκὺς ὕπνος ὄρουσεν·
οἳ δ᾽ ἀμφ᾽ Ἀτρεΐωνα ἀολλέες ἠγερέθοντο·
τῶν μιν ἐπερχομένων ὅμαδος καὶ δοῦπος ἔγειρεν,
ἕζετο δ᾽ ὀρθωθεὶς καί σφεας πρὸς μῦθον ἔειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἀριστῆες Παναχαιῶν,
πρῶτον μὲν κατὰ πυρκαϊὴν σβέσατ᾽ αἴθοπι οἴνωι
πᾶσαν, ὁπόσσον ἐπέσχε πυρὸς μένος· αὐτὰρ ἔπειτα
ὀστέα Πατρόκλοιο Μενοιτιάδαο λέγωμεν
εὖ διαγιγνώσκοντες· ἀριφραδέα δὲ τέτυκται·
ἐν μέσσηι γὰρ ἔκειτο πυρῆι, τοὶ δ᾽ ἄλλοι ἄνευθεν
ἐσχατιῆι καίοντ᾽ ἐπιμὶξ ἵπποι τε καὶ ἄνδρες.
καὶ τὰ μὲν ἐν χρυσέηι φιάληι καὶ δίπλακι δημῶι
θείομεν, εἰς ὅ κεν αὐτὸς ἐγὼν Ἄϊδι κεύθωμαι.
τύμβον δ᾽ οὐ μάλα πολλὸν ἐγὼ πονέεσθαι ἄνωγα,
ἀλλ᾽ ἐπιεικέα τοῖον· ἔπειτα δὲ καὶ τὸν Ἀχαιοὶ
εὐρύν θ᾽ ὑψηλόν τε τιθήμεναι, οἵ κεν ἐμεῖο
δεύτεροι ἐν νήεσσι πολυκλήϊσι λίπησθε.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἐπίθοντο ποδώκεϊ Πηλεΐωνι.
πρῶτον μὲν κατὰ πυρκαϊὴν σβέσαν αἴθοπι οἴνωι
ὅσσον ἐπὶ φλὸξ ἦλθε, βαθεῖα δὲ κάππεσε τέφρη·
κλαίοντες δ᾽ ἑτάροιο ἐνηέος ὀστέα λευκὰ
ἄλλεγον ἐς χρυσέην φιάλην καὶ δίπλακα δημόν,
ἐν κλισίηισι δὲ θέντες ἑανῶι λιτὶ κάλυψαν·
τορνώσαντο δὲ σῆμα θεμείλιά τε προβάλοντο
ἀμφὶ πυρήν· εἶθαρ δὲ χυτὴν ἐπὶ γαῖαν ἔχευαν,
χεύαντες δὲ τὸ σῆμα πάλιν κίον. αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
αὐτοῦ λαὸν ἔρυκε καὶ ἵζανεν εὐρὺν ἀγῶνα,
νηῶν δ᾽ ἔκφερ᾽ ἄεθλα λέβητάς τε τρίποδάς τε
ἵππους θ᾽ ἡμιόνους τε βοῶν τ᾽ ἴφθιμα κάρηνα,
ἠδὲ γυναῖκας ἐϋζώνους πολιόν τε σίδηρον.
ἱππεῦσιν μὲν πρῶτα ποδώκεσιν ἀγλά᾽ ἄεθλα
θῆκε γυναῖκα ἄγεσθαι ἀμύμονα ἔργα ἰδυῖαν
καὶ τρίποδ᾽ ὠτώεντα δυωκαιεικοσίμετρον
τῶι πρώτωι· ἀτὰρ αὖ τῶι δευτέρωι ἵππον ἔθηκεν
ἑξέτε᾽ ἀδμήτην βρέφος ἡμίονον κυέουσαν·
αὐτὰρ τῶι τριτάτωι ἄπυρον κατέθηκε λέβητα
καλὸν τέσσαρα μέτρα κεχανδότα λευκὸν ἔτ᾽ αὔτως·
τῶι δὲ τετάρτωι θῆκε δύω χρυσοῖο τάλαντα,
πέμπτωι δ᾽ ἀμφίθετον φιάλην ἀπύρωτον ἔθηκε.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἱππῆας τάδ᾽ ἄεθλα δεδεγμένα κεῖτ᾽ ἐν ἀγῶνι.
εἰ μὲν νῦν ἐπὶ ἄλλωι ἀεθλεύοιμεν Ἀχαιοὶ
ἦ τ᾽ ἂν ἐγὼ τὰ πρῶτα λαβὼν κλισίην δὲ φεροίμην.
ἴστε γὰρ ὅσσον ἐμοὶ ἀρετῆι περιβάλλετον ἵπποι·
ἀθάνατοί τε γάρ εἰσι, Ποσειδάων δὲ πόρ᾽ αὐτοὺς
πατρὶ ἐμῶι Πηλῆϊ, ὁ δ᾽ αὖτ᾽ ἐμοὶ ἐγγυάλιξεν.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ μενέω καὶ μώνυχες ἵπποι·
τοίου γὰρ κλέος ἐσθλὸν ἀπώλεσαν ἡνιόχοιο
ἠπίου, ὅς σφωϊν μάλα πολλάκις ὑγρὸν ἔλαιον
χαιτάων κατέχευε λοέσσας ὕδατι λευκῶι.
τὸν τώ γ᾽ ἑσταότες πενθείετον, οὔδεϊ δέ σφι
χαῖται ἐρηρέδαται, τὼ δ᾽ ἕστατον ἀχνυμένω κῆρ.
ἄλλοι δὲ στέλλεσθε κατὰ στρατόν, ὅς τις Ἀχαιῶν
ἵπποισίν τε πέποιθε καὶ ἅρμασι κολλητοῖσιν.
ὣς φάτο Πηλεΐδης, ταχέες δ᾽ ἱππῆες ἄγερθεν.
ὦρτο πολὺ πρῶτος μὲν ἄναξ ἀνδρῶν Εὔμηλος
Ἀδμήτου φίλος υἱός, ὃς ἱπποσύνηι ἐκέκαστο·
τῶι δ᾽ ἐπὶ Τυδεΐδης ὦρτο κρατερὸς Διομήδης,
ἵππους δὲ Τρωιοὺς ὕπαγε ζυγόν, οὕς ποτ᾽ ἀπηύρα
Αἰνείαν, ἀτὰρ αὐτὸν ὑπεξεσάωσεν Ἀπόλλων.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδης ὦρτο ξανθὸς Μενέλαος
διογενής, ὑπὸ δὲ ζυγὸν ἤγαγεν ὠκέας ἵππους
Αἴθην τὴν Ἀγαμεμνονέην τὸν ἑόν τε Πόδαργον·
τὴν Ἀγαμέμνονι δῶκ᾽ Ἀγχισιάδης Ἐχέπωλος
δῶρ᾽, ἵνα μή οἱ ἕποιθ᾽ ὑπὸ Ἴλιον ἠνεμόεσσαν,
ἀλλ᾽ αὐτοῦ τέρποιτο μένων· μέγα γάρ οἱ ἔδωκε
Ζεὺς ἄφενος, ναῖεν δ᾽ ὅ γ᾽ ἐν εὐρυχόρωι Σικυῶνι·
τὴν ὅ γ᾽ ὑπὸ ζυγὸν ἦγε μέγα δρόμου ἰσχανόωσαν.
Ἀντίλοχος δὲ τέταρτος ἐΰτριχας ὁπλίσαθ᾽ ἵππους,
Νέστορος ἀγλαὸς υἱὸς ὑπερθύμοιο ἄνακτος
τοῦ Νηληϊάδαο· Πυλοιγενέες δέ οἱ ἵπποι
ὠκύποδες φέρον ἅρμα· πατὴρ δέ οἱ ἄγχι παραστὰς
μυθεῖτ᾽ εἰς ἀγαθὰ φρονέων νοέοντι καὶ αὐτῶι·
Ἀντίλοχ᾽ ἤτοι μέν σε νέον περ ἐόντ᾽ ἐφίλησαν
Ζεύς τε Ποσειδάων τε, καὶ ἱπποσύνας ἐδίδαξαν
παντοίας· τὼ καί σε διδασκέμεν οὔ τι μάλα χρεώ·
οἶσθα γὰρ εὖ περὶ τέρμαθ᾽ ἑλισσέμεν· ἀλλά τοι ἵπποι
βάρδιστοι θείειν· τώ τ᾽ οἴω λοίγι᾽ ἔσεσθαι.
τῶν δ᾽ ἵπποι μὲν ἔασιν ἀφάρτεροι, οὐδὲ μὲν αὐτοὶ
πλείονα ἴσασιν σέθεν αὐτοῦ μητίσασθαι.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ σὺ φίλος μῆτιν ἐμβάλλεο θυμῶι
παντοίην, ἵνα μή σε παρεκπροφύγηισιν ἄεθλα.
μήτι τοι δρυτόμος μέγ᾽ ἀμείνων ἠὲ βίηφι·
μήτι δ᾽ αὖτε κυβερνήτης ἐνὶ οἴνοπι πόντωι
νῆα θοὴν ἰθύνει ἐρεχθομένην ἀνέμοισι·
μήτι δ᾽ ἡνίοχος περιγίγνεται ἡνιόχοιο.
ἀλλ᾽ ὃς μέν θ᾽ ἵπποισι καὶ ἅρμασιν οἷσι πεποιθὼς
ἀφραδέως ἐπὶ πολλὸν ἑλίσσεται ἔνθα καὶ ἔνθα,
ἵπποι δὲ πλανόωνται ἀνὰ δρόμον, οὐδὲ κατίσχει·
ὃς δέ κε κέρδεα εἰδῆι ἐλαύνων ἥσσονας ἵππους,
αἰεὶ τέρμ᾽ ὁρόων στρέφει ἐγγύθεν, οὐδέ ἑ λήθει
ὅππως τὸ πρῶτον τανύσηι βοέοισιν ἱμᾶσιν,
ἀλλ᾽ ἔχει ἀσφαλέως καὶ τὸν προὔχοντα δοκεύει.
σῆμα δέ τοι ἐρέω μάλ᾽ ἀριφραδές, οὐδέ σε λήσει.
ἕστηκε ξύλον αὖον ὅσον τ᾽ ὄργυι᾽ ὑπὲρ αἴης
ἢ δρυὸς ἢ πεύκης· τὸ μὲν οὐ καταπύθεται ὄμβρωι,
λᾶε δὲ τοῦ ἑκάτερθεν ἐρηρέδαται δύο λευκὼ
ἐν ξυνοχῆισιν ὁδοῦ, λεῖος δ᾽ ἱππόδρομος ἀμφὶς
ἤ τευ σῆμα βροτοῖο πάλαι κατατεθνηῶτος,
ἢ τό γε νύσσα τέτυκτο ἐπὶ προτέρων ἀνθρώπων,
καὶ νῦν τέρματ᾽ ἔθηκε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς.
τῶι σὺ μάλ᾽ ἐγχρίμψας ἐλάαν σχεδὸν ἅρμα καὶ ἵππους,
αὐτὸς δὲ κλινθῆναι ἐϋπλέκτωι ἐνὶ δίφρωι
ἦκ᾽ ἐπ᾽ ἀριστερὰ τοῖιν· ἀτὰρ τὸν δεξιὸν ἵππον
κένσαι ὁμοκλήσας, εἶξαί τέ οἱ ἡνία χερσίν.
ἐν νύσσηι δέ τοι ἵππος ἀριστερὸς ἐγχριμφθήτω,
ὡς ἄν τοι πλήμνη γε δοάσσεται ἄκρον ἱκέσθαι
κύκλου ποιητοῖο· λίθου δ᾽ ἀλέασθαι ἐπαυρεῖν,
μή πως ἵππους τε τρώσηις κατά θ᾽ ἅρματα ἄξηις·
χάρμα δὲ τοῖς ἄλλοισιν, ἐλεγχείη δὲ σοὶ αὐτῶι
ἔσσεται· ἀλλὰ φίλος φρονέων πεφυλαγμένος εἶναι.
εἰ γάρ κ᾽ ἐν νύσσηι γε παρεξελάσηισθα διώκων,
οὐκ ἔσθ᾽ ὅς κέ σ᾽ ἕληισι μετάλμενος οὐδὲ παρέλθηι,
οὐδ᾽ εἴ κεν μετόπισθεν Ἀρίονα δῖον ἐλαύνοι
Ἀδρήστου ταχὺν ἵππον, ὃς ἐκ θεόφιν γένος ἦεν,
ἢ τοὺς Λαομέδοντος, οἳ ἐνθάδε γ᾽ ἔτραφεν ἐσθλοί.
ὣς εἰπὼν Νέστωρ Νηλήϊος ἂψ ἐνὶ χώρηι
ἕζετ᾽, ἐπεὶ ὧι παιδὶ ἑκάστου πείρατ᾽ ἔειπε.
Μηριόνης δ᾽ ἄρα πέμπτος ἐΰτριχας ὁπλίσαθ᾽ ἵππους.
ἂν δ᾽ ἔβαν ἐς δίφρους, ἐν δὲ κλήρους ἐβάλοντο·
πάλλ᾽ Ἀχιλεύς, ἐκ δὲ κλῆρος θόρε Νεστορίδαο
Ἀντιλόχου· μετὰ τὸν δ᾽ ἔλαχε κρείων Εὔμηλος·
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδης δουρὶ κλειτὸς Μενέλαος,
τῶι δ᾽ ἐπὶ Μηριόνης λάχ᾽ ἐλαυνέμεν· ὕστατος αὖτε
Τυδεΐδης ὄχ᾽ ἄριστος ἐὼν λάχ᾽ ἐλαυνέμεν ἵππους.
στὰν δὲ μεταστοιχί, σήμηνε δὲ τέρματ᾽ Ἀχιλλεὺς
τηλόθεν ἐν λείωι πεδίωι· παρὰ δὲ σκοπὸν εἷσεν
ἀντίθεον Φοίνικα ὀπάονα πατρὸς ἑοῖο,
ὡς μεμνέωιτο δρόμους καὶ ἀληθείην ἀποείποι.
οἳ δ᾽ ἅμα πάντες ἐφ᾽ ἵπποιιν μάστιγας ἄειραν,
πέπληγόν θ᾽ ἱμᾶσιν, ὁμόκλησάν τ᾽ ἐπέεσσιν
ἐσσυμένως· οἳ δ᾽ ὦκα διέπρησσον πεδίοιο
νόσφι νεῶν ταχέως· ὑπὸ δὲ στέρνοισι κονίη
ἵστατ᾽ ἀειρομένη ὥς τε νέφος ἠὲ θύελλα,
χαῖται δ᾽ ἐρρώοντο μετὰ πνοιῆις ἀνέμοιο.
ἅρματα δ᾽ ἄλλοτε μὲν χθονὶ πίλνατο πουλυβοτείρηι,
ἄλλοτε δ᾽ ἀΐξασκε μετήορα· τοὶ δ᾽ ἐλατῆρες
ἕστασαν ἐν δίφροισι, πάτασσε δὲ θυμὸς ἑκάστου
νίκης ἱεμένων· κέκλοντο δὲ οἷσιν ἕκαστος
ἵπποις, οἳ δ᾽ ἐπέτοντο κονίοντες πεδίοιο.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πύματον τέλεον δρόμον ὠκέες ἵπποι
ἂψ ἐφ᾽ ἁλὸς πολιῆς, τότε δὴ ἀρετή γε ἑκάστου
φαίνετ᾽, ἄφαρ δ᾽ ἵπποισι τάθη δρόμος· ὦκα δ᾽ ἔπειτα
αἳ Φηρητιάδαο ποδώκεες ἔκφερον ἵπποι.
τὰς δὲ μετ᾽ ἐξέφερον Διομήδεος ἄρσενες ἵπποι
Τρώϊοι, οὐδέ τι πολλὸν ἄνευθ᾽ ἔσαν, ἀλλὰ μάλ᾽ ἐγγύς·
αἰεὶ γὰρ δίφρου ἐπιβησομένοισιν ἐΐκτην,
πνοιῆι δ᾽ Εὐμήλοιο μετάφρενον εὐρέε τ᾽ ὤμω
θέρμετ᾽· ἐπ᾽ αὐτῶι γὰρ κεφαλὰς καταθέντε πετέσθην.
καί νύ κεν ἢ παρέλασσ᾽ ἢ ἀμφήριστον ἔθηκεν,
εἰ μὴ Τυδέος υἷϊ κοτέσσατο Φοῖβος Ἀπόλλων,
ὅς ῥά οἱ ἐκ χειρῶν ἔβαλεν μάστιγα φαεινήν.
τοῖο δ᾽ ἀπ᾽ ὀφθαλμῶν χύτο δάκρυα χωομένοιο,
οὕνεκα τὰς μὲν ὅρα ἔτι καὶ πολὺ μᾶλλον ἰούσας,
οἳ δέ οἱ ἐβλάφθησαν ἄνευ κέντροιο θέοντες.
οὐδ᾽ ἄρ᾽ Ἀθηναίην ἐλεφηράμενος λάθ᾽ Ἀπόλλων
Τυδεΐδην, μάλα δ᾽ ὦκα μετέσσυτο ποιμένα λαῶν,
δῶκε δέ οἱ μάστιγα, μένος δ᾽ ἵπποισιν ἐνῆκεν·
ἣ δὲ μετ᾽ Ἀδμήτου υἱὸν κοτέουσ᾽ ἐβεβήκει,
ἵππειον δέ οἱ ἦξε θεὰ ζυγόν· αἳ δέ οἱ ἵπποι
ἀμφὶς ὁδοῦ δραμέτην, ῥυμὸς δ᾽ ἐπὶ γαῖαν ἐλύσθη.
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο παρὰ τροχὸν ἐξεκυλίσθη,
ἀγκῶνάς τε περιδρύφθη στόμα τε ῥῖνάς τε,
θρυλίχθη δὲ μέτωπον ἐπ᾽ ὀφρύσι· τὼ δέ οἱ ὄσσε
δακρυόφι πλῆσθεν, θαλερὴ δέ οἱ ἔσχετο φωνή.
Τυδεΐδης δὲ παρατρέψας ἔχε μώνυχας ἵππους,
πολλὸν τῶν ἄλλων ἐξάλμενος· ἐν γὰρ Ἀθήνη
ἵπποις ἧκε μένος καὶ ἐπ᾽ αὐτῶι κῦδος ἔθηκε.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀτρεΐδης εἶχε ξανθὸς Μενέλαος.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἵπποισιν ἐκέκλετο πατρὸς ἑοῖο·
ἔμβητον καὶ σφῶϊ· τιταίνετον ὅττι τάχιστα.
ἤτοι μὲν κείνοισιν ἐριζέμεν οὔ τι κελεύω
Τυδεΐδεω ἵπποισι δαΐφρονος, οἷσιν Ἀθήνη
νῦν ὤρεξε τάχος καὶ ἐπ᾽ αὐτῶι κῦδος ἔθηκεν·
ἵππους δ᾽ Ἀτρεΐδαο κιχάνετε, μὴ δὲ λίπησθον,
καρπαλίμως, μὴ σφῶϊν ἐλεγχείην καταχεύηι
Αἴθη θῆλυς ἐοῦσα· τί ἢ λείπεσθε φέριστοι;
ὧδε γὰρ ἐξερέω, καὶ μὴν τετελεσμένον ἔσται·
οὐ σφῶϊν κομιδὴ παρὰ Νέστορι ποιμένι λαῶν
ἔσσεται, αὐτίκα δ᾽ ὔμμε κατακτενεῖ ὀξέϊ χαλκῶι,
αἴ κ᾽ ἀποκηδήσαντε φερώμεθα χεῖρον ἄεθλον.
ἀλλ᾽ ἐφομαρτεῖτον καὶ σπεύδετον ὅττι τάχιστα·
ταῦτα δ᾽ ἐγὼν αὐτὸς τεχνήσομαι ἠδὲ νοήσω
στεινωπῶι ἐν ὁδῶι παραδύμεναι, οὐδέ με λήσει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἄνακτος ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
μᾶλλον ἐπιδραμέτην ὀλίγον χρόνον· αἶψα δ᾽ ἔπειτα
στεῖνος ὁδοῦ κοίλης ἴδεν Ἀντίλοχος μενεχάρμης.
ῥωχμὸς ἔην γαίης, ἧι χειμέριον ἀλὲν ὕδωρ
ἐξέρρηξεν ὁδοῖο, βάθυνε δὲ χῶρον ἅπαντα·
τῆι ῥ᾽ εἶχεν Μενέλαος ἁματροχιὰς ἀλεείνων.
Ἀντίλοχος δὲ παρατρέψας ἔχε μώνυχας ἵππους
ἐκτὸς ὁδοῦ, ὀλίγον δὲ παρακλίνας ἐδίωκεν.
Ἀτρεΐδης δ᾽ ἔδεισε καὶ Ἀντιλόχωι ἐγεγώνει·
Ἀντίλοχ᾽ ἀφραδέως ἱππάζεαι, ἀλλ᾽ ἄνεχ᾽ ἵππους·
στεινωπὸς γὰρ ὁδός, τάχα δ᾽ εὐρυτέρη παρελάσσαι·
μή πως ἀμφοτέρους δηλήσεαι ἅρματι κύρσας.
ὣς ἔφατ᾽, Ἀντίλοχος δ᾽ ἔτι καὶ πολὺ μᾶλλον ἔλαυνε
κέντρωι ἐπισπέρχων ὡς οὐκ ἀΐοντι ἐοικώς.
ὅσσα δὲ δίσκου οὖρα κατωμαδίοιο πέλονται,
ὅν τ᾽ αἰζηὸς ἀφῆκεν ἀνὴρ πειρώμενος ἥβης,
τόσσον ἐπιδραμέτην· αἳ δ᾽ ἠρώησαν ὀπίσσω
Ἀτρεΐδεω· αὐτὸς γὰρ ἑκὼν μεθέηκεν ἐλαύνειν
μή πως συγκύρσειαν ὁδῶι ἔνι μώνυχες ἵπποι,
δίφρους τ᾽ ἀνστρέψειαν ἐϋπλεκέας, κατὰ δ᾽ αὐτοὶ
ἐν κονίηισι πέσοιεν ἐπειγόμενοι περὶ νίκης.
τὸν καὶ νεικείων προσέφη ξανθὸς Μενέλαος·
Ἀντίλοχ᾽ οὔ τις σεῖο βροτῶν ὀλοώτερος ἄλλος·
ἔρρ᾽, ἐπεὶ οὔ σ᾽ ἔτυμόν γε φάμεν πεπνῦσθαι Ἀχαιοί.
ἀλλ᾽ οὐ μὰν οὐδ᾽ ὧς ἄτερ ὅρκου οἴσηι ἄεθλον.
ὣς εἰπὼν ἵπποισιν ἐκέκλετο φώνησέν τε·
μή μοι ἐρύκεσθον μὴ δ᾽ ἕστατον ἀχνυμένω κῆρ.
φθήσονται τούτοισι πόδες καὶ γοῦνα καμόντα
ἢ ὑμῖν· ἄμφω γὰρ ἀτέμβονται νεότητος.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ ἄνακτος ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
μᾶλλον ἐπιδραμέτην, τάχα δέ σφισιν ἄγχι γένοντο.
Ἀργεῖοι δ᾽ ἐν ἀγῶνι καθήμενοι εἰσορόωντο
ἵππους· τοὶ δὲ πέτοντο κονίοντες πεδίοιο.
πρῶτος δ᾽ Ἰδομενεὺς Κρητῶν ἀγὸς ἐφράσαθ᾽ ἵππους·
ἧστο γὰρ ἐκτὸς ἀγῶνος ὑπέρτατος ἐν περιωπῆι·
τοῖο δ᾽ ἄνευθεν ἐόντος ὁμοκλητῆρος ἀκούσας
ἔγνω, φράσσατο δ᾽ ἵππον ἀριπρεπέα προὔχοντα,
ὃς τὸ μὲν ἄλλο τόσον φοῖνιξ ἦν, ἐν δὲ μετώπωι
λευκὸν σῆμα τέτυκτο περίτροχον ἠΰτε μήνη.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὦ φίλοι Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
οἶος ἐγὼν ἵππους αὐγάζομαι ἦε καὶ ὑμεῖς;
ἄλλοι μοι δοκέουσι παροίτεροι ἔμμεναι ἵπποι,
ἄλλος δ᾽ ἡνίοχος ἰνδάλλεται· αἳ δέ που αὐτοῦ
ἔβλαβεν ἐν πεδίωι, αἳ κεῖσέ γε φέρτεραι ἦσαν·
ἤτοι γὰρ τὰς πρῶτα ἴδον περὶ τέρμα βαλούσας,
νῦν δ᾽ οὔ πηι δύναμαι ἰδέειν· πάντηι δέ μοι ὄσσε
Τρωϊκὸν ἂμ πεδίον παπταίνετον εἰσορόωντι·
ἦε τὸν ἡνίοχον φύγον ἡνία, οὐδὲ δυνάσθη
εὖ σχεθέειν περὶ τέρμα καὶ οὐκ ἐτύχησεν ἑλίξας·
ἔνθά μιν ἐκπεσέειν ὀΐω σύν θ᾽ ἅρματα ἆξαι,
αἳ δ᾽ ἐξηρώησαν, ἐπεὶ μένος ἔλλαβε θυμόν.
ἀλλὰ ἴδεσθε καὶ ὔμμες ἀνασταδόν· οὐ γὰρ ἔγωγε
εὖ διαγιγνώσκω· δοκέει δέ μοι ἔμμεναι ἀνὴρ
Αἰτωλὸς γενεήν, μετὰ δ᾽ Ἀργείοισιν ἀνάσσει
Τυδέος ἱπποδάμου υἱὸς κρατερὸς Διομήδης.
τὸν δ᾽ αἰσχρῶς ἐνένιπεν Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας·
Ἰδομενεῦ τί πάρος λαβρεύεαι; αἳ δέ τ᾽ ἄνευθεν
ἵπποι ἀερσίποδες πολέος πεδίοιο δίενται.
οὔτε νεώτατός ἐσσι μετ᾽ Ἀργείοισι τοσοῦτον,
οὔτέ τοι ὀξύτατον κεφαλῆς ἐκδέρκεται ὄσσε·
ἀλλ᾽ αἰεὶ μύθοις λαβρεύεαι· οὐδέ τί σε χρὴ
λαβραγόρην ἔμεναι· πάρα γὰρ καὶ ἀμείνονες ἄλλοι.
ἵπποι δ᾽ αὐταὶ ἔασι παροίτεραι, αἳ τὸ πάρος περ,
Εὐμήλου, ἐν δ᾽ αὐτὸς ἔχων εὔληρα βέβηκε.
τὸν δὲ χολωσάμενος Κρητῶν ἀγὸς ἀντίον ηὔδα·
Αἶαν νεῖκος ἄριστε κακοφραδὲς ἄλλά τε πάντα
δεύεαι Ἀργείων, ὅτι τοι νόος ἐστὶν ἀπηνής.
δεῦρό νυν ἢ τρίποδος περιδώμεθον ἠὲ λέβητος,
ἴστορα δ᾽ Ἀτρεΐδην Ἀγαμέμνονα θείομεν ἄμφω,
ὁππότεραι πρόσθ᾽ ἵπποι, ἵνα γνώηις ἀποτίνων.
ὣς ἔφατ᾽, ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας
χωόμενος χαλεποῖσιν ἀμείψασθαι ἐπέεσσι·
καί νύ κε δὴ προτέρω ἔτ᾽ ἔρις γένετ᾽ ἀμφοτέροισιν,
εἰ μὴ Ἀχιλλεὺς αὐτὸς ἀνίστατο καὶ φάτο μῦθον·
μηκέτι νῦν χαλεποῖσιν ἀμείβεσθον ἐπέεσσιν
Αἶαν Ἰδομενεῦ τε κακοῖς, ἐπεὶ οὐδὲ ἔοικε.
καὶ δ᾽ ἄλλωι νεμεσᾶτον ὅτις τοιαῦτά γε ῥέζοι.
ἀλλ᾽ ὑμεῖς ἐν ἀγῶνι καθήμενοι εἰσοράασθε
ἵππους· οἳ δὲ τάχ᾽ αὐτοὶ ἐπειγόμενοι περὶ νίκης
ἐνθάδ᾽ ἐλεύσονται· τότε δὲ γνώσεσθε ἕκαστος
ἵππους Ἀργείων, οἳ δεύτεροι οἵ τε πάροιθεν.
ὣς φάτο, Τυδεΐδης δὲ μάλα σχεδὸν ἦλθε διώκων,
μάστι δ᾽ αἰὲν ἔλαυνε κατωμαδόν· οἳ δέ οἱ ἵπποι
ὑψόσ᾽ ἀειρέσθην ῥίμφα πρήσσοντε κέλευθον.
αἰεὶ δ᾽ ἡνίοχον κονίης ῥαθάμιγγες ἔβαλλον,
ἅρματα δὲ χρυσῶι πεπυκασμένα κασσιτέρωι τε
ἵπποις ὠκυπόδεσσιν ἐπέτρεχον· οὐδέ τι πολλὴ
γίγνετ᾽ ἐπισσώτρων ἁρματροχιὴ κατόπισθεν
ἐν λεπτῆι κονίηι· τὼ δὲ σπεύδοντε πετέσθην.
στῆ δὲ μέσωι ἐν ἀγῶνι, πολὺς δ᾽ ἀνεκήκιεν ἱδρὼς
ἵππων ἔκ τε λόφων καὶ ἀπὸ στέρνοιο χαμᾶζε.
αὐτὸς δ᾽ ἐκ δίφροιο χαμαὶ θόρε παμφανόωντος,
κλῖνε δ᾽ ἄρα μάστιγα ποτὶ ζυγόν· οὐδὲ μάτησεν
ἴφθιμος Σθένελος, ἀλλ᾽ ἐσσυμένως λάβ᾽ ἄεθλον,
δῶκε δ᾽ ἄγειν ἑτάροισιν ὑπερθύμοισι γυναῖκα
καὶ τρίποδ᾽ ὠτώεντα φέρειν· ὁ δ᾽ ἔλυεν ὑφ᾽ ἵππους.
τῶι δ᾽ ἄρ᾽ ἐπ᾽ Ἀντίλοχος Νηλήϊος ἤλασεν ἵππους
κέρδεσιν, οὔ τι τάχει γε, παραφθάμενος Μενέλαον·
ἀλλὰ καὶ ὧς Μενέλαος ἔχ᾽ ἐγγύθεν ὠκέας ἵππους.
ὅσσον δὲ τροχοῦ ἵππος ἀφίσταται, ὅς ῥα ἄνακτα
ἕλκηισιν πεδίοιο τιταινόμενος σὺν ὄχεσφι·
τοῦ μέν τε ψαύουσιν ἐπισσώτρου τρίχες ἄκραι
οὐραῖαι· ὁ δέ τ᾽ ἄγχι μάλα τρέχει, οὐδέ τι πολλὴ
χώρη μεσσηγὺς πολέος πεδίοιο θέοντος·
τόσσον δὴ Μενέλαος ἀμύμονος Ἀντιλόχοιο
λείπετ᾽· ἀτὰρ τὰ πρῶτα καὶ ἐς δίσκουρα λέλειπτο,
ἀλλά μιν αἶψα κίχανεν· ὀφέλλετο γὰρ μένος ἠῢ
ἵππου τῆς Ἀγαμεμνονέης καλλίτριχος Αἴθης·
εἰ δέ κ᾽ ἔτι προτέρω γένετο δρόμος ἀμφοτέροισι,
τώ κέν μιν παρέλασσ᾽ οὐδ᾽ ἀμφήριστον ἔθηκεν.
αὐτὰρ Μηριόνης θεράπων ἐῢς Ἰδομενῆος
λείπετ᾽ ἀγακλῆος Μενελάου δουρὸς ἐρωήν·
βάρδιστοι μὲν γάρ οἱ ἔσαν καλλίτριχες ἵπποι,
ἤκιστος δ᾽ ἦν αὐτὸς ἐλαυνέμεν ἅρμ᾽ ἐν ἀγῶνι.
υἱὸς δ᾽ Ἀδμήτοιο πανύστατος ἤλυθεν ἄλλων
ἕλκων ἅρματα καλὰ ἐλαύνων πρόσσοθεν ἵππους.
τὸν δὲ ἰδὼν ὤικτειρε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
στὰς δ᾽ ἄρ᾽ ἐν Ἀργείοις ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευε·
λοῖσθος ἀνὴρ ὤριστος ἐλαύνει μώνυχας ἵππους·
ἀλλ᾽ ἄγε δή οἱ δῶμεν ἀέθλιον ὡς ἐπιεικὲς
δεύτερ᾽· ἀτὰρ τὰ πρῶτα φερέσθω Τυδέος υἱός.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπήινεον ὡς ἐκέλευε.
καί νύ κέ οἱ πόρεν ἵππον, ἐπήινησαν γὰρ Ἀχαιοί,
εἰ μὴ ἄρ᾽ Ἀντίλοχος μεγαθύμου Νέστορος υἱὸς
Πηλεΐδην Ἀχιλῆα δίκηι ἠμείψατ᾽ ἀναστάς·
ὦ Ἀχιλεῦ μάλα τοι κεχολώσομαι αἴ κε τελέσσηις
τοῦτο ἔπος· μέλλεις γὰρ ἀφαιρήσεσθαι ἄεθλον
τὰ φρονέων ὅτι οἱ βλάβεν ἅρματα καὶ ταχέ᾽ ἵππω
αὐτός τ᾽ ἐσθλὸς ἐών· ἀλλ᾽ ὤφελεν ἀθανάτοισιν
εὔχεσθαι· τό κεν οὔ τι πανύστατος ἦλθε διώκων.
εἰ δέ μιν οἰκτίρεις καί τοι φίλος ἔπλετο θυμῶι
ἔστί τοι ἐν κλισίηι χρυσὸς πολύς, ἔστι δὲ χαλκὸς
καὶ πρόβατ᾽, εἰσὶ δέ τοι δμωιαὶ καὶ μώνυχες ἵπποι·
τῶν οἱ ἔπειτ᾽ ἀνελὼν δόμεναι καὶ μεῖζον ἄεθλον
ἠὲ καὶ αὐτίκα νῦν, ἵνα σ᾽ αἰνήσωσιν Ἀχαιοί.
τὴν δ᾽ ἐγὼ οὐ δώσω· περὶ δ᾽ αὐτῆς πειρηθήτω
ἀνδρῶν ὅς κ᾽ ἐθέληισιν ἐμοὶ χείρεσσι μάχεσθαι.
ὣς φάτο, μείδησεν δὲ ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεὺς
χαίρων Ἀντιλόχωι, ὅτι οἱ φίλος ἦεν ἑταῖρος·
καί μιν ἀμειβόμενος ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀντίλοχ᾽, εἰ μὲν δή με κελεύεις οἴκοθεν ἄλλο
Εὐμήλωι ἐπιδοῦναι, ἐγὼ δέ κε καὶ τὸ τελέσσω.
δώσω οἱ θώρηκα, τὸν Ἀστεροπαῖον ἀπηύρων
χάλκεον, ὧι πέρι χεῦμα φαεινοῦ κασσιτέροιο
ἀμφιδεδίνηται· πολέος δέ οἱ ἄξιος ἔσται.
ἦ ῥα, καὶ Αὐτομέδοντι φίλωι ἐκέλευσεν ἑταίρωι
οἰσέμεναι κλισίηθεν· ὁ δ᾽ ὤιχετο καί οἱ ἔνεικεν,
Εὐμήλωι δ᾽ ἐν χερσὶ τίθει· ὁ δὲ δέξατο χαίρων.
τοῖσι δὲ καὶ Μενέλαος ἀνίστατο θυμὸν ἀχεύων
Ἀντιλόχωι ἄμοτον κεχολωμένος· ἐν δ᾽ ἄρα κῆρυξ
χειρὶ σκῆπτρον ἔθηκε, σιωπῆσαί τε κέλευσεν
Ἀργείους· ὁ δ᾽ ἔπειτα μετηύδα ἰσόθεος φώς·
Ἀντίλοχε πρόσθεν πεπνυμένε ποῖον ἔρεξας.
ἤισχυνας μὲν ἐμὴν ἀρετήν, βλάψας δέ μοι ἵππους
τοὺς σοὺς πρόσθε βαλών, οἵ τοι πολὺ χείρονες ἦσαν.
ἀλλ᾽ ἄγετ᾽ Ἀργείων ἡγήτορες ἠδὲ μέδοντες
ἐς μέσον ἀμφοτέροισι δικάσσατε, μὴ δ᾽ ἐπ᾽ ἀρωγῆι,
μή ποτέ τις εἴπηισιν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων·
Ἀντίλοχον ψεύδεσσι βιησάμενος Μενέλαος
οἴχεται ἵππον ἄγων, ὅτι οἱ πολὺ χείρονες ἦσαν
ἵπποι, αὐτὸς δὲ κρείσσων ἀρετῆι τε βίηι τε.
εἰ δ᾽ ἄγ᾽ ἐγὼν αὐτὸς δικάσω, καί μ᾽ οὔ τινά φημι
ἄλλον ἐπιπλήξειν Δαναῶν· ἰθεῖα γὰρ ἔσται.
Ἀντίλοχ᾽ εἰ δ᾽ ἄγε δεῦρο διοτρεφές, ἣ θέμις ἐστί,
στὰς ἵππων προπάροιθε καὶ ἅρματος, αὐτὰρ ἱμάσθλην
χερσὶν ἔχε ῥαδινήν, ἧι περ τὸ πρόσθεν ἔλαυνες,
ἵππων ἁψάμενος γαιήοχον ἐννοσίγαιον
ὄμνυθι μὴ μὲν ἑκὼν τὸ ἐμὸν δόλωι ἅρμα πεδῆσαι.
τὸν δ᾽ αὖτ᾽ Ἀντίλοχος πεπνυμένος ἀντίον ηὔδα·
ἄνσχεο νῦν· πολλὸν γὰρ ἔγωγε νεώτερός εἰμι
σεῖο ἄναξ Μενέλαε, σὺ δὲ πρότερος καὶ ἀρείων.
οἶσθ᾽ οἷαι νέου ἀνδρὸς ὑπερβασίαι τελέθουσι·
κραιπνότερος μὲν γάρ τε νόος, λεπτὴ δέ τε μῆτις.
τώ τοι ἐπιτλήτω κραδίη· ἵππον δέ τοι αὐτὸς
δώσω, τὴν ἀρόμην. εἰ καί νύ κεν οἴκοθεν ἄλλο
μεῖζον ἐπαιτήσειας, ἄφαρ κέ τοι αὐτίκα δοῦναι
βουλοίμην ἢ σοί γε διοτρεφὲς ἤματα πάντα
ἐκ θυμοῦ πεσέειν καὶ δαίμοσιν εἶναι ἀλιτρός.
ἦ ῥα καὶ ἵππον ἄγων μεγαθύμου Νέστορος υἱὸς
ἐν χείρεσσι τίθει Μενελάου· τοῖο δὲ θυμὸς
ἰάνθη ὡς εἴ τε περὶ σταχύεσσιν ἐέρση
ληΐου ἀλδήσκοντος, ὅτε φρίσσουσιν ἄρουραι·
ὣς ἄρα σοὶ Μενέλαε μετὰ φρεσὶ θυμὸς ἰάνθη.
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
Ἀντίλοχε νῦν μέν τοι ἐγὼν ὑποείξομαι αὐτὸς
χωόμενος, ἐπεὶ οὔ τι παρήορος οὐδ᾽ ἀεσίφρων
ἦσθα πάρος· νῦν αὖτε νόον νίκησε νεοίη.
δεύτερον αὖτ᾽ ἀλέασθαι ἀμείνονας ἠπεροπεύειν.
οὐ γάρ κέν με τάχ᾽ ἄλλος ἀνὴρ παρέπεισεν Ἀχαιῶν.
ἀλλὰ σὺ γὰρ δὴ πολλὰ πάθες καὶ πολλὰ μόγησας
σός τε πατὴρ ἀγαθὸς καὶ ἀδελφεὸς εἵνεκ᾽ ἐμεῖο·
τώ τοι λισσομένωι ἐπιπείσομαι, ἠδὲ καὶ ἵππον
δώσω ἐμήν περ ἐοῦσαν, ἵνα γνώωσι καὶ οἵδε
ὡς ἐμὸς οὔ ποτε θυμὸς ὑπερφίαλος καὶ ἀπηνής.
ἦ ῥα, καὶ Ἀντιλόχοιο Νοήμονι δῶκεν ἑταίρωι
ἵππον ἄγειν· ὁ δ᾽ ἔπειτα λέβηθ᾽ ἕλε παμφανόωντα.
Μηριόνης δ᾽ ἀνάειρε δύω χρυσοῖο τάλαντα
τέτρατος, ὡς ἔλασεν. πέμπτον δ᾽ ὑπελείπετ᾽ ἄεθλον,
ἀμφίθετος φιάλη· τὴν Νέστορι δῶκεν Ἀχιλλεὺς
Ἀργείων ἀν᾽ ἀγῶνα φέρων, καὶ ἔειπε παραστάς·
τῆ νῦν, καὶ σοὶ τοῦτο γέρον κειμήλιον ἔστω
Πατρόκλοιο τάφου μνῆμ᾽ ἔμμεναι· οὐ γὰρ ἔτ᾽ αὐτὸν
ὄψηι ἐν Ἀργείοισι· δίδωμι δέ τοι τόδ᾽ ἄεθλον
αὔτως· οὐ γὰρ πύξ γε μαχήσεαι, οὐδὲ παλαίσεις,
οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἀκοντιστὺν ἐσδύσεαι, οὐδὲ πόδεσσι
θεύσεαι· ἤδη γὰρ χαλεπὸν κατὰ γῆρας ἐπείγει.
ὣς εἰπὼν ἐν χερσὶ τίθει· ὁ δ᾽ ἐδέξατο χαίρων,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα τέκος κατὰ μοῖραν ἔειπες·
οὐ γὰρ ἔτ᾽ ἔμπεδα γυῖα φίλος πόδες, οὐδέ τι χεῖρες
ὤμων ἀμφοτέρωθεν ἐπαΐσσονται ἐλαφραί.
εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι βίη τέ μοι ἔμπεδος εἴη
ὡς ὁπότε κρείοντ᾽ Ἀμαρυγκέα θάπτον Ἐπειοὶ
Βουπρασίωι, παῖδες δ᾽ ἔθεσαν βασιλῆος ἄεθλα·
ἔνθ᾽ οὔ τίς μοι ὁμοῖος ἀνὴρ γένετ᾽, οὔτ᾽ ἄρ᾽ Ἐπειῶν
οὔτ᾽ αὐτῶν Πυλίων οὔτ᾽ Αἰτωλῶν μεγαθύμων.
πὺξ μὲν ἐνίκησα Κλυτομήδεα Ἤνοπος υἱόν,
Ἀγκαῖον δὲ πάληι Πλευρώνιον, ὅς μοι ἀνέστη·
Ἴφικλον δὲ πόδεσσι παρέδραμον ἐσθλὸν ἐόντα,
δουρὶ δ᾽ ὑπειρέβαλον Φυλῆά τε καὶ Πολύδωρον.
οἴοισίν μ᾽ ἵπποισι παρήλασαν Ἀκτορίωνε
πλήθει πρόσθε βαλόντες ἀγασσάμενοι περὶ νίκης,
οὕνεκα δὴ τὰ μέγιστα παρ᾽ αὐτόθι λείπετ᾽ ἄεθλα.
οἳ δ᾽ ἄρ᾽ ἔσαν δίδυμοι· ὁ μὲν ἔμπεδον ἡνιόχευεν,
ἔμπεδον ἡνιόχευ᾽, ὁ δ᾽ ἄρα μάστιγι κέλευεν.
ὥς ποτ᾽ ἔον· νῦν αὖτε νεώτεροι ἀντιοώντων
ἔργων τοιούτων· ἐμὲ δὲ χρὴ γήραϊ λυγρῶι
πείθεσθαι, τότε δ᾽ αὖτε μετέπρεπον ἡρώεσσιν.
ἀλλ᾽ ἴθι καὶ σὸν ἑταῖρον ἀέθλοισι κτερέϊζε.
τοῦτο δ᾽ ἐγὼ πρόφρων δέχομαι, χαίρει δέ μοι ἦτορ,
ὥς μευ ἀεὶ μέμνησαι ἐνηέος, οὐδέ σε λήθω,
τιμῆς ἧς τέ μ᾽ ἔοικε τετιμῆσθαι μετ᾽ Ἀχαιοῖς.
σοὶ δὲ θεοὶ τῶνδ᾽ ἀντὶ χάριν μενοεικέα δοῖεν.
ὣς φάτο, Πηλεΐδης δὲ πολὺν καθ᾽ ὅμιλον Ἀχαιῶν
ὤιχετ᾽, ἐπεὶ πάντ᾽ αἶνον ἐπέκλυε Νηλεΐδαο.
αὐτὰρ ὁ πυγμαχίης ἀλεγεινῆς θῆκεν ἄεθλα·
ἡμίονον ταλαεργὸν ἄγων κατέδησ᾽ ἐν ἀγῶνι
ἑξέτε᾽ ἀδμήτην, ἥ τ᾽ ἀλγίστη δαμάσασθαι·
τῶι δ᾽ ἄρα νικηθέντι τίθει δέπας ἀμφικύπελλον.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
Ἀτρεΐδη τε καὶ ἄλλοι ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοὶ
ἄνδρε δύω περὶ τῶνδε κελεύομεν, ὥ περ ἀρίστω,
πὺξ μάλ᾽ ἀνασχομένω πεπληγέμεν· ὧι δέ κ᾽ Ἀπόλλων
δώηι καμμονίην, γνώωσι δὲ πάντες Ἀχαιοί,
ἡμίονον ταλαεργὸν ἄγων κλισίην δὲ νεέσθω·
αὐτὰρ ὁ νικηθεὶς δέπας οἴσεται ἀμφικύπελλον.
ὣς ἔφατ᾽, ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ ἀνὴρ ἠΰς τε μέγας τε
εἰδὼς πυγμαχίης υἱὸς Πανοπῆος Ἐπειός,
ἅψατο δ᾽ ἡμιόνου ταλαεργοῦ φώνησέν τε·
ἆσσον ἴτω ὅς τις δέπας οἴσεται ἀμφικύπελλον·
ἡμίονον δ᾽ οὔ φημί τιν᾽ ἀξέμεν ἄλλον Ἀχαιῶν
πυγμῆι νικήσαντ᾽, ἐπεὶ εὔχομαι εἶναι ἄριστος.
ἦ οὐχ ἅλις ὅττι μάχης ἐπιδεύομαι; οὐδ᾽ ἄρα πως ἦν
ἐν πάντεσσ᾽ ἔργοισι δαήμονα φῶτα γενέσθαι.
ὧδε γὰρ ἐξερέω, τὸ δὲ καὶ τετελεσμένον ἔσται·
ἀντικρὺ χρόα τε ῥήξω σύν τ᾽ ὀστέ᾽ ἀράξω.
κηδεμόνες δέ οἱ ἐνθάδ᾽ ἀολλέες αὖθι μενόντων,
οἵ κέ μιν ἐξοίσουσιν ἐμῆις ὑπὸ χερσὶ δαμέντα.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἀκὴν ἐγένοντο σιωπῆι.
Εὐρύαλος δέ οἱ οἶος ἀνίστατο ἰσόθεος φὼς
Μηκιστῆος υἱὸς Ταλαϊονίδαο ἄνακτος,
ὅς ποτε Θήβας δ᾽ ἦλθε δεδουπότος Οἰδιπόδαο
ἐς τάφον· ἔνθα δὲ πάντας ἐνίκα Καδμείωνας.
τὸν μὲν Τυδεΐδης δουρὶ κλυτὸς ἀμφεπονεῖτο
θαρσύνων ἔπεσιν, μέγα δ᾽ αὐτῶι βούλετο νίκην.
ζῶμα δέ οἱ πρῶτον παρακάββαλεν, αὐτὰρ ἔπειτα
δῶκεν ἱμάντας ἐϋτμήτους βοὸς ἀγραύλοιο.
τὼ δὲ ζωσαμένω βήτην ἐς μέσσον ἀγῶνα,
ἄντα δ᾽ ἀνασχομένω χερσὶ στιβαρῆισιν ἅμ᾽ ἄμφω
σύν ῥ᾽ ἔπεσον, σὺν δέ σφι βαρεῖαι χεῖρες ἔμιχθεν.
δεινὸς δὲ χρόμαδος γενύων γένετ᾽, ἔρρεε δ᾽ ἱδρὼς
πάντοθεν ἐκ μελέων· ἐπὶ δ᾽ ὄρνυτο δῖος Ἐπειός,
κόψε δὲ παπτήναντα παρήϊον· οὐδ᾽ ἄρ᾽ ἔτι δὴν
ἑστήκειν· αὐτοῦ γὰρ ὑπήριπε φαίδιμα γυῖα.
ὡς δ᾽ ὅθ᾽ ὑπὸ φρικὸς Βορέω ἀναπάλλεται ἰχθὺς
θίν᾽ ἐν φυκιόεντι, μέλαν δέ ἑ κῦμα κάλυψεν,
ὣς πληγεὶς ἀνέπαλτ᾽· αὐτὰρ μεγάθυμος Ἐπειὸς
χερσὶ λαβὼν ὤρθωσε· φίλοι δ᾽ ἀμφέσταν ἑταῖροι,
οἵ μιν ἄγον δι᾽ ἀγῶνος ἐφελκομένοισι πόδεσσιν
αἷμα παχὺ πτύοντα κάρη βάλλονθ᾽ ἑτέρωσε·
κὰδ δ᾽ ἀλλοφρονέοντα μετὰ σφίσιν εἷσαν ἄγοντες,
αὐτοὶ δ᾽ οἰχόμενοι κόμισαν δέπας ἀμφικύπελλον.
Πηλεΐδης δ᾽ αἶψ᾽ ἄλλα κατὰ τρίτα θῆκεν ἄεθλα
δεικνύμενος Δαναοῖσι παλαισμοσύνης ἀλεγεινῆς,
τῶι μὲν νικήσαντι μέγαν τρίποδ᾽ ἐμπυριβήτην,
τὸν δὲ δυωδεκάβοιον ἐνὶ σφίσι τῖον Ἀχαιοί·
ἀνδρὶ δὲ νικηθέντι γυναῖκ᾽ ἐς μέσσον ἔθηκε,
πολλὰ δ᾽ ἐπίστατο ἔργα, τίον δέ ἑ τεσσαράβοιον.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὄρνυσθ᾽ οἳ καὶ τούτου ἀέθλου πειρήσεσθον.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας,
ἂν δ᾽ Ὀδυσεὺς πολύμητις ἀνίστατο κέρδεα εἰδώς.
ζωσαμένω δ᾽ ἄρα τώ γε βάτην ἐς μέσσον ἀγῶνα,
ἀγκὰς δ᾽ ἀλλήλων λαβέτην χερσὶ στιβαρῆισιν
ὡς ὅτ᾽ ἀμείβοντες, τούς τε κλυτὸς ἤραρε τέκτων
δώματος ὑψηλοῖο βίας ἀνέμων ἀλεείνων.
τετρίγει δ᾽ ἄρα νῶτα θρασειάων ἀπὸ χειρῶν
ἑλκόμενα στερεῶς· κατὰ δὲ νότιος ῥέεν ἱδρώς,
πυκναὶ δὲ σμώδιγγες ἀνὰ πλευράς τε καὶ ὤμους
αἵματι φοινικόεσσαι ἀνέδραμον· οἳ δὲ μάλ᾽ αἰεὶ
νίκης ἱέσθην τρίποδος πέρι ποιητοῖο·
οὔτ᾽ Ὀδυσεὺς δύνατο σφῆλαι οὔδει τε πελάσσαι,
οὔτ᾽ Αἴας δύνατο, κρατερὴ δ᾽ ἔχεν ἲς Ὀδυσῆος.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἀνίαζον ἐϋκνήμιδας Ἀχαιούς,
δὴ τότε μιν προσέειπε μέγας Τελαμώνιος Αἴας·
διογενὲς Λαερτιάδη πολυμήχαν᾽ Ὀδυσσεῦ
ἤ μ᾽ ἀνάειρ᾽, ἢ ἐγὼ σέ· τὰ δ᾽ αὖ Διὶ πάντα μελήσει.
ὣς εἰπὼν ἀνάειρε· δόλου δ᾽ οὐ λήθετ᾽ Ὀδυσσεύς·
κόψ᾽ ὄπιθεν κώληπα τυχών, ὑπέλυσε δὲ γυῖα,
κὰδ δ᾽ ἔβαλ᾽ ἐξοπίσω· ἐπὶ δὲ στήθεσσιν Ὀδυσσεὺς
κάππεσε· λαοὶ δ᾽ αὖ θηεῦντό τε θάμβησάν τε.
δεύτερος αὖτ᾽ ἀνάειρε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς,
κίνησεν δ᾽ ἄρα τυτθὸν ἀπὸ χθονός, οὐδ᾽ ἔτ᾽ ἄειρεν,
ἐν δὲ γόνυ γνάμψεν· ἐπὶ δὲ χθονὶ κάππεσον ἄμφω
πλησίοι ἀλλήλοισι, μιάνθησαν δὲ κονίηι.
καί νύ κε τὸ τρίτον αὖτις ἀναΐξαντ᾽ ἐπάλαιον,
εἰ μὴ Ἀχιλλεὺς αὐτὸς ἀνίστατο καὶ κατέρυκε·
μηκέτ᾽ ἐρείδεσθον, μὴ δὲ τρίβεσθε κακοῖσι·
νίκη δ᾽ ἀμφοτέροισιν· ἀέθλια δ᾽ ἶσ᾽ ἀνελόντες
ἔρχεσθ᾽, ὄφρα καὶ ἄλλοι ἀεθλεύωσιν Ἀχαιοί.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα τοῦ μάλα μὲν κλύον ἠδὲ πίθοντο,
καί ῥ᾽ ἀπομορξαμένω κονίην δύσαντο χιτῶνας.
Πηλεΐδης δ᾽ αἶψ᾽ ἄλλα τίθει ταχυτῆτος ἄεθλα
ἀργύρεον κρητῆρα τετυγμένον· ἓξ δ᾽ ἄρα μέτρα
χάνδανεν, αὐτὰρ κάλλει ἐνίκα πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν
πολλόν, ἐπεὶ Σιδόνες πολυδαίδαλοι εὖ ἤσκησαν,
Φοίνικες δ᾽ ἄγον ἄνδρες ἐπ᾽ ἠεροειδέα πόντον,
στῆσαν δ᾽ ἐν λιμένεσσι, Θόαντι δὲ δῶρον ἔδωκαν·
υἷος δὲ Πριάμοιο Λυκάονος ὦνον ἔδωκε
Πατρόκλωι ἥρωϊ Ἰησονίδης Εὔνηος.
καὶ τὸν Ἀχιλλεὺς θῆκεν ἄεθλον οὗ ἑτάροιο,
ὅς τις ἐλαφρότατος ποσσὶ κραιπνοῖσι πέλοιτο·
δευτέρωι αὖ βοῦν θῆκε μέγαν καὶ πίονα δημῶι,
ἡμιτάλαντον δὲ χρυσοῦ λοισθήϊ᾽ ἔθηκε.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὄρνυσθ᾽ οἳ καὶ τούτου ἀέθλου πειρήσεσθε.
ὣς ἔφατ᾽, ὄρνυτο δ᾽ αὐτίκ᾽ Ὀϊλῆος ταχὺς Αἴας,
ἂν δ᾽ Ὀδυσεὺς πολύμητις, ἔπειτα δὲ Νέστορος υἱὸς
Ἀντίλοχος· ὁ γὰρ αὖτε νέους ποσὶ πάντας ἐνίκα.
στὰν δὲ μεταστοιχί· σήμηνε δὲ τέρματ᾽ Ἀχιλλεύς.
τοῖσι δ᾽ ἀπὸ νύσσης τέτατο δρόμος· ὦκα δ᾽ ἔπειτα
ἔκφερ᾽ Ὀϊλιάδης· ἐπὶ δ᾽ ὄρνυτο δῖος Ὀδυσσεὺς
ἄγχι μάλ᾽, ὡς ὅτε τίς τε γυναικὸς ἐϋζώνοιο
στήθεός ἐστι κανών, ὅν τ᾽ εὖ μάλα χερσὶ τανύσσηι
πηνίον ἐξέλκουσα παρὲκ μίτον, ἀγχόθι δ᾽ ἴσχει
στήθεος· ὣς Ὀδυσεὺς θέεν ἐγγύθεν, αὐτὰρ ὄπισθεν
ἴχνια τύπτε πόδεσσι πάρος κόνιν ἀμφιχυθῆναι·
κὰδ δ᾽ ἄρα οἱ κεφαλῆς χέ᾽ ἀϋτμένα δῖος Ὀδυσσεὺς
αἰεὶ ῥίμφα θέων· ἴαχον δ᾽ ἐπὶ πάντες Ἀχαιοὶ
νίκης ἱεμένωι, μάλα δὲ σπεύδοντι κέλευον.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πύματον τέλεον δρόμον, αὐτίκ᾽ Ὀδυσσεὺς
εὔχετ᾽ Ἀθηναίηι γλαυκώπιδι ὃν κατὰ θυμόν·
κλῦθι θεά, ἀγαθή μοι ἐπίρροθος ἐλθὲ ποδοῖιν.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος· τοῦ δ᾽ ἔκλυε Παλλὰς Ἀθήνη,
γυῖα δ᾽ ἔθηκεν ἐλαφρά, πόδας καὶ χεῖρας ὕπερθεν.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ τάχ᾽ ἔμελλον ἐπαΐξασθαι ἄεθλον,
ἔνθ᾽ Αἴας μὲν ὄλισθε θέων, βλάψεν γὰρ Ἀθήνη,
τῆι ῥα βοῶν κέχυτ᾽ ὄνθος ἀποκταμένων ἐριμύκων,
οὓς ἐπὶ Πατρόκλωι πέφνεν πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ἐν δ᾽ ὄνθου βοέου πλῆτο στόμα τε ῥῖνάς τε·
κρητῆρ᾽ αὖτ᾽ ἀνάειρε πολύτλας δῖος Ὀδυσσεύς,
ὡς ἦλθε φθάμενος· ὁ δὲ βοῦν ἕλε φαίδιμος Αἴας.
στῆ δὲ κέρας μετὰ χερσὶν ἔχων βοὸς ἀγραύλοιο
ὄνθον ἀποπτύων, μετὰ δ᾽ Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὢ πόποι ἦ μ᾽ ἔβλαψε θεὰ πόδας, ἣ τὸ πάρος περ
μήτηρ ὣς Ὀδυσῆϊ παρίσταται ἠδ᾽ ἐπαρήγει.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πάντες ἐπ᾽ αὐτῶι ἡδὺ γέλασσαν.
Ἀντίλοχος δ᾽ ἄρα δὴ λοισθήϊον ἔκφερ᾽ ἄεθλον
μειδιόων, καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
εἰδόσιν ὔμμ᾽ ἐρέω πᾶσιν φίλοι, ὡς ἔτι καὶ νῦν
ἀθάνατοι τιμῶσι παλαιοτέρους ἀνθρώπους.
Αἴας μὲν γὰρ ἐμεῖ᾽ ὀλίγον προγενέστερός ἐστιν,
οὗτος δὲ προτέρης γενεῆς προτέρων τ᾽ ἀνθρώπων·
ὠμογέροντα δέ μίν φασ᾽ ἔμμεναι· ἀργαλέον δὲ
ποσσὶν ἐριδήσασθαι Ἀχαιοῖς, εἰ μὴ Ἀχιλλεῖ.
ὣς φάτο, κύδηνεν δὲ ποδώκεα Πηλεΐωνα.
τὸν δ᾽ Ἀχιλεὺς μύθοισιν ἀμειβόμενος προσέειπεν·
Ἀντίλοχ᾽ οὐ μέν τοι μέλεος εἰρήσεται αἶνος,
ἀλλά τοι ἡμιτάλαντον ἐγὼ χρυσοῦ ἐπιθήσω.
ὣς εἰπὼν ἐν χερσὶ τίθει, ὁ δ᾽ ἐδέξατο χαίρων.
αὐτὰρ Πηλεΐδης κατὰ μὲν δολιχόσκιον ἔγχος
θῆκ᾽ ἐς ἀγῶνα φέρων, κατὰ δ᾽ ἀσπίδα καὶ τρυφάλειαν
τεύχεα Σαρπήδοντος, ἅ μιν Πάτροκλος ἀπηύρα.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ἄνδρε δύω περὶ τῶνδε κελεύομεν, ὥ περ ἀρίστω,
τεύχεα ἑσσαμένω ταμεσίχροα χαλκὸν ἑλόντε
ἀλλήλων προπάροιθεν ὁμίλου πειρηθῆναι.
ὁππότερός κε φθῆισιν ὀρεξάμενος χρόα καλόν,
ψαύσηι δ᾽ ἐνδίνων διά τ᾽ ἔντεα καὶ μέλαν αἷμα,
τῶι μὲν ἐγὼ δώσω τόδε φάσγανον ἀργυρόηλον
καλὸν Θρηΐκιον, τὸ μὲν Ἀστεροπαῖον ἀπηύρων·
τεύχεα δ᾽ ἀμφότεροι ξυνήϊα ταῦτα φερέσθων·
καί σφιν δαῖτ᾽ ἀγαθὴν παραθήσομεν ἐν κλισίηισιν.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα μέγας Τελαμώνιος Αἴας,
ἂν δ᾽ ἄρα Τυδεΐδης ὦρτο, κρατερὸς Διομήδης.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν ἑκάτερθεν ὁμίλου θωρήχθησαν,
ἐς μέσον ἀμφοτέρω συνίτην μεμαῶτε μάχεσθαι
δεινὸν δερκομένω· θάμβος δ᾽ ἔχε πάντας Ἀχαιούς.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ σχεδὸν ἦσαν ἐπ᾽ ἀλλήλοισιν ἰόντες,
τρὶς μὲν ἐπήϊξαν, τρὶς δὲ σχεδὸν ὁρμήθησαν.
ἔνθ᾽ Αἴας μὲν ἔπειτα κατ᾽ ἀσπίδα πάντοσ᾽ ἐΐσην
νύξ᾽, οὐδὲ χρό᾽ ἵκανεν· ἔρυτο γὰρ ἔνδοθι θώρηξ·
Τυδεΐδης δ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα ὑπὲρ σάκεος μεγάλοιο
αἰὲν ἐπ᾽ αὐχένι κῦρε φαεινοῦ δουρὸς ἀκωκῆι.
καὶ τότε δή ῥ᾽ Αἴαντι περιδείσαντες Ἀχαιοὶ
παυσαμένους ἐκέλευσαν ἀέθλια ἶσ᾽ ἀνελέσθαι.
αὐτὰρ Τυδεΐδηι δῶκεν μέγα φάσγανον ἥρως
σὺν κολεῶι τε φέρων καὶ ἐϋτμήτωι τελαμῶνι.
αὐτὰρ Πηλεΐδης θῆκεν σόλον αὐτοχόωνον
ὃν πρὶν μὲν ῥίπτασκε μέγα σθένος Ἠετίωνος·
ἀλλ᾽ ἤτοι τὸν ἔπεφνε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς,
τὸν δ᾽ ἄγετ᾽ ἐν νήεσσι σὺν ἄλλοισι κτεάτεσσι.
στῆ δ᾽ ὀρθὸς καὶ μῦθον ἐν Ἀργείοισιν ἔειπεν·
ὄρνυσθ᾽ οἳ καὶ τούτου ἀέθλου πειρήσεσθε.
εἴ οἱ καὶ μάλα πολλὸν ἀπόπροθι πίονες ἀγροί,
ἕξει μιν καὶ πέντε περιπλομένους ἐνιαυτοὺς
χρεώμενος· οὐ μὲν γάρ οἱ ἀτεμβόμενός γε σιδήρου
ποιμὴν οὐδ᾽ ἀροτὴρ εἶσ᾽ ἐς πόλιν, ἀλλὰ παρέξει.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα μενεπτόλεμος Πολυποίτης,
ἂν δὲ Λεοντῆος κρατερὸν μένος ἀντιθέοιο,
ἂν δ᾽ Αἴας Τελαμωνιάδης καὶ δῖος Ἐπειός.
ἑξείης δ᾽ ἵσταντο, σόλον δ᾽ ἕλε δῖος Ἐπειός,
ἧκε δὲ δινήσας· γέλασαν δ᾽ ἐπὶ πάντες Ἀχαιοί.
δεύτερος αὖτ᾽ ἀφέηκε Λεοντεὺς ὄζος Ἄρηος·
τὸ τρίτον αὖτ᾽ ἔρριψε μέγας Τελαμώνιος Αἴας
χειρὸς ἄπο στιβαρῆς, καὶ ὑπέρβαλε σήματα πάντων.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ σόλον εἷλε μενεπτόλεμος Πολυποίτης,
ὅσσόν τίς τ᾽ ἔρριψε καλαύροπα βουκόλος ἀνήρ,
ἣ δέ θ᾽ ἑλισσομένη πέτεται διὰ βοῦς ἀγελαίας,
τόσσον παντὸς ἀγῶνος ὑπέρβαλε· τοὶ δὲ βόησαν.
ἀνστάντες δ᾽ ἕταροι Πολυποίταο κρατεροῖο
νῆας ἔπι γλαφυρὰς ἔφερον βασιλῆος ἄεθλον.
αὐτὰρ ὁ τοξευτῆισι τίθει ἰόεντα σίδηρον,
κὰδ δ᾽ ἐτίθει δέκα μὲν πελέκεας, δέκα δ᾽ ἡμιπέλεκκα,
ἱστὸν δ᾽ ἔστησεν νηὸς κυανοπρώιροιο
τηλοῦ ἐπὶ ψαμάθοις, ἐκ δὲ τρήρωνα πέλειαν
λεπτῆι μηρίνθωι δῆσεν ποδός, ἧς ἄρ᾽ ἀνώγει
τοξεύειν· ὃς μέν κε βάληι τρήρωνα πέλειαν,
πάντας ἀειράμενος πελέκεας οἶκον δὲ φερέσθω·
ὃς δέ κε μηρίνθοιο τύχηι ὄρνιθος ἁμαρτών,
ἥσσων γὰρ δὴ κεῖνος, ὁ δ᾽ οἴσεται ἡμιπέλεκκα.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δ᾽ ἔπειτα βίη Τεύκροιο ἄνακτος,
ἂν δ᾽ ἄρα Μηριόνης θεράπων ἐῢς Ἰδομενῆος.
κλήρους δ᾽ ἐν κυνέηι χαλκήρεϊ πάλλον ἑλόντες,
Τεῦκρος δὲ πρῶτος κλήρωι λάχεν· αὐτίκα δ᾽ ἰὸν
ἧκεν ἐπικρατέως, οὐδ᾽ ἠπείλησεν ἄνακτι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην.
ὄρνιθος μὲν ἅμαρτε· μέγηρε γάρ οἱ τό γ᾽ Ἀπόλλων·
αὐτὰρ ὁ μήρινθον βάλε πὰρ πόδα, τῆι δέδετ᾽ ὄρνις·
ἀντικρὺ δ᾽ ἀπὸ μήρινθον τάμε πικρὸς ὀϊστός.
ἣ μὲν ἔπειτ᾽ ἤϊξε πρὸς οὐρανόν, ἣ δὲ παρείθη
μήρινθος ποτὶ γαῖαν· ἀτὰρ κελάδησαν Ἀχαιοί.
σπερχόμενος δ᾽ ἄρα Μηριόνης ἐξείρυσε χειρὸς
τόξον· ἀτὰρ δὴ ὀϊστὸν ἔχεν πάλαι, ὡς ἴθυνεν.
αὐτίκα δ᾽ ἠπείλησεν ἑκηβόλωι Ἀπόλλωνι
ἀρνῶν πρωτογόνων ῥέξειν κλειτὴν ἑκατόμβην.
ὕψι δ᾽ ὑπὸ νεφέων εἶδε τρήρωνα πέλειαν·
τῆι ῥ᾽ ὅ γε δινεύουσαν ὑπὸ πτέρυγος βάλε μέσσην,
ἀντικρὺ δὲ διῆλθε βέλος· τὸ μὲν ἂψ ἐπὶ γαίηι
πρόσθεν Μηριόναο πάγη ποδός· αὐτὰρ ἣ ὄρνις
ἱστῶι ἐφεζομένη νηὸς κυανοπρώιροιο
αὐχέν᾽ ἀπεκρέμασεν, σὺν δὲ πτερὰ πυκνὰ λίασθεν.
ὠκὺς δ᾽ ἐκ μελέων θυμὸς πτάτο, τῆλε δ᾽ ἀπ᾽ αὐτοῦ
κάππεσε· λαοὶ δ᾽ αὖ θηεῦντό τε θάμβησάν τε.
ἂν δ᾽ ἄρα Μηριόνης πελέκεας δέκα πάντας ἄειρε,
Τεῦκρος δ᾽ ἡμιπέλεκκα φέρεν κοίλας ἐπὶ νῆας.
αὐτὰρ Πηλεΐδης κατὰ μὲν δολιχόσκιον ἔγχος,
κὰδ δὲ λέβητ᾽ ἄπυρον βοὸς ἄξιον ἀνθεμόεντα
θῆκ᾽ ἐς ἀγῶνα φέρων· καί ῥ᾽ ἥμονες ἄνδρες ἀνέσταν·
ἂν μὲν ἄρ᾽ Ἀτρεΐδης εὐρὺ κρείων Ἀγαμέμνων,
ἂν δ᾽ ἄρα Μηριόνης, θεράπων ἐῢς Ἰδομενῆος.
τοῖσι δὲ καὶ μετέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
Ἀτρεΐδη· ἴδμεν γὰρ ὅσον προβέβηκας ἁπάντων
ἠδ᾽ ὅσσον δυνάμει τε καὶ ἥμασιν ἔπλευ ἄριστος·
ἀλλὰ σὺ μὲν τόδ᾽ ἄεθλον ἔχων κοίλας ἐπὶ νῆας
ἔρχευ, ἀτὰρ δόρυ Μηριόνηι ἥρωϊ πόρωμεν,
εἰ σύ γε σῶι θυμῶι ἐθέλοις· κέλομαι γὰρ ἔγωγε.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησεν ἄναξ ἀνδρῶν Ἀγαμέμνων·
δῶκε δὲ Μηριόνηι δόρυ χάλκεον· αὐτὰρ ὅ γ᾽ ἥρως
Ταλθυβίωι κήρυκι δίδου περικαλλὲς ἄεθλον.
Ἰλιάδος Ω
Ἕκτορος λύτρα.
Λῦτο δ᾽ ἀγών, λαοὶ δὲ θοὰς ἐπὶ νῆας ἕκαστοι
ἐσκίδναντ᾽ ἰέναι. τοὶ μὲν δόρποιο μέδοντο
ὕπνου τε γλυκεροῦ ταρπήμεναι· αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς
κλαῖε φίλου ἑτάρου μεμνημένος, οὐδέ μιν ὕπνος
ἥιρει πανδαμάτωρ, ἀλλ᾽ ἐστρέφετ᾽ ἔνθα καὶ ἔνθα
Πατρόκλου ποθέων ἀνδροτῆτά τε καὶ μένος ἠΰ,
ἠδ᾽ ὁπόσα τολύπευσε σὺν αὐτῶι καὶ πάθεν ἄλγεα
ἀνδρῶν τε πτολέμους ἀλεγεινά τε κύματα πείρων·
τῶν μιμνησκόμενος θαλερὸν κατὰ δάκρυον εἶβεν,
ἄλλοτ᾽ ἐπὶ πλευρὰς κατακείμενος, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
ὕπτιος, ἄλλοτε δὲ πρηνής· τοτὲ δ᾽ ὀρθὸς ἀναστὰς
δινεύεσκ᾽ ἀλύων παρὰ θῖν᾽ ἁλός· οὐδέ μιν ἠὼς
φαινομένη λήθεσκεν ὑπεὶρ ἅλα τ᾽ ἠϊόνας τε.
ἀλλ᾽ ὅ γ᾽ ἐπεὶ ζεύξειεν ὑφ᾽ ἅρμασιν ὠκέας ἵππους,
Ἕκτορα δ᾽ ἕλκεσθαι δησάσκετο δίφρου ὄπισθεν,
τρὶς δ᾽ ἐρύσας περὶ σῆμα Μενοιτιάδαο θανόντος
αὖτις ἐνὶ κλισίηι παυέσκετο, τὸν δέ τ᾽ ἔασκεν
ἐν κόνι ἐκτανύσας προπρηνέα· τοῖο δ᾽ Ἀπόλλων
πᾶσαν ἀεικείην ἄπεχε χροῒ φῶτ᾽ ἐλεαίρων
καὶ τεθνηότα περ· περὶ δ᾽ αἰγίδι πάντα κάλυπτε
χρυσείηι, ἵνα μή μιν ἀποδρύφοι ἑλκυστάζων.
ὣς ὁ μὲν Ἕκτορα δῖον ἀείκιζεν μενεαίνων·
τὸν δ᾽ ἐλεαίρεσκον μάκαρες θεοὶ εἰσορόωντες,
κλέψαι δ᾽ ὀτρύνεσκον ἐΰσκοπον ἀργεϊφόντην.
ἔνθ᾽ ἄλλοις μὲν πᾶσιν ἑήνδανεν, οὐδέ ποθ᾽ Ἥρηι
οὐδὲ Ποσειδάων᾽ οὐδὲ γλαυκώπιδι κούρηι,
ἀλλ᾽ ἔχον ὥς σφιν πρῶτον ἀπήχθετο Ἴλιος ἱρὴ
καὶ Πρίαμος καὶ λαὸς Ἀλεξάνδρου ἕνεκ᾽ ἄτης,
ὃς νείκεσσε θεὰς ὅτε οἱ μέσσαυλον ἵκοντο,
τὴν δ᾽ ἤινησ᾽ ἥ οἱ πόρε μαχλοσύνην ἀλεγεινήν.
ἀλλ᾽ ὅτε δή ῥ᾽ ἐκ τοῖο δυωδεκάτη γένετ᾽ ἠώς,
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ ἀθανάτοισι μετηύδα Φοῖβος Ἀπόλλων·
σχέτλιοί ἐστε θεοί, δηλήμονες· οὔ νύ ποθ᾽ ὑμῖν
Ἕκτωρ μηρί᾽ ἔκηε βοῶν αἰγῶν τε τελείων;
τὸν νῦν οὐκ ἔτλητε νέκυν περ ἐόντα σαῶσαι
ἧι τ᾽ ἀλόχωι ἰδέειν καὶ μητέρι καὶ τέκεϊ ὧι
καὶ πατέρι Πριάμωι λαοῖσί τε, τοί κέ μιν ὦκα
ἐν πυρὶ κήαιεν καὶ ἐπὶ κτέρεα κτερίσαιεν.
ἀλλ᾽ ὀλοῶι Ἀχιλῆϊ θεοὶ βούλεσθ᾽ ἐπαρήγειν,
ὧι οὔτ᾽ ἂρ φρένες εἰσὶν ἐναίσιμοι οὔτε νόημα
γναμπτὸν ἐνὶ στήθεσσι, λέων δ᾽ ὣς ἄγρια οἶδεν,
ὅς τ᾽ ἐπεὶ ἂρ μεγάληι τε βίηι καὶ ἀγήνορι θυμῶι
εἴξας εἶσ᾽ ἐπὶ μῆλα βροτῶν ἵνα δαῖτα λάβηισιν·
ὣς Ἀχιλεὺς ἔλεον μὲν ἀπώλεσεν, οὐδέ οἱ αἰδὼς
γίγνεται, ἥ τ᾽ ἄνδρας μέγα σίνεται ἠδ᾽ ὀνίνησι.
μέλλει μέν πού τις καὶ φίλτερον ἄλλον ὀλέσσαι
ἠὲ κασίγνητον ὁμογάστριον ἠὲ καὶ υἱόν·
ἀλλ᾽ ἤτοι κλαύσας καὶ ὀδυράμενος μεθέηκε·
τλητὸν γὰρ Μοῖραι θυμὸν θέσαν ἀνθρώποισιν.
αὐτὰρ ὅ γ᾽ Ἕκτορα δῖον, ἐπεὶ φίλον ἦτορ ἀπηύρα,
ἵππων ἐξάπτων περὶ σῆμ᾽ ἑτάροιο φίλοιο
ἕλκει· οὐ μήν οἱ τό γε κάλλιον οὐδέ τ᾽ ἄμεινον.
μὴ ἀγαθῶι περ ἐόντι νεμεσσηθέωμέν οἱ ἡμεῖς·
κωφὴν γὰρ δὴ γαῖαν ἀεικίζει μενεαίνων.
τὸν δὲ χολωσαμένη προσέφη λευκώλενος Ἥρη·
εἴη κεν καὶ τοῦτο τεὸν ἔπος ἀργυρότοξε
εἰ δὴ ὁμὴν Ἀχιλῆϊ καὶ Ἕκτορι θήσετε τιμήν.
Ἕκτωρ μὲν θνητός τε γυναῖκά τε θήσατο μαζόν·
αὐτὰρ Ἀχιλλεύς ἐστι θεᾶς γόνος, ἣν ἐγὼ αὐτὴ
θρέψά τε καὶ ἀτίτηλα καὶ ἀνδρὶ πόρον παράκοιτιν
Πηλέϊ, ὃς περὶ κῆρι φίλος γένετ᾽ ἀθανάτοισι.
πάντες δ᾽ ἀντιάασθε θεοὶ γάμου· ἐν δὲ σὺ τοῖσι
δαίνυ᾽ ἔχων φόρμιγγα κακῶν ἕταρ᾽, αἰὲν ἄπιστε.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη νεφεληγερέτα Ζεύς·
Ἥρη μὴ δὴ πάμπαν ἀποσκύδμαινε θεοῖσιν·
οὐ μὲν γὰρ τιμή γε μί᾽ ἔσσεται· ἀλλὰ καὶ Ἕκτωρ
φίλτατος ἔσκε θεοῖσι βροτῶν οἳ ἐν Ἰλίωι εἰσίν·
ὣς γὰρ ἔμοιγ᾽, ἐπεὶ οὔ τι φίλων ἡμάρτανε δώρων.
οὐ γάρ μοί ποτε βωμὸς ἐδεύετο δαιτὸς ἐΐσης
λοιβῆς τε κνίσης τε· τὸ γὰρ λάχομεν γέρας ἡμεῖς.
ἀλλ᾽ ἤτοι κλέψαι μὲν ἐάσομεν, οὐδέ πηι ἔστι,
λάθρηι Ἀχιλλῆος θρασὺν Ἕκτορα· ἦ γάρ οἱ αἰεὶ
μήτηρ παρμέμβλωκεν ὁμῶς νύκτάς τε καὶ ἦμαρ.
ἀλλ᾽ εἴ τις καλέσειε θεῶν Θέτιν ἆσσον ἐμεῖο,
ὄφρά τί οἱ εἴπω πυκινὸν ἔπος, ὥς κεν Ἀχιλλεὺς
δώρων ἐκ Πριάμοιο λάχηι ἀπό θ᾽ Ἕκτορα λύσηι.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δὲ Ἶρις ἀελλόπος ἀγγελέουσα,
μεσσηγὺς δὲ Σάμου τε καὶ Ἴμβρου παιπαλοέσσης
ἔνθορε μείλανι πόντωι· ἐπεστονάχησε δὲ λίμνη.
ἣ δὲ μολυβδαίνηι ἰκέλη ἐς βυσσὸν ὄρουσεν,
ἥ τε κατ᾽ ἀγραύλοιο βοὸς κέρας ἐμβεβαυῖα
ἔρχεται ὠμηστῆισιν ἐπ᾽ ἰχθύσι κῆρα φέρουσα.
εὗρε δ᾽ ἐνὶ σπῆϊ γλαφυρῶι Θέτιν, ἀμφὶ δ᾽ ἄρ᾽ ἄλλαι
εἵαθ᾽ ὁμηγερέες ἅλιαι θεαί· ἣ δ᾽ ἐνὶ μέσσηις
κλαῖε μόρον οὗ παιδὸς ἀμύμονος, ὅς οἱ ἔμελλε
φθίσεσθ᾽ ἐν Τροίηι ἐριβώλακι τηλόθι πάτρης.
ἀγχοῦ δ᾽ ἱσταμένη προσέφη πόδας ὠκέα Ἶρις·
ὄρσο Θέτι· καλέει Ζεὺς ἄφθιτα μήδεα εἰδώς.
τὴν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα·
τίπτέ με κεῖνος ἄνωγε μέγας θεός; αἰδέομαι δὲ
μίσγεσθ᾽ ἀθανάτοισιν, ἔχω δ᾽ ἄχε᾽ ἄκριτα θυμῶι.
εἶμι μέν, οὐδ᾽ ἅλιον ἔπος ἔσσεται ὅττί κεν εἴπηι.
ὣς ἄρα φωνήσασα κάλυμμ᾽ ἕλε δῖα θεάων
κυάνεον, τοῦ δ᾽ οὔ τι μελάντερον ἔπλετο ἔσθος.
βῆ δ᾽ ἰέναι, πρόσθεν δὲ ποδήνεμος ὠκέα Ἶρις
ἡγεῖτ᾽· ἀμφὶ δ᾽ ἄρα σφι λιάζετο κῦμα θαλάσσης.
ἀκτὴν δ᾽ ἐξαναβᾶσαι ἐς οὐρανὸν ἀϊχθήτην,
εὗρον δ᾽ εὐρύοπα Κρονίδην, περὶ δ᾽ ἄλλοι ἅπαντες
εἵαθ᾽ ὁμηγερέες μάκαρες θεοὶ αἰὲν ἐόντες.
ἣ δ᾽ ἄρα πὰρ Διὶ πατρὶ καθέζετο, εἶξε δ᾽ Ἀθήνη.
Ἥρη δὲ χρύσεον καλὸν δέπας ἐν χερὶ θῆκε
καί ῥ᾽ εὔφρην᾽ ἐπέεσσι· Θέτις δ᾽ ὤρεξε πιοῦσα.
τοῖσι δὲ μύθων ἦρχε πατὴρ ἀνδρῶν τε θεῶν τε·
ἤλυθες Οὔλυμπον δὲ θεὰ Θέτι κηδομένη περ,
πένθος ἄλαστον ἔχουσα μετὰ φρεσίν· οἶδα καὶ αὐτός·
ἀλλὰ καὶ ὧς ἐρέω τοῦ σ᾽ εἵνεκα δεῦρο κάλεσσα.
ἐννῆμαρ δὴ νεῖκος ἐν ἀθανάτοισιν ὄρωρεν
Ἕκτορος ἀμφὶ νέκυι καὶ Ἀχιλλῆϊ πτολιπόρθωι·
κλέψαι δ᾽ ὀτρύνουσιν ἐΰσκοπον ἀργεϊφόντην·
αὐτὰρ ἐγὼ τόδε κῦδος Ἀχιλλῆϊ προτιάπτω
αἰδῶ καὶ φιλότητα τεὴν μετόπισθε φυλάσσων.
αἶψα μάλ᾽ ἐς στρατὸν ἐλθὲ καὶ υἱέϊ σῶι ἐπίτειλον·
σκύζεσθαί οἱ εἰπὲ θεούς, ἐμὲ δ᾽ ἔξοχα πάντων
ἀθανάτων κεχολῶσθαι, ὅτι φρεσὶ μαινομένηισιν
Ἕκτορ᾽ ἔχει παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν οὐδ᾽ ἀπέλυσεν,
αἴ κέν πως ἐμέ τε δείσηι ἀπό θ᾽ Ἕκτορα λύσηι.
αὐτὰρ ἐγὼ Πριάμωι μεγαλήτορι Ἶριν ἐφήσω
λύσασθαι φίλον υἱὸν ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν, τά κε θυμὸν ἰήνηι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε θεὰ Θέτις ἀργυρόπεζα,
βῆ δὲ κατ᾽ Οὐλύμποιο καρήνων ἀΐξασα,
ἷξεν δ᾽ ἐς κλισίην οὗ υἱέος· ἔνθ᾽ ἄρα τόν γε
εὗρ᾽ ἁδινὰ στενάχοντα· φίλοι δ᾽ ἀμφ᾽ αὐτὸν ἑταῖροι
ἐσσυμένως ἐπένοντο καὶ ἐντύνοντο ἄριστον·
τοῖσι δ᾽ ὄϊς λάσιος μέγας ἐν κλισίηι ἱέρευτο.
ἣ δὲ μάλ᾽ ἄγχ᾽ αὐτοῖο καθέζετο πότνια μήτηρ,
χειρί τέ μιν κατέρεξεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τέκνον ἐμὸν τέο μέχρις ὀδυρόμενος καὶ ἀχεύων
σὴν ἔδεαι κραδίην μεμνημένος οὔτέ τι σίτου
οὔτ᾽ εὐνῆς; ἀγαθὸν δὲ γυναικί περ ἐν φιλότητι
μίσγεσθ᾽· οὐ γάρ μοι δηρὸν βέηι, ἀλλά τοι ἤδη
ἄγχι παρέστηκεν θάνατος καὶ μοῖρα κραταιή.
ἀλλ᾽ ἐμέθεν ξύνες ὦκα, Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι·
σκύζεσθαι σοί φησι θεούς, ἑὲ δ᾽ ἔξοχα πάντων
ἀθανάτων κεχολῶσθαι, ὅτι φρεσὶ μαινομένηισιν
Ἕκτορ᾽ ἔχεις παρὰ νηυσὶ κορωνίσιν οὐδ᾽ ἀπέλυσας.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ λῦσον, νεκροῖο δὲ δέξαι ἄποινα.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
τῆιδ᾽ εἴη· ὃς ἄποινα φέροι καὶ νεκρὸν ἄγοιτο,
εἰ δὴ πρόφρονι θυμῶι Ὀλύμπιος αὐτὸς ἀνώγει.
ὣς οἵ γ᾽ ἐν νηῶν ἀγύρει μήτηρ τε καὶ υἱὸς
πολλὰ πρὸς ἀλλήλους ἔπεα πτερόεντ᾽ ἀγόρευον.
Ἶριν δ᾽ ὄτρυνε Κρονίδης εἰς Ἴλιον ἱρήν·
βάσκ᾽ ἴθι Ἶρι ταχεῖα λιποῦσ᾽ ἕδος Οὐλύμποιο
ἄγγειλον Πριάμωι μεγαλήτορι Ἴλιον εἴσω
λύσασθαι φίλον υἱὸν ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν τά κε θυμὸν ἰήνηι
οἶον, μὴ δέ τις ἄλλος ἅμα Τρώων ἴτω ἀνήρ.
κῆρύξ τίς οἱ ἕποιτο γεραίτερος, ὅς κ᾽ ἰθύνοι
ἡμιόνους καὶ ἄμαξαν ἐΰτροχον, ἠδὲ καὶ αὖτις
νεκρὸν ἄγοι προτὶ ἄστυ, τὸν ἔκτανε δῖος Ἀχιλλεύς.
μὴ δέ τί οἱ θάνατος μελέτω φρεσὶ μὴ δέ τι τάρβος·
τοῖον γάρ οἱ πομπὸν ὀπάσσομεν ἀργεϊφόντην,
ὃς ἄξει εἷός κεν ἄγων Ἀχιλῆϊ πελάσσηι.
αὐτὰρ ἐπὴν ἀγάγηισιν ἔσω κλισίην Ἀχιλῆος,
οὔτ᾽ αὐτὸς κτενέει ἀπό τ᾽ ἄλλους πάντας ἐρύξει·
οὔτε γάρ ἐστ᾽ ἄφρων οὔτ᾽ ἄσκοπος οὔτ᾽ ἀλιτήμων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐνδυκέως ἱκέτεω πεφιδήσεται ἀνδρός.
ὣς ἔφατ᾽, ὦρτο δὲ Ἶρις ἀελλόπος ἀγγελέουσα.
ἷξεν δ᾽ ἐς Πριάμοιο, κίχεν δ᾽ ἐνοπήν τε γόον τε.
παῖδες μὲν πατέρ᾽ ἀμφὶ καθήμενοι ἔνδοθεν αὐλῆς
δάκρυσιν εἵματ᾽ ἔφυρον, ὁ δ᾽ ἐν μέσσοισι γεραιὸς
ἐντυπὰς ἐν χλαίνηι κεκαλυμμένος· ἀμφὶ δὲ πολλὴ
κόπρος ἔην κεφαλῆι τε καὶ αὐχένι τοῖο γέροντος
τήν ῥα κυλινδόμενος καταμήσατο χερσὶν ἑῆισι.
θυγατέρες δ᾽ ἀνὰ δώματ᾽ ἰδὲ νυοὶ ὠδύροντο
τῶν μιμνησκόμεναι οἳ δὴ πολέες τε καὶ ἐσθλοὶ
χερσὶν ὑπ᾽ Ἀργείων κέατο ψυχὰς ὀλέσαντες.
στῆ δὲ παρὰ Πρίαμον Διὸς ἄγγελος, ἠδὲ προσηύδα
τυτθὸν φθεγξαμένη· τὸν δὲ τρόμος ἔλλαβε γυῖα·
θάρσει Δαρδανίδη Πρίαμε φρεσί, μὴ δέ τι τάρβει·
οὐ μὲν γάρ τοι ἐγὼ κακὸν ὀσσομένη τόδ᾽ ἱκάνω
ἀλλ᾽ ἀγαθὰ φρονέουσα· Διὸς δέ τοι ἄγγελός εἰμι,
ὅς σευ ἄνευθεν ἐὼν μέγα κήδεται ἠδ᾽ ἐλεαίρει.
λύσασθαί σ᾽ ἐκέλευσεν Ὀλύμπιος Ἕκτορα δῖον,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν τά κε θυμὸν ἰήνηι
οἶον, μὴ δέ τις ἄλλος ἅμα Τρώων ἴτω ἀνήρ.
κῆρύξ τίς τοι ἕποιτο γεραίτερος, ὅς κ᾽ ἰθύνοι
ἡμιόνους καὶ ἄμαξαν ἐΰτροχον, ἠδὲ καὶ αὖτις
νεκρὸν ἄγοι προτὶ ἄστυ, τὸν ἔκτανε δῖος Ἀχιλλεύς.
μὴ δέ τί τοι θάνατος μελέτω φρεσὶ μηδέ τι τάρβος·
τοῖος γάρ τοι πομπὸς ἅμ᾽ ἕψεται ἀργεϊφόντης,
ὅς σ᾽ ἄξει εἷός κεν ἄγων Ἀχιλῆϊ πελάσσηι.
αὐτὰρ ἐπὴν ἀγάγηισιν ἔσω κλισίην Ἀχιλῆος,
οὔτ᾽ αὐτὸς κτενέει ἀπό τ᾽ ἄλλους πάντας ἐρύξει·
οὔτε γάρ ἔστ᾽ ἄφρων οὔτ᾽ ἄσκοπος οὔτ᾽ ἀλιτήμων,
ἀλλὰ μάλ᾽ ἐνδυκέως ἱκέτεω πεφιδήσεται ἀνδρός.
ἣ μὲν ἄρ᾽ ὣς εἰποῦσ᾽ ἀπέβη πόδας ὠκέα Ἶρις,
αὐτὰρ ὅ γ᾽ υἷας ἄμαξαν ἐΰτροχον ἡμιονείην
ὁπλίσαι ἠνώγει, πείρινθα δὲ δῆσαι ἐπ᾽ αὐτῆς.
αὐτὸς δ᾽ ἐς θάλαμον κατεβήσετο κηώεντα
κέδρινον ὑψόροφον, ὃς γλήνεα πολλὰ κεχάνδει·
ἐς δ᾽ ἄλοχον Ἑκάβην ἐκαλέσσατο φώνησέν τε·
δαιμονίη Διόθεν μοι Ὀλύμπιος ἄγγελος ἦλθε
λύσασθαι φίλον υἱὸν ἰόντ᾽ ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν,
δῶρα δ᾽ Ἀχιλλῆϊ φερέμεν τά κε θυμὸν ἰήνηι.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ τί τοι φρεσὶν εἴδεται εἶναι;
αἰνῶς γάρ μ᾽ αὐτόν γε μένος καὶ θυμὸς ἄνωγε
κεῖσ᾽ ἰέναι ἐπὶ νῆας ἔσω στρατὸν εὐρὺν Ἀχαιῶν.
ὣς φάτο, κώκυσεν δὲ γυνὴ καὶ ἀμείβετο μύθωι·
ὤ μοι πῆι δή τοι φρένες οἴχονθ᾽, ἧις τὸ πάρος περ
ἔκλε᾽ ἐπ᾽ ἀνθρώπους ξείνους ἠδ᾽ οἷσιν ἀνάσσεις;
πῶς ἐθέλεις ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν ἐλθέμεν οἶος
ἀνδρὸς ἐς ὀφθαλμοὺς ὅς τοι πολέας τε καὶ ἐσθλοὺς
υἱέας ἐξενάριξε· σιδήρειόν νύ τοι ἦτορ.
εἰ γάρ σ᾽ αἱρήσει καὶ ἐσόψεται ὀφθαλμοῖσιν
ὠμηστὴς καὶ ἄπιστος ἀνὴρ ὅ γε οὔ σ᾽ ἐλεήσει,
οὐδέ τί σ᾽ αἰδέσεται. νῦν δὲ κλαίωμεν ἄνευθεν
ἥμενοι ἐν μεγάρωι· τῶι δ᾽ ὥς ποθι Μοῖρα κραταιὴ
γιγνομένωι ἐπένησε λίνωι, ὅτε μιν τέκον αὐτή,
ἀργίποδας κύνας ἆσαι ἑῶν ἀπάνευθε τοκήων
ἀνδρὶ πάρα κρατερῶι, τοῦ ἐγὼ μέσον ἧπαρ ἔχοιμι
ἐσθέμεναι προσφῦσα· τότ᾽ ἄντιτα ἔργα γένοιτο
παιδὸς ἐμοῦ, ἐπεὶ οὔ ἑ κακιζόμενόν γε κατέκτα,
ἀλλὰ πρὸ Τρώων καὶ Τρωϊάδων βαθυκόλπων
ἑσταότ᾽ οὔτε φόβου μεμνημένον οὔτ᾽ ἀλεωρῆς.
τὴν δ᾽ αὖτε προσέειπε γέρων Πρίαμος θεοειδής·
μή μ᾽ ἐθέλοντ᾽ ἰέναι κατερύκανε, μὴ δέ μοι αὐτὴ
ὄρνις ἐνὶ μεγάροισι κακὸς πέλευ· οὐδέ με πείσεις.
εἰ μὲν γάρ τίς μ᾽ ἄλλος ἐπιχθονίων ἐκέλευεν,
ἢ οἳ μάντιές εἰσι θυοσκόοι ἢ ἱερῆες,
ψεῦδός κεν φαῖμεν καὶ νοσφιζοίμεθα μᾶλλον·
νῦν δ᾽, αὐτὸς γὰρ ἄκουσα θεοῦ καὶ ἐσέδρακον ἄντην,
εἶμι καὶ οὐχ ἅλιον ἔπος ἔσσεται. εἰ δέ μοι αἶσα
τεθνάμεναι παρὰ νηυσὶν Ἀχαιῶν χαλκοχιτώνων
βούλομαι· αὐτίκα γάρ με κατακτείνειεν Ἀχιλλεὺς
ἀγκὰς ἑλόντ᾽ ἐμὸν υἱόν, ἐπὴν γόου ἐξ ἔρον εἵην.
ἦ καὶ φωριαμῶν ἐπιθήματα κάλ᾽ ἀνέωιγεν·
ἔνθεν δώδεκα μὲν περικαλλέας ἔξελε πέπλους,
δώδεκα δ᾽ ἁπλοΐδας χλαίνας, τόσσους δὲ τάπητας,
τόσσα δὲ φάρεα λευκά, τόσους δ᾽ ἐπὶ τοῖσι χιτῶνας.
χρυσοῦ δὲ στήσας ἔφερεν δέκα πάντα τάλαντα,
ἐκ δὲ δύ᾽ αἴθωνας τρίποδας, πίσυρας δὲ λέβητας,
ἐκ δὲ δέπας περικαλλές, ὅ οἱ Θρῆικες πόρον ἄνδρες
ἐξεσίην ἐλθόντι μέγα κτέρας· οὐδέ νυ τοῦ περ
φείσατ᾽ ἐνὶ μεγάροις ὁ γέρων, περὶ δ᾽ ἤθελε θυμῶι
λύσασθαι φίλον υἱόν. ὁ δὲ Τρῶας μὲν ἅπαντας
αἰθούσης ἀπέεργεν ἔπεσσ᾽ αἰσχροῖσιν ἐνίσσων·
ἔρρετε λωβητῆρες ἐλεγχέες· οὔ νυ καὶ ὑμῖν
οἴκοι ἔνεστι γόος, ὅτι μ᾽ ἤλθετε κηδήσοντες;
ἦ ὀνόσασθ᾽ ὅτι μοι Κρονίδης Ζεὺς ἄλγε᾽ ἔδωκε
παῖδ᾽ ὀλέσαι τὸν ἄριστον; ἀτὰρ γνώσεσθε καὶ ὔμμες·
ῥηΐτεροι γὰρ μᾶλλον Ἀχαιοῖσιν δὴ ἔσεσθε
κείνου τεθνηῶτος ἐναιρέμεν. αὐτὰρ ἔγωγε
πρὶν ἀλαπαζομένην τε πόλιν κεραϊζομένην τε
ὀφθαλμοῖσιν ἰδεῖν βαίην δόμον Ἄϊδος εἴσω.
ἦ καὶ σκηπανίωι δίεπ᾽ ἀνέρας· οἳ δ᾽ ἴσαν ἔξω
σπερχομένοιο γέροντος· ὁ δ᾽ υἱάσιν οἷσιν ὁμόκλα
νεικείων Ἕλενόν τε Πάριν τ᾽ Ἀγάθωνά τε δῖον
Πάμμονά τ᾽ Ἀντίφονόν τε βοὴν ἀγαθόν τε Πολίτην
Δηΐφοβόν τε καὶ Ἱππόθοον καὶ δῖον Ἀγαυόν·
ἐννέα τοῖς ὁ γεραιὸς ὁμοκλήσας ἐκέλευε·
σπεύσατέ μοι κακὰ τέκνα κατηφόνες· αἴθ᾽ ἅμα πάντες
Ἕκτορος ὠφέλετ᾽ ἀντὶ θοῆις ἐπὶ νηυσὶ πεφάσθαι.
ὤ μοι ἐγὼ πανάποτμος, ἐπεὶ τέκον υἷας ἀρίστους
Τροίηι ἐν εὐρείηι, τῶν δ᾽ οὔ τινά φημι λελεῖφθαι,
Μήστορά τ᾽ ἀντίθεον καὶ Τρωΐλον ἱππιοχάρμην
Ἕκτορά θ᾽, ὃς θεὸς ἔσκε μετ᾽ ἀνδράσιν, οὐδὲ ἐώικει
ἀνδρός γε θνητοῦ πάϊς ἔμμεναι ἀλλὰ θεοῖο.
τοὺς μὲν ἀπώλεσ᾽ Ἄρης, τὰ δ᾽ ἐλέγχεα πάντα λέλειπται
ψεῦσταί τ᾽ ὀρχησταί τε χοροιτυπίηισιν ἄριστοι
ἀρνῶν ἠδ᾽ ἐρίφων ἐπιδήμιοι ἁρπακτῆρες.
οὐκ ἂν δή μοι ἄμαξαν ἐφοπλίσσαιτε τάχιστα,
ταῦτά τε πάντ᾽ ἐπιθεῖτε, ἵνα πρήσσωμεν ὁδοῖο;
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ἄρα πατρὸς ὑποδείσαντες ὁμοκλὴν
ἐκ μὲν ἄμαξαν ἄειραν ἐΰτροχον ἡμιονείην
καλὴν πρωτοπαγέα, πείρινθα δὲ δῆσαν ἐπ᾽ αὐτῆς,
κὰδ δ᾽ ἀπὸ πασσαλόφι ζυγὸν ἥιρεον ἡμιόνειον
πύξινον ὀμφαλόεν εὖ οἰήκεσσιν ἀρηρός·
ἐκ δ᾽ ἔφερον ζυγόδεσμον ἅμα ζυγῶι ἐννεάπηχυ.
καὶ τὸ μὲν εὖ κατέθηκαν ἐϋξέστωι ἐπὶ ῥυμῶι
πέζηι ἔπι πρώτηι, ἐπὶ δὲ κρίκον ἕστορι βάλλον,
τρὶς δ᾽ ἑκάτερθεν ἔδησαν ἐπ᾽ ὀμφαλόν, αὐτὰρ ἔπειτα
ἑξείης κατέδησαν, ὑπὸ γλωχῖνα δ᾽ ἔκαμψαν.
ἐκ θαλάμου δὲ φέροντες ἐϋξέστης ἐπ᾽ ἀπήνης
νήεον Ἑκτορέης κεφαλῆς ἀπερείσι᾽ ἄποινα,
ζεῦξαν δ᾽ ἡμιόνους κρατερώνυχας ἐντεσιεργούς,
τούς ῥά ποτε Πριάμωι Μυσοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα.
ἵππους δὲ Πριάμωι ὕπαγον ζυγόν, οὓς ὁ γεραιὸς
αὐτὸς ἔχων ἀτίταλλεν ἐϋξέστηι ἐπὶ φάτνηι.
τὼ μὲν ζευγνύσθην ἐν δώμασιν ὑψηλοῖσι
κῆρυξ καὶ Πρίαμος πυκινὰ φρεσὶ μήδε᾽ ἔχοντες·
ἀγχίμολον δέ σφ᾽ ἦλθ᾽ Ἑκάβη τετιηότι θυμῶι
οἶνον ἔχουσ᾽ ἐν χειρὶ μελίφρονα δεξιτερῆφι
χρυσέωι ἐν δέπαϊ, ὄφρα λείψαντε κιοίτην·
στῆ δ᾽ ἵππων προπάροιθεν ἔπος τ᾽ ἔφατ᾽ ἔκ τ᾽ ὀνόμαζε·
τῆ σπεῖσον Διὶ πατρί, καὶ εὔχεο οἴκαδ᾽ ἱκέσθαι
ἂψ ἐκ δυσμενέων ἀνδρῶν, ἐπεὶ ἂρ σέ γε θυμὸς
ὀτρύνει ἐπὶ νῆας ἐμεῖο μὲν οὐκ ἐθελούσης.
ἀλλ᾽ εὔχεο σύ γ᾽ ἔπειτα κελαινεφέϊ Κρονίωνι
Ἰδαίωι, ὅς τε Τροίην κατὰ πᾶσαν ὁρᾶται,
αἴτει δ᾽ οἰωνὸν ταχὺν ἄγγελον, ὅς τέ οἱ αὐτῶι
φίλτατος οἰωνῶν, καί εὑ κράτος ἐστὶ μέγιστον,
δεξιόν, ὄφρά μιν αὐτὸς ἐν ὀφθαλμοῖσι νοήσας
τῶι πίσυνος ἐπὶ νῆας ἴηις Δαναῶν ταχυπώλων.
εἰ δέ τοι οὐ δώσει ἑὸν ἄγγελον εὐρύοπα Ζεύς,
οὐκ ἂν ἔγωγέ σ᾽ ἔπειτα ἐποτρύνουσα κελοίμην
νῆας ἐπ᾽ Ἀργείων ἰέναι μάλα περ μεμαῶτα.
τὴν δ᾽ ἀπαμειβόμενος προσέφη Πρίαμος θεοειδής·
ὦ γύναι οὐ μέν τοι τόδ᾽ ἐφιεμένηι ἀπιθήσω.
ἐσθλὸν γὰρ Διὶ χεῖρας ἀνασχέμεν αἴ κ᾽ ἐλεήσηι.
ἦ ῥα καὶ ἀμφίπολον ταμίην ὄτρυν᾽ ὁ γεραιὸς
χερσὶν ὕδωρ ἐπιχεῦαι ἀκήρατον· ἣ δὲ παρέστη
χέρνιβον ἀμφίπολος πρόχοόν θ᾽ ἅμα χερσὶν ἔχουσα.
νιψάμενος δὲ κύπελλον ἐδέξατο ἧς ἀλόχοιο·
εὔχετ᾽ ἔπειτα στὰς μέσωι ἕρκεϊ, λεῖβε δὲ οἶνον
οὐρανὸν εἰσανιδών, καὶ φωνήσας ἔπος ηὔδα·
Ζεῦ πάτερ Ἴδηθεν μεδέων κύδιστε μέγιστε
δός μ᾽ ἐς Ἀχιλλῆος φίλον ἐλθεῖν ἠδ᾽ ἐλεεινόν,
πέμψον δ᾽ οἰωνὸν ταχὺν ἄγγελον, ὅς τε σοὶ αὐτῶι
φίλτατος οἰωνῶν, καί εὑ κράτος ἐστὶ μέγιστον,
δεξιόν, ὄφρά μιν αὐτὸς ἐν ὀφθαλμοῖσι νοήσας
τῶι πίσυνος ἐπὶ νῆας ἴω Δαναῶν ταχυπώλων.
ὣς ἔφατ᾽ εὐχόμενος, τοῦ δ᾽ ἔκλυε μητίετα Ζεὺς
αὐτίκα δ᾽ αἰετὸν ἧκε τελειότατον πετεηνῶν
μόρφνον θηρητῆρ᾽ ὃν καὶ περκνὸν καλέουσιν.
ὅσση δ᾽ ὑψορόφοιο θύρη θαλάμοιο τέτυκται
ἀνέρος ἀφνειοῖο ἐῢ κληῗσ᾽ ἀραρυῖα,
τόσσ᾽ ἄρα τοῦ ἑκάτερθεν ἔσαν πτερά· εἴσατο δέ σφι
δεξιὸς ἀΐξας διὰ ἄστεος· οἳ δὲ ἰδόντες
γήθησαν, καὶ πᾶσιν ἐνὶ φρεσὶ θυμὸς ἰάνθη.
σπερχόμενος δ᾽ ὁ γεραιὸς ἑοῦ ἐπεβήσετο δίφρου,
ἐκ δ᾽ ἔλασε προθύροιο καὶ αἰθούσης ἐριδούπου.
πρόσθε μὲν ἡμίονοι ἕλκον τετράκυκλον ἀπήνην,
τὰς Ἰδαῖος ἔλαυνε δαΐφρων· αὐτὰρ ὄπισθεν
ἵπποι, τοὺς ὁ γέρων ἐφέπων μάστιγι κέλευε
καρπαλίμως κατὰ ἄστυ· φίλοι δ᾽ ἅμα πάντες ἕποντο
πόλλ᾽ ὀλοφυρόμενοι ὡς εἰ θάνατον δὲ κιόντα.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν πόλιος κατέβαν, πεδίον δ᾽ ἀφίκοντο,
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἄψορροι προτὶ Ἴλιον ἀπονέοντο
παῖδες καὶ γαμβροί, τὼ δ᾽ οὐ λάθον εὐρύοπα Ζῆν
ἐς πεδίον προφανέντε· ἰδὼν δ᾽ ἐλέησε γέροντα,
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ Ἑρμείαν υἱὸν φίλον ἀντίον ηὔδα·
Ἑρμεία, σοὶ γάρ τε μάλιστά γε φίλτατόν ἐστιν
ἀνδρὶ ἑταιρίσσαι, καί τ᾽ ἔκλυες ὧι κ᾽ ἐθέληισθα,
βάσκ᾽ ἴθι καὶ Πρίαμον κοίλας ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν
ὣς ἄγαγ᾽, ὡς μήτ᾽ ἄρ τις ἴδηι μήτ᾽ ἄρ τε νοήσηι
τῶν ἄλλων Δαναῶν, πρὶν Πηλεΐωνα δ᾽ ἱκέσθαι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδ᾽ ἀπίθησε διάκτορος ἀργεϊφόντης.
αὐτίκ᾽ ἔπειθ᾽ ὑπὸ ποσσὶν ἐδήσατο καλὰ πέδιλα
ἀμβρόσια χρύσεια, τά μιν φέρον ἠμὲν ἐφ᾽ ὑγρὴν
ἠδ᾽ ἐπ᾽ ἀπείρονα γαῖαν ἅμα πνοιῆις ἀνέμοιο·
εἵλετο δὲ ῥάβδον, τῆι τ᾽ ἀνδρῶν ὄμματα θέλγει
ὧν ἐθέλει, τοὺς δ᾽ αὖτε καὶ ὑπνώοντας ἐγείρει·
τὴν μετὰ χερσὶν ἔχων πέτετο κρατὺς ἀργεϊφόντης.
αἶψα δ᾽ ἄρα Τροίην τε καὶ Ἑλλήσποντον ἵκανε,
βῆ δ᾽ ἰέναι κούρωι αἰσυμνητῆρι ἐοικὼς
πρῶτον ὑπηνήτηι, τοῦ περ χαριεστάτη ἥβη.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ οὖν μέγα σῆμα παρὲξ Ἴλοιο ἔλασσαν,
στῆσαν ἄρ᾽ ἡμιόνους τε καὶ ἵππους ὄφρα πίοιεν
ἐν ποταμῶι· δὴ γὰρ καὶ ἐπὶ κνέφας ἤλυθε γαῖαν.
τὸν δ᾽ ἐξ ἀγχιμόλοιο ἰδὼν ἐφράσσατο κῆρυξ
Ἑρμείαν, ποτὶ δὲ Πρίαμον φάτο φώνησέν τε·
φράζεο Δαρδανίδη· φραδέος νόου ἔργα τέτυκται.
ἄνδρ᾽ ὁρόω, τάχα δ᾽ ἄμμε διαρραίσεσθαι ὀΐω.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ φεύγωμεν ἐφ᾽ ἵππων, ἤ μιν ἔπειτα
γούνων ἁψάμενοι λιτανεύσομεν αἴ κ᾽ ἐλεήσηι.
ὣς φάτο, σὺν δὲ γέροντι νόος χύτο, δείδιε δ᾽ αἰνῶς,
ὀρθαὶ δὲ τρίχες ἔσταν ἐνὶ γναμπτοῖσι μέλεσσι,
στῆ δὲ ταφών· αὐτὸς δ᾽ ἐριούνιος ἐγγύθεν ἐλθὼν
χεῖρα γέροντος ἑλὼν ἐξείρετο καὶ προσέειπε·
πῆι πάτερ ὧδ᾽ ἵππους τε καὶ ἡμιόνους ἰθύνεις
νύκτα δι᾽ ἀμβροσίην, ὅτε θ᾽ εὕδουσι βροτοὶ ἄλλοι;
οὐδὲ σύ γ᾽ ἔδεισας μένεα πνείοντας Ἀχαιούς,
οἵ τοι δυσμενέες καὶ ἀνάρσιοι ἐγγὺς ἔασι;
τῶν εἴ τίς σε ἴδοιτο θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν
τοσσάδ᾽ ὀνείατ᾽ ἄγοντα, τίς ἂν δή τοι νόος εἴη;
οὔτ᾽ αὐτὸς νέος ἐσσί, γέρων δέ τοι οὗτος ὀπηδεῖ,
ἄνδρ᾽ ἀπαμύνασθαι, ὅτε τις πρότερος χαλεπήνηι.
ἀλλ᾽ ἐγὼ οὐδέν σε ῥέξω κακά, καὶ δέ κεν ἄλλον
σεῦ ἀπαλεξήσαιμι· φίλωι δέ σε πατρὶ ἐΐσκω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
οὕτω πηι τάδε γ᾽ ἐστὶ φίλον τέκος ὡς ἀγορεύεις.
ἀλλ᾽ ἔτι τις καὶ ἐμεῖο θεῶν ὑπερέσχεθε χεῖρα,
ὅς μοι τοιόνδ᾽ ἧκεν ὁδοιπόρον ἀντιβολῆσαι
αἴσιον, οἷος δὴ σὺ δέμας καὶ εἶδος ἀγητός,
πέπνυσαί τε νόωι, μακάρων δ᾽ ἔξεσσι τοκήων.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
ναὶ δὴ ταῦτά γε πάντα γέρον κατὰ μοῖραν ἔειπες.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον,
ἠέ πηι ἐκπέμπεις κειμήλια πολλὰ καὶ ἐσθλὰ
ἄνδρας ἐς ἀλλοδαποὺς ἵνα περ τάδε τοι σόα μίμνηι,
ἦ ἤδη πάντες καταλείπετε Ἴλιον ἱρὴν
δειδιότες· τοῖος γὰρ ἀνὴρ ὤριστος ὄλωλε
σὸς πάϊς· οὐ μὲν γάρ τι μάχης ἐπιδεύετ᾽ Ἀχαιῶν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
τίς δὲ σύ ἐσσι φέριστε τέων δ᾽ ἔξεσσι τοκήων;
ὥς μοι καλὰ τὸν οἶτον ἀπότμου παιδὸς ἔνισπες.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
πειρᾶι ἐμεῖο γεραιὲ καὶ εἴρεαι Ἕκτορα δῖον.
τὸν μὲν ἐγὼ μάλα πολλὰ μάχηι ἔνι κυδιανείρηι
ὀφθαλμοῖσιν ὄπωπα, καὶ εὖτ᾽ ἐπὶ νηυσὶν ἐλάσσας
Ἀργείους κτείνεσκε δαΐζων ὀξέϊ χαλκῶι·
ἡμεῖς δ᾽ ἑσταότες θαυμάζομεν· οὐ γὰρ Ἀχιλλεὺς
εἴα μάρνασθαι κεχολωμένος Ἀτρεΐωνι.
τοῦ γὰρ ἐγὼ θεράπων, μία δ᾽ ἤγαγε νηῦς εὐεργής·
Μυρμιδόνων δ᾽ ἔξειμι, πατὴρ δέ μοί ἐστι Πολύκτωρ.
ἀφνειὸς μὲν ὅ γ᾽ ἐστί, γέρων δὲ δὴ ὡς σύ περ ὧδε,
ἓξ δέ οἱ υἷες ἔασιν, ἐγὼ δέ οἱ ἕβδομός εἰμι·
τῶν μέτα παλλόμενος κλήρωι λάχον ἐνθάδ᾽ ἕπεσθαι.
νῦν δ᾽ ἦλθον πεδίον δ᾽ ἀπὸ νηῶν· ἠῶθεν γὰρ
θήσονται περὶ ἄστυ μάχην ἑλίκωπες Ἀχαιοί.
ἀσχαλόωσι γὰρ οἵδε καθήμενοι, οὐδὲ δύνανται
ἴσχειν ἐσσυμένους πολέμου βασιλῆες Ἀχαιῶν.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
εἰ μὲν δὴ θεράπων Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος
εἴς, ἄγε δή μοι πᾶσαν ἀληθείην κατάλεξον,
ἢ ἔτι πὰρ νήεσσιν ἐμὸς πάϊς, ἦέ μιν ἤδη
ἧισι κυσὶν μελεϊστὶ ταμὼν προύθηκεν Ἀχιλλεύς.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
ὦ γέρον οὔ πω τόν γε κύνες φάγον οὐδ᾽ οἰωνοί,
ἀλλ᾽ ἔτι κεῖνος κεῖται Ἀχιλλῆος παρὰ νηῒ
αὔτως ἐν κλισίηισι· δυωδεκάτη δέ οἱ ἠὼς
κειμένωι, οὐδέ τί οἱ χρὼς σήπεται, οὐδέ μιν εὐλαὶ
ἔσθουσ᾽, αἵ ῥά τε φῶτας ἀρηϊφάτους κατέδουσιν.
ἦ μέν μιν περὶ σῆμα ἑοῦ ἑτάροιο φίλοιο
ἕλκει ἀκηδέστως ἠὼς ὅτε δῖα φανήηι,
οὐδέ μιν αἰσχύνει· θηοῖό κεν αὐτὸς ἐπελθὼν
οἷον ἐερσήεις κεῖται, περὶ δ᾽ αἷμα νένιπται,
οὐδέ ποθι μιαρός· σὺν δ᾽ ἕλκεα πάντα μέμυκεν
ὅσσ᾽ ἐτύπη· πολέες γὰρ ἐν αὐτῶι χαλκὸν ἔλασσαν.
ὥς τοι κήδονται μάκαρες θεοὶ υἷος ἑῆος
καὶ νέκυός περ ἐόντος, ἐπεί σφι φίλος περὶ κῆρι.
ὣς φάτο, γήθησεν δ᾽ ὁ γέρων, καὶ ἀμείβετο μύθωι·
ὦ τέκος, ἦ ῥ᾽ ἀγαθὸν καὶ ἐναίσιμα δῶρα διδοῦναι
ἀθανάτοις, ἐπεὶ οὔ ποτ᾽ ἐμὸς πάϊς, εἴ ποτ᾽ ἔην γε,
λήθετ᾽ ἐνὶ μεγάροισι θεῶν οἳ Ὄλυμπον ἔχουσι·
τώ οἱ ἀπεμνήσαντο καὶ ἐν θανάτοιό περ αἴσηι.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ τόδε δέξαι ἐμεῦ πάρα καλὸν ἄλεισον,
αὐτόν τε ῥῦσαι, πέμψον δέ με σύν γε θεοῖσιν,
ὄφρά κεν ἐς κλισίην Πηληϊάδεω ἀφίκωμαι.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε διάκτορος ἀργεϊφόντης·
πειρᾶι ἐμεῖο γεραιὲ νεωτέρου, οὐδέ με πείσεις,
ὅς με κέληι σέο δῶρα παρὲξ Ἀχιλῆα δέχεσθαι.
τὸν μὲν ἐγὼ δείδοικα καὶ αἰδέομαι περὶ κῆρι
συλεύειν, μή μοί τι κακὸν μετόπισθε γένηται.
σοὶ δ᾽ ἂν ἐγὼ πομπὸς καί κε κλυτὸν Ἄργος ἱκοίμην,
ἐνδυκέως ἐν νηῒ θοῆι ἢ πεζὸς ὁμαρτέων·
οὐκ ἄν τίς τοι πομπὸν ὀνοσσάμενος μαχέσαιτο.
ἦ καὶ ἀναΐξας ἐριούνιος ἅρμα καὶ ἵππους
καρπαλίμως μάστιγα καὶ ἡνία λάζετο χερσίν,
ἐν δ᾽ ἔπνευσ᾽ ἵπποισι καὶ ἡμιόνοις μένος ἠΰ.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πύργους τε νεῶν καὶ τάφρον ἵκοντο,
οἳ δὲ νέον περὶ δόρπα φυλακτῆρες πονέοντο,
τοῖσι δ᾽ ἐφ᾽ ὕπνον ἔχευε διάκτορος ἀργεϊφόντης
πᾶσιν, ἄφαρ δ᾽ ὤϊξε πύλας καὶ ἀπῶσεν ὀχῆας,
ἐς δ᾽ ἄγαγε Πρίαμόν τε καὶ ἀγλαὰ δῶρ᾽ ἐπ᾽ ἀπήνης.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ κλισίην Πηληϊάδεω ἀφίκοντο
ὑψηλήν, τὴν Μυρμιδόνες ποίησαν ἄνακτι
δοῦρ᾽ ἐλάτης κέρσαντες· ἀτὰρ καθύπερθεν ἔρεψαν
λαχνήεντ᾽ ὄροφον λειμωνόθεν ἀμήσαντες·
ἀμφὶ δέ οἱ μεγάλην αὐλὴν ποίησαν ἄνακτι
σταυροῖσιν πυκινοῖσι· θύρην δ᾽ ἔχε μοῦνος ἐπιβλὴς
εἰλάτινος, τὸν τρεῖς μὲν ἐπιρρήσσεσκον Ἀχαιοί,
τρεῖς δ᾽ ἀναοίγεσκον μεγάλην κληῗδα θυράων
τῶν ἄλλων· Ἀχιλεὺς δ᾽ ἄρ᾽ ἐπιρρήσσεσκε καὶ οἶος·
δή ῥα τόθ᾽ Ἑρμείας ἐριούνιος ὦιξε γέροντι,
ἐς δ᾽ ἄγαγε κλυτὰ δῶρα ποδώκεϊ Πηλεΐωνι,
ἐξ ἵππων δ᾽ ἀπέβαινεν ἐπὶ χθόνα φώνησέν τε·
ὦ γέρον ἤτοι ἐγὼ θεὸς ἄμβροτος εἰλήλουθα
Ἑρμείας· σοὶ γάρ με πατὴρ ἅμα πομπὸν ὄπασσεν.
ἀλλ᾽ ἤτοι μὲν ἐγὼ πάλιν εἴσομαι, οὐδ᾽ Ἀχιλῆος
ὀφθαλμοὺς εἴσειμι· νεμεσσητὸν δέ κεν εἴη
ἀθάνατον θεὸν ὧδε βροτοὺς ἀγαπαζέμεν ἄντην·
τύνη δ᾽ εἰσελθὼν λαβὲ γούνατα Πηλεΐωνος,
καί μιν ὑπὲρ πατρὸς καὶ μητέρος ἠϋκόμοιο
λίσσεο καὶ τέκεος, ἵνα οἱ σὺν θυμὸν ὀρίνηις.
ὣς ἄρα φωνήσας ἀπέβη πρὸς μακρὸν Ὄλυμπον
Ἑρμείας· Πρίαμος δ᾽ ἐξ ἵππων ἆλτο χαμᾶζε,
Ἰδαῖον δὲ κατ᾽ αὖθι λίπεν· ὁ δὲ μίμνεν ἐρύκων
ἵππους ἡμιόνους τε· γέρων δ᾽ ἰθὺς κίεν οἴκου,
τῆι ῥ᾽ Ἀχιλεὺς ἵζεσκε Διῒ φίλος· ἐν δέ μιν αὐτὸν
εὗρ᾽, ἕταροι δ᾽ ἀπάνευθε καθήατο· τὼ δὲ δύ᾽ οἴω
ἥρως Αὐτομέδων τε καὶ Ἄλκιμος ὄζος Ἄρηος
ποίπνυον παρεόντε· νέον δ᾽ ἀπέληγεν ἐδωδῆς
ἔσθων καὶ πίνων· ἔτι καὶ παρέκειτο τράπεζα.
τοὺς δ᾽ ἔλαθ᾽ εἰσελθὼν Πρίαμος μέγας, ἄγχι δ᾽ ἄρα στὰς
χερσὶν Ἀχιλλῆος λάβε γούνατα καὶ κύσε χεῖρας
δεινὰς ἀνδροφόνους, αἵ οἱ πολέας κτάνον υἷας.
ὡς δ᾽ ὅτ᾽ ἂν ἄνδρ᾽ ἄτη πυκινὴ λάβηι, ὅς τ᾽ ἐνὶ πάτρηι
φῶτα κατακτείνας ἄλλων ἐξίκετο δῆμον
ἀνδρὸς ἐς ἀφνειοῦ, θάμβος δ᾽ ἔχει εἰσορόωντας,
ὣς Ἀχιλεὺς θάμβησεν ἰδὼν Πρίαμον θεοειδέα·
θάμβησαν δὲ καὶ ἄλλοι, ἐς ἀλλήλους δὲ ἴδοντο.
τὸν καὶ λισσόμενος Πρίαμος πρὸς μῦθον ἔειπε·
μνῆσαι πατρὸς σοῖο θεοῖς ἐπιείκελ᾽ Ἀχιλλεῦ,
τηλίκου ὥς περ ἐγών, ὀλοῶι ἐπὶ γήραος οὐδῶι·
καὶ μέν που κεῖνον περιναιέται ἀμφὶς ἐόντες
τείρουσ᾽, οὐδέ τίς ἐστιν ἀρὴν καὶ λοιγὸν ἀμῦναι.
ἀλλ᾽ ἤτοι κεῖνός γε σέθεν ζώοντος ἀκούων
χαίρει τ᾽ ἐν θυμῶι, ἐπί τ᾽ ἔλπεται ἤματα πάντα
ὄψεσθαι φίλον υἱὸν ἀπὸ Τροίηθεν ἰόντα·
αὐτὰρ ἐγὼ πανάποτμος, ἐπεὶ τέκον υἷας ἀρίστους
Τροίηι ἐν εὐρείηι, τῶν δ᾽ οὔ τινά φημι λελεῖφθαι.
πεντήκοντά μοι ἦσαν ὅτ᾽ ἤλυθον υἷες Ἀχαιῶν·
ἐννεακαίδεκα μέν μοι ἰῆς ἐκ νηδύος ἦσαν,
τοὺς δ᾽ ἄλλους μοι ἔτικτον ἐνὶ μεγάροισι γυναῖκες.
τῶν μὲν πολλῶν θοῦρος Ἄρης ὑπὸ γούνατ᾽ ἔλυσεν·
ὃς δέ μοι οἶος ἔην, εἴρυτο δὲ ἄστυ καὶ αὐτούς,
τὸν σὺ πρώιην κτεῖνας ἀμυνόμενον περὶ πάτρης
Ἕκτορα· τοῦ νῦν εἵνεχ᾽ ἱκάνω νῆας Ἀχαιῶν
λυσόμενος παρὰ σεῖο, φέρω δ᾽ ἀπερείσι᾽ ἄποινα.
ἀλλ᾽ αἰδεῖο θεοὺς Ἀχιλεῦ, αὐτόν τ᾽ ἐλέησον
μνησάμενος σοῦ πατρός· ἐγὼ δ᾽ ἐλεεινότερός περ,
ἔτλην δ᾽ οἷ᾽ οὔ πώ τις ἐπιχθόνιος βροτὸς ἄλλος,
ἀνδρὸς παιδοφόνοιο ποτὶ στόμα χεῖρ᾽ ὀρέγεσθαι.
ὣς φάτο, τῶι δ᾽ ἄρα πατρὸς ὑφ᾽ ἵμερον ὦρσε γόοιο·
ἁψάμενος δ᾽ ἄρα χειρὸς ἀπώσατο ἦκα γέροντα.
τὼ δὲ μνησαμένω ὁ μὲν Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο
κλαῖ᾽ ἁδινὰ προπάροιθε ποδῶν Ἀχιλῆος ἐλυσθείς,
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς κλαῖεν ἑὸν πατέρ᾽, ἄλλοτε δ᾽ αὖτε
Πάτροκλον· τῶν δὲ στοναχὴ κατὰ δώματ᾽ ὀρώρει.
αὐτὰρ ἐπεί ῥα γόοιο τετάρπετο δῖος Ἀχιλλεύς,
καί οἱ ἀπὸ πραπίδων ἦλθ᾽ ἵμερος ἠδ᾽ ἀπὸ γυίων,
αὐτίκ᾽ ἀπὸ θρόνου ὦρτο, γέροντα δὲ χειρὸς ἀνίστη
οἰκτίρων πολιόν τε κάρη πολιόν τε γένειον,
καί μιν φωνήσας ἔπεα πτερόεντα προσηύδα·
ἆ δείλ᾽, ἦ δὴ πολλὰ κάκ᾽ ἄνσχεο σὸν κατὰ θυμόν.
πῶς ἔτλης ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν ἐλθέμεν οἶος
ἀνδρὸς ἐς ὀφθαλμοὺς ὅς τοι πολέας τε καὶ ἐσθλοὺς
υἱέας ἐξενάριξα; σιδήρειόν νύ τοι ἦτορ.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ κατ᾽ ἄρ᾽ ἕζευ ἐπὶ θρόνου, ἄλγεα δ᾽ ἔμπης
ἐν θυμῶι κατακεῖσθαι ἐάσομεν ἀχνύμενοί περ·
οὐ γάρ τις πρῆξις πέλεται κρυεροῖο γόοιο·
ὡς γὰρ ἐπεκλώσαντο θεοὶ δειλοῖσι βροτοῖσι
ζώειν ἀχνυμένοις· αὐτοὶ δέ τ᾽ ἀκηδέες εἰσί.
δοιοὶ γάρ τε πίθοι κατακείαται ἐν Διὸς οὔδει
δώρων οἷα δίδωσι κακῶν, ἕτερος δὲ ἑάων·
ὧι μέν κ᾽ ἀμμίξας δώηι Ζεὺς τερπικέραυνος,
ἄλλοτε μέν τε κακῶι ὅ γε κύρεται, ἄλλοτε δ᾽ ἐσθλῶι·
ὧι δέ κε τῶν λυγρῶν δώηι, λωβητὸν ἔθηκε,
καί ἑ κακὴ βούβρωστις ἐπὶ χθόνα δῖαν ἐλαύνει,
φοιτᾶι δ᾽ οὔτε θεοῖσι τετιμένος οὔτε βροτοῖσιν.
ὣς μὲν καὶ Πηλῆϊ θεοὶ δόσαν ἀγλαὰ δῶρα
ἐκ γενετῆς· πάντας γὰρ ἐπ᾽ ἀνθρώπους ἐκέκαστο
ὄλβωι τε πλούτωι τε, ἄνασσε δὲ Μυρμιδόνεσσι,
καί οἱ θνητῶι ἐόντι θεὰν ποίησαν ἄκοιτιν.
ἀλλ᾽ ἐπὶ καὶ τῶι θῆκε θεὸς κακόν, ὅττί οἱ οὔ τι
παίδων ἐν μεγάροισι γονὴ γένετο κρειόντων,
ἀλλ᾽ ἕνα παῖδα τέκεν παναώριον· οὐδέ νυ τόν γε
γηράσκοντα κομίζω, ἐπεὶ μάλα τηλόθι πάτρης
ἧμαι ἐνὶ Τροίηι, σέ τε κήδων ἠδὲ σὰ τέκνα.
καὶ σὲ γέρον τὸ πρὶν μὲν ἀκούομεν ὄλβιον εἶναι·
ὅσσον Λέσβος ἄνω Μάκαρος ἕδος ἐντὸς ἐέργει
καὶ Φρυγίη καθύπερθε καὶ Ἑλλήσποντος ἀπείρων,
τῶν σε γέρον πλούτωι τε καὶ υἱάσι φασὶ κεκάσθαι.
αὐτὰρ ἐπεί τοι πῆμα τόδ᾽ ἤγαγον Οὐρανίωνες
αἰεί τοι περὶ ἄστυ μάχαι τ᾽ ἀνδροκτασίαι τε.
ἄνσχεο, μὴ δ᾽ ἀλίαστον ὀδύρεο σὸν κατὰ θυμόν·
οὐ γάρ τι πρήξεις ἀκαχήμενος υἷος ἑῆος,
οὐδέ μιν ἀνστήσεις, πρὶν καὶ κακὸν ἄλλο πάθηισθα.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
μή πω μ᾽ ἐς θρόνον ἵζε διοτρεφὲς ὄφρά κεν Ἕκτωρ
κεῖται ἐνὶ κλισίηισιν ἀκηδής, ἀλλὰ τάχιστα
λῦσον ἵν᾽ ὀφθαλμοῖσιν ἴδω· σὺ δὲ δέξαι ἄποινα
πολλά, τά τοι φέρομεν· σὺ δὲ τῶνδ᾽ ἀπόναιο, καὶ ἔλθοις
σὴν ἐς πατρίδα γαῖαν, ἐπεί με πρῶτον ἔασας
αὐτόν τε ζώειν καὶ ὁρᾶν φάος ἠελίοιο.
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ὑπόδρα ἰδὼν προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
μηκέτι νῦν μ᾽ ἐρέθιζε γέρον· νοέω δὲ καὶ αὐτὸς
Ἕκτορά τοι λῦσαι, Διόθεν δέ μοι ἄγγελος ἦλθε
μήτηρ, ἥ μ᾽ ἔτεκεν, θυγάτηρ ἁλίοιο γέροντος.
καὶ δέ σε γιγνώσκω Πρίαμε φρεσίν, οὐδέ με λήθεις,
ὅττι θεῶν τίς σ᾽ ἦγε θοὰς ἐπὶ νῆας Ἀχαιῶν.
οὐ γάρ κε τλαίη βροτὸς ἐλθέμεν, οὐδὲ μάλ᾽ ἡβῶν,
ἐς στρατόν· οὐδὲ γὰρ ἂν φυλάκους λάθοι, οὐδέ κ᾽ ὀχῆα
ῥεῖα μετοχλίσσειε θυράων ἡμετεράων.
τὼ νῦν μή μοι μᾶλλον ἐν ἄλγεσι θυμὸν ὀρίνηις,
μή σε γέρον οὐδ᾽ αὐτὸν ἐνὶ κλισίηισιν ἐάσω
καὶ ἱκέτην περ ἐόντα, Διὸς δ᾽ ἀλίτωμαι ἐφετμάς.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ ὁ γέρων καὶ ἐπείθετο μύθωι.
Πηλεΐδης δ᾽ οἴκοιο λέων ὣς ἆλτο θύραζε
οὐκ οἶος, ἅμα τῶι γε δύω θεράποντες ἕποντο
ἥρως Αὐτομέδων ἠδ᾽ Ἄλκιμος, οὕς ῥα μάλιστα
τῖ᾽ Ἀχιλεὺς ἑτάρων μετὰ Πάτροκλόν γε θανόντα,
οἳ τόθ᾽ ὑπὸ ζυγόφιν λύον ἵππους ἡμιόνους τε,
ἐς δ᾽ ἄγαγον κήρυκα καλήτορα τοῖο γέροντος,
κὰδ δ᾽ ἐπὶ δίφρου εἷσαν· ἐϋξέστου δ᾽ ἀπ᾽ ἀπήνης
ἥιρεον Ἑκτορέης κεφαλῆς ἀπερείσι᾽ ἄποινα.
κὰδ δ᾽ ἔλιπον δύο φάρε᾽ ἐΰννητόν τε χιτῶνα,
ὄφρα νέκυν πυκάσας δοίη οἶκον δὲ φέρεσθαι.
δμωιὰς δ᾽ ἐκκαλέσας λοῦσαι κέλετ᾽ ἀμφί τ᾽ ἀλεῖψαι
νόσφιν ἀειράσας, ὡς μὴ Πρίαμος ἴδοι υἱόν,
μὴ ὁ μὲν ἀχνυμένηι κραδίηι χόλον οὐκ ἐρύσαιτο
παῖδα ἰδών, Ἀχιλῆϊ δ᾽ ὀρινθείη φίλον ἦτορ,
καί ἑ κατακτείνειε, Διὸς δ᾽ ἀλίτηται ἐφετμάς.
τὸν δ᾽ ἐπεὶ οὖν δμωιαὶ λοῦσαν καὶ χρῖσαν ἐλαίωι,
ἀμφὶ δέ μιν φᾶρος καλὸν βάλον ἠδὲ χιτῶνα,
αὐτὸς τόν γ᾽ Ἀχιλεὺς λεχέων ἐπέθηκεν ἀείρας,
σὺν δ᾽ ἕταροι ἤειραν ἐϋξέστην ἐπ᾽ ἀπήνην.
ὤιμωξέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα, φίλον δ᾽ ὀνόμηνεν ἑταῖρον·
μή μοι Πάτροκλε σκυδμαινέμεν, αἴ κε πύθηαι
εἰν Ἄϊδός περ ἐὼν ὅτι Ἕκτορα δῖον ἔλυσα
πατρὶ φίλωι, ἐπεὶ οὔ μοι ἀεικέα δῶκεν ἄποινα.
σοὶ δ᾽ αὖ ἐγὼ καὶ τῶνδ᾽ ἀποδάσσομαι ὅσσ᾽ ἐπέοικεν.
ἦ ῥα, καὶ ἐς κλισίην πάλιν ἤϊε δῖος Ἀχιλλεύς,
ἕζετο δ᾽ ἐν κλισμῶι πολυδαιδάλωι ἔνθεν ἀνέστη
τοίχου τοῦ ἑτέρου, ποτὶ δὲ Πρίαμον φάτο μῦθον·
υἱὸς μὲν δή τοι λέλυται γέρον ὡς ἐκέλευες,
κεῖται δ᾽ ἐν λεχέεσσ᾽· ἅμα δ᾽ ἠοῖ φαινομένηφιν
ὄψεαι αὐτὸς ἄγων· νῦν δὲ μνησώμεθα δόρπου.
καὶ γάρ τ᾽ ἠΰκομος Νιόβη ἐμνήσατο σίτου,
τῆι περ δώδεκα παῖδες ἐνὶ μεγάροισιν ὄλοντο
ἓξ μὲν θυγατέρες, ἓξ δ᾽ υἱέες ἡβώοντες.
τοὺς μὲν Ἀπόλλων πέφνεν ἀπ᾽ ἀργυρέοιο βιοῖο
χωόμενος Νιόβηι, τὰς δ᾽ Ἄρτεμις ἰοχέαιρα,
οὕνεκ᾽ ἄρα Λητοῖ ἰσάσκετο καλλιπαρήιωι·
φῆ δοιὼ τεκέειν, ἣ δ᾽ αὐτὴ γείνατο πολλούς·
τὼ δ᾽ ἄρα καὶ δοιώ περ ἐόντ᾽ ἀπὸ πάντας ὄλεσσαν.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐννῆμαρ κέατ᾽ ἐν φόνωι, οὐδέ τις ἦεν
κατθάψαι, λαοὺς δὲ λίθους ποίησε Κρονίων·
τοὺς δ᾽ ἄρα τῆι δεκάτηι θάψαν θεοὶ Οὐρανίωνες.
ἣ δ᾽ ἄρα σίτου μνήσατ᾽, ἐπεὶ κάμε δάκρυ χέουσα.
νῦν δέ που ἐν πέτρηισιν ἐν οὔρεσιν οἰοπόλοισιν
ἐν Σιπύλωι, ὅθι φασὶ θεάων ἔμμεναι εὐνὰς
νυμφάων, αἵ τ᾽ ἀμφ᾽ Ἀχελώϊον ἐρρώσαντο,
ἔνθα λίθος περ ἐοῦσα θεῶν ἐκ κήδεα πέσσει.
ἀλλ᾽ ἄγε δὴ καὶ νῶϊ μεδώμεθα δῖε γεραιὲ
σίτου· ἔπειτά κεν αὖτε φίλον παῖδα κλαίοισθα
Ἴλιον εἰσαγαγών· πολυδάκρυτος δέ τοι ἔσται.
ἦ καὶ ἀναΐξας ὄϊν ἄργυφον ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
σφάξ᾽· ἕταροι δ᾽ ἔδερόν τε καὶ ἄμφεπον εὖ κατὰ κόσμον,
μίστυλλόν τ᾽ ἄρ᾽ ἐπισταμένως πεῖράν τ᾽ ὀβελοῖσιν,
ὄπτησάν τε περιφραδέως, ἐρύσαντό τε πάντα.
Αὐτομέδων δ᾽ ἄρα σῖτον ἑλὼν ἐπένειμε τραπέζηι
καλοῖς ἐν κανέοισιν· ἀτὰρ κρέα νεῖμεν Ἀχιλλεύς.
οἳ δ᾽ ἐπ᾽ ὀνείαθ᾽ ἑτοῖμα προκείμενα χεῖρας ἴαλλον.
αὐτὰρ ἐπεὶ πόσιος καὶ ἐδητύος ἐξ ἔρον ἕντο,
ἤτοι Δαρδανίδης Πρίαμος θαύμαζ᾽ Ἀχιλῆα
ὅσσος ἔην οἷός τε· θεοῖσι γὰρ ἄντα ἐώικει·
αὐτὰρ ὁ Δαρδανίδην Πρίαμον θαύμαζεν Ἀχιλλεὺς
εἰσορόων ὄψίν τ᾽ ἀγαθὴν καὶ μῦθον ἀκούων.
αὐτὰρ ἐπεὶ τάρπησαν ἐς ἀλλήλους ὁρόωντες,
τὸν πρότερος προσέειπε γέρων Πρίαμος θεοειδής·
λέξον νῦν με τάχιστα διοτρεφές, ὄφρα καὶ ἤδη
ὕπνωι ὕπο γλυκερῶι ταρπώμεθα κοιμηθέντες·
οὐ γάρ πω μύσαν ὄσσε ὑπὸ βλεφάροισιν ἐμοῖσιν
ἐξ οὗ σῆις ὑπὸ χερσὶν ἐμὸς πάϊς ὤλεσε θυμόν,
ἀλλ᾽ αἰεὶ στενάχω καὶ κήδεα μυρία πέσσω
αὐλῆς ἐν χόρτοισι κυλινδόμενος κατὰ κόπρον.
νῦν δὴ καὶ σίτου πασάμην καὶ αἴθοπα οἶνον
λαυκανίης καθέηκα· πάρος γε μὲν οὔ τι πεπάσμην.
ἦ ῥ᾽, Ἀχιλεὺς δ᾽ ἑτάροισιν ἰδὲ δμωιῆισι κέλευσε
δέμνι᾽ ὑπ᾽ αἰθούσηι θέμεναι καὶ ῥήγεα καλὰ
πορφύρε᾽ ἐμβαλέειν, στορέσαι τ᾽ ἐφύπερθε τάπητας,
χλαίνας τ᾽ ἐνθέμεναι οὔλας καθύπερθεν ἕσασθαι.
αἳ δ᾽ ἴσαν ἐκ μεγάροιο δάος μετὰ χερσὶν ἔχουσαι,
αἶψα δ᾽ ἄρα στόρεσαν δοιὼ λέχε᾽ ἐγκονέουσαι.
τὸν δ᾽ ἐπικερτομέων προσέφη πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεύς·
ἐκτὸς μὲν δὴ λέξο γέρον φίλε, μή τις Ἀχαιῶν
ἐνθάδ᾽ ἐπέλθηισιν βουληφόρος, οἵ τέ μοι αἰεὶ
βουλὰς βουλεύουσι παρήμενοι, ἣ θέμις ἐστί·
τῶν εἴ τίς σε ἴδοιτο θοὴν διὰ νύκτα μέλαιναν,
αὐτίκ᾽ ἂν ἐξείποι Ἀγαμέμνονι ποιμένι λαῶν,
καί κεν ἀνάβλησις λύσιος νεκροῖο γένηται.
ἀλλ᾽ ἄγε μοι τόδε εἰπὲ καὶ ἀτρεκέως κατάλεξον,
ποσσῆμαρ μέμονας κτερεϊζέμεν Ἕκτορα δῖον,
ὄφρα τέως αὐτός τε μένω καὶ λαὸν ἐρύκω.
τὸν δ᾽ ἠμείβετ᾽ ἔπειτα γέρων Πρίαμος θεοειδής·
εἰ μὲν δή μ᾽ ἐθέλεις τελέσαι τάφον Ἕκτορι δίωι,
ὧδέ κέ μοι ῥέζων Ἀχιλεῦ κεχαρισμένα θείης.
οἶσθα γὰρ ὡς κατὰ ἄστυ ἐέλμεθα, τηλόθι δ᾽ ὕλη
ἀξέμεν ἐξ ὄρεος, μάλα δὲ Τρῶες δεδίασιν.
ἐννῆμαρ μέν κ᾽ αὐτὸν ἐνὶ μεγάροις γοάοιμεν,
τῆι δεκάτηι δέ κε θάπτοιμεν δαινῦτό τε λαός,
ἑνδεκάτηι δέ κε τύμβον ἐπ᾽ αὐτῶι ποιήσαιμεν,
τῆι δὲ δυωδεκάτηι πολεμίξομεν εἴ περ ἀνάγκη.
τὸν δ᾽ αὖτε προσέειπε ποδάρκης δῖος Ἀχιλλεύς·
ἔσται τοι καὶ ταῦτα γέρον Πρίαμ᾽ ὡς σὺ κελεύεις·
σχήσω γὰρ πόλεμον τόσσον χρόνον ὅσσον ἄνωγας.
ὣς ἄρα φωνήσας ἐπὶ καρπῶι χεῖρα γέροντος
ἔλλαβε δεξιτερήν, μή πως δείσει᾽ ἐνὶ θυμῶι.
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐν προδόμωι δόμου αὐτόθι κοιμήσαντο
κῆρυξ καὶ Πρίαμος πυκινὰ φρεσὶ μήδε᾽ ἔχοντες,
αὐτὰρ Ἀχιλλεὺς εὗδε μυχῶι κλισίης ἐϋπήκτου·
τῶι δὲ Βρισηῒς παρελέξατο καλλιπάρηιος.
ἄλλοι μέν ῥα θεοί τε καὶ ἀνέρες ἱπποκορυσταὶ
εὗδον παννύχιοι μαλακῶι δεδμημένοι ὕπνωι·
ἀλλ᾽ οὐχ Ἑρμείαν ἐριούνιον ὕπνος ἔμαρπτεν
ὁρμαίνοντ᾽ ἀνὰ θυμὸν ὅπως Πρίαμον βασιλῆα
νηῶν ἐκπέμψειε λαθὼν ἱεροὺς πυλαωρούς.
στῆ δ᾽ ἄρ᾽ ὑπὲρ κεφαλῆς καί μιν πρὸς μῦθον ἔειπεν·
ὦ γέρον οὔ νύ τι σοί γε μέλει κακόν, οἷον ἔθ᾽ εὕδεις
ἀνδράσιν ἐν δηΐοισιν, ἐπεί σ᾽ εἴασεν Ἀχιλλεύς.
καὶ νῦν μὲν φίλον υἱὸν ἐλύσαο, πολλὰ δ᾽ ἔδωκας·
σεῖο δέ κε ζωοῦ καὶ τρὶς τόσα δοῖεν ἄποινα
παῖδες τοὶ μετόπισθε λελειμμένοι, αἴ κ᾽ Ἀγαμέμνων
γνώηι σ᾽ Ἀτρεΐδης, γνώωσι δὲ πάντες Ἀχαιοί.
ὣς ἔφατ᾽, ἔδεισεν δ᾽ ὁ γέρων, κήρυκα δ᾽ ἀνίστη.
τοῖσιν δ᾽ Ἑρμείας ζεῦξ᾽ ἵππους ἡμιόνους τε,
ῥίμφα δ᾽ ἄρ᾽ αὐτὸς ἔλαυνε κατὰ στρατόν, οὐδέ τις ἔγνω.
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ πόρον ἷξον ἐϋρρεῖος ποταμοῖο
Ξάνθου δινήεντος, ὃν ἀθάνατος τέκετο Ζεύς,
Ἑρμείας μὲν ἔπειτ᾽ ἀπέβη πρὸς μακρὸν Ὄλυμπον,
Ἠὼς δὲ κροκόπεπλος ἐκίδνατο πᾶσαν ἐπ᾽ αἶαν,
οἳ δ᾽ εἰς ἄστυ ἔλων οἰμωγῆι τε στοναχῆι τε
ἵππους, ἡμίονοι δὲ νέκυν φέρον. οὐδέ τις ἄλλος
ἔγνω πρόσθ᾽ ἀνδρῶν καλλιζώνων τε γυναικῶν,
ἀλλ᾽ ἄρα Κασσάνδρη ἰκέλη χρυσῆι Ἀφροδίτηι
Πέργαμον εἰσαναβᾶσα φίλον πατέρ᾽ εἰσενόησεν
ἑσταότ᾽ ἐν δίφρωι, κήρυκά τε ἀστυβοώτην·
τὸν δ᾽ ἄρ᾽ ἐφ᾽ ἡμιόνων ἴδε κείμενον ἐν λεχέεσσι·
κώκυσέν τ᾽ ἄρ᾽ ἔπειτα γέγωνέ τε πᾶν κατὰ ἄστυ·
ὄψεσθε Τρῶες καὶ Τρωιάδες Ἕκτορ᾽ ἰόντες,
εἴ ποτε καὶ ζώοντι μάχης ἐκνοστήσαντι
χαίρετ᾽, ἐπεὶ μέγα χάρμα πόλει τ᾽ ἦν παντί τε δήμωι.
ὣς ἔφατ᾽, οὐδέ τις αὐτόθ᾽ ἐνὶ πτόλεϊ λίπετ᾽ ἀνὴρ
οὐδὲ γυνή· πάντας γὰρ ἀάσχετον ἵκετο πένθος·
ἀγχοῦ δὲ ξύμβληντο πυλάων νεκρὸν ἄγοντι.
πρῶται τόν γ᾽ ἄλοχός τε φίλη καὶ πότνια μήτηρ
τιλλέσθην ἐπ᾽ ἄμαξαν ἐΰτροχον ἀΐξασαι
ἁπτόμεναι κεφαλῆς· κλαίων δ᾽ ἀμφίσταθ᾽ ὅμιλος.
καί νύ κε δὴ πρόπαν ἦμαρ ἐς ἠέλιον καταδύντα
Ἕκτορα δάκρυ χέοντες ὀδύροντο πρὸ πυλάων,
εἰ μὴ ἄρ᾽ ἐκ δίφροιο γέρων λαοῖσι μετηύδα·
εἴξατέ μοι οὐρεῦσι διελθέμεν· αὐτὰρ ἔπειτα
ἄσεσθε κλαυθμοῖο, ἐπὴν ἀγάγωμι δόμον δέ.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δὲ διέστησαν καὶ εἶξαν ἀπήνηι.
οἳ δ᾽ ἐπεὶ εἰσάγαγον κλυτὰ δώματα, τὸν μὲν ἔπειτα
τρητοῖς ἐν λεχέεσσι θέσαν, παρὰ δ᾽ εἷσαν ἀοιδοὺς
θρήνων ἐξάρχους, οἵ τε στονόεσσαν ἀοιδὴν
οἳ μὲν ἄρ᾽ ἐθρήνεον, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες.
τῆισιν δ᾽ Ἀνδρομάχη λευκώλενος ἦρχε γόοιο
Ἕκτορος ἀνδροφόνοιο κάρη μετὰ χερσὶν ἔχουσα·
ἆνερ ἀπ᾽ αἰῶνος νέος ὤλεο, κὰδ δέ με χήρην
λείπεις ἐν μεγάροισι· πάϊς δ᾽ ἔτι νήπιος αὔτως
ὃν τέκομεν σύ τ᾽ ἐγώ τε δυσάμμοροι, οὐδέ μιν οἴω
ἥβην ἵξεσθαι· πρὶν γὰρ πόλις ἥδε κατ᾽ ἄκρης
πέρσεται· ἦ γὰρ ὄλωλας ἐπίσκοπος, ὅς τέ μιν αὐτὴν
ῥύσκευ, ἔχες δ᾽ ἀλόχους κεδνὰς καὶ νήπια τέκνα,
αἳ δή τοι τάχα νηυσὶν ὀχήσονται γλαφυρῆισι,
καὶ μὲν ἐγὼ μετὰ τῆισι· σὺ δ᾽ αὖ τέκος ἢ ἐμοὶ αὐτῆι
ἕψεαι, ἔνθά κεν ἔργα ἀεικέα ἐργάζοιο
ἀθλεύων πρὸ ἄνακτος ἀμειλίχου, ἤ τις Ἀχαιῶν
ῥίψει χειρὸς ἑλὼν ἀπὸ πύργου λυγρὸν ὄλεθρον
χωόμενος, ὧι δή που ἀδελφεὸν ἔκτανεν Ἕκτωρ
ἢ πατέρ᾽ ἠὲ καὶ υἱόν, ἐπεὶ μάλα πολλοὶ Ἀχαιῶν
Ἕκτορος ἐν παλάμηισιν ὀδὰξ ἕλον ἄσπετον οὖδας.
οὐ γὰρ μείλιχος ἔσκε πατὴρ τεὸς ἐν δαῒ λυγρῆι·
τὼ καί μιν λαοὶ μὲν ὀδύρονται κατὰ ἄστυ,
ἀρητὸν δὲ τοκεῦσι γόον καὶ πένθος ἔθηκας
Ἕκτορ· ἐμοὶ δὲ μάλιστα λελείψεται ἄλγεα λυγρά.
οὐ γάρ μοι θνήισκων λεχέων ἐκ χεῖρας ὄρεξας,
οὐδέ τί μοι εἶπες πυκινὸν ἔπος, οὗ τέ κεν αἰεὶ
μεμνήιμην νύκτάς τε καὶ ἤματα δάκρυ χέουσα.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δὲ στενάχοντο γυναῖκες.
τῆισιν δ᾽ αὖθ᾽ Ἑκάβη ἁδινοῦ ἐξῆρχε γόοιο·
Ἕκτορ ἐμῶι θυμῶι πάντων πολὺ φίλτατε παίδων,
ἦ μέν μοι ζωός περ ἐὼν φίλος ἦσθα θεοῖσιν·
οἳ δ᾽ ἄρα σεῦ κήδοντο καὶ ἐν θανάτοιό περ αἴσηι.
ἄλλους μὲν γὰρ παῖδας ἐμοὺς πόδας ὠκὺς Ἀχιλλεὺς
πέρνασχ᾽ ὅν τιν᾽ ἕλεσκε πέρην ἁλὸς ἀτρυγέτοιο,
ἐς Σάμον ἔς τ᾽ Ἴμβρον καὶ Λῆμνον ἀμιχθαλόεσσαν·
σεῦ δ᾽ ἐπεὶ ἐξέλετο ψυχὴν ταναήκεϊ χαλκῶι,
πολλὰ ῥυστάζεσκεν ἑοῦ περὶ σῆμ᾽ ἑτάροιο
Πατρόκλου, τὸν ἔπεφνες· ἀνέστησεν δέ μιν οὐδ᾽ ὧς.
νῦν δέ μοι ἑρσήεις καὶ πρόσφατος ἐν μεγάροισι
κεῖσαι, τῶι ἴκελος ὅν τ᾽ ἀργυρότοξος Ἀπόλλων
οἷς ἀγανοῖσι βέλεσσιν ἐποιχόμενος κατέπεφνεν.
ὣς ἔφατο κλαίουσα, γόον δ᾽ ἀλίαστον ὄρινε.
τῆισι δ᾽ ἔπειθ᾽ Ἑλένη τριτάτη ἐξῆρχε γόοιο·
Ἕκτορ ἐμῶι θυμῶι δαέρων πολὺ φίλτατε πάντων,
ἦ μέν μοι πόσις ἐστὶν Ἀλέξανδρος θεοειδής,
ὅς μ᾽ ἄγαγε Τροίηνδ᾽· ὡς πρὶν ὤφελλον ὀλέσθαι.
ἤδη γὰρ νῦν μοι τόδε εἰκοστὸν ἔτος ἐστὶν
ἐξ οὗ κεῖθεν ἔβην καὶ ἐμῆς ἀπελήλυθα πάτρης·
ἀλλ᾽ οὔ πω σεῦ ἄκουσα κακὸν ἔπος οὐδ᾽ ἀσύφηλον·
ἀλλ᾽ εἴ τίς με καὶ ἄλλος ἐνὶ μεγάροισιν ἐνίπτοι
δαέρων ἢ γαλόων ἢ εἰνατέρων εὐπέπλων,
ἢ ἑκυρή, ἑκυρὸς δὲ πατὴρ ὣς ἤπιος αἰεί,
ἀλλὰ σὺ τὸν ἐπέεσσι παραιφάμενος κατέρυκες
σῆι τ᾽ ἀγανοφροσύνηι καὶ σοῖς ἀγανοῖς ἐπέεσσι.
τὼ σέ θ᾽ ἅμα κλαίω καὶ ἔμ᾽ ἄμμορον ἀχνυμένη κῆρ·
οὐ γάρ τίς μοι ἔτ᾽ ἄλλος ἐνὶ Τροίηι εὐρείηι
ἤπιος οὐδὲ φίλος, πάντες δέ με πεφρίκασιν.
ὣς ἔφατο κλαίουσ᾽, ἐπὶ δ᾽ ἔστενε δῆμος ἀπείρων.
λαοῖσιν δ᾽ ὁ γέρων Πρίαμος μετὰ μῦθον ἔειπεν·
ἄξετε νῦν Τρῶες ξύλα ἄστυ δέ, μὴ δέ τι θυμῶι
δείσητ᾽ Ἀργείων πυκινὸν λόχον· ἦ γὰρ Ἀχιλλεὺς
πέμπων μ᾽ ὧδ᾽ ἐπέτελλε μελαινάων ἀπὸ νηῶν
μὴ πρὶν πημανέειν πρὶν δωδεκάτη μόληι ἠώς.
ὣς ἔφαθ᾽, οἳ δ᾽ ὑπ᾽ ἀμάξηισιν βόας ἡμιόνους τε
ζεύγνυσαν, αἶψα δ᾽ ἔπειτα πρὸ ἄστεος ἠγερέθοντο.
ἐννῆμαρ μὲν τοί γε ἀγίνεον ἄσπετον ὕλην·
ἀλλ᾽ ὅτε δὴ δεκάτη ἐφάνη φαεσίμβροτος ἠώς,
καὶ τότ᾽ ἄρ᾽ ἐξέφερον θρασὺν Ἕκτορα δάκρυ χέοντες,
ἐν δὲ πυρῆι ὑπάτηι νεκρὸν θέσαν, ἐν δ᾽ ἔβαλον πῦρ.
ἦμος δ᾽ ἠριγένεια φάνη ῥοδοδάκτυλος Ἠώς,
τῆμος ἄρ᾽ ἀμφὶ πυρὴν κλυτοῦ Ἕκτορος ἔγρετο λαός.
αὐτὰρ ἐπεί ῥ᾽ ἤγερθεν ὁμηγερέες τ᾽ ἐγένοντο
πρῶτον μὲν κατὰ πυρκαϊὴν σβέσαν αἴθοπι οἴνωι
πᾶσαν, ὁπόσσον ἐπέσχε πυρὸς μένος· αὐτὰρ ἔπειτα
ὀστέα λευκὰ λέγοντο κασίγνητοί θ᾽ ἕταροί τε
μυρόμενοι, θαλερὸν δὲ κατείβετο δάκρυ παρειῶν.
καὶ τά γε χρυσείην ἐς λάρνακα θῆκαν ἑλόντες
πορφυρέοις πέπλοισι καλύψαντες μαλακοῖσιν.
αἶψα δ᾽ ἄρ᾽ ἐς κοίλην κάπετον θέσαν, αὐτὰρ ὕπερθε
πυκνοῖσιν λάεσσι κατεστόρεσαν μεγάλοισι·
ῥίμφα δὲ σῆμ᾽ ἔχεαν, περὶ δὲ σκοποὶ ἥατο πάντηι,
μὴ πρὶν ἐφορμηθεῖεν ἐϋκνήμιδες Ἀχαιοί.
χεύαντες δὲ τὸ σῆμα πάλιν κίον· αὐτὰρ ἔπειτα
εὖ συναγειρόμενοι δαίνυντ᾽ ἐρικυδέα δαῖτα
δώμασιν ἐν Πριάμοιο διοτρεφέος βασιλῆος.
ὣς οἵ γ᾽ ἀμφίεπον τάφον Ἕκτορος ἱπποδάμοιο.
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
805
810
815
820
825
830
835
840
845
850
855
860
865
870
875
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
805
810
815
820
825
830
835
840
845
850
855
860
865
870
875
880
885
890
895
900
905
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
805
810
815
820
825
830
835
840
845
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
805
810
815
820
825
830
835
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
805
810
815
820
825
830
835
840
845
850
855
860
865
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
805
810
815
820
825
830
835
840
845
850
855
860
865
870
875
880
885
890
895
5
10
15
20
25
30
35
40
45
50
55
60
65
70
75
80
85
90
95
100
105
110
115
120
125
130
135
140
145
150
155
160
165
170
175
180
185
190
195
200
205
210
215
220
225
230
235
240
245
250
255
260
265
270
275
280
285
290
295
300
305
310
315
320
325
330
335
340
345
350
355
360
365
370
375
380
385
390
395
400
405
410
415
420
425
430
435
440
445
450
455
460
465
470
475
480
485
490
495
500
505
510
515
520
525
530
535
540
545
550
555
560
565
570
575
580
585
590
595
600
605
610
615
620
625
630
635
640
645
650
655
660
665
670
675
680
685
690
695
700
705
710
715
720
725
730
735
740
745
750
755
760
765
770
775
780
785
790
795
800
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Мор. Вражда.
Пой, о, богиня, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына,
Гибельный гнев, причинивший ахейцам страданья без счета,
Ибо он в область Аида низринул могучие души
Многих и славных мужей, а самих на съедение бросил
Птицам и псам кровожадным, — так воля свершалась Зевеса,
С самого дня, как впервые взаимной враждой разделились
Богоподобный Ахилл и властитель мужей Агамемнон.
Кто ж из богов их обоих привел состязаться враждою?
Зевса с Латоною сын. Ибо он, на царя прогневившись,
Злую болезнь породил среди войска и воины гибли, —
Из-за того, что Атрид обесчестил жреца его Хриза.
Хриз приходил к кораблям быстроходным ахейцев, желая
Выкупить дочь, и с собою принесши бесчисленный выкуп.
Жезл держал он в руках золотой, а на жезле — повязку
Феба — царя Дальновержца — и всех умолял он ахейцев,
А наибольше обоих Атридов, начальников войска:
«Дети Атрея и вы все, ахейцы в прекрасных доспехах!
Вам пусть дают на Олимпе живущие боги разрушить
Город Приама царя и домой беспечально вернуться;
Дочь мне отдайте мою дорогую, приняв этот выкуп,
Сына Зевеса почтивши, далеко разящего Феба".
Криками все той порой изъявили ахейцы согласье
Просьбу исполнить жреца и принять его выкуп богатый.
Только не по сердцу это царю Агамемнону было:
Злобно жреца отослал он, прибавив жестокое слово:
«Старец! Чтоб больше тебя близь глубоких судов не встречал я!
Здесь оставаясь теперь иль дерзнувши еще раз явиться,
Знай, не помогут тебе ни повязка, ни жезл Аполлона.
Деве свободы не дам; раньше пусть ее старость настигнет
В Аргосе, в нашем жилище, от отчего края далеко,
Ткацкий станок обходящей и ложе делящей со мною.
Но удались и меня не гневи, да уйдешь безопасней!"
Так он сказал, и старик, испугавшись, послушался слова;
Прочь он, безмолвный, пошел многошумного моря прибрежьем;
После ж, бродя в отдалении, долго царю Аполлону
Старец молился, — рожденному пышноволосой Латоной:
«Внемли мне, бог сребролукий, о, ты, обходящий дозором
Хризу и Киллу священную, царь Тенедоса могучий,
В Сминфе — прославленный! Если когда-либо храм, тебе милый,
Я украшал, или в жертву сжигал тебе тучные бедра
Коз и быков, — то исполни мольбу мою эту в награду:
Слезы мои пусть данайцы твоими искупят стрелами!"
Так говорил он, молясь, и молению внял Дальновержец.
Сердцем разгневанный, быстро сошел он с вершины Олимпа,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый,
И на ходу за спиною у гневного бога звенели
Стрелы в колчане. Вперед подвигался он ночи подобный.
Сел он потом в стороне от судов и стрелу издалека
Бросил, и страшен был звон, серебряным луком рожденный.
Мулов и резвых собак убивал он сначала, но вскоре
Стали в людей попадать смертоносные Фебовы стрелы.
И загорелись костры, и во множестве трупы сжигались.
Девять так дней среди войска, свирепствуя, стрелы носились.
В день же десятый собрал Ахиллес весь народ на собранье.
Это богиня ему, белорукая Гера внушила, —
Ибо данайцев жалела, взирая, как те погибают.
После ж того, как войска все сошлись и сплотились толпою,
Став посредине меж ними, сказал Ахиллес быстроногий:
"Ныне, Атрид, полагаю домой возвратиться,
По морю снова блуждать, если только мы смерти избегнем,
Ибо теперь и война, и болезнь истребляют ахеян.
Все ж не мешало б нам прежде спросить у жреца иль провидца,
Или хоть снов толкователя — ибо и сны от Зевеса, —
Скажут, быть может, за что Аполлон так прогревался ныне,
Не возмущен ли забвеньем обета или гекатомбы,
Не пожелает ли он отвратить эту гибель от войска,
Жертвенным дымом ягнят или коз безупречных насытясь?"
Так он промолвил и сел. И тогда средь народа поднялся
Славный Калхас Фесторид, — он из птицегадателей первый,
Знающий все в настоящем, а также в грядущем и прошлом,
Войска ахейского флот к берегам Илиона приведший
Данной ему Аполлоном пророчества дивного силой.
Он, рассудительный, к ним обратился и слово промолвил:
"Ты, Ахиллес, о, любимец Зевеса, велишь разгадать мне
Гнев Аполлона владыки, далеко разящего бога.
Правду открою тебе. Ты ж сперва обещай и клянись мне,
Что за меня заступаться ты будешь рукою и словом.
Должен, как видно, теперь прогневить я могучего мужа,
Кто аргивянами правит, кому все ахейцы покорны.
Царь ведь сильнее всегда, чем подвластный, кто гнев зародил в нем.
Если б он даже свой гнев в тот же день превозмог, затаивши,
Все же он будет его в своем сердце лелеять, покуда
Месть не свершится. Скажи мне, спасешь ли меня от напасти?"
И, отвечая ему, так сказал Ахиллес быстроногий:
"Смело доверься, поведай о знаменье бога, что знаешь,
Ибо клянусь, о, Калхас, Аполлоном, Зевесу любезным,
Фебом, к кому ты взываешь, нам волю богов объявляя,
В том я клянусь, что покуда я жив и на землю взираю, —
Здесь, близь судов многоместных, никто на тебя из данайцев
Тяжкой руки не подымет, — хотя б это был Агамемнон,
Ныне гордящийся тем, что из всех он ахеян сильнейший".
И ободрился тогда беспорочный гадатель и молвил:
"Нет, не за жертву забытую, не за обет он разгневан,
Но за жреца своего, кого царь оскорбил Агамемнон,
Дочь отпустить не желая и выкуп отвергнув богатый.
Лишь за него нам от Феба страдания были и будут.
Не отвратит Дальновержец от войска позорной болезни,
Прежде чем дочь не вернем мы отцу — быстроокую деву —
Даром, без выкупа, и не пошлем гекатомбу святую
В Хризу. Тогда он, быть может, смягчится и милостив станет".
Так он промолвил и сел. И тогда средь народа поднялся
Царь Агамемнон, герой, облеченный обширною властью,
Сильно разгневанный. Сердце в нем черною злобой кипело,
Очи его двум огням уподобились, мечущим искры.
Прежде всего на Калхаса взглянул он враждебно и молвил:
"Зла предвещатель! Отрадного мне никогда ты не скажешь.
Сердце ликует в тебе, если можешь несчастье пророчить.
Доброго ты, отродясь, ничего не сказал и не сделал.
Так и теперь, прорицая, ты вслух объявляешь данайцам,
Будто им Феб Дальновержец готовит печаль оттого лишь,
Что и блистательный выкуп взамен молодой Хризеиды
Не пожелал я принять. Да, я сильно хочу эту деву
Дома иметь. Предпочел я ее Клитемнестре супруге,
Взятой давно, — оттого что и эта другой не уступит
Телом и ростом своим, ни умом, ни искусством в работах.
Все ж я готов возвратить ее, если для вас будет лучше.
Я для народа спасенья хочу, а не гибели черной.
Мне же награду готовьте другую, дабы средь ахейцев
Я не остался один обделенный: то было б постыдно.
Видите все, что моя от меня прочь уходит награда".
И, отвечая ему, так сказал Ахиллес быстроногий:
"Всех нас славнейший Атрид и корыстолюбивейший также!
Ибо откуда награду возьмут тебе щедрые греки?
Не разделенных нигде не осталось при войске сокровищ.
Что в городах было вражеских взято, мы все поделили,
И не пристойно народу собрать это вновь для раздачи.
Богу теперь эту деву пожертвуй, — а после ахейцы
Трижды тебе за нее воздадут и четырежды, если
Даст нам когда-нибудь Зевс крепкостенную Трою разрушить".
И, отвечая ему, так сказал Агамемнон властитель:
"Богоподобный Ахилл! Так душой не криви, хоть в сражении
Доблестен ты. Не сумеешь меня обойти, ни уверить.
Не для того ль, что владеть самому своей долей, ты хочешь,
Чтобы я отдал свою и остался, лишенный награды?
Нет, пусть ахейский народ благородный и щедрый, другую
По сердцу даст мне награду, чтоб с прежней была равноценной.
Если ж они не дадут добровольно, и сам отберу я
Или твою, иль Аякса награду, или Одиссея,
Силою взяв. И кого посещу я, тот гневаться будет.
Впрочем, все это обсудим и после. Теперь же давайте
Спустим глубокий корабль на поверхность священного моря,
В должном числе соберем там гребцов, поместим гекатомбу
И приведем Хризеиду, прекрасноланитную деву.
Пусть кто-нибудь из ахейских старейшин начальствует судном, —
Идоменей, иль Аякс, или царь Одиссей богоравный,
Или же ты, о, Пелид, между всеми мужами страшнейший.
Гнев Дальновержца пускай он смягчит, принося ему жертву".
И отвечал, исподлобья взглянув, Ахиллес быстроногий:
"Горе! О, муж, облеченный бесстыдством, с корыстной душою!
Кто из ахейцев отныне, послушный тебе, согласится
Или поход предпринять, или силой сразиться с врагами?
Не из-за храбрых троянцев я прибыл сюда, не с желаньем
Им отомстить: предо мною троянцы ни в чем не повинны.
Не отгоняли они моего табуна или стада,
Также посевов моих не топтали они в плодородной
Фтии — отчизне воителей, — ибо меж нами далеко
Шумное море легло и стали тенистые горы.
Ради тебя, о, бесстыдный, пришли мы, тебе лишь в угоду,
Мстить за тебя, кто по наглости взора похож на собаку,
И за царя Менелая: об этом ты вовсе не помнишь.
Ныне грозишь ты придти и насильно удел мой похитить,
Добытый тяжким трудом и сынами ахейцев мне данный.
Равной с твоей никогда не имел я награды, коль скоро
Город троянцев богатый ахеяне приступом брали.
При нападении бурном всех больше, трудясь, совершают
Руки мои, а лишь только пора дележа наступает,
Ты наибольший удел достаешь, но, довольствуясь малым,
Я удаляюсь к судам, утомленный от бурного боя.
Ныне хочу удалиться во Фтию. Приятней гораздо
Мне возвратиться домой на кривых кораблях. Ты ж едва ли
Здесь, оскорбивши меня, приумножишь стада и богатства".
И, отвечая ему, так сказал царь мужей Агамемнон:
"Что ж, убегай, если к бегству лежит твое сердце. Не стану
Я умолять, чтоб остался ты ради меня. И другие
Помощь и честь мне окажут, особенно Зевс Промыслитель.
Ты ж из царей, им воспитанных, всех для меня ненавистней.
Вечно любезны тебе только распри, сраженья да битвы.
Если ж храбрее ты многих, от бога дано тебе это.
Вместе с дружиной своей и судами домой возвратившись,
Над мирмидонами царствуй. Меня ты совсем не заботишь,
Гнев твой ничуть не пугает. Услышь же мою ты угрозу:
Так как теперь Аполлон отнимает мою Хризеиду
И на своем корабле я с друзьями ее отсылаю,
То за наградой твоею, прекрасной лицом Бризеидой,
Сам я приду в твой шатер и ее уведу, чтоб ты видел
Сколь я сильнее тебя, чтобы вперед и другой остерегся
Равным со мною себя объявлять и со мною тягаться".
Так он промолвил. И больно Пелееву сделалось сыну,
Сердце ж в косматой груди его два обсуждало решенья:
Меч ли ему обнажить, что висел у бедра заостренный,
И, проложивши дорогу в толпе, им повергнуть Атрида,
Или же гнев укротить и ярость свою успокоить.
Но между тем как все это он взвешивал в мыслях и сердце,
Меч из ножен извлекая большой, — вдруг явилась Афина
С неба. Послала ее белорукая Гера богиня,
Сердцем обоих любя и равно об обоих заботясь.
Сзади пришла и взяла Пелиона за русые кудри,
Видная только ему и незримая прочим Паллада.
И Ахиллес, обернувшись, увидел богиню; узнал он
Тотчас Палладу Афину: глаза ее грозно сверкали.
К ней обратился он с речью и слово крылатое молвил:
"Зевса Эгидодержавного дочь! О, зачем ты явилась?
Или затем, чтоб увидеть бесстыдство Атреева сына?
Но говорю я тебе и я верю, что сбудется слово:
Через надменность свою он и жизнь свою скоро погубит".
И синеокая так отвечала богиня Афина:
"С тем я пришла, чтоб твой гнев укротить, если будешь послушен.
С неба послала меня белорукая Гера богиня,
Сердцем любя вас обоих, равно об обоих заботясь.
Так воздержись от борьбы, удали от меча свою руку,
Только словами его поноси, как бы ни были сильны,
Ибо тебе я скажу — и, наверно, то сбудется слово:
В будущем втрое тебе дорогими дарами воздастся
Эта обида его. Ты ж послушайся нас и будь сдержан".
И, отвечая, промолвил ей так Ахиллес быстроногий:
"Должно, богиня послушаться вашего общего слова,
Хоть и разгневан я сильно в душе, — ибо так будет лучше.
Кто покорялся богам, тому часто и боги внимали".
Молвил — и, на черенок нажимая серебряный, вдвинул
Тяжкой рукою в ножны он огромный свой меч, не противясь
Слову Афины. Она ж на Олимп удалилась, в чертоги
Зевса Эгидодержавного, к сонмищу прочих бессмертных.
Сын же Пелея меж тем со словами вражды обратился
К сыну Атрея опять; еще не смирилась в нем ярость:
"Пьяница грузный! По виду собака, олень по отваге!
Ты никогда не дерзал в своем сердце ни в бой, ополчившись,
Вместе с народом идти, ни спрятаться в тайной засаде
Вместе с вождями ахейцев, — тебе это смертью казалось.
Много спокойней, конечно, по войску обширному греков
Доли у тех отбирать, кто слово противное скажет.
Царь — пожиратель народа, над трусами царствовать годный!
Ибо иначе, Атрид, ты б в последний раз нынче был дерзок!
Но говорю я тебе и клянусь величайшею клятвой,
Этим клянусь тебе скипетром, который, с тех пор как покинул
Ствол свой родимый в горах, никогда не оденется больше
В листья и ветви и не расцветет, ибо срезаны медью
Листья его и кора, — а теперь средь народа ахейцев
Судьи в руке его держат, которые Зевса уставы
Свято блюдут: для тебя эта клятва великою станет!
Будет пора, посетит всех ахейских сынов сожаленье
Об Ахиллесе, — но ты, хоть печалясь, помочь не сумеешь,
В день как падет под ударами Гектора мужеубийцы
Много ахейских сынов, ты ж в груди истерзаешься сердцем,
Гневаясь сам на себя, что храбрейшего мужа обидел".
Так говорил сын Пелея. И, бросивши наземь свой скипетр,
Весь золотыми гвоздями усеянный, сел, а напротив
Гневный Атрид восседал. И тогда между ними поднялся
Нестор, искусный в речах: он в Пилосе гремел на собраньях,
И у него с языка слаще меда лились увещанья.
Двух поколений людей, одаренных раздельною речью,
Видел он смерть, — с ними прежде в священном Пилосе
Жил и питался; над третьим теперь он царил поколеньем.
Доброжелательно к ним обратился и так он промолвил:
"Боги! Великая скорбь, знать, постигла ахейскую землю!
Верно, зато возликуют Приам и Приамовы дети,
Также другие троянцы почувствуют радость большую,
Если узнают про то, как вы оба враждой разделились.
Вы, и в совете, и в битве первейшие в стане Данайцев.
Но убедить себя дайте: ведь оба меня вы моложе.
В прежние годы с мужами отважнее вас говорил я:
Даже они никогда увещаний моих не гнушались.
Ибо подобных мужей я не видел и вновь не увижу,
Как Пирифой и Дриант, предводители многих народов,
Иль Полифем богоравный, иль славный Киней, иль Эксадий,
Или Тезей, от Эгея рожденный, с бессмертными равный.
Неустрашимей людей земля не кормила доныне.
Храбрые сами, они столь же храбрых на бой вызывали
Горных кентавров, которых в ужасной борьбе истребили.
Вот между ними вращался и я, как пришел из Пилоса,
Из отдаленной земли: меня они сами призвали,
Также по воле своей я сражался за них, ибо с ними
Ныне никто из людей на земле состязаться не мог бы.
Эти-то мужи со мной совещались и слушались слова.
Так повинуйтесь и вы: хорошо быть доступным совету.
Ни у него, хоть ты властен, отнять не желай эту деву,
Но уступи, что уж прежде ему подарили ахейцы,
Ни дерзновенно с царем, о, Пелид, не желай состязаться,
Ибо никто из царей скиптродержцев, прославленных Зевсом,
Чести подобной, как он, никогда не стяжал себе в долю.
Если же ты и храбрей, и тебя родила мать богиня,
Все же тебя он сильней, оттого что он многими правит.
Но перестань, сын Атрея, сердиться и ты. Умоляю,
Прочь отложи ты вражду с Ахиллесом, который ахейцам
В этой войне злополучной всем служит великим оплотом".
И, отвечая ему, так сказал Агамемнон властитель:
"Вправду, о, старец, ты все говорил, как тебе подобает.
Только желает сей муж между всеми другими быть первым,
Править он всеми желает, над всеми царить, свою волю
Всем предъявлять, — никого не склонит он на это, я верю.
Разве, копье научивши метать, вечно сущие боги
Дали свободу ему вместе с тем наносить оскорбленья?"
И, прерывая его, Ахиллес богоравный промолвил:
"Трусом, по истине, мог бы прослыть я и мужем негодным,
Если б тебе уступал я во всем, что ты только ни скажешь.
Прочим приказывай так, мне же ставить предела не думай,
Ибо отныне тебе я покорствовать больше не стану.
Но я другое скажу, ты ж в уме заруби мое слово.
Не подыму я руки из-за девы теперь, чтоб сразиться
Против тебя иль другого: вы отняли то, что мне дали.
Но из всего, что пред черным храню кораблем быстроходным,
Ты не возьмешь ничего, против воли моей завладевши.
Иль попытайся, пожалуй; пускай и другие увидят,
Как вдоль копья моего твоя черная кровь заструится".
Оба, друг с другом сразившись такими словами, поднялись
И распустили собранье перед кораблями ахейцев.
Тотчас Пелид повернул к шалашам и судам соразмерным
С ним и Патрокл с мирмидонской дружиною храброй.
Сын же Атрея на море спустил быстроходное судно,
Двадцать назначил гребцов, разместил гекатомбу для бога
И посадил Хризеиду, прекрасноланитную деву,
Сам приведя. А вождем заступил Одиссей многоумный.
Сев на корабль, они быстро поплыли по влажной дороге.
И повелел Агамемнон народам очиститься телом.
Те же, очистившись, в море отмытую вылили воду
И, совершенные выбрав из коз и быков гекатомбы,
Их Аполлону сожгли на прибрежье бесплодного моря.
Жертвенный запах до неба достиг вместе с клубами дыма.
Так они заняты были по войску. Меж тем Агамемнон
Не позабыл своей распри и прежней угрозы Ахиллу,
Но обратился со словом к Талфибию и Эврибату —
Оба глашатая были они и проворные слуги:
"Вы, к Ахиллесу Пелиду в палатку войдя, уведите,
За руку взяв, Бризеиду — прекрасноланитную деву.
Если ж ее не отдаст он, я с большей толпою предстану
И уведу ее сам, — для него это будет печальней".
Так говоря, он послал их и властное слово прибавил.
Те же пошли против воли прибрежьем пустынного моря.
Вскоре палаток они и судов мирмидонских достигли.
Там отыскали Ахилла, сидящего подле палатки
Пред кораблем своим черным. И не был он рад, их увидев.
Оба они, из почтенья к владыке, смущенные стали,
Не обращаясь к нему со словами и не вопрошая.
Но Ахиллес разгадал все то в мыслях своих и промолвил:
"Радуйтесь, вестники, вы, о, послы и Зевеса, и смертных!
Ближе идите! Виновны не вы предо мной — Агамемнон:
Он вас обоих сюда за прекрасной послал Бризеидой.
Что ж, приведи эту деву, Патрокл, питомец Кронида,
Дай им ее увести. И да будут свидетели оба
Перед богами бессмертными и перед смертными всеми,
Перед царем бессердечным. О, если когда-либо будет
Нужда во мне, чтоб от войска отвлечь недостойную гибель…
Ибо от мыслей свирепых безумствует он и не сможет,
Все впереди осмотревши и тыл обеспечив, устроить,
Чтобы вблизи кораблей безопасно сражались ахейцы".
Так он сказал, и Патрокл, повинуясь любезному другу,
Деву привел из палатки с прекрасным лицом Бризеиду,
И увести ее дал. Те вернулись к ахейскому флоту,
С ними и женщина шла против воли. И в сторону, плача,
Вдаль от друзей отошел сын Пелея. Он сел на прибрежьи,
Белою пеной покрытом. И глядя на черные волны,
Руки простер он и громко воззвал к своей матери милой:
"Мать! О, за то, что рожден я тобою для жизни короткой,
Должен был хоть бы почетом меня наделить Олимпиец
Зевс Громовержец; но ныне меня не почтил он ни мало;
Ибо нанес мне бесчестье Атрид — царь с обширною властью:
Взял он награду мою и владеет ей, силой отнявши".
Так он, рыдая, сказал. И почтенная мать услыхала,
Сидя в морской глубине с престарелым отцом своим рядом.
Быстро из моря седого богиня как тучка возникла,
Села близь льющего слезы, погладила нежно рукою
И, называя по имени, слово такое сказала:
"Сын мой, что плачешь! Какая печаль в твою душу проникла?
Молви, в душе ничего не таи; пусть мы оба узнаем".
Тяжко вздохнувши, ей так отвечал Ахиллес быстроногий:
"Знаешь сама; и тебе же, всеведущей, что расскажу я?
Шли мы войною на Фивы, Этиона город священный.
Город предав разрушению, все увели мы оттуда.
Мирно добычу деля меж собою, ахейские мужи
Сыну Атрея в удел Хризеиду прекрасную дали.
Хриз, Аполлона далеко разящего бога служитель,
Вскоре пришел к быстроходным судам аргивян меднобронных,
Выкупить дочь пожелав и принесши бесчисленный выкуп.
Жезл в руках он держал золотой, а на жезле — повязку
Феба, царя Дальновержца, — и всех умолял он ахейцев,
А наибольше обоих Атридов, начальников войска.
Криками все той порой изъявили ахейцы согласье
Просьбу исполнить жреца и принять его выкуп богатый.
Только не по сердцу это царю Агамемнону было;
Злобно жреца отослал он, прибавив жестокое слово.
Хриз, потрясенный, вернулся назад и молению старца
Внял Аполлон, ибо жрец этот был ему много любезен.
Злую стрелу он метнул в аргивян и толпою великой
Воины гибли в то время, как реяли Фебовы стрелы
Всюду по войску ахеян обширному. Нам предвещатель,
Знающий многое, волю тогда объяснил Дальновержца.
Первым советовал я искать примирения с богом.
Бешенство вскоре объяло Атрида. И, бурно поднявшись,
Слово угрозы он молвил, — и вот это слово свершилось.
Деву на судне кривом быстроокие мужи ахейцы
К Хризу теперь провожают, подарки везя для владыки,
А из палатки моей вот недавно послы удалились
И увели Бризеиду, что дали мне дети ахейцев.
Ты же на помощь сыночку приди своему, если можешь.
Ты подымись на Олимп и Зевеса проси, если только
Словом иль делом когда-либо сердце ты в нем услаждала.
Часто я слышал как ты у родителя дома хвалилась,
Что от Зевеса отца, облаков собирателя черных,
Ты лишь одна из бессмертных позорную казнь отвратила,
В день, когда все Олимпийцы его заковать пожелали:
Гера и с ней Посейдон, а также Паллада Афина.
Ты же пришла и от плена спасла его тем, о, богиня,
Что на пространный Олимп ты сторукого тотчас гиганта
Кликнула в помощь, — того, кто слывет у богов Бриареем,
А у людей Эгионом (за то, что отца он сильнее).
Славою гордый он сел близь Кронида; тогда устрашились
Вечно блаженные боги и не заковали Зевеса.
Ныне об этом напомни, прильни и возьми за колени,
Не согласится ли он, не поможет ли в битве троянцам
К самым кормам корабельным ахейцев прогнать, умертвивши
Их на морском берегу, чтоб царем они все насладились,
Чтобы узнал и Атрид Агамемнон, обширный властитель,
Как безрассудно обидел сильнейшего он из ахеян".
Слезы тогда проливая, Фетида ему отвечала:
"Сын мой, зачем я тебя возрастила, родивши на горе?
Перед судами сидел бы уж ты, не скорбя и не плача,
Ибо судьба твоя мало продлится и век твой не долог.
Ныне же ты кратковечен и всех злополучнее также.
Видно для доли печальной тебя родила я в чертоге.
Все же просить за тебя Громовержца Зевеса отправлюсь
Я на покрытый снегами Олимп, не склонится ль на просьбу.
Ты, между тем, оставаясь вблизи кораблей быстроходных,
Гневом ахейцев казни и совсем от войны уклоняйся.
За океан лишь вчера к беспорочным на пир эфиопам
Зевс отошел, а за ним удалились и прочие боги.
Через двенадцать он дней на Олимп возвратится обратно.
Тотчас к Зевесу отправлюсь в чертог на фундаменте медном.
Буду колени ему обнимать, — он склонится, надеюсь".
Так говоря, удалилась она и оставила сына,
Гневного в сердце своем из-за женщины пышноодетой,
Взятой насильно и против желанья ее отведенной.
В Хризу меж тем Одиссей с гекатомбой священною прибыл.
В много глубокую гавань едва лишь вошли, как немедля
Парус собрали они и на черный корабль уложили,
Мачту спустили в гнездо, притянувши канатами крепко,
И подвигались вперед вплоть до пристани взмахами весел,
Бросили якорный камень, потом закрепили причалы
И на морское прибрежие сами сошли друг за другом,
Также свели гекатомбу далеко разящему Фебу
И, наконец, Хризеида сошла с мореходного судна.
Тотчас же с ней к алтарю подошел Одиссей многоумный,
На руки сдал дорогому отцу и сказал ему слово:
"Послан, о, Хриз, я сюда Агамемноном, пастырем войска,
Чтобы вернуть тебе дочь и священную сжечь гекатомбу
Фебу, на благо данайцам, да сжалится царь, ниспославший
Ныне болезнь на ахеян — причину страданий плачевных".
Так говоря, он ее передал — и тот, радуясь, принял
Милую дочь. Между тем гекатомбу прекрасную бога
Вкруг алтаря крепкозданного чинно они разместили,
Руки умыли потом и взяли ячмень крупнозерный.
Руки воздевши, и Хриз громогласно молился меж ними:
"Внемли мне, бог сребролукий, о, ты, обходящий дозором
Хризу и Килу священную, царь Тенедоса могучий!
Ты уже внял мне однажды в тот день, как тебе я молился.
Много почтил ты меня, покаравши ахейское войско.
Ныне еще раз, как прежде, мое ты исполни моленье:
Ныне уже отврати от данайцев постыдную гибель".
Так говорил он, молясь, и молению внял Дальновержец.
К богу воззвавши они разбросали ячмень крупнозерный,
Шеи приподняли жертвам, разрезали, кожу содрали,
Бедра потом разрубили, двойным их пластом обернули
Светлого жира и мяса сырого наверх положили.
Старец немедля их сжег на поленьях, вином поливая
Ярким, а юноши рядом стояли, держа пятизубцы.
После ж, как бедра сгорели, они, от утробы отведав,
Прочие части рассекли, пронзили насквозь вертелами
И, осторожно прожаривши, все от огня удалили.
Кончив труды и еду приготовив, за пир они сели,
И не нуждался никто в уделяемых поровну яствах.
После ж, когда в них желанье питья и еды утолилось,
Юноши в чашах глубоких до края смешали напиток,
И разделили по кубкам, свершив перед тем возлиянье.
Целый тот день до заката ахейские юноши пеньем
Гнев Аполлона смягчали, хвалебный пеан распевая
В честь Дальновержца. И, слушая их, он в душе наслаждался.
Только лишь солнце зашло и тени во след опустились,
Близь корабля они вместе легли у причальных канатов.
А как заря розоперстая вышла из сумерек ранних,
В путь они тотчас собрались к обширному войску ахеян.
Ветер попутный им с неба послал Аполлон Дальновержец.
Мачту поставив, они развернули белеющий парус:
Ветер наполнил средину его и пурпурные волны
Шумно запенились подле киля, когда тронулось судно,
И побежало оно по волнам, свой путь совершая.
Вскоре корабль достигнул обширного стана ахеян,
Черный на землю сухую корабль извлекли, на высокий
Берег песчаный, внизу подложивши большие подпоры,
И по своим кораблям и палаткам рассеялись сами.
Гневом дышал, между тем, близь судов быстроходных покоясь,
Зевса потомок, могучий Пелид Ахиллес быстроногий.
Больше в собранья, мужей прославляющих, он не являлся,
Больше в бою не бывал, лишь терзал свое милое сердце,
Праздно покоясь, тоскуя о кликах и схватках военных.
Вскоре, лишь только заря на двенадцатый день народилась,
Все на Олимп возвращались — вечноживущие боги,
Вместе идя, а Зевес впереди. И о просьбе дитяти
Не позабыла Фетида, но, волны морские покинув,
Рано направила путь по великому небу к Олимпу.
Там увидала Кронида, глядящего вдаль: одиноко
На многоверхом Олимпе сидел он на крайней вершине.
Села с ним рядом богиня и, левой обнявши колени,
Правой рукою за низ подбородка к нему прикоснулась,
И, умоляя, сказала владыке Зевесу Крониду:
"Зевс, наш родитель! О, если когда-либо словом иль делом
Я средь бессмертных тебе угодила, — исполни мне просьбу,
Сына почти моего: из героев он всех кратковечней
Ныне ж бесчестье нанес ему пастырь племен Агамемнон,
Ибо его он владеет наградою, сам отобравшми
Ты ж отомсти за него, Олимпиец, Зевес Помыслитель
Силу троянцам даруй ты дотоле, покуда ахейцы
Сына опять не почтут моего, возвеличивши славой".
Так говорила. Зевес не ответил ей Тучегонитель,
Долго безмолвный сидел он. Она ж, как обвила колени,
Так и держала, прильнув, и опять, во второй раз, молила:
"Или сейчас обещай непреложно и знак дай согласья,
Иль откажи, ибо страх тебе чужд. И тогда пусть узнаю,
Сколько из всех я, богиня, тобой наименее чтима".
Громко вздохнув, отвечал ей Зевес, облаков собиратель:
"Скорбны последствия будут, когда приведешь меня к распре
С Герою, если б меня раздражать она вздумала бранью.
В сонме бессмертных богов и так уже вечно со мною
Спорит она, говоря, что троянцам в бою помогаю.
Ты же теперь возвратися домой, и пускай не заметит
Гера тебя. Буду сам я о всем помышлять, чтоб свершилось.
Хочешь, тебе головой в знак согласья кивну, да поверишь.
Знаменье это мое величайшее между богами,
Все, что когда-либоо я подтверждал головы наклоненьем,
Неотменяемо и необманно, и не безуспешно".
Молвил и сдвинул Кронид в знак согласия темные брови,
И, ниспадая, встряхнулись нетленные кудри владыки
Вокруг бессмертной главы — и великий Олимп содрогнулся.
Так рассудивши, расстались они. Вслед за этим богиня
С белой вершины Олимпа в глубокое ринулась море,
Зевс удалился в чертог свой. И перед отцом своим боги
Все из седалищ поднялись, — никто не дерзал дожидаться,
Стоя, его приближенья, но все устремились навстречу.
Тотчас он сел на престол свой. А Гере все было известно,
Ибо она подглядела, как с ним замышляла решенья
Дочь среброногая старца морского, богиня Фетида.
К Зевсу Крониду она с колкой речью тогда обратилась:
"Кто из богинь, о, лукавец, с тобой замышляла решенья?
Вечно любезно тебе, от меня в стороне обретаясь,
Тайное в мыслях решать. И еще добровольно ни разу
Ты о задуманном мне не решался и слова промолвить".
И, отвечая, сказал ей отец и людей и бессмертных:
"Гера, ты все разузнать не надейся мои помышленья.
Трудно тебе это будет, хотя и моя ты супруга.
Все, что я слуху доверить считаю приличным, об этом
Раньше тебя не узнает никто из богов или смертных.
Если ж вдали от богов что-нибудь пожелаю замыслить,
Не вопрошай о подобном, равно узнавать не пытайся".
И, волоокая так отвечала почтенная Гера:
"О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил!
Не вопрошала досель я тебя, узнавать не пыталась,
В ненарушимом спокойствии все, что хотел, обсуждал ты.
Ныне же в мыслях я страшно боюсь, что тебя обольстила
Дочь среброногая старца морского, богиня Фетида:
Рано придя, близь тебя она села, обнявши колени.
Ей-то, боюсь, ты кивнул головой в знак того, что Ахилла
Хочешь почтить, погубив пред судами не мало ахейцев".
И, отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель:
"Вечно, несчастная, ты подозрений полна и нельзя мне
Скрыться никак. Но свершить ничего ты не сможешь, лишь дальше
Станешь от мыслей моих, — для тебя ж это будет печальней.
Если и было, как ты говоришь, знать оно мне угодно.
Лучше безмолвно сиди, моему повинуясь веленью,
Или тебе не помогут все боги Олимпа, как встану
И на тебя наложу я свои непобедные руки".
Так он сказал. Волоокая села почтенная Гера,
Молча, объятая страхом, смиривши любезное сердце.
И небожители боги вздыхали в чертоге Зевеса.
Славный художник Гефест тогда обратился к ним с речью,
Милую мть, белорукую Геру, утешить желая:
"Скорбны последствия будут и невыносимо печальны,
Если вы станете так из-за смертных вдвоем состязаться,
Сея раздор меж богов. И какого нам ждать наслажденья
От благородного пиршества, если вражда побеждает?
Матери ж я посоветую, хоть и сама многоумна,
К Зевсу — родителю милому — ласковой быть, чтобы снова
Спора отец не затеял, расстроивши пиршество наше.
Ибо, когда б захотел Громовержец Олимпа, то смог бы
С тронов низвергнуть нас всех, оттого что сильнее гораздо.
Ты же к нему обратись и смягчи его ласковой речью.
К нам благосклонен тогда снова станет отец Олимпиец".
Так он сказал и, вскочив, подает двухстороннюю чашу
В руки возлюбленной матери, с речью такой обращаясь:
"Милая мать! Претерпи и снеси, как ни тягостно горе,
Да не увижу своими глазами тебя, дорогую,
Ныне побитой; тогда, хоть и сильно в душе огорченный,
Помощь подать не смогу: в состязаньи тяжел Олимпиец.
Он уж однажды меня, когда я защищать порывался,
За ногу взял и швырнул от порога небесного дома.
Целый носился я день, и лишь вместе с садящимся солнцем
Пал на далекий Лемнос, и во мне чуть держалось дыханье.
Мужи синтийцы меня, там упавшего, приняли кротко".
Так он сказал. Улыбнулась тогда белорукая Гера,
Кубок у сына из рук, улыбаясь, взяла; он же тотчас
И остальным всем бессмертным, от правой руки начиная,
Сладкого нектару налил, из чаши большой почерпая.
И несмолкаемым смехом залились блаженные боги,
Видя Гефеста, как он хлопотал по чертогу, хромая.
Целый тот день, пока солнце склонилось, они пировали,
И недостатка на пиршестве не было в общем довольстве,
Не было в лире прекрасной, звучавшей в руках Аполлона,
Не было в Музах, которые пели, чредой, сладкогласно.
После ж того, как затмилось сиянье блестящее солнца,
Каждый в свой дом удалился, желая предаться покою,
Там, где Гефест обоюдохромой, знаменитый художник,
С дивным расчетом построил чертоги для каждого бога.
К ложу пошел своему и Зевес, Громовержец Олимпа.
Там отдохнул он сперва, а когда сладкий сон опустился,
Лег и заснул, — и легла рядом с ним златотронная Гера.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Сновидение. Перечень кораблей. Прочие боги, равно как и мужи, бойцы с колесницы,
Спали всю ночь, лишь Зевеса не радовал сон безмятежный.
Все он в уме размышлял, как бы лучше почтить Ахиллеса,
Как бы ему погубить пред судами побольше ахейцев.
И показалось Зевесу в душе наилучшим решеньем
Пагубный Сон ниспослать к Агамемнону, сыну Атрея.
И, обратившись к нему, он крылатое слово промолвил:
"Пагубный Сон, снизойди к кораблям быстроходным ахейцев
И к Агамемнону сыну Атрея проникши в палатку,
Все ты поведай как я поручаю, — вполне неизменно.
Ты прикажи, чтоб немедля он пышноволосых ахейян
В бой ополчил, ибо нынче возьмет он широкодорожный
Город троянцев: уже на Олимпе живущие боги
Разно не мыслят теперь, оттого что их всех преклонила
Гера мольбою своей, — и троянцам печаль угрожает".
Так он промолвил и Сон, услышавши слово, помчался.
Вскоре затем он достиг кораблей быстроходных ахейских
И, подойдя к Агамемнону, сыну Атрея, в палатке
Спящим увидел его, окруженного сладким покоем.
Стал он над ним в головах, уподобившись сыну Нелея,
Нестору: больше, чем старцев других, его чтил Агамемнон.
Нестора образ принявши, божественный Сон молвил слово:
"Спишь ли, Атрея, коней укротителя, сын благородный?
Не подобает всю ночь так покоиться мужу совета,
Кто и народы блюдет и о многом заботиться должен.
Быстро мне внемли теперь: от Зевеса к тебе я посланник.
Он и вдали озабочен тобой и тебя сожалеет.
Он повелел, чтоб немедля ты пышноволосых ахеян
В бой ополчил, ибо ныне возьмешь ты широкодорожный
Город троянцев: уже на Олимпе живущие боги
Разно не мыслят теперь, оттого что их всех преклонила
Гера мольбою своей — и троянцам бедой угрожает
Зевс. Ты же в мыслях своих мою речь сохрани, чтоб забвенье
Не овладело тобой, когда сон тебя сладкий покинет".
Так говоря, он ушел и в палатке оставил владыку,
Полного мыслей о том, что по воле судьбы не свершилось.
Ибо он верил, что город Приама сегодня разрушит,
Глупый, не зная событий, которые Зевс приготовил,
Много еще ниспослать пожелавший стенаний и бедствий
На аргивян и троянцев среди беспощадных сражений.
Встал он со сна — а кругом раздавался божественный голос.
Быстро поднявшись, он сел и в мягкий хитон облачился,
Сшитый недавно, красивый. И плащ перекинув широкий,
Пару сандалий прекрасных к блестящим ногам подвязал он,
Меч среброгвоздый потом через плечи могучие бросил,
В руки же скипетр взял прародительский, вечно нетленный,
С ним и отправился в путь к кораблям меднобронных данайцев.
Уж на великий Олимп богиня Заря ниспустилась,
Чтобы о дне возвестить и Зевесу и прочим бессмертным.
Тотчас Атрид приказал глашатаям звонкоголосым
Пышнокудрявых ахейцев созвать на собранье. Они же
Кликнули клич и ахейцы весьма торопливо сбирались.
Прежде всего разместил он совет многоопытных старцев
Пред кораблем повелителя Нестора, родом Пилосца:
Вместе собравши, он к ним обратился с разумным советом:
"Слушайте, други! Божественный сон среди ночи священной
Спавшим меня посетил, и видом, осанкой и ростом
Был он вблизи богоравному Нестору много подобен.
Став над моей головой, он мне слово такое промолвил:
"Спишь ли, Атрея, коней укротителя, сын благородный?
Не подобает всю ночь так покоиться мужу совета,
Кто и народы блюдет, и о многом заботиться должен.
Быстро мне внемли теперь: от Зевеса к тебе я посланник.
Он и вдали озабочен тобой и тебя сожалеет.
Он повелел, чтоб немедля ты пышноволосых ахеян
В бой ополчил, ибо ныне возьмешь ты широкодорожный
Город троянцев: уже на Олимпе живущие боги
Разно не мыслят теперь, оттого что их всех преклонила
Гера мольбою своей и троянцам бедой угрожает
Зевс. Ты же в мыслях своих сохрани мою речь". — Так сказавши,
Он, отлетев, удалился — и сон меня сладкий покинул.
Дайте ж обсудим, как в бой ополчить нам ахейское войско.
Стану сперва искушать их словами, насколько пристойно,
И повелю им бежать на судах многовесельных, — вы же
Каждый на месте своем удержать их старайтесь словами".
Так он промолвил и сел, и тогда между ними поднялся
Нестор, который царил над Пилосом, обильным песками.
Он, благомыслящий, к ним обратился и слово промолвил:
"Милые други! Вожди и советники войска данайцев!
Если б другой из ахеян про сон рассказал нам подобный,
Мы бы, лжецом обозвавши, совсем от него отвернулись.
Ныне ж он снился тому, кто гордится, что первый он в войске.
Дайте ж устроим, чтоб дети ахейские в бой ополчились".
Так говоря, он поднялся и первый ушел из совета.
После поднялись другие, владыке народов послушны,
Скиптродержавные мужи, а войско меж тем собиралось.
Точно пчелиные рои весной из пещеры в скале вылетают,
Вьются густыми роями, один за другими без счета,
То над цветами весенними гроздеобразно повиснут,
То в направлениях разных по воздуху, легкие, реют:
Так и ахейцы во множестве из кораблей и палаток
Вдоль по высокому берегу моря, сплотившись рядами,
К месту собрания шли. И Молва между ними блистала,
Вестница Зевса, идти побуждая; они же собрались.
И загудело собранье, земля застонала в то время,
Как размещались ахейцы — и было смятенье. Старались
Десять глашатаев громких, нельзя ль удержать их от крика,
Чтобы царей, возращенных Зевесом, могли они слышать.
Только с трудом размещался народ, на местах оставаясь
И прекращая шуметь. Со скипетром а руке Агамемнон
С места поднялся. Тот скипетр Гефест изготовил, трудившись,
А подарил он его Олимпийцу Крониду Зевесу, —
После Зевес его отдал посланнику Аргоубийце,
Царь же Гермес дал Пелопсу, коней укротителю быстрых,
После Пелопс передал его пастырю войска Атрею,
Тот, умирая, Тиэсту, овцами богатому, отдал,
Царь же Тиэст завещал Агамемнону, сыну Атрея,
Многими чтоб управлял островами и Аргосом целым.
И, на него опираясь, он слово сказал аривянам:
"Други мои! О, герои данайские, слуги Арея!
Зевс Громовержец Кронид меня бедствием тяжким опутал,
Он, кто, жестокий, сперва мне кивнул головой в знак согласья
И обещал, что вернусь, Илион крекостенный разрушив;
Ныне же, злобный обман замышляя, Зевес повелел мне
В Аргос без славы уйти, погубивши здесь много народа.
Так пожелал он теперь, Олимпиец Зевес всемогущий,
Он, кто до ныне низринул венцы с городов уже многих,
Да и низринет еще, ибо сила его беспредельна.
Но и для дальних потомков то будет позором улышать,
Что и в подобном числе и такие ахейцы так тщетно
И безуспешно войну продолжали, воюя с мужами,
Бывшим в меньшем числе, и коца никакого не видя.
Ибо когда бы ахейцы, а также троянцы, хотели,
Мирный союз заключив, сосчитаться одни пред другими,
Если б троянцы собрались здесь все, кто очаг лишь имеет,
Мы же, ахейцы, желали бы взять, на десятки разбившись,
По одному лишь троянцу на каждый, вино чтобы черпал, —
Без виночерпиев много тогда бы осталось десятков.
В столько-то раз многочисленней греки троянцев,
Что в Илионе живут. Но на помощь союзники мужи
Из городов собираются многих. Они, копьеносцы,
Сильно меня отражают, препятствуя, как ни желаю,
До основания срыть Илион, многолюднейший город.
Девять годов у великого Зевса уже пролетело,
Сгнили давно корабельные брусья, истлели канаты,
Где-то в домах наши жены, равно как любезные дети,
Пред очагами сидят и нас поджидают, а дело,
Ради которого прибыли мы, не исполнено нами.
Други, давайте же все поступать, как теперь повелю я.
Вместе бежим с кораблями в любезную отчую землю,
Ибо не взять никогда нам широкодорожную Трою".
Так он промолвил и радость вдохнул им в сердца своей речью,
— Всем из народа, не знавшим о прежнем решеньи совета.
И зашумело собранье, как волны огромные моря,
В час, когда южный и западный ветер приводят в движенье
Понт Икарийский, из тучи Зевеса отца устремившись.
Точно как бурный Зефир наклоняет высокую ниву,
То подымаяся грозно, то падая вдруг на колосья, —
Так бушевало собранье. И воины с радостным криком
Все к кораблям устремились, и пыль, из-под ног выбиваясь,
Встала высоко. Они же меж тем убеждали друг друга
За корабли ухватиться и в море священное сдвинуть,
Рвы очищали, из-под кораблей извлекали подпоры, —
И от спешивших на родину крик поднимался до неба.
Так бы судьбе вопреки, возвращенье ахейцев свершилось,
Если бы Гера тогда не промолвила слова Афине:
"Непобедимая дочь Эгидодержавного Зевса!
Горе! Ужели домой по широкому гребню морскому
Так убегут аргивяне в любезную отчую землю,
На похвальбу и Приаму и прочим троянцам покинув
Здесь агивянку Елену, ту, ради которой погибло
Столько ахейцев под Троей, вдали от любезной отчизны?
Но поскорей отправляйся ты с стан меднобронных данайцев,
Ласковой речью своей останавливай каждого мужа,
В море совлечь не дозволь кораблей обоюдоокруглых".
Молвила так. Синеокая ей покорилась Афина
И, устремившись, с вершины Олимпа на землю спустилась.
Вскоре достигла она кораблей быстроходных ахейских.
Там Одиссея нашла, кто по мудрости равен Зевесу.
Не прикасался герой к своей черной ладье оснащенной,
Ибо печаль овладела и сердцем его, и душою.
Ставши вблизи, синеокая так говорила Афина:
"Зевса потомок, Лаерта дитя, Одиссей многоумный,
О, неужели домой, в любезную отчую землю,
Бросившись вместе к судам многовесельным, вы убежите,
На похвальбу и Приаму, и прочим троянцам покинув
Здесь аргивянку Елену, ту, ради которой погибло
Столько ахейцев под Троей, вдали от любезной отчизны?
Но отправляйся теперь ты немедля к ахейскому войску,
Ласковой речью своей останавливай каждого мужа,
В море совлечь не дозволь кораблей обоюдоокруглых".
Молвила так, и он голос узнал говорившей богини
И побежал, уронивши свой плащ. Эврибат его поднял,
Житель Итаки, глашатай, тогда провожавший героя.
Сам он, представ пред царем Агамемноном, сыном Атрея,
Взял у него прародительский скипетр, вечно нетленный,
С ним и отправился к быстрым судам меднобронных данайцев.
Если царя он встречал или воина, знатного родом,
Ставши пред ним он его останавливал ласковой речью:
"О, многочтимый! Тебе не пристало дрожать, словно трусу.
Лучше на место садись и других усади средь народа,
Ибо еще хорошо не изведал ты мыслей Атрода;
Он искушает теперь, но вскоре накажет ахейцев.
Мы ведь слыхали не все то, о чем говорил он в совете.
Как бы во гневе своем не сделал он худа ахейцам.
Гнев же велик у царя, кто Зевесом взращен; от Зевеса
Царский почет, а его то Зевес полюбил Промыслитель".
Если ж кричавшего громко он мужа встречал из народа,
Скиптром его ударял и бранил его грозною речью:
"Сядь, злополучный, недвижно и слушай, что скажут другие.
Те, кто мудрее тебя; ты ж негоден к войне и бессилен
И никогда ни во что не считался в бою, ни в совете.
Мы, аргивяне, не все, полагаю, здесь царствовать будем;
Не хорошо многовластье. Единый да будет властитель,
Царь же единый, которому Кроноса хитрого сыном
Скиптр и законы даны, затем, чтоб царил он над нами".
Действуя так, он настраивал войско к порядку. Они же
Из кораблей и палаток опять устремились в собранье
С криком, подобно тому, как прибой многошумного моря
Хлещет о берег крутой и весь понт оглашается громом.
Все, наконец, они сели и так на местах оставались.
Только Терсит еще громко бранился, болтливый без меры.
Множество слов беспорядочных в мыслях своих сохранял он,
Чтобы царей задевать, говоря что случится, без толка,
Лишь бы он думал, что греки найдут его речи смешными.
Он безобразнейший был изо всех, кто явился под Трою.
Был он косой и хромой, и его искривленные плечи
Вместе сходились к груди, а еще заостренною кверху
Он головой отличался и редкий торчал на ней волос.
Больше других на Ахилла он злился и на Одиссея
И оттого их бранил. Но теперь наносил оскорбленья
Он Агамемнону, резко крича. И хоть страшно ахейцы
В сердце своем возмущались, — против него негодуя,
Все же он, громко ревя, поносил Агамемнона словом:
"Чем, о, Атрид, ты опять недоволен, в чем нужду имеешь?
Медью набиты палатки твои и живет в тех палатках
Множество избранных жен, которых тебе мы, ахейцы,
Первому дарим, едва лишь возьмем неприятельский город.
Золота ль нужно еще? Чтоб его кто-нибудь из троянцев,
Сильный коней укротитель, доставил, как выкуп за сына,
Мной приведенного связанным или другим из ахейцев?
Нужно ль жену молодую, чтоб с ней ты в любви сочетался,
Тайно от нас в стороне укрываясь? Тебе, полководцу,
Не подобает беду накликать на ахейское войско.
Трусы! Постыдное племя! Ахеянки вы, не ахейцы!
Дайте, вернемся домой с кораблями! Его же оставим
Здесь, подле Трои, добычей своей наслаждаться. Пусть знает,
Пользу ль ему мы приносим хоть сколько-нибудь, иль не мало.
Ныне он даже Ахилла, значительно лучшего мужа,
Тем оскорбил, что наградой владеет его, отобравши.
Только Ахилл обленился, в груди его больше нет желчи.
Если б не это, Атрид, ты б в последний раз ныне был дерзок".
Так, понося Агамемнона, пастыря многих народов,
Молвил Терсит. Быстро стал перед ним Одиссей богоравный.
Он, исподлобья взглянувши, сказал ему гневное слово:
"О, пустомеля Терсит, хоть и звонкоголосый оратор!
Ты воздержись и один не дерзай состязаться с царями,
Ибо, скажу, безобразней тебя нет другого из смертных,
Сколько ни прибыло их с Атридами вместе под Трою.
Вот почему не тебе, именами царей потешаясь,
Речи держать, укоризны твердить и желать возвращенья.
Сами еще хорошо мы не знаем, как это свершится,
Благополучно иль нет возвратимся мы, дети ахейцев.
Ты же сидишь и коришь Агамемнона, сына Атрея,
Тем, что ему, полководцу народов, дают слишком много
Мужи данайцы, а ты произносишь насмешливо речи.
Но говорю я тебе, и угроза моя совершится:
Если еще раз тебя, как теперь, обезумевшим встречу,
Пусть в этот день головы на плечах Одиссея не будет,
Пусть называться вперед я не стану отцом Телемаха,
Если, схвативши, с тебя не сорву я одежды любезной,
Плащ и тунику, и платье, которое стыд прикрывает.
И самого не отправлю в слезах к кораблям быстроходным
Вон из собранья, ударами прежде постыдно избивши".
Так он сказал и жезлом по спине и плечам он ударил.
Тот изогнулся, и слезы обильно из глаз его пали,
А на спине проступила кровавая опухоль тотчас
От золотого жезла. Дрожа, он уселся на место,
Тупо кругом озираясь от боли, слезу вытирая.
Все же, хоть были печальны, от сердца над ним посмеялись;
Каждый из них говорил, на взирая один на другого:
"Боги! Свершил Одиссей уже подвигов вправду без счета,
Первый ли мудрый давая совет иль к войне побуждая.
Ныне же он среди нас величайшую выказал доблесть,
Тем, что болтливый им был клеветник исключен из собраний.
Сердце надменное снова его не побудит наверно
Так состязаться с царями, твердя им обидные речи".
"Так говорили в толпе. Одиссей, городов разрушитель,
Встал со скиптром в руке. Синеокая подле Афина,
Вестника облик принявши, молчать приказала народу,
Дабы и первые, как и последние дети ахейцев
Слово услышать могли и решение вместе обдумать.
Доброжелательный, к ним обратился и так он промолвил:
"Ныне тебя, царь Атрид, пожелали ахеяне сделать
Гнусным в глазах всех людей, говорящих раздельною речью.
Клятвы они не сдержали, которой клялись тебе прежде,
В день, как отплыли сюда из отчизны коней Арголиды,
Клятвы, что ты, разорив Илион крепкостенный, вернешся.
Ныне, как малые дети иль вдовые жены, ахейцы
Плачутся друг перед другом о том, как домой возвратиться,
Хоть возвратиться домой тяжело, потерпев пораженье.
Правда и то, что, оставшись вдали от супруги лишь месяц,
Всякий уже тяготится на судне, снабженном гребцами,
В зимние бури гонимом поверх разъяренного моря.
Ныне же год уж девятый исполнился, круг совершая,
С того дня, как находимся здесь. Оттого не сержусь, коль ахейцы
Подле кривых кораблей в огорченьи сидят. Все ж позорно
Далее медлить, равно как вернуться с пустыми руками.
Други, еще потерпите, останьтесь на срок, пусть узнаем,
Верно ль Калхас предвещает грядущее или не верно.
Помним мы все хорошо. Вы, кого не умчали богини
Смерти, вчера как и третьего дня, проходившие мимо,
Вы — очевидцы того, как суда аргивян собирались
Вместе в Авлиде, на горе Приаму и прочим Троянцам.
Мы обступили источник вокруг алтарей освященных
И гекатомбы бессмертным богам сожигали, как должно,
Стоя над кленом прекрасным, где лились прозрачные воды.
Там появилось великое знаменье: с красной спиною
Страшный дракон, всемогущим ниспосланный в свет Олимпийцем,
Кинулся быстро из-под алтаря и на клен устремился,
Где находились птенцы воробья, неразумные дети,
Вместе укрывшись под листья одной из ветвей самых крайних,
Восемь числом, а девятая мать, что птенцов породила.
Там их пожрал до единого, жалобный писк издававших.
Мать же вокруг своих деток родимых носилась, тоскуя,
Но и стенавшую он за крыло ухватил извиваясь.
После ж того, как детей воробьиных и мать проглотил он,
Знаменье сделал бессмертный, пославший явленье:
Кроноса хитрого сын превратил его в камень.
Мы же, стоявшие подле, дивились тому, что случилось.
Только что страшное чудо небес в гекатомбу вмешалось,
Мудрый Калхас, предвещающий волю бессмертных, промолвил:
"Что вы, ахеяне пышноволосые, стали безгласно?
Это великое знаменье Зевс Промыслитель явил нам,
Позднее с поздним исходом, но слава о нем не погибнет.
Точно как этот пожрал воробья и детей воробьиных,
Восемь числом, а девятую мать, что детей породила, —
Столько же ровно годов мы заняты будем войною;
В год же десятый разрушим мы город широкодорожный!" —
Так говорил он и все его речи сбываются ныне.
Что же, останемся здесь, аргивяне в прекрасных доспехах,
Выждем, пока не разрушим мы город Приама".
Так он сказал и ахеяне громко в ответ застонали,
Все корабли огласилися криком ужасным ахейцев,
Тем одобрявших слова Одиссея, подобного богу.
Нестор, наездник геренский, в то время промолвил им слово:
"Горе! В собрании держите речи и впрямь уподобившись детям —
Глупым, которых нисколько заботы войны не тревожат.
Но до чего же дойдут договоры у нас и присяги?
Дымом развеялись что ли советы мужей и решенья,
И возлиянья вина, и пожатия рук при союзах?
Ибо мы все на словах состязаемся, но никакого
Средства не можем найти, хоть живем здесь не малое время.
Ты же, Атрид, и теперь, как и прежде, в решении твердый,
Над аргивянами власть прояви средь жестоких сражений.
Тех же оставь погибать — одного иль двоих — кто украдкой
От аргивян порешит — в чем им вовсе не будет успеха —
В Аргос далекий отправиться, прежде чем здесь мы узнаем,
Лживо иль нет обещанье Эгидодержавного Зевса.
Ибо, скажу вам, могучий Кронид явил знак согласья,
В день, когда мы на судах быстроходных отплыть собирались,
Дети ахейцев, готовя убийство и гибель Троянцам:
Молнию бросил он справа, являя благую примету.
Вот почему пусть никто не спешит возвратиться в отчизну,
Прежде чем всякий из нас не обнимет супругу троянца,
Не отомстит за Елену, ее похищенье и слезы.
Если домой кто-нибудь, безрассудный желает вернуться,
Пусть-ка он тронет свой черный корабль, хорощо оснащенный,
Чтобы навлечь на себя раньше прочих и смерть и погибель.
Ты же, о, царь, будь и сам благомыслен, и слушай другого:
Не бесполезным окажется слово, какое скажу я.
Ты раздели, Агамемнон, все войско по родам и семьям,
Чтобы семья помогала семье, также роды друг — другу.
Если ты сделаешь так и ахейцы тебе подчинятся,
Будешь ты ведать тогда, кто труслив из вождей и народов,
Кто из них храбр, ибо сами собой они будут сражаться,
Также узнаешь, по воле ль богов не разрушил ты город,
Или по трусости войска, негодного в деле военном".
И, отвечая на это, владыка сказал Агамемнон:
"Снова ахейских сынов победил ты в собраньи, о, старец!
Если бы Зевс Олимпиец и вы, Аполлон и Афина,
Десять подобных советников мне средь ахеян послали,
Скоро тогда б уничтожен был город владыки Приама,
Нашею взятый рукой и разрушенный до основанья.
Но ниспослал мне печаль Зевс Кронион Эгидодержавный,
Ибо он бросил меня среди споров и распрей бесплодных.
Правда за деву прекрасную мы с Ахиллесом сражались
Полными гнева словами и я был зачинщиком гнева.
Если б хоть раз на одном порешили мы с сыном Пелея,
Скорбь не замедлила б тотчас нагрянуть на войско троянцев.
Ныне ж идите обедать, да будем готовыми к бою.
Каждый копье хорошо пусть наточит и выправит щит свой,
Каждый пускай быстроногим коням даст обильную пищу
И колесницу осмотрит кругом, помышляя о бое,
Дабы весь день мы сражаться могли в ненавистном сраженьи.
Ибо не будет в бою перерыва, хотя б ненадолго,
Прежде чем ночь, снизойдя, не разлучит мужей разъяренных.
Потом на каждой груди обольется ремень, на котором
Щит покровитель висит, и рука от меча утомится,
Потом покроется конь, боевую влача колесницу.
Тот, про кого я замечу, что он захотел вне сраженья
Подле судов округленных остаться, — плохая надежда
Будет ему на спасенье от псов и от птиц плотоядных".
Так он сказал. Застонали ахеяне громко, как море
Подле скалистого берега, если, примчась, южный ветер
Бросит валы о нависший утес, неразлучный с прибоем,
Вихрям подобно, восставшим с различных сторон, отовсюду.
Быстро поднявшись, они разошлись по судам быстроходным.
Вскоре в палатках огонь развели, приступая к обеду.
Каждый бессмертным богам приносил свою жертву
Вместе с молитвой избегнуть ударов Арея и смерти.
А всемогущему Зевсу владыкой народов Атридом
Бык предназначен был в жертву, дородный, пятигодовалый.
После к себе пригласил он старейшин, вождей всех ахейцев,
Нестора первым призвал и властителя Идоменея,
Вместе же с ними обоих Аяксов и сына Тидея,
И Одиссея шестым, кто по мудрости равен Зевесу;
Сам же собою пришел Менелай, среди боя отважный,
Ибо он ведал, как брат его был озабочен душою.
Стали они вкруг быка и взяли ячмень крупнозерный,
И Агамемнон владыка, молясь, так меж ними промолвил:
"Славный, великий Зевес, туч гонитель, живущий в эфире!
Дай, чтобы солнце зашло, чтобы ночь наступила не раньше,
Чем, устремившись вперед, я чертог ниспровергну Приама,
Черный от дыма, и брошу огонь разрушительный к двери
И растерзаю хитон, облекающий Гектора тело,
Медью его рассеку, между тем как товарищи, рядом
В прах головою повержены, будут зубами грызть землю".
Так он сказал, но Кронион Зевес не услышал моленья;
Жертву хотя и принявши, он труд неизбежный умножил.
К богу воззвавши, они разбросали ячмень крупнозерный,
Шеи приподняли жертвам, разрезали, кожу содрали,
Бедра затем разрубили, двойным их пластом обернули
Светлого жира и мяса сырого наверх положили
И, на поленья сложивши, лишенные листьев, сжигали,
А над огнем поместили утробы, пронзив вертелами.
После ж, как бедра сгорели, они от утробы отведав,
Прочие части рассекли, пронзили насквозь вертелами
И, осторожно прожаривши, все от огня удалили.
Кончив труды и еду приготовив, за пир они сели,
И не нуждался никто в уделяемых поровну яствах.
После ж, когда в них желанье питья и еды утолилось,
Нестор, наездник Геренский, такое промолвил им слово:
"Царь многославный Атрид, о, властитель мужей Агамемнон!
Больше не станем теперь говорить и откладывать снова
Дело, которое бог без сомнения в руки нам вверил.
Ты повели, чтоб глашатаи кликнули клич пред судами
И воедино созвали народ Аргивян меднобронных.
Мы же, собравшись толпой, по широкому войску ахеян
Также пойдем, чтоб скорей возбудить в них воинственный пламень".
Так он сказал. Не ослушался пастырь племен Агамемнон.
Тотчас затем приказал он глашатаям звонкоголосым
Пышнокудрявых Ахейцев созвать для сраженья. Они же
Кликнули клич, и ахейцы сбирались весьма торопливо.
Все же взращенные Зевсом цари, окруживши Атрида,
Бросились строить ряды. Синеокая рядом Афина
Стал, Эгиду держа дорогую и чуждую тлена.
Чистого золота сто развевалось бахром под Эгидой,
Скрученных все хорошо, — и цена в сто быков была каждой.
Ринувшись с нею, она пронеслась через войско ахеян,
Всех побуждая идти и каждому в сердце внушая
Храбрость, дабы воевали они без конца и сражались.
И показалось внезапно им слаще война, чем вернуться
На кораблях углубленных в любезную отчую землю.
Как на вершине горы истребительный пламень сжигает
Лес беспредельный и блеск на пространство далекое виден, —
Так от божественной меди идущего войска сиянье,
Ярко сверкая кругом, поднималось по воздуху к небу.
Словно как птиц окрыленных станицы, которым нет счета,
Быстрых гусей, журавлей, а равно лебедей длинношеих,
Там на азийских лугах, невдали от Каистра потока,
Гордые легкостью крыльев, летают по всем направленьям,
С криком садятся на землю, и луг содрогается сильно, —
Так разливались народы в долине Скамандра,
Из кораблей и палаток во множестве выйдя. И громко
Вся оглашалась земля под ногами и пеших и конных.
Стали войска средь цветущей долины Скамандра — и были
Также числом бесконечны, как летом цветы и как листья.
Словно несчетные рои слетевшихся мух отовсюду,
Что по жилью пастуха разбредаются ранней весною,
В пору, когда молоко орошает обильно сосуды, —
В равном числе и ахейцы прекрасноволосые стали
Против троянцев в долине, их всех уничтожить желая.
Как пастухи, стерегущие коз, без труда различают
Козьи стада, если вместе они среди пастьбы смешались,
Так предводители строили их повсеместно в порядок,
Чтобы в сраженье вести. Посредине ж был царь Агамемнон,
Взором и всей головой Громовержцу Зевесу подобный,
Поясом — богу Арею, а грудью своей — Посейдону.
Точно как в стаде коров превосходным над всеми бывает
Бык, — ибо он красотой среди целого стада блистает, —
Точно таким в этот день сделал Зевс полководца Атрида —
Превосходящим других и отличным средь многих героев.
Ныне поведайте мне, на Олимпе живущие Музы,
Кто предводители были и кто властелины данайцев.
Ибо везде вы, богини, бывали и все вам известно,
Мы же лишь внемлем молве, ничего мы не ведаем сами.
Всех аргивян я не только назвать, но и исчислить не мог бы,
Хоть бы и десять имел языков я и десять гортаней,
Будь у меня не слабеющий голос и сердце из меди,
Если бы Музы Олимпа, Эгидодержавного Зевса
Дочери, мне не напомнили всех, кто явился под Трою.
Только вождей над судами, равно и суда все исчислю.
Рать беотийских бойцов предводили Леит, Пенелеос,
Аркезилай, Протонэор и Клоний; ту рать составляли
Воины, жившие в Гири и в каменистой Авлиде,
В Схене и Сколе, а также в Этеоне многохолмистом,
В Теспии, Грайе, равно в Микалессе широкодолинном,
Жители Гармы и те, кто в Илезии жил, и Эритрах,
Кто обитал в Элеоне и в Гиле, равно в Петеоне
И в Медеоне прекрасно построенном, и в Окалее,
В Копах, Эвтресе и Тисбе, стране, голубями богатой,
Кто обитал в Короне, и в богатом травой Галиарте,
Также кто в Плате жил, те кто устроил жилище в Глисанте,
Кто населял Гипофивы, прекрасно устроенный город,
Также священный Онхест, Посейдоновой рощею славный,
Арну, лозой виноградной обильную, также Мидею,
Низу священную и Антедон, отдаленнейший город.
Послано было от них пятьдесят кораблей, и на каждом
Судне приплыло сто двадцать бойцов молодых беотийских. (6000)
Теми, кто жил в Аспледоне, равно в Орхомене Минейском,
Правили вместе Аскалаф с Иалменом, дети Арея:
Их родила Астиоха Арею могучему в доме
Актора, сына Азея: стыдливая дева ютилась
В верхнем покое, но бог опочил вместе с нею украдкой.
Тридцать глубоких судов вслед за ними приплыло рядами. (3600)
Схедий и с ним Эпистроф полководцами были фокеян,
Оба — сыны благородного Ифита, сына Навбола;
Рать составляли, кто жил в Кипарисе, в Пифоне скалистом,
В Кризе божественной, кто обитал в Панопее, в Давлиде,
Кто населял Гиамполя окрстность и Анемореи,
Те, кто жилище имел вдоль реки величавой Кефиза,
Кто основался в Лилее, вблизи от Кефизских истоков;
Сорок судов чернобоких за ними отправилось следом.
Эти вожди разместили фокеян, построив рядами,
От беотийцев поставив их близко по левую руку. (2000)
Сын Оилея, проворный Аякс, был начальником локров.
Меньше по росту он был Теламонова сына Аякса,
Даже значительно меньше. Но малый с бронею холщевой,
Превосходил он в метаньи копья всех ахейцев и греков;
Рать составляли, кто жил в Каллиаре, Опусе, Киносе,
Бесе и Скарте и кто основался в прелестной Авгее,
В Тарфе и Фронии, также в окрестностях вод Боагрийских.
Сорок судов чернобоких с ним вместе отправили локры,
Что обитают по той стороне от священной Эвбеи. (2000)
Далее шли из Эвбеи дышавшие гневом абанты;
Жили в Халкиде они и в Эретрии и в Гистиэе,
Винами славной, в приморском Коринфе, в Дионее, лежащем
На возвышении городе, также в Каристе и Стире;
Ими начальствовал Елефенор, от Арея рожденный,
Сын Халкодонта, — он был предводителем храбрых абантов.
С ним-то пришли подвижные Абанты, косматые сзади,
Копий метатели, сильно желавшие ясенным древком,
Брошенным метко, пробить на груди неприятельской панцирь.
Сорок судов чернобоких с ним вместе приплыло рядами. (2000)
Далее шли населявшие город прекрасный Афины,
Область царя Эрехтея: когда-то землей плодоносной
Был он рожден, а вскормила его дочь Зевеса Афина
И поселила в Афинах потом, в своем храме богатом, —
Там где афинские юноши, в кругосвершение года,
Жертвуют коз и быков, чтобы милость обресть у богини.
Сын Петеоса у них был вождем, Менесфей знаменитый,
С кем ни единый из смертных людей не равнялся искусством
В бранный порядок построить коней и мужей щитоносцев
(Нестор один состязаться с ним мог, — он был старше годами);
Черных судов пятьдесят за героем отправилось следом. (2500)
Из Саламина двенадцать судов за Аяксом приплыло; (600)
Войско поставил он там, где афинян стояли фаланги.
Дальше стояли, кто в Аргосе жил, в укрепленной Тиринте,
И в Гермионе, в Азине, глубокою гаванью славных,
Также в Трезене, в Эйоне, в богатом вином Эпидавре,
Те, кто Масет населял и Эгину, — ахейские мужи;
Были вождями у них Диомед, среди боя отважный,
Также Сфенел, многославного сын дорогой Капанея.
Третьим вождем у них был Эвриал, смертный равный с богами,
Славного сын Мекистея, потомка царя Талаона;
Всех же в бою предводил Диомед, среди боя отважный;
Восемьдесят кораблей с ними вместе отправилось черных. (4000)
Далее шли населявшие город прекрасный Микены,
Пышный Коринф и Клеоны, прекрасно устроенный город,
Кто основался в Орнее и в Аретирее приятной,
И в Сикионе, который был прежде подвластен Адрасту,
В Гиперезии, в построенной на высоте Гоноессе,
Те, кто жилище имел в Эгионе, а также в Пелене,
Вдоль Эгиала всего и вблизи от широкой Гелики.
Сто их судов предводил сам владыка Атрид Агамемнон. (5000)
Войско отправилось с ним многолюдней других и храбрее.
Он между ними стоял, весь в блестящую медь облаченный,
Гордый в душе и один среди многих героев отличный
Тем, что сильнее их был и привел наиболее войска.
Дальше стояли, кто жил в Лакедемоне, между ущелий,
В Спарте, Фарисее и Мессе, стране, голубями богатой,
Кто основался в Бризе, равно как в приятной Авгее,
Также в Амиклах и в Гелосе, городе, близком от моря,
Все, населявшие Лаас, а также окрестность Этила.
Их шестьдесят кораблей под начальством пришли Менелая, (3000)
В битвах бесстрашного царского брата. Их строй стал отдельно.
Сам он средь войска шагал, на отвагу свою полагаясь,
Всех побуждая сражаться. Он сильно желал в своем сердце
Мщеньем воздать за Елену, ее похищенье и слезы.
Дальше стояли все те, кто Пилос населял и Арену,
Фрион, где брод чрез Алфей, и прекрасно устроенный Эпи,
Кто населял Птелеос, Кипариссию, Амфигенею,
Гелос и Дорион (там, повстречавши фракийца Фамира,
Музы убили в нем дар песнопенья, когда возвращался
Он из Эсхалии, от эсхалийского мужа Эврита:
Хвастал он тем, что одержит победу, хотя бы и сами
Музы, Зевеса Эгидодержавного дочери, пели;
Те, рассердясь, поразили его слепотой и священный
Отняли дар песнопенья и лиру заставили бросить).
Ими начальствовал Нестор Геренский, наездник отважный.
С ним девяносто судов углубленных приплыло рядами. (4500)
Далее шли, кто в Аркадии жил, под горою Киллены,
Подле гробницы Эпития, где состязаются мужи,
Кто населял Фенеос с Орхоменом, богатым овцами,
Рипу, Стратию, а также открытую ветрам Эписпу,
Кто основался в Теге, равно в Мантинее приятной,
Те, кто жилище в Стимфале имел и кто жил в Парразии:
Их шестьдесят кораблей предводил от Анкея рожденный (3000)
Царь Агапенор. И много мужей аркадийцев на каждом
Судне пришло многоопытных в деле войны. Корабли же
Им хорошо оснащенные дал Агамемнон владыка,
Славный Атрид, — чтоб на них через понт переправиться темный:
Не занимались они мореходным искусством.
Далее шли, кто в Бупрасии жил и в Элиде священной,
Кто населял всю страну от Гирмины и крайней Мирсины
До Оленийской скалы, а равно до холмов Ализийских.
Их предводили четыре начальника, — десять за каждым
Быстрых приплыло судов, доставивших много эпеян. (2000)
Были вождями у них Амфимах вместе с Фалпием, — дети
Первый Клеата, второй же Эврита, потомка Актора;
Третьим вождем был могучий Диор, Амаринков потомок;
В битву дружину четвертую вел Поликсен богоравный,
Сын Агасфена владыки, ведущего род от Авгея.
Те, кто в Дулихии жил, на святых островахЭхинадских,
Что далеко расположены в море, напротив Элиды,
Шли под начальством Мегеса, подобного богу Арею,
Сына Филея, любезного Зевсу возницы Филея:
Некогда он, на отца рассердившись, ушел на Дулихий.
Сорок судов чернобоких с ним вместе отплыло рядами. (2000)
Был Одиссей полководцем могучих душой кефалонян,
Тех, кто в Итаке рожден и на шумно лесистом Нерите,
Кто обитал в Крокилее и на Эгилипе скалистой,
Кто основался в Сакинфе, жилище имел на Самосе,
Кто населял материк и берег противоположный.
Их предводил Одиссей, кто по мудрости равен Зевесу;
С ним же двенадцать судов краснобоких отправилось следом. (600)
Сын Андремона Фоас предводителем был у этолян,
Тех, кто Плеврон населял и кто в Олене жил и Пилене,
В близкой от моря Халкиде, равно в Калидоне скалистом,
(Ибо не стало потомства Энея, великого духом:
Умер он сам и скончался за ним Элеагр светлокудрый).
Было Фоасу доверено все, чтоб царил средь Этолян;
Сорок судов чернобоких с ним вместе отплыло рядами. (2000)
Идоменей, знаменитый копьем, был начальником критян,
Тех, кто Кнозос населял и кто жил в укрепленной Гортине,
В Ликте, в Милете, в белеющих зданьях Ликаста и в Фесте,
И в Ритионе, больших городах, хорошо населенных,
Также и прочих мужей, обитавших на Крите стоградном.
Идоменей, знаменитый копьем, предводил их в сражнье,
Да Мерион, Эниалию мужеубийце подобный.
Вместе приплыли они с восемьюдесятью кораблями. (4000)
Храбрый и ростом большой Тлеполем был Геракла потомок,
Девять судов из Родоса привел, от бесстрашных родосцев, (450)
Тех, кто Родос населяют, на три разделившись народа;
В Линде живут они, в белом Камире и также в Ялиссе.
Их предводил Тлеполем, боевого копья знаменитый метатель,
Астиохеей рожденный Гераклу могучему. Вывел
Он из Эфиры ее, невдали от реки Селеиса.
Многих героев, воспитанных Зевсом, разрушив твердыни.
Тот Тлеполем, когда вырос в дворце, разукрашенном пышно,
Вскоре убил, рассердившись, любезного дядю отцова,
Старца Ликимния, бога Арея потомка. Немедля
Выстроил он корабли и, товарищей много собравши,
В море бежал, — ибо местью ему угрожали другие
Дети и внуки Геракла могучего. Много блуждавши,
Прибыл потом он на остров Родос, натерпевшись печали.
Там основались они в трех местах, каждым племенем розно.
И возлюбил их Зевес, кто царит над людьми и богами,
И в изобилии славный Кронид на них пролил богатства.
Три корабля соразмерных приплыли от острова Симы, (150)
Вслед за Ниреем, потомком Харона царя и Аглаи,
Вслед за Ниреем, который из греков, пришедших под Трою,
Всех был прекрасней лицом, кроме славного сына Пелея;
Только он не был отважен и мало пришло с ним народа.
Те, кто Нисир населял, вместе с Крапатом, Казосом, Косом,
Кто обитал в Эврипиле и на островах Калидийских,
Двух полководцев имели — Филиппа бойца и Антифа,
Двух сыновей скиптроносца Фессала, потомка Геракла;
Тридцать глубоких судов с ними вместе приплыло рядами. (1500)
Далее шли, кто жилище имел в Пеласгийском Аргосе,
Кто основался в Алосе, в Алоне и также в Трахине,
Жители Фтии, Эллады, прекрасными женами славной:
Было название им — мирмидоны, эллены, ахейцы.
Их пятьдесят кораблей предводил Ахиллес полководец. (2500)
Но не о шумном сраженьи они помышляли в то время,
Ибо отсутствовал тот, кто в сражение вел их фаланги.
Средь кораблей отдыхал быстроногий Ахилл богоравный,
Гневаясь за Бризеиду, прекрасноволосую деву,
Деву, которую, много трудясь, он увел из Лирнесса,
Город разрушив Лирнесс, равно как и Фивские стены
И Эпистрофа с Минетом убивши, метателей копий,
От скиптроносца Эвена, Селепия сына, рожденных.
В скорби по ней отдыхал он, но должен был скоро воспрянуть.
Дальше стояли, кто жил во цветущей Пирасе, в Филаке —
Крае, любезном Деметре, — в Итоне, питающей агнцев,
В близком от моря Антроне, на злачных лугах Птелеоса;
Ими при жизни начальствовал воин, любезный Арею,
Протезилай, но теперь он уж черной накрыт был землею.
С горя лицо раздирая, осталась в Филаке супруга
После него в недостроенном доме. Убит он дарданцем,
Первый из всех Аргивян с корабля соскочивши на берег.
Не оставались войска без вождя, но о нем сожалели.
Был среди них полководцем Подаркес, потомок Арея,
Сын Ификла, овцами богатого, сына Филака.
Братом родным приходился он храброму Протезилаю,
Младшим годами. А Протезилай был отважней и старше,
Равный Арею герой. И мужи, хотя не остались
Без полководца, жалели о нем: он был доблестный воин.
Сорок судов чернобоких с ним вместе приплыло рядами. (2000)
Дальше стояли, кто жил вдоль Бебейского озера в Ферах,
В Бебе, в Глафирах и в городе Иолке, устроенном пышно.
Вышли одиннадцать их кораблей под начальством Эвмела, (550)
Милого сына Адмета; рожден он богиней средь женщин,
Самой прекрасной из всех дочерей Пелиаса — Алкестой.
Дальше стояли, кто жил в Таумаии, а также в Мефоне,
Кто населял Мелибею, равно Олизон каменистый.
Славный из лука стрелок Филоктет был у них полководцем.
Вывел он семь кораблей; пяьдесят находилось на каждом
Судне гребцов, — они луком искусно владели в сраженьи. (350)
Только лежал он на острове, сильною болью терзаем,
Там, на священном Лемносе, где был он ахейцами кинут,
Мучимый язвою злою, укушенный лютою гидрой.
Там он, стеная, лежал. Но вскоре должны были вспомнить
Дети ахеян вблизи кораблей о царе Филоктете.
Не оставались они без вождя, но о нем сожалели.
В ратный порядок их строил Медон, Оилея побочный
Сын, от него, городов разрушителя, Реной рожденный.
Далее шли, кто родился в гористой Ифоме и Трикке,
Кто населял Эхалию, Эврита Эхальского город.
Были у них полководцами двое детей Эскулапа,
Славные оба врачи, Подалирий и также Махаон;
Тридцать глубоких судов вслед а ними приплыло рядами. (1500)
Жителей Ормениона, вблизи родника Гипереи,
Также в Астерии живших, близь белой вершины Титана,
Вождь Эврипил предводил, блистательный сын Эвемона.
Сорок судов чернобоких с ним вместе приплыло рядами.
Далее шли, кто в Аргиссе жилище имел и в Гиртоне,
В Орфе, в Элоне, в белеющем городе Олоосоне.
Был предводителем их Полипит, неустанный в сраженьях,
Сын Пирифоя, который рожден от бессмертного Зевса.
Дивная Гипподамия его родила Пирифою
В день, когда он покарал волосами обросших Центавров,
Из Пелиона прогнав и приблизив к народу Эфиков.
Вместе же с ним Леонтей предводил их, потомок Арея,
Сын непреклонного духом Корона, Кенеева сына.
Сорок судов чернобоких за ними отправилось следом. (2000)
Двадцать и два корабля из Кифоса отплыло с Гунеем. (1100)
Он предводил Эниан и упорных в сраженьи Перебов,
Тех, кто жилище построил вблизи от холодной Додоны,
Кто поделился землей, где веселый поток Титарезий
Катит прозрачные воды свои до потока Пенея,
Но не сливается там с серебристопучинным Пенеем,
Только поверх расстилается, будто прозрачное масло.
Сам он из Стиксовых вод вытекает, ужасных для клятвы.
Сын Тендредона Профой начальствовал войском Магнетов,
Тех, кто жилище имел вкруг шумящих лесов Пелиона,
Подле Пенея: Профой быстроногий начальствовал ими.
Сорок судов чернобоких с ним вместе приплыло рядами. (2000)
Вот кто начальники были ахейских дружин и владыки.
Ныне, о, Муза, скажи мне, кто самый отважный был воин,
Чьи были лучшие кони из всех, что явились под Трою.
Лучшие кони из всех находились у сына Фереса;
Ими Эвмел управлял, и легки они были, как птицы,
Масти одной, однолетки и равного роста хребтами.
Их, кобылиц, возрастил Аполлон сребролукий в Перее,
Чтобы они разносили в грядущих сражениях ужас.
Лучшим бойцом был Аякс Теламонид, покуда томился
Гневом Ахилл; он же всех был сильнее, и лучшие также
Кони носили его, беспорочного сына Пелея.
Но отдыхал он тогда на кривых кораблях мореходных,
Гневаясь на Агамемнона, пастыря многих народов,
Сына Атрея, меж тем как войска на прибрежии моря
Праздно себя развлекали метанием дисков и копий,
Или стрельбою из лука. А кони покоились каждый
Пред колесницей своей, поедая Селину и лотос.
А колесницы лежали прикрытые в царских палатках;
Их же владельцы, скорбя о владыке, любезном Арею,
Взад и вперед среди войска бродили, чуждаяся битвы.
Воины шли, и все поле как будто огнем пожиралось.
Тяжко стонала земля, как от гнева отца Громовержца,
Ежели землю бичует Зевес вкруг Тифона в Аримах,
Там, где, молва повествует, находится ложе Тифона.
Так под ногами идущих стонала земля, содрогаясь, —
Ибо с большой быстротой проходили войска по равнине.
Вестницей легкой, как ветер, примчалась к троянцам Ирида,
С горестной вестью летя от Эгидодержавного Зевса.
Тою порой на собранье сошлись во дворе у Приама
Мужи троянские все, молодые, равно как и старцы.
Ставши вблизи, быстроногая к ним обратилась Ирида,
Но уподобилась голосом сыну Приама Политу,
Стражу троянскому: он, быстроте своих ног доверяясь,
На высочайшей могиле сидел старика Эзиэта
И ожидал там, когда с кораблей устремятся ахейцы.
Ставши подобной ему, быстроногая молвит Ирида:
"Старец, и ныне тебе бесконечные речи любезны,
Словно в дни мира, — теперь война неизбежно возникла.
Часто бывал я в местах, где сражаются люди,
Но никогда я не видел подобных мужей и так много.
Ибо они, по числу уподобясь песчинкам и листьям,
Через равнину проходят, желая вкруг города биться.
Гектор, тебе больше всех я советую, — так нужно сделать:
Много союзников город обширный Приама содержит,
Но языки у людей, отовсюду пришедших, различны.
Пусть же дает каждый муж приказания тем, кем он правит,
Сам пусть ведет их и в строй боевой расставляет сограждан".
Молвила так. Не ослушался Гектор совета богини,
Вмиг распустил он собранье — и те устремились к оружью.
Все распахнулись ворота и хлынуло войско наружу.
Пешие с конными вместе, и шум раздавался великий.
Некий высокий курган перед городом стал одиноко
В поле — и было его обходить отовсюду возможно.
Люди его Батиеей зовут, а бессмертные боги
Этот курган называют гробницею легкой Мирины.
Войско троянцев построилось там и союзники рядом.
Был у троянцев вождем сын Приама великий
Гектор, с дружиной при нем всех храбрее и всех многолюдней,
С ним одевала оружье, желая сражаться на копьях.
Войско дарданцев Эней предводил, сын прекрасный Анхиза.
Он от Анхиза рожден Афродитой богиней на холмах
Иды; когда-то богиня в любви сочеталась со смертным.
Был не единый он вождь, но еще Архелох с Акамасом,
Двое сынов Антенора, владеющих всяким оружьем.
Кто поселился в Зеле, у крайней подошвы Идейской,
Кто из богатых троянцев пил черную воду Эзипа,
Теми начальствовал в битвах блистательный сын Ликаона,
Пандар, которому лук подарил Аполлон Дальновержец.
Кто населял Адрастию, равно как и область Апеза,
Кто Питиеей владел и высокой горою Тереи,
Тех предводили Адраст и Амфий во броне полотняной,
Двое детей Перкозийца Меропа, который всех лучше
Жребий умел предвещать. На войну мужегубную детям
Не разрешил он идти, но они не послушались слова,
Ибо влекли их в сражение Парки погибели черной.
Дальше стояли, кто жил подле Практия, подле Перкоты,
Кто обитал в Абидосе, в Сестосе, в священной Аризбе:
Вел их в сраженье сын Гиртака Азий, мужей предводитель,
Азий герой Гиртакид, тот, кого привезли из Аризбы
От берегов Селлеэнта огромные рыжие кони.
Сильный копьем Гиппофой управлял племенами Пеласгов,
Тех, кто жилище имел на полях плодоносных Лариссы.
Их предводили потомок Арея Пилей с Гиппофоем,
Оба от Лефа Пеласга рожденные, сына Тевтама.
Храбрый Пирой с Акамасом войска предводили Фракийцев,
Всех, чьи жилища объемлет собой Геллеспонт быстроструйный.
Был полководцем Эвфем у метателей копий Киконов,
Сын Трезена, Зевесом взращенного сына Кеаса.
Вождь Пирехмес за собою привел криволуких пэонян,
Издали из Амидона, где Аксий широко струится,
Аксий, которого нету прекраснее в мире потока.
Вождь Пилемен предводил пафлагонцев с косматою грудью,
В крае энетов живущих, где дикие мулы родятся.
Китор они населяли, окрестные земли Сезама,
Подле потока Парфения в светлых домах обитали,
И в Эгиале, и в Кромне, равно в Эрифинах высоких.
Одий и с ним Эпистроф за собой привели Гализонов
Издалека из Алибы, где те серебро добывают.
Хромис и птицегадатель Энном предводили мизийцев,
Но не избавили птицы Эннома от гибели черной:
Он усмирен был рукой быстроногого внука Эака
В волнах реки, где и много других еще пало троянцев.
Форкис вождем был Фригийцев и с ним боговидный Асканий.
Оба на бой порываясь, пришли из Аскании дальней.
Местлес и также Антиф предвоодили дружины мэонян,
Двое детей Телемена и нимфы озерной Гигеи.
Оба они предводили мэонян, рожденных под Тмолом.
Настес привел Кариян, говоривших на грубом наречьи,
Жили в Милете они, на горе многолиственной Фтире,
Подле потока Меандра, на холмах высоких Микалы.
Настес над ними начальствовал с братом своим Амфимахом,
Настес и с ним Амфимах — Номиона прекрасные дети.
В битву вступал Амфимах в золотом, будто дева, наряде,
Глупый, от пагубной смерти его тот наряд не избавил.
Он усмирен был рукой быстроногого внука Эака
В волнах реки — и Ахиллом воинственным золото взято.
Главк беспорочный привел с Сарпедоном дружины ликийцев
Издалека, из Ликии, от многопучинного Ксанфа.
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Клятва. Обзор войска со стены. Единоборство Париса с Менелаем.
После того как вожди всех построили в бранный порядок,
С криком и шумом, как птицы, вперед устремились троянцы.
От журавлей в поднебесье подобные крики бывают,
Если они от зимы и дождей проливных улетая,
Над Океаном бурливым проносятся с шумом великим,
Роду пигмеев погибель с собой принося и убийство,
В ранние сумерки с ними вступая в жестокую битву.
Но молчаливо, враждою дыша, подвигались ахейцы,
В сердце желаньем горя заступаться один за другого.
Как над вершиной горы южный ветер туман разливает,
Что пастуху неприятен, а вору желаннее ночи,
Ибо лишь видно пространство, насколько мы камень бросаем, —
Так под ногами идущих вздымалося облако пыли:
Через равнину войска с быстротой проходили великой.
Так наступали одни на других и сошлись они близко.
Вышел тогда Александр боговидный пред строем троянцев,
Барсову шкуру неся на плечах и свой лук изогнутый,
Вместе с мечом. И в руках два копья медноострых колебля,
Всех вызывал он героев храбрейших из войска ахейцев,
Не пожелает ли кто с ним сразиться в сражении страшном.
Только завидел его Менелай, Арею любезный,
Перед дружиной своей выходящим большими шагами,
И как голодный бывает обрадован лев, отыскавши
Дикой козы иль оленя рогатого тело большое,
И пожирает его торопливо, хотя бы и гнались
Быстрые псы вслед за ним и юноши, полные силы, —
Так ликовал Менелай, Александра, подобного богу,
Видя своими глазами: виновному мстить захотелось.
Тотчас на землю с своей колесницы в оружье он спрыгнул.
Но, увидав средь передних бойцов появленье Атрида,
Сердцем любезным своим задрожал Александр боговидный.
Быстро к толпе он друзей отступил, убегая от Парки.
Как, повстречавши дракона в гористом ущелии, каждый
Вспять отскочив, убегает и дрожь его члены объемлет,
Бледностью щеки покрыты, а он все бежит торопливо, —
Так чрез толпу горделивых троянцев назад пробирался,
Сына Атрея в душе убоясь, Александр боговидный.
Гектор, увидевши то, стал корить его бранною речью:
"Горе — Парис, женолюбец, прекрасный лицом обольститель!
Лучше бы ты не родился на свет и погиб, не женившись!
Так бы хотел я и так несомненно полезнее было б,
Чем оставаться позором, всему ненавистным народу.
Верно ахейцы прекрасноволосые громко смеются.
Храбрым бойцом показался ты им, оттого что прекрасен
Вид у тебя, — но в душе твоей крепости нет и отваги.
И неужели, родившись таким, переплыл ты чрез море
На кораблях быстроходных с толпою товарищей милых,
И, к чужестранцам приставши, прекрасную женщину вывел
Из отдаленной земли, невестку мужей копьеносцев,
На беспредельное горе отцу, государству, народу,
Только на радость врагам и себе самому на бесславье?
Ты бы остался и ждал Менелая, любимца Арея,
Знал бы, какого ты мужа владеешь цветущей супругой!
Не пригодилась бы цитра тогда, ни дары Афродиты,
Кудри твои и лицо, а лежал бы ты с прахом смешавшись.
Но боязливы троянцы весьма, а не то уж давно бы
Каменным был ты хитоном покрыт за все зло, что наделал".
И, отвечая ему, Александр боговидный промолвил:
"Гектор, меня укорял ты по праву, не больше, чем должно.
Сердце твое непреклонно всегда, как топор, когда входит
В дерево он, под рукой человека, кто рубит искусно
Брус корабельный, и взмахам руки помогает железо.
Так и в груди у тебя бестрепетный дух обитает.
Не укоряй меня в милых дарах золотой Афродиты.
Славны бессмертных дары и от них отрекаться не должно.
Боги их только дают, сам никто получить их не может.
Ныне же, если ты хочешь, чтоб я воевал и сражался,
Пусть аргивяне с троянцами сядут кругом, а в средине
Вместе сведите меня с Менелаем, любезным Арею,
Чтоб за Елену сражался я с ним и ее достоянье.
Кто из двоих победит и окажется сильным,
Тот и жену и богатства ее пусть уводит с собою.
Прочие, мир заключив и священные жертвы заклавши,
Вы в плодоносной останетесь Трое, они возвратятся
В Аргос, конями обильный, в Ахею, где жены прекрасны".
Так он промолвил и речь его с радостью Гектор услышал.
Взявши копье посредине, он вышел вперед и троянским
Стать повелел он фалангам, и все они стали недвижно.
Только Ахейцы прекрасноволосые, целясь искусно,
Начали в Гектора камни метать, также стрелы из лука.
Громко тогда закричал им властитель мужей Агамемнон:
"Стойте, данайцы, стрелять перестаньте, о, дети ахейцев!
Кажется слово сказать шлемовеющий Гектор желает".
Так он сказал — и они воздержались от битвы и скоро
Стали, безмолвные. Гектор тогда обратился к ним с речью:
"Мужи троянцы и вы, аргивяне в прекрасных доспехах,
Слушайте речь Александра, виновника нашего спора.
Просит он войско троянцев, равно как и войско ахейцев, оружье
Пышное, снявши с себя, положить на кормилицу землю.
По середине ж они с Менелаем, любимцем Арея,
Будут сражаться одни за Елену с ее достояньем.
Кто из двоих победит и окажется сильным,
Пусть он богатства берет и жену и домой их уводит.
Прочие все заключим договор непреложный и дружбу".
Так он сказал. И, спокойные, все соблюдали молчанье.
К ним обратился тогда Менелай, среди боя отважный:
"Ныне внемлите и мне, — больше всех тяготится печалью
Сердце мое, — Полагаю, настала пора примириться
Войску ахейцев с троянцами, — много несчастий терпели
Вы из-за распри моей с Александром, виновником спора.
Тот из двоих пусть умрет, кому смерть приготовлена роком.
Прочие все договор дружелюбный скорей заключите.
Двух принесите ягнят белой шерсти и черной — для Солнца
И для Земли, — мы другого еще принесем для Зевеса —
И приведите Приама, пусть мирные жертвы заколет
Сам — ибо дети его вероломны и сердцем надменны —
Дабы преступно никто не нарушил Зевесовой клятвы.
Разум людей молодых, будто ветер, всегда переменчив;
Старец же, взявшись за дело, грядущее с прошлым обсудит,
Как бы его для обеих сторон наилучше устроить".
Так он сказал. И ахейцев, равно как троянцев, объяла
Радость: надеялись все, что война злополучная минет.
Спешились мужи, коней быстроногих поставили рядом.
Сняли оружие с плеч и на землю его положили
Близко одни от других, небольшим разделенные полем.
Гектор меж тем двух глашатаев в город послал, повелевши
Тотчас ягнят принести и Приама позвать. В то же время
Царь Агамемнон направил Талфибия на берег моря,
К быстрым судам, принести повелевши оттуда ягненка,
И не ослушался он Агамемнона, равного богу.
С вестью тогда к белорукой Елене явилась Ирида, —
Видом похожею став на золовку ее Лаодику,
Геликаона царя, Антенорова сына, супругу,
Меж дочерями Приама всех больше прекрасную видом, —
И отыскала в дворце: она ткала большую двойную
Цвета пурпурного ткань, рассыпая узоры сражений
Между троянскою ратью и греками в панцирях медных, —
Из-за нее от Арея претерпенных ими сражений.
Ставши вблизи, быстроногая так ей сказала Ирида:
"Милая нимфа, идем. Ты увидишь: свершилося чудо
С войском троянцев наездников и меднобронных данайцев.
Те, кто недавно друг другу готовил плачевную битву,
Вместе в долине собравшись и брани жестокой желая, —
Ныне в молчаньи сидят, — как-будто война прекратилась, —
И, на щиты опершись, рядом длинные копья воткнули.
Только один Александр с Менелаем, любезным Арею,
Будут на копьях больших за тебя состязаться друг с другом.
Кто из двоих победит, назовет тебя милой супругой".
Так говоря ей, богиня наполнила сердце Елены
Сладкой тоскою о прежнем супруге, родных и отчизне.
Тотчас, закутавшись в белое, как серебро, покрывало,
Вышла из спальни она, проливаючи нежные слезы.
Вышла она не одна: вслед за нею пошли две служанки,
Эфра, Питфеева дочь с волоокой Клименою рядом.
Вскоре пришли они к месту, где Скейские были ворота.
Там, полукруг образуя, Приам и Пафой, также Клитий,
Ламп и Фимет, а равно Гикетаон, потомок Арея,
Укалегон с Антенором, исполнены мудрости оба,
Близко от Скейских ворот заседали, — троянские старцы.
Старость мешала им в битву идти, но они красноречьем
Славились дивным, подобны цикадам, когда среди леса.
Сидя на дереве, голос они издают сладкозвучный.
Так и троянцев вожди заседали на башне высокой.
И, увидавши Елену, к той башне идущую, старцы
Между собой обменялись словами крылатыми тихо:
"Нет, возмущаться нельзя, что троянцы и войско ахейцев
Из-за подобной жены терпят бедствия долгое время.
Вправду похожа она на бессмертных богинь своим видом.
Но и с такой красотой пусть домой на судах возвратится,
Лишь бы несчастья во след не оставила нам и потомкам".
Так говорили они, и Приам громко кликнул Елену:
"Ближе, дитя дорогое, ступай и сядь рядом со мною.
Прежнего мужа, родных и друзей ты отсюда увидишь.
Ты предо мною ни в чем не повинна; виновны лишь боги,
Против меня возбудивши плачевную распрю ахейцев.
Сядь и поведай мне имя того многосильного мужа:
Кто сей ахейский герой столь высокий и столь благородный?
Выше по росту его хотя и найдутся другие,
Но никогда я глазами не видел прекрасного столь же,
Как и почтенного мужа. Царю он по виду подобен".
И, отвечая, сказала Елена, богиня средь женщин:
"Свекор любезный! Ты страх мне внушаешь и вместе почтенье.
Лучше бы смерть обняла я в тот день, как отправилась в Трою
Следом за сыном твоим и покинула брачное ложе,
Братьев родных и дитя дорогое, и сверстниц любезных!
Так не случилось — и я оттого обливаюсь слезами.
Но отвечаю, о чем ты спросил меня, ведать желая.
Это — Атрид Агамемнон, владыка с обширною властью.
Он в то же время и царь превосходный, и воин могучий.
Мне же, бесстыдной, он деверем был, если был когда-либо".
Так говорила она; восхищаясь им, старец промолвил:
"О, блаженный Атрид! Ты рожден и остался счастливым!
Много ахейских сынов под твоею находятся властью.
В прежние дни я во Фригии был, виноградом обильной;
Множество там повстречал я наездников храбрых фригийцев,
Бывших под властью Атрея и равного богу Мигдона.
Лагерь тогда их раскинулся вдоль берегов Сангорийских.
К ним-то пришел я и был, как союзник, меж ними зачислен,
В день, когда мужеподобные также пришли амазонки.
Все ж они менее были числом чернооких ахейцев".
После того Одиссея увидел старик и промолвил:
"Ты назови мне, дитя дорогое, и этого: кто он?
Ниже он ростом своим Агамемнона, сына Атрея,
Кажется шире его зато он плечами и грудью.
Снял он оружье с себя, положил на кормилицу землю,
Сам же, как будто баран, меж рядами мужей пробегает.
Да, он по истине кажется мне густошерстым бараном,
Что через стадо большое овец белорунных проходит".
И, отвечая, сказала Елена, рожденная Зевсом:
"Это Лаерта дитя, Одиссей многоумный, кто вырос
Между народом, живущим в Итаке весьма каменистой.
Знает он хитрости все и разумные знает советы".
Мудрости полный тогда Антенор, отвечая, промолвил:
"Женщина, слово сие ты сказала по истине верно.
В прежние дни приходил уж сюда Одиссей богоравный,
Посланный ради тебя с Менелаем, любезным Арею.
Их, как гостей, принимал я в чертоге своем дружелюбно;
Близко тогда изучил я их образ и мудрость советов.
Оба в собранье пришли и с толпою троянцев смешались.
Стоя, из них Менелай был значительней плеч шириною,
Сидя же рядом вдвоем, Одиссей величавей казался.
А как настала пора обнаружить в речах свои мысли,
Начал сперва Менелай говорить нам — отрывисто, скоро,
В кратких и ясных словах, — оттого ль, что он враг многословья,
Сбивчивых, длинных речей, — оттого ль, что годами был младший.
Быстро поднялся затем Лаэртид Одиссей многоумный.
Стоя он вниз все глядел, устремивши глаза свои в землю.
Не наклонял он жезла ни вперед, ни назад, но подобно
Мужу, к речам непривычному, вовсе держал неподвижно.
Вы бы сказали, что это неистовый муж иль безумный.
Но как потом из груди своей голос издал он могучий,
И полетели слова, будто снежные хлопья зимою,
С ним состязаться уже не дерзнул бы никто из живущих.
И не дивились мы больше, наружность его созерцая".
Третьим увидев Аякса, старик, вопрошая промолвил:
"Кто еще этот герой, благородный, высокий,
Ростом и плеч шириной между всеми ахейцами первый?"
И отвечала Елена, одетая в длинную ризу:
"Это — Аякс исполинский, защита ахейского войска.
Далее Идоменей, словно бог среди воинов критских
Стал — и его окружили толпой предводители критян.
Часто его угощал Менелай, любезный Арею,
В нашем чертоге, когда приходил он к нам с острова Крита.
Ныне я вижу опять всех других быстрооких данайцев.
Я их легко узнаю и могла бы исчислить названья;
Двух не могу отыскать полководцев, — отсутствуют двое —
Кастор, коней укротитель, с кулачным бойцом Полидевком,
Братья родные, моею рожденные матерью оба.
Или они не покинули свой Лакедемон любезный.
Или сюда на своих кораблях мореходных приплыли,
Только теперь не желают участвовать в битве с мужами,
Ибо стыда моего и несчетных упреков боятся".
Так говорила она, но земля, все живое питая,
Их покрывала уже в Лакедемоне, в милой отчизне.
Тою порою чрез город глашатаи шли и держали
Жертвы богам, двух ягнят и вино — плод земли веселящий —
В козьем меху; а глашатай Идей, впереди выступая,
Ярко блистающий кубок и чаши держал золотые.
К старцу приблизясь, его возбужал он такими словами:
"Встань, Лаомедона сын! Зовут тебя лучшие мужи
Из меднобронных ахейцев и резвых наездников Трои
Вниз опуститься в долину, чтоб жертвы заклать в знак союза.
После того Александр с Менелаем, любезным Арею,
Будут на копьях больших за жену состязаться друг с другом.
Кто победит, тот возьмет и жену, и ее достоянье.
Прочие, мир заключив и священные жертвы заклавши,
Мы в плодоносной останемся Трое, они возвратятся
В Аргос, конями богатый, в Ахею, где жены прекрасны".
Так он сказал. Содрогнулся старик и велит он дружине
Быстрых запрячь лошадей; те немедля исполнили слово;
Тотчас взобрался Приам и, к себе натянувши, взял вожжи;
Подле него Антенор на прекрасную стал колесницу;
Оба из Скейских ворот лошадей устремили в долину.
Вскоре они, подоспевши туда, где стояли ахейцы
Против троянцев, с коней на кормилицу землю ступили.
И в середину пошли меж ахейских мужей и троянских.
Быстро поднялись тогда Агамемнон, владыка народов,
И Одиссей многооумный, и славные вестники тотчас
Вместе снесли непреложные жертвы богам и смешали
В чаши напиток и на руки воду царям поливали.
Сын же Атрея, извлекши рукою свой нож, что обычно
Рядом с большими ножнами меча у него был привешен,
Волосы срезал с овечьих голов, а глашатаи тотчас
Роздали их полководцам ахейцев, равно и троянцев.
Руки воздевши, Атрид между ними стал громко молиться:
"Зевс, наш отец, ты на Идее царящий, славнейший, великий,
Солнце, которое все с высоты своей видишь и слышишь,
Вы, о, Земля и Потоки, а также подземные боги,
Вы, что караете мертвых за их вероломные клятвы,
Будьте свидетели все, наши верные клятвы блюдите!
Если убьет Александр Менелая, любимца Арея,
Пусть он Еленой тогда и ее достояньем владеет,
Мы ж на своих кораблях мореходных домой возвратимся.
Если ж в бою Менелай светлокудрый убьет Александра,
Мужи троянцы должны и Елену вернуть, и богатства,
Также и дань уплатить Аргивянам в размере приличном,
Чтобы и память о ней в поколеньях грядущих осталась.
Если ж падет Александр, но Приам и Приамовы дети
Не пожелают потом уплатить нам условленной дани,
Буду еще воевать, добиваясь военной награды,
Здесь оставаясь, пока не наступит войны окончанье".
Молвил и горло ягнят перерезал безжалостной медью
И положил их на землю, трепещущих, жизни лишенных,
Ибо жестокая медь лишила их жизненной силы.
После из чаши глубокой вино они черпали в кубки
И возливали с молитвой богам, существующим вечно.
Каждый троянец и каждый ахеянин так говорили:
"Зевс величайший, славнейший и все вы бессмертные боги!
Кто из нас первый нарушит священные клятвы союза,
Пусть, как вот это вино, его мозг по земле разольется,
Дети его пусть умрут, а жена покорится другому".
Так говорили они, но Кронид не услышал моленья.
Слово тогда им промолвил Приам, от Дардана рожденный:
"Слушайте, Трои сыны и ахейцы в прекрасных доспехах!
Я возвращаюсь назад в Илион, быстрым ветрам открытый,
Ибо мне тягостно будет увидеть своими глазами,
Как с Менелаем, любезным Арею, сын милый сразится.
Знает один лишь Зевес и другие бессмертные боги
Имя того, кому смертный конец приготовлен судьбою".
Молвив, ягнят положил в колесницу божественный смертный,
После взобрался он сам и к себе натянувши, взял вожжи;
Подле него Антенор на прекрасную стал колесницу;
Оба, назад повернув, к Илиону направились быстро.
Гектор, Приама дитя, и с ним Одиссей богоравный
Смерили прежде всего для сражения место, а после.
Жребии взяв сотрясали их в шлеме, окованном медью,
Дабы решить, кто копье свое медное ранее бросит.
Руки к богам воздевая, тем временем войско молилось;
Каждый ахеец и каждый троянец тогда говорили:
"Зевс, наш отец, ты, на Идее царящий, славнейший, великий!
Тот, кто из них был виновником бедствий обоих народов,
Дай, чтоб убитый сошел он в подземную область Аида,
Мы же союз заключим и священные клятвы исполним".
Так говорили. Тогда шлемовеющий Гектор великий
Жребии, взор отвернувши, встряхнул: выпал жребий Париса.
Тотчас рядами уселись войска, там где каждый оружье
Пестрое наземь сложил и поставил коней быстроногих.
Тою порой облекаться в оружие пышное начал
Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены.
Прежде всего наложил он на голени латы ножные,
Дивные видом, — они на серебряных пряжках держались.
Панцирь потом на груди укрепил; ему панцирь достался
От Ликаона, от брата родного, и был ему впору.
После того через плечи он бросил свой меч среброгвоздый,
Медный; затем перекинул он щит и огромный, и крепкий,
Шлем возложил на могучую голову, сделанный пышно,
С конскою гривой и гребнем вверху, колебавшимся грозно.
Крепкое взял он копье, — приходилось к руке оно плотно.
Те же доспехи одел Менелай, любезный Арею.
Оба тогда из толпы, в боевые доспехи облекшись,
Вышли они на средину, меж войском троянцев и греков,
Грозно смотря друг на друга. И зрителей смута объяла, —
Резвых наездников Трои, ахеян в прекрасных доспехах.
Близко бойцы друг от друга на месте измеренном стали,
Копья колебля в руках и один угрожая другому.
Первый тогда Александр копье длиннотенное бросил.
Сына Атрея ударил он в щит, округленный искусно:
Медь не пробив, острие над щитом его твердым погнулось.
Тотчас за ним Менелай устремился, любимец Арея,
С медным копьем, воссылая молитву к Зевесу Крониду:
"Царственный Зевс, о, дозволь мне теперь отомстить Александру!
Первый он сделал мне зло. От руки моей пусть он погибнет!
Чтобы и в дальнем потомстве никто не осмелился злое
Сделать тому, кто его принимал дружелюбно, как гостя".
Так говоря и с размаха копье длиннотенное бросив.
Сына Приама ударил он в щит, округленный искусно.
Мощно проникло копье через щит ослепительно яркий,
Панцирь пробило под ним, разукрашенный с дивным искусством,
И разорвало тунику Парисову прямо вдоль паха.
Тот отклонился назад и погибели черной избегнул.
Сын же Атрея извлек торопливо свой меч среброгвозый
И, замахнувшись, удорил по конусу шлема. Сломился
Натрое меч и начетверо, пав из руки его наземь.
И застонал Менелай, на широкое небо взирая:
"Зевс, наш отец! Никого нет злотворней тебя средь бессмертных!
Я уже думал, что вот отомщу Александру за горе.
Ныне же меч у меня разломился в руке и напрасно
Брошено было копье, — не убит он моею рукою".
Так он сказал и, напавши, за шлем ухватил густогривый
И, повернувшись, повлек Александра к ахейским дружинам.
Нежная шея Париса узорным ремнем затянулась,
Вкруг подбородка его от шлема подвязанным плотно.
Так бы увлек он его, несказанною славой покрывшись,
Если бы Зевсова дочь не увидела их Афродита
И не расторгла ремень, с быка умерщвленного снятый.
Только пустой один шлем за рукою последовал мощной.
И Менелай, повернувшись к ахейцам в прекрасных доспехах,
Бросил его, завертев, а друзья унесли его скоро.
Сам же он вновь устремился, желая убить Александра
Медным копьем, но того удалила легко, как богиня,
Зевсова дочь Афродита, туманом густым осенила
И отнесла его в брачный покой благовонный, душистый.
После ушла, чтоб Елену призвать, и, на башне высокой
Встретив ее, окруженную тесной толпою троянок,
Тронула тихо рукой, надушенной одежды касаясь,
И обратилась к ней, уподобившись дряхлой старухе,
Пряхе: она для Елены, еще в Лакедемоне жившей,
Дивные делала пряжи, за что ее очень любила.
Ей уподобившись, так Афродита богиня сказала:
"Вместе идем. Александр призывает домой возвратиться.
В брачном покое лежит он на тонкообточенном ложе
И красотой и одеждой блистает. Едва ли поверишь,
Что из сраженья с героем сейчас он вернулся. Как будто
В пляску готов он идти иль, плясать перестав, отдыхает".
Так ей сказала богиня и сердце в груди взволновала.
Но разглядевши под платьем прекрасную шею богини,
Ясные очи и грудь, что рождает желанья,
Ужас она ощутила и слово сказала, подумав:
"Что, беспощадная, вновь обольстить ты меня пожелала?
Хочешь, быть может, опять увести меня в город обширный
Фригии иль Меонии отрадной, где кто-нибудь также
Дорог тебе средь людей, говорящих раздельною речью?
Не оттого ль, что теперь Менелай победил Александра
И пожелает со мной, ненавистной, домой возвратиться, —
Не оттого ли сюда ты пришла, замышляя коварство?
Сядь близ него ты сама, от дороги богов уклонившись,
Пусть твои ноги вперед не касаются больше Олимпа,
Но постоянно пред ним изнывай, стереги его вечно,
Выжди, покуда тебя он женой назовет, иль рабыней.
Я же туда не пойду; непристойно, чтоб я согласилась
Ложе готовить ему. Все троянки меня б укоряли.
Сердце мое уж и так беспредельной исполнено скорби".
Ей, рассердившись, в ответ Афродита богиня сказала:
"Дерзкая! Ты не гневи меня! В гневе тебя я покину,
Стану тебя ненавидеть, как сильно доныне любила.
Бойся, чтоб страшной вражды не зажгла я в обоих народах,
Трои сынах и ахейцах, — ты ж смертью позорной погибнешь".
Молвила так. И Елена, Зевеса дитя, испугалась,
Молча пошла, покрывалом серебрянобелым покрывшись,
Женам троянским незрима: ее предводила богиня.
Вскоре достигли они прекрасных покоев Париса.
Быстро к работам своим обратились рабыни. Елена
В брачный высокий покой заступила, богиня средь женщин.
И Афродита богиня, с улыбкой седалище взявши,
Через покой понесла и поставила пред Александром.
Села Елена пред ним, дочь Эгидодержавного Зевса;
Взоры назад обратив, она так укоряла супруга:
"Ты из сраженья вернулся. О, если б ты пал, укрощенный
Мужем, сильнее тебя, тем, кто был моим первым супругом!
Ты ль не хвалился всегда, что копьем, и рукою, и силой
Можешь легко победить Менелая, любимца Арея?
Что же, ступай, вызывай Менелая, любимца Арея,
Снова с тобою вдвоем в состязанье вступить. Но совет мой:
Лучше останься ты здесь, безрассудно не думай сражаться
И в поединок вступать с русокудрым бойцом Менелаем,
Чтобы немедля тебя не смирил он копьем своим сильным".
И, отвечая, Парис вот такое промолвил ей слово:
"Не говори, о, жена, мне упреков, обидных для сердца.
Ныне меня Менелай покорил при посредстве Афины,
После его покорю, так как боги и нам помогают.
Лучше ложись близ меня, чтобы мы насладились любовью.
Не затмевала любовь никогда мои мысли так сильно,
Даже тогда, как, с тобой Лакедемон отрадный покинув,
На мореходных судах я тебя увлекал и впервые
В неге любви мы слились, на остров Кранаю прибывши.
Весь я исполнен любви и охвачен желанием сладким".
Молвил и к ложу пошел, и супруга пошла за ним следом;
Вместе на ложе резном улеглись они друг подле друга.
Тою порою, как зверь, сын Атрея по воинству рыскал,
Не заприметит ли где Александра, подобного богу,
Но из троянцев никто и никто из союзников славных
Выдать Париса не мог Менелаю, любимцу Арея:
Не утаили б его из приязни, когда б увидали,
Ибо, как черная смерть, он всему ненавистен был войску.
К ним обратившись, тогда царь Агамемнон промолвил:
"Слушайте, мужи троянцы, дардане, союзное войско!
Явно для всех победил Менелай, любимец Арея.
Выдайте ж нам Аргивянку Елену со всем достояньем,
Также военную дань уплатите в размере приличном,
Чтобы и память о ней в поколеньях грядущих осталась".
Так говорил им Атрид, и ахейцы его одобряли.
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Нарушение клятвы. Обход войска Агамемноном.
Боги собрались в совет, на помосте из золота сидя
Подле Зевеса отца, а в средине почтенная Геба
Черпала нектар для них. И, друг друга приветствуя, боги
Пили из чаш золотых и взирали на город троянцев.
Вдруг вознамерился Зевс рассердить волоокую Геру
Колкою речью своей и насмешливо так ей промолвил:
"Две есть защитницы между богинь у царя Менелая, —
Гера Аргивская, с ней и Афина, заступница в битвах.
Но вдалеке они сели, довольствуясь тем, что все видят.
А между тем Афродита, сияя улыбкою нежной,
Всюду следит за Парисом и смерть от него отклоняет;
Так и сегодня спасла, когда он уже думал, что гибнет.
Все же в бою победил Менелай, любимец Арея.
Дайте обсудим теперь, как дела эти нужно устроить.
Снова поднимем войну и смятение битвы жестокой,
Или же дружбу и мир учредим средь обоих народов.
Если одобрите все и покажется так вам приятным,
Город Приама царя пусть останется впредь населенным,
Вместе же с тем Менелай пусть возьмет Аргивянку Елену".
Так он промолвил. Тогда возроптали Афина и Гера.
Рядом сидели они и троянцам беды замышляли.
Но молчалива была и не молвила слова Афина:
Гнев против Зевса отца и ярость ее обуяли.
Гера же злобы в душе не сдержала и так говорила:
"О, жесточайший Кронид! Какое ты слово промолвил!
Хочешь ли сделать мой труд бесполезным? Ужели напрасно
Потом, трудясь, обливалась я? Мои кони устали,
Войско ахейцев сбирая на горе Приаму и детям.
Делай. Но мы, остальные все боги, тебя не одобрим".
Гневаясь сильно, Зевес ей ответствовал Тучегонитель:
"О, беспощадная! Чем же Приам иль Приамовы дети
Так оскорбили тебя, что упорствуешь в злобном желании
Срыть до основ Илион, столь прекрасно устроенный город!
Если бы, в город войдя чрез ворота, за стены большие,
Сразу могла ты пожрать Приама с детьми его вместе,
Также троянцев других, лишь тогда б твоя желчь исцелилась.
Делай по воле своей. Несогласие это отныне
Пусть между мной и тобой не рождает великих раздоров.
Но говорю я тебе, — ты ж в уме мое слово запомни: —
Если и я как-нибудь пожелаю предать разрушенью
Город, где люди живут, которых бы ты возлюбила,
Гневу тогда моему не мешай, но дозволь совершиться.
Я ж уступаю теперь добровольно, хотя неохотно.
Ибо под сводом небес, покрытых звездами, под солнцем
Сколько ни есть на земле городов и людей, там живущих,
Сердцу милей моему наибольше священная Троя,
Старец Приам и народ, копьеносцу Приаму подвластный.
Там на моем алтаре никогда не отсутствует пища,
Ни возлиянья, ни жир; мы дары эти вместе делили!"
И волоокая так отвечала почтенная Гера:
"Из городов на земле наиболее три мне любезны:
Аргос, равно как и Спарта с широкодорожной Микеной.
Ты их разрушь, если сердцу они твоему ненавистны.
Я заступаться за них и препятствовать словом не стану,
Ибо хотя и мешала и гибели их не хотела,
Тщетен мой будет отказ, так как ты несравненно сильнее.
Нужно однако, чтоб труд не остался и мой безуспешным.
Ибо и я ведь богиня и равного рода с тобою.
Кроносом я рождена многоумным и дважды почтенна, —
Тем, что я старше всех прочих, и тем, что твоей называюсь
Милой супругою, ты же царишь над бессмертными всеми.
Лучше бесспорно, чтоб мы уступать согласились друг другу,
Буду тебе уступать, а ты мне, и тогда покорятся
Боги бессмертные нам. Повели же скорее Афине
В грозную битву сойти к аргивянам и к войску троянцев
И попытаться, нельзя ль, чтоб троянцы, нарушивши клятвы,
Первыми стали вредить аргивянам, победою гордым".
Молвила так. Покорился отец и людей, и бессмертных,
Тотчас Афине сказал он такое крылатое слово:
"К стану ахейских дружин и троянских направься скорее
И попытайся, нельзя ль, чтоб троянцы, нарушивши клятвы,
Первые стали вредить аргивянам, победою гордым".
Так, побуждая, сказал он Афине, хотевшей того же,
И с Олимпийских высот она бросилась вниз и помчалась.
Как метеор, что ниспослан был Кроноса хитрого сыном, —
Знаменье чудное для моряков иль обширного войска,
Ярко блестящий, кругом рассыпающий искры без счета, —
Точно такой устремилась на землю Паллада Афина
И среди войска упала. И зрителей ужас наполнил,
Резвых наездников Трои, ахеян в прекрасных доспехах.
Каждый из них говорил, к своему обращаясь соседу:
"Или вернется война и смятение битвы жестокой,
Или же дружбу и мир учредит средь обоих народов
Царь Олимпиец Зевес, кто войною людей управляет".
Так говорили они, аргивяне и мужи троянцы.
И Лаодоку, герою бойцу, Антенорову сыну,
Ставши подобной, Афина с толпою Троянцев смешалась,
Взором ища, не найдет ли Пандара, подобного богу, —
И беспорочно-могучего сына царя Ликаона
Вскоре нашла. Он стоял меж рядами бойцов щитоносцев.
Сильных мужей, что пришли с берегов отдаленных Эзиппа.
Стала богиня вблизи и крылатое молвила слово:
"Хочешь ли слушать меня, рассудительный сын Ликаона?
Быструю должен стрелу ты, осмелясь, пустить в Менелая.
Ты б меж троянцами всеми стяжал благодарность и славу,
А наибольше всего у героя царя Александра.
Тотчас блистательный дар он пришлет тебе, если увидит,
Что Менелай, сын Атрея, любимый Ареем, сраженный
Быстрой твоею стрелой, на костер погребальный восходит.
Что же, повергни стрелой знаменитого сына Атрея,
Дай лишь обет Аполлону Ликийскому, славному луком,
Из первородных ягнят гекатомбой почтить его пышной,
В день, как домой ты вернешься, в свой город священный Зелею".
Так говорила она и его убедила, безумца.
Снял он блестящий свой лук, на который снабдил его рогом
Дикий козел похотливый, им некогда в грудь пораженный.
Сидя в засаде, он подле расселины камня увидел
И поразил его в грудь, и тот навзничь на камень свалился.
Пядей в шестнадцать рога у него ото лба поднимались,
И полировщик рогов искусно приладил их вместе,
Гладко затем обточил, золотые приделав загибы.
Лук свой Пандар натянул и к земле прислонил, положивши,
А впереди со щитами товарищи храбрые стали,
Чтобы не раньше ахейцы отважные с места вскочили,
Чем упадет Менелай, сын Атрея, любимый Ареем.
Крышку колчана подняв, оперенную новую вынул
Он торопливо стрелу — виновницу черных страданий.
И, приложив к тетиве стрелу заостренную, громко
Дал он обет Аполлону Ликийскому, славному луком,
Из первородных ягнят гекатомбой почтить его пышной,
В день, как домой возвратится, в свой город священный Зелею.
Вскоре затем, захвативши стрелу вместе с жилой бычачьей,
Тесно к груди тетиву придавил он, а к луку — железо.
Тотчас, лишь только он рог изогнул в виде круга большого,
Лук зазвенел, тетива застонала, стрела отскочила
Острым концом впереди, пролететь порываясь чрез войско.
Но и тебя, Менелай, не забыли блаженные боги.
Первая Зевсова дочь, что дарует в сраженьи победу,
Стала вблизи и стрелу смертоносную прочь отклонила
И удалила от кожи, поспешно, как мать от ребенка
Муху спешит удалить, когда в сладком он сне отдыхает.
И острие наклонилось туда, где крючки золотые
Пояс держали на нем, как бы панцирь двойной образуя.
В пояс, прилаженный плотно, стрела острием угодила
И проскочила чрез пояс, отделанный с дивным искусством,
Также чрез панцирь она пролетела, украшенный пышно,
И через медь, что на теле носил он, защиту от копий,
Больше всего охранявшую мужа. Ее пронизавши,
Кожу на теле героя стрела оцарапала сверху;
В то же мгновение черная кровь заструилась из раны.
Точно слоновая кость, что в Меонии или в Карии
Женщина пурпуром красит, чтоб конский нащечник сготовить;
Долго в жилище ее он лежит, и наездников много
Тщетно желают его получить, — он царю достается
На украшенье коню, самому же вознице на славу:
Так у тебя, Менелай, обагрилися черною кровью
Сильные бедра и голени, также прекрасные ступни.
И содрогнулся в то время владыка мужей Агамемнон,
Видя, как черная кровь заструилась из раны героя.
Также и сам Менелай содрогнулся, любимец Арея,
Но как взглянул, что зазубрины меди остались наружу,
Тотчас в груди у него успокоилось храброе сердце.
Тяжко стеная, тогда Агамемнон владыка промолвил,
За руку взяв Менелая, — и, внемля вздыхала дружина:
Милый мой брат! Видно, к смерти твоей дал я клятвы союза,
Выслав тебя одного за ахеян с троянцами биться.
Вот поразили троянцы тебя, клятвы мира поправши.
Но не напрасно свершаются клятвы, заклания агнцев,
И возлиянья вина и пожатия рук при союзах.
Если досель Олимпиец еще не воздал за измену,
Все ж он, хоть поздно воздаст. За нее они многим заплатят —
И головою своей, и детьми, и супругами также.
Твердо уверен мой ум, и я это предчувствую сердцем:
Будет когда-либо день, и погибнет священная Троя,
Старец погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Зевс ополчится Кронид, в эфире высоко живущий,
Мрачной эгидою сам против них потрясет он во гневе
И отомстит за обман; это сбудется все неизбежно.
Но по тебе, Менелай, буду тяжкою скорбью терзаем,
Если ты ныне умрешь, и свершится судьба твоей жизни.
В Аргос безводный тогда возвращусь я, позором покрытый,
Ибо по крае родном затоскуют ахеяне вскоре.
На похвальбу и Приаму, и прочим троянцам оставим
Мы аргивянку Елену, твои же истлеют здесь кости,
Лежа в троянской земле, а твой подвиг останется тщетным.
Будет хвалиться тогда не один из надменных троянцев
И, Менелаев курган попирая ногами, он скажет:
"Так безуспешно пускай и в грядущем Атрид Агамемнон
Гнев проявляет, как ныне под Трою привел он ахеян!
Ибо домой возвратился в любезную отчую землю
Он на пустых кораблях, а бойца Менелая оставил!
Скажет он так. Пусть земля подо мною расступится раньше".
И, ободряя его, Менелай русокудрый промолвил:
"Ты успокойся, чтоб страх не вселился в ахейское войско.
Не на опасное место стрела заостренная пала.
Сверху меня защитил ярко-блещущий пояс, а снизу
Панцирь и медный покров, кузнецами сработанный крепко".
И, отвечая ему, Агамемнон владыка промолвил:
"Если бы так оно было, о, брат Менелай мой любезный!
Рану исследует врач и наложит целебное средство,
Чтобы избавить тебя от черных страданий и боли".
Так он сказал, и Талфибию, славному вестнику, молвил:
"Ты призови поскорей, о, Талфибий, сюда Махаона,
Мужа-бойца, Эскулапа, врача беспорочного, сына.
Пусть он осмотрит вождя Менелая, любимца Арея.
Некий хороший стрелок из ликийских мужей иль троянских
Ранил стрелою его, на славу себе, нам на горе".
Так он промолвил и, внявши, его не ослушался вестник.
Он торопливо пошел чрез толпу меднобронных ахейцев,
Мужа ища Махаона. Его он увидел стоящим,
И окружали героя ряды щитоносцев могучих,
Тех, что с ним прибыли вместе из Троки, богатой конями.
Ставши вблизи от него, он промолвил крылатое слово:
"Сын Эскулапа, идем! Зовет тебя царь Агамемнон,
Чтоб осмотрел ты вождя Менелая, любимца Арея.
Некий хороший стрелок из ликийских мужей иль троянских
Ранил стрелою его, на славу себе, нам на горе".
Так он промолвил и сердце в груди Махаона встревожил.
Оба, идя чрез толпу по широкому войску ахейцев,
К месту пришли, где стрелой был сражен Менелай русокудрый.
Лучшие мужи вожди обступили его полукругом,
Он находился средь них и казался похожим на бога.
Тотчас извлек Махаон ту стрелу, что вонзилась за пояс,
И, вынимая ее, изломал все зазубрины меди.
Пояс затем развязал он блестящий, под поясом панцирь,
Также и медный покров, кузнецами сработанный крепко.
Рану затем осмотрел, где стрела заостренная пала,
Высосал кровь и, целя, облегчающим зельем посыпал,
Тем, что когда-то Хирон дал отцу его в память о дружбе.
Так хлопотали они вкруг Атрида, бесстрашного в бое.
Тою порою ряды копьеносцев троянцев смыкались;
Вспомнив о битве, опять облекались в доспехи данайцы.
Если б ты видел тогда Агамемнона, равного богу,
Не показался б тебе он дрожащим иль сонным,
Иль не желающим биться. Он в доблестный бой порывался
И колесницу покинул, блиставшую медью, и быстрых,
Тяжко храпевших коней. Их держал наготове соратник,
Эвримедон, храбрый сын Птоломея, Пиреева сына.
Царь приказал ему близко держаться с конями, на случай
Если войска обходя, он почувствует в членах усталость.
Сам же пошел он пешком вдоль рядов и осматривал войско.
К тем из мужей быстроконных, чье видел он к битве усердье,
Царь подходил, укрепляя их бодрость такими словами:
"С бурною силой теперь собирайтесь, аргивские мужи!
Ибо отец наш Зевес помогать вероломным не станет.
Те, что нарушили первые мира священные клятвы,
Коршунов будут потом насыщать своей кожей истлевшей.
Мы же их милых супруг, с их детьми неразумными вместе
На кораблях увезем, когда вражеский город разрушим".
Если ж он видел мужей, кто от грозной войны уклонялся,
Сильно он тех порицал, обращая к ним гневное слово:
"Трусы, мишени для стрел! Неужель вам не стыдно, ахейцы!
Что вы стоите, на месте застывши, как юные лани,
Если они, пробежав по равнине большой и уставши,
Вдруг неподвижно стоят и в душе у них нет больше силы, —
Так цепенеете вы и стоите, и в бой не идете.
Уж не хотите ли ждать, чтоб троянцы пришли сюда близко,
К пышным кормам кораблей, на прибрежие моря седого,
И убедиться, не Зевс ли своей вас покроет рукою".
Так обходя все ряды, проявлял свою власть Агамемнон.
Прежде всего чрез толпу он направился к воинству критян.
В бой снаряжались они вкруг могучего Идоменея;
Он впереди находился, по силе похожий на вепря,
А Мерион побуждал остальные фаланги к сраженью.
Радость в душе ощутил, их увидевши, царь Агамемнон;
К Идоменею тогда обратился он с ласковым словом:
"Идоменей, ты милее мне всех быстроконных данайцев,
Как на войне, так равно и во всяком другом предприятьи,
Также средь пира, когда предводители войска ахеян
В кубках почетных вино искрометное сами мешают, —
Ибо прекрасноволосые все остальные ахейцы
В меру лишь пьют; пред тобой же одним вечно полная чаша,
Как предо мною, стоит — и мы пьем по желанию сердца.
В битву теперь устремись, — будь таким, как ты прежде стремился".
Идоменей полководец на это сказал, отвечая:
"Да, сын Атрея! Тебе я останусь товарищем верным,
Как обещал до сих пор и кивнул головой в знак согласья.
Лучше других побуждай ты прекрасноволосых ахейцев
Дабы сраженье скорей началось, — оттого что троянцы
Клятву свою преступили; их смерть впереди ожидает,
Бедствия ждут их за то, что нарушили первые клятву".
Так он сказал, и Атрид удалился, обрадован сердцем,
И, проходя чрез толпу, он направился дальше к Аяксам.
В бой они шли, а за ними шли пешие воины тучей.
Как иногда замечает пастух, что над морем
Туча несется, гонимая бурным дыханьем Зефира;
Издали кажется, будто чернее смолы над водами
Шествует грозно она и приносит великую бурю,
И, содрогнувшись, скорей он в пещеру овец загоняет, —
Так за Аяксами вслед, поспешая в жестокую битву,
Черной толпой подвигались густые фаланги героев,
Зевса питомцев, щитами и копьями грозно сверкавших.
Радость в душе ощутил, их увидевши, царь Агамемнон,
И, обращаясь к вождям, он промолвил крылатое слово:
"Вам, о, Аяксы, вожди Аргивян меднобронных, не стану
Я приказанья давать; вас к войне побуждать неприлично:
Сами всегда вы народ побуждаете силой сражаться.
Если б, о, Зевс, наш отец, о, царь Аполлон и Афина,
Сердце такое все мужи имели как ваше,
Скоро бы рухнул тогда крепкий город владыки Приама,
Нашею взятый рукой и разрушенный до основанья".
Так он сказал и от них удалился, к другим направляясь.
Нестора встретил потом, кто в Пилосе гремел на собраньях.
Ныне товарищей в бой, побуждая сражаться, он строил
Вкруг Пелагона большого, Аластора с Хромием вместе,
Вкруг Гелиона царя и Биаса, владыки народов.
Конных мужей, колесницы с конями вперед он подвинул,
Пеших в огромном числе позади поместил самых сильных, —
Битвы надежный оплот, — а трусливых поставил в средину,
Чтобы и нехотя каждый из этих сражался по нужде.
Начал он конных мужей наставлять и советовал в битве
Крепко держать лошадей, не бросаясь толпой в беспорядке:
"Пусть никто из возниц, полагаясь на силу и ловкость,
Не пожелает один раньше прочих с троянцами биться
И не отступит назад, ибо так одолеют вас легче.
Если же кто из своей перейдет колесницы к другому,
Тот оставайся с копьем, — так гораздо полезнее будет.
Некогда наши отцы, соблюдавшие мудрость такую,
Храбрость имея в груди, города разрушали и стены".
Так побуждал их старик, с давних пор многоопытный в битвах.
Радость при виде его ощутил Агамемнон владыка,
И, обращаясь к нему, он промолвил крылатое слово:
"Если б колени твои, как и сердце в груди твоей милой,
Были послушны тебе, о, старик, и ты крепок был силой!
Но удручает тебя, как и всех одинаково, старость.
Пусть бы другой был таким, а тебе оставаться бы юным".
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Сам бы хотел я, Атрид, и до ныне быть столь же могучим,
Как и в то время, когда умертвил я Эревфалиона.
Но не дают человеку все вместе бессмертные боги.
Некогда молод я был, а теперь вот надвинулась старость.
Все же я с конными в бой отправляюсь, советом и словом
Буду их там наставлять: таково преимущество старцев.
Копья метать будут те, кто моложе меня и к оружью
Больше пригоден, чем я: они силе своей доверяют".
Так он сказал, и Атрид удалился, обрадован сердцем.
И повстречался ему Менесфей, знаменитый наездник,
Сын Петеоса, средь войска Афинян, искусных в сраженьи,
А в стороне от него стоял Одиссей многоумный,
Непобедимой толпой кефаллонских мужей окруженный.
Бурный сражения крик сюда не достиг до их слуха.
Ибо недавно еще устремились фаланги Ахейцев
И быстроконных троянцев. Они ж, оставаясь на месте,
Ждали, покуда другие ряды аргивян подоспеют
И нападут на троянцев, и общая битва начнется.
И, негодуя, на них посмотрел Агамемнон владыка;
К ним обращаясь, тогда он промолвил крылатое слово:
"Сын Петеоса царя, питомца Зевеса Кронида,
Также и ты, о, лукавец, исполненный злобных обманов,
Что вы стоите вдали и дрожите, надеясь на прочих?
Лучше пристало бы вам средь передних бойцов находиться,
С ними стоять, чтоб на встречу горячему броситься бою.
Ибо я раньше других вас обоих на пир призываю,
Если вожди аргивян пировать собираются вместе.
Жареным мясом тогда вам отрадно питаться и кубки,
Полные сладким вином, осушать, сколько сердцу угодно.
Ныне приятно вам ждать, хоть бы в десять рядов перед вами
Дети ахейцев пошли сражаться безжалостной медью".
Но, исподлобья взглянув, отвечал Одиссей многоумный:
"О, что за слово, Атрид, из уст твоих вырвалось ныне!
Как ты решился сказать, что хочу уклониться от боя?
Чуть лишь троянцы и греки возбудят работу Арея, —
Скоро увидишь и сам, если хочешь, и так озабочен, —
Нежный отец Телемаха смешается с рядом передним
Конных троянских бойцов. Это слово сказал ты на ветер".
И, улыбаясь, промолвил ему Агамемнон владыка, —
Гнев Одиссея заметив, он взял свое слово обратно:
"Зевса потомок, Лаерта дитя, Одиссей многоумный!
Сильно тебя укорять и давать приказанья не стану,
Ибо я ведую сам, что душа в твоей груди любезной
Мудрых советов полна; ты о том же, что я, помышляешь.
Двинься вперед; мы потом все загладим, коль слово дурное
Сказано было. Пусть Зевс его сделает тщетным, как ветер".
Так он сказал и от них удалился, к другим направляясь,
К сыну Тидея пошел, к Диомеду, великому духом.
Средь боевых колесниц и коней он стоял неподвижно,
Рядом же с ним находился Сфенел, храбрый сын Капонея.
И, негодуя на них посмотрел Агамемнон владыка.
К ним обращаясь, тогда он промолвил крылатое слово:
"Горе! Коней укротителя сын — воеводы Тидея!
Что ты от страха дрожишь и на поле сражения смотришь?
Нет, твой родитель Тидей так дрожать не любил от испуга;
Больше любил воевать он с врагами пред милой дружиной.
Так говорят, кто видал его в деле. Я с ним не встречался,
Сам я не видел его. Говорят, он храбрее был прочих.
Некогда он и герой Полиник богоравный, как гости,
В город Микены пришли, не воюя, а войско сбирая,
Чтобы войною идти на священные Фивские стены;
Долго молили они дать им в помощь союзников славных;
Те соглашались им дать и условия их одобряли.
Только Зевес помешал, посылая дурные приметы,
И удалились они, к берегам возвращаясь Азопа,
Что меж густых камышей по зеленым лугам протекает.
Вестником снова тогда снарядили ахейцы Тидея.
Он же пошел и в пути многочисленных встретил фиванцев,
Кадма детей, во дворце Этеокла царя пировавших.
Только наездник Тидей, хоть и был среди них чужеземцем,
Не испугался, один очутившись средь многих кадмейцев.
Вызвал он всех на борьбу и легко победил в состязаньи;
Так помогала ему богиня Паллада Афина.
Гнев затаивши, коней усмирители мужи кадмейцы
Против него на возвратном пути поместили в засаде
Юных бойцов пятьдесят, под начальством двоих полководцев,
Меона, сына Гемона, с бессмертными равного мужа,
И Полифонта, что жаждал войны, Автофонова сына.
Но приготовил Тидей и всем этим позорную гибель:
Всех умертвил и домой одному только дал возвратиться.
Меона он отослал, повинуясь знамениям неба.
Вот он каков был Тидей Этолийский. Но сына родил он,
Худшего в битве, чем он, хоть способного больше на речи".
Так он сказал. Ничего Диомед не ответил могучий,
Но порицанье почтенного мужа почтительно принял.
А Копанея отважного сын возразил и промолвил:
Не говори, сын Атрея, так лживо, ты, знающий правду!
Лучше гораздо отцов мы считаем себя справедливо.
Мы покорили и Фив семивратных высокую крепость,
Хоть к недоступным стенам привели недостаточно войска,
В знаменья веря богов, полагаясь на Зевсову помощь.
Наши отцы между тем по своей же вине там погибли,
И потому не равняй ты отцов наших в доблести с нами".
Мощный тогда Диомед, исподлобья взглянув, ему молвил:
"Друг мой, ты стой и молчи, моему повинуйся совету.
Я укорять не хочу Агамемнона, пастыря войска,
Если он в бой побуждает ахеян в прекрасных доспехах.
Ибо ему же хвала воспоследует, если ахейцы
Трои сынов истребят, Илион ниспровергнув священный;
Также ему будет скорбь, если войско ахейцев погибнет.
Но перестань и скорей об отваге неистовой вспомним".
Молвил, в оружьи потом соскочил с колесницы на землю.
И на груди у царя соскочившего медь загремела,
Страшно звуча, — так что робость объяла б и храброго сердцем.
Точно морские валы, подымаемы западным ветром,
К многоотзывным брегам, громоздясь друг на друга, стремятся,
Вспучась на море сперва, разбиваются после о землю,
Грозно бушуют на ней и, вдоль скал изгибаясь прибрежных,
Мчатся наверх, далеко изрыгая соленую пену, —
Так, друг за другом стремясь, непрерывно на бой подвигались
Храбрых данайцев ряды. И давали вожди приказанья,
Каждый фалангам своим. Все же молча ступали, в безмолвном
Страхе пред властью царей, — и никто б не поверил, что столько
Воинов рядом идет, имеющих голос в гортани.
Ярко пестрели на всех одетые ими доспехи.
Войско троянцев меж тем на овец походило несчетных,
Если доят молоко их в загоне богатого мужа,
И, услыхавши самцов, они вместе блеять начинают:
Гул непрерывный такой по троянскому войску носился.
Не одинаков был бранный их клик; они разно вопили
Все на своих языках, ибо мужи сошлись отовсюду.
Всех их Арей побуждал, а данайцев — Паллада Афина,
Трепет и Страх и в желаньях своих ненасытная Распря, —
Распря, которая в мир чуть заметной приходит, а вскоре
Грозно идет по земле, головой в небеса упираясь.
Это она среди войска взаимную сеяла ярость,
Через толпу проходя и стенанья мужей умножая.
Только что, вместе сойдясь, на одной они стали поляне.
Встретились кожи и копья, и силы мужей меднобронных,
Выпукло-круглые сшиблись со звоном щиты со щитами,
И от сражения гул поднимался вокруг многозвучный.
Вместе сливались в нем крик ликованья и вопли героев,
Тех, кто погиб и кто губит; земля обагрилась их кровью.
Как, ниспадая с горы, из огромных источников снежных,
Зимней порой два потока средь общей долины сливают
Бурные воды свои и глубокий овраг образуют,
И далеко на горах пастуху их волнение слышно, —
Так от столкнувшихся войск и грохот поднялся и ужас.
Первый сразил Антилох копьеносца троянского мужа,
Славу передних бойцов, Эхепола, Фализия сына.
По верху шлема его густогривого первый ударил,
В лоб он оружье вонзил, и в кость Эхеполу проникла
Острая медь глубоко, — и тьма его очи покрыла.
Рухнул на землю герой, словно башня, в жестоком сраженьи.
Павшего за ноги быстро схватил Элефенор владыка,
Сын Халкодона, абантов, отважных душой, полководец,
И поволок из под стрел, желаньем горя поскорее
С трупа доспехи совлечь, но не долго желание длилось.
Ибо герой Агенор, увидав, что он тело волочит,
И, наклонившись, свой бок обнажает, щитом не покрытый.
Медное бросил копье и лишил его члены движенья.
Вылетел дух из него, а над ним аргивян и троянцев
Гибельный бой запылал; точно волки, один на другого
Дико бросались они; человек с человеком сцеплялся.
После Аякс Теламонид убил Симоисия, сына
Анфемиона, цветущего юношу. С Иды спускаясь
Вместе с родными своими, чтоб стадо овечье проведать,
Некогда мать родила его в свет на брегах Симоиса, —
Он оттого Симоисием назван. Родителей милых
Не наградил за труды воспитания, ибо недолгий
Прожил он век, усмиренный копьем Теламонова сына.
Тот на ходу поразил его в грудь, от сосца недалеко
Правого; вышло копье через спину, насквозь пролетевши
И повалился он наземь во прах, как чернеющий тополь,
Выросший в низменном месте, среди луговины огромной,
Стройный и ветви свои напрягающий прямо к вершине,
Если его вдруг подрубит секирой блистающей плотник,
Чтобы согнуть колесо для прекрасной большой колесницы,
И, засыхая, лежит он, сраженный, вдоль берега речки:
Так поразил Симоисия, Анфемионова сына,
Зевса потомок Аякс. А в него сквозь толпу сын Приама,
В панцире светлом Антиф копье заостренное бросил,
Но, промахнувшись, в Левкона попал, Одиссеева друга,
В пах его ранил, меж тем как он влек Симоисия тело.
Наземь он лег подле трупа, который из рук его выпал.
Сильно тогда Одиссей огорчился душой по убитом,
Между передних бойцов, яркой медью одет, появился,
Близко к врагам подошел и, с угрозой кругом озираясь,
Бросил сверкающий дрот. Отступили троянцы, увидев,
Как размахнулся герой. И стрела не напрасно помчалась,
В Демокоона попала, побочного сына Приама.
Из Абидоса пришел он, страны кобылиц быстроногих,
И, за товарища мстя, Одиссей поразил его дротом
Прямо в висок; из другого виска, проскочивши навылет,
Острая вышла стрела, и тьма его очи покрыла.
Наземь он шумно упал и доспехи на нем загремели.
И отступили передние мужи и доблестный Гектор.
С криком тогда аргивяне, убитых тела увлекая,
Все устремились вперед. То увидев с Пергамской твердыни,
Гнев ощутил Аполлон и, крича, ободрил он Троянцев:
"Смело, коней укротители! В битве врагам не сдавайтесь!
И у данайцев тела не из камня и не из железа,
Чтоб устоять против медной стрелы, рассекающей кожу.
Да и к тому ж Ахиллес, сын Фетиды прекрасноволосой,
В битву не вышел, но гнев, изнуряющий душу, питает".
С крепости так говорил грозный бог. Той порою дочь Зевса,
Славная Тритогенея к борьбе побуждала ахейцев,
Через толпу проходя и усталых бойцов ободряя.
Рок между тем оковал Амарикова сына Диора,
Ибо он в ногу был ранен громадным булыжником острым,
В правую голень. Его поразил полководец Фракийцев,
Сильный Пирой, сын Имбраса, из города Эны пришедший.
Кости ему раздробил неистовый камень и жилы
Обе порвал, и он навзничь во прах повалился на землю,
Руки к любезным друзьям простирая, дыша через силу.
Тут подбежал поразивший его полководец Фракийцев.
В тело Диора внзил он копье, от пупка недалеко.
Внутренность вылилась наземь, и тьма ему очи покрыла.
Но Эталиец Фоас, чуть Пирой наклонился над трупом,
В грудь его ранил копьем, близ сосца; медь проникла до легких.
Тотчас Фоас подбежал, из груди у Пироя обратно
Тяжкое вынул копье, и, острый свой меч обнажая,
Быстро в живот посредине вонзил и лишил его жизни,
Только доспехов с него не совлек: подоспела дружина,
Войско чубатых фракйцев, уставивших длинные копья,
И отогнали его. И хоть был он высок и бесстрашен,
Силой цветущей владел, все же дрогнул, назад отступая.
Так распростерты в пыли, друг близь друга они оставались,
Храбрых фракийских дружин, а равно меднобронных Эпеян
Двое вождей. И кругом было много других умерщвленных.
Не охулил бы такого сраженья и муж посторонний,
Если б в средину проникнуть он мог, острой медью не ранен,
Если б его провела среди войска Паллада Афина,
За руку взявши и прочь отклоняя неистовство копий:
Ибо не в малом числе аргивяне в тот день и троянцы
В землю уткнулись лицом, распростертые друг подле друга.
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
Подвиги Диомеда.
Тою порой Диомеду богиня Паллада Афина
Мощь и отвагу дала, чтобы он отличился в сраженьи
Перед ахейцами всеми и славой покрылся отрадной.
Шлем Диомеда и щит она блеском зажгла неослабным,
Равным сиянью звезды, что, омывшись в волнах океана,
Ночью осенней горит меж звездами, — видна отовсюду:
Вкруг головы и вкруг плеч она так осияла героя
И устремила в средину, туда, где толпа и смятенье.
Был меж троянцами некий Дарес, муж, богатством цветущий,
Жрец беспорочный Гефеста. И двух сыновей возрастил он,
Опытных в каждом сраженьи: Идея бойца и Фегея.
Оба, отстав от своих, Диомеду навстречу помчались.
На колеснице они, он же пеший на бой устремился.
Только что, друг наступая на друга, сошлись они близко,
Первый Фегей, сын Дареса, копье длиннотенное бросил,
Но острие пролетело над левым плечом Диомеда
И не коснулось его; сын Тидея тогда устремился
С медью, и дрот не напрасно был пущен рукою могучей:
В грудь меж сосцов он Фегея ударил, свалив с колесницы.
Тотчас Идей соскочил, колесницу свою покидая,
И не дерзнул заступиться за тело убитого брата.
Сам бы в то время едва ли избег он погибели черной,
Если б Гефест не помог и не спас его, тьмою одевши,
Чтобы не слишком душой убивался божественный старец.
В сторону быстрых коней отогнал Диомед, сын Тидея,
И передал их друзьям отвести к кораблям многоместным.
Только что мужи троянцы детей увидали Дареса,
Первого быстро бегущим, другого лежащим во прахе,
Все содрогнулись душой. Синеокая тотчас Афина,
За руку взяв, обратилась к бессмертному богу Арею:
"Кровью покрытый Арей, мужегубец Арей, стен крушитель!
Не предоставим ли мы аргивянам и войску троянцев
Биться, кому бы из них ни назначена слава Зевесом,
Не удалимся ли мы, чтобы Зевсова гнева избегнуть?"
Так говоря, увела она бурного бога из битвы
И на крутом берегу у потока Скамандра его посадила.
Стали ахейцы троянцев теснить. Каждый вождь аргивянин
Мужа убил. — И всех раньше владыка мужей Агамемнон
Одия сбил с колесницы, вождя ализонов большого,
В спину ему между плеч угодил он копьем, когда в бегство
Тот обратиться хотел, и копье через грудь проскочило.
Грузно он назем упал, и доспехи на нем загремели.
Идоменеем был сын умерщвлен мэонянина Бора
Фест богоравный, — пришел он из Тарны, земли плодоносной.
Идоменей, знаменитый метатель, в плечо его ранил
Правое длинным копьем, когда этот вступал к колесницу;
Вниз он свалился и тьма ненавистная им овладела.
Идоменеевы слуги с убитого сняли доспехи.
Строфия сын, многоопытный в деле охоты Скамандрий
Был заостренным копьем Менелая Атрида повергнут,
Славный охотник: сама Артемида его научила
Диких зверей убивать — всех питаемых лесом нагорным.
Не помогла Артемида ему, возлюбившая стрелы,
Не помогли состязанья в стрельбе, где блистал он когда-то.
Но знаменитый метатель копья Менелай, сын Атрея,
В спину его меж плечами копьем поразил, когда в бегство
Он обратился — насквозь через грудь острие пролетело.
Ниц он свалился во прах, и доспехи на нем загремели.
Вождь Мерион умертвил Фереклая, дитя Гармонида,
Мужа строителя: всякое тонко умел он изделье
Строить руками, — его возлюбила Паллада Афина.
Он и царю Александру суда соразмерно построил —
Бедствий причину, принесшие горе всем жителям Трои,
Также ему самому: приговора богов он не ведал.
Храбрый герой Мерион, догоняя его и настигнув,
В правое ранил бедро, и насквозь под седалищной костью
Вышло с другой стороны острие, чрез пузырь пролетевши.
Пал на колени, стеная, и вскоре был смертью окутан.
После Мегет умертвил Антенорова сына Педея;
Сыном побочным он был, но его воспитала Феана
Нежно с детьми наравне, своему угождая супругу.
И знаменитый метатель копья, сын Филея, приблизясь,
В заднюю часть головы его ранил копьем заостренным.
Медь пролетела насквозь через зубы, язык перерезав.
В прах он свалился, холодную медь прикусивши зубами.
Вождь Еврипил, Эвемона дитя, умертвил Гипсенора,
Долониона бесстрашного сына, который был избран
Бога Скамандра жрецом и, как бог, почитался народом.
С ним-то сойдясь, Еврипил, блистательный сын Эвемона,
В бегство сперва обратил и в плечо его ранил вдогонку;
После, с мечом устремившись, отсек ему правую руку.
Окровавленная пала рука на долину, а очи
Были багровою смертью и мощной судьбою закрыты.
Так в это время они среди битвы жестокой трудились.
А про Тидеева сына не знал бы ты, где он сражался:
В строе ль троянских героев, в рядах ли ахейского войска.
Он бушевал по долине подобно реке, что весною
Бухнет от талых снегов и, стремясь, прорывает плотины;
Не остановят ее все плотины, хоть сделаны крепко,
И не удержат ограды на нивах, роскошно цветущих,
Если вдруг хлынет она, отягченная ливнем Зевеса,
Много цветущих трудов поселян на пути разрушая:
Так перед сыном Тидея густые фаланги троянцев
В страхе метались, не в силах стоять, хоть и было их много.
Чуть лишь завидел его блистательный сын Ликаона,
Как по долине один бушевал он, смиряя фаланги,
Тотчас он лук свой кривой натянул против сына Тидея
И угодил в нападавшего: выпуклый панцирь пробивши,
В правое ранил плечо. И с другой стороны через тело
Горькая вышла стрела, и броня обагрилася кровью.
Громко тогда закричал блистательный сын Ликаона:
"Двиньтесь вперед, о, троянцы, коней укротители резвых!
Первый мной ранен ахейский герой, и он, чаю, не долго
Против жестокой стрелы устоит, если вправду владыка
Феб, сын Зевеса, подвигнул меня из Ликии явиться".
Так он хвалился, но не был стрелой укрощен сын Тидея.
В сторону он отошел, отыскал лошадей с колесницей
И Капанеева сына Сфенела окликнул, промолвив:
Сын Капанея любезный! Сюда! Соскочи с колесницы,
Горькую эту стрелу извлеки из плеча поскорее!
Так он промолвил. Сфенел соскочил с колесницы на землю;
Быстро извлек из плеча он стрелу, пронизавшую тело;
Брызнула кровь высоко сквозь кольчатый панцирь из меди.
Громко взмолился тогда Диомед, среди боя отважный:
"Внемли, могучая дочь Эгидодержавного Зевса!
Если когда-либо мне иль отцу ты с намереньем добрым
В грозном являлась бою, будь, Афина, теперь благосклонна!
Дай на пространство копья подойти, дай настигнуть мне мужа,
Кто и попал в меня первый и ныне кричит, похваляясь,
Будто не видеть мне больше сиянье блестящего солнца".
Так говорил он, молясь. Услыхала Паллада Афина,
Легкими сделала члены героя — и ноги, и руки —
Стала вблизи и такое сказала крылатое слово:
"Ныне дерзай, Диомед, ополчись на троянское войско,
Ибо в груди у тебя я отцовскую мощь возбудила,
Неустрашимость его, щитоносца возницы Тидея,
Также сняла с твоих глаз я тот мрак, покрывавший их прежде,
Чтоб хорошо отличать ты умел человека от бога.
Ныне поэтому, если бессмертный придет, вызывая,
Против бессмертных богов не дерзай выступать и сражаться,
Против всех прочих; но если б Зевесова дочь Афродита
В битву вмешалась — ее ты ударь заостренною медью".
Так синеокая молвила и удалилась Афина.
Сын же Тидея с бойцами передними снова смешался.
Сильно и прежде душою хотел он с троянцами биться,
Ныне же втрое сильней овладела им ярость, как будто
Львом, если в поле его пастух близь овец густошерстых
Ранил слегка, не убив, чрез ограду готового прыгнуть;
Ярость он в нем возбудил и уже защищаться не смеет,
Но притаился в хлеву, и дрожат беззащитные овцы,
Жмутся друг к дружке, одна на другую становятся в страхе;
Из глубины же двора лев, терзаемый яростью, скачет:
Так Диомед разъяренный смешался с толпою троянцев.
Там Астиноя убил он и пастыря войск Гиперона, —
Первого выше сосца ранил дротом, окованным медью,
Длинным мечом вдоль плеча поразил он второго в ключицу,
И отделилось плечо от спины Гиперона и шеи.
Их усмирив, Диомед Полиида с Абантом встречает —
Двух сыновей старика сногадателя Эвридаманта.
Плохо старик толковал сновидения их пред разлукой,
Ибо теперь Диомед обнажил их тела от доспехов.
Ксанфа с Фооном настиг он потом, — сыновей двух Фенопса,
Нежно любимых; его удручала угрюмая старость;
Сына другого не ждал он, кому завещать достоянье.
Их Диомед умертвил, дух любезный исторг у обоих
И безутешную скорбь и стенанья отцу их оставил,
Ибо детей он не встретил живыми пришедшими с поля,
И достоянье его меж собою родня поделила.
После он двух умертвил сыновей Дарданида Приама,
Хромия и Эхемона, в одной колеснице стоявших.
Точно как лев, что, на стадо бросаясь, ломает зубами
Шею бычку или телке, пасущимся в чаще тенистой, —
Так Диомед их обоих заставил сойти с колесницы,
Не по добру, против воли, потом обнажил от доспехов.
А лошадей передал своим слугам, чтоб к флоту погнали.
Видя таким Диомеда, войска сокрушавшим рядами,
Двинулся с места Эней, через бой, сквозь смятение копий,
Всюду ища, не найдет ли подобного богу Пандара.
И, отыскав беспорочного сына царя Ликаона,
Стал он вблизи перед ним и такое сказал ему слово:
"Где же твой лук, о, Пандар, где крылатые стрелы, где слава?
В ней состязаться с тобой ни единый здесь муж не дерзает,
Да и в Ликии никто над тобой не гордится победой.
Что же, дерзай! Помолившись Зевесу, стреляй в того мужа,
Кто бы он ни был. Троянцам он бед причиняет немало,
Ибо расслабил колени у доблестных многих героев.
Или, быть может, то бог, на троянцев сердясь из-за жертвы,
Мстит нам теперь: тяжело отомщенье бессмертного бога".
И, отвечая, промолвил блистательный сын Ликаона:
"О, достославный Эней, меднобронных троянцев советник,
Я по всему узнаю в нем могучего сына Тидея,
И по щиту, и по шлему с отверстьями в медном забрале,
Также по виду коней. Все ж не знаю, не бог ли пред нами.
Если же это и муж, как сказал я, сын храбрый Тидея,
То не без помощи бога свирепствует он. Из бессмертных
Кто-то стоит близ него, вокруг тела окутанный тучей.
Быструю он отклонил ту стрелу, что задела героя.
Ибо недавно попал я в него, и стрела пролетела,
Правое ранив плечо, насквозь через выпуклый панцирь.
Я уже думал, что в область Аида его ниспровергнул,
А между тем не убил: знать рассерженный бог помешал мне.
Только со мною здесь нет лошадей с боевой колесницей.
В доме отца Ликаона стояло одиннадцать пышных
Новых вполне колесниц — покрывала вкруг них простирались.
Лошади по две на упряжь, близь каждой из них находились;
Полбу они поедали и белым питались ячменем.
Старый боец Ликаон во дворце своем, созданном пышно,
Долго меня наставлял, когда я собирался в дорогу.
Он же наказывал мне, чтобы конный, войдя в колесницу,
Я в беспощадном бою над троянским начальствовал войском.
Но не послушался я (хоть гораздо полезнее было б),
Ибо коней пожалел я, боясь, как бы здесь в многолюдстве
В корме они не нуждались, привыкши питаться обильно.
Так их оставил я дома и в Трою отправился пеший,
Луку доверясь, но он ни насколько мне не был полезен.
Ибо уже против двух я его натянул полководцев
Сына Тидея и сына Атрея. — Попавши в обоих.
Пролил я, правда их кровь, но и больше зато раздразнил их.
Видно под знаменьем мрачным с гвоздя этот лук изогнутый
Снял я в тот день, как сюда, в Илион, мною нежно любимый,
Войско троянцам повел богоравному Гектору в помощь.
Если вернусь я домой и своими увижу глазами
Отчую землю, жену и дворец наш, высоко покрытый,
Пусть мою голову с плеч отсечет супостат иноземец,
Если кривой этот лук я в сияющий пламень не брошу,
Раньше сломив, ибо спутник он был бесполезный, как ветер".
И, отвечая, Эней, вождь троянский, на это промолвил:
"Так говорить ты не должен. Не может ничто измениться,
Прежде чем мы на конях в боевой колеснице не встретим
Этого мужа вдвоем и оружьем его испытаем.
Но поспеши, подымись в колесницу ко мне и увидишь,
Тросовы кони какие, — как быстро они по долине
Мчатся вперед и назад, то преследуя, то отступая.
Нас они в город умчат и спасут, если Зевсу угодно
Силу опять даровать Диомеду, Тидееву сыну.
Что же, возьми, если хочешь, и бич, и блестящие вожжи,
Я же сойду с колесницы, чтобы с Диомедом сражаться;
Или же ты с ним сражайся, а я буду править конями".
И, отвечая, промолвил блистательный сын Ликаона:
"Сам бы, Эней, ты и вожжи держал, сам бы правил конями,
Ибо с возницей знакомым они колесницу кривую
Легче помчат, коль бежать нам придется пред сыном Тидея.
Если твой окрик они не услышат, боюсь — от испуга
Как бы не сбились они, отказавшись нас вынести с боя.
И, устремившись, тогда сын Тидея, могучий наездник,
Нас умертвит, и коней наших твердокопытных угонит.
Вот отчего ты сам колесницею правь, и конями.
Я же, коль он нападет, его встречу копьем заостренным".
Так говоря, в колесницу узорную оба вступили
И на Тидеева сына коней устремили отважно.
Вскоре Сфенел их увидел, блистательный сын Капанея,
И, обратясь к Диомеду, крылатое слово промолвил:
"О, Диомед, сын Тидея, товарищ, отрадный для сердца,
Двух вижу сильных мужей, что желают с тобою сразиться;
Неизмерима их мощь. То — искусно владеющий луком
Славный Пандар: Ликаона себя почитает он сыном.
С ним полководец Эней, гордящийся тем, что Анхиза
Он беспорочного сын; родила же его Афродита.
Дай повернем колесницу. Ты ради меня не свирепствуй
В строе передних бойцов, если милое сердце жалеешь".
Храбрый ему Диомед отвечал, исподлобья взглянувши:
"Не говори мне о бегстве; меня убедить не сумеешь.
Не таковы мои предки, чтоб я отступил среди боя,
Или таился, дрожа: моя сила еще невредима.
Даже гнушаюсь вступить в колесницу; навстречу обоим
Пешим пойду. Мне дрожать не позволит Паллада Афина.
Вместе обоих назад быстроногие кони отсюда
Не унесут в Илион, — и один-то едва ли спасется.
Но говорю я тебе — ты в уме это слово запомни:
Если Афиною мудрой мне будет дарована слава
Жизни лишить их обоих — ты тотчас коней наших быстрых
Здесь удержи, вкруг перил обмотавши прекрасные вожжи,
Сам же вперед устремись, о конях помышляя Энея,
И от троянцев гони их к ахейцам в прекрасных доспехах.
Родом они от коней, что когда-то Зевес Громовержец
Тросу царю дал, как выкуп, за сына его Ганимеда, —
Лучших коней изо всех, что живут под зарею и солнцем.
Тайно Анхиз, царь мужей, от коней этих племя похитил
К ним кобылиц подославши украдкой от Лаомедона.
Шесть жеребят у него родилося приплода в конюшне.
Сам четырех у себя он оставил и кормит из яслей,
Этих же двух дал Энею — коней, возбуждающих ужас.
Если захватим мы их — то прекрасную славу добудем".
Так говорили они, обращаясь друг к другу со словом.
Те, погоняя коней легконогих, приблизились быстро.
Первый сказал тогда слово блистательный сын Ликаона:
"Храбрый и неутомимый, сын славного мужа Тидея!
Легким оружьем тебя не убил я, стрелой своей горькой.
Так попытаюсь теперь, не ударю ль копьем заостренным".
Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.
Сына Тидея ударил он в щит — и насквозь пролетела
Острая медь через щит и коснулась брони Диомеда.
Громко тогда ему крикнул блистательный сын Ликаона:
"В пах ты навылет сражен; — полагаю, недолгое время
Сможешь теперь устоять. Мне же дал ты великую славу".
Не испугавшись, ему Диомед возражает могучий:
"Лжешь, и копьем ты меня не коснулся. Но вы, полагаю,
Раньше не кончите битвы, чем тот иль другой, павши наземь,
Кровью своей не насытит Арея — воителя злого".
Так он сказал и метнул. И Афина направила дротик.
В нос он ударил вдоль глаза и в белые зубы вонзился..
Заднюю часть языка непреклонная медь пронизала,
Чрез подбородок внизу острие проскочило наружу.
Пал с колесницы Пандар и доспехи на нем загремели,
Ярко блиставшие медью. И твердокопытные кони
Бросились в сторону. Сам ж с душой он простился и силой.
Тотчас Эней соскочил со щитом и копьем своим длинным,
Так как боялся, что труп у него аргивяне похитят.
Силе своей доверяя, как лев, зашагал он вкруг тела,
Выставив грозно копье и щит равномерно округлый.
Всякому, кто бы к нему ни приблизился, смертью грозил он,
Громко и страшно крича. Диомед взял метательный камень
Крупный булыжник, — его не снесли бы и двое из смертных,
Ныне живущих. Легко сын Тидея один его бросил.
И угодил он Энею в бедро, на то место, где голень
Входит, вращаясь, в бедро — оно чашкой зовется коленной.
Чашку ему раздробил он, порвал обе жилы под нею
И угловатым булыжником кожу содрал. Пошатнувшись,
Стал на колени герой, упираясь рукою мясистой
В землю. И черная ночь его очи окутала тотчас.
Так бы тогда и погиб бы Эней, предводитель героев,
Если б его не увидела вдруг Афродита, дочь Зевса,
Что родила его в свет от Анхиза, берегшего стадо.
Белые руки она обвила вокруг милого сына,
И распростерла над ним покрова блестящие складки,
Верный оплот против стрел, чтоб никто среди конных данайцев,
Медью попав ему в грудь, не исторг его душу из тела.
Так удаляла она из сражения милого сына.
Сын Капанея Сфенел между тем не забыл поручений,
Что возложил на него Диомед, среди боя отважный.
И в стороне от сраженья поставил он твердокопытных
Быстрых коней, вкруг перил намотавши прекрасные вожжи.
Сам же, вперед устремясь, лошадей густогривых Энея
Он отогнал от троянцев к ахейцам в прекрасных доспехах.
И передал Диониму (товарищу милому — больше
Сверстников всех он его почитал за согласие в мыслях).
Чтобы отвел их к судам углублелнным. И, сделавши это,
Снова герой, в колесницу вступая, взял светлые вожжи,
Твердокопытных коней вслед за сыном Тидея направил,
Бурным, — но тот за Кипридой погнался с безжалостной медью,
Ибо он знал хорошо, что бессильная это богиня,
Не из числа тех богинь, что мужами в бою управляют,
Не как Афина Паллада иль грозная в битвах Энио.
Так догоняя, настиг он богиню в толпе многолюдной.
И замахнулся тогда сын могучего сердцем Тидея.
Острым ударив копьем, оконечность руки ее нежной
Ранил герой. И копье заостренное в кожу проникло
Чрез благовонный покров (он самими Харитами сделан),
Тронув ладонь. И богини нетленная кровь показалась,
Светлая влага, текущая в жилах богов беспечальных:
(Хлеба они не едят, не вкушают вина огневого
И оттого все бескровны и носят названье бессмертных).
Громко она застонала и прочь оттолкнула Энея.
Феб Аполлон той порой его бережно на руки принял,
Синею тучей покрыл, чтоб никто среди конных данайцев,
Медью попав ему в грудь, не исторг его душу из тела.
Громко ей крикнул тогда Диомед, среди боя отважный:
"Прочь, о, Зевесова дочь, от войны и жестоких сражений!
Или с тебя не довольно, что слабых ты жен обольщаешь?
Если же в битву сюда ты вернешься, то сильно, надеюсь,
Станешь бояться войны, где б о ней ни заслышала после".
Молвил. Она ж удалилась, тревожная, мучаясь страшно.
Шла ветроногая с нею Ирида, ведя из сраженья,
Обремененную горем; темнела прекрасная кожа.
Бурного бога Арея она увидала сидящим
Слева от битвы, — на туче покоились стрелы и кони.
Тотчас она на колени пред братом возлюбленным пала,
И лошадей златосбруйных просила ей дать, умоляя:
"Дай мне своих лошадей, пожалей меня, брат мой любезный,
Чтобы могла на Олимп я вернуться в жилище бессмертных,
Слишком я стражду от раны, — ее мне нанес сын Тидея,
Смертный, который теперь и с Зевесом готов состязаться".
Молвила так. И Арей уступил ей коней златосбруйных.
И в колесницу она поднялась, милым сердцем терзаясь.
Рядом Ирида вступила и, вожжи собравши руками,
Сильно хлестнула коней, — полетели послушные кони.
Прибыли вскоре они на Олимп, где жилище бессмертных.
И ветроногая тотчас коней удержала Ирида,
Выпрягла из колесницы, подбросив нетленную пищу.
Дивная пала тогда Афродита к коленям Дионы,
Матери милой. Диона, в объятия дочь принимая,
Нежно рукой потрепала и молвила слово такое:
"Кто из бессмертных тебя незаслуженно, дочь дорогая,
Так оскорбил, словно ты перед всеми дурное свершила?"
Ей отвечала на то Афродита, привычная к смеху:
"Ранил меня Диомед, сын Тидея, надменный душою,
Из-за того, что Энея из битвы похитить хотела,
Милого сына, который из всех мне любезнее смертных.
То уже гибельный бой не троянских мужей и ахейских:
Ныне сражаться данайцы с бессмертными стали богами".
Дивная в сонме богинь ей на то отвечала Диона:
"Милая дочь, претерпи и снеси, как душе ни обидно.
Ибо терпели не раз на Олимпе живущие боги
Через людей, причиняя друг другу несчетные муки.
Тяжко терпел бог Арей, когда сыновья Алоея,
Отос и муж Эфиальт, его узами крепко связали.
Связанный, в медной темнице тринадцать он месяцев прожил.
Так бы погиб в это время Арей, ненасытный в сраженьях,
Если бы мачеха их, Эривея, прекрасная видом,
Не дала вести Гермесу; украдкой увел он Арея,
Вовсе лишенного сил, ибо узы его усмирили.
Также терпела и Гера в тот день, как трехгранной стрелою
Амфитриона владыки воинственный сын ее ранил
В правый сосец, — нестерпимая боль овладела богиней.
Даже Аид всемогущий терпел от стрелы заостренной,
В день, когда тот же герой, сын Эгидодержавного Зевса,
Ранил его у ворот в царстве мертвых и предал мученьям.
Тотчас в Зевесов чертог на пространный Олимп поспешил он,
Страждущий сердцем, пронзенный страданьями — ибо проникла
Острая медь ему в спину могучую, душу терзая.
Только Пеон, посыпая лекарством, смиряющим боли,
Скоро его исцелил, — по рождению не был он смертный.
Но злополучен тот муж, кто творя преступленья беспечно,
Луком своим огорчает богов, на Олимпе живущих.
Этого против тебя возбудила Паллада Афина.
Глупый, не ведает в мыслях своих Диомед, сын Тидея,
Что кратковечны бывают, кто смеет с бессмертными биться.
Дети не будут отцом его звать, на коленях качаясь,
И не вернется домой он с войны, из губительной сечи.
Пусть ожидает теперь сын Тидея, хоть он и бесстрашен,
Как бы сильнее тебя кто-нибудь с ним не стал состязаться.
Тою порой дочь Адраста, разумная Эгиалея,
С криком поднявшись от сна, домочадцев любезных разбудит,
Плача по юном супруге, храбрейшем средь войска ахеян, —
Эгиалея, жена Диомеда, Тидеева сына".
Так говорила и пальцами кровь из руки унимала.
Стала здоровой рука, и тяжкие боли утихли.
То увидали богини Паллада Афина и Гера.
К Зевсу Крониду они обратились с насмешливой речью, —
И синеокая так начала свое слово Афина:
"Зевс, наш отец! На меня не посетуй за то, что скажу я.
Видно Киприда одну из ахеянок вновь убеждала
В землю троянцев бежать, ею ныне столь сильно любимых;
Эту, должно быть, лаская ахеянку в пышной одежде,
Нежную руку она золотой оцарапала пряжкой".
Молвила так. Улыбнулся отец и людей, и бессмертных
И, подозвавши к себе, золотой Афродите промолвил:
"Не на тебя, моя дочка, возложено бранное дело!
Лучше устраивай браки, что славные будят желанья:
Бурный Арей и Афина заботятся будут о битвах".
Так говорили они меж собой, обращаясь друг к другу.
Тою порой Диомед устремился опять на Энея,
Зная, что сам Аполлон над героем простер свою руку,
Но и пред богом великим не дрогнув, он все порывался,
Как бы Энея убить и совлечь дорогие доспехи.
Трижды вперед он бросался, охваченный жаждой убийства,
Трижды отталкивал прочь Аполлон светлый щит Диомеда.
Только когда он в четвертый напал, небожителю равный,
Грозно тогда закричав, Аполлон Дальновержец промолвил:
"Прочь отступи, сын Тидея, опомнись! Равняться с богами
В мыслях своих не дерзай, оттого что не равны судьбою
Племя бессмертных богов и людей, уходящих под землю".
Так он сказал — и назад сын Тидея немного подался,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Тою порой Аполлон перенес из сраженья Энея
В храм свой, который ему был воздвигнут в священном Пергаме.
Там во святилище славном Эней исцелен и украшен
Был Артемидою, любящей стрелы бросать, и Латоной.
Феб Аполлон сребролукий создал тогда призрак чудесный,
Видом подобный Энею и в те же одетый доспехи.
Призрак кругом обступив, аргивяне с троянцами бились
И рассекали в бою защищавшие грудь у друг друга
Кожи крылатых щитков и тяжелых щитов округленных.
К бурному богу Арею тогда Аполлон обратился:
"Кровью облитый Арей, мужегубец Арей, стен крушитель!
Не удалишь ли, вмешаясь, от этого боя ты этого мужа,
Сына Тидея, что ныне готов против Зевса сражаться?
Раньше богиню Киприду он в руку поранил близь кисти,
После со мною самим состязался, бессмертному равный".
Так Аполлон ему молвил и сел на вершину Пергама.
Грозный вмешался Арей, побуждая фаланги троянцев.
Вид Акаманта принявши, вождя удалого фракийцев,
Крикнул он властно Приамовым детям, питомцам Зевеса:
"Долго ли, дети Приама, — владыки, взращенного Зевсом, —
Будете молча терпеть, чтоб ахейцы народ убивали?
Долго ли будут они подле стен крепкозданных сражаться?
Муж, кто казался нам равным с божественным Гектором, ныне
В прахе лежит — вождь Эней, сын могучего сердцем Анхиза.
Но поспешите, спасем из толпы благородного друга".
Так он промолвил им, в каждом и силу и дух пробуждая.
А Сарпедон укорять богоравного Гектора начал:
"Гектор, куда оно делось — твое дерзновенье былое?
Некогда ты говорил, что без войск и народов союзных
Город удержишь один, во главе своих зятьев и братьев.
Ныне из них никого не могу отыскать и не вижу.
В страхе укрылись они, точно псы, когда льва увидали.
Мы ж продолжаем сражаться, — ваше союзное войско.
Ибо и я, ваш союзник, сюда издалека явился,
Из отдаленной Ликии, от многопучинного Ксанфа.
Там я оставил жену дорогую и малого сына,
Много оставил богатств, — их желал бы добыть неимущий.
Все же ликийцев своих побуждаю и сам порываюсь
В битву сразиться с врагом, хоть с собой ничего не имею,
Что унести или взять на суда аргивяне могли бы.
Ты же и сам неподвижно стоишь и другим не прикажешь
Твердо держаться в бою и супруг защищать своих милых,
Чтобы они, точно в петли попавши сетей заберущих,
Вскоре не стали военной добычей мужей супостатов,
Чтоб не разрушен был ими ваш город, весьма населенный.
Сам бы об этом и ночью и днем ты заботиться должен
И умолять всех союзных вождей, что пришли издалека,
Твердо держаться в бою, избегая укоров тяжелых".
Так говорил Сарпедон. Душу Гектора речь уязвила.
Тотчас в доспехах войны с колесницы он спрыгнул.
Острым копьем потрясая, кругом обошел он все войско,
Всех побуждая сражаться и страшную битву воздвигнул.
И обернулись троянцы, лицом становясь к аргивянам.
Но и ахейцы, не дрогнув, их встретили, тесно сплотившись.
Как по гумну освященному ветер мякину разносит, —
Люди бросают зерно, а Деметра с златыми кудрями,
Ветер подняв над землей, отделяет плоды от мякины, —
И белеет земля: точно так побелели ахейцы
От окружавшей их пыли, которую тучей над ними
Вплоть до небес медно-ярких взбивали копытами кони,
Вновь устремленные в битву. Возницы назад их погнали,
И напрягали борцы силу рук. Той порой поле брани
Бурный Арей темнотою покрыл, помогая троянцам,
Войско кругом обходя. Исполнял Аполлона он волю,
Феба с мечом золотым, поручившего богу Арею
Дух у троянцев поднять, лишь увидел Палладу Афину
Вдаль уходящей, — она помогала героям данайским.
Сам Аполлон между тем из святилища пышного вывел
Пастыря войска Энея и силу вдохнул ему в сердце.
Перед друзьями он встал — и они ликовали душою,
Видя, что к ним он живой приближается и невредимый,
Силой отважной дыша, но расспрашивать тотчас не стали.
Дело иное влекло их, что Феб возбудил Дальновержец,
И мужегубец Арей, и всегда неустанная Распря.
Войско данайцев меж тем побуждали к войне сын Тидея,
Оба Аякса и царь Одиссей, да и сами ахейцы
Не испугались ни силы троянцев, ни возгласов бранных.
Грозно стояли они, словно тучи, когда их Кронион
Вдруг над вершинами гор остановит в безветрии тихом,
В час, когда спит, успокоясь, могучая сила Борея
И остальные спят ветры, которые, чуть лишь подуют,
Звучным дыханьем своим потемневшие тучи размечут:
Так пред троянцами твердо стояли ахейцы, не дрогнув.
Сын же Атрея меж тем обходил все ряды, убеждая:
"Будьте мужами, друзья, и бесстрашное сердце храните!
Друг перед другом стыдитесь бежать из жестокого боя.
Там, где стыдятся друг друга, спасается больше, чем гибнет,
А для бегущего нет впереди ни спасенья, ни славы".
Молвил и бросил копье. И бойца он переднего ранил,
Друга Энея, душою великого Деикоона
Сына Пергаса; его на ряду с сыновьями Приама
Чтили троянцы за то, что в переднем ряду он сражался.
Острым копьем поразил его в щит Агамемнон владыка.
И не отринула медь, но насквозь острие пролетело,
В нижнюю часть живота, через пояс, проникло глубоко.
Шумно он грохнулся в прах — и доспехи на нем загремели.
В свой черед и Эней умертвил двух знатнейших данайцев,
Двух сыновей Диоклея, Кретона и с ним Орсилоха.
В городе Фебе, прекрасно устроенном, жил их родитель,
Благами жизни богатый и ведший свой род отАлфея,
Быстрой реки, что широко течет через землю пилосцев.
Он Орсилоха родил, повелителя многих народов.
Царь Орсилох произвел Диоклея, великого духом,
Двое детей близнецов родилось от царя Диоклея,
Храбрый Кретон с Орсилохом, искусным во всяком сраженьи.
Оба, достигнув цветущей поры, в Илион многооконный
За аргивянами вслед на судах своих черных отплыли,
Чтоб заступиться за честь Агамемнона, сына Атрея,
И Менелая. Но смертный конец их нежданно окутал.
Оба казались подобны двум львам, что на горной вершине
В чаще глубокого леса воспитаны матерью-львицей:
Долго они и быков, и тучных овец похищали,
И разоряли дворы пастухов, — до тех пор, пока сами
Не были медным копьем от руки человека убиты.
Так и они, укрощенные мощной рукою Энея,
Пали на землю, подобные срубленным пихтам высоким.
И пожалел Менелай их, упавших, — любимец Арея.
Между передних бойцов, яркой медью одетый, он вышел,
Острым копьем потрясая: Арей возбудил в нем отвагу,
В мыслях желая, чтоб он укрощен был рукою Энея.
То увидав, Антилох, сын Нестора, храброго сердцем,
Вышел к передним бойцам. Он боялся за пастыря войска,
Как бы он сам не погиб и не сделал весь труд их напрасным.
Те между тем наготове держали уж друг против друга
Острые копья в руках, сгорая желаньем сразиться,
И Антилох в это время стал близко от пастыря войска.
Но, увидавши, что двое героев стоят друг близ друга,
Битвы не начал Эней, хоть и был он стремительный воин.
После того увлекли они мертвых к ахейскому войску.
И передали товарищам на руки жалкие трупы,
Сами ж к передним бойцам возвратились и бой продолжали.
Там умертвили они Пилемона. Подобный Арею,
Был он вождем пафлагонцев, отважных душой щитоносцев.
Он неподвижно стоял, когда царь Менелай, сын Атрея,
Славный метатель копья, поразил его дротом в ключицу.
А Пилемена возница Мидон, сын Атимия славный,
Был умерщвлен Антилохом, коней повернуть собираясь.
В локоть его он булыжником ранил; из рук его наземь
Белые вожжи упали, покрытые костью слоновой,
И Антилох, устремившись, мечем по виску замахнулся.
Тотчас он дух испустил и с прекрасной упал колесницы
Вниз головою в песок, где затылком погряз и плечами.
Долго стоял он в глубокий песок угодивши, покуда
Кони, почуявши плеть, не отбросили в прах его наземь.
Плетью стегнул Антилох и погнал их к дружинам ахейским.
Гектор тогда их узнал меж рядов и на них устремился,
Громко крича. Вслед за ним повалили фаланги троянцев.
Их предводил бог Арей и почтенная также Энио.
Эта богиня держала Смятенье, жестокое в битвах,
Первый же шел, исполинским копьем потрясая;
То впереди перед Гектором грозно ступал он, то сзади.
Видя его, задрожал Диомед, среди боя отважный.
Как заблудившийся муж, что идет по великой равнине,
Вдруг перед быстрой рекой остановится, в море текущей,
Взглянет на шумную пену и вспять повернет торопливо, —
Так отступал Диомед, сын Тидея, а войску промолвил:
"Други! Недаром нас всех изумляет божественный Гектор,
И копьеносец искусный, и воин, отважный душою.
Вечно пред ним кто-нибудь из богов, отвращающий гибель.
Ныне идет с ним Арей, уподобившись смертному мужу.
Вы же, к троянцам лицом повернувшись, назад отступайте
И не дерзайте с богами бессмертными силой сразиться".
Так он сказал, а троянцы все ближе меж тем подступали.
Гектор тогда умертвил Анхиала и также Менесфа,
Двух на одной колеснице, героев, искусных в сраженьи.
И пожалел их, упавших, Аякс Теламонид великий.
Близко он стал, подойдя, и, копье свое светлое бросив,
В Амфия, сына Селага, попал, обитавшего в Пезе.
Много имел он сокровищ и множество пастбищ, но жребий
Влек его в Трою на помощь Приаму и детям Приама.
Сын Теламона великий Аякс поразил его в пояс, —
В нижнюю часть живота копьем длиннотенным проникнув.
Шумно он грохнулся в прах. И Аякс подбежал знаменитый,
Чтобы доспехи совлечь. Но блестящие острые дроты
Стали троянцы метать, — щит Аякса их принял немало.
Он подошел и, пятой наступая на мертвое тело,
Медное вырвал копье, остальных же прекрасных доспехов
С тела похитить не мог, ибо стрелы его удручали.
Он опасался обхода отважных и мощных троянцев,
Что обступили его многолюдной толпой и бесстрашной,
Копья держа, — и хоть был он велик, и силен, и прекрасен,
Прочь оттеснили его, и он отступал отраженный.
Так в это время они в ратоборстве жестоком трудились.
А Тлеполема, большого и славного сына Геракла,
Рок всемогущий столкнул с Сарпедоном, похожим на бога.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Сын против внука сбирателя туч Олимпийца Зевеса,
Первый их них Тлеполем обратился со словом и молвил:
"О, Сарпедон, о, советник ликийцев, тебе, кто в сраженьи
Вовсе несведущ, какая нужда трепетать здесь от страха?
Лгут, говоря, что твой род от Эгидодержавного Зевса.
Ибо во много, по правде, ты тем уступаешь героям,
Что от Зевеса родились при предках, в минувшее время.
Вот какова, повествуют, была сила Геракла,
Вот мой каков был отец, непреклонный, со львиной душою:
Из-за коней богоравного Лаомедона прибывши
Только с шестью кораблями и малым количеством войска,
Весь Илион он разрушил, все улицы в нем обезлюдил.
Ты же душою труслив и ведешь свое войско на гибель.
Нет, не великую, думаю, помощь, принес ты троянцам
Тем, что пришел из Ликии, будь даже ты много сильнее.
Ныне же, мной укрощенный, пройдешь ты в ворота Аида.
И, возражая, сказал Сарпедон, полководец ликийский:
"Да, Тлеполем, тот воитель священную Трою разрушил,
Но по безумью бойца богоравного Лаомедона,
Кто порицал его словом жестоким за правое дело
И не вернул лошадей, для чего тот приплыл издалека.
Ты ж, говорю я, моим длиннотенным копьем усмиренный,
Смерть от руки моей примешь сегодня и черную гибель.
Мне ты дашь славу, а душу — Аиду, чьи лошади резвы".
Так говорил Сарпедон. Той порой Тлеполем поднял руку
С ясенным древком копья. В миг единый из рук полетели
Длинные копья обоих. И в шею попал, в середину,
Вождь Сарпедон — острие роковое насквозь пролетело.
Тотчас подземная ночь окутала очи героя.
А Тлеполем в свой черед Сарпедона копьем заостренным
В левое ранил бедро. Острие, бурно тело пронзивши,
Чуть не проникло до кости, — отцом он спасен был от смерти.
И Сарпедона, подобного богу, соратники други
Вынесли прочь из сраженья. Копье угнетало героя,
В прахе влачась вслед за ним. Не заметил никто, не подумав
Древко извлечь из бедра, торопясь, чтоб скорее поднялся
Он в колесницу свою. Так они суетились тревожно.
В свой же черед Тлеполема ахейцы в прекрасных доспехах
Вынесли прочь из толпы. То узрел Одиссей богоравный,
Муж, терпеливый душой, но и в нем загорелося сердце.
И, размышляя, герой колебался в желаньях и мыслях,
Что предпринять: устремиться ль за сыном гремящего Зевса,
Или побольше ликийцев дыханья лишить, умерщвляя.
Но не назначено было судьбой Одиссею — герою
Мощного сына Зевеса убить заостренною медью.
Против ликийских дружин его дух обратила Афина.
Там умертвил он Керана, Аластера с Хромием вместе,
Галлия, также Алкандра, Притания и Ноемона.
Много б еще умертвил Одиссей богоравный ликийцев,
Если бы скоро его не узрел шлемовеющий Гектор.
Тотчас к передним бойцам он прошел, светлой медью одетый,
Ужас данайцам неся. Сарпедон был обрадован сердцем,
Видя, как он устремился и слово печальное молвил:
"Не потерпи, Приамид, чтоб в добычу данайцам остался
Здесь я лежать. Заступись, а потом пусть дыхание жизни
В городе вашем прекрасном покинет меня, коль не должно
Мне возвратиться домой, в любезную отчую землю,
Чтобы жену дорогую и малого сына утешить".
Так он сказал. Не ответил ему шлемовеющий Гектор,
Но устремился вперед, весь охвачен желанием страстным
Рать аргивян отразить и у многих исторгнуть дыханье.
А Сарпедона, подобного богу, друзья посадили
Наземь, под дубом прекрасным Эгидодержавного Зевса.
Храбрый герой Пелагон, Сарпедона товарищ любезный,
С ясенным древком копье из бедра его вынул наружу.
В нем прекратилось дыханье и мрак над глазами разлился.
Вскоре ж очнулся он вновь. Дуновенье Борея промчалось
И оживило опять его грудь, что вздымалася тяжко.
Но перед богом Ареем и Гектором, в медь облаченным,
Не обернулись данайцы бежать к кораблям своим черным,
Так же не стали сражаться, а медленно вспять отступали,
Ибо средь войска троянцев заметили бога Арея.
Кто же был первый убит, кто последний лишен был доспехов
Гектором, сыном Приама, и медным Ареем жестоким?
Богоподобный Тевфрас и Орест, лошадей укротитель,
Славный метатель копья этолиянин Трэх, Ономаос,
Храбрый Гелен, сын Энопса и в поясе пестром Оресбий,
Кто, о сокровищах много заботясь, жил в городе Гиле,
Подле Кефисского озера; рядом же с ним обитали
Прочие все беотийцы — народ, процветавший богатством.
И увидала тогда белорукая Гера богиня,
Как аргивяне толпою в жестоком бою погибают;
Тотчас к Афине она обратилась со словом крылатым:
"Горе, могучая дочь Эгидодержавного Зевса!
Праздное дали мы слово тогда, обещав Менелаю
Что, Илион многолюдный разрушив, домой он вернется,
Если свирепствовать ныне позволим убийце Арею.
Дай же скорее и сами помыслим о грозной защите".
Молвила так. Синеокая ей покорилась Афина.
И, устремившись поспешно, богиня старейшая Гера,
Кроноса мощного дочь, снарядила коней златосбруйных.
Геба в то время кругом колесницы на ось из железа
Медных набросила два колеса. О восьми они спицах;
Обод у них золотой и нетленный; его покрывали
Медные шины, приставшие плотно и чудные видом;
Ступицы из серебра с обеих сторон закруглялись;
Кузов ремнями из золота и серебра прикреплялся,
А впереди вкруг сиденья шли вогнутых два полукружья.
Дышлом серебряным кузов кончался. К нему привязала
Геба ярмо золотое, прекрасное, также продела
Пышную сбрую, из золота всю. Подвела тогда Гера
Легких коней под ярмо — быстроногих и жаждущих брани.
Той же порой дочь Эгидодержавного Зевса Афина
Сбросила легкий покров у порога отца Олимпийца,
Пестрый, который сама она сшила, трудившись руками.
Панцирь Зевеса, сбирателя туч, она сверху надела
И облачилась в доспехи войны, причиняющей слезы.
Плечи покрыла богиня бахромистой Зевса Эгидой,
Страшной, которую ужас всегда и везде окружает:
В ней и Раздор, в ней Погоня, что кровь леденит, в ней и Сила,
В ней голова находилась Горгоны, чудовища злого,
Страшная, грозная, чудо Эгидодержавного Зевса.
После надела на голову шлем с четырьмя шишаками, —
Витязей ста городов этот шлем покрывал бы, —
И в колесницу из меди пылавшей поставила ноги.
Также копьем запаслась дочь родителя, славного силой,
Тяжким, большим, чтоб героев ряды укрощать им во гневе.
Гера коснулась бичем лошадей, и, скрипя, растворились
Сами собою ворота небес, — охраняют их Горы,
Те, чьим заботам доверен Олимп и великое небо,
Чтоб разверзать и смыкать над воротами темную тучу.
Этой дорогой послушных узде лошадей направляя,
Зевса они увидали, поодаль от прочих бессмертных
На многоверхом Олимпе, на крайней вершине сидящим
Там, удержав лошадей, белорукая Гера богиня
Так, вопрошая, сказала верховному Зевсу Крониду:
"Зевс, наш отец, ты ужели не гневен на бога Арея,
Кто, злодеянья творя, погубил столько славных ахейцев,
Несправедливо и злобно? Мне больно! Они ж беззаботно
Сердцем ликуют — Киприда и бог Аполлон сребролукий,
Сами того подстрекнувши безумца, кто правды не знает.
Зевс, наш отец! На меня ты рассердишься ль, если Арея
Прочь прогоню из сраженья, сперва поразив его тяжко?"
Ей отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель:
"Что ж, ополчи ты Афину, дающую в битвах добычу.
Больше привыкла она повергать его в тяжкие беды".
Молвил. Была не ослушной ему белорукая Гера.
Сильно хлестнула коней, и не против желанья помчались
Оба они меж землею и небом, звездами покрытым.
Сколько пространства вдали человек обнимает глазами,
Если сидит на скале и взирает на темное море, —
Столько скачком пролетали богинь звонконогие кони.
К Трое немедля примчались они и к обоим потокам,
К месту, где волны сливают Скамандр и быстрый Симоис.
Тут удержала коней белорукая Гера богиня,
Из колесницы отпрягши и облаком темным окутав.
Бог же Самоис для них приготовил амврозию в пищу.
Обе богини походкой на трепетных горлиц похожи,
В битву пошли, ибо сильно желали помочь аргивянам.
И подоспели туда, где храбрейшие мужи сплотились
Тесно вокруг Диомеда, коней укротителя резвых,
Видом подобные львам, пожирающим мясо сырое,
Иль кабанам разъяренным, чья мощь не легко укротима.
Став, закричала тогда белорукая Гера богиня,
Стентора образ принявши, бойца, медногласного мужа,
Кто пятьдесят голосов мог один покрывать своим криком:
"Стыд вам, аргивцы, ничтожные трусы, герои по виду!
Прежде, покуда в бою обращался Ахилл богоравный,
Трои сыны никогда вне дарданских ворот не являлись,
Ибо их сдерживал страх пред могучим копьем Ахиллеса.
Ныне ж, далеко от стен, близ глубоких судов они бьются!"
Так говоря, она в каждом отвагу и мощь возбудила.
К сыну Тидея меж тем устремилась Паллада Афина
И увидала героя вблизи от коней с колесницей.
Рану, Пандара стрелой нанесенную, там прохлаждал он.
Пот удручал Диомеда, струясь под ремнем, на котором
Щит округленный висел. Он ослаб и рука онемела,
Черную кровь утирал он, широкий ремень подымая.
И, ухватясь за ярмо колесницы, богиня сказала:
"Сына Тидей породил, на себя непохожего вовсе.
Ростом Тидей невелик был, зато ратоборец великий.
Даже в то время, когда воевать и бросаться в сраженье
Я не велела ему, — ибо он без дружины ахеян
Вестником в Фивы пришел, к многочисленным Кадма потомкам
(Я убеждала его пировать беззаботно в чертоге), —
Все ж, обладая тогда, как и прежде, отвагой могучей,
Вызвал он кадмовых юных детей, а потом в ратоборстве
Всех одолел без труда, — до того я ему помогала.
Перед тобой же я ныне стою и тебя охраняю,
И благосклонно велю, чтоб сражался ты против троянцев;
Но иль усталость от многих трудов твои члены сковала,
Иль малодушный объял тебя страх; после этого больше
Ты не потомок Тидея, Энеева храброго сына".
Ей отвечая, сказал Диомед, сын Тидея могучий:
"Знаю, богиня, тебя, дочь Эгидодержавного Зевса.
Вот отчего, не таясь, от души говорю тебе слово.
Нет, не объяли меня ни испуг малодушный, ни леность.
Но повеления помню, которые ты мне давала.
Против блаженных богов ты сама запретила сражаться,
Против всех прочих, — но если бы Зевсова дочь Афродита
В битву вмешалась, ее поразить острой медью велела.
Вот почему я и сам отступаю теперь, да и прочим
Всем повелел аргивянам здесь вместе со мною собраться.
Я увидал, что Арей управляет троянцами в битве".
И синеокая так отвечала богиня Афина:
"О, Диомед, сын Тидея, душе моей много любезный!
В деле ты этом не бойся Арея, ни также другого
В сонме бессмертных: такою тебе я помощницей буду.
Встань же и прямо держи на Арея коней быстроногих
И, поравнявшись, ударь! Путь Арей не страшит тебя бурный,
Этот неистовый бог, воплощенное зло, вероломный, —
Он, что уж некогда Гере и мне обещал, давши слово
Против троянцев сражаться, аргивским войскам помогая.
Ныне ж вращается вновь меж троянцами, тех позабывши".
Молвив, Сфенела она с колесницы столкнула,
За руку вниз совлекла: он и сам соскочил торопливо.
И в колесницу вошла, с Диомедом божественным рядом,
В бой порывалась богиня. Дубовая ось застонала
Громко под бременем страшным богини и славного мужа.
Вожжи и бич подобравши, богиня Паллада Афина
Цельнокопытных коней на Арея направила прямо.
Он обнажал той порой Перифанта, огромного ростом,
Лучшего из этолиян, Охезия славного сына.
Кровью покрытый Арей обнажал его; тотчас Афина
Шлемом Аида покрылась, чтоб стать для Арея незримой.
Лишь заприметил Арей мужегубец бойца Диомеда,
Как Перифанта, огромного ростом, лежащим оставил
Там, где его умертвил и дыханье из тела похитил,
Сам же пошел на Тидида, коней укротителя резвых.
И, наступая один на другого, сошлись они близко.
Тотчас Арей в Диомеда над конским ярмом и вожжами
Медным ударил копьем, порываясь исторгнуть дыханье.
Но, ухвативши рукой, синеокая быстро Афина
От колесницы отводит копье, устремленное тщетно.
В свой же черед Диомед, непреклонный в бою, замахнулся
Медным копьем. И Паллада Афина вонзила Арею
Медь заостренную в бок, где покрыт он был поясом, с краю;
Там его ранила метко и, нежную кожу порвавши,
Древко назад извлекла. Застонал бог Арей меднобронный,
Громко, как если б в сраженьи воскликнуло девять иль десять
Тысяч отважных мужей, приступающих к распре Арея.
Трепет объял в это время войска аргивян и троянцев,
Трепет и страх: так Арей застонал, ненасытный в сраженьях.
Как с набежавшею тучею воздух нам кажется мрачным,
В час, когда вследствие зноя поднимется ветер злотворный, —
Точно таким Диомеду, Тидееву сыну, казался
Медный Арей, уходя с облаками в пространное небо.
Быстро в жилище богов, на высокий Олимп он вознесся,
Подле Зевеса Кронида там сел, убиваясь душою,
И, указав на священную кровь, что из раны струилась,
Жалобным голосом молвил такое крылатое слово:
"Зевс, наш отец! Неужель не сердясь на злодейства взираешь?
Вечно мы, боги, должны выносить жесточайшие муки
Из-за взаимной вражды, если людям окажем услугу.
Все на тебя негодуем: бездушную дочь произвел ты,
Нам на погибель: всегда у нее на уме злодеянья.
Ибо все прочие мы, на Олимпе живущие боги,
Воле покорны твоей, и тобой укрощаем был каждый.
Только ее никогда не смирил ты ни словом, ни делом;
Сам подстрекаешь ее, дерзновенную дочь породивши.
Ныне она Диомеда, надменного сына Тидея,
Против бессмертных богов научила свирепствовать в битве.
Прежде Киприду богиню ударил он в руку близь кисти,
После с оружьем, как бог, на меня самого устремился.
Быстрые ноги меня унесли, а не то я бы долго
Муки терпел там еще, между кучами трупов ужасных,
Где я лежал бы живой, от ударов копья обессилев".
Молвил, взглянув исподлобья, Зевес, облаков собиратель:
"Рядом усевшись со мной, ты не жалуйся, бог вероломный!
Ты ненавистнейший мне из богов, на Олимпе живущих.
Вечно любезны тебе только распри, убийства да войны.
Матери нрав у тебя, необузданный и непокорный,
Геры, которую сам я с трудом укрощаю словами.
Думаю, всем этим злом ты ее же внушеньям обязан.
Все ж допустить не могу, чтобы ты еще долго томился.
Ибо твой род от меня, и ты матерью мне принесен был.
Если бы дерзким таким от другого родился ты бога,
Был бы низвергнут давно ты ниже потомков Урана".
Так произнесши, его исцелить повелел он Пеону.
Тотчас Пеон, посыпая лекарством, смягчающим боли,
Вылечил бога Арея, который не смертным родился.
Как от смоковницы сок, с молоком перемешанный белым,
Жидкость мгновенно сгущает, коль быстро вращать их, мешая:
Так исцелил он немедленно бурного бога Арея.
Геба омыла его и в прекрасное платье одела.
Радуясь славе своей, он воссел подле Зевса Кронида.
Вскоре тогда возвратились в чертоги великого Зевса
Гера Аргивская вместе с Афиной, заступницей в битвах,
Мужеубийцу Арея прогнавши из гибельной сечи.
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Прощание Гектора с Андромахой.
Так предоставлен себе, грозный бой аргивян и троянцев
Вдоль по долине кипел. Разливалось сраженье повсюду;
Дроты, снабженные медью, носились от войска до войска
На протяжении между потоками струй Симоиса и Ксанфа.
Сын Теламона Аякс, защита ахейского войска,
Первый фалангу троянцев прорвал и, на радость дружине,
Мужа поверг, кто храбрейшим из всех почитался фракийцев —
Сына Евсора, могучего ростом бойца Акамаса.
Поверху шлема его густогривого первый ударил,
В лоб он оружье вонзил, глубоко Акамасу проникла
В голову острая медь — и тьма его очи покрыла.
Храбрый в бою Диомед умертвил вслед за этим Аксила,
Сына Тевераса: в Арисбе благоустроенной, жил он,
Благами жизни богатый, и людям был много любезен,
Ибо он всех принимал дружелюбно, живя близь дороги.
Но из гостей не явился никто и, вперед устремившись,
Не отклонил от него мрачной смерти. От рук Диомеда
Оба погибли — он сам и соратник любезный Калезий,
Правивший в битве конями: под землю сошли оба вместе.
Дреса убив и Офелта, пошел Эвриал на Эзипа
И на Педеса: наядою нимфою Абарбареей
Были они рождены беспорочному Вуколиону.
Вуколеон же был сын знаменитого Лаомедона,
Старший по возрасту: в свет родила его мать потаенно.
С нимфою он, пастухом находясь близь овец, сочетался
И зачала, и детей родила ему нимфа.
Их то отвагу смирил и расслабил прекрасные члены
Сын Мекистея и с плеч их совлек боевые доспехи.
Той же порой Полипит, храбрый в битвах, сразил Астиала;
Медным копьем Одиссей умертвил перкозийца Пидита.
Аретаон богоравный был Тевкром убит. В то же время
Нестора сын Антилох, поразил светлым дротом Аблера,
И Агамемнон, владыка мужей, предал смерти Элата,
Жившего в горном Педасе, вблизи берегов Сатниона,
Пышно текущей реки. Был задержан героем Леитом
С поля бежавший Филак, и Мелантий убит Эврипилом.
После того Менелай, храбрый в битвах, живым взял Адраста,
Ибо адрастовы кони, долиной несясь, испугались,
Куст мирмиковый задев и кривую разбив колесницу.
Дышла конец обломали они и долиной умчались
В город, куда и другие неслись устрашенные кони.
Сам же Адраст головою вперед с колесницы скатился,
В землю лицом, невдали от колес — и пред ним в то ж мгновенье
Царь появился Атрид, потрясая копьем длиннотенным.
И, обнимая колени, Адраст, умоляя, промолвил:
Жизнь подари мне, Атрид, и достойный получишь ты выкуп.
Много сокровищ лежит у богатых родителей дома:
Золота много и меди, чеканного много железа;
Выкуп бесценный отец от всего тебе даст добровольно,
Если узнает, что жив на ахейских судах обретаюсь".
Так он Атриду промолвил и сердце в груди его тронул.
И Менелай уж хотел поручить одному из дружины
К быстрым судам отвести его — вдруг Агамемнон
Встал перед ним, подбежавши, и так укоризненно молвил:
"Трус Менелай! Что так нежно заботишься ты о троянцах?
Благо великое что ль приключилось от них в твоем доме?
Пусть ни единый из них не избегнет погибели мрачной!
Все да погибнут от нашей руки. И младенец утробный
В лоне у матери — пусть не спасется и этот! Все вместе
Вне Илиона да сгинут они без следа, без могилы!"
Так говоря, изменил Агамемнон намеренье брата,
Ибо сказал ему должное. Тотчас героя Адраста
Прочь оттолкнул Менелай, и владыка мужей Агамемнон
В пах его ранил и навзничь во прах опрокинул и, вставши
Тяжкой пятою на грудь, вырвал ясенный дрот свой обратно.
Нестор меж тем побуждал аргивян, говоря громогласно:
"Други Данайцы! Герои! Служители бога Арея!
Вы на добычу теперь не кидайтесь никто и от прочих
Не отставайте! К судам, взявши много вещей, не спешите!
Но убивайте мужей. Мы успеем потом на досуге
С трупов недвижных совлечь боевые доспехи в долине".
Так он промолвил, во всех возбуждая отвагу и силу.
Тут бы троянская рать, пораженная слабостью духа,
Бросилась вверх в Илион от данайцев, любимых Ареем,
Если б Гелен, сын Приама, из птицегадателей первый,
Не обратился к Энею и Гектору с речью такою:
"Гектор! Эней! Больше всех о троянских мужах и ликийских
Должно заботиться вам — ибо вы в предприятии каждом
Лучше других и отвагою ратной, и мудрым советом.
Здесь становитесь и, стены кругом обходя, удержите
Перед воротами войско; не то, обратившися в бегство,
К женам в объятья они устремятся, врагам на потеху.
После ж того, как вдвоем все фаланги побудите к битве,
Мы с аргивянами, здесь оставаясь, продолжим сражаться,
Хоть и устали весьма, — но к тому нас нужда приневолит.
Ты же, о, Гектор, отправишься в город и, в дом наш пришедши
Матери скажешь моей и твоей, чтобы женщин почтенных
В храм синеокой Афины, в Акрополь, она пригласила.
Пусть она выберет прежде в чертоге своем покрывало,
То, что покажется ей всех дороже, красивей и больше,
И, отмкнувши ключом от священной обители двери,
Сложит его на колени прекрасноволосой Афины.
Также пускай даст богине обет принести ей во храме
В жертву двенадцать бычков годовалых, с ярмом незнакомых,
Если наш город и жен, и младенцев она пожалеет,
Если от Трои священной теперь отразит Диомеда,
Дикого воина, грозного силой, виновника страха.
Ибо скажу, изо всех аргивян он безмерно сильнейший:
Не трепетали мы так пред владыкой мужей Ахиллесом,
Хоть, говорят, он богиней рожден. Но и этот не меньшим
Гневом объят, и никто с ним по силе теперь не сравнится".
Так он промолвил, и Гектор в то время послушался брата.
Тотчас в доспехах войны с колесницы он спрыгнул,
Острым копьем потрясая, потом обошел все фаланги
И побуждая троянцев к войне, вызвал грозную сечу.
Вновь обратившись к врагам, они встретили войско ахейцев,
И аргивяне назад отступили, резню прекращая.
Им показалось, что с звездных небес кто-нибудь из бессмертных
В помощь к троянцам слетел: так отважно они обернулись.
Гектор меж тем громогласно взывал, ободряя троянцев:
"Храбрые воины Трои, союзников славное войско,
Будьте мужами, друзья, помышляйте о бранной отваге.
Я же иду в Илион и скажу там старейшинам Трои,
Мудрым советникам города, также скажу нашим женам,
Пусть умоляют богов, обещав принести гекатомбы".
Так говоря, к Илиону пошел шлемовеющий Гектор.
И об затылок его и пяты билась черная кожа,
Ровной каймой окружавшая выпуклый щит Приамида.
Тою порой сын Тидея и Главк, Гипполохом рожденный,
Вышли в средину меж войск, порываясь друг с другом сразиться
И, наступая один на другого, сошлись они близко.
Первый тогда Диомед, среди боя отважный, промолвил:
"Кто ты, поведай, о, воин бесстрашный? Кто либо из смертных?
Раньше тебя я не видел в бою, прославляющем мужа;
Ныне же ты всех других далеко превзошел по отваге,
Ибо копья моего длиннотенного смел дожидаться.
Горе отцам тех мужей, кто с моим повстречается гневом.
Если же ты кто-нибудь из бессмертных, спустившийся с неба,
Знай: с небожителем богом я в битву вступать не намерен.
Прожил недолгую жизнь могучий Ликург, сын Дриаса,
Он, кто бороться дерзал с богами, живущими в небе.
Некогда он разогнал воспитательниц буйного Вакха
По Низеону, священной горе. И они побросали
Тирсы на землю, бичуемы мужеубийцей Ликургом.
Вакх, убоясь, погрузился в морскую пучину,
Где устрашенного бога Фетида в объятьях укрыла,
Ибо он сильно дрожал, испугавшись угроз человека.
И рассердились на мужа легко живущие боги.
Зевс его сделал слепым, и недолго на свете он прожил,
Ибо он стал с этих пор всем бессмертным богам ненавистен.
Вот отчего не хочу я с богами блаженными биться.
Если же смертный ты муж и земные плоды поедаешь,
Ближе ступай, чтоб скорей угодил ты к погибели в сети".
И, отвечая, промолвил блистательный сын Гипполоха:
"Что о рожденьи моем вопрошаешь, сын храбрый Тидея!
Также как листья в лесу нарождаются смертные люди.
Ветер на землю срывает одни, между тем как другие
Лес, зеленея, приносит, едва лишь весна возвратится.
Так поколенья людей: эти живы, а те исчезают.
Если же хочешь, поведаю все, и да станет известным
Род наш тебе, как уж многим известен он людям доныне.
В Аргосе дальнем, богатом конями, есть город Эфира.
Жил там Сизиф, из людей самый хитрый, — Сизиф, сын Эола.
Сына родил он на свет, и название дал ему Главка.
Беллерофонт беспорочный у этого Главка родился,
Боги его красотой одарили и силой отрадной.
Только недоброе против него в своем сердце замыслил
Прет: из народа его он изгнал, — он, могуществом первый
Между аргивцев, под скипетр его подчиненных Зевесом.
Ибо Антея, с богинями равная Прета супруга,
Жаждала с Беллерофоонтом смешаться в любви потаенной,
Но соблазнить не могла: у него было доброе в мыслях.
С речью обманной тогда она к Прету царю обратилась
"Прет! Иль умри, иль убей ненавистного Беллерофонта:
Тайно желал он в любви сочетаться со мной, не желавшей".
Так она молвила; царь, как услышал, почувствовал ярость,
Но воздержался его умертвить, убоявшись душою.
Только в Ликию послал и недобрые дал ему знаки:
Много зловещих письмен на дощечке складной начертал он
И на погибель его приказал передать ее тестю.
Тот и отправился в путь, под охраной богов непреложной.
Вскоре в Ликию пришел, к берегам светлоструйного Ксанфа,
Где дружелюбно был принят владыкой обширной Ликии
Девять заклали быков, девять дней угощение длилось.
И на десятый лишь день, с появленьем зари розоперстой,
Царь стал расспрашивать гостя, нельзя ль ему знаки увидеть,
Все, что с собою принес он от Прета царя, его тестя.
И, получивши от гостя зловещее тестя посланье,
Прежде всего умертвить ему дал приказанье Химеру
Неодолимую, ведшую род от богов, не от смертных,
Спереди львицу, козу посредине, а сзади дракона, —
С гневною силой из уст изрыгавшую яркое пламя.
И умертвил он ее, полагаясь на знаменья неба.
После того победил он в бою знаменитых солимов:
То, говорил он, была в его жизни сильнейшая битва.
В-третьих, затем, умертвил он подобных мужам амазонок.
Царь, на возвратном пути его, новую хитрость устроил:
Воинов лучших по всей обширной Ликии избравши,
Царь поместил их в засаде; домой уж они не вернулись:
Всех умертвил до последнего Беллерофонт беспорочный.
Царь, наконец, в нем узнал благородную отрасль бессмертных,
В доме своем удержал и дочь свою дал ему в жены
И половину ему предоставил всех почестей царских.
Также участок земли и садами, и пашней богатый,
Больший, чем прочим, ему отвели во владенье ликийцы.
Трое детей родилось у могучего Беллерофонта:
Старший Изандр, затем Гипполох, также Лаодамия.
С Лаодамией в любви сочетался Зевес Промыслитель.
Равный богам Сарпедон меднобронный родился от Зевса.
Беллерофонт между тем стал бессмертным богам ненавистен.
И, одиноко живя, по Алейской долине скитался,
Скорбью снедаем в душе, избегая следов человека.
Сына его умертвил бог Арей, ненасытный в сраженьи,
Сына Изандра, вступившего в бой против славных солимов.
Дочь Артемида убила, кто правит златыми вожжами.
Я же рожден Гипполохом. Его я отцом называю.
В Трою меня он послал и великое дал наставленье:
Первенства всюду искать, возвышаться над всеми другими,
Рода отцов не бесчестить, по воинской доблести первых
Из обитавших в Эфире, а также в обширной Ликии.
Вот я рожденьем каков, вот какою горжусь родословной".
Так он сказал. Диомед, храбрый в битвах, почувствовал радость.
Рядом копье боевое воткнул он в кормилицу землю,
С речью медовой потом обратился к владыке народов:
"Истинно ты по отцу мне старинным приходишься гостем.
Встарь богоравный Эней угощал в своих царских чертогах,
На двадцать дней удержав, беспорочного Беллерофонта.
Оба друг другу они знаменитые дали гостинцы:
Пояс Эней подарил, изукрашенный пурпуром ярким.
Беллерофонт подарил двусторонний из золота кубок.
В доме своем я, сюда отправляясь, тот кубок оставил.
Я не припомню Тидея: младенцем меня он покинул
В городе Фивах в то время, как войско ахеян там гибло.
Вот почему я тебя угощать в Арголиде обязан,
Ты же в Ликии меня, если в эту страну я прибуду.
Здесь же в толпе избегать постараемся копий друг друга.
Мне остается немало троянских мужей и союзных,
Чтоб убивать, если бог их предаст и ногами настигну;
Столько ж ахеян тебе остается убить, если сможешь;
Дай поменяться оружьем; пусть знают и те и другие,
Что по отцам называться гостями гордимся мы оба".
Так говоря меж собою, они с лошадей соскочили,
За руки взялись потом, обещая взаимную верность.
Разум в то время похитил Зевес Олимпиец у Главка,
Ибо оружьем своим поменялся он с сыном Тидея,
Дал золотое и медное взял, сто быков дал за девять.
К Скейским воротам и к дубу в то время приблизился Гектор.
Жены троянцев и дочери вкруг Приамида бежали
И вопрошали о детях, о братьях, родных и супругах.
Он повелел им, немедля всем вместе собравшись, молиться
Вечным богам — оттого что над многими горе нависло.
Вскоре затем подошел он к прекрасному дому Приама,
К портикам, тесаным гладко. За ними же в самом чертоге
Шли пятьдесят, из блестящего мрамора, спальных покоев.
В этих покоях, один от другого построенных близко,
Подле законных супруг сыновья почивали Приама.
Для дочерей же с другой стороны во дворе находилось
Комнат двенадцать из гладкого мрамора, сверху покрытых.
В этих покоях, один от другого построенных близко,
Подле стыдливых супруг зятья почивали Приама.
Гектора добрая мать шла навстречу ему. К Лаодике,
Самой прекрасной из всех дочерей, она путь направляла.
За руки Гектора взяв, она слово такое сказала:
"Сын мой, зачем ты пришел и покинул жестокую битву?
Сильно вас, видно, теснят ненавистные дети ахеян
Битвой вкруг стен Илиона, — и сердце тебя побудило
В город войти, чтоб воздеть из Акрополя руки к Зевесу.
Но подожди, принесу я вина, — точно мед оно сладко;
Раньше Зевесу отцу и всем прочим богам возлиянье
Ты совершишь, а затем и сам насладишься, отведав,
Ибо вино укрепляет отвагу уставшего мужа,
Если устал он, как ты, защищая товарищей в битве".
Ей отвечая, сказал шлемовеющий Гектор великий:
"Нет, о, почтенная мать! Не давай мне вина, чтобы вовсе
Не обессилел я вдруг, не забыл про отвагу и крепость.
Так же Зевсу боюсь возлиянье свершить: неумыты
Руки мои. А тому, кто и кровью покрыт и землею,
Тучегонителю Зевсу молиться отнюдь не пристойно.
Ты же возьми благовонья и, женщин почтенных собравши,
В храм отправляйтесь к Афине, дающей в сраженьях добычу.
Также возьми покрывало, какое отыщешь в чертоге
Шире других и пышней, и дороже тебе между всеми
И положи на колени прекрасноволосой Афине.
Тут же обет соверши пред богиней предать ей во храме
В жертву двенадцать быков, годовалых, с ярмом незнакомых,
Если наш город и жен, и младенцев она пожалеет,
Если от Трои священной теперь отразит Диомеда,
Воина дикого, грозного силой, виновника страха.
Так отправляйся к Афине, дающей в сраженьях добычу,
Я же к Парису пойду и его призову, коль захочет
Слушаться слова. О, если б земля перед ним расступилась!
Ибо его воспитал Олимпиец на горе большое
Гражданам Трои, Приаму царю и всем детям Приама.
Если б я видел его нисходядщим в обитель Аида,
Я бы поверил, что дух мой о бедствиях тяжких забудет".
Так он сказал. И вернулась в дворец его мать и служанкам
Тотчас велела созвать всех по городу женщин почтенных.
Той же порою сама возвратилась в покой благовонный,
Где покрывала, узорами тканные, вместе лежали,
Жен сидонийских работа, которых Парис богоравный
Сам из Сидона привел, переплыв чрез широкое море,
Тем же путем, как Елену — жену, знаменитую родом.
Там покрывало одно в дар Афине избрала Гекуба;
Было оно по шитью всех красивей и больше размером,
Яркой горело звездой и лежало последним под всеми.
Из дому вышла она — и толпою за нею все жены.
Вскоре достигли они средь Акрополя храма Афины.
Двери им в храм отомкнула прекрасная видом Феана,
Дочь копьеносца Кисея, жена Антенора возницы;
Женщину эту троянцы поставили жрицей Афины.
С плачем все жены троянские руки воздели к богине,
А миловидная жрица Феана взяла покрывало,
Чтоб положить на колени Афине прекрасноволосой;
Зевса великого дочь призывала она, умоляя:
"Дивная в сонме богинь, о, защитница нашей твердыни,
Меч Диомеда сломай, Афина почтенная! Сделай,
Чтобы у Скейских ворот сам он в землю лицом повалился.
Тотчас двенадцать быков годовалых, с ярмом незнакомых,
В жертву тебе принесем здесь во храме твоем, если город,
Если троянских супруг, если малых детей пожалеешь".
Так призывала она, но Паллада Афина не вняла.
Так умоляли они дочь великого Зевса Кронида.
Гектор пошел между тем к Александру в чертог пышнозданный,
Им возведенный самим, но ему помогали другие
Лучшие мужи строители, жившие в Трое богатой.
Спальный покой возвели они, также чертог и ограду
Подле жилища Приама и Гектора в городе верхнем.
К этому дому направился Гектор, возлюбленный Зевсом.
Нес он в одиннадцать локтей копье, и сверкала на древке
Острая медь на конце, а кругом шло кольцо золотое.
Гектор Париса в чертоге застал разбиравшим доспехи
Пышные: щит он рассматривал, панцирь и луки кривые.
Тут же средь женщин-рабынь аргивянка Елена сидела
И надзирала, как те исполняли искусно работы.
Гектор, взглянув на него, стал корить его бранною речью:
"О, злополучный! В душе своей гнев ты питаешь некстати.
Гибнут войска, вкруг стены и высокой твердыни сражаясь,
А загорелась война и шум битвы раздался под Троей
Ради тебя — и ты сам укорял бы другого наверно,
Если б увидел кого покидающим грустную битву.
Встань же; быть может, наш город средь пламени скоро погибнет"
И, отвечая, ему Александр боговидный промолвил:
"Гектор! За то, что меня укорял ты не больше, чем должно,
Я отвечаю тебе. Ты ж внимателен будь и послушай.
Нет, не сердясь на троянцев и не из желания мести
В спальном покое сижу. Лишь печали хотел я предаться.
Но, убеждая меня своей ласковой речью, супруга
В бой посылает опять. И я сам полагаю, что лучше
В битву идти: переменчива к мужу бывает победа.
Ты подожди здесь, пока облекусь я в доспехи Арея.
Или ступай, за тобой я пойду и надеюсь настигнуть".
Молвил он так. Ничего не сказал шлемовеющий Гектор.
С речью медовой к нему обратилась в то время Елена:
"Деверь любезный! О, деверь бесстыдной жены и зловредной!
Пусть бы в тот день, как на свет меня только что мать породила,
Ветра жестокий порыв налетел и унес меня в горы,
Или понес по волнам в даль широко шумящего моря.
Волны б умчали меня, перед тем как все беды случились.
Но уже если послать эти бедствия боги решили,
Пусть хоть была б я супругою более храброго мужа,
Мужа, кто б чувствовать мог оскорбленья людей и укоры.
Этот же духом теперь не силен, да таким же наверно
Будет и впредь; он, надеюсь, плоды своей слабости вкусит.
Но посети нас покуда. Присядь на седалище это,
Деверь мой, ты, кто душой чаще прочих изведал усталость
Из-за меня же бесстыдницы, из-за вины Александра,
Все из-за нас, кого Зевс осудил на печальную участь —
В песнях расславленным быть и среди поколений грядущих".
И отвечал ей тогда шлемовеющий Гектор великий:
"Нет, и любя, не проси, чтобы сел я: меня не упросишь.
Сердце зовет уж меня, чтоб спешил я троянцам на помощь.
Сильно, должно быть, они обо мне, отлучившемся тужат.
Ты же его побуди, да и сам пусть торопится также;
Пусть он догонит меня, когда снова вне города буду.
В дом свой теперь я иду, чтобы там повидать домочадцев,
Также супругу свою дорогую и малого сына.
Ибо не знаю, приду ль к ним еще раз обратно из битвы,
Иль укротят меня боги под острым оружьем данайцев".
Так говоря ей в ответ, отошел шлемовеющий Гектор.
Вскоре за этим вступил он в покои с красивым убранством.
Но не застал во дворце белокурой жены Андромахи.
С милым ребенком она и прекрасно одетой служанкой
Вместе на башню взойдя, там стояла, стеная и плача.
И не заставши в дворце беспорочной жены своей, Гектор
Стал у порога и так, вопрошая, промолвил служанкам:
"Слушайте, слуги мои и в ответ мне поведайте правду:
Вы мне скажите, куда Андромаха пошла из чертога?
В дом ли золовок своих иль невесток прекрасно одетых,
В храм ли Афины пошла, где теперь и другие троянки?
Милости просят у грозной прекрасноволосой богини?
И отвечала ему домовитая ключница тотчас:
"Если велишь мне, о, Гектор, чтоб правду тебе я сказала,
Знай: не к золовкам она, не к невесткам прекрасно одетым,
Также пошла не во храм, где теперь и другие троянки
Милости просят у грозной прекрасноволосой богини.
Но к Илионской пошла она башне высокой, узнавши,
Что погибают троянцы, что сила ахейцев громадна.
По направленью к твердыне она, уподобясь безумной,
Быстро помчалась. Кормилица вслед понесла и ребенка".
Так она молвила. Гектор тогда из дворца устремился
Тем же путем, как пришел, средь красиво обстроенных улиц.
Только что, город пройдя, он приблизился к Скейским воротам —
Ибо чрез них проходить надлежало, чтоб выйти в долину, —
Тотчас навстречу к нему прибежала жена Андромаха,
Дочь Этиона — царя, одаренная щедрым приданым,
Дочь Этиона, кто жил подо Плаком, горою лесистой,
В Фивах Плакийских и правил народом мужей киликийцев.
Дочь-то его и взята меднопанцирным Гектором в жены.
Вскоре она подошла, и прислужница шла вместе с нею,
Нежное к сердцу прижавши дитя, еще вовсе малютку —
Гектора сына-любимца, что яркой звезде был подобен.
Имя Скамандрия дал ему Гектор, но Астианаксом
Звали другие, за то, что лишь Гектор защитник был Трои.
Он улыбался теперь, на младенца безмолвно взирая.
Но Андромаха в то время приблизилась, льющая слезы,
За руку мужа взяла и такое промолвила слово:
"О, дорогой! Твоя храбрость погубит тебя. И не жалко
Малого сына тебе, ни меня, горемычной, кто скоро
Станет вдовою твоей, ибо скоро ахейские мужи
Все на тебя нападут и убьют. А тебя потерявши,
Лучше мне в землю сойти. Не будет мне радостей больше,
Если ты смерти навстречу пойдешь. Впереди ожидает
Только печаль. Нет отца у меня, нет и материм милой.
Первым отца моего умертвил Ахиллес богоравный,
В день, когда взял в Киликии высоковоротные Фивы,
Город прекрасный разрушив. Но он, хоть убил Этиона,
Все же доспехов не снял, оттого что в душе убоялся.
Вместе с оружием светлым его он сожжению предал,
Сверху ж могилу насыпал. И вязы кругом посадили
Горные нимфы, Эгидодержавного дочери Зевса.
Семеро братьев родных оставалось со мною в чертоге.
Все в один день отошли они вместе в обитель Аида,
Всех умертвил их герой богоравный Ахилл сын Пелея.
Пасших стада криворогих быков и овец белорунных.
Мать же мою, что в стране у лесистого Плака царила,
Ту он сначала под Трою привел среди прочей добычи,
Вскоре ж ее отпустил, получивши бесчисленный выкуп.
В отческом доме стрелой Артемида ее поразила.
Гектор, теперь для меня ты отец, ты и мать дорогая,
Ты мой единственный брат и ты же супруг мой цветущий.
Сжалься над нами сегодня, останься на башне высокой,
Чтобы его сиротой, а меня не покинуть вдовою.
Войско меж тем размести невдали от смоковницы дикой,
Там где доступнее город, где легче на стену взобраться.
Трижды на приступ уже покушались храбрейшие мужи
Под предводительством Идоменея, обоих Аяксов,
И богоравных Атридов, и мощного сына Тидея.
Вещий какой прорицатель, быть может, открыл им то место,
Или же собственный дух устремил их туда и направил".
И отвечал ей на то шлемовеющий Гектор великий:
"Сам я, жена, этим всем озабочен. Но страшно б стыдился
Я благородных троян и троянок, влачащих одежды,
Если бы здесь вдалеке, точно трус, уклонялся от битвы.
Да и противится сердце мое, оттого что приучен
Доблестным быть я всегда и сражаться средь первых троянцев,
Громкую славу отца, также славу свою соблюдая.
Знаю в душе хорошо и предчувствую сам это сердцем:
Будет когда-либо день, и погибнет священнаяТроя,
Вместе погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Но не страшат меня столько страдания прочих троянцев,
Даже Гекубы самой и отца скиптроносца Приама,
Бедствия братьев родных, что большою толпой и отважной
Все же полягут во прах под руками мужей супостатов, —
Сколько твои, Андромаха. В тот день меднобронный ахеец,
Льющую слезы, тебя уведет и похитит свободу.
Будешь ты в Аргосе ткать, под надзором жены чужеземной,
Будешь там воду носить из Мессеиса иль Гипереи,
Нехотя сильно, но все же нужда роковая заставит.
Скажет тогда кто-нибудь, увидав тебя, льющую слезы:
Гектора это жена, кто из храбрых наездников Трои
Первым в сраженьях бывал, когда бились вкруг стен Илиона.
Скажет он так. Для тебя же то будет страданием новым
Вспомнить о муже, кто мог бы тебя от неволи избавить.
Пусть же я раньше умру и могильной покроюсь землею,
Чем я услышу твой плач и твое похищенье увижу".
Молвив, блистательный Гектор к ребенку простер свои руки.
С криком дитя отвернулось к кормилице, пышно одетой,
К сердцу прижалось, испугано видом отца дорогого.
Меди оно устрашилось и гребня из гривы косматой,
Что колебался так грозно повыше блестящего шлема.
И улыбнулись почтенная мать и любезный родитель.
Шлем с головы своей снял блистательный Гектор великий,
Ярко сверкавшую медь положил он на землю поспешно,
Милое обнял дитя, на руках покачал и, поднявши,
Молвил, взывая с молитвой к Зевесу и прочим бессмертным:
"Зевс и вы, прочие боги! О, дайте, чтоб сын мой любезный
Сделался мужем, как я: наилучшим средь войска троянцев;
Дайте, чтоб силой был славен и силой царил в Илионе.
Пусть говорят про него, когда будет с войны возвращаться:
"Многим он лучше отца". Пусть доспехи, залитые кровью,
Снимет с врага и приносит и радует матери сердце".
Молвив, дитя возвращает он на руки милой супруге.
Сына взяла Андромаха, прижала к груди благовонной
И улыбнулась сквозь слезы. И сжалился Гектор над нею,
Нежно погладил рукой и такое промолвил ей слово:
"Милая, в сердце своем обо мне не печалься так много.
Против судьбы человек не пошлет меня в область Аида,
А от судьбы, полагаю, никто из людей не спасется,
Ни боязливый, ни храбрый, коль скоро на свет он родился.
Лучше, вернувшись домой, ты займись-ка там собственным делом,
Прялкой и ткацким станком — и блюди, чтоб служанки свершали
Точно работы свои. О войне ж позаботятся мужи,
Все, кто живет в Илионе, а я — наиболее прочих".
Так произнесши, блистательный Гектор свой шлем густогривый
Поднял с земли, а жена дорогая направилась к дому,
Все озираясь назад, проливая обильные слезы.
Вскоре вернулась в чертог, знаменитый богатым убранством,
Гектора мужеубийцы, где встретила много служанок.
И подняла Андромаха меж ними меж всеми рыданье.
Так еще заживо Гектор в своем был оплакан чертоге,
Ибо не ждали они, что домой он вернется обратно
С поля сраженья, избегнув отваги и силы ахеян.
Не оставался меж тем и Парис в своем доме высоком.
Но, облачившись в доспехи войны, испещренные медью,
Быстро прошел через город, ногам доверяясь проворным.
Как застоявшийся конь, что ячменем из яслей раскормлен,
Привязь порвавши, бежит и копытами бьет по долине,
Мчится к реке светлоструйной, где вольный привык он купаться;
Силой гордясь, высоко подымает он голову, грива
Вьется с обеих сторон вокруг плеч, и, доверившись мощи,
Быстро несут его ноги к знакомым тем пастбищам конским:
Так и Парис Приамид, весь блистая оружьем, как солнце,
Радости полный, спускался с высокой твердыни Пергама.
Быстро несли его легкие ноги. И вскоре настиг он
Богоподобного брата, едва лишь тот место оставил,
Где незадолго пред этим беседовал с милой супругой.
Первый к нему обратился тогда Александр боговидный:
"Милый! Тебя задержал я, меж тем как торопишься сильно.
Медля, не в пору пришел я урочную, как повелел ты".
И, отвечая ему, так сказал шлемовеющий Гектор:
"Брат мой! Ничтожным тебя никто из людей справедливых
В деле войны не сочтет, оттого что ты сердцем отважен,
Но добровольно ты медлишь, трудиться не хочешь. Во мне же
Сердце болит, если слышу тебе от троянцев укоры,
Ибо усталости много они за тебя претерпели.
Только теперь поспешим. Мы все это загладим и после,
Если Зевес нам дозволит, на память о дне избавленья,
Чашу поставить в чертогах богам небожителям вечным,
Если от Трои прогоним ахеян в прекрасных доспехах".
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
Единоборство Гектора с Аяксом.
Так говоря, из ворот устремился блистательный Гектор
Вместе с ним шел его брат Александр, и в душе своей оба
Сильным горели желаньем они воевать и сражаться.
Точно как если б Зевес ниспослал мореходцам желанный
Ветер попутный, когда уж они по волнам утомились
Гладкими веслами бить и усталость их члены сковала:
Так и троянским войскам показались желанными оба.
Вскоре Парис умерщвляет Менесфия, сына владыки
Ареифоя, рожденного в Арне от палиценосца
Ариефоя царя с волоокою Филомедузой.
Гектор затем поразил Эонея копьем заостренным
В шею, под медным загибом от шлема, и тело расслабил.
Главк же, дитя Гипполоха, ликийских мужей предводитель,
Дротом ударил в плечо Ифиноя, бойца Декеада,
В схватке жестокой, когда Ифиной на коней устремился.
Наземь он пал с колесницы, и члены его ослабели.
Тут синеокая их увидала богиня Паллада —
Войско ахейских мужей, погибавших в сражении грозном.
Тотчас спустилась она с Олимпийских высот, и помчалась
К Трое священной. И к ней Аполлон поспешает навстречу.
С выси Пергамской спускаясь: троянцам желал он победу.
Оба, навстречу ступая, сошлись они вместе у дуба.
Царь Аполлон, сын Зевеса, к ней первый тогда обратился:
"Так порываясь, зачем, о, дитя всемогущего Зевса,
Мчишься с Олимпа, каким побуждаема сильным желаньем?
Или на сторону греков изменчивый жребий победы
Хочешь склонить? Никогда не жалеешь ты гибнущих троян.
Только послушай меня, ибо так будет лучше гораздо.
Дай прекратим на сегодня войну и неистовства битвы.
После пускай они снова воюют, пока не добьются
Гибели стен Илионских, уж если вы так порешили,
Вечно живущие боги, чтоб этот разрушен был город".
И синеокая молвила слово богиня Паллада:
"Так, Дальновержец, да будет. Сама размышляя о том же,
Я ниспускалась с Олимпа к троянским войскам и ахейским.
Только поведай мне, как прекратить собираешься битву?"
И, отвечая, промолвил ей царь Аполлон, сын Зевеса:
"В Гекторе, славном вознице, великую храбрость пробудим.
Сделает вызов, быть может, тогда он данайским героям,
Не пожелает ли кто с ним один на один состязаться.
И, негодуя, быть может, ахеяне в медных доспехах
С Гектором богоподобным кого-либо вышлют сразиться".
Так он сказал. Синеокая с ним согласилась Афина.
Сын же любезный Приама, Гелен, угадал в своем сердце
Волю богов и все то, что угодно им было замыслить.
Он перед Гектором стал, подошедши, и слово промолвил:
"Гектор, Приама дитя, по мудрости равный Зевесу!
Ныне послушай меня, ибо братом тебе прихожусь я.
Ты повели, чтобы сели троянцы и все аргивяне.
Сам же из войска ахейцев храбрейшего вызови мужа,
Против тебя пусть один он сразится жестокою битвой.
Ныне тебе не судьба умереть и достигнуть кончины.
Голос о том я услышал богов, существующих вечно".
Так он сказал, и с великою радостью внял ему Гектор.
Выйдя вперед среди войск, удержал он фаланги троянцев,
Взявши копье посредине, и все они тотчас уселись.
Также Атрид Агамемнон ахейцам в прекрасных доспехах
Сесть повелел. И Афина, а с ней Аполлон сребролукий
Сели на дубе высоком Эгидодержавного бога,
Зевса отца, уподобясь по виду двум коршунам хищным,
Зрелищем войск наслаждаясь. Густые ряды их сидели,
Медью щитов округленных и копий, и шлемов щетинясь.
Точно как зыбь, что над морем струится, когда лишь недавно
Западный ветер поднялся, и волны от зыби темнеют, —
Так волновались в долине фаланги сидевших троянцев
И аргивян. Приамид между ними поднялся и молвил:
"Слушайте, Трои сыны и ахейцы в прекрасных доспехах!
Ныне я слово скажу вам, как сердце в груди повелело.
Клятвам союза свершиться верховный Кронид не дозволил.
Он, замышляя несчастья, обоим войскам предназначил
Биться, покуда иль наш крепкобашенный город возьмете,
Или погибнете сами вблизи кораблей мореходных,
Ибо собрались у вас все храбрейшие мужи Ахеи.
Ныне же тот, кого сердце со мной побуждает сражаться,
Пусть выступает вперед и с божественным Гектором бьется.
Так предложу я, и Зевс да свидетелем будет пред нами:
Если меня он убьет заостренною медью, доспехи
Пусть он с меня совлечет и к судам отнесет мореходным,
Труп же он должен вернуть, чтоб троянцы и жены троянцев
Дома, когда я умру, мое тело огню приобщили.
Если ж его я убью — Аполлон пусть дарует мне славу —
Снявши доспехи с него, в Илион отнесу я священный,
В храме повешу их там Аполлона царя Дальновержца.
Прах же отдам отнести к многогребным судам я ахейским,
Чтобы его погребли пышнокудрые дети Ахеян,
Чтобы насыпали холм перед Геллеспонтом обширным.
Скажет тогда кто-нибудь из людей в поколеньях грядущих,
На многовесельном судне по черному плавая понту:
— Вот надмогильный курган умершего древле героя.
Некогда, полного силы, убил его Гектор блестящий. —
Скажет он это, и слава моя никогда не погибнет".
Так он промолвил и все сохраняли молчанье, внимая,
Ибо стыдились отвергнуть, принять же боялись тот вызов.
Быстро поднялся тогда Менелай и промолвил им слово,
Всех упрекая обидно и сердце в нем тяжко стенало:
"Горе! Хвастливое племя, ахеянки вы, не ахейцы!
Ныне поистине будет страшнейшим для нас посрамленьем,
Если никто из данайцев не выступит с Гектором биться.
Лучше б совсем вы пропали, развеялись прахом и паром,
Вы, кто сидите здесь вместе, без сердца в груди и без славы!
Сам я оружье беру против Гектора. В небе высоком
Жребий сокрыт у богов, существующих вечно".
Так говоря, он облекся в доспехи прекрасные брани.
Тут бы тебе Менелай, под могучей рукой Приамида,
Жизни конец подоспел — так как был он гораздо сильнее,
Если б вожди аргивян не сдержали тебя, устремившись,
Если б тебя Агамемнон, владыка с обширною властью,
Не взял за правую руку и слова тебе не промолвил:
"Что, Менелай, ты безумствуешь, Зевса питомец? Безумьем
Ты не поможешь себе. Воздержись, хоть печалишься сердцем.
С мужем, сильнейшим тебя, сгоряча не желай состязаться,
С Гектором, сыном Приама: его и другие страшатся.
Сам Ахиллес — а тебя он гораздо отважней душою —
С ним трепетал повстречаться в жестоком бою мужегубном.
Но повинуйся и сядь, удалившись к отрядам дружины.
Вышлют другого бойца против Гектора дети ахеян.
Как Приамид ни бесстрашен и как ни желает сражаться,
Все же он с радостью, верю, колени согнет, коль вернется
Ныне из гибельной битвы, опасности страшной избегнув".
Так говоря, убедил Менелая герой Агамемнон,
Ибо советовал должное. Тот покорился. И тотчас
С плеч Менелая доспехи служители радостно сняли.
Нестор поднялся тогда средь ахейцев и слово промолвил:
"Горе! Великая скорбь, знать постигла ахейскую землю!
То-то бы старец наездник Пелей застонал теперь громко,
Мудрый советник дружин мирмидонских и славный вития,
Если б услышал, что все перед Гектором ныне трепещут,
Все аргивяне, чей род и потомство он, радуясь сердцем,
Некогда в доме своем узнавал от меня, вопрошая.
Руки к бессмертным богам он верно воздел, умоляя,
Чтобы из тела душа отлетела в обитель Аида.
Отче Зевес, Аполлон и Афина! О, если бы стал я
Моложе, как прежде, когда аркадийцы, метатели копий,
Встретив пилосцев вблизи Келадона, текущего быстро,
С ними сразились у вод Иардана, под башнями Феи.
Первым бойцом почитался Эревталион богоравный.
Ареифоя владыки носил он вкруг тела доспехи,
Дивного Ареифоя, по прозвищу Палиценосца.
Так его звали и мужи и пышноодетые жены,
Ибо не длинным копьем и не луком в бою подвизался,
Но булавою железной фаланги врагов сокрушал он.
Все же Ликург умертвил его, только лукавством, не силой:
В узком проходе настиг, где железною палицей гибель
Тот отклонить бы не мог. И Ликург, устремившийся первый,
Дротом пронзил его в грудь, и на землю свалился он навзничь.
Тот же доспехи совлек, подаренные медным Ареем.
Долго он сам их носил, уходя на работу Арея,
И наконец, когда дожил до старости в царском чертоге,
Отдал носить их соратнику другу Эревталиону.
Этот, доспехи надев, вызывать стал храбрейших героев.
Все трепетали; никто не решался вступить в состязанье.
Только меня устремило бесстрашное сердце сразиться
С дерзким бойцом, хоть и был я годами из всех наимладший.
С ним я сражался, и славой меня наградила Афина,
Ибо я мужа убил, кто сильнее меня был и выше.
Ростом громадный, он лег, по земле распростертый.
Если б я снова был молод, и прежняя сила вернулась,
Скоро дождался б тогда шлемовеющий Гектор сраженья.
Ныне ж хоть собраны вместе храбрейшие мужи Ахеи,
Не устремился никто добровольно, чтоб Гектора встретить".
Так порицал их старик. Поднялись тогда девять героев.
Первый восстал между ними владыка мужей Агамемнон;
Следом поднялся за ним Диомед, сын Тидея могучий;
После Аяксы поднялись, отваги стремительной полны;
Идоменей после них, также Идоменея товарищ
Встал Мерион, Эниалию, мужеубийце подобный.
Встали затем Эврипил, блистательный сын Эвемона,
Сын Андремона Фоас, да еще Одиссей богоравный.
Все они страстно желали с блистательным Гектором биться.
Снова тогда обратился к ним Нестор, наездник Геренский:
"Жребию нынче доверьтесь. Кого б он из вас ни назначил,
Будут равно ему рады ахейцы в прекрасных доспехах.
Сам же он в сердце своем будет рад лишь тогда, коль вернется
Ныне из гибельной битвы, опасности страшной избегнув".
Так он промолвил. И каждый немедля свой жребий наметил
И опустил его в шлем Агамемнона, сына Атрея.
Войско ж молилось вокруг, и к богам воздевались их руки.
Каждый в толпе говорил, на пространное небо взирая:
"Зевс, наш отец: иль Аякса назнач, или сына Тидея,
Иль самого повелителя златообильной Микены!"
Так говорили. И Нестор Геренский все жребии вскинул.
Выпал из шлема тот жребий, который был войску желанен —
Жребий Аякса. И вестник, его обнося по собранью,
Всем показал полководцам, от правой руки начиная.
Но, не признав своего, все вожди от него отказались.
Вскоре к тому подошел он, неся по собранию жребий,
Кто опустил его в шлем и отметил, Аякс многославный
Руку простер, и глашатай, став ближе, вручил ему жребий.
Он посмотрел и увидел отметину, радуясь сердцем,
Бросил на землю к ногам и, ко всем обращаясь, воскликнул:
"Жребий, друзья, это мой. Сам я сердцем обрадован. Верю,
Что одержу я победу над Гектором богоподобным.
Вы же скорее, пока я доспехи войны надеваю,
Все вознесите молитву к владыке Зевесу Крониду,
Но про себя, молчаливо, дабы не внимали троянцы,
Или хоть вслух, потому что отнюдь никого не боимся.
Силой меня против воли никто, пожелав, не прогонит,
Или военным лукавством. Не столь уже глупым, надеюсь,
Был и рожден, и воспитан на острове я Саламине".
Так он сказал. Все воззвали к владыке Зевесу Крониду.
Каждый из них говорил, на пространное небо взирая:
"Зевс, наш отец, величайший, славнейший, на Иде царящий!
Дай, чтоб досталась Аяксу победа и светлая слава!
Если ж и Гектора любишь, и он тебя также заботит,
То удели им обоим ты равную славу и доблесть".
Так говорили они. Той порою Аякс ополчился
В светлую медь. Все доспехи войны возложивши на тело,
Он устремился вперед, как ступает Арей исполинский,
Если вмешается в битву мужей, кого Зевс Олимпиец
Злобой, снедающей душу, побудит друг с другом сражаться.
Так устремился Аякс исполинский, защита ахейцев.
Грозно лицо улыбалось, меж тем как, шагая широко,
Ставил он ноги вперед, потрясая копьем длиннотенным.
Видя Аякса таким, аргивяне почуяли радость
И содрогнулись троянцы: по членам их дрожь пробежала.
Даже у Гектора сердце в груди застучало сильнее.
Но уж теперь он не мог убежать и, назад отступая,
Слиться с толпою друзей, ибо сам сделал вызов к сраженью.
Близко Аякс подошел и держал он огромный, как башня,
Медный свой щит семикожный, что Тихий, трудясь изготовил,
Лучший из шорников всех, обитающих в городе Гиле.
Он же ему изготовил блистательный щит семикожный,
Шкуры сняв с тучных волов, с восьмой оболочкой из меди.
Сын Теламона Аякс, держа этот щит перед грудью,
Близко от Гектора стал и, назвав его, слово промолвил:
"Гектор! Сражаясь один на один, ты изведаешь ныне,
Что за герои бойцы обретаются в строе данайцев,
Кроме Ахилла, рядов сокрушителя, львиного сердца.
Пусть он лежит на своих искривленных судах мореходных,
В сердце питая вражду к Агамемнону, пастырю войска.
Есть и меж нами другие, тебе чтобы выйти навстречу,
Даже не в малом числе, начинай же борьбу и сраженье".
И, отвечая, сказал шлемовеющий Гектор великий:
"Зевса питомец, Аякс Теламонид, племен предводитель,
Не искушай ты меня как младенца, лишенного силы,
Или как женщину в деле войны не искусную вовсе.
Ведаю сам хорошо и искусство войны и убийства.
Сам обращать я умею направо и также налево
Щит свой из кожи сухой, чтоб остаться в борьбе невредимым.
В битву умею бросать я своих кобылиц быстроногих,
Также умею плясать в честь Арея в бою рукопашном.
Как бы ты не был силен, я тебя поразить не хотел бы
Тайно, в засаде следя, но открыто, коль это удастся".
Так он сказал и, потрясши, копье длиннотенное бросил,
И поразил он Аякса в чудовищный щит семикожный,
Сверху по меди, служившей щиту оболочкой восьмою.
Крепкая медь через шесть оболочек прошла, разодрав их,
Но в оболочке седьмой задержалась. Вторым вслед за этим
Зевса питомец Аякс копье длиннотенное бросил.
И поразил Приамида он в щит, равномерно округлый.
Через блистательный щит копье тяжело пролетело.
И, через панцирь проникнув, отделанный с дивным искусством,
Прямо вдоль паха оно разодрало хитон Приамида.
Тот отклонился назад и погибели черной избегнул.
Оба исторгли обратно свои длиннотенные копья,
И налетели еще раз, подобные львам плотоядным
Или же двум кабанам, чья мощь не легко укротима.
Гектор копьем замахнулся и в щит посредине ударил.
Меди щита не пробив, острие у копья изогнулось.
После Аякс устремился и в щит поразил. И на вылет
Вышло копье через щит и назад оттолкнуло героя.
Медь оцарапала шею и черная кровь заструилась.
Не уклонился тогда от борьбы шлемовеющий Гектор,
Но отбежал и булыжник могучею поднял рукою,
Черный, большой, угловатый, лежащий пред ним среди поля,
И угодил им в Аяксов чудовищный щит семикожный,
В выпуклость, прямо в средину; вся медь на щите зазвенела.
В свой же черед Теламонид, взяв камень, значительно больший,
Бросил его, завертев и напрягши безмерную силу.
Щит посредине вогнул этот камень, огромный как жернов.
И поразил Приамида в колени; тот навзничь свалился,
Щит свой вплотную держа; Аполлон его на ноги поднял.
Тою порой на мечах они близко бы стали рубиться,
Не подойди к ним глашатаи, вестники Зевса и смертных, —
От меднобронных ахейцев один, а другой от троянцев,
Мудростью оба равно вдохновенны, Идей и Талфибий.
Скиптры они протянули промежду героев. И слово
Молвил глашатай Идей, многоопытный в мудрых советах:
"Полно, о, милые дети, еще враждовать и сражаться,
Ибо вас любит обоих Зевес, облаков собиратель.
Оба вы храбрые мужи; мы все это видим сегодня,
Но уже ночь настает. Хорошо покоряться и ночи".
И, отвечая ему, так промолвил Аякс Теламонид:
"Вы прикажите, Идей, чтобы Гектор сказал нам все это.
Сам на борьбу вызывал он храбрейших героев данайских.
Пусть начинает. А я покорюсь, если он подчинится".
И произнес ему так шлемовеющий Гектор великий:
"Славный Аякс, кому бог даровал и громадность, и силу
С мудростью вместе, копьем же владеешь всех лучше ахейцев,
Дай прекратим на сегодня вражду и жестокую битву.
После мы будем опять состязаться, пока не разлучит
Нас божество, одному из двоих даровавши победу.
Ночь наступает уже. Хорошо покоряться и ночи.
Сильно обрадуешь этим ты всех аргивян пред судами,
Больше всего же друзей и товарищей, если имеешь.
Также и я средь обширной столицы владыки Приама
Радость доставлю троянцам и пышно одетым троянкам,
Всем, кто молясь за меня, соберется в обители бога.
Ныне дарами богатыми дай поменяться друг с другом.
Пусть говорит о нас каждый ахеец и каждый троянец:
Бились они, разделяемы злобой, снедающей душу;
Связаны узами дружбы, они после битвы расстались".
Так говоря, Приамид подарил ему меч среброгвоздый,
Вместе подав и ножны, и ремень, что отрезан был гладко.
А Теламонид Аякс дал свой пояс пурпурно-блестящий.
После расстались они, и один удалился к ахейцам,
К войску троянцев — другой. И троянцев наполнила радость,
Видя, как Гектор подходит живым и здоровым,
Гнева Аякса избегнув и силы его не победной.
В город его повели, еле веря тому, что он спасся.
Тою порой аргивяне в прекрасных доспехах предстали
Пред Агамемноном дивным с Аяксом, победою гордым.
Только что все они вместе собрались в палатке Атрида,
В жертву заклал ради них он быка всемогущему Зевсу,
Взяв пятилетка самца, Агамемнон, владыка народов.
Кожу содрали с быка; приготовив, рассекли все тело
И вертелами пронзили, искусно разрезав на части.
После, прожарив заботливо, все от огня удалили.
Кончив труды, приготовили пир и за яства уселись,
И не нуждался никто в уделяемой поровну пище.
Длинной же частью хребтовой Аякса почтил в знак отличья
Славный герой Агамемнон, владыка с обширною властью.
После ж того, как они утолили и голод и жажду,
Нестор разумный совет раньше всех излагать стал пред ними,
Старец, которого мысль досель почиталась мудрейшей.
Благожелательно к ним обратившись, он слово промолвил:
"Славный Атрид и другие знатнейшие мужи ахеян!
Много меж нами погибло прекрасноволосых данайцев:
Неукротимый Арей близ реки светлоструйной Скамандра
Пролил их черную кровь, и в Аид ниспустились их души.
Вот почему удержать мы должны аргивян от сраженья
Завтра с зарей и собраться самим, чтоб свезти сюда трупы
На лошаках и волах. А потом предадим их сожженью
Недалеко от судов, чтобы кости родителей детям
Каждый доставил домой, если в отчую землю вернемся.
После того привезем из долины песку и воздвигнем
Общий курган близ костра, а с ним рядом высокие башни
Мы, торопясь, возведем, кораблям и себе на защиту.
В этих же башнях ворота, приладивши крепко, устроим,
Чтобы дорога чрез них оставалась удобной для конных.
А впереди мы поблизости ров прокопаем глубокий,
Чтобы троянцы на нас не обрушились битвой нежданно.
Он, окружая суда, остановит и пеших и конных".
Так он промолвил и все одобряли его полководцы.
Тою порою в Акрополе Трои, близь дома Приама,
Было собранье троянцев, ужасное, полное шума.
Начал тогда среди них говорить Антенор вдохновенный:
"Слушайте, мужи троянцы, дардане, союзное войско,
Чтобы я все вам поведал, как сердце в груди повелело.
Дайте немедля вернем аргивянку Елену Атридам,
С ней и богатства ее; ныне клятвы союза нарушив,
Мы продолжаем войну; никакого исхода полезней
Я не предвижу для нас, если так мы теперь не поступим".
Так он промолвил и сел, и тогда между ними поднялся,
Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены.
И, возражая ему, он крылатое слово промолвил:
"Речь, неугодную мне, Антенор, произнес ты пред нами.
Мог бы иные слова ты приличнее этих измыслить.
Если ж по истине ты это все нам обдуманно молвил,
Значит, рассудок в тебе погубили бессмертные боги.
Слово промолвлю и я знаменитым наездникам Трои.
Прямо в лицо им скажу: никогда не отдам я супруги.
Те же богатства ее, что из Аргоса в дом привезли мы,
Все я согласен вернуть и другие из дома прибавить".
Так он промолвил и сел. И тогда между ними поднялся
Старец Приам Дарданид, по мудрости равный бессмертным.
Доброжелательно к ним обратившись, он слово промолвил:
"Слушайте, мужи троянцы, дардане, союзное войско,
Чтобы я все вам поведал, как сердце в груди повелело.
В город идите теперь и за трапезу сядьте, как прежде.
После о страже ночной позаботьтесь и бдительны будьте.
Завтра с зарею Идей пусть идет к кораблям многоместным,
Чтобы Атрея сынам, Агамемнону и Менелаю,
Речь передать Александра, виновного распри возникшей.
Также пусть слово им скажет разумное, не согласятся ль
От многошумной войны отдохнуть, пока трупы сожженью
Не предадим. А потом будем снова сражаться, покуда
Нас божество не разлучит, кому-нибудь давши победу".
Так он сказал, и они подчинились, внимательно слушав.
Сели за трапезу все, разойдясь на отряды по стану.
А на рассвете Идей отошел к кораблям многоместным.
Там он застал аргивян, слуг Арея, в собраньи народном
Пред кораблем Агамемнона крайним. И, став посредине
Зычноголосый к ним вестник Идей обратился и молвил:
Дети Атрея и вы, о, первейшие мужи ахейцев,
Славный Приам повелел и другие старейшины Трои
(Пусть порученье мое вам покажется милым и сладким)
Речь передать вам Париса, виновника распри возникшей:
Ваши богатства, что он на своих кораблях углубленных
В Трою привез (о, зачем не погиб он задолго пред этим),
Все он согласен вернуть, и другие из дома прибавить.
Что ж до законной жены Менелая, покрытого славой,
Той он не хочет отдать, хоть его побуждали троянцы;
Также велели вам слово сказать: согласитесь, быть может,
От многошумной войны отдохнуть, чтобы трупы сожженью
Предали мы. А потом будем снова сражаться, покуда
Нас божество не разлучит, кому-нибудь давши победу".
Так он промолвил и все, присмиревши, хранили молчанье.
Вскоре им слово сказал Диомед, среди боя отважный:
"Ныне, конечно, никто да не примет богатств Александра,
Даже Елены самой. Очевидно теперь и младенцу,
Что над троянцами сети нависли погибели черной".
Молвил — и клик одобрения подняли дети ахейцев;
Все удивлялись словам Диомеда, возницы лихого.
И, обратившись к Идею, сказал Агамемнон владыка:
"Слово ахейцев, Идей, ты и сам, без сомнения, слышишь,
Как отвечают тебе. Их решенье и я одобряю.
Что же до мертвых, то я не противлюсь нисколько сожженью,
Ибо во всем, что умерших касается медлить не должно.
Тотчас за смертью вослед, их нужно огнем успокоить.
Клятвы мои да услышит муж Геры, Зевес Громовержец!"
Так он промолвил, свой жезл ко всем воздевая бессмертным,
И отошел к Илиону священному вестник обратно.
Там заседали в собраньи троянцы, потомки Дардана:
Вместе сойдясь, ожидали они возвращенья Идея.
Вскоре предстал он пред ними и, став посредине собранья,
Весть объявил. И, услышав, они снарядились поспешно:
В поле — одни, чтобы мертвых собрать, а другие — за лесом.
В свой же черед с многогребных судов устремились ахейцы:
В поле — одни, чтобы мертвых собрать, а другие — за лесом.
Солнце едва начинало за пашни отбрасывать отблеск,
Из глубины безмятежной широко-текущего моря
Вверх устремляясь на небо. И воины встретились в поле.
Там распознать было трудно им каждого мужа.
Прежде водой отмывали кровавые пятна с умерших,
Клали в повозки затем, проливая горячие слезы.
Но запретил им рыдать великий Приам. И в молчаньи
Трупы они на костер положили, терзаясь душою,
И на огне их сожгли и вернулись в священную Трою.
Также, с своей стороны, аргивяне в прекрасных доспехах
Трупы мужей на костер положили, терзаясь душою,
И на огне их сожгли и вернулись к судам изогнутым.
Раньше, чем вышла заря, еще среди сумерек ночи,
Встали, сойдясь у костра, все отборные мужи ахейцев.
Вскоре они привезли из долины песку и воздвигли
Общий курган близ костра, перед ним же устроили стену,
Также высокие башни, судам и себе на защиту.
Там же, немедля, воздвигли ворота, приладивши крепко,
Чтобы дорога чрез них оставалась удобной для конных.
А за стеною извне они ров прокопали глубокий,
Длинный весьма и широкий, и дно частоколом забили.
Так в это время трудился народ пышнокудрых ахейцев.
Боги меж тем восседали у Зевса отца Громовержца
И с удивленьем глядели на подвиг великий данайцев.
К ним обращаясь, сказал Посейдон, потрясающий землю:
"Зевс, неужель на земле беспредельной отыщется смертный,
Кто уважал бы отныне советы бессмертных и мудрость?
Разве не видишь, что пышноволосые дети ахейцев
Стену перед кораблями воздвигли и ров прокопали,
Но гекатомбою славной бессмертных богов не почтили?
Слава об этом пройдет далеко, где заря только светит,
И позабудут о том, как некогда я с Аполлоном
Лаомедону герою построили город, трудившись".
И, негодуя, ответил Зевес, облаков собиратель:
"Боги! О, что ты промолвил, земли колебатель могучий!
Пусть бы подобного дела боялся другой из бессмертных,
Кто и отвагой и силой тебе далеко уступает.
Слава твоя же повсюду живет, где заря только светит.
Но успокойся! Когда пышнокудрые дети ахейцев
Вместе с судами вернутся в любезную отчую землю,
Стену тогда уничтожь, погрузи их в глубокие волны,
После песками покрой побережье пространное моря,
Пусть они сгинут бесследно, высокие стены ахейцев!"
Так говорили они, обращаясь друг к другу со словом.
Солнце зашло между тем, и окончилось дело ахейцев.
После заклали быков и за трапезу сели в палатках.
Тою порою пристало к ним много судов из Лемноса,
Черным вином нагруженных: прислал их Эней, сын Язона,
Тот, кто рожден Гипсипилой от пастыря войска Язона.
Детям Атрея, царям Агамемнону и Менелаю,
Чистого тысячу мер подарил он вина дорогого,
А остальное вино пышнокудрые дети ахейцев
Все покупали, железом и яркою медью,
Шкурой быков и самими быками,
Или рабами-людьми. И, пир учредивши обильный,
Пышноволосые дети ахейцев всю ночь пировали
На кораблях, а троянцы и мужи союзники — в Трое.
Зевс Промыслитель всю ночь измышлял для них беды,
Страшно гремя с высоты. И бледный напал на них ужас.
Наземь из чаш они лили вино. И никто не решался
Ранее пить, чем Крониду царю не свершал возлиянья.
После легли они спать и вкусили отраду покоя.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Прерванный бой.
В светлой одежде заря надо всей распростерлась землею.
Молнелюбивый Зевес той порою собранье бессмертных
На многоверхом Олимпе, на крайней вершине, устроил.
Сам он промолвил им слово и все ему боги внимали:
"Слушайте слово мое, все вы, боги, равно и богини,
Дабы я все вам поведал, как сердце в груди повелело.
Пусть ни одна из богинь, пусть никто из богов не дерзает
Речи моей прекословить, но вместе ей все покоритесь,
Чтобы скорее свершились дела, предрешенные мною.
Если кого из бессмертных увижу я вдаль уходящим
И помышляющим помощь троянцам подать иль ахейцам,
Мною позорно побитый сюда на Олимп он вернется.
Или, схвативши, низрину его я в темнеющий Тартар,
В ту глубочайшую пропасть, что скрыта вдали под землею,
Столько же ниже Аида, насколько земля ниже неба:
Путь к ней ведет чрез ворота железные с медным порогом.
Будет он ведать тогда, сколь сильнее я прочих бессмертных
Или хотите меня испытать, чтобы всем убедиться?
Цепь золотую спустите с пространного неба на землю.
После возьмитесь за цепь все богини, а также все боги, —
Не совлечете верховного вы Промыслителя Зевса
С неба на землю, хотя бы, трудясь, утомились вы сильно.
Если же я, в свой черед, рассудивши, повлечь пожелаю,
Всех подыму я к себе совокупно с землею и морем,
Цепь же потом обвяжу вкруг высокой вершины Олимпа,
Так что вселенная вся вдруг повиснет в пространстве воздушном.
Вот я насколько сильнее богов и сильнее всех смертных".
Так он промолвил, и все неподвижно хранили молчанье,
Речи Зевеса дивясь, ибо властное слово сказал он.
И синеокая так возразила богиня Паллада:
"Зевс, наш отец, о, Кронид Олимпиец, верховный владыка!
Видим и так хорошо, сколько сила твоя непобедна.
Все же душою скорбим о данайцах, метателях копий,
Если погибнут они, постигнуты злою судьбою.
Мы от сраженья, как ты повелел, воздержаться согласны,
Только нельзя ли совет нам внушить аргивянам полезный,
Чтобы погибли не все, оттого что ты сильно разгневан".
Ей улыбаясь, ответил Зевес, облаков собиратель:
"Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я
Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть благосклонным",
Так говоря, в колесницу он впряг лошадей быстролетных,
Меднокопытных, вкруг них золотые разметаны гривы.
Сам золотую вкруг тела он ризу надел, захвативши
Скрученный бич золотой и поднялся в свою колесницу,
Тронул коней, погоняя, и оба не против желанья
Между землею и небом, покрытым звездами, помчались.
Вскоре достигнул он Иды, отчизны зверей, многоводной,
Гаргара, где Громовержцу построен алтарь благовонный.
Там удержал лошадей отец и людей и бессмертных,
Из колесницы отпряг и облаком черным окутал.
Сам же он, славою гордый, воссел на Идейской вершине,
Глядя на город троянцев и флот меднобронных ахеян.
Трапезу тою порой пышнокудрые дети ахейцев
Быстро кончали в палатках и в бой вслед за тем ополчились.
В свой же черед и троянцы по городу в бой снаряжались,
Будучи в меньшем числе, но они по нужде неизбежной,
Пламенно рвались в сраженье, супруг и детей защищая.
Все распахнулись ворота, и хлынуло войско наружу,
Пешие с конными вместе, и гул раздавался великий.
Только что, рядом сойдясь, на одном они месте столпились,
Встретились кожи и копья и силы мужей меднобронных,
Выпукло-круглые сшиблись со звоном щиты со щитами,
И от сражения гул поднимался вокруг многозвучный,
Вместе сливались в нем клик ликованья и вопли героев,
Кто погибал и губил; вся земля там окрасилась кровью.
Долго, пока рассветало, и день разрастался священный,
Сыпались стрелы с обеих сторон и валились герои.
Только что солнце достигло средины высокого неба,
Тотчас весы золотые отец натянул Олимпиец,
И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены,
Жребий наездников Трои и медью покрытых ахеян,
Поднял в средине, и день роковой аргивян преклонился,
(Жребий ахейского войска коснулся земли плодородной,
Жребий троянских дружин взлетел до пространного неба).
Громом великим потряс Олимпиец с Идейской вершины,
Молнию, ярко пылавшую, бросил в ахейское войско.
Те, увидав, содрогнулись, и страх овладел ими бледный.
Идоменей не дерзнул оставаться, ни царь Агамемнон,
Не устояли Аяксы, служители бога Арея.
Нестор Геренский один лишь остался, защитник ахейцев.
Не добровольно, но конь обессилел: стрелой его ранил
Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены,
В верхнюю часть головы, подле черепа, где начинает
Конская грива расти, это место смертельнее прочих.
Взвился он, болью терзаем: стрела в самый мозг угодила.
Прочих расстроив коней, он кругом заметался от раны.
Но между тем как старик наклонился с мечом и старался
Упряжь коня разрубить, чрез смятение битвы летели
Гектора быстрые кони, возницу неся удалого,
Гектора. Тут бы старик и лишился дыхания жизни,
Если б его не узрел Диомед, среди боя отважный.
Страшно герой закричал, обращаясь к царю Одиссею:
"Зевса потомок, Лаерта дитя, Одиссей многоумный!
Ты ли, хребтом обратившись, как трус от толпы убегаешь?
Как бы тебе, беглецу, не вонзили оружия в спину!
Лучше вернись, отразим разъяренного мужа от старца!"
Так он сказал. Богоравный не внял Одиссей терпеливый,
Но обратился поспешно к ахейским судам изогнутым.
Сын же Тидея к передним бойцам и один устремился.
Рядом он стал с колесницею старца Нелеева сына
И, обратившись к нему, крылатое слово промолвил:
"Сильно, о, старец, тебя притесняют бойцы молодые.
Мощь ослабела твоя, удручает тяжелая старость.
Медлит слуга твой теперь, и твои обессилели кони.
Но поспеши, на мою колесницу взойди и увидишь,
Тросовы кони какие, как быстро они по долине
Мчатся вперед и назад, то, преследуя, то, убегая:
Отнял я их у Энея, коней, возбуждающих ужас.
Слуги твоих доглядят; а этих мы бросим в сраженье
Против отважных наездников Трои: пусть Гектор увидит
Что не напрасно в руке и своим я копьем потрясаю".
Так он сказал. Не ослушался Нестор, наездник Геренский.
Двое дружинников храбрых, Сфенел и боец Эвримедон,
Стали пещись о конях быстроногих Геренского старца.
Оба героя меж тем в колесницу вошли Диомеда.
Нестор хлестнул по коням, забравши блестящие вожжи,
И очутился близь Гектора вскоре. Тогда сын Тидея
Дротом в него замахнулся, летевшего прямо навстречу,
Но не попал в Приамида; лишь друга его и возницу,
Эниопея, дитя непреклонного духом Фивея,
Светлые вожжи державшего, в грудь поразил меж сосцами.
Грохнулся он с колесницы, в то время как быстрые кони
Взвились назад, от него же душа отлетела и сила.
Страшная скорбь по вознице окутала Гектору сердце,
Но, и печалясь о друге, его он лежащим оставил,
Сам же другого возницу высматривал, храброго сердцем.
Быстрые кони тогда без вождя оставались недолго.
Архептолема, Ифитова сына, в толпе отыскал он.
Тот в колесницу поднялся, и Гектор вручил ему вожжи.
Быть бы несчастью тогда и ужасным делам бы свершиться
В город, как стадо баранов, троянцы бы загнаны были,
Если бы их не увидел отец и людей, и бессмертных.
Страшно он громом потряс и блестящую молнию бросил,
Наземь ее он поверг пред конями Тидеева сына;
Грозное пламя поднялось и запах от серы горящей.
Кинулись под колесницу, объятые ужасом кони,
А у наездника Нестора вожжи из рук ускользнули.
Он содрогнулся душою, и слово сказал Диомеду:
"Вспять повернем, сын Тидея! Бежим на конях быстроногих!
Разве не видишь, что Зевс не тебе посылает победу?
Ныне Зевесом Кронидом дарована Гектору слава,
После, быть может, опять уготовит и нам, коль захочет.
Ибо никто из людей не задержит решений Зевеса,
Даже сильнейший из них: Олимпиец безмерно сильнее".
И отвечал Диомед, сын Тидея, средь боя отважный:
"Это по истине, старец, разумное слово ты молвил.
Но бесконечная скорбь проникает мне в сердце и душу.
Скажет когда-нибудь Гектор, в кругу похваляясь троянцев:
Страхом объят предо мной, сын Тидея к судам устремился.
Будет он так похваляться. Пусть раньше земля меня скроет!"
И, возражая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Ты ли, Тидея могучего сын, это слово промолвил!
Если и выставит Гектор тебя боязливым и слабым,
Слову его не поверят троянцы, равно как дардане,
Жены ему не поверят троянских бойцов щитоносцев,
Те, чьих супругов цветущих во множестве в прах ты низринул".
Так говоря, быстроногих коней обращает он в бегство
Через смятение битвы, а мужи троянцы и Гектор
С криком ужасным во след посылают им звонкие стрелы.
Громко тогда закричал шлемовеющий Гектор великий:
"Слишком тебя, Диомед, быстроконные чтили данайцы,
Лучшее место давая, и яства, и полные чаши.
Ныне тебя почитать перестанут: ты женщине равен.
Мчись на погибель свою, о, трусливая дева! Как видно,
Ты на троянские башни, меня победив, не взберешься,
Не увезешь моих жен. Раньше твой уготовлю я жребий".
Так говорил он ему. Сын Тидея в душе колебался,
Не повернуть ли коней, не сразиться ль с противником силой?
Трижды он в бой порывался, колеблясь умом и душою,
Трижды с Идейских высот возгремел Промыслитель верховный,
Знак посылая троянцам победы, решающей битву.
Гектор тем временем громко кричал, побуждая троянцев:
"Други дардане, ликийцы, бойцы рукопашные Трои!
Будьте мужами теперь, помышляйте о бранной отваге!
Вижу, что мне благосклонный Кронид обещает победу
Вместе с великою славой, данайцам же гибель готовит.
Глупые! Стены успели они возвести пред судами,
Слабые стены, ничтожные, силе моей не помеха.
Ибо легко наши кони чрез вырытый ров перескочат.
Только, как будем вблизи от глубоких судов находиться,
Вспомните, други, тогда об огне, разносящем погибель,
Чтоб корабли я огнем уничтожил, самих же данайцев
Пред кораблями повергнул, мятущихся в облаке дыма".
Так говоря, он окликнул коней, ободряя их словом:
"Ксанф, и Подагр, и Эфон. И ты также, о, Ламп мой прекрасный,
Ныне, о, кони, вы мне отплатите за все попеченья
И за труды Андромахи, дитяти царя Этиона.
Вам подносила всегда она хлеба из сладкой пшеницы.
Вам наливала вина, когда сердце вас пить побуждало,
Раньше, чем мне, хоть ее быть горжусь я цветущим супругом.
Смело помчитесь вперед, полетите! Быть может, удастся
Несторов щит раздобыть нам: идет о нем слава до неба,
Будто он весь золотой, будто скобы его золотые.
Может быть, с плеч Диомеда, возницы лихого, мы снимем
Панцирь блестящий: его сам Гефест изготовил, трудившись.
Если все это возьмем, то надеюсь, что дети ахейцев
Скроются в эту же ночь на своих кораблях быстроходных".
Так говорил он, хвалясь. Негодуя, почтенная Гера
Двинула троном своим, и великий Олимп содрогнулся.
Слово сказала она Посейдону, великому богу:
"Горе! Ужель у тебя, о, земли колебатель могучий.
Сердце в груди не скорбит о погибели храбрых данайцев?
Много отрадных даров не они ли тебе отправляют
В Эги, равно как в Гелику? Старайся послать им победу!
Ибо, скажу, если б все мы, друзья аргивян, пожелали
Войско троянцев прогнать, помешав Громовержцу Зевесу,
Грусти предался б он верно, один восседая на Иде".
Ей, негодуя, ответил земли колебатель могучий:
"Дерзкоязычная Гера! Какое ты молвила слово!
Не пожелал бы сражаться я против Кронида, хотя бы
С помощью прочих богов, оттого что сильней он гораздо".
Так, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили.
Тою порой все пространство меж башенным рвом и судами
Сделалось полным коней и ахейских мужей щитоносцев,
Скученных тесно. Стеснил же их Гектор, сын милый Приама,
Быстрому равный Арею: Зевес даровал ему славу.
Тут бы огнем беспощадным суда равномерные сжег он.
Если б почтенная Гера Атриду царю не внушила
Мысли войска ободрить, он и сам не бездействовал раньше.
Быстро направился царь к кораблям и палаткам ахейцев,
Длинный пурпуровый плащ, перекинув чрез мощную руку.
Стал он вблизи перед черным большим Одиссеевым судном,
Средним из всех кораблей, чтоб услышанным быть отовсюду —
На расстоянии между шатром Теламонова сына
И Ахиллесовой ставкой, — лишь эти вожди поместили
С краю свои корабли, полагаясь на доблесть и силу.
И закричал он тогда, громогласно взывая к данайцам:
"Стыд вам, аргивцы, о, трусы душой, лишь по виду герои!
Где же теперь похвальбы, уверенья, что всех мы сильнее,
Речи, которые вы на Лемносе тщеславно твердили,
Мясо от высокорогих быков поедая обильно
И попивая вино из наполненных кубков широких,
Будто бы каждый из вас против ста или двух сот троянцев
В битве один устоит? Ныне ж все одного недостойны, —
Гектора, кто корабли вскоре ярким огнем уничтожит!
Зевс, наш отец! О, кого из царей всемогущих доныне
Равной карал ты бедой, отнимая великую славу?
Ни одного между тем из твоих алтарей, утверждаю,
Не миновал я, сюда с кораблем отправляясь на гибель.
Жир в изобилии там сожигая и бедра бычачьи,
Ибо я страстно хотел крепкостенную Трою разрушить.
Ныне ж, о, Зевс Громовержец, услышь ты другое моленье:
Дай хоть самим нам спастись и погибели черной избегнуть,
Трои сынам не дозволь уничтожить ахейское войско!.
Так он молил. И Зевес пожалел его, льющего слезы,
Дал ему знак, что народ не погибнет, а будет избавлен,
Был им ниспослан орел, что меж птицами всех совершенней,
С юным оленем в когтях, с детенышем скачущей лани.
Бросил оленя пред пышный он Зевсов алтарь, где ахейцы
Жертвы сжигали Зевесу, кто знаменья все посылает.
И, увидавши, что птица ниспослана Зевсом, ахейцы,
Вспомнив отвагу войны, на троянцев ударили храбро.
Тут из данайцев никто, хоть и было их много, не мог бы
Тем похвалиться, что он, обогнавши Тидеева сына,
Первый коней через ров устремил и сражение начал.
Всех впереди Диомед умертвил шлемоносца троянца
Сына Фрадмона бойца Агелая. Коней своих в бегство
Тот обращал — и бегущему в спину копье сын Тидея
Сзади вонзил между плеч, и сквозь грудь оно вышло наружу.
Пал с колесницы он в прах, и доспехи на нем загремели.
За Диомедом во след устремились Атреевы дети,
Дальше — Аяксы бойцы, облеченные бурною силой,
Идоменей вслед за ними, а также его сотоварищ
Вождь Мерион, Эниалию мужеубийце подобный,
Вслед Эврипил догонял их, блистательный сын Эвемона,
Сзади девятым шел Тевкр, упругий свой щит напрягая.
Тотчас он стал за щитом Теламонова сына Аякса.
Чуть лишь Аякс приподнимет свой щит, как герой, озираясь
Быстро наметит в толпе супостата и ранит стрелою.
Сам же, назад отойдя, укрывался он вновь за Аякса,
Точно ребенок за мать: тот щитом ограждал его светлым.
Кто ж меж троянцами первый был Тевкром убит беспорочным?
Первым убит Арсилох, вслед за этим Ормен с Офелестом,
Детор, равно как и Хромий, потом Ликафонт богоравный,
И, наконец, Амопаон Полиемонид с Меланиппом.
Всех, одного за другим, он поверг на кормилицу землю.
Радость в душе ощутил царь мужей Агамемнон, увидя,
Как своим луком могучим губил он фаланги троянцев,
Стал перед ним, подойдя, и такое сказал ему слово:
"Милый мой Тевкр, о, сын Теламона, владыка народов,
Так продолжай повергать их на радость ахейскому войску,
Также отцу Теламону, который вскормил тебя с детства,
В доме своем возрастил, хоть ему ты побочным был сыном.
Добрую славу ему добывай, хоть от нас он далеко.
Я ж обещаю тебе, и все это исполнено будет:
Если Эгидодержавный Зевес и Афина дозволят
Мне Илион ниспровергнуть, красиво построенный город,
Первый за мною вослед ты получишь почетный подарок,
Или треножник, иль двух лошадей с колесницею вместе,
Или рабыню — жену, что делить будет ложе с тобою".
Тевкр ему беспорочный на это сказал, отвечая:
"Славный Атрид! О, зачем ты меня побуждаешь словами?
Сам я усердно тружусь и не медлю, насколько есть силы.
С самых тех пор, как троянцев мы к Трое назад оттеснили,
Я убиваю мужей и стрелами вдали угощаю.
Восемь я с лука спустил уже стрел с наконечником острым,
Все они в кожу вонзились работников бога Арея.
Этот же бешеный пес — лишь в него угодить не могу я".
Так произнесши, другую стрелу с тетивы он бросает
В Гектора прямо, повергнуть его порываясь душою,
Но промахнулся. Зато беспорочного Горгифиона,
Нежного сына Приамова в грудь поразил он стрелою.
Матерью был он рожден, из Эзимы в замужество взятой,
Кастионирой прекрасной, по виду подобной богиням.
Точно как маковый стебель, весною в саду созревая,
На бок склоняет головку, плодом и росой отягченной,
Так он поник головою под тяжестью медного шлема.
Тевкр еще раз стрелу с тетивы заостренную бросил
В Гектора прямо, повергнуть его порываясь душою,
Но промахнулся опять: Аполлон отклонил ее быстро.
Архиптолема зато, Приамидова друга — возницу,
Ранил он в грудь близь сосца, когда тот устремился в сраженье.
Пал с колесницы он в прах, и его быстрногие кони
Взвились назад. От него же душа отлетела и сила.
Страшная скорбь по вознице окутала Гектору сердце,
Но и печалясь о друге, его он на месте оставил
И повелел Кебриону, тут близко стоявшему брату,
Вожжи принять от коней, тот, услышав, ему покорился.
Сам же скорей с колесницы блестящей он спрыгнул на землю,
Страшно крича и рукою схвативши метательный камень,
Прямо на Тевкра пошел, порываясь героя ударить.
Тевкр тем временем горькую вынул стрелу из колчана
И к тетиве приложил. И тогда шлемовеющий Гектор,
В миг, когда тот, натянув тетиву, угрожал его жизни,
Камнем попал в него острым вблизи от плеча, где ключица
Шею и грудь разделяет — то место смертельнее прочих.
Камень порвал тетиву, и рука онемела у сгиба.
Рухнул герой на колени, и лук из руки его выпал.
Не оставался Аякс безучастным к упавшему брату,
Но, подбежавши, помог и щитом оградил его круглым
Двое товарищей милых над ним наклонились сейчас же,
Эхия сын Мекистей и Аластор, герой богоравный,
И понесли к кораблям углубленным стенавшего тяжко.
Снова в троянцах тогда возбудил Олимпиец отвагу:
Прямо к глубокому рву они войско ахейцев погнали.
Гектор в переднем ряду выступал, своей силою гордый.
Словно охотничий пес быстроногий в погоне за вепрем
Или за львом, его сзади хватает за ляжки и бедра,
Сам же следит постоянно, не хочет ли тот обернуться:
Так аргивян пышнокудрых в то время преследовал Гектор,
Всех позади умерщвляя, и дрогнуло войско ахейцев.
Но, пробежав через ров, частоколом покрытый и в бегстве
Много людей потеряв, укрощенных оружьем Троянцев,
Стали недвижно они пред судами, врагов ожидая,
И ободряя друг друга, ко всем олимпийцам бессмертным
Руки простерши и каждый взывая с молитвою громко.
Гектор повсюду меж тем поспевал на конях пышногривых,
Взором подобный Горгоне иль мужеубийце Арею.
Сжалилась, их увидав, белорукая Гера богиня;
Тотчас к Афине она обратила крылатое слово:
"Горе, Эгидодержавного Зевса дитя! Неужели
В самом конце отречемся от гибнувших в битве данайцев?
Злобным постигнуто роком, быть может, все войско поляжет
Силой бойца одного. Он свирепствует ныне без меры,
Гектор, Приама дитя, и несчетные беды свершает".
И синеокая ей отвечала богиня Паллада:
"Верно, давно бы сей Гектор и силы, и жизни лишился,
Здесь, на родимой земле, укрощенный руками данайцев,
Если бы Зевс, мой отец, не упорствовал в пагубных мыслях,
Несправедливый, жестокий, моим начинаньям помеха!
Ныне забыл он, как часто я сына его выручала
В дни, как его Эристей подвергал испытаниям тяжким.
Часто он к небу взывал, и всегда-то Зевес Олимпиец
С неба меня посылал, чтобы я отвратила несчастье.
Если б все то, что теперь происходит, предвидеть могла я
Прежде, когда его сын был в Аид крепковратный ниспослан,
Чтобы Аидова страшного пса привести из Эреба,
Не избежал бы тогда он стигийских течений глубоких.
Ныне мной Зевс пренебрег, исполняя желанье Фетиды,
Той, что колени сжимала, касаясь рукой подбородка,
И умоляла почтить разрушителя стен Ахиллеса.
Время придет, будет вновь меня звать синеокой и милой.
Но запряги поскорее коней своих цельнокопытных,
Я же отправлюсь в чертоги Эгидодержавного Зевса
И боевые надену доспехи. Увидим мы вскоре,
Будет ли рад нам в душе Приамид шлемовеющий Гектор,
Если внезапно пред ним мы на поле сраженья предстанем,
Или, упав близ судов, кто-нибудь из троянцев, быть может,
Птиц плотоядных и псов своим жиром и мясом насытит".
Молвила так. Белорукая Гера послушалась слова.
Встала великого Кроноса дочь и, спеша, снарядила
Быстрых коней златосбруйных, богиня почтенная Гера.
Дочь же Эгидодержавного Зевса Афина Паллада
Сбросила легкий покров у порога отца Олимпийца,
Пестрый, который сама она сшила руками, трудившись.
Панцирь Зевеса, сбирателя туч, она быстро надела,
Вся облачилась в доспехи войны, причиняющей слезы,
И в колесницу из меди пылавшей поставила ноги.
Также копьем запаслась дочь родителя, славного силой,
Тяжким, большим, чтоб героев ряды укрощать им во гневе.
Гера коснулась бичом лошадей и, скрипя, растворились
Сами собою ворота небес; охраняют их Горы,
Те, чьим заботам доверен Олимп и великое небо,
Чтоб разверзать и смыкать над воротами темную тучу.
Этой дорогой послушных узде лошадей они правят.
С Иды меж тем увидал их Зевес и разгневался сильно.
С вестью немедля велел он лететь златокрылой Ириде:
"Быстро помчись к ним, Ирида, назад их верни, не дозволь им
Дальше идти; не к добру они распрю затеют со мною.
Ибо я так говорю, и угроза моя совершится.
Я легконогих коней обессилю под их колесницей,
Я колесницу сломаю, самих же во прах ниспровергну.
Десять годов, чередой совершая свой круг, пронесутся,
Но и тогда они ран не залечат, что гром нанесет им.
Пусть Синеокая видит, легко ли с отцом состязаться.
Геру же меньше виню и не так на нее негодую,
Ибо привыкла давно мне перечить во всяком желаньи".
Так он сказал. Ветроногая с вестью помчалась Ирида,
Быстро с Идейских высот на обширный Олимп опустилась.
Там, возле первых ворот многодольной горы Олимпийской
Их задержала, представ, и Зевесову речь возвестила:
"Бурно куда вы стремитесь, что сердце в груди взволновало?
Не позволяет Кронид заступаться за войско данайцев.
Ибо он так угрожал, если только исполнит угрозу:
Под колесницею вашей он быстрых коней обессилит,
Он колесницу сломает и вас опрокинет на землю.
Десять годов, совершая свой круг, пронесутся,
Но и тогда не залечите раны, что гром нанесет вам.
Пусть Синеокая видит, легко ли с отцом состязаться.
Геру же меньше винит и не так на нее негодует,
Ибо привыкла давно ему в каждом желаньи перечить.
Ты же, бесстыдная псица, строптивее всех, если вправду
На Олимпийца дерзнешь своим длинным копьем замахнуться".
Так говоря, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Гера со словом тогда обратилась к Афине Палладе:
"Горе, Эгидодержавного Зевса дитя! Не хочу я,
Чтоб из-за смертных людей мы решились бороться с Зевесом.
Пусть погибают одни, пусть другие из них выживают,
Как решено им судьбой. Пусть между войском троянцев и греков
Зевс Олимпиец рассудит, как хочет, как в сердце замыслил".
Так говоря, она вспять обратила коней быстроногих.
Горы из их колесницы коней распрягли пышногривых
И привязали немедленно к яслям амврозии полным,
А колесницу к стене средь блестящих сеней прислонили.
Сами богини тогда в золотые седалища сели
Между другими богами, в душе опечалены обе.
С Иды меж тем лошадей с колесницей о легких колесах
Зевс направлял на Олимп и в собрание прибыл бессмертных.
Славный земли колебатель распряг лошадей у Зевеса,
А колесницу поднял на подставку, холстом затянувши.
Сам же на трон золотой Олимпиец далеко гремящий
Сел — и великий Олимп под ногами его содрогнулся.
Гера с Афиной одни от Кронида уселись далеко,
Не предлагая вопросов и не обращаясь со словом.
Только Зевес разгадал, что у них на душе, и промолвил:
"Чем опечалены так, о Паллада Афина и Гера?
Вы не устали доныне, участвуя в гибельной битве,
Войско троянцев губить, ненасытную злобу питая.
Только покуда при мне непобедные руки и сила,
Вам не сломить мою волю, вы все Олимпийские боги.
Ваши прекрасные члены заранее дрожь охватила,
Прежде чем битву со мной вы узрели и ужасы битвы.
Ибо я так говорю и мое бы исполнилось слово:
Громом моим сражены, на своей колеснице блестящей
Вы б не вернулись сюда на Олимп, где жилище бессмертных".
Так он сказал. Возроптали Паллада Афина и Гера,
Сидя одна близь другой и беду замышляя троянцам.
Но молчалива была и не молвила слова Афина:
Гнев против Зевса отца и ярость ее обуяли.
Гера же злобы в душе не сдержала и так говорила:
"О, жесточайший Кронид, какое ты вымолвил слово!
Знаем и так хорошо мы, что сила твоя непобедна.
Все же душою скорбим о данайцах, метателях копий,
Если погибнут они, настигнуты злою судьбою.
Мы от сраженья, как ты повелел, воздержаться согласны,
Только нельзя ли совет нам внушить аргивянам полезный,
Чтобы погибли не все, оттого что ты сильно разгневан".
Ей отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель:
"Завтра с зарей, волоокая Гера почтенная, можешь,
Если желаешь, увидеть, как Зевс всемогущий Кронион
Большую гибель пошлет на ряды аргивян копьеносцев,
Ибо воинственный Гектор от битвы отстанет не раньше,
Чем быстроногий Пелид со своих кораблей устремится,
В день как войска подойдут к корабельным кормам и сражаться
В давке ужаснейшей будут вкруг мертвого тела Патрокла.
Так предназначено роком. Твоим же я гневом нимало
Не озабочен, хотя б удалилась к пределам ты крайним
Суши и моря, — туда, где Япет пребывает и Кронос,
Не наслаждаясь ни светом высоко идущего солнца,
Ни дуновением ветра — глубокий объемлет их Тартар.
Даже когда бы туда ты, блуждая, дошла, я нимало
Гневом твоим не смущусь, ибо ты всех на свете бесстыдней".
Не возражала ему на ту речь белорукая Гера.
Тою порой в Океан погрузилось блестящее солнце,
Черную ночь за собою влача на кормилицу землю.
Не были рады троянцы закату; зато аргивянам
Черная ночь показалась отрадной и трижды желанной.
Доблестный Гектор в то время устроил собранье троянцев.
К многопучинной реке, где от трупов свободен был берег,
Он далеко от судов на пространное вывел их место.
Все с колесниц опустились на землю и слушали слово
Гектора, милого Зевсу. В руке своей сильной держал он
Мерой в одиннадцать локтей копье — и сверкала на древке
Острая медь впереди, а кругом шло кольцо золотое.
Он, на копье опершись, обратился к троянцам со словом:
"Слушайте слово, троянцы, дардане, союзное войско!
Ныне уж я уповал, истребив корабли и данайцев,
С вами вернуться в священную, ветрам открытую Трою.
Но темнота наступила заранее; это всех больше
Войско ахейцев спасло и суда на прибрежии моря.
Так покоримся покуда темнеющей ночи, о, други!
Ужин давайте готовить. Сперва лошадей пышногривых
Из колесниц отпрягите и пищу пред ними сложите.
Тучных овец и быков приведите из города после
И нацедите в сосуды вино, веселящее душу,
Хлеб из домов принесите и дров соберите побольше,
Ибо всю ночь до зари, выходящей из сумерек ранних,
Много огней будем жечь, — вплоть до неба достигнет их отблеск, —
Чтобы в ночной темноте пышнокудрые дети ахейцев
Не устремились бежать по широкому гребню морскому
И не взошли на суда без усилий, путем безопасным.
Пусть, и вернувшись домой, каждый должен залечивать рану,
Острою медью ему нанесенную или стрелою
В миг, как на судно он прыгал; пускай и другие страшатся
К храбрым наездникам Трои приплыть с многослезной войною.
Вы возвестите по городу, вестники, милые Зевсу,
Пусть седовласые старцы, равно как и дети подростки
Вкруг Илиона сберутся на боговоздвигнутых башнях.
Женщины ж, робкие сердцем, пусть яркий огонь зажигают,
Каждая в доме своем. Неусыпно да длится их стража,
Чтобы в отсутствии войск не проникла в наш город засада.
Так, да и будет, о, храбрые Трои сыны, как велю я.
Эту я речь говорю лишь о том, что теперь нам полезно.
Завтра со словом опять обращусь я к наездникам Трои.
Зевса и прочих богов призываю с мольбой и, надеюсь,
Вскоре мы псов отразим, занесенных к нам Парками смерти.
Парки пускай их назад унесут на судах чернобоких.
Только одну эту ночь мы должны сторожить неусыпно;
Завтра мы встанем с зарей и, в доспехи войны облачившись,
Подле глубоких судов беспощадную сечу возбудим,
И посмотрю я, меня ль Диомед, сын могучий Тидея,
От кораблей отразит к Илионским стенам иль его я
Этим копьем умерщвлю и кровавые сдерну доспехи.
Завтра он доблесть свою обнаружит, коль выдержит в стычке
Натиск копья моего, но скорее, надеюсь, из первых
Ляжет сраженный он в прах, среди многих товарищей павших, —
Завтра, лишь солнце взойдет. О, если бы так, несомненно
Стал я бессмертным теперь, нестареющим многие годы,
Чтимым везде, наряду с Аполлоном царем и Афиной,
Как несомненно, что завтра беда угрожает ахейцам".
Так он промолвил — и шумно его одобряли троянцы.
Потом покрытых коней от ярма отпрягли они тотчас
И привязали ремнями — пред своей колесницею каждый.
Тучных овец и быков из города быстро пригнали
И нацедили в сосуды вино, веселящее душу,
Хлеб из домов принесли, также дров приготовили много
И безупречные в жертву бессмертным сожгли гекатомбы.
Ветер с долины помчал сладкий дым от горящего жира
Вплоть до небес — но его не вкусили блаженные боги,
Жертву презрев: ненавистна была им священная Троя,
Был ненавистен Приам и народ копьеносца Приама.
Так среди поля сраженья троянцы всю ночь просидели,
Гордые мысли питая. Горели огни их без счета.
Точно как на небе звезды, вкруг яркой луны зажигаясь,
Кажутся дивно прекрасными в тихом безветрии ночи;
Видны внизу все лощины, высокие холмы и скалы.
А в небесах разверзается светлый эфир необъятный,
Все проступают в нем звезды, и рад им пастух в своем сердце:
Так между Ксанфом рекой и судами ахейцев пылали
Пред Илионом огни, — наблюдали за ними троянцы.
Тысяча верно огней средь долины пылало; пред каждым
Пламенем, ярко горевшим, мужей пятьдесят находилось.
Тут же их кони кормились ячменем отборным и полбой,
Стоя вблизи колесниц, до прихода зари светлотронной.
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
Посольство к Ахиллесу. Мольбы.
Так помышляли троянцы о страже; но мысли о бегстве,
Дружные с холодом страха, с небес на данайцев слетели.
Даже храбрейшие все нестерпимой тоскою терзались.
Точно как понт многорыбный взволнован, когда из Фракии
Вместе Борей и Зефир, налетевши внезапно, столкнутся,
Черные волны встают, громоздятся одна на другую
И на прибрежье кругом изрыгают подводные травы:
Так и в груди аргивян раздиралась душа от печали.
Царь же Атрид Агамемнон, постигнутый горем великим,
Войско кругом обходил, и велел он глашатаям звонким
Всех поименно старейшин, без клича, созвать для собранья, —
С ними пошел он и сам и не менее прочих трудился.
Сели в собрании все опечалены. Царь Агамемнон
Встал между ними тогда, проливая обильные слезы,
Точно ручей темноструйный, что бьет под высоким утесом.
Тяжко стеная, он слово держал пред вождями ахейцев:
"Други мои! О, вожди аргивян и советники также!
Бедствием тяжким опутал меня Олимпиец Кронион,
Он, кто, жестокий, сперва мне кивнул головой в знак согласья
И обещал, что вернусь, Илион крепкостенный разрушив;
Ныне же, злобный обман замышляя, велит Олимпиец
В Аргос без славы уйти, погубивши здесь много народа.
Так пожелал он теперь, всемогущий Зевес Громовержец,
Он, кто доныне низринул венцы с городов уже многих,
Да и сломает еще, ибо сила его беспредельна.
Но поспешите теперь, повинуйтесь тому, что скажу я.
Вместе бежим с кораблями в любезную отчую землю,
Ибо уже не разрушить нам Трои широкодорожной".
Так он сказал им, и все неподвижно хранили молчанье.
Долго сидели безмолвно печальные дети ахейцев.
И, наконец, Диомед, среди боя отважный, промолвил:
"Спорить с тобою, о, царь, как в собрании нам подобает,
Первый готов я, когда ты не прав. — Только слушай без гнева.
Прежде всего опорочил ты доблесть мою перед войском,
Слабым считая меня и негодным к войне. Но об этом
Всем аргивянам давно, молодым как и старым, известно.
Зевс хитроумный тебе лишь одно из двух благ предоставил:
Скипетр царский вручил, чтобы ты возвышался над всеми,
Доблести ж не дал тебе, а лишь в ней величайшая сила.
О, безрассудный, ужели ты веришь, что дети ахейцев
Так не способны к войне и бессильны, как вслух говорил нам?
Если же вправду тебя побуждает душа возвратиться, —
Что ж, удались! Путь открыт пред тобой, а вблизи у прибрежья
Много стоит кораблей, что с тобой из Микены приплыли.
Прочие ж все подождут пышнокудрые дети ахейцев
Здесь, пока Трою разрушим. А если б и все пожелали
Вместе бежать с кораблями в любезную отчую землю,
Я и Сфенел — мы вдвоем будем биться, пока не настанет
Трое конец, ибо мы не без помощи бога приплыли".
Молвил — и клик одобрения подняли дети ахеян,
Всё удивляясь речам Диомеда, возницы лихого.
Нестор наездник тогда между ними поднялся и молвил:
"Истинно ты Диомед, изо всех своих сверстников юных
И на совете мудрейший, равно как сильнейший в сраженьях.
Не опорочит никто из ахейских мужей твоей речи,
Не возразит ничего, — только речь до конца не довел ты.
Правда, ты молод еще. Ты моим приходился бы сыном
Младшим из всех по годам, и, однако, разумное слово
Перед царями ахейцев держал, говоря, как прилично.
Я же, гордящийся тем, что старше тебя несравненно,
Слово скажу свое ныне, его до конца доведу я,
И не осудит никто моей речи, — ни царь Агамемнон.
Тот лишь, кто, чуждый законам, бездомным живет и безродным,
Междоусобную любит войну, леденящее сердце.
Но покоримся покуда ночной темноте наступившей.
Ужин давайте готовить. И стражи от каждого войска
Пусть расположатся станом вдоль рва, что прорыт за стеною.
Юношам я поручаю все это, — а ты, Агамемнон,
Примешь начальство потом, ибо ты у нас царь над царями.
Пир для старейшин устрой: то прилично тебе и не трудно.
Много в палатках твоих есть вина, что из дальней Фракии
Наши суда каждый день по широкому понту привозят.
Всякое есть у тебя угощенье: ты царь надо всеми.
Много вождей собери и тому повинуйся, кто лучший
Даст нам совет, ибо сильно нуждаются все аргивяне
В добром и мудром совете: враги уж костры разложили
Близко от нашего флота; кого ж это радовать может?
Нынешней ночью ахейцам готовится смерть иль спасенье".
Так он сказал, и они подчинились, внимательно слушав.
Стража в доспехах войны устремилась немедленно в поле.
Были вождями над ней: Фразимед Несторид, царь народов,
Двое Арея детей — полководцы Аскалаф, Иалмен,
Храбрый в бою Мерион, Афарей, Деипир благородный
И от Креона рожденный герой Ликомед богоравный.
Семеро было у стражи вождей; выступала за каждым
Сотня бойцов молодых, взявши в руки огромные копья.
Идя меж рвом и стеною, они на земле разместились,
Тут же огонь разложили — и каждый стал ужин готовить.
Тою порой Агамемнон привел всех старейшин ахейских
В ставку свою, где обильное им предложил угощенье.
И к приготовленным яствам старейшины руки простерли.
После ж того, как желанье питья и еды утолили,
Первым средь них излагать свои мудрые помыслы начал
Нестор старик, чьи советы всегда наилучшими были.
Доброжелательно к ним обратившись, он слово промолвил:
"О, многославный Атрид, о, владыка мужей, Агамемнон!
Кончу я слово тобой и с тебя же начну. Ты родился
Многих народов царем, и тебе же Кронид Олимпиец
Скипетр вручил и законы, чтоб ими ты правил разумно.
Вот отчего тебе должно и слово сказать и послушать,
И подчиниться порой, если сердце побудит другого
Слово на благо сказать, — от тебя ж исполненье зависит.
Буду теперь говорить то, что кажется мне наилучшим.
Ибо никто среди нас не сумеет придумать решенье
Лучше того, что и ныне, и с давних уж пор замышляю, —
С тех пор, как ты, о, Зевесов питомец, из ставки Ахилла,
Гневом объятого, деву насильно увел Бризеиду,
Против желанья всех нас. И хоть долго тебя в это время
Я отговаривал — ты, уступая надменному сердцу,
Лучшего мужа обидел, которого боги почтили,
Ибо наградой его ты владеешь, насильно отнявши.
Дайте ж обдумать, нельзя ли смягчить его гнев, предлагая
Много подарков отрадных и действуя сладкою речью?"
И, отвечая, промолвил владыка мужей Агамемнон:
"Старец, вполне справедливо мои ты вины обличаешь.
Не отпираюсь и сам, согрешил я тогда. Тот воитель
Стоит дружины большой, кого Зевс полюбил в своем сердце
Ныне его он почтил, погубивши немало ахейцев.
Но согрешивши тогда, и последовав пагубным мыслям,
Ныне желаю мириться, и выкуп назначу бесценный.
Славные эти дары я исчислить готов перед вами:
Семь не служивших треножников, золота десять талантов,
Двадцать блестящих тазов, лошадей крепконогих двенадцать,
Первых на конских ристаньях, где брали награды за легкость.
Не был бы тот бедняком безземельным, нужды не терпел бы
В золоте ценном, кому бы досталось так много сокровищ,
Сколько наград эти кони своей быстротой принесли мне.
Семь подарю ему жен, безупречно искусных работниц,
Семь лесбиянок, всех женщин красой далеко превзошедших,
Избранных мною, когда он Лесбос покорил населенный.
Всех подарю — и меж ними ту деву, что силою отнял, —
Дочь молодую Бризея. Верну ее с клятвой великой,
Что не всходил к ней на ложе, ни разу в любви не смешался,
Как у людей среди жен и мужей происходит обычно.
Эти подарки сейчас все готовы. Но если в грядущем
Город великий Приама дозволят нам боги разрушить,
Пусть он придет, когда будем делить меж собою добычу,
Золотом целый корабль для себя пусть наполнит и медью.
Пусть меж троянскими женами сам изберет себе двадцать
Самых прекрасных наружностью — после Елены Аргивской.
Если же в Аргос вернемся, в Ахею, текущею млеком,
Зятем его нареку, наравне возвеличу с Орестом,
Кто в изобилии полном воспитан, последнерожденный.
Дочери три у меня, что цветут в пышнозданном чертоге:
Ифианасса, а с ней Лаодика и Хризотемида.
Пусть он в Пелеев дворец без подарков, какую захочет,
Милой женой отвезет, — я ж в приданое ей предоставлю
Столько добра, как никто своей дочери не дал доныне.
Семь отделю я ему городов, хорошо населенных:
Гиру, средь ярко зеленых лугов, Кардамилу, Энопу,
Скрытую низко средь пастбмщ Анфею, священную Феру,
Город прекрасный Эпею, Педас, виноградом обильный.
Все подле моря лежат, от Пилоса песчаного близко.
Люди живут в них богатые овцами, также быками.
С богом его наравне они чествовать будут дарами,
Будут под скипетром его платить богатейшие дани.
Все это дам я как выкуп, пусть только гнев свой отложит,
Сердце смирит. Лишь Аид недоступен мольбам, непреклонен,
Но оттого из богов он всего ненавистнее людям.
Пусть же уступит он мне, ибо здесь я первейший по власти,
Да и к тому же горжусь, что я старше его по рожденью".
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Сын знаменитый Атрея, владыка мужей Агамемнон!
Не малоценные ты предлагаешь дары Ахиллесу.
Дайте ж назначим послов, поторопим их, чтобы скорее
В ставку к Ахиллу пошли, к благородному сыну Пелея.
Если позволишь, я сам изберу их, они ж подчинятся:
Феникс пускай во главе им предшествует, Зевса любимец,
Дальше великий Аякс и герой Одиссей богоравный,
А из глашатаев Одий пойдет им во след с Эврибатом.
Но принесите воды, чтобы руки умыть, и притихнем,
К Зевсу Крониду с мольбой обратимся, да сжалится ныне".
Так им советовал старец и всем угодил своим словом.
Вестники взяли воды и царям поливали на руки.
Юноши доверху чаши наполнили сладким напитком,
После разлили по кубкам и роздали всем полководцам.
И возлиянье свершив и отпив по желанию сердца,
Вышли послы из палатки владыки Атреева сына.
Нестор, возница Геренский, еще им наказывал долго,
Взор замедляя на каждом, на сыне ж Лаерта всех дольше,
Чтобы старались склонить беспорочного сына Пелея.
Тотчас они отошли многошумного моря прибрежьем
И Посейдону, земли колебателю, долго молились.
Чтоб он помог им склонить дух великий Эакова внука.
Вскоре пришли они к мирмидонским судам и палаткам
И Ахиллеса героя нашли услаждающим душу
Звонкою цитрой, прекрасной, с серебряной верхней доскою.
Город разрушив царя Этиона, он добыл ту цитру;
Ею он дух услаждал, напевая о славе героев.
Против него лишь Патрокл сидел, сохраняя молчанье
И ожидая, пока внук Эака играть перестанет.
В ставку вступили послы — Одиссей им предшествовал мудрый —
И подошли к нему близко. Ахилл устремился навстречу,
С цитрой в руках, изумленный, покинув скамью, где сидел он.
Также Патрокл поднялся, вошедших увидев героев.
Их принимая с приветом, сказал Ахиллес быстроногий:
"Радуйтесь, гости желанные! Верно, нужда привела вас,
Но и в гневе моем вы из всех аргивян мне милее".
Так говоря, Ахиллес богоравный подвел их поближе
И усадил на скамьи, что коврами пурпурными крыты.
В то же он время промолвил стоявшему близко Патроклу:
"Быстро, Менойтия сын, принеси наибольшую чашу,
Крепче вина нацеди, приготовив для каждого кубок,
Ибо под кровом моим обретаются те, кто мне дорог".
Так он сказал, и Патрокл подчинился любезному другу.
Стол перед ярким огнем он просторный поставил для мяса,
Выложил части спинные овцы и козы разжиревшей,
Также хребет утучненного борова, жиром блестящий.
Мясо держал Автомедон, рубил Ахиллес боговидный
И, на куски разделивши, пронзил их насквозь вертелами.
Яркое пламя зажег сын Менойтя, муж богоравный.
После ж того, как поленья сгорели, и пламя померкло,
Угли Ахилл разровнял, простер вертела и на каждый
Сыпал священную соль, приподнявши его о подпору.
Вскоре, изжаривши мясо, его на доске распластал он.
Хлеб на обеденный стол пред гостями в корзинах прекрасных
Ставил Патрокл меж тем, а мясо делил сын Пелея.
Против царя Одиссея, с другой стороны своей ставки,
Сел Ахиллес, повелевши любезному другу, Патроклу,
Жертву богам принести: тот в огонь благовония бросил.
Гости тогда принялись за лежавшие яства пред ними.
После ж того как желанье еды и питья утолили,
Фениксу знак дал Аякс: Одиссей богоравный, заметив,
Кубок наполнил вином и приветствовал так Ахиллеса:
"Век благоденствуй, Ахилл! Недостатка в еде изобильной
Не было нынче у нас, — как и прежде в палатке Атрида,
Так и теперь у тебя. Много вкусного подано было.
Но не о сладких пирах нам пристало заботиться ныне.
Горе большое, о, Зевса питомец, мы в страхе предвидим,
Ибо сомнительно стало, спасем ли наш флот крепкоснастный,
Иль потеряем совсем, если ты не воспрянешь для битвы.
Близко от самых судов и стены они лагерем стали,
Гордые дети троянцев и войско союзников славных,
Много по стану зажегши огней и твердя, что недолго,
Нам устоять, что мы вскоре к судам побежим чернобоким.
А Громовержец Зевес им являет благие приметы:
Справа им молнию бросил. И Гектор, могуществом гордый,
Страшно свирепствует, Зевсу доверясь. Уже не боится
Он ни людей, ни богов. Весь проникнут неистовством бурным,
Молится он о скорейшем священной Зари наступленьи,
Ибо надежду таит, что концы на кормах пообрубит,
Что истребит корабли беспощадным огнем, а данайцев
Подле судов умертвит, мятущихся в облаке дыма.
Сильно боюсь я в душе, как бы этим угрозам свершиться
Не дали боги теперь, как бы волей судьбы нам под Троей,
От Арголиды, богатой конями, вдали не погибнуть.
Но, Ахиллес, хоть и поздно, воспрянь, наконец, если хочешь
Выручить рать аргивян, удрученных напором троянцев.
Будешь ты после и сам бесполезно терзаться душою:
Если беда уж настала, спасение трудно измыслить.
Ты же обдумай пока что, как зло отвратить от данайцев.
О, дорогой! Ведь Пелей, твой отец, убеждал тебя в том же,
С речью такою отправив к Атриду из Фтии далекой:
"Силу, о, сын мой, дадут тебе Гера с Палладой Афиной,
Если они пожелают. Но сдерживать сам постарайся
Гордое сердце в груди, — миролюбие лучше гораздо, —
И уклоняйся от распри злотворной, чтоб дети ахейцев
Все почитали тебя, молодые, равно как и старцы".
Вот что наказывал старец; ты это забыл. Но хоть ныне
Тягостный гнев отложи, примирись. И тебе Агамемнон,
Только вражду прекрати, достойные выдаст подарки.
Если послушать желаешь, то я перечислю, пожалуй,
Что за подарки тебе царь Атрид обещал в своей ставке:
Семь не служивших треножников, золота десять талантов,
Двадцать блестящих тазов, лошадей крепконогих двенадцать,
Первых на конских ристаньях, где брали награды за легкость.
Не был бы тот бедняком безземельным, нужды не терпел бы
В золоте ценном, кому бы досталось столь много сокровищ,
Сколько Атриду наград принесли быстротой эти кони.
Семь он дает тебе жен, безупречно искусных работниц,
Семь лесбиянок, всех женщин красой далеко превзошедших,
Избранных им, когда ты покорил нам Лесбос населенный.
Всех он дает — и меж ними ту деву, что силою отнял,
Дочь молодую Бризея. Вернет ее с клятвой великой,
Что не всходил к ней на ложе, ни разу в любви не смешался,
Как среди жен и мужей то обычно, о, царь, происходит.
Эти подарки сейчас все готовы. Но если в грядущем
Город великий Приама нам боги дозволят разрушить,
Можешь придти, когда будем делить меж собою добычу, —
Золотом целый корабль для себя ты наполнишь и медью,
Сам меж троянскими женами ты изберешь себе двадцать
Самых прекрасных наружностью после Елены Аргивской.
Если же в Аргос вернемся, в Ахею, текущую млеком,
Зятем тебя наречет, наравне возвеличит с Орестом,
Кто в изобилии славном воспитан, последнерожденный.
Дочери три у него, что цветут в пышнозданном чертоге:
Ифианасса, а с ней Лаодика и Хризотемида.
Можешь в Пелеев дворец без подарков, какую захочешь,
Милой женой отвезти, — он в приданое ей предоставит
Столько добра, как никто своей дочери не дал доныне.
Семь он тебе отделит городов, хорошо населенных:
Гиру средь ярко зеленых лугов, Кардамилу, Энопу,
Скрытую низко средь пастбищ Анфею, священную Феру,
Город прекрасный Эпею, Педас, виноградом обильный,
Все подле моря лежат, от Пилоса песчаного близко.
Люди живут в них богатые овцами, также быками.
С богом тебя наравне они чествовать будут дарами,
Будут под скипетром твоим платить богатейшие дани.
Вот что тебе он подарит, коль гневаться ты перестанешь.
Если ж и после сего Агамемнон тебе ненавистен,
Он и подарки его, — пожалей остальных всех данайцев,
Сильно теснимых: тебя почитать они будут, как бога.
Славу великую приобретешь между ними,
Гектора можешь убить: он, на гибель свою обезумев,
Близко к тебе подойдет, ибо мнит, что ему средь ахейцев
Равного нет никого, сколько их на судах ни приплыло".
И отвечая ему, так сказал Ахиллес быстроногий:
"Зевса питомец, Лаерта дитя, Одиссей многоумный!
Должен я, видно, теперь откровенное высказать слово,
Все, как я думаю в мыслях и как несомненно свершится, —
Чтобы вы, каждый твердя о своем, надо мной не жужжали.
Точно ворота Аида, мне тот человек ненавистен,
Кто в своих мыслях скрывает одно, говорит же другое,
И оттого я скажу только то, что мне кажется правдой.
Ни Агамемнон Атрид, полагаю, меня не упросит,
Ни остальные данайцы. Без устали вечно сражайся
С храброй толпой их врагов, — благодарности их не увидишь.
Тот же удел у них ждет и передних бойцов, и отставших,
Даже при жизни и трус, и герой у них в равном почете,
Смерти ж подвластны равно и ленивый, и много свершивший.
Более незачем мне — ибо сердцем я выстрадал много —
Жизнью своей рисковать и без отдыха биться с врагами.
Точно как птица-наседка всю пищу, какую находит,
В клюве приносит бескрылым птенцам, а сама голодает, —
Также и я не однажды бессонною ночью томился,
Кровопролитные дни проводил среди битвы тяжелой,
С войском враждебных мужей из-за ваших супруг состязаясь.
Морем плывя на судах, городов я разрушил двенадцать,
Пешим одиннадцать взял на троянской земле плодородной,
Много сокровищ богатых из каждого города вывез.
Все я принес и вручил Агамемнону, сыну Атрея.
Он же, на быстрых судах позади пребывавший все время,
Взявши добычу, лишь малое роздал, но много присвоил.
Все же знатнейшим вождям и царям он назначил награду.
Всякий свое сохранил. У меня одного из ахейцев
Отнял жену он любезную, — с нею да спит, наслаждаясь.
Из-за чего аргивяне войну объявили троянцам?
Ради чего Агамемнон собрал и привел это войско?
Разве не ради Аргивской Елены прекрасноволосой?
Так неужели из всех, говорящих раздельною речью,
Только Атриды супруг своих любят? Нет, каждый разумный
Добропорядочный муж свою любит жену и жалеет.
Так же и ту я любил от души, хоть копьем ее добыл.
Ныне ж, меня обманув и награду отняв, пусть он больше
Не искушает напрасно; теперь хорошо его знаю.
Пусть он с тобой, Одиссей, и с другими царями обсудит,
Как от глубоких судов отвратить истребительный пламень.
Много и так без меня он свершил уже подвигов трудных,
Стену воздвиг пред судами и ров прокопал пред стеною,
Длинный, широкий весьма, и забил его дно частоколом.
Все же он этим могуществу Гектора мужеубийцы
Не помешал. А как я среди войска ахейцев сражался,
Битву далеко от стен ему затевать не хотелось;
Только всего он ходил, что до Скейских ворот или дуба.
Раз поджидал меня там и с трудом моей силы избегнул.
Больше не буду сражаться я с Гектором богоподобным.
Завтра я жертвы сожгу Зевесу и прочим бессмертным,
И на широкое море суда нагруженные сдвину.
Можешь увидеть ты сам, если хочешь и нужным считаешь,
Как по волнам Геллеспонта, обильного рыбой, с зарею
Полны прилежных гребцов, корабли мои быстро помчатся.
Если счастливый даст путь знаменитый земли колебатель,
Вскоре на третий же день, в плодородную Фтию прибуду.
Много там благ я оставил, сюда направляясь на горе,
Да и отсюда еще отвезу я не мало сокровищ:
Золото, красную медь, опоясанных жен и железо, —
Все, что по жребию взял. Лишь награду, что сам уделил мне,
Отнял назад Агамемнон Атрид, поступая бесчестно.
Вы всенародно ему передайте, что я поручаю.
Пусть остальные данайцы, как я, негодуют. Быть может,
Он обмануть замышляет другого еще средь ахейцев,
Муж, облеченный бесстыдством всегда. Но и будучи наглым
Пусть не дерзает в лицо мне взглянуть. Не намерен отныне
С ним я советы держать, и ему я в делах не помощник.
Ибо меня обманул и обидел он. Больше словами
Не обойдет, полагаю. Довольно с него. Пусть спокойно
Мчится к погибели. Разум отнял у него Олимпиец.
Гнусны дары мне его; я ценю их, как волос упавший.
Дай он мне в десять раз, подари он мне в двадцать раз больше,
Чем он имеет теперь и когда-либо после получит,
Дай он столько богатств, сколько собрано их в Орхомене,
Или в египетских Фивах — (жилища там полны сокровищ;
В городе том сто ворот, столь широких, что могут из каждых
Двадцать мужей с лошадьми, с колесницами выехать рядом) —
Дай он мне столько богатств, сколько в мире песчинок и пыли,
Даже тогда не склонит мою душу Атрид Агамемнон,
Прежде чем всю не искупит обиду, что сердцу нанес он.
Не изберу себе в жены я дочери юной Атрида.
Если б она в красоте с золотой состязалась Кипридой,
Если б в работах она Синеокой равнялась Афине,
В жены ее не возьму. Пусть другого найдет он ахейца,
Мужа достойней, чем я, мужа более царственной крови.
Ежели боги меня сохранят, и вернусь я в отчизну,
Сам в свое время Пелей для меня уж отыщет супругу:
Много ахеянок юных в Элладе живет и во Фтии,
Дочери славных мужей, города защищающих силой.
Ту, что понравится мне, назову дорогою супругой.
Ибо отважное сердце давно уж меня побуждает
Дома с достойной супругой, с законной женой сочетаться
И насладиться богатством, что собрано старцем Пелеем.
Нет ничего равноценнее жизни. Ничто перед нею
Все достоянье, каким, говорят, Илион многолюдный
Прежде, в дни мира, владел, до прихода ахейского войска,
Или сокровища все, что за каменным скрыты порогом
В доме далеко разящего Феба в Пифоне скалистом.
Ибо все можно добыть и похитить: треноги из меди,
Тучных овец и быков и коней золотистые гривы;
Только душа человека, едва за уста отлетела,
Вспять не вернется: нельзя ни поймать ее вновь, ни похитить.
Слышал от матери я, среброногой богини Фетиды,
Будто двоякие Парки конец моей жизни готовят:
Если останусь я здесь, вкруг твердыни троянцев сражаясь,
Мне не вернуться в отчизну, за то буду славой бессмертен.
Если ж домой я отправлюсь, в любезную отчую землю,
Слава погибнет моя, но за то стану сам долговечен
И не внезапно я буду постигнут кончиною смертной.
Я бы и всем остальным посоветовал детям ахейцев
Плыть по домам: не дождетесь погибели Трои высокой,
Ибо над нею Зевес Олимпиец, далеко гремящий,
Руку в защиту простер, и троянцы воспрянули духом.
Вы отправляйтесь теперь и знатнейшим вождям средь ахейцев
Речь возвестите мою, — таково преимущество старцев;
Пусть, обсудив, они примут другое решенье, получше,
Как бы спасти им суда, а равно и данайское войско
На мореходных судах; ибо то, что надумали ныне,
Не оказалось удачным: я в гневе своем пребываю.
Феникс же пусть остается средь нас и в палатке ночует,
Чтобы со мною на судне отплыть в дорогую отчизну
Завтра с зарей, если хочет: насильно его не возьму я".
Так он промолвил. Они неподвижно хранили молчанье,
Слышанной речи дивясь, ибо сильное слово сказал он.
Феникс ему, наконец, престарелый, ответил,
Слезы ручьем проливая, — за флот аргивян он боялся:
"Если, о, славный Ахилл, ты и вправду задумал вернуться,
Если от быстрых судов отвратить истребительный пламень
Ты не желаешь, и гнев так глубоко запал тебе в душу, —
Как я один без тебя здесь останусь, дитя дорогое?
Старец наездник Пелей послал меня вместе с тобою,
В день, как из Фтии тебя к Агамемнону в Аргос отправил,
Юным еще, не видавшим войны, без разбора жестокой,
И не искусным в советах, где многие славы достигли.
С тем он меня и послал, чтоб тебя здесь всему научил я:
Быть и витией в речах, и в делах исполнителем скорым.
Вот почему, дитя дорогое, с тобою расстаться
Я б не желал, даже если б какой-нибудь бог обещал мне
Старость с меня соскоблить, сделав столь же цветущим, каким я
Был, покидая Элладу, где жены прекрасны,
Гнева отца избегая — Аминтора, сына Ормена.
Из-за наложницы он рассердился прекрасноволосой,
Ибо, ее полюбив, он жену — мою мать — презирать стал.
Мать же, касаясь колен, беспрестанно меня умоляла
С девой смешаться в любви, чтобы старец ей стал ненавистен,
Так, повинуясь, я сделал. Узнавши, отец меня вскоре
Проклял проклятьем великим, взывая к Эринниям страшным,
Чтоб на колени к нему никогда не садился любезный
Сын, от меня порожденный. Исполнили боги проклятье,
Зевс преисподней — Плутон — с Персефоной, внушающей ужас.
В гневе хотел я отца умертвить заостренною медью,
Только, должно быть, бессмертный смирил этот гнев и напомнил
Мне о народной молве и людских укоризнах без счета.
Как бы потом не прослыть мне меж греками отцеубийцей.
Не позволяло, однако, в груди моей гордое сердце
Дольше в дворце оставатья, покуда отец мой сердился.
Тесной толпою меня обступили друзья и родные,
Долго меня умоляли, чтоб с ними в дворце я остался.
Тучных немало овец и тяжелых быков криворогих
В жертву заклали они, и не мало свиней утучненных
Было изжарено ими над пламенем ярким Гефеста.
Выпито было немало вина из кувшинов отцовских.
Девять ночей провели они рядом со мной, неотступно
Стражу держа чередой. Два огня никогда не тушилось:
В портике внешнем один — перед входом во двор защищенный.
В самом чертоге другой — в сенях, у дверей моей спальни.
Чуть лишь десятая ночь для меня опустилась, чернея,
Выломал в спальном покое я крепко сплоченные двери,
Вышел во двор и, легко чрез ограду его перелезши,
Скрылся от стражи мужей и служанок, меня охранявших.
Долго скитался потом я вдали по Элладе пространной
И, наконец, в плодородную Фтию, где овцы плодятся,
Прибыл к Пелею царю. Там он принял меня благосклонно.
Вскоре ж, душой полюбив, как отец лишь единого любит
Сына, рожденного к старости лет, средь большого достатка,
Сделал богатым меня и народа мне выделил много.
Жил на границе я Фтии и правил народом долонов.
Я же тебя полюбил от души, мой Ахилл богоравный,
И возрастил столь большим, — оттого что ни с кем не желал ты
Сесть за обеденный стол или кушать отдельно в чертоге,
Прежде чем я не приду и, тебя посадив на колени,
Не накрошу тебе мяса и кубка с вином не приближу.
Часто, бывало в беспомощном детстве, питье изрыгая,
Ты мне забрызгивал грудь, и хитон мой вином обливался.
Много я ради тебя потрудился и выстрадал много,
Помня, что волей богов, от меня не родится потомства,
Сына старался обресть я в тебе, Ахиллес богоравный,
Чтоб отвратил от меня ты со временем жребий позорный.
Ныне молю, Ахиллес, укроти свою гордую душу.
Сердцем не будь беспощаден. Преклонны и самые боги,
Хоть превосходят людей они доблестью, славой и силой.
Если и против богов согрешит человек иль преступит,
Все же смягчить их возможно мольбами. Обетом угодным,
И возлияньем вина, и жертвой, и запахом жира.
Ибо Мольбы — это дочери Зевса, великого силой,
Хромы. С морщинистой кожей, с глазами, глядящими косо,
Вслед за Обидой они озабоченно сзади плетутся.
Только Обида сильна и проворна: она оставляет
Их далеко за собой и, всю землю кругом обегая,
Многих язвит, а Мольбы, отставая, несут исцеленье.
Тот, кто приветит представших пред ним дочерей Олимпийца,
Пользу и сам обретет: и они его просьбы услышат.
Кто ж от себя оттолкнет их и с гневом упорным отвергнет,
Против того обратят они Зевса, моля, чтоб Обида
Всюду гналась вслед за ним, чтоб свой гнев искупил он, терзаясь
Не откажи, Ахиллес, дочерям Олимпийца в почете,
Ибо они преклоняли сердца знаменитых героев.
Если б тебе Агамемнон даров не принес и в грядущем
Не обещал принести, а упорствовал в гневе жестоком,
Я бы и сам не просил, чтобы ты, отказавшись от гнева,
Детям ахейцев помог, как в тебе ни нуждаются сильно.
Ныне он много дает, да еще обещает в грядущем,
Ныне с мольбою к тебе, средь ахейского войска избравши
Лучших послал он мужей, всех милее тебе из данайцев.
Не презирай их речей, их поступка не делай бесплодным.
Гнев твой доныне, Ахилл, порицания не был достоин.
Слава идет о мужах, о героях времен стародавних,
Что и они поддавались порою жестокому гневу,
Но умягчались дарами, словам убежденья внимали.
Старое вспомнил я дело, для вас, может быть и не новость, —
Все же, как было, хочу рассказать вам, друзья дорогие:
— Этолияне, упорные в битве, и войско куретов
Бились вкруг стен Калидона, друг с друга снимая доспехи.
Этолияне прекрасный родной Калидон защищали,
Войско куретов горело желанием город разрушить.
Эту беду златотронная им Артемида послала
В гневе за то, что Эней от садовых плодов ей начатков
В жертву не сжег. Боги все меж собой гекатомбы делили,
Жертвы лишь ей не принес он, рожденной от славного Зевса,
Не пожелав иль забыв — оскорбил он в душе ее сильно.
Стрелолюбивая дочь Громовержца, объятая гневом,
Вепря послала тогда, белозубого, дикого зверя.
Много вреда причинил он, сады посещая Энея,
Много деревьев могучих низринул он наземь и спутал
И уничтожил их вместе с цветами плодов и корнями.
Вепря того, наконец, умертвил Мелеагр, сын Энея,
После того, как охотников, вместе с их псами, из чуждых
В помощь призвал городов: ибо с малой толпою не мог он
Зверя настигнуть, кто многих послал на костер погребальный.
Тут средь мужей этолийских, бесстрашных в бою, и куретов
Брань возбудила богиня, и споры, и шум из-за вепря,
Из-за его головы и покрытой щетиною шкуры.
Долго, пока Мелеагр, любимец Арея, сражался,
Трудно в бою приходилось куретам. Хоть было их много,
Все же они не могли вне стены городской утвердиться.
Вдруг обуял Мелеагра погибельный гнев, что порою
Сердце волнует в груди у мужей и со здравым рассудком.
Он на родимую мать рассердился в душе, на Алфею,
И удалился к законной жене — Клеопатре прекрасной,
От белоногой Марпессы, дитяти Эвена, рожденной
И от Идеса, меж всеми людьми, населявшими землю,
Самого сильного мужа: он против царя Аполлона
Лук свой решился поднять, в борьбе из-за нимфы прекрасной.
Ту Клеопатру отец и почтенная мать Алкионой
Прозвали дома за то, что мать Клеопатры Марпесса,
Равную с многострадальной имея судьбу Алкионой,
Много рыдала, когда ее Феб Дльновержец похитил.
Подле жены отдыхал Мелеагр, снедаемый гневом,
(Ибо на мать рассердился: она в своей скорби великой
Против него призывала бессмертных за братоубийство.
Пав на колени, обильными грудь орошая слезами,
Яростно била руками она по земле плодоносной
И к Персефоне жестокой, к Плутону взывала с мольбою,
Смерти для сына прося. И Эринния, ночи жилица,
Неумолимая сердцем, вняла ей из мрака Эреба).
Вскоре вблизи от ворот — так как башни низринуты были —
Грохот сраженья раздался. Тогда этолийские старцы
Самых почтенных жрецов к Мелеагру послали с мольбою
Выйти и город спасти, обещая большую награду:
От Калидона вблизи, где он почву найдет плодоносней,
Лучший участок земли они выбрать ему разрешили,
Мер в пятьдесят, позволяя одну половину нарезать
Средь виноградных садов, а другую — средь пахоти цельной.
Старец наездник искусный Эней убеждал его долго,
Стоя извне у порога пред спальным покоем высоким,
В дверь запертую стучась, преклоняя колени пред сыном.
Братья просили его и почтенная мать умоляла.
Он отвечал им отказом. Просили товарищи брани,
Те, кто вернее других ему был и дороже всех прочих,
Но не могли преклонить его гордое сердце, покуда
Спальный покой не затрясся. А куреты меж тем поднимались
На крепостные валы и уж город кругом поджигали.
Тут Мелеагра супруга прекрасно одетая стала,
Плача, его умолять, исчисляя пред ним все напасти,
Что угрожают народу, чей приступом город берется:
Мужи убиты оружьем, дома превращаются в пепел,
Дети уводятся в плен, как и пышноодетые жены.
Внемля ужасным делам, Мелеагр душою воспрянул,
Из дому вышел, одетый в доспехи блестящие брани.
Так он погибельный день отклонил от мужей этолийских,
Сердцу покорный. Они же обещанной щедрой награды
После ему не вручили, — однако, он спас их от бедствий.
Не подражай ты ему, мой любезный! Пусть боги иначе
Мысли настроят твои. Корабли, коль они запылают,
Будет спасти нелегко. Но теперь, примиренный дарами,
С нами ступай. Точно бога, тебя будут чтить аргивяне.
Если ж, отвергнув дары, ты потом уже вступишь в сраженье,
Даже когда победишь, не дождешься ты почестей равных".
И, отвечая ему, так сказал Ахиллес быстроногий:
"Феникс, потомок Зевеса, о, старец родной! Не нуждаюсь
В почестях их. Я Зевесом почтен; свою помощь, надеюсь,
Мне на судах многоместных и впредь он окажет, покуда
Станет дыханья в груди и колени носить меня будут.
Я же другое скажу, ты в уме это слово запомни:
Душу мою не смущай, понапрасну стеная и плачась,
Сыну Атрея в угоду: его и любить ты не должен,
Чтоб ненавистным не сделаться мне, кто давно тебя любит.
Должен со мною ты всех оскорблять, кто меня оскорбляет.
Царский мой сан и почет пополам разделяй ты со мною.
Эти пускай отправляются с вестью; а ты, здесь ночуя,
Ляжешь на мягкое ложе. Затем, с появленьем рассвета,
Вместе обсудим: вернуться ль к своим иль остаться подТроей".
Кончивши слово, Патроклу он знак дал бровями безмолвный
Фениксу мягкое ложе немедля постлать, чтоб скорее
Вспомнили те об уходе из ставки. Тогда Теламонид
Богоподобный Аякс такое им слово промолвил:
"Зевса потомок, Лаерта дитя, Одиссей многоумный,
Должно, как видно, идти, ибо, кажется, цели посольства
Этим путем не достигнем. Скорей возвестить аргивянам
Слово ответное нужно, — хотя и недоброе слово.
Нас поджидая, они, может быть до сих пор заседают.
Сделалось диким теперь Ахиллесово гордое сердце.
Злобный, не думает он о приязни товарищей прежних,
Как близ глубоких судов мы его больше всех почитали.
Жалости чуждый в душе! Даже тот, чьего брата убили,
Чье умертвили дитя, искупительный дар принимает.
Выкуп большой уплатив, остается убийца в народе,
А принимающий выкуп, смиряется гордой душою.
В сердце ж твое, сын Пелея, вселили бессмертные боги
Непримиримую злобу — и все из-за девы единой!
Семь мы теперь предлагаем отборнейших дев, а в придачу
Много подарков других. О, смягчи свое гордое сердце,
Гостеприимство почти! От ахейских дружин мы пришельцы
Ныне под кровлей твоей, мы, кто более прочих ахейцев
Страстно желали всегда оказать тебе дружбу и верность".
И, отвечая ему, так сказал Ахиллес быстроногий:
"Зевса питомец, Аякс Теламонид, владыка народов,
Мне показалось, что ты от души говорил это слово.
Но разгорается сердце от гнева, едва лишь припомню
Речи Атрида в тот день, когда он перед войском ахейским
Мне оскорбленье нанес, как пришельцу, лишенному чести.
Но удалитесь теперь и ответную речь возвестите.
Я не подумаю раньше о кровопролитном сраженьи,
Чем от владыки Приама рожденный божественный Гектор
Не нападет на суда и палатки дружин мирмидонских,
Много ахейцев убив и огнем их суда уничтожив.
Перед моей же палаткой, моим кораблем чернобоким
Гектор, и сильно желая, от битвы воздержится, верю".
Кончил, и каждый, взяв кубок двойной, совершил возлиянье.
После вернулись они к кораблям, — сын Лаерта шел первым.
Тою порою Патрокл друзьям повелел и служанкам
Мягкое ложе для старца как можно быстрей приготовить.
Те, повинуясь, постель приготовили, как повелел он,
Шкуры овечьи постлав, одеяло и холст тонкотканный.
Там успокоился Феникс, зари ожидая священной.
Вскоре заснул и Ахилл в глубине своей крепкой палатки.
Рядом легла с ним жена, приведенная им из Лесбоса,
Фарбаса дочь, Диомеда, прекрасноланитная дева.
Тут же Патрокл в другом лег конце, а с ним рядом заснула
Дева Ифеса, — ее Ахиллес ему дал, покоривши
Скирос высоко лежащий, столицу царя Эниея.
Тою порою послы возвратились в палатку Атрида.
Кубки держа золотые, сидели там дети ахейцев,
К ним поспешили навстречу и тут же расспрашивать стали:
Первый вопрос предложил им владыка Атрид Агамемнон:
"Что же, скажи, Одиссей многославный, о, гордость ахейцев,
Хочет ли он от судов отвратить истребительный пламень,
Иль отказался и гневом надменное сердце объято"?
И, отвечая ему, Одиссей многоопытный молвил:
"О, многославный Атрид, о, владыка мужей Агамемнон!
Нет, погасить он свой гнев не желает, но больше, чем прежде,
Ярости полон; тебя же отринул он вместе с дарами.
Сам, говорит он, ты должен средь войска данайцев обдумать,
Как бы спасти корабли и народ пышнокудрых ахейцев.
Он угрожает, лишь только дождется зари появленья,
В море кривые совлечь корабли, оснащенные крепко.
Так же и всем остальным он советует детям ахейцев
Плыть по домам; не дождемся, мол, гибели Трои высокой,
Ибо над нею Зевес Олимпиец, далеко гремящий
Руку в защиту простер, и троянцы воспрянули духом.
Так говорил он и то же повторят вам спутники эти,
Храбрый Аякс, как и оба глашатая, разумом славных.
Феникс остался там спать. Ахиллес предложил ему вместе
С ним на судах возвратиться в любезную отчую землю
Завтра с зарей, если хочет, насильно его не возьмет он".
Так он промолвил. И все неподвижно хранили молчанье,
Слышанной речи дивясь, ибо сильное слово сказал он.
Долго безмолвно сидели печальные дети ахейцев,
И, наконец, Диомед, среди боя отважный, промолвил:
"О, многославный Атрид, о, владыка мужей Агамемнон!
Лучше бы ты не просил беспорочного сына Пелея,
Столько даров предлагая. Он был уже раньше надменен,
Ныне же в сердце его ты вселил еще большую гордость.
Только оставим его — пусть уходит, пускай остается.
Он, может быть еще станет участвовать в битве кровавой,
Если в груди его сердце захочет и боги заставят!
Вы же, друзья, поступите согласно тому, как скажу я.
Спать удалитесь теперь, усладив свое милое сердце
Хлебом и черным вином, ибо сила от них и отвага.
А с появлением завтра прекрасной зари розоперстой
Ты соберешь пред судами немедленно пеших и конных
И, побудив их к войне, сам в переднем ряду будешь биться".
Так он промолвил, — цари одобренья ответили криком,
Все удивляясь речам Диомеда, возницы лихого.
Вскоре, свершив возлиянье, вожди разошлись по палаткам;
Там улеглись они спать и вкусили отраду покоя.
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
О Долоне.
Прочие подле судов полководцы ахейского войска
Спали всю ночь до утра, укрощенные сном благодатным.
Лишь на Атрида царя Агамемнона, пастыря войска,
Сладостный сон не сходил: он обдумывал многое в мыслях.
Точно как молнией блещет муж Геры прекрасноволосой,
Ливень большой бесконечный, иль град посылая на землю,
Или готовя метель, когда снег устилает долины,
Или же горькой войны ненасытную пасть разверзая:
Так непрерывно Атрид Агамемнон из сердца глубоко
Грудью могучей вздыхал; вся внутренность в нем содрогалась.
Взор обращая вперед, на долину и войско троянцев,
Он изумлялся несчетным кострам, перед Троей горевшим,
Звукам свирелей и флейт, и далекому шуму людскому;
И, озираясь назад, на суда и дружины ахейцев,
С корнем он пряди волос вырывал, обращаясь к Зевесу,
В светлом живущему небе — стенало в нем гордое сердце.
И показалось Атриду в душе наилучшим решеньем
К Нестору, сыну Нелея, отправиться раньше, чем к прочим,
С ним не удастся ли вместе измыслить совет беспорочный,
Как бы от всех аргивян отвратить неизбежную гибель.
Быстро с постели поднявшись и грудь облачивши хитоном,
Пару сандалий красивых к блестящим ногам подвязал он,
Бросил на плечи до пят доходившую шкуру
Страшного силой, огромного льва — и мечом ополчился.
Той же порой и царя Менелая тревога объяла,
Сон и к нему не сходил на ресницы. Он страхом томился,
Не пострадали б ахейцы, что ради него к Илиону
Плыли по влаге пространной, отважные битвы затеяв.
Пестрою барсовой шкурой покрыл он широкую спину,
Медный на голову шлем возложил, от земли приподнявши,
Также копье захватил длиннотенное в мощную руку
И, разбудить собираясь, отправился к брату, кто властно
Всеми ахейцами правил, как бог, почитаем народом.
Но на корме корабельной его увидал надевавшим
Пышные латы вкруг плеч, — тот пришедшего радостно встретил.
Первый промолвил тогда Менелай, среди боя отважный:
"Брат дорогой, ты зачем ополчаешься так? Иль намерен
Ты из дружины кого в соглядатаи вызвать к троянцам?
Сильно боюсь, что никто на такой не отважится подвиг, —
Ночью священной пойти одному в неприятельский лагерь,
Чтобы тайком осмотреть: дерзновенным владел бы он сердцем".
И, отвечая ему, Агамемнон владыка промолвил:
"Ныне и мне, и тебе, Менелай, о, питомец Зевеса,
Нужен полезный совет, что сберечь бы помог иль избавить
Войско ахейцев и флот. Изменились намеренья Зевса,
И преклонился душою он больше к дарам Приамида.
Ибо еще я досель не видал и рассказа не слышал,
Чтобы один человек столько бед совершил в день единый,
Сколько теперь причинил нам Зевесом возлюбленный Гектор,
Смертный простой, ни богини любезный потомок, ни бога.
Дел он свершил, о которых, я думаю, долго и часто
Будем, скорбя, вспоминать: столько бед совершил он ахейцам.
Но отправляйся, к судам поскорее беги и Аякса
С Идоменеем зови, я же к Нестору старцу отправлюсь
И посоветую встать, — может быть, он придти согласится
К страже в отряд их священный, а также начальствовать ими.
Будут охотно они его слушаться; сын его милый
С Идоменеевым другом, вождем Мерионом, над стражей
Приняли власть, им двоим доверяем мы больше, чем прочим".
И отвечал ему так Менелай, полководец бесстрашный:
"Как посоветуешь мне и прикажешь ты царственным словом:
Там ли средь них оставаться и ждать твоего к ним прихода,
Или назад прибежать, передавши твое порученье?"
Снова к нему обращаясь, владыка сказал Агамемнон:
"Там оставайся; не то разминуться мы можем друг с другом,
Вместе блуждая: дорог здесь разбито не мало.
Всех окликай на ходу, повели им от сна воздержаться,
Каждого мужа зови ты по отчеству, также по роду,
Всех величай, восхваляй, перед ними не надо гордиться.
Сами должны мы теперь потрудиться. Как видно, с рожденья
Зевс Олимпиец на нас возложил это тяжкое горе".
Так говоря, царь Атрид отпустил с наставлением брата.
Сам же, немедля, отправился к Нестору, пастырю войска.
Пред кораблем чернобоким, близь ставки, на мягкой постели
Старца нашел он; доспехи прекрасные рядом лежали, —
Выпуклый щит, два копья, также шлем из блистающей меди;
Тут же был брошен пестро-разукрашенный пояс; им старец
Тело свое опоясывал, в пагубный бой отправляясь,
Войско ведя, — ибо он не смирялся пред старостью грустной.
Голову быстро подняв, он привстал, опираясь на локоть,
И обратился к Атриду и слово сказал, вопрошая:
"Кто ты, идущий один вдоль судов, по широкому стану,
В мраке ночном, когда люди другие объяты покоем?
Мужа из стражи ночной иль кого из товарищей ищещь?
Голос подай! На меня так не двигайся, молча. Что нужно?"
И отвечая ему, царь мужей Агамемнон промолвил:
"Нестор, потомок Нелея, великая слава ахейцев!
Ты Агамемнона видишь, кого одного среди смертных
Зевс осудил Олимпиец на вечные муки, покуда
Станет дыханья в груди и двигаться будут колени.
Так я скитаюсь теперь, оттого что мне сон благодатный
Глаз не сомкнул: о войне и несчастьях данайцев забочусь.
Страшно боюсь за судьбу аргивян, и в душе моей прежней
Твердости нет. Я тревогой объят: из груди моей сердце
Выпрыгнуть хочет и дрожью объяты прекрасные члены.
Если ты к делу готов — ибо сон и тебя не коснулся —
Дай-ка отправимся к страже поблизости здесь и посмотрим,
Не обессилены ль мужи усталостью вместе с дремотой,
Не улеглись ли и спят, совершенно забыв про охрану.
Враг расположен вблизи; между тем ничего мы не знаем,
Не порешит ли еще он в течение ночи сразиться".
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"О, многославный Атрид, о, владыка мужей Агамемнон!
Мудрый Зевес, может статься, не все замышленья исполнит
Гектора, как он теперь ожидает. Еще он, надеюсь,
Многих натерпится бед, когда славный Ахилл, сын Пелея,
Милое сердце свое отвратит от тяжелого гнева.
Рад я с тобою идти. По дороге и прочих разбудим:
И Диомеда, метателя копий, и сына Лаерта,
Скорого в битвах Аякса и мощного сына Филея.
Если б к тому ж кто-нибудь согласился пойти и призвать к нам
Идоменея царя и Аякса, подобного богу,
Ибо не близко стоят их суда, далеко от нас будет.
Но Менелая царя, как бы ни был он мил и почтенен,
Буду за то порицать — и не скрою, хоть гневаться можешь —
Что он покоится сном, а тебе предоставил трудиться.
Должен бы сам он теперь потрудиться и войска старейшин
Всех умолять: приближается не выносимое горе".
И, отвечая ему, царь мужей Агамемнон промолвил:
"Сам бы его пожурить я в другое просил тебя время,
Ибо нередко он медлит и мало желает трудиться.
Он уступает не лени или неспособности мыслить,
Но на меня все взирает и ждет моего понуканья.
Ныне же раньше меня он проснулся и первый явился.
Сам я его отослал пригласить всех, кого ты исчислил.
Но поспешим. Остальных мы найдем среди стражи
Подле ворот, ибо там я назначил им вместе собраться".
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Ежели так, то никто из ахеян его не осудит,
Слову ослушным не будет, какое ни даст приказанье".
Так ему старец промолвил и, грудь облачивши хитоном,
Пару сандалий красивых к блестящим ногам подвязал он,
Плащ на плече застегнул он пурпурного цвета, широкий,
Сшитый из ткани двойной, с густо вьющейся шерстью наружу.
Древко огромное взял с наконечником острым из меди
И устремился поспешно к судам аргивян меднобронных.
Прежде всего Одиссея, по мудрости равногоЗевсу,
Нестор, наездник Геренский, от сна разбудить попытался,
Зычно крича. И донесся тот окрик до сердца героя.
Вышел из ставки он тотчас и слово такое сказал им:
"Ночью священной зачем вдоль судов по широкому стану
Бродите ныне одни? Неотложное ль дело случилось?
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Зевса питомец, Лаерта дитя, Одиссей многоумный,
Ты не сердись, ибо горе большое настигло ахейцев.
С нами ступай, мы разбудим и всех стальных, с кем прилично
Вместе обдумать совет, бежать ли теперь иль сражаться?"
Так он сказал. Одиссей многоумный вернулся в палатку,
Щит испещренный накинул на плечи и вышел к обоим.
К сыну Тидея пошли и застали они Диомеда
Вместе с оружьем вне ставки. Кругом почивала дружина;
Каждый под голову щит положил свой: их копья прямые
Воткнуты нижним концом были в землю, а сверху далеко
Медь пламенела, как молнии Зевса отца. Между ними
Спал и герой, подослав недубленую шкуру воловью,
А в головах у него расстилался ковер многоцветный.
Ставши вблизи, разбудил его Нестор, наездник Геренский,
Сильно толкнувши ногой, и корить пробужденного начал:
"Встань, сын Тидея! Ужели всю ночь будешь спать непробудно?
Разве не слышишь, как близко от флота по скату долины
Дети троянцев сидят? Разделяет нас мало пространства".
Так он сказал, и от сна сын Тидея мгновенно очнулся.
К Нестору речь обращая, он слово крылатое молвил:
"Неутомим ты, о, старец, и не покидаешь работы.
Разве моложе тебя никого нет средь войска ахеян,
Кто бы теперь согласился от сна разбудить полководцев,
Всех обходя по порядку? Но ты не сговорчив, о, старец!"
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Точно, мой милый, все это ты высказал с правдой согласно.
Есть у меня беспорочные дети, есть много дружины.
Мог бы из них кто-нибудь обойти и созвать полководцев.
Но удручает теперь аргивян величайшее горе.
Ныне ахеяне все, на меча острие распростерты,
Либо печальный конец, либо жизнь предстоит и спасенье.
Но поспеши, Филеида и быстрого в битве Аякса
Сам разбуди, коль жалеешь меня: ты к тому же и младший!"
Молвил. Тот бросил до пят доходившую шкуру
Страшного силой, огромного льва и мечом ополчился.
В путь он немедля пошел и привел, разбудивши, героев.
Вскоре собрались они и, когда очутились меж стражей,
Ни одного из вождей не нашли от усталости спящим.
Бодрствуя, в ярких доспехах войны, полководцы сидели.
Точно как псы беспокойно овец охраняют в загоне,
Если заслышат рычанье бесстрашного дикого зверя,
В чащи лесные сходящего с гор; шум смятенья великий
Люди подъемлют и псы, — в них желание сна погибает:
Также от век полководцев, в ту грустную ночь стороживших,
Сладостный сон отлетел, ибо часто они обращались
В сторону поля, не слышно ль оттуда идущих троянцев.
Радость почуял старик, увидав их, и громко одобрил.
К ним обращаясь тогда, он промолвил крылатое слово:
"Так вы и впредь сторожите, о, милые дети. Дремоте
Пусть не поддастся никто, да врагов не обрадуем наших".
Так говоря, он чрез ров перепрыгнул. За ним поспешили
Следом цари аргивян, приглашенные им для совета.
Был Мерион среди них, также Нестора сын благородный,
Ибо цари их просили участвовать в общем совете.
И, через вырытый ров перепрыгнув, они поместились
В месте просторном, где чистой земля оставалась от трупов.
В месте, откуда назад обратился стремительный Гектор,
Много ахейцев убив, когда ночь всю окрестность покрыла.
Там разместились они и беседовать стали друг с другом.
Первый со словом тогда обратился к ним Нестор Геренский:
"Други! Ужель никого между нами отважное сердце
Не побуждает к бесстрашным троянцам отправиться в лагерь?
Мог бы кого из врагов он забрать на окраинах стана,
Мог бы молву как-нибудь он услышать о том средь троянцев,
Что порешили они в своем сердце? Упорно ль желают
Здесь оставаться вблизи от судов, иль намерены скоро
В город обратно уйти, покоривши ахейское войско?
Все это выведать мог бы, потом невредимый обратно
К нам бы пришел. Велика в поднебесной была б его слава
Между людьми, и почетный ему бы достался подарок.
Сколько ни есть воевод, что судами начальствуют властно,
Каждый отдельно овцу ему черную в дар предназначит,
Матку с ягненком сосущим, — награду, которой нет равной.
Будет присутствовать он на пирах и собраньях".
Так он промолвил, и все неподвижно хранили молчанье.
И, наконец, Диомед отозвался, средь боя отважный:
"Нестор, меня побуждает и сердце и дух мой бесстрашный
В лагерь враждебных мужей, пребывающих близко троянцев,
Тайно проникнуть. Но если б другой мне сопутствовал воин,
Крепче была бы надежда, и тверже решимость обоих.
Двое коль вместе идут, кто-нибудь всегда раньше заметит,
Как им полезнее быть, но один, даже если б заметил,
Все ж неподвижнее духом, — его измышленья слабее".
Так он сказал, — и сопутствовать много вождей пожелало:
Вызвались оба Аякса, служители бога Арея,
Вызвался вождь Мерион, также Нестора сын благородный,
Вызвался царь Менелай, сын Атрея, копьем знаменитый,
Да Одиссей терпеливый идти пожелал и проникнуть
В лагерь врагов, ибо сердце в груди его вечно дерзало.
Слово тогда между ними сказал царь мужей Агамемнон:
"О, Диомед, сын Тидея, душе моей много любезный!
Выбери сам ты кого пожелаешь, в товарищи мужа,
Из предстоящих сильнейшего, — вызвалось много героев!
Только из чувства стыда как бы ты не забыл о храбрейшем,
Как бы не выбрал кого послабее, стыду ли поддавшись,
Или взирая на знатность рожденья и первенство власти".
Так он сказал, опасаясь в душе за царя Менелая.
Слово промолвил опять Диомед, среди боя отважный:
"Если вы мне самому разрешите товарища выбрать,
Как позабуду тогда о божественном я Одиссее, —
Муже, чей дух непреклонный находчив во всякой напасти,
И возлюбила которого дочь Громовержца Афина.
Если его да в попутчики мне, — из огня невредимо
Оба вернемся к судам, оттого что он думать умеет".
И терпеливый ему отвечал Одиссей богоравный:
"Не восхваляй меня слишком и не порицай, сын Тидея!
Ибо ты речь обращаешь к ахейцам, кто все это знает.
Но поспешим. Подвигается ночь, и заря уже близко.
Звезды ушли далеко и склонились. Уж больше двух долей
Ночи прошло; только третья нам доля осталась".
Так говоря, облачились в доспехи блестящие оба,
Сыну Тидееву дал Фразимед, внук возницы Нелея,
Меч обоюдный и щит (тот свои подле судна оставил).
Кожаный шлем возложил он на голову сына Тидея,
Шлем без султана и гребня; зовут его плоскою каской,
Голову им защищают в бою лишь бойцы молодые.
А Мерион Одиссею свой лук предоставил с колчаном,
Дал ему меч и на голову шлем возложил свой, из кожи
Сделанный крепко. Внутри этот шлем неразрывно смыкался
Множеством тонких ремней, а снаружи держался клыками
Белыми от среброзубого вепря, усаженный ими
Дивно, с искусством большим, — посредине ж был войлоком выстлан.
Некогда отнял его у Аминтора, сына Ормена,
Вождь Автолик в Елеоне, разрушив дворец его крепкий.
Амфидамасу Киферскому шлем подарил он в Скандее;
Амфидамас подарил его Молу на память, как гостю;
Тот его отдал носить Мериону, любезному сыну;
Голову он Одиссея теперь покрывал, защищая.
Оба вождя, ополчившись в доспехи ужасные брани,
Быстро ушли, оставляя на месте других полководцев.
Справа тогда от пути им богиня Паллада Афина
Цаплю навстречу послала; ее не видали глазами
В сумерках ночи они, только слышали, как закричала;
Птице обрадован был Одиссей и взмолился Афине:
"Внемли молитве моей, дочь Эгидодержавного Зевса!
Ты, кто во всех мне трудах предстоишь, от кого не могу я
Скрыться, куда бы ни шел, — возлюби меня ныне, Паллада!
Дай невредимым вернуться к судам, хорошо оснащенным,
Дело большое свершить, чтоб запомнили дети троянцев!"
В свой же черед Диомед стал молиться, средь боя отважный:
"Ныне услышь и меня, непобедная дочь Громовержца!
Ты мне сопутствуй, как прежде отца моего провожала
В Фивы, когда богоравный Тидей был послом от ахейцев.
Он близь Азопа реки меднобронных ахейцев оставил!
Сам же со сладкою речью к потомкам отправился Кадма.
А на возвратном пути много подвигов страшных свершил он,
С дивной богиней, с тобой, помогавшей ему благосклонно.
Также теперь благосклонно и мне помогай, охраняя.
Жертвой тебя я почту — годовалою телкой лобастой,
Не подведенной никем под ярмо и трудом не смиренной.
Телку такую тебе принесу я, рога позлативши".
Так умоляли они. И вняла им Паллада Афина.
Дочери Зевса великого кончив мольбы, зашагали
Оба, подобно двум львам, окруженные темною ночью,
Смертью, телами убитых, оружьем и черною кровью.
Но и троянцам божественный Гектор уснуть не дозволил,
А приказал воедино созвать всех старейшин троянских,
Всех полководцев и вместе советников, сколько их было.
Собранным Гектор тогда предложенье разумное сделал:
"Кто обещает из вас за великий подарок исполнить
Дело, что я предложу? То желанная будет награда,
Ибо я дам колесницу и пару коней крутошеих —
Лучших из всех, что на быстрых ахейских судах обретутся,
Дам их тому, кто, себе добывая великую славу,
Близко к судам быстроходным решится пойти и разведать,
Все ли враги охраняют свои корабли, как доныне,
Или уже, укрощенные силою рук наших тяжких,
Мысли о бегстве домой обсуждают и больше нельзя им
Стражу ночную держать, изнуренным усталостью страшной".
Так он промолвил, и все неподвижно хранили молчанье.
Был средь троянцами некто Долон по названью, Эвмеда
Вестника сын, много меди и золота много имевший,
Воин, весьма безобразный на вид, но проворный ногами.
Был он единственный сын меж пятью дочерьми у Эвмеда.
К Гектору он и троянцам со словом тогда обратился:
"Гектор, меня побуждает и сердце, и дух мой отважный
Близко к судам быстроходным пойти и что нужно разведать.
Только сперва поклянись мне, свой царственный скипетр поднявши,
И обещай подарить колесницу, блестящую медью,
И лошадей, что везут беспорочного сына Пелея.
Буду разведчик не праздный, не ниже твоих ожиданий,
Ибо пойду я по стану ахейцев, пока не достигну
Судна Атреева сына, где верно теперь полководцы
Держат совет меж собою, бежать ли иль дальше сражаться".
Так он промолвил, и Гектор взял в руки свой жезл и поклялся:
"Сам да услышит Зевес, муж Геры, высоко гремящий:
Не повлекут никого из троянцев те кони другого, —
Ты лишь один, обещаю, всегда ими будешь гордиться".
Так он сказал и напрасно поклялся, Долона ж уверил.
Крепкий изогнутый лук он немедля накинул на плечи,
Поверху лука окутался шкурою серого волка,
Шлемом покрылся хорьковым и в руки взял дрот заостренный.
Быстро от стана пошел он к судам; от судов же обратно
Не суждено ему было доставить ответ Приамиду.
Чуть лишь покинул он стан, где теснились и люди, и кони,
И зашагал по дороге, — его приближенье заметил
Зевса потомок герой Одиссей и шепнул Диомеду:
"Вон, посмотри, Диомед, приближается кто-то из стана,
Только не знаю, к судам ли идет соглядатаем тайным,
Или желает совлечь с одного из убитых доспехи.
Пусть он сперва нас минует, немного пройдет по долине,
После вдвоем устремившись, его без труда мы поймаем.
Если же ног быстротою он нас превосходит обоих,
Нужно, копьем угрожая, к судам его гнать постоянно,
Дальше от войска троянцев, чтоб в город не спасся он бегством".
Так говоря, они оба легли и укрылись меж трупов
Подле дороги; спеша, мимо них он прошел, безрассудный,
Но удалился едва на длину борозды, что проходит
Пара мулов (им всегда пред волами дают предпочтенье,
Ежели плугом тяжелым глубокую новь подымают),
Оба погнались за ним. И он стал, чуть услышав их топот,
Думая в сердце своем, не друзья ли его пожелали
В лагерь троянский вернуть. Не зовет ли блистательный Гектор.
И уж когда на полет отстояли копья, или меньше,
В них, наконец, узнает он враждебных мужей и расправил
Быстрые ноги для бегства; они ж догонять устремились.
Точно два пса острозубых, искусных в охоте за зверем,
Долго без устали зайца преследуют или оленя
Местом лесистым, а он убегает пред ними и стонет:
Так сын Тидея и с ним Одиссей, городов разрушитель,
Долго без устали гнали Долона, отрезав от войска.
Но перед тем, как он, в бегстве к судам, уже должен был скоро
Стражи достигнуть, Афина внушила совет Диомеду,
Дабы никто из ахеян, гордясь, что его предвосхитил,
Первый не ранил троянца, а сам он вторым не явился.
И, замахнувшись копьем, закричал сын Тидея могучий:
"Стой или брошу копье. И тогда, уповаю, недолго
Будешь ты жить, избежав моих рук и погибели черной".
Молвил и бросил копье, но того не задел им нарочно.
Прямо над правым плечом пролетев, заостренное древко
В землю вонзилось концом. Весь дрожа, бормоча от испуга,
Стал неподвижно троянец; во рту его зубы стучали,
Бледность покрыла лицо. Запыхавшись, они подбежали,
За руки взяли его. Он же, плача, промолвил им слово:
"В плен заберите живым! Откуплюсь. Ибо есть у нас дома
Золота много и меди, чеканного много железа.
Радостно вам от всего даст отец мой бесчисленный выкуп,
Если узнает, что жив, на ахейских судах обретаюсь".
И, отвечая ему, Одиссей многоумный промолвил:
"Ты ободрись и пусть мысли о смерти души не смущают.
Лучше ты вот что поведай и все разъясни мне подробно:
К нашим судам ты зачем из троянского стана приходишь
Темною ночью один, когда смертные спят остальные?
Мертвое тело задумал тайком обнажить от доспехов,
Гектор послал ли тебя, чтобы высмотрел все ты украдкой
Подле глубоких судов, иль душа самого побудила?"
Быстро ответил Долон, его члены от страха дрожали:
"Гектор мне ум затемнил, чтоб в несчетные беды повергнуть,
Мне обещал подарить колесницу, блестящую медью,
И быстроногих коней благородного сына Пелея.
Он то меня побудил быстролетною черною ночью
Близко к враждебным мужам подойти и украдкой разведать,
Все ль охраняются ваши суда, как доныне бывало,
Или, уже укрощенные силою рук наших тяжких,
Вы обсуждаете мысли о бегстве и больше нельзя вам
Стражу ночную держать, изнуренным усталостью страшной".
И, улыбаясь, ему Одиссей многоумный промолвил:
"Истинно, сердце твое захотело великих подарков,
Быстрых коней Эакида — героя! Да людям-то смертным
Их нелегко укрощать и трудно впрягать в колесницу,
Всякому, кроме Ахилла, рожденного вечной богиней.
Только ты вот что поведай и все разъясни мне подробно:
Где, удаляясь, оставил ты Гектора, пастыря войска?
Где боевые доспехи стоят у него и где кони?
Как расположены прочих троянцев палатки и стражи?
Что замышляют они в своем сердце? Упорно ль желают
Здесь оставаться вблизи от судов, иль намерены скоро
В город обратно уйти, покоривши ахейское войско?"
И, отвечая на это, Долон, сын Эвмеда, промолвил:
"Все я тебе расскажу и вполне обозначу подробно.
Гектор, от шума вдали, окруженный толпою старейшин,
Держит совет пред курганом царя богоравного Ила.
Что же до стражи ночной, о которой, герой, вопрошаешь,
Нет никого, кто б наряжен был войско стеречь, ограждая.
Только в местах, где у Троян пылают костры, поневоле
Бодрствуют люди кругом, окликая друг друга для стражи.
Все же союзники мужи, из стран приглашенные многих,
Спят, предоставив троянцам самим охранять свое войско.
Ибо не их здесь поблизости дети живут и супруги".
И, прерывая его, Одиссей многоумный промолвил:
"Как они спят, вперемежку средь храбрых наездников Трои,
Или от них в стороне? Говори, да узнаю всю правду".
И, отвечая на это, Долон, сын Эвмеда, промолвил:
"Все я тебе расскажу и вполне обозначу подробно.
Рать пеонян криволуких, карийцев, лелегов, кавконов
И богоравных пеласгов покоятся к морю поближе.
Войску ж фригийских наездников, конных мэонян, ликийцев
И непреклонных мизийцев назначено место близь Фимбры.
Только зачем от меня вы все это разведать хотите?
Если намерены тайно вы в лагерь троянский проникнуть,
Сзади, отдельно от всех, новопришлые стали фракийцы.
С ними и Рез, их властитель, рожденный от Эионея.
Видел его я коней, красотой превосходных и ростом.
Цветом белее, чем снег, быстротою похожих на ветер.
Золото и серебро украшают его колесницу,
И золотые с собой он доспехи привез боевые,
Пышные, чудо для глаз; не людям бы смертнорожденным
Эти доспехи носить, а богам, существующим вечно.
Но поведите меня вы теперь к кораблям быстроходным,
Или же здесь, наложив беспощадные узы, оставьте,
Дабы пойти вы могли и проверить меня, убедившись,
Верно ли это я все говорю вам теперь, иль неверно".
Но, исподлобья взглянув, Диомед ему молвил могучий:
"Ты на спасенье, Долон, понапрасну в душе не надейся,
Давши полезный совет, оттого что попал в наши руки.
Если теперь мы тебя назад отошлем и отпустим,
После ты снова придешь к кораблям быстроходным ахейцев,
С тем, чтоб высматривать тайно, иль с нами открыто сражаться.
Если ж, моею рукой укрощенный, ты жизни лишишься,
Больше уже никогда повредить агивянам не сможешь".
Так он сказал. И Долон, подбородка рукою касаясь,
Начал молить, но Тидид, замахнувшись мечом, посредине
В шею его поразил, и обе рассек ему жилы.
Губы шептали еще, когда в прах голова покатилась.
С мертвого тела немедленно шлем они сняли хорьковый
Вместе со шкурою волчьей, и дротом, и луком упругим.
Поднял высоко в руке Одиссей богоравный доспехи
В славу Афины, дающей добычу, и так ей промолвил:
"Радуйся дару, богиня! Меж всеми богами Олимпа
К первой тебе мы взывали. В награду за это, Афина,
Ты нам сопутствуй теперь к лошадям и палаткам фракийцев".
Так он сказал и, высоко поднявши доспехи, повесил
Их на мириковый куст; тут же явственный знак положил он,
Стеблей нарвав камыша и мириковых веток цветущих,
Чтоб не искать, на возвратном пути темной ночью.
И, окруженные бранным оружьем и черною кровью,
В путь они дальше пошли и достигли отряда фракийцев.
Те почивали, трудом изнуренные; тут же доспехи
Пышные их в три ряда на земле расположены были
В должном порядке, и пара коней перед каждым стояла.
Рез посредине лежал; рядом с ним быстроногие кони
К внешней скобе колесницы привязаны были ремнями.
И Одиссей, увидав, указал на него Диомеду:
"Вот, сын Тидея, тот муж, вот и кони его, о которых
Нашей рукой умерщвленный лазутчик Долон говорил нам.
Что же, теперь прояви свою храбрость и силу. Не время
Праздно с оружьем стоять. Отвяжи лошадей поскорее,
Или мужей убивай, о конях же я сам позабочусь".
Так он сказал, и Афина вдохнула в героя отвагу.
Стал он рубить вкруг себя, и раздались ужасные стоны
Тех, кого меч поражал; и земля вся окрасилась кровью.
Точно как лев, что подкрался тайком к беззащитному стаду
Коз иль овец и обрушился вдруг, замышляя худое:
Так Диомед нападал на фракийцев, покуда двенадцать
Не умертвил среди них. И кого, подойдя, сын Тидея,
Тяжким мечом поражал, Одиссей многоумный немедля
За ноги сзади хватал и прочь отволакивал тело,
В мыслях заботясь о том, чтоб скорей пышногривые кони
Вышли из стана врагов, чтоб не дрогнули сердцем от страха,
Если пойдут по телам, ибо к трупам еще не привыкли.
Тою порой Диомед приближался к владыке Фракийцев.
Рез был тринадцатый муж, кого сладостной жизни лишил он
Тяжко стонавшим: в ту ночь Диомед в сновидении тяжком
Над изголовьем его, по внушенью Афины, склонился.
Цельнокопытных коней между тем Одиссей терпеливый
От колесницы отпряг и, связавши их вместе ремнями,
Вывел скорее из лагеря, луком своим погоняя:
Бич он блестящий забыл захватить в колеснице прекрасной.
После он свистнул, зовя богоравного сына Тидея.
"Тот же, замедлив, решал, как теперь поступить дерзновенней:
Взять ли ему колесницу, где сложены были доспехи,
Вывести иль унести, подымая высоко,
Или ж дыханье похитить у множества спящих фракийцев.
Но между тем как все это он взвешивал в мыслях, Афина,
Ставши вблизи, богоравному сыну Тидея сказала:
"Вспомни, Тидид, о дороге обратной к судам углубленным,
Дабы отсюда тебе не пришлось потом бегством спасаться,
Ежели кто из бессмертных троянское войско разбудит".
Так говорила она. Он послушался речи богини,
Быстро вскочил на коней, Одиссей их стегнул своим луком,
И полетели они к кораблям быстроходным ахейцев.
Но сторожил не напрасно и Феб Аполлон сребролукий,
Как увидал, что Афина сопутствует сыну Тидея.
Гневом пылая, проник он в толпу многолюдную Троян
И разбудил средь фракийцев разумного Гиппокоона.
Славного родича Реза. Тот, богом от сна пробужденный,
Видя пространство пустым, где быстрые кони стояли,
Видя мужей, трепетавших в мучениях смерти ужасной,
Вопль испустил из груди и товарища милого кликнул.
Шум и смятенье без меры поднялись по стану троянцев.
Люди, сбегаясь толпами, взирали на страшное дело,
Тою порой, как свершители к быстрым судам удалялись.
Места достигнув, где Гектора был умерщвлен соглядатай,
Быстрых коней задержал сын Лаерта, любезный Зевесу;
Прыгнув на землю, Тидид передал Одиссею доспехи.
Кровью и прахом покрытые; сам же, вскочивши обратно,
Быстрых стегнул лошадей; те к глубоким судам полетели
Не против воли своей, ибо мчаться им по сердцу было.
Раньше, чем прочие, Нестор услышал их топот и молвил:
"Милые други, вожди и советники войска ахеян!
Правду ль скажу иль солгу, но душа говорить побуждает.
Топот коней быстроногих мне в слух западает.
Если б то Лаертид с Диомедом, в сраженьях могучим,
Цельнокопытных коней из троянского стана пригнали!
Только я сильно в душе за аргивских вождей опасаюсь,
Не пострадали ль они, меж троянцев поднявши тревогу".
Слова старик не окончил, как оба вождя прилетели.
Тотчас они соскочили на землю и все их, ликуя,
Правой рукой привечали и медоточивою речью.
Первый расспрашивать начал их Нестор, наездник Геренский:
"Ты нам скажи, Одиссей знаменитый, ахейская слава,
Как лошадей вы достали? В толпу ли троянцев проникли,
Или бессмертный какой, вам навстречу идя, подарил их,
Солнца лучам светозарным они совершенно подобны!
Я завсегда обращаюсь с троянцами; празно, надеюсь,
Я не стою пред судами, хотя и седой уже воин;
Но я таких лошадей не видал, не приметил доныне!
Бог, без сомненья, навстречу явившийся, вам даровал их:
Ибо вас любит обоих Зевес, облаков собиратель,
И синеокая дочь Эгидодержавного Зевса".
И, отвечая ему, Одиссей многоумный промолвил:
"Нестор, потомок Нелея, великая слава ахейцев!
Бог, если б он пожелал, лошадей и получше бы этих
Мог нам легко подарить, так как вечные боги всесильны.
Эти же кони, старик, о которых меня вопрошаешь,
Внове пришли из Фракии; царя, управлявшего ими,
Храбрый убил Диомед, с ним — двенадцать товарищей ратных;
Счетом тринадцатым пал соглядатай, настигнутый нами
Близь кораблей углубленных. Лазутчиком к нашему войску
Гектор отправил его и другие советники Трои".
Так говоря, он погнал через ров лошадей быстроногих,
Сердцем ликуя; за ним, веселясь, перешли и другие.
Вскоре достигли они крепкозданной палатки Тидида
И лошадей привязали скроенными гладко ремнями
К яслям просторным, где прочие все Диомеда стояли
Цельнокопытные кони, питаясь пшеницею сладкой.
А Лаертид взял покрытые кровью доспехи Долона
И на корму положил в ожидании жертвы Афине.
Оба героя затем погрузились в широкое море, обильный
Пот отмывая на голенях, бедрах могучих и шее.
После ж того как морская волна от обильного пота
Кожу очистила их и сердце в груди оживила,
В гладкие ванны они перешли и водой обливались.
Кончив купанье и тело блестящим намазавши маслом,
Сели за ужин они — и вино возливали Афине
Сладкое столь же, как мед, из наполненной черпая чаши.
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Подвиги Агамемнона.
С ложа восстала Заря и с прекрасным рассталась Тифоном,
Свет собираясь нести и бессмертным, и смертнорожденным.
Зевс ниспослал к кораблям быстроходным ахейского войска
Неодолимую Распрю, державшую знаменье брани.
Стала она перед черным большим кораблем Одиссея,
Средним из всех, чтоб ее на обоих концах было слышно,
Как у палаток Аякса, дитяти царя Теламона,
Так и палаток Ахилла: и тот и другой поместили
С краю свои корабли, полагаясь на силу и доблесть.
Став посредине меж ними, богиня воскликнула громко
Голосом зычным и страшным и каждому в сердце ахейцу
Буйную силу вдохнула и страсть воевать и сражаться.
И показалась война им внезапно милей возвращенья
На кораблях углубленных в любезную отчую землю.
Крикнул тогда и Атрид, повелев опоясаться в битву
Детям ахеян, и сам стал в блестящую медь облачаться.
Прежде всего наложил он на голени латы ножные,
Дивные видом; они на серебряных пряжках держались.
Панцирь затем закрепил вкруг могучей груди. Этот панцирь
В прежнее время Кинир подарил ему в память, как гостю.
Ибо до слуха Кинира на Кипре молва долетела,
Ради чего на судах аргивяне под Трою собрались;
Панцирь тогда подарил он, царю аргивян угождая.
Десять в том панцире было полос из чернеющей стали,
Двадцать полос оловянных, двенадцать из золота было.
Иссиня-темные змеи на панцире к шее тянулись,
По три с обеих сторон, точно радуга, что Олимпиец
В туче своей укрепляет, как знаменье смертнорожденным.
После того через плечи властитель Атрид перекинул
Меч, золотыми сверкавший гвоздями, в ножны заключенный
Из серебра; золотая их перевязь плотно держала.
Взял он прекрасный свой щит, укрывающий мужа, тяжелый;
Десять изогнутых медных полос этот щит окружали,
И между ними виднелись из олова выпуклин двадцать
Белых, а в самой средине — одна из чернеющей стали.
С краю тот щит был увенчан свирепо глядящей Горгоной,
Страшной для взора, и Трепет и Страх с нею рядом виднелись.
Из серебра прикреплялась к щиту рукоять, на которой
Иссиня-темный дракон наверху извивался трехглавый;
Головы, вместе сплетаясь, из шеи одной вырастали.
Выпуклый шлем на себя он надел с четырьмя ободками,
С конскою гривой и гребнем, вверху колебавшимся грозно.
Два он взял крепких копья, заостренною медью обитых,
И далеко до небес восходило сиянье от меди.
Громом тогда потрясли и Паллада Афина и Гера
В славу того, кто царил над Микеною златообильной.
Тою порой полководцы, отдав приказанье возницам
В должном порядке держать колесницы от рва недалеко,
Сами в оружии бранном вперед устремились поспешно,
И несмолкаемый гомон поднялся еще до рассвета.
Конных с трудом обогнав, пехотинцы у рва поместились,
И, отставая слегка, подвигались во след колесницы.
Зевс Громовержец меж ними зловещее поднял смятенье
Капли кровавой росы из эфира на землю роняя:
Много отважных голов захотел он в Аид ниспровергнуть.
В свой же черед ополчались троянцы по скату долины
Вкруг исполинского Гектора, Полидамаса героя,
Также Энея, Кто войском троянцев как бог почитался,
Трех сыновей Антенора, Полиба, вождя Агенора
И молодого бойца Акамаса, подобного богу.
Гектор стал в первом ряду, со щитом равномерно-округлым.
Как иногда из-за тучи звезда роковая проглянет,
Ярко блеснет и опять же за темную скроется тучу:
Так и стремительный Гектор, давая войскам приказанья,
То средь передних бойцов, то средь задних на миг появлялся.
Медью он весь пламенел, точно молния Зевса Кронида.
Словно жнецы, что иду полосою пшеницы иль жита,
Друг против друга навстречу, на поле богатого мужа,
И перед ними валятся охапки густые колосьев:
Так аргивяне и Трои сыны, нападая взаимно,
Смерть разносили; никто о погибельном бегстве не думал.
Близко лицом они бились к лицу и, как волки, бросались.
Распря, причина страданий, взирая на них, веселилась;
Только одна из бессмертных она находилась в сраженьи,
Боги же прочие все, удалившись от боя, спокойно
В светлых сидели дворцах, там, где каждому богу отдельно
Дивный построен чертог средь глубоких ущелий Олимпа.
Все обвиняли они облаков собирателя Зевса
В том, что троянскую рать порешил возвеличить он славой.
Только Отец пренебрег их словами. Ушедши далеко,
Сел он от всех в стороне и один своей славой гордился,
Глядя на город троянцев, на флот быстроходный ахеян,
На пламеневшую медь, на героев, что гибнут и губят.
Долго, покуда светало и день разрастался священный,
Сыпались стрелы с обеих сторон и валились герои.
А с приближением часа, когда приступает к обеду
Муж дровосек на горе, ибо, лес подрубая высокий,
Руки его притомились, душой овладела усталость,
И разгорелося в сердце желание сладостной пищи, —
Славные дети ахеян отважно прорвали фаланги,
Вдоль по рядам окликая друг друга. И царь Агамемнон
Бросившись первый, убил Бианора, начальника войска,
Вместе с возницей его, Оилеем, наездником резвым.
Тот, соскочив с лошадей, устремился навстречу Атриду.
Но, как рванулся вперед, сын Атрея копьем заостренным
Прямо сразил его в лоб; не препятствовал шлем меднотяжкий,
Но через шлем острие пролетело и кость проломило,
Мозг сотряхнулся внутри, и смирился порыв Оилея.
Вскоре властитель мужей Агамемнон покинул их трупы,
Голой белевшие грудью, — с обоих совлек он хитоны, —
И устремился вперед, чтобы Иса повергнуть с Антифом,
Двух от Приама рожденных законного сына с побочным,
Бывших в одной колеснице. Побочный в ней правил конями,
Рядом в оружьи стоял и сражался Антиф благородный.
Некогда, пасших овец, их забрал на прогалинах Иды,
Гибкой лозою связав, Ахиллес, но дал волю за выкуп.
Царь Агамемнон, герой, облеченный обширною властью,
Иса ударил копьем прямо в грудь под сосцом, и Антифа
Острым мечом поразил подле уха и сверг с колесницы.
Быстро с обоих совлек он доспехи прекрасные брани,
Ибо узнал их, видав уже раз близ судов быстроходных,
В день, как с Идейских высот их привел Ахиллес быстроногий.
Точно как лев проникает в убежище лани проворной,
И, захватив ее нежных детей в свои крепкие зубы,
Кости дробит им легко и лишает их жизни веселой,
Мать им не может помочь, даже если б вблизи находилась,
Ибо сама в это время бессильною дрожью объята
И без оглядки бежит от неистовства мощного зверя
Мимо дубов, чрез кусты, задыхаясь, покрытая потом:
Так не могли и троянцы от смерти спасти Приамидов,
Ибо и сами они перед войском ахеян бежали.
После того он пошел на Пизандра с бойцом Гипполохом,
Двух сыновей Антимаха, отважного сердцем. Когда-то
Золото взяв у Париса, подкупленный даром блестящим,
Более всех помешал он Елену вернуть Менелаю.
Ныне его сыновей захватил Агамемнон владыка,
Бывших в одной колеснице и правивших вместе конями.
Тотчас блестящие вожжи из трепетных рук ускользнули.
Оба застыли, когда Агамемнон, как лев, появился.
Из колесницы взмолились они, упав на колени:
"Жизнь подари нам, Атрид, и достойный получишь ты выкуп.
Много сокровищ лежит в чертоге царя Антимаха,
Золота много и меди, чеканного много железа.
С радостью даст от всего наш отец тебе выкуп бесценный,
Если узнает, что мы на судах обретаемся живы".
Слезы ручьем проливая, царя они так умоляли
Медоточивою речью, но горькому вняли ответу:
"Если вы дети того Антимаха, отважного сердцем,
Кто обратился когда-то к собранью троянцев с советом
Не отпустить к аргивянам, но тут же убить Менелая,
С вестью пришедшего в Трою с божественным сыном Лаерта,
То за бесславную дерзость отца вы заплатите ныне".
Так он сказал и Пизандра во прах с колесницы низвергнул,
В грудь поразивши копьем, и тот грохнулся навзничь на землю,
А Гипполох соскочил, но его на земле умертвил он,
Руки мечом отрубил и с размаху рассек ему шею,
После толкнул, что колоду, и тот чрез толпу покатился.
Мертвых покинул Атрид, а за ним остальные ахейцы
Все устремились туда, где стеснились фаланги троянцев.
Пещие пещих губили, бежавших помимо желанья,
Конные резали конных блистающей острою медью.
Пыль поднялась над землей из-под звонких копыт лошадиных
Но Агамемнон Атрид неустанно преследовал войско,
Сам убивая мужей и ахеян других побуждая.
Точно на девственный лес истребительный падает пламень,
Ветер закрутит его и разносит по всем направленьям,
С корнем валятся кусты, вырываемы силой пожара:
Так под рукой Агамемнона головы наземь валились
Быстро бегущих троянцев. И много коней крутошеих
По полю мчалось, со звоном влача колесницы пустые,
О беспорочных возницах скорбя. Те же в прахе лежали
Мертвые, коршунам хищным отныне милей, чем супругам.
Гектора Зевс той порой удалил и от стрел и от пыли,
От мужегубной резни, от смятения битвы и крови.
Сын же Атрея, взывая к своим, за троянцами гнался.
В город спасаясь, они по долине к смоковнице мчались
Мимо гробницы потомка Дарданова, древнего Ила.
Но Агамемнон властитель преследовал их неустанно,
Зычно крича, и в крови обагрял непобедные руки.
А добежавши до Скейских ворот и достигнувши дуба,
Стали троянцы недвижно, мужей остальных поджидая.
Те посредине долины бежали, как будто коровы,
Если рассеет их лев, нападая средь сумрака ночи;
Все убегут, но одну настигает жестокая гибель;
В мощные зубы схватив, он сперва раздробит ей затылок,
После горячую кровь и всю внутренность жадно проглотит:
Так Агамемнон Атрид, умерщвляя последнего мужа,
Неутомимо их гнал и бежали они в беспорядке,
Падая наземь с коней под рукою могучей Атрида,
Навзничь и ниц; вкруг себя бушевал он с копьем заостренным.
Мало уже оставалось ему, чтоб добраться до Трои
И до высокой стены; вдруг отец и людей и бессмертных
Сел на вершине Идейской горы, изобильной ключами.
С неба на землю сойдя, взял он молнию в сильные руки
И златокрылой Ириде сказал, чтобы с вестью помчалась:
"В путь отправляйся Ирида и Гектору слово поведай.
Как бы он долго ни видел владыку народов Атрида
Бьющимся в первых рядах и разящим фаланги троянцев,
Пусть не вступает в сраженье, а только других побуждает
С войском враждебных мужей состязаться в губительной битве.
После ж, едва Агамемнон, копьем иль стрелой пораженный,
На колесницу взберется, я Гектора силой одену,
Пусть убивает, пока не подступит к судам оснащенным,
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак".
Так он сказал. Ветроногая не отказалась Ирида,
Быстро с Идейских высот в Илион полетела священный
И богоравного Гектора, сына Приама, героя
На лошадях густогривых, на крепкой нашла колеснице.
Ставши вблизи, быстроногая слово сказала Ирида:
"Гектор, сын храбрый Приама, Зевесу по мудрости равный!
Зевс Олимпиец к тебе ниспослал меня с вестью такою:
Как бы ты долго ни видел могучего сына Атрея,
Бьющимся в первых рядах и разящим фаланги троянцев,
Сам от борьбы воздержись, лишь других побуждай своей речью
С войском враждебных мужей состязаться в губительной сече.
После, лишь только Атрид, пораженный копьем иль стрелою,
На колесницу взберется, Зевес тебя силой оденет,
Будешь сражаться, пока не подступишь к судам многогребным
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак".
Так говоря, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Гектор в доспехах войны соскочил с колесницы на землю;
Острые копья колебля, кругом обошел он все войско,
Всех побуждая сражаться и вызвал ужасную свалку.
Те повернулись и грудью ахейское встретили войско.
В свой же черед и ахейцы свои укрепили фаланги.
Бой закипел, оба войска сошлись. И Атрид Агамемнон
Ринулся первый: желал впереди всех других он сражаться.
Ныне скажите мне, Музы, домов Олимпийских жилицы,
Кто из троянцев самих или войска союзников славных
Против царя Агамемнона выступил первый навстречу?
Ифидамас, и большой, и воинственный сын Антенора,
Он, кто возрос в плодородной Фракии, питающей агнцев.
Дедом по матери был он с младенчества в доме воспитан,
Славным Киссеем, отцом прекрасноланитной Феаны.
После, когда уж достиг он поры возмужалости славной,
Дед удержал его дома, и дочь свою дал ему в жены.
Но и женатый покинул он брачное ложе для славы
И на двенадцати отплыл кривых кораблях к Илиону.
Но соразмерные эти суда он оставил в Перкоте,
Сам же отправился пеший и прибыл в священную Трою.
Он то и вышел тогда против сына Атрея навстречу.
Только что оба сошлись, наступая один на другого.
Быстрый Атрид промахнулся: копье его мимо скользнуло.
Ифидамас же пониже от панциря в пояс ударил,
Сам поналег на копье, своей тяжкой руке доверяясь,
Только не смог он пробить пестро разукрашенный пояс:
На серебро наскочив, острие как свинец, изогнулось.
И, разъяренный как лев, царь Атрид ухватился за древко,
Мощной рукой потянул и копье у противника вырвал,
Тут же мечом разрубил ему шею и члены расслабил.
Так злополучный свалился и сном успокоился медным,
Пал, за сограждан сражаясь, вдали от законной супруги,
Юной, чьих ласк не видал, хоть и много принес ей подарков:
Сто подарил ей сперва он быков, а потом обещал ей
Тысячу коз и овец, что паслись в его стаде несчетном.
Тою порой Агамемнон Атрид, обнажив его тело,
Быстро к толпе аргивян удалился с прекрасным оружьем.
Только что это увидел Коон, средь мужей знаменитый,
Сын первородный царя Антенора, и тяжкое горе
Очи затмило ему: пожалел он о брате погибшем.
Стал он с копьем своим сбоку, от сына Атрея незримо,
И посредине руки, ниже локтя, ударил героя;
Вышло насквозь острие светлой медью снабженного древка.
Царь Агамемнон, владыка мужей, в первый миг содрогнулся,
Но не оставил сраженья и гибельной битвы не бросил.
С пикой, питомицей вихря, он ринулся вслед за Кооном.
Тот увлекал торопливо, убитого брата родного,
За ногу взяв, и на помощь сзывал всех троянцев храбрейших.
Но между тем, как он труп волочил, его острою медью
Ранил под круглым щитом Агамемнон и члены расслабил.
И, подбежав, отрубил ему голову тут же над братом.
Так сыновья Антенора, под мощной рукою Атрида,
Оба свершили свой жребий и в область Аида спустились.
Долго, пока еще теплая кровь истекала из раны,
Царь Агамемнон Атрид, остальные ряды обегая,
Медью копья и меча и большими камнями сражался.
После ж, как рана засохла и кровь перестала сочиться,
Резкие боли проникли в могучую душу Атрида.
Точно как острые стрелы болей роженицу пронзают,
Те, что Илифии мечут, помощницы в муках рожденья,
Дочери Геры богини, виновницы горьких страданий:
Острые боли такие пронзили и душу Атрида.
На колесницу вскочил он и дал приказанье вознице
Гнать к углубленным судам, ибо сердцем от мук обессилел.
Все же он, голос возвысив, пронзительно крикнул данайцам:
"Милые други, вожди и советники войска ахеян!
Сами старайтесь теперь отразить от судов мореходных
Грозный сражения шум, оттого что Зевес Промыслитель
Не пожелал, чтобы я целый день против Троян сражался".
Так он сказал, и возница, стегнув по коням пышногривым,
К быстрым погнал их судам, и, не против желанья помчавшись,
Кони, со взмыленной грудью, внизу обдаваемы прахом,
Быстро несли из сраженья царя, изнуренного болью.
Гектор, едва увидал, что Атрид удалился из битвы,
Зычно воскликнул, взывая к троянским бойцам и ликийским:
"Други троянцы, ликийцы, дардане — бойцы удалые,
Будьте мужами теперь, помышляйте о бранной отваге!
Воин храбрейший ушел, мне ж готовит великую славу
Зевс Громовержец. Направьте коней своих цельнокопытных
Прямо на мощных данайцев, чтоб славой великой покрыться".
Так говоря, пробудил он в троянцах отвагу и силу.
Точно охотник, преследуя льва или дикого вепря,
Стаю собак белозубых в погоню за ним направляет:
Так Приамид, уподобясь губителю смертных Арею,
Против ахейских дружин устремил непреклонных троянцев.
Сам он в переднем ряду выступал, горделивый душою,
И налетел на сраженье, подобно грозе поднебесной,
Если, обрушась, она темносинее море взволнует.
Первым кого же убил и кого из ахейцев последним
Гектор, Приама дитя, когда Зевс даровал ему славу?
Первым убил он Эзея, потом Антиноя, Опита,
Также Долопса Клитида, Офелтия и Агелая,
Ора, Эзимна и стойкого в битве бойца Гиппоноя.
Всех их, данайских вождей, умертвив, на толпу он нагрянул.
Точно как западный ветер, дохнув ураганом могучим,
Тучи размечет, сгущенные южным порывистым ветром,
И, закрутившись, огромный поднимется вал, и без счета
Брызги высоко взлетят, под дыханьем блуждающей бури:
Столько ж голов аргивян под рукой Приамида упало.
Быть бы несчастью тогда и свершиться делам безвозвратным,
На корабли устремилось бы войско бегущих ахеян,
Если бы царь Одиссей не воззвал к Диомеду герою:
"Славный Тидид, неужель мы забыли о бранной отваге?
Ближе, мой милый, сюда, стань со мною. То будет позором,
Если захватит суда шлемовеющий Гектор великий".
И, отвечая, сказал Диомед, сын Тидея могучий:
"Я то останусь в бою и тебя поддержу, только прока
Будет немного от нас, ибо Зевс, облаков собиратель,
Ныне троянцам охотней, чем нам, посылает победу".
Молвил и в прах с колесницы копьем ниспровергнул Фимбрея,
В правый ударив сосец. В то же время от рук Одиссея
Пал Молион, богоравный возница того полководца.
Сделав негодными к бою, они отошли от упавших
И на толпу устремились, свирепствуя, будто два вепря,
Что на охотничьих псов опрокинулись, полны отваги:
Так они гнали троянцев, губя. И свободно вздохнуло
Войско ахеян, досель перед Гектором дивным бежавших.
Тою порою они колесницу отбили, низвергнув
Двух из народа храбрейших, детей перкозийца Меропса.
Лучший гадатель из всех, на войну мужегубную детям
Не разрешил он идти, но они не послушали слова,
Ибо вперед увлекали их Парки погибели черной.
Их Диомед, сын Тидея, копья знаменитый метатель,
Жизни лишил и дыханья, и славные взял их доспехи.
А Лаертид Одиссей Гипподама убил с Гиперохом.
С Иды взирая, в то время над ними простер Громовержец
Равные жребии битвы; они ж умерщвляли друг друга.
Тою порой сын Тидея в бедро поразил Агастрофа,
Сына Пеона бойца. Тут бы бегством спастись, да не близко
Кони троянца стояли; его погубило безумье,
Ибо возница держал лошадей вдалеке, сам же пеший
В первом ряду бушевал он, пока не сгубил своей жизни.
Гектор, завидевши их меж рядами, вперед устремился,
Зычно крича, а за ним повалили фаланги троянцев.
Вздрогнул, заметив его, Диомед, среди боя отважный,
И Одиссею промолвил, к нему подошедшему близко:
"Снова на нас этот бич надвигается, Гектор могучий,
Только давай устоим, подождем и прогоним троянца".
Так он сказал и, потрясши, копье длиннотенное бросил,
Не промахнулся тогда сын Тидея, но, в голову целя,
Поверху шлема ударил, и медь отскочила от меди,
Тела не тронув прекрасного: шлем воспротивился крепкий,
С гребнем высоким, трехпластный, подарок царя Аполлона.
Гектор мгновенно назад отскочил и с толпою смешался.
Стал он, упав на колени, могучей рукой упираясь
В землю, в то время, как взоры окутались черною ночью.
Но между тем как Тидид средь передних бойцов направлялся
Вслед за копьем полетевшим, воткнувшимся в землю поодаль,
Гектор очнулся и, быстро вскочив на свою колесницу,
К войску троянцев погнал и погибели черной избегнул.
Длинным копьем потрясая, воскликнул Тидид знаменитый:
"Снова, собака, ты смерти избегнул теперь, хоть опасность
Близко была. Аполлон из беды тебя вызволил снова!
Видно, взывая к нему, ты вступаешь меж копий свистящих.
Только покончу с тобой и потом, среди битвы столкнувшись,
Если средь вечных богов у меня хоть один есть заступник.
Но устремлюсь я покуда на прочих, кого ни настигну".
Молвив, оружье совлек с Пэонида, метателя копий.
Тою порой Александр, муж Елены прекрасноволосой,
Начал натягивать лук против пастыря войска Тидида,
Прячась за мраморный столб, на могильном холме рукотворном
Ила, потомка Дардана, старейшины древнего Трои.
И между тем как Тидид с груди Агастрофа героя
Панцирь блестящий снимал, также щит с его плеч и тяжелый
Шлем с головы, Александр нажимал рукоятку от лука.
И не напрасно стрела из руки Приамида помчалась:
В правую ногу в подъем он попал и, насквозь пролетевши,
В землю воткнулась стрела. И ликующим смехом залившись,
Выскочил он из засады и слово сказал, похваляясь:
"В цель я попал, не напрасно стрела полетела. О, если б
В пах угодил я повыше и жизни лишил тебя ныне!
После всех бедствий, быть может, тогда бы вздохнули троянцы,
Ибо как лев среди блеющих коз, ты внушаешь им ужас".
Духом не дрогнув, ему отвечал сын Тидея могучий:
"Тоже стрелок и обидчик! На дев бы глядел, а не хвастал
Луком блестящим своим! Вот осмелься в оружии выйти
И убедишься, насколько твой лук и все стрелы помогут!
Ныне, подошву ноги оцарапав, ты так расхвалился,
Я ж и не чувствую, точно ребенок ударил иль дева.
Ибо тупой долетает стрела малосильного труса.
Быстрые стрелы мои, даже если немного заденут,
Рану наносят не так: они мужа кладут бездыханным.
С горя по нем и супруга ногтями лицо раздирает,
Дети его сиротеют, и, прах обагрив своей кровью,
Сам он гниет, а кругом больше птиц соберется, чем женщин".
Так он сказал. И тогда Одиссей копьеносец, приблизясь,
Стал впереди, а за ним сын Тидея, присев, из подошвы
Быструю вынул стрелу, его тело пронзило страданье.
На колесницу вскочив, он соратнику дал повеленье
Гнать к углубленным судам, ибо сердцем от мук обессилел.
Тою порой Одиссей был себе самому предоставлен.
Не находилось при нем никого, ибо все устрашились.
Тяжко вздохнув, к своему обратился он храброму сердцу:
"Горе мне, что предприму я? Позорно, толпы испугавшись,
Прочь побежать иль ужасно с толпой одному состязаться,
Ибо всех прочих данайцев Кронид устрашил Олимпиец.
Только зачем я теперь вопрошаю об этом свой разум?
Знаю и так хорошо, что из битвы лишь трус убегает.
Кто же в бою первенствует, тот должен стоять непреклонно,
Сам ли наносит удары, другие ль его поражают".
Но между тем как он это обдумывал в мыслях и в сердце,
С разных сторон подоспели ряды щитоносцев троянских
И оцепили его, окружили свою же погибель.
Точно как стая собак и юноши, полные силы,
Выследят вепря, когда из глубокой выходит он чащи,
Белые зубы остря меж изогнутых челюстей крепких;
Псы налегают кругом, и хоть слышно, как лязгают зубы,
Всеж не отходят от зверя, ужасного силой и видом:
Так Одиссея, любезного Зевсу, теснили троянцы.
Он же, на них наскочив с длиннотенным копьем заостренным,
Первым в плечо поразил беспорочного Деиопита,
После того умертвил и Фоона бойца и Эннома,
Керсидамаса потом, с лошадей соскочившего наземь,
Снизу ударил в живот под щитом округленным.
В прах повалился троянец, хватая ладонями землю.
Их покидая, он ранил копьем Гиппасида Харопса,
Брата родного Сокоса, бойца, знаменитого родом.
К брату на помощь тогда устремился Сокос богоравный,
Близко он стал, подошедши, и слово сказал Одиссею:
"Славный герой Одиссей, неустанный в трудах и обманах,
Ныне тебе предстоит иль Гиппаса детьми возгордиться,
Двух умертвивши подобных мужей и забрав их доспехи,
Иль самому под моим же погибнуть копьем заостренным".
Так произнесши, ударил он в щит равномерно округлый.
Через блистательный щит копье тяжело пролетело.
И, через панцирь проникнув, отделанный с дивным искусством,
С ребер оно отделило всю кожу, но в чрево героя
Глубже проникнуть ему помешала Паллада Афина.
Понял герой, что копье не на место смертельное пала.
Быстро назад отступил он и слово промолвил Сокосу:
"А, злополучный, сейчас тебя злая погибель постигнет.
Правда, меня прекратить ты заставил с Троянцами битву,
Но говорю я тебе, что сегодня и тут же обнимешь
Черную Парку и смерть, этим острым копьем пораженный.
Мне ты дашь славу, Аиду ж, конями известному, душу".
Так он сказал, а Сокос между тем убегал, повернувшись,
Но, обращенному в бегство вонзил Одиссей богоравный
В спину копье между плеч и оно через грудь пролетело.
Звякнув оружьем, он пал и над ним Лаертид похвалялся:
"Храбрый Сокос, сын Гиппаса, коней укротителя быстрых,
Смерть обогнала тебя, от нее ты и бегством не спасся.
О, злополучный, тебе ни почтенная мать, ни родитель
Мертвому глаз не закроет. Скорей плотоядные птицы
Выклюют их, вкруг тебя потрясая густыми крылами.
Мне ж, как умру, богоравные тризну устроят ахейцы".
Так говоря, из щита округленного, также из кожи
Он извлекает копье, что отважный Сокос в него бросил.
Тотчас же брызнула кровь, и боль его сердце смутила.
Видя в крови Одиссея, бесстрашные дети троянцев
Все на него устремились, друг друга в толпе побуждая.
Он же назад отступал и товарищей кликал на помощь.
Трижды он крикнул тогда, что в груди только голоса было,
Трижды кричавшему внял Менелай, муж любезный Арею.
Тотчас промолвил он слово стоявшему близко Аяксу:
"Зевса потомок, Аякс Теламонид, владыка народов,
Слышу звучит вкруг меня Одиссея могучего окрик.
Так он взывает, как будто остался один и троянцы
В гибельной схватке его притесняют, отрезав от прочих.
Дай сквозь толпу проберемся, поможем скорей. Опасаюсь,
Как бы, покинутый нами, не пострадал от троянцев.
Сильно ахейцы тогда пожалеют о доблестном муже".
Молвил и бросился первый, за ним и Аякс богоравный.
Вскоре нашли Одиссея, любезного Зевсу. Троянцы
Гнались за ним, обступивши, подобные рыжим шакалам,
Что на горе над сраженным рогатым оленем стопились;
Муж его ранил стрелой с тетивы, и помчавшись, бежал он
Долго, пока еще кровь не застыла и двигались ноги;
После ж того, как он пал, укрощенный стрелой быстролетной,
В темном гористом ущелье шакалы терзать его стали;
Вдруг кровожадного льва божество привело на то место;
Вмиг разбежались шакалы, а лев пожирает добычу:
Так, обступив многоумного храброго сына Лаетра,
Сильной толпой на него напирали троянцы; герой же
Длинным копьем отражал их, грозящую смерть отклоняя.
Но лишь Аякс Теламонид предстал перед ними, подъемля
Башнеподобный свой щит, врассыпную бежали троянцы.
За руку взяв Одиссея, Атрид его вывел из битвы
И постоял с ним, покуда соратник пригнал колесницу.
Тою порою Аякс, на троянцев с копьем устремившись,
Жизнь у Дорикла похитил, побочного сына Приама,
После он ранил Пандокла, Лизандра, Пираса, Пиларта.
Точно как бурный поток устремляется с гор на долину,
Полный от ливней Зевеса, разбухший от талого снега,
И, увлекая с собою засохшие дубы и сосны,
Много обломков и тины ввергает в далекое море:
Так по долине, бушуя, блистательный сын Теламона
Мчался, рубя лошадей и людей. И об этом не ведал
Гектор: на левом крыле он от битвы вдали подвизался,
Подле Скамандра потока. Там больше всего среди боя
Падало наземь голов и воинственных кликов звучало —
Около Нестора старца и бурного Идоменея.
Там находился и Гектор, фаланги мужей сокрушая,
Сеял погибель, искусно владея копьем и конями.
Все же ахейцы отважные не уступили бы поля,
Если б тогда Александр, муж прекрасноволосой Елены,
Не обессилил бойца Махаона, начальника войска,
В правое ранив плечо оперенной стрелою трехгранной.
То увидав, испугались дышавшие силой ахейцы,
Как бы он не был убит и сраженья судьба изменилась.
Идоменей той порой богоравному Нестору молвил:
"Нестор, сын храбрый Нелея, великая слава ахеян,
На колесницу взойди, Махаон станет рядом с тобою,
Целнокопытных коней ты к судам устреми поскорее.
Многих воителей стоит один врачеватель искусный,
Тот, кто и стрелы извлечь и лекарством посыпать умеет".
Так он сказал. Не ослушался Нестор, наездник Геренский,
Тотчас оставил сраженье, взошел на свою колесницу;
Сын Эскулапа, врача беспорочного, встал к нему рядом.
Старец хлестнул по коням и помчались не против желанья
К быстрым они кораблям, ибо сердцем туда порывались.
Тою порой Кебрион, в колеснице близ Гектора стоя,
Видел смятенье троянцев и слово сказал Приамиду:
"Гектор, Приама дитя, мы сражаемся против ахеян
Здесь, у окраины битвы злосчастной, меж тем как троянцы
Все остальные мятутся, и люди и кони смешались.
Там Теламонид бушует; его хорошо я заметил
Ибо широкий свой щит он несет на плечах. Так давай же
Бросим коней с колесницей туда, где всего беспощадней
Воины губят друг друга, затеяв кровавую сечу,
Пешие с конными вместе и крик несмолкаемый слышен".
Так говоря, Кебрион по коням пышногривым ударил
Звонким бичом, и внимая бичу, подчинилися кони,
С легкой неслись колесницей среди аргивян и троянцев,
Трупы топча и щиты; обагрилася черною кровью
Ось колесницы внизу, также оба с боков полукружья
Красные брызги туда и от конских копыт долетали
И от ободьев колес. Шлемовеющий Гектор пытался
В гущу проникнуть врагов и прорвать их фаланги с налета.
Злое смятенье подняв, он копьем то и дело работал
И, обегая кругом все ряды по широкому войску,
Медью копья и меча и большими камнями сражался,
Лишь одного избегал — Теламонова сына, Аякса,
Зевсова гнева боясь, если б с мужем храбрейшим сражался.
Ужас в Аякса вселил той порой Олимпиец верховный.
Щит семикожный закинув, он стал и, охваченный страхом,
То озираясь как зверь, то на войско троянцев уставясь,
Начал слегка отступать, за коленом колено сгибая.
Точно как рыжего льва от загона быков криворогих
Стая собак и толпа молодых поселян отражает;
Все они, зверю мешая бычачьего жира отведать,
Бодрствуют целую ночь; он же, алчущий свежего мяса,
Хочет прорваться, но тщетно: из рук дерзновенных навстречу
Частые сыплются дроты и связки пылающих веток,
Ужас внушая ему, несмотря на порыв; а с зарею
Он уже бродит поодаль, и голод терзает в нем сердце:
Так и Аякс отступал пред троянцами, нехотя сильно,
Сердцем скорбя, оттого что за флот аргивян опасался.
Точно беспечный осел, проходя близ засеянной пашни,
Сходит с дороги и щиплет зеленый посев, не взирая
На понуканья детей, что колотят его, обступивши,
Палки ломают на нем — но ничтожны их детские силы —
И прогоняют с трудом, когда он уж насытился пищей:
Так Теламонова сына, громадного ростом Аякса,
Храбрые дети троянцев с толпою союзников славных
Копьями гнали вперед, посредине щита поражая
И временами Аякс, о воинственной вспомнив отваге,
Вдруг поворачивал щит против резвых наездников Трои
И, задержав их фаланги, опять обращался для бегства.
Так подвизался он, стоя среди аргивян и троянцев,
Целому войску один подступить к кораблям не давая.
Острые копья в героя летали из рук дерзновенных,
Только одни, устремляясь, в огромном щите застревали,
А остальные в средине, не тронувши белого тела,
В землю вонзались, хоть страстно желали насытиться кровью.
Тою порою увидел блистательный сын Эвемона,
Вождь Эврипил, что Аякс осаждаем густыми стрелами.
Ставши вблизи от него, он блестящим копьем замахнулся
И Фавсиада сразил, Апизаона, пастыря войска,
В печень, внизу от грудной перепонки, и члены расслабил,
Сам устремился вперед и снимать с его плеч стал оружье.
Но Александр боговидный, увидев, что сын Эвемона
С плеч Фавсиада снимает доспехи, немедленно лук свой
Против него натянул и в бедро его правое ранил.
И тростниковое древко сломилось, бедро отягчая.
Быстро в толпу он друзей отступил, убегая от Парки,
Голос издал из груди и пронзительно крикнул данайцам:
"Милые други, вожди и советники войска ахеян,
Станьте, к врагу обернитесь и гибельный день отклоните
От Теламонида храброго: стрелы его удручают.
Сам он сегодня, боюсь, не вернется из битвы злошумной.
Вы становитесь вокруг Теламонова сына Аякса".
Так им кричал Эврипил, хоть и ранен был сам. И ахейцы
Стали толпою пред ним, над плечами щиты наклоняя,
Копья подняв. К ним навстречу великий Аякс приближался
И, очутясь меж товарищей, стал и лицом обернулся.
Так воевали ахейцы, бушуя, как ярое пламя.
Тою порой кобылицы Нелида, покрытые потом,
Нестора мчали из битвы и пастыря войск Махаона.
Их увидавши, узнал богоравный Ахилл быстроногий,
Ибо в то время стоял на большом корабле своем крайнем.
Глядя на тягостный труд и плачевное бегство ахеян.
Он обратился немедля к Патроклу, соратнику — другу,
Звонко крича с корабля. Тот, услышав, из ставки явился,
Равный Арею герой. И тогда началась его гибель.
Первое слово промолвил Менойтия сын благородный:
"Что, Ахиллес, меня кличешь? Какое мне дашь приказанье?"
И, отвечая ему, так сказал Ахиллес быстроногий:
"Славный Менойтия сын, моему ты возлюбленный сердцу!
Нынешним днем, полагаю, ахейцы, обнявши колена,
Будут меня умолять: нестерпимое горе подходит.
Но оправляйся теперь, о, Патрокл, Зевесу любезный,
Справься у Нестора старца, кто раненый тот полководец,
Им увезенный из битвы? Он сзади врачу Махаону
Асклепиаду подобен, в лицо же не видел я мужа,
Ибо стрелой пронеслись, порываясь вперед, кобылицы".
Так он промолвил. Патрокл послушался милого друга
И побежал к быстроходным судам и палаткам ахеян.
Тою порой полководцы достигли палатки Нелида,
Сами они с колесницы сошли на кормилицу землю.
Эвримедон же отпряг лошадей: то соратник был старца.
Раньше всего они пот на хитонах своих обсушили,
Став на прибрежии моря, дыханию ветра навстречу.
После в палатку вошли и в покойные кресла уселись.
А между тем Гекамеда, прекрасноволосая дева,
Дочь Арсиноя владыки, им стала готовить напиток.
Нестор ее в Тенедосе, разрушенном сыном Пелея,
В дар получил от ахейцев, за первенство в мудрых советах.
Прежде всего она стол пододвинула тесаный гладко,
С темными ножками, дивный; а после на стол перед ними
Медное блюдо поставила с луком — приправой к напитку —
С медом зеленым, а также с ячменной крупой освященной;
Кубок потом подала, привезенный из дома Нелидом,
Дивно прекрасный, гвоздями усеянный весь золотыми.
Ручки имел он четыре, и около каждой паслися
Горлицы две золотые; на двух он держался подставках.
Всякий другой бы с усильем сдвигал со стола этот кубок,
Полный до края вином; без труда подымал его старец.
В нем-то смешала напиток с богинями равная дева;
Козьего сыра она над Прамнейским вином наскоблила
Теркою медной, а сверху обсыпала белой крупою.
Сделав напиток, она его пить предложила героям.
Те по желанью испили, утишили жгучую жажду
И, обращаясь друг к другу, вдвоем наслаждались беседой.
Тою порою в дверях показался Патрокл богоравный.
Старец, завидя его, устремился с блестящего кресла,
За руку гостя берет и с собой приглашает садиться.
Но отказался Патрокл и Нестору слово промолвил:
"Старец, воспитанный Зевсом! Не время сидеть, не упросишь.
Страх и почтенье внушает мне муж, повелевший разведать,
Кто этот раненый вождь, приведенный тобой из сраженья?
Впрочем, я вижу и сам, ибо вижу царя Махаона.
Но возвращаюсь теперь, чтобы весть передать Ахиллесу.
Ведаешь сам хорошо, о, питомец Зевеса, как страшен
Этот герой: он легко и невинного мужа осудит".
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский:
"Что это вдруг Ахиллес так печалиться стал об ахейцах,
Кто из них ранен стрелой? Иль еще до сих пор он не знает,
Горе какое постигло все войско? Храбрейшие мужи
На кораблях все лежат, кто копьем, кто стрелой пораженный.
Ранен Тидея воинственный сын, Диомед непреклонный,
Ранен метатель копья Одиссей, Агамемнон владыка,
Ранен стрелою в бедро Эврипил, славный сын Эвемона.
Вот я и этого мужа недавно привел из сраженья,
Где он стрелою был ранен из лука. Но, силою гордый,
Храбрый Ахилл не скорбит и данайцев ничуть не жалеет.
Ждать ли он хочет, пока, несмотря на усилья ахеян,
Наши суда на прибрежье огнем истребительным вспыхнут
И до единого сами погибнем на узком пространстве?
Ныне исчезла та сила, что в гибких была моих членах.
Если б мне снова расцвесть, если б силой исполниться крепкой
Прежних тех дней, когда распря возникла средь нас и элеян
Из-за угона волов! Той порой Гиперохова сына
Итимонея убив, знаменитого мужа элейца,
Много скота отогнал я в возмездье. Быков защищая,
Он из моей же руки был настигнут копьем заостренным,
В первом свалился ряду, и бежали бойцы поселяне.
Много добычи тогда мы собрали средь вражьей долины.
Стад пятьдесят мы быков и не меньше свиней отогнали,
Столько ж овечьих отар и раздольно пасущихся козьих,
И полтораста еще лошадей быстроногих отбили,
Все кобылиц, и бежали за многими вслед жеребята.
Целую ночь мы их гнали и в город владыки Нелея,
В славный Пилос привели. И Нелей был обрадован в сердце,
Видя, как много я добыл, хоть в битву отправился юным.
Вестники кликнули клич, лишь заря показалась на небе,
Всех призывая сойтись, кто урон потерпел от элейцев.
Вместе собравшись, пилосцев вожди разделили добычу,
Ибо пред многими нами в долгу находились элейцы;
Будучи в малом числе, мы, пилосцы, терпели обиды,
С давних времен, с той поры, как Геракл могучий явился
И притеснял нас, убивши храбрейших из наших сограждан.
Было двенадцать числом сыновей у владыки Нелея,
Только один я остался в живых, все другие погибли.
Вот отчего, возгордясь, меднобронные дети элеян
Много над нами творили бесчинств, издеваясь надменно.
Старый Нелей отделил себе стадо быков криворогих,
В триста голов отобрал он отару овец с пастухами,
Ибо в великом долгу перед ним находилась Элида:
Некогда он четырех лошадей с колесницей отправил
На состязанья, в которых треножник назначен наградой.
Авгий, владыка мужей, отобрал лошадей с колесницей,
Только возница вернулся, потерей коней огорченный.
Вот отчего, рассердясь на слова и поступки владыки,
Старец взял выкуп несчетный, а прочее отдал народу
Для дележа, чтоб никто не ушел, своей части лишенный.
Все поделив, учреждали мы в городе жертвы бессмертным.
Вдруг, торопливо собравшись, элейцы на третьи же сутки
В наши пределы пришли; было много и пеших и конных.
Вместе с другими явились в доспехах войны Молионы,
Двое подростков, еще не изведавших бранной отваги,
Некий есть город Фрион на высоком холме близ Алфея,
Дальний, у самых пределов песчаного края Пилоса;
Город разрушить желая, пилосцы его осадили.
Только едва они дол перешли, как с Олимпа Афина
Вестницей к нам среди ночи пришла и к оружью призвала.
И не ленивый народ вкруг богини собрался в Пилосе,
А порывавшийся в битву. Лишь мне ополчиться в сраженье
Старец Нелей не давал и коней с колесницей припрятал,
Ибо он думал тогда, что я в бранном не опытен деле.
Все же, хоть пешим ушел, я средь конных бойцов отличался,
Так как судьбою войны управляла Афина Паллада.
Некий поток Минеей близ Арены вливается в море;
Там на заре мы стояли — пилосское конное войско —
И ожидали, покуда сходились ряды пехотинцев.
Быстро собравшись, оттуда мы все устремились в оружьи
И подоспели к полудню на берег священный Алфея.
Тотчас прекрасные жертвы принесши верховному Зевсу,
Также Алфею заклавши быка и бычка Посейдону,
А синеокой Афине Палладе — корову из стада,
К ужину мы приступили, и войско разбилось толпами.
С тела оружья не сняв, мы немедленно спать уложились
Подле Алфея реки. А надменные дети элеян
Город уже осаждали, разрушить его порываясь,
Но ожидало их раньше великое дело Арея.
Ибо, когда над землею взошло лучезарное солнце,
Мы завязали сраженье, Зевесу молясь и Афине.
Только что битва разлилась по нашим рядам и Элейским,
Первый я мужа сразил и угнал лошадей его быстрых,
Храброго Мулия, зятя царя, ибо он себе в жены
Старшую Авгия дочь, русокудрую взял Агамеду,
Знавшую свойства всех трав, что растут на земле необъятной.
Медным копьем я его поразил, когда он приближался.
Грузно свалился он в прах; я ж, в его колесницу вскочивши,
Стал меж передних бойцов. И отважные дети Элеян
Все врассыпную бежали, увидев, как пал этот воин,
Конных мужей предводитель, кто первым считался в сраженьи.
Черной подобный грозе, я за ними в погоню пустился,
Взял пятьдесят колесниц. И двое героев при каждой,
Землю хватали зубами, моей укрощенные медью.
Я б уничтожил и Актора юных детей Молионов,
Если б отец Посейдон, всемогущий земли колебатель,
Их из сраженья не спас, осенив своей тучей густою.
Славу великую Зевс в этот день приготовил пилосцам,
Ибо преследуя их, по обширной мы мчались долине
И умерщвляли мужей и доспехи вослед подбирали,
Долго, пока не пригнали коней в многохлебный Бупрасий
И к Оленийской скале и к холму, от Ализия близко.
Только оттуда назад нашу рать повернула Афина.
Там я последнего мужа убил и отстал. И ахейцы
Взад повернули коней из Бупрасия к стенам пилосским.
Все прославляли в бессмертных Зевеса, а Нестора в людях.
Вот я какой среди воинов был, если был когда-либо.
Но Ахиллес насладиться один своей доблестью хочет.
Много, боюсь, будет плакать он после, как войско погибнет.
Вспомни, о, милый мой друг, что тебе заповедал Менойтий
В день, как из Фтии тебя к Агамемнону в войско отправил.
Мы, обретаясь внутри — я с божественным сыном Лаерта —
Слышали все во дворце, как тебя он напутствовал словом.
Ибо в то время пришли мы к Пелею в дворец населенный,
Войско вербуя везде по Ахейской земле плодородной.
Там мы внутри увидали Менойтия, храброго мужа,
Также тебя с Ахиллесом. Пелей, престарелый наездник,
Жирные бедра быка сожигал Громовержцу Зевесу,
Стоя в ограде двора. И он чашу держал золотую,
Темным вином окропляя горевшие части от жертвы.
Вы ж рассекали, как следует, мясо быка. И в преддверьи
Я с Одиссеем стоял. Вдруг Ахилл, изумясь, устремился,
За руку взял нас и ввел, указал нам сиденья обоим
И предложил угощенье, какое гостям подобает.
После того, как едой и питьем усладили мы сердце,
Первый я слово сказал, предлагая отправиться с нами.
Радостно вы согласились, они же напутствовать стали.
Царь престарелый Пелей наказывал сыну Ахиллу
Доблестным быть постоянно, над всеми людьми возвышаться.
После Менойтий, сын Актора, вот что тебе заповедал:
"О, дорогое дитя, по рожденью ты ниже Ахилла,
Старше годами зато, хоть тебя он гораздо сильнее:
Должен ему помогать ты советом и словом разумным,
И наставленьем, а он — быть послушным, себе же на благо".
Вот что наказывал старец, а ты позабыл. Но и ныне
Слово Ахиллу скажи: может быть убедится могучий.
С помощью бога, как знать, не склонишь ли его, увещая?
Ибо на благо всегда увещания друга нам служат.
Если ж боится в душе он какого-нибудь прорицанья,
Если почтенная мать ему знаменье Зевса открыла,
Пусть бы тебя он послал, а с тобой и других мирмидонцев,
И аргивян, быть может, тогда просияет спасенье.
Пусть бы тебе ополчиться в доспехи свои он позволил,
Чтобы троянское войско, тебя за него принимая,
Вспять отступило, чтоб храбрые дети ахеян вздохнули,
Ныне теснимые страшно, чтоб отдых настал хоть недолгий.
Свежих исполнены сил, вы мужей, обессиленных в битве,
К Трое прогнали б легко от судов и палаток ахеян".
Так он промолвил и сердце в груди взволновал у Патрокла.
Тот побежал вдоль судов к Ахиллесу, потомку Эака,
Но, прибежав к кораблям богоравного сына Лаерта,
К месту тому, где собранье и судьбище были ахеян,
Где и бессмертным богам алтари у них сложены были,
Он Эвемонова сына, вождя Эврипила увидел:
Шел он из битвы, хромая, стрелою в бедро пораженный:
Пот с головы Эврипила и с плеч его лился ручьями,
Черная брызгала кровь из зияющей раны ужасной.
Но, не взирая на это, владел он сознанием твердо.
Видя его, сын Менойтия храбрый почувствовал жалость
И, удрученно вздыхая, крылатое слово промолвил:
"О, злополучные мужи! Так здесь, далеко от отчизны
И от друзей, на троянской земле, суждено вам насытить
Резвых собак своим жиром, вожди и советники войска!
Но говори, о, питомец Зевеса, герой Эвемонид,
В силах ахейцы ль еще устоять перед Гектором грозным,
Или погибнуть уже, и падут под копьем его медным?"
И, отвечая, сказал Эврипил, пораженный стрелою:
"Нет, о, питомец Зевеса, ахейцам не будет спасенья
И к чернобоким судам они вскоре толпой устремятся.
Ибо все воины наши, дотоле храбрейшие в битве,
Ныне лежат на судах, кто копьем, кто стрелой пораженный
Храбрых троянских бойцов; их же сила растет постоянно.
Но помоги мне теперь, отведи на корабль чернобокий,
Вынь мне стрелу из бедра и обмой тепловатой водою
Черную кровь, также рану посыпь облегчительным зельем
Славным: его, говорят, ты узнал от Ахилла Пелида,
Он — от Хирона узнал, кто кентавров был всех справедливей.
Что же до наших врачей, Подалирия и Махаона,
То опасаюсь, что этот в палатке лежит, пораженный,
Сам в беспорочном теперь врачевателе нужду имея,
Тот же находится в поле, в кровавой с троянцами битве".
Снова к нему обратился Менойтия сын знаменитый:
"Чем это все завершится? Что делать, герой Эвемонид?
Я к Ахиллесу бегу, чтобы слово герою поведать
Так, как наказывал Нестор Геренский, защитник ахеян.
Но и тебя не оставлю я здесь истощенным от раны".
Молвил и, пастыря войска обнявши под грудью, уводит
В ставку его, где служитель постлал ему шкуры воловьи.
Там он героя кладет и мечом из бедра вырезает
Острую жгучую медь, и смывает водой тепловатой
Черную кровь, и, в руках растерев, корешком обсыпает
Горьким, смягчающим боли, и все вдруг утихли страданья.
Вскоре и рана обсохла, и кровь перестала сочиться. —
ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
Бой у стены.
Так под навесом палатки Менойтия сын благородный
Рану лечил Эврипила, меж тем как троянцы и греки
Все еще бились толпами. Но рвом и стеною широкой,
Вдоль кораблей возведенной, ахейцы уж не были в силах
Войско троянцев сдержать. Они ров прокопали в защиту
Быстрых своих кораблей, нагруженных несметной добычей,
Но позабыли тогда беспорочные сжечь гекатомбы
В жертву бессмертным богам. И, воздвигнута против желанья
Вечных богов, та стена простояла недолгое время.
Гектор покуда был жив и Ахилл пребывал в своем гневе
И не разрушенным город Приама царя оставался,
Греков большая стена пред судами дотоле стояла.
После ж того, как троянцы храбрейшие пали в сраженьи,
А из ахеян одни уцелели, другие погибли
И на десятое лето разрушен был город Приама
И на судах в дорогую отчизну уплыли ахейцы,
Феб Аполлон с Посейдоном вдвоем меж собой порешили
Стену с землею сравнять и направили силу потоков
Тех, что с Идейских высот ниспадают и в море струятся:
Реса, а с ним Гептапора и Родия, также Кереса,
Граника и Симоиса с Эзипом и дивным Скамандром, —
Быстрых потоков, где много щитов округленных и шлемов
Некогда в прахе валялось и гибли бойцы-полубоги.
Устья у всех этих рек Аполлон повернул воедино,
Против ахейской стены девять дней направляя их волны.
Зевс беспрерывно дождил, чтоб скорей погрузить ее в море.
Сам колебатель земли наступал, захвативши трезубец,
Силой валов увлекал он основы из брусьев и камней,
Те, что ахейцы, трудясь, заложили в земле под стеною.
После он, сгладив пространство над быстрой волной Геллеспонта,
Снова усыпал песком все прибрежье обширное моря.
Стену с землею сравнив, повернул он потоки обратно,
В русла, где прежде они светлоструйные воды катили.
Так сотворили впоследствии Феб Аполлон с Посейдоном.
Только теперь вкруг стены крепкозданной пылало сраженье,
Балки на башнях высоких трещали под силой ударов.
Дети ахеян, бичом укрощенные Зевса Кронида,
На кораблях оставались глубоких, куда их направил
Страх перед Гектором грозным, могучим виновником бегства.
Он же, на бурю похожий, как прежде свирепствовал в поле.
Точно как лев или вепрь, людьми окруженный и псами,
Мечется в разные стороны, силе своей доверяясь,
А звероловы, сплотившись фалангою, крепкой как башня,
Стали навстречу пред ним и вступают в сраженье, бросая
Частые стрелы из рук, но не дрогнет в нем гордое сердце,
Страх не объемлет его, а скорее бесстрашие губит;
Всюду бросается он, испытуя ряды звероловов,
И расступаются люди, где б зверь не явился пред ними:
Так по троянскому войску метался и Гектор, дружины
Ров перейти убеждая. Но быстрые кони не смели;
Тяжко храпели они, упираясь у самого края;
Сильно пугал их тот ров шириною своей — и казалось
Трудным равно перейти иль вблизи чрез него перепрыгнуть,
Ибо и с той, и с другой стороны простирались повсюду
Кручи отвесных боков, а над ними и колья торчали
Длинные, вбитые часто, которыми дети ахейцев
Ров окружили глубокий, преграду для вражьего войска.
Там с колесницею быстрою конь нелегко бы продрался,
Пешие — даже те размышляли, удастся ль попытка.
Полидамас в это время предстал перед Гектором с речью:
"Гектор и все полководцы троянских дружин и союзных!
Было бы делом безумным коней через ров переправить:
Страшно тяжел переход, да еще заостренные колья
Стали вверху, и за ними стена поднимается близко,
Войску не спешиться там, и равно с колесниц не сражаться.
В узком пространстве, боюсь, они все, пораженные, лягут.
Если Зевес Громовержец, замыслив беды аргивянам,
Всех их решил уничтожить, а войско троянцев избавить,
То пожелаю, чтоб это немедля теперь же свершилось:
Здесь, от Аргоса вдали, да погибнут ахейцы без славы!
Если ж враги обернутся и прочь от судов нас прогонят,
Если мы в ров угодим, пред стеною глубоко прорытый,
То опасаюсь, тогда ни единый из нас, даже вестник.
В город назад не спасется, едва обернутся ахейцы.
Но поспешите и все повинуйтесь тому, что скажу вам:
Здесь, подле рва, пусть коней наготове служители держат,
Мы же сойдем с колесниц и, покрыты доспехами брани,
Все устремимся толпой вслед за Гектором, сыном Приама.
Не устоят аргивяне, коль гибель над ними нависла".
Так он сказал, и понравилось Гектору мудрое слово.
Тотчас в доспехах войны с колесницы на землю он спрыгнул;
Не оставались тогда на конях и другие троянцы:
Все они спешились, видя, что спрыгнул божественный Гектор,
Каждый из них своему отдавал приказанье вознице
В должном порядке держать лошадей ото рва недалеко.
Сами ж они разделились, в порядок построившись бранный,
На пять разбились дружин, и пошли за своими вождями.
Всех многолюдней толпа и храбрей устремилась за славным
Полидамасом и Гектором, больше других порываясь
Стену врагов сокрушить, пред глубокими биться судами.
Третьим за ними пошел Кебрион, ибо Гектор оставил
Воина при колеснице другого, слабей Кебриона.
Перед другою толпой шли Парис, Алкафой с Агенором.
Третью Гелен предводил с богоравным бойцом Деифобом,
Двое Приама детей; с ними вместе начальствовал Азий,
Азий герой Гиртакид, тот, кого привезли из Арисбы
От берегов Селлефента огромные рыжие кони.
Перед четвертой толпой шел Эней, сын отважный Анхиза,
Вместе же с ним выступали и двое детей Антенора,
Всяким владевших оружьем, герой Архелох с Акамасом.
А Сарпедон предводил всю дружину союзников славных,
Главка с собою забрав и отважного Астеропея:
Воинов прочих они ему оба казались храбрее
После него самого, ибо он отличался пред всеми.
Сдвинув щиты из искусно отделанной кожи, троянцы
Рвались, полны отваги, в надежде, что дети ахеян
Не устоят против них, а на черных судах все погибнут.
Так в это время троянцы и войско союзников дальних
Все подчинились словам беспорочного Полидамаса.
Лишь Гиртакид, повелитель мужей, не послушался Азий:
Он ни с возницей соратником, ни с лошадьми не расстался,
Но в колеснице, безумный, к судам быстроходным помчался.
Не суждено ему было погибельных Парок избегнуть
И, похваляясь конями и пышной своей колесницей,
Править назад от судов к Илиону, открытому ветрам,
Ибо копьем Девкалида, прекрасного Идоменея,
Раньше настиг его Рок, чье название ужаса полно.
Азий пустил колесницу на левую сторону флота,
Тем же путем как с долины бежали ахейцы с конями.
Этой дорогою Азий погнал лошадей с колесницей.
Створы ворот он нашел не примкнутыми длинным засовом:
Настеж открытыми их оставляли ахейцы на случай,
Если б товарищ к судам из сражения бегством спасался.
Прямо в ворота, отважный, погнал он коней, и дружина
С криками вслед устремилась, надеясь, глупцы, что данайцы
Не устоят против них, а на черных судах все погибнут.
Двое бесстрашных мужей у ворот ожидали троянцев,
Двое бойцов копьеносцев из племени храбрых лапитов,
Сильный в бою Полипит, благородного сын Пирифоя,
И Леонтей, истребителю смертных Арею подобный.
Перед высокими близко стояли воротами оба.
Точно два дуба нагорных, высоко поднявши вершины,
Целыми днями выносят и вихорь могучий, и ливень,
К почве приросши большими, простертыми всюду корнями:
Так они оба тогда, полагаясь на руки и силу,
Ждали, не дрогнув, пока приближался к ним Азий огромный.
Тою порою, щитами из кожи сухой прикрываясь,
Громко крича, и другие спешили к стене крепкозданной,
Те, кем начальствовал Азий владыка, Орест с Иалменом,
Азия сын Адамас и Фоон с Ономаем проворным.
Оба лапита в то время ахеян в прекрасных доспехах,
Стоя внутри за стеною, к защите судов побуждали.
Но увидав, что троянцы толпою к стене приступили,
А среди войска ахеян возникло смятение бегства,
Ринулись оба вперед, чтоб вдвоем пред воротами биться,
Диким подобные вепрям, когда на горах они слышат
Шумное к ним приближенье собак и мужей звероловов
И, стороною кидаясь, кругом сокрушают деревья,
С корнем кусты вырывают и лязгают громко клыками,
Долго, покуда охотник стрелой не лишит их дыханья:
Так на груди у лапитов от стрел, против них устремленных,
Лязгала светлая медь. Но они неуклонно сражались,
Собственной силой доверясь и воинам прочим, что сверху
С башен, устроенных крепко, бросали в троянцев каменья,
Сами себя защищая, палатки и флот быстроходный.
Точно как снежные хлопья с воздушных пространств ниспадают,
В час как порывистый ветер, подвинувши темные тучи,
Снегом густым далеко устилает кормилицу землю:
Так в это время без счета из рук аргивян и троянцев
Сыпались легкие стрелы. Щиты, и тяжелые шлемы
Глухо гудели кругом, под ударами частыми камней.
Громко тогда возопил, ударяя руками по бедрам,
Азий, сын храбрый Гиртака, и слово сказал, негодуя:
"Отче Зевес, неужель и тебе полюбилась неправда?
Я уж в душе уповал, что ахейские эти герои
Не устоят против нашей отваги и сил непобедных.
Только свирепствуют оба, как гибкие осы иль пчелы,
Если они прикрепили гнездо к придорожным утесам
И не желают покинуть жилище свое опустелым,
А защищают детей, на охотников храбро кидаясь:
Так и они, хоть их двое, ворот не желают оставить,
Прежде чем жизни лишат их, иль в плен заберут их живыми".
Так говорил он, но сердца Зевеса тем словом не тронул,
Ибо Зевес порешил только Гектору славу доставить.
Там и другие бойцы пред другими воротами бились,
Но не сумел бы, как бог, я поведать про все их деянья.
Точно огонь бушевал перед каменной крепкой стеною.
Дети ахеян, хоть горем терзались в душе, поневоле
Перед судами сражались. И боги печалились сердцем,
Все, кто доныне в боях заступался за войско данайцев.
Оба лапита меж тем отличались в жестоком сраженьи.
Первый тогда Полипит, бестрепетный сын Пирифоя,
Ранил Дамаса копьем, угодивши по медному шлему.
Не воспрепятствовал шлем, но насквозь острие пролетело,
Кость проломило внутри, и весь мозг в голове сотряхнулся.
Так усмирил он Дамаса, горевшего жаждой сражаться.
После того умертвил он Пилона, равно как Ормена.
В свой же черед Леонтей, благородный потомок Арея,
В пояс копьем поразил Гиппомаха, дитя Антимаха.
Вскоре за тем, из ножен извлекая свой меч заостренный,
Ринулся он сквозь толпу и напал на бойца Антифата.
Раненый близко мечем, по земле распростерся тот навзничь.
А Леонтей умертвил Иамена, Менона с Орестом,
Всех, одного за другим, повалил на кормилицу землю.
Тою порой как они обнажали тела от доспехов,
Гектор и Полидамас со своей подступали дружиной,
И многолюдней других, и храбрее, из воинов юных,
Жаждавших стену разрушить и пламенем флот уничтожить.
Долго они колебались, у рва нерешительно стоя,
Ибо в тот миг, как уже перейти через ров собирались,
Птица явилась им слева, орел, в поднебесьи царящий,
С чудищем страшным в когтях, со змеей, обагренною кровью;
Та извивалась еще и, живая, готовилась к битве,
Ибо, назад изогнувшись, орла, что держал ее крепко,
В грудь укусила близь шеи, и он, застонавши от боли,
Наземь швырнул ее прочь, уронив среди войска троянцев,
Сам же, пронзительно крикнув, с дыханием ветра помчался.
Вздрогнули сердцем троянцы, увидев змею, что меж ними,
Корчась, лежала — Эгидодержавного знаменье Зевса.
К Гектору Полидамас подошел в это время и молвил:
"Гектор, всегда-то меня на собраниях ты порицаешь,
Хоть бы полезный я подал совет. Но никто из народа
Ни на войне, ни в собраньи тебе прекословить не должен,
Только твою подобает ему увеличивать славу.
Все же я снова скажу то, что кажется мне наилучшим:
Не устремимся теперь из-за флота с ахейцами биться,
Ибо все кончится так, как предвижу в душе, если вправду
В самый тот миг, когда мы через ров перейти собирались,
Птица явилась нам слева, орел, в поднебесьи царящий,
С чудищем страшным в когтях, со змеей, обагренною кровью,
Если, гнезда не достигнув, ее уронил он живую
И не успел донести, чтобы малых птенцов ей насытить.
Также и мы, коль ворота и крепкую стену ахеян
Силой разрушим теперь и ахейцы пред нами отступят,
Той же дорогой назад от судов не вернемся в порядке.
Многих на месте оставим троянских мужей, укрощенных
Медью ахейских бойцов, защищающих флот быстроходный.
Так бы теперь рассудил и гадатель, кто словом умеет
Знаменья все изъяснять, — и его бы послушалось войско".
Но, исподлобья взглянув, отвечал шлемовеющий Гектор:
"Полидамас, ты сегодня не по сердцу речь произнес мне.
Мог бы другие слова ты угоднее этих измыслить.
Если ж поистине это обдуманно все ты промолвил,
Значит рассудок в тебе погубили бессмертные боги.
Ты мне велишь позабыть о намереньях Зевса Кронида,
Тех, что он сам обещал мне исполнить, кивнув головою;
Вместо того ты советуешь слушаться птиц большекрылых.
Я ж не забочусь ничуть и нисколько меня не тревожит,
Справа ли мчатся они, направляясь к восходу и солнцу,
Или же слева летают к закату, объятому тьмою.
Будем и впредь подчиняться советам великого Зевса,
Кто управляет людьми и бессмертными всеми богами.
Доброе знаменье есть лишь одно — за отчизну сражаться.
Ты почему испугался сраженья и битвы жестокой?
Даже когда бы мы все остальные и были убиты
Перед судами врагов, — ты о смерти своей не печалься,
Ибо и сердце в тебе не отважно, и в битве ты робок.
Если же сам от войны уклонишься иль мужа другого,
Речью своей обольстив, от жестокого боя удержишь, —
Тотчас, моим пораженный копьем, ты испустишь дыханье".
Так произнесши, пошел он вперед, а за ним и другие
Ринулись, громко крича. И Зевес, веселящийся громом,
Поднял с Идейской вершины порывистый ветер, что прямо
Пыль устремил на суда аргивян. Той порой он ахеян
Разум затмил, а троянцам и Гектору славу готовил.
Знаменьям этим Зевеса и собственным силам доверясь,
Начали приступ троянцы, чтоб стену разрушить большую.
Выступы башень они сокрушили, громили бойницы
И опрокинули сваи торчавшие — те, что ахейцы
В землю глубоко забили, как первые башен опоры.
Их вырывали троянцы затем, чтоб стена пошатнулась.
Не уклонились, однако, от битвы и дети ахейцев.
Но, оградивши бойницы щитами из кожи воловьей,
Стрелы оттуда метали в троянцев, к стене подступавших.
Оба Аякса в то время обход совершали по башням
И ободряли войска, возбуждая отвагу ахеян,
С ласковой речью к одним и суровой к другим обращались,
Если видали мужей, кто совсем уклонялся от битвы:
"Други Ахеяне, те, кто по силе других превосходит,
Те, кто слабее других и кто среднюю силу имеет
(Ибо в сраженьи не все одинаковы мужи бывают), —
Ныне, как видите сами, для всякого дело найдется.
Да не отступит никто к кораблям, чьи б ни слышал угрозы.
Все устремитесь вперед, побуждая друг друга словами.
Молниевержец Олимпа Зевес Промыслитель, быть может,
Приступ нам даст отразить и прогнать неприятелей в город".
Так они, громко крича, побуждали ахеян сражаться.
Точно как снежные хлопья зимою летают без счета,
В день, когда Зевс Промыслитель из облака снег посылает,
Стрелы свои обнажая пред взорами смертнорожденных,
Сыплет из туч, убаюкавши ветры, пока не покроет
Темя высокое гор и далеко нависшие скалы,
Долы, родящие лотос, и тучные нивы людские,
И не устелет прибрежье и гавани моря седого;
Только волна, набегая, противится снегу, а сверху
Все им одето, пока не обрушится ливень Зевеса:
Так с двух сторон в это время и камни без счета летали,
То в аргивян от троянцев, то в них от ахеян обратно,
И над стеною кругом несмолкаемый шум раздавался.
Тою порой ни троянцы, ни даже блистательный Гектор
Не сокрушили б в стене ни ворот, ни запора большого,
Если б мудрый Кронид Сарпедона, любезного сына,
На аргивян не послал, точно льва на быков криворогих.
Тотчас вперед он уставил свой щит равномерно-округлый.
Медный, прекрасный, чеканный. Сковал его медник искусный,
После внутри закрепил он во множестве кожи бычачьи
И золотыми гвоздями приладил к наружному кругу.
Этот уставивши щит, два колебля копья медноострых,
Ринулся вождь Сарпедон, точно лев, на горах возвращенный,
Мяса лишенный давно и гонимый безтрепетным сердцем
Тучных спроведать овец и в загон мимо стражи проникнуть;
Если он даже и много мужей пастухов там увидит,
Стадо свое берегущих с оружьем и быстрыми псами,
Все же назад без борьбы от загона уйти не захочет,
Но устремится бесстрашно и либо добычу похитит,
Либо, копьем из проворной руки пораженный, свалится:
Так Сарпедона, подобного богу, душа побуждала
Ринуться против стены, не сорвет ли бойницы на башнях.
Главка тогда он окликнул бойца, Гипполохова сына:
"Главк, почему нам в Ликии почет воздают перед всеми
Местом передним и мясом отборным, и полною чашей
И обращают к нам взоры, как будто к богам вечносущим?
Мы отчего подле Ксанфа богатым владеем наделом,
И виноградником славным, и пашней, ячмень приносящей?
Вот почему нам теперь надлежит пред ликийской дружиной
В ряде переднем стоять и в горячую ринуться битву.
Пусть говорит о нас всякий ликийский боец крепкобронный:
— Нет, не лишенные славы, ликийской страной управляют
Наши вожди и недаром едят они тучных баранов,
Сладким, как мед, запивая вином; они доблестны силой,
Ибо в переднем ряду пред ликийской дружиною бьются. —
Друг мой, о, если бы мы, убежавши теперь из сраженья,
Стали бессмертными оба и чуждыми старости вечно,
То не хотел бы я сам среди войска переднего биться,
Да и тебя не послал бы в тот бой, прославляющий мужа.
Только везде окружают нас Парки несчетные смерти,
И человеку нельзя убежать от нее, ни укрыться.
Так повоюем, — себе ли иль недругу славу добудем".
Так он сказал. Не ослушался Главк, позади не остался.
Ринулись оба вперед с многолюдной дружиной ликийцев.
Их увидав, задрожал Менесфей, храбрый сын Петеоса,
Ибо на башню его они шли, принося разрушенье.
Он озирался кругом вдоль стены аргивян, не видать ли
Близко вождей, кто беду отвратить бы сумел от дружины.
Двух он Аяксов тогда увидал, ненасытных в сраженьи;
Тевкр стоял подле них, из палатки недавно вернувшись.
Но Менесфей, хоть и громко их звал, ими не был услышан:
Столь оглушительный гул раздавался до неба от криков,
От столкновенья щитов, от украшенных гривами шлемов
И от ворот: они все осаждаемы были врагами,
Всюду стояли троянцы, пробить и ворваться пытаясь.
Вестником тотчас к Аяксу отправил он мужа Тоота:
"Славный Тоот, ты беги, призови поскорее Аякса,
Или обоих, коль можно, — так было бы лучше гораздо, —
Ибо великая скоро над нами беда разразится.
Сильно теперь нас теснят полководцы ликийской дружины,
Кто и досель отличался неистовством в бурных сраженьях.
Если ж и там, как и здесь, разгорелась упорная битва,
Пусть Теламонид могучий один поспешит нам на помощь
Вместе с воинственным Тевкром, кто луком искусно владеет".
Так он промолвил и, внявши ему, не ослушался вестник,
А побежал вдоль высокой стены меднобронных данайцев,
Перед Аяксами стал и поспешно промолвил им слово:
"Славный Аякс Теламонид, о, вождь аргивян меднобронных!
Сын дорогой Петеоса, питомца Кронида, вас просит
Хоть ненадолго к нему поспешить и помочь в затрудненьи.
Просит обоих он вас; будет лучше, коль оба пойдете,
Ибо великая скоро над нами беда разразится.
Сильно теперь нас теснят полководцы ликийской дружины,
Кто и досель отличался неистовством в бурных сраженьях.
Если ж и здесь, как и там, угрожает вам трудная битва,
Пусть Теламонид один поспешит к нам на помощь
Вместе с воинственным Тевкром, кто луком искусно владеет".
Так он сказал. Подчинился великий Аякс Теламонид
И Оилееву сыну крылатое слово промолвил:
"Сын Оилея Аякс, вы вдвоем с Ликомедом отважным
Здесь оставайтесь и к битве ряды аргивян побуждайте.
Я же отправлюсь туда и участье приму в их сраженьи;
После назад возвращусь, оказавши им нужную помощь".
Так говоря, удалился Аякс Теламонид великий;
Рядом шел Тевкр, ему по отцу приходившийся братом;
Лук же изогнутый Тевкра понес Пандион вслед за ними.
Идя внутри за стеной, они прибыли скоро на башню,
Где Менесфея дружину застали теснимой жестоко,
Ибо герои вожди и советники войска ликийцев
Приступом шли на бойницы, подобные темному вихрю.
В свалку вмешались герои — и грохот сраженья поднялся.
Первым Аякс Теламонид убил Сарпедонова друга
Сильного духом бойца Эпиклея; в него угодил он
Камнем большим угловатым, лежавшим внутри за стеною
Подле бойницы вверху; из людей, существующих ныне,
Муж и в цветущую пору его без труда не поднял бы,
Обе напрягши руки; он же быстро схватил и низринул.
Шлем с четырьмя ободками пробил этот камень и кости
Все размозжил головные, и тот, как ныряющий в воду,
С башни высокой слетел; и душа от костей отлучилась.
Тевкр меж тем Гипполохова сына, могучего Главка,
Видя, что он, устремившись, оставил открытою руку,
С башни стрелой поразил и сраженье заставил покинуть.
Тот соскочил со стены, притаясь, чтоб никто из ахейцев
Не увидал его раны и громко не стал похваляться.
Сделалось больно в душе Сарпедону, едва он заметил,
Как удаляется Главк. Но герой не забыл о сраженьи,
А в Алкмаона, Фесторова сына, копье, изловчившись,
Быстро вонзил и обратно извлек, и тот навзничь свалился,
Следуя взмаху копья, и доспехи на нем загремели.
Мощно руками тогда Сарпедон за зубец ухватившись,
Двинул к себе, и зубец за руками последовал тотчас.
Верх обнажился стены, и проложен был путь всем троянцам.
Разом и Тевкр, и Аякс той порой в Сарпедона попали.
Первый стрелою пернатой прицелившись в грудь Сарпедона,
В светлый ударил ремень, что держал его щит исполинский;
Смерть отражая, Зевес ему не дал упасть пред кормами.
А Теламонид копьем по щиту, наскочивши, ударил.
Вышло насквозь острие и назад оттолкнуло героя.
Он от бойницы слегка отступил, но не вышел из битвы,
Ибо бестрепетным сердцем надеялся славы достигнуть,
И, обернувшись, воззвал громогласно он к войску ликийцев:
"Что ослабели вы так, о, ликийцы, в порыве отважном?
Мне одному тяжело, не взирая на силу и доблесть,
Брешь проломивши в стене, и дорогу до флота очистить.
Все устремитесь за мной: сообща облегчается дело".
Так он сказал, и тогда, испугавшись угрозы владыки,
Мужи сплотились тесней вкруг царя, кто советовал мудро.
В свой же черед и ахейцы сплотили фаланги,
И завязалась опять между ними жестокая свалка.
Ибо равно не могли ни могучие дети ликийцев
Путь проложить к кораблям, хоть отверстье в стене проломили,
Ни копьеносцы ахейцы — рассеять дружину ликийцев
И отразить от стены, до которой вплотную добрались.
Точно как двое мужей, находясь на полях пограничных,
С мерой в руках о меже состязаются громко друг с другом,
Спорят о малом пространстве, чтоб равным владеть им наделом:
Так лишь бойницы одни в это время врагов разделяли,
И над стеной они бились, рубя на груди друг у друга
Кожи округлых щитов и легких щитков оперенных.
Было немало тогда пораженных безжалостной медью;
Тылом кто был обращен, в непокрытую ранен был спину,
Кто обращен был лицом, те сквозь щит получали удары.
Всюду с обеих сторон и бойницы, и самые башни
Кровью мужей обагрялись от рук аргивян и троянцев.
Но аргивяне держались, — троянцы прогнать не могли их.
Точно работница честная, шерсти на вес покупая,
Чтоб дорогим своим детям промыслить ничтожную плату,
Держит весы неуклонно и трогает чашки, равняя:
Так и победы весы над сражением ровно висели.
Прежде чем Гектора Зевс не покрыл величайшею славой:
Первым из всех Приамид за стеной аргивян очутился.
Он, обратившись к троянцам, пронзительным голосом крикнул:
"Ближе, наездники Трои! Ломайте ахейскую стену
И разрушительный пламень мечите на флот быстроходный!"
Так он сказал, ободряя, и все, его голос услышав,
Тесной толпою на стену пошли и в короткое время
Вверх на раскаты взобрались, держа заостренные копья.
Гектор меж тем подбирает огромный булыжник, лежавший
Перед воротами, книзу тупой, а вверху заостренный.
Камень такой от земли из людей, существующих ныне,
Двое работников лучших на воз без труда не взвалили б,
Но Приамид и один без усилья взмахнул, приподнявши,
Камнем, которому легкость придал Громовержец в ту пору.
Точно пастух, что несет без усилия шерсть от барана,
Взявши одною рукой и не чувствуя тяжести ноши:
Также легко сын Приама понес им приподнятый камень
Прямо к высоким воротам, досчатым, о двух половинках,
Гладко и крепко сплоченных; внутри они вместе держались
Парою встречных запоров и длинным смыкались засовом.
Ставши вблизи, он булыжник швырнул в середину, упершись,
Ноги удобно расставив, чтоб силы удар не лишился.
Крючья сорвал он с обеих сторон; всею тяжестью камень
Рухнул меж ними — и громко ворота кругом затрещали.
Не устояли засовы, и створы ворот растворились.
В них устремился мгновенно блистательный Гектор великий,
Видом похожий на быструю ночь, вокруг тела блистая
Грозною медью, колебля два острых копья. И никто бы,
Выйдя навстречу его не сдержал, как он прыгнул в ворота,
Разве один из бессмертных. Огнем его очи пылали.
Он обернулся к троянцам и крикнул толпе, побуждая
Всех перебраться чрез стену — и те устремились послушно.
Но между тем как одни пробирались стеною, другие
Прямо воротами шли. Побежали тогда аргивяне
В страхе к судам углубленным — и гул непрерывный поднялся.
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Бой перед судами.
Зевс, проводивши троянцев и Гектора к флоту ахеян,
Там их оставил одних, да воюют, страдая безмерно,
Сам же в ту пору назад отвратил свои ясные очи,
Вдаль устремил их на землю фракийцев, наездников резвых,
Мизян, кулачных бойцов, Абиян, справедливейших смертных,
И Гиппомолгов прекрасных, живущих молочною пищей.
Больше ни разу не кинул на Трою он ясного взора,
Ибо не ждал в своем сердце, чтоб кто из бессмертных явился,
Помощь желая подать аргивянам иль войску троянцев.
Но сторожил не напрасно земли колебатель могучий.
Он, изумляясь взирал с высоты на сраженье и битву,
Сидя на крайней горе Самофракии, славной лесами.
С этого места пред ним вдалеке открывалась вся Ида,
Также весь город Приама и флот быстроходный ахеян.
Там-то он, выйдя из моря, сидел, негодуя на Зевса,
В сердце жалея данайцев, троянцами сильно теснимых.
Малое время спустя, он сошел с каменистой вершины,
Быстро ногами ступая. И лес и высокие горы
Все задрожали кругом под нетленной стопой Посейдона.
Трижды шагнул он вперед; с четвертым же шагом он прибыл
В Эги, туда, где его возведенные пышно чертоги
Блещут в морских глубинах, золотые нетленные вечно.
В дом сей войдя, лошадей в колесницу он впряг быстролетных,
Меднокопытных, — вкруг них золотые разметаны гривы.
Сам золотые одежды вкруг тела надел он, прекрасный
Бич захватил золотой и, поднявшись в свою колесницу,
Быстро погнал по волнам. И немедля узнавши владыку,
Чудища моря кругом из убежищ запрыгали дальних.
Воды, ликуя, разверзлись. И, кони с такой быстротою
По морю мчались, что медная ось не касалася влаги.
Кони несли его вскачь к быстроходному флоту ахеян.
В безднах глубокого моря широкая скрыта пещера,
Меж Тенедосом и Имбром крутым в расстоянии равном.
Там лошадей он поставил, земли колебатель могучий,
Из колесницы отпряг и божественной бросил им пищи.
В то же им время вкруг ног золотые накинул им путы, —
Что ни порвать, ни расторгнуть, — чтоб ждали его возвращенья.
Сам же отправился в лагерь ахейских мужей меднобронных.
Тою порою троянцы, огню или вихрю подобны,
Вместе за Гектором шли, ненасытной пылая отвагой.
Полны смятенья и криков; они уповали, что вскоре
Флот аргивян заберут и убьют близь судов всех данайцев.
Но Посейдон, вседержитель земли и земли колебатель,
Выйдя из бездны морской, ободрил аргивян меднобронных,
Ставши подобно Калхасу и видом и голосом звонким.
Прежде других он окликнул Аяксов, и без того храбрых:
"Только тогда вам, Аяксы, спасти аргивян, коль отвага
Будет у вас на уме, а не кровь леденящее бегство.
Не опасаюсь нигде вдоль сражения силы троянцев,
Хоть удалось им толпой перейти чрез великую стену.
Всех удержать их сумеют ахейцы в прекрасных доспехах.
Только боюсь, как бы там не случилося с нами несчастье,
Где этот бешеный вождь, как огонь, выступает пред войском, —
Гектор, гордящийся тем, что рожден от могучего Зевса.
Пусть бы и вам кто-нибудь из бессмертных вдохнул теперь в сердце
Храбрость сражаться самим и другими начальствовать в битве!
Вы бы при всей его силе от быстрых судов отразили,
Если б и сам Олимпиец Зевес побуждал в нем отвагу".
Так говоря, вседержитель земли и земли колебатель
Посохом тронул обоих и крепкой исполнил их силой,
Гибкими сделал суставы, проворными руки и ноги.
Сам же, подобно тому, как с места снимается ястреб,
Ежели он над скалой недоступною взмыл, быстрокрылый,
И устремился в долину, другую преследуя птицу:
Так Посейдон, колебатель земли, удалился внезапно.
Первым меж ними узнал его сын Оилея проворный.
Тотчас он слово сказал Теламонову сыну Аяксу:
"Верно, Аякс, кто-нибудь из богов на Олимпе живущих,
Образ провидца приняв, нам сражаться велел пред судами,
Ибо то не был Калхас, прорицающий птицегадатель.
Сзади его я узнал, когда он уходил, по движенью
Голеней легких и ног: без труда узнаваемы боги.
И у меня же в груди встрепенулось любезное сердце;
Больше, чем прежде оно захотело сражаться и биться.
Ноги горят подо мной, а вверху так и движутся руки".
И, отвечая на это, Аякс Теламонид промолвил:
"И у меня за копье ухватилися мощные руки.
Сила разлилась по телу, а ноги внизу так и ходят.
Страстно хотел бы теперь я сражаться один с Приамидом,
С Гектором славным, хоть сам он горит ненасытной отвагой".
Так в это время они обращались друг к другу со словом,
Радуясь бранному пылу, что в сердце вдохнул им бессмертный.
А вседержитель земли, между тем, ободрял тех данайцев,
Что позади, подле быстрых судов отдыхали душою.
От непосильных трудов их усталые члены ослабли,
Горе терзало их сердце, с тех пор как они увидали,
Что чрез великую стену толпой перебрались троянцы.
Слезы, при виде троянцев, у них под ресницами лились,
Ибо казалось ахейцам, что не избежать им несчастья.
Но Посейдон, чуть явился, легко ободрил их фаланги.
Раньше других он к Леиту и Тевкру пошел, побуждая,
Также к бойцу Пенелею, к Фоасу, к вождю Деимиру
И к Мериону, равно к Антилоху — зачинщикам в битве.
Их побуждая к сраженью он слово крылатое молвил:
"Стыд, аргивяне, бойцы молодые! На вас-то всех больше
Я уповал, что, сражаясь, вы быстрый нам флот отстоите.
Если ж и вы от опасной войны воздержаться решили,
Знать наступил уже день, когда нам от троянцев погибнуть.
Боги! По истине, чудо великое вижу глазами,
Страшное, — я никогда не гадал, что оно совершится!
Вижу троянцев, идущих на наши суда, тех троянцев,
Что походили, бывало, на робких оленей средь леса,
В страхе мятущихся, слабых, себя защищать не способных,
Годных лишь только в добычу шакалам, волкам и пантерам.
Так и троянцы досель никогда не имели желанья
Грудью стоять, поджидая отважных и сильных ахеян.
Ныне ж, от Трои вдали, близ глубоких судов они бьются,
Лишь по причине безумья Атрида и розни народов,
Что, на вождя негодуя, скорее согласны погибнуть
Подле своих кораблей, чем в защиту их биться с врагами.
Все же, хотя несомненно, что всем злоключеньям виною
Царь Агамемнон Атрид, облеченный обширною властью,
Ибо бесчестье нанес быстроногому сыну Пелея, —
Нам-то ничуть не пристало от боя теперь отрекаться.
Дайте исправим ошибку: героев сердца излечимы.
Вы же храбрее других, вы первейшие в войске ахейском,
И оттого забывать вам о бранной отваге позорно.
Я не корил бы того, кто от битвы совсем отказался,
Будучи сердцем труслив; но на вас всей душой негодую.
Неженки, ленью своей вы похуже накличете горе.
Вспомните, други, скорей о стыде и людских укоризнах,
Ибо великая битва теперь для ахеян возникла:
Гектор, средь боя отважный, уже пред судами воюет,
Бурный герой, сокрушивший ворота с огромным засовом".
Так говоря, колебатель земли укрепил в них отвагу.
В строй становились фаланги, теснясь вкруг обоих Аяксов,
Мощные, — сам бы Арей, появившись, не стал порицать их,
Не осудила б Афина, кто в бой подстрекает героев.
И богоравного Гектора ждали отборные мужи.
Все, кто храбрейшим считался, на Гектора шли и троянцев,
Тесно сомкнув свои копья, щиты свои сдвинувши близко.
Сплочен был щит со щитом, шлем со шлемом и с воином воин.
Шлемы в движеньи бойцов шишаками сверх гребней сшибались:
Так они тесно в то время стояли в рядах друг от друга.
Мощными сжаты руками, дрожали скрещенные копья.
Прямо вперед порывались ахейцы, желая сражаться.
Но и троянцы стремились толпой. Впереди их шел Гектор,
Против ахейцев несясь напролом, точно камень огромый,
Если разбухший поток его сдвинул с вершины утеса
Бурной волною подмыв основание глыбы нависшей;
Прыгая, лес оглашает он громом, взлетает высоко,
Неудержимо несется, пока не достигнет равнины,
Где остается лежать, не взирая на силу порыва:
Так в это время и Гектор грозил, что, мужей убивая,
К морю пробьется легко до судов и палаток ахейских.
Но, лишь едва налетел на фаланги данайцев,
Должен был стать неподвижно. И храбрые дети ахеян,
Противоставив мечи и колебля двуострые копья,
Гнали его от себя и он вспять отступил, отраженный.
Голосом зычным тогда он воскликнул, взывая к троянцам:
"Мужи троянцы, ликийцы, дардане — бойцы удалые!
Стойте со мною! Недолго противиться будут ахейцы,
Хоть и сомкнулися тесно фалангою, крепкой как башня.
Скоро, надеюсь, они пред копьем моим крепким отступят,
Ежели вправду муж Геры, верховный мне бог помогает".
Так говоря, увеличил он в каждом отвагу и силу.
Тою порой Деифоб Приамид отделился от строя.
Гордый в душе, впереди со щитом равномерно округлым,
Ноги он ставил легко, под прикрытьем щита выступая.
Тотчас блестящим копьем Мерион в него целиться начал,
Бросил и в кожаный щит угодил равномерноокруглый.
Только щита не пробивши, копья длиннотенного древко
Подле копейца сломалось; меж тем Деифоб, сын Приама,
Кожей обтянутый щит далеко пред собою уставил,
Ибо он в сердце боялся копья Мериона героя.
Тот отступил и смешался с дружиной, рассерженный сильно
Тем, что сломалось копье и победа из рук ускользнула.
Быстро назад он пошел к кораблям и палаткам ахейцев,
Чтобы копье принести, у него припасенное в ставке.
Битва меж тем продолжалась и крик раздавался немолчный.
Тевкр, дитя Теламона, героя убил копьеносца,
Имбрия, Ментора сына, конями богатого мужа.
Он, до прихода ахейских дружин, обитал в Педеоне,
Муж незаконной Приамовой дочери Медесикасты.
После ж прибытья ахейских судов обоюдоокруглых
Снова он в Трою пришел и блистал среди войска троянцев,
В доме Приама живя, наравне с сыновьями любимый.
Сын Теламона его ниже уха копьем своим длинным
Ранил и вырвал копье. Тот же наземь свалился как ясень,
Что на вершине горы, отовсюду открытый для взора,
Медью подрублен, простер по земле свои нежные листья:
Так он упал, — загремели покрытые медью доспехи.
Тевкр вперед устремился, совлеч пожелавши оружье,
Но как рванулся вперед, тотчас Гектор копьем в него бросил.
Он же, увидевши раньше, чуть-чуть от копья уклонился,
И Антимаха, Ктеатова сына, Акторова внука,
В грудь поразило копье, когда в битву хотел он вмешаться.
Грузно он на земь упал, и доспехи на нем загремели.
Гектор вперед устремился, чтобы с головы Антимаха
Снять его шлем густогривый, к вискам прилегающий плотно.
Но как рванулся вперед, светлым древком Аякс замахнулся.
Только он Гектора тела не видел; тот грозною медью
Весь был покрыт. И он, выпуклый щит по средине ударив,
С страшною силой толкнул Приамида, — тот вспять возвратился,
Оба покинувши трупа; ахейцы к себе повлекли их.
Труп Антимаха бойца Менесфей богоравный и Стихий, —
Войска афинян вожди, — понесли, направляясь к ахейцам.
Имбрия взяли Аяксы, дышавшие бурною силой.
Точно похитив козу из-под стражи собак острозубых,
Двое бестрепетных львов ее в частый кустарник уносят,
В челюстях крепких держа высоко над землею добычу:
Так, высоко приподняв, облеченные в шлемы Аяксы
С трупа снимали доспехи. И, гневный из-за Антимаха,
Сын Оилея от нежной отсек его голову шеи.
После, шаром завертев, чрез толпу ее бросил к троянцам:
В прах она к самым ногам богоравного Гектора пала.
Тою порой Посейдон в своем сердце разгневался сильно
Из-за того, что погиб его внук среди сечи жестокой.
Быстро направил шаги он к судам и палаткам ахейцев,
Чтоб аргивян ободрить, а троянцам беды приготовить.
Идоменей, знаменитый копьем, тут попался навстречу.
Он возвращался от друга, что битву недавно покинул,
Раненый ниже колена копья заостренною медью.
Вынесен он был дружиной. Его-то, врачам поручивши,
Идоменей возвращался в шатер: еще жаждал он битвы.
С речью к нему обратился земли колебатель могучий,
Голос в ту пору приняв Андремонова сына Фоаса,
Кто в Калидоне высоком, равно как в Плевроне обширном,
Средь этолиян царил и как бог почитался народом:
"Идоменей, о, советник воинственных критян, куда же
Делись угрозы тех дней, как троянцам грозили ахейцы?
Идоменей отвечал ему, критских дружин предводитель:
"В этом, Фоас, невиновен никто из мужей, мне известных,
Ибо мы все, как один, непреклонно умеем сражаться,
Не обуял никого между нами испуг малодушный,
Не уклонился никто из-за лени от пагубной битвы.
Так, без сомненья, угодно великому силой Крониду,
Чтоб аргвяне вдали от отчизны здесь пали без славы.
Но, о, Фоас, ты, кто сам отличался доныне отвагой,
Да и других побуждал, если видел кого ослабевшим,
Не отступись и теперь, уговаривай каждого мужа".
И Посейдон, колебатель земли, отвечая, промолвил:
"Идоменей, пусть тот воин домой не вернется из Трои,
Пусть он в игралище псов превратится на поле сраженья,
Кто пожелает в сей день своевольно остаться вне боя.
Но поскорее ступай, захвативши оружье. Нам вместе
Нужно спешить, чтоб принести нам вдвоем хоть и малую пользу.
Лишь сообща не бесплодны усилья мужей даже слабых:
Мы же с тобою умеем и с храбрыми биться врагами".
Слово окончив, бессмертный вернулся в сражение смертных.
Идоменей же, достигнув своей крепкозданной палатки,
Пару взял копий, на тело надел дорогие доспехи
И устремился, похожий на молнию, если Кронион
В руку захватит ее и со светлого бросит Олимпа
В страшное знаменье людям, — и свет ее вспыхнет далеко:
Так на груди у бежавшего медь пламенела.
И повстречался ему Мерион, его храбрый соратник,
Недалеко от шатра, — он за медным копьем отправлялся.
Идоменей благородный, к нему обращаясь, промолвил:
"О, Мерион, быстроногий сын Мола, товарищ милейший,
Что ты вернулся, покинув сраженье и грозную сечу?
Ранен ли ты где-нибудь и стрелы острие тебя мучит,
Или за мною пришел ты, как вестник? Но сам не желаю
Я оставаться в шатре, а скорей порываюсь в сраженье".
Мудрости полный, ему Мерион, отвечая, промолвил:
"Идоменей, о, советник и вождь меднопанцирных критян!
Шел я за острым копьем, у тебя не найдется ль в палатке?
То, что я прежде имел, мы недавно в бою изломали,
В круглый ударивши щит Деифоба, надменного сердцем".
Идоменей отвечал ему, критских дружин предводитель:
"Копий, когда пожелаешь, одно ты отыщешь иль двадцать,
В ставке стоящих моей и к блестящим стенам прислоненных,
Копий троянских, что я отобрал у врагов, мной убитых,
Ибо не в нраве моем с неприятелем издали биться,
Вот отчего у меня есть и копья, и шлемы, и брони,
Выпуклокруглых есть много щитов ослепительно ярких".
Мудрости полный, ему Мерион, отвечая промолвил:
"И у меня на моем корабле чернобоком и в ставке
Много доспехов троянских, да только достать их не близко.
Ибо скажу, что и я не забыл о военной отваге,
Но постоянно в бою, прославляющем храброго мужа,
В первом ряду становлюсь, лишь поднимется бранная распря.
Может, другому кому из ахейских мужей меднобронных
Я неизвестен остался, ты ж сам меня видел, надеюсь".
Идоменей отвечал ему, критских дружин предводитель:
"Знаю, каков ты отвагой; зачем говоришь мне все это?
Если б теперь выбирали храбрейших мужей пред судами
Чтобы в засаду идти, где легко проявляется доблесть,
Где познается скорей и трусливый душой, и бесстрашный,
(Ибо кто робок, в лице тот меняется часто и резко,
Нет в нем присутствия духа, чтоб место хранить неподвижно,
Он то одну, то другую, то обе ноги поджимает;
Сильно в груди у него боязливое сердце трепещет,
И в предвкушении смерти стучат в его челюстях зубы;
Тот же, кто сердцем отважен, в лице не меняется вовсе,
И не трепещет, когда уже сел он в засаде с мужами,
Только стремится скорей в беспощадную страшную битву), —
Не осудили б и там ни силы твоей, ни отваги.
Если б, в бою находясь, ты был ранен копьем иль стрелою,
Медь бы не сзади настигла тебя ни в затылок, ни в спину,
Но угодила бы в грудь иль в живот, повстречавщись с тобою,
Храбро идущим вперед, средь передних бойцов наилучших.
Но поспеши, и не станем болтать здесь, как праздные мужи,
Стоя без дела, — не то кто-нибудь упрекнет нас жестоко,
Быстро в палатку ступай и копье принеси боевое".
Так он сказал; Мерион же, проворному равный Арею,
Быстро достав из палатки копье, заостренное медью,
Идоменею отправился вслед, порываясь в сраженье.
Как истребитель народов Арей отправляется в битву,
Вместе с возлюбленным сыном, бестрепетным Страхом могучим,
Кто ужасает порою и воина, храброго сердцем,
Если они из фракийской приходят земли, ополчивщись
Против эфиров иль гордых флегийских дружин и, не внемля
Просьбам обоих народов, одним лишь даруют победу:
Так и мужей предводители, Идоменей с Мерионом,
Ринулись в грозную битву, покрытые огненной медью.
Первый тогда Мерион обратился к другому и молвил:
"О, Девкалид, ты куда устремиться желаешь в сраженье?
В правом ли хочешь крыле, в середине ли войска сражаться,
Или налево пойдешь? Оттого что нигде, полагаю,
Так тяжело не придется прекрасноволосым ахейцам".
Идоменей отвечал ему, критских дружин предводитель:
"Пред серединою войска защитою стали другие,
Двое Аяксов и Тевкр, который всех лучше ахеян
Луком умеет владеть и отличен в бою рукопашном.
Эти измучают вдоволь хотя бы привычного к битве
Гектора, сына Приама, на силу его невзирая.
Будет ему не легко, как ни пламенно жаждет он битвы,
Этих героев отвагу и крепкие руки осилив,
Пламенем сжечь корабли, — разве сам бы Кронид Громовержец
Бросил пылающий факел на флот быстроходный ахеян.
Но человеку не сдастся Аякс Теламонид великий,
Если то — смертнорожденный, кормящийся хлебом Деметры,
Если доступен он ранам посредством копья или камня.
Даже Ахиллу, рядов сокрушителю, он не уступит,
В битве на месте одном, — только скоростью ног не сравнится.
Станем поэтому оба на левом крыле. Там посмотрим,
Мы же кому из врагов, или нам они славу доставят".
Так он сказал. Мерион, быстроногому равный Арею,
Тронулся в путь — и герои достигли рядов, где решили.
Идоменея завидев, похожего силой на пламя,
Вместе с товарищем брани, покрытого светлою медью,
Кинулись все на него, побуждая друг друга, троянцы,
И пред кормами судов завязалась всеобщая свалка.
Точно гроза налетает, дыханьем гонимая ветров,
В день, когда пылью густой покрываются всюду дороги,
Ибо с грозой подымается облако праха:
Так разразилось сраженье на тесном пространстве, где мужи
Острою медью друг друга в толпе умерщвлять порывались.
Поле жестокого боя щетинилось множеством копий,
Длинных, пронзающих тело, могучими сжатых руками.
Очи слепило сияние меди на шлемах блестящих,
Ярких щитах и старательно чищенных панцирях светлых.
В битву ряды подвигались. И только безжалостный сердцем
Мог бы на труд их взирать беззаботно, душой не терзаясь.
Но Посейдон и Зевес, всемогущие Кроноса дети,
Оба с различною целью, героям готовили горе.
Зевс порешил Приамиду победу послать и троянцам,
Чтобы Ахилла вознесть, быстроногого сына Пелея.
Он не хотел аргивян погубить совершенно пред Троей,
Только Фетиду почтить пожелал с ее сыном отважным.
А Посейдон ободрял аргивян, среди битвы вращаясь,
Тайно из моря седого возник, негодуя на Зевса,
В сердце жалея данайцев, троянцами сильно теснимых.
Хоть одного они оба и рода и племени были,
Только Зевес из них первый родился и больше изведал.
Вот почему Посейдон, не решаясь на явную помощь,
Тайно всегда появлялся в рядах, уподобившись мужу.
Так, завязавши узлом, над войсками они протянули
Крепкие сети, — они неразрывны и неразрешимы, —
Сети войны и раздора, у многих расслабив колени.
Тою порой, предводя аргивян, хоть седой вполовину,
Идоменей налетел на троян и навел на них ужас.
Отрионея убил он; тот в Трою придя из Кабеса,
Только в последнее время прельстился военною славой.
Сватал Приама он дочь, всех прекраснее видом, — Кассандру.
Он без приданого деву просил, да к тому ж похвалялся
Подвиг великий свершить — всех прогнать аргивян из-под Трои.
Старец Приам согласился и дочь обещал ему в жены.
Вот почему он сражался, царя обещанию веря.
Но Девкалид заприметил бойца, выступавшего гордо,
Светлое бросил копье и попал: острие угодило
В среднюю часть живота, не задержано медной бронею.
Шумно он грохнулся в прах, и герой, похваляясь воскликнул:
"Отрионей, выше прочих тебя почитать буду смертных,
Если ты вправду исполнишь все то, что свершить похвалялся
Сыну Дардана Приаму; тебе ж свою дочь обещал он.
То же и мы обещаем — и все нерушимо исполним.
Из дочерей Агамемнона ту, что лицом всех прекрасней,
Из Арголиды сюда приведем и дадим тебе в жены,
Если поможешь ты нам Илион многолюдный разрушить.
Следуй же быстро за мной, заключим на судах мореходных
Брачный с тобой договор, ибо свекры и мы не скупые".
Так говоря, его за ногу взял и повлек через битву
Идоменей. Но за тело явился заступником Азий,
Пеший идя пред конями; они у него за спиною
Тяжко храпели, — возница держал их все время вплотную.
В Идоменея он метил, но тот, поспешив нападеньем,
В шею внизу подбородка пронзил его медью навылет.
И повалился он в прах, точно дуб или тополь сребристый
Или прямая сосна, если, брус корабельный готовя,
Плотники их на горе вновь отточенной срубят секирой:
Так распростертый он пред колесницей лежал и конями,
Тяжко хрипя и хватаясь за землю, облитую кровью.
И у возницы его помутилось в то время сознанье:
Не догадался он вспять повернуть лошадей, чтоб избегнуть
Вражьей руки. И тогда Антилох, непреклонный в сраженьи,
В тело сразил его светлым копьем. Острие угодило
В среднюю часть живота, не задержано медной бронею.
Тотчас он дух испустил и с прекрасной упал колесницы.
А лошадей Антилох, сын отважного Нестора старца,
Быстро погнал от троянцев к ахейцам в прекрасных доспехах.
Тою порой Деифоб, полный грусти по Азии павшем,
К Идоменею приблизясь, копье медносветлое бросил.
Идоменей же, увидев его, от копья уклонился,
Ибо успел оградиться щитом равномерно округлым,
Светлою медью покрытым, воловьей обтянутым кожей,
Плотно к руке прикрепленным при помощи двух рукоятий.
Весь под щитом он собрался, и сверху копье пролетело,
Только по краю скользнув; глухо щит зазвенел от удара.
Но не напрасно копье из тяжелой руки полетело,
А Гипсенора сразило, владыку мужей Гиппасида,
В печень, внизу от брюшной перепонки, расслабив колени.
Громко тогда закричал Деифоб, похваляясь базмерно:
"Истинно Азий лежит отомщенный. Теперь утверждаю,
Он, хоть спустился к Аиду, кто крепко врата охраняет,
Все же в душе веселится; ему я попутчика выбрал".
Так он хвалился — и больно ахейцам от слов его стало,
Всех же больнее он сердце бойцу уязвил Амфилоху.
Но, и печалясь, герой не покинул убитого друга,
Но подбежал и блестящим щитом приукрыл, охраняя.
И, поместившись за ним, тотчас двое товарищей милых,
Эхия сын Мекистей и Аластор, герой богоравный,
Подняли труп и к судам понесли, безутешно стеная.
Идоменей же, отвагой дыша, порывался, как прежде,
Или кого из троянцев окутать подземною ночью,
Или упасть самому, от ахеян беду отвращая.
Тою порою любимого сына царя Эзиета
Он полководца убил Алкафоя, Анхизова зятя.
Был он на старшей женат его дочери Гипподамии,
Страстно любимой отцом и почтенною матерью в доме.
Ибо она красотою, умом и искусством в работах
Всех затмевала в кругу своих сверстниц; поэтому в жены
Взял ее мощный герой, знаменитейший в Трое пространной.
Ныне его Посейдон усмирил под рукой Девкалида,
Ясные очи затмил и сковал благородные члены.
Он не успел ни назад отскочить, ни избегнуть удара.
Гордо стоящим, как будто колонна иль тополь высокий,
В самую грудь поразил его светлым копьем заостренным
Идоменей благородный, пробив на груди Алкафоя
Медный хитон, отвращавший доныне от тела погибель.
Ныне, разрезан копьем, он глухое издал дребезжанье.
Шумно свалился герой, лишь вонзилось копье ему в сердце,
Что трепетало еще и дрожать острие заставляло.
В сердце копье ослабело, — орудье могучее брани.
Идоменей той порой закричал, похваляясь безмерно:
"Что, Деифоб, неужель назовем мы достойным возмездьем
Смерть одного за троих? Ты недавно так громко хвалился.
Лучше, несчастный, ко мне выходи ты в оружьи,
Чтоб убедиться каков я пришел к вам, потомок Зевеса.
Ибо Зевес породил охранителя Крита Миноса;
Сына оставил Минос — беспорочного Девкалиона;
Девкалион же меня породил и на Крите пространном
Стал я царем над людьми. А теперь я приплыл с кораблями,
Горе принесши тебе и отцу, и всем прочим троянцам".
Так он сказал. Деифоб же в уме своем надвое думал:
Быстро ль ему отступить и средь храбрых героев троянских
В помощь товарища взять, или в бой одному устремиться.
И размышлявшему так показалось ему наилучшим
В помощь Энея призвать. И героя нашел он стоящим
Сзади, последним в толпе; он в душе на Приама сердился,
Кто почитал его мало, на доблесть его не взирая.
Ставши вблизи от Энея, он слово крылатое молвил:
"Славный Эней, о, советник троянцев, теперь заступиться
Должен за шурина ты, если им озабочен хоть мало.
Следуй за мной, отобьем Алкафоя; когда-то, как шурин,
Малым ребенком тебя он воспитывал в царском чертоге.
Идоменей, знаменитый копьем, поразил его ныне".
Так он промолвил и сердце в груди его тронул словами.
На Девкалида пошел он, исполненный жажды сражаться.
Но не поддался испугу и тот, как младенец бессильный,
А поджидал их, как будто кабан, что, ногам доверяясь,
В месте пустынном, в горах, слышит шум, постоянно растущий
Многих мужей звероловов: встает на нем дыбом щетина,
Пламенем светят глаза, и острит он могучие зубы,
Силой готовясь прогнать и собак, и мужей звероловов:
Так приближенья Энея, проворного в битве, не дрогнув,
Идоменей поджидал, знаменитый копьем, и на помощь
Кликнул товарищей он, Аскалафа и с ним Афарея
И Деипира вождя, Мериона с бойцом Антилохом.
Их увидав, побуждая, он слово крылатое молвил:
"Други, сюда! Я один. Помогите мне. Страшно боюсь я,
Ибо Эней быстроногий идет на меня, наступая,
Он, кто силен чрезвычайно и в битве мужей убивает.
Юностью также цветет он, а в ней величайшая сила.
Если б с отвагой моей мы по возрасту сверстники были,
Скоро бы я или он увенчался великою славой".
Так он сказал. И герои, одним все исполнены духом,
Стали вблизи от него и щиты опустили на плечи.
В свой же черед и Эней стал товарищей кликать, завидя
Невдалеке Деифоба, Париса с бойцом Агенором,
Храбрых, как он полководцев средь войска отважных троянцев.
Вслед и войска устремились, как овцы спешат за бараном
С пастбища на водопой, и пастух веселится, их видя:
Так и Эней благородный тогда был обрадован в сердце,
Видя, как много народа за ним отправляется следом.
Вскоре кругом Алкофоя они завязали сраженье,
Длинные копья колебля. И медь на груди у героев
Страшно звучала, меж тем как они поражали друг друга.
И, отличаясь пред всеми, бестрепетных двое героев,
Идоменей и Эней, на Арея похожие оба,
Сильно желали друг друга пронзить заостренною медью.
Первый Эней в Девкалида копье свое бросил.
Во время тот увидал и успел от копья уклониться;
Быстро колеблясь, копье острием своим в землю вонзилось,
Ибо напрасно оно из могучей руки полетело.
А Девкалид Ономаоса ранил в живот посредине,
Выпуклость панциря пробил, и медь разорвала утробу.
Тотчас он в прах повалился, ладонями землю хватая.
Идоменей лишь копье длиннотенное вынул из трупа,
Но остальных не сумел разукрашенных пышно доспехов
С плеч Ономаоса снять, ибо стрелы его удручали.
Полный отваги, в ногах не имел он уж твердости прежней,
Чтоб за своей устремиться стрелой или вражьей избегнуть.
В битве на месте одном еще мог отклонять он погибель,
Но далеко от сраженья не скоро несли его ноги.
И замахнулся тогда на него, отступавшего тихо,
Светлым копьем Деифоб, ибо гневом пылал на героя,
Но промахнулся и он, а копьем поразил Аскалафа,
Сына Арея, насквозь чрез плечо острие пролетело.
Тотчас он в прах повалился, хватая ладонями землю.
Но не узнал Эниалий могучий и зычноголосый,
Что в беспощадном сраженьи лежит его сын пораженный.
На Олимпийской вершине он скован решеньем Зевеса,
Под золотыми сидел облаками, где все находились
Вечные боги тогда, удаленные Зевсом от битвы.
Вскоре кругом Аскалафа бойцы завязали сраженье.
Блещущий шлем с Аскалафа сорвал Деифоб непреклонный,
Но Мерион, быстротою похожий на бога Арея,
Тут же, вперед устремившись, копьем его в руку ударил.
Трубчатый шлем зазвенел, из руки упадая на землю.
А Мерион, налетевши вторично, быстрее, чем коршун,
Вырвал копье боевое из края руки Деифоба
И, отступивши, смешался с толпою товарищей милых.
Брат Деифоба Полит его обнял рукой посредине
Да из погибельной сечи повел, пока оба достигли
Быстрых коней, что вблизи от смятения битвы жестокой
Ждали, — возница держал их, на пышную став колесницу.
Тотчас они его в город помчали, стенавшего тяжко,
Сильно страдавшего: кровь из руки пораженной сочилась.
Все же другие сражались, и крик раздавался немолчный.
Тою порою Эней Афарея дитя Калетора,
В горло ударил копьем, когда воин к нему обернулся.
Голову на бок склонил он, и щит вместе с шлемом повисли.
И душегубная смерть, распростершись, окутала мужа.
Той же порой, увидав, что Фоон повернулся спиною,
Вождь Антилох, наскочив, его ранил и жилу разрезал,
Что по спине восходя, поднимается вплоть до затылка.
Всю он разрезал ее, и тот навзнич во прах повалился,
Обе руки пред собой простирая к товарищам милым.
И, озираясь кругом, Антилох налетел и доспехи
С тела совлек. А троянцы, стеснившись толпой, в беспорядке,
Щит поражали его, разноцветно сверкавший, огромный,
Но не могли за щитом оцарапать жестокою медью
Нежное тело бойца: Посейдон, потрясающий землю,
Сам защищал Несторида, средь множества стрел оперенных.
Не удалялся герой от врагов, а вращался меж ними,
Не оставалось копье неподвижным в руке Антилоха,
А, потрясаемо им, беспрерывно и сильно дрожало.
И размышлял он, метнуть ли копье или с ним устремиться,
Но, размышлявшего так, Адамас среди строя заметил,
Азия сын, и, к нему подбежав, заостренною медью
В щит посредине ударил, но острую медь обессилил
Бог Посейдон темнокудрый, ревнуя о жизни героя.
Древко сломалось, что кол обожженный: одна половина
В щит Антилоха вонзилась, другая упала на землю.
И Адамас удалился к друзьям, уклоняясь от Парки.
Но отступавшему вслед Мерион устремился и, бросив
Острую медь, меж пупом и стыдливыми ранил частями, —
Где для людей злополучных всего болетворней удары.
В это он место вонзил острие, и троянец, свалившись
По направленью копья, заметался, как бык среди поля,
Если ремнями связав, пастухи поведут его силой:
Так трепетал и троянец, пронзенный копьем, но не долго,
А до тех пор как из тела герой Мерион, подошедши,
Вынул обратно копье. Тотчас тьма ему очи покрыла.
Тою порою Гелен по виску поразил Деипира
Длинным фракийским мечом и рассек его шлем густогривый;
Шлем отскочил от удара и, наземь слетев, покатился
Между ногами бойцов, — кто-то поднял его из ахейцев.
Вскоре подземная ночь Деипиру окутала очи.
Грусть ощутил Менелай, сын Атрея, воитель отважный.
Слово угрозы сказав, он пошел на Гелена героя,
Острым копьем потрясая. Гелен же за лук ухватился.
Так они оба сошлись, порываясь друг друга ударить —
Этот — стрелой с тетивы, а тот — светлым копьем заостренным.
Первый тогда Приамид Менелая ударил стрелою
В выпуклость панциря, в грудь, но стрела от брони отлетела.
Как по большому гумну от широкого веяла скачут
В кожицах черных бобы иль горошины, вдаль относимы
Силою мужа, кто веет созвучно дыханию ветра:
Так далеко от брони Менелая, покрытого славой,
Прочь отлетела стрела, на большое упав расстоянье,
Сын же Атрея, отважный воитель, попал Приамиду
В руку, которою лук, полированный гладко, держал он.
Руку пробивши, копье заостренное в лук угодило.
Быстро к толпе он друзей отступил, уклоняясь от Парки,
Руку бессильно повесив, с влекущимся ясенным древком.
Медь из руки Приамида извлек Агенор благородный,
Руку ж пращей обвязал, крепко сшитой из шерсти овечьей, —
Взял он пращу у возницы Гелена. Владыки народов.
Тою порою Пизандр пошел на бойца Менелая.
Злая судьба его прямо к пределу направила смерти,
Чтобы тобой, Менелай, он в жестоком бою укрощен был.
После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,
Первый Атрид промахнулся: копье его в сторону взяло.
Вскоре за этим Пизандр по щиту Менелая ударил,
Но оказался не в силах насквозь пронизать его медью;
Щит задержал острие, близь копейца сломалося древко.
И на победу надеясь, троянец взыграл уже духом,
Но Менелай, извлекая из ножен свой меч среброгвоздый,
Бросился с ним на Пизандра; а тот под щитом приготовил
Медный прекрасный топор, с топорищем большим из оливы,
Дивно отточенным, длинным, — и оба пошли друг на друга.
По шишаку густогривого шлема троянец ударил
Низко близь гребня. Но в миг, как ступил он вперед, сын Атрея
Над переносицей в лоб поразил его; хрустнули кости.
Выпали очи к ногам и, кровавые с прахом смешались.
Сам он согнулся и лег. И ногою на грудь наступая,
Снял Менелай все доспехи и слово сказал, похваляясь:
"Так отпадете и вы от судов аргивян быстроногих,
О, ненасытные в битве, надменные дети троянцев!
Вам не придется еще мне обиду нанесть иль бесчестье,
Как уже раз нанесли, о, презренные псы, когда в сердце
Не убоялись тяжелого гнева гремящего Зевса
Гостеприимца, кто скоро высокий ваш город разрушит.
Вы у меня и супругу законную, вы и богатства,
Тайно бежав, увезли, хоть радушно ей приняты были.
Ныне вы страстно хотите во внутрь судов мореходных
Гибельный бросить огонь и убить всех героев ахейских.
Но, и отвагой горя, вы, быть может, покинете битву.
Отче Зевес! Утверждают, что мудростью ты превосходишь
Всех и богов и мужей. Между тем ты виною всех бедствий,
Ибо открыто мирволишь сим воинам наглым — троянцам,
В ком и отвага преступна всегда, оттого что не могут
Шумом насытиться битвы, для всех одинаково страшной.
Всем насыщаются люди: и сном, и любовью отрадной,
И песнопением сладким, и стройным движениям пляски,
Хоть насладиться всем этим мы больше хотим, чем войною.
Только троянцы одни ненасытно сражения алчут".
Так говоря, Менелай беспорочный с убитого мужа
Снял обагренные кровью доспехи и отдал дружине.
Сам же, вернувшись, с бойцами передними снова смешался.
Сын Пилемена царя той порой на него устремился,
Гарпалион, кто отцу дорогому сопутствовал в Трою.
Но не вернулся обратно в любезную отчую землю.
Дротом в средину щита Менелая ударил он близко,
Но оказался не силах насквозь пронизать его медью
Быстро к толпе он друзей отступил, уклоняясь от Парки,
Вкруг озираясь из страха, не ранит ли кто его медью.
И Мерион, издалека стрелу в отступавшего бросив,
В правое ранил бедро, и, пройдя под седалищной костью,
Вышло с другой стороны острие, чрез пузырь пролетевши.
Вмиг он присел, а потом на руках у товарищей милых
Дух испустил и лежал, словно червь, по земле распростертый.
Черная кровь вытекала струею, песок орошая.
И Пафлагонцы, отвагой дыша, хлопотали вкруг тела,
На колесницу его положили, терзаемы грустью,
И в Илион отвезли. С ними шел и родитель, рыдая,
Видя, как мертвого сына покинуло жизни дыханье.
Сильно разгневался в сердце Парис из-за смерти героя,
Ибо средь всех пафлагонцев ему приходился он гостем.
Гневом в душе воспылав, он стрелу медноострую бросил.
Некий был муж Евхенор, прорицателя сын Полиида,
Храбрый весьма и богатый, имевший жилище в Коринфе.
Знал он, садясь на корабль, что жестокая ждет его Парка.
Ибо не раз Полиид говорил ему, старец разумный,
Что или дома ему от ужасной болезни погибнуть,
Или упасть от троянской руки пред судами ахейцев.
Он избежал заодно и обидных укоров ахеян,
И ненавистной болезни, в душе убоявшись страданий.
Ранил его Приамид ниже уха и челюсти. Тотчас
Вышла из тела душа и глубокая тьма его скрыла.
Так поражая друг друга, они бушевали, как пламя.
Гектор, любезный Зевесу, еще не узнал и не ведал,
Что от оружья данайцев погибло налево от флота
Много троянских мужей, что, быть может, победа ахеян
Станет решительной вскоре — так сильно земли колебатель
Дух аргивян ободрял, да и сам помогал своей мощью.
Гектор стоял, где впервые прошел чрез ворота и стену,
Силой прорвавши густые ряды щитоносцев данайских.
Там, на возвышенный берег извлекши из моря седого,
Протезилай и Аякс поместили суда свои рядом;
Ниже чем в прочих местах аргивяне сложили там стену;
Там же сильнее всего бушевали герои и кони.
Тою порой беотийцы, ионяне в длинных хитонах,
Фояне, локры, равно как покрытые славой эпейцы
От кораблей отражали с трудом, но прогнать не сумели
Гектора, кто налетал, неустанный, похожий на пламя.
В первом стояли ряду из афинян отборные мужи.
Их предводил Менесфей, храбрый сын Петеоса, а также
Стихий, Фидас и могучий Биас. А Мегес, сын Филея,
Дракий с бойцом Амфионом ряды предводили эпейцев.
Фоян Медон предводил, а равно непреклонный Подаркес.
Сыном побочным Медон богоравного был Оилея,
Братом чрез то приходился Аяксу, но жил он в Филаке,
Вне своей отчей земли, ибо мужа убил на отчизне,
Мачехи Эриопиды, жены Оилеевой, брата.
Храбрый Подаркес был сыном царя Филакида — Ификла.
Оба они выступали пред строем воинственных фоян,
И, защищая суда, с беотийцами рядом сражались.
Все это время Аякс, сын царя Оилея проворный,
Не отходил ни на шаг от Теламонида Аякса.
Точно как двое быков темнокрасных по цельному пару
Крепко сколоченный плуг с одинаковым тащат усердьем,
Так что у корня рогов на них пот проступает обильный,
Все же влекут они плуг, по краям разрезающий пашню,
Рядом идя бороздой, лишь ярмом разделенные гладким:
Так они близко держались и обок стояли друг друга.
Но с Теламоновым сыном пришли и товарищи мужи,
Силой гордясь и числом; они щит, чередуясь, держали,
Если усталость и пот изнуряли колени героя;
Локры же в строй не пошли за вождем Оилеевым сыном,
Не закаленное сердце имея в бою рукопашном.
Не было даже у них густогривых блистающих шлемов,
Не было светлых щитов округленных, ни ясенных копий.
Лишь полагаясь на лук и на пращи из шерсти овечьей,
Под Илион крепкостенный они за Аяксом приплыли.
Часто стрелами они сокрушали фаланги троянцев.
Так впереди перед всеми Аяксы в доспехах прекрасных
С войском троянцев сражались и Гектором в панцире медном,
А позади притаилися локры, стреляя из лука.
И позабыли троянцы про бой: одолели их стрелы.
Тою порой к Илиону, открытому ветрам, троянцы
Грустно ушли бы назад от судов и палаток ахеян,
Если бы Полидамас не сказал, подойдя к Приамиду:
"Гектор, всегда ты упрям и ничьим увещаньям не внемлешь.
Не оттого ли, что бог отличил тебя доблестью бранной,
Ты и возмнил, что умней, чем другие, советовать можешь?
Только едва ли все это один совместить в состояньи.
Боги дают одному отличаться военным искусством,
Этому — пляской, другому игрою на цитре и пеньем,
А у иного в груди громовержец Олимпа внедряет
Мудрость, — плодами ее наслаждается множество смертных.
Мудрый спасает других и себе он бывает полезен.
Ныне советовать стану, что кажется мне наилучшим.
Всюду, тебя окружая, все поле сраженья пылает.
Храбрые сердцем троянцы, чрез ров перешедши и стену,
Частью стоят в стороне под оружием, частью воюют
В меньшем числе против многих, рассеяны пред кораблями.
Лучше теперь отступи, собери всех героев храбрейших.
Вместе тогда и обсудим, какое принять нам решенье,
Приступом взять ли суда многогребные храбрых данайцев, —
Ежели кто из богов даровать пожелает нам силу, —
Или назад от судов многогребных уйти невредимо.
Сильно боюсь, что вчерашний нам долг возместят аргивяне.
Муж ненасытный в сраженьи, у них на судах пребывает;
Он, опасаюсь, недолго захочет остаться вне боя".
Так он сказал, и понравилось Гектору мудрое слово.
Тотчас с своей колесницы на землю он спрыгнул в оружьи,
И, обращаясь к герою, крылатое слово промолвил:
"Полидамас, ты бы сам всех собрал здесь храбрейших героев.
Я же отправлюсь туда, беспощадному бою навстречу.
После назад возвращусь, как все нужные дам приказанья".
Молвил и вдаль устремился, похожий на снежную гору,
Зычно крича, полетел меж троянских дружин и союзных.
Гектора окрик услышав, герои толпой поспешили
К Полидамасу, душою отважному сыну Панфоя.
Гектор пошел по переднему ряду, ища, не найдет ли
Славного силой Гелена царя и вождя Деифоба,
Азия сына Гортака. И сына его Адамаса.
Только нигде их не мог отыскать невредимых и целых.
Ибо одни на Ахейских кормах корабельных лежали,
С милой душою простясь под оружьем отважных данайцев,
А остальные страдая от ран за стеной находились.
И повстречался ему от плачевного боя налево
Богоподобный Парис, муж прекрасноволосой Елены.
Милых товарищей он ободрял, побуждая сражаться.
Гектор, к нему подошедши, обидное вымолвил слово:
"Горе — Парис, женолюбец, прекрасный лицом обольститель!
Где, говори, Деифоб, где Гелен, благородный владыка,
Где Азиад Адамас и сам Азий, сын храбрый Гиртака?
Отрионей где воинственный? Ныне высокая Троя
К гибели мчится стремглав, — и твоя несомненна погибель".
И, возражая ему, Александр боговидный промолвил:
"Гектор, отрадно тебе обвинять и того, кто невинен.
Некогда я уклонялся от битвы, но только не нынче.
Ибо почтенная мать и меня родила не бессильным.
Ныне все время, с тех пор как дружины повел ты в сраженье,
Мы здесь стоим, и даем аргивянам отпор неустанно.
Те же герои убиты, о ком ты меня вопрошаешь
Только один Деифоб да Гелен, благородный воитель,
С поля вернулися живы, тяжелыми копьями оба
Ранены в руку, от смерти сберег их Кронид Олимпиец.
Ты нас теперь поведи, куда сердце тебя направляет,
Мы же последуем все за тобою, усердия полны.
Только хватало бы сил, недостатка не будет в отваге.
Свыше же сил воевать, как бы кто ни желал, — невозможно".
Так говоря, успокоил он сердце могучего брата.
Ринулся Гектор туда, где сраженье кипело сильнее
Вкруг Кебриона вождя, беспорочного Полидамаса,
Фалка, Орфея, Аскания и Полифета героя,
Пальмиса, также Мориса, от Гиппотиона рожденных.
Все из Аскании тучной с вчерашней явились зарею,
Воинам прежним на смену: Зевес побуждал их сражаться.
Точно великая буря при встрече бушующих ветров
С громом Зевеса отца устремляется вниз на долину,
Падает с грохотом страшным на воды морские, и тотчас
Волны покроются пеной среди многошумного моря
И серебрятся, вздуваясь, и скачут одна на другую:
Так и троянцы, сплотясь, подвигалсь одни за другими
И за вождями стремились, покрыты сверкающей медью.
Гектор шел первым, похож на Арея, губителя смертных.
Перед собою держал он свой щит равномерно округлый,
Крепкой обтянутый кожей и толстою медью обшитый.
Шлем у него над челом пламенел, меднояркий и веял.
Все обошел он фаланги ахейских дружин, испытуя,
Сможет ли он их прорвать, под прикрытьем щита наступая.
Только души не смутил он в груди непреклонных данайцев.
Первый, широко ступая, Аякс вызывающе крикнул:
"Ближе ступай, горемычный. Зачем понапрасну пугаешь
Войско ахеян? И мы не без опыта в деле военном.
Но смирены аргивяне бичем беспощадным Зевеса.
Верно, надеешься в сердце предать корабли разграбленью?
Руки же есть и у нас для защиты судов быстроходных.
Раньше, надеюсь, погибель настигнет ваш город богатый,
Нашими взятый руками, разрушенный до основанья.
И для тебя, уповаю, уже недалеко то время,
Как, убегая ты взмолишься Зевсу и прочим бессмертным,
Чтобы скорее, чем соколы, кони твои полетели,
В город с тобою спасаясь и пыль по долине вздымая".
Только что кончил он слово, как справа поднялася птица —
Быстро парящий орел. Ободренные знаменьем добрым,
Вскрикнуло войско ахеян. А Гектор блистательный молвил:
"О, пустомеля Аякс! О, хвастливый болтун, что сказал ты?
Если бы столь несомненно всю жизнь считался я сыном
Эгидодержца Зевеса, рожденным почтенною Герой,
Если б меня почитали, как чтят Аполлона с Афиной,
Как несомненно, что нынешний день принесет вам погибель,
Всем без изъятья. И ты, в их числе, умерщвленный поляжешь,
Если дерзнешь дожидаться копья моего, что разрежет
Нежную кожу твою. И тогда, пред судами свалившись,
Воронов наших и псов своим жиром и мясом насытишь".
Так говоря, он пошел, а за ним все вожди устремились,
Крик издавая ужасный, а сзади кричало все войско.
Вскликнули также ахейцы, в душе не забыв про отвагу,
Но поджидая бесстрашно троянских вождей наступавших.
Клики двух воинств достигли эфира и света Зевеса.
ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Усыпление Зевса.
Нестор еще наслаждался питьем, когда клики услышал.
Он Эскулапову сыну крылатое слово промолвил:
"О, Махаон богоравный, подумай, чем кончится это?
Крики бойцов молодых пред судами становятся громче.
Но оставайся сидеть и вином наслаждайся искристым,
Выжди, пока Гекамеда, прекрасноволосая дева,
Теплую баню нагреет и прах с тебя смоет кровавый.
Я же разведаю все, поспешив на дозорное место".
Так произнесши, надел он округлый, стоявший в палатке,
Щит Фразимеда, коней укротителя, милого сына,
Медью сверкавший: с отцовским щитом Фразимед удалился.
Тяжкое взял он копье, на конце заостренное медью,
Выйдя из ставки, он вскоре увидел печальную битву,
Как отступали данайцы, а войско надменных троянцев
Сзади на них напирало, низринув ахейскую стену.
Точно как ветров свистящих предчувствуя скорую близость,
Дальнее море темнеет, колебля безмолвные волны
Ровно на месте одном, ни туда, ни сюда не бросая,
Долго, пока не примчится от Зевса решающий ветер:
Так колебался старик, обсуждая в душе два решенья,
Лучше ли броситься в битву в толпу быстроконных данайцев,
Или к Атриду пойти Агамемнону, пастырю войска.
И, размышлявшему так, показалось ему наилучшим
К сыну Атрея пойти. А бойцы той порою друг друга
В битве рубили, сражаясь, и громко вкруг тел их звенела
Медь под ударами тяжких мечей или копий двуострых.
Вскоре ему повстречались владыки, взращенные Зевсом;
Ранены острою медью, они из судов своих вышли,
Царь Диомед, Одиссей и могучий Атрид Агамемнон.
Все корабли далеко от сражения сдвинуты были
На берег моря седого. Передний лишь ряд аргивяне
Вплоть извлекли до равнины, стеной обведя пред кормами,
Ибо морское прибрежье, при всей ширине, не могло бы
Все корабли их вместить и войскам приходилось бы тесно.
Вот почему они флот разместили уступообразно,
Берег залива наполнив, пространство от мыса до мыса.
Вышли вожди, чтоб разведать причину смятенья и криков
И, опираясь на копья, вперед направлялись, безмерно
Горем терзаясь в душе. Той порой им навстречу попался
Нестор старик и сердца в их груди взволновал он испугом.
С речью к нему обращаясь сказал Агамемнон владыка:
"Сын благородный Нелея, великая слава Ахеян,
Нестор, зачем ты пришел, мужегубную битву покинув?
Сильно боюсь, как бы Гектор могучий не выполнил слова,
Как угрожал он недавно в троянских рядах, похваляясь,
Что в Илион от судов мореходных вернется не раньше,
Чем корабли уничтожит огнем и убьет всех данайцев;
Так он тогда угрожал, и все это сбывается ныне.
Боги, ужель и другие ахейцы в прекрасных доспехах
Гнев, на подобье Ахилла, в душе на меня затаили
И оттого пред кормами судов не желают сражаться!"
И, отвечая, сказал ему Нестор, наездник Геренский;
"Все это нынче сбылось, очевидными бедствия стали,
Сам бы высокогремящий Зевес не сумел отменить их.
Ибо стена уже пала, которую все мы считали
Несокрушимым оплотом судов и ахейского войска.
Ныне близ быстрых судов они бой завязали упорный,
И невозможно узнать, как бы ты наблюдать ни старался,
По направленью какому гонимые мчатся ахейцы.
Всюду их бьют без разбора и крики доходят до неба.
Дайте ж, обсудим теперь, чем окончится это. Быть может,
Мудрость спасет нас. Лишь в бой не советую вам я вернуться,
Ибо никак невозможно, чтоб раненый воин сражался".
Снова к нему обратился владыка мужей Агамемнон:
"Если, о, Нестор, враги пред кормами судов уж воюют,
Если и ров, и стена крепкозданная не помогли нам,
Хоть аргивяне не мало над ними трудились, в надежде
Несокрушимый оплот для себя и для флота построить —
Знать всемогущему Зевсу Крониду так было угодно,
Чтобы вдали от Эллады погибли ахейцы без славы.
Прежде я ведал, когда аргивян защищал он охотно,
Ведаю ныне, что он возвеличить желает троянцев,
Словно блаженных богов, и связал наши мощные руки.
Дайте ж поступим теперь, сообразно тому, что скажу вам:
Те корабли, что поближе лежат от воды на прибрежье,
Сдвинем скорей, совлечем на поверхность священного моря,
Там утвердим их высоко на якорных камнях, покуда
Снидет священная ночь и троянцы от битвы устанут.
А с наступлением ночи все сдвинем суда остальные,
Ибо не стыдно бежать от погибели даже средь ночи.
Лучше бежать и спастись. Чем остаться и сделаться пленным".
Но, исподлобья взглянув, Одиссей многоумный промолвил:
"Слово какое, Атрид, из уст твоих вырвалось ныне.
О, злополучный, тебе над трусливым бы властвовать войском,
А не начальствовать нами, которым Зевес Олимпиец
Много опаснейших войн предоставил успешно окончить,
С детства до старости самой, пока не умрет из нас каждый.
Так ли желаешь покинуть широкодорожную Трою,
Из-за которой мы столько уже претерпели несчастий?
Лучше молчи, чтоб никто из ахейских дружин не услышал
Слова, какого из уст никогда бы не выпустил воин,
Кто в своих мыслях умеет разумно обдумывать речи,
Кто скиптродержцем рожден и кому повинуется войско,
Столь же большое числом, как данайцы, которыми правишь.
Я отрицаю и пользу совета, который даешь нам,
Ибо в то время, как длится смятенье и битва, велишь ты
В море совлечь корабли оснащенные, чтобы троянцам
Большую радость доставить, уже победителям в битве,
Нам же погибель и смерть. Благородные дети ахеян
Не устоят среди боя, едва мы суда наши сдвинем,
Битву покинут они, озираясь, как броситься в бегство.
Тою порой твой совет нас погубит, владыка народов".
И, отвечая, промолвил владыка мужей Агамемнон:
"Тяжко мне душу пронзил, Одиссей, ты укором жестоким.
Я никогда не велел, чтобы храбрые дети ахейцев
Против желанья спустили суда на священное море.
Пусть же разумный совет кто-нибудь между вами предложит,
Муж молодой или старый: он будет равно мне любезен".
И отозвался средь них Диомед, среди боя отважный:
"Близок тот муж, не искать вам его, если слушать хотите.
Не осуждайте меня и не гневайтесь в сердце за то лишь,
Что между вами из всех прихожусь по рождению младшим.
Тем я горжусь, что рожден от героя отца, — от Тидея,
Мужа, кого подле Фив покрывает высокая насыпь.
Трое детей беспорочных родилося встарь у Порфея:
Жили в Плевроне они, а равно в Калидоне скалистом,
Агрий, Мелас и Эней — кто отца моего был родитель —
Третий из них по летам, но по воинской доблести первый.
Он в Калидоне остался, отец же мой, долго блуждая,
В Аргосе дом свой построил: так Зевс пожелал и все боги.
В жены избрал он Адрастову дочь, обитая в чертоге,
Благами жизни богатом, владея обширным участком
Тучной земли, окруженной густыми рядами деревьев,
Много имея скота. И средь всех аргивян отличался
Он как метатель копья. Вам известно, что все это правда.
Вот почему не считайте меня по рожденью бессильным,
Не презирайте совета, который скажу вам, обдумав.
В битву идем, не взирая на раны: нужда заставляет.
Сами держаться мы будем вне стрел, от сраженья поодаль,
Чтобы вторично никто не был ранен на раненом месте.
Только других, побуждая, отправим в смятение битвы,
Тех, кто теперь, прохлаждаясь, стоят в стороне и не бьются".
Так он сказал, и они подчинились, послушны совету,
В битву пошли, предводимы владыкой народов Атридом.
Славный земли колебатель меж тем сторожил не напрасно,
Но, уподобившись старцу, пошел полководцам навстречу,
Взял Агамемнона, сына Атрея, за правую руку
И, обращаясь к герою, крылатое слово промолвил:
"Ныне, должно быть, Атрид, веселится в груди Ахиллеса
Злобное сердце при виде убийства и бегства ахеян!
Ибо в жестокой душе его нет состраданья нисколько,
Но да погибнет сей воин, пусть бог поразит его горем.
Нет, не в конец на тебя рассердились блаженные боги.
Будет пора, и вожди, и советники войска троянцев
Пыль по долине поднимут, и сам ты увидишь глазами,
Как побегут они в город от ваших судов и палаток".
Так говоря, он пронзительно крикнул и ринулся полем.
Точно как если б в сраженьи воскликнуло девять иль десять
Тысяч отважных мужей, приступающих к распре Арея:
Так из могучей груди знаменитый земли колебатель
Голос издал той порою. И каждому в сердце ахейцу
Буйную силу вдохнул он и страсть воевать и сражаться.
А златотронная Гера в то время за всем наблюдала,
Стоя на выси Олимпа. Видала она Посейдона,
Милого брата родного и деверя, как подвизался
Он в мужегубном сраженьи, — и в сердце своем веселилась.
Также видала Зевеса сидящим на крайней вершине
Иды, обильной ключами, и был ей Зевес ненавистен.
Стала тогда размышлять волоокая Гера богиня,
Как обольстить бы ей разум Эгидодержавного Зевса.
И показалось богине в душе наилучшим решеньем
Принарядиться сперва и взойти на высокую Иду,
Не пожелает ли Зевс Олимпиец вблизи ее тела
В сладкой любви опочить, не прольет ли она на ресницы
И на сознанье его исцеляющий сон благодатный.
Гера пошла в свой покой, что Гефест, милый сын, ей построил,
К притолкам крепкие двери привесивши с тайным засовом.
Так чтоб никто из бессмертных его не умел отодвинуть.
Гера, вошедши туда, притворила блестящие двери.
Прежде всего она смыла всю грязь с обольстительной кожи
Светлой амврозией; после вся жирным натерлась елеем,
Что находился у ней, благовонный, божественно нежный:
Стоило тронуть его в меднозданном чертоге Зевеса,
И аромат разливался кругом по земле и по небу.
Этим елеем она умастивши роскошное тело,
Волосы стала чесать, заплетая руками их в косы;
Светлые, пышно они с головы ниспадали нетленной.
В легкий богиня затем облачилась покров, что Паллада,
Долго трудясь, ей соткала, и дивным шитьем испестрила.
Пряжками этот покров на груди застегнув золотыми,
Гера приладила пояс, украшенный ста бахромами,
Яркие вдела в отверстья ушей, проколотых ровно,
Серьги о трех жемчугах и большой красотой засияла.
Дивная в сонме богов покрывалом окуталась сверху,
Сшитым недавно, прекрасным, сияющим, точно как солнце,
Пару сандалий красивых к блестящим ногам подвязала.
И, украшения все возложив на прекрасное тело,
Вышла из спальни она и, поодаль от прочих бессмертных
В сторону взяв Афродиту, такое ей слово сказала:
"Ныне, дитя дорогое, мою ты исполнишь ли просьбу,
Или, быть может, откажешь, за то на меня негодуя,
Что аргивян защищаю, а ты помогаешь троянцам?"
Ей, отвечая, промолвила Зевсова дочь Афродита:
"Кроноса славного дочь, о, богиня почтенная Гера,
Выскажи просьбу; душа побуждает меня согласиться,
Если исполнить могу, если просьба твоя исполнима".
В мыслях коварствуя, ей отвечает почтенная Гера:
"Дай мне на время ту силу любви и желаний, которой
Всех ты равно покоряешь бессмертных и смертнорожденных.
Ныне к пределам иду плодоносной земли, чтоб увидеть
И Океана, — отца всех бессмертных, — и мать их Тефису,
Тех, что в чертоге своем воспитали меня и взрастили,
Взявши у Реи богини, в то время как Зевс Громовержец
Кроноса с неба низверг под пустынное море и землю.
Их посетить я иду и раздор прекратить непрерывный,
Ибо уж долгое время они избегают друг друга,
Гневом объятые в сердце, от ложа любви уклоняясь.
Если я речью смогу убедить их любезное сердце,
Если опять приведу их на ложе в любви сочетаться,
Вечно они меня будут желанною звать и почтенной".
Ей отвечала на то Афродита с улыбкою нежной:
"Нет, не хочу и нельзя твоего не исполнить желанья,
Ибо в объятьях ты спишь Громовержца верховного Зевса".
Так говоря, на груди она пояс цветной развязала,
Дивно расшитый, в котором таились все чары богини:
В нем и любовь, и желанья, и сладкие сердцу беседы,
В нем и соблазн речей, ослеплявший порою и мудрых.
Пояс вручила она и такое промолвила слово:
"Вот он, бери и на грудь положи этот пояс узорный,
Все в нем скрываются чары и с ним ты, надеюсь, вернешься,
Не безуспешно свершив то, что ныне затеяла в мыслях".
Так говорила она; улыбнулась почтенная Гера
И, улыбаясь, на грудь положила узорчатый пояс.
В пышный чертог свой вернулась Зевесова дочь Афродита,
Гера же вдаль устремилась, покинув вершину Олимпа,
И Пиерию пройдя, и страну Эмафии прекрасной,
К снежным горам полетела фракийцев, наездников резвых,
К их высочайшим вершинам, земли не касаясь ногами,
После, минуя Афон, понеслась через бурное море,
И на Лемнос опустилась и прибыла в город Фоаса.
Там она Сон повстречала, кто братом приходится Смерти,
За руку бога взяла и такое промолвила слово:
"Сон, о, владыка всеобщий бессмертных и смертнорожденных,
Некогда просьбы мои исполнял ты, исполни и ныне.
Я же пребуду за это тебе навсегда благодарной.
Ты усыпи мне у Зевса под веками светлые очи
В самый тот миг, когда лежа, мы с ним насладимся любовью.
Трон подарю я тебе весь из золота, дивный, нетленный.
Сын мой любезный, Гефест обоюдохромой, потрудившись,
Сам изготовит его, а для ног прикрепил он скамейку,
Где, восседая в пирах, будешь белые ноги покоить".
И, отвечая на это, промолвил ей Сон безмятежный:
"Кроноса славного дочь, о, богиня почтенная Гера!
Я бы другого кого из богов, существующих вечно,
Мог без труда усыпить, даже бурный поток Океана,
Бога, который рождение дал остальным всем бессмертным.
Только к Зевесу Крониду приблизиться я не осмелюсь,
Не усыплю я его, коли сам он того не прикажет.
Ибо уже умудрен я твоею подобною просьбой,
В день, когда славный воитель, бестрепетный сын Громовержца,
От Илиона отплыл, разрушивши город троянцев.
Разум тогда усыпил я Эгидодержавного Зевса,
Нежно его обнимая. Ты ж гибель готовя Гераклу,
Подняла ветров дыханье поверх разъяренного моря
И отнесла его вдаль к населенному острову Косу
Прочь от товарищей всех. А проснувшись Кронид рассердился.
Всех разогнал он богов по чертогу, меня же всех больше
Гневно искал и с небес, уничтожив, низринул бы в море,
Если бы Ночь не укрыла, царица людей и бессмертных.
К ней убежал я, спасаясь, и Зевс, хоть рассерженный сильно,
Тотчас отстал: огорчить быстролетную Ночь он боялся.
Ныне опять мне велишь невозможное дело исполнить".
И волоокая так отвечала почтенная Гера:
"Сон, о, зачем ты об этом теперь вспоминаешь напрасно?
Разве боишься, что Зевс за троянцев заступится так же,
Как рассердился тогда из-за милого сына Геракла?
Лучше идем, и тебе я хариту одну из юнейших
В жены отдам, называть ее будешь супругой любезной,
Ту, по которой всегда ты томился в душе — Пазифею".
Так она молвила. Сон, восхищенный, сказал, отвечая:
"Ты поклянись мне сперва непреложною Стикса водою,
Правой рукою коснись необъятной земли плодоносной,
Левой — зеркального моря, и пусть нам свидетели будут
Все под землею живущие с Кроносом вечные боги,
Что необманно отдашь мне хариту одну из юнейших,
Ту, по которой всегда я томился в душе — Пазифею".
Так он сказал. Подчинилась ему белорукая Гера,
Клятву дала, как велел он, и всех поименно назвала
В Тартаре скрытых богов, которым названье — Титаны.
После того, как она присягнула и клятву свершила,
Оба, окутаны тучей, обратной помчались дорогой,
Имбр и город Лемнос позади за собою оставив.
К Иде, отчизне зверей, прилетели они многоводной,
К мысу Лектону, где прежде покинули море; оттуда
Сушей пошли — и леса под ногами их низко качались.
Сон оставался там ждать, чтобы Зевс не видал его близко;
С этою целью он влез на громадную ель, что на Иде
В те времена поднималась по воздуху в область эфира.
Там, средь еловых ветвей, притаился он, образ принявши
Птицы, живущей в горах, голосистой, которую боги
Все называют Халкидой, а смертные люди — Килиндой.
Гера меж тем поспешила взобраться на Гаргар — вершину
Иды высокой — и Зевс увидал ее, туч собиратель.
Только ее он заметил — и страсть в нем окутала разум,
Точно в тот день, как впервые они сочетались любовью,
Оба на ложе взойдя, от родителей милых украдкой.
К ней подошел Громовержец и слово сказал, вопрошая:
"Гера, куда так поспешно с Олимпа шаги направляешь?
Ни колесницы твоей не видать, ни коней быстроногих".
В мыслях лукавя, ему отвечала почтенная Гера:
"Я отправляюсь к пределам земли плодоносной, чтоб видеть
И Океана, отца всех бессмертных, и мать их Тефису,
Тех, что в чертоге своем воспитали меня и взрастили,
Их навестить я иду и раздор прекратить непрерывный,
Ибо уж долгое время они избегают друг друга,
Гневом объятые в сердце, от ложа любви уклоняясь.
Кони стоят у подножия Иды, богатой ключами;
Быстро они понесут меня всюду по морю и суше.
Ради тебя с Олимпийской вершины сюда я спустилась,
Чтоб не сердился ты после, когда бы украдкой пошла я
В пышный чертог Океана, текущего в русле глубоком".
"И, отвечая, сказал ей Зевес, облаков собиратель:
"Гера, успеешь и после отправиться в дом Океана.
Ныне любовью с тобою давай насладимся на ложе,
Ибо ни разу любовь ни к богине, ни к женщине смертной,
Не покоряла так сильно меня, вокруг сердца разлившись.
Так никогда не любил я супруги царя Иксиона,
Что родила Пирифоя, с бессмертными равного мужа,
Ни белоногой Данаи, Афризия дочери дивной,
Что родила мне Персея, славнейшего в сонме героев,
Ни красотою прославленной дочери Феникса милой,
Что родила мне Миноса, а также бойца Радамаса.
Так не любил я Семелы, ни в Фивах прекрасной Алкмены,
Что родила мне Геракла, отважного сердцем ребенка,
А Дионисий рожден был Семелой, — отрада для смертных.
Так не любил я Деметры, царицы прекрасноволосой,
Ни знаменитой Латоны, ни даже тебя, о, супруга.
Весь я исполнен любви и охвачен желанием сладким".
В мыслях лукавя, ему отвечает почтенная Гера:
"О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил!
Хочешь на ложе теперь насладиться со мною любовью
Здесь, на возвышенной Иде, открытой для глаз отовсюду?
Что если нас кто-нибудь из богов, существующих вечно,
Спящими вместе увидит, а после расскажет всем прочим?
Вставши от ложа любви, не вернусь я потом в меднозданный
Твой Олимпийский чертог; то казалось бы мне непристойным.
Если же вправду желаешь и так твоей воле угодно,
Есть у нас спальный покой, что возлюбленный сын нам построил,
Славный Гефест, кто повесил на притолки крепкие двери.
Там мы и можем прилечь, если ложе тебя привлекает".
И, отвечая, сказал ей Зевес, облаков собиратель:
"Гера, не бойся, чтоб кто из богов или смертнорожденных
Спящими нас увидал: таким я густым приукрою
Облаком нас золотым. К нам и солнце тогда не проникнет,
Солнце, которого свет, проникая повсюду, все видит".
Так произнесши, Кронид заключает супругу в объятья.
Тотчас под ними земля возрастила цветущие травы,
Лотос, покрытый росой, и шафран, и цветы гиацинта,
Нежные, пышногустые, высоко вздымавшие стебли.
Там они оба легли, золотым осененные сверху
Облаком дивным, откуда, сверкая, роса ниспадала.
Так на возвышенном Гаргаре Зевс опочил безмятежно,
Геру в объятьях держа, побежденный и сном и любовью.
Сладостный Сон, между тем, побежал к кораблям быстроходным
С вестью спеша к Посейдону, кто землю колеблет и держит.
Близко к нему подойдя, он крылатое слово промолвил:
"Ныне, о, царь Посейдон, помогай благосклонно ахейцам,
Славу им в битве даруй хоть на краткое время, покуда
Зевс почивает. Глубоко я сном его сладким окутал.
Гера прельстила Кронида, чтоб с нею в любви опочил он"!
Так говоря, к племенам он разумных людей удалился,
Больше еще побудив Посейдона на помощь данайцам.
Бросившись к первым рядам, так воскликнул земли колебатель:
"Снова ли Гектору мы, аргивяне, уступим победу,
Сыну Приама, чтоб взял корабли он и славой покрылся?
Так он хвалился, грозя, оттого что Ахилл быстроногий
На мореходных судах пребывает, терзаемый гневом.
Только по воине этом недолго бы мы тосковали,
Если бы сами все ринулись в бой, помогая друг другу.
Дайте, о други, теперь покоритесь тому, что скажу вам:
Бросим на плечи щиты, покрупней отобрав и покрепче,
Головы медью покроем далеко блистающих шлемов,
В руки же копья возьмем подлинней и отправимся в битву.
Я поведу вас вперед и недолго тогда, уповаю,
Гектор останется в поле, хотя он неистовством дышит.
Если же с легким щитком между нами есть доблестный воин,
Слабому пусть отдает этот щит и берет себе лучший".
Так он промолвил. Они же поспешно ему покорились.
Сами цари, хоть страдая от ран, их построили в битву, —
Храбрый Тидид, Одиссей и владыка Атрид Агамемнон.
Всю они рать обошли и обмен совершили оружья,
Лучшее лучшим давали, оставивши худшее худшим.
И аргивяне, облекшись вкруг тела блестящею медью,
В битву пошли; предводил их земли колебатель могучий,
Тяжкой рукою сжимая губительный меч длинноострый,
Блеском похожий на молнию: с ним невозможно тягаться
В сече кровавой, — он страхом удерживал храбрых героев.
В свой же черед и троянцев построил блистательный Гектор
Спор беспощадного боя тогда меж собой завязали
Бог Посейдон темнокудрый и Гектор, блистательый смертный,
Этот бесстрашных троянцев, а тот аргивян защищая.
Море кипело, шумя, близь судов и палаток ахейских,
Тою порой, как войска с ужасающим криком столкнулись.
Но и морские валы не дробятся так шумно об землю,
Если Борей их повсюду подъемлет дыханием грозным,
С силой такой и пожар не гудит, распылавшись далеко
В чаще лесной, когда пламя встает и весь лес пожирает,
Ветер так громко не воет в вершинах дубов густокудрых,
Ежели он, разыгравшись, бушует с неистовой силой,
Как закричали тогда аргивяне и мужи троянцы.
С криком ужасным герои одни на других устемились.
Первый ударил Аякса копьем шлемовеющий Гектор,
Прямо лицом обращенный к герою, и не промахнулся.
В грудь он попал, где сходились два пояса, стянутых крепко,
Первый с щитом. А другой. Что поддерживал меч среброгвоздый.
Нежное тело они защитили. Разгневался Гектор,
Видя, что острая медь полетела напрасно.
Быстро к толпе он друзей отступил, убегая от Парки.
Только что он повернулся, Аякс Теламонид великий
Камень приподнял из тех, что тогда меж ногами ахейцев
Кучей валялись, опорой служа для судов быстроходных,
И через обод щита поразил его в грудь, подле шеи.
Камень он кубарем бросил и тот полетел, завертевшись.
Точно как падает дуб от удара гремящего Зевса,
Вырванный с корнем, и серы зловещий разносится запах,
Бодрости духа лишая того, кто вблизи это видит,
Ибо ужасны перуны великого Зевса Кронида:
Также мгновенно и Гектор на землю во прах повалился.
Древко из рук уронил он, и щит покатился со шлемом,
Звякнули громко на нем испещренные медью доспехи.
С криком пронзительным дети ахейцев к нему подбежали,
Тело надеясь увлечь и бросая несчетные стрелы.
Только никто из ахеян не мог предводителя войска
Ранить копьем иль мечем, ибо раньше вожди подоспели, —
Полидамас и Эней, и герой Агенор богоравный,
И Сарпедон, полководец ликийцев, и Главк беспорочный.
Также другие друзья не покинули Гектора в поле,
Но оградили, уставив щиты, округленные ровно,
И понесли на руках из сраженья, пока не достигли
Быстрых коней, что вблизи от смятения битвы жестокой
Ждали, — возница держал их, на пышную став колесницу.
В город помчали они Приамида, стенавшего тяжко.
Вскоре друзья привезли его к броду реки светлоструйной,
Многопучинного Ксанфа, дитяти бессмертного Зевса.
Сняв с колесницы, они положили героя на землю
И поливали водой: он очнулся, глаза открывая.
После привстал на колени и харкать стал черною кровью,
Но опрокинулся снова на землю — и светлые очи
Сумрак окутал ночной: он еще оглушен был ударом.
Лишь увидали ахейцы, что Гектор герой удалился,
Как налетели опять на троянцев, подумав о битве.
Сын Оидея, проворный Аякс, впереди перед всеми
С острым копьем устремился и сына Энопса ударил
Сатния. Нимфою был он рожден беспорочной Наядой
Пасшему стадо Энопсу вблизи берегов Сатниея.
Сын Оилея, копьем знаменитый, подвинулся близко,
В пах его ранил и на земь поверг, а над телом героя
Гибельный бой завязали троянцы и дети ахеян.
Полидамас Панфоид за убитого мстителем вышел;
Бросив копье, он в плечо Профоэнора ранил
Арлеиликова сына, — копье чрез плечо пролетело.
Тотчас он в прах повалился, хватая ладонями землю.
Полидамас же тогда закричал, похваляясь безмерно:
"Нет, не напрасно опять, полагаю, копье пролетело,
Брошено мощной рукой непреклонного сына Панфоя.
Некий ахейский герой его в теле понес и, надеюсь,
В область Аида сойдет он, на это копье опираясь".
Так он хвалился, и больно ахейцам от слов его стало.
Всех же больней уязвил он словами отважное сердце
Теламонида Аякса: с ним рядом сражался убитый.
На отступавшего мужа он светлым копьем замахнулся,
Но Панфоид уклониться успел от погибели черной,
В сторону прыгнув; удар же достался бойцу Архелоху,
Сыну вождя Антенора; на смерть обрекли его боги.
В место ударил он, где голова прикрепляется к шее,
В верхний попал позвонок, обе шейные мышцы разрезав.
И голова Архелоха ноздрями и ртом, при паденьи,
Раньше коснулася праха, чем голени ног и колени.
Громко Аякс закричал, обращаясь к Панфоеву сыну:
"Полидамас, рассуди и скажи мне всю правду; ужели
Этот упавший герой Протоэнору не равноценен?
Сам не плохим он казался, а также родителей добрых.
Не Антенору ль, коней укротителю, братом иль сыном
Он приходился? Похож он весьма на родню Антенора".
Так вопрошал он, хоть знал хорошо; огорчились троянцы.
И Акамас, заступаясь за брата, копьем замахнулся
На беотийца Промаха, тащившего за ноги тело.
Громко тогда Акамас закричал, похваляясь безмерно:
"О, хвастуны, в похвальбах ненасытные дети ахейцев!
Нет, не одним только нам суждено и страдать, и трудиться.
Время настанет, и вы, умерщвленные, ляжете в поле.
Вот посмотрите, как спит укрощенный копьем моим острым,
Воин Промах; умертвил я его, чтобы брат мой недолго
Мщения ждал и возмездья. — Желал бы и всякий, чтоб дома
Родич подобный остался, на случай несчастия мститель".
Так он хвалился и больно ахейцам от слов его стало
Всех же больнее он грудь уязвил Пенелею герою.
На Акамаса пошел он, но тот нападенья не выждал.
Илионея тогда поразил Пенелей воевода,
Сына Фербаса, овцами богатого мужа, кто в Трое
Более прочих любим был Гермесом и взыскан богатством.
Мать от него родила одного только Илионея.
Ранил его Пенелей в основание глаза, под бровью,
И уничтожил зрачек. А копье через глаз пролетело
И до затылка проникло. Он сел и простер свои руки.
С острым мечем устремился герой Пенелей и ударил
В шею его посредине, и вмиг голова покатилась
Вместе со шлемом на землю; копье же снабженное медью,
Все еще было в глазу. И как маковый стебель с головкой,
Поднял копье Пенелей и врагам показал, похваляясь:
"Вы расскажите об этом, троянцы, родителям милым
Славного Илионея, да плачут о сыне в чертоге.
Но и супруга Промаха, вождя Алегенора сына,
Не возликует, встречая любимого мужа, в то время
Как на судах возвратимся из Трои мы, дети ахейцев".
Так он сказал, похваляясь, и дрожь охватила их члены.
Каждый из них озирался, чтоб гибели черной избегнуть.
Ныне поведайте мне, на Олимпе живущие Музы,
Кто их Ахеян всех раньше кровавые добыл доспехи,
В день как земли колебатель склонил на их сторону битву?
Первый Аякс Теламонид великий убил Гиртиада
Гиртия, храброго мужа, владыку бестрепетных мизян.
Вождь Антилох обнажил от доспехов Мермера и Фалка.
Гиппотиона с Морисом убил Мерион благородный.
Тевкр сразил Профоона, а также бойца Перифета.
Царь Менелай умертвил Гиперенора, пастыря войска;
В пах он его поразил и копье разорвало утробу,
Выйдя насквозь, и тогда чрез отверстье зияющей раны
Быстро умчалась душа, и глаза его мраком покрылись.
Больше же всех умертвил неприятелей сын Оилея:
С ним не равнялся никто быстротой, чтоб преследовать в битве
С поля бегущих мужей, когда Зевс поселяет в них ужас.
ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
Обратное бегство.
В бегстве назад миновав частокол и за ров перешедши,
Многих бойцов потеряв, укрощенных оружьем данайцев,
Подле своих колесниц в ожидании стали троянцы,
Бледны от страха, испугом объяты. В то время проснулся
Зевс на вершине Идейской, где спал с златотронною Герой.
На ноги быстро вскочив, увидал аргивян и троянцев:
Эти бежали толпой, а данайцы на них напирали.
Между рядами мужей он заметил царя Посейдона,
Также увидел, как Гектор средь поля лежал, а дружина
Окрест сидела. Он тяжко дышал и, лишенный сознанья,
Кровь изрыгал: не слабейший его поразил аргивянин.
И пожалел его видя, отец и людей и бессмертных.
Грозно взглянув исподлобья, он Гере богине промолвил:
"Это твоя, о несчастная Гера, зловредная хитрость.
Сделала Гектора к битве негодным и войско смутила.
Только не знаю, не первая ль ты насладишься плодами
Замыслов злобных своих, коль стрелами побью тебя грома.
Или не помнишь тот день, как с высокого неба повисла?
Две наковальни к ногам прикрепил я, надевши на руки
Крепкую цепь золотую, — ты же в тучах висела в эфире.
Все на пространном Олимпе тогда возмутилися боги,
Но, подступив, не могли развязать. И кого ни хватал я,
Взявши, с порога небес я швырял, и летел он, покуда
Падал на землю без сил. Но и этим в душе не смирил я
Скорби своей безутешной о богоподобном Геракле,
Ибо ты, злое замыслив, гнала его морем бесплодным,
Сильную бурю поднявши при помощи ветра Борея,
И отнесла, наконец, к населенному острову Косу.
Там я избавил его, перенесшего много страданий,
И возвратиться помог ему в Аргос, конями обильный.
Ныне об этом тебе я напомню, да бросишь лукавство,
Да убедишься, как мало любви помогло тебе ложе,
Где, удалясь от богов, ты со мной сочеталась обманно".
Так он сказал. Содрогнулась почтенная Гера богиня
И, отвечая Зевесу, крылатое молвила слово:
"Ныне клянусь я землею и небом пространным над нею,
Стикса водою подземной, — его же блаженные боги
Клятвой считают из всех величайшей и страшной, —
И головою твоею священной, и собственной нашей
Брачной постелью, а ей необдуманно клясться не стану, —
В том, что не волей моей Посейдон, потрясающий землю,
Гектору с войском троянцев вредит, помогая ахейцам.
Сам он к тому добровольно душою своей побуждаем.
Он аргивян пожалел, увидав пред судами их гибель.
Я же согласна ему посоветовать битву покинуть
И удалиться, куда лишь прикажешь, о, туч собиратель".
Молвила так. Улыбнулся отец и людей и бессмертных
И, отвечая супруге, крылатое слово промолвил:
"О, волоокая Гера почтенная, если б отныне
В мыслях со мной ты сходилась, в собранье богов заседая!
Скоро тогда Посейдон, хоть и сильно желая другого,
Должен был по сердцу мне и тебе свою волю направить.
Если ты истинно все говорила и с правдой согласно,
То отправляйся к бессмертным богам и сюда призови мне
Славного луком своим Аполлона с богиней Иридой.
С вестью Ирида пусть мчится к рядам аргивян меднобронных
И Посейдону владыке, земли колебателю, скажет,
Чтобы, покинув сраженье, в свои он вернулся чертоги.
Гектора ж Феб Аполлон пусть опять восстановит для битвы,
Новую силу вдохнет и поможет забыть ему боли,
Что удручают теперь его душу. Пусть снова ахейцев
Он повернет к кораблям и постыдное бегство устроит.
В бегстве они устремятся к судам многогребным Ахилла,
Храброго сына Пелея. Тот милого друга Патрокла
В битву пошлет, а его умертвит шлемовеющий Гектор,
После того как Патрокл погубит вблизи Илиона
Многих героев и сына средь них моего Сарпедона.
Мстя за Патрокла, Ахилл, вслед за тем умертвит Приамида.
С той лишь поры я устрою обратное бегство троянцев
От кораблей мореходных, пока не возьмут аргивяне
Трои высоколежащей, послушны совету Афины.
Но не отстану я раньше и сам от великого гнева,
И не позволю, чтоб кто из богов помогал аргивянам,
Прежде чем просьба Ахилла вполне не исполнена будет,
Как обещал я ему и своею кивнул головою,
В день как богиня Фетида колени мои обнимала
И умоляла почтить сокрушителя стен Ахиллеса".
Так он сказал. Не ослушной была белорукая Гера.
Тотчас с Идейских вершин на высокий Олимп устремилась.
Точно как мысль человека, кто многие земли изъездил,
Их облетает мгновенно, и думает сам он с собою:
"Быть бы мне там или там" — и о многом в душе вспоминает:
Так же почтенная Гера мгновенно домчалась до места.
Вскоре вступила она на высокий Олимп и в собраньи
Вечных богов очутилась, в чертоге Зевеса. И боги,
Геру увидев, вскочили, приветствуя кубками шумно.
Но, пропустив остальных, от прекрасноланитной Фетиды
Кубок она приняла; та навстречу ей кинулась первой
И, обращаясь к богине, крылатое молвила слово:
"Гера, зачем ты пришла? Ты мне кажешься страхом объятой.
Уж не Кронид ли тебя устрашил, твой супруг Олимпиец?"
И, отвечая на то, белорукая молвила Гера:
"Не вопрошай ты меня о подобном, богиня Фетида.
Знаешь сама, каково его сердце надменно и злобно.
Сядь меж богами в чертоге, в пиру председай равномерном.
Там среди прочих бессмертных услышишь, какими бедами
Зевс Олимпиец грозит. И никто, полагаю я, сердцем
Не возликует тогда, ни бессмертный, ни смертнорожденный,
Если теперь среди них кто-нибудь и пирует беспечно".
Так говоря, она села. И боги, сердясь, возроптали,
Сидя в чертоге Зевеса. Она ж улыбалась устами,
Но над бровями густыми чело оставалось печальным.
И, негодуя в душе, она с речью ко всем обратилась:
"Глупые, снова на Зевса мы все рассердились безумно.
Вот мы желаем к нему подойти и смирить его ярость
Словом иль силой. А он-то сидит в стороне, не кручинясь,
Не помышляя о нас, ибо верит, что в сонме бессмертных
Мощью и крепостью рук далеко всех других превосходит.
Вот почему и терпите, кому бы он зла ни готовил.
Ныне уже, полагаю, несчастье постигло Арея,
Ибо в сраженьи убит его сын, из героев милейший,
Вождь Аскалаф: исполинский Арей называл его сыном".
Молвила так. И Арей, опустив свои руки, ударил
Ими по бедрам могучим и слово промолвил, стеная:
"Не осуждайте меня, на Олимпе живущие боги,
Если за сына я мстить к кораблям аргивян отправляюсь.
Пусть мне судьба быть сраженным перунами Зевса Кронида
И меж телами убитых лежать среди крови и праха".
Так произнесши, он Страху и Трепету дал приказанье
Впрячь лошадей и в доспехи блестящие сам облачился.
Так бы в тот день навлекли на себя вечносущие боги
Гнев и возмездие Зевса, страшнее и хуже, чем прежде,
Если б Афина Паллада, за всех опасаясь бессмертных,
Не устремилась к преддверью, покинувши трон, где сидела.
Быстро богиня сняла с него шлем, так же щит округленный,
Вырвала древко из мощной руки и поставила близко,
И, негодуя, сказала жестокому богу Арею:
"Знать ты рассудка лишен и погиб, о, несчастный. Напрасно
Уши имеешь, чтоб слышать. И разум и стыд потерял ты?
Разве не слышал того, что сказала нам Гера богиня,
Та, что вернулась недавно от Зевса отца Олимпийца?
Иль самому захотелось всю меру несчастий изведать
И на Олимп возвратиться насильно, в страданиях тяжких,
Также на прочих бессмертных навлечь неисчетные беды?
Ибо тогда он оставит ахеян и гордых троянцев
И устремится сюда, чтобы нас сокрушить на Олимпе.
Всех по порядку сразит нас виновных, равно как невинных.
Вот почему я советую гнев усмирить из-за сына.
Много героев других, и храбрее чем он, и славнее,
Пало в сраженьях доныне и будет убито в грядущем.
Весь человеческий род невозможно от смерти избавить".
Так говоря, усадила на трон она гневного бога.
Гера меж тем позвала Аполлона поодаль от дома
Вместе с Иридой — посланницей быстрой богов Олимпийских,
И, обращаясь к обоим, крылатое молвила слово:
"Зевс приказал вам немедля пойти на высокую Иду.
Вы поспешите туда и, представ пред лицо Громовержца,
Все исполняйте, как он повелит и попросит исполнить".
Молвив, почтенная Гера ушла и, в чертог свой вернувшись,
Села на трон. Аполлон же с Иридой, спеша, полетели
И к многоводной примчалися Иде, зверями богатой.
Зевса нашли там, сидящим на Гаргаре — крайней вершине.
Вкруг же него, как венец, благовонная туча висела.
К Зевсу, сбирателю туч, подошли они близко и стали.
И, увидав их двоих, Кронид не разгневался в сердце,
Ибо исполнили скоро приказ его милой супруги.
Речь обращая к Ириде, он слово крылатое молвил:
"В путь, быстроногая, мчись и царю Посейдону
Все, что я ныне скажу, да не будешь мне вестницей лживой.
Пусть он немедля покинет сраженье героев и битву
И удалится в собранье богов иль в священное море.
Если ж, презрев мою речь, не захочет он мне покориться,
Пусть поразмыслит сперва и душою и сердцем любезным,
Сможет ли, если приду, устоять он при всей своей силе.
Я и по силе первейший, равно по рождению старший.
Только чужда его сердцу боязнь, и себя он дерзает
Равным со мной объявлять, перед кем все другие трепещут".
Так он сказал. Ветроногая вмиг подчинилась Ирида.
Быстро с Идейских высот она к Трое священной примчалась.
Точно из облака падает снег или град холодящий,
Бурным гонимы дыханьем Борея, питомца туманов:
Так в это время поспешно проворная мчалась Ирида.
Ставши вблизи, возвестила она колебателю суши:
"С некоей вестью к тебе, темнокудрый земли вседержитель,
Я прилетела сюда от эгидодержавного Зевса.
Он повелел, чтоб немедля покинув сраженье и битву,
Ты удалился в собранье богов иль в священное море.
Если ж, презрев его речь, не захочешь ты ей покориться,
Сам угрожает сюда он придти и сразиться с тобою.
Только советует Зевс избегать его рук, утверждая,
Что и по силе он первый и старше тебя по рожденью.
Ты же не знаешь боязни и в сердце бесстрашном дерзаешь
Равным считать себя с ним, перед кем все другие трепещут".
Славный земли колебатель промолвил в ответ, негодуя:
"Боги! И будучи сильным, сказал он надменное слово,
Если меня понуждает, кто равен ему по почету.
Трое нас братьев, Кронидов, родилось от Реи богини:
Я и Зевес, и Аид, кто царит над тенями умерших.
На трое все поделив, получили мы каждый удел свой,
Жребии бросив. И мне для обители вечной досталось
Море седое, Аиду — жилище кромешного мрака,
Зевсу — пространное небо среди облаков и эфира.
Общей для всех оставалась земля, да вершина Олимпа.
Вот почему поступать не желаю по мысли Зевеса.
Будучи мощным, пусть третьим спокойно владеет уделом.
Не устрашит он меня, словно слабого труса, насильем.
Лучше б гораздо он сделал, когда бы сердитою речью
Собственных стал наставлять дочерей с сыновьями своими.
Те поневоле должны покоряться его приказаньям".
И, вопрошая его, ветроногая молвит Ирида:
"Так ли, как ты говорил, темнокудрый земли вседержитель
Зевсу должна передать твое грозное, сильное слово?
Или уступишь, быть может? Уступчивы сильные волей.
Знаешь и сам, что всегда благосклонны Эринии к старшим".
Ей отвечая, сказал Посейдон, потрясающий землю:
"Ныне, богиня Ирида, ты мудрое молвила слово.
Благо, коль вестник умеет судить справедливо.
Но бесконечная скорбь проникает мне в сердце и душу,
Ибо он бранной мне речью грозит и приказывать вздумал,
Мне, кто по силе с ним равен и равному року подвластен.
Все же, хоть гневом объятый, Зевесу теперь уступаю.
Но я другое скажу и угрозы в душе не забуду:
Если и мне вопреки, и Афине, дающей добычу,
Если и Гере назло, и Гефесту царю и Гермесу,
Трою высокую он пощадит, не желая разрушить,
Ни даровать аргивянам великую силу, пусть знает:
Непримиримая после вражда между нами возникнет".
Так говоря, колебатель земли покидает сраженье
И погружается в море, — Ахейцы о нем пожалели.
К Фебу тогда обратился Зевс, облаков собиратель:
"Феб мой любезный, ступай к меднобронному Гектору быстро,
Ибо уже Посейдон, кто всю землю колеблет и держит,
Скрылся в священное море, чтоб нашего гнева избегнуть.
Если б остался, то все бы о нашей услышали битве,
Даже подземные боги, живущие с Кроносом вместе.
Но для меня и себя самого поступил он разумней
Тем, что от длани моей уклонился, хоть гневался раньше,
Ибо едва ли без пота закончился б спор между нами.
Ныне возьми бахромами снабженную в руки эгиду,
Сильно ты ей потрясай, устрашая героев ахейских,
И позаботься потом, Дальновержец, о Гекторе славном.
Силу большую дотоле вдохни ему в сердце, покуда
Не побегут аргивяне к судам и волнам Геллеспонта.
После того буду сам я заботиться делом и словом,
Чтобы ахейцы опять от трудов облегченно вздохнули".
Так он сказал, Аполлон не ослушался речи отцовской,
Тотчас с Идейских высот он слетел, точно сокол проворный,
Горлиц лесных истребитель, меж всеми быстрейшая птица,
И богоравного сына Приама увидел сидящим.
Гектор уже не лежал. Собирался он с духом очнувшись
И на друзей озираясь. Отдышка и пот прекратились,
Ибо одна уже мысль Зевеса дала ему силу.
Ставши вблизи от него, Аполлон Дальновержец промолвил:
"Гектор, Приама дитя, ты зачем от нас всех удалившись,
Праздно сидишь в стороне? Иль, быть может, беда приключилась?
Голосом слабым в ответ шлемовеющий Гектор промолвил:
"Кто ты из вечных богов, что меня вопрошаешь?
Разве еще ты не слышал, как перед судами ахеян
Сын Теламона, когда вкруг него истреблял я дружину,
Камнем сразил меня в грудь и сраженье заставил покинуть?
Я уже думал, что нынче увижу как тени умерших,
Так и обитель Аида, — меня покидало дыханье".
И, возражая, сказал ему царь Аполлон Дальновержец:
"Ныне мужайся, заступника сильного Зевс Олимпиец
С Иды к тебе ниспослал, чтоб тебя провожать, охраняя,
Феба с мечом золотым, — меня, кто по собственной воле
Часто доныне спасал и тебя и твой город высокий.
Но ободрись поскорей, повели всем наездникам Трои
Быстро погнать лошадей по дороге к судам крутобоким.
Сам я пойду впереди и сравняю весь путь пред конями,
В бегство сперва обративши фаланги ахейских героев".
Так говоря, он вдохнул в полководца великую силу.
Как застоявшийся конь, что ячменем из яслей раскормлен,
Привязь порвавши, бежит и копытами бьет по долине,
Мчится к реке светлоструйной, где вольный привык он купаться;
Силой гордясь, высоко поднимает он голову; грива
Вьется с обеих сторон вокруг плеч, и, доверившись мощи,
Быстро несут его ноги к знакомым тем пастбищам конским:
Также и Гектор ногами легко и коленями двигал.
Конницу строил он в битву, услышав божественный голос.
Точно охотничьи псы и толпа поселян звероловов
Гонятся вслед за рогатым оленем иль дикой козою,
Долго, покуда нависший утес иль тенистая чаща
Зверю приюта не даст, где настигнуть его невозможно;
Вдруг на их шум средь дороги является лев бородатый,
И обращает их в бегство, хотя увлеченных охотой:
Так до сих пор аргивяне, толпой за троянцами гнавшись,
Их поражали мечами и медию копий двуострых, —
Но, увидавши, что Гектор обходит фаланги троянцев,
Вздрогнули все от испуга, и в страхе душа их упала.
Сын Андремона Фоас той порой обратился к ним с речью,
Средь этолиян храбрейший; он лучший был дрота метатель,
Также боец рукопашный; когда ж молодые ахейцы
В силе речей состязались, немногие верх над ним брали.
Он, благомыслящий, к ним обратился и слово промолвил:
"Боги! Знать, чудо большое своими я вижу глазами!
Гектор, избегнувши Парок, опять невредимый поднялся
После того, как мы все уповали в душе непреложно,
Что навсегда он погиб, укрощенный оружьем Аякса.
Видно его кто-нибудь из богов от напасти избавил.
Он и доныне у многих данайцев колени расслабил;
То же случится, боюсь, и теперь. Не без помощи Зевса
Держится он впереди перед войском, неистовства полный.
Но подчинитесь совету и все, как скажу, поступайте.
Дайте, прикажем толпе отступить к кораблям мореходным,
Сами же все, кто себя причисляет к храбрейшим по войску,
Здесь устоим, приготовивши копья; быть может, удастся
Грозным отпором его напугать. И отвагой пылая,
Он побоится, надеюсь, проникнуть в средину ахейцев".
"Так он сказал, и охотно они подчинились совету.
Идоменея царя обступив и Аякса героя,
Тевкра с вождем Мерионом и равным Арею Мегесом,
Встретили грудью они Приамида и войско троянцев
И завязали сраженье и воинов лучших сзывали,
Тою порой как толпа отступала к ахейскому флоту.
Но и троянцы стремились вперед; во главе их шел Гектор,
Крупно шагая, и Феб Аполлон выступал пред героем,
Тучей одетый вкруг плеч. Он шествовал с бурной эгидой,
Дивною, страшной на вид, обоюдокосматой. Зевесу
Дал ее медник Гефест, да носят на ужас героям.
С этой эгидой в руках Аполлон выступал перед войском.
Но аргивяне, сплотившись, их встретили храбро; раздался
Крик оглушительный битвы и стрелы с тетив полетели.
Копья, в огромном числе из бестрепетных рук устремившись,
Частью вонзились в тела служителей юных Арея,
Частью застряли в земле и не тронули кожи блестящей,
Между рядами упали, желая насытиться кровью.
Долго, покуда эгиду держал Аполлон неподвижно,
Стрелы с обеих сторон проносились и воины гибли,
После ж, едва Аполлон на ахеян взглянул и эгидой
Перед лицом их потряс и пронзительным голосом крикнул,
Сердце в груди их упало, и все позабыли про битву.
Точно как стадо быков иль большую отару баранов
Двое зверей плотоядных внезапно приводят в смущенье,
Если во мраке ночном нападают в отсутствии стражи:
Так ужаснулись ахейцы, лишенные сил. Дальновержец
Страхом смутил их, даруя троянцам и Гектору славу.
Бой врассыпную разлился, и муж умерщвляем был мужем.
Стихия с Аркезилаем убил шлемовеющий Гектор.
Стихий начальником был беотийских мужей меднобронных,
Аркезилай был соратником верным вождя Менесфея.
Храбрый Эней обнажил от доспехов Медона с Иасом.
Сыном побочным Медон приходился царю Оилею,
Братом — Аяксу герою. Но в городе жил он Филаке,
Ибо из отчего края бежал, где убил человека,
Мачехи Эриопиды, жены Оилеевой, брата.
А богоравный Иас был начальником войска афинян;
Сфел, от Букола рожденный, его называл свом сыном.
Полидамас умертвил Мекистея, в ряду же переднем
Эхий сражен был Политом, а Клоний — вождем Агенором.
Сзади Парис в край плеча Деиоха бегущего ранил
В строе передних бойцов, и копье проскочило навылет.
Тою порой как они от доспехов тела обнажали,
Войско ахеян спешило чрез колья и ров перебраться:
В бегство ударились все, принужденные скрыться за стену.
Гектор меж тем громогласно взывал, побуждая троянцев:
Быстро к судам! Побросайте залитые кровью доспехи!
Если кого среди вас в стороне от судов я замечу,
Смертный тому приготовлю конец. И не будет по смерти
Пламени он приобщен, как желали бы сестры и братья:
Тело его растерзают собаки пред городом нашим".
Так говоря и бичом лошадей по хребтам ударяя,
Он по троянским помчался рядам, побуждая сражаться,
С криком погнали они лошадей, колесницы влекущих,
И за вождем полетели. И Феб Аполлон перед ними
Землю с окраины рва отломил без усилья ногами,
Бросил ее в середину и путь проложил им широкий
На расстоянии, равном полету копья боевого,
Ежели муж, испытующий силу руки его кинет.
Этой дорогой троянцы рядами прошли; предводил их
Феб с драгоценной эгидой в руках, и он стену разрушил
Так же легко, как ребенок песок рассыпает по взморью,
Ежели он, забавляясь, песчаную гору построил,
После же сам разрушает руками ее и ногами:
Также и ты, Аполлон Дальновержец, легко уничтожил
Труд и старанья ахеян, самих обращая их в бегство.
Только достигнув судов, они стали, врагов поджидая,
И ободряли друг друга. И, руки высоко воздевши,
Каждый из них вечносущим богам громогласно молился.
Нестор Геренский молился всех громче, защитник ахеян,
Обе руки простирая к пространному звездному небу:
"Отче Зевес, если кто в Арголиде, богатой пшеницей,
Тучные бедра быка иль овцы сожигал тебе в жертву,
О возвращеньи моля, ты же знаменем дал обещанье, —
Вспомни о том, Олимпиец, и день отврати беспощадный,
Не дозволяй, чтоб троянцы так страшно избили ахеян",
Так он молился. И громко Кронид загремел Промыслитель
В знак, что он внемлет молитве владыки Нелеева сына.
Только что войско троянцев услышало грохот Зевеса,
Вспомнив о битве, они на ахеян сильней устремились.
Точно как вал необъятный широкодорожного моря
Бьет чрез помост корабля, погоняемый силою ветра,
В день как порывистый вихорь вздувает огромные волны:
Так и троянцы ворвались за стену с воинственным кликом,
Вместе с конями. И бой закипел пред кормами вплотную.
На колесницах троянцы двуострыми копьями бились,
А с чернобоких судов аргивяне, взобравшись высоко,
Крепкими их отражали шестами, обитыми медью,
Их на судах для морского сраженья хранили.
Долго, покуда ахейцы и храброе войско троянцев
Перед стеной воевали, вдали от судов мореходных,
Славный Патрокл в палатке сидел Еврипила героя,
Речью его занимал и сверху зияющей раны
Сыпал целительным зельем, смиряющим черные боли.
Но, услыхав, что троянцы толпою прорвались чрез стену,
А среди войска ахеян господствуют крики и бегство,
Тяжко вздохнул он, ударил руками по бедрам могучим
И, обратясь к Еврипилу сказал ему грустное слово:
"Долее, друг Еврипил, не могу при тебе оставаться,
Хоть еще нужен тебе, но зловещая битва возникла.
Пусть твой служитель покуда тебя занимает и лечит,
Я же к Ахиллу спешу, побуждать его стану сражаться.
С помощью бога, как знать, не склоню ль его дух, увещая,
Ибо на благо всегда увещания друга нам служат".
Так он сказал, и вперед его быстрые ноги помчали.
Натиск троянских рядов между тем отражали ахейцы,
Будучи в меньшем числе. Только не были в силах троянцы
От кораблей их прогнать и вовнутрь судов и палаток
Силой проникнуть самим, сквозь фаланги ахеян прорвавшись.
Точно равняльный шнурок выпрямляет бревно судовое,
Ежели им управляют искусные плотника руки,
Кто изучил свою мудрость, покорный внушеньям Афины:
Так над войсками был ровно натянут сражения жребий.
Перед судами везде врассыпную сражались герои.
Гектор в то время сошелся с Аяксом, гордящимся славой.
Оба трудились они пред одним кораблем, но напрасно.
Гектор Аякса не мог удалить, чтобы факел свой бросить,
Этот не мог отразить Приамида, ведомого богом.
Тою порой Теламонид Калетора, Клития сына,
Несшего пламя к судам, ударил копьем против груди.
Шумно он грохнулся в прах, головня из руки повалилась,
А шлемовеющий Гектор, едва лишь увидел, что родич
В прах, пораженный, свалился перед кораблем чернобоким,
Зычно крича, обратился к троянским войскам и ликийским:
"Мужи троянцы, ликийцы, дардане, бойцы удалые!
Вы не бросайте сраженья, в такую попавши теснину.
Клития сына спасайте, дабы от доспехов ахейцы
Не обнажили его, пред судами упавшего храбро".
Так говоря, он в Аякса копье меднояркое бросил.
Но, промахнувщись, попал в Ликофрона, Масторова сына,
Был из Киферы он родом, но, ратный товарищ Аякса,
Жил у него, ибо мужа убил на священной Кифере.
В голову Гектор под ухом сразил его острою медью,
Рядом стоявшего с бурным Аяксом. С кормы корабельной
Навзничь на землю упал он, — ослабли колени героя.
Дрогнул Аякс Теламонид и милому брату промолвил:
"Тевкр любезный, смотри, вот убит у нас верный соратник,
Тот Масторид, кто, придя из Киферы, средь нас поселился
И почитаем был нами не менее родичей милых.
Ныне убил его Гектор бестрепетный. Где ж твои стрелы,
Быстро несущие смерть, где твой лук — Аполлона подарок"?
Так он сказал. Тот услышал его, прибежал и стал рядом.
Лук свой упругий держа и колчан, заключающий стрелы,
И по троянцам стал сыпать поспешно стрелу за стрелою.
В Клита попал он сперва, Пизанорова славного сына,
Полидамаса вождя Панфоида товарища брани.
Вожжи держал он тогда, оттого что к коням был приставлен.
Радость вселяя в сердца и Троянцев, и Гектора, правил туда он,
Где наиболе сражалось фаланг. Но героя настигла
Смерть — и никто не избавил его, только все пожалели.
В шею он сзади был ранен стрелою, рождающей стоны,
И повалился во прах. Опустевшей гремя колесницей,
Прянули кони назад. Их немедля увидел владыка
Полидамас. Он же первый навстречу коням устремился
И Астиною передал их, Протианову сыну,
Близко держать приказав и за ними смотреть неусыпно.
Сам же вернулся и вновь средь передних бойцов очутился.
Тевкр другую стрелу в меднобронного Гектора бросил.
Тут бы конец положил он сраженью перед кораблями,
Если б дыханья лишил бушевавшего сына Приама.
Но не укрылся тогда он от мудрого взора Зевеса;
Гектора Зевс охранял и лишил Теламонида славы,
Свитую крепко порвал тетиву он на луке прекрасном
В миг, как ее он спустил. И стрела, отягченная медью,
Вкривь полетела, блуждая, и лук из руки его выпал.
Дрогнул воинственный Тевкр и милому брату промолвил:
"Боги! Нам, видно, бессмертный отрезал все средства защиты.
Вот беспорочный он лук из руки моей вырвал и бросил,
Новую мне тетиву, что сегодня лишь утром
Я привязал, чтоб могла она частые выдержать стрелы"
И. отвечая, промолвил Аякс Теламонид великий:
"Милый, оставь, положи этот лук свой и быстрые стрелы,
Если, ревнуя к данайцам, их бог бесполезными сделал.
В руки копье захвати и, щит перекинув чрез плечи,
Сам ополчись на троянцев и прочим приказывай биться.
Вспомним теперь об отваге. Уж если враги одолеют,
Пусть не без тяжких усилий возьмут они флот многогребный".
Так он промолвил. И, лук со стрелами в палатке оставив,
Щит свой в четыре пласта Теламонид накинул на плечи,
Шлем возложил на могучию голову, сделанный пышно,
С конскою гривой и гребнем, вверху колебавшимся грозно,
Древко огромное взял с наконечником острым из меди,
Вышел из ставки своей, побежал и стал рядом с Аяксом.
Видя, что Тевкровы стрелы безвредными сделались, Гектор,
Зычно крича, обратился к троянцам и войску ликийцев:
"Вы, о, троянцы, ликийцы, дардане, бойцы удалые!
Ныне мужайтесь, друзья, помышляйте о бранной отваге
Подле глубоких судов! Сам я только что видел глазами,
Как обессилил Зевес воителя храброго стрелы.
Сила Зевеса Кронида легко познается мужами,
Теми, кому он дарует великую доблесть и славу,
Также и теми, кого обессилит, помочь не желая.
Ныне он силу ахеян смирил, чтобы нас возвеличить.
Дайте, сомкнемте ряды и сразимся перед кораблями.
Если ж кому суждено от стрелы или дрота погибнуть,
Пусть умирает, как муж: хорошо умереть за отчизну.
После него и жена в безопасности будет, и дети,
Неповрежденным останется дом, достояние — целым,
Если ахейцы уйдут на судах в свою отчую землю".
Так говоря, увеличил он в каждом отвагу и силу.
В свой же черед и Аякс говорил, ободряя дружину:
"Стыдно, ахейцы! Теперь наступила пора иль погибнуть,
Или спастись и спасти от погибели флот быстроходный.
Не уповаете ль вы, что пешком по волнам возвратитесь
Каждый в отчизну свою, если Гектор суда уничтожит?
Или не слышали все, как войска отовсюду сзывает
Гектор, желающий страстно наш флот истребить многогребный?
Не в хоровод он зовет их идти, а в жестокую битву.
Не отыскать нам совета разумней и дела полезней,
Как на троянцев ударить, сцепиться в бою рукопашном.
Лучше, мне кажется, сразу решить между жизнью и смертью,
Нежели долго и тщетно себя изнурять пред судами
В битве кровавой с врагом, уступающим нам по отваге".
Так говоря, увеличил он в каждом отвагу и силу.
Гектором тою порой умерщвлен полководец фокеян,
Схедий, дитя Перимеда. А доблестный сын Антенора
Лаодомас, предводитель пехоты, сражен был Аяксом.
Полидамас же доспехи совлек с Килленийца Отоса,
Друга Мегаса Филида, — с начальника храбрых эпеян.
Это увидел Мегес и с копьем налетел, но троянец
Кинулся в сторону: тот промахнулся. Панфоеву сыну
Не дал погибнуть в переднем ряду Аполлон Дальновержец.
В Кресма попало копье и ударило в грудь посредине.
Шумно он пал и Филид стал снимать с его тела доспехи.
Тою порой на Мегеса троянец Долопс устремился,
Славный метатель копья, от могучего Лампа рожденный,
Лаомедонова сына, военное знавший искусство.
Сына Филеева в щит он ударил копьем посредине,
Близко к нему подбежал, но панцирь сберег его крепкий,
Собранный весь из чешуек. Когда-то Филей этот панцирь
От берегов Селеиса из города вывез Эфира,
Где от Эвфета царя получил его в дар, как от друга,
Чтобы в сраженьях носить, от мужей супостатов защиту.
Ныне от сына его отвратил он грозившую гибель.
С острым копьем на Долопса в то время Мегес устремился;
В верхнюю выпуклость он густогривого шлема ударил.
Гребень из конских волос оторвался от шлема и наземь
Весь покатился во прах, сверкая там пурпуром свежим.
Но между тем как они в ожиданьи победы сражались,
Храбрый герой Менелай подоспел на защиту Мегеса.
Сзади с копьем притаившись, Долопса в плечо он ударил,
И острие, порываясь вперед и всю грудь пронизавши,
Вышло наружу. Троянец лицом повалился на землю.
Ринулись оба, чтоб с плеч его снять дорогие доспехи.
Но шлемовеющиий Гектор всех родичей скликнул Долопса
Прежде всего к Меланиппу он речь обратил укоризны,
Гикетаонову сыну. Когда еще враг был далеко,
В городе жил он Перкоте и пас там быков криворогих.
После ж прибытья ахейских судов обоюдоокруглых,
Он поспешил в Илион, где блистал среди войска троянцев,
В доме Приама живя, наравне с сыновьями любимый.
Гектор к нему обратился и слово сказал укоризны:
"Так мы врагам и уступим? Ужель, Меланипп, твое сердце
Не повернулось от боли, при виде как пал этот родич?
Вон погляли, как хлопочут они о доспехах Долопса!
Следуй за мною. Нельзя нам с ахейцами издали биться.
Нужно, чтоб мы погубили ахеян, иль чтобы ахейцы
Взяли высокую Трою и всех умертвили в ней граждан".
Молвил и бросился первый, за ним — и герой богоравный.
В свой же черед аргивян ободрял Теламонид великий:
"Будьте мужами, друзья, и стыд в своем сердце блюдите.
Друг перед другом стыдитесь бежать из жестокого боя.
Там, где стыдятся друг друга, спасается больше, чем гибнет,
А для бегущего нет впереди ни спасенья, ни славы".
Так он сказал. Аргивяне, и сами врагов отражая,
Приняли к сердцу то слово и медной стеной оградили
Флот мореходный. Но Зевс и троянцев исполнил отваги.
Тою порой Менелай Антилоху сказал, ободряя:
"Нет никого, Антилох, ни моложе тебя средь ахеян,
Ни в беспощадном отважней бою, ни быстрее ногами.
Вот бы тебе устремиться и мужа троянца повергнуть".
Так он промолвил и сам отошел, подстрекнув Антилоха.
Выбежал тот из рядов и, с угрозой кругом озираясь,
Бросил сверкающий дрот. Отступили троянцы, увидев,
Как замахнулся герой. И стрела не напрасно помчалась,
В Гикетаонова сына попала, в бойца Меланиппа,
Ранила в грудь близь сосца, когда тот устремился в сраженье.
Шумно он грохнулся наземь, и тьма его очи покрыла.
И Антилох устремился вперед, точно пес налетает
На пораженную лань, что из чащи родной побежала,
Но зверолов в нее метко попал и сковал ей колени:
Так на тебя, Мелантипп, налетел Антилох непреклонный,
Чтобы доспехи сорвать. Но от Гектора он не укрылся,
Через смятенье рядов, ему Гектор навстречу помчался,
И Антилох дожидаться не смел, хоть проворный был воин.
В страхе, дрожа, побежал он, как зверь, натворивший несчастье,
Если он, пса разорвав иль убив пастуха подле стада,
Бегством спасается раньше, чем люди толпою сберутся:
Так Несторид побежал, а троянцы и Гектор великий
Сыпали вслед убегавшему стрелы, родящие стоны.
Только достигнув дружины он встал и к врагам обернулся.
Тою порою троянцы, подобные львам плотоядным,
Приступом шли на суда, исполняя намеренья Зевса.
Мощь он вдохнул в них большую и дух ослепил у данайцев,
Бодрость он в них возбудил, затмевая ахейскую славу,
Ибо прославить задумал он Гектора, сына Приама,
Чтоб на кривые суда ненасытное бросил он пламя,
Чтобы свершилась вполне зловещая просьба Фетиды.
Вот почему Промыслитель Зевес дожидался мгновенья,
Как заприметит глазами сиянье горящего судна.
Ибо тогда для троянцев должно было бегство начаться
От кораблей к Илиону, а слава — для войска Ахеян.
Это замыслив, Зевес Приамова сына направил
Против глубоких судов — он и сам порывался туда же.
И бушевал Приамид, как Арей, кто копьем потрясает,
Или огонь на горе, среди чащи глубокого леса.
Пена у рта показалась, и очи зажглись под дугами
Мрачно нависших бровей, и блистающий шлем колебался
Грозно вокруг головы воевавшего сына Приама,
Ибо с эфирных высот помогал ему сам Громовержец.
Зевс лишь его одного среди многих героев троянских
Славой почтил, оттого что немного ему оставалось
Века прожить, и Паллада Афина уже торопила
Гибельный день для него — под оружьем Пелеева сына.
Гектор прорваться желал сквозь ряды аргивян и пытался,
Там, где толпу замечал многолюдней и ярче доспехи.
Только прорваться не мог, хотя сильным объят был желаньем.
Тесно сомкнувшись фалангой, ахейцы пред ним устояли.
Точно огромный утес над белеющим морем нависший
Гордо встречает порыв быстролетный свистящего ветра,
Также громады валов, что идут на него, разбиваясь:
Так устояли, не дрогнув, ахейцы пред силой троянцев.
Гектор же, медью сверкая кругом, устремился вторично
И налетел на ахеян, как ветром и тучей взрощенный
Скачущий вал налетает на быстрый корабль среди моря:
Весь покрывается пеной корабль, и дыхание ветра
Грозно свистит в парусах, и трепещут душой мореходцы,
Страхом объятые все, ибо только что смерти избегли:
Так и в груди у ахеян сердца беспокойством терзались.
Точно как лев, замышляющий гибель, встречает на пастьбе
Стадо коров без числа средь поемного луга большого;
Есть и пастух подле стада, но он не умеет разумно
Обороняться от зверя, спасая коров криворогих;
То впереди он идет перед ними, то следует сзади;
Лев же, завидя коров, на средину бросается стада
И пожирает одну, когда все обращаются в бегство:
Так все ахейцы бежали пред Гектором и Олимпийцем,
А Приамид одного лишь убил — Перифета микенца,
Милого сына Копрея, который в минувшее время
Вестником часто ходил от царя Еврисфея к Гераклу.
Сын от Копрея родился, отца далеко превзошедший
Всякою доблестью бранной, и силой и ног быстротою, —
А по уму среди первых считавшийся граждан микенских.
Ныне он сыну Приама великую славу доставил.
Ибо, назад повернувшись лицом, он об нижний споткнулся
Обод щита, что до ног простирался, защита от копий.
Он пошатнулся и навзнич упал, и от силы удара
Шлем на его голове, задрожав, оглушительно звякнул.
Гектор заметил мгновенно, скорей подбежал и став рядом,
В грудь его ранил копьем и убил близь товарищей милых.
Те пособить не могли, хоть и сильно скорбели о друге,
Ибо и сами дрожали пред Гектором богоподобным.
Стали теперь аргивяне лицом к кораблям, в полукруге
Первого ряда судов, но троянцы им вслед устремились,
И поневоле они от передних судов отступили,
Подле палаток сомкнулись и там в ожидании стали.
Но не рассеялись в бегстве по лагерю: стыд помешал им,
Страх удержал. Неустанно они окликали друг друга.
Всех же усерднее Нестор Геренский, защитник Ахеян,
Воинов громко молил, заклиная их именем предков:
"Ныне, о, други, мужайтесь! Блюдите в душе аргивяне,
Стыд перед всеми людьми. Вспоминайте, друзья, о любезных
Детях и женах своих, о добре, о родителях милых,
Живы ль они у кого иль давно уж похищены смертью.
Именем наших далеких семейств умоляю вас ныне:
Стойте недвижно в бою, опасайтесь удариться в бегство".
Так убеждая, он в каждом умножил отвагу и силу.
С глаз их в то время Афина отвеяла облако мрака,
Богом сгущенное: свет с двух сторон им открылся блестящий
И на ряды кораблей, и на поле всеобщего боя.
Тут увидали они Приамида со всею дружиной,
Тех увидали троянцев, что праздно стояли за битвой,
Также и тех, что сражались вблизи от судов быстроходных.
Не по душе показалось великому силой Аяксу
Там оставаться, куда отступили все дети ахеян.
По корабельным помчался он палубам, крупно шагая.
Длинным шестом потрясал, припасенным для боя морского,
В двадцать два локтя длиною, сколоченным крепко гвоздями.
Точно наездник, искусно конями умеющий править,
Выбрав из многих коней четырех подходящих по росту,
Рядом их всех зануздает и по полю в город погонит
Людной дорогой большой, где мужчины и женщины, глядя,
Будут ему удивляться, как он неустанно и ловко
С лошади скачет на лошадь, меж тем как вперед они мчатся:
Так Теламонид по палубам многих судов корабельных
Крупно и быстро шагал; до небес доходил его голос.
Он непрерывно и страшно кричал, убеждая ахеян
Флот и палатки свои защищать. Но и Гектор великий
Не оставался в рядах густобронных троянского войска.
Точно как черный орел с высоты нападает на стаю
Птиц легкокрылых, вблизи от потока пасущихся мирно,
Быстрых гусей, журавлей, а равно лебедей длинношеих:
Так шлемовеющий Гектор напал на корабль темноносый,
Прямо вперед устремляясь. И Зевс направлял его сзади
Мощной рукою своей, ободряя все войско троянцев.
Тою порой пред судами неистовый бой завязался.
Ты бы сказал, что два войска, усталости чуждых и свежих,
В битве впервые столкнулись: так яростно было сраженье.
И у сражавшихся дума такая была: аргивяне
Не полагали, что бедствий избегнут, но гибели ждали.
А у троянца у каждого сердце в груди уповало,
Что подожгут они флот и убьют всех героев ахейских.
С думой такою в душе они друг против друга стояли.
Гектор тогда за корму ухватился прекрасного судна,
Быстро скользя по волнам, привезло оно Протезилая
Под Илион, но назад не доставило в отчую землю.
Ныне пред судном его аргивяне и мужи Троянцы
Тесно сошлись, умершвляя друг друга в бою рукопашном.
Не издалека они ожидали падение копий,
Но становились друг к другу лицом и с отвагою равной
Острыми близко рубились секирами и топорами,
Длинными бились мечами и медию копий двуострых.
Много мечей из червленых ножен с рукоятями вместе
Наземь упало из рук ратоборцев и с плеч их скатилось.
И почернела земля и кругом заструилася кровью.
А Приамид, как за выгиб кормы ухватился рукою,
Так и держал неослабно, крича и взывая к троянцам:
"Дайте огня! Вы сомкнитесь рядами и бой оживите!
Нынешним днем Олимпиец за все возместил нам, дозволив
Взять корабли, что сюда против воли бессмертных приплыли
И причинили нам много страданий по трусости старцев.
Ибо когда б ни желал пред кормами судов я сражаться,
Старцы всегда мне мешали и прочее войско держали.
Если досель Громовержец Зевес ослепил наш рассудок,
Ныне зато он в сражение сам нас ведет и торопит".
Молвил, и стали троянцы сильней напирать на ахеян.
Не устоял тут Аякс, ибо стрелы его удручали.
Словно почуяв кончину, назад он подался немного,
Стал на скамье для гребцов семифутовой, палубу кинув.
С этого места врагов сторожил он, копьем прогоняя
Всякого, кто приближался и нес истребительный пламень.
И, неустанно крича, ободрял он дружины ахейцев:
"О, дорогие, герои данайские, слуги Арея!
Ныне мужайтесь, друзья, помышляйте о бранной отваге.
Войско союзников что ль за собой мы надеемся встретить,
Или высокую стену, — защиту от гибели близкой?
Город нас что ли вблизи ожидает и крепкие башни,
Где бы спастись мы могли средь народа, цветущего силой?
Нет на долине троянцев, в кругу их рядов густобронных,
Здесь, далеко от отчизны, стоим мы, повиснув над морем.
Наше спасенье в руках, не в ленивом затишьи сраженья".
Так он кричал и копьем заостренным размахивал бурно.
Кто б из троянцев ни смел к кораблям подойти крутобоким
С пламенем ярым в руках, исполняя приказ Приамида, —
Всех убивал Теламонид, с огромным копьем нападая.
Так уложил он перед кораблями двенадцать троянцев.
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
О Патрокле.
Так они бились тогда за корабль хорошо оснащенный.
Вскоре Патрокл предстал перед пастырем войска Ахиллом,
Жгучие слезы из глаз проливая, что ключ темноструйный,
Черные воды катящий с вершины утеса крутого.
Сжалился, видя его, богоравный Ахилл быстроногий
И обратился к нему, и крылатое слово промолвил:
"Что ты, любезный Патрокл, как малая девочка плачешь,
Если за платье хватаясь, бежит она с матерью рядом,
На руки просится к ней, и, шаги принуждая замедлить,
Плачет и смотрит сквозь слезы, пока ее мать не подымет:
Ей уподобясь, Патрокл, проливаешь ты нежные слезы.
Слово сказать ли желаешь ты мне или всем мирмидонцам?
Вести, быть может, один ты услышал из Фтии далекой?
Хоть говорят, еще жив и Менойтий, сын Актора славный,
Жив до сих пор и Пелей Эакид посреди мирмидонян, —
Их же обоих мы смерть наибольше б оплакивать стали.
Уж не жалеешь ли ты аргивян, что толпою великой
Подле глубоких судов по своей же неправде погибли?
Молви, в душе ничего не таи, пусть мы оба узнаем".
Тяжко вздыхая, ответил Патрокл, коней укротитель:
"О, Ахиллес, сын Пелея, безмерно храбрейший в данайцах,
Полно сердиться! И так уже скорбь одолела ахеян,
Ибо все воины наши, дотоле храбрейшие в битве,
Ныне лежат на судах, кто стрелой, кто копьем пораженный.
Ранен Тидея воинственный сын, Диомед непреклонный,
Ранен метатель копья Одиссей и Атрид Агамемнон,
Ранен стрелою в бедро Эврипил, славный сын Эвемона,
Всех их врачи окружают, снабженные множеством зелий,
Лечат их раны, а ты, Ахиллес, непреклонен, как прежде.
Пусть я не ведаю гнева такого, как в сердце питаешь.
Гордый на горе всем нам! Чем обрадуешь ты и потомство,
Если несчастье теперь отвратить от ахейцев не хочешь?
О, беспощадный герой! Не наездник Пелей — твой родитель,
Мать — не Фетида. Но синее море и скалы крутые
В свет породили тебя, — от того твое сердце так жестко.
Если ж боишься в душе ты какого-нибудь прорицанья,
Если почтенная мать тебе знаменье Зевса открыла,
В бой хоть меня снаряди, а со мной и других мирмидонцев,
И аргивянам, быть может, тогда просияет спасенье.
Дай возложить мне на плечи твои дорогие доспехи.
Мужи троянцы, быть может, меня за тебя принимая,
Бой прекратят, и вздохнут утомленные дети ахейцев,
Ныне теснимые сильно: пусть отдых настанет хоть краткий.
Свежих исполнены сил, мы бойцов, обессиленных в битве,
К Трое прогнали б легко от судов и палаток ахейских".
Так говорил он ему, умоляя, безумец великий,
Ибо себе самому он выпрашивал смерть и погибель.
Тяжко вздохнувши ему отвечал Ахиллес быстроногий:
"Горе! О, что ты сказал мне, потомок Зевеса!
Ни о каком не проведал я знаменьи и не забочусь,
Мне ничего от Зевеса почтенная мать не сказала.
Но раздирает мне душу безмерная скорбь, лишь припомню,
Что полководец желает ограбить того, кто с ним равен,
Долю чужую похитить, лишь пользуясь большею властью.
Вот отчего я скорблю, ибо вытерпел много печали.
Деву, что дети ахеян назначили мне, как награду,
Добыл своим я копьем, населенный разрушивший город.
Ныне ее Агамемнон из рук моих вырвал насильно,
Как у презренного отнял пришельца Атрид повелитель.
Только оставим все эти былые дела. Невозможно
Вечно сердиться в душе. Я, однако, решил уж однажды
Гнев свой не раньше смягчить, чем смятение битвы и крики
Не разольются до самых моих кораблей быстроходных.
Ты же на плечи одень все мои дорогие доспехи.
Браннолюбивых веди мирмидонян с врагами сражаться,
Ежели вправду троянцы суда аргивян окружают
Черною тучей фаланг, а данайцы притиснуты к морю,
Где остается пред ними земли небольшое пространство.
Видно весь город троянцев помчался на бой дерзновенно,
Ибо не блещет пред ними налобник Ахиллова шлема
Близко, как в прежнее время, а то бы ударились в бегство,
Трупами рвы переполнив, будь только Атрид Агамемнон
Ласков со мною. Теперь же троянцы вкруг лагеря бьются,
Ибо в руке Диомеда копье не свирепствует больше,
Не отвращает от войска ахеян он гибели близкой.
И не слыхать мне из уст ненавистных Атреева сына
Зычного крика. Кругом раздается лишь Гектора голос,
В битву зовущий троянцев; они же, крича неустанно,
Всю наводнили долину, ахеян в бою побеждая.
Ныне, Патрокл, обрушься на них изо всей своей силы,
Флот от несчастья спаси, чтоб троянцы, суда уничтожив
Ярым огнем, не лишили желанного нам возвращенья.
Но повинуйся тому, что я словом внедрю тебе в душу.
Если желаешь мне славу и почесть большую доставить
Пред аргивянами всеми, чтоб вскоре они мне вернули
Ту миловидную деву и ценные дали подарки,
То возвращайся немедля, лишь только врагов ты прогонишь.
Даже когда б Громовержец, муж Геры, покрыл тебя славой,
Все же вдали от меня не желай состязаться с рядами
Браннолюбивых троянцев, — иль вовсе меня опозоришь.
Шумом войны опьяненный, троянских мужей убивая,
Не подступай во главе мирмидонян к стенам Илиона.
Как бы с Олимпа тогда не сошел кто-нибудь из бессмертных;
Сильно троянских мужей возлюбил Аполлон Дальновержец.
Ты возвращайся, лишь только суда в безопасности будут,
И предоставь остальным средь долины друг с другом сражаться.
Отче Зевес, Аполлон и Афина Паллада! О, если б,
Смерти никто не избег из несметного войска троянцев,
Также никто из ахеян, а нас только двое осталось.
Чтобы вдвоем нам разрушить бойницы священные Трои!"
Так, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили.
А Теламонид меж тем отступал, удрученный стрелами.
Зевсова воля сломила героя и стрелы троянцев.
Светлый вокруг головы его шлем издавал от ударов
Звон непрерывный и страшный: все время на крепкие бляхи
Сыпались стрелы. Без отдыха щит свой держа испещренный,
Левым устал Теламонид плечом. И, однако, троянцы
Не были в силах его отразить, хоть стрелами теснили.
Только он громко и тяжко дышал, и с усталого тела
Пот отовсюду катился обильный, и вскоре не мог он
Вовсе дышать: за бедою беда надвигалась на войско.
Ныне поведайте мне, на Олимпе живущие Музы,
Как на суда аргивян обрушилось пламя впервые.
Гектор, приблизясь к Аяксу, мечем по копью замахнулся
И разрубил ему древко из ясеня выше копейца.
Надвое древко сломалось. Аякс Теламонид великий
Только обрубком копья потрясал, а вдали от героя
Наземь со звоном упал наконечник из меди блестящей.
И содрогнулся Аякс и узнал беспорочной душою
Дело богов. Он увидел, что Зевс Громовержец отрезал
Все ему средства к защите, даруя победу троянцам.
Тут из-под стрел отступил он. Тогда на корабль быстроходный
Бросили пламя троянцы, и неукротимый разлился
Быстро пожар, и огонь охватил всю корму. То увидев,
Сильно ударил по бедрам Ахилл и Патроклу промолвил:
"Встань, о, Патрокл, потомок Зевеса, коней укротитель!
Слышу свистящий огонь, перед флотом зажженный врагами.
Как бы суда не сожгли и не отняли путь к отступленью.
Быстро доспехи надень, я же войско сберу мирмидонян".
Так он сказал, и Патрокл в блестящую медь облачился.
Прежде всего наложил он на голени латы ножные,
Дивные видом, — они на серебряных пряжках держались.
Панцирь потом на груди укрепил, испещренный красиво,
Панцирь Эакова внука, украшенный дивно звездами.
После того через плечи он бросил свой меч среброгвоздый,
Медный; затем перекинул он щит и огромный, и крепкий,
Шлем возложил на могучую голову, сделанный пышно,
С конскою гривой и гребнем вверху, колебавшимся грозно,
Пару взял копий тяжелых, к руке приходившихся плотно.
Только единого не взял копья он Эакова внука
С древком тяжелым, огромным. Не мог ни один из ахеян
Им потрясать, лишь Ахилл без труда колебал это древко —
Ясень с горы Пелиона, отцу его данный Хироном,
Срубленный им на верху Пелиона, на гибель героям.
Автомедону велел он запрячь лошадей поскорее.
После Ахилла, убийцы мужей, больше всех его чтил он
И среди бранного шума на стойкость его полагался.
Автомедон под ярмо двух подвел лошадей быстроногих,
Ксанфа и Балия вместе летевших с дыханием ветра.
Гарпия их породила Подарга от ветра Зефира,
Пасши стада на лугу, недалеко от волн Океана.
С ними в пристяжку он впряг беспорочного родом Педаса:
Добыл его Ахиллес, Этиона разрушивши город.
Будучи смертным, он вместе с бессмертными мчался конями.
Тою порой Ахиллес обходил мирмидонские ставки,
Всех побуждая доспехи надеть и готовиться к бою.
Как плотоядные волки, дыша несказанной отвагой,
В месте гористом большую рогастую лань умертвивши,
Рвут ее тело, и пасти у всех у них красны от крови;
После всей стаей, толпясь, к роднику темноструйному мчатся,
Где, изрыгая кровавое мясо растерзанной жертвы,
Острыми пьют языками поверхность волны оттененной;
Сердце их страха не знает, и чрево раздуто от пищи:
Так мирмидонского войска вожди и советники шумно
Вслед за соратником шли быстроногого внука Эака.
А посредине стоял между ними, подобный Арею,
Царь Ахиллес и ровнял лошадей и мужей щитоносцев.
Было числом пятьдесят быстроходных судов, на которых
Зевсу любезный под Трою приплыл Ахиллес, и на каждом
Храброй дружины мужей пятьдесят находилось при веслах.
Пять он избрал воевод и начальство им вверил над войском,
Сам же царил надо всеми, великую власть проявляя.
В первом отряде вождем был Менесфий, герой пестробронный,
Бога речного дитя, Сперхея, потомка Зевеса.
Смертная, с богом в любви сочетавшись, его от Сперхея
Дивная видом Пелеева дочь родила Полидора,
Только считался рожденным от Бора он Периерида,
Кто Полидору открыто взял в жены, дав много подарков.
Равный Арею Евдор был начальник второго отряда,
Девой рожденный герой, Полимелой, плясуньей прекрасной,
Дочерью дивной Филаса. Аргусоубийца могучий
Сильно ее полюбил, увидав, как неслась в хороводе
В честь Артемиды она — златокудрой охотницы бурной.
Вскоре Гермес благосклонный к ней в терем проник и украдкой
С нею в любви сочетался, и славного сына Евдора
Дева ему родила быстроногого, храброго в битвах.
После ж того как Илифия, муки родов облегчая,
Вывела к жизни дитя и сиянье увидел он солнца,
Храбрый герой Эхеклей Акторид Полимелу взял в жены
И поселил в своем доме, несчетные дав ей подарки.
Старец Филас воспитал и взрастил молодого Евдора
И окружил его нежной заботой, как сына родного.
Третьим отрядом Пизандр начальствовал, равный Арею,
Сын знаменитый Мемала, он, после Ахиллова друга,
Первый из всех мирмидонян в искусстве сразиться на копьях.
Феникс четвертым начальствовал, старец наездник.
Пятым же — Алкимедон, беспорочный потомок Лаерка.
В бранный поставив порядок войска с полководцами вместе,
С властною речью Ахилл обратился ко всем и промолвил:
"Пусть, мирмидонцы, никто не забудет угроз своих прежних,
Что на судах быстроходных, покуда я гневом томился,
Вы посылали троянцам и так меня все укоряли:
— Желчью вспоила тебя твоя мать, сын Пелея надменный!
О, беспощадный, друзей пред судами насильно ты держишь!
Лучше вернуться домой на судах мореходных,
Ежели гнев злополучный так сильно запал тебе в душу, —
Так меж собою сходясь, толковали вы часто.
Вот наступило оно, столь долго желанное дело.
Ныне, в ком храброе сердце, пусть вволю с троянцами бьется"!
Так говоря, увеличил он в каждом отвагу и силу.
Слушая слово царя, все фаланги теснее сомкнулись.
Точно как, ежели муж вкруг высокого дома слагает
Стену из камней сплоченных, оградою буйного ветра:
Так были сдвинуты тесно щиты и блестящие шлемы.
Сплочен был щит со щитом, шлем со шлемом и с воином воин.
Шлемы в движеньи бойцов шишаками сверх гребней сшибались,
Так они тесно стояли в рядах друг от друга.
А впереди перед всеми сияли доспехами двое
Храбрых героев — Патрокл и Автомедон, пламенея
Оба желаньем одним — во главе мирмидонян сражаться.
Царь Ахиллес удалился в палатку, где крышку приподнял
С дивно прекрасного ларя, который ему на дорогу
Был принесен на корабль среброногой Фетидой, наполнен
Множеством теплых плащей, и волнистых покров, и хитонов.
Там у него находился и кубок работы искусной.
Смертный другой из него еще не пил вина огневого
И никому, кроме Зевса, не делал он им возлияний.
Кубок из ларя достав, он сперва его серой очистил,
После старательно вымыл прекрасной водою прозрачной,
Руки умыл себе также, вином его темным наполнил,
Стал средь двора и, на небо смотря, возливал и молился,
И не укрылся от взоров он громолюбивого Зевса:
"Властный Додонский Зевес, Пеласгийский, далеко живущий,
В хладной царящий Додоне, толпою жрецов окруженный —
Селлов, не моющих ног, на земле отдыхающих голой!
Ты уже внял мне однажды, в тот день, как тебе я молился.
Много почтил ты меня, покаравши ахейское войско.
Ныне еще раз, как прежде, мое ты исполни моленье.
Сам остаюсь я покуда в кругу кораблей быстроходных,
Только товарища друга с большою толпой мирмидонян
В бой посылаю. Даруй ему славу, о, Зевс Громовержец,
Сердце в груди у него укрепи и бестрепетным сделай.
Гектор пусть ныне увидит, каков на войне наш товарищ:
В силах один ли он биться, иль только тогда побеждают
Руки его, когда я с ним труды разделяю Арея.
После ж того, как сраженье и шум отразит он от флота,
Пусть невредимый ко мне он к судам быстроходным вернется
Вместе с доспехами всеми и всею дружиною храброй".
Так он молился, и Зевс Промыслитель услышал моленье.
Первую просьбу исполнил, вторую отверг Олимпиец.
Дал удалить он Патроклу от флота сраженье и крики,
Но не дозволил ему невредимым из боя вернуться.
И, совершив возлиянье и Зевсу отцу помолившись,
В ставку вернулся владыка и, в ларь положивши свой кубок,
Вышел и встал пред шатром, оттого что желал в своем сердце
Видеть ужасную схватку троянских мужей и ахейских.
А мирмидонцы меж тем, за Патроклом вождем ополчившись,
Двигались вместе, пока на врагов не обрушились грозно.
Тут врассыпную они налетели, подобно как осы,
Что при дороге ютятся в скале, обозленные сильно,
Ибо их часто дразнят и в гнезде придорожном тревожат
Глупые дети, готовя для многих великое горе;
Если потом как-нибудь по дороге идущий прохожий
Их и нечаянно тронет, они с дерзновенной отвагой
Все устремятся вперед, своих малых детей защищая:
Так мирмидонцы в то время, с таким же бестрепетным духом
Из кораблей налетели, и крик раздавался немолчный.
Голосом зычным Патрокл воззвал, обращаясь к дружине:
"О, мирмидонцы, товарищи брани Ахилла Пелида,
Будьте мужами, друзья, помышляйте о бранной отваге!
Дайте Пелида почтим, кто из всех аргивян пред судами
Неизмеримо сильнейший, как вы, его храбрые слуги.
Пусть познает Агамемнон, владыка с обширною властью,
Как безрассудно обидел сильнейшего он из ахеян".
Так говоря, увеличил он в каждом отвагу и силу.
И мирмидоняне все на троянцев обрушились разом.
Грозно суда огласились воинственным кликом ахеян.
Лишь увидали троянцы Менойтия храброго сына
Вместе с товарищем брани, покрытых оружием светлым,
Дрогнуло сердце у всех, и фаланги пришли в беспорядок,
Ибо они полагали, что сын быстроногий Пелея
Долгий свой гнев укротил и с ахейцами вновь примирился.
Каждый, дрожа, озирался, чтоб гибели черной избегнуть.
Первый Патрокл блестящим копьем замахнулся и бросил
Прямо в средину толпы, где теснилося больше героев,
Перед кормой корабля благородного Протезилая,
И поразил Пирехмеса; наездников храбрых пеонян
Из Абидоса привел он, где Аксий струится широко.
В правое ранил его он плечо, и тот, громко стеная,
Навзничь свалился во прах. Отступила дружина в испуге,
Ужас в пеонянах всех возбудил сын Менойтия храбрый,
Их полководца убив, кто в кровавом бою отличался.
Войско прогнав от судов, потушил он пылавшее пламя.
Наполовину сгоревшим глубокий корабль был покинут.
С криком троянцы меж тем побежали, и вновь пред судами
Тесно сплотились ахейцы и было смятенье большое.
Точно как если Зевес Громовержец от острой вершины
Необозримой горы отодвинет нависшую тучу;
Вдруг открываются взору все выступы скал, все долины
И проливается с неба блестящий эфир бесконечный:
Так аргивяне, опасность огня от судов отвративши,
Духом на миг просветлели. Но бой еще не был окончен,
Ибо троянцы пред войском данайцев, Арею любезных,
Не без оглядки бежали от черных судов быстроходных,
Но, по нужде отступая, к отпору готовились снова.
Бой закипел меж вождями, и муж умерщвляем был мужем.
Первым Патрокл могучий, Менойтия сын благородный,
Ареилика ударил, к нему обращенного тылом,
Острою медью в бедро. И насквозь острие проскочило,
Кость раздробив, и троянец на землю лицом повалился.
Царь Менелай, сын Атрея воинственный, ранил Фоаса
В грудь, не прикрытую круглым щитом, и сковал его члены.
Сын же Филея, заметив Амфикла с подъятым оружьем,
Ранее бросил копье и в бедро его с краю ударил,
Там, где лежит у людей наиболее крупная мышца.
Медь разорвала все жилы, и тьма ему очи покрыла.
Нестора сын Антилох, той порою Атимния ранил
Острым копьем и оно через пах проскочило навылет.
Рухнул Атимний пред ним, и тогда на бойца Антилоха
Марис копьем замахнулся, отмстить порываясь за брата,
Стоя у трупа его, но герой Фразимед богоравный
Раньше копье отпустил, предвосхитив удар, и попал он,
Не промахнувшись, в плечо. И копья острие разорвало
Мышцы предплечья всего и кость размозжило глубоко.
Шумно он грохнулся наземь и тьма ему очи покрыла.
Так, укрощенные острым оружием двух Несторидов,
В темную область Эреба спустились друзья Сарпедона,
Дети от Амизадора, вскормившего прежде Химеру,
Неодолимую в гневе, беды причинявшую многим.
Сын Оилея Аякс наскочил на бойца Клеобула
И овладел им живым, когда тот среди давки споткнулся,
Тут же лишил его силы, мечом по затылку ударив.
Меч с рукояткой прекрасной весь сделался теплым от крови.
Черная смерть и судьба закрыли глаза Клеобулу.
Тою порой Пенелей и Ликон друг на друга напали;
Оба сперва промахнулись, напрасно пустив свои копья,
И налетели с мечами. Ликон Пенелея ударил
По верху шлема его густогривого, только сломался
За рукояткою меч, и тогда Пенелей его ранил
В шею над ухом, и меч весь проник глубоко; уцелела
Кожа одна, голова же повисла и члены ослабли.
Вождь Мерион, Акамаса проворно настигнув ногами,
В правое ранил бедро, когда тот на коней поднимался.
Пал с колесницы он наземь — и тьма над глазами разлилась.
Идоменей Эримаса безжалостной медью ударил
В рот, — проскочило навылет копье с наконечником медным
Прямо под мозгом и белые кости ему раздробило,
Вышибло зубы из десен, и кровь переполнила очи,
Хлынув наружу чрез ноздри и рот, что раскрыт был широко.
Черное облако смерти окутало тотчас героя.
Каждый из этих данайских вождей умертвил по троянцу.
Точно как хищные волки на коз иль овец нападают
И похищают из стада всех тех, что бредут одиноко
По недосмотру пасущих; едва на горе их завидят,
Как увлекают мгновенно, бессильных и трепетных сердцем:
Так аргивяне напали на войско врагов, а троянцы,
Вспомнив про шумное бегство, забыли о бранной отваге.
Сын Теламона великий еще раз пытался ударить
Гектора в медных доспехах. Но, в бранных делах изощренный,
Плечи широкие Гектор воловьим щитом покрывает,
Свисту внимая летающих стрел и гудению копий.
Знал уже он, что победа на сторону греков склонилась,
Но оставался в сраженьи, спасая товарищей милых.
Точно как туча с Олимпа вступает в пространное небо,
Если Зевес после ясного дня распростер непогоду:
С криками так от судов побежали троянцы в смятеньи
И не в порядке вернулись чрез ров. Приамида в оружьи
Вынесли быстрые кони, а войско троянцев оставил
Перед глубоким он рвом, задержанных там поневоле.
Резвые кони без счета ломали влекущие дышла
И покидали во рву клесницы вождей умерщвленных.
Храбрый Патрокл, взывая к своим, за бегущими гнался,
Горе готовя троянцам, которые криками бегства
Все наполняли дороги, — они врассыпную бежали.
Вихрем вздымалася пыль к облакам, когда в Трою обратно
Цельнокопытные кони неслись от судов и палаток.
Сын же Менойтия правил туда, где видал наибольше
В страхе бегущих врагов. С колесниц под блестящие оси
Мужи попадали в прах и, треща, колесницы валились.
Вскачь пронеслись через ров бессмертные, легкие кони,
Те, что Пелею царю подарили блаженные боги,
И полетели с Патроклом. Он Гектора рвался настигнуть,
Чтобы ударить копьем, но и Гектора кони умчали.
Точно осенней порой потемневшую землю придавит
Туча, в те дни, как Зевес посылает дожди проливные
И ополчается гневом великим на смертнорожденных,
Что, прибегая к насилью, в собраниях судят пристрастно,
Правду священную гонят, о мщеньи богов не заботясь;
Вот отчего через край все реки вода наполняет,
И по откосам холмов, пролагая глубокие русла,
С горных вершин ниспадают и мчатся в лазурное море
С грохотом страшным потоки, работу людей сокрушая:
Так оглушительно ржали бегущие кони троянцев.
Храбрый Патрокл, прорвавши фаланги передних троянцев,
Снова к судам быстроходным обратно погнал их, мешая
В город бежать и спастись, как желали они, но в долине,
Между высокой стеной и рекою и флотом ахейским,
Их убивал без числа, воздавая отмщеньем за многих.
Прежде всего он Проноя копьем поразил заостренным
В грудь, не прикрытую круглым щитом, и сковал ему члены.
Шумно тот грохнулся в прах. А Патрокл пошел на Фестора,
Сына Энопса. Тот в тесаной гладко сидел колеснице,
Сжавшись от страха и вожжи из рук упустивши, безумный.
Близко Патрокл к нему подбежал и копьем заостренным
В правую щеку ударил — оно пролетело чрез зубы.
И, приподняв за копье, он его протащил за перила,
Как рыболов со скалы огромную рыбу из моря
Тащит при помощи нити и ярко сверкающей меди:
Так он троянца, раскрывшего рот, потащил с колесницы
И уронил вниз лицом; тот упал и с душою простился.
После он камнем сразил Эриала, кто в бой порывался,
В голову по середине попал, и под шлемом тяжелым
Вся голова раскололась. На землю он ниц покатился,
И душегубная смерть распростерлась над мужем упавшим.
Тут же он сбил Еримаса, потом Амфотера, Эпалта,
Эхия и Тлеполема, дитя Дамастора, Пириса,
И Полимела, Аргеева сына, Эвиппа, Ифея:
Всех одного за другим он поверг на кормилицу землю.
Но, увидав, что кругом под оружием Менойтиада
Гибнет дружина ликийцев, без пояса панцирь носящих,
Вождь Сарпедон, укоряя, к ликийцам воззвал богоравным:
"Стыд, о, ликийцы! Куда вы бежите? Сражайтесь храбрее.
Вот устремляюсь на встречу герою тому, да увижу,
Кто этот доблестный воин, троянцам беды натворивший,
Ибо колени расслабил у многих мужей он и сильных".
Так говоря, с колесницы на землю он спрыгнул в оружьи.
Также Патрокл, завидев его, соскочил с колесницы.
Точно два коршуна, с клювом горбатым, с кривыми когтями,
Страшно крича, на вершине горы меж собою дерутся:
Так и они дуг на друга с воинственным ринулись криком.
Кроноса хитрого сын, их увидев, почувствовал жалость.
К Гере, супруге своей и сестре обратился он с речью:
"Гера! Ужель суждено Сарпедону, милейшему в смертных,
Быть укрощенным рукою Патрокла, Менойтия сына?
На двое воля моя разделилась и в мыслях колеблюсь,
Как поступить мне: живым ли похитить из битвы плачевной
И перенесть Сарпедона в отчизну богатых ликийцев,
Или дозволить, чтоб он укрощен был рукою Патрокла?"
И волоокая так отвечала почтенная Гера:
"О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил!
Мужа, рожденного смертным, давно подчиненного року,
Ныне обратно желаешь похитить у смерти зловещей?
Делай, но мы, остальные все боги, тебя не одобрим.
Только другое скажу, — ты ж в душе мое слово запомни:
Если живым отнесешь Сарпедона на родину, бойся,
Как бы потом кто-нибудь и другой из бессмертных не вздумал
Сына увлечь своего дорогого из битвы жестокой.
Ибо не в малом числе вкруг великой твердыни Приама
Дети воюют богов, — ты возбудишь в них гнев беспредельный.
Если ж он дорог тебе и твое о нем сердце тоскует,
То, не мешая покуда, чтоб в шуме жестокого боя
Он укрощен был рукою Патрокла, Менойтия сына,
После уже, когда жизнь и душа отлетят от героя,
Смерти и сладкому Сну прикажи, чтоб с ним полетели
И отнесли его тело к народу пространной Ликии.
Там погребут его братья с друзьями, почтивши гробницей
И надмогильным столпом: то — последняя почесть умершим".
Молвила так. Подчинился отец и людей и бессмертных.
Капли кровавой росы той порою он пролил на землю,
Сына почтив дорогого, которого должен был вскоре
В Трое убить плодоносной Патрокл, вдали от отчизны.
После того как, идя друг на друг, сошлись они близко,
Первым Патрокл сразил Фразимеда, известного силой,
Храброго сердцем возницу героя царя Сарпедона.
В нижнюю часть живота он попал и сковал ему члены.
Царь Сарпедон вслед за этим копье свое бросил в Патрокла,
Но в самого промахнувшись, коня поразил он Педаса,
В правое ранив плечо. Конь заржал, испуская дыханье,
В прах повалился, храпя, и жизнь от него отлетела.
Двое коней остальных расступились, ярмо заскрипело,
Вожжи их спутались, ибо в пыли пристяжная лежала.
Автомедон копьеносец исход, не замедлив, придумал,
Меч длинноострый извлек, что висел при бедре его тучном,
И, устремившись, обрезал поспешно ремни от Педаса:
Кони воспрянули разом и ровно под упряжью стали.
А полководцы вторично сошлись для смертельного боя.
Снова тогда Сарпедон заостренным копьем промахнулся.
Левого выше плеча над Патроклом копье пролетело
И не задело героя. Тогда устремился с оружьем
Мощный Патрокл, и медь из руки не напрасно помчалась,
Но угодила, где сердце грудной перепонкою сжато.
И повалился он в прах, точно дуб или тополь сребристый,
Или прямая сосна, если брус корабельный готовя,
Плотник ее на горе вновь отточенной срубит секирой:
Так распростертый он пред колесницей лежал и конями,
Тяжко хрипя и хватаясь за землю, облитую кровью.
Точно как лев нападает на стадо коров криворогих,
Где убивает быка темнокрасного, гордого сердцем,
И погибает он, тяжко стеная, под львиною пастью:
Так под рукою Патрокла пал вождь щитоносцев ликийских.
Но, умирая, он сделал усилье и друга окликнул:
"Главк доргой, о, боец средь мужей, надлежит тебе ныне
Быть копьеборцем искусным и воином с храброй душою.
Если боец ты проворный, займись теперь гибельным боем.
Прежде всего обойди всех начальников рати ликийской
И побуди их сражаться вкруг тела царя Сарпедона.
После и сам за меня повоюй заостренною медью.
Ибо на вечное время стыдом для тебя и позором
Имя пребудет мое, если ныне ахейские мужи
Снимут доспехи с меня, умерщвленного здесь пред судами.
Ты непреклонно держись, побуждая к сраженью всех прочих".
Только что слово он кончил, как смертный конец уж окутал
Очи и ноздри его. И, ногою на грудь наступая,
Вырвал Патрокл копье — перепонки во след показались.
Вместе из тела извлек он копья наконечник и душу.
А мирмидонцы держали храпящих коней, что все время
Рвались бежать, как пустыми стояли царей колесницы.
Главк опечалился сильно, услышав товарища голос,
Сердцем скорбел, оттого что не в силах подать ему помощь.
Руку держал он, прижавши ладонью. Его угнетала
Рана, которую Тевкр, беду от друзей отвращая,
Медью нанес ему прежде, в тот миг как на стену вскочил он.
И, Аполлону молясь Дальновержцу, он слово промолвил:
"Внемли, о, царь, пребываешь ли ты средь богатых ликийцев
Или же в Трое. Равно отовсюду ты можешь услышать
Скорбного мужа, как я, кто великой терзаем печалью.
Тяжкая рана меня удручает и острые боли
Руку терзают мою; не может доныне просохнуть
Кровь на руке, и плечо онемело от боли жестокой.
Больше не в силах держать я копье, ни сражаться с врагами,
В битву вступая. Меж тем знаменитейший воин повержен,
Зевса дитя, Сарпедон, но и сыну помочь не хотел он.
Ты же, о, царь Аполлон, исцели мою тяжкую рану,
Боли мои усыпи, дай мне силу, чтоб мог я, взывая
К храброй дружине ликиян, в них дух возбудить для сраженья,
Чтобы и сам я сражался вкруг трупа убитого мужа".
Так говорил он, молясь, и молению внял Дальновержец.
Тотчас он боль утолил, осушил на зияющей ране
Черную кровь и вдохнул ему в душу великую силу.
Главка исполнила радость, когда он узнал в своем сердце,
Что не замедлил услышать мольбу его бог всемогущий.
Прежде всего обошел он кругом всю дружину ликийцев,
Всех воевод побуждая вокруг Сарпедона сражаться.
После, широко ступая, к троянцам пошел, направляясь
К Полидамасу, Панфоеву сыну, к бойцу Агенору,
К храброму сердцем Энею и Гектору в медных доспехах.
Ставши пред ними вблизи, он крылатое слово промолвил:
"Гектор, теперь позабыл о союзниках ты совершенно,
Тех, что от милых друзей и любезной отчизны далеко
Душу кладут за тебя, — ты же им и помочь не желаешь.
Мертвым лежит Сарпедон, щитоносцев ликийских владыка,
Он, кто ликийскую землю держал правосудьем и силой.
Медный Арей усмирил его ныне оружьем Патрокла.
Так поспешите, о, други, исполнитесь гнева душою,
Бойтесь, чтобы мирмидонцы, во гневе за павших данайцев,
Нашим оружием острым близ быстрых судов умерщвленных,
Не надругались над трупом и ярких не сняли доспехов".
Так он сказал, и троянцев объяло глубокое горе
И безутешная скорбь, оттого что, хотя иноземец,
Вождь Сарпедон был оградою Трои; с ним много явилось
Воинов храбрых, и сам он средь всех отличался в сраженьях.
Полны отваги, они на данайцев направились прямо.
Гектор пред ними шел первый, из-за Сарпедона разгневан.
Мощный Патрокл меж тем побуждал аргивян меднобронных.
Он обратился к Аяксам, и так порывавшимся в битву:
"Ныне, Аяксы, да будет вам любо сражаться с врагами,
Как до сих пор средь мужей вы блистали, иль даже храбрее.
Мертвым лежит Сарпедон, кто на стену взобрался к нам первый.
Если б могли мы, его захватив, надругаться над телом,
С плеч дорогие доспехи сорвать и безжалостной медью
Тех из дружины убить, кто к нему устремится на помощь!"
Так он сказал, но и сами врагов отразить они рвались.
После того как вожди с двух сторон укрепили фаланги,
Яростно сшиблись друг с другом, желая сразиться вкруг трупа,
Мужи ликийцы, троянцы, равно мирмидонцы, ахейцы.
Грянул воинственный клич, на бойцах зазвенели доспехи.
Пагубный сумрак Зевес распростер над жестокою сечей,
Чтобы губительней сделать сраженье вкруг милого сына.
Стали вначале троянцы теснить быстрооких данайцев,
Ибо повержен был воин, не худший среди мирмидонян,
Сын Агаклея героя боец Эпигей богоравный.
Некогда он в хорошо населенном царил Будионе,
Но, одного умертвивши из родичей славных, к Пелею
И к среброногой Фетиде явился, моля о приюте.
Те в Илион многоконный отправили вместе
С мужеубийцей Ахиллом, да против троянцев воюет.
Ныне, едва он за труп ухватился, блистательный Гектор
В голову камнем его поразил, и под шлемом тяжелым
Вся голова раскололась. На землю он ниц повалился,
И душегубная смерть распростерлась над мужем упавшим.
Скорбь охватила Патрокла при гибели верного друга.
Мимо передних бойцов он, спеша, устремился, как сокол,
Если он быстро летит, устрашая скворцов или галок:
Так, о, возница Патрокл, на ликийцев ты ринулся прямо
И на троянцев, душой из-за милого друга разгневан.
Он Сфенелая сразил, Ифемена любезного сына,
Камнем огромным в затылок и обе рассек ему жилы.
Вспять отступили передние мужи и доблестный Гектор.
Сколько пространства свершает полет длинноострого дрота,
Ежели, силу свою испытуя, боец его бросит
На состязаньи иль в битве, теснимый врагом душегубным, —
Так далеко отступили троянцы под натиском греков.
Первым назад повернул щитоносцев ликийских начальник
Главк, и убил Батиклея, отважного сердцем героя.
Милого сына Халкона; в чертоге он жил на Элладе
И среди всех мирмидонцев довольством блистал и богатством.
Главк, обернувшись нежданно, пронзил его в грудь посредине
Острым копьем, когда тот его было настиг, догоняя.
Шумно он пал. И при виде, как доблестный воин свалился,
Греков объяла печаль, а троянцев — великая радость.
И, повернувшись, вкруг Главка сомкнулись они. Но ахейцы,
Не позабыв про отвагу, открытой их встретили силой.
Тою порой Мерионом сражен был один из троянцев
Сын Онетора, отважный душой Лаогон шлемоносец.
Зевса Идейского жрец; он, как бог, почитался народом.
Ранил его Мерион ниже уха и челюсти. Тотчас
Вышла из тела душа, и глубокой он тьмой был окутан.
А в Мериона Эней копье свое медное бросил,
В мужа надеясь попасть, что, прикрытый щитом, приближался.
Вовремя тот увидал и успел от копья уклониться,
Ибо нагнулся вперед, а копье длиннотенное сзади
В землю воткнулось концом, и дрожало тяжелое древко
Долго, пока не исчезла в нем бурная сила Арея.
Так из могучей руки бесполезно копье полетело
И оттого оно, в землю вонзясь, трепетало.
Гневом Эней воспылал и крылатое слово промолвил:
"Скоро б тебя, Мерион, хотя и плясун ты проворный,
Медь укротила моя навсегда, если б только попала".
Славный метатель копья Мерион, отвечая, промолвил:
"Трудно, Эней, тебе было б, на силу твою невзирая,
Всякого жизни лишить, кто навстречу тебе устремится
С целью тебя отразить, ибо смерти, как все, ты подвластен.
Если бы я этой медью в тебя угодил посредине,
Скоро б тогда, несмотря на уверенность рук и на силу,
Мне ты дал славу, а душу — Аиду, чьи лошади резвы".
Так он сказал. И его упрекнул сын Менойтия славный:
"Будучи доблестным мужем, зачем говоришь ты все это?
Бранною речью, мой друг, не прогонишь троянцев от трупа.
Лучше кто-либо меж ними да будет повержен на землю.
Битвы решаются силою рук, а советы — речами.
Ныне не время слова умножать, ибо нужно сражаться".
Молвил и бросился в бой, а за ним и герой богоравный.
Точно в ущелье горы от работы мужей дровосеков
Стук раздается немолчный, на дальнее слышный пространство:
Громкий такой же тогда над пространной землею поднялся
Треск от оружья и кож и воловьих щитов округленных,
Под лезвиями мечей, под ударами копий двуострых.
Не отыскал бы тогда Сарпедона на поле сраженья
И наблюдательный муж, оттого что от пят до макушки
Весь был покрыт он стрелами, и кровью, и черною пылью.
Войско меж тем продолжало тесниться вкруг трупа, как мухи,
Что во дворе пастуха жужжат вкруг подойников полных
Вешней порою, когда молоко наполняет сосуды:
Так и герои толпились вкруг трупа царя Сарпедона.
Не отвращал и Зевес Громовержец очей своих ясных
С поля жестокого боя. Все время глядел он на битву
И про себя глубоко размышлял об убийстве Патрокла,
В мыслях колеблясь, теперь ли над трупом вождя Сарпедона,
Должен блистательный Гектор Патрокла средь сечи кровавой
Медью смирить и сорвать с его плеч дорогие доспехи,
Иль еще нужно труды увеличить и бедствия многих.
И показалось ему, размышлявшему так, наилучшим,
Чтобы отважный соратник Пелеева сына Ахилла
Войско троянцев, равно как и Гектора в медных доспехах,
К Трое обратно погнал и дыхание отнял у многих.
Гектора сердце бессильным он сделал. Тот в бегство пустился,
На колесницу вскочив, и бежать всех других побуждая,
Ибо узнал, что священные Зевса весы наклонились.
Не устояли и сильные духом ликийцы, но в бегство
Все обратились, увидев, что в сердце сражен их владыка
И среди кучи убитых лежит, ибо воинов много
Пало с тех пор, как Зевес возбудил беспощадную сечу.
С плеч Сарпедона тогда совлекли мирмидонцы доспехи,
Ярко блестевшие медью. Их отдал товарищам верным
Храбрый Менойтия сын, чтоб к судам отнесли многоместным.
Зевс, облаков собиратель, в то время сказал Аполлону:
"Феб дорогой, поспеши, из-под стрел извлеки Сарпедона,
Тело его ты сначала от крови очисть почерневшей,
После речною волною обмой, перенесши далеко,
Светлой амврозией вытри, в нетленные ризы окутай,
И, наконец, передай его двум быстролетным вожатым,
Смерти и Сну — близнецам — пусть вдвоем понесут его тело
Для возвращенья народу богатому дальней Ликии.
Там погребут его братья и други, почтивши гробницей
И надмогильным столпом, то последняя почесть умершим".
Так он промолвил, и Феб не ослушался слова отцова.
Тотчас в кровавую сечу с Идейских высот он спустился,
Быстро извлек из-под стрел Сарпедона, подобного богу,
После речною волною обмыл, перенесши далеко,
Светлой амврозией вытер, окутал в нетленные ризы,
И, наконец, передал его двум быстолетным вожатым,
Смерти и Сну — близнецам, и они, его тело понесши,
Вскоре примчались к народу богатому дальней Ликии.
Тою порою Патрокл коней торопил и возницу
И за троянцами вслед и ликийцами гнался, безумный,
Сильно зато пострадавший. Послушай он слова Пелида,
Черной бы смерти он верно избег и погибельной Парки.
Только решенье Зевеса всегда над людским торжествует.
Он устрашает и храбрых, легко отнимает победу
Даже тогда, когда сам перед тем побуждал их сражаться.
Ныне в груди у Патрокла разжег он бесстрашное сердце.
Первым кого, о, Патрокл, кого умертвил ты последним,
После того как уж боги тебя предназначили к смерти?
Первым Адреста, потом Автоноя, а также Эхекла,
Сына Мегаса Перима, Эпистора и Меланиппа,
После Эласа, равно как и Мулия, вместе с Пилартом.
Их он убил, а другие о скором подумали бегстве.
Взяли б тогда аргивяне высоковоротную Трою,
Пала б она под руками и бурным оружьем Патрокла,
Не сторожи Аполлон на красиво построенной башне.
Горе замыслив Патроклу, он помощь готовил троянцам.
Трижды Патрокл на выступ высокой стены порывался,
Трижды его от стены отражал Аполлон Дальновержец,
В щит его светлый три раза нетленной рукой ударяя.
Только когда он в четвертый напал, небожителю равный,
Грозно тогда закричал Дальновержец и слово промолвил:
"Прочь, о, потомок богов! Не тебе предназначено роком
Город отважных троянцев разрушить копьем своим бурным,
Ни Ахиллесу Пелиду, хоть много тебя он храбрее".
Так он сказал, и Патрокл поддался назад торопливо,
Гнева желая избегнуть делеко разящего Феба.
Гектор близ Скейских ворот удержал своих цельнокопытных
Быстрых коней, размышляя, вернуться ль в толпу и сражаться,
Иль повелеть всем троянцам собраться внутри за стеною.
Вдруг перед ним, размышлявшим, предстал Дальновержец,
Образ приняв молодого и силой цветущего мужа,
Азия, — Гектору он приходился по матери дядей,
Ибо он брат был Гекубы и сын копьеносца Димаса.
Жил в стороне он Фригийской, поблизости вод Сангарийских.
Ставши подобным ему, Аполлон, сын Зевеса, промолвил:
"Гектор, зачем уклонился от битвы? Так делать не должно.
Будь я сильнее тебя, насколько теперь я слабее,
Скоро б тогда, но печальным путем, ты покинул сраженье.
Лучше направь на Патрокла коней своих твердокопытных.
Может, его одолеешь, и Феб тебе славу дарует".
Так говорил ему бог и вернулся в сражение смертных.
Гектор тогда повелел Кебриону, отважному сердцем,
В битву обратно погнать лошадей. И смятение злое
Феб Аполлон возбудил средь ахеян, в толпу их проникши,
А Приамиду и войску троянцев готовил победу.
Гектор, оставив других аргивян в стороне и не тронув,
Прямо погнал на Патрокла коней своих твердокопытных.
В свой же черед и Патрокл соскочил с колесницы на землю;
Левой сжимал он копье, а правой рукою булыжник
Белый схватил угловатый и, плотно прижавши к ладони,
Ноги расставив, швырнул, отстоя недалеко от мужа,
Не промахнулся Менойтия сын, но булыжником острым
В лоб угодил Кебриону, в то время державшему вожжи,
Гектора другу вознице, побочному сыну Приама,
Обе тот камень сорвал ему брови, и не уцелела
Кость черепная. На землю упали глаза Кебриона
Перед ногами его, и он сам с колесницы прекрасной
Вниз полетел, как пловец, и дыханье покинуло тело.
Тут, издеваясь над ним, ты, Патрокл наездник, воскликнул:
"Боги, как ловок сей муж! Как легко кувырнулся он наземь!
Если б он то же проделал среди многорыбного моря,
Устриц ища, то наверно доставил бы лакомство многим,
Прыгая так же легко с корабля даже в бурные воды,
Как вот теперь с колесницы нырнул он в песок среди поля.
Знать и в народе троянском искусные есть водолазы!"
Так говоря, налетел он на труп Кебриона героя
С дикою яростью льва, если, скотный загон разоряя,
В грудь он стрелой поражен и по собственной гибнет отваге:
Так, свирепея, Патрокл, ты на труп налетел Кебриона.
Гектор, с своей стороны, соскочил с колесницы на землю,
И завязали герои сраженье за труп Кебриона,
Точно два льва на горе из-за лани дерутся убитой,
Оба отвагой дыша, терзаемы голодом оба:
Так и за труп Кебриона два опытных в битве героя —
Славный Патрокл, Менойтия сын, и блистательный Гектор —
Бились, друг друга стараясь задеть беспощадною медью.
Гектор за голову труп ухватил и держал неослабно,
За ноги — славный Патрокл. В то время другие троянцы
И аргвяне все вместе затеяли грозную свалку.
Точно как западный ветер и южный друг с другом столкнутся
В узком ущелье горы и на лес ополчатся дремучий,
Дубы и ясени гнут и кизил с поотвисшей корою,
И с несмолкающим шумом деревья одно об другое
Длинными хлещут ветвями и сами ломаются с треском:
Так аргивяне и мужи троянцы, бросаясь навстречу,
Смерть наносили друг другу — никто не подумал о бегстве.
Множество вкруг Кебриона воткнулося в землю двуострых
Копий и стрел оперенных, с тугой тетивы полетевших,
Множество камней больших раздробило щиты у героев,
Бившихся вкруг Кебриона, а сам во весь рост исполинский,
В туче он праха лежал, позабыв свою ловкость возницы.
Долго, покуда средь неба блестящее двигалось солнце,
Сыпались стрелы с обеих сторон и валились герои.
Но когда солнце склонилось, в тот час, как быков распрягают,
Дети ахеян, судьбе вопреки взяли верх над врагами,
Ибо они из под стрел увлекли Кебриона героя
Прочь от смятенных троянцев и с плеч его сняли доспехи.
Снова Патрокл устремился, беды замышляя троянцам.
Трижды бросался он в бой, быстроногому равный Арею,
С криком воинственным, девять мужей каждый раз убивая.
Но как в четвертый он раз налетел, небожителю равный,
Тут, о, наездник Патрокл, конец наступил твоей жизни.
Страшный в кровавом бою Аполлон тебе вышел навстречу.
Только Патрокл его не приметил в смятении битвы,
Ибо явился бессмертный, густою окутанный тучей,
Сзади он стал за героем, в широкие плечи и спину
Тяжкой ударил рукой — и в глазах у того завертелось.
Шлем с головы у Патрокла сорвал Аполлон Дальновержец,
И зазвенел под ногами коней, по земле покатившись,
Шлем с продырявленным ободом. Грива на нем загрязнилась,
Кровью покрывшись и пылью. А прежде того не бывало,
Чтоб густогривый сей шлем запятнался и праха коснулся,
На богоравном герое Ахилле досель защищал он
Голову с дивнопрекрасным челом. А теперь, волей Зевса,
Гектор наденет его, ибо гибель была его близко.
Мигом в руках у Патрокла копье боевое сломалось,
Медью обитое светлой, тяжелое, страшно большое.
С плеч его пояс упал и щит покрывающий мужа,
Панцирь ему развязал Аполлон Дальновержец, сын Зевса.
Разум его помутился и светлые члены ослабли.
Он, цепенея, стоял. И в то время копьем длиннотенным
В спину меж плеч поразил его сзади один из дарданцев,
Воин Эвфорб, сын Панфоя, ровесников всех затмевавший
Ног быстротой, и копьем, и ловкостью править конями,
Ибо, впервые прибыв в колеснице, войне обучаясь,
Двадцать героев с коней он на землю низверг в состязаньи.
Он то, наездник Патрокл, копьем поразил тебя первый,
Но не смирил, а назад побежал и смешался с толпою,
После того как из тела копье свое вырвал обратно.
Встречи избег он с героем Патроклом, хотя безоружным.
Сын же Менойтия, богом и острым копьем укрощенный,
Быстро к друзьям отступил, избегая губительной Парки.
Гектор, едва увидав, что Патрокл, бесстрашный душою,
Раненый острою медью, назад отступает к дружине,
Близко к нему подбежал сквозь ряды и копьем его ранил
В нижнюю часть живота — и копье пронеслось через тело.
Грохнулся наземь Патрокл к великому горю ахеян.
Точно как лев побеждает в бою неустанного вепря,
Если, отвагой дыша, на вершине горы они бились
Из-за ключа небольшого, терзаемы жаждою оба,
И торжествует могучий над запыхавшимся вепрем:
Так у могучего Менойтиада, сразившего многих,
Гектор, сын славный Приама, копьем своим отнял дыханье.
И, похваляясь пред ним, он крылатое слово промолвил:
"Ты уповал, о, Патрокл, богатый мой город разрушить,
Жен собирался троянских, лишив их сиянья свободы,
На кораблях увезти в любезную отчую землю:
О, безрассудный! За них быстроногие Гектора кони
Рвутся на бой да и сам я копьем подвизаюсь пред войском
Браннолюбивых троянцев, от наших супруг отвращая
Горькое рабство. Тебя же сожрут наши коршуны вскоре.
О, злополучный! Тебе не помог и Ахилл, столь отважный,
Он, кто наверно тебя задержал и наказывал долго:
— Не возвращаться назад, о, Патрокл, коней укротитель,
К нашим глубоким судам, перед тем как туники кровавой
Не рассечешь на груди ты у Гектора мужеубийцы, —
Так он, должно быть, сказал и уверил тебя, о, безумец!"
Изнемогая, Патрокл наездник, ему ты ответил:
"Можешь теперь похваляться. Тебе даровали победу
Зевс Олимпиец и Феб Аполлон. Без труда укротили
Боги меня и оружие с плеч моих сами сорвали.
Если бы воинов двадцать, как ты, мне навстречу предстали,
Все бы погибли на месте, моей укрощенные медью.
Но одолели меня сын Латоны и рок беспощадный,
А из героев — Эвфорб. Ты же третьим удар мне наносишь.
Но говорю я тебе, и в душе мое слово запомни:
Жить, Приамд, и тебе остается недолгое время.
Рок всемогущий и смерть пред тобою стоят уже близко.
Вскоре падешь от руки беспорочного сына Эака".
Только что слово он кончил, как смерть осенила героя.
Быстро от тела умчалась душа и в Аид опустилась,
Плача о доле своей, покидая и силу и юность.
С речью уже к мертвецу обратился блистательный Гектор:
"Ты отчего, о, Патрокл, пророчишь мне черную гибель?
Кто еще знает, не сын ли Фетиды прекрасноволосой
Раньше испустит дыханье, моим укрощенный оружьем?"
Так говоря и на тело ногой наступив, он из раны
Вырвал обратно копье и труп опрокинулся навзничь.
После с копьем устремился на Автомедона, чтоб ранить
Равного богу возницу Ахилла, Эакова внука.
Только того уж умчали бессмертные быстрые кони,
Те, что Пелею царю подарили блаженные боги.
ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ
Подвиги Менелая.
Не утаилось от глаз Менелая, любимца Арея,
Что под оружьем троянцев Патрокл убит среди сечи.
Яркою медью одет, из переднего ряда он вышел
И зашагал вокруг тела, как матка, родивши впервые,
С жалобным ходит мычаньем вкруг телки своей первородной:
Так вокруг тела Патрокла шагал Менелай русокудрый,
Выставив грозно копье и щит равномерно округлый,
Смертью тому угрожая, кто первый к нему подошел бы.
Но и Панфоя воинственный сын, копьеносец искусный,
Не позабыл о Патрокле, сраженном бойце благородном.
Ставши вблизи, он сказал Менелаю, любимцу Арея:
"Зевса питомец, Атрид Менелай, о, владыка народов,
Прочь! Ты оставь мертвеца, дай кровавые снять мне доспехи,
Ибо никто из троянцев, никто из союзников славных
Раньше, чем я, не ударил Патрокла копьем среди сечи.
И оттого не препятствуй добыть мне великую славу.
Иль попаду и в тебя и лишу тебя сладостной жизни".
Тяжко вздохнувши ему отвечал Менелай русокудрый:
"Отче Зевес! Не пристойно с таким похваляться бесстыдством!
Так леопард не бывает надменен. Ни лев пышногривый,
Ни замышляющий гибель кабан, кто в бестрепетном сердце
Больше, чем прочие звери, великою силой гордится,
Как о себе копьеносцы Панфоевы дети возмнили.
Но насладился недолго смиритель коней Гиперенор
Силой и юностью, после того как пошел мне навстречу
И надо мною глумился, твердя, что из всех я данайцев
Самый трусливый воитель. Домой не придет он, надеюсь,
Чтоб дорогую жену и родителей милых утешить.
Так усмирю я и силу твою, если будешь с оружьем
Ждать предо мною. Совет мой — назад удались поскорее,
Скройся в толпу. Не упорствуй, не стой предо мною, покуда
Не поплатился. Глупец познает только то, что свершилось".
Так он сказал. Панфоид не послушал совета и молвил:
"Сам, о, питомец Зевеса, поплатишься ныне за гибель
Брата, кого умертвил у меня и чьей смертью хвалишься,
Ты, кто супругу его в тишине новозданного дома
Сделал вдовой, а родителям грусть причинил и стенанья.
Верно, большую отраду доставлю несчастным в их горе,
Если, твоей овладев головой и доспехами брани,
В руки отдам их Панфою и богоподобной Фронтиде.
Дай же, скорей испытаем работу тяжелую боя,
Пусть для меня и тебя он победу решает иль бегство".
Так говоря, Менелая ударил он в щит округленный.
Медь не пробив, острие над щитом его твердым погнулось.
Тотчас за ним Менелай устремился, любимец Арея,
С медным копьем, воссылая молитву Зевесу Крониду,
И отступавшему мужу попал в основание глотки,
Сам поналег на копье, своей тяжкой руке доверяясь.
Нежную шею Евфорба насквозь острие пронизало.
Шумно он грохнулся в прах, и доспехи на нем загремели,
Волосы кровью покрылись, подобные кудрям хариты,
Золотом и серебром перевитые локоны пышно.
Точно садовник лелеет побег плодоносной оливы
В месте укромном, где бьет в изобильи вода ключевая;
Пышная ветвь зеленеет и белым осыпана цветом,
В разные стороны гнется под нежным дыханием ветра;
Вдруг ураган налетает с внезапною бурей великой
И деревцо вырывает из ямы и наземь бросает:
Так и Панфоева сына, метателя копий Эвфорба,
Храбрый убил Менелай и его обнажил от доспехов.
Точно как лев, обитатель холмов, полагаясь на силу,
В мирно пасущемся стаде тучнейшую схватит корову;
Крепко зубами держа, он сперва раздробит ей затылок,
После ее растерзает и кровь, и утробу проглотит;
Вкруг же него пастухи и собаки, стерегшие стадо,
Издали крик поднимают и лай, но никто не дерзает
Близко к нему подойти, обуянные ужасом бледным:
Так никого меж троянцами сердце в груди не подвигло
Близко тогда подступить к Менелаю, покрытому славой.
Тут бы легко сын Атрея доспехи унес Панфоида,
Если б к нему Аполлон не почувствовал зависти в сердце.
Гектора в бой побудил он, Арею подобного мужа,
Смертного образ приняв, полководца киконян Ментеса.
Он, обратясь к Приамиду, крылатое слово промолвил:
"Гектор, куда ты стремишься, за недостижимым погнавшись,
За лошадьми Эакида героя? Да людям-то смертным
Этих коней не легко укрощать, ни впрягать в колесницу,
Всякому, кроме Ахилла, дитяти бессмертной богини.
Сын же Атрея меж тем, вокруг тела Патрокла шагая,
Острою медью убил из троянцев храбрейшего мужа,
Сына Панфоя Евфорба и битву заставил покинуть".
Слово окончив, бессмертный вернулся в сражение смертных.
Гектора мрачную душу окутало страшное горе.
Он по рядам оглянулся и тотчас увидел Атрида,
Как он доспехи снимал с Панфоида, лежащего в прахе.
Черная кровь на песок из зияющей раны струилась.
Гектор из ряда передних, сверкая оружием, вышел,
Зычно крича, на бушующий пламень Гефеста похожий.
И не укрылся от взора Атрида взывающий Гектор.
Тяжко вздохнув, к своему обратился он храброму сердцу:
"Горе мне! Если я кину прекрасные эти доспехи,
Если оставлю Патрокла, кто пал, мою честь защищая,
Как бы, увидев, не стал порицать меня кто из ахеян.
Если ж, укоров стыдясь, я троянцев и Гектора встречу,
Как бы меня, одного обступив, их толпа не убила,
Ибо все войско троянцев ведет шлемовеющий Гектор.
Только зачем я всем этим тревожу любезное сердце?
Муж, кто без помощи бога желает сразиться с героем,
Богу любезным, себя обрекает на верную гибель.
Вот отчего аргивяне меня не осудят, увидев,
Что отступаю пред Гектором: с помощью бога он бьется.
Если б мне голос услышать Аякса, отважного сердцем,
Оба мы вместе пошли б и подумали б снова про битву.
Труп и без помощи бога, быть может, увлечь удалось бы
И передать Ахиллесу: то было б из зол наименьшим".
Но между тем как он это обдумывал в мыслях и в сердце,
Близко ряды подоспели троянцев — предшествовал Гектор.
И Менелай отступил, удалился от тела Патрокла,
Часто назад озираясь, как будто бы лев пышногривый,
Если собаки и люди его отразят от загона
Криком и множеством копий; от страха в груди его мощной
Сердце сожмется, и нехотя он со двора отступает:
Так отступал Менелай русокудрый от тела Патрокла.
Только достигнув дружины, он стал и лицом обернулся,
Всюду Аякса ища, Теламонова сына большого.
Вскоре его увидал он по левую сторону боя.
Верных друзей ободрял и в сражение вел Теламонид,
Ибо вдохнул Аполлон в сердца их божественный ужас.
Царь Менелай побежал и, приблизясь к Аяксу, промолвил:
"Милый, за мной! Поспешим вкруг умершего биться Патрокла!
Труп нам удастся, быть может, снести к Ахиллесу Пелиду,
Хоть обнаженный: доспехи совлек шлемовеющий Гектор".
Так говоря, взволновал он Аякса могучего сердце.
Вышел к бойцам он передним, а с ним Менелай русокудрый.
Гектор Патрокла тащил, обнажив от прекрасных доспехов;
Голову с плеч он хотел отрубить заостренною медью
И поволочь его тело и бросить троянским собакам.
Близко Аякс подошел и уставил свой щит, словно башню
Гектор назад отступил и в толпу удалился троянцев.
Сам в колесницу вступил, а доспехи вручил он дружине,
В город велел отнести их, себе на великую славу.
Менойтиада широким щитом приукрыл Теламонид,
Стал перед ним, как стоит, закрывая детенышей, львица,
Если детенышей глупых выводит гулять и средь леса
Встретит охотников вдруг и, на силу свою полагаясь,
Кожу наморщит на лбу и прикроет глаза горделиво:
Так перед мертвым Патроклом стоял Теламонид великий.
Рядом, с другой стороны, сын Атрея, любезный Арею,
Стал Менелай русокудрый, терзаемый скорбью великой.
Главк, Гипполоха дитя, предводитель героев ликийских,
На Приамида взглянул исподлобья и гневно промолвил:
"Гектор, по виду герой, но в бою уступающий многим!
Так-то тебя беглеца незаслуженно слава венчает.
С этого дня позаботься свой город спасать и твердыню
Сам, во главе выступая мужей, в Илионе рожденных.
Ибо никто из ликиян отныне бороться не станет
Против данайцев за город. Без устали вечно сражайся
С храброй толпою врагов — благодарности здесь не увидишь.
Как, о, несчастный, спасешь ты в сражении мужа простого,
Если царя Сарпедона, товарища, также и гостя,
Так малодушно покинул данайцам в корысть и добычу?
Был он при жизни во многом тебе и всей Трое полезен,
Ты ж не дерзнул помешать, чтоб он мертвый был брошен собакам.
Кто из ликийских мужей мне послушен теперь, как и прежде,
Тот отправляйся домой, и да снидет погибель на Трою!
Будь лишь в сердцах у троянцев жива дерзновенная сила,
Чуждая страха отвага, какая присуща героям,
Кто за отчизну подъемлет труды боевые с врагами,
Мы бы еще и теперь в Илион утащили Патрокла.
Если б могли мы его из смятения битвы похитить,
Если бы этот мертвец очутился в твердыне Приама,
Скоро б вернули ахейцы доспехи царя Сарпедона,
Да и его самого в Илион мы доставили б скоро,
Ибо лежит здесь соратник того, кто считается первым
Средь аргивян пред судами, он сам, а равно его слуги.
Только Аякса большого, отважного сердцем героя,
Ты дожидаться не смел, лишь в бою увидал его очи,
С ним воевать не дерзнул, оттого что он много сильнее".
И шлемовеющий Гектор, взглянув исподлобья, ответил:
"Главк, ты всегда столь разумный, зачем говоришь так надменно?
Боги! Тебя постоянно по мудрости ставил я выше
Воинов всех остальных, в плодородной Ликии живущих.
Ныне же сильно тебя порицаю за то, что сказал мне,
Будто я выждать боялся огромного ростом Аякса.
Нет, устрашить меня трудно сраженьем и топотом конским..
Только решенье Зевеса всегда над людским торжествует,
Он устрашает и храбрых, легко отнимая победу
Даже у тех, кого сам перед тем побуждает сражаться.
Лучше, о, милый, со мной становись и на деле увидишь,
Весь ли я нынешний день, как сказал ты, пребуду бессильным,
Или кого из данайцев, хотя бы отважного сердцем,
Битву заставлю покинуть вкруг мертвого тела Патрокла".
Так говоря, он троянцам пронзительным голосом крикнул:
"Други дардане, ликийцы, бойцы рукопашные Трои!
Будьте мужами теперь, помышляйте о бранной отваге.
Бейтесь, пока облекусь в дорогие доспехи Ахилла,
В те, что сегодня сорвал с умерщвленного мною Патрокла".
Так громогласно воскликнув, ушел шлемовеющий Гектор
Прочь от погибельной битвы и, легким ногам доверяясь,
Быстро пустился бежать и друзей недалеко настигнул,
Несших с собой в Илион дорогое оружье Пелида.
Там обменял он доспехи, вдали от плачевного боя.
Войнолюбивым троянцам вручил он свои, чтоб в священный
Их отнесли Илион, и в нетленные сам облачился
Латы Ахилла Пелида, что встарь небожители боги
Дали владыке Пелею, а старец передал их сыну,
Но не состарился сын в знаменитых доспехах отцовских.
Зевс, облаков собиратель, увидел вдали от сраженья,
Как Приамид облачился в доспехи Ахилла Пелида
И, покачав головой, Олимпиец сказал в своем сердце:
"О, злополучный! В душе твоей нет еще мысли о смерти,
Близко стоящей. Теперь надеваешь нетленные латы
Мужа, великого силой, пред кем все другие трепещут.
Ты же убил его друга, отважного, кроткого сердцем,
И с головы самовольно и с плеч все похитил доспехи.
Только сегодня тебе я дарую большую победу —
Во искупленье того, что не снимет с тебя Андромаха
Славных доспехов Пелида, что к ней не вернешься из битвы".
Молвил и в знак обещания темными двинул бровями.
Гектор меж тем облачился — доспехи пришлись ему к телу.
Бурный Арей, ненасытный в бою, овладел его сердцем,
Все его члены внутри преисполнились мощи великой.
Громко крича, подошел он к дружинам союзников славных
И показался им в светлых доспехах героем Пелидом.
Всех обходя, Приамид уговаривал каждого мужа,
Местлеса, Главка, Медона, равно как бойца Ферсилоха,
Астеропея, равно как Дизенора и Гиппофоя,
Фаркса, Хромия, птицегадателя также Эннома.
Всех побуждая сражаться, он слово крылатое молвил:
"Слушайте, сотни племен союзников наших соседних!
Не за количеством гнался я и не многолюдства искал я,
Каждого из городов населенных сюда призывая,
Только затем, чтоб троянских супруг и детей малолетних
Вы защищали усердно от браннолюбивых данайцев.
В этой надежде троянский народ истощаю дарами
И пропитаньем для вас, чтобы вашу поддерживать храбрость.
Пусть же бестрепетно каждый лицом обратится к данайцам,
Чтобы спастись или пасть: такова неизбежность сраженья.
Кто же Патрокла, уже умерщвленного мною, доставит
Храбрым наездникам Трои, прогнав Теламонова сына,
Тот половину получит добычи, а я ограничусь
Только другою, и будет со мною он славою равен".
Так он сказал, и они на ахеян пошли, угрожая,
Копья высоко подняв, ибо сильно надеялись в сердце
Тело увлечь из-под рук Теламонова сына Аякса.
Глупые! Сам он у многих похитил дыхание жизни.
Слово промолвил Аякс Менелаю, отважному в битвах:
"О, дорогой Менелай, сын Атрея, питомец Зевеса,
Больше теперь не надеюсь, что сами из боя вернемся
Не опасаюсь я столько за тело Патрокла героя,
Как бы троянских собак и птиц не насытил он вскоре,
Как о своей голове беспокоюсь, чтоб не пострадала,
И о твоей. Ибо облаком битвы кругом нас окутал
Гектор, и скорая гибель со всех нас сторон окружает.
Но попытайся, окликни храбрейших; быть может, услышат".
Так он сказал, Менелай не ослушался в битвах отважный,
Голосом зычным воскликнул, взывая к данайским героям:
"Милые други! Вожди и советники войска ахеян,
Все, кто Атридам служа, Агамемнону и Менелаю,
Пьет за общественный счет и начальствует каждый над войском,
Все, кому слава и почесть дарованы Зевсом Кронидом!
Трудно теперь отыскать мне в отдельности каждого мужа:
Так далеко распростерся губительный пламень сраженья.
Всяк да является сам и в душе негодует при виде,
Как достается Патрокл в забаву троянским собакам".
Так он промолвил, и чуткий услышал Аякс Оилеев.
Первый на зов поспешил он, спеша чрез смятение битвы.
Идоменей прибежал вслед за ним и его сотоварищ
Вождь Мерион, Эниалию мужеубийце подобный.
Но остальных полководцев кто мог бы припомнить прозванья,
Всех аргивян, кто потом в беспощадной участвовал битве?
Войско троянцев сомкнулось и ринулось, — первым шел Гектор.
Точно как в устье реки, отягченной дождями Зевеса,
Яростно хлещет прилив, направляясь теченью навстречу,
Стонут прибрежные скалы под хлынувшей влагой соленой:
С шумом подобным троянцы пошли на врагов. Но ахейцы
Все обступили Патрокла, исполнены равной отваги,
Тело кругом ограждая щитами, покрытыми медью.
Темную тучу Зевес распростер вкруг их шлемов блестящих.
Не был Менойтия сын и при жизни ему ненавистен,
В прежнее время, когда он соратником был Ахиллеса.
И не стерпел Олимпиец, чтоб лютым троянским собакам
В пищу достался Патрокл: друзей устремил он на помощь.
Стали вначале троянцы теснить быстрооких данайцев.
Страхом объяты, ахейцы покинули тело Патрокла,
Но никого не убили троянцы, хоть сильно желали,
Только похитили труп. И недолго вдали от Патрокла
Грекам пришлось ожидать, ибо скоро Аякс Теламонид
Войско врагов отразил, — он, по виду и подвигам бранным
Первый из всех аргивян, после славного сына Пелея.
Мимо передних бойцов он вперед устремился, похожий
Мощью на дикого вепря, который легко разгоняет
Юношей сильных и псов, обернувшись в ущелии тесном:
Также легко и Аякс, блистательный сын Теламона,
Между рядами прошел и рассеял фаланги троянцев
Всех, окружавших Патрокла и сильно в душе уповавших
В город его отнести и покрыться великою славой.
Лефа Пелазга блистательный сын, Гиппофой благородный
За ногу тело уже волочил средь смятения битвы,
Крепко ремнем привязавши его за пяту вокруг мышцы,
Радуя сердце троянцев и Гектора. Только приспела
Вскоре беда, и никто не помог, несмотря на желанье.
Сын Теламона Аякс чрез толпу налетел на героя
И поразил его близко по медноланитному шлему.
Надвое шлем густогривый вокруг острия раскололся,
Длинным копьем пораженный, что пущено мощной рукою,
И окровавленный мозг вдоль копья устремился из раны.
В то же мгновение сила покинула члены троянца.
Ногу Патрокла героя из рук уронил он на землю,
Сам близ Аякса лицом повалился на мертвое тело,
От плодородной Лариссы далеко, родителей милых
Не наградив за труды воспитания, ибо недолгий
Прожил он век, усмиренный копьем Теламонова сына.
Гектор тогда на Аякса блестящим копьем замахнулся,
Тот же, в лицо его видя, слегка от копья уклонился.
В Схедия Гектор попал, благородного сына Ифита,
В первого мужа средь войска фокейцев. Он жил в Панопее.,
Городе славном, и властно царил над великим народом.
Гектор навылет его поразил под срединой ключицы;
Медный конец острия из плеча показался наружу.
Шумно он грохнулся в прах, и доспехи на нем загремели.
В свой же черед Теламонид ударил в живот посредине
Форкиса, сына Фенопса, стерегшего труп Гиппофоя.
Выпуклость панциря пробила медь и рассекла утробу.
Тотчас он в прах повалился, ладонями землю хватая.
И отступили Троянцы с блистательным Гектором вместе.
С криком тогда аргивяне тела утащили убитых
Форкиса и Гиппофоя и с плеч их оружие сняли.
Тут бы троянская рать, пораженная слабостью духа,
Бросилась вверх в Илион от данайцев, любимых Ареем,
Ибо герои ахейцы и против решенья Зевеса,
Славу себе добывали отвагой и собственной силой,
Но Аполлон побудил в это время к сраженью Энея,
Образ приняв Перифаса глашатая, сына Эпита,
Кто при отце его старом всю жизнь был глашатаем мудрым.
Ставши подобным ему, Аполлон, сын Зевеса, промолвил:
"Разве, Эней, вы доныне спасли бы высокую Трою
Против желания бога? Хоть видел я прежде героев,
Что полагались в боях на свою лишь отвагу и силу,
Лишь на дружину свою, даже малое войско имея.
Вам же и Зевс Олимпиец охотней желает победу,
Чем аргивянам. Вы сами дрожите и в бой не идете".
Так он сказал. И Эней, посмотревши в лицо Аполлону,
Бога узнал Дальновержца. И громко он Гектору крикнул:
"Гектор и все полководцы троянских дружин и союзных!
Будет позором, когда от данайцев, любимых Ареем,
Бросимся вверх в Илион, пораженные слабостью духа.
Ныне к тому же предстал мне один из богов и уверил,
Что промыслитель верховный Зевес нам заступником будет.
Дайте ж, ударим на храбрых данайцев! Пусть тело Патрокла
Не без борьбы унесут аргивяне к судам быстроходным".
Так он сказал и вперед из переднего ринулся ряда.
И обернулись троянцы и стали лицом к аргивянам.
Тою порою Эней поражает копьем Леокрита,
Храброго друга вождя Ликомеда, дитя Эрисбаса.
Жалость в душе ощутил Ликомед, увидав его гибель,
Близко к врагам подошел и блестящим копьем замахнулся
И Гиппасида сразил Апизаона, пастыря войска,
В печень, внизу от грудной перепонки, и члены расслабил.
Из плодородной земли Пэонийской пришедши под Трою,
Первым считался он после могучего Астеропея.
Жалость почувствовал Астеропей, увидав его гибель,
И устремился вперед, желая с врагами сразиться,
Только пробиться не мог, оттого что, прикрывшись щитами,
Длинные копья уставив, они окружали Патрокла.
Всех обходил Теламонид и громко давал приказанья.
Он убеждал от убитого не отступать полководца,
Также вперед не кидаться в сраженье, отдельно от прочих,
Но неотступно вкруг тела ходить и сражаться толпою.
Так повелел им Аякс исполинский. Пурпуровой кровью
Вкруг обагрилась земля, и тесною кучей лежали
Трупы троянцев, союзников гордых, а также ахеян.
Не без кровавых потерь и ахейцы в то время сражались,
Все ж они в меньшем числе погибали, о том помышляя,
Как бы в толпе отклонить друг от друга грозящую гибель.
Так воевали герои, бушуя, как яркое пламя.
Ты бы подумал тогда, что и солнце погасло и месяц:
Черная туча такая разлилась над местом сраженья,
Где, окружая Патрокла, стояли храбрейшие мужи.
Все остальные троянцы и дети ахеян свободно
Бились под небом открытым. Сияло палящее солнце,
И не виднелося тучки нигде над землей и горами.
Бились они с передышкой, держась друг от друга далеко,
И уклоняясь взаимно от стрел, причиняющих стоны.
Те же, что были в средине, страдали от мрака и битвы.
Даже храбрейших героев тяжелая медь удручала.
Двое вождей знаменитых, боец Фразимед с Антилохом,
Стоя отдельно от прочих, еще не услышали вести,
Что беспорочный Патрокл свалился. Они полагали,
Что невредимый он бьется с передней толпою троянцев.
Оба сражались вдали и от верных друзей отклоняли
Бегство и смерть, повинуясь тому, что наказывал Нестор
Прежде, когда он войска побуждал перед флотом сражаться.
Так продолжалась весь день роковая, великая битва.
От напряженья и пота колени и голени млели,
Ноги сгибались внизу, а глаза и могучие руки
Были забрызганы кровью у воинов всех, что сражались
Над благородным слугой быстроногого внука Эака.
Точно как шкуру с большого быка, насыщенную жиром,
Муж доверяет рабам и велит растянуть ее ровно;
Те же становятся в круг и в различные стороны тянут;
Влага выходит из кожи, а жир проникает в средину,
И от усилия всех раздается она равномерно:
Так и троянцы и греки тянули на малом пространстве
Тело туда и сюда. Троянцы в душе уповали
В Трою его утащить, аргивяне — к судам многоместным.
Грозно кругом раздавалось смятение бурного боя.
Не осудили б Арей, подстрекатель мужей, ни Афина,
Битвы подобной, хотя бы глядели, исполнены гнева.
Столь беспощадную схватку в тот день над умершим Патроклом
Зевс возбудил Олимпиец, мужей и коней утруждая.
Сын же Пелея о смерти Патрокла еще не проведал:
Войско вдали от судов, под стенами троянцев, сражалось.
Не опасался Пелид, что любезный товарищ погибнет,
Но полагал, что от вражьих ворот невредимый вернется.
Также не знал Ахиллес, что Менойтия сын благородный
Трою разрушит один без него, или с ним совокупно.
Часто, вдвоем оставаясь, от матери это он слышал,
Тайно ему возвещавшей решенья верховного Зевса.
Но умолчала она о великом несчастье грозившем,
Не объявила, что должен милейший товарищ погибнуть.
А воевавшие мужи, подняв заостренные копья,
К трупу все ближе теснились и в давке рубили друг друга.
То возгласит кто-нибудь из ахейских мужей меднобронных:
"Други! Бесславием было б вернуться к судам углубленным.
Раньше сырая земля да расступится здесь перед всеми!
Лучше для нас это будет, чем если мы тело Патрокла
Ныне дозволим троянцам, коней укротителям резвым,
В город с собой утащить и покрыться великою славой".
В свой же черед кто-нибудь из отважных троянцев промолвит:
"Други! Хотя б суждено из-за этого мужа погибнуть
Нам до последнего всем, пусть никто не покинет сраженья!"
Так говорил то один, то другой, ободряя дружину.
Бой продолжался, как прежде, и от ударов железных
Звон через воздух пустынный до медных небес поднимался.
Кони меж тем Эакида, вдали от сражения стоя,
Плакали, как увидали, что их благородный возница
Рухнул во прах под оружием Гектора мужеубийцы.
Доблестный Автомедон, от Диора владыки рожденный,
Их понукал безуспешно, проворным бичом ударяя,
И обращаясь к обоим, то с ласковой речью, то с бранью.
Ни к мореходным судам, на широкий простор Геллеспонта,
Кони идти не желали, ни в битву назад к аргивянам,
Но на подобье того, как стоит неподвижной колонна,
Если ее возведут над могилой жены или мужа,
Так с колесницей прекрасной и кони стояли недвижно,
Головы долу повесив. С ресниц их горячие слезы
Лились на землю в песок, от тоски по вознице убитым.
Пышные гривы коней вдоль ярма из ошейников пали
Наземь с обеих сторон и черной землей загрязнились.
Плачущих видя коней, Олимпиец почувствовал жалость
И покачал головою, и в собственном сердце промолвил:
"О, горемычные кони! Зачем мы вас дали владыке
Смертному мужу Пелею — бессмертных и старости чуждых!
Разве затем, чтоб и вы средь людей злополучных страдали?
Нет на земле существа злополучнее смертного мужа
Средь многочисленных тварей, что дышат и ползают в прахе.
Но никогда не дозволю, чтоб к вам Приамид прикоснулся,
Чтобы на вашу поднялся узорную он колесницу.
Иль не довольно с него, что оружьем, кичась, он владеет?
Вам же в колени и в сердце вдохну непомерную силу,
Автомедона свезти помогу из сражения к флоту.
Ибо еще предоставить намерен я славу троянцам.
Пусть убивают, пока не подступят к судам быстроходным,
Солнце пока не зайдет и священный не спустится сумрак".
Так произнесши, в коней он вдохнул благородную силу.
Кони помчались и с грив своих пыль оттряхнули на землю,
С легкой летя колесницей среди аргивян и троянцев.
Автомедон, уносимый конями, скорбя о Патрокле,
Ринулся в бой, как на стадо гусей устремляется коршун.
Он удалился легко из средины смятенных троянцев
И на густые ряды налетел, их преследуя быстро.
Но, за врагами гоняясь, из них никого не убил он,
Ибо не мог в то же время, один находясь в колеснице,
Медное бросить копье и коней удержать быстроногих.
Вскоре его среди боя увидел товарищ любезный,
Алкимедон, сын Лаерка, могучего сына Эмона.
Став позади колесницы, он Автомедону промолвил:
"Автомедон, кто, скажи, из бессмертных вдохнул тебе в сердце
Этот совет безрассудный и ясный твой разум похитил?
Против троянцев один как в передней толпе ты воюешь?
Ибо сражен твой товарищ; доспехи ж Эакова внука
Гектор забрал Приамид и на плечи надел, горделивый".
Автомедон отвечал, от Диора владыки рожденный:
"Алкимедон, кто искусней тебя из Ахеян сумеет
Этих бессмертных коней погонять и обуздывать в битве?
Разве при жизни Патрокл, по мудрости равный с богами!
Только теперь он лежит, настигнут судьбою и смертью.
Что же, возьми поскорее и бич, и блестящие вожжи,
Я же сойду с колесницы и буду с врагами сражаться".
Так он сказал. И немедля, на бранную став колесницу,
Алкимедон принимает и бич и блестящие вожжи.
Автомедон же спустился. Узрел их блистательный Гектор
И, обращаясь к Энею, стоящему близко, промолвил:
"О, достославный Эней, меднобронных троянцев советник!
Вижу вдали я коней быстроногого внука Эака,
Вновь появившихся в битве, но с ними — плохие возницы.
Я бы надеялся их отобрать, если ты пожелаешь.
Вряд ли дерзнули б они, если оба мы кинемся в битву,
С нами лицом повстречаться и силой Арея сразиться".
Так он сказал. Не ослушался сын благородный Анхиза.
Оба вперед устремились, покрывши могучие плечи
Крепкою кожей сухою, обильно украшенной медью.
С ними же вместе пошли и Арет боговидный и Хромий,
Ибо надеялись в сердце убить полководцев ахейских
И захватить крутошеих коней Эакида, — безумцы!
Не без кровавой потери вернуться от Автомедона
Было самим суждено. Тот Зевесу отцу помолился,
И омраченное сердце наполнили мощь и отвага.
К Алкомедону тогда обратился он, к верному другу:
"Алкимедон, ты держи лошадей от меня недалеко,
Пусть они дышат за самой моею спиною вплотную.
Ибо свирепствовать Гектор, боюсь, перестанет не раньше,
Чем оседлает коней пышногривых Пелеева сына,
Нас умертвит и рассеет ряды аргивян меднобронных,
Или же сам меж бойцами передними в плен попадется".
Так говоря, он Аяксов позвал, а равно Менелая:
"О, полководцы данайцев, Аяксы и ты сын Атрея,
Тело другим поручите, кого похрабрее найдете,
Пусть они ходят вкруг трупа, фаланги врагов отражая,
Вы же от нас от живых отвратите грозящую гибель,
Ибо средь битвы плачевной на нас устремиться готовы
Гектор, а также Эней, из троянцев храбрейшие мужи.
Только грядущее скрыто на лоне богов Олимпийцев.
Брошу покуда копье. А Зевес да печется о прочем".
Так говоря, он с размаха копье длиннотенное бросил
И поразил им Арета в блистательный щит округленный.
Не воспрепятствовал щит, но насквозь его медь пронизала.
В нижнюю часть живота, через пояс, вогнал он оружье.
Точно как юноша сильный, поднявши топор заостренный,
Сзади промежду рогов степного быка ударяет
И рассекает всю жилу, и тот, привскочив, оседает:
Так, привскочив, и он навзничь свалился. Копье же в утробе
Острым концом трепетало, и члены сковало герою.
В свой же черед Приамид замахнулся на Автомедона.
Тот же, в лицо его видя, успел от копья уклониться,
Ибо нагнулся вперед. А копье длиннотенное сзади
В землю воткнулось концом и верхнею частью дрожало
Долго, пока не исчезла в нем бурная сила Арея.
Тою порой на мечах они близко бы стали рубиться,
Не разлучи их Аяксы, горевшие жаждою битвы.
Окрик товарища слыша, они чрез толпу поспешили.
И ужаснулись невольно, и вспять отступили к дружине
Гектор с Энеем, равно как и Хромий, герой боговидный,
Тело Арета оставив лежать, хоть скорбя о нем сердцем.
Автомедон же, по храбрости бурному равный Арею,
Труп обнажил от доспехов и слово сказал, похваляясь:
"Ныне, по истине, сердце слегка облегчил я от скорби
По умерщвленном Патрокле, хоть воина ранил похуже".
Молвил и, на колесницу кровавые бросив доспехи,
Сам он, от рук и до ног весь забрызганный кровью, поднялся,
Точно как лев кровожадный, недавно быка разодравший.
Снова тогда вкруг Патрокла раскинулся бой беспощадный,
Бой многослезный, жестокий. Тот бой возбудила Афина,
С неба сошедши. Послал ее Зевс, в отдаленьи гремящий,
Чтоб аргивян ободрила: решенье его изменилось.
Точно как если Зевес многоцветную радугу с неба
Перед людьми простирает, да служит им знаменьем брани
Или жестокой зимы, что людей на земле заставляет
Бросить работы везде и стада повергает в унынье:
Столь же блестящею тучей окутав себя, к аргивянам
Входит богиня в толпу, побуждая там каждого мужа,
Фениксу ставши подобная видом, и голосом звонким,
Прежде всего она обратилась к Атриду,
Пастырю войск Менелаю — он ближе стоял, чем другие:
"О, Менелай, для тебя же стыдом и бесславием будет,
Ежели верного друга Ахилла, покрытого славой,
Здесь, под стеною троянцев, проворные псы растерзают.
Но непреклонно держись, побуждая к сраженью и прочих".
И, отвечая, сказал Менелай, среди боя отважный:
"Феникс, родимый, герой престарелый! О, если б Афина
Силу дала и неистовство стрел от меня отклонила!
Я бы охотно тогда заступился в бою за Патрокла,
Ибо он смертью своей поразил мое сердце глубоко.
Ныне же Гектор бушует, по силе огню уподобясь,
Не устает убивать, ибо Зевс даровал ему славу".
Так он промолвил. И радость в душе ощутила богиня,
Что между всеми богами к ней первой воззвал он с мольбою.
В плечи ему и колени вдохнула великую силу,
В грудь же и в сердце ему дерзновениие мухи вселила:
Сколько ее ни гони, она снова садится на кожу
И продолжает кусать: так приятна ей кровь человека.
Мрачное сердце Атрида подобным зажглось дерзновеньем.
К телу Патрокла вернувшись, он светлым копьем замахнулся.
Был меж троянцами некий Подес, милый сын Этиона,
Муж и богатый и храбрый. Любил его больше всех граждан
Гектор: ему сотрапезником был он и другом любезным.
В бегство Подес обратился, но тут Менелай русокудрый
В пояс его поразил, и копье проскочило навылет.
Шумно он грохнулся наземь. Тогда Менелай, сын Атрея,
Быстро к толпе аргивян поволок его труп от троянцев.
Гектора тою порой ободрял Аполлон Дальновержец,
Близко представ, уподобясь вождю Азиаду Фенопсу,
Из Абидоса, где жил, из гостей ему всех был дороже.
Ставши подобным ему, Аполлон Дальновержец промолвил:
"Гектор! Отныне кто станет бояться тебя из ахеян?
Пред Менелаем бежал ты, который доселе считался
Воином слабым. Теперь он один удалился, похитив
Труп у троянцев и друга убив твоего дорогого,
Славу передних бойцов, Подеса, дитя Этиона!
Молвил, и черная туча печали окутала мужа.
Яркою медью одет, он прошел меж передних героев.
Зевс той порою эгиду блестящую взял с бахромами,
Тучу сгустил на Идейской вершине и молнию бросил,
Громко с высот загремел и эгидой потряс над землею,
Славу даруя троянцам и ужас вселяя в данайцев,
Первый из битвы пустился бежать Пенелей беотиец.
Грудью к врагам обращен, он копьем неопасно был ранен
Сверху у края плеча. Лишь до кости прошло, оцарапав,
Полидамаса копье, хоть поблизости брошено было.
Гектор Леита ударил и, руку поранив близ кисти,
Электрионова сына заставил покинуть сраженье.
Тот побежал, озираясь. Уж он не надеялся больше
Брать в свои руки копье и сражаться с троянцами в поле.
Идоменей Приамида, как тот за Леитом погнался,
В грудь, по блестящей броне, от сосца недалеко, ударил.
Древко сломалось близ меди, — и крикнули громко троянцы.
В Идоменея и Гектор направил копье, в Девкалида,
Вставшего на колесницу. Но медь уклонилась немного
И поразила Керана, возницу вождя Мериона,
Кто с Мерионом приплыл, многолюдный покинувши Ликтос.
(Идоменей от судов равномерных отправился пеший.
Он бы, наверно, троянцам доставил великую славу,
Если б Керан вслед за ним лошадей не погнал быстроногих.
Этом он спас Девкалида, от дня рокового избавил,
Сам же погиб от оружия Гектора мужеубийцы).
Ранил его сын Приама под челюстью, близко от уха.
Вышибло зубы копье и рассекло язык по средине.
Пал с колесницы он в прах, по земле разметалися вожжи.
Но Мерион наклонился, с земли подобрал их руками
И Девкалиду сказал, благородному Идоменею:
"Действуй бичом непрестанно, покуда судов не достигнешь.
Видишь и сам, что победа теперь суждена не ахейцам".
Так он сказал. Девкалид по коням пышногривым ударил,
Правя к судам углубленным, — испуг овладел его сердцем.
Не утаилось тогда от Аяксов и от Менелая,
Что Олимпиец взыскал несомненной победы троянцев.
Первый меж ними промолвил Аякс Теламонид великий:
"Боги! Теперь бы и муж, недалекий умом, убедился,
Что всемогущий отец сам Зевес помогает троянцам,
Ибо у них долетают все стрелы и копья до цели,
Кто бы ни бросил, герой или трус: их Зевес направляет.
Наши же все упадают на землю, напрасно помчавшись.
Дайте обсудим друзья: не найдем ли разумного средства,
Как бы нам тело похитить и как бы самим нам доставить
Радость товарищам милым своим возвращением скорым.
С грустью, быть может, они на долину глядят, опасаясь,
Что пред руками победными Гектора мужеубийцы
Не устоять нам, что вскоре к судам побежим чернобоким.
Если б нашелся дружинник, чтоб с вестью немедля помчаться
К сыну Пелея! Еще, полагаю, Ахилл не услышал
Вести печальной о том, что погиб его милый товарищ.
Только теперь не могу отыскать подходящего мужа,
Ибо ахейцы и кони все вместе окутаны мраком.
Отче Зевес! О, избавь аргивян хоть от этого мрака!
Воздух кругом проясни, дай возможность глазам нашим видеть,
Лучше при свете губи нас, уж если губить нас желаешь".
Так он сказал. И Зевес пожалел его, льющего слезы.
Тотчас рассеял он мрак и раздвинул нависшую тучу.
Солнце вверху засияло, все поле сраженья открылось.
Слово промолвил Аякс Менелаю, отважному в битвах:
"Ныне кругом оглянись, о, питомец Зевеса; не видно ль
Где Антилоха в живых, беспорочного Нестора сына?
Скажешь ему, чтоб скорей побежал к Ахиллесу Пелиду
И возвестил, что в сраженьи погиб его милый товарищ".
Так он сказал. Подчинился Атрид, среди боя отважный.
В путь он пошел неохотно, как лев от загона уходит,
Где утомился, мужей поселян и собак раздражая;
Зверю они не давали бычачьего жира отведать,
Бодрствуя целую ночь; он же, алчущий свежего мяса,
Тщетно пробиться хотел; из рук дерзновенных навстречу
Сыпались частые стрелы и связки пылающих веток,
Ужас внушая бесстрашному духом, и вот на рассвете
Он уже бродит далеко, и голод терзает в нем сердце:
Так неохотно тогда от Патрокла ушел сын Атрея,
Воин отважный, в душе опасался он, как бы ахейцы,
Страхом объяты, троянцам в добычу не отдали б тела.
Долго Атрид увещал Мериона, а также Аяксов:
"О, Мерион и Аяксы, ахейских дружин полководцы,
Ныне припомнить должны вы о ласковом нраве Патрокла
Бедный! При жизни со всеми умел обращаться он кротко,
Ныне же в прахе лежит, настигнут судьбою и смертью".
Так говоря, отошел от друзей Менелай русокудрый.
Он озирался кругом, что орел, про кого повествуют,
Будто всех птиц поднебесных по зоркости глаз превосходит;
Не проглядит он, высоко паря, быстроногого зайца,
Что под кудрявым кустом притаился, но, сверху бросаясь,
Быстро поймает его и дыхание жизни похитит:
Так и твои, о, питомец Зевеса, блестящие очи
Зорко вращались кругом по толпе многолюдной дружины,
Там не видать ли в живых благородного Нестора сына.
Вскоре его он увидел налево от грозного боя.
Верных друзей ободрял Антилох, побуждая сражаться.
Став недалеко пред ним, Менелай русокудрый промолвил:
"Зевса питомец, приблизься ко мне, Антилох, да услышишь
Весть роковую о том, что совсем не должно бы случиться.
Ты, полагаю, и сам понимаешь и видишь глазами,
Что на ахеян бессмертный обрушил печаль, а троянцам
Славу дарует. Теперь же погиб из данайцев храбрейший,
Умер Патрокл, и греков постигло великое горе.
Но побеги к быстроходным судам и скажи Ахиллесу,
Пусть он скорее спасет и на черный корабль свой доставит
Голое тело: доспехи совлек шлемовеющий Гектор".
Так он сказал. Антилох содрогнулся, известье услышав,
Речи лишился мгновенно; слезами наполнились очи;
Голос могучий пресекся. Но все же герой не оставил
Без исполнения слово Атрида, питомца Зевеса.
В путь побежал он, оружие с плеч передав Лаодику,
Другу — вознице, кто следом за ним колесницею правил:
Льющего слезы, из битвы несли его быстрые ноги,
Чтоб возвестить Ахиллесу Пелиду недоброе слово.
Не пожелал ты в душе, Менелай, о, питомец Зевеса,
Грустной дружине помочь, от которой тогда отлучился
Нестора сын Антилох, к сожаленью большому пилосцев.
К ним на подмогу послав Фразимеда, подобного богу,
Сам Менелай возвратился немедля к Патроклу герою,
Перед Аяксами стал, подбежав, и промолвил им слово:
"Мужа того я направил к ахейским судам мореходным,
В путь к быстроногому сыну Пелея. Но нынче не жду я,
Чтобы пришел Ахиллес, хоть на Гектора сильно разгневан,
Ибо, лишенный доспехов, как стал бы с Троянцами биться?
Дайте обсудим друзья, не найдем ли разумного средства,
Как бы нам тело похитить и как бы самим невредимо
Кинуть смятение битвы, избегнув погибельной Парки".
И, отвечая, промолвил Аякс Теламонид великий:
"Правду все это сказал ты, о, сын достославный Атрея.
Вы с Мерионом вдвоем наклонитесь как можно скорее,
Труп на себя поднимите и прочь унесите из битвы.
Мы же с троянцами сзади и с Гектором дивным сразимся,
Мы с Оилеевым сыном, по храбрости ровни и тезки,
В бурной работе Арея привыкшие рядом держаться".
Так Теламонид сказал. И они, от земли подымая,
Тело высоко возносят. И крикнули громко троянцы,
Лишь увидали ахейских мужей, подымающих тело.
Бросились бурно вперед, как охотничьи псы налетают
На пораженного вепря, по знаку охотников юных,
Долго следят, нагоняют, сгорая желаньем повергнуть;
Только едва против них повернется он, силе доверяясь,
Быстро они отступают и в страхе бегут врассыпную:
Так и троянцы вначале толпой за ахейцами гнались,
Копьями их поражая двуострыми, также мечами,
Но, когда оба Аякса, привстав, обернулись к ним грудью,
Все изменились в лице, и никто не дерзнул между ними
Выйти вперед из рядов и сразиться за тело Патрокла.
Так Менелай с Мерионом поспешно несли из сраженья
Труп к многоместным судам. А за ними вослед расстилался
Яростный бой, как, внезапно восстав, разрастается пламя
И обитаемый город сжигает; в сиянии ярком
Гибнут дома, и огонь раздувается силою ветра:
Так несмолкаемый топот коней мужей щитоносцев
Грозно вперед подвигался, вослед уходящим героям.
Только подобно тому как, напрягши великую силу,
Двое рабочих мулов, по тропинке крутой ниспускаясь,
Тащат с вершины горы иль брус корабельный, иль балку;
Оба спешат, хоть усталость и пот удручают их сердце:
Так они быстро несли мертвеца. И Аяксы пытались
Натиск врагов удержать, как покрытое лесом предгорье,
Глубь занимая долины, бегущие воды, встречает,
Неодолимые волны смиряет могучих потоков
И, отражая, в долину теченье их вспять обращает;
Им же прорваться никак, несмотря на великую силу:
Так и Аяксы пытались бороться с напором троянцев.
Только троянцы ломились вперед, и особенно двое:
Сын благородный Анхиза Эней и блистательный Гектор.
И аргивяне бежали, как стая скворцов или галок
Мчится с пронзительным криком, когда в отдаленьи завидят
Быстро летящего сокола, пагубу мелких пернатых:
Так под напором Энея и Гектора дети Ахейцев
С криком пронзительным все отступали, забыв о сраженьи.
Много доспехов прекрасных во рву и кругом покидали
В бегстве толпы аргивян. А конца не предвиделось битвы.
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Изготовление оружия.
Так воевали герои, бушуя, как ярое пламя.
Вестником шел Антилох к быстроногому сыну Пелея
И увидал Ахиллеса вблизи от судов крутобоких.
Он размышлял, ожидая со страхом того, что случилось.
Тяжко вздыхая, он в сердце своем говорил благородном:
"Горе! Зачем это вновь пышнокудрые дети ахеян
В бегство к судам обратились, объятые страхом в долине?
Уж не задумали ль боги сразить меня бедствием грозным,
Как мне однажды сказала почтенная мать, предвещая,
Будто при жизни моей, укрощенный оружьем троянцев,
Первый герой мирмидонский покинет сияние солнца.
Верно, убит непреклонный Менойтия сын. О, безумный!
Я приказал ведь, едва отразив неприятельский пламень,
Тотчас вернуться к судам и не биться с Приамовым сыном".
Тою порой как в уме он и в сердце вращал эти мысли,
Славного Нестора сын подошел к нему близко,
Слезы горячие льющий, и весть роковую поведал:
"Горе, Пелея отважного сын! Приготовься услышать
Весть о несчастьи великом, чему бы совсем не случиться.
Лег благородный Патрокл, и бьются войска, окружая
Голое тело: доспехи совлек шлемовеющий Гектор".
Молвил, и темная туча печали объяла Пелида.
Пепел, в дыму закоптелый, обеими взял он руками,
Голову всю им посыпал и лоб осквернил миловидный.
Черной золою покрылся нетленный хитон Ахиллеса.
Сам по земле растянулся во весь он свой рост исполинский,
Кудри терзая руками и клочья волос вырывая.
Тою порою служанки, плененные им и Патроклом,
Сердцем скорбя завопили. Они из палатки сбежались
И окружили толпою Ахилла, могучего духом.
В грудь они били руками и ноги у всех подкосились.
Также рыдал Антилох, проливая горячие слезы.
Руки держал он Ахилла, стенавшего, скорбного сердцем,
В страхе, чтоб не перерезал он горла блестящим железом.
Громко стонал Ахиллес. И почтенная мать услыхала,
Сидя в морской глубине, с престарелым отцом своим рядом.
Плач подняла и Фетида. И вскоре ее окружили
Все нереиды богини, в пучинах живущие моря.
Главка была между ними, и Фалия, и Кимодока,
И волоокая Галлия, Спея, Низея и Фоя,
Также была Лимнорея, и с ней Кимофоя, Актея,
Нимфа Мелита, Иайра, с Агавою и Амфифоей,
И Динамена с Ферусой, равно как и Дота и Прота,
Каллианира была с Дексаменою и Амфиномой,
Славная дивной красой Галатея, Дориса, Панопа,
Каллианасса, а также Нимерта с богиней Апсевдой;
Там Ианира была, Ианасса, а также Климена,
С пышной косой Аматея, Орифия вместе с Маирой
И нереиды другие, в пучинах живущие моря.
Светлый наполнился грот. Они в грудь ударяли руками,
И начала между ними Фетида плачевное слово:
Слушайте милые сестры, о, дочери старца Нерея,
Чтобы вы знали, услышав, какая печаль в моем сердце!
О, я несчастная! Мать горемычная лучшего мужа!
Сына я в свет родила, беспорочного, храброго духом,
Первого в сонме героев. Он вырос как ветвь молодая.
Долго лелеяв его, как растенье средь тучного сада,
Я на кривых кораблях снарядила потом к Илиону
С войском троянцев сражаться. Обратно ж его я не встречу,
И не вернется домой он в чертоги владыки Пелея.
Но и при жизни недолгой, любуясь сиянием солнца,
Скорбью терзает он грудь, и ему пособить не могу я.
Ныне проведать пойду дорогое дитя, чтоб услышать,
Чем опечален так сильно, вдали находясь от сраженья".
Молвив, пещеру она покидает, а с ней и другие,
Плача, пошли, и пред ними морская волна расступилась.
Вскоре богини достигли Троянской земли плодородной
И чередою вошли на прибрежье, где вкруг Ахиллеса
Плотно стояли ряды мирмидонских судов крутобоких.
Стала почтенная мать пред дитятею, громко стонавшим;
Горько рыдая сама, обняла она голову сына
И среди слез безутешных крылатое молвила слово:
"Сын мой, что плачешь? Какая печаль в твою душу проникла?
Выскажи все, не таи. Ведь исполнил Зевес Громовержец
То, о чем прежде ты руки к нему воздевал, умоляя,
Чтобы Ахеян, лишенных тебя, покарал пред кормами,
Чтобы на голову их он обрушил позор и страданья".
Тяжко вздыхая, тогда отвечал Ахиллес быстроногий:
"Правда, о, милая мать, Олимпиец все это исполнил.
Только что радости в том, если милый убит мой товарищ,
Храбрый Патрокл! Его же любил я всех больше в дружине,
С жизнью своей наравне. Он погиб для меня. А доспехи
Гектор убийца совлек — драгоценные, чудо для взора,
Дар знаменитый богов, поднесенный владыке Пелею,
В день как послали тебя они к смертному мужу на ложе.
О, почему не осталась ты нимфой бессмертною моря!
Лучше б Пелей копьеносец супругу избрал среди смертных.
Ныне и ты в своем сердце безмерную скорбь испытаешь,
Если погибнет твой сын. Не вернется он больше в отчизну,
Дома не встретишь его, оттого что душа не велит мне
Жить и глядеть на людей, разве если б воинственный Гектор
Первый дыханья лишился, моим пораженный оружьем,
И поплатился за гибель Патрокла, Менойтия сына".
Льющая слезы, ему возразила богиня Фетида:
"Ежели так, о, дитя, у меня кратковечен ты будешь;
Тотчас за Гектором вслед и тебя ожидает кончина".
Громко вздыхая, на то отвечал Ахиллес быстроногий:
"Пусть же умру я скорее! За то, что убитому другу
Помощь подать не хотел, и погиб он вдали от отчизны,
Тщетно меня призывая, защитника в бедствии грозном.
Ныне вернуться не должен я в милую отчую землю,
Ибо Патрокла не спас, а равно и товарищей прочих,
Многих друзей, укрощенных оружьем Приамова сына,
А на судах обретаюсь, земли бесполезное бремя;
Будучи в битве, способней других аргивян меднобронных,
Только в собрании многим в искусстве речей уступая.
Пусть же погибнет отныне раздор меж людьми и богами,
Гнев, что и мудрого мужа в неистовство часто приводит,
Ибо вначале сочится он слаще текущего меда,
Но разрастается быстро, как дым, разъедая нам сердце.
Так и меня прогневил повелитель мужей Агамемнон.
Только оставим былое, хотя опечалены сильно,
Сердце в любезной груди успокоим, нужде уступая.
Ныне иду отомстить я за голову милого друга,
Гектора встретить убийцу, а после и смерти богиню
Встречу, когда лишь угодно Зевесу и прочим бессмертным.
Смерти никто не избег, сам Геракл из мужей величайший,
Он, кто Зевесу Крониду милее был прочих героев.
Пал он, сраженный судьбою и гневом безжалостной Геры.
Также и я, если жребий подобный меня ожидает,
Лягу сраженный, но раньше добуду великую славу.
Вскоре заставлю я многих троянских супруг полногрудых
И пышнокудрых дарданок руками со щек миловидных
Жгучие слезы в тоске утирать и стонать безутешно.
Пусть они знают, что долго вдали отдыхал я от битвы.
Ты ж, и любя, не препятствуй сражаться: меня не удержишь".
И среброногая так отвечала богиня Фетида:
"Верно ты все говорил, дорогое дитя. Не постыдно
Грозную гибель в бою отвращать от дружины теснимой.
Только доспехи твои у врагов обретаются ныне,
Пышные, медноблестящие. Сам шлемовеющий Гектор
Ими гордится, на плечи надев. Но недолго, надеюсь,
Гордость продлится его, ибо смерть от него недалеко.
Ты же, о, сын мой, не раньше приступишь к работе Арея,
Чем я вернусь к кораблям и меня пред глазами увидишь.
Завтра с зарею приду я, едва лишь подымется солнце,
И от Гефеста царя принесу дорогие доспехи".
Так говоря, удалилась она от любезного сына,
К сестрам своим обратилась, богиням морским, и сказала:
"Вы погрузитесь, о, сестры, в широкое лоно морское,
В дом возвратитесь отца и проведайте старца морского,
Чтоб рассказать ему все. Я ж иду на Олимп многоверхий,
Не согласится ль владыка Гефест, знаменитый художник,
Славные сделать для сына доспехи из меди блестящей".
Молвила так. Нереиды в морскую волну погрузились,
А среброногая вверх на Олимп поспешила Фетида,
Чтобы любезному сыну добыть дорогое оружье.
Тою порой как она на Олимп поднималась, ахейцы
С криком немолчным бежали пред Гектором мужеубийцей
И Геллеспонта достигли и быстрых судов мореходных.
Не удалось из-под стрел аргивянам в прекрасных доспехах
Вынести тело Патрокла, слугу Ахиллеса Пелида.
Снова настигли его колесницы и мужи троянцы
С Гектором, сыном Приама, по силе похожим на пламя.
Трижды блистательный Гектор держал уже за ноги тело.
В город увлечь порываясь и зычно взывая к троянцам.
Трижды Аяксы его, облеченные бурною силой,
Прочь отгоняли от трупа. Но, мощи своей доверяясь,
То он в смятение битвы бросался, то, стоя на месте,
Голосом громким взывал, отступать же не думал нисколько.
Точно как рыжего льва, распаленного голодом жгучим,
Прочь от убитой коровы бессильны прогнать поселяне:
Так шлемоносцы Аяксы могучие не были в силах
Гектора, сына Приама, вдвоем отпугнуть от Патрокла.
Так бы увлек он его, несказанною славой покрывшись,
Если б тайком от Зевеса и прочих бессмертных Ирида,
Кинув Олимп, не сошла ветроногою вестницей быстрой,
Послана Герой затем, чтоб к оружью призвать Пелиона.
Став пред Ахиллом, богиня крылатое слово сказала:
"Славный Пелид, ополчись, между всеми мужами страшнейший,
И заступись за Патрокла. То яростный бой пред судами
Из-за него разгорелся, и воины губят друг друга.
Дети ахеян вкруг трупа стоят и его защищают,
А копьеносцы троянцы желали бы тело похитить
В Трою, открытую ветрам. Всех больше блистательный Гектор
Жаждет Патрокла увлечь, побуждаемый сердцем отважным
Голову на кол воткнуть, от шеи отрезавши нежной.
Полно лениться, воспрянь! Устыдися душою при мысли,
Что достается Патрокл в забаву троянским собакам.
Вечный позор тебя ждет, если труп изуродован будет".
И, вопрошая, сказал быстроногий Ахилл богоравный:
"Кто из бессмертных, Ирида, послал тебя вестницей ныне?"
И ветроногая так отвечала богиня Ирида:
"Гера послала меня, многославная Зевса супруга,
Только не знает об этом Кронион высоко царящий,
Также никто из бессмертных, живущих на снежном Олимпе".
И, возражая, сказал быстроногий Ахилл богоравный:
"Как я в сраженье отправлюсь? Доспехи мои у троянцев.
Милая мать приказала мне в бой ополчиться не раньше,
Чем возвратится сама и ее пред глазами увижу,
И принести мне доспехи Гефеста царя обещала.
Здесь же не знаю оружья, в которое б мог облачиться,
Кроме, быть может, щита Теламонова сына Аякса,
Только он сам, полагаю, в переднем ряду подвизаясь,
Медным копьем сокрушает врагов из-за тела Патрокла".
И ветроногая так отвечала богиня Ирида:
"Знаем и сами, что взяты твои дорогие доспехи
Ты, безоружный, ко рву подойди, покажись лишь Троянцам,
Не устрашатся ль тебя, не покинут ли битвы жестокой,
Чтобы могли отдохнуть непреклонные дети ахеян,
Ныне теснимые сильно: в сражении отдых не долог".
Так говоря, быстроногая прочь удалилась Ирида.
Зевсу любезный воспрянул Ахилл. И Афина покрыла
Мощные плечи героя бахромистой славной Эгидой.
Дивная в сонме богинь золотою окутала тучей
Голову мужа, зажегши над тучею светлое пламя.
Точно средь моря, над островом дальним, восходит до неба
Дымное пламя над городом, ратью врагов осажденным;
Жители с башен сражались весь день неуклонно
В битве жестокой Арея, потом же, лишь солнце спустилось,
Факелы всюду зажгли без числа, и, поднявшись высоко,
Яркое пламя встает до небес, да увидят соседи
И поспешат на судах от опасности грозной избавить:
Так над его головой поднималось по воздуху пламя.
Стал он у рва за стеной, но с толпой аргивян не смешался,
Мудрый совет уважая, преподанный матерью милой,
Стоя, он крикнул оттуда; вдали отозвалась Афина,
И несказанное в войске троянском возникло смятенье.
Точно как звуки трубы заигравшей доносятся ясно
От ополченья врагов, осаждающих город обширный:
Также пронзительно — звонко и голос звучал Эакида.
Только что голос Ахилла троянцы заслышали медный,
Все они духом упали. И вмиг пышногривые кони,
Сердцем почуя беду, повернули назад колесницы.
Ужас возниц поразил, увидавших огонь негасимый
Над головою могучей отважного сына Пелея,
Дивный огонь, синеокой зажженый Афиной Палладой.
Трижды пронзительно крикнул чрез ров Ахиллес богоравный,
Трижды троянцы в смятенье пришли и союзники с ними.
Тою порою двенадцать погибло храбрейших героев,
Под колесницы попав иль на копья свои же наткнувшись.
С радостью тело меж тем из-под стрел унесли аргивяне
И положили на ложе. Товарищи шли за Патроклом,
Громко вздыхая. И, шествуя с ними, Ахилл быстроногий
Слезы горячие лил, на товарища верного глядя,
Как на носилках лежал он, пронзенный безжалостной медью.
Сам он в сраженье его с колесницей послал и с конями,
Только не встретил обратно из битвы пришедшего друга.
Гера богиня в то время заставила против желанья
Солнце пораньше вернуться в поток Океана.
Солнце тотчас погрузилось, и дивные дети ахеян
От беспощадной борьбы и кровавой резни отдохнули.
В свой же черед и троянцы, покинув жестокую битву,
Из колесниц отпрягли быстроногих коней пышногривых
И для совета сошлись, перед тем как о пище подумать.
Стоя, присесть не дерзая, открыли троянцы собранье.
Ужас их всех обуял, оттого что Ахилл быстроногий
Вновь, по отсутствии долгом, в зловещем бою появился.
Полидамас, сын Панфоя разумный, открыл совещанье,
Ибо один он умел сопоставить грядущее с прошлым.
Гектору был он ровесник, в единую ночь с ним рожденный.
Первый копьем отличался, второй затмевал его словом.
Доброжелательный к ним обратился он с речью и молвил:
"Вы обсудите, друзья, хорошо, что скажу вам. Совет мой —
В город немедля уйти и священной зари пред судами
Не дожидаться в долине: от стен удалились мы слишком.
Прежде, покуда сей воин казнил Агамемнона гневом,
Было не столь тяжело с остальными ахейцами биться.
С радостью сам я тогда близ судов оставался глубоких,
Ибо надеялся взять корабли, изогнутые ровно.
Ныне же страшно боюсь быстроногого сына Пелея.
Он, столь надменный душою, едва ли захочет остаться
Здесь, посредине долины, где долгое время троянцы
И аргивяне делили труды и опасности битвы.
Из-за троянских супруг, из-за Трои он станет сражаться.
В город вернемся. Примите совет, ибо так оно будет.
Ныне священная ночь быстроногого сына Пелея
Кинуть заставила битву. Но если он в бранных доспехах
Завтра нас встретит в долине, узнаете этого мужа!
Счастлив тот будет, кто, спасшись, вернется в священную Трою.
Многих тогда растерзают собаки и коршуны в поле
Но да пребудет от слуха такое несчастье далеко!
Если ж моим вы словам, хоть с печалью в душе, покоритесь,
Ночью советом себя укрепим, защищать же наш город
Будут и башни, и стены, и створы ворот крепкозданных,
Тесаных гладко, широких, засовами тесно сплоченных.
Завтра мы рано с зарею, в доспехи войны облачившись,
Башни займем городские. И горе тому, кто захочет
С нами сражаться, покинув суда, чтобы стены разрушить.
К флоту назад он вернется, хотя бы коней крутошеих
Всячески бегом измучил, вкруг Трои напрасно блужлая.
В самый же город проникнуть едва ль он осмелится сердцем.
Быстрые псы его раньше пожрут, чем он город разрушит".
Но, исподлобья взглянув, отвечал шлемовеющий Гектор:
"Полидомас, ты не по сердцу речь произнес мне сегодня,
Ты, кто велишь отступить нам и в городе вновь запереться.
Иль не насытились мы пребыванием долгим на башнях?
Было то время, когда среди смертнорожденных считался
Город Приама богатым и медью и золотом ценным.
Только иссякли в чертогах сокровища наши былые.
Много богатств на продажу ушло во Фригийскую землю,
И в Меонию, — с тех пор как великий Зевес рассердился.
Ныне ж, когда пред судами дозволил мне славой покрыться
Кроноса хитрого сын, и ахейцы притиснуты к морю,
Не предлагай всенародно подобных советов, безумец!
Я не дозволю, чтоб кто из троянцев тебе покорился.
Слушайте слово мое. Поступите, как вам повелю я.
Ужин готовьте сперва, разойдясь на отряды по стану,
После о страже ночной позаботьтесь и бдительны будьте.
Тот же из вас, кто чрезмерно дрожит за свое достоянье,
Пусть он богатства свои соберет и отдаст на народные нужды.
Лучше пускай их истратят троянцы, чем дети ахеян.
Завтра же, рано с зарею, надев боевые доспехи,
Подле глубоких судов мы возбудим работу Арея.
Если и вправду воспрянул пред флотом Ахилл богоравный,
Горе ему, коль захочет сражаться. Не я пред Ахиллом
Из многошумной войны убегу, но лицом его встречу,
И неизвестно еще, кто покроется славой великой.
Равен для всех Эниалий. Он губит готовящих гибель".
Так говорил Приамид, и воскликнули громко троянцы,
Глупые! Разум у них помрачила Паллада Афина.
Гектора все одобряли, хотя он советовал дурно,
Полидамаса — никто, хоть совет предлагал он разумный.
После того они сели за трапезу все. А данайцы
Целую ночь над Патроклом стонали и плакали горько.
Первый Ахилл Пелион между ними рыдание поднял,
Другу на грудь положивши к убийству привычные руки.
Громко и тяжко стонал он, подобно как лев пышногривый,
Если охотник на ланей похитил детей его малых
В чаще дремучей, а он убивается, поздно вернувшись,
Все обегает лощины, где ищет следов человечьих,
Страстно желая настигнуть, охваченный яростью дикой:
Так Ахиллес безутешно стонал, говоря мирмидонцам:
"Боги! Я праздное слово тогда обронил и пустое,
В день как Менойтия старца в дворце обнадеживал царском.
Славного сына ему обещал я в Опунт предоставить
Стены разрушившим Трои, удел получившим добычи.
Только не все исполняет Зевес предрешенья людские.
Знать, нам обоим с тобой суждено обагрить своей кровью
Ту же троянскую землю. Ни мать дорогая Фетида,
Ни престарелый возница Пелей возвратившимся с поля
Дома не встретит меня, а сырая земля здесь укроет.
Ныне ж, Патрокл, последним в могилу сойти осужденный,
Не погребу тебя раньше, чем голову сына Приама,
Гордого смертью твоею, сюда привезу и доспехи.
Пред погребальным костром, за убийство твое отомщая.
Я обезглавлю двенадцать сынов знаменитейших Трои.
А до тех пор так лежи у меня пред судами кривыми.
Вкруг же тебя полногрудые жены дардан и троянцев
Будут и ночью и днем проливать безутешные слезы,
Жены, которых мы добыли длинным копьем и отвагой,
Много разрушив селений цветущих, людьми населенных".
Так говоря, повелел Ахиллес богоравный дружине
Медный треножник большой поместить над огнем, чтоб скорее
Тело Патрокла очистить от праха и крови сгущенной.
Те над горящим огнем поместили котел для купанья,
Налили полный водою, достали дрова и зажгли их.
Выпуклость чана огонь охватил, нагревая в нем воду.
Вскоре, едва лишь вода закипела в блистающей меди,
Тело умыли ахейцы, потом умастили елеем,
Девятилетнею мазью наполнив зиявшие раны,
И положили на ложе, и легкою тканью одели
От головы и до ног, и белым плащем приукрыли.
Целую ночь мирмидонцы с Ахиллом Пелидом в средине,
Над умерщвленным Патроклом вопили и плакали горько.
Гере, сестре и супруге, в то время сказал Громовержец:
"Ты, наконец, на своем настояла, почтенная Гера.
Вот он воспрянул, Ахилл быстроногий. Подумать бы можно,
Будто сама породила ты пышноволосых данайцев".
И волоокая Гера почтенная так отвечала:
"О, всемогущий Кронид, какое ты слово промолвил!
И человеку дано отомстить человеку другому,
Хоть народился он смертным, и мудрости нашей не знает.
Как же ты хочешь, чтоб я не вредила во гневе троянцам,
Я, кто, надеюсь, богинь всех важнее и дважды почтенна —
Тем, что рожденьем всех старше, и тем, что твоей называюсь
Милой супругою, — ты же царишь над бессмертными всеми".
Так, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили.
К богу Гефесту меж тем среброногая входит Фетида
В светлый, нетленный чертог, из домов небожителей лучший,
Медный, покрытый звездами; воздвиг его сам Хромоногий.
Бога застала она вкруг кузнечных мехов ковылявшим.
Потом покрытый, спешил он, кончая треножников двадцать,
Чтобы потом разместить вдоль стены крепкозданного дома.
Он укрепил золотые колесца под каждою ножкой,
Чтоб они сами собою въезжали в собранье бессмертных
И возвращались обратно в чертог — удивленье для взора,
Были настолько они уж готовы. Еще оставалось
Ручки приладить, и к ним-то, работая, связы ковал он.
И между тем как над ними трудился он с мудрым расчетом,
В дом среброногая входит Фетида. Завидев богиню,
К ней устремилась навстречу харита в блестящей повязке,
Славная дивной красою, жена хромоногого бога.
За руку взявши богиню, она, вопрошая, сказала:
"О, дорогая Фетида, одетая в длинные ризы,
Что привело тебя в дом наш? Не часто ты нас посещала.
Следуй за мной, чтоб могла я тебе предложить угощенье".
Так говоря, повела ее дивную в сонме бессмертных
И усадила Фетиду на трон среброгвоздый, прекрасный,
Пышный. покрытый резьбой и скамейку для ног поместила.
После сказала Гефесту, художеством славному богу:
"Ближе, Гефест, подойди. Тебя видеть желает Фетида".
И, отвечая, сказал Хромоногий, художеством славный:
"Вправду, желанная мне, дорогая пришла к нам богиня,
Та, что в несчастье меня пожалела, упавшего с неба,
В день как бесстыжая мать меня бросила наземь, желая
С глаз удалить за мою хромоту. Я безмерно страдал бы,
Если б на лоне меня не укрыла богиня Фетида
И Евринома, широкотекущего дочь Океана.
Девять годов подле них проживал я в пещере глубокой,
Много в то время сковал украшений из меди искусно,
Пряжек, запястий кривых, кольцевидных серег, ожерелий.
Пенясь, далеко кругом бушевал Океан беспредельный,
Так что никто из богов, ни из смертных не знал, где скрываюсь.
Знали лишь те, кто спасал: Фетида одна с Евриномой.
Ныне она посетила чертог наш, и нам подобает
Пышноволосой Фетиде дары предложить за спасенье.
Так поспеши и поставь перед ней дорогие гостинцы,
Я же пока и мехи уберу, и другие снаряды".
Молвив, Гефест исполинский, хромая, поднялся с помоста,
Где наковальня стояла. Под телом большим ковыляли
Медленно тонкие ноги. Мехи от огня он отставил,
Спрятал в серебряный ларь все орудья, какими работал,
Губкою справа и слева он лоб себе вытер и руки,
И волосатую грудь, и широкую, сильную шею.
После, в хитон облачившись, он толстый взял посох и в двери
Вышел, хромая. А рядом, опорой служа для владыки,
Две поспешали служанки из золота, точно живые.
Был у них разум внутри, и могучая сила, и голос,
И от бессмертных богинь научились они рукодельям.
Обе спешили с владыкой, и он, волоча свои ноги,
Перед Фетидой предстал и на трон опустился блестящий.
За руку взял он богиню и слово сказал, вопрошая:
"О, дорогая Фетида, одетая в длинные ризы,
Что привело тебя в дом наш? Не часто ты нас посещала.
Выскажи просьбу. Душа побуждает меня согласиться,
Если исполнить могу, если просьба твоя исполнима".
Льющая слезы, ему отвечала богиня Фетида:
"Есть ли, Гефест, средь богинь, на Олимпе живущих, другая,
Кто бы так много страданий мучительных вынесла сердцем,
Сколько назначено мне испытать их Зевесом Кронидом?
Он изо всех нереид лишь меня подчинил человеку,
Сыну Эака Пелею, — и нехотя я выносила
Смертного ложе. Теперь, удручаемый старостью грустной,
Муж мой в чертоге лежит. У меня же другое несчастье.
Сына мне дал Олимпиец родить и вскормить дорогого,
Первого в сонме героев. Он вырос как ветвь молодая.
Долго лелеяв его, как растенье из тучного сада,
Я на кривых кораблях снарядила потом к Илиону
С войском троянцев сражаться. Обратно ж его я не встречу
И не вернется домой он в чертоги владыки Пелея.
Но и при жизни недолгой, любуясь сиянием солнца,
Скорбью терзает он грудь, и ему пособить не могу я.
Деву, что дети ахеян ему уделили в награду,
Силою отнял из рук у него Агамемнон владыка.
Из-за нее убивается гневом, снедающим душу.
Пользуясь этим, троянцы к судам оттеснили Ахеян,
Выход в долину отрезав. С мольбою ахейские старцы
К сыну пришли моему, предлагая дары дорогие.
Сам он тогда отказался беду отвратить от ахеян,
Только в доспехи свои облачиться дозволил Патроклу
И отослал его в бой, предоставив большую дружину.
Близко от Скейских ворот целый день воевали герои.
Взяли б тогда они город, когда бы Менойтия сына,
После того как троянцам беды причинил он без счета,
Феб не убил перед войском и Гектору не дал победы.
Ныне к твоим припадаю коленям: быть может, захочешь
Щит приготовить и шлем моему кратковечному сыну,
Панцирь и пышные латы ножные, с застежками вместе.
Ибо доспехи его погубил умерщвленный товарищ,
Сам он лежит на земле, терзаясь безмерно душою".
Ей отвечая сказал знаменитый Гефест хромоногий:
"Не унывай, и пусть мысли об этом тебя не заботят.
Если бы также я мог несомненно от смерти зловещей
Сына укрыть твоего, когда рок его страшный настигнет,
Как несомненно могу дорогие доставить доспехи,
На удивление многих героев, кто только увидит"!
Так он сказал и богиню оставил, к мехам направляясь,
К пламени их обратил и велел им усердно работать.
В двадцать пылающих горнов большие мехи поддували,
Воспламеняя, дышали на каждый с различною силой
И помогали Гефесту ковать то быстрее, то тише,
Как он в душе пожелает и как для работы способней.
Несокрушимую медь вместе с оловом бросил он в пламя
И серебра к ним прибавил и ценного золота также.
После того на подставку подняв наковальню большую,
Молот тяжелый в одну и клещи в другую взял руку.
Прежде всего изготовил он щит и огромный, и крепкий,
Весь изукрасил кругом и блистающий выковал обод
Гладкий, тройной, и ремень посеребренный снизу привесил.
Щит из пяти он составил отдельных полос, а на верхней
Много создал украшений, придумав их с мудрым расчетом.
В самой средине представил он землю и небо, и море,
Неутомимое солнце и полный блистающий месяц,
И неисчетные звезды, которые небо венчают.
Сделал созвездья Плеяд и Гиад и лучи Ориона,
Также Медведицу — ту, что иначе зовут Колесницей:
Круг она в небе свершает, взирая на блеск Ориона,
Та, что чуждается мыться в холодных волнах Океана.
Дальше два города сделал красивых, людьми населенных.
В первом пирует народ и веселые празднует свадьбы.
Мужи выводят невест из чертогов при факелах ярких
И провожают чрез город. Там свадебный гимн раздается.
Юноши в пляске кружатся, и нежно среди хоровода
Флейты и цитры звучат. И женщины перед домами,
Стоя в дверях у порога, взирают и пляске дивятся.
Множество граждан толпится на месте народных собраний.
Тяжба пред ними решается. Двое там спорят о пене
За умерщвленного мужа. Один пред народом клянется
В том, что весь долг уплатил, а другой — что не видел уплаты.
Оба они пожелали окончить свой спор пред судьею.
Граждане подняли крик, защищая того иль другого.
Их успокоить пытаются вестники. В круге священном
Старцы сидят, разместившись на гладко обтесанных камнях,
Посохи в руки берут у глашатаев звонкоголосых
И, опираясь на них, чередой возглашают решенье.
А посредине собранья лежат золотых два таланта —
Вознагражденье тому, кто решит справедливее тяжбу.
Город другой окружают два войска, сверкая оружьем.
Те, что осаду ведут, обсуждают два разных решенья:
Силой ли город разрушить или предложить осажденным
Надвое все поделить, чем владеет тот город прекрасный.
Те же, врагам не сдаваясь, к засаде готовятся тайной.
Стену, взойдя на нее, защищают их милые жены,
Малые дети и мужи, теснимые старостью грустной.
Сами в засаду идут. И Арей их предводит с Афиной.
Оба они золотые и носят из золота ризы,
Видны далеко, огромны, в доспехах больших и прекрасных,
Как подобает бессмертным, — а люди представлены меньше.
К месту приходят они, где засесть им казалось удобным,
Подле потока, — куда пригоняют стада к водопою.
Там они тайно засели, покрытые светлою медью.
Двое поодаль от войска укрылось лазутчиков в поле
И поджидают прихода овец и быков криворогих.
Вот появились стада; их два пастуха провожают,
Слух услаждая свирелью, коварства врагов не предвидя.
Те же, увидевши их, нападают и прочь угоняют
Стадо быков и отару красивых овец белорунных
И пастухов умерщвляют. Тогда в неприятельском стане
Воины, сидя в собрании, слышат смятенье близ стада,
И устремляются все, на коней быстроногих садятся,
Скачут навстречу врагам и стрелой прибывают на место.
Там, на речном берегу их фаланги вступают в сраженье,
Копья бросают друг в друга, снабженные острою медью.
Распря видна там и Смута, и Смерть, по рядам пробегая,
То не пронзенного ловит, то держит пронзенного мужа,
То через битву смятенную за ноги тело волочит:
Платье у ней на плечах обагренное кровью людскою.
Воины мечутся всюду и бьются, как будто живые,
И бездыханные трупы одни у других увлекают.
Дальше он тучный участок разрыхленной нови представил,
Трижды распаханный плугом, обширный. И пахарей много,
Идя по всем направленьям, яремными правят волами.
Каждый же раз, как они, возвращаясь, межи достигают,
Муж к ним подходит и кубок со сладким вином им подносит.
Всякий назад на свою борозду обращается тотчас,
С жаждой придти поскорее к меже целины плодородной.
Пахоть за ними чернела, как бы настоящее поле,
Хоть золотая была: то великое сделал он чудо.
Дальше представил он ниву с обильной, высокою жатвой.
Всюду жнецы там стояли и острыми жали серпами.
Наземь в огромном числе полосами ложатся колосья;
Сзади вязальщики крепко в снопы их соломою вяжут.
Трое вязальщиков стали поодаль от прочих. За ними
Дети сбирают колосья, чредою подносят в охапках
И подают торопливо. Перед бороздою хозяин,
Радуясь сердцем, безмолвный, стоит, опираясь на посох.
Вестники, дальше под дубом, хлопочут о пире обильном
И убивают большого быка, принесенного в жертву.
Жены муку просевают, готовя обед для рабочих.
Дальше из золота сделал он дивный, большой виноградник,
Сладким плодом отягченный; висели в нем черные гроздья;
Ветви держались кругом на серебряных длинных подпорах.
За виноградником темный представил он ров, обнесенный
Вкруг оловянной оградой. Виднелась одна лишь тропинка —
Путь для носильщиков в дни, когда сбор наступал винограда;
Этой тропинкою девы и юноши, в резвости детской,
Шли и в корзинах несли медосладкие гроздья.
А посредине меж ними дитя на отзывчивой цитре
Нежно играло и пело прекрасную песню Лемноса
Голосом слабым. И все, ударяя согласно об землю,
Вторили пеньем и криком и двигали быстро ногами.
Дальше представил он стадо быков круторогих.
Он их из золота частью и частью из олова сделал.
С громким мычаньем коровы из хлева стремились на выгон.
Подле реки звонкоструйной, вблизи камышей шелестящих,
Четверо шло золотых пастухов, провожая то стадо.
Девять за ними вослед бежало собак резвоногих.
Вдруг средь передних коров два бестрепетных льва появились
И, налетев на быка, увлекают мычавшего громко.
Быстро собаки и люди к нему на защиту стремятся.
Львы между тем, на быке разодравши огромную шкуру,
Черную кровь его пьют и жадно глотают утробу.
Тщетно их люди желают прогнать и собак натравляют.
Те, уклоняясь от львов, не дерзают вцепиться зубами,
Только надвинулись близко и лают, готовые к бегству.
Далее славный Гефест хромоногий представил обширный
Пастбищный луг средь долины и стадо овец белорунных
Вместе с загоном и хлевом и крытыми к ним шалашами.
Далее славный Гефест хороводную пляску представил
С дивным искусством, подобную той, что в обширном Кнозосе
Некогда в честь пышнокудрой Дедал учредил Ариадны.
За руки взявши друг друга у кисти, там в пляске кружились
Юноши вместе и девы, берущие вено большое.
Девы в льняных покрывалах, а юноши в светлых хитонах,
Сотканных крепко из ниток, для блеска чуть маслом натертых.
Эти увенчаны щедро сплетенными пышно венками,
Те на ремнях посеребренных носят мечи золотые.
То они все в хороводе ногами, привычными к пляске,
Вместе кружатся легко с быстротою гончарного круга,
Если горшечник, в руках укрепив, его бег проверяет,
То разойдутся в ряды и одни на других наступают.
Вкруг хоровода теснится большая толпа, наслаждаясь,
А посредине поет и под лад себе вторит на цитре
Богоподобный певец. И все время, как пение длится,
Два скомороха проворных вертятся и прыгают в круге.
И, наконец, он представил могучий поток Океана
Близко от внешнего края щита, сотворенного дивно.
После того как закончил он щит исполинский и крепкий,
Сделал Ахиллу он панцирь, горящего пламени ярче.
Шлем изготовил тяжелый, к вискам приходившийся плотно,
Пышный, украшенный ярко, приделав из золота гребень.
После он латы ножные из гибкого олова вылил.
Все изготовив доспехи, Гефест хромоногий их быстро
Вместе собрал и поднес Ахиллесовой матери ждавшей.
Та устремилась, как сокол, с покрытого снегом Олимпа
Прочь от Гефеста царя, унося дорогое оружье.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Отречение от гнева.
В ризах шафранного цвета Заря из-за волн Океана
Встала, чтоб свет принести и бессмертным, и смертнорожденным.
К флоту ахеян Фетида с дарами Гефеста примчалась,
Милого сына нашла распростертым над телом Патрокла,
Плачущим громко, а рядом толпилась дружина, вздыхая.
Дивная в сонме богинь среди них пред Ахиллом предстала,
За руку сына взяла и такое промолвила слово:
"Сын мой, его мы оставим лежать, как душе ни прискорбно,
Ибо умер он, прежде всего, по желанью бессмертных.
Ты же прими от Гефеста доспехи прекрасные брани,
Те, что никто не носил на плечах из людей ни единый".
Молвив, перед Ахиллесом она положила доспехи.
Страшно они загремели, кругом испещренные дивно.
Трепет объял мирмидонян. Они и взглянуть не посмели,
Все отступили в испуге. Ахилл же, увидев оружье,
Сущей исполнился злобы и жажды сражаться. Как пламя,
Светлые очи его под ресницами грозно сверкнули.
Радуясь, поднял с земли он дары знаменитые бога.
И, насладившись в душе созерцаньем искусной работы,
К матери он обратился, и слово крылатое молвил:
"Вправду, о, мать дорогая, Гефест подарил мне доспехи,
Как подобает работе бессмертных, как людям не сделать,
Ныне хочу ополчиться. Но сильно в душе опасаюсь,
Как бы в то время, пока от Патрокла я буду далеко,
Мухи, забравшись во внутрь чрез раны, пробитые медью,
Не наплодили черву и не предали труп оскверненью,
Не разложилась бы плоть, от которой душа отлетела".
И среброногая так отвечала богиня Фетида:
"Сын мой любезный, все это пусть в мыслях тебя не тревожит.
Бдительно буду сама отгонять непокорные рои
Мух, поедающих трупы мужей, что в сражении гибнут.
Пусть бы ему суждено пролежать до скончания года,
Кожа его сохранится, как если б он жил, или лучше.
Ты же ахейских героев теперь созови для собранья
И отрекись перед ними от гнева на пастыря войска.
После немедленно в бой ополчись и оденься отвагой".
Молвила так и вдохнула в него дерзновенную силу.
А благородному сыну Менойтия в ноздри впустила,
Чтоб сохранить его кожу, амврозии с нектаром красным.
Тотчас прибрежием моря пошел Ахиллес богоравный,
Голосом зычным крича, и всех возбудил он ахеян.
Не покидавшие раньше стоянки судов быстроходных,
Все рулевые, что в море кормилом судов управляют,
Все хлебодары, что в стане съестные припасы делили,
Даже они устремились в собранье, лишь только воспрянул
Славный Пелид, пребывавший так долго вне гибельной битвы.
Ранее прочих пришли, опираясь на копья, хромая,
Двое служителей бога Арея: Тидид непреклонный
И Одиссей богоравный: еще удручали их раны.
Оба явились в собранье и в ряде переднем уселись.
Следом за ними пришел повелитель мужей Агамемнон,
Раной терзаемый тяжкой: его среди сечи кровавой
Сын Антенора Коон копьем поразил медноострым.
Вскоре, когда и другие собрались ахейские мужи,
Став посредине меж ними, сказал Ахиллес быстроногий:
"Было бы лучше, Атрид, для тебя и меня, для обоих,
Если б мы так помирились в тот день, как печальные сердцем,
Из-за рабыни вскипели враждою, снедающей душу.
Лучше б ее на судах Артемида сразила стрелою
В день, как я деву похитил, предав разрушенью Лирнессу.
Не было б столько тогда аргивян, укрощенных врагами,
Грызших зубами песок, между тем как я гневом терзался.
Гектору лишь и троянцам то было на пользу, но долго
Будут о нашей вражде вспоминать, полагаю, ахейцы.
Только оставим былое, хотя опечалены оба,
Сердце в любезной груди успокоим, нужде уступая.
Ныне свой гнев прекращаю. То было б меня недостойно —
Гневаться непримиримо и вечно. А ты поскорее
В битву вели ополчиться прекрасноволосым ахейцам,
Чтобы, на встречу пойдя, испытал я еще раз троянцев,
Все ли желают они близ глубоких судов оставаться.
С радостью тот, полагаю, колени согнет, кто вернется
Ныне из гибельной битвы, пред нашим копьем убегая".
Молвил, и все ликовали ахейцы в прекрасных доспехах,
Слыша, что сын благородный Пелея отрекся от гнева.
Слово тогда им сказал повелитель мужей Агамемнон
С места, где он находился, не выйдя в средину собранья:
"Други, герои данайцы, служители бога Арея!
Должно внимательно слушать и не прерывать наши речи.
Трудно пришлось бы тогда и тому, кто к собраньям привычен.
Кто среди шума толпы в состоянии слушать другого
Иль говорить пред другими? Смутится и громкий вития.
Перед Пелидом хочу оправдаться, но вы, остальные,
Слушайте слово мое и запомните, все аргивяне.
Часто ахеяне мне говорили о ссоре с Пелидом,
Громко меня укоряли. А я не виновен нисколько.
Зевс виноват и судьба, да Эринния, мрака жилица.
Это они мой рассудок тогда ослепили в собранье,
В день, как я отнял удел у Пелида, самим подаренный.
Против бессмертных что мог я? Все это свершает богиня,
Зевсова дочь, вредоносная Ата, кто всех ослепляет.
Ноги легки у нее и подходит она незаметно,
Не прикасаясь к земле, по людским головам пробираясь.
И затемняет их разум. Она уж опутала многих.
Раз обошла она даже Зевеса, хотя полагают,
Что несомненно мудрее он всех и людей, и бессмертных.
Гера, как женщина с нравом, коварно его обманула
В день, когда время приспело Алкмене прекрасноволосой
Сына Геракла родить в опоясанных крепостью Фивах.
Зевс, похваляясь, в то время ко всем обратился бессмертным:
— Слушайте слово мое все боги, а так же богини,
Дабы я все вам поведал, как сердце в груди повелело.
Нынче должна Илифия, помощница в муках рожденья,
Вывести мужа на свет, кто царить над соседями будет,
Средь поколенья героев, от крови моей порожденных. —
В мыслях лукавя, ему отвечала почтенная Гера:
— Ты нас обманешь, Кронид, неисполненным слово оставишь.
Иль нерушимою клятвой сейчас поклянись, Олимпиец,
Что над соседями всеми тот будет царить, кто сегодня
Должен родиться на свет между чреслами женщины смертной,
Средь поколенья героев, от крови твоей порожденных. —
Так говорила она. И Зевес не заметил коварства,
Клятвой поклялся великой, и часто в том каялся после.
Гера тогда устремилась, вершину покинув Олимпа,
В Аргос ахейский помчалась, где, знала она, обитает
Знатная родом супруга Сфенела царя Персеида,
Сына носившая в недрах, седьмой лишь беременна месяц.
Но до поры недоноском на свет его вывела Гера,
Роды замедлив Алкмены, отсрочив потуги на время.
К Зевсу вернулась она и так возвестила Крониду:
— Отче Зевес Громовержец, в душе сохрани мое слово;
Славный родился тот муж, кто царить над Ахейцами должен;
Имя ему Эврисфей, из потомков твоих, — сын Сфенела,
Сына Персея. Такому не стыдно ахейцами править, —
Молвила. Острая скорбь его дух поразила глубоко.
Гневом пылая, он Ату поймал за блестящие кудри
И нерушимою клятвой поклялся, что больше отныне
На многоверхий Олимп и звездами покрытое небо
Ата назад не вернется, кто разум у всех ослепляет.
Так говоря, он рукой завертел и со звездного неба
Ринул богиню, и вскоре она меж людьми очутилась.
Часто из-за неё он вздыхал, когда милого сына
Видел в трудах недостойных, под властью царя Эврисфея, —
Также и я все то время, как пред судовыми кормами
Войско ахеян губил шлемовеющий Гектор великий,
Аты не мог позабыть, богини затмившей мой разум.
Но как тогда согрешил я, рассудка лишенный Зевесом,
Так все заглажу теперь и несчетные выдам подарки.
В битву готовься пока что и прочим вели ополчиться.
После доставлю подарки, какие вчера пред тобою,
В ставку явившись твою, Одиссей богоравный исчислил.
Или, желаешь, помедли, как страстно ни рвешься в сраженье,
Слуги теперь же за ними пойдут на корабль мореходный,
Чтобы ты видел, как много приятного в дар получаешь".
И, отвечая на это, сказал Ахиллес быстроногий:
"О, многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Хочешь ли эти подарки ты мне предложить, как прилично,
Иль удержать при себе, — то во власти твоей. Но скорее
Вспомним про битву. Не время теперь рассуждать или медлить.
Дело великое мести еще не свершенным осталось.
Вскоре увидите снова в переднем ряду Ахиллеса,
Как он фаланги троянцев тяжелым копьем сокрушает.
Пусть же и каждый из вас помышляет сразиться с троянцем".
Но, возражая на это, сказал Одиссей многоумный:
"О, богоравный Ахилл! И будучи храбрым безмерно,
Не побуждай ты ахейцев не евши с троянцами биться
Пред Илионской стеной, оттого что не малое время
Битва продлится, лишь только фаланги сойдутся героев,
Если и тех и других небожитель исполнит отваги.
Лучше ахейцам вели близ судов мореходных отведать
Хлеба теперь и вина, ибо в них дерзновенье и сила.
Пищи весь день не вкусив до заката блестящего солнца,
Даже и доблестный воин не в силах стоять пред врагами,
Как бы в душе не пылал он великой отвагою бранной.
Члены его тяжелеют. Терзают, помимо желанья,
Голод и жажда его. На ходу подгибаются ноги.
Тот же, кто вволю себя и вином подкрепил, и едою,
Может весь день устоять и с мужами враждебными биться.
Сердце его непреклонно в груди, и могучие члены
Не утомляются раньше, чем все не покинут сраженье.
Войско теперь отпусти, повели им обед приготовить.
Тою порой пусть владыка мужей Агамемнон прикажет
Здесь в середину собранья подарки снести, чтоб ахейцы
Видели все их глазами, чтоб в сердце ты чувствовал радость.
Став между нами, пускай поклянется по поводу девы,
Что не входил к ней на ложе, ни разу в любви не смешался,
Как у людей среди жен и мужей происходит обычно.
И да смягчится, Ахилл, в груди твоей гордое сердце.
Пиром обильным потом пусть в палатке с тобой примирится,
Дабы ты все получил, что тебе подобает по праву.
Будь же и ты, Агамемнон, отныне к другим справедливей,
Ибо нисколько не стыдно, коль царь, повелитель народа,
С мужем желает мириться, которого прежде обидел".
И, отвечая, промолвил владыка мужей Агамемнон:
"С радостью слушал сегодня я слово твое, сын Лаерта,
Ибо ты все разъяснил по порядку, исчислив подробно.
Клятву хочу возгласить; так велит мне душа, и не лживо
Я присягну перед богом. Пускай Ахиллес быстроногий
Здесь, ожидая, помедлит, хоть сильно торопится в битву.
Также и вы подождите все вместе пока же подарки
Нам из палатки доставят и верности жертвы заколем.
Это тебе, Одиссей, поручаю немедля исполнить.
Юношей сам избери знаменитейших в войске ахейском,
Пусть с моего корабля все дары принесут нам, какие
Ты обещал Ахиллесу, пусть жен приведут перед нами.
Вестник Талфибий меж тем по обширному стану Ахеян
Вепря отыщет, чтоб в жертву заклать его Зевсу и Солнцу".
И, возражая Атриду, сказал Ахиллес быстроногий:
"О, многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!
Лучше другое бы время для этих забот вы избрали,
После, когда передышка настанет в бою, и не будет
Сердце терзаться во мне столь неистовой жаждою брани.
Медью пронзенные острой, еще по земле распростерты
Те, кого Гектор смирил, когда Зевс даровал ему славу,
Вы же едой насладиться теперь приглашаете войско.
Что до меня, я велел бы, чтоб дети ахеян не евши
В битву пошли натощак. А с закатом блестящего солнца,
За поруганье воздавши, обильный им ужин предложим.
Раньше, чем это свершиться, пускай ни еда, ни напиток
Уст не коснутся моих, оттого что убитый товарищ,
Острой проколотый медью, лежит, по земле распростертый,
В ставке моей, обращенный ногами к дверям, а дружина
Плачет кругом. Не пиры у меня на уме, а убийство,
Черная кровь и предсмертные стоны троянцев".
И, возражая Ахиллу, сказал Одиссей многоумный:
"Сын благородный Пелея, великая слава ахеян,
Лучше меня ты владеешь копьем и храбрее гораздо,
Но разумения силой тебя превзошел я далеко,
Ибо я старше тебя по рожденью и более сведущ.
Вот отчего мое слово ты сердцем снеси терпеливо.
Быстро для смертных людей наступает в бою пресыщенье.
Многих оружие наземь кладет, что колосья на ниве,
Хоть подобрать удается не всех, коль весы наклоняет
Зевс промыслитель верховный, кто участь решает сражений.
Не на голодный желудок нам нужно оплакивать мертвых,
Ибо в огромном числе что ни день погибают герои.
Если печалиться вечно, когда ж от трудов отдыхать нам?
Тех, что погибли в бою, подобает предать погребенью,
Плача над ними в тот день, но твердость души сохраняя.
Всем же другим, кто остался в живых средь войны беспощадной,
Должно о том помышлять, как едой и питьем подкрепиться,
Чтобы и впредь, облеченные несокрушимою медью,
С войском враждебных мужей мы сражаться могли непрерывно.
Пусть же не медлит никто в ожиданьи другого приказа.
Всякий совет, несогласный с моим, послужил бы на гибель
Всем при судах аргивянам. Сберем же скорее отряды,
С бурною силой ударим на резвых наездников Трои".
Слово окончив, избрал он в товарищи двух Несторидов,
Сына Филея Мегаса, Фоаса, бойца Мериона
И Ликомеда, Креонова сына, с вождем Меланиппом,
И к Агамемнону в ставку немедля отправился с ними.
Он им давал приказанья, они исполняли поспешно.
Семь из палатки обещанных раньше треножников взяли,
Двадцать блестящих тазов, лошадей легконогих двенадцать,
Семь привели они жен, в безупречной работе искусных,
А Бризеиду — восьмую, прекрасноланитную деву.
Золота десять талантов, отвесив, держал сын Лаерта.
Он выступал во главе, а за ним молодые ахейцы
Шли с остальными дарами, неся их в средину собранья.
С места поднялся Атрид, и тогда перед пастырем войска
С вепрем Талфибий предстал, по голосу равный бессмертным.
Сын же Атрея, извлекши рукою свой нож, что обычно
Рядом с большими ножнами меча у него был привешен,
С жертвы обряд совершил, с головы ее волосы срезал,
Руки воздел к Олимпийцу Зевесу и начал молиться.
Молча, уселись ахейцы, внимая царю, как прилично.
И говорил он, молясь, на широкое небо взирая:
"Ныне да внемлет мне Зевс, меж богами сильнейший, верховный,
Солнце, Земля и Эриннии, — те, что, живя над землею,
Смертнорожденных карают за их вероломные клятвы:
В том я клянусь, что ни разу той девы рукой не касался,
Не принуждал Бризеиды ни ложе делить, ни работать,
В том, что не тронута мною, она проживала в палатке.
Если я лживо поклялся, пусть боги пошлют мне страданья,
Как и тому, кто греша, присягнул вероломно".
Молвил и шею кабанью разрезал безжалостной медью.
Жертву, рукой завертев, ее на съедение рыбам
Бросил Талфибий в пучину великую моря седого.
Сын же Пелея, поднявшись, воскликнул средь храбрых данайцев:
"Отче Зевес, ты великие людям готовишь страданья.
Если б не то, никогда Агамемнон в груди моей храброй
Гнева не мог возбудить, никогда не увел бы насильно
Дочери юной Бризея, ничьим непослушный советам.
Только Зевес пожелал, чтобы много ахеян погибло.
Ныне за трапезу сядьте; да будем готовы к сраженью".
Так он сказал и собранье мужей распустил пред судами.
Все по своим кораблям аргивяне рассеялись быстро.
А мирмидонцы, отважные сердцем, подарки собрали
И унесли на корабль Ахиллеса, подобного богу,
В ставке сложили их рядом и жен на места усадили.
Слуги пришли за конями и в общий табун их угнали.
А Бризеида, подобная вся золотой Афродите,
Лишь увидала Патрокла, пронзенного острою медью,
Труп обняла и, рыдая, себе изодрала
Нежную шею и грудь, и лицо, что сияло красою,
И говорила сквозь слезы с богинями равная дева:
"Милый Патрокл, о, друг, для меня, злополучный, отрадный!
Этот шатер покидая, с тобою живым я простилась,
Ныне, вернувшись обратно, тебя бездыханным встречаю.
Так непрерывно беда за бедою меня постигает.
Муж, кому нежная мать и отец меня отдали в жены,
Пал, защищая наш город; его я видала пронзенным.
Видела мертвыми братьев любезных от матери общей;
Трое их было, и всех их постигла печальная участь.
Ты ж унимал мои слезы, когда Ахиллес быстроногий
Мужа убил моего и город разрушил Минеса.
Ты обещал, что Ахилл богоравный супругой законной
Вскоре меня назовет и, отвезши в родимую Фтию,
Брачный отпразднует пир среди мирмидонян отважных.
Вот отчего я так плачу над мертвым, о, кроткий при жизни!"
Так она, плача, сказала. И прочие жены рыдали
Все над убитым Патроклом, но в сердце над собственным горем.
Старцы ахеян меж тем вкруг Ахилла сошлись, убеждая
Пищи отведать, но он, уклоняясь, ответил со вздохом:
"Ныне молю вас, друзья, если просьбе моей вы послушны,
Не принуждайте питьем и едой насладиться,
Ибо великая скорбь овладела моею душою.
Я подожду и снесу до заката блестящего солнца".
Так говорил Ахиллес и вождей проводил из палатки.
Только Атриды остались да царь Одиссей богоравный,
Нестор да Идоменей, да Феникс, наездник маститый,
Скорбь Ахиллеса пытались рассеять. Но он, безутешный,
Жаждал скорей очутиться средь пасти кровавого боя.
Прошлое вспоминая, глубоко вздохнул он и молвил:
"Прежде бывало и ты, о, любимейший друг злополучный,
В этой палатке готовил обед, услаждающий душу,
Был расторопен и скор, когда аргивяне спешили
Против наездников Трои начать многослезную битву.
Ныне пронзенным лежишь, я же голодом сердце терзаю,
Не прикасаясь к еде и питью, хоть в палатке их много,
Ибо скорблю по тебе. Я б сильнее не чувствовал горя,
Даже когда бы узнал, что погиб мой отец престарелый,
Он, кто во Фтии теперь проливает горячие слезы,
В грусти по сыне своем, средь чужого народа живущим,
Из-за презренной Елены воюющим против троянцев.
Или что умер мой сын, — тот, кто в Скиросе дальнем воспитан
(Если он дожил доныне, Неоптолем боговидный).
Я до сих пор постоянно ласкал свое сердце надеждой,
Что на троянской земле я один лишь погибну, далеко
От многоконного Аргоса, ты ж возвратишься во Фтию
И на судах чернобоких со Скироса в отчую землю
Милого сына доставишь и все ему дома покажешь:
И достоянье мое, и рабынь, и чертог наш высокий.
Ибо уже опасаюсь, что умер Пелей престарелый,
Или, хотя и живет, удручаем он старостью тяжкой
И ожидает со страхом прибытия вести печальной,
Дня ожидает, когда о погибели сына услышит".
Так говорил он сквозь слезы. И старцы глубоко вздыхали,
Каждый в душе вспоминая о тех, кого дома покинул.
Видя, как плачут они, пожалел их Зевес Олимпиец,
Тотчас Афине Палладе крылатое слово промолвил:
"Разве, дитя, отреклась ты от этого славного мужа?
Разве тебя уже больше Ахилл не заботит нисколько?
Вот посмотри, как сидит он среди кораблей крутобоких,
Плача над другом любезным. Другие начальники войска
Сели за трапезу все, только он не касается пищи.
Ты же помчись поскорее и нектар с амврозией сладкой
В грудь Ахиллесу пролей, чтобы голодом он не терзался".
Так побуждал он Афину, — она и сама торопилась.
Быстро, как будто орел большекрылый и звонкоголосый,
С неба она понеслась по эфиру. В то время ахейцы
Уж ополчались для боя. И тотчас она Ахиллесу
Нектара в грудь пролила, а также амврозии сладкой,
Чтобы мучительный голод ему не расслабил колени,
И в крепкозданный чертог всемогущего Зевса вернулась.
Вдаль от судов быстроходных рассеялись дети ахеян.
Точно как снежные хлопья слетают без счета от Зевса,
Мерзлым гонимы дыханьем Борея, питомца эфира
Так в это время без счета из быстрых судов повалили
Шлемы, блиставшие ярко, щиты, округленные ровно,
Выпукло-крепкие брони и копья о ясенных древках
Блеск доходил до небес, и кругом вся долина смеялась
В ярком сиянии меди, звуча под ногами героев.
А посредине рядов ополчался Ахилл богоравный.
Гневом дыша, скрежетал он зубами, блестящие очи
Словно огни пламенели, но сердце тоской нетерпимой
В мощной терзалось груди. Он, к троянцам пылая враждою,
Бога дары надевал, что Гефест изготовил, трудившись.
Прежде всего наложил он на голени латы ножные,
Дивные видом, — они на серебряных пряжках держались.
После того на груди укрепил он блистающий панцирь
И перебросил чрез плечи тяжелый свой меч среброгвоздый
Медный, а в руки взял выпуклый щит, и огромный и крепкий.
Блеск от щита исходил далеко, как от месяца в небе.
Точно как в море открытом внезапно блеснет пред пловцами
Яркий огонь, что горит одиноко на горной вершине,
В месте укромном, меж тем как они против воли гонимы
Бурей, вдали от друзей, по волнам многорыбного моря:
Так от щита Ахиллеса, покрытого дивной работой,
Блеск восходил до эфира. И шлем, от земли приподнявши,
Сверху чело он покрыл. Как звезда, пламенел на герое
Шлем о султане косматом. Густая из золота грива
Грозно вдоль гребня кругом колебалась, — работа Гефеста.
Весь облеченный в доспехи, Пелид их испытывать начал,
Плотно ль приходятся к телу, свободно ль в них движутся члены:
Точно как легкие крылья, они поднимали владыку.
После того из ковчега копье он отцовское вынул,
Крепкое, страшно большое. Никто не умел из ахеян
Им потрясать, лишь Ахилл колебал без труда это древко —
Ясень с горы Пелиона, отцу его данный Хироном,
Срубленный им на верху Пелиона, героям на гибель.
Автомедон и Алким подвели лошадей легконогих
И запряги их, ремни через тело красивое бросив,
В рот им вложив удила, от которых к сидению сзади
Были протянуты вожжи. И бич захвативши блестящий,
Автомедон благородный поспешно вскочил в колесницу.
Рядом с возницею встал Ахиллес, ополчившийся в битву,
Медным оружьем сверкая, как Гиперион лучезарный.
Голосом зычным и грозным окликнул коней он отцовских:
"Балий и Ксанф, далеко знаменитые дети Подарги!
Больше всего помышляйте о том, чтоб спасти невредимым,
Вынести быстро к данайцам возницу, как битву покончим.
Не покидайте меня бездыханным в бою, как Патрокла".
Ксанф быстроногий тогда под ярмом отозвался и молвил,
Голову грустно понурив, меж тем как блестящая грива
Вся из ошейника пала и в прах вдоль ярма опустилась.
Голос вдохнула в него белорукая Гера богиня:
"Ныне, могучий Ахилл, тебя мы спасем невредимым.
Только погибели день от тебя отстоит недалеко.
В этом не наша вина, а судьбы всемогущей и бога.
Не из-за лености нашей или неспособности к бегу,
С плеч Менойтида Патрокла оружие сняли троянцы.
Бог всемогущий, рожденный Латоной прекрасноволосой,
В первом ряду его ранил и славой покрыл Приамида.
Мы под тобой полетим и помчимся с дыханьем Зефира,
Кто, говорят, быстротой одарен величайшей на свете.
Но суждено и тебе через бога погибнуть и мужа".
Только что кончил он речь, как Эриннии голос пресекли.
Гневно ему отвечал быстроногий Ахилл богоравный:
"Ксанф, о, зачем ты пророчишь мне смерть? Не заботься об этом.
Знаю и сам хорошо, что судьба мне погибнуть под Троей,
Здесь, далеко от отца и от матери милой, но раньше
Не отдохну я, пока все враги не устанут от битвы".
Молвил и с криком погнал перед войском коней быстроногих.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ
Битва богов.
Так под начальством твоим, о, Пелид, ненасытный в сраженьях,
Подле кривых кораблей ополчались ахеяне в битву.
В свой же черед и троянцы равнялись по скату долины.
Зевс той порой с вершины горы многодольной Олимпа
Дал приказанье Фемиде бессмертных созвать для собранья.
Всех облетела богиня, в чертог направляя к Зевесу,
Не пропустив никого из потоков, кроме Океана,
И ни единой из нимф, обитающих в рощах красивых,
Или в источниках рек иль на влажных лугах травянистых.
К Зевсу, сгустителю туч, вошли они в дом и уселись
В портиках тесаных гладко, которые с мудрым расчетом
Зевсу отцу Олимпийцу построил Гефест хромоногий.
Все у Кронида собрались. И вместе с другими из моря,
Слову богини послушный, явился земли колебатель.
Сев посредине, он стал вопрошать о намереньях Зевса:
"Молниеносный, зачем ты бессмертных созвал для собранья?
Или устроить затеял дела аргивян и троянцев?
Снова сраженье и бой между ними теперь запылали".
И, отвечая, промолвил Кронид, собирающий тучи:
"Ты угадал, о, земли колебатель, намеренья сердца,
То, для чего я собрал вас: о гибнущих людях забочусь.
Я на вершине Олимпа останусь сидеть и отселе
Буду глядеть, наслаждаясь. А вы, остальные все боги,
В путь отправляйтесь туда, где ахейцы стоят и троянцы.
Тем и другим помогайте, как всякий в душе пожелает.
Если Ахилл и один без дружины пойдет на троянцев,
Не устоять им всем вместе перед быстроногим Пелидом.
Только завидев его, уж они задрожали от страха.
Ныне ж, когда он в душе из-за друга так страшно разгневан,
Сам я боюсь, как бы стен он, судьбе вопреки, не разрушил".
Так говоря им, Кронид возбудил бесконечную распрю.
В битву отправились боги, различное в сердце замыслив.
Гера с Палладой Афиной к стоянке судов полетели.
К флоту Ахеян помчался и царь Посейдон земледержец
Вместе с Гермесом, подателем благ, своей мудростью славным.
Сзади, хромая, пошел и Гермес, полагаясь на силу:
Медленно тонкие ноги под телом большим ковыляли.
К войску троянцев помчался Арей шлемовеющий; с ним же
Феб длиннокудрый пошел с Артемидою стрелолюбивой
И Афродита с улыбкою нежной, и Ксанф, и Латона.
Долго, пока Олимпийцы вдали оставались от смертных,
Греки в душе ликовали о том, что Ахилл богоравный
Вновь, по отсутствии долгом, в жестоком бою появился.
Но содрогались троянцы и трепет им сковывал члены,
Все ужасались при виде, как сын быстроногий Пелея
Медным оружьем сверкал, на убийцу Арея похожий.
Вскоре ж бессмертные боги с толпою героев смешались.
Грозная Распря явилась, войска побуждая к сраженью.
Громкий воинственный клик издавала Паллада Афина
То за стеною у рва, то на звучном прибрежии моря.
В свой же черед и Арей, на темную тучу похожий,
Зычно кричал, то с высот городских ободряя троянцев,
То пробегая вдоль вод Симоиса по Калликолоне.
Так, побуждая троянцев и греков, блаженные боги
Подняли битву героев и распрю затеяли сами.
Страшно с высот загремел сам Зевес, отец и людей, и бессмертных.
Той же порой из глубин всколебал Посейдон знаменитый
Необозримую землю и гор заостренных вершины.
Дрогнула вся до подошвы ключами обильная Ида,
Дрогнули горы, суда аргивян и твердыня троянцев.
Страх в преисподней объял Аидона, владыку усопших.
С криком он с трона вскочил, опасаясь в душе, чтобы сверху
Землю над ним не разверз Посейдон, колебатель могучий,
Чтобы обители мертвых богам не открылись и людям,
Душные, полные мрака, которых страшатся и боги.
Столь оглушительный гул той порою раздался, как в битве
Боги столкнулись друг с другом. Тут против царя Посейдона
Выступил Феб Аполлон, приготовив крылатые стрелы,
Пред Энниалием стала богиня Паллада Афина,
Гере навстречу пошла златокудрая, бурная в гневе,
Метких владычица стрел Артемида, сестра Дальновержца,
Против Латоны стал мощный Гермес, приносящий богатства,
Против Гефеста — Поток знаменитый, глубокопучинный,
Тот, кого люди Скамандром зовут, а бессмертные Ксанфом.
Так вечносущие боги один за другим наступали.
Сын же Пелея меж тем порывался в толпу, чтобы встретить
Гектора, сына Приама, чьей крови всех более жаждал
Бога Арея насытить, — воителя, грозного силой.
Только Энея вождя Аполлон, подстрекатель героев,
Против Пелида направил, вдохнув непреклонную силу.
Голос и образ приняв Ликаона, Приамова сына,
Феб Аполлон Дальновержец такое сказал ему слово:
"Где, о, советник троянцев, твои похвальбы и угрозы,
Где обещанье твое с Ахиллесом Пелидом сражаться,
Данное в прежние дни, как вино попивал ты с царями?"
И, отвечая на это, промолвил Эней богоравный:
"Сын благородный Приама, зачем ты меня побуждаешь
Против желанья сражаться с бестрепетным сыном Пелея?
Я не впервые б сошелся теперь с быстроногим Ахиллом,
Ибо однажды меня он копьем обратил уже в бегство
С Иды высокой, где сделал на наших быков нападенье,
Медью пронзивши Лирнеса с Педасом. Меня ж Олимпиец
Спас, одарив меня силой и быстрыми сделав колени.
Чуть я не пал от руки Ахиллеса и гнева Афины,
Что выступает пред ним и, победу даря, помогает
Острым копьем умерщвлять и Лелегов, и воинов Трои.
Вот отчего человек с Ахиллесом не в силах сражаться:
Вечно пред ним кто-нибудь из богов, отвращающий гибель.
Прямо летят его стрелы, не раньше слабеют, чем в тело
Мужа вопьются. О, если бы жребии битвы сравнялись
Волей богов! Не легко надо мной одержал бы победу
Этот воитель, хотя и гордится, что весь он из меди".
Феб Аполлон, сын Зевеса, ему, отвечая, промолвил:
Ныне дерзай, о, герой, помолившись богам вечносущим.
Ты, утверждают, рожден Афродитою, дочерью Зевса,
Царь же Ахилл быстроногий от низшей родился богини,
Ибо одна от Зевеса, другая — от старца морского.
Несокрушимую медь понеси пред собой и сражайся,
А не ищи извернуться посредством угроз или жалоб".
Так говоря, он вдохнул в полководца великую силу.
Медью сверкая, Эней средь переднего ряда пробрался.
Но не укрылось от Геры, что сын благородный Анхиза
Через смятение битвы навстречу пошел к Пелиону.
Прочих бессмертных созвав, белорукая молвила Гера:
"Ныне обдумайте оба, о, царь Посейдон и Афина,
В мыслях своих обсудите, как эти дела нам устроить.
Яркою медью одетый, навстречу Пелееву сыну
Вышел Эней, а его Аполлон подстрекнул Дальновержец.
Дайте ж, решим, что полезней: прогнать ли Анхизова сына,
Или кому-нибудь также из нас к Ахиллесу явиться.
Силой великой его одарить и наполнить отвагой,
Дабы узнал Ахиллес, что первейшие в сонме бессмертных
Любят его и что боги ничтожные, слабые силой,
Гибель и ужас войны отклоняли досель от троянцев.
С тем ведь сошли мы с Олимпа и в это сраженье вмешались,
Чтобы сегодня Ахилла беда средь врагов не постигла.
После пускай он претерпит страдания, нити которых
Выпряла Парка ему, когда он от Фетиды родился.
Если всего не услышит из уст небожителя бога,
Как бы не стал он бояться, что против него среди боя
Вышел бессмертный. А боги опасны, представ пред очами".
Ей отвечая, сказал Посейдон, потрясающий землю:
"Гера, не гневайся столь безрассудно: тебе не пристало.
Я не желаю отнюдь, чтобы вечные боги друг с другом
В битве столкнулись теперь, ибо мы несравненно сильнее.
Лучше уйдем из толпы и на месте возвышенном сядем,
Пусть о войне многослезной заботятся смертные люди.
Если ж битву начнут Аполлон и Арей мужегубец,
Или задержат Ахилла и биться ему помешают,
То и меж нами немедля возникнет смятение брани.
Только надеюсь, что скоро, рукой укрощенные нашей
И обращенные в бегство, они по нужде, против воли,
Вспять на Олимп возвратятся, в собрание прочих бессмертных".
Слово такое сказав, Посейдон их повел темнокудрый
К древней ограде Геракла, к высокой стене, что троянцы
Некогда вместе с Афиной воздвигли для этого мужа,
Чтобы, укрывшись за ней, от морского чудовища спасся,
В день как оно от прибрежья погналось за ним по долине.
Там Посейдон темнокудрый и прочие боги уселись,
Непроницаемой тучею плечи покрыв. А напротив
Сели защитники Трои на Каллликолоне холмистой
Около вас, дальнемечущий Феб и Арей истребитель.
Так Олимпийские боги держали совет меж собою,
Сидя на разных концах. Они медлили. Те и другие
Пагубный бой начинать. Но Кронид с высоты приказал им.
Медью зажглась вся долина, людьми и конями покрылась,
И задрожала земля под ногами мужей наступавших.
Двое в то время бойцов, затмевавших отвагою прочих,
Вышли в средину меж войск, порываясь друг с другом сразиться,
Сын знаменитый Анхиза Эней и Ахилл богоравный.
Первым, угрозой дыша, устремился Эней, сын Анхиза,
Шлемом кивая тяжелым и медным копьем потрясая,
Крепко держа перед грудью неистовый щит округленный.
В свой же черед и Пелид поспешает, как лев истребитель,
Если, всем миром сойдясь, поселяне убить его жаждут;
Гордо, сперва, он ступает, угрозы врагов презирая;
После ж того, как стрелой угодит в него юноша храбрый,
Он припадает к земле, кровожадную пасть разевает;
Пена клубится на деснах и стонет в груди его сердце;
Медленно бьет он хвостом по могучим бокам и по бедрам,
Сам побуждая себя непреклонно с врагами сражаться;
Вдруг он, сверкнувши очами, кидается прямо и мчится,
Чтоб человека убить иль упасть самому пред толпою:
Так Ахиллеса царя побуждало бесстрашное сердце
Гордо навстречу идти непреклонному сыну Анхиза.
После того как сошлись, наступая один на другого,
Первый Энею сказал быстроногий Ахилл богоравный:
"Что предо мною ты стал, так далеко ушел от дружины?
Сердце, быть может, тебя побудило сражаться со мною
В гордой надежде на то, что царить над троянцами будешь,
Почестью равный Приаму? Но если б меня и убил ты,
Все-таки скиптра тебе не вручит он и почести царской,
Ибо он сам не бездетен и волею тверд и разумен.
Или участок земли, и садами, и пашней богатый,
Больший, чем прочим, тебе отведут во владенье троянцы,
Если меня умертвишь? Да свершить это, думаю, трудно.
Помню, однажды копьем я тебя обратил уже в бегство.
Или забыл ты про день, как тебя отогнал я от стада,
Сверху по кручам Идейским преследуя быстро ногами?
Не озираясь ни разу, в то время ты мчался, покуда
Бегством не спасся в Лирнессу. Но вскоре напал я на город
И разгромил при содействии Зевса отца и Афины.
Множество пленниц увел я, лишив их сиянья свободы.
Ты же Кронидом тогда и другими спасен был богами.
Ныне, надеюсь, тебя не спасут они вновь, как мечтаешь.
Но повинуйся совету: назад удались поскорее,
Скройся в толпу и не стой предо мною. Одумайся раньше,
Чем поплатишься. Глупец познает только то, что свершилось".
И, возражая, Эней обратился к Ахиллу и молвил:
"Ты не надейся, Пелид, что словами, как будто младенца,
Сможешь меня напугать, ибо сам хорошо я умею
Колкие речи твердить и, как ты, наносить оскорбленья.
Оба мы знаем рожденье друг друга и ведаем предков,
Много от смертнорожденных наслушавшись древних преданий.
Сам же в лицо ты моих не видал и твоих я не видел.
От беспорочного ты, говорят, происходишь Пелея,
Мать же тебя родила пышнокудрая нимфа Фетида.
Я объявляю себя непреклонного духом Анхиза
Сыном возлюбленным. Мать же моя — Афродита богиня.
Ныне одна из них будет оплакивать милого сына,
Ибо не верю, что мы, обменявшись словами, как дети,
Так разойдемся друг с другом и праздно покинем сраженье.
Или, желаешь, поведаю все, и да станет известным
Род наш тебе, как уж многим известен он людям доныне?
Первый родился Дардан от сгустителя туч Олимпийца.
Он основал Дарданию, в те дни, как священная Троя
Не возвышалась еще средь долины, и здешние люди
Жили в домах у подножия Иды, ключами обильной.
Сын у Дардана родился, владыка мужей Эрихтоний,
Самый богатый из всех на земле обитающих смертных.
Тысячи три кобылиц на поемных лугах травянистых
У Дарданида паслись, жеребятами резвыми горды.
Страстью ко многим Борей воспылал и на пастбищах тучных
С ними смешался в любви, обернувшись конем темногривым.
Те, от Борея зачав, жеребят породили двенадцать,
Столь легконогих, что если по нивам цветущим скакали,
То не ломали колосьев, а вихрем неслись по верхушкам.
Если ж они пролетали по гребню широкому моря,
То, не касаясь, скользили по краю волны белоснежной.
Троса родил Эрихтоний, царя над троянским народом.
Трое родилось от Троса могучих детей беспорочных:
Доблестный Ил, Ассарак да еще Ганимед богоравный,
Самый прекрасный из всех на земле обитающих смертных.
Он за свою красоту был похищен богами, да вечно
В сонме бессмертных живя, виночерпием служит Зевесу.
Лаомедон беспорочный родился от Ила владыки.
Пять сыновей воспитал он: Приама царя и Тифона,
Клития, Лампа и Гикетаона, потомка Арея.
Капис рожден Ассараком и сына имел он Анхиза.
Я от Анхиза рожден, от Приама — божественный Гектор.
Вот я каков по рожденью, вот предки, чьей кровью горжусь я.
Силу же только Зевес, кто могуществом всех превосходит,
Смертным дарует мужам и ее отнимает, коль хочет.
Только не время теперь на словах состязаться, как дети,
Полно без дела стоять посреди беспощадного боя.
Можем обидные речи мы оба твердить бесконечно,
Столько, что груза всего не свезешь на стовесельном судне.
Гибок язык у людей и на разные речи способен,
Слов же обильная жатва для всякого спора готова.
Слово какое промолвишь, такое в ответ и услышишь.
Только какая неволя нам спорить бесплодно друг с другом,
Бранные речи твердить уподобившись женам крикливым,
Что, приведенные в ярость снедающим душу раздором,
Обе на улицу вышли и вслух попрекают друг дружку
Правдою и небылицей, послушны лишь голосу гнева?
Ты не удержишь словами отваги моей непреклонной,
Раньше чем яркою медью с тобою сразимся сегодня.
Дай же, скорей испытаем друг друга копьем медноострым".
Молвив, копье боевое в чудовищный щит он кидает.
Страшно весь щит загудел, копья острием пораженный.
И Ахиллес содрогнулся и поднял могучей рукою
Щит перед телом, боясь, что тяжелым копьем длиннотенным
Сын благородный Анхиза пробить его может навылет.
Глупый, о том позабыл он и в мыслях своих не подумал,
Что не легко уязвимы дары небожителей славных
И не легко уступают усилиям смернорожденных.
Не пролетело сквозь щит и оружье Анхизова сына:
Золото было помехой — подарок великого бога.
Две полосы лишь пробило копье, еще три оставалось,
Ибо пятью полосами тот щит обтянул Хромоногий,
Медными сверху двумя и двумя оловянными снизу,
А золотой посредине: она то копье задержала.
Следом за ним и Пелид — копье длиннотенное бросил.
Сына Анхиза ударил он в щит равномерно округлый
Близко от верхнего края, где медь, как и шкура бычачья,
Тонким пластом простирались. И ясень с горы Пелиона
Вышел насквозь через щит, и он весь загудел от удара,
В страхе согнулся Эней, подымая свой щит перед телом,
Так что копье пролетело над самым плечом у героя
И, порываясь вперед, острием своим в землю воткнулось,
Оба пласта пронизав на щите, покрывающем мужа.
Древка избегнув, поднялся Эней, ужасаясь при виде,
Как оно близко вонзилось, и скорбь его очи покрыла.
Тотчас Ахилл устремился, извлекший свой щит заостренный,
Громко и страшно крича. А Эней взял метательный камень,
Крупный булыжник; его не снесли бы и двое из смертных,
Ныне живущих. Легко сын Анхиза один его поднял.
Тут бы Эней устремился и камнем ударил Ахилла
В блещущий шлем или щит, что хранили героя от смерти.
Ринулся б также Пелид и мечом бы лишил его жизни,
Если бы их не узрел Посейдон, потрясающий землю.
Тотчас он к прочим богам обратился и слово промолвил:
"Боги, мне грустно глядеть, как сын благородный Анхиза
Вскоре в Аид снизойдет, укрощенный оружьем Ахилла,
Ибо поверил он глупый словам Аполлона владыки,
Но от погибели черной его не спасет Дальновержец.
Только зачем бы сей воин страданья терпел, неповинный,
За преступленья чужие? Не мало даров он отрадных
Жертвовал вечным богам, обитающим в небе пространном.
Дайте ж на помощь к нему поспешим и от смерти избавим.
Не прогневили б мы Зевса, дозволив Ахиллу Пелиду
Сына Анхиза убить. Не судьба ему ныне погибнуть,
Чтобы не вовсе бесследно исчезло потомство Дардана,
Мужа, который Крониду других сыновей был дороже,
Всех, кого смертные жены ему принесли когда-либо
Стало уже ненавистно ему поколенье Приама.
Ныне могучий Эней над троянцами царствовать будет,
Также и дети детей, что должны от Энея родиться".
И волоокая так отвечала почтенная Гера:
Сам, о, земли колебатель, обдумай ты участь Энея,
Или спаси, иль дозволь, чтобы он, невзирая на храбрость,
Был укрощен под руками Ахилла Пелеева сына.
Мы же не раз обещали и часто в том клятвы давали
Перед собраньем бессмертных, и я, и Паллада Афина,
Что никогда отвращать от Троянцев напасти не будем,
Если бы даже вся Троя зловещим огнем запылала
В день, как зажгут в ней пожар непреклонные дети ахеян".
Слово такое услышав, земли колебатель могучий
Двинулся с места вперед через бой и смятение копий.
Вскоре он прибыл туда, где Эней с Ахиллесом стояли.
Облаком темным тогда он окутал глаза Ахиллеса,
Сам же меж тем из щита богоравного сына Анхиза
Ясень обратно извлек с наконечником острым из меди
И положил его близко у ног Ахиллеса Пелида.
После, высоко подняв над землею, он кинул Энея.
И перенесся Эней, устремленный рукою нетленной,
Через ряды колесниц, через множество воинов пеших
И очутился на самом конце многотрудного боя,
Там, где стояли киконы и в битву еще ополчались.
Близко туда подошел Посейдон, потрясающий землю,
И, обратившись к Энею, крылатое слово промолвил:
"Кто из бессмертных тебя в заблуждение ввел, сын Анхиза,
Кто посоветовал биться с бестрепетным сыном Пелея,
С ним, кто сильнее тебя и к тому же бессмертным любезней?
Вечно пред ним отступай, где бы с ним ни встречался в сраженьи,
Чтобы судьбе вопреки не спуститься в обитель Аида.
После ж того, как Ахилла постигнет судьба и кончина,
Смело в переднем ряду с остальными врагами сражайся,
Ибо никем из ахеян другим умершвлен ты не будешь!"
Слово окончив и все разъяснив, он покинул Энея
И поспешил, чтобы тучу отвеять от глаз Ахиллеса.
Очи широко раскрыв, сын Пелея кругом оглянулся.
Тяжко вздохнул и такое в душе своей слово промолвил:
"Боги, великое чудо, по истине вижу своими глазами.
Древко лежит на земле, но нигде отыскать не могу я
Мужа, в которого бросил копье, умертвить порываясь.
Знать, и Эней, сын Анхиза, богам вечносущим любезен.
Мне же казалося прежде, что он безрассудно хвалился.
Впрочем, пускай убегает, он снова со мной не сразится,
После того как сегодня, столь радостно, смерти избегнул.
Дай же, со словом теперь обращусь к непреклонным ахейцам,
После пойду на троянцев и всех испытаю оружьем".
Молвив, к рядам поспешил, ободряя в них каждого мужа:
"Вы не держитесь вдали, богоравные дети ахеян,
Ближе к врагам подступайте, пусть каждый с троянцем сразится.
Мне одному тяжело, не взирая на всю мою силу,
Столько преследовать войска и разом со всеми сражаться.
Сам бы Арей, хоть и бог он бессмертный, сама бы Афина,
Не устояли одни среди пасти подобного боя.
Впрочем, надеюсь исполнить без устали все, что возможно
Сделать могуществом рук или легкостью ног, иль отвагой.
Прямо в средину рядов отправляюсь и кто из троянцев
Встретится с этим копьем, тот не будет мне рад, полагаю".
Так, ободряя, сказал он. В то время блистательный Гектор
Громко к троянцам взывал, на Ахилла идти собираясь:
"Вы не страшитесь Пелида, о, гордые воины Трои!
Мог бы и я на словах без труда с олимпийцами биться,
Только на копьях опасно, они несравненно сильнее.
Так и Ахилл, полагаю, не все исполняет угрозы.
Он совершает одно, а другое, не кончив, бросает.
С ним я померяюсь, будь он руками проворен, как пламя,
Будь он, как пламя проворен и светлого крепче железа".
Так он сказал, ободряя. И подняли копья троянцы,
Тесно ряды их сомкнулись и бранные клики раздались.
К Гектору тою порой подошел Аполлон и промолвил:
"Гектор, в переднем ряду с Ахиллесом не думай сражаться,
Только в толпе с ним встречайся, поодаль от шума сраженья,
Чтобы копьем не попал или близко мечом не ударил".
Так он промолвил и, голос вещавшего бога услышав,
Гектор почувствовал ужас, вернулся в толпу и укрылся.
Тою порой Ахиллес, облеченный великою силой,
Ринулся, грозно крича, на троянцев. И первым убил он
Ифитиона, начальника многих племен, Отринтида.
Нимфа Наяда его родила от бойца Отринтея
В Гиде, богатой стране, у подножия снежного Тмола.
В голову дивный Ахилл его ранил копьем посредине,
В миг как вперед он рванулся, и надвое кость раскололась.
Шумно он грохнулся в прах, и Ахилл, похваляясь, воскликнул
"Ныне лежишь, Отринтид, между всеми мужами страшнейший!
Вот где нашла тебя смерть, а рожден ты на береге дальнем
Светлой Гигеи, где дом и отцовское поле покинул,
Близ многорыбного Гилла, у темнопучинного Герма".
Так он хвалился. И сумрак окутал глаза Отринтида,
Тело ж его истоптали колеса и кони ахеян
В ряде передних бойцов. Вслед за этим Ахилл богоравный
Демолеона, дитя Антенора, искусного в битве,
Дротом ударил в висок, угодивший по медному шлему.
Не воспротивилась медь, но насквозь острие пролетело,
Пробило кость черепную, и кровью весь мозг обагрился.
Так Ахиллес усмирил его в миг, как он ринулся в битву.
Гипподамаса потом, с лошадей соскочившего наземь,
В спину копьем он ударил, готового броситься в бегство.
Дух испуская, троянец как бык заревел криворогий,
Если его к алтарю Посейдона, царя над Геликой,
Юноши силою тащат, и рад им земли колебатель:
Так застонал и троянец, прощаясь с душою отважной.
Сын же Пелея с копьем на героя пошел Полидора,
Сына Приама. Отец запрещал ему биться с врагами,
Ибо средь всех сыновей Полидор, как последнерожденный,
Был ему прочих дороже. Он легкостью ног отличался.
Тою порой, безрассудный, своей быстротой похваляясь,
Рыскал в ряду он переднем, пока не лишился дыханья.
В миг, как он мимо прошел, богоравный Ахилл быстроногий
В спину копьем его ранил, туда где крючки золотые
Пояс держали на нем, как бы панцирь двойной образуя.
Тело навылет пройдя, острие у пупка показалось.
С криком он пал на колени, и вскоре, окутанный тьмою,
Рухнул во прах, прижимая руками зиявшую рану.
Как только Гектор узрел Полидора, любезного брата,
Наземь упавшего, тщетно пытавшего скрыть свою рану,
Облако скорби окутало очи героя.
Больше не смог он вдали устоять, но, похожий на пламя,
Острым копьем потрясая, пошел Ахиллесу навстречу.
Видя, как он устремился, Ахилл, похваляясь, воскликнул:
"Вот приближается муж, истерзавший мне сердце печалью,
Ибо товарища он умертвил у меня дорогого.
Полно теперь избегать нам друг друга на поле сраженья".
После прибавил, взглянув исподлобья на сына Приама:
"Ближе ступай, чтоб скорей угодил ты к погибели в сети!"
Сердцем не дрогнув, ему отвечал шлемовеющий Гектор:
"Ты не надейся, Пелид, что словами, как будто младенца,
Сможешь меня испугать, ибо сам хорошо я умею
Колкие речи твердить и, как ты, наносить оскорбленья.
Знаю, что силой ты грозен, что я несравненно слабее.
Только грядущее скрыто на лоне богов вечносущих.
Им лишь одним то известно, не я ли, хоть менее сильный,
Дух твой исторгну. И наше копье с наконечником острым".
Так говоря, он с размаха копье длиннотенное бросил.
Слабо дохнула Афина и медь отклонила дыханьем
От многославного сына Пелея; копье же вернулось
К дивному Гектору вспять и у ног его близко упало.
С криком зловещим Ахилл устремился на сына Приама,
Медью желая убить, но того Аполлон Дальновержец,
Будучи богом легко удалил, осенивши туманом.
Трижды бросался вперед богоравный Ахилл быстроногий
С медным копьем и три раза туман рассекал он сгущенный.
И, нападая в четвертый, на грозного бога похожий,
Яростный крик испустил он и слово крылатое молвил:
"Снова, собака, ты смерти избегнул теперь, хоть опасность
Близко была: Аполлон из беды тебя вызволил снова.
Видно, взывая к нему, ты вступаешь меж копий свистящих.
Только покончу с тобой и потом, среди битвы столкнувшись,
Если средь вечных богов у меня хоть один есть заступник.
Ныне хочу устремиться на прочих, кого ни настигну".
Так говоря, он Дриопса ударил копьем по затылку.
Мертвый, тот рухнул к ногам. Его кинув, Ахилл устремился
Против Демуха, большого и сильного Филеторида,
Сделал недвижным, ударив сначала копьем по колену,
После огромным мечом, и дыханье исторг у героя.
Дальше настиг Лаогона и сына Биаса Дардана,
Силой заставил обоих сойти с колесницы на землю,
Первого ранил копьем, а другого — мечом. Вслед за этим
Троса убил он, Аластора сына. Тот, встретив Ахилла,
Обнял колени царя; он молил о пощаде и жизни,
Вспомнил о равенстве лет, возбудить к себе жалость надеясь.
Глупый, того он не знал, что Ахилла склонить невозможно,
Ибо пред ним находился не кроткий, не мягкосердечный,
А беспощадный герой. И пока, обнимая колени,
Тот о пощаде молил, он мечом поразил его в печень,
Выпала печень, — одежда наполнилась кровью,
Очи покрылися тьмой и дыхание жизни исчезло.
Дальше, пред Мулием став, Ахиллес его ранил близь уха,
И через ухо другое копья острие пролетело.
После Ахилл на Эфекла пошел, Агенорова сына,
В голову по середине огромным мечом его ранил.
Меч с рукояткой огромною весь разогрелся от крови,
Смертью и грозной судьбою глаза отягчились Эфекла.
После Пелид быстроногий пронзил заостренною медью
Левкалиона в то место, где сходятся мышцы у локтя.
Стал он с повисшей рукою, недвижный, как бы в ожидании,
Смерть созерцая вблизи. — И Пелид разрубил ему шею
Тяжким мечем; голова отлетела со шлемом далеко;
Мозг из хребта его брызнул; он лег, по земле распростертый.
Дальше настиг Ахиллес беспорочного сына Пирея
Ригма, который пришел из фракийской земли плодородной.
В тело он ранил его посредине, и в легком застряла
Острая медь; тот упал с колесницы. Меж тем сын Пелея
Ареифоя слугу, что коней повернуть собирался,
В спину ударил копьем и свалил, — от страха смешалися кони.
Точно как бурное пламя свирепствует в месте безводном,
В темном ущелье горы и глубокая чаща пылает,
В час, когда ветер свистит и огонь развевает повсюду:
Так он повсюду бросался с копьем, небожителю равный,
И за бежавшими гнался, земля вся окрасилась кровью.
Точно как муж поселянин впрягает быков большелобых,
Белый ячмень собираясь молоть на гумне крепкозданном,
И под ногами мычащих быков шелушатся колосья:
Также и цельнокопытные кони Ахилла топтали
Трупы людей и щиты. Окрасилась черною кровью
Ось колесницы внизу, также оба с боков полукружья;
Красные брызги туда и от конских копыт долетали
И от ободьев колес. Богоравный Ахилл быстроногий
Славы искал и в крови обагрял непобедные руки.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Бой подле потока.
Чуть лишь троянцы домчались до брода реки светлоструйной
Многопучинного Ксанфа, бессмертным рожденного Зевсом,
Как Ахиллес их рассеял и в город погнал по долине,
Тем же путем, где вчера аргивяне бежали в испуге,
В день, когда в битве кровавой свирепствовал Гектор блестящий.
Этой дорогой теперь врассыпную бежали троянцы.
Гера глубокий туман перед ними простерла в помеху,
И полетело полвойска в сребристопучинную реку,
Падая с шумом великим. Всплеснули глубокие воды,
Берег вокруг застонал. Вопия, понеслися троянцы
В разные стороны вплавь, увлекаемы водоворотом.
Как саранча улетает пред гибельной силой пожара,
Мчится, спасаясь, к реке, но беспомощно падает в воду,
Если огонь неустанный внезапно встает, разгораясь:
Так под руками Ахилла людьми и конями кишели
Звонкотекущие воды глубокопучинного Ксанфа.
Он же, потомок Зевеса, копье прислонил к прибережным
Частым кустам мириковым и сам, небожителю равный,
С острым мечом устремился, затеяв жестокое дело.
Стал он рубить вкруг себя, и раздались немолчные стоны
Тех, кого медь поражала; вода обагрилася кровью.
Как перед крупным дельфином спасается мелкая рыба
И наполняет собой углубления гавани мирной,
Страхом объята, а он пожирает, кого ни настигнет:
Так забивались троянцы под скалы и выступы камней
Вдоль бушевавшей реки. Ахиллес же, насытясь убийством,
Воинов юных двенадцать живыми поймал средь потока
Для искупительной жертвы над мертвым Менойтия сыном.
Вытащив на берег их, обуялых от страха, что лани,
Руки назад им скрутил он скроенными гладко ремнями,
Теми, что сами они сверх плетеных носили хитонов,
После дружине вручил, чтоб к судам отвели их глубоким.
Сам же к реке повернул, подстрекаемый жаждой убийства.
Тут, из воды выбегая, ему Ликаон повстречался,
Сын Дарданида Приама, тот самый, кого он однажды
В плен уже силой забрал и увел из отцовского сада,
Ночью напав, когда тот со смоковницы острою медью
Юные ветви срубал для обшивки перил колесничных.
Но Ахиллес богоравный нагрянул бедою нежданной,
Пленником сделал и морем послал на Лемнос многолюдный,
Чтобы продать его в рабство. Он куплен был сыном Язона
И за огромную цену потом перепродан последним
Гостю его Этиону Имбрийцу и послан в Арисбу.
Вскоре оттуда бежал он и в дом свой отцовский пробрался.
Здесь он, придя из Лемноса, одиннадцать дней веселился
В круге товарищей милых, на день же двенадцатый снова
Бог его предал Ахиллу, кто в темную область Аида
Должен был свергнуть его, не желавшего землю покинуть.
Тотчас заметил его богоравный Ахилл быстроногий,
Как он бежал без копья, ни щитом, ни броней не покрытый.
Пот изнурял его тело, усталость сгибала колени,
И оттого, убегая, он кинул доспехи на землю.
Гнев ощутил Ахиллес и подумал в душе своей храброй:
"Боги! По истине вижу глазами великое чудо.
О, неужели и все умерщвленные мною Троянцы
Снова из мертвых восстанут, вернутся из тьмы преисподней,
Так же как этот вернулся, избегнув погибели верной?
Он на священный был продан Лемнос, но его не сдержало
Море седое, хоть многих оно против воли их держит.
Дайте ж сразимся, и пусть он вкусит острие нашей меди.
После я б видеть хотел и узнать, возвратится ль еще раз
В битву сей храбрый герой иль его, наконец, успокоит
Лоно земли плодоносной: она и могучего держит".
Так он шептал, поджидая. А тот, обезумев от страха,
Сам приближался к Пелиду, обнять порываясь колени:
Страстно желал он избегнуть зловещей кончины и Парки.
Дивный Ахилл уже поднял копье, собираясь ударить,
Как Ликаон подбежал и коснулся колен, нагибаясь,
Так что копье пронеслось над плечом и вонзилося в землю.
Тщетным желанием горя человечьего тела отведать.
Правой рукой обнимал он колени царя, умоляя,
В левой держал неподвижно копье, заостренное медью,
И, обращаясь к Ахиллу, крылатое вымолвил слово:
"Вот у твоих я колен! Ты внемли моей просьбе и сжалься.
Я для тебя, о, питомец Зевеса, проситель священный,
Ибо Деметры плоды у тебя же вкусил я впервые
В день, как меня ты забрал среди нашего пышного сада
И на священный Лемнос, от отца и дружины далеко,
Морем послал, чтоб продать. И тебе сто быков я доставил.
Ныне же втрое тебе за свободу принес бы я выкуп.
Только двенадцатый день, как в родной Илион я вернулся,
Выстрадав много, и снова жестокою предан судьбою
В руки твои. Ненавистен, должно быть, отцу я Зевесу,
Если к тебе приведен им еще раз. Увы, кратковечным
Мать родила меня в свет, Лаофоя, дочь старца Алтея,
Старца, который царит над отважным народом лелегов,
На берегах Сатниона владея высоким Педасом.
Дочь-то его, меж другими, взята была в жены Приамом.
Двое нас ею рожденных. И ты обезглавишь обоих?
Уж одного ты смирил, Полидора, подобного богу,
Ранил копьем заостренным в переднем ряду пехотинцев.
Ныне беда и со мной приключится. Уж я не надеюсь,
Богом сюда приведенный, избегнуть руки твоей тяжкой.
Только другое скажу, — ты в душе обсуди мое слово!
Смертью меня не казни: не родные мы с Гектором братья.
Он же убил твоего удалого и нежного друга".
Так обращался Приама блистательный сын к Ахиллесу
С медоточивою речью, но горькому внял он ответу:
"Выкупа мне не сули, не прельщай, о, безумец, словами!
Прежде, покуда Патрокл судьбой еще не был настигнут,
Сердцу отрадней казалось щадить благородных троянцев.
Многих тогда забирал я живьем. Продавая их в рабство.
Ныне ж никто не спасется от смерти, кого бы ни предал
В руки мои небожитель перед Илионской твердыней.
Не пощажу никого, и особенно сына Приама.
Так погибай же любезный! И что ты так жалобно плачешь?
Разве не умер Патрокл, хоть лучше тебя был гораздо?
Или не видишь меня, как я ростом высок и прекрасен?
Я и отцом знаменитым горжусь и рожден от богини,
Все же и мне угрожает кончина и жребий всесильный.
Будет ли то на заре, на закате ли дня или в полдень, —
Вскоре один из врагов мою душу исторгнет в сраженьи,
Тяжким ударив копьем, с тетивы ли настигнув стрелою".
Так он сказал. У того ослабели колени и сердце,
И, уронивши копье, он присел и простер свои руки.
Меч заостренный меж тем обнажил Ахиллес богоравный
И по ключице ударил близь шеи, и весь погрузился,
В тело двулезвенный меч. Ликаон по земле распростерся,
Падая ниц. И земля обагрилася черною кровью.
За ногу взяв, Ахиллес его бросил в текущие волны,
И, похваляясь над трупом, промолвил крылатое слово:
"Здесь и покойся отныне, лежи среди рыб ненасытных!
Слижут они на досуге всю кровь, что сочится из раны.
Мать не оплачет тебя, обрядивши на ложе. Но тело
Бурный Скамандр снесет на широкое лоно морское.
Прыгнув над быстрой волной, не одна под чернеющей зыбью
Скроется рыба, вкусившая жир Ликаона блестящий.
Так вы и все погибайте, пока в Илион не проникнем,
Вы, убегая в смятеньи, а я, умерщвляя бегущих.
Даже поток не поможет вам светлый сребристопучинный,
Сколько ему ни приносите в жертву быков криворогих,
Сколько могучих коней ни бросаете в бездну живыми.
Все вы погибнете ныне позорною смертью, покуда
Не искупите кончину Патрокла и горе ахеян,
Вами близь быстрых судов от меня вдалеке умерщвленных".
Так он сказал. И Поток в своем сердце разгневался сильно.
Стал он обдумывать в мыслях, как сына Пелея заставить
Яростный бой прекратить, как погибель отвлечь от троянцев.
Сын же Пелея меж тем, потрясая копьем длиннотенным,
Астеропея настиг, порываясь лишить его жизни,
Сына вождя Пелегона, которого в свет породили
Аксий широкотекущий и Акессамена владыки
Старшая дочь Перибоя: в любви с ней Поток сочетался.
Вот на него-то Пелид устремился. Но, выйдя на берег,
С парою копий в руках, тот бестрепетно стал пред Ахиллом.
Силу вдохнул в него Ксанф, из-за юношей павших разгневан,
Тех, кого мощный Пелид среди волн заколол без пощады.
После того, как, идя друг на друга, сошлись они близко.
Первый промолвил из них богоравный Ахилл быстроногий:
"Кто и откуда ты родом, что выйти дерзнул мне навстречу?
Горе отцам тех мужей, кто с моим повстречается гневом".
И, отвечая, промолвил блистательный сын Пелегона:
"Что о рожденьи моем вопрошаешь, Пелид благородный?
Из Пеонии я родом цветущей, далеко лежащей.
Войско привел я пеонян, колеблющих длинные копья.
Вот уж одиннадцать дней, как я прибыл в священную Трою.
Род же веду от широкотекущего бога речного
Аксия: нет на земле ни прозрачней воды, ни прекрасней.
Он Пелегона родил копьеносца, а я, повествуют,
Сын Пелегона царя. А теперь, Ахиллес, дай сразимся!"
Так он сказал, угрожая. И ясень с горы Пелиона
Поднял Ахилл, а троянец два бросил копья в одно время,
Ибо и левой рукою владел он искусно как правой.
В щит угодил он одним, но насквозь не пробил его медью:
Золото было помехой, подарок великого бога;
Локоть на правой руке он Ахиллу другим оцарапал.
Брызнула черная кровь, но копье, пролетев над героем,
В землю вонзилось, напрасно желая насытиться телом.
Следом за тем сын Пелея свой прямо несущийся ясень
В Астеропея метнул, порываясь лишить его жизни,
Но промахнулся и в берег попал, возвышавшийся круто.
До середины вонзилося в землю тяжелое древко.
Сам же он меч обнажил, что висел у бедра заостренный,
И налетел на троянца. Напрасно тот мощной рукою
Ясень Пелеева сына из берега вырвать пытался.
Трижды он встряхивал древко, обратно извлечь порываясь,
Трижды его отпускал поневоле. Хотел он еще раз
Взяться за ясень Пелида, погнуть и сломить посредине,
Но Ахиллес подоспел и мечем умертвил его раньше.
Чрево ему он рассек близ пупка, и на землю сырую
Вылилась внутренность вся. Испустил он дыханье мгновенно,
Сумрак окутал глаза. Ахиллес же, на грудь наступая,
С тела совлек все доспехи и слово сказал, похваляясь:
"Так и лежи! Не легко, даже будучи сыном Потока,
В битву вступать и сражаться с потомством Кронида владыки.
Ты говорил, что твой род происходит от бога речного,
Я же горжусь, что рожденьем обязан великому Зевсу.
Смертного сын я героя, вождя мирмидонян несчетных,
Сына Эака Пелея; Эак же рожден от Зевеса.
Если сильнее Зевес, чем потоки, текущие в море,
То и потомство Зевеса сильнее, чем дети потоков.
Ныне великий Поток пожелал оказать тебе помощь,
Но никому не дано против Зевса Кронида сражаться.
С ним не сравнится по силе ни сам Ахелой знаменитый,
Ни всемогущий Поток Океана глубоко текущий,
Он, из которого все вытекают моря и потоки,
И родники, и ключи, и глубокие воды колодцев.
Сам он, могучий, боится перуна великого Зевса,
С ужасом внемлет громам, когда с неба раскатисто грянут".
Слово окончив, извлек он из кручи копье боевое,
Астеропея оставив лежать на песке бездыханным,
Там на прибрежье, где черные волны его заливали,
Угри и рыбы вкруг мертвого тела кишели,
Мясом его насыщались и жир обрывали на почках.
Сын же Пелея пошел на пеонян, бойцов с колесницы,
Что в беспорядке помчались вдоль быстропучинного Ксанфа,
Лишь увидали, что вождь их погиб в беспощадном сраженьи,
Пал, умерщвленный копьем и рукою Пелеева сына.
Он умертвил Ферсилоха, Мидона, вождя Астипила,
Фрасия, Эния, Мнеса, равно как бойца Офелеста.
Тут бы пеонян без счета убил Ахиллес быстроногий,
Если б, глубокопучинный Поток, уподобившись мужу,
В гневе тогда не воскликнул, из темной возникнув пучины:
"О, Ахиллес, ты сильней и свирепей, чем прочие люди,
Ибо тебе помогают всегда небожители сами.
Если ж тебе Олимпиец дозволил губить всех троянцев,
Ты бы меня хоть оставил и там бушевал, средь долины.
Свежие воды мои уже мертвыми полны телами,
И не могу докатить своих струй до священного моря,
Трупами сдавлен в теченьи. А ты умерщвлять продолжаешь.
Но перестань, о, владыка племен! Меня ужас объемлет".
И, отвечая на то, Ахиллес быстроногий промолвил:
"Будет, как ты повелел, о, Скамандр, питомец Зевеса.
Я умерщвлять перестану надменных врагов, но не раньше,
Чем в Илион загоню их и в битве померяюсь силой
С Гектором, он ли меня усмирит, я ль его одолею".
Молвил и вновь налетел на врагов, небожителю равный.
С речью тогда к Аполлону глубокий Поток обратился:
"О, сребролукий, Зевеса дитя, не блюдешь ты завета
Сына великого Кроноса: он наказал тебе строго
В битве стоять за троянское войско до сумерек поздних,
Солнце пока не зайдет и поля не покроются тенью".
Молвил. Тогда Ахиллес в середину валов устремился,
С берега спрыгнув. И вздулся Поток, закипел, негодуя,
Поднял валы, возмущенный, тела пораскинул без счета,
Трупы героев троянских, убитых Пелеевым сыном.
Их изрыгнул он на сушу, ревя, точно бык криворогий.
Кто же в живых оставался, тех спас он от гнева Ахилла
И приютил их на дне в своих темных пучинах великих.
Страшно бушуя, чудовищный вал вкруг Ахилла поднялся,
Пал и разбился о щит. И, теряя устой под ногами,
Мощный Пелид ухватился за вяз густоверхий, огромный.
И опрокинутый вместе с корнями, весь берег обрушив,
С кручи тот вяз повалился в длину и густыми ветвями
Светлые воды реки запрудил, как бы мост образуя.
Взявшись за вяз, Ахиллес из речной устремился пучины,
Быстрые ноги расправил и в страхе помчался долиной.
Но божество не смирилось. Великий Поток, потемневши,
Ринулся бурно вослед, чтобы сына Пелея заставить
Грозную сечу покинуть, чтоб гибель отвлечь от троянцев.
С каждым скачком на полет боевого копья удалялся
Бурный Ахилл, порываясь вперед, как орел чернокрылый,
Кто превосходит всех птиц быстротою, равно как и силой:
Так Ахиллес устремился, и медь на груди у героя
Громко бряцала. Вперед он бежал, от Скамандра спасаясь,
Но и Поток догонял его вслед с несмолкаемым ревом.
Как ороситель земли направляет проточные воды
От родника темноструйного к пышно цветущему саду,
Ходит с лопатой в руках, очищая канавы от сора;
Ров наполняется быстро и камушки с шумом катятся,
Светлые воды журчат и бегут по наклонному ложу,
В беге своем обгоняя того, кто, трудясь, их проводит:
Так Ахиллеса Пелида, на резвость его не взирая,
Бурный Поток настигал: божество человека сильнее.
Всякий же раз как проворный Ахилл богоравный пытался
Против волны устоять, чтобы увериться, все ли погнались
Вечные боги за ним, на пространном живущие небе, —
Тотчас и вал необъятный вспоенного Зевсом Потока
Падал на плечи герою, и снова он с сердцем стесненным
Прыгал высоко ногами, но бурный Поток, разливаясь,
Сковывал члены ему, пожирая песок под ногами.
И завопил Ахиллес, на пространное небо взирая:
"Отче Зевес, неужели никто из богов не предстанет,
Чтобы спасти от Потока меня, злополучного мужа?
После пускай пострадаю. Никто предо мной не виновен
Из небожителей столько, как мать, обольстившая ложью,
Ибо сказала, что я под стеной меднобронных троянцев
Только от стрел быстролетных царя Аполлона погибну.
О, почему не убил меня Гектор, храбрейший здесь воин?
Доблестный муж победил бы и доблестный был бы повержен.
Ныне же я осужден недостойною смертью погибнуть,
Бурной рекой обессиленный, как свинопас малолеток,
Вброд перейти пожелавший и зимним снесенный потоком".
Так он сказал, и немедля Афина с царем Посейдоном
Близко к нему подошли, уподобившись людям по виду,
За руку взяли рукою и вслух успокаивать стали.
Первый промолвил тогда Посейдон, потрясающий землю:
"Ты не тревожься, Пелид, ничего в своем сердце не бойся.
Я и Паллада Афина — мы оба из сонма бессмертных —
Верную помощь тебе, с одобрения Зевса, окажем
Не суждено тебе роком погибнуть от силы Потока.
Вскоре сей бог усмирится, как сам ты увидишь глазами.
Только разумный подам я совет, — может быть, подчинишься.
Складывать руки в бою, без разбора жестоком, не надо
Раньше, чем всех не загонишь за славный оплот Илиона
В страхе бегущих троянцев. Но, Гектора жизни лишивши,
Тотчас к судам поверни. Мы дадим тебе славой покрыться".
Слово окончив, они к остальным поспешили бессмертным.
Он же долиной бежал, увещаньем богов ободренный.
Было все поле покрыто разлившейся бурно водою;
Сверху носились доспехи красивые юношей павших,
Плавали трупы без счета. Высоко вздымая колени,
Мчался вперед Ахиллес, и Поток ему не был помехой,
Ибо великую силу вдохнула в героя Паллада.
Не укротил и Скамандр в душе своей гнева, а пуще
Яростью против Пелида вскипел, ополчил свои волны,
Голову грозно поднял и, крича, Симоису промолвил:
"Брат мой любезный, дай вместе осилим неистовство мужа,
Или сегодня разрушит он город обширный Приама.
Не устоять перед ним средь смятения битвы троянцам.
Быстро на помощь приди, переполни глубокое ложе
Светлой водой родников и ключей, созови все притоки.
Грозной волной ополчись, подними несмолкаемый рокот
Камней и сломанных пней, да осилим свирепого мужа,
Кто подвизается ныне и мнит о себе, как бессмертный.
Только ему, говорю, ни краса не поможет, ни сила,
Ни дорогие доспехи, которые в бездне глубоко
Вскоре покоиться будут, одетые тиной речною.
Я и его самого приукрою песком и засыплю
Каменьем мелким без счета. Не смогут ахейские мужи
Кости его отыскать: столь густым затяну его илом.
Там и могильный над ним возведу и курган, и ахейцам
Незачем будет его хоронить и гробницу готовить".
Так говоря, на Ахилла он, вздувшись, обрушился с ревом,
Пеной и кровью вскипая, ворочая трупы троянцев.
Встали багровые волны вспоенного Зевсом Потока
И, разливаясь далеко, с собой увлекли Пелиона.
Гера тогда закричала, боясь за Ахилла Пелида,
Как бы глубокопучинный Поток не умчал его в бездну.
К милому сыну Гефесту со словом она обратилась:
"Встань, Хромоногий, возлюбленный сын! На тебя, полагаем,
Яростно так ополчился Скамандр глубокопучинный.
Помощь яви нам скорее, зажги негасимое пламя.
Я ухожу, чтобы кликнуть и западный ветер, и южный.
С моря при помощи их я воздвигну тяжелую бурю.
Пламенем грозным дохнет и троянцев она уничтожит,
Головы их и доспехи. А ты в это время вдоль Ксанфа
Купы деревьев сожги и обрушься на самые воды.
Да не смущают тебя ни угрозы, ни сладкие речи.
Не усмири беспощадного гнева, пока не воскликну
Голосом зычным: тогда лишь уймешь неустанное пламя".
Молвила так, и Гефест устремил пожирающий пламень.
Прежде всего по долине разлился огонь, уничтожив
Кучей лежавшие трупы мужей, умерщвленных Пелидом.
Поле обсохло. Назад отступили прозрачные воды.
Точно осенней порою Борей осушает мгновенно
Пашню от ливней недавних, и сеятель рад в своем сердце:
Так и долина обсохла и все на ней трупы сгорели.
После того на Поток он направил блестящее пламя.
Вспыхнули ивы и вязы, а также кусты тамариска,
Легкий тростник загорелся, и кипер, и лотос цветущий, —
Все запылали растенья, вдоль берега росшие густо.
Угри и рыбы, объяты испугом, ныряли в пучины
Или сквозь светлые воды метались по всем направленьям,
Мучимы жгучим дыханьем Гефеста, кто мудростью славен.
Вскоре Поток запылал и взмолился и слово промолвил:
"Не устоять, о, Гефест, пред тобой никому из бессмертных.
Также и мне не сразиться с тобой и с огнем твоим ярым.
Кончим вражду. И пускай Ахиллес всех прогонит из Трои.
Что мне до распри людей и зачем мне за них заступаться?"
Молвил, охвачен огнем, и вскипели прозрачные воды.
Точно котел закипает, огнем понуждаемый сильным,
Полный топящимся жиром холеной свиньи ожиревшей;
Влага бежит через край и пылают сухие поленья:
Так и Скамандр объят был огнем, и вода клокотала.
Волны вперед не хотели струиться, а стали недвижно,
Изнемогая от пара, терзаемы силой Гефеста.
К Гере взмолился Поток и крылатое слово промолвил:
"Гера! Почто на меня одного среди сонма бессмертных
Сын твой обрушил свой гнев? Пред тобою я меньше виновен,
Чем остальные все боги, защитники войска троянцев.
Я, если ты повелишь, воздержаться согласен от битвы.
Пусть же уймется и он. Я поклясться готов пред тобою,
Что никогда от троянцев беды отвращать я не стану,
Если бы даже вся Троя зловещим огнем запылала,
Если бы пламя зажгли в ней бесстрашные дети ахеян".
Эту услышавши речь, белорукая Гера богиня
К милому сыну Гефесту со словом, спеша, обратилась:
"Сын многославный, уймись, о, Гефест, оттого что не должно
Бога бессмертного так беспощадно карать из-за смертных".
Молвила так. И Гефест погасил истребительный пламень.
В ложе вступила река и полились прозрачные воды.
Оба окончили битву, едва лишь Поток усмирился.
Гера, хоть гневаясь в сердце, конец положила их спору.
Тут среди прочих бессмертных возникла жестокая распря,
Ибо и чувства, и мысли к различному их побуждали
С криком сошлись они вместе. Сырая земля содрогнулась.
Небо вверху огласилось как будто рыканием трубным.
Сидя на выси Олимпа, Зевес их услышал, и сердце
В нем от веселья взыграло при виде, как боги схватились.
Были недолги их сборы. Воинственный щитокрушитель
Раньше других устремился Арей на Палладу Афину,
Медным копьем потрясая, и слово обидное молвил:
"Снова ты, псица, зачем возбуждаешь раздор средь бессмертных
Дерзости бурной полна, увлекаема сердцем надменным?
Или не помнишь, как сына Тидея тогда подстрекнула
Ранить меня и сама, захвативши копье боевое,
Против меня устремила и нежную кожу рассекла?
Только теперь ты, надеюсь, воздашь мне за зло, что свершила".
Так произнесши, богиню в бахромистый щит он ударил,
Крепкий: его сокрушить не могли б и перуны Зевеса.
Кровью покрытый Арей его тронул копьем заостренным.
И, отступивши, богиня схватила в могучую руку
Черный булыжник, большой, угловатый, лежавший в долине.
Встарь он людьми был положен, как знак межевой, среди поля.
В шею попала Афина и члены Арея сковала.
Падая, семь он покрыл десятин; зазвенели доспехи,
Кудри покрылись землей. Засмеялась Паллада Афина
И, похваляясь над павшим, крылатое молвила слово:
"О, неужели, безумец, доныне еще ты не ведал,
Сколь я сильнее тебя, если вздумал со мною тягаться?
Так, наконец, ты искупишь проклятие матери нашей,
В гневе несчетные беды зато на тебя накликавшей,
Что, позабыв аргивян, помогаешь надменным троянцам".
Молвив, богиня назад обратила блестящие очи.
За руку тою порою Арея, стонавшего тяжко,
Дочь Громовержца взяла Афродита. С трудом он очнулся.
Но белорукая Гера богиня, увидев обоих,
Тотчас Палладе Афине крылатое молвила слово:
"Непобедимое чадо Эгидодержавного Зевса!
Вон мужегубца Арея уводит бесстыдная псица
Через смятенье жестокого боя. Вступись поскорее!"
Молвила так. И Афина, ликуя душой, устремилась,
На Афродиту напала и тяжкой толкнула рукою
В грудь. Подогнулись колени и замерло сердце богини.
Оба, Арей с Афродитой легли на кормилицу землю.
И, похваляясь, Афина крылатое молвила слово:
"Если бы все остальные заступники войска троянцев,
В битве желая вредить меднопанцирным детям ахеян,
Были могучи и храбры, как ныне была Афродита,
В помощь к Арею придя, чтобы с гневом моим состязаться!
Скоро б тогда меж собой мы раздоры войны прекратили,
Скоро бы взяли оплот Илиона, построенный крепко".
Молвила так. Улыбнулась почтенная Гера богиня.
К Фебу меж тем обратился земли колебатель могучий:
"Что, Аполлон, мы стоим в стороне? Неприлично нам медлить,
Если другие затеяли бой. Да и было б позором
В медный Зевесов чертог на Олимп нам вернуться не бившись.
Так начинай же. Ты младший. А мне начинать непристойно,
Ибо я старше тебя по рожденью и больше изведал.
О, безрассудный, с забывчивым сердцем! Ужели не помнишь,
Сколько мы вынесли бедствий вокруг Илионской твердыни,
Мы лишь одни из бессмертных, тогда, по решению Зевса,
В Трою пришли, чтобы год прослужить за условную плату
Гордому Лаомедону, а он стал давать приказанья?
Я окружил крепкозданной стеною жилище троянцев,
Дивной работы, широкой, чтоб город их стал неприступен.
Ты же пасти был обязан тяжелых быков криворогих,
Там, на высотах лесистых богатой лощинами Иды.
Но по прошествии года, когда нам желанные Горы
День привели платежа, удержал он насильственно плату,
Лаомедон непреклонный, с угрозами нас отославши.
Ибо тебе он грозил, что, связавши и руки, и ноги,
В рабство продаст на одном из чужих островов отдаленных.
Нас же обоих пугал, что безжалостно уши обрежет.
Так от него, негодуя, отправились в путь мы обратный,
Сильно сердясь за награду, что он обещал, да не отдал.
Ныне народу его ты мирволишь, от нас отделившись,
И не желаешь, чтоб гордые сердцем погибли троянцы
Смертью позорной — они, их стыдливые жены и дети".
И, отвечая, сказал ему царь Аполлон Дальновержец:
"О, колебатель земли, ты бы счел меня верно безумным,
Если б я вздумал с тобой из-за смертнорожденных сражаться,
Из-за людей злополучных, похожих на слабые листья:
Ныне цветут они силой, питаясь плодами земными,
Завтра лежат бездыханны. Не лучше ли нам поскорее
Грозную битву покинуть — и пусть они сами воюют!"
Слово окончив, назад отошел Аполлон Дальновержец,
Ибо на брата отцова он руку поднять устыдился.
Но Артемида, царица зверей, полевая богиня,
Начала брата корить и обидное слово сказала:
"Ты побежал, Дальновержец, и честь предоставил победы
Всю Посейдону, чтоб он незаслуженной славой покрылся!
О, малодушный, на что тебе лук, бесполезный как ветер?
Чтобы вперед от тебя не слыхала я в доме отцовском
Слов похвальбы, как доныне средь вечных богов ты бывало
Часто хвалился, что можешь один с Посейдоном сражаться!"
Молвила так. Ничего не сказал Аполлон Дальновержец.
Но воспылавшая гневом супруга стыдливая Зевса
К стрелолюбивой богине обидную речь обратила:
"Как, о, бесстыдная псица, ты мне прекословить дерзаешь?
Нет, не легко тебе будет со мною померяться силой.
Хоть и гордишься ты луком. Зевес тебя львицей поставил
Только над женами смертных и власть даровал умерщвлять их.
Ты поступила б разумней, гоняя зверей по вершинам
Ланей стреляя лесных, чем бороться с богиней сильнейшей.
Или желаешь, тебя укрощу я в борьбе, да запомнишь,
Сколь я сильнее тебя, если с гневом моим повстречаться".
Молвивши, обе руки Артемиды схватила у кисти
Левой рукою, а правою лук совлекла со стрелами
С плеч и ее по лицу, улыбаясь, ударила ими.
Та отбивалась напрасно. Рассыпались легкие стрелы.
Плача нагнулась к земле и вперед побежала богиня,
Точно в ущелье от ястреба мчится голубка,
В месте скалистом, где ей не назначено роком погибнуть:
Так Артемида бежала и плакала, стрелы покинув.
Вестник Аргусоубица тогда обратился к Латоне:
"Я, о, Латона, с тобой не намерен сражаться. Опасно
Против супруг выступать собирателя туч Олимпийца.
Ты ж, наперед похваляясь в собраньи богов вечносущих,
Можешь твердить, что меня победила великою силой".
Молвил. Она же изогнутый лук подбирала и стрелы,
Что разлетелись повсюду средь вихря поднявшейся пыли.
Их подобравши, богиня за дочерью вслед зашагала.
К Зевсу в чертог меднозданный взошла на Олимп Артемида.
Плача, прекрасная дева к коленям отцовским прильнула,
И благовонный покров на ее голове содрогался.
К сердцу привлек ее Зевс и спросил, от души рассмеявшись:
"Кто из бессмертных тебя незаслуженно, дочь дорогая,
Так оскорбил, словно ты перед всеми дурное свершила?"
И отвечала прекрасно-венчанная бурная дева:
"Это супруга твоя, о, родитель, меня оскорбила,
Кто меж бессмертными сеет раздор — белорукая Гера".
Так, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили.
Вскоре затем Аполлон удалился в священную Трою.
Он опасался за стену и благоустроенный город,
Как бы в тот день аргивяне, судьбе вопреки, их не взяли.
Все же бессмертные боги вернулись в чертоги Олимпа,
Гневом пылая одни, а другие гордясь беспредельно
И на престолы уселись близь тучемрачителя Зевса.
Сын же Пелея троянцев губил и коней быстроногих.
Точно к пространному небу возносится дым от пожара,
Ежели боги во гневе обрушили пламень на город,
Всех повергая в тревогу, а многим готовя страданье:
Так причинял сын Пелея тревогу и горе троянцам.
Старец Приам той порою на башне стоял богозданной
И Ахиллеса узнал исполинского, перед которым
В бегстве метались троянцы, не видя нигде подкрепленья.
Тяжко вздыхая, спустился он с башни высокой на землю
И приказал пред стеною стоявшим привратникам славным:
"Вы отоприте ворота, в руках их держите, покуда
Все в Илион не спасутся бегущие дети троянцев.
Близко от них Ахиллес — не случилось бы нынче несчастья.
После ж, как только они за стеною вздохнут с облегченьем,
Быстро заприте ворота, сомкните тяжелые створы.
Сильно боюсь, как бы в город сей пагубный муж не ворвался".
Молвил: и, снявши запоры, они распахнули ворота,
Войску являя спасенье. И Феб Аполлон Дальновержец
Ринулся битве навстречу, чтоб гибель отвлечь от троянцев.
Те же, покрытые прахом, терзаемы сильною жаждой,
С поля бежали стремглав к высокой стене Илионской.
Следом Ахилл догонял их с копьем. Пламенело в нем сердце
Яростью дикой. Он мчался вперед, чтобы славой покрыться.
Взяли б тогда аргивяне высоковоротную Трою,
Если бы Феб Аполлон не внушил Агенору сражаться,
Богоподобному воину, сыну вождя Антенора.
В сердце ему он вдохнул дерзновенье, а сам подле мужа
Стал, прислонившись к стволу и окутавшись тучей густою,
Чтобы избавить героя от Парок мучительной смерти.
Тот же, как только завидел Ахилла, крушителя башен,
Стал неподвижно и сердце в нем страшно от дум волновалось.
Тяжко вздохнув, говорил он с собой в своем сердце отважном:
"Горе мне! Если теперь побегу перед мощным Ахиллом
Той же дорогой, какой в беспорядке мятутся другие,
Буду, как все, им настигнут и так же бесславно зарезан.
Если ж, другим предоставив бежать перед сыном Пелея,
Сам я в другом направленьи помчусь по Илийскому полю,
В сторону взяв от стены, и достигну лесистой вершины
Иды, обильной ключами, и в частый кустарник проникну, —
Вечером мог бы тогда я в священную Трою вернуться,
В светлой реке искупавшись, и тело очистив от пота…
Только зачем мое сердце такие лелеет надежды?
Вдруг он заметит меня, как из города мчусь по долине,
Вдруг он помчится вослед и настигнет ногами, проворный.
Не избежать мне тогда ненавистных мне Парок и смерти.
Всех земнородных людей превосходит он силой.
Уж не остаться ли здесь и его перед городом встретить?
Кожа на нем, как на всех, уязвима для меди блестящей,
В теле душа у него лишь одна и зовут его смертным.
Славою только его возвеличил Зевес Олимпиец".
Молвив, он весь подобрался и стал ожидать Ахиллеса.
Храброе сердце его так и рвалось в опасную битву.
Точно из дебрей лесных выступает пантера навстречу
Мужу ловцу и ни разу бестрепетным сердцем не дрогнет
И не помыслит о бегстве, хотя бы и лай услыхала,
Хоть бы ловец, обойдя, ее ранил стрелой или дротом;
Даже пронзенная медью, она не смиряет отваги,
Прежде чем с грозным врагом не сойдется иль вовсе погибнет:
Так Агенор богоравный, прославленный сын Антенора,
С поля бежать не хотел, не померявшись в битве с Ахиллом.
Щит пред собою уставив большой, равномерно округлый,
Целясь копьем в Ахиллеса, он голосом зычным воскликнул:
"Верно, ты в сердце уже уповаешь, Ахилл многославный,
Нынче же город разрушить троянских мужей непреклонных.
Глупый, немало еще из-за Трои свершится несчастий!
Ибо нас много собралось, — героев, бестрепетных сердцем,
Чтоб отстоять Илион, защищая родителей милых,
Нежных супруг и детей. А тебе здесь готова погибель,
Хоть устрашает твой вид и душою ты воин отважный".
Молвил и тяжкой рукою пустил в него дрот заостренный.
Не промахнулся троянец, а в голень попал под коленом,
И от удара копьем оловянные новые латы
Звякнули страшно вкруг мощной ноги. Только медь отскочила,
Латы ножной не пробив: помешал ей подарок Гефеста.
На Агенора потом устремился Пелид богоравный,
Но Дальновержец ему воспрепятствовал славой покрыться.
Он Агенора похитил и, тучей окутав густою,
Вывел из битвы, помог удалиться ему невредимым,
Сам же лукавством отвлек Пелеона от войска троянцев.
Став совершенно подобным по виду бойцу Агенору,
Он побежал пред Ахиллом, — тот быстро в погоню пустился.
Долгое время Пелид плодоносною мчался долиной
И, повернувшись к Скамандру, пытался догнать Аполлона;
Тот, подпустив его близко, заманивал мужа все дальше
И распалял в нем надежду, что скоро им будет настигнут.
Пользуясь этим, троянцы, ликуя, стремились к воротам
Тесной толпою, и город стал полон спасенных героев.
Тою порою никто не дерзнул вне твердыни помедлить,
Чтобы других подождать и разведать, кто пал среди битвы,
Кто от погибели спасся. Стремглав они в город летели
Все, кого ноги несли и проворные мчали колени.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Умерщвление Гектора.
Так убегали троянцы, как робкие сердцем олени.
В город вбежав, они вытерли пот и, к стене прислонившись,
Быстро испили воды, утоляя великую жажду.
Тою порой аргивяне, щиты свои вскинув на плечи,
Близко к стене подступили, но Гектора, сына Приама,
Гибельный жребий сковал подле Скейских ворот, перед Троей.
Феб Аполлон той порой обратился к Пелиду со словом:
"Что ты за мной, сын Пелея, проворными мчишься ногами,
Будучи сметрнорожденным, преследуешь вечного бога?
Видно, бессмертного ты не узнал, коль безумствуешь, бурный.
Или забыл о смятеньи троянцев, тобой устрашенных?
Те уже в город спаслись, а ты здесь подвизаешься праздно.
Ибо меня, Пелион, не убьешь: неподвластен я смерти".
И, негодуя, на то отвечал Ахиллес быстроногий:
"Ты, из богов жесточайший, меня обольстил, Дальновержец,
Вдаль от стены заманил. А не то еще много троянцев
Грызли бы землю зубами, ворот городских не достигнув.
Ныне, о, Феб, у меня ты похитил великую славу,
Спасши троянцев легко: не боишься ты мести в грядущем.
Если б возможность да сила, уж я бы воздал тебе мщеньем!"
Так говоря, устремился он к Трое, дыша дерзновеньем,
Прядая быстро, как конь с колесницей, берущий награду,
Мчится стрелой по долине, летит, над землей расстилаясь:
Также сгибались проворно колени и ноги героя.
Первый Пелеева сына заметил Приам престарелый,
Как по долине он мчался, далеко сверкая оружьем,
Точно звезда, что восходит осеннею темною ночью
И средь бесчисленных звезд светозарными блещет лучами;
Люди ее называют по имени псом Ориона;
Нет лучезарней звезды, но она знаменует дурное,
Длительный зной предвещает для смертных людей злополучных:
Так на груди у героя бежавшего медь пламенела.
Громко старик застонал и, руки подняв над собою,
Голову ими терзал, испуская глубокие вздохи.
Милого сына молил он, а тот пред воротами Трои
В поле стоял неуклонно, желая с Ахиллом сразиться.
С жалобной речью Приам к нему руки простер и промолвил:
"Гектор, дитя дорогое, один, от друзей удалившись,
Этого мужа не жди, или смерти помчишься навстречу,
Сыном Пелея смиренный: тебя он сильнее безмерно.
Лютый! О, если б, как мне, он бессмертным богам был любезен,
Скоро б тогда мою душу покинуло мрачное горе,
Скоро б Ахилл распростертый был птицами съеден и псами,
Он, кто лишил меня многих детей знаменитых и сильных,
Медью сразив иль продав племенам островов отдаленных.
Вот и сегодня в толпе устремившихся в город троянцев
Двух не найду сыновей, Ликаона бойца с Полидором,
Мне Лаофоей рожденных, супругою лучшей из женщин.
Если средь вражьего стана они обретаются живы,
После мы выкупим их; много золота дома и меди:
Щедро дитя одарил знаменитый Алтей престарелый.
Если они уж мертвы и спустились в чертоги Аида,
Скорбь ожидает их мать и меня, ибо мы их родили.
Все остальное же войско утешится скоро в печали,
Лишь бы и ты не погиб, укрощенный Пелеевым сыном.
О, дорогое дитя, поспеши за стеною укрыться,
Чтобы троянцев спасти и троянок, чтоб сыну Пелея
Славы большой не доставить, свой собственный век загубивши.
Сжалься, дитя, надо мною! Теперь я советую мудро,
Завтра быть может, меня Олимпиец сразит у порога
Старости грустной и множество бед предпошлет моей смерти:
Зрелище мертвых моих сыновей, дочерей увозимых,
Спальных покоев, кругом предаваемых злому хищенью,
Малых детей, разбиваемых оземь в неистовстве диком,
Юных невесток, влекомых руками нещадных данайцев,
А напоследок я сам упаду перед дверью у входа,
Острою медью пронзен, если кто из врагов меня ранит.
Тяжким копьем иль стрелою и душу из тела похитит.
Там растерзают меня плотоядные псы. Их я прежде
Дома кормил за столом, да на страже лежат при воротах.
Крови напившись моей, они, лютые, лягут в преддверьи.
Юноше, павшему в битве, не стыдно лежать бездыханным:
Весь он и мертвый прекрасен, где бы тело его ни открылось.
Если ж на старце убитом свирепые псы оскверняют
Белые кудри иль бороду, или стыдливые части, —
Нет для людей злополучных плачевнее зрелища в мире!"
Так умолял престарелый Приам, вырывая руками
Клочья сребристых волос, но не тронул он сердца героя.
Мать возрыдала тогда, проливая обильные слезы,
Грудь обнажила рукой, а другой — на сосец указала
И, обливаясь слезами, крылатое молвила слово:
"Гектор, почти эту грудь и меня пожалей! Если в детстве
Я простирала к тебе тот сосец, утишающий крики,
Вспомни об этом, мой сын дорогой. Отражай супостата,
Стоя внутри за стеной, но один впереди не сражайся.
О, непреклонный! Коль ныне умрешь, мой возлюбленный отпрыск,
Даже оплакать тебя мы не сможем на ложе печальном, —
Я и супруга твоя, одаренная щедрым приданым.
Быстрые псы растерзают тебя вдалеке, пред судами".
Так они оба в слезах обращались к любезному сыну
И умоляли его, но не тронули сердца героя.
Он исполинского ждал Ахиллеса, бежавшего быстро.
Точно как в горном ущелье дракон сторожит пешехода,
Зелий наевшись зловредных и страшною злобой пылая,
В логе лежит, извиваясь и яростно смотрит оттуда:
Так непреклонный душой Приамид не хотел удалиться.
К выступу башни снаружи он щит прислонил меднояркий,
Громко вздохнул и сказал в своем сердце отважном:
"Горе, что делать мне? Если я в город спасусь чрез ворота,
Полидамас меня первый там встретит укором обидным,
Он, кто совет дал увесть в Илион всех троянцев, —
В ту злополучную ночь, как воспрянул Ахилл богоравный.
Я не послушался слова, а было бы лучше гораздо.
Ныне ж, когда я столь многих своим погубил безрассудством,
Храбрых стыжусь я троянцев и длинноодетых троянок.
Как бы из них кто-нибудь, и бессильней меня, не промолвил:
"Гектор народ погубил, на отвагу свою полагаясь".
Так они скажут тогда. О, желанней стократ и почетней
Выйти Ахиллу навстречу и либо его поразить мне,
Либо в бою самому перед Троей погибнуть со славой.
Иль поступить по иному? Что если сниму и на землю
Шлем свой и щит положу, а копье у твердыни поставлю,
Сам же навстречу пойду беспорочному сыну Пелея
И обещание дам вернуть благородным Атридам
Как аргивянку Елену — причину войны и раздора —
Так и сокровища все, что на быстрых судах многоместных
В Трою привез Александр, — и сверх того с войском ахеян
Все поделить нам богатства, сокрытые в городе нашем?
Если потом обязал бы я клятвою старцев троянских
Все разделить пополам, ничего для себя не скрывая,
Все без утайки снести, чем прекрасная Троя владеет.
Только зачем я об этом в душе размышляю напрасно!
Я не пойду умолять, и Ахилл не почтит моей просьбы,
Не пожалеет меня, а предаст безоружного смерти
Быстро, без боя, как женщину, чуть лишь отброшу доспехи.
Да и не время теперь нам беседовать праздно друг с другом,
Точно на камне под дубом беседует юноша с девой
Юноша с девой цветущей охотно вступает в беседу,
Нам же пора воевать, чтоб увидеть как можно скорее,
Мне ль Громовержец Зевес иль ему приготовил победу".
Так размышляя, он ждал. А Пелид подходил уже близко,
Грозным копьем пелионским над правым плечом потрясая,
Весь Эниалию равный, воителю с веющим шлемом.
Медь вокруг тела его далеко пламенела, подобно
Свету огня или ярким лучам восходящего солнца.
Гектор, увидев его, задрожал и не смел дожидаться.
А устремился бежать, за собою ворота оставив.
Следом погнался Ахилл, доверяясь ногам своим легким.
Точно как сокол нагорный, из хищных пернатых быстрейший,
Горлицу, робкую сердцем, преследует, не уставая;
В стороны мчится она, а хищник с пронзительным клектом
Взмахами крыл нагоняет, и сердце в нем жаждет добычи:
Так он, усердствуя, мчался вперед. А трепещущий Гектор
Быстро коленями двигал, идя вдоль стены Илионской.
Мимо холма, мимо дикой смоковницы, ветрам открытой,
Оба они прибежали к стене, колесничной дорогой,
И светлоструйных достигли двух водных вместилищ, откуда
Два родника выбегают глубокопучинного Ксанфа:
С теплой водою один, и над ним непрестанно клубится
Пар, далеко расстилаясь, как дым над пылающим лесом;
Ключ же другой и средь лета струится, по холоду равный
Граду иль мерзлому снегу, иль в лед превратившейся влаге.
Там у ключей находились просторные, пышные мойни,
Гладким обложены камнем, где светлые мыли одежды
Дочери храбрых троянцев и жены, прекрасные видом,
В прежние мирные дни, до прихода ахейского войска.
Мимо бойцы пронеслись, — этот спасаясь, а тот догоняя.
Доблестный муж убегал, настигал же безмерно храбрейший.
Ибо не жертвы они добивались, не кожи бычачьей,
Что достается обычно в награду быстрейшему в беге,
Но о душе состязались могучего сына Приама.
Точно к победе привыкшие цельнокопытные кони
Мчатся, мету огибая, и славная ждет их награда, —
Медный треножник, иль дева, на тризне убитого мужа:
Так они город Приама три раза кругом обежали,
Быстрым ногам доверяясь. И все на них боги взирали.
Первый меж ними воскликнул отец и людей и бессмертных:
"Горе, любезный мне воин бежит вкруг стены Илионской,
Славным гонимый врагом. Я гляжу и душа моя плачет
В скорби по Гекторе: часто он бедра бычачьи сжигал мне
В жертву на многолощинных высотах Идейских и в Трое,
В городе верхнем. Теперь же его Ахиллес богоравный
Быстро преследует в бегстве вкруг славной твердыни Приама.
Но помогите, о, боги, обсудим и примем решенье:
Снова спасем ли его от погибели, или дозволим,
Чтоб, не взирая на доблесть, он пал, укрощенный Ахиллом?"
И синеокая так возразила богиня Паллада:
"Молниеносный Зевес, что сказал ты, о, тучегонитель!
Мужа, рожденного смертным, давно подчиненного року,
Ныне обратно желаешь похитить у смерти зловещей?
Делай, но мы, остальные все боги тебя не одобрим".
Ей отвечая, промолвил Зевес, облаков собиратель:
"Милая дочь, ободрись, Тритогения! Пусть говорил я
Ныне с неласковым сердцем, к тебе хочу быть багосклонным.
Делай, как сердце прикажет, и не отступай пред желаньем".
Так, побуждая, сказал он Афине, усердия полной,
И с Олимпийских высот она бросилась вниз и помчалась.
А быстроногий Ахилл за испуганным Гектором гнался.
Точно собака в горах за оленем охотится юным,
С лога подняв и гоняя долиной и темною чащей;
Не утаиться ему, хоть бы в страхе прилег за кустами.
Ибо, обнюхав следы, она гонит, пока не настигнет:
Также не мог Приамид уклониться от сына Пелея.
Всякий же раз, как, бросаясь вперед, он пытался достигнуть
Крепких Дарданских ворот и укрыться близь башен высоких,
Где бы троянцы могли защитить его сверху стрелами,
Быстрый Пелид забегал стороною и гнал его снова
По направлению к полю, а сам он держался твердыни.
Точно во сне невозможно настигнуть бегущего мужа,
Ни убежать от погони тому, кто преследует сзади:
Также не в силах был Гектор спастись, а нагнать — сын Пелея.
Нет, он не мог бы один уклоняться так долго от Парок,
Если бы Феб не явился с последней предсмертной защитой,
Силы в него не вдохнул и не сделал проворными ноги.
Войску меж тем Ахиллес богоравный дал знак головою
В Гектора стрел не бросать, как бы кто, поразив Приамида,
Не приобрел себе славы, а он бы вторым не явился.
Снова, в четвертый уж раз, к родникам подбежали герои.
Тотчас весы золотые Зевес натянул Олимпиец
И, положивши два жребия смерти, смиряющей члены, —
Гектора, резвых коней укротителя, и Ахиллеса, —
Поднял в средине. И Гектора день роковой преклонился,
Пал до Аида. И Феб Дальновержец покинул героя,
А к Пелиону спустилась Паллада Афина,
Стала вблизи и такое сказала крылатое слово:
"Ныне, любимец Зевеса, Ахилл многославный, надеюсь,
К войску ахеян и к флоту вернемся с великою славой,
Гектора жизни лишим, ненасытного в брани героя.
Дольше ему невозможно от нас уклоняться обоих,
Сколько бы Феб Дальновержец, заботясь о нем, ни трудился,
Хоть бы валялся у ног Эгидодержавного Зевса.
Но отдохни, Ахиллес, и побудь здесь недвижно, покуда
Я к Приамиду пойду и внушу ему биться с тобою".
Так говорила Афина и он подчинился охотно.
Стал, опираясь на ясень, оправленный острою медью.
К Гектору, кинув Ахилла, помчалась Паллада Афина,
Образ приняв Деифоба и голос его неустанный,
Близко к нему подошла и крылатое молвила слово:
"Брат мой, жестоко тебя удручает Ахилл быстроногий,
Вслед за тобою гоняясь вкруг славной твердыни Приама.
Стань, подождем его вместе и будем вдвоем защищаться".
И, отвечая, сказал шлемовеющий Гектор великий:
"О, Деифоб, ты и раньше был прочих мне братьев дороже,
Всех сыновей от Гекубы и старца Приама рожденных.
Ныне же больше, чем прежде, тебя почитаю душою.
Ибо, увидев меня средь напасти, один ты решился
Выйти вне стен, между тем как другие внутри ожидают".
И синеокая так отвечала богиня Паллада:
"Брат мой! Почтенная мать и отец, и друзья дорогие, —
Все умоляли меня, чредой обнимая колени,
С ними в твердыне остаться: таким они страхом объяты.
Но безутешною скорбью внутри мое сердце терзалось.
Стань, неуклонно сразимся и не пощадим своих копий.
Ныне изведаем, нас ли убьет Ахиллес быстроногий
И на суда возвратится с оружием, кровью покрытым,
Или он сам упадет, твоим острым копьем усмиренный".
Молвила так и лукавством на бой повела Приамида.
После ж того, как сошлись они, друг наступая на друга,
Первый Ахиллу сказал шлемовеющий Гектор великий:
"Больше не стану, Пелид, я тебя избегать, как доселе.
Трижды кругом обежал я твердыню Приама, не смея
Ждать твоего нападенья. Теперь же душа повелела
Противостать тебе грудью, а там — победить иль погибнуть!
Но обратимся вначале к бессмертным богам, и да будут
Боги свидетели нам и блюдут соглашение наше.
Не оскверню я тебя непристойно, когда над тобою
Даст мне Зевес одоленье, и душу из тела исторгну.
Только доспехи с тебя совлеку, Ахиллес богоравный,
Труп же верну аргивянам. Ты также поступишь со мною".
Но, исподлобья взглянув, отвечал Ахиллес быстроногий:
"Гектор, зачем, ненавистный, ты мне предлагаешь условья?
Нет договорных союзов у хищного льва с человеком,
Мирного нет соглашенья меж волком и слабым ягненком,
Но беспредельной враждой они друг против друга пылают.
Так между мной и тобою нет места приязни и клятвам,
Прежде чем в битве из нас не падет кто-нибудь умерщвленный,
Кровью своей не насытит Арея, воителя злого.
Вспомни теперь все искусство войны. Надлежит тебе ныне
Быть ратоборцем искусным и воином с храброй душою.
Больше тебе не спастись. Усмирит тебя вскоре Афина
Этим копьем моим острым. Теперь, наконец, ты искупишь
Горе друзей моих милых, тобою, свирепым, убитых".
Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.
Впору заметив удар, уклонился блистательный Гектор,
Быстро присел, озираясь, и медь над плечом пролетевши,
В землю вонзилось. Паллада копье извлекла и вернула
Сыну Пелееву, тайно от Гектора, пастыря войска.
Гектор воскликнул тогда беспорочному сыну Пелея:
"Ты промахнулся, Ахилл богоравный. Тебе от Зевеса
Жребий мой не был известен, однако ты этим хвалился
Праздным витием ты был и обманщиком словообильным,
Чтоб, испугавшись тебя, я забыл про отвагу и силу.
Нет, не бегущему вслед, ты не в спину вонзишь мне оружье.
В грудь поразишь меня прямо, идущего храбро навстречу,
Ежели бог тебе даст. А пока берегись моей меди
Острой. О, если б ее целиком в свое тело ты принял!
Верно со смертью твоею война бы для нас облегчилась,
Ибо для войска троянцев ты — бедствие, злейшее в мире".
Так он сказал и с размаха копье длиннотенное бросил.
Не промахнувшись, Пелида в средину щита поразил он,
Но отскочило обратно копье. И разгневался Гектор,
Видя, что дрот быстролетный помчался из рук бесполезно.
Стал, головою поникнув, другого копья не имея.
И светлобронного начал он звать Деифоба на помощь,
Острого дрота прося, но того уже не было близко.
Понял тогда Приамид, что случилось, и слово промолвил:
"Горе! Теперь несомненно, что боги зовут меня к смерти
Я уповал, что герой Деифоб здесь стоит недалеко.
Он же внутри за стеной, а меня обольстила Афина.
Близко — зловещая смерть, недалеко стоит за спиною.
Нет мне спасенья. Так, видно, давно уже было угодно
Зевсу и сыну его Дальновержцу. Они благосклонно
Прежде хранили меня, а теперь вот судьба настигает.
Но да погибну в бою не без тяжкой борьбы, не без славы.
Подвиг великий свершу, поколеньям грядущим на память".
Слово такое промолвив, он меч обнажил заостренный,
Длинный, тяжелый весьма, при бедре его мощном висевший,
И налетел дерзновенный, что кречет высокопарящий,
Если из черных как ночь облаков на долину бросаясь,
Нежного хочет увлечь он ягненка иль робкого зайца:
Так налетел Приамид, потрясая мечом заостренным.
Но и Ахилл устремился, исполнен великой отвагой,
Спереди грудь приукрывши красивым щитом испещренным
И на ходу потрясая блистающим шлемом тяжелым
О четырех ободках, и густая из золота грива
Пышно вдоль гребня его колебалась, — работа Гефеста.
Точно как в сумерках ночи свой путь среди звезд направляет
Веспер, которого в небе нет ярче звезды и прекрасней:
Так острие пламенело, которым Ахилл богоравный
В правой руке потрясал, когда Гектору гибель готовил
И обнаженное место на нежном высматривал теле.
Только все члены героя кругом облекали доспехи
Те, что блистательный Гектор похитил, убивши Патрокла.
Было открыто лишь горла, в том месте, где кости ключицы
Шею от плеч отделяют: там раны мгновенно смертельны.
Прямо в то место копье устремил Ахиллес богоравный,
И острие проскочило навылет чрез нежную шею.
Но не коснулось гортани копье, отягченное медью,
Дабы грядущее мог предсказать Приамид Ахиллесу.
Грохнул он в прах, и над ним похвалялся Пелид богоравный:
"Гектор! Патрокла убив, ты ужель уповал на спасенье
И про меня позабыл, ибо я вдалеке обретался?
О, безрассудный! Вдали на глубоких судах мореходных,
Мститель тебя ожидал несравненно сильнее Патрокла,
Я, кто сломил твою силу. И вот твое тело растащат
Хищные птицы и псы, а его похоронят ахейцы".
Изнемогая, в ответ шлемовеющий Гектор промолвил:
"Именем предков твоих и душою твоей умоляю,
Не допусти, чтобы псы растерзали меня пред судами,
Выкуп бесценный получишь и золота много, и меди.
Щедро тебя одарит и отец мой, и мать дорогая.
Только верни мое тело, чтоб жены и дети троянцев
Дома меня погребли и как должно огню приобщили".
Но, исподлобья взглянув, отвечал Ахиллес богоравный:
"Не обнимай мне колен, не тверди мне, собака, о предках!
Если б позволило сердце, я сам, на куски изрубивши,
Съел бы сырым твое мясо, в отплату за то, что ты сделал.
Нет человека, кто б мог от твоей головы ненавистной
Псов удалить, даже если б он свесил и выкуп доставил
В десять и в двадцать раз больше, и столько б еще обещал мне,
Если б Приам Дарданид повелел искупить твое тело
Золотом, равным по весу, — и то на одре погребальном
Не обрядит тебя мать, не оплачет дитяти родного,
Но без остатков пожрут твое тело собаки и птицы".
И шлемовеющий Гектор сказал, испуская дыханье:
"Знаю тебя хорошо. И зачем умолял я напрасно?
Вижу, в груди у тебя таится железное сердце.
Но трепещи, как бы мести богов на тебя не навлек я
В день, как у Скейских ворот Аполлон и Парис боговидный
Гибель тебе приготовят, на доблесть твою невзирая".
Только что слово он кончил, как смерть осенила героя.
Быстро из тела умчалась душа и в Аид опустилась,
Плача о доле своей, покидая и силу и юность.
С речью уже к мертвецу обратился Ахилл богоравный:
"Сам ты покаместь умри. А потом уже встречу я Парку
В день, когда будет угодно Зевесу и прочим бессмертным".
Так говоря, он из трупа копье заостренное вынул,
В сторону бросил и снял обагренные кровью доспехи.
Тут подбежали другие отважные дети ахеян
И красоте удивлялись и росту Приамова сына.
Каждый из них, приближаясь, колол бездыханное тело.
И, обращаясь друг к другу, они меж собой говорили:
"Боги! Теперь сын Приама как будто нежнее на ощупь,
Нежели в день, как зажег корабли он огнем истребленья".
Так говорили они и оружие в тело вонзали.
Тою порою доспехи совлек Ахиллес богоравный,
Стал посредине ахеян и слово крылатое молвил:
"Милые други, вожди и советники войска данайцев!
Ныне, когда благосклонные боги нам дали осилить
Мужа, кто более зла причинил нам, чем прочие вместе, —
Не попытаться ль с оружьем ударить на город троянцев,
Чтобы разведать, какие питают намеренья в мыслях:
Крепость хотят ли покинуть, со смертью Приамова сына,
Или упорствовать будут, на гибель его невзирая?
Только зачем мое сердце теперь озабочено этим?
Непогребенный лежит, не оплаканный перед судами
Милый Патрокл. Его никогда не забыть мне покуда
Станет дыханья в груди и носить меня будут колени.
Пусть об усопшем должны забывать мы в жилище Аида,
Все же и там вспоминать о возлюбленном буду я друге.
Ныне, о, дети ахеян, хвалебный пеан распевая,
К быстрому флоту вернемся и тело захватим с собою.
Славу мы добыли ныне великую, жизни лишили
Гектора, кем до сих пор похвалялись троянцы, как богом".
Молвив, на Гектора он недостойное дело замыслил,
Мышцы ступни позади на обеих ногах проколол он
Между пятою и костью, ремни прикрепил к ним бычачьи
И с колесницей связал, голова по земле волочилась.
После он стал в колесницу, подняв дорогие доспехи,
Тронул бичом лошадей, и они полетели охотно.
Тучей поднялся песок над влекущимся телом, и кудри
Темные с прахом смешались, в пыли голова его билась,
Дивно прекрасная прежде, теперь осужденная Зевсом
На поруганье врагов, на родимой земле Илионской.
Так голова Приамида грязнилась в пыли. А Гекуба
Милого сына узрела и стала рыдать безутешно,
Волосы, плача, рвала, далеко покрывало откинув.
Жалобно громко стонал и отец, и кругом вся дружина,
В городе жители все предавались стенаньям и воплям.
Было похоже на то, как если б высокая Троя
Вся от основ до вершины пылала, объята пожаром.
Мужи держали с трудом исступленного скорбного старца.
Он из Дарданских ворот на долину идти порывался.
В прах он упал, расстилался по грязной земле, умоляя
И называя отдельно по имени каждого мужа:
"Други, оставьте меня! О, пустите, на скорбь не взирая,
Выйти из города мне одному и направиться к флоту.
Буду молить о пощаде того вредоносного мужа.
Возраст, быть может, почтит он и старость мою пожалеет.
Ибо отец Ахиллеса таков же как я, — знаменитый
Старец Пелей, воспитавший его на погибель троянцам.
Всем причинил он страданья, а мне еще больше, чем прочим.
Сколько, жестокий, убил у меня сыновей он цветущих!
Но и печалясь о всех, ни о ком я так громко не плачу,
Как об одном. В Аид низведет меня горе о мертвом
Гекторе милом. Зачем на моих он руках не скончался!
Мы бы насытились плачем, мы б вдоволь над ним нарыдались, —
Мать, что его родила, злополучная, вместе со мною".
Так говорил он, рыдая, и граждане рядом стонали.
Горестный плачь подняла и Гекуба средь женщин троянских:
"Сын мой, теперь без тебя как я жить, горемычная, буду,
Вытерпев столько печали? И ночью, и днем перед всеми
Ты моей гордостью был, о, защита троянской твердыни,
Славных троян и троянок, тебя принимавших как бога,
Ты бы, живой, навсегда пребывал их великою славой.
Ныне же черная смерть и судьба овладели тобою".
Так говорила в слезах. А жена Приамида в то время
О происшедшем не знала. Еще не явился к ней вестник
С грустною вестью правдивой, что Гектор убит за стеною.
В дальнем покое дворца она ткала прилежно двойную
Цвета пурпурного ткань, рассыпая узоры цветные.
И приказала по дому прекрасноволосым служанкам
Медный треножник большой над огнем поместить, чтоб готовой
Теплая ванна была, когда Гектор из битвы вернется,
Ибо не думала бедная, что далеко от купаний
Под Ахиллесовой дланью его укротила Афина.
Вдруг услыхала она завыванья и вопли на башне.
Выпал челнок из руки и колени у ней подкосились.
Снова она обратилась к прекрасноволосым служанкам:
"Две да сопутствуют мне. Я увидеть хочу, что случилось.
Голос почтенной свекрови мне издали слышан, и сердце
Выпрыгнуть хочет из тела, от страха сгибаются ноги.
Верно случилась беда с сыновьями владыки Приама.
Очень боюсь (да пребудет несчастье от слуха далеко!),
Как бы могучему Гектору сын богоравный Пелея
К Трое пути не отрезал, погнав одного по долине,
Как бы копьем не смирил он его безрассудной отваги.
Гектор врагов ожидает, не стоя в толпе, как другие.
Он выбегает вперед, ни пред чьей не склоняется силой".
Так говоря, из дворца устремилась она как менада,
С трепетно бьющимся сердцем и шли за ней следом служанки.
Вскоре она добежала до башни, где мужи толпились,
Быстро взобралась на стену и стала, кругом озираясь.
И увидала супруга, влекомого прочь от твердыни.
К легким судам беспощадно влекли его кони.
И непроглядная ночь ей мгновенно окутала очи.
Навзничь она повалилась, как бы испуская дыханье.
В прах далеко с головы ее светлые пали повязки,
Яркий повойник скатился, тесьма и плетеная сетка
И покрывало, что в дар ей дано золотой Афродитой
В день, когда в жены ее из чертога царя Этиона
Взял шлемовеющий Гектор, несчетные выдав подарки.
Вкруг Андромахи толпились золовки ее и невестки,
Полуживую держа, пораженную ужасом в сердце.
После того как очнулась и чувство вернулось к ней в душу,
Плачем она залилась и воскликнула в круге троянок:
"Гектор, о, горе мне, бедной! Для равной родились мы доли,
Ты — в Илионе высоком, в чертоге владыки Приама,
Я — у лесистого Плака, в прекрасно устроенных Фивах,
В доме царя Этиона. Меня, горемычную в женах,
Он воспитал, злополучный. О, лучше б совсем не родиться!
Ныне в обитель Аида сошел ты в подземные бездны,
Гектор! Меня же одну в безутешной печали оставил
Жалкой вдовою в чертоге. А наш бессловесный малютка,
К жизни рожденный от нас, злополучных! Ни ты не сумеешь,
Мертвый, его защитить, ни тебе он опорой не будет.
Если он даже избегнет войны многослезной ахеян,
Все же в грядущем его ожидает лишь труд и страданья.
Полем его овладеют чужие, межи переставив.
День, приносящий сиротство, уносит друзей у ребенка.
Вечно он ходит печален и щеки слезами омыты.
Часто в тяжелой нужде он к отцовским друзьям прибегает,
Тронув того за хитон, а другого — за верхнее платье.
Сжалится редкий из них и протянет с остатками кубок,
Так что он губы омочит, а нёбо останется сухо.
Гордый богатых родителей сын его с пира прогонит,
Больно ударит рукой и насмешливой речью обидит:
"Прочь, горемычный! Отец твой в пиру не участвует с нами!"
К матери, плача, вернется дитя, ко вдове одинокой,
Астианакс, кто досель на коленях отца дорогого
Мозгом одним лишь питался и сладостным жиром овечьим.
Если же сон нисходил, и от детских он игр утомлялся,
То засыпал на постели, в объятьях кормилицы нежной,
Лежа на мягкой перинке и сердцем вкушая отраду.
Ныне натерпится горя, лишенный отца дорогого,
Астианакс, кто слывет у троянцев под этим прозваньем,
Гектор, один ты у них защищал и ворота и стены.
Вскоре тебя самого близь судов, от родимых далеко,
Быстрые черви съедят, когда псы уж насытятся телом
Голым твоим, хотя много лежит в твоем царском чертоге
Тонких, красивых одежд, — они женскими сшиты руками.
Только я все их сожгу, на горящем костре уничтожу.
Пользы от них тебе нет и лежать ты в них больше не будешь,
Пусть же тебе хоть во славу сгорят средь троян и троянок!"
Так говорила, рыдая, и жены кругом воздыхали.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Игры в честь Патрокла.
Так по всему Илиону в то время стонали троянцы.
Дети ахеян меж тем Геллеспонта достигли и флота
И по глубоким судам и палаткам рассеялись быстро.
Лишь мирмидонцам отважным Ахилл разойтись не дозволил.
С речью такой обратился к дружине он браннолюбивой:
"О, быстроконные мужи, товарищи милые сердцу,
Цельнокопытных коней вы покуда распрячь погодите.
Мы же сначала приблизимся к телу Патрокла,
Чтобы оплакать его: то последняя почесть усопшим.
После ж того, как мы душу насытим надгробным рыданьем,
Быстрых коней распряжем и за общую трапезу сядем".
Молвил и поднял рыданье. И вторили все мирмидонцы.
Трижды они вокруг тела прогнали коней пышногривых,
Плача навзрыд. В них Фетида охоту к слезам возбудила.
Слезы песок орошали, текли по доспехам героев:
Так было жаль им вождя, на врагов наводившего ужас.
Громко тогда возрыдал Ахиллес богоравный и молвил,
Другу на грудь положивши к убийству привычные руки:
"Радуйся, милый Патрокл, и в темном жилище Аида.
Все я свершу неизменно, как дал обещание прежде:
Гектора труп, осквернив, на съедение брошу собакам
И пред твоим погребальным костром обезглавлю двенадцать
Знатных троянских сынов, за твое отомщая убийство".
Молвив, на Гектора вновь недостойное дело замыслил:
В прах головою уткнул перед ложем Патрокла.
Тою порой мирмидонцы сложив боевые доспехи,
Яркой блиставшие медью, распрягши коней громко ржущих,
Пред кораблем Эакида уселись толпою несметной.
Он же им всем предложил похоронную трапезу щедро.
Множество белых быков под железным ножом трепетало;
Много зарезано было и блеющих коз, и баранов;
Много свиней белозубых, цветущих и жиром покрытых,
Было в тот день распростерто над пламенем жарким Гефеста.
Кровь повсеместно лилась вкруг Патрокла, — хоть черпай ковшами.
Тою порою цари аргивян повели Пелиона,
Гордого славой вождя, к Агамемнону, пастырю войска,
Тщетно его утешая: он гневом и скорбью терзался.
Вскоре вошли полководцы в палатку Атреева сына
И приказание дали глашатаям звонкоголосым
Медный треножник большой над огнем поместить, не удастся ль
Сына Пелея склонить от кровавого праха омыться.
Только он просьбу упорно отверг и сказал, зарекаясь:
"Зевсом клянусь, величайшим из вечных богов и сильнейшим,
В том, что вода омовений мне голову смочит не раньше,
Чем на костер положу я Патрокла и насыпь воздвигну
И остригу свои кудри. Покуда в живых обретаюсь,
Не овладеет вторично подобная скорбь моим сердцем.
Дайте, о, други, теперь за печальную трапезу сядем.
Завтра с зарей повели, Агамемнон, владыка народов,
Из лесу дров привезти, и все припаси остальное,
Что мертвецу подобает, сходящему в сумрак подземный.
Пусть неустанный огонь его тело скорей уничтожит,
Скроет навеки от глаз, чтобы войско вернулось к занятьям".
Так он сказал и они подчинились, внимательно слушав,
Ужин поспешно собрали и вместе за трапезу сели.
И не нуждался никто в уделяемой поровну пище.
После ж того, как желанье питья и еды утолили,
Все по палаткам своим разошлись на покой полководцы.
Сам же Пелид на прибрежьи лежал многошумного моря,
Громко стеная, толпой окруженный бойцов мирмидонских,
В месте просторном, где берег морская волна омывала.
Там охватил его сон и разлился кругом, благодатный,
Дух разрешил от забот, ибо сильно Пелид утомился,
За Приамидом гоняясь вкруг крепости, ветрам открытой.
Сон посетила душа злополучного друга Патрокла,
Роста такого ж как он, похожая голосом звучным
И красотою очей и одетая в те же одежды.
Стала она в головах и промолвила слово Ахиллу:
"Ты почиваешь, Ахилл, обо мне позабыл, об умершем,
Хоть о живом ты когда-то радел. О, предай погребенью
Тело мое поскорей, да проникну в ворота Аида.
Души — подобья живущих — меня далеко отгоняют,
Вместе с собой не дают переправится мне через реку:
Праздно брожу вкруг широковоротного дома Аида.
Ныне же руку, молю, протяни мне. Огню приобщенный,
Больше к тебе не вернусь из подземного дома Аида,
Больше не будем вдвоем, в стороне от любезной дружины,
Сидя, как прежде, советы держать. Уж меня поглотила
Грозная смерть, что судьбою назначена мне при рожденьи.
Да и тебе, Ахиллес богоравный, назначено роком
Здесь под высокой стеной благородных троянцев погибнуть.
Но о другом попрошу я, быть может, ты просьбу исполнишь.
Кости мои от твоих прикажи положить не отдельно.
Вместе пускай почивают, как вместе мы жили в чертоге,
С самого дня как Менойтий меня из Опуса ребенком
В дом ваш привез, по причине печального смертоубиства:
Амфидамасова сына убил я нечаянно в ссоре
Из-за игральных костей, — безрассудный, убить не желая.
Принял тогда меня в дом свой наездник Пелей престарелый,
Нежно взрастил и велел мне твоим быть товарищем брани.
Пусть же и наши останки хранит в себе общая урна, —
Данная матерью милой тебе золотая амфора".
И, отвечая, сказал быстроногий Ахилл богоравный:
"Что, мой возлюбленный друг, ты стоишь предо мной, умоляя,
И отчего так пространно мне просьбу свою изъясняешь?
Все я охотно свершу и твоим подчинюсь приказаньям.
Но подойди и приблизься. И пусть хоть недолгое время,
Быть нам в объятьях друг друга, вдвоем насладимся рыданьем!"
Так он сказал и руками обнять попытался Патрокла,
Но не нащупал. Душа, точно дым, опустилась под землю
С шелестом тихим. И с ложа вскочил Ахиллес изумленный,
Громко руками всплеснул и печальное слово промолвил:
"Боги! Ужели и вправду от нас остается в Аиде
Только душа и подобье, а жизнь навсегда исчезает?
Всю эту ночь надо мной злополучного друга Патрокла
Близко стояла душа, безутешно стеная и плача,
И обо многом просила, лицом на живого похожа".
Так говоря, к мирмидонцам охоту к слезам возбудил он,
Так что заря розоперстая, выйдя, в слезах их застала
Вкруг бездыханного тела. И тотчас Атрид Агамемнон
Многим по лагерю воинам дал приказанье на мулах
Дров привести для костра. Во главе их герой устремился
Вождь Мерион, непреклонного Идоменея товарищ.
Воины взяли секиры и свитые крепко веревки
И за дровами пошли; впереди выступали их мулы.
На гору, под гору, вдоль, поперек они шли по тропинкам
И на высоты взобралися Иды, обильной ключами.
Там они стали поспешно рубить густоверхие дубы
Остро отточенной медью, и с шумом валились деревья.
Их разрубили ахейцы и мулам взвалили на спины,
Крепко связав. И животные, меряя землю ногами,
Чащей кустов пробирались, желая вернуться в долину.
Все дровосеки несли по бревну — так велел им могучий
Вождь Мерион, знаменитого Идоменея товарищ.
К морю придя, они на берег бревна свалили, где место
Выбрал Ахилл под курган для себя самого и Патрокла.
После того как в несчетном числе набросали поленьев,
Все в ожидании сели. Тогда Ахиллес богоравный
Браннолюбивым своим мирмидонянам дал приказанье
В медные латы облечься и впрячь лошадей в колесницы.
Те устремились и быстро в доспехи войны облачились.
На колесницы взобрались герои с возницами рядом.
Конным вослед выступала пехота несметною тучей,
А посредине шагали дружинники с телом Патрокла,
Кудри срезая с голов и бросали, весь труп покрывая.
Голову сзади держал быстроногий Ахилл богоравный,
Тяжко скорбя: он в Аид провожал беспорочного друга.
Вскоре пришли они к морю, где место Ахилл указал им,
Труп опустили на землю, и складывать стали поленья.
Только другое в то время замыслил Ахилл богоравный.
Став от костра в стороне, белокурые срезал он кудри,
Те, что растил и лелеял для Сперхия, бога речного.
Тяжко вздохнув, он промолвил, на темное море взирая:
"Сперхий, напрасно тебе дал обет мой отец престарелый,
Что по моем возвращеньи в любезную отчую землю.
Кудри обрежет мои в твою честь и сожжет гекатомбу,
И пятьдесят тебе в жертву заколет баранов цветущих,
Кровь проливая в ключи, где твой храм и алтарь благовонный.
Так обещал тебе старец, ты ж не дал свершиться обету.
Ныне, когда уж назад не вернуться мне в отчую землю,
Кудри герою Патроклу отдам — пусть с собой их уносит".
Слово окончив, он волосы в руки вложил дорогому
Другу, товарищу брани, и плакать все войско заставил.
Так бы рыдали они до заката блестящего солнца,
Если б Ахилл не предстал пред Атридом и слово не молвил:
"Славный Атрид! Мы и после успеем насытиться плачем.
Войску теперь прикажи, ибо речи твоей все послушны,
Пусть от костра отойдут. Повели, чтоб готовили ужин.
Мы остальное свершим, оттого что у нас наибольше
Сердце скорбит об умершем. Вожди пусть останутся с нами".
Слово Пелида услышав, владыка мужей Агамемнон
Тотчас войскам повелел разойтись по судам соразмерным.
Те лишь остались на месте, кто был погребением занят,
Клали поленья в костер, шириной и длиною в сто сажень,
Тело на верх положили, объятые скорбью великой.
С множества тучных баранов и крупных быков криворогих
Кожу содрали они пред костром, приготовив как должно.
Жир отобрал благородный Пелид и покрыл им Патрокла
От головы и до пят, а кругом навалил он все туши
И посредине поставил амфоры с елеем и медом,
К ложу слегка преклонив. И коней четырех крутошеих,
Тяжко вздыхая, он, мощный, взвалил на костер погребальный.
Десять собак за столом у царя Ахиллеса кормилось.
Двух он из них обезглавил и бросил на груду поленьев.
Грозное дело замыслив, он медью зарезал двенадцать
Воинов юных троянских, отважных душой, благородных,
И положил на костер; беспощадный огонь, да бушует.
Сам же, вздохнув тяжело, обратился к любезному другу:
"Радуйся, милый Патрокл, и в темном жилище Аида!
Всё я свершил неизменно, как дал обещание прежде.
Юных троянцев двенадцать, отважных душой, благородных,
Вместе с тобой уничтожит огонь. Лишь Приамова сына
Не приобщу я огню, а собакам отдам на съеденье".
Так он промолвил, грозя. Но собаки не трогали тела,
Ибо и ночью, и днем отгоняла их прочь Афродита,
Зевсова дочь. Она Гектора труп благовонным натерла
Розовым маслом, чтоб не был истерзан, во прахе влекомый.
Темное облако с неба в долину низвел Дальновержец
Феб Аполлон и покрыл совершенно то место средь поля,
Где его тело лежало, чтоб сила палящего солнца
Не иссушила на членах прекрасную кожу и жилы.
Не разгорался, однако, костер с бездыханным Патроклом,
И быстроногий Ахилл богоравный затеял другое.
Он от костра удалился и вслух стал молиться обоим
Ветрам — Борею с Зефиром — суля им прекрасные жертвы.
Он возлиянья им кубком свершал золотым, умоляя
С неба слететь, чтобы пламя скорее тела охватило,
Чтобы дрова запылали живей. И, услышав молитву,
Легкою вестницей к ветрам помчалась богиня Ирида.
Ветры, собравшись в чертоге Зефира, несущего бурю,
Там заседали за пиром, когда прибежала Ирида
И перед каменным стала порогом. Увидев богиню,
Все устремились навстречу к ней, каждый к себе призывая.
Но, отклонив приглашенье садиться, богиня сказала:
"Не до сиденья теперь. Я к потоку лечу к Океану,
В землю спешу эфиопов: они гекатомбу приносят
Вечным богам, и я также участвовать в жертве желаю.
Но Ахиллес умоляет Борея с Зефиром шумящим
Быстро примчаться на помощь, суля вам прекрасные жертвы,
Если раздуете яркий огонь под костром пргребальным,
Где почивает Патрокл, оплаканный войском ахеян".
Слово окончив, богиня умчалась. И ринулись ветры,
Громко свистя над землей, облака пред собой погоняя.
После на море подули, и звучным дыханьем гонима,
Встала волна. Наконец в плодородную Трою примчались
И за костер принялись. Застонал раздуваемый пламень.
Целую ночь они оба огонь над костром развевали,
Звучно дыша. И всю ночь быстроногий Ахилл богоравный,
Кубок держа двусторонний, вино почерпал беспрестанно
Из золотого сосуда и лил на кормилицу землю,
Громко взывая к душе злополучного друга Патрокла.
Точно отец над костром новобрачного сына рыдает,
Раннею смертью повергшего бедных родителей в горе:
Так сын Пелея рыдал, сожигаючи кости Патрокла,
Грустно костер обходил, испуская глубокие вздохи.
А как взошла над землею звезда светоносная утра
И распростерлась над морем заря в золотистых одеждах,
Начал костер потухать, и блестящее замерло пламя.
Ветры назад повернули домой по фракийскому морю,
И застонало оно, заметались разбухшие воды.
Тою порою Пелид от костра отошел недалеко
И утомленный прилег. Тотчас сладостный сон овладел им.
После к нему подошли полководцы с владыкой Атридом.
Шум голосов их и топот шагов разбудили героя.
Быстро от сна он воспрянул и сел, и промолвил им слово:
"Славный Атрид и другие славнейшие мужи ахеян,
Прежде всего вы костер заливайте вином темнокрасным,
Все погасите, что только от силы огня сохранилось,
После отыскивать будем мы кости Менойтия сына
И подбирать со вниманьем; они же легко различимы.
Ибо Патрокл лежал посредине костра, а другие
Кони с людьми вперемежку горели у края, поодаль.
Кости положим в фиал золотой; там под жиром двупластным
Пусть почивают, покуда я сам не укроюсь под землю.
Я не велю вам теперь же воздвигнуть великую насыпь,
Лишь бы казалась пристойной. Потом же, со смертью моею,
Пусть и обширный курган, и высокий насыпят ахейцы,
Вы, кто останетесь после меня на судах многогребных".
Молвил, и все подчинились могучему сыну Пелея.
Прежде всего, темнокрасным вином они залили груду,
Ту, что огонь подточил. И глубоко обрушился пепел.
Плача, собрали потом товарищи белые кости
И, в золотой положивши фиал, приукрыли их жиром,
Слоем двойным и в палатке под тонким холстом поместили.
Круг очертили затем для холма, заложили основы
Подле костра и насыпали сверху курган над могилой.
Насыпь воздвигнув, хотели уйти, но Ахилл удержал их,
Кругом войска усадил и открыл погребальные игры.
С флота доставил награды, тазов и треножников много,
Мулов и крепкоголовых быков, и коней пышногривых,
И широко опоясанных жен, и седое железо.
Прежде всего, он устроил бега для наездников резвых.
Первому в дар он назначил в работах искусную деву,
Вместе с треножником в двадцать две меры, о ручках красивых,
А для второго избрал шестилетнюю он кобылицу,
Не укрощенную, семя от мула носившую в недрах.
Третьему таз он назначил, еще над огнем не стоявший,
Белый, сработанный дивно и меры четыре вмещавший.
В дар же четвертому золотом два положил он таланта.
Пятому кубок назначил, не бывший в огне, двусторонний.
После того он поднялся и слово сказал аргивянам:
"Славный Атрид и вы все, аргивяне в прекрасных доспехах!
Вот наилучших наездников ждут средь собранья награды.
Если б теперь состязались мы в память другого героя,
Первую я, несомненно, награду отнес бы в палатку.
Вы превосходство и доблесть коней моих знаете сами.
Оба бессмертны они. Посейдон подарил их владыке,
Старцу Пелею, отцу моему. Тот их мне предоставил.
Но пребываем в покое теперь — я с моими конями,
Ибо великую славу они потеряли, — возницу,
Кроткого сердцем. Он часто, бывало, прекрасные гривы
Маслом густым увлажал, омывал их волною прозрачной.
Ныне по нем убиваясь, понурили головы оба.
Сердцем болея, стоят, до земли опустились их гривы.
Вы же, другие ахейцы, готовьтесь начать состязанье,
Кто на свою колесницу и резвых коней уповает".
Так говорил им Пелид и наездники быстро собрались.
Первым поднялся отважный Эвмел, повелитель героев,
Сын благородный Адмета, из всех наилучший возница.
Следом за ним сын Тидея восстал, Диомед непреклонный.
Тросовых славных коней он под упряжь подвел, у Энея
Некогда отнятых им, когда тот был спасен Аполлоном.
Третий за ними поднялся Атрид Менелай русокудрый,
Зевса потомок; он впряг в колесницу коней быстроногих —
Вместе с Подаргом своим и коня Агамемнона Эфу.
В дар Агамемнону лошадь прислал Эхепол, сын Анхиза,
Чтоб самому не являться под Трою, открытую ветрам;
Дома желал он остаться в своем Сикионе пространном,
Там, где Зевес Олимпиец взыскал его щедро богатством.
Царь Менелай эту лошадь запряг: она жаждала бега.
Следом за ним Антилох снарядил лошадей пышногривых,
Нестора доблестный сын, благодушного старца, владыки,
Сына Нелея. В Пилосе рожденные легкие кони
Впряжены были в его колесницу. И Нестор, приблизясь,
Мудро советовать начал и молвил разумному сыну:
"Ты, Антилох, еще молод, но боги, Кронид с Посейдоном,
Сильно тебя возлюбив, управлять научили конями.
Сам хорошо ты умеешь мету огибать на ристаньях.
Вот отчего в наставленьях моих не нуждаешься вовсе.
Но тяжелы твои кони. Боюсь, не случилось бы худа.
Кони резвей у соперников наших. Но сами едва ли
Больше способны, чем ты, они хитрое средство измыслить,
И потому ободрись, дорогой, прояви свою ловкость,
Чтобы награда сегодня прекрасная не ускользнула.
Ловкостью больше, чем силой, в лесу дровосек успевает.
Ловкостью кормчий искусно по темной поверхности моря
Быстрый корабль направляет, терзаемый силою ветров.
Ловкостью также возницы один побеждает другого.
Кто лишь на резвость коней уповает да на колесницу,
Гонит вперед бестолково, туда и сюда уклоняясь.
Кони блуждают его по ристалищу. Он их не сдержит.
Кто же искусство постиг, тот и коней погоняя,
Смотрит на цель неустанно и быстро ее огибает,
Не пропускает мгновенья, когда натянуть ему вожжи,
Но неослабно их держит, следя за возницей передним.
Цель различима легко, я тебе обозначу приметы:
Там среди поля стоит, над землею поднявшись на сажень,
Дуба засохшего ствол, иль сосны, под дождями не сгнивший.
Белых два камня к нему с обеих сторон прилегают,
Сузив дорогу; кругом же ристалище гладко повсюду.
Памятник это, быть может, над прахом умершего мужа,
Или значок межевой, когда-то людьми утвержденный.
Ныне Ахилл это место границей ристанья назначил.
Ты, подъезжая, направь лошадей с колесницей поближе.
Сам же ты, в кузове стоя, подайся немного всем телом
Влево от быстрых коней и хлестни свою правую лошадь,
Голосом громким окликни и вожжи ослабь ей немедля.
Левая в то же мгновенье пусть цель огибает вплотную,
Так, чтоб казалось тебе, будто ось колеса ее тронет.
Но осторожнее будь, берегись, не задеть бы за камень,
Ты искалечишь коней, а равно колесницу сломаешь,
Только на радость другим, а себе самому на бесчестье.
Будь же, возлюбленный сын, осмотрителен; действуй разумно.
Если ты ближе других вкруг меты повернуть ухитришься,
Знай, что никто уж тебя не обгонит потом, не настигнет,
Если б он даже вослед на прекрасном летел Арионе,
Лошади быстрой Адраста, ведущей свой род от бессмертных,
Или на славных конях Лаомедона, в Трое рожденных".
Слово окончив, старик возвратился на прежнее место,
После того как он сыну все нужные дал наставленья.
Пятым герой Мерион снарядил лошадей пышногривых.
Все в колесницы поднялись и жребии в шлем опустили.
Сам Ахиллес их встряхнул, и первое место досталось
Нестора славному сыну, второе владыке Эвмелу,
Третье метателю копий, царю Менелаю Атриду,
Жребий четвертый в ристаньи вождю Мериону достался,
А Диомеду последний, наезднику первому войска.
Стали они друг за другом; Ахилл указал на границу,
Там, среди чистого поля, а сам для дозора отправил
Феникса, равного богу, соратника старца Пелея,
Чтобы он все о ристаньи запомнил и правду поведал.
Подняли все они разом бичи над своими конями,
Сильно стегнули вожжами и окриком их ободрили.
Кони рванули и быстро вперед по долине помчались
От кораблей многоместных, и пыль поднялася высоко
Из под их резвых копыт, наподобие тучи иль вихря.
Гривы коней разметались, покорны дыханию ветра.
А колесницы вослед то касались земли плодородной,
То вдруг взлетали на воздух. В их кузовах, крепко сплетенных,
Стоя, держались возницы. У всех их сердца трепетали
Жаждой победы. Коней окликали они поименно.
Кони, взметая песок, по долине летели стрелою.
Но лишь тогда, когда кони, кончая ристанье, обратно
К морю неслись, обнаружилась доблесть героев
И лошадей легконогих возможная скорость. Пред всеми
Вынеслась бурно вперед колесница Фересова внука.
На расстоянии малом за ними вослед поспевали
Тросовы два жеребца, управляемы сыном Тидея,
Близко, как будто сбирались вскочить в колесницу Эвмела,
Спину и плечи ему обдавали горячим дыханьем,
И, на хребет положив ему головы, сзади летели.
Тут бы его Диомед обогнал или с ним поравнялся,
Если бы Феб Дальновержец, во гневе на сына Тидея,
Бич из руки его светлый не вырвал и наземь не бросил.
Брызнули слезы из глаз Диомеда; он плакал с досады,
Видя, что легкие кони Эвмела прибавили хода,
У самого ж отстают жеребцы, понужденья не чуя.
Но Аполлона коварство от глаз не укрылось Афины.
Быстро на помощь она устремилась и пастырю войска
Бич подала ему в руки, вдохнула в коней его силу,
После к Адрастову сыну помчалась, исполнена гнева,
И над конями разбила ярем. Быстроногие кони
Прянули врозь по дороге, и дышло на землю свалилось,
Сам же Эвмел, кувырнувшись, вблизи колеса очутился,
Локти поранил себе, искровавил и губы, и ноздри,
Кожу на лбу разодрал над бровями. Горячие слезы
Залили очи герою, и голос могучий пресекся.
Сын же Тидея в объезд лошадей быстроногих направил
И впереди перед всеми помчался. Афина Паллада
Силу вдохнула в коней и ему даровала победу.
Следом за ним поспевал царь Атрид Менелай русокудрый,
Третьим скакал Антилох, и коней окликал он отцовских:
"Резво вперед! И как можно сильнее скачки удлиняйте!
Я не велю уже вам состязаться с конями Тидида,
Храброго сердцем героя, которым Афина Паллада
Резвость вдохнула и мощь, а ему приготовив победу.
Не уступайте коням Менелая, лишь их догоните,
Чтобы стыдом не покрыла вас Эфа, она — кобылица!
Будучи лучше ее, вы зачем позади остаетесь?
Слово скажу вам теперь, и оно непреложно свершится.
Вы попечений не ждите от пастыря войска Нелида,
Острой безжалостной медью он жизни лишит вас обоих,
Если по лености вашей получим награду похуже.
Но напрягите всю мощь, полетите как можно скорее.
Сам я придумаю хитрость и там, где дорога поуже,
Быстро вперед проскользну. И мне это, надеюсь, удастся".
Так он промолвил. И кони, угрозы царя испугавшись,
Малое время бежали резвее, как вдруг пред собою
Вождь Антилох заприметил теснину дороги неровной.
Почва там рытвиной шла, и вода, задержавшись зимою,
Медленно путь разрушала, глубокий овраг образуя.
Царь Менелай туда правил, чтобы избежать столкновенья,
Но Антилох непреклонный с дороги свернул и помчался
О бок почти с Менелаем, коней торопя быстроногих.
Царь Менелай испугался и крикнул вождю Антилоху:
"Что, Антилох, ты погнал безрассудно? Сдержи колесницу,
Узкий здесь путь предстоит; ты обгонишь потом на просторе.
Бойся задеть за колеса; легко искалечишь обоих".
Так он промолвил, но тот, притворившись, что слова не слышал,
Правил все ближе к Атриду, бичом лошадей подгоняя.
Сколько пространства с размаха поверженный диск пролетает,
Ежели юноша бросит его, свою мощь испытуя, —
Столько же рядом они пролетели. И кони Атрида
Сзади остались. Он сам добровольно их гнать отказался,
Чтобы в теснине пути быстроногие кони не сшиблись,
Не опрокинулись их колесницы, сплоченные крепко,
Чтобы и сами не грохнулись в прах, за победой гоняясь.
И с укоризной воскликнул тогда Менелай русокудрый:
"Нет никого, Антилох, зловредней тебя среди смертных.
Мчись! По ошибке доныне тебя мы считали разумным.
Но, говорю я тебе, не без клятвы возьмешь ты награду".
Так он сказал и окликнул коней, ободряя их словом:
"Не отставайте, о, кони, не медлите, сердцем терзаясь!
Раньше у них, чем у вас, притомятся колени от бега
И от труда обессилят: они же не молоды оба".
Так он промолвил, и кони, его испугавшись угрозы,
Шибче помчались и вскоре догнали почти Антилоха.
Тою порою ахейцы, в собрании сидя, глядели,
Как по долине, взметая песок, состязаются кони.
Первый увидел их Идоменей, предводитель у критян,
Ибо на месте дозорном высоко сидел над собраньем.
Окрик возницы услышав, он голос узнал издалека,
Также коня распознал он, что первый летел по долине.
Он затмевал всех коней красотой и весь рыжей был масти,
Только с отметиной белой, сиявшей на лбу, точно месяц.
Идоменей приподнялся и слово сказал аргивянам:
"Милые други, вожди и советники войска Ахеян!
Я ли один лошадей различаю, вы ль все узнаете?
Кажется мне, впереди уж не кони Эвмела несутся,
Да и возница мерещится новый. Эвмеловы кони
Верно упали средь поля, хоть первыми были доныне.
Я еще видел недавно, как оба мету огибали.
Нынче нигде не могу отыскать их, кругом озираясь,
Хоть обнимает мой взор всю долину обширную Трои.
Вожжи, должно быть, случайно из рук ускользнули возницы,
И лошадей удержать не сумел он, мету огибая.
Там, полагаю, он наземь упал, раздробив колесницу.
А кобылицы, взбесившись от страха, с ристалища сбились.
Сами, о, други, привстаньте и пристально вдаль посмотрите.
Я различаю неясно: конями, мне кажется, правит
Муж этолиянин родом, царящий над войском аргивским,
Храбрый в бою Диомед, сын Тидея, возницы лихого".
Дерзко Аякс отвечал ему, сын Оилея проворный:
"Идоменей! Что заране болтаешь, пока в отдаленьи
Вдоль по долине обширной бегут ветроногие кони?
В сонме ахейских героев не самый ты младший годами,
И не острей, чем у прочих, глаза из под век твоих смотрят.
Только охочь ты к болтливым речам. А тебе не пристало б
Здесь празднословить в присутствии более знатных героев.
Те же, что прежде, бегут впереди кобылицы Эвмела.
Сам он стоит в колеснице, и, вожжи держа, погоняет".
Гневно на то отвечал ему критских дружин предводитель:
"О, необузданный нравом Аякс, лишь отважный ругатель,
А в остальном далеко уступающий прочим ахейцам!
Дай об заклад меж собою побьемся на таз иль треножник,
Чьи впереди кобылицы, чтоб ты проигравши не спорил.
В судьи царя изберем Агаменона, сына Атрида".
Так он промолвил, и сын Оилея проворный воспрянул,
Гневом объятый и бранною речью готовый ответить.
Тут бы великая брань меж двумя возгорелась мужами,
Если бы сам Ахиллес не поднялся и слова не молвил:
"Полно теперь состязаться обидными сердцу словами,
Идоменей и Аякс! Это вас недостойно обоих.
Вы порицали бы сами другого, кто так поступил бы.
Сядьте в собраньи, как все и спокойно следите за бегом.
Скоро наездники сами прибудут, летя за победой.
Все вы тогда различите ахейских коней быстроногих
И без труда убедитесь, чьи раньше, чьи позже примчались".
Так он промолвил, и вот сын Тидея вблизи показался.
Мчался во весь он опор, лошадей по хребтам ударяя.
Кони взлетали на воздух, неслись, пожирая пространство,
И обдавая царя непрерывно потоками пыли.
За быстроногими вслед лошадьми колесница катилась,
Золотом ярким и оловом вся разукрашена дивно,
Сзади на мягком песке чуть следы от колес оставляя.
Так пышногривые кони поспешно летели долиной
И очутилися вскоре с вождем посредине арены.
Пот в изобильи струился на землю с груди их и шеи.
Сам Диомед соскочил с колесницы блестящей на землю,
Бич свой поставил, к ярму прислонив. И, не мешкая долго,
Мощный Сфенел устремился, чтоб взять Диомеда награду.
Храброй дружине велел он в палатку доставить рабыню,
Также треножник друручный, а сам отпрягал колесницу.
Вслед за Тидидом пригнал лошадей Антилох, внук Нелея,
Не быстротой, а лукавством своим обогнав Менелая.
Но Менелай, не взирая на то, поспевал за ним близко,
На расстоянии равном тому, что коня отделяет
От колеса, когда полем он мчит колесницу с владыкой,
По необъятной долине летит, над землей расстилаясь,
И в небольшом от него расстояньи катятся колеса,
Так что он краем пушистым хвоста задевает их обод:
Так Менелай недалеко скакал за вождем Антилохом,
Он уже было отстал на полет быстрометного диска,
Только настиг его быстро, когда пышногривая Эфа,
Агамемнонова лошадь, удвоила резвость и силу.
Если б недолго еще продолжалось у них состязанье,
Первым пришел бы Атрид, одержал бы победу бесспорно.
Следом за ним, на полет боевого копья отставая,
Идоменея соратник летел, Мерион знаменитый.
Были из всех у него наименее резвые кони,
И наименее ловкий он был на ристаньи возница.
Всех же позднее, далеко отстав, сын Адмета явился,
Сам колесницу таща, погоняя коней пред собою.
Видя его, Ахиллес богоравный почувствовал жалость,
Встал средь собранья и слово крылатое молвил:
"Первый наездник последним пригнал лошадей крепконогих.
Только уступим ему, как прилично, вторую награду,
А благородный Тидид пусть владеет наградою первой".
Так он промолвил, и слово его все одобрили криком.
Так бы, с согласья ахеян, Эвмел получил кобылицу,
Если бы царь Антилох, сын разумного старца Нелида,
С места вскочив, не сказал Ахиллесу правдивое слово:
"Сильно в душе на тебя рассержусь, Ахиллес богоравный,
Если ты слово исполнишь. Меня ты лишаешь награды
Лишь оттого, что наездник, кого почитаешь искусным,
Встретил преграду в пути и коней задержал с колесницей.
Пусть бы молился бессмертным, тогда не пришел бы последним.
Если тебе его жаль и он столько душе твоей дорог,
Здесь в твоей ставке хранится и золота много, и меди.
Есть у тебя и стада, и служанки, и быстрые кони.
Можешь потом отобрать для Эвмела получше награду,
Чем предлагаешь теперь, чтоб ахейцы тебя одобряли.
Только своей не отдам. А кто на нее посягает,
Пусть подойдет и со мною сразится в бою рукопашном".
Так он сказал. Усмехнулся проворный Ахилл богоравный,
Гневом его восхищен: Антилоха любил он как друга,
И, обращаясь к нему, промолвил крылатое слово:
"Если велишь, Антилох, чтоб другую в палатке награду
Я отыскал для Эвмела, исполню твое повеленье.
Медный я дам ему панцирь, что с Астеропея похитил.
Блещущий край оловянный тот панцирь кругом украшает.
Будет Адметова сына сей дивный подарок достоин".
Так он сказал, и товарищу милому Автомедону,
Панцирь велел принести. Тот пошел и принес из палатки,
Он же Эвмелу вручил, и тот с радостью принял подарок.
Тою порой Менелай, огорченный душою, поднялся,
На Антилоха разгневанный сильно. И мудрый глашатай
Посох дал в руки ему и молчать повелел аргивянам.
И Менелай богоравный крылатое слово промолвил:
"Что, Антилох благородный, ты сделал, когда-то разумный?
Доблесть мою обесславил, коней постыдил моих быстрых,
Собственных выгнал вперед, хоть моих они хуже гораздо.
К вам обращаюсь, вожди и советники войска ахеян,
Вы рассудите обоих и лицеприятство откиньте,
Чтоб не сказал кто-нибудь из ахейских мужей меднобронных:
Царь Менелай одолел Антилоха насильем и ложью,
Взял кобылицу в награду, хотя его кони похуже,
Только он сам затмевал Несторида значеньем и властью, —
Или, желаешь, я сам рассужу, и меня, уповаю,
Не охулят аргивяне: скажу справедливое слово.
Ближе, питомец Кронида, сюда, Антилох благородный,
Стань, как обычай велит, пред конями и пред колесницей,
В руки возьми тонкогнущийся бич, тот, которым ты правил,
И, прикасаясь к коням, поклянись Посейдоном владыкой,
Что колеснице моей не устроил препятствий коварных".
Мудрый герой Антилох, возражая на это, промолвил:
"Гнев укроти, Менелай, оттого что я младше годами,
Ты же, о, царь, и рождением старше, и доблестью выше.
Знаешь, какие бывают людей молодых увлеченья,
Страсти порывисты в них, между тем как суждения слабы.
Но укроти свое сердце, отдам я тебе кобылицу,
Что получил, как награду. А если к тому пожелаешь,
Чтобы я из дому вынес подарок другой поценнее,
Всем я пожертвовать рад, лишь бы только, питомец Зевеса,
Дружбы твоей не утратить и не согрешить пред богами".
Так говоря, Несторид благородный повел кобылицу,
Чтобы вручить Менелаю. И сердце владыки взыграло,
Точно блестящие капли росы на колосьях цветущих,
В дни, когда тучные нивы щетинятся под урожаем.
Так, Менелай богоравный, в груди твоей сердце взыграло.
И, обратясь к Несториду, он слово крылатое молвил:
"Нынче я сам, Антилох, уступаю тебе, хоть разгневан,
Ибо досель никогда не бывал ты безумен иль дерзок,
Только сегодня над разумом молодость верх одержала.
Впредь не обманывай мужа, кто силой тебя превосходит,
Ибо не скоро меня упросил бы другой из ахеян.
Только твой мудрый отец, и ты сам, и твой брат знаменитый,
Много вы ради меня потрудились и мук натерпелись.
Вот отчего я, смягченный мольбами, тебе уступаю
Лошадь, по праву мою. И пускай все ахеяне видят
Что никогда не бываю я сердцем жесток иль надменен".
Так говоря, кобылицу он дал увести Ноемону,
Другу бойца Антилоха, довольствуясь тазом блестящим.
Вождь Мерион, как пришедший четвертым, унес два таланта
Золотом. Пятый подарок еще оставался свободным —
Кубок двойной. Сын Пелея вручил его Нестору старцу,
Сам чрез собранье ахеян пронес и, приблизясь, промолвил:
"Вот получай. Сохрани, о, старик, эту вещь дорогую
В память о тризне Патрокла. Его не увидишь ты больше
В сонме ахеян. Награду тебе я даю в знак почета, —
Ибо участья принять ты не сможешь ни в бое кулачном,
Ни в беспощадной борьбе, ни в метании копий, ни в беге,
Все оттого что тебя удручает тяжелая старость".
Так говоря, он вручил ему кубок. Тот с радостью принял,
И, обращаясь к Ахиллу, крылатое слово промолвил:
"Правда, мой сын дорогой, ты сказал справедливое слово.
В членах нет силы былой. Притомилися ноги, мой милый.
Руки в могучих плечах уж не движутся с прежнею силой.
Если б я снова стал молод, и юная сила вернулась
Прежних тех дней, как эпейский народ хоронил в Бупрасии
Амаринкея, а дети царя нам устроили игры.
В доблести тою порою никто не сравнился со мною
Из этолийских мужей, из эпейских и даже пилосских.
В бое кулачном затмил Клитомеда я, сына Энопса.
А в рукопашной борьбе уроженца Плеврона, Анкея.
В беге на приз обогнал я Ификла, проворного мужа,
И победил Полидора с Филеем в метании копий.
Двое лишь Акторионов меня на конях обогнали,
Против меня одного вышли вместе, ревнуя к победе:
Высшие в играх награды за бег лошадей полагались.
Оба вошли в колесницу. Один только правил конями,
Не отрываясь, — правил, другой же бичом погонял их.
Вот я каков был когда-то. Теперь же бойцы молодые
Подвиги те же свершают, а я подчиняюсь невольно
Старости грустной, хоть в прежнее время блистал средь героев.
Но поспеши, продолжай состязанье на память о друге.
С радостью дар принимаю, и сердце во мне веселится,
Что про меня не забыл, что мою тебе преданность помнишь
И подобающей честью возносишь меня средь ахеян.
Боги за это тебя пусть взыщут заслуженным счастьем".
Так он сказал. И, дослушав похвальное слово Нелида,
Через толпу аргивян сын Пелея вернулся на место
И приготовил дары для кулачного грозного боя.
Самку привел лошака, шестилетку, упорного нрава,
Не укрощенную, дикую, и привязал средь собранья.
А побежденному кубок в награду принес двусторонний.
Стоя потом обратился к ахейцам и слово промолвил:
"Славный Атрид и вы все, аргивяне в прекрасных доспехах!
Двух вызываем храбрейших героев за эти награды
Боем кулачным сразиться. И тот, кому Феб Дальновержец
Даст в состязаньи победу и это признают ахейцы,
Пусть терпеливого мула берет и уводит в палатку,
А побежденный в бою этот кубок возьмет двусторонний".
Молвил. И тотчас поднялся могучий герой исполинский
В бое кулачном искусный, Эпей, храбрый сын Панопея.
Он терпеливого мула за гриву схватил и промолвил:
"Ближе ступай, кто желает сей кубок унесть двусторонний.
Мула другой из ахеян, надеюсь, никто не получит,
В бое кулачном осилив; я первым себя объявляю!
Или вам мало того, что в сражньи не лучший я воин?
Смертному трудно равно отличиться во всяком искусстве.
Но объявляю теперь, и угроза моя совершится:
Кости противнику все раздроблю и порву на нем кожу.
Пусть с ним приходят друзья и поблизости здесь ожидают,
Чтобы его унести, укрощенного силой моею".
Так он сказал, и ахейцы хранили глубоко молчанье.
Только один Эвриал отозвался, божественный смертный,
Сын Мекистея царя, знаменитого сына Талая.
Некогда в Фивы пришел он и на погребенье Эдипа
Всех победил в состязаньях детей богоравного Кадма.
Ныне его провожал сын Тидея, копьем знаменитый,
Речью его ободрял и желал ему славной победы.
Пояс на нем застегнул он и дал два ремня ему в руки,
Скроенных гладко и ровно от кожи быка полевого.
И, опоясавшись, оба сошлись посредине арены,
Подняли мощные руки и грозно схватились друг с другом,
Яростно сшиблись, и долго мелькали их тяжкие руки,
Челюсти громко трещали и пот по их членам струился.
Но наконец богоравный Эпей налетел, изловчившись,
В щеку нанес Эвриалу удар, когда тот озирался.
Не устоял Мекистид, его светлые члены ослабли.
Точно волненьем Борея носима, трепещется рыба
На берегу травянистом, покрытом высокой волною:
Так Мекестид трепетал, пораженный. И сын Панопея
Поднял его, благородный. Немедля друзья подоспели
И по арене его понесли, волочившего ноги.
Кровь изрыгал он из уст; голова, обессилев, качалась.
Други его увели и без чувств положили на землю,
Сами вернулись в собранье, чтоб кубок забрать двусторонний.
Третье тогда состязанье — борьбу многотрудную — славный
Царь Ахиллес предложил, показав аргивянам награды:
Для победителя — огнеупорный треножник огромный, —
Войско его меж собою в двенадцать быков оценило.
А побежденного мужа решил наградить он рабыней,
В разных работах искусной, в четыре быка оцененной.
Стоя, Ахилл обратился к ахейцам и слово промолвил:
"Встань, кто желает себя испытать в состязании этом!"
Так он сказал. И поднялся великий Аякс Теламонид,
Встал Одиссей многоопытный, разные хитрости знавший.
Пояс надели бойцы, в середину арены вступили,
Крепко руками сплелись, обхватили друг друга, сплотились,
Точно стропила высокого дома, что славный строитель
Вместе связал, да защитою служат от буйного ветра.
И под объятьем могучим трещали, напружены сильно,
Мощные спины героев, и пот с них катился ручьями.
Много на них проступило кровавых подтеков, покрывши
Плечи бойцов и бока. Но они продолжали бороться.
Каждый желал победить и в награду взять светлый треножник.
Но ни герой Лаертид не был в силах повергнуть Аякса,
Ни Теламонид не мог одолеть Одиссееву крепость.
И, опасаясь прискучить ахейцам в прекрасных доспехах,
Слово сказал Одиссею Аякс Теламонид великий:
"Или меня подыми от земли, Одиссей многоумный,
Или себя дай поднять, остальное решит Громовержец!"
Молвил и поднял его. Одиссей, не забыв про коварство,
Сзади ударил его в подколенок и ноги расслабил.
Навзничь Аякс полетел, и на грудь ему пал сын Лаерта.
Дети ахеян глядели и все изумлялись душою.
В свой же черед сын Лаерта поднять попытался Аякса,
Но не сумел, а с трудом над землею слегка приподнявши,
Быстро колени согнул, и опять они рухнули оба,
Близко один от другого и прахом тела осквернили.
Тут бы герои вскочили и снова борьбу завязали,
Если бы сам Ахиллес не поднялся и не удержал их:
"Полно себя изнурять, угрожая друг другу бедою.
Оба равно победили и, равную взявши награду,
Прочь удалитесь и дайте другим состязаться ахейцам".
Так он сказал, и они не ослушались просьбы Пелида,
Пыль отряхнули с себя и надели на тело хитоны.
Сын же Пелея поставил награды для скорого бега:
Дивной работы сосуд для вина, весь серебряный, светлый,
Шесть заключающий мер, по отделке единственный в мире,
Ибо искусные мужи трудились над ним — сидонийцы,
А финикияне с ним из-за мглистого моря приплыли,
Странствуя в гавань из гавани, и подарили Фоасу.
Сын же Язона Эвней уплатил эту чашу как выкуп,
За Ликаона, Приамова сына, герою Патроклу.
Ныне Ахилл богоравный на тризне любезного друга
Чашу назначил в награду герою, быстрейшему в беге.
Рядом большого быка он поставил в награду второму,
В дар же последнему золотом дал половину таланта.
Стоя, к собранью ахеян Пелид обратился и молвил:
"Встань, кто желает себя испытать в состязании этом!"
Молвил. И сын Оилея проворный Аякс устремился,
И Одиссей многоумный, и вождь Антилох, внук Нелея,
Он, кто по резвости ног среди младших героев был первый.
Рядом все стали, и царь указал на предел состязанья:
От загородки начальной ристалище стлалось далеко.
Ринулся первым Аякс, а за ним — Одиссей богоравный.
Точно за ткацким станком пышноризая женщина держит
Близко пред грудью мотушку, бросая проворно руками
И продевая искусно продольную нить за основу:
Так Одиссей многоопытный близко бежал за Аяксом.
Свежих следов он касался, еще не засыпанных пылью,
Голову жарким дыханьем своим обдавал Оилида,
Сзади летя неотступно. И, глядя на то, аргивяне
Криками в нем возбуждали желанье победы и резвость.
А, приближаясь к концу, Одиссей Лаертид многоумный
В мыслях мольбу прошептал синеокой Афине Палладе:
"Внемли, богиня, и будь мне помощницей доброю в беге!"
Так прошептал он, молясь, и богиня мольбу услыхала.
Сделала легкими члены — могучие руки и ноги.
А быстроногий Аякс (ему зло сотворила Афина)
Вдруг на бегу поскользнулся, почти уж достигнув награды,
Наземь упал, где был собран помет от быков умершвленных,
В жертву на тризне Патрокла заколотых сыном Пелея.
Падая, ноздри и рот он наполнил бычачьим пометом.
Чашу в награду тогда многоопытный взял сын Лаерта,
Ибо он первым пришел. А быка взял Аякс благородный.
Он за рога полевого быка ухватился рукою,
Сплевывал грязный помет и кричал, обращаясь к ахейцам:
"Горе! Та самая, видно, богиня мне спутала ноги,
Что уж давно, точно мать, охраняет везде Одиссея".
"Так он сказал, и ахейцы при виде его рассмеялись.
А Несторид Антилох, последнюю взявши награду,
Стал посредине собранья и речь произнес, улыбаясь:
"Слово скажу вам, о, други, о том, что вы знаете сами.
Боги еще и теперь нашим старшим мирволят героям.
Сын Оилея Аякс — тот старее меня лишь немногим.
Сын же Лаерта рожден в поколении прежних героев.
Но Одиссеева старость еще зелена, и ахейцам
Трудно с ним в скорости ног состязаться, — всем, кроме Ахилла".
Так говорил он, хваля быстрогогого сына Пелея,
И Ахиллес богоравный ему, отвечая, промолвил:
"Эта твоя похвала, Антилох, принесет тебе пользу.
Золотом к прежней награде тебе полталанта прибавлю".
Так говоря, он подарок вручил, и тот с радостью принял.
После того сын Пелея копье длиннотенное вынес
И положил средь собрания вместе с щитом и со шлемом —
Бранный убор Сарпедона, убитого славным Патроклом.
Стоя, Пелид обратился к собранью и слово промолвил:
"Двух вызываем храбрейших мужей из ахейскго войска
В светлые латы облечься, взять медное в руки оружье
И перед войском вступить в сосрязанье за эту награду.
Тот, кто цветущего тела противника первый коснется,
И, через латы проникнув копьем, обагрит его кровью,
Тот как награду возьмет от меня этот меч среброгвоздый,
Дивной работы, фракийский, — я снял его с Астеропея,
А Сарпедона доспехи пусть поровну оба поделят.
Пиром роскошным потом угостим мы обоих в палатке".
Молвил. Немедля поднялся Аякс Теламонид великий
И одновременно с ним Диомед, сын Тидея могучий.
Оба в доспехи войны облеклись в стороне от собранья
И на арену вступили, желаньем сразиться пылая,
Грозно смотря друг на друга — и смута объяла ахеян.
Так, наступая один на другого, сошлись они близко,
Трижды на бой порывались и копьями трижды сразились.
Первым ударил Аякс прямо в щит равномерно округлый,
Но, остановлена панцирем, медь не проникла до тела.
Сын же Тидея все время вверху над щитом исполинским
В шею противника метил копья наконечником светлым.
Но, трепеща за Аякса, ахейцы велели обоим,
Битву скорей прекратив, удалиться с наградою равной.
Все-таки меч среброгвоздый Пелид подарил Диомеду,
Вместе с ножнами большими и поясом, скроенным гладко.
Диск цельнолитный тогда Ахиллес положил на арену.
Некогда он для метанья служил Этиону владыке,
Но, Этиона убив, богоравный Ахилл быстроногий
Взял этот диск и увез на судах вместе с прочей добычей.
Он средь собранья поднялся и слово сказал аргивянам:
"Встань, кто желает себя испытать в состязании этом.
Кто победит, у того на пять лет будет вдоволь железа,
Как бы далеко от города поле его ни лежало.
Незачем будет в тот город ходить за покупкой железа
Пахарю иль пастуху — этот диск их снабдит в изобильи".
Так он сказал. И немедля восстал Полипет непреклонный.
Следом поднялся за ним герой Леонтей боговидный,
И Теламонид Аякс, и Эпей, небожителям равный.
Все они в ряд поместились, и первый Эпей благородный
Диск ухватил и метнул, завертев. Рассмеялись ахейцы.
Следом за ним Леонтей размахнулся, потомок Арея.
Третий могучей рукою Аякс Теламонид великий
Бросил тот диск далеко за пределы метателей прежних.
Но как метнул напоследок герой Полипет непреклонный,
Диск полетел чрез арену, как посох, когда его бросит
Сильный пастух и, вертясь, он летит за коровой вдогонку:
Так полетел круглый диск, и воскликнули дети ахеян.
Тут подбежала, немедля, дружина царя Полипета
И понесла на корабль многоместный награду владыки.
Славный Ахилл для стрелков темносинее вынес железо —
Десять двуострых секир, да еще однолезвенных десять.
После, в прибрежный песок судовую поставивши мачту,
Робкую горлицу к ней привязал он веревкою тонкой
За ногу, и, указавши стрелкам, повелел в нее метить:
"Тот, чья стрела попадет прямо в робкую горлицу эту,
Десять двуострых секир пусть домой увезет, как награду.
Кто ж, промахнувшись по птице, стрелой лишь веревку заденет,
Тот однолезвенных десять получит за выстрел похуже".
Так он промолвил, и Тевкр поднялся, владыка могучий,
Вместе с бойцом Мерионом, соратником Идоменея.
Жребии в шлем они бросили медный и сильно встряхнули.
Первый по жребию выстрел достался могучему Тевкру.
Мощно пустил он стрелу, но забыл обещать Аполлону
Из первородных ягнят принести ему в дар гекатомбу.
И, промахнувшись по птице (стрелу отклонил Дальновержец),
Тевкр веревку задел, подле ножки привязанной птицы,
И оперенной стрелой на две части веревку разрезал.
Горлица взвилась наверх, а веревка повисла на землю.
Глядя на это, ахейцы воскликнули все изумляясь.
Тут Мерион устремился и, лук из руки его вырвав,
Быстро приладил стрелу, что все время держал наготове.
В мыслях же дал он обет Аполлону, царю Дальновержцу,
Что гекатомбу ему принесет из ягнят первородных.
Робкую горлицу он высоко в облаках заприметил
И в середину крыла на лету ее ранил стрелою.
Медь пролетела насквозь и обратно упала на землю
Подле ноги Мериона, а птица присела на мачту
От темносинего судна, повесила длинную шею,
Оба крыла опустила и дальше на землю свалилась,
После того как душа отлетела от членов поспешно.
Дети ахеян глядели и все изумлялись глубоко.
Десять двуострых секир получил Мерион благородный,
Тевкр к судам многоместным понес однолезвенных десять.
Славный Пелид в заключенье копье длиннотенное вынес,
С тазом, быку равноценным, цветами украшенным, новым,
И положил средь арены. И двое метателей встало, —
Славный Атрид Агамемнон, владыка с обширною властью,
С храбрым вождем Мерионом, товарищем Идоменея.
К ним обращаясь, сказал богоравный Ахилл быстроногий:
"Знаем, о, славный Атрид, что далеко ты всех превосходишь
Силой и ловкостью вместе в искусстве метания копий.
Эту награду бери и вернись на корабль многоместный,
А Мериону герою в награду копье предоставим,
Если ты в сердце своем на мое предложенье согласен!"
Так он сказал, и согласие царь изъявил Агамемнон.
Отдал тогда Ахиллес боевое копье Мериону,
Сын же Атрея — Талфибию таз драгоценный.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Выдача тела Гектора.
Кончив собранье, отважные дети ахеян
По кораблям мореходным рассеялись быстро, желая
Ужин скорей приготовить и сном насладиться отрадным.
Лишь Ахиллес, вспоминая о милом товарище, плакал.
Все укрощающий сон не касался его. Он метался,
Припоминая про удаль и славную доблесть Патрокла,
Сколько вдвоем подвизались они, сколько мук натерпелись,
Битвы мужей презирая и моря опасные волны.
И, вспоминая о том, проливал он обильные слезы
И на постели ворочался, на бок ложился и навзничь,
И на лицо. Наконец он на ложе вскочил и поднялся
И, погруженный в печаль, стал блуждать по прибрежью морскому.
Там и зари он дождался, на землю сошедшей и воды.
Быстро тогда в колесницу он впряг лошадей быстроногих,
Сзади ремнем привязал бездыханное Гектора тело,
Трижды его поволок вокруг насыпи мертвого друга
И на покой удалился в палатку, а тело троянца
Ниц распростертым во прахе опять на прибрежии кинул.
Но Аполлон Дальновержец, его и по смерти жалея,
От оскверненья сберег, осенив золотою Эгидой,
Чтоб, волочась по земле, не истерзанным труп сохранился.
Так над божественным Гектором гневный Ахилл надругался.
С жалостью вечные боги взирали на сына Приама.
Зоркому Аргоубийце велят они тело похитить.
Всем им такое решенье приходится по сердцу, кроме
Геры, царя Посейдона и девы Афины Паллады.
Эти упорствуют в гневе; лишь им ненавистны, как прежде,
Троя, Приам и троянцы. Парис был виною их гнева:
Двух оскорбил он богинь, посетивших его подле стада,
Дав предпочтение третьей, польстившей в нем пагубной страсти.
Но на двенадцатый день, с появленьем зари розоперстой,
Феб Аполлон обратился к собранью богов и промолвил:
"Вы беспощадны, губители боги! Не часто ли Гектор
Бедра тельцов сожигал вам и жертвовал коз безупречных!
Ныне и тело его никому не даете похитить
И отнести в Илион, где б его увидала супруга,
Мать и ребенок, и старец Приам, и народ весь троянский.
Там бы с почетом его погребли и огню приобщили.
Только мирволите вечно зловредному сыну Пелея,
Мужу, в чьих мыслях нет правды, чье сердце в груди непреклонно.
Хищную злобу в уме он питает, как лев кровожадный,
Если он, силе великой и гордому духу покорный,
Крадется к овцам, хранимым людьми, чтобы пищу похитить:
Так Ахиллес загубил милосердье, и чужд ему вовсе
Стыд, причиняющий смертным — то вред бесконечный, то пользу.
Люди другие теряют и более близкого сердцу:
Брата единоутробного или же милого сына.
Все же, наплакавшись вдоволь, они утешаются в скорби,
Ибо душою выносливой Парки людей наделили.
Он же, исторгнув дыханье у славного сына Приама,
Тело к коням привязал и волочит вкруг насыпи друга.
Делом таким не доставит себе он ни славы, ни пользы,
Только наш гнев на себя навлечет, не взирая на доблесть,
Ибо он в ярости дикой бесчувственный прах оскверняет".
Гневом пылая, в ответ белорукая Гера сказала:
"Так бы оно и сбылось, как ты слово сказал Сребролукий,
Если б Ахиллу и Гектору равная честь подобала.
Гектор был смертно рожденный и матерью смертною вскормлен,
Царь Ахиллес от богини рожден. Я сама же взрастила
И воспитала ее и за смертного выдала замуж,
За полководца Пелея, кто милость обрел у бессмертных.
Все вы бессмертные боги на свадьбе ее находились.
С цитрой и ты пировал, вероломный, негодных защитник!"
Ей возражая, промолвил Зевес, облаков собиратель:
"Полно, почтенная Гера, на вечных богов так сердиться!
Не одинаков почет ждет обоих мужей, хоть и Гектор
Был из троянских сынов наиболе угоден бессмертным,
Так же и мне, оттого что в любезных дарах не скупился
И постоянно снабжал мой алтарь изобильною пищей,
Жиром и темным вином — нам подобная честь подобает.
Все ж отказаться должны мы от мысли украсть его тело,
Ибо исполнить ее невозможно тайком от Ахилла:
Ночью и днем неотлучная мать охраняет героя.
Пусть кто-нибудь из богов призовет ко мне тотчас Фетиду,
Мудрый хочу преподать ей совет, чтобы сына склонила
Взять у Приама дары и вернуть ему Гектора тело".
Так он сказал. Ветроногая с вестью помчалась Ирида,
На расстоянии равном меж Имбром крутым и Самосом
Прыгнула в темное море — пучина кругом застонал.
В бездну нырнула богиня, как груз упадает свинцовый,
Если, привязанный к рогу степного быка, он стремится
Быстро ко дну и приносит погибель прожорливым рыбам.
Там средь глубокой пещеры она увидала Фетиду,
Вкруг же нее остальные сидели все нимфы морские.
Громко меж ними Фетида рыдала о сыне любезном,
В Трое, от отчего края вдали, умереть осужденном.
Став перед ней, быстроногая слово сказала Ирида:
"В путь отправляйся, Фетида: премудрый Зевес призывает".
И среброногая ей отвечала богиня Фетида:
"Что приказать мне угодно великому богу? Стыжусь я
С горем моим несказанным явиться в собранье бессмертных.
Только иду. Его слово не праздно, какое ни скажет".
Молвила дивная в сонме богинь и взяла покрывало,
Самое темное выбрав — черней не бывает одежды —
И понеслась, предводимая легкой, как ветер, Иридой.
Вскоре поверхность волны расступилась пред ними. Богини
Вышли на берег крутой и в пространное небо умчались.
Там увидали Кронида, глядящего вдаль, а другие
Окрест сидели блаженные, вечно живущие боги.
Села близ Зевса она. Уступила ей место Афина,
Гера же кубок с вином поднесла золотой, утешая
Ласковой речью. Фетида, отпивши, вернула ей кубок.
Первый меж ними промолвил отец и людей, и бессмертных:
"Ты поднялась на Олимп, о, Фетида, на скорбь не взирая,
С горем в душе несказанным. Я сам это вижу, богиня.
Все же скажу необманно, зачем я призвал тебя ныне.
Девять уж дней, как меж нами великая распря возникла
Из-за убитого Гектора и Ахиллеса героя.
Зоркому Аргоубийце велят они тело похитить,
Я же всю славу и тут предоставить хочу Ахиллесу,
Дабы и впредь сохранить в твоем сердце любовь и почтенье.
К войску немедля вернись, повидайся с возлюбленным сыном.
Боги, скажи, на него рассердились, а более прочих
Я на него негодую за то, что, свирепствуя сердцем,
Перед кривыми судами он Гектора держит доныне.
Если боится меня, пусть вернет его тело за выкуп.
Я же Ириду пошлю к непреклонному духом Приаму,
Пусть отправляется к флоту Ахеян, чтоб выкупить сына,
Пусть Ахиллесу дары повезет, чтоб смягчить его сердце".
Молвил. Послушна была среброногая нимфа Фетида
И с олимпийских высот устремилась поспешно на землю.
Вскоре богиня достигла палатки любезного сына
И Ахиллеса застала в слезах безутешно стонавшим,
Вкруг же него хлопотали друзья и готовили завтрак,
Тут же большую овцу густошерстую в ставке зарезав.
Села почтенная мать к дорогому дитяти поближе,
Нежно рукой потрепала и слово такое сказала:
"Сын мой, доколе ты будешь тоской безутешной и плачем
Сердце терзать, позабыв про еду и про сон благодатный?
Было б тебе хорошо и с женою в любви сочетаться,
Ибо недолгое время тебе еще жить остается:
Смерть и судьба всемогущая близко стоят за тобою.
Ныне внимательно слушай: к тебе я посланница Зевса.
Боги, велел он сказать, рассердились, а более прочих
Сам на тебя негодует за то, что, свирепствуя сердцем.
Перед кривыми судами доныне ты Гектора держишь.
Выдай скорей его тело, прими подобающий выкуп".
И, отвечая, сказал богоравный Ахилл быстроногий:
"Быть по сему! Кто мне выкуп доставит, пусть тело получит,
Ежели так повелел Олимпиец, душой благосклонный".
Так говорили о многом, в кругу кораблей быстроходных,
Мать и воинственный сын. Между тем громовержец Олимпа
Зевс отправлял в Илион и напутствовал словом Ириду:
"Встань и, покинув Олимп, легконогая, в путь отправляйся,
В Трою помчись и Приаму, великому духом, поведай,
Пусть отправляется к флоту ахеян, чтоб выкупить сына,
Пусть Ахиллесу дары повезет, чтоб смягчить его сердце.
Без провожатых пусть едет, один, не сопутствуем стражей;
Вестник старейший лишь может идти с ним, чтоб мулами править
И колесницей прекрасноколесной и в город обратно
Тело доставить героя, убитого дивным Ахиллом.
Смерти пускай не боится и страха в душе не питает,
Ибо дадим мы ему в провожатые Аргоубийцу;
Будет его провожать он, пока не доставит к Пелиду.
Но и потом, когда бог приведет его в ставку Ахилла,
Тот его сам не убьет и дружине убить не дозволит.
Не безрассуден Ахилл, не неистов и не беззаконен:
Мужа молящего он пожалеет и примет радушно".
Так он промолвил. Ирида помчалась и прибыла вскоре
В Трою, в чертоги Приама, где вопли застала и слезы.
Дети, царя окружив, на дворе перед домом сидели
И орошали слезами одежды свои, а в средине
Старец простертый лежал, весь закутанный в плащ, и землею
Были покрыты его голова и могучие плечи.
Сам он своими руками грязнил себя, в прахе катаясь.
Рядом невестки и дочери плакали, сидя в чертогах,
И поминали бойцов многочисленных, некогда сильных,
Ныне в пыли распростертых, смиренных руками ахеян.
Стала посланница Зевса пред старцем и слово сказала
Голосом, тихо звучавшим, но трепет объял его члены:
"Славный Приам Дарданид! Успокойся душой, не пугайся,
Ибо я с вестью сегодня к тебе прихожу не дурною,
С добрым являюсь советом: посланница я от Зевеса.
Он и вдали озабочен тобой и тебя сожалеет.
Зевс Олимпиец велит тебе выкупить Гектора тело
И Ахиллесу дары отвезти, чтоб смягчить его сердце.
Только один поезжай, не сопутствуем стражей троянской.
Вестник старейший пусть едет с тобой, чтобы мулами править
И колесницей прекрасноколесной и в город обратно
Тело доставить героя, убитого дивным Ахиллом.
Смерти не бойся, о, старец, и страхом в душе не волнуйся,
Ибо с тобой провожатым отправится Аргоубийца.
Будет тебя провожать он, пока не доставит к Пелиду.
Но и потом, когда бог приведет тебя в ставку Ахилла,
Тот не убьет тебя сам и дружине убить не дозволит.
Не безрассуден Ахилл, не неистов и не беззаконен:
Мужа молящего он пожалеет и примет радушно".
Кончивши речь, быстроногая прочь улетела Ирида.
Царь Дарданид приказал сыновьям приготовить
Новую, дивной работы повозку для мулов и кузов.
Сам же вернулся в покой благовонный, высоко покрытый,
Сделанный пышно из кедра, имевший немало сокровищ.
Вместе с собой он Гекубу позвал и промолвил супруге:
"Друг мой! Посланница с неба от Зевса пришла и велела
К флоту ахеян идти, чтобы милого выкупить сына
И отвезти Ахиллесу дары, чтоб смягчить его сердце.
Только поведай, супруга, какого ты мненья об этом?
Ибо меня самого непреклонно душа побуждает
В лагерь обширный ахеян, к судам быстроходным поехать".
Так вопрошал он. И женщина плач подняла и сказала:
"Горе! Куда рассудительность делась, которой ты прежде
Славу снискал среди пришлых людей и царил над своими?
Как, одинокий, дерзнешь ты отправиться к флоту ахеян
И на глаза показаться тому, кто зарезал столь многих
Славных твоих сыновей: у тебя, знать, железное сердце.
Чуть лишь заметит вдали, чуть завидит твое приближенье,
Не пожалеет тебя этот муж вероломный и лютый,
Старость твою не почтит. Во дворце нам сидеть бы и плакать.
Гектору, видно, судьба на роду так назначила раньше,
Выпряла нитку в тот день, как его я на свет народила,
Чтобы он съеден был псами, вдали от родителей милых,
Подле жестокого мужа. О, если бы печень Ахилла
Вырвать могла я и съесть! Лишь тогда бы ему отплатилось
Все, что он Гектору сделал. А Гектор погиб не позорно,
Но защищая троянцев и жен полногрудых троянских,
Страха не зная в душе и не вспомнив ни разу о бегстве".
И, отвечая, промолвил ей старец Приам боговидный:
"Нет, не препятствуй желанью идти и не будь мне в чертоге
Птицей вещуньей дурною, — меня убедить ты не сможешь.
Если б идти мне велел кто из людей земнородных,
Даже провидец грядущего, жрец или птицегадатель,
Я бы сказал, что он лжет и совсем от него отвернулся.
Ныне ж, когда я узрел и услышал бессмертного бога,
Смело иду, ибо верю, что слово его не напрасно.
А суждено умереть близь судов аргивян меднобронных,
Рад я и смерти. Пускай обезглавлен я буду Ахиллом,
Сына в объятьях держа, утоливши желание плакать".
Так говоря он откинул покрышки с ларей драгоценных,
Дюжину вынул оттуда больших покрывал тонкотканных,
Дюжину платьев простых и столько ж ковров разноцветных,
Столько ж красивых плащей и двенадцать в придачу хитонов,
Золота десять талантов принес, предварительно взвесив,
Пару треножников светлых, четыре прибавил к ним таза
И драгоценнейший кубок — великий подарок фракийцев,
Данный в то время ему, когда к ним он с посольством явился.
Не поскупился старик, не оставил подарка в чертоге:
Так ему сильно хотелось любезного выкупить сына.
После он бранною речью прогнал из сеней всех троянцев:
"Прочь, о, негодные люди! Иль мало вам слышно рыданий
Каждому в доме своем, что явились ко мне, досаждая?
Или вы рады тому, что Кронид покарал меня горем,
Сына отняв дорогого, храбрейшего в сонме героев?
Только потерю мою почувствовать всем вам придется:
Легче со смертью его, убивать вас ахеянам станет.
Пусть же умру я скорей и укроюсь в обитель Аида,
Раньше, чем очи мои разграбление Трои увидят".
Так говоря, он их посохом гнал, и рассеялись мужи
Пред наступающим старцем. А он, упрекая обидно,
Начал сзывать сыновей: Агафона, Гелена, Париса,
Храброго в битвах Полита, бойца Антифона, Паммона,
Славного Дия, равно Деифоба вождя с Гиппофоем.
Он обратился ко всем сыновьям и воскликнул:
О, недостойные дети, негодные! Быстро за дело!
Лучше бы все вы погибли, а Гектор в живых оставался!
О, я отец злополучный! Детей произвел я бесстрашных,
Но ни единый из них не остался мне в Трое обширной.
Нет богоравного Нестора, нет воеводы Троила,
Гектора нет, кто бессмертным средь войска героем казался,
Больше похожий на сына блаженного бога, чем мужа.
Всех их Арей погубил, а дурные живут нередимо,
Вы, плясуны, хвастуны, вожаки хороводов разгульных,
Вы, похитители коз и ягнят у своих же сограждан!
Долго ли будете вы снаряжать для меня колесницу,
Скоро ль ее нагрузите, чтобы двинуться в путь нам немедля?"
Так он промолвил. Они, испугавшись отцовского гнева,
Вынесли тотчас повозку для мулов, о крепких колесах,
Новую, дивной работы и кузов большой привязали.
Тут же с колка они сняли ярмо из блиставшего бука,
С пуговкой круглой в средине, с крючками, державшими вожжи,
Вместе с ярмом и ремень захватили яремный, длиною
Девять локтей, и, ярмо приложивши к точеному дышлу,
К верхнему краю его, чрез кольцо пропустили затыку,
Накрест три раза ремень обвязали вкруг пуговки круглой
И, обмотавши остаток вкруг дышла, конец подогнули.
Из дому после того принесли и сложили в повозку
Все дорогие подарки — за голову Гектора выкуп,
Мулов в повозку впрягли они твердокопытных,
Некогда в дар принесенных мидийцами старцу Приаму,
А под ярмо колесницы коней подвели быстроногих,
Вскормленных старцем Приамом из гладко оструганных яслей.
Старец Приам и глашатай, исполнены мудростью оба,
В путь снаряжались меж тем под высокою кровлей чертога.
Близко тогда подошла к ним Гекуба, смятенная духом,
Кубок со сладким вином золотой взявши в правую руку,
Чтобы они пред уходом могли совершить возлиянье.
Став пред конями, она обратилась к Приаму со словом:
"Вот соверши возлиянье с молитвой отцу Громовержцу,
Чтобы назад от врагов невредимым вернуться дозволил,
Если уж мне вопреки, ты, упорствуя, к флоту стремишься.
Но и помимо того помолись Олимпийцу Крониду,
Зевсу, Идейскому богу, кто сверху взирает на Трою,
Пусть он пошлет тебе справа воздушную вестницу птицу,
Ту, что сильнее других и ему всех пернатых милее,
Чтобы, увидев глазами хорошее знаменье в небе,
Ты, ободренный, пошел к кораблям аргивян быстроконных.
Если же вестницы птицы тебе не пошлет Громовержец,
Просьба моя и совет: как ни сильно желаешь душою,
Не отправляйся сегодня к судам меднобронных данайцев".
И, отвечая, промолвил ей старец Приам боговидный:
"Если молиться велишь, подчинюсь, о, супруга! Полезно
Руки к Зевесу отцу воздевать. Пожалеет, быть может".
Так ей ответствовал старец и ключнице дал приказанье
На руки чистую воду полить. И служанка предстала,
В правой руке своей ковшик держа, а в другой рукомойник.
Руки умывши, Приам у супруги взял кубок блестящий,
Стал посредине двора и, вино возливая, молился.
И, на пространное небо взирая, он слово промолвил:
"Отче Зевес, повелитель Идейский, славнейший, сильнейший!
Дай мне, придя к Ахиллесу, приязнь возбудить в нем и жалость.
В знаменье справа пошли мне воздушную вестницу птицу,
Ту, что сильнее других и тебе из пернатых милее,
Дабы, увидев глазами хорошее знаменье в небе,
Я, ободренный, пошел к кораблям аргивян меднобронных".
Так он взывал, умоляя, и внял ему Зевс Промыслитель.
Был им ниспослан орел, что меж птицами всех совершенней,
Ловчий, большой, темнокрылый, — зовут его беркутом черным.
Крылья огромных размеров с обеих сторон простирались,
Столь же большие, как двери, снабженные крепким затвором,
Что у богатого мужа прилажены в доме высоком.
Справа явился он им и над Троей обширной промчался.
Видя его, они все ощутили надежду и радость.
Старец, в дорогу спеша, на свою колесницу взобрался
И торопливо погнал из ворот, через гулкие сени.
Мулы повозку влекли на двух парах колес, — ими правил
Мудрости полный Идей; колеснице вослед поспевая.
Правил конями Приам и, бичом погоняя блестящим,
Городом ехал поспешно. Друзья за ним шли и вздыхали
И провожали в слезах, словно смерти спешил он навстречу.
После ж как, город минуя, они поля достигли,
Дети царя и зятья в Илион повернули обратно,
Сам же Приам и возница вперед устремились долиной
И не укрылись от Зевса. Он сжалился, глядя на старца,
И, обратившись к Гермесу, любезному сыну, промолвил:
"Милый Гермес! Ты охотно вступаешь со смертными в дружбу
И помогать им умеешь, когда лишь душа пожелает.
Ныне к Приаму ступай и к ахейским судам многоместным
Так проведи, чтоб никто не увидел его, не заметил
Из аргивян меднобронных, пока не придете к Пелиду".
Так он сказал. Не ослушался вестник Аргусоубийца.
Быстро к ногам привязал он нетленную пару сандалий,
Дивных на вид, золотых, что носили его и над морем,
И над землей беспредельной легко как дыхание ветра.
Взял и волшебный он посох, которым умел по желанью
Сон наводить на глаза или спящих будить во мгновенье.
Взяв этот посох, помчался могучий Аргусоубийца.
Вскоре троянской долины достиг он и вод Геллеспонта,
На ноги встал и пошел, уподобившись царскому сыну,
В возрасте самом отрадном, с пушком на лице миловидном.
Царь и глашатай, минуя гробницу высокую Ила,
Подле потока привстали, чтоб мулы и резвые кони
Жажду могли утолить, — уже сумрак спускался на землю.
Тою порою Гермеса увидел поблизости вестник
И, обращаясь к Приаму, крылатое слово промолвил:
Ты оглянись, Дарданид, нынче действовать должно с оглядкой.
Вижу какого-то мужа, боюсь, он прикончит нас быстро.
Дай убежим в колеснице, а если бежать не удастся,
Будем молить, припадая к ногам: пожалеет, быть может".
Так он промолвил. У старца от ужаса ум помутился
Волосы дыбом поднялись, колени под ним подкосились.
Он, цепенея, стоял. И Гермес, раздающий богатство,
Сам подошел к старику, его за руки взял и промолвил:
"Ночью, родимый, куда ты коней погоняешь и мулов
В этот божественный час, когда люди объяты покоем?
Разве совсем не боишься ты дышащих злобой ахеян,
Ваших врагов беспощадных, чей стан расположен так близко?
Если кто-либо увидит, как ты быстролетною ночью
Столько сокровищ везешь, — что тогда ты почувствуешь сердцем?
Сам ты уж больше не молод, и старец тебя провожает,
И отражать вы не в силах того, кто вас первый обидит.
Но от меня ты дурного не жди. Я готов тебя, старец,
Против других защищать: ты родного отца мне напомнил".
И отвечая, сказал ему старец Приам боговидный:
"Так все на деле и есть, как сказал ты, дитя дорогое.
Но надо мною, должно быть, бессмертный простер свою руку,
Если с таким вот как ты мне попутчиком дал повстречаться,
В добрый ниспосланным час, столь прекрасным по виду и росту,
Столь справедливым и мудрым, счастливых родителей сыном".
И отвечая, сказал ему вестник Аргусоубийца:
"Вправду, о, старец, ты слово сказал, как тебе подобает.
Только теперь мне поведай и все объяви без утайки:
Хочешь ли ты дорогие сокровища многие эти
К людям чужим отвезти, где они в безопасности будут,
Или вы все покидаете Трою, гонимые страхом,
После того как храбрейший пал воин, — твой сын знаменитый,
Не уступавший ни в чем аргивянам средь битвы жестокой".
И отвечая, сказал ему старец Приам боговидный:
"Кто ты, желанный, каких ты родителей сын благородный?
Ты столь умно мне напомнил о смерти несчастного сына".
И отвечая, сказал ему вестник Аргусоубица:
"Старец! Меня вопрошая, о Гекторе хочешь разведать.
Часто его пред собою видал я в бою мужегубном,
Видел и в день, как погнавши обратно к судам быстроходным,
Он умерщвлял аргивян и рубил заостренною медью,
Мы же, в бездействии стоя, дивились: Ахилл богоравный,
Гневный на сына Атрея, еще не дозволил нам биться.
Я — Ахиллесов дружинник, на судне одном с ним приплывший.
Родом и я мирмидонец, отец же мой — славный Поликтор,
Муж, знаменитый богатством, такой же, как ты, престарелый.
Шесть у него сыновей, я седьмым прихожусь по рожденью.
Жребий мне выпал из урны — сюда провожать Ахиллеса.
Вышел теперь я из стана осматривать поле. С зарею
Подле стены Илионской Ахеяне битву затеют.
Ибо досадно им стало сидеть, изнывая в покое.
Больше не в силах цари обуздать нетерпение войска".
И вопрошая, сказал ему старец Приам боговидный:
"Если ты вправду соратник Ахилла Пелеева сына,
То умоляю тебя, без утайки всю правду поведай:
Все ль еще Гектора тело лежит пред кривыми судами,
Иль, разрубивши на члены, Ахилл его бросил собакам?"
И отвечая, сказал ему вестник Аргусоубийца:
"Старец, его не пожрали досель ни собаки, ни птицы,
Но невредимый лежит он в палатке Пелеева сына
Пред кораблем быстроходным. Двенадцатый день освещает
Труп, распростертый во прахе, а кожа на нем не истлела,
Черви не точат его, что убитых мужей пожирают.
Славный Пелид, с появленьем священной зари, каждодневно
Злобно волочит его вкруг могилы любезного друга,
Но изуродовать тела не мог. Сам придешь и увидишь,
Как он покоится, свежий, умытый, без пятнышка крови
И без пылинки земли. Все зиявшие раны закрылись,
Что аргивяне в бою нанесли ему медью без счета.
Так-то о сыне твоем беспечальные боги пекутся,
Даже о мертвом: должно быть при жизни он был им угоден".
Так говорил он. И старец почувствовал радость и молвил:
"Видишь, дитя, как полезно богам предлагать Олимпийцам
Должные жертвы. Мой сын — если только он жил когда-либо —
Не забывал во дворце о богах, на Олимпе живущих.
Вот отчего и о нем они вспомнили в жребии смерти.
Ты же прими от меня этот кубок прекрасной работы.
Нашим защитником будь, проведи под охраной бессмертных,
В лагерь, пока не достигнем палатки Пелеева сына".
И отвечая, сказал ему вестник Аргусоубийца:
"Юношу ты искушаешь, но не обольстишь его, старец!
Ты убеждаешь принять этот дар, не спросив Ахиллеса,
Мужа, пред кем трепещу и кого я лишить опасаюсь
Вещи малейшей, из страха чтоб худа со мной не случилось.
Но провожатым твоим был бы согласен отправиться в Аргос,
Бережно стал бы тебя охранять на воде и на суше,
И уж никто б на тебя не напал, пренебрегши вожатым".
Так благодетельный молвил Гермес и вскочил в колесницу,
Вожжи и бич захватил торопливо в могучие руки,
И неустанную силу вдохнул в лошадей он и в мулов.
Вскоре подъехали мужи ко рву и к стене пред судами,
В час, когда стража лишь ужин сбирать начинала.
Сон на глаза им навеял посланник Аргоубийца,
Всех усыпил и ворота открыл, отодвинув засовы,
Старца Приама впустил и провел колесницу с дарами.
Вскоре достигли они Ахиллесовой ставки высокой,
Той, что царю своему мирмидонские мужи воздвигли,
Пихтовых бревен в лесу нарубив, а для кровли высокой,
Нежно-пушистый тростник на лугах близлежащих нарезав.
Двор для владыки просторный они вкруг палатки разбили
И обвели частоклом густым. Замыкались ворота
Крепким засовом еловым огромным, и трое ахейцев
Этот вдвигали засов и его выдвигали обратно.
Но без труда и один Ахиллес задвигал его мощный.
Благоподатель Гермес отворил перед старцем ворота,
Въехал с сокровищем ценным, назначенным в дар Ахиллесу,
Сам соскочил с колесницы на землю и слово промолвил:
"Старец Приам! Я — Гермес, я — бессмертный, с Олимпа пришедший,
Ибо отец мне велел быть твоим провожатым в дороге.
Только пора мне домой. Не хочу на глаза показаться
Храброму сыну Пелея. Бессмертным богам непристойно
Явно пред всеми услугу оказывать смертному мужу,
Ты же в палатку ступай, обними Пелиону колени,
Именем старца отца и матери пышноволосой,
Именем сына его умоляй, пока сердце в нем тронешь".
Слово окончив, Гермес на вершину Олимпа вернулся,
А престарелый Приам соскочил с колесницы на землю
И приказал оставаться на месте вознице Идею.
Тот и остался на страже коней легконогих и мулов.
Царь же направился к дому Ахилла, любезного Зевсу,
И увидал его в ставке. Дружина сидела поодаль.
Двое лишь — Автомедон и Алким, от Арея рожденный, —
Вместе служили владыке. Он только что ужинать кончил,
Пищей себя подкрепил и питьем: еще стол был не убран.
В ставку великий Приам незамечен вошел и, приблизясь,
Обнял колени Ахилла и стал целовать ему руки,
Грозные, многих его сыновей умертвившие руки.
Точно скиталец несчастный, убивший на родине мужа,
Бедствием страшным гонимый, к чужому приходит народу,
Входит в чертог богача, и при виде его все дивятся:
Так изумился Ахилл, богоравного видя Приама,
Все изумились кругом и без слов друг на друга взирали.
Царь же Приам, умоляя, промолвил Пелееву сыну:
"Вспомни о милом отце, Ахиллес, небожителям равный,
Столь же как я престарелом, стоящем на грустном пороге
Старческих дней. Может быть и его притесняют соседи,
И никого при нем нет, кто б войну отразил и опасность.
Все же внимая порою, что ты наслаждаешься жизнью,
Радость он чувствует в сердце и вместе надежду лелеет,
По возвращеньи из Трои, до смерти все дни тебя видеть.
Я же несчастнее всех, оттого что героев храбрейших
В Трое на свет произвел, но в живых никого не осталось.
Было сынов у меня пятьдесят, до прихода Ахеян
(В этом числе девятнадцать от недр единой супруги,
Всех же других сыновей принесли мне рабыни в чертогах).
Многим колени сломил среди битвы Арей беспощадный.
Сын оставался один, охранявший и город, и войско,
Гектор, — и вот он тобою убит, за отчизну сражаясь.
Ради него я теперь прихожу к кораблям быстроходным,
Выкуп бесценный несу и тебе предлагаю за тело.
Вечных побойся богов! О, сжалься, Ахилл надо мною!
Вспомни о старом отце, — я безмерно его злополучней.
То испытал я, чего не изведал никто из живущих:
Руку убийцы моих сыновей я к устам прижимаю".
Так говоря, он печаль об отце возбудил в нем и слезы.
За руку взяв старика, Ахиллес оттолкнул его слабо.
Оба заплакали громко, в душе о своих вспоминая:
Старец — о Гекторе храбром, у ног Ахиллеса простертый,
Царь Ахиллес — об отце и возлюбленном друге Патрокле.
И раздавались по дому рыданья и вздохи обоих.
После ж того как Ахилл богоравный насытился плачем
И отлетело унынье от храброго сердца героя,
С трона вскочил он поспешно и за руку поднял Приама,
Сжалившись над головою седой и седой бородою.
Он к старику обратился и слово крылатое молвил:
"О, злополучный, ты вправду несчетные бедствия вынес.
Как, одинокий, дерзнул ты отправиться к флоту ахеян
И на глаза показаться тому, что зарезал столь многих
Славных твоих сыновей: у тебя, знать, железное сердце.
Только теперь отдохни и присядь на седалище это.
Отдых на время дадим и печали, как сердцу ни больно.
Горечь стенаний и слез ни к чему человеку не служит.
Боги такой положили удел для людей злополучных —
Жить среди вечного горя, а сами всегда беспечальны.
Две на пороге у Зевса амфоры стоят, из которых
Он раздает нам дары. В одной из них бедствия скрыты,
Блага — в другой. И кому Громовержец из шлет вперемежку,
Тот чередою подвержен то горю, то радостям жизни.
Но обречен на позор, кому Зевс одни бедствия выбрал.
Голод мучительный гонит его по земле плодородной
И одинокий он бродит, богам ненавистен и людям.
Так и Пелея с рожденья взыскали благими дарами
Вечные боги. Меж всеми людьми оттого и блистал он
Счастьем своим и богатством — владыка мужей мирмидонских.
Смертного, боги его наделили супругой богиней.
Но и ему небожитель назначил великое горе:
Не родилось у Пелея в чертоге наследников царских.
Лишь одного произвел он — и то кратковечного сына.
Но и при жизни о нем не забочусь. Дряхлеющем сильно:
Здесь, далеко от отчизны, сижу, всем твоим на погибель.
И про тебя мы слыхали, что раньше ты, старец, был счаслив.
На протяжении между Лесбосом, отчизной Макара,
Краем Фригийским на севере и Геллеспонтом безбрежным
Ты, говорят, о, старик, сыновьями блистал и богатством.
Но небожители боги потом тебе горе послали.
Битвы и сечи героев без роздыха длятся вкруг Трои.
Но претерпи и снеси, на терзайся душой беспредельно,
Ты не поможешь теперь, безутешно рыдая о сыне,
Не воскресишь мертвеца, а лишь новое горе накличешь".
И отвечая, сказал ему старец Приам боговидный:
"Ты не сажай меня в кресла, питомец Зевеса, покуда
Гектор в палатке лежит, погребенья так долго лишенный.
Тело скорей отпусти, да увижу его пред глазами
Сам же прими от меня привезенный бесчисленный выкуп.
Пользуйся им беспечально, вернись в дорогую отчизну,
Ты, кто дозволил мне жить и глядеть на сияние солнца".
Но, исподлобья взглянув, Ахиллес быстроногий ответил:
"Ты не гневи меня, старец! И сам я в душе был намерен
Гектора тело вернуть. От Зевеса посланницей легкой
Мать прилетела ко мне, дочь великого старца морского.
Сам же я разумом понял и тщетно, Приам, ты скрывал бы,
Что к быстроходным судам приведен ты одним из бессмертных.
Смертный и силой цветущий, не смел бы отправиться в лагерь,
Или, проникнув туда, не укрылся б от бдительной стражи
И не легко б отодвинул засовы на наших воротах.
Вот отчего не волнуй мою грудь, не буди в ней печали,
Чтобы тебя самого, хоть сюда ты пришел, как проситель,
Я среди ставки не бросил и Зевсов завет не нарушил".
Так он сказал, и старик, испугавшись, послушался слова.
Сын же Пелея, как лев, устремился за двери палатки
И не один: вслед за ним из дружины отправилось двое —
Автомедон и Алким, — их обоих любил сын Пелея,
Больше товарищей прочих, со времени смерти Патрокла.
Мулов и резвых коней от ярма отпрягли они быстро
И, пропустивши в палатку глашатая старца Приама,
В кресло его посадили, а сами снесли с колесницы
Выкуп богатый за голову Гектора, сына Приама.
Два лишь плаща отложили они да хитон крепкотканный,
Чтобы закутать в них труп, перед тем как везти его в Трою.
Кликнув рабынь, повелели умыть и намазать елеем
Тело, отнесши поодаль, чтоб сына Приам не увидел.
Ибо Ахилл опасался, что старец, при виде дитяти,
Гнева не сдержит в печальной душе и что сам, разъяренный,
Он умертвит старика, преступая веленья Зевса.
После того как служанки умыли и маслом натерли
Гектора труп и красивым обвили плащом и хитоном,
Сам Ахиллес, приподняв, положил Приамида на ложе,
Оба товарища тотчас его отнесли в колесницу.
Тяжко вздохнул Ахиллес, обращаясь к умершему другу:
"Ты не сердись, о, Патрокл возлюбленный, если в Аиде
Весть донесется к тебе, что я Гектора дивного тело
Выдал отцу дорогому: он выкуп мне дал не бесславный.
Я и тебе уделю из подарков, какие прилично".
Слово сказав, Ахиллес богоравный вернулся в палатку,
Сел на искусно украшенный трон, им покинутый раньше,
К задней стене прислоненный, и слово промолвил Приаму:
"Сын твой тебе возвращен, как велел ты, о, старец почтенный.
Там на носилках лежит; с появленьем зари, уезжая,
Сам ты увидишь его. А теперь дай об ужине вспомним.
Не забывала о сладостной пище сама Ниобея,
Та, у которой двенадцать погибло детей средь чертога —
Шесть дочерей пышнокудных и столько же юношей сильных.
Юношей Феб Аполлон умертвил из блестящего лука,
Дев — Артемида охотница, в гневе на мать Ниобею,
Ибо дерзала равняться с Латоной прекрасноланитной:
Двух, мол, Латона детей родила, у не же их много.
Дети Латоны, хоть было их двое, тех многих убили.
Дней они девять лежали в крови; их никто из народа
Не хоронил: Олимпиец сердца обратил у всех в камень.
Лишь на десятый их день погребли небожители боги.
Вспомнила тут Ниобея о пище, от слез утомившись.
Ныне средь скал где-нибудь, средь безмолвия гор, на Сипиле,
Где, говорят, собираются нимфы богини и пляшут
Вдоль берегов Ахелоя, — она, хоть и ставшая камнем,
Вечную чувствует скорбь, причиненную гневом бессмертных.
Дай же припомним о пище и мы, о, божественный старец!
Вдоволь успеешь потом над любезным наплакаться сыном,
В Трою доставив его. Там он слез причинит вам довольно".
Молвил, пошел и овцу белорунную медью зарезал.
Тут же дружинники кожу содрали, очистили тело
И вертелами пронзили, искусно разрезав на части.
После, прожарив заботливо, все от огня удалили.
Автомедон пред гостями поставил в прекрасных корзинах
Хлеб на обеденный стол, а мясо делил сын Пелея.
И к приготовленным яствам простерли они свои руки.
После ж того как желанье питья и еды утолили,
Старец Приам Дарданид стал рассматривать сына Пелея,
Росту дивясь и красе: он во всем был похож на бессмертных.
В свой же черед и Ахилл с удивленьем рассматривал старца,
Кротким лицом восхищаясь и слушая мудрое слово.
А как насытились оба они созерцаньем друг друга,
Первое слово сказал престарелый Приам боговидный:
"Спать уложи нас теперь, о, владыка, питомец Зевеса,
Сном благодатным дозволь насладиться на ложе спокойном,
Ибо с тех пор как мой сын от руки твоей пал бездыханный,
Сном у меня не смыкались ни разу под веками очи.
Я вопиял неумолчно, снедаемый тысячью бедствий,
И посредине двора я лежал, распростертый во прахе.
Ныне впервые и пищи вкусил я, вином темнокрасным
Горло свое омочил, а все время еды не касался".
Молвил. Тогда Ахиллес мирмидонцам велит и рабыням
Вынести ложе под портик, настлать в изобилии тканей
Мягких, пурпурного цвета, окутать их сверху коврами
И положить одеяла густые, которыми можно укрыться.
С факелом ярким в руках прислужницы вышли из ставки
И торопливо постлали, как царь повелел, две постели.
К старцу Приаму, шутя, сын Пелея тогда обратился:
"Спи перед домом в сенях, сторожи нас, любезнейший старец,
Чтобы никто не вошел из ахейских советников славных, —
Часто в палатках моих они здесь заседают по праву.
Если увидит тебя кто-нибудь из них темною ночью,
Как бы он вдруг не донес Агамемнону, пастырю войска.
Выдача трупа тогда б задержалась на долгое время.
Только теперь мне поведай и все объяви без утайки:
В сколько намерен ты дней погребение Гектора кончить,
Чтоб воздержался я сам и войска удержал от сраженья"?
И, отвечая, сказал ему старец Приам боговидный:
"Если дозволишь исполнить обряд погребенья над сыном,
Этим поступком, Ахилл, мне окажешь великую милость.
Ведаешь сам, что мы заперты в Трое, что в лес за дровами
Путь предстоит нам далекий, — троянцы же страхом объяты.
Девять мы дней над ним будем в чертоге рыдать, на десятый
Труп предадим погребенью и пир для народа устроим.
В день вслед за этим воздвигнем обширный курган надмогильный,
А на двенадцатый будем сражаться, коль нужда заставит".
И, отвечая, сказал быстроногий Ахилл богоравный:
"Так все и будет, о, старец Приам Дарданид, как желаешь.
Я прекращаю войну на все время, как сам ты назначил".
Слово такое промолвив, за правую руку близь кисти
Старца берет Ахиллес, чтобы страх в его сердце разсеять.
Вскоре затем улеглись и заснули в сенях перед домом
Старец Приам и глашатай, исполнены мудрости оба.
Тотчас заснул и Ахилл в глубине своей крепкой палатки;
Рядом легла Бризеида, прекрасноланитная дева.
Прочие боги, равно как и мужи, бойцы с колесницы,
Спали спокойно всю ночь, укрощенные сном благодатным.
Лишь на Гермеса, подателя благ, сладкий сон не спускался.
Все он обдумывал в мыслях, как старца Приама владыку,
Тайно от стражи священной, обратно от флота доставить.
Стал он над ним в головах и такое сказал ему слово:
"Ты не предвидишь опасности, ежели можешь так долго
Спать средь враждебных мужей, полагаясь на слово Ахилла.
Ныне за плату большую ты выкупил мертвого сына,
А за тебя за живого твои сыновья остальные
Выкуп и втрое дадут, если царь Агамемнон узнает
О пребываньи твоем и другие узнают ахейцы".
Так он промолвил. Старик испугался и вестника будит.
Тут же Гермес стал впрягать лошадей быстроногих и мулов
И через лагерь погнал, — никто из ахеян не видел.
Вскоре они подоспели ко броду реки светлоструйной
Многопучинного Ксанфа, дитяти бессмертного Зевса.
Тотчас Гермес отлетел на пространный Олимп многоверхий.
В ризах шафранного цвета Заря рад землей распростерлась.
Старец Приам и глашатай с великим стенаньем и плачем
Гнали коней к Илиону, а мулы шли сзади с убитым.
Только никто из мужей или жен не увидел их раньше,
Чем золотой Афродите подобная видом Кассандра.
С выси Пергамской она увидала отца в колеснице,
Рядом с глашатаем, часто кричавшим на улицах Трои,
Дальше увидела мулов и труп, на носилках лежащий
Плачем она залилась и на весь Илион завопила:
"Мужи и женщины Трои! Спешите, чтоб Гектора видеть,
Вы, кто когда-то, ликуя, встречали его из сражений,
Ибо великой утехой для города был он и войска".
Так призывала она. И никто из троян и троянок
Дома тогда не остался, — всех страшная скорбь охватила.
Все устремились к воротам навстречу везущему тело.
А впереди перед всеми почтенная мать и супруга
Бросились к легкой повозке и обняли голову трупа
Волосы рвали они на себе, и кругом все рыдали.
Так бы они целый день до заката блестящего солнца,
Над мертвецом близ ворот проливали обильные слезы,
Если бы старец Приам с колесницы не крикнул народу:
"Вы расступитесь, друзья, и дозвольте проехать на мулах,
После насытитесь плачем, как тело домой привезу я".
Так он сказал и толпа расступилась перед колесницей.
Вскоре достигли они знаменитых чертогов Приама
И, положив мертвеца на прекрасное ложе резное,
Вкруг разместили певцов, запевал похоронных рыданий,
Песню певцы начинали, а женщины вторили плачем.
Раньше других белорукая плач подняла Андромаха,
Руки простерши на голову Гектора мужеубийцы:
"Рано, супруг, ты похищен у жизни, меня покидаешь
В царском чертоге вдовою, когда наш малютка так молод
К жизни рожденный от нас, злополучных, боюсь, не достигнет
Лет он цветущих: но раньше погибнет священная Троя.
Ибо погиб наш блюститель, хранивший твердыню троянцев
И защищавших их жен дорогих и детей малолетних.
Вскоре их в плен повезут на глубоких судах мореходных.
Буду и я между ними. И ты, наш малютка, со мною
В землю последуешь вражью, где ждет меня труд недостойный,
Где угождать поневоле жестокому буду владыке.
Или, за руку схватив, тебя с башни ахеец низринет,
Смерти жестоко подвергнет за то, что родитель твой Гектор
Брата убил у него, иль отца, или малого сына,
Ибо он многих данайцев заставил грызть землю зубами.
С ними неласков бывал твой отец среди сечи кровавой,
И оттого безутешно все плачут по нем в Илионе.
Гектор! Стенанья и скорбь причинил ты родителям нежным,
Мне же, несчастной, оставил бы больше печали, чем прочим.
С ложа ко мне на прощанье ты рук не простер, умирая,
Не завещал мне пред смертью разумного, доброго слова,
Чтобы я ночью и днем со слезами его вспоминала".
Так говорила, рыдая, и жены ей вторили плачем.
Следом за ней и Гекуба сказала печальное слово:
"Гектор, из всех сыновей душе наиболее милый!
Ты у меня и при жизни был дорог богам Олимпийским,
Ныне они о тебе позаботились даже о мертвом.
Прочих моих сыновей, взявши в плен, Ахиллес быстроногий
Продал в неволю к чужим, за пределы бесплодного моря,
И на Самос, и на Имбир, и на остров Лемнос неприступный.
Только тебя умертвил он широкоотточенной медью
И волочил вкруг могилы сраженного в битве тобою
Милого друга Патрокла, хоть не воскресил его этим.
Все же, нетронутый тленьем, как будто недавно убитый,
Ныне в чертоге лежишь, точно муж, кого Феб сребролукий,
Быстро настигнув, сразил безболезненной, тихой стрелою".
Так говорила в слезах, и немолчным все вторили плачем.
Третьей за ними Елена печальное слово сказала:
"Гектор, из деверей всех ты душе наиболее дорог
С самого дня, когда мужем мне стал Александр боговидный,
В Трою привезший меня, — о, зачем не погибла я раньше!
Вот уж двадцатый исполнился год с той поры, как, покинув
Отчую землю, сюда я пришла, и ни разу за все это время
Я от тебя не слыхала дурного, обидного слова.
Если ж другой кто-нибудь попрекал меня в этом чертоге,
Деверь ли или одна из золовок и гордых невесток
Или свекровь (только свекор был кроток со мной, как родитель), —
Ты останавливал их, убеждал их разумною речью,
Действовал кротостью сердца и полными ласки словами.
Вот отчего над тобой и собой, горемычная, плачу.
В Трое пространной теперь у меня не осталось другого
Кроткого друга, как ты. Я троянцам внушаю лишь ужас".
Так говорила в слезах, и народ ей стенаньями вторил.
Тою порою Приам обратился к народу со словом:
"Ныне троянцы ступайте и дров привезите в наш город.
Только не бойтесь в лесу многолюдной засады ахеян,
Ибо Ахилл обещал мне, от черных судов отпуская,
Не ополчаться, покуда двенадцатый день не настанет".
Молвил. Они же волов заложили в повозки и мулов
И торопливо собрались толпой пред воротами Трои.
Девять без отдыха дней дрова они в Трою возили
И на десятый лишь день, с появленьем зари светоносной,
Вынесли Гектора труп, проливая обильные слезы,
И, положив на верхушку костра, развели под ним пламя.
Чуть лишь из сумерек ранних заря розоперстая вышла,
Стал собираться народ у костра знаменитого мужа.
И, многолюдной толпою поспешно собравшись, троянцы
Весь погасили костер, заливая вином темнокрасным,
Все орошая, что только от силы огня сохранилось.
После того и дружина, и Гектора братья родные
Белые кости собрали, и слезы по лицам струились.
Вместе собравши, они в золотую их урну вложили
И покрывалом окутали мягким пурпурного цвета.
Урну с костями потом опустили в глубокую яму
И заложили могилу огромными камнями сверху.
После воздвигли курган, а лазутчики в поле сидели,
Глядя за тем, чтоб ахейцы не ринулись в битву до срока.
Насыпь воздвигнув средь поля, троянцы вернулися в город,
Снова там чинно собрались и сели за пир погребальный
В пышных чертогах Приама, взращенного Зевсом владыки.
Так они тризну свершали по Гекторе, славном вознице.